Официальный форум Веры Камши
Клуб любителей всяческих искусств => Наша проза => Тема начата: Артанис от 01 Мая, 2020, 19:51:52
-
Новое произведение из моего Сварожского Цикла, которое, скорее всего, его завершит. Действие происходит намного позже "То, что всегда с тобой". Приблизительный аналог событий в нашем мире - Смутное время. Но только приблизительный: сложится здесь очень многое совсем иначе, и приведет к совершенно иным последствиям. Альтернатива, кстати, начинается с самого начала. Ну и, разумеется, не забываем, что это произведение, как и весь МИФ - фэнтези. А значит, здесь могут твориться самые неожиданные события ;).
Заранее благодарю всех, кто (если вдруг!) станет это читать.
Просыпается ветер
Он еще где-то там за горами
И все выглядит так, будто нам не грозит ничего
Он еще молодой,
Он покуда не властен над нами,
Только ветви деревьев
Чутко ловят дыханье его
Приближается ветер
И деревья
Полягут как травы
Вам его не купить,
Нет на свете того серебра.
Он сметет всех подряд
Тех, что правы, и тех, что не правы,
Потому что природа, не знает
Не зла, не добра
Поднимается ветер,
И уже ничего не поправить,
Лишь считать, сколько нам остается
Безветренных дней.
Ветер не осудить
Не сломить, не убить, не возглавить,
Он теперь с каждым днем,
С каждым часом
Будет дуть все сильней.
Отпустила земля
Закружили столбы-километры.
Снова кончился век
И от этого стало легко.
А по небу страны
Все летят унесенные ветром
Далеко, далеко
Далеко, далеко(с)"Машина времени")
Глава 1. Князь и царевна
Весной, в великолепном саду большой усадьбы, в беседке среди цветущих кустов, разговаривали юноша и девушка. Они стояли возле деревянной стены, почти скрытые склонившимися цветущими ветвями. Был травень-месяц, и сад был полон бело-розовым цветом яблонь, груш и вишен. Поодаль слышался пьянящий аромат черемухи. А саму беседку окружели с трех сторон заросли еще малоизвестного в Сварожьих Землях кустарника с листьями, похожими на сердечки. Он лишь недавно расцвел, и теперь его крупные лиловые соцветия свисали на гибких ветках вниз, как бы приглашая молодую пару насладиться их тонким чарующим ароматом.
К беседке вела мощеная дорожка. За поворотом ее чуть виднелось, окруженное зеленью, высокое здание из белого камня. К дверям вели ступени из белого, как молоко, мрамора, окруженные резной колоннадой. Иногда вдали по саду проходили люди. Со двора доносились их голоса, лошадиное ржание и лай собак, но все это было далеко и не мешало молодой паре. Обычные звуки большой усадьбы не тревожили их.
А что сад и беседка были частью большой усадьбы, вернее даже дворца, было понятно с первого взгляда. Еще несколько лет назад в этом дворце, лежащем у подножия холма Макоши, жил боярин Хотен Алтанов, потомок чжалаирского мурзы Алтангэрэла. Но вот уже десять лет, как хозяин белокаменной усадьбы, царский родственник и первый вельможа, неслыханным образом сам сделался царем в Сварожьих Землях. Когда прервался царский род потомков Святослава Храброго, боярин Алтанов был избран Боярской Думой в цари. Отныне он и его семья обитали в древней каменной Крепости на вершине холма Сварога. Однако в старой уютной усадьбе до сих пор любили бывать царь Хотен и его родные.
Девушка, в этот весенний день тайно встречавшаяся в саду с молодым человеком, была царевной Ладомирой Хотеновной. Ей в этом году должно было исполниться восемнадцать лет. К этому времени она выросла в высокую статную девушку, прекрасно сложенную и вполне созревшую. Ее называли первой красавицей в Сварожьих Землях не только потому что она была дочерью царя. Ее внешний облик, осанка, певучий голос, величавое и вместе с тем мягкое обхождение покоряли каждого, кому доводилось ее видеть. В наружности девушки ничто уже не напоминало о ее давних чжалаирских предках. Разве лишь волосы, черные как спинка соболя, уложенные короной над высоким белым лбом, да большие черные глаза выдавали далекую примесь крови восходного племени, делая ее внешность более волнующей и яркой. Помимо красоты, царевна также славилась умом и образованием, лучшим, чем встречалось обычно у женщин даже в самых знатных сварожских семьях. Потому-то известно было, что царь Хотен не ищет своей дочери мужа среди сварожской знати, а мечтает выдать ее замуж за иноземного короля или влиятельного принца. Многие из сварожских вельмож и их сыновей втайне вздыхали, любуясь расцветающей красавицей-царевной.
Ее спутник родился в один год с ней, таким образом, был еще совсем юношей, но необыкновенно высоким и крепким. Только лицо, еще юношески чистое, выдавало возраст, но вся фигура его была развита, как у вполне взрослого мужчины, и выдавала незаурядную силу. Стоявшая рядом с ним девушка доходила ему ростом до плеча. Несмотря на юный возраст, те, кто встречал его, угадывали, что этому юноше уготовано большое будущее. Можно было легко поверить, что он, принадлежа к знатному и старинному роду, способен прославить его собственными заслугами, помимо знаменитых предков. И он в самом деле был потомком древних сварожских князей.
Сейчас он вместе с царевной стоял под сводом беседки, и цветущие ветки наклонялись к их головам. Среди картины расцветающего весеннего сада, юноша и девушка выглядели таким же воплощением молодости, жизни и любви. Они улыбались друг другу и держались за руки, стоя настолько близко, что никто посторонний не услышал бы, что они говорили друг другу. Лицо юноши, обычно серьезное, сейчас совершенно преобразила мягкая улыбка. Светлые голубые глаза его в эту минуту блестели, как небо в солнечный день.
- Наконец-то мы с тобой можем повидаться снова, Ладомира, - с волнением в голосе проговорил юноша. - Уже давно мы видели друг друга лишь на людях, при дворе твоего отца, и могли разве что украдкой перекинуться взором. Я очень боялся, что тебя отдадут замуж за аллеманского королевича...
Радость девушки на мгновение померкла, когда она склонила голову и коснулась перстня с черным камнем, что был надет на безымянном пальце ее левой руки.
- Он умер, не успев стать моим мужем. Я осталась свободной, но все равно буду всегда сожалеть о его судьбе.
- И мне тоже было жаль твоего жениха, - признался юноша.
- И тебе, Венцеслав, жаль того, кто едва не стал между нами? - Ладомира не могла скрыть удивления.
- Конечно. Во-первых, умереть таким молодым, в чужой стране - всегда печально. А во-вторых, он мог быть счастлив с тобою, но вместо любви нашел на Медведице лишь смерть. Как же мне его не жалеть?
Царевна мягко пожала руку молодому человеку.
- И мне жаль его, хотя я знаю, что ни он, и никакой другой мужчина не заменят мне тебя, мой Венцеслав. Но никто не знает, какую судьбу уготовили нам Боги. Моему отцу сейчас как никогда нужны сильные союзники...
Лицо юноши помрачнело, в глазах померк радостный блеск.
- Царь снова ищет тебе женихов? - спросил он сквозь сжатые зубы.
- Нет, пока нет. В прошлом году он хотел меня просватать за сына конунга Полуденного Норланда, но условия были слишком незавидны. Теперь вот брат аллеманского короля умер, не успев стать моим мужем.
