Официальный форум Веры Камши
Клуб любителей всяческих искусств => Наша проза => Тема начата: Артанис от 15 Окт, 2019, 21:04:08
-
Встречайте - еще одно произведение из моего Сварожского цикла. :)
Действие разворачивается парой поколений после "Полета сокола" и "Ничего не исчезает", но задолго до "Северной легенды".
Заранее благодарю всех, кто это прочитает (надеюсь, такие все же найдутся ::)). Прошу вас не скупиться на отзывы, мои дорогие читатели! Только с вами вместе я смогу что-то создать. :-* :-* :-*
Глава 1. В стольном городе Брониславле
Дорога сделала крутой поворот и свернула на широкий тракт, утоптанный до каменной твердости колесами повозок и копытами коней. По обочинам громоздились огромные сугробы, сверкая серебром в бледных лучах утреннего солнца. Вдали высились могучие сосны, залепленные снегом, так что было не разглядеть их темной хвои. Казалось - войско древних велетов закуталось в белые балахоны.
Возок приморской княгини катился быстро, влекомый тройкой белых лошадей. Под дугой хомута у каждой звенел серебряный колокольчик-оберег. Всю дорогу, от лежащего у солнечного моря Белгорода Приморского, до затерянного в глухих лесах Брониславля, звенели они, не умолкая. Одним радость названивали, другим их неумолчный перезвон успел надоесть за долгое время. Молодой княжне Сияне, племяннице приморского князя Ладомысла Звениславича, за время пути начало казаться, что перезвон бубенцов складывается в песню, и даже слова можно было бы в ней различить, если сосредоточиться. Прислушиваясь и закрыв глаза, Сияна слушала колокольчики, и ей казалось - вот-вот, и поймет, о чем звучит их напев. Но не удавалось. Каждый раз наваждение исчезало, и хрустальный перезвон рассыпался тысячей бусин.
На этот раз Сияну отвлекла ее тетка, княгиня Доброгнева Мирославна, ехавшая вместе с ней в крытом возке. Легонько подтолкнула племянницу, думая, что та заснула:
- Почти приехали. Брониславль!
Сияна открыла глаза. Исчез мелодичный перезвон колокольчиков. Вдалеке, среди снежной мглы, показались городские ворота и крыши высоких зданий.
Усталые кони прибавили шаг, чувствуя конец пути. На дороге выстраивались всадники - дружина приморского князя, готовясь въехать в наилучшем виде. Сияна увидела. как ее дядя, князь Ладомысл, облаченный в богатые княжеские доспехи, распоряжается своими воинами. Мимо возка промчался на белом коне, как северный ветер, вздымая искрящиеся облака снега, приморский княжич Боривой. Сияна усмехнулась и помахала ему рукой. Давно ли двоюродный брат был мальчишкой, всего на год старше нее? Вместе играли маленькими в прятки и догонялки, плавали у берега моря и искали ракушки в нагретом солнцем песке. И вот Боривой уже воображает себя настоящим воином, и, как подобает княжескому наследнику в дальнем пути, опоясался мечом, как и отец, надел кольчугу и шлем. Как же - приморяне нынче родичи и союзники великого князя, и готовы, если понадобится, вместе с ним выступить против любого противника. Следует показать, что князь Ладомысл Приморский - не бедный родственник для великого князя Стемира Сильного, своего шурина, а равный союзник, не последний по значению в Сварожских Землях.
Вихрился снег под копытами коней, серебряными всплесками разлетаясь по сторонам. Слышалось ржание коней, звучные мужские голоса. Приморские дружинники, одетые в меховые кожухи под доспех, растирали обветренные щеки, раскрасневшиеся на морозе, отряхивали друг другу от снега плащи. По их примеру и Сияна, сняв вышитые бисером рукавицы, стала растирать лицо, чувствуя уже давно, как холод колет ей щеки, будто тысяча иголок. Однако скоро ей пришлось это прекратить, потому что и руки стали зябнуть, пальцы заломило от холода. Девушка поспешно надела рукавицы и спрятала руки в широкие рукава своей лисьей шубы и подняла высокий воротник.
- Холодно? - усмехнулась княгиня Доброгнева, моложавая смуглая женщина, сидевшая в своей собольей мантии так, будто не замечала пронизывающего мороза; а ведь стоял сечень-месяц.
- Немножко, - Сияна зябко повела плечами, закутываясь в свои меха. - Никогда не думала, что бывает так холодно!.. Тут, наверное, зима длится полгода?
- Поменьше немножко: с грудня по березень, - уточнила тетка.
- И столько времени кругом один снег да лед, да стужа, как в Кромешном Мире! - ужаснулась девушка. - Нет, я бы здесь не смогла жить, ни за что. Как ты-то выросла в здешних краях, Доброгнева Мирославна?
- Так вот: родилась и выросла, когда мой батюшка Мирослав Брониславич был змеевским и тихомировским князем, - ответила княгиня, глядя широко раскрытыми глазами на приближавшийся город. - Вот, погляжу, наконец, как правит здесь мой брат Стемир, как украсил свою новую столицу.
- Ну уж и столица: холодная и далекая, кругом леса одни, волки да медведи, - вздохнула Сияна, стуча зубами от холода. - Право, я не пойму, тетушка, чем великому князю не приглянулся Дедославль. Ведь была испокон веков великая столица Сварожьих Земель, город, знаменитый всему миру.
Княгиня Доброгнева выпрямилась, насмешливо взглянула на девушку.
- Надо было моему брату посоветоваться с тобой, девчонкой, чтобы решить, где быть столице! Много ли ты знаешь о Дедославле? Песни да былины слышала о прежней его красоте и могуществе. А сколько раз разоряли дедославльскую землю то степняки-команы, то сами князья, оспаривая великое княжение, не слышала? А я там была! Прежние исконные Сварожские Земли разорены, жители бегут подальше от побоищ и разорений. Сюда, в полунощные лесные земли, перетекает народ, устраивается, селится на новых местах, где чувствует себя в безопасности. Не один Брониславль за считанные годы поднялся, как гриб после дождя. Видела, сколько сел мы проехали?
- Видела, - Сияна вспомнила избы, занесенные снегом до крыши, так что в них и человеческое жилье-то было трудно признать. Брр! Тут уж не проживешь, как у них в Приморье, бывает, достаточно легкой тростниковой крыши на рыбачьих хижинах.
- Так вот, запомни: в Брониславле народ в своем будущем уверен. Сюда не заходят из степи команы, за него не режутся между собой князья. Брат мой первым из князей понял, что настало новое время - время леса, а не степи... А слава древняя что ж? Вот, не только мы, но и много других князей приедут на совет. Князь Стемир Мирославич приглашает лучших мастеров, чтобы украсить Брониславль, к нему приезжают сюда иноземные послы, богатые купцы на торги. Чем же не стольный град? В Дедославль к последним великим князьям не съезжалось столько народу... Глядишь, и жениха тебе подыщем, - приморская княгиня потрепала племянницу поверх пушистой шали, которой та закуталась от холода.
- Ой, тетушка! - Сияна потупила глаза, порозовев от смущения.
- А что ж? Пора тебе уже подыскать жениха. На то родители твои тебя и отпустили с нами. Сюда много князей и бояр соберутся - из Червлянска, Белояра, Ясного Бора, Черновицы... Половина сварожских князей, все, кто подвластен моему брату! Кто сам в женихи не годится, у тех есть сыновья и племянники. Непременно найдем тебе красна молодца.
Сияна прикрыла глаза, пытаясь представить себе, как всякая девушка, еще неясный образ будущего возлюбленного, до сих пор не наделенный никакими определенными чертами, чтобы можно было узнать его наяву. Испокон веков девушке, достигшей брачного возраста, полагалось мечтать о будущем женихе, и Сияна мечтала, как все ее сверстницы, загадывала в день Зимнего Равноденствия, бегала к ворожеям, привязывала ленточку к ветке ракиты. Ей порой казалось, как с песней бубенцов, что желанный образ уже совсем близко, вот-вот отдернется туманная завеса, и можно будет разглядеть. А потом он исчезал, будто пропадал в дали.
- Тетушка Доброгнева, а ведь я перед отъездом спрашивала о будущем женихе перед алтарем Лады, которую земляки моей матушки зовут Афродитой, - решилась признаться Сияна, почему-то понизив голос. - Жрица обещала, что я вернусь домой уже просватанной невестой, а вскоре покину навсегда родительский дом.
- Без сомнения, так и произойдет, - заверила ее княгиня. - Если тебе приглянется кто-нибудь, сразу говори нам с дядей. Не стесняйся: нам тебя доверили твои родители, да и, как старшие в роду, имеем право устроить твою судьбу.
Сияна кивнула, не возражая, сама еще не зная ясно, какие желания волнуют ее, что ей делать с ними. Как птенец в яйце живет, ничего не зная о себе и своей будущей крылатой жизни, так она будто видела во сне какую-то иную, будущую жизнь, время которой еще не пришло. Ей даже не хотелось торопить будущее, как иным девицам-скороспелкам. Как тот же птенец или как спящий в земле росток, она неосознанно знала, что придет час ей родиться заново для совсем другой, новой жизни. И, хоть она до сих пор лишь видела со стороны, а сама еще не знала, что значит быть женой, затем - матерью, а, чего доброго, и владетельной княгиней, женой равного по званию супруга, и немного страшилась неизвестности. Но будущее незримо таилось в ней, ожидая своего срока, и она готова была встретить его, подсознательно веря, что нужные задатки для будущей судьбы заложены в ней от рождения.
Снова поежившись от пробирающего сквозь меха мороза, Сияна прошептала: "Только бы не в такой стуже лютой жить". И стала глядять из-под кожаной крыши возка на вырастающие впереди ворота и кровли нового стольного града - Брониславля.
Новая, белокаменная стена поднималась на высоту десяти локтей, над гостеприимно раскрытыми городскими воротами выгибалась красивой аркой, увенчанной причудливым кованым узором из разных зверей, копий, переплетенных стеблей. Черное на морозе железо тускло блестело, и его кованый узор привлек внимание Сияны, отметившей искусную работу. Теперь она верила, что князь Стемир Сильный заботится, чтобы его новая столица затмила красотой древние Дедославль и Влесославль.
Стражники в воротах, узнав, что едет приморский князь, уважительно поклонились и подняли копья, пропуская приезжих. И вот уже конские копыта и колеса повозок загрохотали по обледенелой булыжной мостовой городских улиц. Сияна едва успевала разглядеть крытые торговые ряды, затем Священную Рощу и храм в честь Макоши, выстроенный из белого камня. Хотелось разглядеть поближе, но кони летели вскачь.
- Успеешь еще поглядеть, чай не на один день в Брониславль приехали, - сказала княгиня Доброгнева племяннице, озиравшейся по сторонам. - Вот, сейчас и поглядим, как устроился в своей столице брат мой, князь Стемир Мирославич!
Они как раз проехали по мосту через реку Каменку. Мост с обеих сторон был огорожен перилами, а у съезда с него сидела на камне мраморная русалка. Ее роскошные волосы поседели от снега, на колени ей тоже намело целый сугроб. Сияне подумалось, что зимой, когда речная дева спит подо льдом, ее изображение мертвеет тоже.
А на другой берегу, на высоком яру, гордо высился княжеский терем. В два этажа, с гонтовой островерхой крышей, где не удерживался снег. По сторонам поднимались семь сторожевых башен. Еще одна высокая стена опоясывала всю вершину холма. Здесь белоснежный камень был весь изукрашен барельефами. Диковинные звери, птицы с человеческими головами, боги разных стран, священные знаки были высечены на известняковой стене.
Так и запомнила Сияна княжескую крепость в Брониславле - сочетанием тяжкой каменной силы и красоты, какая подобала новой столице Сварожьих Земель.
Стоявшие в воротах воины грозно вопросили, кто идет.
- Князь приморский Любомысл Звениславич, с семьей и с дружиной, приехал по приглашению великого князя! - ответил глава приехавших.
Лязгнул тяжелый засов, и огромные створы ворот стали медленно открываться. Привратники тут же поспешили заложить их большими камнями, чтобы гости могли спокойно проехать. Сияна как раз успела подумать, что такой величественной крепости нет ни у ее дяди в Белгороде Приморском, ни тем более в Синегорске, втором по значению городе Приморья, где правил ее отец, князь Берислав Остромирич.
Но тут сзади послышался топот копыт, и княжна выглянула из возка, подумав, что кто-то из их воинов отстал. Но это были совсем незнакомые всадники, молодые и богато одетые. Они выехали из города и поспешили, заметив приезжих. Один из них промчался мимо возка, сказал что-то приморскому князю. Второй хотел было догнать его, но, увидев женщин, приостановил коня и улыбнулся Сияне, высунувшей голову. Поклонившись княгине с племянницей, он сорвал с головы высокую рысью шапку, и русые, слегка вьющиеся волосы упали ему на плечи. Смуглое лицо молодого человека обрамляли еще редкие усы и бородка. А чуть прищуренные зеленые глаза смеялись, как и его белые зубы.
- Здравствуй, княжна светлая! Я - князь славгородский, Радомир. А как тебя зовут? Ты похожа на свечу на ветру: она дрожит, но не гаснет. Мне почему-то кажется, что имя у тебя должно быть такое же светлое и ясное.
Сияна не сразу нашлась, что и сказать, удивленная таким приветствием. Оглянулась на тетку, но та, отвернувшись в сторону, не мешала молодым поговорить. Сама же девушка не знала, как относиться к такой беззастенчивой лести.
- Как свеча на морозе, лучше сказать; но ты угадал, князь. Меня зовут Сияной, - наконец, проговорила она.
- Я же знал, что угадаю! Имя - как песня, у каждого человека свое, только ему идущее, - весело произнес Радомир. Голос у него был сильный и звонкий.
"Таким голосом хорошо петь песни, - подумала девушка. - Надо же: мое имя ему - точно песня. Никогда об этом не думала, имя как имя, а теперь еще поверю, чего доброго, что оно вправду звучит на песенный лад. Радомир, Радомир... откуда он родом? Славгородское княжество - это где-то в Червлянской земле, должно быть, из младшей ветви рода Драгомира?.. Сколько вопросов сразу на уме, и не выяснить все так скоро..."
-
С почином, эреа Артанис! Интересное начало, интересная Сияна, а кто это у нас прекрасный незнакомец?
Сколько вопросов сразу на уме, и не выяснить все так скоро...
Но, надеюсь, постепенно выясним! Спасибо, ждём продолжения.
-
С почином Вас, дорогая эреа Артанис!
Какое вкусное начало!
-
Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа Карса, мои милые читатели! :-* :-* :-*
Очень надеюсь вас не разочаровать и впредь. ::)
С почином, эреа Артанис! Интересное начало, интересная Сияна, а кто это у нас прекрасный незнакомец?
Из какого он рода, она догадалась уже; а остальное узнаем вместе с ней.
С почином Вас, дорогая эреа Артанис!
Какое вкусное начало!
Спасибо, эрэа Карса! :) С такими читателями мне будет грех испортить продолжение.
Повозка въехала в просторный мощеный двор. Сияна надеялась, что новый знакомый не покинет их так быстро, и он в самом деле соскочил с коня и протянул девушке руку, помогая ей выйти. Закутанная в меха княжна. не привыкшая на своей полуденной родине носить столько теплой одежды, с трудом поднялась на ноги, онемевшие от долгой неподвижности. Ей под ноги попался край теткиной мантии, и Сияна чуть не упала, не подхвати ее Радомир. Он поддержал девушку под локоть и помог ей стать наземь.
- Позволь тебе помочь, княжна! - произнес он, уже держа ее под руку.
Сияне сделалось жарко совсем не от теплой одежды; вся кровь бросилась ей в голову, когда молодой князь оказался так близко. Сердце у нее сильно забилось, и она не сразу смогла заговорить.
- Боюсь, ты во мне признаешь самую неуклюжую медведицу в брониславльских лесах, - проговорила она, смущенная, что чуть не упала.
Но Радомир, решительно завладев рукой девушки, беззаботно встряхнул непокрытой головой; шапку он так и не надел, держа другой рукой. На его каштановых волосах в морозном воздухе оседал иней, как на ветках деревьев. Но холод, кажется, был ему нипочем.
- Вовсе нет. Если ты захочешь, я потом покажу тебе город. Ты, наверное, кое-что видела по пути, но в Брониславле есть на что поглядеть ближе. Правда, я и сам здесь гость, но уже две седьмицы как приехал, успел осмотреться. Вместе с великим князем осаждали Орлиную Вежу. А сейчас княжич Ярослав меня пригласил в гости, - он указал на своего спутника.
Тот тоже соскочил с коня, приветствуя гостей, и вдруг крепко обнялся с княгиней Доброгневой, которая отстранилась, разглядывая молодого человека.
- Так ты, значит, сынок моего брата, Ярослав Стемирич? Ну-ну, дай-ка разглядеть тебя! Настоящий витязь вырос. И повоевать, я слышала, довелось уже?
Молодой княжич нехотя потупил взор.
- Да... Шесть седьмиц мы осаждали Орлиную Вежу, но так и не смогли взять. Отец до сих пор в ярости...
- Как же так? Вроде бы, немало у вас было войск, - это произнес сам князь Ладомысл Приморский, вмешавшись в разговор.
- Войск-то немало, да порядка не было. Каждый воевода стоял, где ему хотелось, и шел, куда вздумается, никого не слушая, воины обучены кое-как. Не войско, а стадо баранов, - брониславльский княжич сердито сплюнул. - Я с ними сорвал горло, приказывая держаться заодно, как велел мой отец, да толку мало. Некоторые от меня просто удрали без спроса. Лишь на немногих можно по-настоящему положиться.
- Ну а князь Радомир что, твой друг? Он-то заслуживает доверия? - прервала княгиня Доброгнева разгорячившегося племянника, обратив внимание, что Сияна очень уж долго любезничает с новым знакомым.
- Радомир-то? С ним мы столько раз сражались вместе, ночевали у одного костра! Под Орлиной Вежей даже мой отец хвалил Радомира за храбрость. Наш с ним передовой отряд трижды взбирался на стену, и трижды нас сбросили, - юноша с досадой махнул рукой.
Радомиру же в это время было совсем не до прежних военных неудач, не до будущих походов, ради которых приехал в Брониславль. Ему не хотелось так скоро расставаться с девушкой, и, когда встречавшие гостей челядинцы провожали их в отведенные покои, Радомир, не задумываясь, пошел за Сияной по обширным дворцовым переходам.
- Надеюсь, твои родители не станут ругаться из-за меня? - спросил он было.
- Какие родители? - не сразу поняла девушка. - А, князь Ладомысл Звениславич с тетей Доброгневой? Они не родители мне, а дядя с теткой. Мой отец - двоюродный брат князю Ладомыслу. Он сейчас остался в Приморье наместником.
- Тогда хорошо, - непонятно отозвался Радомир.
- Что хорошо-то? Что моих родителей тут нет, или что я не дочь приморскому князю? - переспросила Сияна.
- Что не дочь, - признался ее спутник. - Я-то не из самых влиятельных князей. Мои родичи, потомки Драгомира, владели и Червлянском, и Дедославлем, но я их младшей ветви. Вряд ли мне достанется удел выше моего Славгорода.
- Ну, я тоже не владетельная госпожа, не привыкла к таким вот хоромам, - сказала Сияна, тут же спохватившись: еще подумает, что она сразу навязывается ему в невесты. И, чтобы сменить тему, спросила: - А у твоего удела знаменитое имя: Славгород! Расскажи мне о твоих владениях!
Радомир оживленно встрепенулся, в его зеленых глазах блеснули горячие огоньки.
- У нас есть песни о том, как в древности на нашей земле князь Божедар разбил степняков, что были еще до команов. В честь своей победы он поставил город и назвал его Славгородом... А наши края, Сияна, не опишешь словами, их видеть надо! - Радомир взмахнул рукой, как бы обводя свободное пространство. - Славгородщина вся открыта солнцу, ласково тянется к его лучам, и ясный Хорс наряжает ее ярче всех, как любимую невесту. Наступает весна - и наша земля одевается в роскошный убор полевых трав и цветов. Куда не взглянет глаз - травяное море волнуется на ветру - не вытоптать, не перейти. Цветы украшают землю, будто радуга сбросила ей в подарок свою накидку. Ты видела когда-нибудь, Сияна, весной целое поле цветущих маков, до самого окоема? Они горят так, что больно глядеть. Никакой киноварью не напишешь наши алые маки! А когда по весне цветут сады, каждое дерево стоит в цвету, как невеста в праздничном убранстве. Что может быть краше весенних цветущих садов? Разве только лето, когда каждую ветку отягощают спелые яблоки, груши, вишни, сливы, налитые соком, горячие от солнца. А придет осень, и вся земля становится золотой, досыта напоенная солнечным блеском. В полях золотятся колосья, обещая урожай, а на деревьях шелестят осенним золотом листья. А зимой, когда повсюду лежит снег, земля вовсе не умирает, а только отдыхает. Чуть только выглянет из-за туч солнце, и вся заснеженная степь сверкает, веселя душу...
Сияна заслушалась его рассказом, как, бывало, дома слушала, затаив дыхание, песни странствующих сказителей. Она как будто видела сама вместе с Радомиром, как прекрасна его земля в любое время года. Не заметила, как они дошли до двери гостевых покоев, и теперь стояли, глядя друг на друга при свече, горевшей на стойке под потолком.
- Ты настоящий поэт, Радомир, - проговорил она с удивлением.
Он почему-то смутился, отвел глаза.
- О Славгородской земле пели настоящие поэты, не мне чета! То, что я тебе рассказал - очень слабое описание ее красоты. Вот если ты увидишь сама...
- Мне и так показалось, что вижу, - ответила Сияна. - А ты и родился в Славгороде?
- Нет, во Влесославле. Там несколько лет княжил мой отец, Градислав Драгомирич, там и женился на моей матери, влесославльской боярышне. Но я Влесославль плохо помню. Был маленьким, когда отец рассорился с вече и уехал вместе с нами. А тут ему как раз отошел в наследство Славгород. Там я и вырос. Сейчас старший мой брат правит Дубровицей, а младший только недавно получил удел в Вепрове. Но я своей родиной считаю Славгород.
- И хорошо, - проговорила Сияна, только теперь отогреваясь по-настоящему. - Во Влесославле, должно быть, зима еще холоднее, чем здесь. Я раньше не представляла, что бывает столько снега...
- Ага. Я так и запомнил: снег голубой от лунного света, а небо почти все время черное, и кажется - земля и небо не видят друг друга, и звездам с высоты ничего не видать, - припомнил славгородский князь.
В это время замешкавшаяся служанка открыла, наконец, дверь ключом, найденным в большой связке, и Сияна увидела свои покои. Там уже горела большая печка, и была устроена постель. Только теперь княжна поняла по-настоящему, как сильно устала. Она невольно зевнула, закрыв рот ладонью.
- Прости, княжна, я тебя совсем заболтал, - спохватился Радомир. - Отдыхай, сколько хочешь, с дороги. Надеюсь повидать тебя вечером, за ужином у великого князя!
- Я тоже надеюсь, - искренне проговорила Сияна. - Прости, я вправду слишком устала, чтобы беседовать с тобой...
Она, как в полусне, еще запомнила, как та же служанка помогла ей переодеться и принесла теплой воды, чтобы омыть лицо и руки. Затем, с наслаждением забравшись под теплое одеяло, Сияна закрыла глаза и опрокинулась на пуховые подушки. "На новом месте приснись жених невесте", - успела она еще подумать, засыпая.
Во сне ей виделась роскошная земля, щедро залитая солнечным светом, покрытая пышными садами и травостойными лугами, то вся в пестрых цветах, то зимой, вся в снегу. Она ехала на коне вместе с князем Радомиром, они скакали через маковое поле, огненно-алое от ярких цветов.
Вдруг все переменилось. Алые маки вспыхнули костром, и в лицо Сияне ударило волной жара. Она увидела, что сидит на каком-то звере, вроде огромного волка, а Радомир на своем коне удаляется прочь от нее, все дальше, в самое зарево пожара, и ей хотелось крикнуть, позвать его, но голос ей не повиновался...
Сияна проснулась, но не открывала глаз. Вокруг было тихо, и ничего не горело. "Это был только сон", - подумала девушка, и заснула вновь, на этот раз уже без сновидений.
Когда она пробудилась, за окном уже стемнело. Открыв ставни, княжна увидела сквозь тучи догорающие краски заката. Но на столе горела большая толстая свеча, а на ларе с ее вещами разложено было платье. Девушка поняла, что к ней заходили, пока она спала так крепко, что даже не услышала ничего. На столе стояла чашка травяного отвара и кусок пирога. Сияна с удовольствием поужинала, припоминая все события приезда в Брониславль: встречу с Радомиром, как он ей пел о красоте славгородской земли. При мысли о Радомире покраснела: ведь, как ни говори, он ей явился во сне, а сны она привыкла считать, как и большинство сварожан, указанием от Богов... О, Матерь-Лада! Надо же было встретиться с ним, именно когда она от усталости похожа была на снулую рыбу, и соображала не лучше... Хоть бы он не передумал с ней увидеться! Ведь обещал, что они встретятся за ужином. Значит, должно быть, уже скоро,
Увидев на стене гладко отполированное серебряное зеркало, княжна принялась одеваться. В шелковой белой сорочке, вышитой яркими причудливыми рыбами, в летнике бирюзового цвета, с серебряными застежками, она улыбнулась своему отражению. Стала переплетать растрепавшуюся косу, и густая волна светло-золотистых, как пшеница, волос упала ей на спину. Расчесав их гребнем, Сияна, как полагалось девушке, заплела одну косу, перевязав голубой атласной лентой. Даже заплетенная коса ее спускалась ниже поясницы. Из зеркала на нее взглянули большие синие глаза под упрямым изломом темно-золотистых бровей. Лепестки ее прямого носа раздувались, принюхиваясь, полные губы изогнулись в улыбке. Над верхней губой - чуть заметная родинка, как горчичное зернышко. На кого похожа она, Сияна? Вроде бы, не на отца, и не на матушку - смуглую изящную агайянку... Когда она была маленькой, дедушка Остромир говорил, будто она похожа на его сестру Червень. Правда ли это, теперь никто не скажет: и сам дедушка умер, когда Сияне было всего восемь лет. Иногда княжна спрашивала себя, могла бы она убежать из дома и самовольно выйти замуж, как сделала ее двоюродная бабушка Червень, да еще за оборотня? И качала головой: ей было бы жаль огорчить родителей, выйти замуж, не спросясь у них... Нет, может быть, с виду она и похожа на Червень Ростиславну, но характером совсем другая.
На шею она повесила серебряную цепочку с голубым топазом, вдела в уши такие же сережки, а руки украсила жемчужными браслетами. Как раз застегивала последний, когда в дверь негромко постучали, и кто-то пропел:
- Не спугни кукушку, считающую года,
Не торопи девушку, наряжающуюся к празднику...
Мигом узнав голос, Сияна поспешила отворить дверь. На пороге стоял Радомир. Он тоже принарядился, по какому-то совпадению выбрав кафтан и штаны бирюзового оттенка, в тон ее платью. Услышав его голос, девушка обратила внимание, что он говорит не совсем так, как у нее дома, даже некоторые слова произносит иначе: вместо "победа" - "перемога", вместо синего цвета - "блакитный", "кукушка" - "зозуля". Даже Даждьбога почему-то Радомир величал Хорсом. Но и это не возмущало Сияну, даже привлекало внимание к славгородскому князю. "А почему бы ему не говорить иначе, чем приморяне, а им - не так, как брониславцы? Так даже интереснее. Наверное, такой говор у них на славгородщине. Сварожьи Земли велики, и их жители не во всем одинаковы..."
Молодой князь восхищенно присвистнул, увидев ее отдохнувшей и нарядной.
- Пойдем к ужину, княжна! Я никому не уступлю чести тебя проводить в обеденный зал.
-
Девушка встречает возможного жениха. Интересно, интересно, как они дальше поладят. Пусть погуляют по сугробам, полюбуются зимой.
-
Благодарю Вас, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Девушка встречает возможного жениха. Интересно, интересно, как они дальше поладят. Пусть погуляют по сугробам, полюбуются зимой.
Все это обязательно будет! И зимой полюбуются, и по сугробам погуляют (на Сияну, как южанку, должны неизгладимое впечатление произвести ;D). Но немножко позже. А следующая глава пока будет о другом.
Глава 2. Князь Стемир Сильный
В обширный обеденный зал княжеского дворца Сияна вошла почти одновременно со своими родственниками, и никто не хватился ее отсутствия. Она оказалась в обширном пространстве, впрочем, сплошь уставленном сдвинутыми вместе столами. Девушка попыталась подсчитать, сколько человек могут сразу пировать в этом зале, но сбилась и стала смотреть по сторонам.
Каменные стены зала были тщательно выровнены и расписаны фресками, изображавшими сцены войны и охоты. Роспись была так искусна, что Сияна не могла отвести глаз. Изображенные на стенах воины, казалось, гневно сверкали глазами, целя копья в грудь противнику. Кони ретиво били копытами. Большие темные глаза оленей, идущих через заросли, глядели мечтательно и грустно. В косматой шерсти медведей запутались капли росы. Все это было так свежо и ярко, что Сияне подумалось - уж не волшебством ли перешли на стену люди и животные, и так остались? Ничего подобного не было даже у ее дяди в Белгороде Приморском, во дворце Ростислава. Видно было, что великий князь и впрямь приглашал для украшения своей новой столицы лучших мастеров не только со всех Сварожьих Земель, но и, не жалея кун, из закатных стран.
В нише на восходной стороне зала стояла резная фигура Макоши, Матери-Земли. Казалось, что богиня, держа в руках корзину с плодами и веретено, благословляет гостей и хозяев этого дворца.
Приветствуя прибывших, с кресла поднялся сам великий брониславльский князь, Стемир Сильный, внук Бронислава Великого. О нем давно шла молва как о величайшем воине и полководце среди нынешних князей. Нежданно для всех он отказался от древней сварожской столицы - Дедославля, сделал своей столицей незаметный прежде среди глухих лесов Брониславль. Отсюда много раз предпринимал походы на племена, живущие на самой Великой реке, и на собственных буйных родичей. Сам в молодые годы прославился отчаянной храбростью, и до сих пор лично водил войска, не раз был ранен, а однажды его едва вынес из смертельной свалки гибнущий конь. Теперь многолетний опыт войны и правления оставил следы на темном обветренном лице великого князя, во всей его крепкой сухощавой фигуре. Приветствуя свою сестру и зятя, князь Стемир Мирославич протянул им левую руку. Сияна обратила внимание, что он не наклонил головы, и что из-за высокого ворота княжеского кафтана сбоку по шее протянулся алый багровый рубец.
На каком бы месте не сидел этот человек, никто не усомнился бы, что он один способен быть великим князем. Он, оставив растерзанные княжескими распрями Исконные Земли, проложил новый путь, смело поднял новую столицу выше издавно славных городов. И другие гордые властители с недоумением косились на его начинания, фыркали про себя, но не могли ослушаться, приезжали за сотни верст в Брониславль.
- Приветствую вас, гости и союзники мои, с вашими родными и воинами! - провозгласил Стемир Сильный низким, хрипловатым голосом.
Зал заполнялся людьми. Входили другие приглашенные князья, союзные Стемиру Мирославичу. Обмениваясь приветствиями, рассаживались по своим местам, согласно роду и влиянию каждого. В глазах рябило от богатых княжеских нарядов, блеска золота и драгоценных камней, драгоценного оружия. Казалось, все, что было блестящего и роскошного в Сварожьих Землях, собралось в обеденном зале брониславльского дворца.
Сияна поискала взором Радомира, но он сидел далеко от нее, среди своих родичей - князей Червлянской земли. Встретившись взглядом с девушкой, весело подмигнул ей.
Здесь собрались за столом потомки разных ветвей княжеского рода, раскинувшегося по всем Сварожьим Землям, и все же закрученного между собой в немыслимые узлы. Без сомнения, об этом сейчас думали все собравшиеся. Во главе рода Драгомиричей сидел сейчас осанистый, с начавшей уже седеть бородой, князь дедославльский, Глеб Милонежич. Кажется, он приходился Радомиру двоюродным братом, хотя по возрасту годился в отцы. В прежние времена обладание дедославльским престолом сделало бы его полноправным великим князем. Но теперь былое значение померкло, и этот потомок надменного Драгомира сознавал, что ему удержаться на престоле помогает лишь железная воля Стемира Сильного. Затем и приехал - просить поддержки против общего недруга.
Когда челядинцы принесли угощение, гости приготовили кубки, но пока не наливали их, ожидая первого слова от хозяина. Ему следовало решить, за что пить сегодня. И он не заставил себя ждать. Первым налив в золотой кубок ароматный мед, встал из-за стола, оглядев гостей.
- Первую чарку мы поднимем сегодня в благодарность Богам: пусть хранят стольный город Брониславль! - кубок Стемир Сильный держал тоже левой рукой. - За новую, молодую силу Лесного Края! Был некогда велик Дедославль и правил всеми Сварожьими Землями. Да нынче осталась лишь память о дедах, а слава вся утекла, как вода в половодье. Сколько раз команы разоряли дедославльскую землю, сами или в сговоре со сварожскими князьями! Сколько раз сами сварожане ее оспаривали друг у друга! Клочка земли не осталось в Исконных Землях, не вытоптанного копытами коней. От княжеских усобиц земля пустеет, люди разоряются. Золотой век Дедославля прошел. Живая сила сварожская уходит на полунощь, в свободный край, не знающий вражеских нашествий. Ко мне, в Брониславль, Змеев, Тихомиров, не устраивают набегов команы. Здесь люди живут, не опасаясь аркана на шею, плена, рабства. Корчуют леса, выжигают в земле пни, пашут и растят хлеб, и не боятся никого. Здесь, в Лесном Краю, все начинается сначала! - и великий князь первым осушил кубок.
Что и говорить, Стемир Сильный умел добиваться желаемого. Остальные князья вслед за ним выпили свой мед или заморские вина - кому что больше нравилось. Иные, может, и осуждали великого князя, променявшего былую столицу на вчерашний медвежий угол. Ходили слухи, что покинув Дедославль, он оскорбил Богов, и, хоть и задабривал Макошь храмами и богатыми жертвами, Они непременно отомстят ему. Но возразить не решился никто.
Начался пир. Гости с удовольствием отдавали должное великокняжескому угощению, шумно благодарили, успевали беседовать между собой. На стол подавались щи и уха - осетровая, стерляжья, с шафраном, с тмином, с редкими пряностями. Разнообразная дичь и жаркое. Пироги, блины с любой начинкой, какая только возможна. Икра ценных рыб на серебряном блюде, как темные бусины, прозрачные внутри.
Справа от великого князя сидел его сын Ярослав, встретивший приморян вместе с Радомиром. Он был последним из сыновей Стемира Сильного, двое старших погибли в сражениях, которые вел их отец. Сейчас Ярослав, хоть и попробовал уже военных тягот, казалось, забыл о них и беззаботно улыбался. Как видно, он наслаждался домашним покоем и гостеприимным пиршеством, выкинув из головы неудачную осаду Орлиной Вежи.
Сияна с любопытством разглядывала княжескую семью. Даже в Приморье много рассказывали, как несколько лет назад великий князь поссорился со своей супругой и взял вторую жену, дочь незнатного воеводы, вовсе не именитого рода. Сейчас молодая княгиня и впрямь сидела рядом с супругом, прямая и стройная, с серьезным и умным лицом. По знаку великого князя, то сын его, то жена иногда сами передавали наиболее почетным гостям лучшие части угощения, доказывая уважение.
Княжеский пир не был пустым весельем, бесполезной тратой времени. Собравшиеся успевали беседовать за обильным угощением, делясь своими заботами, тем более что они зачастую были общими. Много говорили о неудаче под Орлиной Вежей, о том, как перестроить войско, чтобы не терпеть поражения впредь.
- Ты уж нас не оставь без поддержки, Стемир Мирославич, - в голосе Глеба Дедославльского, хотел он того или нет, скользнули просительные нотки. - Пока в Орлиной Веже сидит племянник твой Лучезар, не будет мне покоя. Он твоего брата Мстислава изгнал, и надо мной нависает, грозит моей власти. Если он захватит Дедославль, и от тебя отложится совсем.
Лицо Стемира Сильного помрачнело, по скулам прошли желваки, сухие твердые пальцы левой руки стиснули золотой кубок. Надменным движением вскинув голову, великий князь проговорил:
- Без тебя все знаю, Глеб Милонежич. Щенок Лучезар никого не слушает, моих послов прогнал, отрезав бороды, - он указал на стол, за которым, среди брониславльских бояр, сидели трое немолодых мужчин, у которых впрямь бороды были гораздо короче, чем у остальных.
Гости сочувственно кивали, видя такое посрамление. Вздыхали: новой войны, видно, не миновать, а противник силен, раз выдержал длительную осаду. Половина присутствующих князей сами без толку шесть седьмиц топтались под Орлиной Вежей, и ушли ни с чем...
А Стемир Сильный продолжал дальше, желая до всех донести свои замыслы:
- Брониславль - будущее Сварожьих Земель, но и Исконные Земли нельзя терять из виду. Если каждый станет, как князь Лучезар, делать что ему вздумается, чужие уделы захватывать, то не будет покоя ни народу, ни князьям, и земля наша вовсе опустошится. Лучезара надо наказать.
- И что за времена пошли, - вздохнул еще не старый, но изможденный, болезненного вида человек - брат великого князя, Мстислав Мирославич, изгнанный своим племянником из Орлиной Вежи. - При дедах наших разные ветви княжеского рода между собой спорили - то еще можно понять. Мы, Брониславичи, воевали с Драгомиричами, а между собой каждый род мирно жил, вместе шел против общего противника. Нынче же ничего не поймешь. Вот у тебя за столом Ростиславичи, вот Драгомиричи, а враг у нас - родной племянник!..
- Это как раз понятно, - Стемир Сильный развернулся к брату. - Вражда начинается там, где есть что делить. Было время - Бронислав Великий с неугомонным Драгомиром делили власть, забыв, что в молодости были друзьями. А вот младшие сыновья их - наш отец Мирослав Брониславич и Градислав Драгомирич, сохраняли дружбу всю жизнь. У моего отца не было союзника ближе его троюродного брата, Драгомирова сына. Кажется, их дружба по наследству перешла, - Ярослав и Радомир согласно кивнули. - Когда нет споров о наследстве, почему не дружить дальним родичам? Врагом чаще бывает ближайший сосед. Есть такие, что хотели бы все Сварожьи Земли растащить на клочки. Им лишь бы сегодня жировать и веселиться, а завтра хоть совсем не наступи. Из таких азанские князья. Знаю, им моя власть тоже не по нраву, но против не выступят. А вот Лучезар... Затем я и собрал вас, чтобы не позволять таким, как он, вовсе добить единство Сварожьих Земель! Битву под Орлиной Вежей Лучезар выиграл, но верх возьму я!
И таким твердым, уверенным голосом говорил великий князь, что никто не осмелился возразить. Будто император агайский или аллеманский, а не один из многих полунезависимых владык. У иных даже мороз пробежал по коже, очень уж надменно держался брониславльский самовластец.
Молчание нарушил приморский князь, Ладомысл Звениславич.
- Мы все с тобой заодно, Стемир Мирославич. Но скажи, что ты задумал?
- Орлиная Вежа сильна, как подступ к Дедославлю. Сама по себе она одинока. Ее окружают ваши владения: Дедославль, Червлянск, Славгород, Боровица. Пусть мой наглый родич поймет, что оказался в кольце. Если со всех сторон против него станут вооружаться верные союзу сварожские князья, Лучезар не устоит долго. Он, как отважный, но неразумный храбрец, что в битве позволит врагу себя окружить. Легко может статься, что стены Орлиной Вежи ему покажутся не такими уж надежными. Но война - это крайнее средство. Есть еще торговля. Глуп тот, кто полагается лишь на меч, не веря в силу купеческого аршина. Оповестим купцов о нашем соглашении, пусть торгуют только в наших владениях. Когда его княжество обнищает, Лучезар пожалеет о своем непослушании. Ладомысл Звениславич, в твоих руках вся торговля на полудне.
Когда приморский князь согласно кивнул, Стемир Сильный обернулся к сыну, как обычно, всем телом, не поворачивая головы.
- Ярослав, тебе поручу полунощные пути.
- Что? - не понял княжич. - Что ты имеешь в виду, отец?
- Поедешь скоро во Влесославль. Там опять беспорядки, новый князь понадобился. Им будешь ты! Боевой опыт получил, пусть неудачный, но будет полезен впредь. Пора теперь научиться править.
Едва ли кто-то из гостей был удивлен больше, чем сам княжич Ярослав. Он взглянул на отца, как будто не верил своим ушам.
- Это, конечно, большая честь для меня, государь, - проговорил он после некоторого молчания. - Но уверен ли ты, что меня выберут князем? Влесославцы своевольны.
- Я им велю тебя выбрать, - Стемир Сильный со звоном поставил чашу на стол, показывая, что не сомневается ни в чем.
Но Ярослав не был уверен в глубине души, хоть и не решился спорить с отцом. Беспокойный нрав влесославцев был известен всем. Еще ни один князь не распоряжался ими, как своими подчиненными. Однако ослушаться отца было нельзя. Что ни говори, он - единственный уцелевший сын великого князя. Вторая жена, Лунолика, родила Стемиру Мирославичу лишь двух дочерей. Ярослав понимал, какие надежды на него возлагает отец, и был готов их оправдать.
-
Крут нравом Стемир Сильный. А Ярослав усидит ли во Влесославле.
-
Так! Радомир у нас товарищ целеустремлённый - понравилась девушка, не зевай! А вот относительно Ярослава, да, там есть свои особенности, всё может быть. Но какая яркая картина - рассказ Радомира о Славгороде.
- Ты настоящий поэт, Радомир, - проговорил она с удивлением.
Сияна явно впечатлена. Спасибо, эреа Артанис.
-
Спасибо, что продолжаете читать, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Крут нравом Стемир Сильный. А Ярослав усидит ли во Влесославле.
Может, другими князьями иначе и нельзя распоряжаться? Объяснить всем, чтобы понимали, как лучше, не всегда, к сожалению, получается.
Пока за Ярославом стоит могущественный отец, может, влесославцы его и примут. Но вряд ли с большим удовольствием. Впрочем, о Ярославе, пожалуй, со временем отдельная история понадобится...
Так! Радомир у нас товарищ целеустремлённый - понравилась девушка, не зевай!
Князь, да и воин - ему не пристало быть робким. Да и времени лучше не терять. Что ж, смелость, может, не всегда города берет, но на девичьи сердца действует.
Но какая яркая картина - рассказ Радомира о Славгороде.
- Ты настоящий поэт, Радомир, - проговорил она с удивлением.
Сияна явно впечатлена. Спасибо, эреа Артанис.
Если и читатели впечатлены, значит, получилось не зря. :)
Спасибо Вам за внимание!
Меды с шумом текли в кубки, гости беседовали все непринужденнее. С ответным застольным поздравлением поднялся Глеб Дедославльский, как первый среди князей хотя бы по названию, если не по сути.
- Поднимем кубки за тебя, Стемир Мирославич, гостеприимный хозяин наш! Когда прежде говорили, как довелось тебе поднять Брониславль, как умело хозяйствуешь в издавна диком краю, я, признаться, не очень-то верил. Но вот, видя такую красоту и изобилие, винюсь перед тобой, - князь Глеб склонил голову перед великим князем. - Пусть и впредь процветает твой Брониславль, пусть еще много лет пируют за твоим столом веселые гости, Стемир Мирославич! Пусть славится твое правление не только военными победами да властными заботами, но и разумным владением землей своей.
Под седеющими, не очень густыми усами Стемира Сильного мелькнула улыбка. Он сделал знак молодой княгине, и та, поднявшись с места, протянула князю Глебу кубок вишневого меда. Но, прежде чем осушить свою чашу, великий князь ответил говорившему:
- Благодарю тебя, Глеб Милонежич! Приятно мне слушать твою похвалу, кому такое не понравится! Но все же ты не совсем прав. Настоящий хозяин - тот, чье дело живет, когда его самого уже нет в живых. Так что рано ты меня хвалишь, рано! Вот если после меня сохранит Брониславль свою силу, если наследники мои врастут сердцем в Лесной Край, как здешние сосны, поймут его силу - тогда можно будет сказать, чт я не зря старался. И не раньше!
Осушив кубки, все некоторое время молчали. Каждому из них, людей знатных и власть имущих, конечно, время от времени приходило в голову, что от них унаследуют потомки. Но большинство думали о наследстве, как о власти над очередным княжеством, о землях, населенных послушными смердами, да о лежащем в ларях богатстве в виде золота, жемчуга, мехов. Мало кто понимал наследство как некое предназначение, которое тоже может быть продолжено преемниками, или же пущено ими по ветру.
Задумчивое молчание нарушила княгиня Лунолика. Коснувшись пальцами руки своего грозного супруга, проговорила ласково:
- Скучать на пиру - значит гневить Богов и распугивать гостей. Отдохни сегодня, государь, забудь свои заботы. Нынешний день хорош уж тем, что приносит радость. А будущего все равно никто не знает наперед. Разве что наши приморские гости? - молодая женщина с любопытством взглянула в сторону приморян.
Князь Любомысл Звениславич покачал головой.
- Нет, государыня. Правда, бабушка моя, княгиня Влада, пусть душа ее радуется в Ирие, была ведуньей. Но мы, потомки ее, знаем не больше других людей... Если никто не возражает, я подниму третью чашу за то, что люди, хоть и не знают своей судьбы, все же не блуждают впотьмах, а прокладывают правильный путь. За наш союз - тех, кто помнит, что мы, князья Сварожьих Земель, происходим от одного корня. Пусть люди не забывают, что мы все - больше сварожане, чем брониславцы, дедославцы, приморяне и прочие, не вовсе чужие друг другу.
- Правильно говоришь, Ладомысл Звениславич, - Стемир Сильный поднялся из-за стола. - Но, пожалуй, одних красивых слов мало. Чтобы в Сварожьих Землях хоть как-то исполнялись законы Богов и людей, а не все было во власти своевольников вроде Лучезара, нам нужно стоять заодно, как пальцы на одной руке, - он выразительно сжал левую ладонь в кулак. - Завтра, в Священной Роще, принесем клятву на мече. Такую, чтобы никто не мог ее порушить ни на войне, ни в дни мира.
Вот когда князья поняли, что деваться некуда. Иные из них, может, и хотели бы иметь могущественную поддержку, но сами предпочли бы в случае общей угрозы остаться в стороне. Но Стемир Сильный искал возможность связать будущих союзников заодно, как коней в упряжке. Клятву на мече никто не осмелился бы нарушить.
Один из брониславльских бояр, сидевший за великокняжеским столом, проворчал себе под нос:
- Мало нас разорил поход на Орлиную Вежу; опять готовь куны! Придется снаряжать ратников за свой счет, отрывать людей от всех работ - чистый грабеж!
Тихо говорил боярин, но Стемир Сильный услышал его. Грозно нахмурясь, повернулся всем телом к неосторожному, зорко взглянул, как хищная птица на припавшего к земле зверька.
- Я слышу все. И знаю, какие речи ведут за моей спиной иные из бояр моих! Пусть клятва и вас заставит служить общему делу, если мой приказ ничего не значит. Войны я пока начинать не намерен, это крайняя мера. Мир стоит до рати, рать - до мира. Но если уж придется идти в поход, мне вторая Орлиная Вежа не нужна! - свирепеющим взором великий князь обвел своих старших бояр и воевод, главных людей Брониславльской земли. - Увижу кого нерадивым к бою, ослушником или, того хуже - предателем родной земли и дела моего - головы рубить буду! - он не кричал, говорил размеренно, но так, что никто бы не усомнился: так и будет.
Никто из гостей не решился возразить. Брониславльские бояре тем более молчали, ничем не выдавая своих чувств. А великий князь продолжал печально и гневно, высказывая давно наболевшее после неудачного похода:
- Сколько раз я видел, как в бою глупость или измена губили все! Стоит только кому-нибудь не поддержать смелый натиск, не придти на помощь товарищам или запоздать - и почти верная победа идет прахом! Сколько раз сотни лучших витязей гибли зазря, не получив вовремя подмоги. Ненадежные союзники, глупые и нерасторопные воеводы - вот беда любого князя, гибель войска! Так было и под Орлиной Вежей: никто никого не слушал, каждый отряд сам по себе, кто в лес, кто по дрова! - он обвел свою старшую дружину, бояр, испепеляющим взором. - Впредь так быть не должно! В сражении все обязаны быть заодно! Ослушание карается смертно! - Стемир Сильный смолк, переводя дыхание. В повисшей тишине многим померещилось, что он негромко рычит сквозь зубы.
Сияна услышала, как рядом с ней тетка Доброгнева шепнула мужу и сыну:
- Не перегнул бы палку брат мой! Не с холопами ведь обращается - с вятшими людьми. Со страху за свои головы они много чего натворить могут.
- Вождь и полководец иногда обязан быть жесток, если иначе нельзя, - возразил княжич Боривой.
Когда понемногу улеглась тревога, вызванная его обещанием, Стемир Сильный проговорил уже другим голосом, успокоившись:
- Простите меня, гости дорогие. Много думал я о том, почему не смогли мы взять Орлиную Вежу. Это поражение мне больней любой раны. Не выдержал... Надеюсь, что мой сын и другие молодые смогут избежать таких неудач.
- Я постараюсь, отец, - отозвался княжич Ярослав.
Сияна заметила, как нахмурился Радомир, сидевший со своими родичами. Что и говорить, Орлиная Вежа не из тех событий, которыми хочется гордиться.
Приказав челядинцам снова разлить мед в кубки гостям, Стемир Сильный сам плеснул немного к ногам изваяния Макоши в знак почтения.
- Завтра мы с вами скрепим договор в Священной Роще, перед ликами Богов. А сегодня давайте веселиться, гости дорогие, забудем все тревоги!
По знаку великого князя, в зал вошли скоморохи и музыканты. Сперва седобородый старец пел былину о походе Бронислава Великого против команов. Известное всем Сварожьим Землям сказание с годами, переходя из уст в уста, все больше расцвечивалось самыми пестрыми красками людского воображения. Казалось, будто сражались тогда не с кочевниками - пусть сильными, опасными, многочисленными, но обычными людьми, - а с несметными полчищами сказочных чудовищ. Под стать им и сварожские князья вырастали в песне до небес, представали небывалыми легендарными витязями. Каждый из них в воображении певца воплощал в себе всю боевую дружину, соединялся в одно целое с отрядами и полками, его меч стоил тысячи мечей, боевой конь был сильнее тысячи коней. Предводители сварожского войска превращались в земных богов.
"Точно степной орел стаю гусей, настигает князь Бронислав врагов немилостивых, отмщает им обиды Земель Сварожских... Отважный князь Драгомир Червлянский рыщет барсом, рубит полчища противника... Где промчится Ростислав Приморский с милыми сынами, там враги лежат, как побитые градом колосья..."
Гости слушали песню, веря и не веря, качали головой в такт музыке, будто завороженные. Потом героическую песню сменила залихватская плясовая, в зал вбежали скоморохи, крутились, кувыркались, ходили колесом под веселый напев дудок. Княжеские гости смеялись, поддразнивали, бросали скоморохам разные подарки.
Когда в зале стало слишком шумно, Сияна захотела выйти. У нее шумело в голове от праздничного чада и от княжеских разговоров. Она чувствовала, что, хоть поняла в них не все, но и не настолько мало, чтобы вообще ничего не слушать, как иные из бывших за столом женщин. Ей хотелось освежиться, привести мысли в порядок.
Накинув свою шубу, девушка вышла на крыльцо, огороженное резными перилами. Давно стемнело, но в окнах княжеского дворца горело много свечей, а над крыльцом зажгли смолистые факелы. Их красный свет падал на снег, и тот далеко вокруг становился багряным, как кровь. Лишь дальше, где смыкалась ночная темень, снег снова белел, слегка разгоняя мрак.
Спустившись с крыльца, Сияна зачерпнула горстями снег, охлаждая им горящее лицо. Снег таял, приятно холодя кожу. В голове прояснялось.
Скрипнула, открываясь, дверь. Сияна не успела испугаться, что сейчас спросят, что она делает здесь. Еше не оглядевшись, она почувствовала сладкую дрожь. "Радомир!" - будто опалило ее.
- Здравствуй, княжна Сияна! - окликнул он весело.
Она обернулась, пряча глаза.
- Здравствуй, князь Радомир Градиславич, - проговорила медленно. - Что это тебе не сидится на пиру?
- Да так... Знаешь, голова разболелась, - схитрил он.
Внезапно перемахнув через перила, Радомир одним прыжком оказался внизу, рядом с Сияной. Как она, зачерпнул ладонью пригоршню рыхлого снега, засмеялся.
- Смотри-ка, еще снегу нападало! Скоро можно будет устроить взятие снежной крепости, катание на санках. Завтра поедешь со мной кататься?
- Я думала, так только детишки играют, - удивилась Сияна.
- И ничего не детишки! Взрослые парни с девушками катаются в санках и на лыжах. Во что же еще играть зимой, когда повсюду снег?
- А почему я? Ты что, ухаживать за мной вздумал? - Сияне и льстила его настойчивость, и удивляла ее.
- Конечно! - стоя под багряным светом факела, Радомир смело взглянул девушке в лицо. - Ты мне сразу понравилась. Мы встретились почти случайно, оба - в чужом доме, и нам нельзя терять время. Долго в Брониславле не загостишься. Если ты согласна, я к тебе посватаюсь, а потом за тобой в Приморье приеду, сыграем свадьбу.
- Ой, уже и свадьбу? Подожди сперва хоть немного! - смеясь, воскликнула девушка, восхищенная и немного испуганная, ловко увернувшись от рук молодого князя, который пытался ее обнять.
Они вместе спустились в сад, пошли по едва протоптанной в свежевыпавшем снегу тропинке. Снег поскрипывал под ногами Радомира и Сияны. Ночной мороз колючками обдирал ей лицо. Дыхание клубилось в воздухе облачками пара.
Неподалеку от княжеского дворца стоял дом, который Сияна приняла сперва за одно из служебных помещений. Но тут в окне мелькнул огонек свечи, и на пороге показалась фигура женщины. На ней была черная соболья шуба, а голову покрывал красный платок. Она стояла, глядя без отрыва на озаренные светом окна дворца, и в блеске свечи, что она держала, платок на ее голове показался Сияне таким же багряным, как снег, освещенный факелами. Лицо женщины, широкое, белое, показалось совершенно застывшим, словно пронизанное зимней стужей.
- Кто это? - спросила Сияна самым тихим шепотом.
- Старшая жена великого князя, княгиня Любуша, мать Ярослава, - тоже заговорщицким шепотом отозвался Радомир.
- Она что, здесь живет? - почему-то Сияна очень удивилась. - Я думала, она уехала куда-нибудь в поместье, или к своим родным.
- А чего ей уезжать? Все-таки княгиня, мать наследника, - Радомир пожал плечами. - Я сам об этом знаю мало, только что воины болтают. Говорят, она потребовала позволения жить в Брониславле. Стемир Мирославич поставил ей отдельный дом, чтобы не мешала ему с молодой женой.
- Да уж, - непонятно почему, но у Сияны пробежали мурашки при встрече со старшей княгиней. Что за женщина должна быть, чтобы самому Стемиру Сильному ставить условия? Немудрено, что они не ужились вместе. Почему-то в фигуре этой женщины, неподвижно глядевший на княжеский дворец, молодой приморянке привиделось нечто зловещее...
- Пойдем отсюда. Нас это не касается, - сказал Радомир, взяв девушку под руку и уводя дальше, вглубь занесенного снегом сада.
-
Да, старшая жена, значит...Что-то меня эта Любуша заинтересовала. Радомир, конечно, времени зря не теряет, а Стемир пытается преодолеть феодальную раздробленность.
Впредь так быть не должно! В сражении все обязаны быть заодно! Ослушание карается смертно!
Бесспорно.
Всё любопытственнее и любопытственнее. Спасибо, эреа Артанис.
-
Так, отношения завязываются. А Радомир весьма целеустремлён.
Зловещим получилось явление старшей княгини.
Замечательное начало, эреа Артанис!
-
Спасибо вам, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Да, старшая жена, значит...Что-то меня эта Любуша заинтересовала. Радомир, конечно, времени зря не теряет, а Стемир пытается преодолеть феодальную раздробленность.
Вот и поглядим, куда каждого из них приведут их дороги! С Радомиром и Сияной, впрочем, все пока все достаточно просто: встретились, понравились... Но они молодые, их жизнь может еще повернуться как угодно.
Бесспорно.
Не для всех. Если долго гнуть свою линию, то получится полный параллелепипед.
Так, отношения завязываются. А Радомир весьма целеустремлён.
Зловещим получилось явление старшей княгини.
Замечательное начало, эреа Артанис!
О княгине Любуше и Стемире Сильном в этом произведении со временем будет кое-что рассказано.
Ну а как Радомир будет добиваться любви Сияны, смотрим дальше. ;)
Глава 3. Загадочное предсказание
На следующий день нападало еще больше снега. Земля как будто укрылась пышной периной из лебяжьего пуха. В саду деревья стояли в снежных шапках, снег рыхло оседал на каждой ветке. Красные ягоды рябины тускло на ветках. Когда к ним слетались птицы, снег взметался в прозрачном воздухе белой фатой, рассыпался по сторонам.
Радомир зашел за Сияной, уже в замшевом полушубке и высокой шапке, готовый к дальней прогулке.
- Сейчас на яру над Каменкой катаются с горки. Собралось полгорода. Пойдешь со мной? Весело, как на Масленицу.
- Ну и веселился бы со всеми, - лукаво усмехнулась Сияна.
- А я, как узнал, сразу подумал: мне теперь нигде не знать веселья без одной милой приморяночки, которая не знает полунощных снегов, - молодой князь ласково, но решительно взял ее руку. - Ну, пойдем же! Туда и ваш Боривой собирался с одной здешней боярышней, я видел.
Что ж, если двоюродный брат будет рядом, то и дядя с теткой отпустят ее, решила Сияна. Да и, по правде-то говоря, ей очень захотелось пойти с Радомиром на снежную горку, лишь природное кокетство, такое же древнее, как сами женщины, не позволяло сразу показать, как ей дорого его внимание.
Укутавшись потеплее, Сияна с Радомиром отправились на обрывистый яр над Каменкой, откуда любили кататься на санках брониславльская молодежь и детвора.
Там и вправду оказалось полно народа. Весь стен был вытоптан, кругом проложены следы от полозьев. Слышался детский смех и вопли, звонкие голоса взрослых парней и девушек, веселившихся не хуже детей.
Снежной горкой служил высокий речной обрыв. С почти отвесной крутизны скатывались легкие санки, поставленные на полозья, брали разгон и летели вниз, иногда вылетали и на речной лед, благо, он в такой мороз был вполне надежен. При спуске с головокружительной высоты наверняка захватывало дух, а многие еще и нарочно галдели и визжали, чтобы напугать других. Кто видел удачный спуск, отзывались таким же дружным ревом и рукоплесканиями, особенно если санки выносило далеко на занесенный снегом лед. Кругом стоял мороз, от какого трещат деревья в лесу, а здесь у всех раскраснелись щеки, многим становилось жарко, они сбрасывали шапки и рукавицы.
Сияна и вправду заметила среди катавшихся двоюродного брата вместе с хорошенькой девушкой, вроде бы, виденной на княжеском пиру. Сев с ней в санки, Боривой оттолкнулся так сильно, что они единым махом промчались до середины Каменки. Горожане приветствовали его одобрительным гулом.
- Пойдем! - Радомир уже успел где-то купить двухместные санки и усадил в них Сияну, сам тесно прислонившись к ней. Сзади подтолкнули, и санки, набирая скорость, помчались вниз.
В лицо Сияне ударил пронзительный ветер, пушистый снег взвихрился по обеим сторонам. Санки скользили все быстрей, и у нее засвистело в ушах. Девушке стало жутко и весело: казалось, что они будут мчатся целую вечность, и вместе с тем сердце сладко замирало, как будто она летела. Обеими руками крепко ухватилась за борт, чтобы не вылететь из саней, но тут же почувствовала, как Радомир ухватил ее в объятия. А из-под полозьев разлетался в разные стороны снег, вспыхивал радужными искрами.
Вдруг санки подскочили, будто запнувшись о какую-то преграду под снегом, вильнули в сторону. Послышался хруст, и Сияна пчувствовала, как летит головой прямо в сугроб. Едва успев вскрикнуть, она окунулась в свежевыпавший снег, мягкий как перина, но сырой и холодный. Прямо на нее упал Радомир, так и не расцепив рук.
Все случилось так быстро, что Сияна не успела толком испугаться, ничего не сообразила. Горячие, немного колючие губы Радомира прижались к ее губам, подавляя испуганный вопль. У девушки на миг прервалось дыхание, она хотела открыть рот, чтобы вдохнуть, да так и забыла, отвечая на поцелуй молодого князя.
Всего один короткий миг длилось наваждение. Потом стало легче дышать, и Сияна открыла глаза, увидев рядом своего спутника. Лицо его жарко раскраснелось, глаза горячо блестели. Он сталл на коленях в снегу и принялся отряхивать девушку, провалившуюся в сугроб. С него свалилась шапка, но он, казалось, ничего не замечал.
- Ну, вставай, Сияна! - тормошил он ее. - Ты как, не ушиблась? Тогда вставай, здесь не место спать!
Княжна пошевельнулась, затем встала на ноги. Снегу нападало ей за шиворот, в рукава лисьей шубы. В сафьяновых сапожках тоже таяло что-то мокрое и холодное. Оглядев себя, она ужаснулась - снег облепил ее с ног до головы. На Радомире его было не меньше. Они принялись обмахиваться, счищая его со своей одежды, еще переводя дух после нежданного приключения.
Губы у Сияны припухли от поцелуя, она вся дрожала от непривычного прежде волнения, но не решилась ничего сказать Радомиру, в глазах которого так и прыгали шальные искорки. Увидев торчащие из снега полозья и обломки санок, покачала головой.
- Как это нас угораздило?
- Санки занесло в сторону, подбросило на сугробе, ну и наткнулись на что-то. Хорошо еще, что снегу много. Ты как, цела? - вдруг встревожился он.
- Ничего, вроде, не болит, - Сияна присвистнула, увидев глубокую снежную пещеру. - Ничего себе, хорошо полетали!..
- Не то слово! Как ты нырнула, будто снежная русалка, я еле успел не отпустить тебя.
Отряхнув ему шапку от снега, Сияна надела ее на голову князю.
- Вечно что-нибудь выдумаешь... Разве русалки бывают снежными? Они ведь спят зимой.
- Не знаю, - он на мгновение задумался. - Просто мне так подумалось - снежная русалка, и все... Почем мне знать, откуда такие мысли приходят? Покойная матушка говорила, что мне пчелки приносят выдумки, точно мед в улей.
- Снежные пчелки, - засмеялась Сияна.
- Точно...
Взявшись за руки, они стали карабкаться по заснеженному обрыву наверх, где уже собрались люди, встревоженные их крахом. Хотели уже идти за пропавшими, но славгородский князь и молодая приморянка сами поднялись, целые и невредимые.
Долго потом Сияна переживала новые, незнакомые ощущения: полет сквозь снежную круговерть, и обжигающе-горячий поцелуй Радомира. Губы еще хранили его прикосновение, и княжна, пожалуй, не отказалась бы его повторить.
То и дело кто-нибудь в последующие дни замечал, как на губах ее мелькает загадочная улыбка, вовсе не имевшая отношения к тому, что в это время было около нее.
А Радомир в тот же вечер говорил княжичу Ярославу Стемиричу - с ним одним он мог в чужом городе поделиться самым сокровенным:
- Какая девушка, ты себе не представляешь! Когда я поцеловал ее, она сразу отозвалась, будто искорку бросили на трут. Нас с ней Боги создали друг для друга, мы половинки одной души... И ведь она даже не испугалась, когда мы вылетели из саней. Другая бы разревелась или завизжала, а она умеет спокойно встречать опасность. Хороша будет княгиня славгородская!
Ярослав, в эти дни озадаченный совсем иными заботами, удивленно взглянул на друга:
- Ты уже и о женитьбе думаешь? А если потом тебе другая девушка понравится?
- Не понравится другая! Я же говорю - с Сияной меня уже связывает нечто новое, такого я еще не чувствовал прежде. Она меня как будто подменила, во мне все перевернулось после встречи с ней. Не то чтобы только погулять с ней хотелось - нет, я не буду знать покоя, пока не введу ее хозяйкой в свой славгородский дворец. Этой ночью видел во сне, как она ходит там, распоряжается, как положено госпоже. Мы с ней на всю жизнь друг другу суждены!
Ярослав и сам заметил, как переменился его друг после встречи с Сияной.
