Официальный форум Веры Камши

Клуб любителей всяческих искусств => Наша проза => Тема начата: Артанис от 16 Апр, 2019, 21:09:25

Название: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 16 Апр, 2019, 21:09:25
Здравствуйте, мои дорогие читатели (я надеюсь, найдутся такие! ::)) :-* :-* :-*
Я начинаю новое произведение из цикла "Славянское фэнтези". Время действия - более чем через сто лет после "Северной легенды". Сюжет и герои... но их вы узнаете сами. ;)
Посвящается эру Зануде, благодаря которому я решилась воплотить эту идею. Огромное спасибо Вам за помощь! Надеюсь на дальнейшее сотрудничество. ;)

Глава 1. Пробуждение памяти
Сколько себя помнил, сколько начал себя сознавать, выбираясь из предрассветной младенческой поры к более ясному восприятию всего сущего вокруг, он вспоминал многое так, словно это уже было. Заново узнавал, как шелестит в поле мягкая зеленая трава, как цветет по весне душистая черемуха под окном покоев его матери, как воркуют на ветке сизые горлицы.
Однажды утром ранней весной, проснувшись от стука капели, бегущей с крыши, вдруг ясно понял: сейчас из-под снега появляются первые весенние цветы, белые с голубым, как льдинки, похожие на бубенцы на хрупких ножках. И точно: в тот же день их принесли из леса, точно такие, еще с капельками талой воды на нежных лепестках.  Их поставили в вазочке на стол, куда ребенок никак не мог дотянуться, но он усиленно старался добраться туда, цепляясь за ножки стола. Мать и ее свита смеялись, не понимая, почему ему так необходимо увидеть эти первые цветы, звенящие подснежные бубенчики. А он не мог им объяснить, что хочет лишь сравнить их, такие ли они, как ему припомнились. И уже готов был заплакать, но не плакал, а упрямо продолжал тянуться вверх. Наконец, няня, как будто догадавшись, наконец. подняла его на уровень стола, и он смог дотянуться и потрогать цветы. Только потрогать, не сминая хваткими пальцами, как игрушку, потому что как раз в этот миг в памяти прорезался голос женщины, такой близкий и бесконечно родной: "Не тронь их. Они живые". В этом голосе звучала и ласка, и осторожность, и материнская строгость, так что мальчик даже удивленно оглянулся: кто это сказал? Матушка? Няня? Но нет, они ничего не говорили, да и голос был не совсем их, а все-таки он ясно слышал его, это точно. И он внимательно рассматривал первоцветы. Да, они были точно такими, как привиделись-припомнились ему в утренней дреме, вот диво-то!
С тех пор все чаще бывало, что, знакомясь с чем-то новым, по разумению старших, он внезапно узнавал в новом давно и хорошо для себя знакомое. В памяти всплывал сам собой вкус парного молока, песня соловья и цвет шиповника. Увидев однажды из окна во дворе огромное животное с длинными ногами о единственном копыте, с сильным и стройным телом, покрытым лоснящейся рыжей шерстью, он сразу вспомнил его имя: конь. На таких конях ездят люди, и он когда-то, как будто, уже ездил раньше, и снова будет ездить, когда подрастет... Снова? А откуда он знает то, чего еще не бывало в его коротенькой жизни, только начинающей наполняться впечатлениями? Но ведь еще ни разу эта другая память его не подводила. Всякие раз его пробуждающиеся чувства подтверждали именно то, что раньше уже подсказывало воспоминание. Конь оставался конем, а цветы - цветами, и ласковые солнечные лучи летом согревали точно так же, как припоминалось ему: он лежал на травяном ковре под пологом из широколистых ветвей, и свет сквозь них лился мягкий, зелено-золотистый, а над ним склонилась та самая женщина, голос которой он, кажется, знал всегда. Вспомнил и лицо ее, и улыбку, и глаза, светло-голубые, как родниковая вода, под пушистыми русыми бровями, и белокурые волны ее волос. Она чем-то казалась ему похожей и на матушку, и на няню, и все-таки не была ни той, ни другой.
Так он постепенно входил в новый большой мир - не недоумевающим новичком в чужой стране, а скорее званым гостем, вернувшимся в край, где уже бывал прежде, и на каждом шагу с волнением узнает знакомые прежде приметы.
Однажды, уже трехлетним ребенком, живым и любознательным, бойко изъясняющимся не только на родном сварожском наречии, но и на языке родни по отцу - литтов, он увидел сон,  небывало яркий и четкий. Он стоял на огромной высоте, какой прежде и представить не мог; десять раз поставить друг на друга их яргородский дворец - и то не достанет. Он смело глядел вниз, на огромную массу воды. Бездонная, бескрайняя, она уходила в недоступную даль, за самый окоем, и казалось, что за ней больше ничего не может быть, только одна колышущаяся (дышащая!) масса воды. Она была ярко-синей, как небо, только гораздо темнее, и вдали на ней сверкали блики полуденного солнца. И эта могучая вода ни на миг не оставалась неподвижной. Она то и дело накатывала издали крупными волнами, набирающими высоту и разбег, приближалась и ударялась о берег, неся на гребне белую пену. Ударившись, откатывалась обратно, расплывалась тонкими струйками. Над ними с пронзительными воплями реяли белые птицы, ныряли в воду и взмывали вновь. Скала, на которой он стоял, гулко рокотала, когда об нее ударялись волны. Вдруг одна волна взметнулась особенно высоко, почти достав до ее края, ветер донес брызги воды, и он, слизнув их с губ, ойкнул от неожиданности. Вода оказалась соленой, совсем как слезы, что мальчику неприлично проливать, ну или как кровь, что течет, когда поранишься!
- Это море, сынок! - проговорил рядом мужской голос...
И он проснулся, но и после пробуждения представлял море так отчетливо, как будто взаправду побывал на той скале и увидел его во всей красе - синее, бескрайнее, бурное. "Море... - шептал он про себя, сбросив тонкое летнее покрывало. - Что такое море?.."
Следующий за этим день был ясный и солнечный, и мать, княгиня Данута, со своими подругами, женами бояр, и дворцовыми женщинами, поехали в лес за земляникой. Всем хотелось подышать свежим воздухом, погреться на солнышке после надоевшего зимнего заточения в четырех стенах. Получился целый выезд, поскольку были не те времена, когда княжеская жена или дочь могла запросто бегать одна по ягоды, как простая девчонка. Теперь не только вся женская половина дворца отправилась с нею, но и настоящая вооруженная охрана, на случай, если бы вдруг недобрые соседи - лугии заслали разведчиков так далеко, и те вздумали бы взять в заложники яргородскую княгиню с сыном. "И не спорь, без охраны ты никуда не поедешь", - сурово приказал жене князь Мажвидас, по-сварожски называемый Мстиславом.
Маленького княжича мать взяла с собой. В его жизни это было целое событие. Он выглядывал из возка, разглядывая проносившийся мимо лес, любовался рослыми всадниками на сильных конях, что скакали по обе стороны от княжеской повозки. Какие они все - и люди, и лошади, - были высокие, сильные, как от них пахло степным ветром, дымом и кожей! На воинах были надеты легкие кольчуги и шлемы, за плечами у каждого висел лук и колчан со стрелами, у седла приторочена метательная сулица, чтобы удобно было схватить рукой. Так когда-нибудь и он с ними поедет. К этому времени он уже знал, что княжеский сын, и, значит, в будущем поведет за собой этих воинов.
Но в этот день даже вид оборуженных витязей волновал мальчика не так сильно, как мог бы, потому что его с самого утра занимал другой вопрос. И он, наконец, улучил момент, чтобы спросить у матери. Когда женщины увлеклись сбором земляники, которой тем летом было особенно много, он сперва просто так ел сладкие спелые ягоды, горячие от солнца, счастливо смеясь про себя (ну конечно, он всегда прекрасно помнил вкус и аромат свежесобранной земляники, он был именно таким!) Потом, наевшись, подобрался к матери и стал помогать ей, бросая ягоды в ее корзину. Тут, на залитом солнцем пригорке, и спросил у нее о самом сокровенном:
- Матушка, а... море - какое оно?..
Княгиня Данута подняла голову, удивленно распахнула глаза - синие, как летнее небо, точно такие же, как у сына.
- Море? Откуда ты взял, Лютобор?
Будь он немножко старше, наверное, понял бы, что бесполезно спрашивать у матери, но тогда еще не приходило в голову, что родители могут чего-то не знать.
- Я не услышал. Я во сне увидел море, мама. Оно было синее-синее, бескрайнее, как небо, а волны бились...
Его путаную попытку облечь в слова свое чудесное видение прервал глубокий вздох матери. Она присела, подогнув ноги, возле своей корзины, и притянула сына к себе, поцеловала в нагретую солнцем золотисто-русую голову.
- Какой ты выдумщик у меня, Лютоборушко! Ну с чего тебе море пригрезилось? У нас в Яргородской земле и моря-то отродясь не бывало!
Он немного разочаровался: значит, это не у них! Но продолжал упрямо настаивать:
- А где есть море, матушка?
Она снова вздохнула и поправила на голове атласную рогатую кику, украшенную небольшим жемчужным венцом.
- Да почитай, что и нигде больше в Сварожьих Землях, сынок. Раньше были, говорят, а потом пришли чжалаиры проклятые, много людей истребили и поработили, многие земли у нас оторвали, чтобы на них лошадей пасти. Нет у нас больше морей. Разве что далекое Студеное на самой крайней Полунощи, где круглый год зима. Да еще у литтов, на родине твоего отца, есть Алатырьное море. Оно выносит на берег застывшие слезы солнца - алатыри, из которых выходят такие красивые украшения. Только оно совсем не синее - серое и холодное, над ним все время туман...
- Значит, я видел другое море! - мальчик не мог смириться, что ему приснился просто сон.
- Ну какое другое? - княгиня Данута в сердцах всплеснула руками. - Наверное, отец давеча вспоминал об Алатырьном море, вот оно и привиделось тебе. Так бывает.
Отец?.. На мгновение маленький Лютобор задумался. Во сне ему сказал мужской голос: "Это море, сынок". Но оно было синим и ярким, все искрилось под полуденными лучами, совсем не серым и туманным. И голос не был голосом его отца. Он говорил на наречии Сварожьих Земель чисто, без заунывного литтского произношения, как у князя Мстислава. Кого же он тогда видел во сне, и где был?.. Мальчик чувствовал, что об этом уже никого не спросишь: все эти мысли, слишком сложные для ребенка, едва укладывались у него в голове, в них было не разобраться, а уж высказать вслух подавно не сумел бы. И он промолчал, тихо продолжая помогать матери собирать землянику.
И к лучшему, как оказалось. Немного позже, когда полуденное солнце припекло сильнее, княгиня с подругами и их охрана стали обедать, постелив на траву пестротканые полотенца. Лютобор, набегавшись, улегся в тени, но не уснул, а только прикрыл глаза, как вдруг услышал голос матери:
- Только подумайте, подружки, как меня сегодня сыночек повеселил! Говорит, ему приснилось море! Вздумал мне с чего-то рассказывать, как оно выглядит, какие на нем синие волны!..
На рассказ княгини, прозвучавший тоном забавной шутки, тут же отозвались другие женщины. У кого были дети, тут же стали припоминать их проделки и первые детские словечки, по-матерински умиляясь сну Лютобора наравне со всем прочим.
- Это бывает с детьми. Вот мой Чеслав услышал, что в баснословных сказаниях все животные разговаривают, так всех кошек и собак замучил, пытаясь с ними поговорить. К коню в стойло забрался - может, тот говорящий? Конь косится, копытом бьет, а молчит, - проговорила подруга его матери, - боярыня Млава.
- А мой что учудил! - всплеснула руками другая боярыня, Желань. - Давеча я купила стеклянное зеркало у агайского купца. Сорок соболей за него отдала! А мой младший услышал, как в басне колдунья заворожила через зеркало княжну, да и вообразил, что это зеркало тоже заколдовано. Взял где-то палку, хотел его разбить. Если бы успел, не знаю, что бы сделала с негодником...
- Тут без толку наказывать. Просто дети, пока еще маленькие, плохо различают, где правда, где вымысел. Им кажется возможным все, что они услышат, или сами придумают, - заступилась третья женщина.
Княжеские подруги посмеялись, припомнив еще несколько случаев со своими детьми, поудивлялись выдумке княжича Лютобора. Шутка ли - вообразить море, которого не только он, младенец несмышленый, но и никто из яргородцев отродясь не видывал!..
- Какое богатое воображение у твоего сыночка, княгиня Данута Всеславна! Говорят, так бывает с детьми: им Боги позволяют видеть то, что взрослым не дано, -  умилялись иные из них, не подозревая, что маленький княжич не спит и все слышит.
А он, уткнувшись лицом в лесные травы, тихонько плакал, не оглядываясь на них. Ну почему, почему он рассказал маме о море - самую большую и важную тайну, что довелось узнать, а она позволила над ним смеяться, как над забавной игрушкой? Она думает - он маленький и ничего не понимает! Как бы не так! Эти взрослые сами ничего не понимают!..
Обычный ребенок, наверное, вскочил бы, подбежал к взрослым, разозлился бы и закричал, чтобы не смели так говорить о нем и его снах, может быть, попытался бы драться, не соизмеряя сил. Но Лютобор, княжич Яргородский, чувствовал, что заплачет в голос, если попробует заговорить, а плакать все-таки не пристало княжескому сыну. И еще одна мысль пришла как бы со стороны, совершенно взрослая, и все-таки зародилась в его голове: а что толку-то с ними спорить? Даже его мать не поняла, а прочие от его криков только больше станут его считать глупым ребенком...
Выплакавшись, он стал глядеть за тайной жизнью среди трав. Она оказалась такой богатой и интересной, что можно было наблюдать долго. Вот прыгнул зеленый кузнечик, и тут же затаился, превратившись в листик, не разглядеть. А вот побелевшая головка одуванчика. Он подул на нее, и легкий пух разлетелся во все стороны. Красный жучок с черными пятнышками приземлился на травинку и деловито пополз по ней. Наблюдая за ними, Лютобор совсем отвлекся от обиды на мать и ее подруг.
В тот день он получил первый урок: самым сокровенным следует делиться лишь с теми, кто точно правильно поймет. Но смысл урока был слишком серьезен, чтобы осознать ребенку, и окончательно он его усвоил много позднее.
Все еще лежа тихо, принимаемый за спящего, он услышал голос тетки Эгле. Она была литтой, родственницей его отца, и, как и он, говорила с протяжным выговором, сильно растягивая слова:
- Ты-ы слишшком потака-аешь своему-у сы-ыну, Дану--ута-а! Это недопустимо-о! О-он до-олжен вырасти-и княззем, а-а не-е изне-еженной деви-ицей! Че-ем носи-иться с его-о нелепыми-и выдумками-и, лучшше поскоре-ей избавить его-о от нихх! Для-я его-о жже польззы! Я-а поговорю с Мажвидасом, пуссть скорее посадит его на коня-я и-и приставит к нему-у наста-авника-а. А ты-ы, если хочешшь кого-то ба-алова-ать, заведи котенка-а.
Мать заспорила, утверждая, что Лютобор еще слишком мал для обучения ратному делу и наукам, но тетка Эгле повторила обещание рассказать князю. Так веселый летний день оказался омрачен и для матери, и для сына.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 17 Апр, 2019, 05:47:57
С почином, эреа Артанис!

Хорошее начало. Какой интересный мальчик! Жаль, немногие сумеют (и захотят) его понять.
Эгле... как королева ужей в сказке. Это, кажется, "ель" означает?

Вдруг подумала: а все люди уже жили когда-то, просто не помнят этого (в отличие от Лютобора) или есть и родившиеся впервые? А если сейчас (во времена Лютобора) все перерождаются, то какими были самые первые, у которых ещё не было прошлых жизней?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 17 Апр, 2019, 21:12:51
Огромное спасибо за внимание, эрэа Карса! :-* :-* :-*
С почином, эреа Артанис!

Хорошее начало. Какой интересный мальчик! Жаль, немногие сумеют (и захотят) его понять.
Эгле... как королева ужей в сказке. Это, кажется, "ель" означает?

Вдруг подумала: а все люди уже жили когда-то, просто не помнят этого (в отличие от Лютобора) или есть и родившиеся впервые? А если сейчас (во времена Лютобора) все перерождаются, то какими были самые первые, у которых ещё не было прошлых жизней?
Спасибо! :) Поглядим, как сложится впредь жизнь этого мальчика, и каким он станет.
Да, наверное, людям будет нелегко его понять. Но, может быть, это тоже сыграет в его судьбе свою роль. ::)

Имена порой - это только имена. Эта героиня никакого отношения ни к елям, ни к ужам не имеет точно.

Насчет других жизней - я так далеко не заглядывала. Наверное, поскольку человечество все-таки появилось на свет не вчера, большинство людей все-таки бывали уже на свете. Если только Высшим Силам с какой-либо целью понадобятся совершенно особенные личности, для которых и подходящей души не найдешь, возможно, будут созданы заново, по особой мерке. А самых первых людей, думаю, Боги научили всему, что им необходимо знать и уметь, так что отсутствие памяти им не мешало.

Рассказала ли тетка его отцу, как грозилась, или тот сам думал о том же, но только в тот же вечер князь Мстислав пришел к жене и сыну, на женскую половину дворца. Был он высокого роста, худощавый, с узким лицом, которое еще больше удлиняла узкая бородка клином, светло-русая, как и его волосы, прямо падавшие на плечи. Одет был по-домашнему: в легкой сорочке зеленого шелка, вышитой цветными узорами, в штанах тонкой замши, заправленных в зеленые сафьяновые остроносые сапоги. Он остановился возле украшенной цветными изразцами печки взглянул острыми зелеными глазами на мальчика, игравшего на полу с медвежьей шкурой. На всю жизнь Лютобор запомнил тот вечер.
- До-обрый вечерр тебе, сы-ын! - как обычно, врастяжку проговорил князь после того, как поздоровался с женой. - Да-ай-ка на тебя-я погляде-еть. О-о, да ты-ы ужже большшой выросс!
Лютобор, смело игравший с огромными медвежьими когтями, не боясь пораниться, поднялся и подошел к князю.
- Здравствуй, отец! Пусть Боги пошлют тебе добрый вечер и светлое утро! - пожелал он, как учили старшие.
Князю Мстиславу Алджимантасовичу, похоже, понравилось его пожелание, произнесенное совершенно четко, как подобало наследнику Яргородского княжества. Он положил обе руки на плечи сыну, одобрительно улыбнулся, ощупав их.
- На-астоя-ящим вои-ином растешшь! Хочешшь ли скоре-ей научиться скакать на-а коне-е, владе-еть мечом и-и метать стрелы-ы?
Хоть и мал еще был Лютобор, но с младенчества слышал вокруг себя, что ему предстоит непременно вырасти воином, и лучше судьбы помыслить не мог. Хоть и слабо представлял себе еще, что это значит, но стать поскорей похожим на могучих воителей, скачущих на сильных конях, каких видел сегодня, понятно, хотелось бы. И он весело подпрыгнул, ударяя пятками в пол.
- Очень хочу, отец! Я уже многое умею, и почти всегда побеждаю Чеслава, Ясеня, Радко и других мальчишек, когда играем вместе! Я скоро вырасту самым лучшим воином!
Вдруг он остановился и взглянул на мать, безмолвно сидевшую в кресле. А как же с ней будет, когда он станет воином? Хоть она и выдала его сегодня, но ведь это мама! Она, наверное, станет скучать, когда его не будет при ней...
Он уже хотел спросить, как же с ней, но тут княгиня Данута сама подала голос. Она поднялась с кресла и шагнула навстречу мужу, скрестив руки на груди.
- Мстислав, оставил бы ты его при мне еще хоть на год! Маленький он еще, чтобы учить его военному делу. Я изведусь без него, буду целыми днями думать, как он: не упал ли с коня, не простудился ли, не устал ли от воинских упражнений?
- Тьфу! За-амолчи-и, жена-а, са-ама-а же-е его сглаззишшь! - в сердцах сплюнул князь Мстислав. - Ты-ы ххоть понима-аешшь, что о-он - будущий княззь? Если его-о осставить держа-аться зза материнский подол, Яргород лугии проглотят, ка-ак галушку-у! Ты-ы ххоть представля-яешшь, что тогда бу-удет?
Княгиня поникла головой, проговорила скорбно:
- Я представляю. Ты не забыл, что у меня отец и два брата погибли от рук лугиев? Мне не хочется, чтобы сын раньше времени учился воевать.
Мстислав положил руку на плечо жене.
- Во-от потому-у он и-и до-олжен скорей научи-иться защища-ать себя и-и свои владе-ения-я! И-и не спорь! Я-я жже его-о не-е на съедение-е отдаю-ю! Гла-авное, чтобы вы-ырос мужжчиной, как подоба-ает вну-уку вели-икого княззя Алджимантаса! Е-если тебе-е дать во-олю, ты-ы из него сде-елаешь девчо-онку. Здесь он то-олько таска-ается за тобой хвостом, да-а выду-умыва-ает вся-якие небыли-ицы, каких на свете не-ет!..
Лютобор глядел со стороны за спором родителей, еще как следует не понимая, что к чему, но догадываясь, что речь идет о нем. Хотел уже спросить, как это мать сделает из него девчонку, но замер, услышав, как презрительно отец отозвался о его видении. И опять, как и на земляничной поляне, тугой комок подступил к горлу, и он замер, чтобы переждать, перетерпеть, не быть взаправду плаксивой девчонкой.
Княгиня Данута тяжело вздохнула: ясно, значит, Эгле все-таки донесла...
- Ты что, думаешь, это я ему морочу голову? Да он меня сегодня удивил больше, чем тебя, своим видением о море! Как бы я могла ему рассказать о том. чего сама никогда не видела? Что бы он ни выдумал или ему ни привиделось, это только его, и больше ничье.
Так они спорили, оба раздраженные, довольно громкими голосами, в присутствии сына, не задумываясь, что трехлетний ребенок может их понять. А он, меж тем, слушал их, растерянный и немного испуганный, но внимательный, как никогда прежде. Вторая память его молчала, не подсказывая ничего. В ней не было нужного ответа. Все это происходило сегодня в первый раз, и он запоминал накрепко.
- Приви-иделось, говоришшь? - князь Мстислав придвинулся боиже к жене, в его движениях появилось нечто хищное, угрожающее. - Для-я того-о я-я его и-и забира-аю у-у тебя, чтобы ему-у ничего тако-ого не ви-иделось впредь! В до-оме Алджимантаса никогда-а не-е было колдунов, и-и впредь не бу-удет! Меня-я жже бра-атья засмеют: еди-инственный сын - и-и растет годным лишшь морочить суеверных дураков!
Мальчик видел, как в лице матери, стоявшей у стола, где горели пять свечей в бронзовом подсвечнике, отразилось недоумение. Она испуганно распахнула глаза, как утром, когда он рассказал о море.
- О чем ты, Мстислав? Предвечное пламя с тобой! О каких еще колдунах ты говоришь? Никто из яргородских князей тоже отродясь колдовством не занимался!
- Яргородских-то да-а! Но я-я слы-ышшал, что одна-а изз твои-их пра-абабушек была-а из примо-орских княззей, а у-у нихх в пра-ародительница-ах была-а та-акая-я колдунья, ка-акой свет не ви-идыва-ал! - прошипел князь Мстислав.
- Я тоже что-то такое слышала, но именно что слышала из старых песен, что сказители поют! - торопливо заговорила Данута, стремясь смягчить гнев мужа. - Это вполне может быть басня, про княгиню Владу. Да и жила она больше трехсот лет назад, что там от нее могло передаться? Клянусь тебе своей жизнью: я ничего такого ему не рассказывала и не учила. Я сама понятия не имею ни о каком колдовстве! Он просто услышал о море, и ему приснилось, или он сам сочинил. Я в детстве придумывала себе сестричку, играла и говорила за нас двоих. У него это пройдет, он просто маленький еще, ты успеешь вырастить себе наследника, какой тебе нужен.
У мальчика, о присутствии которого родители совсем забыли в пылу ссоры, почему-то сладко замерло сердце при упоминании Влады Приморской. Он и сам не понял, отчего. Только в его памяти шевельнулся и мягко улегся на свое место в прочной кладке еще один камешек: конечно, это имя ему следовало знать. И Приморское княжество - раз Приморское, значит, лежит у моря, которое он видел!.. Вот это да! Было так интересно, что его даже не испугала ссора между родителями. А они, в свою очередь, видя тихо сидевшего в покоях ребенка, совсем не беспокоились, что ему не надо бы слушать их разговор.
Слушая их, Лютобор стал искать какое-нибудь занятие, хотя бы клубок ниток, что ли, сматывать, как делал, когда мама шила. Потянувшись за ними, остановил взгляд на подсвечнике, в котором горело пять толстых белых свечей. Были бронзовые рожки разной высоты: средний выше всех, по бокам - два пониже, и крайние самые низкие. И оттого пламя поднималось снизу вверх, точно костер, сливаясь вместе, такое яркое и светлое, что освещало покои целиком. Вот на это пламя и загляделся Лютобор, и уже не отводил от него глаз. Чтобы увидеть его целиком, поднялся на цыпочки и замер, как туго натянутая струна.
Там, в ярком золотистом пламени, была своя жизнь. По дороге, сворачивающей у четырех раскидистых лип, скакали всадники, совсем такие, как он видел сегодня, в кольчугах и шлемах, с мечами на поясе. У переднего из них на древке копья развевалось знамя Яргорода: могучий дуб, озаренным солнцем, на алом поле.
А навстречу им уж мчались из-за поворота другие всадники: в тяжелой броне, с коваными крыльями на шлемах. Впереди развевалось белое знамя с черным орлом.Увидев яргородцев, пришпорили коней, налетели ястребами, сшиблись, закипел жестокий бой. Золотистое мирное пламя окрасилось льющейся кровью. Бешено заржали кони, послышался боевой клич, крики и стоны, страшнее грома загремело, сталкиваясь, железо.
То ли сделалось огромным пламя свечей, чтобы вместить открывшееся видение, то ли фигуры в огне сделались совсем крошечными, - но только Лютобор видел их совершенно отчетливо. Онемев от удивления, он следил за битвой, открыв рот. Картины в огне были так отчетливы, что он, в конце концов, оглянулся на родителей - неужели они не слышат шум битвы? Но, едва он отвернулся, как чудесное видение пропало, будто не было, и вновь горел лишь ровный золотистый огонь свечей. А князь Мстислав с княгиней Данутой, стоя совсем рядом по другую сторону стола, спорили, чуть не крича друг на друга, и ничего не заметили.
То, что открылось в пламени, стало для Лютобора последней каплей. Он и вправду, как бывает с детьми, жил еще в полусказочном мире, не удивляясь ничего, что бы ни сбылось на свете. Но и чудо порой требует объяснений, и им отчаянно хочется поделиться с другими, ему тесно в одной-единственной груди, да и кто же заставит ребенка молчать о сокровенном, что не каждому взрослому под силу? И вот, маленький Лютобор подбежал к родителям, закричал с волнением и тревогой:
- Отец, матушка! Я сейчас видел... мне пламя свечей показало... на перекрестке, где растут четыре большие липы, наши воины с лугиями дрались! - знамя Лугийского королевства, недоброго соседа Яргородщины, было уже хорошо известно маленькому княжичу.
Его тонкий голосок прервал спорящих родителей на полуслове. Мать вдруг испуганно ахнула и шагнула вперед, словно хотела закрыть сына собой. Но князь Мстислав обошел ее и ухватил мальчика за плечо твердыми пальцами, так что тот чуть не взвыл.
- Во-от, полюбуйсся-я на-а него-о! О-он у-у тебя-я ужже и-и проро-очествуе-ет, подлое-е колдовское-е отро-одье? Не-ет, я вы-ыбью у не-его изз головы эту дря-янь, прежде чем начну-у его воспитывать ка-ак мужчи-ину!
Он ухватил сына за шиворот, как щенка, бросил животом на скамейку. Лютобор, с которым до сих пор еще ни разу так не обращались, теперь снова молчал, не от страха - от изумления. Он словно раздвоился - и тот второй, кем он тоже был, теперь сам растерялся, не веря, что это происходит взаправду. Рядом горько рыдала мать.
Но, прежде чем отец завернул ему сорочку на спину, в дверь постучали, и на пороге показался покрытый пылью воин.
- Государь, наш разъезд столкнулся с лугиями возле Четырех Лип!
Гонец так и не понял, почему князь вдруг презрительно усмехнулся, а потом заревел как зубр:
- Да-а зна-аю я ужже, зна-аю-ю! Нашло-ось кому-у предсказза-ать, не ина-аче вашш Чернобог награди-ил!
Снова поставив на ноги вовсе обомлевшего сына, подтолкнул его к матери, словно больше уже не смел касаться. И, как будто его не было здесь, требовательно сказал жене:
- За-автра отведе-ем его к жре-ецам, пуссть обуча-ают его свои-им навыка-ам. Если ты роди-ишь мне ещще сы-ына, он на-аследует Яргородское-е кня-яжество. Я-я сам воспита-аю его, едва-а начне-ет говори-ить, не позво-олю тебе-е его испортить! А этот будет жрецо-ом.
С этими словами князь Мстислав ушел, хлопнув дверью. А княгиня Данута еще долго сидела на полу и плакала, прижимая к себе сына и сдавливая ему плечи острыми холодными пальцами. У нее все время почему-то мерзли руки, даже летом.
На следующий день родители привели Лютобора, тщательно умытого и причесанного, в святилище Богов. Оно возвышалось на высоком холме, ближе к небу. Прежде святилища воздвигались под открытым небом, но с тех пор обычай изменился. Еще князь Данслав Яргородский, величайший из предков Лютобора, велел воздвигнуть на священном холме настоящий храм, да не какой-нибудь деревянный, а из белого камня, высокий и светлый, чтобы виден был издалека всякому, кто въезжает в город. Теперь изваяния Богов тоже были вырезаны из камня и стояли под сводом, расписанными мастерами как небо Ирия, покоящееся на ветвях Древа Жизни. Лютобор сразу узнал все изображения: Отца-Сварога Небо и Мать-Макошь Землю, сереброусого Перуна с железной секирой и Даждьбога на колеснице, с огненным щитом в руках, Велеса с золотой гривной на шее и светлую Ладу, убранную живыми цветами... Все они были искусно изваяны и раскрашены лучшими мастерами, украшены драгоценными каменьями и металлами, и стояли во вполне заслуживающей такого великолепия обстановке. Однако Лютобору почему-то стало жаль их. Стены храма хоть и были высоки и широки, все же не шли в сравнение с ширью, открывавшейся во все стороны со священного холма - от быстротекущей Искры до зеленых полей и дубравы, за которой восходит солнце.
И вдруг он осознал, еще не нынешним детским пониманием, но памятью кого-то, кто был до него: "Богам совсем ни к чему этот храм и его богатства. Они нужны людям, придумавшим их, чтобы похвалиться: вот, мол, я какой щедрый и благочестивый, и чтобы другие люди лучше их запомнили. Богам принадлежит целый мир, а их ограничивают четырьмя стенами и крышей". Так прозвучала бы эта мысль, если бы он решился и сумел ее высказать. Но он, наученный горьким опытом, чинно вошел между матерью и отцом под своды, освещенные кованым семисвечником, укрепленным под потолком.
И еще одна мысль пришла в голову, когда увидел пленных Богов: "Я не хочу здесь служить. Не хочу задыхаться в каменном храме вместе с этими изваяниями. Лучше быть воином, а не жрецом".
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 18 Апр, 2019, 05:29:50
Интересно, а как бы отреагировал Харальд, если бы у него родился сын с ведовскими способностями? Мстислав Яргородский даже не думает использовать необычный дар мальчика, а лишь злится, что тот "не такой". Ограниченный взгляд. Хотя, может быть, видит в этом скорее угрозу, чем помощь.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 18 Апр, 2019, 20:59:05
Спасибо Вам огромное, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Как хорошо, что хоть один-то читатель у меня есть...
Интересно, а как бы отреагировал Харальд, если бы у него родился сын с ведовскими способностями? Мстислав Яргородский даже не думает использовать необычный дар мальчика, а лишь злится, что тот "не такой". Ограниченный взгляд. Хотя, может быть, видит в этом скорее угрозу, чем помощь.
Боюсь, что Харальд бы такой подарок судьбы тоже не оценил. У викингов магия, кроме священных рун, тоже считалась недостойным мужчины делом.
Ну а кто знает, что может быть на уме у человека с необычными способностями? Мало ли... Тем более, кто его научит ими правильно распоряжаться?
Возможно и на пользу его дар обратить. Но посмотрим, кому и как это удастся. ::)

Глава 2. Начало долгого пути
Немного оглядевшись в храме, Лютобор повернул голову и увидел, как младшие жрецы ведут к алтарю быка, которого его родители пожертвовали для исполнения их просьбы. Стреноженный белый годовалый бык не мог вырваться, и лишь мотал головой, на которой повисли два человека, держа за рога. Они ввели животное на широкую каменную плиту, лежавшую у подножия статуй, и заставили лечь, высоко задрав бычью голову. Мычание гулко отдавалось от каменных стен, так что Лютобору хотелось зажать уши, но он не посмел, видят, что отец глядит на него.
Он видел, как из низкой двери храмовой пристройки вышел верховный жрец Даждьбога-Хорса - Чистомысл, облаченный в белоснежные одежды, с железным ножом, покрытым письменами, в руках. Маленький княжич прежде видел жреца только во время празднеств, и теперь впервые разглядел так близко. Позднее он понял, что Чистомысл в то время был не так уж стар: в темных с проседью волосах и большой бороде заметен был их настоящий цвет, а лицо и сильные смуглые руки почти не имели морщин. Но тогда жрец показался маленькому Лютобору древним и грозным старцем, древнее всех, кого видел прежде.
Точным, привычным движением жрец вонзил нож в горло быку, а затем подставил большую чашу под хлынувшую струю крови. Она била ключом, булькая и клокоча, пока не стихли последние содрогания животного. Лютобора затошнило от запаха крови, от жуткого красного ключа, что бил из перерезанного горла быка.
- Смотри-и! - прошипел отец у него над головой, сжав сыну руку.
Если бы Лютобор не увидел вчера в пламени свечи настоящую битву, где лилась человеческая кровь, может быть, он куда сильнее испугался бы вида бычьей крови. А теперь он сцепил зубы и ждал до конца - когда жрец полил кровью из чаши подножие каждой из статуй со словами посвящения. Затем тот вымыл окровавленный нож и руки, - один из храмовых служителей поливал ему водой из кувшина, - и обратился к просителям:
- Светлого дня тебе, князь Мажвидас Алджимантасович, и тебе, княгиня Данута Всеславна! С чем пришли вы к Даждьбогу, Подателю Благ?
Мать молчала, лишь снова скрестила руки на груди. Отец подтолкнул Лютобора перед собой, показывая жрецу.
- Во-от наш сы-ын, княжич Лютобор!  У него, ка-ажется, есть необычные спосо-обности: он видит во сне та-акое, чего не видел на-аяву. А-а вчера уви-идел в огне то, что происходи-ило далеко отсю-уда. Ребенку его во-возраста и зна-ать бы о тако-ом не полага-алось. Вот мы-ы с женой и реши-или: может бы-ыть, с таким да-аром лучше быть ему-у жрецом, чем князем?
"Не хочу быть жрецом! Не хочу!" - безмолвно закричал Лютобор, моля светоносного Даждьбога-Хорса, которого литты называли Сауле, услышать его самое горячее желание и внять ему.
Будто услышав его мысли, жрец Даждьбога внимательно взглянул на мальчика.
- Пойдем со мной. Я проверю твой дар.
Он взял мальчика за руку своей огромной ладонью, твердой, как доска, и повел к внутренней двери, откуда появился. Княгиня Данута шагнула было за ним, но Чистомысл поднял руку, останавливая ее.
- Не мешай ему! Здесь у него нет матери.
Лютобор шагнул за жрецом в слабо освещенное помещение. Он так волновался, что не разглядел толком окружающую обстановку, лишь заметил невысокий стол, как раз ему дотянуться. На столе стояло большое блюдо с круглыми пресными хлебцами. Мальчик как раз хотел спросить, зачем его сюда поставили, но верховный жрец указал ему рукой:
- Ты смотришь именно туда, куда нужно! Не прикасаясь к хлебцам, скажи: в каком из них спрятано кольцо?
Лишь на мгновение задумался Лютобор, глядя на разложенные хлебцы. Даже руки убрал за спину, чтобы как-нибудь ненароком их не коснуться. Но тут же поднял руку и ликующе вскрикнул, указав пальцем:
- Вот в этом!
Взяв указанный хлебец, Чистомысл хмыкнул - там и вправду лежало золотое кольцо. Поглядел на мальчика уже с некоторым интересом.
- Я тебе покажу три закрытых кувшина, а ты, не притронувшись, скажешь, в какой налита вода, в какой - молоко, в какой - мед.
Лютобор немного повеселел. Служить в храме ему по-прежнему не хотелось, но сейчас жрец как будто играл с ним, и мальчик расслабился.
Чистомысл открыл дверь в кладовую, где хранились съестные припасы, и показал три одинаковых кувшина на низкой полке. Спросил, не входя:
- Посветить тебе? - в кладовой действительно не горела даже лучина.
- Нет, - шепотом отозвался Лютобор, пробираясь между вбитых в деревянную стену полок, бочек и кадок со съестным, мешков с мукой. Совсем рядом прошуршала мышь, и он успел заметить скрывшийся под ларем длинный хвост.
- Ты что, видишь в темноте? - кажется, жрец удивился.
- Вижу, - сам Лютобор не знал, как это получается, и пока не думал, что другие люди так не умеют.
Подойдя к заветным кувшинам, он стал глядеть на них, не отводя глаз, пока все три не показались ему прозрачными, как зеркало, перед которым всегда одевалась мать. Теперь их стенки не могли скрыть от его взора свое содержимое.
- Вот здесь вода из родника, здесь утром надоенное молоко, а тут - густой мед с цветков агайского проса, - произнес он, не задумываясь, так, как ответ пришел в его голову.
Жрец немедленно открыл все три кувшина. Все так и оказалось.
- Ну что ж, княжич Лютобор... - проговорил он задумчиво. - А вот у меня к тебе последняя просьба. Я тут давеча обронил между половицами иголку, да не приметил, куда она упала. Может, ты ее разглядишь?
Мальчик несколько мгновений вглядывался в некрашеные доски на полу. Затем поднял голову, сердито взглянул на Чистомысла.
- Пошто меня морочишь, господине верховный жрец? Нет тут никакой иголки, и не было никогда!
Теперь, будь он немного старше, догадался бы, что жрец Даждьбога крайне изумлен, как, может быть, и не случалось прежде ему в жизни. Он даже отступил на шаг, разглядывая мальчика, и покачал нестриженой головой.
- А что, Лютобор Мстиславич, хочешь ли ты служить в храме? Увидишь и узнаешь много интересного, куда больше, чем то, что тебе снится и видится теперь.
Но даже обращение с отчеством, как ко взрослому, не могло склонить мальчика к храму. Не задумываясь, он встряхнул головой в крупных волнах ржаных волос:
- Не хочу! Воином быть лучше!
Чистомысл вздохнул и положил руку на плечо мальчику.
- Раз не хочешь, значит, не это назначили тебе Боги. Жаль, что не остался ты хоть немного поучиться здесь. Был бы ты старше - понял бы, что любое знание может пригодиться, где бы ты ни нашел его. Но, может быть, когда-нибудь впредь тебе и захочется со мной поговорить; тогда приходи, коли жив буду.
Ничего не ответил Лютобор, но в памяти отпечаталось приглашение жреца.
Чистомысл вывел его снова в освещенное помещение храма, где ждали его родители.
- Дар у вашего сына, несомненно, есть, - тихо сказал им верховный жрец. - Такого сильного дара мне еще не доводилось встречать. Ему не понадобилось даже пить зелий, усиливающих врожденные способности. А ведь он еще совсем мал, и я уверен, что с годами его дар станет лишь развиваться, а не угаснет, как бывает у некоторых. Но только это не тот дар, с которым идут в жрецы. Он не вложен ему от Богов.
Лютобор услышал, как его мать испуганно ахнула. Оглянувшись, увидел ее, бледную, прижавшую дрожащие руки к груди.
- Но если не Боги одарили его, то кто же? Неужели... другие силы, из Страны Кромешного Мрака?..
- Нет же! - усмехнулся жрец, очертив солнечный круг над головой мальчика. - Достаточно взглянуть на него, чтобы понять, что у него нет с ними никакой связи. Не бойся за сына, княгиня, этим только повредишь ему! Конечно, дар все равно исходит от Богов Земли и Неба, просто разными путями. Одних, предназначенных для жреческого служения, Боги могут им наделить для будущих свершений или в награду за их веру. А есть такие, как ваш сын - родившиеся со своим даром в сердце и в крови. И учить их так же бесполезно, как рыбу - плавать. Судьбу его сейчас пока никто не проследит: она далека и неосязаема, как полет диких гусей в поднебесье. Но только одно ясно - ему не годится быть жрецом.
Княгиня Данута не все поняла из его запутанных объяснений, но, уловив, что ее сыну не угрожают зловещие потусторонние силы, облегченно вздохнула и, обняв его сзади за плечи, прижала к себе. Князь Мстислав же прошептал что-то по-литтски, так что сын разобрал только: "...кровь колдунов..."
Затем, вежливо простившись с верховным жрецом, подозвал няню Лютобора - Малку, передал ей мальчика, и велел погулять с ним. Когда няня уводила его прочь, он еще успел расслышать разговор родителей, выходивших из храма.
- Что ты теперь хочешь для него? - тревожно поинтересовалась мать.
- Что я-а могу хоте-еть? - переспросил раздраженный князь Мстислав, сильнее обычного растягивая слова. - Пока-а что он - наш еди-инственный насле-едник. Если ты роди-ишь другого сы-ына, я постара-аюсь его воспита-ать ина-аче. А пока придется-я учить Лютобора, ка-ак будущего князя.
Потом Малка отвела его слишком далеко, и он уже не слышал родителей. Стало любопытно и чуть жутковато: как это его станут учить? Но радости было больше: слава светлоликому Хорсу, его не оставили в храме, он все-таки будет воином, как подобает княжескому сыну!
На другой день его снова повели в святилище. Но теперь уж не одни родители - с ними и вся княжеская дружина, все воины и бояре - исконные, яргородские, и литты, пришедшие с князем Мстиславом, и их семьи, а также дворцовая челядь и многие горожане, явившиеся поглядеть. Кому не хватило места в храме, столпились у распахнутых дверей, с любопытством заглядывая внутрь.
Место Чистомысла сегодня заступил другой жрец - Светлогор, приносящий требы Перуну, покровителю воинов. Он одним движением ножниц отрезал Лютобору нестриженые прежде волосы, оставив длиной до плеч. Возложил срезанное на алтарь и сжег под изваянием Перуна. Лютобор внимательно глядел в трещащее пламя, и ему увиделось, как мраморный суровый лик оживает, наливается теплом, как выражение плотно сжатых губ под серебряными усами немного смягчаются, могучая рука подымается, приветствуя нового воина.
- Радуйся, всегрозный Перун, сокрушитель нечисти! Как ты своей громовой секирой оберегаешь Небо и Землю от всякого зла, так и среди людского рода пусть вовеки пребудут витязи, не знающие страха, отважные защитники родной земли и правды Богов! Прими, господине, под сень своей секиры Лютобора свет Мстиславича, наследника князей яргородских и литтских. Сожги своей молнией его детство, посвяти в воины ради будущих подвигов и славы!
Огонь на алтаре сильно трещал, без остатка поглощая срезанные у него волосы. Какое-то мгновение Лютобор думал, что и впрямь сразу сделается взрослым, как отец. Но этого не произошло; и все-таки, он чувствовал, что-то важное в нем изменилось.
Потом в последний раз няне позволили одеть его в совсем новую одежду, по образцу одеяний взрослых людей: нарядные порты и кафтан поверх сорочки, плащ, новые сапожки. Затем отец сам повязал ему кожаный пояс с железной пряжкой, а на него - вот диво-то! - повесил маленький меч, как раз по руке Лютобору.
- Это тебе-е не игру-ушка, - промолвил князь Мстислав, нагнувшись к сыну. - Тебе приде-ется научиться этим владе-еть, и владеть хорошо-о.
После обряда его мать вместе с другими женщинами направилась к своему возку. Лютобор, путаясь в непривычной одежде, хотел по привычке побежать за ней, но отец повернул его в другую сторону.
- Куда-а же ты-ы?  Во-от куда надо смотре-еть!
Он показал сыну светло-гнедого коня, стоявшего рядом с его собственным серым. Не такой высокий, как княжеский конь, гнедой все-таки был очень высок для ребенка. Лютобор растерялся: как он взберется-то ему на спину?
- Не бо-ойся, это сми-ирный конь, - по-своему истолковал Мстислав сомнения сына. - На, угости-ка его я-аблоком, и подружи-ист с ним. Его зову-ут Верный.
Князь дал сыну большое краснобокое яблоко, от которого Лютобору немедленно захотелось откусить самому: утром он от волнения и не поел толком. Но нельзя: отец прав, для коня нельзя жалеть лучшего.
- Верный, - с придыханием прошептал он, касаясь гладкой, как атлас, лошадиной морды, меж тем как конь, наклонив голову, захрустел яблоком, позволяя себя гладить. Коснулся белой проточины на конском лбу, скользнул рукой по шелковистой гриве. - Верный! Мы будем с тобой друзьями, правда?
Конь, доев яблоко, слушал спокойно, внимательно поводя острыми ушами. И не возражал, когда князь посадил сына ему на спину.
- Мы пое-едем тихо, и ты ни-чего не бойся-а, - наставлял Мстислав. - Пово-одья возьми-и, но не натягивай, и ногами его по бока-ам не колоти-и. И не бойся упа-асть, я поеду ря-адом, и пойма-аю тебя, если что.
Но Лютобор и не думал бояться. Едва ощутив под собой могучее тело коня, стремительную мощь и силу, облаченную в лоснящуюся шкуру, его захлестнула огромная волна ликования. В памяти замелькало, как будто он когда-то давным-давно уже мчался вскачь вот на таких животных, и еще на других, куда крупнее и опаснее коня. Да-да, он носился по лесу на огромных зверях без всякого седла, да они и не потерпели бы седла и поводьев. Перед глазами меж тем, как проехал первые сажени верхом, мелькали скачущие могучие животные, то косматые, с длинными острыми рогами, то стройные, резвые, с целым ветвистым деревом на голове, а то - большие, мощные, и рога лопатами. Они мчались через лес, исполненные силы, и он тоже летел вместе с ними. Пожалуй, он мог бы и сейчас проехать на Верном не хуже, чем тогда, но зачем пугать отца и других людей? У него еще впереди довольно времени! И он ласково потрепал Верного за холку, и засмеялся.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 19 Апр, 2019, 08:08:05
Уж простите великодушно, эрэа Артанис, что только сейчас отписался! Причины на "моём конце провода", да и причинами не назвать - просто никак сообщение не набивалось, хучь тресни!
За посвящение спасибо, придётся соответствовать ожиданиям!  ;)
А Маждавис всё ж непонятен. Первенец же, да ещё и единственный на сей момент сын! А князь не ценит. Да и дар - Вещих Олегов что, не случилось в Вашем мире? Отношение к колдовству скорее христианское, ну может мусульманское. Но не для политеизма не совсем характерное, КМК. Да, что там дальше с княжеством Яргородским произошло - не в курсе, буду копать, но глубоко всяко не получится. Так что невелика будет от меня помощь, увы.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 19 Апр, 2019, 08:29:43
Необычных способностей можно, скажем так, опасаться, не будучи христианином или мусульманином. К колдунам, мне кажется, и у язычников отношение неоднозначное. Маждавис может быть просто приземлённым человеком, который видит в сыне-ведуне скорее опасность, чем преимущество. Или почитает магию недостойным занятием для князя. Если маги - отшельники где-то в лесу или жрецы в храме, это его устраивает. А в собственной семье колдун ему не нужен.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 19 Апр, 2019, 19:44:40
Огромное спасибо вам, дорогие эр Зануда, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Уж простите великодушно, эрэа Артанис, что только сейчас отписался! Причины на "моём конце провода", да и причинами не назвать - просто никак сообщение не набивалось, хучь тресни!
За посвящение спасибо, придётся соответствовать ожиданиям!  ;)
А Маждавис всё ж непонятен. Первенец же, да ещё и единственный на сей момент сын! А князь не ценит. Да и дар - Вещих Олегов что, не случилось в Вашем мире? Отношение к колдовству скорее христианское, ну может мусульманское. Но не для политеизма не совсем характерное, КМК. Да, что там дальше с княжеством Яргородским произошло - не в курсе, буду копать, но глубоко всяко не получится. Так что невелика будет от меня помощь, увы.
Вы уже огромную помощь мне оказали - без Вас я бы вряд ли решилась на исполнение этой задумки. :) Главное - по возможности не забывайте, и отвечайте хоть иногда, как идейный вдохновитель. :)
Вот как раз потому что единственный сын, он и тревожится - каким тот вырастет? Сумеет ли быть достойным наследником? Были бы еще сыновья, можно было бы одному из них позволить заниматься чем он захочет, а так, надежнее этого спустить с небес на землю. Впрочем, поглядим, как это отразится на дальнейшей жизни Лютобора. Говорят: что ни делается, все к лучшему...
Необычных способностей можно, скажем так, опасаться, не будучи христианином или мусульманином. К колдунам, мне кажется, и у язычников отношение неоднозначное. Маждавис может быть просто приземлённым человеком, который видит в сыне-ведуне скорее опасность, чем преимущество. Или почитает магию недостойным занятием для князя. Если маги - отшельники где-то в лесу или жрецы в храме, это его устраивает. А в собственной семье колдун ему не нужен.
Да, что к колдунам (вообще-то "ведун" и "колдун" - противоположные понятия, их смешение уже показатель неприязни) и язычники далеко не все доверяли, хоть и по иным мотивам, чем позднее, я тоже читала. Люди никогда не любили непохожих. Тем более - у себя дома. Не все же родители похожи на Ростислава с Владой.

На крыльце княжеского терема их встретила княгиня Данута. Увидев, как легко держится в седле ее сын, облегченно вздохнула. Когда Лютобора спустили наземь, мать крепко обняла его.
- Как проехал первый раз? Не боялся? - спросила тревожно.
- Испуга-ается! Упрямый, как подоба-ает потомку-у князя Алджимантаса, - сегодня в голосе Мстислава звучала неподдельная отцовская гордость. Снимая сына с седла, он ласково растрепал его остриженную голову, так что Лютобору показалось, будто вчерашняя гневная вспышка просто привиделась в очередном странном сне.
- Почему только потомку князя Алджимантаса? Яргородские князья всегда сами ловили и укрощали диких коней, не ведая страха, - с достоинством возразила мать, к тайной радости внимательно слушавшего мальчика. Вот бы рассказать маме о тех могучих животных, что привиделись ему, когда впервые сел на спину Верного!.. Но он быстро учился, и понял, что лучше о таком не говорить.
- Ну-у, это все равно, в кого-о он пойдет. Гла-авное, чтобы вы-ырос воин, - уступил князь Мстислав своей супруге, необыкновенно довольный сегодняшним днем.
Прежде чем уйти с крыльца во дворец, указал сыну на коней, которых уводили со двора слуги.
- Тебе приде-отся научиться са-амому ухаживать за коне-ом: объезжать его, корми-ить, чистить, купа-ать. Владеть боевы-ым конем - это не то-олько сверху на нем сиде-еть.
- Я знаю, отец, - неосторожно обмолвился Лютобор.
Благодушно настроенный в тот момент, отец не понял его.
- Зна-аешь? Откуда? Ни-чего ты покуда не знаешь, то-олько с за-автрашнего дня начнешь учиться. И уж тогда-а не хнычь, если придется туго! Вэдимас! - позвал он кого-то из своей свиты.
К нему подошел плотный коренастый боярин средних лет. Князь заговорил с ним по-литтски:
- Вот тебе, Вэдимас, новый ученик. Полагаюсь на твою науку. Обучи его всему, что потребно уметь воину, а заодно и наукам, сколько сам знаешь. Все-таки он пока мой наследник, а другого сына может и не быть. Учи, как будущего князя, и не жалей. Главное - вытряхнуть из его головы всю колдовскую чушь! Ведь, если бы не этот его проклятый дар, лучшего наследника и представить нельзя! Сильный, смышленый, а на коне как держится с первого раза! Я очень надеюсь, что ты мне его вернешь, Вэдимас.
- Я сделаю, как ты просишь, государь, - отвечал боярин Затем, оглянувшись на стоявшего поблизости мальчика, проговорил тише: - А может быть, зря ты опасаешься по поводу его дара? Ведь он может пойти на пользу. Если твой сын способен видеть будущее и то, что происходит далеко, мы сможем всегда быть готовы к новому вторжению лугийцев или еще какому случаю...
Но князь Мстислав и слышать ничего не хотел.
- Князю нужна мудрость, а воину - мужество, а не знание будущего! Чего бы мы добились, если бы перед каждым боем с нами оставались лишь те, кто получил благоприятные знамения? Не дело для мужчины - морочить чьи-то слабые души якобы тайными знаниями, как старуха-колдунья, водиться с нечистью и Подземным Миром. А пророки часто бывают безумными, что, может быть, и священно, но не та судьба, какую хоть один отец пожелает сыну.
Боярин кивнул, не возражая князю.
- Как тебе будет угодно, государь. Что сам знаю - постараюсь ему передать.
- Я на тебя надеюсь, - повторил Мстислав. И, уже на сварожском наречии, обратился к сыну: - Во-от, Лютобор, твой наста-авник, боярин Вэдимас. С за-автрашнего дня ты-ы будешь под его-о попечением.
- Сто лет жизни тебе, боярин! - вежливо пожелал княжич, глядя на сурового на вид бородатого человека, которого отец выбрал для него наставником.
"Вэдимас" - "тот, кто ведает, знает". Это имя было понятно без первода, почти одинаково звучало по-сварожски и по-литтски. Осмыслить, почему так, Лютобор еще не мог, и лишь много позднее задумался об этом совпадении. А тогда его просто поразило озарение, и по спине побежали мурашки, как будто он снова ненароком проник в некую важную тайну.
Его новы наставник усмехнулся в колючие, чуть тронутые сединой усы.
- Пойдем, княжич! Теперь и за столом будешь сидеть среди нас - взрослых мужей.
Говорил он на сварожском наречии куда чище князя Мстислава и других литтов, почти не растягивая слова. Положив руку на плечо мальчику, подтолкнул его к входу во дворец. Не взял за руку, как делали мать и няня Малка. И Лютобор осознал, что время ходить под руку со взрослыми для него миновало раз и навсегда.
Не то чтобы он так уж любил опеку женщин. В последнее время даже изрядно тяготился ею, они почему-то в самое неподходящее время мешали ему играть. Но вот теперь все изменилось раз и навсегда, и уже ничего не будет, как раньше. От этой мысли почему-то сжимало горло, и хотелось плакать куда сильнее, чем когда отец собирался его выпороть. Но он уже научился себя сдерживать, и послушно шел со своим наставником по крашеным половицам, по которым протянулись широкие полосы от солнечного света, падавшего из распахнутых окон.
Застолье было шумным и многолюдным, но княжич его почти не запомнил. Его посадили рядом с наставником, через пять мест от почетных кресел князя и княгини. Со своего места он видел мать: она грустно улыбнулась ему и помахала рукой. Он в ответ помахал ей, кое-как устроившись на слишком высокой для него скамье.
Стол ломился от яств. Тут были целые свиные туши, зажаренные на вертеле целиком, оленина и лосятина, и прочая лесная дичь. Затем настал черед птицы: жареные тетерева, гуси, утки, куропатки и перепела, а в середине стола - лебедь, завернутый в собственную кожу с белоснежными перьями, с таким изяществом, что жареная птица казалась живой. Но Лютобор, вздохнув, отвел глаза от белой птицы, которой вставили в глазницы кусочки алатыря. Ему стало жаль лебедя.
Был там и осетр длиной в человеческий рост, еще вчера царственно рассекавший тихие воды Искры. Его тоже подали во всем великолепии костяной брони, с длинными шипами на голове и на спине. Длинный узкий нос рыбины походил на пику. А уж обычной речной рыбы на княжеском пиру вовсе никто не считал. Равно как хлебов и пирогов с разнообразной начинкой. Их тоже изготовляли разных форм: в облике диковинных птиц, рыб, ящериц, кораблей и башен. Самый высокий пирог изготовили даже по образцу Яргородской крепости, стоящей на высоком холме над Искрой. Прямо жаль было такое чудо - пропеченное в меру, с румяной корочкой, промазанной яичным желтком до блеска, источающее дивный аромат. Но жаль - не жаль, а не пропадать же понапрасну творению искусных княжеских поваров. Всем хотелось убедиться, так же вкусен ли пирог, как и красив, и скоро от крепости остались одни крошки.
- Это на удачу! Если мы сами съели нашу крепость, больше уж никакая нечисть ее не найдет, чтобы предать врагу. Вот если бы ее съели лугии - тогда другое дело, - поспешно заявил боярин Богумир.
Хозяева и гости тоже охотно приняли удобное объяснение. И к чему им было сомневаться, когда стол ломился от яств, и хмельное питье лилось второй Искрой? Хоть издавна богатое Яргородское княжество и сильно поистощили распри с воинственными закатными соседями, лугиями и хунгарами, но верилось, что в союзе с набирающим силой Литтским великим княжеством, получится устоять. Недаром князь Мадвижас - Мстислав взял в жены яргородскую княжну Дануту, последнюю из их исконного рода, не дав обезглавить Яргородщину. А в случае опасности и его могущественные братья придут на помощь, железным лесом станут воедино, подопрут Яргород. Значит, можно верить в лучшее. Вот здесь, впервые за взрослым столом, сидит пока еще маленький княжич Лютобор Мстиславич - плоть от плоти древних яргородских князей, залог союза с могущественным соседом. В честь него сегодня гремит праздник!
- Да здравствует Яргородское княжество! Да здравствует княжич Лютобор Яргородский! Да узнают много лютых врагов его крепкую руку! Да запомнят его имя в Сварожьих Землях во веки веков!
Сам же виновник торжества вскоре заскучал в обществе взрослых. Все держались так, как будто его не было среди них: ели и пили, стучали драгоценной посудой, беседовали во весь голос и обменивались шутками. Положительно, это становилось скучным. Съев, сколько мог осилить, Лютобор стал глядеть, чем еще заняться. Но детей за столом, кроме него, не было, а от разговоров старших захотелось спать, несмотря на шум. Оглянулся на своего наставника - но тот обсуждал с другими боярами прошлогоднюю войну с лугиями и не глядел на него. Тогда Лютобор тихо сполз к краю скамейки, откинул голову на ее твердую деревянную спинку, и сразу уснул.
Ему снились звери. Много зверей, самых разных, о каких пока доводилось лишь слышать, но во сне он прекрасно знал их всех. На сей раз то были в основном хищники, настоящие, свирепые на вид, но он почему-то совсем не боялся их, как будто был для них своим. Могучая медведица лежала, подвернув когтистые лапы, так же смирно, как шкура в покоях его матери, меж тем как он без малейшего беспокойства лазил по ее широкой спине и выбирал репьи из косматой бурой шерсти. Волчица спокойно лежала, не ведя ухом, когда он у самых ее лап играл с ее волчатами, а неподалеку невозмутимо наблюдал за их возней и волк-отец. Свирепея рысь мурлыкала, как домашняя кошка, когда он чесал ей шею. Рыжий красавец-лис ласкался, как собака, касаясь его ног пушистым хвостом. Маленький, но хищный горностай улегся ему на плечо, и не подумав обнажить острые зубки. Да и никто из увиденных им зверей. Все они были совершенно свободны, он видел их в лесных логовах, в летнем солнечном лесу, и в золотом осеннем, и зимой, когда шел снег. И они играли с ним, не скаля острые клыки, прятали страшные когти. Вот диво-то!..
Проснулся все здесь же, за пиршественным столом, с чувством горького сожаления. Как хорошо было играть во сне с теплыми пушистыми зверями, без страха радоваться их дружбе!.. Этот сон был так реален, что он и сейчас продолжал чувствовать на себе шершавые языки волчат, косматую шерсть медведицы, дрожащее от мурлыканья горло рыси. Неужели это все только снилось ему? Но ведь он уже видел тайное, и сам жрец Чистомысл говорил, что у него есть дар! А если так, то, наверное, можно и дружить со зверями, которых все боятся. Там, во сне, он не приказывал им, как всадник приказывает коню, просто играл. И совсем уж туманные воспоминания приходили из-за грани всякой сознательной жизни: он, еще вовсе младенец, не умеющий говорить, лежит на лапе огромной медведицы и сосет ее молоко, а поблизости, на опуке, стоят мужчина и женщина, и без страха наблюдают за ним...
И его вдруг обуяла тоска по тому волшебному миру, такого близкому и бесконечно далекому от него настоящего. Сделалось так скучно и одиноко, что ему на миг показалось, будто он умирает. А затем пришло решение - сейчас же проверить, правду ли гласят его сны.
Волков и медведей в княжеском дворце, конечно, не водилось. Зато отцовская любимая охотничья сука Найда ощенилась давеча. Князь ценил за добычливость эту огромную кабанью гончую, в одиночку берущую двухгодовалого вепря. Но и свирепее Найды было не найти собаки. А уж когда у нее щенки, даже кормивший ее псарь проталкивал ей миску с едой с помощью длинной палки: ближе было не подойти!
"Ну что ж, если мой сон правдив, то не страшнее же она волка и медведя. А если нет - пусть заест, я все равно не смогу иначе".
Лютобор огляделся по сторонам. Женщин за столом уже не было, а мужчины не глядели на него. Его наставник куда-то вышел. Лучше момента, чтобы ускользнуть, не найти! Он совсем сполз  под свисавшую со стола скатерть, вышитую красными кочетами, и выбрался с другой стороны, у самой открытой двери.
На псарне, лежащей в дальнем дворе, сейчас не было людей. Это ему как раз на руку. Сидевшие на цепях псы завиляли хвостами, хорошо зная княжича. Но ему сейчас не они были нужны. Тз самой большой будки, куда мог бы улечься человек, донесся яростный рык. Оттуда высунулась черно-подпалая острая морда, оскалила крепкие клыки. Рык сделался еще более низким, горловым, - последняя угроза разъяренной самки-матери. Услышав его сейчас, попятился бы и матерый волк.
Но Лютобор без колебаний подошел к ней и сел на корточки у самой будки, так что глаза его оказались на одном уровне с глазами собаки. В будке было темно, но он сразу разглядел копошившихся у живота матери щенков: серых, коричневых и черно-подпалых, как мать. Сложив руки на коленях, он заговорил ровным голосом, без дрожи, но и без заискивания:
- Здравствуй, Найда! Мир тебе и твоим детям. Пусть Велес, Скотий Бог, пошлет им быстрые лапы и острое чутье, крепкие зубы и хорошую добычу. Я не буду твоих детей трогать, если ты не велишь, не буду вас беспокоить. Пусть питаются, силу набирают. Видишь, я с вами говорю. В гости к вам пришел, ежели позволишь.
И, пока он говорил, в глазах свирепой суки утихали злые огоньки, из горла уже не рвался яростный рык, прижатые уши легли обычно. Подумав еще минуту, она подалась вперед, к бесстрашно подставившемуся Лютобору, и лизнула его широким горячим языком в лицо и шею, как облизывал своих щенков.
Несколько минут спустя князь Мстислав с боярином Вэдимасом обнаружили Лютобора сладко спящим, склонивши голову на шею огромной собаке, преспокойно кормившей щенков. Увидев их, князь отчаянно и бессильно всплеснул руками.
- Колдовство-о! Недаром говоря-ат: соба-аки никогда-а не трогают колдунов!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 20 Апр, 2019, 20:33:23
Глава 3. Обучение
Следующие несколько лет Лютобор усиленно обучался под руководством боярина Вэдимаса всему, что следовало уметь воину. Некоторые из новых обязанностей давались с трудом, другие же как будто давались сами собой, словно он всегда знал, что так и нужно.
Например, конь. И отец, и Вэдимас ему говорили, что боевой конь - честь и слава воина, а потому о нем надлежит заботиться, как о себе самом, чтобы всегда мог служить безотказно. "Тот не воин, кто не умеет беречь коня". И это Лютобору было внятно всегда. Его учили выбирать корм для Верного, потому что одной травой не выкормишь хорошего скакуна, нужно и зерно. Сам насыпая ему овес в ямки, княжич непременно угощал Верного еще чем-нибудь, вроде яблока, горстки изюма или орехов, или подсоленной корочки хлеба. Он запомнил также, что после скачки следует поводить коня шагом, чтобы дать ему остыть, и ни в коем случае не давать воды разгоряченному животному. Бывало, наставник посылал воспитанника в конюшню на целый день, и наследник Яргородского княжества учился заботиться о конях, как простой мальчишка. Когда подрос достаточно, ему показали, как чистить коня скребницей, следить за копытами.
- Конечно, когда ты станешь взрослым, обихаживать коня будут за тебя конюхи, - пояснял воспитаннику Вэдимас. - Но и тебе следует знать, в каком состоянии конь, правильно ли за ним ухаживают. Ведь от коня может зависеть твоя жизнь!
Все это Лютобор выполнял, не прекословя, не то чтобы задумываясь тогда о грядущих войнах. Прежде всего ему нравилось общество лошадей - прекрасных, могучих и стремительных животных, способных стремительно мчаться до самого окоема, где встречаются земля и небо. Он готов был вытерпеть что угодно, лишь бы можно было, наконец, оседлать Верного и насладиться стремительным бегом, почти полетом. Того и гляди, оторвет от земли все четыре ноги и взмоет под облака, точно крылатые кони Стрибога!..
Зато и Верный скоро приучился приветствовать ласковым ржанием своего маленького хозяина. Он спокойно стоял, когда тот поводил скребницей по его бокам, словно понимая, что у мальчика пока маловато сил и умения. Шел всегда ровной рысью, не пускаясь в тряский галоп. А, чтобы Лютобору легче было забираться ему на спину, Верный ложился наземь, не вынуждая мальчика карабкаться или просить других о помощи.
Даже его наставник удивлялся, насколько послушен ему конь.
- Никогда такого не видел! Твоему Верному родиться бы псом, а не конем. И как это тебе удалось так быстро его приучить?
Лютобор пожимал плечами и молчал, не зная, как объяснить. Он вовсе не старался нарочно чему-то учить Верного. Тот сам понимал, чего он ждет от него.
Зато самого княжича следующие несколько лет гоняли, как необъезженного жеребенка. Чтобы стать воином, нужно было уметь еще многое. Владеть оружием и заботиться о нем, например. Сперва Вэдимас поручал Лютобору смазывать жиром лезвия мечей в оружейной кладовой, чистить от ржавчины старые щиты. Это требовало большого терпения, и заодно приучало княжича к виду оружия. Затем уже боярин показал ученику точильный камень и научил, как точить меч, что подарил ему отец. Еще позже, когда руки у Лютобора стали достаточно сильными и умелыми, его научили вырезать стрелы, прилаживать к ним перья и наконечники, для боя и для охоты. Показали и оружейные мастерские, где кузнецы ковали сверкающие мечи,  вязали брони из стальных колец, обивали железом прочные деревянные щиты. Но то все было позже, когда он успел подрасти. А первые дни, полные нудной работы, были для Лютобора очень тяжелы. От блеска мечей и кольчуг рябило в глазах, ныли усталые руки. Он-то думал, что его сразу станут учить сражаться. Но прошло несколько месяцев, прежде чем боярин Вэдимас счел, что его ученик достаточно для этого окреп.
Хоть наставник и щадил мальчика, понимая, что тот еще мал, все же Лютобору приходилось трудно. Массивный и неуклюжий с виду, Вэдимас преображался, взяв в руки хотя бы только палку вместо настоящего оружия. Он становился необыкновенно ловким и внимательным, замечал одновременно все, что делалось в его поле зрения.
- Так, держи немного выше, но не стискивай: клинок должен двигаться! Выше! И не маши так, это тебе не бабье веретено. Ну, теперь вперед! Нападай, и не жмурь глаза! Что ж ты делаешь? Левее... Подними!..
И маленький княжич, у которого болели от напряжения онемевшие руки, сглатывал тугой комок в горле и в очередной раз шел поднимать с земли выбитый меч. Одно только и было хорошо - он всегда знал, куда тот падает, и в самой густой траве не приходилось его отыскивать. Прошло много времени, прежде чем ему впервые удалось уклониться от удара наставника и удержать меч дрожащими от усталости руками.
Не легче была и стрельба из лука. Вэдимас дал ему маленький лук, посильный детским рукам, но тетива все равно была такой тугой, что еле-еле хватало сил натянуть ее, да еще в это время вложить стрелу. Даже сквозь кожаные перчатки больно резала туго свитая вощеная тетива. Нежные детские ладони сразу грубели, покрывались мозолями, не успев вырасти. А однажды натянутая тетива лопнула и со свистом рассекла воздух рядом с его лицом. Лютобор в последний миг успел отвернуть голову, будто его кто толкнул, и оборвавшаяся веревка на два пальца разминулась с его щекой. Он даже не успел испугаться. А вот Вэдимас, наблюдавший за стрельбой, подскочил и одной рукой облапил мальчика, проверяя, с ужасом разглядывая, что с ним, а другой поднял поврежденный лук.
- Ты цел? Не поранился? Слава Перкунасу... Все случилось так быстро, что я не понял... Если б ты не уклони-ился, ходить бы-ы тебе без гла-аза! - в голосе наставника прорезался от волнения литтский говор, почти не заметный обычно.
Затем, убедившись, что княжич не пострадал, боярин произнес уже совсем другим тоном, показав на крючок, с которого сорвалась тетива:
- Не закрепил! Если бы покалечился, сам был бы виноват.
И этот урок Лютобору тоже предстояло запомнить.
С тех пор, как началось его обучение, вся его жизнь вправду изменилась навсегда. Даже виделся он теперь со своими родителями редко, потому что жил подолгу не в городе, а в поместье возле села Березового. Там, среди бескрайних полей, зеленых и золотых летом и укрытых снежным одеялом весной, шло его обучение воинским и княжеским навыкам. Князь Мстислав иногда заезжал повидать сына, но мать Лютобор не видел подолгу, лишь когда бывал вместе с наставником в Яргороде. Разве только во сне, когда отчаянная детская тоска давала пищу невероятным мечтаниям, и лицо матери, ее образ сливался с другой женщиной, которую он во сне называл матерью. Так что порой он сомневался: какие все-таки глаза у его мамы - ярко-синие, как у него, или светло-голубые, точно вода в роднике? А у кого из них есть маленькая родинка в уголке рта, как горчичное зернышко - у княгини Дануты или у женщины из снов?
Зато, когда он уже проучился у боярина Вэдимаса больше двух лет, у княжича появились товарищи. Его сверстникам, мальчикам из боярских семей, тоже пришла пора сесть на коня и посвятить волосы Перуну. Их родители не так спешили, дав время сыновьям окрепнуть в неге родительского дома, но долго прохлаждаться им тоже не позволили. Им разрешили воспитываться вместе с княжеским наследником, и таким образом они вместе оказались в Березовом. Лютобор был рад увидеть своих прежних приятелей: серьезного крепыша Чеслава, белокурого стройного Ясеня, Радко, которого дразнили девчонкой за неумение драться, и рыжих кудрявых близнецов Велемира и Велегнева. Встретившись с ними, княжеский сын обнаружил, что перерос их всех, хоть и они, конечно, изменились, и в дружеской потасовке легко одержал верх.
Теперь уже боярину Вэдимасу приходилось обучать целый выводок мальчишек. Порой он ворчал, что зря согласился быть их наставником, однако продолжал службу. В знатных семьях неспроста поручалось воспитывать мальчиков не родителям и близкой родне, а наставнику со стороны, чтобы учил без пристрастия и не делал поблажки.
А потому новым ученикам поначалу приходилось еще труднее, чем Лютобору в первые дни. По крайней мере, ему так казалось: насчет себя княжич был уверен, что не выглядел никогда таким измученным и унылым, как они. Другие мальчики же в первые дни после занятий едва успевали доплестись до постелей, как сразу засыпали от усталости. Ночевали все в одной спальне, и иногда Лютобор слышал по ночам, как они стонут.
Особенно ему было жаль Радко, самого слабого из них шестерых. Тот и по дому тосковал больше всех, и уставал сильнее других. Иногда, проснувшись ночью, можно было расслышать с его постели сдавленные всхлипывания. Однажды, разбуженный таким образом, Лютобор подошел к нему босиком и остановился у изголовья. Разглядел сквозь темноту мокрые ресницы Радко, его бледное страдальческое лицо. Тронув за плечо, чтобы успокоить, почувствовал под рукой его напряженные, сведенные судорогой мышцы, точно перекрученные веревки.
Что ему делать - это пришло само собой, гораздо проще, чем воинские навыки, словно всегда дремало в его памяти. Он провел ладонями над телом ничего не понимающего Радко, потом отряхнул руки. будто к ним прилипло что-то неприятное.
- Уходи, боль, провались в Кромешную Страну, не привязывайся вновь ни летом, ни зимой, ни днем и ни ночью!
Не отдавая себе отчета, почему произнес именно эти слова, он почувствовал, как из головы, из сердца, из рук подымается горячая волна и струится с кончиков пальцев. Еще до того, как она окончательно перелилась от него к Радко, он понял, что это действует, и почувствовал гордость собой. Увидел, что Радко расслабился и сразу уснул.
Чуть приоткрывшись, скрипнула дверь, и показался огонек свечи. Лютобор, так же босиком, вышел из спальни. Еще прежде, чем увидел, догадался, что встретит там своего наставника.
- Применяешь все-таки свой дар? - спросил Вэдимас, казалось, не очень-то удивившись.
Невозмутимо, как взрослый, княжич снизу вверх поглядел в глаза боярину.
- Выходит, применяю. Ну и что? Разве от этого хуже кому-нибудь?
Вэдимас тихо вздохнул в темноте.
- Да нет, конечно - если его всегда применять лишь для помощи другим. Я никогда не считал твой дар опасным. Но не забывай, что для тебя это - не главное. У твоих родителей все еще нет других детей, и очень может быть, что тебе доведется быть яргородским князем. А у князя главное дело - не выпускать меча из рук. Давеча лугии оттяпали у нас Туров. Твой отец собирает войска для ответа им. Вот в чем обязанности княжеские.
Лютобор принял к сведению его слова, но решил, что его хватит и на то, и на другое.
Наутро, когда одевались и заправляли постели, маленький Радко подошел и украдкой ткнулся лбом в плечо княжичу, который был выше его почти на голову.
- Это ты меня лечил ночью, да? Своим даром? - спросил на ухо.
- Да, - так же тихо ответил Лютобор. - А что, ты почувствовал что-нибудь?
- Ну, мне стало так тепло и приятно, и руки сразу перестали болеть. И сейчас совсем не болят, - он пошевелил руками, как будто опасался, что их ненароком подменили. - Я... всегда буду тебе благодарен, княжич! Верь, у тебя не будет слуги верней меня.
С той поры Радко ходил хвостиком за Лютобором и слушался его во всем.
То ли после ночной беседы, то ли просто пришло время, но только Вэдимас начал обучать своих воспитанников и наукам. Неспроста князь Мстислав выбрал именно его в наставники своему сыну: Вэдимас многое знал, путешествовал в молодости, и знаком был с языками и обычаями многих народов, окружавших Сварожьи Земли. Впрочем, начал он с навыков попроще: усадив учеников рядком за стол, прежде всего взялся их учить грамоте и счету, внимательно следя, как выводят они гусиными перьями в чернилах первые корявые знаки на берестяных свитках.
Чтение и письмо Лютобору давалось легко. Не то что непоседливым близнецам, к примеру, для которых науки были тяжелей воинской подготовки - неусидчивые мальчишки просто не могли долгое время проводить тихо, вертелись и толкались, и оказывались перемазаны чернилами, как поросята. Да и другие к концу уроков начинали зевать. Но Лютобору было по-настоящему интересно, особенно когда наставник рассказывал о прежних временах Сварожьих Земель и других краев, о былых войнах и подвигах, о Богах и героях разных стран. Стремясь узнать еще больше, Лютобор сам, как только выучился бегло читать, прочел все книги, что нашлись в Березовом, но этого ему не хватало. И часто он приходил к Вэдимасу на урок и один, расспрашивая о том, что других мальчиков не интересовало.
Оказалось, что литты - родичи его отца, были пришлыми в Яргородской земле! Когда-то Яргородщина была лишь полуденно-закатной окраиной обширных Сварожьих Земель, и здесь правил сильный и властный княжеский род, потомки Бронислава Великого. Но потом с восходного края земли напал страшный враг - чжалаирская Орда, рассекла на части Сварожьи Земли, разорила, обезлюдила, обескровила на долгие годы. Срединные княжества - Брониславль, Змеев, Волчанов, Азань, Медведица и многие другие, до сих пор платят дань чжалаирам и страдают от их набегов. Яргороду тогда повезло больше, чем многим другим, он устоял против проклятых и в одиночестве. Но зато против него поднялись закатные соседи - лугии. Более ста лет назад великий князь Данслав Яргородский заключил с ними союз против чжалаиров и позволил лугиям строить крепости на яргородской границе. Но союза против Орды так и не получилось, зато спесивые лугии сами превратились во врага, и с тех пор не оставляют попыток поглотить Яргородское княжество. В борьбе с ними погибло много храбрых воинов, почти начисто истреблен был и исконный княжеский род. Уже давно пал бы Яргород, если бы не поддержало его могущественное Литтское княжество. Один из сыновей ныне покойного великого князя Алджимантаса - Мадвижас или Мстислав, взял в жены последнюю яргородскую княжну, Дануту Всеславну. От этого брака и родился он, Лютобор, продолжатель знаменитого рода. Для того и дали ему грозное имя, в надежде, что именно ему суждено в будущем победить раз и навсегда лютого врага - недобрых соседей.
Княжич слушал историю своей семьи, затаив дыхание, куда внимательней, чем все баснословные сказания. То, что раньше он слышал лишь из случайных обрывков чужих фраз, теперь составляло целую картину, повествующую о трудной и героической борьбе многих поколений яргородских людей.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 21 Апр, 2019, 16:15:04
Интересно. Лютобор явно выдающийся человек, и не только из-за дара. Но вот что любопытно: неужели в череде перерождений, частью которой он является, не было воинов? Ведь именно воинское искусство даётся ему сложнее всего, словно он учится этому впервые.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 21 Апр, 2019, 19:23:33
Спасибо Вам, дорогая эрэа Карса! :-* :-* :-*
Интересно. Лютобор явно выдающийся человек, и не только из-за дара. Но вот что любопытно: неужели в череде перерождений, частью которой он является, не было воинов? Ведь именно воинское искусство даётся ему сложнее всего, словно он учится этому впервые.
Какие его годы, научится еще всему, что нужно знать! Не все же за один день.
Возможно для тех, кем он был раньше, умение сражаться не было настолько необходимо, они могли обойтись и без того. Но посмотрим, как Лютобору его дар пригодится, в том числе, и в воинском искусстве. :)

Спросил, пытаясь осмыслить, как вышло нынешнее бедственное положение Яргородщины:
- Почему же князь Данслав положился на дружбу лугиев, позволил им укрепиться на наших границах? Знал ведь, что от них нечего желать добра?
Боярин Вэдимас отвечал ему задумчиво и осторожно, как взрослому:
- Время тогда было такое темное и кромешное, что дня не отличить от ночи. Чжалаиры под себя подмяли почти все Сварожьи Земли, уже пали Дедославль, Червлянск... Лугии тогда были хоть и противником, но давно известным. И к тому же родичи, почитают почти тех же Богов, что сварожане, и говорят понятно, хоть и по-другому. Можно было надеяться, что перед общим страшным врагом удастся объединиться. Не удалось... Выбор князя Данслава, кажется, стал роковым для Яргорода. В Средних княжествах Святослав Храбрый выбрал иное: покорно склонился перед чжалаирами, платил им дань, какую укажут...
- Кто же из них был прав? - спросил Лютобор, немного поразмыслив.
- А вот на это тебе только Боги ответят! Не дай Отец-Небо никому делать выбор в таких обстоятельствах, все равно что между топором и веревкой, - произнес его наставник.
Лютобор попытался представить, что выбрал бы он сам в тех обстоятельствах. Никогда прежде он не задумывался, что быть князем - значит в одиночку нести на себе судьбу своего народа, подобно древнему агайскому велету Атланту. Неимоверно трудно пришлось бы такому человеку, хотя бы его имя потом прославилось в веках, и лучше не бывать на его месте.
Расспрашивал он и о тех владениях, что еще принадлежали Сварожьим Землям, хоть и повиновались могущественной Орде. С каким-то пока не вполне ясным любопытством прислушивался к их названиям: Брониславль, Змеев, Медведица, Влесославль. В этих именнах чудилось ему нечто важное и как будто издавна знакомое. Когда Вэдимас рассказывал о них, Лютобор чувствовал запах тающего снега, запах гари, крови и дыма, плывущего над верхушками деревьев. Казалось, вот-вот - и откроется перед ним очередная тайна. Но она покуда спала, дожидаясь своего часа, а перед ним широким полотном разворачивалась вся история Сварожьих Земель.
Когда Вэдимас принес ученикам большой чертеж, где отмечены были границы до чжалаирского нашествия и после, Лютобор изучал его внимательней всех, и скоро мог, не заглядывая в пергамент, воспроизвести в памяти весь чертеж, указать каждый город. Он сразу заметил, как сильно сократились границы: едва ли не больше половины Сварожьих Земель были отрезаны роковой красной чертой.
Среди них мальчик с волнением увидел и Приморское княжество, лежавшее некогда на берегу Полуденного моря. Вот он - его младенческий сон о синем море, блистающем на солнце! Этот сон все-таки оказался вещим! Сердце у княжича горячо забилось, когда он узнал, что по материнской линии происходит и от приморских князей Ростиславичей.
- Когда чжалаиры захватили Приморье, почти весь княжеский род был истреблен, спаслись лишь совсем юные брат и сестра - княжич Яросвет и княжна Дана. Яросвет позднее служил великому князю Святославу Храброму. А Дана стала женой Радомира, сына Данслава Яргородского. И, таким образом, через нее дожил до наших дней волшебный дар княгини Влады. Она была самой могущественной ведуньей в Сварожьих Землях.
- Ведуньей! А отец говорит: колдуньей, - невесело усмехнулся Лютобор.
- Ты своего отца тоже должен постараться понять: ты его единственный сын, он боялся, что ты вовсе не захочешь быть князем, когда вырастешь. А насчет княгини Влады никто не сомневается, что она пользовалась даром лишь во благо. И ее муж, и все Приморское княжество были ей обязаны спасением.
Мальчик был рад услышать такое о своей прародительнице, и с удовольствием прочитал в старинных летописях все, что имело отношение к его приморским прародителям. После того на некоторое время загорелся желанием создать летающую ладью, подобно княгине Владе, но у него не получилось. Лодка, в которой мальчики плавали по Искре, лишь жалобно трещала и скрипела, когда он усилием воли направлял ее подняться в воздух. Так и пришлось отступиться ни с чем, что его очень раздосадовало. Он даже не рассказал о своих опытах с лодкой ни наставнику, ни друзьям, кроме Радко, который сам выследил его, увязавшись, но обещал молчать. Если бы удалось поднять в воздух лодку, он, конечно, пригласил бы ребят в ней полетать, а о неудачах зачем кому-то рассказывать? Скрытность постепенно входила у Лютобора в привычку: чуть ли не в каждом его поступке, в каждой мысли была такая грань, которой он не мог показать другим, так что проще было о ней умалчивать, чем пытаться объяснить.
Но от старого его сна о море остался еще один вопрос, которого нельзя было объяснить даже тем, что предки его жили у моря. Ведь он глядел со скалы сам, своими глазами, лично он, а не его предки! Это было ясно с самого начала. Значит, он бывал в Приморье и глядел со скалы, как сияет на солнце синее Полуденное море - и все-таки он родился в Яргороде, далеком от всех морей, и никогда не покидал его окрестностей. Здесь была некая тайна, разгадки которой он пока не находил. Можно было только отодвинуть ее в сторону, пока не придет ее время, но она все равно напоминала о себе, сидя в памяти занозой.
Зато другая загадка, которую он в детстве лишь нащупал, но не смог разгадать, теперь открылась сама собой, как только Вэдимас стал учить мальчиков иноземных языкам. Кроме родной сварожской и литтской речи, им полагалось знать еще лугийскую, хунгарскую, аллеманскую - ибо, хоть бывшие имперские бароны и графы сейчас делили свои земли самовольно, но и с ними при случае приходилось считаться. Затем еще агайский - язык мудрости и торговли, и даже чжалаирский: после своей, речь злейшего врага знать полезней всего.
И вот, слыша и запоминая наречия разных народов, сотни лет идущих различными путями, Лютобор обнаруживал все больше сходства между ними. То и дело натыкался на знакомые созвучия в разных языках, находил корни слов, когда-то, должно быть, звучавших совсем одинаково. Более того: стоило только найти в любом слове изначальную основу, и он уже мог уверенно сказать, как оно изменится в произношении других племен.
Это было невероятно. но все же оказывалось правдой: во всех языках, даже у чжалаиров, если приглядеться, оказывалось больше сходства между собой, чем различий! Словообразование, поиски начал каждого языка так сильно увлекли Лютобора, что он долго - на протяжении нескольких лет, - занимался им чуть ли не все свободное время, свободное от уроков и воинских упражнений. Друзьям все чаще приходилось играть или гулять без княжича, потому что он, один или с тихо дышавшим за спиной Радко, записывал на бересте все больше значений слов на разных языках, сравнивал их, доискивался, как они произносились изначально. В конце концов, у него получилось несколько исписанных до последнего клочка толстых берестяных книг, но усилия его не пропали даром. Теперь Лютобору достаточно было только услышать любое слово, чтобы сразу понять, как оно будет звучать на лугийском, аллеманском, агайском и прочих языках, и каким, должно быть, звучало в седой древности, когда еще язык был один. Но где и как такое было - этого он не знал пока. И самые старые летописи и баснословные сказания не упоминали такого.
Даже боярин Вэдимас удивлялся, как легко княжичу даются иноземные языки.
- Кажется, будто ты всю жизнь говорил на них, как на своем родном! Да, тебе не придется беседовать с иноземными послами через толмача.
- Так ведь это ты, наставник - вернее, имя твое, - меня надоумило, как много сходств в разных наречиях. Его легко поймут без перевода и литты, и сварожане. Я это заметил, и стал искать в других языках похожие слова, - объяснил Лютобор.
Но, конечно, были у подрастающего княжича и иные занятия. Каждый день, в любую погоду - дождь ли, снег, - наставник поднимал их на заре и требовал заниматься. Шестеро мальчиков рубились на мечах, стреляли из луков, боролись, скакали на конях, переплывали с ними широкую Искру, даже когда по воде уже или еще шел лед. Воин должен быть ко всему готов - так говорил им боярин Вэдимас. Но и развлекаться мальчики находили время. Когда подросли, они, бывало, на весь день уезжали в поля и носились там наперегонки, сами похожие на степных жеребят. А то плавали в лодке по Искре, удили рыбу, стреляли уток и сами запекали добычу на костре. Или уходили в ночное пасти лошадей, подражая деревенским мальчишкам, и до утра рассказывали друг другу страшные сказки у костра. Особенно в этом преуспевали рыжекудрые близнецы, Велимир с Велигневом: они изображали такие страшные лица и такие потусторонние голоса, что остальные зябко ежились, а маленький Радко придвигался поближе к Лютобору.
Мальчикам шел девятый год, когда боярин Вэдимас решил проверить их боевые умения. Ставя их в пары, велел биться пешими и конными, а сам внимательно следил, записывал на бересту каждое удачное попадание, считал, у кого их будет больше.
Как и следовало ожидать, Лютобор был в числе лучших. Но к последнему поединку он все равно готовился с волнением, только что одолев рыжего Велемира. Тот, совсем не обидевшись, уже весело болтал со своим братом, выбывшим прежде, а вот его победитель беспокоился всерьез. В соперники ему выходил Чеслав, одолевший белокурого красавца Ясеня, а с ним драться придется всерьез. Чеслав был крепче и тяжелее Лютобора, и не сдавался просто так.
Позволив ученикам немного отдохнуть, Вэдимас объявил решающий бой. Отсалютовав друг другу деревянными мечами, противники разъехались в разные стороны, затем пришпорили коней, и те устремились навстречу друг другу, набирая скорость.
Лютобор ударил деревянным мечом первый, но Чеслав отразил удар, и сам пошел в наступление, тесня Верного своим конем, едва не наступавшим тому на ноги. Княжичу пришлось перейти в оборону; он едва успевал отражать удары. Меч соперника так и мелькал то у его груди и живота, то у шеи его коня, но он всякий раз успевал парировать удары. Если бы хоть раз Чеслав задел его в уязвимое место, он бы, по правилам учебного боя, считался "убитым". А в настоящем сражении такая рана вправду значит смерть. Но пока что он успешно защищался, да и Верный уносил всадника из-под ударов. Милый старина Верный!.. Он увертывался из-под самых копыт Чеславова коня, пятился и отскакивал, как раз когда всаднику грозила опасность, будто не хуже него понимал, что делать. Лютобору почти не приходилось править им, и он мог сосредоточиться на своем противнике.
Внезапно в памяти всплыло, как донная рыба поднимается к поверхности воды: "Мне не обязательно оружие, чтобы победить". Кажется, будто он сам некогда говорил эти слова, но вот когда и кому?! Но думать об этом было некогда, и он решительно напомнил себе: "Я - княжеский сын, должен быть лучшим!"
Чеславу тоже приходилось нелегко: он раскраснелся, тяжело дышал. И вдруг, глядя на него, Лютобор отчетливо понял, что тот сейчас сделает. Как будто его намерения крупными буквами начертили пером прямо у него на лбу. И, как только Чеслав нацелился ему в плечо, княжич поднырнул на мгновенно присевшем Верном, и вытянул руку, касаясь деревянным клинком горла противника. Изумленный Чеслав вытаращил глаза, не понимая, как такое получилось. Это была полная победа.
Лютобору шел десятый год, когда его мать после многих лет бесплодия, наконец, снова понесла, и теперь готовилась подарить Яргородскому княжеству второго наследника. В ту весну Лютобор ездил домой и виделся с матерью. Бледная, с темными пятнами на лице, в распухшими ногами, она показалась сыну нездоровой, и неясное опасение кольнуло его острой иголкой. Но он постарался его отогнать, и осторожно обнял мать, отметив, что она, вроде бы, стала меньше ростом, чем была в их последнюю встречу. Или это он так сильно вытянулся? Просторные одежды княгини уже не скрывали отяжелевшее чрево, и вся она, хоть и тепло приветствовала первенца, казалась погруженной в себя, преданной всем сердцем одной заботе - породить нового человека, отдалившись от того, что уже мог позаботиться о себе. В ее покоях, как обычно, было полно женщин, занятых шитьем и беседой. На столе возле кресла княгини стояла алатырьная чаша с лекарством. Лютобор огляделся и, черный от солнца, покрытый дорожной пылью, почувствовал себя чужим здесь. Княгиня тоже это поняла.
- Ступай, сынок. Мне немного нездоровится, но это пройдет. В липене у тебя появится братик или сестричка. Иди, я рада с тобой повидаться.
Он на миг уткнулся лицом в колени матери, чувствуя шершавость ее шерстяного синего платья. Княгиня Данута холодными пальцами погладила его по щеке и поцеловала в лоб. Сын едва заставил себя отстраниться, переполненный небывалой прежде щемящей нежностью к матери. Он никогда не смог бы выразить словами, как сильно ее любит, но ему приходилось подняться и уйти.
Отца он увидел в тот же день. Тот сиял от радости, что скоро у него появится еще сын или дочь.
- Дети - наша наде-ежда! Чем больше их роди-ится, те-ем сильнее род. И-и в самые трудные времена-а в большой семье кто-нибудь да-а выжив-ет, а случится беда-а - помо-огут друг другу, - так воодушевленно говорил князь Мстислав.
Лютобор не стал спрашивать отца, как он собирается распорядиться наследством. Все еще мечтает вырастить второго сына истинным наследником рода Алджимантаса, а его, старшего, подвинуть? В девять лет Лютобор был достаточно развит, чтобы понимать, что значит княжеское наследство. Но почему-то этот вопрос не обеспокоил его всерьез. Перед глазами все еще стояло бледное, подурневшее лицо матери, ее запавшие глаза. Всему остальному он, в отличие от отца, пока что не придавал значения.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 21 Апр, 2019, 19:28:17
Так не на что пока тому знанию лечь. Тело не готово принять то, что в памяти лежит. Ну и голова, пожалуй, тоже. Сейчас фундамент строится, и даже упражнения с оружием условны - до настоящей школы надо сперва накачать мышцы (с поправкой на возраст, но всё же), растяжку получить, ну и синяки предыдущих перерождений видать своих не заменят  ;)
П.С.
Это я долго пишу. Пока пару строк набрал - новый фрагмент появился, и Лютобор подрос  ;D
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 21 Апр, 2019, 20:08:01
Мне показалось, что у Лютобора нет воспоминаний (из прежних жизней) на эту тему, как будто раньше в этой линии воинов не было. Вот он сел на коня - и вспомнил, как ездил верхом, то есть понял, как это делается. А при изучении боевых приёмов такие моменты вроде бы не упоминаются (может, я что-то пропустила?). Только в последнем эпизоде Лютобор знал, куда ударит противник, но это скорее проявление дара предвидения.
А в целом очень живые, интересные эпизоды. Особенно понравились лингвистические занятия героя. Лютобор явно неординарная личность.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 22 Апр, 2019, 21:43:25
Эр Зануда, эрэа Карса, огромнейшее спасибо вам! :-* :-* :-*
Так не на что пока тому знанию лечь. Тело не готово принять то, что в памяти лежит. Ну и голова, пожалуй, тоже. Сейчас фундамент строится, и даже упражнения с оружием условны - до настоящей школы надо сперва накачать мышцы (с поправкой на возраст, но всё же), растяжку получить, ну и синяки предыдущих перерождений видать своих не заменят  ;)
П.С.
Это я долго пишу. Пока пару строк набрал - новый фрагмент появился, и Лютобор подрос  ;D
И то, что маленьким еще был, конечно, играет роль. Воспоминания тоже приходят в свое время, когда он оказывается к ним готов.
Да и ничего страшного, если сражаться он научится, полагаясь в основном на собственный опыт, как все нормальные люди.
П.С. Не каждый день день его жизни подробно описывать, лишь значимые события.
Мне показалось, что у Лютобора нет воспоминаний (из прежних жизней) на эту тему, как будто раньше в этой линии воинов не было. Вот он сел на коня - и вспомнил, как ездил верхом, то есть понял, как это делается. А при изучении боевых приёмов такие моменты вроде бы не упоминаются (может, я что-то пропустила?). Только в последнем эпизоде Лютобор знал, куда ударит противник, но это скорее проявление дара предвидения.
А в целом очень живые, интересные эпизоды. Особенно понравились лингвистические занятия героя. Лютобор явно неординарная личность.
Значит, ездить верхом, причем на всем, что движется, ему больше нравилось, и ярче запомнилось, чем боевые тренировки. Они уж не настолько психологически были значимы, получается, чтобы их и в новую жизнь нести. Но предвидение в бою тоже очень может пригодиться.
Рада, что Лютобор Вам нравится. :) Я не очень-то разбираюсь в будущих волшебниках, конечно...

Глава 4. Родня по отцу
Высокое солнце липеня-месяца щедро дарило землю жаром и светом. В полях колосья наливались золотым, как солнце, зерном. В садах краснели крупные сладкие яблоки, спела на кустах малина. Зной стоял такой, что сам воздух казался раскаленным, как в кузнице. Даже если подует ветерок, не становилось легче, ибо и он прилетал такой же горячий. Всем хотелось сбросить одежду, чтобы хоть немного освежиться.
Вода в Искре тоже была теплой, как парное молоко, и, когда прямые солнечные лучи отражались от ее глади, река переливалась тысячей золотых отблесков. Должно быть, в такой же солнечный день увидели ее впервые древние сварожане, вот и назвали так, поселившись на ее берегах.
Вдоволь накупавшись, княжич Лютобор со сверстниками растянулись на прокаленном солнцем золотистом песке, предоставив солнцу высушить капли воды на их коже. К этому времени они заметно подросли, превратились в крепких ребят, почти уже подростков, закаленных воинскими упражнениями. Их волосы - даже у рыжих близнецов, - выгорели на солнце, а кожа покраснела от загара, как у скрелингов - легендарного племени, якобы обитавшего за полунощными морями.
Огнедышащий зной нагонял лень, и они вяло растянулись на песке, как ящерицы. Не хотелось ничего делать, даже говорить не было желания. Чеслав задремал, прикрыв глаза. Ясень медленно строгал ножом гибкую ветку, думая сделать новое удилище для рыбы. Лютобор, положив руку под голову, листал свою берестяную книгу, куда записывал составленные им слова единой речи, но и вникать в них сегодня глубоко ему не хотелось. Радко возился с найденной раковиной жемчужницы-чашули, пытаясь ее открыть. Одни лишь близнецы, не угомонившиеся и в такую жару, лазили и бойко шуршали в приречных кустах.
Наконец, оттуда послышался довольный вскрик: "Ага!", и Велимир с Велигневом осторожно выбрались из кустов, стараясь двигаться неслышно, как охотники, крадущиеся к добыче. Но, как ни тихо они подобрались, Лютобор почувствовал их прежде, чем услышал, и обернулся как раз в то мгновение, когда близнецы, подкравшись сзади, сунули ему в лицо извивающегося пятнистого ужа.
- Знает ли наш ученый княжич, как это называется? - спросил Велигнев, с трудом сдерживая смех, как и его брат.
- Уж, - лениво отозвался Лютобор, сразу заметив желтые отметины на голове змеи.
Брошенный в траву уж замер, притворившись мертвым, как водится у его породы. Но близнецы, продолжавшие тихо хихикать, указали на него пальцами:
- Это у нас в Яргороде уж. А у литтов о-он на-азыва-ается "ужас"! - протянул нараспев Велимир, и согнулся от хохота, которого больше не мог скрывать.
- Ах, вы издеваться! - не то чтобы Лютобора всерьез оскорбила насмешка над его родней по отцу, но спустить такое безнаказанно было нельзя.  Он прыгнул на хохочущего Велимира, повалил на песок и прижал к земле. Вместе с ним Ясень, у которого мать была литтой, также беззлобно уложил на лопатки Велигнева, покатывающегося со смеху. Веселье близнецов было таким заразительным, что ни у кого не получалось всерьез рассердиться на них. Да и жара и лень мешали драться.
Отпустив Велимира, княжич взял повисшего плетью ужа и собирался его унести к воде.
- Что ты с ним будешь делать? - спросил Ясень.
- Отпущу, конечно. На что он мне? - ответил Лютобор. - Конечно, можно бы его подсунуть тетушке Эгле. То-то ей был бы "ужас"! Но не ехать же нарочно ради этого в город.
Он бросил ужа в воду, и тот сразу ожил, вильнул гибкой спиной и скрылся из виду. А Лютобор задержался посмотреться в гладь воды, тоже будто разомлевшую от летнего зноя.
Но не увидел своего отражения. Вместо него проявилась так ясно, как будто вынырнула из воды, хорошо памятная ему обстановка горницы. Кресла и лавки отодвинуты к стене, чтобы не мешали. На столе орехового дерева стоял таз с водой, в нем плавали окровавленные тряпки, рядом какие-то жуткого вида инструменты. Все это можно было разглядеть, потому что здесь же горел памятный ему пятирожковый подсвечник. У постели собрались рыдающие в голос женщины. Они столпились так плотно, что Лютобор едва разглядел на кровати лежащую неподвижно фигуру, с головой накрытую белым покрывалом. Сердце его замерло, в ужасе отказываясь верить тому, что он уже осознал умом. Он отчаянно протестовал, убеждая себя, что ему всего лишь кажется. Закрыл глаза и протер их, свернув пальцы кукишем, чтобы отогнать наваждение. Но, открыв глаза, увидел то же. Приглядевшись внимательней, разглядел под рукой закутанной фигуры еще одно, крохотное тельце.
На некоторое время Лютобор словно окаменел, и сидел, не дыша, слушая безучастно, как женщины затянули древний похоронный плач. Затем увидел, как изображение помутилось, и по воде прошла мелкая рябь. Потом снова и снова. Коснувшись лица, почувствовал горячие соленые слезы, падавшие в воду. Он даже не понял, что плачет, они просто текли сами по себе. Но, когда снова вгляделся в воду, видение уже расплылось, исчезло. Теперь там отражалось лишь его лицо, исполненное скорби.
Молча, ничего не объясняя товарищам, он оделся и хотел уйти. Те глядели вслед, не понимая, что случилось. Один лишь Радко осмелился догнать княжича и взять за руку.
- Что случилось? Почему ты так расстроен? - испуганно поинтересовался он.
Лютобор поглядел куда-то поверх его головы, никого не замечая.
- Моя мать умерла от родов вместе с ребенком, - безжизненным голосом отозвался он. - Я еду в Яргород.
Дома он, не теряя времени, оседлал Верного и сразу уехал, не задержавшись даже объяснить наставнику свой отъезд. Товарищи скажут без него. Он чувствовал, что должен спешить, чтобы в последний раз увидеть мать, хотя бы мертвую. Ему нужно было напоследок запечатлеть в памяти ее лицо, а не ту закутанную в покрывало безликую фигуру на постели. Он и так слишком мало виделся с матерью, и даже не очень скучал без нее, поглощенный в Березовом тысячей других дел, которых мать не могла разделять с ним. А теперь он уже никогда не скажет матери, как сильно ее любил. Мало этого - жестокая Морана, кажется, решила и образ матери отнять у сына, укутав ее белым покрывалом!
И все-таки, как ни резво бежал Верный, которому передалось нетерпение его всадника, на похороны матери Лютобор опоздал. Когда он прискакал на тяжело дышавшем коне, высокий костер уже пылал на высоком холме над Искрой, где предавали огню только людей княжеского рода и самых почитаемых в Яргороде личностей. На похороны княгини Дануты Всеславны собрался весь город. Люди переговаривались, вслух жалели ее, умершую еще молодой, к тому же вместе с ребенком. Узнав княжича, соскочившего с коня, люди расступались перед ним. Уже понимая, что ничего не увидит, Лютобор протолкался к самому костру и замер, глядя на пламя, жадно поглощавшее тело его матери вместе с мертворожденным ребенком. Он долго глядел - и наконец, ему привиделась легкая, полупрозрачная тень женщины с ребенком, взметнувшаяся в небо вместе с самыми светлыми, золотистыми сполохами пламени. Она на мгновение улыбнулась ему, прежде чем раствориться в вечерних сумерках.
Впереди всех у костра застыл столбом князь Мстислав. Он не сразу обернулся к сыну, заметив его.
- Я за тобо-ой не посыла-ал. Узнал обо все-ом сам, да? - произнес он тихо, надтреснутым голосом.
Лютобору показалось, будто отец тоже стал ниже, чем прежде, и плечи его сгорбились, а у уголков тонких губ протянулись морщинки. Но это мелькнуло где-то на краю сознания, а по-настоящему он сейчас мог думать лишь об одном:
- Зачем ты поторопился ее сжечь, не дал мне попрощаться с нею?
Будто не расслышав его вопрос, отец шагнул вперед и крепко обнял сына.
- Не на-адо было тебе-е приезжать одному-у. А если бы какой вра-аг перехвати-ил?
Но Лютобора сейчас не волновало больше ничего, и он, освободившись из рук отца, безжалостно повторил упрек:
- Зачем ты не дал мне еще раз увидеть ее?..
После смерти матери княжич еще больше замкнулся в себе, держался в стороне от своих товарищей, лишь по обязанности выполняя распоряжения наставника. Товарищи старались его не беспокоить, ожидая, когда он сам будет готов нарушить уединение. Им, веселым, нечего было делать рядом с мрачным. С отцом Лютобор не виделся после похорон несколько месяцев, и не очень-то хотел его видеть.
Но к зиме кое-что изменилось, и князь Мстислав вызвал сына к себе. Оказывается, он собирался поехать на свою родину, в гости к старшему брату, великому литтскому князю Радвиласу, и сына хотел взять с собой.
- Поглядишь, какую столицу построил твой дед, а мой отец, князь Алджимантас. Познакомишься с родными, наконец-то. Надо же свои корни знать, - так сказал ему отец на литтском языке, словно уже вернулся домой.
"Я знаю свои корни, отец! Они - здесь, в Яргороде, и в лесах Средней Земли, где еще правят потомки Бронислава Великого, и еще - в нынче потерянном краю, где море бьется о прибрежные скалы. А твой дом я не чувствую своим, Литтское княжество ничего не значит для меня", - думал про себя Лютобор. Но, как обычно, половину мыслей оставил при себе. Отступничества от интересов рода Алджимантаса его отец никогда не простил бы единственному сыну.
Столица великого княжества Литтского называлась Айваре, что значило: "Прекрасная, как луна". В пути князь Мстислав с гордостью рассказывал сыну, что княжескую крепость-детинец и городские стены построили пленные аллеманы, захваченные великим князем Алджимантасом. Хоть к тому времени Аллеманская Империя и раскололась, лишившись сильной власти, но  в строительстве красивых и прочных зданий их мастерам все еще не было равных. И впрямь, Лютобору открывшийся среди заснеженных полей город показался совсем не похожим на Яргород и другие города у них дома. Не только стоявшая на горе крепость напоминала скорее рыцарский замок где-нибудь на Закате (при виде нее Лютобору смутно припомнилось, будто ему, что был на свете раньше, вроде бы, приходилось бывать в таких жилищах, и не всегда легко было выбраться оттуда). Но и дома побогаче, усадьбы литтских бояр, тоже строились с башнями и остроконечными крышами, с цветными стеклами в окнах. Кто мог себе позволить, строили из камня, белого известняка. Только простолюдины в Айваре жили в деревянных избах, но и у них, как заметил мальчик, крыши были остроконечные, у многих - крытые красной черепицей. Из-за такой формы снег не заносил дома до самых крыш, а скатывался вниз, и они нарядно выделялись, будто красные цветы на белом.
Впрочем, может быть, Айваре показалась ему такой нарядной не только потому. Просто этот город был построен совсем недавно, как успел объяснить отец. Он был заложен князем Алджимантасом в год рождения его старшего сына, нынешнего великого князя Радвиласа. То есть, даже для человека едва половина одной длинной жизни, а для города это почти младенчество. И потому в Айваре все двигалось, строилось, расширялось. На многих улицах, что довелось проезжать гостям, возводились дома, несмотря на зимнее время, работали люди. Из-за того, что здесь все было новым, город и казался веселым, нарядным. Даже избушки бедняков, лишенных цветных черепиц, с крохотными окошками, стояли ровно и еще не успели потемнеть от времени, и в солнечный зимний день выглядели совсем неплохо, во всяком случае, снаружи. В окрестности Айваре не уступала древнему Яргороду: литтские властители не привыкли мелочиться. Только в Яргороде многие здания были воздвигнуты еще при князе Данславе, а княжеский терем видел и предков его. Тогда как в Айваре, подумалось Лютобору, вся история начиналась прямо сейчас, разворачиваясь наглядно.
Великий князь литтский, Радвилас Алджиманатасович, был похож на своего брата, Мадвижаса-Мстислава, только старше, крупнее и мощнее. Все в его облике показывало властность прирожденного правителя. Он радушно принял брата с племянником и, приказав слугам принести угощение для гостей с дороги, велел больше никому не входить.
- Здравствуй, брат! Давно не виделись с тобой! Только погляди, как твой сын вымахал! - проговорил он ясным, звучным голосом. - Приятно повидать тебя, племянник. Завтра познакомлю с моим старшим сыном. Он твой ровесник; надеюсь, вы поладите, как подобает братьям.
Затем сочувственно кивнул Мстиславу:
- Знаю, слышал уже о твоей утрате, брат. Соболезную тебе... Что же, у тебя только один сын от нее остался?
- Один, - вздохнул Мстислав, положив руку на плечо Лютобору. - Сколько уж наделила Лайме-Доля родительским счастьем. Это ты у нас племенной бык...
- Хм, да. Супруга к весне родит пятого ребенка. Лекари обещают, будет снова сын, - Радвилас стер с лица гордую усмешку, постучал по широкому подлокотнику из дуба, "громового дерева", оберегающего от несчастий. - Прости, некстати бы тебе такое узнавать...
- Нет, почему же? Я надеюсь, Боги пошлют вам больше счастья, чем выпало мне, - младший брат понизил голос и тихо, доверительно, спросил у старшего: - А может, как закончится траур, сосватаешь мне хорошую невесту, а?
Но князь Радвилас недовольно покачал головой:
- Хочешь привезти в Яргород новую жену? Не советую!
- Но почему? - удивился Мстислав.
- Да потому что ты для яргородцев пришлый. Твоя супруга была их урожденной княгиней, а теперь ее нет. Ваш сын - отпрыск древнего сварожского рода, а ты - его опекун, и в этом качестве тебя яргородцы терпят. Если ты женишься снова и пойдут дети, они уже к яргородскому княжескому роду не будут иметь отношения, и им ничего наследовать не дадут. Имей в виду, брат: жить можешь с кем угодно, но наследник у тебя только один - вот он, - Радвилас широким жестом указал на Лютобора. - Так что, если у тебя появятся другие дети, думай сам, где им выкраивать наследство. Я, во всяком случае, в этом помогать не стану. Мне хватило того, что ради одного брата пришлось платить большую виру, когда его угораздило взять в жены жрицу Предвечного Пламени из храма Милде. Обо всех, что ли, я заботиться обязан? - он надменно сощурил зеленые рысьи глаза.
Мстислав покорно опустил голову, соглашаясь со старшим братом.
- Да, ты прав. Яргородцы примут лишь родного по крови князя.
Лютобор мысленно поблагодарил великого князя. Ему совсем не нравилось, что его отец был готов так легко забыть его мать, и он порадовался, что хоть у князя Радвиласа нашлись для него серьезные аргументы. Вообще же он не знал пока, что думать о чужеземном дяде. У него тоже был свой дар, только не волшебства, а власти - признак человека, рожденного быть государем и влюбленного в свое призвание. Опасный дар, яркий и манящий, как солнечный свет, и также способный порой ослепить, а то и обжечь.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 23 Апр, 2019, 05:23:01
Вот и не стало у Лютобора матери. Сколько же лет княжичу? 10? 12? Интересно, поладит ли он с литтской роднёй? Крайне любопытный юноша. А сколько ему ещё предстоит! И как сложатся отношения с товарищами, с которыми вместе воспитывался?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 24 Апр, 2019, 21:06:19
Огромное спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и не стало у Лютобора матери. Сколько же лет княжичу? 10? 12? Интересно, поладит ли он с литтской роднёй? Крайне любопытный юноша. А сколько ему ещё предстоит! И как сложатся отношения с товарищами, с которыми вместе воспитывался?
К сожалению, в жизни каждого человека случаются утраты. :'(
Лютобору 10 лет к этому времени исполнилось. Там было написано:
"Лютобору шел десятый год, когда его мать после многих лет бесплодия, наконец, снова понесла..."
Да, у него впереди предстоит много чего! То, что в первых главах - пока разве что на подготовительную школу потянет...
С литтской родней вот, дальше знакомство показано.
А насчет товарищей я пока и сама не знаю. Посмотрим, как сложится судьба у каждого из них.

Подвинув брату с племянником чаши согревающего с дороги сбитня, себе князь Радвилас налил из кувшина только ключевой воды. Пригласив их угощаться принесенными закусками, сам спросил:
- С чем ты приехал, брат? Просто повидаться, или попросить о чем?
Мстислав вздохнул, готовясь изложить просьбу, что по пути в Айваре много раз прикидывал мысленно на все лады:
- Помощь нам военная нужна, брат. Лугии жмут со всех сторон, как охотники на вепря. Только в прошлом году я трижды отбивал их набеги, но надолго ли они остановятся? Их намного больше, Яргород перед ними слабеет с каждым годом. Столько людей гибнет в каждом бою! Лугия - целое королевство, они всегда найдут кем заменить погибших. А у нас пройдет много лет, прежде чем подрастут юноши, способные стать в строй. Скоро дойдет до того, что некому станет пахать землю, заниматься ремеслами. Поддержи нас военной силой, если тебе важно сохранить Яргород.
Сурово нахмурился князь Радвилас, точно ему не понравилась просьба брата.
- Жаль, что у тебя так плохо идут дела! Я подумаю, чем тебе помочь. Яргородская пшеница нам нужна, но не менее важны и закатные границы.  В Аллемании сложился военный союз нескольких сильных баронов. Они собирают войска, чтобы отомстить за разгром, учиненный им нашим отцом, да еще перекрыли нам торговые пути на Закат. Согласись, я не могу терпеть этих имперских недобитков.
- Конечно, не можешь, но ведь и Яргородское княжество полезно сохранить, как ты верно заметил, - горячо отозвался младший брат. - Неужели у тебя, сильнейшего правителя на Закате, не хватит сил проучить и аллеманов, и лугиев? Я же не прошу тебя перебросить к нам все войска! Просто напомни им, что род Алджимантаса всегда стоит заедино, как железный лес.
Тронула ли князя Радвиласа изысканная лесть брата, трудно было понять. По крайней мере, он отвечал уклончиво:
- Поживем - увидим. Надо будет подготовиться к войне и рассчитать силы. Ты знаешь, я не даю обещаний раньше времени.
- Но всегда делаешь больше, чем обещал, - убежденно отозвался Мстислав.
- Посмотрим, - повторил князь Радвилас.
Он встал с кресла и быстрым шагом прошелся по залу. Остановился у большого стрельчатого окна, украшенного майоликой из цветного стекла. Бледные лучи зимнего солнца окрашивались разными цветами, падая сквозь это окно, и бросали красные, синие, лиловые, зеленые, золотые блики на высокую фигуру литтского князя, на его волосы и бороду, на его белый кафтан с золотыми пуговицами. Поглядев в окно, он указал рукой в закатную сторону.
- Вон там лежат обломки Аллеманской Империи! Она держалась, спаянная железом и кровью, при Адальберте Рыжебородом и Германарихе, но ослабела, как только не нашлось твердой руки, способной удержать в узде беспокойных графов и баронов. Теперь они напрасно пыжатся, стараясь склеить обломки Империи, и каждый мнит именно себя способным ее восстановить. Только это напрасно; доведется и им еще строить для нас новые крепости, - сперва Радвилас говорил сдержанно, затем - все больше воодушевляясь: - Так всегда бывает: кто чувствует силу, тот берет свое! А сила сейчас у нас, у рода Алджимантаса! Литтское княжество - самая молодая держава сейчас, и ей суждено великое будущее.  Мы одни развиваемся, когда другие дряхлеют и гниют. Аллемания превратилась в груду обломков, потому что не в силах была сохранять порядок. Лугия не знала его отродясь, у них где два пана, там три короля. Даже хваленая чжалаирская Орда теперь уже не та, что при Ерден-хане: и у них каждый служит теперь своим интересам. Их ханы чувствуют себя на своем месте на пирах среди наложниц и льстивых прихлебателей, а не на боевом коне, с саблей в руках. Сварожьи Земли ослабели не только из-за чжалаирского разорения, но и потому что у них нет сильного рода, который объединит всех. Зато у нас такой род есть! Есть! И потому именно мы соберем все, что растеряли другие, время которых миновало! - он потряс крупными костистыми кулаками, словно уже зажал в них все окрестные владения.
Князь Радвилас был великолепен сейчас, весь светился вдохновением, когда говорил о, несомненно, самых желанных своих чаяниях. Нельзя было хоть на миг не поддаться его обаянию, не поверить в грядущее величие рода Алджимантаса. Лютобор видел, как его отец подался вперед, прислушиваясь к откровениям старшего брата. И сам он заколебался, на какое-то время ощутив гордость в будущем разделять великие деяния. Но некий внутренний голос проговорил тихо, но осторожно: "А что произойдет, если найдется у других род, способный объединить людей под собственными знаменами, а не литтскими? Вряд ли князю Радвиласу понравится, если не все пойдет по его".
Будто подслушав его тайные мысли, великий князь остановился возле молчаливо сидевшего в кресле племянника, пристально взглянул на него.
- Я слышал, что у тебя есть пророческий дар, мой мальчик? Ты можешь мне предсказать, останется Литтское княжество великой державой, осуществятся ли самые смелые надежды рода Алджимантаса, или нет?
Лютобор не готовился к такому вопросу. По пути в Айваре отец строго-настрого приказал ему вести себя как обычный человек и ни в коем случае не привлекать к себе внимания своими способностями. И вдруг великий князь сам спрашивает у него предсказание! Лютобор огляделся по сторонам. В камине горел огонь, а в чаше на столе была налита вода, но они сегодня отказывались говорить с ним. Выдержав пристальный взор великого князя, он проговорил с достоинством:
- Я не по своей воле нахожу для себя знамения, князь Радвилас Алджиматасович. Если ты желаешь для себя всевозможных предсказаний удачи, то любая деревенская гадалка наворожит тебе их сколько угодно. А я вижу лишь то, что Боги откроют мне, и никогда не знаю заранее, что передо мной явится.
Мальчик увидел краем глаза, как его отец шевельнулся в своем кресле и возмущенно взглянул, готовясь обругать сына за непочтительность. Он перевел дыхание, готовясь, что и великий князь разгневается на него. Но Радвилас был непредсказуем. Неожиданно он усмехнулся в густые русые усы и положил руку на плечо Лютобору.
- Отрадно видеть, что ты не угождаешь тем, кто сильней тебя! В тебе не так уж мало от рода Алджимантаса, запомни это. Да и пригодишься ты ему, когда вырастешь, совсем не как пророк.
Так Лютобор из той встречи и не решил для себя, хочется ли ему принадлежать к могущественному роду литтских князей.
На следующий день был пир, затмивший пышностью все, что яргородский княжич видел до сих пор у себя дома. Он сидел за столом рядом со старшим сыном великого князя Саулисом, что значило "солнечный". Они сразу поладили. Саулис, гибкий подвижный мальчик с зелеными кошачьими глазами, успел показать двоюродному брату почти весь замок, вплоть до подземелий. А теперь, на правах хозяина, указывал ему собравшихся за столом гостей.
Здесь Лютобор увидел еще одного своего дядю, князя Азуоласа, величайшего воина среди литтов, и его жену-красавицу Рингалле, бывшую жрицу Предвечного Пламени. Это о них князь Радвилас сказал с раздражением, что ему пришлось заплатить огромный выкуп для искупления святотатства своего брата, потому что жрицы Милде не должны выходить замуж, даже просто общаться с мужчинами. Но князь Азуолас влюбился в прекрасную жрицу и добился от неуступчивого брата выкупа за нее, а от храма - прощения за нарушение обычая. Теперь княгиня Рингалле сидела рядом с мужем, тонкая и изящная, с ясными голубыми глазами. Ее голову окутывало облако волос, сияющих, как солнечный луч на снегу. Рядом с ней супруг казался могучим и несокрушимым, как дуб, что и означало его имя. Даже в праздничном одеянии князь Азуолас выглядел жилистым и крепким, словно свитым из одних узловатых мышц. В отличие от старшего брата, он не изобретал военных хитростей и далеко идущих замыслов. Зато во всем литтском войске не нашлось бы бойца, равного ему силой и воинским искусством. Самые могучие аллеманские рыцари и наиболее отважные лугийские паны считали для себя честью поединок с ним. Но и его суровое лицо заметно смягчалось в присутствии прекрасной супруги.
Здесь же, на пиру в Айваре, Лютобор впервые увидел своими глазами чжалаиров. Прежде он только читал в старых летописях душераздирающие подробности их нашествия и последующего порабощения завоеванных стран. Теперь из Орды прибыли послы к князю Радвиласу. Затаив дыхание от любопытства, княжич разглядывал смуглых, чужеземного облика, людей, приблизившихся к великому князю, сидящему во главе стола. Чжалаиры казались не особенно рослыми, но им придавали роста высокие шапки из рысьих, лисьих, волчьих шкур. Лица под шапками оказались широкоскулыми, лоснящимися, с редкими вислыми усами. Глаза у них были темные, раскосые. Лишь несколько человек казались выше и стройнее прочих, с более светлой кожей - очевидно, в них текла кровь покоренных племен. На главе послов была шуба с куньим воротником, крытая голубым шелком, на двух его помощниках - попроще, с цветным сукном, а у простых воинов - из овчины, поверх плотных кожаных лат. Сапоги у всех были войлочные, черные, с острыми носами. На поясе у каждого чжалаира висела в ножнах кривая сабля. Они не снимали оружия даже перед правителем чужой державы.
- Великий повелитель всех чжалаиров, всемогущий и ослепительный Саин-хан, угодный Тенгри, приветствует вождя всех литтов и посылает ему подарки через меня, недостойного, чье имя Хасар-бек, - проговорил посол, склонив голову лишь при упоминании своего повелителя и Бога Неба. - Непостижимый в своей мудрости хан зовет тебя братом и велит тебе не вмешиваться, если он пожелает наказать неразумных данников - свархов. Кто бы из их князей ни обращался к тебе за помощью, не вступай с ними в союз. Не то в следующий раз непобедимые чжалаирские тумены вторгнутся уже в твои земли! - теперь уже чжалаирский посол не скрывал угрозы.
При первых звуках чжалаирской речи, еще прежде, чем придворный толмач принялся переводить, Лютобор отметил про себя, что все понимает правильно. Уроки боярина Вэдимаса и его собственные изыскания не прошли даром! Но, вникнув в смысл слов, княжич вздрогнул про себя, поражаясь наглости чжалаиров, и стал ждать, что ответит князь Радвилас.
На одно мгновение лицо его исказилось гневом, но тут же разгладилось, так быстро, что лишь самый зоркий глаз мог что-то заметить. Одновременно с губ князя Азуоласа и еще нескольких вельмож сорвался негодующий вопль, но великий князь взмахом руки утихомирил их. Он взял у слуги большую чашу, до краев полную хмельного меда, и протянул ее Хасару.
- Садись на место со своими нукерами, досточтимый нойон, ешь, пей и веселись! В твоем лице я встречаю великого брата моего, владыку чжалаиров!
Посла не приходилось упрашивать дважды. Осушив огромную чашу за здоровье "высочайшего и ослепительного Саин-хана", он со своими сопровождающими расселись за столом, ели и пили так, будто голодали перед тем всю дорогу. К концу пиршества слуги утащили едва живых чжалаиров на руках отдыхать.
Сам же хозяин, великий князь Радвилас, щедро угощавший других, как приметил Лютобор, хмельного не пил вовсе. За весь день в его кубке так и не побывало ничего крепче колодезной воды. Когда один из литтских бояр спросил об этом великого князя, тот широко ухмыльнулся.
- От хмеля слабеют и тело, и ум. На что он мне? Я долго прожить собираюсь, и многое сделать!..
На следующий день после пира была охота. Лютобор и Саулис поехали на нее вместе со взрослыми. Утренний мороз щипал лицо, заставлял кровь бежать быстрей. Кони бодро бежали по снегу, разбрасывая копытами искрящиеся на солнце снежные вихри. Где-то в лесу уже лаяли убежавшие вперед собаки. Звонко трубили охотничьи рога. Оглушительно орали на все лады и колотили  палками по деревьям загонщики, созванные из ближайших сел. Их задачей было спугнуть побольше зверей, чтобы те бежали на охотников.
Лютобор видел, как из чащи бурыми каменьями выкатилось стадо кабанов. Верный под ним заволновался при виде их, и княжич с трудом заставил его успокоиться. Выстрелив дважды, попал в плечо и в ногу молодому вепрю. Тот закружился по поляне, к нему подскочили собаки и вцепились ему в бока. Саулис же, наметивший жертвой другого кабана, промахнулся, потому что его конь шарахнулся прочь.
Тут как раз прискакал князь Радвилас. Умело правя белым конем, он заступил дорогу большому вепрю, видимо, вожаку стада. Взяв вбок, словно хотел промчаться мимо, он на скаку метнул копье, вонзившееся зверю под левую лопатку. Вепрь осел на снег, пятная его кровью, а великий князь соскочил с коня, выхватил нож и, не обращая внимания на еще грозно щелкавшие рядом челюсти, всадил его в шею кабану.
- Глядите, как надо! - крикнул он, обернувшись к сыну и племяннику, разгоряченный, в сбившейся набок шапке.
По примеру старшего брата, и князь Мстислав застрелил кабанчика и пару волков. И другие литтские вельможи старались не отставать, соревнуясь в бесстрашии и охотничьем азарте. Но всех превзошел князь Азуолас: когда навстречу ему выбежал раненый зубр, он перескочил с коня прямо тому на спину и вонзил кинжал в загривок зверю, соскочив наземь раньше, чем упал лесной бык.
Кровь заливала снег, перемешанный ногами охотников и добычи. Повсюду валялись туши убитых зверей. Люди с гордостью разглядывали богатую добычу, оживленно беседовали о новых охотничьих подвигах. Только Лютобор вдруг отъехал в сторону, утратив всякое воодушевление.  Ему стало жаль зверей, погибших, чтобы людям было чем хвастаться. Ведь не просто во сне ему когда-то звери были так же близки, как люди...
И тут на поляну выскочила рысь. За ней с громким лаем мчалась целая свора собак. Почти уже догнали, выстроились цепью, готовые окружить кошку... и отскочили с воем. Все, кроме одной, упавшей сразу с растерзанной глоткой, выцарапанными глазами. А рысь, молниеносно расправившись с собакой, стелющейся перебежкой скользнула к ближайшему дереву.
Лютобор прекрасно разглядел ее, сидя на коне у опушки леса, залюбовался ее сильным телом на высоких лапах, ее серым с пятнами роскошным мехом, кошачьей головой с черными кисточками на ушах. На какой-то миг рысь настороженно вскинула голову, и он увидел ее глаза, зоркие, пристальные. Глаза того, кто не надеется спастись, но готов без трепета встретить любую судьбу. Этот взор пронзил Лютобора, и он покачнулся в седле. Облик хищной кошки на миг расплылся перед его глазами, и перед ним появилась женщина с такими же глазами, гордо стоявшая перед нацеленными на нее копьями. Женщина, сдавшаяся в плен не из страха, но единственно желая доказать свою невиновность...
- Ярина... - прошептал Лютобор одними губами. Только что ему ничего не говорило это имя, но теперь оно мгновенно вспыхнуло в памяти, точно свеча. И вдруг, увидев, что княжич Саулис целится в рысь, пришпорил коня, чтобы помешать ему, и снова выкрикнул в голос то же имя: - Ярина!..
Но он опоздал. Саулис уже спустил тетиву, и рысь, собиравшаяся вскарабкаться на дерево, упала с коротким мяуканьем, пронзенная навылет. Не помня себя, Лютобор наскочил на двоюродного брата, чуть не столкнув того с седла.
- Что на тебя нашло? - недоумевающе спросил у него сын великого князя. - Ты с ума сходишь, или тебя вилы козлоногие заплутали в лесу?
Лютобор провел ладонью по своему пылающему лбу. Он только что был в совсем другом лесу... другом времени... другой жизни, пронзившей его яркой вспышкой, на мгновение выбросив из сегодняшнего "я".  Та, кого он увидел на месте убитой рыси, была так реальна, что он забыл обо всем. Но теперь нынешний день возвращался. Он поглядел на поляну. Там, у дерева, лежала мертвая рысь, и только рысь. Собаки уже кинулись трепать ее. Саулис отогнал их и повесил к седлу свою добычу.
- Прости меня, - сдавленно проговорил Лютобор. - Мне стыдно... что так получилось... А стреляешь ты отлично!
По счастью, первенец князя Радвиласа отказался отходчив. С охоты они с Лютобором поехали вместе. Видно было, что он хочет о чем-то спросить, и, наконец, решился:
- А у тебя бывают видения, да?
- Да, - коротко ответил Лютобор, и, пресекая дальнейшие вопросы, добавил: - Я не знаю заранее, что увижу. И не решаю, когда это случится. И уж точно не могу никого этому научить.
Саулис поднял перед собой щитом обе ладони.
- Понял, не стану задавать глупых вопросов, - но все-таки не совладал со своим любопытством, и спросил, почти как его отец накануне: - А видел ли ты когда-нибудь: нам с тобой в будущем доведется сражаться вместе?
Лютобор внимательно взглянул в лицо двоюродному брату.
- Видеть прежде пока не видел, - не стал лукавить он. - А только, я думаю, нам с тобой когда-нибудь непременно придется воевать под одним знаменем, против общего врага, - в эту минуту ему и впрямь отчаянно захотелось, чтобы так стало.
Литтский княжич улыбнулся, в его зеленых глазах мелькнули яркие искорки.
- Ну!.. Это было бы очень хорошо: ты. мои братья и я!..
Спустя несколько дней князь Мстислав с сыном уехали обратно в Яргород. Великий князь литтский все-таки пообещал брату выделить часть войск для защиты Яргородского княжества, значит, оно выстоит и на сей раз против воинственных лугиев.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 25 Апр, 2019, 05:25:22
Вот и с роднёй Лютобор познакомился, и чжалаиров увидел. Может, и про Ярину ещё что-нибудь вспомнит. Хороший эпизод. Вообще хорошо читать про совсем юного княжича, которому ещё не надо заниматься политикой.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 25 Апр, 2019, 21:22:08
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и с роднёй Лютобор познакомился, и чжалаиров увидел. Может, и про Ярину ещё что-нибудь вспомнит. Хороший эпизод. Вообще хорошо читать про совсем юного княжича, которому ещё не надо заниматься политикой.
И получил новые уроки, которые наверняка ему пригодятся в будущем. :)
А про Ярину вспомнит обязательно! И не только про нее.
Да, приятно писать об его детстве. Но, к сожалению, оно быстро проходит. Так что разбираться в политике ему еще пригодится.

Глава 5. Конец детства
На следующий год разразилась большая война с лугиями. Почти всю весну и лето по всей Яргородщине кипели бои. В конце концов, войска великого литтского князя, пришедшие на помощь яргородцам, оттеснили лугиев прочь от границы, и даже отбили несколько спорных крепостей. Был заключен мирный договор на десять лет, и с побежденных взяли большую дань.
Об этой войне Лютобор с товарищами узнавали из чужих рук, жадно ловя слухи. Княжич и не надеялся туда попасть: он понимал, что его отец не возьмет на войну единственного наследника, по крайней мере, пока он не вырастет. Друзья же его огорчились куда сильнее. Велимир с Велигневом даже хотели сбежать на войну самовольно. Их изловили, когда они собирались стащить из кладовой побольше снеди в дорогу, и посадили в чуланы, причем - в разные, что для неразлучных близнецов само по себе было страшней любого наказания.
Но, хоть война и прошла без них, княжич со сверстниками все равно от души радовались победе своих. Лишь боярин Вэдимас, вернувшийся из похода, хромая и кособочась от полученных ран, доверительно сказал Лютобору, как взрослому:
- Плохи дела у Яргородщины, если она сама не может себя защитить, иначе как с помощью иноземцев. Сколько-то лет ей литты подарили, но не более того. Твоему отцу я этого не скажу: он прежде всего литтский князь, а уж потом яргородский. Но тебе следует знать. Если бы не князь Радвилас, здесь бы уже хозяйничали лугии.
Слова его были совсем не похожи на то, что говорили при княжеском дворе, но Лютобор внимательно к ним прислушался: столько выстраданной горечи слышалось в интонациях его наставника. Он тихо спросил:
- Неужели впрямь так плохо?
- Да уж, достаточно мы помотались по всей Яргородщине, чтобы приглядеться. Одной княжеской дружиной лугиев не побить, это ясно, значит, чуть что - собирать ополчение, отрывать людей от семьи, от работы. Людям некогда ни пахать, ни сеять, потому что надо воевать. В одних селах землю пашут бабы и дети со стариками. Другие вовсе стоят пустые, люди оттуда бегут. Бояре яргородские не хотят отпускать своих холопов в ополчение, оставаться без работников. Нищает Яргородское княжество, истощается. Сегодня литтское воинство его спасло, а если завтра не сможет придти на помощь, или не захочет?
- Пока род Алджимантаса остается дружным, - не без гордости заметил мальчик.
- И я надеюсь, что так будет всегда, - пожелал Вэдимас. - Но все может статься. И в обычной семье люди ссорятся, а князья - тем паче. Так что запомни на будущее: сохранять свои владения ты сможешь только при поддержке своих родичей.
- Хорошо, запомню, - сумрачно согласился Лютобор. - А что еще можно сделать?
- Не знаю, - шумно вздохнул боярин Вэдимас. - Я могу только указать на происходящее, а находить верные решения - иное дело. Надеюсь, что тебе еще много лет не придется об этом заботиться, а к тому времени что-нибудь изменится.
- Да, конечно! Пусть пошлют Боги моему отцу еще долгих лет и доброго здоровья! - торопливо проговорил княжич.
И с тоской подумал о тех временах, когда Яргородщина была частью обширных и могущественных Сварожьих Земель. Тогда-то, небось, никакие лугии не помели бы на нее нападать, а если бы посмели - навсегда запомнили бы урок! Все проклятая Орда виновата: прошла мечом и огнем, рассекла надвое Сварожьи Земли, превратила Яргород в остров, окруженный иноземными племенами. Он вспомнил чжалаирских послов, виденных в Айваре. Как нагло они держались, а ведь с Литтским княжеством Орде еще приходилось считаться! Их хан посылал подарки князю Радвиласу, называл его братом - и все равно грозил войной, если тот пойдет против его воли. Каково же тогда с ними подданных приходится?!
Так постепенно у Лютобора складывался взгляд, что именно власть Орды - корень всех бед. Но где взять силу, способную одолеть ее? Даже у всего Литтского великого княжества на это сил не хватит, во всяком случае, не теперь.
Пока что, однако, яргородский княжич со своими сверстниками должны были продолжать обучение. Мировые вопросы еще некоторое время решались старшими, без их участия. Ратное дело и науки занимали у них и без того почти все свободное время. Меч и лук у княжича давно уже были вполне настоящие, и он умело с ними справлялся, а верхом никто не ездил лучше него. Втайне Лютобору казалось, что ратное дело никогда прежде не было ему особенно по душе, но нынешний день властно требовал своего, и он овладевал воинскими навыками так же усердно, как его товарищи. И порой его дар все-таки помогал Лютобору. Часто во время поединка ему удавалось разгадать намерения противника и парировать все его действия, даже когда против него бились двое-трое. Товарищи его не завидовали успехам: во-первых, испокон веков считалось, что князь и должен быть первым во всем, во-вторых, речь шла не о простых воинских успехах, но о чем-то темном и непонятном, чему другие не могли бы выучиться, если бы и захотели.
И в этом "другом" он тоже делал успехи, хоть и не было рядом человека, способного его тут чему-то научить. Лишь он сам был себе и наставником, и учеником, черпая память прошлого, как живую воду. Вспомнить свою прошлую жизнь - все равно что пожать руку, протянутую навстречу за триста с лишним лет до тебя. Но по мере взросления Лютобор принимал и вбирал в себя то, что уже довелось ему некогда узнать раньше. Ему казалось, он знал всегда самую простую и самую сокровенную тайну, которая наполняла тихой и светлой радостью всю его жизнь: для людей, как и всего живого на свете, нет остановок на пути из прошлого в будущее, есть лишь временные остановки в пути, а жизнь никогда не заканчивается!
Имя Ярины, открывшееся ему внезапно при виде убитой рыси, как будто прорвало плотину в его памяти, и сквозь нее хлынули воспоминания, все более бурным потоком. А может быть, дело было и не в том, а просто, взрослея телом и умом, он уже способен был принять их, как взрослый человек. Так или иначе, где раньше воспоминания просачивались в сегодняшнюю память тонким ручейком, теперь кипел настоящий водоворот.
Но он не знал пока, почему лишь только он один помнит свою прошлую жизнь, а другие люди вынуждены всему учиться заново, и верят, что живут всего один раз. Этой тайны пока не открывалось ему.
Зато почти каждую ночь он заново переживал разнообразные приключения, иногда увлекательней всех баснословных сказаний, иногда - довольно жуткие. Впрочем, по-настоящему он так и не испугался, потому что знал: все это он когда-то уже благополучно пережил. А как интересно было видеть себя то маленьким мальчиком, то юношей, стремящимся узнать мир, то вечным странником, и, наконец - седобородым старцем, познавшим тайное и умудренным жизнью, но все еще молодым душой. Хоть и далека была эта жизнь от него, яргородского княжича, но все же он испытывал радостное волнение, узнавая себя в нем. Внешне он был не особенно похож, зато замечал в себе-прошлом некоторые общие привычки. Он, Лютобор Яргородский, порой точно так же резко встряхивал головой, когда его внезапно осеняла новая мысль, как и тот, кем был прежде. И почерк у него был точно такой же - Лютобор сперва даже не поверил своим глазам. А все потому, что он держал перо не как другие люди, сгибал не три пальца, а всю пятерню. Вэдимас так и не смог его отучить от этой привычки, а оно вот, оказывается, в чем дело! И кто знает, не восходит ли такая привычка к каким-нибудь другим жизням, быть может - ко временам, когда все говорили на открытом им заново древнем языке?.. Но не только знания влекли его. Было прежде всего интересно сравнить ту жизнь и эту, поведать, как люди жили тогда, будто сам побывал в прошлом. Увидеть своих родителей в той жизни, братьев и сестер...
В его снах теперь нередко появлялась и Ярина. Он уже знал, что она была оборотницей-рысью, и странствовала вместе с ним. Сны о ней часто были обрывочными, появлялись не по порядку: то он свидетельствовал на суде об ее невиновности, то лазил в подземельях некоего каменного замка, разыскивая ее, то они мирно шли куда глаза глядят по какому-нибудь лесу.
Одно такое видение запомнилось ему особенно ярко.

Он, белокурый юноша с еще наивными глазами, проснулся на заре и уже готовился продолжать путь, навьючив съестные припасы на лошадку, нервно косившуюся в сторону женщины-рыси. Она же не спешила вставать, хоть и давно проснулась, а сладко потягивалась на траве, щурила глаза и мурлыкала совсем по-кошачьи.
- Ярина! - позвал он. - Мы идем дальше, или как?
Она замурлыкала еще громче, катаясь на траве, и даже грациозно перекувыркнулась, сделавшись рысью, и превратилась обратно в человека.
- Ярина! - повторил он. - Ты что, мяун-травы наелась?
Она еще раз перекатилась на бок, затем села и поправила волосы.
- Нет! Тогда бы я, чего доброго, каким-нибудь зайцем себя вообразила или еще кем. Просто я радуюсь, что мы наконец-то в пути, ночуем на свежем воздухе, и кругом нет толпы людей! Надеюсь, ты больше ни в какой город не собираешься?
Он уже привык к ее резким повадкам, и лишь заметил:
- Справедливости ради, князь Бронислав принял нас, как подобает родственнику. И Дедославль - великий город, и я рад его увидеть. Знаешь, мне временами казалось, что я вернулся домой.
Ярина насмешливо фыркнула - тоже совсем по-кошачьи.
- Успел соскучиться по дому, да? Ну, значит, ты совсем еще дитя, которому не хватает родительской ласки!
И она, стремительно прыгнув навстречу юноше, поцеловала его в губы, горячо и крепко, так что у него закружилась голова, точно весной, от одуряющего аромата черемухи. Он покраснел, как маков цвет, онемел на несколько мгновений. А пока он, ошеломленный, стоял столбом, стремительная Рысь уже умчалась в лес, и ему пришлось догонять ее, ведя коня в поводу.


Увидев тот сон, Лютобор проснулся с бьющимся сердцем. Губы его горели, как будто именно их только что обжег поцелуй рыси-оборотницы.
Но прежде всего память прошлого была для него наукой. Благодаря ей он еще почти ребенком осознал для себя такие вещи, которым многие люди вынуждены учиться всю жизнь. Узнавал, как много значат мысль и слово, образ, идея. Порой они способны изменить мир, жизнь целого государства или отдельных людей. Но, конечно, не любое слово, и не тогда, когда люди сорят ими, как скорлупой орехов, сами не ведая, что в их словах и пожеланиях может содержаться какая-то сила. Чтобы слово сбылось, надо твердо верить, что оно способно сбыться, и по-настоящему желать этого, вложить душу в свое пожелание, чем более важное загадано, тем больше. Простые желания даются легко, к исполнению надо стремиться всей мыслью и всеми силами души, каждой кровинкой сознавать, как много оно для тебя значит. А за самое важное, бывает, и жизнь отдается. Это и означает то, что несведущие люди зовут магией, волшебством или чародейством, и оно дается не легче, чем любому пахарю или ремесленнику его тяжкий труд.
Но из этого следовало, что каждое слово, даже сказанное без намерения - уже суть деяние. Оно способно до неузнаваемости изменить чью-то жизнь, как в лучшую сторону, так и в худшую. Вот почему так важно думать, прежде чем говорить.
Об этом Лютобору напомнил еще один сон-воспоминание.

Он увидел себя уже старцем, прожившим несколько людских поколений, но отнюдь не немощным. К тому времени он снова вернулся в Сварожьи Земли после долгих странствий, и теперь с интересом приглядывался, как много изменилось за время его отсутствия. Даже столица у Сварожьих Земель, подумать только, была уже другой, располагалась в прежде глухих лесах полунощных. Странник внимательно осматривался здесь, поселившись в землянке на речном берегу. Он не собирался никому здесь напоминать о дальнем родстве, хоть и мог бы рассчитывать по рождению на лучший прием.
Но они все равно его нашли, хоть он и держался тихо. Явились для развлечения, поглядеть, что предскажет заезжий ведун. Оба молодые, красивые, со смелой и гордой осанкой, одеты нарядно и богато. Оно и видно - не кто-нибудь, княжеские сыновья, хоть из разных ветвей многочисленного рода. Ну что ж, нельзя же их разочаровывать...
- Здравствуй, родич! Никак, на судьбу свою погадать решил? Так она, вроде, и без того уже красной нитью переплетается, - такими словами приветствовал он того из юношей, что был старше.
Тот опешил, не веря своим ушам.
- Как это, дедушка, я твой родич? Ты говори, да не заговаривайся!
Ведун лукаво усмехнулся.
- А кто же, как не родич? Ты же на внучке моего брата жениться уже надумал, песни ей под окошком напеваешь. Спроси у нее, может, о чем догадается. Тут вам с ней предсказывать нечего, остается пожелать совет да любовь! Ну а что там дальше будет - сам для себя решай, но имя свое ты прославишь. Не забывай лишь, что в жизни не все бывает, как в песне. Не то как бы печальной не оказалась самая главная твоя песня!
- Ничего не понимаю! Но предсказание твое и впрямь хороший зачин для песни, - молодой князь шагнул назад, уступив своему спутнику. - Ну, теперь ты попытай счастья.
Едва окинув взглядом второго юношу, ведун кивнул ему:
- Приветствую наследного княжича в моем скромном жилище! Я вижу, сейчас ты весел и беспечен, не знаешь ни бед, ни настоящих тревог за спиной могучего отца. Но помни, что все может перемениться в одночасье. Тебе предстоит далекий путь...
- Во Влесославль, куда меня посылает отец, - беззаботно перебил его юноша.
Но ведун медленно покачал головой, глядя в тлеющий у его ног костерок.
- Нет, не Влесославль я вижу на твоем пути! То всего лишь остановка, судьба же твоя ведет совсем в другую сторону. Вижу горы выше облаков, бурные реки в тесных ущельях, рощи, где растут смоковницы и гранаты. Вижу прекрасную женщину в царском венце, но над ее головой звенят мечи и клубится черный дым войны, реют огромные крылья и слышатся колдовские заклятья.... Далеким будет твой путь, княжич! Даже я не захаживал в ту страну, куда предстоит попасть тебе!
Следует отметить, что младший княжич, по крайней мере, не испугался зловещего предсказания. Он рассмеялся, ничуть не обеспокоенный.
- Ты, дедушка, столько всего собрал, что нарочно не придумать, и потому я не очень-то верю твоим пророчествам! Делать мне нечего, как скитаться по чужим краям, когда ты верно угадал во мне сына великого князя! Спасибо, что повеселил: такого нелепого рассказа я никогда не слышал!
Он, а за ним и его друг, взялись уже достать из кошеля золотые монеты, но ведун остановил их.
- Золото ваше мне ни к чему. Можете не верить, а Доля ваша все равно свою нить прядет, и осуществится в свой черед.
Но пока говорил так, почувствовал, что именно этих слов не стоило произносить вслух. Теперь юноши, пусть и не поверили сперва, будут впредь все равно сверять события своей жизни с его пророчеством, думать, сбудется ли оно, и, даже невольно, станут предпринимать именно те шаги, которые и приведут к его исполнению. А ведь, промолчи он о том, что увидел для них в огне костра, их жизнь еще могла бы пойти иначе. Таким образом, он связал предопределенностью двух людей, лишил их выбора.


Узнав, как это было, Лютобор порадовался, что всегда старался быть осмотрительным в своих пожеланиях и мыслях, видимо, подсознательно. Пообещал себе впредь быть еще осторожнее. Мысль и слово - такое же оружие, как меч и копье, и с ними тоже следует аккуратно обращаться.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 26 Апр, 2019, 04:50:33
Цитировать
Мысль и слово - такое же оружие, как меч и копье, и с ними тоже следует аккуратно обращаться.
Рано придёт к Лютобору мудрость. И хорошо это, и не очень. Догадываюсь, что за княжичи побывали у ведуна. Вот и сплетаются в единый узор предания Сварожьих Земель.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 26 Апр, 2019, 21:12:36
Благодарю Вас, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Рано придёт к Лютобору мудрость. И хорошо это, и не очень. Догадываюсь, что за княжичи побывали у ведуна. Вот и сплетаются в единый узор предания Сварожьих Земель.
Для него, пожалуй, все-таки хорошо. Глупости творить ему точно незачем. И некогда.
Да, еще ожидаемые мои будущие жертвы, о которых предполагаются новые истории. ;) А связь между произведениями моими всегда подразумевалась, хоть и в разных краях и в разное время происходит их действие.

Прошло еще несколько лет. Как это всегда бывает, за это время старые успели еще немного состариться, а молодые - подрасти. Княжич Лютобор и его сверстники в эти годы превратились из мальчиков в рослых статных юношей. Когда им пошел пятнадцатый год, боярин Вэдимас сказал, кажется, жалея о том про себя, что ему нечему больше их учить. Напоследок велел им показать в последний раз, чего они достигли в ратной подготовке и в науках, с чем и выпустил в новую, взрослую жизнь. Странное дело: вроде бы, суровым наставником был для них Вэдимас, и придирки от него ученики слышали чаще, чем похвалу, даже самые прилежные из них. А теперь вот каждому хоть на миг да сделалось жаль, что годы их обучения прошли безвозвратно. Им даже казалось, что наставник слишком легко готов проститься с ними.
- И все? А говорили, будто нам придется отчитываться за все изученное Бабе-Яге, - разочарованно произнес Ясень, когда они показали все, чему только научились.
Вернувшись в Яргород, они все равно виделись почти каждый день: вместе гуляли и охотились, заодно с прочей молодежью хороводились на праздниках, вместе упражнялись во владении оружием. Настоящих войн за время их взросления не случалось, так что свои умения юноши могли проявить лишь на охоте и в учебных поединках. Ими не следовало пренебрегать, ведь все могло измениться в любое время. Серьезного и упорного Чеслава княжич взял к себе оруженосцем.
Еще в Березовом Лютобору пришлось с сожалением выбрать под седло другого коня вместо Верного. Тот начинал стареть, да и низковат был под его высокий рост. Но с Верным, оставленным спокойно доживать свой век в Березовом, ему было тяжело прощаться, будто он предал друга.
- Ну что глядишь на меня с таким укором? - тихо проговорил он, уткнувшись лбом в морду коню и гладя пальцами его уши, после того, как своими руками вычистил Верного скребницей, расчесал ему гриву и задал корм, угостив заодно горстью орехов в меду. - Прости меня, хороший мой, я вижу, ты все понимаешь! Это ты у нас - и вправду Верный, а не я. Животные вообще лучше людей... Но мне приходится взять другого коня, а тебе уже тяжело будет служить, ничего не поделаешь. Зато поживешь теперь привольно, сколько угодно можешь пастись и бегать в табуне, никто не станет на тебе ездить, не наденет сбруи, не сунет жесткие удила в рот. Только не тоскуй, ладно? Прощай, Верный! На скольких бы конях мне не довелось ездить, я всегда буду помнить тебя...
Покинув своего первого коня, Лютобор почувствовал, что с ним ушло его детство.
Под седло он объездил себе стройного высоконогого Орлика, золотисто-карей масти с белыми лучами в гриве. Резвости он был отменной, и ни одному коню не позволял обойти себя, сразу прибавлял шаг, едва кто-то пытался поравняться с ним. Зато был нервным и своевольным, не то что Верный. Лютобор понимал, что ему сейчас и крылатый конь Стрибога покажется хуже его покинутого скакуна, и постарался воспитать Орлика, а заодно себя. Сам объезжал нового коня, в первые дни лично обихаживал его, чтобы конь запомнил его руку, ласково говорил с ним мысленно и вслух. В конце концов, сумел с ним поладить, и они с Орликом привыкли друг к другу.
А к тому времени, как Лютобор со сверстниками повзрослели окончательно, настала новая война. Лугии все-таки нарушили заключенный на десять лет мирный договор. По истечении седьмого года они решили, что у них уже хватит боевой силы отомстить яргородцам за поражение в прошлой войне. На сей раз действовали хитро и осторожно, так что князь Мстислав не успел и сам подготовиться к вторжению, не то чтобы известить могущественных братьев. Когда разведчики донесли, что передовые отряды лугиев разоряют пограничные села, князь Мстислав Алджимантасович наскоро созвал дружину и поехал усмирять их, не взяв сына с собой. Ему доложили, что лугиев немного, и с ними легко будет сладить. Просто пограничный набег, может быть, кто-то из лугийских панов действует самовольно, без ведома короля. Никому не верилось, что лугии осмелятся нарушить договор о мире. И князь с дружиной ушли уверенно и гордо, под развевающимися знаменами, литтскими и яргородскими.
После их ухода прошло несколько дней. Не поступало никаких вестей, и в Яргороде все ожидали сообщений. Пытались отгадать: столкнулся ли уже князь с лугиями, жаркой ли была битва - хотя в победе своих почти никто не сомневался.
Только княжичу Лютобору спустя некоторое время стало не по себе. Он ощущал странное беспокойство, не находил себе места, ни на чем не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, если к нему обращались. Даже во сне он не мог расслабиться: вместо обычных ярких и ясных видений, прочно ложившихся в его память, виделась какая-то муть, волна густого тумана, растекающегося по полю, как кисель. Но почему-о туман был красным, будто кровь, и быстро поднимался огромной волной. Лютобор пытался бежать, но почувствовал, что ноги вязнут в красном тумане. А тот уже поднимался все выше и выше, того и гляди, захлестнет с головой...
Он проснулся разбитый, с тяжелой головой, и сонными глазами уставился на огарки свечей, чадящие в памятном ему пятисвечнике. Сквозь черный дым увиделось в тлеющем пламени то же поле, а за ним - крепость на высоком холме, с тремя одинаковыми по высоте башнями. А на поле беспорядочными грудами валялись горы трупов, и ручьи крови текли по земле. Тут было много и тел лугийцев, но большинство - Лютобор сразу узнал по одежде и вооружению, - были яргородцы. Они полегли, как стояли, на своих местах, и теперь громоздились друг на друге, люди и кони, вместе вместе, окровавленные, со страшными ранами. Кусок оборванного знамени, похожий на грязную тряпку, еще висел на сломанном древке. Возле него лежал, среди других павших, князь Мстислав в измятых, окровавленных доспехах. Над полем кружились вороны. Уже близилась ночь, но они не улетали от изобильного пиршества. Острый серп злого бледного месяца зловеще нависал над холмом с тремя башнями...
Свечные огарки зашипели и погасли, и Лютобор сразу пришел в себя. Провел рукой по лбу. приводя в порядок испуганно метавшиеся мысли. Давящая усталость еще осталась, но он уже мог ясно рассуждать. Отворив дверь в смежную спальню, встряхнул Чеслава, любившего утром поспать подольше. Когда это не помогло, облил его водой из чаши.
- А?! Кто здесь? Что случилось?! Пожар? - подскочил внезапно вырванный из сна оруженосец. - А-а, это ты, княжич! Пошто будишь спозаранку?
- Буди всех наших, труби сборы, собирай войско! - коротко распорядился Лютобор. - Сегодня выходим! Я видел... - он прервался, не в силах рассказать об увиденном.
От одного взгляда на лицо княжича проснувшийся Чеслав сразу понял, что дело серьезно. Наскоро одевшись и вытерев полотенцем лицо и волосы, с которых капала вода, он убежал собирать людей.
На сей раз, заметил Лютобор, его видение относилось к будущему, и значит, еще не осуществилось. Новая луна должна была взойти только через несколько дней. Значит, надеялся княжич, Боги предупреждают о том, что еще можно не допустить. Но нельзя было терять времени.
Пока Чеслав созывал тысяцкого, воевод и иных войсковых начальников, княжич оделся и встретил их готовым к походу.
- Мой отец прислал гонца. Он пишет, что лугии обманули его, их там гораздо больше, чем предполагалось. Князь Мстислав просит привести войско к крепости Трехрогой, - произнес он холодным тоном, прежде чем собравшиеся успели заговорить.
Никакого гонца, конечно, не было. Его отец, вероятно, и сам не знает еще о готовящейся ловушке. Но не открывать же боярам тайну его предвидения. Они не поверят, как и ни один человек, мнящий себя здравомыслящим. Слишком уж невероятно звучит. Вот его друзья - Чеслав, Ясень, Радко, рыжеволосые Велигнев с Велимиром, - они глядят понимающе и подмигивают друг другу. Но они-то хорошо его знают. А остальным следует говорить то, что для них доступно.
Так, в тот же день, княжеская младшая дружина и городские полки выступили к крепости Трехрогой, лежавшей от Яргорода за пять дней пути. Скоро стали попадаться разоренные лугийцами села и следы прошедших войск, то своих, то чужих. Двигались быстро, надеясь соединиться с княжеским войском до решающего боя.
И все-таки не успели. Едва перевалив очередной холм, покрытый желтеющей степной травой, как услышали звон мечей и грохот копыт, яростные вопли и стоны. Пришпорив коня, Лютобор точно на крыльях взлетел на вершину холма, и увидел то самое поле, что в его видении представало полем смерти.
Теперь оно еще только становилось таковым. Битва, должно быть, началась лишь недавно, и яргородское войско упорно оборонялось, сомкнув ряды. Сквозь частокол их копий даже тяжеловооруженным лугийским всадникам трудно было прорваться. Но их было больше, намного больше! Прикинув на глаз численность вражеского войска, как учил Вэдимас, Лютобор решил, что лугийское войско почти вчетверо превосходит отряд его отца. И лугии, в прочной стальной броне, с перьями и конскими гривами на шлемах, уверенно наступали со всех сторон, точно сжимая орех, готовый треснуть.
Битва разгоралась все сильней. Давние враги ожесточенно рубили и кололи друг друга, не прося пощады и не считая полученных ран. Светлый блеск железа давно обагрился кровью. Землю уже устилали тела поверженных людей, а порой - их изрубленные ошметки. Метались по полю кони, потерявшие седоков, еще больше внося сумятицу.
Лютобор увидел своего отца - тот, еще невредимый, в сверкающих, как серебро, доспехах, схватился в поединке с лугийским паном, за плечами которого развевался шафранового цвета плащ. Меч и сабля закружились над их головами, так что трудно было понять, кто берет верх.
- Лугия!.. - взревел, как тур, противник князя, и целая многотысячная рать подхватила боевой клич. И, будто этого было мало, в рядах лугийских войск отозвались еще более страшным ревом трубы и рога, загремели литавры, заглушая шум битвы.
Князь Мстислав побелел как смерть.
- Алджимантас! Алджимантас! - выкрикнул он изо всех сил имя своего отца и основателя Литтского княжества, служившее и боевым кличем. Однако его голос едва услышали даже бившиеся рядом, а противник лишь усилил натиск.
Но неожиданно над полем боя раздался новый боевой клич.
- Яргоро-о-од! - во весь голос закричал Лютобор, во главе своего войска бросаясь в бой. На скаку указал Ясеню: - С левого бока ударишь, я с правого!
Половина яргородской дружины отделилась,  ручьем обтекая лугийское воинство. Со второй половиной он, выхватив меч, бросился вперед. Орлик под ним вытянулся, как струна, весь в неистовом напряжении, и злобно хрипел, словно ему не терпелось скорей стоптать кого-то копытами. Сейчас Лютобор не сдерживал коня; ему как раз нужно было это бешеное исступление, чтобы на его черных крыльях перелететь порог своей мирной жизни. В его руках был меч, и он, отбросив прочие неуместные сейчас чувства, колол и рубил, вклинившись в строй лугиев. Впервые он сражался с настоящим, смертельно опасным врагом, защищая Яргород и своего отца, исполненный решимости не допустить, того, что открылось ему в видении.
Ошеломленные сперва внезапной атакой нового противника, лугии, однако, быстро перестроились и приняли удар. В храбрости и воинской выучке им никто бы не отказал. Лютобор видел, как с другого фланга в них врезался отряд Ясеня и тоже стал прорубать себе путь. Он привстал на стременах, глядя вдаль. Яргородское знамя, с дубом и золотым солнцем, еще реяло на ветру. Но где его отец, княжич не успел разглядеть. Потому что тут как раз на него налетел на огромном рыцарском коне здоровенный лугиец в богатых доспехах, в алом плаще. Презрительно оскалившись при виде юноши, закружил над головой саблю с такой скоростью, что ее лезвие превратилось в еле различимую полоску, порхающую, как крылышко мотылька. Слышался лишь свист рассекаемого воздуха. Только и успевай следить, когда и с какой стороны ударит!
Но Лютобор и не думал отвлекаться на смертоносную пляску клинка у себя над головой. Вместо того он внимательно увидел прямо перед собой лицо лугийца, полуприкрытое забралом шлема. Разглядел в прорезях его светлые глаза. Лугиец снова самодовольно ухмылялся, так что его пышные усы пшеничного цвета задорно приподнялись.
Однако зря он торжествовал победу. Яргородский княжич предугадывал каждое его движение, видел заранее все его намерения. Он то уклонялся от стального вихря, то успевал отразить мечом готовую упасть саблю противника, и у того от изумления глаза стали как серебряные гривны. Видимо, лугийский витязь не привык чтобы кто-то мог долго выдерживать бой с ним, а тем более юноша. Наконец, Лютобор, уйда из-под очередного замаха, ударил мечом сам сверху вниз, разрубая врагу ключицу. Лицо лугийца, только что багровое, резко побледнело, когда из раны хлынула струя крови. Вторая рука, все еще сжимавшая замершую теперь саблю, опустилась сама. Среди лугиев послышались крики изумления и отчаяния.
"Видно, важный пан погиб", - подумал Лютобор, устремляясь дальше во главе яргородского воинства. Он готов был, если понадобится, изрубить лугиев всех до единого, только бы не допустить того, что открылось ему в огне. И его не волновало сейчас, заслуживают они смерти или нет, по своей ли воле пришли на Яргородскую землю, и кто там ждет их дома. Быть может, потом, после боя, он и пожалеет их, а сейчас стремился лишь воздать лугиям их же монетой. Не он ведь к ним вторгся, как чжалаирская Орда, они сами напали, да еще и нарушив договор.
Но лугийское войско, застигнутое врасплох неожиданным и решительным ударом яргородцев, уже заколебалось. Их ряды смешались, они уже не нападали сами, а лишь отбивались. Труднее всего бывает терпеть поражение тому, кто был только что в шаге от победы. Именно это и произошло теперь с лугиями. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее они начали отступать перед врагом, и, наконец, повернули коней, обращаясь в бегство.
Разглядев среди своих воинов Ясеня ("Жив, к счастью!"), Лютобор махнул ему окровавленным мечом.
- Давай за ними! До самой границы! - крикнул он.
И, тем временем как половина войска победителей бросилась преследовать врага, княжич направил Орлика туда. где на вершине холма развевалось яргородское знамя. Да, оно-то было на месте, в отличие от его страшного видения. Зато группа людей вокруг него сильно поредела, и Лютобор давно не видел среди них своего отца.
Он нашел его лежащим на белом плаще, в нескольких шагах от знамени. Воины возились с ним, кое-как сняв изрубленный шлем и пытаясь перевязать раны на голове князя Мстислава. Но кровь не унималась, и белое полотно повязок все пропиталось ею. Лютобор спрыгнул с коня, в ужасе подбежал к отцу и протянул руки, пытаясь поверить всем сердцем, что эти раны можно залечить.
Князь Мстислав вдруг открыл глаза и с удивлением узнал сына.
- Это ты-ы, Лютобор? Я... не зва-ал тебя-а. Опять... тво-ой дар?.. - слова он выговаривал особенно медленно, не столько от привычного говора, сколько от подступающей слабости.
- Я, отец! Я торопился вас спасти, и мне это удалось! - тихо проговорил Лютобор, все еще стараясь излечить его раны.
Мстислав поморщился, лицо его исказила судорога.
- Смо-отря... для чего-о, - прошептал он угасающим голосом. - Во-ойско ты спас... ты - тепе-ерь яргоро-одский князь... А-а что до меня... - на заострившемся лице мелькнула усмешка. - Не во все-ом твое ведовство-о всесильно, сыно-ок. Вот если б вы-ыжил, может... и-и призна-ал бы его по-ользу-у...
Лютобор и сам понимал, что все напрасно. Горячая волна жизненной силы, которой он не раз исцелял раненых и больных, сейчас как будто утекала в бездонный колодец, где терялась, не в силах ничего зажечь в ответ. Но он не сдавался, пока сам не почувствовал такую слабость, что закружилась голова.
Открыв помутневшие глаза, князь Мадвижас, которого яргородцы звали Мстиславом, прошептал на литтском языке:
- Вот я и дома... В Айваре сейчас идут дожди... Ветер тянет с моря, а березы стоят золотые... Хорошо вернуться домой!..
Он умолк и остался лежать неподвижно под ясным небом Яргородщины, где еще не начиналось никаких дождей. Лютобор закрыл отцу глаза и низко склонил голову, пустой и отрешенный, ни о чем больше не думая и ничего не замечая вокруг.
Очнулся он, когда уцелевшее яргородское воинство, доподлинно выяснив, что случилось, собралось в боевом порядке под знаменем своего княжества.
- Да здравствует князь Лютобор Мстиславич! - раздался дружный крик, в котором слышался и яргородский, и литтский говор.
Лютобор с трудом отвел глаза от тела своего отца. Он-то думал, что отец будет жить еще много лет, и не скоро передаст ему бремя власти. Он сам мог бы стать по возрасту, как его отец ныне, и все оставаться наследником. Но случилось иначе. Судьба распорядилась, не спросив ни князя Мстислава, ни его, Лютобора. Никогда, ни в какой жизни, он не мечтал о власти, явной или тайной. Но деваться было некуда, и он медленно, точно у него онемело все тело, поднялся навстречу своему народу.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 27 Апр, 2019, 20:14:40
Глава 6. Князь яргородский
Вечером того же дня только что провозглашенный яргороским князем Лютобор остался в своем шатре только с друзьями детства. Решено было задержаться на поле боя на один день, чтобы устроить погребальные костры для погибших, собрать оружие и ценные вещи с тел и сколотить из дерева лари, чтобы доставить домой тело князя Мстислава и других самых знатных воинов, которых неприлично было сжигать вместе с простыми. Отдав для начала самые важные распоряжения, Лютобор оставил воевод надзирать, как выполняются работы, а сам ушел в расставленный для него шатер. Там он улегся на походную постель и стал глядеть сухими невидящими глазами вверх, где сходились опоры шатра.
Завтра состоится тризна в честь его отца и других погибших. Завтра, глядя, как пламя поглотит их тела, он сможет пожелать им счастливого пути в Ирий. Сможет пировать со всем войском, слушать, как поют величальные песни по умершим, восхваляют их доблесть в последнем сражении. Воинов не подобает провожать слезами и воем. Плакать после станут женщины, не дождавшиеся своих мужей, сыновей, братьев, отцов. А мужчины должны показывать, что несчастье не сломило их. И потому на тризне звучат хвалебные песни, вспоминают подвиги ушедших, там гремят, сталкиваясь, кубки, как накануне гремели щиты и мечи. И погибшие радуются, что их соратники не превратились в унылых баб, а провожают их достойно. Так и должно быть, уж Лютобор-то об этом знал. Они ведь одержали победу, вновь отогнали лугиев от своих границ. И погибшие сегодня уходят не навсегда, а лишь на небольшой перерыв, а после родятся, кто раньше, кто позже, в новых телах. На тризне чествую еще и нескончаемое торжество жизни над смертью, напоминают себе, что смерти вовек не одержать окончательной победы.
Но оказывается, одно дело сознавать все это умом, и совсем другое - чувствовать сердцем настолько твердо, чтобы принять неизбежное как подобает. Особенно когда тебе восемнадцать лет, ты только что выиграл свою первую битву и стал князем, лишившись отца. Все так стремительно перевернулось в его жизни, что ни в огне, ни в воде не разглядишь для себя знамений. Да и следует ли на них так уж полагаться? Он получил предупреждение вовремя, чтобы спасти яргородское войско от разгрома, но не успел спасти отца. Не смог излечить его раны. И что ему делать дальше? Не у кого и совета спросить. Боярин Вэдимас остался дома. Жрец Чистомысл, когда-то просивший его, еще маленького мальчика, заходить к нему в храм, тоже у себя в святилище, теперь уже совсем старик. А больше у кого спрашивать совета новому яргородскому князю? Впереди ожидали будущие заботы княжества, которые он не готовился принять так быстро, то, что агайцы называли политикой. А также наверняка новые войны, потому что лугии вряд ли угомонятся после нынешнего поражения. И никакой дар не подсказывал Лютобору, что эти обязанности придется принять так скоро!
Чуть ли не единственной радостью, помимо собственно одержанной победы, было то, что его друзья детства вышли живыми из своего первого сражения. Чеслав с рукой на перевязи, у Радко была большая ссадина на лбу. Велимир хромал, опираясь на плечо брата. Но жизнь брала свое, и, входя в шатер, близнецы как раз смеялись, что теперь некоторое время будет легко отличить их друг от друга. Последним явился Ясень, только что вернувшийся из погони за лугиями и узнавший последние известия. Он был невредим, но после бешеной скачки покрылся пылью, как плащом, и от усталости едва держался на ногах.
- С победой тебя, князь! - тихо обратился он к лежащему Лютобору.
Тот досадливо поморщился.
- Только не сегодня, хорошо? И не надо князя. У меня еще имя есть. Небось, в детстве, как случалось друг другу расквасить нос, князем не величали?
На бледных лицах юношей появились памятливые усмешки, глаза заблестели.
- Хорошо, Лютобор, - согласился Радко. - Мы пришли посидеть тут с тобой. Ты нас не выгонишь?
Он, наконец, приподнялся на своем ложе, чувствуя, как холод внутри немного оттаивает. Сел, протянув одну руку Радко, другую - Ясеню.
- Оставайтесь, конечно. Я всегда рад вас видеть. Хорошо, что Боги вас уберегли в нынешней битве. Вот теперь мы точно - настоящие мужчины, показавшие себя.
- Да уж, - поежился Чеслав, на правах оруженосца садясь на пенек у изголовья княжеского ложа. - До сих пор бьет дрожь, как вспомню. Грохот, ор, пыль столбом, кровь хлещет отовсюду! Мне навстречу лугиец прет; я только выхватил меч, как он на скаку ткнул пикой и помчался дальше. К счастью, почти промазал, только плечо задел. Тут я разозлился, догнал его и зарубил, - обстоятельный, серьезный Чеслав и о первой своей битве рассказывал сдержанно, без бахвальства.
Рассевшись в шатре, кто на деревяшках, кто прямо на корточках, по-чжалаирски, юноши постелили скатерть, разложили на ней пироги, хлеб, мясо, сыр, копченую рыбу, сало, огурцы, разную зелень и приправы. Выставили прихваченный с собой кувшин вина. После похода и битвы ели с жадностью, кроме Лютобора, которому кусок не лез в горло. Он заставил себя прожевать лишь пару ломтей хлеба, да кусок холодной оленины. Сам почти не принимая участия в беседе, он прислушивался, как его товарищи рассказывают, кто чем отличился в своем первом бою.
- Что, страшно было? - спросил Ясень, красивый юноша с белокурыми локонами, колыхавшимися при каждом его движении.
Все, конечно, смутились от такого вопроса. Один лишь Радко решился ответить:
- Знаешь, самое интересное, что не так уж... То есть, конечно, было, но больше поначалу, когда готовились напасть. А в самом бою - то уворачиваешься из-под удара, то щит подставляешь, то сам рубишь, - вроде бы, и некогда... Я и не заметил, как они покатились прочь. Не знаю, убил кого или нет. В такой толчее трупы валятся, как снопы.
Все помолчали, снова видя перед собой ужасающую картину сражения. Наконец, Ясень задумчиво проговорил:
- Да, счастливый ты, Радко. Я вот чуть со страху не помер, как мне Лютобор доверил ударить на них сбоку. Как же, думаю, я возьмусь, ведь и не сражался никогда прежде. Нашел тоже воеводу! А как доскакали, я смотрю - люди со мной, значит, слушаются. Ударил первого лугийца мечом, и тут такой закипел кровавый хоровод, что и вправду стало некогда бояться.
- Глаза боятся, а руки делают, - напомнил им князь Лютобор. - Если сразу не струсил, потом будет легче.
А про себя подумал: "Из Ясеня, глядишь, и вправду через несколько лет воевода получится. Воевать-то придется и дальше. А мне надо будет выдвигать новых людей, никак иначе".
Затем скользнул взглядом по рыжечубым веснушчатым близнецам, занятым поглощением снеди.
- Почему-то вы молчите, если не считать треск за ушами?
Наскоро прожевав, Велемир отозвался первым:
- Ну, у нас всегда все поровну с братом...
- Один конь и три врага, по полтора на каждого, - подхватил Велигнев.
Ясень, как раз отпивший из кубка, даже поперхнулся.
- Как это - полтора врага?
Близнецы загадочно переглянулись.
- А вот не скажем! Сами отгадывайте!
- Расскажите же! Из первых уст узнать интереснее, - велел им Лютобор.
Братья не стали больше возражать.
- Ну вот, едем мы вместе, прорубаемся сквозь строй, как нам велено, - начал Велимир. - Я еще запомнил, что как раз одолел одного лугийца. Важный такой пан, толстый. Это, значит, один враг.
- А я как раз стоптал конем другого лугийца, тот упал, в крови, - стал рассказывать Велигнев. - Но у него был топорик под рукой, вот он и успел ударить. Чувствую, будто Черныш подо мной проваливается в яму. Оказалось, мой недобитой подрубил ногу бедному моему коняшке. Я не успел ноги из стремян вынуть, так с ним и полетел...
- После чего, - докончив Велимир - я, конечно, прикончил лугийца, и втащил брата к себе в седло. Потом уж, с моего коня, брат третьего врага заколол пикой. Вот так и вышло у нас: один конь и по полтора врага, - и двое рыжеволосых парней расплылись в одинаковых ухмылках.
Немного повеселев от сытной пищи и вина, они еще некоторое время вспоминали разные моменты прошедшей битвы, хвастались все безудержнее тем, что совершили сами, и чему только были свидетелями. Наконец, Чеслав вдруг хлопнул здоровой рукой по колену и судорожно усмехнулся:
- Послушать нас, так удивишься, какие лихие вояки все собрались! Что же, никто так и не боялся нисколько?
- Почему не боялись? Боялись, конечно, - возразил князь Лютобор. - Но мужественный человек может преодолевать свой страх. Теперь мы точно знаем что на это способны. И еще - в бою каждый надеется все-таки уцелеть. Эта надежда сильнее страха смерти. Если бы ее не было, конечно, мало кто решился бы драться.
Радко поглядел на него округлившимися глазами, как в детстве.
- А ты... - начал было уже, но, взглянув на товарищей, осекся. И они продолжили ужинать и разговаривать, не обратив внимания на обмолвку.
Но на следующий день, когда Радко, вместо раненого Чеслава, помогал Лютобору надевать княжеское одеяние, он решил задать свой вопрос:
- А ты в бою чувствовал страх? Я тебя видел: ты бился так, словно он тебе неведом. Словно ты заговорен от смерти. Или это вправду так?
Лютобор, мысленно вновь переживавший гибель отца, не сразу его расслышал.
- Что? Нет, конечно. Я так же смертен, как и все. Просто мне было не до того: я знал, что будет, если не одолеем лугиев. Впрочем, может быть, отчасти ты прав. Когда придет пора умереть, я, должно быть, увижу это, а вчера никакого знака не было.
Радко как раз помог молодому князю надеть кольчугу, и теперь застегивал на его шее поверх поддоспешника жесткий стальной воротник.
- Значит, ты узнаешь свою смерть заранее? Вот это и впрямь страшно, должно быть.
Лютобор повел плечами под стекающей волной кольчугой.
- Не страшней, чем умирать, - отшутился он.
В памяти появилась хижина в лесу, где он прожил самые счастливые годы на свете, где живет та, кому также грозит опасность. Потом - вековой заснеженный лес, огненная птица, слетающая с его рук, люди, спасающиеся от погони, а вдали за лесом - прекрасный город, куда устремилась несметная вражеская рать. И - отчаянное пожелание, яростное, как штормовое море. захватившее его целиком, как пламя, так что не остается ни помысла о жизни, ни тени других чувств, кроме одного: "Враг не пройдет дальше!" И вся его сила, весь опыт многих лет познания, весь жар души и сердца выплескиваются в этом единственном порыве, после которого от него самого останется лишь безжизненная оболочка его смертного тела. Да, он знал, как это бывает. Хотя в своем сегодняшнем "я" он пока лишь смутно представлял тот яростный накал, нужный, чтобы в одночасье сжечь себя без остатка ради жизни других. Кажется, по сравнению с ним все, что он чувствовал во время вчерашней битвы - все равно что костерок в лесу в сравнении с пламенем огнедышащей горы.
Глядя на погруженного в размышления князя, Радко разрывался между любопытством, смешанным с тревогой, и уважением к непостижимым дарованиям Лютобора. Наконец, решился, зная, что случая поговорить об этом может и не представиться больше:
- А ты... только свою смерть можешь увидеть? А что будет с другими, не знаешь?
- Когда как... Например, гибель отца я не видел. То есть, видел, но не так, - Лютобор махнул рукой, не зная, как объяснить проще. - Насчет вас я ничего такого не видел, так что можешь спать спокойно. Если хочешь, я расскажу тебе, ежели когда-нибудь увижу твою судьбу. Хочешь?
А Радко и впрямь успокоился от слов Лютобора, что тот не получал о нем никаких предвестий, настолько верил в его дар. Теперь, подумав, покачал головой.
- Нет, не хочу. Лучше жить, как все люди, и надеяться на лучшее, как ты сказал... Ну, повернись, княже: я застегну на тебе плащ.
И Лютобор, облаченный в боевое княжеское облачение, вышел к своим войскам, которые приветствовали его дружным кличем: "Да здравствует князь яргородский!" И он разжег погребальный огонь под телами павших воинов, и вместе с уцелевшими пировал на тризне, как подобает победителю.
А потом, следуя за погребальным ларем своего отца, новый яргородский князь вспоминал всю жизнь своей семьи, все, что было с ними. Не понимал его порой князь Мстислав и стремился переделать под себя - да. Но он, вероятно, выступал лишь орудием судьбы для него, Лютобора, чтобы он научился всему, что следует ему. Гораздо важней, что он был его отцом, и заботился о нем, и столько лет защищал чужую ему по крови Яргородскую землю, за которую и отдал жизнь. И теперь, без него, все пойдет совсем по-другому.
Как будто было вчера, вспоминалось, как отец радовался, впервые посадив его, маленького, на коня, как по пути от храма к дворцу следил, удержится ли он в седле - как будто Верный мог его сбросить!.. Ведь было же все это, было! И вот, давно уже нет в живых матушки, теперь не стало и отца, а ему осталось только их наследство - княжество Яргородское!.. Ну что ж, видно, не уйти от судьбы, неспроста не давшей его родителям других детей. Если у Богов есть насчет него свои замыслы, он, по крайней мере, узнает об этом заблаговременно.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 27 Апр, 2019, 22:05:44
Лютобор и в бою побывал, и князем стал. А такой молодой, даже юный. Чем-то он мне Святослава напоминает. Тот тоже был молодой да ранний.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Апр, 2019, 20:46:52
Большое спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Лютобор и в бою побывал, и князем стал. А такой молодой, даже юный. Чем-то он мне Святослава напоминает. Тот тоже был молодой да ранний.
Разве они так уж похожи? Жизненные обстоятельства так складываются. А взрослеть тогда вообще приходилось рано, в том числе и правителям. Иные и вовсе в детстве всходили на трон.