- Так может быть, это судьба, а, Ладомира? - с надеждой проговорил Венцеслав, держа ее за руку. - Боги не хотят разлучать нас с тобой...
- Думала и я об этом. Знаю, следовало сожалеть, а я втайне радовалась: Боги оставили нам с тобой надежду, - призналась царевна. - Хоть и знаю, что стыдно думать только о себе. Отцу моему нужны сильные союзники, они нужны всем Сварожьим Землям.
Лицо юноши оживилось, и он горячо проговорил, изменив своей обычной сдержанности:
- Но почему царь Хотен надеется лишь на иноземных союзников, Ладомира? Неужели в Сварожьих Землях не осталось храбрых и верных витязей, готовых поддержать его власть? Если бы твой отец позволил, я доказал бы ему, что достоин быть твоим мужем, клянусь! Если придется воевать, я сделаю все, чтобы царь заметил меня и проникся доверием. Как доверяли моему покойному отцу и моим предкам другие цари и великие князья...
Но Ладомира безнадежно покачала головой, ухватив пальцами веточку с тяжелыми лиловыми соцветиями.
- Мой отец не поверит тебе, Венцеслав. Ни через год, ни через десять лет. Чем тревожнее становятся известия, тем больше он остерегается всех вокруг. Все чаще говорят, будто царевич Избор жив, будто он в Лугии, заручился там поддержкой короля и многих владетельных панов, а теперь собирает войска.
- Неужели много людей в Сварожьих Землях этому искренне поверят? - удивился Венцеслав. - Разве не ясно, что истинный наследник сварожского престола, будь он жив, не стал бы поднимать Лугию против Сварожьих Земель, и не полагался бы на мечи иноземцев? Нет, несомненно, это лугии сами выдумали будто бы спасшегося царевича, чтобы ослабить сварожское царство. Неужели сварожане так глупы, чтобы им поверить?
- К сожалению, Венцеслав, не все так просто, - вздохнула девушка. - Ты помнишь неурожай и страшный голод две зимы назад?
- Конечно, я помню. И как ты вместе со своим братом сама раздавала хлеб и куны голодающим, - Венцеслав поднес к своим губам ее руку и поцеловал. - Помню, как люди, что пришли, плача и стеная в отчаянии, уходили, благодаря вас с Белогором и царя, именем которого все делалось. В ту зиму моя мать и я тоже помогали нашим холопам, так что они довольно сносно пережили самое трудное время. Многим другим пришлось хуже. Но царь-то в чем же виноват? Не он же наслал голод. Неурожайные годы случались и прежде, при наших предках.
Царевна Ладомира тяжело вздохнула.
- Я слышала, какие вести приходят к моему отцу... Многие разорившиеся холопы бегут из деревень, уходят в степные окраины, где земля лучше. А то и собираются в ватаги, разбойничают. И они верят, что царевич Избор жив, винят во всем моего отца. Говорят, будто бы неурожай и голод - наказание Богов за то, что мой отец - не настоящий царь. При законном царе они как-нибудь смирились бы.
Слушая ее, Венцеслав огорчился не меньше, чем она. Чувствуя, как дрожит ее голос, как похолодели ладони, он снял с себя кафтан, оставшись в вышитой золотом сорочке, укутал в него Ладомиру, точно ребенка.
- Я не знал, что положение в самом деле так опасно, - признался он. - Но, если так, то царю именно теперь нужны все надежные силы. Разумно было бы сблизиться со знатными сварожскими родами, а не таиться от собственных бояр. Я надеюсь, твой отец так и поступит. И тогда, если у нас впереди война, Боги позволят мне заслужить не только твою любовь, но и доверие твоего отца.
Но царевна снова покачала головой. В ее черных глазах блестели слезы.
- Никогда мой отец не отдаст меня ни за тебя, и ни за кого из знатных сварожан. Потому-то он и ищет мне мужа в чужих краях. Не только ради новых союзов, хоть и это тоже. Ведь наследником станет Белогор.
- Конечно, и что из того? Мы с Белогором друзья, надеюсь остаться ему другом и впредь.
- Это понимаем мы. Но мой отец думает иначе. Ему кажется, что любой царский родственник стремится сам стать царем. Его пугает старинная знать, потомки прежних князей. Мы-то не царской и не княжеской крови...
- И никак нельзя смягчить его сердце? Даже если я поклянусь на мече, что стану всю жизнь верно служить роду Алтановых и Сварожьим Землям?
- Я опасаюсь, что и такой клятве царь не поверит, - вздохнула Ладомира. - Ему случалось видеть, как люди нарушали самые значимые клятвы и ради меньшей цены, чем царский венец. Он скорее казнит тебя, чем позволит стать моим мужем... Ах, великие Боги, мне все чаще хочется, чтобы мой отец не был царем! Хоть и была еще ребенком в то время, но я помню, что он был светлей и радостней, когда именовался просто боярином Алтановым, а не царем Сварожьих Земель. Тогда он еще не забыл, как смеяться, и страх не мучил его днем и ночью, как сейчас. Если он приезжал домой не затемно, играл со мной и с Белогором, и говорил о великом будущем для нас...
- Оно осуществилось, - слова Венцеслава могли бы звучать насмешливо, однако в интонациях его не было никакого выражения.
- И я уверена, - добавила девушка, - что тогда отец счел бы за честь для себя выдать дочь замуж за князя Венцеслава Кречета, потомка правителей Вышеградского княжества. Теперь же все так изменилось...
Венцеслав ободряюще сжал руку царевны.
- Не отчаивайся, любимая! Никто не знает, что ему отмерила Хозяйка Судеб. Для нас ведь еще вовсе не все потеряно, и возможно, нам все-таки суждено быть вместе... Отдохни, Ладомира, от печальных мыслей. Смотри, как хорошо здесь, в саду! Все живое радуется весне, будем рады и мы. Ты помнишь, как мы играли в детстве вот здесь, в усадьбе?
Девушка улыбнулась былым сладким воспоминаниям.
- Да, конечно! Мне всегда здесь нравилось больше, чем в Крепости. Здесь проще, теплее. Если мне позволят пожить здесь вместе с Белогором несколько дней, ты приезжай к нам еще. Тут мне легче остаться одной. Мои сенные девушки меня как будто любят, выросли со мной вместе, а ведь, если узнают, что я тайно встречаюсь с мужчиной - донесут отцу.
- И мы за нашу любовь будем наказаны, как за преступление против царства и государя, - усмехнулся Венцеслав. - Хорошо еще, что Белогор нас понимает.
- Он охотно назовет тебя братом, если будет когда-нибудь суждено! Слава Богам, еще ни у кого на свете не было такого милого брата, как у меня. Еще когда Белогор был ребенком, я могла ему доверить больше, чем маме и отцу. Он сам догадался о нас, и свято хранит нашу тайну. А кроме него, ее знает только твоя мать.
- У меня нет тайн от матери. Да и она, видевшая, как в наших сердцах рождается любовь, не могла не догадаться, - чуть виноватым тоном произнес Венцеслав.
- Да, правда, - согласилась Ладомира. - Знаешь, в детстве, когда матушка меня ругала, мне хотелось, чтобы моей матерью была боярыня Светозара. Она всегда объясняла так, что сразу понятно, как сделать лучше.