- Если ты так чувствуешь, значит, и вправду дело серьезно. Вроде бы, и ты ей понравился, так женись, раз иначе тебе не знать покоя.
- Так я и сделаю! До того, как гости разъедутся из Брониславля, поговорю с князем Ладомыслом и княгиней Доброгневой, раз мне некого здесь просить быть моим сватом. А, если князь с княгиней согласятся, то и родители Сияны, уж наверное, не станут возражать. Если бы сейчас не была зима, сразу поехал бы с ними в Приморье. Но придется ждать осени.
- Вижу, крепко тебя зацепила эта приморянка. Уж не причаровала ли? - усмехнулся Ярослав. - Говорят, что женщины в их роду могут приворожить любого мужчину, знают способ от прабабушки Влады...
- Если бы и причаровала, я готов век прожить под такими чарами, - отмахнулся Радомир. - Вижу, ты меня сейчас не поймешь. Вот если когда-нибудь встретишь такую девушку, рядом с которой готов будешь прожить всю жизнь - тогда осознаешь.
- Такой и впрямь еще не встречал. Да и не до того мне покуда, - Ярослав задумчиво вздохнул. - Со влесославцами как-то управляться придется. Трудная будет задачка - и отца не подвести, и с ними поладить. Чувствую, тут уж будет не до девушек...
- Да уж, не хотел бы я оказаться на твоем месте, - сочувственно согласился Радомир. - Если у меня с Сияной все сладится, ты и на свадьбу ко мне не сможешь приехать?
- Из Влесославля до Приморья? Прости, но не могу обещать. Путь далек, да и некогда, пожалуй, будет разъезжать по гостям. Тебе я и так всегда желаю всего самого лучшего, ты знаешь. А как меня примут влесославцы, никто и не предскажет, - проговорил Ярослав.
Но Радомиру при словах "никто не прикажет" кое-что припомнилось, и он быстро взмахнул рукой, прося внимания.
- Я слышал, что у вас в Брониславле объявился странник-ведун. Он живет в землянке у Медных ворот.
- Что за ведун? Откуда пришел?
- Не знаю. Но говорят, он может любому человеку предсказать его судьбу. Давай съездим к нему, попросим погадать. Я спрошу его о своей женитьбе, а ты - об успехе во Влесославле.
Ярослав не долго размышлял. Как и другие сварожане. он не сомневался в возможности предсказывать будущее. Всевозможные гадалки, прорицатели, ведуны никого не удивляли; чуть ли не в каждой деревне кто-нибудь занимался подобным ремеслом. Для многих из них это было именно ремесло, и весьма доходное. Не все предсказатели обладали настоящим волшебным даром, многие всего лишь ловко пользовались людскими суевериями. Но побывать у прорицателя, в любом случае, было любопытно; а уж верить его пророчествам или нет, пусть каждый решает для себя.
- Поедем, - согласился сын великого князя. - Если твой прорицатель нас обманет, мы не рискуем ничем, кроме потраченных ему в уплату кун. А если он вправду знает свое дело, может быть, тебе или мне пригодится его совет.
Одевшись насколько можно скромнее, они в скором времени подъехали к Медным воротам, где прохожие им указали жилище пришлого ведуна. Землянка ютилась на пустыре, где летом, должно быть, посторонний глаз вовсе не нашел бы ее в зарослях жгучей крапивы и лопуха, да колючего репейника. Но сейчас из-под снега торчали только длинные высохшие желтые стебли, и можно было разглядеть протоптанную меж сугробов тропинку и вход под снежным навесом. Загадочный ведун устроился по способу полевой мыши, которая под слоем снега находит и тепло, и безопасность.
Вход был довольно высок, но так тесен, что Ярослав с Радомиром могли бы пройти лишь по одному в дверь, составленную из двух широких досок. Прежде, чем отодвинуть ее, Ярослав постучался для порядка.
- Входите, красны молодцы, - произнес из землянки приглушенный мужской голос.
Они переглянулись прежде чем отодвинуть доски и пройти внутрь.
Землянка оказалась маленькой, всего с одним помещением, но сухой и чистой. Пол устилали опилки. В глубине, при тусклом свете тонкой лучины, разглядели лежанку со свернутым одеялом. В маленькой печке, сложенной из камней и глины, горел огонь. В небольшом горшке кипело какое-то варево. Его мешал ложкой старик, сидевший перед очагом на плоском камне. Напротив него лежал второй камень, по-видимому, служивший столом. Никакого другого убранства в землянке не видно было в помине.
-
Совсем не похож был ведун на то, как представляли его Радомир с Ярославом. Это был старик, высокий и худой, но, когда повернулся к ним от очага, юноши заметили, что он высок ростом и держится прямо. Двигался тоже легко, как будто его не тяготил груз прожитых лет. Волосы старца, хоть совершенно седые, как и ровно подстриженная борода, были густы, а глаза молодо блестели. Даже скудное освещение в землянке не помешало гостям его разглядеть. Одет ведун был легко - в поношенную, но чистую длинную сорочку и штаны, в лаптях на босу ногу. При этом, казалось, холод вовсе не беспокоил его.
И никаких загадочных волшебных амулетов, никаких необычных и жутковатых предметов, какими пользовались другие прорицатели. Те нарочно окружали себя таинственностью, полагаясь на людское суеверие не меньше, чем на собственные дарования. Но в землянке старого ведуна не найти было кристаллов, показывающих будущее, и говорящих животных, на потолке не сушились змеи и крысы вместе с корнями мандрагоры, не видно было совиного глаза, жабьего камня и других веществ, которым приписывали волшебную силу. Даже в очаге, судя по запаху, варилась обычная похлебка из пшена с репой, а вовсе не колдовское зелье.
Радомир с Ярославом выразительно переглянулись. Сперва им показалось, что они ошиблись землянкой. Этот бедный старик, кое-как коротающий зиму, не был похож на чародея. Но ведь окликнул-то он их правильно!
И, пока они переминались, не зная, что думать, старец сам подошел ближе, остановил взор на Радомире, как старшем годами. При этом он загородил спиной свой очаг и лучину, так что в землянке сделалось вовсе темно; но старик, кажется, и в темноте видел не хуже кошки.
- Здравствуй, родич! Никак, на судьбу свою погадать решил? Так она, вроде, и без того уже красной нитью переплетается, - неожиданно приветствовал он славгородского князя.*
Радомир, совершенно опешив, отступил на несколько шагов, едва не ударившись спиной о дверь. Фыркнул, опустив голову:
- Как это, старче, я твой родич? Ты говори, да не заговаривайся! Я - князь, а ты...
Но старик лишь лукаво усмехнулся, не опасаясь разгневать вспыльчивого молодого князя:
- Ты же за внучкой моего брата ухаживаешь, на лютне перед ней играешь, песни поешь. Так что родич, и тут я вам не скажу слова против. Девушки любят красивые песни. Но не век тебе петь одну свадебную песнь, придет время для других. Пока еще твоя самая главная песнь лежит на прялке у Хозяйки Судеб. Любовные песни помнят только двое. Но есть другие песни - их слагают отчаяние и гнев, они пишутся кровью растерзанного сердца. Никому не пожелаешь петь таких песен.
Радомир, словно пригвожденный, слушал весьма зловещее предсказание, не думая уже о том, что себе позволяет какой-то нищий старик; сейчас он выслушивал вещания вдохновленного Богами прорицателя. Вспыхнувший было гнев его угас, сменившись недоумением. Несмотря на молодость, Радомиру уже доводилось воевать, то с налетчиками-команами, а то с другими князьями, но он никогда не боялся проиграть битву. И Орлиная Вежа этого не изменила: не его основная забота, не ему и страдать из-за неудачи. Справив тризну по погибшим славгородским воинам, он совсем перестал думать о поражении, поглощенный любовью к Сияне. Конечно, ему доводилось знать тревоги и потрясения. Смерть отца, которого он лишился в тринадцать лет, смерть матери - как черные повороты года посреди года, после которых уже не будет возврата к прежней жизни... Но он не унывал надолго, жизнь всегда оборачивалась светлой полосой. Песен гнева и отчаяния Радомиру еще не приходилось петь. Он хотел бы заверить прорицателя, что и не придется, но впервые в жизни не хватило слов. Ноги у славгородского князя будто примерзли к усыпанной опилками земле, ладони похолодели. Он не мог понять, что именно предсказывает ведун, но, как человек узнает вещий сон в его разгадке, не мог совершенно отмахнуться от пророчества.
- Ничего не понимаю! Но предсказание твое и впрямь хороший зачин для песни, - он отступил назад, уступая место Ярославу. - Ну, теперь ты попытай счастья.
- Что ты мне предскажешь, старче? - спросил тот с любопытством.
Всего на одно мгновение старик взглянул в глаза княжичу, и у того на мгновение закружилась голова, словно перед ним разверзалась бездонная морская глубина.
- Приветствую наследного княжича в моем скромном жилище! Я вижу, сейчас ты весел и беспечен, не знаешь ни бед, ни настоящих тревог за спиной могучего отца. Но помни, что все может перемениться в одночасье. Тебе предстоит далекий путь...
- Во Влесославль, куда меня посылает отец, - сказал княжич, решив, что старик от кого-то услышал об этом.
Но ведун медленно покачал головой, глядя в тлеющий у его ног костерок.
- Нет, не Влесославль я вижу на твоем пути! То всего лишь остановка, судьба же твоя ведет совсем в другую сторону. Вижу горы выше облаков, бурные реки в тесных ущельях, рощи, где растут смоковницы и гранаты. Вижу прекрасную женщину в царском венце, но над ее головой звенят мечи и клубится черный дым войны, реют огромные крылья и слышатся колдовские заклятья.... Далеким будет твой путь, княжич! Даже я не захаживал в ту страну, куда предстоит попасть тебе!
Ярослав внимательно выслушал его, но вслед за тем насмешливо фыркнул:
- Ты, старче, столько всего собрал, что нарочно не придумать, и потому я не очень-то верю твоим пророчествам! Делать мне нечего, как скитаться по чужим краям, когда ты верно угадал во мне сына великого князя! Не рассказывай нам сказок, старик, мы не дети.
Ведуна, казалось, вовсе не оскорбляла резкость собеседников. Он проговорил терпеливо и невозмутимо:
- Я вижу, что произойдет. Как это будет, и каким образом из вашего настоящего получится будущее, Хозяйка Судеб не открыла мне. Твой путь лежит в царство сказки, а история твоего друга сама станет сказкой для новых поколений. А впрочем, каждая сказка когда-то происходила наяву, а наша явь в будущем станет считаться сказкой, так что большой разницы и нет.
Старик, посмеиваясь, вновь уселся на свой камень и, увидев, что его варево готово, преспокойно достал из печи раскаленный горшок, не чувствуя жара. Проделал это так буднично и деловито, что, казалось, ему нипочем было совать руки в горящий очаг. Поставив свой обед на каменный стол, он приготовился есть, но обернулся к гостям.
- Простите, что не приглашаю вас к столу, но вас вряд ли понравится мое скромное кушанье, и потому я сварил его для себя одного.
Оба молодых князя взялись на висевшие на поясе кошельки.
- Возьми за свое пророчество, старче, - Радомир протянул ему несколько золотых монет. - Купишь еду и одежду получше, остановишься на постоялом дворе - все лучше, чем в твоей землянке.
Но старец не протянул руки за золотом.
- Спасибо вам, витязи молодые. Пусть Боги Вас хранят на всех дорогах! Но мне не нужно многого. Желания мои просты, и я не от скудости живу скромно. Да и не собираюсь долго задерживаться в Брониславле. Поглядел на новую сварожскую столицу - и снова в путь.
Юноши не стали возражать. В самом деле, тот, кто может голыми руками достать посуду из огня, при желании смог бы себе добыть что угодно и без их золота.
Ярослав, попрощавшись, вышел из землянки, а Радомир задержался на миг.
- Скажи, старче: кто ты таков, откуда родом? - спросил он, мучимый любопытством.
Старик, сидевший вполоборота, хитро подмигнул ему.
- Спроси у своей невесты, князь, авось она догадается!
На обратном пути Радомир был непривычно задумчив, а Ярослав с сомнением хмыкал, вспоминая пророчество ведуна.
- Ну, нашел доверчивых детишек! Сказочная страна, прекрасная женщина в царском венце... О таком и вправду хорошо слушать песни на пирах. Неужели ты думаешь, есть какой-то смысл в том, что он наговорил?
- Думаю, есть. Может, и не один, - рассеянно отозвался Радомир, обдумывая про себя пророчество.
- Для тебя, может, и есть, ты привык, чтобы было как в песне, - не сдавался Ярослав. - А мне здесь не до чужеземных молочных рек с кисельными берегами. Представляю, что бы сделал отец, если бы я надумал променять Брониславль на чужое царство...
Радомир рассмеялся.
- Да уж, в этом случае тебе будет безопаснее не показываться на глаза Стемиру Мирославичу... Но пророчество это - и вправду точно песня, что переживет века.
- Ни складу, ни ладу в такой песне... Ну, прекрасная женщина, которой грозит беда - это понятно, какое сказание без нее? Нарочно для меня ей только добавил венец. Но о каких заклятьях он говорил? Я не ведун, с колдовством бороться не умею. А "реют огромные крылья" - что это значит в песнях?
- Может, там обитают великанские птицы? Или крылатые ящеры, дышащие огнем? - предположил Радомир.
Но Ярослав лишь пренебрежительно махнул рукой.
- Если вдруг такое, паче чаяния, случится, я нарочно приеду и расскажу тебе, чтобы ты сочинил песню... Ну а ты что понял из того, что он тебе наговорил?
- Не очень много, - признался Радомир. - Одно хорошо - он назвал Сияну моей невестой. А от всего прочего у меня туман в голове.
"В самом главном он меня обнадежил, и за то век буду благодарен. А все остальное так темно, что нечего и доискиваться смысла. Случится только то, что спрядет Хозяйка Судеб, и нечего тревожиться о том, чего еще нет. Лишь бы нам с Сияной были вместе, а все остальное сумею встретить, если придет".
Повеселев, Радомир скоро отодвинул от себя зловещее предсказание и сосредоточился на отрадных мыслях, сулящих ему счастье с Сияной.
"Как это старик называет себя ее родичем, говорит, что она должна его знать? Сейчас же ее расспрошу, может, объяснит хоть что-нибудь?"
К его удивлению, Сияна, когда он рассказал о посещении ведуна, взволнованно всплеснула руками.
- Это же, наверное, Светозар Ростиславич, брат моего деда! У нас рассказывают, что он совсем молодым ушел странствовать, и больше в Приморье не возвращался.
- Значит, он говорил правду? Но тогда он должен быть уже очень стар, - недоверчиво проговорил Радомир, вспоминая старца, вовсе не казавшегося дряхлым, несмотря на седые волосы и бороду.
- Он же ведун, что ты хочешь? Они обычно живут дольше простых людей, - объяснила девушка. - Его сестра, Листава Ростиславна, тоже, по слухам, еще живет в лесу. Только они двое унаследовали дар от своей матери, княгини Влады.
- Да уж... - у Радомира не укладывалось в голове, что нищий старик в рубище и лаптях, ютившийся в землянке - и вдруг происходит из княжеского рода. Но, вспомнив, как тот отверг золотые, с каким достоинством принимал их в своем бедном жилище, готов был этому поверить.
- Хочу познакомиться с дедушкой Светозаром! Отвези меня к нему, пожалуйста, - Сияна быстро надела верхнюю одежду, собираясь ехать.- Подумать только: никто из приморян не встречал его, а мне повезет больше всех!
Но, когда Радомир запряг возок и отвез девушку к Медным воротам, землянка старого ведуна оказалась пуста, очаг потух, а дощатая дверь отодвинута. Мальчишки, игравшие в снежки поблизости, сказали, что старик ушел прочь из города сразу после того, как у него побывали молодые князья.
Сияна почти рыдала, огорченная, что не сбылась ее заветная надежда. Но в землянке на каменном столе она нашла серебряное витое колечко, и с ним - берестяную грамоту. Взяв ее, прочитала:
"Милая моя родственница, княжна Сияна Бериславна!
Пишет тебе твой древний родич, Светозар Ростиславич, которого не только ты, но и твои отец и дядя никогда не видели наяву, и вряд ли увидите впредь. Но я всегда желаю добра вам и Приморской земле, и рад, что у вас все складывается благополучно. Тебе же я от всего сердца пожелаю скорого замужества и счастья с любимым мужем. Это не я предсказываю тебе, вы сами уже решили свою судьбу, и у вас есть все, чтобы осуществить свои надежды.
Я знаю, что ты примчишься познакомиться со мной, но еще не пришло время мне встретиться с родичами. Прости, но я ухожу из Брониславля, не дожидаясь тебя. Я мог бы из наилучших побуждений вмешаться в твою жизнь, наговорив лишнего, а этого не следует делать. Ты и без моей помощи способна совершить многое.
На прощание я дарю тебе кольцо. Оно когда-то принадлежало моей сестре Червени, и, по-моему, придется тебе как раз впору. Я знаю, что и ты способна быть такой же храброй и верной, как она. Пусть Боги хранят тебя и твою семью!"
Письмо было подписано рисунком парящего сокола - родовым знаком приморских князей.
Сияна надела на безымянный палец левой руки колечко, точно сделанное как раз по ней, и вытерла заплаканные глаза.
- Вот мы и первое благословение получили, - всхлипнув в последний раз, она улыбнулась, обернувшись к Радомиру.
* Эта же сцена описана в 5 главе "То, что всегда с тобой".
-
Какие интересные предсказания. А уж какие туманные! Зря, зря Ярослав так скептически к ним отнёсся. А колечко-то, поди, ещё свою роль сыграет.
-
Таинственно и немного фантастично, но очень интересно. Спасибо!
-
Спасибо вам, милые эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Какие интересные предсказания. А уж какие туманные! Зря, зря Ярослав так скептически к ним отнёсся. А колечко-то, поди, ещё свою роль сыграет.
Предсказания как предсказания. Ярослав, в силу своего воспитания, не привык на них полагаться, и не горит желанием исполнять это пророчество. Но посмотрим, как со временем жизнь распорядится.
Насчет колечка не думала. Скорее, оно подчеркивает связь поколений. Если его прежде носила Червень, то она-то никакой магией не владела. Разве что сам Светозар его зачаровал. Но, может, именно как связь поколений, и пригодится, как знать...
Таинственно и немного фантастично, но очень интересно. Спасибо!
Так фэнтези же, вот и фантастично. То ли еще будет!
Глава 4. Жених и невеста
Каждый день, проведенный ими в Брониславле, Радомир с Сияной старались повидаться, и подолгу бывали рядом. Выезжали ли княжеские гости на ловы с обученными птицами - молодой князь подсаживал в седло приморскую княжну, красовался перед ней на коне, подзывал для нее ловчую птицу с добычей. Родственники девушки незаметно наблюдали за ними, но не противились. По всему видно было, что у них все ладится всерьез, и скоро можно ожидать сватовства славгородского князя. Что ж, у ее родных не было причин отказывать такому жениху, и они не вмешивались, замечая его ухаживания.
И на посиделках, где Сияна бывала вместе со знатной брониславльской молодежью, Радомир непременно бывал с нею вместе. Он даже совсем забыл о княжеских договоренностях, ради которых съехались гости в Брониславль. Стемир Сильный и другие старшие князья могли и сами договориться о будущей взаимопомощи в случае войны, о торговых путях и пошлинах между своими владениями, об умыслах своих противников. Молодой славгородский князь обходился без долгих прений. Тем более что его земля не их самых влиятельных, а сам он - один из младших в роду Драгомиричей, и его мнение все равно не будет решающим. Гораздо важней ему было находиться рядом с Сияной, видеть ее, ловить в ее словах, в жестах и выражении лица признаки разгорающейся любви, развлекать ее, чтобы не заскучала, или, чего доброго, не позволила за собой ухаживать кому-нибудь из брониславльских удальцов.
На вечерние посиделки он часто брал свою лютню, играл старинные песни и те, что складывал сам. Музыку Радомир любил с детства, да и голос, по общему мнению, имел неплохой, и здесь тоже гости его охотно слушали. Но сам он теперь пел только ради Сияны, и бывал польщен, лишь когда она улыбалась и благодарила в ответ.
Вот одна из его песен, к сожалению, много потерявшая в изложении летописца, не владевшего поэтическим даром:
"В привольном небе степи летал быстрокрылый ястреб. Глядел сверху на роскошную землю, видел все зорким глазом, и думал - вечно будет летать один-одинешенек в пустом небе. Думал ястреб, что вовек никому не приручить его. Но раз, летая беззаботно, увидел во дворце над морем златокудрую деву. Слетел к ней на руку ястреб, и больше уж не захотел ее покидать. Широкое облачное небо стало для него пустыней, а свобода - изгнанием. Только из рук златокудрой девы теперь берет пищу хищный ястреб, только для нее одной бьет дичь налету и сражается в открытом небе с сильнокрылыми соперниками."
Сияна, услышав эту песню, зарделась, как степной мак, опустила глаза, притушив ресницами блеск своих глаз.
- Откуда ты взял эту песню? - спросила она тихо.
Радомир почему-то смутился, стал глядеть мимо нее.
- Да так... Слышал, наверное, дома где-то...
Девушка притворно погрозила ему пальцем.
- Ну-ну, князь: не думала, что у тебя такая короткая память! Верно, тому, кто сложил песню про ястреба, не хотелось называть своего имени?
- Я и впрямь его немного знаю; у него подобных легкомысленных песенок, что яблок в мешке, - с нарочитым пренебрежением сказал Радомир.
- Но мне эта песенка совсем не кажется легкомысленной, - проговорила Сияна тихо, чтобы не услышали сидевшие рядом девушки.
Они выразительно переглянулись, не произнося лишних слов.
За окном опять крупными хлопьями валил снег. Все утонуло в молочной мгле, сквозь тонкую пластину слюды ничего нельзя было разглядеть на несколько шагов вперед. Но Радомиру понравился снегопад.
- Пусть Хозяин Зимы пошлет побольше снегу! Когда прояснится, устроим снежную битву.
Через несколько дней на площади Брониславля, где обычно проходили всенародные гулянья, вправду возвели снежную крепость. Снега было столько, что строили с размахом: ледяные стены, облитые водой, с единственной аркой ворот, никакому коню не перескочить. Поставленные ледяные башни были явно переняты у княжеского дворца, хоть и в сильно уменьшенном виде. В погожий зимний день снежная крепость отливала прозрачным голубым отблеском полированного льда. Целую седьмицу ее строили здесь: катали снежные шары, ставили их друг на друга, заливали ледяной водой, чтобы скрепить, лепили из снега, как из глины, чтобы придать форму постройке, и снова заливали. Получился настоящий ледяной дворец, видевшим его было жаль, что он простоит только до весны.
Не пустым развлечением в Сварожьих Землях была снежная битва, взятие ледяной крепости, и не всегда была безопасной, хотя бы ее участники сменили свое оружие на безобидные снежки. Как и другие игры, воспитывала в молодых воинах силу и ловкость, а заодно - умение держать строй, "чувство плеча". Здесь можно было оказаться сброшенным с коня и попасть под копыта, или быть помятым, когда всадники толпились, мешая друг другу. Потому-то такие состязания не считали для себя зазорными и опытные княжеские дружинники, а сами князья поощряли, награждая победителей снежных битв. Простонародье их также любило, причем городские юноши и даже некоторые девушки обычно становились на стену и бросались довольно увесистыми снежными глыбами, изображая защитников крепости. Поглядеть на такое зрелище собирался весь город.
Вот и в этот раз было людно, как на Масленицу. Кроме простых горожан вместе с семьями, на деревянных зрительских помостах сидели все почетные гости, все собравшиеся князья во главе со Стемиром Сильным. Каждый из них ревниво выставил своих воинов в снежную рать, а князья помоложе и их родичи сами готовились попытать счастья. Потому что было почетно одержать победу в снежной битве. Ведь никто иной, как великий князь поставил в середине снежной крепости знамя, на которое предстоит бороться.
- Победитель получит из моей казны полный боевой доспех, - объявил Стемир Сильный. - Покажите свою ловкость и силу, витязи сварожские. Играйте не хуже. чем некогда ваши отцы. Я сам в молодости не одну снежную крепость. Будьте и вы не хуже!
Намек был ясен всем, но в первую очередь - сыну великого князя, готовившемуся к битве вместе с Радомиром и приморским княжичем Боривоем. Как и все участники снежной битвы, они оделись тепло и плотно, но удобно - в туго подпоясанных замшевых кожухах, не сковывавших движений. На руках теплые рукавицы, на головах шапки, покрывшиеся инеем на морозе, а в глазах у всех - молодая удаль и азарт, горячее желание быть первым. Кони под ними так и плясали, словно им передавалось нетерпение всадников.
- Жаль, что нет здесь моего братца Турволода: то-то ему понравилось бы такое состязание! Он бы не одного всадника сшиб здесь с коня, - проговорил Радомир, уминая руками большой ком снега.
- Ничего, обойдемся так, - бодро отозвался Ярослав, оглядываясь на волнующуюся толпу соперников. - Значит, в самой толчее держимся вместе, сколько сможем, проложим дорогу к знамени. Остальные тоже будут хитрить: с виду каждый за себя старается, а на самом деле давно сговорились. В каждой дружине один кто-нибудь станет рваться к знамени, а остальные - ему помогать, расталкивать соперников. Вот и мы будем держаться заодно. Ну а если доберемся, пусть Боги выберут победителя.
Приморский княжич недовольно скривился:
- Ну и игры у вас! Состязаться надо честно.
- А у вас таких игр нет? - поинтересовался Радомир.
- Откуда? У нас и снег-то не успеет выпасть, как уже растает. Из грязи, что ли, строить крепость?
- А, ну да... А какие у вас бывают состязания?
- Первым делом разные конные игры: скачки наперегонки и с препятствиями, уловки разные. Затем - кулачный бой, конечно, копья и луки, как везде, - стал рассказывать Боривой. - Еще метание диска - это мы переняли у агайцев... А, приморские рыбаки соревнуются в гонках на лодках. Но воины ими не занимаются: не викинги, чай, нам весла честь не приносят.
- Ну вот, теперь узнаешь, как здесь состязаются, - Радомир хлопнул приморянина по плечу.
Он не успел договорить, как по знаку великого князя ударили в медное било, объявляя начало снежной битвы.
С громовым топотом, набирая скорость, ринулись к воротам снежной крепости всадники, мчавшиеся тесным строем. Казалось, алое знамя с золотым львом - вот оно, только бы первым прорваться в ворота и ухватить! Но тут же Радомир убедился, что не все так просто. Наперерез им бросилась червлянская дружина, налетела с гиканьем и воплями, точно Лешие. Белогривый под Радомиром заплясал, пугливо прядая ушами. Тверже перехватив поводья, молодой князь увернулся от мчавшегося прямо на него червлянца. И тут увидел, что Ярослав был прав: движения их противников только казались случайной бестолковой суетой, на самом деле они держались заодно, прокладывая себе путь. Радомир разглядел внутри круга всадника, которого остальные как бы тянули вперед, заодно охраняя от всех встречных. При виде их уловок славгородского князя обуяла злость, и вместе с ней - азарт борьбы.
- Получай! - с силой оттолкнул он ближайшего червлянца на огромном черном коне, и, прицелившись снежной глыбой, метнул ее в грудь охраняемому всаднику. Тот от сильного толчка чуть не упал с коня, его свита замешкалась на мгновение, и Радомир с Ярославом прорвались. Боривой отстал от них, ввязавшись в новую свалку.
Но уже катилась наперерез новая дружина соперников. А со стены вдруг ударил град снежных глыб, пущенных защитниками крепости. И это были совсем не те снежки, какими перекидываются дети в игре - огромные снежные шары, с человеческую, а то и с лошадиную голову, еще и обледенелые. Они летали над головами всадников, заставляя уворачиваться и пригибаться. Одного воина поблизости от Радомира ударило снежком в голову; шапка слетела с головы, и сам он покачнулся и рухнул с седла. У другого конь споткнулся на льду и упал, ободрав колени, и теперь жалобно ржал, а всадник ругался. Игра начинала походить на настоящий бой.
В спину Радомиру тоже ударила снежная глыба, и он чуть не ткнулся лицом в гриву коню. К счастью, плотный кожух выдержал удар. Он рванулся к воротам, поискав взглядом Ярослава. Но тот не успел прорваться. Его противник наскочил на княжича на злобном взмыленном жеребце, который, как собака, вцепился зубами в плечо коню Ярослава. Он отскочил, как ошпаренный, и потерял драгоценные мгновения. Другие воины уже прорвались в ворота, и теперь теснили друг друга еще сильней, осыпаемые сверху снежными глыбами.
Радомиру удалось проскочить далеко вперед, и до знамени со львом оставалось всего несколько сажен. Но тут возникла такая толчея, что нельзя было сделать и шагу. Воины налетали друг на друга, теснили, цеплялись сбруей. Казалось, скоро кто-нибудь подомнет слабейших и проскачет вперед по головам. Кони бешено грызлись и визжали, воины, захваченные общим порывом, готовы были покалечиться, но не уступить дороги.
Острый глаз Радомира разглядел высокого бородатого всадника на широкогрудом гнедом жеребце: тот прокладывал себе путь сквозь толчею, как вепрь идет через камыши. При виде соперника он сам стал быстрей пробираться вперед, тесня других, но не мог равняться с силачом. "Эх, жаль, брата моего нет здесь!.." - опять подумал огорченно.
Вдруг что-то прошумело в воздухе, и конь рослого воина вздыбился свечой, едва не сбросив всадника. По широкой груди воина, по темной конской гриве рассыпался, ударившись метательным снарядом, рыхлый снег. Всего на мгновение оторопел силач, но Радомиру этого хватило, чтобы рвануться вперед. Он пришпорил Белогривого, и тот метнулся в прыжке, весь вытянувшись, как бегущая лиса. Распластавшись на его спине, Радомир в неистовом порыве протянул руки, и, опять стиснутый было нагнавшей его толпой, ухватил алое знамя Брониславля. Оно реяло на ветру, золотой лев грозно рычал, потрясая копьем.
Ухватив древко обеими руками, Радомир вскинул его над головой. И замер, увидев на стене, среди городской молодежи, Сияну. Счастливая и гордая, раскрасневшаяся, как маков цвет, она улыбалась жениху и отряхивала рукавицы, залепленные снегом. Тут только Радомир понял, кто отвлек соперника и помог ему одержать победу.
-
Какая битва! И какая победа! Сияна барышня не промах.
-
Ишь ты! А барышня и вправду не промах! В смысле и жениха себе присмотрела и и помогла избраннику! Что-то мне это напомнило, вот что?
-
Огромное спасибо вам, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Какая битва! И какая победа! Сияна барышня не промах.
Да уж, Сияна не промах точно! В прямом смысле - прямо в цель попала. :)
Ишь ты! А барышня и вправду не промах! В смысле и жениха себе присмотрела и и помогла избраннику! Что-то мне это напомнило, вот что?
Кого-то из ее прародительниц и других родственниц, может быть?
После снежной битвы Радомир поспешил в горницу приморской княжны. Он летел как на крыльях, сердце сладко прыгало в груди. Не одна только победа и гордость первого бойца переполняла его ликованием, хотя, конечно, лестно было одолеть стольких лучших бойцов с половины Сварожьих Земель. Куда важней было, что Сияна не просто видела, как он одержал победу, но сама помогла, что она всей душой разделяет его желания!
Сразу после взятия снежной крепости Радомир не смог поговорить с девушкой. Его, еще со знаменем в руках, вновь окружили, поздравляли с победой. Кроме того, ему, как победителю снежной битвы, досталась награда - доспех из оружейной великого князя. Окруженный народом, Радомир потерял Сияну из виду. Она не подошла его поздравить, как он надеялся, а куда-то исчезла, словно устыдившись своего поступка. И лишь теперь он смог за ней последовать.
- Входи! - сказала девушка, услышав за дверью его голос.
Она сидела у стола и вышивала сорочку яркими цветами и зелеными травам, напевая песню про степного ястреба. Отложив рукоделье, порозовела, взглянув на князя.
- С победой тебя, Радомир Градиславич! - проговорила, указав ему сесть на лавку напротив нее.
Он глубоко вдохнул, набирая воздух в грудь.
- Это ведь ты бросила снежком в того воина? Ты, ты, я видел - рукавицы потом отряхивала. Так что мы с тобой оба сегодня переможцы!
- Победители? - переспросила девушка.
- Переможцы, - повторил Радомир на славгородском наречии. - Это слово гораздо выразительней, в нем больше смысла. Переможец каждый раз одолевает противника в тяжкой борьбе, такой, что, бывает, кровь хлещет и жилы трещат. Переможцем нельзя быть всегда. Сегодня одолеет один, завтра другой. А "победитель" - будто ремесло какое-то, как кузнец или ткач, нет в нем такого смысла. И я, и ты сегодня - переможцы. Скажи, ты нарочно ради меня поднялась на стену?
Сияна отвела глаза, ища, чем бы заняться. Наконец, заметив на столе чашку с остывшим травяным отваром, выпила ее одним глотком.
- Ну почему... Я увидела, как другие играют, и захотелось тоже... Там же еще и наш Боривой был среди вас, я хотела ему помочь... Ну, и тебе тоже...
Но Радомир уже понял все, что хотел узнать. И, не привыкший отступать ни перед кем, в том числе и перед девушкой, порывисто ухватил ладонями ее руки, едва согревшиеся, розовые, с тонкими прожилками, и горячо поцеловал сперва одну, затем другую.
- Благодарю эти нежные ручки, принесшие мне победу, - со смехом проговорил он, вспомнив, как от меткого броска "нежных ручак" здоровенный воин едва не слетел с седла.
Сияна, слыша его смех, облегченно вздохнула.
- А я боялась, злиться будешь, что вмешалась в мужское дело...
- За что ж злиться? Я рад, что ты такая отчаянная. Иной всю жизнь проживет, не узнав, что для него жена готова сделать.
Он потянулся к девушке, хотел ее обнять, но та увернулась ловкой серебристой рыбкой.
- Рук не распускай, сейчас тетя придет!
- Пусть приходит: я перед ней и перед всем Приморьем попрошу тебя в жены мне!
Смяна глубоко вздохнула - вовсе не от огорчения, а от избытка чувств.
- Уже и в жены? Не слишком ли ты торопишься, Радомир? Ты ведь меня почти не знаешь еще. А вдруг я не такая, как ты думаешь? Может, я стану с тобой всю жизнь ругаться, как княгиня Любуша со Стемиром Сильным?
- Поругаешь немного, но, авось, не съешь, - пошутил Радомир. - Зато я уже знаю, что у меня будет не только самая красивая, но и самая храбрая жена во всех Сварожьих Землях. У каждого знаменитого человека была женщина. что своей любовью вдохновляла его на свершения, заботливо возвращала ему силы, исцеляла его раны, молила за него Богов. У твоего прадеда Ростислава была ведунья Влада, а у моего деда Драгомира - Ираида Тиана. Они принесли своим мужьям честь и славу. И я тоже хочу чести и славы, моя Сияна! Будь всегда всем сердцем за меня, как была сегодня, и я ради тебя сверну горы!
Он видел, как глаза девушки сверкали ярче, чем ясное небо Славгородщины в летний день.
- Хорошо... я... подготовлю сегодня родных, - проговорила она тихо.
Вечером она, набравшись смелости, предупредила дядю с теткой, что славгородский князь придет свататься к ней. Несколько мгновений все трое напряженно молчали. Сидя перед приморским князем и княгиней, Сияна сильно беспокоилась. Родителей уговорить было бы легче, их единственная дочь совсем не боялась, но их не было здесь.
- Ну а ты сама-то вправду хочешь за него замуж? - спросил князь Ладомысл Звениславич.
- Да! - не задумываясь, воскликнула девушка. - Радомир мне послан Ладой. Только за него замуж пойду.
- Шальной, взбалмошный какой-то, - княгиня Доброгнева недовольно поджала губы. - Как он тебя в снегу-то извалял, когда катались на санках! Это ли князь - семье голова, земле своей надежная опора? Ветер в голове попутным не бывает.
Но князь Ладомысл неожиданно заступился за Радомира.
- Это ничего; со временем всему выучится. Молодой он еще, а уже князь, сам себе господин, никого над ним нет. Вот и горячится, как необъезженный конь, хочется ему Леший знает чего. Женится на Сияне, да дети пойдут - быстро успокоится, получится настоящий князь. А воин уже сейчас хоть куда, под Орлиной Вежей не опозорился, как иные. А поглядеть, как сегодня держался в снежной битве! Нет, я скажу Бериславу - пусть смело соглашается отдать Сияну за него.
Девушка с гордостью слушала, как высоко дядя ценит ее суженого, как хорошо говорит о нем, о его заслугах. Не удержавшись, подбежала и поцеловала в щеку приморского князя.
- Ах, спасибо тебе, дядя Ладомысл, от нас с Радомиром!
Только княгиня Доброгнева еще сомневалась.
- Знаешь, как говорят: выдать дочку замуж - не напасть, а вот как бы ей замужем не пропасть! Ты же своего жениха знаешь без году седьмица, ну как не уживетесь потом? И нам стыдно будет глядеть в глаза твоим родителям, если сосватаем тебя неудачно.
- Ничего не случится, тетушка! - Сияна готова была решительно бороться за свое счастье. - По сговору, бывает, женят и вовсе незнакомых. А мы с Радомиром все для себя решили. Не было у нас времени на долгие ухаживания: не на соседних улицах живем. Через три дня пора уезжать: нам - в Приморье, ему - в Славгород. Но я уеду только невестой Радомира, и никак иначе.
Перед такой настойчивостью приморский князь и княгиня вынуждены были дать свое согласие. И скоро уже молодые, став на колени, просили благословения у них, как старших в роду, перед столом, где стояла небольшая фигурка Лады, выточенная из алатыря-камня. Прозрачная на свет, ярко-золотистая фигурка Богини Любви одной рукой держала букет цветов, другой прижимала к сердцу доверчиво ласкающегося голубя.
- Прошу вас отдать мне в жены племянницу вашу Сияну Бериславну! Я клянусь перед ликом Матери-Лады, что только Сияна отныне и всегда будет жить в моем сердце. Обещаю до конца жизни любить и почитать ее, жену и хозяйку моего дома, доставить ей почет, какого она заслуживает, как потомок великого рода.
Князь и княгиня тихо коснулись волос молодой пары.
- Решать, конечно, родителям невесты - князю Бериславу Синегорскому и княгине Зое. Но, думаю, с их стороны возражений не будет, когда узнают все. По приезде мы подготовим их. Ну а свадьбу, как положено, сыграем осенью.
Радомир помог Сияне подняться на ноги, и сам встал, но тут же поклонился до земли чете приморских владетелей.
- Благодарю вас, князь Ладомысл Звениславич, княгиня Доброгнева Мирославна! Я очень надеюсь, что вы поможете мне назвать Сияну моей женой. До осени, конечно, далеко, но я дождусь, лишь бы знать, что есть надежда.
Этим вечером в покоях Радомира вновь звучала лютня, но песня была другая. Его воображение, не переставая, играло образами ожидания, времени, неспешно идущего к заветной цели, и подчинения его неустанному ходу, подобно тому, как все живое подчиняется постоянному круговороту времен года. И вот, он глядел сквозь окно своих покоев на оголенный зимный дуб, занесенный снегом, и складывал песню:
"Отзвенела навсегда веселая весна, миновало красное лето. Повсюду царствует холодная Морана, и кажется, что уж не будет конца ее власти. Кажется, что никогда не зазеленеет нежное одеяние весны, не одарит нас щедрое лето. Легко отчаяться, когда кругом бушует зима. О, нетерпеливые люди, если бы вы спросили этот дуб, чернеющий голыми сучьями! Он бы сказал, что сто раз оголяла его зима, и он стоял терпеливо, ожидая теплого дыхания Лели. Дуб знает: как бы ни было тяжело, но в свой через непременно придет босоногая Леля-Весна, в зеленом уборе, с венком на голове и со свирелью в руках. Так и человеку следует отдаться ходу времени, как пловец - бурной реке, и не роптать, что оно идет слишком медленно. Боги исчислили ход времени, и рассчитали его для нас. Как бы ни съедало сердце нетерпение перед долгожданной встречей, надо ждать! Рано или поздно - и в конце концов окажется, что быстрее, чем думаешь, - любое время пройдет!"
Но расставались Радомир с Сияной тяжело. Все для себя решив, они страшились разлуки до самой осени. Вдруг за такое время он или она полюбят другого человека? Или, чего доброго, в собственной душе поблекнет сейчас такой милый образ, не подпитываясь новыми впечатлениями, и при новой встрече окажется совсем не таким желанным? И он, и она яростно отгоняли такие сомнения, но они все равно продолжали точить.
И вот - последний поцелуй, и резвые кони готовы унести их в разные стороны. Сияна, высунувшись из возка, крепко обняла склонившегося с седла Радомира, он гладил ее голову, покрытую пуховым платком, плечи и спину девушки.
- Ну, не плачь, лада моя, - говорил он странным, изменившимся голосом. - Как только наступит время свадеб, приеду за тобой. Позабочусь до тех пор, чтобы славгородцы как следует приняли свою княгиню. Когда они тебя узнают, станут целовать твои следы на земле.
- Мне такого не надо. Лишь бы быть с тобой вместе, - проговорила Сияна, ласкаясь.
- Весь Славгород поставлю вверх дном, чтобы встретил тебя подобающе, - запальчиво пообещал Радомир.
- Не надо вверх дном! Лишь бы сам ты поскорей приехал, а я ради тебя сумею поладить с твоими земляками. буду без тебя вспоминать ваши луга с огненными маками, цветущие сады...
- Ага... А когда я тебя привезу домой, наступит пора жатвы, и наши поля будут золотиться, как твои волосы... А в садах созреют яблоки в кулак величиной, - Радомиру тоже трудно было говорить.
- Но прежде ты приедешь к нам... Увидишь теплое море и горы вдали. Познакомишься с моими родителями. Уверена, они тебя полюбят. Отпразднуем свадьбу в Приморье.
- А затем еще одну - в Славгороде, чтобы никому не было обидно, - подхватил Радомир. - Так все и будет, уже скоро. Ты только жди Сияна, хорошо?
- Хорошо... Я буду ждать... До скорой встречи... ладо мой...
- Я скоро приеду, и мы всегда будем вместе... Всю жизнь... Что бы ни случилось...
Они нехотя разжали объятия, и возница приморской княгини подхлестнул коней, те взяли с места, и возок покатил по мощеной дороге. В то же мгновение Радомир пришпорил Белогривого и, не оглядываясь, помчался прочь, в другую сторону, во главе славгородской дружины. Долго мчался так, не отличая гулкого топота копыт от стука своего сердца. Растущие по обеим сторонам деревья проносились мимо, как будто это они куда-то сорвались в неистовом разбеге, а вовсе не он сам. Морозный ветер хлестал в разгоряченное лицо молодому князю. Раза два из-под копыт выскакивали зайцы, такие же белые, как снег, на котором они лежали. Но Радомир равнодушно провожал их взглядом, и не думая метать стрелы.
Наконец, он успокоился и поехал ровной рысью, позволив коню перевести дух, а воинам - догнать его. Когда князь оглянулся, стольный град Брониславль уже скрылся за холмистой грядой, поросшей густым черным ельником.
-
Ага, уже и о свадьбе сговорились. А как же поухаживать годика этак три? :P
Как красиво Вы умеете написать!
-
Большое спасибо Вам, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ага, уже и о свадьбе сговорились. А как же поухаживать годика этак три? :P
Как красиво Вы умеете написать!
Пожалейте их! За что им ждать три года? Они и видеться-то в это время особо не смогли бы: от Приморья до Славгорода не ближний свет.
С такими читателями грех не постараться. ;)
Глава 5. Приморская свадьба
Едва наступил вересень, в Приморье примчался гонец с вестью от славгородского князя: тот уже едет вместе с ближними боярами и дружиной за своей невестой, пора готовить свадебный пир! Едва дождался положенного времени жених нетерпеливый, сверх того не пожелал терять ни дня.
Сияну, из-за которой заварилась свадебная каша, в эти дни раздирали противоречивые чувства. Ей полагалось, по обряду, оплакивать свое девичество, скорую разлуку с отцом и матерью, с милым домом. Но она не могла скрыть своей радости, что скоро встретит Радомира, "своего ладо", чтобы стать его женой. Долгая разлука вовсе не охладила ее чувств, как раз наоборот - разжигала их еще сильней, и ожидание вправду казалось нескончаемой мукой. Но иногда, мечтая о том, как они станут жить вместе, Сияна улыбалась посреди грустных песен, которые пела по обряду, вместе со служанками вышивая свадебное платье.
Как-то раз к ней тихо подошла мать, похвалила ее работу и вдруг, когда они остались одни, крепко обняла дочь. Та с удивлением почувствовала на лице ее слезы.
- Расстанемся скоро с тобой, может быть, навсегда, уж точно - надолго, - проговорила княгиня Зоя с агайским выговором, более слышным, чем обычно.
- Мама, ну что ты... Конечно, я буду к вам приезжать в гости. Или вы с батюшкой приедете к нам в Славгород, - успокаивала ее Сияна.
- Ах, дочка, путь дальний, и в гости просто так не наездишься... В степи все время неспокойно: то команы кочуют, то сварожские князья между собой бьются; куда уж ездить в гости? И у тебя, если пошлют Боги, после свадьбы дети пойдут, с ними не покатаешься. Так что простимся с тобой, голубка моя. Вот, мы с отцом и радуемся, что ты нашла жениха себе по сердцу среди сварожских князей, и печалимся...
- Мамочка, ну не плачь, пожалуйста! - Сияна крепко прижалась к матери, тонкокостной смуглой агайянке, на полголовы ниже дочери, всегда аккуратной и изящной; стерла размазавшуюся от слез краску с ее глаз. - Мне тоже больно оставлять вас с батюшкой, но я же не могу всю жизнь сидеть дома незамужней... Я люблю Радомира, и не могу без него... Мама, так Боги устроили, чтобы молодые уходили из дома, что я могу поделать? Ведь и ты когда-то своих родителей оставила ради замужества...
Мать Сияны, Зоя Хризанта, была дочерью агайского наместника в Никополисе, граничившем на полудне с Приморским княжеством. Почти двадцать лет назад какой-то команский род вторгся в земли агайцев и принялся их разорять, а приморяне послали на помощь соседям войско во главе с княжичем Бериславом Остромиричем. Тот помог изгнать кочевников обратно в степь, а заодно познакомился в Никополисе с красавицей Зоей, женился на ней и увез в Приморье. От этого брака родилась единственная дочь - Сияна, теперь готовая в свой черед покинуть родительский дом.
- Когда я была молода, о своих родителях не думала, покидая их, - вздохнула Зоя, не выпуская дочь из объятий. - Зато теперь сердце не на месте. Ведь ты одна у нас с отцом... Не думай, дочка, твое счастье для нас важнее всего. Если чувствуешь, что будешь счастлива с этим человеком, разве станем мы мешать? Пусть хранят вас Афродита Пенорожденная и светлая Лада...
- Спасибо, мама, - Сияна поцеловала ее, и вдруг сама расплакалась от избытка таких противоречивых чувств.
Но в день приезда жениха Сияна уже не рыдала, а, взволнованная и тревожная, высматривала его в окно вместе с подружками невесты. Она поднялась до рассвета и, наряженная в пышное свадебное платье, алое с белым узором, смотрела в окно своей светлицы, приоткрыв фату с лица. Еще когда глядевшие вместе с ней девушки видели вдалеке лишь тучу пыли, Сияна разглядела впереди всадника, далеко опередившего остальных. Вот он приподнялся на стременах, по какому-то наитию взглянул прямо в ее окно и помахал рукой.
- Он! Радомир! - воскликнула девушка, чувствуя, как сердце забилось быстрее.
Славгородский князь и сам дождаться не мог встречи с невестой. Ему передал ее гонец, что свадьба состоится не в Синегорье, где княжил Берислав Остромирич, а, в знак почета, в самом Белгороде Приморском. И, когда впереди, за дорогой, обсаженной каштанами, показался княжеский дворец, Радомир ясно разглядел в одном из окон фигурку в алом и белом.
- Узнала меня Сияна! Узнала! - ликовал он, ухватив за руку ехавшего рядом своего младшего брата, Турволода.
Турволод, боровицкий князь, еще совсем молодой, безбородый, выглядел, однако, настоящим силачом: на голову выше брата и заметно шире в плечах. Ему уже доводилось сражаться под Орлиной Вежей и отбивать набеги кочевников, и даже опытные воины хвалили юного князя за силу и отчаянную храбрость. Кроме того, в бою он впадал в боевое исступление и, как берсерк, рубился самозабвенно, не замечая ран и усталости. Но в мирной жизни горячий и вспыльчивый Турволод был добродушен, если его не злить, а к старшему брату был привязан так же сильно, как в детстве. Всегда и во всем они были заодно. Вот теперь Турволод повернул к брату свою рыжую голову, в крупных завитках кудрей, отливающих на солнце медью, и окинул его наивным взглядом больших, навыкате, голубых глаз.
- Не пойму тебя. Ты же на себя стал не похож, как влюбился в приморскую княжну. Спешишь, чуть нас не загнал насмерть. Надо ли так убиваться ради какой-то девчонки? - простодушно проговорил он еще ломким юношеским баском.
Радомир отмахнулся от брата.
- Ты не поймешь пока. Да я бы и сам не понял год назад... Подожди, может, придет твое время, и ты встретишь девушку, к которой будешь стремиться, как птица, летящая в свое гнездо.
Младший брат пожал плечами, как бы говоря, что не представляет себе такой судьбы.
Соскочив с коня, Радомир бросился в сени княжеского терема, за ним последовал брат и воины. Но на пороге их уже встретили девушки и мальчишки, с самым решительным видом загородили путь, хохоча, кричали:
- Не пустим, не пустим!
- Нет тебе тут невесты!
- Откуда такой взялся? Пришел не зван - уйдешь не дран!
- Плати нам выкуп, тогда впустим!
Сам смеясь вместе с другими, Радомир достал из сумки горсть орехов, пряников, медовых леденцов, цветных лент и кусочков меха, и все это раздал "защитникам", сделавшим вид, что нехотя пропускают его. Тут толпа девушек, наконец, раздвинулась, и молодой князь увидел Сияну. Она радостно вскрикнула и бросилась ему навстречу. Поймав ее, Радомир заключил в объятия и хотел поцеловать.
- Через фату, через фату! - закричали им, напоминая обычай: лица невесты перед свадьбой никто не должен был видеть. Она сейчас - все равно что новорожденный ребенок между вратами рождения и миром яви: для прежней семьи ее уже нет, а для новой еще не успела родиться. А любой, кто находится на границе миров, особенно уязвим для злых чар и всякой нечисти. Пока не утвердится прочно, став настоящей женой, любой взор, даже любимого жениха, может к ней привлечь ненужное внимание. Во всяком случае, сварожане так верили с незапамятных времен.
Радомир, смутившись, поцеловал невесту через фату. Под тонкой шелковой тканью ее губы были горячи, бурное дыхание волновало узорчатый покров. Они неловко соприкоснулись руками и отстранились, не зная, как при посторонних выразить свое волнение и радость встречи.
Свадьбу праздновали широко. В день ее по дороге от святилища до княжеского дворца собралось множество приморян, даже не живущих в самом городе. Они с ликованием встретили молодоженов, ехавших в повозке, запряженной тройкой белых коней, в серебряной сбруе с целым набором звенящих колокольчиков. Не кони - лебеди быстрокрылые везли Радомира с Сияной!
Под пение величальных песен молодых посадили под ракиту, где жрец принял от них клятвы пред лицом Лады. Радомира лихорадило от волнения, он с трудом заставил себя успокоиться, чтобы руки не дрожали, когда будет надевать невесте кольцо. Сияна шепнула ему на ухо из-под фаты, приглушавшей голос:
- Наконец-то... Я думала, умру от нетерпения!..
- Я тоже... - прошептал новоиспеченный супруг, взяв из рук жреца клетку с парой белоснежных голубей.
Они с Сияной вместе выпустили птиц, чтобы те летели в Ирий и рассказали Ладе, что у людей сложилась новая молодая семья, просящая на всю жизнь благословения Богини Любви. Оба крылатых гонца затрепетали белыми флажками в высоком небе и исчезли из виду. Затем молодоженов окружили со всех сторон, шумно поздравляли, бросали горстями зерно, муку, клочки меха.
- Сколько зернышек, столько же вам и детишек! Сколько муки, столько и кун! Сколько шерстинок, столько и скотинок!
Весело гремели бубны, пели свирели, дудели пастушьи рожки, складываясь в веселую свадебную мелодию. Когда свадебный поезд повернул назад во дворец, несколько юношей-музыкантов поехали вперед, не переставая играть. И казалось, что песня сама летит по улицам Белгорода Приморского, обгоняя молодоженов.
Стояло самое начало осени, для Приморья еще вполне летнее время, когда ветер с моря еще не приносит обильных осенних дождей. Светило солнце, обещая жаркий день, а потому раскинули столы в саду княжеского дворца. Здесь каждый гость мог найти веселье и угощение.
Молодых встретили выбранные в народе мальчик и девочка, с положенными пожеланиями протянули им на подносе каравай хлеба, от которого полагалось откусить. Чтобы сделать это, невеста на одно мгновение приподняла фату.
Впрочем, все промелькнуло так быстро, что никто не успел заметить, кроме двоих мужчин, стоявших чуть поодаль от круга гостей. По ним трудно было сказать, сколько им лет: уж верно, не юноши, но и до старости обоим было весьма далеко. Первый - не особенно рослый, но коренастый и плечистый, с густыми пепельного цвета волосами. Второй казался помоложе его, но намного выше и крупнее, черноволосый. Одеты были одинаково: в замшевых кафтанах с турьими поясами, в простых холщовых штанах, на ногах постолы с высоким голенищем, в каких удобно бродить по лесу. Да еще самым примечательным в их облике были плащи из волчьих шкур изумительной выделки, с сохранившейся остроухой мордой. Казалось, что настоящие звери лежат на спинах людей. В лицах мужчин не было очевидного сходства, но странным образом сразу угадывалось, что они родственники, скорее всего братья.
Разглядев под фатой лицо Сияны, старший подтолкнул в бок младшего:
- Гляди, она и впрямь в матушку нашу обличьем!
- Будто вылитая! Да еще и кольцо ее носит! - отозвался великан-брат.
Они быстро и совсем неслышно прошли через толпу, стараясь не приближаться к лошадям, и приветствовали молодоженов поясным поклоном.
- Здравствуй, князь Радомир Градиславич! Здравствуй, государыня Сияна Бериславна! Ты, наверное, нас с Могутой не помнишь, мы ушли странствовать, когда ты еще маленькой была. Но к твоей свадьбе нарочно вернулись.
Сияна растерянно взглянула на них сквозь узкие прорези в фате.
- Я... как будто вас припоминаю откуда-то, а вспомнить не могу, - призналась она.
- Ну как же, мы ведь двоюродные дяди твои, со стороны княжны Червени Ростиславны! Я зовусь Беловой Ратмирич, а брат мой - Могута Ратмирич.
- Ой! - от неожиданности пискнула Сияна. Мигом вспомнилось семейное предание, и все стало понятно. И почему сыновья Червени возрастом должны быть, как ее отец и князь Ладомысл, а у самих ни густой бороды, ни седых волос не видать. И к чему волчьи шкуры, она мигом догадалась.
- Ну вот, уже и "ой", - недовольно осклабился Могута. Радомир при виде оборотней шагнул вперед, загораживая жену.
- Да нет, это в смысле: "ой, я не ожидала", - поспешила оговориться Сияна, дружески протягивая руки оборотням. - Спасибо вам, родичи, что пришли к нам на свадьбу! Рада нашей встрече.
- А мы из своих странствий тебе в подарок принесли десять сороков соболей, да еще жемчуга речного, да алатыря-камня, и моржового зуба из Полунощного края, - похвастался Могута, положив к ногам родственницы большой кожаный тюк.
- И еще запомни, Сияна Бериславна: для нас с братом все пути открыты, и мы, вместе или порознь, будем иногда к тебе в Славгород наведываться. Так что, если нужна будет помощь, не забывай.
- Не забуду, - вежливо пообещала Сияна. А Радомир возразил, что сам как-нибудь сбережет свою жену от всех напастей.
-
Ну, это хорошо, что вы не стали тянуть со свадьбой! А сама свадьба очень яркая, такой обряд интересный, только вот Радомир, похоже, лесную родню молодой жены не особо жалует. Посмотрим, что будет дальше! Спасибо, очень живо и выразительно.
-
Ага, кузены-оборотни на горизонте! Что-то мне думается, свою роль они ещё сыграют.
-
Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, это хорошо, что вы не стали тянуть со свадьбой! А сама свадьба очень яркая, такой обряд интересный, только вот Радомир, похоже, лесную родню молодой жены не особо жалует. Посмотрим, что будет дальше! Спасибо, очень живо и выразительно.
Свадьбу я описываю уже не первую, но все равно, о таком событии приятно рассказать.
Радомир просто удивился, не думал, каких сюрпризов можно ждать от родни жены. Ничего, освоится.
А дальше будет еще кое-что непредвиденное. ;)
Ага, кузены-оборотни на горизонте! Что-то мне думается, свою роль они ещё сыграют.
Наверняка, доведется еще встретиться. ::)
Однако братья-оборотни оказались еще не самыми неожиданными гостями на приморской свадьбе. Когда уже все расселись за столами и начали пировать, возле жениха и невесты вдруг появилась женщина. Никто не заметил, когда она возникла или с какой стороны подошла совершенно неслышно. Женщина была пожилой, вернее было даже назвать ее старухой, но благообразной и бодрой. Она двигалась так легко, словно не знали никаких старческих немощей. Да и лицо ее, загорелое, как печеное яблоко, еще вовсе не было увядшим, хотя волосы, заплетенные в единственную косу, еще замечательно густые и пышные, совершенно побелели. Но замечательней всего в ее облике были глаза - бездонной глубины, яркие и чистые, как только что развернувшиеся весенние листья. Встретившись с нею взором, Радомир вспомнил ведуна в Брониславле и, уже не удивляясь ничему, догадался, как зовут эту женщину.
С минуту стояла она молча, любуясь на молодую пару. Затем протянула руки им обоим.
- Здравствуйте, лебеди белые, ясный месяц да звездочка светлая! - проговорила она нараспев. Руки у нее были маленькие и шершавые, но горячие, как огонь. У обоих от ее прикосновения пробежала по телу дрожь, словно она была жрицей, готовящей их к таинству.
Увидев пожилую женщину, подошел ближе отец невесты, князь Берислав Синегорский, и сам приморский князь Ладомысл Звениславич.
- Тетушка Листава? - проговорил последний, не веря своим глазам.
Стоявшая перед ними женщина, босая, одетая опрятно, но просто, в потертую шерстяную поневу и сорочку, вышитую старинными оберегами, в простом линялом платке, с ожерельем из желудей на шее, не очень-то похожа была на княжескую родственницу. Но, глядя, как приветствует ее княжеская семья, и другие знатные приморяне поднимались со своих мест, здоровались с гостьей, приглашали ее за стол.
- Сто лет жизни тебе, Листава Ростиславна! Спасибо тебе, что посетила наш праздник, ведающая тайны земные и небесные! Благослови молодую чету.
Листава, мягко улыбнувшись, стояла за спиной жениха и невесты, положив руки им на головы.
- Спасибо вам, милые приморяне! Давно уже я не видела, как празднуют у вас радостные события, не слышала в своем лесу ваших песен. Не удержалась, пришла на вас полюбоваться, свадебной каши попробовать... Рада, что здесь собрался почти весь род Ростислава. Только моего брата Светозара здесь нет, но тут уж ничего не поделаешь. Если бы он счел нужным, уж наверное, сумел бы придти вовремя... А молодым я от всего сердца желаю счастья. У меня и подарочек есть для вас небольшой, от земли и воды сварожской.
Она вынула из висевшей на поясе сумы сперва два деревянных кругляша, гладко отполированных, так что темные и светлые прожилки на дереве сплетались, точно линии на ладони. На каждом были тонкой кисточкой начертаны знаки Лады. Ведунья протянула их молодоженам.
- Пусть любовь ваша на всю оставшуюся жизнь останется такой же жаркой и светлой, ясным костром горит, а не едким дымом расползается! Храните эти обереги, мной заговоренные; с ними никакая тень вовек не упадет между вами. На дружную жизнь, на лебединую верность! Оберег не даст ничьей чужой воле повредить вам.
- Спасибо, бабушка Листава! - с чувством прошептала Сияна, а Радомир поцеловал руки старой ведунье.
- Обереги, конечно, важный подарок, но еще не все, - продолжила Листава, освободив руки, и достала из сумы тканый поясок, весь переплетающийся вшитыми в него сухими травами. Положила его на колени Сияне.
- Это уж тебе одной, молодица. Самые верные женские средства хранятся здесь. Когда будешь беременна, подпоясывайся этим поясом, и во время родов пусть он будет на тебе. Тогда сможешь много детей подарить своему князю, и сама только окрепнешь после них, здоровье и красоту сохранишь надолго.
Сияна горячо поблагодарила ее за этот подарок, а гости охотно согласились, что лучшего подарка для новобрачной нельзя найти. В искусстве Листавы приморяне были свято уверены: дочь знаменитой Влады - не деревенская знахарка какая-нибудь.
Но и на этом подарки Листавы Ростиславны еще не закончились. Когда она в третий раз сунула руку в суму. гости смотрели, не скрывая любопытства: что она вытащит еще?
Она достала невзрачный с виду плоский белый камушек с морского берега. Положив его на колени Сияне, сказала так тихо, что лишь ближайшие соседи смогли расслышать:
- Это не для семейной жизни, и неизвестно пока, когда пригодится. Но пригодиться может, так что ты его, пожалуйста, не теряй. Он заговорен от неупокоенных душ.
- Ой! - Сияна зябко поежилась. - А где я возьму неупокоенные души?
- Не шути такими вещами, молодица! - ведунья сделала знак солнечного колеса. - Не ты их взять можешь, а они тебя! Если вдруг придется когда столкнуться, кинь его на землю и скажи: "Белый камень, белый хлад пусть земля втянет назад. В царство Нави, нежить, катись, железной стеной от живых отгородись!"
- Неужели вы думаете, я позволю моей жене подвергаться опасности от неупокоенных душ? - гневно возмутился Радомир.
Но старая ведунья многозначительно покачала головой.
- Да ведь мало ли как жизнь поворачивается? По крайней мере, я не тебе - жене твоей дарю этот камень вместе с заклятьем. Может, пригодится когда-нибудь, а если нет - камушек мой сумы вам не оттянет. Только ты про него не забывай, Сияна Бериславна.
Тут старший из братьев-оборотней, Беловой, шепнул ей на ухо:
- Возьми камень. Листава Ростиславна просто так говорить не станет.
И Сияна взяла заговоренный камушек и несколько раз мысленно повторила заклятье, пока не затвердила накрепко.
- Вот и славно! - Листава звонко хлопнула в ладоши. - Ну, теперь веселись, Приморская земля, и вы, гости славгородские!
Музыканты заиграли величальную песню молодой чете, и гости стали приплясывать в такт, хотя для плясок время еще не пришло. Листава Ростиславна одобрительно кивала, глядя сверкающими глазами, как разгорается веселье среди пирующих гостей. Сама она, однако, съела лишь немного пшенной свадебной каши, сваренной с медом, ягодами, орехами. Некогда - а у простонародья зачастую и сейчас, - такая сладкая каша была основным блюдом на свадьбах, так что и само празднество часто называли "свадебной кашей". Разумеется, княжеская семья по такому случаю выставила множество разнообразного угощения, так что ломились столы, однако Листава довольствовалась малым. Как и молодожены, которым, по обычаю, в свой вечер ничего, кроме свадебной каши, есть не дозволялось. Они ели с одного блюда, причем Сияна ловко ухитрялась не открывать фату.
Посидев немного за столом с молодыми, Листава встала и откланялась.
- Счастья и долгой жизни вам, князь Радомир и княгиня Сияна! Спасибо вам за праздник ваш, добрые приморяне. А мне пора.
И, как никто не ожидал, пожилая тихая на вид женщина пронзительно засвистела, точно уличный сорванец. В ответ ей послышался топот копыт, и в распахнутые ворота влетел большой олень. Промчавшись стрелой, он остановился перед ведуньей, гордо вскинув изящную голову с целым ветвистым кустом рогов. Люди замерли, не веря своим глазам. Никто еще не видел настолько близко живым и здоровым такого красавца. Под гладкой шкурой оленя так и ходили сильные мышцы. Солнечные блики золотили его бурую шерсть.
Среди общего изумления, Листава легко прыгнула на спину оленю, на котором не было, разумеется, ни седла, ни упряжи. Но ведунья держалась на нем, как на самой смирной лошади.