Сделавшись князем, Лютобор поселился в опустевшем княжеском дворце. Часть литтской дружины и бояр, которых ценил его отец, вернулись домой, как видно, не будучи уверены, как их примет сын. Уехала и тетка Эгле, последние годы заменявшая здесь хозяйку. Она увезла в Айваре и прах князя Мадвижаса, помещенный в серебряную урну, чтобы он упокоился среди родных. На прощание сказала племяннику, сильней обычного растягивая слова:
- Ты прекра-асно обойде-ошься и без меня-а, а я хочу-у прожить дома оста-аток дней. Не ста-ану скрывать, никогда-а особенно не люби-ила здешний кра-ай, да и меня здесь то-оже. А ты скоро же-енишься, при-иведешь хозяйку во дворе-ец, и справишься без ста-арой скучной тетки.
С тем и уехала. Вообще-то, Лютобор с детства недолюбливал тетку за то, что она не ладила с его матерью, но теперь, когда его жизнь менялась так стремительно и необратимо, впору было сожалеть даже об Эгле.
Сказанные ею на прощание слова о женитьбе впервые заставили Лютобора об этом подумать. У него еще не было сговоренной невесты, а сам он пока не приглядывался всерьез к боярским дочерям и городским девушкам, что встречались на каком-нибудь праздничном хороводе и просто на улице. А главное - он не мог забыть являвшуюся ему в видениях Ярину, женщину-рысь. Она была не просто подругой тому, кем он был некогда, но и старым другом, прошедшим вместе много испытаний. Они вместе отражали нападение навьих, потревоженных нечаянно в зачарованной пещере. Она его выручила с пиратского корабля, когда он по своей наивности попал в плен. А в другой раз уже ему довелось искать плененную Ярину в подземельях замка аллеманского барона, и он подоспел в последний момент, когда оборотницу втолкнули на арену с разъяренным леопардом, а гости барона готовились любоваться зрелищем и делать ставки. Именно тогда он впервые осознал по-настоящему, как сладка бывает месть, и что ему для этого не обязательно нужны меч или копье. Лютобор, уже знавший такое чувство по битве с лугиями, очень хорошо понял себя-прежнего. После всего, что довелось пережить вместе, Ярина была ему куда дороже, чем просто подруга - он видел в ней необыкновенную силу духа, упорство, гордость в любых обстоятельствах, даже смертельно опасных. Она переносила любой, самый трудный путь, гораздо легче него. Ни разу бестрепетного взора ее зеленых глаз не помутили робость или малодушие. Что в сравнении с ней значили самые красивые яргородские девушки? Лютобор не обнадеживал ни одну из них, если они при встрече строили ему глазки. Пусть они ищут в жизни каждая свою судьбу. Ни одна из них - не для него.
Конечно, рано или поздно ему придется жениться. Он - князь, и, кроме него, у Яргородского княжества нет наследников. Нет подходящей невесты дома - можно поискать в Айваре, при дворе князя Радвиласа. Тот послал письмо племяннику, приглашая приехать в гости. Но Лютобор вежливо отклонил приглашение в связи с трауром и необходимостью сперва разобраться в делах правления. Однако про себя знал точно: жену из литтов он не возьмет. Не заглядывая в огонь или в воду, знал заведомо, что его судьба ведет не туда.
Вопреки тайным опасениям, яргородцы пока что не сомневались в его способности княжить. Конечно, молодой и неподготовленный правитель не очень удобен, особенно в трудные времена. Но, когда он начинает с победы над лугиями, более убедительного доказательства пригодности к власти трудно представить. И войско, и народ поздравляли его с одержанной победой, веря, что за ней последуют и новые. Возможно, дело в том, что в Лютоборе яргородцы видели родную кровь, наследника древнего княжеского рода, а не терпимого только по необходимости пришельца-литта.
Но было и еще кое-что, пробуждавшее в них надежду. Слухи о том, что ему якобы открыто тайное, просочились в народ еще во времена детства Лютобора. Теперь люди удивлялись. откуда он узнал, что лугии поймали в ловушку княжеское войско, да еще знал точно. куда надо идти. И многие, - и воины, видевшие его первую битву, и простые горожане, - не очень-то поверили, будто князя Лютобора оповестил гонец. Когда заходила об этом речь, люди хитро подмигивали и многозначительно кивали головами, как бы желая сказать:  "Ну да, уж мы-то знаем! Нет, что ни говори, а никому не ведомо, откуда что узнает наш молодой князь... Ну да нам что за дело до того? Да пошлют ему Боги избавить нас окончательно от лугийских нашествий!"
Но Лютобор так же быстро узнал, что среди простых яргородцев далеко не все склонны надеяться на него. Еще при князе Мстиславе шли слухи, что многие деревни пустеют, жители из них уходили неведомо куда, то поодиночке, то целыми семьями. Теперь такие случаи участились. Многие бояре обращались к князю с жалобами, что холопы их будто проваливаются сквозь землю, сперва порознь, а теперь уже целыми селами. И следов было не сыскать. Наступала весна, а многие поля некому было обрабатывать. Плодородная яргородская земля, на которую неспроста зарились и лугии, и литты, зазеленела, вместо всходов пшеницы, одной сорной травой.
К князю приехал боярин Жирослав, один из самых знатных и богатых владетелей земель на границе с Лугией. В свое время предки князя нарочно давали в той стороне самые богатые вотчины, с тем, чтобы всегда были на страже и готовились отражать любое нападение. Прежде этот человек всегда держался надменно, не скрывая, что богатств его род собрал, пожалуй, не меньше, чем у самого князя. Теперь же прискакал, как очумелый, повалился в ноги князю Лютобору, едва не рыдая, в отчаянии хватал себя за бороду.
- Разорен я, княже, совсем разорен!.. Убит! Уничтожен!.. Ни зернышка не засеяли в моих полях, и в селах моих хоть шаром покати! Не иначе, как Чернобог всех прибрал!..
- Ты говори ясней, - велел Лютобор, отступив на шаг от боярина, чуть ли не отряхивающего бородой его сапоги. Что ж сразу в ногах-то валяться, будто перед ханом чжалаирским? - Мор, что ли, разразился?
- Не знаю, что разразилось! - всхлипнул Жирослав. - После мора хоть тела остаются, понятно. А тут никого нет, как корова языком слизала! Не только люди, но и скотина вся пропала, и птица домашняя, и из изб все нужное тоже, и телеги, плуги, бороны. А следов никаких не видать, и, кого ни спроси, не видели, куда могли податься! Пять больших сел опустели в одну седьмицу - это же не иголка, княже, представь, сколько обозов получится, если самовольно уехали куда...
Лютобор представил, и согласно кивнул.
- А ты, часом, не пропустил нападение лугиев, а, Жирослав? - поинтересовался он вкрадчивым голосом.
- Что ты говоришь, княже! - возмутился боярин. - Я свой хлеб ем не зря, у меня всегда разведчики следят за границами! Да и не ведут никакие следы ни туда, ни оттуда, и нет ни трупов, ни пожаров. Избы все стоят как стояли, только люди все разом пропали.
- И следов не видать? - продолжал расспрашивать князь.
- Даже собаки никакого следа ни взяли, - в отчаянии простонал боярин Жирослав. - Ради всех Богов, молю тебя, княже: сделай хоть что-нибудь! У соседей моих тоже бывало, что народ куда-то пропадал. Если все так провалятся - это... это же... разорение, голод, гибель всей Яргородщине придет!..
- Помолчи! Не хорони нас прежде времени! - строго ответил Лютобор. - Выпей квасу и успокойся. Выясню я, куда у тебя народ пропал.
Обрадованный его участием, боярин Жирослав снова порывался упасть на колени, горячо благодарил и готов был целовать ноги князю, если бы тот ему не запретил.
- Найди, найди их, княже, умоляю! На тебя последняя надежда! Мне все же мнится - это нечисть утащила всех. Ведь ни в одной избе ни кошки, ни мышки не осталось!..
- Даже мышки? - усмехнулся Лютобор, и потребовал оставить его одного.
Чеслав и Радко встали у плотно замкнутых дверей, отваживая всех, кому зачем-нибудь вздумается пройти мимо княжеских покоев. Но все равно, по дворцу мгновенно разлетелись слухи, что князь сейчас будет ворожить, чтобы узнать, куда пропадают беглецы. Правда, из-за закрытых дверей не доносилось ни звука, так что оказавшиеся рядом слегка разочаровывались. Ни волшебных слов и заклятий, что произносят обычно чародеи, ни, тем более, голосов сверхъестественных существ, которые бы ответили призвавшему их. За дверью царила полная тишина. И это особенно будоражило внимание, потому-то воины, слуги и прочие, кто только имел поблизости дело или мог его выдумать, кружились рядом, как коты вокруг сметаны.
Князь Лютобор, оставшись один, заглянул в чашу с водой и сосредоточился, пытаясь представить, куда исчезли жители покинутых сел. Он редко пытался о чем-то узнать нарочно, обычно видения сами находили его. Но здесь не следовало ждать, пока Боги пошлют ответ. Раз уж довелось быть князем, он не может допустить, чтобы люди разбегались или похищались неведомо кем. И он стал пристально глядеть в чашу. Вода была труднее в обращении, чем огонь, но зато и яснее передавала знаки.
Сперва он разглядел покинутые деревни. Действительно, там было, как и сказал боярин Жирослав, хоть шаром покати. Все сколько-то ценное люди унесли с собой, во многих избах остались одни голые стены. А вот следы здесь все-таки нашлись, хоть и скрытые, изглаженные, словно беглецы затирали их за собой, как лисица хвостом. Колея, оставленная в мягкой весенней земле тяжелыми возами, разглаживалась, смятая трава поднималась. Не руками, конечно, все это делалось, простыми восстановительными чарами. Лютобор и сам такие освоил в детстве, чтобы скрыть от наставника, когда у него или его друзей ломалось оружие или иная вещь. Обычным взором следов починки было и впрямь не углядеть, но сам он теперь все-таки нашел скрытые следы на земле. Они вели к большому лесу, лежавшему в низине между холмов. Что ж, отличное место для тех, кто хочет надежно спрятаться. Но вот дальше следы терялись вовсе, и Лютобору пришлось приложить еще больше усилий, чтобы что-то понять. Все-таки, он был еще молод, и своим нынешним "я" никогда прежде не противостоял чужим чарам, а прошлый опыт не совсем заменяет нажитой.
Ему застила взор тонкая, но непроницаемая туманно-белая завеса. Она накрыла лес, будто колпаком: хоть подглядывай в щелку, хоть проползи ужом, хоть взлети быстрокрылой птицей, - ничего, кроме завесы, не увидишь. Лютобор знал, что таким образом порой загораживают от постороннего присутствия сами Боги, охраняя особо полюбившиеся места. Но чаще так поступали Лешие, Водяные и прочие Дивии, поссорившись с жадными и непочтительными людьми. Если бы здесь было так, Лютобор не стал бы глядеть дольше. Но это завесу создал человек, он был уверен. Перепутать чары людей и Дивий было невозможно, как перепутать боевые приемы или почерки сварожанина с чжалаиром. Они совсем по-разному выглядели, разные отпечатки оставляли в окружающей среде - никак не ошибиться.
Здесь поработал человек, чтобы отвести глаза другим людям. И нечто знакомое почудилось Лютобору, словно отзвук давным-давно знакомой речи, хоть слабый и искаженный кем-то, кто услышал лишь малую толику, и не смог повторить правильно. Словно вор, укравший из гробницы боевую секиру некогда великого героя, не знает ни свойств ее, ни стоимости, и приспособился колоть дрова лезвием из небесного железа, в прошлом сокрушавшим нечисть.
"Как жаль, что некогда великая и добрая сила попала в руки профанам", - вздохнул кто-то в глубине души Лютобора.
Но, как только Лютобор выяснил для себя природу туманной завесы, уже ничто не могло ему помешать проникнуть взором сквозь нее. Хоть практических навыков у него было куда меньше, чем у того, кто ее воздвиг, зато необходимые знания были у него целиком, а не их осколок... Осколок? Почему-то именно это слово показалось ему особенно важным, и он его запомнил до того, как выяснится доподлинно.
Во всяком случае, не следовало терять времени. В тот же ден, князь, собрав младшую дружину, поехал к заколдованному лесу. В чем подвох, не сказал даже ближникам своим, но воины все равно поглядывали на него выжидательно, не сомневаясь: их князь что-то видел! Переглядывались с гордостью и надеждой скоро увидеть чудеса.
Однако княжеская дружина вовсе миновала бы скрытый лес, как пустое место, не заметив ничего, кроме бурьяна да ковылей в поле, если бы Лютобор не почувствовал словно невидимое касание: "Это здесь". Он решительно повернул тревожно захрипевшего Орлика.
- Княже, ты куда? Тут же нет ничего, - удивленно заметил Ясень.
- Есть, - коротко бросил яргородский князь, проезжая сквозь туманную завесу.
Наяву раздвинуть ее было еще трудней, чем в видении, но, уже зная, что увидит за ней, он справился. Тот, кто скрыл лес завесой, мало что знал, но обладал немалыми дарованиями, следовало признать. Однако ему было далеко до тех, кто вкладывает всю силу в защитные заклятья, кому не жаль своей жизни ради других. Этот слишком хотел жить - и, по возможности, хорошо жить.
Княжеская дружина двинулась вперед следом за Лютобором, с изумлением озираясь среди замелькавших вдруг стволов деревьев, появившихся будто из ниоткуда. Но еще больше поразило их, когда впереди послышались людские голоса и топор дровосека. А за деревьями открылась большая вырубка. Посреди нее за высоким забором высился большой бревенчатый дом под гонтовой крышей, настоящие хоромы. Вокруг строились избы куда проще на вид.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 29 Апр, 2019, 23:38:41
Лихо кто-то среди пожара стройку затеял! И чем только думает ворюга? Ладно, пока отсудить за завесой, выстроит себе этакое баронство тайное. А дальше-то что? Чтоб нормально жить, даже в те времена без торговли никуда! Хозяйство конечно натуральное, связей мало экономических, но полной обособленности себе даже Сварожьи Земли в пору до нашествия не могли позволить! Не говоря уж об отдельных княжествах. А тут - усадебка боярская да народу ну пара тысячь - это в лучшем случае! А вышел торговать - тут и раскрылся, и дальше всё ясно как день - хозяин, будь то князь или - пади княжество, в том числе и стараниями этого умника - лугий нарочитый,  кто там у них - воевода? Каштелян? Хотя это вроде христианское скорее... - прихлопнет этого нарождающегося магната, и никакая магия не спасёт! Потому как разорять свои земли, своих бояр правитель позволить не может!
Спасибо, эрэа Артанис!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 30 Апр, 2019, 04:46:05
Уж не лугии ли пытаются тишком кусок яргородской земли оттяпать? Лютобор должен найти на них управу и найдёт, думаю. Вот где знания из прошлых воплощений пригодятся. А Жрецы уцелевшие поблизости не мелькнут? Ведь именно сейчас молодой князь впервые всерьёз проявит себя как ведун.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 30 Апр, 2019, 21:09:18
Премного благодарна вам, мои милые читатели: эр Зануда и эрэа Карса! :-* :-* :-*
Лихо кто-то среди пожара стройку затеял! И чем только думает ворюга? Ладно, пока отсудить за завесой, выстроит себе этакое баронство тайное. А дальше-то что? Чтоб нормально жить, даже в те времена без торговли никуда! Хозяйство конечно натуральное, связей мало экономических, но полной обособленности себе даже Сварожьи Земли в пору до нашествия не могли позволить! Не говоря уж об отдельных княжествах. А тут - усадебка боярская да народу ну пара тысячь - это в лучшем случае! А вышел торговать - тут и раскрылся, и дальше всё ясно как день - хозяин, будь то князь или - пади княжество, в том числе и стараниями этого умника - лугий нарочитый,  кто там у них - воевода? Каштелян? Хотя это вроде христианское скорее... - прихлопнет этого нарождающегося магната, и никакая магия не спасёт! Потому как разорять свои земли, своих бояр правитель позволить не может!
Спасибо, эрэа Артанис!
Необязательно ведь, чтобы это затеял некто достаточно образованный, чтобы понимать настолько далеко идущие связи. Он может рассуждать и так: "На наш век хватит, а после нас - хоть потоп". В нашем же мире люди много сотен лет верили в Беловодье или еще какое-то мифическое "мужичье царство", в рай земной, где все свободны и не то работают на самих себя, не то вовсе не обязаны работать - все и так легко достается. И их вряд ли волновало, как это возможно практически. В МИФе, на магической подкладке, это отчасти возможно сделать. Но посмотрим, как оно выглядит...
Уж не лугии ли пытаются тишком кусок яргородской земли оттяпать? Лютобор должен найти на них управу и найдёт, думаю. Вот где знания из прошлых воплощений пригодятся. А Жрецы уцелевшие поблизости не мелькнут? Ведь именно сейчас молодой князь впервые всерьёз проявит себя как ведун.
Нет, не лугии. Увидим, кто. А Лютобор, конечно, обязан найти управу, как феодал и крепостник. ;D
А что до Жрецов - так кого же, по-Вашему, он вспоминал еще?
"Как жаль, что некогда великая и добрая сила попала в руки профанам", - вздохнул кто-то в глубине души Лютобора. "

Глава 7. Осколок прошлого
На поляне собрались люди. Их было много, должно быть, все исчезнувшее население опустевших сел. Здесь были и мужчины, по виду - только что оторвавшиеся от обычных в эту пору работ; в сорочках, заскорузлых от пота, с руками в земле, в мозолях и занозах.  Сюда же собрались и женщины, выходя из уже отстроенных изб и временных землянок. Под ногами у старших крутились дети. Взрослые глядели все в одну сторону с благодарностью и надеждой, но для детей все происходящее казалось только веселым развлечением.
Вот стих стук топора, и с крыши строящейся избы спрыгнули последние работники, собрались на утоптанной земле посреди вырубки. Там, возле большого деревянного изваяния, стоял мужчина лет пятидесяти, с седеющей бородой, одетый, в белоснежную льняную сорочку и штаны. На одежде его не было ни следов штопки, ни малейшего пятнышка, а вместо лаптей он был одет в кожаные сапоги. Он поднял обе руки, указывая на изваяние.
Оно было совсем не похоже на привычные изображения Богов, и все же, несомненно, что-то означало. Вытесанное из крепкого дуба без чертежа и общих определенных представлений, оно походило не то на огромного уродливого человека, не то на вздыбленного медведя. Не покрытое краской или золотом, как статуи в храмах, оно, однако, производило впечатление грубой, первозданной мощи. На голове изваяния было что-то вроде венца, кованого из железа. А в нем горел прозрачный кристалл, сверкающий на солнце всеми цветами радуги. Он был неправильной формы, словно отломился некогда от куда более крупного камня, и похоже, что никто даже не пытался обработать его, прежде, чем поместить в железный венец. Проще было сделать для него гнездо и крепления, чтобы сидел, как есть.
"Осколок!" - вспомнил Лютобор, увидев кристалл. Он сделал знак молчать своей дружине, ожидавшей позади, среди деревьев, а сам принялся внимательно слушать.
Тот, кто стоял у изваяния, заговорил обращаясь к ловившим каждое его слово людям:
- Милые братья и сестры! Здесь мы с вами, и дети наши, будет свободны навсегда от тяжелой, изнурительной работы, от несправедливости, что чинят князья да бояре, от вражеских нашествий! Здесь мы можем работать для себя одних, и весь урожай, все сделанное нами, останется в наших руках. Здесь никто не отберет плоды вашего труда и не оставит вас голодать. Не станет хлестать вас плетьми по малейшей вине и вовсе без вины. Не потащит самых красивых девушек себе на ложе. Не пошлет вас же, разоренных, голодных, страдающих, воевать за своих мучителей! Хватит, довольно мы защищали их интересы, пока они богатели на нашем поту и нашей крови! Теперь мы свободны!
- А-а-а! - отозвалась толпа дружным воплем.
- Я сам был некогда таким же бесправным рабом, и тоже едва осмеливался думать, что можно жить лучше, чем довелось мне, моим родным и друзьям, и всем, кого я знал, - продолжал говоривший. - Но Боги избрали именно меня открыть людям новую весть, и подарили чудесную силу, чтобы создать общество, где правит мир и справедливость, где человек не владеет человеком! Я скрыл наше поселение Завесой Тайны, и нас не найдут ни собственные наши угнетатели, ни иноземные враги! Нам не надо князей да бояр, ни своих, ни пришлых! Мы - свободный народ!
- О-о-о! - слились в общий гул вопли из толпы, внимающей своему пророку.
- Теперь мы работаем для себя, а не для других. Мы не обязаны выбиваться из сил, чтобы вырастить больше, чем можем использовать. Но мы должны жить достойно, как подобает свободным людям. Наше первое дело - обжиться здесь по-человечески, построить настоящие жилища, а не жалкие землянки. Раскорчевать лес, вспахать поля и посеять пшеницу, овощи, лен, чтобы нам было чем кормиться и что надевать. Согласитесь, что, уж если мы могли, не покладая рук, работать на господина, то для себя мы способны сделать гораздо больше!
- У-у-у! - снова донеслось из толпы.
- Защиту нам дает священный камень, который мне послали Боги! Стоит его повредить или хотя бы поцарапать, как его сила исчезнет, и наше поселение станет видимо всем. Высшие в своем священном замысле, непостижимом для смертных, избрали меня одного, чтобы пользоваться силой камня. Сказали: когда мне придет пора уйти в Ирий, среди вас явится другой посвященный, и я передам ему тайну нашей свободы. А до тех пор я вынужден оберегать ее один...
- Храни ее долгие годы! Счастья и здоровья тебе на сто лет, посланец Богов! Не волнуйся ни о чем: мы прилежно позаботимся, чтобы наш освободитель не нуждался ни в чем!
Глядя из-за деревьев на пророка, напустившего на себя важность, князь Лютобор видел все в осколке камня ясней, чем в огне или в воде.

Пещера. Нет - целый подземный город из соединенный между собой пещер, давно заброшенный и порядком обветшавший, но еще хранящий следы былой искусной работы.
Человек. Тощий и оборванный, со ссадинами на лице и разбитым коленом. Он только что свалился на кучу камней сверху, из зияющей высоко в полуосыпавшемся своде дыры, и теперь пытается отдышаться, размышляя, как же выбраться отсюда. Он попал сюда на корабле, как купеческий холоп, в гавани сбежал, решив попытать счастья. Да, спасаясь от погони, и ухнул сюда. Что же делать дальше? Хорошо еще, что, готовясь бежать, он стащил снеди на несколько дней, а также веревку, нож, молоток и зубило. Если длины веревки не хватит, то, может, удастся сделать ступеньки в стене, чтобы выбраться из пещеры?..
Успокоившись немного за свое будущее, человек продолжал осматриваться по сторонам. Похоже было, что в пещере когда-то бушевала битва. На полу там и здесь еще валялись потемневшие от времени кости, в том числе, как показалось беглецу, от весьма странных существ. Одну из стен подпирала колонна, очертаниями похожая на могучего окаменевшего человека. На стене темнел силуэт женщины, словно выжженный там. Но самым поразительным был огромный прозрачный камень, не то горного хрусталя, не то еще чего более твердого. А в прозрачной глубине камня застыла человеческая фигура, замершая в движении, будто пыталась плыть сквозь него. Присмотревшись, беглец разобрал  седовласого старца в черном одеянии, вмурованного в камень, как муха в алатырь. Лица его разглядеть не смог, потому что камень пересекала сеть мелких трещин.
Разглядев их, беглец воспрянул духом. Раз в камне трещины, значит, не так уж он крепок. Может, удастся его расколоть? Беглецу отчаянно захотелось это сделать. Он почувствовал, что камень может быть его полезен. Самая очевидная возможность - унести, сколько сможет обломков, и продать его за большие куны. Но лучше не спешить. Кажется, он может быть полезен не только этим...
Беглец всегда умел пользоваться обстоятельствами, и не пропускал благоприятный для себя момент. Как ему это удавалось - он не умел объяснить, но рисковал всегда удачно. Так же часто, правда, плоды его удач другие люди сводили на нет, и он винил в этом стоявших выше него. Коли родился холопом, трудно тягаться со знатными да богатыми.
Открыв заплечный мешок и наскоро перекусив, беглец вынул зубило и принялся осторожно загонять в трещину, пересекавшую поверхность камня. Но, после долгих усилий, взмокший от пота, смог отколоть лишь кусок неправильной формы, который как раз можно было взять в руки. Острая грань оцарапала ему ладонь, и на мгновение перед глазами все расплылось. Но, не успел беглец испугаться, как сразу воспрянул, увидев перед собой необыкновенные, захватывающие возможности! Видения проносились перед глазами, одно чудесней другого. Он узнавал  одночасье много такого, что раньше не приснилось бы в самых смелых снах. Теперь-то ему сделалось кристально ясно, как оставить в дураках знать и богачей навсегда.
Он отодвинул один из камней в стене, и нашел там книгу. Огромную, в аксамитовом красном переплете, с золотыми застежками, украшенными драгоценными каменьями. Руки его задрожали от предвкушения. За один богатый переплет, пожалуй, можно было купить боярскую вотчину, однако он уже не думал о кунах. Гораздо большее сокровище открывалось перед ним. Читать он, по счастью, умел: приходилось для хозяина, влесославльского купца, и свитки товаров вести. Но, едва только с огорчением подумал, что книга наверняка писана на чужом языке, как причудливые буквы стали складываться в знакомые слова.
Долго он сидел, не дыша, вчитываясь и запоминая каждое слово. У него было чувство, что нечто, дремавшее глубоко в его душе, почти уже умершее, не находя себе применения, теперь оживает, как от глотка живой воды.
Наконец, собираясь покинуть удивительную пещеру, он почтительно сложил в заплечный мешок тяжеленную книгу и осколок камня. Без сомнения, они еще пригодятся ему там, среди глупых доверчивых людишек.


Все это было столь же ясно Лютобору, как если бы самозваный пророк поведал сам. Больше нечего было терять времени. Он подтолкнул Орлика, и тот вынес князя из леса мягким, как бы крадущимся шагом.
- Не придется, говоришь, людям работать на других? - насмешливо протянул князь. - А вон те хоромы кому воздвигли? Не тебе?
Он проехал вперед, прямо на толпу, расступавшуюся перед ним, и оказался лицом к лицу с самозваным пророком. Тот настолько не ожидал, что в его скрытое тайными чарами царство могут явиться посторонние, что едва не упал на землю, увидев князя с дружиной. Пропустив всадников, бедные сельчане тоже не верили своим глазам. Как же так, ведь только что им говорили, что ни один враг их здесь не найдет...
Пророк прохрипел с трудом, словно дар речи отказывал ему:
- Ты кто такое? Как... сумел пройти сквозь мою завесу?..
- Князь яргородский, Лютобор Мстиславич. Пришел вернуть домой тех, кого ты обманул.
Его воины готовы были уже окружить беглецов и взять в плен, но Лютобор их остановил. Нельзя было сомневаться, что в такой большой толпе, считающей, что добились для себя свободы, многие стали бы сопротивляться. Пролилась бы кровь, причем с обеих сторон. И даже если беглецов удастся вернуть домой, то отчаявшиеся, затаившие злобу люди попросту опасны. Надо было убедить их. И он заговорил чистым и звучным, еще юношеским голосом, не спускаясь с коня:
- Вы покинули свои родные села, отказались работать на князя и бояр, чтобы здесь работать на беглого холопа, от рождения равного вам! Поглядите, где живет он, и где вы! Ни дать ни взять вотчина боярская. Хорошую свободу ты им подарил, Мехолап!
Пророк, названный по имени, заговорил громче, стараясь сохранить свое влияние:
- Избу побольше мне сами люди поставили, по своей воле! Захотят - и себе такие срубят...
- Это когда же им такие хоромы строить, когда ты их каждый день гоняешь на работы, а, Мехолап? - голос князя сделался очень мягок. - То они тебе строят баню, то овин, то в огороде за тебя копаются. Ты-то топор или лопату и в руки не брал ведь!
Говоря так, он зорким глазом заметил среди толпы шевеление. Одни стояли задумчиво, ворочая в голове мысли на все лады. Другие, более преданные сторонники колдуна, возмущенно зашумели:
- Чего там, мы уж как-нибудь позаботимся, чтобы праведный человек, избранник Богов, ни в чем не нуждался! Ведь он один охраняет нашу свободу... охранял, то есть.
Отметив нерешительность в этих словах, Лютобор краем глаза следил за колдуном, но обращался уже к народу:
- Так от чего еще вас оберегал Мехолап? Труд ваш легче не сделался. От посягательств на ваших девушек? Как насчет вон тех двух, впереди? - он указал рукой на двух молодиц, одетых получше других, но не очень-то веселых на вид. - Ведь не из худших же выбрал, Мехолап! Они кто тебе?
- Жены мои! Над мужем и женой и князь не властен! - с нескрываемой ненавистью отозвался пророк.
- Жены? А на какие средства ты прокормил бы даже одну жену, как не за счет тех, кто на тебя работает, одураченные тобой? - скривил губы Лютобор.
В толпе какая-то женщина заплакала. Люди неуверенно заколыхались, не то угрожающе, не то с сомнением - теперь им было трудно решать.
Мехолап с ненавистью уставился на князя.
- Ну что тебе еще нужно, волк ты ненасытный? Так нестерпимо тебе, что хоть часть людей тебе неподвластны?
- А разве ты вправду сделал их неподвластными? - князь показал рукой на свою дружину. - Захочу - и всех поволокут домой в цепях. Но мне такого не нужно. Люди яргородские! Я взял клятву с ваших бояр, что те из вас, кто вернется домой, не будут ни в чем наказаны. В конце концов, вы тут целую вотчину выстроили, за это награда следует, а не наказание. Ясень, ты с сегодняшнего дня здесь хозяин. Переводи часть людей со своей вотчины, пусть обживаются тут.
Молодой воин даже подскочил в седле, не веря своим ушам.
- Я?! Вот уж благодарю тебя, княже!
А из толпы валкой поступью вышел коренастый чернобородый мужик, исподлобья уставился на князя.
- Правда, что ли, не тронут, если вернемся?
По знаку князя вперед выехал боярин Жирослав, которому принадлежали большинство бежавших. Не желая глядеть на них, процедил сквозь зубы:
- Правда. Князь Лютобор Мстиславич велел вас простить. Довольно вы навьих тешили. Собирайтесь домой, землица уж по плугу соскучилась!..
Сперва несколько человек отделились от толпы, за ними последовали и другие. Слышалось недовольное ворчание:
- Порубили мы вдоволь вековых деревьев, поворочали плугом целину! Пусть другие дураки на Мехолапа жилы рвут!..
Глядя, как разбегается его народ, самозваный пророк почти лишился рассудка. Лицо его перекосилось, глаза сделались бешеными. Он тянул руки к уходившим, что-то кричал, просил, но никто его уже не слушал. Когда же и обе его жены ушли за остальными, он обернулся к Лютобору и злобно завопил:
- Да кто ты такой, что разрушил все, сделанное мной?! Тать денной, подлый кровосос, князишка проклятый, хуже чжалаирской Орды!
Лютобор подъехал прямо к изваянию и, став на седло, разжал кинжалом железные скрепы, взяв осколок прозрачного камня в руки. И заговорил тихо, так что было слышно только им двоим:
- А ты меня еще не узнал, Мехолап? Я был некогда частью той силы, от которой ты почерпнул совсем немного, а уж возомнил себя всемогущим! Ты перенял дар, но не получил ни ума, ни совести. Скорей всего, тебе было все равно, что станет после тебя с теми, кто тебе доверился, лишь бы ты сыто и безбедно прожил остаток жизни. Но твоя власть рассеялась, как и твоя Завеса Тайны!
И он подбросил камень, и, пока тот летел, ударил по нему мечом. На большом камне самый лучший булат едва оставил бы царапину, но этот осколок был гораздо слабее, а Лютобор всем сердцем желал его расколоть. И камень рассыпался градом радужно сверкнувших осколков, осыпался блестящей пылью.
- Не пошло тебе впрок колдовство, Мехолап, - проговорил князь, удовлетворенный своей победой. - Сдавайся в плен!
- Ступай к навьим! - и, прежде чем кто-нибудь мог ожидать, колдун метнул нож прямо в грудь Лютобору, не защищенную никаким доспехом. Ни сам князь, ни его воины не успели отвести удар. Только Орлик, шарахнувшись от резкого взмаха, чуть отклонился, и нож вонзился немного правей сердца.
Лютобор покачнулся в седле и упал на руки ближникам.
Послышались вопли и проклятия. Его воины уже хватались за оружие. Колдуна сразу вздели на копья, готовы были уже расправиться с остальными беглецами. Но Лютобор приподнялся, не замечая, как из раны тут же хлынули новые потоки крови.
- Не трогать их! Они ни при чем! - произнес он слабо, но твердо, и потерял сознание.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 01 Мая, 2019, 18:45:17
Его ближники перенесли раненого князя в ту самую хоромину, что для колдуна воздвигли обманутые им люди. Уложили в постель в самой большой горнице и перевязали рану. Кровь, наконец, удалось остановить, но Лютобор не приходил в чувство, и лишь глухо стонал. Люди его в ужасе переглядывались, не зная, что станет теперь.
Раненого нельзя было никуда везти, и гонцы поскакали в Яргород и другие ближние города, чтобы привезти самых искусных лекарей. Но, к тому времени, как они добрались, Лютобор уже горел в лихорадке и бредил. Никакими средствами не удавалось сбить жар. Все в отчаянии глядели на князя, который метался, произносил никому не известные имена, разговаривал с кем-то на неведомом языке.
...Он спускался в заброшенный пещерный город-лабиринт, вход в который едва можно было разглядеть на каменистом склоне, густо поросшем колючим кустарником. Но ему не надо было искать. Он твердо знал.
Велик и разветвлен был подземный город, глубоко зарылся в каменную толщу. Некогда проникший сюда отряд смельчаков лишь благодаря чертежу смог пройти его, не заблудившись в многочисленных боковых ходах и тупиках-отнорках. А вот ему не понадобился никакой чертеж. Он прекрасно знал ходы, в создании которых сам некогда принимал участие.
Легким, скользящим шагом преодолев весь подземный город, он пришел в тот самый зал, что видел недавно, узнав историю самозваного колдуна. Да, здесь все носило следы некогда отбушевавшей битвы между людьми и Жрецами. Ему это место открыло гораздо больше, чем Мехолапу. Он отвернулся от большого прозрачного кристалла, в который вмурована была человеческая фигура. Возле одной из стен пещеры находилось каменное кресло. В нем сидела женщина в серебристом платье, не молодая и не старая на вид.
- Селена, - позвал он тихо, приблизившись к ней, на том языке, что заново открыл еще в детстве, ничуть не сомневаясь, что здесь его поймут.
Она сидела прямо, но с закрытыми глазами, с отрешенным лицом, и казалось невероятным, что она его услышит. Однако она открыла глаза и заговорила на том же языке глухо, словно все еще спала:
- Здравствуй! Я узнаю тебя, хоть ты уже не такой, как прежде. У тебя лицо не Борнаха.
- Я изменился, - проговорил он.
- Но глаза... глаза того человека, что отнял у нас Владу, твою наследницу. Того, кто лишил нас силы.
- Люди не любят, когда кто-то грубо вторгается в их жизнь. И я, и она ведь сами выбрали свой путь. А кое-кто из вас - не скажу, что все, - хотели нас силой вернуть себе.
- Мы дорого поплатились за эту ошибку, - печально проговорила Селена. - Вряд ли нас когда-нибудь вновь станет двенадцать, как Богов Погибшей Земли и священных созвездий на небе. Ты нас покинул. Крэй и Лиара почти превратились в природных духов, ничего не помнят, один кроме камня, другая - кроме воды. Наджара, Иссат, Схульд предпочитают незримо тешить себя людскими слабостями, чем заботиться о будущем. А где теперь Гарран, ушедший за смертной женщиной? С тех пор, как мы перестали следить, чтобы простые люди хоть немного соблюдали мир и порядок, они сражаются все больше чуть ли не с каждым годом. В них накопилось столько ожесточения, что Жрец Войны уже не мог себя проявить всего лишь в одном теле. Его дух развеялся между всеми, кто сражается; каждый из них отчасти Гарран, и несет его дух, но не память. А способы войны, меж тем, становятся все изощреннее. Может статься, что еще при твоей жизни стены твоего города ощетинятся железными трубами, стреляющими огнем. И это - лишь начало. Ты помнишь, что бывает с землями, накопившими слишком много опасного оружия? Стоит лишь начать усложнять виды вооружения, придумывать все более смертоносные и сложные в управлении, - и этому не будет конца, пока все живое не окажется под угрозой. Мы нашими идеями и образами сдерживали людей, чтобы, если уж без войны не обойтись, они обходились мечами и копьями. А теперь кто уследит за ними? Ты?
В этом она была права, и он склонил голову, воочию увидев снова гибель земли, которой теперь нет.
- По крайней мере, при моей жизни постараюсь не допустить огнеметных орудий. Что-нибудь придумаю, как одолеть врага по-другому.
- При твоей жизни! Короткой по меркам истории жизни! - на усталом лице женщины появилось страдание. - А что будет дальше? Простые люди глупы и легкомысленны, они и последствий собственных своих поступков рассчитать не в состоянии, не то что предусмотреть далекое будущее. Ведь и муж Влады не подозревал, какие силы мы держали под контролем, а он развязал им руки.
- Люди не настолько глупы. Если бы мы долгие века не решали за них, как за беспомощных детей, они давно бы нашли верный путь. И я верю, что со временем найдут.
Селена саркастически усмехнулась.
- Ты веришь!.. Я слышу вновь отголоски старых споров, из-за которых ты и ушел от нас. Сейчас твое тело находится между жизнью и смертью по вине негодяя, случайно проникшего сюда и укравшего пару крупиц наших знаний, - она впервые с начала разговора подняла руку и указала на кристальную гробницу Коатла, от одной из граней которой был отбит кусочек. - Так уж вышло, что у этого человека были некоторые способности к магии, раскрывшиеся и усилившиеся многократно, когда он украл осколок кристалла и одну из наших книг. И как он их использовал? Чтобы обманывать людей и жить за их счет! И ты все еще веришь в людскую сознательность?
- Да, верю. Тот человек изначально был подл, а магия не дарит никому ни чести, ни совести, если их не было в душе. Но я, живя среди людей, знал хорошо и многих других. Храбрых и доблестных мужей, готовых отдать жизнь за свою родину. Трудолюбивых селян и горожан. Преданных своей семье жен. Ты сама убедилась, Селена, что людям многое под силу совершить, - он обвел рукой, указывая на следы былой войны.
Жрица нехотя кивнула, но тут же глянула на него насмешливо.
- А все-таки и ты, столь пламенно защищающий их, ведь не кричишь о своем даре всем подряд, правда? Научился с детства, что лучше молчать  о том, чего обычные люди не знают. Не миновать и тебе нашего пути, никуда не денешься. Могучие князья и вожди станут ценить твой совет, безоговорочно верить в твою мудрость. Ты подарить им образы славных побед и поможешь воплотить их. Станешь сильнее тех, кто открыто правит миром. Так же, как испокон веков действовали мы. Потому что в тебе много от нас, несмотря ни на что.
- Ну уж вашим путем не пойду! - гордо возразил он. - Порой скрыть нечто важное действительно бывает легче, чем пытаться объяснить непосвященным. Но, как только истечет время моей земной жизни, я уйду в Ирий, не стану никому передавать свой дар и память. Пусть дальше люди идут сами, я им в "мудрые и чуткие руководители" не набиваюсь.
- А между тем, возможно, из всех нас именно ты мог бы им стать, - задумчиво проговорила Селена. - Но ты сам выбрал. Не обессудь тогда, если и самое твое имя потомки забудут, или станут вспоминать лишь как неясный слух, не то басню, не то легенду. И величайшую твою победу другим припишут, не зная, что тебе суждено подготовить ее.
- Что, Кратий и тут свое бойкое перо приложит? - усмехнулся он. - Не ради своей славы, но ради человеческой памяти, хотел бы, конечно, чтобы они знали правду. Но я думаю, она и так не умрет навсегда. Через много поколений родится кто-нибудь, к кому неведомо откуда придут точные подробности, вроде бы никому не известные, и он их споет или запишет. Все тайное рано или поздно становится явным, говорят люди... Прощай, Селена! Рад был повидаться, но больше меня ничего здесь не держит. Я ухожу, и ничего не возьму отсюда с собой.
- Прощай... - прошелестела Жрица, вновь погружаясь в летаргический сон.
Он повернулся спиной к пещере и направился обратно, к выходу. И, пока шел, видел вновь события своей жизни, бывшие и еще предстоящие. И не только своей: ему виделись и другие люди, судьбы которых, в общем, доказывали, что они все еще живут по заветам, поставленным когда-то Жрецами. Их образы, идеи продолжали действовать, и когда сами они потерпели сокрушительное поражение. Быть может, их силы хватит еще на много веков. Через много лет люди усомнятся в том, что было до них, готовы будут перевернуть всю историю прошлого, сами у себя примутся отрицать славные победы, - это Кратий станет водить пером, что ядовитее змеиного зуба. И тут уж никто людям не поможет, один лишь собственный разум и сердце должны помочь найти правду в нагромождении лжи.
А вот князь Радвилас, озаренный солнцем, льющимся сквозь цветное стекло. Он мечтает объединить под своим знаменем все земли на Закате. В речах его - столько вдохновенной страсти, что нельзя не увлечься его замыслами хоть на миг. Это Медер, солнцеликий Медер вложил ему солнечное пламя вместе с мечтой о неограниченной власти. Той самой мечтой, что в прошлом поражала стольких великих властителей. Теперь-то было ясно то, что в детстве только насторожило его.
А вот чжалаирская женщина, в плаще из волчьих шкур, в высокой шапке с вороньими перьями, скачет на оживленном скелете лошади вокруг котла, где варятся неведомые, но, несомненно, опасные зелья. Она гортанным голосом выкрикивает заклятья, на скаку бросает в котел новые снадобья, время от времени черпает ложкой зелье и плещет на пару грубо вылепленных истуканов, лежащих рядом с котлом. Две глиняных фигуры в человеческий рост, весьма грубой лепки, лишь так, чтобы формой напоминать людей, однако лица их сделаны довольно четко, и кажутся ему смутно знакомыми. Хитромудрая Ренунт, великая ученая, естествоиспытательница, заклинательница, так вот каким людям ты теперь вкладываешь частичку своей силы!
Покинув заброшенный пещерный город, он взмыл в воздух, не оглядываясь назад, промчался над морем, сверкающим в уже высоком свете весеннего солнца, вдохнул с наслаждением свежий соленый воздух, полюбовался высокими волнами, прежде чем вернуться на расцветающую весной землю, к своему покинутому телу.
В течение трех недель врачи и княжеские ближники почти не надеялись, что Лютобор выживет. Страшный жар терзал его днем и ночью, и молодой князь метался в бреду, бередя едва начавшую затягиваться рану. Никто не мог понять, о чем он говорил в это время, потому что даже пятеро ближайших его друзей давно забыли тот язык, который, как все думали, он придумал в детстве сам.
Но вот, наконец, лихорадка стала стихать, и он как будто вынырнул из бездонного омута, слабо начиная чувствовать свое тело и то, что было вокруг.
Очнувшись однажды под вечер, он приоткрыл глаза и увидел над собой беленый потолок просторной горницы. А прямо перед собой - покрасневшие от недосыпания глаза Ясеня. На подбородке его мягко пушилась первая белокурая бородка.
- Ничего себе! Это сколько же я спал? - проговорил Лютобор и слабо поднял руку к своему лицу. На щеках и подбородке он также ощутил мягкий пушок, которого не было прежде.
Услышав его голос, Ясень подскочил и кинулся к двери, и радостно завопил:
- Он очнулся!
В следующий миг дверь чуть не слетела с петель. В горницу ворвались Чеслав, Радко и близнецы, четырьмя вихрями кинулись к его постели.
- Ты жив! Ты пришел в себя! Слава Богам! - твердили они наперебой, едва не пустились в пляс от радости.
Лютобор искрящимися глазами глядел на них, полных сил и здоровья. Сам он был еще слишком слаб, чтобы разделять их веселье, и лишь наблюдал с тихой улыбкой. Вдруг вспомнил, при каких обстоятельствах был ранен, и ахнул испуганно:
- А беглые что? Вернулись домой?
- Вернулись, вернулись, - заверил Ясень. - Почти никто не захотел здесь оставаться, лишь нескольких человек Жирослав мне уступил. Пока что все только о тебе тревожились, а теперь можно будет сюда перевести людей с родительской вотчины, обживаться, как ты велел. Местечко-то в самом деле неплохо устроено.
Лютобор огляделся по сторонам, увидел стены из свежих бревен, еще пахнущих свежесрубленным деревом, вдохнул всей грудью этот запах, и поморщился от боли в еще не до конца зажившей ране. Но это скоро пройдет; а во всем остальном до чего хорошо быть живым, чувствовать, как жизнь постепенно возвращается в твое тело!..
Вдруг ему вспомнилось еще кое-что, не менее важное.
- Осколок я разбил, но у колдуна была еще книга заклинаний. Где она?
- Хо! Поглядите, что его заботит: только что почти что из Ирия вернулся, а уже о делах беспокоится, - Чеслав всплеснул руками, не то осуждая, не то восхищаясь.
Но рыжие близнецы уже вылезли вперед и принялись рассказывать, как обычно, дополняя друг друга:
- Нашли мы книгу, в постаменте у деревянного идола, - первым начал Велимир.
- И спрятали до того, как ты очнешься, - тут же подхватил Велигнев.
- Мы не сомневались в твоем выздоровлении!
- А книга лежит себе в ящике. Никто из нас и заглядывать в нее не стал.
- Переплет у нее, правда, богатый, да только иметь с ней дел никому не хочется. Небось, какая-нибудь колдовская пакость?
- Вот это правильно, - проговорил Лютобор, у которого немного закружилась голова от быстрой речи и двоившихся перед глазами лиц и фигур близнецов. - Стану на ноги - сожгу ее. Все равно, с какими целями ее писали, среди людей ей сейчас не место...
И тут же спохватился: ведь он неосторожно высказал лишнее при непосвященных, которым знать этого не следовало.
Впрочем, ближники его ничего такого не заподозрили на радостях, что князь пришел в себя и теперь скоро выздоровеет.
Радко заботливо поправил ему подушку. поднес к губам лечебное питье.
- Отдыхай теперь! С помощью Богов, скоро будешь совсем здоров. Не только у нас, у всех яргородцев гора упала с плеч, как лекари сказали, что ты будешь жить. И как проклятый колдун сумел тебя достать?
- Пустяки! Я сам виноват: слишком рано возомнил себя победителем, не учел, как опасен загнанный в угол враг, - медленно проговорил Лютобор, укладываясь на подушки. - Впредь пусть наши враги хвалятся еще не одержанной победой, а не мы.
И он уснул, уже глубоким тихим сном, приносящим исцеление.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 01 Мая, 2019, 21:17:44
Интереснейший эпизод. Вот и с Жрецами Лютобор встретился.И память проснулась. Даже в пещерном городе побывал. И ведовские способности испытал.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 02 Мая, 2019, 21:22:47
Спасибо Вам большущее, дорогая эрэа Карса! :-* :-* :-*
Интереснейший эпизод. Вот и с Жрецами Лютобор встретился.И память проснулась. Даже в пещерном городе побывал. И ведовские способности испытал.
Чтобы идти вперед, надо сперва точно разобраться в том, что осталось позади, чтобы оно не напомнило о себе позже и совсем некстати.
И испытать свои силы ему было тоже нужно.

Глава 8. Исполненное обещание
После исцеления от тяжелой раны характер князя Лютобора заметно изменился. Он сделался более молчаливым, даже замкнутым, реже веселился вместе с друзьями, старавшимися его расшевелить. Поостыл к праздничным гуляньям и охоте, на пирах совсем не пил вин и хмельных медов. Даже пятеро его ближников, замечая перемену, думали теперь, что Лютобор сделался взрослым мужем, когда они еще более-менее считали себя юношами. А между тем, прошло всего два года, как он сделался князем, и ему едва исполнилось двадцать лет.
Внутренние изменения повлияли и на внешность его. Он рано повзрослел телом и духом, и теперь из юноши превращался уже в молодого мужчину, рослого и статного, хотя и несколько худощавого. Густые золотисто-каштановые волосы его падали волной до плеч. Яркие синие глаза его живо отзывались своим выражением на все, происходящее вокруг. Иногда - хоть и гораздо сдержаннее теперь, чем прежде, они снова искрились беззаботным весельем, как в детстве. Им случалось сиять радостью победы, как летнее небо в солнечную погоду. Но они могли порой казаться холоднее льда, а в сражениях их синева темнела, как море перед штормом. Не один храбрый лугийский воин, встретив в разгаре ожесточенной битвы раскаленную синеву глаз яргородского князя в прорезях шлема, вдруг сознавал, что его дело проиграно, еще до того, как успевал определиться итог сражения.
За два года ему трижды приходилось отбивать нападения беспокойных соседей. Но Лютобор успевал каждый раз предусмотреть нападение, и врагу ни разу не довелось его застать врасплох. Если лугии сперва и рассчитывали, что молодость нового яргородского князя даст им преимущество, но эти надежды не оправдались. Трижды за два года разбитые лугийские войска откатывались назад, в свои крепости, выстроенные вдоль границы.
Яргородцы в это время воспрянули духом. Они стали верить, что князь Лютобор послан Богами, чтобы окончательно разгромить лугиев и принести долгожданный мир многострадальной Яргородской земле. Таинственно перешептывались, что князь знает все наперед, и его не провести никакому врагу. Когда Лютобор с дружиной проезжал по городу, жители приветствовали его радостными криками, а молодые девушки бросали цветы и ленты. Понятное дело, ведь и князь, и ближники его были молоды и привлекательны. Правда, Лютобора скорее забавляли их выходки, чем волновали.
О жениться он покуда не помышлял, хотя старшие бояре, в их числе и его наставник Вэдимас, несколько раз на совете заводили об этом речь. Не без труда, но он сумел их убедить, что женится, когда придет пора, и не будет беды, если подождет еще несколько лет. По примеру князя и пятеро его ближников не спешили искать себе невест. Близнецы чуть не поссорились, когда им понравилась одна и та же девушка, с которой познакомились на празднике в честь весеннего равноденствия. Несколько дней ходили мрачные, как сычи, и от этого тягостно было не только им, но и окружающим. Видеть Велимира с Велигостом, не смотрящих друг на друга и не говорящих вместе, как обычно, - такого никто и представить себе не мог. Потом братья помирились и, кажется, даже сильнее прикипели друг к другу, но на девушек уже не заглядывались. Чеслав и Радко просто не хотели спешить, и только Ясень влюбился в красивую купеческую дочку. Скоро можно было готовиться к свадьбе. Князь Лютобор готовился от чистого сердца поздравить друга, первым нашедшего свое счастье.
Да, сильно изменился он за это время. Сделался замкнутым, скрытным, хоть и не угрюмым. "Только Боги знают, что к князя Лютобора Мстиславича на уме", - говорили воины, когда князь, ничего не объясняя, поднимал их в поход и вел туда, где вправду оказывались лугийские войска.
Но не только княжеская ответственность так изменила его, и даже не тяжелая рана, после которой он едва выжил. Главной причиной было то, чо он узнал в пещерном городе о мире и о себе. Таких тайн он не мог поведать никому, и не мог, держа их в себе, оставаться прежним. Теперь ему сделалось ясно многое из того, что прежде только мерцало редкими звездочками в глубинах памяти.
Но он еще не знал, почему ему суждено было родиться на свет именно в эту пору, ради чего он вернулся из Ирия на землю не раньше и не позже. Этот ответ дожидался своего времени. И оно пришло на двадцатую осень Лютобора.

Ему ни с того ни с сего приснился могучий вековой лес, занесенный тающим снегом. Он сразу понял, что это не яргородская земля: такой стужи здесь вовек не бывало. Но, приглядевшись, выудил это место из глубин памяти, как рыбу из темной воды. Затем он увидел и себя, уже не удивляясь, что узнает себя в седобородом старце, сидящем у костра в легкой одежде и с босыми ногами, точно вокруг и не было зимы. Рядом с ним пристроились мальчик и девочка, по виду которых сразу видно было, что они брат и сестра, причем близнецы. Оба, озябшие, измученные разом обрушившимися на них непосильными испытаниями, грелись у костра, все еще не веря, что им удалось спастись - одним лишь им...
А напротив него сидел у костра высокий юноша, на лице которого. как и у всех, собравшихся поодаль, запечатлелись гнев и скорбь. Но не только эти чувства. Чем больше странник вглядывался в лицо юноши, озаренное пламенем костра, тем больше в нем росла надежда в грядущее спасение Сварожьих Земель. Видно было, что он отмечен Богами быть настоящим вождем, одним на миллион, кто сумеет сам пройти по узкому мостику над бездной, и не дать другим упасть туда.
- Я прошу тебя, Светозар Ростиславич, отправиться с нами во Влесославль. Если тебе не все равно, что будет дальше, то помоги нам своей магией или хотя бы мудрым советом... - юноша, не подозревая о его мыслях, в свою очередь взирал на него с надеждой.
Что ж, разумно: в такое время любая помощь на вес золота, как не обрадоваться ей? Но не этому юноше просить о помощи других, когда в нем самом скрыты те качества, что еще способны сохранить Сварожьи Земли в годину бедствий. Куда трудней и невероятней любой магии то, чего он сумеет добиться.
- Святослав, Святослав! Вовсе на тебя не похоже так торопиться, лучше и впредь этому не учись! - засмеялся ведун.  - Быть может, к какому-нибудь твоему потомку, которому я буду нужен сильнее, я и приду на помощь, даже если придется родиться вновь. Но ты - ты справишься и без меня.
"Потому что твой потомок может через поколения получить от тебя дар воина и полководца, но не иметь твоей выдержки и терпения, что в тебе видны уже в юные годы. Потому что он гораздо раньше тебя сделается хозяином себе и многим другим, и его горячую кровь не укротит вовремя своевольный Влесославль. Тогда ему точно понадобятся помощь и совет, прежде чем он сможет в свой черед совершить то, для чего родится на свет".
На побледневшем лице юноши мелькнул страх. Неужели все, что приходится терпеть народу Сварожьих Земель от этого проклятого нашествия, выпадет еще и будущим поколениям?!
- Что ты хочешь сказать? - Значит, при моих потомках будет еще тяжелее, если я смогу обойтись без тебя, а они не смогут?
"И им тоже, само собой, придется нелегко, прежде чем удастся одержать победу - если вообще удастся. Но главное все же придется совершить тебе, не то будущее может вообще не наступить. Однако в тебе уже заранее виден человек, способный поднять тяжелую ношу и удержать ее. Мне нечего посоветовать тебе, князь. Я всегда старался избегать и войн, и политики. Иногда все же оказывался в них втянут, но в целом, ты и теперь уже знаешь о них куда больше меня. Видимо, мне тоже придется измениться, чтобы справиться с ними в другой жизни".
- Я этого не говорил, а ты опять спешишь. В чем-то тогда будет легче, в чем-то тяжелее. Я не о временах говорил, о тебе. Ты без меня справишься, говорю.
И он умолк, настороженно прислушиваясь к доносившимся издали звука - старец, давно переживший всех близких, которому осталось только оказать людям последнюю услугу и умереть, чтобы запустить новую цепь событий...


Лютобор проснулся и распахнул глаза, будто пронизанный молнией. Этот сон был яснее всех, что приходилось ему видеть прежде, он сразу расставил на свои места все, чего он не знал до сих пор.
Молодым князем, которому он дал обещание, был будущий Святослав Храбрый. Лютобор знал, что потомки Святослава и по сей день остаются одним из самых сильных правящих родов в Сварожьих Землях. Высоко поднялась Медведицкая Крепость, доставшаяся в удел его младшему сыну. С тех пор медведицкие князья, следуя завету своего великого предка, умудрялись быть в чести у чжалаирских ханов, не раз получали от них ярлык на великое княжение. Но с какой целью этот сон привиделся ему именно сейчас, не раньше и не позже?
Лютобор не верил, чтобы что-то могло произойти случайно. Тем более - вещий сон, который всегда приходит в нужное время и в нужном месте. Надо только выяснить, к чему он.
Неслышно, чтобы не разбудить слуг, спящих в смежной горнице, князь поднялся, как был, босиком, подошел к столу с пятирожковым подсвечником. Став князем, он заменил почти всю обстановку в покоях, но от этого подсвечника рука не поднялась избавиться. Хорошо видя в темноте, он нашел кресало, высек искру и зажег свечи. Пламя вспыхнуло и слилось вместе, и в его красно-золотых, осенних тонов, отблесках он увидел...
Вначале ему явился огромный чертеж Сварожьих Земель, по которому Вэдимас учил его землеописанию. На этом чертеже каждое княжество и все сопредельные земли были отмечены каждое своим цветом, показаны самые крупные города, синим начертаны реки и озера. Внезапно чертеж перед ним ожил, на нем заколосились поля и зашумели могучие леса, точки, обозначавшие города, выросли до огромных размеров, сделались настоящими городами, полными жизни, огражденными каменными стенами. По дорогам ехали повозки и скакали всадники, в деревнях жили поселяне. Вот уже ни на одном чертеже не поместилось бы все, что он видел перед собой. Мгновение - и он обвернулся соколом, взмыл высоко в небо и стремительно помчался над все разворачивающимся перед ним живым ковром Сварожьих Земель. Он пролетел над Яргородщиной, над Литтским княжеством, и еще дальше на полунощь, туда, где среди зеленых чащ и болотистых мест лежали Срединные княжества. Немного правее высились за крепкими стенами усилившиеся за последнее время города, княжеские столицы: Волчанов, Змее, Азань, и уже потерявший былое значение, но еще считавшийся столицей Сварожьих Земель Брониславль. Еще дальше за ними голубела широкая, как море, гладь Великой реки, но он лишь окинул внимательным взором те края и устремился закатнее. Его тянуло в другую сторону, и он, наконец, нашел на живом чертеже нужный ему город. Красивый город, величиной и многолюдством не уступавший тем, что он успел увидеть сейчас. Хорошо устроились в некогда захолустном углу здешние владетели - потомки Святослава Храброго, медведицкие князья! Видно, что все больше людей готовы жить под их рукой, ценят и власть их, и заботу.
Лютобор-сокол неслышной ночной тенью перелетел городскую стену и, промчавшись над крышами спящих изб, устремился к большой деревянной крепости. Именно там, в покоях великокняжеских, совершилось только что то, о чем ему следовало знать.
Одно мгновение - и он усилием воли незримо проник внутрь, чтобы увидеть и услышать все, что было в ту ночь в самых сокровенных покоях медведицкой Крепости.
Женщина с истомленным бледным лицом лежала в постели, разметав по подушке прекрасные черные волосы. На высоком лбу ее еще не обсохли капельки пота, но искусанные в кровь губы чуть заметно шевельнулись в улыбке.
Тут же горницу огласил пронзительный вопль младенца. Новый человек на свете громогласно оповещал о себе. Казалось, он знал, что родился на свет не кем-нибудь, а княжеским сыном, и, значит, в будущем сможет требовать многого.
Старая повитуха протянула матери красное, сморщенное тельце новорожденного. Здесь же, в покоях, присутствовали еще десятка два женщин - боярыни из свиты княгини и служанки, помогавшие при родах.
- Мальчик! - торжественно произнесла старуха и приложила ребенка к груди матери. Вопль сразу прекратился, сменившись довольным чмоканьем. Молодая мать слабо подняла руку и погладила насыщавшегося сына по головке, покрытой темным младенческим пушком.
Не успел еще он насосаться досыта, как отворилась дверь, и в покои влетел молодой мужчина. Лицо его преисполнено было и радости, и страха. Увидев лежащую женщину, кормившую ребенка, он бросился к ее постели, упал на колени, как подкошенный, и заплакал:
- Сбыслава! Сбыславушка! Слава всем Богам, родила благополучно! Скажи мне, не томи: кто у нас?
Молодая женщина улыбнулась еще с заметным трудом.
- Сын... У нас родился сын...
- И еще какой, да хранят его могучие Боги! - бойко затараторила повитуха. - Вон какой громогласный да жадноедящий! Чуть нас всех не оглушил! А, если ребенок сразу так охотно тянет молоко, значит, вырастет здоровым и крепким, хватило бы только молока в материнской груди...
Но медведицкие князь и княгиня уже не прислушивались к ее болтовне. Они сейчас были только втроем, в своем отдельном мире, построенном лишь на их семейном счастье. Князь склонился над женой и сыном, поцеловал Сбыславу в лоб и в глаза, обведенные черными кругами утомления.
- Умница моя, сыночка принесла! Дочка у нас есть уже, и я бы, конечно, и второй обрадовался, но мальчик все-таки... - он не договорил, всхлипнув опять и не стыдясь бегущих из глаз слез умиления.
Молодая мать тоже улыбалась, казалось, забыв уже пережитые страдания, и глядя то на мужа, то на сына, который тем временем досуха высосал одну ее грудь и только что принялся за другую.
Из присутствовавших при родах боярынь вышла вперед одна, высокая и дородная, одетая богаче всех, с густо набеленным и нарумяненным лицом. В пояс поклонилась княжеской чете, так что на шее ее застучали, сталкиваясь, жемчужные бусы, нанизанные в пять рядов.
- Пусть все самые светлые Боги хранят вашу семью, государь Тихомир Тихомирич, государыня Сбыслава Владиславна!.. А имечко-то какое дадите сыночку, чтобы запомнила его благая Доля?
Молодые родители растерянно переглянулись. Опасаясь недоброго глаза, они не выбрали заранее имени для ребенка, и теперь не знали, какое им назвать.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 03 Мая, 2019, 20:53:01
Медведицкий князь быстро взглянул на жену.
- Пусть государыня Сбыслава решит. Ей пришлось тяжелей всех, ей и честь имя выбрать наследнику нашему.
- И неправда совсем, - княгиня с гордостью любовалась сыночком, жадно вытягивающим до последней капли питательное материнское молоко. - Мне в радость было принести тебе сына! Лучше все-таки тебе дать ему имя, достойное княжеского сына. Выбери красивое, сильное имя, чтобы Хозяйка Судеб золотой нитью вплела его в ткань будущего.
Князь Тихомир на минуту задумался, выбирая имя сыну. Много славных имен проносилось в голове, за которыми стояли значительные успехи прошлого, да только смутно чувствовалось - это все не то. О будущем нужно думать, выбирая имя, не о славе предков, а о том, что пожелать совершить этому мальчику, когда он вырастет.
Когда, наконец, младенец насытился, досуха выдоив материнскую грудь, отец осторожно взял его ладонями, после того как его укутали пеленой из тончайшего льна. Ребенок показался ему заметно тяжелей, чем он помнил сразу после рождения их со Сбыславой дочку, но все равно, в мужских руках был таким маленьким и хрупким, что на него и дышать-то было боязно, не то что перехватить поудобней. От какого-то неловкого движения отца младенец проснулся и снова завопил, так же громко, как в первый раз.
Тут же подскочила боярыня, спрашивавшая об имени, взяла ребенка правильно, покачала, успокаивая.
- Ну не кричи, не кричи, княжич! Чуть не уронил тебя папенька по неловкости, да?.. Тише, тише! Все хорошо будет, - и, укачав сомкнувшего еще тусклые глаза младенца, боярыня снова передала его князю. - Погляди-ка, государь: он ведь не плакал и не хныкал - ревел, как боевая труба, недовольство высказывал, что не так взяли.
Князь улыбнулся сыночку.
- А может, и хорошо, что так. Может, хоть кто-то в нашем роду характер проявит? Весь наш род, с самого Святослава Храброго, только по званию князья, а на дере - рабы чжалаирские, и земля наша рабствует с нами...
- Княже!.. - всплеснула боярыня полными руками в браслетах и испуганно оглянулась, как будто даже в княжеской опочивальне притаилось в каждом углу по ордынцу. - Можно ли говорить о таком...
- Нет уж, раз в жизни скажу, о чем думал! - бледное острое лицо медведицкого князя в эту минуту, озарившись внутренним светом, сделалось прекрасным. - Всегда мы помнили, что нечего и пытаться бороться с Ордой. Можно лишь задабривать ее, платить ей любую дань, какую укажут, самим грабить свой народ, чтобы бросать золото в эти бездонные бочки. Можно кланяться ханам, терпеть унижения, чтобы чжалаиры не разрушили и то немногое, чего удалось нам добиться. Да еще у них же искать помощи против своих же братьев, других сварожских князей. Мы были слишком слабы, чтобы поступать иначе. Меня, как и отца моего, назвали Тихомиром затем, чтобы мы никогда не забывали, в чем главное наше дело: любой ценой умиротворять Орду. Я надеюсь, что у моего сына жизнь будет счастливее. Может быть, именно ему суждено собрать под своими знаменами такую силу, что сможет свергнуть проклятую Орду!..
Кое-кто из бывших в покоях женщин ахнул в ужасе, едва не падая без чувств, другие вовсе поспешили выбежать прочь, как будто стали свидетелями преступления. Но князь говорил не для них.
- Сбудется так или нет - одни Боги покуда ведают. Но пусть твое имя, сын мой, выражает уже не печальную необходимости, а силу и гордость нашу, и самые сокровенные надежды! Называю тебя Лютобором, чтобы тебе удалось одолеть самого лютого врага нашего - чжалаирскую Орду!
Княгиня Сбыслава, в отличие от других, не испытала страха от одной мысли о борьбе с Ордой. Она молчала, но глядела с гордостью на своего обычно осторожного, и, как думали, нерешительного супруга. И ей тоже согревали сердце его мечты о будущих свершениях их сына.
- Да здравствует княжич медведицкий, Лютобор Тихомирич! - воскликнула молодая мать.
А тем временем другой Лютобор, незримо для всех наблюдавший за происходившим, усмехнулся про себя такому совпадению имен. Поняв, что больше ничего важного его здесь не ждет, он исчез из Медведицкой Крепости, вернулся обратно домой, в свое настоящее. Погасив свечи, долго сидел, размышляя обо всем, что поведали ему сон и видение.
"Да хранят тебя все самые благие силы, Лютобор Медведицкий! Расти сильным, отважным и мудрым, чтобы и впрямь тебе совершить то, чего желают не только твои родители, но и каждый человек в Сварожьих Землях. Думаю, мы с тобой встретимся, когда придет пора".
Но, когда подумал так, ему стало не по себе. Ведь он - не обычный ведун, кормящийся чем Боги пошлют и странствующий сколько угодно из одной земли в другую. В то время было много таких вечных странников обоего пола; одни вправду обладали волшебной силой, другие лишь приписывали себе ее, пускаясь в бега, чтобы спастись от тяжелого труда, от несправедливости, от пережитых на родине бед, а кое-кто - и спасаясь от преследования за свои преступления. Они бродили по дорогам из города в город, слагая песни, предлагая лечебные снадобья и довольно сносно предсказывая будущее, и вольны, конечно, были повернуть в любую сторону, если их там не ждало наказание. Но он-то прежде всего - князь яргородский, и обязан заботиться о своем княжестве, истерзанном постоянными войнами с Лугией. До Медведицы и других земель, лежащих далеко на полунощь, какое дело ему? Ведь никто в Сварожьих Землях не придет на помощь Яргороду, даже если лугии совсем подомнут его. У них своих забот хватает, чтобы вспоминать о давно отрезанных окраинах. Но тогда, во имя всех Богов, как же ему и княжеские обязанности исполнять, и сдержать обещание помогать потомкам Святослава Храброго? Пребывать наяву в двух местах сразу он как раз не умел. Тогда какой выбор придется ему сделать со временем?
Боги послали его вновь родиться на свет, как раз когда между Сварожскими Землями и Ордой, вроде бы, наметился перелом. Совсем еще слабый, незаметный невнимательному глазу, но все-таки, силы их уже не столь несоизмеримы. Как ни трудно приходилось сварожанам под игом, сколь страданий не вынес каждый отдельный человек, но вместе, как народ и государство, они не только не сломились окончательно, но даже закалились, как булатный меч под тяжкими ударами молота. Лютобор вновь вспомнил оживший чертеж Сварожьих Земель, все города, не раз поднимавшиеся как Феникс из пепла, представил, сколько воинов должно обитать за стенами каждого. Если бы все княжества соединили силы сейчас, это была бы настоящая мощь! При Святославе Храбром о такой рати и мечтать не приходилось. Правда, княжества между собой не ладят. Объединить-то Сварожьи Земли мечтают почти все, но не иначе как под своим знаменем и началом. Но, может быть, сильная рука и общая угроза сумеют, наконец, объединить их? А, с другой стороны, Орда сейчас тоже не та, что при Ерден-хане. Давным-давно распались ее связи с далекой прародиной на Восходе, нынешние чжалаиры, перемешавшись с покоренными народами, даже говорили не так, как их предки. Собственно, сделалась даже не одна Орда, а две, часто враждующих между собой. Да и прежняя железная дисциплина у чжалаиров теперь пошатнулась. Она еще была сильна среди простых воинов и мелких начальников, но не ханов и вельмож, делавших что заблагорассудится. С самыми сильными мурзами и сами ханы не смели связываться, смотрели сквозь пальцы, если те самовольно грабили не только данников, но и своих, - лишь бы заручиться поддержкой на всякий случай в будущем. А ведь по их же священным законам за неповиновение вышестоящему, равно как за татьбу у своих, следовала смертная казнь, невзирая на ранг! Чжалаиры по-прежнему умели воевать, этому их учили с детства, и в храбрости  и военной подготовке они пока не уступали своим предкам. Но соотношение сил все же менялось, пока еще слабо, еле уловимо...
Но какое ему, Лютобору, князю яргородскому, дело до Сварожьих Земель и Орды? Он здесь, на своей родине, и у него свой враг - Лугия, давно мечтающая прибрать к рукам их плодородные земли, обратить в своих слуг его сильный и трудолюбивый народ. Он не имеет прав предать Яргород. Любой обыкновенный князь на его месте и сомневаться бы ни в чем не стал. Однако он не мог просто так отмахнуться от того, что открылось ему в эту ночь, ибо привык уже полагаться на свой дар. Что-то незримое уже связало его с младенцем, получившим одно с ним имя. Да и как отмахнуться, если так определенно ему сообщили, что пророчество должно исполниться, сперва вещим сном, а потом еще и видением?
В конце концов, Лютобор перестал допытываться, что надлежит выбрать. Всего заранее и он предусмотреть не может, а, если это не нравится, остается только подумать о большинстве людей, которым вообще будущее неведомо. Когда придет пора, жизнь все расставит по местам, и он поймет, что делать. Быть может, свой смысл есть и в том, что он должен теперь быть правящим князем, и это тоже пригодится ему в выполнении давнего пророчества.
С той поры князь Лютобор стал внимательно прислушиваться ко всему, что касалось Сварожьих Земель, особенно Медведицы и ее соседей.  Приглашал к себе купцов и путешественников, прибывших оттуда, ненавязчиво и осторожно выспрашивал, как там идет жизнь. И порой гости, восхищенные радушным приемом и приятной беседой, уходили, тайно коря себя, что позволили выведать слишком много. Утешали себя тем, что яргородский князь, видно, и вправду могущественный ведун, и от него ничего не скроешь.
Но то было уж после. А пока что, известие, что у медведицкого князя появился сын, названный Лютобором, дошло до Яргорода только через шесть седьмиц окольными путями, через Литтское княжество. Узнав об этом, Лютобор Яргородский чуть заметно усмехнулся.
А еще через несколько дней настала свадьба Ясеня и его невесты Лебедяны. Жених с невестой сидели за столом в праздничном убранстве, притихшие и молчаливые среди общего веселья. Только когда им стали петь величальную, молодая чета в плавном танце прошла через всю пиршественную залу боярской усадьбы. Уже возле порога Лебедяна в последний раз обернулась так изящно, что даже вышитая фата на ее лице не приподнялась, и протянула жениху поднятую руку. Он соединил с ней пальцы в замок, а другой рукой обхватил за талию и перенес через порог спальни под хохот всех гостей.
Тут уже пустились в пляс и гости, как раз достаточно развеселившиеся к тому времени, так что половицы затрещали от дробного топота множества мужских и женских ног. Казалось, там бьет копытами целый табун коней. Плясовая музыка становилась все громче, дурманила головы. Не только молодые - уже и некоторые пожилые люди пошли в пляс, вообразив на пиру, что возвращается их юность. Вот и родители молодой четы веселятся, позабыв былые стеснения: боярин пляшет с купчихой, а купец - с боярыней. А ведь самому князю пришлось быть сватом у Ясеня с Лебедяной, уговаривать то одних родителей, то других на брак, казавшийся им неравным.
Сам Лютобор, искренне радуясь за своих друзей, позвал на танец хорошенькую девушку, сидевшую прежде возле невесты. Он приметил ее еще прежде: она была смешливой и казалась легкомысленной. Такая не возомнит от малейшего знака внимания, будто он в нее влюбился, и не вздумает преследовать сама.
И во время танца с ней, под звонкую песнь в честь Лады, богини любви, Лютобор успевал краем глаза замечать остальных. Вот Чеслав с маленькой белокурой девушкой, походже, придавали нынешней пляске куда больше значения, чем он. Коренастый, широкоплечий Чеслав то в одиночку кружился вокруг неподвижно замершей девушки, а то будто бы догонял ее, убегающую. Судя по тому, как оба старались, и у них дело шло на лад. А Радко, вдоволь наплясавшись, вернулся за стол, схватившись за голову, как будто она у него шла кругом.
Внезапно одна из гостий прошла совсем рядом от Велимира с Велигневом. Увидев ее, оба помрачнели и отвернулись, не глядя на нее.
- Пойдем стеречь Ясеня с Лебедяной, - сказал Велимир, снимая со стены меч.
- Пойдем, брат. Здесь становится скучно, - отозвался Велигнев, взяв свой.
По древнему свадебному обычаю, они стали с обнаженными мечами у запертых дверей брачных покоев. Считалось, что такая охрана мешает нечисти беспокоить молодых в первую брачную ночь, ну и от просто подгулявших гостей защищала не хуже.
- Мы все равно будем ее любить, правда? - с непривычной грустью проговорил Велимир.
- Конечно, будем, - тем же тоном отозвался брат. - Только ей не скажем ничего...
- Порадуемся, если она выйдет за кого-то еще.
- Потому что никакая девушка нам не может быть дороже братства.
- Мы же родились вместе, всю жизнь были как один человек! Когда простые друзья из-за девушки ссорятся - тоже плохо, но можно понять: значит, дружба была не та, любовь оказалась сильнее.
- А если мы с тобой поссоримся, это... это все равно как если правая рука пойдет против левой! Даже ради самой прекрасной девушки такого никогда не может случиться!
- Никогда! - и они крепко пожали руки над обнаженными мечами.
Когда отгремела свадьба, и гости разошлись отдыхать, кто своими ногами, кто с чужой помощью, князь Лютобор остался в зале один. Велел принести с поварни чашу горячего сбитня и отпил глоток густого сладкого медового напитка.
На душе его было весело, но не от вина - он хмельного совсем не пил, как и обычно, - и даже не от того, что рыженькая подружка невесты ухитрилась поцеловать его в губы, украдкой, но горячо. Просто ему вспомнилось, что теперь далеко отсюда, в окруженной белокаменной стеной Медведице, подрастает маленький княжич, носящий одно с ним имя. И, когда он подрастет, они непременно встретятся, рано или поздно. Пока неизвестно, каким образом, но все это устроится ради общего блага - иначе смысла нет ни в каких пророчествах и предвидении. Ну а там видно будет, к чему именно теперь исполняются стародавние обещания, давно забытые всеми живыми, зато учтенные всеведущими Богами.
- Пью за тебя, мой маленький тезка, - одними губами произнес Лютобор, допивая сбитень. - Расти крепким и бесстрашным, Лютобор Медведицкий, но и о мудрости и терпении тоже не забывай. Их еще много потребуется, чтобы сокрушить самого страшного врага.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 04 Мая, 2019, 18:50:02
Вот и увидел Лютобор Яргородский своего тёзку. Всё больше ему открывается. Очень интересный человек получается.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 04 Мая, 2019, 20:49:40
Огромное спасибо Вам, эрэа Карса, что не пропадаете очень уж надолго! :-* :-* :-*
Вот и увидел Лютобор Яргородский своего тёзку. Всё больше ему открывается. Очень интересный человек получается.
Сам в предыдущей жизни связал свою судьбу с потомками Святослава, сам и расхлебывай теперь! Вот даже имя у них одно...
Открывается-то ему много. Но даже он не всегда знает заранее, что с этим делать.

Глава 9. Жертва дракона
Когда  внешняя угроза временно сошла на нет, князь Лютобор решил объехать свои владения. Следовало узнать, как живут под его властью простые землепашцы: хороший ли урожай вырастили, и в довольстве ли живут сами. И разузнать, как воспримут, если вдруг - ни приведи Перун, - потребует князь собрать народное ополчение против лугиев. А ведь может настать такое время, что одним княжеским войскам никак будет не справиться, и даже призвав каждого десятого мужчину в воины, как было при его отце, не наберешь еще достаточной силы, если уж лугии нацелятся всерьез. Бояться этого князь не должен, а готовым к любому повороту событий быть обязан. Тогда только встречная волна народного гнева, порожденная безответной любовью к родине, сможет спасти Яргород. Способны ли на такой подвиг люди, с малолетства знающие лишь тяжкий гнет, работу на износ да бедность? Выдержат ли, если им на плечи еще и войну доведется навьючить?.. Князь Лютобор предпочитал все проверить заранее. И потому затеял объезд, едва по весне просохли дороги, а полевые работы еще не начались.
Не все деревни принадлежали боярам, старинного рода или недавно пожалованных князем. Некоторые были собственно княжеской вотчиной, и жители их платили подати самому князю. На деле это ничего, кроме относительного повода для гордости, не добавляло к их положению, а могло даже ухудшить его. У боярина, пусть даже живущего постоянно в городе, руки до своей вотчины все же чаще доходили, и он, если был не совсем глуп, хоть как-то следил, чтобы люди не были обобраны до нитки и не умирали с голоду. Случись какая нужда у поселян - они могли обратиться к господину за помощью. Конечно, бывали среди владетелей разные: и жестокие мучители, и жадные, выжимавшие из подданных все соки, - но все-таки не так уж часто. Для большинства холопов куда худшим врагом бывал чаще не боярин, а его, боярина, старшие слуги - управители, тиуны, приказчики, поставленные за ними надзирать. Управлающие гораздо чаще господ обирали поселян, беззастенчиво наживаясь за их счет, чаще и позволяли себе злоупотребления.
А в княжеских владениях все так и было в руках этих людей, не холопов и не господю Настоящий владелец - князь мог даже и не побывать никогда в своих селах, и подданным обратиться к нему было не легче, чем к самому Отцу-Небо. И обычно для князя главное - чтобы исправно поступал доход с его владений. А с каким потом и кровью он выбивается у тех, кто кормит хлебом целое княжество, - князь обычно не задумывается. Равно как и о том, не обманывают ли его самого управители, не прибирают ли к рукам часть дохода.
Но Лютобор решил увидеть своими глазами, как обстоят дела в его владениях. Вместе с младшей дружиной ездил от одного села к другому, никого не оповещая заранее. Заставал народ среди обычных ежедневных дел, так что никто не успевал встретить его, а тем более - подготовиться к его приезду. Знал - если оповещать заранее, то пронырливые управители постараются пустить пыль в глаза, наведут видимость порядка, научат людей, как им держаться, и увидишь у них уже не то, что есть, а то, что тебе хотят показать. И он наезжал внезапно, как и на войне.
За это время повидал разное - и красоту, и убогую бедность. Видел угрюмые взоры мужиков, не очень-то радовавшихся приезду князя, и чистые нежные лица девушек и молодых матерей, с которых любой резчик по дереву с удовольствием сделал бы изображении Лели - Богини Весны, или Лады с ребенком. Только вот к их нежным лицам не очень-то шло поношенное, заштопанное платье и лапти на ногах. Видел князь и чистенькие избы с резными наличниками, и старые, покосившиеся, черные внутри от копоти и дыма, слоистыми облаками плывшего внутри. У многих, особенно стариков, от дыма в курных избах болели глаза, некоторые совсем слепли. Здесь же на полу обычно возились хозяйские дети вместе с котятами и щенками, за загородкой вполне мог обитать взятый в избу до тепла теленок или жеребенок, прыгали и бодались шустрые козлята. О скотине, особенно о коровах, поселяне заботились чуть ли не больше, чем о себе. Как бы бедно ни жили, но, если для детей есть кружка молока в день, да каша, сваренная на молоке, значит, еще не все потеряно. Яргородские поселяне ведь вовсе не были прихотливы, и не ждали от жизни слишком многого. Глядя на них, князь Лютобор думаю, что нет смысла спрашивать, чувствуют ли они себя счастливыми: понятия о счастье и несчастье как-то не очень подходили им.
Во время своей поездки ему случалось и по-настоящему отдохнуть душой. Например, на запруде у мельницы, к которой он подъехал, как раз когда местные парни чинили прорванную весенним паводком плотину. Князь с дружинниками глядели-глядели на их битву с бурным ледяным вешним потоком, затем скинули кафтаны и сами, по грудь в воде. принялись помогать заделывать прорыв бревнами и дерном. А, закончив работу, все вместе сушились у костра, хлебали уху из тут же выловленной рыбы, пили горячий сбитень, чтобы согреться, и весело беседовали. Правда, лишь после того, как Лютобор их убедил не изумляться тому, что князь вздумал разделить их нелегкий труд. С теми парнями он хорошо поговорил, даже жаль было расставаться. Совместный труд и пламя костра сближают людей, почти как поле боя. Да и в возможных будущих сражениях он бы мог поручиться за новых своих знакомых. Большинство поселян, однако, глядели на него с недоумением, а то и со скукой, как на мальчишку-бездельника, от нечего делать решившего поглядеть, как работают люди.
С наместниками же своими, тиунами, управителями Лютобору приходилось порой говорить довольно сурово. Иных и должности лишал, видя слишком большие злоупотребления. Другим назначал срок, чтобы все исправить.
Навсегда запомнился случай в деревне Ольшанке, лежащей в двадцати верстах от Яргорода.
Князь с отрядом приехали туда, как обычно, без предупреждения, когда только начинало вечереть. Деревня была в пятнадцать дворов. Здешний управитель Чурила докладывал князю прежде, будто поля здесь плохие, и хороших урожаев не бывало давно, так что перебивались ольшанцы как могли. Однако же амбары на тиунском подворье, приметил князь, построены были не позже третьего лета. Стало быть, в них было что засыпать, помимо зерна, отправленного в город. Да и сама тиунская изба - длинная и приземистая, под четырехскатной крышей, - выделялась среди прочих изб, как матерый гусак среди серых уточек. Вокруг нее было много хлевов, конюшен, овинов и прочих пристроек, тоже добротных с виду.
Самого Чурилу князь нашел возле коровника. Тот как раз отчитывал молодую женщину с пустым ведром в руках, видно, собиравшуюся доить пришедших с пастбища коров.
- Почему, почему у тебя опять коровы не додают молока? - грохотал басом высокий и тучный человек, грозя женщине увесистым кулаком. - Опять ведра неполные принесешь, кикимора? Недодаиваешь ты его или себе сливаешь? Вот я сейчас погляжу, как доить станешь! - он ухватил женщину за руку так, что она ахнула от боли.
- Отпусти, дядька Чурила! Я же на тебя, как на хозяина, работаю, и муж мой, и семья вся! Коровы просто не выгулялись еще, травка не успела подрасти, им не хватает. Скоро будут полные ведра... Ай, ну пусти же!..
Но управляющий не слушал ее воплей и слез.
- Ступай, ступай! И чтобы ведра полными были! У коров молока не хватит - своим отдашь! - он грубо захохотал, ткнув пальцем на полные груди женщины, на синей сорочке у которой выступили капельки молока.
В своих воплях Чурила и не услышал топота копыт. А когда поднял голову, князь Лютобор уже был рядом и с любопытством приглядывался, нехорошо сузив потемневшие синие глаза.
- Продолжай, не стесняйся, - насмешливо проговорил он.
Но управитель уже выпустил женщину, сразу юркнувшую в коровник, и чуть не повалился наземь у копыт Орлика. Бывая в Яргороде раз в год для отчета, не мог не узнать князя.
- Княже, вот радость-то какая! Только что ж ты приехал-то без предупреждения?.. - дрожащим голосом спросил Чурила. - Мы бы тебя приняли не хуже, чем в твоем дворце. Но я и без того распоряжусь тебя с дружиной потчевать... Эй вы, там! - совсем иным тоном заорал тиун на проходивших вдали работников. - Мигом на поварню, скажите: к нам князь прибыл! Хозяйке скажите, пусть украсит дом! - и тут же к князю, тихим и даже умилительным голосом: - Княже, что вам здесь делать, у коровника? Оставьте коней здесь, за ними приглядят. Пойдем в избу, у меня хоть бедно, но чисто.
- Как, а разве ты не собирался здесь наблюдать за доением? - притворно удивился Лютобор, пропустив мимо ушей слова о бедности.
Управляющий махнул еще дрожащей рукой.
- А, да это я просто так ругал ту дуру! Она ведь и тебе, княже, приносит убытки, недодавая молока.
- Разве она дура? Мне показалось - говорила вполне разумно, - холодно произнес князь, следуя за Чурилой через просторный двор. - А убыток мог принести ты, чуть не сломав руку моей холопке.
Тиун задохнулся от возмущения, открыл рот и снова закрыл, даже не зная, что как ему оправдаться. Но тут же, заметив двух парней, тащивших большой стол, завопил по привычке, забыв, что его слушает князь:
- Куда, куда тащите, бараны? Об угол шарахнете сейчас!..
Оба вздрогнули, услышав крик, и, конечно, стол тут же ударился о дверной косяк. Лютобор увидел, как подоспевший Чурила отвесил одному холопу леща, другому - хлесткий подзатыльник. На глазах у обоих выступили слезы, но они не посмели за себя заступиться ни словом, и молча, повесив головы, потащили дальше стол.
Думая обо всем, что успел повидать в Ольшанке, князь Лютобор решил с утра внимательней приглядеться еще, как живут здесь люди, платит ли им, по крайней мере, тиун за их труд как следует. А пока делать нечего - приходилось идти к нему на ужин. Княжеской усадьбы в Ольшанке не было, потому что князья здесь почти не бывали.
Хоть и за короткое время, но настоящий пир ему с дружинниками соорудить успели. Чуть ли не полдеревни нагнали готовить угощение гостям да накрывать столы. Суматоха творилась такая, что, казалось, половицы вот-вот задымятся под ногами у метавшихся людей. Лютобору уже стало тошно от этой суеты. Он жалел, что не остался с дружиной на ночь у походного костра. Или не разделил ее на части да не постучался в простую избу, к обыкновенным людям, какие и интересовали его здесь. Смог бы раз поесть и пшенной каши да соленой капусты и репы, зато с легким сердцем. Но теперь было уже поздно.
Угощение было здесь, конечно, гораздо лучше. Жареная рыба, свинина, суп из сушеных боровиков, пирог с повидлом. Князю прислуживали две хозяйских дочки, обе пухлощекие и румяные, с яркими лентами в косах. Обе хихикали, подмигивали, приближаясь к нему, кокетливо улыбались наперебой. Но Лютобор не глядел на них, не стал пить ни меда, ни пива, что усердно предлагал ему Чурила.
- Ну, княже! Лютобор Мстиславич! - гудел тот за столом, несколько раз успев сбегать на поварню с какими-то распоряжениями. - Выпей с нами, не обижай отказом! Иначе выйдет, что ты наш дом не уважаешь!
- Да разве уважение в одном лишь хмеле состоит? - насмешливо возразил Лютобор. - Вот завтра поглядим, как у тебя мои люди живут, тогда ясно станет все насчет уважения. И мне для этого потребуется трезвая голова. Сидевший перед ним тиун вздыхал, прихлебывая пиво, и про себя проклинал сегодняшний день и князя, объявившегося, будто снег на голову.
- Ну что ты, княже, будто и не сварожанин: древних застольных обычаев наших не чтишь! - старалась его убедить и жена Чурилы.
- Глупости! Вот уж не тот обычай, от какого польза бывает, и не пьянством Сварожьи Земли строились, - строго возразил Лютобор, не позволяя себе наливать.
В конце концов, сославшись на усталость с дороги, он ушел отдыхать в отведенную для него хозяйскую спальню. Переступив порог, заложил дверь изнутри и вздохнул, радуясь, наконец-то, тишине и уединению.
И замер, увидев в постели девушку.
Она была бледна и казалась совсем юной, тонкая и светлая, с глазами в пол-лица. Сидела на разобранной постели в ночной сорочке, обхватив колени руками. Лютобору показалось, что она дрожит, хотя от печки здесь было даже жарко.
Он остановился как вкопанный, сразу сообразив, что это значит. Кто велел ей дожидаться его в постели, не подозревали, что он видит в темноте. Ожидалось, что он подойдет к кровати сразу, пока не наткнется невзначай не нечто мягкое, манящее, с определенными очертаниями...
- Что ты здесь делаешь, девочка? - спросил он как можно приветливей, чтобы не испугать ее еще больше. - Кто прислал тебя?
- Никто, государь! Я сама... постелила тебе постель и осталась ждать тебя!.. - и, несмотря на страх, тон был слишком наигранный для искреннего заверения. Ей велели так отвечать ему.
- Вздор! Когда девушка приходит сама, то не дрожит как на морозе. Даже в первый раз. Даже к князю. Да ты ведь меня и не видела никогда, как и я тебя. Ты не сама. Тебя подослали. Кто, Чурила?
Однако девушка никак не хотела признаться, упорно качала головой, уверяя его, что пришла сама, хотя в голосе ее слышались слезы.
- Я сама решила, княже, ну почему ты не веришь? Я узнала. что ты приехал к нам, и у меня сердце екнуло: думаю, такой случай - только раз в жизни. Ну почему ты не веришь, государь? Каждая девушка мечтает о князе, разве нет?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 05 Мая, 2019, 20:06:15
- Думаю, что нет, - Лютобор улыбнулся, желая ее ободрить, хоть она и не могла видеть его лица. Вспомнив об этом, зажег стоявшую на столе свечу. - Девушки обычно мечтают о любви, о счастливом замужестве. Можно и о князе на белом коне себе в возлюбленные помечтать, конечно. Но об одной ночи? Слишком мелко.
- Так я тебя больше ни о чем и не прошу, княже, - проговорила девушка, еще сильнее сжавшись в комок. - Я понимаю, в таких, как я, не влюбляются...
Он плавно, осторожно, чтобы не спугнуть ее, поставил стул к кровати и сел напротив. Девушка глядела так, словно он вот-вот на нее бросится.
- Это почему же не влюбляются? - с наигранным весельем поинтересовался Лютобор. - Как раз ты вполне достойна, чтобы тебя кто-нибудь полюбил на всю жизнь, не на ночь одну. Представь себе, как ты станешь хозяйничать у своего будущего очага, хозяйкой в новой избе. Ты поставишь в печь свежий хлеб, вкуснее которого никогда не отведать твоим домочадцам, потому что он испечен с любовью и лаской. В саду играют твои дети - крепкие сыновья и дочки-красавицы, похожие на тебя...
Девушка покраснела и потупила глаза.
- Потом твой муж приходит с поля. Ты его ждешь его, к его приходу поставила на стол приготовленный с любовью обед. Он умывается прежде, чем сесть за стол, а ты держишь кувшин с водой и полотенце. Твой муж оборачивается и целует тебя, и вы оба смеетесь. Он не князь, но тебе будет лучше с ним. Для тебя на свете нет мужчины прекраснее, сильнее и желаннее его. Я пока не знаю его имени, да мне и не нужно его знать. Зато ты непременно его узнаешь, когда придет пора. Думаю, на следующий год к этому времени ты уже познакомишься с ним.
Девушка слушала его, завороженная, забыв, как дышать. Но вдруг вздрогнула, как от холодного ветра. В глазах ее Лютобор разглядел страх и печаль.
- Полно тебе шутки со мной шутить, государь! Вот я, здесь перед тобой. Делай что хочешь, только не сердись...
- На тебя? - Лютобор даже не понял, с чего ему на нее сердиться, разве что за то, что никак не перестанет его бояться.
Она же не только не перестала - напротив, лицо ее посерело и заострилось, как у покойницы.
- На нас всех... на Ольшанку... - она вдруг вскинула руки, осмелев от отчаяния, принялась гладить лютобора по плечам и груди, ласкала и прижималась. - Я все, все сделаю, что прикажешь, государь! Я буду стараться... А если уж тебе не понравится, меня одну накажи, а других не надо. Они перед тобой не виноваты...
Когда Лютобор понял, как следует, что она говорит, ему стало так мерзко, как еще в жизни не бывало. Вот, значит, до чего дошло! Свои же яргородцы не только, как заезженные кони, тянут самую тяжелую работу, но еще и готовы откупаться от него красивыми девушками, будто от хана чжалаирского. Или от баснословного дракона, что в закатных легендах похищает юных красавиц. А может, и легенды-то такие появились оттого что в других краях какие-то умники давно додумались откупаться девичьей красотой от господского гнева?
Ну а кого винить? Не девчонку же эту, наивно и неумело пытающуюся ему понравиться. Она и вправду заслуживает гораздо лучшей судьбы, готова жертвовать собой ради блага односельчан. А обойдись с ней как со случайной девкой - пожалуй, могла бы сломаться навсегда.
- Как хоть зовут-то тебя, девочка? - поинтересовался он.
В глазах ее плеснулось удивление, словно она и представить не могла, что он захочет узнать ее имя. Вот все остальное - это пожалуйста, а имя какой-то деревенской девчонки, обязанной лишь работать и ублажать господина на ложе, этому самому господину точно ни к чему.
- Миловида, - прошептала она одними губами.
Родителей своих все-таки не назвала, боясь навлечь наказание.
- Так слушай, Миловида. С чего ты взяла, будто я захочу кого-то наказать?
Она снова села, как была сразу, обхватив колени руками.
- Как же... Ты - князь, тебе никто не сможет помешать, если ты что пожелаешь. А еще ты, говорят, и ведун. Вот только что мне наворожил такого, что я аж заслушалась, все на свете позабыв. О тебе много чего рассказывают, и интересно, и жутко бывает иное слушать, как зимой на печи кто заводит баснь... А тут ты сам в Ольшанке объявился, и, говорят, дюже злой! Кто тебя знает: вдруг ты молнию с неба призовешь, и спались нас всех?..
"Скажи пожалуйста: басни обо мне уже рассказывают! Вот только драконом, от которого откупаются девицами, прежде меня еще представляли в этих баснях", - подумал Лютобор, дрожа от ярости. Уж лучше бы его ненавидели собственные подданные, было бы понятнее, чем это пресмыкательство. Если бы хоть ворвался брат или жених Миловиды, чтобы заявить, что живым ее не отдаст! С драконами-то в легендах боролись и побеждали, а не терпели безропотно!.. Откуда взялся этот рабский дух у народа, который даже не завоевывал никто? Способные предать лучших дочерей - смогут ли защищать свою землю?..
- Вот что, Миловида. Я не Бог, и молниями не владею. И ни один человек этого не может, если ему не помогает сам Перун. А от Ольшанки мне ничего не надо, кроме честной работы. И от тебя тоже, Миловида. Ты только скажи - как же вышло, что именно тебя послали меня задобрить? Нарочно выбрали?
Миловида встретилась с ним взглядом, и впервые в глазах ее появилось доверие. Она вся как-то сразу расслабилась, как будто внутри у нее, наконец-то, растаяла огромная ледяная сосулька.
- Нет... Тиун Чурила выбрал девчонок, что еще и с парнями не гуляли, и велел бросить жребий. Я вытянула, и мне велели идти.
- Понятно, - Лютобора трясло от злости. - Ладно, Миловида, вашему Чуриле завтра достанется на орехи. Можешь его не бояться. А теперь одевайся и беги домой. Сейчас весь дом спит, никто и не узнает, что ты у меня была.
Она взглянула, не поверив своим ушам.
- Так ты, государь, правда мне не прикажешь ничего?.. Если хочешь, я могла бы... Я теперь даже почти не боюсь тебя.
Сказано было с таким детским простодушием, что князь даже рассмеялся. На одно мгновение задержал более внимательный взор на гибкой фигуре девушки, ее чистом свежем личике, будто умытом лунным светом. И с тайным сожалением отвел глаза.
- Нет, Миловида. Ты заслуживаешь большего. Лучше пусть у тебя будет все целиком с тем человеком, что станет твоей судьбой. Не хочу встревать между вами. Живи счастливо и не вспоминай обо мне.
Девушка собрала вещи и торопливо оделась. Затем вдруг упала в ноги сидевшему на стуле князю.
- Спасибо тебе, государь! - она уже снова плакала, только теперь - от радости. - Вот теперь-то я как раз всегда стану помнить великую мудрость и милосердие твое! И... если вправду, как ты обещаешь, будет у меня любящий муж, я ему все-таки расскажу. Если это правда, то он поймет...
- Ну что ж, расскажи, как придет удобная пора, - подумав, кивнул Лютобор. - И не сомневайся никогда, что я верно разглядел твою тропу. Тебе суждена большая любовь и долгое семейное счастье, Миловида. Так и будет.
На мгновение девушка замерла перед ним, и вдруг поклонилась до пола.
- Спасибо, - прошептала она одними губами, и, взяв горящую свечу, отодвинула засов и вышла из спальни.
А Лютобор, оставшись один, не раздеваясь, лег на постель, еще хранившую ее тепло. Положив руки под голову и глядя бессонными глазами в потолок, он размышлял.
"За что спасибо, Миловида? За то, что я не стал злоупотреблять своей властью, которую тут мнят чуть ли не божественной? За то, что увидел в тебе человека, а не способ скоротать ночь? Пожалуй, не каждый на моем месте удосужился бы подумать, наткнувшись в своей спальне на молодую девушку, в одной ночной сорочке, и готовую на все. Сразу распалится, да еще спьяну, и потом будет уверен, будто осчастливил ее несказанно. А она в это время будет видеть перед собой отца, мать, бабушку, младших братьев с сестрами, и мечтать об одном - чтобы хозяин за ее усердие сделал их жизнь хоть немного легче... А ведь даже среди моих дружинников половина не поняли бы, что же я позволил ей уйти, раз она согласна была; будто и не мужчина, мол... Выходит, будто не поживиться случайной добычей, не сделаться драконом - заслуга, за которую нужно благодарить? Мало того, что я ем хлеб, соленый от слез и пота других людей - в этом еще есть справедливость, ведь и я рискую жизнью, как и все князья и бояре, чтобы селяне могли жить спокойно. А уж таких жертв ни один правитель от своих жертв не заслуживает. Стыдно и неприятно себя чувствовать драконом, которому поклоняются из страха, и он может потребовать чего вздумает.
Едва дождавшись первых проблесках зари, Лютобор разбудил нескольких воинов и послал их осматривать деревню. Собственно, можно было этого и не делать. Он и так вполне достаточно видел и слышал, чтобы принять решение.
Дождался, когда проснется Чурила. Тот выглядел оплывшим и помятым после вчерашней попойки, но, как мог, подобрался, завидев князя.
- Доброго утречка тебе, государь! Как почивалось под нашей крышей? - многозначительно захихикал управитель.
- Да не очень хорошо, - отвечал Лютобор ледяным тоном.
Игривая усмешка исчезла с лица Чурилы, сменившись растерянностью.
- А что не так? Неужто Миловидка не старалась? Плакала или ломалась долго? Так ты скажи, княже - любую девку сей же час приведу!
В эту минуту Лютобор впервые пожалел, что не носит за поясом плеть, как другие наездники. Его и без того слушался любой конь, незачем было его хлестать даже в крайних случаях. Но вот на этого жирного борова рука очень даже поднялась бы...
Чурила стоявших шагах в пяти от князя, вдруг отшатнулся, как от сильнейшего удара в грудь, отлетел спиной вперед прямо на печку. Медленно поднялся, стеная и охая, и вытаращил глаза, не сомневаясь, что это князь ударил его на расстоянии своим волшебством.
- Смилуйся, княже! Я - твой верный раб!
- Вот именно: раб, жестокий со слабыми и трусливый с сильными! - проговорил Лютобор сквозь зубы. - Мне не нужна такая служба, Чурила! Я пришлю в Ольшанку другого управителя. Сдай дела, и лучше уезжай отсюда. Здесь ты наверняка слишком многим насолил, чтобы местные позволили жить спокойно.
Разжалованный тиун стоял, будто его оглушили тяжелым мешком по голове. Наконец, сообразил, что князь не шутит.
- Это что, государь, такая-то награда от тебя за все, что делал?
- За дурные вопли и рукоприкладство, за плетку твою, за то, что сам женщин позоришь и из меня пособника делаешь, - насмешливо продолжил Лютобор.
- Да ведь, княже... - умоляюще протянул руки Чурила. - Ну, бывало всякое... Так ведь зато я тебе хлеб каждый год сдавал к сроку, уж сколько вызревало при нашей скудости! Ты прежде доволен был...
- А об этом особый разговор, - нахмурился Лютобор. - Пока ты отдыхал с похмелья, я тут разузнал кое-что. Люди мои сообщили, ты осенью отослал в Литтское княжество большой обоз с хлебом. Я тебе такого не приказывал, и кун за это не видел. И в прошлом году, и в позапрошлом. То-то понастроил в усадьбе, "верный княжий раб"! Грабил меня, пока я был далеко, а как приехал поглядеть лично - решил задобрить, подложив Миловиду, чтобы я не так внимательно приглядывался. Своих-то дочек поберег все-таки, гостеприимец, решил чужой девчонкой откупиться! - князь презрительно покачал головой.
Чурила тяжело упал ему в ноги.
- Княже, смилостивись! У меня семья, дочкам, опять же, приданое нужно! А тебя я не хотел оскорбить, право слово, не хотел!
- Замолчи! - приказал Лютобор таким тоном, что тот вправду смолк, жалко и бессмысленно ползая в ногах у князя. - Нет такого татя, который, будучи схвачен за руку, не скулит, что это ради детей. Собирай свои вещи, семью, и убирайся прочь. Больше у меня нет для тебя ни слова!
Лютобор повернулся и выбежал прочь из тиунской усадьбы, приказав своей дружине уезжать немедля.
Пока ждал, да ехал через деревню, свежий утренний воздух освежил его, и он немного успокоился. "По крайней мере, хорошо, что все выяснилось, и что с Миловидой мы расстались друзьями", - подумал про себя.
В одной из изб его внимание привлекли приоткрывшиеся ставни на окне, как будто кто-то провожал взором отъезжающих, не желая показываться им на глаза. "Неужели Миловида? Да, она!" - убедился князь, увидев мелькнувшую в щелке между ставнями девичью фигурку.
Ему стало совсем легко. По крайней мере, он помог Миловиде вернуть уважение к себе и подарил веру в будущее, и она сможет принять лучшую судьбу как должно. Да и другим ее односельчанам, хочется верить, будет теперь легче жить и работать.
"Ах Миловида, Миловида! Сколько по всем Сварожьим Землям таких вот девушек, с виду простых, как полевая любавка, но приглядишься поближе да узнаешь - и не удивляешься, если кто-то полюбит ее на всю жизнь, как если б была княжной или королевной иноземной. Только многим ли из них улыбается счастье? Все больше тяжкой работы, да такой, что до срока покроет морщинами и самое прекрасное лицо, сгорбит гибкий стан, и душу превратит в иссохший колючий куст... Но, по крайней мере, тебе, Миловида, все же выпадет счастье, и я в этом лишь немного помог. У тебя обязательно будет красивый и ласковый муж, и прекрасные дети, а работа никогда не перестанет вам приносить радость. Всего доброго, Миловида! Может, еще и увидимся когда..."
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 06 Мая, 2019, 04:32:22
Да уж, жертва дракону. Почему-то по этим эпизодам кажется, что Лютобору уже за 30, хотя должно быть 20 или чуть больше.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 06 Мая, 2019, 21:28:02
Спасибо Вам большое, эрэа Карса, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
Да уж, жертва дракону. Почему-то по этим эпизодам кажется, что Лютобору уже за 30, хотя должно быть 20 или чуть больше.
Там где-то говорилось, что он рассуждает как взрослый мужчина, когда его сверстники еще более-менее остаются юношами. Но у него и ответственность гораздо больше. А главное - опыт прошлых жизней. Кто может сказать, как должен мыслить человек, наделенный таким опытом?

Глава 10. Оборотни
В эту ночь князю Лютобору неожиданно приснилась Ярина. Но совсем не так, как прежде. Не было ни захватывающих дух приключений, что довелось пережить в их долгих странствиях, ни упоительных свиданий наедине.
Они были в горном лесу, слегка тронутом осенним золотом. В прозрачном воздухе пролетали седые паутинки. На ветке большого дуплистого бука запел черный дрозд, не иначе как прощаясь до весны с гостеприимной землей. Среди больших деревьев лежали два массивных валуна, некогда принесенных с гор лавиной, и камешки помельче отмечали ее путь.
Изменились и они сами, Светозар и Ярина. Особенно он - ведь за плечами осталось лет много больше, чем живут обычно люди. Он был бодр и подвижен, не знал никаких болезней, даже зимой ходил босиком, и со спины, наверное, мог быть принят за молодого, но волосы его, отпущенные до плеч, полностью поседели, как снег, и такой же белой была борода. Уже больше ста лет они с Яр иной странствовали в Сварожьих Землях и в чужих краях, бывали и в таких странах, о которых даже слухи вряд ли доходили до их родины.
Изменилась, хоть и не так сильно, и она, Ярина-Рысь. Оборотни живут много дольше людей, и меняются меньше, но необходимость быть почти всегда в человеческом облике истощила и ее силы. В густых каштановых волосах протянулись седые прядки, словно на них опустились паутинки. Зеленые глаза стали тусклыми, словно выцвели, а возле губ легла печальная складка.
- Значит, ты точно решила? - его голос прозвучал печально, так, словно он и не надеялся отговорить ее, но не мог скрыть, что очень сожалеет.
Она вздохнула и протянула ему руку.
- Да, решила. Прости меня, Светозар. Я - Рысь, я не могу постоянно вертеться в толпе, дышать затхлым воздухом ваших жилищ и думать лишь о том, как бы никто не заподозрил, что я отличаюсь от остальных. Я от этого уже вся больная, Светозар! Мне необходимо жить своей жизнью, или я сойду с ума. Там, в горах, есть то, о чем я мечтаю: свобода и уединение. Я мечтаю поточить когти о дерево и искупаться в снегу, выпавшем на вершинах. Когда мы шли сюда, у меня половина мыслей была о том, что этой осенью много зайцев, и хорошо будет выслеживать их, чтобы подстрелить.
В ее человеческом голосе слышались кошачьи, мурлыкающие нотки, и он понял окончательно, что ее не удержать. Да и не надо. Она и впрямь уже долгое время находилась на грани срыва. Для оборотня разрыв между двумя половинами личности, звериной и людской, невыносим.
- Ладно, Ярина. Ступай - и всего доброго тебе. Пусть Велес хранит тебя в здешних лесах и горах! А если захочешь увидеться со мной - приди сюда, к этому дуплистому буку, и положи внутрь послание или что-то на память. Я почувствую и приду, как бы далеко ни был.
На одну долгую-долгую секунду она крепко обняла его за плечи, прильнула и поцеловала холодными губами. Затем так же решительно отстранилась.
- Прощай, Светозар! Я, должно быть, действительно любила тебя, если так долго соглашалась ради тебя жить среди людей. Больше ни для кого не смогла бы я так изменить свою жизнь. Прощай - и пусть будет счастливой и долгой твоя дорога! Быть может, когда-нибудь я и соскучусь по тебе...
Обернувшись огромной рысью, она неслышными длинными прыжками помчалась вверх по каменистому склону, и скрылась в кустах.
Спустя довольно много лет Светозар побывал там еще раз, но в дупле старого бука ничего не нашел. Прожил в предгорьях несколько дней, но Ярина так и не появилась, и он понял, что эта нить оборвана навсегда.

А после Ярины взялись отчего-то сниться волки. Много, целые стаи волков. Самые разные: и матерые широкогрудые вожаки, способные в одиночку убить оленя, и изящные самки с ласковыми глазами, и игривые щенки. Все больше волков, самых разных, потому что они различаются между собой не меньше, чем люди. Одни были белые, как снег, с длинной шерстью. Другие - черные, как смоль. Были и пепельно-серые всех оттенков, и с отливом в рыжину. И все непременно перемещались, бегали, боролись между собой, подпрыгивали - целая волчья чехарда. Порой они поднимали головы и глядели почти человеческими глазами, словно хотели что-то сказать.
Проснувшись, Лютобор не мог понять, к чему эти сны. Он давным-давно отпустил от себя Ярину, к чему напоминать прощание с ней? И что хотели ему сказать волки?
Одно он знал точно - случайных снов не бывает, что-то они означают, надо лишь доискаться до смысла. Памятуя пословицу: "Зверя надо искать в лесу", он и отправился именно туда, запретив кому бы то ни было себя сопровождать. Поехал верхом один, взяв лишь лук, нож и копье на всякий случай. Воины уже не спорили, убежденные, что князь всегда знает как лучше. Он усмехнулся, въезжая в лесную чащу: привычка к уединению - это тоже в нем от Ярины. Она говорила, что невозможно сосредоточиться ни на чем среди людской суеты.
Было лето, и солнце поднялось уже высоко. Становилось жарко. Роса на траве давно высохла. Птицы уже не пели больше. У всех были гнезда, а в гнездах - птенцы, и петь особенно некогда: успевай только семью кормить. Все живое в лесу притихло, пережидая палящие солнечные лучи. Одни лишь зеленые крупные кузнечики с неумолчным треском выскакивали чуть ли не из-под копыт вяло бредущего Орлика.
Лютобор не понукал коня скакать быстрей, ведь он не спешил никуда, просто гулял. К тому же, в такую жару и ему не хотелось ничего, кроме прохлады и кусочка тени. Наконец, добравшись до небольшой полянки, где под корнями дикой яблони бежал ручеек, Лютобор умылся и напился из него, и расседлал коня, пуская пастись.
Сам он прилег было на траву, собираясь отдохнуть. Но тут же насторожился, от прежнего умиротворенного состояния не осталось и следа. Сквозь землю звуки разносятся дальше, чем по воздуху, и некогда боярин Вэдимас учил княжича и его сверстников слушать землю. Опытный воин по дрожи земли сосчитает приближающееся войско, еще не видя его воочию, поймет, легкое у тех вооружение или тяжелое, а в лесу отличи по далекому звуку шагов самца любого животного от самки. Сейчас Лютобор различил среди обычных лесных звуков далекий шум борьбы. Словно два тяжелых тела катались по земле, терзая друг друга зубами и когтями, и ни один не мог одолеть. Лютобору послышались отдаленные стоны, рычание, фырканье и скрежет зубов непримиримых соперников. Но кто может сражаться так ожесточенно, да еще среди лета, когда нет споров ни за самку, ни за добычу? Да и затяжные поединки - не для большинства зверей, они осторожны и не любят получать лишних ран. Долгие угрозы, а затем два-три сильных удара, после которых слабейший либо погибает, либо отступает - то для них. Там, где силы равны, оба противника предпочтут разойтись вовсе. Долгая изматывающая борьба, в которой оба готовы пасть, лишь бы уничтожить и противника - это человеческое изобретение. Разве что хищник опрометчиво напал на самку у логова, и теперь она сражается за своих детенышей? Но все-таки что-то странное почудилось Лютобору в том, что услышал, и это будоражило его воображение.
Он взглянул на стреноженного Орлика. Тот нервно хрипел, прядал ушами и пытался бить копытами, то и дело мотал головой. Обычного зверя боевой конь не испугался бы так.
- Тоже чуешь неладное, да? Подожди немного, скоро вернусь, - шепотом сказал ему Лютобор и, держа копье наготове, скрылся в лесу.
Он шел все дальше, в самую глушь, пробираясь сквозь груды валежника. Шум ожесточенной битвы не стихал ни на миг. Казалось, ему не будет конца. Наконец, Лютобор увидел: два огромных волка сражались ни на жизнь, а на смерть. По-настоящему огромных - на каждого из них можно было сесть верхом... если кто не дорожит жизнью, конечно. Но сейчас им было не до того. Оба изнемогали в поединке, длившемся явно уже давно, может быть, много часов. Они рычали и хрипели, разинув пересохшие пасти с клыками в локоть длиной. Оба были жестоко искусаны и окровавлены, с клочьями выдранной шерсти, у одного светло-серой, у другого черной как уголь. Казалось непонятным, как у них еще хватает сил продолжать бой. Но тут же, на подгибающихся лапах, тяжело дыша и высунув языки, вновь сблизились, забили лапами, терзая друг друга, клацали зубами, пытаясь добраться до горла противника. Но этого никак не удавалось: каждый успевал подставить шею сбоку или пушистое плечо, и раны все были не смертельными. Валежник на много сажен вокруг был раскидан лапами могучих зверей, на земле повсюду виднелись кровь и волчья шерсть. Поединок и впрямь тянулся давно. Лютобора ни один из противников даже не заметил: все внимание их было поглощено друг другом.
- Волкодлаки! Волки-оборотни! - мгновенно осенило Лютобора.
Рыча и подвывая, они катались по земле со звериным ожесточением и людским упорством. Лютобор хорошо разглядел их в несколько мгновений. Он знал, что у оборотней, в кого бы они ни превращались, всегда остаются человеческие глаза, но одно дело знать, а другое - увидеть на окровавленных мордах зверей, сцепившихся в смертельном поединке. Он даже вздрогнул, встретившись взглядом с черным волком: серые, как сталь, и такие же холодные, глаза его, казалось, видели только своего врага, и выражать могли только одну мысль: как скорее одолеть его. Лютобору этот взор показался жутким, но тут же подумал, что такой бывает и у воинов в бою.
Но второй волкодлак! Князь видел его глаза всего на миг, но их взор оказался куда страшнее. Они были словно повернуты зрачками внутрь себя, и замечали не окружающий мир, а лишь изгибы собственного больного сознания. Это были глаза безумца, не отдающего себе отчета ни за человеческую, ни за звериную свою жизнь. Разглядев его, Лютобор усомнился, сознает ли тот, кого и за что собирается убить. Быть может, ему это просто нравилось.
Но безумный оборотень был еще силен, и сражался, не замечая ран. В какой-то момент он сбил черного с лап и прижал к земле, заодно еще больше разодрав зубами зияющую на его плече рану. Из горла черного волка вырвался стон крайнего изнеможения.
Медлить было нельзя. Лютобору еще многое оставалось неясным, но это можно будет разузнать потом. Он достаточно видел в глазах этих двоих, чтобы не сделать ошибки.
Тщательно нацелившись, он метнул копье в спину серому волку, терзавшему своего врага зубами и когтями. Копье обрушилось на него сверху и пронзило насквозь. Серый волк упал наземь и завыл, судорожно дергая лапами. Из пасти его повалила пена, как у бешеного.
Но оборотни крайне живучи. Пробитый насквозь, все еще пронзенный копьем, серый стал подниматься! Кое-как подобравшись, он приготовился к новому прыжку. Но тут уже его ждал черный соперник, получивший небольшую передышку благодаря Лютобору. В этот миг он впервые заметил его и кивнул в знак признательности. Кривясь на одну лапу, похоже, прокушенную до кости, черный припал к земле, когда его противник неуклюже прыгнул с торчащим в спине копьем. Не понадобилось уже и уворачиваться: серого развернуло в воздухе, он ткнулся носом в землю. Тут же черный вцепился ему в горло и с торжествующим воплем впился мертвой хваткой. И, чем дольше он держал, тем сильней светлая шерсть поверженного окрашивалась кровью, а безумные глаза тускнели. Наконец, челюсти черного волка разжались, он выпустил бездыханного соперника, и сам, едва живой, упал рядом.
- Отруби... Отруби ему голову!.. - прохрипел он усталым, но вполне внятным человеческим голосом.
Лютобор не удивился такой просьбе. Он знал и прежде, что оборотня любой породы трудно убить иначе как оружием из серебра. Сам видел, как сильно изранены оба соперника: хватило бы, чтобы убить десяток самых крепких воинов, а эти еще продолжали сражаться. Чтобы убитый волкодлак уж никак не мог ожить, следовало изрубить его тело, а лучше - сжечь.
Вспомнив, какие глаза были у погибшего оборотня, Лютобор взял охотничий нож и отрубил ему голову. И сразу лежавшее перед ним тело изменилось. И оно, и отделенная голова сделались человеческими, принадлежащими коренастому, еще не старому человеку, одетому, как дикарь, в грубо обработанные звериные шкуры, волосы и короткая борода были цветом почти как волчья шерсть. Только в глазах так и застыло навек безумие.
При взгляде на убитого перед глазами Лютобора пролетело все его прошлое. Родившийся вне брака ребенок, сын человеческой женщины и волкодлака, забытый отцом, не очень-то был нужен семье своей матери, рос как трава при дороге. Его не любили, и он привык огрызаться. Когда подрос и начал перекидываться в волка, родичи и односельчане стали бояться, и ему это понравилось. Научить дикого мальчишку, как надлежит вести себя оборотню, чтобы сохранить душу и разум, было некому. Он творил что хотел, радуясь, что это злит старших. Душил кошек и собак, охотился за домашней птицей. Ему едва исполнилось одиннадцать лет, когда он, подравшись с другим мальчиком, ненароком обернулся волком и растерзал его. Вкус человеческой крови понравился молодому оборотню, и он не смог остановиться, принялся поедать убитого, прежде чем его застали на месте преступления. Тут уже ни один голос не поднялся в защиту. Скорее всего, его бы тут же убили, только он не стал ждать - в тот же день сбежал в лес. Так и появился дикий оборотень, позор для обоих родов - и людей, и волкодлаков. С людьми он с тех пор сталкивался лишь ради убийства. Других целей быть не могло, и эту страсть он удовлетворял не раз в самых разных краях, так что люди верили в целую стаю злобных оборотней. Те же, в свою очередь, ненавидели подобных отщепенцев, из-за которых злое подозрение часто падало на всех оборотней без разбора. Так и жил одичавший волкодлак врагом для всех, готовым в любой миг вцепиться в горло, пока вовсе не сошел с ума. Таился в глухих лесных логовах без всяких построек, разучился добывать огонь, питался в волчьем облике мясом убитых животных, хотя на сырое мясо у здоровых оборотней тоже был запрет. Теперь уже, если бы кто и попытался обратить к добру сердце отверженного, это бы не удалось. Оставалось лишь убить, чтобы остановить опасного безумца.
Лютобор отвернулся от убитого. С ним все было ясно. И повернулся к черному волкодлаку, которому помог одержать победу. Тот тоже успел изменить облик. Привалившись к какой-то коряге, на земле сидел черноволосый мужчина, весь израненный, бледный, как мел, зажимая левой рукой развороченное правое плечо. Из-под полуприкрытых век глядел на него усталыми глазами. Дышал по-прежнему тяжело, приоткрыв рот по-собачьи.
До Лютобора вдруг дошло, что раненому волкодлаку очень хочется пить. Тот еще во время битвы задыхался от жажды, и не мудрено. Поругав себя за несообразительность, князь достал из походной сумы фляжку с водой и дал пить оборотню.
Тот выпил одним жадным глотком, не отрываясь. Когда напился, глаза его прояснились, и он проговорил уже твердо, без одышки:
- Ах, хорошо! Теперь и раны мои быстро заживут. Спасибо тебе, родич мой, князь Лютобор Мстиславич: аж дважды меня из беды выручил!
Уж на что, несмотря на относительную молодость, был опытен Лютобор: многое повидал, еще о большем имел понятие, - а вот нынешний день отчего-то на каждом шагу ставил его в тупик. Он бы понял, поблагодари его оборотень за спасение, не зная, кто перед ним. Мог, впрочем, и знать в лицо яргородского князя, почему бы и нет? Но каким это образом лесной волкодлак ему родич?!
Только и сумел, что не разинуть рот от удивления, как деревенский дурачок, а строго поинтересоваться:
- Ты не путаешь ничего, государь волкодлак? С какой стороны ты мне сродни?
Оборотень весело усмехнулся, невзирая на раны (Лютобору, кстати, показалось, что за время разговора они довольно быстро затягивались), и подмигнул:
- Ничего я не перепутал! Ты же по матери от приморских Ростиславичей происходишь? От старшего сына, князя Звенислава Ростиславича, потомок?
- Ну!..
- Ну, а сестра его родная, Червень Ростиславна, замуж вышла за Ратмира-оборотня! Вот я ей внуком и прихожусь. У нас, знаешь ли, поколения меняются куда реже людских, да и помним родство мы до самого Велеса.
Вот теперь Лютобору показалось, будто прошлое воочию возвращается вспять, будто в призрачном видении. Имена, забытые даже летописцами, оживали вдруг перед ним. О Червени и Ратмире он, вообще-то, знал, но трудно было представить, что может встретить их потомков, когда прошло столько лет, и столько перемен до неузнаваемости изменили сам лик Сварожьих Земель. А между тем, лесные оборотни бывают живучее владетельных князей, да и родство чтут больше.
Помедлив минутку, протянул ему руку.
- Здравствуй, родич, если не шутишь! Звать-то тебя как, если уж ты меня знаешь?
- Среди людей зовусь я Храбр Беловоич. Беловой Ратмирич был отец мой, - представился волкодлак.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 07 Мая, 2019, 05:02:18
Вот и родственнички-оборотни объявились. Только непонятно, как же Лютобор успел спасти Храбра аж дважды? Может, раньше встречались, да поговорить возможности не было? Или я что-то упустила.
Сцена прощания Ярины и Светозара полна светлой печали. Мне всё же жаль, что Ярина предпочла исчезнуть навсегда.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 07 Мая, 2019, 19:19:18
Большое спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и родственнички-оборотни объявились. Только непонятно, как же Лютобор успел спасти Храбра аж дважды? Может, раньше встречались, да поговорить возможности не было? Или я что-то упустила.
Сцена прощания Ярины и Светозара полна светлой печали. Мне всё же жаль, что Ярина предпочла исчезнуть навсегда.
Насчет второго раза - это полушутя сказано. Имеется в виду, что дал ему пить после сражения, не позволил умереть от жажды. Да и раны так зажили быстрее, регенерация включилась, опять же.
Ярина все-таки не могла окончательно стать человеком. Кошки ходят сами по себе, как известно. А для Лютобора этот сон - знак не цепляться за прошлое, а поглядеть вперед. ;)

Назовись таким именем человек, оно бы, пожалуй, прозвучало хвастливо. Но Лютобор только что видел черного волкодлака в сражении, и не усомнился, что имена у них даются не попусту. Да и Храбр произнес свое имя очень просто, без малейших хвастливых ноток в голосе. Просто сказал: "Я такой-то".
- Достойное имя для славного воина, - произнес Лютобор, присев напротив оборотня на валежину. - Я видел, как ты сражался.
Храбр усмехнулся, глядя на обезглавленный труп своего противника.
- Нечем особо хвастаться. Если бы не ты, справился бы он со мной. Я переоценил силы, оставил стаю и вышел против него один, - он досадливо поморщился. - Словом. благодарю тебя, что так кстати мне помог.
- Меня сегодня с утра вело сюда какое-то чувство, - с волкодлаком Лютобору было легче говорить о своем даре, чем с людьми; ведь тот и сам был не чужд волшебству. Насчет стаи решил у него уточнить позже. - Мне было в радость помочь храброму воину, даже не будь мы родичами. Да и ты, кажется, оказал моему княжеству не меньшую услугу...
Волкодлак мельком взглянул на убитого, по телу которого уже ползали большие бронзово-зеленые мухи.
- Вообще-то мы за ним шли от самого Дедославля. Он там убил нескольких человек, а уж собак и домашней скотины - и не счесть. Мы решили покончить с ним, но это оказалось не так-то просто. Лишившись разума, зверь становится особенно хитер, а уж до чего вынослив и живуч, ты сам видел.
Лютобор кивнул, вспомнив последний прыжок волкодлака, насквозь пронзенного копьем. Копье его, кстати, до сих пор торчало меж ребер. Стараясь не глядеть на омерзительный труп, князь подошел к нему, с трудом вытащил копье и стал пучком травы отирать наконечник.
- Словом, мы только спугнули его, и пришлось преследовать дальше, - продолжал Храбр. - Долго длилась наша погоня. Он то топил свой след в болотах, то запутывал в самых глухих чащах. Но моя стая шла по следу, который привел в твои владения. Вот теперь, наконец, с ним закончено, благодаря тебе. Вот уж не ожидал, князь, что вот так доведется с тобой встретиться, - признался оборотень.
- Да и я тоже не ожидал... что у меня вообще окажется где-то родня, да с такой стороны, - проговорил Лютобор.
Но он был князем, а потому должен был думать о многих вещах сразу. Тут же пришло в голову, насколько быстры и чутки должны быть волки-оборотни, если сумели проследить такого опасного противника о Дедославля до Яргорода. А как они умеют сражаться, он уже видел сам. Самым лучшим воинам среди людей, при всей подготовке, все-таки далеко до них. Было бы совсем неплохо заполучить таких союзников на свою сторону. Не наемников, конечно. По крайней мере, прежде в оборотнях было достаточно звериного, чтобы их не прельщало кому-то служить ради золота. Соратники, да еще родня - совсем иное дело.
- Значит, ты из-под Дедославля пришел? Что творится там? - поинтересовался он.
- Плохо, - вздохнул Храбр. - Сейчас правит там литтский князь Бронислав, один из сыновей Радвиласа. Да только ему далеко до Бронислава Великого. По-настоящему Дедославль так и не оправился после давнего разрушения чжалаирами. Людей там живет раза в два меньше, чем у тебя на Яргородщине. Где были деревни, все больше бурьян растет. Землю пахать некому. Не народ - одна тень его осталась.
Лютобор представил себе обессилевший, обезлюдевший край, и содрогнулся. Неужели края, с которых некогда начинались Сварожьи Земли, их исконные владения, и дальше будут лежать заброшенными, останутся навсегда Диким Полем, ареной для столкновений с очередными степными завоевателями? Неужели душа, сердце и живая кровь Сварожьих Земель навсегда переселились в лесные полунощные края, а здесь осталась мертвечина, обреченная в добычу тем, кто подберет? И его Яргород - тоже?
- А  в Срединных княжествах ты бывал? Расскажи, как там, - с любопытством обратился он к волкодлаку. "Особенно на Медведице", - прямо-таки на языке вертелось спросить.
- Бывал, - отозвался Храбр, но тут же внимательно прислушался: - А, вот и стая идет.
Не слух и не зрение - ощущение чего-то особенного присутствия первым предупредило Лютобора о приближении оборотней. "А опасности не почувствовал, хотя у них каждый стоит десятка моих кметей. Совсем заслушался, увлекся... Нет, если бы опасность угрожала, я бы понял".
В стае, помимо Храбра, было пятеро мужчин, три женщины и четверо детей разного возраста. Сейчас, когда все были в человеческом облике, посторонний глаз не заметил бы в них ничего необычного. Просто переселенцы, сделавшие остановку в пути - мало ли отчего люди пускаются в путь целыми семьями. Но, если взглянуть внимательней, они все-таки не были похожи на обычных людей. Каждый из них, даже самые маленькие дети, вел себя в лесу, как свой, а не случайный путник. Оборотни двигались стремительно, и в то же время осторожно, совсем без шума, будто скользили в густом кустарнике, с той плавностью, что свойственна лишь лесным обитателям. И мужчины, и женщины одеты были почти одинаково - в штанах и коротком кафтане мягкой замши, и таких же сапогах. Нетрудно было догадаться, что одежду они добывают там же, где и пропитание: самый высокий и мощный из мужчин тащил за рога по земле тушу убитого лося. За плечами у всех, кроме самого маленького ребенка, был лук и колчан со стрелами. Из оружия ближнего боя, правда, лишь ножи у пояса. Но, вспомнив своего нового знакомого в бою, Лютобор признал, что меч или топор волкодлаку и не обязательно.
Он залюбовался выходившей из леса стаей, в мечтах уже представляя их в своем войске. Оборотни, конечно, различались внешностью и возрастом, но в каждом из них безошибочно замечалась сила железных мышц в сочетании с невероятной ловкостью. Бородой, правда, были не богаты, как и сам Храбр, но вряд ли кто усомнился бы в их мужественности. И женщины двигались так же широко и свободно, как мужчины, и вместе с тем изящно. Многие из них несли на поясе или на плечах какую-нибудь дичь поменьше: связку диких птиц, косулю, кабанчика.
Храбр называл по имени каждого из своей стаи, представляя их князю.
- Власта, - представил он женщину, с которой, едва она появилась, обменялся взорами, говорившими яснее слов: "Что-то случилось? - Да. Но я уже справился. Вернее, мне помогли. - Я боялась за тебя. - Теперь все хорошо". Затем Храбр назвал великана, тащившего лося: - Это Могута. - И других, по очереди: - Громобой. Терн. Кошачье Ухо. Ветер. Ласка.
На девушку-волчицу, показавшуюся из леса последней, Храбр показал Лютобору с каким-то особым значением:
- А это сестра моя - Отрада.
Но Лютобор, увидев ее, и так уже поднялся на ноги перед своей новой родственницей, на которой задержал долгий взор. Отрада казалась моложе и нежнее других волчиц, хотя и в ней с первого взгляда видно было то же сочетание силы и плавности движений, выдающее настоящую дочь леса. Она совсем не походила на брата. Волосы у нее были светло-русые, свободно ниспадавшие, как плащ, на плечи и спину. Лютобор увидел, как солнечный луч, проникший сквозь листву, озарил ее голову, и она словно засветилась изнутри.
- Приветствую тебя, Отрада Беловоевна! - воскликнул он с горячностью, какой от себя не ожидал. - Я - Лютобор, князь яргородский. Ваш родственник.
Отрада улыбнулась, взглядом окидывая его с ног до головы. Глаза у нее были светло-карие, даже золотистые, изумительно идущие к волосам. Глаза волчицы. Но улыбка на ее лице была человеческой.
- Вот ты какой, родственник! - весело проговорила она. - Вижу, что Боги удачно привели тебя сюда!
- Нам всем повезло, - произнес Лютобор. - Я нежданно-негаданно обрел родичей и стал свидетелем великого поединка...
- Не свидетелем, а тем, кто решил его исход, - вмешался Храбр. - Если бы не князь Лютобор, вы бы здесь нашли только мой труп, а Яргород получил бы страшного гостя.
Власта, по всему видно - подруга Храбра, уткнулась лбом в его совершенно зажившее плечо, мелькавшее сквозь разорванный едва не пополам кафтан.
- Кстати, надо бы сжечь эту падаль. Только подальше отсюда. Не станем же мы есть и беседовать рядом с трупом, - распорядился Храбр.
Подростки Кошачье Ухо и Ветер оттащили труп поодаль и сложили для него погребальный костер, а место гибели дикого оборотня засыпали землей. Вскоре здесь ничто не напоминало о недавней битве. Сидели у костра путники, жарили дичь. Лосятина пеклась на углях, дичину помельче готовили на сделанных из палок вертелах. Вскоре пошел такой упоительный запах, что волчата помладше облизывали губы задолго до того, как было готово. Кто хоть раз ел свежезажаренное на костре мясо после целого дня на свежем воздухе, тот охотно признает, что не пробовал отродясь ничего вкуснее, и никаких приправ к нему не пожелает.
Князь Лютобор сидел между Храбром и Отрадой, беседуя с ними, но краем глаза продолжал наблюдать за девушкой-волчицей. Ему казалось, что и ела она изящнее остальных, не брала слишком горячих кусков, и не говорила, не прожевав. Ему захотелось передать для нее кусочек получше, но он не знал, как расценит Отрада такое внимание в первый же день знакомства, и решил пока держаться осторожнее.
Расспрашивая о жизни стаи, яргородский князь выяснил, что у них нет постоянного места обитания. Они кочевали, как Орда, от одного места. богатого дичью и не очень населенного людьми, к другому, где можно жить свободно.
- А что вы делаете, когда люди сражаются между собой? - поинтересовался Лютобор.
- Мы? - пожал плечами Храбр. - Да ничего, чаще всего. Уходим подальше и не мешаем им. Правда, в Приморье наш род дружил с твоими предками. Но это едва не погубило нас. Мы вместе с приморянами сражались, когда напали чжалаиры... Да, я был там тоже, - кивнул он, поняв вопросительный взор Лютобора. - Мы живем до трехсот лет. Я был тогда юношей, а Отрада - совсем маленькой, еще превращаться толком не умела. Я сам потом научил ее в лесном убежище. Наши родители погибли там, и почти вся стая. Волкодлака трудно убить, но у чжалаиров нашлось средство. Они пускали в нас заговоренные стрелы, оставляющие неизлечимые раны, как серебряные. А тела погибших потом сожгли. Нас было в стае больше сорока, а в убежище, кроме нас с Отрадой, пришли лишь четверо! Одного ты видишь, это Могута, наш дядя, - Храбр показал на оборотня-великана. - Остальных теперь уже тоже нет. Власту я встретил много позже в другой стае, далеко на полунощи, за Влесославлем, и она ушла со мной. А прочие все моложе, родились уж потом.
Лютобор с сочувствием выслушал историю стаи Храбра, чувствуя в ней сходство с прошлым собственной семьи. Разве его прародительница Дана со своим братом не спаслась чудом при нашествии чжалаиров? И разве сам он - не последний потомок угасающего рода? В последнее время Яргородское княжество напоминало ему одинокую лодку, подхваченную бурным потоком. По здравом размышлении, Лютобор уж и не знал, следует ли ему жениться, только чтобы получить наследников, в свой черед обреченных на бесконечные войны среди все нищающей земли.
- Что ж, раз вы твердо выбрали свой путь. я рад, что мне довелось быть последним человеком, сражавшимся вместе с оборотнем, - сказал он, не подавая вида, что ожидал большего.
- Эй, погоди, я этого не говорил! - заявил Храбр, догрызая лосиное ребро и заедая его кислым щавелем. - Ты наш родич, а не простой человек. К тому же, я тебе обязан жизнью, а это такая "мелочь", ради которой мне, пожалуй, не жаль будет сразиться вновь. Что скажете? - он обвел взглядом свою стаю.
- Я за то, чтобы впредь союзничать с Лютобором, - поспешно высказалась Отрада, к тайной радости князя. - Я буду всегда благодарна тому, кто спас моего брата. Кроме того, и нам лучше, если люди будут нас считать союзниками, а не врагами.
- Учту твое мнение, сестричка, - кивнул Храбр. - Что скажешь ты, Могута?
- Я никогда не бегал от хорошей драки, хотя бы и заодно с людьми, - рыкнул большой оборотень. - Особенно если бы можно было отомстить чжалаирам за наших родных!..
- Для Орды у нас пока что руки коротки, - вздохнул Лютобор. А про себя подумал, что старик зрит в корень: рано или поздно, но столкновения с чжалаирами, что решит судьбу Сварожьих Земель, не избежать.
- Власта? - обратился Храбр к женщине, которая отрывала пальцами мелкие кусочки мяса для младшего ребенка, чтобы остыли быстрей.
Она сунула сыночку в рот кус жареной лосятины и подняла голову.
- Если ты, князь, пообещаешь спокойное логово для нашей стаи, я за тебя готова биться с кем угодно. Мне надоело скитаться с детьми по чужим краям, - просто сказала она, но так, что Лютобор не усомнился в силе ее благодарности.
- Если вам нравятся мои владения, - проговорил он, - оставайтесь здесь и живите, сколько захотите. Я буду рад вас принять, как родичей и союзников.
- Лучше не объявляй о нас открыто, - попросил Храбр. - Наши желания просты, и мы не любим беспокойства. Позволь нам жить и охотиться в этом лесу, а мы сами устроимся, как будет удобно. Даю слово жить в мире с твоими подданными.
- Не сомневаюсь в твоем слове, - Лютобор протянул руку Храбру. - Чуть было не предложил обменяться мечами...
- Да вот нету у меня меча, - развел руками волкодлак.
- И не надо. Зато я получил союзников на будущее и новых родичей. У меня не так уж много родни, если не считать большущего семейства литтских князей, чтобы ими разбрасываться, - отвечал Лютобор.
И снова встретился взором с горячими и нежными глазами Отрады, цветом - как смола, пронизанная солнечными лучами насквозь. Именно такое сравнение пришло ему в голову, и он даже удивился - с чего бы такие поэтические сравнения?
Ему захотелось, чтобы она сказала еще что-нибудь на прощание, и волчица будто услышала его пожелание:
- Я надеюсь, ты скоро придешь к нам в гости, наш любезный родич?
От ее голоса будто что-то мягкое приятно коснулось его сердца, но Лютобор сумел не "растаять", по крайней мере, с виду.
- Обязательно еще не раз побываю у вас, прекрасная Отрада! - пообещал он.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 08 Мая, 2019, 04:43:55
А вот  и волчица для Лютобора. Однако, влип князюшка. Чёрное пламя - это интересно.  А Жрецы могли превращаться в кого-либо, не иллюзорно, а по-настоящему?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 08 Мая, 2019, 21:43:47
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
А вот  и волчица для Лютобора. Однако, влип князюшка. Чёрное пламя - это интересно.  А Жрецы могли превращаться в кого-либо, не иллюзорно, а по-настоящему?
Почему сразу влип? Понравилась просто ему. Не думаю, что он бы им доверился, если бы там грозила опасность.
Жрецы здесь больше не появятся. Отрада к ним отношения не имеет, ручаюсь. А по поводу превращений - Медер принял облик Ростислава, чтобы обмануть Владу. А в животных... Не знаю. Оно им нужно?

Глава 11. Осада Чёрна
Князь Лютобор не просчитался, позволив оборотням устроить "логово" под Яргородом. По его просьбе, стая тайно следила за границами, и теперь князь мог быть уверен, что лугии не застанут их врасплох, даже если сам он не получит вовремя предупреждения. Разумеется, своей разведке, постоянно несущей стражу в степи у лугийской границы, он ничего о том не говорил. Воинам следует полагаться на собственные смекалку и ловкость, а отнюдь не на волшебную помощь.
Яргородцы, если и судачили между собой, кому и за какие заслуги князь подарил владения под самым городом, вслух его решение не оспаривали. Лютобор привел как-то Храбра на совет, объявил, что тот отныне назначается воеводой. Глядя на сдержанного молчаливого чужака, яргородские бояре, конечно, очень бы хотели выведать, кто он такой и за какие заслуги возвышен. Но узнать ничего не довелось, все следы терялись, и оставалось только развести руками: "Колдовство..." Впрочем, держался воевода Храбр всегда тихо, в городе жить не пожелал, обосновался в пожалованном во владение лесу, куда к нему в гости часто приезжал князь Лютобор, обычно - в одиночку.
Будь это в другой земле и у другого князя, его окружение бы уже забило тревогу, возомнили бы, что их князя околдовали. Сперва бы к жрецам и волхвам кинулись за помощью, затем - к иным ведунам да ворожеям. Добыли бы самые сильные заклятья от сглаза и от нечистой силы. И уж первым делом постарались бы избавиться от подозрительных лиц, втершихся в милость князю. Но то могло бы статься у других. Яргородцы же в своем князе были совершенно уверены. Никто из них не сомневался, что во всем, касающемся темных для других чародейских дел, князь Лютобор разбирается гораздо лучше них, и не им, конечно, им влезать в его жизнь.
А он и вправду охотно посещал Логово, где стая быстро построила большую избу, незатейливую, но крепкую и вместительную. Приезжал один, да и коня оставлял поодаль в лесу. Не выносят кони оборотней, боятся и духа их. А уж если доведется волкодлаку сесть на коня, даже на боевого, привыкшего к опасностям - у того вовсе от ужаса разорвется сердце. Лютобор не хотел подвергать своего Орлика лишним испытаниям.
Сам же охотился вместе с ними, купался в лесном озере, беседовал с новыми друзьями у костра, как в первую встречу. Волкодлаки бывали в самых разных краях, и много интересных сведений могли поведать яргородскому князю.
Была, впрочем, и еще одна причина, по которой Лютобора так настойчиво тянуло к оборотням. Этой причиной была Отрада. Князь не мог не сознаваться себе, что сестра Храбра притягивает его все сильней с каждой встречей, и вскоре желание повидаться с ней сделалось главной причиной его приездов, а все остальное - не больше, чем отговорки. Порой он ловил на себе внимательные взоры Отрады, когда они вместе купались или стреляли из лука.
Потом они как-то встретились в лесу наедине, когда остальные ушли на охоту. И еще раз - теперь уже Отрада нарочно встретила Лютобора на опушке леса. Их первая симпатия быстро разгорелась, как костер, сменившись объятиями взаимной страстной любви.
Когда это произошло между ними впервые, Лютобор долго лежал на земле тихо, как будто только что родился вновь, и еще не мог собрать вместе разбежавшихся куда-то мыслей и чувств. Лежал, смутно замечая лишь волосы девушки, щекочущие ему лицо, и смотрел на кусочек высокого синего неба, что виднелся в просвет между деревьями.
Вдруг, будто пробудившись, он приподнялся ей навстречу.
- А что твой брат сделает, когда узнает про нас с тобой? Тебе не будет от него хуже?
Отрада лениво потянулась, как в полусне, щуря золотистые глаза.
- Храбра это не волнует. Он даже спрашивал, как складывается у нас с тобой. В стае каждый может делать, что захочет, лишь бы это не повредило остальным.
Лютобор успокоенно вздохнул и взял руку девушки, переплетая пальцы.
- Значит, и вправду светлая Лада нас привела друг к другу! Теперь ты моя жена перед Богами, а будешь и перед всеми живущими. Послушай, а у вас есть какие-то свадебные обряды?
- О чем ты? - не поняла волчица.
- Ну, как в стае становятся мужем и женой? Должен ли жених что-то подарить невесте или ее семье, чтобы его признали мужем? Просите ли вы о чем-то Богов? Я все сделаю по вашему обряду, хоть и не оборотень.
Теперь Отрада поняла его и засмеялась.
- А-а, нет, у нас нет тут никаких особых обрядов. Если волчица уходит с волком в его стаю, тем самым становится его женой. И так понятно, что выберет она лишь способного вести стаю. У нас суровая жизнь, и женщины не могут себе позволить выбирать слабаков да недоумков.
- Что ж, это справедливо, - кивнул Лютобор, на мгновение ощутив простое дикое счастье лесного оборотня, которого готова одарить своей любовью самая сильная и прекрасная волчица.
- А ты хочешь быть княгиней яргородской, Отрада? Пойдешь в мое "логово", то есть, во дворец?
Обычная проницательность, как видно, изменила влюбленному князю, иначе он знал бы, что ответит волчица, раньше, чем спросил ее. Так и вышло - Отрада мотнула головой, так что волосы ее взметнулись, как на ветру.
- Нет, Лютобор. Я - твоя жена, но я не смогу жить всегда в городе, носить длинные платья, ходить медленно, как ваши женщины, и лишь туда, куда позволено, и превращаться, лишь когда никто не видит.
Ее голос изменился до таинственного шепота, когда она обняла князя за шею и зашептала на ухо:
- Я вся насквозь - лес, и радость победы, и стремительный бег под звездным небом, и дым костра, удар клыка и меткий полет стрелы, утренняя роса на траве, и первый выпавший снег...
Лютобор понял ее. Никакая любовь не заставит оборотня изменить свою природу, это все равно что лишить рыбу воды, а птицу - неба. Любишь волчицу - люби вместе с ней и лес, ее родину и дом.
- Прости меня, Отрада. Ты все равно будешь моей женой. Я стану к тебе приходить так часто, как смогу, чтобы не забывать о княжеских обязанностях.
- Я пойму, если тебя долго не будет. Лес учит каждого из нас быть терпеливым. Обещаю, что не стану отвлекать тебя от княжеских обязанностей.
Так и получилось, что они решили все между собой быстро, без всякой свадьбы.
Но Лютобор все равно заказал златокузнецу сковать два золотых кольца, украшенных сплетающимися вместе руками. Этот знак означал любовь, и мастера привыкли изображать его на разных изделиях. Сперва князь хотел изобразить на кольцах волчьи головы, но привычка к осторожности взяла верх и тут.
Не называя открыто перед людьми свою жену, князь Лютобор, однако же, носил кольцо прилюдно, и всем ясно было, что напрасно его спрашивать, кто такая его супруга, и где он прячет ее. Слухи на эту тему, и самые разнообразные, конечно, разлетелись по всему Яргороду, но Лютобор не придавал им значения и ничего не опровергал.
Отрада долго любовалась кольцом, вертела в пальцах, как ребенок, разглядывая, как горит оно на солнце красным золотом, но, наконец, надела на палец. Вообще, оборотни почитали различные талисманы и заговоренные обереги не меньше людей (а разбирались в них куда лучше), но ценили именно силу и значение их, как таковые, а не внешнюю красоту ради нее одной.
Но Лютобора вдруг оставило прежнее умиленное состояние. Он насторожился, еще не зная точно, что происходит. Солнце светило по-прежнему, и птицы весело пели, как и минуту назад. Только его будто кто коснулся ледяным перстом: будь осторожен!
И лишь в следующий миг Отрада тоже замерла, прислушиваясь. Тут же стремительно перекувыркнулась, оборачиваясь стройной, светлой масти, волчицей. Одежда и все вещи ее тут же сделались дополнительной шерстью. Княжеское кольцо тоже скрылось на когтистой лапе. Шерсть у нее на спине стала дыбом, острые уши настороженно двигались, нос принюхивался.
- Кто-то из наших! Очень спешит! - странно и непривычно было слушать человеческий голос из волчьих уст.
Из кустов выскочил Кошачье Ухо - молодой волкодлак, которого князь посылал разведывать границы. Его прозвали так за необыкновенно чуткий слух, даже по меркам оборотней, так что в разведке он был незаменим.
Завидев Лютобора с Отрадой, Кошачье Ухо остановился так резко, что даже лапы у него чуть подогнулись.
- Беда, князь! Лугии осадили твою крепость, ту, что у впадения Лебяжьей реки в Искру! - провыл он.
- Чёрн? - переспросил он, узнавая по описанию, о какой крепости идет речь.
- Точно, они так ее называли! Я услышал ночью у реки плеск воды, хоть и ветра не было. Подкрался поближе - вижу: с того берега переправляются лодки, полные людей. Я насчитал двести больших лодок с палубами, а все еще шли новые. Они укрылись в тростниковых зарослях. За ними везли на плотах какие-то приспособления, как мне показалось.
У Лютобора упало сердце. Он знал тростниковые заросли, тянувшиеся на много верст у впадения мелководной Лебяжьей реки в широкую Искру. Там легко можно было спрятать целую флотилию, незаметно переправив с лугийского берега. От Чёрна до Яргорода - десять дневных переходов: всадники не носятся с такой скоростью, как быстролапые оборотни. Какое-то время Чёрн продержится, но длительной осады не выдержит. Это была военная крепость, не обжитый город, при ней не имелось собственных полей и больших запасов провианта. Тем более, если лугии переправили осадные машины, способные ускорить сдачу крепости. Значит, отстоять Чёрн не получится. Придется отвоевывать заново. Это, конечно, сложнее, чем не допустить врага. Но лугии еще никогда не нападали с этой стороны. Трудно заранее предусмотреть любую хитрость.
- Храбр знает? - взяв себя в руки, спросил Лютобор.
- Ему Ветер сказал. Мы вместе вернулись. Наверное, уже готовится к походу.
- Пойду готовиться и я, - сказала Отрада.
- Ступай, - согласился князь. - Мне надо в город... О, если бы мои войска были так же быстры, как ваш род!..
Дома он приказал готовиться к войне, сказав лишь, что, по надежным сведениям, лугии напали на Чёрн. Слухи об этом подтвердились лишь через несколько дней, когда прискакали яргородские разведчики, а затем уже - спасшиеся при нападении воины. К этому времени яргородцы уже готовились к войне. Судя по всему, лугии нацеливались всерьез, и от Чёрна собирались двигаться дальше вглубь яргородской земли. Помимо переправившихся через реку, к ним подошла также отборная конница. Это была серьезная сила, и Лютобору ничего не осталось, как обратиться за помощью к своей родне - великому литтскому князю Радвиласу Алджимантасовичу и его сесье.
Уже начинавший стареть, но еще бодрый и крепкий князь Радвилас неожиданно щедро откликнулся на его просьбу. Самолично привел войско вместе с братом Азуоласом, которого годы вовсе почти не брали, и тремя старшими сыновьями.
Теперь, спустившись к порыжелой стене тростника у слияния рек, он вместе с Лютобором вглядывался в предрассветную дымку, за которой вырисовывался занятый лугиями Чёрн.
Копыто великокняжеского коня ненароком сломило сухую тростинку, и Радвилас поморщился: треск услышат на версту. Вдруг его осенило, и он уже нарочно переломил новый высохший стебель, пустой внутри, из каких ребятишки делали дудки.
- Ну и жара тут у тебя стоит: даже тростник в воде высох, - обратился он к Лютобору таким тоном, точно тот был в этом виноват.
- В серпене у нас всегда так. Вон, и вода цветет, - указал тот на зеленую от ряски поверхность Лебяжьей.
Но река великого князя не заинтересовала. Он послюнил палец, ловя направление ветра.
- Последние дни дует как раз в сторону Чёрна. Надеюсь, ветер не переменится?
Лютобор хотел уже спросить, причем тут ветер и тростники, но тут же его осенило, что именно задумал великий князь. Мысленно представил крепость, над которой уже развевается знамя с орлом, а уцелевшие яргородские воины чинят стену для своих победителей, захватившей Чёрн обманом. Ну что ж, коварство за коварство...
- Мы очень попросим Стрибога не отворачивать ветер до завтра.
Князь Радвилас еще раз окинул дальнозорким взглядом тростниковые заросли, скрывавшие всадника с конем.
- Значит, если мы пустим пал, им будет отрезан путь по воде, а может, огонь перекинется и за стену. Тогда лугии либо выйдут в поле, либо захотят отсидеться.
- Думаю, выйдут, - заметил Лютобор. - Лугии не очень-то любят сидеть в осаде, их дело - конница.
- Скорей всего, - согласился князь Радвилас. - А пока в поле завяжется бой, вторая половина наших войск нападет с другой стороны и преодолеет стену. Сейчас для этого вполне хватает сил. Главное - чтобы тростник разгорелся как следует. Поджечь надо перед рассветом, и как можно ближе к крепости.
- О, на такой случай у меня есть незаменимые помощники! - усмехнулся Лютобор. - Храбр!
Волкодлак без шума вынырнул из тростников, точно из-под земли. Княжеские кони попятились прочь, хоть тот и не подходил близко.
- Я высмотрел, где стоят лугийские караулы возле реки. Там сильная застава, но мы беремся снять ее так, что со стены не заметят, - оскалился он.
Воевода Храбр и его стая опередили войско яргородцев и литтов, встретив уже под стенами Чёрна, и с тех пор успели принести целый мешок ценных сведений. Надо ли было скрытно подобраться к самой крепости и выяснить, как сильно она повреждена при осаде, и восстановлена ли теперь; следовало ли перехватить скрытно вражескую разведку, - лучше отряда Храбра не мог справиться никто. Не только Лютобор, но и сам многоопытный князь Радвилас замечал их заслуги. Хоть до сих пор и не знал, что они оборотни.
- Итак, завтра на рассвете начинаем, - подвел он итог, и тут же сузил глаза, увидев подъезжающего брата и троих старших сыновей - Саулиса, Линаса и Борусса. - А что это делают здесь вожди нашего войска, лягушек распугивают? Если бы лугии выследили вас здесь?
- Тебя ищем, дорогой брат, - понижая голос, отозвался князь Азуолас. - И что ты, в самом деле, забыл в этих дебрях? Для колдовства, что ли, место высматриваете? - он многозначительно глянул на Лютобора.
- Вроде того, - усмехнулся тот. - Наколдуем завтра панам лугиям дымовую завесу.
Более ясных объяснений было не дождаться. Князь Азуолас их и не ждал, зная свою родню.
- Колдуйте что угодно! Пока вижу лишь завесу, которой вы окружили свои замыслы. Что ж, ладно. Я не слыву ни мудрецом, ни волшебником, зато завтра собираюсь биться, как обычно, не жалея сил. И наши войска тоже.
- Вот это хорошо, - одобрил великий князь. - А что осадные машины?
- Собраны и установлены против свежих проломов. Вэдимас говорит, что, хоть кладку и заделали снова, она все равно слабее, чем там, где стена всегда была целой. Вроде чашки, которую разбили и склеили заново, - обстоятельно сообщил княжич Линас. - Сейчас готовят таран разрушать ворота.
- Хорошо. Тогда войска, кроме назначенных в охранение, сегодня пусть отдыхают. Завтра, на рассвете, в бой, - распорядился великий князь.
Повернувшись к Лютобору, сказал ему:
- Пообедай со мной сегодня, родич. Я слышал, ты, как и я, не любишь хмельного?
- Зачем мне разрушать и здоровье, и разум свой? - напомнил Лютобор Радвиласу его же давние слова.
Тот кивнул, не вспомнив давний случай.
- Правильно. А другим не объяснишь. Им хмель заменяет радость победы. Как будто битва не пьянит сильней вина, а власть не слаще любого меда! - он приложил руку к глазам и долго глядел в сторону Искры, где вдалеке виднелся другой берег, лугийский. - Я гляжу туда и думаю: если бы не только их навсегда отвадить делать набеги на твой Яргород, являющийся и моим владением, но нам самим бы кичливых лугиев раз и навсегда согнуть в бараний рог! Заставить бы их дань платить, и воевать с нами заодно! А, Лютобор? - возбужденно проговорил Радвилас, так что слышал только собеседник. - Знаю, не по силам такое... державе Литтской - пока еще, а мне, пожалуй, скоро сделается - уже... А сколько хотелось бы еще сделать! От одной возможности такого голова идет кругом, как от бочонка хмельного меда!..
Лютобор промолчал, не соглашаясь с ним и не возражая.
На обратном пути в лагерь с ним поравнялся княжич Саулис, давно возмужавший витязь, поставленный княжить в откушенный у Сварожьих Земель Темноборск. Заглянув в лицо Лютобору, озорно подмигнул, как в детстве:
- Помнишь, ты обещал, что нам доведется сражаться под общими знаменами? Вот, завтра оно и сбудется.
Лютобор внимательно взглянул на двоюродного брата, как бы сохраняя в памяти его облик.
- Я думаю, это только учеба для нас с тобой. Настоящие наши битвы еще впереди.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 10 Мая, 2019, 20:09:12
Лугийцы взялись за Яргород всерьёз. И Радвилас явно на Яргород нацелился. Но сейчас должны отбиться.
Отрада отказалась быть княгиней, так как эта роль несовместима с жизнью оборотня. А как же Ратмир и Червень жили? В лесу?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 10 Мая, 2019, 21:29:21
Спасибо за ответ, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Лугийцы взялись за Яргород всерьёз. И Радвилас явно на Яргород нацелился. Но сейчас должны отбиться.
Отрада отказалась быть княгиней, так как эта роль несовместима с жизнью оборотня. А как же Ратмир и Червень жили? В лесу?
Нет, Радвилас дальше нацелился - на Лугию, в перспективе. Правда, не знаю, как там у него получится. А Яргород и так под его протекторатом: Лютобор племянником ему приходится, и без него вряд ли бы власть сохранил.
У оборотней характеры тоже разные бывают. Да и Ратмир с Червенью не были правящей парой, так, младшая ветвь, больше себе предоставлены. Какая-нибудь любимая лесная резиденция, вроде того же "Логова" наверняка у них была. Опять же, мужчине меньше надо менять образ жизни, ему-то активная роль и так положена.