-
Красиво написано! Параллели некоторые просматриваются, будет интересно увидеть, как здесь будут развиваться события.
Спасибо за новую историю, эреа Артанис! :)
(https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1543238/900de2ff-b73a-4b07-abf4-1e8ce962849b/s1200?webp=false)(https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1524429/90772a4d-3a62-4682-b399-7e8b05ee4383/s1200?webp=false)
-
Имена другие, но персонажи угадываются, и события тоже. Надеюсь, здесь сложится лучше, а то мне они уже нравятся, и я за них уже волнуюсь.
-
Очень интересно получается, эреа Артанис. Параллели, конечно просматриваются, но очень хорошо, что вы им прямо не следуете. Я тоже надеюсь, что события в вашем мире не повторят нашей печальной истории. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вы начали новую книгу!
Какая романтичная сцена в начале, и в старинном духе. Замечательное начало. Надеюсь, Ваши герои обретут своё счастье.
-
Ай, спасибо вам, мои милые читатели! Эрэа Эйлин, эрэа katarsis, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Красиво написано! Параллели некоторые просматриваются, будет интересно увидеть, как здесь будут развиваться события.
Спасибо за новую историю, эреа Артанис! :)
Премного благодарна! Надеюсь обо всем написать по порядку. Пока могу лишь пообещать, что событий будет много, и они будут сложные и разные.
За картинки отдельное спасибо! Цветы роскошные, и дева удивительно хороша. Вот и портрет царевны Ладомиры. :)
Имена другие, но персонажи угадываются, и события тоже. Надеюсь, здесь сложится лучше, а то мне они уже нравятся, и я за них уже волнуюсь.
Самое главное, что нравятся! :) Надеюсь, не разочаруетесь и впредь.
Мне тоже очень хочется, чтобы получилось лучше, честное слово! Обещаю пока, что пережить моим героям придется немало. Легко не будет точно. А как сложится в итоге, узнаем.
Очень интересно получается, эреа Артанис. Параллели, конечно просматриваются, но очень хорошо, что вы им прямо не следуете. Я тоже надеюсь, что события в вашем мире не повторят нашей печальной истории. Спасибо, эреа Артанис.
Поживем - увидим. События ведь тоже событиям рознь. Различие уже начинается. Иначе бы свидания Венцеслава с Ладомирой тут не было. Однако с какого времени все пойдет совершенно не так?
Вы начали новую книгу!
Какая романтичная сцена в начале, и в старинном духе. Замечательное начало. Надеюсь, Ваши герои обретут своё счастье.
Спасибо Вам! Да, начала, разумеется. С такими читателями я готова каждый день что-нибудь писать. ;)
Я тоже очень хочу для них счастья. Правда-правда!
- Будь на то лишь наша воля, матушка моя тоже с великой радостью приняла бы тебя в нашу семью, - ответил Венцеслав, поцеловав девушку.
Они сели на скамейку, обнявшись за плечи.
- А, кроме твоей матери, никто не догадается о нас? Даже твои дяди? - на всякий случай поинтересовалась царевна.
Молодой князь покачал головой.
- Нет, Ладомира. Я никому не говорил и не скажу, как ты просишь.
Девушка заметно успокоилась.
- Это хорошо. Мы пока не знаем, как сложится у нас, но лучше бы не втягивать старших в нашу жизнь. Твоим родственникам, как и другим боярам, мой отец не доверяет.
- Ну, это старая песня! - усмехнулся Венцеслав. - Семь лет назад мы с матушкой были уже высланы с Медведицы в деревню: кто-то донес, будто княгиня Кречетова непочтительно высказалась о царской семье. А другим приходилось и много хуже.
Из груди царевны вырвался тяжкий вздох, но и она не пыталась найти слова, чтобы оправдать своего отца, лишь с молчаливым сочувствием сожалела, что он не всегда бывает справедлив и слушает часто совсем не тех людей.
- Это я тогда упросила отца поскорей вернуть вас ко двору. Он в то время еще иногда слушал меня, - призналась девушка. - Я-то ведь знаю княгиню Светозару Остромысловну: она и укусившей ее собаки не станет бранить. Оскорбляющий унижает прежде всего себя, так она говорила нам с тобой? А чья-то глупая ложь может... О, Венцеслав, на царской службе будь осторожен вдвойне, прошу тебя! Чем знатнее и способнее человек, тем больше у него завистников.
- Матушка говорит о том же, - кивнул Венцеслав. - Но я не собираюсь никому переходить дорогу. Ни за почестями, ни за богатством я не гонюсь. А, если придет война, стану служить, как подобает, царю и Сварожьим Землям.
Молчаливый, но красноречивый взор царевны был ему наградой. А затем они крепко обнялись и слились в поцелуе. Несколько мгновений слышалось только их учащенное дыхание и горячий, взволнованный стук двух сердец.
Но так продолжалось недолго. Девушка первой расцепила объятия и немного отодвинулась, склонив голову.
- Мы не можем себе позволить лишнего, Венцеслав. Ведь жизнь может сложиться и не так, как мы мечтаем. Если мне придется стать женой другого, я не хочу, чтобы у него были причины сомневаться во мне.
- Ты права, Ладомира, - вздохнул князь Венцеслав. - Что ж: мы молоды, но не безрассудны. Я не хочу тебя потерять! Но, если окажется, что у тебя другая судьба, то... лучше, если ты сможешь стать счастливой и приведешь к Сварожьим Землям надежных союзников.
Ладомира кивнула печально и торжественно.
- Если общее благо этого требует, мы обязаны смириться. Я прошу тебя, Венцеслав: если нас разлучит судьба, женись на другой. Обо мне не забывай, а жену себе возьми и постарайся полюбить ее. Не годится тебе оставаться одиноким. Пообещаем друг другу, что сможем быть счастливыми и порознь. Ладно?
Юноша снова крепко прижал ее к сердцу.
- Клянусь тебе жизнью моей матери, звездочка моя ясная! Но лишь если жизнь нас разлучит. А до тех пор я не смирился и не отказываюсь от нашей любви - пусть об этом помнят Боги!
В это время за поворотом, еще далеко, послышались женские голоса.
- Царевна! Кто видел царевну?
- Царевна Ладомира Хотеновна! Где ты?
- Разойдемся в разные стороны, поищем царевну!
Ладомира приготовилась выйти к ним навстречу, а Венцеслав собирался незаметно покинуть беседку.
- Тебя ищут! Пора мне уйти. Мы еще увидимся на днях!
Но тут рядом раздался юношеский голос, ясный и чистый:
- Ступайте прочь! У моей сестры разболелась голова, она хочет подышать свежим воздухом. Я сам сообщу ей.
Послышались торопливые шаги и шорох юбок, цеплявшихся за кусты. А затем к беседке подошел юноша пятнадцати лет, очень похожий лицом на Ладомиру. Он приветливо улыбнулся молодой паре, ничуть не удивленный, что видит их вместе.
- Добрый день, сестра! И тебе, Венцеслав! - проговорил он на аллеманском языке.
- Что случилось, Белогор? Что ты хочешь мне сообщить? - спросила царевна тоже по-аллемански.
Из-за куста черемухи донесся разочарованный вздох и удалявшиеся шаги.
- Поучите иностранные языки, прежде чем подслушивать! - усмехнулась Ладомира.