- Прости, что заставила тебя придти к людям. Да старая я уже становлюсь, не поспеть было вовремя своими ногами, - проговорила она, гладя оленя между рогов.
Рогатый скакун прыгнул вперед и помчался, обгоняя ветер, унося прочь свою необыкновенную всадницу. И долго еще приморяне вспоминали ее появление на свадебном пиру Радомира с Сияной.
А пир, между тем, все разгорался. Молодожены сидели за своим столом тихо, разговаривая между собой, и ждали вечера, по обычаю. Но гости уже достаточно угостились яствами и медами, и теперь им хотелось веселиться, переполненным буйной силой, особенно молодым. Некоторые ходили от одного стола к другому, ища себе подходящее общество.
Брат жениха, князь Турволод, прошелся мимо братьев-волкодлаков, как бы невзначай задел плечом Могуту.
- Чего тебе? - сразу откликнулся тот.
Молодой князь, сразу приметивший здоровенного волкодлака, задорно встряхнул рыжей головой:
- Хочу бороться с тобой! Давай мериться силой. Только учти: меня еще никто не укладывал на лопатки.
- Ишь ты! - Могута стремительно и плавно поднялся из-за стола, сбросил волчью шкуру на колени брату. - Да и меня, вроде, еще никто не колотил, - он насмешливо изогнул губы, смерив взором молодого князя.
Может быть, такой взор зеленовато-карих глаз оборотня устрашил бы многих людей. Но только не князя Турволода. Тот сбросил плащ и кафтан, оставшись в одной легкой сорочке.
- Вот и хорошо! Значит, я буду первым.
Пиршество смолкло, все беседы стихли, все внимание обратилось к состязавшимся. Внимательно переглядываясь, опытные воины, каких здесь было немало, оценивали шансы бойцов. Ростом оба одинаковы, и в плечах каждый - косая сажень. Могута при всей очевидной исполинской силе был гибок и быстр, как лесной зверь. Казалось, что Турволоду нечего надеяться победить его. Он тоже - витязь, каких мало, но ему всего семнадцать лет...
К юноше подошел один из старших славгородских бояр, Славята, бывший наставник Радомира и Турволода.
- Княже, образумься. Не порти свадьбу своему брату, сядь на место. Не он же задирал тебя, честь тебя не обязывает драться.
Но в глазах Турволода уже разгорались красные огоньки. Он сбросил со своего плеча руку боярина.
- Не мешай, дядька Славята! Я уже все решил.
Он двинулся навстречу противнику, который снова усмехнулся:
- Лучше передумай, пока можешь! Учти: на мне-то все зарастет, как на собаке, а вот тебе могу попортить девичье личико...
Вместо ответа Турволод глухо заревел и бросился прямо на соперника. Тот ловко уклонился и встретил его атаку мощным захватом рук. И оба противника сцепились, подобно дерущимся змеям, покатились в пыли перед взорами зрителей. Их мускулистые тела в обрывках одежды мелькали с такой скоростью, что не разобрать было, кто есть кто. Оба награждали друг друга полновесными ударами и костоломными захватами. Казалось, что никто не может долго выдержать этой первобытной стычки. Но оба вошли в такой раж, что не замечали, как трещат в руках противника их сминаемые мышцы, как хрустят кости в неестественных изгибах.
Радомир, не выдержав, оставил невесту, подбежал к дерущимся, позвал брата:
- Турволод! Уймись, хватит! Я тебя зову, слышишь? Кому сказал?
Но Турволод не видел и не слышал ничего, кроме великана-оборотня, которого надо победить. Так же и тот, и ничьи окрики до них не доходили. Подойти ближе, чтобы растащить силачей, опасались, как бы не попасть под горячую руку.
- Облейте их водой, а то убьют друг друга! - приказал князь Ладомысл Звениславич.
Быстро принесли несколько ведер воды из колодца в саду, и окатили ею бойцов. Те не сразу опомнились, но, наконец, сели, моргая глазами, все в ссадинах и ушибах, мокрые с ног до головы.
- Уф! Ты не волк, Могута, скорее медведь, - проговорил Турволод, вытирая кровь с рассеченного лба.
- А ты, юноша, и вправду быку скрутишь рога! Не встречал еще у человека такой силы, - признал волкодлак, помогая бывшему противнику подняться. Сам-то он и впрямь восстанавливался гораздо быстрей.
После этого неожиданного состязания пир продолжался своим чередом. Звучали застольные пожелания и здравицы молодым. Музыканты пели песни, а кое-кто из гостей пытался им подпевать. Потом те, что помоложе, пустились в пляс.
Только новобрачных все это не касалось. Их дело было - ждать, пока взойдет вечерняя звезда. Радомира раздражали эти правила. Он мог бы тоже вместе с Сияной кружиться в праздничном хороводе. И спеть им величальную песню получше наемных певцов. Но это было против обычая.
Долго тянулся жаркий осенний день. Но вот, наконец, солнце склонилось к закату, ушло за окоем, точно нырнуло в море, и сразу стало темно. В Приморье не бывает долгих сумерек, как в полунощных землях - либо день, либо ночь.
На небо взошла вечерняя звезда, которую агайцы посвящали Афродите. Настало время молодым идти в подклеть. Родители напоследок обнимали дочь, окончательно передавая ее супругу.
Их снова окружили, шумно желая всяческих благ, осыпали шутками, порой весьма вольными, так что Сияна покраснела бы, не скрывай фата ее лицо. Подбадриваемые и подталкиваемые, молодожены направились в свою первую спальню. Музыканты, провожая их, затянули песнь в честь Ярилы, бога жизненной силы во всех ее проявлениях, как нельзя более уместную по данному случаю.
У дверей подклети их встретил Турволод, успевший отдохнуть, умыться и переодеться после рукопашной, с мечом у пояса. Оттеснив толпу прочь, он сперва легко приподнял над полом Сияну, а затем и брата, крепко прижав его к груди.
- Ну вот, и справили свадьбу! Поздравляю тебя, сестрица! - грохочуще захохотал он, точно Леший. - Ступайте! Ваш праздник только начинается, мой тоже - буду вас, по обычаю, охранять до утра, не смыкая глаз! - он выразительно взялся за меч. Затем могучими руками втолкнул брата и его жену в подклеть и запер дверь.
Щелкнул засов, отрезая былую жизнь Радомира и Сияны. Они переглянулись, при свете единственной свечи разглядели узкое помещение, единственную разобранную постель...
- Иди ко мне, лада моя. С сапогами я сам разберусь, - произнес Радомир, вспомнив, что, по обычаю, жена в первую брачную ночь обязана снять с мужа сапоги.
Вместо этого он сорвал с ее лица фату заодно с заколками, которые ей нацепили, укладывая волосы в сложную прическу. Сразу стало легче дышать. Девушка рассмеялась, вдохнув полную грудь свежего ночного воздуха, долетавшего в волоковое окошко. Из сада послышались голоса пирующих, мелодия свирелей и флейт.
Но Сияна еще не успела надышаться, как Радомир поцеловал ее, и одновременно обнял крепко, как ему мечталось с самой первой встречи, а наяву еще никогда не доводилось, прижал к себе, укладывая на постель.
Ему хотелось видеть ее всю, воочию - свою белую лебедь на белоснежной лебяжьей перине, точно в облаке морской пены, как агайская Афродита. Но она была стыдлива, и он сразу погасил свечу, трезво рассудив, что успеет за всю жизнь вдоволь налюбоваться молодой женой.
-
Прекрасное описание свадьбы, да и Листава уж очень интересна. Но, ИМХО, Радомиру придётся узнать ещё много нового о родне своей жены. И о жене, возможно, тоже. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Спасибо, эреа Артанис!
-
Благодарю Вас, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Прекрасное описание свадьбы, да и Листава уж очень интересна. Но, ИМХО, Радомиру придётся узнать ещё много нового о родне своей жены. И о жене, возможно, тоже. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Спасибо, эреа Артанис!
Рада, что Вам понравилось! :)
И Радомиру что-то придется узнать, и Сияне придется осваиваться на новом месте, во владениях своего мужа. Как же, на то и семейная жизнь.
Глава 6. Славгородщина
Настала пора Сияне уехать с мужем в его родовой удел, в Славгород. Там Радомир трижды обведет ее вокруг очага, принимая окончательно в свою семью. Та земля, еще неведомая, станет для бывшей приморской княжны новым домом. Там ей суждено прожить жизнь, родить наследников для Славгородской земли, пусть прекрасной, по словам Радомира, но тревожной и беспокойной.
Молодая княгиня пустилась в путь не в возке, а рядом с мужем, на золотисто-буланом коне. Этого красавца со стоячей гривой, стройного, резвого, как лань, Радомир подарил жене наутро после свадьбы. Сам подвел к нему Сияну, предложил угостить скакуна яблоком.
- Я его купил еще жеребенком у команского хана и сам объездил. Да жаль, он не дотянул ростом до боевого коня. Зато тебе под седло будет как раз. Нравится?
- Очень, - Сияна не сводила глаз с коня, который, заметив внимание к себе, переступал тонкими темными ногами, будто пританцовывал. Скормив ему яблоко, ласково провела ладонью по теплой замшевой морде. - Как зовут его?
- Тебе им владеть, ты и назови, - сказал Радомир, вкладывая поводья в руки жене.
- Тогда пусть будет Огонек, - не задумываясь, сказала Сияна, разглядывая богатую упряжь и седло, убранное тисненой кожей с украшениями из алатыря. Конь не противился новой всаднице; как видно, обучение не испортило ему характер, а может быть, Сияне передался от предков дар обращаться с животными.
- Я так и подумал, - улыбнулся Радомир. - Он будто светится на солнце, как и ты, поэтому я и дарю его тебе. Только косы свои от него прячь: примет за жито и зажует.
Молодой князь игриво взялся за косы жены, заплетенные теперь надвое, как положено замужней. Она легко шлепнула его по руке.
- Выдумаешь всегда что-нибудь! Жито - это хлеб, это жизнь наша, потому и зовется так. А причем тут мои волосы?
Но Радомир зарылся лицом в золотые косы жены, пахнущие горными травами:
- А вот увидишь, как приедем домой. Там как раз сейчас спеет жито. И каждый сноп - золотистый и пышный, точно волосы твои...
И вот, кони мчат их по степи, залитом еще ярким осенним солнцем. Осталась далеко позади Приморская земля, даже соленый запах моря не долетит сюда. Вот она, сколько может окинуть глаз - степь, такая же бескрайняя, как море: золотые нивы да широкие луга до самого окоема. И небо над ними - высокое, бездонно-синее. И слепящий круг солнца в нем...
Ой, степь сварожская, Исконная Земля, колыбель могучего племени! Мало найдется мест, равных ей, когда весной она покрывается буйным разноцветьем, или жарким летом, когда расстилается травяное море до самого окоема. Но как же хороша она золотой осенью, когда, утомленная летними заботами, нежится, отдыхая, под лучами солнца. Ясноликий Даждьбог, которого здесь зовут Хорсом, больше всего любит степные края, и щедро делится с ними теплом и светом, чтобы рос богатый урожай, чтобы наливались соком плоды земные, чтобы пчелы несли в улей больше меду, а скотина нагуливала молоко, жир, шерсть. Оттого-то под солнечными ласками степь сама по осени становится вся золотой, как солнце. Будто и впрямь налитые светом, золотятся по осени тяжелые снопы жита. Желтеют повсюду поставленные стога сена, а там, где трава не скошена под корень, она сама сохнет под солнцем. Деревья, прежде чем заснуть до весны, тоже одеваются золотом, и этот наряд не беднее летнего.
Такой славгородскую землю и увидела впервые молодая княгиня.
Сперва ехали еще через Червлянскую и Холмоградскую земли, но вот уже Сияне сказали, что начинаются владения ее супруга. Теперь она с особенным интересом приглядывалась ко всему, что было вокруг, чувствуя на себе внимательные взоры и своих спутников, и встречавшихся в пути жителей.
Стояло время полевых работ, и повсюду, где они проезжали, поселяне-смерды убирали жито. Сияна видела, как ловко работают и мужчины, и женщины: как они жали серпом высокие, золотисто-рыжие колосья, увязывали их в снопы и складывали на телеги, чтобы отвезти на молотильню. Казалось, у них в руках и вправду кипело живое, яркое золото. Сияна как-то сорвала ржаной колос и растерла в ладонях; спелые зерна, пахнущие ветром и солнцем, легко выпали ей на ладонь. Она подумала и высыпала их в сумку.
- Можно будет их посадить в саду? Пусть и у нас под окном растет жито, хоть для красоты, - сказала она мужу.
Но молодая княгиня не только любовалась видами, но и глядела, как живут люди во владениях ее супруга. Ей нравились их глинобитные избы, крытые соломой - не избы, а хаты, как говорили славгородцы. Сияну каждый раз смешило это слово, но она старалась сдерживаться. Конечно, глинобитные мазанки - не то что брониславльские могучие строения из бревен, сколоченные на три века. Куда проще и беднее их славгородские хаты, а все же каждая снаружи побелена, а некоторые еще и пестро разукрашены в меру хозяйского умения.
Хотя был как раз разгар полевой страды, поселяне всегда тепло приветствовали проезжавшего князя, подходили, чтобы поздороваться с ним. Сияна с гордостью замечала, что славгородские жители, похоже, любят Радомира, и он с ними говорил запросто, не чурался простолюдинов, оторвавшихся от полевых работ, полуголых или в мокрых от пота сорочках.
Несколько раз князю с женой случалось и заночевать в деревенских хатах. Не всегда поблизости имелась боярская усадьбы, чтобы расположиться с удобством, и путники порой принимали приглашение какого-нибудь гостеприимного поселянина. Княжеские воины ночевали тогда на сеновале или во дворе, а Радомир с Сияной устраивались на лучшей постели, что могли предложить хозяева. А прежде того под вечер вокруг них собиралась вся деревня. Одни делились жалобами, в основном на соседей или княжеских управителей, просили князя их рассудить. Другим просто любопытно было поглядеть, какую жену взял себе князь Радомир.
Молодую княгиню охотно зазывали к себе испросить благословения - коснуться яблони, чтобы лучше плодоносила, подержать на руках ребенка, чтобы рос здоровеньким. Людям нравилось, если их молодая госпожа, может быть, уже носящая под сердцем дитя, испросит для них милости Богов; верили, что ее Боги охотнее послушают.
Сияна никогда не отказывалась, особенно после того, как увидела, насколько трудно живут простые славгородцы. В первой же мазанке, где они остановились на ночлег, был земляной пол, утоптанный до каменной твердости, и всего одна горница. Вместо дверей ее разгораживали только тканые занавески. За одной занавеской ночевали хозяин с женой, за другой - старые родители хозяина. Отгородились от них старшие сыновья со своими женами и младшие дети. Больше десятка человек ютились в тесной хате, где, казалось, и не повернуться! Ночью, лежа рядом с мужем на лавке, устланной колким сеном, Сияна долго не могла заснуть, слушая, как на чердаке пищат и дерутся мыши.
- Это что же, все славгородцы живет, как здешние хозяева? - спросила она шепотом, чтобы не услышали за занавеской - только руку протянуть.
Радомир вздохнул, гладя ее плечи.
- Эти? Эти, лада моя, еще благополучны. Урожая в этом году богато, хватит прожить до весны, а в тесноте - не в обиде, зато вся семья цела. А вот на кого команы нападут, тем приходится туго. Одних убьют, других угонят в плен. А третьим на пепелище все начинать сначала, лишившись всего.
- И такое часто здесь бывает? - испуганно воскликнула княгиня.
- Нередко. На то и нужен князь с дружиной, чтобы быть начеку, степных хищников отваживать прочь, как волков от овчарни. В любое время следует быть готовым к войне. Но ты не бойся: у меня теперь, когда ты рядом, втрое прибавилось силы и отваги. Спи спокойно, лада, и славгородцы мои пусть спят...
Но не всегда путники пользовались гостеприимством местных жителей. Случалось заночевать и по-походному. Тогда вечером сидели все вместе у костра, рассказывали разные были и небылицы. Сияна охотно слушала их, особенно те, что рассказывали о прошлом славгородщины, открывали ее душу и характер...
Широка и привольна славгородская степь, всему живому в ней хватает места. Скачут по ней, куда глаза глядят, табуны диких коней и стада нескладных с виду, но удивительно быстроногих сайгаков. Величественно бродят по степи могучие туры, опасные даже для опытных ловчих. Весной, когда разливаются реки на четыре брода, Белая и ее притоки наполняются рыбой. Тут и круглые, как сковородки, лещи, и жирные сазаны, и хищные щуки. А бывает, что зайдет в мелкие протоки и более ценная рыба - осетр, стерлядь, белуга. Весной славгородцы не сетями берут рыбу - баграми. Но первую рыбину непременно ловят живой и выпускают обратно: пусть передаст Водяному Белой реки, что люди не жадничают, не грабят его зазря, свято соблюдают правду речную. И вода пока что кормит славгородцев не хуже земли.
Также и всякой птицей богата Славгородская земля. По степи разгуливают важные, как бараны, дрофы, нехотя подымаясь на крыло, и их мелкие, с курицу, родичи стрепеты. Степные озера и поймы речные полны разных уток и гусей, и даже лебедей. Едва наступит весна, из Ирия прилетает длинноногий красноклювый аист, но уж на него никто из славгородцев не вздумает охотиться. Они верят, что аист приносит счастье тем, на чьей крыше поселится.
Полна разнообразной жизни славгородская степь. В небе серебряным колокольчиком поет-заливается жаворонок. Там, где уже скошен хлеб, и кажется, ничего не может быть среди жесткой колючей стерни, вдруг из-под самых копыт вспархивает выводок серых куропаток, выскакивает вспугнутый заяц. В небе над пустеющими полями кружат на распростертых крылах ястребы, канюки, луни, высматривая в поле мышей. Не умолкая, трещат кузнечики, будто знают, что степь без их звона не степь. Нет в ней пустоты, не бывает остановки в нескончаемом биении жизни. Даже зимой, когда земля отдыхает под снегом. Даже летом, в самый солнцепек.
Но не одних сварожан, любимых детей сияющего Хорса, привлекала издавна красота степи и ее богатства. С давних времен сражались за владение ею с кочевыми племенами, живущими грабежом. В противостоянии с ними выросли Сварожьи Земли. В честь давней победы над кочевниками когда-то был поставлен и Славгород, где правил теперь князь Радомир Градиславич. Тому минуло сот лет, да и само то степное племя, которое сварожане звали "черными башлыками" за их войлочные шапки, теперь совсем не то, что прежде. Некогда грозный соперник давно умалился, растратил былую мощь. Остатки "черных башлыков" теперь научились у сварожан возделывать землю, часто шли на службу к сварожским князьям. Радомир тоже принял к себе один их род и позволил им поселиться на своей земле в обмен на военную службу.
Зато другие кочевники - команы, пока еще сильны и воинственны, и чуть ли не каждый год опустошают ближайшие сварожские княжества, разоряют села и даже города. Они, команы, тоже чувствуют красоту раздольной степи. Недаром ставят на возвышенностях каменные изваяния своей богини степей, выражая, как могут, свое благоговение. Проезжая мимо таких "каменных баб", сварожане на всякий случай выплескивали перед ней чашку молока, ложили кусок хлеба: с чужими богами, да еще в пути, лучше не ссориться.
Но с самими команами уживаться сварожанам было трудно. На протяжении многих поколений они были им врагами, не желая мирно разделить широкую степь. Радомир нарочно повез жену подальше от команских разорений последних лет, желая, чтобы она видела только красивое. Пусть узнает со временем, как живет славгородская земля. Зачем ей начинать со зрелища пожарищ и запустения, с обездоленных поселян, которым крыша в непогоду кажется за счастье? Не следует огорчать свою ладу чужими бедами.
- Это Любославль, мой второй по величине город, - однажды сказал князь Радомир, когда они проезжали мимо города, окруженного высокой каменной стеной. - А вон уже и дорога на Славгород. Через пару дней будем на месте.
-
Прекрасное описание степей, просто очень хорошее. Быт поселян тоже хорош - без пасторальных красот, зато вполне достоверно. Вообще всё путешествие интересное. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
-
Благодарю, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Прекрасное описание степей, просто очень хорошее. Быт поселян тоже хорош - без пасторальных красот, зато вполне достоверно. Вообще всё путешествие интересное. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
Надо же Сияне познакомиться со своим новым княжеством, хоть немного узнать, как живут там люди, чтобы освоилась на новом месте, не чувствовала себя иностранкой. Значит, о славгородской земле нужно написать особо. Да и название обязывает.
Славгород, как и Любославль, стоял на возвышенности, на высоком берегу Белой реки, сверху глядя на открывавшуюся во все стороны степь. Поразмыслив, Сияна поняла, что так и нужно степному городу, чтобы издалека видно было любую угрозу. Придут ли загоном команы, вздумает ли, не в добрый час, какой-нибудь обнаглевший сварожский князь повоевать соседа - славгородцы заметят вовремя и успеют подготовиться. Правда, стена и земляной вал перед нею показались молодой женщине пониже, чем в Любославле, но сам город, поднимаясь на высоких склонах холма, высился над степью величественно и грозно.
Уже оповещенные о возвращении князя с молодой супругой, славгородцы украсили город для торжественной встречи. Над каждой дверью повесили вьющиеся плети хмеля, сплетенные с полевыми цветами и колосьями ржи. Сами горожане в лучших одеждах вышли встречать княжескую чету, старались подобраться ближе, чтобы разглядеть, какую супругу взял себе князь Радомир.
- Едут, едут! - загомонили мальчишки, забравшиеся на воротную башню, откуда их, по такому случаю, не погнали стражники, как обычно.
Славгородцы не разочаровались. Молодая княгиня, ехавшая на резвом золотистом Огоньке рядом с мужем, была очаровательна. Со светлыми косами, уложенными в высокую прическу, как будто надела солнечный венец. Раскрасневшаяся от волнения, она была еще краше обычного, когда улыбалась славгородцам, то и дело оглядываясь на мужа: все ли в порядке?.. Но Радомир ни минуты не сомневался, что его лада так же придется по сердцу славгородцам, как и ему самому. С его лица не сходила ликующая улыбка, и супруге передавалась его убежденность. Никогда еще славгородцы не видели такой красивой пары. Любуясь, как ловно правит конем молодая княгиня, как хороша ее стройная фигура в старинной одежде - богато вышитой сорочке и поневе в желтую, зеленую и коричневую клетку, как носили здешние женщины, горожане не сомневались, что их князь удачно выбрал себе супругу. Провожая их взором, приветственно кричали, подпрыгивали, махали руками.
- Да здравствует князь Радомир Градиславич! Да здравствует княгиня Сияна Бериславна! Живите сто лет!
Сияна в ответ тоже махала им рукой, приподнявшись на стременах. От волнения ей стало жарко, дыхание участилось.
- Слышишь, как тебя приветствуют? - шепнул Радомир на ухо жене.
- Почему меня? Нас обоих...
- Нет!.. Меня одного никогда так не приветствовали. Это они ради тебя собрались.
Собравшиеся горожане проводили их до княжеского дворца. Здесь Радомир легко снял жену с коня и поднялся с ней по ступеням крыльца, поставив на ноги уже наверху. Там они остановились, лицом к толпе.
- Здравствуйте, люди славгородские! - звонким от волнения голосом проговорила Сияна. - Рада познакомиться с вами. Боги меня привели к вам, быть женой князю Радомиру Градиславичу, значит, и мы с вами Небом суждены друг другу.
Молодая женщина старалась держаться величественно, подражая тетке Доброгневе, но чувствовала, что это ей не очень удается, и надеялась, по крайней мере, что голос ее не дрожит слишком уж заметно. Лишь поздоровавшись с горожанами, она смогла разглядеть княжеский дворец, которому предстояло стать ей домом.
В отличие от большинства славгородских домов, дворец был деревянным. Высокий трехъярусный терем с пристройками разной высоты. Сияне сразу бросилось в глаза, что окна, затянутые, как повсюду в Сварожьих Землях, тонкими слоями прозрачной слюды, были сделаны большими, точно широко раскрытые глаза, с широкими резными наличниками. Крыша дворца была остроконечной, покрыта красной черепицей. Запрокинув голову, чтобы охватить все взглядом, Сияна разглядела над коньком крыши славгородское знамя. На синем, как безоблачное небо, поле расправлял крылья золотой не то лев с крыльями и орлиными ногами, не то орел с львиной головой и передней частью тела. Загадочный грифон, означавший мощь, отвагу и ярость, красовался на знамени у всех потомков князя Драгомира, только цвета у каждой ветви были разные. Недоброжелатели, правда, говорили, что грифон в данном случае означает еще и склонность выдавать желаемое за действительное: что, как никто в точности не видел грифона наяву, так же несбыточны были стремления Драгомира сделаться великим князем; и что потомков его этот знак тоже не доводит до добра. Впрочем, о ком ни разу в жизни не говорили худого?..
В княжеской горнице был накрыт стол, там собрали пир в честь прибывших. Судя по тому, как ломились столы под богатым угощением, славгородцы не собирались спускать, что их князь женился не дома, и хотели отпраздновать свадьбу не хуже приморской. Но прежде всего следовало соблюсти обряд. Под внимательными взорами гостей Радомир взял за руку жену и троекратно обвел ее вокруг горящей печи, как положено, по ходу солнца.
- Очаг домашний, прими новую хозяйку, согрей нашу семью, подари нам счастье, - проговорили молодые вместе.
Поклонившись очагу, молодая хозяйка подбросила в огонь пару поленьев, а за печку поставила плошку молока вместе с лепешкой.
- Прими, батюшка Домовой, от молодой хозяйки, признай ее в праотеческом жилище.
За печкой зашуршало что-то, завозилось, и на мгновение Сияне привиделось, что из пристенка прошмыгнула то ли большая пушистая мышь, то ли ласка, и тут же скрылась. Но и приношение вмиг исчезло.
Славгородские бояре, узнав об этом знаке, стали поздравлять княгиню; по их мнению, лучшего и желать было нельзя. Домовой редко показываетя наяву, тем более при посторонних, а раз появился, пусть и зверушкой, значит, княгиня ему приглянулась.
Когда молодые сели за стол, вокруг собралась княжеская челядь во главе с немолодой, властного вида женщиной. Та, поклонившись Сияне, сняла связку ключей, висевшую на поясе, и протянула ей.
- Вот тебе, матушка-княгиня, ключи от всех покоев княжеских, от амбаров, кладовых, поварни, от медуш, погребов и сокровищниц. Пять лет я за ними надзирала, с тех пор как ушла в Ирий матушка Радомира Градиславича; то-то, верно, радуется она теперь, глядя на вас! Ну а теперь ты в своем дому будешь распоряжаться, а я уж доживу свой век спокойно.
Сияна подумала, что и это своего рода проверка. В голосе пожилой женщины слышалась, хоть и скрываемая, обида. Приняв ключи, она постаралась улыбнуться, как могла теплее:
- Как тебя зовут, почтенная?
- Желань, - кажется, ее взгляд чуть-чуть смягчился.
- Так вот, почтенная Желань: я пока еще ничего не знаю здесь, даже осмотреться не успела, а ты уж предлагаешь мне распоряжаться. Лучше я сперва у тебя поучусь, а ты покажешь мне, как привыкла вести дела, чтобы я по незнанию не испортила ничего. Да и когда освоюсь, стану у тебя спрашивать совета, если ты не откажешься.
Пожилая ключница растерянно выпрямилась. На глазах ее блеснули слезы. Потом она поклонилась княгине уже с настоящим, а не с вынужденным почтением.
- Ты и вправду достойна быть княгиней, не только красотой, но и мудростью! Если кто-нибудь против тебя скажет, я первая скалку о его хребет сломаю!..
Сияна вздохнула с облегчением, чувствуя, что лед сломан. Гости подняли кубки в честь молодой четы. У Радомира, когда он с гордостью взглянул на жену, глаза блестели как смарагды.
Так Сияна сделалась славгородской княгиней. Жизнь сразу же закружила ее водоворотом забот, которых она не избегала, желая быть настоящей помощницей своему супругу. Ведь сколько в княжеском владении служб, которыми прежде распоряжалась Желань, а теперь следует управлять ей, хозяйке! И все это - еще не считая оружейной, конюшни, ловищ, псарни, мастерских. То - мужское дело, ими занимался сам князь и поставленные им управители. Но и на долю супруги оставалась уйма разных обязанностей. В них Сияна теперь терпеливо разбиралась. изучала все имущество своего мужа, а заодно и людей, поставленных его беречь.
Узнавала и ближников княжеских - бояр, а больше всего боярских жен, что часто являлись к ней в гости. Старалась, приглядываясь к ним, выяснять, чем дышат их мужья, во всем ли они едины с Радомиром. Не все важные гостьи одинаково нравились молодой княгине. Иные держались высокомерно, предлагали ей свои советы и поддержку, пока не наберется опыта, и всем видом показывали, будто без их мужей князь Радомир ни за что не обойдется. Такие сразу не внушали доверия Сияне, но она старалась и с ним на всякий случай ладить, лишь бы ненароком не повредить мужу в его отношениях с первыми людьми княжества.
Бывало, в первые дни она так уставала, что вечером падала в постель совсем без сил, пока Радомир не приводил ее в чувство ласками и поцелуями. Только с ним молодая женщина себя ощущала юной и свободной, как прежде. Иногда, пока позволяла погода, он брал жену прогуляться верхом, и они, оседлав Белогривого и Огонька, уезжали в ближайший к городу лес, полный запахов мокрой от дождя земли, опавших листьев и грибов. Казалось - набери этот лесной запах в кувшин и запечатай, чтобы открыть среди зимы, и зимой повеет листопадом.
Но к середине зимы молодая княгиня стала меньше двигаться, и больше не ездила верхом. Теперь она чаще сидела в своей горнице, а дворцовая челядь приходила к ней туда для отчета и распоряжений. Скоро все узнали, что Сияна ждет ребенка, и славгородцев обрадовала эта весть. Стало быть, и впрямь Лада послала ее князю Радомиру, если так быстро благословила их брак.
По совету Листавы, будущая мать с самого начала носила под одеждой ее пояс, не сомневаясь, что он поможет ей благополучно родить Радомиру сына. Они оба не сомневались, что будет сын. Князь все свободное время бывал рядом с женой, оставил все дела и дружину на бояр, даже прежде любимые ловы, соколиные ли, звериные, его сейчас не привлекали. По вечерам он пел ей песни, что услышал раньше или сочинил сам. Но выбирал только самые светлые и чистые: никаких злых чар, никаких порождений мрака. Выбирал самые прекрасные сказания о героических подвигах, о великих победах, чтобы будущий княжич их запомнил. Сияна соглашалась, не сомневаясь, что еще не родившийся ребенок все слышит.
Их первенец родился в конце липеня, когда небо и земля задыхались от зноя. Роды начались с вечера, а поутру, когда взошло солнце, маленький княжич появился на свет. Молодой матери казалось, что в родовых муках прошло бесконечно много времени, однако пояс Листавы показал себя, да и сама Сияна была исполнена решимости в своем, женском сражении. Вытерев от пота ее странно полегчавшее тело и переодев в сухую сорочку, повивальная бабка пообещала, что следующих детей княгиня родит совсем легко.
- Первый мальчик все же помучил тебя, государыня, но с другими, как приноровишься, пойдет легче. Богато народишь детишек князю Радомиру.
- Много? - с трудом улыбнулась княгиня, разлепив искусанные губы, припоминая особенности славгородского говора.
- Да, да. Богато, - повторила повитуха, и посторонилась, едва не сбитая с ног князем Радомиром. Услышав о рождении сына, он громко завопил и бросился к роженице, чуть не сорвав дверь с петель.
Своего первенца Радомир и Сияна назвали Брониславом, в честь князя Бронислава Великого, самого знаменитого из сварожских правителей. Хоть и не происходили из его рода, все же Бронислава Великого почитали все сварожане без исключения, не только как могущественного князя, но и воина и полководца, того, кто, хоть и не навсегда, но все же одолел воинственных команов и научил их бояться сварожского оружия. Лучшего имени для наследника степного Славгорода, издавна воюющего с кочевниками, было не придумать.
-
Вот и Славгород мы увидели, и княжича нового поприветствовали. Что-то дальше будет. Интересно, а дочери у Сияны появятся?
-
Умница Сияна. Совсем молоденькая, а как она разумно вела себя, с желанью, к примеру. Да и супруга обрадовала, сына ему подарила. Спасибо, эреа Артанис, что-то дальше будет?
-
Спасибо за новую историю, эреа Артанис! :) Герои очень обаятельные, и Сияна, и Радомир! Встреча с Листавой и Светозаром тоже порадовала. Описание степи прекрасно. А Сияна на редкость мудра для сврих лет. Повезло князю с женой, а славгородцам с княгинею.
-
Благодарю вас, милые эрэа Карса, эрэа Convollar, эрэа Эйлин! :-* :-* :-*
Вот и Славгород мы увидели, и княжича нового поприветствовали. Что-то дальше будет. Интересно, а дочери у Сияны появятся?
Дальше будет жизнь, разумеется. Надеюсь, что достаточно интересная жизнь, чтобы было о чем рассказать. :)
Могут и дочери появиться, почему же нет?
Умница Сияна. Совсем молоденькая, а как она разумно вела себя, с желанью, к примеру. Да и супруга обрадовала, сына ему подарила. Спасибо, эреа Артанис, что-то дальше будет?
У Сияны развита интуиция, она и раньше чувствовала, с кем имеет дело; вспомните. И теперь, на новом месте, ей дарования пригодятся, разумеется.
Спасибо за новую историю, эреа Артанис! :) Герои очень обаятельные, и Сияна, и Радомир! Встреча с Листавой и Светозаром тоже порадовала. Описание степи прекрасно. А Сияна на редкость мудра для сврих лет. Повезло князю с женой, а славгородцам с княгинею.
Очень рада, что Вам нравятся мои герои, новые и старые. :) А Радомиру и славгородцам, конечно, повезло. Хотя от всех неприятностей Сияна вряд ли их убережет - все-таки она не Влада.
Глава 7. Судьбы княжеские
Быстро, как бег табуна коней по степи, пролетало время. Минуты, вроде бы, заполненные памятными и даже жизненно важными событиями, складывались в долгие и все же быстро пролетающие часы, те - в дни, а те, как спицы в колеснице Хорса - в месяцы и годы; и не поспеешь уследить, как вращаются.
Не стояло на месте время и в жизни Сияны. Напротив, она, как всякая молодая мать, воочию наблюдала его ход, глядя, как подрастает их с Радомиром первенец. Вот совсем недавно еще лежал в пеленках, тихо плакал, прося материнского молока, а вот уже стал больно прикусывать прорезавшимися зубками. Вот впервые стал на еще не окрепшие ножки, а вот уже лепечет первые смешные словечки, пока еще непонятные никому, кроме матери. В нем Сияна наяву видела ход времени, не со сказочной быстротой, но все-таки очень быстро.
Мать и отец обожали своего первенца. Радомир разглядел с первых же дней, что нос и губы, и яркие голубые глаза малыш получил от Сияны. Та возражала, что о таком маленьком ребенке рано что-то говорить, а глаза голубые у всех новорожденных. Но князь стоял на своем. И оказался прав. Чем больше подрастал Бронислав, тем заметнее становилось сходство с матерью.
Самому князю не удавалось, впрочем, безмятежно наслаждаться семейным счастьем. Из степных команских кочевий доходили тревожные слухи: там что-то готовилось, что-то начинало бурлить, как закипающий котел. Разведчики доносили о новых союзах между несколькими сильными ханами, что уже начинали действовать совместно, о новых кочевых путях. В Славгороде и других порубежных землях иные считали, что это пустяк, а другие грозили чуть ли не новым степным нашествием, как во времена до Бронислава Великого, когда команы доходили до Дедославля и Червлянска.
Как бы там ни было, князю Радомиру на второй год после женитьбы дважды пришлось отбивать команские набеги. К счастью, то были не самые сильные орды, их легко удавалось изгнать и отбить захваченных славгородских пленников. Но Сияна все равно тревожилась, когда ее муж уходил на войну. В первый раз, вскоре после рождения Бронислава, Радомир надеялся, что жена, поглощенная заботой о ребенке, легко отпустит его. Но она плакала, провожая его на войну, и Радомир едва успокоил ее.
- Не рви себе сердце, лада моя, а то молоко пропадет, придется Брониславушку отдать кормилице. Я вернусь скоро. Мне ничто не повредит, я теперь стал втрое сильнее, раз у меня есть вы!
Сияна всхлипнула и уткнулась лицом в грудь мужу.
- Ну почему тебе так часто приходится воевать?
- Что же поделаешь, раз степь. Здесь иначе нельзя - если ты не хочешь, чтобы мы все сбежали в леса, по берлогам попрятались, как брониславцы. Ничего, мы с Турволодом быстро их отвадим. А иначе, если позволить команам разбойничать в наших землях, они совсем сядут нам на голову. Еще и нашему Брониславу, как подрастет, доведется с ними схлестнуться, чего доброго. Легко может статься. Такова княжеская судьба - лицом к лицу встречать любого врага.
Сияна тогда непроизвольно прижала к груди сыночка, так что он проснулся и запищал. Трудно ей пока что было представить маленького сына будущим мужчиной, князем и воином. Неужто и ему в свой черед доведется опоясаться мечом и оседлать резвого коня не на ловы и не для дружеского состязания, а для настоящей битвы? И он в свой черед подставит вражескому оружию свое тело, и будет наносить и получать раны, а может быть, и падет в сражении? Дико, немыслимо было матери даже подумать о таком будущем для своего маленького сына! Для чего же тогда она носила его под сердцем, рожала в муках? Для того ли кормит своим молоком, желая ему с пеленок вобрать в себя побольше жизненной силы, чтобы пустить под мечи и стрелы, как только он подрастет? Это ли судьбы княжеские?
- Иначе не получается, - проговорил Радомир, проверяя, легко ли выходит меч из ножен. - Вспомни деревни, что мы видели по пути. Там тоже люди живут, и у них есть любимые супруги и дети. Нам без них не обойтись, князья и простолюдины связаны одной веревочкой. Вот в чем судьбы княжеские...
О княжеских судьбах, порой ничуть не более надежных, чем судьба простого землепашца, им довелось подумать следующей за тем зимой.
Однажды утром князь с княгиней завтракали вместе с самыми ближними боярами. Тут был Славята. бывший наставник князя Радомира, и трое бояр помоложе - Власт, Острозор, Радим. С ними князь Радомир советовался во всех делах, военных и мирных. Но сейчас они собрались не для совета, просто как друзья. Толковали о том, что сейчас, пока стоят погожие дни и снег лежит надежно, неплохо бы съездить на ловы - размять коней и псов, взбодриться самим. Неподалеку, за деревней Вербовой, видели стадо сайгаков. Зимняя бескормица заставляла пугливых зверей приближаться к человеческому жилью, а глубокий снег лишал их обычной прыти.
Сияна сидела здесь же, рядом с мужем, из одной миски с ним черпала стерляжью уху. За прошедшее время она совсем расцвела, материнство украсило ее признаками зрелой женственности, а в ясных глазах виделась уже теперь особая, женская мудрость. Когда молодая княгиня вышла к столу, бояре даже залюбовались: какая красавица получилась из худосочной приморской девчонки! Сияна уже заканчивала кормить Брониславушку своим молоком, и теперь снова постройнела, как молодая девушка, только грудь поднималась высоко и округло под тонкой шелковой сорочкой. Теперь она спокойно оставляла ребенка на няньку, а сама бывала всюду вместе с мужем, и он делился с ней всеми заботами. И не зря вникала она во все хозяйственные дела, обо всем расспрашивала старую Желань. Теперь Сияне нередко случалось дать хороший совет мужу и его ближникам-властелинам.
Но этим утром, начавшимся так тихо и мирно, им не суждено было долго наслаждаться безмятежным домашним теплом. Князю сообщили, что вернулся из Брониславля купец Горкун и принес срочные вести.
- Зови сюда, - Радомир тревожно нахмурился. - Что там случилось? Уж верно, не соболя на куницу подменили, что-то поважней стряслось...
Так и оказалось. Вбежал в горницу, купец, плотный мужчина средних лет, с умным и хитрым лицом, так поспешно, что на его усах еще не оттаяла изморозь. Остановившись перед князем, воскликнул - будто камень в прорубь швырнул:
- Князь Стемир Сильный убит!
Никто не смог сдержать возглас изумления.
- Иди ты! - недоверчиво произнес князь Радомир, вытаращив глаза. - Кем убит? Разве война была?
- Ты думаешь, государь, что такого могущественного властителя, бесстрашного полководца, могут убить только враги в открытом бою? - усмехнулся Горкун. - Убили великого князя свои же своевольцы-бояре...
Вот что рассказал купец о случившемся в Брониславле в те черные дни. Князь Стемир Сильный, у которого слово никогда не расходилось с делом, смело взыскивал всякую вину с самых влиятельных бояр. Тех, кто мешал ему проводить свои меры, лишал должностей, взыскивал с них куны. Поддержкой князю против родовитых властелинов были выдвинутые им самим воины и мужи совета - дворяне, как их звали, в отличие от старинной знати. И говорили, что многие бояре недовольны великим князем. Так или нет, но вскоре Стемир Сильный казнил смертно даже брата своей старшей жены Любуши: якобы тот умышлял на его жизнь. Но заговор после казни боярина, видно, остался. К нему примкнула и сама старшая княгиня, мстя за брата и за то, что муж ей предпочел другую. Когда другие испугались было разоблачения и хотели сбежать из Брониславля, она их пристыдила, заставила решиться немедленно: или князю не жить, или им...
Сияне вспомнилось, как они с Радомиром видели отвергнутую княгиню, бледную и мрачную, глядевшую, не отрываясь, на окна дворца, где ее муж принимал гостей вместе с молодой женой. Недаром при этой встрече у нее мороз пробежал по коже...
Горкун продолжал рассказывать, о чем ему довелось узнать в Брониславле.
- Собрались больше десятка бояр и княжьих слуг, чем-нибудь недовольных, и пришли во дворец ночью. Стражу напоили сонным зельем, так что никто до утра и не слыхал ничего. Меч из княжеской спальни выкрали заранее...
- Еще бы! - горько усмехнулся Радомир. - Я был под Орлиной Вежей с князем Стемиром Мирославичем и видел его в бою. Он бы половину из них успел отправить в Кромешный Мир, будь при нем меч. А они - трусы, как все, нападающие ночью, рисковать не хотели...
- Да, да, - подтвердил купец. - Князь Стемир и безоружный сопротивлялся долго, но их много было, все вооружились мечами и копьями...
Заговорщики кололи и рубили ненавистного им князя, точно не верили, что он смертен. Отрубили ему левую руку, чтобы он не мог защищаться, нанесли множество ран. Затем ринулись разорять дворец. Опьяненные хмелем и кровью, перебили после князя и всех его любимцев, на которых он полагался вместо них, родовитых бояр. Княгиня Любуша сама заколола княгиню Лунолику, велела убить ее детей. Буйство перекинулось и в город: истребляли всех сторонников покойного князя, доставалось и совсем непричастным - под шумок удобно сводить старые счеты...
- Безумцы! - заревел раненым туром боярин Славята, выронив из рук кубок, покатившийся по полу. - Они, как кабаны ненасытные, думают всю жизнь лишь о своем брюхе да окороках, а в остальном хоть трава не расти. А когда их пытаются вытащить из приятной грязи, они превращаются в бешеных волков и грызут всех подряд! Князь для бояр - как берега для реки, сдерживает ее, чтобы все вокруг не затопила. С одними можно править добрым словом, другим только головы рубить и остается - это всегда так было. Но такого не случалось еще в Сварожьих Землях! Ничего, кроме пьяного буйства, и не могло выйти у тех, что умеют только разрушать, но не создавать!
Власт вздохнул, соглашаясь со стариком. Радим поднял с пола его чашу и поставил на стол.
- Что же было в Брониславле, когда ты уезжал, Горкун? Кто там правит сейчас?
- Выбрали на вече князя Мстислава Мирославича. Тот первым делом отомстил за брата: переловил убийц и казнил всех, пусть их души вовек мерзнут в Исподней Стране! А их тела в плетеных коробах утопили в болоте. Они недостойны погребального костра.
- То верно, - Острозор осенил себя знаком солнечной колесницы. - А вот долго ли усидит князь Мстислав? Квелый он, и здоровьем слаб, как будто...
Сияна припомнила князя Мстислава - тихого, болезненного вида человека, ничем не напоминавшего железного старшего брата. И впрямь, разве сможет такой человек быть великим князем, когда вон что творится!
Горкун кивнул, по знаку князя садясь за стол и придвинув к себе пирог с капустой и грибами.
- В Брониславле так и говорят об этом. Нового великого князя не очень-то уважают, за глаза зовут Мстиславкой. По слухам, из Агайи возвращается их самый младший брат, молодой Станислав Мирославич. Похоже, он-то и станет наследником.
- А Ярослав как же? - резко произнес князь Радомир, до сих пор молчавший, в потрясении от услышанного. - Ему останется что-нибудь после гибели отца?
- Князь Ярослав Стемирич прежде сидел во Влесославле. Но, как дошло до них, что случилось, они его быстренько изгнали, - купец развел руками, как бы говоря: "судьба". - А брониславцы тоже его не захотели князем. Многие бояре побоялись, что он и их сочтет виновными в заговоре против его отца...
- Немудрено. Я уверен, что так и было, - Радомир фыркнул от злости, как рассерженный конь. - Вот, значит, как, Ярослав... Был сын великого князя, а стал, в одночасье, изгой... Вот они какие, судьбы княжеские...
Все помолчали, некоторое время осмысливая, что будет дальше. Хоть Славгородщины, как будто, не должны коснуться большие перемены, но все же отчасти скажутся. С гибелью Стемира Сильного распадался и союз между князьями. Теперь каждое владение опять будет выживать в одиночку, полагаясь только на себя, и, если повезет, на ближайших родичей и друзей. Сможет ли другой князь держать в руках и самые отдаленные окраинные владения, вроде Славгородщины, или бросит их на произвол судьбы? Ярослав всегда пришел бы ему на помощь, в этом Радомир не сомневался. Боевая дружба не забывается. А все другие возможные наследники заранее не внушали доверия славгородскому князю.
- А что же, Брониславль так и останется столицей? Или новый великий князь оттуда уедет? - осведомился боярин Славята.
Горкун уклончиво пожал плечами.
- Я ведь не участвую в княжеских советах, господин. За что купил, за то и продаю... Прошла, правда, молва, будто Стемира Сильного Боги покарали за самовольный отъезд из Дедославля, за отход от старинных обычаев. Но больше говорили, что князь Мстиславко вооружается против Азани, а уезжать никуда не собирается. Да и бояре брониславльские не захотят - в новой столице они первые люди, а в Дедославле их никто не ждет, там своих довольно. Также и наша братия, купцы. Так что Брониславль покуда остается столицей.
- Что ж, в этом Стемир Сильный своего добился, - сказал Радомир. А Сияне вспомнилось, как произнес покойный великий князь на пиру в Брониславле: "Настоящий хозяин - тот, чье дело живет, когда его самого уже нет в живых... Вот если после меня Брониславль сохранит свою силу... тогда можно будет сказать, что я не зря старался".
- После такого правителя, как Стемир Мирославич, уж не получится все вернуть в прежнюю колею и сказать, будто ничего не было, - проговорила Сияна. - Если людям стал удобнее Брониславль, он и останется, кто бы ни сделался великим князем. Я думаю, не напрасно Стемир Сильный возвеличивал Лесную Землю, она надежно поставлена на ноги.
Кивнув жене, князь Радомир велел принести вина, вместе со своими соратниками подняли чаши за то, чтобы душа Стемира Сильного радовалась в Ирие.
Такой получилась неожиданная, а потому скромная тризна по великому брониславльскому князю на другом краю Сварожьих Земель.
-
Вот и отправится Ярослав новой доли искать. Извилисты могут быть судьбы княжеские.
-
Как ни горька правда, а надо её принять. Все народы переживали такие времена - хоть в реальном нашем мире (а он в самом деле единственно реальный?), хоть в альтернативном. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
-
Большое спасибо вам, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Вот и отправится Ярослав новой доли искать. Извилисты могут быть судьбы княжеские.
О Ярославе, скорее всего, позднее понадобится отдельная история. Да уж, случаются совершенно непредвиденные события!
Как ни горька правда, а надо её принять. Все народы переживали такие времена - хоть в реальном нашем мире (а он в самом деле единственно реальный?), хоть в альтернативном. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
Герои мои вряд ли так глобально рассуждают о законах развития народов, и о том, как должно быть. Им бы справиться на своем месте и в своем времени. Вот перепрыгнем несколько лет, поглядим, как у них обстоят дела...
Спустя десять лет славгородская княгиня Сияна рано поутру нежилась в постели. День обещал быть жарким, даже слабый ветер, колыхавший занавеску, ощущался раскаленным.
Солнечный зайчик скользил по стене, намекая, что давно пора пробуждаться. Но княгиня щурила глаза, не торопясь прощаться с блаженной негой. Она была беременна, ей становилось уже трудно двигаться, а летний зной утомлял ее еще больше, так что не хотелось даже открывать глаза. Под рукой женщины лежала трехцветная кошка и блаженно мурлыкала в полусне. Прислушиваясь к ленивому биению жизни, Сияна слышала сквозь распахнутое окно голоса играющих в саду детей:
- Держи! Кидай!.. Эх ты, мазила! - доносились несколько азартных мальчишеских голосов. Потом глухой удар и обиженное:
- Что ты наделал, Преслав? Вот, теперь доставай сам!
"Что там у них стряслось? А, кажется, Преслав швырнул в кусты кожаный мяч Добролика", - догадалась княгиня, снова блаженно вытягиваясь на уютной постели. Так она могла не чувствовать своих отекших, будто деревянных, ног, и ноющей боли в спине. Пояс Листавы, конечно, исправно помогал ей все эти годы, с ним она подарила Радомиру шестерых сыновей, если Боги будут милостивы, и шестого подарит, - но от всех неудобств он не обязан ее оберегать.
В своем мечтательном полусне женщина вспоминала прожитые годы. Немало прошло времени - во уже тринадцать лет, как она стала женой Радомира, славгородкой княгиней. Их старшему сыну, Брониславу, уже двенадцать лет, он учится владеть оружием, скачет на коне не хуже взрослых воинов. Скоро и младшие пойдут по его стопам, как же еще воспитывать княжеских сыновей, будущих воинов, защитников? Что ж, она все-таки подарила Славгородской земле пятерых будущих витязей, да и сама за эти годы сроднилась с нею. Постепенно в памяти ее начали тускнеть морское побережье и лесные предгорья Приморского княжества, их вытеснили золотые нивы и цветущие луга Славгородщины. Она даже говор здешний переняла, привыкла говорить, как здешние жители, вместо "изба" - "хата", вместо "видеть" - "бачить", вместо "что" - "шо". И детей не поправляла, когда говорили так. Только над "зозулей"-кукушкой смеялась. Как-то Радомир ее спросил: "О чем задумалась моя княгиня, как зозуля на ветке?" Сияна тогда передразнила: "Зу-зу!"
Как только подумала о муже, горячая и сладкая волна прилила к ее сердцу, спустилась ниже, где сразу шевельнулся в ответ будущий ребенок. Радомир, ладо ее! Как еще в юности она почувствовала сразу, что только он один послан ей Богиней Любви, так и оставалось по сей день. Случалась, конечно, в их семье не только радость, но и тревоги, как у всех людей. Сколько раз Сияна провожала мужа на войну, потом ожидала, томясь тревогой. Но зато между собой они не знали остуды, это было важней всего. Может, обереги Листавы помогали, а может, Лада их благословила так щедро, что хватит на всю жизнь с избытком. Сияна верила, что их любовь и сберегла Радомира во всех битвах и невзгодах, а ей самой помогла сохранить красоту и здоровье после рождения многих детей. Прошедшие годы только укрепили их с Радомиром союз. На смену пылкому чувству ранней юности пришла зрелая супружеская любовь-дружба. любовь-доверие, хоть в ней и много еще сохранилось от былой страсти. Ни ему, ни ей не приходило в голову, чтобы с кем-то другим могло быть лучше. Ни за что нельзя было и представить себе такого.
Однако размышления помешали Сияне сохранять прежний блаженный покой. Радомир вернулся вчера из-под Дедославля. Всю весну и все лето проездил - то с дружиной на войну, то на переговоры. И виновниками новых тревог были в этот раз уже не команы. Среди своих князей опять случились нелады.
Из рода Бронислава Великого выдвинулся новый молодой и честолюбивый воин - яргородский князь Ладомир. В своей окраинной земле он успешно воевал с немирными соседями - литтами и хунгарами, а недавно взял да нацелился на самый Дедославль, изгнал правившего там Глеба Милонежича! Тот не пожелал уступить, и позвал на помощь всю родню. Не остался, конечно, и Радомир в стороне: вместе с Турволодом прискакали первыми. Да не все ладилось, как хотелось бы. Пока что Ладомир продолжал сидеть в Дедославле, и изгнать его не удавалось. Ждали ответа от великого брониславльского князя: кого поддержит он? Но, судя по тому, каким вернулся Радомир, вести были неутешительные.
В Брониславле правил теперь князь Станислав Мирославич. Сияна никогда не видела этого человека, но слышала, что он надежно укрепился во власти; не только свои подданные, но и другие князья его слушаются не меньше, чем некогда Стемира Сильного. Только Станислав, по слухам, предпочитал действовать хитростью, а то и подкупом, а на войну шел лишь в крайнем случае. Купцы, бывавшие в Брониславле, хвалили нового великого князя, но Радомир с ним был не в ладах. Вот и теперь, раз накануне приехал мрачный, как туча, верно, отказался помочь Станислав. Хоть бы не поссорился с ним ее муж: опасно настраивать против себя такого могущественного князя...
Так и оказалось. Когда Сияна, встав, накинула белый атласный летник, в покои вошел Радомир. Он только что искупался в пруду, и с его темных волос еще стекали капли воды. Вышитая сорочка на нем промокла и липла к телу, подчеркивая очертания его сильных плеч и груди. Ее открытый ворот обнажил загорелую до бронзовой смуглости шею князя. Лицо и руки его тоже были темны от загара - попробуй не загори, если все лето мотаться через половину Сварожьих Земель!
Радомир за прошедшие годы изменился, пожалуй, сильней, чем его жена. Он возмужал, из юноши давно превратился в опытного зрелого мужа, закалился телом и духом. Пережитые сражения научили его быть суровым, а порой и беспощадным. На обветренном лице будто резцом прочертили жесткие складки от носа к губам. А зеленые глаза славгородского князя в сражении сверкали, как у хищного пардуса.
Но, когда он был рядом с женой, лицо его всегда прояснялось, точно он вновь превращался в веселого юношу, когда-то катавшегося со своей невестой на санках со снежной горки. И сейчас он почувствовал себя умиротворенным, увидев Сияну. Только она, хорошо зная мужа, почувствовала, что он еще переживает случившиеся неприятности.
Женщина хотела налить мужу прохладного кваса, недавно принесенного из погреба. Но Радомир ловко поймал ее, обнял за полнеющую талию, задержал руки на ее животе. Лицо его озарилось улыбкой, на миг сделавшись почти юным.
- Кого на этот раз ждем, а, Сияна?
- Кого Боги пошлют, - она порозовела, потому что от его прикосновения сделалось еще жарче.
- Может, дочку, а, лада моя? - проговорил он, смело именуя жену именем Богини Любви.
- Хочется и мне дочку, - вздохнула Сияна. - А то, когда родится много мальчиков - это, говорят, к войне. У нас пятеро, и Турволод всего год как женился - уже сын есть. И у старшего твоего брата, покойного Драгомира - тоже остались два сына. Хоть одну девочку надо.
- Красивую и светлую, как ты. Чтобы люди, глядя на нее, думали о мире и красоте, а не только о войне да прибытках своих, - проговорил Радомир, обнимая жену за плечи.
Но что-то в его интонациях еще больше встревожило Сияну, и она, повернув голову, пристально поглядела в глаза мужу.
- Что случилось? Отказался вам помочь князь Станислав?
- О, он никогда не скажет прямо: не хочу, мол, ввязываться в ваши распри, - усмехнулся Радомир, садясь на лавку. - Наплел нам целую кучу кружев: и войско, будто, сейчас не готово, и коней, оружия так скоро не собрать, и бояре еще согласия не давали... Только я-то знаю, что он жадничает! Сам же он в прошлом году войско водил аж на самую Великую, наголову разбил тамошних жителей, и город там заложил. По Великой ведут речные торговые пути из Фарси и Хинда, баснословные куны текут, вот Станислав и поспешил оседлать Великую реку. Хвалится: мол, будет его Вышеград вторым Влесославлем в Низовых землях!..
- Тоже нужное дело, - осторожно заметила Сияна.
- А я что, спорю? Конечно, нужное, о том и Славята мне толковал битый час. Но это к тому, что ради своей выгоды Станислав луну с неба достанет. Сразу и войско найдется, и кони... А помощь нам ему никаких выгод не несет, вот он и в стороне. Я не выдержал, высказал ему в лицо: мол, ты что, ждешь, чтобы князья Исконных Земель в сражениях ослабили друг друга, а ты мог бы их подмять без труда? Не дождешься!
- Так и сказал? - Сияна печально покачала головой. - Зря ты оскорбил его. А он что?
- А непонятно... Сидит себе, усмехается, вроде, и не оскорблен даже. Потом встал и говорит: "Если вы обо мне такого мнения, я вас разубеждать не собираюсь. Воюйте сами, как умеете. Мне до ваших княжеств нет дела". Сказал и ушел сразу. Вот и пойми, что на уме у этого хитрого агайца!
- Станислав не агайец, он законный сварожский князь, - перебила Сияна. - У него только мать была агайянкой. Как и моя мама. И разве твой дед Драгомир не был женат на агайянке?
- Твоя мать тут ни при чем. И моя бабушка тоже. Они своих детей не учили обычаям агайского двора, - резко возразил славгородский князь. - А Станислав и душой, и сердцем настоящий агайец. Он говорит всем, будто продолжает править, как завещал Стемир Сильный, но это не так. Он не вступится за правду и справедливость, если ему не выгодно.
- Ты не любишь его из-за Ярослава, - возразила княгиня.
О судьбе Ярослава Стемирича за эти годы доходили смутные известия через третьи руки. После того, как великое княжение основательно прибрал к рукам дядя Станислав, сын Стемира Сильного бывал то в одном городе, то в другом, но нигде не мог обосноваться. Говорили, что он с остатком своей дружины ушел к команам и теперь с их кочевьем обретался где-то аж у самых Полуденных Гор.
Радомир поднял голову, поглядел как будто мимо нее.
- Да. И поэтому тоже. Если бы Ярослав наследовал Стемиру Сильному, у нас был бы теперь надежный союзник. Но Станислав отобрал у него наследство, сделал изгоем, а на былые союзы ему плевать! Что ж, значит, род Драгомира, как встарь, будет надеяться только на себя. Мы все равно вернем Глебу Милонежичу дедославльский престол!
- Значит, опять война? - вздохнула Сияна.
- Ничего не поделаешь. Мы уже все решили с Глебом, с Келагастом Червлянским и с Турволодом. Брат, конечно, больше всех рвется в бой... Но нам нужны команы.
- Эти разбойники, с которыми воевали столько раз? - изумилась Сияна. - А теперь хотите сами их пустить в Сварожьи Земли?
- Я сам их ненавижу, но деваться некуда. Наш противник Ладомир помирился с хунгарами, грозится их призвать, если станем упорствовать. На войне все средства хороши. Да и не впервые команы помогают сварожским князьям. И союзничали с ними сколько, и роднились...
- Ой! - вздрогнула Сияна, у которой именно от этих снов зябко екнуло сердце.
Радомир взял в ладони ее руки, маленькие и горячие.
- Вот именно об этом и хотел с тобой поговорить. Думаю нашему Брониславу сосватать дочку хана Атрака. Что ты скажешь, лада моя?
Сияна взглянула на мужа, не веря своим ушам. Трудно было ей, еще молодой женщине. представить, как это ее Брониславу, еще недавно бывшему для нее маленьким, выберут невесту.
- Дочь команского хана? Нашему сыну? Да ведь вы враги! Каково будет степную волчицу ввести к нам в дом? А ее родичи будут стремиться перегрызть нам горло?
- Ну, не так уж все безнадежно, - попытался успокоить ее Радомир. - Сварожские князья не раз роднились с команами, заключали договоры. По-другому нельзя, раз уж довелось жить бок о бок. Бесконечной сплошной войны не выдержали бы ни мы, ни они. Поневоле приходится приноравливаться, уживаться рядом. Нам же не дочь отдавать замуж в команское кочевье. Сын с нами останется, и невесту выучит нашему языку и обычаям.
- Рано ему еще о невесте думать! Двенадцать лет всего, - напомнила Сияна.
- Так не завтра же играть свадьбу. Пока только заключим помолвку, а поженим их через несколько лет, когда подрастут. Брониславу пора привыкать, что от него многое зависит. Я собираюсь на следующий год выделить ему в удел Любославль. Пусть учится заранее, а не когда уже вырастет борода.
Сияна промолчала, вздохнув про себя. И не возразишь, если муж прав: разумеется, старший сын, наследник должен всему учиться загодя, даже если его отец еще молод и полон сил. Своей судьбы ведь не узнаешь: в постели ли от болезни, или в сражении от меча либо стрелы, или на ловах, а то и от рук подлых предателей, как Стемир Сильный... Вот и воспитывают сыновей, рано бросая в опасный водоворот событий. А, если юный княжич готов править уделом, пусть и при надежном наставнике, то, понятно, можно подыскать ему и невесту, пусть настоящая свадьба состоится через несколько лет.
Снова вздохнув, Сияна прижала руки к животу. Сейчас ей особенно захотелось, чтобы родилась девочка. О той можно будет заботиться долго, пока не вырастет по-настоящему, она будет принадлежать матери вполне, ее не отберет жестокий, неласковый мужской мир.
- Как я понимаю, все и так уже решено? - спросила она устало.
- Честно говоря, да. Через седьмицу к нам приедут команы для похода под Дедославль. Хан Атрак привезет сына и дочь, ровесницу Бронислава. Отпразднуем помолвку, а пока мы воюем, дети познакомятся лучше. И ты к ней приглядишься, покажешь наши обычаи.
И Сияна поняла, что судьба ее сына и маленькой команской ханум и вправду решена. Не Радомиром, а необходимостью, что распоряжалась князьями, пожалуй, больше, чем простолюдинами. И еще она почувствовала, что, воспротивься она решительно столь раннему обручению ее первенца, Радомир, может быть, уступил бы. Но позже им всем горько пришлось бы о том пожалеть.
И она тихо улыбнулась.
- Что ж, если надо... Сейчас они еще совсем дети, почему бы им не запомнить эту встречу и не полюбить друг друга, как подрастут? Поговори с Брониславом сам, тебя он скорее послушается.
- Он не только лицом похож на тебя, лада моя, у него и душа твоя, высокая, как небо, и чистая, как ключевая вода. Так что он поймет все. Сейчас орда Атрака - наши союзники, а не враги, а, если мы породнимся, может, откроется новая страница наших отношений с команами. Атрак нынче - один из сильнейших ханов в степи, он поглотил несколько меньших кочевий, так что на союз с нами соглашается точно не из слабости. Просто он, видимо, тоже понимает, что нельзя воевать со всеми без разбору, себе дороже выйдет. Что ж, было бы глупо отталкивать протянутую руку... Прикажи готовить большое торжество, Сияна! Через седьмицу к нам пожалует будущая родня.
-
Вот и с команами познакомимся. Всё занимательнее и занимательнее.
-
Большое спасибо, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Вот и с команами познакомимся. Всё занимательнее и занимательнее.
Стараюсь. :) Все самое важное еще впереди.
Спасибо, эреа Артанис! Очень интересно будет познакомиться с маленькой Хатун и с её великолепным папочкой. Увидеть их такими, какими их видите вы.
Познакомимся в следующей главе. ;) Отношения непростые будут складываться, и неоднозначные.
Только хатунь - это не имя, это титул ее. Зовут ее иначе.
Глава 8. Команы
Спустя седьмицу новые союзники и впрямь явились в Славгород. Горожане, во главе с самим князем, встречали их у ворот, но глядели недружелюбно, в угрюмом безмолвии. Хоть и обещали им, что кочевники прибудут как друзья, но долгих распрей не изжить за один день. Да и, глядя на смуглые, с редкими бородами, с выступающими скулами и плоскими носами, лица кочевников, проехавших через город на полудиких длинношерстных конях, многих брали сомнения насчет таких союзников. Очень просто было представить, как эти самые всадники в длиннополых кафтанах и высоких бараньих шапках ворвутся в дома горожан, станут шарить ловкими пальцами в ларях и клетях, где хранится хоть что-то ценное. Стоит только прозвучать сигналу... Но ехавший впереди, с князем Радомиром, хан Атрак держался невозмутимо, и кривые сабли его всадников тоже оставались в ременных ножнах.