Оборотни не подвели. Высохший тростник вспыхнул разом на протяжении нескольких верст, вплоть до самого Чёрна. Некому было ни потушить пламя, ни предупредить лугийских захватчиков. Разбуженные на рассвете непонятно откуда взявшимся запахом дыма, они видели между рек сплошную рыжую стену пламени. Она колыхалась и трещала на ветру, ширилась все дальше.
Ветер тоже не подвел осаждавших: он по-прежнему дул в сторону города, неся искры и легкие горящие стебли тростника. По обе стороны крепостной стены вдоль берегов Лебяжьей тростник был тщательно выполот. Но, когда ошеломленные лугии выбежали на причал, увидели, что их лодки уже горят. А дальше вдоль устья Лебяжьей и за ней, на Искре, ничего было не разглядеть за огнем и дымом. В розовом рассветном зареве суеверным лугиям показалось, будто загорелась сама речная вода.
После вчерашнего веселого пиршества трудно было осознать случившееся им, разом упавшим с небес на землю. Молодой хорунжий Яромир Олесницкий схватился на голову, не веря своим глазам. Растерянно обернулся к воеводе Ратибору Вышемирскому, уже получившему назначение наказным гетманом войск, которым предстояло захватить Яргородскую землю. В своей скорой победе над яргородцами и литтами, явившимися выручать Чёрн, лугии не сомневались. И вдруг на тебе - пожар!
- Колдовство! - растерянно произнес Олесницкий. - Давно болтают, что все яргородцы - колдуны! Послушайте, пан воевода...
Но воевода был не робкого десятка - другого бы не назначили в край. который только еще предстояло завоевать. Он едва сдержался, чтобы не ударить по лицу хорунжего, и только потому, что вокруг было полно народа. Топнул ногой, приказывая слугам принести его вооружение.
- Я пока никакого колдовства не вижу! Всего лишь обычный пожар. Подумаешь, нам отрезан путь по реке! Мы никуда и не собирались бежать. Зато теперь у нас нет выбора, кроме как драться изо всех сил. Готовьте своих воинов, пан Олесницкий! Нам ждут победа или смерть!
А внизу, под стенами Чёрна, яргородские и литтские войска также готовились к бою. Пожар, в одночасье охвативший тростниковые заросли, ужасал даже тех, кто знал, что к чему. Один лишь князь Радвилас довольно щурился, видя, что все разворачивается по его замыслу. Лютобор же, подъехав ближе к пожару, не сводил глаз, глядя, как по знаку человеческой руки гибнет целый мир тростников. А ведь его тоже кто-то населял, как и всякий мир.
Черные в ярких рыжих сполохах, с треском вырывались целыми стаями утки разных пород, гуси, кулики, гагары. Они носились над своим гибнущим обиталищем, жалобно кричали и стонали, будто обвиняя. С громким топотом и хрюканьем пробежало стадо кабанов, опаленных пламенем. От страха перед огнем им было уже не до людей; на глазах у всех они прорвались к реке и ушли на открытую воду, поплыли к другому берегу. Что ж, людям тоже сейчас было не до них...
Откуда-то со стороны к Лютобору подошла Отрада, и он спешился, чтобы поговорить с ней, передав коня Радко. Он знал, что Отрада собирается сегодня сражаться вместе со всей стаей, и он, князь и муж ее, не мог в этом помешать. Дома осталась только Власта с младшими детьми. Бездетной волчице же никто не мог помешать сражаться. Все это было у них решено задолго до нынешнего дня. Как-то, еще в первые дни, Лютобор спросил, всегда ли женщины-оборотни охотятся и воюют наравне с мужчинами. Отрада только взглянула с недоумением: "Мы же и волки тоже. Где ты видел, чтобы волчица сидела в логове и ждала, пока ее волк накормит, как слепого детеныша? У нас и самих есть зубы и когти".
Теперь она, еще в человеческом облике, ткнулась лбом в плечо Лютобору, прощаясь перед решающим боем.
- Не волнуйся за меня. Оборотня убить сложней, чем обычного человека.
- Я и не волнуюсь, - при этих словах Лютобор почувствовал, что вправду совсем не беспокоится о ней. Он думал и тревожился о многих вещах сразу: о том, как расставлены полки на низких заливных лугах; об осадных машинах; о том, что, если ветер будет дуть так же сильно, Чёрн загорится от летящих искр; тревожился о Радко. и даже об Орлике. Только не об Отраде. Хорошо, что хотя бы этой заботой меньше...
Садясь на коня, он встретился взглядами со своим сверстником и оруженосцем. Тот поглядел на него, как в детстве, с надеждой и затаенным опасением.
- Ты знаешь, чем все закончится? - спросил он.
- Перед боем - не знаю, - тихо отозвался Лютобор. - Боги не дают мне знать слишком много. Битва ведь - не единое действие, ее складывают поступки многих тысяч людей. Попробуй-ка, предскажи, что каждый из них в сутолоке боевой станет делать! Тут у самой Хозяйки Судеб все веретена завертятся юлой, все нити на них в узел завяжутся, - он улыбнулся. - Мы же не гадать на судьбу пришли, а биться, вот и сделаем, что в наших силах.
"Ты когда-то просил меня не говорить тебе о своей судьбе заранее, и я не скажу. Иное знание может и тяжким камнем лечь на плечи. В бой лучше идти с легким сердцем".
И, отъехав немного назад, стал глядеть, как из ворот Чёрна устремляются лугийские полки.
Лютобор оказался прав - лугиям действительно не хотелось отсиживаться за стеной, и они стремились схватиться с противником в открытом бою. Вдобавок, они и были раздосадованы пожаром, отрезавшим им водный путь, и хотели отомстить врагу, заставшему врасплох. И они ринулись стальной лавиной - великолепное лугийское воинство, посланное завоевать Яргородское княжество. Сегодня лугии не красовались перед противником, не вызывали на поединок лучших витязей, а собирались биться всерьез.
На скаку оба сближающихся строя выстрелили по нескольку раз, и первые жертвы сегодняшней битвы упали в рыжую от солнца траву. А вскоре пришлось оставить луки: войска совсем съехались, держа копья древком на плече, чтобы руки не устали до времени. Но вот они в мгновение ока оказались в руках, и, как морской прибой о скалу, ударили о вражеские щиты и доспехи.
Лютобор схлестнулся с всадником на белоснежном жеребце, в сияющих серебром доспехах. Тот ударил в его щит с такой силой, что крепкое дерево треснуло, одни лишь железные полосы, стягивающие его, выдержали. Яргородского князя едва не отбросило этим ударом в сторону, где уже кипел бой, и он с трудом удержал Орлика в строю. Припав к холке коня, внезапно выпрямился и ударил копьем выше края щита лугийца, в горло, сквозь стальной воротник кольчуги. Лугиец сразу ослабел, из рук его выпали щит и копье, и он склонился к гриве коня, орашая ее алой кровью. На мгновение Лютобор задержал на нем взгляд, и его чуть не затянуло гаснущее сознание убитого. На мгновение он увидел белые, как молоко, колонны в родном поместье, строгого отца и заботливую мать, голубоглазую красавицу-невесту, которая теперь не дождется его с войны... Но с большим трудом вырвался из наваждения, как из болота.
"Нет, нет! Не я ведь пришел к тебе домой, не я твою усадьбу собирался захватить, а твою невесту - поймать за золотую косу. Ты ко мне пришел незваным гостем, сам забыл о своих близких, уйдя от них, и я не виноват в твоей гибели."
После этого Лютобор, уже не скорбя о каждом погибшем, продолжал сражаться, ловко владея сперва копьем, а затем и мечом, когда уже закипела такая сеча, что для копий не оставалось места. Он рубился всегда молча, сосредоточенно, не распаляясь боевым задором, как многие другие воины. Напротив, во время битвы он был даже внимательней обычного, и замечал все не только около себя, но и то, что творилось далеко, где сражались совсем другие полки.
Вместе с князем бились в это утро и его сверстники. Ясень, попросившийся сегодня со своим полком быть при князе; Чеслав, Радко, рыжеволосые близнецы. Их присутствие Лютобор чувствовал, как продолжение себя, даже когда они были у него за спиной. Видел, как рубится сразу с парой лугиев могучий Чеслав. Услышав, как, получив легкую рану, беззаботно рассмеялся Велимир, а вместе с ним - и его брат.
А вот Радко только что схватился с лугийцем в зеленом плаще, как вдруг сзади ему в спину вонзил кинжал другой воин, легко пробив кольчугу. Радко захлебнулся воздухом, удивленно распахнул глаза, чувствуя под лопаткой колючую боль, и склонился набок.
Гибель друга привела Лютобора в холодную, расчетливую ярость. Радко, в детстве бывший самым маленьким и слабым из них, пал первым! Радко, всегда понимавший его лучше других! Он спросил когда-то, видел ли Лютобор будущую смерть, и не велел ему предупреждать, если увидит...
И вот он лежал мертвый, а его убийца удирал галопом - не догнать сквозь общую свалку. Но нет! Так или иначе, но яргородский князь отомстит за своего друга.
Передав меч и щит Чеславу, он выставил обе ладони вперед и толкнул воздух, как бы вправду что-то отталкивая от себя. Воздух немного похолодел, время, казалось, замедлило свой ход. И тут же лугиец, заколовший Радко, замер на скаку, словно окаменел, не в силах пошевельнуться, как и его конь. Одни глаза, полные ужаса, жили на неподвижном лице, моля объяснить, что происходит.
И не только он один остановился, обездвиженный, но и другие, видя что-то непонятное, замерли, сбитые с толку, не понимая, что с ним стало. Даже княжеские телохранители поглядели на него с опаской. Прежде Лютобор никогда такой способности не применял.
Одним прыжком подлетев к обездвиженному лугийцу, он взял из его безвольной руки саблю и ею же одним точным ударом снес ему голову.
- Кто бьет в спину, сам не заслуживает честной гибели, - произнес он, сняв заклятье и отпуская коня лугийца бежать, унося окровавленное тело седока.
Но тут уже Орлик вздрогнул под князем и упал на колени. Какой-то лугиец метнул копье, вонзившееся меж ребер княжескому коню.
- Колдун! Сдавайся в плен! - кричали лугии, смыкаясь вокруг Лютобора, сверкая обнаженными саблями над его головой.
Но Лютобор едва ли заметил их. Потому что с ужасом и восторгом наблюдал, как через поле боя прокладывает путь Отрада в облике огромной серо-палевой волчицы. Она рвала клыками и расшвыривала мощными лапами подвернувшихся воинов, не замечая собственных ран. А кони - те просто шарахались в разные стороны, не слушаясь всадников, и даже шпоры едва сдерживали их.
- Садись! - провыла она, и Лютобор, не задумываясь, сел на нее верхом, чтобы вновь продолжать бой.
А сражение меж тем только разгоралось. Лугийские полки шли на прорыв, но у литтов выучка была не хуже. Многоопытный князь Радвилас знал, где следует нанести решающий удар, чтобы отвлечь внимание противника от осадных машин, что в это время разобьют городскую стену с другой стороны. Провожая в бой одну тысячу за другой, под командованием своих военачальников, сыновей, братьев, последнюю тысячу отборных своих витязей великий князь повел в бой сам. Шитое золотом знамя, драгоценное вооружение литтского князя и его ближников сразу привлекли внимание лугиев. Но первому же воину, опрометчиво бросившегося за славой и богатой добычей, сам князь Радвилас раскроил голову своим мечом. Дружинники его также не отстали в сече от остальных. Иной чести они лугиям оказать не могли.
Старшие княжеские сыновья также воевать умели, и теперь действовали успешно. Все видели, как главный лугийский воевода, собрав свои полки, повел их на прорыв, но сам пал в поединке с князем Азуоласом, который никому такого именитого противника не мог уступить. И стал утихать первый отчаянный натиск лугиев, стремившихся вырваться, точно крупная рыба из сетей. И, как рыба же, они только истощали свои силы, пытаясь, точно тараном, пробить заслон. Литтские и яргородские полки были расставлены с таким расчетом, чтобы поддерживать друг друга, действуя заодно. Лугии же страшны первым ударом, которому редко кто мог долго противостоять, своим боевым задором и отвагой. Но, если противник все же сумеет дать отпор летучим "сынам ветра", у тех, в свой черед, падает боевой дух.
И все же, в бою под стенами Чёрна лугии прекрасно дрались, и сделали все возможное, чтобы вписать его красным цветом в летописи своего народа. Части их все-таки удалось прорвать порядки литтов и выскочить на небольшую насыпь, где стояли против городских стен камнеметные машины. Там тоже закипел бой, еще ожесточенней прежнего.
До князя Лютобора, по-прежнему сражавшегося верхом на огромной волчице вместо лошади, долетели крики:
- Лугии прорвались! Боярин Вэдимас убит! - и, одновременно, другие: - Город горит!
Лютобор вместе с Отрадой завертелись волчком, оглядываясь. Все верно: из-за стен Чёрна теперь тоже валил дым. Ветер все-таки занес туда искры пожара, а много ли надо деревянным внутренним постройкам, чтобы вспыхнуть в такую сушь?.. Но гибель боярина Вэдимаса стала для Лютобора еще более страшным ударом. Погиб еще один близкий человек, тот, кто воспитал его, первым вложил меч ему в руки, научил всему, что надо знать князю и воину... А готовы ли машины, которыми распоряжался Вэдимас? Не добрались ли до них лугии? Лютобор метнулся сперва туда, но, увидев, что врагов отбросили, а к машинам бросились оказавшиеся ближе княжич Линас и Храбр с его стаей, заметно успокоился.
Линас и впрямь приготовился уже заряжать камнеметы, и несколько человек тащили тяжелые камни к чашам машин. Но тут, пробравшись мимо тел погибших, к нему подошел Храбр. Он был сейчас человеком, как и другие оборотни, и в суматохе боя было не так-то просто разобрать, куда исчезли огромные волки, нанесшие изрядный ущерб лугиям, и откуда взялись несколько пеших людей.
- Ты можешь швырнуть на стену нас вместо камней? - спросил Храбр.
Линас решил, что ослышался.
- Любой человек разобьется, ударившись на такой скорости о стену. Да и зачем?..
- Ты можешь швырнуть нас своими металками? - раздельно переспросил вожак волкодлаков. - Поверь, мы выдержим. А вот крепость сейчас сгорит.
Линас растерянно поглядел на стену, на которой все еще суетились лугии, и не думавшие гасить пожар в крепости, которую, очевидно, им предстояло снова потерять.
- Полезай, - вздохнул он, и сам нажал рычаг камнемета, пуская оборотня в полет, точно камешек из пращи.
Видя стремительно мчавшуюся ему навстречу стену, Храбр приготовился и, когда она была уже рядом, сам прыгнул навстречу, цепляясь пальцами и взбираясь наверх. Тут же перекувыркнулся и огромным волком ринулся на опешивших лугиев.
За вожаком таким же образом объявился и Могута, приземлившийся сразу на стену, внося еще больше смятения в сердца лугиев. Третьему же, Громобою, не повезло: его ударило о стену, и он, оглушенный, упал вниз. Лугии тут же проткнули его копьями и бросили в огонь, пылавший на месте воеводской избы. Сгорев дотла, конечно, уже никакой оборотень не оживет снова.
- Ааргх! - кроме Храбра и Могуты, на стену тем же манером взлетели их сородичи - Терн, Ветер, Кошачье Ухо, волчица Ласка. В мгновение ока они принялись мстить за погибшего родича. Очень скоро в крепости не осталось бы ни одного живого лугийца, если бы бы князь Лютобор, первым въехавший в отворенные ворота вместе с Отрадой, не приказал взять в плен уцелевших.
Еще одну службу пришлось сослужить быстролапым оборотням - натаскать с реки достаточно воды, чтобы погасить пожары. В конце концов, отвоеванная у лугиев крепость, хоть и изрядно пострадавшая, приняла победителей.
Лютобор знал, что назавтра, как всех удастся найти, вспыхнут новые костры - погребальные. Среди многих других, на них вознесутся в Ирий и его близкие. Но, если бы не нынешняя битва, жертв скоро по всей Яргородщине стало бы гораздо больше. А значит, это все-таки победа, которой следует радоваться.
- Сегодня и впрямь эта крепость - Чёрн, - задумчиво проговорил Лютобор, оглядывая выгоревшие речные берега и местами превратившиеся в уголь деревянные постройки внутри.
Отрада, повернув голову, насмешливо ткнула его носом под колено. Проговорила тихо, чтобы кто-нибудь не услышал говорящую волчицу:
- Эй, княже, а ты не хочешь себе поискать нового коня? Или так и собираешься всю жизнь на мне ездить?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 11 Мая, 2019, 20:22:06
Глава 12. Ростки непокорности
А в то время, как Яргородское княжество сопротивлялось набегам лугиев, на полунощи и к восходу тоже шла своя жизнь. Вырастали новые поколения - внуки внуков тех, кто некогда принял на свои плечи чжалаирское иго и, не устояв, рухнул на колени, сник, покорился. Каждый житель Сварожьих Земель с малолетства усваивал: Орда могущественна, и с ней нечего и пытаться спорить. Сегодня она кочует далеко в своих степях, а завтра может появиться в любой деревне, под стенами любого города, и не убережешься от них. Множество сварожан закончили жизнь рабами чжалаиров, захваченные в плен не только во времена походов древних полководцев - Ердена, Ганжуура, - но и позднее. Слишком часто ханы и мурзы приводили свои тумены, то просто желая пограбить, а то и вмешиваясь во внутренние сварожские распри. От ордынских владык зависело, кто будет великим князем в Сварожьих Землях, кто получит ярлык на иные владения, помельче. Они только и искали повод вмешаться, чтобы снова и снова доказывать данникам-"свархам" свою силу. Любой ордынский поход означал бедствия для Сварожьих Земель: гибель, пожары, разорение, вечный плен для тех, кого захлестнет тугой волосяной аркан. Так и пропадали навсегда тысячи людей, оплаканные родственниками, быть может, еще заживо, будто падали в нескончаемую бездну.
Даже люди, которым посчастливилось не сталкиваться в своей жизни с чжалаирами, и те ощущали их тяжкую власть. Потому что дань, что платило им каждое княжество, кроме одного Влесославля, взималась с каждой семьи, "с дыма", как говорилось. А значит, землепашцам кормить приходилось уже не только своего боярина, да князя с дружиной, но и откупаться от Орды, безропотно собирая любой "выход", что затребует жадный степной властелин. Ремесленники работали тоже для Орды. Для нее охотники добывали в лесах драгоценные меха - "мягкое золото". Для нее, бывало, отдавали все нажитое. позволяли у себя забрать весь урожай, а сами перебивались кое-как, впроголодь, - и еще счастливыми себя считали, что удавалось откупиться от безжалостной Орды.
Не у всех, конечно, хватало терпения безропотно нести тяжкую ношу. Иные, будто надломившись изнутри, бросали семью, имущество, уходили странствовать, ища землю, где люди будто бы жили лучше. Или селились в лесу, обрекались на службу какому-нибудь божеству, пели грустные песни и предсказывали будущее за кусок хлеба. Таких полубезумных пророков даже чжалаиры не трогали, считая священными.
Но бывало, уходили в леса и другие люди, горячие и буйные, не умевшие ужиться с добропорядочными селянами, а особенно - с боярами да их прислужниками, приказчиками да управителями. В леса бежали и те, кто не хотел становиться боярским холопом, а готов был умереть за свободу. Это уже были люди иного склада: смелые, решительные, не боящиеся проливать вражескую кровь. Они собирались в ватаги, порой достаточно сильные, чтобы мстить, как умели, своим обидчикам - боярам, управляющим, богатым купцам. Иные из таких "вольных людей" - влесославльские ушкуйники, - смели нападать даже на ордынские владения, гордясь, что они одни в Сварожьих Землях смеют воевать с чжалаирами. Дух атамана Индрика, завещавшего сварожанам месть "проклятым", был еще жив и по сей день, как бы жизнь ни гнула людей, приучая к покорности.
Так и оказался в разбойниках Кудеяр, холоп боярина Зубцова. В одночасье судьбу свою изменил до неузнаваемости, разрушил все старое, так что и оглянуться назад нельзя было, оставалась дорога лишь вперед.
Родители Кудеяра, как и у многих в те времена, были вольными смердами, но им не посчастливилось - несчастья сыпались одно за другим. То поле градом побило, и пришлось просить зерна взаймы у боярина, до будущего года. Следующий год выдался неурожайным, и не только расплатиться не удалось - долг вырос вдвое. А потом корова забралась на боярское поле. Ей-то, обжоре рогатой, все равно, что зеленя, что трава, а хозяевам - слезы: плати за потраву! Так и пришлось идти в закупы, своей свободой расплачиваться за долги. Кудеяр родился уже холопом.
Поначалу, правда, ему повезло. Его с самого детства отдали в личные слуги к хозяйскому сыну, его ровеснику, и они росли вместе. В детстве, когда еше сословные различия не замечаются, юный боярин Станислав обращался с Кудеяром, как с другом, а не слугой. Сажал с собой за стол. Требовал, чтобы Кудеяра учили всему наравне с ним - и грамоте, и навыкам воинским. Наставник поначалу хмурился, но затем позволил: преданный смерд-телохранитель пригодится будущему боярину. А мальчишкам только того и надо было. Вместе скакали на конях, сражались деревянными мечами, играя в нашествие чжалаиров. Вместе, увлекшись игрой, вырезали на коре яблони знак атамана Индрика - странного зверя с двумя хвостами и длинными клыками. Правда, наставник потом долго ругал обоих, утверждая, что это очень опасный знак. И Станислав пообещал больше никогда и нигде не изображать его. А Кудеяр, хоть и обещал тоже, не понял, зачем его запретили. Опасный знак - конечно, для чжалаиров! Индрик-атаман был смелее всех, он убивал чжалаиров всюду, где встречал, когда даже князь Святослав Храбрый им покорился. Об Индрике недаром до сих пор поют песни, хоть и с оглядкой. Это хорошо, что люди стремятся быть такими же смелыми, как он. Не чжалаирам же служат те, кто запрещает подражать ему?
Выросшему Кудеяру довелось однажды и самому переведаться-таки с чжалаирами в бою. Когда им со Станиславом исполнилось уже по восемнадцать лет, прошел слух о налете какой-то новой Орды. Княжеские глашатаи объявили, что эта Орда в раздоре с великим повелителем Саин-ханом, а значит, с ними можно воевать. Змеевский князь Стемир Мезамирич созвал ополчение. Там и довелось Кудеяру вместе со своим боярином впервые увидеть чжалаиров. Да не просто увидеть, а в сражении!
В первое мгновение он даже и не понял, что это они - те самые всевластные владыки, которых никто не может победить. Малорослые, в халатах мышиного цвета, на длинношерстных невысоких лошадях, они осыпали сварожан целым дождем стрел. Сварожские полки сразу поредели, послышались стоны раненых и умирающих, визгливо заржала лошадь. Но у Кудеяра и самого в руках был лук, он тоже стрелял, как и его товарищи, правя конем одними ногами, и видел, что и чжалаиры способны падать мертвыми, их тоже поражают стрелы. А потом, столкнувшись с первым попавшимся воином в мышастом халате, Кудеяр выхватил меч и ударил его наискосок, по шее. Дикое ликование охватило его, за спиной разворачивались черные крылья. Так вот чего стоит знаменитая Орда! Он-то представлял чжалаиров великанами высотой в сосну, извергающими пламя. А оказалось, что убить чжалаира было легко! Они так же падали замертво, как и сварожане! И он, как следует не задумавшись, зачем это делает, подхватил отрубленную голову чжалаира, с которой упал шлем, за единственную косицу на бритой макушке, и начертил острием меча изображение клыкастого зверя с двумя носами.
Для Кудеяра, как и для боярина Станислава, эта битва оказалась счастливее, чем для многих других. Потому что они отстали от остальных, карабкаясь по крутому речному обрыву, и пропустили миг, когда чжалаиры, только что отступавшие, вдруг перестроились и встретили врага новым градом стрел. Только Кудеяр за миг до того словно каким-то чутьем почувствовал, что так будет, и не по-холопьи ухватил за повод боярского коня, заставляя повернуть в лес. И больше уже не видел, как пал, пронзенный стрелой, старший боярин Зубцов, как метался со своей дружиной змеевский князь Стемир Мезамирич, требуя держать строй, но воины уже не слушали его, обратившись в бегство.
И уж тем более Кудеяр не видел и не слышал, как после сражения чжалаирский темник, которому принесли голову воина с вырезанным на ней знаком, сказал, потемнев лицом:
- Вот! Что я говорил? Этот народ следует истребить до последнего младенца! Больше ста лет они под нашей властью, за такое время можно стаю свирепых волков превратить в ягнят! А они еще не разучились сопротивляться. Хороший удар был, а знак этот - еще опаснее для нас.
Не зная ничего об этом, Кудеяр все-таки собой гордился. Он показал, что умеет драться, и спас жизнь своему боярину. Станислав, став единственным хозяином, щедро наградил своего молочного брата, и тот мог прожить жизнь, не чувствуя своего холопства, в душе считая себя равным свободным воинам.
Так бы и было, не надумай Кудеяр жениться. Стройная голубоглазая Злата давно строила ему глазки, а после возвращения с войны и глядеть ни на кого, кроме него, не хотела. Хотя при боярской усадьбе многие заглядывались на нее. Да что при усадьбе - и сам боярин Станислав Зубцов, когда Кудеяр со Златой пришли у него просить дозволения на свадьбу, игриво обнял невесту, да еще просил, если останется недовольна мужем, к нему придти. Шутя, конечно; и Злата тогда отшутилась, не подозревая ничего, как и сам Кудеяр.
А за седьмицу до свадьбы боярин послал жениха в дальний лес добыть большого лося. Сам же приказал Злате явиться к нему в покои перестелить постель, да и отпустил только поутру, с золотой гривной на шее. Рано поутру один только пастух, гнавший стадо на выгон, видел, как она брела к Белой речке, всхлипывая, зажав в кулаке что-то блестящее. А уж потом на мелководье выловили тело девушки. Нашли и брошенную в траву гривну с оборванной цепочкой.
На другой день вернулся Кудеяр с добытым лосем. Услышав страшную весть, разом почернел, как береста на огне, завертелся волчком, не взвидев света. И неизвестно, что он стал бы делать, как вдруг боярин сам его вызвал и приказал седлать коней на прогулку.
Взглянув на Станислава, Кудеяр сразу понял, что тот пьян. Видимо, все-таки не прошло даром содеянное: он был бледен и глядел вниз, не смея поднять глаза на молочного брата.
- Кудеяр, я ведь не хотел, чтобы так вышло, - тихо проговорил он, когда никто посторонний уже не мог их услышать.
Кудеяр поднял голову и спросил резко, как еще никогда холоп не смел говорить с боярином:
- Ты врешь! Ты нарочно меня отослал, чтобы я не мешал тебе!
Признавал ли сегодня Станислав за ним, холопом, право себя судить, или спьяну не распознал угрозы, только ответил тем же виноватым тоном, оправдываясь:
- Я не хотел зла ни ей, ни тебе, клянусь! Думал только позабавить себя и ее, потом бы и тебе с ней веселей было. Ей я не делал плохого, право слово, не делал. Она не кричала, не сопротивлялась... Мне казалось, все девки дворовые влюблены в хозяина...
Вот этого Станиславу лучше было не говорить. До сих пор Кудеяр еще не знал твердо, что сделает, мысли его метались в беспорядке. Но теперь он ухватил боярина за плечи, стащил с коня и, сам прыгнув наземь, прижал к сосне. Пьяный и растерявшийся Станислав не мог бороться с Кудеяром, не догадался даже взяться за бывший на поясе меч.
Кони, оставшись без седоков, шарахнулись прочь, помчались обратно с испуганным ржанием. Но Кудеяр на них не глядел. Глядя в расширенные глаза боярина, выговаривал свистящим шепотом:
- Ты думаешь, падаль вонючая, если люди на тебя работают до седьмого пота, так должны еще и женщин тебе отдавать и радоваться? Думал, осчастливил на всю жизнь и ее, и меня! Она зря даже не дождалась меня, я бы все понял... На кой ты ей нужен был, крыса? Кто тебе право-то дал нами распоряжаться?
У боярина Станислава закатились глаза, он чувствовал, что не в силах сопротивляться грозному витязю, которым в один миг обернулся товарищ его детских игр. Страшный хрип вырвался из его груди:
- Пощади!.. Ты же мне жизнь спас в битве с чжалаирами!..
- И теперь ты сам, точно хан чжалаирский, нам на шею уселся? Если уж мою невесту отобрал для забавы, то каково у тебя придется простым холопам? Думаешь, тебе Богами назначено над нами властвовать? Это мы тебя терпим до поры до времени, и мое терпение уже иссякло!
И, выхватив меч из-за пояса боярина, Кудеяр рубанул наотмашь, почти не глядя. Затем постоял немного, приходя в себя и тяжело дыша. Подумал - и высек на медной сосновой коре знак Индрика. Красный мохнатый зверь с двумя хвостами и большими клыками. Кудеяр врезал его изображение глубоко, чтобы увидели. Потом забросал убитого валежником и ушел в лес. Он не знал, когда люди боярина Зубцова примутся искать, всполошенные вернувшимися без седоков конями. Поиски тела боярина, по крайней мере, дадут ему небольшую отсрочку. Ну а затем... Что ж, приходилось надеяться только на себя.
Впрочем, Кудеяр не отчаивался. Лес он знал хорошо, и у него, кроме прихваченного боярского меча, был с собой и лук со стрелами, и сулица, и нож засапожный, и кремень с огнивом. В лесу он с голоду не пропадет, и не дастся запросто ни зверю, ни лихому человеку. Лишь бы не попасться на правеж боярским или княжеским прихвостням, что потянут его отвечать за Станислава. Ни малейшей вины за него Кудеяр не испытывал, и никак не хотел отвечать головой за погубителя Златы.
Куда идти, он знал не слишком хорошо, потому что ни разу не бывал дальше Змеевской земли. Говорили, что беглые чаще всего подаются на полунощь, к Влесославлю, где нет ни чжалаиров проклятых, ни княжеской власти. Но добраться туда одному через немеряные леса - вряд ли кому по силам, а по дороге идти - как раз попадешься. В конце концов, Кудеяр решился идти к реке. Может, там найдется лодка или плот, или хоть топор, которым можно будет их сделать. А дальше, с одной реки на другую, и поднимется наверх, во Влесославльскую землю.
На шестой день Кудеяр вышел к Великой реке. Великой-то она сделается ниже по течению, там, говорят, вправду такая ширь, что другого берега не видно. А здесь, пониже Змеева, река как река, ну, в две Белых будет, не шире. Кудеяр вышел на крутой берег и стал приглядываться, нет ли поблизости жилья или еще чего, подходящего для его целей.
И дождался. По реке, правда, не снизу, а сверху, шда целая флотилия длинных узконосых ладей с яркими цветными парусами.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 12 Мая, 2019, 20:14:13
Однако, Индрик в новом воплощении нарисовался. Я-то думала, про Сварожьи Земли будет что-то про Дмитрия Медведицкого, совсем забыла про разбойничков. Правда, ушкуйники не такие уж Робин Гуды в нашем мире. Может, в Сварожьих Землях более идейные.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 12 Мая, 2019, 20:29:18
Спасибо за продолжение, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Однако, Индрик в новом воплощении нарисовался. Я-то думала, про Сварожьи Земли будет что-то про Дмитрия Медведицкого, совсем забыла про разбойничков. Правда, ушкуйники не такие уж Робин Гуды в нашем мире. Может, в Сварожьих Землях более идейные.
Про кого - про кого, эрэа Карса? Вы имен-то не путайте. :)
О медведицком княжиче будет в свой черед. Пусть подрастет сперва немного. Да и не все же об одних князьях писать, надо что-то и о народе рассказать, хотя бы тоже о не самых типичных его представителях.
Индрик в свое время тоже обещал, если не справится с чжалаирами, вернуться вновь. Он, конечно, не знал толком, как это бывает, но по-настоящему сильные желания сбываются.
Ушкуйники тоже разные бывают. Кому-то все равно, с кого добычу брать, кому-то нет.

Кудеяр мгновенно упал на землю, чтобы его не заметили с воды. Но было поздно - над его головой промчалось несколько стрел, а затем веселый мужской голос произнес беззаботно:
- Не стреляйте, я взгляну сам, кто тут маячил.
Кудеяр стал отползать, прячась в высокой траве, но у незнакомцев оказалась отличная выучка. В мгновение ока толстый сук ближайшей прибрежной ветлы захлестнуло арканом, потом он натянулся, и по нему быстро кто-то вскарабкался наверх. Над обрывом показалась светловолосая голова молодого мужчины. Мгновение - и он встал на ноги, выхватил из ножен меч. В то же мгновение и Кудеяр вскочил на ноги, достав свой. Не удирать же в кусты, когда тебя вызывают на бой!
Противник Кудеяра и впрямь двигался легко и быстро, чувствовался навык прирожденного воина, хотя, судя по короткой соломенной бородке, был он лишь несколькими годами старше Кудеяра. Он скользящим быстрым шагом обошел противника сбоку, и тому пришлось следовать за ним, не спуская глаз с меча в руках незнакомца, чтобы не пропустить, когда тот ударит.
Вслед за светловолосым незнакомцем на обрыв вскарабкались еще несколько человек с передней ладьи, остановившейся у берега. Они двинулись было в обход, но первый властно приказал им:
- Стойте! Я сам с ним хочу переведаться, - проговорил он с непривычным выговором, вроде бы сварожским, но звучащим совсем по-другому.
Странным образом, его выговор успокоил Кудеяра. Раз эти, на лодках, издалека, стало быть, не за ним. Значит, на правеж его не потащат. Но, когда на тебя наступают с обнаженным мечом, приходится защищаться, есть ли повод для вражды или нет его.
Он ловко задержал взмах меча светловолосого у своей груди, потом сам замахнулся, и тот уклонился, чтобы меч Кудеяра не разрубил ему плечо... И пошла пляска, светлая, огневая, под стальную песню мечей! У обоих бойцов не было щитов, поэтому им приходилось постоянно двигаться, уклоняться от ударов, пригибаться и выпрямляться, внимательно следя за противником. Светловолосый был быстр и ловок, но и Кудеяр, как оказалось, не зря с детства учился владеть оружием вместе с боярским сыном. Ни один из них еще не успел задеть другого. Спутники светловолосого глядели на них, качая головами.
И, чем дольше длился бой, тем меньше у Кудеяра оставалось желания завершить его убийством. Да, он преследуемый изгнанник, и терять ему нечего, но не эти ведь люди причина его бед. Светловолосый не дал его застрелить, сам ввязался в бой. Не похоже, чтобы собирался его выдать. Одно удовольствие было бы сражаться с таким храбрым воином дружески, в учебном поединке. И совсем не хочется с ним рубиться насмерть...
Чем решительней отражал Кудеяр его удары, тем шире улыбался светловолосый воин. Казалось, будто и он забыл, что сражается всерьез, и с опасным противником. Голубые глаза его искрились весельем.
Вдруг он бросил меч в ножны. Кудеяр едва успел отдернуть свой.
- Ну, потешились, и хватит! Это просто недоразумение, что такой боец не в моей дружине. Откуда ты взялся-то, удалой молодец? Боярин, что ли?
Кудеяр знал, что вид у него не боярский. Пока пробирался через лес, всю одежду изорвал, подметки на сапогах отрываются, так что голые пальцы видны, а волосы и отросшая борода всклокочены. Давеча погляделся в воду лесного озерца - так чуть сам не испугался: Леший как есть. Да и что боярину делать одному на речном берегу, где даже жилья никакого не видно?
- Не боярин я... беглец, - сознался Кудеяр. И вдруг, сам точно не зная, что его подтолкнуло под руку, начертил на песке кончиком меча двуносого клыкастого зверя.
Светловолосый усмехнулся при виде этого знака.
- Ты кто же - вернувшийся атаман Индрик? Меч-то у тебя вправду боярский. И владеть им умеешь. Что, и в бою бывал?
Кудеяру бы разумнее помолчать, но упоминание легендарного атамана - врага чжалаиров, сделало свое дело, и он гордо вскинул голову:
- А то как же! С ордынцами проклятыми бился в прошлом году.
Один из спутников светловолосого, немолодой воин с седеющей бородой, вышел было вперед, положил тому руку на плечо, точно предупреждая. Но светловолосый не прислушался к его предупреждениям.
- Не волнуйся! У меня взгляд наметанный.
И, снова обратившись к Кудеяру:
- Кем бы ни был прежде, вижу, что сейчас из тебя получится настоящий воин. Пошли с нами на ушкуй. Мы умеем ценить храбрецов, не спрашивая их о прошлом. Наши ватаги смеют и на владения Орды нападать. Другие только трепещут в ожидании чжалаирских набегов, а мы сами спускаемся по Великой к их городам. Мы ходим и далеко на полунощь, в Студеное море, и на восход по большим рекам. Мне нужны надежные, смелые товарищи. Хорошо покажешь себя - получишь щедрую долю добычи, куцом или боярином сможешь стать. Ну а вздумаешь подвести - так на ушкуе с наших глаз никуда не денешься, а разговор с предателями короток, - он показал на воду.
- Рыбу предателями травить жалко, - сказал кто-то из ушкуйников, не то шутя, не то совсем даже нет.
Поразмыслив, Кудеяр решил, что лучшей судьбы ему искать нечего. До Влесославля еще неизвестно, добрался бы, да и как бы его приняли там, а здесь, можно сказать, Влесославль сам навстречу идет. Об ушкуйниках давно ходила молва, и старики бранили их, называя бесстыжими разбойниками, не только грабящими людей сами, но и подставляющими под удар чжалаиров. Зато многие молодые парни втайне завидовали их воинской доблести, их свободе.
- Согласен, - решительно заявил он, протянув руку светловолосому. - Меня Кудеяром звать.
- А меня Ладомиром. Ладомир Вышатич, с Верхней Торговой улицы, - представился его недавний противник.
- Ого! - Кудеяр присвистнул, поняв, что сражался с ним, а теперь зовет к себе не иначе как влесославльский боярин, очень может быть, что на свои куны снарядивший ватагу на ладьях-ушкуях. - Слышал я, что во Влесославле и бояре не такие, как всюду. А теперь вот сам убедился.
- На ушкуе важно, не какого рода человек, а на что он годится, - усмехнулся Ладомир, протягивая новому спутнику ладонь, как и у всех, натертую рукоятью весла. - Пойдем с нами, не пожалеешь.
И Кудеяр не пожалел, присоединившись к ушкуйникам. Сил подолгу вращать весло большой ладьи ему хватало. Скоро ладони его, как у всех, сделались тверды, как конские копыта, а руки и плечи напоминали мощные дубовые корневища. Хорошей драки тоже не боялся. Особенно ему запомнился большой поход на богатый Вышгород, в котором ватага Ладомира участвовала среди целого ушкуйного флота. Правда, Вышгород был своим, сварожским городом. Но Кудеяра лишь на мгновение тронули крики горожан, застигнутых врасплох. Он, правда, не трогал жилищ смердов, у которых нечего было взять, зато при виде домов богачей и знати сразу вспомнил убитого им боярина Зубцова, и уже не стыдился врываться к ним, рубя тех, кто пытался сопротивляться. "Это не мы грабим, это вы, пиявки, людей грабите, обращаетесь с ними как со скотиной! Эй, бояре да воеводы, защитнички наши липовые! Ну-ка, защитите хоть собственные шкуры! Не можете? Так за что вас народ держит?"
Добыча была богатой. Поделив ее, ушкуйники буквально купались в золоте, равно как в медах и винах. Кудеяра хвалили за доблесть Ладомир и другие предводители набега. К этому времени он был уже кормчим на одном из ушкуев, Ладомир ценил его и называл другом. Обещал найти Кудеяру во Влесославле богатую и красивую невесту, взять к себе в торговые товарищи. Но богатство и семейное счастье не манили Кудеяра, хотя, казалось бы, о чем еще мечтать? Видно, сердце его зачерствело от беспокойной скитальческой жизни. Торговать он не умел и не любил, а из девушек ни одна по-настоящему не привлекала его после погибшей Златы. Иногда он, вспоминая о ней, жалел, что она поспешила утопиться, не дождалась его. Глядишь, все было бы по-другому, и прожили бы они жизнь не хуже других... Но просторная гладь Великой, свежий речной ветер, скрип весел и лязг мечей уже наполнили душу Кудеяра, и он не мог жалеть, что не остался боярским холопом.
Разговаривая с Ладомиром, он видел, что и тот из людей того же склада, и не ради наживы сам чуть ли не каждый год отправляется в путь со своими ушкуями, оставив дом и всю торговлю на приказчиков. И ему, боярину и купцу, речное братство было дороже кун. Во Влесославле он скучал, как и Кудеяр, и оживлялся, лишь выведя ладью на реку и глядя, как светлая пена убегает дорожкой назад из-под ее острого носа.
И после Вышгорода еще девять лет продолжал Кудеяр ушкуйничать. За это время побывал с Ладомиром на восходе, добирался по рекам вглубь вовсе неизученных земель, где добывали соль, и еще дальше - за горным хребтом, называемым Поясом Земли. По преданию, в этот край в свое время ушли из Сварожьих Земель древние велеты, рожденные из камня, поселились в еще безлюдной местности, а как состарились совсем, обратились в камень, из которого вышли, и сделались горами. Кудеяр не интересовался, правда ли это, но тот дикий, почти нетронутый человеком край ему нравился. Будь он каменным велетом, точно поселился бы здесь.
Восходные леса и горы и впрямь были мало населены, зато полны пушистого мягкого золота - соболей, горностаев, куниц, лис, бобров, выдр, белок. В Сварожьих Землях их поубавилось, зато здесь можно было, казалось, грести лопатой. Охотиться ушкуйникам, ясное дело, было некогда, и они собирали меха у местных племен, когда торговлей, а когда и боевой силой. Впрочем, последнее случалось редко: лесные жители были немногочисленны, каждый род обитал сам по себе, и мало кто из них мог собрать большую дружину, чтобы дать отпор пришельцам. К тому же, у них было мало железа, наконечники копий и стрел, топоры и ножи местные делали в основном из камня, да из рыбьей кости. Железо-то и было для них самым желанным приобретением, за него не жаль было отдать сколько угодно мехов. Их-то чего жалеть - вон их сколько в тайге бегает, а опытные охотники всегда сумеют добыть еще. За железо отдавали не только меха, но и золото, что порой намывали в здешних реках, и которому тоже не придавали большой ценности, так как мягкий металл годился лишь для украшения. Желез же местные жители берегли как самый счастливый талисман, целовали орудия из него, кормили жиром, чтобы и дальше являли "чудесные" свойства.
Путешествия многому научили Кудеяра. Но в глубине души ему казалось, что ушкуйная вольница достаточно сильная для более дерзких предприятий. Он не забыл, что чжалаиры были и остаются главным врагом Сварожьих Земель, и мечтал сразиться с ними. Втайне про себя досадовал, что нынешние его товарищи не так уж отличались в этом от прочих сварожан, боящихся и думать о войне с Ордой.
Но вот, наконец, собрали флот. Сорок больших ушкуев прошли до низовьев Великой, до Алтана, Ак-Сарая и других городов. Чжалаиры теперь уже далеко не все кочевали по степи, как во времена Ерден-хана. Многие из них построили себе постоянные жилища, выучившись у покоренных народов, а отчасти и их руками. Орда уже не была стаей степных хищников, которых кормит быстрый конь. У них развивались ремесла, требовавшие постоянного места жительства. В их городах были теперь свои кузнечные, оружейные, кожевенные, шорные, плотницкие, сапожные мастерские - куда с ними откочуешь? В главных ордынских городах шумели многолюдные торги, на них съезжались свои и чужеземные купцы, а торговать тоже удобней на одном месте. Да и чжалаирские ханы и вельможи уже не желали жить в юртах, им по нраву сделались каменные дворцы. Кочевники становились горожанами.
Первые чжалаирские города ушкуйники захватили и разграбили довольно легко. Ордынцы настолько были уверены в своем могуществе, что и помыслить не могли, чтобы кто-то осмелился на них напасть. И Кудеяр, радуясь, как легко его меч рубит якобы непобедимых повелителей Вселенной, наслаждался победой.
Но в третьем городе, Кара-Чурине, успели подготовиться к их приходу. На берегу возвели высокий земляной вал. Когда ушкуи собирались пристать к берегу, из-за прикрытия на них ударил град камней. Чжалаиры пустили в ход камнеметные машины, какими их предки некогда разрушали стены сварожских городов.  Тяжелые камни с гулким плеском посыпались в воду, затрещали борта и днища ладей. Огромный камень снес мачту на ушкуе Ладомира, другой проломил дно у самых ног Кудеяра. Ушкуй швырнуло, в пробоину хлынула вода, стремительно заливая все внутри. Кудеяр увидел, как на других тонущих ладьях мечутся его товарищи, как упал пронзенный стрелой Ладомир. Сам же кудеяр огромным прыжком перемахнул с проломленного ушкуя на берег. Но здесь что-то тяжелое обрушилось ему на голову, так что он еще услышал треск своего черепа, прежде чем потерял сознание.
Очнулся он, когда раскаленное железо коснулось его бедра. Перед глазами поплыли красно-черные круги, голова заныла еще сильней. На миг он подумал, что проклятые проверяют, жив ли он. Но, открыв глаза, увидел, как один из чжалаиров опустил раскаленное железо в ведро с водой, и понял: "Клеймо поставили, будто лошади!"
Оглядевшись, Кудеяр увидел, что другая его нога прикована железной цепью к наковальне. А вокруг, вроде бы, мастерская; по крайней мере, вокруг горели горны, и возле них суетились люди. А над ним, клейменым и прикованным, стояли несколько человек в чжалаирских халатах, говоря что-то между собой. Потом один из них гулко ударил Кудеяра по груди, одобрительно помял его плечи, словно и впрямь покупал лошадь.
Затем кое-как проговорил, коверкая сварожскую речь:
- Ты, свархский ведмедь! Сегодня отдыхать, завтра, послэзавтра, и много лэт, пока нэ сдохнэшь - работать! Отсюда нэ вырвэшся!
Кудеяр не сказал ни слова, не мог даже плюнуть в лицо чжалаиру, потому что во рту пересохло от жажды. Но, как только новый хозяин его ушел, пленник рывком приподнялся и сел, хоть голову опять заломило от нестерпимой боли, а клеймо обожгло огнем.
"Врешь, морда чжалаирская! Я выберусь отсюда! Пока не знаю, когда и как, но выберусь, и отомщу вас всем, проклятые! Клянусь молниями Перуна, я еще сумею с вами сразиться!.."
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 13 Мая, 2019, 04:52:35
Лютобора Медведицкого, конечно. Теперь, значит, Кудеяр подневольным кузнецом сделается.
А что до боярина Станислава, то такое отношение к женщинам не только у бояр встречается. Порой мужчина вполне искренне считает себя неотразимым, полагая, что каждая женщина мечтает оказаться в его постели. Если женщина отказывается или сопротивляется, значит, ломается, цену себе набивает, а на самом деле хочет быть с ним. То есть человек искренне не понимает, что не каждая женщина рада ему отдаться. И попытки что-то объяснить ничего не дают, воспринимаются как наглая ложь. Мне встречались такие персонажи в литературе.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 13 Мая, 2019, 21:01:42
Спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Лютобора Медведицкого, конечно. Теперь, значит, Кудеяр подневольным кузнецом сделается.
А что до боярина Станислава, то такое отношение к женщинам не только у бояр встречается. Порой мужчина вполне искренне считает себя неотразимым, полагая, что каждая женщина мечтает оказаться в его постели. Если женщина отказывается или сопротивляется, значит, ломается, цену себе набивает, а на самом деле хочет быть с ним. То есть человек искренне не понимает, что не каждая женщина рада ему отдаться. И попытки что-то объяснить ничего не дают, воспринимаются как наглая ложь. Мне встречались такие персонажи в литературе.
Кудеяр надеется выбраться. Но посмотрим, как его судьба сложится дальше. По крайней мере, о нем дальше будет рассказано в свое время.
А Станислав, к сожалению для всех, да, переоценил свою неотразимость. Плохо, что в его случае к уверенности, что любая девушка от него без ума, еще и прилагается вполне реальная власть. Говорят же: "Абсолютная власть развращает абсолютно".

Глава 13. Род Стемира
Как вода подо льдом, продолжала идти своим чередом жизнь в Сварожьих Землях. Трудно, конечно, приходилось их жителям, вынужденным, чтобы уцелеть, мучительно переделывать себя. Новые поколения росли уже приспособленными к новым условиям, как крот или летучая мышь - к постоянной темноте. "Время терпеливых" все еще длилось, и лишь самые смелые и прозорливые могли мечтать, чтобы оно когда-нибудь подошло к концу. Многим другим ордынское ярмо врастало в шею уродливым горбом, и люди тащили его, принимая как должное. Будь то бедняки, раздавленные непосильной данью, или князья и знать, больше других поступавшиеся своей гордостью.
Некогда их предки сознательно приняли самое трудное решение - смириться с потерей свободы, сделаться вассалами Орды, но сохранить то, что осталось от Сварожьих Земель. Можно было лишь надеяться, что когда-нибудь их потомки поймут тайное их завещание и взрастят под тяжким гнетом ростки свободы. Но пока что-то не было заметно больших перемен. И по сей день, как при Ерден-хане и Мунлике, ордынские властители решали, кому быть великим князем в Сварожьих Землях, кому править в меньших по значению княжествах. Да не просто так решали, а за огромную мзду. Каждый князь, чтобы подтвердить свое праотеческое право, вынужден был дополнительно грабить свой народ, выжимая из него соки, чтобы купить в Орде ярлык.
Хуже того - хитрые ордынские ханы умело ссорили сварожан, иногда продавая ярлык на одно и то же владение двум разным князьям, и те воевали между собой, иногда приводя с собой ордынские тумены против своих же соотечественников. И разорялись Сварожьи Земли, опять множество людей убивали и угоняли в плен, а родичи-князья становились врагами.
Стольным градом еще считался Брониславль, но на самом деле великие князья, владея ярлыком на него, уже давно предпочитали жить в своих городах, укрепляя их и собирая силу за их стенами. Уже четыре поколения, как великокняжеский ярлык доставался в основном медведицким князьям, потомкам Святослава Храброго. В Волчанове правили давние их соперники - потомки Вирагаста, брата Святослава. А дальше по реке Великой, в Змееве и Вышгороде - потомки еще одного брата, Стемира. Все три рода были равны и в глазах чжалаиров, и по древним сварожским обычаям: их родоначальники были каждый в свое время великими князьями, значит, и потомки имели право претендовать на верховную власть.
И вот настало такое время, что у других родов появилась возможность потягаться за престол. Над Сварожьими Землями прошел черный мор. Одни края он поразил больше, другие - слабее. Медведицкому княжеству не повезло. Трупы умерших валялись на улицах, их подцепляли железными крючьями, боясь заразиться, и кое-как стаскивали в общий костер, или сжигали вместе с жилищами. Когда мор схлынул, четверть изб и усадеб на Медведице опустела. Не пощадила болезнь и княжеской Крепости: в одну седьмицу скончались князь Тихомир с княгиней Сбыславой. От княжеского рода уцелели одни дети. Сыну покойного князя, Лютобору, было всего лишь девять лет, сестре его Белославе - одиннадцатый год, а двоюродному брату Брониславу, осиротевшему еще раньше - только шесть. Конечно, до взросления княжеских детей бояре да воеводы сохранят княжество в целости. Но многие - и в Сварожьих Землях, и за их пределами, - воодушевились: самое время оспорить власть у князя-ребенка!
К этому времени и у самой Орды не все было ладно. Многочисленные потомки ханского рода тоже боролись между собой за власть, каждый честолюбивый ханский отпрыск мнил себя ясноликим Монх-Оргилом или уж хотя бы Ерден-ханом. За последние три года сменились два хана, и было похоже, что на этом еще не конец. Но, занятые своей грызней, чжалаиры не забывали о подвластных землях. Новый ордынский владыка, Ашин-хан, предложил великокняжеский ярлык старшему в роду Стемира, князю змеевскому, тоже Стемиру, Мезамиричу по отчеству. В то время часто князья носили одинаковые имена. Чуть ли не в каждом городе правили свои Мстиславы, Лютоборы, Стемиры, Брониславы, так что только по именованию княжества ясно было, о ком идет речь. Те же имена передавались от отцов к детям.
Так или иначе, но Стемир Змеевский от великокняжеской власти отказался. Тогда ханский посол от имени своего владыки предложил ярлык второму в их роду - вышгородскому князю Лютобору Мезамиричу. Тот только усмехался, слыша о своем юном тезке, медведицком княжиче: какой это соперник для него? Но, на всякий случай, пригласил к себе посоветоваться старшего брата, хоть сам уже собирал богатства для Ашин-хана. Нелегко, конечно, собрать такую мзду, чтобы удовлетворить ордынские аппетиты. Вышгород несколько лет назад ушкуйники разорили до нитки, будто тоже тати иноземные, а не свои, сварожане. Но надо, надо постараться не ударить в грязь лицом, не то поставят-таки медведицкого молокососа главным в Сварожьих Землях!..
Младшую дочку вышгородского князя, девятилетнюю Росаву, еще по-настоящему не волновало, о каком таком "великом будущем" толкуют ее отец и старшие братья. Что изменится, если был ее отец простым князем, а станет великим? Братья - те, наверное, понимали. Старший, семнадцатилетний Владислав, ходил гоголем, задрав нос, на младших покрикивал. Самый младший, Мечеслав, за ним тянулся, и только средний, всегда беззаботный Тихомир, как будто и не замечал разницы. Отец с братьями собирались ехать к ордынскому хану, готовили подарки для него - чему тут радоваться? С детства княжне Росаве няньки говорили, какие чжалаиры страшные, как мучают тех, кто окажется в их руках - зачем же самим к ним ехать, да еще радоваться?.. Но этого девочке никто не удосуживался объяснить.
В последние дни вышгородская княжеская Крепость превратилась в разворошенный муравейник. Все суетились, таскали с места на место ценности из княжеской казны, укладывали в лари, привозили еще и еще, грузили и снова укладывали. Одно было хорошо: на младшую княжну никто не глядел, и она целыми днями была предоставлена самой себе.
Жаль лишь, что старшую сестричку ее, Любомилу, угораздило простудиться, и она лежала в постели под присмотром нянек, не разрешавших ей вставать. Вот так и получилось, что за Росавой не осталось никакого присмотра, и она, скучая без сестры, с которой нельзя было играть, уже не знала, чем ей заняться. В конце концов, блуждая по переходам Крепости, заметила, что в покоях ее отца дверь не заперта на ключ, и заглянула туда без его ведома. Там никого не было. Наверное, князя кто-нибудь позвал, и он ушел, позабыв закрыть покои.
Росава с трудом толкнула тяжелую резную дверь, и та приоткрылась, шурша по фарсийскому ковру. Вообще-то детям, особенно младшим, запрещалось здесь бывать в отсутствие отца. Но Росаву тянуло сюда, чтобы поглядеть в окно. Только в отцовских покоях было такое большое и светлое окно, затянутое самой тонкой, почти прозрачной слюдой, выходившее на Великую реку. Как-то князь Лютобор Мезамирич поднял на руки младшую дочку, дав ей взглянуть в окно, и она обомлела. Бескрайняя, как море, сине-стальная, катилась вдаль могучая река, слегка волнуемая порывами ветра.  Девочке на мгновение сделалось жутко, что на свете есть такая ширь и мощь. Но вместо того, чтобы испугаться, она глядела все дальше, как завороженная, на реку, сверкающую под синим небом.
Тогда княжна Росава была еще маленькой. С тех пор успела подрасти почти в два раза, но Великая река по-прежнему манила ее к себе. Ей пришлось дать слово, что никогда не пойдет на берег без присмотра взрослых, а взрослым сейчас всем было не до нее. Ну так она хотя бы поглядит в окошко, от этого вреда не будет. Почему-то больше нигде, кроме княжеских покоев, окна не выходили на Великую.
Она едва успела вскарабкаться на высокий подоконник и задернуть за собой занавески из густого темно-синего аксамита, как послышались шаги и громкие, рассерженные мужские голоса. В замке щелкнул ключ, потом скрипнули, отодвигаясь, стулья.
Вся дрожа при мысли, что ее сейчас обнаружат, Росава медленно приоткрыла щелку между занавесками, и выглянула одним глазом. Спиной к ней за столом сидел ее отец, а напротив него - его старший брат, князь Стемир Мезамирич. Лицо его, с косматыми бровями, густой, будто ощетиненной бородой, было суровым.
- Так и не хочешь великокняжеский ярлык принять? - недоумевающе спросил младший брат у старшего.
- Нет! - резко бросил князь Стемир, припечатав себя кулаком по колену. - И тебе, брат, не советую принимать ханские подачки!
- Но почему, брат? - князь Лютобор Мезамирич растерянно вытянул шею. - Такая возможность, может, раз в жизни и представится. Как говорят: дают - бери, а бьют - беги. От канских подарков не отказываются!
- Нет, за них платят громадные куны, разоряют наследство своих детей, ради того, что еще неизвестно, достанется ли тебе! - насмешливо указал князь Стемир на стоявший на столе ларец с драгоценностями. - Тошно мне глядеть на тебя, Лютобор, как ты готов перед чжалаирами ползать, да и сыновей своих тому же учишь!..
- Но ведь это Орда! - вышгородский князь вскочил на ноги, не помня себя. - Если я откажусь от чести, что они предлагают, что будет со мной и моей семьей? В лучшем случае, снимут меня и с того стола, что есть...
Князь Стемир тоже вскочил на ноги, громко, будто вырвавшийся из чащи лось.
- Гляди, как бы я с тебя кое-чего не снял, на правах старшего брата, в отца место!.. Ну чем гордиться, рабствуя перед ханом? Доля наша горькая гнет нас в бараний рог, заставляет поступаться своей честью. А еще больше стараться им угодить зачем? Прикажут тебе ради ярлыка целовать сапоги проклятому хану - и на это согласишься?
И гнев, и давняя застарелая боль звучали в голосе князя Стемира. Слушавшая разговор братьев-князей Росава затаила дыхание, не зная, что и думать. Ей и за отца было обидно, которого дядя стыдил, как мальчишку. И одновременно чувствовалось, что прав в их споре именно князь Стемир. Всей правды она, девятилетняя девочка, конечно, постигнуть не могла, но запоминала каждое слово.
Князь Лютобор Мезамирич тоже себя чувствовал неловко. Не хотелось спорить со старшим братом, которого он побаивался с детства, но не мог же он отказаться от великокняжеской власти!..
- Так судьбой назначено, что чжалаирам покорялись князья и поважней нас с тобой. - назидательно проговорил он. - Коли настолько Орда сильнее нас, что и меряться силами бесполезно, то не стыдно покориться сильнейшему. Или ты хочешь быть как предок наш, Стемир Вирагастич, что непокорностью навлек Ганжуурово нашествие, и лишился власти? А теперь нам, его потомкам, она может вернуться в руки, а ты, старший в роду, отказываешься...
- За чжалаирской милостью бегать не буду, - сквозь зубы процедил старший брат. - И времена сейчас не те, что сто с лишним лет назад. Тогда у наших предков вправду выбора не было. кроме как покориться. А нынче сами чжалаиры друг друга режут, как баранов. Когда своему Ашин-хану подарки повезешь, сперва спроси, жив ли он еще: может, уже и ему башку снесут к тому времени?
- Ну что ты говоришь! - князь Лютобор Мезамирич растерянно огляделся по сторонам, как будто и впрямь ожидал, что в покоях кто-то подслушивает. - А если до Орды твои речи дойдут?..
- Не расскажешь - не дойдут! - князь Стемир презрительно взглянул на брата. - А что, может, ты, чтобы доказать верную службу своим хозяевам, и родного брата им предашь, а? Так ты не стесняйся, покажи, сколь многому у них выучился!
Насколько побагровел, распалившись,  князь Стемир, настолько же побледнел князь Лютобор. Тихо прошипел сквозь зубы:
- Вот, значит, как обо мне теперь родной брат думает, да?
Князь Стемир Мезамирич был горяч, но отходчив. Тут же поняв, что хватил через край, пожалел об этом, положил руку на плечо разгневанному брату.
- Прости меня, Лютоборушко! Не думаю я такого, конечно. Просто надеялся тебя отговорить, а услышал от тебя такое - разозлился. Подумай все-таки, брат! Надо ли тебе покупать у чжалаиров великое княжение? Перед медведицким князем ты меч целовал на верность!
- Когда это было! - строптиво возразил младший брат. - Сейчас самое время перехватить власть у медвединцев! За что одни потомки Святослава величаются? Их-то предок и продал нас всех чжалаирам! Мы, род Стемира, имеем не меньше прав. Или ты хочешь, чтобы мы, мужи с сединой в бороде, подчинялись мальчишке?
- Насчет предков не знаю. Они, поди, в Ирие давно между собой разобрались, кто прав, кто виноват, - нахмурился старший брат. - А что до нас, так за мальчишками как раз будущее. Тебя назвали Лютобором, а ты перед лютыми спину гнешь. Может, хоть медведицкий мальчишка свое имя больше заслужит? Гляди, брат, как бы он тебе не отплатил еще за то, что перебиваешь ему дорогу.
Так впервые услышала княжна Росава не предназначенный ей разговор о медведицком княжиче, ее сверстнике, и его имя тоже запомнилось ей.
Исподлобья, как бык, глядел вышгородский князь на старшего своего брата.
- Значит, ты сдался? Не надеешься уже на счастье нашего рода?
- Я? - удивился князь Стемир. - Это ты сдался, готов век под чжалаирской рукой век прожить. А о том не подумал, что проклятые нарочно ссорят нас, сварожских князей. Думаешь, они о тебе заботятся, о благе нашего рода? С медвединцами нас стравить хотят, да и с прочими, кто тоже рвется к власти! Так вот, я в этом им помогать не собираюсь! - тяжело вздохнув, князь Стемир Мезамирич сел в кресло, и казалось, вместе с ним опустилась вся тяжесть вышгородской Крепости.
Младший брат тоже поник головой, но от честолюбивых замыслов отказываться не собирался.
- Ну не могу я с чжалаирами спорить, пойми, брат, не имею права, - проговорил он мягко, умиротворяющим тоном. - За такой отказ можно и головы не сносить. И ведь наверняка, если я откажусь, другой кто-нибудь за ханский ярлык ухватится обеими руками, и надо мной смеяться станет. Волчановец, скажем, или даже азанец. А ведь у меня дети! Сыновья! Что я им скажу? "Вы могли стать великими князьями, но остаетесь удельными, потому что у вашего отца не хватило смелости протянуть руку за ханским ярлыком"?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 14 Мая, 2019, 04:32:47
Алчный какой до власти Лютобор Мезамирич! Однако, не пойдёт она ему впрок.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 14 Мая, 2019, 20:45:28
Спасибо за ответ, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Алчный какой до власти Лютобор Мезамирич! Однако, не пойдёт она ему впрок.
Увы, некоторые люди только о себе способны заботиться, о своих личных интересах. Ну, может, хоть дочка его не зря этот разговор услышала. ;)

На лицо князя Стемира Мезамирича легла глубокая тень. У него жена и все дети умерли во время того же черного мора, совсем одиноким остался...
- О сыновьях твоих, брат, я отдельно хотел поговорить, - проговорил он глухо. - Когда я приехал, твой Владислав как раз ударил конюха: якобы тот скверно вычистил ему коня. Почему ты позволяешь сыну распускать руки? И младшие твои были там же, и смеялись, как над забавной шуткой.
Князь Лютобор Мезамирич отмахнулся, как от докучливой мухи.
- Нашел, о чем беспокоиться! Владиславу быть князем, это хорошо, что он с юности приучает холопов к порядку.
- Твой сын в собственных владениях ведет себя, как какой-нибудь чжалаирский нойон! Жестокий с теми, кто не имеет права защищаться, он наверняка станет заискивать перед более сильными - что, нет? Вот оно, худшее, чему нас научила Орда - рабский дух! Князь, обязанный вести народ, унижает подданных, точно сам - холоп, дорвавшийся до власти! Будь Владислав моим сыном. я бы его выпорол сегодня же. Некоторых учит только своя боль...
Подглядывающая в щелку Росава увидела, как отец покачал головой.
- Уж прости, со своим сыном я сам решаю, что делать.
- И с ним, и с чжалаирами. Я и не надеюсь, что ты прислушаешься, - князь Стемир Мезамирич тяжело оперся головой о руку. - Я, конечно, не могу тебе приказывать, брат. Но все-таки прошу, хоть один раз в жизни... Не дури, Лютобор, не ходи на поводу у проклятых! Не вступай в распри с Медведицей. Мы все же родичи больше, чем соперники, и у нас общий страшный враг. Нам бы объединить силы, а мы их дробим, врага радуем. Одно хорошо - нынче Орда, вроде бы, и сама по той же дорожке пошла, то Сварожьим Землям на руку! Глядишь, не мы, так дети наши и смогут сбросить их власть. Так надо помочь в этом, а не палки в колеса вставлять!
Князь Лютобор Мезамирич даже подскочил на стуле, как будто брат заявил, что небо плоское, а звезды приколочены к нему.
- Война с Ордой! Ты обезумел! Забыл, как несколько лет назад даже один разбойный мурза твое войско разбил?
- Нет, не забыл, конечно. Но я видел, в чем наши ошибки. Чжалаиры нас всегда били за счет сплоченности и воинского порядка. Каждый помогает другим, и все вместе слушают вышестоящего начальника, без его приказа - ни шагу. А у нас - не войско, а толпа. Боярские дружины норовят в бою идти каждая отдельно, ополченцы собраны кое-как, с бору по сосенке. То прут на ордынца с рогатиной, как на медведя, а то бросаются в бегство. Сотники и десятники, вместо того, чтобы командовать, сами лезут вперед, подставляются под вражьи сабли. А уж если войско побежит - кричи до хрипоты, никто тебя не услышит. Да и мало сил одного княжества, чтобы одержать победу. Вот если бы все Сварожьи Земли соединили силы, смогли бы собрать, снарядить и выучить войско, способное одолеть Орду, - он махнул рукой, точно не надеясь ни на что. - Да о чем говорить, если здесь некоторые чжалаиров чуть ли не Богами считают! Ничего, найдутся люди похрабрей...
- Уж не медвединцы ли? - проворчал вышгородский князь.
- Если бы они смогли такого добиться - честь и слава им за это! Не мешай им, Лютобор, и сыновей научи с ними жить в дружбе. Попробуй думать не только о себе! Если ты возьмешь великокняжеский ярлык, опять начнутся распри, польется кровь. И освобождение наше отодвинется, быть может, на долгие годы.
Князь Лютобор Мезамирич долго и сосредоточенно молчал. Не хотелось признаваться, что в победоносную войну с Ордой он не верит, во всяком случае, в обозримом будущем. Привык, как и почти все в Сварожьих Землях, что Орда непобедима, и спорить с ней может только сумасшедший. Но и вовсе ссориться со старшим братом ему не хотелось, да еще перед поездкой к чжалаирам, будь они неладны... Так и не придумав, что сказать, он поднялся из-за стола.
- Подожди пока здесь, Стемир. Я пойду распоряжусь, чтобы собрали тебе обед...
Росава видела, как отец вышел из покоев, закрыв на сей раз за собой дверь. А князь Стемир остался за столом, размышляя о чем-то важном и невеселом, склонив крупную косматую голову на сложенные руки.
Маленькая княжна сидела за занавеской, не зная, что делать теперь. В другое время она бы с радостью поздоровалась с дядей Стемиром. Он заметно отличал ее среди племянников, каждый раз привозил ей в подарок то красивую ленту или бусы, то медовых пряников. Девочка замечала, что ее братья и сестра, хоть и были старше, побаивались князя Стемира, всегда сурового и резкого. А она не боялась никогда. На руки к нему прыгала и обнимала за шею, как отца.
Да, только вот сейчас так нельзя. Неизвестно, рассердится ли дядя, но уж отец рассердится непременно, когда узнает, что она услышала такой важный разговор. И не объяснишь, что она случайно заглянула в его покои. Что же ей, так и сидеть за занавеской, пока здесь будут отец с дядей? А если они уйдут и запрут дверь, как ей быть? Сидеть на подоконнике уже сейчас было жестко и неудобно, а в занавесках было полно пыли, и девочка с трудом удерживалась, чтобы не чихнуть.
И все-таки это случилось! Какая-то особенно коварная пылинка забралась к ней в нос, и Росава не успела задержать чихание. В наступившей тишине ей показалось, что этот звук разлетелся по всей Крепости. Она похолодела от ужаса, увидев, что князь Стемир встал из-за стола и направился к ее убежищу. Захотелось провалиться сквозь землю...
Но, отдернув занавеску и обнаружив за ней не чжалаирского лазутчика, а всего лишь любимую племянницу, змеевский князь сразу смягчился. Разгладилась глубокая складка между бровей, строгие глаза даже повеселели.
- Так-так, и кто у нас здесь? - поинтересовался он, ставя ее на подоконник вровень с собой. - Что делать здесь изволим, Росава Лютоборовна?
У девочки сразу отлегло от сердца. Кажется, на нее не сердятся...
- Здравствуй, дядя Стемир Мезамирич! Я чисто случайно заглянула сюда, хотела взглянуть в окошко. А потом услышала, что вы идете, и спряталась. Не говори папе, что я тут была, хорошо?
- Хорошо, не скажу, - князь Стемир посадил племянницу за стол, и сам сел напротив. - А ты, Росавушка, хочешь, чтобы твой отец стал великим князем в Сварожьих Землях? То-то честь будет всей вашей семье!..
Широко распахнув голубые, как незабудки, глаза, юная княжна не знала, как ответить. Никто еще - ни отец, ни старший брат, не спрашивали ее, как взрослую, что она думает на сей счет...
- Я не хочу, чтобы отец с братьями ехали в Орду! Говорят, что чжалаиры очень злые. Вот бы ты их отговорил, дядя Стемир...
На сложенных, казалось, навек горькой складкой губах змеевского князя мелькнула на мгновение самая настоящая улыбка - будто солнечный луч сквозь грозовую тучу. Он бережно погладил ее белокурую голову.
- Умница моя! Хоть тебе одной в этой семье Боги дали здравый смысл и доброе сердце! Да пошлют они тебе, когда вырастешь, в мужья настоящего храброго витязя, что сумеет чжалаиров одолеть!
- Ой! - пискнула девочка, с малолетства привыкшая думать, как все сварожане, будто идти против чжалаиров - все равно что против Перунова грома. - Дядя Стемир, а ты вправду веришь, что их можно одолеть?
- Человек, пока жив, всегда во что-нибудь верит, - ответил князь Стемир Мезамирич. - Не знаю, когда сварожане к этому готовы будут, но рано или поздно непременно придет такое время. Трудно, неимоверно трудно сейчас Сварожьим Землям, а все-таки они сейчас сильнее, чем при Ерден-хане. Главное, чтобы свою-то силу почувствовали наши витязи, страх перед Ордой забыли.Но и неразумная поспешность также гибельна. Мудрая осторожность и грозная отвага - вот какие знамена нынче должны быть.
Зачем князь Стемир Мезамирич вздумал делиться самыми тайными своими мыслями, каких ночью подушке не поведаешь, с малолетней племянницей, вряд ли поддавалось разумному объяснению. Пожалуй, просто наболело на душе, необходимо было высказаться хоть кому-то. А может быть, от досады, что не понял ни брат, ни сыновья его, которым пора бы уже готовиться к будущим свершениям. Видно, он в глубине души все же надеялся, что Росава хоть что-то поймет и запомнит, и заключал с ней союз, как бы вопреки ее семье: пусть хоть эта одна, да поднимется выше сомнительной мечты о великом княжении.
- Об одном жалею, дочка - вряд ли я доживу до того дня, когда Сварожьи Земли сбросят власть Орды, - проговорил тихо и доверительно, гладя ее по волосам. - А, если тебе Боги пошлют до того дожить, тогда вспомни наш разговор. Может, муж твой будет среди тех, кто соберет полки против Орды, может, сын. Ты только будь готова встретить все, что вам достанется на долю. Не падай духом сама, и близким своим не дай пасть. Помни: Боги посылают людям не больше того, что они способны выдержать. Как бы грозен ни был враг - не плачь и не стони, и своих близких не провожай в бой слезами, а постарайся улыбнуться на прощание. Не надрывай душу себе и други напрасными страхами, случится только то, что пожелали Боги. Спросят твои близкие у тебя совета - и тогда думай, как княгиня, а не испуганная селянка; ведь мужа, уж конечно, тебе найдут не среди простых людей. Не проси, чтобы твои близкие при тебе оставались, лишь бы тебе было спокойнее: потом от того лишь хуже будет... Запомни, чьей бы женой ты ни стала: твои близкие прежде всего - воины. Помогай, чтобы им легче было, а не тяжелей, нести свою ношу. От вас, женщин, ведь многое зависит: улыбнетесь или нахмуритесь, пошепчете на ухо - и мужчина уже думает не то, что час назад. Вот, пока твоя матушка была жива, мне с ней вместе удавалось повлиять на твоего отца. А теперь нет: уперся как бык, великое княжение ему занадобилось... - князь Стемир горько вздохнул.
Нельзя было сказать, чтобы Росава его вполне поняла. Все-таки, ей было только девять лет, она еще играла в куклы. Но разговор с дядей сохранился в глубине ее памяти, точно зерно, брошенное в землю, что, кажется, пропадает навсегда, пока ему не придет пора прорасти.
- Не надо ругать папу и братьев. Они не виноваты, - попросила она.
- Ты так хочешь? Хорошо, дочка, не буду.
Князь Стемир Мезамирич на минутку взял племянницу на руки, потом поставил на пол и отворил ей дверь.
- Беги, Росавушка, пока тебя не хватились. За ужином увидимся. Я тебе жемчужное ожерелье привез. Будешь его носить на память.
- Обязательно, дядя Стемир!
Девочка выбежала из княжеских покоев, но вдруг вспомнила о чем-то, и поспешно обернулась, так что подол голубого летника закрутился вокруг ног.
- Дядя Стемир! Так ты никому не говори, что я была тут, даже моему отцу! Ладно?
Змеевский князь усмехнулся при мысли, что сказал бы брат, если бы застал здесь свою дочь.
- Обещаю никому не говорить!
Успокоенная его обещанием, Росава уже вприпрыжку побежала к своей горнице. Хоть ей и не все было понятно в запутанной беседе взрослых, но за себя она уже совсем не беспокоилась. На одну минутку ей даже захотелось, чтобы дядя Стемир был ее отцом. Настоящий отец никогда с ней не говорил как со взрослой, и не отпустил бы так легко, поймав на нарушении запрета.
Долго еще в тот день спорили братья-князья. Старший то кричал, то почти умолял отказаться от ярлыка на великое княжение, но младший настоял на своем. Через несколько дней, собрав богатые подарки, выехал вместе с сыновьями в Орду.
Там, в Сарай-Мунлике, вышгородцев встретило медведицкое посольство, прибывшее немного раньше, тоже по Великой реке. Возле золотого престола Ашин-хана встретился вышгородский князь со своим тезкой, медведицким Лютобором. Темноволосый мальчик, высокий и крепкий для своих лет, исподлобья глядел на него, не думая прятаться за приехавших с ним бояр.
"Знает, что я его соперник!" - почему-то даже похолодел князь Лютобор Мезамирич. Уж очень не детский взор был у этого отрока, как будто он даже слишком хорошо понимал, в чем его хотят обойти, и не собирался этого спустить. Вспомнилось предупреждение брата...
"Вздор!" - подумал князь Лютобор Мезамирич. - "Если ершистый растет, это и хуже для него. Чжалаиры не одному строптивому князю сворачивали голову, справятся и с этим!" Не бояться же ему мальчишки, ровесника своей младшей дочери!
И он принялся еще усиленней убеждать Ашин-хана в своей преданности, подносить все более ценные подарки, с радостью отмечая, что Медведицкое княжество не сумело предоставить таких щедрых даров. В конце концов, хоть сапог ханских целовать не потребовалось, но к руке его приложился, лишь бы получить золотую пластину с отчеканенным изображением оскаленной тигриной головы.
Но вот, наконец, она была в руках, и вышгородский князь, торжествуя сердцем, но с дрожащими руками, прошел мимо медвединцев, чувствуя кожей их ненавидящие взоры. За ним последовали сыновья, гордо вскинув головы. Младший, Мечеслав, не удержался и показал кукиш юному медведицкому князю. Тот аж побледнел, но сдержался, помня, что находится в тронном зале ханского дворца.
Спустя пять лет крепко аукнулось такое своеволие Лютобору Мезамиричу, князь вышгородскому и змеевскому, присоединившему этот город после смерти старшего брата Стемира. Подросший Лютобор Медведицкий наголову разгромил своего старшего тезку. Пришлось вместе с ним приносить жертвы в честь примирения и не только уступить первенство настырному мальчишке, но и поцеловать меч ему на верность, да еще поклясться во имя Богов, что никогда больше не пойдет против медведицкого князя.
Не пришлось на сей раз роду Стемира взять верх над родом Святослава!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 15 Мая, 2019, 09:22:54
Вот и князь медведицкий уже подрос, зубки показывать начал. Время-то идёт. А что там Яргородец поделывает?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 16 Мая, 2019, 20:56:25
Спасибо за отзыв, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и князь медведицкий уже подрос, зубки показывать начал. Время-то идёт. А что там Яргородец поделывает?
Вот, в следующей главе и к Яргородцу вернемся, если пожелаете. Для Вас - все что угодно. А потом и о медведицком его тезке расскажем более подробно. :)

Глава 14. Последняя победа
Время шло, протекая безвозвратно. Заметен его бег был, конечно, и над Яргородским княжеством. В прошедшие годы князю Лютобору Мстиславичу еще неоднократно доводилось сражаться с лугиями. Иногда успешно, иногда - не очень. Навсегда была потеряна, например, крепость Трехрогая, под которой некогда погиб его отец. Но и поражения наряду с победами закалили князя Лютобора, сделали из него опытного воина и государственного мужа. К зрелым годам он заслуженно имел славу опытного полководца, знающего все военные хитрости. Лугии, которых он не раз заставал врасплох, называли его коварным, говорили, что он всего добивается одним лишь колдовством. Впрочем, и свои яргородцы истово верили в волшебный дар своего князя. Называли его то Вещим, то Волчьим Князем: никто толком не знал, откуда взялись волки, огромные и почти неуязвимые, что сопровождали Лютобора в сражениях, и люди думали, что он призывает их своим чародейством. Он никого не старался разубеждать, и не открывал лишнего. Хотя стая и вправду ему сильно помогала, что правда, то правда. Оборотни - не только отличные воины, но и превосходные разведчики, что в одном, что в другом облике. Если Лютобор видел или предчувствовал нечто важное,  волкодлаки мчались туда и выясняли все доподлинно гораздо быстрее и надежнее, чем могли бы обычные люди. Это они научили яргородского князя, что на войне, после соотношения сил и подготовки, важнее всего разведка. Даже более слабое войско может одолеть многочисленное, если узнает наперед его слабые места и использует их с толком. Окружающая местность, погода, яма на дороге - все это могло быть использовано для войны.
Но не только военными союзниками были для Лютобора Яргородского оборотни. Прежде всего они - его братья, родичи, как и он, потомки приморских князей. Они понимали его как никто, и с ними он мог быть откровенней, чем с другими.
И, конечно, была Отрада. Его радость, надежная подруга, верная соратница на протяжении вот уже двенадцати лет. Они любили друг друга с каждым часом все сильнее, встречаясь ли тайно в лесном Логове, или противостоя общему врагу. Она была настоящей волчицей - нежной и верной до погребального костра с теми, кого любит, свирепой и неукротимой с врагами. Ничто не могло омрачить жизнь им с Лютобором, даже отсутствие детей. Отрада принимала зелья, чтобы не забеременнеть, опасаясь рожать детей от кровосмешения. Оборотни чтили родство гораздо больше людей, да ведь и поколений с ее стороны до общих с ним предков прошло меньше. Здесь Лютобор не мог повлиять на жену: начиналась грань, где за гладкой кожей и шелковистыми волосами грозно скалились волчьи клыки.
Конечно, его беспокоило, что годы идут, а он и Яргородское княжество еще не имеют наследников. Но не настолько, как мог бы на его месте тревожиться иной князь, готовый даже при любимой жене взять вторую, лишь бы получить сыновей. Некое пока еще неясное предчувствие подсказывало ему, что здесь не надо ускорять события, все решится, когда угодно будет Богам. Хотя пророчеств на этот счет не было, но он и без того догадывался: не о том ему думать надлежит. Сперва нужно, чтобы Яргородское княжество вообще сохранилось.
Быть может, такое ощущение вызывалось тем, что обстановка на Яргородщине менялась, и не в лучшую сторону. Пока еще первые признаки были едва заметны, как еле видные глазу трещинки на крепком льду. Каждая новая победа над лугиями давалась тяжелей предыдущей. Все больше семей, потерявших кормильца, приезжали в город или кое-как перебивались в деревне. Князю Лютобору случалось встречать тощих детей-оборванцев с вечно голодными и уже озлобленными глазами, когда проезжал по городским улицам. И он знал, что ничем не может помочь этим детям, отцы которых, вполне вероятно, погибли в сражениях под его началом. Часть военной добычи, как обычно, делили между семьями павших ратников. Но добычи  было слишком мало, чтобы насытить всех, а голодных ртов - все больше.
Стали падать и урожаи. Нет, хлеб-то родился на яргородской земле по-прежнему, только рук, чтобы его сеять, растить и убирать, не хватало. Взамен погибших не успевало подрасти новое поколение. Яргородщина безлюдела и нищала. Меньше хлеба - меньше и кун поступало в княжескую казну, и без того сильно потраченную постоянными войнами. Даже не прибегая к дару предвидения, Лютобор понимал: еще немного, и он не сможет ни собрать, ни снарядить войско, способное отразить натиск лугиев. И тогда те сомнут Яргород.
Он беседовал, вместе и порознь, с самыми знающими людьми княжества: опытными казначеями, управителями, купцами, что могли подсказать, как наполнить казну. Ответ все давали примерно одинаковый: корень зла - в затяжных войнах. Если бы Яргороду хоть несколько спокойных лет, люди смогли бы работать и рожать детей, и казна бы тоже пополнилась. Беда в том, что лугии, почувствовать их слабость, не собирались подарить яргородцам и короткой передышки. Они видели, что долгожданная цель близка, и напирали все решительней. Средства остановить их, если не навсегда, то хоть на длительное время, никто из княжеских советников не знал. Они сами многозначительно глядели на него, на спрашивая прямо - все же он и вправду советовался с людьми отнюдь не глупыми, - но мысленно, казалось, спрашивали: "Ты же ведун! Почему не найдешь средства одолеть врага?"
Лютобор только молчаливо усмехался их невысказанному упреку. Он-то понимал, что никакое чародейство не заменит боевой силы, одешевленной любовью к родине и готовой на все ради победы. И не должно такого быть, чтобы один человек действовал вместо тысяч других. А если бы случилось, пошло бы лишь во вред. Он мог своим даром помогать общему делу, но не одолеть им целое государство. Но в таком случае, что останется ему делать?..
Когда он, сидя с волкодлаками у костра в лесу, увидел среди трещавших языков пламени, что лугии вновь прорвались с заката, наведя мост через Искру, сразу помрачнел. Только вчера он видел во сне Ярину-Рысь, как она была в плену у свирепого аллеманского барона, что на потеху своим гостям вынудил ее сражаться с леопардом. Но на сей раз во сне почему-то все было по-другому, чем он помнил. Леопард ухватил перекинувшуюся Ярину и полосовал ее когтями, и они катались по полу с диким ревом, шипением и воем. А затем открылась яма, полная огня, и они оба с воплем ужаса канули туда. На одно мгновение оборотница застыла черным силуэтом над огненной бездной. И голова ее при этом показалась Лютобору волчьей, не рысьей.
Сон этот сразу показался ему зловещим, а, узнав о новом нападении, он не мог скрыть тревоги от чутких оборотней. Нет, не просто тревоги, в то-то и дело. Он не предчувствовал, он точно знал, что должно быть, и точно так же знал, что ничего не сможет изменить. Впервые он готов был проклясть свой дар и хотел быть как обычные люди. В раздираемой в клочья душе все выло, как попавший в ловушку зверь, сознавая, что ему не вырваться. Он тяжело дышал, не в состоянии говорить, горло будто стиснули невидимые руки. Вдруг он горячими, как в лихорадке, руками ухватил Отраду за плечи и проговорил, не стесняясь никого в эту минуту:
- Отрада, не ходи с нами на войну! Не ходи!
Она знала, конечно, что ее муж не станет тревожиться попусту. А сейчас, чувствуя пожиравшую его волну тоски и страха, поняла, что он что-то видел по поводу нее. Но не дрогнула, лишь сама в ответ обняла Лютобора, придвинувшись ближе. Он навсегда запомнил ее лицо в тот миг - спокойное, без улыбки, но и без печали. Только янтарные глаза ее сделались горячими, точно расплавленные солнцем.
- Я не могу остаться в стороне, когда мои самые близкие люди сражаются. Прости, мой муж и князь, но тут ты не властен приказывать мне. Случится лишь то, что нам отмерено Богами.
Глядя на них, слившихся в объятии, Храбр беззвучно поднялся с места и сделал остальным знак оставить их одних. Отойдя подальше, поманил Кошачье Ухо и совсем молодого оборотня - своего подросшего сына Пятнышко.
- Вперед, на разведку! Ройтесь кротами, ползите ужами, но чтобы о лугиях мы знали не меньше, чем они сами о себе!
Молодые оборотни скрылись в лесу бесшумно, как тени. Храбр с сочувствием поглядел на сестру и ее мужа. Они не размыкали объятий, устроившись полусидя около дубового ствола. Казалось, каждый из них чувствует, что, если разомкнуть руки, другой сразу исчезнет. Храбр услышал еще, как Лютобор простонал, как раненый, сквозь сомкнутые зубы:
- Я не могу запретить тебе сражаться! Пусть свершится судьба...
На войну он поехал, взяв себя в руки, невозмутимым и суровым, как обычно. Только за эти дни, казалось, постарел на десять лет. Когда распоряжался созванным войском, оживлялся, но, стоило остаться одному, предчувствия вновь начинали мучить его.
Воевода Ясень, подъехав к князю, даже испугался, увидев его лицо - белую безжизненную маску, а глаза - как у приговоренного к смерти.
- Что случилось с тобой? Не веришь в победу нашу? - поинтересовался он, стараясь говорить веселее.
Лютобор поднял голову. В синих глазах мелькнул отблеск стали.
- Нет. В этот раз еще одержать победу сможем, - он не заметил, как сделал ударение на слове: "В этот". Обернулся, глядя на тянувшееся позади войско, на обоз с провиантом, с тяжелыми доспехами и оружием. Проехал назад на темном белогривом Беркуте, призывая войско двигаться быстрей.
Лугии расположились лагерем у широкой излучины Искры, возле деревни Перепелиной. Лагерь устроили по всем правилам, успели обнести его земляным валом и оградой из перевернутых возов, поставленных друг на друга. Попробуй-ка захвати такое укрепление, даже с помощью камнеметов не самое простое дело.
Ну да лугии сидеть в осаде долго не любят, им привольнее сражаться в чистом поле. Лютобор решил их выманить. Устроившись лагерем в окрестностях Перепелиной, велел своим воинам дразнить противника. Теперь лучшие яргородские витязи подолгу красовались под самым лугийским лагерем. Состязались в стрельбе из лука, установив мишени так, что лугийцы могли бы сами при желании попасть в них. Разъезжали верхом, гордясь своим умением править конями, выделывали с ними разные трюки. Соревновались, кто лучше владеет мечом и копьем. Как будто и не было рядом их врагов.
Но горделивые лугии не могли, конечно, стерпеть такого пренебрежения, как и думал князь Лютобор. Как-то поутру двое яргородцев - это были Велимир с Велигневом, возмужавшие, но не утратившие с возрастом огненно-рыжих волос, равно как задорного нрава и горячей привязанности друг к другу. Но тут же на них вылетели два лугийца в богатых доспехах, а позади зачинщиков едва осаживали коней еще с десяток воинов. Видно было, что им очень хочется тоже вступить в бой, но приходилось ждать, раз уж противников всего двое.
- Вы сюда сражаться пришли? Ну так сражайтесь, а не скоморшничайте! - на довольно чистом сварожском наречии взревел противник Велимира, выхватив саблю.
Тот отбил удар, легко развернувшись на рыжем, как и у брата, коне, и усмехнулся:
- Мы и пришли сражаться, но вот противник почему-то не показывается.
- Развлекаемся как можем, - пропыхтел Велигнев, сражаясь со своим лугийцем. - Не наша вина, что вы все прячетесь.
- Передайте милостивым панам, что мы...
- Ждем их в гости, как только перестанут прятаться под телеги.
- Пся крев! Вы нас считаете трусами! - вырвалось у одного и у другого лугийца, и они напали на близнецов с таким ожесточением, что смолкла всякая речь, слышался только яростный грохот железа. И яргородское, и лугийское воинство приготовились, но ждали, чем закончится двойной поединок.
И вот Велигнев в азарте битвы подался слишком близко к противнику, открывшись перед ним. Стремительное лезвие сабли пролетело, как крыло стрижа, распороло стальные кольца доспеха, вонзилось глубоко в грудь рыжеволосого яргородца. Тот побелел, как полотно, ткнулся в гриву коня.
- Брат! - пронзительный звенящий крик оглянувшегося Велимира рассек утреннюю тишину острее лязга железа. В то же мгновение второй близнец на всем скаку опустил меч на голову убийце своего брата и промчался вперед, на других лугийцев. Те подняли копья, принимая на них рыжего коня вместе с всадником.
Загрохотало копытами сварожское войско, выдвигаясь навстречу лугийцам. В то же мгновение и те бешеным галопом вырвались прочь из лагеря, едва оставив внутри достаточно охраны.
- Ты доволен? - спросил Ясень у князя Лютобора. - Мы выманили их, как ты и хотел.
- Да. Но потеряли Велимира с Велигневом. И неизвестно, кто падет еще, - Лютобор зажмурился, как бы загоняя вглубь внутреннюю боль. Затем, оглядевшись, обратился к своим воеводам, готовым разъехаться по своим полкам. - Чеслав, у тебя камнеметы и огненные стрелы. Пустишь их в ход, когда битва разгорится, и лугиям станет не до лагеря. Стрелять вам придется через наши головы. Да-да, не удивляйся, - подтвердил он, глядя, как округлились глаза Чеслава. - Придется целиться метче, чтобы в нас не угодить. Возвышенность, с какой удобно стрелять, здесь одна - у нас за спиной. Храбр, ты со своими первым ворвешься в лагерь. Береги... сам знаешь... Остальные - вперед! - воскликнул князь, подымая Беркута на дыбы и выхватив из ножен меч.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 17 Мая, 2019, 04:49:19
Скоро, видать, закончится независимость Яргородского княжества. Так жаль Отраду и Лютобора! И близнецов жаль. Почти всех товарищей юности потерял князь.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 17 Мая, 2019, 21:12:12
Спасибо Вам большое, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Скоро, видать, закончится независимость Яргородского княжества. Так жаль Отраду и Лютобора! И близнецов жаль. Почти всех товарищей юности потерял князь.
Увы, но до бесконечности сопротивляться силами одного княжества нельзя. Никаких ресурсов не хватит, ни человеческих, ни материальных.
И без жертв никак, в том числе и среди близких людей. А что до близнецов - им еще "повезло", что погибли вместе. А то во многих историях, для большего драматизма, если есть близнецы, убивают только одного, а второй навсегда остается с чувством потери. Я и сама в некоторых произведениях грешила этим штампом, но здесь уж не стала так над ними издеваться.

Две громыхающих копытами и железом конных лавы столкнулись на протяжении сразу всего переднего края. Тяжкий железный лязг и первый стон, отчаянное ржание, брызги крови и туча пыли заполонили все поле разом. Ряды смешались, превращаясь в зубчатую пилу: всадники вклинивались между своими противниками, рубили и кололи всех, кто подворачивался под руку, топтали копытами упавших. Ничто сейчас не могло разделить две неистовых рати, разве что Перун бросил бы молнию между ними. Но Боги не вмешивались, предоставляя людям решать свои распри самим.
Князь Лютобор, как и все, рвался в бой. Он стремился как можно скорей решить его исход, и сам вел передовой полк, с трудом проламывая бронированные ряды лугиев. Ему хотелось как можно сильнее вовлечь противника в кроговерть битвы, чтобы им было уже не до защиты своего лагеря. Хотелось верить, что тогда атака на лагерь будет не так опасна.
Впрочем, даже сейчас, среди кровавого упоения боем, Лютобор успевал видеть сражение в целом. Привстав на стременах, он взмахнул окровавленным копьем в одну сторону, затем в другую, указывая обоим боковым полкам двинуться в обход, окружая противника. Тут же сразу трое лугийцев ринулись к нему, узнавая князя, но двоих тут же поразили копьями княжеские телохранители, третьего убил сам Лютобор, убедившись, что его сигнал понят. Не оглядываясь, он слышал, как над его головой шелестит на ветру большое знамя Яргорода. Его войско двигалось вперед, прорубая себе путь. На одну, последнюю победу, их еще должно хватить. Тем более, что никто не подозревает того, что она последняя. Напротив, все надеются, что уж теперь-то навсегда отвадят жадных соседей зариться на яргородскую землю. Пусть надеются. Надежда нужна людям. Труднее - знать.
Лугийцы были опасным противником, и дрались умело и ожесточенно. Но Лютобор изучил их за столько ле, и знал еще до битвы все их замыслы. С какой бы стороны враги не собирали силы, чтобы перейти в наступление, яргородцы уже ждали их и устремлялись наперерез, рассеивая противника, как сокол - стаю коршунов.
В бешеной кипучей пляске битвы Лютобор замечал, как вокруг него падают и свои, и враги. Иные из них были уже мертвы, другим еще можно было помочь. Кто мог двигаться - отползали прочь, чтобы не попасть под копыта. Как только сеча откатывалась хоть немного в сторону, из лагерей выбирались люди, укладывали раненых на носилки, тащили туда, где лекари могли позаботиться о тех, кто мог еще выжить.
Сам князь, умея предвидеть намерения противника, оставался невредим, находясь в самом жарком горниле битвы. Не один лугийский пан, уверенный в своем владении саблей, бросался к яргородскому князю, распаляясь надеждой принести своему войску победу... и падал замертво, успев еще удивиться, как тот сумел отгадать его коронный удар. "Колдовство!" - слишком поздно всплывало в памяти, прежде чем ее заволакивал серый туман смерти.
- Мы их обглодаем до костей! - хрипло воскликнул Ясень, съехавшись с князем среди битвы. Белый плащ на нем был обагрен кровью, как и кольчуга, но по тому, как держался в седле, Лютобор понял, что это кровь лугийцев.
- Но кость еще надо разгрызть! - князь кивнул знаменосцу, державшему обеими руками толстое древко. В бою погибли, один за другим, два знаменосца, и теперь полотнище с яргородским дубом ухватил совсем молодой парень, для которого оно было тяжеловато. Но вот знамя взмыло вверх, подавая сигнал Чеславу, ожидавшему своей очереди.
К этому времени от обоих войск осталась едва ли половина. И яргородцы, и лугии густо устилали своими телами вытоптанную землю. Укрепления лугийского лагеря сделались хорошо видны. "Чеслав, пора!" - мысленно обратился Лютобор ко второму из уцелевших друзей детства, словно опасаясь, что тот не поймет сигнал.
Словно отвечая емц, на холме, за которым располагался яргородский лагерь, выросли темные фигуры. Лучники приготовились стрелять. Быки втянули наверх камнеметные машины, похожие на искалеченные мельницы с единственным крылом, не вращающимся, а двигающимся вверх-вниз. Да и мелют на этой "мельнице" отнюдь не муку...
В тот же миг тяжелые камни засвистели над полем боя, загрохотали о лугийские тележные укрепления. Затрещало проламываемое дерево, стали падать скованные цепями возы, превращаясь в груду обломков. Лошади шарахались прочь, совладать с ними трудно было даже опытным наездникам. Лугии бросались к лагерю, оставив сражение. В спину им летели насмешки яргородцев.
Вслед за градом камней ударили горящие стрелы, обмотанные пропитанной смолой паклей. Они не гасли в полете, и, вонзаясь в сухое дерево, поджигали его. Видно было, как лугийцы мечутся, таская воду из протекающего через лагерь ручья, стараются погасить пожар.
Но тут в лагерь, еще больше увеличивая сумятицу, ринулись оборотни, уже перекинувшись в огромных волков, жутко завывая и лязгая клыками. Лютобор обернулся к ним и видел, как рядом с иссиня-черным Храбром через горящие укрепления прыгнула Отрада, и ее светлая шерсть озарилась огненным ореолом.
Он понял все, что сейчас произойдет, и крикнул, но она не услышала его, оглушенная ревом пламени, захваченная полностью азартом битвы, гордая своей силой и быстротой, несущей врагу смерть, а сородичам - победу.
Из огня и дыма навстречу поднялась огромная фигура. Высоченный лугиец подхватил один из брошенных камнеметом булыжников и, не чувствуя его тяжести, швырнул навстречу Отраде. Огромный камень ударился в бок волчице, и она рухнула прямо в костер.
- Зверье! - хрипло заорал лугиец-великан, бросая в разгорающийся костер обломки телеги. - Получай свое, грязная чародейская тварь!
- Отрада! - отчаянным сорванным голосом простонал Лютобор.
Он не рассуждал больше, и вообще не отдавал себе отчета в том, что делает, но воинские навыки сказывались и теперь, когда он с горсткой оставшихся дружинников бросился к пожару. Беркут заупрямился при виде огня, и тогда Лютобор в первый и последний раз в жизни выхватил плеть из-за пояса какого-то воина, хлестнул коня, понукая его прыгнуть через огонь. В одно мгновение он разрубил голову великану-лугийцу, и труп его рухнул в тот же костер, где сгорало, обугливалось, превращалось в пепел тело Отрады и его, Лютобора, сердце.
Что было дальше, он не помнил совсем. Кажется, битва продолжалась, и он сражался теперь в общем побоище, не замечая, с кем бьется. Кажется, чья-то сабля задела ему щеку, и по каштановой бороде капала кровь, но и раны он не заметил сперва. Только потом, обессилев от усталости, будто провалился в забытье, пока не очнулся в своем шатре, уже без доспехов, умытым, с липкой примочкой на щеке. Рану жгло огнем. Но что эта рана в сравнении с тем, что он почувствовал, осознавая случившееся!..
"Никогда больше она не поглядим на меня своими жаркими и нежными глазами, пронизанными солнцем. Не обнимет за плечи, не выпрыгнет шутливо из засады, стараясь застать меня врасплох. Никогда больше на ее смуглой груди и плечах не засверкают капли воды после купания в лесном озере. Никогда лапы прекрасной палевой волчицы не взроют в стремительном беге первый снег. Все ушло навсегда. За что я убил того лугийца? Он ничего не знал, и не виноват ни в чем. Это я ее погубил, я один!.."
И он, прикусив зубами край одеяла, завыл вполголоса, долго, тоскливо и безнадежно, как воет зверь над погибшей подругой.
Когда в шатер кто-то вошел, Лютобор, не поворачивая головы, узнал Храбра. И удивился, что еще способен что-то замечать. Ему даже не хотелось этого: любая посторонняя мысль казалась предательством Отрады. Но пришлось нехотя повернуть голову. Лицо ее брата было скорбным, но в нем не ощущалось враждебности.
- Ты меня ненавидишь? - слова сухими змейками выползали из горла Лютобора.
Храбр непривычно мягко положил руку ему на плечо.
- За что? Она - волчица, и погибла с честью.
- Это я позволил ей идти на смерть! Я знал, и не остановил! Мне следовало настоять на своем!
- Если бы она и осталась, не смогла бы простить тебе принуждения. Вернувшись, ты уже не нашел бы ее.
- Пусть не нашел бы! Пусть она бы от меня ушла, но ведь жила бы! - проговорил Лютобор, как в бреду.
Храбр сел возле него, взглянув острыми стальными глазами.
- Ты что думаешь, она не знала, что ты никогда не ошибаешься? Знала. Но остаться в стороне не могла.
- Почему? - прохрипел Лютобор, подняв измученные глаза на родственника.
- Потому что у нас другие понятия о жизни и смерти. Все мы созданы Богами, и к ним вернемся в свой черед, кому как на роду написано. Если твое время подходит - надо принять свою судьбу достойно. Неважно, мужчина или женщина, в старости или в молодости придет смерть, важно встретить ее с честью, и тогда твоя душа загорится звездой на небе. Мы, конечно, тоже оплакиваем погибших. Но не виним никого. Таков закон жизни. Если бы ты не позволил ей уйти, быть может, она бы все равно вскоре погибла, но вы расстались бы врагами. А так, вы до последнего дня сохранили свою любовь. Когда не сможешь одолеть тоску, найди там звезду, что зажглась этой ночью, и увидишь мою сестру.
Лютобор слушал его слова, исполненные лесной мудрости, мало понятной людям, и чувствовал, будто стальной капкан, сжимающий сердце, чуть-чуть разжимает свои зубы.
- Значит, ты не винишь меня в ее гибели? - казалось, он не мог этому поверить.
Храбр пожал ему руку.
- Мы братья, и всегда останемся ими. Что бы ты ни выбрал, стая пойдет за тобой.
Много времени спустя, когда пройдет самая острая боль, и можно станет рассуждать ясно, Лютобор удивился, почему Храбр так сказал: "Что бы ты ни выбрал". Что это - чутье оборотня, или он к тому времени понял, что в Яргороде неважно обстоять дела? Но спросить его об этом ак никогда и не собрался.
Потому что в сражении под Перепелиной, хоть яргородцы и одержали победу, но она далась им куда тяжелей прежних. Сосчитав потери, впору было прослезиться. Почти половина княжеской дружины и ополченцев полегли на поле боя, и эта потеря была невосполнима. И не слыша наяву, Лютобор мог представить, как завоют в селах новые вдовы, заплачут осиротевшие дети. Никто не вернет им кормильцев, земле яргородской - работников. А ему - ратников, что вскоре наверняка понадобятся.
Окончательно князь Лютобор понял, как плохо дело, когда той же осенью проехал с дружиной по деревням, проверяя, как обстоят дела. Люди встречали князя притихшие, молчаливые, хлеба собрали еще меньше, чем в прошлом году. Почему так происходит, князю объяснил деревенский староста в Грушевке, где Лютобор велел созвать народ на сходку.
- Кому же у нас хлеб растить, государь, если ты почти всех мужиков на лето забрал? Им на земле работать надо, а они вместо лопаты сулицами машут, - заговорил ехидный желчный мужичок по прозвищу Ерш. - Было у нас, к примеру. взято шестнадцать человек. Из них вернулись десять, а работать могут только семеро, еще трое - калеки, от них толку мало. Кому же было хлеб растить, от сорняков защищать, а потом убирать? Бабам да ребятишкам одним? Можно, конечно, и им! - Ерш схватил за руки молодую женщину, показал приехавшим ее ладони, распухшие от мозолей. - У нас все можно! Если бы только знать, государь: а на следующий год как? Дашь ты нам пожить спокойно, или опять скажешь: последних мужиков на войну собирайте?
Повисла тяжкая, гнетущая тишина. Лютобор видел, что всегда покорные смерды сейчас глядят почти враждебно. Для них в гибели и увечье их близких виноват был он, призвавший их на войну, а не лугии!
- На войне трудно бывает всем, - на щеке Лютобора дернулся еще свежий шрам. - Увы, не могу ручаться за следующий год. Я не лугийский король и его гетманы. Если они нападут, что нам придется делать? И про то не забывайте: кто не хочет кормить свое войско - кормит чужое.
Говоря так, князь внимательно вглядывался в лица поселян. Нет, не похоже, чтобы их хоть немного воодушевила его речь. Несколько пришедших с войны мужчин глядели мрачно, явно не желая собираться на следующий год куда-то еще. Старики и женщины, которых было большинство, переговаривались шепотом, кидая на князя недружелюбные взоры.
- Видишь ли, государь, - с явной неохотой проговорил староста Ерш, когда его почти вытолкнули вперед односельчане. - Не я говорю, люди говорят: чем всем погибнуть или разориться, уж лучше покориться лугиям. В конце концов, они - не чжалаиры проклятые, а такие же люди, как и мы. Говорят даже похоже, и почти в тех же Богов верят. Уживемся с ними как-нибудь. Лугиям нужна от нас дань и наш хлеб, но ведь и ты, государь, их собираешь с нас. Какая нам разница, кому платить? А так хоть воевать не придется.
Поселяне невнятным, но одобрительным гулом отозвались на речь старшины.
Княжеские спутники зато бледнели от ярости, руки их тянулись к рукояти меча.
- Государь, позволь проучить предателей! - произнес Чеслав.
- Не надо, - звонким от напряжения голосом отвечал Лютобор, глядя повыше голов поселян. -Люди хотят покоя. Их можно понять. Нам больше нечего делать тут!
И, повернув белогривого Беркута, он уехал прочь, не оглядываясь.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 18 Мая, 2019, 20:06:05
Глава 15. Выбор яргородского князя
Со многими поселянами той осенью разговаривал Лютобор, выясняя, что они думают о своем будущем. И всюду получал примерно такой же ответ, как в Грушевке, высказанный где более вежливо, где - столь же резко. Наконец, и сам уже перестал их убеждать. Он видел, что яргородцы, истерзанные бесконечными войнами, жаждут лишь спокойной жизни, ради чего готовы даже поступиться своей независимостью. Им легче сделалось платить дань вчерашнему врагу, чем дальше истощать силы в ставшей бесполезной борьбе.
Их было много. И, наверное, для них так было лучше. Не нашлось бы в Яргородском княжестве семье, где бы хоть кто-то не погиб в войнах с лугиями, длившихся задолго до рождения Лютобора. Глядя на покосившиеся крыши изб, которых некому было поправить, на оборванное платье селян, князь не мог их упрекать, что сытость и покой для них важнее гордости. С каждой новой деревней нарастало понимание, что свободному Яргороду приходит конец, что все прежние сражения и жертвы были напрасны. Жизнь его отца, затем наставника, жизнь Отрады и его друзей не помогли защитить Яргород, они были отданы зря.
Что ж, князь Лютобор должен был принимать события такими, как они есть. Ни одна страна не может долго сохранить независимость, если ее собственный народ не в состоянии защитить ее. Однажды помощь его родичей по отцу, литтов, ненадолго оттянула падение Яргорода, но второй раз никакая третья сила их не выручит.
В Ольшанке, куда приехал с некоторым внутренним трепетом, он встретил Миловиду. Это было первое радостное событие за долгое время, хоть и совсем не связанное с судьбой княжества и другими важными событиями. Она стояла, об руку с красивым ладным мужчиной, в окружении целой оравы детишек - мал мала меньше. Он сразу узнал женщину, хоть и мало в ней осталось от робкой девочки с огромными широко распахнутыми глазами, в которой в то время лишь угадывалась будущая красота. Теперь же перед ним стояла пышная красавица, цветущая, как яблоня по весне. Видно было, что она и семья ее все эти годы жили в достатке, хотя бы по сравнению с остальными поселянами, и даже работа и частые роды не лишили женщину красоты и здоровья. Он невольно залюбовался ею, не отводя глаз.
Пока ольшанцы с большой неохотой собирались на сходку, Миловида что-то шепнула на ухо мужу, и приблизилась к князю. Тот соскочил с коня, подумав, что было бы невежливо говорить с ней, не сходя с седла.
На одно долгое мгновение их взоры встретились, многозначительно припоминая прошлое.
- Здравствуй, государь Лютобор Мстиславич, - проговорила Миловида тихо, так, чтобы слышал он один.
- Здравствуй, Миловида. Рад тебя видеть! - проговорил он так же тихо.
- Я и вся моя семья тебя благодарим, государь! Ты пообещал мне счастье, и все-все исполнилось, как ты нагадал. На следующий год после того я уже познакомилась со Златомиром моим. Он - сын купца, но, полюбив меня, не захотел больше торговать, а попросил у отца свою долю и остался со мной в Ольшанке. Так и живем - без большой роскоши, конечно, но в достатке, а главное - остуды между собой не знаем. Четыре сына и три дочки у нас, и все - твоим пожеланием, - казалось, женщина готова прилюдно поклониться ему, не зная, как еще выразить огромную благодарность.
И Лютобор, неожиданно для себя, улыбнулся ей, впервые после гибели Отрады. Они с Миловидой вновь встретились глазами, без слов понимая друг друга. Одна-единственная давняя встреча породила между ними связь гораздо крепче, чем если бы они все-таки провели ту ночь вместе. По крайней мере, Лютобор очень сомневался, что после этого она так же сияла бы радостью при новой встрече с ним.
- Не восхваляй меня, Миловида. Я всего лишь пожелал тебе счастья, а создали вы его в своей семье сами.
- Да, конечно... Сейчас, государь, подожди немножко! - и женщина, с горящими от волнения щеками, подбежала к мужу, зашепталась с ним. Лютобор отметил, что муж Миловиды глядит на встречу своей жены с князем спокойно, без всякого подозрения, и теперь кивнул ей, соглашаясь.
- Мы со Златомиром хотели тебя поблагодарить, государь! Прими нашего старшего сына на службу! Мальчик проворный и сильный, мечтает стать воином. Каждый день то на коне скачет, то из лука стреляет с ватагой таких же шальных.
Князь внимательно поглядел на высокого для своих лет мальчика-подростка, стоявшего рядом с отцом. Он, похоже, знал, что решается его судьба, и весь замер, вытянулся, затаив дыхание, точно соколенок, готовый впервые вылететь из гнезда и не знающий, примет ли его небо. Но вот мальчик встряхнул копной ржаных кудрей, рисуясь, принял дерзкий и независимый вид, даже сумел улыбнуться.
- Как зовут-то его? - поинтересовался князь.
Миловида проговорила, смущенно опустив глаза:
- Хотели, государь, назвать Лютобором, в твою честь, стало быть. Но все же неловко... да и соседи стали бы спрашивать, могли не так понять... Назвали Горицветом, по цветку, - она проговорила на местный лад, как говорили большинство яргородцев: "Горицвитом".
- Хорошее имя, - одобрил князь и подозвал к себе мальчика: - Горицвет, иди сюда! Хочешь ли ты быть моим воином?
Мальчик стремительно подошел к князю и остановился, не веря своим ушам. Лютобор успел заметить, что глаза у него были в точности как у Миловиды. Только не виделось в них вечной опаски. Даже оробев на минутку, он тут же воскликнул, едва не подскочив:
- Очень хочу, государь!
- Тогда поедем с нами. Дайте ему заводного коня, - сказал он одному из дружинников.
Горицвет взлетел в седло, точно белка по стволу дерева, ловко поправив под свой рост стремена и подпругу седла. Князь и его воины глядели с одобрением: похоже, мальчишка кое-что умел для начала.
- Хорошо, - скупо похвалил Лютобор. - Тогда собирай вещи и прощайся с родными: сегодня же едем дальше.
Горицвет убежал вместе с младшими братишками и сестренками. А князь переглянулся с Миловидой и ее мужем.
- Не боитесь отрока отдавать в дружину в такое время? Я тут проехал по деревням, там все только о покое мечтают, любой ценой, даже сдавшись лугиям.
- Потому для него и лучше будет при тебе, государь, - казалось, муж Миловиды не сомневается в своем решении. - Горицвет у нас не скоро запросит покоя, не дело ему гнуть спину на чужеземцев.
Лютобор вздохнул и, заглянув в глаза Миловиде, впервые вслух задал вопрос, что давно уже мучил его:
- А если мне уехать из Яргорода придется навсегда, что скажешь, Миловида? Согласишься ли, чтобы твой сын навсегда тебя покинул, так что и повидаться, быть может, больше не сможете?
Женщина широко распахнула глаза, совсем как в юности, затем прижала руки к груди.
- Тогда я буду знать, что хоть один из моих детей остается истинным сварожанином и служит нашему исконному князю.
На том и расстались. Лютобор не пожалел, приняв Горицвета в младшую дружину. Конечно, у него не хватало времени самому каждый день проверять успехи отрока, но он поручил воинам обучать того необходимым навыкам. Понятное дело, мальчику придется еще долго расти и учиться, прежде чем станет настоящим воином, но для своих лет ему хватало силы и ловкости, и похоже было, что он со временем далеко пойдет. Самое главное - ему нравилась служба князю, о котором у него дома говорили не иначе как с глубоким уважением и признательностью. Лютобору оставалось только жалеть, что не все яргородские жители похожи на этого отрока.
Между тем, слухи со всех сторон доносились не самые обнадеживающие. Лютобор узнал, что лугии на следующий год готовят еще более крупное вторжение, и понимал, что новой войны им не выдержать. И все чаще думал о том, что впервые вслух высказал Миловиде: придется покинуть Яргород. Если сюда придут без боя лугии, местный князь с дружиной им не нужен совсем. Да и ему не нужна их милость, даже если бы оказали таковую. Покорившись лугиям, придется доказать верность своему новому повелителю, воевать с кем прикажут, быть может - со своими соотечественниками из Сварожьих Земель. Ни за что на свете Лютобор не согласился бы на такое.
Была, правда, еще одна возможность - обратиться к своей родне по отцу, к литтам, отдать Яргород им в полное владение, и самому стать уже не полунезависимым князем, а воеводой у князя Радвиласа и наследников его. Но и такую возможность Лютобор решительно отверг. Во-первых, тогда продолжились бы войны, и яргородцы страдали бы от них дальше. Во-вторых, как дальше сложатся дела у самих литтов, Лютобор не взялся бы даже предсказать. Он знал, что князь Радвилас в свое время женился вторым браком на сварожанке, волчановской княжне, но вместе с молодой супругой приобрел и новые интересы в Сварожьих Землях. Теперь взоры стареющего, но все еще честолюбивого завоевателя все чаще обращались на восход.
Он не отказался бы и остальные сварожские города присоединить к своей державе, что с частью их уже удалось сделать. Но Лютобор знал твердо, что не сможет в этом участвовать. Он всегда чувствовал себя гораздо больше сварожанином, чем литтом, и помыслить не мог о том, чтобы придти с огнем и мечом в Сварожьи Земли, и так терзаемые врагами и внутренними распрями. Ни за что на свете он не причинит им еще больше горя. Да и не очень-то верит в прочность Литтского княжества. У князя Радвиласа от двух жен было аж двенадцать сыновей, да еще младшие братья и их потомство. Что станется, когда эта куча родственников примется делить власть, Лютобор тоже не взялся бы предсказать. Ладно, если князем станет кто-то из старших сыновей, Саулис или Линас - с ними он всегда ладил. А если один из младших сыновей Радвиласа, которых тот, как это бывает у стареющих мужчин, заметно предпочитал детям своей молодости? Этих двоюродных братьев Лютобор почти не знал, и совсем не собирался помогать кому-то из них удержать власть. Нет, не к литтам лежит его путь.
И, чем больше размышлял Лютобор, тем чаще ему вспоминалась Медведица, о которой он столько слышал о путешественников и купцов. Там все возрастала мощь Сварожьих Земель, туда, как доводилось слышать, переселялись многие, кто искал лучшей доли. На Медведицу бежали разоренные и притесняемые смерды, желавшие работать спокойно. Ехали на торги купцы даже из других стран. Переселялись бояре, желавшие служить сильному государю. И даже меньшие по значению князья охотно признавали себя "младшими братьями" великого медведицкого князя, сами шли на службу взамен за покровительство.
Все значимые события последних лет, касающиеся Медведицкого княжества, не проходили мимо внимательных глаз Лютобора Яргородского. Он много раз высматривал в огне и в воде что там происходит. Глядел, как подрастает княжич, волей судьбы носящий одно с ним имя. Сочувствовал, когда тот остался сиротой в возрасте девяти лет. Наблюдал с гордостью и тайной надеждой, как взрослеет юный медведицкий князь, радовался, когда ему удалось одолеть еще одного тезку - подумать только! - вышгородского князя, протянувшего было руки к великому княжению.
Все чаще Яргородец вспоминал пророчество, связавшее его с потомками Святослава Храброго. Были времена, когда ему даже хотелось быть там, кое в чем, чего не замечали княжеские воспитатели, поспособствеовать. Во время недавней, пусть и удачной, войны медвединцев с вышеградцами он видел, что можно было сделать лучше. Но, нагруженный судьбой Яргородского княжества, Лютобор не мог оглядываться еще на чужие края.
Теперь, кажется, судьба шла ему навстречу. Яргородцы сами отказывались от него. Тем, кто готов платить дань чужеземцам, не нужен князь и его дружина. Быть может, так и должно произойти. Его судьба ведет его дальше, прочь от родного края, туда, где ему суждено совершить больше, чем бесконечные пограничные стычки с лугиями. И пророчество, и жизненные обстоятельства уводят его прочь.
И все же принять окончательное решение Лютобору оказалось трудно. Яргород - его родина, здесь он вырос, за него воевал несчетное число раз, потерял стольких боевых товарищей и свою жену, чтобы Яргород был свободен. А теперь покинуть его навсегда, никогда больше не увидеть, как серебрится Искра на солнце, как по весне расцветают в поле огненно-красные маки? На Медведице, пожалуй, не найдешь широколистых лип и кленов, там в лесах все больше растут сосны да ели. Там снег тает на целый месяц позже, а выпадает на месяц раньше, когда на Яргородщине еще осень. Все это будет отныне принадлежать лугиям, а он, князь яргородский, проведет остаток своих дней изгоем в чужих краях!.. С трудом, с болью и кровью ему давалось отречение от родной земли.
И даже совета было спросить не у кого. Для всех он был князем, мудрым и знающим, да еще ведуном, которому все известно наперед. К нему люди приходили за советом, ждали от него помощи, когда у кого-то случалась беда. А у кого он сам может спросить, что ему делать дальше?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 19 Мая, 2019, 08:08:47
Вот оно как поворачивается. Для войны нужны три вещи - деньги, деньги и деньги  :( И так со времён драк между двумя родами из соседних пещер по сию пору и до окончания войн на Земле (а закончатся они, когда меньше двух человек в последней войне в живых останется  :() Несколько соображений по всему этому экономическому краху.
Получается, не столько дружиной воевал (воюет) Лютобор, сколько ополчением. То ли ретроград, то ли поспешил на век-другой-третий  ;D Эти годы - время профессиональных воинов, исключения вроде Куликова поля исключениями остаются, да, кстати - а Столетняя в Вашем мире случилась, эрэа Артанис? Ополчения - от отчаяния, их по уму должны "втаптывать в конский навоз" без особых усилий.
А чтоб оно, ополчение это, чего-то стоило на поле, его надо школить регулярно, от земли отрывая. Как это Орден проделывал,  как бишь там это называлось, не ландмилицией же! А уж про оружие и говорить нечего - с косами пересаженными супротив профессиональных воинов, тем паче конницы рыцарской, ловить нечего. Нужен какой-никакой доспех (ну, тут и стеганка на худой конец сойдёт), копьё боевое, сулицы. Топор плотницкий не шибко пригоден, нужен боевой. Шлем - тут шапка замена совсем плохая, ведь не вспомогательные силы, не подпирать сзади доспешных, а рубиться самим!. Щит тоже не шибко дёшев. Лук хотя бы у части ополчения - ну, тут и охотничий годен, не слабее бывает. Стрелы... Похоже, часть от казны всё ж шла, ну неподъёмно всё это для смерда!
Тогда запустение княжества пройдёт быстро. Спираль пошла крутиться - больше дань для содержания дружины (это как везде) и полупрофессианалов, коих уже ополчением назвать трудно. И рекрутирование в него. И потери. И снова рекрутирование, а нового ополченца надо снабдить хотя бы по минимуму. Увеличение дани. И так виток за витком до полного истощения налоговой базы. Коллапс.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 19 Мая, 2019, 20:27:47
Спасибо Вам большое, эр Зануда! :-* :-* :-*
Да, именно так у них и получается, как Вы пишете.
Ополчение - это с отчаяния уже. Понятное дело, княжеская дружина тоже есть, но ее одной не хватает, чтобы сдерживать врага, приходится собирать всех, кто есть. У них тут своя Столетняя война, считайте. Буквально - сто, по крайней мере, от лугиев они отбивались за много поколений до рождения Лютобора. Этап, когда можно было справиться одной дружиной, скорее всего, пройден задолго до него. Неудивительно, что никаких ресурсов, ни человеческих, ни денежных, не хватит до бесконечности, даже с помощью литтов. Лугии намного многочисленнее, они-то свои потери восполнят, а у яргородцев все ресурсы исчерпаны.
Ну да, войско снаряжали в основном из казны. Часть, конечно, бояре на свой счет вооружали собственные дружины и своих холопов, но и княжеская казна неминуемо пустеет. Это же все здесь упоминается.

Даже никого из старших не осталось с ним рядом. Всю жизнь Лютобор этим не тяготился, привыкнув решать сам, но вот теперь в трудный момент хотел бы посоветоваться с кем-то старше и опытнее, кто мыслит здраво, не поддаваясь чувствам. Но родители его умерли давно. Погиб в битве под Чёрном и его наставник, боярин Вэдимас; его прах развеялся над чужой ему по рождению Яргородской землей. Вспоминая о нем, Лютобор припомнил и тот далекий день своего детства, когда отец впервые посадил его на коня и назначил Вэдимаса его наставником. Как давно это было!.. После того, как его не приняли в храм, когда жрец Даждьбога, Чистомысл, сказал ему на прощание: "Может быть, когда-нибудь тебе и захочется со мной поговорить; тогда приходи, коли жив буду".
Лютобор встряхнулся, приказал подать себе коня. Он знал, что Чистомысл, совсем состарившийся за эти годы, еще остается при храме. Но встречались они только на праздниках, когда полагалась благодарственная жертва Солнцу. До сих пор у князя не было повода обращаться к старику за советом. Сейчас ему и впрямь сделалось это нужно.
Нагнув голову, князь вошел в памятную ему пристройку при храме, где в кресле возле печи грелся Чистомысл. Тогда, во времена детства Лютобора, жрец казался ему стариком. Сейчас и вправду совсем одряхлел, высох так, что темная морщинистая кожа собиралась складками, уже не обтягивая плоть. В седых волосах и длинной бороде появился зеленоватый отлив. Выцветшие глаза были чуть приоткрыты среди распухших век. Но, узнав в полумраке вошедшего князя, отворились шире, глядя с неожиданным интересом и вниманием.
- Здравствуй, князь Лютобор Мстиславич! - произнес жрец тихим сиплым голосом. - Все-таки пришел хоть раз побеседовать со стариком...
Лютобор сел на скамейку напротив, подал старику чашу медовой сыты.
- Порой приходится принимать такие решения, после которых уже ничего будет не изменить, точно ударом меча отсечь новое от старого. Тут бывает необходим мудрый совет.
Тонкие запавшие губы старика растянулись в улыбке, затерявшейся в седой бороде.
- Советовать князю, как ему быть в своем княжестве - опасное и неблагодарное дело. Иногда к советам вправду прислушиваются, а иногда их просят, только чтобы переложить на другого свою ответственность. Порой, точно робкие дети, ждут, чтобы их отговорили от того, к чему не лежит душа. А чаще всего бывает, что тот, кто просит совет у другого, сам давно уже решил, что ему делать.
Лютобор тяжело вздохнул, опустив голову.
- Ты прав. Я не жду от тебя другого решения, ибо не вижу его. И не хочу, чтобы меня отговаривали или убеждали... Но мне трудно, Чистомысл! Я родился в Яргороде... столько раз воевал за него... А теперь должен навсегда его покинуть, отдать чужеземцам! Я чувствую себя предателем. Не станет ли роковым мое решение не только сейчас, но и навсегда? Не навсегда ли я отдаю Яргород лугиям, отрываю его от Сварожьих Земель?
Внимательно выслушав его, Чистомысл отпил из чашки теплой сыты и тихо спросил:
- Но могут ли Сварожьи Земли обезопасить себя и здесь, и на полунощи?
Лютобор покачал головой, воочию увидев большой чертеж Сварожьих Земель.
- Окруженные врагами со всех сторон? У нас - лугии, на восходе - чжалаиры, да и литты, м самм князья между собой не могут жить в мире. Тут как на поле боя: иногда приходится жертвовать передовым отрядом, чтобы главные силы могли перестроиться и нанести удар... Но в бою люди знают, на что идут, а я оставлю свой народ, не спросив никого. Они не знают, чем это грозит, и живут только сегодняшним днем, зато я знаю. Их потомки сами превратятся в лугиев.
- Тогда, значит, придется тебе где-то в другом месте совершить дело, более значимое, чем сохранение Яргородской свободы. В другом краю, что станет тебе новой родиной. Ты знаешь уже, где это будет?
- Да, - вздохнул Лютобор. - Думаю, что знаю. Благодарю тебя, жрец! Вроде бы, и впрямь ты не сказал такого, о чем я не думал сам на все лады, но как будто стало легче. Всегда приятно услышать из чужих уст подтверждение своих мыслей. Видно, и ты знаешь будущее, раз просил меня придти когда-то, давным-давно...
Чистомысл глядел на него поблекшими глазами, как бы стараясь сложить воедино маленького мальчика, в котором он некогда разглядел дар, и сидящего теперь перед ним статного красивого мужчину.
- Сколько тебе лет, князь? - спросил он, всматриваясь в тусклом свете единственной свечи.
- Тридцать пять.
- Да, все правильно... А волосы твои, смотри-ка, уже седеть начали. Но я все-таки прожил дольше, и иногда светлый Хорс-Даждьбог передо мной освещает не только землю, но и души людей. Пусть он и впредь озаряет тебе путь, князь Лютобор Мстиславич! Спасибо тебе, что заглянул ко мне на прощание. Я надеюсь, Боги мне позволят умереть на родине.
Спустя три недели Чистомысл скончался. Князь Лютобор сам высек огонь для его погребального костра, и в блеске пламени снова видел лица тех, кого не было больше рядом - они явились проститься.
Всю зиму князь и его дружина готовились к отъезду. Лютобор почти не говорил об этом, но все уже знали, что предстоит долгий путь. Те, кто готов был переселиться в новые края, собирали самое необходимое. Впрочем, князь никого не принуждал следовать за ним. В основном с ним уходила "младшая дружина" - воины, привыкшие исполнять княжескую службу и твердо верящие в дарования своего господина его удачу. "Старшую дружину" составляли бояре, среди которых многие готовы были остаться и поладить с лугиями. Князь их не винил: этим людям было что терять, и они не надеялись на новом месте устроиться не хуже. Что ж, он никого не тащил с собой насильно. От приневоленных людей в новом краю пользы не будет.
Но его всерьез огорчило, что остаться пожелал и Ясень. Это было еще одной тяжкой утратой, хотя их разлучала жизнь, а не смерть. Выросли вместе, прошли столько войн - и вот...
Ясень рассказал ему о своем решении уже по весне, когда они выехали размять коней в поле, где первые проталины прорезали черными полосами рыхлое снежное поле. Над полем, не замолкая, звенел жаворонок, радуясь, что вернулся из Ирия домой. Кони мягко ступали, с чавканьем вытаскивая копыта из раскисшей земли. Лютобор медленно вдохнул запахи ранней весны, смакуя их, как редкий напиток:
- Как хороша наша земля! - воскликнул он, с болью в душе думая, что скоро покинет ее навсегда.
- Хороша, - согласился Ясень, и проговорил, пряча глаза: - Лютобор, я не могу поехать с тобой. Я остаюсь.
Лютобор медленно выпрямился в седле, окинув друга детства пронизывающим взором, как будто хотел на всю жизнь сохранить его образ.
- Ты все точно решил? - спросил он тихо.
Ясень опустил голову.
- Прости, если можешь, Лютобор... Да, я решил. У меня семья, владения. Лебедяна боится ехать. Говорит, наши дети станут нищими в чужом краю. А лугии у нас не отберут земли, им выгодней с местными боярами ладить. Но я бы отказался от всего, Лютобор, если бы не жена и дети, поверь! Я должен заботиться об их будущем, и поэтому оставляю тебя, - его лицо исказило страдание.
Лютобор положил руку ему на плечо.
- Не надо сожалений, я понимаю тебя. Ты имеешь право... Я назначу тебя правителем, и ты передашь лугиям Яргород во владение, с тем, чтобы они с честью приняли тебя в свое подданство.
"И потомки твои, как и прочих яргородцев, сами превратятся в лугиев. И, если когда-нибудь они снова пойдут войной на Сварожьи Земли, твои наследники под именем каких-нибудь панов Ясинских, тоже придут убивать своих сородичей, вполне чувствуя себя лугиями!"
Но вслух Лютобор этого не сказал, хоть и сильно был раздосадован отступничеством Ясеня. Одна мысль уже может навлечь беду, не хватало еще высказать ее вслух, как дурное пророчество! Как бы там ни сложилось в далеком будущем, но им с Ясенем лучше расстаться друзьями.
Теперь из товарищей его детства оставался рядом один лишь Чеслав. В тот же день Лютобор пригласил его поговорить наедине, предпочитая узнать все разом, пока душе его, окаменевшей под тяжестью разлук и утрат, как промерзшая от мороза земля, легче будет выдержать еще одну.
- Ты-то что думаешь о нашем будущем? - осведомился он у Чеслава, когда им принесли по миске ухи из стерляди, приправленной чабрецом и шафраном.
Чеслав поглядел на него недоумевающе.
- Что я думать могу? Я поеду с тобой, куда ты скажешь.
Сказано было просто, как само собой разумеющееся, но Лютобор выронил ложку и со слезами на глазах взглянул на последнего из друзей своих.
- Слава Богам, один ты при мне остался!.. И при этом даже не спрашиваешь, куда мы поедем?
Чеслав сперва торопливо выхлебал уху, заедая пирогом с капустой и грибами, затем только обрался обстоятельно ответить:
- Ты князь, тебе и решать. Хотя, будь моя воля, я бы выбрал Медведицу. О ней больше всего говорят сейчас, они успели широко развернуться. И их князю наверняка нужны опытные, испытанные воеводы. А мы с тобой заодно. А главное - медвединцы, кажется, делают настоящее важное дело, не пустое.
Лютобор удивленно вскинул брови.
- В последнее время я и сам не меньше твоего думал обо всем этом, - признался он.
Чеслав недоумевающе моргнул.
- Так что, я угадал?
Лютобор многозначительно усмехнулся.
- Да: весной, как будет все готово, и отъедем. Только я не просто поеду...
В самом деле, Лютобор Яргородский не мог поручиться, как примут его на Медведице, поверит ли ему юный князь, его тезка, и окружение того. Это он в последние годы наблюдал за их жизнью так внимательно, точно всегда знал, что однажды их сведет судьба. А для медвединцев князь давно потерянного Яргорода, к тому же родич литтских властителей, естественно будет не сразу поверить ему. Иное дело - если бы он сразу показал, что может быть полезен, и не собирается обмануть.
Ища подходящий способ, Лютобор почти каждый день искал в огне и в воде знаки для себя. Часто видения показывали ему юного медведицкого князя, так что было ощущение, что тот вырос у него на глазах. Лютобор думал уже послать ему письмо, прося дозволения приехать, но затем обстоятельства изменились. Еще зимой приезжий купец сообщил, что в Орде гневаются на медведицкого князя, и собираются его вызвать пред ясные ханские очи. Видения подтвердили Лютобору, что ему сказали правду. Он видел тяжелые подводы, груженые подарками для Орды - данью, собранной тяжким трудом со всего Медведицкого княжества. Как только Великая река вскроется ото льда, медвединцы со своими дарами поплывут на ладьях вниз, к лежащему в степи Сарай-Мунлику. Надо полагать, там спросят с юного князя за отнятый в прошлом году у вышеградского князя ярлык на великое княжение. Хоть и нет уже в живых Ашин-хана, вручавшего его тогда, хоть и сменились за пять лет еще три властелина степей, но для подданных воля любого хана должна быть по умолчанию священна.
Справятся ли? Лютобор Яргородский видел гордое и упрямое лицо черноволосого юноши, уже испробовавшего вкус первой победы, и младшего, белокурого мальчика, мечтающего вслед за старшим братом испробовать воинской славы. Они рождены витязями, а не льстивыми данниками. Под силу ли вчерашним детям подвиг Святослава Храброго, совершаемый не на поле боя, а на мягкой кошме или на мозаичном полу ханских жилищ?..
От Яргорода до ордынских владений далека дорога. Но князь Лютобор мог проверить точность своих сведений: у него под рукой был Храбр и его стая. Они, то в волчьем облике, то в человеческом незаметно прокрадывались к самым кострам чжалаиров, подслушивали их разговоры так незаметно, что ордынцы, почитавшие себя знатоками военных хитростей, устыдились бы, узнав о таких соглядатаях. И во много раз стремительнее всякого гонца мчались сообщить о том, что узнали. Их сведения дополняли то, что Лютобор видел сам. И он готовился, ожидая нужного часа, рассчитывал время точно до последней минуты. По его расчетам, ему следовало оказаться в окрестностях чжалаирской степи где-то к началу лета. Таким образом, для подготовки к отъезду хватало времени не только князю с дружиной, но и семьям его воинов, у кого они были.
Уже отцветала черемуха, и по рощам заливались неумолчные соловьи, когда яргородский князь навсегда уехал прочь, простившись со своей родиной. Он ехал, глядя вперед, ни разу не оглянулся назад, туда, где прошла изрядная часть его жизни. Прошлое не вернется уже никогда, и нечего заговаривать судьбу. Легче и полезнее будет думать о том, что ждет впереди.
За очередным поворотом степной дороги Яргород скрылся навсегда за тучей серой пыли.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 20 Мая, 2019, 05:01:29
И отправился Лютобор навстречу судьбе. Я почему-то думала, что будут какие-то переговоры с лугиями. Оказывается, всё гораздо проще.  Территориально Яргород - это ведь примерно окрестности Львова по нашей современной географии?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 20 Мая, 2019, 21:28:13
Спасибо, что продолжаете читать, эрэа Карса! :-* :-* :-*
И отправился Лютобор навстречу судьбе. Я почему-то думала, что будут какие-то переговоры с лугиями. Оказывается, всё гораздо проще.  Территориально Яргород - это ведь примерно окрестности Львова по нашей современной географии?
Да, Лютобор выбрал свой путь. А мы пока что познакомимся поближе с некоторыми другими персонажами, которые еще не были показаны вплотную. :)
А переговоры с лугиями остались Ясеню. Пусть он им сдает Яргород на вечное владение.
Это Волынь, немного в сторону. Аналог Львова, вероятно, еще раньше был утрачен.

Глава 16. Лютобор Медведицкий
Три луны назад прибыл юный медведицкий князь в Орду, вызванный нынешним ханом, Цогт-Гэрэлом. За все это время хан ни разу не принял его. Доверенные ханские ближники, его мурзы и нойоны - те часто навещали гостя в его жилище, приглашали медведицких князей и бояр на охоту, на пиры. Отказываться от их приглашения не было возможности. С ними приходилось изображать покорного данника, восхищаться могуществом Великой Орды, задабривать подарками ордынцев, не зная, будет ли от этого польза. По такой дорожке шли сварожские князья, начиная со Святослава Храброго и его отца. Казалось, что так будет всегда.
Пятнадцатилетний князь Лютобор Тихомирич галопом промчался на темно-гнедом коне вдвоем с оруженосцем Мстишей, возвращаясь с прогулки. Хотя едва наступало лето, в чжалаирской степи было гораздо жарче, чем в прохладных медведицких краях. Там в любую жару найдется тень от дерева или куста, а если уж совсем невмоготу станет, тут и речка неподалеку, можно искупаться. А здесь ни деревьев, ни приличных кустов, а до Великой от Сарай-Мунлика пять дней пути. Арыки и колодцы, прорытые в степи, ему говорили, высыхают, когда становится еще жарче. По слухам, в самый летний зной воду в чжалаирской столице продавали на улицах, развозя в бочонках. Продавать воду за куны! В Сварожьих Землях такое кому угодно показалось бы нелепым, но здесь, говорят, торговцы водой каждое лето наживались совсем неплохо.
Пыль поднималась столбом из-под копыт коней, тянулась длинным следом за спиной всадников. Лютобор Медведицкий скрипнул зубами в такт своим мыслям, и сразу почувствовал, как на них заскрипел песок.
- Поедем обратно, Мстиша, - обернулся он к оруженосцу, державшемуся позади на половину лошадиного корпуса. - Я здесь скоро поджарюсь, как лещ на сковородке.
- Ко мне это "скоро", пожалуй, уже не подходит, - юношеским ломающимся голосом ответил Мстиша, русый круглолицый подросток с веселыми глазами. - Я, того и гляди, растаю и утеку в степную пыль, и ты, государь, лишишься оруженосца.
Медведицкий князь усмехнулся, позабыв свою досаду, и, обернувшись, хлопнул Мстишу по плечу.
- Спасем тебя от здешнего солнца!.. Даже оно-то здесь не похоже на наше. Даждьбог не согревает землю, как у нас, он гневается на чжалаиров, и не ласкает их лучами, а мечет вниз огненные копья.
Они проехали ерез облицованные цветными изразцами с неведомыми узорами ворота. Городская стена вокруг Сарай-Мунлика была сложена из желтоватого известняка, и была не особенно высокой. Настоящие стены Орды - ее могучие несокрушимые тумены, тысячи тысяч храбрых воинов, потомков завоевателей вселенной. Пока они владеют всей степью, столице Великой Орды некого бояться. Стена нужна была прежде всего затем, чтобы держать рабов внутри, ну и потому, что любому городу полагалось быть окруженным стеной.
В воротах ожидали конные стражи, облаченные в кожаную броню. Они сидели в седле неподвижно, как изваяния, словно и не чувствовали удушающей жары. Подъехав ближе, князь Лютобор молча достал из кошеля медную пластинку, дающую ему право ездить свободно. Чжалаиры посторонились, позволяя проехать.
Князь с оруженосцем проехали мимо торговых рядов, занимавших едва ли не половину города. Сегодня был не безарный день, и лишь несколько человек на всякий случай принесли продавать свои изделия.
Старинных чжалаирских юрт не найти было в Сарай-Мунлике. Они встречались лишь в степных кочевьях поодаль от города. Чжалаирская знать обитала в каменных дворцах, а простой народ - в саманных мазанках. Дерева здесь было слишком мало, чтобы чжалаиры могли строить из него. В саманной хижине, разве что побольше прочих, поселили и медведицкого князя со свитой. В первые дни такая постройка с плоской крышей казалась Лютобору непрочной. Он все ждал, что хрупкая каменная стена того и гляди начнет крошиться. Но постепенно привык. хотя избой назвать саманную хижину все равно язык не поворачивался. Привыкнешь и не к такому, что ж... Уже три луны они здесь, и не похоже, чтобы дело хоть немного с места сдвинулось.
Молодой князь вспомнил, как провожала их с Брониславом сестрица Белослава, как пожелала ему, обнимая на прощание: "Терпения тебе перед чжалаирами, брат! Выдержи все, не погуби нас всех напрасной горячностью!" И поглядела на него твердо, как мужчина, не рыдала и не выла на прощание, как их тетка боярыня Зимина и другие женщины, что провожали своих родных в Орду. Белослава - настоящая княжна древнего рода, не знающая страха и женской слабости. Повезло ему иметь такую сестру. Сама еще совсем молодая, она всегда заботилась о них с Брониславом, как могла бы мать. А он еще даже мужа для сестры найти не позаботился. Если доведется благополучно вернуться домой, надо будет найти мужа для Белославы - чтобы и ее был достоин родом и собственными заслугами, и для него, медведицкого князя, сделался бы братом, чтобы не пропало родство даром.
Князь остановил коня возле домика, окруженного небольшим садом. Из пристройки выбежал конюх, принял обоих лошадей. Лютобор, погруженный в свои думы, день ото дня все более невеселые, вошел в хижину, едва не приложившись макушкой о притолоку. Нарочно, что ли, такие низкие потолки сделали, чтобы рослым "свархам" почаще приходилось гнуть шею? Вполне могли, это по-чжалаирски.
Он стремительно распахнул дверь и остановился на пороге - высокий юноша, плотно сложенный, с широкими плечами, отлично развитый для своих лет. Над верхней губой его, если приглядеться, уже виден был первый пушок. Еще год-два - и медведицкий князь будет выглядеть совсем взрослым мужем. Жесткие черные волосы его растрепались после быстрой скачки, покрылись пылью, как и темно-красный кафтан. Большие темные глаза пристально окинули находившихся внутри. Увидел тысцкого - боярина Зимина со старшим сыном Тихомиром, князя Аджарова, Белецкого, и еще нескольких ближних к престолу бояр. Эти люди, по сути, правили Медведицким княжеством во время его малолетства, опекали его, согласно отцовскому завещанию, и в Орду также приехали, сопровождая своего питомца.
То есть, двоих питомцев. На лавке, запрокинув голову, лежал младший из медведицких князей, двенадцатилетний Бронислав Стемирич, двоюродный брат Лютобора. Он прижимал к носу окровавленную мокрую тряпку, нижняя губа его тоже была рассечена.
- Ого! - присвистнул Лютобор. - Кто это тебя так, братец?
Бронислав поднял голову, ответил, хлюпая разбитым носом:
- Да состязался тут в скачках с одним мальчишкой... с сыном мурзы Тулуя. Он ко мне пристал - давай да давай поскачем наперегонки. Я согласился, да и обогнал его! А он сразу - кулаком в нос!
- Говорю тебе, княжич, нельзя давать чжалаирам повод! - осторожным шепотом вмешался тысяцкий.
Но у князя Лютобора от такого известия даже повеселели глаза.
- Но ты-то, надеюсь, дал ему сдачи? - спросил он брата.
- Ага! - задорно воскликнул Бронислав. - У него теперь под обоими глазами вот такие синяки!
Из груди боярина Зимина, туго стянутой вышитым золотом кафтаном, вырвался глубокий вздох.
- Да понимаешь ли ты, что натворил? Ссориться с чжалаирами среди самой Орды, бить наследника знатного рода - это может обернуться всеобщей гибелью!
- Что же, по-твоему, пусть чжалаир бьет сварожского князя? - заступился Лютобор за брата.
- Не надо было вовсе соглашаться состязаться с ним! Следовало мудро устранить самый повод к распрям. Извинился бы, сказал, что не надеешься на победу. - назидательно проговорил тысяцкий.
Окровавленная тряпка вдруг полетела в угол. Бронислав вскочил на ноги, яростно сжимая кулаки, как будто и с боярином готов был драться.
- Это почему же я не надеюсь на победу, если я как раз победил?! В кои-то веки показал проклятому чжалаиру, на что сварожане годятся! И в драке тоже мой был верх!
Боярин Зимин аж побагровел, не то от жары, не то от злости, а сын его насмешливо прищурился.
- Готовь теперь куны, великий князь! Мурза Тулуй, наверное, уже бежит жаловаться хану, а то и самому темнику Улзию. Дорого медведицкой казне встанут синяки его сына.
Князь Лютобор пристально взглянул в лицо молодого боярина, красивое и смелое, украшенное уже, хоть и небольшой, настоящей бородкой. До сих пор молодой Зимин с ним и с Брониславом обращается как с несмышлеными детьми. Порой Лютобору становилась неприятна его надменность.
- Честь медведицких князей стоит, чтобы за нее заплатить! Я горжусь тобой, Бронислав Отважный. Ты первый показал чжалаирам, что они не так уж и непобедимы.
Младший князь просиял от похвалы брата. Зато боярин Зимин чуть не всплеснул руками, слушая такие речи своих воспитанников. Он ли сам не учил Лютобора, сына своей младшей сестры Сбыславы, почтению перед Ордой? Не говорил ли, что сварожане перед ней - все равно что несовершеннолетний отрок перед старшим в семье, коему не подобает выходить из повиновения? Но эти дерзкие мальчишки будто с цепи сорвались. От того ли, что выросли без родителей, и отродясь не слушали никого, кроме себя... Покойный князь Тихомир Тихомирич был вовсе не похож на своего сына. Осторожный, уважительный, он никогда не навлекал гнев чжалаиров, тогда как Лютобор... Верно говорят, что иногда Макошь, Хозяйка Судеб, сама незримо подсказывает родителям, какое имя подойдет ребенку в дальнейшей жизни. Только лучше бы поскорей умнел молодой князь, пока не дождался ордынской грозы над деревянными стенами Крепости!..
Как бы в подтверждение мыслей первого боярина, без стука отворилась дверь. На пороге появился чжалаирский нойон со знаком сотника на плече. Найдя взглядом князя Лютобора, передал ему пергамент, исписанный причудливой вязью.
- Единственный в мире, хранимый Тенгри, ясноликий хан Цогт-Гэрэл, призывает тебя, медведицкий князь, в три часа после полудня, - обведя взором присутствующих, гонец добавил после паузы, как, очевидно, было ему велено: - И своего брата возьми, конечно. И ваших наставников - должен же хоть кто-то взрослый разъяснить вам смысл речей повелителя.
Медведицкий князь побелел от гнева. Давно, казалось бы, пора уже сварожанам привыкнуть ко всему. Оказался в Орде без цепей и колодок - уже чувствуй себя счастливцем. Но его все же больно задевало, когда его оскорбляли при собственных боярах. Нельзя было считать, будто так и должно быть. Пусть чжалаиры были сколь угодно сильны, хотя бы в них нынче соединялись великий Монх-Оргил с Ерден-ханом, чего на самом деле не было, - Лютобор Медведицкий признавал за ними лишь силу, но не законное право.
Как бы в тон ему, насмешливо заговорил князь Ратисвет Аджаров, сорокалетний черноволосый и чернобородый красавец. При появлении чжалаиров он не вставал из-за стола - имел право, будучи сам потомком чжалаирского хана, еще в давние времена переселившегося в Сварожьи Земли.
- Сколько там у них сменилось-то этих "хранимых" и "ясноликих"? Пятеро за последние несколько лет, или шестеро уже?
- Шестеро! Говорят: когда везешь подарки хану, сперва спроси, тот ли еще на престоле хан, или уже другой! - князь Бронислав звонко хлопнул в ладоши.
Но у старшего его двоюродного брата были уже вполне взрослые и мысли, и заботы. Он задумчиво проговорил, сбросив с себя запыленный кафтан и оставшись в сорочке, вышитой сестрой Белославой:
- Это верно, ханская власть теперь немногого стоит. Нынешний-то Цогт-Гэрэл трон получил лишь руками темника Улзия. Тот распоряжается всем: и войском, и державным советом, и казной, а хану остается один его гарем. Улзий много ханов повидал, иных сам спровадил к Тенгри. Самому-то ему ханом стать не светит: безродный, даже и не чжалаир, а коман. Так он своего хана на престол возвел, играет им, как скоморох паяцем... А все равно, и перед таким кланяться придется! - он махнул рукой, словно досадуя на самого себя за то, что завтра предстоит сделать.
Боярин Зимин же взглянул на юного князя с таким видом, словно хотел заткнуть ему рот.
- Помолчи, государь, осторожнее! Здесь кругом соглядатаи!..
- Вот прямо здесь, среди нас? - переспросил князь, оглядывая присутствующих. Мстиша, а за ним и Бронислав, так и покатились со смеху.
- Ты понимаешь, что я хочу сказать! - возразил тысяцкий. - Осторожней будь, государь! Уж на что коварны чжалаиры, а этот змей Улзий, - боярин огляделся по сторонам, точно ожидая, что "змей" уже слушает откуда-то, - так вот, он еще хитрей прочих! Завтра ни в чем ему не перечь, бойся его раздразнить!..
- Хорошо, - Лютобор Медведицкий отошел к стене и замер, ссутулившись. - Буду бояться, - его голос, только что вполне мужской, сорвался на полуслове.
Мстиша, умевший всегда поладить с князем, и тут подошел без опаски.
- Не хочешь ли, государь, умыться с дороги? Я тебе уже и воды припас.
- Давай.
Выйдя во двор, Лютобор с наслаждением плеснул себе в лицо холодной водой из таза, что держал оруженосец, смывая с кожи степную пыль. Затем вытер лицо и руки вышитым рушником.
- Есть хочешь? - поинтересовался Мстиша. - На поварне зажарили двух дроф, что мы подстрелили вчера, и еще кусок дикой лошади. И хлеб свежий испекли.
- Давай, - совсем оживился князь. Он и вправду проголодался во время поездки, да и хороший ужин поможет отвлечься от печальных мыслей.
За ужином сын тысяцкого, Тихомир Зимин, кривя губы, глядел, как ест князь, его двоюродный брат. Мальчишка, невоспитанный мальчишка, и ничего более! Готов вечно питаться, как в походе, одной дичью, да вяленой кониной, как простой дружинник, лишь бы побольше дали. Хоть зажарь ему ворону, и то не заметит. Это ли великий князь, потомок Святослава Храброго! Можно подумать, что его подменили в колыбели сыном какого-то смерда. Разве от такого князя можно ждать почтения к древним родам, или хотя бы уважения к своей родне? Ему уже сейчас его оруженосец дороже урожденных бояр...
А на следующий день князья Лютобор и Бронислав со своей свитой явились в сопровождении чжалаирского отряда в Золотой Дворец, к престолу Цогт-Гэрэла. Прошли по мозаичному полу, расписанному яркими красками, так что пол казался широким степным раздольем, по которому бежали табуны разномастных коней. До того искусной была роспись, что казалось, ветер колышет травы, развевает гривы коней.
- Красиво все же, - шепнул Бронислав на ухо старшему брату.
Лютобор кивнул, мрачнея еще больше. Он видел в залах, что они прошли, изящные фарсийские ковры, изваяния драконов и неведомых птиц, прекрасные статуи женщин и воинов, резные кадильницы, над которыми клубился разноцветный ароматный дым. В какие времена и из каких стран все это было собрано, - теперь уж и не узнать. Медведицкий князь поднял глаза к потолку тронной залы. Там было в точности воспроизведено Высшее Небо, как представляли чжалаиры. В середине располагался золотой престол Тенгри-хана, изображенного в виде могучего воина с синими глазами и в синих одеждах. С ним рядом в небесной дали, выше облаков, сидели его жены и дети, и другие благожелательные духи. Подальше были люди, достойные после смерти попасть на небо. В левом нижнем углу, за краем неба, показана была пустыня, где скитаются души злодеев, не принятых в царство Тенгри.
Невольно залюбовавшись картиной, Лютобор Медведицкий нахмурился, отгоняя неуместное восхищение.
- Награбленное! - шепотом бросил он. - За годы своего владычества они столько натащили богатств, что им, конечно, ничего не стоило нанять самых лучших мастеров, чтобы разукрасили их разбойничью берлогу понаряднее.
А самому вдруг подумалось: вот если бы Медведица и другие сварожские города не были вынуждены большую часть своей казны тратить на военные расходы да на дань ненасытной Орде, - могли бы тоже приглашать самых искусных иноземных художников, да и своих выучить не хуже. Украсили бы Крепость не хуже Золотого Дворца, поставили бы в медведицком святилище прекрасные изваяния Богов. Но увы - проклятые чжалаиры одним себе позволили любоваться красотой.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 21 Мая, 2019, 05:09:52
Улзий - это Мамай, надо полагать? Видимо, вскоре Лютобор Медведицкий встретится с будущим своим противником.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 22 Мая, 2019, 21:10:28
Спасибо Вам большущее, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Все-таки у меня потрясающе догадливые читатели! :) Или род Ростислава и Влады и в нашем мире есть?

На золотом троне, покрытом, по старинному обычаю, белой кошмой, сидел владыка Великой Орды - Цогт-Гэрэл-хан. Он был еще относительно молод. Всего год назад сделался ханом с помощью темника Улзия, нежданно-негаданно сделавшего на него ставку среди дворцовых распрей. Теперь хан высокомерно глядел на явившихся к нему свархов. Темные глаза на смуглом лице, украшенном редкой полоской черных усов, словно бы смотрели сквозь вошедших, точно их фигуры были прозрачны. Маленькие руки играли кистями шелкового пояса, повязанного поверх синего халата.
- Кто вы такие? - поинтересовался Цогт-Гэрэл, хоть, конечно, прекрасно знал, кто явился к нему.
- Князь медведицкий Лютобор с двоюродным братом Брониславом и боярами! - ответил юный князь на довольно правильном чжалаирском языке.
Вокруг хана, восседавшего на престоле, собралось довольно много людей. По сторонам выстроились, как изваяния, рослые воины в алых халатах и стальных бронях, личные тургауды - телохранители хана. Ниже ханского трона сидели на коврах, поджав ноги, его советники и полководцы, самые знаменитые ордынские вельможи. Внимание Лютобора Медведицкого привлек один из них, одетый скромней прочих, в почти не украшенном черном халате, сшитом из тонкого шелка. На вид этому человеку казалось около сорока лет. В отличие от многих чжалаиров, он не брил голову, и черные гладкие волосы косицами спадали ему на плечи. Несмотря на степной загар, лицо его все равно казалось бледнее, чем у прочих чжалаиров, а небольшая черная бородка зрительно сужала его. Этот человек, казалось, не обращал на медвединцев большого внимания, но молодой князь не усомнился, что тот заметил все. "Вот ты какой, всемогущий Улзий!" - понял Лютобор. По описаниям своих людей, бывавших в Орде, он сразу узнал "делателя ханов", выдвинувшегося из простых воинов. Улзий оседлал кровавую волну мятежей, как свирепого коня, и на ней взлетел на самый верх, какого только мог достигнуть безродный.
А поперек тронного зала натянута была цепь из чистого золота, на высоте чуть выше пояса. Медведицкий князь разом оглядел ее. Ни отцепить, ни перепрыгнуть. И чжалаиры ухмыляются в ожидании: не иначе как придется под ней пролезать на четвереньках. Толстые щеки Цогт-Гэрэла лоснятся от предвкушения, как будет унижен свархский князь.
Но нет! Такого удовольствия им Лютобор Медведицкий доставить не мог. Почувствовав, как боярин Зимин украдкой касается его плеча, он сбросил его руку. Стремительно выхватил меч и, прежде, чем воины в алых халатах окружили его, с оттяжкой ударил по золотой цепи. Силой молодой князь в пятнадцать лет уже не уступал иным взрослым мужам. Цепь звякнула и повисла. Убрав меч в ножны, Лютобор поклонился золотому престолу, стоя в окружении тургаудов.
Спутники его помертвели от ужаса. Один только юный Бронислав схватился за меч вслед за братом, но князь Аджаров перехватил его за руку. Воины в алых халатах, выхватив сабли, ощерились, как стая волков, ожидая лишь команды от своего повелителя.
Но вместо того услышали хриплый, булькающий смех "ясноликого" хана. Тот хохотал все громче, и чжалаирские вельможи тоже стали покатываться со смеху, хлопать ладонями по коленям и бокам. Даже Улзий смеялся со всеми, хоть и более натянуто.
Закончив смеяться, Цогт-Гэрэл указал на разрубленную цепь:
- Золото - мягкий металл, коназ Лютобор. Если бы цепь была железной, тебе пришлось бы еще подрасти, чтобы разрубить ее.
- Не беспокойся, повелитель: я быстро расту, - отвечал медведицкий князь.
Сзади шептали на все голоса его бояре: "Княже! Княже, берегись!" Впереди на золотом троне сидел владыка Великой Орды, прямо под изображением Тенгри, и многозначительно глядел темник Улзий.
- Чжалаирские неутомимые кони и тучи стрел, летящие в цель, чжалаирские булатные сабли и крепкие арканы, несокрушимая храбрость чжалаирских воинов - вот цепь, которой вы никогда не сможете разрубить, - назидательно произнес Улзий.
- Так повелось в Сварожьих Землях со времен Ерден-хана, - подтвердил медведицкий князь.
Хан махнул рукой ему подойти ближе, и тургауды расступились перед Лютобором. Подойдя ближе, он увидел, что ноздри у Цогт-Гэрэла раздуваются от гнева, не то подлинного, не то напускного.
- Отвечай мне, коназ Лютобор: почему без спроса именуешься великим князем? Отчего отобрал ярлык у вышеградского коназа?
К счастью, у Лютобора давным-давно было обдумано, что на это говорить. Еще на Медведице все решил вместе с боярами, и сказать не побоится.
- Не я силой отобрал ярлык - князь вышеградский, Лютобор Мезамирич, сам отдал его, и клятву на мече мне дал не оспаривать его больше. Потому что понял - не одолеть ему моих войск. А зачем тебе, повелитель, доверять власть слабому, если есть более сильный?
- Кроме того, ярлык-то был от Ашин-хана, а того уж давно в живых нет, - вмешался боярин Зимин, боясь, что князь об этом вовсе не скажет. - Верно, Ашин-хан не был настоящим повелителем, избранным Небом, - возвел глаза к сидевшему над облаками Тенгри. - Лишь теперь на престол взошел истинный великий хан, приказы которого священны для Сварожьих Земель.
Цогт-Гэрэл, выпятив толстые губы, глядел то на первого боярина, то на князя. Ему и лестно было, что его именуют единственным настоящим повелителем, и уступать медвединцам сразу не следовало.
- Приказ любого хана священен для его данников, - произнес он угрожающе.
Улзий, чуть заметно повернув голову, взглянул на хана своими холодными глазами.
- Все-таки медведицкий коназ прав, о ясноликий! Мы даем ярлыки тем князьям, что способны отстоять доверенную им власть. Какой смысл назначать слабых правителей, которых не слушаются их подчиненные? Так делали все великие ханы, начиная с Ердена. Я предлагаю уступить великое княжение коназу Лютобору.
И словно на незримую скалу налетел разгорающийся гнев ордынского повелителя. Цогт-Гэрэл только кивнул, мгновенно соглашаясь.
- Ты прав, как всегда, мой Улзий. Что ж, посмотрим, чем Медведица докажет, что достойна больше других свархских княжеств!..
Это означало - вынь да положь. И не в счет ежегодной уплаты дани - ее медвединцы в этом году уже платили. Чтобы добиться у хана признания, новоиспеченный великий князь вынужден был дополнительно ободрать свои владения до нитки, да и собственную казну потрясти тоже. И все равно, следовало радоваться еще, что чжалаирам достаточно от него только дани, что вообще весь вопрос свелся к ней. "Докажем, всем вам непременно докажем!" - думал про себя медведицкий князь, глядя, как его слуги вносят в тронный зал ценные меха соболей, куниц, горностаев, золото и серебро, жемчуг, драгоценные каменья, кружева и изящные вышитые ткани, богато украшенное оружие.
Чжалаирский хан и его вельможи внимательно разглядывали подношения, щупали, мяли, крутили, пробовали на зуб. Один из них, не удовлетворясь этим, протянул руку к тяжелому золотому браслету на руке у князя Лютобора.
- А это отдай мне, коназ! Твой брат вчера посмел ударить моего сына. Только потому что он все-таки княжеского рода, я требую в уплату не крови его, а всего лишь золота.
Лютобор, еще больше нахмурившись, снял браслет и, не глядя, передал чжалаиру. Услышал, как Бронислав за его спиной шепчет: "За что платить, проклятые? Я же честно победил!"
Но, наконец, чжалаиров, видимо, удовлетворила медведицкая дань. Щелкнув пальцами, Цогт-Гэрэл произнес:
- Ты развлек меня, Лютобор-коназ. Теперь поезжай домой. Я был зол на тебя, и хотел говорить совсем не так, но смилостивлюсь на сей раз. Поступлю по образцу своих божественных предков. Но смотри... не обмани меня.
Склонившись перед повелителем в последний раз, медвединцы вышли, пятясь. С некоторых пор лишь таким образом полагалось покидать дворец великого хана. Поэтому тот мог до последнего мгновения видеть их лица и представлять, что они чувствуют. Должно быть, они сейчас все равно что приговоренные к смерти, которых помиловали в последний миг.
Но после ухода медвединцев Цогт-Гэрэл почему-то не мог найти себе места, даже когда и его советники разошлись кто куда. Он перешел из тронного зала в обширные покои, лег на тахту. Здесь, в большом мраморном углублении, бил фонтан, так что не ощущалось такой удушающей жары. Но хана все равно будто душило нечто незримое. Все, что ни видел вокруг, злило его, внушало отвращение, и ничто не могло развеселить. За дверью стояли его тургауды, так что он чувствовал себя в безопасности; но тогда что?.. Одна из ханских наложниц заглянула было в приоткрытую дверь, но Цогт-Гэрэл закричал на нее, приказав убираться. Хотел отдохнуть, но расслабиться не удавалось, и он начал метаться, как разъяренный тигр, круша драгоценные курильницы, резные столы и скамейки.
Наконец, понял - его раздражение связано со свархами, позволившими себе неслыханную дерзость сегодня. Никогда еще ни один сварх не позволял себе обнажить меч в присутствии великого хана. Будь его воля, они бы не ушли из тронного зала живыми. Это все Улзий - сам же придумал повесить цепь, а потом вдруг взял и поддержал обнаглевшего медвединца. И эти намеки, что власть дается сильным - к чему они? Уж не затеял ли Улзий что у него за спиной?
При мысли об Улзие хан еще сильнее ощутил то, что уже давно клубилось в нем едким черным дымом, подступало удушливой волной к голове и к сердцу. Это был страх. Он боялся темника Улзия, потому что без его помощи никогда бы не оказался на вершине власти. И, если Улзий захочет сместить его, как прошлых ханов - вознесешься к Тенгри, даже не поняв, что тебя убило. А потому он, хан Великой Орды, обязан его слушаться. Вот и дерзкого медведицкого князя пришлось отпустить по непонятному капризу Улзия.
И на большую часть сегодняшней дани Улзий наверняка наложит лапу. Он все время твердит о боеспособности войск, о том, что все воины в Орде должны быть снаряжены не хуже главных туменов. Пугает зреющими мятежами и недобрым соседом с восхода - ханом Дэлгэром. Насчет Дэлгэра было понятно и самому Цогт-Гэрэлу, но как поможет здесь медведицкая дань?.. Вот если бы утопить в Великой реке в одном мешке и Улзия, и Дэлгэра - тогда он был бы свободен! Тогда бы уж смог и со свархами поговорить по-другому, навеки завершил бы дело Ерден-хана, проявившего преступную слабость...
Цогт-Гэрэл вдруг усмехнулся, укладываясь на тахту с довольным видом. Есть же способ решить все проблемы разом! Ну, если еще не решить окончательно, то хотя бы показать всем, что решение в твоей власти...
Он хлопнул в ладоши, и в тот же миг из неприметной дверцы в стене показался раб.
- Найди мне Тургэн-нойона и Айбике, - распорядился хан, наконец-то с блаженством ловя живительную прохладу фонтана.
Повелителю Великой Орды не пришлось долго ждать. Спустя короткое время в покои вошли мужчина и женщина. Тургэн-нойон был тысячником в собственном тумене Цогт-Гэрэла, и тот рассчитывал, что, по крайней мере, этот человек служит ему, а не Улзию. Айбике была шаманкой, и не раз своим колдовством помогала избавляться от самых опасных ханских врагов.
- Тургэн, где свархский коназ и его свита? - спросил Цогт-Гэрэл.
- Он уже уехал, повелитель, - произнес нойон.
- Я знаю. Ты возьмешь свою тысячу и поедешь за ними. Настигнешь где-нибудь в степи и истребишь всех. Но только поедете под видом воинов хана Дэлгэра. Это вероломное нападение на нашей земле на наших данников совершил он! Ты меня понял? Подбросьте что-то из знаков Черной Орды.
Тэргэн-нойон усмехнулся, узнав, к чему клонит хан.
- Я выезжаю, повелитель. Через четыре дня, у Волчьего лога, самое подходящее место...
Цогт-Гэрэл махнул рукой, не интересуясь мелочами. Приказ был отдан - значит, в его глазах, все равно что выполнен. Он переглянулся с шаманкой - еще молодой на вид женщиной, одетой как мужчина, в штанах и кожухе из тонкой замши. На груди у нее были начертаны красным таинственные шаманские знаки, и такие же, только синие, виднелись на ее лице, с широкими скулами и острым подбородком. На плечах Айбике носила плащ из вороньих перьев, смешивающихся с ее собственными распущенными волосами, на поясе висели широкие ржаво-бурые перья филина. На голове у шаманки красовалось вовсе нечто невообразимое: не то шапка, не то диадема из медвежьего меха и перьев ворона, делавшая ее на целую голову выше.
Услышав приказание Цогт-Гэрэла, Айбике гортанно вскрикнула и ударила в бубен.
- Хо! Хо! Давно пора! Я летала на Верхнее Небо Тенгри на скелете принесенной в жертву лошади, и видела там твоих могущественных прародителей: Ерден-хана, Мунлик-хана. Саин-хана... Они говорили: "Мы проявили преступную слабость, не раздавили свархов вовремя, и теперь они вновь подымают голову. Но нынче пришел новый великий хан, самый великий, и он сделает то, чего мы не смогли".
- И сделаю! Сделаю! - Цогт-Гэрэл с мальчишеским азартом вскинул обе руки. - Мои предки виновны, что так вышло. Они слишком потакали свархам, были непростительно мягки. Те так и не научились чувствовать над собой твердую руку. Сперва Ерден привечал подлого Святослава, затем и Мунлик позволил уже полудохлому чахоточному князьку и его вероломным наследникам самим собирать дань. Я это исправлю! Я верну баскаков в земли свархов, и никакого Улзия слушать не стану. Но прежде истреби медвединцев, мой Тургэн!
- Сделаю! - и военачальник с бесстрастным видом отправился собирать своих воинов.
- А ты, Айбике, разрушь все защитные чары на них, если найдешь, и отдай в нашу власть.
Шаманка тронула бубен, так что он негромко зарокотал. Несколько раз обернулась противосолнь вокруг своей оси, так что вороновы и филиновы перья на ней развевались, как собственные крылья.
- Я буду камлать! Я лишу силы их руки, быстроты - их коней, сделаю их слепыми и глухими, покрою ржавчиной их мечи... - заговорила она таинственным шепотом, ритмично ударяя в бубен. Вдруг ее голос изменился, она сразу насторожилась: - Вижу свархского шамана, он уже близко. У него особая сила, никогда такой не встречала...
- С ними есть шаман? - насторожился Цогт-Гэрэл.
- Нет, не среди этих, что были тут. Но близко, - задумчиво отозвалась шаманка. - Великий хан, позови сюда моих рабов. Пусть изготовят из глины изваяния врагов твоих - медведицких князе. Пусть принесут котел для зелий, которыми я лишу свархов силы!
На следующую ночь в одном из тайных помещений Золотого Дворца состоялось камлание. На каменному полу был разведен огонь, на нем в большом котле варилось зелье, кипя и брызгая пеной на лежавшие по обе стороны глиняные изваяния с грубо намеченными юношескими лицами. Поодаль на кошме сидел хан Цогт-Гэрэл, с интересом наблюдая за Айбике, скачущей верхом на оживленном скелете лошади. Стучали копыта, ударяясь об пол, скрипели кости, добела очищенные муравьями, рокотал бубен, хрипло завывала шаманка свои заклятия.
- Лечу на жертвенной лошади в Нижний мир: сквозь пустыню, сквозь каменную бесплодную теснину, сквозь озеро, полное огня! Там стоит хрустальная гора, а в ней непобедимый Монх-Оргил некогда заточил всех черных мунгусов,  взяв с ним клятву впредь служить его роду. Беру ключ, отпускаю на волю всех мунгусов: ради потомка нашего и вашего повелителя, спешите, отыщите его врагов, медведицких князей, свяжите им руки и ноги, сожмите им горло, закройте им глаза! Да никто во всех трех мирах мне не помешает!
Цогт-Гэрэл с интересом разглядывал пышные бедра и стройные ноги женщины, покачивающейся на конском скелете. Сейчас бы ее, пока камлание горячит кровь им обоим... Но нет, нельзя: придется подождать, пока она закончит камлать. Нельзя прерывать шамана во время камлания, иначе он может умереть, и уж во всяком случае, у него тогда ничего не получится.
А Айбике долго кружилась противосолнь на конском скелете, подбрасывая в свое зелье все новые колдовские снадобья, пробуя его сама, обрызгивая оба изваяния. В отблесках пламени они казались живыми связанными юношами. Их лица кривились и искажались от боли. Айбике же неутомимо вертелась вокруг них, колотила в бубен, выкрикивала все новые заклятья. Наконец, сунула обе руки в кипящий котел и, не почувствовав ожога, достала два стальных ножа. Один за другим, они вонзились в грудь глиняных изваяний.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 22 Мая, 2019, 23:28:48
Цитировать
  Все-таки у меня потрясающе догадливые читатели! :) Или род Ростислава и Влады и в нашем мире есть? 
А я ещё и вышивать умею, и на машинке... (на самом деле - нет  ;D)
Спасибо, эрэа Артанис!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 23 Мая, 2019, 08:49:15
Так Яргородец ещё и шаманку победит! Интересно, как это скажется на самой колдунье.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 23 Мая, 2019, 16:09:24
Так Яргородец ещё и шаманку победит! Интересно, как это скажется на самой колдунье.
Кончится колдунья. Совсем.  ;) Тут всерьёз драка будет, а шаманка не выглядит такой уж могучей. Скорее недоучкой мне показалась. А жалеть её Яргородцу не с чего, добьёт - просто из соображений техники безопасности  ;D
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 23 Мая, 2019, 21:30:40
Спасибо вам огромное, эр Зануда, эрэа Карса! :-* :-* :-* Прямо праздник мне сегодня устроили!
А я ещё и вышивать умею, и на машинке... (на самом деле - нет  ;D)
Спасибо, эрэа Артанис!
Я помню, благодаря кому родился замысел этого произведения. :) Недаром складываются ассоциации не только Борнаха со Светозаром и Лютоборм Яргородским, но, кстати, и с Вами, эр Зануда! :)
Так Яргородец ещё и шаманку победит! Интересно, как это скажется на самой колдунье.
Кончится колдунья. Совсем.  ;) Тут всерьёз драка будет, а шаманка не выглядит такой уж могучей. Скорее недоучкой мне показалась. А жалеть её Яргородцу не с чего, добьёт - просто из соображений техники безопасности  ;D
А вот здесь как раз не угадали. ::) С Айбике ему в первый раз доведется столкнуться, но не в последний. Она, конечно, не Моргауза или Моргана какая-нибудь, но кое на что все же способна.

Глава 17. Встреча среди степи
Отпущенное из Орды медведицкое посольство тянулось по степи, залитой жарким солнцем. Воздух был такой горячий, что даже дышать им было трудно. Вокруг, сколько ни гляди - ни единой рощицы, где можно отдохнуть, переждать жару. А до реки - еще не меньше суток пути.
В небе кружили степные коршуны. Из-под копыт взлетали куропатки, спасались бегством стремительные дрофы. Вдалеке пару раз пробегали стада горбоносых сайгаков. Но медвединцам было не до охоты. Всего четвертый день, как выехали из Сарай-Мунлика, а между тем, казалось, будто их путь продолжается не меньше десяти дней, и за все это время не удавалось толком отдохнуть. По ночам они почти не спали. Их мучили кошмары, бросало то в жар, то в холод. Утром просыпались разбитыми, с головной болью. Преодолевая немощь, продолжали путь, стараясь поскорей добраться до реки. Текучая вода смоет немощь, не допустит преследующую их нечисть. Но ехали слишком медленно, потому что лошади изнемогали не меньше людей. Обоз и вовсе едва полз, и никакие понукания не могли заставить его идти быстрее.
Не менее остальных, князь Лютобор Медведицкий чувствовал, будто в голове стучат молоточки, выбивая какой-то им одним известный ритм. В горле пересохло от жажды, но и пить теплую затхлую воду из мехов не хотелось, только уж когда станет совсем невыносимо. С сочувствием поглядывал на своих старших спутников: им должно быть еще тяжелей. А Бронислав того и гляди свалится с седла. Отправить бы его в обоз, но ведь нельзя, оскорблен будет до глубины души. Даже Мстиша сегодня непривычно примолк...
Никто и не заметил неглубокой степной балки, одной из многих, встретившихся на пути. Только вдруг в воздухе что-то просвистело, и медведицкий князь, отреагировал прежде, чем успел понять, нагнувшись к гриве своего коня. Черная оперенная смерть просвистела над его головой.
Но уже обрушился настоящий черный град из стрел. Чжалаиры совершенствовали умение стрелять из лука с самого детства. Лук и быстроногий конь были основой их воинского умения и главным залогом побед, сабля и аркан - лишь помощники им. Лучшие степные лучники могли пустить подряд десяток стрел, пока первая только вонзается в цель. А поскольку в бой их брали тройной запас против обычного, то они и впрямь лились смертоносным дождем. Иной раз чжалаиры успевали перестрелять половину вражеского войска прежде, чем вступят в ближний бой.
Дальнейшие события заняли разве что несколько мгновений, и тем удивительнее было, сколько всего успело произойти за такое короткое время.
Из оврага стремительно вымахнули всадники. Продолжая стрелять, они рассыпались в разные стороны, намереваясь окружить медвединцев. Князь Лютобор сам схватился за лук, выстрелил дважды и со злобной радостью увидел, как упали в пыль убитые им воины. Краем глаза видел, как его спутники бросились к обозу, рассчитывая хоть на какое-то укрытие. Но стрелы разили всех без разбора. Уже несколько его слуг лежали мертвыми, бились с жутким визгом раненые лошади. Князь Лютобор тоже метнулся к повозкам, уже понимая, что не успеет проскочить. Он видел, как упал со стрелой в груди боярин Белецкий, как князь Аджаров отстреливается от чжалаиров, и не наугад. Бронислав рвался в бой, но его крепко ухватили и уложили на дно повозки, под медвежью шкуру. Больше Лютобор не видел брата. Рядом с ним вскрикнул Мстиша: стрела попала ему в плечо. От повозок орал тысяцкий, подзывая отставших:
- Сюда, сюда! Княже, беги! Тихомир, беги!
"И чего вопит, будто я сам не вижу!"- поморщился Лютобор. Гнедой конь под ним уже не мчался - летел, не касаясь земли. И все равно медведицкий князь понимал, что не успеет. Он приник к взмокшей спине коня. Уже несколько стрел пока лишь слегка задели его, одна царапнула кожу на лбу. Но скоро они пристреляются, и тогда...
Он еще успел заметить, как младший Зимин, сброшенный раненым конем, ловко пополз, укрываясь в траве. Но чжалаиры уже окружали и обоз. Скоро все будет кончено. До чего стыдно и противно умирать вот так, даже не скрестив меч с коварным врагом...
Вдруг словно стремительный вихрь рассек надвое черную тучу стрел. Лютобор ошеломленно увидел, как одна из них, уже готовая ударить его в лицо, черной змейкой вильнула в сторону, полетела наземь, теряя смертоносную силу. И не только эта одна. Чжалаиры целились по-прежнему метко, но их стрелы относило прочь, и они осыпались безвредным дождем, никого не задев.
- Хуррагх! Колдовство! Свархские мунгусы! - завопили они.
Откуда взялось новое воинство возле Волчьего Лога - ни чжалаиры, ни медвединцы не успели заметить. Вынырнули в одночасье, как из-под земли. Но по их светлым броням и остроконечным шлемам, по алому знамени с изображение дуба понял, что перед ним сварожане...
К этой встрече Лютобор Яргородский уже давно готовился, едва увидев в огне, как обернется поездка медведицкого князя в Орду. В точности рассчитывал время, чтобы сошлись здесь медвединцы, чжалаиры и яргородцы. Посылал оборотней следить, как движутся те и другие. Слушал землю, отмеряя время, когда они сойдутся в одной точке. Ничем с виду не выдавая тревоги, он внутренне был напряжен, как туго натянутый лук. Сегодня должна была решиться не только его судьба и тех, кто пошел за ним, но, быть может, и всех Сварожьих Земель.
Никто, кроме Храбра, не знал, с какой целью он повернул в степь и куда ведет их. Лютобор замечал недоумевающие взоры своих людей, но ему было не до разъяснений. Как никогда, он понимал теперь своего родича, князя Радвиласа, ни с кем не делившегося, собирая войско, куда его поведет.
И вот пришло решающее мгновение. Отклонив в сторону тучу стрел, бывший яргородский князь повел свою дружину на чжалаиров, не понимавших еще, что вдруг произошло. Но сабли еще были при них, и теперь уж закипел ближний бой. Хотя роли переменились, но чжалаиры еще были сильным и опасным противником, и решительно бились с теми, кто был понятен им.
Сражаясь во главе яргородской дружины, Лютобор чувствовал здесь присутствие чьей-то еще тайной силы. Не прямо здесь, не на поле боя, но она была тут. В боевых кличах чжалаиров слышались обрывки заклятий. Копыта их коней гремели в такт ударам сердца, а может, бубна. Черная пелена окутывала сварожан, стараясь связать их совсем, сковать, высосать силы. Каждая сабля опускалась, как кривой жертвенный нож. У Лютобора не хватило времени разглядеть, кто стоит за этим. В ушах у него звенело, словно вокруг витал пчелиный рой. В конце концов, он раздвоился, оставив своему телу столько самосознания, сколько нужно было для битвы, а сам нырнул сквозь черную пелену, плотную, с трудом поддающуюся его усилиям. Она обвивалась вокруг него, и он задыхался, но все же чувствовал, как она трещит под руками, потихоньку разрываясь, точно самая крепкая ткань.
А в подземелье Золотого Дворца снова камлала Айбике, заклиная самых черных духов поразить медведицких князей. Вдруг она прервалась на середине заклятья, схватилась за горло и за грудь, захрипела, мучительно втягивая воздух. Утративший управление конский скелет рухнул на пол, рассыпаясь. Огонь под котлом погас. С минуту шаманка лежала, разбитая, вся дрожа. Затем с трудом поднялась на ноги, погрозила кулаком кому-то невидимому:
- Опасный... опасный противник... Не встречала такого... Из Нижнего мира меня вытряхнул, как котенка... Но подожди, может, еще и встретимся...
А на поле боя чжалаиры и встретиться не смели с Лютобором Яргородским вплотную, поворачивали коней, видя под сводом шлема его застывшее белое лицо, раскаленную синеву глаз. От него исходило такое внутреннее напряжение, что даже непричастные к тайным силам его чувствовали.
Но, наконец, черная пелена исчезла совсем, растрепалась в клочья, и он смог вдохнуть воздух, посвежевший, как после грозы. Битва еще продолжалась. Вот совсем рядом с Яргородцем промчался медведицкий князь, бросив взгляд в его сторону. Видно, ему многое хотелось выяснить, но пока надо было драться. Нагоняя удиравшего чжалаира, Лютобор Медведицкий заставил того обернуться, и вступил с ним в поединок.
"Куда, ты же без брони!" - хотел крикнуть Яргородец. Но понял, что медведицкого князя не удержать. Он не примет излишней заботы, с этим его достаточно допекли свои бояре. Надо будет после с ним поговорить, чтобы впредь, случись драться без доспехов, так не рисковал. Ведь сам, поди, выругает иного воина, если тот кинется в бой в одной сорочке; а самому так можно?..
И, умея среди гущи сражения замечать не только своего противника, но и все, что происходит вокруг, Лютобор Яргородский следил за тем, как держится в бою его юный тезка.
"Вот сейчас, сейчас - когда тот покажется из-за бока лошади, самое время рубить... Ага, догадался! В бою, и об этом подумать... Молодец, Лютобор Тихомирич! Настоящий великий князь растет. Поубавится юношеской горячности, и будет великий воин и полководец. Если только не..."
Молниеносно справившись с налетевшим на него чжалаиром, Яргородец уловил серебряный блеск над головой медведицкого князя. Кто-то из чжалаиров, знавших, что надо любой ценой выполнить приказ, вырос сзади и вздыбил коня, занося саблю. Яргородцу вновь привиделся жертвенный нож. Медлить было нельзя. Огненная вспышка сорвалась с его ладоней, и в следующий миг сабля разлетелась на куски. Чжалаирский конь шарахнулся, сбрасывая всадника, тот, обожженный, катался по земле и жутко выл.
Медвединцы вместе с яргородцами рубились против общего врага, не прашивая, откуда взялись нежданные спасители. Даже князь Бронислав вертелся тут же, пользуясь тем, что взрослым стало не до него.
И вскоре ряды чжалаиров стали таять, как снег под солнцем. До последнего они пытались выполнить ханский приказ: не полагаясь больше на стрелы, прорубали саблями путь к медведицкому князю. Но находили только гибель.
Тургэн-нойон разглядел среди своей тающей тысячи оставшийся целым десяток.
- Скачите! Скачите хану все, как было!
Лицо десятника испуганно вытянулось.
- Нойон, но нас же казнят!
- Дурак! Я сам тебе велю! Скажи, что свархские мунгусы нас одолели!
В следующий миг чжалаирский нойон схватился в поединке с князем Аджаровым, и вскоре пал с разрубленной головой. А десяток воинов пустился наметом, почти стелясь над землей вместе с конями.
Лютобор Яргородский заметил их. Не следовало давать уйти живым чжалаирам, тайна действует сильнее.
- Храбр! - крикнул он, наверное, не так уж и громко, но знал, что волкодлак его услышит.
Оборотни, во время битвы сражавшиеся в человеческом обличье короткими мечами, враз перекинулись. Отчаянно взвыв, чем еще больше довершили сумятицу, они кинулись преследовать убегавших. Ни одному из чжалаиров не удалось спастись бегством.
На поле боя встретился Лютобор Медведицкий с Лютобором Яргородским. Оба были покрыты пылью и потом сражения, и кровью врагов, хоть сами остались почти невредимы.
- Ты спас нас всех! - голос медведицкого князя восхищенно зазвенел. - Как твое имя?
- Князь яргородский, Лютобор Мстиславич, - ответил Яргородец, протягивая руку для пожатия.
- Ведун? - изумленно воскликнул медведицкий князь, однако руку его пожал с теплотой и благодарностью.
- Так говорят, - усмехнулся в колючие усы Яргородец, отметив про себя, что и на Медведице о нем, оказывается, что-то слышали.
Но медведицкий князь заново оглядел поле боя, как бы только теперь вполне сознавая одержанную победу.
- Да нет, чего там "говорят"! Я же видел все: ты привел воинов как раз спасти нас! И ты сжег огнем того чжалаира! И волки!.. - и Лютобор Медведицкий соскочил с коня и внезапно в пояс поклонился своему спасителю.
Яргородец тоже спешился и стал рядом. На полголовы юноша пока уступал ему ростом.
- Что ты, великий князь! Мы сделали что могли. Свой своему всегда помогать должен, да еще в чужих краях.
- Это верно, - медведицкий князь глубоко вздохнул, словно не мог надышаться, побывав на волосок от гибели. - Лютобор Мстиславич. я мало знаю о ваших краях. Но, если тебе пришлось их покинуть по жестокой необходимости, я буду рад пригласить к себе своего спасителя. Я сам уже вижу, что люди говорят о тебе правду. Будешь первым воеводой на Медведице, обещаю тебе!
Что ж, видно, медведицкий князь не так уж и мало знал о Яргороде, если сразу понял, что изгнало его оттуда. Но тем лучше, если он сразу предлагает сам.
- Я до последнего вздоха буду тебе благодарен, Лютобор Тихомирич, за твое приглашение! Клянусь Отцом-Небом и Матерью-Землей, Перуном и Даждьбогом, и огнем очага, служить тебе, великий медведицкий князь! - проговорил Яргородец и поцеловал стальное лезвие меча, поданное тем.
К ним на соловой чжалаирской лошадке прискакал княжич Бронислав, бледный и всклокоченный, с горящими глазами. С любопытством уставился на Яргородца.
- Я тоже тебя благодарю: ты спас моего брата и нас всех! - с деланой важностью проговорил он. А затем, уже обычным тоном, старшему брату: - А я тоже дрался, Лютобор, как и ты!..
Медведицкий князь крепко ухватил братца за ухо.
- Лучше бы ты делал, что тебе велят, олух!.. Ну, зато теперь уж попробовал себя в настоящем деле. Как, страшно было?
Постороннему двенадцатилетний княжич ни за что бы не сказал всей правды, но со старшим братом у них не было тайн.
- Только поначалу было, когда проклятые напали. Просто зуб на зуб не попадал, когда все по возам прятались. А потом увидел, как вы бьетесь, и ушел страх... Брат, я все-таки успел окровавить меч!..
Медведицкий князь положил руку на плечо Брониславу.
- Я же говорю: быть тебе Брониславом Отважным!
А Лютобор Яргородский, отойдя от братьев подальше, отметил, как при этих словах расплылся от удовольствия младший княжич. "Боги знали, что делали, сотворив его младшим братом. Его, пожалуй, и когда вырастет, придется держать в узде", - подумал про себя, еще не прикидывая, что и как сложится в будущем.
Тем временем вокруг медведицкого князя стали собираться бояре. Одним из последних пришел тысяцкий со своим сыном. У младшего Зимина была ранена нога, его только что перевязали, но он все равно подошел, опираясь на плечо конюха. Всем хотелось поглядеть, кому они оказались обязаны жизнью.
- Вот наш спаситель, князь Лютобор Яргородский. С этого дня - мой первый воевода, - и все сразу почувствовали, что это говорит не неопытный юноша, но великий князь. А он еще взял Бронислава за правую руку и подал левую Яргородцу, чтобы никто более не сомневался в значении последнего.
Медвединцы смотрели на своего спасителя не только с радостью, но и с недоумением. Многие приветствовали его радостными возгласами, но кое-кто просто остался молчать. Их можно было понять: уж очень странные события произошли здесь, чтобы так легко довериться чужеземцу, владеющему магией. Лютобор почти воочию видел, как у них в головах ворочаются, как мельничные жернова, одни и те же мысли, мечутся от благодарности за спасение к невольному недоумению, и наоборот. Что ж, он и не ждал ото всех сразу любви и доверия. Было бы странно, случись иначе. Еще хорошо, что оба молодых князя, Лютобор и Бронислав, способны на искреннюю благодарность. Бывают ведь люди, что тяготятся помощью тех, кто оказывает им услуги. Впрочем, он действовал наверняка, сперва изучив тех, к кому поступал на службу. Он не наемник какой-нибудь, которому все равно, за кого воевать, лишь бы платили. Он - князь, хоть Боги и лишили его владений, чтобы ничто не мешало ему исполнить свой долг перед потомками Святослава Храброго. Ему не безразлично, какой будет его служба у них. Что ж, пока все складывается наилучшим образом. Придется притерпеться, конечно, на Медведице, верно, ему удивятся еще сильней, но слава княжеского спасителя чего-нибудь да стоит.
Чувствуя в своей руке ладонь Лютобора Медведицкого, чуть влажную от затаенной тревоги, Яргородец еле заметно пожал ее: все уладится!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 24 Мая, 2019, 04:27:57
Вот и встретились два Лютобора.
Интересное описание битвы.
У меня вопрос: какова численность медведицкого посольства и отряда Лютобора?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 24 Мая, 2019, 20:55:33
Спасибо Вам большое, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и встретились два Лютобора.
Интересное описание битвы.
У меня вопрос: какова численность медведицкого посольства и отряда Лютобора?
Да, событие знаковое для повествования. "Любая счастливая случайность требует тщательной подготовки".
Битва не слишком продолжительной была, и не так уж много народу в ней участвовало.
В медведицком посольстве вряд ли много людей. Целое войско с собой в Орду вести князю бы никто не позволил, да и, чем больше людей, тем больше риск, что с чжалаирами что-нибудь пойдет не так. Город и княжество, опять же, кто-то охранять должен. Думаю, несколько сотен человек вместе со слугами и обозниками.
Ну а Яргородец хоть несколько тысяч человек да должен был с собой прихватить, наверное. Не все же на службу к лугиям пойдут. Его дружина в основном при нем. В бою были, скорее всего, не все.