Убедившись, что теперь вокруг них никого нет, царевич Белогор обменялся приветствиями с Венцеславом.
- Простите, что помешал вам. Сестра, собирайся: батюшка прислал гонца, чтобы мы сегодня вернулись в Крепость.
- Ну вот... - Ладомира виновато взглянула на молодого князя. - Значит, не скоро сможем повидаться...
Юный царевич, глядя на огорченные лица сестры и ее друга, постарался им помочь:
- Я надеюсь убедить отца ввести тебя в мою свиту, Венцеслав. Ты хорошо образован, разбираешься в военном деле. Отец сам говорит, что нам нужны образованные соратники, досадует на невежество многих вельмож. Надо его убедить, что ты можешь быть нам очень полезен. А тогда вы с сестрой сможете встречаться у меня.
Лица Венцеслава и Ладомиры разом прояснились.
- Белогор, ты самый лучший на свете брат! - с чувством проговорила царевна, сжав мальчика в объятиях.
- Лишь бы царь тебя послушал, - заметил молодой князь.
Царевич Белогор охотно протянул ему руку.
- Если придет пора, я со всей радостью назову тебя братом, Венцеслав, - пообещал он.
Ладомира и Венцеслав еще раз крепко обнялись на прощание, в то время как ее брат вежливо отвернулся и смотрел, не появится ли снова кто-нибудь рядом.
- До встречи, Венцеслав! Я постараюсь с тобой увидеться вновь, как только смогу. Подожди немного!
- Нам пока ничего другого не остается, милая. Будем надеяться и ждать, и тогда, быть может, придет наше время. А неразумная поспешность наверняка погубит нас обоих.
- До встречи... - уже все самые важные слова были сказаны, а глаза все равно не могли оторваться, желая навсегда сохранить в памяти желанный образ, и руки, сплетенные в узел, никак не хотели разомкнуться.
Но, наконец, Венцеслав ушел прочь и покинул сад Алтановской усадьбы. А Ладомира и ее брат немного подождали, прежде чем уйти в дом.
- Пойдем, Белогор. Раз батюшка требует от нас вернуться в Крепость, негоже заставлять ждать, - проговорила Ладомира, ласково погладив на прощание ветку душистых лиловых цветов.
А вечером, в царской опочивальне Крепости, сам царь Хотен Алтанов и его супруга, царица Драгомира Черняновна, встречали своих детей.
- Мы вернулись, батюшка, как только ты велел. Не задержались даже на ночь в старой усадьбе, - сказал Белогор.
Царь Хотен Белогорич был еще не стар, но в последнее время сильно изменился. Дочь справедливо заметила, что достигнутое неслыханное возвышение не принесло ему ни радости, ни покоя. Чем больше было у него забот, тем чаще омрачалось его лицо. А с некоторых пор, и в особенности после того, как из Лугии дошли тревожные вести, он постоянно был раздражителен, никому не верил. За несколько месяцев черные волосы и кудрявая борода царя почти полностью поседели, недобро прищуренные глаза слезились. У Ладомиры сжалось сердце от сочувствия к отцу. Мать, высокая, немного огрузневшая, с годами мало изменилась, а отец сделался почти стариком.
- Лучше, когда вы дома. Крепость - самое безопасное место в Сварожьих Землях, - проговорил царь. - Лишь когда вы рядом, мы с матерью спокойны за вас. На Медведице много тех, кто хотел бы причинить зло мне и моим детям. Лугии... шпионы подлого самозванца... родовитые бояре тоже только и ждут, чтобы я оступился! Все эти Кречеты, Ярославцевы, Белозерские, Златоверховы...
- Да ведь это все знатнейшие роды Сварожьих Земель, твои первые бояре, с которыми ты каждый день советуешься о самых важных делах, - попыталась Ладомира мягко увещевать отца, не подавая виду, что ее взволновало первое из названных им имен.
Но царь, сидевший, откинувшись на высокую спинку кресло, упрямо помотал тяжелой головой, не веря ей.
- Они все думают: ну почему власти добился я, а не один из них, более родовитых? Если мой престол пошатнется, многие захотят царствовать сами. Каждый сочтет, что больше достоин царства, чем я или ты, Белогор, сын мой.
- Я не замечал, чтобы кто-то из бояр был враждебен нам, - заметил юноша.
- Вы с сестрой еще слишком молоды и всех мните друзьями, - проговорил Хотен, любуясь стройной фигурой своего сына, роскошной красотой дочери. В них повторялась его молодость, они были итогом его судьбы, последней радостью, единственным оправданием его жизни, путаной и сложной, и не всегда праведной.
Царица искоса взглянула на детей, затем на усталое лицо мужа.
- Дети, ступайте почивать, не утомляйте отца, - строго проговорила она.
Но царь сделал знак им остаться.
- Пусть побудут здесь. Ладомира, сыграй-ка на своих клавикордах. После твоей музыки заснуть бывает легче.
- Конечно, батюшка.
Девушка прошла по устланному красным сукном полу и села за клавикорды, выписанные за огромные куны из Арвернии. Такого музыкального инструмента прежде не видали в Сварожьих Землях.
Пальцы Ладомиры проворно забегали по черным и белым клавишам, извлекая то мягкие, то более громкие звуки. Они постепенно складывались в мелодию, плавную и вместе с тем звучную, как шелест ветра в ветвях деревьев, как журчание ручья и песня соловья.
Царица Драгомира заслушалась, уже не смущаясь, что "зубастое чудище" может так звучать. Даже всегда угрюмое лицо царя Хотена намного разгладилось от чарующих звуков музыки.
Он только не подозревал, что Ладомира, играя на клавикордах, переживает вновь свидание с Венцеславом, и ее первая любовь придает игре глубину и смысл.
Когда девушка закончила играть, отец пригласил ее сесть рядом и одной рукой обнял ее, а вторую положил на плечо пристроившемуся тут же сыну.
- Спасибо тебе, дочка! А что у тебя, мой Белогор? Дочитал, что аллеманы пишут о том, как некогда Святослав Храбрый разбил их на озере Йоми?
- Дочитал, - мальчик чуть заметно нахмурился. - Только, по-моему, это страшная чушь. Аллеманы доказывают, будто сварожане их коварно заманили на тонкий лед, и большинство рыцарей погибли, провалившись в воду. А сам князь Святослав и его воины будто чуть ли не в стороне стояли в это время, а вовсе не бились.
- Аллеманы пишут, чтобы свое поражение оправдать. Что ж, иногда полезно узнать доподлинно, что о себе мнит противник. Но вообще-то сварожанам таких писаний не нужно, - царь Хотен даже повеселел. - Ты молодец, сын, что даешь себе труд подумать, не всякому написанному слову веришь.
- Мы с сестрой всегда рассуждаем о том, что прочли, - заверил отца Белогор.
- Умницы мои! Пусть Боги вам пошлют много долгих и счастливых лет!
Царь Хотен залюбовался своими детьми. Разве у кого-нибудь в Сварожьих Землях найдутся дети лучше? Ладомира не только красотой, но умом и способностями достойна стать вровень с самыми знаменитыми среди цариц земных. А его Белогор? Мальчику только пятнадцать лет, а он без запинки говорит на трех иностранных языках, читает и пишет на аллеманском, лугийском и арвернском, как на своем родном, хорошо управляется с конем и оружием. Ну и что, если он не происходит от древнего княжеского и царского рода? Да разве лучшим наследником мог бы быть тот, другой царевич?..