Повелителю степных кочевий, главе рода Лебедя, было около сорока лет. Он был выше ростом и крупнее телом большинства команов, и в седле возвышался над князем Радомиром. На его темном лице, окаймленном довольно густой черной бородой, трудно было прочесть мысли, но узкие черные глаза глядели по сторонам многозначительно. Из-под белой войлочной шапки на широкие плечи хана падали две черные косы, в них бряцали золотые подвески. Вырядился команский хан в аксамитовый багряный кафтан с крупными золотыми пуговицами. Не иначе как присвоил одеяние какого-нибудь агайского вельможи. Только лишь обувь Атрак оставил свою - такие же, как у простых воинов, черные сапоги из мягкой кожи, только расписаны пестрыми узорами богаче, чем у других. Рядом с ханом ехали его дети - девочка, правившая конем не хуже взрослых, и сын-подросток, на несколько лет старше сестры.
Во дворце гостей ждала Сияна с детьми. Младших княжичей умыли, причесали и нарядно одели, чтобы они вместе со всеми были готовы к встрече. Впереди, рядом с матерью, стоял Бронислав в нарядном княжеском облачении. Он едва слышал позади себя возню и перешептывания младших братишек, которым приезд команов казался очередной игрой. Им-то что! А ему сейчас представят будущую невесту, да еще кого - дочь команского хана. Интересно, какой она будет? И жутковато: как это - чувствовать себя женихом?
Сияна, одетая в просторное платье, скрывавшее беременность, с не меньшим вниманием разглядывала девочку, вошедшую вместе с отцом и братом. Она была небольшого роста для своих лет, тонкая и гибкая, с еще не сложившейся фигурой. Волосы маленькой ханум были заплетены множеством тонких косичек, и в них звенели колокольчики. Лицо у нее было диковато-красивым: смуглое, с широкими скулами и узким подбородком, в форме сердечка. Глаза, узкие и длинные, как у всех команов, глядели из-под разлета длинных и тонких, как крылья стрижа, бровей. Этими глазами дочь Атрака с любопытством оглядывалась по сторонам. Должно быть, она не бывала прежде в деревянном жилище, и здесь все удивляло ее: столы, скамейки, печь, даже одежда сварожан. Сама ханум, сбросив дорожный халат, осталась в шароварах из нежного розового шелка и такой же кофте, вышитой серебряными звездами. Сияна заметила, как девочка осторожно подняла глаза на ее сына, и тут же моргнула. Уловив ее несмелый взгляд, княгиня пообещала себе быть ласковой с нею, пока маленькая команка поживет у них. Пусть привыкает видеть в Славгороде свой будущий дом.
- Пусть Небо благословит ваш дом, - вежливо пожелал хан Атрак, кивнув в сторону стоявших в стенной нише изваяний Сварога и Макоши. - Вот дети мои: сын Итлар, он едет со мной на войну, и дочь Наиля.
Ханский сын приосанился и горделиво взглянул на славгородских княжичей. А его сестра нерешительно кивнула и замерла, видно, не зная, что ей делать.
Сияна тихонько подтолкнула старшего сына локтем, шепнула на ухо:
- Поухаживай за своей невестой!
Бронислав шагнул вперед и протянул девочке руку.
- Пойдем за стол.
Он посадил ее рядом с собой, помогал ножом отрезать кусочки от каждого яства, объяснял насчет незнакомых кочевникам блюд. К счастью, Наиля немного понимала сварожскую речь, а Бронислав, как все князья порубежных земель, с детства изучал язык команов. Правда, он думал, что знать его пригодится для войны. А теперь ему готовят команскую невесту. а его отец принимает хана Атрака у себя в гостях! Такие перемены удивляли мальчика, как и всех славгородцев. Но Бронислав в самом деле походил на мать не только лицом, но и душой. Совсем еще юный, он умел поставить себя на место другого, и Наиля вызвала у него сочувствие, будто розовая птичка, попавшая в клетку. Раз она его невеста, значит, он за нее отвечает, пока она гостит у них. И он угощал гостью, знаком показывая, как следует держаться за столом. Наиля старательно выполняла все, а Радомир с Сияной переглядывались, гордясь воспитательными способностями своего сына.
Взрослые команы, казалось, тоже чувствовали себя не очень уверенно, сидя за столом на лавках. Многие по привычке сидели на пятках, подогнув ноги в коленях, точно у себя в шатрах, да еще покачивались, как будто лавка двигалась под ними, как спина скачущего коня. Лишь сам хан Атрак и его ближние воины были, видно, не новички в сварожских жилищах, даже руки после еды вытирали рушниками, что раздали каждому из гостей.
За столом разговор шел, конечно, о предстоящей войне. Рассуждали, как скоро удастся отвоевать Дедославль для Глеба Милонежича, и что будет, если на помощь к неприятелю успеют подойти хунгары. Хан Атрак заявил, что хунгары - жалкие щенки перед отборной команской конницей. Гостивший у брата князь Турволод при всех громогласно напомнил, сколько раз сварожане били хваленых степных наездников, и дело чуть не кончилось всеобщим раздраем. Радомиру пришлось мирить гостей, уговаривая их быть сдержанней хотя бы перед общим походом. Новые союзники нехотя расселись по местам, обмениваясь не очень-то дружелюбными взорами.
Но ханский сын Итлар не успокоился так легко. Гордясь, что отец берет его на войну, он громко рассказывал Брониславу, сидевшему рядом:
- А я зимой волка убил. Увидел, как он крадется к овцам, поскакал за ним и стрелу пустил. Попал, только неточно: он взвизгнул и на трех лапах пошел. Тогда я пришпорил Буланого, метнул аркан и ухватил волка за шею. Протащил за конем, а потом соскочил и заколол его ножом. Вот, я ношу его клык, - юноша достал из-за ворота кафтана волчий зуб, продетый на серебряную цепочку. - А ты такое сможешь сделать?
Славгородский княжич едва сдержал раздражение. Ему захотелось громко, на глазах у всех, возразить коману с косами, как у женщины, так же как сделал дядя Турволод. Но он понимал, что так нельзя. Отец и мать хорошо все разъяснили ему.
- Я ведь и младше тебя тремя годами, понятно, что успел меньше. Но мои наставники хвалят меня, что хорошо владею оружием. Давай испытаем? Я с мечом, а ты с саблей.
- Ха! Хоть сейчас! - Итлар готов был уже выбраться из-за стола, но тут снова пришлось вмешаться князю Радомиру.
- Нет-нет, никаких боев сегодня, только веселье и отдых! Мы все охотно проверим, что вы умеете, но только завтра утром, и во дворе. Там просторней и светлей, и вы ничего не разобьете ненароком.
Тут и хан Атрак вмешался, исподлобья глядя на сына.
- Завтра поглядим, кто владеет оружием лучше - сын команского хана или славгородский княжич. А вот тебе я предложу, князь, другое сражение, хоть и понарошку. Ты играешь в шахматы?
Вот уж чего-чего, а такого вопроса Радомир никак не ждал. Для шахмат ему не хватало времени, да и не очень привлекали его запутанные ходы этой игры, будто мало ему своих, княжеских. Сознался, что не очень ее любит.
- Но с почетным гостем, по его желанию, конечно, готов сыграть, - заверил он, распорядившись принести шахматы.
На столе, освобожденном от посуды, разложили раскрашенную черными и белыми квадратами доску. Расставили фигурки из золота и серебра. с глазами-яхонтами. Двинулись вперед самые маленькие из них - пешцы, неспособные повернуть назад. Поскакали проворные кони. Наискосок прошлись причудливые длинноносые звери. По углам грозно высились массивные крепостные башни. Шахи обоих войск наблюдали за битвой, что вели их полководцы, носившиеся, как молнии, по всей доске.
К сожалению, в шахматы Радомир играл все же посредственно. Ему не хватало осмотрительности. Двинул своего полководца против ханского длинноносого зверегора, забрал его, но пропустил удар от коня. Раздосадованный потерей лучшей фигуры, стал играть еще хуже, и вскоре хан Атрак со зловещей усмешкой положил его шаха, почти утратившего подданных.
- Победа! - гордо воскликнул он, вертя в руках тяжелую золотую фигурку шаха. - Ну что, князь, сыграешь еще? Или, может, кто-нибудь другой? Твой брат, например?
- Нет уж, брат играет хуже и моего, - поспешил заверить Радомир. Представил, как бы встретил Турволод свой проигрыш. Чего доброго, швырнул бы все шахматы в лицо Атраку...
И тут со своего места тяжело поднялась Сияна.
- Дозволь мне с тобой сыграть, могущественный хан.
Он покосился, видно, решив, что с ним решили подшутить.
- Тебе-то откуда знать, женщина, как правильно расставить фигуры на доске? Шахматы - игра полководцев и великих вождей.
- Я выросла в семье приморского князя. Мой отец Берислав Остромирич, мой дядя Ладомысл Звениславич со мной играли в шахматы, конечно, когда не было соперников лучше. Если ты не сомневаешься в победе (она сказала по-славгородски, "в перемоге"), что тебе стоит?
Фигурки снова расставили по местам. Радомир освободил место, уступив Сияне. "Ты справишься?" - спрашивали его глаза. "Я постараюсь", - таким же молчаливым взором отвечала ему жена.
К удивлению хана Атрака, славгородская княгиня вправду умела играть. Она не жертвовала свои фигуры зря, больше оборонялась, но очень осторожно, так что он не мог подловить ее. Наконец, когда он потерял уже много фигур, две княгининых сторожевых башни загнали его шаха на последнюю линию, и тот не мог больше сопротивляться.
- Сыграем еще, один раз - случайность, - недоверчиво заявил Атрак.
Второй раз он выиграл, проведя пехотинца в полководцы взамен выбывшего. Но третью партию Сияне удалось свести к ничьей: остатки обеих войск не могли двигаться, оба шаха стояли под угрозой.
- Ты и вправду умеешь играть, княгиня, - медленно протянул команский хан, точно не верил своим глазам. - Хорошо, что мы не ставили никаких желаний, иначе ты могла бы многого потребовать. Но я все же считаю себя должником твоим...
- У меня одно желание - чтобы мои родные и мой дом были благополучны, - улыбнулась Сияна, к которой подобрались ее младшие сыновья и расселись вокруг, как цыплята возле курицы.
- Я надеюсь, ты позаботишься о моей дочери, пока мы воюем, - потребовал хан.
- Разумеется, - кивнула Сияна, глядя на Бронислава с Наилей; после обеда княжич повел свою гостью смотреть сад.
Ночью в княжеской опочивальне Радомир помог снять платье совершенно измученной дневными заботами Сияне.
- Как ты, лада моя? Не вовремя на тебя столько свалилось, - посочувствовал он, укрыв ее легкой простыней.
- Ничего, можно пережить, - проговорила женщина, чувствуя свое тело страшно тяжелым, будто каменным.
- Ты не перестаешь меня удивлять! Сколько лет мы вместе, и я все еще узнаю тебя. Ты каждый день какая-то новая, точно драгоценный камень, что переливается множеством граней. Вот и сегодня поразила всех, а Атрака - сильнее всего. Небось, он в жизни так не удивлялся... Мне кажется, он к тебе неравнодушен, - тревожно заметил Радомир.
Сияна тихо засмеялась и обняла мужа.
- Не ревнуй! На что ему чужая беременная жена? Только в шахматы играть - на это он вряд ли считал женщин способными.
- Я и сам не ожидал. Но нынешний день наверняка ему запомнится. Пожалуй, хорошо, что мы скоро уходим, - проговорил Радомир, не вполне убежденный. - А как тебе его девчонка? Вроде, они с Брониславом поладили...
- Да. Очень милая девочка. Сейчас она боится, здесь все совсем по-другому, непривычно ей. Посмотрим, какой она будет, когда повеселеет.
- Ты всех понимаешь, как открытую книгу! И откуда у меня такая умная жена? - засмеялся Радомир, щекоча ей шею.
- Так из Приморья, вроде! Или забыл? - и Сияна зажала рот, сдерживая смех в ночной тишине, окутавшей дворец.
-
Так Сияна ещё и шахматистка! Она не только мужа, но и читателей удивляет. Какая разносторонняя дама! А состязание Итлара и Бронислава нам покажут?
-
Спасибо, эреа Артанис! Ждём продолжения. :) :) :)
-
Спасибо за ответ, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Так Сияна ещё и шахматистка! Она не только мужа, но и читателей удивляет. Какая разносторонняя дама! А состязание Итлара и Бронислава нам покажут?
Да уж, она умеет удивлять. Ее звездный час еще впереди. ::)
Покажут, а как же! :)
Спасибо, эреа Артанис! Ждём продолжения. :) :) :)
Всегда пожалуйста! Вот кусочек. ;)
Следующим утром все жители дворца и их гости собрались на просторном дворе, где обычно упражнялись в боевых навыках дружинники славгородского князя. Сегодня договорились испытать силы княжич Бронислав с ханским сыном Итларом. Их поединок, хоть и учебный, обе стороны сочли важным для себя. И славгородцам, и команам было интересно поглядеть, на что способны молодые наследники их вождей. Поэтому двор с утра был полон народу.
Впереди стояли князь Радомир с княгиней Сияной. Оба старательно отгоняли тревогу за старшего сына: что ни говори, молодой коман гораздо старше, сильнее и опытнее Бронислава. Конечно, бой будет на учебном, затупленном оружии, но вполне можно было получить сильный удар или вылететь из седла и попасть под копыта, не говоря уж о горечи поражения. Бледная Сияна, опираясь на руку мужа, старалась улыбаться. Она неважно себя чувствовала, но отказалась сесть на лавку, преодолевая все неудобства. Ей казалось, что так сыну легче будет победить.
Возле родителей собрались младшие сыновья: Воислав, Добролик, Преслав и самый младший, трехлетний Ярий. Все они, не исключая младшего, с жарким нетерпением ожидали поединка, не сомневаясь, что их старший брат одолеет дюжину команов. Поэтому они принялись вопить и прыгать заранее, пока отец не приказал утихнуть.
С другой стороны круга стоял хан Атрак со своими воинами. Держался, как всегда, надменно и властно, казалось, был убежден в победе своего наследника. А вот юная Наиля, стоявшая возле отца, заметно переживала: то грызла ногти, то теребила свои многочисленные косички, так что колокольчики в них заливались неумолчным звоном. За кого она тревожилась сильней - за брата или за нареченного жениха?..
Поединщики сами вывели своих коней. Оба вышли одновременно из конюшни и вскочили в седло: Бронислав - на своего гнедого Белонога, Итлар - на степного толстоногого жеребца мышастой масти.
Одно короткое мгновение - и они уже мчались навстречу друг другу, обнажив мечи. Сшиблись! Послышался треск и лязг металла. Ханский сын метил саблей в грудь противнику, но тот успел прикрыться щитом.
- Молодец, княжич Бронислав! Соображения в бою не теряет - уже половина победы за ним! - похвалил воевода Власт.
Но Радомир тревожно покачал головой.
- Маленький он еще! Чем я думал, соглашаясь на поединок?..
И впрямь, молодой коман, в полном боевом облачении, казался взрослым мужчиной перед своим соперником, и гарцевал перед ним на коне, не сомневаясь в своем превосходстве. Бронислав пытался пробить его защиту, но руки у Итлара были длиннее, а изогнутая команская сабля била, казалось, совершенно непредсказуемо, точно цапля, разящая острым клювом рыбу в воде. Княжич уже получил несколько уколов в плечо и в бок. Ранить незаточенная сабля не могла, разве что оставить пару синяков, но, по правилам учебного боя это считались "раны". А вот укол в грудь, в голову или в живот, смертельный в настоящем бою, будет означать поражение. Его, княжича Бронислава, поражение. Славгородского княжества поражение, над которым станет смеяться вся степь. Если он проиграет, опозорит своих отца и мать, братьев, дядю Турволода, воеводу Власта, что учил его биться, боярина Славяту, что говорил ему о княжеских обязанностях. Мальчик знал, что они все сейчас смотрят на него и желают ему победы. Он не имеет права их подвести...
Новая атака, и Белоног проносит его, чуть-чуть разминувшись с противником. Даже в ушах просвистело, как от крыльев промчавшегося рядом орла...
Теперь зрители-команы повысили голос, перекрикивая сварожан. Кто знал их язык, могли разобрать: "Вперед! Тенгри с тобой! Сбей с коня сварожского щенка!" Наиля прижала к губам стиснутые пальцы.
Вспомнив, как его учили увертываться от команских сабель, Бронислав сунулся вниз, словно падая. На мгновение Итлар навис над ним вместе с лоснящимся боком конской туши. Но, тут же вспрыгнув в седло, княжич одним стремительный броском ударил противника в основание шеи...
- Бронислав! Бронислав! - младшие братья прыгали и вопили, как стая неугомонных сорок.
Взрослые тоже поддержали его победу криками ликования, а потом их все перекрыл бычий рев князя Турволода.
У Сияны на глазах выступили слезы. На мгновение перед глазами все расплылось, а потом она увидела своего сына: тот, убрав меч в ножны, объезжал по кругу площадку. Пристыженный ханский сын уныло опустил голову, и все команы во главе с Атраком, казалось, не могли поверить своим глазам. Маленькая ханум до крови прикусила себе пальцы.
Бронислав, слетев с коня, бросился в объятия родителям, целовал их, ласкался, как в детстве, меж тем как славгородцы окружили его и поздравляли наперебой.
После поединка хан Атрак, уже вернув себе обычную надменность, сказал князю Радомиру:
- Вижу, моей дочери достанется доблестный муж, конечно, когда подрастет немного. Так биться в его возрасте не каждому дано. Такое рвение нужно поощрять, тем более что мы в гостях у вас. Мой сын - воин, он покажет свое умение в будущем походе, там ему уместнее будет заслужить славу.
- Буду рад похвалить твоего сына, как ты хвалишь моего, - отозвался Радомир, успокоившись, что все удалось решить мирно. Он даже сделал вид, что не заметил мгновения растерянности, все-таки мелькнувшей на лице Атрака. Победитель должен быть великодушен...
На следующий день славгородцы вместе с союзниками ушли на войну. Настроены все были решительно, недаром готовились к войне все лето. Радомир и Турволод готовы были на все, чтобы вернуть дедославльский престол старшему своему родичу, Глебу Милонежичу.
Уже задули холодные ветра из глубины степей, и пожелтевшая листва облетала с ветвей, когда они, наконец, возвратились в Славгород с победой. Им удалось изгнать наглого Ладомира вместе с его хунгарами обратно на Яргородщину, и в Дедославль снова вернулся Глеб. Таким образом, Исконные Земли почти полностью составляли владения рода Драгомира, хоть изрядную их часть, до самого Приморья, и отобрали команы. Но Радомир, одержав победу, уже надеялся, установив союз с Атраком, изменить отношения с команами. Рассчитывал, что вместе со сватом смогут разгромить или прибрать к рукам окрестные кочевья, ну а затем... Ведь удалось же "черных башлыков" посадить на землю, сделать союзников из былых врагов. И даже некоторые команы понемногу перенимали у сварожан их уклад жизни. Быть может, их с Атраком родство - начало будущего союза.
В Славгороде их встретила Сияна. Она дохаживала последние дни перед родами, но держалась бодро, насколько могла, и тепло приветствовала победителей. Вместе с ее детьми здесь была и Наиля, вполне освоившаяся в княжеском дворце благодаря заботам нареченного жениха и его матери. Хотя одевалась она по обычаям своей родины, но привыкла уже к сварожским обычаям и вещам, незнакомым ей дома. За прошедшее время девочка куда лучше стала говорить по-сварожски. Сияна, всегда желавшая иметь дочь, старалась скрасить маленькой команке одиночество в чужом краю. Ее радовало, что Наиля охотно откликалась на их с Брониславом заботы. Поначалу она казалась слишком пугливой и робкой лишь от неизвестности, чувствуя себя почти пленницей среди сварожан. Успокоившись, она оказалась бойкой и достаточно смышленой девочкой. С Брониславом они часто ездили верхом взапуски, или вместе со всеми братьями играли в саду в прятки.
Увидев свою дочь здоровой и веселой, хан Атрак с благодарностью кивнул Сияне. Вслух, да еще прилюдно, благодарить чужую жену было бы неприлично.
Вечером, когда в княжеском дворце шумел большой пир, Бронислав с Наилей гуляли по саду. Ветки яблонь, груш, слив, вишен, агайских орехов, что привезла с собой Сияна. почти уже облетели. Землю устилал буро-золотой ковер, сухо шуршащий под ногами. Мальчик с девочкой ходили по нему, нарочно задевая ногами листья, чтобы те разлетались с громким шорохом.
- Завтра вы уезжаете, да? - спросил княжич скучным, отчужденным голосом.
Ханская дочь невольно вздохнула.
- Так решил мой отец. Да и я уже соскучилась по нашему кочевью, по маме... Твоя мать очень хорошая, но мой дом все-таки в степи. Мне ночью снится, будто ваш дворец поднялся на колеса, как кибитка, и едет по степи...
Бронислав угрюмо склонил голову. Ему не хотелось признавать, что будет недоставать ее, когда она уедет, и все-таки понимал, что это так.
- Ну, раз надо, поезжай, конечно, - буркнул он нехотя.
Девочка взяла его за руку.
- А ты к нам приезжай в другой раз, если будет мир. Объедем с тобой всю степь: хочешь - выбирай любую сторону и лети хоть до самого окоема, как птица, - она взмахнула руками, точно вправду собиралась взлететь. - Будешь с нами охотиться с ловчими птицами, укрощать лошадей... Ты ведь приедешь?
В этом приглашении слышалось что-то просительно-детское, и Бронислав снисходительно улыбнулся, чувствуя себя умудренным жизнью.
- Я весной поеду в Любославль, буду там править под рукой отца. Не скоро, наверное, найду время приехать к тебе.
- Но как найдешь, приезжай, хорошо? Мы ведь жених и невеста. Я тебя ждать буду!
- Как только смогу, непременно приеду и увезу тебя к себе! - пообещал Бронислав.
В распахнутое окно долетела музыка, потом довольно сильный мужской голос запел:
"О чем поет струна на лютне? Ради чего звенят, сталкиваясь, мечи? Что направляет бег коня и сердце всадника?
Золото блестит из темных глубин: "Я управляю миром!" Но мимо него проходит тот, кого ведет более высокая цель. Он говорит: "Золото мягкий металл. Пусть оно блещет и честному человеку, и злодею, но не все можно получить за него".
Тогда крылатая слава, увенчанная лаврами, улыбнется: "Приди ко мне, мой избранник! Я сделаю так, что о твоих подвигах станут слагать легенды и спустя века". Но и от нее отвернется знаменитый победитель. "Порой память единственного сердца дороже славы в веках".
Затем тяжелый княжеский венец, сверкающий драгоценными каменьями, поманит героя: "Бери и владей! Разве не ко мне ты стремился, как к высшей награде?" Но лишь отвернется он: "Ты меня вовсе не знаешь! Мрачен твой блеск, и кровью окрашены твои камни. А я знаю ту, что радуется расцветающей розе и песне скворца. Ее глаза ясней чистого неба, а губы рдеют ярче утренней зари. Ее любовь значит больше власти, и славы, и сокровищ".
- Это твой отец поет, да? - шепнула Наиля, стоя с Брониславом возле кустов боярышника.
Бронислав кивнул.
- Он и не такие песни складывать умеет. Я вот не могу. Отец как-то маму спросил, в каком ларе она привезла из Приморских гор медведя, чтобы наступил мне на ухо...
Наиля засмеялась, и колокольчики в ее волосах зазвенели в такт.
- Бронислав, а ты... раньше целовался с девочкой? - вдруг спросила она.
Он не ожидал такого вопроса, и чуть не фыркнул с нарочитым мальчишеским презрением: мол, очень нужно было! Но, вспомнив, что скоро они расстанутся надолго, взглянул ей в лицо, выражавшее ожидание и надежду.
- Нет, пока нет. А что?..
Тогда Наиля толкнула его в густоту боярышниковых веток, обняла за шею неожиданно цепкими руками и, пригнув его голову, поцеловала в губы. Так быстро, что княжич сперва только почувствовал на своих устах что-то горячее и мокрое, и лишь потом собрался с мыслями.
- Вот теперь мы настоящие жених и невеста, - проговорил он, наконец.
Поутру команы уехали к себе в степь. Чужие, посторонние люди, не то друзья, не то враги...
А спустя несколько дней княгиня Сияна родила долгожданную девочку, названную Забавой. Ее рождение, как подумалось тогда всем, открывало новую, более счастливую полосу для Славгородской Земли.
-
Поединок очень достоверный. Насчёт поцелуя я позволю себе усомниться. Но воля автора закон. Спасибо, эреа Артанис.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Поединок очень достоверный. Насчёт поцелуя я позволю себе усомниться. Но воля автора закон. Спасибо, эреа Артанис.
Поединки представлять и описывать трудней, чем поцелуи. Но зато и чести в них больше.
А что Вас удивляет? Двенадцать лет - уже достаточно сознательный возраст, а они психологически могут быть уже взрослее своих лет. К тому же расстаются надолго. А сколько авторов приписывают подросткам не только поцелуи, но и секс невесть с какого возраста...
Глава 9. Вероломство и месть
Команы напали на Веселый Дол перед рассветом, в самое сумежное, ничейное время, "между совой и вороной". Когда короткая летняя ночь начинает понемногу рассеиваться, а румяная Заря-Денница еще не вышла в багряном наряде запрягать коней в колесницу сияющему супругу. В такие часы крепче всего спят люди, утомленные дневными заботами. Но это только честные люди. А для татей удобнее всего время, когда людям трудней за себя постоять, они любят выбирать предрассветный час, чтобы творить черные дела.
Началось все внезапно. В серых сумерках село вдруг со всех сторон окружили всадники, серые в предрассветной мгле, будто сгустки сумерек. Стук копыт, возгласы на чужом языке будили спавших в своих хатах сельчан. Взъярились было псы, первыми почуяв чужаков: выскакивали из подворотни, натягивали цепь, хрипло лаяли спросонья. Но просвистели первые стрелы, и верные сторожа погибли прежде, чем успели предупредить хозяев. А команы уже были повсюду, серой рекой текли по деревенским улицам.
Из домов выбегали разбуженные полуголые люди. Стонали испуганные женщины, плакали дети. Многие пускались бежать, пытаясь спастись или ошалев от страха, как зайцы. За ними гонялись всадники, метали арканы. Другие успевали ухватить топор или что потяжелей, встречали врага лицом к лицу, но и они мало что могли сделать против вооруженным команов. Одно короткое движение - и смельчак уже извивался на земле, зарубленный, или хрипел, схваченный арканом. Нападавшие врывались в дома, вязали веревками пленных, выбирая самых пригожих юношей и девушек, крепких на вид мужчин и женщин. Стон, вопль, бессильная брань заполонили деревню, еще вчера звавшуюся Веселым Долом. Кому удалось скрыться, те невидящими глазами смотрели, как степные разбойники вытаскивают из их жилищ все сколько-нибудь ценное, выгоняют ревущий и блеющий скот. Вот уже запылали первые пожары...
Этой ночью Ждану досталось идти в ночное с деревенским табуном. Все лето парни из Веселого Дола пасли коней, меняясь по очереди, и сегодня как раз был его черед. Впрочем, Ждан не очень-то себя утруждал. С вечера спутав ноги коням, чтобы не разбрелись с выгона, он улегся в траву и всю ночь лежал так, подложив руки под голову. Мечтал в сладкой полудреме и слушал привычные с детства звуки ночной степи. Похрустывали травой кони, неловко переступая стреноженными ногами. Заливались в траве неугомонные кузнечики. Ночной ветерок, хоть немного рассеяв удушающий зной, шелестел в траве. Стояло самое жаркое время - конец червеня-месяца. В полях зеленела рожь, вытянувшись в человеческий рост.
Пустив пастись своих подопечных, Ждан совсем не беспокоился. Знал - далеко кони не убредут, волк или медведь вряд ли нападут летом, а если бы такое и случилось, кони гораздо раньше него почуют неладное и разбудят. Но все было тихо. Топали копыта да позвякивал колокольчик на шее большого чалого жеребца, вожака табуна. И Ждан лежал в душистых травах, наслаждаясь ночной прохладой, и мечтал. Может быть, уже этой осенью он возьмет в жены румяную круглолицую Купаву, с которой по вечерам жарко целовался, провожая ее после посиделок.
Отец, наверное, станет ворчать: в прошлом году женил старшего сына, а теперь и младшему понадобилось, скоро в хате будет не повернуться. Но это любя, и Ждан совсем не опасался родительского гнева. А, если уж и вправду станет не поместиться, он соберет друзей, и они помогут им с Купавой за седьмицу поставить новую мазанку. Глины накопать - нехитрое дело, а солому собрать для крыши - подавно. И заживут они с Купавой сразу своим домом, отделившись от родителей.
Но предрассветные мечтания Ждана были прерваны грубо и неожиданно. Затопали, заржали кони, колокольчик на шее вожака забился, не умолкая. Открыв глаза, парень увидел в серой дымке, как к табуну скачут всадники, такие же неясно-серые в пока еще бесцветных сумерках. Услыхал гортанные вопли, свист арканов. И тут же небо вспыхнуло алым заревом совсем не в той стороне, где полагалось взойти заре.
"Пожар!" - будто ударило Ждана, и он хотел вскочить, бежать в деревню, но тут же понял все: "Команы напали!" - и остался лежать, затаившись.
Он, как и все сторожа, брал в ночное лук и короткое копье. Но они могли помочь от зверя или от случайного одинокого татя, если вздумает увести коня. Против целого команского загона не отобьешься, только сам сгинешь без толку. И Ждан остался на месте, тоскливо глядя, как команы арканят коней. Те сперва не давались, ржали и пытались сбежать, чувствуя, что ими завладели совсем не законные хозяева. Чалый вожак вскинулся, взмыл на дыбы, но его осилили двое команов, и увели с прочими.
Чувствуя в сердце омерзительную безнадежную пустоту, Ждан отполз, прячась в высокой траве, как ящерица. Потом тихо скатился на дно пологого оврага и остался лежать, уткнувшись лицом в грязь возле протекавшего по оврагу ручейка. Лежал так, желая умереть от стыда, и слышал голоса возившихся наверху врагов.
Потом прогрохотал стук копыт и все стихло. Наверное, команы угнали коней. Ждал хотел вскочить и бежать в деревню, но тут же опять залег, как мышь. К оврагу подъехали еще двое. Команы, конечно. Уже почти рассвело, и Ждан, приподняв голову, разглядел их вблизи. Один высокий, плечистый, на крупном коне, второй - уже старик, с морщинистым темным лицом, с волчьим хвостом на шлеме. За ними остановились еще несколько человек, но не приближались к этим двоим. Наверное, подумал Ждан, это их вожди, и простым воинам запрещено слушать их беседы. Так и было. Они только не подозревали, что он их сейчас услышит. Команскую речь понимал с пятого на десятое, так как ездил несколько раз с отцом и братом к кочевникам торговать коней. В последние годы они, вроде бы, были не злые. Славгородцы радовались, что князь Радомир замирился с команами. И вот - случилось что-то страшное...
- Хорошая добыча: пятьдесят молодых рабов и красивых пленниц, целый табун коней! И всего четверо погибших, - хриплым высоким голосом произнес старик. - А у тебя как, доблестный Атрак?
- Я всего двух воинов потерял, сдуру подвернувшихся под топоры селянам, - гордо произнес высокий. - Ты верно предложил застать их врасплох, мудрый Тургут.
Старик насмешливо взглянул на собеседника, пожевал жесткими сухими губами.
- Жаль, что ли, что своего родственника, князя Радомира, обманул?
- При чем тут это? - резко возразил Атрак. - Наш с ним договор остается в силе. я отдам дочь за его сына, как мы условились два года назад. А здешним селянам я ничего не обещал. У каждого племени свои обычаи, и хороший вождь заботится о своих людях, а не о чужих. Если мои воины давно не ходили в поход, не приносили в шатры законной добычи победителей, я прислушиваюсь к их требованиям. Конь без походов жиреет, воин - изнеживается, как баба.
- Ты, как всегда, прав, Атрак, - захихикал старик. - Я только добавлю: кто боится воевать, никогда не оставит сыновьям сундуков, набитых сокровищами. Только война может быстро обогатить нас рабами, женщинами, конями, скотом, драгоценностями... Впрочем, их в этой мышиной норе не найдешь, - Тургут разочарованно сплюнул через голову коня.
Атрака, казалось, забавляла алчность его соратника.
- А ты думал - сварожане все живут, как князья? Будь доволен тем, что есть в здешних селах. Ты ведь не сорока, чтобы кидаться на все блестящее.
Старик аж злобно подскочил в седле.
- А ты не смей меня учить! Ты еще жил в шатре своей матери, когда я бил сварожан, и опять побью! Эти сварожские села - мелочь, и добыча с них подобна полуобглоданной кости по сравнению с той, что лежит далеко впереди... Я не могу спать ночами, когда думаю о сварожских городах, полных сокровищ. Вот это была бы настоящая добыча! Захватить их - подвиг, достойный славы! У меня жжет сердце при мысли о том, что мы еще не отомстили сварожанам за давние походы Бронислава Великого! Слишком давно мы грабили только села, и не смели подступать к большим городам...
Хан Атрак величественно повернулся к своему союзнику - хану Тургуту, главе рода Волка. Проговорил сурово, с расстановкой на каждом слове:
- Лучше и не начинай, на это род Лебедя не пойдет с тобой. Ты никого не победишь, только разворошишь осиное гнездо, и степные волки будут глодать наши кости...
Тут они оба отъехали в сторону, продолжая беседу, и Ждан их уже не слышал. Но лежал на месте, пока оба хана со своими воинами не уехали прочь. Вскоре мимо протянул обоз, который гнали команы. На телегах сидели связанные пленники, громоздились вещи. Позади пылили захваченные кони, коровы, овцы. Люди рыдали и проклинали мучителей, скот ревел. Это было тяжкое зрелище.
Когда все стихло, Ждан бросился домой, уже не задумываясь, что где-то могут быть задержавшиеся враги. Он бежал под ровным светом прекрасного летнего утра. Как невероятно было это светлое утро среди боли и скорби, заполнившей весь Веселый Дол! Кругом метались люди, кому удалось спастись - всклокоченные, полуголые, они призывали родных, которым не суждено было откликнуться. Прямо на улицах и во дворах в лужах крови лежали убитые, стонали раненые. Многие хаты и постройки горели. Соломенные крыши вспыхивали, как факел, а глина в огне крошилась и оседала, рассыпаясь в прах. Бегущий через деревню Ждан не узнавал полубезумных, растерзанных односельчан, и те не видели его.
Подбежав к своему двору, он увидел, что и их хата превратилась в догорающую кучу обломков. В голове закружилось при виде общего бедствия. Будто сквозь туман, разглядел среди двора отца и мать - они, с опаленными волосами, с волдырями на лице, суетились, перевязывая кого-то, лежавшего на земле. Брата, наверное. Увидев их, Ждан всхлипнул, и вдруг заплакал, уткнувшись лбом в покосившийся воротный столб. И не мог остановиться, слезы текли, как вода.
Оглянувшись, мать вскрикнула при виде младшего сына. Этот крик, исполненный радости, казался преступлением в такой страшный час.
- Жданко! Живой! Слава сияющему Хорсу, он тебя сохранил! А мы-то думали... - родители ухватили сына за руки, втянули во двор, обнимая его вместе и по очереди. - И ты жив, и Колывана только поранили, будем надеяться, поправится...
Старший брат, лежавший с порубленным плечом, слабо приподнялся, пошевелил здоровой рукой.
- Ночью напали, я схватился за топор... не успел... Млаву мою... забрали...
Раненый простонал, ударяясь головой о землю. Мать принесла ему воды в ковше, умыла, смочила запекшиеся губы.
Ждан глядел на разрушенную в одночасье деревню немым, отчаявшимся взором, и молчал, не в силах выговорить ни слова. А ему казалось, что он кричит невыносимым, безумным воплем, что заполнит всю землю и достигнет престола Богов...
Отец понял его, подошел, положив обожженную руку на плечо сыну.
- Что сделаешь, сынок... Мы хоть живы. А сколько человек погибли, сколько в плен угнаны. А мы что ж... хату отстроим... женок вам с Колываном еще найдем...
При этих словах Ждан поднял голову, страшась услышать неизбежное, и в то же время желая, чтобы оно пришло сейчас, когда он, оглушенный и разбитый, еще ничего не чувствует.
- А где... Купава моя? - спросил шепотом.
Вместо ответа мать показала туда, где через два двора жила со своей семьей Купава. Теперь там чернело пепелище.
- Нету ее. Отца ее убили, а Купаву с братьями повязали арканами и с собой забрали...
Случившихся бедствий было так много, что рассудок отказывался в них верить, еще боролся, не желая признать неизбежное. Плен... это ведь все же не смерть, не Кромешный Мир, оттуда можно спастись... Команы только что уехали, он с друзьями их быстро догонит, выкрадут Купаву и других...
- А где друзья мои? Бортник, Лебедь, Боян? - спросил с внезапно зародившейся надеждой.
Но мать тут же погасила и эту слабую искорку ее.
- Нету их, нету! Всех на арканах в неволю повели! Нет им спасения!..
Глубокий тяжкий вздох вырвался из груди Ждана. Когда он поднял голову, ничто в лице его не напоминало прежнего простоватого и ленивого сельского паренька. Лицо и глаза его сделались ледяными, и в голосе зазвучали металлические нотки:
- Я постараюсь их найти. С купцами в команские кочевья поеду, или еще как... Если найду Купаву или Млаву, верну домой, что бы с ними ни стало. И друзей своих попытаюсь выручить. А если... если получится отомстить нечестивым команам, сделаю все, что смогу, клянусь секирой Перуна!
Жизнь часто бывала жестока, и месть сплошь и рядом казалась людям самым твердым нравственным законом. Пережитые несчастья часто ожесточали и самых мирных по природе людей. Редко кому удавалось сохранить сердце в доброте. Вот и теперь никого не удивило стремление Ждана и его грозная клятва.
-
Князь Радомир, узнав о набеге команов, пришел в ярость. Примчавшись с дружиной в разоренный Веселый Дол, глядел в немом исступлении на пепелище.
Издевательским теперь казалось прозвище, данное деревне ее жителями. Веселого Дола не было - был мертвый и страшный Черный Дол, разоренный и наполовину выгоревший. Ни крыши над головой, ни хлеба. Зеленевшую в поле рожь, наливавшуюся соками, вытоптали команские кони. По деревне бродили, как тени, уцелевшие жители, бледные и страшные. Каждый из них потерял хоть кого-нибудь из близких. В сохранившихся постройках стонали раненые, плакали дети.
Хоть и не впервой было князю Радомиру Градиславичу видеть разоренные села, но тут он был потрясен настолько, что не сразу смог заговорить. Да и что тут скажешь? И так ясно - команы напали. Погубили Веселый Дол, многих людей убили, еще больше угнали в плен, чтобы лучшие мужчины и женщины, цвет сварожского племени, работали на них, вместо того, чтобы украшать родную землю... Но почему-то принять это было тяжелей обычного. Может быть, потому что на сей раз команы еще и обманули его, князя Радомира, доверие. Ведь он с ними заключил союз и со своей стороны соблюдал его во всем! Ведь сына готов был женить на дочери Атрака! Неужели команы могут быть настолько вероломны?
Конь под ним, чувствуя охватившее хозяина смятение, плясал и фыркал, норовил стать на дыбы. Радомир туго натянул поводья, хоть как-то вымещая разгоравшуюся в нем ярость. Проговорил тихо, зловещим шепотом:
- Кто?! Кто сделал это?!,
Воевода Острозор склонился к уху князя:
- Говорят, что... твой сват Атрак, заодно со старым волком Тургутом.
Из горла Радомира вырвался глухой рык.
- Вот, значит, каков оказался будущий родич мой! Если так, то его на части растерзать мало... Я сам выпущу ему кишки, как только разыщу!..
К князю подошел какой-то парень из местных, оборванный и осунувшийся, как и все веселодольцы.
- Я услышал разговор ханов, княже, это правда, - и Ждан рассказал, о чем разговаривали Атрак с Тургутом.
Прежде Радомир еще надеялся, что Веселый Дол разорила какая-то случайная орда, не подчинявшаяся его свату. Но теперь все сомнения исчезли. Князь ударил коня плеткой, завертелся на месте, как от ядовитого укуса змеи.
- Теперь я все понял! У команов нет настоящих союзников, они никому не обязаны, кроме самих себя! Они не растят хлеб, не строят постоянных жилищ, их главное богатство - скот. А жить хотят богато и роскошно, особенно их ханы. А как этого добиться? Только грабежом других земель. И добрая их воля ничего не значит: они с теми, с кем выгодно быть, им все равно, каким путем добиваться своей цели. Это волки, повадившиеся к нам, как в овчарню! Надо и поступить с ними, как с волками! Пойдем войной против них!
Словно буря, взметнулся лес рук, зазвенели мечи, выхваченные из ножен. Славгородские дружинники не меньше своего князя стремились отомстить вероломным команам.
Ждан приблизился к князю, просительно протянул руки ладонями вверх.
- Княже, возьми меня в войско, ради всех Богов! Я хочу посчитаться с команами, разыскать наших пленных, из Веселого Дола. Я смогу сражаться, умею ухаживать за конями, готовить пищу. Кем хочешь буду, только возьми!
В другое время Радомир улыбнулся бы просьбе молодого селянина. Но сейчас сразу уловил, что в нем горит та же жаркая ненависть к вероломному врагу. Он не усомнился, что Ждан имеет право утолить ее.
- Я беру тебя. Эй, Клен, отдай этому молодцу запасного коня!
Названый воин отдал Ждану коня. Парень вскочил в седло, виноватым взглядом попрощавшись с отцом и матерью. Они ничего не сказали, видя, что бесполезно отговаривать. Тяжело им придется теперь: дом разрушен, старший сын ранен, а теперь и младший уходит на войну вместо того, чтобы строить новый дом. Но остаться дома Ждан не мог. Раз уж князь с его дружиной собираются отомстить за беды Славгородщины, неужто он останется в стороне?
Убедившись во всем, князь Радомир действовал решительно и быстро. Он сразу же послал гонцов к своим ближайшим родичам, созывая их на войну.
Первым откликнулся младший брат его, боровицкий князь Турволод. Собрав дружину, он примчался в Славгород, как на крыльях. Для него все было ясно, как день: команов было необходимо наказать. Письмо его любимого брата дышало такой болью и яростью, что личная встреча уже мало что могла добавить тут. Теперь Турволод не меньше рвался в бой, чем сам Радомир.
К этому времени князю Турволоду исполнился тридцать один год. Как и показывали его задатки еще в юности, он вырос в могучего витязя, может быть, одного из самых сильных и храбрых, что когда-нибудь были в Сварожьих Землях. И, как и в юности, по-прежнему не только всегда был готов к битве, но и страстно любил сражаться. Турволод женился несколько лет назад, любил свою жену, обожал маленького сына. Но вот, без раздумий оставил их, как только брат позвал его на войну.
У Радомира сразу прибавилось сил в присутствии брата - огромного, шумного, с буйной рыжей головой, такой же бурнопламенной, как и его душа.
- Вероломные твари пожалеют, что родились на свет, когда мы настигнем их! - голубые глаза Турволода уже налились кровью, что не предвещало команам ничего хорошего.
Затем по приглашению Радомира пришли со своей дружиной двое его племянников, сыновья умершего несколько лет назад старшего брата - Судислав Драгомирич, князь дубравнинский, и Вышемир Драгомирич, князь зверинский. Старшему из них едва исполнилось двадцать лет, второй был двумя годами моложе. Молодые князья сразу согласились идти на войну. По недостатку опыта, они почти не высказывались, предоставляя старшим подготовку к войне. Но зато оба они обладали редким среди сварожских князей чувством - развитой семейной привязанностью. Отец перед смертью просил, чтобы они почитали своих дядей, Радомира и Турволода, и теперь братья готовы были стать с ними заодно.
Прилетел из Любославля на призыв отца и княжич Бронислав, тоже изумленный и расстроенный вероломством команов. Он вспоминал, как те гостили у них в Славгороде, как отец с ханом Атраком воевали вместе. Как же так, ведь были им крепкими союзниками, и вдруг предали!.. А Наиля? Тот запомнившийся ему прощальный полудетский поцелуй? Неужели и она теперь вместе со своим отцом сделалась сварожанам врагом?
Нет, Бронислав не испытывал и тени сомнения. Он - сын славгородского князя, его долг - отомстить за несчастья своего народа. И, если Атрак предал их, ему же будет хуже. Но Наиля... Ее юноша не мог ненавидеть, как других команов. Не представлял, чтобы она была заодно со своим отцом. Вопреки всему, Брониславу хотелось поглядеть, какой она стала за это время, насколько подросла...
Вместе со своей дружиной и войсками своих родичей, Радомир призвал живших в его владениях "черных башлыков", обещая им богатую добычу. Таким образом, в кратчайшие сроки ему удалось собрать войско, готовое сразу же выступить. Славгородский князь рассчитывал, что команы не ждут такого быстрого нападения, и думал застигнуть их врасплох.
На военном совете один лишь боярин Славята попытался было отговорить князей от слишком скорых действий. Он по старости лет уже давно не участвовал в сражениях, но в советах оставался первым боярином, и Радомир всегда прислушивался к нему. Всегда - но только не в этот раз.
- Одумайся, государь, заручись сперва надежной поддержкой, не прыгай наобум, - почти умолял старый боярин. - Почему ты не послал гонцов к Глебу Милонежичу в Дедославль, к Келагасту Червлянскому? Они могущественные владетели, и тоже родня тебе...
Но Радомир лишь поморщился при упоминании своих старших родичей.
- Они в прошлом году ходили войной на команов, вернулись с победой и богатой добычей, а нас не позвали с собой! Если они со мной обходятся не по-родственному, то и я их ни о чем просить не стану.
Славята вздохнул, пытаясь снова увещевать закусившего удила князя:
- А что насчет твоих родичей, приморян? С ними-то ты в ладах, только в прошлом году туда ездили, внуков показывали деду с бабкой.
Подумав мгновение, Радомир покачал головой.
- Приморье слишком далеко. Их тоже со степи подпирают команы. Я надеюсь, приморяне помогут мне после, когда мы выметем со Славгородщины жту степную шваль, точно крыс. Вот тогда пусть ударят со своей стороны - и мы очистим от них Исконные Земли навсегда, сделаем нашими все степные дороги до самого Полуденного Моря. Пора закончить дело Бронислава Великого. Но первый удар за нами, и мы нанесем его немедля, не теряя минуты лишней!
- Да и зачем нам ждать! - загорячился князь Турволод. - Пока они проездят, мы десять раз успеем разгромить команов!
Большинство совещавшихся горячо высказались за скорейшее начало войны. Только Власт, самый рассудительный из славгородских воевод, заметил, что следовало бы предупредить великого князя Станислава. Как-никак, но его касается все, что творится в Сварожьих Землях.
Но князь Радомир лишь досадливо нахмурился при этом имени.
- Вот уж кого ни о чем не собираюсь предупреждать! Станислав все равно ничем нам не поможет. А если бы и помог, то за эту помощь сам нас обдерет похлеще Атрака. Сами справимся, своими силами.
Старый Славята понял, что все бесполезно. Его бывшие воспитанники слушают только свою жажду мести, их не образумить. Тоска больно сжала сердце старика, прикипевшего к княжеской семье, особенно к Радомиру. Но, собрав силы, он сделал еще одну попытку вмешаться:
- Землей и небом вас заклинаю, хоть подготовьтесь к войне получше, соберите побольше войска...
Радомир повернулся к нему. Лицо его горело гневом, в зеленых глазах - боль и ярость.
- Хочешь, чтобы мы зря теряли время? А ты подумал, что будет стоить даже один день промедления славгородским пленникам в руках команов? Что станется с красивыми девушками, которых они похитили для себя? Сколько крепких непокорных мужей за это время погибнут под вражескими плетями, под палящим солнцем, от непосильной работы? Скольких успеют продать в чужие края, откуда нельзя вернуться, как из Кромешного Мира? Если мы промедлим, все, кого могли бы спасти, но не успели, будут нас проклинать, как своих убийц!
Что и говорить, Радомиру было не занимать красноречия, тем более когда он сам преисполнялся уверенности в своей правоте, как сейчас. И сейчас все побледнели, а Бронислава и молодых князей трясло от ужаса, когда они представили себе мучения сварожских пленников. Они вскочили с мест, готовые прямо сейчас седлать коней. Никто уже не думал откладывать поход ни на один лишний день. У княжича Бронислава слезы выступили на глазах.
- Я клянусь, отец, что не подведу вас! - пообещал он, собираясь на свою первую войну.
Князь Турволод тоже вскочил из-за стола - ростом под потолок, рыжие волосы и борода топорщатся.
- Распоряжайся, брат, мы все пойдем за тобой! - воскликнул он так, что слюда в окнах задребезжала.
Радомир с гордостью глядел на своих соратников, не сомневаясь, что вместе смогут свернуть горы.
- Вот что значит настоящее боевое братство! Да здравствует род Драгомира! - воскликнул он, любуясь своими родичами. Вокруг князей собрались их советники и воеводы, собиравшиеся вместе в поход.
Неожиданно к ним присоединился и Славята, обнажив меч еще сильной рукой.
- Принимайте с собой, если так!
Растроганный Радомир крепко обнял старика.
- Дядька Славята! Ты ведь давно уже не ходил на войну. Мог бы жить спокойно...
- Что-то мне подсказывает, что эта война будет самой опасной в нашей жизни. И я не смогу вас сейчас оставить, - покачал головой старый боярин. - Не лежит у меня душа к вашему поспешному походу, государь. Но совесть не позволит остаться в стороне, что бы вас ни ждало...
Так на совете большинством голосов возобладало мнение - идти в степь немедленно, собрав все войска, что нашлись под рукой. Немногих осторожных голосов никто не стал слушать, всех переполняла жажда мести и славы, все были исполнены решимости.
-
Всё же поспешность обычно до добра не доводит. Зря к Славяте не прислушались.
-
Да, поспешать лучше медленно!
-
Спасибо вам большое, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Всё же поспешность обычно до добра не доводит. Зря к Славяте не прислушались.
Все может статься. Но и большинство обычных людей, у кого есть совесть, на месте Радомира с сотоварищи наверняка бы не меньше рвались действовать, увидев, что стало с Веселым Долом. Их тоже можно понять.
Да, поспешать лучше медленно!
Боюсь, что Радомир для такого слишком горяч. А его родичи и соратники - тем более.
Глава 10. Тревожные знамения
И вот выступило в поход войско под знаменами с золотым грифоном - знаком рода Драгомира. Кони топтали высокие травы, раскачивали высокие белые верхушки ковылей. Вся степь таяла в жарком знойном мареве. Белое, будто раскаленное солнце слепило глаза, палило, не зная устали. И что-то странное чудилось в тяжелом, неподвижном воздухе. Он казался плотней обычного, им трудно было дышать. Может, приближалась гроза? Каждый из воинов хоть иногда взглядывал на небо: не блеснет ли секира Перуна, разя затаившуюся нечисть? Но все было тихо, и единственным звуком в сонной от жары степи был топот их коней. Ни одного раската грома. Высокое синее небо неистово сверкало, и кругом - ни облачка.
Третий день ехали вдоль наполовину пересохшей степной речки Милеи. Славгородские разведчики заверили, что здесь прошли последние команские загоны. Оно и понятно - в степи хоть дорог много, но жарким летом годятся лишь те, где есть вода. Сварожские воины и сами видели их следы: вытоптанную, не успевшую подняться траву, угли костровищ, брошенные ненужные ремни, конский навоз. Следы становились все свежее. Несмотря на тяжкую жару, все держались бодро, думая скоро настигнуть команов. Шли еще по славгородской земле, хотя враги уходили прочь, на свою сторону.
Князь Радомир, как подобало предводителю похода, ехал на темно-рыжем коне в середине строя. Среди воинов передового полка высилась мощная фигура князя Турволода. Крыла войска вели молодые князья, племянники Радомира. Оглядевшись по сторонам, он залюбовался, как правильно движется строй, как быстро идет войско, хотя все в походном снаряжении терпят жару и жажду. Увидев ехавшего во главе любославльской рати Бронислава, князь улыбнулся с отцовской гордостью. Его первенец, почувствовав взгляд отца, обернулся и помахал рукой.
Вспомнилось прощание с Сияной... Она с младшими детьми доехала с ними до Любославля и осталась ждать там. Будто наяву, Радомир заново пережил ее прощальные объятия и поцелуи. Она впервые отпустила на войну вместе с мужем и старшего сына. Мужественно, как подобает сварожской княгине, поцеловала Бронислава и пожелала ему ратного счастья. Потом уже, наедине с мужем, заплакала было, но тут же отерла слезы.
- Поезжайте с легким сердцем, и пусть Боги помогут вам, - проговорила Сияна, уткнувшись в грудь мужу. - Но все-таки, позаботься о Брониславе. Пусть будет в бою рядом с тобой, - добавила она дрогнувшим голосом.
- Обещаю тебе, лада моя, - глухо произнес Радомир.
Сколько раз уезжал на войну, оставляя жену и детей, и никогда не было так тяжело, а теперь сердце ноет, будто растерзанное. Или это потому, что он отвечает теперь перед женой не только за себя, но и за сына?..
В полдень у речки Милеи сделали привал, пережидая самый зной. Набрали воды, выкупались по очереди, не теряя бдительности. К вечеру жара немного спала, но дышать все равно было трудно, словно что-то давило на грудь каждому.
Когда собрались ехать дальше, конь князя Радомира вдруг оступился и пошел, припадая на левую переднюю ногу. Оказалось, у него слетела подкова. Князь позвал своего конюшего Невзора, и тот содрогнулся под его грозным взглядом.
- Так-то ты надзираешь в походе за княжеским конем, Невзор? А ну как в бою расковался бы конь? Слышал песню о том, как город захватили враги, потому что в кузнице не нашлось гвоздя? Тот кузнец не твоим ли предком был, а?
- Государь, клянусь головой: я сам проверял подковы, все держались крепко! - у несчастного конюшего подкашивались ноги. - Как хочешь, государь, а это не случайность. Боги посылают тебе знак!
Бывшие рядом воины уже с интересом прислушивались, готовые в любом необычном происшествии видеть знак свыше. Радомир, заметив их, разозлился еще больше, но попытался рассеять шуткой недобрые слухи:
- Я ведь не князь Станислав Мирославич, чтобы мне сами боги расковывали коней!.. А ты, Невзор, мне больше не конюший. Езжай простым воином. Вместо тебя в походе справится кто угодно, вот хотя бы он! - и князь указал рукой на Ждана из Веселого Дола.
Тот сперва не поверил своим глазам, и, лишь когда его сосед Клен подтолкнул парня в бок, выехал вперед и с седла поклонился Радомиру.
- Ты говорил, что можешь ухаживать за конями. Вот и поручаю тебе такую службу. Гляди, чтобы мой Месяц был всегда обихожен и готов к бою, - требовательно произнес князь.
- Благодарю тебя, княже! Обещаю никогда тебя не подводить, - проговорил Ждан, соображая про себя, что новая служба, хоть и почетная, будет зело хлопотной. Теперь о себе забудь, за собственным конем не догляди, а княжеского скакуна изволь соблюсти целым и невредимым. Как-никак, князь прав: в сражении часто все зависит от коня.
Таким образом Ждан попал в княжеские конюшие, что и определило его судьбу.
Когда подковали княжеского коня, двинулись дальше в путь по степи, залитой ослепительно-сверкающим солнечным светом.
К Радомиру тихо подъехал боярин Славята, проговорил так, чтобы слышно было лишь им двоим:
- А если это в самом деле был знак, государь? Боги предупреждают тебя, чтобы не ходил в степь.
Радомир нахмурился. Скажи ему кто такое, кроме бывшего наставника, не миновать бы ему резкой отповеди. Но со Славятой князь сдерживался.
- Прекрати меня пугать! Я не старая баба, не поверну назад из-за дурацких примет.
- А вспомни, какие знамения были при жертвоприношении перед походом! Сердце жертвенного коня было залито кровью, - напомнил старик.
Но князь обернулся к нему с таким бешеным видом, что боярин чуть не отпрянул от него прочь.
- Сердце? Сердце и у меня обливается кровью, когда я вижу, что подлые команы топчут славгородскую землю! - и, пришпорив своего рыжего белолобого Месяца, Радомир взлетел по склону отлогого холма, задержался там, оглядывая свое войско, движущееся по степи.
На другом холме, немного поодаль, стояло команское изваяние богини степей в виде грубо вытесанной из камня плосколицей женщины с большой грудью и крутыми бедрами. "Каменную бабу" Радомир приказал тут же повалить, не желая, чтобы хоть что-то напоминало о владычестве команов над степью.
Некоторые из его воинов все же опасались разозлить Богов, даже вражеских. Но, когда князь Турволод помог им и приналег могучим плечом, покачнув изваяние, они обрели уверенность, и вскоре повергли "каменную бабу" на землю.
Однако ночь была для всех тяжелой. Дышать было все так же тяжело, даже возле реки все задыхались от зноя. Кругом ни ветерка. И ночью не сделалось прохладнее. Утомленные жарой люди не могли заснуть, ворочались всю ночь, ища хоть немного прохлады. Тех, кто все же засыпал, мучили кошмары, они стонали во сне, просыпались разбитыми, с головной болью. А солнце с утра палило еще жарче, как будто Хорс-Даждьбог тоже с кем-то сражался в небе и метал во врага самые сильные копья-лучи.
- Не иначе как команские духи мучают нас, пытаются не пустить дальше, - сказал Радомиру воевода Власт, с наслаждением умываясь речной водой, теплой, как парное молоко.
Князь, тоже успевший искупаться, поморщился: голова все еще болела, в висках ломило, будто череп кто-то проламывал изнутри.
- Духи сильны лишь с теми, кто перед ними отступает. А мы пойдем дальше, - произнес он негромко, но твердо.
И они поехали сквозь зыбкое марево, колышущееся в степи, точно наполовину расплавленное невыносимым зноем.
А днем, когда уже приближался полдень, солнце вдруг покрылось мраком. Никто не подозревал, что так может статься, и сперва даже не поняли, что случилось. Просто вдруг стал меркнуть сияющий свет, словно у Солнечного Бога обломился луч-копье. Внезапно стало темнеть, сначала слегка, затем все быстрее и быстрее. Люди, растерявшись, глядели вверх.
А там сияющий лик солнца стал гаснуть, как будто его поглощала чья-то непроглядно-черная тень, как простой светильник. Оно становилось все меньше, словно убывающая луна. В небе кипела тяжкая борьба: солнце отчаянно сопротивлялось, стремило во все стороны свои яркие лучи, пытаясь рассеять мрак. Но тот упорно надвигался, проглатывая только что всемогущее светило. И, наконец, солнце скрылось совсем. И среди дня настала жуткая, невероятно черная ночь. В двух шагах стало нельзя ничего различить. Только пылающий огненный обруч еще оставался там, где только что сияло солнце. И в этой непредставимой, невозможной дневной черноте не было даже звезд, что бывают обычной ночью. И звезды, и луна погасли вместе с солнцем.
В наступившей тьме кругом послышались голоса обезумевших от ужаса животных. В походе сварожане не встречали никого, думали, что они, а до них команы распугали вокруг все зверье. Но тут оказалось, что степь по-прежнему полна жизни. И ее обитатели, тоже испуганные дневной темнотой, метались, ошалев, и перекликались в темноте совсем не своими голосами. Вдали завыли волки, жутко заухали совы. На реке тревожно закрякали утки, захлопали крыльями невидимые в темноте птицы. Тонко и хрипло взлаивал лис, точно жалуясь Богам. С гулким топотом промчалось стадо каких-то крупных животных. Все живое пришло в смятение, чувствуя, что нарушился привычный порядок.
Не меньший ужас испытывали и кони под сварожскими воинами. Привыкшие покоряться своим всадникам, они не ржали, но, замирая на месте, дрожали всем телом. Другие бились в ужасе, пытались удрать, и их с трудом удерживали на месте.
В ужасе были и сами воины, глядя в погасшее небо, точно ожидая, что оно сейчас обрушится на землю. Одни призывали Богов, другие бранились, третьи лихорадочно вспоминали заклятья - какие, от какой напасти?.. Кто-то, не выдержав, упал с коня, уткнулся лицом в землю. Темнота не позволяла разглядеть их лиц. Слышались стоны и скрежет зубов. Даже самым храбрым воинам, что не раз без страха сражались с любым врагом, тут становилось не по себе. Что значила их храбрость, вся их сила и боевое умение, когда солнце погасло на небе!..
Князь Радомир глядел, не отрываясь, туда, где скрылось солнце, на оставшийся от него огненный обруч. Понимал, что не надо бы смотреть, но не мог отвести глаз. Пылающее небесное колесо вспыхивало багряными и золотыми огнями, сыпало искры, озарялось языками пламени, пытаясь одолеть мрак. Вот они какие - волшебные огненные цветы, которых никто не видел...
Как долго это продолжалось? Должно быть, не очень, а тогда всем казалось, что прошла целая жизнь. Дневная тьма стала рассеиваться так же быстро, как и настала. Сперва один луч солнца прорезал мрак, затем оно вновь кусок за куском отвоевало себе место на небе, вернуло все, что было у него отнято. И вот уже снова огненный щит Даждьбога вспыхнул на небе. Ах, каким же милым показался всем теперь его свет! В нем уже не было того воинственного сверкания, неистового жара, томившего землю. Одержав победу, Солнечный Бог одаривал землю мягким золотистым сиянием, спеша ее успокоить, как мать успокаивает ребенка, увидевшего страшный сон: "Я здесь, все хорошо. Не бойся ничего, ведь я с тобой".
Но в первый миг после возвращения света князь Радомир закрыл лицо руками, покачнулся в седле, не видя, как приходят в себя его воины.
- Что с тобой, княже? - испуганно склонился над ним боярин Славята.
Но Радомир уже отважился, прищурив глаза, посмотреть сквозь ресницы на свои руки, разглядел, как двигаются пальцы, и успокоился.
- Ничего... Слава Хорсу, ничего не случилось. Резануло что-то по глазам, и мне на миг показалось, что я ослеп, - шепотом признался он.
Славята быстро достал из сумы баклагу с водой, протянул князю.
- Вот, промой глаза, и все пройдет. Это ничего, просто не надо было тебе глядеть так долго на огненный венец.
- Да, не надо было, - согласился Радомир, все еще чувствуя себя уязвимым, как никогда прежде. Ведь он на какое-то мгновение успел уже решить, что лишился зрения, поглядев на небывалое, не предназначенное человеку небесное зрелище. Даже успел ужаснуться, что будет с ним, если слепота навсегда сделает его беспомощным. И, хоть теперь зрение вернулось к нему, такое потрясение не могло пройти сразу.
Тем временем собирались воины, обсуждая, что случилось. Тут уж все были уверены, что скрывшееся солнце предвещает несчастье их походу.
- Боги предупреждают нас, они хотят, чтобы мы повернули назад, пока не поздно, - слышался в войске ропот. - Знамения говорят: если мы пойдем дальше, нас ждет тяжкое поражение. Светлый Хорс скорбит о бедах сварожских...
-
"Предчувствия его не обманули" (из оперы про зайчика). Иногда совсем не вредно верить предчувствиям. И с чужими богами бодаться не лучшее дело. Ну чем им помешала каменная дама?
-
Большое спасибо Вам, эрэа Convollar, что продолжаете читать! :-* :-* :-*
"Предчувствия его не обманули" (из оперы про зайчика). Иногда совсем не вредно верить предчувствиям. И с чужими богами бодаться не лучшее дело. Ну чем им помешала каменная дама?
Не всегда люди действуют правильно? :'( А каменная дама для них - все равно что вражеское знамя на своей земле, не могли такого стерпеть.
Радомир понял: еще немного, и воины усомнятся, нужно ли идти дальше. Но сам он был по-прежнему тверд и готов действовать. И теперь, едва послышался ропот, он сразу же понял что им сказать. Он чувствовал одну из тех судьбоносных минут, когда Боги осеняют человека своим невидимым крылом, и ему под силу совершить что угодно, любой рискованный замысел приносит победу.
- Да, светлоликий Хорс скорбит о нас, своих детях - тех, что томятся сейчас в плену, - произнес он звучно, поднявшись на стременах и оглядывая войско. - Да еще о тех, что боятся поспешить на выручку сородичам. Сварожане утратили доблесть своих предков - вот и впрямь беда из бед! Пусть знамения предупреждают нас, но они вовсе не нам сулят гибель. Солнце зашло над всей степью, его видели повсюду. Может, оно предвещает, что так же внезапно затмится и могущество команов? Они сейчас наверняка не меньше нашего ожидают всяческих бед. А мы, как глупые детишки, готовы прятаться под лавку, увидев Буку!