Тем временем воины обходили поле боя, осматривая раненых и убитых. Своих, кому можно было помочь, переносили в обоз, вынимали стрелы, перевязывали раны. Хотя бы малейшими навыками врачевания обладали почти все опытные воины: ранен в походе может быть каждый, а до настоящих лекарей не сразу доберешься. Раненых чжалаиров прикалывали сразу. Своих, если кто был ранен безнадежно - тоже. Жестокое ремесло войны приучило и не к такому. Тяжело раненые не выдержали бы долгого пути, и оставалось только избавить их от мучений, что длились бы, для кого часы, а для кого и дни. Над теми же, кому можно было помочь, хлопотали лекари, настоящие и обученные войной. Возле обоза уже горели костры, кипятили воду, варили лечебные зелья.
Взглянув на поле боя, Лютобор Яргородский сказал великому князю:
- Я сейчас полезнее там.
Он долго расхаживал среди мертвых и умирающих, сосредоточивая свой дар на тех, кому можно было помочь. Не все получалось гладко - он слишком долго учился сражаться и править, чтобы теперь, даже не омывшись после битвы, легко было исцелять. Но отпустил ненужные мысли, приказав себе думать только о раненых, нуждавшихся в немедленной помощи. Осторожно извлекая стрелы, сосредоточивал жизненную силу в одной точке, в виде горячего светящегося сгустка, который он посылал каждому раненому. Почти так же, как с огнем, которым сжег чжалаира, только теперь в руках его была жизнь, а не смерть. Он чувствовал, как горячий сгусток растекается по телу раненого, как срастаются разорванные мышцы и жилы, сходятся вместе поломанные ребра, как ровнее бьется сердце, только что готовое остановиться. За этих раненых он больше не волновался - теперь хороший уход их быстро поставит на ноги. Встречая же на поле боя тех, кому и его искусство не могло помочь, Яргородец прикладывал ладони к груди умирающего, тот расслаблялся, больше не чувствуя боли, и закрывал глаза. И больше уже не открывал.
До самой темноты победители собирали раненых и убитых. Взяли с собой и все сколько-нибудь ценное: у своих - чтобы вернуть родным как последнюю память, у врага - как почетный трофей. Орду ведь побили, хоть и тысячу всего, не абы кого - чжалаиров!
Когда совсем стемнело, вспыхнул погребальный костер, вознося в Ирий души сварожских воинов, погибших у Волчьего Лога. Без малого пятьдесят человек простились сегодня с жизнью.
Врагов не сжигали. Их вместе с убитыми лошадьми сбросили в тот же овраг, где они устраивали засаду, и присыпали сверху землей. Облегчать врагам путь на Верхнее Небо сварожане не собирались.
Осматривая убитых, обратили внимание на снаряжение чжалаиров, не совсем такое, как у воинов Великой Орды. На тризне по погибшим, за бочонком хмельного пива, стали разглядывать у костра трофейные доспехи.
- Ну что ж, похоже, это Черная Орда хана Дэлгэра, - заявил тысяцкий, оглядывая нашивки на чжалаирском кожухе. - Пограбить, наверное, заскочили в улус Цогт-Гэрэла, а тут им мы подвернулись. "Наш"-то хан не должен бы. Какой ему смысл нас стеречь тут, когда мог нас просто не выпустить?
- Да, вот и колчан украшают вороньими перьями только в Черной Орде, - согласился воевода Конь, разглядывая указанную вещь.
Но князь Аджаров успел заметить больше, и теперь не согласился.
- Я узнал в бою их нойона. Он был в Сарай-Мунлике, в охране самого Цогт-Гэрэла. Отыщите его труп, я голову отдам на отсечение, если это не тот.
- Э-э, Ратисвет Яромирич: голова - вещь полезная, просто так ее в заклад ставить не гоже, - усмехнулся старший Зимин. Может, просто сходство тебе показалось? Все они похожи, проклятые. Ну скажи: зачем для нас ловушку готовить, если хан мог сразу нас всех прикончить или заковать в цепи? И не сказать, чтобы у него не было к тому повода, - мимолетный, но укоряющий взор достался великому князю, который сидел молча, не принимая участия в разговоре.
Князь Аджаров неопределенно пожал плечами.
- Спроси что-нибудь полегче, Владислав Вячеславич. Я совсем перестаю понимать Орду, хоть во мне течет и чжалаирская кровь. Взять хотя бы эту выходку с цепью - к чему она? Унизить лишний раз хотели? Ты ведь мы и без того в их власти. Сдается мне, тут разумному человеку ничего не понять. К тому же, у Великой Орды сейчас две головы. А двухголовая птица никуда не долетит, кроме как башками в ближайшее дерево или в камень.
Младший Зимин сидел тут же, неловко вытянув забинтованную ногу. Стрела пропорола голень, рана горела, и, чтобы заглушить боль, он прикладывался к кружке с пивом чаще, чем требовалось для поминовения убитых. Хмель сделал его дерзким, и он взглянул на великого князя, задумчиво сидевшего у костра вместе с Брониславом и раненым Мстишей.
- Что ж мы не догадались парочку чжалаиров поймать живыми? Сразу бы у них все выяснили: кто да откуда. Теперь тебе, княже, даже твой неизвестно откуда взявшийся кудесник не скажет.
Лицо Лютобора Медведицкого в черных тенях от костра казалось много старше и суровее настоящих его лет.
- Ты бы почаще слушал, что говорят опытные воины, Тихомир Владиславич. Чжалаира допросить бывает нелегко. У них воинская выучка такая, что он скорее умрет под пытками или жилы себе перегрызет, чем предаст своих. Да если бы и допросили, толку что? Жалобу подадим - Дэлгэру или Цогт-Гэрэлу с Улзием? Виру заплатить от них потребует?
Кое-кто из сидевших у костра засмеялся, но смех был невеселый.Вот уже сколько поколений Орда терзала Сварожьи Земли, и невозможно представить было, чтобы ее ханы вдруг признали вину перед собственными данниками.
Разговор перешел на подробности сражения. Всех волновало внезапное появление Яргородца с его воинством, спасшее им жизнь. Чудеса сегодняшнего дня и радовали, и тревожили медвединцев, не видавших ничего подобного.
- Все же приглядись к нему сперва, княже, - вполголоса просил воевода Конь. - Все-таки литтский князь, племянник старого лиса Радвиласа, да еще колдун...
- Он ведун. И пока его дар спас жизнь нам всем, и продолжает спасать многих раненых, - резко бросил Лютобор Медведицкий. - И, сделавшись изгоем, Яргородец к нам, сварожанам, выбрал придти, а не к литтам. Разве мы когда отталкивали наших братьев?
Все примолкли. В самом деле, Медведица, может быть, потому и поднялась так высоко, что всегда принимала на службу способных людей, независимо от происхождения, даже вчерашних противников, привлекая их на свою сторону. И приемные дети Медведицы становились своими. Не слышно было, чтобы хоть кто-то из них обманывал ее доверие.
Только воевода Конь все же недоверчиво покачал головой.
- Но все же, так сразу и первым воеводой - не многовато ли чести? Проверить бы сперва, с какими целями он к нам на помощь пришел. Да и волки, опять же...
Медведицкий князь только нахмурился, так что черные брови сошлись одной линией. Зато Бронислав засмеялся в ответ воеводе.
- Так что - волки? Хоть ты и Конь, не съедят тебя!
- Бронислав, помолчи! - одернул Лютобор братца, ухватив за ухо.
Княжич сел рядом и обиженно засопел. Хорошо, что его обид хватает обычно ненадолго. Но все равно, не дело, что он совсем от рук отбился, со старшими в таком тоне говорить и князю неуместно. Хотя, конечно, не дело от собственных бояр князю выслушивать одни нравоучения. Он, великий князь, бывает, и сам бы хотел огрызнуться на тех, кто до сих пор с ним обращается, как с несмышленышем, да нельзя: себя должен блюсти в первую очередь. А у Бронислава терпения не хватает.
Откащлявшись, он произнес твердо, стараясь, чтобы голос звучал по-мужски:
- Князь Лютобор Яргородский спас жизнь нам всем, и по заслугам и роду своему будет отныне на Медведице первым воеводой! И, если я поставлю его над любым из вас - стерпеть это как должно! А если кто не желает быть обязан жизнью нашему первому воеводе - пусть остается здесь, до первого чжалаирского разъезда.
И нечто такое послышалось в его интонациях, что медведицкие бояре почувствовали враз: не шутит, вправду оставит их, если не окажут благодарность загадочному пришельцу!
Сам Лютобор Яргородский пришел на тризну уже после полуночи. Даже в свете от костра он казался бледным и усталым, лицо его постарело разом на десяток лет, и только глаза блестели ярче прежнего. Великий князь подвинулся, освобождая ему место, и придвинул блюдо с жареным мясом.
- Надеюсь, наши раненые выдержат дорогу, - тихо проговорил Яргородец, садясь наземь.
- Ешь и отдыхай, - сказал ему великий князь. - Кажется, лечить раны трудней, чем сражаться?
Яргородец встретился с ним глазами и слабо улыбнулся.
- А так оно и бывает всегда, Лютобор Тихомирич. Разрушать всегда легче, чем восстанавливать. Потому-то большинство людей и занимаются разрушением. На это у них всегда хватает сил и ума, а на другое - еще постараться надо.
Лютобор Медведицкий оживленно встрепенулся.
- Я тоже думал об этом!.. Знаешь, у нас на Медведице и Брониславле есть места, где все оставлено, как было после Ерденова нашествия. Разрушенные и сгоревшие дома не стали отстраивать, чтобы люди помнили, как все было. Кое-где до сих пор ничего не растет, одна голая земля там, где была гарь. И я думал: чжалаиры все разрушили за один день. А люди потом работали, как муравьи, чтобы отстроить все заново. И не раз строились снова и снова, после набегов проклятой Орды! Откуда только силы брались и надежда на лучшее? Другие люди бы, кажется, давно на все махнули рукой, по лесам разбежались бы, как звери, шерстью обросли, а вот сварожане все вытерпели... терпят до сих пор.
Яргородец вспомнил тех, кого оставил дома.
- Надежда - великая сила, Лютобор Тихомирич. Пока она есть - у человека или у целого народа, - он горы свернет.
Великий князь взял ветку, переворошил костер. Пламя заметалось с испуганным потрескиванием.
- Сколько народу с тобой, Лютобор Мстиславич?
- Дружина моя, кто пожелал со мной попытать счастья. Тысячи три с половиной будет. И семьи их в обозе, завтра подъедут. Всего тысяч десять найдется, пожалуй.
- Размещать придется, - покачал головой медведицкий князь. - Ну ничего, как-нибудь потеснимся. Построим на Медведице Яргородскую слободу. По крайней мере, твою дружину в бою я уже видел.
Он высвободил левую руку, решительно взмахнул ею, и неловко потревожил Мстишу, заснувшего на плече своего князя. Тот застонал, когда задели его рану.
- Вот еще один неслух, сунулся под стрелы, - с напускной строгостью произнес великий князь. - Лютобор Мстиславич, я вижу, ты устал, но попытайся мне и его вылечить. А то нам завтра ехать дальше, а он в дороге совсем расхворается.
Мстиша слабо улыбнулся, не смея просить за себя.
Нагнувшись над ним, Яргородец разглядел в темноте бледное, осунувшееся лицо раненого юноши. Лицо его, еще чистое, как у молодой девушки, казалось сейчас еще младше. "Дети же, ведь дети совсем! - подумал он с горечью о юных медвединцах. - И детям приходится сражаться, терпеть раны и боль. Боги, дайте нам сил навеки сломить проклятую Орду, несущую столько бед!.."
Отогнав неуместные сейчас мысли, Яргородец собрал все силы, чтобы вылечить рану юноши. К счастью, стрела вонзилась не особенно глубоко, только крови вытекло много. Спустя короткое время Мстиша снова спокойно заснул, и даже улыбался во сне, склонив голову на колени великому князю.
- Княже, может, забрать его в возок? - шепотом спросил тысяцкий.
- Зачем? Я сам за ним присмотрю, - отвечал великий князь. - Мстиша при мне с пяти лет. Если бы я был ранен, неужели бы он позволил другим обо мне заботиться?..
Ночь проходила. Уставшие люди, один за других, расходились спать, или засыпали прямо возле догорающего костра, под ясными летними звездами.
Уже на рассвете послышался топот копыт. Сонные медвединцы испуганно встрепенулись, но Лютобор Яргородский, которого хватило самого короткого отдыха, чтобы восстановить силы, успокоил их.
- Это ко мне, - и, узнав сидевшего на коне мельчика, спросил строго: - Зачем поехал один, Горицвет?
Сын Миловиды соскочил с коня, с любопытством оглядывая становище.
- Я сам вызвался, княже! Воевода Чеслав велел сказать, что все в порядке. Обоз скоро подойдет.
- Хорошо. Передай ему, что мы встретились с великим медведицким князем и одержали победу.
- Ага! - Горицвет вздыбил коня, рисуясь перед новыми знакомыми. Он старался выглядеть бывалым воином, но любопытство раздирало его, и он все-таки поинтересовался:
- Княже, а мы поедем в Медведицу, да?
- На Медведицу, Горицвет, - поправил его князь. - Внутрь медведицы ты сможешь попасть, только если она тебя съест...
И в то же утро медвединцы с яргородцами вместе поехали дальше, к Великой реке, где их ждали ладьи, чтобы подняться вверх по течению, вглубь Сварожьих Земель.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 25 Мая, 2019, 16:42:46
Хорошая встреча. И битва хорошая. А медведицкие бояре показались слишком дерзкими. Впрочем, может, так и должно быть.
Некоторые сомнения вызывает только численность отрядов. Всё-таки по тем временам постоянная дружина князя составляла несколько сотен человек, в среднем 500 (так определяют историки). У Яргородца, чьё княжество всё время воевало, может быть побольше, но вряд ли несколько тысяч. Хотя с ним могли поехать не только дружинники.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 25 Мая, 2019, 20:29:02
Спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хорошая встреча. И битва хорошая. А медведицкие бояре показались слишком дерзкими. Впрочем, может, так и должно быть.
Некоторые сомнения вызывает только численность отрядов. Всё-таки по тем временам постоянная дружина князя составляла несколько сотен человек, в среднем 500 (так определяют историки). У Яргородца, чьё княжество всё время воевало, может быть побольше, но вряд ли несколько тысяч. Хотя с ним могли поехать не только дружинники.
Медведицкие бояре при малолетних князьях привыкли себя чувствовать фактическими хозяевами. Регентский совет, как говорится. Им и теперь кажется, что князь еще слишком маленький, чтобы решать самому. К тому же, некоторые среди них с князьями в родстве состоят, думают, что могут себе позволить многое.
Так Лютобор Медведицкий с собой боевую дружину и не брал в Орду. Что ей там делать? Не на войну ведь собирался. Хан только разозлится, если он войско приведет, решит, что ему бросают вызов. Или кто-нибудь из его воинов поссорится с чжалаирами, как вот у Бронислава вышло. Пару сотен, может быть, взял из нее для охраны в пути и ради представительности. Остальные город охраняют в отсутствие князя.
А с Яргородцем пошли люди, что не захотели подчиняться лугиям. Не всем же было так уж все равно, с кем быть и за кого.

Глава 18. Медведица
Начало Медведицкого Городка уходило в давние времена, когда нынешние Средние княжества была еще малонаселенным краем, состоящим сплошь из лесов да болот. Никому бы в те времена и в голову не пришло равнять этот край с издавна славными Дедославлем, Червлянском, и другими городами на полудне, или с Влесославлем, лежащим далеко на полуночи. Столицей в этом лесном краю считался тогда Змеев, а князем был Мирослав, младший сын Бронислава Великого.
Однажды князь Мирослав со своими ближниками охотился в лесу. Отыскал медведицу, да она не приняла бой, бросилась убегать. Князь, охваченный охотничьим пылом, пришпорил коня, пуская его вскачь за косолапой. Долго длилось преследования: вроде бы неуклюжий зверь в лесу двигался, как рыба в воде. Но князь Мирослав не мог бросить близкой добычи. Его бояре отстали один за другим, рядом остался лишь его друг детства, Ратибор по прозвищу Зима. Вдвоем они долго скакали через чащу за удирающей медведицей.
Вдруг между деревьями показался просвет, блеснула довольно широкая гладь реки. Медведица остановилась, не решаясь броситься в воду, и повернулась навстречу охотникам. Князь Мирослав в азарте соскочил с коня и, когда медведица вскинулась на задние лапы, ударил рогатиной ей прямо в сердце, вгоняя острие до самой перекладины. Медведица взревела, не в силах добраться до охотника, и рухнула наземь.
Князь Мирослав, воодушевленный своей победой, вытащил рогатину из туши зверя, и впервые огляделся по сторонам, увидел, где оказался. Местность была совсем незнакомая ему. В двух шагах от него текла река со спокойной водой, а вдалеке, за излучиной, с ней соединялась вторая, поменьше. Другой берег у реки был высокий, и сквозь весеннюю туманную дымку князь разглядел там отлогие холмы, поросшие лесом - они поднимались и опускались, как темно-зеленые хвойные волны. Кое-где между холмами лес был сведен, там стояли избы, были распаханы поля.
Может быть, в другое князь князь Мирослав и не приглядывался бы особенно к здешней местности. Но сейчас его воодушевляла радость трудной победы, и река, лес, холмы показались особенно прекрасными, как будто их раньше скрывало от него чудесное наваждение, и лишь теперь открылись во всей красе.
- Пусть эта река отныне зовется Медведицей, в честь сегодняшнего дня! - проговорил он, мысленно уже представляя будущий город на холмистом берегу, возле слияния двух рек. - А выше, на яру, поставим крепость. Это место заслуживает большего, чем деревушки, что ютятся вон там.
С тех пор и пошло. На новом месте скоро воздвигли деревянную крепость, окружили стеной прибрежные поселки. Князь Мирослав селил там людей, переселявшихся из разоренных частыми междуусобицами и набегами команов полуденных княжеств. Вскоре на новом месте вырос настоящий городок. Реку с тех пор так и стали называть Медведицей, и какое-то иное название, бывшее у нее раньше, со временем совсем забылось. По реке и город стали звать Медведицким Городком, другого названия как-то не прижилось.
Позднее князь Мирослав уехал из своих прежних владений, сделавшись великим князем в Дедославле. На Медведице он оставил тысяцким боярина Зиму, который давно сдружился с местным народом, был женат на здешней уроженке, и вполне обжился в едва устроенном лесном краю.
С тех пор Медведицкий Городок так и оставался маленьким, мало кому известным поселением. Средние княжества выросли и укрепились, но он все равно не шел ни в какое сравнение со Змеевым, Тихомировым, а тем более - с поднявшимся как на крыльях Брониславлем. По незначительности, Медведицкий Городок не был даже княжеским уделом, так и прозябал в захолустье, вдали от громких дел, что могли бы доставить славу.
Во время нашествия чжалаиров Медведицкий Городок сожгли дотла войска Ерден-хана. Маленькая деревянная крепость сгорела полностью, разом вознеся в Ирий души ее защитников. Казалось, тут и конец пришел Медведицкому Городку, как и многому в Сварожьих Землях. Но нет - по весне снова застучали в лесу топоры, и со временем уцелевшие жители снова отстроили город и крепость.
И все же, так и остался бы навсегда Медведицкий Городок захолустьем, если бы после смерти великого князя Святослава Храброго не достался в удел его младшему сыну, малолетнему Данславу. Младшему княжичу - самый меньший стол, пусть растет там, никому не мешая, - так распоряжались родичи, деля наследство.
Он и вырос, платя Орде посильную дань и не привлекая близкого внимания ни чжалаиров, ни своих более сильных родичей. Копил потихоньку монетку к монетке. Договаривался с ордынцами, когда было нужно. И со временем, при сыновьях и внуках Данслава, ахнули соседи - новая сила проросла потихоньку! Уже и Медведицким Городком было никак не назвать владение. настоящий город вырос, именовавшийся теперь по названию реки - Медведица. А с медведицей попробуй-ка поспорь!.. Где добрым словом, где тугой мошной, а где и силой военной медвединцы за несколько поколений стали вровень с изначально более благополучными соседями, и норовили всех обойти. Медведицких князей уважали даже ордынские ханы, считали их самыми верными подданными, охотно им давали первенство в Сварожьих Землях, хоть и не упускали случая разжечь у других князей неприязнь к медвединцам.
Так и повелось до сих пор, до юности князя Лютобора Тихомирича. Всего несколько лет назад случился на Медведице страшный мор, истребивший едва не половину населения. Тогда по всему городу слышались стоны и рыдания, много изб сожгли вместе с трупами погибших. Но вот прошло время, и Медведица вновь восстала из пепла, как дерево, что непременно зазеленеет по весне, какой бы трескучий мороз ни бушевал всю зиму.
Окутанная прозрачной дымкой речного тумана, как невеста фатой, умытая вчерашним дождем, освеженная, светлая и яркая - такой представилась Медведица впервые взору Лютобора Яргородского. Он ехал по левую руку от великого князя, немного позади него, и вспоминал, как в ночь, когда тот родился, впервые в своем видении побывал на Медведице. С тех пор он мыслью своей бывал здесь много раз, и думал, что знает ее расположение не хуже здешних жителей. Но никакие видения не могли передать этой туманной кисеи, и строгой зелени сосен, и запаха мокрой после дождя земли, и сияния гонтовой крыши над медведицской Крепостью, что открылась вдруг с вершины холма. Никакие видения не могут заменить впечатлений подлинной жизни. Даже воздух здесь совсем иной, прохладный и свежий, напоенный запахами густого леса. И пусть здесь не поют полевые жаворонки, но песнь черного дрозда тоже звучит красиво. А Медведица-река, тихая и как будто задумчивая, вовсе не хуже переливающейся на солнце Искры.
Деревянная медведицкая Крепость стояла на самом высоком холме, так что с нее было видно издалека. Она была гораздо больше деревянных укреплений, что Яргородец видел у себя на родине. И все-таки, в ее массивном основании и в поднимающихся высоко стенах, сложенных из двух слоев дубовых бревен, показалось ему что-то непрочное, как будто они могли разом вспорхнуть и улететь. И одновременно вспомнилась другая поездка - в Айваре, когда он был ребенком, и каменный замок, воздвигнутый пленными аллеманами. Неужели Медведица не заслуживает Крепости не хуже? Аллеманов, конечно, к Лешему, найдутся и в Сварожьих Землях мастера, умеющие строить не хуже.
- Крепость бы на Медведице не помешало возвести каменную, - вполголоса сказал Лютобор Яргородский Лютобору Медведицкому.
Тот удивленно обернулся к нему.
- Ты и мысли мои читаешь, как книгу! Я тоже столько раз думал: если вдруг война или пожар - вспыхнет, как бочка со смолой. Хорошо бы построить каменную Крепость, чтобы и осаду выдержать могла - всякое ведь бывает. Но вот кун на строительство не хватает пока. Видишь, откупаться от Орды пришлось, какое там строительство... - юный князь махнул рукой и тяжело вздохнул, как вполне умудренный жизнью муж. - Ладно, вот получу казну в свои руки, распоряжусь строить новую Крепость. У нас, верст за тридцать от города, такой белый камень добывают - у-у, ты не видел еще, Лютобор Мстиславич! Оттуда при Стемире Сильном брали камень для Брониславльских стен. Но там и для нас еще найдется.
Великий князь говорил с воодушевлением, глаза его блестели от радости, что нашелся человек, понимающий его и высказывающий те же мысли. Яргородец знал уже, что своей казной медведицкий князь сможет распоряжаться лишь по достижении шестнадцати лет, а до сих пор любые расходы приходится оговаривать с боярским советом. А бояре бывают разные. Кто-то думает о будущем, а кто-то - больше о собственном положении, и не понимает, к чему лишние траты. Нелегко было юному князю дождаться, пока власть полностью перейдет в его руки.
Налетевший ветер развернул знамя над самой высокой башней Крепости. На лазурном поле грозно вздыбилась серебряная медведица со щитом и копьем. Прислушавшись, Лютобор Яргородский услышал ее голос. Он слышался отовсюду сразу, словно каждый камень на дороге обрел голос, чтобы приветствовать его:
"Меня не зря Медведицей назвали: я могу быть грозна и свирепа, если надо. Сейчас мне не время почивать в берлоге, когда со всех сторон грозит беда. Видишь, приходится вечно быть во всеоружии. Копье - для врага, щит - чтобы сберечь тех, кто доверился моей защите. Нет матери преданней, отважней и свирепей медведицы, она ради своих детенышей сокрушит любого врага. А мои детеныши - все, кто приходит ко мне с чистым сердцем и без камня за пазухой. Я их принимаю, невзирая на то, кем они родились: сварожане, литты, аллеманы, даже чжалаиры. Кого только нет у меня. Приветствую тебя и пришедших с тобой. Теперь и вы - мои новые дети".
А когда голос стих, Яргородец увидел, как поднялся щит над тяжелыми коваными воротами, и они медленно распахнулись. Оттуда с бурным ревом выплеснулась огромная толпа. Чуть ли не весь город встречал князя.
На городской стене тоже стояли люди. Лютобор Яргородский разглядел среди них женщину в темном платье. Она смотрела во все глаза,  бесстрашно стоя на самом краю, почти над самыми воротами. Солнце светило в глаза, и он не мог рассмотреть ее как следует, лишь заметил, что у нее черные волосы, она высока и статна, и должна быть молодой, судя по осанке. Увидев великого князя, она взмахнула руками в широких рукавах, и тут же исчезла со стены, спустившись по ступеням во внутренний двор.
- Моя сестра Белослава, - с неожиданной нежностью сказал Лютобор Медведицкий. - Будет теперь нас ждать дома. Она не любит бурных встреч.
А медвединцы встречали великого князя и его спутников поистине бурно! Они толкались, стараясь протиснуться ближе к нему и прикоснуться хотя бы к стремени его коня. Горожане самого разного возраста и рода занятий кричали здравицы. Женщины и девочки бросали цветы и целые венки. Один из них все-таки наделся на шею великокняжескому коню, и тот пошел дальше с таким украшением, к восторгу меткой бросательницы. Другой венок рассыпался, едва не долетев до князя Бронислава, но тот со смехом успел подхватить несколько цветков любавки. По обочинам дороги прыгали дети разного возраста, радуясь не только возвращению князя, но и возможности пошалить невозбранно.
Но взрослые - те хорошо сознавали, чему радуются! Вернулся живым и невредимым великий князь со своим братом, вернулся из Орды, которую большинство людей представляли Кромешным Миром на земле. Значит, все продолжается по-прежнему. значит, Сварожьим Землям хотя бы не грозит худшее. Проклятый чжалаирский хан не идет на них войной, и им можно жить как обычно, занимаясь своими делами. Великий князь вернулся - и не грозят новые битвы, нашествия недружественных соседей, как неминуемо случилось бы, если бы на Медведице пресекся княжеский род. Впрочем, и сами по себе Лютобор с Брониславом радовали медвединцев: юные, смелые, прекрасные, - молодые князья казались им обещанием лучшего будущего. Вот почему медвединцы с такой радостью встречали своих князей.
Народ теснился так, что проехать удавалось только по двое в ряд, и то медленно. Люди передавали приехавших с рук на руки до самой Крепости.
Великому князю не позволили и с коня спуститься самому - с десяток человек разом протянули руки и подхватили его, как на гребне волны донесли до крыльца, и только здесь уже поставили на ноги. Та же часть досталась и князю Брониславу, и первым боярам.
Лютобор Яргородский хотел сам соскочить наземь, но горожане плотно окружили его, и спускаться пришлось чуть ли не по их спинам. Медвединцы не спрашивали, кто он и откуда, им достаточно было, что он едет вместе с великим князем, чтобы принять как должное его появление.
В просторных сенях княжеского дворца приезжих встретил не меньший многоголосый шум, чем на улицах. Все оставшиеся на Медведице бояре и воеводы, дружина, не взятая в Орду, придворные и челядь, встречали своего князя, как будто он и впрямь воскрес из мертвых.
Лютобор Медведицкий гордо вскинул голову, на загорелом лице его ярко вспыхнул румянец. Предупреждая все вопросы, он достал из кошеля и поднял высоко над головой прямоугольную золотую пластину - ярлык ордынского хана. Сколько золота пришлось отдать чжалаирам взамен на этот маленький кусочек его! Но видевшие его почтительно склоняли головы, потому что все знали, что значит ярлык, возвращающий Медведице право на главенство в Сварожьих Землях. Кто-то, особенно надменный волчановский князь, конечно, будет недоволен таким раскладом, но пусть попробует чего-то добиться. Оспорить то, что имеет хозяина, гораздо трудней, чем подобрать брошенное на дороге! А пока...
- Да здравствует великий князь Лютобор Тихомирич! - даже стены покачнулись от многоголосого вопля.
Юный медведицкий князь вышел вперед, улыбнулся домочадцам, мечтательно оглядел их, как бывает после долгого отсутствия, когда кажется, будто за это время дома все должно измениться до неузнаваемости. И проговорим звонким и в то же время мужественным голосом:
- Благодарю вас, мои добрые медвединцы! Я счастлив снова оказаться среди вас. Но перво-наперво скажу, кому мы обязаны тем, что почти все вернулись домой! Вот рядом со мной наш первый воевода - князь яргородский, Лютобор Мстиславич! Именно он со своей храброй дружиной спас нас на обратном пути из чжалаирской засады. Его прозорливости и отваге сам я обязан жизнью, как и все мы! Отныне яргородский князь по своему роду и заслугам будет первым человеком на Медведице после нас, потомков Святослава.
Едва великий князь закончил говорить, среди медвединцев прогудело многозначительное: "О-о!" Яргородец ловил на себе множество пристальных взоров. Он понимал, что всем не терпится узнать побольше, откуда он взялся и чем так полюбился великому князю. Одних просто мучило любопытство, другие уже прикидывали про себя, как отразится на их собственном положении приезд чужеземца; третьих, кто слышал что-то о яргородском князе, волновало, с какими целями он приехал на Медведицу.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 26 Мая, 2019, 20:57:27
Ну что ж, поглядим, как Лютобор опыт свой тёзке передавать будет, учить делу княжьему! Хотя конечно и сам князь медведицкий (я не наврал в титуловании?) не игрушка боярская, но и советы опытного владетеля не повредят.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 27 Мая, 2019, 21:37:27
Благодарю Вас, эр Зануда, а также и другие читатели, ежели есть! :-* :-* :-*
Ну что ж, поглядим, как Лютобор опыт свой тёзке передавать будет, учить делу княжьему! Хотя конечно и сам князь медведицкий (я не наврал в титуловании?) не игрушка боярская, но и советы опытного владетеля не повредят.
Осторожно, конечно, надо будет действовать. Лютобор Медведицкий себя считает вполне взрослым, и решимости ему не занимать, наставников, считающих его ребенком, не потерпит. Но Яргородец и сам понимать должен, что надо с ним уважительно обращаться.

Собравшиеся расступились вдруг, пропуская высокую черноволосую девушку. Яргородец сразу узнал: это она глядела со стены. Сестра великого князя, Белослава Тихомировна.
Неожиданно она поклонилась ему до самого пола, коснувшись лбом половиц. Точно царственная ель, склонилась на ветру, и тут же выпрямилась, статная и гордая.
- Я буду всю жизнь тебя благодарить, князь Лютобор Мстиславич! Ты спас мне братьев, Медведице - князей! Если тебе когда-нибудь понадобится надежный друг, то знай, что я всегда за тебя!
Она смело, почти мужским жестом, подала руку Яргородцу, и он легко пожал ее, а затем чуть заметно прикоснулся губами.
- Благодарю тебя, княжна! Твоя дружба - драгоценный дар.
Собираясь на Медведицу, он старался как можно больше узнать о ее князьях и их окружении, и совсем упустил из виду, что, кроме юных двоюродных братьев, была еще и их сестра. А между тем, вот она была, и он видел, как с лица ее медленно сходят следы длительных переживаний. Она глядела на вернувшихся братьев с невольными слезами на глазах, словно не могла сразу поверить, что они вправду вернулись, живы и невредимы. Лицо ее было бледно, меж черных бровей, изогнутых, как туго натянутый лук, медленно разглаживалась страдальческая складка.
"Сколько бессонных ночей провела, думая, каково братьям приходится в Орде? Сколько раз глядела со стены, пока глаза не заболят от усталости? Провожала братье - сдерживала слезы, чтобы не омрачить им долгий путь, а теперь вот, скрыть не может. Да и зачем их скрывать, княжна Белослава? Вот и многие именитые воеводы, не стесняясь, плачут, встречая родных. Хоть ты - истинная дочь матери-Медведицы, но сердце-то в тебе человеческое, княжна. Здесь твои братья, рядом с тобой. Не съели нас чжалаиры, да и впредь, если попробуют, подавятся. Радуйся со всеми, княжна Белослава! Увидев нас, ты неведомо когда успела распорядиться устроить праздник. Вся Крепость гудит, как пчелиный улей, готовится большой пир. А ты едва успела в последний момент сменить платье..."
Из глаз княжны, темных и блестящих, вправду скатилось несколько слезинок на шитый золотом воротник белого атласного платья. Она крепко обнялась с братьями, и впервые смогла улыбнуться. И эти слезы, и слабая улыбка, так долго не бывавшая на ее лице, яснее всяких слов сказали Лютобору Яргородскому, что ей довелось пережить за эти месяцы.
Княжна Белослава не была красавицей, привлекающей взоры неземным обаянием. Высокая, почти как мужчина, широкая в кости, сильная, с высокой грудью и крутыми бедрами, она выглядела вполне взрослой женщиной, и только единственная коса, ниспадавшая до колен, толстая, черная, как спинка соболя, указывала в ней незамужнюю девушку. В широком разрезе темных глаз, в маленьком, но твердом рту с резким очертанием губ, было большое сходство с братом. Общим было и выражение, что всегда видно на лицах детей, повзрослевших до срока, слишком рано утративших родительскую заботу и любовь. Не так уж важно, дети ли то бедняков или князей, сиротство все равно накладывает отпечаток. Ничего от девичьего легкомыслия не виделось в княжне Белославе. Глядя на нее, легко можно было представить, как она, сама еще ребенок, заменила мать осиротевшим братьям, как сама, без указаний со стороны, выучилась разбираться в мудреных хозяйственных заботах, чтобы помочь сохранить в целости отцовское наследство. А когда понадобилось перекупить у Вышеграда ярлык на великое княжение, Белослава отдала лучшие из своих драгоценностей жадной Орде, - жертва, посильная не для каждой женщины.
Она вновь обернулась к Яргородцу, на сей раз с таким видом, словно умылась живой водой. В это мгновение разом сделалась пышной красавицей, ничего не сделав ради внешней привлекательности.
- Боги привели тебя в счастливый час, князь Лютобор Мстиславич! - проговорила она.
- Он стал счастливым и для меня, благородная княжна! - медленно проговорил Яргородец, заглянув ей в глаза.
Он не понял, как это случилось, но его вдруг затянуло в ее глаза, темные, как гладь лесного озера, лежащего в тени больших деревьев. В таких озерах цветут кувшинки, а вода там всегда сладкая и прохладная, даже в самую жару...
Глаза-омуты становились все больше, и скоро лишь их темная гладь плескалась до самого окоема. А потом сквозь нее снова проявилась дорога на Медведицу, по которой двигалось войско, возвращаясь домой. Стояла сухая погода позднего лета или, может быть, начала осени. Воины возвращались в город, усталые, едва приходя в себя после пережитого. Скольких из них не хватало! Сколько скрывали под одеждой едва начавшие затягиваться раны! Доспехи и щиты почти на всех были погнуты, покороблены, и выправлены кое-как. В тянувшемся позади обозе стонали раненые, что не могли ехать верхом. Но всех, даже раненых, переполняло в эту минуту светлое, торжественное чувство: они одержали победу, какой не бывало еще в Сварожьих Землях! Саму Орду одолели, и, хочется верить, что навсегда!
Он увидел и себя, ехавшего на золотистом коне следом за великим князем. С волнением разглядел и других княжьих ближников, находя многих знакомых, а иных - уже не находя. Ласковый летний ветер шевелил волосы на непокрытых головах всадников, развевал реющее над войском знамя с с медведицей.
Перед всадниками не просто отворились - едва не слетели с петель городские ворота, под напором людства. Встреча была еще более бурной, чем нынешняя: вся Медведица встречала своих героев. Ревели победные трубы, как стадо зубров, слышалась песнь, сложенная едва ли не прямо на поле боя. На лицах встречающих горожан - и радость, и слезы; многие из них уже никогда не дождутся своих близких. И все же торжественной радости гораздо больше в этот день: ведь они - все сварожане, не одни медвединцы, - отныне свободные люди, победители, не ордынские данники больше. Словно с шеи сняли туго натянутую петлю аркана, душившего всех целых сто сорок лет...

Лютобор Яргородский встряхнул головой, приходя в себя, будто впрямь вынырнул из бездонного омута. С изумлением и даже несколько оторопело поглядел на княжну, подарившую ему чудесное откровение, о каком только мог мечтать любой сварожанин... Никогда еще ни в чьих глазах не открывались ему видения - только в огне либо в воде!..
"Ах, Медведицкая Дева! Знала бы ты, что довелось мне узнать с твоей помощью! За одно лишь чудесное мгновение мне стоило проделать такой долгий путь, приехать сюда... Но, пожалуй, лучше не знать никому, что открыли мне твои глаза. Тому пленительному видению еще далеко еще далеко до осуществления. Стань о нем известно сейчас - не все, но многие люди решат, что все сложится само собой, и можно не готовиться. А между тем, победа не дастся легко, для нее нужно еще работать и работать, лишь тогда она может сбыться".
Вряд ли княжна Белослава могла представить, что поведали ее глаза новому первому воеводе. Вдоволь наобнимавшись с братьями, она звонко объявила, отворив двери в большую горницу, где уже накрывали сдвинутые вместе столы:
- Пожалуйте, хозяева и гости дорогие! Извините, если скудным будет угощение - сколько успели собрать к вашему приезду!.. Вам как лучше: сперва за стол, или в баню сперва с дороги?
- Сперва за стол, потом в баню, а после опять за стол! - ответил за всех великий князь, с наслаждением ступая по половицам родного дома.
Княжна явно поскромничала: пир был настоящий, пусть и собран немного торопливо. Столы ломились под тяжестью яств, а вкус их удовлетворил бы и более взыскательных людей, чем путники, соскучившиеся по домашней пище.
За столом много говорили о положении дел в Сварожьих Землях, с литтами и с Ордой, во всех подробностях обсудили прием у Цогт-Гэрэла, и внезапную засаду чжалаиров. Лютобор Медведицкий еще раз поведал всем, при каких обстоятельствах был спасен яргородским князем. Тот молча сел по левую руку от него, как было указано, и на пиру держался подчеркнуто скромно, не мешая высказываться медведицким боярам, а взамен приглядывался и прислушивался. Он вовсе не рассчитывал на такие чрезмерные почести. С первого дня - главным воеводой, третьим человеком на Медведице - это, конечно, почетно, да больно уж хлопотно. Народ медведицкий и войско его еще не знают, кроме тех, кто попал в засаду у Волчьего Лога. К тому же. сразу получается, что он оттесняет многих влиятельных лиц, у которых после этого любви к пришельцу не прибавится. Вот, тысяцкий недовольно хмурит седые брови, советуется о чем-то со своими братьями и обоими сыновьями. Это ведь его, княжеского дяди, было первое место в боярском совете и по левую руку от великого князя! А теперь его оттесняют... Да, спроси его прежде - Яргородец посоветовал бы великому князю не отличать его так с первого дня. Но, видно, таков уж характер у его тезки: для тех, кто ему полюбится, ничего не пожалеет, отсыплет милости не ситом, а решетом. Однако и гнев его, если кто провинится, будет столь же безмерен, истинно великокняжеский. Про себя Яргородец решил попозже поговорить с ним, чтобы впредь не перегибал палку. Надо постараться, конечно, влиять на великого князя осторожно, все время помнить, кто перед ним, и не мешать, а помогать справиться с грядущими испытаниями.. Но теперь уж не откажешься от пожалований, это было бы уже неуважительно...
Долго в медведицкой Крепости шел пир и оживленные беседы, точно встретившиеся хотели наговориться за все время, что не виделись. Те, кто вернулся, повествовали о своей поездке, остававшиеся рассказывали, что приключилось в городе и дома за время их отсутствия. Даже обычные домашние заботы - первый прорезавшийся зуб у младенца, жеребенок, родившийся у породистой кобылы, - восхищали теперь людей, вернувшихся из Орды, будто с того света.
Среди прочих, было о чем и боярину Зимину узнать от своих родных. Его младший сын Доброслав совсем недавно вернулся из Вышеграда, куда ездил с посольством, а также - по поручению боярского совета, - приглядеться к вышеградским княжнам и, может быть, сосватать одну из них великому медведицкому князю. Теперь тысяцкий требовал от сына поведать при всех о выполненном поручении.
- Ну, говори, как съездил, какие условия у "речных рыб" выторговал? Кого видел? Рассказывай, посол! Не каждому в твои годы уже дают такое поручение! Не опускай глаза, точно красная девица!
Доброслав Зимин и впрямь покраснел, как девушка. Он был русым и кареглазым, с едва пробивающейся бородкой. Не обладал резкой красотой и живым нравом своего старшего брата Тихомира, но зато не унаследовал и тщеславия, что слишком часто сводило на нет немалые дарования его отца и брата.
- Ну-у, я был в Вышеграде, - начал молодой посол, сперва тихо, потом более решительно. - Договорился с князем Лютобором Мезамиричем о взаимной помощи в случае войны, о снижении торговых пошлин, как мне велели.
- Молодец! - тысяцкий со скрипом подвинул сыну серебряный кубок с медом. - Ну а кого видел, рассказывай!
- Как кого... Самого вышеградского князя видел, понятно. Бояр его... Княжичей - Владислава, Тихомира и Мечеслава. И княжон молодых тоже видел.... Краше луны... косы льняные, глаза - незабудки... - Доброслав снова смущенно опустил глаза.
Его брат со смехом толкнул младшего в плечо.
- Так что там с княжнами-то, братец? Влюбился, что ли?
Доброслав еще ниже склонил голову, стыдясь, что об этом зашел разговор вот так, среди большого застолья, что Тихомир смеется над ним.
- В старшую княжну, Любомилу, - прошептал он одними губами, так, чтобы слышал только отец. - Я не посмел ни о чем спрашивать без тебя и великого князя: все-таки, мы ведь только бояре...
Но старший Зимин, на радостях осушив еще кубок меда, объявил громко во всеуслышание, не щадя чувств сына:
- Ну и что, что княжна! Не впервой нашему роду с князьями родниться! - он окинул гордым взором молчаливо сидевшего рядом с великим князем Яргородца. - Но там ведь и вторая княжна есть?
- Да. Княжна Росава. Тоже очень милая девушка, - по рассеянному тону младшего Зимина видно было, что младшую княжну он едва ли толком рассмотрел.
Но у тысяцкого уже все было решено. Перегнувшись через узкую спину сидящего со всеми князя Бронислава, он доверительно положил руку на ладонь великому князю, сыну своей покойной сестры:
- Хочешь, княже, оженим тебя по осени? Пора бы уже, вон ты какой вымахал! Да и мир скрепить с вышеградским князем лишним не будет. Если согласишься, в один день обе свадьбы сыграем, а?
Князь Лютобор Медведицкий, сидевший за столом в алой шелковой сорочке, с влажными после бани волосами, встряхнул головой, усмехнулся.
- А что, и женюсь, лишь бы невеста понравилась! Как думаешь, Лютобор Мстиславич: хорошей женой мне будет вышеградская Росава?
Яргородец многозначительно пожал плечами, точно рыба вильнула плавником, разрезая воду, оставляя ее позади себя вновь безмятежной.
- В семейных делах любой советчик лишний. Это только ты и она сможете решить между собой. поговори с ней прежде, чем свататься, узнай, захочет ли она быть твоей женой?
Как бы там ни было, но княжеские гости пировали уже и за будущую помолвку своего государя, считая ее далом решенным. Провозглашали здравицы великому князю, его близким и самым именитым гостям. Поднимали чашу за счастливое возвращение из Орды и за чудесное спасение. Вспоминали погибших, желали им радостной жизни в Ирие... Далеко за полночь затянулся пир.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 28 Мая, 2019, 05:02:44
Лихо боярин Зимин князей сватает! Впрочем, с Росавой Лютобор Медведицкий не прогадает. И Яргородец, видать, судьбу свою нашёл.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 28 Мая, 2019, 21:29:02
Эрэа Карса, большое спасибо Вам! :-* :-* :-*
Лихо боярин Зимин князей сватает! Впрочем, с Росавой Лютобор Медведицкий не прогадает. И Яргородец, видать, судьбу свою нашёл.
Тянет одеяло на себя, что ж! И с княжескими домами породниться еще раз перспектива открывается, и великий князь будет потом помнить, кто ему невесту сосватал.
Прямо программа "Давай поженимся" получается. ;D

Глава 19. Княжна Белослава
Едва в утренней туманной дымке забрезжила заря, как Лютобор Яргородский был уже на ногах. После вчерашнего пиршества, затянувшегося далеко за полночь, он проснулся в гостевой горнице, удивляясь непривычной тишине. Взглянув в зеленоватое слюдяное окно, убедился, что утро едва начинается. Наверняка все еще спят. В ушах еще гремел шумный говор вчерашнего пиршества, здравицы и застольные песни. Медвединцы умели праздновать широко и громко, не хуже, чем у него на родине.
Лишившийся владений князь вздохнул про себя, вспомнив Яргород. Это воспоминание заодно подсказало ему кое о чем, что он собирался сделать по приезду на Медведицу.
Яргородец вынул из переметной сумы нечто, лежащее в мешочке мягкой кожи. Встряхнув его, взял в ладони тяжелую драгоценную цепь, сверкающую красным золотом. Это будет настоящий благодарственный дар Богам, что подарили его новый дом и возможность способствовать правому делу. А заодно - и знак окончательного разрыва с прошлым. Эту цепь подарил ему князь Радвилас после сражения при Чёрне. Так что пожертвовать литтское золото Богам, собираясь служить медведицкому князю, было как нельзя более уместно.
Умывшись холодной водой из кувшина, который кто-то поставил к его изголовью, Лютобор быстро оделся и вышел, двигаясь осторожно, чтобы не разбудить никого. В переходах Крепости лишь кое-где горели свечи, закрепленные в железных подсвечниках на стенах, но он и без них понял, куда идти. Спустился по лестнице вниз. На нижнем уровне жили княжеские воины и слуги, там же расположены были клети, кладовые, поварня и прочие служебные помещения.
В гриднице, где на ночь разместили его воинов, была приоткрыта дверь. Оттуда доносился мерный храп и свистящее дыхание крепко спящих людей. Заглянув туда одним глазом, Лютобор увидел множество людей, спящих вповалку на скамьях и прямо на полу, среди еще не убранных столов, заставленных объедками и недопитыми чашами. Он усмехнулся и закрыл за собой дверь плотнее. Будить никого не стал: обойдется он и без свиты.
На конюшне ему быстро оседлали Беркута. Молодой конюх предложил приезжему князю проводить его в город, но Лютобор отказался.
Было еще прохладно. От Медведицы-реки наползал утренний туман, устилал ближайшие улицы, а второй, пологий берег вовсе тонул в нем, как в киселе. Избы едва вырисовывались неясными призраками. А видневшийся вдалеке, на Перуновом холме, лес казался издалека серебряным, точно волшебный.
Приехав к святилищу, Лютобор с удивлением увидел, что кто-то все-таки проснулся этим утром раньше него. У коновязи, устроенный на опушке священного леса, стояла повозка, запряженная парой низкорослых чжалаирских лошадей. Повозка была из дуба и богато украшена, но почему-то возле нее не было ни возницы, ни охраны. Кто бы мог приехать в такую рань?.. Лютобор втянул воздух, как собака, ищущая нужный ей запах. Но не запах, конечно, он старался уловить, а отпечаток личности владельца повозки. По вещи, которой достаточно много пользуются, можно узнать характер и намерения ее хозяина. Для того, кто умеет видеть, они заметны не меньше, чем следы на земле, чем запах благовоний, что тянется шлейфом позади прошедшей женщины...
Он уловил основной тон, окрашенный в темно-зеленые цвета еловой хвои. Приглушенные тихие оттенки, холодные с виду, как черно-зеленый медный камень, из которого делают красивые шкатулки и украшения. Да, именно каменная шкатулка с резным узором представилась ему; но что хранится в шкатулке, неведомо пока никому. Она и сама, пожалуй, еще не знает своего секрета, и не заботится о нем. В глубине холодных зеленых волн бьется горячее сердце, способное как озариться прозрачным золотистым светом, так и густыми, кроваво-красными сполохами гнева. Сейчас в нем высоким пламенем свечи горела благодарность, живо напомнившая Яргородцу миновавший вечер.
"Вот как, княжна! Даже отдохнуть с утра не пожелала подольше, сразу поехала в святилище. И готов поручиться, просит она совсем не об удачном замужестве, как обычные девушки. Ну что ж, если Боги меня привели сюда с ней одновременно, не отворачиваться же".
И он, строго велел коню ждать его на месте, направился вглубь священного леса по тропе туда, где было главное святилище. Вообще-то, здесь был главный вход, был и храм, где приносили жертвы. Но сейчас Лютобор миновал его стороной. Хотелось поблагодарить Богов самому, и оставить жертву лично Им, а не жрецам, хотя бы и наиболее почитаемым.
В траве еще сверкали капли росы, так же как и на ветках дубов, берез, осин, - лес здесь был смешанный. С острых иголок сосен капли росы свисали, как слезинки, и осыпались, стоило чуть задеть ветку. Утреннее солнце уже выглянуло, собираясь высушить росу. В кустах пели птицы, начиная свои ежедневные заботы. Из зарослей бузины выглянула косуля, вытянула шею, насторожив большие уши. Совсем недалеко от себя Лютобор разглядел ее точеную мордочку с чуткими ноздрями, влажные темные глаза. В священном лесу запрещено было охотиться, и звери здесь по привычке остерегались людей, но не шарахались прочь.
Тропа вывела его на вершину холма, где, как подобало, стояли резные изваяния Богов, покровителей города. Только один Велес стоял в низине, у подножия холма, как и принято было. Он был изображен как грубого вида мужчина в медвежьей шубе или, может быть, собственной густой шерсти, завитки которой были искусно вырезаны из дерева. В руках Велес держал золотой ключ, а на шее у него блестела гривна. Но Лютобор Яргородский прошел мимо Велеса. Золото к золоту он не отдаст. Оно пригодится, спору нет. В нем будет огромная нужда, чтобы достойно снарядить войско, но одним золотом Орду не одолеть. И он приблизился к изваяниям небесных Богов. Они были поставлены здесь еще Данславом Святославичем, первым медведицким князем. Крепкая древесина и слой прозрачного лака защищали их до сих пор от времени, от дождей и снегов. Их золотисто-коричневые фигуры казались теплыми, в отличие от мраморных изваяний в Яргороде. Величественная чета в середине - Отец-Небо и Мать-Земля, Сварог и Макошь, не были украшены ничем. Они в этом не нуждались, и не нашлось бы сокровищ, достойных их величия. Слева и справа - двое их сыновей: сияющий красотой Даждьбог в золотом венце и суровый исполин Перун с железной секирой в руках. Лада и ее супруг Род - воплощенная любовь женская и мужская, в окружении своих детей - Лели-Весны и двенадцати братьев-месяцев. Также отдельно, поодаль от других, стояли Чернобог и Морана, в длинных одеяниях, окрашенных черным. Богов Кромешного Мира сварожане тоже почитали, но не молились им, кроме нескольких особых дней в году.
Проходя мимо священных изваяний, Лютобор Яргородский чувствовал, как сквозь их глазницы, куда вставлены были драгоценные камни, на него глядят внимательные взоры. Но прежде, чем приблизиться к ним, увидел княжну Белославу.
Она появилась из леса с другой стороны, подошла иной тропинкой. Еще вчера он обратил внимание. что походка у нее быстрая и решительная, а шаг широкий, почти как у мужчины. И - Лютобор усмехнулся совпадению, - платье на ней действительно было темно-зеленое, с узором из черных и бледно-зеленых цветов, совсем как узор на шкатулке из медного камня.
В руках она держала корзинку, где что-то блестело. Подойдя к изваяниям, она складывала к их ногам нечто яркое, сверкающее на солнце. Золотые монеты? Нет, драгоценности, - понял Лютобор, отведя ей глаза, чтобы не заметила его присутствия прежде времени. Одарив по очереди всех Богов Жизни, княжна Белослава обратилась тихо и вдохновенно:
- Благодарю вас, великие Боги, за то что спасли братьев моих, Лютобора и Бронислава, что послали избавителя - князя яргородского Лютобора Мстиславича, храброго витязя и мудрого советника. Спасибо вам, что сохранили их среди немилостивой Орды, что вернули Медведице великого князя, Сварожьим Землям - надежду! Я отдаю вам драгоценности моей матери, ее наследство. Будь она сейчас жива, неужели бы пожалела их в благодарность за избавление сына? Примите мой скромный дар, Всемогущие, и пошлите нам всем сил и впредь пережить все испытания. А, если вы желаете этого, и если это возможно - подарите нам и свободу от власти чжалаирской!
Как он и думал, для себя она не просила ничего, даже среди самых заветных желаний. Да существовали ли для нее собственные интересы, не связанные с братьями и благополучием Медведицкого княжества? А ведь братья растут, старший уже и жениться скоро будет готов. Кому через несколько лет станут нужны заботы княжны Белославы? Но она разговаривала с Богами, не выражая не тени сомнения, нисколько не жалея о своей судьбе. Ей бы быть жрицей, хранящей священный огонь, какие у литтов служили богине Милде, а в Агайе - Гестии...
- Доброе утро тебе, княжна, - негромко проговорил Лютобор, когда она завершила молитву.
Она не вскрикнула и не задрожала, услышав внезапный голос, но спокойно обернулась, умея владеть собой.
- Князь Лютобор Мстиславич, - проговорила она, чуть заметно улыбнувшись. - Никак не думала, что кто-нибудь еще поднимется в такую рань. Но я не могла отложить исполнение своего обета.
Он взглянул на углубления у ног статуй, где лежали кольца, браслеты, цепочки, серьги, заколки, унизанные драгоценными камнями.
- Сильный обет для такой молодой девушки. Княжне не трудно отдать в жертву хоть стадо быков, иное дело - пожертвовать самыми прекрасными своими драгоценностями.
Белослава взглянула на пустую корзинку, стоящую у ее ног.
- Разве это большая цена за жизнь моих братьев? Боги ответили на мои молитвы, послав тебя к ним.
Лютобор Яргородский мог бы заметить, что он сам себя прислал, подготовившись заранее. Но перед изваяниями Богов, в тиши святилища, где ощущалось Их присутствие, он далек был от того, чтобы приписывать себе одному все заслуги. Несомненно, они вдохновляли его и привели сюда. И он кивнул, доставая из мешочка золотую цепь.
- Нас с тобой одно и то же дело сюда привело, Белослава Тихомировна. Я тоже хотел поблагодарить Их.
Он не сомневался, кому из Богов пожертвовать золотую цепь. Ведь его привела на Медведицу война, и впредь, он знал, еще много придется воевать, пока не удастся вырвать ядовитые зубы чжалаирскому дракону. Значит, лишь Перун, разящий своей секирой нечисть Исподней Страны, может здесь помочь, остальные - Боги мира. Вопреки тому, что иные представляют, Перун - не Бог войны, и не от всех, кто сражается, принимает жертвы. Он - Бог-защитник, и помогает лишь тем, кто сражается за правое дело.
Суровый резной лик глядел внимательно сквозь лазуритовые глаза. Губы изваяния под сделанными из серебра длинными вислыми усами чуть заметно изогнулись.
- Я не прошу у тебя, Громовержец, твоих молний для защиты. Посильные дела люди должны совершать сами, не надеясь на помощь Богов. Подари лишь силу и решимость воинам сварожским, чтобы сбросили страх перед проклятой Ордой, чтобы готовы были одолеть любого врага. И еще, если это возможно - подари нам время подготовиться к решающей схватке, собрать все силы Сварожьих Земель. Только один удар будет у нас в запасе, господине Перуне, и мы не можем себе позволить проиграть. Если Сварожьи Земли будут поражены насмерть, для нас останется лишь хозяйская плеть вместо всех законов Богов и людей. Помоги нам, Истребитель Чудовищ, чтобы не стало так.
Возложив золотую цепь к ногам Бога Грозы, туда, где лежали несколько оберегов и кольцо с большим черным камнем, Лютобор обернулся к княжне. Она не ушла, но стояла немного поодаль, поджидая его.
- Ты сейчас вернешься в Крепость? - поинтересовалась она.
- Я бы хотел еще посмотреть город. Вчера мало что успел разглядеть, - и, вспомнив пустую повозку, поинтересовался: - Неужели ты сама правишь своими конями, княжна? Прости, но я их видел...
Белослава беззвучно рассмеялась.
- Правда, Лютобор Мстиславич, я умею сама обращаться с конями, и приезжаю обычно сюда одна. Я люблю гулять здесь одна. В священном лесу думается и дышится легче обычного. А вознице приходилось бы ждать меня. Поэтому я езжу одна. А с тобой, князь, приехал кто-нибудь?
- Нет. Я принес жертву за всех яргородцев, мне незачем было кого-то брать с собой. Да и люди еще спали, когда я уехал.
Несколько мгновений Белослава глядела на него, собираясь с мыслями, наконец, решилась:
- Ну, если ты не спешишь, Лютобор Мстиславич, может, погуляешь со мной в лесу? Там есть место, откуда видно полгорода, будто с птичьего полета. А красота какая!
- Ну, пойдем! - по правде говоря, на такое приглашение Яргородец втайне надеялся, хотя, если бы его не последовало, не стал бы, понятно, просить.
И они двинулись вглубь священного леса, мимо стройных белоствольных берез. Как он и ожидал, Белослава шагала широко, держалась все время вровень с ним, и еще при этом говорила ровным, ничуть не запыхавшимся, голосом. Как хорошая хозяйка, она считала своим долгом познакомить гостя со всеми достопримечательностями ее лесного царства.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 29 Мая, 2019, 07:07:32
Когда же Яргородец разглядит в княжне свою суженую? Что впечатление она на него произвела, понятно. А дальше-то?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Мая, 2019, 21:21:21
Спасибо Вам, эрэа Карса, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
Когда же Яргородец разглядит в княжне свою суженую? Что впечатление она на него произвела, понятно. А дальше-то?
Разглядеть-то он быстро разглядит, но чтобы расставить все точки над "ё", еще понадобится время. Хотя бы оглядеться-то на новом месте ему надо. И вообще, князья в своем выборе не всегда властны. А тем более - бывшие князья.

Проходя мимо белоствольных стройных берез, кивающих прохожим, как будто здороваясь, Белослава ласково погладила их. От коры на ладонях девушки осталась белая пыльца, как от крыльев бабочки. Обнявшись с каждой березой, она бросилась догонять своего спутника.
- Люблю березы, - проговорила она тихо, будто смущаясь. - В детстве нас возили сюда, к жрецу Богумиру. Он нас учил грамоте и законам Богов и людей. А потом вместе с братьями играли здесь. Лютобор с Брониславом по весне ковыряли березы ножом и пили сок, а я их ругала за это. Березы ведь живые, я чувствовала, что им больно. Здесь все живое, Лютобор Мстиславич. Только прислушайся, и поймешь.
И он прислушался вместе с молчавшей рядом княжной. Услышал, как высоко среди зеленых крон поет соловей, как шуршит в кустах хлопотун-еж, как возле ручья квакают лягушки. Ветер, качая кудрявые головы берез, шептал им все о своем. Всего на одно мгновение, но Лютобор разобрал его шепот, как и говорила Белослава. И еще подумал, что с ней хорошо молчать, как сейчас, зная точно, что ее, как и тебя, не тяготит молчание, и она сейчас не уносится мыслями куда-то совсем в другую сторону.
- Да, этот лес вправду живой, - согласился он.
- Его посадили после Ерденова нашествия. До него на Перуновом холме уже было святилище, но все сгорело вместе с Медведицким Городком. Здесь кругом был только пепел. Последние сто защитников Крепости пропустили через подземный ход спасавшихся бегством горожан, а сами завалили его камнями, оставшись драться до последнего, и все сгорели вместе с ней. С тех пор город и святилище возродились вновь, но эта земля все помнит.
Он кивнул; память медведицкой земли уже успел почувствовать и сам.
- Раз земля помнит, она придаст силы людям, когда придет пора. Но здесь ощущается не только боль прошлого, но и красота и радость.
- Конечно, - княжна подошла к высокому густолистому тополю, откуда доносилась песня соловья. Запрокинув голову, старалась разглядеть певца, но так и не смогла увидеть.
- Прячется, - вздохнула она. - Песню соловьиную каждый слышал, а самого соловья мало кто знает. Он поет не для того, чтобы прославиться перед людьми, ему ни к чему наше внимание. Если и увидит кто-нибудь - не зная, и не догадается, что серая невзрачная птичка - и есть прославленный певец... Лютобор Мстиславич, а на твоей Яргородщине были соловьи?
- Были, и есть, хоть и без меня, - он сразу вспомнил, как звонко пели соловьи всю ночь его лесной свадьбы с Отрадой, и воспоминание больно укололо его. Чтобы отвлечься, спросил княжну: - Белослава Тихомировна, а ты знаешь, для кого соловей поет?
- Не знаю, - она пожала плечами. - Для подруги своей, наверное, чтобы ей понравиться?
- Это тоже, конечно, но не только. Тут люди с себя переводят на соловья, думают, ему только и дело, как перед подругой красоваться, точно некоторые щеголи среди людей. Самое главное - соловей поет для будущих детей, пока они еще в яйцах, и после, пока подрастают в гнезде, чтобы они впитывали чудесный дар песен, приняли бы его в свою плоть и кровь, чтобы для них петь было бы естественно, как дышать. И он передает им свое искусство днем и ночью, неведомо когда и спать успевает!..
Белослава вновь поглядела сквозь крону тополя, откуда гремела звонкая песнь, не смолкая на ни мгновение.
- Жаль, что у людей так не получается... Человеческим детям приходится всему учиться самим, не на чужих ошибках, а на своих, набивать шишки. Сыну ремесленника не передашь еще в чреве матери, как владеть инструментом, сына землепашца не научишь с младенчества владеть плугом; а сына князя... - ее голос дрогнул.
Лютобор Яргородский заглянул в глаза княжне и успокаивающе коснулся ее ладони, крепкой и твердой.
- Не беспокойся, княжна. Твоим братьям не посчастливилось расти без отцовского примера, но они и без того скоро вырастут одними из самых доблестных мужей в Сварожьих Землях. Я видел их во время нападения чжалаиров. Они под градом стрел держались отважней многих опаытных воинов.
Белослава тяжело вздохнула.
- Я горжусь ими, как сварожанка, но как сестра боюсь, не навлекли бы они беды своей безрассудной дерзостью. Если бы не ты, Лютобор Мстиславич, они погибли бы совершенно напрасно.  Князьям ныне не только доблесть, но и рассудок нужен. Я читала старинные летописи времен Ерден-хана. Там говорится, что пришло "время терпеливых", и нам придется долго выжидать, задабривать Орду и откупаться от нее, а бороться открыто нам не под силу. И это правда: сколько было с тех пор восстаний: во Влесославле, Змееве, Волчанове и других городах, - все чжалаиры потопили в крови. Наши же предки никогда у себя такого не допускали, умели всегда вовремя унять и чжалаиров, и свой народ. А хватит ли терпения моим братьям? Прошу тебя, Лютобор Мстиславич, научи их, пригляди и сохрани, пока они сами еще не набрались государственного и житейского опыта! Твои дарования известны в Сварожьих Землях, и Лютобор с Брониславом тебя почитают. Если бы ты был с ними в Орде, не попали бы они в ловушку. Будь всегда им опорой, а я стану тебе на Медведице самым верным другом, если надо будет - перед всем боярским советом буду свидетельствовать в твою пользу.
Ее взволнованный голос, протянутые ладонями вверх руки тронули Яргородца. Он коснулся ее рук и твердо пообещал:
- Для того я и приехал на Медведицу, Белослава Тихомировна. У меня с твоими братьями одна цель, одна мечта - свергнуть власть Орды. А твоя просьба свята для меня вдвойне.
И они направились дальше, среди густых зарослей в священном лесу. А соловьи, гнездившиеся чуть ли не на каждом дереве, провожали их щелканьем, свистом, залихватской "лешевой дудкой", россыпью звонких бубенцов.
- Ты обещала мне показать город, как на ладони, - напомнил Лютобор, следуя за своей спутницей сквозь заросли черемухи и дикой вишни.
- Да-да, это Даждьбогов холм. Он так зовется, потому что в самом зените солнечная колесница всегда проезжает прямо над ним.
- Ну, мы-то окажемся там задолго до полудня. Но все же, стоило подняться на рассвете, чтобы увидеть много красивого.
- Я привыкла рано вставать, - улыбнулась Белослава. - По заветам нашего и твоего предка, князя Бронислава Великого, следует подниматься задолго до восхода солнца.
У Лютобора чуть было не сорвалось с губ, что такое указание давалось для князей, а не для молодых девушек, но тут же прикусил язык. Ей-то, привыкшей чуть не с детства быть хозяйкой в обширных княжеских хоромах, как раз привычно было подниматься раньше слуг, чтобы знали, что над ними есть присмотр. И вообще, уместно ли оказывать ей любезность иначе, как сестре великого князя? Вчера княжна заинтересовала его, а видение, что открылось в ее глазах - поразило, так что думать о ней самой уже не было возможности. Но сейчас, находясь рядом и беседуя с ней, чувствуя ее мимолетные касания, запах ее волос, он чувствовал, что ему нравится эта девушка, так, как он от себя уже не ожидал после гибели Отрады. Но он сознавал, что лучше не надеяться на взаимность. Какой из него теперь муж для княжны - изгой, взятый на службу ее братом, да еще с сединой в волосах и бороде уже! Ей бы стать женой владетельного князя, а лучше - княжеского наследника, молодого, красивого да богатого...
Но Белослава, казалось, и не подозревала, с какими мыслями он смотрит на нее. Невозмутимо вела гостя по тропинке, довольно круто подымавшейся вверх. Вскоре Лютобор увидел, что большие деревья не поднимаются сюда, остался только кустарник. Затем и он прервался. На вершине Даждьбогова холма не росло ничего, кроме травы и цветов.
- Здесь не стали сажать лес, чтобы не загораживать свет и обзор, - проговорила княжна, срывая пухлые цветки розового клевера. - Даждьбогов холм - самое высокое место на Медведице. Конечно, с башен Крепости видно еще дальше, но ведь их создали люди, а это место - Боги. Как тебе, Лютобор Мстиславич?
С высокого косогора и впрямь видно было далеко. Туман уже рассеялся, и сколько можно было охватить взглядом, во все стороны тянулись городские улицы. Тянулись длинными рядами избы. Почти на всех крыши были четырехскатные, не двускатные, как на Яргородщине. Кое-где, точно бык среди овец, подымался замысловато устроенный боярский терем под черепичной или гонтовой крышей. Вдаль синей извилистой лентой убегала Медведица-река, у самого окоема соединявшаяся с Сосновой. На вершине холма Сварога высилась Крепость. Лютобору это зрелище напомнило видения, где он становился соколом и видел землю сверху, похожей на чертеж.
Наглядевшись, пока глаза не устали, он встретился взглядом с княжной, стоявшей молча рядом с ним.
- Ну как? Нравится? - горделиво спросила она.
- Очень! До меня доходили слухи, что Медведица - прекрасный город, но теперь вижу, что ваши гости еще преуменьшали.
- Яргород красивее?
- Не могу сказать, - отозвался он, подумав. - Там я родился и вырос, а каждый кулик свое болото хвалит. Наши края совсем не похожи. Яргород лежит в степи, лесов у нас не так много, в основном лиственные, светлые. До ваших чащоб нам далеко... Но что толку теперь от воспоминаний? - он не мог скрыть грусть; в душе больно заныло при воспоминании о Яргороде.
Не глядя, он почувствовал, как княжна участливо коснулась его руки.
- Прости меня, Лютобор Мстиславич! Я не хотела тебя огорчить. Обещаю тебе, что мой брат сделает все, чтобы вознаградить тебе потери. Подарит тебе богатые вотчины, а может, и город под началом Медведицы, и собственную усадьбу в самом городе. Ты теперь наш, медвединец.
- Хорошо хоть, не медведь, - усмехнулся он, глядя опять на лежащий внизу город.
- Соседи нас порой дразнят "косолапыми", - в тон ему рассмеялась княжна.
И бывшему яргородскому князю, сделавшемуся подручным медведицкого владетеля, вдруг стало так легко рядом с Белославой, точно они знакомы много-много лет. Казалось, они знают досконально все привычки друг друга, шутки, что могут понравиться, жесты друг друга. Вот сейчас княжна заправит за ухо выбившуюся из косы прядь и внимательно поглядит ему в глаза, собираясь спросить о чем-то важном. Он никогда не любил в женщинах кокетства и жеманных ужимок.
Она вдохнула смолистый летний воздух, заправила за ухо прядь своих черных волос и внимательно поглядела в глаза.
- Мне сейчас кажется, Лютобор Мстиславич, что я с тобой знакома всю жизнь, - проговорила она доверчиво. - Как будто я знала тебя прежде, да забыла, или встречала тебя в какой-то иной жизни...
Вот и прозвучали роковые слова. Скажи их какая-нибудь другая женщина, привыкшая привлекать мужчин, говоря то, что им нравится слушать - он бы и глазом не моргнул. Только он их уже услышал за мгновение до того, как были произнесены. На какое-то мгновение образ Белославы стал двоиться, троиться перед ним. Три разных женских голоса одновременно звучали в его ушах. На вершине Даждьбогова холма замелькали, накладываясь друг на друга, предметы, которых там быть не должно. Но наваждение исчезло так же внезапно, как появилось. Он вновь видел одну Белославу, но образ ее сделался богаче и ярче прежнего, словно вобрал двух других, вернее - он видел теперь их всех вместе.
- Думаю, да, - медленно проговорил он. - Такое бывает. Ведь мы, убивая животное, по привычке все еще желаем, чтобы Боги поскорей сотворили ему шубку мохнатую, перья или рыбью чешую, и позволили поскорей вновь родиться на земле. А если животные рождаются вновь, почему же не возвращаться и людям?
- Когда я была ребенком, мне часто снилась огромная волна, поглощающая внезапно целую землю. Не Медведицу и не что-то знакомое мне, но все равно, это было ужасно. Только что была цветущая земля, стояли города, жили люди, и вдруг - огромная волна до неба!.. Родители, правда, думали, что это видение означает Орду, но мне кажется, тогда была бы наша земля. А Богумир, наш верховный жрец, думал, что это наваждение из Кромешного Мира, и окуривал меня дымом от полыни. А ты что думаешь, Лютобор Мстиславич?
- Нет, - медленно проговорил он, взвешивая каждое слово. - Думаю, это значило не больше и не меньше того, чем было. Некоторые потрясения бывают так тяжелы, что даже Ирий их не излечит окончательно. Даже когда душа отдохнет в обители Богов и вернется на землю заново, память прорывается иногда непроизвольно. Полынью тут ничего не сделаешь, она годится лишь русалок отгонять.
Белослава вздохнула, но не тяжело, а скорее удовлетворительно.
- Спасибо тебе, Лютобор Мстиславич, что разъяснил. Жаль, что тебя в те времена рядом не было, - проговорила она, садясь на пригорке.
Повинуясь ее приглашению, он тоже сел, но не рядом, а у ног ее, вполоборота, и усмехнулся:
- В те годы, Белослава Тихомировна, я был легкомыслен и самонадеян, как все в молодости. Не думаю, что мне хватило бы терпения выяснить, что означали твои кошмары.
"Кто бы еще сказал, что теперь нам делать, Белослава?! Вот как довелось нам встретиться снова! Спасибо еще Богам, что не дряхлым старцем застал я тебя - младенца в колыбели... Но все равно - и так неразумно на что-то надеяться. Ты - сестра великого князя, и рождена властвовать, а я уже не ровня тебе ни по возрасту, ни по положению. И даже ради тебя не имею права поссориться с твоим братом. От этого слишком много зависит. Ты сама говоришь, что я нужен на Медведице. Ты не знаешь всего до конца, а я не открою тебе лишнего. Лучше мы останемся друзьями и впредь, не рассчитывая на большее."
Отдохнув немного на вершине, он поднялся на ноги и подал руку девушке, помогая ей встать, чтобы вернуться к лошадям.
- Поедем домой, княжна, пока нас не хватились.
Оперевшись на его руку, Белослава почувствовала, что ей приятна такая забота, хоть она и не нуждалась в опоре. Никогда прежде у нее не ныло и не замирало сердце в присутствии мужчины, хотя сколько раз видела приезжавших на Медведицу князей и бояр со всех Сварожьих Земель, и даже иноземцев. В ее годы женщины обычно уже нянчили детей, но Белослава до сих пор с мужчинами и женщинами вела себя одинаково и не заботилась о поисках жениха. Ей казалось - она сразу умрет, если возможный будущий супруг уведет ее прочь от Медведицы, заберет ее от братьев и родного дома. И вот, без смущения отправившись на прогулку с яргородским князем, она впервые созналась себе, что думает о нем не просто как о человеке, интересном и остроумном собеседнике, но и как о мужчине. Но увы! - он ничем не проявил, чтобы она понравилась ему. Ну что ж,  не выдаст себя и она. Лучше сохранить хотя бы его дружбу, если большего не дано. Если она не испортит ничего. и у братьев, и у нее будет надежный друг и соратник. Быть может, она кажется ему слишком молодой и глупой? Подумаешь, лучшая ученица премудрого Богумира, девчонка, прочитавшая несколько старых летописей! А он столько всего знает, ему открыто тайное, и она - дитя перед ним. Ей и так повезло, если он хотя бы другом ее захочет считать.
- Это было чудесное утро, князь Лютобор Мстиславич! - проговорила девушка из своей повозки, с замиранием сердца ловя блестящий взгляд синих глаз князя, уже севшего в седло. Больше всего на свете ей хотелось бы и дальше повторять такие прогулки в священном лесу.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 30 Мая, 2019, 09:56:22
Цитировать
Лучше мы останемся друзьями и впредь, не рассчитывая на большее.

Цитировать
Но увы! - он ничем не проявил, чтобы она понравилась ему. Ну что ж,  не выдаст себя и она. Лучше сохранить хотя бы его дружбу, если большего не дано.

Вроде бы разумные взрослые люди. Или, влюбившись, поглупели?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 30 Мая, 2019, 20:21:06
Цитировать
Вроде бы разумные взрослые люди. Или, влюбившись, поглупели? 
Ну, это нормально.  ;)
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 30 Мая, 2019, 22:04:13
Благодарю, эрэа Карса, эр Зануда! :-* :-* :-*
Вроде бы разумные взрослые люди. Или, влюбившись, поглупели?
Именно потому, что разумные и взрослые, стараются себя сдерживать. Оба привыкли заботиться не только о своих чувствах, и жертвовать ими, если потребуется. Вот если выяснится когда-нибудь, что Белославе никаких посторонних "владетельных князей" не нужно, а ее брат согласится в жены Яргородцу ее отдать, - тогда уже другой разговор пойдет. А так, едва приехав, на такое рассчитывать рано.
Ну, это нормально.  ;)
И впрямь. Кто-то от любви глупеет и совершает ошибки, а кто-то, наоборот, старается быть умным и старательно любых ошибок избегает.

Глава 20. Две свадьбы
По осени сговорились медвединцы с вышеградцами о двух свадьбах сразу. Великий князь Лютобор Тихомирич собирался жениться на княжне Росаве, а заодно и сестру ее, княжну Любомилу, сосватали за ближнего княжьего боярина, Доброслава Зимина.
Все лето между Медведицей и Вышеградом скакали гонцы со спешными поручениями, посланиями, просьбами, возражениями, уточнениями. Два князя, два недавних врага, носивших одно имя, собирались теперь породниться, но прежде еще многое должны были выяснить между собой.
Нет, разумеется, теперь вышеградский князь Лютобор Мезамирич не мог отказать "медведицкому мальчишке", отнявшему у него первенство. Теперь породниться с великим князем было как нельзя более желательно для рода Стемира. Все же, так или иначе, а ближайшими людьми к правящему дому. О лучшем женихе для Росавы и мечтать было нельзя. Прежде отец думал было ее отдать за азанского князя Драгомира, но тут наотрез отказал ему. Обеими руками вцепился князь Лютобор Мезамирич в родство с великим князем, как в свое время - в ханский ярлык. Одно лишь беспокоило его - не хотелось выдавать замуж младшую дочь вперед старшей, это считалось дурной приметой. Жаль, что нельзя заодно и Любомилу отдать за медведицкого князя. Бронислав у них слишком молод для женитьбы. В конце концов, пришлось, скрепя сердце, согласиться за брак дочери с молодым Зиминым. Конечно, только боярин, да еще младший в семье, но, с другой стороны, тоже великому князю двоюродный брат, хоть и по матери. Да и Любомила уже не захочет никакого другого жениха, с самого лета только о своем медвединце щебечет, как ласточка. Не то что Росава, по ней и не поймешь, рада или нет. Впрочем, ладно, выйдет замуж - уладится как-нибудь. А у великого князя еще и сестра есть. На всякий случай, Лютобор Мезамирич поручил своим сыновьям поухаживать за ней на свадьбе - может, что и сладиться с кем-нибудь из них. Если уж Медведица забрала такую силу, то лишний аркан, связующий с ней, никогда не помешает. Глядишь, и родню свою втянет наверх.
Но главным камнем преткновения оказалось - где праздновать свадьбу. Великому князю неуместно было варить свадебную кашу в городе у своего подчиненного, а вышеградцы ни за что не желали ехать на Медведицу. Спор об этом грозил уже разрушить едва установившееся согласие. В конце концов, вмешался верховный жрец Богумир, старинный наставник медведицких князей. Он предложил устроить свадьбу в некоем третьем городе, чтобы никому не было обидно. Выбор пал на Соболевск, лежащий почти посередине между Медведицей и Вышеградом. Прежде Соболевск принадлежал Азани, и Медведица его присоединила лишь незадолго до рождения Лютобора Тихомирича. Что ж, пусть и еще один сосед-соперник, если не придет на свадьбу, то все же учтет, какая сила нынче за Медведицей, лучше с ней не спорить. Насчет Соболевска было решено.
В путь тронулись к концу вересня, после праздника Макоши. Было еще тепло, и в воздухе разливался сладкий аромат меда. Празднично убранный обоз тянулся пестрой лентой по Азанской дороге. Гривы и хвосты у лошадей расчесаны и заплетены яркими лентами, а хомуты увиты цветочными гирляндами. Во главе свадебного поезда скакали всадники, далеко опередив тяжелые повозки, громыхающие по ухабам где-то позади. Предоставив старшим боярам чинно ехать позади, глотая пыль, великий медведицкий князь со своим братом и ближней дружиной летели вперед как на крыльях. По совету Яргородца, они надели в путь кольчуги и шлемы, на всякий случай. Но никакой враг не появлялся, и великий князь размышлял про себя о том, что его ожидает. Какой она окажется, его невеста? Говорят, светловолосая и красивая, с льняными косами. Но так, наверное, говорят обо всех невестах, никто ведь не скажет жениху заранее, если она окажется толстой, глупой или некрасивой. И даже если она вправду хороша, понравятся ли они друг другу? Как это - он год назад воевал с ее отцом, а теперь женится на дочери бывшего врага. И прожить всю жизнь потом с женой, что будет на него обижена за свою семью? Трудно решить, как быть с ней. Пожалуй, правильно ему советует Яргородец: сперва надо поговорить с ней и все выяснить самому.
Поглядел на Доброслава, мечтательно улыбавшегося каким-то своим мыслям. Ему-то хорошо, он собирается жениться по любви, и ждет не дождется встречи со своей невестой. А как быть, если не знаешь, что тебе принесет встреча? Ну что ж, видно, со свадьбой получается, как с прыжком в холодную весеннюю воду: не надо его откладывать, лучше прыгать сразу, а после окажется, что не так уж и холодно. И с чжалаирами так же, он убедился в Орде. Они ведь потому и заставляют приезжающих послов ждать подолгу, чтобы те терзались в неизвестности, ждали худшего и слабели от страха. А он не станет заранее воображать, будто женитьба хуже казни.
Но в дороге великий князь был молчаливей и задумчивей, чем обычно, и ни Мстише, ни Брониславу не удавалось надолго его развеселить. Князь Бронислав вскоре соскучился ехать в молчании, и стал развлекаться по-своему: то склонялся с коня, изображая убитого, или прятался под его брюхом, а то на всем скаку прыгал с одного коня на другого, - этим трюкам младший князь выучился в Орде. Или, высмотрев на дереве, мимо которого проезжали, какой-нибудь сучок, указывал на него и пускал стрелу точно в цель.
По обеим сторонам дороги тянулся еловый лес, густой и темный, с почти черной хвоей. Если смотреть со стороны, то лишь ближайшие деревья было можно разглядеть, а дальше они сливались в сплошную черную массу.
Однажды путников прямо-таки оглушил неумолчный птичий гвалт. Пронзительно пищали синицы, стрекотали на весь лес сороки, хрипло орали сойки, басовито каркали вороны. Причем все они шумели в одном месте, и не испугались, даже когда всадники подъехали ближе. Птицы кружились возле корявой дуплистой ели, кричали на все голоса, щелкали клювами.
И тут из дупла, страшно сверкая кошачьими глазищами, вылетел огромный филин. Он взмыл вверх, прямо на птичью стаю. Но птицы среди бела дня и не думали разлетаться прочь от ужаса своих ночей. Напротив, наседали еще сильней, окружив филина живой тучей. Ночной хищник грозно щелкал клювом, вытягивал загнутые когти. Но днем ему было трудно разглядеть более подвижных врагов, к тому же их было много. Их крики терзали чуткий слух филина хуже клювов. Виляя среди древесных стволов, филин промчался прямо над головами всадников.
Бронислав схватил лук и уже прилаживал стрелу, как вдруг чья-то рука его остановила.
- Обожди. Поглядим, что будет, - произнес Лютобор Яргородский, незаметно подъехавший будто из ниоткуда.
Дневные птицы, разъяренные преследованием, бросились за филином, окружили его, уже не обращая внимания на собственные раны. Рыжевато-бурые филиновы перья дождем посыпались на землю. В конце концов, ночной хищник кое-как вырвался из окружения и, неуверенно мотая поврежденным крылом, с трудом полетел между деревьев. Птицы и тут с ором и карканьем кинулись за ним.
- Добьют, - кивнул воевода Конь вслед черной стае.
- Как пить дать, - согласился князь Аджаров.
А великий князь дольше всех глядел на улетевших птиц. Руки его непроизвольно сжались в кулаки, глаза горели, щеки разрумянились. Потом он вдруг резко развернул белого коня, обернулся к Яргородцу.
- Я понял, почему ты не дал Брониславу застрелить филина. Это добрый знак для нас всех и для Сварожьих Земель!.. - но даже тут не решился высказать, что означает знамение.
Яргородец многозначительно переглянулся с ним.
- Боги знают, к чему посылают знамения. А, если уж они об этом заботятся, то и свадьбы можно не бояться.
И Лютобор Медведицкий поверил, что вправду непременно уладится. И повеселевшим взором встретил лежавший среди уже убранных полей Соболевск.
Город неожиданно понравился ему. Небольшой, но чистый и уютный, он был, казалось, удивлен, что великий князь вздумал здесь играть свадьбу. Ворота и двери над каждым домом были украшены плетями хмеля и ветками облепихи, в знак пожелания молодым крепкой любви и многочадия. Такое внимание тронуло великого князя. Проезжая по улицам, он любезно приветствовал соболевских горожан. У ворот их встретил местный князь Истослав, проводил в собственные хоромы. Там же, только на другой половине, остановились и вышеградцы, прибывшие на два дня раньше медвединцев.
По обычаю, сватовству еще предшествовали окончательные переговоры, обмен подарками между родителями жениха и невесты. Самим молодым в этом участвовать не полагалось. Со стороны Лютобора сговаривались боярин Зимин и его жена - как ближайшие по родству и как родители второго жениха, Доброслава. Самому же медведицкому князю было скучно, и он не знал, чем себя занять. Сидя за столом напротив вышеградского князя, своего будущего тестя, взглянул в его худощавое остроносое лицо, красиво обрамленное седеющей бородой. "Это что, мне теперь придется Лютобора Мезамирича называть отцом?" - задумался впервые. Но главным было не это. Он надеялся, что Росава придет вместе с отцом и пожилой боярыней, заменявшей при сговоре мать невесты, но ее не было.
Вот приоткрылась дверь, и стремительно вбежала девушка. Великий князь воспрянул духом, но она, сияя от радости, бросилась к младшему Зимину.
- Доброслав! - воскликнула она.
- Любомила! - и они встретились протянутыми ладонями, отошли в сторонку, сели в уголке на лавку, стали шептаться о чем-то.
Великий князь поглядел на них с невольной завистью. "Они-то давно сговорились, им все ясно, а мне как быть?"
И он, собираясь взять быка за рога, решительно подошел к старшим.
- Князь Лютобор Мезамирич, дозволь мне поговорить с моей невестой.
Вышеградский князь поглядел на будущего зятя с недоумением.
- Росава волнуется перед свадьбой. Дай ей отдохнуть, князь.
Но Лютобор решил стоять на своем.
- Я не стану беспокоить ее. Просто хочу увидеться, хоть немного.
Тут и медведицкие бояре его поддержали.
- А вправду: что это ты, княже, прячешь младшую дочь под замок? Может, она у тебя косая или горбатая? - подозрительно спросил тысяцкий.
- Или ты ее силой принудил, и не хочешь, чтобы она за себя говорила? - поддержал князь Аджаров.
Вышеградский князь глядел на них, наливаясь свекольной краснотой. Не выдержав, ударил кулаком о стол, за которым сидели сваты.
- Что болтаете, косолапые? В роду Стемира никогда не было негодных невест! - воскликнул запальчиво.
Начинавшуюся ссору прервал старец в синем одеянии, вышитом знаками солнца, луны и звезд - верховный жрец Богумир. Увещевая спорщиков, проговорил негромко, но настойчиво:
- Не бей руку Богов, князь Лютобор Мезамирич! А вы, бояре премудрые, помните, по какому случаю собрались. Не время сердиться теперь. Пусть великий князь поговорит с невестой, пока мы, старики, решаем, сколько свечей должно гореть на свадьбе, да сколько яблок положить в пирог.
И великому князю предложено было пройти в покои своей невесты, которая тем временем томилась в ожидании замужества еще больше него. Она тоже ничего не знала о своем женихе, кроме того, что не могло понравиться вышеградской княжне. Уж очень хорошо запомнилось, как отец прибежал с разбитым, поредевшим войском, на раненом коне, и крикнул: "Медвединцы идут!", как отослал их с Любомилой подальше от города, пока все не уладится. А у ее няни Малуши племянник погиб в бою с медвединцами. А теперь вот, изволь-ка замуж идти за великого медведицкого князя!..
Росава не просила и не умоляла отца, потому что знала - ее судьбой уже и не он распоряжается. Он не пойдет против Медведицы, не защитит ее. Значит, придется идти в лапы к загребущему захватчику. Уж лучше бы за азанского Драгомира выйти: хоть ему тридцать лет, и вдовец, зато вежливый и обходительный, и с ее семьей не во вражде. Росава не была в него влюблена, просто предпочитала медведицкому князю. Но выбора у нее нет. Никто ей не поможет. Даже совета не даст никто. Сестра думает только о своем медведицком боярине, красивом, ласковом. Росава видела его, когда он приезжал в Вышеград. Хорошо хоть Любомила идет замуж за того, кого любит. А ей как быть? Заперли ее одну в покоях, ждать до завтра, ни ни отец, ни братья не поймут, каково ей приходится. Был бы жив дядя Стемир, он бы не позволил ее отдать разбойнику, завоевателю. Он надеялся, что она станет женой настоящего витязя, орла, а не жадного коршуна. Но дяди Стемира нет уже давно, и никто ее не выручит.
Княжна прилежно вышивала семью отдыхающих оленей в лесных зарослях. Но мысли ее были далеки от работы, и рука прокалывала иголкой ткань сама собой.
Вдруг на пороге появилась ее ближайшая подруга, Вешняна. Глаза ее блестели, на лице - испуг и лукавство одновременно.
- Княжна, там.... твой жених, великий князь! - шепнула и убежала.
А он уже вошел в горницу, и дверь за собой прикрыл. Высокий и крепкий, волосы черные. Пришлось встать перед ним с лавки.
- Здравствуй, князь Лютобор Тихомирич! - проговорила она сдержанно.
- Здравствуй, княжна Росава Лютоборовна! - проговорил он важно, но тут же смешался: - И не величай ты меня так! Если поженимся завтра, надо будет друг друга по имени звать.
Она чинно кивнула.
- Как тебе угодно, великий князь. Я буду с тобой говорить, как пожелаешь.
Он растерянно помолчал, не зная, что бы такого сказать. Девушка, высокая, стройная, с серьезным взором темно-голубых глаз, уже облаченная в свадебное платье, ему понравилась. Но разговор уходил куда-то не в ту сторону, чем он представлял, и непонятно было, как его наладить.
- Ты что, княжна, не хочешь моей женой быть? Когда это я перед тобой провиниться успел?
Отступив на шаг, она взглянула ему прямо в глаза.
- Не помнишь, что ли? Когда моего отца войной принудил ханский ярлык тебе уступить! Когда потребовал, чтобы он, муж с седой бородой, "младшим братом" твоим согласился быть! Когда против своих, сварожских, людей воевал!
Сказала - и сама отшатнулась, с запозданием испугавшись, что он сделает теперь. Откажется от свадьбы, да еше за такую дерзость опять пойдет войной на Вышеград, чтобы отомстить ее семье? Не поверит ведь, что она сама от себя говорит такое. Или закричит на нее, чтобы молчала, обзовет дурой немыслимой или еще как-нибудь, как порой со злости кричал брат Владислав?..
Но он только вздохнул и грустно, как показалось девушке, улыбнулся ей.
- А ты храбрая, княжна Росава! Мужчины в твоей семье старых счетов стараются мне не припоминать, да и тебя, я думаю, такому не учат... Только ты не совсем права. Мне не для себя была нужна покорность от твоего отца.
- А для кого же? - недоверчиво спросила княжна. - Что, не хотел ему отомстить за то, что он тебе, маленькому, дорожку у хана перешел?
- Нет, Росава, - он покачал головой. - Я и так победил, унижать твоего отца мне ни к чему ("тем более - если бы знал, что у него такая дочь растет!") Мне надо, чтобы другие князья со мной заедино стали, или, по крайней мере, не мешали. У нас ведь с ними общий враг - Орда чжалаирская. Не вечно же нам у ханов ярлыки на собственные владения клянчить, придет пора свести счеты куда поважней.
И от того, каким тоном сказал он это, ничуть не рисуясь и не обещая непременных решающих побед, Росава сразу ему поверила. Что-то стронулось в ее сердце, заставило смягчиться.
- Ты что, всерьез воевать с Ордой мечтаешь? Да разве с ней можно сладить?
- Сейчас, пожалуй, нет еще, - вздохнул он, не смущаясь, что девушка спрашивает о самом заветном его желании. - Но, если все Сварожьи Земли соберут силы, если хватит времени подготовиться к решающему бою... Так думаю, что еще до старости нашей готовы будем. Но для этого надо, чтобы все выступили вместе. Как пальцы на руке, способные сжаться в кулак. Мне даже не обязательно самому быть во главе общего дела. Знаю, мне еще не хватает опыта. Сумел бы твой отец или еще кто объединить прочих князей - я бы за ним пошел. Но у него не получилось. Пока что все на мне сходится, Росава. Для этого мне и нужно главенство в Сварожьих Землях. Твой отец дал мне клятву, теперь уже не сможет пойти против меня. А ненависти у меня к нему никогда не было. Одна необходимость была, а теперь будет еще и благодарность за такую дочь! Людей побитых и мне жалко. Но эта кровь между Медведицей и Вышеградом была последней. А сколько ее льется чуть не каждый год от набегов Орды, да и от княжеских распрей? А другого способа их прекратить пока не находится.
Росава стояла, как завороженная. Она могла бы не поверить ему, насчет Орды, но слышалось в его речах что-то до боли знакомое, такое, что она слышала прежде, причем из уст, в которых не сомневалась никогда. Почти полузабытое, давнее воспоминание, дремавшее на дне колодца памяти, пробуждалось, дождавшись своего часа.
"- Об одном жалею, дочка - вряд ли я доживу до того дня, когда Сварожьи Земли сбросят власть Орды. А, если тебе Боги пошлют до того дожить, тогда вспомни наш разговор."
"Не знаю, когда сварожане к этому готовы будут, но рано или поздно непременно придет такое время."
"Да пошлют они тебе, когда вырастешь, в мужья настоящего храброго витязя, что сумеет чжалаиров одолеть!"

Она подняла на своего жениха ясные, как незабудки, глаза.
- Ты хоть осторожней будь, Лютобор Тихомирич, пока еще не пришло время перемен, - проговорила она тихо, сглатывая комок в горле.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 31 Мая, 2019, 10:46:22
Лютобор Вышеградский, как я понимаю, на Куликово поле не пойдёт. А Росава великому князю явно понравилась.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 01 Июн, 2019, 21:05:47
Спасибо Вам большое, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Лютобор Вышеградский, как я понимаю, на Куликово поле не пойдёт. А Росава великому князю явно понравилась.
Обещать повиноваться и впредь не идти против кого-то - еще не значит быть по-настоящему заодно.
Да и сама Росава, надеюсь, теперь на будущего супруга сможет взглянуть более благожелательно.

Когда спустя некоторое время отец и братья заглянули в покои Росавы, удивились произошедшей с ней перемене. Лицо ее, прежде бледное, порозовело, глаза блестели, на губах нет да нет мелькала загадочная улыбка.
- Ну вот! Не иначе тебя очаровал уже твой медвединец! - всплеснул руками князь Лютобор Мезамирич.
Росава поглядела на своих родных так, словно в свои пятнадцать лет видела за их спиной нечто более важное, чего они почему-то заметить не могли.
- Все не так, батюшка. Мы просто поговорили немного...
- А девчонкам много и не надо: скажешь, что у нее красивые глазки, или там волосы - она и готова! - рассмеялся Владислав, не особенно рослый, но плотный телом, как молодой бычок.
Младшие братья залились смехом с ним вместе. Особенно старался Мечеслав, аж хохот срывался на визг. А Тихомир, тряся кудрявой головой, подтолкнул в бок старшего брата: "Ты-то знаешь, как девчонкам морочить головы!"
Росава глядела молча. Она с детства привыкла не спорить со старшими братьями, и лишь иногда не выдерживала, если их шутки особенно задевали. Теперь же все их предположения лишь смешили ее, настолько были далеки от истины. "Взрослые мужи по годам, а ничего не понимают, и в голову себе не берут." А раз так, то что говорить им? Все равно для них младшая сестра навсегда останется глупой девчонкой. Да и не хотелось с ними спорить в эти последние дни ее девичества. Ведь они совсем скоро расстанутся надолго, и неизвестно, когда увидятся в следующий раз! Спасибо хоть, Любомила да Вешняна поедут с ней на Медведицу, а то на первых порах трудно пришлось бы ей у мужа - все новые люди вокруг, и не знаешь, как с ними обращаться, на какой козе подъехать.
- Ты все же отца и братьев своих не забывай. Случится что - будь добра, заступись за нас перед мужем. У нас на тебя вся надежда! - проговорил вышеградский князь, поцеловав дочь в лоб.
- Конечно, папенька, - проговорила Росава, целуя отца в колючую щеку, не подавая виду, что ее больно кольнула его оговорка насчет "случись что". Почему он сразу готовится к тому, что что-то случится, и что ей придется заступаться перед мужем за свою родню? Выходит, прав великий князь насчет ее отца, правильно ему в свое время и дядя Стемир выговаривал. Неужели нельзя быть надежными союзниками? Даже впредь, когда породнятся, все равно нельзя?
Пожелав дочери счастья, князь Лютобор Мезамирич вышел из ее покоев вместе с сыновьями, опустив голову и ссутулившись, словно разом постарел на десять лет.
- Нет, не поможет нам Росава, - проговорил грустно.  Для женщины муж главней всего, о родной крови она быстро забудет. Придется самим как-нибудь выкручиваться...
Тем же вечером, накануне свадьбы, оба жениха должны были вручить подарки своим нареченным. Вторая встреча Лютобора Медведицкого с невестой прошла куда веселей и сердечней первой, хотя и в присутствии родни с обеих сторон и многочисленных гостей. Покосившись на Доброслава, великий князь по его примеру преклонил колени перед невестой и взял из рук Мстиши ларец, инкрустированный серебром. Там, на красном атласе, покоились длинные золотые серьги и колты с яхонтами, сделанные в виде цветов с длинными листьями и крупными венчиками, полураспустившими лепестки. Внутри каждого цветка, как в драгоценной чаше, покоилась яхонтовая сердцевина, таинственно мерцая, а сами лепестки и листья были, как каплями росы, усыпаны прозрачными камушками. На изящном отвороте лепестка у каждого цветка сидела, кроме того, маленькая золотая пчелка - даже сложенные тонкие крылья ее были видны. Росава сразу залюбовалась подарком, да и Любомила, заглянув через плечо сестры, ахнула, хотя ей и самой жених пре поднес подарок не хуже.
- Ах, какая красота! Настоящий великокняжеский убор! Сестрица, я жду не дождусь, когда приколю эти колты к твоим волосам, а серьги вденем в уши!
- Этим драгоценностям больше трехсот лет, они чудом пережили чжалаиское нашествие, сохранившись до наших дней! - едва сдерживая волнение, проговорил великий князь, отдавая ларец невесте. - Хочу, чтобы ты носила изделия свободных сварожских мастеров!
Глубокий взор глаз Росавы, ясных, как воды Великой реки в ясную погоду, был ей ответом красноречивее всех слов.
Весь вечер, предстоящий двойной свадьбе, в хоромах соболевского князя все кипело, как в разворошенном муравейнике. Мужчины хлопотали вокруг женихов, женщины - около невест. Примеряли напоследок на них свадебный наряд, мыли в бане, давали различные наставления, не всегда пристойные. От такой суеты и князь Лютобор с Доброславом, и обе княжны-невесты к вечеру совершенно утомились. "И что им надо разводить столько церемоний? - думал медведицкий князь после бани, с наслаждением дыша прохладным вечерним воздухом. - Поладили бы мы с Росавой и без них как-нибудь. А то получается, нас крутят, таскают, наряжают, точно кукол, будто в детстве не наигрались..."
Нет, лучше и не думать об этих нелепых церемониях. Главное - Росава ему понравилась, да и она, кажется, смогла его понять, а это значит больше, чем полюбить. Лучше думать о том, как они станут жить дальше. Завтра для них обоих начнется совсем другая жизнь, семейная. Интересно, какой она получится? Радости будет больше или тревог? Что бы ни довелось вынести, лишь бы им между собой не знать остуды, тогда преодолеют все.
Но так неизвестно до чего додумаешься еще! Как жаль, что свадьба еще только завтра, не дождешься же!.. Право, казалось легче ожидать приема у чжалаирского хана...
Из сада, где зрели яблоки, появился Мстиша, неся в руках несколько краснобоких плодов. Лукаво подмигнув, бросил одно яблоко князю, другое стал грызть сам.
- Ну как, княже, нравится тебе... - хотел было спросить: "Твоя невеста", но, чтобы отвлечь своего господина и друга, договорил: - ...в Соболевске?.
- Очень! - повеселевшим голосом ответил Лютобор. - Хорошо, что дедушка Богумир предложил нам Соболевск. Я чувствую, этот город принесет мне счастье.
- Ну, о предчувствиях ты лучше поговори с князем Лютобором Мстиславичем; он в них и впрямь разбирается, - усмехнулся Мстиша. - Я к тебе вот зачем: ты ужинать будешь, или тебе, кроме яблока, кусок в горло не полезет накануне свадьбы?
- Еще чего! - воскликнул великий князь, которому от волнения, наоборот, всегда больше обычного хотелось есть. - Я бы и быка съел прямо сейчас вместе с рогами! Пойдем, а то я умру от голода еще до завтра. Опять же, и завтра на свадебном пиру есть со всеми молодым будет не дозволено...
Ужинал он в кругу своих ближников и впрямь долго и основательно. Не то что Доброслав, который как раз от волнения едва проглотил кусок пирога, и сидел бледный и молчаливый. Хотя ему-то как раз бояться было нечего: у него все решено. Сам же великий князь боялся ложиться спать, чувствуя, что не уснет в эту ночь. Как там Росава, тоже, поди, переживает, бедная. Но она хоть с сестрой вдвоем, если что, и поговорит, и поплачет с ней, как полагается невесте. А ему и обратиться не к кому - не поймут...
К счастью, опытные люди рядом с ним позаботились обо всем заранее. Пока князь ужинал, боярин Зимин, поднявшись из-за стола, шепнул яргородскому князю:
- Молодым бы позволить отоспаться эту ночь. А то от беспокойства глаз не сомкнут, а утром будут ползать, как сонные мухи. Ну а к следующей ночи вовсе станет не до чего. Ты уж уважь, припаси чего-нибудь на такой случай: ты ведь, говорят, знаешь все средства...
- Уже сделано, - усмехнулся Яргородец, глядя, как великий князь осушил до дна большую кружку кваса. - Не беспокойся, Владислав Вячеславич: проспят до утра, как младенцы, и ничего не услышат, хоть верблюда веди... Белослава Тихомировна, а это подмешай в питье княжнам, - он передал княжеской сестре каменный флакончик со снотворным.
Княжна Белослава в этот вечер вертелась, как белка в колесе, но ей приятно было готовить свадьбу своего брата. В основном она вместе с прочими женщинами должна была заботиться о невестах, но часто забегала и на мужскую половину хором, проверяя, как дела у ее брата, готовы ли к завтрашнему дню все вещи, что она сама выбирала и укладывала в походный ларь. Вообще-то, этим полагалось заниматься их тетке, боярыне Зиминой, но та, на радостях, что ее сын женится на настоящей княжне, не отходила от него, а о племяннике слегка позабыла. Белослава поняла, что ей придется заменять мать жениха, и металась между Лютобором и Росавой. Невеста брата, кстати, ей понравилась, а вот иные будущие родственники - не очень-то. Ны крыльце девичьего терема ей встретились вышеградские княжичи, попытались, кажется, нашептывать какую-то чушь об ее красоте.  Но Белославе надо было передать снотворное невестам, кроме того, она краем глаза приметила на мужской половине что-то странное, что не было пока времени обдумать. И она торопливо прошла мимо вышеградцев, лишь окинув на прощание не самым дружелюбным взором, так что все трое даже оторопели, а самый наглый, Владислав, отскочил в сторону.
Лишь когда княжны Любомила и Росава отошли ко сну, у Медведицкой Девы нашлось время задуматься, что же ее так удивило. Что-то в свадебном наряде ее брата, когда он примерял его перед зеркалом. Она сама сшила ему сорочку и украсила вышивкой, уложила в ларь сшитые к свадьбе кафтан, штаны и алый плащ, и такие же алые сапоги. Выбрала драгоценности, в каких уместно играть свадьбу великому князю: кольца и шейную цепь, и пояс, шитый золотом, в котором женился их отец... Ага, вот!
Пояс медведицких князей был украшен золотой пряжкой с насечкой в виде солнца, усыпан яхонтами. А на поясе у ее брата были смарагды, а пряжка - гладкая. Пояс был другой, может, и не менее ценный, но не фамильная княжеская драгоценность. А их пояс... Да видела же она его, в руках у тетки, боярыни Зиминой, когда та его застегивала на Доброславе!
Княжна даже пошатнулась, восстановив в памяти всю картину. Но ошибки быть не могло, видела ведь она именно это, а ни что иное! Пояс подменили. И кто - кровные родичи, ближайшие к княжеской семье!
Но Белослава привыкла принимать любые события такими, как они есть. Пояс ее брата достался Доброславу Зимину, это было ясно. Тысяцкий и его супруга решили, что их сын не меньше великого князя достоин носить его. Сам Доброслав вряд ли знал о подмене, так как раньше не видел настоящего пояса. Вспомнилась его радость при встрече с невестой, мягкая и застенчивая улыбка за ужином... Да нет, не может он обмануть. Тихомир у них, может быть, еще мог бы сыграть злую шутку, но не Доброслав... Но старшие-то Зимины каковы! Дядя с теткой, которым покойный князь, умирая, поручил воспитание своих детей!.. И ведь могла бы подмена остаться незамеченной, если бы она не знала княжеские сокровища как свои пять пальцев.
Но как теперь-то вернуть пояс? Кому на Медведице пожалуешься на тысяцкого? Рассказать все Лютобору? Нельзя ему портить свадьбу. Бронислав ей не помощник, мал еще. Дедушке Богумиру завтра поутру предстоит соединить молодых, и он сейчас готовится: беседует с Богами, очищается перед священным обрядом. А завтра будет поздно.
"О, если бы у нас был отец, или хоть кто из родичей его! Если бы наши бояре чувствовали хозяйскую руку, разве позволяли бы такое? Я вместо ключницы состою при княжеской казне, чтобы не дать все растащить, и все равно трудно бывает за всем углядеть... Боги, скорей бы уже брат вырос, чтобы должное уважение им внушить".."
Но, пока спешила обратно в то крыло терема, где остановились медвединцы, она уже придумала, к кому обратиться. И даже не удивилась, встретив в переходе яргородского князя. Конечно, он все предусмотрел заранее. Как могла короче, Белослава поведала ему насчет пояса.
Яргородец не удивился. Кивнул девушке, взял тот пояс, что примерял вечером великий князь. Осмотрев его, коротко сказал:
- Пойдем со мной.
Двери в покои Зиминых были заперты, но Лютобор Яргородский не стал стучать. Не всегда уместна вежливость. Бывает, большее впечатление производит как раз ее отсутствие. Он коснулся замка перстнем, в полости которого лежал кусочек разрыв-травы. Замок разлетелся пополам, дверь распахнулась, ударившись о стену.
Как он и думал, там еще не спали. Одетый в свадебный наряд, Доброслав стоял у зеркала, и талию его стягивал княжеский пояс. Отец и старший брат любовались им, и то одергивали на женихе сорочку и кафтан, то поправляли застежку плаща, а то застегивали пресловутый пояс.
При внезапном появлении Яргородца тысяцкий едва не вскрикнул. Но, взяв себя в руки, гневно нахмурился, привыкнув верховодить среди бояр:
- Пошто вламываешься без спроса, Лютобор Мстиславич? А если б в непотребном виде нас застал?
Лютобор Яргородский устремил тяжелый взор на старшего Зимина и на Тихомира, и они оба явственно изменились в лице под этим взором. Белослава еще никогда не видела их такими бледными и присмиревшими.
- Большего стыда вам бы не было, даже застань мы вас голыми, - презрительно усмехнулся Яргородец. - Верни княжеский пояс, Владислав Вячеславич. Не твое ведь.
Только он это проговорил, как золотой пояс на Доброславе расстегнулся сам собой и упал на пол. Юноша растерянно переводил взор то на отца, то на брата. Но старший Зимин проворно подхватил пояс, исподлобья взглянул на непрошеного гостя.
- Почем тебе знать, какой пояс настоящий? Ты в наших краях недавно, их не видел раньше. А с твоими колдовскими штучками любой пояс свалится!..
- Зато я видела! - выступила вперед Белослава. - Как не стыдно тебе, дядя Владислав? И зачем было так делать? Ну нацепил ты на своего сына княжеский пояс, но князем-то никто из вас все равно от этого не станет.
- Не трать своего красноречие, княжна, - вмешался Лютобор Яргородский, мягко положив ладонь ей на руку.
Он и не собирался препираться по поводу принадлежности пояса. Он лишь медленно проговорил холодным, размеренным голосом, от какого мурашки бежали по спине:
- Не свое ведь держишь, боярин. Отдай пояс. Обещаю, никто об этом не узнает. Отдай: сам знаешь, что чужое ухватил.
Старший Зимин медленно разжал руки, и драгоценный пояс со стуком упал на землю. Белослава подняла его и отдала вместо него подменный.
Доброслав, единственный, кто не понял, что произошло, глядел на отца и брата, открыв рот.
- Так что? Это правда? - спросил он севшим голосом. - Вы подменили свадебные пояса? Зачем? Вы что, издеваетесь надо мной?
Те молчали, еще не оправившись после чар Яргородца, а может - просто от изумления. Он же, заметив недопитый кубок со снотворным, протянул его Доброславу:
- Выпей это и спи спокойно до утра. Когда проснешься, не вспомнишь, что случилось с поясом, наденешь свой, как обычно. Спокойной ночи. Тебя ждет утром твоя невеста.
И вышел прочь вместе с Белославой.
Наутро никто не вспоминал о ночном происшествии. На свадьбе все глядели весело, а обе молодых пары отлично выспались последнюю ночь в одиноких постелях, и были теперь великолепны.
Сначала великий князь с Росавой, затем и Доброслав с Любомилой обошли вокруг изваяния Лады и сели на скамейку под Ее священной ракитой. Затем, обменявшись обручальными браслетами, поцеловались сквозь полупрозрачную фату, покрывающую лица невест.
Князь Лютобор Медведицкий, впрочем, успел и сквозь фату разглядеть огромные яркие глаза Росавы, близкие, как никогда прежде.
- Рада, что женой моей будешь? - шепнул он, чувствуя ее горячие губы сквозь шелковую ткань, и совсем рядом - отчаянно биение ее сердца.
- Хочу, чтобы всегда радоваться можно было нам с тобой, - прошептала она в ответ.
Возвращаясь в терем соболевского князя в повозке, запряженной белыми лошадьми, Лютобор Медведицкий взял ладонями руки Росавы, маленькие и в то же время сильные, с ловкими умелыми пальцами. Нет, он ей не прикажет сегодня снимать с него сапоги, как велит обычай, не унизит ее холопской службой. Но стоило представить, как эти руки совсем скоро станут ласкать его, и дыхание замирало в груди. А еще Росава вышьет ему этими руками сорочку, которая убережет его от любого противника лучше стальной кольчуги, и под ее знаменем Медведица не будет знать поражений, - в эту минуту юный князь не сомневался, что так и будет.
Долго тянулся пир - с множеством перемен блюд, с песнями, шумными пожеланиями молодым, поздравлениями на все лады. Лишь когда взошла первая звезда, молодых отвел в опочивальни, и там они оставались наедине до самого утра, отвлекшись от забот окружающего мира.
А в большом зале почти до утра пировали гости, пока не разошлись, наконец, отдыхать. Иных и на руках оттащили, - так, в частности, произошло со всеми тремя вышеградскими княжичами. То ли радуясь за обеих сестер, то ли огорчившись неприступностью ледяной Медведицкой Девы, но они набрались весьма быстро. Тихомир еще пытался петь, а Владислав - непристойно шутить, но их отправили отдыхать.
Белослава, едва пригубившая мед, и без того, впрочем, на них не глядела. Ну вот ничего не шевельнулось в ней, хотя вышеградцы, особенно средний, Тихомир, были недурны собой. Впрочем, ей некогда было выбирать жениха, главное, что брата удалось женить благополучно. Лишь бы светлая Лада послала им счастья на много лет, а с ними и ее счастье приложится.
Наутро обе молодых пары выглядели, хоть утомленными и бледными, но счастливыми, и гости, уже не боясь, осыпали их самыми лучшими пожеланиями, как накануне - зернами и мукой. Великого князя тронуло их внимание, и он, отправившись вместе с молодой женой осматривать Соболевск, снова уверенно сказал, что этот город приносит ему счастье.
Только отец обеих невест, князь Лютобор Мезамирич, невесело усмехнулся, увидев молодых жен и своих зятьев, сияющих счастьем. Дочь, выданная замуж - отрезанный ломоть, она будет предана мужу. не отцу. А чего добьется он сам и его сыновья в будущем - еще неизвестно. Как бы не пришлось и впредь ходить подручными у спесивого медвединца. Да, мельчает род Стемира, что говорить! Есть у них родовая реликвия - серебряный знак солнца, подаренный, между прочим, князем Святославом Храбрым на свадьбу своему брату Стемиру. Но в последнее время знак этот стал чернеть. Он, Лютобор Мезамирич, не смог его надеть, ибо его так и не удалось отчистить песком. Погасли выложенные серебром полосы, означающие солнечную колесницу, и одним Богам ведомо, посветлеют ли они когда снова.
А княгиня Росава, совершенно счастливая, уехала на Медведицу с своим мужем. Он оказался молодым, привлекательным и заботливым к ней - чего еще было желать, особенно когда тебе пятнадцать лет, и ты уже великая княгиня в Сварожьих Землях? Разве что побольше мира и покоя в жизни, насколько они возможны...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 02 Июн, 2019, 19:41:04
Ну Зимин, ну, жук!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 02 Июн, 2019, 20:22:32
Ну Зимин, ну, жук!
Без магии бы и не прижучить было, наверное.

Глава 21. Тайное становится явным
Княжна Белослава читала летопись, переплетенную алым сафьяном. Большая книга с пожелтевшими, ломкими от старости страницами, с цветными плетеными закладками меж них, лежала перед ней на столе. Бережно перелистывая страницы, девушка то усмехалась про себя, думая о прочитанном, то строго хмурилась или качала головой, как бы желала что-то ответить давно жившим людям, которые на страницах книги оживали перед ней вновь. Но порой мечтательная улыбка проскальзывала на строгом лице Медведицкой Девы. Большинство знавших ее людей изумились бы, увидев ее в такой момент. Однако в покоях, кроме нее, никого не было.
За окнами кружила метель, начинался сечень - последний и самый трудный месяц зимы. Но в покоях княжны было тепло, так как за стеной была печь, и ее жар поступал сюда. Она лишь накинула поверх платья еще одно, верхнее, широкое, с меховой опушкой понизу, на горле и на рукавах, и сидела, не замечая свирепой зимы. На полу у ее ног лежала огромная медвежья шкура с головой и лапами, причем вместо глаз были вставлены крупные яхонты. Стены обиты простыми деревянными плашками, без прочих украшений.
Зачитавшись, она и не услышала шагов. Дверь приотворилась, и вошел ее брат, великий князь. Он был без шапки, и в черных волосах таял снег, еще лежавший поверх куньей шубы. Войдя в натопленное помещение, Лютобор Медведицкий бросил шубу на стоящий у стены ларь.
- Ездил сейчас с Брониславом проветриться. Уф, там метет, как в Кромешном Мире! Нас чуть не занесло.
- Что случилось у тебя, что ты поехал в такую метель? - участливо поинтересовалась девушка, приглашая брата сесть на лавку.
- Да все то же, - ответил Лютобор, заметно возмужавший в последнее время. - Княжеские заботы покоя не дают. Доходят вести из Орды. Цогт-Гэрэла отравили, так Улзий уже поставил нового хана, Тэмугэ. Бояре беспокоятся, как бы нам опять ярлыки не переделили. Напоминают о Волчанове, о литтах. Мстислав Волчановский сейчас у Радвиласа. Неизвестно, как это на нас отразится...
Белослава насторожилась. Она поняла, что брату или его советникам что-то от нее нужно. И эта просьба не слишком приятна, иначе бы он не начинал издалека. Она взглянула ему в глаза, такие же темные и глубокие, как у нее самой.
- Когда тебе угрожают три врага, помирись хотя бы с одним из них, если можешь - с двумя. Но почему ты советуешься именно со мной?
Великий князь крепко обнял сестру, так что у нее даже захватило дыхание Затем проговорил, поцеловав ее в лоб:
- Тебя не проведешь! Мне советуют выдать тебя замуж за кого-нибудь из еще не женатых сыновей князя Радвиласа. Таким образом, мол, мы породнимся сразу с двумя недругами и превратим их в союзников. Белослава, мне самому не хочется отдавать тебя литтам...
Княжна усмехнулась, как бы говоря: "Чего-нибудь в этом роде я и ожидала". Но держалась с полным самообладанием, и твердо отвечала брату:
- Ну что ж, рыдать и заламывать руки я не стану. Спасибо, что все-таки спросил меня заранее. А теперь подумай, как великий князь: неужто, женив на мне своего сына, Радвилас вправду станет нашим другом? Перестанет зариться на наши земли и поддерживать волчановского Мстислава, гораздо более раннего своего родича? А сам Мстислав, если я выйду замуж за сына его сестры, не иначе, так сильно обрадуется, что сразу и признает тебя великим князем? А если нет, то что за польза от такого брака?
Лютобор Медведицкий невольно опустил глаза под взором сестры. Действительно, она представила ему все в таком виде, что все возможные преимущества ее замужества с литтом, о каких толковали советники, сходили на нет.
- Но ведь тебе все равно надо выйти замуж, и желательно - за равного нам жениха, - упрямо проговорил он. - Литты, по крайней мере, нынче - большая сила, не захудалое княжество какое-нибудь. Подумай, ты сможешь стать у них великой княгиней!
- А могу и не стать, если Радвилас оставит после себя наследником совсем не моего мужа, - парировала Белослава. - У него целый выводок сыновей, да еще братья и племянники, и кто наследует ему - одни Боги знают. И что я стану делать, если меня выдадут замуж не за того княжича? Так можно попасть, точно кура в суп. Княжеские судьбы так же ненадежны, как у простых смердов.
Лютобор взглянул на сестру с невольным восхищением.
- Да, ты рассуждаешь не глупее любого боярина! Но, сестра, я ведь и о тебе забочусь, хочу тебе найти мужа, и желательно - не из последних.
Княжна ласково коснулась руки брата.
- Я знаю: ты для меня делаешь больше, чем могли бы наши родители, если б были живы. Но я не хочу ни за кого замуж, не хочу уезжать из Медведицы. Прошу тебя, позволь мне навсегда остаться дома, рядом с тобой и с Брониславом. Я не смогу покинуть вас, быть может, навсегда, не хочу жить ни в каком другом городе. Раз в жизни тебя прошу, Лютобор! - она крепко сжала его руки. - Не отдавай меня замуж никуда из Медведицы! Во имя дней нашего детства, когда мы, трое осиротевших детей, не могли потерять еще и друг друга!
Лютобор с трудом отцепил руки сестры, обретшие вдруг железную крепость.
- Люди уже удивляются, почему ты не идешь замуж. Толкуют, будто на тебе проклятье. Будто ты сама холодна, и мужчин, что к тебе приблизятся, обращаешь в лед. Я, конечно, запретил повторять такие слухи, но...
- А мне какое дело до слухов? - Белослава пожала плечами. - Пусть верят во что им вздумается. Так даже лучше, никто не станет навязываться, - и, желая сменить тему, она добавила: - А, если уж Медведице нужен договор с Литтским княжеством, найдем другой способ. У Радвиласа есть не только сыновья, но и дочери. Сосватаем кого-нибудь из младших княжон за Бронислава, когда он подрастет, - вот и будут волки сыты и овцы целы.
Лютобор оторопело взглянул на сестру, явно не ожидая такого совета.
- А мне и в голову не пришло! Ну, теперь я сам тебя из Медведицы никуда не отпущу: такая советница нужна самому! - рассмеялся он грубоватым, уже мужским, смехом. - Осталось только Брониславу внушить, что семейная жизнь не так уж плоха.
- Ну, до этого еще далеко. Убедишь как-нибудь на личном примере. У тебя-то с Росавой как дела?
Лицо князя, все чаще, несмотря на молодость, бывавшее суровым, осветилось мечтательной улыбкой при мысли о жене.
- Спасибо Ладе, хоть здесь все хорошо пока! Вызнала все мои привычки, и сама вместе со слугами готовит для меня, что я больше люблю. Давеча вернулся я с боевого смотра, а она руку обожгла в печи, но, даже не пикнув, подает мне пирог. Говорит: ей приятно, если я буду есть приготовленное ее руками.
- Она и меня расспрашивала о твоих привычках, - улыбнулась Белослава. - Тебе очень повезло с женой, брат. Не каждому уже смолоду попадается такая заботливая хозяйка. Будь всегда добр с ней, и она тебе принесет счастье.
Великий князь удивленно пригляделся к сестре.
- Ого, Белослава! Как хорошо ты разбираешься в семейных отношениях! Да так ли уж ты равнодушна ко всему мужскому? Прежде я у тебя такого интереса не замечал.
Княжну не задело его поддразнивание.
- Нет, уверяю тебя. Я просто повзрослела, как и ты. А чего не знаю сама, прочла у других.
Лютобор заглянул в лежащую на столе книгу.
- А, летопись Дарины, о временах Святослава Храброго! Помню-помню эту книгу: ее Богумир давал нам читать, когда рассказывал об истории нашего рода. Якобы эта рукопись - та самая, что Дарина сделала для князя Данслава Святославича, когда он был ребенком...
- Это правда: ее почерк совсем не похож ни на кого из прочих летописцев. Чувствуется женская рука, - задумчиво проговорила Белослава. - Знаешь, я даже представляю ее, когда читаю эту летопись. Ведь она любила князя Святослава, если вчитаться внимательней, это становится видно. Тут в каждой строчке столько сопереживания, сколько может выразить лишь по-настоящему любящая женщина. Конечно, она старалась повествовать как бы со стороны, не выражать открыто своих чувств: ведь летопись предназначалась сыну князя. Ты, как мужчина, может быть, и не заметишь ничего. Но я вижу...
Лютобор Медведицкий покачал головой.
- Все-таки удивительная проницательность! Можно подумать, сестрица, ты все-таки влюбилась...
Она укоризненно взглянула на брата.
- Не смейся надо мной! Я люблю лишь моих братьев и мой дом.
Он усмехнулся, похлопал ее по руке.
- Да знаю я тебя, знаю! Хотя порой мне хочется, чтобы это было правдой, и ты бы отдохнула от нас хоть немного с собственной семьей... Кстати, завтра собираю дружину, устрою смотр воинских умений.
- Завтра! Да в такую метель ни один воин своего копья не разглядит.
- Яргородец пообещал, что завтра метель прекратится. А войско должно уметь сражаться в любую погоду - тут он тоже прав.
Едва услышав имя яргородского князя, Белослава почувствовала, как у нее становится теплее на душе. Если это он посоветовал ее брату устроить проверку воинам среди зимы, значит, это нужно. Она полагалась на Лютобора Яргородского, как никто на Медведице, может быть, больше самого великого князя. Но, умея все же неплохо владеть собой, не выдала теперь, насколько ей приятно слышать его имя.
Так уж совпало, что на следующий же день, когда она вместе с великой княгиней мылась в бане, там тоже зашел разговор о яргородском князе.
Кроме них с Росавой, присутствовала Любомила, сестра последней, и еще Вешняна, вышеградская боярышня, последовавшая за своей госпожой и подругой. Все четверо расположились на банных полках, окутанные полупрозрачной водяной взвесью, и, с распущенными волосами, казались русалками, обитающими не в простом, а в некоем баснословном, вечно кипящем озере. На стене для них были развешаны березовые веники и пеньковые мочалки. Распространяли чудесные ароматы агайские и фарсийские мыла, благовония. В корытах отстаивался щелок, которым сварожские женщины мыли волосы, а затем споласкивали в травяных настоях. Тут же стоял кувшин с бодрящим отваром из мяты и чабреца, и четыре чашки вокруг него.
Белослава, старшая из них возрастом и положением, завоевала беспрекословное уважение у своих новых родственниц. Юная жена ее брата сперва даже побаивалась золовки, и той пришлось постараться, чтобы та общалась с ней запросто. Но теперь они, оставив в предбаннике все знаки отличия, беседовали запросто, как самые обычные молодые женщины.
- Уехали наши мужчины, - вздохнула Любомила. - Кругом снег лежит, вьюга бушевала только вчера, от утра до вечера - полчаса, а они смотр делать поехали! Доброслав уж как винился передо мной, а не смог отказаться. Великий князь, говорит, приказал! Ты бы хоть его убедила... - упрекнула она сестру.
- А что я? Убеждала как могла, - ответила Росава, намыливая мочалку розовым мылом. - Но муж есть муж. Со мной он военные дела не обсуждает. На то у него есть советники поумнее. Особенно яргородский князь. Лютобор его слушает прямо как отца или хотя бы старшего брата.
Вешняна при этих словах зябко поежилась, несмотря на банный жар.
- Я его боюсь, этого яргородского князя! Говорят, он колдун. И в глазах у него есть что-то такое... Даже невзначай его взгляд зацепишь - будто перережет пополам.
Белослава строго выпрямилась, неодобрительно взглянула на нее.
- Князь Лютобор Мстиславич спас жизнь моим братьям, и я не сомневаюсь, что он дает им хорошие советы. Он ведун, а не колдун, и его силы идет на пользу нам. Прошу тех, кто дорожит моей дружбой, не осуждать его... И в нем совершенно нет ничего страшного! - чуть быстрей обычного добавила она, надеясь, что в бане не заметно, как она покраснела.
Услышав такую тираду от обычно невозмутимой княжны, Росава с Любомилой обменялись многозначительными взорами сквозь завесу водяной пыли.
- Так-так, суровая Медведицкая Дева! Ты, кажется, неравнодушна к своему Яргородцу, и защищаешь его не только из благодарности! - лукаво засмеялась Росава, уворачиваясь от выплеснутой золовкой воды из ковшика.
Мысленно обругав себя за неумение хранить тайны, Белослава проговорила с обычным горделивым достоинством:
- Какой бы ни была моя благодарность, ее все равно слишком мало для спасителя моих братьев. Это я знаю точно... А в остальном, прошу вас, помолчите, пока все не определится, так или иначе.
Росава кивнула, соглашаясь. А Вешняна поглядела на княжну так, словно та сама оказалась колдуньей.
- Наверное, тебе положено быть храбрей других, Белослава Тихомировна. Я бы так ни за что не смогла! Мне бы кого-нибудь помоложе да поласковей. Мстиша, например - с ним и поболтать, и посмеяться можно.
Великая княгиня тут же перевела внимание на подругу детства и радостно проговорила, намыливая той спину:
- Так в чем дело-то? Я скажу своему князю, и он велит Мстише жениться на тебе. А на свадьбу пусть его боярством пожалует, так что не прогадаешь, выйдя за княжеского оруженосца.
- А тебе, сестрица, непременно надо чужие свадьбы устраивать, не успела свою отыграть, - поддела ее Любомила.
Росава глотнула из чашки мятного отвара и улеглась на верхней полке, сияя розовым распаренным телом сквозь туманную завесу пара.
 - Конечно. Мне нравится быть замужем, и я хочу, чтобы и другие были счастливы не меньше, - проговорила она с придыханием, утомленная банным жаром.
А Белослава, более выносливая, принялась хлестать себя  березовым веником, словно желала выбить некие потаенные мысли и стремления, казавшиеся ей неуместными.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 03 Июн, 2019, 21:47:23
Князь Лютобор Яргородский, конечно, вел себя гораздо сдержанней. По нему никто не взялся бы угадать, о чем он мечтает, даже его яргородские дружинники, знавшие его всю жизнь. Только он сам знал, как больно задевало, когда заходила речь о замужестве княжны Белославы, когда на свадьбе ее брата вились вокруг нее вышеградские княжичи. Он сдерживал ревность, на какую не имел права, и ничем не показал, чтобы его связывало с княжной что-то помимо дружбы. Даже после случая с поясом между ними установился прочный молчаливый союз, приправленный тайной взаимной нежностью, - и больше ничего.
Когда у самого Яргородца спрашивали на советах, что думает он о поисках жениха для княжны, он обычно отвечал расплывччато, так, чтобы за его совет не могли уцепиться другие. И в глубине души радовался, что переговоры о замужестве княжны Белославы за кем-нибудь из сыновей князя Радвиласа сошли на нет. Так и должно быть, судьба ее не вела в Айваре, - это было единственным, что Яргородец точно знал о княжне. Остального не мог пока разглядеть ни в огне, ни в воде, ни во взоре самой Белославы. Ревность туманила взор, подбрасывала вместо чистой яви плоды собственного воспаленного воображения.
Впрочем, у Яргородца не так уж и много было времени думать о Белославе. Он был первым воеводой, значит, его главной обязанностью было добиться, чтобы медведицкая дружина всегда была готова к бою. Он говорил, что войско должно уметь сражаться в любую погоду - в ливень и в метель, в летний зной и в грязи непролазной. Никто ведь не поручится, в каких условиях придется встретить врага. Исключительная выносливость чжалаиров издавна была одним из залогов их побед. Но на то они и кочевники, привыкшие жить круглый год под открытым небом. Приходилось постараться, чтобы создать из горожан воинство, если не количеством, то качеством на уровне простых воинов не уступающее ордынцам.
К счастью, великий князь, когда Яргородец поделился с ним своими замыслами, вцепился в них не менее рьяно. По молодости Лютобор Медведицкий легко увлекался чем-нибудь новым, но вместе с тем был упорен: от того, что ему полюбится, уж не отказывался. Он с большой охотой вместе со своей дружиной перенимал новые обычаи войны, каким Яргородец выучился на своей родине, а также у литтов и лугиев. Сам расспрашивал его о былых сражениях, вникал в каждую мелочь. И Лютобор Яргородский с большим удовольствием передавал ему опыт, что приобрел сам и почерпнул из старинных книг о битвах разных народов. Заодно он говорил своему тезке и его ближникам, сколько разбирался, об оборонительных стенах и валах, об осадных машинах, что помогали разрушать вражеские укрепления.
Но ни разу, даже оставшись наедине с великим князем у походного костра в становище среди спящих в шатрах воинов, Лютобор Яргородский не решался ему сказать: "Я люблю твою сестру. Мы с ней любили друг друга даже в прошлых жизнях, и теперь нашли друг друга вновь. Отдай ее за меня замуж". Думать об этом было дико. Скажет: нашелся жених для первой невесты в Сварожьих Землях - обездоленный изгой... К тому же, Яргородец всегда помнил, что этот юноша, сейчас полагающийся безоглядно на его опыт - великий князь, и решения на самом деле предстоит принимать ему. Если князь Лютобор Тихомирич сам пожелает отдать за него Белославу - лишь тогда он с глубокой благодарностью примет драгоценный дар.
Пока что, возвращаясь вечерами в свою усадьбу, построенную на холме Лады, Лютобор Яргородский позволял там хозяйничать семьям своих ближников, а сам почти не надеялся когда-нибудь привести туда хозяйку. Новоселье отпраздновали еще осенью, вскоре после великокняжеской свадьбы. Лютобор сам три ночи подряд оставлял за печью богатое угощение, чтобы приманить Домового, так как не моиз привести с собой из прежнего жилища его Хозяина. Наконец, под утро увидел маленькую фигурку старичка с лицом, заросшим густой белой бородой, одетого в обноски из когда-то, вроде бы, богатых и роскошных, а теперь поистершихся тканей: рваные шелка и аксамиты, а на голове - облезшая меховая шапка. Яргородец тогда скрыл усмешку и почтительно приветствовал хранителя своего нового жилища.
Обустраиваясь на Медведице, он старался поладить со старинным местным боярством, привыкшим властвовать во время малолетства князя. Но не всегда это удавалось, в силу его стремительного возвышения, слишком многих застигшего врасплох. Он видел, что на советах кое-кто из медведицких вельмож возражает ему именно чтобы говорить поперек, а не потому, чтобы могли предложить взамен нечто более полезное. Впрочем, он и не придавал большого значения их косым взорам. Даже после того, как вернул подмененный боярином Зиминым княжеский пояс, ни разу не напоминал тысяцкому на известную им тайну. Хоть и приметил, что тот старался отыграться на племяннице своей Белославе, больше всех стремился сосватать ее замуж за сына Радвиласа, подальше от родной Медведицы.
И все же Яргородец недооценил, что иногда сильная ненависть может начинаться и от незначительных причин. К тому же, если бы ему или кому другому угрожало что-то серьезное, он узнал бы наперед, а раз никаких предвестий не было, он и не опасался ничего.
Но однажды зимой он вышел на крыльцо своего дома рано поутру, еще затемно, собираясь на верховую прогулку. Снег казался голубым в предутренних сумерках. Черные тени от строений были еще густы, и в них трудно было что-то разглядеть. Но для Яргородца было вполне достаточно света, а уж отчаянное биение сердца человека, решившегося на злое и опасное дело, не услышал бы, по его мнению, только глухой. Еще прежде, чем из-за угла метнулась темная фигура, занося нож, Яргородец перехватил чью-то жилистую темную руку. Нож выпал из рук несостоявшегося убийцы и рыбкой зарылся в снег.
- Хоть бы выяснил прежде: а почему меня называют ведуном? - усмехнулся, одолевая мужика с рыжей бородой, в потертом кожухе и ушастой шапке. Тот отбивался и вопил, будто его режут. На шум сбежались яргородские дружинники, растерянно уставившись на происходящее.
- Вингольт, поверни-ка его лицом вверх, хочу спросить кое-что, - проговорил князь, отряхивая с себя снег.
Воины проворно связали злоумышленника и повернули, как было велено. Пленник больше уже не кричал и не сопротивлялся, а мелко дрожал под пронизывающим взором яргородского князя.
Тот, не мигая, глядел на него несколько мгновений, затем бросил одно только слово:
- Кто?
Дрожа так, что зубы у него стучали, не переставая, пленник выдохнул с трудом:
- Боярин... Тихомир Владиславич Зимин... Он меня... нашел в кружале... обещал пятьсот золотых, если исполню...
Вингольт, сотник в дружине яргородского князя, протянул с сомнением, так что литтский говор усилился больше обычного:
- Сын ты-ысяцкого, ни много ни ма-ало! Ка-ак же он мог на тебя покуситься, ты ведь жи-изнь ему тогда спас с остальными! Может, этот брешет? - и литт свирепо ткнул копьем в снег рядом с пленником.
Но Яргородец уже понял, что незадачливый убийца не врет. Возможно, он перестарался тогда, стараясь пристыдить Зиминых, и вызвал только страх, как сейчас - у этого подлого наемника. А некоторые люди, будучи испуганы и унижены, делаются способны на все, забывая о благодарности. Еще полбеды, что взъелся на него все же только один Тихомир Владиславич, с самим тысяцким пришлось бы бороться всерьез. А сыну его хватит на первых порах предупреждения.
- Вингольт, отвези этого к усадьбе Зиминых и брось под окно боярину Тихомиру. Да заверни в шубу, чтобы не околел в путах раньше, чем найдут, - распорядился князь и опять пронзительно взглянул в глаза несостоявшемуся убийце: - Передай своему нанимателю, чтобы заканчивал строить козни и сговариваться со всякой швалью, иначе его судьба будет печальной.
Даже яргородцев удивило такое решение князя. Чеслав, узнавший о покушении, не понял, зачем предупреждать преступника.
- Расскажи все великому князю, предоставь ему живого свидетеля, и пусть судит своего двоюродного братца, - посоветовал он Лютобору. - Ты что, хочешь днем и ночью ждать от него новой каверзы? Не забывай - мы здесь не дома.
- Вот как раз об этом я и помню, - возразил Лютобор, уводя разгневанного друга. - Так думаю, что снова покушаться Тихомир Владиславич не решится. Оказалось, что не так-то просто меня поймать. Может быть, это еще послужит ему уроком, ну а если нет - не моя будет вина. И я не стану прибегать к великому князю с жалобами на его бояр, тем более - его родственников. Тем более, если дойдет до суда, многие на Медведице поверят Зиминым, а не мне: они давно всем известны, я же пришлый.
- Но великий князь тебя любит, поймет, что виноват Зимин, а не ты.
- И сам из-за меня с боярами рассорится? Нет, Чеслав. Я хочу укрепить его власть, а не расшатывать ее. Да мне и не на что жаловаться. Никакого ущерба мне причинить они не сумели. А вот боярину Тихомиру Владиславичу вряд ли будет весело получить мой "подарок", - вроде, даже посочувствовал сыну тысяцкого.
Когда он рассказал о случившемся Храбру, тот дал ему совсем иной совет. Оборотни поселились в окрестном лесу, появляясь в городе лишь по необходимости, и, разумеется, в человеческом обличье. Когда Лютобор приехал к нему в устроенную в лесной глухомани избу, серые глаза Храбра жестоко блеснули, а на человеческом лице ее мелькнуло волчье выражение.
- Я бы на твоем месте вызвал этого боярина на поединок и перегрыз ему горло!
- Не сомневаюсь в этом, - кивнул Лютобор. - Но я живу среди людей, и должен придерживаться их обычаев. Все-таки он не последний человек на Медведице, а я здесь не затем, чтобы сеять распри.
Храбр пожал плечами и подбросил пару поленьев в сложенную из камней печку, дым от которой тек по полу зимовья.
- Вот поэтому я предпочитаю жить среди своих, а не вместе с людьми. Ладно, тебе видней, как устраиваться. Но все-таки будь осторожен. Как подумаешь, насколько легко убить человека, удивляет, насколько вы беспечны...
- Я вовсе не беспечен. Просто на своем пути я пока не встречал знамений смерти, - успокоил его Лютобор.
- Ладно, я, в общем-то, о другом хотел тебя спросить... Когда жениться-то думаешь?
Лютобор, нагнувшийся поправить сапоги, замер на скамейке, не шевелясь.
- Как это - жениться? На ком?
- Как на ком? На сестре твоего великого князя, конечно! Думаешь, я не слышал, как ты ее восхвалял, с каким лицом говорил о ней? Э-э, брат: люди, может быть, и не поймут ничего, но у нас хорошее чутье.
Лютобор взглянул на него с укоризной.
- И ты говоришь об этом так легко, ты - брат той, кого уже нет среди нас?
- Никто тебя не упрекнет, будто ты слишком легко и быстро забыл Отраду, - непривычно мягко проговорил Храбр. - А жизнь продолжается. И наши, и ваши обычаи такое дозволяют. Мне даже показалось, что та женщина, может быть, тебе нужна еще больше, чем была Отрада. В чем тогда дело?
Храбр говорил ему именно то, что он и сам много раз думал про себя. Но ему-то понятно было, что не все так просто, как кажется оборотню.
- Она - сестра великого князя. А я теперь только его подручный, почти слуга, не ровня ей. Разве захочет Лютобор Тихомирич родную сестру за меня отдать? Да и в отцы ей гожусь.
Волкодлак фыркнул и пожал плечами.
- Вот поэтому я живу среди своих собратьев, а не с людьми, - повторил он. - У нас все гораздо проще. Если бы мой предок Ратмир думал, как ты, что недостоин быть мужем княжны, наш род никогда не появился бы.
- То другие времена были, и другие обычаи. А у людей и впрямь все очень сложно, - согласился Лютобор.
Так о попытке покушения и не узнал никто, а своим воинам яргородский князь велел молчать. Лишь, встречая Зиминых в Крепости, на совете или на пиру, никак не мог встретиться взглядом с Тихомиром: тот все время отводил глаза. Однако сам тысяцкий теперь все чаще оспаривал любое мнение Яргородца, и это убеждало его, что он не причастен к несостоявшемуся преступлению сына. Мало кто сможет запросто спорить с человеком, которого покушался убить, тем более - если тот знает об этом.
Главным камнем преткновения между тысяцким и первым воеводой был действительно камень, точнее - строительство каменной Крепости. Яргородец здесь поддерживал великого князя, требовавшего увеличить расходы на строительство, чтобы за один год воздвигнуть Крепость из белого камня. Тысяцкий с некоторыми другими старшими боярами настаивал, что куны нужны для других дел, а строительство можно вести медленнее. На том и схлестнулся однажды с Яргородцем. Это было уже по весне, когда тот без малого год прожил на Медведице.
- Мы еще не знаем, какой дани от нас на сей раз потребует Улзий со своим новым ханом, чтобы сохранить великое княжение. Ну как потребуется переплатить, чтобы не отдали его волчановскому Мстиславу! - внушительным тоном говорил тысяцкий, шевеля короткопалыми руками, как бы желая ухватить кого-то за бороду. - Если мы вбухаем куны на строительство, а потом заплатить выход не хватит, тогда как? Придут чжалаиры - и каменной Крепостью не загородишься!
- Каменной, может, еще и загородимся, а вот эта деревянная коробка точно вспыхнет от первой зажигательной стрелы, как стог сена, - возразил Яргородец, тоже поднявшись из-за стола и показывая на ближайшую бревенчатую стену. - Да для этого и войны не нужно! Хвати одного не погасшего уголька на поварне. А если уж говорить о войнах, то подойти могут не только чжалаиры, но и литты, а они обучены штурмовать крепости и получше нашей нынешней.
- В литтах ты хорошо разбираешься: сам наполовину из их племени! - ядовито прошипел Зимин, багровея от злости. - Почем мы знаем, что ты не князем Радвиласом прислан к нам, колдун? Приворожил к себе великого князя, и хочешь, чтобы все не Медведице шло по-твоему...
Тут все смолкли, когда и великий князь порывисто вскочил из-за стола. В последнее время он сильно повзрослел, женитьба и воинские упражнения добавили ему мужественности. Встретившись с ним взором, Яргородец про себя заметил, что молодой князь ростом почти уже сравнялся с ним.
- Помолчи, Владислав Вячеславич! - крикнул он тысяцкому, своему дяде по матери. - Не смей порочить поставленного мной первого воеводу! Не забывай, что ты вместе со мной обязан жизнью князю Лютобору Мстиславичу. Не стыдно тебе обвинять своего спасителя Леший знает в чем?
- Княже, я ради твоего блага призываю быть осторожным! - заверил старик. - Какой толк будет от нового воеводы, еще не ведомо, а что он тебе сделался дороже ближайших родственников, многие тревожатся!.. 
- А теперь вот всем придется прикусить языки! - звучно, во всеуслышание, объявил великий князь, так что слышно было и в соседнем помещении. - Потому что яргородский князь Лютобор Мстиславич и будет отныне в числе ближайших моих родичей! Как только наступит осень, отдам ему в жены сестру мою, княжну Белославу. Отныне возражать против яргородского князя - все равно что против брата моего Бронислава Стемирича или против меня самого!
В соседних покоях послышался сдавленный женский возглас, а затем дверь распахнулась, и среди онемевших от удивления бояр появилась княжна Белослава.
- Ну что, сестрица, - сказал ей весело Лютобор Медведицкий. - Кажется, я все-таки нашел тебе мужа, какой тебе нужен, и из Медведицы уезжать не придется... Ну, поцелуйтесь уже, - он подтолкнул изумленно застывшую сестру к Яргородцу.
И тот, не больше других ожидавший такого поворота, сперва сдержанно, затем - поверив в свое право, обнял Медведицкую Деву, на что никакой другой мужчина не решился бы, даже получив дозволение великого князя. Ибо она была сильна и упряма, и редкий мужчина решился бы покорить ее. Но сейчас она, на мгновение забыв обо всех, радостно прильнула к будущему супругу, и он, как в их первую встречу, взглянув в ее глаза, понял, что ради только лишь этой минуты стоило ему приехать на Медведицу.
И, когда той же осенью заварили для них свадебную кашу, медвединцы, видевшие, какой счастливой выглядела обыкновенно суровая с виду княжна Белослава, решили, что Яргородец избавил ее от проклятья, отпугивавшего прежних женихов. Со временем в это деяние князя-ведуна поверили почти все, об этом слагали песни и сказания. Лишь немногие знали, что в действительности Лютобору Яргородскому совсем не пришлось пользоваться никакими чарами, чтобы добиться любви княжны Белославы. По крайней мере, теми, что вообще доступны людям, а не сплетаются незримо по воле Богов. Ибо в свадебную ночь не только он видел ее единой в трех лицах, но и она любила его втрое сильнее. До утра они не размыкали объятий, словно хотели вознаградить друг друга на всю оставшуюся жизнь. 
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 05 Июн, 2019, 20:53:50
Ну вот, нет никого. :'( :'( :'(

Глава 22. Огненная птица
Когда во время царствования ясноликого Саин-хана, в семье простого воина-комана, чье племя было давно причислено к Великой Орде, родился мальчик, его родители понадеялись, что его жизнь сложится лучше, чем у них. Об этом мечтают все родители, в любые времена и в любой части земли. И воин Бугу, привыкший к плетям начальника десятка да к окрикам вроде "безродный коман" вместо имени, своему сыну дал имя Улзий, что значило "Благоденствующий". Больше всего на свете родители, ютившиеся в глиняной мазанке на окраине Сарай-Мунлика, мечтали, чтобы их сын вышел в большие нойоны. Единственным имуществом Бугу были две лошади да десяток баранов, а он в мечтах видел сына хозяином неисчислимых стад. Вместе с женой мерз в хижине, когда ее крыша протекала от осенних дождей. Зимой по ночам шел охранять овец, заслышав волчий вой в степи, потому что рабов у бедного комана не было. А мечтал, чтобы сын жил в золотом дворце, как ханы и вельможи. Собирали с женой корни в степи, ягоды и орехи, когда те были, а про себя мечтали: "Вот вырастет наш Улзий, станет жить как хан, и у нас каждый день будет мясо молодой лошади, кумыс и сладкая пастила".
Так сильны были родительские пожелания, что Улзий в самом деле поднялся высоко, однако его родителей к этому времени уже не было в живых. Способный молодой воин, смелый до дерзости и вместе с тем осторожный, не брезгующий не самыми честными поручениями, он быстро привлек внимание сперва вышестоящих нойонов, а затем и самого хана. Улзия ценили, высокие повелители сами искали его услуг. Он скоро сделался сотником, затем тысячником в личном тумене самого великого хана. А когда помог Алтан-хану свергнуть и задушить его отца Ак-Булата, благодарный Алтан сделал его темником и отдал за него замуж свою сестру. Так безродный коман попал в круг первых вельмоэ Великой Орды. Многие среди высокородных, прямые потомки Повелителя Вселенной, возмущались по этому поводу, но им пришлось смириться. Потому что тех, кто возражал слишком громко, находили порой в собственной постели скорченных неведомой болезнью, или им в спину попадала на охоте случайная стрела. И виновников не удавалось найти. И постепенно все привыкли, что так и должно быть, если повелитель Великой Орды шагу ступить не может без дозволения безродного темника.
Да и сама Орда сильно изменилась даже в сравнении с временами юности Улзия. Чем больше разводилось ханских отпрысков, тем слабее становилась их власть, однако они, не замечая того, все сильнее рвались к власти. Улзий был просто необходим новым честолюбивым претендентам. Он все время держал нос по ветру и не упускал из виду, когда очередной честолюбец набирал силу. Если видел, что нынешний повелитель, скорее всего, скоро слетит и без его помощи, подталкивал в спину, так, чтобы новый владыка точно знал, что и ему дальше без Улзия не обойтись. Он понимал, конечно, что ханы, его ставленники, ненавидят и боятся "кровавого темника", однако им приходилось, по крайней мере наружно, улыбаться ему, благодарить и осыпать почестями. Улзию нравилось видеть, как очередной гордый потомок степных завоевателей бледнеет и опускает глаза, встречаясь с ним взором, боясь разглядеть в выражении его лица свою смерть. Ни один не осмелился сам приказать казнить неверного темника, ни один не полагался до такой степени на свою власть и на преданность своих воинов, чтобы поступить с Улзием, как с обычным обнаглевшим подданным! Ни в ком не нашлось подлинного величия.
Но Улзий действовал не только из желания простолюдина отыграться на тех, что выше него. Отнюдь! Он был слишком хорошо осведомлен о том, куда идет Орда. И, в отличие от высокорожденных, дворцы которых ломились от сокровищ, он не понаслышке знал и обратную сторону жизни. Знал, что ханы и мурзы жируют именно потому, что простые воины со своими семьями живут впроголодь. Во время сражений Улзий видел многократно, как такие же воины, каким прожил всю жизнь его отец, каким начинал он сам, бесстрашно бросались в бой, совершали чудеса храбрости совсем не ради славы, и тем более - не ради блеска повелителя на золотом троне. Война для большинства простых ордынцев была источником добычи, а добыча - единственной возможностью поправить благосостояние. Завести побольше лошадей, коров и баранов, пригнать захваченных в плен рабов, чтобы смотрели за ними, а самим есть досыта да спать не в дырявой мазанке или юрте, - таков был предел мечтаний не только у вассалов Орды, но и у коренных чжалаиров. Но слишком часто им доставались раны и увечья, а из добычи - крохи, брошенные нойонами из знатных, которым богатства нужны были для новых развлечений. Улзий знал, что раньше было справедливее. При Ерден-хане и первых его преемниках боевая добыча делилась, конечно, не поровну, но все же простым воинам доставалась доля, достаточная для безбедной жизни. Но с тех пор каждый новый хан и мурза забирал себе все больше, не очень-то считаясь даже со Священным Законом, указывающим, между прочим, и власть имущим их обязанности перед подчиненными. Но, чем больше укреплялась ханская знать, тем меньше становилось справедливости - Улзий мог это наблюдать на каждом шагу. Сделавшись темником, он следил, чтобы добычу делили по справедливости, как в былые времена. За это простые воины почитали его так же, как ненавидели знатные. Он выдвигал в войске самых способных нойонов и нукеров, зная дарования каждого - память у него была отменная. Среди простолюдинов благодарность встречается чаще, чем возле ханского престола, где все убеждены, что им и так положено все по праву рождения. Улзий не мог полностью верить никому, но все же надеялся, что, если в войсках созреет заговор против него, то люди, обязанные ему, сохранят верность. Разумеется, он предпочитал этого не проверять.
Надеясь на верность своих воинов, сам Улзий без зазрения совести ставил и свергал новых ханов, убеждаясь, что ни один из них не стоит доброго слова. У него были лазутчики в окружении всех влиятельных людей в Орде. Подкупленные воины, слуги, наложницы сообщали темнику о замыслах каждого вельможи, и Улзий принимал меры прежде, чем против него успевали что-нибудь предпринять. Елва очередной хан, без него никогда не ставший бы тем, кем сделался, решал, что его тяготит влияние "кровавого темника", как отравлялся к Тенгри, на Высшее Небо, представленное с таким искусством лучшими марцийскими живописцами на потолке ханского дворца. Так произошло и с Цогт-Гэрэлом, возомнившим, будто сможет обойтись без него, Улзия.
Заканчивая вечерний объезд становища, темник вспомнил тот день, когда Цогт-Гэрэл назло ему приказал убить на обратном пути медведицких князей. Нет, не за это, конечно, тщеславного и властолюбивого хана пришлось самого убрать меньше чем через год после того. Поступок с медцединцами лишь доказывал, что тот не годится стоять во главе Орды, так что Улзий действовал ради общего блага. Видит Тенгри и все добрые духи: о пользе Орды он заботится больше всех высокорожденных - тех беспокоят в основном их собственные интересы. Улзий убежден: если ему довелось подняться из безвестности к высшей власти в Орде, значит, ему суждено вернуть ее на истинный путь, завещанный Священным Повелителем. Да, именно ему, своей жизнью как бы повторившему путь чжалаирского народа к величию и власти, удастся снять с нее проклятье вырождения, что постигает рано или поздно все великие страны. Неужели это правда, что могущественные государства, перед которыми дрожат другие народы, постепенно начинают разрушаться изнутри, точно тлен от вражеских трупов заражает им кровь? Увы, приходилось признать, что это закономерность. Некогда чжалаиры сокрушили Сун и другие империи восхода, как великана на глиняных ногах, потому что они, несоизмеримо превосходя кочевников численностью, ослабели от внутренних неурядиц, и не сумели вовремя дать отпор. Здесь, на закате, так произошло с Аллеманской империей, на месте которой теперь лишь куча разрозненных баронств и графств. Неужто пришел черед и для Орды? Жадность, лень, изнеженность, мздоимство разрушают ее изнутри. Орда делается похожа на чучело тигра, набитое соломой. Прежде завоевали полмира, а теперь, разделившись на несколько разных Орд, с трудом удерживают подвластные им земли. Он, Улзий, появился как раз вовремя, чтобы вовремя соединить ее од знаменем могучей воли, очистить ее раны, заново закалить и вернуть на путь прежних великих ханов. Разумеется, прежде всего придется оторвать присосавшихся к телу Орды золоченых пиявок. И, безусловно, новый путь будет трудным. Но, похоже, только те, кому живется трудно, и способны идти вперед, тогда как излишнее благополучие изнеживает сердце и заставляет тело зарасти жиром.
Живое доказательство тому - свархи. Их на протяжении ста с лишним лет гнули в бараний рог, истребляли целые города до последнего человека, вместе со стариками и детьми, выживших обирали до нитки, всячески унижали, жестоко подавляли любые бунты. А они нынче сильнее, чем при Ерден-хане, и, кажется, не очень-то и боятся чжалаиров. Улзий пригляделся к старшему из медведицких князей, когда тот "гостил" в Орде при окойном Цогт-Гэрэле. Он хотел заранее внушить князю Лютобору, чтобы тот и впредь знал свое место. Но не ожидал, что ему хватит дерзости обнажить меч в присутствии хана, а также и силы - перерубить золотую цепь. Не удивительно, что Цогт-Гэрэл разъярился тогда, и решился действовать, не спросив его, Улзия. Неудачно, разумеется. Медвединцы спаслись, перебив тысячу отборных ханских нукеров, и теперь их князь, конечно, мнит о себе еще больше. Ордынские лазутчики обитали во всех городах свархов, и из Медведицы шли вести, что князь Лютобор чересчур в себе уверен. Собрался строить каменную Крепость в своем городе, не ставя Орду в известность. Слишком осмелели медвединцы, давно не испытывали на своей шкуре, что означает нашествие чжалаиров. Следует напомнить им и остальным свархам. Но - хоть стыдно было признавать такое, - себе Улзий мог сказать, что сейчас Орда не в том состоянии, чтобы воевать.
Будто мало им было распрей между собой, истощавших силу Орды в междоусобицах среди претендентов на престол, так еще вместе с иноземными торговцами опала в земли Орды чума. Безжалостная "черная смерть" косила людей сотнями, достаточно было прикоснуться к вещи, оставшейся от заболевшего, чтобы заразиться тоже. За несколько дней, а то и часов, болезнь губила самых крепких людей, покрывала тело черными нарывами, скручивала в судорогах. И самые безжалостные среди чжалаирских воинов потрясены были свирепостью болезни, многократно превосходящей их собственную.
Улзий принял все меры, чтобы спасти от чумы, всех, кто еще не заразился. Прежде всего отделил всех здоровых, заставив сперва раздеться догола каждого человека, убедился, что они чисты. Затем, как в старину, собрали юрты и откочевали далеко в степь за Великой, оставив Сарай-Мунлик и прочие города. Городские стены - ловушка, в которой болезнь распространяется гораздо быстрей. Но всех, у кого дома были больные, побили стрелами, а трупы сожгли вместе с жилищами. Улзий запретил под страхом немедленной смерти брать что-либо из домов зараженных, даже драгоценности. Зато принятые им меры принести пользу: среди откочевавших с ним никто больше не заразился чумой. Шаманы камлали каждый день, заклиная не приближаться нечистых духов болезни, окуривали дымом лечебных трав людей, скот и имущество. В отдаленные кочевья Улзий посылал проверяющих. Если там оказывались больные, следовало также истребить еще живых и сжечь все. Убивали и тех, кто бежал от болезни. Улзий готов был пожертвовать половиной Орды, чтобы уцелела вторая половина.
Вот так и получилось, что он сейчас объезжал остановившееся в степи кочевье: не появилось ли за день никаких угрожающих признаков? Воины его личного тумена следовали позади, готовые выполнять любой приказ полководца. Но пока, вроде бы, все было в порядке, и это обнадеживало Улзия: быть может, страшная хворь уже не угрожает уцелевшей Орде. Но она все равно сильно ослабела после чумы. Одно было хорошо - в зараженном городе Улзий оставил и многих своих придворных недоброжелателей. Разумеется, не всех, ибо всех никакой чуме не выкосить. Умер и хан Тэмугэ, не правивший и полгода. Когда жизнь войдет в колею, придется подыскивать нового хана. Лучше кого-нибудь помоложе и поглупее, чтобы еще долго не тяготился опекой Улзия. Ну да за этим тоже дело не станет: учитывая, сколько у каждого хана было жен и наложниц, наследников тоже не переводилось. Но плохо то, что после таких потрясений Орде придется еще долго восстанавливать силы. А тем временем распоясавшиеся данники и вассалы вовсе отобьются от рук, и вернуть их будет гораздо сложнее. А у Великой Орды и помимо свархов достаточно врагов. Взять хотя бы заклятого врага - Дэлгэр-хана из Черной Орды. Он уже готов был двинуться на ослабевших великоордынцев, и его остановил лишь слух, что те смачивают стрелы в язвах больных чумой. Но все же в будущем войны с ним, видимо, не избежать - разве что удастся устранить его раньше. Только вот не получилось бы, что распри между чжалаирами пойдут на руку свархам. Они не должны радоваться несчастьям Орды.
Объехав вокруг куреня, ставшего на ночь у излучины степной речки, Улзий окинул взглядом лежащую на земле веревку, свитую из многих арканов. Это был защитный круг, преграждающий путь злым духам и болезням, а также змеям и ядовитым паукам, каких водилось много дальше в степи. Его заговаривали самые сильные шаманы, и, вспомнив о них, Улзий зловеще усмехнулся. При виде этой его усмешки цепенели придворные лизоблюды, ибо она пугала их куда сильнее, чем крики и топанье ногами всех ханов, сколько их было. Но сейчас, когда темник обернулся, ближайший из его телохранителей только выпрямился в седле, ожидая приказаний.
- Позови Айбике, - коротко бросил Улзий, свернув к своей белой юрте, стоявшей в середине куреня.
Шаманка явилась быстро, когда он, наскоро поужинав, выпроводил из юрты рабов. Она застала темника сидящим на кошме, подогнув ноги. Улзий не любил в походе иноземных удобств, а тем более - мебели для сна и сидения, и предпочитал жить по старому обычаю. Злые языки говорили - это от того, что темник и не привык с детства ни к каким удобствам. Во всяком случае, он знаком указал шаманке сесть напротив, показал на чашку с кумысом.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 06 Июн, 2019, 21:33:33
"Полковнику никто не пишет..."(с)

- Сейчас безлунная ночь, Айбике, - проговорил темник многозначительно.
Шаманка поглядела на него блестящим взором неестественно расширенных зрачков, так что настоящий цвет глаз было не разглядеть, одни ониксово-черные туннели, уводящие в неизвестность. Свою высокую шапку с перьями Айбике сняла перед подлинным повелителем Великой Орды и положила рядом с собой. На груди у нее позвякивали при каждом движении амулеты, сделанные из клыков и когтей разных животных, из птичьих клювов, разных камней, раковин, кусочков дерева и металла.
- Такая ночь больше всего подходит мне для камлания, - проговорила она, мигом сообразив, что Улзий пригласил ее совсем не беседовать о погоде. - Ибо я - ночная колдунья, в дружбе с самыми сильными духами, витающими ночью. Я знаю все ночные тайны, умею вызвать и заклясть навсегда самых могучих черных мунгусов. Дневные шаманы пусть лечат овец и дают имена младенцам. Им, слепым и глухим ночью, никогда не узнать того, что ведомо мне.
- Это верно. И все же, я слышал, что среди свархов нашелся чародей, сумевший тебя одолеть? - вкрадчиво поинтересовался Улзий. - Ну, это совсем никуда не годится, Айбике! Чжалаиры не должны проигрывать свархам ни в чем!
Как он и ожидал, шаманка аж взвилась от такого напоминания. В прямом смысле - одним стремительным прыжком вскочила на ноги, гортанно вскрикнул, ударила в бубен, спрятанный под одеждой. Развевая полы пернатого плаща, заплясала в шаманском танце, подвывая вполголоса. Потом резко перегнулась к Улзию, сидевшему на месте, прошипела ему в лицо:
- Я никогда не прощу тому, кто сумел победить меня! Я видела: этот человек владеет совсем особой силой, не похожей ни на что, известное мне. Он оставил в дураках не только меня, могущественный, но и всю Орду, уведя из наших рук верную месть и истребив целую тысячу ордынских нукеров! За это нельзя простить.
- Положим, Цогт-Гэрэл - еще не вся Орда, - усмехнулся Улзий, - но ты права, Айбике. Медвединцы спаслись вопреки ханской воле, и теперь мнят, что им можно воевать с нами и даже побеждать. Я видел их князя Лютобора. Он и сам по себе слишком дерзок и самонадеян, а теперь слушается во всем своего спасителя, яргородского князя-чародея, и совсем перестал прислушиваться к советам более осторожных людей. Кстати, - он задержал внимательный взор на лице женщины. - Мне сделалось известно, что Лютобор Яргородский женился прошлой осенью на сестре Лютобора Медведицкого.
Реакция шаманки превзошла все его ожидания. Она пошатнулась, схватилась за опору юрты, чтобы не упасть. Лицо ее потемнело, губы сделались черными, а глаза расширились еще больше. На мгновение она задохнулась от ненависти, и не сразу проговорила хриплым голосом:
- Вот какова наглость этих свархов, могущественный! Они ведут себя так, словно Великой Орды и на свете нет. Радуются и празднуют, не беспокоясь о гневе чжалаирском. Им следовало бы помнить, что ни каменные стены, ни чары этого их Яргородца не защитят их, если владыка Орды пожелает! Уж не пожелал ли он подражать тебе, могущественный, думая, что звание княжеского зятя позволит ему получить власть над князьями?
Разумеется, пламенная речь шаманки могла бы зажечь гневом Цогт-Гэрэла, будь тот еще жив, но не Улзия. К его решению она не могла добавить ничего нового, и темник лишь внимательно наблюдал, видя, как его собеседника сама распаляется все сильней. Этого он от нее и хотел.
- Мне думается, он ошибся, вообразив, что союз с медведицким князем даст ему власть. Ему лишь придется заплатить за непокорность вместе с ним и со всей Медведицей. Народ должен отвечать за поступки своих правителей.
Улзий нарочно подливал масла в огонь, приводя женщину в исступление. Вот по ее телу робежала судорога, предвещающая шаманское наитие. Айбике взглянула в лицо собеседнику горящими, как в лихорадке, глазами.
- Пусть город с именем зверя прямо сейчас будет повергнут в прах! И никакие заклятья не смогут отвести нашу месть, так внезапно обрушится она!
Улзий кивнул невозмутимо, потягивая кумыс из чаши.
- Сумей этого добиться, Айбике. Один раз я простил тебе поражение. Если и второй раз этот яргородский князь справится с тобой, ты поедешь в самое отдаленное кочевье в пустыне, еще не вымершее от чумы. Будешь там творить заклятья о ядовитых пауков и от хвори у верблюдов, если окажешься неспособной на большее!
Шаманка вздрогнула, как он удара кнутом. Улзий не сомневался, что она ни при каких обстоятельствах не согласится жить в безвестности после того, как камлала для ханов и полководцев, влияла своими чарами на судьбы всей Орды. Она скорее примет яд, чем поедет в ссылку. А сейчас сделает все возможное, чтобы взять верх над своим врагом.
Одной рукой Айбике стучала в бубен, отбивая странный, неровный ритм. Другую, не глядя, поднесла к амулетам, украшавшим ее одежду, и ликующе вскрикнула, достав клюв ворона.
- Духи знают! Духи видят! - воскликнула она, начиная шаманскую пляску. - Скажи, могущественный, какой был год, когда войско Ерден-хана налетело лавиной на города свархов?
- Год Огненной Птицы, - ответил Улзий, покопавшись в памяти.
- Да! Да! - подтвердила шаманка, тряся головой во вновь надетой шапке. - Тогда множество Огненных Птиц незримо летели над нашими победоносными туменами и сжигали дотла города и селения свархов. Огненные Птицы созданы Тенгри из подземного огня, их оперение вечно горит всеми оттенками пламени, от багрово-красного до светло-золотого. Огненная птица летит, как ветер, а ее прикосновение горячее тысячи плавильных печей. Я слышу, как расправляет крылья Огненная Птица! Я слышу ее торжествующий клекот над Медведицей!
И Айбике, носясь в шаманской пляске, сама заклекотала хищной птицей. ее бубен рокотал все громче, так что шаманке приходилось уже выкрикивать свои заклятья во весь голос. В звучании бубна теперь явственно различалось хлопанье исполинских крыльев и рев всепожирающего пламени. Шаманка кружилась в неистовом танце, и ее пернатый плащ сделался в самом деле парой крыльев, подымающих сухой горячий ветер. Отчего-то Улзию припомнилось, как горели дома больных чумой, подожженные издали зажигательными стрелами. Едва тлеющие в жаровне угли вдруг вспыхнули ярким светом, и в их отблесках темник разглядел, как на вороновом оперении Айбике вспыхнули огненные искры. И, когда в юрте сделалось так жарко, что скручивались опаленные волосы, темник не выдержал, вскочил на ноги и хотел выбежать вон. Но шаманка остановила его, проговорив сквозь зубы:
- Не сейчас еще решится наша распря с ним, нет, не сейчас... Но медвединцам не совладать с Огненной Птицей!