"Боги свидетели: не ради себя я сделал все, чтобы стать царем Сварожьих Земель, а ради вот этих детей, потому что они способны сделать царство счастливым. И, если уж я недостоин, прошу вас, Боги: спросите за все с меня одного. А им, ни в чем не повинным, пошлите счастье, о, Боги!"
Кто знает, послушают ли суровые сварожские Боги его отцовскую мольбу?
-
Кто знает, послушают ли суровые сварожские Боги его отцовскую мольбу?
Ох, послушают ли? Жаль Ладомиру и Венцеслава жаль. И очень интересный получается Белогор. Но смутное время, оно и есть смутное. Я вот подумала - а ведь и мы сейчас переживаем смутное время. Спасибо, эреа Артанис!
-
Да, власть даётся непросто. Получить - ещё полдела, а попробуй удержи.
-
Спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ох, послушают ли? Жаль Ладомиру и Венцеслава жаль. И очень интересный получается Белогор. Но смутное время, оно и есть смутное. Я вот подумала - а ведь и мы сейчас переживаем смутное время. Спасибо, эреа Артанис!
Поглядим, какой получится их судьба! У Ладомиры и Белогора есть все качества, чтобы стать достойными царскими наследниками, но это еще не обещает, что им удастся их благополучно проявить.
Да, и о нашем такое говорят. Хотя тут, я надеюсь, будет все же поинтереснее. А вообще, лучше мне не пытаться вплетать злободневность в свои произведения. Плохо получается, как правило.
Да, власть даётся непросто. Получить - ещё полдела, а попробуй удержи.
Вот об этом лучше бы заранее думать, а не когда уже ничего не изменить.
Глава 2. Просыпается ветер
Тем же вечером в большом доме князей Кречетов разговаривали трое людей. Они сидели в маленькой горнице за столом, только что закончив ужинать. Никто больше не входил к ним без дозволения. На столе горел высокий бронзовый семисвечник, озаряя лица сидевших, бросая по стенам резкие черные тени.
Здесь был сам хозяин дома, молодой князь Венцеслав. Рядом с ним сидела его мать, княгиня Светозара Остромысловна. Овдовев еще в молодости, она посвятила жизнь воспитанию единственного сына. Она отдала ему все силы и весь жар своего сердца, но сделала все, чтобы вырастить Венцеслава достойным наследником древнего рода и защитником Сварожьих Земель. Подрастающего княжича учили ратным умениям лучшие воины, служившие семейству князей Кречетов. Но мать сама учила его наукам, а самое главное - стремилась передать ему те представления о чести, добре и справедливости, что во все времена были необходимы знатному витязю, потомку древних сварожских князей. Еще при жизни своего супруга княгиня Светозара разделяла с ним все заботы, и ее знали как одну из самых знающих и мудрых женщин в Сварожьих Землях. За это царь Хотен некогда назначил княгиню Кречетову в свиту своей дочери.
К этому времени княгине Светозаре Остромысловне было около сорока лет. Вот уже долгие годы она носила белое вдовье платье безо всяких украшений. Однако лицо ее было еще свежим, как у молодой женщины, а в густых темных волосах едва протянулись первые серебряные нити.
С ними за столом сидел уже немолодой человек в боярском одеянии, седобородый, смуглый, с близко посаженными глазами неопределенного цвета. Трудно было представить по его внешнему облику какое-либо родство с сидевшим напротив прекрасным юношей.
И все-таки они состояли в родстве, хоть и не самом близком, но достаточном, чтобы идти в счет. Старший из князей Кречетов, Станимир Тихомирич, приходился Венцеславу троюродным дядей. Оба они были потомками былого рода удельных вышеградских князей, таким образом, принадлежали к наиболее именитому роду Сварожьих Земель. В те годы такое родство было достаточным, чтобы дальние родственники сознавали себя единым родом, соединенным общими интересами.
И теперь старый князь приехал к родственникам не просто в гости, а собираясь сообщить о чем-то важном.
- Тот, кого в Лугии назвали царевичем Избором Твердиславичем, готов начать войну. Он обручился с Заславой Войцеховской, дочерью черногорского воеводы, а ее отец в это время собирает войска. У них уже пять тысяч человек.
- Вести печальные, но не такие уж новые, - нахмурился Венцеслав. - Война неминуема, это ясно всем. На холме Перуна готовят войско, на днях выступаем. Неужто Сварожьим Землям страшны какие-то пять или даже десять тысяч лугийцев?
Но князь Станимир Тихомирич покачал головой.
- Не все так просто. Я получил письмо от славгородского воеводы, боярина Морозова. Он сообщает, что не станет сражаться с царевичем Избором, а готов без боя принять его сторону. И так же, извещает он, мыслят воеводы в других порубежных городах: в Любославле, Боровице, Червлянске. Все окраинные земли готовы признать этого объявившегося Избора истинным царем. А это сам посуди, какая сила!
Мать и сын переглянулись, не веря своим ушам, как громом пораженные.
- Откуда ты узнал такую страшную весть, родич? Я думаю, даже царь еще не слышал ее.
- Поневоле приходится узнавать все первым, чтобы примеряться ко всем изменчивым обстоятельствам, - с напускной скромностью промолвил старый князь и показал родственникам письмо славгородского наместника.
Прочитав письмо, Венцеслав брезгливо отодвинул на другой край стола, словно пергамент был испачкан чем-то неприятным.
- Но почему они готовы совершить измену? Разве не царь поставил их на те должности, что они занимают, облек их доверием? А тот, кто именуется царевичем Избором - ставленник лугийцев, наверняка жалкий проходимец, он подобран ими вовсе не для блага Сварожьих Земель.
Его дядя коснулся ладонью руки племянника.
- Понимаю твое негодование, Венцеслав. Но не так все просто. Ты, конечно, много раз слышал, как погиб маленький царевич Избор. Это случилось в год, когда ты родился.
- Конечно, слышал. Он погиб при темных обстоятельствах, как объявили - от несчастного случая. Но все говорят, что смерть последнего из царского рода нужна была лишь одному человеку в Сварожьих Землях. А правда ли это, одним Богам ведомо точно.
- Об этом я не скажу доподлинно, а вот о том, что сам видел, могу сказать лишь вам одним, - осторожным заговорщицким шепотом произнес старший князь. - Ведь это я тогда ездил в Железноград, расследовать гибель царевича. Алтанов меня послал, чтобы я обо всем поведал, как нужно ему. И я поклялся счастьем нашего рода и громовой секирой Перуна, что маленький царевич погиб, сорвавшись с крепостной стены. Другого ответа от меня не слышал еще никто!..
- А на самом деле? - Венцеслав подался вперед.
- А на самом деле то был не царевич! Я сам осматривал тело. Его подменили другим мальчиком, даже немного похожим. Тело действительно было все разбито от падения с высоты. Но левая сторона лица не пострадала, и я разглядел. У настоящего царевича была родинка у виска, у погибшего ребенка ее не было. У погибшего были карие глаза, а у настоящего царевича Избора - серые. Это не он погиб тогда! Я солгал Алтанову, солгал перед всей Боярской Думой.
На некоторое время в горнице воцарилось молчание. Мать и сын переосмысливали странную весть, что поведал их родственник.