При этом сравнении бывшие рядом воины заметно повеселели, кто-то даже засмеялся. Радомир, замечая все, понял, что победил: где люди улыбаются - какой уж страх. И продолжал ковать железо, пока горячо:
- Мы уже прошли слишком далеко, чтобы повернуть назад. Разведчики сообщают, что через день-два мы догоним команов. Они идут медленней, потому что гонят большой обоз. Если потребуется, дойдем за ними до самой Светловодной, узнаем, вкусна ли в ней вода! Мы разобьем команов и вернем домой пленных славгородцев, а сами придем с добычей, достойной победителей! Пленные команы станут работать на нас, их табуны - пастись на наших лугах, сокровища степных ханов разделим меж собой.
Его обещания раззадорили воинов, многие напирали вперед, теснились, чтобы послушать его вблизи. Глаза у них алчно блестели: воины уже представляли себе, как привезут домой полные сумы сокровищ, пригонят выносливых степных коней и скотину, приведут крепких рабов и послушных рабынь. Больше всего оживились "черные башлыки". Их хан Бура подъехал к Радомиру, восхищенно цокнул языком:
- Ай, хорошо, князь, что нас позвал с собой! У команов много богатств, хватит всем. Мы их победим, возьмем добычу - каждый придет втрое, вчетверо богаче, чем был!
Князь Радомир недолюбливал союзника, но не подал вида, глядя, как маслянисто блестят его глаза.
- Так и будет, обещаю тебе, Бура-хан. Помоги нам одержать победу, и вы все вернетесь с полными сумами золота.
Затем, отвернувшись от него, славгородский князь с радостью встретил подъехавших к нему сына, брата. племянников. Все они уже пришли в себя после небесного знамения, и готовы были идти дальше.
- Я слышал все, дядя. Мои воины готовы с тобой идти на край света, и я тоже. Распоряжайся сколько угодно, - произнес князь Вышемир, красивый белокурый юноша, похожий на переодетую девушку.
Его брат Судислав, более серьезного нрава, лишь тепло протянул руку Радомиру.
Турволод, как обычно, заговорил, не понижая голоса, так что его рев слышали все вокруг:
- Ловко ты, брат, все расставил по местам! А ведь, признаюсь, и мне стало не по себе, когда погасло солнце. Показалось, что это навсегда. У меня даже мурашки по коже пробежали, - чистосердечно признался Турволод. Не боявшийся никого на свете витязь не стыдился теперь признаться в своем страхе.
А княжич Бронислав молчаливо ткнулся головой в плечо отца, обтянутое кольчугой, подобной чешуе крупной рыбы.
- Когда стемнело, мой Белоног взбрыкнул и чуть не понес. Но мне удалось справиться с ним, - сказал он отцу.
Тот улыбнулся, встретив взгляд синих, как у Сияны, глаз юноши под стальным сводом шлема.
- Самое главное - что мы с вами заодно, как пальцы на одной руке. Постараемся же принести победу!
Только боярин Славята грустно улыбался, наблюдая за княжеской семьей. Видя, как князь Радомир преодолел овладевшее было войском смятение, его бывший наставник этому не радовался. Он, как никто другой, знал сильные стороны каждого из княжеского рода, но так же знал и недостатки каждого.
"Ну что стоило вам подождать с походом до ранней весны, когда команские кони ослабеют от бескормицы после зимы? Именно так ходили в степь Бронислав Великий и другие победоносные князья. Нынешний полон потеряли бы, но зато, действуя наверняка, обезопасили бы свои земли впредь. Так нет, выступили самым жарким летом, когда горло пересыхает от зноя... Эх, что же с вами делать, если вы даже знамений небесных не слушаете? Остается только идти с вами заодно и разделить вашу судьбу. Лучше погибнуть, чем дожить до вашего поражения..."
И снова впереди расстилалась та же просторная степь. Лишь иногда поднимались кверху холмы, похожие на шлем воина, округлый с боков и остроконечный сверху. Тут были и настоящие холмы, и давно поросшие травой курганы неведомо каких давних времен. Никто уж и не слышал даже в песне, кем и в честь каких сражений были они воздвигнуты, над чьим погребальным костром.
В небе, таком же голубом и высоком, как прежде, кружили на распластанных крыльях орлы. Иногда вдали пробегал какой-нибудь зверь, но сварожане не пускались за ним в погоню. Их дичью были команы, до которых, судя по следам, оставалось все меньше пути. Следы копыт и колес на траве, оброненные в спешке ненужные вещи попадались все чаще. Преследователями овладел азарт, как у гончих псов, поднявших зверя.
Степь, открытая широкая степь - целое травяное море, а холмы - точно волны в нем. Кони на скаку прихватывали пучок травы, жевали, не замедляя бег. Растоптанные копытами травы источали горько-сладкий запах, как при сенокосе. В траве кивали лиловые колокольчики, белые любавки. Куда ни взгляни - пышное буйство разнотравия. Только то тут, то там среди зелени поднимались пышные метелки ковылей.
Ковыль - трава печали, он вырастает там, где некогда кипела сеча, лилась кровь. Где некогда ушли в землю павшие воины, там вырастает эта трава, не годная в пищу ни одному животному. Ее длинные белые волокна, похожие на седые волосы, колышущиеся на ветру - в самом деле седина Матери-Земли по своим погибшим детям. И сейчас ковыль наводил грусть на сварожан. Сколько же мест поросли седым ковылем, сколько отмечены вековой скорбью! Много раз сражались сварожьи внуки со степными племенами в этих краях задолго до них, и, может статься, будут и после.
Не добегая до холмистой гряды, потерялась в степи вконец обмелевшая речка Милея. Здесь набрали побольше воды про запас.
- Ничего, дальше в степи будут еще реки, - заметил разведчик Лисохвост, посмеиваясь над тем, как воины готовы вычерпать всю воду вместе с придонным илом.
- Много ты понимаешь! - огрызнулся на него Клен. - Там чужие реки, а здесь еще наша. Родная, славгородская вода.
Здесь, у русла Милеи, сварожанам явилось еще одно памятное знамение. Легкий ветерок, лениво качавший высокие травы, вдруг стал набирать силу. Он пронзительно засвистел и стал закручиваться по своей оси, превращаясь в небольшой смерч. И в этом смерче над верхушками трав поднялась призрачная фигура. Некто серый, будто соткавшийся из пыли, длинный и тощий, он кружился в смерче, простирая костлявые руки, как будто молил сварожан о чем-то. Лицо у него было изможденное, как у человека, долго томившегося в плену, волосы, длинные и белые, напоминали седые метелки ковыля. Сквозь свист ветра существо заунывно простонало: "Не ходи туда! Не ходи туда!"
Все продолжалось не дольше нескольких мгновений. Призрак развеялся так же скоро, как появился. Улегся смерч, даже не повредив травы. Но все вокруг - и князь Радомир, его родичи и соратники, и простые воины, видели и слышали все.
- Что это за диво небывалое? - спросил воевода Острозор, у которого в ушах еще стоял жуткий и скорбный вопль.
- И впрямь диво, - боярин Славята за эти дни, казалось, постарел на десять лет, а теперь и вовсе выглядел потухшим, словно утратил последнюю надежду. - Говорят, духи кличут, предвещая беду. Обычно им не шибко много дела до человека. Но они знают больше нашего, и порой предупреждают.
- Не поворачивать же назад, когда мы почти у цели! - перебил его князь Радомир. - Быть может, это команские духи пытаются нас запугать, им только и надо, чтобы мы повернули назад.
Однако лицо и голос его бывшего наставника были исполнены скорби не меньше, чем у существа, явившегося в пыльном вихре.
- Нет, княже, то был не команский дух. Он ведь к нам тянул руки, нас предупреждал не ходить дальше...
Радомир склонил голову. Ему и самому стало думаться неладное, и на сердце было тяжело, но он не собирался поворачивать обратно. Слишком долго зашли они, чтобы вернуться на посмешище Сварожьим Землям.
Погладил шею своего Месяца, горячую под лохматой гривой.
- Вперед! Лучше погибнуть с честью, чем жить в плену!.. Эй, кто из вас знает песнь о реках степных?
Выехал вперед высокий черноволосый дружинник, завел сильным голосом старинную песнь, так что услышали во всем войске:
- Жил в незапамятные времена витязь и чародей Полдень. Была у него красавица-жена Данатра да двое детей малых - сынок Светловой чуть побольше, а дочка Искра совсем маленькая. Да раз набежало на них степное воинство, будто тучи черных мух. Долго бился с ними Полдень, и жена ему помогала. Одних сразили копьем светозарным, самим Хорсом подаренным, других чарами неодолимыми. И огонь, и воду призывал на них Полдень, зверей полевых и лесных, и вихрь летучий. Да не одолел всех. Повергли Полдня враги, связали по рукам и ногам, а солнечное копье его не далось им в руки, истаяло и вернулось к Хорсу. Взяли в плен и Данатру с детьми, а Полдня враги продали чужеземцам. Те сели на корабль и вышли с пленниками в море. Понял Полдень, что не судьба ему вернуться домой, и произнес: "Пусть море поглотит нечестивцев со мной вместе! Я готов умереть, но не жить рабом". Услышал его Морской Хозяин, поднял тут же бурю и увлек корабль на дно. А Полдень, утонув, стал ближним боярином у Морского Хозяина, в тереме его поселился. Жену же его Данатру с малыми детьми враги повели по степи, жаркой и совсем тогда безводной. И не выдержали дети долгого пути. Сперва, там, где сейчас яргородские земли, умерла крошка Искра, а затем, на границе степи и леса, и мальчик Светловой. А там, где похоронили их, в безводной степи вдруг забили ключи, побежали реки. Их мать Данатра долго плакала по своим детям, и ее слезы не впитывались в землю, а оставались течь, соединялись в широкую бурную реку. Когда стала та река большой, Данатра вырвалась из рук врагов и прыгнула в реку. Сделалась ее госпожой, русалкой, и устремилась к морю, почувствовав, где муж ее. Враги набросали камней, преграждая ей путь, но Данатра их разбросала и бросилась дальше к морю, навстречу любимому мужу. Так появились реки в безводной степи.
Голос певца звучал звонко и сильно, и казалось - это сама степь поет, обретя речь. Воины заслушались, затаив дыхание. Если кто и слышал более искусное исполнение, то вряд ли встречал более выразительное. У некоторых на глазах выступили слезы. Сам князь Радомир в благодарность отцепил от своего плаща золотую застежку в виде скачущей лошади.
- Возьми! Я не слышал еще, чтобы так хорошо пел воин. Пусть эта вещь принесет тебе удачу в бою.
Воин - он был из Зверина, из дружины князя Вышемира, - поблагодарил за подарок и вернулся на свое место. А князь Радомир только сейчас заметил, за песней и разговором, что войско уже миновало холмистую гряду, отмечавшую границу его владений. Теперь впереди лежала уже команская степь, чужая для любого сварожанина. С вижу вроде бы та же - так же ветер колышет сочные травы, то же высокое небо, - но это уже вражеская земля. Хоть и знали, куда идут, ища команов, но тут сделалось не по себе. Оторвались от своих корней, от своих, сварожских чуров-покровителей - полагайтесь теперь только на себя...
Обернулся князь Радомир назад, желая в последний раз поглядеть на родную землю. И не увидел ее за холмом, похожим на шлем великана, что закрыл окоем. Казалось, будто очень далеко осталась его Славгородщина: зреющие нивы, города и села, Сияна, дети. Даже отрады для глаз не оставалось Радомиру, некуда было оглядываться. Тоска больно сжала его сердце. Сквозь стиснутые зубы у него вырвался стон:
- Вот уже и за холмом остались Сварожские Земли!..
-
Обернулся князь Радомир назад, желая в последний раз поглядеть на родную землю. И не увидел ее за холмом, похожим на шлем великана, что закрыл окоем. Казалось, будто очень далеко осталась его Славгородщина: зреющие нивы, города и села, Сияна, дети. Даже отрады для глаз не оставалось Радомиру, некуда было оглядываться. Тоска больно сжала его сердце. Сквозь стиснутые зубы у него вырвался стон:
- Вот уже и за холмом остались Сварожские Земли!..
Очень хорошо передано чувство потери родных корней. Но в походы ведь всегда ходили в чужие земли, просто здесь особый случай.
-
Не всегда в поход ходили в чужие земли, случалось и со своими воевать. Это я не про героя, а вообще.
О русская земля, уже ты за холмом. Не помню, откуда это, но цитата, хоть и приблизительная. Зря Радомир к Славяте не прислушался. Хоть бы живы остались. Как-то не верится в данный момент в победу Радомира со товарищи.
-
Спасибо вам, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Очень хорошо передано чувство потери родных корней. Но в походы ведь всегда ходили в чужие земли, просто здесь особый случай.
Не всегда в чужие, приходилось и свои защищать. Не все же завоеватели.
А у Радомира здесь тоже тревожное предчувствие, как бы не отмахивался от знамений.
Не всегда в поход ходили в чужие земли, случалось и со своими воевать. Это я не про героя, а вообще.
О русская земля, уже ты за холмом. Не помню, откуда это, но цитата, хоть и приблизительная. Зря Радомир к Славяте не прислушался. Хоть бы живы остались. Как-то не верится в данный момент в победу Радомира со товарищи.
Цитата прямое отношение имеет, именно так, все верно. ::) :-*
Что ж, даже если не все герои принимают правильные решения, постараемся всем отдать должное.
Смотрим дальше, что с ними будет...
Глава 11. Легкая победа
Сварожское воинство настигло команов на утренней заре, когда вся степь была еще залита нежным розовым сиянием. Остановившись здесь на ночлег, степняки едва успели проснуться, когда сварожане налетели на них, точно быстрокрылые ястребы. По становищу метались ошалевшие люди, прыгали на коней, наспех облачались в доспехи из стеганого войлока и бычьей кожи. Загородившись обозными телегами, команы готовились обороняться. Но сварожане разметали эту преграду, и началась сеча, бурная, но скорая.
Рубясь заодно со своими дружинниками, князь Радомир краем глаза успевал замечать то золоченый шлем брата, как всегда дравшегося там, где жарче всего, то молодых племянников во главе их дружин. Они тоже теснили команов, вместе с "черными башлыками", неистово рвущимися за обещанной богатой добычей. У Радомира потеплело на душе при виде успеха своих родичей. Сам продолжая рубиться с противниками, он увидел поблизости сына: того теснил плотный, коренастый коман на мышастом коне. Он схватил аркан, собираясь захватить княжича. Радомир хотел крикнуть, предупредить сына. Но тот и сам увидел опасность. Метнувшись вбок, уклонился от аркана, а затем, вздыбив коня, сверху вниз ударил мечом по голове врага. И лишь когда тот глухо ухнул и обмяк в седле, а по мечу побежали струйки крови, Бронислав осознал, что все происходит наяву, не в учебном бою, где он много раз отрабатывал приемы. "Я убил человека!" - подумал юноша, побледнев как смерть.
- Так держать, сынок! - донесся до него голос отца, который защищался сразу от двух наседавших на него команов. Опомнившись, Бронислав перехватил меч покрепче и бросился на помощь отцу.
В этом бою впервые столкнулся с настоящим врагом и Ждан из Веселого Дола. Сделавшись княжеским конюшим, он оказался в ближнем окружении князя, и вместе с ним окунулся теперь в самую гущу сражения. Метнув на скаку несколько стрел и даже не заметив, поразили ли они хоть кого, Ждан взялся за копье. Увидев несущегося на него команского всадника, ударил копьем тому под ребра - такой удар успели показать княжеские дружинники. Удар был такой силы, что у Ждана чуть не отнялись руки - тяжел оказался пронзенный копьем враг! Но только на мгновение: тело комана, покачнувшись, завалилось наземь, копье освободилось, и Ждан поспешил догнать своих. Когда тебя окружают враги, некогда думать о том, каким способом от них защищаться.
- Это вам за Веселый Дол! Это за рану брата! Это за Купаву, за пропавших друзей моих! - твердил Ждан, продолжая колоть своим копьем. Он разглядел, как позади обозных телег мечутся люди. На многих из них были оковы, и он угадал, что это пленники, быть может, и его односельчане тоже. Их вид прибавил сил и отваги бывшему смерду, и он бился отчаянней иных опытных воинов.
Как только сварожане, смяв сопротивление, ворвались в команский лагерь, Ждан птицей слетел с коня и замер, разглядывая пленных. В изможденных грязных людях в грязной одежде, скованных цепями, трудно было узнать тех, кем они были прежде. Народу тут оказалось несколько сотен. Не один Веселый Дол разорили по пути команы. Цепи и общий затравленный вид сделали всех пленных одинаковыми, и Ждан не сразу смог разглядеть своих.
- Ждан! Жданко, ты ли это? Да ты что, нас не узнаешь, что ли? - два полуголых живых скелета, все в багровых рубцах от плетей, поднялись, протягивая скованные руки. - Мы ж выросли вместе!
- Бортник! Лебедь! - Ждан принялся оглядываться, ища в войске кузнеца, чтобы снял с них цепи. - Нашлись! Живые! Все-таки отбили мы вас!..
Он, хохоча и плача, бросился обнимать грязных, изможденных пленников. Уж потом, немного успокоившись, стал разглядывать остальных веселодольцев, мужчин и женщин.
- А где... - начал было, находя не всех.
Лебедь, с багровым шрамом через все лицо, едва напоминавший прежнего белокурого смеющегося красавца, печально склонил голову.
- Бояна больше нет... Его ранили в ногу, сперва показалось - неопасно, но рана воспалилась, у него началась лихорадка и бред. Мы прятали его в своей телеге, но позавчера команы его нашли и убили. И нас избили за то, что не хотели его отдать.
Ждан тоже тяжело вздохнул.
- Пусть его душа радуется в Ирие!.. - он снова стал приглядываться к пленникам. - Но где же...
Пронзительный женский вопль прервал его. От поваленного команского шатра бежала Млава, жена Жданова брата. Без цепей, в команской одежде, куда меньше изменилась, чем прочие пленники, даже почти не осунулась. Подбежав к деверю, она ткнулась ему в ноги, выла и скулила, как побитая собака.
- Что? Что случилось, Млава? - спрашивал Ждан, не понимая. - Живая же... Освободили тебя. Вернешься домой. Колыван жив, только ранен.
- Он меня теперь не примет, - глухо всхлипывала молодая женщина. - Меня сразу команский сотник для себя купил, забрал из полона в свой шатер. А я терпела, боялась, что иначе хуже будет. Вот Купава не смогла терпеть. В первую же ночь, как ее забрал один воин, она кричала на все становище. Боролась, отталкивала его, так что он разозлился и задушил ее. А я смогла...
У Ждана опустились руки, в глазах потемнело, как будто опять померкло солнце. Значит, и Купавы больше нет!.. А он-то шел сюда больше всего затем, чтобы выручить ее. Надеялся ее найти...
Он поглядел поверх головы рыдающей Млавы.
- Собирайся домой, Млава. Я о тебе ничего не скажу, а ты как знаешь - признайся мужу или скрой...
Он отошел в сторону, ссутулившись и не замечая ликования победителей.
Зато остальное сварожское воинство шумно ликовало, гордясь первой одержанной победой. Теперь уже самих команов, кто не погиб и не убежал, заковали их собственными цепями. Иные из сварожан уже мчали по степи команских девушек.
Обоз был в считанные мгновения перевернут вверх дном. Здесь было все, что кочевники награбили за много лет властвования над степью: золото и серебро, драгоценные каменья, оружие, узорчатые ткани, шелка и аксамиты, ценные меха. Не иначе как основная казна хана Атрака хранилась тут! Не только жадные до чужого добра "черные башлыки", но и многие сварожские воины ошалели от обилия сокровищ. Хватали то одно, то другое, увешивались драгоценностями сами, туго набивали в походные сумы, привязывали к седлу, громоздя целые тюки, и все равно не могли растащить всего. Никогда, ни в каких песнях не пелось о таких баснословных богатствах!
Князь Радомир с гордой улыбкой победителя глядел, как его воины бросают в дорожную пыль драгоценности из команских сундуков, видя, что все не увезти. И его тоже охватила лихая, отчаянная удаль, захотелось показать войску свою щедрость.
- Все, все берите, доблестные витязи мои! - крикнул он, подъезжая к оживленно толпившимся воинам. - Это все ваше, вы заслужили потом и кровью своей. Мне дорога лишь слава победы нашей!
Ему принесли команское знамя - багряное на серебряном древке, с окрашенным в красный цвет конским хвостом. Князь залюбовался почетным трофеем.
- Его я привезу в Славгород, - произнес он звучно, чтобы слышали вокруг, точно складывал зачин для новой песни. - Пусть повсюду знают, что род Драгомира не позволит разорять свои владения. Мы за свои обиды платим сразу и сполна. Ястребы из гнезда нашего не дают себя заклевать ни орлу, ни соколу, а уж тем более - стае черного воронья.
Не меньше князя ликовали и воины его в этот день. Ездя взад и вперед, трубили победу на всю степь в длинные турьи рога, били в походные барабаны с такой силой, что кожа на барабанах лопалась и обручи трещали. Победа и необыкновенная добыча пьянила их крепче хмельного меда. Кипя еще нерастраченными силами, сварожане бросали, как ненужную ветошь, взятые у команов богатства, пресытившись их избыточностью. Один воин подложил под седло коню отрез аксамитовой ткани. Другой зачерпнул золотым кубком воды из степной речки, отпил глоток, да и бросил кубок в воду.
- Наша-то вода, хоть из глиняной чашки, да вкусней команской!
Найдя брод через речку Плачею, мостили его иноземными тканями, богатыми одеждами, драгоценными мехами, так что можно стало по ним проезжать, точно посуху.
На всю степь воины кричали, повторяя слова князя Радомира:
- От Данатры до Светловодной измерим степь! До самого Полуденного Моря очистим ее от команов!
Бывшим команским пленникам тоже выделили долю захваченных богатств, достаточную, чтобы восстановить Веселый Дол и другие разоренные села. Они тотчас собрались ехать назад, не желая задерживаться в степи лишнего часа.
Здесь Ждан попрощался со вновь обретенными земляками. Друзья его сперва хотели остаться в войске, но их не взяли. Слишком слабы сейчас были они после плена, да и дома не хватало рабочих рук.
- Ты вернешься домой, Ждан? - спросила Млава, благодарная, что он понял ее судьбу.
Он пожал плечами, задумавшись, чего же, в самом деле, ему хочется. За время, проведенное в походе, он освоился в княжеской дружине, справлялся покуда и с хлопотной должностью княжеского конюшего. Раз Купавы больше нет, надо ли ему возвращаться домой? О родителях позаботятся Колыван с Млавой. По крайней мере, теперь он был рад, что не надо возвращаться сейчас же. Может быть, потом, когда рана отболит...
- Пока не знаю, - сказал, как есть.
Освобожденные пленники уехали, а сварожское воинство осталось торжествовать победу. Князя Радомира и его воевод все же насторожило, что в становище не было ни хана Атрака, ни хана Тургута, его самых опасных врагов. Пока они живы и на свободе, рано радоваться. Захваченные команы клялись, что оба хана уехали далеко вперед. Но Радомир собирался на следующий же день идти дальше, и не думал, что скитающиеся где-то разоренные ханы смогут так быстро что-то предпринять. Он был уверен, что они еще не знают о его походе, иначе не оставили бы обоз со своими сокровищами позади.
Позвав после сражения боярина Славяту, князь ласково упрекнул его:
- Что же ты все предостерегал меня, запугивал своими приметами? Гляди, как хорошо мы начали!
Но старик в ответ грустно улыбнулся:
- Никто не желает сильней меня, княже, чтобы поход наш продолжался так же счастливо, как начался.
Радомир крепко обнял его. Сейчас ему хотелось всех видеть счастливыми.
- Перестань, Славята. Я все равно тебе благодарен, хоть ты и вечно ворчишь на меня. Садись отдыхать, радуйся вместе с нами первой победе.
- Слишком легко досталась нам эта победа, - одними губами прошептал Славята. - Боюсь, вскружит иным буйные головы...
Вечером победители пировали в захваченном команском становище. Положив седло на землю, сидел на нем князь Радомир величавее, чем в княжеском кресле у себя во дворце. У его ног лежало, блестя серебром и аксамитом, команское знамя. Здесь же рядом сидели и брат его, князь Турволод, и племянники - Судислав и Вышемир. Эта битва, где они умело командовали своими полками, доказала ратную пригодность молодых князей. Теперь они становились вровень со своими дядьями, и на пиру восхваляли всех четверых. Хотя благородным сердцам юношей чуждо было тщеславие, но они еще больше старших гордились заслуженной славой. Над их головами ветер развевал знамена с золотым грифоном, знаком рода Драгомира.
- Глядите, как высоко взлетел род Драгомиричей! - говорили воины, поздравляя своих предводителей.
Князь Радомир, подняв чашу вина, тоже из команских запасов, густого, сладкого, как нектар, алого, точно жидкий яхонт, произнес в ответ:
- Поднимем кубки за то, что внуки и правнуки Драгомировы не только сильны, но и преданны, и по первому знаку становятся воедино! Четыре солнца поднялись над степью - Радомир, Турволод, Судислав, Вышемир.
Сына, сидевшего рядом с ним, не назвал, так как тот был пока под его рукой. Тот так и понял, после своего первого боя чувствуя лишь усталость. Но князь Судислав уточнил за себя с братом:
- Благодарю тебя, дядя. Нам пока еще далековато до солнц, мы лучше будем месяцами.
- Тоже хорошо, - согласился Радомир. - Тем более что молодой месяц только еще идет к своей вершине - светлому полнолунию. А солнцу, раз уж поднялось на вершину неба, остается двигаться лишь к закату...
Но он, упоенный победой, не вспомнил в ту минуту, как тьма вдруг поглотила солнце на пути сюда. Да и никто о том не подумал. Сварожане торжествовали победу.
Певец настроил гусли, завел песню о князе Драгомире Градиславиче, предке сегодняшних героев, вожде не всегда счастливом, но доблестном и могучем, бывшем достойным противником самому Брониславу Великому. Лестно было вспомнить Драгомиричам, из какого рода происходят, а воинам их - за вождями из какого рода следуют они.
-
Однако, автор готовит героям пакость, и большую. Не рановато ли пировать взялись.
-
Да, пировать они взялись рановато. Неплохо бы и подумать - почему в обозе оказалось столько золота? Что вообще нашли Сварожане?
Остановившись здесь на ночлег, степняки едва успели проснуться
Пленники - это понятно. Но основная казна хранится в ставке хана. Шатры на одну ночь? Зачем? Летом? После набега? Похоже на приманку.
-
Большое спасибо, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Однако, автор готовит героям пакость, и большую. Не рановато ли пировать взялись.
Все бывает на свете. Людям свойственно ошибаться, и в историю входят не только успехи да победы. Главное - уметь достойно встретить любые испытания. Надеюсь, это мои герои сумеют.
Да, пировать они взялись рановато. Неплохо бы и подумать - почему в обозе оказалось столько золота? Что вообще нашли Сварожане?
Остановившись здесь на ночлег, степняки едва успели проснуться
Пленники - это понятно. Но основная казна хранится в ставке хана. Шатры на одну ночь? Зачем? Летом? После набега? Похоже на приманку.
Вполне возможно. "Команский гамбит" вырисовывается, в таком случае. Очень может быть, что они о походе уже знают, и приняли свои меры.
До середины ночи пировали победители в захваченном команском становище. Звенели чаши, звенели и струны, далеко по степи разносились сварожские песни. Вспоминали о подвигах прежних витязей и князей, и вовсе старинные басни, дошедшие с неведомо каких древних времен. Славили сегодняшних победителей, каждому желали счастья на много лет. Припоминали подробности битвы, делились будущими замыслами. Первая победа и богатая добыча раззадорили во всех желание идти дальше. И князья, и дружины их уверились, что им под силу все.
К князю Радомиру подсел предводитель "черных башлыков", Бура-хан. Накинув себе на плечи шитую золотом ткань, унизав все пальцы золотыми кольцами, он в свете костра блестел масляными глазами и умильно улыбался.
- Ай, хорошо, князь Радомир, идти с тобой заодно! Ты не только храбр и удачлив в бою, но и обещания свои всегда выполняешь!
- Выполняю, - с важным видом кивнул Радомир. - Запомни, и воинам своим передай: сегодняшний день - лишь начало. Когда мы пройдем степь до края, вы соберете столько богатств, сколько хватит повозок все отвезти домой. А мне достаточно чести и славы нашей!
- Вперед! До Светловодной и дальше, до самого Полуденного моря! - воскликнул воевода Радим. Он был ранен в утренней битвы, сидел с рукой на перевязи, но рана не охладила военачальнику пыла.
Это пожелание оживленно поддержали и прочие дружинники. Затем все голоса перекрыл бычий рев князя Турволода:
- До самых Полуденных Гор прогоним команов! Степь будет нашей!
И, не зная, как еще выразить свои чувства, выплеснул себе прямо на голову огромную корчагу светлого вина. Вскочив на ноги, он возвышался у костра, весь мокрый, с его непокорных кудрей и рыжей бороды стекали капли вина. Турволод расхохотался во весь голос, и воины смеялись вместе с ним.
Обняв за плечи сына, сидевшего возле него, Радомир проговорил тихо, так что никто не слышал, кроме них двоих:
- Вот ты и побывал в первом сражении, сын мой. Я тобой горжусь! У тебя сердце настоящего мужчины, а недостаток опыта ты заменяешь умом и ловкостью. Сегодня и твоя победа, мой Бронислав!
Юноша молча уткнулся лбом в грудь отцу.
- Я мало что сделал в этой битве, и не чувствую себя героем. Битва совсем не такая, как я думал. Если я что сделал, то с перепугу, да когда показалось, что тебе грозит опасность.
Славгородский князь крепко прижал к себе старшего сына и поцеловал его в еще гладкую щеку.
- Ты так похож на свою замечательную мать, Бронислав! У тебя ее мягкое, любящее и отважное сердце, готовое на все ради тех, кого любит. Сперва на войне всем бывает тяжело. Так и должно быть. Лишь немногие, - он выразительно взглянул на брата, - выковываются в кузнице Перуна нарочно ради жарких битв. Остальным приходится самим закалять свою душу. Со временем придет и решимость, и радость победы. Ты и так отлично начал, сын мой.
- Правда? - юноша повернул голову, глядя в глаза отцу. - А я все время думал, что чувствую неправильно, не как должен мыслить верный сварожанин. Я согласен, что мы обязаны отомстить команам за то, что они творят на нашей земле. Но мне жаль, что это родичи Наили, ее народ. Лучше бы ей не быть дочерью команского хана! Я не хочу, чтобы ее кто-нибудь захватил в плен и сделал рабыней. Для меня пока что отец ее и прочие команы отдельно, а она - отдельно.
Признавшись, Бронислав все-таки боялся, что отец разозлится на него. Но, к его удивлению, славгородский князь одобрительно похлопал его по плечу.
- Что ж делать теперь... Как бы там ни было, наша совесть чиста. Атрак нас обманул, а не мы его. Если мы их одолеем, я прикажу никому не трогать ханскую дочь, как твою невесту.
- Я спрошу ее, а там пусть решает сама, - проговорил юноша, успокаиваясь.
Он чувствовал себя усталым после похода, и битвы, и долгого, заполненного впечатлениями дня. Убаюканный теплом костра, княжич лег прямо на землю и уснул, положив седло под голову. Даже продолжавшееся ликование победителей не тревожило его сна. Радомир полюбовался спящим сыном и укрыл его своим плащом.
"Вот настоящая порода древних воинственных князей, что в походах не боятся спать на голой земле, с седлом вместо подушки, и питаться вяленой кониной и звериной, наравне с простыми воинами! Еще крепки Сварожьи Земли, не остыла кровь у рода Драгомира, есть еще кому постоять за родной край!" - думал Радомир, преисполненный гордости.
Одержанная победа вдохновляла его, и строки будущей песни стали складываться еще во время битвы, ее образы бродили в воображении весь день. Нет, о нынешнем походе пока рано слагать песни. Их будущие подвиги еще впереди, они затмят сегодняшний день, как луна звезду. Нужна была красивая и героическая песнь, вершина мужества и жертвенности; и она уже теснилась в его груди. Поднявшись, как на крыльях, он завел песню, сперва негромко, вполголоса нанизывая слова, как бусы в ожерелье, под тихое рокотание лютни. Затем мелодия ожила, лютня зазвенела на разные лады, и слова песни складывались сами собой, горячие и волнующие, так что пирующие волны заслушались:
"Зашумели дубравы дремучие, закачались горы каменные, - то из-за облаков ринулись небесные всадники, внуки Стрибоговы, на крылатых конях. Выхватили они луки покатые, пускали стрелы серебряные в крылатых змеев, сыновей Ящера. Давно уж те змеи нарушили заветы Богов, из влажного своего дома в светлое небо поднялись, на черных крылах повсюду витали, огнем и ядом сверху прыскали. Ополчились против них небесные всадники, десять сияющих братьев на облачных конях с лебедиными крыльями. Ринулись они быстрыми соколами на огненных змеев, долго с ними бились. Разили небесные всадники врага серебряными стрелами: поразит в голову - голова у змея вон, ударит в крыло - змей на землю упадет, простым червем станет. А змей коснется огненным пальцем - и голова назад прирастет, коснется крыла - и оно прирастет. Кусали змеи ядовитыми зубами, хлестали крыльями, плевались огнем. Кровавыми ранами покрылись небесные всадники, почернели от копоти небесные кони. А змеи меж тем своим огненным дыханием вскипятили море, и заволокло всю землю горячим паром, не видно стало ни зги. И потеряли врага небесные всадники, потерялись и сами, не видя ничего во мгле, не могли найти дороги. Тогда сквозь пар и облака сверкнула на полунощной стороне неба светлая звездочка и замерла так, указывая путь. То единственная сестра небесных всадников высоко подняла свой хрустальный венец, призывая милых братьев. Они поспешили к сестре, та залечила им раны и рассеяла перед ними мглу. Тогда, с новыми силами, заново бросились небесные всадники на змеев огненных, и в новом жестоком бою погибли и те, и другие. Под серебряными небесными стрелами погиб почти весь род Ящера. Лишь немногие спаслись, скрывшись под землю, и долго потом не смели явиться под всевидящий взор Хорса. Но и небесные братья-всадники со своими крылатыми конями пали все в неравном бою, израненные, обожженные. Боги их подняли на звездное небо. Теперь они, вновь сияющие, как прежде, каждую ночь скачут по небу на своих конях. А их светлая сестра в хрустальном венце осталась на своем месте Путеводной Звездой, и до сих пор указывает странникам правильный путь. Так и для всех после смерти Боги определяют ту судьбу, какой каждый заслужил."
Долгой была его песнь, исполненная то ярости битвы, то светлой скорби. После нее Радомиру сильно хотелось пить, и он, почувствовав, как кто-то вкладывает ему в руку чашу, сперва взял, а потом уж оглянулся. В чаше была ключевая вода, а протягивал ее боярин Славята.
- Спасибо тебе! - произнес князь, с наслаждением осушив чашу. - Что, понравилась ли тебе песня моя? Ведь это ты когда-то научил меня налаживать струны на лютне, чтобы она пела, как живая, а не визжала кошкой, которую тянут за хвост.
- Дар песен я тебе подарить не мог, его, конечно, послали Боги, - но по лицу и голосу старика заметно было, что он доволен благодарностью бывшего воспитанника. - Главное только - не путать песни с жизнью, а тем более с настоящей войной! Это пиршество... Самые опасные враги на свободе, что-то замышляют. Не слишком ли ты беспечен?
Радомир оглядел своих воинов. Многие из них, утомившись шумным пиршеством, уже укладывались спать, прямо на месте или в команских шатрах. Поодаль в отблесках костра виднелись фигуры часовых, опиравшихся на копья. В поле паслись кони, не подавая никакой тревоги. Только речка Плачея тихо журчала в темноте.
- Воины, конечно, немного распоясались. Но ведь им тоже отдохнуть надо после такого тяжелого похода. Они заслужили. И мы не собираемся здесь задерживаться. Завтра пойдем дальше от этой Плачеи или Стонеи, как там ее зовут.
- Вот-вот! Не раз, видно, на ее берегах уже кипели сражения, и люди оплакивали своих близких, - Славята зябко поежился. - Не стала бы она и для нас рекой плача...
- Не допустим! - Радомир взял из груды взятой добычи зимний плащ с воротником из черного бобра, накинул старику на плечи. - Погрейся, Славята. От реки тянет холодом, и тебя знобит. Тяжело тебе, как прежде, ходить в походы наравне с молодыми, вот и чудится неладное все время. Постарайся уснуть, не тревожься ни о чем.
С этими словами князь скрылся в темноте, собираясь обойти лагерь. А старый боярин с досадой ударил костлявым кулаком по поле мехового плаща.
- Ты думаешь, Радомир, что я от старости выжил из ума, и мне "чудится неладное"? Рано ты песни петь вздумал, как бы кошечка тебя со всем выводком не съела...
Долго тянулся пир, и уже крупные яркие звезды щедро усеяли черный аксамит ночи, когда возле гаснущих костров стихли последние голоса. По небу серебряными искрами промчались небесные всадники. Взошел гаснущий, усталый месяц. Пролилось белой полосой молоко из сосцов небесной коровы. Вышла из-за облаков, ярко сияя, Путеводная Звезда. А в становище тишину нарушал лишь храп крепко спящих людей и да невнятное бормотание, если вдруг кто заговорит во сне.
У входа в становище Радомир встретился с братом. Тот тоже перед сном решил проверить, все ли спокойно. Узнав друг друга в темноте, они крепко обнялись.
- Спасибо, что ты со мной, братец, - произнес Радомир с чувством. - С тобой я вдесятеро сильней, чем был бы один. Едва я что задумаю - ты уже исполняешь. Только я вас позвал на войну - у тебя уже оседланы кони, и дружина готова идти в бой.
- Будто меня надо особенно призывать! - приглушенно расхохотался князь Турволод. - И чего мне готовиться, когда мы тоже со степью рядом живем, и мои воины боровицкие все повадки команов знают не понаслышке? С тобою заодно мы всегда готовы идти вперед, - но тут он устало зевнул, вопреки преувеличенной бодрости своих слов.
- Пока что тебе нужно только идти спать. Да и мне тоже, - засмеялся Радомир, сладко потягиваясь.
Сменив часовых, он прошел в оставленный для него роскошный шатер команского военачальника, улегся на постель, не раздеваясь, и сразу заснул крепким сном победителя.
А поутру вся степь огласилась громким скрипом несмазаных телег, похожим на клич лебединой стаи, и многоголосым воплем тысяч человеческих глоток. Подобно морскому приливу, этот невыносимый, режущий сердце крик накатывался все выше, все сильней.
Выбежав из шатра, князь Радомир вскочил на коня, и в немой, бессильной ярости смотрел вдаль. Там, со всех четырех сторон, приближались, застя свет, конные орды команские. С громким плеском они переходили Плачею, отрезая сварожан от воды. В какую сторону ни взгляни, до самого окоема от них почернела степь.
Сварожане, строившиеся к битве, сперва не верили своим глазам, осеняли себя солнечным колесом, надеясь, что наваждение рассеется.
- Держать строй! - крикнул Радомир, повторили другие князья и воеводы.
Плотно сомкнув свои червленого цвета удлиненные щиты, выстраивались на круговую оборону полки славгородские, боровицкие, дубравнинские, зверинские, готовясь в отчаянной борьбе проложить себе путь к свободе. Точно черные тучи, несущие град, с неистовым ревом накатывались на них команы.
"Вот тебе и четыре солнца!.. Вот она - тьма, пришедшая их затмить!" - подумал Радомир, глядя поверх голов заполонивших степь команов, будто хотел за ними разглядеть хоть какой-то привет от родной земли.
Но напрасно! Далеко за холмом остались Сварожские Земли...
-
Главное только - не путать песни с жизнью, а тем более с настоящей войной!
Прав был Славята.
-
Всё-таки излишняя самоуверенность до добра не доводит. В чём Радомир получил возможность убедиться. И жаль его, и досадно - чай, не мальчик, опыт военный имеется, а так глупо подставился.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Главное только - не путать песни с жизнью, а тем более с настоящей войной!
Прав был Славята.
Что ж теперь! :'( Поражения тоже запоминаются истории, и не меньше заслуживают внимания, чем победы. Да и нас учат уважению к людям в любой ситуации.
Всё-таки излишняя самоуверенность до добра не доводит. В чём Радомир получил возможность убедиться. И жаль его, и досадно - чай, не мальчик, опыт военный имеется, а так глупо подставился.
Что теперь поделаешь. :'( Всякое бывает в жизни. Происходят порой такие события, что нарочно не придумаешь ни в каком фэнтези. А такой богатой добычи после легкой победы и вправду мало кто видел, тут простительно поверить, что сюжеты песен оживают.
Глава 12. Битва у реки Плачеи
Два дня бились сварожане с команами у степной речи Плачеи, на третий было сломлено их сопротивление. Два с половиной дня непрекращающегося кошмара: кровь, изрубленные тела, тучи мух над ними, жажда, слепящее белое солнце, и вопль, неистовый вопль мчавшихся на них со всех сторон команов.
К чести сварожан, они не дрогнули ни сразу, когда упоение победой стремительно сменилось бедствием, ни в последующие тяжкие часы. Если хан Атрак или кто-то другой, кто замыслил эту битву, рассчитывал сразу же сломить дух сварожан, в этом он просчитался. Команские орды нарочно надвигались с шумом, заполонившим всю степь. У каждого рода был свой боевой клич, и, когда все они, повторенные множеством голосов, сливались воедино, получался гул, как если бы чудовищной силы буря повалила разом целый вековой лес.
Но в сварожских дружинах были опытные воины, знающие все команские хитрости. Правда, тут почти у каждого хоть на миг дрогнуло сердце, потому что такого большого войска степняки еще не выставляли на их памяти. Но тут же, как скомандовал Радомир, сварожане сомкнули ряды, со всех сторон стали лицом к окружившему их врагу. С какой бы стороны ни зашел враг, мог увидеть только их алые щиты. Алые, как кровь, как сердце.
Даже ветер сегодня помогал команам, неся их стрелы в сторону сварожан. Первые из них ударили в щиты, лишились силы, поразив лишь немногих. Но команы, приближаясь на скаку, уже натягивали луки. И скоро небо почернело от туч стрел, косивших свои жертвы.
- Сколько же их тут? - побелевшими губами спросил воевода Острозор, глядя на людское и конское море, вздымавшееся на них.
- А тебе не все равно? - горько усмехнулся князь Радомир, разглядывая знакомые племенные знаки и знамена у противника. - Тут и Лебеди, и Ужи, Вороны, Волки, Коршуны... Все, подвластные Атраку и союзники его, собрались. Большую честь нам оказывают!
На душе у него было скверно с того мгновения, как увидел заполоненную команами степь. Он понял теперь, как глупо обманулся. Враг оказался гораздо хитрей и успел подготовиться к этой встрече. Но славгородский князь еще надеялся вырваться из окружения, и постарался шуткой сгладить напряжение.
И вот, приблизившись вплотную, два войска столкнулись, взялись за копья, в первой сшибке преломили их, выхватили мечи, когда уже оставалось места лишь для ближнего боя. И пошла сеча - страшная, кровавая, изматывающая. Казалось, ей не будет конца и края.
Ни в первый, ни во второй день не могли команы пробить стены червленых щитов. Волна за волной накатывалась на нее, оставляя груды мертвых и раненых. Свистели стрелы, звенели мечи, гремело, лопаясь, железо кольчуг и шлемов. Стонали умирающие, дико визжали раненые кони. Почти как команы, то и дело вновь поднимавшие дикий рев. Струилась кровь по расщепленным щитам, окрашивая их еще ярче. Но, редея, сварожские ряды смыкались тесней и продолжали стоять.
Только когда совсем стемнело, битва ненадолго прервалась, и изможденные люди получили передышку. Но лишь до рассвета. Едва взошло солнце, команы удвоили натиск, готовясь сломить противника.
К середине второго дня у сварожан закончилась вода. Под палящим солнцем утомленным, израненным людям постоянно хотелось пить, и, как ни растягивай ее запасы во фляжках и бурдюках, они подошли к концу. Воины тяжело сглатывали пересохшим горлом, облизывали сухие потрескавшиеся губы. Стонали раненые, страдая от жажды больше, чем от боли. А солнце, такое же гневное, как во время их похода, палило землю своими жгучими лучами. То один, то другой воин с надеждой взглядывал на небо: быть может, придут тучи, принесут дождь? Но напрасно - даже облачка не мелькнуло, чтобы послать прохладу изнывающим от зноя сварожанам.
Еще хуже приходилось их коням. Втиснутые на давно вытоптанный клочок земли, они не могли ни есть, ни пить, зато вынуждены были везти на себе вооруженных всадников. И скоро кони начали слабеть. Они тяжело дышали, шкура покрывалась "мылом" даже от небольших усилий. Они еще могли держать строй и выносить хозяев из-под вражеских ударов, но двигались уже медленно и тяжело. Один за другим, кони стали падать. То один, то другой с глухим стоном валился на бок и не поднимался больше. На остановившийся влажный глаз животного садилась пыль, и большие черные мухи с жужжанием облепляли его ноздри, уши, глаза. Те же мухи роились вокруг раненых и мертвых, и сварожане ничего не могли с ними поделать. Их назойливое жужжание сводило с ума не меньше, чем жажда.
Совсем неподалеку текла Плачея. Там была желанная вода, что одна могла бы спасти сварожан, вернуть им силы. Но прорваться туда нечего было и думать: там, перегородив узкую степную речку, стояли, загораживая окоем, главные силы команов.
В середине второго дня битвы был ранен стрелой князь Радомир. Он сам повел было воинов на прорыв, там где ему показалось легче найти выход. Собрав тех, у кого кони были покрепче, двинулся вперед. Но команы осыпали их стрелами, и Радомир схватился за плечо, глядя, как падают наземь, пронзенные, его лучшие воины. У него потемнело в глазах, и он не почувствовал, как его коня взяли под уздцы, отвели назад, под прикрытие щитов.
Очнулся Радомир, когда стрелу вытаскивали из руки. Боль была такая, словно вынимали кость. Открыв глаза, он понял, что сидит на земле, и что кольчугу на нем успели расстегнуть. Его руку перевязывал Славята, туго замотав белым полотном. При виде него князь сразу вспомнил все его предупреждения и застонал сквозь зубы.
Старик, еще больше исхудавший и бледный, закончил перевязывать рану, подвесил Радомиру руку на перевязь.
- Что, больно, княже? Рана глубокая, но кость не задета, если ее не тревожить, заживет быстро.
Радомир поднял на него измученные глаза.
- Разве эта боль меня мучит? На мне кровь моего гибнущего войска!
Старый боярин грустно улыбнулся, поцеловал князя в щеку.
- Не бери на себя больше, чем нужно. Княжеская дружина, до последнего человека, обязана быть готова принять любую судьбу. Случится лишь то, что нам уготовили Боги. Я рад, если мне они позволят умереть, сражаясь, а не от старческой немощи.
Меньше часа спустя боярин Славята был убит, отбивая очередной натиск команов. Лишившись былой силы и боевого задора, он в старости сохранил отменное владение мечом, и успел поразить не одного врага. Стрела с черным вороньим оперением прилетела извне и вонзилась ему в горло. Бывший княжеский наставник умер мгновенно.
Скверные вести доходили и от других полков. Дружины родственников Радомира тоже таяли, как весенний снег. Снова сидя на коне, он видел сам, а чего не мог разглядеть, о том ему сообщали вестники. Уже больше половины дружинников бились пешими, лишившись коней. Но и их силы были на исходе, многие уже шатались на ходу. А воды по-прежнему не было ни капли.
Вторая ночь была тяжкой. От усталости и жажда почти никто не мог заснуть. Томила жара. В темноте бредили раненые, чаще всего вспоминая о воде. Вздыхали изнемогавшие кони. Из-за жары уже поднимался смрад от трупов. Медленно ползла эта ночь, для многих наверняка последняя в жизни. Люди даже обрадовались, когда солнце поднялось над степью: теперь, по крайней мере, можно было что-то делать, а не ожидать своей судьбы, сложа руки.
На рассвете третьего дня князья собрались на совет. При виде родичей у Радомира вновь кольнуло сердце: все были изможденными, серыми от пыли, как и их воины - будто призраки недавних счастливых победителей. Но никто не высказал ему и тени упрека, и славгородский князь, как предводитель похода, усилием воли подавил отчаяние. Если он их завел в ловушку, ему бы хорошо и вывести.
Зоркий Судислав разглядел далеко впереди, за команскими полками, что-то темное.
- Это, похоже, речная долина, там растут деревья! Вот бы добраться туда...
При упоминании о реке каждый оживился, будто наяву чувствуя на губах вкус прохладной воды. Глаза у них блестели.
- Мысль была бы неплоха, если бы нам удалось туда добраться. В лесу мы сможем закрепиться, там не возьмешь нам, как на открытом месте, - заметил Радомир. - Но команы нас так просто не выпустят, придется проложить себе путь мечом.
- Пробовать надо, брат! - Турволод был крепче других и по-прежнему готов в любую битву. - Иначе мы все просто задохнемся от жажды! Я уже лишился половины дружины, все кони пали. Если уж погибать, то с честью, в сражении!
Радомир почувствовал прилив сил при словах брата. Даже раненая рука стала меньше болеть.
- Ты прав: лучше честная гибель, чем плен у команов. Попробуем проложить себе путь!
Солнце уже взошло, и стали видны их враги. Они уже сидели верхом, окружая сварожан, но на сей раз не торопились начинать бой, и не оглашали степь своим диким воплем.
- Что это они? Ждут чего-то? - с недоумением спросил князь Вышемир.
- А куда им спешить? - Радомир усмехнулся криво, уголком рта. - Собираются нас взять измором, как ослабеем совсем.
- Ну, этого не дождутся! - хрипло взревел Турволод, топнув по изрытой в пыль земле.
Князья разошлись по своим местам, готовить свои полки. Радомир видел, как мало осталось их, окруженных сплошным вражеским кольцом. Меньше половины храбрых сварожских дружин, и почти все пешие.
Теперь рядом с ним остался только сын. Они поцеловались на прощание. В ярком утреннем свете осунувшееся лицо юноши было совсем детским.
- Мне жаль, что я и тебя затащил сюда, мой Бронислав, - сдавленно прошептал Радомир.
- Ты меня не тащил, отец. Я выбрал сам, как и все мы, - рассудительно, как умудренный опытом воин, отозвался княжич.
Отец обнял его здоровой рукой.
- Как ты похож на свою мать... - слова, как песок. застревали в горле.
Сын помог раненому князю сесть на коня. Его белолобый Месяц был крепче других скакунов, потому что запасливый Ждан умудрился сберечь для него немного овса. Княжеский конь, не так оголодавший, как другие, готов был нести всадника в решающий бой.
С седла князь Радомир разглядывал вражеские ряды, видел, как колеблются на ветру команские знамена. Щурясь, потому что солнце било в глаза, смотрел, чьи полки перед ним.
- Интересно, сам Атрак здесь сейчас или не вылезет вперед? - сказал сам себе. - Ну что ж, угостим кровавого свата нашего красным вином, да и сами попируем всласть...
Дальнейший путь их сквозь команские полки и спустя много лет вставал в памяти ночным кошмаром, дорогой отчаяния и боли.
Кровь и лязг железа, стоны умирающих, вид изломанных смертью, бьющихся в агонии тел, - вот что наполняло каждый шаг их. И все же сварожане двигались вперед, почти все пешие против конных - ослабевшие от жажды, израненные люди. Мечи их разили не наугад, и многие команские всадники лишились жизни именно теперь, когда думали, что им осталось только подобрать готовую добычу.
До конца своей жизни, команы, видевшие битву у реки Плачеи, говорили молодым: "Быть может, сварожане поддаются обману, но не говорите, будто они были слабее нас. Кто стоял в поле против войска Радомира Славгородского, никогда не сможет презирать сварожан".
Оказавшись, как княжеский конюший, поблизости от Радомира Градиславича, Ждан из Веселого Дола был среди тех, кто в жестокой сече прокладывал себе путь к свободе. То и дело перед ним мелькали нависавшие сверху люди и кони, тянулись руки с кривыми, как серп, саблями, мелькали смуглые от степного загара лица врагов, их рты, разинутые в боевом кличе. Ступали копыта коней, грозя подмять его. И он рубил мечом, как его учили, куда попало, а сам не чувствовал уже ни страха, ни радости победы - одну только жажду, сушившую рот, стягивающую обручем гортань. Ради того, чтобы пробиться к спасительной воде и тенистым зарослям, Ждан был готов на все. Да и многими сварожанами, поднявшимися в сокрушительном порыве, владела тоже жажда.
Поднырнув под нависшего, как дом, коня, Ждан полоснул мечом по боку животного и пошел дальше, не глядя, как раненый конь с истошным ржанием вскинулся на дыбы, сбрасывая всадника. Он видел, как тесно смыкается вокруг кольцо, оттирает одного сварожанина за другим. Некоторых из них он знал в дружине. Вот упал с разрубленной головой воин Клен. А кто там, возле князя Вышемира, вынырнул из людского моря, весь растерзанный, без шлема, и тут же рухнул под ударами сабель? Лицо его показалось Ждану смутно знакомым. Не тот ли певец, что сказывал баснь о рождении степных рек и был награжден князем Радомиром? Не принесла ему счастья княжеская награда...
-
Хорошо написано! Выразительно и...страшно!
-
Поспешили с пиром, рано порадовались легкой победе, забыли про предзнаменования недобрые... вот и получили. Написано очень сильно, аж мороз по коже.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
-
Как жалко, столько людей полегло! Какая жуткая битва!
-
Иногда даже неглупые люди забывают о том, что голова дана человеку, чтобы ею думать, а не только для того, что кушать и пить!
-
Большое спасибо вам, эрэа Convollar, эрэа Эйлин, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Поспешили с пиром, рано порадовались легкой победе, забыли про предзнаменования недобрые... вот и получили. Написано очень сильно, аж мороз по коже.
Увы, в жизни всякое случается. :'( Посмотрим теперь, чем завершится эта битва.
Как жалко, столько людей полегло! Какая жуткая битва!
Жуткая. :'( Тут уж нашим героям не повезло - еще и условия для них оказались самыми неподходящими.
Иногда даже неглупые люди забывают о том, что голова дана человеку, что ею думать, а не только для того, что кушать и пить!
Некоторым - еще и песни петь. Правда, такой дар уместен скорее на эстраде, чем на войне.
Кровь, стоны и отчаянное сопротивление почти обезумевших от жажды людей... Они шли вперед, напирали - пешие на конных, - на превосходящую толпу людей, кололи и рубили, и двигались дальше, а желанная речная долина лишь смутно маячила вдалеке, за плотными рядами команов. При этом сварожане шли в свой самый страшный бой молча. Ни боевой клич не срывался с потрескавшихся губ, ни имена погибших, за которых следовало отомстить. Любой лишний звук был пыткой для воспаленного от жажды горла. Лишь мысленно они могли в этом бою взывать к Богам или к павшим ранее близким. Те, кто вообще мог рассуждать, а не рвался вперед с одной лишь мыслью утолить жажду.
Но страшней всего битва кипела там, где дрался против множества врагов князь Турволод. Его могучая фигура виднелась издалека, шлем с золотыми насечками нестерпимо сверкал на солнце над головами сварожского воинства. Не зная устали, он рубил врагов своим мечом. От его ударов команские шлемы дробились вместе с черепами, самые крепкие из их доспехов не могли сдержать меча сварожского витязя. Точно могучий дикий бык, он разбрасывал врагов по сторонам. Там, где бился он против многих, команские кони шарахались прочь с пустыми седлами, а всадники их валились наземь, поверженные, окровавленные.
Сейчас Турволод не чувствовал ни усталости, ни жажды. Ему сделалась нипочем любая земная немощь, потому что кровавое упоение боем целиком захватило его. Он слился волей и всеми чувствами с лезвием меча, таким же пламенным, как его душа, и в каждый удар его вкладывал всего себя. В ожесточенном ближнем бою Турволод уже получил несколько ран, но совсем не чувствовал их, не замечал бегущую по кольчуге кровь. Он забыл обо всем на свете: о чести и славе, о своем боровицком княжестве, о ласках милой жены и маленьком сыне. Ничто из этого не имело значения. Только битва. Огромный, залитый кровью, своей и чужой, Турволод без устали разил команов, прорубая путь.
В сердца степняков стал закрадываться суеверный страх. Они начали сторониться боровицкого князя, поворачивали коней, увидев его горящее гневом лицо, исступленно налившиеся кровью глаза.
С волнением и надеждой сейчас глядел на брата князь Радомир. Как никогда, сейчас гордился им и боялся вместо него, когда команские сабли грозили сомкнуться над головой Турволода. Сквозь тучу пыли, что заволокла поле, он замечал иногда и племянников - они тоже еще сражались, хоть и из последних сил, как и все сварожское войско. Сам Радомир, правя конем лишь ногами, тоже рубил мечом приближавшихся врагов, и ему было жаль, что из-за раненой руки приходится биться вполсилы. Рядом с раненым князем был его сын и немногие воины, которым повезло сохранить коней, они теснились вокруг, охраняя его. В страшном кровавом месиве тяжкие вздохи их пересохших глоток слышались едва ли не страшней лязга мечей и стонов умирающих...
Многие воины все-таки не выдерживали жажды и последнего неимоверного усилия. Они шатались и падали в изнеможении, продолжали ползти на четвереньках под копытами коней, не замечая ничего, лишь бы утолить жажду. Команы ловко захватывали арканами несчастных, одного за другим выдергивали из строя, тащили за собой, уже неспособных сопротивляться.
Все это видел князь Радомир. Он не мог смотреть, и все же смотрел, не отрываясь, на окончательную гибель своего войска. Их страдания терзали его тысячью отравленных шипов, и ему уже хотелось, чтобы какой-нибудь коман, прорвавшись к нему, своей саблей либо меткой стрелой избавил его от стыда и горечи поражения. Но степняки узнавали славгородского князя и хотели захватить его живым. А может быть, как подумал Радомир, Боги хотели, чтобы он сполна искупил свою вину здесь, в Яви. И он ехал на медленно бредущем Месяце сквозь боль и жажду, сквозь смерть и палящую жару. Но сам не чувствовал уже ничего, разбитый и сокрушенный.
Но тут, под конец битвы, он увидел нечто такое, что привело его в негодование, вернув угасшие силы. Слева, вместе с дубравнинцами, шли "черные башлыки", тоже спешенные, как и все. И вот, Радомир разглядел с седла, как те опустили оружие, и команы расступились, пропуская их. Он увидел, как недавние союзники уходят прочь, не оглянувшись. Вскипев яростью, славгородский князь пришпорил коня, и тот вынес его вперед, далеко от сражавшихся полков.
- Бура-хан! Так-то ты ценишь честь сварожскую, боевое братство наше! - загремел Радомир вновь обретшим звучность голосом, бросаясь в погоню за беглецами, желая их повернуть назад.
С ним поравнялись сын и немногие конные воины, схватили под уздцы его коня.
- Не езди за ними, княже! Они сейчас злые, просто зарубят тебя, если станешь останавливать, - уговаривал воевода Власт.
Бледный, дрожащий от ярости, Радомир с ненавистью глядел вслед "черным башлыкам". Тех оставалась почти треть от его войска, и с их уходом таяла последняя надежда сварожан.
- Будьте вы прокляты, вероломные скоты! - просипел он враз севшим голосом. - Пусть вас не принимает ни одна земля, ни одно владение! Скитайтесь без приюта и сдохните, как подобает предателям!
Проклятье Радомира "черным башлыкам", кстати, сбылось. Славгородцы, узнав об их предательстве, изгнали их прочь, и никакой другой сварожский князь не пожелал их принять на службу. Тогда Бура-хан увел свое племя в степь и опустился гораздо ниже своих предков-кочевников, дойдя, в итоге, до простого разбоя. Спустя много лет его и его сыновей изловили и казнили по приказу великого князя Станислава.
Но гибнущим остаткам сварожского воинства сейчас ничто не могло помочь. Оторвавшись от своих, князь Радомир увидел, что наперерез ему уже скачут команы. Оглядел своих спутников.
- Скачите прочь, пока можно! Поведайте в Славгороде, как бесславно сгинули мы... Предупредите: пусть готовятся, если команы нападут на них...
- Нет, отец! - княжич Бронислав замер с ним рядом, поддержал в седле.
- Я приказываю! - прохрипел Радомир, глядя горящими глазами на тех, кто еще мог спастись.
Те, понурившись, бросились вслед за "черными башлыками". А Радомир решительно повернул коня навстречу врагам. Те уже раскручивали арканы, усмехались, готовясь захватить в плен вождя сварожского войска. Перехватив меч здоровой рукой, князь бросил прощальный взор на своих воинов. И увидел то, от чего почернело в глазах, и сердце, казалось, уже испытавшее все, в который раз сжалось в невыносимом ужасе.
Уже не возвышался золоченый шлем князя Турволода впереди сварожских полков. Его тесной толпой окружили команы, и сразу несколько сабель поразили могучего витязя. Золотые насечки на изрубленном шлеме побагровели. Истекая кровью из новых и старых ран, Турволод рухнул в руки врагов. Они окружили его, связали арканами, потом, взвалив на коня бесчувственное тело, повезли прочь.
Страшный вопль вырвался из уст Радомира, забывшего собственную опасность. Ему казалось, что земля разверзается под ним, что небесные стрелы Перуна рушатся на него, погубившего родного брата. Но длилось это лишь одно страшное мгновение. Тут же что-то стремительно обвилось вокруг груди Радомира, потащило, выдергивая из седла. Падая, славгородский князь ударился раненым плечом оземь, и свет померк в его глазах.
Он уже не видел, как бросился к нему сын и тоже был взят на аркан; как был изрублен воевода Острозор, спешивший на подмогу; и как последних его воинов, среди которых оказался и Ждан, княжеский конюший, тут же захватили в плен.
Битва завершилась. Обессилевшие от жажды и усталости сварожане уже не могли сопротивляться. Иные из них, даже схваченные арканом, казалось, не сознавали своего плена, продолжая рваться к спасительной воде. На четвереньках, хрипя в изнеможении, они упрямо ползли к реке, не замечая ничего, кроме невыносимой жажды. Их новые хозяева давали пить, и новые пленники с наслаждением вливали в себя теплую мутную воду из походных бурдюков. Только придя в себя, осознавали свое положение.
Князь Радомир очнулся от того, что ему осторожно влили в рот немного воды. Одновременно кто-то мокрой тряпицей отирал его лицо, покрытое, как и у всех, засохшей коркой из пыли, пота и крови. Приглядевшись, он увидел своего сына: тот стоял на коленях перед ним, его руки были свободны. Но за спиной его возвышался коман, выразительно поигрывая свернутым арканом. Повернув голову, князь увидел, что его поддерживает под голову новый конюший, Ждан. Руки у того были связаны за спиной.
Еще дав попить лежащему князю, сын торопливо зашептал на ухо:
- Отец, за меня не бойся! Я все выдержу, что бы ни послали Боги. Я верю, мы скоро встретимся. Передай привет матушке и детям, если увидишь их раньше меня...
Стоявший за ним коман тугой волосяной веревкой связал юноше руки, потянул на себя. Бронислав согнулся было, но тут же выпрямился и, сев на невзрачного команского конька, поехал за новоявленным хозяином.
Радомир прикрыл глаза и, услышав над собой команскую речь, не сразу разобрал знакомые слова:
- Вставай, князь! Хан Атрак желает видеть тебя.
С помощью Ждана, подпиравшего его плечом, Радомир поднялся на ноги. В голове закружилось, плечо и рука заныли острой болью. Поглядев, он увидел, что сквозь повязку сочится кровь. Видно, рана открылась при падении. Но это его уже не волновало, как и вообще собственная судьба.
Ждан помог ему сесть на запасного команского коня, в простое деревянное седло. Но и это князь принял как должное, ничего не чувствуя и не замечая. Душа его омертвела, даже княжеской гордости не осталось в ней, одно лишь осознание своей вины, настолько всеобъемлющее, что уже никакое наказание, что могло его ждать, не искупит ее полностью.
Молча проехали они по полю только что отбушевавшей битвы, где еще стонали умирающие. Среди изломанных смертью тел трудно было отличить сварожан от команов. Кровь и пыль всех сделали одинаковыми, лица - неразличимыми.
Но Ждан все-таки узнал одного человека. Тот еще дышал, и даже приподнял голову, когда они проезжали мимо. Но в животе его зияла страшная рана. Уже загустевшая, запекшаяся кровь не позволяла разглядеть ее ближе, но искаженное невыносимой мукой лицо раненого внушало ужас. Тучи мух уже жужжали над раной несчастного. Скорее по наитию Ждан угадал в нем бывшего конюшего Невзора, разжалованного князем.