В те черные дни, когда Орда страдала от мора, сумел сбежать из плена бывший ушкуйник Кудеяр.
Больше пяти лет он томился в плену, схваченный в Кара-Чурине, когда чжалаиры разгромили их флот. Сперва его купил владелец кузнечной мастерской и приковал за ногу к наковальне. Вынужденный работать под плетью надсмотрщика, Кудеяр сперва надеялся бежать, как только заживут раны, рассчитывал припрятать что-нибудь из инструментов, с их помощью отомкнуть цепь и ускользнуть ночью, когда мастерская почти не охранялась. Но оказалось, что это не так-то просто. Надсмотрщики обыскивали рабов каждый вечер после окончания работы, утаить что-нибудь в овчинной подстилке было невозможно. Да и не давали ему хорошего инструмента, способного разомкнуть толстую железную цепь. Сложную работу чжалаиры не поручали рабам, обычно Кудеяру и другим пленникам доводилось чинить поврежденные вещи, вроде стершихся ножей и подков, прохудившиеся котлы. Реже приносили пробитые шлемы, погнутые кольчуги, и те приходилось поправлять под надежным просмотром. Настоящее оружие чжалаирские мастера ковали сами, и Кудеяру с другими рабами доводилось разве что качать мехи с раскаленным воздухом для них. От него здесь нужны были только мускулы, а не умение, точно от коня или вола.
Приглядываясь, насколько позволяла длина цепи, Кудеяр с удивлением замечал, что среди рабов были не только пленники со всех краев света, но и свои, чжалаиры. Вскоре он узнал, научившись разбирать причудливую смесь языков, на какой говорили разноплеменные узники, что это пленники из враждебной Черной Орды, но чаще - должники, проданные в рабство. Узнав о таких людях, Кудеяр злорадно усмехнулся: выходит, и в Орде своих же людей закабаляют в холопы, более бесправные, чем в Сварожьих Землях! Ну что ж, чжалаиров, даже если им приходилось не легче, чем ему, Кудеяру не было жаль.
Узнать о прошлом своих товарищей по несчастью он мог из ночных разговоров рабов, когда кому-нибудь не спалось или когда они бредили во сне. Правда, такое случалось не часто: большинство людей крепко спали, уставшие за день. Да и о чем им было говорить? У них не было ни новых впечатлений в жизни, ни надежды на лучшее. Кто находился в рабстве подольше, почти все время молчали, угрюмые и равнодушные, точно немые, превратившись в такие же живые орудия, как их молот или клещи. Приглядываясь к ближайшим соседям, Кудеяр пытался найти таких, в ком еще не угасла живая душа. Но, прикованный цепью, он мог общаться лишь с ближайшими соседями по обе стороны. В первые дни отчаянно надеялся, что где-нибудь рядом прозвучит сварожская речь. Но чжалаиры, видно, нарочно сажали пленников подальше от своих соотечественников. Поблизости слышалась лишь иноземная речь, а если где-то дальше в мастерской и работали пленные сварожане, то у Кудеяра не было возможности встретиться с ними.
Слева от него прикован был тощий светловолосый литт по имени Вилкас. Он кое-как говорил по-сварожски, и с ним Кудеяр мог объясняться, но взглянув на него, понял, что для побега Вилкас не годится. Он был слаб и истощен, работал медленно, часто задыхался, ловя воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Поговорив с литтом, Кудеяр убедился, что тому недолго осталось. Скоро он освободится, но иным путем. И впрямь, однажды Вилкас упал и больше уже не поднялся. Надсмотрщик деловито ударил его молотком о голове и, отсоединив цепь, утащил тело. На следующий день привели нового раба. Кудеяр надеялся, что с ним повезет больше, но, увидев чжалаира, только плюнул. На соседа справа у него с самого начала не было надежды: черный как жук, обросший жесткой курчавой бородой, тот, судя о всему, происходил из таких далеких стран, что с ним так и не удалось понять друг друга. Тут каши не сваришь.
Но Кудеяр не отчаивался. Беглецом, а затем ушкуйником повидал всякое, и готов был ко всему. Не найдя способа незаметно отомкнуть цепь, придумал, как ее заржавить, чтобы удалось разорвать разрушенные звенья. Благо, кормили в мастерской достаточно сытно, так что он совсем не ослабел. Во время работы у них стояла такая жара, что рабов поливали водой, чтобы не перегрелись и не попадали замертво. Кудеяр ухитрялся подставить свою цепь так, чтобы вода попадала на нее, заставляя ржаветь.
Но вот, однажды новый, только что пришедший надсмотрщик заметил, что цепь раба-сварха покрыта ржавчиной. Грубо ухватив за нее, вытянул Кудеяра по голым плечам ременной плетью. Пленник рванулся, не помня себя, и вдруг почувствовал, как лопнула цепь. Ухватив самый большой молот, прыгнул навстречу оторопевшему чжалаиру, одним ударом вбив ему голову в плечи...
Но уже мчались к нему другие надсмотрщики, вооруженные плетями и свинцовыми дубинками. Кудеяра быстро повалили. Били так, что он сам после удивлялся, каким образом выжил. Только упорство и жгучая ненависть к чжалаирам не дали ему умереть. Очнулся, исхлестанный местами до костей, с переломанными ребрами, в арбе, ехавшей в далекое степное кочевье. Потом уже узнал, что его продали за бесценок, лишь бы избавиться от опасного раба, хоть и полумертвого.
По приезде на новое место ему дали несколько дней отлежаться среди овец и пастушьих собак, а затем он так и остался среди них. Здесь бы простор и свежий воздух, не было тяжелых цепей. Кому другому такая неволя могла показаться не особенно тяжелой. Только не Кудеяру. Он не интересовался даже именами новых своих хозяев, равно как и прочих пастухов. Они были ему не интереснее баранов. Он зарос бородой и нестрижеными волосами, носил зимой и летом рваные овчины, и со стороны, наверное, казался слабоумным, одичавшим среди овец. В действительности же ум его ежедневно работал, ища возможность сбежать вновь. Он понял, что подходящего случая, быть может, придется ждать долго, но терпения у Кудеяра было достаточно. Он вовсе не затем собирался бежать, чтобы первый же чжалаирский всадник вернул его назад или пристрелил в степи. Он собирался действовать наверняка, чтобы добраться до Сварожьих Земель, и переносил неволю, как подобало воину, как сделал бы атаман Индрик на его месте. Во время перекочевок на всякий случай запоминал направления, чтобы знать, в какую сторону бежать. От ужина, если тот был не чересчур скуден, приберегал куски лепешки и вяленого мяса, чтобы взять с собой. Украл старый ржавый нож и наточил его до сносного состояния.
В сущности, Кудеяру нужны были для побега две вещи - конь и что-нибудь, что отвлекло бы чжалаиров от него. Одинокий пешеход в Орде не сможет ничего. Здесь все ездили верхом, да еще каждый имел при себе пару заводных лошадей. Если бы даже удалось сбежать наобум, рано или поздно его заметили бы и перехватили. Но Кудеяр не терял надежды: может быть, на это кочевье нападет какой-нибудь враг, или большой пожар в степи, и всем станет не до него, или во время какой-нибудь перекочевки выдастся удобный момент.
И вот, наконец, Боги щедро отозвались на его мольбу. Сперва один из хозяйских сыновей, заехав на пастбище, показался больным и скоро уехал. Кудеяр приметил у него на шее зловещее черное пятно. В тот же день слегли двое пастухов: метались, бредили, корчились в судорогах, покрывшись черными нарывами. На другой день заболели еще три человека.
А потом в кочевье, гле водрузили шест с черной тряпкой, прискакали всадники. Мрачные, молчаливые, они не подъезжали к зараженному кочевью. Не заговаривая с вышедшими их встретить, достали луки и побили стрелами всех, кто попадался на глаза - чжалаиров и рабов, больных и казавшихся здоровыми. В пыли играли дети. Миг - и маленькие тельца распростерлись на земле. Из юрты, тяжело переваливаясь, вышла беременная женщина, младшая невестка Кудеярова хозяина, готовая вот-вот родить. Две черных стрелы прошили и ее. Для этих всадников она несла не будущую жизнь, а, напротив, черную смерть, которую следовало остановить любой ценой. Вместе с людьми перестреляли всех коней, овец, собак. А когда не осталось в пределах видимости никого живого, стали пускать другие стрелы, горящие, с древками, обернутыми промасленной паклей. Они поджигали все, что могло гореть, и вскоре кочевье превратилось в сплошной костер, в котором угасли голоса последних обитателей.
Но Кудеяр не был убит со всеми. Он догадался упасть вниз лицом, едва засвистели стрелы, и остался лежать, прикидываясь мертвым. Заметив, что всадники не подъезжают ближе, понадеялся, что они не разглядят его. Так и вышло. Когда стук их копыт стих в отдалении, Кудеяр поднялся на ноги и, пройдя там, где огонь еще не сильно разгорелся, направился прочь. Теперь некому было помешать ему.
Коня для него не нашлось, и припасы его сгорели со всем становищем. Но Кудеяр, радуясь обретенной свободе. и так шел быстро, а питался, ловя сурков волосяными петлями - этот вид промысла, как и все пастухи, еще раньше освоил отлично. Людей в степи почти не встречалось. Видел издалека раза два разъезды вроде памятного ему, но тут же нырял в густую траву, и они проезжали прочь, не заметив его.
Но на четвертый день Кудеяр понял, что черная хворь все-таки пристала и к нему. Ночью он не сомкнул глаз, трясся в лихорадке, наутро едва смог идти дальше. Горло стискивала невидимая рука, перед глазами все кружилось, ноги заплетались, как у пьяного, и он едва сознавал, куда идет.
Воздух и без того стал тяжелым и душным, небо затянуло черными тучами. Приближалась гроза. Ослепительно-белые молнии то и дело прорезали небо. Вдалеке грохотали копыта вороного коня Бога Грозы. Все ближе и ближе. Или это в голове у Кудеяра мутилось в бреду?
Он рухнул в горячую пыль, сотрясаемый страшной судорогой, хрипел, разрывал на себе одежду. Лицо его почернело, страшно исказилось. Долго боролся Кудеяр, и непонятно было, кто одолеет - он или злой дух болезни. Но вот, наконец, его перестало ломать, и он некоторое время лежал в полном изнеможении. И тут как раз совсем рядом ударил такой раскат грома, что дрогнула вся земля, озарившись до самого окоема призрачным белым сиянием. Казалось, от этого грохота разорвалось пополам само небо, и хлынувший затем сплошным потоком ливень был его божественной кровью.
Лежавший нагим под ледяными потоками дождя Кудеяр жадно пил небесную влагу потрескавшимися губами. Он чувствовал, как становится легче дышать, как освежающий дождь смывает с него не только пыль и пот многолетнего рабства, но и болезнь, пораженную молнией Громовержца.
- Спасибо, Перун! - прошептал Кудеяр, глядя в небо, где в просветах между тучами уносилась на закат фигура могучего воина на крылатом коне.
А затем он стал подниматься с земли. Медленно, еще не вполне владея своим телом, встал сперва на колени, затем, с большим трудом - и на ноги. Постоял так, втягивая свежий грозовой воздух.
Оглянувшись в ту сторону, откуда пришел, погрозил туда кулаком.
- Так и знайте, проклятые, не пропал я! Доведется еще встретиться! И уж тогда я вашу власть хоть на час, да переживу! - произнес хрипло.
Потом обернулся и, еще шатаясь от слабости, но с каждым шагом все уверенней, зашагал по размякшей от дождя земле, сквозь сплошную стену ливня, в ту сторону, куда умчался Бог Грозы.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 06 Июн, 2019, 22:50:37
(занудно и ворчливо)Да тут мы, тут. Прямо день-другой на ЗФ не заглянул, а тут прямо беда-беда  ;) Куда ж мы от Вас, эреа Артанис, да из Сварожьих Земель денемся? Интересно же!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 07 Июн, 2019, 21:12:39
Преогромное спасибо Вам, эр Зануда, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
Да тут мы, тут. Прямо день-другой на ЗФ не заглянул, а тут прямо беда-беда  ;) Куда ж мы от Вас, эреа Артанис, да из Сварожьих Земель денемся? Интересно же!
Ну, если интересно, то помните, что и я только по вниманию своих читателей могу оценить, получается что у меня, или не очень. ::)

Глава 23. Пламя над Медведицей
Сквозь сон Лютобор Яргородский смутно чувствовал нечто неладное. Ему чудился удушливый запах дыма и треск огня, становилось трудно дышать. Самым тягостным было, что он понимал, что сит, и не мог окончательно проснуться, блуждая и задыхаясь в дыму. Еще не проснувшись, он понимал, что наяву пока еще нет никакого дыма, иначе он сразу почувствовал бы, и вокруг не было бы так тихо. Но сон его, в любом случае, предвещал недоброе, и следовало очнуться и что-то предпринять, а сил не было. Он лежал в тяжком полусне, разбитый, и голова раскалывалась от боли, точно в самом деле надышался дымом. Медленно выплывая из гнетущего забытья, старался не пошевелиться, чтобы не беспокоить Белославу, голова которой покоилась на его плече. Полуоткрыв глаза, Лютобор видел, как ее черные волосы густой волной разметались по подушке, касаясь его щеки. От них пахло зверобоем, чабрецом и душицей, коими она мыла голову. Во сне гордое лицо молодой женщины смягчалось, в нем появлялось доверчиво-открытое выражение, и Лютобору нравилось видеть ее такой.
Она была беременна, и для яргородского князя предвкушение будущего родительского счастья было так же ново, как для его молодой супруги. Лишь узнав об этом, он окончательно понял, что его жизнь сейчас полнее и ярче, чем когда-либо в не такие уж и малые годы, прожитые до сих пор. Белослава непременно подарит ему сына - это он знал совершенно точно. Беременность пока еще не была по ней заметна, но молодая женщина уже подпоясывалась под платьем турьим мужниным поясом. Он сам сделал из пояса оберег для нее, с железной пряжкой, зашив внутрь травы, приносящие здоровье женщине и будущему ребенку, и отводящие рочь злые силы. Турий пояс и пряжка из железа приглашали Перуна защитить от любой нечисти будущего ребенка и подарить его благословение, а дополнительно вшитые в пояс обереги  должны были облегчить беременность и роды. Испокон веков в Сварожьих Землях беременные женщины носили под одеждой мужские пояса. Такой пояс-оберег обозначал, что ее муж душой с нею и поддерживает в самое важное время. А заодно воинский пояс вселял в будущую мать мужскую решимость: ведь женщины тоже сражаются на свой лад, и ей, чтобы выносить и родить ребенка, необходимо не меньше отваги, чем у самого закаленного воина. Но Белославе и так силы духа не занимать, и она гордо и целеустремленно готовилась родить их первенца. Нет, это не тревога за нее разбудила его среди ночи. Но тогда что?
Он чуть приподнял голову, и понял, что жена не спит. Слух у нее был, как у опытного разведчика, а беременность особенно обострила все ее чувства. Женщина приподнялась на локте, мягко коснулась плеча мужа.
- Что случилось, Лютобор? Я услышала, что ты не спишь.
Он прислушался, но в доме и на улице все было тихо. И все же его не оставляло ощущение, что вот-вот что-то случится.
- Не знаю... Оденься на всякий случай и будь готова. Я погляжу.
Протянув руку, он зажег свечи в стоявшем на столе подсвечнике. Не глядя, слышал, как Белослава выскользнула из ночной сорочки и накинула обычную рубашку, а поверх нее - голубой шелковый летник. Сам наскоро одевшись, он взглянул в открытое окно.
Стоял цветень, и было уже по-летнему тепло. С улицы задувал ветер с восхода, донося запахи черемухи и весенних садов. Город мирно спал, даже первые петухи еще не пели. Ночь стояла темная, безлунная, но яргородский князь все-таки видел вдалеке избы, окруженные садами, поодаль, за Холмом Лады - темную гладь реки, а на том берегу - снова жилища: Оружейную и Кожевенную слободы.
И вдруг в небе вспыхнуло зарево. Будто падающая звезда или комета с огненным хвостом, оно появилось на окоеме, но не пролетело высоко в небе, а камнем ринулось вниз... все ниже и ниже, прямо на спящий ночной город. Теперь Яргородец разглядел исполинскую птицу с огненными перьями - не просто красными, а раскаленными, как в печи, одним своим видом заставляющими вспомнить о пламени. Она горела, как тысяча факелов, и била крыльями над Медведицей, рассыпая перья. И там, где падало хоть одно перо, все, что могло гореть, вспыхивало, как от упавших углей. Загорались крыши изб, овинов, бань, хлевов, пластали во многих дворах поленницы и стога сена. И над всем этим кружила Огненная Птица, из-под крыльев которой хлестал раскаленный ветер. Она торжествующе кричала, и Яргородцу послышался в ее крике злобный женский смех.
- О, Отец-Небо! Пожар! - воскликнула Белослава, хватая мужа за руку. - Заречье горит! Скорей, в Крепость!
Лютобор пожал руку жены и вместе с ней выбежал из горницы. Даже в такой миг он не мог не отметить, что ему досталась необыкновенная женщина, хотя бы и для дочери и сестры великих князей. В такой момент первым делом подумала предупредить брата. Крепость стояла дальше от реки, чем их усадьба, и там могли еще не знать о пожаре.
Толкнувшись в первые попавшиеся двери, Яргородец разбудил спавших там людей, кратко объяснил, что случилось, приказал всех поднять на ноги. К счастью, его люди привыкли во всем доверять князю: еще не проснувшись толком, уже поняли, что в городе пожар, и надо быть готовым ко всему.
- Чеслав, Ярополк, Вингольт! - оглядел яргородский князь своих военачальников. - Собирайте людей и ведите в сад, не допуская сумятицы! Выстройте наши сотни! Белян, Коршун - к лошадям! Волчок, собери челядь качать воду из колодца!
- А мне ты что прикажешь делать, княже? - послышался звонкий юношеский голос.
Лютобор оглянулся и увидел Горицвета. В последнее время мальчик сильно вырос, и сейчас напоминал коня-двухлетку, тощего и нескладного, с несоразмерно длинными ногами, за которыми все остальное как будто не успевало расти. Но был по-прежнему отчаянным и бесшабашным, как в детстве, и стремился отличиться перед князем. Вот и теперь чуть ли не приплясывал, ожидая от него поручений.
- Ты, Горицвет, будешь пока при мне, - строго приказал князь. И, увидев, как печально опустил голову отрок, добавил мягче: - Если понадобишься, я скажу.
В саду собирались люди. Увидев пока еще вдалеке зарево пожала, шумно переговаривались. Плакали дети, разбуженные среди ночи, всхлипывали женщины, толпясь вокруг. Какой-то мужчина басил, успокаивая женщину, выбежавшую в ночной сорочке:
- Ну что ты, Любуша, ну, может, еще и обойдется у нас... Пожар - так ведь он во-вон еще где, за рекой, дай Свароже, чтобы к нам не дошел. Главное - у нас все готовы, значит, справимся. Князь Лютобор Мстиславич всегда знает, что делать.
Яргородец надеялся на это, но, вспоминая, как Огненная Птица разбрасывала перья-факелы по всему городу, не поручился бы, что успеет вовремя. Когда его отряд собрался ехать, он сам последним сел на своего белогривого Беркута, как вдруг увидел, что и жена уверенным движением садится на вороную кобылицу. 
- Останься с женщинами, здесь пока что безопасно. Я не хочу, чтобы ты видела то, что будет там твориться, - попытался он урезонить ее.
Белослава взглянула на него гордо и непреклонно, как никогда похожая на своего брата, Лютобора Медведицкого.
- Я еду с тобой. Только при тебе смогу не волноваться за вас всех.
Яргородец вздохнул. Женщине во время беременности следует видеть и слышать только самое красивое, чтобы лучшим образом сказывалось на ребенке, и избегать всего тяжкого, мрачного, пугающего, что может ему повредить. Но, увы, как тут убережешься? Княгиня Росава тоже ожидала своего первенца. Еще не рожденных детей уже ожидали большие потрясения...
Не споря больше с женой, Лютобор Яргородский вывел в город свой отряд, оставив челядь и женщин следить за усадьбой. Выехав в город, увидел, что и по эту сторону реки уже занимается пожар. Окна изб ярко озарялись, из-под крыш валил дым. Горели заборы и домашние постройки. Выскакивали из домов всполошенные люди, полуодетые и совсем голые, бежали по улицам, метались, едва не опадая под копыта, звали тех, кто бежал за ними, и кто не успел выскочить. А ветер разносил тлеющие искры все дальше, губя улицу за улицей.
На углу Суконной улицы лошади заартачились и ни за что не хотели идти вперед. Они ржали и вскидывались на дыбы, крутили головами, и в их лиловых глазах отражались отблески пожара. Вся улица была объята пламенем, удушливо клубился дым, а воздух сделался таким сухим и горячим, что им больно было дышать. Да и нельзя было проехать, ибо улицу запрудил народ. Все, кому посчастливилось выскочить из пожара, спешили теперь спастись, бежали по улице, почти обезумевшие от ужаса. Обгоняя друг друга, текли живой рекой,  с воплями и стонами, не останавливаясь.
- К реке! - крикнул Лютобор Яргородский, стараясь перекричать рев пламени и топот толпы. - Бегите к реке! К воде! Там спасение!
И, не очень-то надеясь, что они услышат и поймут, повторил мысленно приказ бежать к реке передним из беглецов, надеясь, что за ними последуют и другие. Затем повернул коня, объезжая стороной уже объятые пламенем улицы.
Миновали холм Велеса, где находились городские торги. Там тоже горело. За высокой оградой метались какие-то люди, размахивали руками, кричали, требуя тушить пожар. Уже катили бочки с водой, тащили ведра от колодца. Но Яргородец заметил, что на пожаре суетились и другие люли: пользуясь всеобщей суматохой, выбивали двери складов, уже хватали вещи...
- Вингольт! Бери две сотни, все потушите и не дайте разграбить! - распорядился князь.
Спустившись с холма Велеса, увидели, что и в середине города уже пылает пламя. На вершине холма Сварога как будто расцвел невиданный багровый цветок, и все озарилось как днем. Белослава, державшаяся все время рядом с мужем, вцепилась ему в руку с силой железных клещей.
- Крепость! - прошептала она.
- Да, это горит Крепость! - сурово подтвердил Яргородец, поддерживая жену в седле и глядя, как по склонам холма Сварога со всех сторон разбегаются люди, черные среди огненного зарева, как будто спасались от извержения огненной горы.
У подножия съехались с великим князем. Тот, едва успев собрать свою дружину, тоже был вынужден проезжать окольными путями, с болью в душе глядя, как гибнет его дом. Встретившись со своим зятем в садах, куда огонь еще не дошел и было темно, великий князь не узнал выехавших навстречу всадников.
- Эй, кто тут? Дай дорогу, стопчу! - потребовал сдавленным, глухим голосом.
- Стой, Лютобор Тихомирич, не спеши! Спешка на пожаре нужна, но суета вредна всегда!
- Это ты, Лютобор Мстиславич! - воскликнул великий князь, и, когда Мстиша поднес факел, с облегчением разглядел и сестру свою. - Слава Богам, вы спаслись! А нас застало среди ночи, в самый сон. Проснулись, когда уже крыша пластала, все в дыму... Я велел отвезти Росаву к реке, а сам - сюда. Но, кажется, тут уже ничего не сделать.
Яргородец взглянул на горящую Крепость. Она уже целиком озарилась пламенем, точно холм Сварога украсился огненным венцом. Крепкие дубовые бревна все-таки уступили огню, загорались внутри одно за другим, и вскоре все обширное, величественное здание полыхало так, что не отвести было глаз. Языки багрового, алого, рыжего, золотого пламени реяли на ветру, как победные стяги, - красивое, но смертельно опасное зрелище. Сердце Медведицкого княжества, родовое гнездо потомков Святослава Храброго сгорало дотла, и вместе с ним как будто выгорало в душе что-то у каждого, видевшего пожар. На одно ужасно тяжкое мгновение всем показалось, что надежды всего рода медведицких князей уходят сейчас в небо черным дымом.
Наконец, великий князь прервал это самоистязание. Лицо его, опушенное еще редкой черной бородкой, отвердело, зубы сжались до скрипа.
- Все равно построим каменную Крепость! - буркнул он с деланой небрежностью и повернул коня прочь.
Князь Бронислав, весь покрытый копотью, поравнялся со старшим братом, проговорим неживым голосом:
- Может быть, высокую башню еще отстояли бы... - на руках у младшего князя виднелись ожоги, а на лбу - ссадина, оставленная каким-то упавшим предметом.
- Сперва свою башню почини, - великий князь беззлобно ухватил брата за ухо, как в детстве.
Сквозь сады продирались тут и там бегущие люди, направляясь к реке, катились даже целые повозки, спасались веред людей ревущие на все голоса лошади, коровы, козы. Дальше, где огонь не успел еще сильно разгореться, суетились люди. Они заливали водой очаги пламени и засыпали их землей, пока они еще не успели разрастись во всепожирающего огненного зверя. Княжеские воины помогали горожанам тушить пожары, сколько могли.
В одну горящую избу вбежали десять воинов, помогая большой семье вытаскивать все, что удавалось найти в густом дыму: люльку с младенцем, грубо сколоченную табуретку, ткацкий станок, ларь с одеждой. Хозяева суетились вместе со спасителями, метались, не слушая предупреждений. Как вдруг крыша накренилась и стала оседать, прогорев насквозь. Зычный крик великого князя пропал в реве пламени.
- Лютобор! - крикнула Белослава, но не брату, а мужу. - Сделай что-нибудь!
Яргородец мысленно проник за сплошную стену огня и удушливого дыма. Нет, не сплошную... он нашел в ней просвет, и сквозь него устремился прохладный ночной воздух, упоительно сладкий после запахов гари. Уже трещавшие, догорая, перекрытия крыши на миг выровнялись, и ловушка, готовая захлопнуться, раскрылась, выпуская жертвы. Не помня себя, люди выбежали из горящей избы. И, как только последний из них оказался в безопасности, крыша рухнула с оглушительным треском. Взметнулся в вихре искр столб пламени до самого неба.
Княгиня Белослава не произнесла ни слова, но глаза ее, блестящие, как звезды, сказали ее супругу больше самых прекрасных речей.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 08 Июн, 2019, 20:35:03
Куда бы ни бросился великий князь со своей свитой - всюду уже полыхал пожар. Во многие улицы было не проехать: там все заволокло черным облаком дыма, таким густым, что люди удушливо кашляли, еще не приблизившись к нему. Но там, где можно было еще что-то сделать, княжеские воины тушили пожар всеми силами: таскали воду, где могли взять ее, а, если не находили - забрасывали землей. Вытаскивали обожженных, задыхающихся людей, разрушали постройки, на которые мог перекинуться огонь.
Князь Лютобор Медведицкий сперва лишь распоряжался своими воинами, затем и сам соскочил с коня и бросился в дом, где кто-то стонал. Внутри все было полно дыма, мгновенно стало трудно дышать, ничего не удавалось разглядеть. Волосы скручивались от жара, самый воздух сделался невыносимо горячим. Лютобор опрометью выскочил из горящей избы, тяжело дыша. Потребовал себе ведро воды и с наслаждением окунул в него голову. Отдышавшись немного, снова бросился на пожар со своими воинами.
- Лютобор, подожди, я с тобой! - крикнул Бронислав.
Но старший брат обернулся с таким лицом, что юноша сразу понял - здесь не до шуток. Они с детства чувствовали себя равными во всем, но великим князем был только один из них, и он не потерпел бы своеволия. И Бронислав остался вместе с Белославой глядеть, как исчезла в дыму спина брата. Его белая сорочка мелькнула раза два, затем совсем пропала в клубах черного дыма, подсвеченных языками пламени. Вскоре появился, таща чье-то бесчувственное тело, которое положил на траву. На лице у великого князя багровел ожог, щека вздулась.
- Разрушьте стену! - хрипло прокаркал он, обернув голову и плечи мокрым полотном и ныряя в горящую избу в третий раз.
Лютобор Яргородский первым сообразил, что он имеет в виду, и, не дожидаясь прочих, сам облился водой и, схватив валявшийся на земле топор, бросился рубить тлеющую бревенчатую стену избы, видя, что дверь ее вот-вот обрушится. В лицо ему ударила волна нестерпимого жара, сноп огненных искр взвился на ветру. Яргородец невольно отскочил и обратил внимание, что и соседние крыши вот-вот займутся пламенем: оно уже весело бежало по верхним венцам, подбираясь к стропилам. Оглядевшись, увидел нескольких местных мальчишек, сбежавших от огня.
- Умеете лазать? - спросил их Яргородец и, не дожидаясь ответа, приказал: - Скорей на крыши, затопчите огонь, пока не разгорелся.
Городские мальчишки вскарабкались на крышу с проворством белок. А князь Бронислав схватил за руку Горицвета, своего ровесника.
- Вот и для нас дело нашлось! Пойдем!
Ловко цепляясь за любую неровность в бревенчатой стене, они вскарабкались на крышу еще не загоревшейся избы, принялись затаптывать тлеющие искры, готовые разгореться сильнее. Любой тлеющий уголек они растаптывали в пыль, пляша на покатой крыше, точно дикари, над головами тех, кто не мог в темноте последовать за ними с такой же ловкостью. За синой их бушевало рыжее пламя, поднявшись до небес, но сюда, они знали, оно уже не переметнется.
Когда все, наконец, снова собрались, чтобы ехать дальше, Бронислав не только не смущался перед старшим братом, но поглядел на него с гордостью, как бы желая заявить: "Взгляни, и я занимался важным делом!" Великий князь ничего не сказал ему. Возможно, он еще не отдышался после пребывания в дыму. Не стал и Яргородец ругать Горицвета за излишнюю самостоятельность, лишь положил руку на плечо юноше, и тот радостно встрепенулся, расценив это как поощрение.
Город горел по обе стороны Медведицы-реки. Ветер с восхода помогал огню распространяться все шире. Кое-где его удавалось потушить, но многие дома и целые улицы поглощались пламенем безвозвратно. Воли гибнущих людей, рев сгорающих заживо животных заглушался неистовым треском пожара, грохотом рушащихся зданий. Горящие бревна вываливались из стен, катились по улицам, точно горящее колесо в день Весеннего Равноденствия. Казалось, все кругом было обречено гибели и разрушению.
Те, кому повезло спастись, бежали к реке, сознавая, что лишь вода способна укрыть их от огня. В толпе бегущих слышались рыдания и плач детей, проклятья и молитвы Богам. Каждая еще свободная от пожара улица была полна народу.
Невольно выругавшись, великий князь тоже повернул коня в сторону реки. Его место было сейчас там, среди обездоленных погорельцев, а здесь он ничего больше не мог сделать. И его спутники последовали за ним.
Лютобор Яргородский хотел укрыть жену платком и вести ее лошадь в поводу. Но Белослава твердо взглянула на него.
- Хороша бы я была, если бы любила свой город, когда он благополучен, и трусливо отворачивалась, когда он страдает! - и она доехала до реки вместе с мужчинами в полном молчании.
Огонь с обеих сторон подступал к самого берегу: прибрежные заросли и камыши тоже загорелись. Лишь на открытых местах толпился народ. В отблесках пламени виднелись на том берегу люди, которых огонь загнал на мелководье; они стояли там, видимо, не умея плавать.
- Мост! Деревянный мост тоже сгорел! - донесся в это время вопль.
И впрямь: там, где оба берега Медведицы соединял прочный настил моста, теперь только обгорелые сваи торчали из воды. Другой берег был отрезан для них.
- А лодки как же! - сообразил Мстиша, как всегда бывший рядом с великим князем. - На песчаной косе всегда лодки стоят! Они, наверное, целы, там больше нечему гореть!
Люди тут же заторопились к речной косе, где у причала всегда стояли рыбачьи лодки и висели для просушки сети около ближайших избушек. Туда и впрямь огонь не добрался, и гребцы поспешили стащить лодки на воду. Видно было, что придется не раз сплавать на тот берег: толпа собралась большая, а в лодке помещалось всего несколько человек.
Те, кому посчастливилось спастись, теперь собирались все на берегу, а иные, как бы не веря, что на суше еще можно чувствовать себя в безопасности, вбегали в воду, плескались там, обмывая ожоги, и не хотели оттуда выходить. Только в реке сейчас можно было найти покой и прохладу: огонь придвинулся так близко, что даже на берегу чувствовалось его жаркое дыхание. Но пожар продолжали тушить по мере возможности.  Неразличимые в темноте люди таскали воду, черпали ведрами, передавая друг другу по цепочке. Однако их усилия мало что могли изменить на огромном пожаре, в который почти полностью превратился город.
Когда великий князь приехал к реке, его жена, бывшая тут же с дворцовыми женщинами и челядью, поднялась ему навстречу. Беременность уже отягощала фигуру молодой женщины, лицо ее было усталым и бледным, но она сумела встретить мужа без слез.
- Пусть хранят тебя бессмертные Боги, друг мой! - воскликнула она, прижимаясь располневшим телом к пропахшему дымом, покрытому коотью Лютобору. - Ой, что это у тебя? Обжегся? Надо обязательно в самое пекло лезть?
- Надо, Росавушка, иначе я - не великий князь, а только кукла позолоченная. Понимаю, трудно приходится, век бы такого никому не видеть. Но ты потерпи. Отстроим город и Крепость лучше прежних, каменные стены возведем. Ребеночек наш уже в новой Крепости родится.
Росава обвила его шею руками и поцеловала в лоб, меж тем как он прижимал к губам ее руки.
- Муж мой, Ладо мое! Увидев теперь, каково твое княжение, еще больше полюбила тебя!
К великой княгине подошла Белослава, подхватила ее под руку и усадила на принесенную кем-то скамью. Общее состояние и обрушившееся на всех несчастье еще больше сблизило обеих женщин.
Между тем, народ продолжал прибывать - тысячи обездоленных, разоренных людей, потерявших близких, лишившихся крыши над головой и всего самого необходимого. Пока еще они ничего не соображают, ошеломленные несчастьем, или радуются уже и тому, что спаслись. Но завтра же надо будет всех накормить, приютить, одеть и приставить к делу, ибо не ничего хуже голодной отчаявшейся толпы.
Стоя на берегу, Лютобор Медведицкий со своими боярами обсуждали, что делать дальше.
- Завтра с утра начать раздачу погорельцам каши, хлеба и мяса. Наладить подвоз из сел и боярских вотчин. У кого уцелели припасы в городе - отдайте, не жмитесь, отдарю из княжеской казны.
- Казну-то еще отыскать надо, - вздохнул князь Аджаров. - Крепости больше нет, теперь и тебе, княже, придется затянуть пояс...
- Казна глубоко зарыта, туда огонь не дойдет, - ввернул князь Бронислав, но старший брат толкнул его локтем в бок.
- Словом, надеюсь, будет на что сперва кормить погорельцев, - подытожил он. - И еще всем велю передать: если кто вздумает спрятать припасы или поднять цены на самое необходимое, пользуясь людским несчастьем, - того вздерну на площади, чтобы все видели. Любого, будь то управитель вотчинный, или купец, или даже боярин.
И по голову, по выражению лица великого князя слышавшие его поняли, что он не шутит. Это если бы кричал, ругался, можно было поверить, что позже отойдет, успокоится. А когда вот так говорит, негромко, но твердо и властно, - и у не самых робких из княжеских советников мурашки по коже прошли: ведь в самом деле повесит. Положим, тех, кто прячет пищу от голодных людей, и следует, но ведь кто знает, за что сочтет нужным вешать в другой раз...
И мелькнувший среди бояр Тихомир Зимин поспешил скрыться за спины отца и брата: не то на него повеяло жутью от угрозы великого князя, не то от острого взора Лютобора Яргородского...
Старший Зимин, враз постаревший и погрузневший, в распахнутом на груди кафтане, долго молчал, размышляя про себя, что делать в первую очередь. Как ни крути, восстановлением города в первую очередь ему руководить придется. Ладно хоть, свою усадьбу отстоял от огня, но сколько же сгорело дотла! И городские воинские сотни, подчиненные тысяцкому, сейчас вместе с княжескими дружинниками тушили огонь, где было возможно, но разве им справиться с таким большим пожаром? А еще придется опасаться бунтов среди погорельцев и просто темных личностей, готовых поживиться на всеобщей беде...
- Торги еще! - спохватился Зимин. - На торги надо послать охрану, от пожара да от лихих людишек. Лютобор Тихомирич, дай своих воинов! Купцы сейчас тебе первые друзья; не дай их разорить, и они тебе помогут восстановить город.
- Я оставил на торгах людей для охраны, - вмешался Лютобор Яргородский.
Великий князь с благодарностью взглянул на родственника. И со вздохом перевел взор туда, где пламя бушевало над семью холмами Медведицы.
- Как это могло случиться, что город загорелся сразу со всех сторон? - вырвалось у него.
- Не иначе, подожгли нарочно, - предположил воевода Конь. - Подпустили нам красного петуха...
- Огненную Птицу, - поправил Яргородец, но никто не понял, что он имел в виду.
В цветене ночи бывают коротки, но на сей раз тьма почему-то не спешила рассеиваться. Иссиня-черная клубящаяся мгла продолжала нависать над озаряемым пожаром городом. Не сразу стало понятно, что это уже не ночная тьма, а тучи, затянувшие небо целиком. Издалека доносилось слабое рокотание грома. Услышав его, люди немного оживились, с надеждой глядели в ту сторону.
- Может быть, Перун погасит дождем пожар, если людям не под силу, - говорили они, протягивая руки к небу.
Приехали из Святилища служители Богов. В повозке, влекомой парой белых быков, стоял во весь рост Богумир в белом облачении, за ним ехали младшие жрецы.
Воздев руки к небу, Богумир воззвал во всеуслышание:
- Избавь нас от огненной напасти, Громовержец Перун, защитник Неба и Земли! Спаси народ свой, пошли нам дождь, чтобы погасил нечистое пламя! Ведь не твоей грозовой молнией зажегся губительный огонь, и не Боги карают нас за вину тайную или явную. Это пламя разгорелось по вражеской воле, злые чуждые души сговорились сжечь Медведицу. Не позволь им, Хозяин Громов, уничтожить наш народ. Сохрани Святилище твое и других Богов, спаси то, что еще осталось от Медведицы. Пастырь небесных коров-туч, позволь им пролить здесь небесное молоко, исцели наши раны, пока не поздно!
И, пока верховный жрец творил молитву, заоблачное рокотание явственно приближалось, и небо все чаще рассекали молнии, совсем белые перед багрово-рыжим пламенем. Многие сотни голосов с надеждой повторяли мольбу старого жреца, просительно подняв руки. Белокалильным жаром дышал пожар, неподвижно замер грозовой воздух. Казалось, скоро совсем нечем станет дышать. Но вот, едва закончил Богумир молиться, хлынул проливной дождь. Он не капал, а падал прямыми бесконечными струями, сливающимися в сплошную водяную стену.
Вода заливала черный пепел, превращая его в кашу, смывала пыль и копоть с листьев на деревьях, и те благодарно шелестели, освеженные. Точно из невидимого исполинского ведра, обрушился ливень на бушующий в городе огонь, и Медведица окуталась облаком пара.
Это была невиданная битва - вода шла в наступление на огонь, точно одушевленные силы, и трудно было сказать, кто победит. Ливень не стихал ни на миг, он заливал все своими потоками, гасил каждую искорку пламени, остужал раскаленные поверхности. Огонь не сдавался: он шипел змеей, пускал облака раскаленного пара, снова и снова пытался разгореться, пока не угасал окончательно. Он прятался в каждом укрытии, куда не могли проникнуть струи ливня, и скрывался под слоем мокрого пепла, еще долго тлея и дымя.
На протяжении трех дней шла над Медведицей битва стихий. Чуть только стихал ливень, как затаившийся огонь всыхивал снова, с треском высушивал все, что погасила вода. И снова бушевал грозовой ливень, стремясь погасить дотла всепожирающее пламя. И днем, и ночью не смолкала их борьба. Люди, ютившиеся в кое-как сделанных укрытиях - князья и бояре вместе с беднейшими горожанами, - слышали их яростное сражение. То огненное зарево вновь вставало над опустевшим городом, то серая стена ливня заволакивала взор.
Только через три дня солнце, наконец, прорвало мутную завесу дыма и пара. С удивлением взглянул сияющий Даждьбог со своей колесницы на черную, обугленную, лежавшую в руинах Медведицу.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 09 Июн, 2019, 13:04:25
Как много нового появилось! Близится, близится час расплаты для чжалаиров!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 09 Июн, 2019, 19:36:35
Ой, с возвращением Вас, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Как много нового появилось! Близится, близится час расплаты для чжалаиров!
Стараюсь не терять времени даром. ::)
Ой, до этого далеко еще! Пока что медвединцам приходится трудно, как никогда.

Глава 24. Каменная Крепость
Еще долго уцелевшие от пожара медвединцы жили в становище на берегу реки, ожидая, когда можно будет вернуться на пепелище. Вся Медведица лежала перед ними в руинах, под толстым слоем черного пепла. Несмотря на долгий ливень, этот пепел был горяч - пламя Огненной Птицы не так-то легко покорялось даже божественному ливню. И три дня спустя кое-где прибитый дождем пепел еще курился белым дымком, а стоило его чуть разворошить - вспыхивали тлеющие в глубине искры. Прошло немало времени, прежде чем пепел остыл настолько, чтобы по нему можно было ходить. Лишь тогда великий князь со своими сподвижниками смог проехать на пожарище и оглядеть ущерб.
Кони мягко и печально ступали по хрустящему под копытами мокрому пеплу. Ветер вздымал его, и тяжелые черные хлопья носились по воздуху, забивали нос и горло, мешали дышать. Всюду, куда бы ни упал взгляд, виднелись одни головешки. Обломки полуобгоревших изб торчали среди полностью выгоревших груд пепла. Вместо цветущих весенних садов по большей части встречались им черные, обглоданные огнем остовы деревьев, похожие на оживших мертвецов. Среди развалин смутно угадывались обгорелые останки жителей, не сумевших спастись. Трупы лежали и прямо на улицах, как их застиг огонь. Кто не смог добежать до реки, падали наземь, обожженные, ослепленные, задохшиеся от дыма, и пламя поглощало их. Для них спасительный ливень пришел уже слишком поздно, он мог лишь омыть их тела, по большей части обгоревшие настолько, что уже никто не взялся бы их узнать. Погибшие на пожаре люди лежали вповалку с обугленными останками лошадей, коров, свиней, собак, спасавшихся с ними вместе. При этом зрелище князь Бронислав совсем позеленел, и даже великий князь судорожно сглотнул, вдохнув запах смерти вместе с запахами дыма и гари, пропитавшими тут все вокруг. На обгорелых пнях деревьев сидели жирные черные вороны, тоже похожие на ожившие хлопья пепла, и надсадно каркали при виде проезжающих всадников.
Некоторые чудом уцелевшие или не до конца сгоревшие дома, изредка попадавшиеся зеленые деревья только подчеркивали эту картину всеобщего разрушения. Даже те, чей дом удалось спасти, в их числе и Лютобор Яргородский, не могли сейчас радоваться, видя, что осталось от еще недавно прекрасного города.
Заслышав топот копыт, из развалин стали появляться выжившие. Кому-то повезло отсидеться в погребе, достаточно глубоком, чтобы и огонь не достал, кто-то не дал у себя разгореться пламени, и остался сидеть, отрезанный как на острове среди бушующей стихии. Теперь они выходили из своих убежищ навстречу великому князю - серые от пепла и от усталости, голодные, обожженные. Из развалин слышались стоны тех, кто идти не мог. Их всех следовало отправить на берег к остальным, накормить, а пострадавших передать лекарям, кому еще можно было помочь спустя столько времени.
Вот и холм Сварога, превратившийся в сплошную кучу мокрого пепла. От возвышавшейся здесь Крепости не осталось даже очертаний, все прогорело дотла. Увидев это место, Лютобор Яргородский подумал, что Огненная Птица, верно, сильнее всего нацелилась именно на Крепость, оплот медведицких властителей. Но не стал ничего говорить о своих догадках молодым князьям и их ближникам. Легко разжечь жажду мести, но гораздо полезнее сейчас будет восстанавливать, а не разрушать.
Приказав спутникам остаться внизу, великий князь въехал на самый верх, туда, где несколько дней назад гордо возвышались строения Крепости. Конь его вздымал целые облака пепла, из серого в яблоках сделался вороным. Поднявшись наверх, Лютобор Медведицкий некоторое время стоял молча и неподвижно, как чугунное изваяние, и никто не видел его лица. Когда вернулся обратно, лицо его, серое от пепла, как будто окаменело.
- Охраняйте холм Сварога. Поставьте здесь частокол, чтобы лихие люди не забрались, стража пусть сменяется днем и ночью, - приказал он воинам.
Те взялись исполнять поручение. Но бояре, насмотревшись на сгоревший город, пали духом и озирались вокруг с мрачным видом. Иным из них уже не верилось, что город может оправиться после таких разрушений. Воевода Конь первым решился высказаться:
- Это ведь сколько работы теперь предстоит, княже, чтобы все отстроить заново! А людям-то каково будет поселиться на пепелище? Уже слухи пошли, что Медведица неугодна Богам, и надо искать другое место жительства.
Его поддержал и князь Твердислав Белецкий, брат другого князя Белецкого, убитого чжалаирами в бою у Волчьего Лога:
- Вправду, Лютобор Тихомирич: разве мало тебе хороших городов? Зеленоград, скажем, отписанный по завещанию князю Брониславу Стемиричу. Или Соболевск, где ты играл свадьбу. Ты же сам говорил: Соболевск тебе приносит удачу. Сделай его своей столицей, так ведь легче, чем отстраивать Медведицу из пепла. Люди сразу получат кров и пищу, а здесь можем до холодов не успеть.
Великий князь глядел то на одного, то на другого из советников, глазами в черных кругах бессоницы. Никто бы не поверил, что ему не исполнилось еще восемнадцати лет: он уже давно рассуждал как взрослый муж, и встречал лицом к лицу испытания, каких в более благополучные времена не узнаешь за всю жизнь. Наконец, он встретил блестящий взор Яргородца. Тот, как и все, напряженно ожидал, что решит великий князь. "Ну, вот и пришло время узнать, на что ты способен, Лютобор Тихомирич, сумеешь ли твердо переносить несчастье, не предпочтешь ли легкий путь верному..."
Снова оглядев выжженную пустыню на месте города, великий князь проговорил твердо, с расстановкой:
- Медведица - наша единственная столица, и нам не надо иной! Хорош будет великий князь, хороши премудрые советники, что бросают свой дом при первой опасности и ищут другого! А если и новая столица тоже сгорит, куда мы побежим зайцами второй раз? Да и не годятся эти города в столицы. Один слишком далеко к полунощи, другой - на противоположной окраине княжества, под носом у азанского князя. То-то он смеяться станет, если мы прибежим с поджатым хвостом. Самое же главное - нам не будет счастья, если покинем Медведицу, корни свои обрубим. Хозяин Гроз спас для нас город, погасил пожар - это ли не знамение для нас? Отстроимся на пепелище еще краше прежнего, воздвигнем каменную Крепость!
У многих бояр и воевод при этих словах отлегло от сердца, даже у тех, кто готов был на переселение, как крайнюю меру. Кое у кого даже слезы выступили на глазах, стоило им поверить, что Медведицу можно возродить. Глаза у Лютобора Яргородского блестели, как летнее небо, озаренное солнцем.
На холм Сварога приехал на бычьей упряжке Богумир. Увидев, что сделалось с городом, долго молился Богам, прося у них благословения. Затем старец неожиданно склонил голову перед великим князем.
- Спасибо тебе, Лютоборушко, что не оставил дома своего родимого, хоть и лежащего в запустении, - проговорил тихо, как маленькому. - Истинный подвиг не только в том, чтобы достигать чего-либо, но и в том, чтобы твердо и грозно отстаивать то, что есть.
- Я знаю, дедушка, - так же тихо проговорил молодой князь. - Обещаю тебе, мы не предадим Медведицы. Нам в пример будут предки наши, отстроившие города, разрушенные чжалаирами. А мы чем хуже? Проклятые думали - вовек не поднимутся Сварожьи Земли, но, вопреки всем жертвам и разорениям, они возродились вновь!
- Как феникс из пепла, - добавил Лютобор Яргородский. И, встретив недоумевающие взоры остальных, объяснил: - Феникс - чудесная птица, что, старея, сгорает в огне и вновь возрождается молодой. Если ты, великий князь, когда-нибудь поведешь в бой войско всех Сварожьих Земель, не одной Медведицы, - пусть на твоем знамени будет феникс, знак нескончаемой жизни.
Казалось бы, время ли говорить о войне и о победных знаменах, когда их собственный город лежит в руинах; но медвединцы заметно приободрились и глядели на выжженную гарь с тайной надеждой, преодолевая отчаяние: обещаниям Яргородца постепенно привыкали доверять.
- Все-таки, княже, подумай: надо ли сразу каменную Крепость? - почесал бороду боярин Зимин. - Тебе и без того придется порастрясти казну, если хочешь отстроить город до холодов. Может, пока хватит и деревянной Крепости? Вот через год-два, когда станет полегче, казна пополнится, можно будет и о каменной подумать...
- А если за год-два на нас нападет кто? - возразил Лютобор Медведицкий. - Чжалаиры, скажем, воспользуются удобным случаем. Хотя у них сейчас своих бед довольно. А волчановский князь Мстислав, давний наш соперник? Этот может еще и литтов на нас навести, Радвиласу только повод дай протянуть свои загребущие лапы еще и к нам. Нет, каменная Крепость нужна позарез, чтобы любой завоеватель разбил бодливый лоб. Говорят, в Закатных странах все укрепления строятся из камня, правда, Лютобор Мстиславич?
- Правда, - кивнул Яргородец. - Только как их строить полагается, читал кое-что, но не очень разбираюсь: при мне никаких новых крепостей не строилось. Придется тебе еще найти мастеров, знающих каменное зодчество.
- Да, где же их взять? - задумались советники. Князь Аджаров припомнил первым:
- Во Влесославле, княже. Там до сих пор сохраняются многие старинные искусства, и в строительстве тамошний народ намного превосходит нас.  Там всегда найдешь знающих мастеров и умелых строителей. Напиши влесославльскому посаднику, попроси прислать тебе зодчего, умеющего возводить каменные стены, да каменщиков, способных обучить наших.
- Сколько ж заплатить придется такому зодчему, чтобы согласился приехать к нам? Влесославль-то город богатый, куда нам при нынешней скудости, - недовольно проворчал тысяцкий.
Но великий князь с усмешкой похлопал его по плечу, обтянутому аксамитовым черным кафтаном.
- Ну, Владислав Вячеславич, ты совсем не к месту хочешь сберечь куны. Не слышал поговорки: "Скупой платит дважды"? За каменную Крепость не жаль никаких кун. Уж лучше на чем-нибудь другом сбережем их.
Побагровев, старший Зимин отвернулся. Вот уже какой раз великий князь все предпринимал вопреки его воле, даже из вежливости не хотел прислушаться. Пришлый литтский полукровка-колдун ему сделался ближе родного дяди!
А на берегу Медведицы-реки тем временем выросло нечто вроде становища кочевников. Люди ютились в выкопанных на берегу землянках, ночевали в крытых телегах, в которых подвозили погорельцам припасы. У кого были родные в ближайших селах - уезжали к ним, но большинство готовились строиться заново. Мужчины уже понемногу начинали рубить лес для будущих изб, не дожидаясь приказа от великого князя. Люди постепенно приходили в себя. Не так быстро и не так легко, конечно, это им давалось. По ночам многие кричали, вспоминая пожар. Плакали дети. Стонали обгоревшие, которым не хватало лекарств. Немало человек, что вырвались из огня или их вынесли другие, умерли теперь от ожогов. Припасов, доставляемых из сел, едва хватало на всех, а об одежде и хотя бы самых необходимых предметах обихода говорить не приходилось. Хорошо хоть, бояре и купцы, чьи склады уцелели от огня и татей, согласились часть расходов взять на себя, когда великий князь поговорил с ними. До осени следовало отстроить город, хотя бы в основном. Это понимали все - и мужики, что, помолясь Лешему и оставив где-нибудь в кустах горшок каши, отправлялись рубить лес, и бояре, не жалевшие своих средств на восстановление города.
Прежде чем начать строиться, медвединцы должны были расчистить горы пепла, толстым слоем покрывавшим землю. В течение двух седьмиц его вместе с останками неопознанных жертв пожара вывозили за город и хоронили в общей могиле для всех, кому целый город сделался погребальным костром.
Понемногу город обретал привычный облик. Там, где раньше только чернел пепел, теперь громоздились кучи бревен. Возле них хлопотали люди: пилили их, обтесывали, складывали венцы для будущих стен: снизу самые широкие и прочные, повыше - более тонкие. Выстругивали стропила для крыш, ладили печи. Но еще долго над Медведицей стоял удушливый запах дыма, им пропиталось буквально все.
В усадьбе яргородского князя, заблаговременно спасенной от огня, сейчас хозяйничали княгини Росава с Белославой. Их мужья вместе с другими мужчинами день-деньской мотались по всему городу, лично следили за строительством, а порой и сами брались за топор и пилу. Приезжали домой только вымыться в бане, даже ночевали часто у походного костра среди воинов и простых строителей, где застанет вечер.
Как-то в городе проезжали мимо дома, что удалось им отстоять от огня. Лютобор Яргородский сразу узнал проломленную стену, которую теперь только собирались чинить, и соседние избы, чудом уцелевшие. В это время к нему подъехал Горицвет и, потупясь, поглядел грустными глазами Миловиды.
- Ну, что ты хочешь сказать, юноша? - подбодрил его князь. - Не бойся, я не сержусь за непослушание в тот раз. Ты сделал хорошее дело, к тому же, я так понимаю, что спрос не с тебя, а кое с кого, над кем у меня нет власти.
Юноша взглянул на него уже смелее, но все же с виноватым видом.
- Князь Бронислав мне предложил быть его оруженосцем, - почти прошептал он.
- Так, ну а ты что? Пойдешь? - спросил Яргородец, следя, чтобы ни голос, ни лицо не дрогнули.
Теперь в глазах Горицвета появилось недоумение, даже обида.
- Я? Зачем так думаешь обо мне, княже? Я к тебе пошел служить, с тобой из Яргорода уехал, и ты думаешь - я могу от тебя уйти?
Яргородец мягко улыбнулся и отрепал юношу по плечу.
- Прости, Горицвет. Я лишь хотел, чтобы у тебя был выбор, но я тоже рад, что ты решил остаться со мной.
Юноша снова поехал позади князя, но тот, и не видя, чувствовал, что ему очень хочется о чем-то спросить. От него прямо-таки исходил серый туман неизвестности и едко-зеленые сполохи невысказанных подозрений. Наконец, Горицвет оглянулся и, убедившись, что другие воины отстали и не услышат их, прошептал, подъехав вплотную:
- Княже, я не знаю... в общем, воины между собой болтают... будто я твой сын. И поэтому меня матушка отдала тебе служить.
Встретив пристальный взор Лютобора, юноша смущенно заморгал, но не отвел глаз.
- Ты знаешь, княже, как я тебя люблю и почитаю, но... я все-таки предпочитаю быть сыном своих родителей.
- И правильно делаешь, - Лютобор Яргородский крепко пожал руку юноше, который нервно комкал поводья лошади. - У тебя прекрасная мать и любящий отец, ты должен их чтить, даже находясь далеко. Между мной и твоей матерью никогда не было ничего, от чего рождаются дети. К тому же, ты родился через год с лишним после того, как я приезжал в Ольшанку. Я думаю, мальчик, тебя не очень заденет болтовня дураков, не умеющих считать?
Лицо Горицвета осветилось радостью губы задрожали, как будто он не находил слов, чтобы поблагодарить князя от всей души.
- Спасибо тебе, княже, пусть Боги тебя благословляют каждый день еще больше, чем ты - нашу семью! Я всегда знал, что это так, иначе не мог бы тебе служить!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 10 Июн, 2019, 18:46:41
Наверное, встретится ещё Лютобор с Айбике если не лично, то через чары. Жутковатая огненная птица получилась.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 10 Июн, 2019, 20:50:37
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Наверное, встретится ещё Лютобор с Айбике если не лично, то через чары. Жутковатая огненная птица получилась.
Если доведется с чжалаирскими войсками столкнуться еще, то и им наверняка тоже. В стороне от своих, уж конечно, не останутся. А магия у каждого племени своя, что ж...

Летом из Влесославля приехал приглашенный великим князем мастер. Встретить его Лютобор Медведицкий велел так, словно к нему на службу прибыл, по меньшей мере, знаменитый воевода, а то и князь удельный. Собравшись в большой горнице в усадьбе яргородского князя, первые люди на Медведице с удивлением поглядели на невысокого, уже седого мужичка, в простой льняной рубашке и крашеных портах, с волосами, обвязанными кожаным ремешком, чтобы не лезли в глаза. Как-то не верилось, что это и есть лучший влесославльский мастер по камню, за строительное умение которого письменно ручались их самые именитые бояре. Уж не подшутили ли спесивые влесославцы, послав к ним простого смерда - мол, все равно нищие медвединцы не поймут разницы...
Но, как только мастер - его звали Клёст, - начал излагать великому князю свои познания, все сомнения разом отпали. Первым делом побывав на холме Сварога, где предстояло возвести новую Крепость, мастер потребовал бересту, и на ней вкратце набросал чертеж укреплений, что предстояло еще построить. Он сыпал непонятными словами и перечислял такие вещи, о которых никто и помыслить прежде не мог, что они тоже должны учитываться в строительстве. Плотность почвы... уровень подземных вод... угол склона холма, - все это, оказывается, предстояло рассчитать, прежде чем взяться за строительство каменной Крепости.
- Вот дела! - через некоторое время проговорил, едва не зевая, Мстиша. - Я-то думал - клади себе один камень на другой, вот и все строительство. А тут, оказывается, сколько знать нужно!..
Клёст презрительно фыркнул, сверля взором княжеского оруженосца.
- И так бывает - у тех, кто на строительстве работает не головой, а руками. Впрочем, таких большинство. Вот, даже сын мой, Сувор по имени. Хочу знать, переймет ли ремесло до старости, или так и останется в подмастерьях? Сувор, погляди, как надо рассчитывать чертеж для строительства.
Высокий парень, следующий за Клёстом как тень, подошел и стал вместе с отцом разглядывать чертеж. Вместе с ним и великий князь со своими ближниками внимательно изучал берестяную грамоту, пытаясь разобраться в сплетении начертанных линий и соотнести их с будущей Крепостью.
- Разумеется, это лишь набросок, черновой и очень неточный, - говорил Клёст. - Пока я лишь прикинул на глаз. Мне понадобится еще долго изучать местные условия. Лишь тогда я смогу доподлинно рассчитать высоту будущих стен и количество башен.
И снова принялся разъяснять собравшимся значение каждой линии на чертеже. Но с неослабным вниманием его слушали лишь несколько человек: сам великий князь, Лютобор Яргородский, князь Аджаров, боярин Третьяк Зимин, младший брат тысяцкого. Остальные скучали, глядели осовелыми глазами, не в состоянии разобраться в мудреных выкладках мастера. А спустя два часа уже выглядели так, будто каменные стены уже ложатся всей тяжестью прямо на их спины.
- ...Кроме того, надо еще изучить камень, из которого придется строить, дабы точно рассчитать величину и тяжесть будущей постройки, - уточнил Клёст.
- Камень у нас самый лучший, белый и прочный, - пробубнил, как в полусне, боярин Белецкий.
При этих словах влесославльский  мастер возмущенно сверкнул глазами, хлопнул себя ладонью по бедру.
- Да простят Боги невежество этих людей! "Самый лучший камень"! Невежество простительно смерду, что не мог ничему научиться. Но гораздо хуже, когда им поражены люди, которым знатность и богатство позволяют изучить любые науки, а они все-таки пренебрегают ими! Чтобы возвести каменное здание, необходимо рассчитать вес и плотность строительного материала, силу его давления на почву, - а что эти люди знают о камне, из которого собираются строить? Что он белый!
Медведицкие бояре едва сдерживали смех, не желая сердить обидчивого мастера. Лютобор Яргородский проговорил, не подавая виду, что его забавляет такое праведное негодование:
- Не обессудь, мастер Клёст: мы ведь к каменным хоромам не привыкли. Вот ты научишь медвединцев работать с камнем, тогда узнаем, хоть на уровне подмастерий, твое хитрое искусство. А пока что не обессудь, что приходится ради нас идти на такие пытки.
Самолюбивому мастеру заметно понравилось такое уважительное обхождение со стороны первого воеводы. В дальнейшем он заметно предпочитал Яргородца перед другими медведицкими вельможами, и советовался с ним, распоряжаясь строительством.
В первые дни после приезда Клёст мелькал буквально повсюду. Он облазил весь холм Сварога, заставил вырыть глубокую пещеру и целый день лазил там вместе с сыном. чтобы что-то проверить. Измерял что-то деревянным аршином, мерной цепью с делениями, деревянными палками, раскладывающимися наподобие угла. Суеверные медвединцы тут же решили, что влесославльский мастер - непременно колдун. Глядя, как он изучает что-то на вершине обгорелого холма, бормочет какие-то непонятные слова, на ходу записывает что-то в своих чертежах, горожане окончательно в этом убедились. Побывал Клёст и на каменоломне, где добывали знаменитый белый камень, чтобы изучить его внутреннее устройство.
Сын Клёста, Сувор, казался полной противоположностью своему отцу. Перенимая потихоньку его мастерство, он обычно держался тихо и молчаливо, никогда не возражал, даже когда отец ругал его за невнимание или за медленность в исполнении какого-либо поручения. Больше никого из близких у влесославльского мастера, по-видимому, не было, и о своем прошлом ни он, ни Сувор рассказывать не любили.
Но вот, по медведицкой дороге заскрипели, груженые неподъемной ношей, возы с белым камнем. Он и впрямь был красив и прочен, но и обрабатывать его - великий труд. Приехавшие с Клёстом влесославльские каменщики показывали местным, как распиливать его особой пилой, затем обтесывать и шлифовать, чтобы из бесформенных глыб получались ровные и красивые плиты, которым предстояло лечь в основание новой Крепости.
Чтобы освятить строительство, верховный жрец Богумир заколол десять белых жеребцов в жертву Богам; их кровью был окроплен весь холм Сварога, а головы зарыли по сторонам будущей Крепости и в основание каждой из будущих башен. Теперь, заручившись поддержкой Богов, можно было и начинать новое дело, какого на Медведице еще не было.
Медведицкое княжество всколыхнулось, испытав свои силы в новом для себя предприятии. С огромным трудом, через силу, калечась и надрываясь с тяжелыми каменными плитами, но медвединцы все-таки принялись возводить стены и башни Крепости. Глядя на этих людей, полуголых, обливающихся потом, кашляющих от пыли, тощих, как хлыст, от постоянных движений, - великий князь однажды сказал Яргородцу, когда они вместе наблюдали за строительство Восходной башни, которой предстояло стать самой высокой:
- Скажи мне, Лютобор Мстиславич: не проклинают ли эти люди и жизнь свою, и меня, обрекающего их на новое непосильное дело? Люди только-только отстраиваются после пожара, иные еще в землянках живут, а я их гоню рвать жилы на новой работе. Каждый день отсюда уносят искалеченных и мертвых. А ради чего им надрываться-то, ведь и не знают. Жили без каменной Крепости, и обошлись бы впредь - так они думают.
- Пусть думают. Как прибегут укрываться от врагов в каменную Крепость - поймут, что она все-таки нужна, - медленно проговорил Яргородец, глядя, как двое крепких парней орудуют рычагами сделанной Клёстом подъемной машины. С ее помощью два человека втягивали наверх груз, для которого иначе потребовалось бы десять.
- Ты что-то знаешь? Видел, что Крепость будут осаждать враги? - насторожился Лютобор Медведицкий.
Яргородец неопределенно покачал головой, усмехнулся:
- Неужто на нашем пожаре никто не захочет погреть руки?.. Но пока не говори никому прежде времени. Хорошо, что работа идет так быстро, хватит времени подготовиться.
И впрямь быстро, хоть цена за эту быстроту также ложилась на плечи простых строителей, горожан и смердов, которым приходилось работать больше, чем могли бы от них требовать и в ордынской неволе. На строительство посылали всех, кого можно: и переселенцев, пришедших из других мест, поверив, будто на Медведице жить лучше, и пойманных татей, разбойников. На строительстве каменной Крепости ничьи руки не были лишними.
Когда оставалась последняя башня, Полуденная, она же Лесная, мастер Клёст пригласил великого князя спуститься в подземелье с самыми надежными боярами. Влесославец клялся, что должен показать нечто важное, касающееся безопасности всей Крепости, а может, и города.
Лютобор Медведицкий согласился пойти, пригласив Бронислава, Яргородца, тысяцкого Зимина и, конечно, неразлучного Мстишу. Чем меньше людей посвящены в тайну, тем надежнее. Дошли до глубокого подземелья, где только что закончили работать влесославльские каменщики. Они лишь накануне завершили облицовывать камнем стены и пол, приладили каменную крышку к круглому отверстию в полу.
- Что это? Неужто колодец? - шепотом спросил великий князь, прислушиваясь. Ему показалось, что где-то за стеной, а может - прямо под ногами, журчит вода.
Клёст обернулся к князю и его спутникам с торжествующим видом.
- Это и есть тайна, что я хотел показать тебе, государь. Здесь протекал подземный ручей, но я придумал, как по большой трубе отвести его в этот колодец. Теперь в Крепости всегда будет запас воды, неограниченный, если только не разрушить трубу - и это первая великая тайна. А есть и вторая: бывшее русло ручья мы расширили, углубили, замуровали камнем и превратили в подземный ход. Через него в крайней необходимости можно покинуть Крепость и самый город.
Зодчий передал великому князю ключ и показал на низкую дверцу, преграждающую вход в подземелье. Лютобор открыл дверь и разглядел в свете факела ту же каменную кладку, уходящую вдаль. Из открытой двери потянуло сыростью.
Великий князь обернулся, беззвучно смеясь, точно получил лучшее известие в своей жизни. Потом радостно ухватил Клёста за плечи, непроизвольно встряхнул.
- Я вовеки у тебя в долгу, мастер Клёст! Теперь Крепости не страшны никакие осады. Воды хватит на всех, а на крайний случай остается путь к спасению... Проси у меня чего угодно, такие изобретения стоят больше моей казны.
Зодчий поглаживал свою бороду, явно удовлетворенный таким признанием своих заслуг.
- Не стану просить лишнего, княже. Мне тоже в радость было взяться за такую нелегкую задачу. Куда как лучше, чем воздвигать хоромы влесославльским боярам: и пользы, и почета не в пример больше. Только ты, государь, гляди, чтобы тайна сия жила между нами пятью. Я и сыну своему не показывал это подземелье: пусть поживет спокойно.
И от того, каким тоном об этом сказал старый мастер, великому князю с его ближниками стало не по себе. Каждый воочию представил себе, сколь дорого дал бы за тайну Полуденной башни темник Улзий или князь Радвилас, как постарались бы они любой ценой выпытать насчет слабых мест медведицкой Крепости.
Яргородец первым нашел выход. Заговорил твердо и веско, не просто произнося клятву, но творя ритуал, что свяжет их по-своему не менее прочно, нежели каменная кладка здешнюю землю:
- Великая тайна известна нам одним. В наших сердцах она и должна умереть. Боги слышат и свидетельствуют нашу клятву. Никто из нас не откроет тайну Полуденной башни никому, кроме наследников медведицких князей, и не иначе как с согласия остальных, здесь присутствующих. Если же кто-то нарочно или под пыткой соберется открыть тайну врагу - пусть Перун поразит его молнией прежде, чем произнесет хоть слово.
Остальные повторяли за ним клятву. Едва смолкли последние слова, как сверху, сквозь каменную кладку, донесся раскат грома. Боги скрепили клятву.
Но великий князь с ближниками даже и между собой не очень-то говорили о колодце и подземном ходе. Лишь боярин Зимин, выбравшись из подземелья, спохватился:
- А строители-то как же? Они ведь тоже могут выдать тайну, и с них клятву не брали. Не лучше ли их на всякий случай истребить потом, как закончат работу?
Но великий князь взглянул так, что тысяцкий почувствовал, как отнимается язык.
- Вот как ты о людях сварожских думаешь, Владислав Вячеславич! Сразу о предательстве подумал первым делом? Да если я так буду рассуждать, может, мне на всякий случай и тебя зарезать? Тоже ведь знаешь много, ну как выдашь?
Ну, как тут было не онеметь родовитому боярину! Нет, его изумила не угроза великого князя, прозвучавшая не всерьез, а то, что его, первого боярина на Медведице, равняют с какими-то влесославльскими смердами-каменщиками.
- Я хотел как лучше, дело твое, - прохрипел Зимин угрюмо.
- Оставим влесославцев жить на Медведице, пусть дальше обучают наших каменному строительству, - решил Лютобор Медведицкий. - Украсим дальше город каменными строениями, не хуже хваленого Влесославля будет. Наружные каменные стены укрепим, чтобы никакой враг их не смог ни проломить, ни перелезть. Да и бояре мои, небось, не откажутся воздвигнуть себе каменные палаты. И ты, дядюшка Владислав, тогда останешься доволен, что они много чего еще могут построить.
И действительно: когда на холме Сварога гордо поднялась белокаменная Крепость, чуть ли не втрое больше прежней деревянной, медведицкие вельможи, один за другим, решили, что каменное жилище будет куда красивее и прочнее деревянного.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 11 Июн, 2019, 14:43:27
Вот и крепость построили, и ход соорудили. Не там ли будет прятать легендарную библиотеку Иван Грозный?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 11 Июн, 2019, 22:18:45
Вот и крепость построили, и ход соорудили. Не там ли будет прятать легендарную библиотеку Иван Грозный?
Это вряд ли. Сомневаюсь в появлении этой библиотеки в Сварожьих Землях. С чего Софье Палеолог на Медведицу притечь? Это в нашем мире к единоверцам отправилась/была заслана Римом. А тут. Да и падёт ли здесь (ох, склероз, собака! Как бишь в этом мире Константинополь и Империя Византийская зовутся?)
Христианства нет, ислама тоже...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 12 Июн, 2019, 20:06:47
Эрэа Карса, эр Зануда, премного благодарна вам! :-* :-* :-*
Вот и крепость построили, и ход соорудили. Не там ли будет прятать легендарную библиотеку Иван Грозный?
Ой-ой, это Вы уже очень далеко вперед заглядываете! :o Если в данной версии будет свой Иван Грозный, и если у него будет библиотека, которую он захочет спрятать, и если Крепость до тех пор еще сохранится в более менее том же виде, - то все может быть, конечно. Но я о таком не задумывалась.
Это вряд ли. Сомневаюсь в появлении этой библиотеки в Сварожьих Землях. С чего Софье Палеолог на Медведицу притечь? Это в нашем мире к единоверцам отправилась/была заслана Римом. А тут. Да и падёт ли здесь (ох, склероз, собака! Как бишь в этом мире Константинополь и Империя Византийская зовутся?)
Христианства нет, ислама тоже...
Агайя. И Зеоклей, соответственно - столица. Жениться-то на агайянке кто-нибудь из сварожских князей впоследствии может, конечно, но будет ли это иметь такие же важные последствия, как в нашем мире - не факт. Насчет же судьбы Агайи - не знаю. Так-то, люди не всегда воевали только по политическим причинам, было и других причин достаточно. Ну да для нашего с вами произведения это неважно, пока что...
Во всяком случае, я на эту тему писать не собираюсь. Вот о Смутном времени в реалиях МИФа хотела бы когда-нибудь в будущем написать. И думаю, там уж вся история сложится совсем по-другому, а на престоле окажутся совсем не Романовы.

Глава 25. Поход литтов
Плач младенца - сперва тихий, как мяуканье котенка, потом все более звучный и требовательный, прорезал ночную тишину, сразу разбудив родителей. Княгиня Белослава, как была, в белой с вышивкой ночной сорочке, всунула ноги в мягкие туфли, обитые мехом, быстро подошла к резной ясеневой колыбели, где кричал, барахтаясь в пеленках, их с мужем первенец, Ростислав. Молодая женщина взяла сыночка на руки, принялась кормить, освободив одну руку из рукава и обнажив плечо и грудь. Пронзительный крик ребенка сменился довольным чмоканьем насыщения.
Возле колыбели горела всего одна тонкая свечка, дающая совсем немного пламени. Но Лютобор Яргородский и без света прекрасно видел жену с младенцем. Она стояла, еще более гордая и статная, чем прежде, похорошевшая после родов, и тяжелые черные волосы водопадом спускались ей на спину, оттеняли белизну плеч и груди. Когда он видел ее с младенцем, совсем новая, незнакомая прежде нежность заполняла его сердце. Его сын, продолжение рода яргородских и приморских князей, хоть в чужой земле, на Медведице, но появился на свет, и у него впереди будущее, как у любого младенца, что, лежа в колыбели, воображает, что весь мир создан для него, и он рожден измерить и назвать его... Да и что, в сущности, значит "чужая земля"? Для маленького Ростислава, когда он подрастет, Медведица станет родной землей, он не будет знать другой, и будущие дети великого князя станут его братьями. Лучше не порождать в нем глухую тоску по бескрайним зеленым степям Яргородщины, по сверкающему на солнце морю. Он дал своему сыну имя в честь прародителя, но сам сын пусть глядит вперед, а не назад.
Всего два месяца назад Белослава родила ему сына. Выдержала свое женское сражение так, как немногие из могучих воинов могут выдержать настоящее - не вскрикнула, не застонала ни разу, хоть ее и уговаривали собравшиеся вокруг женщины, что так будет легче. Белослава не издала ни звука, только искусала губы в кровь. И теперь все время кормила сына сама, отказавшись от услуг кормилицы. Днем за ребенком еще могли приглядеть няни и служанки, если матери надо было куда-нибудь отлучиться, но ночью его колыбель всегда подвешивали на крюк в родительской спальне. Белослава никому не уступила бы чести самой ходить и ухаживать за своим первенцем.
И теперь, пока ребенок пил ее молоко, она, поцеловав его в голову, покрытую золотистым ухом, проговорила, смеясь:
- Ну и что мы кричим среди ночи, Ростислав Лютоборич? И почему нам покоя нет, мой совенок? Не писан нам еще распорядок, хоть день, хоть ночь - все едино, если проголодаешься. Можно и разбудить батюшку с матушкой, правда? Ну, мне-то все равно, я и днем найду время поспать. А отец у нас и так встает с петухами, приезжает за полночь. Сегодня опять будет испытывать дальнобойные луки и копьеметалки, да? - обратилась она к лежавшему на постели мужу.
- Буду, а как же! - пока еще голос Яргородца звучал протяжно и лениво, как бы в приятном полусне, от какого совсем не хочется пробуждаться слишком скоро. - Клёст вчера придумал, как подвести к ним новый рычаг, чтобы взводить их было легче и быстрей. Отладим как следует, чтобы работало без сбоев, и оснастим метательными машинами все стены, все башни Крепости. Ты подумай, Белослава! Большие стрелы и копья бьют впятеро дольше обычных, а взвести рычаг сумеет ребенок! Дай только достаточно таких машин, и ни один враг даже приблизиться не сможет к Крепости, мы будем их сметать, точно железной метлой! - с каждым словом он все более воодушевлялся, стряхивая с себя сон, как душное одеяло.
Белослава слушала мужа с большим интересом, не так, как могла бы простая женщина на ее месте. Лишь вздохнула под конец его речи:
- И ты, и братья мои, и воеводы - все об одном заботитесь. Неужели все-таки скоро ждать войны?
Яргородец быстро оделся, понимая, что уснуть уже не получится. Потом подошел к жене, кормящей ребенка, бережно обнял ее за плечи.
- Может быть, и нет. Пока надеемся на лучшее. Из Айваре доходят вести: князь Радвилас собирает войска. Но прознать доподлинно, куда он их поведет, мудрено и самым искусным лазутчикам: может, на аллеманов или хунгар, а может, и на Медведицу. Ничего, до весны подготовимся как-нибудь.
Закончив кормить ребенка, Белослава уложила его в колыбель, плавно покачала ее, потом обернулась к мужу.
- Ой, Лютоборушко, только бы не на нас! Раньше я, кажется, не была трусихой, но теперь, как подумаю, что они придут разорить Медведицу, станут горящими стрелами садить по дому, где наш сынок спит в колыбели... Самому бы князю Радвиласу сейчас горло перервала, чтобы не смел нам угрожать!..
Яргородец поцеловал жену в щеку и шутливо сказал:
- Напиши ему да предупреди, что его здесь ожидает!.. Ну да к весне постараемся встретить литтов. А ты с Ростиславом будешь в Крепости, туда никакой враг не пройдет, ее не возьмет ни таран, ни огонь. Да и вам с Росавой будет повеселее, пока мы будем сражаться.
Белослава обернулась к снова мирно уснувшему ребенку, и коснулась вышитой на сорочке трехцветной кошки, оберега Макоши.
- И впрямь... Наш-то хоть здоровенький растет, а у Росавы первенец слабенький. Родился недоношенным, да и молока ей не хватает, приходится кормилицу подсаживать... - она махнула рукой, как бы спохватившись, что ее мужу, занятому днем и ночью своими воинскими заботами, вряд ли интересны женские.
Но Яргородец все же сочувственно кивнул в ответ.
- После таких испытаний немудрено. Как им не сказаться было на матери и на ребенке!.. Но Росава с Лютобором совсем молодые, у них много будет здоровых, крепких детей, и Медведица наследниками не оскудеет...
Поймав видимый ему и в темноте взор жены, Яргородец вгляделся пристальней, и почувствовал, как по коже пробежал знакомый холодок. Он уже не отводил глаз, и последние слова договорил непроизвольно. А потом омутовая темнота глаз Белославы расширилась, озарилась нездешним светом, и он увидел широкую дорогу, полную грязи, едва прихваченной первым осенним морозом. И по этой дороге двигалось войско: крупные рыцарские кони, сверкающие серебром кольчуги, низанные наподобие чешуи крупных рыб... островерхие шлемы... Широкие прямоугольные щиты, способные соединиться в сомкнутом строю... у каждого воина под рукой меч, а к седлу приторочено длинное копье. Хрустко ступали копыта коней, проламывая тонкую мерзлую корку дорожной грязи. Тяжело ползли позади обозные телеги, их высокие колеса расплескивали еще не замерзшие лужи. А над головами движущегося воинства скалился с зеленого знамени серебряный пардус, вздымающий меч...
Должно быть, Лютобор Яргородский изменился в лице, потому что жена схватила его за руку, тревожно воскликнула:
- Что?.. Что случилось?! Ты узнал что-то? Говори, во имя всех Богов!
Яргородец отступил на шаг, с каким-то странным выражением взглянул на колыбель со спящим младенцем.
- Нет нам покоя! Не позволят литты готовиться до весны!..
Не успел еще забрезжить бледный осенний рассвет, как вся Крепость была уже всполошена известием, что литты готовятся напасть прямо сейчас, в неурочное для войны время. Бояре, разбуженные среди ночи, сомневались, однако великий князь, прежде чем идти на совет, немедля послал разведчиков. Он знал, что Яргородец никогда не ошибается. Впрочем, тот и сам успел связаться с собственной разведкой, и знал. что оборотни все выяснят гораздо точнее, а главное - быстрее людей.
А пока что медведицкие бояре, поднятые с постелей среди ночи, шумно выражали свое негодование по поводу неугомонного литтского князя.
- Хоть бы ему провалиться в Кромешный Мир, да поскорей!
- Как такое может быть? Никто не идет на войну накануне зимы!
- Теперь вот идет - князь Радвилас Алджимантасович.
- Да что он - сдурел на старости лет, что ли? Хочет войско поморозить?
- А может, спьяну до такого додумался?
- Ты что - Радвилас хмельного совсем не пьет, - заметил Мстиша, покосившись на Яргородца, который подтверждающе кивнул.
Но бояре продолжали пересмеиваться, рассаживаясь по своим местам.
- Потому и не пьет, что боится выдать свои коварные замыслы.
- Он и без того покоя не знает, всюду тянет загребущие лапы, а что бы стал делать спьяну? Луну бы восхотел завоевать, не иначе!
Но тут в горницу вошел великий князь, на ходу набрасывая на плечи зеленый охабень. Оглядел присутствующих мрачным взором, и неуместная веселость бояр сразу стихла.
- Князь Радвилас - не повод для шуток. У него военного опыта больше, чем у любых пятерых из нас найдется. Придется теперь наскоро готовиться к осаде. Хорошо хоть Крепость успели достроить до холодов, а то совсем бы... Лютобор Мстиславич, много вы там с Клёстом наколдовали?
- Никто не поверит, что здесь колдовства не больше, чем в тележном колесе, - усмехнулся Яргородец, раскладывая на столе чертеж нового изобретения. - Вот, с помощью такого рычага будем метать вдаль большие стрелы и копья со стен Крепости. Но Клёст говорил мне вчера, что нужно еще несколько дней на испытания и отладку.
- Вчера - это было вчера, - отмахнулся Лютобор Медведицкий. - Давай, доведи с Клёстом этот рычаг до ума, и сегодня же начинайте учить наших оружейников, как эти штуки строить и стрелять из них. За несколько дней оснастить стены.
- Все-таки, только осада, иначе никак? - спросил князь Аджаров. - Встретить на подступах к городу ты не думаешь?
- Это будет зависеть от того, какие вести принесет разведка, - нахмурился великий князь. - Но воевать, когда кругом мерзлая грязь, и вот-вот ударят морозы - вправду тяжело. Да и не успеем мы большого войска собрать, если враг близко. Готовились-то к весне, а теперь не только союзных княжеств, но и в вотчинах боярские дружины собрать не успеем. Одной Медведицей, считайте, воевать придется. А перехитрить в поле князя Радвиласа еще никому не удавалось: он и чжалаиров успешно бил, уж на что хитрецы. Дома же нам стены помогут. Пусть враг, а не мы, терпит холод и голод, пытаясь стены Крепости прошибить!
Великий князь говорил уверенно и даже весело, преодолев общее смятение. При виде него бояре постепенно оживлялись, уже прикидывая на все лады, что можно сделать, чтобы скорей разгромить литтов. Самые старшие из них глядели на молодого князя, точно на сына, которого сами вырастили и воспитали.
- Но лучше бы кому-то и встретить незваных гостей в чистом поле, - заметил воевода Конь. - Показать, что мы их не боимся и не так слабы, как они мнят, выиграть время для подготовки. Да и, чем Леший не шутит, может, получится их остановить или хоть замедлить продвижение? А уж тогда и вы из города подоспеете.
Правда твоя; вот тебе и поручим начальствовать передовым войском, - кивнул Лютобор Медведицкий. - Но только помни: твое войско все же не единственное, нам важней Медведицу отстоять. Нарвешься на сильного врага - отходи, в том стыда нет. Не забывай вестников посылать вовремя.
- Вестники у нас найдутся, - обронил слово молчаливо сидевший Яргородец.
И действительно, уже на следующий день, когда на стенах Крепости устанавливали большие луки и копьеметалки, прикрывая их щитами, примчался Ветер, самый быстролапый из всей стаи волкодлаков. Сообщил, что литтское воинство уже в трех днях от Медведицы, беспрепятственно пройдя через земли волчановского князя. Сам князь Мстислав, давний недруг Медведицы, тоже пришел с литтами, состоя с ними в давнем союзе и родстве: сестра Мстислава была супругой великого литтского князя.
Воеводу Коня проводили, не очень-то надеясь на легкую победу. Все говорило о том, что придется садиться в осаду. В город потянулись жители ближайших сел, всполошенные приближением литтов. Ехали целыми семьями на тяжело груженых повозках, увозя все мало-мальски ценное, гнали лошадей и скот. Медвединцы, только что отстроившись после пожара, тревожно поглядывали на внешнюю стену, подозревая, что она не выдержит, и готовились отступить под защиту Крепости. Да помогут Боги, чтобы хоть ее-то свежевозведенные стены, сияющие белизной, выдержали...
А через четыре дня прибрели разбитые, изрядно поредевшие полки воеводы Коня. Все, чего они добились - ненадолго задержали подступающих литтов. Те застали медвединцев на переходе, ударили сбоку своей конницей, смели их в полузамерзшую реку. Воевода Конь, смертельно раненый в самом начале боя, утонул, как и многие другие. Уцелевшие бежали, преследуемые о пятам литтами, гордыми своей первой победой.
Теперь уж у Медведицы точно не оставалось другого выбора, кроме осады. Мастеровые точили метательные копья и стрелы для настенных машин. Горожане тащили большие котлы, готовились кипятить в них смолу и воду. Медвединцы надеялись переждать любую осаду. Припасов пока что было достаточно, о воде беспокоиться не приходилось. А вот литтам, если не удастся захватить Медведицу в первые же дни, вскоре придется туго, в лагере под открытым небом. Их холод и голод доймут гораздо быстрее, и замысел князя Радвиласа, напасть в неурочное для войны время, обернется тогда против него.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 13 Июн, 2019, 21:27:07
Великий литтский князь Радвилас Алджимантасович не поверил своим глазам, дальнозорко всматриваясь в Крепость из белого камня, венцом окружавшую весь холм Сварога. Протер пальцами глаза, проверяя, не наваждение ли мерещится ему. Но нет - не подвели его старческие, но все еще цепкие, как у рыси, глаза, да и приблизившиеся вместе с князем родичи и воеводы тоже видели каменную Крепость, величиной и красотой не уступающую княжескому дворцу в Айваре. Видно было, что и они изумлены не меньше.
- Когда и как медвединцы успели отстроиться так быстро? - хрипло воскликнул Радвилас, отвернувшись, наконец, от Крепости и вперяя хищный прищур зеленых глаз в родича своего, волчановского князя Мстислава. Надвинулся на своем огромном вороном коне прямо на него. - Почему ты мне клялся, что Медведицу будет легко захватить? Как посмел не предупредить, что они восстановились после пожара?
Мстислав, рослый и видный мужчина лет тридцати пяти, попятил коня перед взбешенным литтским властелином. Обыкновенно он держался смело и гордо, и в битвах сражался сам, что, впрочем, было принято и у других сварожских князей. Подчиненные волчановского князя хорошо знали его властное слово и тяжелую руку. Мстислав был всегда богато одет и снаряжен, и те, кто хотел ему польстить, говорили, будто он один в Сварожьих Землях держится с величием истинного государя, а все остальные князья перед ним выглядят простолюдинами. Но перед князем Радвиласом, мужем своей сестры, он всегда робел, понимая, что от могущественного родича зависят жизнь его и счастье. Теперь же шарахнулся, едва не въезжая в передний строй воинов, сопровождающих литтского князя. Лицо Мстислава побледнело, большие голубые глаза изумленно расширились.
- Княже, Радвилас Алджимантасович, я и сам ничего не знал, клянусь золотой колесницей Даждьбога, да не светит он мне больше, если вру! Я ведь у тебя последние месяцы прожил, откуда мне было получать новые вести? Я и представить себе не мог, чтобы медведицкий мальчишка так быстро отстроил город!..
Радвилас кусал усы и губы от злости, но уже постепенно возвращал себе холодный рассудок. Никогда бы он не сумел настолько расширить свои владения, выиграть столько сражений, если бы позволял любой неожиданности выбить себя из колеи.
- Ладно, поглядим, что можно сделать. Пусть не думают, что от всего света каменной стеной загородились... Но, надо отдать должное. этот медведицкий мальчишка умеет действовать быстро. Впрочем, может быть, он и не сам додумался до каменной Крепости. Наверняка ему посоветовал мой племянник, яргородский князь. Жаль мне, что в нем сварожская кровь, в конце концов, взяла верх над нашей...
Мстислав Волчановский подъехал ближе, проговорил вкрадчиво:
- А у тебя не найдется способа связаться со своим родичем? Может быть, ты перетянешь его на нашу сторону, и он поможет захватить город?..
Но Радвилас взглянул на него так, что Мстислав замолчал надолго.
- Не смей!.. Среди рода Алджимантаса не было еще предателей! Мы можем избирать разные стороны, но всегда держим свое слово. Не предаем тех, кто нам доверился, только потому что противник оказался сильней. Такого еще не бывало! Он выбрал Медведицу, пусть и отвечает за свой выбор. А мы и так возьмем Крепость. Да что нам, не справиться, что ли, с ней иначе, как предательством? Мы даже и не начинали, а ты уже поджимаешь хвост! Готовьте таран, готовьте лестницы, зажигательные стрелы! - и литтский князь проехал вдоль строя, отдавая приказания своим воеводам, приободрял воинов.
Со стен Крепости видно было, как литты широкой рекой растекаются вокруг городских стен. В первый день они устраивали лагерь, и готовились к штурму. Но уже на второй медвединцы увидели огромный таран из ствола столетнего дуба, заостренный и окованный железом, который волокла сотня человек. Сверху они были похожи на муравьев, тащивших соломинку. Но, стоило тарану ударить в городские ворота, как оборвался висевший на цепях щит, загораживающий их. Он рухнул наземь, с грохотом, как при землетрясении, и таран заработал сильней, прогибая кованые створы ворот и сминая их, как пергамент. Видевшие это не могли сдержать слез и стонов. Только мастер Клёст, казалось, совсем не беспокоился, стоя наверху Полунощной башни вместе с медведицкими воеводами.
- Жаль, что внешнюю стену подлатать не успели. Но Крепость они не возьмут, видят Боги! Хороший таран соорудили, только ему стен наших не пробить.
А тем временем город, едва восстановленный после пожара, подвергся вражескому нашествию. Кое-где литты уже шарили по избам, покинутым жителями, местами снова запылали пожары. Впрочем, таких было мало, разве что по пути: Радвилас поддерживал в своем войске железный порядок, и не позволял воинам мародерствовать, пока не выполнена главная задача - не взята белокаменная Крепость, за которой бьется сердце Медведицы.
Еще накануне на стенах Крепости выставили прочные щиты-забрала в человеческий рост. Из-за них было не видно почти ничего, что делалось в поле, зато и литтам не разглядеть было, что происходит на стене. Там, под прикрытием щитов, собрались люди возле каких-то странных сооружений, похожих на огромные луки, неподвижно закрепленные на стене, натягивающиеся не усилием рук - натянуть тетиву на таком луке хватило бы сил разве что у древних гигантов-велетов, - а нажатием особого рычага.
Лютобор Яргородский, только что внимательно осмотревший каждое из новых сооружений, оглянулся на Полунощную башню, высившуюся сзади. Из окошка махнули платком, подавая знак. Значит, пора!
- Открыть щиты! - крикнул князь стоявшим дальше по стене.
- Открыть щиты! - повторили приказ на все голоса, и тяжелые деревянные щиты повернулись в пазах, как двери.
Теперь видно стало: литты засыпали землей ров вокруг Крепости, готовились атаковать. Тяжело, но непреклонно, как тулово дракона, подползал все ближе таран, пестрея ободранной корой и зловеще сверкая стальной головой. А позади уже выстраивалась конница, готовая броситься вперед, как только удары тарана проделают брешь. Какие-то люди подтаскивали длинные приставные лестницы.
Они были еще далеко. Для обычных луков, даже самых дальнобойных и точных. Но не для этих.
- Целься! - Яргородец взял из рук Горицвета стрелу в пять раз больше обычной, с широким наконечником-срезнем, вложил ее в паз металки, и нажал рычаг, выбрав целью одного из тащивших таран. - Стреляй!
- Целься! Стреляй! - вновь повторили приказ по всей стене. И целый залп огромных стрел разом ударил по литтам, в мгновение ока выкашивая половину ближних рядов. Литтские воины падали, не успевая понять, что их убило. Носильщики тарана съежились, стараясь укрыться за ним. Несколько огромных стрел со страшной силой вонзились в дерево, одна ударила в железный наконечник тарана и отскочила со звоном. Лестницы давно валялись на земле, вместе с телами многих воинов. Люди лежали на земле, окровавленные, или, искалеченные, корчились от боли. Страшно кричали раненые лошади.
Но многие, придя в себя от ужаса, успели отступить дальше, куда уже не могли достичь невиданные стрелы. Там, в безопасности, литты снова перестраивались, сомкнув ряды. Яргородец с сожалением проводил их взглядом. Все же у защитников Крепости было слишком мало времени подготовиться, не так много успели сделать стрелометов, и расставили их на стенах редко, с заметными промежутками. Не получилось "железной метлы", о какой мечтали они с Клёстом. Но и так урок противнику был немал, а главное - неожидан. Пусть теперь поломают голову, каким образом им подобраться ближе к стенам Крепости.
Глядя вниз, Лютобор разглядел князя Радвиласа, в пышном княжеском облачении, с разноцветными павлиньими перьями на шлеме. Он наводил порядок среди своих воинов, а потом в окружении ближников проехал дальше вдоль Крепости, как видно, желая удостовериться, всюду ли она так охраняется.
- Счастье твое, что ты брат моего отца, - одними губами произнес Яргородец, закрывая щит и передав приказ по стене прекратить обстрел - сейчас литты близко уже не подойдут.
Литтский великий князь, в первый миг придя в ужас вместе с остальными, быстро успокоился. Объехав Крепость и осмотрев убитых, он установил, на каких промежутках друг от друга те лежали, разглядел и деревянные щиты поверху.
- Ночью их внимание ослабеет, тогда забросаем горящими стрелами их укрепления и дальнобойные луки - они тоже должны загореться. А когда они не смогут стрелять, заработает таран.
Но литтские воеводы, изумленные такой защитой Крепости, не очень-то верили уже, что получится.
- Да там сплошное колдовство! Весь этот город вырос на пожарище, как гриб после дождя, не иначе как колдовством. Как их подожжешь?
Но князь Радвилас, взбешенный их нерешительностью, что называется, "закусил удила". Он не собирался на старости лет отказываться от победы, в которой был уверен, идя на Медведицу. Ни за что на свете не отступил бы просто так перед мальчишкой-князем, сверстником младших из его сыновей. Выхватив из колчана стрелу, потребовал у оруженосца кусок пакли, ловко обмотал ее и поджег. Пришпорил коня и пустил вскачь, к самой Крепости, закрывшейся щитами.
- Вот так следует их поджечь! Вот как это делают! - задыхаясь от ярости, воскликнул он, пустив стрелу в деревянные забрала. Стрела вспыхнула в воздухе, но, ударившись в щит на излете, безвредно упала наземь. В то же мгновение литты догнали своего князя, окружили его, умоляя не гневаться и не рисковать без надобности своей драгоценной жизнью.
Но ночью литты, пользуясь усталостью защитников Крепости, действительно смогли подкрасться через засыпанный ров и поджечь горящими стрелами щиты с полуденной стороны. Прежде чем полусонная стража сумела погасить огонь, несколько стрелометных машин были непоправимо повреждены им. Таким образом, в защите Крепости образовалась брешь. И наутро литты, не теряя времени, подвели таран с этой стороны.
Князь Лютобор Медведицкий со своими ближниками стоял на стене, глядя, как люди, мокрые от пота, несмотря на холод, раскачивают взад-вперед тяжеленный таран. Что и говорить, быкам или лошадям такая ноша была бы более по плечу, но, чтобы лучше и точнее рассчитать удары, таран поручили людям.
Первый же удар потряс всю стену до основания, и у стоявших наверху захватило дыхание, когда им почудилось, что она покачнулась у них под ногами и сейчас начнет рушиться. Только мастер Клёст, находившийся тут же, в княжеской свите, счастливо рассмеялся.
- Чего захотели - мою стену разрушить! Такого камня никаким тараном, ни камнеметами не получится ни проломить, ни разбить!.. Ага, застрял ваш таран! - злорадно фыркнул старый мастер, когда таран, сотрясавший стену, вдруг заскрежетал, врезавшись глубже в камень, и дальше его не удавалось вогнать никакими усилиями.
Великий князь со свитой глядели вниз, гле литты с большим трудом пытались вытащить заклинившийся, поврежденный таран. В конце концов, им это удалось, но стена и дальше была непробиваема. Дальше верхней каменной облицовки его стальной наконечник не шел. Медведицкие воины на стенах развеселились, осыпали литтов насмешками.
Князь Бронислав, бывший здесь вместе со старшим братом, довольно захлопал в ладоши, совсем забыв, что ему обещали литтскую невесту.
- Пусть проклятущие литты полопаются от злости! - крикнул он, махая им рукой.
Но Лютобор Медведицкий положил руку на плечо брату.
- Поумерь пыл. Они скорее придумают что-нибудь другое. Вон, смотри!
Таранщиков сменил отряд всадников, стремительным броском метнувшийся к стене, туда, где их не могли сейчас достать дальнобойные стрелы со стены. Не сходя с седла, передние из них метнули вверх железные крючья, цепляя за неровности в камне.
- Хорошо идут, лешаки болотные! - прищелкнул языком Лютобор Медведицкий, хватаясь за меч и готовясь рубить первого, кто полезет. - Я бы дорого отдал, чтобы и литты встали с нами против общего врага - Орды.
Бояре в ответ лишь недоверчиво хмыкали. Князь Аджаров выразил общее мнение, насмешливо фыркнул:
- Так князь Радвилас и согласится воевать под твоим началом, дожидайся!
- Ну, может, не он сам, но его полки я бы очень хотел видеть в своем войске. Что ни говори, с литтами у нас гораздо больше общего, чем с чжалаирами, так что бы им не быть с нами заодно?..
Но в это время со двора послышался глухой от напряжения крик: "Подымай!", и двое воротных стражей потянули на цепях огромный котел, в котором булькало что-то черное.
- Остерегись, княже: обожжем! - не очень-то церемонясь, крикнул воин по имени Коршун, отодвигая в сторону великого князя.
В это мгновение из-за стены высунулись первые шишаки и блестящие кольчуги...
И им на головы тут же опрокинулся котел кипящей смолы! Черный густой поток просто смыл литтов вниз, вместе с веревочной лестницей. Стоны и крики несчастных, исполненные невыносимой муки, слышались еще долго после того, как они сорвались вниз. Остальные литты отступили при виде страшной судьбы товарищей. Да и медвединцам хотелось зажать уши, чтобы не слышать их.
На лбу великого князя пролегла складка, старя его на много лет.
- Жутко так казнить даже врагов! Но мы только защищаемся, они сами к нам пришли непрошеными...
Десять долгих дней и ночей литты осаждали Медведицу. Все военные хитрости многоопытного князя Радвиласа и его воевод разбивались о прочные стены Крепости, об отвагу и бдительность ее жителей. Большие луки исправно поражали врагов раньше, чем те успевали приблизиться. А там, где все же удавалось подобраться ближе, встречали их кипятком и горячей смолой. Таран так и не смог выбить в стене ни камешка, и подкоп в Крепость сделать не удавалось - рабочие всюду упирались лопатами в тот же непроницаемый камень. Литты сперва надеялись, что медвединцам не хватит пищи и воды. Но те держались. Забили пригнанный в Крепость скот и заготовили мясо впрок, и теперь могли подождать, пока литтам не станет труднее, чем им.
А тем и вправду приходилось нелегко. Рассчитывая быстро захватить Медведицу, они не готовились зимовать в поле, а между тем, уже наступала зима. Люди мерзли, появлялись больные. Людям еще кое-как хватало пропитания, но крупные рыцарские кони не могли, подобно чжалаирским лошадкам, кормиться сухой травой из-под снега. Приходилось грабить ближайшие села, а это значило рассеивать свои силы по всей округе. Отставшие отряды часто исчезали, и их никто не мог найти. У седьмой сотни в личной тысяче самого князя Радвиласа как-то ночью волки перерезали всех коней, да так и оставили лежать, ни одного не утащили и не сожрали. Причем воины дрались с волками, и клялись, что в некоторых попали точно, но ни одного волчьего трупа не нашли. Только следы, вроде бы волчьи, но размером как у хорошего медведя. А потом и следы обрывались. Не иначе, колдовство...
Но князь Радвилас нелегко расставался со своими замыслами. Он понимал, что, в его возрасте, новой попытки у него, скорее всего, нет. Не для Мстислава, конечно, он старался, не его мечтал посадить на великокняжеский престол. Хотел расширить собственное влияние на Сварожьи Земли, соединить их с Литтским княжеством. Тогда в руках его рода окажется такая сила, перед которой дрогнет и чжалаирская Орда.
Жаль только, что медвединцы мечтают о том же исключительно с собой в главной роли...
И литтский князь велел своим войскам усилить натиск. Они не оставляли попыток преодолеть стены Крепости днем, еще упорнее шли на приступ ночью. Медвединцы, чередуясь отрядами, чтобы хоть немного отдыхать, едва успевали отбивать их натиск. Князья и воеводы не покидали стен, распределившись по участкам стены.
Как-то княгиня Белослава поднялась на стену возле Полуденной башни, ища своего мужа. Она с ним не виделась с начала осады, и решилась придти, оставив ребенка вместе с маленьким княжичем на попечение нянек. Но, поднявшись наверх, обнаружила там лишь воинов, несказанно удивившихся при виде нее.
- Княгиня Белослава Тихомировна! Стену ты прежде Радвиласа приступом взяла! - удивился Коршун, встретив ее.
Она вздохнула, поставив корзину на камень.
- Поневоле придется, если воевода мой днюет и ночует на стене, самой его искать. Вот, гостинца хотела ему передать...
Белослава замерла, прислушиваясь. В темноте как будто что-то еле слышно звякнуло о камень. Она насторожилась, прислушиваясь.
- Дай-ка мне свету, - прошептала она, взяв факел, укрепленный в каменной нише.
Тусклый багровый свет упал вниз, осветил приставленную к стене лестницу, по которой карабкались вверх литты. У них в руках были копья, они готовились расчистить себе путь.
У Белославы все заклокотало в душе от возмущения. Значит, они собираются захватить Медведицу, взять в плен или убить ее братьев и мужа, ворваться в Крепость, где спит в колыбели ее Ростислав вместе с маленьким Данславом, сыном ее брата Лютобора и Росавы!..
Бросив вниз факел, Белослава обеими руками изо всех сил толкнула лестницу. Вряд ли она толком понимала, что делает, но Медведицкой Деве вполне хватало сил натянуть большой воинский лук. Лестница покачнулась и обрушилась с грохотом вниз, увлекая за собой литтов.  Воины замерли, глядя на княгиню с восторгом.
- Да здравствует княгиня Белослава Тихомировна! Вот воевода в юбке! - грубовато, но с истинным восхищением поздравляли они.
Но снизу уже послышался стук и боевой клич литтов: новые отряды карабкались вниз вместо разбившихся. Воины поспешили выпроводить яргородскую княгиню со стены, а сами, вооружившись копьями, приготовились отбивать атаку.
Это была последняя и самая трудная ночь осады. Много врагов медвединцы поразили метательными стрелами, еще больше столкнули со стен. Но литты то и дело пытались проломить уже не стены, а лишь отвагу и боевой дух их защитников. И не могли. Ни одному литту так и не удалось живым ступить во двор Крепости.
А когда, наконец, забрезжил тусклый осенний рассвет, медвединцы увидели, как литты сворачивают свой лагерь, собираясь уйти восвояси. Так бесславно завершился поход князя Радвиласа, а каменная Крепость спасла Медведицу.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 14 Июн, 2019, 12:41:58
Вовремя Белослава на стену пришла. А для Радвиласа это первое поражение?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 14 Июн, 2019, 21:23:29
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вовремя Белослава на стену пришла. А для Радвиласа это первое поражение?
Да справились бы и без Белославы, конечно. Но надо же было ей дать возможность себя проявить.
Во всяком случае, существенных поражений, чтобы заставляли его отказываться от своих замыслов, Радвилас точно до сих пор не терпел. А тут вот пришлось на старости лет научиться проигрывать, ничего не поделаешь. Для такого зубра... даже уже завра... неприятно должно быть.

Глава 26. Заклятые соседи
Миновало еще три года, принося свои радости и огорчения. Редко какой год выдавался в Сварожьих Землях совсем уж безоблачным; если не было слишком больших несчастий, вроде медведицкого великого пожара, или вражеских нашествий, - люди могли уже считать миновавший год счастливым.
Как всегда бывало, кто-то рождался, кто-то умирал за это время. Первенец великого медведицкого князя, Данслав, умер на втором году жизни в особенно раннюю и холодную зиму, когда печи не могли как следует обогреть Крепость. Князь Лютобор с княгиней Росавой  вынуждены были принять и этот удар судьбы. Их потерю немного смягчило, что молодая княгиня ожидала уже нового ребенка. Второй княжич, нареченный Всеславом, казался крепче первого, и молодые родители воспрянули духом.
Родился еще один сын и у княгини Белославы, спустя два года после первого. Его назвали Бранимиром, ибо Лютобор Яргородский давал своим сыновьям значимые имена. Надеясь, что его сыновья в свой черед послужат своим братьям, медведицким князьям, он помнил древнюю поговорку сварожан: "Мир стоит до рати, рать - до мира". Надо думать, и следующим поколениям сварожан не придется совсем уж выпускать меч из рук, как бы ни сложилось у их родителей. И будущим князьям и воеводам придется быть готовыми ко всему. Пока же маленький Бранимир рос беспокойным мальчишкой, поднимающим громогласный рев, чуть что было не по его. Лицом и темными волосами и глазами он пошел в мать, и Лютобор Яргородский втайне предпочитал его старшему, Ростиславу - в том воскресла древняя порода яргородских и приморских князей.
После неудачного похода литтов с ними заключили мир, при чем, между прочим, договорились и о свадьбе князя Бронислава с дочерью Радвиласа, княжной Рутой. Невеста, тоненькая и хрупкая, с лебединой шеей, белокурая, зеленоглазая, приглянулась пылкому молодому князю, и тот совсем забыл о прежней вражде с литтами. После женитьбы Бронислав поселился с молодой женой в собственном родовом уделе - в Зеленограде, желая, чтобы супруга его была хозяйкой в своем доме, а не приживалкой при медведицком дворе. Так, во всяком случае, объяснил Бронислав, и Яргородцу послышалось в этих словах нечто новое, прежде ему не свойственное. Но Лютобор Медведицкий охотно согласился отпустить брата, и простились они вполне сердечно, обещая друг другу придти на помощь в случае необходимости.
А что этого случая вряд ли придется ждать долго, понятно было всем. Мирный договор с Литтским княжеством никак не учитывал интересов волчановского князя Мстислава и не обещал ему никаких выгод, скорее наоборот. Лишившись покровительства литтов, Мстислав поехал проторенной дорожкой прямо в Орду. Медведицкие доброхоты известили, что Мстислав привез богатые дары темнику Улзию, прося поставить его великим князем в Сварожьих Землях. Улзий согласился, но войск Мстиславу не дал, предоставив бороться за власть самому.
Медвединцы не стали ждать, пока противник подготовится. Подняв рать среди зимы, Лютобор Яргородский  нежданно-негаданно захватил Волчанов. Его укреплениям далеко было до медведицкой несокрушимости, даже земляной вал, облитый замерзшей водой, не смог стать серьезным препятствием. С этого времени миновало почти два года.
Но теперь до Медведицы дошли слухи, что Мстислав опять что-то затевает. Взялся расширить свои владения за счет уделов своих родственников, просто изгнав их из дома. Один из них - престарелый Лосинборский князь Владислав Мстиславич, родной дядя нынешнего Мстислава, обратился за защитой к могущественному медведицкому князю. Тот пригласил Мстислава приехать на переговоры, не очень-то надеясь на их успех.
Принял давнего своего соперника великий князь в большой горнице, в присутствии Яргородца, князя Аджарова и Мстиши. Не было тысяцкого Зимина - тот хворал. Зато за столом с краю сидел его старший сын Тихомир, нервно крутя в руках бобровую шапку. С волчановскими князьями их семья с давних пор поддерживала неплохие отношения, не чета многим медвединцам. И теперь молодого боярина мучила тревога - а ну как князь Мстислав выдаст его ненароком? Да и присутствие Лютобора Яргородского за столом спокойствия не добавляло. Как взглянет, будто перережет пополам, колдун проклятый! Тихомир хоть и не смел больше ничего предпринимать против Яргородца, но боялся и ненавидел его еще больше.
Не меньше нервничал и сам великий князь, хоть и старался держать себя в руках. Если Мстислава не смогли убедить медведицкие полки под Волчановом, то что толку в словах, даже самых красноречивых? Хватило бы терпения не поругаться с ним, и то хорошо будет. А тот наверняка станет язвить, стараясь задеть за живое. Но оскорблять Мстислава нельзя - тот, как-никак, доверился его гостеприимству.
И вот, наконец, волчановский князь приехал. Вошел в горницу, где накрывали стол, во всем величии, на ходу сбрасывая на руки челядинцам соболью шубу и шапку. Рослый и статный, крупную голову венчали русые с проседью кудри, роскошная борода тщательно уложена. Нарядился тоже соответственно: в длинном, до колен, синем аксамитовом кафтане с золотыми пуговицами, на сапогах - и то золотые пряжки. Прямо великий князь в гости пожаловал, а не равный по значению. И не скажешь, что ему ярлык Улзия да войска Радвиласа - как подпорки хромому...
Медведицкий князь приказал подать угощение к приезду гостя. Волчановских бояр, не приглашенных на переговоры, разобрали к себе в гости его ближники, самого же Мстислава привели в горницу.
Приветствуя гостя, медведицкий князь поднялся из-за стола. Ростом и шириной плеч он не уступал Мстиславу, хоть и был моложе лет на пятнадцать. Только черная борода пока еще покороче, чем у зрелых мужей. Да и одет он был заметно проще, по-домашнему: короткий кафтан и штаны из легкого сукна, одни только пуговицы сделаны из речного жемчуга.
- Здравствуй, гость знатный, князь Мстислав Святославич! Присаживайся, угощайся за моим столом!
Мстислав сперва настороженно приглядывался даже к самым заманчивым на вид и запах блюдам. Но челядинцы подавали ему то же, что и своему князю с его боярами, и он постепенно успокоился, отведал сперва стерляжьей ухи, затем - вепрятину со сливами, пирог с мясом боровой птицы. Заметив недоверие гостя, Лютобор Медведицкий иногда со своего блюда передавал ему лакомые куски, указывал челядинцам подлить ему еще кваса или сбитня. Хмельного питья пока что не подавали - не пир праздничный здесь идет, для серьезного разговора собрались.
Глядя, как есть великий медведицкий князь, Мстислав усмехался про себя. Тот, почти не глядя, жевал все, что подадут, точно бык жвачку, не спеша пережевывал крепкими зубами все, что оказывалось на блюде, потом так же равнодушно брал следующий кусок, лишь бы был побольше. Волчановский князь, привыкший к роскошным пиршествами литтских властителей и вельмож, только фыркал про себя. Да что литты - даже у чжалаиров знатные люди научились наслаждаться вкусом изысканных яств, приобретают чуть ли не на вес золота редкие пряности из далеких стран, сыплют их даже в кумыс - для новых ощущений. Мстислав и сам пробовал в Орде редкие яства, и чуть рот не обжег с непривычки. А этому медведицкому мальчишке, кажется, решительно все равно, какие приправы повара добавили к кабаньему мясу, он их не различит. Не князь, а деревенщина неотесанная, учить-то было некому...
Но вслух проговорил совсем другое, со всей полагающейся любезностью:
- Благодарю тебя за прекрасное угощение, брат мой! - князья обыкновенно именовали друг друга братьями, подчеркивая свое равенство, к тому же, прадеды их, Святослав и Вирагаст, были родными братьями.
Лютобор Медведицкий торопливо прожевал кусок вепрятины и подцепил ножом еще один. Как обычно, ему от беспокойства сильней обычного хотелось есть, а с таким гостем за столом и целого кабанчика можно умять, не заметив...
Поднявшись из-за стола, проговорил многозначительно:
- Я надеюсь, что тебе мой прием понравится, Мстислав Святославич. По крайней мере, не меньше, чем у литтов или у чжалаиров... Знаешь ли, мне трудно представить, как тебе кусок в горло лез у них за столом.
Звякнул нож, выпав из рук Мстислава на стол. Волчановский князь тоже поднялся на ноги.
- Право, не знаю, о чем ты, Лютобор Тихомирич! Всякий князь волен сам гостить у кого захочет, и к себе приглашать любых гостей. Многим из нас случалось даже родниться с иноземцами, - он кивнул в сторону сидевших за столом Лютобора Яргородского и Ратисвета Аджарова.
- Это верно, - подал голос Яргородец, смерив Мстислава пристальным взором синих глаз. - Главное - чтобы душа была подлинно сварожская, а кровь тогда не важна.
Мстислав попытался было выдержать его взгляд, да и не смог, отвел глаза. Остановил взор на медведицком князе, якобы не замечая его бояр.
- Так в чем дело-то? Я надеюсь, мы все здесь - подлинные сварожане.
- Я тоже надеюсь, - кивнул Лютобор Медведицкий, стараясь сдержать давно копившееся раздражение. И все-таки не выдержал: - Кроме тех, кто лижет сапоги иноземцам, чтобы они помогли добиться власти!
Мстислав побледнел, затем нагнул голову, как бык.
- Какие еще сапоги? Не понимаю!
- А разве в Орде теперь новые условия ставят, чтобы получить ярлык? - притворно удивился Лютобор. - Хотя, теперь Улзий нового хана поставил, могут что-нибудь еще придумать. Но тебе не привыкать...
Мстислав уже задыхался от ярости, оглядывая то ненавистного медведицкого князя, то насмешливые лица его бояр. Но попытался еще сделать хорошую мину при плохой игре, напустил на себя выражение торжественной важности:
- Перед Ордой все мы равны - все одинаково бесправны, и незачем упрекать друг друга в общей слабости. Если я терплю унижения, то и медведицким князьям приходилось их терпеть не раз. Чжалаиры и самых гордых из нас научили терпению. Им было угодно меня поставить великим князем, а от их подарков не отказываются.
- Разному нас научило ордынское иго, Мстислав Святославич, - покачал головой Лютобор. - Я в них привык видеть несчастье наше, которое нужно преодолеть. А вот ты так спокойно говоришь о том, что они нам назначают князей, будто таков и должен быть порядок. Я же думаю - Сварожьи Земли и сами прекрасно смогут собой править, без чжалаиров и литтов.
- А ты во главе их станешь? А после тебя - твой род? - скривив пухлые губы, усмехнулся Мстислав. - Как же, понимаю, к чему ты клонишь, братец любезный! Только мне-то зачем у тебя на поводу идти, покоряться твоей воле? Родом и знатностью я равен тебе, да и город мой старее вашей берлоги. Может, лучше ты меня признаешь великим князем, как велит чжалаирский владыка? Так и по возрасту приличней будет!
Яргородец, слушая препирательства князей, вздохнул с досадой. Княжеская спесь - корень всех зол. Еще во времена Бронислава Великого каждый князь себя считал лучшим из всего рода и единственно достойным править в Сварожьих Землях. Но все же против общего врага шли заодно. А ведь тогда степные кочевники вдесятеро были менее опасны, чем нынешняя Орда. Что же сделать с упрямыми и высокомерными князьями, чтобы научились думать не только о себе?
А Лютобор Медведицкий, топнув ногой, запальчиво воскликнул:
- Будь ты и впрямь достойнее меня - признал бы. Но ты годишься воевать лишь со слабыми, а на сильных тявкаешь из-за спины Радвиласа Литтского!
Мстислав побагровел, пригнулся к столу, как перед прыжком. Схватил бы сейчас нож со стола да метнул в грудь медведицкому князю! Но он понимал, что ему не справиться против четверых или пятерых людей, из которых каждый с малолетства учился сражаться; и единственный тайный союзник, Зимин, здесь наверняка его предаст. И он проговорил язвительно, уже не надеясь поладить добром, желая лишь задеть побольней:
- Ты меня попрекаешь чжалаирами, а ведь в этом и ваш род не меньше повинен. Твой дед оговорил моего перед Саин-ханом, погубил его в ордынском плену.
Черная тень наползла на лицо медведицкого князя.
- Я за деда не ответчик, Мстислав Святославич. Он действовал по-своему - пусть Боги судят его. Чжалаирское иго всем калечит души - одним больше, другим меньше. Я действую по-своему - ты мог заметить, что справляюсь только лишь силами своих войск, вот мой первый воевода подтвердит, - при этих словах великого князя Мстислав снова нервно дернулся, поймав насмешливый взор Яргородца. - Ты же, Мстислав Святославич, своим родичам жить не даешь. Пошто родню свою владений лишаешь, брату своего отца спокойно дожить не позволяешь?
- А-а, вон откуда  ветер дует! - насмешливо кивнул Мстислав. - Уж позволь, твое величество, я сам как-нибудь со своей родней решу, как быть! Что за привычка всюду совать свой нос? Каждый, от холопа до князя удельного, стоит им наступить на ногу, теперь бежит жаловаться медведицкому князю: знают - он всюду вмешается, был бы повод! Кто ты такой, чтобы указывать нам?!
Лютобор Медведицкий вцепился пальцами в край стола так, что костяшки их побелели; того и гляди, начнет крошиться в его руках крепкое дерево.
- Я - великий князь в Сварожьих Землях! В последний раз тебе предлагаю быть заодно со мной и вместе стоять против любого врага. Тем приобретешь великую честь и благодарность народную, славу среди потомков!
Но Мстислав, не меньше его взбешенный, закричал, злобно скалясь:
- Ни за что! Лучше я подожду, когда чжалаиры свернут тебе шею, как всем прочим бунтовщикам - а тогда уж погляжу, да и подберу владения, что тебе, по твоей великой глупости, станут уже не нужны!
На крик волчановского князя распахнулись двери, в горницу вбежали воины и остановились, глядя на замерших в боевой стойке князей. Лютобор Медведицкий, тяжело дыша, указал им на Мстислава:
- Взять его и проводить в Закатную башню! Содержать сообразно княжескому званию, вместе со всеми волчановскими боярами. Пусть посидит и подумает, как мне угрожать.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 15 Июн, 2019, 18:12:39
Под волчановским князем Михаил Тверской подразумевается? Не представляла никогда, что между Тверью и Москвой могли быть переговоры. Мне казалось, они лишь дрались да собачились.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 15 Июн, 2019, 20:22:40
Спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Под волчановским князем Михаил Тверской подразумевается? Не представляла никогда, что между Тверью и Москвой могли быть переговоры. Мне казалось, они лишь дрались да собачились.
Ну да, он соответствует, скажем так. А переговоры бывали, только не шибко удачные. Как и здесь, собственно, сами видите.

Целых полгода великий медведицкий князь продержал в заключении Мстислава Волчановского. Сам, поостыв, устыдился, что говорил с ним слишком резко, вызвав ответные оскорбления. Правда, Мстислав наверняка и премудрого князя Святослава Храброго умудрился бы вывести из себя, окажись тот на месте своего несовершенного потомка. Но что делать с ним теперь? Выпустить скоро - значит, признать свою вину перед ним, а на это Лютобор Медведицкий никогда не пошел бы. Все что угодно, только не извиняться перед литтским прихвостнем, даже если впрямь сознаешь долю своей вины!.. Вот и приходилось ждать - может, Мстислав первым образумится, посидев в Закатной башне, признает главенство Медведицы. Но тот был упрям не менее него, и ожидание затягивалось.
В конце концов, из Орды приехал посол, и потребовал от Лютобора отпустить Мстислава. Медведицкий князь невесело усмехнулся, услышав их требование: за своих ставленников ордынцы исправно заступаются. Однако перечить им было опасно. А тут еще из Айваре пришла новость: умер князь Радвилас. Его смерть вызвала у медведицкого князя смешанные чувства. С одной стороны - не стало одного из сильнейших противников Сварожьих Земель, хитрого и коварного полководца, недавно еще стоявшего под стенами Медведицы. Без Радвиласа литты уже не будут так опасны, кто бы из его многочисленного семейства не сделался князем. С другой - он ведь и чжалаиров сдерживал в какой-то мере. Даже им, считающим себя народом победителей, приходилось считаться с усиливающимся закатным соседом, от которого, бывало, и их тумены терпели поражения. И, во всяком случае, Радвилас был достойным противником. Да нет, даже не так - это самому медведицкого князю и его воеводам приходилось прилагать все усилия, чтобы не дать себя обойти многоопытному литтскому князю. В глубине души Лютобор Медведицкий всегда жалел, что литты ему враги, а не союзники. И, как бы там ни было, когда уходит столь значительный не только званием, но и собственными дарованиями, человек, как был Радвилас, - перемену ощущают все. Точно в лесу, когда рушится источенное временем дерево-великан, падает с грохотом и шумом, и там, где широким пологом раскидывалась его крона, остается широкая брешь, в которую врываются солнечные лучи, и после падения исполина уже ничего не останется таким, как прежде.
Пока же, для начала, Лютобор вызвал к себе пленного волчановского князя и дал ему прочесть послание, сообщавшее о смерти Радвиласа. Учитая, Мстислав несколько раз изменился в лице. Его могущественный покровитель, благодаря которому он мог бороться с Медведицей на равных, на помощь которого надеялся и теперь в своем заточении, - был мертв...
- Теперь тебе на поддержку литтов надеяться вряд ли можно, Мстислав Святославич, - сказал ему медведицкий князь, вроде бы, даже сочувственно. - Кто бы ни стал князем, им не до тебя будет - такое наследство делить надо! Больше ты их на Сварожьи Земли не наведешь. Да если бы и помогли, не взять им Медведицы. Смирись, Мстислав. Сварожьи Земли велики, в них столько еще предстоит сделать...
- Смириться? Перед тобой? - глаза у волчановца налились кровью. - Это после того, как ты меня заманил сюда и захватил в плен? Когда я полгода просидел у тебя взаперти, точно тать в порубе?
- Оно и видно, - усмехнулся Лютобор. - В таком страшном порубе сидел, что скоро в дверь протискиваться станешь боком! Что-то не похоже, чтобы у тебя крысы утаскивали последнюю корку...
Мстислав смутился, запахнул шелковый охабень. В плену он и вправду немного погрузнел - кормили его и волчановских бояр с княжеского стола, а движений не хватало...
- Разве в этом дело? Я тебе не бык в стойле, чтобы быть довольным, если исправно приносят корм! Я - князь, равный тебе! Я могу повиноваться чжалаирам, но тебе я не холоп. Ты делаешь своими подручными мелких князьков, у которых всех владений - деревянная крепость да пара сел. Но по-настоящему независимые властители никогда не покорятся тебе! Никогда не позволят сесть им на шею, не жди!
- О том ли речь, когда чжалаирский аркан стягивает шею нам всем? - досадливо поморщился медведицкий князь, стараясь на сей раз сохранять спокойствие, и все же постепенно закипая гневом. - Передо мной ты храбришься! Вот так бы еще перед ордынцами да литтами, а, Мстислав? Почему-то подобные тебе мечтают о независимости только от ближайшего соседа, от кровной родни своей. А приди кто чужой - ты ведь им не скажешь: "Руки прочь, иноземцы, и без вас разберемся, мы хотим жить независимо". От них ты все стерпишь, лишь бы тебе выгода была, а там хоть трава не расти! Как ты думаешь, Лютобор Мстиславич? - обратился он к Яргородцу, сидевшему тут же.
Тот задумчиво кивнул.
- Плохие настанут времена, если когда-нибудь в Сварожьих Землях станут править люди, воображающие, что иноземцы им помогут добиться власти.
- Сварожьи Земли - они разные покуда. Что для вашей Медведицы хорошо, Волчанову и даром не сдалось, а для Азани просто опасно, или там Вышеграду.
- Но есть и общие интересы, и общий враг - Орда чжалаирская, - еще раз попытался уговорить великий князь. - Доходят до меня вести - Улзий, вроде, что-то затевает. Перестраивает тумены, устраивает большой смотр войск, проверяет их готовность. Если двинет их на Сварожьи Земли, как Ерден-хан ходил, перед ними все мигом станут одинаковы. Не отличить станет медвединца от волчановца, когда оба станут хорониться в лесах, обобранные до нитки.
- И кто их вынудит к такому, как не наглость и непокорность твоя? - возразил Мстислав. - Я-то с Ордой как-нибудь договорюсь. А ты помычи еще, безрогий бычок, вздумавший забодать дуб!
Лютобор Медведицкий хлопнул ладонями по столу, глубоко вдохнул, одолевая раздражение.
- И ты, и я бывали в Орде, только разное заметили там. Ты разглядел несметные тумены могучих батуров, сбивающих из лука птиц на лету, рассекающих саблей железные доспехи. Они тебя испугали, а блеск золотого трона - ослепил. А я, кроме них, разглядел еще и то, что кроется за ними. Чжалаиры уже не в состоянии держать в руках свои владения. Черная Орда много раз воевала с Великой. Наши распри - капля в море по сравнению с тем, что между чжалаирскими ханами творится. Не только братья - сыновья отцов и отцы сыновей режут ради золота и власти. А в их знаменитых туменах воины сражаются лишь чтобы самим не умереть с голоду и семью кое-как прокормить. У ханов и мурз тысячи наложниц, а многие простые воины и одной жены не могут взять, потому что не на что уплатить калым. Нет, Орда уже не та, что при Ерден-хане. Если сейчас мы соберем силы вместе, то сможем победить!
Но волчановского князя не тронула пылкая речь собеседника. Угрюмо глядя на ореховый стол, он проворчал:
- Я - твой пленник, и от меня сейчас не зависит ничего. Но, если когда-нибудь выйду отсюда, видят Боги, против чжалаиров с тобой не пойду. Я еще не сошел с ума!
- Пусть будет по-твоему, - согласился Лютобор Медведицкий. - Но выйдешь ты, лишь признав меня великим князем и пообещав не притеснять больше родичей своих, союзников Медведицы. Иначе, видит Отец-Небо, отправишься отсюда в настоящую темницу, и не выйдешь до скончания века,  хотя бы за тебя заступался сам Улзий вместе со всеми ханами!
- Что? Что?! - прохрипел Мстислав, не веря своим ушам. - Ты угрожаешь мне? Вопреки воле великого хана, владыки земли и воды?..
- Я не угрожаю, а предупреждаю, - твердо отвечал великий князь. - Заступников у тебя ныне поубавилось, так что не рассчитывай, что тебя отсюда скоро вытащат. А чжалаирам, как их не величай, ты не очень-то нужен. Сейчас бояре мои угощают посла, чтобы у него остались о Медведице самые приятные представления. Как ты думаешь, в чью пользу он перед Улзием выскажется?
Мстислав Волчановский приподнялся было, да так и упал обратно на жалобно скрипнувшую под ним скамью. Он понял, что выхода у него нет. Отсюда он выйдет подчиненным великого князя или не выйдет никогда.
- Ладно, говори, что надо делать? - буркнул он охрипшим голосом.
Великий князь распахнул дверь, ведущую в боковые покои. Оттуда медленным шагом прошествовал старый жрец Богумир. За ним двое младших служителей несли меч в украшенных золотом ножнах и широкую деревянную чашу с водой.
- Он согласился, дедушка Богумир! Не зря мы пригласили тебя засвидетельствовать клятву, - проговорил Лютобор, уступаю жрецу свое место.
Сумрачным взором исподлобья князь Мстислав наблюдал, как жрец взял меч из рук помощника, вынул из ножен. Зачерпнув воды из чаши, брызнул на лезвие меча, отливающее синеватым блеском булатной стали.
- Во имя всех сил Прави, Яви и Нави, князь Мстислав Святославич признает себя младшим братом великого медведицкого князя. Боги и люди слышат его клятву!
Мстислав приложился губами к холодному лезвию, по которому расплылась вода. Увидел в отражении свое лицо.
- Я, князь волчановский Мстислав Святославич, от имени своего и своей семьи клянусь признавать тебя и того, кто наследует тебе, великим князем в Сварожьих Землях, старшим братом своим. Обязуюсь не идти против тебя ни военной силой, ни умыслом, ни советом или помощью другому. Если же нарушу свою клятву, пусть Боги покарают меня, как клятвопреступника, в этом мире и в том!
По синеватому узору на лезвии, вроде бы, прошло движение, хотя, возможно, это лишь падающий в окно свет мерцал в каплях воды. Затем помощник жреца вытер меч рушником и вложил в ножны.
- Теперь можешь ехать, брат. Твоих бояр я уже велел отпустить, - сказал великий князь.
Волчановец понуро поднялся из-за стола. Только что он простился навсегда со всеми честолюбивыми замыслами. Никогда теперь ему не быть великим князем. и ханский ярлык в его руках ничего не значит перед клятвой, данной перед Богами жизни и смерти. Не было еще в Сварожьих Землях человека, осмелившегося пренебречь клятвой, данной на мече. Теперь он ничего больше не сможет сделать против Медведицы...
- Но и за тебя воевать не пойду, хоть луна на землю упади! - с вызовом крикнул Мстислав, направляясь к двери. - Я не враг тебе больше, но и другом не обещал быть!
И он вышел прочь, громко хлопнув дверью, и в тот же час покинул Медведицу.
А великий князь переглянулся с Яргородцем, когда остались одни. Оба они понимали, что было невозможно обязать надменного волчановсого князя помогать им. Никогда бы Мстислав не стал служить по обязанности, как подчиненный великого князя. Да и от иных служилых князей и бояр великий князь имел право требовать лишь то, на что они были согласны, они же имели право оставить его по своей воле, если хотели. Что же говорить было о равном по влиянию властелине; такой бы предпочел служебной клятве вечный плен или даже смерть. И у великого князя не было возможностей принудить своих соперников военной силой. После недавней победы Яргородца над Волчановом Мстислав по-прежнему остался княжить. Иначе и быть не могло - волчановцы первыми бы взбунтовались, вздумай медведицкий князь по своей воле менять им правителей. Власть удельных князей в их владениях была еще велика.
- Ладно, пусть не помогает. Не станет мешать - и то уже много, - проговорил Лютобор Медведицкий, глядя сквозь слюдяное окно, как уезжает со двора Мстислав.
- Ты прав, государь: сейчас и это немало. Со временем люди привыкнут, что они все же больше сварожане, чем медвединцы, волчановцы, азанцы, влесославцы, и многие другие. Но эта мысль у них должна созреть. Навязывать ее теперь, только озлобишь, - отвечал Яргородец.
Не отвечая своему первому воеводе, великий князь еще некоторое время глядел в окно, сцепив за спиной руки. Потом вернулся на свое место.
- Я по поводу литтов не все сказал. Радвилас оставил наследником почему-то одного из младших своих сыновей - Иманта. Что за человек, знаешь его?
- Не знаю, видел разве что пару раз еще мальчишкой, особо и не приглядывался. Думаю, старшие сыновья Радвиласа не очень-то радуются такой последней отцовской воле...
Лютобор Медведицкий кивнул, оживляясь.
- Вот об этом и хотел с тобой поговорить. Литты, как тебе известно, глубоко вклинились в Сварожьи Земли, целые княжества прибрали к рукам с разных сторон. В Темноборске сейчас сидит старший сын Радвиласа - Саулис. В Дебрянске второй - Линас. Не пора ли нам вынуть эти занозы? Князь Имант этим братьям вряд ли станет помогать, они сейчас предоставлены сами себе.
Но Яргородец, едва услышав имена двоюродных братьев, подумал об ином.
- Нелегко будет их изгнать, Лютобор Тихомирич: сыновья Радвиласа умеют воевать, и лишаться последних владений не захотят. Много крови прольется. Подумай вот о чем: не лучше ли тебе оставить им княжества, но обратить их в своих союзников? Ты же мечтал о литтских дружинах под своим знаменем - вот они и придут. Думаю, братья и сами сейчас поймут, что в Сварожьих Землях смогут теперь остаться, лишь заручившись поддержкой сильных союзников.
Карие глаза великого князя оживленно блеснули, он сразу приободрился.
- Вот это замыслы у тебя, Лютобор Мстиславич! Я бы и не додумался. Лишь бы можно было положиться на них...
- Я давно с ними не виделся, но в прошлые годы они заслуживали доверия. Кроме того, они наверняка теперь не очень-то любят своего братца Иманта. И, если медведицкий князь пообещает им вернуть престол...
Смуглое лицо Лютобора Медведицкого озарилось широкой улыбкой, и он весело хлопнул Яргородца по плечу.
- Не только получим новых союзников, но со временем посадим на престол в Айваре обязанного нам литтского великого князя!.. Лютобор Мстиславич, я думаю, кроме тебя, никто не сумеет лучше договориться с сыновьями Радвиласа. Готов к небольшой поездке?
Яргородец притворно вздохнул.
- Я-то готов, а вот с Белославой Тихомировной ты, государь, уж объясняйся сам, - проговорил он, и оба засмеялись.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 16 Июн, 2019, 13:21:01
Вот и случай с родственниками пообщаться Яргородцу выпал. Интересно на выросших сыновей Радвиласа посмотреть. Или услышать.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 16 Июн, 2019, 19:50:08
Спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и случай с родственниками пообщаться Яргородцу выпал. Интересно на выросших сыновей Радвиласа посмотреть. Или услышать.
Все, что пожелаете, специально для Вас! :)

Глава 27. Новые союзники и противники
Темноборск, лежавший далеко к полунощи и закату, на границе с Влесославлем, встретил Лютобора Яргородского многочасовым моросящим дождем. Небо сплошь было затянуто серыми тучами. Они клубились, пухли, наползали друг на друга и истекали нескончаемым дождем, навевающим уныние. За серой завесой дождя не видно было города, чтобы разглядеть его, пришлось подъехать вплотную, лишь тогда он будто вынырнул из тяжелых туч.
Яргородец заранее послал вперед вестника, сообщая о себе князю Саулису. Поэтому тот выехал встретить гостя за городской стеной. Разглядев сквозь мокрый полог туч группу всадников, Лютобор остановил взор на переднем из них, сидевшим на буланом коне,  облаченном в доспехи, но без шлема. Каким-то сделался его двоюродный брат, с которым виделся последний раз при осаде Чёрна, до того, как Саулис уехал править Темноборском? Сильно ли изменился с годами? Пойдет ли под медведицкие знамена?
Приблизившись, Яргородец поразился, до чего Саулис сделался похож на своего отца. Просто вылитый князь Радвилас, каким тот был под Чёрном! То же узкое удлиненное лицо с крупным носом, губы почти скрыты под пушистыми усами, спускающимися вниз. Такие же светло-русые волосы до плеч, только у Саулиса сейчас промокли от дождя, будто водоросли. А самое главное - ярко-зеленые глаза, обычные для рода Алджимантаса, но редкие у других. И взгляд тот же - цепкий, острый и пристальный, как у пардуса на знамени Литтского княжества.
- Рысь помнишь? - спросил Яргородец на литтском наречии, подъехав совсем близко.
- Лютобор! - глухо воскликнул темноборский князь, словно до той минуты не мог вполне поверить, кого видит перед собой.
Сколько лет прошло с тех пор, сколько довелось пережить тому и другому, что не каждая человеческая жизнь вместит! А вот стоило припомнить случай из их далекого детства - и будто разом слетели с них обоих прожитые годы и заботы, и обоим показалось, что они всегда оставались братьями. Они крепко обнялись, потом отстранились, рассматривая друг друга.
- Хорош! И не постарел совсем! - воскликнул Саулис. - Никак, секрет вечной молодости открыл, ведун?
- Если бы я его открыл, был бы уже богаче всех государей на свете, и где-нибудь в уединенном дворце обитал, а не мок под дождем на дорогах, - отшутился Лютобор. - Впрочем, тебе он бы все равно не скоро понадобился, ты совсем и не изменился с последней нашей встречи под Чёрном.
- Порода наша такая, что годы не скоро берут: отец мой тоже до последнего выглядел моложе и крепче своих лет... Нет, но кто бы мог подумать, где нам доведется встретиться! Оба далеко заехали от родных мест, - проговорил Саулис, качая головой. - Признайся, заранее и ты бы такого не предсказал!
- Настолько заранее - нет, конечно, - согласился Яргородец. - Но все-таки Боги когда-то дали мне понять, что нам придется быть заодно.
Старший сын князя Радвиласа только махнул рукой.
- Об этом после. Лучше о себе расскажи, как у тебя дела. Слышал, ты теперь воеводствуешь у медведицкого князя.
- Да, и по его просьбе я и приехал к тебе, Саулис. Великий медведицкий князь Лютобор Тихомирич глубоко сочувствует тебе в твоих утратах. Он всегда ценил выучку и умение литтских воинов, и надеется впредь видеть их друзьями, а не врагами.
Саулис встрепенулся, внимательным взором окинул родственника, как бы желая убедиться, что у того на уме, не с лисьей хитростью явился ли? Потом широко взмахнул рукой, предлагая въехать в открытые городские ворота.
- Получается, ты как раз вовремя приехал, Лютобор. Я тут пригласил к себе брата младшего, Линаса, посоветоваться, что делать нам дальше. Через несколько дней он приедет, тогда обо все поговорим как следует, чтобы дважды не повторять. Пока что погостишь у меня, как подобает родичу. Ведь сколько лет уже мы не виделись, а!
- Да, конечно, - рассеянно проговорил Яргородец, думая о том, какие превратности судьбы порой сводят людей между собой. Унаследуй Саулис, как полагалось по старшинству, отцовский трон, и они вполне могли бы никогда не встретиться, а если бы встретились, то совсем не так сердечно. А теперь, благодаря старческому капризу князя Радвиласа, Сварожьи Земли могут склонить на свою сторону Саулиса с Линасом, что иначе сделались бы их противниками...
Проехав с темноборским князем по городу, Лютобор убедился, что там, вроде бы, неплохо обстоят дела. На улицах звучала и сварожская, и литтская речь, в одежде виденных им жителей также смешивались оба начала. Рядом с обычными избами попадались иногда круглые постройки с плоской крышей, у бедняков соломенной или тростниковой, на богатых усадьбах - покрытой красной черепицей. Древний сварожский город, откуда происходила родом супруга Святослава Храброго, сильно изменил свой облик. Однако упадка не чувствовалось, местные жители, сколь успел заметить Яргородец, не бедствовали. Да и в дороге он, несколько раз останавливаясь в селах, осторожно расспрашивал местных поселян, выясняя, что за человек князь Саулис, и не слышал о нем худого.
Как бы там ни было, но он принял Лютобора по-братски. Первым делом познакомил со своей семьей. Жена Саулиса была сварожанкой, темноборской боярышней, и дома разговаривали в основном на сварожском наречии.
Старший сын Радвиласа, стараясь показать себя гостеприимным хозяином,  устраивал щедрые пиры, приглашал на охоту, которую сильно любил еще с детских лет - благо, в темноборских лесах водилось разного зверья никак не меньше, чем вокруг Айваре.
На пятый день приехал второй сын Радвиласа, Линас. Он был похож на брата, только чуть ниже ростом, коренастее и плотнее. Линас также обрадовался, встретив не только родного брата, но и давно не виденного двоюродного. Но теперь уж, как только поутихли восторги воспоминаний о прошлом, пришлось говорить и о будущем.
Как и предполагал Яргородец, у обоих братьев накипело в душе по поводу их брата по отцу Иманта, неожиданно сделавшегося наследником Радвиласа. Сами уже немолодые, с сединой в бороде, они никак не ожидали, что с ними так поступит отец, которому они беспрекословно повиновались всю жизнь.
- Не знаю, чем его очаровал этот балованный родительский любимчик - разве тем, что был всегда при нем и втирался в доверие, в то время как мы правили указанными нам землями, - с негодованием говорил Саулис, остановившись в горнице возле камина, устроенного тоже на закатный лад, вместо сварожской печи. - Правда, отец завещал нам всем, если все же дойдет до борьбы за власть, не поднимать руку друг на друга - спасибо и на том, конечно. Я бы еще понял, если бы он через мою голову передал наследство тебе, Линас - мы почти сверстники, рождены одной матерью и выросли вместе. Но Имант вне всякого порядка наследования!
Более рассудительный Линас проговорил, положив руку на плечо разгневанному брату:
- Не нам судить нашего отца, за что он предпочел Иманта. Мы, сыновья молодости Радвиласа, были для него подчиненными, с нас он всегда требовал без снисхождения, а к детям второй жены, особенно к Иманту, был гораздо мягче. Так бывает у людей, всю жизнь не знавших обычных человеческих слабостей: если со временем у них все же появится слабое место, его уже не преодолеть, оно поглощает целиком. Так, случается, женщина, вышедшая замуж немолодой, не знает удержу в любовных утехах, не узнать становится бывшую скромницу. А то, жадный богач, всю жизнь копивший куны, раз потратится, да и не может уже остановиться, начинает сыпать золотом, пока не разорится. Так и с родительскими чувствами бывает, видимо. Речь не о том, как это вышло. Гораздо важней обсудить, что мы будем делать теперь.
Саулис прерывисто вздохнул.
- Что мы можем сделать, когда у Иманта войск в десять раз больше, чем в наших дружинах, вместе взятых? Для Литтского княжества мы изгои, отрезанный ломоть. Кланяться младшенькому я все равно не стану, да если бы и поклонился, он побоится нас принять. А наши нынешние владения все же чужая земля. Неизвестно, что предпримут теперь коренные сварожане.
Внимательно и молчаливо прислушивавшийся до сих пор Лютобор Яргородский шевельнулся в своем кресле. Только что его будто и не было здесь, словно он исчез, растворился в тени, и братья свободно говорили при нем, как будто наедине. Но вот он поднялся на ноги, и оба литтских князя сразу обернулись к нему.
- Для того я и приехал к вам по поручению великого медведицкого князя Лютобора Тихомирича. Он знает ваши нужды и предлагает вам союз, надеется на ваше мужество и княжескую честь.
- Он предлагает нам на Медведицу придти? - быстро переспросил Саулис.
- Нет-нет: вам ни от чего  не придется отказываться. Владейте себе своими землями, как прежде. Темноборск и Дебрянск и впредь останутся закреплены за вашими родами. Только великим князем признаете отныне не айварского, а медведицкого владетеля. И тогда против вас в Сварожьих Землях ни одна собака не гавкнет.
- И воевать придется вместе с медвединцами? - уточнил Линас.
- Не слишком уж часто, лишь когда придется собрать все силы, - заверил Яргородец. - Ваши княжества все-таки не ближний свет, когда там вы приведете войска, все уже закончится. Вот если придется готовиться к действительно большой войне, тогда... великий князь надеется на вашу дружбу.
- Это значит... он на Орду нацелился? - немного охрипшим голосом спросил Саулис.
- На нее, проклятую, - вздохнул Яргородец. - Только скорее не он, а она - на Сварожьи Земли. Мы ухо держим востро, прознали, что Улзий хочет заново Сварожьи Земли покорить, как некогда Ерден-хан. А тогда, если нагрянет, может дотянуться и сюда, не спросит, литты вы или сварожане. Отца вашего, которого и ордынцы побаивались, больше нет, Имант вам не поможет.
Он добился своего - братья переглянулись и задумались над предложением.
- А ты ручаешься, что великий князь сохранит за нами княжеское достоинство? - спросил Саулис, особенно походя сейчас на отца.
Вместо ответа Яргородец вынул из ларца и аккуратно расстелил на столе пергаментную грамоту.
- Прочтите сами, что пишет вам великий князь. Он предусмотрел все, и со всем уважением предлагает вам союз, как храбрым витязям и сыновьям великого литтского князя.
Братья сблизили головы, читая послание Лютобора Медведицкого, думали и размышляли про себя, что оно им сулит. Наконец, Линас осторожно сказал брату:
- Решать, конечно, тебе, ты старший. Но, по-моему, мы ничего не теряем. Мы будем союзниками медведицкого князя, а не подданными. Он предлагает нам с честью послужить Сварожьим Землям - нам, сыновьям своего врага!
- Об этом никто и не вспомнит, если вы примете союз, - тихо заверил Яргоодец.
Еще некоторое время все молчали, ощущая одну из тех судьбоносных минут, что меняют жизнь до неузнаваемости. Наконец, Саулис произнес:
- Ладно, передай великому князю, что мы принимаем союз, и оправдаем его доверие. Как-никак, Сварожьи Земли и для нас не чужие. Полжизни прожито в здешних краях. Дети мои уже по-сварожски говорят лучше, чем по-литтски.
- Моя семья тоже, - согласился Линас. - Да и нам с братом люди даже имена приспособили по-своему, чтобы не считать нас за иноземцев.
- Не слышал об этом, - признался Яргородец. - И как вас теперь звать-величать?
- Брата из Саулиса в Стемира переименовали, - старший сын Радвиласа подтверждающе кивнул. - А меня... так уж вышло, под стать тебе и твоему великому князю - Лютобором.
- О-о, такое имя не зря дается, Лютобор Радовилич! - засмеялся Яргородец, протянув руку двоюродному брату. - Лютых врагов на нашу долю немало досталось, постараемся и мы не оплошать, если доведется схлестнуться.
- А ведь ты мне предсказывал, что мы будем сражаться под общими знаменами, еще когда мы были мальчишками, - припомнил Саулис-Стемир. - Значит, то были медведицкие знамена?
- В то время я вряд ли представлял, где и как это будет, - припомнил Яргородец.- Просто почувствовал, что так станет, да и мне этого захотелось - вот оно и сложилось вместе. А куда судьба забросит, не видел тогда ни в огне, ни в воде.
- Жаль, что тебя не было возле нашего отца, когда он выбирал себе наследника, - проворчал Стемир Радовилич, согласно пословице: "У кого что болит, тот о том и говорит".
Выбрав подходящий момент, Яргородец проговорил вкрадчивым тоном:
- А еще великий князь велел мне передать, что со временем, если Медведица будет стоять и соберет достаточно сил, поддержит вас, коли решитесь бороться за отцовский престол. Не сейчас, конечно, не обессудьте. Подними мы сейчас войска - Орда тут же в спину и ударит. Вот если общими силами с ней справимся - тогда и за Иманта можно будет взяться.
Если удастся одолеть Орду, да если от самих после такого хоть что-то останется! Для слишком еще многих людей в Сварожьих Землях такое обещание прозвучало бы невыполнимым хвастовством. Но для литтских князей, смирившихся уже с изгойством, и такая призрачная надежда была, как глоток воды в жару. Саулис крепко сжал Яргородца в медвежьих объятиях.
- Ах, брат! Ты нас спасаешь! Не стану врать - я не знаю, каким бы соседом я был для Сварожьих Земель, перейди ко мне престол прямо от отца. Ведь и он с вами воевал не от большого зла, лишь ради пользы Литтской державы.
- Это понятно, - кивнул Яргородец. - Князь есть князь, он должен заботиться о своих владениях. Остальные страны его волнуют постольку поскольку. Было бы странно, если бы какой-нибудь правитель о чужих странах пекся больше, чем о своей.
- Но, если вы поможете мне вернуть княжеский престол, я клянусь, что у меня не будет друга ближе Медведицкого княжества! - пообещал князь Саулис.
Яргородец кивнул ему, но тут же усмехнулся:
- Вот мы и поделили медвежью шкуру, остался самый пустяк - добыть ее в лесу!..
Он пробыл в Темноборске еще несколько дней. Братья-князья старались не ударить в грязь лицом: в эти дни провели смотр своих дружин, в которых были и литтские, и сварожские воины. При этом держались те и другие слаженно, умело выполняли любые боевые задачи. Глядя на них, Лютобор радовался, что удалось заручиться поддержкой сыновей Радвиласа.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 17 Июн, 2019, 21:43:19
На Медведице праздновали Масленицу. Весь народ, стар и мал, высыпал на улицу. Хотя было довольно холодно - в воздухе стояла морозная стынь, и дыхание клубилось облачками белого пара, - но в такой день никакой мороз не мог удержать людей дома. Закутавшись потеплее - бедняки в овчинные кожухи, кто побогаче - в меха, - люди не боялись мороза. Согревшись горячим сбитнем да блинами, одни пускались в пляс, водя хоровод вокруг чучела Мораны-Зимы, другие седлали коней или запрягали в сани, и носились по всему городу, с ветерком и снежной поземкой из-под копыт, под перезвон бубенцов на шлеях.
Забыт жгучий мороз, колючая боль!.. Развеселившимся людям уже не страшен холод. Многие, разогревшись, сбрасывали с себя шубы и шапки, оставались в одном нарядно украшенном кафтане. На Масленицу обязательно надевали лучшую одежду, украшали богатой вышивкой, повязывали яркие ленты, а женщины и девушки нацепляли лучшие свои украшения.
Самое большое масленичное гулянье было на площади под холмом Велеса, поблизости от торговых рядов. Еще заранее, едва начало светать, собрались оборотистые блинники, поставили палатки, в них развели костры, жарили на сковородках круглые румяные блины, готовили для них разные начинки. Тут же варили сбитень, готовясь продавать его желающим его горячим, и площадь наполнилась запахом меда.  Блины продавались на каждом шагу, торговцы зазывали покупателей, не переставая, но народу собралось так много, что в накладе не оставался никто. Ведь блины на Масленицу - это не просто закуска для бродящих на морозе людей. Нет! В них, горячих и круглых, рыже-золотистых, сварожане чтили образ Даждьбога - светлого Солнца, которому предстояло одолеть зиму и заново пробудить жизнь. Блины, как и праздничные хороводы и песни, служили одной цели - пробудить в себе то же солнечное пламя, родственное высшему огню в небе, сделаться соратниками Солнца в борьбе с жестокой Зимой.
На расчищенной от снега площадке горели высокие костры. Через них прыгали молодые пары, загадывая на будущую семейную жизнь. Прыгали юноши и поодиночке, гордясь своей ловкостью и силой.
Подальше силачи состязались в борьбе и в перетягивании каната. Их окружила пестрая толпа, крича и подбадривая своих любимцев. Голые по пояс борцы сплетались мускулистыми руками, сжимали зубы от напряжения, а по их спинам и лбам стекал пот, - победа над силами холода была близка! Зрители приветствовали бурными рукоплесканиями и победителей, и побежденных, выкрикивали их имена, угощали за свой счет.
Гремели бубны, пищали дудки, звенели струны на гуслях. Музыканты играли, в основном, легкие плясовые мелодии, под которые, хочешь - не хочешь, пойдешь в хоровод, скинув и шубу, и шапку. Обыкновенно после Масленичных гуляний сходил весь снег в городе, даже там, где накануне громоздились сугробы по пояс высотой.
- Блинчики с пылу с жару! С икоркой, с творогом, с мясом, с вареньем - из малины, из клюквы! Сбитень медовый, только что сварен! - кричали торговцы наперебой, подзывая народ. В каждой палатке было по нескольку человек: кто-то печет блины и варит сбитень, кто-то готовит начинку, кто-то едва успевает принимать медные монеты и даже гривны. В палатках и вокруг них непрерывно стоят шум, суета, толчея, - зато уж точно никому не холодно, скорее жарко.
Вокруг площади летит тройка, а в санях полно ликующих, хохочущих детей. В то время как дети постарше с удовольствием глядят, какие трюки проделывают скоморохи: ходят по канату на большой высоте, становятся на плечи друг другу и кувыркаются через голову, не расцепившись, ходят на руках так же ловко, как на ногах. Тут же, за отдельной оградой, ручной медведь: неуклюже раскачиваясь на задних лапах, он пляшет под дудку, на которой играет медвежий поводырь. Весь город веселится на Масленицу.
Внимательный взор мог в этом году заметить на масленичных гуляньях и нечто новое. В песнях люди призывали солнце поскорей растопить своими горячими копьями-лучами "зло кромешное из чужой страны - Орду скверную чжалаирскую". А для чучела Мораны, свитого, как обычно, из старых тряпок, прелой соломы и прочего хлама, на сей раз подыскали где-то ржавый чжалаирский шлем и водрузили на голову, к "руке" чучела привязали обломок сабли. Заодно с зимой медвединцы словно надеялись сжечь и Орду. Прежде так шутить они не осмеливались даже на Масленицу.
Однако в этот раз медвединцам могла дорого обойтись их дерзость. В самый разгар праздника вдруг откуда-то издалека послышался истошный вопль: "Расступись! Чжалаиры идут!"
- Ну вот! - заговорили в толпе люди, не столь испуганные, сколько раздосадованные неожиданной помехой, когда было так весело. - Где, где? А-а, вон мурза едет со свитой. Тьфу, болотник его побери, принесла нелегкая!..
На поле, прямо сквозь расступившуюся толпу, действительно въехал гостивший в это время на Медведице чжалаирский посол. - Мэнгэ-мурза. Он ехал на прекрасном золотисто-буром жеребце в окружении вооруженной охраны. Издалека виднелась его шуба, крытая малиновым шелком, высокая росомашья шапка. Сам мурза ехал с важным видом, почти не шевелясь на коне и не глядя перед собой, словно не сомневался, что все препятствия обязаны исчезать с его пути сами собой. Его телохранители поигрывали ременными плетьми, иногда гикали, распугивая народ.
- Продолжайтесь веселиться, - на ломаном сварожском наречии произнес посол. - У вас праздник? Эт-то очень хороший, когда праздник. Мы тоже хотеть веселиться.
Подъехав к одному из лотков с блинами, Мэнгэ-мурза указал на блюдо с уже готовыми и начиненными блинами. Один из воинов тут же подхватил его и передал своему господину. Тот быстро прожевал блин, остальные позволил разделить хохочущим воинам.
Немного подальше, у другой палатки, Мэнгэ приметил молодую торговкуэ. Та, вертевшаяся в окружении покупателей, как белка в колесе, сбросила зимнюю одежду, и сползший с плеч платок открывал ее крупную грудь, прикрытую лишь сорочкой. да двойным рядом красных яшмовых бус. Разглядев ее, чжалаирский посол восхищенно цокнул языком и, нагнувшись к ней с коня, принялся щупать. Ошеломленная женщина замерла, разинув рот, хотела крикнуть - и не смогла: перехватило дыхание. В толпе послышался глухой ропот.
Но Мэнгэ-мурзе все-таки пришлось выпустить женщину: место было слишком людным, чтобы похитить ее. Еще раз облапив ее на прощение, поехал дальше - веселиться на свой лад, наслаждаясь, что медвединцы не смеют дать отпор.
Но вот он краем уха поймал обрывок песни, что пел в кругу зрителей рыжий музыкант, подыгрывая себе на гуслях. Остановив коня, Мэнгэ стал прислушиваться.

- Много лет прожил в лесах Индрик-атаман.
Много проклятых чжалаиров оставил он на пир зверям.
Сильных брал умом, хитрых - большей хитростью.
Перед князем великим хвалился Индрик:
"Все чжалаиров боятся, они же - меня одного".
Что ни яма в лесу - то косточки проклятых белеются.
Сотниками вражьими атаман болота мостил,
А тысячников живых в воде топил...

Песня этого сварха мгновенно взъярила чжалаирского посла, точно красная тряпка быка. Мэнгэ достаточно хорошо знал сварожский язык, да и имя жившего некогда разбойничьего атамана, лютого врага чжалаиров, говорило само за себя. Мэнгэ задохнулся от злости, выхватил саблю и пришпорил коня, врезаясь в толпу со своими воинами.
- Бунтовать, свархские свиньи? Оскорблять своих повелителей, скоты? Да вы совсем избаловались, давно вас не учили!
Народ заволновался, люди бросились врассыпную, налетая друг на друга. Но тут же стали собираться вновь, смыкаясь плотней. Женщин и детей окружили кольцом, подобно стаду лосей-сохатых, почуявших волка. Лица их были мрачны и угрюмы, но в них не чувствовался страх. Сознание своей численности придавало им смелость. Иные уже хватали засапожный нож, кистень или дубинку. С ярмарки подбежал первый силач, готовясь тяжелым кулаком ссадить с коня любого чжалаира. Вдалеке возница на тройке уже нахлестывал своих скакунов, чтобы с разгону врезаться в чжалаирский отряд.
В это время, когда обе стороны уже готовы были начать бой, сварожане загомонили, пропуская богато одетого всадника:
- Боярин, поддержи нас! Будь нашим вождем!..
- Батюшка Тихомир Владиславич, веди нас на проклятых!
То и вправду был Тихомир Зимин, сын умершего месяц назад тысяцкого. Он рассчитывал унаследовать отцовскую должность, но великий князь вместо того вовсе упразднил звание тысяцкого, и Тихомир с той поры все время ходил сумрачный, молчаливый. Никто и не подозревал, что точит его не только сыновняя скорбь. Теперь вот впервые выехал развеяться на Масленичное гулянье - и вдруг такое...
Подъехав ближе и увидев чжалаиров, готовых рубить народ, Тихомир приподнялся на стременах, громко крикнул горожанам:
- Вы что, очумели, против посла великого хана идти? И меня к тому же склоняете? Вам поделом за вашу дерзость, если вас изрубят, а ваши семьи заберут в рабство! Склонитесь перед высокочтимым нойоном, может, он вас простит.
В глазах Мэнгэ-нойона мелькали довольные искорки. Хоть один понятливый сварх нашелся, знающий свое место - такими чжалаиры и желали видеть своих данников. Почему-то они все чаще проявляют непокорность, забывают страх перед Ордой. Нет, видно, все же не миновать усмирять их заново.
Но вот горожанам совсем не понравилось, как их встретил Зимин. Лишь немногие из них подались в стороны, остальные качнулись вперед.
- Боярин, ты за кого - за нас или за проклятых? - проговорил с укоризной мастеровой из кожевенной слободы.
И тут же отлетел от удара чжалаирской плетью прямо в грудь. Один-единственный умелый удар рассек на человеке кожух и кафтан, оставил на коже длинный рассеченный след, будто саблей полоснули. Хорошо хоть, одет горожанин был плотно, а то, придись такой удар по незащищенному телу возле сердца - оно и остановиться может.
- Хуррагх! - взревел Мэнгэ-мурза чжалаирский боевой клич, и их кони вздыбились над головами медвединцев, готовые их топтать.
- Бей проклятых! - тоненько взвизгнул чей-то голос в толпе, но тут же окреп, вливаясь в общий гул. Те, у кого было хоть какое-то оружие, сомкнули ряды, собираясь защищаться. Уже тащили палки и сложенные для костров бревна...
И теперь уже точно закипел бы неравный бой, но со стороны холма Сварога примчался новый отряд под водительством Мстиши, любимца великого князя. Протолкавшись между рядов, Мстиша вклинился между готовыми к бою сторонами.
- Пошто безобразничаешь, Мэнгэ-мурза? Людям повеселиться не даешь, а теперь драться собрался. Кумыса опился, что ли? - спросил он с укоризной.
Посол прищурился, надменно глядя Мстише в глаза, но саблю все же вложил в ножны: новый отряд был во всеоружии, и тут уже сражаться пришлось бы всерьез.
- Ваши люди поют запрещенные песни, восхваляют разбойников как героев! Для вас же лучше, если я проучу их.
Мстиша поднял руку, удерживая горожан, готовых перейти в наступление, увидев подмогу.
- Оставь их лучше, мурза, пусть поют себе. Им и так вы только песню и оставили в утешение. Оставь, иначе я за народ не ручаюсь. Вон толпа какая собралась! Случись что - я их не удержу. Какой спрос с толпы? В ней каждый творит такое, до чего один бы не додумался.
Только сейчас Мэнгэ-мурза как следует разглядел, сколько народу собралось на площади. В толпе-то и мышь смелеет. Прежде чем такую толпу изрубишь, она тебя самого растерзает на куски. Такое в сварожских городах бывало с ордынцами. Хотя ханы позднее всегда сурово карали восставших, но жертв восставших свархов тем к жизни не вернешь. Он не сомневался, что и княжеские воины помогут горожанам не без удовольствия, видно же, что и в них живет здешний упрямый мятежный дух.
Не по себе сделалось Мэнгэ-мурзе. Но он не мог показать страх медведицкому боярину. Хмыкнул надменно:
- За один волосок с моей головы повелитель Улзий предаст огню и мечу всю вашу землю!
С каким бы удовольствием Мстиша и сам сейчас выхватил меч и полоснул бы по этой ухмыляющейся роже! Но нельзя, не готова еще Медведица к большой войне, покуда придется еще терпеть...
- Если отступишь, мурза, ничего не случится. Но, если разозлись народ - клянусь тебе, мурза, не увидишь уже ни повелителя Улзия, ни как он покарает нас. Или тебе так хочется к Тенгри? Или ты готов пожертвовать жизнью, чтобы дать Улзию повод к мести?
Говоря там, Мстиша был уверен в выборе чжалаира. Побывав в Орде, он узнал Мэнгэ-мурзу и ему подобных - младших отпрысков ханского рода, номинальных владетелей и полководцев, никогда не водивших тумены. В действительности такие вельможи, которых было в Орде не перечесть, толпились возле ханского трона, плели интриги в меру своего умения, сладко ели и пили, да иногда исполняли обязанности именитых гонцов и рассыльных, там где послать простого нойона было бы незначительно. Такой человек никогда не согласится погибнуть, чтобы Орда могла поднять меч к отмщению. В глубине души о собственном благе он заботится гораздо больше, чем об Орде. Мстиша не сомневался, что тот уступит.
Смуглое лицо чжалаирского посла пожелтело, затем потемнело. Он сгорбился в седле, напоминая подбитую ворону. Потом молча повернул коня и поехал прочь, в сторону Чжалаирского Посада, где обычно останавливались ордынцы. За ним поехали и воины. Вслед им уставились сотни пар ненавидящих глаз. На одной крыше какой-то мальчишка пронзительно свистнул, но, когда нукер прицелился в него из лука, мальчик уже скрылся по ту сторону покатого ската.
Оглядев народ, только что готовившийся к отчаянной борьбе, Мстиша добродушно улыбнулся.
- Гуляйте дальше: мы позаботимся, чтобы вас никто не беспокоил. Великий князь Лютобор Тихомирич просит вас потерпеть еще немного. Молодцы, что не струсили перед мурзой, но и на рожон лезть пока не след. Не стоит сей чжалаир, чтобы из-за него такой праздник портить. Расходитесь, друзья. У вас, вон, еще чучело костра ожидает!
Постепенно народ стал оживать, соображая, что, вроде бы, все обошлось. Мстиша поехал дальше, собираясь в этот день проследить за порядком в городе. Тихомир Зимин пристроился рядом, насмешливо фыркнул:
- Утешил бунтовщиков? А они с такими разбойничьими песнями завтра и на нас, бояр, пойдут с дубинкой, вот бы о чем вам подумать с премудрым князем.
Мстиша окинул его холодным взором, преодолевая неприязнь.
- Ты лучше помолчи, Тихомир Владиславич, а то я скажу государю, как ты просил людей мурзе кланяться. И что тебе неймется? Ведь ближний боярин, влияния ваш род никто не лишал. А все норовишь сделать назло, будто мухой укушенный. Лучше бы порадовался - люди страх перед Ордой стали терять!
Тихомир насмешливо выпятил губы.
- Ну-ну, поговори еще! Я и забыл: ты сам-то в бояре пролез из челядинцев, вот тебя и радует мужицкая наглость.
И боярин Зимин повернул коня и бросился вскачь по городским улицам. Он мчался, поднимая снежные вихри. Ловил ртом встречный ветер, и не мог остудить того мутного, едкого, черного, как дым, что душило его с того дня, как лишился звания, которое всегда считал своим, положенным ему по наследству. Это была ненависть. Он ненавидел их всех - и великого князя Лютобора, своего двоюродного брата, и князя Бронислава, и Яргородца, колдовством укравшего у него счастье, и Мстишу, княжеского прихвостня. Даже своих родных - дядю Третьяка и младшего брата Доброслава, - Тихомир ненавидел за то, что они готовы и дальше по-холопски служить князю, ограбившему их, Зиминых. Он пока еще не знал, что хотел бы сделать им, но определенно желал каждому всевозможных бед.
Через несколько дней после Масленицы Тихомир Зимин тайно, среди ночи, уехал с Медведицы. Прошел слух, что сперва он подался к давнему знакомому - волчановскому князю Мстиславу. Но, не найдя в нем, связанном клятвой, деятельного союзника, Тихомир скоро объявился в саомй Орде, пред очами темника Улзия.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 18 Июн, 2019, 06:41:55
Зимин, выходит, предателем стал. Что-то он Улзию напоёт.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 19 Июн, 2019, 21:08:22
Благодарю, эрэа Карса!
Зимин, выходит, предателем стал. Что-то он Улзию напоёт.
Что видел, то и напоет, перефразируя один анекдот. Впрочем, Улзий и без него знает, что делать.