- И никто не узнал, куда исчез настоящий царевич? А что же царица-мать? - недоумевающе спросила княгиня Светозара. - Впрочем, конечно, если она спрятала своего сына, так не выдала бы и под пыткой.
Князь Станимир кивнул.
- Скорее всего, вдовствующая царица спрятала сына, а сама все эти годы разыгрывает материнскую скорбь.
- Так ты думаешь, дядя, что этот царевич в Лугии - настоящий? - поинтересовался Венцеслав.
- Не знаю! Покуда я не видел его: похож ли он на пропавшего царевича. Может, и самозванец. Лугии могли натаскать его, как пса, узнав о наших затруднениях. Но может, и настоящий! Это многое для нас меняет.
- Если древний княжеский и царский род не прервался, то мы обязаны служить законному царю. Но царь, что ведет на нас лугиев... - проговорил Венцеслав задумчиво. Он промолчал лишь о том, что встревожило его сразу: Ладомира и Белогор, особенно Ладомира! Даже если придет законный царь, пощадит ли он семью своего предшественника?
Но, не имея возможности сказать об этом при князе Станимире, высказал другие доводы:
- Мы принесли присягу царю Хотену. А присяга священна перед Богами. Ты, матушка, и ты, дядя, учили меня чтить Богов искренне, а не на словах, - сдавленным голосом проговорил юноша.
Княгиня Светозара с благодарностью взглянула на сына.
- Того, кто искренне почитает Богов, они непременно наградят, в земной жизни или в светлом Ирие. Я счастлива, что ты, сын мой, сохранил древнее благочестие наших предков.
- Матушка, ты сама научила меня истории тех времен, когда Боги помогали сварожскому племени; а у меня хорошая память, - мягко ответил ей Венцеслав.
Но князь Станимир Тихомирич довольно бесцеремонно прервал их семейную беседу:
- Это хорошо, племянник, что ты дорожишь честью и присягой. В твои годы так и следует мыслить. Я тоже хотел бы, чтобы ты испытал свои силы в честном бою, а не среди дворцовых распрей.
Юноша помолчал, одолевая тягостные сомнения.
- Так чего же ты хочешь? Чтобы мы покинули царя Хотена, примкнули к тому, кто зовет себя царевичем, кем бы он ни оказался? Это на тебя не похоже, - заметил Венцеслав.
Хитрые глазки князя Станимира остро блеснули из-под косматых бровей.
- И правильно не веришь. Мы не станем спешить и прыгать необдуманно. Скоро выступит войско навстречу лугиям. Но никто из рода Кречетов не пойдет с ним. Сестра, ты должна откупить Венцеслава от этого похода.
- Завтра же поговорю с нужными людьми, предложу за наш счет снарядить отряд воинов, - энергично отозвалась княгиня. - Прости, Венцеслав: мне тоже хочется увидеть тебя храбрым героем, сильным воеводой, каким был твой отец и другие знаменитые предки. Но я думаю, эта война никому не принесет ни чести, ни славы.
- Ты, как всегда, права, матушка, - молодой князь взял в ладони руку матери и почтительно поцеловал. - Я вовсе не хочу сражаться со сварожанами, только потому что они готовы встать под чужие знамена. Тем более что я сам не знаю теперь, что думать. Я был уверен, что этот царевич - ничто, ставленник Лугии, и что им никогда не победить....
- Вот поэтому нам нужно выждать, - назидательно проговорил князь Станимир Твердиславич. - Мы останемся в стороне, пока не выяснится, кто победит. Если войско Алтанова - то ничего не изменится. Если же нет - что ж, ведь Алтанов - вовсе не друг нам и другим владетельным семьям. Вы сами были в ссылке, мне и моим братьям она грозила не раз, и я прилагал все усилия, чтобы отвести от нас мрачные тучи. А с иными царь Хотен считается еще меньше. Где сейчас род Златоверховых? На Медведице из них остался один лишь жрец Ведомысл. А его братьев вместе с семьями расселили по разным городам, содержат кое-как. Иные из них уже умерли в заточении. Многим ли обязаны бояре такому царю, вдобавок, не законному по крови? Алтанова может спасти только одно - успех в войне. Но, если окраинные земли предадутся царевичу Избору, надежды у него почти не останется вовсе.
Венцеслав снова усилием воли подавил тоскливое, отчаянное желание воскликнуть: "А Ладомира как же? А Белогор, который мог бы стать лучшим из царей? Если их отец и виноват в чем-то, они-то причем?"
Но вслух отозвался спокойно, даже перед родными не выдав своих переживаний:
- А мы что станем делать, если победит этот царевич, кем бы он ни был?
- Тогда - опять смотря по обстоятельствам. Новый царь тоже не обойдется без нас, рода Кречетов. Мы - природные князья, происходим от брата Святослава Храброго, князя Стемира. По сути, второй род после царского: ведь и наш прародитель некогда был великим князем. Такими влиятельными семьями не разбрасываются и цари, крепче сидящие на троне. Ну а там поглядим, настоящий то царевич или нет. Между прочим, племянник, в этом я особенно на тебя надеюсь.
- На меня? - удивился Венцеслав.
- Конечно. Если этот царевич дойдет до Медведицы, ему потребуется свита. Не с одними лугиями же он надеется править. А у тебя есть все, чтобы быть полезным любому царю. Ты молод, хорош собой, обходителен, отличный воин и охотник, говоришь на нескольких языках, книг прочел больше, чем половина Боярской Думы. Что же еще нужно Избору... или не Избору? Ты приглядишься к нему, удостоверишься, настоящий ли это царь.
Старый боярин говорил мягко и вкрадчиво, словно лисьи шкурки расстилал. Но по его интонациям Венцеслав сразу заподозрил неладное.
- А что будет после?
Князь Станимир уклончиво пожал плечами.
- Там поглядим, как он станет править, будет ли достоин имени, которое принял.
Венцеслав слушал эти далеко идущие замыслы с невозмутимым видом, но на душе у него было смутно и тоскливо. Перед глазами его неотступно стояла Ладомира. Казалось, она протягивала к нему руки, и в ее черных глазах застыл молчаливый упрек. Ни за что на свете он не стал бы участвовать в заговоре, что может повредить ей. Но он не имел права и предать своих родных, интересы рода Стемира. Душа его болела и ныла, растерзанная надвое.
Его дядя по-своему расценил упорное молчание племянника.
- Не сомневайся, Венцеслав. Не мы же готовимся поднять мятеж, он вот-вот вспыхнет и без нас. Ветер подымается все сильней. Нам остается выбрать - будем мы сметены им или оседлаем его и взлетим, как на крыльях. Быть может, будущее рода Стемира только начинается теперь! Еще поглядим, кому в самом деле благоволят Боги.
-
Вечная проблема. Политика и честь. И всё это свалилось на Венцеслава. И что-то мне тревожно за Ладомиру и Белогора. Всё так смутно. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот и ветер подул, вот и самозванец объявился. Или не самозванец? Что же будет? Тревожно как-то за Белогора и Ладомиру.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Вечная проблема. Политика и честь. И всё это свалилось на Венцеслава. И что-то мне тревожно за Ладомиру и Белогора. Всё так смутно. Спасибо, эреа Артанис.
Да, у Венцеслава выбор предстоит такой, что врагу не пожелаешь. А здесь его история только начинается, и кто знает, как сложится впредь. А судьба Ладомиры и Белогора прояснится в свой черед, уже довольно скоро.