Он увидел, как Невзор, может быть, узнав их, приподнялся и почти сел, но тут же, содрогнувшись, зарылся лицом в пыль и не двигался больше. И эта смерть, одна из множества в те страшные дни, потрясла Ждана сильней всего. Ведь они с Невзором, можно сказать, поменялись судьбой, вернее, их поменял князь, поставив его, Ждана, своим конюшим. Теперь он, как княжеский слуга, жив и здоров, и, может быть, и в плену останется при господине. А, будь простым воином, погиб бы так же жутко, как теперь Невзор?.. И страшно было об этом думать, и почему-то Ждан чувствовал свою вину перед погибшим конюшим, хотя уж никак не просил себе его место.
В небе уже кружилось воронье, хрипло каркая. Своим резким кличем они созывали все новые стаи на богатое пиршество. Кружась над полем боя, ожидали только, чтобы люди ушли поскорей. Тогда они спустятся клевать трупы, закроют своими черными крыльями добычу. Самые смелые уже усаживались с краю на тела людей и коней.
Молча, ни на кого не глядя, проехал по полю князь Радомир. Ему казалось - каждый труп здесь обретает голос, и все проклинают его, своего убийцу. Но ни слова на самом деле не раздалось против него.
Хан Атрак встретил его, сидя на кошме возле своей кибитки, в боевом доспехе, но без шлема. Лицо его осталось сосредоточенным, когда к нему подвели раненого князя. Поздоровался с ним без злорадства или насмешек, и заговорил сразу о деле.
- Так вот, Радомир: ты мой пленник. Я выкупил тебя. До тех пор, как ясно будет, что с тобой делать, поживешь в отдельном шатре, - он указал рукой куда-то в сторону. - Обходиться с тобой будут, как подобает твоему званию.
- И на том спасибо, - без выражения, мертвым голосом сказал Радомир. - А как же мои родные?
- Пока тоже у меня. Твоему сыну ничто не угрожает, я по-прежнему его считаю женихом моей дочери. С прочими - поглядим. Может быть, тебе будет позволен увидеться с ними. Брат твой тяжело ранен. Его лечат шаманы.
- Благодарю и на том, - в голосе Радомира впервые мелькнула тень жизни, хоть услышанные вести нельзя было назвать обнадеживающими.
Хан Атрак окинул взором разбитого телом и духом, находящегося на последнем пределе сил князя.
- Теперь ступай к себе. Отдыхай и лечись, - посоветовал он миролюбиво, будто ничего не произошло.
Ссутулившись, Радомир вышел вслед за провожатым-команом. Когда речь опять зашла о нем самом, он вновь сделался безучастным, и был готов идти куда угодно, даже на казнь. Только когда воины хотели было увести Ждана, князь тихо проговорил:
- Не надо. Это мой слуга.
Команы обернулись к своему хану. Тот подтвердил:
- Оставьте его, пусть прислуживает князю и лечит его рану.
-
Сильно написано. Картина страшная. Война вообще страшное дело и никакого "упоения в бою" в ней нет. Есть боль, кровь и стоны.
-
Вот и всё. Я только не поняла, ушёл кто-нибудь из тех, кого Радомир отправил с вестями на Славгородщину или нет. Очень надеюсь, что Турволод выживет.
-
Спасибо вам большое, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Сильно написано. Картина страшная. Война вообще страшное дело и никакого "упоения в бою" в ней нет. Есть боль, кровь и стоны.
Для некоторых, возможно бывает. Турволод вот тому пример. Но, конечно, такой пример не всем подходит.
Вот и всё. Я только не поняла, ушёл кто-нибудь из тех, кого Радомир отправил с вестями на Славгородщину или нет. Очень надеюсь, что Турволод выживет.
Если им повезет, могут уйти. Команам-то не мешает, если сварожане узнают об их победе поскорей.
Насчет Турволода поглядим дальше...
Глава 13. Отчаяние
Как прошли его первые дни в команском плену, князь Радомир впоследствии не мог вспомнить. Они все слились в безликую неразличимую серую массу, когда он ничего не хотел и не ощущал, и не думал по-настоящему. Если бы он мог лишиться памяти, это показалось бы ему благом. Но битва и все, что было перед ней, врезались в память каленым железом. Каждую минуту все страшные события вставали перед глазами: кровь, стоны, нестерпимая жажда, гибель сварожского войска, окруженного врагами. Ему казалось, он никогда не покинет проклятого берега Плачеи-реки. Кто дал ей такое пророческое имя? Или на свете уже был другой неразумный полководец, погубивший в здешних краях свое войско?
Дни проходили или седьмицы, а может, и месяцы? Ничего этого не замечал Радомир, и не думал ни о чем ином. Когда-то так много значившие для него честь и слава померкли, превратились в пустые слова. Казалось, что время, когда он к ним стремился, было бесконечно давно, в другой жизни. В той, когда он был князем, окруженным доблестной дружиной, когда была у него милая лада-Сияна, прекрасные дети, любимый брат, племянники. Теперь он не смог бы поглядеть людям в глаза, и страшней всего было сознавать, что он сам, и никто иной, виноват в случившемся.
Разбитый и больной телом и душой, славгородский князь лежал на войлочной постели в команском шатре, и ничего не видел вокруг. Он почти не спал, а, когда от усталости закрывались глаза, ужасы недавнего сражения как наяву вставали перед ним. Он снова видел, как падает под команскими саблями Турволод, как гибнут от ран и жажды сварожские воины. Просыпался в холодном поту и долго потом лежал, обессиленный, невидящими глазами глядя в темноту.
Он едва ли замечал и Ждана, хотя тот все время был при нем, перевязывал князю раненую руку, ухаживал за ним. Сейчас Радомиру было ни до кого, он не способен был даже отозваться на преданную заботу.
Кроме Ждана, к пленному князю приставили, по распоряжению хана Атрака, еще одного человека. В шатре вместе с ними поселился парень, во внешности которого мешались черты команские и сварожанские. Звали его Улаш, и, как узнал Ждан, он в самом деле был полукровкой от отца-комана и матери - пленной сварожанки. Поэтому он хорошо говорил на обоих языках, из-за чего и был приставлен к пленному князю. Ждан сперва встретил Улаша неприветливо, не сомневаясь, что тот подослан как соглядатай. Но выбора не было, приходилось терпеть. Впрочем, полукоман с соломенными волосами и смуглой от степного солнца кожей никаких особенных поводов для неприязни не подавал. Даже был полезен, поскольку, живя в кочевье, мог здесь достать все необходимое, и гораздо лучше Ждана умел наладить нехитрый быт пленников.
Сам же князь Радомир в начале плена не замечал и Улаша. Он вообще ни на кого не глядел, и едва ли произнес хоть десяток слов за это время. Молча принимал их заботы, полностью погруженный в свои тягостные мысли. Безучастно позволял им перевязывать его рану, переодевать его. Так же равнодушно съедал принесенную пищу, не чувствуя вкуса и ни разу не поглядев, что лежит у него в миске. Ждан и Улаш водили его под руки, как ребенка, сам же по себе в первые дни князь не подумал бы подняться с постели. Рана его постепенно затягивалась, но сам он худел и бледнел день ото дня.
Улаш, как ему было велено, постоянно сообщал хану Атраку о состоянии пленника. Опасаясь, что тот зачахнет и умрет или сойдет с ума, Атрак позволил княжичу Брониславу повидаться с отцом.
Войдя в шатер и откинув полог, Бронислав изумился, увидев изможденного, исхудавшего до восковой желтизны человека, глядевшего провалившимися глазами в пустоту. Князь Радомир за короткое время превратился в старика с отросшей, поседевшей бородой.
Бронислав сел возле его ложа, взял исхудавшую руку отца и поцеловал. Из глаз юноши скатились несколько слезинок, точно живая вода.
- Отец, ты меня слышишь? Я здесь. Я пришел к тебе. Мы оба живы. Боги хотят, чтобы мы справились с этой напастью.
Радомир взглянул на сына, словно не верил, что это он, и заговорил медленно, надтреснутым голосом, точно со дна глубокого колодца:
- Как? Разве наши храбрые дружины возвратятся из Ирия? Или можно вернуть время до моего несчастного похода?
- Прошлого не вернуть, отец, это правда, - согласился юноша, причесывая гребнем спутанные волосы князя. - Но мы ведь еще живы, можем вернуться домой. Славгородщина ждет тебя, отец.
Но Радомир устало покачал головой. Он не верил, что дома примут его.
- Мама ждет. Меньшие братья и сестра ждут тебя домой. Если бы мама была тут, она бы утешила тебя горзадо лучше, но и мне поверь...
При этих словах в славгородском князе впервые загорелась искра жизни. Он увидел сына, свежего и отдохнувшего, в сварожской одежде. Склонившись к нему, почувствовал еще оставшийся домашний запах, едва уловимый за запахами коней и пыли, и сыромятной кожи. Лицо юноши сделалось суровым, но сейчас в нем виделось глубокое сочувствие. Радомир обнял сына, вернее - крепко ухватился за него, точно тот был нитью, связывающей его с прежней счастливой жизнью.
- Да, - проговорил он с трудом. - Правда... Твоя чистая и светлая мать способна простить преступника, протянуть руку оступившемуся. Сколько раз, когда я судил виновных, она просила меня смягчить наказание для тех, чья вина была незначительна или невольна. Я охотно исполнял ее просьбы, мне было приятно радовать ее... Но что скажут люди славгородские?
- И матушка поймет, и славгородцы поймут, когда узнают, как доблестно сражались мы, - убеждал Бронислав, помогая отцу надеть свежую сварожскую одежду.
Прикосновение тонкой льняной ткани напомнило Радомиру дом, и он чуть приободрился. Но тут же память вновь вернула его в кошмар битвы у Плачеи, и он сник, убито покачал головой.
- Не вдовы и сироты ли погибших воинов меня простят? Не те ли, кого еще разорят команы, которых некому теперь остановить? Скажи, Бронислав: ты знаешь теперь, что там творится?
Княжич не смог скрыть печаль, обуревавшую и его тоже. Стараясь выбирать слова, чтобы не повергнуть отца в еще худшее отчаяние, он проговорил:
- Хан Атрак несколько раз приглашал меня на пиры, и я слышал... Много команских родов и вправду сейчас пошли на Славгородщину, а сам он остался пока в стороне, в своем кочевье. Вновь выжидает чего-то. Но наши владения держатся, ты слышишь, отец! Вчера к Атраку прискакал вестнмк от хана Тургута. Тот не смог захватить Любославль, возвращается обратно!
Князь Радомир, сидевший на войлочной постели, вздрогнул, как от удара молнии, покачнулся и закрыл лицо руками.
- Неужели это правда? Любославль, где сейчас Сияна с детьми! Мне и так никогда не простить себя, но если бы еще и они... еще и с ними что-то случилось из-за моего легкомыслия, лучше бы мне заживо зарыться в землю! - простонал он сквозь зубы.
Княжич Бронислав крепко сжал руку отца.
- Боги отвели от нас самую большую беду. Теперь нас остается только мужество и терпение, чтобы выдержать все. Вспомни, отец, ты сам учил меня быть сильным. Я верю, мы вернемся домой. Ты, я, дядя Турволод, Судислав с Вышемиром. И дружинников наших выкупим, сколько сможем. Я верю, ты будешь еще славгородским князем.
- А если нет, то уступлю престол разумному не по годам сыну, - Радомир сумел пошутить впервые за долгое время. - Ты прав, мой Бронислав: мы должны выдержать. Если доведется вернуться домой, взгляну в глаза людям славгородским: пусть судят меня...
После свидания с сыном Радомир стал по-настоящему выздоравливать. Теперь он начал замечать происходящее вокруг и разговаривать с людьми. Как почетному пленнику, ему позволено было под надежной охраной гулять по кочевью и даже ездить верхом. По ночам стражу ставили и возле его шатра, но внутри вместе с князем и Жданом находился постоянно только Улаш. Радомир остерегался его, однако полукровка держался всегда почтительно, обращался как с князем, а не пленником, и тот смирился с его присутствием.
Но, постепенно оживая, Радомир продолжал переживать свое сокрушительное поражение не менее мучительно, чем поначалу. Только вместо прежнего беспросветного и бездумного отчаяния пришло время осознавать все, что произошло с начала его похода. И теперь Радомир подолгу вспоминал каждое событие тех злополучных дней. Безжалостно допрашивал сам себя, в чем совершил ошибку, каким образом вышло, что он подставил свое войско под мечи команов. С запозданием просчитывал теперь все возможности и осуждал себя, не ища никаких оправданий.
"Вот о чем трижды предупреждали Боги: через моего расковавшегося коня, через затмение солнца и через духа степи. Но я был слеп, я не внял предупреждениям, и наши четыре солнца затянула черная мгла. Мне говорил Славята, а я не слушал его! Можно было увести войско от добытых богатств, ведь это же ловушка была, волчья яма с брошенной приманкой! Но ведь я тогда и не помыслил ни о чем таком, вместе со всеми радовался первому успеху и богатой добыче. А следовало бы. Князь и полководец обязан думать наперед и предусматривать все. Я же позволил себя одурачить, как малого ребенка. Моя вина во всем, и ничья больше! Если бы не жара, не беспощадная жажда... Снова я, и никто другой, пошел на войну летом. Почему не подумал, как мало в степи воды, как страшна жажда в такую жару? Да нет, куда там - и не задумался, чтобы что-то могло пойти не так. Мечтал о славе, об окончательной победе над команами - где теперь твои мечты? Куда улетела твоя слава? Утешит ли она тех, кто по твоей вине оплакивает близких, накормит их вдов и сирот? Ты хотел отомстить команам за набег, и открыл им свои незащищенные земли, и теперь там повторится не один Веселый Дол! Слава Богам, что хоть Любославль отстояли! Не по зубам команам наши укрепленные города. Благодарю вас, светлые Боги, что мою семью сохранили лучше меня!"
Снова и снова он ворочал в памяти те страшные события, словно горячий нож поворачивал в ране, не ища и не желая себе оправданий. С беспощадной ясностью каждый раз определял: вина во всем только его, и ничья больше.
"Воинов моих, павших и плененных, никто на свете не посмеет упрекнуть! Они, даже застигнутые врасплох, окруженные, выдержали два с половиной дня под палящим солнцем, страдая от жажды. Они совершили все, что было в человеческих силах, мои доблестные славгородцы и союзники их! А у кого повернется язык упрекнуть князей или воевод моих в малодушии?.. Турволод, брат мой! На свет еще не рождалось витязей, равных тебе! Пусть Боги сотворят еще чудо, возвратив тебе здоровье и свободу!.. А Судислав с Вышемиром, два молодых месяца наших! И даже мой Бронислав уже бился, как опытный муж. Да и все в наших дружинах - истинные герои. Ведь никто, даже страдая от жажды, не сдался самовольно, не пытался бежать, кроме "черных башлыков"... Ах, они! Если бы не их бегство, еще неизвестно, как сложилось бы... Впрочем, и их ни к чему осуждать. Они - степное отродье, шли за добычей, а не погибать от жажды. Когда поход благополучен, они с тобой, если счастье отвернется от тебя - не жди от них слишком многого. Такова их природа. По-настоящему во всем виноват лишь я один".
Спустя несколько дней после свидания с сыном Радомиру позволили повидаться и с братом. Его проводили в стоявший на отшибе шатер, перед которым на шесте висел череп дикой лошади. Князь знал, что это шаманский знак.
В шатре горел костер, а не нем варилось в котле, судя по острому запаху, какое-то зелье. Возле него, помешивая то по ходу солнца, то против, сидела старая команка. Поодаль на войлочной постели лежал человек, и, увидев его, Радомир торопливо подошел, уже не глядя по сторонам.
Его брат лежал под тонким покрывалом, не скрывавшим туго наложенных повязок. Он открыл глаза и улыбнулся вошедшему Радомиру. Но голова его была полускрыта повязками, и по лицу его было ясно, что ему еще далеко до полного выздоровления.
Радомир упал на колени и ласково поцеловал руку брата, только недавно могучую и грозную, а теперь ставшую слабей детской ручонки.
- И ты, брат, едва не погиб из-за меня! - горько воскликнул он.
Князь Турволод попытался сесть, но тут же болезненно сморщился и со стоном откинулся на подголовник. Прошептал, стараясь казаться бодрей:
- Это пустяки, Радомир! Ты ведь знаешь, у меня голова бычья. Не успеешь оглянуться, как я буду здоров.
Радомир хотел верить, но сейчас вид брата удручал его. Да и старая шаманка, напоив раненого отваром из трав, проговорила на команском языке:
- Долго придется тебя лечить, большой князь, если вообще такие раны заживут полностью. Девять глубоких ран на твоем теле, крови вытекла чуть ли не половина. Тенгри очень хотел увидеть тебя на Верхнем Небе, узнать, что за удалец истребил столько наших храбрейших воинов. Да еще поглядеть, кому хватило дерзости повергнуть изваяние Владычицы Степей. Мне долго пришлось камлать, чтобы убедить Его оставить тебя пока с живыми. Но не поручусь, как надолго отсрочила приговор Могучего Бога.
- Положим, к Тенгри-то я не попаду. Пойду после смерти к нашим Богам в Ирий, - возразил Турволод прежним неунывающим тоном, однако голос его был слаб. А у Радомира при словах шаманки мороз пробежал по коже.
Когда раненый задремал, славгородский князь стал предлагать целительнице все бывшие при нем драгоценности, чтобы она сделала все возможное для полного исцеления Турволода. Но старуха отвела его руки.
- Я и без того для каждого больного делаю все что могу; для того меня еще в молодости избрали благие духи. Твой брат очень силен, и я помогаю ему как могу. Теперь только духи знают, насколько он будет здоров.
-
Ну, что же! Нет страшнее суда в этой жизни, чем суд над собой - если не врать себе, конечно! И как действительно смотреть людям в глаза?
-
Думаю, в данной ситуации поэтический дар добавил Радомиру страданий. А сын и впрямь в Сияну пошёл, чувствуется приморянская кровь.
-
Спасибо вам, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, что же! Нет страшнее суда в этой жизни, чем суд над собой - если не врать себе, конечно! И как действительно смотреть людям в глаза?
Во всяком случае, Радомир с собой честен. А дальше уж зависит от того, как примут его славгородцы.
Думаю, в данной ситуации поэтический дар добавил Радомиру страданий. А сын и впрямь в Сияну пошёл, чувствуется приморянская кровь.
Образ воина и поэта, конечно, интересен и романтичен, но то и другое не всегда совместимо. А яркость впечатлений ему не позволяет так скоро отвлечься от пережитого. Вот и поглядим, как он справится дальше.
В Сияну - да. Хотя приморские Ростиславичи тоже разными бывают, иные из них и сами по умению влипать в неприятности кому угодно дадут фору.
Уже пожелтела трава в степи, задул пронзительный полунощный ветер, неся издалека сухие листья и колючие кусты "перекати-поля. Потемнела и часто морщилась рябью вода в степных речках, притоках Желана, меньшего сына бурной Данатры. Все чаще лили осенние бесконечные дожди, и все до самого окоема окутывалась унылой серой завесой. Пролетали птичьи стаи, издавая протяжные жалобные кличи - до весны прощались с землей.
А в судьбе князя Радомира Градиславича не происходило никаких перемен. Он, насколько мог, освоился в почетном плену и пользовался достаточной свободой, хотя и под неусыпным надзором. Но ни слова пока не слышал о том, сколько продлится такое положение, и что собираются с ним делать команы.
В тот день он вместе со своими надзирателями охотился на поросшем тростником речном берегу. Команы настолько были уверены в своей победе, что не побоялись даже оружие дать пленному князю. В тростниках плескалась, остановившись для кормежки, разная птица, и Радомир уже подстрелил двух гусей. Теперь, осторожно раздвинув высокие, в рост всадника с конем, еще зеленые камыши, он увидел на речной заводи белого лебедя. Огромная белоснежная птица плескалась, взбивая воду сильными крыльями, по временам вытягивала длинную шею, озиралась по сторонам. Заметив всадника, лебедь стал на крыло и взмыл в небо с печальным трубным кличем. Князь, уже готовый наложить стрелу на тетиву, вдруг опустил руки.
"Почему он так отчаянно кричит? Видно, не сладко и птице маяться одинокой в чужом краю. Отстал, должно быть, от стаи, не с кем перемолвиться по-своему, некому предупредить об опасности... Нет, не стану тебя стрелять. Желаю поскорей разыскать своих сородичей, - думал Радомир, глядя на улетающего лебедя, пока тот не скрылся, как сияющая белая точка, среди густо-сизых туч. - Если бы мне хоть на час твои крылья..."
Подъехавший в это время к князю команский воин передал ему приглашение от хана Атрака явиться вечером на пир.
Вечером в большом ханском шатре, размерами и богатством скорее заслуживающем имя походного дворца, пировала вся команская знать. Среди них были и начальники отрядов, только недавно вернувшихся со Славгородщины, и Радомир с болью в душе отводил от них взор.
Сам хан Атрак указал ему сесть рядом на обитые шелком подушки. Тут же был и Бронислав в богатой сварожской одежде. Радомир с сыном поздоровались, не решаясь даже мысленно обменяться сочувственными взорами, чтобы не привлекать внимание команского владыки.
Тот казался сегодня неподдельно веселым и широко ухмыльнулся, усаживая Радомира возле себя.
- Я хорошо помню, как ты меня принимал у себя в гостях. Теперь вы - мои гости, не отказывайте себе ни в чем.
Перед глазами Радомира вновь встали сварожские пленники в команском обозе. Он представил судьбу своих воинов, теперь проданных в рабство по разным кочевьям, а может, и иноземным скупщикам рабов. А сколько еще славгородцев теперь притащат в цепях и на арканах команы! Если взять всех людей, что ежегодно становятся добычей степняков, можно было бы заселить еще одно княжество. А вместо того Исконные Сварожские Земли скудеют и нищают, уцелевший народ с них бежит, и князья не дорожат ими, предпочитая свободный и богатый Лесной Край. Вот и теперь его, Радомира, страшная ошибка открыла дорогу черной беде и надолго ослабит Славгородщину.
- Много воды утекло с тех пор, - с тяжелым вздохом произнес Радомир.
- Нет, почему же? Война войной, такое у всех соседей иногда случается. А мы еще долгие годы собираемся кочевать в степи рядом с вами, а значит, договариваться придется и впредь, - Атрак был сама любезность. Заметив свою дочь, вошедшую в шатер с другими девушками, сказал ей: - Вот и ты, Наиля! Покажи со своими подругами, что мы не такие уж грубые варвары, и тоже знаем толк в красоте.
Радомир едва узнал ханскую дочь. Она очень повзрослела за прошедшие несколько лет, из полуребенка превратилась в молодую девушку, тонкую и гибкую, точно лесная лань. Она плавно повела руками, начиная танец среди своих подруг. Зазвенели струны, запели флейты. Мелодия была плавной, волнующей. И под нее команские девушки закружились на многоцветном ковре в танце, похожем и не похожем на хоровод. Точно пестрые бабочки, порхали они, взмахивая рукавами своих ярких шелковых одеяний. В их волосах и на тонких смуглых руках блестели украшения, но еще ярче блестели их глаза, если удавалось в постоянном движении уловить их взор. При этом, у некоторых девушек в руках позвякивали в такт мелодии колокольчики, у других порхали, как птицы, яркие шелковые платки. И их взмахи тоже вписывались в причудливый рисунок танца, дополняя его. Даже Радомир невольно залюбовался ими, а сын его не мог отвести глаз.
Кружась в танце, Наиля ненароком уронила платок у самых колен сидящего Бронислава. Тот вспыхнул румянцем и проворно схватил шелковый лоскут, спрятал за пазуху.
Пока все наблюдали за пляской, Атрак склонился к уху Радомира:
- Может быть, наш с тобой договор сохраняет теперь жизнь вам всем. Среди команов некоторые желают смерти тебе и твоей родне. Теперь уж трудно сказать, враг ли я вам или ваш первейший защитник.
На этот раз славгородский князь не сумел промолчать:
- Нам? А тем, кто томится у вас в плену, кого погубили вы на славгородской земле, кем считать тебя?
Атрак невозмутимо пожал плечами:
- Все на свете бывает. Не я в твой город пришел - ты в мои владения вторгся, думая нас выжить прочь. Одержал бы ты победу, команы стали бы у вас рабами - что, нет? Я победил - я теперь пользуюсь плодами победы. Теперь ты понял, что ни тебе, да и вряд ли какому князю под силу одолеть команов. А я давно понимаю, что, даже если бы мы захотели, нам не победить всех сварожан, не разгромить окончательно даже одного пограничного княжества вроде твоего. Жаль, что не все мои соплеменники это сознают. Стало быть, придется уживаться и впредь.
Что было ответить славгородскому князю, на сердце которого тяжким грузом лежала гибель войска и несчастья родной земли? Он лишь подивился, как ловко перевернул все команский хан выставляя себя уже не врагом, а союзником и покровителем для него. Несчастья научили Радомира обуздывать страсти и заботиться о возможных последствиях своих поступков. И он проговорил, сглотнув тугой комок в горле:
- Ты умней меня. Не вашей силой, а моей глупостью вы одержали победу.
Атрак приказал подать им с Радомиром кубки вина и, сделав первый глоток, проговорил так тихо, что, кроме князя, не слышал никто:
- Признаюсь, Радомир: когда гостил у вас, мне жена твоя очень приглянулась. Не только хороша собой и добра, но ей также есть что сказать мужчине, и она никогда не позволит ему заскучать с ней рядом. Хотел бы я, чтобы мои жены такими были. Я сразу увидел, что вашу семью благословили Боги. Так вы не притесняйте мою Наилю, когда она войдет в ваш дом.
- Обещаю тебе, - кивнул Радомир, мысленно вздрагивая: к чему это вздумал коварный хан говорить о Сияне? Какое же счастье, что сдержали стены Любославля команский натиск, иначе бы не миновать ей хищных лап!
И еще одно отметил пленный князь: Атрак, говоря о его возвращении домой, как о решенном деле, обещая, что Бронислав станет мужем Наили, ничего не сказал о том, когда они смогут получить свободу. Зато намекнул, что среди команов кто-то желает смерти ему, Радомиру. Что на самом деле на уме у его свата? Вновь хочет запутать, то обещая, то угрожая? Но к чему это ему теперь?
Но Радомир не подозревал, какой разговор о нем произошел в ту же ночь у хана Атрака с приехавшим внезапно ханом Тургутом. Беспощадный "степной волк", главный разоритель Сварожских Земель, вынужден был отступить обратно в степь гораздо раньше, чем ему хотелось бы. Теперь он, оставшись наедине, почти кричал на младшего годами, но более могущественного собрата. Тот же оставался невозмутим.
- Я ничего не стану есть в твоем шатре, пока ты не выдашь мне для казни князя Радомира и его родичей! - требовал Тургут, отодвинув угощение, что принесли по приказу Атрака. - Я дам тебе любой выкуп! Всю новую добычу отдам, только позволь мне напоить землю их кровью! Это долг кровной мести, он свят, его нельзя нарушить!
- Сварожских князей тебе не отдам, - твердо отвечал Атрак. - Они должны жить. Ни ты, и никто из твоих воинов не притронетесь к ним.
- Но у меня двое сыновей погибли! - Тургут рванул на себе халат, отдирая золотые пуговицы. - Двоих моих сыновей, самых доблестных и прекрасных, лучших воинов в роду Волка, уж больше нет с нами! Никогда они не оседлают коней и не натянут лук. Старший погиб на Плачее, младший - под Любославлем. И все из-за Радомира и его родичей. Отдай их мне, Атрак, заклинаю Высоким Небом! Я сам перережу им глотки, а Радомиру - последним, чтобы он до конца узнал, что значит настоящее отчаяние!
Лицо старшего хана, с нанесенными краской черными траурными знаками, исказилось от ненависти, глаза сверкали, как угольки, и он содрогался всем телом, точно безумный, сидя перед холодным, как скала, Атраком.
- Я понимаю твою боль, но держи себя в руках, как подобает мужчине. И не кричи так, я не глухой, - сурово отозвался тот. - Князей тебе не отдам, это решено. Если хоть у одного из них упадет волос с головы, нам потом ни одного дня нельзя будет спокойно кочевать в степи.
- Как раз если истребим все гнездо наших врагов, то уже некому будет преграждать нам путь, и мы сможем идти дальше, к богатым сварожским городам! - запальчиво возразил Тургут.
- Правда? - Атрак насмешливо скривил губы. - Что же ты тогда не смог захватить даже Любославля? Не так-то просто завоевывать каменные крепости. А, если мы казним пленников, завтра все Сварожьи Земли ополчатся на нас.
- Сварожские князья не ладят между собой!
- Не ладят, пока благополучны; это и у нас между родами бывает так. Но кровь в них всех течет одна, и против общего врага могут и сговориться. Они дорожат своей честью и не позволят никому думать, что сварожских князей можно убивать безнаказанно. Если мы убьем Радомира, против нас поднимутся и те владетели, кто прежде ненавидел его. Ты хочешь собрать против себя все Сварожьи Земли, от Влесославля до Приморья? Тогда страшный поход Бронислава Великого при наших дедах покажется нам игрой.
Тургуту такие возможности, похоже, не приходили в голову. Он помотал головой, фыркая от ярости:
- Ты это выдумал, потому что хочешь пощадить жениха своей дочери. Откуда тебе знать, что сделают сварожские князья?
- Всего я, конечно, знать не могу, но предполагать наперед стараюсь. Скажи, ты в шахматы не играешь, Тургут? Полезная игра...
- Мне полезней сабля и лук, да боевой конь. Так испокон веков воспитывались доблестные воины, - презрительно отозвался старший хан.
- Понятно, - не стал спорить Атрак, вздохнув про себя: вспомнил, как удивила его за шахматной доской княгиня Сияна... - Но тебе придется смириться, Тургут: я не позволю тебе совершить ошибку. Пусть ошибаются наши враги, а не мы.
- Но мои сыновья! Неужели они поднимутся к Тенгри неотомщенными? И я, их отец и хан рода Волка, уступлю из страха перед призраками? - Тургут коснулся зловещих отметин на своих щеках. - Ты не знаешь, что значит терять близких, не знаешь последнего утешения - в мести. В последний раз прошу по-хорошему - назови любой выкуп, отдай мне пленных князей! Не то твоя дочка скоро завоет о своем женихе. Поищи лучше ей другого мужа, понял?
Атрак вскочил на ноги, пронзительно глядя на хана-собрата:
- Ты этого не сделаешь! Пленников сторожат мои воины днем и ночью, и я еще усилю охрану. Им будет приказано рубить любого, кто покусится на князей - будь то твои воины или ты сам!
Его собеседник взвился, как змея, яростно прошипел сквозь зубы:
- Не связывайся лучше со мной, Атрак! Я теперь на все готов. Не побоюсь ни тебя, ни сварожан, а Радомира из-под земли достану! Хотя бы только его одного, ведь он больше всех виновен в гибели моих сыновей!
Он повернулся и ушел, не попрощавшись. А Атрак, оставшись один, призадумался всерьез.
"Тургут не бросает слов на ветер, он на все пойдет, чтобы отомстить за своих сыновей. И стража его не остановит. Ее можно обмануть, усыпить, с помощью шамана отвести ей глаза... Да что там, просто подкупить вполне возможно. И все Сварожьи Земли поднимутся против нас, и сметут с лица земли команское племя. Жаль, что мало кто из людей думает о будущем, а Тургуту всегда застили ум сперва корысть, теперь месть. Я не могу отдать ему Радомира и других князей, но и отпустить их без выкупа не годится. Что же мне с тобой делать, Радомир? А делать надо поскорей, пока Тургут не принял свои меры."
На стоявшем у него в шатре столе Атрак расставил на двухцветную доску шахматы, принялся задумчиво передвигать фигуры. Команские воины, знавшие за ним такую привычку, думали, что хан гадает на них, советуясь с духами, живущими в резных изображениях. На самом деле шахматы просто помогали ему сосредоточиться и находить верные решения.
-
Какой любопытный поворот. Теперь Атраку выкручиваться из ситуации, которую сам же создал. Ничего, пусть подумает, ему полезно.
-
Ну, что же, Атрак был прав. Одно дело короткий набег для пограбить, другое крепость осаждать. Ведь если уйти в глубь Сварожьих земель, то из этих земель и выйти надобно. А с обозом, да с рабами - это уже добыча для Сварожских князей. А лебедь - это Сияна? Или просто знамение?
-
Благодарю вас, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Какой любопытный поворот. Теперь Атраку выкручиваться из ситуации, которую сам же создал. Ничего, пусть подумает, ему полезно.
Следует отдать должное: он-то как раз думать старается о возможных последствиях, в отличие от некоторых.
Ну, что же, Атрак был прав. Одно дело короткий набег для пограбить, другое крепость осаждать. Ведь если уйти в глубь Сварожьих земель, то из этих земель и выйти надобно. А с обозом, да с рабами - это уже добыча для Сварожских князей. А лебедь - это Сияна? Или просто знамение?
Ну вот, поглядим теперь, как сделать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.
В лебеде Радомир, скорее всего, себя увидел - тоже, потеряв свою "стаю", оказался в чужой земле. Никаких знамений не имелось в виду.
Но о Сияне будет дальше. :)
Глава 14. Решение княгини Сияны
Те черные дни в жизни княгини Сияны были заполнены тревогой и ожиданием. Ее чуткое сердце почувствовало неладное, как только Радомир собрался на войну. Но, понимая, что мужчин, обуреваемых жаждой мести и славы, не удержать дома, она не стала отговаривать, и постаралась без лишних слез проводить мужа и сына.
И вот пришли на Славгородщину печальные вести. Сперва примчались, загнав коней, Радомировы вестники, немногие, кто спасся от разгрома. Затем побитыми псами притащились "черные башлыки". А вслед за тем надвинулись и более зловещие гости. Тучи команов обрушились, как саранча, на беззащитную Славгородщину, разоряли села, топтали зреющие нивы, уводили жителей в плен. Связанные прочными волосяными веревками, славгородцы уныло тащились по пыльной степи за хвостами команских коней, кормили их кое-как, впроголодь. То один, то другой падал под ударами плетей или в крайнем изнеможении, чтобы уже не встать. Но и тем, кого команы "благополучно" приведут в свои кочевья, вряд ли доведется когда-нибудь вернуться домой.
Стон и вопль заполонили Славгородскую землю. Оплакивали близких родственники княжеских воинов. Стенали бежавшие от вражеского разорения. Чуть ли не каждый день поднимался черный дым от очередной сожженной деревни.
Четверо суток команы осаждали Любославль, где жила славгородская княгиня с детьми. Но город держался стойко, его наместник, воевода Хотен, наладил оборону, так что враги ни с одной стороны не могло преодолеть стены. После заключительного натиска, когда их вновь сбросили вниз, команы вдруг подняли вой, от какого у горожан всю ночь закладывало уши. Видно, большой хан или ханский родич погиб. А на другой день вдруг ушли восвояси.
Но Сияна и в дни осады почти не боялась за себя. С того дня, как узнала о поражении у Плачеи, тревожилась лишь за мужа и сына. За Радомира, главным образом, потому что понимала, как тяжело он должен переживать горечь поражения. К тому же, на него, как на предводителя похода, команы будут злее всего; Бронислава же еще мог защитить прежний договор с Атраком.
В те дни, когда черная Беда накрыла вороньими крыльями всю Славгородщину, Сияна видела общее горе. Ее окружали жены и матери воинов, ушедших вместе с Радомиром. Теперь они оплакивали близких, погибших сразу или обреченных медленно угасать в плену. Встречаясь с ними, княгиня порой ловила на себе осуждающие взоры, и ей становилось еще тоскливее. Неужели они винят во всем ее мужа? Ведь у него были самые лучшие намерения, он хотел уберечь Славгородщину от команских набегов...
Однажды она разговорилась об этом с Желанью. Старая княжеская домоправительница, когда-то первой встретившая молодую княгиню в славгородском дворце, давно уже жила на покое, но князь с супругой по-прежнему уважали ее. У Желани три сына были в княжеской дружине и не вернулись с Плачеи. За последние месяцы она постарела чуть ли не вдвое, горе совсем пригнуло ее к земле, но мыслила по-прежнему ясно. И теперь, в ответ на ласковое участие Сияны, старуха взглянула потухшими глазами, красными от слез, с распухшими веками, лишившимися ресниц.
- Вечная правда бывает только у Богов в Прави, а у нас на земле всякий может ошибаться... Князя Радомира Градиславича славгородский народ любит. За воинскую доблесть его, за то, сколько раз, не щадя себя, бился с нашими врагами, за любовь к родному краю, за тебя и деток ваших. И за песни тоже - говорят, его устами поет душа земли нашей. Простят, думаю, ему злосчастный поход этот. Он ведь и сам муки терпел вместе с воинами нашими... - голос старухи был тих, как шелест пепла в отгоревшем костровище.
Сияна взяла в свои ладони ее холодные морщинистые руки, согревая своим теплом.
- Спасибо тебе, Желань, что так думаешь! Теперь и мне будет легче ждать. А ты тоже погоди отчаиваться. Спасшиеся воины твоих сыновей погибшими не видели, значит, они оказались в плену. А если так, мы обязательно их разыщем и выкупим, первых из всех воинов...
Стараясь утешить Желань, Сияна не находила покоя. Ей то представлялись, как наяву, жуткие события, о каких поведали вестники, то по ночам мерещились команы, пробиравшиеся, чтобы убить Радомира. Не отпускала ее тревога о своих близких.
Только лишь младшие дети хоть немного скрашивали ей жизнь. Мальчики - Воислав, Добролик и даже семилетний Преслав, - вместе с городскими мальчишками во время осады уже помогали старшим на стенах: подкатывали камни, бревна, кипятили в котлах воду и смолу, чтобы "угостить" непрошеных гостей. Для них пока еще война казалась игрой, и они рвались в бой, эти горячие и бесстрашные маленькие княжичи, похожие обликом и нравом на отца. Сияна и не пыталась их удерживать у своей юбки, лишь наказала воинам приглядывать за мальчиками. При ней остались лишь маленький Ярий и самая младшая, двухлетняя Забава. Он одни развлекали мать, особенно дочка, о которой так мечтали они с Радомиром. Ее голосок, словно колокольчик, звенел, не умолкая, напоминал, что еще не все потеряно. Очаровательная малышка с белокурыми непослушными кудрями, с огромными, широко распахнутыми глазами, она с самого младенчества любила смеяться, так что родители никогда не представляли, как еще ее можно было назвать.
Но теперь, кажется, даже Забава почувствовала, что творится неладное. Как-то поутру, когда мать расчесывала ей волосы, девочка вдруг спросила:
- Мама, а когда папа придет?
У Сияны гребень выпал из рук, к горлу подкатил горячий комок.
- Скоро, дочка, скоро. Обещаю тебе, - проговорила она с трудом, прижав девочку к груди.
Этот случай окончательно растревожил ее, тоска о муже и сыне захватила ее целиком. Оставив детей на своих служанок, княгиня в одиночестве поднялась на городскую стену, стала глядеть в степь, туда, куда ушел Радомир со своим войском, будто окоем их поглотил. Ей было видно далеко вокруг. За стеной протекала широкая Данатра, вскипающая волнами на ветру. Временами в разрывах лохматых туч выглядывало солнце. и вытоптанная, ископыченная степь тогда светлела.
Только здесь, наедине с сутью живых стихий, Сияна могла выплакать свое горе. Она не умела, как Радомир, слагать песни, но вслух заговорила о том, что тяжким камнем лежало на душе, по народному обычаю выражая мысли на песенный лад:
- Как мне теперь разыскать тебя, милый муж мой? Помнишь, ты меня звал иногда зозулей - кукушкой? Или верно угадал, что мне суждено будет, как кукушке, в одиночестве плакать о разлуке с тобой? О, если бы Боги мне позволили обратиться в эту птицу да полететь тебя искать, мой ладо! Хотела бы я утешить тебя в горьком плену, лечить твои раны, делить неволю с тобой. Да нету крыльев у меня!..
Глядя на гневно шумящую реку, Сияна вспомнила, как поется о ней в песнях.
- Матерь Данатра, славная река сварожская! Ведь и ты когда-то была женщиной, и тоже стремилась всей душой к любимому мужу, так что прошла сквозь горы непроходимые, чтобы соединиться с ним. Ты на своих волнах столько раз качала ладьи сварожских воинов, идущих на врага. Если бы ты привела ко мне супруга моего, князя Радомира, и сына нашего, Бронислава!..
Но не ответила река, только ветер вздыбил волны на ней крупными гребнями, бросил в лицо женщине холодные капли дождя. Стоя наверху, на открытом месте, она закуталась в теплую ферязь, проговорила с упреком:
- Ты, ветер, так могуч, ты приносишь нам дождь, пасешь облака, точно небесные стада! Что же ты, непостоянный, в битве у Плачеи нес команские стрелы на наши полки, помогал врагам поразить нас? Если бы ты теперь послал своего крылатого коня моему мужу, как в свое время предку моему, князю Ростиславу, чтобы улететь из плена!..
Но чуда не произошло. Боги не любят повторяться. Ветер только легко повеял в разгоряченное лицо женщины и улетел прочь - ему был недосуг.
Тогда в просвет меж туч вновь выглянуло солнце, и все вокруг прояснилось. Только в глазах у Сияны стояли слезы. Взглянув на белое светило, она произнесла:
- Солнышко наше ясное, податель всех благ! О тебе радуется и стар, и млад, и всякий зверь живой, и даже травинка безгласная! За что же ты своим жаром палил воинов моего лады в безводной степи? Если бы ты помог ему поскорей возвратиться домой, я бы тогда не плакала днем и ночью, и вся Славгородская земля бы тогда ободрилась!..
Высказав, что было у нее на душе, Сияна немного успокоилась и смогла рассуждать здраво, хотя и эти мысли были не из веселых. О судьбе пленных князей пока что не поступало никаких известий. Она предлагала отправить к команам послов, собрать выкуп. Но воевода Хотен сказал подождать. По его словам, команы, распаленные войной, сейчас могут не послушать никаких послов. Могут даже их убить или захватить в плен, а выкуп присвоить. Придется подождать, пока у них достаточно прояснится в голове, чтобы можно было вести переговоры. Наверное, опытный муж был прав, он хорошо знал команов. Но для Сияны ожидание было невыносимо. Ей казалось, она сойдет с ума, не зная ничего о судьбе супруга и старшего сына.
Но Боги все же отозвались на ее отчаянные мольбы. Как-то вечером в двери княжеского дворца в Любославле постучался ее родственник, Беловой Ратмирич, оборотень-волкодлак. Не случайно, понятно, постучался. После замужества Сияны то Беловой, то его брат Могута, а то и оба сразу нет да нет в своих странствиях забегали к ней в гости на день-другой. И теперь, узнав о неудачном походе князя Радомира и о нашествии команов, оборотень поспешил навестить родственницу. Но широки Сварожьи Земли даже для того, кто может бежать куда быстрей любого коня. Война к приходу Беловоя уже завершилась. А Сияна, обрадовавшись гостю, за ужином стала его умолять разузнать о судьбе ее мужа и сына.
- Кто лучше тебя знает все дороги, кто сможет уйти от любого врага, кто еще может так ловко перехитрить самого умного степного разведчика? - увещевала она. - Ты один можешь одолеть любого врага, проникнуть в самое охраняемое место. Ведь правду говорят о ваших способностях?
Оборотень щурился, не перебивая, вроде бы, с удовольствием принимая похвалу. Но вдруг усмехнулся, проговорил вкрадчиво:
- Речь ты ведешь складно, точно хитрая лисонька! Может быть, я и мог бы проникнуть в команское становище. Только это не значит, что я сейчас же побегу туда. Тебе дорог князь Радомир, тебя волнует его судьба, а ради чего мне впрягаться в людские дела? Никто так не умеет испортить жизнь себе и всем вокруг, как люди, а мы достаточно разумны, чтобы держаться обычно в стороне от вас, хоть ты мне и родственница.
Ясные синие глаза Сияны наполнились слезами. Она протянула к Беловою дрожащие руки, на одной из которых сверкало кольцо, что некогда носила Червень Ростиславна.
- Во имя твоей матери, Беловой Ратмирич! Ведь и она когда-то бросилась на помощь твоему отцу, ты сам мне рассказывал. Ее любовь не позволила ему погибнуть.
- Верно: моя мать тогда спасла отца, еще до того, как он стал ее мужем, - Беловой полюбовался кольцом, затем пристально поглядел в глаза Сияне, словно хотел что-то прочесть в них. - Но она сама шла и сама рисковала, и за это Боги вознаградили ее подвиг. А ты хочешь мне приказать, как своему холопу: "Сходи, разузнай, рискни жизнью вместо меня". Этого я делать не стану. Если тебе дороги твои муж и сын, решишься ли ты отправиться сама выручать их? Тогда я помогу тебе. Да или нет?
Сомневалась Сияна недолго. Сперва ей представилась степь, полная опасностей, путь через земли команов с единственным спутником, подумала она и о детях - и на одно мгновение задуманное ужаснуло ее, простую домашнюю женщину, не знавшую никаких испытаний. Но тут же она устыдилась своего страха. Ведь Беловоя ей послали Боги, это ясно. Вместе с опытным, умным и почти неубиваемым спутником она сможет разыскать мужа и сына, а если удастся, и спасти их. Что же ей медлить, точно курица на заборе, вздумавшая научиться летать?
- Я поеду с тобой, Беловой Ратмирич, - твердо произнесла она, глядя в глаза родственнику. - Благодарю тебя, что согласен помочь.
Оборотень погладил изящную ладонь княгини своей шершавой смуглой рукой.
- Я так и знал, что ты отважишься, Сияна Бериславна. Ты, как и моя мать, готова на все ради тех, кого любишь.
-
Интересные представления у оборотней. Но помочь согласился - уже хорошо. Что-то встретит их в степи.
-
Ведь у него были самые лучшие намерения
Ну, куда эти намерения обычно приводят, сказано не раз.
-
Благодарю, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Интересные представления у оборотней. Но помочь согласился - уже хорошо. Что-то встретит их в степи.
У них свои обычаи, по-своему логичные: тебе надо, ты и делай, не перекладывая на другого. Демократия лесная...
В степи что встретит? Ну, команы, как минимум. А может, и еще что-нибудь. ::)
Ну, куда эти намерения обычно приводят, сказано не раз.
Что ж теперь, Сияне от своего мужа отречься, что ли?
Тем же вечером Сияна готовилась к путешествию. О том, куда и зачем собирается ехать, она поведала одной только Желани; остальным было сказано, что княгиня собирается отъехать в одно из поместий под охраной своего родственника. Заботам старой домоправительницы она поручила своих детей. Сперва Желань отговаривала ее, пугала грозящими опасностями, со слезами умоляла не ездить.
- Одумайся, милостивица! Сгинешь в степях, попадешься в лапы нечестивым команам, пропадешь без весточки! Они сейчас рыщут по всей степи, точно хищные волки. Никого ты не выручишь, а детей малых осиротишь! Хоть бы о них подумала...
Но Сияна уже все твердо решила для себя.
- Я как раз о них и думаю. Даже Забава уже видит, что стряслось неладное, она меня вчера спрашивала, когда вернется отец. Мальчикам его не хватает еще сильней. А там, в плену, тоже мой сын, наш с Радомиром первенец. Может статься, что ему я нужна сильней. Младшие мои дети здоровы и в безопасности; я их поручаю твоим заботам, чтобы так и оставалось впредь.
На выцветших глазах Желани показались слезы, и она в знак клятвы поцеловала висевшую на шее медную лунницу.
- Обещаю, за каждым будет надежный присмотр. Только...
- И чтобы не знали, куда я еду с Беловоем Ратмиричем. Старшие, скажи я им, наверняка захотели бы со мной, а им там делать нечего.
- Как и тебе, милостивая княгиня, - упрямо проговорила Желань, снова настаивая на своем. - Разве мыслимо, чтобы враги наши такую красоту мимо себя пропустили?!
Сияна сделала вид, что не заметила намека.
- Я постараюсь не попадать им в руки, пока не доберемся до главного становища; и Беловой Ратмирич мне в этом поможет, - с твердостью отвечала она. - Ну а если я встречусь с ханом Атраком... Все же я видела его прежде, и он мне не показался ни глупцом, ни беспощадным злодеем. И его дочь просватана за нашего Бронислава. Я дам ему богатый выкуп - лучшие свои драгоценности. Разве не за добычей приходят команы в Сварожьи Земли?.. И не спорь со мной, Желань! Будь у тебя больше сил, разве не полетела бы стрелой искать своих сыновей?
Бывшая ключница задрожала, беззвучно рыдая, краем белого вдовьего платка утерла бегущие из глаз слезы.
- Мне-то уж все равно; кому я, старуха, нужна? А тебе, горлинка сизокрылая, не следует в такой час покидать родное гнездо.
Сияна гордо подняла голову; глаза ее сверкали, как волны Полуденного Моря в солнечный день.
- Если храбрых степных ястребов заклевали черные вороны, придется горлинке отринуть женскую слабость...
Для поездки славгородская княгиня надела мужскую одежду, более удобную, чтобы ехать верхом, хоть и на спине оборотня-волкодлака. Простые полотняные штаны, сапоги и свободная вышитая сорочка, подпоясанная тканым поясом, делали фигуру княгини выше и стройней. Она не надеялась, конечно, выдать себя за мужчину, когда приедет к команам. Это удалось бы разве что издалека, а уж если доведется встретиться с ханом Атраком, он наверняка ее узнает. Но ее собственное княжеское одеяние плохо годилось для долгого пути. Переодевшись, она посмотрелась в стеклянное зеркало, за большие куны купленное у марцийского купца, и осталась довольна. Свои пышные золотистые косы она закрутила вокруг головы и, сняв рогатую кику, заменила простой головной повязкой, какие носили многие мужчины.
Даже Беловой Ратмирич удивленно присвистнул, увидев, как преобразилась его родственница.
- Такой наряд куда лучше годится для дальней поездки, чем шелка да аксамиты. У тех после пары ночевок на земле у костра сделается жалкий вид, а если в них попадешь под дождь - тем более.
- Не пугай меня. Если уж я решилась, то не походным неудобствам заставить меня остаться дома, - отвечала женщина.
Оборотень усмехнулся, помогая ей складывать во вьюк сухари и сушеное мясо - другой походной снеди велел ей не брать.
- Надо будет - в дороге подстрелим какую-нибудь дичь... Да, кстати, а ты каким оружием владеешь? - внезапно спросил он у Сияны.
Та растерянно моргнула. Бывшей приморской княжне, а ныне славгордской княгине никогда и в голову не приходило, что ей может понадобиться оружие.
- Я? Собственно, нет... я не училась, мне не было нужно, - растерянно проговорила она.
Беловой взглянул на ее нежные руки, явно не привыкшие к предметам тяжелее и острее, чем игла или веретено.
- А вот теперь как раз мог бы пригодиться хороший меч или нож.
- Прости, я не знала, и не могла всю жизнь готовиться к этому дню, - в тон ему усмехнулась женщина.
Оборотень почесал подбородок, едва прикрытый короткой русой бородкой.
- И из лука стрелять не умеешь?
- Нет...
- А на ловах как же?
- На ловах я бываю только на соколиных, там птица сама бьет дичь, а ты лишь глядишь. У меня есть любимый кречет - Серебряный. Его мне Радомир подарил на день рождения, - голос княгини сделался мечтательным и тревожным. - Он даже журавлей и цапель нам добывал... А иногда мы так просто любовались его полетом - мой Радомир и я, уже не думая о добыче.
Беловой подождал, пока она успокоится.
- Велес даст, полюбуетесь еще не раз... Но я понял, стрелять дичь ты тоже не умеешь.
- Не училась никогда. Это же мужское дело.
Волкодлак покачал головой.
- Мда... Как же людские женщины живут на свете? Как мужчины позволят?
- А у оборотней не так? - заинтересовалась Сияна.
- Нет уж! У нас намного проще все. У волчицы ведь клыки не хуже, чем у волка, она сама охотится и защищает свое логово. Хороши бы мы были, если бы сперва сделали из половины стаи беспомощных дворняжек, а потом жаловались бы, что женщины для нас - обуза.
Сияна подумала, что глазами волкодлака некоторые человеческие обычаи и вправду выглядят совсем иначе.
- А у других пород оборотней как с этим принято?
- По-разному. Но все же, без человеческой нелепости. Другая природа не позволяет далеко уйти от правды лесной. Рыси и медведи, скажем, вообще чаще живут поодиночке, и женщины у них бывают свирепей мужчин. Правда, я их плохо знаю - не очень-то они общительны. Слышал, что высоко в Полуденных Горах обитают оборотни, превращающиеся в огромных орлов. Они - дети Стрибога, а не Велеса, как мы. У них будто есть свое царство, и даже каменные замки на неприступных вершинах гор. Но я не бывал в тех краях, и не знаю их обычаев.
- Да, много необыкновенного творится под солнцем, - задумчиво проговорила Сияна, связывая потуже вьюк со всем необходимым, что собиралась взять с собой.
Беловой покосился на простой кожух с овчинным воротником, какой собиралась надеть славгородская княгиня.
- Все же, удивительней таких женщин, как ты, на свете встретишь не много, - проговорил он потеплевшим голосом. - Но только мне жаль, что ты не умеешь владеть оружием. Что, совсем ничему не училась? Порой даже один вовремя брошенный нож или дротик может спасти жизнь.
- Погоди! - оживилась княгиня. - Вот бросать разные предметы у меня как раз всю жизнь получалось неплохо. В детстве лучше всех мальчишек кидала камешки. А о прошлом годе как-то заигралась с сыновьями, так что вместе с ними стала метать камни из пращи - так выиграла! Тогда Воислав сплел мне в подарок новую пращу, - она показала Беловою ременную плетенку, к которой прилагался небольшой, но увесистый мешочек с камнями.
К ее удивлению, оборотень кивнул, внимательно рассмотрев "оружие".
- Праща, значит? Спасибо, что хоть не рогатка... На, повесь ее на пояс, чтобы все время была под рукой. И такое искусство может пригодиться в пути. Раз такая меткая, подшибешь какого-нибудь зайца или куропатку... а то и покрупнее кого.
Сияна не поняла тогда, всерьез он говорит или шутит над ней, неопытной и неумелой. Но пращу и мешочек с камнями повесила на пояс, как показал Беловой, чтобы удобно было взять в случае опасности.
- Кто хоть нам встретиться может, кроме самих команов? Не от них же мне отбиваться камнями из пращи? Они по одному не ездят, да и доспехов камнем не пробьешь.
- А ты, хоть ничего еще не видела, хотя бы думать пытаешься наперед, - с одобрением взглянул на нее Беловой. - Стычек с команами постараемся избежать. Ехать будем ночью, я и тогда найду дорогу. Днем, когда они рыскают по степи, будем прятаться и отсыпаться. Но по ночам скитаются и другие охотники.
- Кто же это? - спросила Сияна, почувствовав по интонации Беловоя, что дело может быть очень серьезно.
- Всякие бывают, - сумрачно и неопределенно отозвался тот. - Там, где только что прошла война, бродят хищные звери, ищут поживу. С одним-двумя я, конечно, слажу, а если их стая навалится?.. А еще хуже - нечисть...
- Ой!.. - Сияна испуганно вскрикнула и зажала рот ладонью.
- Вот то-то, что "ой", - усмехнулся волкодлак. - Ну как, не раздумала ехать? Тогда на всякий случай припаси обереги от нечистой силы, наузы заговоренные. Белый камень Листавы у тебя?
- Да. Она тогда сказала так, что я все эти годы послушно хранила его, хоть он и не был нужен.
- Быть может, теперь понадобится. Возьми его с собой, держи под рукой.
Сияна достала белый камень, положила в кошель, висевший на поясе. Беловой подал ей еще горсть каких-то полувысохших трав и кусочки дерева.
- Держи. Эту лутовку липовую погрызи, если вдруг наваждение маячить станет, с пути нас сбивать. Хотя такое чаще Лешие творят, но и степные дивии могут над человеком поглумиться. Это змеиный след, помогает свои следы переложить, чтобы враг не разыскал. Вот это просто чеснок, но он не даст к тебе приблизиться нежити, если встретится упырь или еще какой восставший мертвец. Это одолень-трава, ее трогать лишь в самом крайнем случае, если большой битвы не избежать. Она придает силу и быстроту десяти человек, от нее даже смертельно раненый встанет на ноги и сможет сражаться. Правда, действует она недолго... Словом, о ней раньше времени не думай. Я постараюсь избежать битв.
Сияна заслушалась, удивляясь разнообразию средств, призванных отвести любую беду.
- Смотрю, ты готов на любой случай жизни, - заметила она.
Оборотень кивнул ей в ответ.
- А как же иначе? Если выходишь из дому на мороз, одеваешься тепло, чтобы не замерзнуть. Так и здесь. У нас не принято прыгать наобум, а потом расхлебывать последствия. Проще обо всем позаботиться заранее... Так, этот вьюк привяжешь мне на спину, когда я обернусь. Придется еще и вьючным конем сделаться, век бы мне такого не знать! Наши вещи оборачиваются с нами, дополнительными шерстинками, но твои - нет... Эй, а что это у тебя за ларец?
- Здесь драгоценности, которые я собрала как выкуп за моих мужа и сына. А что, тяжеловато?
- Да нет, - заверил ее Беловой, перекувыркнувшись через голову и став огромным волком рыжевато-песочной масти. - Только скажи: ларец у тебя серебряный?
- Ну да. Не в деревянном же мне везти свои сокровища.
- Понятно. Переложи его холстиной, хотя бы. Нет, простое прикосновение к серебру нам не вредит, иное дело - оружие из него. Но все же неприятно...
Ночью, когда совсем стемнело, городским стражникам было приказано отворить ворота, чтобы могла выехать княгиня Сияна Бериславна. Они выполнили распоряжение, и в полумраке, едва рассеиваемом багровым светом факелов, едва успели рассмотреть фигуру всадницы, промчавшейся почти неслышно, и с немыслимой быстротой. Утомленные ночным бдением воины потом долго протирали глаза: им померещилось в темноте, будто княгиня проскакала верхом на огромном волке. Впрочем, она промелькнула и растворилась в непроглядной тьме действительно с быстротой молнии, так что никто не поручился бы за увиденное.
-
Глава 15. Опасный путь
Ветер свистел в ушах Сияны, словно она мчалась в поднебесье на спине огромной птицы. Мягкие широкие лапы волкодлака ступали по земле почти бесшумно, совсем не похоже на громовой конский топот, и при этом куда быстрей. Прильнув к его шее, держась пальцами за грубую жесткую волчью шерсть, княгиня едва замечала в темноте, как проносятся еще более черные кусты, заросли по берегам степных речек, овраги. Верста за верстой оставались позади. Маленькие речки и узкие балки Беловой перемахивал одним прыжком, более широкие обегал. Сияне и представиться не могло, что на свете бывает такая прыть! Казалось, еще чуть-чуть - и они оторвутся от земли, помчатся сквозь звездную, облачную высь. И ветер будет так же пронзительно петь в ушах.
Ночь была лунной, но довольно темной. По небу постоянно плыли тучи, подсвеченные сиянием скрывшегося за ними, но все же незримо существующего светила. Иногда в просветах между туч проглядывали звезды, словно огоньки свечи в окне. Когда же достаточно прояснялось, то в лунном свете можно было разглядеть степь, размокшую от обильных осенних дождей, всю истоптанную, изрытую копытами коней вдоль и поперек.
Сама бы Сияна никогда в жизни не нашла здесь дороги, даже днем и на самом лучшем коне. На ее взгляд, все команские следы были одинаковы. Они пересекали степь во всех направлениях, и никак нельзя было угадать, какие из них ведут к главному кочевью. Но Беловой то ли нюхом, то ли каким-то загадочным предчувствием, всякий раз находил именно те следы, что были им нужны, и, не останавливаясь, бежал с уверенностью опытной гончей.
Рассвет застал их в степной балке, где они укрылись загодя, чтобы не повстречаться с каким-нибудь команским разъездом. Из растущего там чахлого кустарника Беловой, обернувшись человеком, соорудил укрытие для себя и Сияны, совершенно незаметное со стороны. Наблюдая за ним, княгиня могла только подивиться ловкости оборотня и его опытности в походной жизни.
В балке протекал ручей. Разведя в укрытии бездымный костер, Беловой сварил похлебку из сухарей с сушеным мясом.
- Поешь горячего, потом усни. Днем все равно нечего делать, - передал он спутнице горшок с похлебкой.
Сияна подумала, что костер и горячая пища - это прежде всего для нее. Сам-то волкодлак отлично обошелся бы и сухарями с вялениной, если на охоту идти нельзя. Но, поев с таким удовольствием, какое редко испытывала от роскошных яств на княжеском пиру, она разомлела и почувствовала усталость. Завернувшись с головой в кожух и поджав ноги, она улеглась у костра, с наслаждением греясь его теплом.
Проснулась Сияна, когда солнце уже далеко продвинулось за полдень. Спросонья она забыла, где оказалась, испуганно встрепенулась, почувствовав, что лежит на голой земле вместо лебяжьей перины. Но тут же вспомнила, как решилась на эту поездку и убедила Беловоя. Ей только теперь по-настоящему осозналось, каким опасностям подвергается она, идя в руки страшному врагу, и тоска сжала ее сердце. Вспомнились оставшиеся дома сыновья и милая дочка Забава. Представилось вдруг, что они непременно попадут в беду, лишившись матери следом за отцом. Как же могла она их покинуть? Суждено ли ей вернуться к ним снова?
Из груди женщины вырвался тяжкий вздох, на глазах выступили слезы. Разлука с домом и детьми показалась ей невозмутимой. она даже не могла поверить, как, во имя какого ослепления, смогла бросить их. Но, постепенно придя в себя, вспомнила о своем муже и старшем сына, находившихся теперь в гораздо большей опасности. Спустившись к ручью, Сияна умылась студеной водой, и в голове у нее прояснилось окончательно.
Беловой встретил ее внимательным взором. Он был бодр и свеж, словно и не бежал перед тем без устали всю ночь. Сияна даже не поручилась бы, спал ли он хоть немного, а между тем, усталость его совсем не брала.
- Не передумала? - поинтересовался он.
- Нет, - к Сияне уже вернулась решимость. - Просто мне взгрустнулось немного. Вспомнила о детях... Но я готова ехать дальше.
- Это ничего; о своих детях тоскуют все, даже лютые звери, - к ее удивлению, Беловой прекрасно понял ее чувства. - Знаешь, я тоже нашел себе подругу несколько лет назад. У нас растет сын, Храбр. Бедовый мальчишка, глаз да глаз нужен за ним! Скоро уже стану его учить оборачиваться. А попозже нам с женой хотелось бы еще родить дочку. Я назову ее Отрада!
В интонациях оборотня послышалась непривычная мягкость, лицо его осветилось улыбкой, так что Сияна даже не сразу узнала своего родственника. Трудно было ожидать ласкового обращения от вечно настороженно лесного жителя, презиравшего изнеженных горожан.
- Я рада за вашу семью! - искренне улыбнулась она в ответ; настолько заразительна была его радость. - А что, дети оборотней растут, как люди?
- А ты думала, моя мать нас с Могутой выносила и родила волчатами? - ехидно поинтересовался Беловой. - Конечно, как люди. Оборачиваться детенышей учат, когда немножко подрастут, чтобы оба облика стали для них родными.
- А если ребенка-оборотня не научить вовремя? - спросила, оживляясь, Сияна.
Беловою, казалось, эта тема была не слишком приятна; он сразу посуровел, и даже в чертах его человеческого лица проступило что-то волчье.
- Тогда по-разному... Но в стае такого не бывает. Мы о своих детях хорошо заботимся. А вот если маленький оборотень растет среди людей - например, у человеческой женщины от оборотня родится ребенок, - тут можно всякого ждать. Иногда человеческое берет верх, и кровь проявляется лишь во врожденных навыках лесной жизни. У таких людей острее слух и чутье, они знают все тропы и повадки зверей. Из них получаются лучшие охотники, разведчики, следопыты. А иногда полукровка может и обернуться непроизвольно, особенно если сильно раздражен. Тогда плохо: такой оборотень не владеет собой и не знает лесной правды, и человеческую способен забыть. Особенно если попробует сырое мясо или, не приведи Велес, человечину. Из-за таких вот выродков у оборотней среди людей бывает дурная слава. Хоть это, говоря по чести, все равно что бояться всех собак из-за одной бешеной...
Помолчали, глядя сквозь ветки кустарника, как бледное солнце медленно склоняется к закату. Рассказ волкодлака о своей семье зацепил Сияну, и она проговорила, винясь:
- Прости меня, Беловой Ратмирич, что оторвала тебя от жены и сына...