Глава 28. Колдовская ловушка
У излучины речки Хмели, одной из многочисленных притоков Великой, остановился на ночь отряд чжалаиров. Не просто отряд - войско: целых три тумена собрались вместе, в поход на свархов. Теперь пробирались через густые здешние чащобы, где привычным к просторам степнякам трудно было находить дорогу. Даже чжалаирские кони, кормясь во время стоянок, тихо фыркали, будто жаловались: и травы не такие, как в привольной степи, и вода не такая...
Но войско вели опытные разведчики, много раз бывавшие в Сварожьих Землях, умевшие находить дорогу не только в лесной глуши, но и ночью с завязанными глазами. Они готовились нанести свархам нежданный удар, пройдя лесными тропами. Правда, чжалаирская разведка доносила, что об их приближении свархам уже известно, вышеградская рать стоит дальше в верховьях Хмели, а вчера с ней и медвединцы соединились. Но, даже если так - им же будет хуже. Непобедимое чжалаирское воинство разгромит одним махом обоих противников. Так напутствовал их сделать темник Улзий. Так собирался поступить царевич Имбагай, командующий объединенными туменами.
Объезжая расположившийся на ночь курень, Имбагай ехидно усмехнулся. Не для Улзия, конечно, он старается, не для того, чтобы Ордой и дальше распоряжался безродный коман! Но пока еще приходится терпеть наглость этого выскочки. Имбагай, пришедший из Черной Орды, кочующей на восходе, возле Пояса Земли, здесь, в Великой Орде, вынужден был все начинать сначала, завоевывать себе сторонников, а заодно наживать врагов - без них никак не прожить сильному человеку. И первый из них - Улзий, действительный правитель Великой Орды. На словах он дружески приветствовал Имбагая, потому что во всей Орде не находилось никого, способного сравниться с ним силой, доблестью и боевой свирепостью. По крови и личным заслугам Имбагай имел все права сделаться ханом. Но в том-то и дело - Улзию совсем не нужен сильный хан. Наверняка он теперь уже плетет интриги за его спиной. Но Имбагаю его паучьи сети не страшны, он легко рассечет их своим булатным мечом-кончаром. Совсем скоро он обрушится на города и селения свархов. Впереди лежит Вышеград, дальше Азань. А когда он возвратится в Орду с победой, неся богатую добычу и ведя толпы пленных, все чжалаиры признают, что он один должен быть ханом. И никакой Улзий не сможет ничего сделать, когда все ордынские тумены станут за него, Имбагая. У себя дома. в Черной Орде, Имбагай допустил ошибку, слишком явно выставил себя врагом хана Дэлгэра. Пришлось спасаться от подосланных убийц, бежать прочь. Дэлгэр тоже боялся и ненавидел его, как теперь Улзий. Но уж второй раз Имбагай будет действовать наверняка. Одна-единственная победа - и Орда упадет к его ногам, как роскошная красавица.
В долгих летних сумерках чжалаирский полководец оглядел свое становище. В пойме реки сотнями красных глаз горели костры. От них разносился густой мясной дух - варили баранину на ужин. По обоим берегам неширокой и мелкой, но извилистой речки ставили юрты, у каждого десятка своя. Поодаль неслышно бродили стреноженные лошади, щипали траву. Из кустов доносилось блеяние баранов, которых ордынцы гнали с собой, как живой запас пропитания. Чуть позвякивая сбруей, выдвинулись вперед сотни, посланные в охранение. В здешних чащобах днем и ночью следовало держать ухо востро. Имбагай кивнул им, и встретившиеся воины съехали с тропы в непроглядную лесную тень, уступая дорогу полководцу с его телохранителями.
Возле костров теснились воины. Одни просто ужинали, другие беседовали, хвалились подвигами, что им довелось или якобы довелось совершить в прежних сражениях. Иные быстро чинили при свете от костра какую-нибудь неисправность в своем снаряжении или конской сбруе. Обнаружь хоть малейший беспорядок какой-нибудь нойон - и не избежать будет плетей, а за крупные неполадки могли выпороть весь десяток.
Все это было знакомо царевичу Имбагаю, так как составляло обычный распорядок жизни войска в походе. Хотя сам Имбагай был еще сравнительно молод, однако быт военной жизни был ему прекрасно известен с детских лет. Он не похож был на изнеженных потомков высокородных семейств, за которых сражаются другие. Он-то как раз любил войну, и находил самыми счастливыми мгновения, когда обрушивался на врага, как хищный ястреб на стаю жирных куропаток. Ни с чем не сравнимое чувство, когда мчишься на коне во весь опор, словно срастаясь с ним в единое целое, и лук в твоих руках тоже становится продолжением собственной воли, посылая во все стороны верную смерть на кончиках стрел, а враги мечутся в смятении и не могут спастись!..
Полководец спрыгнул с коня, передав его повод ближайшему телохранителю. Невысокого, даже низкого роста, Имбагай, однако, обладал огромной силой. Плечи и грудь у него были широкие, как у рослого мужчины, а длинные жилистые руки легко натягивали лук, с которым никто в обеих Ордах не мог справиться. В Черной Орде ходили слухи, будто мать прижила Имбагая от одного из подгорных карликов, обитавших в пещерах Пояса Земли, хранящих там подземные сокровища. Но это наверняка говорилось, чтобы лишить его прав на престол...
Переваливаясь на кривых ногах - править конем ему было сподручнее, чем ходить по земле, - Имбагай прошел мимо костров. Воины настороженно замирали при виде него стихали все беседы. Но царевич был доволен сегодняшним днем, и ухмыльнулся, приветствуя их.
- Отдыхайте спокойно, мои храбрые батыры! Завтра мы двинемся дальше по реке, навстречу свархам. Мы разметаем их войско, как сухие листья, если они вообще осмелятся выступить навстречу, а затем двинемся на Вышеград и дальше. Совсем скоро каждый из вас завернется в соболью шубу, станет есть и пить с серебра, приведет в свою юрту десяток рабов и прекрасных белокурых рабынь! Свархские сокровища заждались вас, победители!
- Хуррагх! - раздался оглушительный многоголосый вопль.
Имбагай усмехнулся про себя. Для простых воинов, не всегда евших досыта, сто цен лошади - уже баснословное состояние, обещанием изобильной добычи их можно заманить куда угодно. На самом деле предстоит еще подготовить будущую победу. Этим волководец и собирался сейчас заняться.
Над юртой царевича развевался бунчук из восьми конских хвостов, выкрашенных в синий цвет. Туда он сейчас пригласил главных войсковых начальников. Командиров туменов и лучших тысяч, военных судей, юртджи, разведчиков. Среди присутствующих была единственная женщина, и, после того, как военачальники высказали свои мнения, большинство глаз обратились именно к ней.
Айбике, ночная колдунья. Как всегда, странная и даже безумная на вид, но незаменимая там, где нельзя справиться в честном бою. Эту женщину Улзий почти навязал Имбагаю, и тот сперва не хотел ее брать, однако в походе убедился в ее полезности. В здешних чащобах, населенных разной нечистью, наверняка не любившей чжалаиров, Айбике одна могла заклясть лесных мунгусов, чтобы не вредили им в пути. Бросала на тропу заговоренные кусочки бересты - и жуткий хохот Лешего доносился ночами откуда-то издалека, но он не мог приблизиться, не мог и искривить лесные тропы, чтобы сбить путников с дороги. Пару раз в воздухе появлялись прозрачные причудливые мороки, но тут же таяли, как туман, прежде чем кто-нибудь из воинов успевал броситься к ним. Водяной хлопал в реках соминым хвостом, но Айбике бросала в воду на каждой стоянке щепотку зеленого порошка - и никто из людей и лошадей так и не утонул.
И вот теперь Имбагай, выслушав донесения разведки, обратился именно к шаманке:
- Не хочется признавать, но свархи нас опередили. Нас ждет объединенная рать Вышеграда и Медведицы. Придумай что-нибудь, чтобы они разделились. Ты ведь, кажется, с медвединцами знакома не понаслышке?
Шаманка скрипнула зубами, раздраженно фыркнула. Об этой ей можно было и не напоминать. Она потому и напросилась в поход с войском царевича Имбагая, что не сомневалась прежде всех донесений: медведицкий князь непременно приведет рать на помощь своему тестю. Ну а с князем, конечно, будет и его первый воевода, с которым ей бы очень хотелось переведаться.
Сидя на корточках вместе со всеми, Айбике поклонилась хану.
- Я уже все придумала, повелитель Имбагай! У нас своя разведка, у медвединцев своя. Если им доложит их разведка, будто второе ордынское воинство направилось в их землю, они, наверное, поспешат обороняться.
Имбагай недовольно наморщил низкий лоб.
- Ты что, считаешь свархов, Айбике? Они вернутся, убедившись, что никакого второго войска нет.
Женщина тонко улыбнулась.
- А теперь самое главное, повелитель. Второе войско будет, и такое, что никакая разведка не отличит его от настоящего! Выйдем из юрты, и ты увидишь сам.
Все еще недоверчиво хмурясь, Имбагай поднялся на ноги и неуклюже направился к выходу. За ним потянулись и нойоны.
Айбике вынула из широкого рукава халата волосяную плетенку, принялась связывать ее со все новыми и новыми компонентами. Уже стемнело, но рядом горел костер, и чжалаиры видели, как ловко мелькают ее проворные руки, словно связывая рыболовную сеть.
- Из человеческих волос я сплетаю косу - пусть поднимутся воины, сильные и храбрые, видом вполне подобные живым! Конские волосы сплетаю я вместе - да будут под ними неутомимы стремительные кони! Кожаные ремни сплетаю я вместе - да будет прочной одежда их и сбруя! Вплетаю я кусочки дерева и перья - пусть их стрелы летят далеко и не знают промаха! Вплетаю кусочки металла - да разят легко их сабли! Вот пот человеческий и конский - да примут они полное подобие! Вот кровь живая - да будет в них дыхание жизни!
С последними словами Айбике полоснула ножом себе по руке, окропила кровью получившуюся плетенку. Затем принялась махать ею в воздухе - восемь раз подряд. И с каждым взмахом воздух перед ошеломленными чжалаирами все сильней сгущался. В нем проступали фигуры, сперва смутные, затем все более определенные. Войско, вытянувшееся тонкой линией - иначе не поместилось бы здесь. Такие же точно чжалаирские всадники, как и здесь, в курене. Нойоны даже узнавали в свете костра знакомые лица. В дорожных темно-серых халатах, в кожаной броне (только у знати была стальная). На невысоких мохнатых лошадках. У каждого воина лук и колчан за спиной, а на боку - сабля. Один к одному - их собственное войско. Вот и их собственные двойники во главе отрядов. А вереди, в окружении своих телохранителей, ехал другой царевич Имбагай.
- Ступайте вперед, на город Медведицу, не сворачивая нигде! Двигайтесь, как подобает чжалаирскому войску, сражайтесь, встретив врага, и не останавливайтесь, пока будете нужны! - приказала Айбике.
Получив приказ, внезапно объявившееся войско зашевелилось, застучало копытами и двинулось прочь, ровной покачивающейся рысью. За ними потянулась пыль и характерный запах вяленой кожи, дыма и бараньего жира, что всегда окружал чжалаирское войско. Айбике создала не просто двойников, но в точности повторявших все качества настоящего войска.
- Вот, повелитель Имбагай, - улыбнулась шаманка, разведя руками. - Свархи не усомнятся, что второе войско идет на Медведицу.
- Но для них ведет разведку местная нечисть - оборотни, - напомнил начальник разведки, Хуту-нойон. - Они уже доставили мне уйму хлопот. Даже самым опытным моим воинам трудно с ними тягаться в здешних непролазных чащобах. Они не распознают твоих двойников?
- Нет, потому что это не простые двойники. Они не морок, повторяющий только облик нашего войска. Они совпадают с живыми людьми, конями, вещами, во всем. Так же двигаются и пахнут - даже самый чуткий нюх не отличит. В них вложены все навыки первоначальных образов. Они могут сражаться, а, если их ранить, истекают кровью. Даже труп двойника останется обычным трупом, не вызовет никаких подозрений. Их ничем не отличить от настоящих... до тех пор, как я не сожгу плетенку. Тогда они развеются, будто их и не было. А для твоих оборотней, Хуту-нойон, у меня тоже припасен подарок.
Позвав из своей юрты раба, Айбике велела ему принести пучок стрел. На древке большинства из них подвешен был пучок волчьей шерсти.
- Второе войско я уже снабдила такими, раздай и ты их своим разведчикам. Я долго пыталась восстановить зелье, каким наши предки почти полностью истребили оборотней. Наконец, я смогла создать состав, что, подобно серебру, оставляет им незаживающие раны.
- Благодарю тебя, мудрая! - склонил голову начальник разведки.
- Не стоит благодарности. Лучше принеси мне голову Лютобора Яргородского! Без него и прочие медвединцы не опасны. Я сама дам тысячу золотых тому, кто его убьет!..
- А сколько дашь, чтобы заполучить его живым в свою постель? - усмехнулся тысячник Буркан.
Вместо ответа шаманка щелкнула пальцами, и дерзкий нойон онемел. В прямом смысле - разевал рот и шевелил губами, и не мог выговорить ни звука!
- Теперь, когда прекратилась глупая болтовня, - мстительно продолжала Айбике, - я даю тебе, Хуту, еще другие стрелы, от колдунов. Они отмечены белым пером сверху. Такая стрела не только ранит, но и препятствует колдовству. Стоит нанесенному на нее зелью проникнуть в кровь, как оно путает магические потоки, рассеивает силу, ослабляет мысль и внимание. Я сама, испытывая его, лишь чуть поцарапалась такой стрелой, и целый день потом лежала больная и не могла колдовать... Ну а это поможет вам наверняка найти Лютобора Яргородского или другого шамана, если они есть у свархов, - женщина указала на несколько тростниковых дудок, принесенных рабом вместе со стрелами. - Они отзываются только на магическую силу...
Как только Айбике взяла в руки одну из дудок, та вдруг оглушительно заревела, точно дикий бык. По всему куреню встрепенулись воины, готовились стрелять на звук, бежали к лошадям. Лишь приказ полководца успокоил их. Но, стоило Хуту забрать у шаманки дудку, та смолкла.
- Теперь он не уйдет от нас и не скроется. И ты, повелитель Имбагай, легко разгромишь всех по очереди, потому что некому будет предвидеть твои замыслы, проговорила шаманка горячо, бархатным голосом.
Сам царевич Имбагай, безжалостный, как голодный ястреб, что считал для себя отнюдь не пороком, а очень полезным достоинством, изумился такой изощренной изобретательности колдуньи.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 20 Июн, 2019, 21:36:15
Выше по течению на той же реке Хмеле, получившей свое имя за то, что уж больно петляла в глухих лесах, как зеленая плеть хмеля по дереву, остановилось и сварожское войско. Едва стало известно о походе ордынцев, как вышеградский князь послал на Медведицу слезную просьбу придти на помощь. Лютобор Медведицкий не мог не откликнуться, даже не проси его об этом тесть. Ему давно уже хотелось сразиться с ордынцами, преградить им путь в Сварожьи Земли. Он не мог позволить, чтобы Орда вновь бесчинствовала, как хорек в курятнике. Последние несколько лет великий князь и его воеводы усиленно готовили новое войско, снаряжали его, не жалея казны, и многого успели достичь. Для решающей битвы со всей Ордрй сил, конечно, еще не хватало, но с тремя туменами Имбагая рассчитывали справиться. Вместе с вышеградской ратью, приведенной княжичем Тихомиром. силы почти равнялись, а, если еще и Драгомир Азанский подоспеет вовремя - совсем хорошо.
Ночь сгущалась над становищем сварожан, какая бывает только в липене - темная, дышащая исходящим от земли зноем. Жара стояла страшная, даже ночью не становилось прохладнее. И ветер не спасал от нее, дул раскаленный, как из печки. Только возле реки становилось немного свежее, но и то совсем чуть-чуть. Услышав легкий плеск ее волн, освежающие запахи речной мяты и других трав, так и хотелось сбросить доспехи, всю одежду, и нырнуть в молочно-теплую, прогретую солнцем воду. Впрочем, днем воины купались по очереди, а ночью нельзя: Водяной гневается на ночных купальщиков, может утопить в темноте.
На безлунном небе высыпали крупные звезды, будто вышитые на черном аксамитовом покрове ночи. Налетевший порыв ветра покачал верхушки деревьев, и они громко зашелестели. В отблесках походных костров деревья казались поднявшимися из земли великанами, грозными велетеми. Того и гляди, отряхнут от земли длинные корни, и пойдут, размахивая узловатыми ручищами-ветвями. Но сварожанам здешний лес не страшен. Они к нему привыкли,  всю жизнь прожили с ним по соседству. Если бы уж против кого и обратился лес, то против иных, вовсе незваных гостей.
Пока что мечтать об этом, конечно, не приходилось. А потому, когда становище уже замолкло, укладываясь спать, предводители войска собрались на совет. Тут был великий медведицкий князь вместе с князем Брониславом Зеленоградским и Лютобором Яргородским, и медведицкие воеводы - Ратисвет Аджаров и Третьяк Зимин, брат покойного тысяцкого. Последним пришел средний вышеградский княжич, Тихомир. Он, в отличие от медвединцев, был без доспехов, в одной легкой шелковой сорочке, мягкие белокурые волосы были мокрыми. При виде него Лютобор Медведицкий нахмурился.
- Ты что - у себя дома плясать явился, Тихомир? Если нападут сейчас враги - мы все при оружии и броне, а ты?
- Да какие враги, Лютобор? - зевнул вышеградский княжич, прикрывая рот рукавом. - Я в этом походе пока что встретил единственного врага - жару. Солнце палит так, что наши доспехи скоро станут плавиться, как в горне. Я удивляюсь, как вы в них жаритесь заживо. Такой казни и чжалаирам не придумать...
Великий медведицкий князь потрогал свою кольчугу, и впрямь нагревшуюся за день. Прежде ему и в голову не приходило, что взрослый мужчина, княжич, воин, может быть так легкомыслен. И это - брат его Росавы! И без того, батюшка тесть решил, как обычно, схитрить - послал отражать Имбагая лишь одного из троих сыновей. Двое других остались при отце, готовятся защищать Вышеград, на случай, если Орда до них все-таки дойдет. И вот, оказывается, что и Тихомир не может быть ему помощником, какие больше всего на свете нужны....
Сидевший рядом с великим князем Лютобор Яргородский уловил его чувства. Поглядев немного на трепещущий огонек свечи, он перевел сумрачный взор на вышеградского княжича.
- Зря ты, Тихомир Лютоборич, купался ночью! Водяной тебя заметил. Остерегайся теперь хмельной реки.
На мгновение Тихомиру сделалось не по себе, по коже пробежали мурашки. Как и все, он знал, что Яргородец видит будущее. Но тут же встряхнул головой, показывая, что не боится ничего.
- Не пугай меня, Лютобор Мстиславич! Чего мне бояться здешней речки, когда я вырос на Великой, и плаваю как рыба!
- Я буду рад ошибиться, - невозмутимо отозвался Яргородец.
Медведицкий князь хлопнул себя широкой ладонью по колену.
- Ладно, будет нам: не тебя, Тихомир, собрались обсуждать. Но чтобы с утра был в доспехах, как все!
- Чжалаиров мы сможем бить, только если научимся в любое время быть готовыми к войне не хуже них. Небось, они сейчас не жалуются на жару, - добавил Бронислав, неприязненно глядя на изнеженного вышеградца.
- Не о том речь, говорю, - уже повышая голос, произнес великий князь. - Разведчик приехал из сторожи Бердышева, послушаем, что скажет нам.
В шатер вошел воин. Даже при свете единственной свечи заметно было, что он только что приехал издалека и, должно быть, скакал верхом день и ночь, торопясь сообщить известие. Став перед великим князем, воин покачнулся.
- Ну, докладывай, что велит воевода Бердышев? - подбодрил воина Лютобор Медведицкий. - Да, кстати: как тебя звать?
- Елень, государь, - хрипло отозвался гонец. И, откашлявшись, произнес: - У чжалаиров два войска, государь. Одно крадется берегом Хмели, второе направилось на Медведицу.
Точно гром среди ясного неба обрушился на головы присутствующим. Они в первое мгновение не могли поверить своим ушам. Князь Бронислав вскочил на ноги, бешено встряхнул гонца за плечи.
- Как?! Откуда взялось второе войско? Все было проверено! Шел один Имбагай! Никого не видно и не слышно больше! Вы что, в своей стороже опились, и у вас двоится в глазах?
Но тут и Лютобор Медведицкий встал на ноги, властным жестом велел брату умолкнуть.
- Не оскорбляй храбрых воинов, Бронислав. А ты говори, - обратился он к Еленю. - Кто видел второе войско чжалаиров? Что они делали?
К счастью, в разведчики отбирали воинов, которых не смущали ни превосходящие силы противника, ни княжеский гнев. И теперь Елень отвечал без тени сомнения:
- Я сам видел вместе со всей сторожей. Они переправились через реку Лесную, и двинулись дальше на медведицкую сторону. Мы их провожали из засады. Все три тумена, как есть. Наши клянутся, там и сам Имбагай был, хотя и первое войско ведет он же!
- Ну, это уж ты заливаешь! - хохотнул княжич Тихомир. - Не может человек в двух местах сразу быть!
- Может, переодел кого под себя? Ордынцы на всякие хитрости горазды, - заметил князь Аджаров.
И медвединцы помолчали немного, собираясь с мыслями. Шутка ли - узнать, что жестокий и коварный враг идет на Медведицу, а они прохлаждаются без толку в вышеградских лесах! Все лучшие полки были тут, с великим князем, в городе осталось не так много защитников. Каждый ощутил почти неодолимое желание немедленно мчаться, пока еше можно опередить врага, встретить нашествие на своей земле. Но великий князь и его воеводы не имели права принимать необдуманных решений. Только Третьяк Зимин глухо буркнул, опустив голову:
- Не иначе, это нам племянничек мой удружил. Уж наверное, рассказал проклятым все, что знал, о наших приготовлениях. Вот они и решили одним махом взяться и за нас.
Никто не ответил ему. Только князь Аджаров положил руку Зимину на плечо.
- Ну, не в нем дело, конечно. Зубы на нас ордынцы давно скалили. Цепь-то золотую Лютобор Тихомирич еще когда разрубил! И тогда уже от чжалаиров не приходилось ждать добра. Но, помогут Боги, разрубим как-нибудь и эту цепь.
Вспомнив о том давнем случае, великий князь немного приободрился.
- Сейчас же пошлю вторую сторожу, пусть проследит за ними. Лютобор Мстиславич, кого лучше послать ею командовать?
Яргородец стремительно поднялся на ноги - даже плотно прижатая броня на нем нигде не звякнула, серебрясь, как рыбья чешуя.
- Я сам поведу сторожу. С Храбром и его людьми, - усмехнулся чуть заметно при этом слове. - Больше мне никого не надо.
Медведицкие военачальники изумленно вытаращили глаза.
- Ты шутишь, Лютобор Мстиславич? - воскликнул князь Бронислав. - Когда это бывало, чтобы первый воевода сам водил разведку? На то есть сотники с десятниками, твое дело - устраивать полки!
Но Яргородец уже твердо все решил.
- До сих пор моя разведка сбоев не давала. Мы сможем двигаться быстрей, и подкрасться к врагу ближе. Если там скрыт подвох, я скорее других его замечу, - против этого никто не мог возразить. - Наконец, я один вижу ночью не хуже, чем днем. Так что, с твоего дозволения, Лютобор Тихомирич...
- Поезжай, - глухим голосом обронил великий князь. - Ты вернее всех сможешь разузнать, что там за второе войско...
Яргородец скрылся в лесу, где уже поджидал его Храбр со своей стаей. Почему-то он не стал седлать коня, зато нес в руках волчью шкуру.
- Готов идти с нами? - Храбр подмигнул ему человеческим глазом на волчьей морде.
Вместо ответа Яргородец накинул шкуру. точно плащ, скрывая голову в волчьей пасти, а руки продевая в мохнатые лапы. Прошептав одними губами заклятье, перекувыркнулся через голову и поднялся уже на четыре лапы - огромным волком, как и вся стая. Никто из них такому превращению не удивился, словно ничего необычного не случилось. Еще на Яргородщине Лютобор выучился таким образом менять облик, чтобы при необходимости странствовать вместе с волкодлаками. Кому не дано от рождения второго облика, как у оборотней, можно его словно бы позаимствовать, надев зачарованную шкуру. Даже Боги у некоторых народов, бывает, примеряют таким образом облик зверя или птицы. 
Чжалаиры даже в лесу продвигались быстро, но куда им был до быстролапой стаи! В один день они добрались до места, где разошлись пути двух чжалаирских воинств, и последовали за вторым, идущим на Медведицу. След оставался - яснее некуда: измятая трава, вытоптанная копытами земля, изрубленные, обглоданные кусты, костровища, лошадиный навоз.
Волки бежали не все вместе, а врассыпную, прочесывали лес, широко обегали след, на случай, если он свернет или исчезнет. Но ничего необычного не случалось, и они продолжали преследовать, чувствуя, как след становится все горячее. В погоне они переговаривались звуками, находящимися за пределами слышимости для человеческого слуха. И Лютобор Яргородский, не забывая, зачем пришел сюда, в то же время ощущал себя волком среди волков, преследующим добычу.
К чжалаирскому становищу подкрались ночью, когда умение видеть в темноте давало стае преимущество перед врагами. Укрываясь, где - за кустом, где - в густой заросли травы, волкодлаки расползлись, как змеи, в разные стороны. Все еще облаченный в волчью шкуру, Яргородец притаился у самых передовых палаток куреня, изучая все, что делалось внутри. Костры уже погасли, людей почти не было видно, только охранники ездили взад и вперед, да порой ржала какая-нибудь лошадь, словно чуя волчий дух. Но люди были здесь - Яргородец словно воочию видел их, спавших сейчас в своих палатках десятками, как привыкли идти в бой. Он подполз еще немного, разглядывая юрту с синим девятихвостым бунчуком...
К нему подкрался Терн, насмешливо скалясь.
- Удивительно, до чего слепы люди по ночам, хуже тетерь! Я прокрался мимо их разведки, и сосчитал коней в табуне. Если считать на каждого воина по три заводных лошади, и впрямь три тумена.
Лютобор-волк легонько ткнул его носом в шею.
- И у меня такие же подсчеты. Теперь подождем до утра, проследим, куда они идут.
Но тут неправдоподобный, оглушительный рев разорвал ночную тишину.  Он продолжался все на одной ноте, не стихая, и от этого рева хотелось зажать уши, зарыться под землю, чтобы не слышать. В то же мгновение чжалаирское становище  озарилось факелами, темные фигуры выскакивали наружу, бросались к лошадям!
- А-а, свархские мунгусы! Хуррагх! - донеслось из лагеря. И тут же дружный залп стрел рассек воздух. Лютобор перекатился по земле, уворачиваясь, но тут одна стрела все-таки ударила его в бок. Страшная жгучая боль пронзила все тело, и он едва сдержался, чтобы не взвыть. Боль, невыносимая боль заполнила его целиком, перекатывалась по телу огненными клубками, плясала в глазах черно-зелеными кругами...
Вслед за тем он обнаружил себя лежащим в траве лицом вниз, в своем собственном облике. Его просто вытряхнуло из волчьей шкуры, когда заклятье внезапно перестало действовать. В этом было что-то неправильное, но его мысли путались, и он не мог сообразить, что пошло не так. 
Оборотни уже мчались, делая огромные прыжки, уворачиваясь от стрел. Но чжалаиры изменили тактику: они не метали больше стрелы сплошной завесой, а, выстроившись цепью, целились метко, как бьет охотник птицу на лету. Вот уже, взвизгнув, пошел на трех лапах Ветер. Дернула головой Власта - стрела на излете отрезала ей ухо.
- Быстрей! Быстрей! - завывал Храбр, замыкая отступление.
Лютобор поднялся, держась за дерево. Другой рукой он, схватившись за дерево, вытянул из раны стрелу, сквозь пробитую кольчугу. Она вышла неожиданно легко, словно совсем неглубоко засела, зато кровь хлынула ручьем. Шатаясь и зажимая рану рукой, Лютобор старался припомнить хоть какое-нибудь исцеляющее заклятье, но чувствовал, что они не подействуют. В заклятии главное - не слова, а направленный поток внутренних энергий, и для его выполнения необходимо ясное сознание и твердая воля. А он не мог сосредоточиться сейчас, в голове все плыло, хотелось закрыть глаза и опять упасть в траву. И это не от раны, по крайней мере - не только от нее: он чувствовал, как по всему телу разливается что-то липкое, холодное, как будто он оказался внутри тучи.
Выскочив из-под обстрела, к нему подбежал Храбр в облике огромного черного волка.
- С тобой все в порядке? У тебя кровь льется, как у зарезанного быка...
С трудом отцепив руки от дерева, Лютобор уткнулся лицом в шею волкодлаку.
- Стрела... Стрела была непростая... Я не смогу сейчас превратиться... Помоги...
Храбр подождал, пока Лютобор с трудом забрался ему на спину. Прижав рану рукой, он другой обнял волка за шею.
- Теперь держись! - оскалил тот белые зубы, и пустился в галоп.
Не все, однако же, волкодлаки могли сейчас так бегать. Ветер был ранен. Еще одна стрела при отступлении задела Пятнышку заднюю лапу. Сперва эти раны никого не обеспокоили, у волкодлаков они всегда заживали быстро. Но сейчас оба раненых ковыляли позади, и видно было, что им трудно идти. А тем временем, позади уже слышался топот - чжалаиры пустились в погоню. Опять полетели стрелы. Молодая волчица Золотинка, младшая дочь Храбра и Власты, на лету поймала одну зубами. И бросила ее, дрожа, как при виде змеи.
- Это скверная вещь, полная колдовства, - провыла она.
- У меня все болит, как будто мне пробили голову, - добавила Власта, на ходу наскоро зализывая Пятнышку лапу и встряхивая окровавленной головой.
А Могута, старейший из волкодлаков, обнюхав стрелу, вдруг страшно зарычал, и шерсть на его широком загривке поднялась дыбом.
- Аррргхр! Такими же стрелами чжалаиры истребили нашу стаю в Приморье! Они ранят оба наших облика, как серебро! Ну подождите, проклятые!..
И, когда чжалаиры показались из-за поворота, старый оборотень метнулся им наперерез, так что никто и крикнуть не успел. Врезавшись в первый десяток, он бешено заработал лапами и челюстями, терзая всех, кто подворачивался. Остальные лошади шарахнулись и наверняка понесли бы, управляй ими кто другой, кроме чжалаиров. Однако они смогли удержать коней, и теперь всаживали стрелы с пучками волчьей шерсти в оборотня-великана, одну за другой, не замечая, что остальные тем временем спасаются бегством. Наконец, Могута рухнул на землю среди растерзанных людей и коней. Шею ему насквозь пронзила стрела, горлом хлестала кровь. Едва упав, он превратился в человека. Но, когда чжалаиры, не в силах поверить в свою победу, принялись рубить его саблями на части, - этого уже не почувствовало его мертвое тело.
Остальные, слыша позади страшный рык и шум побоища, поняли, какой ценой куплено их отступление.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 21 Июн, 2019, 21:11:24
Глава 29. Хмеля-река
С нескрываемым огорчением встретил великий медведицкий князь вернувшихся с разведки. Оборотни, неуязвимые оборотни, потерпели ущерб, его первый воевода тяжело ранен, а второе чжалаирское войско в самом деле направлялось на Медведицу! Тянуть дальше было опасно, и Лютобор Медведицкий приказал готовиться к отступлению, ока еще оставалась надежда опередить врага.
Бледный от слабости Лютобор Яргородский виновато склонил перед ним голову.
- Неудачной была моя разведка, государь. Орда все предусмотрела, на каждого завела свое оружие...
По пути разведчики остановились лишь раз, чтобы промыть раны. Теперь Яргородец едва держался на ногах. Рану жгло огнем, голова раскалывалась от боли, его тряс озноб. Но он отстранил воинов, желавших помочь, и выпрямился перед великим князем.
Тот поглядел с сочувствием на его осунувшееся лицо, запавшие и помутившиеся глаза.
Не кори себя, Лютобор Мстиславич. Враг силен и коварен, то нам и прежде было известно. На твоем месте другой бы вовсе оттуда не вернулся. Отдыхай и лечись теперь, в войске без тебя Аджаров справится.
Поведав о случившемся, Лютобор Яргородский сразу ослабел и позволил отвести себя в шатер и уложить в постель. Когда войсковой лекарь стал менять повязку, из раны опять потекла кровь. Она промачивала насквозь тонкие льняные повязки, расплывалась по белому полотну алыми пятнами.
- Не пойму, государь, что за рана, - только и сказал ему лекарь. - Вроде бы, неглубокая и неопасная, а кровь никак не унимается, и лихорадка начинается...
- Зато я знаю, почему так, - медленно, в полузабытье проговорил Яргородец, прикрыв глаза. - Стрела... была особая. Знаю я... от кого подарочек... Ну ладно, в этот раз чжалаиры победили... Но поглядим... Хорошо смеется тот, кто смеется последним!..
Он замолчал и вскоре уснул, но беспокойным, тревожным сном, полным бредовых видений. Он видел пустые доспехи, вышедшие на поле боя, они щелкали забралами шлемов, под которыми не было ничего, рубили друг друга мечами, кололи копьями, с грохотом и лязгом разваливали на куски. На широком поле разворачивался строй сварожского воинства, но, приглядевшись, он не поверил своим глазам: у всех, кого он видел вокруг, были головы разных животных - лошадей, быков, баранов, вепрей, волков, рысей и других. Он обернулся к великому князю и замер: вместо него на коне возвышался облаченный в доспехи огромный медведь.
Потом Лютобор увидел Белославу. Она с сочувствием склонилась к нему, в ее прекрасных глазах стояли слезы. Он приподнялся, желая обнять жену, но она вдруг превратилась в чжалаирскую женщину, облаченную в причудливый наряд. Лютобору показалось, что он когда-то ее видел раньше. Она протягивала ему чашу, где плескалось нечто белое, слабо светящееся, и говорила: "Я тебя поймала, теперь ты мой. Выпей это и иди ко мне".
В другое время Лютобор Яргородский никогда бы не позволил сновидениям властвовать над собой. Он умел допускать до себя только действительно значимые видения, а ночные мороки и кошмары оставлял за оградой, даже во сне властвуя над своим рассудком. Но теперь все мысленные ограды и скрепы разрушались, оставляя его наедине с бредовыми видениями, и у него не доставало сил выбросить их из своего сознания. Вот так, должно быть, сходят с ума те, кому не удается справиться с болезненным бредом, и он поглощает сознание целиком, замещает рассудок бесформенным хаосом, лишенным смысла и направления. Лютобор сопротивлялся, сколько хватало сил. Он метался, как заарканенный дикий конь, готовый скорее умереть, чем покориться человеку. Он выталкивал из своего сознания кошмарные образы, вспоминал Белославу, провожавшую его в поход, сыновей - Ростислава с Бранимиром, лепечущих что-то по-детски... Лютобора Медведицкого... Бронислава... отца, мать, друзей детства...
- Руки у тебя коротки - лишить меня памяти своей отравой, - прохрипел он, облизывая пересохшие губы.
Его пылающего лба коснулось мокрое полотенце, к губам поднесли теплый травяной настой. Еще прежде, чем смог открыть глаз, бывший яргородский князь узнал Горицвета.
- Спасибо, мальчик, - прошептал он вполголоса.
Вообще-то, не мальчик уже - годы шли, и, принося одним признаки будущего увядания, других, входящих в возраст, красили полным цветом мужественности. И Горицвет был теперь уже юношей за двадцать лет, рослым, с широким разворотом плеч, с красивой головой и буйными золотистыми кудрями. Щеки его уже опушила, хоть и не очень длинно, мягкая светлая бородка. Но Лютобор, в бреду заблудившись во времени, вспомнил сына Миловиды таким, как встретил впервые. Только открыв глаза, понял, что ошибся.
- Что сейчас делается? Где великий князь? - спросил Яргородец, придя в себя.
- Мы готовимся уходить, государь. Великий князь приказал сворачивать становище. Скоро уже поедем.
Тем временем Лютобор Медведицкий действительно велел готовиться к отступлению. Раз враг угрожает Медведице, уже не до союзнических и родственных договоренностей, пусть простит батюшка-тесть и его сыновья. Сами бы на его месте могли вовсе не отозваться, призови их медвединцы на помощь.
Пока становище готовилось сняться с места, превратившись в разворошенный муравейник, великий князь отыскал своего шурина, княжича Тихомира, чтобы попрощаться. К его досаде, легкомысленный вышеградец словно бы и не обеспокоился, что остается один на один с Имбагаем. Он вместе со своими воеводами собрались возле только что прибывшего обоза, доставившего муку, копченое мясо и вино. И, похоже, был уже навеселе. что особенно возмутило медведицкого князя.
- На вас тоже напали? Конечно-конечно, тебе надо спешить домой. Ничего, мы и без тебя справимся с Имбагайкой.
Лютобор Медведицкий глядел, набычившись, и с трудом сдерживал желание встряхнуть шурина за ворот шелковой рубашки - кольчуги тот, по такой жаре, опять не надел.
- Ты не забыл, куда пришел, Тихомир? Орда - не шутка! Ты видел, что с Яргородцем случилось? Они могут напасть в любой миг! Им только и нужно застать тебя врасплох. А ты еще и хмельных медов успел налакаться...
- Всего чарочку и попробовал! Сам знаешь, как пить хочется в такую жару. Вот попробуй, каков медок, - Тихомир потянул упиравшегося Лютобора за руку. - Когда мои воины глотнут такого меда, смело пойдут не только на Имбагая, но и на самого Улзия!
- Ага, и спьяну всадят копье в брюхо себе или соседу в строю! - съязвил Лютобор, глядя на сгружаемые с телег бочки, как на злейших врагов.
Тихомир недоумевающе округлил глаза.
- Да о чем ты, Лютобор? Сроду не было, чтобы хмельное питье честному человеку мешало! Наш народ всегда умел повеселиться, и оно только на здоровье шло. Только коварные лжецы боятся вина да меда, чтобы не выдать свои подлые замыслы. Вот покойный князь Радвилас вместо того, чтобы веселиться, все хитрые замыслы изобретал. А нам скрывать нечего, живем в свое удовольствие!
- Насчет Радвиласа ты бы помолчал лучше! - прервал великий князь. - Радвилас был великий вождь и полководец, он возвеличил Литтское княжество. Он под стенами Медведицы стоял, и, не построй мы каменную Крепость, не устоять бы нам. Ты сперва сумей совершить во хмелю не меньше, чем Радвилас - без него, вот тогда видно будет, польза тебе с него или вред.
Сообразив, что великий князь гневается всерьез, Тихомир недоумевающе заморгал.
- Да что ты злишься, как медведь-шатун, Лютобор? И как только с тобой сестрица моя живет?..
- Не твое дело! Получше живет, чем в девичестве, при батюшке и братцах, - грубовато отрубил Лютобор. - Так вот, слушай: я ухожу, а ты останешься здесь, в становище. Отсюда не выходи, у тебя войск немного, а тут хоть как-то укрепиться можно. Жди Драгомира Азанского, он должен придти на помощь. Ушами не хлопай, не давай себя застать врасплох. Посылай разведчиков каждый день, и держи войско в боевой готовности. И, ради всех Богов, не пей больше! Я тебе оставлю триста человек с воеводой Вороновым, да крепкую сторожу Истомы Бердышева. Больше не могу, извини. Но это надежные люди, полагайся на них, будут тебе передовым заслоном.
- Не беспокойся, сделаю, как ты велишь, - пообещал вышеградский княжич.
Глаза у него были незабудково-голубые, совсем как у Росавы, и Лютобора что-то остро кольнуло при мысли, что оставляет ее брата наедине с коварным врагом. Но выбора не было. Там, на Медведице, оставалась она сама вместе с детьми, и он не мог их бросить на произвол судьбы. Обнявшись с шурином на прощание, вскочил на подведенного ему коня.
Отступая прочь от речки Хмели, медвединцы не подозревали, что в пути за ними внимательно следят глаза чжалаирских разведчиков, проверяющих, точно ли они уходят. Сейчас медвединцам важна была быстрота, а не скрытность продвижения. И единственный, кто мог узнать, что их нарочно выманили из становища, князь Лютобор Яргородский, лежал раненый в одной из повозок, и вновь боролся с подступающими собственного больного воображения.
Сквозь забытье, в коем пребывал большую часть времени, Яргородец чувствовал, как возок встряхивало на лесных тропах, когда под колеса попадалась яма или древесный корень. От тряски плохо заживающая рана разболелась еще сильней, усилилась лихорадка. Кругом все, казалось, таяло от жары, а он дрожал от холода под медвежьей шкурой, и клацал зубами. Лютый, мертвенный холод мучил его и в забытье; он видел себя то на вершинах заснеженных гор, то на заметенной снегом равнине, где дул пронизывающий, как ножом, ветер, то среди сделанных изо льда лабиринтов и пещер, где из пола поднимались ледяные копья. Холод пронизывал его насквозь, замораживал каждую каплю крови. Лицо сек, точно кнутом, пронзительный сухой ветер, бросал навстречу колючий снег, мешал дышать. Стужа стояла куда страшней самой свирепой зимы, такая, как, должно быть, бывает только на самой далекой полунощи, у Седого Моря. Всюду, куда бы ни бросился Лютобор, была лишь жуткая, неземная зима. Снега и льды призрачно синели под черным небом. Так, верно, мог выглядеть Кромешный Мир, царство Чернобога и Мораны...
Однако, едва он подумал об этом, как увидел фигуру, скатившуюся со склона в снежной лавине, будто огромная птица без крыльев. Но, как только она приземлилась, он узнал чжалаирскую шаманку, виденную прежде.
- Ну здравствуй! - приветствовал он ее. - Вот и встретились! Ты-то как же попала сюда так неожиданно?
Она окинула его взором больших, пронзительно блестящих глаз.
- Хотела на тебя поглядеть, и соскользнула сама. Но ты не радуйся: между нашим положением есть большая разница. Я попала сюда в здравом уме, и знаю выход, а ты будешь здесь блуждать, пока не замерзнешь насмерть!
И она направилась прочь, карабкаясь по ледяному склону, заметаемому снежным вихрем. Лютобор видел, как она пробирается по пояс в снегу, ее спина в пернатом плаще мелькала впереди. И он поспешил за ней, как последней надеждой на спасение.
Женщина петляла, как заяц, стараясь оторваться от него, но он упрямо шел за ней сквозь мир, пронизанный тьмой и стужей. Чжалаирка была его путеводной звездой. Она ныряла в ледяные пещеры, пряталась за нагромождение торосов, пытаясь сбить его со следа. Но Лютобор видел во мраке лучше нее, и выслеживал повсюду. Казалось, они целую вечность пробираются сквозь царство вечной зимы, где, кроме них нет ничего живого. Но вот, наконец, впереди забрезжил свет, и стал понемногу стихать мороз. Теперь Айбике, наконец, обернулась к нему лицом.
- Ты - один из самых опасных врагов Великой Орды, а все же я почти рада, что ты и на сей раз выбрался! Благодаря тебе я многому научилась, расширила границы своего колдовства, открыла такие заклятия, какие прежде мне не приходили в голову, - все нарочно ради тебя. Сам посуди: на сей раз я обманула тебя! Обманула! За мной осталась победа!
Она, захохотав, пустилась бежать прочь, из ужасного ледяного мира. Лютобор выскочил наружу, в свет и тепло, и крикнул в спину женщине:
- Поглядим, за кем останется решающий бой!..
И он открыл глаза в своей спальне в медведицкой усадьбе. Вместо мертвенного холода повеяло ласковым домашним теплом. Сквозь широко распахнутое окно веял свежий ветер, волнуя зеленые занавески. А вместо змеиной усмешки чжалаирской шаманки увидел склонившуюся над ним Белославу. Осунувшаяся и бледная, с черными кругами под глазами, она сразу преобразилась, едва увидела, что он открыл глаза. Усталое лицо осветила улыбка, враз преобразившая ее черты, из глаз побежали слезы радости. Она бросилась к мужу, целовала его и не хотела выпускать из объятий.
- Всей Медведице будет радость узнать, что ты жив, не взять тебя ордынской отравленной стрелой! Сейчас пошлю гонца сообщить брату!.. - говорила она. и не могла оторваться от него.
Лютобор медленно припоминал все, что было.
- Значит, мы дома! Жена... а мальчики как?..
Белослава улыбнулась гордой материнской улыбкой.
- Что им сделается? Растут не по дням, а по часам! Ростислав уже на коне держится, как заправский наездник. А Бранимиру купили барабан, так он теперь с ним не расстается даже на ночь. Даже когда садится обедать, ставит его рядом, и ложкой барабанит по нему...
В другое время Лютобор тоже порадовался бы успехам детей и расспросил подробнее. Но сейчас, вместе с ясным сознанием, к нему возвращались и воспоминания, в которых прежде он не мог разобраться. Теперь все сделалось кристально ясно, до наипоследнего.
- Второе чжалаирское войско!.. - глухо выкрикнул он.
- Да, самое удивительное! - проговорила женщина недоумевающим голосом. - Чжалаиры дошли уже до рубежей медведицкого княжества, уже люди из окраинных сел бросали дома, бежали в леса. И вдруг пропали все разом, как корова языком слизнула! Не отступили, просто пропали будто растворились. И разведчики наши ни на каких дорогах не видели ни одного чжалаира, ни живого, ни мертвого!
Лютобор со стоном откинулся на подушки.
- Будто растворились!.. Еще бы нет! Ее колдовство развеялось, как только стали не нужны! Нас всех перехитрили, как детей, заставили нас разделить силы. Нам подсунули морок, хоть и убедительный...
Белослава, видя, как сильно встревожен ее супруг, сперва испугалась, что он опять бредит, и лишь потом разобралась, что он хочет сказать.
А на следующей седьмице пришли вести от оставшегося с вышеградцами на реке Хмеле заслона...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 22 Июн, 2019, 15:28:28
Хитрая Айбике, печальная повесть о Хмеле.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 22 Июн, 2019, 20:56:36
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хитрая Айбике, печальная повесть о Хмеле.
К сожалению. :'( Ну вот, узнаем, чем она завершится.

Всего пятьдесят человек из оставшихся на Хмеле вернулись на Медведицу. Измученные, оборванные после долгих скитаний по лесам, многие страдали от воспалившихся или едва начавших заживать ран. Отважные медведицкие витязи похожи были сейчас на бродяг, кочующих под мостом, а днем просящих подаяния возле торгов. Едва медведицкий князь увидел этих людей, во взорах которых запеклась боль и отчаяние без пределов, сразу понял, что случилось самое худшее. Нашел среди заросшей, обовшивевшей толпы сотника Найдена, оставшегося старшим по званию.
- Говори все, как было! А этих, - указал дворцовым челядинцам на прочих беглецов, - отвести в баню. Выдать после чистую одежду и накормить. А ты, Найден, - снова обернулся к сотнику, - потерпи еще немного. Когда на вас чжалаиры напали?
- На шестой день после твоего ухода, государь, - удивленно произнес Найден, озираясь на князя и его воевод. - Так ты знаешь уже, государь?
- Ничего не знаю покуда, вот и томлю тебя тут. Что с войском княжича Тихомира?
- Ой, беда, государь! Побили всех, наголову разгромили! - сотник замотал кудлатой головой. - Всех, всех начисто истребили, врасплох застали, проклятые!
Мстиша подал беглецу чашу с квасом. Тот шумно пил из нее, слышно было, как клацают о края его зубы. Отдышавшись и собравшись с мыслями, Найден заговорил уже более внятно:
- По правде сказать, государь, войско вышеградское не было готово к битве. Как вы ушли, началось сплошное веселье, гульба ежедневная. Княжич Тихомир сам хмельными медами угощался каждый день, и войску позволял. Говорил - просто так сидеть в становище скучно, вот и будем веселиться, пока чжалаиры не нагрянули. Доспехи все поскидывали и сложили в обоз - жара ведь стояла несусветная. Разведчиков сперва еще посылали, но никого не видно было, и совсем успокоились. А проклятые, конечно, только того и ждали...
- А вы в своем заслоне куда глядели? - взвился князь Бронислав. - Вас там на какого Лешего оставили? Воевода Воронов, Бердышев чем занимались? Или тоже глаза залили медом хмельным?
- Нет, государь, зря говоришь такое, - с упреком отозвался Найден. - Нам воевода не давал распускаться, и в разведку нас гонял каждодневно, но ведь нас горстка оставалась, что мы сделать могли? Воевода беседовал с княжичем Тихомиром, да тот лишь отмахивался. "Я, говорит, княжеский сын, а ты только боярин, и не мне на поводу у тебя идти". Известно, пьяному море по колено...
- А лужа - по уши, - сурово договорил Лютобор Медведицкий. - Продолжай, Найден. Как все случилось?
Лицо спасшегося сотника сквозь покрывавшую его корку грязи исказилось болью.
- Как... В очередной день, немного пополудни, в самую жару, это случилось. Мы все были сонные, как мухи. Одни купались как раз, другие, совсем разморенные, легли отдыхать. Мы, не чета прочим, лат не снимали на день. Они нас и спасли... некоторых. Послышался вдруг топот, визг. Не успел никто оглянуться, а проклятые уже тут! Шатры наши стоптали, всех, кто выскакивал, стрелами косили, как траву, теснили к реке. Княжич Тихомир погиб одним из первых. Как все началось, он, видать, опомнился, выскочил из шатра с мечом в руках. Ни кольчуги, ни шлема уже надеть не успел. Я его видел издали, он в красной сорочке был, приметной. На самом речном берегу он оборонялся от наседавших ордынцев, и троих зарубил. А потом его ранили стрелой, он сорвался в воду и ко дну пошел. И не он один - много тогда воинов в Хмеле-реке утонуло. Нарочно загоняли туда, конями теснили...
- Ах, Тихомир, Тихомир! - с сожалением воскликнул Лютобор Яргородский, еще бледный, при движении держась за раненый бок. - Все-таки забрал его Водяной, хоть он и не верил...
- Если в чем и был виноват княжич Тихомир, то смерть он принял, как доблестный воин, - осторожно проговорил сотник, принесший черную весть.
- Доблестный олух! - фыркнул со злостью князь Бронислав. - Сам погиб, и дружину свою погубил на кровавом пиру! Из-за таких вот князей да воевод нас ордынцы и колотят уже без малого сто сорок лет! И будут колотить дальше, ибо мы большего и не заслуживаем! Как можно было за столько лет не усвоить, на что способна Орда, веселиться, будто у себя дома? О, как помогают тебе, брат, любезные родственники!
У великого князя и самого просились на язык не менее резкие возгласы гнева, печали, укоризны. Сердце сжималось от страшной картины напрасной гибели тысяч сварожан. Кроме того, он подумал еще и о Росаве, лишившейся любимого брата. Но кричать, подобно Брониславу, чтобы слышала вся Крепость, ему не подобало.
- Успокойся, брат. И не вздумай такое брякнуть при моей жене - ей и без того будет тяжко, - сказал строго. И к сотнику: - А вы-то как же уцелели, скажи?
Отвечая на вопросы великого князя и его воевод - Яргородца, Аджарова, Зимина, - спасшийся сотник чувствовал, что его испытывают, хотят удостовериться, точно ли все было именно так, как он рассказывает. Им надо было проверить все. Спасшиеся беглецы ведь могли и чжалаирами быть отпущены с какой-то целью - после случившегося всего можно ожидать. Найден отвечал им, сколько мог припомнить.
- Мы верхом успели вскочить, пошли на прорыв. К этому времени становище уже окружили со всех сторон. Да мало кто успел выбраться, почти всех посекли. Воеводу Воронова при мне сам Имбагай зарубил. Подскочил, как бешеный, с тургаудами своими. Росточком - от горшка два вершка, на коне еле видать, а силач страшный, и в самую сечу все лез. Первым ударом разрубил воеводе щит, шлем... а втором рассек его пополам вместе с конем!.. Воины его не отставали. Мало кому из наших удалось уйти - по одному, по два. Мне тоже повезло. На скаку опрокинул одного ордынца, и, пока он барахтался, успел проскочить. Там уже ничего не сделать, моя жизнь ничего бы не изменила... а тебе, государь, следовало доставить весть...
- Ты прав. Ладно, иди, мойся, отъедайся и отдыхай, - махнул рукой великий князь, отпустив сотника, и устало переглянулся со своими ближниками...
После этого Лютобор Медведицкий прошел во внутренние покои Крепости. В спальне рыдала Росава, уткнувшись лицом в подушки. Она сорвала с голову двурогую кику, украшенную княжеским венцом, и волосы падали в беспорядке на ее вздрагивающие плечи и спину.
- Тихомир был всегда самым ласковым из моих братьев, всегда веселый и светлый, как первый солнечный лучик. Он нас с Любомилой учил ездить верхом, весной всегда нам приносил первые цветы или птичку в клетке. И погиб первым из всей семьи, погубили его проклятые чжалаиры! Никогда уж Тихомиру не вернуться домой, не поцеловать молодую жену, не порадовать отца на склоне его лет!
Подойдя к жене, Лютобор осторожно обнял ее за плечи. Присев рядом, притянул к себе на колени, покачал, как ребенка.
- Тут ничего не поделаешь, Росавушка. Тихомир погиб с оружием в руках, как подобает воину. Не в честном бою его проклятые одолели - коварным обманом, разделив наши войска. Тихомир сейчас в Ирие, среди самых великих наших предков, как равный им. Он не любил слез, не захотел бы, чтобы близкие надрывали душу...
Росава обернула к мужу раскрасневшееся, опухшее от слез лицо.
- Прошу тебя, Лютобор! Обещай мне не как жене, а как сестре, потерявшей брата от рук проклятых...
"Сейчас попросит, чтобы я был осторожней, а то и вовсе не лез с ними сражаться, как бы и со мной не стало так же, - подумал медведицкий князь. - Но я не могу такого обещать. Дело мое сильнее просьб жены..."
- Обещай мне одолеть навсегда проклятую Орду, чтобы больше уж никому не приходилось после нас оплакивать близких по их вине! - порывисто воскликнула она.
Лютобор Медведицкий изумленно взглянул на супругу. Скажи такое его сестра, ее бы он понял, но Росава всегда казалась ему кроткой и нежной, он и не подозревал, что она настолько выше женских слабостей, и чувствует единодушно с ним. Он ощутил необыкновенно сильный прилив нежности к жене. Бережно поцеловав ее в макушку среди золотых кудрей, он пообещал:
- Если это будет в моих силах, Лада моя.
Всхлипнув в последний раз, Росава отстранилась. К ней подошла Вешняна с чашей для умывания. Отерев затем лицо полотенцем, княгиня поправила волосы, надела на голову убор.
- Поеду к Любомиле. Ей сейчас еще тяжелей, - проговорила она сухим, надтреснутым голосом.
В следующие дни до Медведицы доходили все более страшные известия. Царевич Имбагай свирепствовал в Вышеградском княжестве, разорял города и села, истреблял людей целыми семьями и уводил в плен. Испуганные вышеградцы добирались до самой Медведицы, надеясь, что хоть туда не дотянется враг.
Великому князю пришло слезное письмо от тестя, князя Лютобора Мезамирича. Тот горько оплакивал гибель сына и разорение своих земель. Но теперь Лютобор Медведицкий не мог ничем помочь. Он не распускал войско, держал его наготове, на случай, если Имбагай дойдет до его владений.
А новоявленный завоеватель, оставив на месте вышеградского княжества пепелище, двинулся далее - на Азань. Здесь он одержал новую сокрушительную победу: азанская рать была наголову разбита, самого князя Драгомира, тяжело раненого, увезли замертво. И в его владениях тоже повторилась судьба Вышеграда. Теперь уже ничто не мешало Орде идти дальше. На стенах Медведицы днем и ночью стояли стражи, вглядываясь в сумрачную даль - не идет ли на них безжалостный враг?
Однако ордынский дракон неожиданно пресытился убийствами и грабежами. Войско отягощала богатая добыча и множество пленных, и сытого хищника потянуло в свое логово. Сам Имбагай доволен был успехом своего похода и стремился в Сарай-Мунлик. Он не сомневался, что теперь уж вся Орда признает, кто достоин править ею, и уже предвкушал, как втопчет безродного Улзия в грязь, из которой тот вышел.
Когда Имбагай, тяжело переваливаясь на кривых ногах, пришел в дворцовый сад, где среди абрикосовых деревьев принял его Улзий, темные глаза некоронованного ордынского правителя пронзительно сощурились. Он поглядел на подарки Имбагая - меч вышеградского княжича и его богатые доспехи, найденные после битвы. А взгляд останавливался на другом мече, рукоять которого возвышалась за плечом Имбагая. Этот обезьянорукий карлик брезгует легкой изогнутой саблей, ему больше по нраву тяжелый старинный клинок.
"Проклятый легкомысленный глупец, такой же короткоумный, как и все нынешние ханы! Сварожьи Земли были у тебя в руках, как раз впору было их добить, а ты не догадался развить такой успех, повернул назад!.. Мнит себя великим полководцем и законным ханом, а сам не видит дальше своего носа. Разве можно допустить такого к власти? Ради блага Орды я должен убрать еще одного..."
Улзий сделал едва заметный знак руками стоявшему за его спиной сотнику своей охраны, Товрулу. Тот, великан мрачного вида, замеченный Улзием недавно на военных состязаниях, однако уже проверенный, чуть заметно кивнул: знак понят.
- Да хранит тебя Тенгри, доблестный Имбагай-оглан! - медовым голосом произнес Улзий. - Подобного тебе воина Орда не видела со времен Ерден-хана, а может быть, и раньше... Но о твоих великих подвигах жаждут услышать и другие, ты же радуешь ими пока лишь меня одного. Сейчас во дворце Алтан-бека как раз идет пиршество, там собрался цвет Орды, ближе к вечеру приеду и я. Поведай там о своих победах над свархами, заставь встряхнуться кое-чьи обленившиеся души. Вот, Товрул-нойон тебя проводит.
Даже зная о коварстве Улзия, Имбагай не ожидал от него подвоха вот так, среди бела дня. К тому же, был уверен, что его, победителя свархов, "кровавый темник" не посмеет устранить, как тряпичных кукол, что именовались прежними ханами. А если бы и посмел, Имбагай вполне полагался на себя и на свой меч...
Когда стемнело, Товрул-нойон явился во дворец Улзия скрытно, через потайную дверь. Багровый халат на нем был распорот, и он показал повязки на боку.
- Имбагай-оглан был настоящий батыр, хоть по виду и не скажешь! - произнес сотник чуть ли не с восхищением. - Я его не подпускал близко, а он все равно исхитрился, и чуть не вспорол мне брюхо. Ну да, руки-то у него не короче моих, хоть сам он и вдвое ниже... был. Теперь я укоротил его еще больше, повелитель.
- Превосходно, Товрул, - с чувством произнес Улзий, которому уже сообщили, что царевич Имбагай зарублен неизвестными убийцами. - Надеюсь, никто тебя не видел, тогда все решат, что до него дотянулись враги из Черной Орды. Лечись и отдыхай, Товрул. Сделаю тебя начальником моей охраны.
И, отпустив польщенного нойона, Улзий стал размышлять, кому из темников поручить дальше вести войну со свархами. Не сейчас, пожалуй, сейчас они все настороже, второй раз в ловушку не попадут. Если слишком сильно на них давить, могут и договориться между собой. Медвединцы и так слишком многих уже взяли под свою руку. Волчановский князь, самый опасный их противник, с Лютобором Медведицким заключил договор, вышеградский владетель - его тесть. Даже среди литтов некоторые готовы идти в одной упряжке с Медведицей. Надо и ему навести мосты к тем, кто с Медведицей не в ладах. Скажем, новый великий литтский князь Имант. Он на престол взошел не по порядку, своих старших братьев наверняка боится - надо ему пообещать твердую опору в будущем. Да и Драгомиру Азанскому Медведицу любить не за что - давние заклятые соседи, воевали не раз. Азань ведь и с Ордынскими владениями граничит, и, если припугнуть Драгомира повторением Имбагаева нашествия, он поймет, что поддерживать выгоднее сильного. Правда, азанского князя прежде еще отыскать надо - после его поражения никто не видел его ни живым, ни мертвым. По крайней мере, в своей столице его точно нет. Даже лучшие разведчики отыскать не могут, где он прячется.
Через два-три года он обрушит на свархов новый удар. К тому времени они поутратят бдительность, а он успеет получше подготовить свои войска. Взвешивая теперь достоинства лучших ордынских военачальников, Улзий прикидывал, кто из них поведет войска на свархов.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 23 Июн, 2019, 20:29:09
Глава 30. Драгомир Азанский
Не меньше, чем Улзия, в это время интересовало и великого медведицкого князя: куда же подевался Драгомир Азанский? Шли месяцы, в сокрушенное Имбагаем Азанское княжество постепенно возвращались люди, отстраивались заново на пепелище, да тревожно вздыхали: удастся ли в этот раз обжиться как следует?.. А князь Драгомир будто сквозь землю провалился. И самые ловкие медведицкие лазутчики не могли ничего выяснить. Доподлинно узнали только, что в городе князя не было, уехала куда-то и княгиня Любуша. Может, кто из бояр и княжеской челяди и знал больше, да служили азанскому князю люди все больше неболтливые, как и полагалось на государевой службе, и, как бы хитро не расспрашивали медвединцы, точно ничего установить не удавалось.
Но у Лютобора Медведицкого была наготове и разведка иного рода. Когда уже лучшие его лазутчики опустили руки, он велел Яргородцу выяснить, куда исчез азанский князь. Выяснив кое-что, он попросил оборотней разведать безопасные дороги. И вот, когда уже настала поздняя осень, и с деревьев облетали последние листья, решено было навестить Драгомира в его потаенном логове.
С собой великий князь взял только Яргородца, Мстишу и брата Бронислава. Те уговаривали взять с собой побольше воинов на всякий случай, но он был непреклонен.
- Мы же договариваться с Драгомиром едем, а не запугивать его, и он должен понять, что к нему приехали с добром. Вряд ли там у него большая охрана, он ведь не ждет никого. Мы и так свалимся, как снег на голову, если же еще придем с войском, Драгомир точно не поверит.
- Ему же будет хуже, а мы ничего не потеряем! - пожал плечами Бронислав. - Лишь бы Драгомир нам не мешал. Не узнаю тебя, брат. Ты сломил Мстислава Волчановского, а этого недобитого ордынцами...
- Приму как товарища по несчастью, если он не докажет обратного, - возразил Лютобор Медведицкий. - Драгомиру пришлось хуже, чем нам, в несчастье должен стать сговорчивее. Впрочем, поглядим, чем он дышит...
И они уехали вчетвером, якобы на охоту, а в действительности - вглубь глухих болот, лежавших внутри азанского княжества.
Унылое осеннее болото неласково приняло непрошеных гостей. Копыта коней хлюпали в вязкой грязи, выдираясь с чавканьем. Проходимая тропа была еле различима, лишь в стороне, среди болотных кочек, поросших высохшей рыжей осокой, плескалась грязная ржавая вода. И без того редкая растительность теперь совсем пожухла, увяла, смешалась с болотной грязью, и теперь ничто не радовало взгляд, куда ни посмотри. Серое низкое небо, казалось, готово было лечь пухлыми громадами туч на такую же серую, бесформенную топкую грязь, а больше ничего было не разглядеть на много верст вокруг. Изредка в небе слышались голоса птиц, поднимающихся в Ирий на зиму. На болоте даже они звучали особенно тоскливо. Кое-где еще вяло квакали лягушки, которым приходила уже пора заснуть на зиму. Зато комары, несмотря на холод, роились вокруг путников целыми стаями, звенели, не умолкая, облепляли каждый участок неприкрытой кожи, непрерывно жалили всадников и коней. Лютобор Медведицкий иногда встряхивал головой, отгоняя их, Бронислав ожесточенно отмахивался, а Мстиша сдержанно ругался. Один лишь Яргородец, все время ехавший впереди, казалось, вовсе не замечал маленьких кровожадных мучителей.
Если бы не его водительство, навряд ли им удалось бы благополучно пересечь болото. С виду было трудно понять, чем избранный им путь безопасней всякого другого. Кругом так и хлюпала жидкая грязь, ноги и брюхо коней были облеплены ею, как и сапоги путников. Но, не глазами, а неким внутренним чутьем, Лютобор Яргородский всякий раз выбирал безопасное направление среди болотных кочек, где не могло быть никакой тропы или отметины. Стоило проехать - и их следы начисто смывала вода.
- Сюда, держаться след в след, - говорил Яргородец, меж тем как спутники его с тайной жутью и холодком в животе ощущали, как качается под ними зыбкая топь. - Здесь не только всадник - повозка пройдет. А вот по сторонам не зевать!
- А вон там, глядите, вешки расставлены! - Мстиша указал на белые флажки, укрепленные на широком дощатом настиле в стороне от их тропы.
Яргородец перехватил его за повод.
- Не вздумай свернуть! Там трясина, как кисель, жидкое месиво. Нарочно вешки поставлены, для незваных гостей. Кое-кто уже упокоился, верно, - в маслянисто блестящей болотной воде ему привиделся силуэт бешено пытавшегося выбраться смуглого всадника на мохнатой лошади. Будто лицом к лицу, разглядел распахнутые в немом ужасе глаза, видящие разверзающуюся под ним могилу, в то время как все отчаянные усилие выбраться только утягивали глубже человека вместе с лошадью. Запоздалый гусиный клич показался Яргородцу жалобным криком обреченного...
- Надежное убежище себе нашел князь Драгомир, - признал Бронислав.
Расположенная среди болот усадьба вдруг открылась в сером мареве, будто выросла здесь, как кочка. Она была устроена на возвышенности, поднимавшейся над болотом, как остров. На ней росли деревья, был даже устроен небольшой сад, а на самом высоком месте построен был деревянный терем, окруженный несколькими избами, жилыми на вид - над ними поднимался дым.
- Теперь понятно, почему Драгомира с собаками не найдешь, - усмехнулся великий князь. - Конечно, тут можно и год прожить тайно. Кто-то из его слуг с семьями наверняка тут живет постоянно, они же ездят в город за припасами. Вот убежище и пригодилось. Драгомир скрылся зализать раны, с ним княгиня его, ближайшие воины и слуги. Скорее всего, в Азани несколько ближних бояр знают, где их князь, и пересылают ему важные вести, но очень немногие. Хитер азанский лис, куда как хитер!..
Бронислав удивленно взглянул на брата, не понимая, осуждает или хвалит он азанского князя.
Едва подъехали к воротам, как залаяли и зарычали за забором крупные псы, похожие на волков, яростно гремя цепями. В саду работал какой-то старик; он с неожиданной быстротой юркнул в дом, и оттуда высыпали пара десятков человек, налаживая на ходу луки и ухватив покрепче сулицы.
Мстиша невольно присвистнул.
- Зря ты, государь, воинов не взял, - проговорил тихо.
Великий князь сам взялся за древко копья, притороченное к седлу, но не спешил нападать или угрожать. Смело подъехал ближе.
- Здравствуйте, азанцы! Я - великий медведицкий князь. В гости приехал к вашему владетелю, князю Драгомиру Вышеславичу, о здоровье его проведать.
Цепные собаки продолжали яростно лаять, и, как собаки же, ощетинились азанские воины, не желая пускать приезжих.
- Не знаем тебя, а пускать пришлых не велено, - проворчал пожилой воин, готовясь ударить сулицей первого, кто проедет в ворота.
И неизвестно, чем бы это закончилось, но тут на крыльце послышались неровные шаги и стук деревянной палки, и в дверях показался сам азанский князь Драгомир, припадая на покалеченную ногу.
- Все в порядке, витязи мои. Гости приехали, - проговорил он глухим голосом. - Ну, проезжай, Лютобор Тихомирич, раз уж пожаловал!
Медведицкий князь с невольным сочувствием поглядел на давнего соперника. Видно было, что Драгомир не совсем оправился от тяжелых ран. Он был худ и изможден, двигался еще с трудом. при разговоре сухо покашливал, держась за полузажившую рану в груди. Ко всему, левый глаз у Драгомира тоже был поврежден и открывался лишь наполовину. Он будто враз постарел, исхудавшее лицо прочертили морщины, в темных волосах и бороде прибавилось седины. Лютобор Медведицкий не мог не посочувствовать ему.
Вместе со спутниками он проследовал внутрь болотной усадьбы. Драгомир привел их в большую уютную горницу и указал садиться, а сам с явным облегчением опустился в кресло около печки, где пылало жаркое пламя. Бывшая в помещении молодая женщина подошла к азанскому князю и положила руки ему на плечи. Драгомир ласково поцеловал ей одну руку, затем другую.
- Ступай, Любуша. Мы просто поговорим. Не надо за меня бояться. Распорядись, чтобы принесли гостям поесть и истопили баню.
Женщина тихо вышла, бросив на незваных гостей неприязненный взор.
Драгомир Азанский проводил ее взглядом. При этом его изможденное лицо осветилось от нежности, так что показалось сразу моложе и здоровее.
- Она, Любуша, выходила меня тут, на болотах. Днем и ночью сидела со мной, лечебными травами отпаивала, перевязывала раны, в бане парила, просила Богов об исцелении. Благодаря ей я сейчас жив... А нас ведь сейчас никак нельзя умирать, правда, Лютобор Тихомирич?
И в том, как прозвучало это "нам", медвединцам почудилась надежда. Не может же азанский князь сейчас не понимать, что враг у них общий?
- Во всяком случае, не так, как погиб мой шурин на Хмеле-реке, не на пользу Орде, - согласился великий князь. - Рад с тобой повидаться, Драгомир Вышеславич. Постараться пришлось, чтобы найти твое убежище.
- Даже в Азани о нем знают лишь немногие. Нарочно устроено на всякий случай, - отвечал Драгомир, гордясь своей предусмотрительностью. - Ордынские лазутчики крутились близко отсюда, но болота наши скрывают много тайн... Только тот, кому служат дивии, - он покосился здоровым глазом на Яргородца, - может добраться сюда без проводника.
- Мы тебе все-таки не чжалаиры, не со злом пришли, - укоризненно произнес Лютобор Медведицкий. - Пока ехали, видели владения твои. Тяжко азанцам пришлось, иные селения так и чернеют, разрушенные, в других люди отстраиваются снова. Урожай собрали, сколько осталось на полях, чего не вытоптали чжалаиры. Ждет тебя твой народ, Драгомир Вышеславич. Сочувствуют: говорят, ты со своим княжеством делишь все напасти.
Драгомир настороженно слушал, думая, к чему клонит гость. Его поврежденный глаз при этом непроизвольно подмигивал.
- То верно: как придет Орда проклятая, так первым делом к нам, ибо мы на пути у нее лежим. В старые времена Ерден-хан нашу Азань разорил первой, и с тех вор все с нас начинают. До остальных владений лишь потом черед доходит, если доходит вообще. И хоть бы кто догадался поблагодарить за то, что мы, вроде как, щитом у других лежим, самую большую вражескую ярость на себя принимаем, своей кровью гасим пожар...
Медвединцы переглянулись, не обменявшись ни словом. Конечно, у каждого своя правда. Если смотреть с точки зрения Драгомира, он прав...
- Ну вот, я приехал тебя поблагодарить от имени тех, до кого враг не дошел, - вежливо проговорил Лютобор Медведицкий. - Если бы Азань нас не прикрывала, и впрямь труднее бы Медведице приходилось перед ордынскими набегами. И сам ты, мне хорошо ведомо, хоть и не любил нас никогда, но боролся с нами, полагаясь лишь на себя. Ярлыки на великое княжение в Орде не клянчил и иноземцев не наводил, как Мстислав Волчановский. Поэтому я хочу, чтобы мы поняли друг друга.
Драгомир закашлялся, отпил лечебного отвара из чашки. Потом в болезненной гримасе скривил тонкие сухие губы.
- А чего еще ты хочешь, Лютобор Тихомирич? Может, Соболевск мне вернешь?
- Сожалею, но не могу. Не мной он присвоен, не мне и отдавать, - медведицкий князь даже отодвинул блюдо с жареным поросенком и кашей из агайского проса с солеными груздями. - Лучше скажи, Драгомир Вышеславич: вот если, не приведи Перун, чжалаиры снова нагрянут, ты что станешь делать тогда? Опять между двух огней окажешься...
Азанский князь вяло подцепил ложкой несколько грибов, съел их вместе с кусочком ржаного хлеба. Еще слабый после ран, он не очень-то хотел есть.
- В этом случае какой у меня выбор? Только тот, которому и твои предки следовали с самого Ерденова нашествия. И сам Святослав Храбрый им не брезговал...
Бронислав насмешливо фыркнул.
- Что, после Имбагая не осмелишься другой раз против чжалаиров идти?
- Помолчи, - прошипел Яргородец ему на ухо.
- Против Имбагая деваться было некуда - я защищался, - с достоинством ответил Драгомир. - Иное дело - самому давать повод чжалаирам. Уж очень близко Орда к моим владениям, в любое время можно ожидать нового удара. И не подготовишься. Так что против Орды я не пойду, пока она не вторгнется ко мне. Это мое окончательное слово.
Все помолчали, а спустя некоторое время Яргородец сказал:
- Я не удивлюсь, если чжалаиры сейчас еще больше, чем мы, желают тебя повидать, Драгомир Вышеславич! Всем ты нужен, все тебя обхаживают, точно невесту с богатым приданым. Как тебе известно, Улзий убил Имбагая. Теперь у него, должно быть, в голове большие замыслы, и в них находится место и тебе.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 24 Июн, 2019, 21:06:30
Азанский князь удивленно взглянул на него, при этом его поврежденный глаз снова задергался.
- Правду говорят, Лютобор Мстиславич, что тебе ведомо все! - протянул он. - Приезжали уже на Азань ордынские послы, спрашивали обо мне. Дорогу сюда, конечно, не нашли, но послание Улзиево оставили для меня. Он извиняется передо мной за самовольный набег Имбагая, называет любезным союзником. Пишет, что задержал азанских пленников в Сарай-Мунлике, не перепродал дальше, и позволит их выкупить.
- Ценит тебя "кровавый темник", - уважительно проговорил великий князь.
- Только за дурака беспамятного держит. Думает - стоит ему сменить кнут на пряник, и ты сразу забудешь раны свои и разорение своей земли, - съязвил Бронислав Зеленоградский.
- Не забуду уж точно, - тихо проговорил Драгомир, потирая рукой, видимо, опять занывшую рану в груди. - Что ж, как буду здоров, придется поехать "в гости". Пока что я послал в Орду боярина Мороза. Он еще отцу моему помогал с чжалаирами сговариваться. Умнейший человек, все их повадки знает... Да, кстати, он же выяснил, что чжалаирские послы не только ко мне направлены. Из Азани они поехали в Литтское княжество, в Айваре.
Медведицы быстро переглянулись. Этого им еще не было известно. Лютобор Яргородский невесело усмехнулся.
- Ну вот и поглядим, каков окажется Имант. Взаправду ли великий князь, каким был его отец, или всего лишь властолюбец, который ради сегодняшних выгод протянуть руку кому угодно. Если так и дальше пойдет, сыновья князя Радвиласа будут по обе стороны.
- Любимое дело у ордынцев - ссорить своих врагов между собой. И не знаешь порой, где совьет гнездо измена, - угрюмо проговорил Лютобор Медведицкий. - Хорошо, что хоть с тобой, Драгомир Вышеславич, смогли оговорить вот так откровенно. И за ценные известия благодарю тебя! Не знаю, что ты выберешь, но я рад, что смогли немного понять друг друга.
Повисло молчание. Только громко трещал огонь в печи, да слышно было их взволнованное дыхание.
Тишину нарушил хозяин дома на болоте. Наклонив голову, чтобы смотреть прямо, он встретился взором с великим медведицким князем.
- Каждый крутится как может, Лютобор Тихомирич. И я, пока Орда в силе, против нее открыто не пойду, не то положение у меня. Если решишься воевать, на меня не рассчитывай, предупреждаю сразу. Говорю сейчас, как есть, чтобы после ты не думал, что я тебя предал.Я не имею права навлечь на Азань новое нашествие. Моему народу и без того несчастий хватило через край.
Лютобор Медведицкий понимающе кивнул недавнему сопернику. Перед глазами стояли свежие пепелища, темные, будто опаленные, лица женщин и детей, лишь недавно осмелившихся выбраться из лесов, и вздрагивающих при виде каждого всадника.
- Быть может, на твоем месте и я думал бы так же. А что сделаешь, если Улзий велит тебе идти с ним против нас?
- Предупрежу тебя, а там будет видно. Думаю "опоздать" к решающему бою. За конной Ордой трудно поспеть...
Все засмеялись.
- На быков своих воинов посади, Драгомир Вышеславич, - сквозь смех посоветовал Мстиша. - От них никто не ждет резвости. Скажешь: воюем, мол, на чем можем...
По счастью, Драгомир шутку понял. Проговорил, усмехаясь в седеющие усы:
- Прежде, чем ехать, у Лешего болотного дорогу спрошу...
После неожиданной вспышки веселья Лютобор Медведицкий сказал, пряча улыбку:
- Ты не сердись, Драгомир Вышеславич, что шутим с тобой так запросто. То не в упрек тебе совсем. Просто ты нас принимаешь так хорошо у себя в гостях, и мы сегодня друг друга поняли лучше, чем за всю жизнь. И уже не хочется с тобой меряться чинами. Мы ведь не в Орде.
- То верно, - согласился Драгомир. - У них принято друг другу льстить, с языка просто мед льется, особенно когда обращаются к хану или большому мурзе. Такое красноречие берется - все вещие певцы и бояны позавидуют. А в спину друг другу готовы всадить нож.
- Они-то друг другу - пусть, - вздохнул Лютобор Яргородский. - Лишь бы мы их примеру не следовали. Счастье, что с тобой договориться довелось, Драгомир Вышеславич. Ты уж не подведи!
- Я давно думаю, что мне делать дальше. Считай, с того дня, как стал выздоравливать от ран, - проговорил азанский князь, взвешивая каждое слово. - Я не пойду с тобой заодно, пока Орда в силе, но никогда не пойду против тебя. Если что узнаю о замыслах ордынских, сообщу тебе. Выясню насчет Иманта, если удастся, попробую вбить клин между ним и Улзием.
- Хорошее дело сделаешь, Драгомир Вышеславич! - обрадовался Мстиша.
- Я тоже так думаю. Орде союзники не нужны, только слуги. Она понимает лишь силу. Вот если получит хороший отпор, тогда, глядишь, и у них многие поймут, что одной войной не прожить.
- Да. Для Орды тоже лучше будет, если они увидят, что сварожане - сильный народ, а не стадо, которое можно стричь и резать, - заметил Яргородец.
Наблюдая за медведицким князем и его ближниками, Драгомир Азанский невесело усмехнулся.
- Наши владения издавна соперничают друг с другом, и мы никогда не были друзьями. Тебя, Лютобор Тихомирич, еще не было на свете, а я мальчишкой был, когда ваш род отобрал у нас Соболевск. Помню, я рос и мечтал посчитаться с медвединцами и вернуть все с лихвой. Я и теперь не забыл... Но одно дело - наши внутренние распри. И совсем другое - если в них суется Орда, услужливо предлагая и месть, и власть в Сварожьих Землях... Мне еще не все мозги выбили, чтобы я поверил в чжалаирскую дружбу. Может быть, когда-нибудь впоследствии мы или наши потомки и сведем старые счеты, выясним окончательно, кто достоин владеть спорными землями. Но не теперь. Орда угрожает нам обоим, и может отобрать гораздо больше.
Лицо Лютобора Медведицкого озарилось счастливой улыбкой.
- Еще раз повторю: я рад нашей встрече, Драгомир Вышеславич! Для вида, конечно, придется всячески показывать, что мы ненавидим друг друга, чтобы Улзий тебя не заподозрил...
- Когда узнаешь о союзе Азани с Ордой, государь, погромче возмутись "гнусным предательством" Драгомира Вышеславича, - посоветовал Яргородец великому князю. - Припомни еще какую-нибудь историю померзее из прежних времен. Скажем, о том, как червлянский князь Любосвет по заказу команов заманил в ловушку моего предка Звенислава Ростиславича; да, она вполне подходит...
- Не оставлю никому сомнений в моей ненависти, - усмехнулся Лютобор Медведицкий.
- Как-нибудь переживу, - нахмурился Драгомир. - Хотелось бы по-другому, конечно...
- Чего? - не понял великий князь.
- Не понимаешь? - сумрачно покосился одним глазом Драгомир. - Ну да, где тебе! Вы-то все, если получится,  великими героями останетесь в памяти потомков. Если одолеешь Орду - люди тебя во веки веков почитать станут. А меня запомнят как предателя, который не продал Сварожьи Земли чжалаирам лишь потому, что не получилось. Ловко ты каждому назначил его место!
Лютобор Медведицкий замер, будто натолкнувшись на глухую стену. Он действительно мыслил, как подобает вождю и полководцу, и в еще не начавшейся, но давно всеми ожидаемой войне отводил каждому определенную задачу, не всегда задумываясь об их согласии.
- То, что сделаешь ты, не менее важно, и, кроме тебя, никто не справится. Глядеть врагу в глаза, изображая дружбу, может быть тяжелей, чем рубиться в открытом бою, - сказал он твердо.
- Погоди, государь, я кое-что скажу, - вмешался Яргородец. - Великий князь Святослав Храбрый говорил: "Не так уж важно, что о нас скажут будущие поколения, лишь бы они появились на свет. Даже если станут нас проклинать, сама их жизнь - это наша победа". Так сказано в летописи, сохранившейся со времен Святослава. А ведь его в те времена тоже далеко не все способны были понять. Но время прошло, подробности теперь мало кого волнуют, и люди уверились беспрекословно, что Святослав был прав во всем. Люди неглупые, разберутся со временем и насчет тебя, Драгомир Вышеславич, если дела будут говорить в твою пользу.
Драгомир сидел в кресле, прикрыв поврежденный глаз, и казался сейчас похож на подбитую нахохлившуюся птицу.
- Если уж необходимо для освобождения от Орды мне быть бесчестным предателем, то я им буду, - произнес он сухо.
- Это необходимо, Драгомир Вышеславич, - проникновенно сказал Лютобор Медведицкий. - К тому же, мы должны быть готовы ко всему... Если мы потерпим поражение, или враги сумеют нас перехитрить, как на Хмеле-реке, если окажется, что мы пришли слишком рано, и Сварожьим Землям еще не одолеть Орду... Тогда вы, кто рисковать с нами вместе не желают, уцелеете. Ты, Драгомир, и Мстислав Волчановский... Влесославль еще... Вас чжалаиры не покарают за мою "вину", и вы сохраните, что останется от Сварожьих Земель, начнете все сначала. Воспитаете новые поколения воинов, что за нас отомстят.
Не только Драгомир, но и собственные ближники, может, кроме Яргородца, взглянули с удивлением на великого князя, не ожидая, чтобы он подумал уже и о том, что станется в случае его поражения. Князь Бронислав даже мысленно подосадовал на себя за то, что сам не привык настолько далеко мыслить о будущем, как его двоюродный брат. Пока он стремился всеми помыслами лишь к победе над чжалаирами, и старался не думать о том, что может выйти совсем не так. Увидел, как на своем месте дернулся Мстиша, как будто хотел защитить великого князя от его собственных мрачных опасений. И только Лютобор Яргородский остался сидеть совершенно невозмутимо. Лишь чуть заметно выпрямился в своем кресле, внимательно прислушиваясь. А на лице его ничего не дрогнуло, разве что синие глаза блеснули ярче обычного.
"Интересно, а он-то хоть знает, как сложится противостояние наше с ордынцами, победа или гибель суждена каждому из нас? - подумал Бронислав о Яргородце. - Небось, если и знает, так не откроет никому, пока все не определится точно, чтобы ни в ком не дрогнуло сердце..."
Даже Драгомир Азанский уважительно склонил голову перед медведицким князем.
- Далеко ты заглядываешь, Лютобор Тихомирич, все предусматриваешь... Чтобы ты впредь во мне не сомневался, я поклянусь тебе на мече быть тайно с тобой заодно. Только подай мне меч или позови кого-нибудь, чтобы подали... Мне сейчас не встать...
Он беспомощно вытянул раненную ногу, не касаясь ею пола. Видно было, что она опять разболелась; лицо Драгомира посерело, глаза помутнели. Незаметно для него Лютобор Яргородский направил в его сторону исцеляющее воздействие, но не очень сильное, чтобы подтолкнуть естественное восстановление, не более того - ведь здесь его никто не просил о помощи. Тем временем Мстиша снял с бревенчатой стены меч и положил на стол среди опустевшей посуды. Князь Драгомир вынул клинок из ножен и поцеловал лезвие, затуманившееся от его дыхания.
- Во имя Неба и Земли, Сварога и Макоши, я признаю тебя и твоих наследников старшими братьями мне и моему роду. Со своей стороны обещаю явно и тайно способствовать твоим замыслам и оборачивать в твою пользу замыслы врагов. Если же я предам из страха или выгоды, пусть земля в тот же миг поглотит меня.
- Приветствую тебя, брат! - с неподдельной радостью воскликнул Лютобор Медведицкий, крепко обняв азанца. Тот чуть заметно поморщился, но лишь потому, что медвежьи объятия великого князя причинили ему боль.
- Путь Боги даруют тебе победу, брат, - назвал и Драгомир медведицкого князя братом впервые искренне, не по одному лишь княжескому обычаю.
- Нашу общую победу, Драгомир Вышеславич. Никто у тебя не отнимет такой чести. Но и ты наш договор помни всегда. Если ты меня переживешь, так вот соратники мои, свидетели твоей клятвы. Каждый из них властен будет тебе о ней напомнить в любой день.
Драгомир невольно сглотнул пересохшим горлом. Значит, им вовек друг с другом не развязаться. И перед Улзием ему придется стоять в одиночку, тут медвединцы ничем не помогут, наоборот, связь с ними ляжет ему на плечи тяжким бременем, а уж если узнают... Нет, не менее, а еще более одиноким сделало его сегодняшнее соглашение. И все-таки, Драгомир чувствовал сегодня непонятное облегчение. Хотя бы кто-то в Сварожьих Землях знает теперь, что и ему не менее дорого их будущее.
- Для связи подберем надежных людей, - проговорил он задумчиво.
- Не надо, - неожиданно заметил Лютобор Яргородский, хитро улыбнувшись. - Найдем таких связных, которых ни за что чжалаирам не разгадать и не перехватить. Тех, кто разыскал тебя здесь, хоть ты и ловко умеешь прятаться.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 25 Июн, 2019, 16:05:15
Вот и Драгомира нашли, и даже договорились. Жизнь продолжается.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 25 Июн, 2019, 16:37:32
Понеслось события, похоже, как телега с горы. Сколько там осталось "мира", год, два? Вряд ли больше, фигуры на доске, игроки в зале...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 25 Июн, 2019, 21:16:36
Большое спасибо вам, эрэа Карса, эр Зануда!
Вот и Драгомира нашли, и даже договорились. Жизнь продолжается.
Да уж, конспирацию развели такую, что впоследствии о договоре с Драгомиром так и не узнает никто.
Понеслось события, похоже, как телега с горы. Сколько там осталось "мира", год, два? Вряд ли больше, фигуры на доске, игроки в зале...
Да, но до решающих событий должна еще произойти "генеральная репетиция".

Глава 31. Дороги на Медведицу
Шло время. Сварожане постепенно залечивали раны, нанесенные Имбагаевым нашествием. Уже пошел третий год, а все было тихо. Люди постепенно отходили от пережитых бедствий. На месте разрушенных селений строились заново. Распахивали поля. Рождались дети, а ради них родителям стоило начать все сначала. И они обустраивались заново, в отчаянной надежде, что новым поколениям не придется узнать опустошительных ордынских набегов. Надежда на лучшее всегда спасала сварожское племя.
Но на Медведице все это время продолжали готовиться к войне. На Ратном поле чуть ли не ежедневно проходили учения. Не только княжеская дружина, но и городские полки учились владеть оружием, драться в строю пешими и конными. То кто-нибудь из воевод, а то и сам великий князь приезжал проверить, чему они научились. Горожан делили на боевые десятки, сотни и тысячи, ставили опытных воинов им в начальники. Чуть ли не каждый вечер можно было услышать команды начальников, порой переходящие в сердитый окрик. а то сдобренные соленой шуткой. Опытные воины показывали новичкам, куда надежней всего бить сулицей или пикой, как поразить врага, не подставляясь самим. И медвединцы, видевшие эти военные приготовления, поглядывали в сторону Крепости, нарядно белеющей на холме Сварога. "Видно, там что-то знают", - шептались горожане.
Это было правдой. Медведицкий великий князь считал разведку первейшим средством ведения войны, и стремился знать все о врагах и союзниках. Зная, что чжалаиры всегда изучают обстановку в стране, куда собираются напасть, бывают там под видом мирных купцов, гостей, выясняют слабые места, находят полезных для себя людей, - князь Лютобор поступал так же. Он давно узнал, что ордынцы готовят новое вторжение. Сперва об этом сообщил князь Драгомир Азанский, когда был в Орде, за ним подтвердили медведицкие купцы, побывавшие там под видом влесославцев.
Вести войско собирался темник Хулагу с четверыми другими военачальниками - Алтанбеком, Тулуем, Сунгуром и Шоной. Все они считались опытными военачальниками, и к тому же лояльными Улзию. Впрочем, пять ордынских туменов - в любом случае сила, которой нельзя недооценивать.
К счастью, даже Орде нужно немало времени, чтобы собрать такую силу.  Если не зевать, за это время можно сделать многое.
Под знамена медведицкого князя приходили менее значительные владетели, стремящиеся стать частью новой нарождающейся силы. Приезжали и порознь отличившиеся уже прежде в боях, во главе своих дружин или в одиночку. Одних вело желание служить самому могущественному князю, под началом которого можно многое совершить, у других были свои причины.
Один из таких витязей как раз ехал через густой лес тропой, протоптанной лосями. Именно витязь - по облику никто бы в том не усомнился, увидев его хотя бы раз. Высокого роста, в плечах косая сажень, он держался в седле непринужденно, как подобало опытному всаднику, хотя заметно было, что проделал долгий путь. К седлу подвешены были так, чтобы взять в любой момент, щит и огромное ясеневое копье, а у пояса виднелся длинный меч, вложенный в ножны алого сафьяна. Под простым дорожным плащом воина открывалась кольчуга,  и, видно, дорогая, двойного плетения. Когда сквозь деревья просачивался солнечный луч. его кольчуга сверкала, словно чистое серебро. В облачении витязя недоставало только шлема, но он, верно, нашелся бы в дорожном мешке, привьюченном к седлу его могучего белоснежного коня. Теперь же только густые белокурые волосы падали волной ему на плечи, колыхаясь при каждом движении. Лицо всадника было открыто, и можно было разглядеть, что он выглядит еще молодым, возможно, между двадцатью пятью и тридцатью годами, вступал в самую лучшую мужскую пору. Лицо его, обрамленное небольшой белокурой бородой, было по-настоящему благородно и красиво, так что любой взор с радостью остановился бы на нем. Однако выражение его было печальным, как у человека, раз и навсегда простившегося со всеми надеждами. Правда, и печаль не портила его, даже одухотворяла внешность, в которой иначе чувствовалось бы слишком много грубой силы. На губах витязя иногда мимолетно появлялась легкая улыбка, когда он, проезжая тенистым лесом, видел белку, стремительно взлетевшую вверх по дереву, когда сорвал ветку со сладкими ягодами созревшей малины, или увидел стайку белых бабочек, порхающих над кустом можжевельника. Все эти мелкие радости летнего дня трогали его сердце, но в темно-голубых глазах все равно оставалась грусть - они не улыбались.
Почему этот витязь, судя по всему, не последний в Сварожьих Землях как воинскими дарованиями, так и родом, направлялся на Медведицу совсем один, и что вело его туда?..
Звали его Светловоем, он был последним потомком боярского рода Лучининых. Родители его умерли рано, большого богатства единственному сыну не оставили, и он вырос в княжеской дружине, постигая воинское мастерство и мечтая в то время лишь о воинской славе. Служить, правда, приходилось нынче не своему, исконному князю, а литтскому - одному из сыновей Радвиласа, Линвсу-Лютобору, вотчиной которого как раз сделался Дебрянск. Впрочем, этот князь не делал разницы между литтами и сварожанами, и к своим воинам был щедр, так что они служили ему охотно. Светловой не был исключением. За завидные рост и силу его оценили еще совсем молодым, и князь Линас взял юношу к себе в телохранители. Вместе с ним Светловой сражался с аллеманами и лугиями, когда еще престарелый князь Радвилас собирал своих родичей на войну. Дома, в Дебрянске, доводилось отражать и ордынские набеги. Однажды в сражении Светловой спас жизнь князю Линасу: увидев, как над ним, рубившимся впереди большого полка, враг заносит саблю, витязь поднырнул под удар, принял его на свой щит, а сам тут же зарубил чжалаира. Как в тот день чествовали Светловоя после на пиру князь и вся дружина!..
Может быть, их общее восхищение и опьянило Светловоя, позволило ему поверить, что он может мечтать о еще большем... Только по возвращении домой взор Светловоя вдруг упал на повзрослевшую дочь князя Линаса, княжну Бириту, или, по-сварожски - Беруславу. Прежде он едва замечал ее смешливой белокурой девочкой. И вдруг поразился - встретила их по возвращении зеленоглазая красавица с белокурыми косами, сияющая улыбкой, при которой на щеках появлялись очаровательные ямочки, гибкая как молодая ива. Светловой видел, как княжна танцевала в хороводе в честь победителей, и больше уже никого не замечал, кроме нее. Представлял, как, если бы она не была княжной, носил бы ее на руках, не давая ступить на пыльную землю. Как целовал бы ее в губы, если бы только она могла ему улыбнуться не как спасителю ее отца, а как улыбается женщина любимому человеку!.. Он готов был совершить еще небывалые подвиги, чтобы завоевать ее любовь. Только об этом мог теперь думать Светловой, больше ничто его не волновало.
Еще несколько месяцев он таил свои чувства от нее и от других людей. Каждая встреча с княжной, ее случайный взор, улыбка, даже обращенная в другую сторону, обжигали Светловоя как жестокий яд, но отказаться от него не было сил. К счастью или к сожалению, они обитали в одном тереме, и видели друг друга почти каждый день. За это время он осунулся, помрачнел, и, когда к нему обращались, порой не слушал и отвечал невпопад. Товарищи по дружине в шутку спрашивали, уж не русалка ли его приворожила. Светловой загадочно улыбался, а во сне видел княжну русалкой, расчесывающей на берегу волосы гребнем из рыбьей кости, украшающей их жемчугом...
В конце концов, в безумном ослеплении, он осмелился просить руки княжны Беруславы. Клялся выполнить все, что пожелает князь-отец, согласен был заранее на любые условия, какие не приснились бы витязям в сказках. Но получил отказ - и от кого же? Если бы "нет" сказали ее отец, мать - Светловой смирился бы. Трудно, в самом деле, надеяться, чтобы гордый сын Радвиласа отдал дочь за простого боярина не самого знатного рода. Что ж, в этом случае Светловой все равно продолжал бы любить Беруславу, даже если бы им не суждено было никогда быть вместе. Но нет, это она сама ударила Светловоя прямо в сердце. "Что ты мне предложить-то можешь? Избу в деревне, стадо коров да ткацкий станок? Хочешь, чтобы я носила домотканую одежду и никого не видела, кроме слуг? Так-то ты, мой витязь, меня любишь в самом деле?"
Светловою никто не мешал оставаться в Дебрянске и впредь. Князь Линас был слишком умен, чтобы изгонять лучшего воина только потому что тот загляделся на его дочь. Тем более что все определилось к лучшему для всех - так он считал. Но Светловою было невыносимо находиться там, где каждый камень был свидетелем напрасных надежд его и унижения. В общем-то, ему отныне сделалось все равно, куда податься, но оставаться дома он больше не мог. С большой неохотой князь Линас отпустил своего витязя. Светловой расторг все кабальные договоры с холопами в своем селе, предоставив им впредь управляться самим, и уехал куда глаза глядят.
Будь сейчас мирное время, может быть, он построил бы себе хижину где-нибудь в лесу и прожил в ней остаток жизни поодаль от людей, найдя покой в себе и в окружающей природе. Но надвигалась большая война, и Светловой не мог уклониться от нее. Быть может, так как раз пригодится его меч и воинское искусство. Возможно, благодаря нему уцелеют другие, кого любят и ждут дома. А ему, Светловою, не жаль будет отдать жизнь ради великой победы. И он решил поступить на службу к медведицкому князю, зная, что там скорее дойдет до главного дела.
До Медведицы оставалось уже недалеко. Притомившийся конь опустил голову, по пути перехватывая пучок-другой травы.
- Скоро, Лебедь, скоро будем на месте, - говорил Светловой тихо, гладя коня между ушей. - Надеюсь, нам позволят остаться. Мы ведь с тобой можем еще пригодиться, правда, друг мой?
Конь вскидывал голову и устало фыркал, словно понимал слова хозяина.
Внезапно Светловой услышал, как наверху, в раскидистой кроне высокого тополя, что-то затрещало. Раньше, чем успел что-то разглядеть, пришпорил Лебедя, и тот стремительным прыжком пронес него дальше. В то же мгновение, развернувшись, Светловой схватил копье. Не меч - тот годился лишь для поединков с равными себе. Копье же хорошо и против зверя, и против нечисти.
- Кто здесь? Выходи! - грозно крикнул Светловой, так что лесное эхо чуть ли не на версту вокруг повторило возглас.
В ответ затрещали ветки, и на землю ловко, как медведь, спустился крепкий и жилистый на вид чернобородый мужик, одетый в удобную в лесу одежду из замши. В руках он держал увесистую дубинку, окованную железом, которую теперь раскручивал над головой так, что воздух страшно засвистел.
- Вот те на! - спокойно произнес Светловой. - Так теперь в медведицких лесах встречают приезжих? Сколько вас тут еще таится? Ну, подойди, испробуй моего копья!
Чернобородый, видя оружие в руках противника, принялся постепенно подвигаться вбок, где среди густого подлеска тому будет неудобно орудовать длинным копьем. Но на упреки Светловоя угрюмо проворчал:
- Не боись, полком на одного не хожу! Всю жизнь и сам с такими справлялся.
Внимательно прислушиваясь, Светловой заметил никаких признаков присутствия других людей. Возможно, этот и впрямь один.
- Это каких же "таких"?  - спросил он, будто невзначай.
- Да бояр и сынков боярских, - на темном, будто прокаленном докрасна, лице незнакомца вспыхнула ярость.
И, на середине фразы, он вдруг прыгнул навстречу Светловою, так быстро, что тот, при всей своей выучке, не успел ударить копьем. Только и смог, что обеими руками перехватить дубину у ее окованного основания, собираясь ее отнять у лесного человека. Но тот сам в ответ ухватил Светловоя за руку с такой силой, что тот вылетел из седла. Сцепившись в клубок, оба покатились по земле, продолжая бороться уже врукопашную.
Долгое время никто не мог взять верх. Светловой не зря был лучшим витязем в княжеской дружине, его тренированные мышцы вполсилы ощущали удары, которые из человека послабее вышибли бы дух. Но и противник его оказался жилист, как сыромятный ремень, и быстр, как рысь, хотя, как успел разглядеть молодой витязь, был, скорее всего, намного старше него. Да и кожух - защита похуже кольчуги. Но, даже когда Светловой отбрасывал его от себя, тот снова прыгал навстречу, стараясь его подмять.
Наконец, оба утомились и, отстранившись, сели на траву, отдыхая и не сводя друг с друга настороженных взоров.
- Ну, и пошто мы дрались-то, ненавистник боярский? Ты, что ли, хозяин здешним лесам? - поинтересовался Светловой, дыша пересохшим ртом.
- Я думал, может, вор какой али лазутчик чжалаирский. Кому еще надо ехать через лес? Заметил тебя у кривой сосны и короткой тропкой поспешил сюда, чтобы опередить, - отвечал лесной человек, вытирая с рассеченной губы тонкую струйку крови, терявшуюся в черной бороде.
- Давно, значит, обитаешь в здешних лесах, - полуутвердительно спросил Светловой.
- Всякое случалось, - уклончиво отозвался чернобородый. - И в здешних, и не в здешних лесах бывал... И на реке... И из плена убегал. Теперь вот из Влесославля пробираюсь.
Светловой кивнул, ничему не удивляясь, после того, как на себе испытал железную хватку и ловкие увертки чернобородого. Заметно было, что тот многое повидал на своем веку.
- Звать-то тебя как? - спросил, встав на ноги и подняв упавшее в траву копье.
- Зови Кудеяром, - усмехнулся его недавний противник, тоже подняв дубину, но уже не грозя ею.
- А я Светловой... - ни отчества, ни фамилии бывший дебрянский боярин не назвал. Теперь они не имели значения, как и все, что осталось позади. Хватит с него и имени. - Пить хочется теперь...
- Вон там у березы бьет родник, - показал ему Кудеяр.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 25 Июн, 2019, 23:19:54
Цитировать
Да уж, конспирацию развели такую, что впоследствии о договоре с Драгомиром так и не узнает никто. 
Ну, так уж и никто. Прототипа же вычислили и вскрыли в нашем мире, что ж, в Вашем потомки глупее будут, что ли? ;)
А вот и поединщик будущий появился в кадре, даже имя похоже? Точнее, не то чтоб похоже, но с отсылочкой.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 27 Июн, 2019, 10:11:01
Вот и Кудеяр нарисовался. А витязь - местный Пересвет.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 27 Июн, 2019, 21:15:42
Спасибо вам большое, эр Зануда, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, так уж и никто. Прототипа же вычислили и вскрыли в нашем мире, что ж, в Вашем потомки глупее будут, что ли? ;)
Именно что им тоже придется вычислять, основываясь на поступках, а не на устных декларациях политиков. А напрямую им объяснять никто не станет.
Цитировать
А вот и поединщик будущий появился в кадре, даже имя похоже? Точнее, не то чтоб похоже, но с отсылочкой.
Ага. :) Здесь, конечно, его история переосмыслена будет с учетом несколько иных обычаев в Сварожьих Землях.
А ведь мы уже и его будущего противника видели пару глав назад, в эпизоде с Улзием.
Вот и Кудеяр нарисовался. А витязь - местный Пересвет.
Никто не забыт (из своих героев), ничто не забыто (из исторических прототипов).

Вода в роднике у березы была такой холодной, что заломило зубы, но сладкой и вкусной. Пока пил и умывался в роднике, Светловой чувствовал спиной присутствие своего недавнего противника. Что у того на уме, само собой, отгадать не мог, но ни напасть, ни убежать Кудеяр, вроде бы, не пытался. Когда Светловой, напившись, отошел в сторону, лесной обитатель сам наклонился к роднику, тоже пил и смывал кровь с лица.
Выпрямившись, Кудеяр обернулся к недавнему противнику. Был он почти на голову ниже дебрянского витязя, и телом посуше, но во всей фигуре его ощущалась очевидная мощь и звериная ловкость, так что Светловой не удивился, что довелось сражаться на равных.
- Спасибо тебе за воду, добрый человек, - улыбнулся он.
Кудеяр осклабился в ответ. Поскольку несколько зубов ему выбили в свое время, усмешка его выглядела зловеще. Не каждый, пожалуй, решился бы вот так запросто беседовать с ним, встретившись наедине в глухом лесу.
- Не за что! Родник не мой - Лешего... Так куда ты, Светловой, путь держишь?
- На Медведицу, - просто ответил тот.
Окинув цепким взором кольчугу на груди витязя, меч и копье, и могучего боевого коня, преспокойно пасущегося сейчас, пока никто не мешал, Кудеяр опять недобро усмехнулся.
- В дружину к медведицкому князю наймешься?
- Как ему будет угодно, - невозмутимо отвечал Светловой.
- Ну, значит, нам сейчас по пути, - произнес кудеяр. - Я ведь тоже на Медведицу пробираюсь.
Теперь уже настал черед Светловою удивляться.
- Тоже в войско медведицкого князя хочешь? Ты же, вроде, вятших людей, князей да бояр, не любишь?
- Так я и не ради княжеской службы собираюсь туда. Сапоги князю и без меня есть кому лизать. Я сражаться хочу с чжалаирами, а медвединцы, вроде, как раз к войне готовятся.
Светловой хотел было спросить, когда его собеседник успел и с чжалаирами поссориться, но не стал. Выбитые зубы и сломанный и криво сросшийся нос Кудеяра говорили сами за себя. Почему-то Светловой не усомнился, что эти отметины не в кабаках получены.
Вместо этого, взглянув на солнце, снял с седла переметную суму.
- Солнце уже высоко. Давай пообедаем, прежде чем дальше ехать, коль нам по пути.
Светловой достал из переметной сумы копченый окорок, калач, купленный накануне в деревне, через которую он проезжал, сало, соленые огурцы, кусок медовых сот, кувшин с квасом. Расставив все это на рушнике, пригласил Кудеяра угощаться. Тот не заставил себя ждать. Уминая снедь, как голодный волк, едва прервался, чтобы поблагодарить Светловоя.
- Хорошо так-то каждый день боярской снедью питаться! Жаль, что в Сварожьих Землях большинство людей отродясь не видели таких лакомств.
Светловой опустил голову, вспоминая бывших холопов своих. Те и впрямь могли себе позволить мясо лишь по осени, когда резали бычка или свинью, да и то - у кого не было недоимок перед боярином, иначе лишнюю скотину приходилось отдавать в счет долга. Да что там мясо - бывало, если зерна не хватало, и хлеб пекли из лебеды, тяжелый, горький и сырой.
- Не я породил такую несправедливость, не в моих силах отменить ее, - вздохнул помрачневший Светловой. - Вот, если удастся сбросить чжалаирское иго, то и простым смердам и холопам полегче станет, не надо будет больше платить дань.
- Ага, дожидайся! Да вы, бояре, тогда на место ордынцев сядете и станете драть с народа по две шкуры, а сейчас можете лишь одну! - ощерился Кудеяр.
Выслушав его, Светловой доел свой кусок окорока, вытер губы рушником и проговорил тихо, но веско:
- Не спрашиваю тебя, Кудеяр, почему ты так о боярах думаешь. Не без причины, наверное. Но не забывай, что боярин по-старинному означает - воин. И с чжалаирами их рати каждый раз встречаются первыми. И теперь, если война начнется, много навоюют смерды с вилами без князя и бояр с мечами?
- Ничего твоему князю не сделать без смердов-лапотников, вот увидишь! - сверкнул глазами Кудеяр. - Люди на них работают, люди же за них и воюют, чтобы твои князья дворцы каменные себе строили. И теперь отправят других умирать за себя, а сами преспокойно договорятся с чжалаирами, им не впервой подарки ханам возить.
Тяжело вздохнул Светловой, не зная, как лучше ответить этому озлобленному мужику, замкнувшемуся в ненависти ко всем, кто имеет власть, как орех в скорлупе. Сам он не был так уж красноречив, чаще приходилось копьем да мечом вразумлять настоящих врагов. Что толку напоминать Кудеяру, что князьям да боярам тоже многое приходилось терпеть, иных из них и убивали ордынцы, что они тоже сражались, что договариваться приходилось по печальной необходимости? Для Кудеяра ордынцы и своя знать в одной цене. Сытый голодного не разумеет, это часто бывает правдой, но и голодный не поймет, что у сытого могут быть свои беды и невзгоды. Как же далеко друг от друга отходят разные сословия, чего доброго, и вовсе раздвоятся Сварожьи Земли - знать станет жить отдельно, смерды да холопы отдельно. А ведь у них покуда общее дело и единый страшный противник...
- А вот давай, как решится дело с Ордой, поговорим с тобой, кто больше сделал для победы, - предложил Светловой. - Если выживем, конечно. Ну а если нет, то из Ирия наверняка многое будет виднее. Пока что одно тебе скажу, Кудеяр. В одиночку или со своей дружиной, конечно, никакому князю Орду не победить - князья не велеты сказочные. Но и народ без князя, без воевод и бояр, знающих военное дело - толпа необученная.
- Люди на многое способны, - упрямо возразил Кудеяр, набычив широкий лоб. - Сколько лет атаман Индрик воевал со своей ватагой против чжалаиров, и никакая Орда его не смогла победить! Дух его и по сей день в людях живет.
- Но и он победы не добился. Лишь пример показал, что чжалаиров можно бить - за то его и почитают до сих пор. Да и не столь уж великий урон Орде наносил, чтобы те всерьез за него взялись. Нет, Кудеяр, если ты хочешь без княжеских да боярских дружин Орду разбить, так у народа на это сил, может, еще тыщу лет не хватит. Придется уж как-нибудь признать, что знатные люди ныне тоже нужны.
Кудеяр глядел на собеседника исподлобья, не зная, что думать о встречном. Видом, конечно, боярин, а обращается с первым встречным уважительно, как с равным себе. Убеждает его, не злится. Обед с ним разделил. Так что и сам Кудеяр, даже споря с ним, не мог в себе вызвать никакой неприязни.
- Ладно; в конце концов, знавал я некоторых бояр из Влесославля, что не боялись хорошей драки и не требовали себе мягких постелей. Да и ты, вроде, на человека похож, - буркнул он таким тоном, будто делал большое одолжение боярам вообще и Светловою в частности.
Тот закончил есть, сложил остатки пищи для угощения Лешему и спросил нового знакомого:
- Значит, нам по пути. Ты что же, пешком идешь? Тогда извини, у меня нет заводного коня. Разве что по очереди ехать на Лебеде шагом, а второй будет идти рядом...
- Пошто же пешком? - усмехнулся Кудеяр. - Есть у меня конь, от тебя не отстану.
Он раздвинул густые заросли малины, боярышника, крапивы, и из небольшого овражка высунулась гривастая голова вороного коня. Тот лежал со спутанными ногами, и, когда хозяин освободил его, готов был продолжать путь.
- Значит, вместе поедем. А там, может быть, доведется и в бою помочь друг другу, - встретил Светловой своего нового попутчика.
Но Кудеяр ухмыльнулся в ответ, щеря выбитые зубы.
- Не думаю, боярин. У нас с тобой и в бою будут разные места.
И они поехали дальше, выбираясь из леса на большую Медведицкую дорогу. Два всадника, на белом и вороном конях, словно живые воплощения света и мрака. Рядом, но не вместе, въехали они в Лесные ворота, среди многих других воинов, стекавшихся на Медведицу в эти дни...

Вечером, когда спала дневная жара, и от деревьев протянулись, все сгущаясь, длинные тени, в саду усадьбы яргородского князя собрались гости. Сам великий князь Лютобор Тихомирич с княгиней Росавой, и князь Бронислав Зеленоградский со своей литтской супругой, и Доброслав Зимин со своей женой, сестрой великой княгини, и Мстиша с Вешняной. Разумеется, были тут же и хозяева дома - князь Лютобор Яргородский и княгиня Белослава. Собрались за накрытым столом, но он не ломился от избытка яств - они не пировали, а просто собрались повидаться перед уходом мужчин на войну. Совсем скоро им предстояло вести войско навстречу туменам мурзы Хулагу. Все старались держаться весело, как бы не сомневаясь, что им еще не раз удастся встретиться. Из глубины сада доносился смех детей, и взрослые прислушивались, кто из них где.
Любомила Зимина беспокоилась больше всех. Она была беременна, и ей трудно было сейчас отпустить мужа на войну. Она взяла его за руку, как будто он собирался исчезнуть прямо сейчас.
- Прошу вас, хоть бы поосторожней будьте там! Ваши жизни принадлежат не только вам, но и вашим женам и детям, - сказала она, уговаривая не только Доброслава, но и остальных мужчин.
Муж ее ласково обнял жену, не отвечая ничего в присутствии других мужчин. Вместо него сам великий князь отвечал свояченице:
- Зря головы не подставим, Любомила, ты и так знаешь. Не беспокойся: уж твоего как-нибудь живым и невредимым вернем.
Боярыня вскинула на него покрасневшие глаза.
- Разве я о своей только семье беспокоюсь? Вас ведь тоже дома станут ждать... Нам еще повезло - у нас дети маленькие. А каково матерям, что своих сыновей в бой проводят?
Княгиня Росава тоже была беременна. У них с супругом к этому времени уже родились трое сыновей и дочь, не считая самого первого, умершего в младенчестве сыночка. Но она с упреком взглянула на сестру:
- Вот потому нам и следует надеяться, что наши мужья победят Орду, а то придется в свой черед и сыновей отправить в бой.
- Если придется - отправим, как делали все матери  за много поколений до нас. Или мы чем-то лучше других? - это проговорила строгим голосом Белослава.
- Да ваших лешачат хоть сейчас можно - Улзия пугать, - усмехнулась Росава с деланой веселостью, подмигнув хозяевам дома. - Давеча затащили моих Всеслава с Мирославом исследовать подземелья Крепости. Ни факела не взяли, ни свечки - и так, мол, все видно. Им видно, а наши-то княжичи в потемках ходить не умеют! Сколько синяков набили, пока выбрались.
- Они и дома привыкли играть в прятки и догонялки в темноте, - извиняющимся тоном ответила Белослава. - В темных подвалах и клетях еще никто их не поймал, кроме отца, конечно.
- Будущие разведчики растут, - с удовольствием проговорил Лютобор Яргородский. - А вот и они, кстати!
Послышался топот копыт, и из-за деревьев показался темный белогривый конь, идущий деловитой рысью. На спине его сидели двое мальчиков, один светленький, другой темненький. Они смеялись, явно гордясь собой, в окружении бегущих по тропинкам детей помладше. Увидев совсем рядом взрослых, старший мальчик махнул рукой и, пришпорив коня, перемахнул через розовый куст. Остальные дети подняли гордый рев, в то время как кое-кто из женщин побледнел, а мужчины одобрительно усмехались.
- Мне показалось, или ты своего Беркута отдал сыновьям? - спросил Мстиша у Яргородца.
- Стар уже Беркут для войны. Я взял себе его сына, а ему взамен отдал своих. И у них будет надежный конь, и я не брошу его зря, а то зачахнет от тоски. Для всех получается лучше, - объяснил Лютобор Яргородский.
- И впрямь через несколько лет будут готовые воины, - сказал великий князь, поглядев, как уверенно держатся в седле его племянники.
Все посмеялись, а князь Бронислав сообщил старшему брату:
- Кстати, могу тебя порадовать еще одним ратником.
- Только одним? Кто же это? - спросил Лютобор Медведицкий.
- Сувор, сын мастера Клёста. Тот сейчас у меня в Зеленограде, распоряжается строительством новой Крепости. И сын был при нем. А тут вдруг напросился ко мне: "На войну, говорит, хочу". С отцом своим поругался.
- Неужто старик его так отпустит! - усмехнулся великий князь. - А позови-ка его сюда. Здесь он?
- Здесь.
Сувор, сын знаменитого зодчего, держался еще молчаливей обычного. Он явно чувствовал себя  неловко среди князей и воевод с их женами. Совсем не то что его отец, не смущавшийся ни в каком обществе.
- Ну и что тебе понадобилось идти на войну? - спросил его великий князь. - Ты же можешь, как твой отец, возводить прекрасные здания, крепости и терема, что простоят века. Воевать без тебя есть кому, а твоему искусству не всякого обучишь.
- Я знаю, государь. Мне и отец то же самое говорил, даже кричал на меня. Но мне нужно на войну... 
- Позволь узнать, почему именно тебе туда нужно. Иначе не возьму.
Некоторое время Сувор стоял молча, сцепив зубы, так что его скулы затвердели. Затем нехотя проговорил:
- Чжалаиры похитили мою мать, когда я был маленьким, у меня на глазах. Я хочу узнать, что с ней сталось.
Все замолчали. Точно отзвук далекого грома среди ясного неба, до них долетел отголосок давней беды, одной из многих в Сварожьих Землях.
- Как это случилось? - участливо спросила княгиня Росава.
- Мы тогда с матушкой гостили у ее родных, в Змеевском княжестве. Отца с нами не было, он не смог поехать, а мы с купеческим караваном спустились по Великой... И вот однажды на село, где родичи жили, напали. Я ничего не понял сразу-то - вдруг пожар занялся со всех сторон, люди бегут, кто-то в било звонит без умолку. А потом эти скачут - пригибаясь к конской спине, как хищники перед прыжком, преследуют бегущих, ловят арканом. Мама, как их увидела, меня сразу толкнула в крапиву. Там такие заросли были - взрослый с головой укроется, а мне всего-то лет шесть было, может. Сижу и молчу, онемев от страха, только сердце стучит. Даже как жжется крапива, не заметил. А мама за мной прыгнуть не успела, тут как раз один... один чжалаир метнул аркан, и ее обвило веревкой, руки примотало к телу. Она упала, потом поднялась и побрела за лошадью. Аркан ее потащил, а она не оглядывалась. Боялась... выдать меня, - Сувор помолчал и тяжело сглотнул, отхлебнув протянутого княгиней Белославой квасу. - Когда чжалаиры уехали, я еще долго сидел в крапиве молча, как неживой. Уже на другой день одна тетка туда заглянула и меня нашла. Меня потом отвезли к отцу... и все. Куда моя мать делась, мы так и не узнали. Возьми меня на войну, государь. Я хочу узнать, куда ее увезли.
После некоторого молчания великий князь произнес:
- Я возьму тебя, Сувор. Только что ты надеешься найти? Прошло много лет. Скорее всего, твоей матери нет в живых. Рабы в Орде редко живут долго.
- Я понимаю, государь. Но хотя бы узнать, как она умерла, где был ее погребальный костер - и то было бы легче. А то... бывают все же чудеса на свете... Отец не хочет меня отпускать, но он тоже надеется, я знаю.
- Да как ты узнать надеешься? - спросил князь Бронислав. - Во время боя станешь их спрашивать, куда увезли твою мать?
- Может, после боя в плену кто-нибудь из тех окажется. Я напомню им всем, каждому, кто что-нибудь слышал. Буду умолять или грозить - что угодно. У меня на все хватит терпения, государь.
И такая сила прозвучала в словах юноши, что Лютобор Медведицкий склонил голову перед ним.
- Пусть будет так, Сувор. Постараемся для тебя набрать побольше пленных.
Сувор в пояс поклонился великому князю.
- Терпеть чжалаиров устали не только люди, но и Боги, государь! Я надеюсь, они помогут нам одолеть их.
Не только Сувор в те дни вступал в войско великого князя, ведомый местью за погубленных родных. Чуть ли не каждая семья в те дни оплакивала кого-нибудь из родных, убитого или угнанного в плен чжалаирами. И теперь, когда появилась надежда начать спрос с Орды сварожскими копьями, многие потянулись на Медведицу, собираясь на войну.
Так, среди многих, приехали бывший боярин Светловой и бывший холоп, беглец, ушкуйник, а затем - пленник и снова беглец Кудеяр. И впрямь, разными оказались их ратные судьбы. Светловоя, в котором сразу угадали выдающегося воина, проводили к великому князю, и тот охотно взял его в свою личную дружину. Ну а что до Кудеяра - ему приходилось радоваться уже и тому, что нынешних ратников не спрашивали об их прошлом. Его поставили в Большой полк, где воеводой был Третьяк Зимин.
Встретить врага решено было задолго до подступов к Медведице, на Азанской земле.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 28 Июн, 2019, 16:57:24
Интересно, выживет ли Кудеяр в битве. А детки уже подрастают, правда, к главной битве не успеют всё же.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 28 Июн, 2019, 20:39:00
Благодарю Вас, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Интересно, выживет ли Кудеяр в битве. А детки уже подрастают, правда, к главной битве не успеют всё же.
Кудеяр обещал пережить чжалаирскую власть, во всяком случае. А там уж посмотрим, как сложится.
Не успеют. Никто ее не захочет откладывать настолько, чтобы еще и им в наследство оставлять войну.

Глава 32. Первая победа
Чжалаирское воинство спешило переправиться через неширокую степную речку Стрелку. Они собрались на пологом берегу и глядели на противоположный, холмистый. У подножия ближайшего холма выстроилось войско медведицкого князя - Большой полк, равный числом полному ордынскому тумену. Это, конечно, не так много, и все же чжалаиры медлили с переправой. Они не знали точно, где другие войска свархов, не прячутся ли поблизости, готовясь напасть. Чжалаиры, как никто, знали, насколько уязвимо войско при переправе - сами не раз заставали таким образом своих врагов.
Темник Хулагу, уже пожилой, поседевший в битвах и походах, был осторожным полководцем. На всякий случай он простоял возле Стрелки три дня, ожидая, пока разведчики отыщут остальные войска свархов, а заодно найдут другие броды через реку. Но ничего нового разведчики не узнали. Других свархских полков в окрестности не было. И, в конце концов, Хулагу и его военачальники перестали беспокоиться. У свархов много пеших ратей, они наверняка сильно отстали от своей конницы, и к битве им никак не успеть. А конница, при такой численной разнице, чжалаирам тоже не опасна, даже если ударит в лоб.
Через три для ожидания Хулагу приказал переправляться. Сам он со своим туменом оставался пока на пологом берегу, собираясь последним перейти Стрелку. Сейчас он глядел, как тумен Алтанбека переходит вброд, как положено - в строгом порядке. Даже если одна из лошадей оступится о подводный камень или яму, остальные подождут отставшего, а задние задержатся, не смешают ряды. Старому полководцу приятно было глядеть на строгий воинский порядок. Он считал своей заслугой, что во вверенных ему туменах, как встарь, почитается порядок, некогда сделавший непобедимыми ордынские войска. Его никогда не касались распри, что в в последние годы терзали Орду изнутри, он не позволял себе и своим воинам нести службу кое-как, что встречалось все чаще у других нойонов. Хулагу презирал дворцовые интриги, он служил не тому или иному хану, а целой Орде, и за это его ценили все ханы без исключения. Смену очередного повелителя он принимал как должное. Никто даже не пытался вмешивать Хулагу в борьбу за власть. Горячее желание вернуть Орду на путь доблести и силы сблизило Хулагу с Улзием, его бывшим младшим соратником, с тех пор успевшим далеко превзойти. Улзий тоже доверят Хулагу, насколько вообще способен был кому-то доверять. И против обнаглевших свархов послал его, не сомневаясь в победе, а самое главное - в том, что Хулагу одержит ее ради Орды, а не для прославления своего имени, как мог бы кто-нибудь из родовитых царевичей, мечтающих о ханском престоле.
Бурлила вода, рассекаемая тысячами лошадиных ног, поднималась, кипя белой пеной. Сотня за сотней переходили неширокую реку. Шерсть лошадей намокала, они погружались до холки, а местами - и до шеи, но плыть им не приходилось: стояла засуха, и река сильно обмелела. Стоя на берегу и глядя своим единственным глазом (второй Хулагу еще в юности потерял в бою с восставшими жителями Полуденных Гор), темник глядел, как на другом берегу тумен сразу строится к бою, ожидая только сигнала, чтобы напасть на врага. Однако вскоре напряженное зрение старика стало слабеть, глаз заслезился, да и бьющее в глаза солнце мешало.
Тут он увидел скачущего обратно в плеске и туче водяных брызг всадника. Тот приподнялся на стременах и крикнул:
- Тумен Алтанбек-нойона через реку перешел, великий темник!
- Вижу, вижу! - отозвался Хулагу, смутно замечая, как вдалеке, через другие броды, движутся тумены Сунгура и Шоны.
Наконец, чтобы дать отдохнуть утомленному глазу, он перевел взор на гонца. Тот оказался совсем молодым воином, но уже с нашивкой начальника десятка. Высокий и стройный, белокожий, с широко расставленными серо-голубыми глазами. Наверняка полукровка.
- Как зовут тебя, гонец? - поинтересовался темник.
Щеки юноши так и вспыхнули красным. У этих свархов все, что они чувствуют, сразу отражается на лице.
- Мое имя Мэргэн, мой господин! Я сын тысячника Идигэ.
- А, вон кто! Передавай привет отцу. А твоя мать - сварха?
- Да, мой господин, - Мэргэн потупился; видно, его не раз об этом спрашивали. - Отец, еще будучи сотником, привел ее из набега на Змеевское княжество. По закону, важно, кто мой отец, а не мать. Сын всегда остается сыном, даже если он от рабыни.
Темник усмехнулся про себя. Мальчишка подрос и готов свернуть горы, доказывая себе и всем вокруг, что он не уступает другим.
- А тебя не волнует, что придется сражаться с сородичами матери?
На одно мгновение темнику показалось, что голубые глаза юноши затуманились. Но Мэргэн тут же гордо вскинул голову.
- Я - чжалаир, господин мой. Я не знаю свархов, и мне нечего жалеть их. Я воин, так меня воспитывали. А воин имеет право сражаться и покорять слабых. Свархи - наши данники, значит, они слабее. В чем же мне сомневаться?
Темник спрятал усмешку в седые усы. Хорошо быть молодым, отчаянным и самонадеянным до дерзости, и верить, что мир готов упасть к твоим ногам переспелым плодом. Лечится, как правило, серьезным столкновением с настоящим врагом, после чего наивный щенок либо отправится к Тенгри, либо начнет умнеть.
- Ладно, ступай к себе, Мэргэн. Твой отец и Алтанбек-нойон хорошо тебя воспитали.
Юноша просиял и галопом ринулся обратно в реку, перескочив ее чуть ли не в два прыжка. А темник Хулагу, отдав приказ двигаться тумену Тулуя, наконец, въехал а реку и сам. Вот погрузились в воду толстые мохнатые ноги его саврасого жеребца, вот уже буруны бьются о его грудь и бока, как о скалу, а вот теплая летняя вода лижет бедра всадника. Сквозь броню и толстый кожух под нею даже и незаметно, теплая вода или холодная. Оно и к лучшему. В молодости Хулагу было нипочем переплыть на коне Великую реку в ледоход, когда кругом еще плавают нерастаявшие льдины. Это в порядке вещей, так и подобает чжалаирскому воину, но сейчас он, пожалуй, слишком стар для такой переправы.
Не без труда вскарабкавшись на тот берег, оказавшийся неожиданно крутым и высоким, темник Хулагу взял лук и пустил высоко в небо сигнальную стрелу с особым "поющим" устройством. Она мерно загудела, привлекая внимание чжалаиров. Обернувшись к своему полководцу, они увидели, как над его головой поднимается бунчук из семи черных хвостов. С диким воплем: "Хуррагх!" передний тумен - Алтанбеков, - бросился навстречу врагу...
И еще кое-кто видел начало ордынской атаки. Едва ливень стрел осыпал порядки сварожского воинства, собирая свою обычную жатву - падающих замертво, бьющихся в агонии людей и коней, - из-за холмов показался другой полк и стремительно двинулся наперерез Алтанбеку. Видно было, как на солнце сверкает их броня. У Хулагу даже заслезился единственный глаз, так больно было смотреть... А кто там позади, что за маленькие фигурки с копьями расходятся в разные стороны, готовясь ударить с боков?.. Хулагу-нойон чуть не вырвал себе седые усы, видя, что глаз его не подводит. Пешцы! Пешая свархская рать все-таки подоспела вместе с конной, когда их уже перестали ждать! В чем-то его разведчики допустили ошибку. Никогда не следует недооценивать противника.
Но Хулагу и его военачальники не очень-то встревожились и теперь, встретившись на поле боя с полной сварожской ратью. Подумаешь, пешцы! Им отродясь было не одолеть ордынской конницы, она сама всегда прорывала их ряды, выкашивая половину их строя своими стрелами прежде, чем доходило до рукопашной. Медлительной, неуклюжей пешей рати не уйти от конницы. Сейчас доблестные чжалаирские тумены стеснят полки свархов, заставят конников топтать свою же пехоту, окружат всех, истребят князей и полководцев, остальных захватят в плен.
Тысячи или десятки тысяч черных стрел падали с неба смертоносным дождем, рассекали воздух, со свистом проносились над головами всадников в Большом Полку, мчащихся навстречу врагу. Ударялись о щит, о доспехи воинов, вонзались в тело, исторгая крики и стоны, тут же тонувшие в неистовом грохоте битвы.
- Прикрыться щитами! Глаз не жмурить! - хрипло прокричал воевода Зимин, обернувшись к воинам, и тут же выдернул стрелу, ударившую в наплечник, но не сумевшую его пробить.
Здесь, в Большом полку, был сейчас и Кудеяр, мчавшийся на своем вороном Мраке бешеней всех. Он видел, как вокруг падают скошенные стрелами люди, сам поймал на щит несколько стрел, но смерти не боялся. Как будто не верил, что может погибнуть, не успев сразиться ни с одним чжалаиром. Такого просто не могло статься. Уж принять бой с проклятыми ордынцами-то он заслужил, всей своей жизнью. И, когда рядом мелькнуло смуглое лицо, разинутое в боевом кличе, Кудеяр перехватил копье покрепче и ударил им в шею чжалаиру, под застежками шлема.У воина хлынула горлом кровь, и он свалился с коня. Вытащив копье, Кудеяр огляделся. Кругом уже кипела сеча. Под ноги его коню свалился еще один зарубленный чжалаир. Перескакивать через труп было некогда, и Кудеяр пустил коня напрямик, целя копьем в следующего противника...
- Хуррагх! - гремел над рекой Стрелкой боевой клич чжалаиров, памятный со времен Ерден-хана. Никто в Сварожьих Землях не пожелал бы услышать его вот так, против себя.
Но все сильнее креп, накатываясь приливной волной со стороны холмов, иной, сварожский клич, в котором выплеснулась, наконец-то, застарелая ненависть к Орде:
- Бей проклятых!..
Там, где столкнулись две конных лавы, закипела бешеная сеча, кровавый котел. Казалось, все его участники желают лишь одного - чтобы никто оттуда не вышел живым. Алтанбек-нойон посылал в бой одну тысячу за другой, они дрались упорно, не успевая рубиться, но не уставал и  противник. В это трудно было поверить, видя, сколько воинов в Большом полку уже лежат, исстрелянные, изрубленные саблями. Оставшиеся стояли насмерть.
- Это мунгусы, не люди! - кричали нойоны, собравшись к темнику Алтанбеку.
- А хоть бы и мунгусы! - возразил тот, сверкая желтыми тигриными глазами. - Нам здесь отступать некуда  - река за спиной. Хулагу постарел, он делает ошибки. Если мы выберемся, я скажу повелителю..
Легкая метательная сулица, брошенная медведицким ратником, вонзилась в грудь ордынскому темнику, пробив черненый с золотом доспех. Но уже ринулись в бой тумены Сунгура и Шоны, и их встретил Запасной полк, во главе с великим медведицким князем и Брониславом Зеленоградским.
Князь Лютобор Медведицкий бросился в бой, не чувствуя под собой земли, ему казалось, что у его Рыжегривого выросли крылья. Его пытались остановить враги, и он рубил их мечом, потому что для копья места уже не оставалось. Вот сразу трое чжалаиров бросились навстречу, видимо, узнав великого князя. Налетели, пытаясь окружить, но одного сразу принял на себя Светловой, второго - Мстиша. Однако великому князю достался сильнейший из противников, судя по богатым доспехам, знатный нойон. Левой рукой он владел так же хорошо, как правой, и стремительно перебрасывал саблю из одной руки в другую, так что великому князю приходилось следить, не отрываясь, чтобы заметить, с какой стороны будет удар. Лютобор был вынужден уворачиваться от ударов, едва успевая закрываться или принимать удар на щит. Пару раз обоерукий чжалаир все-таки задел князя, а сам был все еще невредим. Наконец, великий князь улучил нужный момент, и, когда его противник в очередной раз менял руки, он наотмашь ударил его поперек плеча, напрочь отрубая плечо вместе с рукой. Вторым ударом в шею добил корчащийся и вопящий обрубок, источающий потоки крови. И поспешно отвернулся, облизывая губы и чувствуя на них соленый привкус. От вида этого трупа великого князя почему-то замутило, а ведь сколько видел смертей, и сам убивал. Наверное, обоерукий нойон сделался ему как бы уже не совсем безразличным врагом, а гибель его была особенно жуткой. Впрочем, на войне она красивой не бывает... Опомнившись спустя мгновение, великий князь помчался дальше сквозь строй ордынцев, казалось, отступающих перед ним.
- А ведь, Лютобор Мстиславич, бьем ордынцев-то! - воскликнул он, приподнявшись на стременах и оглядываясь по сторонам, где кипела ожесточенная свалка.
- Пока еще только учимся бить! - Яргородец только что зарубил еще одного чжалаира и поднял окровавленный меч. Синие глаза его ярко и горячо блестели под сводом шлема. - У Улзия спросим потом, как будем готовы!
Великий князь стоптал конем очередного противника и огляделся по сторонам, где ожидали своей очереди пешие рати. Он глядел со склона холма  и видел оттуда последний, еше не вступивший в бой, ордынский тумен, а за ним - безмятежно голубеющую в солнечном свете реку.
- Спросим и у него, Лютобор Мстиславич, непременно спросим! - рассмеялся Лютобор Медведицкий.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Июн, 2019, 19:57:52
С вершины холма темник Хулагу смотрел вниз, на поле боя. Он пустил в атаку остальные тумены - Сунгура, Тулуя и Шоны, и теперь спокойно ждал, когда они сделают свое дело. Сейчас, когда ордынские стрелы потоком обрушатся на свархов, неся гибель и смятение, воины затем окружат уцелевших, изрубят в кашу всех, кроме тех, кого захватят в плен. И уж никак не пешей рати сдержать их неистовый натиск. Им, пешцам, и деваться будет некуда, пусть мечутся в ужасе, пусть проклинают безумных князей, втравивших их в самоубийственную войну. Так бывало уже сотни раз, в самых разных краях, где воевала Орда. И сейчас все пойдет заведенным порядком, иначе нельзя...
Своим единственным глазом чжалаирский полководец видел, как пешие воины разом подняли высокие щиты, выкрашенные красной краской. "Будто сердца" - подумалось ему. И в том, как слаженно и точно выполнили они это действие, закрываясь от стрел, Хулагу почудилось нечто новое. Не ожидал он от свархов такого правильного боевого порядка!..
Передние ряды дрожали от напряжения, но стояли на месте, как вкопанные, выставив копья навстречу мчавшейся ордынской коннице. У второго ряда, стоявшего за ними в шахматном порядке, копья были длиннее, у третьего - еще более длинные и тяжелые, так что они могли ими орудовать прямо со своего места, через головы передних. У последнего, пятого ряда, копья были такой величины, что их приходилось ложить на плечо стоявшим впереди. Это по замыслу первого воеводы, князя Лютобора Яргородского, придумали воссоздать древнюю марцийскую фалангу. Хитроумный яргородский князь много читал о войнах прежних времен, и, если видел что полезное у иноземцев, нынешних и древних, не стыдился перенимать, вносить изменения в привычный боевой строй. Но именно здешнему, сварожскому духу предстояло оживить это красиво выглядящее на пергаменте построение, вложить в него плоть и кровь, вдохнуть бессмертную душу, горящую любовью к родной земле, - лишь тогда можно было надеяться, что сдержат врага.
В первом ряду пешей рати стоял Сувор, сын зодчего Клёста. Он, как и все, поднял копье наизготовку и закрылся щитом. И как раз кстати - в то же мгновение в щит вонзилось столько стрел, что он стал намного тяжелее. А стоявший справа рядом с Сувором зеленоградский паренек промедлил, не успел закрыться вовремя. И тут же сразу несколько стрел с черными древками ударили ему прямо в лицо, почти что напрочь снося голову. Поток горячей крови хлынул в разные стороны, обдал Сувора, точно варом, и он судорожно сглотнул, увидев, что осталось от стоявшего рядом парня, мгновение назад такого же живого и здорового, как он сам. Ноги подкосились от слабости, в голове осталась только одна мысль: "Значит, вот она, смерть. Вот как на войне убивают..."
- Держать строй! - крикнул, казалось, совсем рядом воевода Лисин, и от этого окрика Сувор пришел в себя.
Сердце его еще бешено колотилось, руки вспотели, но рассудок уже возвращался к нему. Выглянув из-за щита, Сувор увидел совсем рядом, за тучей стрел, темную лавину всадников, их смуглые лица под уплощенными сводами шлемов. Будто молния, сверкнула мысль: "Это же они - те самые, что похитили мою мать, я пришел узнать о ее судьбе, а сам прячусь, как заяц?!" И он, выпрямившись, стал искать среди чжалаиров знакомые лица. Может, вон тот, с черными вислыми усами, был там в тот день? Или этот? Нет, этот, вроде, моложе... Сувору казалось - он сразу узнает чжалаира, похитившего его мать, а теперь растерялся, видя столько разных лиц.
- Хуррагх! - с воем и рычанием налетел чжалаирский строй.
- Бей проклятых! - скомандовал воевода Лисин, и первым ударил копьем в живот ближайшего чжалаира.
Ровный частокол копий встретил тумен Сунгура на левом крыле, и такой же прием ожидал и Шону с Тулуем - на правом. Пять рядов разом ощетинились длинными копьями - не подходи! Уже корчились, пронзенные копьями, первые ордынские всадники, метались от боли лошади, топча своих.
Сувор ударил копьем, как ему учили, целя в живот мчащемуся навстречу всаднику. В последний момент тот успел вздыбить коня, и копье вонзилось в конское брюхо. Обезумев от боли, конь рванулся прочь, сам освобождая копье, сделал прыжок и рухнул, источая потоки дымящейся крови, заодно подмяв всадника.
Обрызганный кровью, как на бойне, Сувор уже едва замечал творившиеся повсюду не менее жуткие сцены. Перехватив копье покрепче, повел хрустнувшими от напряжения плечами, целясь навстречу новому всаднику, выраставшему, казалось, до облаков.
В это же время чжалаиры принялись теснить пешую рать, давили конями, стараясь прорвать длинник, ощетинившийся копьями, как еж. Воеводу Лисина зарубили, погиб и заменивший его тысячник. Однако пешая рать все равно стояла, связав движения противника. Она редела, сварожские воины гибли, уже многие из них остались лежать под своими щитами, на которых будто запеклась алая кровь. Но и ордынцы несли не меньшие потери. Там, где они прошли, громоздился вал из людских и конских трупов, из-под него текли кровавые ручьи. Вот, совсем близко, проскакал темник Сунгур, подбадривая своих воинов. Но и сварожский строй, хоть и более чем наполовину выбитый, качнулся вперед, и сразу несколько копийщиков взметнули кверху пронзенное тело ордынского темника.
А главный ордынский полководец, Хулагу, не мог поверить своему единственному глазу. Его непобедимые тумены лишились обычной подвижности, каким-то пешцам удалось связать их движения, и теперь стремительная конница превратилась в малоподвижный таран, упрямо колотящий лбом в стену. Он видел, что они несут огромные, недопустимые потери.
- Беда, мой господин! Алтанбек убит, Сунгур убит, много других знатных нойонов также погибли, не говоря о простых воинах! - его вестовые толпились вокруг, как стая воронов, приносящих черные вести.
Хулагу сделал знак знаменосцу поднять выше семихвостый бунчук. Его собственный тумен, сильнейший из пяти, пока еще не принимал участия в сражении. Полководец собирался послать его вперед в решающий час, чтобы закрепить победу. Но теперь уж приходилось спасать то, что еще возможно, им было не до гордости. Когда бунчук взметнулся над головой, темник пропустил вперед половину грохочущего копытами в облаке пыли строя, и сам со своей личной тысячей двинулся вперед, едва заметным на глаз движением колен понукая коня скакать быстрей.
Находясь в гуще битвы, Лютобор Яргородский узнал об этом сразу и сказал великому князю, с которым держался рядом:
- Последние свои резервы ввел в бой Хулагу.
Лютобор Медведицкий отер пот с лица, со скорбью оглядел поле боя, заваленное телами погибших и раненых.
- То хорошо, конечно, да мы-то уже давно всеми силами воюем. И меньшей кровью, видно, Орду не одолеть...
Почувствовав поддержку свежих сил, ордынцы удвоили натиск. На правом крыле темник Тулуй собрал свой сильно потрепанный тумен и, прорвав пешую рать, ударил в бок Запасному полку. Оглянулся хищным взором, ища на поле боя кого-нибудь из медведицких полководцев, и встретился с князем Аджаровым. Тот выхватил саблю, зная все чжалаирские повадки не хуже сварожских. При виде него мурза Тулуй оскалился.
- Ха! Кажется, потомок ордынского перебежчика, лижущий сапоги медвединцам? - воскликнул он.
- Твои предки были слугами у моих! Пожелай я вернуться в Орду, ты сочтешь за честь седлать мне коня! Но Медведица для меня лучшая родина! - грозно ответил князь Ратисвет, скрестив сабли с темником.
Два булатных клинка, с одинаковой легкостью рубящих шелк и лучшую сталь, столкнулись, выбивая целый сноп искр. Оба противника искусно владели оружием, и никто не мог решить, чей будет верх. То съезжаясь вплотную, то пригибаясь в седле и уворачиваясь от ударов, они кружили по полю боя. У обоих глаза горели боевым азартом. В эту минуту особенно видно было, что они все-таки состоят в родстве.
Наконец, дело решил случай, как обычно бывает, когда сталкиваются равные противники. Конь князя Аджарова споткнулся, налетев на один из трупов, в изобилии устилающих землю. И чжалаир обрушил саблю ему под ключицу, туда, где кольчуга была дополнительно усилена стальными пластинами. Но и они не удержали удар: сабля рассекла их, а за ними живое тело.
Князь Ратисвет покачнулся в седле, уцелевшей рукой цепляясь за луку седла, удерживая последние искры ускользающего сознания, тогда как жизнь уходила из него вместе с кровью. Он увидел, как Тулуй, радостно усмехаясь, нагнулся забрать саблю, все еще торчащую в его доспехе. И, когда тот был совсем рядом, умирающий Аджаров всадил саблю в живот темнику. Тот, страшно захрипев, свалился на землю, головой к своим. А сварожане подхватили тело своего князя и увезли прочь.
Но, даже теряя своих вождей, ордынские тумены оставались боеспособны. В каждом тумене начальник первой тысячи мог при необходимости заменить темника, и в каждой тысяче самые опытные сотники могли замещать тысячника. Лишившись командиров, они все равно продолжали выполнять свою задачу. Но тут их встретило столь ожесточенное сопротивление, что все их усилия ни к чему не приводили. И сам Хулагу, введя в бой последний тумен, не мог переломить ситуацию. Никак не удавалось прорвать строй сварожан, ни пеший, ни конный. Нет, не просто не удавалось, но чжалаиры, кажется, начинали выдыхаться, лишенные обычного степного простора, затиснутые в узкое пространство между речным берегом и воинством свархов. Видя это, Хулагу готов был рвать волосы на своей седой голове. Как это он мог позволить себя завлечь в такую ловушку? Как сумели основные силы свархов подойти незаметно для его разведчиков? Хулагу знал, что Улзий не простит ему позора, и не думал отступать, желая лишь победы - или смерти.
Чье-то случайное копье, нацеленное рукой неизвестного ратника из Медведицы, Зеленограда, или Соболевска, или Пшеницы, или любого другого города, вонзилось в голову темника Хулагу, пробив золоченый шлем, расплескав кровь и мозг. Тот обмяк в седле, навсегда смежив единственный глаз. Никто так и не узнал, кому довелось поразить ордынского полководца. И без того ясно было, что любой сварожанин охотно нанес бы смертельный удар темнику Хулагу, одному из самых опасных врагов Сварожьих Земель.
А сварожане, чувствуя близкую победу, рвались в бой все яростнее, тесня чжалаиров все ближе к воде. И конные, и пешие рати стекались туда, к самому берегу Стрелки. Круг смыкался все тесней, и чжалаиры, ошеломленные своим поражением, поняли, что им остается выбор лишь между водой и медведицкими мечами.
Тут произошла и еще одна встреча, мало кем оставшаяся замеченной, но важная для ее участников. Вместе с пешим полком оттеснив сюда чжалаиров, Сувор столкнулся на берегу Стрелки с другим юношей - полукровкой Мэргэном. Тот потерял в бою коня, но отступал лицом к врагу, с саблей в руках. Сцепившись с ним, Сувор сбил с чжалаира шлем и подшлемник, и теперь лишь мягкие темно-русые волосы защищали ему голову.
- Ты что? Наш, что ли? - недоумевающе спросил он.
Мэргэн закрывался саблей, но сам продолжал пятиться: сабля против копья - ненадежная защита.
- Я - чжалаир по отцу и по роду! - гордо отвечал он.
Но Сувор продолжал наступать, не сводя взора с серо-голубых глаз юноши, почему-то показавшихся ему до боли знакомыми, хоть он точно никогда не встречал его прежде.
- Погоди! А откуда ты знаешь наш язык? - воскликнул он, совсем уже забыв, что перед ним враг.
Оглянувшись, Мэргэн увидел, что отступать некуда. За спиной начинался речной обрыв.
- Моя мать научила меня свархской речи! - крикнул он и с громким плеском прыгнул в воду.
И как раз вовремя - не прыгни Мэргэн сам, его бы спихнули другие чжалаиры, притиснутые к реке копьями сварожан. Конные и спешенные, лишившись коней, они никак не могли прорвать окружение, а сварожане теснили их все сильней, становилось трудно дышать, начиналась давка. И вот, сперва по одному, по два, затем целыми десятками и сотнями чжалаиры стали прыгать в воду. К счастью, нынче в Орде учили плавать, но, когда вся река запомнилась плывущими людьми, выбраться было трудно. Слабых подминал, и они уходили на глубину, откуда им было уже не пробиться сквозь заслон из плывущих тел, не вдохнуть глотка воздуха. Раненые и тонущие хватались за здоровых, те отталкивали их, чтобы выбраться самим. Узкая Стрелка превратилась в кипящее людское море, а с берега все летели новые чжалаиры, еще живые и мертвые, сброшенные вниз победителями.
Темник Шона, последний из ордынских военачальников, готовился прыгнуть в воду, но тут ему преградил путь князь Бронислав Зеленогардский, возглавлявший преследование. Узнав его, чжалаирский темник с надеждой протянул руки.
- Сдаюсь! Сдаюсь тебе, князь. Лучше к вам в плен, чем перед Улзием отвечать, - торопливо произнес он.
Бронислав замер на миг, думая, как бы сейчас велел поступить его брат. Но, припомнив кое-что из прежних войн с чжалаирами, взъярился.
- В плен? Тебя? А помнишь, как вы на реке Хмеле сварожских воинов, застигнутых врасплох, загоняли в реку, топили, стреляли по плывущим? Вот теперь сам похлебай водичку!
С этими словами Бронислав выхватил меч и снес голову Шоне. Обезглавленное тело последнего ордынского темника упало в воду, по ней расплылись широкие круги.
А откуда-то с берега уже доносился громкий ликующий крик:
- Можно ведь, оказывается, Орду-то бить, ребята! Можно!

Уцелевшие на Стрелке чжалаиры, похожие больше на бездомных бродяг, чем на воинов, с трепетом поведали свои вести Улзию. "Кровавый темник" сидел неподвижно, бледный как мел. Окружающим на миг показалось, что он сейчас рухнет замертво, затем - что прикажет всех казнить. Более робкие стали отползать, страшась гнева повелителя. Поспешил скрыться и перебежчик Тихомир Зимин, боясь, что с него спросят, как с ближайшего сварожанина.
Собравшись с силами, Улзий прошипел сквозь зубы, ни к кому не обращаясь:
- Так... Жить свархам осталось лишь до того, как я соберу все силы Орды. На сей раз я сам поведу войска, и никому не будет пощады!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 30 Июн, 2019, 16:01:28
Вот и победа! Скоро, скоро конец игу!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 30 Июн, 2019, 19:49:59
Большущее спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и победа! Скоро, скоро конец игу!
Это еще не победа, это лучше назвать генеральной репетицией решающего сражения. Важна скорее для морального духа сварожан - они узнали, что победить Орду, в принципе, возможно, и не каким-то сверхъестественным сущностям, а им самим, обычным воинам.

Глава 33. Судьба перебежчика
В Сварожьих Землях тоже понимали, что победа на Стрелке - не окончательная, и что Орда им этой победы не простит. И, едва схлынула первая радость, стало ясно, что следует готовиться к новой битве, еще более трудной и страшной. Так великий князь Лютобор Медведицкий и заявил собравшимся на совет ближним боярам. Дал им прочесть только что доставленную разведчиками берестяную грамоту.
- Всерьез Улзий нацелился, - нахмурился воевода Зимин. - Прежде, вроде, были еще не всамделишные походы, только проверяли нас, щупали, на что мы способны. И им не понравилось то, что выяснили. Теперь двинутся всей силой.
- Не поверилось чжалаирам - неужто вправду их разбили, или им померещилось, - согласился Лютобор Яргородский. - Теперь Улзий со всей Орды собирает тумены, со всех покоренных племен требует воинов. Против нашей пешей рати нанял легион марцийцев, что живут на полуострове Бычья Голова.
- Со всего света гостей собрал, - усмехнулся Мстиша.
- Это еще не все, - повысил голос великий князь, глядя на берестяную грамоту так, словно хотел поджечь ее взглядом. - Улзий сговорился с литтским князем Имантом вместе двинуться против нас. И еще... с Драгомиром Азанским.
- Вот предатель! - князь Бронислав вскочил со скамьи, изображая бурное негодование.
Остальные же собравшиеся, знавшие лишь то, что полагалось, по-настоящему возмущались азанским князем, грозили ему гневом Богов, призывали всевозможные проклятия на его голову. Их можно было понять - совсем недавно они рисковали жизнью, и впереди ждала еше более трудная борьба, и в такое время азанский князь, как все считали, готов был предать своих же собратьев-сварожан. Молчали, понурившись, лишь оба Зимина, дядя и племянник: им-то было слишком хорошо известно, как даже близкие люди порой становятся предателями.
Мстиша попытался разрядить обстановку.
- Если у Улзия есть союзники, то и нам надо собирать своих. Сварожьи Земли велики, не могут все князья думать, как Драгомир. Белозерск, Залесный, Дубравна, Светлогорск, - это все наши союзники, вполне наши. Даже литтские дружины с нами будут заодно, из Дебрянска и Темноборска. Может, и влесославцы помогут.
- Влесославцы - вряд ли: над ними не каплет, а без пользы для себя они пальцем не шевельнут, - хмуро возразил князь Бронислав. - Если только добровольцы какие придут, а боярский совет не пришлет большой рати, не жди. На Волчанов тоже рассчитывать не приходится...
- Мстислав хотя бы дал клятву не идти против нас, и на том спасибо. А вот от Драгомира только жди удара в спину, - это произнес черноволосый и смуглый молодой человек - сын погибшего на Стрелке князя Аджарова, Ярослав. - Государь, а дозволь мне собрать войско и сделать набег на Азань! Глядишь, Драгомир передумает тогда с Улзием сговариваться.
- Нет! - Лютобор Медведицкий выкрикнул это слово так громко, что некоторые из бояр удивленно вздрогнули. - Нам сейчас собирать войска надо, готовить к главному делу, а не распылять понапрасну. Драгомира ты не приструнишь, а только рассердишь больше. И хватит о нем. Он не главный наш враг.
Продолжали дальше обсуждать приготовления к войне, подсчитывали приблизительную численность своих и ордынских войск. Но все чувствовали напряжение, как будто им предстояло узнать еще какую-то неприятную новость.
Так и оказалось. Великий князь задержал взор на Зиминых и проговорил нехотя, опустив глаза:
- А еще сообщает разведка, что Тихомир Зимин, бывший медведицкий боярин, до сих пор обитает при Орде. Ездил послом Улзия в Айваре, сговариваться с Имантом. Связался с марцийскими торгашами, ловкими посредниками. Вот, хочу вас спросить, что делать с ним.
Но и Третьяк, и Доброслав молчали. Да и ни у кого не находилось готовых решений, чтобы предложить так сразу. Один за другим, взоры обращались к Лютобору Яргородскому. Медвединцы привыкли, что он всегда знает, как быть.
И Яргородец, с сочувствием поглядев на родственников перебежчика, проговорил негромко, но звучно:
- Я думаю - надо нам выцарапать Тихомира из Орды. Иначе, глядишь, и в бою с ним встретиться доведется. Да и Улзий может его использовать в своих целях, как пса цепного, натравить на своих же сварожан. Да еще и с его помощью обмануть легковерных людишек может. Шутка ли - бывший первый медведицкий боярин, сын тысяцкого, родич великого князя - и вдруг с чжалаирами на Медведицу идет! Это можно как угодно обернуть. Простой народ-то наших распрей не знает, могут поверить, что он от тебя, государь, пострадал безвинно, а чжалаиры будто защищают справедливость. Люди доверчивы. Это и хорошо, и плохо. Хорошо - значит, душа у них остается чистой, что бы ни довелось пережить. А плохо - то, что легко их обмануть. В общем, Тихомира надо из Орды изъять.
Никто не решился возразить, даже родня перебежчика, хоть и ясно было, что на Медведице его ожидает суд.
- Хорошо, только как это сделать? - спросил великий князь с таким видом, словно речь шла о грязной и тяжелой работе. - Твои молодцы, Лютобор Мстиславич, не смогут его выкрасть?
- Посредине Орды, и чтобы никто ничего не заметил? Нет, не думаю, - покачал головой Яргородец. - Все-таки, человек не иголка, да еще довольно заметный человек. Чтобы такое провернуть, надо жить там годами, сходить за своего.
- Да, пожалуй. Тогда как нам его выманить, чтобы он сам согласился приехать?
- А может, ты, государь, предложишь Тихомиру помилование, чтобы он вернулся? - предложил младший Аджаров.
Но Лютобор Медведицкий скривился, как от уксуса.
- Нарушить слово, заманить его в ловушку? Ни за что!.. Да и не поверит он. Его-то уж точно не отнесешь к честным и доверчивым душам, о каких говорит Лютобор Мстиславич.
А Яргородец тем временем размышлял, улавливая витающие в воздухе не проявленные возможности, которым только еще предстояло сложиться так или иначе, стать очередным сложным узлом на нити, сплетаемой Хозяйкой Судеб. Он долго сидел молча, не замечая никого. Вдруг взглянул пристально на князя Бронислава.
- Ты выманишь к себе Тихомира, распустив слух, что готов пойти против старшего брата своего!
На лицах бояр отразилось явственное недоумение. О таком никто из них не думал. Бронислав же отпрянул, сверкая глазами.
- Ты что говоришь, Лютобор Мстиславич?! Мне сделаться таким же предателем, как этот...
- Всего лишь сделать вид, обмануть Тихомира и его чжалаирских хозяев, - объяснил Яргородец, положив руку на плечо Брониславу. - Пустим слух через проезжих купцов, будто ты желаешь сам стать великим князем. И будто готов править не так, как твой брат, с Ордой задираться не станешь. Пусть упомянут об этом между прочим: мол, слухи такие носятся. Купцы перед тем как раз через Зеленоград проедут...
Великий князь пасмурно молчал. Не очень-то приятно, когда говорят о заговоре против тебя, пусть и притворном: будто уже готовят тебе погребальный костер...
А Бронислав сердито фыркнул, встряхнул головой, как норовистый конь.
- Да разве Тихомир в такое поверит? Он нас обоих знает с детства, и Лютобора, и меня. Знает, что я никогда не хотел быть великим князем. Неужто он не разглядит ловушки?
Яргородец задумчиво потрогал колючие седеющие усы.
- Если бы Тихомир был таким, как прежде, когда рос с вами вместе, не поверил бы, зная вас. Но тогда бы он и не бежал в Орду. А теперь он, как всякий предатель, о людях судит по себе. Если он может предать, почему ты не можешь? Да и ордынцы не удивятся - у них, особенно у знатных, предательство встречается повсеместно. Заполучить власть ценой убийства брата, а то и отца, у нынешних ханов обычное дело. Так что примут как должное и обрадуются. Да и почему - с их точки зрения, - тебе не мечтать стать великим князем? Ты равен званием Лютобору Тихомиричу, ваши отцы были братьями. Власть у тебя и так немалая, треть Медведицы тебе во владение отписана, не считая твоих городов. И на войне ты уже успел отличиться, войско тебя почитает. Сверх того, твоя Рута - литтская княжна, родная сестра Иманта, а Имант с Улзием заодно. Словом, они как раз подумают, что ты пойдешь четвертым колесом в Улзиеву триумфальную колесницу. Ну а Тихомир, именно потому что свой, хоть и бывший, приедет выяснить, чем ты дышишь.
- И я его встречу... - в серых глазах Бронислава сверкнул стальной блеск.

В соответствии с замыслом медведицких князей, вскоре приехавшие в Сарай-Мунлик купцы поведали среди прочих досужих слухов, будто бы князь Бронислав Зеленоградский таит умысел против своего старшего брата. Темник Улзий пригласил гостей к себе, внимательно расспрашивал их, но выведал лишь то же. При этом Тихомир Зимин был приглашен переводить беседу, хотя переводчик был не так уж нужен: гости явились опытные, знающие чжалаирскую речь.
Узнав, что на Медведице зреет заговор, Зимин обрадовался. Ему и впрямь не показалось странным, если князь Бронислав готов пойти против своего брата. Он ведь и сам приходился великому медведицкому князю двоюродным братом. Не иначе, у Бронислава также иссякло терпение. Что ж, если он, Тихомир Владиславич Зимин, вовремя поможет новому князю, быть может, тот вернет ему полагающееся от отца звание.
За последние годы Зимин уже пожалел, что покинул Медведицу. Там его не ценили, обращались с ним несообразно его высокому роду. Но вне медведицкого княжества он вовсе оказался никому не нужен, и это угнетало гораздо сильней. Бывший союзник его семьи, Мстислав Волчановский, был связан клятвой, и не мог исполнить давних честолюбивых мечтаний, ни своих, ни Зимина. Тот пожил у него некоторое время, пока не познакомился со скуки с оборотистым иноземным купцом Лицинием, родом из марцийской колонии на полуострове Бычья Голова. Тот торговал только самым дорогим товаром - изделиями из золота и серебра, драгоценными камнями, дорогими тканями, благовониями, пряностями, - и был желанным гостем при любом владетельном дворе, везде умел заводить знакомства и полезные связи. Сперва Лициний предложил Зимину купить золотой перстень с яхонтом. Тот, даже будучи изгнанником в чужом городе, не мог устоять перед красивой вещицей, и охотно завел новое знакомство.
В скором времени Тихомир понял, что Лициний торгует не только ценными предметами, но и важными сведениями, возможно, к еще большей выгоде. Но это сперва не обеспокоило медвединца, а потом уже оказалось некуда деваться. Несколько дней подряд хитрый марциец раздавал Тихомиру головокружительные обещания, поил и угощал его, предлагал сыграть в кости... а потом Тихомир обнаружил, что проигрался в пух и прах, и ему ничего не остается, как дальше следовать за Лицинием, надеясь, что обещанный им счастливый случай все-таки придет, и тогда, в завоеванной Медведице, он сможет расплатиться со всеми долгами.
Когда Лициний привез его в Орду, Тихомир уже не удивился. Оказалось, что у его нового приятеля была серебряная пайцза, дававшая ее обладателю полную неприкосновенность во владениях Орды и многие привилегии. Теперь он окончательно понял, что попал в паутину, из которой будет уже не вырваться. Но, с другой стороны, именно Орда и могла вернуть ему власть и богатство! Нельзя сказать, чтобы изгнанника совсем не мучила совесть, но, так как пути назад не было все равно, он убеждал себя, что Лютобору Медведицкому и всем, кто с ним, все равно скоро придет конец, и полезнее держаться победителей.
Гораздо больше мучило Зимина то, что ждать приходилось уж очень долго. Имбагай не взял Медведицы, а Хулагу и вовсе потерпел сокрушительное поражение. Пожалуй, узнав о битве на Стрелке, Зимин втайне обрадовался успеху сварожского оружия. При других обстоятельствах он мог бы сам быть среди медведицких военачальников, разгромивших доселе непобедимую Орду. Мог бы... передай ему великий князь, как полагалось, отцовское звание по наследству! Тут, напоминая себе о том, в чем был обделен, сын тысяцкого разжигал в себе ненависть к медведицкому князю, и забывал все сожаления. Одного тогда ждал - чтобы Улзий уже поскорей расправился с Лютобором, и можно было бы вернуться на Медведицу вместе с войском победителей. Тогда можно будет рассчитаться с обнаглевшим Лицинием, который таскает его с собой, как на поводке. Зимин побывал со своим кредитором и в Айваре, помогая сколачивать будущий союз, и в марцийской колонии на Бычьей Голове, где, судя по всему, живо интересовались далекими от них полунощными странами. Поглядев на легионеров, которых Улзий собирался нанять для будущей войны, впридачу к собственным туменам, Зимин удивлялся про себя, какая могучая сила собирается против одно только Медведицы с окрестностями. И в очередной раз думал, что сделал правильный выбор: умный человек не держит сторону заведомо обреченных. Вот, даже мальчишке Брониславу хватило ума отойти от своего братца. То-то! Зимин сразу сообразил, какие возможности идут ему в руки, если удастся сговориться с Брониславом: свобода от Лициния и чжалаиров, возвращение домой и власть, почти равная княжеской!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 01 Июл, 2019, 21:26:59
В тот же вечер темник Улзий вызвал к себе Зимина вместе с Лицинием. Оглядев обоих так. словно хотел прочесть их мысли, приказал:
- Поезжайте, будто по торговым делам, в Зеленоград, к князю Брониславу. Выясните сперва в городе, какие ходят слухи, после подступитесь к нему самому. Если он вправду таит зло на князя Лютобора - пообещайте, что Великая Орда ему охотно поможет. Доставьте ему ярлык на великое княжение, - увесистая золотая пластинка, на которой была отчеканена голова тигра, перекочевала из Улзиева рукава в услужливо подставленные ладони Лициния. - А тогда, если сладится с Брониславом, поедете на Медведицу. Вот надежное средство для медведицкого князя. Если вы сумеете отравить его и заменить покорным Орде человеком, так и быть, нам удастся избежать войны. Мне тоже, знаете ли, ни к чему понапрасну лить кровь чжалаиров, если можно обойтись без того.
Тихомир Зимин поклонился ордынскому правителю и слегка дрожащими руками взял полотняный мешочек, где, на ощупь, лежало что-то сыпучее. "Яд!" - при этой мысли у него на лбу выступил холодный пот, волосы встали дыбом. Но тут же Зимин понял, что обратной дороги для него нет, он уже зашел слишком далеко. Если для возвращения домой нужно отравить Лютобора Медведицкого, своего князя и двоюродного брата, он сделает это.
А Улзий больше уже не глядел на Зимина, он обращался к одному лишь Лицинию.
- Я надеюсь на тебя, купец. Завтра поедешь вместе с боярином в Зеленоград. Да смотри, не упусти его.
Лициний, невысокий чернявый мужчина лет под пятьдесят, подвижный и ловкий, поклонился темнику, усмехнулся, скаля мелкие зубы:
- Не беспокойся, повелитель! Кто же лучше кредитора уследит за должником?
И вот, бывший медведицкий боярин, одетый в марцийский костюм, с окрашенными в черный цвет волосами и бородой, приехал в Зеленоград. Там они с Лицинием всего несколько дней прожили на постоялом дворе. Товар у марцийцев был слишком ценный, чтобы выставлять на простых торгах, а при дворе в скором времени ожидался праздник - день рождения княгини Руты. По такому случаю зеленоградские бояре охотно приобретали подарки у иноземных купцов, и те, успешно торгуя, заодно вытесняли, чем дышит здешнее княжество. И вот, наконец, сам князь Бронислав Стемирич вызвал к себе гостей...
Тихомир внимательно разглядел зеленоградского князя, давно не виденного им. Тот возмужал за эти годы, из юноши превратился в созревшего мужчину, стройного и крепкого, хоть ростом и статью уступавшего старшему своему двоюродному брату.
Когда слуги внесли за приехавшими купцами ларцы с драгоценностями, Бронислав велел всем посторонним удалиться, а страже - закрыть двери и караулить у входа. Зловеще лязгнула запертая дверь. Оставшись с "марцийцами" наедине, князь порывисто обернулся к ним, обжег пронзительным взором серых глаз. "Узнал!" - мгновенно понял Зимин.
- Здравствуй, Тихомир Владиславич! - проговорил князь звенящим голосом. - Пошто приехал переодетым, да в таком виде домой пробираешься?
- Здравствуй, государь! - Тихомир неожиданно поклонился ему в пояс, как самому великому князю. - Соскучился я по дому, решил навестить родных. А переоделся, чтобы в пути никто не перехватил ненароком. Повидаться с матерью, с братом мне кто запретит?
- Никто, конечно, никто, - острый взор Бронислава скользнул по ларцам с драгоценностями. - А что, Тихомир Владиславич: если великий князь примет тебя обратно, ты его поблагодаришь, забыв все притеснения? И будешь рад служить на любой должности, что он изволит дать?
Зимин взволнованно встрепенулся. Князь сам заводил нужный разговор!
- Я почту за честь служить только достойнейшему государю, который умеет ценить заслуги древнего рода, - произнес он многозначительно.
- Погоди, боярин, - Лициний, разъезжавший по всему свету, хорошо выучил сварожскую речь, и теперь вмешался в разговор. - Даже до нашей колонии, что лежит на берегу Полуденного Моря, доходят слухи, что медведицкий великий князь - самовластный тиран: он не уважает не только бояр, но даже своим родным приказывает, как рабам.
На лице Бронислава явственно отразился сдерживаемый гнев. Он в бешенстве кусал губы, запустив пальцы в пушистую русую бороду, нечаянно выдернул прядь. Однако собеседники не поняли, на кого он гневается.
- Что ж теперь сделаешь? Какого князя послали Боги, с тем надо уживаться, - сказал он, понизив голос.
Но Лициний уловил его интонации, закивал с многозначительным видом.
- Князь... стоит проявить немного ловкости, может придти и другой. Есть силы, что желали бы видеть во главе Сварожьих Земель тебя, государь Бронислав Стемирич, если ты согласишься. Твой старший брат, князь Лютобор, безумен. Он толкает вашу страну к пропасти, втягивая во вражду с Великой Ордой. А ведь ей тоже желателен разумный правитель в Сварожьих Землях...
- Ну хорошо, допустим, - Бронислав схватил со стола чашу с квасом и выпил жадно, будто у него пересохло в горле. - А как это сделать? Войну мне с Лютобором начинать никак несподручно.
Лициний подмигнул агатовым глазом Тихомиру. Тот поспешно раскрыл один ларец. Там, на красном аксамите, покоился шлем, видимо, работы лучших ордынских мастеров, хоть и сделан на сварожский лад - остроконечным высоким шишаком. На лобной его части была золотая чеканка - два дракона, сплетающихся в яростной битве.
Подняв второе дно, Зимин показал Брониславу полотняный мешочек.
- Достаточно высыпать щепотку его в пищу князю Лютобору - и престол твой, государь! Его сыновья малы, да и по древним сварожским обычаям все права твои.
Глаза Бронислава страшно потемнели, он бешеным взором глядел то на одного, то на другого, и тяжело дышал.Вдруг резко перехватил руку Зимина, а второй вцепился ему в горло.
- А что древние сварожские обычаи говорят о предателях и братоубийцах? - прорычал он.
Тихомир Зимин захрипел, пытаясь вырваться из железных пальцев князя и чувствуя, что тот вот-вот сломает ему шею. Рядом пятился к двери Лициний, пока не ударился спиной в запертую дверь.
- Стража! - закричал князь Бронислав.
Дверь сразу отперли, в покои вошли воины.
- Взять их обоих, отправить на Медведицу! Их будет ждать самый страшный суд великого князя, которого они хотели извести отравой! - и Бронислав отшвырнул от себя полузадохнувшегося Зимина, пнул ларец с драгоценностями. - Эти вещи продать для военных нужд!

Обоих пойманных преступников доставили на Медведицу. Ни тот, ни другой и не пытались ничего скрывать, схваченные с поличным. Вина их была слишком очевидна: когда содержимое мешочка высыпали в миску дворовой собаке, она тотчас сдохла. Тут уж никак не оправдаешься. Лициний сваливал всю вину на Улзия: клялся на всех языках, какие знал, что "кровавый темник" вынудил его страшными угрозами. Так или нет - поди проверь...
Тихомира Зимина, закованного в цепи, ввели в приемную залу Крепости. Когда его глаза привыкли после поруба к свету, лившемуся в слюдяное окно, он узнал, одного за другим, сидевших за столом людей. Вид у всех был суровый и мрачный. Да, они все были здесь - те, ненависть к которым толкнула Зимина к врагам Медведицы. Сам великий князь, тоже заматеревший за эти годы, мощный, плотный, чернобородый, глядел с ненавистью и презрением. Из горла Бронислава вырвалось злобное рычание. Взгляд Лютобора Яргородского пронизал Тихомира до костей, и он задрожал как на морозе. Именно этого человека он считал виновником своих несчастий, с его появлением все пошло не так. И вот, Яргородец - первый воевода на Медведице, а он, боярин Зимин - изобличенный преступник в ожидании своего приговора. "Это он придумал, как меня заманить!" - молнией обожгла догадка.
А вот и Мстиша, как всегда, возле великого князя. Сын холопа в кругу первых вельмож Медведицы, точно равный им!.. При виде него Зимин, как обычно, почувствовал глухое раздражение, но оно улеглось, когда перевел взор на своих родичей - дядю Третьяка и младшего брата Доброслава. Ни тот, ни другой не подняли головы, когда стражники ввели Тихомира. И он понял, что от них не стоит ждать сочувствия.
Как и полагалось, великий князь первым прервал затянувшееся молчание. Чувствовалось, что ему понадобилось все самообладание, чтобы говорить спокойно:
- Как ты сам думаешь, Тихомир Владиславич, что мне делать с тобой?
Зная, что ему нечего терять, Тихомир произнес нагло:
- А что хочешь, великий князь! Я в твоей власти, кто же тебе помешает наказать меня, как пожелаешь? Но помни: моя казнь многим покажет, каково быть холопом медведицкого князя.
- Ты не холопом был, а одним из первых бояр на Медведице, наследником уважаемого рода. Я у тебя не отнимал ни вотчин твоих, ни богатств, за что ты на меня зло затаил, да такое, что переметнулся в Орду, хотел меня отравить? Неужто стоит твоя обида такой мести?
Тихомир тяжело вздохнул, повел скованными за спиной руками, на которых сразу зазвенели цепи.
- Я, князь, не за себя одного мстил. За все боярство, которое ты унижаешь, превратя в своих слуг. Ты нынче бояр гоняешь, как ловчих псов: съезди туда, сделай то, приезжай туда, да к сроку. Что не по-твоему - спрос будет со знатного боярина, как с последнего холопа. Не только боярами - и князьями помыкать стал, прежние сварожские вольности рушить...
- Замолчи!..
Не только преступник, но и княжеские советники с ужасом вздрогнули от громового голоса великого князя. Он с размаху ударил кулаком о столу, и прочная дубовая доска застонала. Лежавший перед князем лист пергамента и перо с чернильницей чуть не упали на пол, проворный Мстиша едва успел их подхватить. Резко побледнев, сверля перебежчика огненным взором темных глаз, Лютобор Медведицкий прохрипел задыхающимся голосом:
- Я от бояр требую только одного - чтобы достойны были своего звания. Боярин означает "воин". Нынче всем нам предстоит сделать все возможное, чтобы одолеть твоих друзей ордынских. Тут уж из кожи вылези, кровью изойди - а сделай! Вот, все бояре со мной заодно, никто, кроме тебя, не предал! А таких, кому хотелось бы только сладко жрать да крепко спать, да сенных девок лапать, буду и впредь гнуть в бараний рог! У нас война впереди, война еще небывалая, мы не имеем права не справиться!
Не только Тихомиру Зимину, но и другим стало в этот миг не по себе, будто гнев великого князя мог поразить Перуновой молнией. Один только Мстиша осмелился в это мгновение добродушно проговорить:
- Ну не надо так из-за него горячиться, государь, все равно ничего не поймет. Боярский заступник, ишь ты! Все порядочные бояре на Стрелке чжалаиров громили, а он...
- Эти бояре - такие же, как ты, холопы княжеские, ничтожество безродное! - ощерился Тихомир.
С усилием подняв на него взгляд, великий князь проговорил, успокаиваясь:
- Погляди на своих родных, Тихомир Владиславич. Ты мог бы жить не хуже них.
- Они тоже сломались, забыли о чести боярской, кормятся твоими подачками, как собаки! - сплюнул осужденный.
Младший брат его, Доброслав, впервые поднял глаза, в которых стояли слезы.
- Брат, как ты мог до такого дойти? Я не хотел верить: ты - предатель, ты хотел отравить государя!.. Тихомир, даже наша мать ничего не может сказать в твою защиту. Она плачет по тебе днем и ночью, но не просит пощады для тебя.
А дядя, грузный, седой, разительно похожий на покойного отца, буркнул, так и не взглянув на племянника:
- Если бы предательство совершил чужой, я бы не возражал, что он заслуживает казни. Так и своему негоже желать поблажки.
- Казнить его! Нельзя же простить того, кто покушался на великого князя, - быстро произнес Бронислав.
- Он заслужил смертную казнь, - согласился и Мстиша.
А Лютобор Яргородский поглядел на Тихомира пронизывающим взором, как бы напоминая без слов о подмененном поясе и о подосланном убийце, - об этих Тихомировых кознях он молчал до сих пор.
- Эх, Тихомир Владиславич! Было ведь сказано: если не перестанешь якшаться со всяким сбродом, плохо закончишь, - проговорил он как будто даже с сожалением.
Так и не сумев понять, что у него на уме, осужденный пожал плечами - при этом опять лязгнули цепи.
- Я выполнял поручения темника Улзия, бывал в Айваре у князя Иманта, и у князей Мстислава и Драгомира, и с марцийскими сенаторами беседовал.
- Я и говорю - сброд, - кивнул Яргородец. - За таких союзников тебе следует снести голову, как предателю и бунтовщику.
Наконец, и великий князь, выслушав мнение каждого, поговорил, с трудом разжимая зубы:
- Оправдать тебя нечем, ты кругом виноват. Мне остается или всю жизнь держать тебя в порубе, или казнить сразу. Мгновенная смерть легче неволи до конца жизни. Завтра тебе отрубят голову на Заречном поле.
Зимин замер, не шелохнувшись. Нет, он ждал такой судьбы сразу же, как их с Лицинием схватил Бронислав. Но все же, вопреки всему, продолжал надеяться: а вдруг?.. Теперь надежды не было.
- Бояр такого звания на Медведице еще никогда не казнили, да и вообще, не следует князю поднимать на них руку! Стемира Сильного собственные бояре зарезали ночью, в собственной спальне, за то что он казнил одного из вятших людей своих. Гляди, как бы с тобой так же не вышло!
- Не выйдет, я буду осторожнее, - пообещал великий князь.
Он медленно начертал на пергаменте несколько строк. Затем, когда чернила просохли, велел увести осужденного.
На следующий день вся Медведица огласилась грохотом железного била, в которое звонили по очереди четыре крепких мужика, оповещая народ, что должно произойти необычное событие. Глашатаи разъезжали по городу, сообщая жителям, что Тихомир Зимин, сын покойного тысяцкого, будет обезглавлен на выгоне, где Заречное поле.
Город всполошился этой новостью. Так как простым медвединцам не очень-то было известно, в чем виноват Тихомир, многие люди его жалели. В толпе явственно слышались сожаления и протестующие крики. Иные думали, что великий князь помилует своего родственника, были и те, что возмущались открыто. Масла в огонь добавил и сам обвиняемый: он поднялся на лобное место, не собираясь и перед смертью признать своей вины. Многие видели его на деревянном возвышении - рослого, красивого мужчину, хоть и потрепанного скитальческой жизнью. Одетый в белую сорочку, Тихомир окинул горожан прощальным взором:
- Я стоял за честь боярскую, против князя-самоуправца! За это он меня погубил и из вас рабов сделает!
В толпе снова послышались жалостливые вопли. Тогда Мстиша, приехавший присмотреть за казнью, махнул рукой, приказывая палачу делать свое дело.
С палачом возникла заминка. Казни на Медведицы вообще происходили не так часто, чтобы для них нарочно держать человека, и простых преступников городские стражи наказывали сами. Однако обезглавить таких важных лиходеев - это уж совсем иное дело. Никто из княжеских дружинников не хотел рубить головы скованным, беззащитным людям, а неопытный человек не сумел бы отрубить головы сразу. В конце концов, пришлось поручить казнь мяснику Вепрю - здоровенному детине, похвалявшемуся, что умеет ловко орудовать топором. Что ж, Вепрь не оплошал - голова Тихомира Зимина скатилась с плеч после первого же удара.
Люди волновались, многие плакали. Прямо перед лобным местом стояла повозка, запряженная тройкой вороных лошадей. Вокруг нее расступился народ. В ней сидела старуха в черном - мать преступника, и двое мужчин - его дядя и брат.
Никто из них не проронил ни стона по казненному.
Бывшего марцийского купца и лазутчика Лициния на лобное место втащили силой. Он не мог идти сам, увидев участь своего сообщника: затрясся как осиновый лист и завопил что-то на своем родном языке. Окровавленный топор опустился и ему на шею.
Так завершился один из самых тяжких и неприятных моментов в правлении Лютобора Медведицкого, примешавший к его имени обвинение в жестокости.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 01 Июл, 2019, 22:19:48
Двумя казнями заслужить обвинения в жестокости? Крут Лютобор Межведицкий, ничего не скажешь! Другим для такого десятки-сотни умертвить приходилось, а князь двоими обошёлся  ;D
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 02 Июл, 2019, 15:04:10
Просто невероятная жестокость! (иронизирую). А прототипа обвиняли в жестокости?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 02 Июл, 2019, 20:59:59
Эр Зануда, эрэа Карса, премного благодарна Вам за все! :-* :-* :-*
Двумя казнями заслужить обвинения в жестокости? Крут Лютобор Межведицкий, ничего не скажешь! Другим для такого десятки-сотни умертвить приходилось, а князь двоими обошёлся  ;D
Именно потому что казни довольно заметных людей, да по приговору самого великого князя, не были в то время в порядке вещей, и привлекли такое внимание. Когда заговоры и казни происходят регулярно, а перед царем даже знатнейшие вельможи так же бесправны, как слуги, людям кажется, что так и должно быть. А в это время на Медведице народ к такому не привык, вот им и стало жаль казненного. Вообще, у людей есть привычка считать любого пострадавшего от власти невинной жертвой, даже если на самом деле это совсем не так. Это не сегодня началось, но примеры можно вспомнить.
Просто невероятная жестокость! (иронизирую). А прототипа обвиняли в жестокости?
Прототип не этим в историю вошел, его совсем за другое запомнили. А здесь у нас история идет своим чередом.