Вот и ветер подул, вот и самозванец объявился. Или не самозванец? Что же будет? Тревожно как-то за Белогора и Ладомиру.
Ветер подул, да. Кстати, я тут добавила эпиграф - песню "Машину времени". Как раз из нее этот образ взят.
Со временем выяснится все, в том числе и то, кто там объявился. Но, кто бы ни был, а дети соперника ему и впрямь не очень нужны.
Впрочем, пока еще до этого не дошло.
И Венцеслав нехотя должен был пообещать принять участие в честолюбивых замыслах своих родичей.
Выслушав его, князь Станимир Тихомирич удовлетворенно кивнул.
- Так-то лучше, племянник. Не забывай, что цель у нас одна: благополучие рода Стемира. Ты еще успеешь послужить ему на поле боя, против открытого врага. А теперь у нас иные обстоятельства.
- Я бы не хотел никого обманывать. А здесь нельзя будет шагу ступить без обмана, - с горечью проронил Венцеслав.
Старший князь укоризненно поглядел на княгиню Светозару.
- Сразу видно, сестрица, что Венцеслав вырос на женских руках. Не хочу тебя упрекать, но мужское воспитание выучило бы его, что не всегда можно добиться блага одной правдивостью. Честь и правда, и другие добродетели, хороши для женщин и детей, и слуг, и других, кто не участвует в государственных заботах.
В ответ вдовствующая княгиня горделиво выпрямилась.
- Я думала всегда, что Венцеслава и так жизнь станет учить бесчестию. Пусть хотя бы смолоду запомнит, что значит быть человеком, а тогда выберет сам, как для него лучше.
Князь Станимир Тихомирич махнул рукой и поднялся из-за стола.
- Ладно, мне пора ехать, не то еще заподозрят, к чему я приезжал к вам на ночь глядя. Тайну, что я вам доверил, знаем лишь мы трое во всех Сварожьих Землях.
- Я провожу тебя, дядя Станимир, - охотно вызвался Венцеслав.
И, уже во дворе, когда племянник помогал ему сесть в повозку, старый князь проговорил на ухо юноше, цепкими пальцами ухватив его за плечо:
- Тебе не нравится, о чем я говорил, племянник? Но у нас нет другого выхода. Я верю, ты меня не ослушаешься. Ты знаешь: я уже немолод, и у меня нет детей, как и у братьев моих. Так что один лишь ты остался продолжателем рода Кречетов. Тебе следует иногда прислушиваться к моим словам. Или ты думаешь, я тебе пожелаю зла?
- Я такого никогда не подумаю, дядя Станимир! - искренне воскликнул юноша, почтительно пожав бледную руку старика.
- Вот так-то лучше, - проговорил тот, усаживаясь в возок. - И не думайте с матерью слишком много о том, что случится. Никто не может знать наперед, как сложится жизнь. Не забывай, каков наш род. Много храбрых воевод было среди рода Стемира. Великие князья, а затем цари их посылали против самых опасных вражеских ратей. Потому-то и назвали наших предков Кречетами - именем самой сильной и отважной ловчей птицы. Твой отец, отстоявший Влесославль от норландцев, был достоин имени Кречета. Жаль, что он слишком рано ушел в Ирий. Но в тебе есть все, чтобы возродить былую славу. И не так уж важно, какой царь будет при этом сидеть на троне Сварожьих Земель.
В другое время Венцеслава обрадовало бы такое пожелание. Но теперь он только сдержанно попрощался с родственником и вернулся в горницу, где ждала его мать. Сев за стол, он склонил голову и застонал.
Княгиня Светозара подошла к сыну, мягко коснулась его темно-русых волос.
- Люди предполагают, а Боги располагают нашей судьбой, - тихо проговорила она.
От матери Венцеслав никогда и ничего не скрывал. Она была ему матерью и отцом сразу, наставницей, первым советчиком, самым близким другом. И по сей день у них не было друг от друга тайн. Они оставались гораздо ближе, чем представляется возможным для матери со взрослым сыном. Зная все самые сокровенные тайны своего единственного сына, княгиня и теперь поняла, что тревожит его.
- Теперь Ладомира тянет меня в одну сторону, а обещание, данное дяде - в другую, - проговорил Венцеслав с горечью. - Что делать мне? Погубить Ладомиру или нашу семью? Если промолчу - отец Ладомиры лишится престола, быть может, жизни, и что станет с его семейством? Судьба свергнутых властелинов редко бывает доброй. Если я предупрежу Алтанова - погибнут мои дяди, а быть может, и мы с тобой, а я окажусь опозорен навсегда. Я предпочел бы не знать того, что знаю...
Мать села напротив и внимательно поглядела в глаза сыну, уперев подбородок о сцепленные пальцы рук.
- Сын мой, ты слышал, что поведал князь Станимир Тихомирич. Если бы мы и захотели, вряд ли в нашей власти сохранить Алтановым престол. Ни меч твой, ни слово в одиночку не изменят ничего, коль уж сварожане отворачиваются от царя Хотена.
- Умом я понимаю, что ты права, матушка. Но Ладомира и Белогор - мои друзья. Нет, больше, тебе известно все...
- Я знаю царских детей, еще когда они были малы, и сочувствую им не меньше, чем ты. Девушки лучше Ладомиры не найти в Сварожьих Землях. Если бы не была она царевной, лучшей для тебя жены я бы не пожелала. И Белогор умен и благороден не меньше своей сестры. Но счастье не всегда сопутствует достойным. Алтанову следовало бы подумать о будущем своих детей, прежде чем он решился похитить престол. Теперь нужны молнии Перуна, чтобы сохранить им власть, а ты ими не владеешь. Будь благоразумен, сын мой. Подумай и обо мне тоже. Ведь ты один у меня. Негоже тебе погубить себя, пытаясь защищать то, что уже обречено. Я верю: твоя жизнь может быть полезна не одной Ладомире, но и Сварожьим Землям.
- Какая уж там польза, если я не могу придумать, как спасти Ладомиру и ее брата, - усмехнулся Венцеслав. - Впрочем... Если придет новый царь, я постараюсь угодить ему, и тогда уговорю пощадить их, или спрячу, увезу тайно из Медведицы. А для этого я должен быть живым и в чести у нового государя, кем бы он ни оказался.
Во взоре княгини Светозары материнская гордость мешалась с сочувствием.
- Вот теперь ты говоришь, как настоящий муж, а не как наивный юноша, которого любовь и желание подвига лишают рассудка! Только прошу тебя, сын: будь всегда так же рассудителен, как сейчас. Когда ты мне признался, что любишь Ладомиру, я позволила тебе тайно встречаться с ней, потому что полагаюсь на твой разум. И теперь не скажу иначе.
- О, матушка: любовь к Ладомире научила меня осторожности. Разве я хоть раз в жизни был поспешен или поступал необдуманно?
Мать ласково коснулась его руки.
- Нет, сын мой, чего не было, того не было! Я чувствую: в тебе порой говорит нечто большее, чем опыт твоих молодых лет. Быть может, в самом деле тебе суждено прославить Сварожьи Земли...
Венцеслав невесело усмехнулся.
- Пока что судьба сулит мне бесчестье...
- Бывает на свете, что Боги посылают в трудный час своих избранников, там где не дано справиться никому другому. Им приносит величайшую честь и то, что для всякого другого стало бы бесчестьем. Таков был путь Святослава Храброго...