- Я же сам пришел к тебе из Приморья; а семь верст для меня не крюк, - ответил ей родич-оборотень.
Как совсем стемнело, он пустился в дальнейший путь, с княгиней на мохнатой спине.
Чем дальше, тем заметнее было недавнее нашествие команов. Время от времени мировали сгоревшие, полуразрушенные деревни. Да и следы команских разъездов встречались все чаще, и Беловою приходилось сильно кружить, чтобы ненароком не встретиться с ними. Иногда в ночи мелькали огоньки костров остановившихся на ночлег команов. Их он обходил стороной так тихо и незаметно, что и сухая травинка не сломалась бы под лапой.
Но в степи можно было наткнуться не только на команов. Временами издали доносился волчий вой. Но волков Беловой время от времени отпугивал собственным завыванием. Услышав впервые его волчий вой, яростный и дикий, как сама ночь, Сияна чуть не упала с его спины. Зато вой впереди сразу прекратился, и княгиня не сомневалась, что, услышав его, и самый отважный зверь не решится заступить путь волкодлаку.
Однако им повстречался тот, на кого не действовали угрозы Беловоя. В лунном свете Сияна сперва разглядела черневшую на земле тушу павшей лошади с неестественно вытянутыми ногами. Она отвернула голову от неприятного зрелища. Волкодлак хотел поскорей миновать это место, но вдруг послышался рык и еще более жуткое шипение. У Сияны пробежал мороз по коже: она увидела пару огромных желтых глаз, горящих в темноте. Без мысли и без дыхания замерла она на спине Беловоя.
В следующий миг княгиня отлетела прочь, покатилась по земле, не успев даже вскрикнуть. Ударившись боком так, что вышибло дух, она ошеломленно увидела, как Беловой в стремительном прыжке встретился с длинным и гибким зверем. Столкнувшись в воздухе, оба упали наземь, сплелись клубком, яростно рыча и терзая друг друга.
За молниеносными движениями их тел вряд ли уследил бы самый острый взор даже днем. Сияна же в обманчивом лунном свете не могла даже разобрать, кто есть кто, не знала, с каким зверем сражается Беловой. Одно ясно - тот был силен и лют, и бой шел не на жизнь, а на смерть. Оба катались по земле, извивались, как змеи. До затаившейся на земле Сияны долетали клочья шерсти и брызги крови, и она боялась думать, чья это кровь.
Вот теперь-то славгородская княгиня поняла вполне, в какое опасное приключение ввязалась! Легко быть храброй, когда никто тебе не грозит. Легко обещать проехать через всю степь, когда без надежной охраны сроду не выходила и из дворца! А вот теперь лежи в стылой грязи, поблизости от дохлой лошади, и думай, кто из двоих одержит победу из смертельного поединка: единственный защитник твой или неведомое ночное чудовище? Сияна дрожала всем телом, она знала, что не сможет подняться на ноги и сделать ни шагу. если зверь бросится на нее.
Жуткие вопли и рычание оглашали, казалось, всю степь. По отчаянному вою волкодлака Сияна догадывалась, что ее защитнику приходится тяжко. Из-за туч как раз вышла полная луна, и она увидела, как лязгают его клыки, точно лезвия мечей. Но он мог орудовать лишь зубами, тогда как у ночного зверя, кроме клыков, оказались еще и острые, как бритва, когти, и он полосовал ими, подобно огромной кошке.
Вдруг вопль Беловоя сорвался на отчаянный визг, от какого Сияна едва не лишилась чувств. Она увидела, как страшный зверь, оказавшись сверху вцепился в оборотня всеми четырьмя лапами, раздирая ему живот. Тот сопротивлялся все слабее.
Тогда Сияна закричала. Это было глупо, безумно, однако она не могла глядеть со стороны, как какой-то зверь терзает ее родича и друга. Подав голос, она в это же время нашарила дрожащими руками свою пращу. И вот, когда прямо на нее уставилась пара горящих желтых глаз, Сияна пустила первый камень прямо между ними.
Послышался треск и короткое рявканье. Бросать Сияна и впрямь умела метко; человеку такой удар проломил бы голову насмерть, но у ночного зверя череп был покрепче. Его лишь оглушило, и, тотчас очнувшись и вообразив, что ударил его тот же противник, он опять бросился в бой.
Но Беловой уже успел перевести дыхание. Раны у оборотней затягиваются быстро, и мгновенной передышки ему хватило, чтобы собраться с силами. Он крепко схватил за горло своего загадочного противника, так что тот уже не мог вырваться, хотя мог еще раздирать ему бока своими когтями.
Помогая своему защитнику, Сияна метнула еще несколько камней в голову и в спину зверю. Его рев превратился в невнятный хрип, когтистые лапы в последний раз полоснули воздух, и, наконец, он остался лежать недвижно.
Сияна подбежала к Беловою. Тот, сделавшись человеком, медленно поднялся на ноги, прижимая руки к груди и животу. Кровь еще текла из ран, и он кривился от боли, но отстранил женщину, когда она хотела его поддержать.
- Ничего, сейчас все пройдет... Ты и так уж помогла: и впрямь ловко владеешь пращой, - проговорил он, отдышавшись.
Успокоившись насчет него, Сияна взглянула на труп побежденного зверя. В лунном свете окраска его казалась пятнистой: черные, будто аксамитовые заплатки и кольца на песочно-рыжей шкуре. Головой и длинным гибким телом зверь напоминал кошку, но был куда крупнее рыси. В полуоткрытой пасти застыл хищный оскал белоснежных клыков, когти остались свирепо выпущены.
- Ну и лютый зверь! - промолвила Сияна, с содроганием вспомнив, как тот на равных боролся с матерым волкодлаком.
- Леопард, он же барс, - узнал Беловой. - В Приморскую Землю они иногда спускаются с гор. Но дальше на полунощь они редко попадаются. Этот, наверное, забрел случайно, а здесь ему понравилось: хоть и холодно, зато после войны и набегов легкой добычи сколько хочешь.
Сияна вновь вздрогнула, поняв, о какой добыче речь.
Красивая шкура леопарда была вся изодрана во время боя, и ее не стали снимать. Так и оставили его труп возле недоеденных останков лошади.
Как только раны Беловоя зажили совсем, он опять обернулся волком и с Сияной на спине пустился бежать через ночную степь.
-
Хорошо, что у оборотней раны быстро заживают! Право, мне Беловоя очень жаль было.
-
Это просто леопард, обыкновенный зверь? Да, ночная степь не княжеские палаты. Недалеко бы она ушла без родича-оборотня.
-
Большое спасибо вам, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хорошо, что у оборотней раны быстро заживают! Право, мне Беловоя очень жаль было.
Да, к счастью, они живучи - запас жизненных сил-то двойной. А когти у леопарда все же не серебряные. Серебро ранит оба их облика, тут уже оборотень может погибнуть. Или его раны будут затягиваться, как у человека обычные. В "Ничего не исчезает" от серебряного ножа чуть не погиб Ратмир, отец Беловоя.
Это просто леопард, обыкновенный зверь? Да, ночная степь не княжеские палаты. Недалеко бы она ушла без родича-оборотня.
Обыкновенный. Правда, он и обыкновенный, как пишут опытные охотники, в Африке считается опаснее льва (ибо хитрее, энергичнее и свирепее).
Без родича-оборотня Сияна бы и не решилась никуда поехать, скорее всего. Но заслуги Беловоя, нынешние и будущие, трудно переоценить.
Следующий день путники опять провели, скрываясь в глубоком овраге. Пообедали мясом добытого Беловоем сайгака. Неуклюжее с виду, горбоносое животное оказалось на удивление резвым, и легко смогло бы уйти от лучшего коня, не то что от одинокого волка... но только не от волкодлака. Зажарив добычу на скрытом в убежище костре, Беловой, к удивлению Сияны, тут же съел почти всю немаленькую тушу, не считая ее доли, так что остались лишь расщепленные и обглоданные кости. Впрочем, поразмыслив, княгиня подумала, что ему ведь надо кормить оба облика, оба тела - человеческое и волчье. К тому же, он на своих четырех меряет верстами широкую степь, в то время как она сидит себе у него на спине.
На следующую ночь луна зашла за тучи, и стало совсем темно. Весь день моросил мелкий, но холодный и нудный дождь, да и ночью продолжал накрапывать, и Сияна зябко куталась в свой кожух. От дождя или от чего другого, но на душе у нее было невесело. Еще пронзительней, чем накануне, нахлынула тоска по дому, по оставленным, брошенным детям. Одновременно она почти разуверилась, что ей удастся выручить мужа и сына, или хотя бы увидеться с ними. Все препятствия на пути стали казаться непреодолимыми, а разбившие войско ее мужа команы в ее воображении сделались куда могущественнее и хитрее, чем она думала прежде. Конечно, они разоблачат все ее уловки, и она погубит себя и Беловоя. Быть может, захватив ее, команы станут угрожать Радомиру ее судьбою, или требовать от него еще больших уступок. Неужто именно ее опрометчивость сломит его окончательно?
При этой мысли Сияна ощутила такую лютую безнадежную тоску, что чуть не разжала руки и не сползла бессильно в стылую грязь. Но тут заметила, что Беловой идет не так, как раньше, словно и его придавил невидимый, но тяжкий груз. Похоже. что неутомимый волкодлак, наконец, почувствовал усталость. Он уже не мчался быстрее ветра, а брел, все замедляя шаг. Лапы у него заплетались, как у пьяного, бока тяжело вздымались. Он дышал, высунув язык, точно собака в жаркий день. Наконец, остановился, дрожа всем телом. Сияна мигом скатилась с его спины.
- Нельзя идти дальше. Они тянут из нас силу... - обернувшись человеком, Беловой был слабее, чем после битвы с леопардом. Лица его в темноте Сияна не могла разглядеть, но он едва стоял на ногах, и голос его звучал тускло.
Славгородская княгиня замерла, прислушалась, затаив дыхание. Со всех сторон слышался невесомый, бестелесный шорох, затем раздался шепот и тихий плач множества голосов. Они исходили сразу отовсюду, приближались со всех сторон. И что-то такое было в этих голосах, что Сияна сразу поняла - они не принадлежат живым существам. Они были исполнены лютой, смертной тоски, и сами излучали ее, как солнце и луна излучают свет. Эти голоса могли в самом прямом смысле заморозить кровь в жилах кому угодно. Все ближе и ближе стекались они, и Сияна начала уже различать какие-то слова в их многоголосом шепоте, но еще не могла их разобрать.
- Не слушай их!.. - слабо, но сурово приказал ей Беловой.
Он очертил ножом широкий круг на земле вокруг них с Сияной. После этого шорохи и голоса стали глуше, но отнюдь не собирались исчезать совсем. Они все еще роились около круга, не в силах пересечь его, но продолжая чувствовать тех, кто укрылся внутри. От их незримого присутствия Сияну охватила ледяная дрожь, и она никак не могла согреться. Неведомые существа рыдали и стонали в темноте, так что больно было слушать.
- Кто же это? - прошептала княгиня, зубы которой выбивали дрожь.
Беловой сел на землю рядом с ней и обнял за плечи.
- Неупокоенные души... После войны их часто бывает много, а тут еще и команский набег был недавно, и погибшие по дороге пленники. Это все дурные смерти, а их вряд ли кто провожал с должным ритуалом. Иных вовсе не похоронили. Их души остались скитаться по земле, не зная покоя.
- Жуткая участь, - прошептала Сияна.
- Да. Но еще хуже для живого - попасть в руки к ним. Хотя рук у них и нет. Они окружат тебя, выпьют жизненную силу и превратят в такую же неприкаянную душу, уже не принадлежащую Яви, но неспособную уйти ни в Правь, ни в Навь. Не слушай их нашептываний, Сияна. Закрой уши, если можешь.
Княгиня послушалась его, но и сквозь заткнутые уши доносились жалобные стоны и плач неприкаянных. И снова тоска окутала ее серым покрывалом. Ей виделись во мраке дети, оставшиеся в Любославле, они тянули к ней руки и плакали: "Мама! Зачем ты бросила нас? Ты не любишь нас, раз оставила страдать!" Затем она увидела Радомира. Он шел, скованный цепями, босыми ногами по снегу, привязанный к хвосту лошади. Его стоны острее ножа резали сердце Сияны. Ей казалось, она вот-вот сойдет с ума. Умереть было бы гораздо легче.
Беловой еще крепче обхватил ее, тряс за плечи, приводя в чувство. И ему было тяжело слышать то, что нашептывали неупокоенные души, и его терзало чувство вины, превращая даже незначительные поступки в несоразмерно тяжкие. Но все же на волкодлака наваждение действовало вполовину слабее, чем на человека. Ухватив Сияну в охапку, он проговорил:
- Потерпи! Нам надо лишь дотерпеть до рассвета, а там земля втянет их. Днем они не опасны.
Сияна вдруг встрепенулась, осененная какой-то мыслью. Наваждение мигом спало с нее, голоса неупокоенных душ слышались теперь будто издалека, уже не мешая ей мыслить.
- "Земля втянет их"! Камень Листавы Ростиславны! Она ведь предупреждала меня, а я не верила...
Она достала из кошеля белый камень, с ужасом осознав, что совершенно не помнит заклинания, что следует произнести. Но, едва пальцы ее сомкнулись на белом камне, как оно всплыло в памяти, точно сама Листава шепнула ей на ухо. И Сияна бросила камень прочь, в темноту, сильно размахнувшись, хоть ей и не нужно было в кого-то попасть.
- Белый камень, белый хлад пусть земля втянет назад! В царство Нави воротись, железными вратами от живых отгородись!
Невидимый рой неупокоенных душ вновь заголосил, зашуршал, как бабочки крыльями. Но сейчас в их голосах не слышалось прежней неизбывной тоски. Напротив, казалось, что они радуются, покидая опостылевший им мир живых. Сияне даже послышалось прошелестевшее и растаявшее в воздухе: "Спасибо..."
Вокруг стало теплее. Покрывшаяся инеем земля быстро оттаяла. В небе сквозь облака стали проглядывать звезды. Придя в себе после пережитого ужаса, Беловой и Сияна вновь пустились в путь. Им нужно было к рассвету добраться до команского становища.
- Ты хоть знаешь, что станешь делать там? - осведомился волкодлак на бегу, вполоборота повернув голову к своей всаднице.
Та тяжело вздохнула.
- Я возьму ларец с драгоценностями и скажу, что мне надо говорить с ханом Атраком, только с ним одним. Даже самые наглые воины должно ведь хотя бы сообщить ему обо мне. А там, если он допустит меня к себе, я предложу ему выкуп за моих мужа и сына. Я напомню ему о клятве на мече, о его обещаниях именами Богов, наших и команских. Буду просить, чтобы хотя бы позволил мне повидаться с родными... Ты же, Беловой Ратмирич, лучше не ходи со мной к хану. Спрячься где-нибудь поблизости от становища, последи со стороны. Ночью ты придешь, выручишь наших. А может, и меня, если Атрак все же возьмет меня в плен.
- Пожалуй, так лучше. Незачем показывать врагу все свои силы, - одобрил Беловой. - Но Сияна, а все ли ты предусмотрела? Хан Атрак может от тебя потребовать и иного выкупа, кроме драгоценностей...
Даже в темноте оборотень разглядел, как сильно побледнело лицо женщины, как бурно она дышит. Наконец, она проговорила тихо, но сурово и решительно:
- Если потребует, я сперва возьму с него самую страшную клятву, что за это освободит моих мужа и сына. А затем... Когда он свое получит, я умру, - она показала нарочно надетое довольно простое медное кольцо с фарсийской бирюзой. Повернув кольцо камнем внутрь, сдвинула его чуть-чуть, осторожно прикрывая от ветра, чтобы не развеял его содержимое. Беловой, вдохнув запах, узнал "поцелуй смерти" - один из самых сильных и быстро действующих ядов.
Он опустил голову, не выражая одобрения, но и не пытаясь ее отговорить, как того опасалась Сияна. Ей и так требовалась вся возможная решимость, и стало бы еще тяжелей, попытайся кто-то ее поколебать.
- Ты так решила, тебе и отвечать за свою судьбу. Но этот выход лучше отложи до крайнего случая. Я бы подумал убить хана, а не себя.
- А мои муж и сын, их родственники и другие пленные? - скорбно воскликнула Сияна. - Если бы Атрак умер, команы отомстили бы им. Нет-нет, он - наша последняя надежда, только к нему я могу обратиться. Молись за меня всем Богам, Беловой Ратмирич, и будь наготове.
- Обо мне не беспокойся. Я умею прятаться, и послежу за становищем, а ночью наведаюсь туда.
На рассвете они достигли команского становища. Сияна, не видевшая прежде, как живут кочевники, глядела, не отрываясь, на целый город, окруженный, вместо каменной стены, широким кольцом телег и высоких крытых кибиток с колесами в человеческий рост. Становище встретило непрошеных гостей запахом дыма, мычанием коров, конским ржанием, блеяньем овец, лаем собак, гортанной речью кочевников. Скот бродил по оскудевшему пастбищу, еще пытался щипать пожухлую траву. За кольцом повозок торчали пестрые верхушки жилых шатров. Посреди становища возвышались несколько по-настоящему огромных жилищ, хоть и сделанных из того же войлока, что и шатры попроще. Муж когда-то говорил Сияне, что команские ханы живут в настоящих передвижных дворцах, где хранят свои сокровища, добытые ими и их предками за бесчисленные годы грабежей. Над самым большим шатром в лучах рассвета поднималось ханское знамя с алым конским хвостом. Вдаль по берегу реки стояло еще несколько высоких жилищ. Среди обычных шатров кочевников они подымались, точно могучие круторогие быки среди стада овец.
На берегу степной речки, поросшем тальником и камышами, Сияна простилась с Беловоем. Волкодлак улегся на землю среди порыжевших стеблей, и распластался так, что его шерсть совершенно слилась с усыпанной перегнившими листьями землей. Сияна даже вздрогнула: посторонний ничего бы не заметил, пока не наступил на него.
- Здесь меня никто не найдет, я же увижу все, - сказал Беловой, глядя сквозь поредевшие заросли в сторону входа в становище и ханского шатра, куда собиралась попасть Сияна.
- Удачи и терпения тебе, - пожелала ему женщина.
- У нас терпение вырабатывается с молоком матери. Нетерпеливые в лесах долго не живут, - усмехнулся Беловой. - Тебе тоже удачи, княгиня! Помни: ночью я приду... И для команов лучше, если обойдутся с тобой почтительно!
Взяв с собой лишь мешок, где лежал ларец с драгоценностями, Сияна едва успела сделать несколько шагов. Ее тут же окружили конные воины, появившиеся откуда не возьмись. Окружили ее, переговариваясь на своем языке. По их интонации Сияна поняла, что они сразу узнали в ней женщину. Отчаянным усилием воли стараясь не потерять голову, она припомнила, что знала из команской речи, и горделиво выпрямилась перед ними.
- Я - славгородская княгиня. Приехала к хану Атраку. Проводите меня, - приказала она, чувствуя, как сердце по-заячьи прыгает в груди, а ноги подкашиваются от страха.
Но, казалось, никто из команов не заметил ее страха. Они внимательно разглядели женщину, затем достали ларец с драгоценностями. Глаза их жадно разгорелись. Обеспокоенная Сияна напустила на себя еще более суровый вид:
- Это не для вас! Подарки хану Атраку. Быстро сообщите ему! - припоминая, как на их языке будет "быстро", Сияна показала жестом на команских коней, для изображения скорости.
Следовало отдать должное, воины колебались недолго. Они разглядели красоту женщины и богатства в ее руках, но имя хана Атрака внушило им почтение. Один из них велел женщине сесть на своего запасного коня, а затем двое из них проводили ее в становище, к огромному ханскому шатру.
-
Быть может, захватив ее, команы станут угрожать Радомиру ее судьбою, или требовать от него еще больших уступок. Неужто именно ее опрометчивость сломит его окончательно?
Это вот, кстати, очень здравая мысль. Но всё, как в поговорке - "хорошая мысля приходит опосля". Насчёт того, что воины бы взяли в плен женщину, не доложившись хану, это я сомневаюсь. Им бы такое самоуправство дорого обошлось и они это знали. Воины подчинялись только хану, с другой стороны, они овец не пасли и, следовательно, от хана зависели. Как, впрочем, и хан от них. Скрыть же что-либо в стойбище практически невозможно. Другое дело, хан мог распорядиться судьбой Сияны по своему усмотрению и поделиться с воинами, это уже вполне в порядке вещей.
-
Могут и заложницей сделать, конечно (с точки зрения наших путников). Ни Сияна, ни Беловой не знают, какова обстановка в команском стойбище. Из описаний же ставки Атрака следует, что в качестве заложницы Сияна хану не нужна. Он хочет и со славгородцами договориться, и свое положение среди соплеменников сохранить. И держать дальше у себя знатных пленников чревато.
-
Сияна очень рискует. Но будем надеяться, что к хану её все же проведут, но только, что ждет у хана?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
-
Премного благодарна вам, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа Эйлин! :-* :-* :-*
Это вот, кстати, очень здравая мысль. Но всё, как в поговорке - "хорошая мысля приходит опосля". Насчёт того, что воины бы взяли в плен женщину, не доложившись хану, это я сомневаюсь. Им бы такое самоуправство дорого обошлось и они это знали. Воины подчинялись только хану, с другой стороны, они овец не пасли и, следовательно, от хана зависели. Как, впрочем, и хан от них. Скрыть же что-либо в стойбище практически невозможно. Другое дело, хан мог распорядиться судьбой Сияны по своему усмотрению и поделиться с воинами, это уже вполне в порядке вещей.
На свете, конечно, все бывает. Взятки, например, тоже брать не дозволено, но многие их берут, выгода кажется значительней риска попасться. Если бы Сияна им попалась где-нибудь в степи, без лишних глаз, могли бы ее до становища и не довести, а драгоценности поделить между собой. А у самого становища своевольничать опасно. Лучше все-таки хану доставить пленницу, как есть.
Могут и заложницей сделать, конечно (с точки зрения наших путников). Ни Сияна, ни Беловой не знают, какова обстановка в команском стойбище. Из описаний же ставки Атрака следует, что в качестве заложницы Сияна хану не нужна. Он хочет и со славгородцами договориться, и свое положение среди соплеменников сохранить. И держать дальше у себя знатных пленников чревато.
Вот и поглядим, как появление Сияны повлияет на планы Атрака. Чего-чего, а такого он точно не ожидал. Ход белой королевой... Правда, эта фигура к описываемому времени женского именования еще не получила.
Сияна очень рискует. Но будем надеяться, что к хану её все же проведут, но только, что ждет у хана?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)
Рискует, конечно. Но любящая женщина - жена и мать, способна преодолеть многое.
А встреча с Атраком, уж наверное, пройдет непросто.
Глава 16. Еще одна шахматная партия
Сияну провели сквозь переднюю половину ханского шатра. Стены кругом обиты были пестрыми коврами, и ноги тоже тонули в мягких фарсийских коврах, так что не слышно было шагов. Вместо сидений то тут, то там разложены были вышитые подушки, и вокруг все говорило о знатности, богатстве и большой власти владельца. Сияна даже поразилась, насколько велик кочевой дворец: легко можно было представить, как вместе с ханом здесь пирует все его войско. Наверное, подумала женщина, тогда кругом зажигают много свечей, чтобы все могли как следует разглядеть богатство своего вождя, добытое в бесчисленных походах. Вместо палок, как в обычных шатрах, ханское жилище держалось на настоящих столбах, расписанных причудливыми узорами.
Но у нее не было ни времени, ни сил проявлять любопытство. Воины без лишней грубости, однако настойчиво подвели ее к пологу, отделявшему внутреннее пространство шатра. Багряная аксамитовая ткань вдруг отдернулась - словно хищный зверь облизнулся длинным алым языком. На пороге стоял хан Атрак, почти не изменившийся со времен, когда приезжал к ним с Радомиром в Славгород.
С минуту он стоял, глядя на женщину, точно не верил своим глазам или не мог решить, узнавать ли ему славгородскую княгиню в исхудавшей, бледной женщине, одетой в потрепанную мужскую одежду. Наконец, медленно отступил, пропуская ее:
- Пойдем поговорим. Наедине. Чтобы никто не входил, и часовые стояли только у входа, - это распоряжение относилось уже к его воинам.
На негнущихся ногах, но стараясь владеть собой, Сияна вошла в покои команского хана. Там еще суетились слуги, расставляя на золотой посуде угощение, но тут же скрылись по знаку хана. Здесь же была широкая постель, в сторону которой княгиня старалась не глядеть. Наверху было оставлено отверстие, пропускавшее достаточно света и воздуха, а для дополнительного освещения по углам шатра горели плошки с бараньим жиром, запах которого наполнял весь шатер. В одном из углов стояла жаровня с тлеющими рыжими угольками. На стенных драпировках было развешано разное оружие. все дорогое, богато украшенное. Солнечный луч, скользнув вниз, отражался то от синеватого лезвия булатного меча, то от яхонта в основании рукояти сабли, то от золотых насечек на ложе лука.
Никаких сидений, поднятых от земли, не было и здесь. Только в стороне стоял небольшой стол, а возле него - пара низких скамеек. На столе были расставлены на своей доске шахматы. Сияна взглянула туда, невольно опять вспомнив приезд Атрака в Славгород. И невольно встретилась с ханом глазами: похоже, он вспомнил о том же.
Ничего не говоря, хан сел на одну из подушек и указал Сияне на другую. Та послушно уселась напротив, подогнув ноги, и мгновенно поняла, почему у кочевников принято так сидеть. В жилище без стульев и лавок ноги просто больше некуда девать.
Хан Атрак уставился на нее пристальным взором.
- Ну здравствуй, княгиня! Чем это обязан такой радости?
Голос его не казался ни злым, ни издевательским, разве что немного насмешливым. Но Сияна не спешила обольщаться.
- Что может привести на порог к злейшему врагу жену, разлученную с мужем, и мать, сын которой томится в плену? - она поставила перед ханом серебряный ларец. - Здесь мое приданое и подарки моего мужа. Это мой выкуп за жизнь близких.
Она открыла ларец и стала вынимать одну за другой драгоценности, бережно завернутые в атласные мешочки, показывала их хану и складывала у его колен. Червонное золото перстней и браслетов, изменчивое сияние яхонтов, смарагдов, сапфиров, изящная чеканка по металлу, чарующие переливы нитей речного жемчуга завораживали взор. Да, это был выкуп, достойный князей!
Хан Атрак долго рассматривал драгоценности в полном молчании, порой брал в руки то одну вещь, то другую. По его лицу Сияна никак не могла отгадать, о чем он думает и какое решение примет.
Вдруг он поднял глаза и уставился в глаза женщине. Та похолодела, как мышь под взором ястреба.
- Драгоценности великолепны! Настолько, что я, увидев их, забуду удивляться и даже не спрошу, каким образом ты пришла ко мне, неся такое сокровище, одна-одинешенька, без свиты, без охраны, пешая. Каким образом ты смогла пройти степь, не попавшись ни в плен моим воинам, ни в лапы хищным зверям? Говорят, Приморье - край ведуний. Может быть, ты одна из них? Я готов этому поверить, но лишь после того, как мои воины обыщут всю округу.
Сияна похолодела. Если команы отыщут Беловоя, тому останется лишь принять смертельный бой, либо сбежать и ничем не помочь ей. Оставалось надеяться, что никто не обнаружит убежища волкодлака, а следы тот предусмотрительно отвел "змеиным следом".
Напустив на себя многозначительный вид, она лукаво улыбнулась.
- Некоторые из моих бабушек и вправду умели многое, мне лишь перешло кое-что из их наследства...
Атрак глубоко вздохнул, как бы размышляя, что делать с ней. Затем спросил негромко, вкрадчиво:
- Ты помнишь, княгиня, как мы приезжали к вам, когда были союзниками, а не врагами? И ты принимала нас в своем дворце, заботилась о моей дочери, пока я был на войне.
- Помню, конечно; и именно эта память помогла мне решиться на эту поездку, - проговорила Сияна.
- Вот как? Значит, ты собиралась мне напомнить про обычай гостеприимства? - полюбопытствовал Атрак.
- Нет. Я догадываюсь, что во время войны, когда наши князья у тебя в плену, старинные обычаи умолкают. Я знала, чем рискую: могла до тебя вовсе не дойти. Но надеялась, если доберусь, что с тобой можно договориться. Не потому что уповаю на прошлое, а потому что не считаю тебя ни глупым, ни бесчестным.
Темные глаза Атрака ярко блеснули.
- Ты затеяла опасную игру, княгиня! В моем становище есть люди, и весьма сильные, что желают смерти твоему мужу. Попадись ты им в руки, вам досталась бы участь хуже смерти.
Княгиня, бледная, как мел, протянула к нему дрожащие руки.
- Но ведь ты не желаешь нам такой участи, правда? Ты когда-то клялся на мече перед нашим Сварогом и вашим Тенгри, хотел выдать свою дочь замуж за Бронислава...
- Успокойся, княгиня! Я замечал у тебя больше ума, чем у других женщин - так постарайся его проявить, когда речь идет о твоей семье! - строго прикрикнул Атрак. - Да, я сдерживаю неразумных, что готовы разрушить все вокруг себя и остаться в пустыне. Даже другие ханы, главы родов, не соглашаются со мной. Они хотят, чтобы Радомир Славгородский, если не был убит, то вечно томился бы в плену в знак наших побед. Твоего сына, княгиня, защищает будущее родство со мной, ибо он остается женихом Наили. Остальные князья - орудие Радомировых замыслов. А вот Радомир... Да, ему грозит большая опасность!
Сияна слушала его, дрожа, как в лихорадке, при мысли об угрозе жизни мужа. Если бы она не сидела уже, поджав ноги, то упала бы на колени.
- Так отпусти его! Я ведь принесла тебе выкуп, прими его как победитель и освободи Радомира!
- Говорю же - такие решения не принимаются единолично! - раздраженно повторил Атрак. - Пока что я удвоил стражу у шатра Радомира.
У Сияны опустились руки. Если хан не подарит пленнику свободу, как же им удастся совершить побег?
- Прошу тебя, позволь мне хотя бы повидаться с мужем. раз уж я проделала такой долгий путь. И благодарю тебя, мудрый хан, за моего сына! Раз ты взял его под защиту, у меня меньше будет болеть душа о его судьбе.
Хан не спешил с ответом. Искоса поглядывал то на разложенные перед ним драгоценности, то на княгиню. И снова на них, и снова на нее, да так, что ей было не по себе находиться с ним в шатре наедине. Но выбирать не приходилось.
- Ты меня удивила, княгиня, как мне нечасто доводилось! - проговорил он горячо, бархатным голосом. - Я знал, что ты умна, и что любишь свою семью. Но и представить не мог в тебе такой отваги! Ты пришла и просишь меня, зная, что я могу, не слушая, сделать с тобой что угодно.
Сияна крепко сцепила пальцы в замок и незаметно повернула медный перстень ко внутренней стороне ладони.
- Ты властен делать что хочешь! - проговорила она высоким, звенящим голосом. - Можешь даже не предупреждать! И так понятно, что ты не в шахматы играть меня сюда увел...
При этих словах Атрак взглянул на стол, где расставлены были костяные фигуры, и усмехнулся.
- Ну, отчего же... Если хочешь, давай сыграем. В прошлый раз я задолжал тебе желание, но теперь постараюсь отыграться.
Сев за шахматный стол, Сияна постаралась сосредоточиться и прогнать все тревожные мысли. Эта игра не любит невнимательных. Ей досталось играть белыми, и она сделала первый ход, двинув пехотинца через две клетки.
Игра была долгой и тяжелой. На стоявших в шатре агайских водяных часах перетекло вниз три четверти воды, а команский хан и славгородская княгиня все еще отыгрывали сражение на доске. Их фигуры то смело шли в бой, то оборонялись, наносили совсем неожиданные удары, подстраивали противнику ловушки похитрей, чем на настоящем поле боя.
Сияна заставляла себя думать лишь об игре, не представлять себе ни плененного сына, ни мужа, которому грозит гибель, ни затаившегося в убежище Беловоя. Она чувствовала, что игра каким-то образом важна для ее дальнейших замыслов, и продумывала каждый ход, стараясь выиграть или, по крайней мере, показать достойную игру. А Атрак все больше входил в азарт. Его глаза жарко горели при каждом ходе.
И вот, наконец, черный шах оказался под ударом княгининого полководца. Спасаясь, он поднялся линией выше, но на ту же линию махнула через пол-доски могучая сторожевая башня. Хан с тревогой оглядел свои фигуры. Придти на помощь своему шаху прямо сейчас никто из них не мог. А сам он двигался лишь на одну клетку в любую сторону, куда ему уйти от быстроходных грозных противников!
- Ну и что скажешь? Мне теперь лезть под стол? - ехидно осведомился Атрак, признав себя побежденным.
- Зачем просить слишком многого? Не надо! - даже испугалась Сияна. - Просто выполни мое желание: позволь повидаться с мужем и сыном.
Атрак размышлял недолго.
- Твой сын сейчас придет сюда. Он живет в одном шатре с моим Итларом, точно родной брат ему.
Хан позвал раба и что-то приказал ему. Всего через несколько минут в шатер вошли двое юношей - один в команской, другой в сварожской одежде. В молодом комане Сияна едва узнала юношу, некогда дравшегося с ее Брониславом. Итлар и лицом, и статью пошел в отца, только в плечах был пока поуже.
Увидев сына, возмужавшего, одетого по обычаю своего народа, Сияна радостно вскрикнула и бросилась к нему в объятия. Она целовала его и тихо плакала, а Бронислав все время повторял растерянно, глухим голосом:
- Ну что ты, мама? Ну зачем приехала, не надо тебе... Не плачь, ты же видишь, я здоров. И отец тоже, и даже дядя Турволод выздоравливает от ран...
- Сын мой! Какое счастье: Боги сохранили тебя! - Сияна, точно слепая, ощупывала руками лицо княжича. - Я привезла выкуп за вас с отцом, теперь можно будет вернуться домой...
Обрадованная встречей с сыном, она совсем забыла, где находится, забыла, что их слышат команский хан с его сыном.
- Бронислав пока останется у нас, как почетный гость, - непререкаемо возразил Атрак. - Моей дочери жаль вновь расставаться с женихом. Да и сварожские княжества так будут сидеть спокойнее. А то вдруг им все же вздумалось бы отомстить за ваше поражение?
-
Хорошо, что мир альтернативный! А то бы точно в нарды играли. Но это так, к слову. Вообще-то рискованная затея, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское! Атрак действительно находился в сложной ситуации. Он был верховным ханом, но эта должность выборная, могли и кого другого выбрать - при желании. А единства и привычки подчиняться решению верховного хана у степняков не было. То есть было такое, но очень давно и уже всё утрачено. То есть потому и утрачено, что каждый тянул одеяло на себя.
-
А княгиня сильна! Пройти через степь, добиться встречи с ханом, вести дипломатическую беседу, выиграть шахматную партию. Незаурядная женщина.
Сын, значит, у команов останется. Печально, но ожидаемо. В смысле, обычная практика. Вернётся ли он на родину и когда.
-
Спасибо за продолжение, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хорошо, что мир альтернативный! А то бы точно в нарды играли. Но это так, к слову. Вообще-то рискованная затея, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское! Атрак действительно находился в сложной ситуации. Он был верховным ханом, но эта должность выборная, могли и кого другого выбрать - при желании. А единства и привычки подчиняться решению верховного хана у степняков не было. То есть было такое, но очень давно и уже всё утрачено. То есть потому и утрачено, что каждый тянул одеяло на себя.
Некоторые романисты и касаемо нашего, не альтернативного, мира приписывают шахматы самым разным народам в разные времена. Даже викингам в Исландии, в X веке! Уж у них-то откуда взяться могли? Если бы и захватили на каком-нибудь корабле, кто бы их играть научил? Ну, я так далеко не захожу. В моих "Сагах..." они в тавлеи играют вместо шахмат. А вот команы перенять могли, они же ведут торговлю с восходными странами.
Ну вот, поглядим, как Атрак выкрутится. И герои наши тоже, конечно. Феодальная раздробленность, она по всем народам бьет...
А княгиня сильна! Пройти через степь, добиться встречи с ханом, вести дипломатическую беседу, выиграть шахматную партию. Незаурядная женщина.
Сын, значит, у команов останется. Печально, но ожидаемо. В смысле, обычная практика. Вернётся ли он на родину и когда.
Ради своей семьи и самая серая мышка может оказаться на многое способна. А Сияна не была такой.
Да, Бронислав останется пока. Возможно, со временем, когда страсти поутихнут, отношения у сварожан с команами поулягутся, ему позволят вернуться.
Сияна замерла и неловко обернулась к хану. Он говорил таким тоном, что она сразу поняла - нечего и просить о снисхождении к Брониславу. Только что благожелательный союзник вновь превратился в хитрого, расчетливого владыку степей. Растерянная, обмякшая княгиня снова обняла сына, не желая отпускать его.
- Мама, обо мне не беспокойся! У меня все хорошо, я здоров и благополучен. Поживу здесь, сколько будет нужно. Со мной не случится ничего, - убеждал ее юноша.
Наконец, княгиня выпустила сына из объятий. Вновь подняла умоляющие глаза на хана Атрака.
- Береги его! - проговорила со слезами в голосе.
Хан коснулся рукояти меня, висевшего на деревянной стойке поверх настенного ковра.
- Бронислав будет в безопасности, как подобает моему зятю. Теперь ступай, княжич. Никому не говори, что твоя мать была здесь.
Юноша, в последний раз простившись с матерью, вышел. А ханский сын помедлил, ожидая распоряжений отца.
- Итлар, как начнет темнеть, отведешь княгиню в команском платье к ее мужу. Пусть думают, что ты даришь ему женщину.
- Такого подарка он точно не ожидает! - осклабился молодой коман.
- Да, кстати: передай страже бурдюк вина. Им холодно стоять всю ночь, пусть погреются.
Итлар внимательно прислушивался к отцовским интонациям, угадывая его тайные приказания.
- Сделаю, - пообещал он.
Кивнув ему, Атрак повернулся к княгине.
- Как стемнеет, тебя проводят к мужу. При нем находится всего один слуга, да еще одного приставил я. Правда, он не очень-то надежен: полукровка, сварожанин по матери, и мои воины его недолюбливают - словом, вам он не станет мешать. Вы можете послать обоих следить за лошадьми. У вас с мужем впереди вся ночь, а ночи сейчас темные, длинные, и много чего произойти может, - хан рассмеялся, оскалив крепкие зубы.
Теперь уже Сияна, бледная, с похолодевшими руками, вслушивалась в его слова, улавливая в них слышавшиеся ей тайные намеки.
- Если нам доведется когда-нибудь вернуться домой, вся наша семья будет тебя благодарить, великий Атрак! - проговорила она.
- Когда-нибудь - возможно. Только прочим славгородцам не говори - не поймут, - усмехнулся хан. - Поешь вот, а то на ногах еле стоишь.
От волнения почти начисто пропадало желание есть, но подкрепиться и впрямь следовало. Видя, что Атрак с сыном едят сами, Сияна стала тоже брать пищу. Съела немного жирной баранины, запеченной со сливками и сушеными травами. Попробовала лепешку с овечьим сыром. Из сладостей были кусочки зажаренного теста в меду, сушеный виноград и финики. Ей предложили вина, но женщина отказалась и запила еду одним только кислым молоком.
Когда ужин закончился, пришли слуги убирать посуду. Хан велел двум женщинам переодеть княгиню, и она ушла с ними в боковое отделение шатра. Там они ловко переодели ее, бойко тараторя что-то на своем языке. Сияне было неловко, что она не может понять, что воображают о ней эти женщины, видимо, приближенные к хану или, по крайней мере, служившие ему. Даже не объяснить им, если в чем подозревают напрасно.
На нее надели шерстяные штаны и кофту, а поверх - теплый халат голубого цвета, с красной опояской. Шерсть непривычно колола ей кожу. Вместо ее сапог, сильно пострадавших во время пути через степь, ей дали другие, с мягкой подошвой, искусно вышитые цветными бусами. На голову княгине надели беличью высокую шапку, а под нее теплый платок - и вот совершилось ее превращение в команку.
Когда она вышла к хану Атраку в наряде его соплеменниц, тот замер на месте, не сводя с нее глаз. Во взоре его виделось такое откровенное мужское любование, что Сияна испуганно попятилась, чуть не запутавшись в непривычной одежде.
Глядя, как она теребит на пальце простой медный перстень, Атрак догадался о его назначении. Понял, для чего выбрано именно такое, совсем не княжеское украшение: если бы ее обыскали, то на медное кольцо с дешевой бирюзой, ценой в одну беличью шкурку, вряд ли кто из воинов польститься. "Зря ты думаешь, что никто тебя не перехитрит, Сияна. Выброшу твое колечко, и никуда не денешься..."
И на одно долгое, томительное для обоих мгновение Атраку захотелось взять с нее еще иную плату за помощь ей и ее семье. Ведь он вовсе не обязан заботиться о семействе славгородских князей. Он оказался сильнее и умнее Радомира, победил его, и по праву победителя может требовать что угодно, видит Тенгри! Пусть Радомир поблагодарит, что его не отослали в цепях к остальным пленникам или не выдали Тургуту для казни. Вместо этого он, Атрак, позволяет пленнику сбежать вместе с женой. Правда, Сияна заплатила ему выкуп, но он принадлежит всему Роду Лебедя, а не лично хану. А он тоже имеет право на свою долю сварожских сокровищ... Он вернет ей мужа, а со временем и сына, а взамен не потребует почти ничего, значимого для женщины с ее опытом. Подумаешь - придет к своему мужу часом позже..
И все же он сдержался, так и не сделав движения к ней. Его привлекала в Сияне не только ее красота, женщин красивее и моложе славгородской княгини было сколько угодно в кочевье и среди пленниц. Но ни в одной он никогда не видел тех качеств, что сразу заметил в ней, в первую их встречу. Все в ней теперь притягивало Атрака: и ее не женский ум - даже вновь проиграть ей было не стыдно, - и необыкновенная решимость, с какой она явилась к нему, и загадка, окружавшая появление ее, наследницы приморских ведуний; и даже то, что это была жена Радомира, всем сердцем любящая своего неудачливого мужа. Все это было неотъемлемо от нее, Сияны, и ему она была нужна именно та, что есть, та, что в одиночку проделала путь через степь и так смело беседовала с ним.
Но как раз потому он теперь сцепил зубы и отступил на шаг, позволяя женщине пройти. Той, какова она есть, ведь как раз не добьешься силой или угрозами, в лучшем случае ему досталось бы лишь ее тело. Это уже не была бы Сияна, а он бы уподобился глупцу, что гонялся за жар-птицей, наконец, поймал, а та превратилась в клетке в больную облезлую ворону...
Он выбрал среди принесенных Сияной драгоценностей золотую птицу с синей эмалью, повесил на шею.
- Прощай, княгиня. Постарайся этой же ночью исчезнуть из становища, пока тебя не обнаружили. Раз ты смогла придти, сможешь и исчезнуть. Мы с тобой вряд ли еще когда-нибудь встретимся, но не беспокойся о Брониславе: он не успеет у нас в гостях забыть Сварожьи Земли. Не позволяй впредь своему мужу попадать в неприятности, и сыновей воспитай так же. Прощай, Сияна! Меня никто не удивлял сильнее, чем ты.
- Я о тебе могу сказать то же самое, могучий хан! - нервно усмехнулась Сияна. - Здоровья и долгой жизни тебе! Пусть Тенгри долго хранит тебя, приумножает твое могущество, богатства и стада, только не за счет сварожан... Ну, а если доведется нам вернуться домой, а каждый день стану тебя благославлять за твою доброту к Радомиру и Брониславу!
Сказала - и вышла из шатра вслед за Итларом. Тот повел ее к шатру Радомира. Эта ночь выдалась совсем безлунной: небо еще днем затянуло свинцовым пологом туч, и луна так и не смогла пробиться сквозь них. Не видно было и звезд.
Но Беловой, залегший в свое убежище с утра, прекрасно все видел и ночью сквозь поредевшие стебли тростника. Он видел днем, как воины рыскали повсюду, разыскивая следы. Некоторые подъезжали совсем близко, так что их кони волновались, чуя волкодлака. Но сами всадники ничего подозрительного не заметили, и поехали дальше, по следам, ведущим совсем в другую сторону. Беловой от всей души надеялся, что Сияна сможет объяснить, как попала в становище. Его тревожило, что она так долго находится в шатре хана. Все мышцы волкодлака напряглись от беспокойства, шерсть на спине встала дыбом. Но он лежал тихо, совершенно незаметно со стороны.
Наконец, даже в сумерках, он увидел Сияну, идущую в команской одежде и в сопровождении команов к отдаленному шатру, стоявшему в стороне от других. Облегченно вздохнув, оборотень пополз на животе ближе к становищу, пользуясь ночной темнотой.
Но тут его внимание привлекло кое-что новое. С другой стороны становища к уединенному шатру направлялись, вылепившись из ночных теней, другие люди. Только у одного из них в руках был факел, и тот прикрывал его рукой, словно от ветра. Зато сабли и ножи были за поясом у всех. Беловой насчитал десять человек. Они шли быстро, пригибаясь, будто подкрадывались. И направлялись туда же, куда и Сияна с ее спутниками, хотя не могли видеть их за шатрами. Беловой пополз быстрее, наперерез им. Ему совсем не нравились подобные любители ночных прогулок. Про себя он удивился, зачем команские воины крадутся, как тати в ночи, по своему стойбищу. Или их ханы между собой ладят не лучше сварожских князей?
Подбираясь ближе, оборотень все ясней ощущал намерения воинов. Каждый опытный лесной житель заранее чувствует добычу или возможного противника. Еще не вступая в схватку, узнает, силен ли тот, легко ли одолеть его, или лучше не связываться. Страх или решимость, враждебность или спокойствие узнаются сразу. И человек, и зверь излучают свои намерения, точно радугу, и знающему лесному жителю прочесть их не трудней, чем ученому раскрытую книгу. Этих людей окутывали мутно-красные сполохи гнева - они шли мстить, и еще то у одного, то у другого мелькали желтые лучи алчности. Они явно предвкушали хорошую награду за то, что собирались совершить. Кроме того, порой крапивной зеленью пробивалось сомнение, удастся ли им применить какое-то средство так чисто, как они надеялись. Один из них бережно придерживал рукой какой-то маленький ларчик.
Уже не теряя времени, Беловой-волк бросился огромными скачками, перемахнул прямо через громоздившийся перед ним большой воз. У входа в становище заорали часовые, замелькали факелы, засвистели стрелы. Одна из них больно ткнула в спину волкодлаку и упала на землю. Он рявкнул и помчался дальше.
Обернувшись, крадущиеся команы увидели, как в темноте летит на них совершенно бесшумно огромный черный зверь с горящими человеческими глазами, и в ужасе отпрянули, решив, что духи защищают сварожского князя.
Прыгнув на первого попавшегося, Беловой сшиб его и сломал ему шею, даже не обнажив клыков. Затем с молниеносной быстротой бросился в бой с остальными.
Ночные убийцы не были трусами, и соображали достаточно быстро, чтобы понять, что, лишь защищаясь, могут уцелеть. Они выхватили сабли и принялись рубить. Их факел упал и погас, они плохо различали в темноте нападавшего зверя. А тот хватал и душил одного за другим, как обычный волк - деревенских псов. Немало ударов доставалось и ему: сабли то и дело задевали ему голову, лапы, спину, и кровь хлестала из ран. На его месте самый крепкий человек или зверь обычной природы был бы уже убит. Но, чтобы обычным оружием убить оборотня, надо в прямом смысле изрубить его на куски, иначе все равно оклемается. А уж этого им Беловой не позволял. Один за другим, команы падали замертво.
Один из последних, тот, что нес ларец, с угрожающим видом открыл крышку, сыпанул каким-то порошком в лицо оборотню. "Яд или снотворное", - догадался тот. Задержал дыхание, пока порошок развеется. Подобные вещества на его сородичей чаще всего тоже не действовали, однако же не все.
Прошло всего несколько минут, а весь десяток ночных убийц был истреблен. Последний попытался сбежать, но волкодлак догнал его, и кости комана хрустнули под могучими лапами. Взглянув в сторону шатра, где, как он понял, жил князь Радомир, оборотень предупреждающе взвыл.
Но уже нарастал топот копыт, приближались гортанные крики, мелькали факелы. Похоже было, что весь команский лагерь пробудился. Выбора не оставалось. Разочарованно лязгнув зубами, Беловой снова взвыл и помчался назад, длинными стелющимися прыжками, уводя погоню за собой.
-
Ну, я, как обычно. Больше всего сочувствую оборотню.
-
Хан умён. Оборотень прекрасен. А что же там был за порошочек, интересно?
-
Эрэа Convollar, эрэа Карса, большущее спасибо вам! :-* :-* :-*
Ну, я, как обычно. Больше всего сочувствую оборотню.
Оборотень справиться, ничего с ним не случится. А вот героям нашим без него будет выбраться трудней.
Хан умён. Оборотень прекрасен. А что же там был за порошочек, интересно?
Так Беловой же угадал - яд или снотворное. "Татям в ночи" свое задание тоже лучше было делать без лишнего шума. Стражу нейтрализовать, да и с Радомиром проще было бы расправиться. Скорее все-таки снотворное, потому что, если команские ханы будут друг у друга воинов истреблять, вконец рассориться можно. Впрочем, все равно применить не довелось.
Глава 17. Бегство
Уже ночь спустилась над команским становищем, а князь Радомир лежал на войлочной постели без сна. Поодаль уже мирно посапывал Ждан. Улаш еще хлопотал возле очага, подкладывал туда перед сном сухой травы и таловых веток. Но князь не смотрел на огонь и не прислушивался к потрескиванию языков пламени, лижущих сырое топливо. Он вновь думал о случившемся, о своей судьбе, и не только о своей. Он ничего не говорил, мысли текли сами, как слова новой песни. Но князь не собирался слагать песню. А если бы попытался об этом спеть, на любой лютне оборвались бы струны, самая сладкозвучная свирель охрипла бы в ужасе...
Где твое войско, князь? Томится в цепях, страдает от ран, терпит холод и голод в рабстве у команов! Радомиру не было позволено видеться с ними, но их судьба и без того ядовитым жалом терзала его сердце.
Где твоя слава, князь? Утонула в мелководной Плачее, развеялась по седым ковылям в степи! Если и вспомнят тебя в Сварожьих Землях, то разве что с заслуженным проклятьем.
Где твои союзники, князь? Ты самонадеянно бросился в поход лишь со своими ближайшими родичами, не предупредив никого из более могущественных владетелей, и теперь никто из них не поспешит к тебе на помощь.
Одного за другим Радомир представлял тех, кто мог бы отомстить за него. Вот Глеб Милонежич, князь дедославльский, старший в роду Драгомира и хотя бы по имени - первый из сварожских князей. Сколько раз Радомир с Турволодом сражались за него, помогая ему сохранить пошатнувшуюся власть! А соберет ли Глеб войско для помощи им? Вряд ли. Он уже стар и осторожен, и не так уж крепко держится на престоле. Скорее всего, он, когда узнал об их поражении, заплакал и проговорил: "Неразумные родичи мои не спросили у меня совета, и сами погубили себя и свои земли".
А приморяне, родичи его Сияны, неужели не приведут свои храбрые дружины, не разгонят полчища команов, как соколы - диких гусей? Но князь Ладомысл Звениславич и тесть Радомира, Берислав Остромирич, сами уже не поведут войска - не те годы и здоровье. Есть Боривой... Но ему теперь надо свои рубежи стеречь, чтобы не вторглись гордые своей победой команы. Тут уж не до помощи другим.
А ты, хитромудрый Станислав Мирославич, князь брониславльский, истинный великий князь в Сварожьих Землях? Тебе-то никакой враг не угрожает, ты в своей лесной столице лишь собираешь силы год от года. Высоко сидишь, далеко глядишь со своего престола. Уже и Великую реку сделал сварожской рекой. Что же ты не вмешаешься, когда Исконные Земли топчут команы? Ведь и твои предки правили в этих краях, почему не придешь на помощь?
И полузабытым воспоминанием шевельнулись в памяти слова Стемира Сильного, сказанные на княжеском собрании в Брониславле: "Сколько раз я видел, как в бою глупость или измена губили все!.. Ненадежные союзники, глупые и нерасторопные воеводы - вот беда любого князя, гибель войска!" В то время, после неудачного стояния под Орлиной Вежей, Радомир по юношескому легкомыслию не очень-то думал, в чем корень бед. Теперь-то он слишком хорошо знал, что значит горечь и боль полководца, потерпевшего поражение! И сам он неразумным своеволием погубил свое войско, не только тем, что попался в ловушку или пошел в неурочное время, но уже тем, что не пытался привлечь более сильных князей. Не поверил в их помощь? Или не хотел ни с кем делиться славой, думал все сделать сам? А теперь уж поздно на кого-то надеяться. Если бы другие князья все же поднялись - не за него, а за растерзанную, истекающую кровью Славгородщину... Но этого-то не будет, потому что и они не лучше него...
Из тяжелых мыслей Радомира выдернули голоса часовых у входа в шатер. Послышался смех и оживленные мужские голоса. Князь сразу сел на ложе. Тут же проснулся Ждан, незаметно достал из-под тюфяка припрятанный нож.
В шатер вошел ханский сын Итлар, за ним следовал кто-то еще. На лице молодого комана играла усмешка, будто он предвкушал нечто очень забавное.
- Ты не спишь, князь? Очень хорошо! А я, по приказу моего отца, дарю тебе женщину, чтобы помогла тебе развеять мрачные думы.
Тут как раз Улаш зажег чадящие плошки с бараньим жиром, и при их свете Радомир разглядел женскую фигуру в команском платье. Он равнодушно отвел от нее глаза.
- Благодарю тебя, но не от всех мрачных дум так легко избавиться. Я не хочу ваших женщин...
- Нет уж, мы с отцом думаем, что этой ты обрадуешься! - Итлар сорвал с головы своей спутницы платок и шапку, открывая ее лицо и золотые косы.
- Сияна... - Радомир отшатнулся, не веря своим глазам.
Она стремительной ласточкой метнулась к нему, обхватила его за шею, целовала в глаза, в губы, в щеки, гладила обеими руками по голове и плечам.
Долго никто из них не мог заговорить. Наконец, князь, пронизанный ужасным подозрением, отпрянул прочь, хрипло воскликнул:
- Сияна!.. Сияна, откуда ты здесь?.. Или наши города пали, и тебя захватили в плен?
Женщина снова крепко прижалась к мужу, чувствуя, как учащенно бьется его сердце.
- Нет, нет! Я сама к тебе пришла. Наши земли выстояли. Дальше Любославля враг не прошел.
Ханский сын, наблюдавший за встречей супругов, произнес многозначительно:
- Ну, я пойду. Не теряйте времени, пока ночь темна, а стража отдыхает.
И он вышел, плотно завесив полог. А Сияна быстро рассказала мужу о своем путешествии. Радомир вместе с Жданом слушали ее сбивчивый рассказ, как самую захватывающую песнь. К ним сразу вернулись силы и готовность действовать. Не все было понятно в уловках хана Атрака, но с помощью Сияны и Беловоя можно было сбежать из плена немедленно.
В первый момент Радомир даже забыл об Улаше, который сидел у костра, словно его ничто не касалось. Но, спохватившись, князь подал знак своему конюшему, и они приготовились вместе навалиться на команского соглядатая, прикончить его или, по крайней мере, связать, чтобы не поднял тревогу.
Но Улаш обернулся и протянул руки ладонями вверх в просительном жесте.
- Возьми меня с собой, государь! Я давно мечтал служить сварожскому князю. Моя мать была сварожанкой, она меня научила своему языку и обычаям, и, умирая, просила, чтобы я их не забывал. Когда в детстве меня дразнили за то, что полукровка, матушка мне говорила, что в Сварожьих Землях любого человека примут таким, как есть, там каждому найдется место, лишь бы был верен принявшей его земле. Ты никогда мне не доверял, государь, и я молчал до поры до времени. Когда меня приставили к тебе, воины смеялись, что безродный полукровка только и годится прислуживать пленнику. Но для меня служить тебе - большая честь.
Радомир впервые пристально пригляделся к Улашу. Тот говорил горячо, сбивчиво, но глядел смело, не отводя глаз от князя. Смуглое лицо его раскраснелось от волнения, светлые волосы растрепались, выбившись из косиц. Прежде князь не замечал, что его надсмотрщик на сварожанина походит сильней, чем на комана.
Сияна мягко коснулась руки мужа.
- Послушай, давай поверим этому юноше. Я чувствую, он не лжет. Команы сами отвергли его, а нам он может очень помочь.
Чуть помедлив, князь подал Улашу руку, которую тот почтительно поцеловал.
- Клянусь Сварогом и Тенгри, я тебя не подведу, государь! Я уже сложил запасы, теперь приведу коней, - он не услышал из шепота княгини про оборотня.
Не пришлось ей этого сказать и сейчас. Потому что неподалеку от шатра кто-то коротко взвыл, а затем послышался шум, будто все команское становище пришло в движение. Мчались кони, лязгало железо, слышались отрывистые вопли. Потом они отдалились, унеслись прочь.
- Беловой, - прошептала Сияна одними губами, догадавшись, что именно волкодлак был причиной ночного сполоха. Сумеет ли уйти от погони? В силе и опыте своего родственника княгиня не сомневалась, но как им теперь выбраться из плена?
Но Радомир уже твердо все решил. Он пока еще не знал о сорванном покушении, но и так понимал, что команы хотят избавиться от него. А уж Сияну он и лишнего часа не оставил бы в плену! Жаль было покидать сына. и раненого брата, племянников и других пленных воинов. Но он надеялся, что на свободе лучше сможет им помочь.
Конечно, если славгородцы простят его вину и не потребуют наказания. Радомир знал, что в прошлые времена, когда сварожские князья обладали меньшей властью и избирались всенародным вече, если князь тяжело провинится перед своим народом и землей, его могли казнить или приказать самому броситься на меч перед ликами Богов. Уже много поколений, как такого не случалось ни в одном княжестве, но теперь, когда он погубил свое войско и всех, кого разорили команы, - старинный обычай могут и вспомнить. Но Радомир был готов принять любую судьбу. Лучше узнать приговор из уст своего народа, чем в плену дожидаться, что тебе перережут горло.
Не показывая никому своих тайных опасений, князь воодушевленно сказал:
- Если в становище теперь суета, нам легче будет уйти. Улаш, раздобудь коней и команскую одежду.
Тот быстро вышел вместе с Жданом. Радомир улыбнулся жене.
- Все будет хорошо, чудо мое. Мы обязательно выберемся.
- Чудо сотворил скорее хан Атрак. А на моем месте могла быть любая женщина, которой не совсем безразличны ее муж и дети, - проговорила Сияна, уткнувшись лицом в плечо мужу.
Они улеглись на постель и притворились спящими, но сами напряженно вслушивались, когда Улаш подаст условленный сигнал.
Наконец, в ночи послышался пронзительный свист. Радомир с Сияной вышли из шатра, и тут же услышали храп и разноголосое сопение спящих охранников. Те лежали вповалку прямо перед шатром, и княгиня в темноте чуть не наступила на руку одному из них. Здесь же валялся и опустевший винный бурдюк.
"Нам повезло, что стражу догадался усыпить Атрак, а не наши враги", - подумал Радомир, еще не подозревая всего, что случилось недавно.
Ночь встретила беглецов сыростью и холодом, запахом мокрой от дождя земли. Пригибаясь, они метнулись туда, откуда слышался свист.
Ждан и Улаш сидели верхом, еще двух коней держали в поводу. Князь с княгиней надели команские кожухи из валяной шерсти и овчинные шапки. Теперь в темноте их фигуры трудно было отличить от прочих всадников, ездивших повсюду, несмотря на ночное время.
Улаш ловко пристроился к отряду, выходившему из становища, и спутники его поехали вместе с команами. Никто и не подумал их подозревать. Только у входа в становище один из часовых поднял факел и презрительно усмехнулся.
- Хо, полукровка с соломенными волосами! Никак, и тебя отрядили в погоню за чудищем? Ну поезжай: хоть в хвосте, да все же достойней, чем на побегушках у пленного сварожского князя!
На сварожан, ехавших сзади, вовсе никто не обратил внимания. Ехали быстро, подгоняя коней. Впереди перекликались команы, мелькали багровые цветы факелов. Вот уже и становище осталось позади. Поначалу команы держались все вместе, затем рассыпались по сторонам, отыскивая в темноте следы. Воспользовавшись этим, Улаш повернул коня и нырнул в длинную балку, предлагая спутникам следовать за ним. Проехав по дну ее, поднялись наверх, убедившись, что рядом нет никаких команов. Те перекликались в стороне, и пока не спешили сюда. Сварожанам удалось оторваться от них.
- Теперь вперед, вскачь, сколько выдержат наши скакуны! - приказал Радомир. - Чем дольше они нас унесут до утра, тем больше у нас надежды опередить будущую погоню.
Они полетели галопом, и пронзительный осенний ветер будто подхватил их и подталкивал в спину. Услышав бешеный топот коней, на реке всполошились лебеди, трубно закричали, заплескали крыльями. В зарослях что-то зашуршало, может быть, проползла змея. Далеко в степи завыли волки, будто спрашивая друг друга, что случилось.
А Радомир со спутниками подгоняли коней, и те мчали их, будто на крыльях. Все дальше и дальше, сквозь серые тени заступницы-ночи, берегом узкой степной речки. Верста за верстой оставались позади. Их отмеряла жажда свободы, их подстегивал страх, но вместе с ним скалила зубы отчаянная решимость.
Они сбежали, когда ночь только начиналась. Уже стоял грудень-месяц, и беглецы успели уйти далеко вперед. Лишь когда рассвело, бросили они измученных коней и укрылись в приречных зарослях.
-
Вот и сбежали. Оборотень их, наверное, найдёт. Должен же он уйти от погони? И всё это Атраку на руку, даже лучше вышло, чем он сам мог бы устроить.
-
Собственно, Атрак и содействовал этому побегу. То есть, он предполагал такое развитие событий. Получилось - и волки сыты и овцы целы.
-
Большое спасибо вам, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Вот и сбежали. Оборотень их, наверное, найдёт. Должен же он уйти от погони? И всё это Атраку на руку, даже лучше вышло, чем он сам мог бы устроить.
Атрак пользу для себя извлечь сумеет, за него-то что волноваться? Вот героям нашим надо еще постараться выбраться.
Кстати, а один оборотень четырех человек увезет? Все же у него силы должны быть не безграничны, и спина тоже не безразмерной длины.
Собственно, Атрак и содействовал этому побегу. То есть, он предполагал такое развитие событий. Получилось - и волки сыты и овцы целы.
Да, появление Сияны ему подсказало, как все устроить, и побыстрей.
День пережидали в овражке, прикрытом облетевшими, но еще густыми тальниковыми зарослями. Ехать дальше было нельзя: кони находились при последнем издыхании, и их пришлось бросить, не заботясь об их судьбе. После этого беглецы затаились в самом глухом месте, что только удалось найти. Днем все равно идти было опасно: погоня наверняка уже спешила за ними. Лежа в овраге на торчащих из земли корнях деревьев, княгиня Сияна успокаивала спутников:
- Я не сомневаюсь, Беловой жив и разыщет нас. Он при первой возможности вернется и найдет нас по следам.
Радомир, хуже нее знавший волкодлака, хмурился:
- А пока не найдет, будем прятаться днем, а ночью идти. Если Боги помогут, выберемся! Мне только жаль, лада моя, что ты со мной вместе должна скрываться, как зверь, терпеть холод и голод. Не для женщины такая жизнь.
- Не думай обо мне. Главное - что мы с тобой вместе, и все складывается совсем не так уж плохо, - Сияна укуталась в кожух, от сырости и ползущего за шиворот песка, с отвращением стряхнула заползшую на руку мокрицу.
Обедали вяленым мясом и овечьим сыром, припасенным Улашем. Огня разводить было нельзя. Вокруг казалось тихо, но беглецы не очень-то доверяли этой тишине, и сами сидели в своем укрытии, как мыши. И так незаметно было их присутствие, что даже стайка робких чибисов, прилетев, принялась кормиться на берегу, никого не опасаясь. Беглецам видно было, как они бегают взад-вперед, клюют что-то в прибрежном иле, оставляют следы-крестики. Время от времени чибисы поднимали украшенные хохолком головы, озирались по сторонам. При виде них у Радомира отлегло от сердца. Если уж чибисы, самые осторожные птицы, спокойно кормятся, значит, точно никто не приближается сюда.
Хоть и короток был осенний день, но беглецам он казался нестерпимо долгим. С каждой минутой овраг ощущался ими все более сырым и холодным, а древесные корни выпирали все сильней. Никто не смог сомкнуть глаз даже на минуту, хоть и сильно устали прошлой ночью.