Глава 34. Большие замыслы
Даже Великой Орде нужно немало времени, чтобы собрать все свои силы. Хоть и быстроноги степные кони, но и расстояния от берегов Великой до Полуденных гор велики, на крыльях ордынские тумены не долетят в одночасье. Да еще собрать вассальные племена, ордынских данников со всех владений. Разноплеменных, болтающие каждый на своем языке и с трудом понимающие друг друга, почитающие, каждое племя - своих Богов, они все равно были Ордой, и сейчас как раз были ей полезны. Стоило потратить время и на наем пешего легиона у марцийцев. Несмотря на гибель своего посредника Лициния, марцийские послы, обитавшие в Сарай-Мунлике, пообещали Улзию за щедрую плату легион наемников. Это было очень кстати. Из донесений о битве на Стрелке "кровавого темника" больше всего обеспокоила пешая рать свархов. Никогда еще не бывало, чтобы пешцы смогли задержать и остановить конницу, однако все когда-то случается впервые. Против сильной пехоты нужна либо тяжелая конница, вроде рыцарской, либо та же пешая фаланга с большими копьями, и здесь лучше марцийцев было никого не найти. Значит, приходилось ждать еще и их. В итоге, как бы Улзий не мечтал поскорее смыть пятно поражения на Стрелке кровью свархов, но прошел год, другой, а огромное войско еще только готовилось к величайшему со времен Ерден-хана походу.
Разумеется, Улзий и это время использовал с толком. Он обучал и заново перевооружал свои тумены, проверял их боевую готовность. Если где-то видел зажиревших и обленившихся начальников, не радеющих о службе, заменял их своими ставленниками, а порой и нещадно наказывал. Увы, при прежних ханах в войске развелось слишком много крыс, трудно было вывести всех. Улзий сам помнил, как, бывало, воины шли в бой с истертой, много раз чиненой амуницией, полуголодными, наспех перекусив лишь куском вяленого мяса, когда недостойные нойоны присваивали средства, выделенные для снабжения. А ведь и самого лучшего воина недолго погубить, если в сражении лопнет, истершись, тетива на луке или седельный ремень, если сломается заржавевшая сабля. Нерадивых начальников, не заботящихся о войске, Улзий всегда наказывал со всей строгостью, а перед войной - тем более.
Заодно использовал время и для того, чтобы укрепить союз с Имантом Литтским и Драгомиром Азанским. Между Ордой и ними то и дело разъезжали послы с письменными договорами и подарками друг другу. Разумеется, Улзий не обольщался на счет таких союзников. Да ему и не нужна была от них искренняя дружба. Главное - что они признают за Ордой силу, которой нельзя сопротивляться. Разумный человек всегда хочет быть на стороне сильного, это в порядке вещей. В общем-то, союзники Орде не так уж и нужны, она вполне способна победить без них. Но, подставив их под медведицкие мечи, он выиграет немало жизней своих воинов. Свархов нельзя недооценивать, это показала Стрелка. Кто мог думать, что пяти ордынских туменов уже недостаточно для усмирения взбунтовавшихся данников? Свархи научились воевать, и, похоже, забыли страх перед чжалаирами. От князя Лютобора можно было ожидать подобного, еще когда он, безусым юношей, осмелился обнажить меч в присутствии хана, чтобы разрубить золотую цепь. Что ж, наглецов приходится учить. И урок должен быть точным, чтобы другим было впредь неповадно бунтовать. Вот почему Улзий, как ни кипела в нем ярость после разгрома на Стрелке и неудачи Зимина и Лициния, вынужден был терпеливо ждать и копить силы. Конечно, он понимал, что вынужденное промедление дает время подготовиться не только им, но и свархам. Ордынские лазутчики доносили, что медвединцы и их союзники во многих городах работают денно и нощно, собирают войска, учат сражаться даже простых горожан и селян, не полагаясь на одни княжеские дружины. Что же, в сплошном пешем строю, да с копьем, и ополченца просто так не объедешь. Не сомневаясь в конечной победе Орды, Улзий собирался дать хороший урок еще и своим воинам и нойонам.
Ордынские тумены собирались около реки Светловодной. Тут было временное становище, откуда собирались двигаться дальше. Чуть ли не каждый день прибывали новые войска. Улзий лично наблюдал за каждым туменом, проверял их готовность и боевой дух. Целыми днями мотаясь по степи, он похудел, почернел на еще жарком степном солнце, покрылся пылью, как обычный кочевник. Казалось ему, несмотря на сопутствующую повсюду свиту и лесть приближенных, будто он снова вернулся к своей молодости, когда часто приходилось ночевать где попало и питаться из общего котла вареной бараниной, а то и вялениной.
Но нет, прошлого не вернешь, и ничего уже не изменишь в прожитых годах. Осенью, как только соберутся все войска, Орду поведет против свархов он, темник Улзий, и никто другой. Не будь его, вряд ли она смогла бы нынче собрать такую мощь.
Помимо врага, что ждал впереди, Улзия беспокоили и ордынские тылы. Как бы давний соперник - черноордынский хан Дэлгэр не воспользовался тем, что Великая Орда уведет войска прочь из своих владений. С него станется разграбить опустевший Сарай-Мунлик, захватить беззащитные кочевья. Так поступали при удобном случае все, пользуясь слабостью соседей, и в том не было ничего необычного. Но Улзий не мог позволить Дэлгэру украсть у него плоды будущей победы. Следовало позаботиться, чтобы тот не мог ими воспользоваться. И наверняка. В этот раз его стрела не должна пролететь мимо цели, как на Медведице.
Вечером, уединившись в своей юрте, он велел позвать к себе сотника Ак-Булата. К нему без промедления вошел молодой стройный воин в багряном халате очередной стражи. Личный тумен лучших батуров Улзий тоже присвоил себе. Каждого из них он знал в лицо и по имени, а о нойонах узнавал и больше. Теперь, сделав знак сотнику сесть перед собой, показал на блюдо с только что разрезанной дыней. Ее светло-золотистые ломти, пахнущие медом, еще источали сок.
- Угощайся, храбрый Ак-Булат, - проговорил Улзий отеческим тоном, какой иногда умел на себя напускать. - Уже три года, как я взял тебя в очередную стражу, и с тех пор не было дня, чтобы я о том пожалел. Твой начальник, Товрул-батур, тоже справедливо хвалит тебя. Если бы все мне служили так, как ты, Ак-Булат, весь мир уже давно лежал бы у копыт наших коней.
Молодой сотник, съев ломтик сочной дыни, глядел на своего повелителя, затаив дыхание, ожидая, к чему тот клонит.
- Если ты так говоришь, мой господин, значит, это правда: ведь не могу же я оспорить твои слова, - проговорил он.
- Ты родом из Черной Орды? Прибыл вместе с Имбагай-огланом, да возрадуется его душа у престола Тенгри? - уточнил Улзий, хотя и без того, конечно, знал.
- Тебе известно все, повелитель, - кивнул Ак-Булат.
- Ты бери, бери еще дыню: даже мне такие привозят не каждый день, - радушно предложил Улзий. - Так вот, Ак-Булат: у тебя дома была невеста?
- Была, - глухо произнес воин, не донеся до рта ломтик дыни. - Она... Ее...
- Ее забрал у тебя хан Дэлгэр, сделав своей младшей женой. А тебе пришлось уехать, чтобы он не приказал тебя убить, - договорил Улзий. - Да, как видишь, я знаю и об этом. А что, она по-прежнему тебя любит, и хотела бы соединиться с тобой?
Сидевший перед ним воин то краснел, то бледнел, на лице его отражались по очереди различные бурные страсти. Наконец, он тоскливо вздохнул:
- Моя Цэцэг... Да, она недавно прислала мне весть с одним из родственников, что скучает обо мне по-прежнему, и жизнь ханши ничуть не прельщает ее.
Улзий покровительственным жестом положил руку на ладонь Ак-Булату.
- Если так, то любящим порой Боги идут навстречу. Если удастся поторопить смерть Дэлгэр-хана, ты сможешь тайно увести свою Цэцэг прежде, чем вас заметят.
Он аккуратно протянул Ак-Булату полотняный мешочек, точно такой же, какой вручил марцийцу Лицинию и Тихомиру Зимину для медведицкого князя.
Поняв, что это такое, Ак-Булат на мгновение заколебался. Противно и страшно было связываться с отравой, втягивать Цэцэг в преступление. Но с другой стороны, легче ли проститься с ней навсегда, оставить ее игрушкой сластолюбца?..
А Улзий, как бы невзначай, подлил масла в огонь:
- Слышал, что твоя Цэцэг теперь самая любимая жена у Дэлгэра, у нее он чаще всего остается на ночь. Достаточно ему отведать у нее угощения, как он уснет и не проснется. А она сможет в ту же ночь сбежать с тобой.
Лицо Ак-Булата опять исказилось уже настоящей судорогой. Наконец, он произнес, преодолев сомнения, спрятав мешочек под полу халата:
- Если так нужно, повелитель, я выполню твое поручение. Или я получу Цэцэг в награду, или мы с ней вместе погибнем. Но только как я передам ей снадобье? Меня слишком хорошо знают при дворе Дэлгэра, чтобы я мог приехать и встретиться с нею.
- А ты знаешь кого-нибудь, кто по-прежнему вхож к Цэцэг и может передать ей снадобье, сохранив тайну?
- Да. Ее старая нянька. Она живет в кочевье родителей Цэцэг, но часто навещает свою воспитанницу. Эта старуха очень хитра, она устраивала нам свидания в отсутствие Дэлгэра, до того, как мне пришлось уехать.
- Ну тогда я не вижу никаких препятствий. У нас с тобой общие интересы, Ак-Булат: нам обоим нужно, чтобы Дэлгэр-хан поскорее сгинул. Вымой руки после того, как прикасался к снадобью, и возьми еще кусочек дыни...
Отпустив сотника, Улзий вздохнул с облегчением. Если Ак-Булат справится, Великая Орда скоро избавится от еще одного опасного соперника. Значит, можно со спокойным сердцем идти на свархов.
И тогда поколения запомнят темника Улзия - не безродного выскочку, осмелившегося править Ордой, но того, кто возродит ее пошатнувшееся могущество. Он не только напомнит свархам Ерденовы времена, но и сможет двинуться дальше на закат, куда и ранее не удалось дойти чжалаирам, вернет Орде забытую мечту, сделает ее, как встарь, народом победителей, не ведающих страха. Победой над свархами он сумеет окончательно в этом убедить не только войско, но и самого себя.
Потому что слишком часто в последнее время Улзию казалось, что он старается напрасно, желая утром вернуть прошедшую ночь. Страшная гибель Хулагу напомнила ему, как легко единственное поражение может превратить в ничто все былые победы. Порой становилось так тоскливо, что хотелось отменить поход, вернуться в Сарай-Мунлик и впредь держаться осторожно, оберегая свою власть лишь от придворных завистников, остановиться на достигнутом...
Нет, вздор! Он просто устал от забот, связанных с устроением большого войска - оно и немудрено. Да и возраст уже начинает сказываться. На отчаянные предприятия легко пускаться в молодости, когда силы в избытке, и любой промах легко надеешься исправить. Вот как его противник, медведицкий князь... И все же, зрелый опыт непременно возьмет верх над неразумной молодой удалью. И тогда победа вернет ему уверенность и покой, вольет в него молодую силу, энергию и бесстрашие.
Сбылось ли пожелание родителей, назвавших его Улзием - "Благоденствуюшим"? И да, и нет. Правда, он достиг головокружительных высот, ставил ханов и свергал, нажил огромные богатства, и может себе позволить все что душа пожелает. Но благоденствовал ли? Вряд ли. И не только потому, что путь наверх был сопряжен с длинной чередой преступлений, а с удовольствиями неизбежно соседствовали тревоги. Больше всего Улзия печалило, что ни одна из его жен, ни наложниц, с которыми он ложился не столько ради удовольствия, сколько в отчаянной надежде, так и не родила ему ни сына, ни даже дочери. Кто наследует после него власть в Орде, когда его не станет, рано или поздно? Или, едва он поднимется к Тенгри, жадные ханы и мурзы опять растащат по кусочкам все, созданное им? Что ж, придется, сколько хватит сил, укреплять заново возведенную Орду, словно каменную стену, так, чтобы не просто было после него расшатать ее...
Внимание Улзия привлекли шаги за порогом его юрты. Стоявшие на страже воины воскликнули: "Внимание и повиновение!", а затем чуть ли не половину пространства перед ним, казалось, заняла могучая фигура воина, тоже носившего багряный халат.
- А, мой храбрый Товрул! - этого человека, казалось, Улзий встречал с настоящим доверием, одного из немногих во всей Орде. - Твои воины, как всегда, готовы к бою, не хуже отборных нукеров самого Ерден-хана. А ты хотел о чем-то меня просить?
- Да, повелитель, - могучий воин поклонился сидевшему Улзию, коснувшись бритой головой кошмы. - Дозволь мне перед началом битвы вызвать на единоборство кого-нибудь из свархов посильней, повелитель! Давно уже хотел я узнать, на что способны в бою их лучшие воины, у всех на виду повергнуть в прах сильнейшего из свархов. Хорошо бы, на поединок вышел кто-нибудь из их князей: они, я слышал, умеют драться.
Улзий улыбнулся нетерпению, звучащему в голосе Товрула. Точно ловчий беркут, тот рвался в полет, мечтая закогтить дичь покрупнее.
- Князья к тебе не выйдут, не годится им единоборствовать с простым нойоном, - заметил он. - Но, если ты хочешь, я позволю тебе вызвать на бой любого сварха, кто осмелится выйти. Ты прав, наглядная победа еще до начала общего сражения сокрушит их дух.
- Благодарю тебя, повелитель! - Товрул снова поклонился Улзию и вылетел из юрты, точно на крыльях.
Улзий усмехнулся, поглядев ему вслед. Вот - один из самых надежных его людей, ныне командующий его охраной, избавивший его от Имбагая, и с тех пор не раз выполнявший самые тайные его поручения. Как и сам Улзий в молодости, Товрул был честолюбив и безжалостен, и умел обернуть в свою пользу такие события, где другой сложил бы голову. Один недостаток - свою воинскую славу силач-нойон любил еще больше власти, и ради поединка с равным по силе и ловкости противником готов был пожертвовать чем угодно. Такой человек никогда не станет настоящим вождем и полководцем.
Снова оставшись один, Улзий стал прислушиваться сквозь войлок юрты к привычным звукам кочевого куреня и думать о своем.
Шли первые дни вересня...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 03 Июл, 2019, 21:05:21
Медвединцы также готовились к войне. Не только к союзным князьям был послан приказ собирать войска и поспешать на сборы в Соболевск, не только бояре нынче созывали свои дружины. Нынче велено было - всем мужчинам, способным держать оружие, предстояло ополчиться и выйти на врага. Глашатаи разъезжали по городам и весям, созывали всех на бой против Орды. С недоумением и растерянностью встречали их сперва люди: в самый-то разгар сбора урожая, когда надо убирать хлеб в полях и овощи в огороде, они должны бросить все, идти на войну, откуда, быть может, немногим доведется вернуться? Оставить необмолоченное зерно в снопах, золотящееся солнечным светом, не собрать мед из ульев, не попробовать спеющих в саду яблок. Вместо привычного и мирного сельского труда их ждут черные ордынские стрелы да кривые сабли. И многие мужчины в эти погожие, еще жаркие дни вдруг заново оглядывали привычные с детства родные места, и изумлялись: до чего, оказывается, хороша родная земля! И постылый тяжкий труд теперь казался и красивым, и радостным в сравнении с тем, что ждало впереди. А столько людей, взглянув в заплаканные глаза своих жен, быть может, невзрачных и рано постаревших, казалось бы, знакомых до последней черточки, с удивлением замечали, как много в них сохранилось еще от былой красоты. А сколько юношей в эти дни, когда жизнь, только что стелившаяся впереди широкой дорогой, вдруг скручивалась тугой спиралью, грозя вскоре оборваться, как бы прозрев, замечали рядом девчат, которых иначе не приметили бы, может быть, вовсе. Много молодых пар в эти дни спешили к жрецам, прося обвести их вокруг изваяния Лады, посадить под священную ракиту. Другие обходились так, и многие девушки в последние ночи перед походом, не заботясь о будущем, горячо и торопливо ласкали будущих ратников, как будто хотели вознаградить за всю жизнь. Жизнь, которой, может статься, оставалось всего ничего...
И все же шли. Собираясь на войну, оставив дом на женщин и стариков, с болью в душе отрывая себя от несжатых колосьев на пашне, от родного очага. Шли, перековав плуги и бороны на наконечники для копий: если одолеют Орду, переделают обратно, а, если не суждено вернуться, то и не понадобится на следующий год пахать поле. Шли, простившись с семьей, чувствуя на губах и щеках последние поцелуи родных. Шли молодые. кому будущее счастье только показалось на миг, поманило и тут же свернуло с пути. Шли, потому что призывал великий князь устами своих посланников. "Если мы не преградим путь проклятой Орде, она придет на наши земли, все пожжет и разорит, мужиков всех перережет, женок и детей угонит в плен". Те же чувства, что сейчас сильней всего тянули каждого сварожанина к своей семье, к дому и родным краям, одновременно побуждали идти в бой. Не один мужчина готов был отдать жизнь, чтобы это все жило, пусть без него. Шли, потому что из поколения в поколение в душах сварожан жила жажда свободы, и тлела, как торф на болоте, потаенная ненависть к чжалаирам, ожидая только часа, чтобы выплеснуться открыто.
Сколько поколений подряд сварожанам приходилось сдерживать справедливый гнев! Сколько князей, начиная со Святослава Храброго, обуздывали воинственный пыл в себе и в своих людях, призывали к миру и терпению! И вот впервые за сто сорок лет их зовут к мечу и копью!.. Не слепая горячность увлекала медвединцев в рискованную попытку, в случае поражения сулившую всем гибель. Нет, тот же мудый расчет медведицких князей подсказывал, что пришел долгожданный день, когда стало возможным померяться силами с Ордой.
На Медведице тоже стояла суматоха. Днем и ночью на Ратном поле толпились дружинники и городские ополченцы, отрабатывали строй и боевые приемы. Поблизости работали оружейные мастерские, едва успевая справляться с огромным заказом. Стук молотов и дым над кузнечным горном стал горожанам так же привычен, как сама Медведица-река.
Над Ратным полем разносились команды воинских начальников, соленые шутки, порой и песни, и смех. Большое собрание людей уже само по себе настраивало на бодрый, даже праздничный лад, хотя бы многим из них предстояло скоро уйти в землю..
И в этот день, когда великий князь с ближниками приехали на Ратное поле, около костра, где варился кулеш с вяленым мясом, звучала песня. Сидевший в кругу ополченцев светлобородый мужчина тянул ровным сильным голосом сказание про атамана Индрика. Там говорилось, как Морана-Смерть, в конце концов, все-таки пришла за вожаком лесных повстанцев, и как он наотрез отказался за ней следовать до тех пор, пока не удастся сварожанам одолеть Орду.

"Первым я мстить стал врагу черному, злоименному,
Научился лить кровь черную чжалаирскую.
Мой по праву должен быть и последний враг.
Вколочу его я в землю да по уши!
Лишь тогда я свое дело сделаю,
И в Кромешный Мир за тобой пойду.
До тех пор не ищи, не зови меня.
Коль Орда стоит, значит, нужен я."

Великий князь вместе с Яргородцем и Мстишей направлялся взглянуть на недавно купленные во Влесославле пушки. Но тут приостановился, кивнул замершему было певцу: что ты, мол, продолжай! Певец откашлялся, с недоверием, но повел дальше сказание:

Махнула Незваная Гостья кровавым платком:
"Подожду, так и быть, нет сейчас над тобой моей власти.
Об тебя у меня костяная коса затупилася,
У Хозяйки же Судеб о твою нить сломалися ножницы.
Об тебя и ордынские стрелы еще пусть не раз да затупятся,
И мечи их булатные крошатся пусть на куски."
Не сразить Орде атамана Индрика,
На века у нас бесстрашный мститель есть...

Песня смолкла. Мужики настороженно глядели на князя с ближниками. Лютобор Медведицкий неожиданно усмехнулся.
- Молодцы, настоящие песни поете. Скажу нынче пешей рати начертить на щитах Индриков знак: чжалаиры от него скривятся, как от уксуса.
- Мы им покажем, что сварожане и сейчас умеют воевать, - ощерил выбитые зубы Кудеяр, сидевший тут же.
Когда князь с ближниками последовали дальше, Мстиша задумчиво проговорил:
- Вроде, раньше при нас не певали таких песен. Боялись, что ли...
- Не время было для них. А сейчас - в самый раз...
Поднялись на устроенный недавно Пушечный двор. Тяжелые медные тела пушек, украшенные узорным литьем, блестели красной окалиной, нацелив широкие жерла наружу с крепостной стены. Возле них крутились пушкари, подкатывая тяжелые ядра, растирая в миске черный порох, проверяя запал. Новое, еще невиданное на Медведице, да и мало где в Сварожьих Землях, оружие! Как все новое, они и пугали, и привлекали внимание.
- Небось, будь у нас такие красавицы во время литтского нашествия, Радвилас бы в тот же день убежал обратно, - проговорил Мстиша, ласково оглаживая медный бок средней, самой большой пушки.
- Ничего, и так справились, - отмахнулся великий князь. - Жаль вот, что с собой их не возьмешь. Первый же выстрел распугал бы половину Улзиевых туменов...
- Ну да, возьми, попробуй - пятьдесят быков на каждую в год не дотащат, - усмехнулся Мстиша, любуясь громоздкими медными "красавицами".
Пушкари подготовили все, что нужно для стрельбы, запалили фитиль. Крепость потряс будто раскат грома среди ясного неба, белокаменная кладка явственно дрогнула. Светлыми флажками в небо взлетела стайка голубей. Широкая медная труба с грохотом выплюнула облако огня и дыма с раскаленным докрасна ядром туда, где на пристрелянной площади чернела гарь.
- Опять бабы станут жаловаться, что у коров молоко пропадает, - проговорил Мстиша, потирая уши.
- А? Что говоришь? - переспросил Лютобор Медведицкий, оглушенный грохотом. - По крайней мере, с такими орудиями мы сможем отбить любую осаду. Что скажешь, Лютобор Мстиславич?
Яргородец молчал, толком не зная, как относиться к пушкам. С одной стороны, великий князь определенно был прав. Пушки, способные уложить одним выстрелом целый вражеский отряд, были особенно полезны в городе. Будь такие орудия у него на Яргородщине во время лугийских войн, может статься, удалось бы отвадить лугиев, отстоять свой дом. С другой - именно видимая легкость огненного боя настораживала и даже пугала его. Как первый воевода, он радовался, что Медведица обзавелась новым надежным оружием. Но вещей душой своей чувствовал: пушки - это лишь начало. Земля, где скапливается слишком много опасного оружия, становится опасна сама для себя и может погибнуть. Помнится, он когда-то уже видел такое. Да и в этой жизни, вроде бы, его кто-то предупреждал против медных труб, стреляющих огнем...
Когда спустились во двор Крепости, великий князь как бы невзначай подтолкнул Яргородца в плечо:
- О чем задумался, Лютобор Мстиславич? Грезишь, какими способами люди станут воевать в будущем?
- А угадал, Лютобор Тихомирич, - голос Яргородца немного повеселел, но глаза глядели сумрачно. - По нынешнему времени пушки эти, конечно, могут очень пригодиться, не спорю. Никакой враг и приблизиться не сможет, если со стены станет палить этакий медный Змей Горыныч. А вот дальше как? Кто-нибудь придумает пушки полегче, чтобы можно было их возить в поле. И тогда никакая стена не устоит, если ее станут обстреливать такими ядрами снаружи. Потом сделают совсем легкие орудия, какие сможет носить каждый воин, и все войска оснастятся огненным боем. Станет гораздо легче отнять жизнь у другого человека. Стрелять из лука, владеть мечом и копьем учатся всю жизнь - выстрелить из... маленькой пушки сможет ребенок. Но вряд ли люди станут при этом меньше воевать. Скорее придумают еще более хитрые способы, чтобы отнимать жизнь сразу у многих. Нынешние наши войны тогда забавной игрой покажутся.
Ягородец говорил медленно и глухо, словно каждое слово причиняло ему страдание. Он сейчас ясно представлял себе, как может со временем статься, и невзначай передавал собеседникам открывающиеся его взору образы, хотя вовсе не собирался никого смущать. Те глядели на него, удивленные и огорченные невиданными перспективами. Дослушав до конца, великий князь вздохнул:
- Далеко ты видишь, Лютобор Мстиславич. Но что мы можем сделать? Мы отвечаем за свое время, нам бы Медведицу обезопасить от любого врага. И ведь, если мы или наши потомки не заведем у себя новых пушек, то враги наши наверняка заведут и придут с ними нас воевать. Ничего не останется, как и впредь вооружаться на новый лад.
Ягородец кивнул, нехотя соглашаясь. Он понимал, что именно так придется еще сотни лет в будущем поступать сварожанам, да и не только им. Пословица "Хочешь мира - готовься к войне", будет оправдывать себя и впредь. И ему никак этого не изменить. Разве что и впредь найти способ не исчезать из жизни окончательно, а остаться и исподволь подталкивать людей только к нужным и полезным решениям. Вернуться к тому, от чего некогда ушел... Нет, такого рода помощь для людей еще хуже опасного оружия. Пусть уж проживут свою историю, без наущений извне. Но до чего же не хочется, чтобы люди так скоро изобретали орудия, способные со страшным грохотом выбрасывать огонь и железо, разрывать людей на части и сжигать заживо! Быть может, если удастся одолеть Орду раз и навсегда, хоть на время не будет такой нужды в сильном оружии?
Этим утром, когда Белослава снаряжала его для очередного хлопотного дня, Лютобор Яргородский разглядел в ее глазах то, о чем накануне докладывали разведчики: реку Светловодную и неширокое поле за ней, одним краем вдающееся в тенистую дубраву. А заодно - и кое-что из такого, о чем разведчики донести не могли, ибо и в Орде тайные приказы темника Улзия знают лишь те, кому положено знать. Но Яргородец решил, что на всякий случай это может пригодиться, и взял с собой волчью шкуру.
- Разреши мне, государь, разведать, что там, у Светловодной, - сказал он великому князю.
Тот удивленно вскинул брови - с чего бы первому воеводе подменять приграничную сторожу? Но, привыкнув вполне полагаться на него, согласился.
Когда совсем стемнело, Лютобор Яргородский, обернувшись большущим волком, серым с рыжиной, исчез из города и поспешил встретиться в лесу со своими товарищами-оборотнями.
К утру стая добежала до Светловодной, хоронясь в высоких травах от внимательных глаз чжалаирских разведчиков. Но и сами они не переставали озираться по сторонам. Пробежав вдоль реки, Ветер первым заметил всадника с двумя заводными лошадьми, перебравшегося через Светловодную и направляющегося в обратную сторону. Его вид пробудил в волкодлаке охотничий азарт.
- Догоним его! Тут близко - даже люди верховые бы успели перехватить!
- Нет! - Лютобор Яргородский совсем по-волчьи лязгнул зубами. - Ты прав: именно люди бы и догнали... Убили или захватили бы Улзиева посланника, а в Черной Орде остался бы живой и здоровый Дэлгэр-хан. И кто поручится, что он не оказался бы противником страшнее Улзия? Не станем мешать, когда один наш враг собирается съесть другого.
Холодным взором человеческих синих глаз на волчьем лице глядел Яргородец вслед Улзиеву посланнику, сотнику Ак-Булату, пока тот не скрылся за окоемом.
Скачи, Ак-Булат! Пусть не споткнутся твои кони, не настигнет тебя вражеская стрела! Доберись благополучно до Черной Орды, передай своей Цэцэг тайное снадобье для хана Дэлгэра. Пусть она, готовая на все, чтобы соединиться с любимым человеком, получив снадобье от своей старой няньки, всыплет его в угощение мужу. И, как только хан, распростершись на ложе, похолодеет, его молодая жена выскользнет из дворца, не поднимая шума, а ты, Ак-Булат, подхватишь ее на заводного коня, и умчишь далеко, прежде чем вас хватятся.
Скачи! Ты и сам не знаешь, в чью пользу играешь сейчас, да и пославший тебя не знает, зато это очень хорошо ведает тот, кто тайно посылает тебе благословение. Благословенный и от Великой Орды, и от Медведицы, ты непременно достигнешь своей цели. Медведице тоже совсем не нужно, чтобы Дэлгэр сменил Улзия. Она не устраняет своих врагов чужими руками, но и не станет в том мешать. Скачи! Пусть никогда Медведица не узнает осады и тяжкого разорения, пусть не придется городским пушкам стрелять по настоящему врагу.
Удачи тебе, Ак-Булат! Быть может, поручение Улзия спасет тебе жизнь: кто знает, удалось бы тебе остаться в живых в будущей битве? Если ты со своей Цэцэг надумаешь приехать в Сварожьи Земли в поисках пристанища, вас примут как друзей. Ведь это благодаря вам станет меньше одним надменным и властолюбивым ордынским ханом, врагом всех сварожан. Если ты справишься, Сварожьим Землям некого станет бояться впредь, после Улзия.
Счастливого пути тебе, Ак-Булат!..
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 04 Июл, 2019, 06:21:32
Дэдгэр - Тимур? Без него история и впрямь пойдёт несколько иначе. Счастливого пути Ак-Булату.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 04 Июл, 2019, 21:41:16
Премного благодарна, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Дэлгэр - Тимур? Без него история и впрямь пойдёт несколько иначе. Счастливого пути Ак-Булату.
Нет, Тохтамыш. И Улзий, и Яргородец на свой лад позаботились о ближайшем на очереди враге. Впрочем, без него Медведице тоже наверняка окажется лучше.

Глава 35. Небесная Рать
Там, где узкая речка Паутинка впадала в широкую Светловодную, в речной пойме лежала широкая луговина, поросшая еще сочной зеленой травой. По ней бродили с важным видом, выискивая что-то в траве, журавли. То одна, то другая птица время от времени вскидывала голову на длинной гибкой шее, озираясь вокруг. Но, увидев еще вдалеке стаю, журавль-вожак встрепенулся, захлопал огромными крыльями, взмыл в воздух. За ним поднялись на крыло и остальные журавли. Лютобор Яргородский, еще в волчьей шкуре, залюбовался огромными красивыми птицами, их жемчужно-серым, с белым подбоем, оперением, плавными взмахами широких крыльев. Выстроившись ровным клином, журавли стали подниматься все выше в небо, пока не затерялись там еще заметными глазу белыми облачками.
Начиналась осень, и журавли с подрастающими выводками уже поднимались на зиму в Ирий. В этом году они, быть может, птицы поспешили улететь пораньше, предчувствуя войну. Чистых крылатых созданий, любимцев Богов, не касались людские распри. Они переждут войну и зиму в благословенном Ирие, чтобы вернуться весной - выводить новых пушистых птенцов. Кто только увидит их на земле следующей весной?..
- Журавлиное поле, - проговорил тихо князь Лютобор.
Было тихо вокруг. В некошеной траве доцветали последние цветы, пахло травой и медом. Приложив ухо к земле, Яргородец услышал, как под землей приглушенно журчат ручьи, местами выступая на поверхность полноводными бочагами, втекали в Паутинку. Было трудно поверить, что не так уж и далеко, дальше по течению Светловодной, стоит Орда, что она собирает силы, готовясь совсем скоро двинуться на Сварожьи Земли, и не миновать ей сих прекрасных мест. Пока здесь не видно было присутствия человека. Если чжалаирские разведчики и заезжали сюда, то лишь мимоходом: им нечего было тут высматривать.
Зато Яргородцу как раз нашлось что. Сперва в волчьем облике обегал все поле и лежавшую за ним по левую сторону дубраву, осмотрел вместе со стаей каждую кочку, каждую ложбину и закоулок. Затем уже в человеческом облике, все проверяя внимательным взором полководца. Поле нельзя было назвать совсем ровным: поодаль, ближе к лесу, его прорезали заросшие подлеском овраги, пересекали ручьи. Но это могло сыграть и на руку сварожской рати. На сравнительно узком поле чжалаиры не смогут обойти и окружить их сплошным кольцом, как у них водится, справа - в высокий берег Паутинки, слева - в овраги и лес за ними. Зато пешая рать на таком пространстве сможет развернуться живой стеной, и враг не минует ее. Да и сварожским конным полкам здесь вполне хватит места, толчеи можно не опасаться. А вот ордынцы, хвалящиеся бесчисленными ратями, пусть попробуют их использовать свое численное превосходство!..
Мысленно Лютобор Яргородский уже представлял себе, как на этом поле выстроится сварожская рать. Правда, прежде нужно еще, чтобы князья и воеводы согласились перейти Светловодную - поле-то уже на чжалаирском берегу, тут не будет пути назад. Что, придется постараться их убедить...
- Скажи, Храбр: ты думаешь, это место подходит  для сражения? - спросил он.
Оборотень, почти не изменившийся с годами, разве что поседевший немного, да еще более смуглый от степного солнца, невозмутимо пожал плечами:
- Мы всегда и в любом месте готовы к битве, Лютобор. Не каждый раз ведь удается вывести врага или опасную добычу туда, где удобно нам.
- Ну да, в лесу обычаи другие, - спохватился Яргородец. - Но мне нравится это место. В нем ощущается больше жизни, чем в других краях. Думаю, не случайно здесь до сих пор не пахали и не сеяли, и не жили люди. Местные дивии сохраняли Журавлиное поле заповедным.
Дубрава, куда Лютобор заглянул один, без оборотней, встретила его той же тишиной, полной скрытой жизни, какую приносит лишь отсутствие людей. По голосам птиц можно было понять, что люди обычно их не беспокоили. В ложбинках между деревьями лежал туман, и весь лесной подрост, и палый валежник тонули в нем. Узенький ручеек, бегущий к Паутинке, казалось, тек молоком, как в баснословных сказаниях. Сквозь туманное облако все выглядело необычным. Здесь Яргородец еще сильней почувствовал, что понял верно:  и впрямь оказался он в заповедном месте, одухотворенном силами, которые до сих пор, хоть и соседствовали с людьми, но были равно чужды им.
И, едва Лютобор об этом подумал, будто пелена упала с его глаз. Теперь он видел: на узловатых ветках деревьев сидели полупрозрачные фигуры девушек, светящиеся в туманной мгле. Они хихикали, раскачиваясь на ветках, как на качелях, расчесывали свои распущенные волосы.
В ручье весело резвился как будто ребенок лет шести. Посторонний наверняка бы испугался за барахтающегося в воде малыша, хотя тот лишь тихонько смеялся, в такт журчанию ручья. Только Яргородец сразу разглядел на голых ножках "ребеночка" серебристые чешуйки, и помахал рукой хозяину ручья: мол, не обманешь своими шутками.
А деревья, выступавшие из тумана, как из огромной опрокинутой чаши, приняли облик огромных и могучих велетов, какие в древности обитали повсюду на земле. Позже они либо ушли прочь, подальше от расселившихся людей, либо умерли, либо уменьшились в росте и смешались с людьми, среди которых и сейчас изредка проявляется их могучая порода. Но вот трещины в древесной коре явственно оживали, в них открывались живые, осмысленные лица. Медленный шум в древесных ветвях был на самом деле речью одеревеневших великанов, спросонья отвыкших пользоваться голосом.
А из самой гущи тумана, на высоте середины дерева, зорко уставились в самую душу Лютобору огромные пронзительно-зеленые глаза, такие, каких не бывает ни у людей, ни у животных. Невероятно яркие, как свежая листва на дереве в самый солнечный полдень, бесконечно древние, и в то же время полные неиссякаемой жизненной силы, потому и сдерживающей себя, не выплескиваясь открыто, что иначе способна была бы сворачивать горы и крепостные стены.
На какое-то мгновение Лютобору Яргородскому сделалось жутко. Хоть он и не понаслышке знал о древних силах земли - дивиях, но никогда еще они не проявляли себя так явно, а он не вторгался в их владения без спроса, точно тать в чужой дом. По коже пробежали мурашки, и ноги словно примерзли к земле, так что он не мог двинуться с места.
Кроме глаз, в тумане не было видно ничего, и однако, голос, вроде бы и не оглушительно громкий, но глубокий, низкий и непередаваемо мощный, донесся будто из самого сердца леса:
- Зачем ты пришел сюда, человек? Тебе, конечно, дано видеть больше, чем других людям, иначе ты не понял бы ничего. Но тебя сюда не приглашали.
- Я пришел без приглашения, пока не пришли другие, еще менее желанные соседи, - Яргородец сумел ответить твердым голосом. - На нас идет враг, страшней которого еще не было у Сварожьих Земель.
В голосе Хозяина Лесов послышался гулкий, отрывистый смешок.
- А какое нам дело? Мы, кажется, от людей ничего не просим. Справляйтесь сами со своими бедами.
- Мы надеемся справиться, но... - Лютобор поднял руки к груди ладонями вверх, - прошу тебя, Отче Святобор: хотя бы не мешай нам, коли не согласен помочь. Для твоих лесов тоже лучше будет, если мы сможем одолеть Орду поскорей.
Где-то наверху явственно послышался скрип, будто одеревеневший велет пожал негнущимися плечами.
- До сих пор моих лесам не было печали от людских войн. Даже наоборот: когда люди сражаются и разоряют друг друга, моя зеленая поросль занимает опустошенную землю. На многих пепелищах теперь снова растет лес, которого не было очень давно.
- Это верно, так было до сих пор, - кивнул Лютобор. - Но на свете все меняется. Я видел новые виды оружия. Они будут дальше только становиться все изощреннее, пока не достигнут гибельного совершенства. И тогда люди станут сводить твои леса и пахать землю, уже не ради хлеба, а в поисках меди и железа для новых пушек и серы для пороха. Там, где сейчас шумят леса, поставят огромные кузницы, и их грохот распугает всех птиц и зверей. Твои реки засыплют землей или повернут их течение - вращать новые хитрые механизмы. А их дым вытеснит твои волшебные туманы, Святобор. Если нам еще долго придется воевать с Ордой, людям не останется ничего, как защищать себя любой ценой - а придумать они способны многое. Люди всегда идут вперед. Впрочем, может быть, и не вперед. Может, они как раз, не зная того, возвращаются к не самому лучшему прошлому. Но они, во всяком случае, движутся, а твои леса вросли корнями в землю и стоят на своем.
Хозяин Лесов принял последнее замечание как похвалу.
- Верно: корни наши глубоко в землю уходят, а ветви поднимаются до небес. Да и в вашем племени что-то есть от твердого упрямого дерева. Вы тоже больше за что-то стоите, чем, как другие, мчитесь куда-то сломя голову. Недаром Боги создали первых сварожан из двух половинок дерева.
- Поэтому мы сможем с вами уживаться еще сотни лет, только помогите нам сейчас! - попросил Лютобор.
- Хм! Помочь вам, дерзкое человеческое племя? - зеленые глаза помрачнели, сделались почти черными, как непроницаемый мрак самых глухих лесных чащоб. - Хочешь, чтобы мы вместо вас сокрушили ваших врагов? Пойдет ли вам на пользу такая помощь, ты подумал?
- Нет-нет, я этого и не прошу, - собственный голос казался Лютобору непохожим и чужим, как бывает, когда говоришь в помещении, где голос отражается от стен. - Только лишь после того, как наши воины сделают все, что в их силах... Если наших сил окажется еще недостаточно, вот тогда прошу тебя, батюшка Святобор: пусть Сварожская Земля проснется, чтобы защитить не нас - себя.
Напряженная чернота в глазах Хозяина Лесов стала постепенно светлеть.
- Во времена, которые люди давно забыли, и лишь земля помнит, ваше племя говорило: "В лесах наша сила совершается". И так в самом деле было. Но вместо вас земля не поднимется, не проси. Только если вы будете достойны.
- Обещаю: я не скажу никому, и сам от себя буду таить надежду, - поклялся Лютобор. - Воины и воеводы наши будут считать себя единственным живым заслоном на пути у врага.
- Вот так-то лучше! - одобрительно прогудело из тумана. - Так издавна было принято: на Богов надейся...
- ...а сам не плошай, - договорил Яргородец.
Взор его таинственного собеседника исчез. Развеялся туман. Скрылись с глаз русалки. Мелькнув серебристой рыбкой, пропало из виду речное дитя. Теперь зеленая дубрава стала самой обычной, как увидят ее вскоре, вероятно, сварожские воины...
А Лютобор Яргородский после встречи с древними силами земли вдруг почувствовал такую усталость, что улегся прямо на землю, под деревом, постелив свой плащ. И сразу уснул, будто на мягкой постели в своем тереме, а не на колючей груде валежника...
Ему виделось то же поле, но все вытоптанное, избитое копытами коней и ногами пеших ратников. Всюду громоздились трупы людей и коней грудами выше человеческого роста. Сварожане и чжалаиры лежали вповалку, закончив счеты с жизнью. Узкая Паутинка и притоки-ручьи были запружены трупами. Кровь, вытекавшая из ран стольких жертв, не впитывалась в землю, а образовывала лужи, стекала в воду, и та краснела. В воздухе пахло смертью, слышались стоны раненых и умирающих.
Он видел все, что должно было еще только произойти на поле боя, глядя сверху вещим вороном. Знал, кто погибнет, и кто останется жить. Из-под прикрытых век его во сне текли слезы. Но, вместе с картинами ужаса и гибели он наблюдал и величайшую славу сварожского оружия. Видел, как души павших воинов легко, небесными птицами устремляются в открытые ворота Ирия, еще прежде, чем погребальный костер очистит их. А оттуда слетали, невидимо для сражавшихся, но ясно очевидные ему, воины во всеоружии, на крылатых облачных конях. Тут были все, кто в разные времена так же хранил безопасность Сварожьих Земель, давно сошедшие в могилу воины. Он узнавал князей, что прежде принесли столько славных побед. С волнением узнавал собственных своих предков, которых знал по портретам и описаниям летописцев, а иных в прошлой жизни встречал сам. Ростислав и Бронислав Великий, и их потомки, все ветви приморских и яргородских князей. И другие - строитель Медведицы Мирослав, Стемир Сильный, Станислав, второй Мирослав и Вирагаст. С особым вниманием Лютобор разглядел Святослава Храброго, мчавшегося на крылатом коне сквозь облака во главе своей дружины, победителей викингов и аллеманов. Они все пришли сюда, чтобы незримо, но действенно поддержать своих наследников, вдохновить их на трудный подвиг, вдохнуть новые силу и мужество. Верно, все-таки приятно было великому князю увидеть, что к победе Сварожьи Земли приведет его род, не чужой: на губах его виднелась гордая улыбка. Со Святославом Храбрым были и братья его, не хватало одного только Стемира, и сыновья. И весь род медведицких князей, из поколения в поколение копивших силу в ожидании этого часа. Те, кто не успел при жизни дождаться, когда окончится Время Терпеливых, сейчас незримо парили над полем боя на облачных конях. В Ирие каждый выглядел на лучшие свои годы, разница поколений сгладилась, кто кому был дедом, а кто внуком, уже не отличить. На лицах воинов Небесной Рати запечатлелась скорбь по погибшим, но и гордость за тех, кто исполнял их заветную мечту.
И другие люди спускались из Ирия, чтобы помочь ныне живым и сражающимся сварожанам. Здесь были воины и простые смерды, мужчины и женщины, старики и дети, - все, погубленные чжалаирами за сто сорок лет их владычества. Жители старинной Азани, принявшей первый удар. Народ стольного Брониславля, дотла сожженного сперва Ерден-ханом, затем - через несколько лет, - темником Ганжууром. Жители Залесного, и вратоградцы. И защитники деревянной крепостицы Медведицы, все сгоревшие заживо вместе с городком. И еще тысячи погибших по всем Сварожьим Землям, в городах и неизвестных селах, - все они были сегодня тут, торжествуя победу. Боги исчислили своих. Многие из них успели родиться вновь, и теперь иные здесь же, на поле боя, стояли вновь во плоти. Но и те, что еще гостили в Ирие, тоже были тут.
Среди Небесной Рати были и те, кто в эти тяжелые годы нетерпеливо стремился противостоять Орде. Пришедшие слишком рано, не умевшие смирить свободолюбивый дух, они и здесь источали яростную непокорность, вселяя в сердца живых готовность биться до конца. Восставшие против ордынских баскаков влесославцы; волчановцы, двумя поколениями позже также истребившие у себя ханских посланцев, за что подверглись разорению. И лесные мстители атамана Индрика (но что-то его самого не видно). И тысячи тысяч сварожских пленников, за все время погибших в Орде. Все они в день великой битвы душой были со своими соотечественниками.
И там, где они проносились в небе, незримо для глаз, сварожские воины, израненные, утомленные битвой, вдруг ощущали в себе новые силы, и ожесточенно продолжали бой.
И там, где они реяли над головами чжалаиров, те теряли веру в победу, ощущали страшную тоску и усталость, точно проклятия множества жертв Орды, копившиеся поколениями, теперь разом обрушились им на плечи, пригибая к земле.
Лютобор Яргородский видел во сне всех воинов Небесной Рати, узнавал среди них совсем недавно погибших на Хмеле и на Стрелке. К ним присоединялись только что павшие воины, чьи тела оставались лежать на земли, они, как равные, вставали в общий строй с героями древности. Небесная Рать - все, что было когда-нибудь в Сварожьих Землях отважного и храброго, теперь собралась вместе! Правду гласит песня об атамане Индрике (но где же он?) - пока стоит Орда, должен жить и дух тех, кто боролся с нею.
Сквозь сон Лютобор увидел, как высокая темная фигура загородила свет. Во сне он открыл глаза. Перед ним стоял атаман Индрик. Не легендарный герой, не хитрый и безжалостный мститель-разбойник, а обычный вратоградский кузнец, созидатель, а не разрушитель, каким прожил бы всю жизнь, если бы не Орда.
- Прошлого не вернешь уже, и "если бы" не считается, - проговорил он. - А с проклятыми я сам сведу счеты, не стану глядеть со стороны. Еще поглядим, чей меч сильней разит - княжеский или вольного смерда.
- И тот, и другой пригодятся нам, - вслух ответил Яргородец, и проснулся.
Возвратившись на Медведицу, он рассказал на совете, что приглядел поле, удобное для будущего сражения, но чудесных знамений не открыл никому.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 05 Июл, 2019, 06:58:31
Вот видите, не узнала Тохтамыша. Просто забыла о нём. А Тимур будет?

Величественна и страшна картина будущего сражения.  Бедный Лютобор!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 05 Июл, 2019, 21:18:41
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот видите, не узнала Тохтамыша. Просто забыла о нём. А Тимур будет?
Величественна и страшна картина будущего сражения.  Бедный Лютобор!
Главное, чтобы медвединцам здесь не пришлось о нем вспомнить совсем не вовремя.
Местный вариант Тимура, если есть, то, по счастью, от наших героев достаточно далеко. Надеюсь, что, если все же доведется с ним столкнуться, то еще не скоро после Улзия.
Это пока так, намек на будущее. Посмотрим, какая в итоге сложится картина. А знать слишком много действительно бывает мало радости, что ж, нельзя забывать оборотной стороны дарований.

А на Медведице, меж тем, собиралась иная, земная рать, только еще готовившаяся совершить подвиг, достойный их бессмертных предков. Каждый день прибывали новые полки. Другие союзные князья обещали присоединиться по дороге на Соболевск - этот город Лютобор Медведицкий выбрал сборным местом для всех союзных войск.
И все же, людей было меньше, чем хотелось бы великому князю и сподвижникам его. Иные сильные княжества, которым как раз было бы встать нынче в один строй, не смогли преодолеть былых распрей, отказывались, не веря в победу Медведицы, надеялись отсидеться в стороне, а то и желали получить выгоду от ее казавшегося неминуемым поражения. Отказался наотрез Мстислав Волчановский, кое-как смиренный своей клятвой. Медлили влесославцы, а какую сильную рать могли бы выставить они, богатые и сытые, издавна свободные от чжалаирских нашествий! Прежде-то они на своих ушкуях отваживались нападать на ордынские владения, как и на сварожские города. Гордясь своей удалью, эти сварожские викинги ходили на ладьях в Студеное Море, добирались по рекам до немереных лесов на Поясе Земли. А здесь не пожелали придти на войну, встать заодно с другими сварожанами. У влесославцев издавна были сложные отношения с родом Святослава Храброго. Вот и теперь влесославльский посадник прислал великому князю отказное письмо: мол, не посчитало нужным Городское вече идти против Орды. Теперь, если из Влесославля и придет кто, так разве добровольцы какие, а большой рати не жди.
Драгомир Азанский, как было известно всему свету, вовсе переметнулся к Улзию, тоже собирал рать, поджидая третьего союзничка, Иманта Литтского. Поругав Драгомира, как подобало, великий князь про себя лукаво переглянулся с Яргородцем: пока что все шло по их замыслу. Драгомир собирался вести войско окольным путем, заодно отрезая дорогу Иманту, да и своим промедлением он внушит тому опасения. Трудно было поверить, чтобы Имант всерьез хотел сражаться за интересы Улзия.
Но кто по-настоящему огорчил в эти дни Лютобора Медведицкого, так это родня по жене - князья вышеградские и змеевские. Еще начиная готовиться к войне, он просил о помощи своего тестя и сыновей его. Однако вместо рати княжичи Владислав и Мечеслав приехали лишь затем, чтобы отказаться наотрез.
- Батюшка наш, князь Лютобор Мезамирич, не может сам предводительствовать войском по причине преклонного возраста и нездоровья, а нас не отпускает, чтобы не погубить род. Да и неоткуда змеевской и вышеградской земле собрать большую рать: ее обезлюдило нашествие нечестивого Имбагая, - нагло заявил старший, Владислав, без тени сожаления.
Лютобор Медведицкий, вцепившись руками в подлокотники кресла, глядел в румяное, безмятежное лицо Владислава, в его выпуклые, как у вола, глаза, и с трудом подавлял разгорающийся гнев. Да, вышеградская земля сильно оскудела людьми, но все же не пустыня безлюдная, хоть один-то полк могли бы собрать. А двое взрослых сыновей-воинов нынче не у всякого князя есть, и уж один-то из них мог бы в такой важный час пойти на войну. Но нет - вышеградцы просто не хотели воевать. И совесть братьев, похоже, не мучила, не иначе, по причине отсутствия таковой. Владислав прочел послание своего отца и взглянул с невозмутимым видом: мол, что ты на это скажешь? На лисьей мордочке Мечеслава, выглядывающего из-за плеча старшего брата, мелькала глумливая усмешка. И великому медведицкому князю очень хотелось стереть ее ударом кулака, вышибить зубы тем, кто не понимает, что сейчас сама жизнь Сварожьих Земель лежит на весах. С усилием он напоминал себе, что перед ним братья Росавы, и хотя бы ради нее нельзя ссориться с ними. И все-таки не сдержался. Указывая на них рукой, спросил угрожающе:
- А что, если я сейчас велю вас схватить, как Мстислава Волчановского, и посажу в поруб, пока ваш отец не согласится прислать войска?
А Бронислав, в это время как раз приведший из Зеленограда новую рать, взвился со своего места, как ужаленный.
- Брат, дозволь мне вызвать этих подлецов на поединок! Обоих сразу! Мне не составит труда показать им, как в Сварожьих Землях обходятся с предателями.
Оба вышеградских княжича изменились в лице, никак не ожидая, что их встретят с такой яростью. Однако Лютобор Яргородский успокоил медведицких владетелей.
- Отпусти их, государь. И ты, Бронислав Стемирич, сядь на место: не стоят они, чтобы с ними сводить счеты. Лучше их род сохранить: быть может, не они, так потомки их когда-нибудь пригодятся Сварожьим Землям.
- От этих-то? - недоверчиво хмыкнул Бронислав, сверля вышеградцев злым взглядом серых глаз. - От худого семени не родится доброе племя!..
- Родится, и даже от доброго семени худое племя: вспомни Тихомира Зимина, - урезонивал Яргородец. - Мне многое говорит имя вышеградских князей, род Стемира. Долго еще у них будет чернеть солнечный знак, подаренный Святославом Храбрым, но однажды вспыхнет истинным солнечным блеском!..
Великий князь чуть ли не впервые выслушал Яргородца с недоверием. Но тот говорил сейчас с необыкновенным вдохновением, синие глаза светились блеском тайного видения. Наконец, Лютобор Медведицкий махнул рукой, обращаясь к братьям своей жены.
- Ладно, можете ехать домой. Надеюсь, что и впрямь, как говорит Лютобор Мстиславич, моим потомкам будет от ваших больше пользы.
Яргородец помолчал, глядя, как уезжают со двора Владислав с Мечеславом. В недавней угрозе великого князя ему увиделось нечто еще небывалое в Сварожьих Землях, гораздо больше внушающее трепет, чем скоропалительный гнев Бронислава. Противостояние с Ордой, с литтами и соседними княжествами, войны, утверждающие его главенство в Сварожьих Землях, постепенно изменили Лютобора Медведицкого. Он сделался более властным, отдавал приказания, не сомневаясь, что они должны неукоснительно исполняться. Так было нужно во время войны. Но Яргородец замечал, что бояре и даже удельные князья начинают бояться великого князя. Даже не чувствуя за собой никакой вины, они дрожали под его грозным взором просто потому, что перед ними уже не первый среди равных, а всемогущий властелин, способный одним взглядом стереть в порошок. И князь Лютобор Тихомирич принимал как должное свое возвышение и их умаление, не сомневаясь в своем праве властвовать. Оно конечно, чтобы одолеть Орду, необходима единая власть, и твердая воля, которой повинуются все. Но ограничится ли тем? Не ордынский ли яд понемногу вливается в жилы сварожских властелинов, вызывая желание подражать ордынским ханам? Если, получив для войны с Ордой неограниченную власть, род Святослава уже не найдет силы расстаться с этой сладкой отравой, то и судьба его может быть печальна, как нынче у чжалаирских владык... Доподлинно Яргородец пока еще не знал обо всем точно. Золото и кровь блистали впереди, огонь и дым заволакивали взор. Черные тени плясали в причудливом хороводе, и там, где одна доставала головой до небес, остальные горбились, пригибались, изворачивались в разные стороны, превращаясь в уродливых карликов. Потом снова пылал пожар, лаяли собаки, кричали вороны, и сквозь огонь и дым путеводной звездой сверкал Святославов солнечный знак... Это были тяжкие видения, и о них Яргородец тоже никому не рассказывал. Человек отвечает за свое время, и нет пользы беспокоиться об отдаленном будущем, на которое они все равно не могут повлиять. Их дело - остановить Орду. Без того будущее может вовсе не наступить. А невзгоды будущих поколений только легли бы камнем на сердце нынешним. И он оставил при себе и эту тайну.
А остальным вполне достаточно было своих земных забот. Убегали последние домашние денечки, назначен был уже дено, когда выступать из Медведицы. Всем - от великого князя до простого ополченца, - хотелось в последние часы побыть с семьей, попрощаться, быть может, навсегда. Сколько было в эти дни слез и торопливых прощальных поцелуев, просьб и обещаний непременно вернуться...
За день до ухода с Медведицы будущие ратники молились в священной роще и совершили жертвоприношение Перуну. Обряд был чисто воинский, и присутствовали лишь мужчины, облаченные в доспехи, только без шлемов, стояли с непокрытыми головами. Опершись на копья, стояли в боевом порядке, с князьями во главе.
Великий медведицкий князь, и не оглядываясь, чувствовал спиной свою дружину. С ним вместе они выросли, вместе громили литтов и волчановцев, дали уже надежный отпор и прежде непобедимым чжалаирам; и готовились теперь вместе совершить вовсе небывалое. Сейчас они были, как никогда, близки ему. Среди княжеских дружинников много было, как и сам князь, осиротевших в год черного мора. Та жестокая болезнь почему-то часто щадила детей, унося взрослых мужчин и женщин. Уцелевших детей воспитывали при княжеском дворе, они, вырастая, образовывали особое поколение - горячее и воинственное, как в древности говорили, "вскормленное с острия копья", зато привыкшее жить без поучений старших, не впитавшее с детства опаски перед Ордой. Для них чжалаиры были такими же людьми, как все, с которыми вполне можно было справиться. И теперь готовились померяться с ними силами. А неутоленную жажду кровного родства это сиротское поколение удовлетворяло в едином воинском братстве, соединявшем их узами крепче родственных. Лютобор Медведицкий знал, что может вполне полагаться на своих воинов, как и они на него.
Помощники верховного жреца быстро и деловито закалывали десять белоснежных жеребцов, свирепо взмывающих на дыбы. Разрезав их туши на части, отдали положенную в жертву долю огню. Тот затрещал, задымился, поглощая мясо и кости.
Но тут же что-то пошло не так. Огонь все время норовил погаснуть, ветер заглушал его. Когда же разгорелся, костер окутался облаком едкого дыма. От него слезились глаза, нельзя было стоять рядом. Дым стелился по земле, окутывал изваяние Перуна, скрывая от глаз. Служители, кашляя, подкладывали в костер лучшие дубовые бревна, но и те дымили так, словно это были сырые еловые корни.
- Не к добру такой дым, - произнес, закашлявшись, Доброслав.
Уже давно одряхлевший, но все еще исполнявший обязанности верховного жреца, старец Богумир тоже видел, что творится неладное. Он нарочно дожидался этого великого дня, не мог себе позволить умереть, не благословив войско великого медведицкого князя на битву с Ордой. И теперь его встревожило, что жертвенный костер плохо горит. Преодолевая душивший его кашель, старец медленно проговорил, проверяя: точно ли понял знамения.
- Громовержец Перун, Победитель Нечисти, еще не дает нам благословения. Слишком малую жертву мы приносим ему. У нас впереди великая цель, и ее не достичь без великих жертв, увы. Как узнать, готова ли наша рать на все ради победы? Чтобы Перун благословил вас, пусть величайший из сварожских воинов согласится обречь себя в жертву!
Повисло молчание. Как правило, в жертву Богам обрекали людей лишь в особенно важных обстоятельствах, чтобы отвести общую беду. Никто не спорил, что большая война, где речь шла о жизни или гибели Сварожьих Земель, была достаточным поводом. И каждый, от князей и воевод до последнего ополченца, хоть на миг представил себя искупительной жертвой за свой народ. Но большинство, подумав об этом, тут же качали головой. Они и так готовились совсем скоро грудью встретить смертельную опасность. Но в бою все же можно уцелеть, и каждый на это надеется, а вот так сознательно лечь под жертвенный нож - это совсем другое...
Была и еще одна причина, останавливающая их. Богумир сказал, что лишь величайший из сварожских воинов достоин быть жертвой, угодной Богам. Так и должно быть. Но кто же осмелится первым шагнуть вперед и заявить, что он - величайший? Вместо искупительной жертвы посмешищем на все войско станешь...
Наконец, Светловой, бывший среди телохранителей великого князя, прервал затянувшееся молчание, шагнув вперед. Вслед ему долетели вздохи сожаления. Люди успели уже узнать могучего витязя в битве при Стрелке, знали его силу и воинское искусство, в княжеском полку полюбили его, всегда ясного душой, приветливого со всеми. Никто, однако же, не решился его остановить. Каждый соглашался: Светловой, как никто, достоин быть лучшим из них.
- Если Боги сочтут меня достойным, я готов умереть во славу сварожской рати, - просто проговорил Светловой, склонив голову перед верховным жрецом.
Огонь костра немного выправился, дым отнесло ветром, и сквозь завесу можно стало разглядеть изваяние Перуна.
Старый жрец возложил руки на голову витязю, и проговорил медленно, как бы проверяя каждое слово - не ошибется ли:
- Твоя готовность принята Богами, дитя. Но Всегрозный Перун избрал тебе лучшую судьбу, чем у жертвенного животного. Оставь свои доспехи: Боги одели тебя одеянием из чистого света. Начни битву, выйди первым навстречу самому грозному врагу, встреть его честно и грозно. Пусть нынешняя решимость пребудет с тобой непрестанно.
С этими словами жрец окропил водой белокурую голову Светловоя, срезал ему несколько прядей волос и бросил их в огонь. И, как только сделал это, костер вспыхнул ровным ярким пламенем.
Светловой с помощью младших жрецов снял кольчугу, отстегнул стальной латный воротник, наручи, рукавицы, поножи. Все это вместе со шлемом возложили на алтарь Перуна, так что получилось подобие лежащей человеческой фигуры.
После, возвращаясь в Крепость, Лютобор Яргородский внимательно глядел на Светловоя. Тот, в чистой белой сорочке вместо лат, ехал на своем белоснежном Лебеде, возвышаясь над большинством воинов. На нем пересекались множество взоров, и сочувствующих, и просто любопытных, однако он оставался невозмутим. Ехал молча, но не угрюмо: лицо его было ясно, и на губах даже виднелась легкая улыбка. Лютобору Яргородскому подумалось, что Светловой вполне готов принять свою судьбу, и встречает ее спокойно и словно бы даже с облегчением. Еще живой, полный сил и здоровья, он среди других княжеских воинов был теперь словно отделен незримой чертой, как бы уже принадлежал к заоблачной Небесной Рати.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 06 Июл, 2019, 10:44:14
То есть Тохтамыш не разорит, не сожжёт Медведицу? И Сергия Радонежского тоже не случилось в этом мире... Расходятся потихоньку реальность Ваша, эрэа Артанис, с нашей.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 06 Июл, 2019, 16:53:18
Светловой  теперь уже не может выжить, прошедший такой ритуал уже обречён?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 07 Июл, 2019, 20:37:09
Огромное спасибо вам, эр Зануда, эрэа Карса! :-* :-* :-*
То есть Тохтамыш не разорит, не сожжёт Медведицу? И Сергия Радонежского тоже не случилось в этом мире... Расходятся потихоньку реальность Ваша, эрэа Артанис, с нашей.
Надеюсь, что удастся не допустить некоторых последующих бедствий. А братья Росавы не сделаются Иудами, помогая захватить Медведицу (хотя эти не вешались).
Вообще-то, здесь все-таки другой мир. Ну кем я могла бы заменить церковных иерархов в мире, где православной церкви нет? Что до религиозных обрядов - то вот, их Богумир благословил идти на войну. А вообще-то, Сергий Радонежский понадобился Руси после того, как до него сто с лишним лет подряд церковь только кланяться Орде учила, да внушала, что вся власть от Бога, молилась за ордынских ханов. Как всегда бывает: сначала перегнут палку в одну сторону, потом приходится, чтобы исправить, мучительно изгибать ее в другую. Думаю, что в Сварожьих Землях такого никогда не было. В связи с тем, что им не внушали покорность, кстати, думаю, что восстаний против Орды у них бывало побольше, чем это известно по нашей истории.
Но пока еще изменения не настолько значительны. После "Полета сокола" и "Ничего не исчезает" они уже были, вспомните. Ростислав выжил и сохранил за своим родом Приморское княжество, Звениславу не выкололи глаза, а Бронислав Великий сделался великим князем лет на двадцать раньше прототипа. Но это еще не те события, что до неузнаваемости меняют ход истории. Думаю, и здесь окончательное расхождение еще далеко впереди. Пока даже Яргородец его предвидит весьма смутно.
Светловой  теперь уже не может выжить, прошедший такой ритуал уже обречён?
Теоретически, если жив, все может быть. Просто так подставляться не станет, понятно; любому противнику с ним еще справиться надо суметь. Если ему доведется погибнуть, смертельную рану ему, конечно, нанесет вражеское оружие, а не обряд как таковой. От него требуется готовность пожертвовать жизнью, но не напрасно.

Глава 36. Поход на Светловодную
Вечером, после прощального пира в Крепости, Лютобор Яргородский заехал ненадолго домой, провести последние ночные часы с семьей. На рассете предстояло выступать.
Весь боярский терем напоминал разворошенный улей. Никто не ложился спать. Воины в последний раз проверяли снаряжение, челядь и женщины собирали для них, что могло понадобиться. Яргородская дружина готовилась послужить своей новой родине. У кого были семьи, прощались с ними, как и во всех домах в эту ночь.
На крыльце своей усадьбы Яргородец встретил Горицвета, как раз собиравшегося куда-то ехать. По его шальным глазам, мечтательной улыбке князь сразу угадал причину.
- Можно мне отлучиться, государь? - попросил Горицвет почти жалобно.
Лютобор усмехнулся, положил руку ему на плечо.
- Поезжай. И ее приведи к нам, пусть живет в нашем доме, как твоя невеста. Если вдруг случится, что мы не вернемся, княгиня Белослава Тихомировна позаботится о ней. И им будет вместе веселее.
Темное облачко будто накрыло лицо Горицвета - в полутьме перехода Лютобор видел, как тот будто начинает выцветать, теряя краски. Острое предчувствие кольнуло его: что сказать, если сын Миловиды спросит его, как прежде спрашивали другие, о своей боевой судьбе?.. Но Горицвет ничего не спросил. Оседлав коня, он помчался галопом по улице.
А Лютобор Яргородский прошел в главный зал терема. Там его встретила княгиня Белослава, еще более расцветшая в эти годы, роскошная и пышная красавица. Она сама помогла мужу снять плащ, поднесла воду - умыться и вымыть руку, и усадила за стол, с удовольствием прислуживая ему в эти последние совместные часы. За столом собрались на совместную трапезу несколько ближайших воинов яргородского князя с их семьями.
Тут же сидели вместе с родителями и юные княжичи, Ростислав и Бранимир, к этому времени уже подростки, рослые и крепкие для своих лет. Впрочем, "сидели" - это не совсем точно. Поужинав и заскучав за столом, братья стали шептаться, толкаться, а потом без предупреждения выхватили деревянные мечи и вскочили из-за стола. На глазах у всех, они ожесточенно заработали клинками, как их учили наставники. Налетали друг на друга, как бойцовые петухи, азартно скаля зубы, с отчаянным блеском в глазах, вскрикивали, взвизгивали, нападая. Все взоры обратились к ним: у мужчин - одобрительные, у женщин - опасливые. Кое-кто на всякий случай отодвигал блюда и чашки подальше от края стола, чтобы мальчики их не смахнули ненароком.
С громким стуком сталкивались деревянные сабли, а юные поединщики смеялись все громче, даже получая довольно сильные удары. Старший, Ростислав, стал теснить брата к двери. Тот, отступая, пятился через весь зал, но ловко уворачивался, молниеносно защищался, не давая пробить свою защиту. Наконец, у дверей Бранимир ловко извернулся, вскинув меч, перекувыркнулся через голову и, став на руки, таким образом прошелся по залу. Вернувшись за стол, на правах младшего вспрыгнул отцу на колени, и тот ласково прижал к себе его черноволосую голову. Белокурый Ростислав, раскрасневшись, тут же втиснулся между отцом и подвинувшейся матерью. Лютобор одобрительно обнял и его.
- Что скажешь, Чеслав? Хорошо ли состязались отроки мои? - не решаясь судить успехи своих сыновей, обратился Лютобор к последнему из друзей своего детства. Много лет уже прошло с тех пор, как Чеслав приехал на Медведицу со своим князем, и теперь, уже совершенно седой, собирался с тремя взрослыми сыновьями идти на войну под медведицкими знаменами. Теперь, усмехнувшись в пышные усы, Чеслав отвечал обстоятельно, как всегда:
- Придраться не к чему: бодались как подобает.
- Мы уже многое умеем, - с напускной сдержанностью произнес Ростислав, заглядывая в глаза отцу такими же пронзительно синими глазами.
Лютобор пригнул головы мальчикам, шутливо подавив их сопротивление.
- Что умеете - молодцы. Вот если вдруг окажется, что не справимся мы, тогда вы с Бранимиром будете защищать Медведицу. Нельзя же ее оставлять совсем без войска.
Мальчики потупились, угрюмо уставились в пол. Белослава со своей стороны постаралась их успокоить:
- Сыновья великого князя тоже остаются, и при этом не канючат и не просят ни о чем, чинно слушаются отцовского приказа.
- Они маленькие еще. А мы старше, и сможем пригодиться, - упрямо возразил Ростислав.
Но тут уже Лютобор не стал их уговаривать. Произнес, не повышая голос, но таким тоном, какому безропотно подчинялись бояре в совете и иные удельные князья:
- Останетесь дома и будете слушаться мать! Не бойтесь, не всех врагов себе заберем, найдется дело и вашему поколению, как подрастете.
А попозже, в спальне с Белославой, она задумчиво проговорила, склонив голову на грудь мужу:
- Как летит время!.. Только что, кажется, братья вот так играли, а теперь уже сыновья...
- Быстро, - согласился Лютобор, гладя тяжелые черные волосы жены, то взвешивая их на ладони, то пропуская сквозь пальцы потоком. - Позаботься о них, если что. Завтра не спускай с них глаз, как бы не попытались сбежать на войну. За двумя отроками уследит не всякая женщина, но ты, я знаю, сможешь.
- Я постараюсь, - обещала Белослава. И, не сдержав опасений. попросила: - А ты приглядывай за братьями моими. Они, конечно, князья и великие воины, но в глубине души еще остаются мальчишками. Если что пойдет не так, они только тебя послушаются.
Он поцеловал жену в глаза, касаясь ее обнаженных плеч и груди, молочно белевших сквозь сгустившуюся темноту.
- Обещаю, моя Медведицкая Дева! Где действительно нужно, я постараюсь их удержать.
Она, успокоившись, прижалась к нему тесней, обхватила за шею, хотя в покоях и без того было еще по-летнему жарко, и прошептала на ухо:
- Ты даже не знаешь, насколько я тебе благодарна за все, что ты сделал для моих братьев и продолжаешь делать до сих пор! Не иначе, как наши благословенные Богами прародители послали нам тебя!
- О, так это не я, а ты на самом деле у нас ведунья, знающая, что делают предки! - вполголоса рассмеялся Яргородец, трогая кончик ее носа.
Они не разжимали объятий, пока сквозь бледно-голубое слюдяное окно не забрезжил рассвет. Белослава обнимала своего супруга так жадно, будто хотела в эти немногие мгновения возместить все будущие годы, что могли для них и не наступить, потому что на такой войне первый воевода рискует жизнью не меньше простых ратников. Когда пришла пора собираться, Лютобор даже пошатывался от усталости, одеваясь, чувствовал, как его пробирает дрожь. Впрочем, он быстро стряхнул с себя слабость. Сам, как всегда перед походом, оседлал белогривого Беркута Второго, и со своей яргородской дружиной влился в поток ратников, текущий к Серебряным воротам.
Великий князь Лютобор Медведицкий в это раннее погожее утро еще видел перед собой жену и детей, оставшихся дома. Он знал, что они сейчас глядят ему вслед со стены Крепости... совсем пока еще рядом, рукой подать, но с каждым скачком его темно-рыжего Победителя, они остаются все дальше позади, а скоро совсем скроются за предательским поворотом дороги, еще прежде, чем их мог бы поглотить земной окоем...
Поглядев на обернутое кожаным чехлом древко в руках знаменосца, великий князь немного повеселел. Только вчера Росава подарила ему знамя, что вышивала своими руками, с самой Стрелки, в ожидании решающей битвы. Под ее знаменем, еще небывалым прежде, пойдет в бой воинство Сварожьих Земель. Не Медведицкого княжества, не двух-трех князей, заключивших временный союз ради будущей добычи, - единых Сварожьих Земель, пусть и не полностью!
Снова и снова вспоминал Лютобор Медведицкий свою Росаву, детей - Всеслава, Мирослава, дочку Пригожу, и самого маленького, трехлетнего Стемира. Вроде бы, он с каждым попрощался по-отцовски, каждого взял на руки и поцеловал, и сказал на прощание несколько слов, хотя, конечно, вряд ли кто из них это запомнит, кроме старшего, девятилетнего Всеслава. Сам он в девять лет, сколько помнит себя, хорошо все понимал, и Росава так же. Сохранит и сынок его память...
А потому они вчетвером, обогнав мать, бежали за ним по ступеням крыльца. Вот так же они выбегут встречать его, когда он возвратится домой. Или все-таки не доведется им его встречать?..
В глазах Росавы, когда она прощалась с ним, стояли слезы, однако она смогла на прощание улыбнуться мужу. Когда уже Лютобор Медведицкий садился на коня, жена проговорила тихо, так что никто не слышал, кроме Яргородца и Мстиши:
- Возвращайся с победой, муж мой! Я верю, так и будет. Мне этой ночью приснился во сне покойный дядюшка мой, Стемир Мезамирич. В светящихся доспехах, на крылатом облачном коне. Сказал мне: "Не бойся за своего мужа, он успеет насладиться великой победой. А мы, кто до этого дня не дожил, все же незримо среди них будем". Так что мы станем вас ждать! - и на последнем слове голос великой княгини предательски дрогнул.
Лютобор Медведицкий в этот день заметил, как многозначительно прищурился Яргородец, будто что-то знал о сновидении Росавы. Впрочем, кто же мог поручиться, что и откуда он может знать?..
А великая княгиня вместе с другими женами уходивших на войну еще долго вглядывалась вдаль, пока даже пыль от обозов не скрылась за дорожным поворотом. Ее бледные губы без звука шептали последние напутствия и просьбы Богам сохранить в бою жизнь ее мужа и других воинов.
Не все женщины держались так. Вешняна, к примеру, жена Мстиши, закрыла лицо руками, и ее поддерживали под локти, чтобы она не упала со стены, покачнувшись. Рядом с Росавой простонала и упала на колени, будто пронзенная стрелой, ее старшая сестра Любомила, жена Доброслава Зимина. Цепляясь пальцами на шероховатый камень, заплакала:
- Что делать мне, если ты не вернешься, возлюбленный муж мой? Где хотя бы погребальный костер твой отыщу, чтобы сказать: "Похороните меня с ним"? Не звери ли лесные да хищные птицы обглодают твое тело?
Росава с усилием подняла руку, крепко прижала к себе.
- Зачем хоронишь Доброслава раньше времени? Как вернется вместе со всеми, ты сама посмеешься над своей тревогой.
Но Любомила мотала головой, обморочно обвисая в руках сестры.
- Не вернется, я знаю, мне ворожея говорила - убьют его. Не увидеть мне милого мужа, детям - отца...
Заботы о горюющей Любомиле помогли собравшимся рядом женщинам на время отвлечься от собственной печали, так же гложущей сердце. Ей давали пить, растирали виски и грудь, чтобы привести в чувство, держали в объятиях, плотно обступив.
 - Даже если такое случится, - проговорила Росава дрогнувшим голосом, как бы впервые признав такую возможность и для своей семьи. - Не вся ведь жизнь только в муже заключена. У вас с Доброславом есть дети, им еще нужна забота матери. Сестра, что бы ни случилось, не забывай - ты жена воина.
Белослава тоже была тут, взяв с собой на стену своих сыновей и рыжеволосую девушку, заметно робеющую в присутствии высоких особ - невесту Горицвета. Теперь она нагнулась над Любомилой и встряхнула ее, почти с мужской силой подняв за плечи:
- Не распускайся, Любомила: ты же боярыня, княжеская родственница! На тебя вся Медведица глядит. Смотри, сколько женщин проводили своих мужей, но все надеются и держат себя в руках. Подумай, каково твоей свекрови: одного сына казнили за предательство, теперь второй идет на войну. Она даже придти не смогла, ей неможется. Тебе, милая моя, много легче: ты еще молода, и не хоронила своих детей. Лучше ей станет, если ты примешься завывать на весь дом?
Яргородская княгиня говорила твердо и рассудительно, как будто сама все на свете познала в своей жизни. Но исступленная Любомила оттолкнула ее.
- Уйди! Конечно, тебе-то что за своего колдуна бояться, что ему сделается? Не хочу тебя видеть! Ты железная! Железная!
Белослава, раскрасневшись от гнева, хотела ей высказать, что видела своего мужа раненым, и он, как и все, способен страдать от боли, и что у нее, кроме супруга, идут на войну еще и братья - родной и двоюродные. Но Росава вклинилась между ними, не давая произойти гневной вспышке. Ласково поддерживая ослабевшую Любомилу за плечи, она пригласила круг ближних боярынь спуститься со стены.
- Давайте сегодня посидим вместе, побеседуем, песни споем, - предложила она. - Возьмите детей с собой: им тоже с моими будет веселее. Жаль, Рута из Зеленограда не приехала: все сторонится нас, как же - дочь самого Радвиласа... Ну да ей же хуже. А мы с вами нынче все сестры по ожиданию, давайте будем добры друг к другу...
И впрямь, возможность разделить томительное ожидание хоть немного помогла развеяться женщинам, заживо оплакавшим своих близких.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 08 Июл, 2019, 21:19:56
Тремя разными дорогами двигалась медведицкая рать на Соболевск, где назначено было сборное место. Первую колонну вел сам великий князь, вторую - Бронислав Стемирич, князь Зеленоградский. Третью Лютобор Медведицкий поручил еще одному двоюродному брату - Доброславу Зимину, родному брату казненного Тихомира. Великий князь всячески показывал, что остальных Зиминых не касается его опала, и те, в свою очередь, готовы были на все, чтобы искупить преступление своего родича. Окольничий Третьяк, старейший из медведицких воевод, собирался начальствовать Большим полком, а Доброслав сам попросил направить его в Передовой, которому предстояло первым столкнуться с врагом.
Когда через без малого две седьмицы из-за пологих холмов вынырнули стены и крыши Соболевска, Лютобор Медведицкий мечтательно улыбнулся, точно встречая старого друга. Этот город всегда приносил ему счастье. В Соболевске он взял Росаву в жены. Пятнадцать лет пробежали как один день, и он продолжал считать в глубине души, что этот город подарил ему лучшую из жен. И теперь не сомневался, какой город назначить для сбора войск.
Обыкновенно тихий Соболевск в эти дни тоже походил на муравейник. Со всех сторон, с широких проезжих дорог и узких тропок, ведущих от соседних деревень, стекались люди. Приходили пешком, приезжали верхом и на повозках. Несли оружие, у кого какое нашлось. Кто-то прихватил охотничью рогатину, спилив перекладину: ордынский воин на коне - не медведь и не кабан, его, чтобы остановить, надо проткнуть насквозь. Кто-то насадил топор-колун на рукоять подлинней: в крепких руках привычного дровосека расколет вражеские головы не хуже дубовых бревен. А кто-то и вовсе, не мудря, взял дубинку потяжелей, обтесал, где нужно, и приготовился крепким дубовым комлем гвоздить по головам ордынцев. Будущие сварожские ратники валили толпой, как придется, лишь немногие отряды двигались в более-менее правильном строю, когда находилось кому их подучить, хотя бы на уровне десятского начальника. С гордостью и печалью глядел Лютобор Медведицкий на добровольцев, стекающихся в Соболевск: молодых и пожилых, белокурых и чернобородых, в дорогом сукне и в холщовых грубых рубашках, посконных штанах. Все эти люди, какую бы жизнь ни прожили до этого дня, откликнулись на его призыв, готовились идти на бой, какого еще не бывало. Он, великий князь Сварожьих Земель, растроганно глядел на их необыкновенный подъем. Куда бы он ни взглянул - видел вокруг себя людей, объединенный любовью к Родине. Тех самых мужиков, полунищих и не всегда сытых, о которых власть имущие привычно полагали, что те предназначены лишь кормить их да работать до седьмого пота. И никому из них нельзя было обещать, что они все вернутся домой. Что мог сделать для них великий князь, чувствующий себя сейчас губителем своего народа? Только одно - быть готовым сам разделить с ними судьбу: победу или смерть.
Здесь же, в Соболевске, Медведицкую рать догнали войска литтских князей, старших сыновей Радвиласа. Надежными союзниками оказались сыны одного из самых опасных врвгов сварожан, в такие дни, когда среди своих не все решились придти.
Лютобор Медведицкий, не сходя с коня, заключил в медвежьи объятия сперва одного брата, затем другого. С благодарностью взглянул на них, серых от пыли. В дружинах братьев звучала и литтская, и сварожская речь, смешиваясь вместе.
- Молодцы, витязи литтские: как на крыльях примчались! - проговорил он, любуясь ровным строем темноборских и дебрянских дружин: воины в полном боевом облачении, рослые и мощные кони под ними, смотрелись все как на подбор.
- Нам отец завещал ничего не делать наполовину, если уж взялись за дело - так со всей душой. Раз мы нынче - не только литтские, но и сварожские князья, не могли тебя подвести, - отвечал князь Линас.
- Один-то из рода Алджимантаса уж точно опозо-орил своих предков, - в речи Саулиса, обычно чисто говорившего по-сварожски, от раздражения прорезался тягучий литтский говор. - Ви-идел бы наш отец, с кем снюхался его люби-имчик!
- Где он, кстати? - вступил в разговор Лютобор Яргородский, с не меньшей радостью встретивший своих двоюродных братьев.
- Имант нынче крадется вдоль речки Рябинки - есть у вас такая? Не похоже, чтобы особенно поспешал к Улзию навстречу.
- Как бы в тыл нам не ударил неожиданно, совместно с Драгомиром Азанским, - обеспокоенно сказал Ярослав Аджаров. - Может, они по сговору с Улзием медлят, чтобы охватить нас в кольцо?
- Улзию они нужны на поле боя, чтобы рубить нас. Оставаться в тылу он им не прикажет: не то время, - уверенно возразил великий князь. - Но остерегаться их придется, конечно. Ладно, я думаю - перейдем Светловодную, Иманту с Драгомиром будет нас уже врасплох не застать. Им тогда тоже переправляться придется, а такое дело быстро и незаметно не делается.
В тереме соболевского князя состоялся сразу по приезде военный совет. Основным вопросом было - на каком берегу Светловодной встречать Орду.
- Так-таки хочешь переправиться, государь? - с сомнением покачал головой Третьяк Зимин. - Свой берег - вроде бы, свой дом, а дома и стены помогают. На Стрелке мы встретили Хулагу на своем берегу, и в реку его тумены смели. А тут за Светловодной начнется уже чужая земля наши Боги там не покровительствуют...
- Чужая? Давно ли для тебя исконная часть Сварожьих Земель чужой стала? - Лютобор Яргородский, не выдержав, намекнул им на то, что открылось ему в Зеленой Дубраве. - Всего сто сорок лет, как отрезали ее чжалаиры по-живому, а до того сотни лет была нашей! У земли память не так коротка, как у людей, она и на том берегу встретит нас как родных. Наши Боги вовсе не покинули другой берег, они помогут и там.
Однако не так просто было сломать привычную скорлупу осторожности, в которой слишком долго прятались сварожане: привычка опасаться коварства Орды была еще сильна. Зимина поддержал и один из союзных князей, уже пожилой Истослав Родославич, владетель белозерский и тихомировский. Этот род всегда был самым надежным союзником медведицких князей, со времен княгини Любомилы Мстиславны, завещавшей своим потомкам дружбу с наследниками Святослава Храброго. И теперь белозерский князь со своим сыном, черноволосым здоровяком Родославом, первыми охотно откликнулись на призыв великого князя. Однако переходить Светловодную белозерец остерегался.
- На чужом берегу, в случае чего, отступить некуда: прижмут ордынцы и начнут молотить со всех сторон...
- Я не понял: а что, кто-то собирается отступать? - недобро покосился на старика князь Бронислав.
- Да у нас половина воинов пешие: им-то, в любом случае, отступать некуда, - проговорил Мстиша, волнуясь: неловко было бывшему княжьему слуге, хоть и облеченному боярством, говорить среди вельмож, как равный. Впрочем, никто и не думал ему возмущаться.
- Если некуда будет отступать, люди станут биться храбрее! Перейти и мосты за собой сжечь! - решительно произнес молодой Аджаров. Он-то уж точно отступать не собирался, с самой Стрелки мечтал отомстить чжалаирам за своего отца.
Все взоры оборачивались то и дело к великому князю, но тот сидел за столом молча, позволяя всем высказаться, и словно бы не настаивал на своем. Вместо того кивнул Яргородцу:
- Твое мнение, Лютобор Мстиславич?
- Наш берег Светловодной полог и ровен, степь стелется как скатерть: там чжалаирской коннице будет раздолье. Мы им в лоб ударим, а они обойдут с боков и окружат. Наши-то рати не настолько поворотливы еще. А на том берегу, возле устья Паутинки, им будет нас не обойти. Там место позволяет втянуть ордынцев, между рекой и оврагами, как в мешок, а потом его завязать.
Только теперь великий князь поднялся из-за стола, высокий и мощный, как бы нависая над сидевшими советниками.
- Навязать врагу сражение там, где удобно нам, а не ему - уже половина успеха. Я много думал о том, как свести на нет численное неравенство. Разведчики наши доносят - у Улзия войск без малого втрое больше нашего, и это еще не считая опаздывающих союзничков. Узкое поле сыграет на руку нам, а не Орде. Битве быть на другой стороне Светловодной!
И в интонациях, прозвучавших в голосе великого князя, прозвучало нечто настолько твердое и властное, что ни у кого уже не мелькнуло и тени мысли ему возразить. Кое-кому подумалось даже, что он мог бы и не спросить их мнения, решить все единолично - и все равно пришлось бы повиноваться, никуда не денешься.
В Соболевске задержались на целую седьмицу, поджидая последние отставшие рати. Даже из Влесославля подошел, в конце концов, трехтысячный полк во главе с боярином Ратшей. Снаряжали его за свой счет сами участники, разного положения и достатка - все, кого объединяла молодецкая удаль и готовность постоять за Сварожьи Земли. Из городской-то казны ни облезлой куньей шкурки, ни медной полушки не выдали бояре влеславльские, Золотые Пояса - чай, не ушкуйный поход, большой добычи не доставят. По рассказам влесославльских воинов, им прежде, чем собираться в поход, пришлось уже одну битву выдержать - на своем вече.
И вот - конники своими полками, пешие - в повозках, чтобы не отставать, - двинулись сварожане из Соболевска к реке Светловодной.
Долог ли путь от Медведицы до Журавлиного поля? Это кому как. Лютобор Яргородский, обернувшись волком, добежал туда с оборотнями за один день. Кстати, стая и теперь сопровождала сварожское войско, пробираясь стороной скрытно и незаметно, а на люди, если надо, появлялись в человеческом обличье. А войско, обремененное тяжелым обозом, хоть и везли с собой, кроме снаряжения, лишь самое необходимое, добиралось туда больше трех недель. Уже начинался вересень, когда увидели перед собой бледную, как молоко, воду Светловодной.
Последняя часть пути проходила через владения азанского князя. Из-за этого шли чутко, осторожно: кто знает, как поведет себя союзник Улзиев? Но все было тихо, и они двигались, так и не встретив следа войска князя Драгомира. Жители встреченных по пути азанских селений спокойно убирали урожай, не думая отвлекаться на какую-то войну; мужчины у них оставались дома. Иные из медвединцев уже начинали хищно точить зубы на них; приходилось окорачивать.
- Ну дозволь, государь, хоть стадо баранов у них прихватить или несколько мер зерна! - горячо просил Ярослав Аджаров, когда проезжали мимо азанских сел.
Но Лютобор Медведицкий взглянул на него так, что молодой князь сразу сник.
- Не смей! Ты кто - чжалаирский налетчик, чтобы напасть на мирных людей, трудящихся на своей земле? Тогда изволь и порядку подчиняться, как в Орде: грабителей буду вешать на ближайшем дереве, кто бы они ни были.
Аджаров нервно скомкал поводья заплясавшего под ним вороного коня, которому передалась тревога всадника.
- Я ничего такого не хотел, государь! Просто досада берет: мы идем на войну, а тут, за нашей спиной, здоровые мужики копаются в земле, как ни в чем не бывало! Хоть подкормимся за их счет, если иной помощи не дождаться. Ведь азанская земля нынче вражеская, это вместо дани...
- Нет! - горячо воскликнул Лютобор Медведицкий, так что некоторые из ехавших рядом воинов чуть не упали с коней. Но, тут же спохватившись, великий князь объяснил удивленному Аджарову: - Прежде всего Азань - это наша земля, наших Богов, где люди живут одного с нами наречия. Народ здешний за поступки своего князя не отвечает. Да и он на нас пока не нападал, и я не хочу давать ему повод.
Так и миновали владения Драгомира, не встретив ни одного азанского воина и не тронув колоска с азанских полей. Если кто из медвединцев и удивлялся такому миролюбию великого князя, то думать об этом было некогда. Впереди ожидала другая война, намного более важная и страшная.
Уже под вечер вышли к бродам через обмелевшую за лето Светловодную. Разведчики сообщили, что Орда находится на расстоянии дневного перехода. Принесшая весть сторожа под началом сотника Мала, схватилась в степи с чжалаирскими разведчиками. Потеряли пятерых своих, зато захватили пленных, в том числе и нойона, командующего отрядом. Тот держался дерзко. на допросе клялся, будто у Орды несметное число войск, а грозил свархам ее гневом. Великий князь распорядился отправить пленника в обоз, чтобы подождал исхода сражения.
К следующему утру через реку навели несколько мостов для пеших ратников. Конные полки и обоз переправились через Светловодную вброд. Когда же сварожское воинство целиком перешло на ту сторону, по приказу великого князя сожгли мосты. Дым дал понять чжалаирам, где поджидают их противники.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 09 Июл, 2019, 05:19:16
Интересная тогда была манера воевать, как на поединок собираются. Сплошные фронты - изобретение более позднего времени. А Яргородец чем-то Финиста напомнил.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 09 Июл, 2019, 08:39:32
Интересная тогда была манера воевать, как на поединок собираются. Сплошные фронты - изобретение более позднего времени. А Яргородец чем-то Финиста напомнил.
Ну на сплошные фронты где тогда народу набрать? И как прокормить?
А манера, точнее манеры были разные. И такая вот, когда обе стороны на одно сражение ставили. И другая, вроде Столетней - избегая сражений по возможности, превращать территорию противника в пустыню. Правда, сыграло ли это как планировалось хоть раз - не знаю. Вызвать на бой в невыгодных для противника условиях таким образом можно - тот же Айзенкур. А вот разорить врага и тем победить...
Ну и комбинации из этих стратегий. Пройтись по землям оппонента, вырезая всё живое, захватить по возможности крепость-другую-пятую, после чего с ослабленным уже в генеральном сражении сойтись.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 09 Июл, 2019, 21:27:10
Благодарю вас, эрэа Карса, эр Зануда! :-* :-* :-*
Интересная тогда была манера воевать, как на поединок собираются. Сплошные фронты - изобретение более позднего времени. А Яргородец чем-то Финиста напомнил.
Большинство сражений в те времена так и велись: один решительный бой - и обстановка кардинально меняется в ту или иную сторону. Креопсть можно осаждать подольше, но тоже не до бесконечности: тотальные блокады, как Ришелье под Ла-Рошелью, до появления артиллерии устраивать было затруднительно. Что-то ни о каком Куликовском фронте или Невско-Чудском направлении слышать не приходилось. На затяжную войну вряд ли у кого хватило бы ресурсов, ни человеческих, ни материальных, если только обе стороны будут вокруг себя всю округу опустошать, как саранча. И то ненадолго. Ну, собственно, эр Зануда Вам уже ответил лучше и грамотнее.
А чем Яргородец напомнил Финиста? Что-то давно я этот фильм смотрела, не припомню так сразу сейчас.
Ну на сплошные фронты где тогда народу набрать? И как прокормить?
А манера, точнее манеры были разные. И такая вот, когда обе стороны на одно сражение ставили. И другая, вроде Столетней - избегая сражений по возможности, превращать территорию противника в пустыню. Правда, сыграло ли это как планировалось хоть раз - не знаю. Вызвать на бой в невыгодных для противника условиях таким образом можно - тот же Айзенкур. А вот разорить врага и тем победить...
Ну и комбинации из этих стратегий. Пройтись по землям оппонента, вырезая всё живое, захватить по возможности крепость-другую-пятую, после чего с ослабленным уже в генеральном сражении сойтись.
Можно еще поближе к нашим героям подобрать примеры. Ольгерд, один из величайших полководцев своего времени, на Москву нападал аж трижды, из них два раза в осаде держал. А отступать приходилось каждый раз, когда захватить не удавалось. Окопаться где-нибудь поблизости и позиционную войну вести против Москвы и не пытался, и никакого Литовского фронта, опять же, не наблюдалось: так, каждый раз - пара местных сражений и неудачная осада с последующим отступлением.
Да и Тохтамыш, не сумев сразу захватить Москву силой, постарался взять обманом. А затем ушел, не дожидаясь, пока Дмитрий Донской против него войска соберет. Никакого: "Я к вам пришел навеки поселиться!" Воевать все спешили не растягивали надолго.

Глава 37. Перед битвой
Сварожское становище окружили подковой ряды взгроможденных друг на друга телег, соединенных цепями. Выстроенные в подобие укреплений, они должны были защитить лагерь, на случай, если бы какой-то части чжалаиров удалось прорваться к ним. Изнутри и сверху тележных укреплений можно было долго разить нападавших стрелами и копьями, не пуская ближе. Там, за этой своеобразной защитой, лежал сварожский обоз, стояли шатры полководцев, к которым наверняка будут рваться враги. Там же, под наскоро поставленным навесом, станут во время боя работать лекари, туда будут к ним приносить раненых и изувеченных воинов. Сейчас лекари, а также ведуны, умеющие заговаривать раны, готовились к своей обязанности, еще более грязной и страшной, чем сама война, но тем более необходимой. Собрав лечебные травы, смешивали из них отвары и мази, готовили льняные ткани для перевязок. Острый травянистый запах витал там, где скоро запахнет кровью.
В окружении телег расположились завтрашние ратники, которым велено было отдыхать до утра. Они разводили костры, готовили ужин, пытались каждый на свой лад скоротать время, отогнать сосущую сердце тоску. Где-то звучала песня или чей-нибудь рассказ, по возможности повеселей, где-то бывалый ратник напоследок поучал ополченцев.
Один из таких воинов сейчас как раз ораторствовал возле костра, к которому незаметно, од прикрытием высоких кустов, подъехал великий князь вместе с Брониславом, Яргородцем и Мстишей. Остановившись, они притихли, слушая разговоры воинов.
Высокий седой старик с синим рубцом на щеке и отрубленным ухом говорил во весь голос, в окружении пары десятков ополченцев:
- Как налетит на тебя ордынец, первое дело помни - назад ни шагу! От стрел закройся щитом, а как будет рядом неприятель - выставь копье. Он мчится - искры из-под копыт, визжит, орет, саблей машет, а вы стойте на месте. Ноги подкосятся - все равно стойте. Руки вспотеют со страху - крепче будете копье держать.
- Ой, дядька Гвоздь, да ведь жутко, наверное! - вздохнул молодой парень в белой сорочке. - Он-то, ордынец, сызмала воевать учился, а мы...
- Страшно будет - а ты преодолей страх! - свирепо рыкнул старик, сделав выпад, как бы протыкая кого-то копьем. - И помни все время: враг твой сделан из такого же мяса и костей, и его точно также можно поразить, если бить не наугад! И еще помните: они, ордынцы, вас не меньше боятся.
- Они - нас? - изумился один ратник с окающим белозерским говором.
- А то! Им ведь тоже хочется жить. У них в юртах остались матери, жены, дети. Они не меньше нашего надеются вернуться к ним домой. И помнят, что мы тоже можем их убить. Потому и гикают и визжат так, чтобы нас напугать заранее. А вы не поддавайтесь!
- Легко сказать - не поддавайтесь! Они же, проклятые, не только и визжат, но и дерутся как бешеные, и стрелами садят, - угрюмо проворчал чернобородый мужик, в руки которого въелась смола.
- А что остается нам, Лешак? - возразил тому другой, видимо, знакомый. - Если уж пришла такая война на наше время, нам и покончить с ней следует. Иначе еще и детям нашим так же придется собираться на бой. У меня четверо детей, у тебя трое. Да и у кого нет еще, на ус намотать не помешает, - огляделся на внимательно слушавших ратников помоложе. - Им еще с Ордой воевать останется?
Слушая их беседу из-за кустов, великий князь одобрительно подтолкнул Бронислава в плечо, а Яргородец беззвучно рассмеялся.
На мгновение у каждого кольнуло в сердце - кто-то завтра уцелеет из этих ополченцев, так просто рассуждающих о войне, будто о привычных сельских заботах? И тут же, повинуясь внезапному порыву, Лютобор Медведицкий подъехал к их костру и соскочил с коня.
- Здравствуйте, ратники храбрые! - обратился он к ополченцам, судя по говору, собравшимся из разных краев.
Те, кто узнал сразу медведицкого великого князя и его воевод, вскочили с мест, растерянно склонили головы, моргали, не зная, что сказать.
- Да мы ничего, государь... Просто так... Собрались вот повечерять, - сказал старый воин Гвоздь.
- А разве я упрекаю вас в чем? - на лице Лютобора Медведицкого неожиданно, впервые за последние дни, отразилась широкая улыбка. - Хотел вот узнать, сытный ли кулеш на ужин варите?
- А сам попробуй, княже! - кашевар, тощий и вертлявый мужичок, рыжий, как медная проволока, быстро плеснул из котла сварившейся, наконец, пшенной каши, сдобренной свиными шкварками. - Нравится ли?
Товарищи опасливо зашикали на шутника, но великий князь уже принимал из его рук деревянную миску с деревянной же некрашеной ложкой. Сам не заметив как, выхлебал всю миску едва подсоленного, пахнущего дымом кулеша.
- Вкусно! - похвалил ужин, облизнув ложку. И подмигнул вдруг рыжему кашевару: - Как звать-то тебя, кормилец?
Тот смешался на мгновение, но тут же ухмыльнулся, не привыкнув надолго унывать:
- Лисохвостом кличут. Из села Белые Ключи.
- Вот и хорошо. Надеюсь после боя с тобой свидеться, если не загордишься. Ордынцев-то завтра чем станешь потчевать?
Поняв княжескую шутку, Лисохвост сморщил веснушчатый нос:
- Да уж попотчуем! Погорячее да поострее!
Постепенно освоились и остальные ратники, что сам великий князь говорит с ними. Стали подходить и от других костров, глядя, как на небывалое диво. Если удастся вернуться домой, ведь всю жизнь можно хвастаться, что с великим медведицким князем сидел у костра. А дома и не поверят...
Старый воин по прозванию Гвоздь кивнул княжеским спутникам:
- Милости прошу к нашему щалашу. Отведайте и вы нашего кулеша.
Но внимательный взор Яргородца уже уловил, что кашевар доливает своим товарищам в миски поменьше варева, и отказался.
- За приглашение благодарю, и за урок, что молодым даешь, - сказал он старику. - А объедать нам вас никак не годится. Вечеряйте сами, сил набирайтесь, да спите спокойно, воины сварожские.
И, хоть среди будущих ратников были люди из разных княжеств, и большинство до того, как собрались на войну, и родного города или села никогда не покидали, и соседние владения им казались несусветной далью, - но возражать никто не решился. Если так говорит яргородский князь, первый медведицкий воевода, значит, и впрямь они нынче больше сварожане, чем белозерцы, дебрянцы, зелесянцы и другие.
Садясь на коня и уезжая со спутниками дальше, мимо других костров, великий князь проговорил задумчиво:
- Вот где хозяева земли Сварожской?
- Кто - они? - недоверчиво переспросил Бронислав, оглядывая занятых своими немудрящими заботами ратников.
- Да, именно они: те, кто работает на земле, делает все, без чего нельзя обойтись, да еще, выбиваясь из сил, платит тяжкую дань ненасытному врагу. А если понадобится - еще и воевать идет за ту самую землю, где к нему не слишком ласковы. Если что на сей раз и остановит Орду, так их мужество. Смердов и холопов наших, которых мы не всегда ценим.
- Ну, мы завтра и сами не станем сидеть сложа руки, - хищно прищурился Бронислав, глядя туда, где в сгущающихся сумерках будто непрестанно шевелился темный ковер, расстилаясь через всю степь. Это располагалась на ночлег Орда.
- Об этом я и хотел с вами поговорить, друзья мои, - Лютобор Медведицкий развернул коня, обернувшись лицом к своим ближникам. - Мстиша, ты завтра вместо меня встанешь под знаменем.
Если бы земля разверзлась под копытами коня у любимца великого князя, тот и тогда глядел бы не настолько ошарашенно.
- Но как же, государь... Всегда и во все времена князь со своей дружиной был под знаменем, в середине общего строя. Чтобы все видели: жив князь, реет знамя - и войску надо держаться.
- Вот, чтобы видели, ты и займешь мое место, - кивнул великий князь. - Роста мы с тобой почти одного, ты телом чуть посуше будешь, но в доспехах не потеряешься.
- А ты куда, брат? - Бронислав рванулся вперед, как бы желая остановить его.
- Я в простых доспехах в Передовом полку биться буду.
Бронислав с Мстишей взглянули на него с ужасом, как будто им показалось, что он внезапно помешался. Один лишь Яргородец, казалось, ничему не удивился и не стал отговаривать.
- Государь, ты, конечно, волен делать что захочешь, но, умоляю тебя, не ходи в Передовой полк! Ведь ему первым начинать бой, на него придется самый тяжкий удар! - Мстиша просительно протянул к нему руки.
- Брат, подумай: твое ли дело рубиться, как простой витязь? Тебе следует распоряжаться всей битвой! - звенящим голосом произнес Бронислав.
Но великий князь лишь покачал головой.
- Ты себе представляешь, что завтра будет твориться тут? Никто на свете не сможет уследить за такой свалкой, до распоряжений ли тут? Я назначил в каждый полк надежных воевод, они и станут во время битвы распоряжаться моим именем.
- Ты - душа и голова всего нашего дела, ты нас привел сюда, тебе и быть полководцем в решающий час, - продолжал уговаривать Мстиша.
Великий князь поглядел на становище, откуда доносился запах сваренной пищи, голоса завтрашних ратников.
- Полководцем я был, пока готовились к нынешней битве. Пока собирали людей и снаряжение, сговаривались с союзниками, выведывали вражьи замыслы, пока шли сюда. Даже еще пока расставляли полки, хотя здесь больше Лютобор Мстиславич постарался, - он кивнул Яргородцу. - Князь и полководец свою задачу выполнил. Остался лишь воин, такой же, как все. Мне нужно самому биться с врагом, отомстить за все беды, что Орда нам чинила!
На лице Лютобора Медведицкого выступил яркий румянец, карие глаза ярко блестели. Наблюдавшему за ним Яргородцу сразу вспомнилось, как Белослава назвала своих братьев мальчишками. Что ж, великому князю тридцать лет всего, и воинская слава ему не лишняя...
- Итак, Мстиша: ты завтра станешь в моих доспехах под знаменем, - твердо приказал великий князь.
Его бывший оруженосец и первый друг детства, возвышенный вровень с первыми вельможами на Медведице, покорно кивнул.
- Как тебе будет угодно, государь...
Вернулись в шатер, где им подали ужин. Все четверо с утра разъезжали по расположению полков, расставляя их, как фигуры на шахматной доске, и сильно проголодались. У великого князя, к тому же, как всегда, тревога усиливала голод, словно и не угощался у ополченцев кулешом. Теперь, хлебая прозрачную, как слеза. уху из судака, выловленного из Светловодной, Лютобор Медведицкий то и дело поглядывал на Бронислава. Как-то он примет то, что предстоит ему приказать? С Мстишей-то проще, тот все сделает, что прикажет его князь. А вот брата переупрямить будет трудней, чем Орду разбить.
После ужина челядинцы унесли посуду. Яргородец увел с собой Мстишу, оставив двоюродных братьев наедине.
Взглянув в глаза Брониславу, Лютобор Медведицкий произнес твердо:
- Ты завтра вместе с Яргородцем будешь с последним нашим полком в Зеленой Дубраве. Станете ждать решающего часа. Если увидите, что наша возьмет быстро, хотя это вряд ли, - усмехнулся невесело, - поможете добить Орду. Если они побеждать станут - ударите неожиданно им в тыл. В засаде слушайся Яргородца: он один сможет верно решить, когда придет пора.
Как и думал великий князь, его брата такое распоряжение застигло врасплох. Как только понял, что именно ему приказывают, вскочил на ноги, едва не опрокинув положенные на козлы доски, заменявшие стол. Лицо Бронислава сперва побледнело, затем покрылось красными пятнами. Тонкие ноздри его раздувались, серые глаза потемнели.
- Ты всерьез говоришь, брат? Пошто так ненавидишь меня, чтобы отсылать, когда все сварожское воинство станет биться с проклятыми?
Лютобор Медведицкий тоже вскочил, перевернув лавку, на которой сидел. Не хотелось ему употреблять власть перед Брониславом, зная, что могут уже не встретиться больше. Но он понял, что иначе не справиться.
- Сварожьим Землям нужно, чтобы хоть один из нас выжил! Если меня завтра убьют, кто, кроме тебя, сможет одержать победу?
- Яргородец без меня справится в этом твоем Засадном Полку, - угрюмо буркнул Бронислав.
- Да разве я о том беспокоюсь? Он-то, конечно, справится, он умней нас с тобой вместе взятых! От тебя мне нужно другое.
- Опозорить меня на всю жизнь, - Бронислав сел на свое место, отвернулся, и голос его зазвучал странно. - Что ж, простимся, брат! Тебе я всей душой желаю победить завтра и вернуться живым и здоровым. Но меня, после того, как я исполню твой приказ, уже не надейся застать в живых!..
Лютобор Медведицкий бросился к брату, крепко ухватил за руки, тянувшиеся к висевшему в ножнах мечу. Бронислав рванулся, стараясь освободиться из его хватки, но старший брат был сильнее.
- Не дури, Бронислав! - приказал он строго. - Если ты одержишь решающую победу, заслужишь славу и честь, каких еще не бывало. В случае моей гибели ты один сможешь меня заменить. Медведице, как никогда, нужен будет сильный и законный князь. Моему Всеславу всего девять лет, только ты сейчас сможешь мне наследовать. Ты слышишь: я приказываю тебе не как брат, а как великий князь.
Из груди Бронислава вырвался глубокий вздох.
- Если ты приказываешь мне, я должен повиноваться. Ладно, я сделаю, как ты велишь.
Лютобор растроганно взглянул на брата, чувствуя, что никогда еще не любил его сильней, чем в эту минуту.
- В засаде слушайся Яргородца. Не обессудь, что в подчинение ему ставлю тебя: опасаюсь, что не хватит тебе терпения, поднимешь полк раньше времени, и не сможешь переломить ход сражения.
- Ладно, чего уж там, знаю я себя, - Бронислав махнул рукой, как бы говоря: семь бед - один ответ.
- Обнимемся на прощание, брат. Как бы ни было, а я счастлив уже тем, что ты есть у меня, - проговорил Лютобор.
Бронислав упал в объятия старшему брату. Тот гладил его по плечам, ощущал жар разгоряченного тела сквозь черное сукно кафтана. Из глаз обоих бежали слезы, смешиваясь, когда они поцеловались на прощание.
Наконец, Бронислав отстранился.
- Если так, пойду сейчас к своему войску.
Тем временем Яргородцу тоже нужно было кое с кем встретиться. Для встречи он выбрал опушку Зеленой Дубравы, поодаль от становища. Стоило свернуть туда, как стихали все звуки военного лагеря, будто и не было его.
Храбр уже поджидал его, сидя на поросшем мхом стволе поваленного дерева. Кивнул Лютобору, который подошел и сел рядом.
- У меня к тебе большая просьба, Храбр Беловоич, - обратился он к вожаку оборотней. - Завтра в бою со своей стаей оберегай великого князя, сколь сможете. С ним будут лучшие воины, но на вас у меня надежды больше.
- Моя стая готова и собирается в бой, - гордо заверил его Храбр. - Наш народ не забывает зла, причиненного Ордой. Однако мы собирались сражаться сами по себе. Нам нет дела до людских князей.
- Я очень прошу вас, - настойчиво проговорил Лютобор Яргородский. - Сколько сможете, оградите его от стрел и сабель вражеских, от арканов и копыт конских. Завтрашний бой будет страшен для всех, но для вас все же не настолько...
- Ну, мы тоже не бессмертны, и чжалаирам есть чем нас пронять, - невесело усмехнулся Храбр. - Но, если так просишь, ладно. Мы поможем одному из твоих новых братьев, пока ты станешь удерживать другого за шкирку, точно несмышленого волчонка. Или ты скорее их усыновил?
- Я выполняю одно обещание. Очень давнее. А теперь - даже два обещания, - ответил Яргородец, с благодарностью пожав руку Храбру.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 10 Июл, 2019, 05:10:18
Я знаю, что для сплошных фронтов ещё не время, и долго будет не время. Просто отмечаю этот факт.
Жду противостояния Яргородца и Айбике.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 10 Июл, 2019, 21:13:59
Благодарю, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Я знаю, что для сплошных фронтов ещё не время, и долго будет не время. Просто отмечаю этот факт.
Жду противостояния Яргородца и Айбике.
А как же, без Айбике тут точно не обойдется! :)

В полночь он подъехал к шатру великого князя. Тот не спал, открытыми глазами глядел в потолок, и едва повернул голову, увидев вошедшего в шатер первого воеводу.
- Лютобор Тихомирич, пригласить тебя хочу, узнать, что скажут перед боем голоса земли, - тихо проговорил Яргородец.
Великий князь с надеждой взглянул на него запавшими, горячо блестевшими глазами.
- А вправду, может, хоть ты поведаешь что-нибудь обнадеживающее, - сказал он, взяв за руку Яргородца и выйдя с ним из шатра.
Сев на коней, они проехали далеко в поле, к самому устью узкой серебристой Паутинки, у впадения ее в Светловодную. Часовые возле становища удивленно взглянули вслед князьям.
Небо было ясное, с крупными светлыми звездами. В траве звенели кузнечики. Слабый ветерок колыхал траву, обвевал лица всадников. Слегка журчала река. Позади слышались затихающие звуки укладывающегося на ночь становища. Смолкли голоса, один за другим затухали костры. Сварожский лагерь успокаивался.
А ордынцы, расположившиеся на ночлег позже, еще устраивались, оканчивая затемно, что не успели при свете. Кругом горели костры и факелы, словно миллион красных глаз неведомого чудовища, вышедшего на охоту. Издалека доносился скрип колес, ржание коней, мычание быков, рев ослов, хриплое гудение верблюдов. Лютобор Яргородский видел сквозь темноту черные силуэты воинов, ходивших возле костров.
Спрыгнув с коня, он лег на землю и стал прислушиваться. Сначала ухо улавливало просто дрожь земли с ордынской стороны, и тишину - от сварожского становища. Затем стал различать и другие звуки.
На броде через Светловодную плескались и хлопали крыльями лебеди. Вспугнутые днем, они носились над водой, не находя пристанища. Далеко из степи донесся волчий вой. Волки привыкли следовать за Ордой, всегда оставлявшей им поживу, но боялись подойти, узнав уже о присутствии своих родичей - волкодлаков. Далеко на восходе беззвучно вспыхивали и гасли зарницы. Со стороны Зеленой Дубравы, точно великанский вздох, долетел мощный порыв ветра. Он донес приглушенный скрип, точно старое могучее дерево вдруг распрямилось, готовясь перейти в движение. По воде прошли серебристые блики. И, словно отдаленный громовой раскат, в небе послышался топот облачных коней.
"Спасибо вам, доблестные предки наши! Спасибо, Святобор! Спасибо, земля здешняя, что узнала нас!" - растроганно подумал Яргородец.
Трава покрылась обильной росой, точно сама земля плакала при мысли о том, что всего через несколько часов на ней сойдутся два огромных войска для взаимного истребления, и много ее сыновей-сварожан падут мертвыми на ее грудь.
Лежа ничком, Лютобор Яргородский поцеловал нагретую за день землю и почувствовал на губах речной песок, пресную жесткость травы, прохладные капли росы.
- Спасибо, - прошептал он еще раз.
Словно бы в ответ ему со стороны становища донесся женский голос. Яргородец даже вздрогнул, прежде чем понять, что это невозможно. Не было женщин в войске, да и вокруг не видно никого, кроме них с великим князем. А голос звучал, то напевая песню без слов, то причитая, как над покойником, а то возвышался до горделивых торжественных нот. Казалось, невидимая женщина оплакивает павших сыновей, павших за отечество.
И другой женский голос так же разносился в пространстве, будто из-под земли. Захлебываясь слезами, причитала по-чжалаирски, рыдала, захлебываясь слезами, и не могла успокоиться. Ей не было утешения в ее скорби.
Яргородец долго лежал, слушая землю. Стоявший возле коней великий князь уже подумал, что он уснул, но не решился его беспокоить, даже снедаемый нетерпением. Наконец, тот поднялся на ноги. В темноте его глаза светились.
Большая сеча предстоит, и много воинов падет с обеих сторон. И наша земля, и ордынская оплакивать станут возлюбленных сыновей, - проговорил Яргородец негромко, но торжественно. - Но все же знамения для нас благоприятны. Птичий грай и волчий вой слышатся с той стороны, не с нашей, и зарницы сверкают у них над головой. Труден будет бой, но с нашей стороны вместе со слезами слышится и радость. Боги не оставят нас.
Лютобор Медведицкий крепко обнял его, едва не душа медвежьими объятиями.
- Тебе я верю, Лютобор Мстиславич, ты не ошибаешься! На легкую победу я и не надеялся, слишком силен враг. Но, как только ты сказал, что победа, хоть и дорогой ценой, будет наша, у меня камень с души упал. Скажи еще что-нибудь, чтобы я мог верить!
- Скажу, если ты не задушишь меня ненароком! - беззвучно засмеялся Яргородец. - Уф, ордынцам завтра тяжко с тобой придется, Лютобор Тихомирич, тут и предсказывать не надо!.. А вот погляди-ка на небо...
Великий князь послушно взглянул вверх. Там, в молочном лунном сиянии, тихо мерцали зеленые, голубые, золотистые, серебряные звезды, складываясь в знакомые с детства созвездия. И вот, с небесного свода, точно стрела с туго натянутого лука, сорвалась звезда. Прянула вниз и полетела, ярко сверкая. За ней еще звезда и еще. Целый звездопад пролился над Журавлиным полем, сонм беззвучно вспыхивающих и сгорающих в полете искр.
- Много воинов завтра поднимутся в Ирий, - медленно проговорил великий князь.
- Еще больше людей поднялись бы туда, не решись мы преградить Орде дорогу, - жестко напомнил Яргородец, положив руку на плечо своему государю.
Оба долго глядели на бесчисленное множество ордынских костров. Наконец, Лютобор Медведицкий проговорил:
- Твои приметы не помешало бы и войску узнать перед боем. Немного надежды им будет как раз кстати.
- Обязательно сообщи с утра всем воеводам, пусть передадут своим полкам, - кивнул Яргородец. - Ты прав: пока есть надежда, люди способны совершить невозможное.
Оба сели на коней, поехали обратно по притихшему становищу, погрузившись в свои мысли. Наконец, великий князь снова нарушил молчание:
- А хороша земля здешняя, Лютобор Мстиславич! Черная, жирная: сухую палку воткнешь - побеги даст. Селянам-смердам одно удовольствие было бы здесь растить хлеб. А приходится вместо того эту землю засевать своими костями.
- Для того война и идет, чтобы людям можно было эту землю себе вернуть, как и все, отторгнутые Ордой, - ответил Яргородец. - Если одолеем чжалаиров, люди станут селиться здесь. Недолго здешней земле лежать Диким Полем.
Великий князь глубоко вздохнул, но не с тоской, а с надеждой.
- Спасибо тебе, Лютобор Мстиславич, что ты меня не отговаривал идти в бой, - вдруг произнес великий князь.
- А к чему бы мне было стараться зря? - пожал плечами Яргородец. - Я и так знаю, что ты твердо решил, и не откажешься, как тебя ни уговаривай. Ты - великий князь, а не мальчишка, увлеченный случайным порывом. Счастья тебе в завтрашнем бою!
- И тебе... Выполни до конца задуманное нами! - с трудом произнес Лютобор Медведицкий, сглатывая ком в горле.
Ехавший обычно немного позади великого князя, Яргородец поравнялся с ним и положил ладонь на его руку. Собственная рука показалась ему холодной от прикосновения к горячей, как в лихорадке, коже Лютобора Медведицкого.
- Возвращайся к себе, Лютобор Тихомирич. Ложись спать и отдыхай спокойно, до самого утра. Боги нас не оставят.
Вернувшись в свой шатер, великий князь лег спать, не раздеваясь. Думал, что не сможет сомкнуть глаз, но, к его удивлению, едва коснулся головой кожаной подушки, набитой сеном, как сразу уснул крепко и безмятежно.

А в чжалаирском становище всю ночь бодрствовала Айбике, готовясь к завтрашнему дню. Она сидела возле костра в своей юрте, разложив перед собой полный колчан стрел. Распустив по плечам полуседые косы, шаманка простирала руки над стрелами, нашептывала, творила заклятья.
- Пусть мчатся наши стрелы быстрей серны, пусть разят врага метко, как когти ястреба! Пусть льются с неба сплошным черным ливнем, неся гибель и ужас врагам Великой Орды! Пусть они сами слетают с тетивы, стремясь в цель одна за другой! Да не сможет никто превозмочь заклятья! Мое слово тверже гранита, крепче алмаза. Оно несет нашим стрелам большие победы, а врагам - смерть!
Взяв лежавший рядом лук, шаманка зажала в кулаке пучок стрел и прицелилась в палку, воткнутую в землю. Первая стрела черной змейкой легла на тетиву и поразила цель. И в тот же миг вторая скользнула на ее место, потом еще и еще. Женщина едва успевала спускать тетиву. Убедившись, что заклятье действует, она зловеще усмехнулась.
- Завтра вся Орда узнает, кто подарил ей победу! - прошептала она.
Если Лютобору Яргородскому ведовской дар укоротил и усложнил детство, то чжалаирская шаманка и представить себе не могла, какой была бы ее жизнь, не окажись она последней из древнего шаманского рода. Ясно было лишь, что совсем другой.
Она смутно припоминала, как лет до семи играла с другими детьми, веселая и беззаботная, как все они - это была самая первая ее жизнь. Тогда она жила с родителями в Сарай-Мунлике, и лишь иногда замечала, как к ее отцу приводили больных или приходили с какой-нибудь важной просьбой, дарили за камлание овец и даже лошадей. Отец был еще молодым, но уже способным шаманом. Но Айбике это не касалось; у нее подрастал младший брат, и никто не сомневался, что семейный дар перейдет к нему.
Все изменилось в каких-то несколько дней. Отец не смог справиться со злым духом болезни, и тот овладел им сам. Затем заразились мать и брат Айбике, умерли все рабы в их доме. Девочка осталась одна. Она чувствовала, что дух болезни хочет подступиться и к ней, но почему-то он не мог этого сделать.
Потом из дальнего степного кочевья приехал ее дед по отцу, единственный оставшийся родственник. Дед тоже был шаманом, и, узнав о смерти сына и внука, рьяно взялся за уцелевшую внучку.
Следующие несколько лет Айбике прожила, кочуя по степи вместе с дедом, не видясь ни с кем, кроме обращавшихся иногда к деду за камланием соседей. Дед всячески старался из нее воспитать настоящую шаманку, и не позволял девочке играть, как в детстве. Да и не с кем было. Вместо того девочке приходилось познавать все больше нового: все лечебные травы, заклятья против всех злых духов, против болезней людей и животных. Уметь общаться с Богами и с благими духами - онгонами, пользоваться их силой, но без страха спускаться и в Нижний мир... Много чего должен уметь шаман!
Первые годы все это давалось Айбике с трудом. В детстве она была ленивой и не очень-то стремилась к знаниям. Но дед обучал ее, как норовистую лошадку, не щадя в ней своей крови. И она росла, не зная никакой другой жизни, кроме шаманской. Чтобы она лучше постигала магию, дед провел с ней пять посвящений, и после каждого ей открывалось больше, чем прежде. Поил зельями, что во много раз обостряли природные дарования. Все это, по словам деда, необходимо было будущему шаману. По его словам, шаман - истинный господин и душ, и судеб других людей. Только он может спасти или погубить кого угодно, узнать любую тайну и использовать ее по своему усмотрению, принести мир или войну.
К тому времени, как дед счел, что его внучка достаточно обучилась, чтобы показать ее на люди, прошло много времени. Айбике достигла уже возраста, когда чжалаирские девушки выходят замуж. Однако, когда они прикочевали снова поближе к селениям, оказалось, что она совсем не знает своих сверстников и не привыкла иметь дело с ними. Да и мужчины сторонились молодой шаманки, имевшей тогда уже три посвящения, хотя она в юности была хороша собой. К ней могли обращаться за помощью, но что-то никто из храбрых всадников, так красиво гарцевавших на лошади и умеющих рубить саблей легкий шелковый платок, не решался взять в жены ту, что при желании могла его во что-нибудь превратить.
К тому времени, как умер ее дед, Айбике, прошедшая уже полное посвящение, оказалась наследницей довольно серьезного состояния и колдовских принадлежностей древнего шаманского рода, еще с самой прародины чжалаиров. К этому времени она все больше входила во вкус своего ремесла, и, наконец-то, постигла, что имел в виду ее дед, говоря о власти шамана. Что ж, ей было приятно иметь возможность помощью магии превосходить других. Власть так власть. Если ни один мужчина не осмелится жениться на ней, пусть они хотя бы боятся. Если ни одна из случайных связей так и не подарила ей ребенка - что поделать, магические изыскания порой не проходят бесследно, - зато сильные мужчины не смогут ничего добиться без нее.
Кажется, именно тогда Айбике стала носить мужскую одежду и устрашающего облика предметы на ней. Не надеясь уже быть желанной, она постаралась сделаться грозной. И репутация помогала ей не меньше собственных магических сил. К Айбике уже обращались за помощью ханы и мурзы. Сам темник Улзий с ее помощью убрал немало своих врагов.
Так Айбике жила, совершенствуясь в магии и радуясь возможностям, что получала с ее помощью. Привыкнув с детства к одиночеству, она не испытывала потребности ни в дружбе, ни в любви, во всяком случае, осознанно. Постепенно она пришла к выводу, что ее супругом мог бы стать только другой шаман, сильнее нее, которому ей не стыдно было бы подчиниться. Только человек, хорошо знающий магию и власть. Тогда бы они встретились, как две бурные горные реки, и соединили бы свои дороги. Но достаточно могущественного шамана среди чжалаиров она тоже не встречала. Все были либо слишком стары, либо слабы, либо совсем не ценили свой дар и не имели честолюбия.
Столкновение с Лютобором Яргородским всколыхнуло жизнь шаманки, подарило ей новую цель и неиссякаемый запас сил, чтобы к этой цели стремиться. Она начала изобретать такие заклятья, о каких раньше никто не слышал, как будто в голове открылся канал, и по нему к ней потоком льются новые замыслы. Так началась третья жизнь Айбике, в которой она все больше совершенствовала свои дарования, изощряла свои силы и ум.
В первую их встречу он одержал верх. Айбике даже не подозревала, что может испытывать такие чувства, что он в ней вызвал тогда - и страх, и унижение. Она сделалась готовой на все, чтобы отомстить ему. На Хмеле-реке ей это удалось отчасти, когда она обманула его и медведицкое войско. Но лишь отчасти - ведь он выжил, да и медведицкая рать не пострадала.
На Стрелку Айбике не ходила. Старый дурень Хулагу не любил, когда шаманы вмешиваются в воинские дела, не взял ее с собой. Вот и довоображался. Будь она там, могла бы предупредить о коварстве свархов. Но теперь повелитель Улзий навсегда отучит их бунтовать. Однако ему победа над Медведицей не принесет такого удовлетворения, как Айбике - гибель или подчинение Лютобора Яргородского.
Именно гибель или подчинение, другой судьбы для него не может быть. Если он не погибнет в бою, а живым попадет в руки чжалаирам, у него не останется выхода, как покориться Айбике, потому что без нее никто не решится оставить в живых вражеского чародея.
Шаманка сосредоточилась, пытаясь представить себе, что делает сейчас Лютобор Яргородский, совсем рядом отсюда, рукой подать. Несмотря на то, что они ни разу не встречались наяву, лишь мысленно или в ином мире. Айбике до мельчайших черточек представляла его облик, и знала, что он точно так же хорошо видит ее. Но в этот раз никак не удавалось дотянуться. Он исчезал в россыпи сверкающих бликов, будто она глядела на отражение солнца в воде.
- Что же ты замышляешь, Лютобор Яргородский? - прошептала она, играя змеиной шкуркой, обхватывающей ее талию вместо опояски. - Ведь ты наверняка что-нибудь замышляешь, чтобы спасти своих! Не отдашь нам победы так легко...
Впрочем, Айбике не сомневалась в конечной победе чжалаиров. Еще никогда Орда не собирала такого многочисленного войска, даже если союзники не придут на помощь. А теперь, когда она заговорила чжалаирские стрелы, что помешает лучникам выбить ими, как градом, всех свархов, сколько есть? К тому же, если те станут долго сопротивляться, она и другие способы может применить. Улзий приставил к Айбике двух юношей-учеников и пятерых опытных шаманов, чтобы те непрестанно камлали во время сражения. Это напрасно. Она справилась бы и одна. Улзию следовало бы знать, что шаманы - не нукеры, десятками не ездят. Но отказываться не приходилось. Скоро они придут начать большое камлание. Скоро, как только рассветет, наступит ее день.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 11 Июл, 2019, 06:46:11
А у Айбике весьма честолюбивые замыслы!
Спасибо за историю этой героини. Как всегда, в Вашем изложении всё ярче и полнее, чем в моём  представлении.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 11 Июл, 2019, 21:14:30
Спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
А у Айбике весьма честолюбивые замыслы!
Спасибо за историю этой героини. Как всегда, в Вашем изложении всё ярче и полнее, чем в моём  представлении.
Иначе бы она в политику и войну не вмешивалась.
Она давно заслуживала собственного жизнеописания, может быть, и более подробного, чем получилось рассказать мне.

Глава 38. Почин боя
Утром над Журавлиным полем поднялся густой туман. Он долго не развеивался, кутая место будущей битвы молочной пеленой. В тумане почти неслышно, как призраки, двигались конные и пешие полки, занимая свои места. Под покровом тумана тихо и незаметно скрылся в лесу Засадный Полк, в ожидании решающего часа. Стук копыт, ржание коней, бряцание оружия, негромкие голоса воинов, прощающихся перед битвой, - все это звучало приглушенно, как будто сквозь подушку. Ордынского войска вовсе было не разглядеть, лишь смутные тени маячили вдалеке.
Но вот подул ветер, и будто невидимая рука отдернула туманную завесу. Да, она стояла здесь - Орда, сто сорок лет беспрепятственно давившая сварожан, выжимавшая из них кровь и золото, погубившая неисчислимое множество людей. И теперь она пришла. чтобы, как встарь, убивать, сжигать дома, угонять в плен людей, а уцелевших разорять непосильной данью. Вот они - всадники в кожаных доспехах, темные и мрачные в едва разгорающемся утреннем свете. Солнце светило в глаза сварожской рати, озаряло ее, сияя на стальных доспехах, а ордынское воинство казалось им черным. Лишь передовые тумены у чжалаиров были поголовно одеты в железные доспехи, у менее значимых частей они доставались только военачальникам. Но и доспехи ордынские были черны: считалось, что облаченный в черное воин внушает противнику больше страха.  Лишь позади войска, на холме, остался стоять целый тумен воинов, у которых под кольчугой виднелись багряные халаты. Там же развевался восьмихвостый бунчук, окрашенный в синий цвет - знамя чжалаиров, их сульдэ, зримое воплощение воли Богов.
- Знамя боевое, и очередная стража там же; надо полагать, и сам Улзий там, на холме, не суется вперед, - проговорил старый князь белозерский вместе с сыном бывший в середине войска, возле осанистого всадника в богатых доспехах, сидевшего на рыжем великокняжеском коне. - Вот бы и Лютобору Тихомиричу поберечь себя...
- Прекрати, Истослав Родославич. Великий князь знает, что делает, - Мстиша заправил бороду за стальной воротник кольчуги, чтобы не было заметно, что она у него русая, а не черная, как следовало бы.
Для всех, кроме немногих посвященных в тайну людей, он был сегодня великим князем, живым знаменем войска. Его нынче видят издалека и свои, и враги. К нему станут обращаться взоры воинов в бою - жив ли еще их государь, стоит ли знамя?.. И теперь Мстиша безумно боялся - до ледяных мурашек по коже, до дрожи в коленях - если бы не сидел верхом, у него наверняка подгибались бы ноги. Нет, он боялся не скорой битвы, хотя понимал, что к нему станут рваться чжалаиры в первую очередь. Сильней всего он опасался не справиться со своей задачей, выдать себя чем-нибудь, так что враги узнают слишком рано, что он не великий князь, и кинутся искать настоящего Лютобора Тихомирича. Ни за что на свете Мстиша не мог позволить, чтобы по его вине что-нибудь случилось с его государем и другом детства, с которым был рядом без малого всю жизнь.
Он взялся за древко знамени, сам сорвал кожаный чехол, прикрывавший его. Мощный порыв ветра развернул знамя - и огромное, ослепительно-яркое полотнище взмыло над сварожской ратью. Изначальный лазурный цвет полотнища почти терялся среди золотых языков пламени, горящих на утреннем солнце настоящим яростным блеском, точно знамя было охвачено пожаром. Но над пожаром поднимался, раскинув крылья, алый, как кровь, феникс, торжествующий над жестокой стихией. Вот оно - знамя Сварожьих Земель, что княгиня Росава вышила в подарок своему мужу!
Ликующий пронзительный крик пронесся над сварожским войском - казалось, сам феникс подает голос. родившись из пламени. И одновременно со стороны ордынцев донесся грозный боевой клич и вой, непристойная брань.
Оба строя качнулись навстречу друг другу. но пока еще остались на месте. И те. и другие чувствовали, что чего-то еще не хватает для начала битвы. Прежде должно произойти нечто необычайное.
Ордынский боевой клич еще не успел отзвучать, когда из их рядов стремительным галопом вылетел всадник на огромном и мощном вороном коне. Сам он, в длинной и тяжелой вороной кольчуге, отливающей тусклым блеском, в закрывающем лицо шлеме, на котором развевался конский хвост, тоже казался могучим и несокрушимым, под стать своему коню. Когда он смело приблизился вплотную к рядам Передового полка, сварожане могли оценить его рост и ширину плеч, а также ловкость, с какой он одним лишь движением колен правил свирепым жеребцом. Почти каждый сварожанин, разглядев могучего чжалаира, про себя качал головой: попробуй справиться с таким великаном...
А между тем, Товрул-нойон (это был, конечно, он), приподнявшись на стременах, дерзко крикнул таким голосом, что его услышали все до единого:
- Есть ли среди свархов настоящие воины? Коназ Лютобор, если ты мужчина, я вызываю тебя на поединок! А если ты трус и подлец, пусть хоть один из твоих воинов осмелится выйти против меня! - с этими словами, выхватив саблю, Товрул закрутил ею над головой так, что булатное лезвие запело, рассекая воздух, точно крылья стрижа. Глаз едва успевал следить за его упражнениями.
Все взоры скрестились на Мстише, считаемом за великого князя. Он выдвинулся чуть вперед, но не подъезжал ближе к чжалаиру, чтобы тот не узнал его. Ответил, как было условлено на такой случай:
- Я - великий князь медведицкий и брониславльский, и ордынские нойоны не ровня мне. Я мог бы вызвать на поединок только самого Улзия, но мне не польстит одолеть человека его возраста. А воины мои - как пожелают!
Получив такой ответ, Товрул сплюнул, но тут же, не очень разочарованный, принялся вновь ездить вдоль сварожских рядов, вызывая на бой:
- Ну, кто из вас осмелится? Вас ждет большая честь - умереть от рук величайшего воина Великой Орды! Ну, выходите же, трусливые свархи, не позорьте свои знамена! Я вижу, как бледнеют ваши лица, как мечи падают из ваших трясущихся рук! Все вы - рабы, откуда же среди вас взяться мужчине?
Но вот ряды сварожан чуть раздвинулись, и навстречу ордынскому батуру, сыплющему оскорблениями, выехал одинокий воин на белоснежном коне. Изумленный шепот сопровождал его движение: на воине не было ни доспехов, ни щита, голову его не прикрывал шлем, и лишь светлые, чуть волнистые волосы красиво падали ему на плечи. Одна только белая льняная сорочка прикрывала его ладное тело, и сварожане, залюбовавшись витязем, признавали: ростом и статью тот не уступит великану-чжалаиру. Но зачем же без доспехов-то?..
Даже Товрул удивленно сощурил глаза, увидев своего соперника.
- Тому, кто бьется со мной, надо иметь на себе побольше защиты, - хвастливо заметил он.
Светловой поглядел на противника без всякой злости или высокомерия. У него был вид человека, стоящего настолько выше суетных людских страстей, что они уже не вызывают в нем никакого отклика.
- Пусть Боги пошлют победу правой стороне, - произнес он негромким, но красивым и звучным голосом.
Товрула выводила из себя безмятежная отрешенность этого сварха. Он вздыбил коня, и без того взбешенного, так что белая пена выступила на удилах. Принялся кружить вокруг неподвижно замершего Светловоя, снова играя саблей.
- Как твое имя, сварх? Я хоть могу гордиться именем врага, которого убью?
Тот невозмутимо пожал плечами: ну зачем тот пытается его запугать? Произнес без всякой гордости:
- Зовусь Светловоем, из бывших дебрянских бояр, а нынче витязь в великокняжеской дружине. Не хвастаясь, скажу, что считаюсь не последним. А ты не хвались победой до рати - хвались, если, одолев, назад вернешься.
Товрул снова вздыбил коня, закрывая окоем, как огромное черное изваяние.
- Я убью тебя, сварх, можешь не сомневаться! Я не знал поражений с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать лет! Я убил Имбагай-оглана, самого могучего воина Орды! А тебя, бездоспешного, я зарублю первым же ударом.
Чем больше Товрул старался задеть противника, тем сильнее распалялся сам, наезжал на противника вплотную, не в состоянии оставаться на месте. А Светловой, все так же глядя куда-то выше его головы, проговорил, слегка улыбнувшись с виноватым видом:
- Вы ведь сами на нашу землю пришли, а не мы к вам в степи. Мне жаль, что так будет, но Орда давно напрашивалась на такой урок.
В следующий миг он был уже начеку, схватил копье и устремился навстречу летевшему на него ордынцу. Оба войска не сводили глаз со столкнувшихся на всем скаку противников.
Копье Светловоя ударилось в щит ордынцу с гулким стуком. Однако, сделанный из прочных бычьих шкур, обитый железом, щит выдержал, и наконечник копья соскользнул, чиркнув по подпруге седла. Товрул покачнулся, но тут же выпрямился. Он был слишком хорошим наездником, чтобы дать себя выбить из седла из-за какого-то порванного ремня. Но минутная заминка помешала ему ударить метко: его копье, точно змея со стальным наконечником, пронеслось мимо, не задев Светловоя. А в следующий миг произошло такое, что не только сам Товрул, но и никто из ордынцев, знавших могучего батура, поверить не мог, в том числе и сам Улзий. Сварожский витязь на всем скаку перехватил нацеленное на него копье и выхватил из рук Товрула. Тот почувствовал, как трещат мышцы и сухожилия, удерживая копье, и вынужден был отпустить его, иначе копейная рука просто отнялась бы. Он с нескрываемым изумлением уставился на сварха, который даже не вспотел, обезоружив его. Его, непобедимого Товрул-нойона, укладывающего быка ударом кулака!
Товрул коротко рявкнул что-то по-чжалаирски, выхватив саблю, налетел на врага еще бешеней. Он понимал, что только немедленная победа спасет его славу неодолимого поединщика, иначе Орда не простит ему промаха, станут смеяться все, кто боялся его до этого дня... Но до чего же силен этот сварх, которого он посчитал тихо помешанным!.. Никогда Товрулу и не снилось, чтобы в ком-то была такая сила!
Два воина, на белом и вороном конях, сошлись теперь в ближнем бою. Они родились на свет, должно быть, в один год, но в остальном были противоположны, как ночь и день. Зазвенели, сталкиваясь, булатная сабля и длинный сварожский меч. Первые удары не принесли ничего: хрипящие от ярости кони унесли бойцов в разные стороны. Но тут же Светловой с Товрулом съехались снова вплотную.
- Владеть копьем может любой трус! Только в ближнем бою проверяется воин! - насмешливо крикнул нойон, целя в шею противнику.
- Так я же не отказываюсь! - пожал плечами Светловой, отбивая удар.
И снова Товрул вкладывал все свои силу и умение, стараясь хоть раз достать незащищенного противника, прекрасно зная, что одного точного удара ему хватит для победы. И не мог. Меч сварожского витязя мелькал в его руках, как перышко, всякий раз уверенно преграждая путь ордынскому булату. Никак Товрулу не удавалось пробить его защиту. Больше того - каждая попытка парировать очередной удар сварожанина отсушивала руки нойону. Его щит очень скоро был изрублен на куски, и Товрул с проклятьем бросил бесполезные обломки. Он видел, что на лице Светловоя выступила испарина, что сорочка липнет к его телу - но и только. Никаких иных признаков усталости сварх не проявлял. Ран на нем тоже не было. Правда, и сам Товрул пока был невредим, но понял, что поединок затягивать нельзя.
Развернув своего гривастого вороного коня, у которого только что огонь не пыхал из ноздрей, Товрул ударил его шпорами, пуская в неистовый разбег. С размаху вороной жеребец тараном налетел на белого, ударил передними копытами, вгрызся в шею ему. Вложив в удар всю силу, Товрул с возгласом, полным жестокой радости, ударил саблей, стремительно разрубая врагу левое плечо и грудь.
Но в то же самое мгновение и меч Светловоя обрушился на голову неосторожно приблизившемуся ордынскому батуру. И шлем, подаренный самим Улзием своему любимцу, не сдержал удара. Черная ночь стремительно смежила глаза Товрулу, еще прежде, чем его труп упал с коня.
Белоснежный Лебедь рванулся прочь, унося к рядам сварожан окровавленное тело Светловоя. Огромные кровавые пятна расплывались по бокам коня. Когда воины Передового полка бережно сняли Светловоя с коня, тот уже не дышал.
- Совершилось, как предсказал Богумир! Смерть лучшего воина предвещает нам победу! Пусть дорогой ценой, но одолеем проклятых. Этот черный многих положил бы, не останови его первым! - в голосах сварожан, оживленно обсуждавших поединок, звучала и скорбь, и надежда, и радость.
Стоявший на правом крыле со своими литтами князь Линас Радовилич, украдкой смахнул слезу, низко склонил голову, увидев гибель Светловоя.
- Может статься, я напрасно не назвал тебя сыном, - прошептал он одними губами.
А чжалаиры, видевшие невероятную, не укладывающуюся в головах гибель непобедимого батура, разразились оглушительными воплями и яростным визгом. Лицо Улзия, наблюдавшего со своего холма, мертвенно позеленело. Он с видимым усилием поднял руку, приказывая знаменосцу вскинуть выше боевой бунчук.
Словно лавина загрохотала вниз по склону горы, увлекая за собой все больше тяжелых камней - с таким грохотом двинулись вперед передовые тумены Орды, бросаясь на сварожан. Стук тысяч копыт, лязг оружия, боевой клич, вырвавшийся разом из множества глоток, и свист целой тучи стрел - казалось, на сварожское войско налетела внезапная буря.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 12 Июл, 2019, 05:15:43
Какой поединок! Но есть у меня одно сомнение. Светловой и Товрул одновременно разрубили друг друга. Возможно ли это в реальности? Проткнуть одновременно - да, а вот разрубить?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 12 Июл, 2019, 21:51:57
Благодарю, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Какой поединок! Но есть у меня одно сомнение. Светловой и Товрул одновременно разрубили друг друга. Возможно ли это в реальности? Проткнуть одновременно - да, а вот разрубить?
Там же все происходит очень быстро, описывается постепенно, а на самом деле удары наносятся одновременно, не по очереди.

Сувор выдвинулся вперед, напряженно вглядываясь в мелькавшие в мешанине стрел и копий, вздыбленных конских грив, лица чжалаиров. Большинство из них, под низкими сводами шлемов, были привычно смуглы, темноглазы, с черными вислыми усами. И он смело колол их копьем, вместе с другими воинами Передового полка схлестнувшись с бросившимся в бой ордынским туменом. Вокруг него непрестанно гудели стрелы, и он, напрягая всю волю и внимание, какой-то частичкой сознания вдруг вспомнил, как в детстве раздразнил пчелиный рой, и они, вот так же жужжа, преследовали его и жалили непрестанно, пока он не спасся в овине. Вот и теперь стрелы чжалаирские напомнили Сувору непрестанно гудящий и жалящий пчелиный рой.
Но не понарошку жалили эти "пчелы", и укусы их несли смерть. Сувор замечал боковым зрением, как вокруг него падают с коней мертвые и раненые. Кругом слышались стоны и хрипы, по земле уже побежали первые ручейки крови. Сувор и сам едва успевал прикрываться щитом, слушая, как стрелы с глухим стуком втыкаются в твердое дерево. Левая, щитовая рука уже ныла от напряжения, но сам щит еще выдерживал удары. Сувор тщательно закрывал каждую брешь в защите, он не мог позволить себе погибнуть напрасно, от какой-то случайной стрелы.
После возвращения со Стрелки он не уставал думать о встрече с тем воином-полукровкой, что ускользнул от него, бросившись в реку. Он видел, как Мэргэн благополучно достиг ротивоположного берега и ушел в степь, но где он теперь? Доведется ли им еще раз встретиться в этой многоликой, неудержимой кровавой круговерти? Та встреча была просто чудом, и можно ли надеяться всерьез на еще одно? Тем не менее, Сувор надеялся, и именно потому попросил зачислить его в Передовой полк. Для него невыносимо было думать о том, что Мэргэн может погибнуть в то время, как он будет ждать его в строю, ожидая своей очереди.
Никому, кроме своего отца и великого князя, Сувор не поведал о той встрече. И они не могли ему ничего посоветовать, кроме как позволить действовать по своему усмотрению. За два года не было дня, чтобы Сувор не думал, что делать ему, если судьба вновь столкнет их с Мэргэном. Но так и не решил. В конце концов, он ведь не знает, сколько понял Мэргэн, и что он чувствует теперь. Для него самого сын его матери всегда останется братом, пусть он и ордынец по отцу. Мэргэн рос на руках у матери, быть может, знал ее лучше, чем он сам. Он был в неволе ее утешением. Но самому-то Мэргэну все сварожане должны казаться врагами. Возьмет и убьет непрошеного родственника, чтобы ничто не напоминало об его нечистокровности...
Как бы там ни было, теперь Сувор тщательно вглядывался в лица метавшихся перед ним ордынцев, прежде чем ударить копьем. Но все это были обычные чжалаиры, и он разил их наотмашь. Кругом дыбились разъяренные, перепуганные кони, нависали над головой всадники, вырастая до небес. Свои и чужие порядки сталкивались, перепутывались. Сувор уже не взялся бы угадать, где воины его десятка, кто из них жив, кто погиб. Сзади, с боков, впереди - кругом кипел бой. Временами сражающиеся стискивались в одну сплошную массу, так плотно, что становилось трудно дышать, от духоты и от запаха крови. Сувор видел вытаращенные глаза бойцов, белые и жуткие - у своих и у врагов одинаково, - их разинутые в крике рты, доспехи, залитые кровью, и понимал, что и сам выглядит не лучше. Однако не сомневался, что узнает Мэргэна даже среди этих жутко искаженных войной лиц, почти утративших человеческий облик.
Лишь бы не развела их жестокая круговерть битвы! Лишь бы не в смертный миг свой довелось столкнуться им...
Между тем, Мэргэн за прошедшие годы передумал и переосмыслил не меньше Сувора. Как и тот, он почти сразу догадался, кого встретил в битве на Стрелке. Он помнил, как мать, качая его, маленького, на руках, слагала причитания, вспоминая оставшегося на родине "сыночка милого Суворушку". В детстве ему приятны были ласки матери, он неосознанно лепетал тогда по-сварожски, запоминал ее песни. Позже, взрослея в кругу грубых воинов, часто дразнивших его, потому что он был полукровкой, Мэргэн ожесточился. Он всячески старался отличиться на войне, чтобы видели только его воинскую славу, и не замечали голубых глаз и русых волос. Но прошлого своего не забыл, хоть и не было уже в живых матери. Она умерла, когда сыну было десять лет, и ему даже не позволили попрощаться с ней. Но ее облик запечатлелся навсегда в памяти юноши. Он постарался убедить себя, как другие чжалаиры, что для пленницы-саархи большая честь ласкать воина великой Орды, родить ему ребенка - будущего победителя. Но в походах никогда не трогал молодых девушек и женщин с детьми, хоть те считались ценной добычей. И, на словах доказывая, что сварожская кровь не имеет для него значения, продолжал хранить память о матери. А в лице встретившегося ему на Стрелке воина было достаточно сходства с нею, насколько мужчина может походить на женщину. Тогда у них не было времени ничего выяснить, но Мэргэн заметил, как изменилось лицо сварха, и он опустил меч, давая возможность молодому чжалаиру спастись, прыгнув в воду.
С тех пор Мэргэн много раз вспоминал их встречу. Ему, в отличие от Сувора, и спросить совета было не у кого. Ни отец, и никто из воинов не понял бы его. Невысказанные мысли варились в нем, как в наглухо закрытом котле. Будь его воля, Мэргэн предпочел бы избежать новой встречи. Он просил Тенгри, чтобы сварх остался дома, и они не столкнулись никогда, чтобы он мог постепенно забыть, что у него есть брат среди свархов.
И теперь Мэргэн, вместе с туменом своего отца начавший бой в первой конной лаве, как и все воины, стремительно кружил вокруг свархов, уворачивался от копий и стрелял их лука, пуская одну за другой стрелы с перьями ворона. Он и так в своем десятке был лучшим стрелком, а теперь заговоренные стрелы слетали с тетивы беспрерывно, впрочем, как и у всех ордынцев. Правя конем сильным нажатием колен, Мэргэн едва успевал выбирать цель. Недаром его имя означало "охотник". Но, прежде чем спустить тетиву, он всматривался в лица свархов перед собой: не мелькнет ли знакомое лицо, не пустит ли он ненароком стрелу в сына своей матери?.. И тускнела радость в душе молодого воина, оборачиваясь досадой. Он и хотел бы забыть о той минутной встрече с человеком, который, как ни крути, позволил ему уйти живым, да не мог. Расстроенный, угрюмый в последние дни так, что другие воины даже удивлялись, Мэргэн сейчас хотел бы оказаться где-нибудь подальше от Журавлиного поля.
Сзади накатила с оглушительным кличем новая волна из еще свежих сотен, подхватила Мэргэна с собой, и он помчался с нею, выхватив саблю, готовясь перейти в ближний бой. В первый миг столкнувшиеся ряды подняли такую тучу пыли, что ничего было не разглядеть. Но тут же будто встряхнула его чья-то невидимая рука: он увидел, как коренастый широкоплечий воин нападает на сварха. Тот взмахнул копьем, но неудачно; в следующий миг копейная рука, перерубленная в запястье, упала вниз. Воин замер в седле, онемев и глядя еще не верящими глазами на рану, источавшую потоки крови.
Все произошло за доли мгновения, гораздо быстрее, чем об этом мог бы рассказать любой повествователь. Точно молния озарила сознание Мэргэна, когда, узнав раненого, бросился вперед, точно рысь. Никакого сознательного решения не успело сложиться у него, и он до последнего не знал, что станет делать. Но отдать им Сувора не мог.
Заступив дорогу коренастому воину, готовому добить раненого сварха, он увидел перед собой смуглое немолодое лицо, а глазах недовольство - куда это лезет юнец? Быстрее мысли Мэргэн обрушил саблю ему на голову, раз и навсегда отрезая себе обратный путь.
В первые мгновения чжалаиры были так потрясены, что даже не поняли, как один из них мог зарубить своего. Мэргэн стремительно привязал к седлу теряющего сознание Сувора, оторвал полосу от плаща и замотал ему руку. Затем, намотав повод его коня себе на руку, принялся орудовать саблей, прокладывая путь среди ордынцев, что опомнились и бросились покарать предателя.
По спине у Мэргэна бежали мурашки, но голова сделалась легкой и ясной. Он стремился во что бы то ни стало выбраться живым, и рубился, как никогда прежде. Уже несколько раз враги (конечно, теперь-то уж никто, как враги!) задели его, но он не замечал боли, ища выход для себя с Сувором.
И все же, конечно, не выйти бы им живыми из окружения, море рассвирепевших ордынцев непременно поглотило бы обоих. Но сварожские ратники, видевшие необычное происшествие, расступились перед ними и преградили путь ордынцам сплошной стальной стеной. Проносясь мимо стрелой, Мэргэн успел еще заметить среди сварожской конницы могучего чернобородого витязя, каждым ударом меча укладывающего по чжалаиру, и решил, что это, должно быть, один из важных военачальников. Но думать об этом было некогда; важнее, чтобы, раз уж так сложилась судьба, он спасал Сувора не зря.
Ему указали палатку лекарей, куда уже сносили на руках и на носилках первых раненых. Когда попытался снять Сувора с седла, тот лишь слабо застонал в забытье.
Пегобородый старик, распоряжавшийся в лекарской палатке, даже вздрогнул, увидев чжалаира рядом с искалеченным воином.
- Ты кто такой будешь, оглоед? - воскликнул он, грозя сучковатой палкой, смешной и трогательный в своем гневе.
- Я брата привез, - сказал Мэргэн на ломаном сварожском наречии, меж тем как помощники лекаря внесли Сувора в палатку и уложили на лавку, стянули с него кольчугу и занялись его раной.
Лицо старика, еще недоверчиво глядевшего, понемногу смягчалось.
- Брат, говоришь? Ну, входи, снимай свои доспехи. Тебя, кажись, и самого зацепило, - сказал он недоумевающему Мэргэну. - Снимай, снимай!
Пока лекари занимались его ранами на груди и на шее, к счастью неопасными, Мэргэн глядел, как хлопочут над Сувором. Его перерубленную руку промыли, убрали торчащие осколки кости, присыпали кровоостанавливающим порошком. Мэргэн видел, как свархский шаман заговаривал рану от воспаления и черной немочи. Когда закончили работу, мертвенное лицо искалеченного воина чуть порозовело, и он открыл глаза.
- Значит, я не ошибся: ты все-таки брат мне, - прошептал он чуть слышно.
- Конечно, - проговорил Мэргэн, чувствуя, как в глазах наворачиваются слезы, точно в детстве. - Куда же мне деваться теперь...
А между тем Передовой полк, всколыхнувшийся было при виде невероятной встречи братьев, продолжал рубиться с наседающими чжалаирами. Его силы неуклонно таяли, уже много витязей остались лежать на вытоптанной земле, а уцелевшие постепенно отступали назад, теснимые по пятам Ордой.
Командующий Передовым полком Доброслав Зимин, озираясь со своего высоконогого серого жеребца, видел, что происходит. Пока что все шло по замыслу медведицких воевод, не раз обсуждаемому на все лады еще дома. Передовой полк должен был втянуть в бой как можно большие массы чжалаиров, соблазнить Орду возможностью легкой победы, и отступить, втягивая ее дальше,  как в мешок. Тут ее встретит пеший Большой полк и ударят двумя могучими крыльями рати литтских князей. Да, все шло правильно. И все же, Доброслав, вертясь в гуще битвы, ужасался тому, сколько сварожских воинов уже пали в бою во исполнение их замысла. Сколько цветущих жизней в мгновение ока сразили черные стрелы, которым, казалось, не будет конца! Опытные в битвах чжалаиры умели разить противника, не очень-то подставляясь сами. Много, конечно, и их оставалось лежать здесь. Но у них на место выбитых сотен тут же заступали новые, а силы сварожан неудержимо таяли. А ведь Передовой полк составляли княжеские и боярские дружины, хорошо обученные и надежно снаряженные, в стальных доспехах. Что же будет, когда дойдет до неопытных ополченцев?
Выполняя свою часть замысла, Доброслав не бездействовал и сам. То отступая, то переходя в наступление, он колол своим копьем не наугад. Ему удалось сразить мурзу со значком темника, носившего волчий хвост на шлеме. Конь его ходил по крови, хлюпавшей под копытами, брызги крови пятнали коня до самой холки, алыми вишнями расцветали на доспехах медведицкого воеводы. Но Доброслав, убедившись, что остатки Передового полка отступают, как было велено, сам отходил последним, лицом к врагу.
"Мне приходится сегодня сражаться за двоих. Я не имею права подвести тех, кто мне доверяет", - думал он уже в который раз.
Предательство и казнь старшего брата гораздо сильней потрясли Доброслава, чем кто-нибудь мог предположить. У него не укладывалось в голове, что его брат мог замыслить преступление против великого князя, их родича и покровителя. Но вот это случилось, и Доброслав, не сумев сказать ни слова в защиту Тихомира, чувствовал в себе обязанность загладить верной службой пятно, что бросил его брат на весь род Зиминых. Никто не говорил ему о том, насчет Тихомира тактично старались не упоминать, и его родных великий князь и медведицкие вельможи уважали по-прежнему. Только сам Доброслав решил мысленно, что обязан жить за себя и за брата. Прежде мягкий и нерешительный (Тихомир в детстве звал его девчонкой), Доброслав со времени казни старшего брата жил точно с туго натянутой в себе тетивой. И на Журавлиное поле пришел с твердой решимостью до конца выполнить свой долг.
"Что ты сделал со своей жизнью, Тихомир! Ведь мы могли сегодня быть в одном строю, вместе сражаться с Ордой!" - тоскливо думал он, глядя на катившуюся навстречу черную чжалаирскую лавину.
Стремительно летящие всадники снова поравнялись с ним. Одного Доброслав ударил копьем в горло, от остальных увернулся, уступая еще несколько шагов.
Внезапно вспомнилась Любомила, сыновья, мать. Как рыдала Любомила, провожая его, будто предчувствовала неладное! Видно, не суждено ему вернуться домой, не сдюжить одному двойную ношу.
"Прости, родная! Матушка, дети - простите! Умереть совсем не страшно, лишь бы принять гибель с честью и не напрасно! - думал он, уже с трудом поднимая копье уставшими руками, отбиваясь от очередной своры налетевших ордынцев. А перед глазами все стояли затуманенные слезами голубые глаза жены, ее пышные льняные волосы; ласковые руки матери со старческими пятнами на увядшей коже; слышались веселые голоса детей, рассказывающих об очередной проделке...
Краем глаза Доброслав увидел великого князя; тот, в Мстишиных доспехах и на его коне, нехотя отступил вместе с остатками Передового полка, как медведь перед волчьей стаей, продолжая гвоздить врагов тяжелым сосновым копьем. Похоже, он был невредим, но ордынцы, даже не узнавая Лютобора Медведицкого, толпились вокруг могучего противника, стараясь его окружить. "Зачем вперед полез?!" - с отчаянием подумал Доброслав, бросаясь на помощь и понимая, что не успеет.
Но тут откуда ни возьмись, навстречу чжалаирам выскочили... несколько волков! Да, самых настоящих серых волков, только размером каждый был с небольшую лошадь. Они бросились наперерез именно противникам великого князя. Несколько чжалаиров просто слетели с коней, остальные никак не могли справиться со своими лошадьми, ни за что не желавшими повернуть обратно навстречу зверям. Сварожане, и сам великий князь, в первое мгновение тоже отшатнулись, но, кажется, догадались о чем-то и успокоились. Доброслав успел разглядеть, как оборотни окружили великого князя и вместе с ним отступили назад, под прикрытие своих войск. Увидев это, с облегчением вздохнул и достал рог, трубя отход.
Очередная - десятая? двадцатая? - волна чжалаирской лавы налетела на отступающих сварожан, как ястреб на стаю робких голубей, осыпала новым градом черных стрел. Три стрелы почти мгновенно вонзились в грудь и в горло сварожскому воеводе. Он упал с коня, стекленеющими глазами глядя в облачное утреннее небо.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 14 Июл, 2019, 18:52:54
Глава 39. Воинство Сварожьих Земель
Со своего холма темник Улзий, сидевший на буланом аргамаке, в окружении своего личного тумена, хорошо видел все, что делалось на поле битвы. Когда его войска двинулись вперед, добивая редеющий Передовой полк, за ним открылась стоявшая в полном боевом порядке пешая рать. Что-то зловещее почудилось "кровавому темнику" в их плотно сомкнутом строю, стоявшем в пять рядов, с длинными копьями наперевес, с высокими красными щитами, на которых было что-то намалевано черным. Вспомнились рассказы вернувшихся со Стрелки, как такая же пешая рать умудрилась преградить путь отборным ордынским войскам...
Он сделал знак знаменосцу, и тот качнул бунчук в отрицательном жесте - знак задержаться очередным рвущимся в бой сотням.
- Не дело доблестным чжалаирам топтать земляных червей, не умеющих сражаться верхом, - изрек он высокомерно. - Пусть пешцы спорят с пешцами. Где там хваленый марцийский легион?
Наемники вышли вперед, готовые за должную плату колоть и рубить всякого, кого прикажут. Собранные не только из колоний старой Марции, но из самых разных стран, кое-как привыкшие понимать друг друга, молившиеся разным Богам, они, однако, были отлично обучены и, как никто, умели биться в пешем строю. Прообразом им послужили еще древние марцийские легионы, а, учитывая, сколько раз они продавали свои мечи любой стране, воевавшей в то время, следовало признать, что на Журавлиное поле явились опытные головорезы.
И вот, с ними-то столкнулся сварожский Большой полк, состоявший почти полностью из ополченцев, впервые взявших в руки оружие против живого человека, а не лесного зверя и не дерева бессловесного. Простые селяне и горожане, снаряженные кое-как - и хотелось бы ополченцев одеть в доспехи не хуже дружинных, да ясно было, что никаких кун не хватит на то в медведицкой казне. В доспехах из бычьих и свиных кож, в лучшем случае - с нашитыми железными бляшками и кольцами, с перекованными из серпов мечами и переделанными из охотничьих рогатин копьями, шли в бой воины Большого полка. Они, на которых тяжелей всего ложилось ордынское ярмо, теперь готовились спросить за все с чжалаиров и ордынских союзников. На их червленых щитах, казалось, запеклась кровь, ранее выжатая Ордой. А на кровавом поле грозно поднимал клыкастую голову невиданный зверь, потрясавший копьем, которое держал длинным гибким носом. Знак атамана Индрика, знак непримиримости в борьбе с Ордой. Марцийским наемникам он ничего не говорил, конечно, но сами чжалаиры при виде него разражались воем и злобными проклятьями.
Среди первого ряда сварожского длинника стоял Кудеяр, готовый к бою, и скалился в лицо врагу выбитыми передними зубами. Он, как никто, давно мечтал о решающей битвы с Ордой, недаром дал клятву во что бы то ни стало пережить чжалаирскую власть. И сегодня, став в строй, повторил про себя давнюю клятву. "Хоть на час один увидеть свободным сварожский народ, а проклятых - поверженными в прах, я большего не прошу!"
Смерти Кудеяр не боялся. Видел ее в своей бурной и страшной жизни во всех видах. Да и смерть в бою, хоть какая, во сто крат лучше смерти от черной хвори или под чжалаирскими плетями. Жизнью Кудеяр тоже не дорожил - его, бездомного бродягу, никто не ждал дома. Да и с чего Боги стали бы именно его хранить из всего войска, если забрали к себе Светловоя, которому как раз следовало бы остаться жить? Хорошо запомнив их встречу в лесу, Кудеяр искренне жалел Светловоя. Настоящий человек и великий воин был, хоть и боярин. И погиб как подобает - сильного врага отправил на чжалаирское небо. Если бы каждый так сумел, наверняка одолели бы проклятых.
Вражеская пехота приближалась: все в одинаковых кожаных латах, обшитых железом, в сапогах с высокими крагами, в шлемах с гребнем, не похожих ни на сварожские, ни на ордынские. По команде своего предводителя, легионеры молниеносно вскинули щиты, разом повернули на врага копья.
Кудеяр первым ударил копьем в живот марцийцу, отбрасывая прочь его содрогающееся тело.
- Бей проклятых! - хрипло выкрикнул он, не принимая во внимание, что эти наемники видят сварожан впервые. Раз вместе с чжалаирами - все равно Орда, пусть и отвечают вместе с ней.
Точно две живых стены, столкнулись две ощетинившихся копьями фаланги. Марцийских легионеров, конечно, было меньше, но зато на их стороне было умение и боевой опыт. Они умели разить, не задумываясь, кого и почему убивают, кололи длинными копьями наверняка, зная, куда наносить смертельные раны. У сварожан было одно-единственное преимущество - они сражались за свою свободу и родную землю. Сплотившись вокруг более опытных воинов - на каждый десяток воеводы старались ставить хотя бы одного бывалого ратника, - они лихорадочно вспоминали, как их учили. И не так уж редко бывало, что простой деревенский пахарь или горожанин в своем первом сражении успевал проткнуть врага самодельным, закаленным сельским кузнецом копьем прежде, чем его самого ударит легионер.
Но, конечно, потери были страшны. Мертвые и раненые валились снопами в кровавую грязь, в которую за считанные мгновения превратилась земля. Кто был еще жив, хрипели, зажимали раны, пытаясь остановить бегущую кровь. Иные еще пытались подняться, сгоряча не чувствуя боли, хрипя и шатаясь, становились снова в строй.
Уже не все пешцы бились копьями. В сумятице они у многих ломались о прочные щиты противника или были просто выбиты из рук. Марцийцы тут же выхватывали мечи, не очень длинные, заточенные на колющий удар. У сварожан же под руку шло все, чем только можно было колоть, рубить или просто бить. От самодельного меча, откованного из полосы железа в той же кузнице, до тяжелой дубины, кое у кого езе и оснащенной торчащими гвоздями для надежности. Иные из селян даже прихватили с собой прямо с жатвы серпы, так и не перековав их ни во что, лишь заточив поострей, и изогнутое лезвие серпа вспарывало вражеские латы и живую плоть не хуже любой сабли.
Здесь, вместе со всем Большим полком, сражались и случайные знакомые великого князя - старый одноухий воин Гвоздь, веселый кашевар Лисохвост, недоверчивый смолокур Лешак и его приятель Шмель, и другие воины, сидевшие накануне вечером вместе у костра, а нынче вышедшие все вместе на страшный смертный бой. Сперва они так и стояли в строю заодно, тесно сомкнув щиты с изображением баснословного зверя. Затем враги, вклиниваясь между ними, понемногу разделили их, втягивая в кровавую круговерть, и скоро каждый, хоть и старался не отходить далеко, замечал вокруг себя, впереди, сбоку, одних только врагов. Лишь иногда, если народ расступался, можно было заметить кого-то из односельчан, или услышать знакомый голос, от которого сердце обдавало волной радости: значит, живы еще свои, держатся в этом хаосе мечей и копий, окровавленных тел, потоков крови, стонов и воплей умирающих и еще живых...
Светловолосый паренек-белозерец, накануне не поверивший старому Гвоздю, что ордынцы своих противников тоже боятся, теперь, выдавленный наседающими легионерами вперед, сам видел: боятся! И они, как и свои, непроизвольно отшатываются, когда в них целятся копьем, и у них лица бледнеют, а глаза расширяются от страха. Им тоже погибать никак не хочется. Правда, эти, в гребнистых шлемах, вроде бы, не совсем ордынцы, а те... Ну и те боятся, осенило юношу. Непременно боятся, иначе бы не звали с собой в поход на Сварожьи Земли народу со всему свету!..
Сперва он орудовал копьем, как и все в пешем строю, затем оно переломилось о щит какого-то марцийца, но юноша поднял другое, выпавшее из рук убитого воина, и продолжал защищаться от врагов, одновременно выискивая среди постоянно движущихся фигур своих земляков. Его щит был уже расщеплен, и поверх алой краски текла самая настоящая кровь. Сквозь мелькание людей перед собой, парень из Белых Ключей, наконец, заметил, как с немалым мастерством орудует копьем старый Гвоздь, как Шмель прикрывает щитом раненого Лешака. А это кто лежит там, маленький, нелепо изогнувшись, точно кукла-паяц с оборванными веревками? Неужто всегда неунывающий Лисохвост, только вчера угощавший у своего костра самого великого князя и обещавший ему встретить врага "погорячее да поострее"?
- А-а! Наших бьют! - завопил парень, точно на деревенском гульбище, кидаясь на помощь односельчанам.
Не успел он добежать, как копье марцийского наемника ударило в глаз старому Гвоздю, и тот упал на груду мертвых тел. Со страшным воплем юноша поразил копьем его убийцу. Но в следующее мгновение ему в спину вгрызлась резкая боль, рот наполнился кровью, и молодой белозерец рухнул на землю, сгибаясь пополам. Но, распластавшись в кровавой грязи, он еще последним своим оружием, засапожным ножом, колол легионеров в ноги у колена, туда, где заканчивалась латная юбка, а голенище сапога еще не защищало, и многие из них падали, и их тут же приканчивали. Когда же и нож выпал из слабеющих рук юноши, он успел еще угасающим зрением заметить рядом ближайшего наемника, и ухватил его за щиколотки, повалив под сварожские копья.
Так сражался в тот день Большой полк сварожан. Он таял, все уменьшаясь в числе, длинник истончался, размывался, точно плотина, подмываемая водой, но и хваленый марцийский легион почти поголовно укладывался в мягкую пойменную землю, и новые воины не вырастали из нее, подобно колосьям.
Вырвавшись из боя, с остатками своего храброго воинства, командир наемников Марк Ватиний поднялся на холм к невозмутимо ожидавшему Улзию с перекошенным от гнева лицом.
- Ты меня обманул, владыка степей! Ты обещал, что со свархами ничего не стоит справиться. Мои лучшие воины погибли здесь! У них даже мужичье, впервые вооружившись, дерется как бешеное. Если бы я знал, предпочел бы заключить сделку со сварожскими предводителями, чем с тобой!
Улзий насмешливо скривил тонкие губы. Наемник, даже о жизни и смерти рассуждающий по-торгашески, боясь, что продешевил за кровь своих людей, смеет его упрекать, слыханное ли дело! Он незаметно сделал знак своим телохранителям, и те окружили уцелевших марцийцев и принялись рубить.
Раненый Марк Ватиний рухнул почти к самым копытам Улзиева коня и прохрипел, приподнимаясь, на своем родном языке - марцийскую речь правитель Орды хорошо знал, много лет сотрудничая с их колониями на полуострове Бычья Голова:
- Будь ты проклят, предатель... Когда в Колонии узнают, отомстят за меня...
Улзий с равнодушным видом шевельнул поводья, и буланый конь переступил через умирающего. Указал ожидавшим своей очереди военачальникам:
- Угомоните остатки пешего сброда и ступайте вперед!
Будто за охоте ловчих кречетов спускал с цепочки по очереди. Назначенные им нойоны поглядывали на застывшую под небесно-синим бунчуком фигуру повелителя. И сам Улзий сегодня надел халат священного небесного цвета, какой и законные ханы себе позволяли лишь в особо важные дни. Похоже, безродный темник не сомневается в благоволении Тенгри. А не слишком ли он спешит?
Когда новые чжалаирские тумены обрушились конной лавиной на остатки Большого и стоявший за ними Запасной полк, приготовились, ожидая своего часа, и литтские дружины - крыла всей рати. Воины пристегнули забрала шлемов, проверили, надежны ли копья, скоро ли выходят мечи из ножен. Воины волновались, готовясь броситься в бой, кони переступали с ноги на ногу. Влесославльский воевода Ратша вскачь подлетел к князю Саулису, схватил его за руку, почти умоляя:
- Князь Стемир Радовилич, доколе нам стоять здесь и глядеть, пока другие воины гибнут? Сейчас ударить им вбок в самый раз. Мы сражаться пришли или зачем?
Но старший сын князя Радвиласа был опытным воеводой, и, подобно своему отцу, никогда напрасно не лез на рожон. Теперь он разъезжал перед своим строем, охрипшим голосом сдерживая своих воинов. Ответил горячему влесославцу:
- Подожди, Ратша! Подождите, витязи мои! Наши рати ударят в свой час, когда Запасной полк измотает их и втянет еще глубже! Мы - крыло, оно сильно при птице, а без нее - ничто. Скоро уже. потерпите...
А между тем, на поле боя вступил Запасной полк, стоявший за спиной Большого. Теперь он грудью встретил врага, на время сдержал чжалаирскую лавину и дал возможность истрепанным, израненным остаткам Большого полка отступить под их защиту. Изнемогавшие в бою пешие воины, сделавшие все, что было в их силах, могли теперь отойти назад, отдохнуть и перевязать раны. А те, кто был еще в силах драться дальше, немного передохнув, снова шли в бой.
Среди них был и Кудеяр. В свалке с марцийскими наемниками он дрался от души, но все же чувствовал некоторое разочарование: все-таки, это еще были не сами проклятые, которых он ненавидел, казалось, еще до начала жизни своей, задолго до того, как схлестнулся с ними лично. Но теперь он наконец-то встретился с ними лицом к лицу, и мог выплеснуть всю вековую ярость сварожского народа. Он колол их копьем, бил ко головам и по конским мордам щитом с индриковым знаком, и не один чжалаир видел перед собой в последние мгновения летящий в лицо образ диковинного зверя. Когда копье сломалось, Кудеяр выхватил шипастую палицу с железным звездообразным навершием, и пошел ею гвоздить чжалаиров куда попало. Не только враги, но и сварожане с опаской оглядывали на косматого чернобородого мужика, дравшегося так, словно в нем была сила велета.
Но вот снова хлестнул дождь черных стрел. Три стрелы разом ударили в Кудеяра, пробив кожаную броню, пришпилили к земле, точно муху на булавке. Затем на том месте проскакали кони, и скоро ордынцы забыли о "черном мунгусе". Забыли и сварожане.
Но Кудеяр, пронзенный стрелами, истоптанный копытами, был еще жив. Когда бой откатился в сторону, и на залитой кровью земле стало вдруг совсем тихо, он открыл глаза. Тело его не двигалось, раны горели огнем. Но он медленно шевельнул пересохшими губами и повторил почти без голоса:
- Хоть на час, да переживу власть чжалаирскую!..
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 15 Июл, 2019, 04:55:45
Какая жуткая битва! Как много людей не вернётся с Журавлиного поля!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 15 Июл, 2019, 08:13:42
А я было думал, оборотни потребуются для разрешения одной из загадок Куликовской битвы. Для передачи сигнала Засадному полку. Ведь и намного позже такие на манёвры не решались, поскольку связь не позволяла нанести своевременный удар. И да, то, что Засадный полк не был обнаружен, здесь наверное - заслуга Яргородца? Противник ведь не одну собаку съел в войнах, не должен позволить себе такой беспечности!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 15 Июл, 2019, 21:42:40
Эрэа Карса, эр Зануда, большое спасибо вам! :-* :-* :-*
Какая жуткая битва! Как много людей не вернётся с Журавлиного поля!
Увы, вряд ли она могла проходить с меньшей кровью. :'(
А я было думал, оборотни потребуются для разрешения одной из загадок Куликовской битвы. Для передачи сигнала Засадному полку. Ведь и намного позже такие на манёвры не решались, поскольку связь не позволяла нанести своевременный удар. И да, то, что Засадный полк не был обнаружен, здесь наверное - заслуга Яргородца? Противник ведь не одну собаку съел в войнах, не должен позволить себе такой беспечности!
Нет, их же Яргородец попросил охранять великого князя.
Так не у всех же были воеводы-волшебники. :D А кто там вообще осуществлял общее командование, и осуществлял ли кто-нибудь, или каждый воевода принимал решения на своем конкретном участке, без всяких сигналов - по-разному представляют. Мнения встречались диаметрально противоположные.
Про Засадный полк в следующей главе написать надеюсь. Укрылись они там затемно, а впоследствии чжалаирам, видимо, "немножко" не до того было, чтобы по лесам их искать. Вот что Айбике и другие шаманы тоже ничего не поняли - точно заслуга Яргородца.
А насчет Улзия есть мнение, что он сделал карьеру больше в дворцовых переворотах и интригах, и воевал в основном в междоусобицах между ханами, нежели в больших сражениях. Хотя, может быть, так думать и не совсем справедливо.