Наконец, стемнело достаточно, чтобы идти. Все четверо двинулись дальше, стараясь не удаляться далеко от реки. В эту ночь идти было куда легче, потому что луна, только начавшая уменьшаться, вынырнула из-за туч, и своим тусклым серебряным светом озаряла унылую степь. Все дороги были хорошо видны, каждый встречный камень или куст в лунном свете чернел, точно вырезанный.
Им видно, да зато и их следы найти было теперь куда легче. Не успела миновать и четверть ночи, как пока еще издалека послышался топот копыт.
- Прячься! - свистящим шепотом воскликнул Радомир и метнулся в камыши, упал на землю вместе с Сияной. Рядом с ними затаились Ждан и Улаш. Лежа тихо, боясь даже дышать, они напряженно прислушивались. Каждый молился всем сердцем, чтобы команы проехали мимо, по своим делам. Но топот приближался, земля уже дрожала под копытами. Вскоре послышались и возгласы, какими всадники обменивались на скаку. Точно стая волков: пока преследуют добычу - воют, а как доберутся - смолкают.
- Неужели это все? - простонал сквозь зубы Ждан, выхватив из-за пояса нож. - Неужели конец?
В глазах Улаша стояли слезы, но он, зажав в кулаке пучок стрел, уже прилаживал одну на тетиву. Полукровке тоже не хотелось попасть в плен к бывшим сородичам.
И вдруг ночь прорезал самый настоящий волчий вой, жуткий и оглушительный, словно выл волк размером с медведя. Голос начинался с низкого басового рокотания, поднимался все выше, взлетал до ноты, пронзительной, как северный ветер зимой, и такой же леденящей.
Жутко, конечно. Но это кому как. Позади ржали и хрипели команские кони, воины кричали, пытаясь осадить их, и не могли справиться. Усугубляя панику, послышался новый волчий вой, уже с противоположной стороны.
Сияна захлопала в ладоши, так что Ждан даже покосился: не сошла ли княгиня с ума, что радуется завыванию ночного чудовища?
- Беловой! Это его голос! Он нас скоро найдет! - объяснила княгиня свою радость.
- Ты в этом уверена? - настороженно спросил Радомир, на всякий случай все же взведя лук наизготовку.
- Неужели ты думаешь, я не узнаю голос своего родича, с которым вместе прошла через степь? - укоризненно спросила Сияна. - Увидишь, он и теперь поможет нам. Беловой! - крикнула она, увидев огромного волка, мчавшегося широкими прыжками по залитой лунным светом степи.
Хоть князь Радомир и его спутники и были предупреждены, но с невольной опаской глядели на здоровенного волка, которого Сияна преспокойно трепала по ушам и загривку, обнимала и только что не целовала.
- Я знала, что ты сумеешь скрыться от них. Но скажи: ты сейчас вполне цел? Не слишком сильно пострадал? - обеспокоенно спросила женщина.
- Что мне сделается? Все зажило давно... лучше, чем на собаке, - волкодлак хитро прищурился, кивнул князю Радомиру: - Рад тебя видеть на свободе. Многовато что-то ты спутников с собой прихватил, я, признаться, не рассчитывал...
Князь оглядел себя, жену и Ждана с Улашем.
- А ведь вправду, пожалуй, трудновато тебе будет нам помочь, Беловой Ратмирич, - растерянно проговорил он. - Нам бы хоть пару коней, взамен загнанных...
- Коней команских теперь до утра по всей степи не соберешь, - усмехнулся Беловой. - А нам братец мой поможет, Могута. Он сюда бежит, второй голос подал мне в ответ.
Тут уж даже Сияна покачала головой.
- Когда ты успел еще и брата позвать, Беловой Ратмирич?
- Я и не звал. Он сам за мной пошел, по следам. Решил, что непременно мне пригодится. Да вот и он!
На славгородского князя и его спутников, уже не настолько пораженных изумлением, мчался по степи второй огромный волк, куда больше и темней Беловоя. Поравнявшись, они встретились, ударили лапами друг друга, поднялись на дыбы, как были, в волчьем виде, снова встали на лапы, закружились, радостно подвывая. Лишь спустя несколько минут они обернулись к людям.
- Здравствуй, сродник Радомир Градиславич! - произнес большой оборотень. - Я тут немножко погонял твоих преследователей. Как пустились они вскачь - ну, кого кони не сбросили, понятно! А всего-то я песню подпел, услышав брата... ну, показался им из степного лога на миг.
- Хорошо отличился, Могута, - похвалил Беловой младшего брата. - А у меня к тебе еще просьба: разреши княжеским спутникам поехать на твоей спине. Так мы за два дня доставим их домой.
- Уф! При нашей жизни и по нашим дорогам только на волкодлаках и ездить, как жители Полунощных Земель - на собачьих упряжках, - Могута щелкнул белоснежными зубами. - Ладно уж, садитесь, будете вспоминать в старости...
Сперва Ждан, а затем и Улаш с опаской решились сесть на оборотня. Радомир уже устроился на спине Беловоя, крепко обняв Сияну, сидевшую впереди. А затем братья-волкодлаки пустились вскачь, так что мужчинам подумалось, что прежде они не знали, что значит скорость.
На рассвете уже добежали туда, где безымянная степная речка впадала в глубокий полноводный Желан. Тут уже заканчивалась власть степных кочевников, тут начинались Сварожьи Земли, и можно было не опасаться погони. Здесь усталым беглецам, наконец, можно было остановиться для передышки, развести огонь и, подстрелив нескольких уток, зажарить их на костре.
Князь Радомир умылся речной водой, ледяной, как в Студеном Море, так что от одного ее прикосновения стучали зубы. Но он, не чувствуя холода, касался ее, точно сказочной живой воды.
- Желан, сварожская река! Значит, я уже дома! Боги все-таки позволили мне, недостойному, увидеть родной край. Теперь можно принять любую судьбу. Желан, твои волны столько раз носили боевые насады и купеческие струги, принеси и весть, что удалось мне вырваться из плена. Хоть не получил я ни чести, ни славы, оставил в плену родных и войско свое, и сам, точно волк, что выдрал лапу из капкана, оставив шерсть и клочья мяса. Только Сияну, ладу мою, величайшую из жен, удалось мне сохранить, наперекор всем бедам. Ты, Желан, хотя бы ради нее, укажи нам путь домой, на Славгородщину!..
Волна плеснула на берег, и в ее шуме князю послышалось:
- Всякое случалось в Сварожьих Землях, и мне, как и сестрам моим, большим и малым рекам, доводилось видеть и победы, и поражения сварожан. Но не по моей вине терпели они беды, не предам я их и впредь.
Вполголоса Радомир повторил свой разговор с рекой, когда жена разыскала его на берегу.
- Что ты шепчешь? Новую песню слагаешь? - улыбнулась она.
Он медленно поднял голову, не сразу возвращаясь к обычным мыслям.
- Нет... То есть, не совсем. Может быть, и это будет в песне. В той самой, которую Светозар Ростиславич мне предсказал, помнишь?
- Хочешь рассказать, как было все? - догадалась Сияна, садясь на землю рядом с мужем.
- Я не то чтобы хотел, это другое совсем, - у Радомира нервно задрожали уголки губ. - Я обязан это сделать, вот и все. Рассказать, как все было, не оправдывая себя. Пусть знают о моей вине целиком, мне теперь все равно! А главное - рассказать, как сражались сварожские воины. Ни численное вражеское превосходство, ни коварство их, ни жара и жажда не могли сломить их! Только лишь я закрою глаза, и вижу, как они бьются с множеством врагов. Брат мой, доблестный Турволод, милый мой сын Бронислав, храбрые племянники, отважные воины наши!.. Каждый из них, павших и плененных - великий герой, хоть и не суждено им было одержать победу. Я обязан сложить о них песню. Нельзя позволить, чтобы потомки забыли их подвиг. Я сложу песню и запишу слова, отдам переписчикам, чтобы сохранили на века, как все было.
- Запишешь, обязательно запишешь, - согласилась Сияна, обнимая мужа за плечи. Ее радовало его желание: значит, его душа выздоравливает постепенно после тяжких потрясений.
- Есть еще одна причина, - продолжал Радомир, полузакрыв глаза. - Я должен повиниться не только за себя, но и других людей предостеречь от моих ошибок. Рассказать о других князьях, нынешних и давних, что, подобно мне, только для себя искали чести и славы. Помнишь, как когда-то говорил Стемир Сильный, как опасно своеволие удельных князей и бояр? Но кто тогда постиг смысл его слов, даже после Орлиной Вежи? Уж точно не я. Вот только теперь начинаю понимать, когда сам проиграл битву. Может, хоть в песне получится объяснить доходчивее?
- Надеюсь, что будет. Песни ведь все слушают с удовольствием, - согласилась Сияна.
- Мне бы сложить эту песню не для застольных удовольствий. Пусть она не услаждает, а тревожит, бередит незаживающие раны. Не для упившихся старым медом, а для тех, у кого сердце обливается кровью за родную землю, будет песнь моя.
- Значит, так и будет. Кому это лучше знать, чем тебе, - покорно проговорила Сияна.
Радомир глубоко вдохнул чистый речной воздух. Песня уже складывалась в его воображении, многие события его неудачного похода сами пересказывались теперь на песенный лад, но он понимал: чтобы закончить ее и перенести на пергамент или бересту, времени потребуется немало. И, хоть он по-прежнему готов был, что славгородцы потребуют его казни, сейчас ему вновь захотелось жить. Ради Сияны и детей, а теперь еще и ради будущей песни, в которую перельется опыт его ошибок. Жаль будет, если не позволят ему сложить ее... Но об этом Радомир никому не говорил.
А Сияна, впервые после встречи как следует разглядев мужа при дневном свете, с болью в душе заметила, как сильно он изменился. Он был худ и изможден, провалившиеся глаза лихорадочно блестели, в каштановых волосах и бороде обильно проступила седина, которой совсем не было до нынешнего злосчастного похода. Сияна, не размыкая объятий, притянула к себе мужа, и он, склонив голову на плечо ей, заснул так крепко и спокойно, как ни разу не отдыхал после своего поражения.
Рядом с ним Сияна незаметно задремала и сама, и во сне сползла, растянувшись на земле. Не замечая холода и сырости, они лежали в обнимку под серым открытым небом - не князь с княгиней, а просто двое измученных путников, от усталости забывших даже про обед, что готовили их спутники. А мимо с неумолчным плеском текли воды Желана, постоянно стремясь к матери-Данатре.
-
Ну, что же, оборотни помогли и очень вовремя помогли. Хорошо, что на них раны быстро заживают. Однако по два седока на каждого волка многовато всё-таки!
-
Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Ну, что же, оборотни помогли и очень вовремя помогли. Хорошо, что на них раны быстро заживают. Однако по два седока на каждого волка многовато всё-таки!
Они большие волки. Да и ехать на них придется только до жилых мест, не до самого Славгорода. Как-нибудь выдержат. Все же не то, что одному везти четырех людей.
Глава 18. Самая главная песня
В первой же деревне славгородский князь со спутниками купили коней и остались переночевать и отдохнуть. Тут же их оставили Беловой с Могутой. Как только их помощь перестала быть нужна, оборотни собрались идти своей дорогой, несмотря на то, что и князь, и особенно Сияна упрашивали их погостить в Славгороде.
- Может, как-нибудь в другой раз. А может, и нет, - Беловой хитро прищурил желтые глаза. - У нашего рода пути не так уж часто пересекаются с людскими. Гораздо реже, чем в песнях поют. Правда, в нашей стае течет и человеческая кровь... Быть может, кто-то из нас и свяжется с людьми, - он многозначительно ухмыльнулся. - Как водится, на свою голову и спину...
Перекувыркнувшись через голову, он встал уже огромным рыжевато-серым волком и помчался догонять своего брата.
Сияне было жаль так скоро расставаться с родичами и союзниками, с которыми столько довелось пережить вместе. Но вскоре она успокоилась. Ведь самое главное - что они вернулись домой, и милый муж ее снова с ней вместе, а чего еще остается желать?
Заночевали в деревне Старые Груши. Приютивший их хозяин довольно большой и уютной хаты, еще молодой смерд по имени Бравлин, послал своего брата гонцом в Славгород, оповестить о возвращении князя, а сам угостил гостей, чем нашлось, истопил баню. Пока хозяйка подавала на стол борщ, свежий хлеб, свиной окорок, вареники с творогом, князь Радомир коротко рассказал о войне и своем бегстве из плена. И выжидательно поглядел на хозяев: что скажут?
Кроме Бравлина с семьей, собрались поглядеть и другие местные жители, расселись по лавкам в хате. Но никто не отвел глаз от князя, как он боялся. Напротив - на лицах сельчан видно было искреннее сочувствие. Молодая хозяйка даже всхлипнула, накрывая на стол. Один из хозяйских детей неслышно подошел и прижался к ногам сидящего за столом князя, как щенок. Радомир ласково погладил белокурые волосы мальчика.
- Что ж теперь, - на правах хозяина дома проговорил Бравлин. - Видно, что тяжко вам пришлось... Ты ешь, государь, ешь и отдыхай спокойно. Вон ты какой тощий, кожа да кости остались. Завтра поедешь дальше, а сегодня отдохни под нашей крышей... Вот, дети мои еще малы, но, как подрастут, я им расскажу, что у нас князь Радомир Градиславич ночевал, когда бежал из плена.
От этих простых слов к горлу Радомира подкатил тугой комок. После всего, что случилось по его вине, этот поселянин еще почитает его князем, приглашает его гостем? Значит, славгородцы вовсе не возненавидели его зв битву на Плачее?
- Спасибо тебе, Бравлин. И вам, добрые славгородцы мои. Вы не подозреваете, сколько сделали для меня, - проговорил он глухо, едва выговаривая слова.
Но по-настоящему он уверился в будущем, лишь когда возвращался в Славгород. Жители, заранее оповещенные, высыпали на улицу встречать князя - все, от мала до велика. Воины, во главе с воеводой Хотеном, даже слегка теснили конями толпу, чтобы не мешала проезжать. Но князь Радомир все равно видел их совсем близко, узнавал многих горожан, в их числе - тех, чьи близкие погибли или томились в плену. Он приближался к ним, точно к судьям, готовым вынести приговор. Однако по лицу князя никто бы не смог угадать, что он весь дрожит от напряжения, он казался просто бледнее обыкновенного. Одна лишь Сияна догадывалась, что он чувствует, и, держась с ним стремя в стремя, шептала на ухо: "Вот мы и дома, ладо мой! Теперь непременно все будет хорошо".
Но ни одного негодующего не донеслось из толпы, никто не бросил камнем, как того опасался и наполовину ожидал Радомир. И те, кого черным крылом задела общая беда, с сочувствием глядели на вырвавшегося из плена князя. Между собой говорили, и их шепот долетал до Радомира: "Видно, что несладко ему пришлось в команском плену! Ладно, что хоть сам освободился, теперь и нашим дорожку проторит, дождемся еще их домой, да поможет пресветлый Хорс".
Подъезжая к своему дворцу, Радомир увидел, что на ступенях стоят, по обычаю держа хлеб и соль, нарядно одетые мальчик с девочкой. Когда же он спешился, горожане приветственно закричали:
- Многая лета князю Радомиру Градиславичу!
- Земля без князя - что тело без головы. Вернулся князь - и княжество снова живет!
Этого князь Радомир уже не мог спокойно выдержать, и на глазах его показались слезы. Как же великодушны люди славгородские, если после всех бед, чудом уцелевшие, не винят его, а по-прежнему чтят своим князем, радуются его возвращению! Горячая волна захлестнула его сердце. Еще никогда он не любил свой народ так сильно, как сейчас, когда со слезами на глазах обернулся к ним.
Эти слезы разглядели горожане, говорили с сочувствием:
- Не мы одни - и государь наш оплакивает общие беды. Он со своими воинами разделял все тяготы, и с нами одним сердцем живет.
Выпрямившись перед ними, глядя на людей запавшими зелеными глазами, Радомир в первое мгновение растерялся. Он не мог выразить, как признателен своему народу. Радоваться он еще не мог, и не те обстоятельства, где уместна беззаботная радость. Хотел поблагодарить их - и чуть ли не впервые не находил слов.
- Люди славгородские, народ мой! - проговорил он, справившись с собой. - Знайте: много храбрых воинов, ваших близких, сейчас томятся в плену, там же и родственники мои. Я при первой возможности постараюсь их всех выкупить из плена, клянусь! Если мало будет моей казны, займу в долг у других владетелей: у дедославльских, червлянских, брониславльских князей... - он помолчал немного, преодолевая гордость, и продолжал: - Данником хитрого Станислава сделаюсь, под его рукой стану ходить, но соберу куны на выкуп пленных. Знайте, что милая жена моя, княгиня Сияна, отдала свои драгоценности, чтобы выкупить меня.
Дружные возгласы приветствовали Сияну, стоявшую, смущенно зардевшись, рядом с мужем. Она подняла руку, прося слова.
- Славгородцы, не хвалите меня! Разве найдется для женщины драгоценность дороже блага ее семьи?
Ее звонкий голос облетел всю толпу. И вдруг послышался шелест и звон. Сперва одна, две, а затем и многие женщины принялись снимать украшения, передавали их и складывали к ступеням дворца. Кто победнее, бросали простенькое серебряное колечко, браслет из дешевого алатыря. Богатые снимали драгоценные перстни, тяжелые золотые браслеты, серьги с каменьями, нити жемчуга. Как это часто бывает в толпе, один поступок заразил многих, и самые тщеславные красавицы, всю жизнь собиравшие драгоценности, теперь соревновались в том, чтобы поскорей от них избавиться. Украшения сыпались градом. Те, кто жертвовал ради выкупа своих родных, отдавали даже самые любимые вещи, что носили, может быть, с самого детства, как давний подарок, надетый родителями. Отдавая драгоценности, подбадривали друг друга задорными возгласами:
- Все, все ценное бросайте, меха тоже! Вот кунья шубка моя! А, девчата? По примеру княгини Сияны, сами выкупим близких, никого не будем просить!
- Тебе-то хорошо: у тебя кун много. А другим и бросить нечего, - протянул другой женский голос.
- Ой ли? - заспорили другие. - А поясок твой шелковый? А сережки? Может, хоть кусочек твоего двоюродного брата да выкупишь ими?
Под общий смех названные вещи летели в уже приметно выросшую горку драгоценностей. Та, что расставалась с ними неохотно, прошипела:
- Ну, и ты теперь свои яхонтовые колты не пожалей, брось со всеми!
- Я уж давно бросила!
А с другой стороны скромно одетая молодая женщина, недавно вышедшая замуж, подошла об руку с мужем, да и швырнула обручальное кольцо, единственное, что на ней было ценного.
- Ну как, Елень, не жалеешь, что такую небережливую хозяйку привел в дом? Пока моего брата с другими воинами не выкупят из плена, я не буду носить кольца!
- Тогда и я не буду! Примите и мое тоже! - кольцо ее мужа со звоном приземлилось рядом с первым. - Надеюсь, всемогущая Лада узнает нас и без них. Ну а потом я, как заработаю, куплю нам другие.
Вслед за Еленем и некоторые другие мужчины стали бросать имевшиеся при них ценные вещи, кто-то спешил домой, чтобы захватить нужное. В толпе послышался резкий молодецкий посвист.
- Эй, бояре! Готовьте куны, не отлынивайте! А то сами придем глянуть, что можно с вас взять!
Такой поворот иным славгородским боярам не очень-то понравился, но, видя решительный настрой толпы, сопротивляться не посмели. Да и собственные более щедрые собратья уже глядели с насмешкой на тех, кто не спешил раскошеливаться. Ладно, в конце концов, проще уплатить часть кун для выкупа пленных, чем наживать себе врагов.
Тем более, что доподлинно глубины боярских сундуков все равно никто не знает...
Конечно, за один день было не собрать кун для выкупа всех пленных. Для этого по всему княжеству пришлось собирать дань: по одной беличьей шкурке с каждого очага. Собирали выкуп и другие княжества, чьи дружины бились на Плачее. Только лишь через год им удалось выкупить пленников кто оставался жив.
Вернулись в свои уделы и пленные князья, причем Турволод казался совсем здоровым, и раны его начинали болеть только при перемене погоды. Празднуя вместе с братом свое возвращение, Турволод на ловах заколол копьем матерого тура, в доказательство, что раны и плен не убавили ему сил.
Дольше всех в плену у команов оставался княжич Бронислав. Только через два года, когда он, наконец, женился на дочери хана Атрака, тот позволил зятю уехать домой. Встретившись после долгой разлуки с родными, Бронислав изумился, как изменилось все, как подросли братья и сестра, младшие из которых вообще его не помнили. Славгородцы удивлялись не меньше - уходил когда-то с отцом в поход юноша-подросток, а вернулся взрослый мужчина, да еще с красавицей-женой. Наиля успела хорошо выучить сварожскую речь и старалась, под руководством Сияны, безошибочно следовать всем обычаям Сварожьих земель. Бронислав без смущения говорил, что его молодая жена упросила своего отца отпустить его. За это он сам полушутя звал ее Свободой, и другие сварожане стали так звать бывшую Наилю, не желая повторять команское имя. Молодые несколько месяцев прожили у родителей в Славгороде, затем уехали в свой удел в Любославле.
Ждан несколько лет прослужил княжеским конюшим, но затем все-таки вернулся в давно отстроенный Веселый Дол. Приехав как-то погостить у родных, он с удивлением встретил девушку, из сирот команской войны, которую в прежние годы не замечал, потому что она была еще мала. Но с тех пор она выросла, приглянулась ему, и он, женившись, ушел со службы и поселился в своей родной деревне, кстати, давно уже снова оправдывающей свое имя. На прощание Ждан получил от князя Радомира в подарок золотую гривну, и ею весьма гордился, надевал ее на каждый праздник, на зависть односельчанам. Но подробностей о битве и плене, и особенно - о том, как бежали оттуда, он рассказывать не любил.
Улаш же, напротив, отлично устроился в Славгороде, ибо князь Радомир щедро наградил его, поставил вровень с самыми знатными боярами, и они вынуждены были принять бывшего команского воина в свой круг. Воевода Хотен отдал свою дочь в жены Улашу, и можно было ожидать, что некогда "безродный полукровка", удостоенный рабской службы, со временем выдвинется в ряды первых вельмож Славгородского княжества.
Ну а свою самую значимую песню князь Радомир Градиславич все же сумел написать. Нелегко и не сразу давалась она ему, и каждое слово в ней возвращало его к неизжитой вине и оживляло в памяти страшные события, так что больно было даже вспоминать. Но замысел песни, раз войдя в плоть и кровь, не мог уйти, пока не был полностью воплощен. Радомира полностью захватило ее написание. Нередко он просыпался среди ночи, осененный новой строчкой, с которой бился вечером и не мог найти применения. Тогда Сияна, тоже проснувшись и не находя мужа рядом, заставала его за столом, при горящей свече, со свитком бересты и пером в руках.
- Опять тебе нет покоя ни днем, ни ночью, - говорила она сочувственно и обнимала мужа за плечи или ложила ладони на лоб ему, как больному.
- Не отнимай рук, с тобой мне и работается легче, - просил он, поцеловав руки жены.
Несколько лет Радоиир слагал свою самую главную песню, в которой действительно полностью поведал обо всех событиях своего похода, не скрывая и тех, что не делали ему чести. Но и после того как отдал ее переписчикам, впоследствии постоянно продолжал улучшать и исправлять, что считал нужным, так что она воистину стала делом его жизни.
-
Конечно, возвращение в своё княжество было и испытанием и радостью. Всё хорошо, что хорошо кончается. И дар поэтический Радомиру пригодился, песню свою сложил.Спасибо, эреа Артанис!
-
А как Радомир назвал свою песнь? Должен же был как-то поименовать.
Спасибо, эреа Артаинс! У Вас, как всегда, получилась удивительно светлая история.
-
Благодарю вас, мои милые читатели, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-* И всех других, если кто-нибудь еще читал.
Конечно, возвращение в своё княжество было и испытанием и радостью. Всё хорошо, что хорошо кончается. И дар поэтический Радомиру пригодился, песню свою сложил.Спасибо, эреа Артанис!
Все-таки поняли и приняли его славгородцы. И без того жизнь стала для Радомира непростым уроком. А песня, может быть, самое важное, что ему предстоит сделать, более значимое, чем война или политика.
А как Радомир назвал свою песнь? Должен же был как-то поименовать.
Спасибо, эреа Артаинс! У Вас, как всегда, получилась удивительно светлая история.
А, кстати, в старые времена именовали былины и поэмы? Обычно назывались по именам главных героев, или по краткому описанию событий, чтобы понятно было, о чем идет речь. Оторванные от сюжета названия, непонятно какое отношение имеющие, кажется, изобретение более поздних времен.
Ну а пока следует рассказать еще кое-что, чтобы не потерять никого из героев. :)
Вскоре после возвращения из плена до Радомира дошли вести от друга его юности, князя-изгоя Ярослава Стемирича. Тот много лет скитался по чужим краям, но все-таки исполнил предсказание старого Светозара: после многих опасных приключений он женился на царице горского народа, и теперь именовался царем карсадарийским.
А спустя пять лет Ярослав с супругой и свитой сам приехал в Славгород!
С городской стены издалека разглядели катившиеся по степи колесницы, богато украшенные самоцветами и драгоценными породами дерева, мчавшихся всадников в диковинных одеждах, на конях в золотой сбруе. Все ближе катилось невиданное шествие, будто солнце и утренняя заря взошли этим утром с другой стороны.
- Какая красота! Что у них за кони! - младшие княжеские сыновья хотели бы полететь вперед, первыми встретить гостей, и только приказ родителей удерживал их на месте.
Князь Радомир с семьей сам выехал встретить гостей. Он не сразу поверил своим глазам, узнав друга своей юности в облачении чужеземного царя. Ярослав сильно изменился за эти годы, многое пережил и многому научился, и, если бы он не подъехал первым, Радомир, пожалуй, мог его не узнать. А рядом с ним на белом, как молоко, коне ехала прекрасная и величественная женщина. Раз увидев ее, никто не мог усомниться, что она одна достойна быть царицей.
- Леона, царица карсадарийская, - представил ее Ярослав, приблизившись к Радомиру и Сияне. - Ей - не знаю, за какие заслуги, - угодно было избрать меня супругом, а теперь она желает познакомиться с моей родиной. Рад вас видеть вместе, - он улыбнулся Радомиру с Сияной.
- Да, нам посчастливилось, - не задумываясь ни на миг, согласился Радомир. - Несмотря ни на что, мы вместе пережили все невзгоды.
- Мы тоже, - проговорила царица Леона на неожиданно чистом сварожском языке, лишь едва заметный чужеземный выговор напоминал клекот хищной птицы. При этом ее строгое лицо озарилось улыбкой, за которую каждый охотно простил бы ей прежнее высокомерное выражение. В эту минуту Сияна не усомнилась, что Ярослав женился на царице по любви, а не только ради ее титулов и владений. Она охотно протянула гостье обе руки в знак приветствия.
- Спасибо тебе за честь, государыня! Добро пожаловать, только не обессудь, что дом наш скромен.
- У нас говорят, что дружеский дом никогда не бывает слишком бедным, - тепло проговорила Леона. - Царь Ярослав много рассказывал мне о вас, и я буду счастлива познакомиться с вами.
Свита карсадарийской царицы въехала в город. Кроме витязей-горцев, здесь было немало женщин, вооруженных не хуже: в свободных туниках по летнему времени, с копьями и луками за спиной, они держались в седле не так, как мужчины, а сгибая ноги в коленях вдоль спины коня. Все карсадарийцы, как уже говорилось, были одеты весьма богато, каждый предмет их обихода сделан изящно и красиво. Казалось, что многоцветная сияющая радуга, что отражается от снежных вершин гор, вдруг решила спуститься на сварожские равнины.
Радомир и Ярослав ехали рядом, поглядывали друг на друга, дивясь всем переменам, и негромко беседовали.
- Что, выходит, все-таки правду напророчил нам обоим Светозар Ростиславич? - усмехнулся славгородский князь.
- Да, хоть и казалось его пророчество мне когда-то несбыточной сказкой, - Ярослав покачал головой. - Слышал и сочувствовал, что тебе довелось пережить, но, поверь, и нам в Карсадали приходилось нелегко.
- Но все-таки, многое оборачивается к лучшему, - Радомир еще раз оглядел величественную царицу и ее блестящую свиту. - Поверить не могу: ты теперь царь, ровня агайским и аллеманским владыкам! Да ведь царского звания не носил ни один из сварожских князей. Даже Бронислава Великого агайцы величали царем только из лести, а принимать такой титул среди своих он и не думал. Как тебе, корона-то не жмет?
- Не особенно, - на голове Ярослава вместо короны был надет тонкий золотой обруч, почти терявшийся в белокурых волосах. - Нам слишком долго приходилось вместо корон боевые шлемы носить. Да и самое главное совсем не в том. Я любил бы Леону, даже не будь она царицей. Хотя мне никогда не приходило в голову представить ее кем-то еще. Она правит своей страной умнее и решительнее, чем мог бы мужчина. Впрочем, без лишней скромности скажу, что и я кое-чем помог ей во время колдовских войн...
- Расскажи потом, насколько можно! Наверняка твою историю можно слушать, как настоящую песню, - попросил Радомир. - А пока скажи, как это вас занесло в ваше захолустье? Не только же к нам в гости снарядились в таком блеске?
- В общем, ты прав, но первым делом мы заехали именно за тобой, - Ярослав хитро усмехнулся и хлопнул рукой по плечу Радомира.
- Как это?..
- Очень просто: мне и вправду хотелось показать Леоне свою родину, а она решила заключить договор со Сварожьими Землями, раз уж довелось породниться. Так что собираемся мы в Брониславль, к князю Станиславу Мирославичу. Поедешь с нами? Думаю, тебе интересно поглядеть, как мы встретимся.
Радомир беззвучно расхохотался, едва сдерживая неуместный на людях смех. Даже Сияна удивленно взглянула на него.
- О, тогда я охотно поеду! Станислав, когда увидит тебя царем, да с такой женой и с богатой свитой, откусит себе бороду, а на это стоит поглядеть.
Почти так и получилось, когда карсадарийцы, проехав до Великой реки, погрузились там на торговые ладьи и по воде добрались до Брониславля. Правда, князь Станислав Мирославич все же не откусил себе бороды, увидев изгнанного им племянника в царском звании; для этого он слишком хорошо умел владеть собой. Но все же заметно было, что он сильно растерян таким поворотом судьбы, и оттого Ярослав с Леоной смогли у него добиться выгодных условий...
Но это все было после, а пока гости прибыли только в Славгород, где их встретили с искренним радушием, пусть даже не настолько богато, как в более значительных владениях.
Десять дней почетные гости прожили в Славгороде. Охотились, показывали свою удаль, пировали каждый день. Царица Леона и ее воительницы и на ловах, и в состязаниях воинских не уступали мужчинам. Одно удовольствие было глядеть на стремительных всадниц, мчащихся по степи за сайгаками или дикими лошадьми, спускающих с руки ловчих соколов. По словам Ярослава, в Карсадари некогда поселились последние из древних воительниц-амазонок, и их обычаи частично передались будущим поколениям. Разумеется, далеко не все женщины хотели бы сменить прялку на копье, но в царице Леоне возродился дух старых времен, и многие знатные женщины тоже научились владеть копьем вместе с ней. И как раз вовремя. По смутным намекам гостей, всего несколько лет назад только мужество всех, и мужчин, и женщин, спасло Карсадари.
- Но я надеюсь, теперь там все благополучно, раз вы смогли надолго уехать? - осторожно поинтересовалась Сияна в первый же вечер у своих гостей.
- Конечно, иначе мы не уехали бы, - ответила царица Леона. - Наместником остался мой родственник, царевич Амран. Он и его жена очень много сделали для нашей победы над князем-колдуном Мхитаром. Амран разделяет временную власть с моей теткой, царевной Хорасаной, которую я почитаю, как родную мать. Так что я не боюсь отлучиться ненадолго.
Рядом со знатной гостьей Сияна сперва чувствовала себя неловко. В Леоне без всяких усилий с ее стороны ощущалась царственная властность, даже если она старалась держаться просто. Она, совсем юной унаследовав престол царства, окруженного сильными врагами, смогла удержать его над бездной и сделать сильнее, чем прежде. Она принимала законы и лично вела войско в бой против колдунов и чудовищ. Сияне трудно было поверить, что перед ней женщина моложе нее самой, она готова была в ней видеть лишь героическую государыню, существо совсем иной природы. Но Леона держалась с ней очень сердечно, и с большим интересом расспрашивала славгородскую княгиню о ее путешествии к команам и о шахматной партии с ханом Атраком. И постепенно обеих женщин связала такая же крепкая дружба, как и их мужей.
Ярослав с Леоной привезли двоих своих детей. Шестилетний царевич Арслан и четырехлетняя царевна Хорасана подружились с младшими из княжеских детей, Ярием и Забавой, и все вместе целыми днями играли, бегали и возились, порой дрались и мирились снова, как самые обычные дети в их возрасте. Родители им не мешали, но велели кому-нибудь из слуг порасторопнее все время приглядывать, чтобы ничего не случилось.
Как-то вечером, когда детей уже отправили спать, Ярослав озорно подмигнул Радомиру:
- Неплохо бы нам, когда дети подрастут, поженить кого-нибудь из них, а?
Славгородский князь даже поперхнулся, сам бы он не решился предложить такое.
- Для нас это большая честь! А как вы, в Карсадари? Мы-то ведь не царской крови, даже среди князей далеко не первые...
- Ты мой друг, а это дороже всех титулов. Леона согласна, ей очень нравится ваша семья, но она просила меня поговорить первым. И мне бы хотелось, чтобы мой сын в будущем женился на сварожанке. Или чтобы дочь вернулась в Сварожьи Земли, хоть сам я и обрел на чужбине новую родину.
Радомир понимающе пожал его руку.
- Поглядим, как все сложится в будущем... Я надеюсь, мы не в последний раз видимся, так что будет время решить. Младшие дети вырасту еще не скоро, спешить некуда. Если Боги так судили, они полюбят друг друга, когда вырастут.
- Я слышал, старший сын у тебя уже совсем взрослый? - спросил Ярослав.
- Да уж! Его команка ему родила сына, и уже ждет второго ребенка, - Радомир фыркнул. - У кого еще появятся внуки так рано, как у нас с Сияной? Это же уму непостижимо: моя Сияна - и вдруг бабушка!
Ярослав скупо улыбнулся.
- Нам до этого далеко. Я все еще не вполне верю, что у меня взаправду есть семья, есть свои владения. Иногда мне кажется, что Леона, дети - все они только снятся мне.
- Это бывает. Мне, когда вернулся из плена, долго снилось, что я еще там, и у меня нет больше ни Сияны, ни детей - ничего. Но потом прошло.
- Расскажешь потом, как все было? В песне, имею в виду?
Радомир вздохнул, глаза его затуманились.
- Сегодня на пиру спою. С тех пор прошло достаточно лет. Если уж я теперь не решусь говорить открыто, всю жизнь буду убегать от себя...
Ярослав крепко пожал ему руку.
- Ты справишься. Карсадарийцы тоже любят песни, тебе бы у них понравилось. Они, как и сварожане, запомнят ваш подвиг.
- Про неудачников...
- Про доблестных воинов.
Так, в этот вечер, князь Радомир впервые решился спеть свою самую главную песню. Как будто и не так уж длинна была она, но слушатели успевали пережить самые разные чувства: тоскливое предчувствие - от знамений в начале похода, негодование - от вражеского коварства, воодушевление небывалой стойкостью сварожских воинов, боль, отчаяние - когда они были разбиты, тоску - вместе с княгиней Сияной, тревогу за бежавшего из плена князя и радость от его возвращения домой. Не было ни одного человека, что остался бы равнодушен. Даже карсадарийцы, не знавшие сварожской речи, улавливали интонации и то плавно покачивали головами, то гневно топали ногами, в такт резкому звону струн лютни.
Когда князь Радомир закончил свою песню, все поведав так или почти так, как было здесь записано, уж миновало далеко за полночь. Слушатели помолчали, осмысливая все, что открылось им. Наконец, царь Ярослав переглянулся с царицей Леоной, поднялся с места, и произнес:
- Я песен петь не умею, но, как смогу, постараюсь рассказать о колдовской войне в Карсадари все, как было. А вы после переложите в песню или запишете так, если будет угодно...
И принялся рассказывать так или почти так, как впоследствии было записано. Долго длилось его повествование. Уже румяная Утреняя Заря, надев алую фату, вышла запрягать сияющих коней в колесницу милому мужу, пресветлому Хорсу-Даждьбогу. Уже его огненный щит разбудил и согрел все живое своим теплом. А гости и хозяева не расходились, продолжали слушать небывалую повесть.
Ну вот, я закончила "Песнь степей"! Спасибо всем, кто был со мной, помогал, вдохновлял, поддерживал, советовал! :-* Без вас у меня ничего не получилось бы.
-
Спасибо, эреа Артанис, увлекательная получилась повесть и поучительная. То, что Радомир, наконец, сумел рассказать в песне правду о своём походе - очень хороший вариант. Жаль расставаться с вашими героями, но, их судьбы, здесь, в повести, зависят от автора. Ещё раз спасибо за интересную историю
-
Превосходный финал! Замечательно!
-
Спасибо за увлекательную, светлую и мудрую историю, эреа Артанис! :) С Вашими героями грустно расставаться, но радостно, что все закончилось хорошо! :)
-
Благодарю вас от души, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа Эйлин, а также всех, кто еще мог прочесть это произведение или прочтет его в будущем! :-* :-* :-*
Если у меня что-то получилось, то я, по справедливости, вам благодарна за помощь и за внимание больше, чем вы мне. Без ваших советов и поддержки я не много бы успела.
Спасибо, эреа Артанис, увлекательная получилась повесть и поучительная. То, что Радомир, наконец, сумел рассказать в песне правду о своём походе - очень хороший вариант. Жаль расставаться с вашими героями, но, их судьбы, здесь, в повести, зависят от автора. Ещё раз спасибо за интересную историю
Думаю, что песня его надолго запомнится людям. :) Разумеется, он рассказал все как было, не стараясь оправдать себя.
Ну а дальше, я надеюсь, судьба Радомира и Сияны, и их родных, сложится по возможности благополучно; а там, как уж судили им сварожские Боги. Но думаю, что главные свои испытания они уже преодолели - и преодолели с честью. :)
Спасибо за увлекательную, светлую и мудрую историю, эреа Артанис! :) С Вашими героями грустно расставаться, но радостно, что все закончилось хорошо! :)
Остановиться вовремя надо уметь. Тут вот зато вырисовывается своя история для некоторых других персонажей. :) Надо же узнать, каким образом у Ярослава осуществилось пророчество Светозара?
-
С наступающим Новым Годом всех форумчан, и особенно - гостей этой темы! :-* :-* :-*
Я тут к празднику написала маленькую зарисовку о детстве героев "Песни степей" - Радомира и Турволода. Возможно, со временем она станет частью будущего сборника рассказов о героях МИФа, о тех эпизодах, что остались за кадром в основных произведениях. Ну а пока, пусть идет отдельно.
Зимняя песнь
К Празднику Зимнего Солнцестояния начинали готовиться за целую луну до него. Еще не выпал снег, а в храме Хорса стали налаживать большое колесо-огниво, которым, по обычаю, высекали пламя на празднике. Его начистили песком до блеска, подновили алой краской священные знаки на ободе и ступицах, закрепили в пазах новые веревки. Мужчины, назначенные в этом году добыть священный огонь, заранее гордились собой, ходили с торжественно-многозначительным видом, точно не сомневались, что лишь их усилия вернут Славгородской Земле тепло и солнечный свет на следующий год.
Но священный огонь - это далеко не все! День Зимнего Солнцестояния - один из важнейших праздников для сварожан, и взрослым людям приходилось многое сделать задолго до его наступления. В каждом доме теперь трудились, не покладая рук, впридачу к своим обычным занятиям.
Для малолетних сыновей славгородского князя Градислава Драгомирича - Радомира и Турволода, в прежние годы День Зимнего Солнцестояния означал лишь веселье, и они уже представляли, как будут кататься с ледяной горки и бросаться снежками до упаду. Но оказалось, что с этого года им тоже следовало кое-что сделать ради Светлого Хорса. Наставник мальчиков, боярин Славята, поручил Радомиру сделать лиру для жертвы Подателю Благ. А Турволод, в свои девять лет уже усиленно обучавшийся воинским умениям, должен был сжечь на священном костре свои лучшие стрелы.
Узнав об этом, Турволод нахмурился, как бычок. А Радомир, с самого месяца грудня обтачивавший деревянную рамку для лиры, куда еще предстояло надеть панцирь черепахи и натянуть струны, вздыхал и стонал, когда нож после неловкого движения очередной раз ранил ему руки.
- Столько времени, столько стараний - и все затем, чтобы сжечь на костре сделанную мной лиру? Для чего? - вздыхал он, вынужденный терпеливо просиживать от завтрака до полудня под присмотром Славяты.
- Ты же любишь музыку и песни. Для того, чтобы на следующий год Хорс послал тебе еще больше новых песен. Он любит, когда люди дарят ему изделия своих рук. Землепашцы готовят для священного костра снопы и ветви плодовых деревьев, а ремесленники жертвуют изготовленные вещи... Радомир, ты неправильно ведешь нож! Разве так должна быть изготовлена рамка для лиры?
Мальчик бросил нож на стоявший перед ним низкий столик, встряхнул затекшими руками.
- Какая мне разница? Я же все равно не смогу на ней играть. Ее придется сжечь. Сойдет и такая! - воскликнул он, тряся растрепанной головой. В его каштановых волосах запутались стружки.
- Нет, не сойдет! - голос наставника стал негромким, но строгим. - Как ты просишь, так и отвечено тебе будет. И помни, что ты жертвуешь свою будущую лиру не для Хорса, а для себя. Если Дарующий Бог сочтет, что ты даже хорошую лиру от плохой отличить не желаешь, и стало быть, не достоин посланного Им дара, Он может его и лишить. Думай о лире, на которой смог бы сыграть свою самую лучшую песню.
Радомиру очень хотелось что-то возразить, но он подавил вздох, и снова взялся за работу, пристально глядя своими блестящими зелеными глазами на деревянную рамку, которую вырезал ножом.
- Я потом сделаю лиру не хуже этой - уже для себя, проговорил он, а затем, увлекшись работой, замурлыкал про себя что-то без слов, но красиво и мелодично.
Славята хотел было погладить своего ученика по взъерошенным волосам, но в последний миг удержался.
- Вот это уже достойное намерение, и его Хорс наверняка благословит, и пошлет тебе в будущем вдохновение! Если, конечно, ты сам не будешь сидеть, сложа руки. Боги помогают тем, кто сам не сидит сложа руки, а улучшает свои навыки, стремится к лучшему. Только умелый и искусный добивается цели - в любом занятии. Еще и в этом состоит цель зимних пожертвований!
За дверью послышался громкий топот, затем она резко распахнулась, ударившись о стену, и в горницу не вбежал, а ворвался младший княжич - Турволод. Ему было к тому времени всего девять лет, он был высок для своего возраста, и, судя по длинным рукам и ногам, обещал вырасти самым рослым из рода Драгомиричей. Как многие дети, он не ходил, а бегал, и всегда хлопал дверями, невзирая на замечания старших. Сейчас он вернулся со двора, раскрасневшийся с мороза, так что круглые щеки горели, как и его рыжие волосы. Бросив на стол шапку, с которой стекал растаявший иней, мальчик положил рядом пучок ровных и прямых ясеневых стрел с красными перьями.
- Вот, наставник! Я принес мои лучшие стрелы, чтобы сжечь их в праздничном огне, - голос мальчика предательски дрогнул. - Это были хорошие стрелы, всегда летели точно в цель! На будущий год Хорс пошлет мне еще более меткие?
Боярин Славята украдкой улыбнулся, сняв со стола шапку мальчика, чтобы с нее не стекала вода.
- Непременно пошлет! А у тебя к следующему году руки окрепнут, глаз станет зорче, лук и стрелы возьмешь больше размером, ближе станешь к настоящему воину.
Славята положил рядом лук с натянутой тетивой и заготовку для будущей лиры, представляя, как загудят на ней струны.
- Смотрите, витязи мои! Рога лиры округлы и стянуты струнами-лучами, как и лук с тетивой-лучом. И лук, и лиру нам послал сияющий Хорс. Агайцы называют Его Аполлоном, и тоже представляют то владыкой далеко разящих стрел, то - хозяином сладкозвучной лиры. Это будут хорошие подарки. Не забудьте накануне праздника изобразить на них знак Солнечного Колеса!
Славята вышел, закончив урок. Мальчики же с минуту сидели молча, разглядывая изделия своих рук, которые предстояло посвятить Богу Солнца. Затем Радомир хлопнул себя ладонями по коленям, вскочил с места.
- А пойдем посмотрим, правда ли все работают над подарками Хорсу!
Младший брат тут же вскочил с места и засмеялся так, что Радомиру пришлось толкнуть его в бок.
- Тише, сейчас весь дворец всполошишь! И не топай, как зубр - мы идем на разведку!
Стараясь двигаться осторожно, как их учили воины-наставники, юные княжичи прошли из жилых покоев дворца в пристройку, где работали ремесленники. Двери гончарной мастерской были приоткрыты, в печи гудел огонь, облизывая бока высоких кувшинов, более низких, округлых горшков, украшенных росписью ваз. На столе стояли уже готовые изделия, отмеченные каждое не клеймом мастера, а солнечным колесом, в знак обещания.
То же самое мальчики застали и в древоотделочной мастерской, куда любили заходить и раньше. На верстаке стояли искусно выточенные фигурки петухов, коней, собак, быков, людей. Одни были только что сделаны, другие уже раскрашены яркими красками. Но на всех стоял знак Солнечной Колесницы.
В ткацкой мастерской женщины вышивали рушники. Радомир даже на миг приостановился, любуясь разноцветными узорами, изображавшими деревья и цветы, зверей и птиц, небесные светила и священные символы. У каждой мастерицы был свой, неповторимый рисунок. Лишь одно было общим для всех -знак Солнечной Колесницы в правом верхнем углу каждого рушника.
Княжеская ключница Желань, сидевшая с шитьем у окна, подняла голову, улыбнулась вошедшим мальчикам.
- А, княжичи! Поглядеть пришли, как мы подарки Ясноликому Хорсу готовим?
- Я раньше не замечал, а теперь, гляжу, все вокруг только о празднике священного костра заботятся! - с удивлением произнес Радомир.
Постоянно прищуренные от напряжения, уже окруженные заметными морщинами глаза пожилой ключницы удивленно расширились.
- А как же иначе, княжич? Если ничего не дашь, то ничего и не получишь, то ведомо всем вокруг! И Ясноликому Хорсу тоже приятно будет среди зимы узнать, что мы его помним и ждем назад, что желаем Ему силы, чтобы поскорей одолел Хозяев Зимы. Вот и ладно будет для всех!
Вышли в переход мальчики, непривычно задумчивые. Выходит, прав был Славята: и вправду все люди посвящали лучшие изделия своих рук к Празднику Зимнего Солнцестояния. А тогда, разумеется, и им не жаль поработать ради общего блага. Но одно лишь теперь почему-то не давало Радомиру покоя.
- Послушай, братец! До праздника ведь еще долго. Едва только студень-месяц настал. А где же готовые изделия будут лежать до тех пор? Их же под крышей Хорс не увидит до священного костра! Вот бы их показать Ему раньше? Чтобы уже теперь знал, как мы надеемся и ждем Его прихода!
Турволод приостановился, исподлобья взглянул на брата.
- Что это ты задумал? Не на крышу же хочешь повесить подарки?
- Ну нет! На крышу неудобно! - задумался Радомир, выходя с братом на крыльцо и глядя на остроконечные, заметенные снегом кровли княжеского терема. - А вот если...
Он озирался по сторонам, и его взгляд упал на высокую ель, растущую во дворе. Она была выше всех крыш и стройна, как копье, а ее черно-зеленую хвою красиво укутывало снежное покрывало.
- А вот если бы развесить подарки на этой елке, то не только Хорс, но и все люди увидели бы наперед, и стали бы готовиться к празднику еще быстрее!
Турволод даже присвистнул, оценивая высоту дерева. Ветви у ели начинались высоко, и взобраться по ней было бы непросто...
Но "непросто" не охлаждало пыла маленьких княжичей. Они знали, что им в будущем предстоит предводительствовать боевой дружиной, а значит - быть во всем первыми. И они уже теперь скакали наперегонки на невысоких команских лошадках, учились владеть мечом и копьем, стрелять из лука, плавать. И почему бы им, в самом деле, не забраться на высокое дерево, даже если этого от них никто не просит?
- Придется подставить лестницу, чтобы забраться наверх, - почему-то заговорщицким шепотом произнес младший брат.
Сказано - сделано! Вскоре мальчики вернулись к елке, набрав большую корзину предметов, приготовленных для священного костра. С трудом притащили самую высокую лестницу от овина. Больше всего боялись, что кто-нибудь помешает им. Но, к счастью, снег во дворе уже закончили расчищать, а других работ на улице зимой мало, так что никто не показывался.
Радомир полез вперед по деревянным ступеням. То и дело ему в лицо упирались жесткие колючие ветки, и он осторожно отводил их от глаз. За шиворот осыпался снег, таял, стекая мокрыми ручейками. Мальчик порой непроизвольно ежился. Пахло смолой, так сильно, что можно было представить себя в настоящем лесу. Такая огромная ель и была, как целый лес, и он, осторожно прижавшись лицом к темной хвое, закрыл глаза, вдыхая крепкий смолистый вромат.
- Эй, Радомир! Ты идешь вперед или нет? Ты что, уснул там? - донесся снизу возмущенный голос брата.
Старший княжич встряхнул головой.
- Иду! - воскликнул он. И, достав из своей корзинки деревянного петушка, раскрашенного алым и золотым, гордо привязал его веревочкой к еловой ветке.
- "Мы летим выше крыш, по ветвям, что пронизывают тучи... пронзают тучи..." - по привычке замурлыкал Радомир, вмиг складывая песню о том, что творилось вокруг. Тут, казалось, бы, следовало сосредоточиться и глядеть в оба, чтобы удержаться на узких ступеньках лестницы. Но Радомиру никогда не требовалось напряжение воли, чтобы сочинять стихи, они приходили ему в голову сами собой. И, чем выше братья карабкались среди колючих ветвей, тем громче старший из них напевал строки, рождающиеся в его голове в то же мгновение.
"Вот перед нами колышутся черные ветви... Хлещут в лицо нам колючие черные ветви... Мы же бесстрашно движемся дальше, на землю не глядя. К самому солнцу, к высокому небу Сварога!"
Карабкаясь по лестнице по пятам за братом, Турволод ухватил его за подол кожуха.
- Нашел время песни петь! Держись лучше крепче...
- Да я держусь!.. Вот, сюда рушник с конями. А чуть повыше - бусы. Здесь их видно будет. Солнце на них станет переливаться.
- Радомир, меня пусти! Я сам хочу повесить на дальнюю ветку.
Не дожидаясь разрешения, Турволод пролез вперед и стал рядом с братом. От его движения лестница покачнулась, и у Радомира замерло сердца, покатилось куда-то вниз. Он только теперь разглядел, как высоко они забрались. Где-то далеко внизу из-под снега выглядывали крыши построек, совсем маленькие, точно деревянные игрушки. Вцепившись одной рукой в руку брата, а другой, на которой болталась корзина с приношениями - в перекладину лестницы, он медленно повернул голову. Высокие шпили княжеского терема, такие высокие, когда смотришь с земли, сейчас были у них под ногами. Радомир едва не вскрикнул, однако не посмел. Он слышал, как скрипит под ногами лестница. Главное сейчас им с Турволодом - сохранить равновесие. Стоит одному из них покачнуться, и их ненадежная опора увлечет их вниз.
Радомир перевел дыхание, и вдруг почувствовал, как веет ветер вокруг разгоряченного лица. Прежде он не замечал его холодного дуновения. А с неба - или с веток высокой ели, - все сыпались и сыпались снежинки, точно крохотные белые звездочки.
Турволод же не ведал страха, что пришлось, хоть на одно жуткое мгновение, пережить его старшему брату. Он щедро раздарил еловым веткам их приношения: деревянные фигурки птиц, коней, собак, людей; маленькие глиняные кувшины с начертанными на них пожеланиями; вышитые женщинами рушники; нитки цветных блестящих бус. Никогда еще старая княжеская ель не стояла такой красивой и нарядной, как сегодня.
- "Выше крыш заберемся, оставим подарки мы щедрому Хорсу, подателю блага. Он же, увидев их с неба, скорей приведет деву-Весну в зеленых одеждах, в венке из цветов, ту, что всю землю согреет, и счастьем одарит живущих." - снова запел Радомир, веря, что так и будет. Иначе просто не может быть.
Здесь, на высоте, еловые ветви становились более редкими, и уже не так хорошо прикрывали мальчиков от ветра. Он же дул все пронзительнее, как будто сама ледяная Морана смеялась над попытками двух детей заклинать Солнце. Лестница под ногами поскрипывала, вздрагивала. В какой-то момент особенно сильный порыв ветра все-таки качнул ее вместе с судорожно вцепившимися мальчиками. Но крепкая еловая развилка тут же приняла на себя лестничные столбы, стала держать еще крепче.
Радомир взглянул на брата. У того лицо было белее молока, так что на щеках и носу проступили все веснушки. Глаза у Турволода едва не выкатились из орбит, а рот он приоткрыл, но не мог ничего сказать. Радомир и сам почувствовал, как из-под его шапки по лбу стекает пот.
- Ничего, братец! Мы выберемся!
- Ага! - младший брат заглянул в свою корзинку, уже совсем опустевшую. Достав оттуда покрашенную золотистой краской звездочку, привстал на цыпочки, чтобы подвесить ее как можно выше, в самую густоту темной хвои на вершине могучей ели. - Гляди, Радомир! Наши пожертвования будут выше всех!
Радомир не успел ответить. Потому что снизу донесся крик:
- Спускайтесь вниз! Голова закружится! - остальные слова унесло ветром.
Внизу, под деревом, уже столпились княжеские слуги, держали на весу плащи, готовясь их ловить.
- Сейчас! Сейчас! - в два голоса ответили мальчики, бросая вниз опустевшие корзинки и начиная спускаться.
- Радомир! Турволод! - послышалось снова. И что-то такое было в этих голосах, что у Радомира вновь защемило сердце, только теперь не от страха - от стыда.
Спускаясь вниз, он на миг повернул голову. На крыльце, возле высоких перил, стояли их родители - князь Градислав Драгомирич и княгиня Яснолика. Видно было, что они очень спешили. На широких плечах отца был наброшен кожух поверх домашней сорочки, его поседевшие волосы растрепались, а лицо было таким же бледным, как у Турволода минуту назад. А княгиня даже не замечала, как с ее головы упало пуховое покрывало, руку держала возле губ, чтобы не крикнуть.
Увидев внизу своих родителей, Радомир с Турволодом очутились на земле быстрее белки. Опустевшие корзинки из-под приношений мягко опустились в снег раньше них. Бросившись к крыльцу, старший княжич оглянулся на дивно украшенную ель, а потом смело поднял глаза на князя с княгиней.
- Глядите: День Солнцестояния еще не пришел, а наши дары ближе всех к Солнцу! Хорошо же получилось! Теперь и у нашей елки тоже праздник!
- Праздник! - княгиня Яснолика стремительно подошла к сыновьям, начала отряхивать от снега их заиндевевшие плечи, спины, так что мальчики чуть не валились с ног от ее шлепков. - Вы же могли разбиться! С такой высоты! Страшно глядеть! Совсем не жалеете нас с отцом!
В гневе у славгородской княгини сильнее слышался влесославльский "цокающий" говор, непривычный для обитателей Исконных Земель. Сыновья уже знали, что Яснолика была когда-то влесославльской боярыней, знатной, но совсем не княжеского рода. Князь Градислав познакомился с ней, когда жил в изгнании во Влесославле, и Радомир там и родился. Теперь, еще молодая, образованная и энергичная женщина, княгиня Яснолика не стеснялась подавать голос в домашних заботах, и оба сына обычно ее слушались.
Теперь, от упрека матери, Радомиру стало стыдно, так что лицо его вспыхнуло огнем. Он не взглянул на брата. Тот еще маленький, и он ни при чем. Вина лежит на нем, старшем. И он шагнул навстречу родителям, с усилием подняв глаза, с сожалением видя перед собой бледное, разом постаревшее лицо отца.
- Прости нас, батюшка! Мы ведь не просто играли, мы хотели порадовать светлого Хорса, чтобы поскорей привел весну, чтобы ушли злые морозы, и настало тепло! - уверенно проговорил он.
А Турволод добавил, тут же став плечом к плечу со старшим братом:
- И все хорошо закончилось! Мы же победили!
Князь Градислав Драгомирич глубоко вздохнул, чувствуя, как успокоилось только что захолонувшее сердце. Протянул обе руки мальчикам. Их рукавицы были все в застывшей смоле и еловой хвое.
- Вы - мои маленькие герои! Я рад убедиться, что мои сыновья растут храбрыми и преданными, как настоящие сварожские витязи.
Мальчики выпрямились, точно враз сделавшись выше ростом. А княгиня укоризненно взглянула на мужа.
- Государь! Не хвали их за нелепые проделки!
- Я рад видеть в них лучшее из своего детства, - тихо, задумчиво промолвил Градислав. - Мы в детстве с братом Радомиром тоже то с забора прыгали, то на необъезженных конях скакали ради удальства. А если попадались - то за все отвечали вместе. И боль, и стыд неудачи вполовину слабее, когда делишь их с братом.
Княгиня только всплеснула руками.
- Ну, с таким примером, конечно, пусть резвятся, пока шею не сломят!
Мальчики стояли молча, прилежно слушая. Им уже многое было известно из сложной и запутанной семейной истории. Радомир знал, что его назвали в честь брата отца, давно погибшего от рук великого князя Ярополка. Но те события миновали еще до их рождения и, казалось, были так же давно, как времена Бронислава Великого или еще более ранние.
Турволод даже подскочил, опередив старшего брата:
- Мы всегда будем храбрыми и преданными!
Князь Градислав Драгомирич положил руки на плечи мальчикам.
- Счастья вам, сыны мои! Пусть так будет, как вы говорите!.. А ко мне сегодня приехал гонец от Драгомира. Он приедет к Празднику Зимнего Солнцестояния!
- Братец Драгомир приедет? Вот это здорово! Значит, отпразднуем все вместе!
- И мы ему покажем самую нарядную ель!
Луч солнца, пробив белесые снежные тучи, озарил высокую княжескую ель, и на ней ярко блеснули посеребренные и позолоченные игрушки, отразились искорки в разноцветных гранях бус.
Спустя седьмицу наступил День Зимнего Солнцестояния. В этот день обыкновенно устанавливалась ясная погода. Даже если накануне бушевала метель, то здесь Хорс хоть ненадолго, но одолевал злую Морану. Хоть его лучи не могли согреть озябшую землю, но, по крайней мере, светили ясно, и их свет отражался от плотного белого покрова.
Не подвел и нынешний день, морозный, но солнечный и ясный. Жители Славгорода с утра собрались на праздничной площади, неся дары пресветлому богу. Складывали их вместе - самые разные вещи, сделанные своими руками, отмеченные знаком солнечного колеса.
Одними из первых, как подобало княжеским детям, подошли и Радомир с Турволодом. Первый, слегка вздохнув, положил в основание будущего костра отлично сделанную арфу, а второй - лук и стрелы. При этом они старались не поддаваться сожалениям, ведь хорош лишь добровольный дар.
Все славгородцы, облаченные в самые лучшие праздничные одежды, складывали горкой свои дары. Их было столько, что основание будущего костра заняло чуть не всю площадь, а возвышался он на три человеческих роста.
Несколько городских мальчишек забрались на деревья, растущие вокруг. Они первыми увидели, как от храма Хорса движется процессия.
- Идут! Идут! Вон солнечное колесо катится!
- Да вспыхнет огонь! Солнце, жги! - закричали они, и их восклицание повторили многие взрослые в толпе.
Солнечное колесо, которым на праздниках добывали огонь, было действительно огромно, куда выше человеческого роста, и его катили по земле жрецы в белых сорочках - по десять человек с каждой стороны. На жрецах не было никакой одежды, их длинные волосы не закрывали шапки. Считалось, что в этот священный день мороз не смеет прикоснуться к служителям Бога Солнца. И вправду: по их раскрасневшимся лицам видно было, что холода они не чувствуют.
Солнечное колесо не было, конечно, обтянуто ободом, не предназначаясь для езды, и его ступицы изгибались посолнь, изображая знак жизни, совсем такой же, как украшал сегодня дары горожан, только гораздо больше. Прикатив его, жрецы стали вращать на одном месте, сперва медленно, а затем все быстрее, тянули за веревки, привязанные к ступицам. Еще быстрее, еще - все слева направо, по движению солнца. Огромный деревянный обод вертелся все быстрее, глаза уже не успевали за ним следить. Сквозь свежий морозный воздух пробился запах гари. И вдруг - никто и никогда не успевал заметить сам момент, хоть все только за этим и следили, - вспыхнуло пламя. Славгородцы единодушно ахнули, торжественно вскинув руки.
Верховный жрец Хорса поднес к пламени заготовленную паклю и ветки, зажег их, а затем перенес огонь на праздничные дары горожан. Ветер помог ему, быстро раздув пламя. Оно охватило огромную груду творений человеческих рук, и исполинским костром ринулось к белому небу. Огонь гудел, словно в нем сражались тысячи невидимых духов. Жар стоял такой, что люди сбрасывали с себя кожухи и шапки, оставаясь в одной легкой одежде. Но никто не отходил, напротив: все старались притиснуться поближе к бушующему пламени, ощутить его жар. В этом огромном костре жила солнечная сила, в нем было - будущее плодородие полей, надои коров, зреющие на солнце яблоки, детей, играющих под щедрыми лучами солнца. Костер в День Зимнего Солнцестояния означал обещание, он скреплял завет между Хорсом и его народом, в знак чего они и отдавали в дар лучшие изделия своих рук.
Вместе с отцом, матерью и старшим братом, стояли Радомир и Турволод у священного костра. Горящими глазами глядели они, чувствуя у самого лица жаркое дыхание пламени. И одному брату послышалось в реве пламени тихое пение струн лиры, а другому - яростный свист стрел.
Долго горел на площади праздничный огонь, но все же отгорел и погас еще засветло, вознеся к престолу Хорса дары и мольбы горожан. Когда в середине костровища остались только черные угли, князь Градислав Драгомирич, накинув поданный слугой кожух, звонко хлопнул в ладоши, обращаясь к людям.
- Вот мы и встретили День Зимнего Солнцестояния! С этого дня Хорс станет понемногу набирать силу, все больше будет его власть, дольше станет длиться день... Ну а теперь, народ славгородский, прошу на пир в княжескую усадьбу! Увидите там, как мои сыновья украсили ель праздничными дарами!
-
Как хорошо и как празднично! И ель нарядили живую, растущую во дворе, не срубленную! Прекрасно. Именно то, что нужно к Новому году. Спасибо, эреа Артанис! Подарок вашим читателям вы сделали просто замечательный.
-
Как хорошо и как празднично! И ель нарядили живую, растущую во дворе, не срубленную! Прекрасно. Именно то, что нужно к Новому году. Спасибо, эреа Артанис! Подарок вашим читателям вы сделали просто замечательный.
Спасибо Вам большое, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Да, хотелось что-нибудь написать специально к Новому Году. Хотя сварожане мои Новый Год отмечают попозже, с приходом весны, но аналогичный зимний праздник у них тоже есть.
Теперь будем знать, откуда у них пошел обычай наряжать елку. И хорошо, что она живая!
Очень рада, что Вам понравилось!
С наступающим! :-* :-* :-*
-
Прекрасный новогодний рассказ! И братья замечательные, и праздник, и ёлка.
С наступившим!
-
Большое спасибо, эрэа Карса! :-* :-* :-*
С теперь уже прошедшими зимними праздниками Вас! :)
Прекрасный новогодний рассказ! И братья замечательные, и праздник, и ёлка.
С наступившим!
Хоть праздник Зимнего Солнцестояния - и не совсем Новый Год, зато для нас как раз в тему.
Так развлекались в детстве герои "Песни степей".
Теперь будем знать, кто первым придумал наряжать ёлку!
-
Когда читала, почему-то решила, что ёлку наряжали и раньше, а мальчики просто решили поднять свои подарки поближе к солнцу. Наверное, невнимательно читала.
-
Когда читала, почему-то решила, что ёлку наряжали и раньше, а мальчики просто решили поднять свои подарки поближе к солнцу. Наверное, невнимательно читала.
Нет, они придумали нечто принципиально новое. Повыше к солнцу, а елка просто подходящим средством оказалась.