В это время ветер, дувший все утро с ордынской стороны, переменился, и задул с заката. Его стремительные порывы развевали чжалаирский бунчук и реющее над сварожским войском знамя, и алый феникс хлопал крыльями, точно живой. Ветер ерошил мокрые от пота гривы коней и относил в сторону чжалаирские стрелы, не давая им поразить так много людей, как желалось ордынцам.
В шаманскую юрту, стоявшую на отшибе с краю куреня, заглянул запыхавшийся воин.
- Повелитель Улзий велит вам, мудрые, заклясть проклятый ветер, поднятый свархскими духами!
Айбике, сидевшая среди других шаманов с бубном на коленях, резко вскрикнула, как хищная птица. Оторвав от своего плаща  несколько вороньих перьев, бросила их за порог.
- А, это все он, конечно! Недаром я не могу его найти, и наши воины не видят его на поле боя! Но мы еще поглядим, чьи чары будут сильней!..
Гонец скрылся, не желая дольше необходимого видеть шаманских обрядов. Айбике, несмотря на жару, облаченная в пернатый плащ, взметнула руки, как крылья, вверх. Обвела диким взором других шаманов - старика Тохту, толстого Бурибека, тощего, как жердь, Чоно. Презрительно взглянула на двоих юношей, данных ей в ученики - Бадара и Урту.
- Принесите мне стрелы и орлиные крылья! Истолките в ступке лазурит! И когти дракона, вон там, в березовом сундуке!
Наставница придала прыти ученикам, пустив им в спину сноп жгучих искр. Боль была не очень сильная, но все же юноши столкнулись между собой, роясь в имуществе шаманки в поисках нужных вещей. Наконец, принялись выполнять ее приказание.
Выложив перед собой десяток стрел, Айбике посыпала их толченым синим камнем, положила поверх широкие крылья орла с растопыренными, как пальцы, маховыми перьями. Трогая пальцами бубен, завела заклятье:
- Пусть летят наши стрелы быстрей орла...
Толстый Бурибек вторил ей, приговаривая с одышкой:
- Пусть мчатся, не ведая преград, в бескрайнем небе...
- Пусть наши онгоны пошлют им всегда точную цель! - послышался старческий голос Тохны.
И последняя часть заклятья досталась Чоно. Тот вскинул длинные руки, будто хотел ими ухватить враждебный ветер:
- Пусть уймется вражеская сила, свархское колдовство!
Айбике всеми десятью пальцами ударила в бубен, выбивая торжествующую дробь. Остальные шаманы ответили ей, каждый со своей интонацией, и получилась дикая, тревожная, но завораживающая мелодия, точно шум бури.
А на поле боя, меж тем, закатный ветер почти улегся было, успокоенный шаманскими заклятьями. Сражавшиеся сразу почувствовали духоту довольно жаркого для начала осени дня. Распаленным сражением воинам в тяжелых доспехах нечем было дышать. По телу бежал пот, от духоты и усталости начинала болеть голова. А черные чжалаирские стрелы продолжали падать смертоносным градом. Кружа вокруг противника, чжалаиры обычно не старались особенно метко целиться на всем скаку. Война - не охота, враг с поля боя никуда не денется, и в таком потоке стрел какая-нибудь да окажется смертельной.
Но вот закатный ветер снова повеял свежей струей, освежая изнемогавших от жары сварожан и хоть отчасти рассеивая поток стрел. И снова замер, будто натыкаясь на невидимую преграду, но тут же взмыл, преодолев ее. Казалось, даже в небе над Журавлиным полем кипело невидимое сражение.
Запасной полк все больше теснили наседающие чжалаиры. Совсем близко отсюда, на холме, реяло на ветру сварожское знамя, а под ним на огненно-рыжем коне издалека был виден всадник в богатых доспехах. Его вид разжигал степных воинов, заставлял забыть осторожность. Сюда, в самое сердце сварожского воинства, Улзий нацелил самые сильные, тяжеловооуженные тумены, способные в ближнем бою на равных биться с тяжелой свархской и литтской конницей, не утрачивая при этом подвижности. И вот, теперь чжалаиры уже обтекали со всех сторон Запасной полк, как вода в половодье, грозя поглотить полностью. Уже пал сражавшийся наравне с молодыми старый белозерский князь. А сын его Родослав Истославич, увидев гибель отца, взревел медведем, бросился мстить, и тут же сам был изрублен чжалаирскими саблями, рухнул с рассеченной головой на труп отца, как будто даже в смерти пытался его прикрыть собой.
Но тут загудела земля под топотом тяжелых рыцарских коней, загрохотало железо - справа и слева разом двинулись литтские дружины, не давая чжалаирам обойти с боков. Напрасно Улзий надеялся, что литты предпочтут и впредь бездействовать, как стояли ранее. Старшие сыновья Радвиласа оказались надежными союзниками. С двух сторон сразу хлестнули железными крыльями литтские рати, и бой закипел ожесточенней прежнего.
Шел третий час сражения.
На своем месте под знаменем сидел на коне Мстиша в доспехах великого князя. Он зорко вглядывался вперед, на кипевшую вокруг свалку, и более всего тревожился, где настоящий Лютобор Медведицкий, жив ли он. Теперь ближний боярин понимал беспроигрышный расчет своего князя: независимо от того, будет он жив или погибнет, войско останется биться, не будет обезглавлено. Да, это так. Но, глядя на безумную человеческую бурю внизу, среди которой где-то был и князь Лютобор Тихомирич, Мстиша со стыдом признавал, что здесь, под знаменем, не в пример безопасней. Про себя просил Богов сохранить в этом бою в живых его господина и друга.
Переведя взор с гущи сражения на знамя, Мстиша указал знаменосцу:
- Выше! Еще выше: пусть видят!..
Воин, уставший держать тяжелое полотнище, послушно вскинул натруженные руки, поднимая знамя, гордо развернувшееся на ветру. А снизу на холм уже катился очередной поток чжалаиров, прорвавший Запасной полк и выплеснувшийся вперед длинным языком. Видя совсем близко от себя великого князя сварожан и его знамя, чжалаиры могли надеяться, что, стоит убить его, и победа в их руках. Вероятно, так и было, потому что отряд возглавлял знатный мурза, судя по богатым доспехам, черным с золотом. А может быть, распаляла воинов и богатая награда, обещанная Улзием за голову Лютобора Медведицкого.
Выхватив меч, Мстиша столкнулся с размаху с мчащимся на него черно-золотым нойоном. В первый миг тот даже попятился, и застоявшийся за время битвы княжеский конь легко унас всадника от удара. Однако враг тут же повернулся и ударил сбоку, так что медведицкий боярин едва успел отбить удар. А вокруг них уже кипел бой: бывшие здесь сварожские воины столпились кольцом вокруг знамени, не допуская врага. Мстиша разглядел спешащих на подмогу влесославльских ратников, и волна благодарности согрела его сердце. Но пока их еще не было, следовало держаться.
Мурза в черном и золотом наседал все сильней. Уже щит Мстиши был весь разбит, и его защищал только собственный меч. Приходилось не только рубиться самому, но и непрестанно закрываться от ударов, либо передвигаться все время, так что его конь ступал уже по трупам сварожан и врагов.
Тем не менее, Мстиша упорно защищался, и даже ранил противника в плечо, однако не глубоко. Но чжалаир отшатнулся в седле, почти упал на шею коню. Однако тут же, изогнувшись, как кот, ударил саблей в бок Мстише.
Все завертелось перед глазами боярина. Земля, заваленная трупами, почему-то вздыбилась, как стена медведицкой Крепости. Рыжая грива Победителя взметнулась над головой, и он ухватился за нее руками, все равно стремительно соскальзывая в никуда. Но не успел соскользнуть: прямо перед ним вспыхнул сияющий свет, какого он и представить не мог, и огромные мягкие крылья подхватили его. Мстиша открыл глаза и увидел себя летящим на огромном облачно-белом коне с лебедиными крыльями, среди других витязей, незримо парящих в этот день над Журавлиным полем...
А здесь, на земле, мурза в черном и золотом ликующе вскрикнул, соскочил наземь, торопясь отрезать голову убитому великому князю. Морщась от боли в раненом плече, расстегнул на убитом завязки шлема,  сорвал его вместе с подшлемником...
На плечи мертвецу упали светлые волосы, а не черные, как у Лютобора Медведицкого. Мурза бывал с посольством на Медведице, знал в лицо великого князя. И черты лица, и волосы, борода - все было не его. Может, колдовство?.. Но глаза мертвеца, широко раскрытые, были серыми, не карими. А никакой не колдун, или даже могущественный дух, как ни изощряйся в превращениях, не может изменить глаза.
- Тьфу! Не он! - с раздражением плюнул мурза и, вскочив в седло, хотел уже уехать прочь. Но тут к знамени взлетела, как на крыльях, рать отчаянных влесославцев, почти полностью состоявшая из бывших ушкуйников, не боявшихся ни Белобога, ни Чернобога.
- Вам привет из свободного Влесославля! - крикнул Ратша, срубая голову мурзе в черном и золотом, за мгновение до того, как его самого поразила чжалаирская стрела, одна из великого множества в тот день. И снова около знамени закипел еще более жестокий бой.
В это время темник Улзий, внимательно следя за битвой, подумал, что исход ее ощутимо клонится в пользу Орды. Правда, свархи сражались с еще невиданным упорством и дисциплиной, и потери чжалаиров были велики. но ведь их войско изначально было почти втрое больше сварожского, даже не считая так и не подошедших ратей литтов и азанцев. Улзий мысленно обещал себе расправиться с Имантом и с Драгомиром так, чтобы они запросили о смерти задолго до того, как она придет. А пока у него на очереди Лютобор Медведицкий, и ему, что и говорить, выпадет более почетная судьба. Что ж, лучше честный и доблестный враг, чем просчитавшийся предатель.
А между тем великий медведицкий князь продолжал казавшийся бесконечным бой. Под ним убило уже двух коней, и сейчас он сидел на огромном буром рыцарском коне, доставшемся от погибшего литтского витязя. Вокруг него таяли, как снег, сварожские полки, редели и ордынцы. Все, что он видел сегодня, переполнило бы небывалой скорбью душу князя, приведшего людей на Журавлиное поле, если бы он сам не сражался и не убивал врагов наравне со всеми, и не мог в любой миг погибнуть, как любой воин. Но он, не опуская меча с самого начала битвы, вполне разделял с другими и опасности, и славу боевую.
До сих пор Лютобор был цел, лишь несколько скользящих ударов оставили вмятины в доспехах, которыми он обменялся с Мстишей. Вокруг него кружили оборотни в своем волчьем облике, сновали как ткацкий станок, оттесняя от него чжалаиров и не давая им окружить и захлестнуть его. Но ордынцев было кругом еще так много, что они все равно то и дело подкатывались ближе, и Лютобор Медведицкий не имел ни минуты передышки. Ему было жарко, хотелось пить, однако и на это не было времени.
Он вырвался из очередной ожесточенной свалки, будто из кипящего котла вынырнул, и увидел неподалеку пологий берег Паутинки, поросший кустами. Уже и по воде плыли, бессильно раскинувшись, первые трупы, уносимые течением в Светловодную. А навстречу, сея впереди себя тучи стрел, летел новый чжалаирский загон.
Навстречу стрелам выскочил светло-серый длинноногий волк, прыгнул вперед, принимая большую часть стрел на себя. ут же подоспела и остальная стая, столпившись вокруг. Оборотни способны очень быстро залечивать большинство ран, даже смертельных для людей, но даже им на это требуется какое-то время.
Без слов благодаря свою охрану, Лютобор Медведицкий схлестнулся с первым попавшимся чжалаиром, ударил мечом с такой силой. что его противник слетел с седла и перекувыркнулся несколько раз. Тут же сам перешел в атаку, не давая им себя окружить. По сторонам от него бежали Терн и Кошачье Ухо, ограждая от боковых ударов.
- Да это же свархский великий князь! Сам Лютобор Медведицкий со своими псами, растерявший все войско! - весело крикнул какой-то чжалаир.
Меч великого князя тут же опустился на голову шутнику. Но его успели услышать другие ордынцы, и в считанные мгновения стали стекаться со всех сторон. Вот самые храбрые сунулись вперед. Одного достал мечом великий князь, второму на плечи прыгнула огромная одноухая волчица, в считанные мгновения оставив труп с перегрызенным горлом. Стая тут же обратилась против чжалаиров. Их кони метались по полю, чувствуя ужасный для них волчий дух.
- Волчьи стрелы! Волчьи стрелы! - закричали ордынцы, видя, что оборотни упорно защищают великого князя.
Предусмотрительная Айбике раздала всем хотя бы пол одной стреле против оборотней, отмеченной пучком волчьей шерсти. Двое ближайших, Терн и Пятнышко, завизжали, тяжело раненые. Остальные попятились, грозно рыча. Но их отступление придало чжалаирам смелости. Увидели и свои, что великому князю грозит опасность. Всего с десятком из своей храброй сторожи подоспел сотник Мал, да еще пятнадцать человек привел Верникрай. Они, сколь могли, прикрыли Лютобора, отразили немало ударов, сыпавшихся на него. Но и они устали, сражаясь уже давно, а чжалаиры нападали со свежими силами, устроив настоящую охоту за великим медведицким князем.
То стремительно мелькнувшая вражья сабля, то очередная стрела выбивали одного за другим воинов вокруг Лютобора. Уже пал со стрелой в горле сотник Мал. Дергала лапами, не в силах подняться, Власта со стрелой в боку. Вдруг волчий облик как бы стек с нее, она сделалась человеческой женщиной и осталась лежать недвижно. А врагов становилось все больше...
Все тяжелей Лютобор Медведицкий вздымал меч. В горле пересохло, доспехи казались раскаленными. Но он не о себе думал, защищаясь, как медведь, обложенный охотниками. Узнать бы, к чему ведет бой, не зря ли все!..
Он видел, что кругом еще кипит сражение, что алый пламенный феникс еще реет над редеющим войском, и на глазах его выступали слезы. Сварожское воинство сегодня совершало невозможное. Целыми сотнями и тысячами уходя в землю, они умудрялись забрать с собой трехкратно превосходящее ордынское воинство. Лютобор видел собравшееся вокруг Улзия войско - там, кроме его очередной стражи, оставалось совсем немного, почти все силы Орды оставались лежать здесь, на Журавлином поле! "Спасибо вам, ратники мои! Мы уже почти одержали победу. Ну, и мне осталось сделать нынче все, что смогу..."
Но битва еще кипела, и никто сейчас не мог твердо сказать, чем она закончится, и останется ли хоть кто-нибудь в живых. Казалось, что судьбы и Сварожьих Земель, и Большой Орды подняты сейчас на больших весах, и неизвестно, какому жребию суждено подняться к небу, какому - опуститься вниз, к Кромешному Царству. И видя, как неудержимо тает его войско, державшееся сейчас, как и он сам, из последних сил, великий князь вместе с гордостью, чувствовал и горечь. Да, пока все шло, как задумали он со своими воеводами. Им удалось заманить Орду на поле, сковать ее подвижность, заставить атаковать в лоб. Да, они многократно ослабили ее силы, ее лучшие тумены выбиты едва не поголовно. Но, великие Боги, чего это стоило сварожскому воинству!..
Всем существом Лютобора Медведицкого овладело отчаянное, горячее желание, чтобы ход битвы переломился, наконец, в пользу сварожан. Он помнил о Засадном полку, ожидавшем решающей минуты, но видел и то, что Улзий еще может бросить в бой последние резервы, а после ослабевшей Орды может еще Имант пожаловать. Ужас, как молнией, пронзил великого князя, что все жертвы сегодняшней битвы способны оказаться напрасными.
"Боги! Всемогущий Сварог, Перун - Небесный Воин! Не дайте врагам одержать победу, сохраните мой народ! Возьмите, если надо, мою жизнь, возьмите ее всю или сколько нужно, раздайте по капле каждому сварожанину, что еще бьется, и влейте в них новые силы! Быть может, жертвы Светловоя было еще мало, я должен был понять, что в такой день лишь одна жертва достаточно ради победы. Так вот - я готов!"
Метательное копье, брошенное всадником из горского племени, вассального Орде, ударилось в грудь князю. Прочная нагрудная пластина, усиливающая кольчугу, прогнулась, но выдержала. Но от удара помутилось в глазах Лютобора, и он склонился на гриву мчавшегося галопом коня.
Чжалаиры отчаянно завопили и принялись расстреливать княжеского коня, как мишень на состязаниях. Всего лишь за несколько мгновений десятки заговоренных стрел поразили несчастного скакуна, и тот, падая, подмял седока, вдавливая в мягкую пойменную землю.
Последняя искра сознания померкла в Лютоборе Медведицком, и он уже не слышал, как над его упавшим телом разгорелась битва, в ходе которой сверху и вокруг падали еще люди и кони, скрывая его вовсе. Не видел, как со страшным воем бросился на чжалаиров Храбр, свирепо мстя за погибшую Власту, пока сам не рухнул под стрелами и саблями чжалаиров. Весь израненный, со впившимися в тело волчьими стрелами, оборотень еще дополз до своей жены и, в предсмертный миг приняв человеческий облик, успел сжать ее холодеющую руку.
Когда завершился этот эпизод сражения, и основная битва откатилась прочь, никто уже не мог бы сказать точно, где остался лежать великий медведицкий князь среди груд других тел мертвых и еще живых. А вокруг еще гремело сражение.
Небо посветлело. Не только потому что Око Богов, наконец, поднялось выше и теперь светило в лицо ордынцам, не не сварожанам, но и потому что черные стрелы уже не закрывали его сплошным грозовым ливнем. Все-таки не бесконечны запасы стрел и в ордынских колчанах: их уже берегли, стрелять старались точно в цель. А солнце меж тем и впрямь передвинулось, и в его свете сварожское знамя, до которого так и не удалось им добраться, показалось чжалаирам темным. Ветер все сильней дул с заката.
Близился полдень...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 16 Июл, 2019, 06:30:41
Бр-р-р. Жуткая сеча.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 16 Июл, 2019, 10:00:04
Бр-р-р. Жуткая сеча.
Да уж! И долгая при том, как наверное никакая из битв Средневековья. Хотя тут могу и ошибаться, но пока смены воюющих отрядов не вошли в военный обиход, час-два и всё. На больше человека и тем более коня не хватало. А тут, что в повествовании, что в реале, сцепились на почитай весь день.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 16 Июл, 2019, 21:15:32
Благодарю вас, эрэа Карса, эр Зануда! :-* :-* :-*
Бр-р-р. Жуткая сеча.
А какой же еще она может быть? :'(
Да уж! И долгая при том, как наверное никакая из битв Средневековья. Хотя тут могу и ошибаться, но пока смены воюющих отрядов не вошли в военный обиход, час-два и всё. На больше человека и тем более коня не хватало. А тут, что в повествовании, что в реале, сцепились на почитай весь день.
Другие битвы Средневековья наверняка и менее многолюдны были, тут обе стороны к ней несколько лет готовились, со всех окраин войска собирали. А уж по размаху взаимной ожесточенности - куда там Вашей любимой Столетней. Франция все же не была сто сорок лет под английским игом.

Глава 40. Засадный полк
А тем временем, как на Журавлином поле все сильней разгорался жестокий бой, в Зеленой Дубраве ожидал своего часа отступивший туда еще затемно Засадный полк. В полном вооружении, не сходя с коней, воины готовы были в любой миш броситься в бой, едва только получат приказ от своих предводителей. С опушки леса, откуда передние из них глядели за битвой, хорошо видно было все поле между Светловодной и Паутинкой, где разворачивались основные события. Невольные зрители всецело разделяли чувства сражающихся. Они не находили себе места, сжимали поводья, кололи шпорами коней, грызли собственные руки от жестокого волнения. Невыносимо было смотреть со стороны, как бьются и гибнут их братья, и не вмешиваться.
Князь Бронислав Зеленоградский сидел в седле, точно на еже. Разъезжал взад и вперед вдоль опушки, ища место, откуда можно было яснее разглядеть битву, едва не показываясь на открытое место. Он то хватался за рукоять меча, то вдвигал его снова в ножны, туго натягивал поводья, так что его серый в яблоках конь высоко вздергивал голову.
Наконец, не выдержав, он подлетел вскачь к невозмутимо сидевшему на своем Беркуте в тени столетнего дуба Яргородцу.
- Лютобор Мстиславич, не пора ли уже?
Яргородец поднял голову, проговорил медленно:
- Нет. Когда придет пора, ты ни с чем не перепутаешь.
Из горла Бронислава вырвался тяжкий вздох, красноречивее всех слов говорящий, что его терпение на исходе.
Тут с дерева донесся крик молодого воина, посланного наверх смотреть за битвой:
- Передовой полк смяли, Большой гибнет! Литтские рати в бой пошли!
Бронислав снова метнулся к Яргородцу, ухватил его за руку.
- Лютобор Мстиславич! Как раз сейчас ударить вместе с литтами!..
Лютобор Яргородский обжег его яростным взором синих глаз.
- Рано, княже! Слишком еще сильна Орда. Напоремся на встречный удар, и никому не поможем, только погибнем со всеми вместе.
Бронислав застонал, заскрежетал зубами.
- За что мне, Боги, глядеть, как другие бьются с проклятыми, а самому прятаться, как трус!
- Потому что ты обещал великому князю, своему брату, - сурово напомнил Яргородец.
"И потому что некогда один младший брат, действуя вопреки старшему, уже погубил множество людей и едва не разрушил все, чего старший успел добиться. Пусть хоть теперь, снова вернувшись младшим братом, обуздает свой нрав и оправдает доверие".
Бронислав, крайне встревоженный и раздосадованный, вернулся опять на опушку и стал глядеть. Яргородец тоже отъехал в сторону и стал о чем-то беседовать с Чеславом, казалось, равнодушный к происходящему, на самом же деле чутко следя за всем.
- Скажи, Лютобор: а тебе не кажется, что здешняя местность похожа на нашу Яргородщину? - доверительно проговорил последний из его друзей детства. - Здесь и степь, и лес, как у нас, такая же дубрава шумит. А Светловодная - совсем как наша Искра. Весной в степи наверняка цветут маки...
Лютобор взглянул на него с опаской. Не к добру перед сражением вспоминать дом. Вспомнил своего отца: тот тоже перед последней своей битвой за яргородскую землю все вспоминал прохладную Айваре...
- Что-то есть, - согласился, припомнив, как увидел в первый раз еще тихое Журавлиное поле, не подозревающее, что вскоре станет ареной страшной битвы. - Но что толку вспоминать былое? Теперь наш дом - Медведица.
- Я знаю, Лютобор. Наши воины, прибывшие из Яргорода, освоились на Медведице, словно прожили там всю жизнь. Это удивительный край, в нем ни один сварожанин не чувствует себя чужим. Там есть все: и леса, и богатые пашни, как в Полуденном краю, и каменные стены, как во Влесославле, и священные рощи.
- Да, - согласился Лютобор, которому передался настрой Чеслава. - На Медведице и вправду все есть. Кроме моря...
Теперь уже Чеслав взглянул удивленно на своего князя.
- Всегда ты удивишь, Лютобор Мстиславич! Далеко нынче Сварожьим Землям до моря...
- Ничего: не мы, так потомки наши вернут себе море, непременно вернут, - мечтательно произнес Яргородец, вспоминая, как наяву, виденное лишь во сне штормовое море, грозно бьющееся о скалы.
На уже немолодом лице Чеслава появилось выражение гордости, седеющие усы приподняла улыбка.
- Раз ты так говоришь, Лютобор Мстиславич, кто же оспорит?.. Во всяком случае, я рад, что с тобой рядом прожил жизнь и дошел до нынешнего дня. Сегодня ночью все вспоминал нашу Яргородщину: как в детстве учились и играли вместе, и все войны последующие... Интересно, как там Ясень, жив еще? Жаль, что он остался...
- Ну, он-то вряд ли пожалеет, что его в этой битве нет, - заметил Яргородец.
- Все равно жаль... Старею, видно: прошлое видится ясней настоящего, - вздохнул Чеслав. - У тебя не бывает такого?
- Нет, - ответил Лютобор, пристально глядя вдаль, туда, где как раз Запасной полк вместе с войсками сыновей Радвиласа усиленно сдерживали натиск чжалаиров. - Я смотрю вперед...
Тут с дерева опять послышался страшный крик:
- Враг уж на холме, возле знамени нашего!
В то же мгновение князь Бронислав метнулся вперед, его воины, почти такие же яростные, уже пришпорили коней. Лютобор Яргородский едва успел заступить им дорогу. Он поднял руку, и Бронислав резко остановил коня, будто врезался в каменную стену.
- Ни с места, Бронислав Стемирич, или мы скрестим мечи! Вспомни, что тебе велел брат твой!
Конь плясал под Брониславом, чувствуя тревогу всадника. Лицо зеленоградского князя превратилось в маску ярости и страдания, глаза почернели, как бушующая вода.
- Мой брат, быть может, погиб уже в этом побоище, а мы прохлаждаемся тут!
- Нет! Если бы он погиб, чжалаиры уже кричали бы на все поле о гибели великого князя! - возразил Яргородец, умалчивая о том, что Лютобора Медведицкого, сражавшегося переодетым, могли и не узнать, и не давая другим об этом подумать. - Отбили их от знамени, видишь! Стоит знамя, держатся люди! Пройдут века, а народ сварожский будет помнить, что на Журавлином поле им довелось совершить невозможное!..
Князь Бронислав схватился за горло, будто его душил стальной воротник кольчуги.
- Гляди, что творится! Если не вмешаться, некому будет помочь!
- Рано еще, княже! - упрямо возразил Яргородец. - Вмешаться и всем погибнуть заодно легче всего, а одержать победу трудней!
Почти с ненавистью взглянул Бронислав на человека, которого с детства привык почитать и всецело доверял его опыту.
- Тебе, видно, нет дела до Медведицы и несчастий наших, ты иноземец! Ну так оставайся здесь, а я иду спасать брата.
Серый в яблоках конь взвился на месте, готовясь перейти в галоп, да так и замер, как вкопанный, весь дрожа вместе со всадником.
- Не ты, Бронислав Стемирич, а боль твоя и братская любовь меня оскорбили. Я прощаю тебя. Но потерпи немного! Подождите еще, витязи медведицкие! Видите, ветер меняется: то знак от Богов! Нам в лицо бьет, говорит: не время, рано еще. Солнце поднимается выше. Как взойдет на полдень, тогда...
Лютобор Яргородский мог бы просто не выпустить из леса князя Бронислав и другие горячие головы. Прикажи он - и они не смогут покинуть лес, сколько ни рвись. Но он понимал, что Бронислав никогда не простил бы ему унижения, и старался достучаться до рассудка молодого князя, хоть тот в эту минуту совсем готов был изменить ему.
Бронислав простонал, закрыв глаза рукой:
- Нет сил у меня глядеть, как войско наше гибнет! Стократ бы легче было там сражаться, среди них, чем здесь выжидать...
А князь Ярослав Аджаров, почти такой же горячий, воскликнул, обращаясь к Яргородцу:
- Да когда ж ты решишь, что пора уже? Есть ли в тебе живое сердце?
Лютобор прислушался к шуму ветра в ветвях Зеленой Дубравы. Шум все возрастал, становился крепче, в нем слышалось нечто торжественное, точно шелест победных знамен. Он послюнил палец, ловя направление ветра. Да, тот явственно менялся! В воздухе ощущалось сопротивление. но оно не могло уже преодолеть иной воли, что ширилась и крепла с каждым мигом.
- Когда люди совершат все, что в их силах, - произнес он чужим голосом, прислушиваясь к шуму деревьев.
Сегодня яргородского князя не просто было понять даже его собственным воинам, прошедшим вместе много лет. Он или молчал, или отвечал неопределенно, как бы загадками. Приложив ладонь к коре старого дерева, почувствовал тепло. По руке его скользнул солнечный зайчик, отразился от стального нарукавника.
Когда солнце стало припекать жарче, Яргородец распорядился всем набрать воды из привезенной заранее в лес бочки. Взяли с собой и запас еды, зная, что ожидание может затянуться надолго, - но мало кому кусок лез в горло.
В это время снова закричал сидевший на дереве воин, отчаянно и тоскливо:
- Уже не войско - остатки его бьются с проклятыми! К самому становищу рвется Орда!
В мгновение ока Лютобор Яргородский пришпорил Беркута, и тот вынес его на опушку. Да: превозмогавшие остатки обоих войск уже с трудом продолжали бой, ходя по трупам павших. Уже видно было, как всадники в непохожей на чжалаирскую справе, в войлочных шубах и высоких шапках - должно быть, вассалы ордынские, - кинулись к опустевшему сварожскому становищу, готовясь грабить, словно стая коршунов...
Ветер взметнулся снова над вершинами Зеленой Дубравы, так что они запели. Спустившись вниз, он взметнул белый плащ первого медведицкого воеводы, взъерошил Беркуту хвост и гриву, как у бегущей лисы. Ветер подтолкнул в спину воинов Засадного полка и высоко взметнул над полем боя сварожское знамя с алым фениксом.
- Наш час настал, братья! Боги Сварожской Земли за нас! - крикнул задыхающимся от волнения голосом Лютобор Яргородский.
Будто и впрямь на крыльях ветра, вынеслись всадники Засадного полка. Земля задрожала вновь от топота копыт. На всем скаку князь Бронислав обогнал Яргородца, выхватил меч, торопясь схлестнуться с врагом.
А на холме посреди чжалаирского куреня, под синим восьмихвостым бунчуком, темник Улзий уже принимал поздравления своих мурз и нукеров своей личной охраны, не участвующих в сражении. Ни неслыханное мужество свархов, ни огромные потери Орды ничего не могли изменить в конечном итоге - победа, наконец, явственно склонилась в пользу чжалаиров. Конечно, погибших жаль, но за несколько лет Большая Орда восполнит свои потери, если удастся прожить спокойно это время. Лишь бы удалось убрать давнего соперника, хана Дэлгэра - тогда все будет в порядке.
- Послать новых гонцов к Иманту и к Драгомиру! Быть может, если проявят готовность идти с нами на земли свархов, спасут свои жизни, - ордынские потери все же сделали его более уступчивым. - Если бы они сражались с нами заодно, половина погибших чжалаирских воинов были бы живы!.. А знамя свархов принести мне - оно послужит потником моему коню.
Предводитель Большой Орды осекся на полуслове, и никто из его окружения не успел ему ответить. Оттуда, где только что простиралось лишь поле, заваленное трупами, выросла как из-под земли сварожская рать, сверкающая нестерпимым стальным блеском в лучах полуденного солнца. С гулким стуком, от какого задрожала земля, они ринулись на чжалаиров, рассыпавшихся по полю битвы, принялись рубить.
- Не может быть! - прошептал Улзий, комкая бороду. - Они же все мертвы! Мертвы!
Оставшимся среди побоища ордынцам не было дела, ожившие сварожские мертвецы напали на них или кто другой. Только что чувствуя себя победителями, они теперь вновь должны были отчаянно биться, чтобы самим не превратиться в мертвецов. Но противники были свежи и полны сил, их переполняла ярость, которую лишь теперь могли утолить.
Лютобор Яргородский, сам рубясь с отступающим противником, видел, как начинает разворачиваться в их сторону войско в багряных халатах - последний, самый лучший тумен под рукой Улзия.  Поискал взглядом князя Бронислава, но тот самозабвенно рубил чжалаиров, ничего больше не замечая.
- Чеслав! С тысячей воинов туда! - крикнул Яргородец.
Но уж не слышал его Чеслав: новый поток чжалаирских стрел сбил его с коня. Судорожно цепляясь пальцами за землю, напомнившую ему родную Яргородщину, воевода простерся у самого берега Светловодной.
Сглотнув непрошеные слезы, Лютобор Яргородский сам повел войска против противников в багряных халатах. Он был словно заговорен; ни одна стрела не касалась его, хоть никогда в жизни не использовал свой дар для защиты от вражьего оружия, и уж тем более - не в этот день. Тем не менее, побледневшее от волнения лицо первого воеводы, раскаленная синева глаз его пугали чжалаиров. Не один из них повернул коня в сторону, не смея встретиться со "свархским мунгусом". Яргородца, среди других опасных противников, знала вся Орда, и сегодняшние свои потери чжалаиры сразу приписали его чарам.
Скрестив саблю с первым же "багряным халатом", Лютобор почувствовал, как в спину ему целится еще одна. Он повернул Беркута, уходя из-под удара, и тут же услышал позади вскрик, от которого чуть не остановилось сердце. Стремительно расправившись с чжалаиром, Яргородец обернулся, чтобы подхватить падающего с распоротым боком Горицвета.
- Зачем, мальчик? Я бы справился сам, - простонал он.
- Ты - князь... я - твой воин.... Твоя жизнь... важнее... - прошептал молодой воин и обмяк, глаза его закатились, и он больше не двигался.
"Прости, Миловида! Не уберег твоего сына..." - подумал Яргородец, создавая мягкую воздушную волну, чтобы плавно опустить на землю тело Горицвета, как будто он мог почувствовать боль. Затем развернул коня, готовясь сразиться в заключительной части великой битвы, чем бы ей ни суждено было завершиться.
А ветер по-прежнему подталкивал сварожан в спину, и они, почти уже победившие, мчались вперед, точно на крыльях.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Зануда от 16 Июл, 2019, 23:13:50
Эрэа Артанис, Столетняя не то чтоб любимая у меня. Просто про другие знаю ещё меньше!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 17 Июл, 2019, 20:56:13
Большое спасибо, эр Зануда, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
По крайней мере, нам с Вами знаний хватило, чтобы почти уже создать это произведение. :)

Но еще не успела толком разгореться новая битва, как с еще более сильным порывом ветра прошел такой гул по Зеленой Дубраве, что оба войска удивленно подняли головы. И увидели, как, с оглушительным треском, ломая старые одряхлевшие сучья, распрямляются, как после долгого сна, могучие лесные великаны - столетние дубы. Сбрасывая безболезненно, как ящерица кожу, ненужные, омертвевшие части, они оживали с каждым движением, вздымали ветви, словно сотни рук, покрытых листвой. И все сильнее усиливался голос ожившего леса, похожий на шум деревьев в бурю, но только еще мощнее. Трудно было одним словом назвать этот голос. В нем звучал и гул, словно ветер невиданной силы задувал в кроны деревьев, как в паруса; и скрип, и шорохи, как будто деревья переговаривались между собой на одном им понятном языке. И вот, полностью ожив, они двинулись по земле, будто вброд, потому что что корни их оставались внутри. В несколько стремительных великанских шагов лес уже был среди сражавшихся, и его густая тень накрыла Журавлиное поле.
- В сторону, братья-сварожане! Не мешайте им! - крикнул Лютобор Яргородский, не менее других потрясенный и завороженный величественным зрелищем.
Вместе с лесом пришли и его обитатели. Медведи, волки, рыси, вепри, лоси носились среди чжалаиров, тоже испуганные, растерянные невиданными событиями. Но Бог Лесов - Святобор собрал всех своих подданных, и звери, ища себе выход, метались, сталкивались со всем, что встретится, разили когтями и рогами, и страшно ревели на все голоса. Под ногами у чжалаиров засновали гадюки, кусали в ноги коней и упавших всадников. Над головами ордынцев кружили вороны, среди дня жутко ухали и хохотали филины.
Чжалаиры, не помня себя, метались, стараясь вырваться из волшебного леса. Но не многим это удавалось. Лесные велеты-дубы шагали быстрей, чем могли мчаться перепуганные кони. Одна из многих рук-ветвей опускалась чжалаиру на голову, и очередное тело втаптывалось в землю, смешиваясь с ней.
А для земли любая плоть годится, чтобы питать растущее на ней.
С ужасом и восторгом глядел Яргородец на те силы, которые сам призывал пробудиться в трудный час. До чего же могущественны Боги, и какие грозные силы подвластны им, как слабы перед ними могут оказаться люди, даже если им хватало сил держать в страхе целые народы! Может быть, люди запомнят, чем закончилась битва на Журавлином поле, и станут остерегаться своими распрями пробудить грозные силы? Но насколько им хватит этого урока?..
- Боги всемогущие, защитите! Не дайте им до нас добраться! - прошептал, стуча зубами, Ярослав Аджаров, только что храбро бившийся с чжалаирами, но выбитый из колеи при виде чудесного леса.
- И эта дубрава - тоже Сварожья Земля. Она решилась по-своему стереть со своего лица Орду, помочь отстоять свой народ, - ответил Яргородец, первым успокоившись, хотя еще все еще изумлял оживший лес. "Спасибо тебе, отче Святобор! Какая же сила скрыта в твоих лесах, о которых мы привычно думаем, что они растут, чтобы давать нам дрова, да ягоды, да грибы, да дичь!.."
Несколько сотен чжалаиров все-таки вырвались из леса, и теперь бросились кто куда. Одни, более хладнокровные, спешили к своему куреню, где ждал их Улзий, где в юртах и повозках остались у них семьи. Другие, совсем обезумев, нахлестывали коней, мчась к бродам через Светловодную.
Но, когда они были уже рядом, поднялась вдруг сама река, как в сильнейшее половодье. И откуда в ней, обмелевшей, еще не пополнившейся осенними дождями, взялась такая сила!.. На три человеческих роста взметнулся гребнем волна, захлестнула многих чжалаиров, завертелась бурными водоворотами, швыряя, как щепки, всех, кто попал в ее объятия. Широко заходили волны помельче, размывая берега, расширяя себе русло. Долго кипела Светловодная, вышвыривая из своих вод утопленных ордынцев. Лютобор Яргородский видел, как русалки, катаясь на волнах, как на ледяной горке, поднимали своими белыми руками трупы, швыряли их на берег. Хоть и русалки, а все равно свои, сварожанки. И им не захочется своими белыми руками-волнами ласкать проклятых ордынцев, целовать их в похолодевшие уста.
Шарахнулись чжалаиры в ужасе и от Светловодной. Никто и оглянуться не смел на разбушевавшуюся реку. Один воин, собиравшийся перебраться через узкую Паутинку, оглянулся было, да и не смог уже двинуться, окаменел вместе с конем. Навсегда стал камнем в воде, у слияния двух рек, напоминая людям о судьбе тех, кто приходит на несправедливую войну, начатую из жадности и жажды власти.
Никто не заметил, как с другого берега Светловодной шарахнулись зайцами наблюдавшие из прибрежных зарослей разведчики князя Иманта. Обойдя, наконец, стороной заступившую ему дорогу рать Драгомира Азанского, литтский князь не спеша приблизился к Светловодной и остановил войско в двух верстах от Журавлиного поля, ожидая вестей от своих гонцов. В случае победы Орды он рассчитывал присоединиться к разгрому Медведицы в последний момент, оправдавшись перед Улзием невольным опозданием. Но то, что довелось увидеть его посланцам, разрушало все честолюбивые надежды князя Иманта. Глядя на их искаженные ужасом лица, случая доносившийся с поля боя гул великого леса и плеск разбушевавшейся реки, сын Радвиласа понимал: если его можно с чем-то поздравить, так разве с тем, что его войско нынче не гибнет вместе с чжалаирами.
В руках Имант как раз держал только что полученное письмо от Драгомира. Тот сообщал, что и сам не пойдет нынче против медведицкого государя, дело которого защищают Боги, и ему не советует. И вот, такое подтверждение, с каким трудно спорить!
Наследственная предусмотрительность подсказывала Иманту не задерживаться более в краях, где сама земля восстает против чрезмерно самоуверенных завоевателей. Улзию конец, это ясно. При других обстоятельствах литтский князь, сохранивший свою рать целой, мог бы расправиться с обессиленным победителем, мог бы и на Медведицу наведаться, пока туда не вернулось войско, и взять город, с которым не справился его великий отец. Но теперь Иманту совершенно не хотелось проверять, какие еще силы могут быть в распоряжении сварожан. Кроме того, он еще не уладил дома распри со своими многочисленными родственниками, и не хотел надолго покидать Айваре, чтобы по возвращении не обнаружить на троне совсем другого князя. Все это заставляло его поспешить с возвращением. Не теряя времени, Имант повернул войско назад.
А остатки чжалаирского войска меж тем охватила небывалая, ни с чем не сравнимая паника. Известно, что для войска нет ничего страшней общей аники, а уж когда она сменяет предвкушение почти одержанной победы, это хуже поражения, это полная гибель!
Внезапное появление Засадного полка уже потрясло ордынцев, решивших, что погибшие сварожане вернулись к жизни. А уж когда лес и река двинулись с места, в считанные мгновения истребив всех, кто мог еще сражаться, сердце уцелевших сковало ужасом.
- Бежим, повелитель! Скорей, пока эти чудища не бросились сюда! - умоляли Улзия толпившиеся вокруг мурзы его свиты.
Тот досадливо усмехнулся: вот, доблестные батуры погибли, а придворные лизоблюды уцелели, их ничем не выведешь! Сколько лет он подавлял их, стараясь вернуть Орду на путь Ерден-хана, и все оказалось напрасным. Он не сумел оседлать сияющий день, и его настигла темная ночь. И ради чего теперь спасать свою жизнь?
Но властная жажда самосохранения возопила в нем, что, пока он жив, может еще вернуть себе власть, что у него еще есть золото и сколько-то слуг, а значит, не все еще потеряно. А тот же панический страх гнал Улзия прочь, лишь бы не быть поглощенным ожившим лесом, как его воины.
Он, бледный, лихорадочно озираясь, окинул взором курень. Вокруг суетились женщины, дети, старики, рабы. Они метались, в спешке укладывали вещи, собирали стада, запрягали повозки, кричали, плакали.
Улзий отвернулся от них. Некогда собираться, да и не уедешь далеко с тяжелым обозом и табунами! Он окинул взглядом последних из готовых следовать за ним воинов - несколько сотен из многих тысяч. Выхватив саблю, перерубил древко небесного бунчука. Подхваченные ветром, восемь синих хвостов мягко приземлились в грязь.
- Вперед! Бежим! - голос повелителя Большой Орды сорвался на визг, и он, пришпорив коня, пустился вскачь со своей свитой.
Позади слышался плач брошенных на произвол судьбы чжалаирских женщин...
- Улзий удирает! - крикнул князь Бронислав, подлетая на своем горячем коне к Яргородцу.
- Вижу! - отозвался тот. - Я за ним, а ты оставайся тут. Как лес уйдет, разыщи, кого сможешь! Брата найди!
Бронислав кивнул. И в самом деле, чжалаиры могли где-нибудь заранее выставить засаду, или еше какую-нибудь пакость, и кто мог лучше Яргородца разобраться во всех возможных хитростях? Оставшись с половиной войска, он с суеверным опасением глядел, как чудесный лес отступает на своем место, и лесные велеты снова замирают, становятся обычными деревьями. Вместе с лесом ушли и звери, как будто отпустила воля, призвавшая их.
А в шаманской юрте на краю чжалаирского куреня лежала возле догорающего костра оставшаяся в одиночестве Айбике. Она раньше всех в Орде почувствовала неладное, еще с той минуты, когда переменился ветер. Ее и других шаманов заклятья вдруг резко перестали действовать - словно лопнула туго натянутая тетива лука, рассекая руки в кровь незадачливому стрелку. Как ни старались они с Тохной, Бурибеком и Чоно соединить вновь разорванные магические нити, это не удавалось. Сила уже не прибывала к ним, не наполняла бесконечно прекрасным ощущением своей власти над мирозданием. Она не пела в ордынских стрелах, в звоне их сабель и топоте быстрых коней. Даже шаманский бубен Айбике вместо звучного рокота отзывался лишь бессильным шипением.
Тут в юрту влетел посланный на разведку Бадар, с перекошенным от ужаса лицом.
- Бегите, мудрые! Свархские мертвецы ожили! Лес движется на нас!
- Что за чушь ты болтаешь, мальчишка! - Чоно вскочил на ноги, выглянул из юрты, и тут же вбежал обратно, чуть не падая.
- Скорей, скорей! Лес идет! Враг идет! - кричал он, размахивая длинными руками.
Толстый Бурибек уже кое-как карабкался в седло при помощи двоих слуг, Тохна ругался, пытаясь поймать коня, не желавшего постоять на месте. Оба мальчишки давно уже удрали, оставив свою наставницу одну.
- Скорей! Повелитель Улзий бежит! Спасайтесь кто может! - слышалось вокруг.
Айбике сплюнула и скривила презрительную гримасу.
- Ну и бегите, трусы с бараньими головами! Идите за тем, кто погубил вас и себя! А я свою игру доиграю до конца!
Старик Тохна, наконец, забравшись на коня, задержался, чтобы удивленно спросить ее через откинутый полог:
- Ты что, хочешь сдаться в плен?
- Зачем? - хрипло засмеялась Айбике. - Я-то знаю, кто выиграл эту битву! Не так мне хотелось с ним встретиться, но в глаза все же погляжу напоследок!..
Договаривала она уже в пустоту: шаманы сбежали прочь, и Айбике осталась одна...
А между тем, отряд Лютобора Яргородского примчался в опустевший курень. Одного взгляда достаточно было, чтобы понять, что воевать там не с кем. Обитатели попрятались при появлении сварожан, и лишь кое-где слышался плач детей и сдержанные подвывания женщин. Настороженно глядели на победителей чжалаирские рабы, надеясь на перемену в своей судьбе, а те, что были родом из Сварожьих Земель, со слезами на глазах встречали освободителей, показывали свои лохмотья и шрамы.
На мгновение сдержав коня, Лютобор Яргородский оглядел брошенное становище. Кивнул Аджарову:
- Останься с двумя сотнями, наведи тут порядок. Баб чжалаирских не оскорблять. Улзий их предал, они сами поймут, что у них выхода нет, как с нами идти. Придется их на Медведице расселить, что ж... Дети уже сварожанами вырастут. Так я на тебя полагаюсь, князь Ярослав.
- Сделаю, как скажешь, Лютобор Мстиславич. Личным примером им, так сказать, послужу, - пообещал молодой князь.
- Да, если вдруг чжалаирки вздумают вас завлекать и угощать, не поддавайтесь! Мало ли: вдруг отомстить какая соберется? Да и просто так, рано нам еще пировать да с бабами тешиться, не то как бы Паутинка второй Хмелей не обернулась! Если кто ослушается, выпорю!
Оставив наказ, Лютобор поехал дальше, но на краю куреня заметил неприметную юрту, возле которой уже толпилось с десяток сварожских воинов, не решаясь войти внутрь.
- Государь, помоги нам! - взмолились они, завидев Яргородца. - Тут шаманская юрта, пленные говорят, во время битвы здесь ворожили самые отъявленные колдуны. Вот, думаем: кто, кроме тебя, справится с вражьим колдовством?
- Да, вроде, не очень им помогло колдовство, - усмехнулся Яргородец, сходя с коня и осенив себя солнечным кругом, прежде чем войти в шаманскую юрту.
Волшебство здесь действительно творилось - он почувствовал это, едва перешагнув порог. Но теперь его остатки напоминали клочья разорванной паутины, бессильно повисшей и уже не способной никого уловить. На земляном полу возле едва тлеющего костра лежала Айбике. Сперва Яргородцу показалось, что она мертва, но, когда он подошел ближе, она открыла глаза. Рядом с ней лежал глиняный пузырек опустевший до последней капли. Он поднял его и понюхал.
- Это надежное зелье, то самое, каким хотели отравить твоего князя, какое передали Дэлгэру, - Айбике попыталась приподняться и сухо закашлялась. - Я знала, что ты придешь, и ждала... Ну как, торжествуешь победу?
- Радуюсь, что смогли ее одержать, хоть и дорогой ценой, - он пожал плечами.
- Да... Боролись мы с тобой столько лет: колдовали, строили замыслы, находили союзников, обуздывали врагов... А время пришло - оказалось, ты ставку сделал куда верней. Скольких противников я помогла Улзию убрать, а он сам оказался недостоин... Да, ты победил еще в тот день, когда спас жизнь медведицкому князю...
- Сказал волк сове: "Ты серая, и я серый. У тебя когти, и я хищник. За что же люди тебя почитают, считают мудрой, а меня ненавидят?" - иронично ответил Лютобор. - А сова говорит: "Ты кого ешь? Барашков да телят. А я - мышей вредных..." Словом, не равняй меня с собой. Я себе государя не выбирал, как лошадь по зубам, - сказал так, и устыдился: что толку спорить с умирающей?
Айбике заметалась, захрипела с открытым ртом. Отцепив от пояса фляжку с водой, Лютобор дал ей пить.
- Я могу еще что-нибудь для тебя сделать? - спросил он тихо.
- Нет, - она прошептала, удивленно глядя на него. - Спасибо и на том, что был со мной в последние минуты. Тоскливо умирать в одиночестве... Другие меня бросили, а ты, мой злейший враг...
- Я враждовал с Ордой, а не с тобой, Айбике. Ты была сильным противником, но дело тут не в тебе и не во мне. Ты видела: все Сварожьи Земли поднялись сегодня, чтобы одолеть Орду!.. К тому же, теперь счеты между нами закончены.
- Да, - она непроизвольно дернулась, по ее лицу стекал холодный пот. - На наших небесах мы вряд ли встретимся, правда? Прощай, Лютобор Яргородский!.. Ты погубил нас, а я... Все же не могу в последний час даже проклясть тебя... Да ведь все равно напрасно...
Дыхание ее стало прерываться, сделалось редким и неглубоким, и наконец, хрипло булькнув, прервалось совсем. Лютобор уложил поудобнее тело шаманки и, выйдя из юрты, тут же поджег ее. Ни к чему было остальным тревожить покой Айбике, да еще брать в руки таинственные шаманские предметы.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 18 Июл, 2019, 04:32:09
Вот и кончилась битва. Да, лес впечатлил. Вспомнились энты из "Властелина колец". Но здесь даже более впечатляюще получилось. Энты всё же разумные существа, пастыри деревьев. А на Журавлином поле мощно выступили силы природы.
Рада, что Аджаров уцелел.
Айбике жаль.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 18 Июл, 2019, 21:23:52
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и кончилась битва. Да, лес впечатлил. Вспомнились энты из "Властелина колец". Но здесь даже более впечатляюще получилось. Энты всё же разумные существа, пастыри деревьев. А на Журавлином поле мощно выступили силы природы.
Рада, что Аджаров уцелел.
Айбике жаль.
Ну, не более впечатляюще, конечно! Энты во "Властелине Колец" войну в одиночку выиграли, вражескую крепость с места своротили. А здесь основную битву выиграли люди. Но это так и должно быть: людям следует полагаться на себя, а не ждать, что за них кто-то другой справится впредь. А природа - она вся из живых существ состоит. Здесь они только на минутку вышли с соизволения Богов за рамки отведенного им миропорядка.
Старший князь Аджаров погиб на Стрелке, так хоть младший должен уцелеть. Не весь же род истреблять поголовно.
Айбике и мне тоже жаль, но что поделать. :'(

Глава 41. После битвы
Когда волшебный лес схлынул, как волна, открылось Журавлиное поле, сплошь заваленное горами трупов. Исколотые, иссеченные, утыканные десятками стрел, лежали вповалку сварожане и чжалаиры, литты, марцийцы, разноплеменные ордынские вассалы. Стонали раненые, задыхаясь под горами тел. Ржали раненые кони. Из-под убитых ручьями струилась кровь, не успевая впитываться в землю, стекала в бежавшие потоком ручьи, и они текли красным.
Как только стих шум сражения, Кудеяр снова открыл глаза. Он долго пролежал в забытьи, и не слышал последней части битвы, но невероятная живучесть не позволила ему умереть слишком быстро. Очнувшись, он увидел высоко над головой по-летнему яркое небо и солнце, стоявшее в зените. Хотел повернуть голову, но тут же боль вгрызлась клыками в его израненное, истоптанное тело. Он хрипло застонал.
Где-то рядом послышались голоса, и сквозь шум в голове Кудеяр разобрал сварожскую речь. Они звучали радостно, как воплощенная радость победы.
- А все же одолели Орду, братья! Больше уж не придут проклятые на Сварожьи Земли! - слышался сильный молодой голос, исполненный такого ликования, что, казалось, обладателю его не хватает лишь крыльев за спиной.
- Да, то-то ордынцы штаны промочили, когда на них Засадный полк наш из леса выскочил! А затем и сам лес... - делились впечатлениями другие.
- Не посмеют больше чжалаиры на нас нападать! Не будет враг топтать наши поля, жечь наши избы! - захлебывался радостью еше один голос.
- Недаром яргородский князь сказал: "Пройдут века, а потомки помнить будут, что на Журавлином поле сварожский народ совершил невозможное"!
- Так и сказал? Ну, ему виднее, он - ведун! Он, небось, и с лесом да рекой договорился, чтобы нам помогли свергнуть проклятое иго!
Тут Кудеяр, сочтенный ими за мертвого, захрипел, застонал, и, наконец, невероятным усилием смог заговорить:
- Значит... разбита Орда? Свергнута ее власть?
Испуганные люди склонились над ним, похожим на ожившего мертвеца. Кудеяр старался их разглядеть, но не мог. Только солнце сияло все ярче прямо сквозь них.
- Да, мы победили, брат, слышишь? Улзий удрал, как заяц. Мы свободны!
Пронзенная стрелами грудь Кудеяра еле заметно приподнялась.
- Так... Значит, пережил я власть чжалаирскую... Теперь... можно и в Ирий... - он замолк, и больше ничего не говорил.
Нашедшие его люди шепотом переговаривались, глядя на раненого:
- Нельзя его спасти, доставить лекарям?
- Ну где же? - вздохнул один воин, старше и опытней других. - Стрелы вон как глубоко вонзились, если их вынуть, он сразу умрет. Да еще кони истоптали... Удивительно, как до сих пор еще дожил...
Они подняли на носилки другого раненого, которому еще можно было помочь.
А Кудеяр, успокоенный счастливой вестью, закрыл глаза, и ему привиделся чудесный зверь, что был сегодня начертан на щитах Большого полка, а некогда, быв всего лишь клеймом вратоградского мастера, превратился в знак непокорности Орде. И вот теперь сам индрик-зверь явился за ним - огромный, как десять коней, слитых вместе, весь в красной мохнатой шерсти, словно облитый кровью, он топал ногами-столбами и оглушительно трубил, вскинув свой длинный нос и голову, вооруженную изогнутыми блестящими бивнями.
- Пора нам в путь, брат! - сказал чудесный зверь. И, мягко обхватив Кудеяра хоботом, усадил себе на широченную мохнатую спину. И валкой размеренной поступью зашагал по облакам...
А меж тем, по полю боя бродили уцелевшие воины, ища своих близких среди погибших и раненых, и с трудом узнавая их - кровь и пыль сделали всех похожими. Тех, кому можно было помочь, относили в палатки лекарей, теперь полные крови и воплей раненых. Даже закаленные воины, только что пережившие страшную битву, в ужасе старались поскорей убежать от зрелища  изувеченных людских тел.
Раненые полегче теперь шли и ковыляли сами, выбираясь с Журавлиного поля. Но находили и настолько тяжело раненых, что их оставалось лишь добить ради милосердия. И этим тоже занимались собиравшие раненых. Приканчивали и врагов, если те были опасно ранены или отказывались сдаться в плен. Впрочем, большинство ордынцев сразу сдавались на милость победителей, особенно когда им передали, по распоряжению князя Бронислава, что их семьи тоже захвачены сварожанами.
Сам же Бронислав Зеленоградский со своими воинами разыскивал среди павших и раненых двоюродного брата своего - великого князя Лютобора Медведицкого. Никто не мог ему указать, жив тот или мертв, и где искать его. Несколько раз казалось, что нашли среди убитых, и их сердца судорожно сжимались. Сперва под знаменем, где стоял, роя землю копытами, княжеский конь. При виде тела в хорошо знакомых всем доспехах, не сразу решились поглядеть ему в лицо. Но это оказался Мстиша, погибший вместо великого князя. В другой раз приняли за него белозерского княжича Родослава: тот был дальним родственником медведицкому владетелю, но немного напоминал его мощным сложением и черными волосами и бородой. И опять обманулись. Ошибка и радовала ищущих, и тревожила их: трудно было поверить, чтобы князь выжил в такой жестокой сече.
Между тем, еще длинный осенний день стал, наконец, клониться к закату, и сумерки, все сгущаясь, милосердно укрывали страшную картину от глаз выживших. Но князь Бронислав, напрасно искавший брата, и не думал прекращать поиски.
- Станет темно - зажгите факелы! - приказал он воинам. - Перевернуть все поле, осмотреть каждое тело! Быть может, он только ранен, но еще жив, и истечет кровью, если не спасти его сейчас... Мы будем искать всю ночь!
Воины, падавшие от усталости, послушно следовали за князем, спотыкаясь о еще не убранные тела, но не смея возразить. Однако Бронислав был близок к отчаянию почти так же, как в лесу, при виде гибели сварожских войск. Сюда бы Яргородца - он всегда обо всем знает точно, да и в темноте видит без всяких факелов!.. Но Яргородец уехал, велев Брониславу искать брата, и ждать его было нельзя. На счету могла быть каждая минута.
Наконец, собрав побольше людей, Бронислав расспросил, кто из них и где последним видел великого князя.
- Я, возле зарослей у Паутинки, - сказал сотник Верникрай, чудом выбравшийся оттуда всего с четырьмя воинами. - Там государь наш рубился с врагами, и волкодлаки его прикрывали. Мы шли на помощь, но тут нас закружило, сшиблись с другим отрядом, и больше не видели его уже.
Возле Паутинки - это было уже кое-что, и князь Бронислав поднял всех искать там, где больше всего громоздилось изрубленных тел.
Уже совсем сгустилась ночь, когда при свете факелов отвалили тушу бурого коня, и радостный клич огласил Журавлиное поле. Едва дышащего, в измятых, продавленных доспехах, извлекли Лютобора Медведицкого из-под груды тел.
Крикнули князю Брониславу. Тот примчался опрометью, соскочил с коня, сорвал с головы шлем и приник к груди брата, пытаясь через кольчугу расслышать сердце.
Расстегнув шлем на великом князе, умыли его водой. И, хоть и была вода не волшебная, живая, а самая простая, что имелась в кожаных фляжках у всех ратников, но Лютобор Медведицкий, освеженный ею, вздохнул глубже, приходя в себя. Черные брови, сведенные суровой складкой, расправились, и веки приоткрылись вполглаза. Зрение его еще затуманено было долгим беспамятством.
- Кто вы? Чем... закончилось? - спросил он слабым, но твердым голосом.
- Я брат твой, Бронислав! - воскликнул молодой князь со слезами на глазах. - Мы победили! Чжалаиры разбиты, Улзий бежал, Яргородец преследует его!
- Бронислав... Да, конечно, я узнаю тебя... - и Лютобор Медведицкий, еще медленно подняв непослушную руку, потянул брата за ухо, как в детстве.
Тот, рассмеявшись, поцеловал его.
- И вправду живой, брате мой милый! Сохранили тебя Боги!
Свежий вечерний воздух и вода, а сильней всего - известие о долгожданной победе, оживили великого князя. Он расспрашивал воинов о битве, и не, насколько могли короче, рассказали о самых важных событиях, для подробного повествования о которых не хватило бы и седьмицы. Наконец, он пошевелился и сел, тут же морщась от боли в груди, куда ударило вражье копье.
- Коня мне! - приказал уже окрепшим голосом.
- Как можно, государь! Давай, мы отнесем тебя в шатер! - умоляли дружинники.
- Нет, дайте коня. Я поеду сам, покажусь сперва нашим воинам, - решил великий князь, понимая, что, если его сразу уложат в постель, то назавтра вряд ли сможет встать - все тело болело и ныло, между ребер горело от удара копьем.
Трое воинов усадили Лютобора на приведенного для него Победителя. Тот повернул голову и ласково потерся щекой, узнавая хозяина.
- Вот и встретились снова, - проговорил Лютобор Медведицкий, видя, что седло и потник залиты кровью Мстиши. Ласково погладил коня по белой звездочке на лбу. - Вот видишь, не зря я назвал тебя Победителем. Дожили-таки до окончательной победы!
В окружении брата и уцелевших дружинников великий князь проехал через все Журавлиное поле. Те, кто мог еще двигаться, собирались поглядеть на создателя сегодняшней победы, первого и самого главного победителя Орды. Тот добровольно уравнялся с ними, сражаясь не во главе своей дружины, как положено великому князю, а в одиночку, как простой воин. Как и все они, тысячу раз рисковал погибнуть в этой немыслимой битве, и все-таки вышел живым, и сейчас предстал перед ратниками бледным и изможденным, в проломленных доспехах: ни важности, ни превосходства, положенного великому князю. И эта близость сроднила его с простым людом, сегодняшними ратниками, сильней, чем кого-нибудь из бывших до него князей.
- Братья, мы все вместе одержали великую победу! Ради этого дня жили и умирали много поколений наших предков! - проговорил он, преодолевая боль в ребрах. - Орда, собиравшаяся править миром, нынче бежит разбитая, надолго запомнит она, какой получила отпор! Мы сумели истребить втрое большее войско, мои доблестные витязи! Пока живут Сварожьи Земли, не забудут потомки о сегодняшней победе. Боги благодарят вас всех - и живых, и мертвых, всех - и князей с воеводами, и простых смердов! Ваш народ благодарит вас, спасенный вами от ордынской напасти!
Громкий приветственный клич и стук древками копий о щиты был ответом великому князю.
Обрадованный и растроганный, Лютобор Медведицкий все же видел сквозь радость победы, какой дорогой ценой далась Сварожьим Землям завоеванная свобода. Цвет мужского населения остался лежать на Журавлином поле. Совсем скоро заплачут осиротевшие дети, зарыдают вдовы и матери, увидев, сколько народу больше никогда не придет. Меньшей ценой нельзя было одержать победу над степным драконом, но сварожанам трудно придется теперь... Хоть бы уж на протяжении одного поколения не случалось уже больших войн, и на том спасибо бы!..
К великому князю приблизились уцелевшие бояре и воеводы - его брат Бронислав, оба сына Радвиласа, Третьяк Зимин - старейший из медведицких воевод, и самый молодой из них - Ярослав Аджаров, и многие другие, кто своей отвагой и своевременными распоряжениями помогал творить сегодняшнюю победу. Сейчас они все глядели, как на погребальный костер сносят иных знатнейщих и славнейших сварожских военачальников. Для них приказано было немедля сложить погребальный костер из сухих сучьев, сброшенных волшебным лесом. Освобожденные от доспехов, но с мечами в руках, умытые, обряженные, лежали перед великим князем его павшие сподвижники. Доброслав... Мстиша... белозерские князья, отец и сын, погибшие вместе... отважный влесославльский воевода Ратша... Светловой, первоначальник всей победы!.. И это были лишь те даже из самых знаменитых людей, кого нашли сразу!
Их имена повторило все войско. У кого-то в руках уже забренчали гусли, обещая в будущем сварожанам много героических песен.
- Ваши имена не будут забыты, братья! - пообещал Лютобор Медведицкий, неотрывно глядя, как рыжие языки пламени поглощают тела павших витязей.
Уже под утро, когда, наконец, догорел первый из погребальных костров, великий князь позволил себя увести в шатер и снять доспехи. Оказалось, что на нем не было глубоких ран, но от удара копьем и вдавившейся в тело, сквозь одежду и поддоспешник, кольчуги, вся грудь его представляла собой сплошной кровоподтек, ребра были повреждены. Лишь когда лекари омыли его травяным отваром, присыпали раны тертым тысячелистником и туго перевязали, утомленный Лютобор Медведицкий, наконец, смог заснуть, и отдыхал целые сутки.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 19 Июл, 2019, 06:42:27
Значит, Кудеяр всё же погиб. Может, оно и к лучшему. Сколько же там будет погребальных костров!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 19 Июл, 2019, 21:31:46
Спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Значит, Кудеяр всё же погиб. Может, оно и к лучшему. Сколько же там будет погребальных костров!
Увы, но он тоже условия своей смерти некоторым образом назначил сам. Осторожнее желания свои надо выражать, особенно самые горячие. И в самом деле, что бы он стал делать, если бы остался жив? А так смерть ему выдалась достойная. На мамонте въехать в Ирий не каждому удастся.
Много погребальных костров, а как же! :'(

Спустя три дня вернулся из погони за чжалаирами Лютобор Яргородский. Он преследовал Улзия до места впадения в Светловодную Илистой речки, но там чжалаирам, скакавшим на заводных конях, удалось все-таки оторваться от погони. Впрочем, сварожан не особенно встревожило, что главному противнику удалось спастись. После такого разгрома Улзию вряд ли удастся вернуть себе былые силу и власть. Он даже не решился бежать в земли Орды, а свернул на полдень, по всем признакам, к полуострову Бычья Голова, к своим союзникам из марцийских колоний.
Впоследствии стало известно, что марцийцы не захотели больше поддерживать разгромленного полководца и отомстили ему за свой погубленный легион. Впустив Улзия в город, убили его и его спутников, присвоили сбереженные им сокровища. Так завершилась карьера "кровавого темника".
Но все это выяснилось позднее. Однако и сразу известие о бегстве Улзия не омрачило радости сварожан, торжествующих победу.
Радостно встретился великий медведицкий князь со своим первым воеводой. Крепко обнявшись, разглядывали друг друга, как будто не виделись лет десять. Мягко отстранившись, Лютобор Медведицкий всмотрелся в лицо Яргородца, смуглое от степного солнца, отчего еще ярче сделались синие глаза, вокруг которых пролегли новые морщинки.
- Все по-твоему сбылось, Лютобор Мстиславич, все, как ты предсказал! - с благодарностью произнес великий князь. - Я знаю, мы победили лишь потому, что ты с Засадным полком дождался нужного времени.
- Это точно! Если бы не Лютобор Мстиславич, мне бы точно не хватило выдержки, - проговорил вклинившийся между ними князь Бронислав.
- И мне бы на вашем месте - тоже, - к удивлению брата, признался Лютобор Медведицкий.
Он уже вставал с постели и старался не подавать вида, что повреждения беспокоят его, но разве Яргородца проведешь? Оставшись наедине с великим князем, он коснулся ладонями его груди и собрал всю волю в живой сгусток, горячий, как маленькое солнце. Мысленно покачав его на ладонях, перелил его под кожу раненому.
- Подлечим тебя немножко, Лютобор Тихомирич, чтобы вернулся к княгине Росаве живым и здоровым, как всегда.
Он говорил бодро, но сам тут же заметил, что не все получается, как следовало. Трещины в ребрах раненого заживали, смятые, разбитые мышцы стали быстро восстанавливаться, как будто копье ударило его не три дня назад, а несколько месяцев. Лицо Лютобора Медведицкого оживилось, порозовело: боль явно отпустила его. Яргородец сейчас передал ему дополнительную жизненную силу, так что заживление шло ускоренно, точно у оборотней. Но лишь снаружи. Умея видеть намерения людей, Яргородец видел и их внутреннюю сущность, проявлявшуюся в окутывающем каждого человека светящемся ореоле. У одних он горел ярко и сильно, как пламя свечи. у других темнел и съеживался или тускнел, почти таял. Причин тому могло быть много: душевное состояние человека, поступки, что могли запятнать совесть, а также состояние здоровья, конечно. У здорового человека светящийся ореол всегда сильней и ярче, чем у больного. А когда человек умирает, внутренняя сущность отделяется от его тела вместе с душой, оболочкой которой является, и вместе с нею поднимается в Ирий либо проваливается в Кромешную Страну - кто чего заслужил. Ну. или идет к другим Богам, как принято у иноземцев. Со временем Боги создадут снова для нее подходящее тело, и Макошь или другие Судьбы спрядут для вновь рожденного очередную нить. Но внутренняя суть, свое "я", останется собой и в новом теле. Ее может до неузнаваемости изменить не смерть, а лишь жизнь, когда иного человека так побросает, точно щепку в водовороте, что он и сам удивится, вспоминая свое прошлое: полно, да я ли то был? Бывает и так, хоть и реже, что не самого лучшего в молодости человека жизнь научит чему-то, и он поднимется над собой, пересмотрит свое прошлое, и даже сумеет искупить прежние неблаговидные поступки. Тогда говорят: "У тебя новая душа", и такие перемены вправду отражаются на ее оболочке... зримой, впрочем, лишь тем, кто умеет видеть. Но и состояние земного тела способно влиять на нее не меньше.
Именно это сейчас обеспокоило Яргородца, наблюдающего за великим князем. Он увидел брешь в окружавшем его ореоле, до сих пор цельном, как алмаз. Будто черная трещина, пока еще тонкая, как волосок, но в которую по капле просачивалась его жизненная сила. Эта трещина находилась в том же месте, куда и наяву ударило вражеское копье. Яргородец попытался закрыть ее, но не получилось. Узкая, но глубокая внутренняя рана не желала зарастать, сколько он не посылал живой луч своему государю и родственнику. Уже сам Яргородец почувствовал, как предательски кружится голова, а помочь ничем не смог.
Он быстро понял, в чем дело. Во время битвы великий князь, как и каждый воин, готов был отдать жизнь ради победы, и даже больше, чем другие. Он сам предложил свою жизнь за победу сварожского воинства, а любая мысль, в которую вложена вся душа, так же действенна в мире, как воля Богов или заклятье могущественного чародея. По сути, любая магия начинается с силы стремления и готовности платить взамен, даже если человек об этом не знает. Его желание исполнилось: Боги позволили ему уцелеть, но взыскали столько, сколько потребовалось жизненной силы, чтобы раздать изнемогавшим в битве сварожским воинам. И здесь уже ничего не изменишь...
Впрочем, поглядев в лицо Лютобору Медведицкому, Яргородец понял, что тот пока не чувствует будущих последствий. Радость победы так и светилась в нем, а заживление его ран пробудило вкус к жизни. Он отвел руки Яргородца.
- Хватит для меня, Лютобор Мстиславич! Благодарю тебя, но у лекарей од присмотром много людей, раненых гораздо тяжелей. Поешь, отдохни и загляни к ним. Там лекари и ведуны уже валятся с ног, еле справляются. Хоть самых тяжелораненых подлечить, чтобы выдержали дорогу. Кстати, - князь подмигнул своему первому воеводе, - я послал гонца на Медведицу, пусть Росава с Белославой успокоятся.
После болезни или благодаря тому, что в битве убедился, насколько каждому сварожанину дорога родная земля, и насколько способны его воеводы выполнять свою задачу и без княжеского присмотра, - но Лютобор Медведицкий, казалось, изменился. Сделался как будто мягче, менее требовательным, с ближниками своими говорил теперь уважительно и благодарно, как к людям, вместе разделившим тяжкий подвиг. Только в глазах, если приглядеться, на самом дне застыла печаль. Впрочем, ее Яргородец замечал у всех, переживших битву, и она вполне сочеталась с самой глубокой радостью победы. Он и сам чувствовал то же, видя, сколько погибло людей, сколько выживших до конца жизни будут на себе ощущать последствия битвы. Это уже будущие поколения смогут без печали думать о сече на Журавлином поле. Но им не осознать вполне и радости победы над Ордой, известной лишь тем, кто сам добился победы в тяжком бою. Потомки станут думать, что по-другому и быть не могло. Другие победы, может статься, будут на их веку. Но не эта.
Тут в шатер великого князя вернулся Бронислав вместе с литтскими братьями, сыновьями Радвиласа. Они со своими дружинами только что вернулись с разведки. Лютобор Медведицкий распорядился подать гостям походное угощение - грибной суп, да зажаренной вепрятины с агайским просом. Благо, здесь не было тех, кто стал бы смеяться над излишне невзыскательными вкусами великого князя медведицкого.
- Отступает Имант, совсем отступает: уже Рябиновую перешел. Бежит, как ошпаренный, не похоже, чтобы вернуться хотел, - проговорил князь Линас, садясь за стол.
Карие глаза Лютобора Медведицкого заискрились смехом.
- Он не дурак, наш Имант Опоздавший, и теперь предпочтет сделать вид, что совершенно случайно ездил с целым войском прогуляться аж к самой Светловодной.
- Имант Опоздавший - это прозвище войдет в летописи, - рассмеялся Бронислав.
- Я всегда буду вам благодарен, братья, - Лютобор тепло пожал руки сыновьям Радвиласа. - Вы ничем не были мне обязаны, а союзниками оказались надежней иных сварожан. Надеюсь и я вам отдать долг. Теперь, конечно, нам хотя бы несколько лет нужно будет копить силы. Но, как будем готовы, постараюсь вам помочь свергнуть братца. Пока что живите в своих княжествах, сколько захотите, как полноправные сварожские князья.
- Спасибо тебе, Лютобор Тихомирич, - растроганно отвечал князь Саулис.
Но покамест будущее еще было на веретене Хозяйки Судеб, а сейчас, сразу после битвы, сварожское воинство еще на восемь дней задержалось на Журавлином поле. Как ни хотелось всем поскорей вернуться домой, порадовать близких, уехать сразу не было возможности. Следовало отдохнуть и залечить раны, а также сжечь тела павших бойцов. Это была тягостная и трудная, но необходимая работа. Погребальные костры горели каждый вечер, а днем бывшие ратники свозили к ним трупы и дрова. К счастью, волшебный лес отчасти позаботился о чажалирских трупах, а заодно в своем преображении оставил людям целые груды бурелома из опавших сучьев и целых старых стволов. Об этом лесном хламе Лютобор Яргородский сказал, когда у него спросили совета, что его можно сжечь. Когда же валежник закончился, лесорубы стали ездить через речной брод в лес подальше на том берегу. Совсем рядом стояла Зеленая Дубрава, словно бы даже посвежевшая и посветлевшая, хоть уже наступала осень, - но каждый сварожанин без исключения скорее осмелился бы еще раз выйти против Орды, чем явиться с топором в волшебный лес.К тому же, дерево требовалось и для моста через Светловодную, взамен того, что сожгли, переправившись на этот берег.
Восемь дней горели огромные костры, заволакивая небо черным дымом. Тела павших сварожских ратников, узнанных и неузнанных, знаменитых и безвестных, предавались огню. Спешили, пока тление не тронуло их, но быстро сжечь такую массу трупов было невозможно, и в последние дни запах тления стоял над Журавлиным полем, заставляя торопиться еще больше. Если при погребении попадался труп чжалаира, не прихваченный лесом, и его забирали со своими. Мертвый враг - уже не враг; найдет как-нибудь дорогу к Тенгри.
Собирая трупы, выжившие ратники заодно собирали и все, что могло пригодиться. Запасливые деревенские мужики не позволили бы напрасно гнить и ржаветь вещам, что еще могли быть полезны. Железо брали с собой, чтобы дома перековать на подковы, гвозди, ножи и другие нужные предметы. Кожа и дерево тоже приходятся любому хозяину. Чжалаирские стрелы, сняв с них наконечники, связывали, как охапки хвороста, и бросали вязанками в те же погребальные костры.  Ничего не пропадало зря. Разве лишь кое-где затеряется незамеченный череп убитой лошади, обклеванный воронами, или обломок кривой сабли. Но в целом, когда закончились погребальные дни, Журавлиное оле, все изрытое копытами, оголенное, лежало такое гладкое, словно Светловодная омыла его водой. И тогда сварожане воздвигли высокий курган над погребальным костровищем, там, где во время битвы стоял Большой полк, понесший наибольшие потери.
Вечером перед отъездом, закончив все заботы, наконец, позволили себе настоящий пир в честь победы. Чествовали победителей Орды - великого князя Лютобора Победоносного, свергнувшего ордынское иго; и брата его Бронислава Отважного, своей отчаянной храбростью склонившего в последний момент ход боя в сторону сварожан; и вещего Лютобора Яргородского, что своевременно вывел Засадный полк, да самое сварожскую землю и воду поднял против завоевателей; и храбрых сыновей Радвиласа; и многих других, хоть и не столь заметных, творцов великой победы.
Между прочим, эти прозвища для медведицких князей прижились, и певцы, а за ними и летописцы, запомнили Лютобора Победоносным или Освободителем, а Бронислава - Отважным. Ну а о Яргородце теперь стали ходить вовсе уж невероятные слухи; не очень-то разобравшись, откуда взялся волшебный лес, люди думали, что это он оживил деревья и реку. От пленных чжалаиров пошла легенда, будто сварожское войско было все истреблено в бою, но Яргородец воскресил многих из них и повел в бой. Сам он только усмехался, слыша, как ему приписывают такое, чего ни один человек своей волей не смог бы сделать, однако певцам не прикажешь молчать...
Пока же, слушая восхваления, князья в ответ поднимали заздравные чаши за своих храбрых ратников - всех, кто сражался вместе с ними. Дружинники и смерды с холопами и горожанами, сидя все вместе за настилом из досок од открытым небом, наслаждались их благодарностью. Вспоминали подвиги погибших, самые яркие события битвы - пир был ведь одновременно и погребальной тризной. Звучали уже первые песни, сложенные буквально на поле боя.
Перед отъездом Лютобор Яргородский поговорил в лесу с Кошачьим Ухом, новым вожаком оборотней. Он со своими братьями и сестрой похоронили своих родителей, Храбра и Власту, по обычаям племени. Двое волкодлаков, Терн и Пятнышко, были тяжело ранены.
- Мы, люди, приносим вам несчастье. Я постараюсь вас больше ни о чем не просить, - проговорил Яргородец, соболезнуя им.
- Когда братья выздоровеют, мы, может быть, уйдем на время. Куда-нибудь на полунощь или на восход, где для нас вдоволь простора и меньше людей. Мне теперь нужно найти подругу, да и просто отдохнуть на свободе... Но мы непременно придем. Пока ты жив, мы сохраняем союз. Мы привычны жить и умирать, когда придется, в лесу иначе нельзя. Оборотни любой породы - достаточно люди, чтобы сражаться не только ради насущной необходимости, и достаточно звери, чтобы принимать судьбу как должно, - ответил Кошачье Ухо, почти как его отец в свое время.
Попрощавшись с молодыми волками, Лютобор Яргородский на своем темном белогривом Беркуте Втором поехал чуть позади великого князя, как было привычно. Прощальный ветер взметнул за спиной его белый плащ.
Свежий курган, поднимавшийся над недавним полем боя, издалека походил на шлем витязя, прилегшего на землю отдохнуть в ожидании новой тревоги...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 20 Июл, 2019, 20:57:38
Глава 42. Возвращение
Уже заметны были приметы осени, уже листва начинала желтеть на деревьях, и в стылом воздухе пахло дождем, когда медведицкая рать возвращалась домой. Сильно поредевшая - войска союзников разъезжались по домам, ополченцы сворачивали по пути в родные села, так что до Медведицы дошли только ее жители. Все без исключения - изможденные, исхудалые, у многих под одеждой езе стягивали тело тугие повязки, скрывая едва затягивающиеся раны. Много было таких, кто до сих пор еще не мог сесть на коня, их везли в повозках по тряским дорогам, к счастью, еще не размытым осенними дождями.
И все же - это было войско победителей, и возвращалось оно в свою столицу светло и торжественно, как полагалось. В начищенных до блеска, выправленных походными кузнецами доспехах, под знаменем, на котором взмывал над полыхающим пламенем алый феникс. Всю битву на Журавлином поле он реял над сварожским войском, что, подобно фениксу, своей гибелью вновь воскресило Сварожьи Земли. Правильно сказал Лютобор Яргородский о фениксе, возрождающемся из пепла, уже много лет назад, на пепелище сгоревшей Медведицы: лучшего символа им будет не найти. Победное знамя ни в коем случае не будет забыто; великий князь уже распорядился поднять его над самой высокой башней Крепости.
Ехали по соболевской дороге, к Лесным воротам города. При виде подымавшейся все выше впереди белокаменной Крепости, Яргородец вспомнил, как впервые наяву увидел Медведицу, вот так же подъезжая вместе с юными княжичами. Как все изменилось с той поры! Даже медведицкая Крепость была тогда деревянной, а теперь - гордая белокаменная красавица, видимая издалека. Тогда медвединцы едва замышляли первые дерзкие шаги, смея мечтать о свободе от Орды, которая всем казалась непобедимой и вечной. И вот - с поля боя возвращались домой победители! Отчаянная юношеская дерзость и точный расчет, мужество и жертвенность сварожских воинов принесли победу, о какой немногие смели и мечтать. Всем еще не до конца верилось - неужели на место Улзия не придет новый чжалаирский владыка? Неужто больше никогда не будет новых ордынских набегов, покой ночи не озарит пожар, поля не вытопчут ордынские кони, на арканах не повлекут новых пленников в рабство? Неужто больше не придется платить Орде разорительную дань, и чжалаиры не станут больше вмешиваться во внутренние дела сварожан, ссорить их князей, настраивать родичей друг против друга? Нужно было время, чтобы в это поверить. А радость победы уже крепла в душе, вопреки всем опасениям.
А ворота уж были распахнуты настежь, и вся Медведица хлынула из них, встречая героев. Пешие и конные, толпились кругом горожане, едва давая место проехать всадникам. Празднично одетые, медвединцы встретили победителей радостными криками. Но улыбки померкли, когда люди разглядели, скольких не хватает.
По знаку великого князя, сразу четверо воинов затрубили в длинные полые рога - словно разом взмычало целое стадо зубров. Торжественно и грозно медвединцы приветствовали родной город.
Впереди, в красивой повозке, стояла, высматривая приехавших, княгина Росава, а с ней Белослава с сыновьями, Любомила и другие жены княжеских ближников. Слезы радости выступили на глазах Росавы, она не могла заговорить, когда ее муж подъехал в ней ближе. Губы ее дрожали, на щеках выступили красные пятна.
- Ну что ты, Росавушка, ну что плачешь? - говорил ей Лютобор Медведицкий, обняв покрепче и вдыхая ее запах, травяной и медовый, такой по-домашнему уютный, что у него самого задрожал голос от волнения. - Мы победили. Все хорошо. Дождались...
- Мы все каждый день просили Богов спасти вас, сохранить в бою, - проговорила Росава, приникая щекой к холодной кольчуге, облегающей широкую грудь мужа.
- Я знаю, милая. Спасибо вам за вашу надежду. И за знамя твое с фениксом: оно всех нас вело в бой...
Не менее радостно и Лютобор Яргородский встретился со своей семьей. А вот Любомила Зимина долго и напряженно разглядывала вернувшихся, крутила головой, высовывалась из повозки, цепляясь за борта.
- А где... мой Доброслав? - проговорила она, наконец, севшим голосом, уже предчувствуя ответ.
- Нет больше Доброслава. Погиб, сражаясь во главе Передового полка, - в наступившей тишине голос князя Бронислава прозвучал тяжело и неловко, будто камень бросили в воду.
Любомила вдруг беззвучно осела на руки других женщин. Те принялись заботиться о ней. Рядом рыдала супруга Мстиши Вешняна и другие овдовевшие жены княжеских ближников, разглядев, что их мужей нет во главе победоносного войска.
И будто их горе всполошило других встречавших, выискивающих взором своих родных среди воинов. Женщины, дети, старики спешили пробраться каждый к той сотне, где служили их родные, - ибо возвращались в том же порядке, как и уходили, хотя иные сотни были выбиты подчистую. Иных ожидала радость, но многие, спрашивая уцелевших, получали тот же ответ: "Убит...", "Зарублен...", "Пал смертью храбрых...", "Умер от ран..." Уже плыл над Медведицей плач первых вдов и сирот. Со всех сторон виднелись их потрясенные, опустошенные лица, враз будто пригнувшиеся к земле фигуры.
- Вот так нынче во всех Сварожьих Землях зарыдают вдовы, матери, осиротевшие дети, - тихо проговорил Лютобор Яргородский великому князю, подъехав вплотную. - И им не легче оттого, что их родные отдали жизнь за свободу родины. Одно лишь время хоть сколько-то может залечить их раны.
- Да, - вздохнул Лютобор Медведицкий с благодарностью; Яргородец, как обычно, выразил гораздо точнее мысли, которые у него самого еще не могли облечься в слова. Невольно великому князю подумалось, что в Сварожьих Землях легче живется своекорыстным хитрецам, которых калачом не заманишь на невыгодную им войну, чем доблестным витязям, что сражаются и гибнут ради всех - и ради тех, кто не пожелал с ними встать в строй.
А между тем, все шире звучал по улицам плач. По большей части сдержанный - все же сегодня был день большой скорби, но и большой радости. Но иные женщины, оглядев весь строй и добравшись до повозок с ранеными, теряли последнюю надежду и горько, истерически рыдали, не стыдясь никого в своем отчаянии.
По мере того, как уходило вперед войско, по обочинам дороги оставались стоять люди, еще не верящие до конца, что все уже прошли. Они глядели вдаль, за поворот дороги, как будто надеялись, что их близкие вот-вот появятся из-за поворота.
Даже дети, что, может быть, и не могли еще до конца осознать ни бедствий Сварожьих Земель, ни значения нынешней победы, все же смутно чувствовали что-то. На высоком крыльце одной избы стоял мальчик лет шести рядом с плачущей матерью, еще не веря, что его отец никогда не вернется домой. Как же так, он ведь обещал ему на прощание, когда приедет, посадить его к себе на коня и провезти вместе со всем войском! А если отец не вернется, кто же тогда возьмет его в седло с собой?
Вертя головой во все стороны, мальчик разглядел ратника, показавшегося немного похожим на отца. Сбежав вниз стрелой, мальчик смело сунулся чуть не под самые копыта:
- Дядя, возьми меня на коня! Мне батюшка обещал...
Воин оглянулся на заплаканную женщину, которая кивнула в ответ. Затем поднял мальчика в седло и усадил впереди себя, так что тот с восторгом увидел кругом, высоко над землей, движущиеся фигуры всадников, лошадиные гривы, древки копий, а над всем этим - развевающееся в воздухе знамя. На всю жизнь осталась в его памяти эта яркая картина, которую он в тот же вечер попытался стыдливо начертать угольком на стене овина; но без умения и без цветных красок выходило совсем не то...
Оглянувшись на них, Ярослав Аджаров заметил:
- А ведь он никакой не дядя ему. Мальчишка-то - сын Беляна-бронника, я как раз перед войной к ним домой приезжал за заказом. А Чекан из Вышеграда родом, с княгиней Росавой к тебе, государь, на службу перешел.
- А все-таки дядя. Нет, мальчишка правильно говорит, - Лютобор Медведицкий обернулся на мальчика, важно восседающего в седле, надежно придерживаемого большими руками воина. - Все мы нынче родня друг другу. Народ наш так пострадал, настолько убавился в числе, что выжившим нужно быть ближе друг к другу. Дружеское участие нужно всем, без него пропадем вовсе. Все нынешние сироты - одна большая семья.
И впрямь, с того времени у сварожан повелось называть дядями и тетями посторонних людей, тогда как раньше так обращались лишь к настоящим, кровным родственникам.
Те же из медвединцев, кому посчастливилось встретить живыми своих родных, могли теперь невозбранно радоваться победе и глядеть по сторонам.
А поглядеть было на что. С собой победители везли всю добычу, захваченную у Орды. Конечно, ее разделили на части между всеми владениями, бывшими в битве, но все же, на долю Медведицы пришлась самая большая часть. Золото и серебро, да прочие сокровища ордынские были уже сосчитаны и уложены в сундуки; а там бы нашлось что поглядеть! И тяжелые золотые монеты с надписями разных стран, и украшения, сверкающие каменьями, и драгоценная утварь из шатра Улзия и ордынских вельмож. Но и без них было немало занятных вещей, уложенных на телеги. Тут были трофейные булатные мечи, чжалаирские доспехи, плоские шлемы со стальным навершием, со стальной сеткой-бармицей на щеках. Чжалаирские луки, конские седла и сбруя, у знатных нойонов бывшие богато украшены... Много чего нашли победители в ордынских шатрах, чтобы привезти напоказ! Чжалаирские халаты и шубы, высокие меховые шапки, ковры - все сколько-то ценное сварожане везли с собой. И вряд ли это было много в сравнении с тем, сколько дани Орда вымогала себе за годы владычества.
За обозом гнали и живое богатство, которым еще больше славилась Орда - ржущее, мычащее, блеющее на все голоса. Огромные стада и табуны тоже были захвачены победителями. Со злобным ржанием и визгом рысили низкорослые длинношерстные степные лошади, норовя перейти вскачь; не очень-то они привыкли к городским улицам. Медленно двигались быки; трясли на бегу жирными хвостами курдючные бараны. Бегали вокруг стад крупные поджарые псы с обрубленными ушами, в шипастых ошейниках от волков.
Попадались среди стад и вовсе непривычные медвединцам животные. Черные буйволы, свирепые на вид, с грозными серповидными рогами. Длинноухие истошно кричавшие ослы. Верблюды, с уродливыми горбатыми туловищами и змеиными, неожиданно изящными головами. Ловчие соколы и беркуты, охоту с которыми особенно ценили чжалаирские властители. В клетке сидели даже два пятнистых длинноногих пардуса - приставленный к ним слуга клялся, что они обучены для охоты, как собаки, могут догнать любого зверя и всегда приносят добычу хозяину. В одной из телег везли клетки с разноцветными иноземными птицами, блистающими всеми цветами радуги. Что ж, раз ордынцы могли любоваться редким зверьем, почему же сварожанам нельзя?
Горожане тут же обступили животных, охотно делились впечатлениями.
- Кони-то, кони какие! Как зыркнет глазами - будто сожрать тебя готов! И как только чжалаиры ездят на таких?
- А черного быка видели? Не иначе, какой-то бычий нечистый дух, уж очень большой и страшный...
- А это что за чудище? Заколдованный, что ли, зверь?
- Сам ты чудище, пень лесной! Это вовсе верблюд. К нему не подходи - плюнет! - смеялись воины, пригнавшие весь этот зверинец.
- А курицы крашеные как называются? - спрашивали женщины, протиснувшись ближе.
- Это павлины. А другие - фазаны. Вот оденешься не хуже них - замуж возьму, - скалили зубы воины.
- Что? Ну тебя! Думаешь, у меня ума, как у этой пестрой курицы? - притворно возмущались девушки.
А позади всех, в своих арбах, тянулись за обозом победителей пленные чжалаиры, в основном женщины и дети. Они исподлобья косились из-под пестрых платков на торжество победителей. Что теперь станут с ними делать свархи, которым Боги судили одолеть Орду?.. Пока что, как будто, ничего страшного не происходило. Чжалаирам было уже известно, что их бывшие соплеменники живут на Медведице с давних пор, в основном занимаются кожевенным ремеслом, но были даже в войске, и медведицкий князь доверял им. Пленникам обещали расселить в городе и не чинить притеснений. Однако все равно было боязно. Ведь у этих самых свархов столько родных погибло под чжалаирскими стрелами!
Но все обошлось благополучно. Сварожане сперва настороженно следили за пленными. Но, видя среди них в основном таких же вдов и сирот, понемногу смягчались. Редко на какой арбе можно было заметить мужчину, да и тот, обычно весь в перевязках, с палками, вовсе не казался опасным врагом. Это ли та Орда, перед которой дрожали сварожане сколько лет? Сказать, чтобы обрадовались медвединцы при виде пленных чжалаиров - нет, конечно. Но и не мешали им ехать своим чередом, решив, что счеты с ними закончены.
Пленные, видя, что их, вроде бы, не собираются ни задерживать, ни издеваться, постепенно успокаивались. У них-то в плену свархам, бывало, приходилось и куда похуже. Что ж, придется обживаться, раз так сложилась судьба...
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 21 Июл, 2019, 21:05:58
По возвращении домой у Яргородца было совсем немного времени, чтобы повидаться с семьей, помыться и переодеться: вечером в Крепости должен был состояться большой пир. Когда перешагнул порог своего дома, ему вдруг показалось, что война и подготовка к ней, долгий поход по трудным дорогам, все военные хитрости, так блистательно воплощенные в жизнь; кровь и мрак сражения, томительное ожидание Засадного полка и чудеса волшебного леса, - все это было сном, то жутким, то увлекательным, а теперь он, наконец, просыпается.
Белослава и сыновья, опередив его, уже ждали на пороге. Мальчики, казалось, еще подросли за время его отсутствия. Белослава, в шелковом алом платье, вышитом золотыми птицами, показалась мужу еще краше, чем когда он впервые ее увидел по приезде на Медведицу. Только когда они обнялись, Лютобор разглядел в сбегающих из-под рогатой кики ее косах, таких же густых и длинных, как в юности, первые седые волосы. Протянулась и в ее сердце серебристая Паутинка-речка, белым ковылем проросла в нем тревога за ушедших близких. Крепко обняв мужа, Белослава уткнулась лицом ему в плечо.
- Спасибо, что вернулся живым, и братьев сохранил! Я каждый день просила Богов, чтобы помогли вам...
Она говорила тихо, но твердо, и в голосе ее не слышалось слез; больше всего Яргородцу нравилось в своей жене, что она никогда не плакала, даже провожая родных на войну.
- Надеюсь, ты не пожертвовала снова все свои драгоценности? - пошутил он, гладя ее плечи и волосы, спускающиеся двумя толстыми косами на спину.
- Мама хотела их пожертвовать, - заметил десятилетний Бранимир. - Мы с Ростиславом ее еле отговорили.
- Сын! Выдумывать и жаловаться нехорошо, - с укором произнесла Белослава.
- А разве я так много выдумал? Я лишь слегка преувеличил! - воскликнул мальчик, вместе со старшим братом подскакивая к отцу, точно молодые жеребята.
Ростислав толкнул того в плечо, а Бранимир, недолго думая, прыгнул отцу на спину, как в детстве, и все трое с хохотом покатились по ковру.
- Шальные! Сами скоро с отца вымахают, а все прыгают, как маленькие! - с притворным гневом всплеснула руками Белослава.
Не без труда, держась руками за спину, поднялся Лютобор Яргородский, одобрительно кивнул сыновьям.
- Бойцами растете, настоящими! Не страшно будет со временем на вас войско оставить!
Мальчики гордо приосанились, глаза их - ярко-синие у старшего, карие у младшего, - заблестели. Но затем Ростислав нахмурился, выспомнив о чем-то, с минуту сомневался, наконец, сказал:
- Ребята на улице хотят вечером пробраться к сараям, куда отвели пленных, подразнить Орду, покидаться камнями и палками.
- Вот как? - Яргородец пристально взглянул на одного сына, затем на другого. - Ну а вы что? Тоже хотите с ними?
- А что, нам теперь с Ордой обниматься и целоваться? - фыркнул Ростислав. - Они Горицвета убили, и воеводу Чеслава, и еще сколько людей, а мы к ним теперь - пожалуйте, гости дорогие, да?
- Вы не путайте со своими друзьями: той Орде мы уже отплатили за наших погибших. А будь здесь она - вы бы не осмелились идти на нее с палками и камнями. Там в основном такие же вдовы и сироты, и им намного хуже теперь, чем нашим. Что получится, если вы придете бить чжалаирских детей? Они это запомнят и вырастут, продолжая считать сварожан врагами. И - я не хочу вам желать такого, - но могут когда-нибудь ударить вам в спину, переметнуться к вашим врагам. Ступайте, и друзьям своим скажите: если хоть кто-то поднимется против пленных чжалаиров, ваши палки и камни полетят в вас самих.
Ростислав с Бранимиром внимательно слушали, что скажет отец. Он умел найти для них нужные слова, все объяснить раньше, чем мальчишеская шалость могла получить серьезные последствия. Они, как и все, верили, что яргородский князь никогда не ошибается. Только теперь Ростислав, как бычок, уставился в пол.
- Как я им скажу? Получается, я их выдал.
- Ты выдал? Вовсе нет. Мне не обязательно тебя спрашивать, чтобы понять, что на уме у мальчишек, бредящих войной, - глаза Яргородца сухо блеснули. - Вы заразились жаждой подвига и жалеете, что вас не взяли на войну. Наслушались с детства о вражде с чжалаирами, а у кого не вернулись родные, мечтают отомстить. Но война закончилась, а после драки кулаками не машут. Постарайтесь это объяснить своим друзьям. Вы - будущие воеводы княжеские, вам предстоит не только драться, но и заключать мир.
Когда мальчики вышли, непривычно присмиревшие, сосредоточенно размышляя о чем-то, княгиня Белослава с благодарностью взглянула на мужа.
- Только тебя наши отроки и слушаются, иначе бы давно отбились от рук.
- Дети растут быстро. Нельзя с ними обращаться как с несмышленышами, пока у них не пробьются усы, а потом ждать, что у них откуда-то сами по себе возьмутся ум и зрелая воля. Но ты, кажется, для них делаешь не меньше моего, - Лютобор Яргородский обнял жену и стал целовать ее, осторожно распуская из-под убора ее собольи косы.
Белослава проговорила, мягко прильнув:
- У нас там баня готова почти...
- Вот и прекрасно! Вместе и пойдем, - Лютобор расстегнул ей на груди крупные золотые пуговицы, укладывая жену на лавку.
- Вместе? Ведь не молодожены уже, - удивилась женщина.
- Ну и пусть! После такой войны мы, считай, начинаем жить снова, каждый из нас нынче обновляется, точно феникс, - проговорил он, не разжимая объятий.
- Опоздаем... - напомнила Белослава.
- Не братец Имант, не опоздаем! Лютобор Тихомирич сейчас, поди, тоже с семьей милуется, ему не до нас...
Когда они вышли из покоев, собираясь идти в баню, им по дороге встретилась рыжеволосая девушка, несшая таз с вениками, мочалками, бутылями с мыльным корнем и прочими принадлежностями. Яргородец узнал в ней виденную мельком невесту Горицвета. Взглянув на князя с княгиней, девушка почтительно поклонилась. Лицо ее было бледным, а глаза покраснели от слез.
- Бедная девочка: не успела стать женой, как уже овдовела, - вздохнула Белослава. - А у нее в травене ребенок родится, Горицвет о нем не успел узнать. Мы с ней друг другу помогали, утешали, пока ждали вас, а теперь что же? Я думаю, пусть останется пока у нас, а, Лютобор? Дома у нее еще много братьев и сестер, семья бедная, трудно там будет. Станет мне помогать, родит спокойно. А если со временем соберется замуж, мы же не обеднеем, собрав ей приданое.
Яргородец с гордостью пожал руку своей супруге.
- Раз ты все решила, о чем спрашиваешь? Неужто я стану возражать? - спросил он, думая с болью в душе: "Горицвет, Горицвет! Жаль, что ты не узнал, кого оставляешь дома, не то, может, был бы поосторожней..."
Насчет великого князя Яргородец оказался прав - тот, как и большинство вернувшихся с войны ратников, дома сразу попал в цепкие объятия жены и детей. Довелось все-таки Лютобору Медведицкому увидеть, как бегут по ступеням крыльца его дети, встречая так же, как провожали, довелось обняться с Росавой, улыбавшейся ему сквозь слезы.
Маленькие княжичи на крыльце еще сдерживали свою радость, но, войдя с родителями в покои, бросились к ним, вереща, хохоча и вопя что-то несусветное.
- Ах вот вы какие, лешачата! Ну-ну, я тоже по вам скучал!
Он подбросил над головой старшего, белокурого Всеслава, меж тем как младшие сыновья уже вскарабкались отцу на плечи, а дочка Пригожа, не отставая от братьев, прыгнула на стол, оттуда - на шею князю, и вцепилась ему в волосы. При этом все вопили и хохотали совсем уж дико, так что даже княжеские няньки поспешили на помощь. Вместе с ними Росава не без труда сумела распутать своего супруга из цепкой хватки детей. Отдышавшись, весь растрепанный Лютобор Медведицкий проговорил со смехом:
- У, лешачата бешеные, Орда не добила - так вы доконать норовите! Росава, да точно ли это наши дети? Может, нам их подменили незаметно, и вместо них чжалаирские налетчики какие-нибудь, а?
- Я тебе не чжалаир, а природный медведицкий княжич! - гордо подняв голову, ответил Всеслав.
- Наши, наши, - улыбнулась Росава. - А ты, Лютобор Тихомирич, сам как ребенок еще бываешь порой.
- Сегодня можно, - отвечал он, сгребая в охапку чернявого, как он сам, Мирослава и целуя в лоб маленькую красавицу Пригожу. - Ну, вы бегите, поиграйте пока, а нас с мамой оставьте одних.
Вошедшая вместе со служанками боярыня Вешняна, уже надев белое траурное платье без украшений, грустно улыбнулась, видя княжескую семью. Она уже знала, что ее Мстиша погиб именно потому, что занял место великого князя, вместо него. Хоть и сам Лютобор Тихомирич все время бился среди первых, и вернулся почти невредимым. Ну что ж, на войне у каждого своя судьба... Кажется, вот только они поженились с Мстишей, хоть на самом-то деле больше десяти лет прошло. Сразу он приглянулся ей, как только приехала с молодой княгиней на Медведицу. Всегда веселый, отзывчивый, готов помочь любому, и к ней с первых дней был внимательней, чем к другим девушкам. И князя Лютобора так же любил, как она - Росаву: вырос вместе с ним. Вешняну даже не волновало, что родом ее муж был совсем незнатен; сама-то она, хоть и небогатая, но боярышня. Впрочем, князь Лютобор Тихомирич ничего не жалел для своего молочного брата, дал ему много кун и вотчин, возвел вровень с первыми медведицкими боярами.
И вот теперь не вернется уже домой Мстиша, не обнимет вот так же ее и детей... Что ж, у нее остались сын и дочь, которых придется воспитывать одной. И семья ее княгини, бывшая ей все равно что родной...
Она легонько подтолкнула за плечи княжеских детей.
- Ступайте... Оставьте батюшку с матушкой одних...
Едва дверь затворилась за ними, мягко прошуршав по пушистому ковру, Росава бросилась к мужу, пригнула его голову к себе, стала целовать в глаза, в губы, в лоб, беспорядочно повторяя:
- Какое счастье, ты вернулся, ты живой! Как вы уехали, я все изводилась, места себе не находила. А потом, в ночь перед тем, как вам биться, мне приснилось, будто белая горлинка села ко мне на окно и говорит: "Муж твой будет в великой опасности, но вернется живой, и сварожские войска одолеют врага".
- Боги тебя утешали... - уважительно произнес великий князь.
- Ага... Я, как услышала, сразу-то верить не решалась, осторожничала. А когда ваш гонец приехал, обрадовалась так сильно, как никогда прежде. Будто сто гор сразу упало с плеч: ты жив, вы победили - о чем еще мечтать?.. Только теперь задумалась - а к добру ли такая радость? Столько людей погибло! Сестра моя оплакивает мужа, любимая подруга - тоже, а я только свое счастье вижу...
- Ну, будет тебе, жена, - ответил Лютобор Медведицкий, ласково обнимая ее - рядом с его мощной фигурой женщина казалась хрупкой тростинкой. - Ты же не виновата, что так получается. Мне и самому их всегда будет жаль, но не идти же нам всем в Ирий с ними.
Но Росава, слушая его, покачала головой.
- Ой, как бы не пришлось мне в свой черед пожалеть о нынешней радости...
- Будет тебе, Росава! Не тревожься ни о чем. Иди лучше сюда, у нас до пира есть несколько часов... - он откинул с постели покрывало их рысьих шкур.
Раздевшись сама и раздев супруга, Росава разглядела еще не до конца заживший кровоподтек на груди мужа, и едва не заплакала снова.
- А говоришь - в порядке все! Вижу, и тебе тяжко пришлось, - проговорила она, сочувственно гладя место, куда ударило вражеское копье. - Болит еще?
- Нет, ничего. Лютобор Мстиславич меня сразу вылечил, ты же знаешь, он многое умеет - куда там лучшим лекарям, - великий князь потянул к себе жену. - Ну, Росавушка, иди ко мне! Или ты не рада, что я вернулся?
Росава поспешно откликнулась на его приглашения, стараясь все же не беспокоить едва заживших ран. Долго ласкала и целовала мужа, как будто лишь теперь вполне поверила, что он снова с ней. Спустя долгое время, откинувшись на подушки с ним рядом, Росава шепнула на ухо Лютобору:
- Я просила Владычицу Ладу, если ты вернешься, подарить нам еще много-много детей. После такой большой войны женщинам теперь только рожать и рожать, чтобы снова заселить Сварожьи Земли.
- Угу, и мы заново заселим Медведицу, - усмехнулся Лютобор Победоносный, и уже в свой черед обнял жену. - Ну, если ты так чувствуешь, исполним твой обет...
На следующий год у них и впрямь родился сын, названный Первославом. И в последующие годы один маленький княжич следовал за другим, словно и впрямь их родители спешили вернуть поскорее Сварожьим Землям побольше погибших людей.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 22 Июл, 2019, 06:01:44
Этот день Победы порохом пропах... Это радость со слезами на глазах.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 22 Июл, 2019, 20:54:16
Спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Этот день Победы порохом пропах... Это радость со слезами на глазах.
Что поделаешь... Наверное, все большие победы таковы (ну, только пороха тут, конечно, еще не было). У меня самой, когда описывала эту битву, все военные песни в голове крутились. Еще и перепечатывала под них специально.

Глава 43. Смерть великого князя
После великой победы на Журавлином поле прошло десять лет. Для разных людей по-разному сказались эти годы. По-прежнему осенью шли дожди, и зима укутывала землю белым покрывалом, весной следовало пахать землю и сеять, а лето посылало на землю солнечный свет и жар. Конечно, после победы не наступила небесная, сказочная жизнь, с молочными реками и кисельными берегами. По-прежнему приходилось тяжким трудом добывать себе пропитание, и многим семьям, потерявшим кормильцев, приходилось даже трудней, чем прежде. Но чего в эти годы не знали больше сварожские города и села - так это опустошительных набегов ордынских.  Все десять лет сварожские княжества жили, не платя Орде разорительную дань, и похоже было, что прежде всесильным чжалаирам нынче просто не под силу обуздать былых данников.
Вскоре после казавшейся непредставимой уму победы над Большой Ордой, дошли слухи из другой Орды, Черной. Внезапно умер Дэлгэр-хан, давно соперничавший с Улзием за власть над всей степью. Теперь его многочисленные родичи боролись за право стать новым ханом. Повелителей в обоих Ордах развелось как мышей, но их силы преимущественно истощались в междоусобной борьбе. Никто пока не мог собрать такой силы, чтобы грозить ближайшим соседям, и на Сварожьи Земли чжалаирам пришлось махнуть рукой. Конечно, каждый претендент на ханский престол намеревался, укрепив свою власть, отомстить сварожанам за Журавлиное поле, но никому из них так и не удавалось собрать в своих руках достаточно возможностей.
И вот, годы шли один за другим, а сварожане продолжали жить независимо. И чжалаиры теперь, если приезжали с посольством, особенно на Медведицу, держались по-другому, обращались вежливо, не ставили условий, а уважительно просили, признав силу недавнего противника. А уж, проезжая мимо леса, вовсе держались тише воды ниже травы, и просили своих онгонов о помощи, стоило ветру покачнуть ветви...
Разумеется, сварожане все эти годы не сидели сложа руки. Только сильное войско и надежная разведка могут обеспечить мио - этому принципу князь Лютобор Победоносный и его воеводы неукоснительно следовали и теперь.
Впрочем, Орда, хоть и ослабевшая, не была у медвединцев единственной головной болью. Спустя четыре года после Журавлиного поля они помогли своему союзнику, литтскому князю Саулису-Стемиру, вернуть полагавшийся ему по старшинству престол в Айваре. Князь Имант, в сварожских летописях навсегда ославленный Опоздавшим, проиграл сражение и жил теперь в ссылке на глухой лесной окраине Литтского княжества. Теперь с литтами отношения сделались лучше, чем когда бы то ни было: князь Саулис умел быть благодарным товарищам по оружию. С Лютобором Медведицким он договорился отдать свою младшую дочь за его сына Всеслава, когда они оба подрастут. А собственную старшую дочь Пригожу великий медведицкий князь просватал за сына Драгомира Азанского. Тот так и не открыл никому тайного соглашения с медвединцами; осторожность для него была превыше всего, но на будущее родство охотно согласился.
Иные князья, не пришедшие на Журавлиное поле, после победы поспешили заверить великого князя в своей дружбе, восхваляли и льстили ему, делали вид, будто не сомневались никогда в его окончательной победе. Лютобор усмехался про себя, зная цену их словам, а терпел. Какие-никакие. а соседи и родичи, придется и с такими уживаться впредь, других все равно не дано. Даже одергивал брата своего Бронислава, который не скрывал неприязни к тем, кто не бил чжалаиров с ними заодно. Одним мечом толку не добьешься, надо и договариваться уметь. Зато неприятности стали чинить своевольные влесославцы. Ватаги ушкуйников снова баламутили Низовые земли, разоряли свои же, сварожские, города, спускаясь на ладьях по рекам, задерживали купеческие обозы. Послов великого князя не пустили в Город, и слушать не пожелали его претензий. Пришлось против них идти в поход. Князь Бронислав и Лютобор Яргородский разгромили под Вратоградом влесославльскую рать и принудили свободных горожан выплатить ущерб.
Жизнь налаживалась постепенно. Одно только в последние годы все сильней беспокоило медведицев - здоровье великого князя. Не прошла даром для Лютобора Тихомирича рана, полученная на Журавлином поле, сказалось многолетнее напряжение всех сил, телесных и душевных. С малолетства он выносил испытания, каких хватило бы на десять обычных жизней: ранняя смерть родителей, опустошительный мор на Медведице, раздоры с другими князьями, необходимость угождать Орде, позорная дань, пожар, едва не окончательно погубивший город, и война с литтами, и конечно - многолетняя кропотливая подготовка к войне, страшная ответственность полководца, поднявшего Сварожьи Земли на еще небывалый подвиг, и сознающего, что в случае поражения гибель или вечный плен ожидают всех. И, конечно, тяжким испытанием оказалась сама многочасовая битва, способная подорвать силы и самого могучего витязя. Вместе с многими тысячами сварожан, молодых и пожилых, простых и знатных, князь Лютобор, еще не названный тогда Освободителем и Победоносным, был готов отдать свою жизнь ради победы. И теперь последствия сказывались на нем, все сильней год от года.
Уже давно великий князь не водил войска сам. И на литтов, и на Влесославль ходили Яргородец с Брониславом Зеленоградским. Сам же победитель чжалаиров не мог теперь надеть доспехи и опоясаться мечом, не мог даже на коне проехать долго. От малейших усилий сердце заходилось, как у загнанной лошади, не хватало дыхания. Князь-силач, князь-витязь, до сих пор отродясь не знавший никаких болезней, теперь все чаще чувствовал резкие боли в груди, там, куда ударило вражье копье. С детства привыкший к неутомимой деятельности, он теперь с тоской глядел на молодых, крепких воинов, каким и сам мог бы оставаться еще долго.
Теперь ему поневоле приходилось больше бывать со своей семьей. Княгиня Росава, постоянно то беременная, то кормящая очередного маленького княжича, делила все время между детьми и супругом, сама ухаживала за ним, когда ему становилось хуже, ласкала и утешала. Князю приятны были ее заботы, он с удовольствием замечал, как растут их дети, хотя он все ясней понимал, что не увидит их взрослыми.
Видела это и Росава, стараясь не поддаваться отчаянию. Замечая все ухудшающееся состояние супруга, она попросила Лютобора Яргородского о помощи, слыша, что тот сведущ и в исцелении. Тот приехал в Крепость вместе с Белославой, не меньше тревожащейся за любимого брата.
- Молю тебя, Лютобор Мстиславич, помоги ему! - просила Росава, заплаканная, с лицом, по которому видно было, что она уже давно плохо спала. - Ты для нас родной человек, мой муж на тебя полагается во всем. Вылечи его, если можешь, я что угодно сделаю для тебя!
Росава была беременна; ее просторное платье с широким подолом, украшенное богатой вышивкой, не могло скрыть уже большой живот. Месяца через два, в травене, подарит Лютобору Тихомиричу еще одного ребеночка. Видно было по ней, что беременность в этот раз и так проходит тяжело, а тревога за мужа еще больше мучает ее. Лицо женщины обезобразили темные пятна. Она согнула отекшие ноги, точно собираясь упасть на колени перед Яргородцем.
Тот протянул ей руки, успокаивая.
- Ну что ты, Росава! Не надо мне кланяться - только Богам подвластно все. Я и без твоих просьб сделаю все, что могу. Но не все под силу мне...
Великая княгиня подняла на него помутневшие от слез глаза-незабудки.
- Ступай к нему, Лютобор Мстиславич! Я не могу смотреть, как мой муж слабеет, тем временем как во мне растет жизнь его сына...
Яргородец с Белославой прошли дальше, к покоям великого князя. У дверей как раз сменялась стража. Сегодня ей командовал бывший чжалаирский сотник Ак-Булат, с чжалаирской саблей на поясе, но в сварожской одежде. После того, как в обеих Ордах начались беспорядки, бывший доверенный темника Улзия не пожелал служить новым ханам. Он все-таки добыл свою невесту Цэцэг, и совсем не хотел вечно бояться, что еще какой-нибудь хан захочет у него отнять первую красавицу, как сделал Дэлгэр. Поскитавшись с нею немного в степи и собрав отряд из таких же бесприютных воинов, Ак-Булат решился пойти на службу к медведицкому князю. Там Лютобор Яргородский поручился за него, и теперь на Медведице Ак-Булата ценили не меньше, чем прежде в Орде.
- У повелителя гости. Но вас он примет всегда, - произнес он, так и не отвыкнув от чжалаирского титулования.
Лютобора Медведицкого Яргородец с супругой застали полулежащим в глубоком кресле. Он сидел, завернувшись в бывший свой зимний плащ с собольим воротником, возле расписной печи, в которой жарко пылало пламя. Трудно было узнать в нем могучего витязя, всего несколько лет назад рубившего чжалаиров в Передовом полку. Из-за вынужденной малоподвижности и привычки "заедать" неприятности, он в последние годы сильно погрузнел, могучая прежде фигура расплылась, лицо стало одутловатым и землистым, глаза выглядывали из глубоких черных провалов. Всего несколько дней они не виделись, но даже в дни дни больному явственно сделалось хуже. На Яргородца вдруг повеяло мертвенным холодом, словно большая птица опахнула крылом. "Ему совсем недолго осталось. И он знает это".
Перед великим князем сидели за столом. заваленным берестяными грамотами, старый зодчий Клёст, сильно постаревший в последние годы, его однорукий сын Сувор и еще один бывший ордынец - полукровка Мэргэн. После войны Сувору с Мэргэном было одинаково трудно освоиться заново. Сын зодчего и сам будущий мастер, Сувор, потеряв правую руку, как ни старался. не мог оставшейся левой проводить измерений и вычерчивать планы новых крепостей и зданий. Левая рука кое-как приспособилась выполнять только самые простые надобности, но на тонкую работу ее не хватало; самое большее - можно было подписать ею свое имя. Тут-то ему и пригодился Мэргэн. Сперва чувствовавший себя среди сварожан, как белая ворона, полукровка не отходил далеко от брата, пока тот выздоравливал, и постепенно приглядывался к его записям, а затем неожиданно заинтересовался. Быстро научившись чтению, письму и вычислению, он со временем стал делать чертежи, что задумывал Сувор. У бывшего чжалаирского воина оказались точный глаз и меткая рука не только при стрельбе из лука; он мог по одному словесному описанию сделать самый сложный чертеж. Что касается мастера Клёста, тот сперва молчаливо хмурился при виде пасынка-чжалаира. Но все-таки был ему благодарен за спасение Сувора, и оттаял со временем. А уж когда тот неожиданно проявил интерес к зодчеству, старий, отчаявшийся после увечья сына кому-то передать секреты мастерства, принял его окончательно. Теперь он, хоть и ругал их поровну, называл вместе - "мои ребятки".
Вот и сейчас Клёст, показывая великому князю чертежи крепостных укреплений, говорил с гордостью:
- Вот здесь, над речным берегом, на высоком яру, возведем крепость, государь. Когда еще осенью ездили в Белогорск, ребята мои задумали, где ставить крепость, и какую, и все замеры произвели. Почва там плотная, выдержит любую постройку, так что можно не мелочиться. Сделаем не хуже медведицкой Крепости, государь.
- Сделайте, сделайте, - Лютобор Медведицкий закрыл большой, изжелта-бледной рукой берестяную грамоту. - Помните: Белогорск будет вотчиной моего второго сына Мирослава. Он лежит на границе с Волчановом и по направлению к Влесославлю. Это должна быть и надежная крепость, и княжеский город, чтобы внушать им почтение, в случае чего... - он умолк, переводя дух, и под плащом украдкой потер грудь и левую руку, куда отдавалась боль.
- Сделаем с ребятами моими, как ты желаешь, государь, - пообещал Клёст, а Сувор с Мэргэном поклонились, вставая. - Они последние чертежи, пожалуй, что сами изготовили уже, но я все-таки с ними съезжу, погляжу, как идет строительство, а уж после окончательно передам им дела. Так что в Белогорске будет последняя моя крепость, государь!
- И моя, - одними губами произнес Лютобор Победоносный.
Однако же его услышала Белослава, только что глядевшая на брата со слезами на глазах, когда он не видел. Но тут сразу бросилась в бой, воскликнула, горячо возражая:
- Что ты такое говоришь, братец? Тебе о себе позаботиться надо, недуг пересилить. Скоро уже Росава родит, полюбуешься на нового сыночка или дочку... Вот, выпей лекарство! Говорят, болезнь сердца всегда сопровождается таким страхом; но ты же у меня сильный, братец! Ты никогда не боялся никого, и болезнь эту проклятущую одолеешь, как Орду! - говоря так, княгиня Белослава не сидела, сложа руки, а то протягивала больному чашку с лечебным питьем, то поправляла на его плечах сползший плащ, то открывала окно, сочтя, что в покоях слишком жарко натоплено. Рослая, статная, хоть и с изрядной проседью в волосах, она сейчас казалась на добрую дюжину лет моложе своего брата, хотя на самом деле была двумя годами старше.
Лютобор Медведицкий с усилием улыбнулся посиневшими губами.
- Постараюсь... одолеть... - проговорил он глухо, с одышкой.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 23 Июл, 2019, 04:56:52
Вот и отозвалась жертва Лютобора на Журавлином поле.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 23 Июл, 2019, 21:25:09
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и отозвалась жертва Лютобора на Журавлином поле.
Увы, все-таки не прошло для него бесследно. :'(

Став на колени возле кресла великого князя, Яргородец протянул руки к его груди. Постарался выбросить все мрачные предчувствия, он убеждал мысленно больного и самого себя, что непременно вылечит совсем скоро, и вкладывал в лечение всю силу, еще никогда не расходовал так много. Он весь раскалился, как в огне, ощущая силу как жаркое золотое пламя, точно от огненного щита Даждьбога. и щедро делился ею с больным...
Но сумел только вытянуть боль. Князь Лютобор Тихомирич стал дышать свободнее, лицо его слегка оживилось. Но устранить причину болезни у Яргородца не было сил. Он видел, что жизненная сила почти вся ушла от великого князя; прежде сильный и яркий светящийся ореол вокруг него совсем потускнел, как будто выцвел, опал, как гаснущий костер, местами совсем пропадая. Черная зияющая брешь в нем, прежде тонкая, как волосок, за эти годы все расширялась, медленно выпивая жизнь больного. И закрыть черный провал никому не достало бы сил. Яргородец все-таки старался, вопреки всему, вспоминая все, что сделал Лютобор Освободитель для медведицкого княжества и всех Сварожьих Земель, для своей семьи, для молившей за него жены. Но все было зря... Лишь когда в глазах у Яргородца потемнело, и он вдруг склонился головой о подлокотник княжеского кресла, пришел в себя.
- Ну зачем ты, Лютобор Мстиславич? - ослышался, будто издалека, голос великого князя. - Хватит уже... Себя побереги...
У Яргородца все плыло перед глазами, он едва разглядел великого князя и склонившуюся над ними обоими Белославу.
- Мужчины! Хоть о нас бы думали, если не о себе! - донесся ее голос, будто сквозь туман.
- Все хорошо, Белослава, - твердо отвечал Яргородец.
Видя сейчас великого медведицкого князя, разбитого и больного, он вспоминал всю прошедшую жизнь. Когда-то, всего лишь сорок лет назад, он видел, как в старой медведицкой Крепости родился маленький княжич, названный Лютобором. Издали наблюдал за его взрослением и первыми успехами, а затем уже вблизи помогал во всем столько лет, видел, как тот превращается из пылкого юноши в зрелого мужа, победителя чжалаиров. И теперь Яргородцу не могло быть хуже. если бы один из собственных сыновей, Ростислав или Бранимир, умирал у него на глазах.  Он разделял, кроме того, и чувства Белославы, видящей, как угасает ее любимый брат. Было что-то неправильное, что он, старик по всем людским представлениям, остается еще здоровым и крепким, а молодой мужчина - умирает. Сам-то Яргородец, несмотря на свои годы, не знал никаких хворей, никогда, кроме как от боевых ран, не лежал больным. Те, кому он некогда приходился сродни, умели властвовать над своим телом, что и говорить. Хотя возможно, они тут и ни при чем, а сказывается всего лишь кровь литтских князей: их порода была, хоть и не сверхъестественно живуча, все же старела медленней обычных людей. А вот своему государю и родичу здоровья не передашь...
- Как ты, Лютобор Тихомирич? Лучше ли? - спросил Яргородец участливо, садясь за стол.
- Сейчас полегче, - отвечал тот слабым голосом. - Вот что, Лютобор Мстиславич... И ты, сестра... Позаботьтесь, чтобы после меня каждому из моих детей достался свой удел, чтобы старшие не притесняли младших.
- Рано еще об этом говорить! - запротестовала Белослава. - Ты еще поднимешься, сам вырастишь своих детей и владения им назначишь...
- Я вас прошу! - твердым голосом повторил великий князь.
Пришлось пообещать. На прощание Лютобор Медведицкий встал с кресла, чтобы проводить к дверям сестру и зятя. У порога крепко обнялся с Яргородцем.
- Помогай моему Всеславу, как мне помогал всегда! Ты знаешь сам... Орда может еще окрепнуть и попытаться вернуть Сварожьи Земли. Могут придти и другие враги, - произнес он тихо.
- Пока я жив, и пока ему нужна моя помощь, - клятвенно пообещал Лютобор Яргородский, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Наследником Лютобора Победоносного должен был стать его старший сын, девятнадцатилетний Всеслав. В передаче власти от отца к старшему сыну было нечто новое для Сварожьих Земель. Уже много поколений подряд князей им назначали ордынские ханы по своему произволу, и сварожане чуть было не свыклись с таким порядком, им грозило смириться, что от них не зависит ничего. А раньше, до нашествия, великим князем становился старший в роду, так что наследство обыкновенно переходило не к сыну, а к следующему брату, родному или более дальнему. Теперь Лютобор Тихомирич готов был упростить и одновременно упрочить порядок наследования.
Не все были с этим согласны. В окружении Бронислава Зеленоградского все чаще, восхваляя подвиги своего князя, приговаривали, что вот ему бы и сделаться новым великим князем... с оговоркой, конечно, что не теперь, а когда-нибудь в будущем, и с пожеланием долгих лет жизни нынешнему государю. К этому времени зеленоградцы знали, конечно, что тот тяжело болен и вряд ли проживет долго. А сделаться медведицкими боярами вместо зеленоградских было бы не в пример почетнее.
Пока все ограничивалось застольными пожеланиями, князь Бронислав мог не придавать значения. Но как-то однажды и жена его, литтская княжна Рута, заговорила о том же, когда они легли в постель, после ласк и поцелуев. Дочь Радвиласа, хоть и родила Брониславу шестерых сыновей, была еще стройной и гибкой женщиной, с высокой грудью, роскошными пепельными волосами, зелеными яркими глазами. Теперь, в свете стоявшей у постели свечки, ее глаза вспыхивали таинственным блеском, как у кошки.
- Мой самый отважный князь, величайший воин и полководец, - мурлыкала она ему на ухо. - Я не хочу желать несчастья твоему брату, но все говорят, что он совсем плох, и недолго проживет. По справедливости, великим князем надлежит стать тебе.
- Наследником объявлен Всеслав, - возразил зеленоградский князь коротко, пресекая разговор.
- Кто? - рассмеялась Рута, не желая сменить тему. - Мальчишка, ничего не успевший совершить, ничем не проявивший себя! Да разве он ровня тебе, Бронислав Отважный, победитель чжалаиров? Ведь это ты - настоящий победитель! Ты с Засадным полком переломил ход сражения, пока твой брат валялся без чувств! О тебе песни поют! И по старому закону, и по справедливости престол принадлежит тебе! Хоть о детях подумай...
- Замолчи! - крикнул Бронислав. - Мой брат жив, а ты его хоронишь...
Он повернулся к жене спиной. Мысли его похожи были на снежный вихрь, поднятый вьюгой, метались в беспорядке в разные стороны. Бронислав не меньше, чем в юности, любил старшего своего двоюродного брата, и всем сердцем желал, чтобы тот выздоровел. Но если этого не случится, то... почему, в самом деле, ему, князю Брониславу, уступить престол неопытному юноше? И ведь десять лет назад, на Журавлином поле, брат на всякий случай завещал престол ему, а не сыновьям. Правда, те были в то время малы, но они и теперь еще ничем не успели доказать своей пригодности воевать и править, стоять во главе Сварожьих Земель, - в этом Рута права. Что плохого, если он наследует своему брату, чтобы лучше всех продолжать его путь?
Но в глубине души князь Бронислав Стемирич сознавал, что лукавит сам с собой. Плохо было еще при жизни Лютобора желать обойти его последний наказ, за спиной умирающего шептаться, как лучше поживиться за его счет. Вспомнилось, как некогда приезжал к нему Тихомир Зимин уговаривать его отравить брата. Брониславу всегда были противны интриги, нашептывания исподтишка, и сейчас он почувствовал тошноту. будто обнаружил жабу у себя на обеденном блюде.
Резким рывком он сбросил с себя одеяло, вскочил с постели, не попадая ногами в сапоги. Зажег семисвечник и принялся одеваться.
- Вот что, Рута, - проговорил глухо, не глядя на жену. - Тебя. с твоей литтской спесью, давно бы следовало вожжами поучить. Еще в тот день, когда ты к алтарю Лады подошла вперед Росавы, помнишь? А я тебя все-таки берегу, ради тебя и детей. Но еще раз что-нибудь такое выкинешь, или сболтнешь лишнее - и я в жизни не прикоснусь к тебе больше! А советничков твоих подлых сегодня же выведу на чистую воду! - и вышел прочь, громко хлопнув дверью.
На следующий же день, схватив самых отъявленных льстецов из числа зеленоградских и литтских бояр, отвез их на Медведицу. Их не стали наказывать строго, поскольку их подстрекательство не возымело последствий, но сослали по разным вотчинам, лишив боярского звания и большей части имущества.
Теперь князь Бронислав у постели больного брата подписал окончательный договор, обязуясь за себя и свой род быть "младшим братом" будущему князю Всеславу Лютоборичу. Таким образом, Бронислав навсегда отрекся от всех честолюбивых надежд, не только своих, но и семьи своей. Быть может, в глубине души все же нелегко было герою Журавлиного поля признать "старшим братом" тонкошеего юнца с едва пробивающимися усами... Но он смирился.
А Лютобор Яргородский, видевший, как Бронислав поцеловал меч на верность племяннику, увидел, как небесный солнечный свет окутал голову Бронислава венцом светлее княжеских. Потому что в эту минуту все старые вины изгладились из его души.
Встретившись с умирающим братом, князь Бронислав едва не заплакал. До этой минуты ему не верилось, что Лютобора скоро не будет, и лишь теперь осознал это вполне.
Сам же Лютобор Победоносный грустно улыбнулся брату, принесшему с собой запахи весны и молодой травы, свежего воздуха, лошадей, кожи и железа - все, что он и сам любил, и к чему теперь не мог прикоснуться. Прошедшие годы Брониславу лишь добавили стати и мощи, а сам он, всего на три года старше него - жалкая развалина... На какое-то время Лютобор Медведицкий готов был бы отдать все ради здоровья. Если бы Боги согласились его исцелить, он бы обошелся без власти и почестей, согласился бы жить простым воином или даже смердом, только чтобы Росава была с ним. Все что угодно, лишь бы вернуть здоровье и силу!..
От волнения сильней закололо в груди, левое плечо и рука онемели. Кое-как отдышавшись, медведицкий великий князь обнялся с братом, почувствовав его слезы на щеках. А ведь Бронислав даже в детстве почти не плакал.
- Что, совсем плохо выгляжу? - судорожно усмехнулся Лютобор.
- Что ты, нет, конечно! - запротестовал Бронислав, не зная, кого надеется убедить, его или себя. Впрочем, его тон никого не обманул.
- Спасибо тебе, брат, что был со мной всегда, словно вторым мной! - проговорил старший брат, чувствуя, как опять еще тяжелей, неровными толчками, забилось сердце.
- Да что ты, Лютобор! Разве я много для тебя сделал? Это для меня счастье, что ты есть у меня!.. Постарайся выздороветь, ну пожалуйста! Все Сварожьи Земли на тебя одного надеются...
В ответ Лютобор Победоносный ухватил за ухо брата, с готовностью подставившего голову.
- Позови бояр... Составим новое завещание...
В кругу ближних бояр и воевод великий князь заново переделил свои владения между сыновьями, посчитав и того, что должен был вскорости родиться, если будет мальчик. Завещал сыновьям жить мирно между собой, заботиться о своей матери и сестрах, и впредь быть всегда настороже. Княжеские ближники, проверенные на войне и в совете, один за другим подписали завещание, свидетельствуя. Первым подписался князь Лютобор Яргородский...
В середине травеня княгиня Росава родила именно мальчика, названного Мезамиром. Это был шестой из выживших сын у них с Лютобором Тихомиричем, да еще подрастали четыре дочери. Однако великий медведицкий князь уже не смог встать с постели, чтобы поглядеть на сыночка. Известия от Бронислава и заботы о завещании совсем ослабили его. Уже давно гнездившаяся в сердце глухая боль сделалась острой и пронзительной. Старшие сыновья по очереди сменяли друг друга у постели отца, днем и особенно по ночам.
На третий день Росава, едва встав с постели, пришла к нему и принесла ребенка. Тот, только что досыта накормленный, спокойно спал, прикрыв веки, и не проснулся, когда его показали отцу. Тот, когда ему под плечи положили еще подушку, слабо улыбнулся, приоднявшись.
- Какой хорошенький! - прошептал князь Лютобор, хотя сам не поручился бы, чем именно этот ребенок показался ему красивее, чем другие их с Росавой дети, которых он видел новорожденными. Просто приближающийся конец собственной его жизни побуждал его быть внимательней к происходящему вокруг, что раньше воспринимал как должное.
Росава отдала младенца Вешняне, а сама осталась ухаживать за супругом. Его только что переодели в свежую сорочку, но и она уже промокла от пота, как и полотенце, которым Росава вытирала ему лицо. Подавала ему итье, растирала стынущие руки.
- Будет тебе, Росавушка. Сама ведь только с постели поднялась, - устало проговорил Лютобор. - Ляг лучше рядом, отдохни.
Росава, еще не оправившаяся после родов, в самом деле чувствовала себя неважно, но ни за что не призналась бы в этом. Лишь когда муж ее попросил, она, скинув туфли, улеглась с ним рядом на широкую постель и мягко поцеловала. Он глубоко вдохнул ее запах, травяной, молочный, и такой до боли родной и домашний, что он узнал бы его и через тысячу жизней.
- Последний наш ребеночек, - тихо произнес князь. - Прошу тебя, Росава, хоть и трудно будет: позаботься о детях, особенно о младших... Научи их, какого рода они дети... воспитай достойных наследников... как подрастут, всем невест и женихов помоги выбрать...
Росава закивала, соглашаясь было, но тут же возразила, еще не желая смириться.
- Зачем о таком говоришь, Лютоборушко? Как раз скоро Всеслав женится на своей литте, а заодно и Пригожу отдадим за азанского княжича. А там и внуки пойдут... У кого еще дети и внуки растут одновременно?..
Он чуть слышно засмеялся, но тут же упал обратно на подушки, задыхаясь от нового приступа боли. Росава мягко стала растирать ему грудь, с болью в душе чувствуя неровное, замирающее биение сердца.
- Помнишь, Росава, как мы в первый раз увиделись перед свадьбой? - проговорил он, когда стало чуть легче.
- Помню, конечно, - она заставила себя улыбнуться сквозь слезы. - Я тогда умирала со страху, а ты мне доказал, что не ради своей корысти воевал с моим отцом...
- Я тебе не обещал ни счастья, ни долгой и легкой жизни, а ты все-таки пошла за меня. Все выдержала, провожала меня на смертный бой с улыбкой на лице...
- Как же могло быть иначе? Я - жена князя и воина, должна помогать, а не мешать ему!..
- А теперь... постарайся вытерпеть и новое ожидание, более долгое, - приказал Лютобор. - Медведицу и великое княжение наследует Всеслав... ему помогут... а семья на тебе одной останется... Свадьбы сыграйте осенью, как собирались... нечего тянуть...
- Хорошо... как скажешь, муж мой... - прошептала Росава, целуя супруга в лоб, покрытый холодным потом.
Всю ночь, до зари, они лежали на постели рядом, держась за руки, шептались и целовались, подобно юным новобрачным, вспоминали разные случаи из прожитых вместе лет. Держа в объятиях своего мужа в последние минуты, Росава старалась одолеть отчаяние, разрывающее ее душу. И эти последние мгновение, прожитые вместе, будут потом вспоминаться счастливыми, и они согреют ей сердце в будущие ее одинокие годы, сколько бы их не предстояло. А Лютобор Медведицкий в ее объятиях почти позабыл о боли, словно бы привык к ней.
Наконец, когда на восходе едва заалела алая фата зари, князь склонил голову на подушки, и жена увидела, как заострилось его лицо и совсем побелело, как будто кровь уже остывала.
- Позови всех, - прошептал он чуть слышно.
В покои вошли их дети, родственники и ближняя дружина. Не было лица, на котором не отразилась бы искренняя скорбь. Все они, пережившие вместе столько испытаний и невероятных побед, охотно пожертвовали бы жизнью, чтобы великий князь Лютобор Победоносный остался жить. Но все молчали, чувствуя, что Хозяйка Судеб уже сплела узор.
Обведя глазами их всех, он увидел, как плачет Лютобор Яргородский, стоявший под руку с Белославой, низко склонившей голову. Для своего тезки и государя Яргородец все эти годы был, пожалуй, не просто первым воеводой - отцом и старшим братом, хотя ни того, ни другого великому князю не полагалось. Но сам Яргородец никогда и никому не говорил о своих чувствах, о них гласили поступки, не слова. И вот - слезы льются из синих ясных глаз его...
Чуть приподнявшись с помощью Росавы, Лютобор Медведицкий с трудом улыбнулся. Ему хотелось для каждого сказать на прощание что-нибудь особенное, с каждым человеком попрощаться отдельно. Но мир уже плыл перед глазами, дыхание пресекалось. И он проговорил лишь то, что имело значение для всех:
- По крайней мере... Орду мы с вами сокрушили... - и он тут же упал обратно, оставшись лежать без движения.
Княгиня Росава закрыла мужу глаза и, в жуткой невероятной тишине, распустив по плечам волосы, принялась оплакивать умершего.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Карса от 24 Июл, 2019, 05:04:29
Вот и кончился земной путь Лютобора Медведицкого. Бронислав вряд ли будет оспаривать власть у племянников. А вот сами племянники поладят ли между собой.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 25 Июл, 2019, 21:06:37
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вот и кончился земной путь Лютобора Медведицкого. Бронислав вряд ли будет оспаривать власть у племянников. А вот сами племянники поладят ли между собой.
Увы. :'( Жаль, конечно, но и произведение пора подводить к итогу.
Бронислав поклялся на мече, теперь уж никуда не денется.
А что до следующего поколения княжеской семьи, то они уже пусть со своей жизнью сами разбираются. А здесь все-таки не они главные герои.

Глава 44. Последнее волшебство
Спустя пять лет после смерти Лютобора Победоносного донеслись до Медведицы тревожные вести с чжалаирской стороны. Еще один ордынский осколок - могучий завоеватель Ганзориг, безродный, как и Улзий, но еще сильней и удачливей его, покорив все земли на Полудне, обратил взор на далекие полунощные края.
Но Сварожьи Земли были уже не те, что свыше ста лет цепенели под взором ордынского дракона, точно завороженные. Еще задолго до приближения нового завоевателя сварожане знали уже о новой угрозе и готовы были встретить ее. Многотысячное войско, собранное из обломков чжалаирских Орд, разных степных племен и покоренных народов, не могло продвигаться незамеченным. Задолго до своих границ, на Светловодной, верстах в ста на полудень от Журавлиного поля, встретили их сварожане во главе с князем Всеславом Лютоборичем.
Новый великий князь, двадцати четырех лет от роду, мало походил на своего великого отца, гораздо больше - на мать, Росаву. Худощавый, русоволосый, он не унаследовал ни могучей стати Лютобора Тихомирича, ни его кипучей жажды свершений, переполнявшей того с самого детства. Но все-таки, в прошлом году Всеслав дал бой новому волчановскому князю Станиславу, сыну недавно умершего Мстислава. Тот решил, что не обязан соблюдать договор, заключенный его отцом, и вторгся в медведицкие владения. Но Всеслав, вместе с дядей Брониславом и братьями, заставили его об этом пожалеть. Волчановское войско окружили, и выпустили лишь после того, как князь Станислав, в свой черед, поцеловал меч на верность Медведице.
Но поход против Чжалаирского Тигра, непобедимого Ганзорига, собравшего под своей рукой все земли Полудня и Восхода, - это совсем не то, что отразить набег соседа. Молодому князю Всеславу понадобилась вся его выдержка, чтобы скрыть тоску и страх. С надеждой глядел на опытных воевод, переживших Журавлиное поле: авось, помогут, если что.
Вместе с князем Всеславом ехали на войну и его младшие братья - Мирослав, Стемир и Первослав, уже правившие в своих уделах. Младшие еще оставались на дома вместе с матерью, под надежной охраной Бронислава Зеленоградского. Именно на него Всеслав оставил Медведицу, на случай, если одолеет враг. И Бронислав Отважный, вздохнув, подчинился племяннику, как слушался всю жизнь старшего брата.
Двигались стройными рядами конные тысячи. Солнце светло блестело на кольчугах и остроконечных шлемах воинов. Ржали кони. Звучала походная песня. Скрипели колеса повозок, на которых ехали пешие ратники. За ними везли щиты и копья. Пеший строй-фаланга оправдал себя на Стрелке и на Паутинке, пригодится и здесь.
Позади всего войска были с натугой тянули пушки. Эти новые орудия были легче тех, что щерились со стены медведицкой Крепости, но громыхали огнем не хуже.
В ясном небе цветеня-месяца развевались походные знамена княжеств, идущих в бой. Вот на лазурном поле реет серебряная медведица, потрясающая копьем. А вот, выше всех - алый феникс, торжествующий над бушующим пламенем, вопреки любому врагу, вопреки смерти.
Оглянувшись на движущееся войско, Лютобор Яргородский проговорил с гордостью и печалью:
- Видел бы Лютобор Тихомирич...
Да, Яргородец, седой, как лунь, сильно постаревший в последнее время, был сегодня здесь, вместе с сыновьями, Ростиславом и Бранимиром, теперь уже цветущими мужчинами, воеводами под рукой великого князя. Он с гордостью любовался ими, гарцевавшими во главе своих полков. Сам он уже давно не водил ратей, но для этого похода вновь надел кольчугу, опоясался мечом, сверкавшим среди сотен мечей в Засадном полку. Никто не спрашивал, отчего яргородский князь желает идти с ними. Все привыкли, что он никогда не ошибается. Как и все, кто с Лютобором Победоносным одолел Большую Орду, он вызывал у более молодых глубокое почтение, как живая легенда Сварожьих Земель. То время потихоньку отходило в прошлое, окутывалось туманом причудливых сказаний, в которых Яргородцу отводилось не последнее место. Слушая очередную песнь о том, как он воскресил из мертвых истребленных сварожан и поднял против них волшебный лес, да еще разверз землю под ногами Улзия и обрушил небесные камни на головы ордынцам, Яргородец усмехался про себя. Но не пытался возражать. В конце концов. лучше преувеличенная слава чем полное забвение - не о нем, о победе своей! Если память о Журавлином поле останется жить, люди со временем разберутся, как было в действительности, но уж никто не сотрет из памяти подвиг сварожского народа, не подменит на его противоположность.
Яргородец пошел на войну, чтобы еще раз явить свои дарования. Быть может, это будет последнее волшебство его для ставшей второй родиной Медведицы. Время уходит, и, если он хочет оставить после себя государство сильных и гордых людей, способных о себе позаботиться, не надеясь на чью бы то ни было магию, не стоит их теперь развращать волшебной помощью.
Да и самому Яргородцу нужен был отдых. Он ведь овдовел два месяца назад. Белославу, как и его самого, сильно подкосила ранняя смерть любимого брата. С той поры Медведицкая Дева быстро постарела, не только телом, но и душой, и муж ничем не мог помочь ей. Даже женитьба старшего сына Ростислава и рождение внуков не могли уже поддержать ее силы. И вот, недавно она тихо умерла в пожалованном яргородскому князю селе Чистый Ключ. Просто прилегла отдохнуть однажды на постель среди дня и не поднялась больше. Вместе с ней ушла и половина сердца Лютобора. Первой он лишился со смертью своего питомца и государя. Но сам он еще должен был сослужить последнюю службу Сварожьим Землям...
В полной боевой готовности увидел могущественный Ганзориг, повелитель всего Полудня, сварожское воинство. На берегу Светловодной, более узкой здесь, чем у Журавлиного поля, с обеими степными берегами, сварожане принялись деловито устраиваться, будто и не боялись сражаться с неодолимым завоевателем, перед которым трепетали народы.
С передовыми туменами, ожидая, когда подтянутся остальные войска, Ганзориг глядел весь день на строящихся к бою свархов. Поистине, они слишком самоуверенны, эти распоясавшиеся рабы! Думают, что случайная победа над Улзием и оказавшаяся кстати смерть Дэлгэра означают их свободу.
Сварожане и впрямь вели себя дерзко. Пели о своих победах, причем песни выбирали самые веселые, разухабистые. Метали стрелы и сулицы, подъехав к самому берегу. Не добрасывали, конечно - Светловодная все же не такова, чтобы перекинуть копьем. Но вместе со стрелами и копьями слышался с их стороны хохот, от которого менялись в лице Ганзориг и его воины.
- Иди к нам, хромой! Здесь ждем тебя мы и земля наших Богов! - кричали сварожане, разъезжая по берегу.
И иным воинам непобедимого завоевателя припоминались рассказы уцелевших на Журавлином поле.
Не сознаваясь себе, остерегался и сам седой Чжалаирский Тигр. У него почему-то сильней обычного разболелось пробитое в молодости стрелой колено, из-за которого и хромал всю жизнь. Ночью не мог заснуть от боли, скрипел зубами в своем шатре и размышлял.
Хоть до сих пор Ганзориг не сталкивался со свархами, но, как подобает опытному полководцу, умел чувствовать противника до битвы и определять боевой дух его. Потому-то не решился переправиться через реку до подхода основных сил. Если атаковать, то всем сразу.
Но все сильней, нужно и неотвратимо, как боль в ноге, приходило в голову стареющему завоевателю: а так ли вообще нужна ему война со свархами? Улзий ведь тоже считался непобедимым, а сломал о них зубы и потерял все. Свархи не похожи на полуденные народы, которым достаточно одного сокрушительного поражения, чтобы их боевой дух был сломлен навсегда. Они после стольких поколений, выросших в рабстве, оказались способны отомстить за себя, они верят, что их Боги помогут им - и говорят, те вправду помогают... А одно поражение легко может стереть былые победы. Не потому ли от свархской столицы повернул назад хитроумный Радвилас, почувствовав то же самое? А Имбагай, Хулагу, Улзий не поняли вовремя, самонадеянно шли вперед - и получили лишь позор и смерть... Э-э, кто теперь скажет, о чем они думали в свое время?..
Всю ночь, не сомкнув глаз, Ганзориг слушал, как что-то шуршит вдалеке, шелестит и скрипит. А на рассвете, поднявшись первым, увидел, что весь противоположный берег, позади сварожского воинства, покрыт лесом, которого там вчера не было.
Ганзориг забормотал заклятья от наваждения, отгоняя морок. Но ничего не подействовало - лес стоял на прежнем месте, помахивая ветвями, словно грозил или предупреждал.
- Что это значит? - зарычал Чжалаирский Тигр, оглядывая собравшихся вокруг. - Откуда здесь за одну ночь вырос большой лес?
Но его военачальники не больше него могли об этом сказать. На ком бы ни останавливался взор желтых глаз старого завоевателя, все умолкали, боясь его прогневать. Наконец, вперед выбрался шаман Чоно, некогда служивший Улзию. Он был такой же тощий и нескладный, как жердь, лишь изрядно поседел.
- Я скажу тебе, повелитель, - проговорил он быстро, облизывая сухие губы. - Это лес с Журавлиного поля. Его нельзя ни заклясть, ни одолеть...
Ганзориг перевел взор с леса на свое войско. Проехал на гнедом коне вдоль строя. Его ноздри раздувались, словно он вдыхал запах страха, исходящий от его воинов. И не спрашивая, понимал, что любой из них готов идти против свархов или любого другого врага, но не против живого леса.
И, когда он еще сомневался, передние ряды деревьев шевельнулись и двинулись вперед, не отрывая корни от земли. Они обогнули людское воинство и скользнули прямо к берегу. И жутким, непредставимо жутким показалось чжалаирам их молчаливое неотвратимое движение...
- Отступаем! - глухо бросил Ганзориг, повернув коня прочь.
Сварожане долго следили со своего берега, как войско Чжалаирского Тигра, не теряя порядка, уходит прочь, навстречу своим замыкающим туменам. Уходит, словно вдруг раздумав нападать.
- Как же так? Никто за Ганзоригом не гонится, а он бежит! - удивился Ярослав Аджаров, глядя из-под полога чудесного леса.
- Бежит - значит, Сварожьи Земли свободны! - шепотом произнес князь Всеслав, все еще не веря, что удалось избежать сражения с самым грозным противником.
- На сей раз хватило Орде и призрака Журавлиного поля, - чуть заметно улыбнулся Лютобор Яргородский.
Он щелкнул пальцами, и двойник волшебного леса растаял в воздухе, словно его и не было никогда. Ошеломленные сварожские воины глядели во все глаза, потрясенные его исчезновением еще больше, чем появлением.
- Слава вещему князю Лютобору Мстиславичу! - воскликнул князь Всеслав. - Живи еще сто лет, оберегай нас всегда!
Его славословия поддержали и другие воины, даже собственные сыновья хвалили Яргородца, словно он и впрямь был могущественным сверхъестественным существом.
А сам он, лишь чуть улыбаясь в колюче подстриженные седые усы, снова подумал: уйти следует вовремя. Сегодня он явил свое последнее волшебство, оно было нужно людям, чтобы одолеть врага пострашней Улзия. Но прежде, у него на родине, да и здесь, при Лютоборе Победоносном, на него не рассчитывали так. Там его способности были лишь подспорьем навыкам воина и полководца, ими он пользовался, не оповещая никого, и не позволял людям надеяться на него больше, чем на себя. Еще немного - и они захотят, чтобы он все их проблемы решал магией. Ради них же самих, он не должен им помогать больше...
К нему подъехали сыновья, светлые и оживленные, как все в этот день, хоть им и было немного жаль, что не довелось обнажить мечи.
- Приедешь к нам, отец? - спросил Ростислав. - Красомира про тебя спрашивает. Детей моих повидаешь. Да и тебе на Медведице будет повеселей, чем на Чистом Ключе, одному с челядью...
- Заеду ненадолго, - пообещал Лютобор. - А к концу лета, как созреют яблоки, вы оба приезжайте ко мне. Побываете на погребальном костре матери, и я вам кое-что передам...
Проговорил он это легко и почти весело, под стать общему настрою войска, от которого без боя сбежал грозный враг. И, развернувшись и придержав коней, они втроем глядели, как готовится уходить домой под победными знаменами сварожское воинство.
В княжеской дружине кто-то затянул песню сильным молодым голосом, и в других полках согласно подтянули:
"За твою улыбку и пышную косу, за весенние ночи и за вишню под твоим окном, за золотые колосья в поле я ходил на войну! Теперь встречай меня, любимая, поздравь с победой, да обними покрепче ласковыми руками!" - гремела над войском песня, сложенная на Журавлином поле.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 26 Июл, 2019, 21:19:40
К концу лета. как и обещали, сыновья Яргородца приехали в гости к отцу в его усадьбу в Чистом Ключе. Там последние годы он предпочитал жить, если его услуги не требовались на Медведице, сперва с Белославой, теперь - один. В этом живописном краю, окруженном лесами и полями, где из земли били родники с необыкновенно вкусной водой, он чувствовал себя так, будто вернулся домой. Хотя, сознавая себя теми, кто был до него, он затруднился бы сказать точно, где его настоящий дом. В Приморье, на берегу могучего шумящего моря? Или на зеленой плодородной Яргородщине? Или на Медведице, которой он отдал лучшую и наиболее плодотворную половину жизни? А может, его настоящая родине давно покоится под толщей далеких морей? Или она - во всех дорогах, что довелось ему когда-либо пройти? Скорее всего, он был дома сразу в каждом из мест, что остались навсегда в его душе и памяти. Теперь вот его дороги временно сошлись здесь, в усадьбе у села в прекрасным именем Чистый Ключ. И он жил здесь в покое, не желая более тревожиться ни о чем, думал, вспоминал и размышлял.
Сыновья не оповещали его о приезде. но он знал, когда они появятся. Заранее распорядился челядинцам убрать дом, как к большому празднику, приготовить угощение. Сам вышел их встретить в сад, где на ветках зрели краснобокие яблоки, темные вишни, сизые сливы, медово-желтые груши. Среди них, в саду, велел накрыть стол, за которым сидели они втроем. Сам Яргородец, впрочем, не ел ничего, кроме одной пресной лепешки, не пил ничего, кроме ключевой воды. С утра омывшись родниковой водой, надев новую одежду, Яргородец готовился к чему-то, и не допускал к себе ничего лишнего.
Сыновья сегодня с удивлением глядели на него, догадываясь, что отец их пригласил не просто так. Одетый сейчас в простую вышитую красными конями сорочку до колен, туго подпоясанный дружинным кожаным поясом с золотой пряжкой, он даже не был похож на грозного воеводу или таинственного мудреца, каким его представляли люди. Казался обычным стариком, отрешенным от жизненных бурь, словно никогда и не влиял на судьбы целых государств. Седые волосы его развились и падали на плечи прямо, отпущенная подлинней борода спускалась на грудь. Однако же спина еще оставалась прямой, и плечи пока не обмякли по-старчески. Да глаза на потемневшем обветренном лице смотрели прежние, молодые.
С волнением ожидали Ростислав с Бранимиром, с какой целью отец позвал их именно к этому времени.
- Скажи, отец, что ты хотел нам сообщить, - наконец, спросил его нетерпеливый Ростислав. - Ты сегодня какой-то другой, не такой, как обычно...
Яргородец чуть заметно улыбнулся.
- Это хорошо, что вы способны почувствовать, сыны. Я за вас почти спокоен: вы не совершите ошибок, если будете слушать голос своего сердца. Как у тебя дела, Бранимир? Не надумал жениться?
Его младший сын еще в прошлом году влюбился в дочь куца из Торговых Рядов, и какое-то время прямо бредил ею, ни на кого другого не обращал внимания. Яргородцу не очень нравилась избранница его сына, однако он не вмешивался, позволяя Бранимиру разобраться самому. Он верил, что его сын выберет правильно и не сломает себе жизнь. А вот если к нему лезть с непрошеными советами, только сам испортишь с ним отношения.
Теперь младший сын с просветлевшим лицом поглядел на отца темными, как у Белославы, глазами.
- Я излечился от нее, отец. Наваждение пошло на убыль, и я понял, что она любит мою знатность и мои подарки, а не меня самого. Мы расстались, и я больше не буду скучать без нее.
Лютобор Яргородский крепко пожал руку сыну.
- Я за тебя рад! Ты всегда сделаешь верный выбор. У другого бы на твоем месте могли открыться глаза, когда уже есть жена и несколько детей, которых надо содержать. Тебе не следует спешить. В свой черед и ты встретишь девушку, какая тебе нужна на самом деле. Опоздала чуть-чуть она родиться, или ты поспешил. Но вы еще успеете прожить долгую жизнь и вырастить детей.
- Спасибо, отец! - поблагодарил Бранимир, вместе с братом подставляя головы, чтобы отец благословил их. Все трое остро чувствовали, что сейчас, хоть и незримо, происходит нечто важное, значимое.
А Яргородец в это время снова, в который раз уже за последнее время, размышлял о собственном окончательном выборе. Все последние годы, и особенно - последние месяцы, после того, как заставил отступить Ганзорига, он готовился именно к сегодняшнему дню.
"Живи еще сто лет, оберегай нас всегда!" - так пожелал ему молодой медведицкий князь, сын Лютобора Победоносного. Он и сам не знал, что случайно пожелал вполне возможного для Яргородца. Жрецы Погибшей Земли, одним из которых он некогда был, умели властвовать над своим телом и душой настолько, что не допускали к себе болезни и старели гораздо медленней обычных людей, могли прожить втрое дольше них, не хуже оборотней. А когда приходила пора уходить, переселяли свою душу и память в тело заранее подготовленного наследника, и все начинали сначала. Сам Яргородец тоже мог бы и внуков князя Всеслава встретить с прямой спиной. И он мог бы и впрямь оберечь княжеский род и Сварожьи Земли от возможных тяжких событий, что видел в далеком будущем, спустя много поколений. Пока он и сам смутно представлял их причины и последствия, тонувшие в огне и дыму пожара. в лязге мечей и реве пушек. Отсюда, с такого расстояния, не вмешаться. Вот ближе к тем временам он смог бы помочь, не допустить новых войн и разрушений, удалить рвущихся к власти честолюбцев и возвести достойных...
И попал бы в ту же ловушку, от которой уже бежал некогда, разорвав все связи с бывшими собратьями. Достойный правитель становится таковым, сам доказав способность преодолевать трудности и завоевав любовь народа, жить чужим умом ему противопоказано. Люди, чтобы сделать лучше свою жизнь, должны действовать осознанно, а не жить чужим умом. Недаром Святобор согласился поднять лес против Орды лишь после тго, как люди сделают все, что в их силах. Да, волшебный лес мог бы и сам уничтожить войско Улзия, множество погибших сварожан выжили бы, но что дальше? Рано или поздно пришел бы новый враг, от которого лес уже не загородил бы людей, привыкших полагаться на волшебную помощь.
Можно, конечно, действовать иначе, как действовали они столько лет. Влиять исподволь, подсовывать людям готовые ответы вместо собственных мыслей, вместо многих вариантов предлагать готовые образы. Там будет проще, конечно. Только вот никому не идет на пользу, когда другие думают и решают вместо них. Что бы ни довелось в будущем пережить сварожскому народу, но это будет их жизнь, их дорога вперед, быть может, трудная и политая кровью, но их. Сами Боги не вмешиваются в жизнь людей направо и налево, они лишь помогают самым достойным из них, когда иначе уж никак не справиться. А человеку вовсе никто не давал права обращаться с другими людьми, как со своими домашними животными.
Нет, он не возомнит, будто один только знает, как надо. Не вернется к методам тех, что живут нынче в пещерах под Бычьей Головой. Лучше вовремя уйти в Ирий, как положено человеку, встретиться там с Белославой и ее братом, с друзьями детства - со всеми, кто был рядом в его долгой жизни, и кого он терял, оставаясь, в итоге, совсем один. В сущности, он всегда был одиноким, никому не имея возможности открыть всего, что знал. Одиночество - страшный соблазн для любой души. Из одиночек выходят тираны и бесчестные политики, темные колдуны, воины, живущие ради убийства. Одиночке ведь так легко свое положение представить вершиной мироздания, куда якобы смог подняться только он один, и счесть других ниже себя!.. Верно, ему нарочно дается одиночество, как последнее испытание. Но он справится с ним. В своей жизни он уже сделал все, что мог, а будущие поколения имеют право заботиться о себе сами.
Вместо ответа сыновьям указал на скрытое до сих пор ложе, стоявшее вровень с лежавшими вокруг вязанками дров. Оно устроено было на месте омытого летними дождями костровища.
- Здесь, на месте погребального костра вашей матери, сожгите и мое тело, - показал он на ложе, у изголовья которого лежали кольчуга и шлем, меч и щит его.
Сыновья встрепенулись, на лицах обоих отразились попеременно страх и крайнее изумление, как только поняли, что он говорит всерьез, и не о далеком будущем.
- Не надо, отец! Зачем тебе о таком думать? Ты можешь еще долго прожить!
- Могу, - усмехнулся Лютобор.
Сыновьям своим, как и другим, о прошлом своего рода он ничего не рассказывал, они так и не знали, откуда происходят его дарования. И не стоит им знать. Пусть проживут жизнь обычными людьми, служат медведицким князьям на войне и в совете, как подобает родне. Ростиславу это в самый раз, он никогда и не желал ничего иного. Бранимиру еще можно было бы передать тайные знания. Или подождать внуков, нынешних и будущих, и выбрать из них... Но нет, он ничего такого делать не станет. Уходить так уходить, это он решил точно.
- Нет, сыны. Мое время проходит. У меня была цель - одолеть Орду. Она достигнута, и я имею право с чистой совестью уйти. Не хочу мешать молодым. Вы давно взрослые, на Медведице все спокойно - кажется, там остались достойные мужи, которых не нужно опекать, как маленьких?
- Нам будет плохо без тебя, - вздохнул Ростислав.
Они с братом оба обняли отца, ласкали и прижимались к нему, как маленькие, уговаривали остаться. Он целовал их и гладил по головам и по плечам, но не менял своего решения.
- Служите, как прежде, медведицким князьям, братьям своим. Доверяйте своему сердцу, оно не обманет. Спросите его, и оно всегда подскажет верный выбор. Не обязательно он будет легче. но Боги никому не поручат непосильной ноши... Прощайте, сыновья мои! Боги хранят вас и ваш род!
С этими словами Лютобор Яргородский освободился из объятий сыновей и лег на свое ложе среди дров. На душе у него было спокойно, как у человека, который хорошо выполнил свою работу, и теперь идет отдыхать.
Вспомнив кое о чем, поднял голову.
- Коня для моего погребального костра не режьте. Я думаю, за мной и так есть кому придти из Ирия...
И больше уже не подымал головы от чистой белой подушки. Жрецы, умевшие в совершенстве управлять своим телом, могли и уйти из жизни по своему желанию, когда сочтут нужным, не убивая себя - просто переставая жить, без всяких зелий, или оружия, или других средств. Достаточно было пожелать, и все жизненные системы останавливались сами по себе, быстро и безболезненно. Настала пора ему вспомнить об этом. Свое пророчество он исполнил. Последнее волшебство выполнено. Все готово.
- Скажите о моей смерти, но не говорите, как я умер. Пусть не сочиняют лишнего о смерти моей, - проговорил он с закрытыми глазами, тихо и размеренно, уже отрешившись от земной жизни. - На нашей с матерью могиле, когда земля выздоровеет, пусть растет трава. У изголовья посадите черемуху. Пусть она цветет весной, пусть в ее ветвях поют соловьи...
Не открывая глаз, он знал, что сыновья кивают и плачут. Но все это уже не имело значения. Он уже не чувствовал своего тела, оно осталось где-то вдали, как снятая одежда. и он парил над ним, став необыкновенно легким, легче, чем когда своей мыслью становился быстрокрылым соколом. А вокруг уже разливался свет Даждьбоговой колесницы, сияющий в сто раз сильней, чем на земле, и все-таки на него теперь можно было глядеть, не отводя глаз!
Впереди послышалось ласковое ржание, знакомое до слез. Да, это Верный, его первый конь, спешит к нему! Он летел сквозь облака, раскинув огромные медно-красные крылья. Вот это да, он понятия не имел, что у Верного есть крылья!.. А на его спине... Смеющаяся, юная, черные волосы вьются за ее плечами по ветру...
- Белослава!.. - крикнул хриплым, задыхающимся голосом.
Верный сам, без управления, описал широкий круг, и подхватил Лютобора на спину. Тот крепко обнял и поцеловал жену.
- Здравствуй, муж мой! Теперь мы всегда будем вместе.
Верный пронес их над зеленым островом лесов, затем, не зная усталости - к Медведице, и покружил над ней немного, так что всадники разглядели город и белокаменную Крепость. А потом помчался, обгоняя ветер, все дальше на полудень, туда, где яркое, густого синего цвета море с грохотом билось о прибрежные скалы. Они глядели на него и чувствовали на губах соленый привкус брызг. Штормовой ветер дул так сильно, что, казалось, мог их сорвать со спины коня, но Верный удерживался на месте широкими взмахами крыльев, и Лютобор с Белославой не беспокоились.
- Мы с тобой еще вернемся когда-нибудь? - спросила женщина.
- Когда-нибудь - обязательно, - отвечал он. - И мы непременно друг друга узнаем.
Рано или поздно, но люди научатся быть достойны самих себя, и тогда можно будет вернуться к ним равным среди равных. Они научатся жить своим умом и перестанут прислушиваться слепо к советам извне, научатся осмысливать чужие слова. Откроют заново для себя то, что теперь известно лишь немногим. Узнают, что могущественнее всего Слово и Мысль, а узнав, перестанут зря сорить ненужными словами, но каждое их слово будет исполнено смысла. Они научатся сами творить образы, исполненные глубокого смысла, смогут своим желанием преобразовать мир вокруг себя. Сила, что дремлет в душе каждого, раскроется вполне. Люди смогут говорить с Богами и божественными сущностями, обитающими вокруг, общаться на равных с дивиями и земными божествами, призывать их на помощь, если надо. Тогда любой человек сможет побудить силы земли, и не станут их бояться. Земля станет давать им для пропитания все, что нужно, без долгой непосильной работы, и она же защитит, если потребуется. Люди же станут благодарны ей, и не станут брать от земли больше, чем им необходимо. Исчезнет повод для войн, люди перестанут прислушиваться к алчным властолюбцам, видя их насквозь, а если бы и появился новый завоеватель, людям не понадобятся редкие дарования, чтобы остановить его.
Тогда будет всегда соблюдаться правда Богов и людей. Зная жизнь и себя, люди смогут долгие годы жить на земле, не зная нужды и болезней, а, уйдя в Ирий, словно заснув после долгого дня, вскоре будут возвращаться в новом теле, но не забыв себя и свою душу. В новых жизнях встретятся все, кто когда-то любил друг друга.
Именно тогда поднимется вновь из озера Светлого город Колояр, живущий нынче под водой символом вечной надежды, светлой и прекрасной сказкой. Наступит пора его жителям вернуться к людям, как равные им.
Тогда и Лютобор с Белославой родятся вновь, чтобы найти друг друга, среди людей, что начнут жизнь сначала.
И последнее волшебство - не последнее.



Ну вот, я закончила это произведение, не самое маленькое и не самое простое в своей жизни! Огромное спасибо всем, кто его читал по мере написания, и кто помогал в работе над ним!
Буду очень рада узнать как можно больше, что вы о нем думаете, мои дорогие читатели! :-* :-* :-*
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Convollar от 29 Июл, 2019, 09:42:52
Только сейчас начала читать и убедилась, что вещь сильная и интересная. Уже сама идея интересная, а её воплощение очень выразительно. Спасибо, эреа Артанис!
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Июл, 2019, 09:50:32
Ой, спасибо Вам огромнейшее, дорогая эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Идея определенно интересная, надеюсь, что и воплотить ее мне удалось, как она заслуживает.
Буду ждать, что дальше вы скажете, по мере прочтения. :)
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Convollar от 29 Июл, 2019, 10:11:33
Эреа Артанис - мне ещё читать и читать, но начало уже заинтриговало. Буду комментировать по мере прочтения. Спасибо, вещь и вправду очень интересная.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Июл, 2019, 10:13:25
Эреа Артанис - мне ещё читать и читать, но начало уже заинтриговало. Буду комментировать по мере прочтения. Спасибо, вещь и вправду очень интересная.
Спасибо Вам! :) Читайте - не торопитесь. Буду ждать Ваших впечатлений.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Нафанька от 29 Июл, 2019, 12:23:24
Эреа Артанис, огромное спасибо ! Раньше читала "Северную легенду" и "Цветок папоротника", от этого произведения тоже не могла оторваться. Ярко, цепляюще и при этом светло. Хотя слезы наворачивались временами...Пишите еще, буду бесконечно рада прочесть.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 29 Июл, 2019, 14:06:11
Эреа Артанис, огромное спасибо ! Раньше читала "Северную легенду" и "Цветок папоротника", от этого произведения тоже не могла оторваться. Ярко, цепляюще и при этом светло. Хотя слезы наворачивались временами...Пишите еще, буду бесконечно рада прочесть.
Спасибо Вам огромное, эрэа Нафанька, среди других моих читателей! :)
У меня к Вам огромная просьба: не молчите, пожалуйста, когда читаете мои произведения. По возможности, пишите свои мнения более подробно, и не раз, а по мере прочтения. У меня не так много читателей, а их мнение для меня свято.
А я обязательно еще кое-что напишу, когда отдохну некоторое время. :) В "То, что всегда с тобой" даже намеки даются на будущие мои замыслы. ;)
А в какие моменты слезы наворачивались?
Еще раз благодарю от всего сердца! :)
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Convollar от 30 Июл, 2019, 09:52:58
Как интересно переплетается мистика и реальность. Хотя - что ещё считать мистикой? Но я пока только до реки  знакомой добралась и до будущего города. Посмотрим - что же дальше? Спасибо, эреа Артанис.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 30 Июл, 2019, 18:21:31
Спасибо большое Вам, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Как интересно переплетается мистика и реальность. Хотя - что ещё считать мистикой? Но я пока только до реки  знакомой добралась и до будущего города. Посмотрим - что же дальше? Спасибо, эреа Артанис.
Здесь мир, где магия и сверхъестественные события вполне реальны. Не всегда, правда, они настолько влияют на историю, но иногда и такое случается.
Это какой реки и города?
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Convollar от 30 Июл, 2019, 18:27:22
Моего родного города, эреа Артанис, родного. Топонимика - вещь очень стойкая, народы меняются, а имена, особенно гидронимы, остаются. То есть название моего родного города финно-угорское, точнее мордовское, ну и реки тоже. Переводится как Медвежья река. Впрочем - это чистое совпадение, кмк.
Название: Re: То, что всегда с тобой
Отправлено: Артанис от 30 Июл, 2019, 19:18:18
Моего родного города, эреа Артанис, родного. Топонимика - вещь очень стойкая, народы меняются, а имена, особенно гидронимы, остаются. То есть название моего родного города финно-угорское, точнее мордовское, ну и реки тоже. Переводится как Медвежья река. Впрочем - это чистое совпадение, кмк.
Ну, название может быть и не совсем случайным. Посмотрим, какая судьба здесь ждет этот город. И наших героев, конечно же.