- Если бы это говорила не ты, матушка, я бы сказал, что ты переоцениваешь меня, - заметил юноша.
Вместо ответа княгиня поднялась из-за стола и подошла к стоявшему возле стены сундуку. Открыв его ключом, висевшим на поясе, вынула оттуда что-то яркое, сверкающее серебряным блеском.
Она положила перед сыном эту драгоценность. То был знак солнечной колесницы, древний знак Даждьбога, похожий на колесо о восьми спицах, с загнутыми наконечниками. Его следовало носить на серебряной цепочке. И сам знак, и цепочка были сделаны искусным златокузнецом из чистого серебра и сверкали так, будто только что вышли из горна. Пламя свечей отражалось в серебре, как в зеркале, пробегало сверкающими отблесками.
- Никогда еще я не видел этой драгоценности, - удивился Венцеслав, залюбовавшись солнечным знаком. Он осторожно протянул руку, и серебро, долгие годы томившиеся в сундуке, показалось ему теплым, будто живым.
- Это старинная драгоценность предков князей Кречетов. Этот знак сделан во Влесославле в тяжелые годы чжалаирского нашествия. Князь Святослав Храбрый подарил его на свадьбу своему брату Стемиру, прародителю Кречетов. Этот самый знак с тех пор передавался из поколения в поколение, но чернел год от года, так что никто не мог носить его. Ни мелом, ни песком, ни золой нельзя было очистить его, так что он почти пятьсот лет был спрятан ото всех.
- Но теперь он сверкает, как настоящее солнце!
- Он засиял в день, когда ты родился, мой Венцеслав! В тот самый день вся чернота сошла с него, и он вспыхнул так, что сквозь крышку этого сундука разлилось дивное сияние. Жрец из святилища Даждьбога тогда предсказал, что моему сыну суждено прославить род Кречетов и принести великую пользу Сварожьим Землям. Теперь возьми этот знак, Венцеслав, он твой по праву! Твой отец, умирая, просил меня заботиться о тебе и отдать солнечный знак, когда ты станешь настоящим мужем, по возрасту и по духу.
Княгиня ловко застегнула цепочку на шее сына. Серебряный знак ярко вспыхнул на широкой груди юноши.
- Как ты красив! Какое будущее обещает тебе этот знак, сын мой! - растроганно проговорила Светозара Остромысловна.
Но Венцеслав печально покачал головой.
- Лучше бы Боги помогли мне сохранить любовь Ладомиры! Она светлее и чище любых драгоценностей, ее любовь даже труса сделает героем. Будь что будет, но, если царевич Избор придет на Медведицу, я попытаюсь спасти Ладомиру и Белогора. Ведь это не окажется нарушением клятвы. Лишь бы представился случай!
- Иного желания я и не ждала от тебя, сын, - кивнула княгиня. - Только прошу еще раз: будь всегда осторожен в поступках и словах, хоть тебе и не нужно этому учиться. Теперь все может измениться в мгновение ока, десять раз на дню.
- О, это я уже заметил! - молодой князь невесело усмехнулся. - Только лишь сегодня мы с Ладомирой опасались одного лишь царя Хотена, и помыслить не могли, чтобы кто-то всерьез был опасен его престолу. Я знаю: Ладомира, если бы могла, скорее пожертвовала бы собственным счастьем, навсегда отказалась бы от надежды быть вместе нам с ней, чем позволила бы принести несчастье своей семье.
- Да, такова Ладомира, и потому сердца ваши соединила любовь. Она - настоящая подруга для великого мужа. Сейчас судьба требует жертвы от тебя, а не от нее.
- Я сделаю, как обещал дяде Станимиру, даже если мне придется вырвать сердце из своей груди, - произнес Венцеслав через мучительно сжатые зубы. - Ну а потом, если новый царь воссядет на трон, поглядим, что можно будет сделать... Не о такой судьбе мечтал я, видят Боги! Мне мечталось о любви, я надеялся всю жизнь прожить вместе с Ладомирой. Но, если придется, я готов стать хитрым и коварным.
Мать мягко положила ладони на руки сына, лежащие на столе.
- Боги все видят, мой Венцеслав. Не забывай, для чего нам даны законы Богов и людей. Боги знают каждый наш шаг, каждый поступок и мысль нашу. Им известно не только, что мы делаем, но и с какой целью. Один и тот же поступок может быть и добром, и злом, зависит лишь от цели. Боги читают в душах и знают наши цели. Они знают, о чем думает человек: о себе одном или о благе других людей.
Венцеслав ободряюще обнял мать.
- Матушка, ведь это ты научила меня быть человеком! Ты объяснила мне, что значит честь и совесть, мужество, здравый смысл. Благодаря тебе я знаю: тот, кто поступает бесчестно, может быть, и достигнет власти и почестей, но ни за какие сокровища не может купить счастье и чистую совесть. Вот, царь Хотен - живой пример тому. Не бойся, матушка. Из твоих увещеваний я должен же чему-то выучиться.
Княгиня растроганно улыбнулась.
- Пусть будет так, сын мой! Я на тебя полагаюсь всецело. Наши Боги, твое сердце и разум, и этот знак Святослава Храброго защитят тебя. А сейчас пойдем отдыхать. Уже совсем поздно. Постарайся не думать о том, что еще не произошло; да лучше и совсем не тревожься о будущем, которого нельзя изменить. Спокойной ночи, Венцеслав! Пусть Боги пошлют тебе крепкий сон.
Уйдя в свою спальню, молодой князь думал, что не сможет уснуть. Но молодость и усталость после трудного дня взяли верх, и вскоре он заснул без всяких сновидений.
Спала в эту ночь и вся старая Медведица, столица Сварожьих Земель. Прохладная весенняя ночь рассыпала звезды над семью холмами, луна купалась в воде Медведицы-реки. Жители отдыхали от дневных забот в бедных избах и в каменных усадьбах. Большинство из них готовились поутру приняться за свои повседневные заботы. Они думали. что такая размеренная жизнь будет длиться долгие годы. Пока еще не властен был над ними ветер, что пробудился на далекой лугийской границе.
-
Хитрым и коварным стать очень трудно, если у человека этих качеств нет от природы. Нелегко придётся Венцеславу и мне не верится (пока) что он найдёт счастье с Ладомирой. Конечно, всё впереди, но ...смутное время, и для страны и для человеческих судеб. Спасибо, эреа Артанис.
-
Спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Хитрым и коварным стать очень трудно, если у человека этих качеств нет от природы. Нелегко придётся Венцеславу и мне не верится (пока) что он найдёт счастье с Ладомирой. Конечно, всё впереди, но ...смутное время, и для страны и для человеческих судеб. Спасибо, эреа Артанис.
А у Венцеслава нужных качеств точно нет? Никто ведь не разоблачил его свиданий с Ладомирой, так что при необходимости он свои чувства очень даже умеет скрывать. Далеко не так уж прост. Другое дело, что пока интриги для него - печальная необходимость, а не привычный метод решения проблем, и в этом-то ему лучше не меняться впредь.
В любом случае, придется нелегко, это точно. А как сложится с Ладомирой - увидим в свой черед.
А пока, следующая глава будет небольшим отступлением. Здесь действие происходит задолго до основных событий, но она нужна, чтобы понять, как создались их предпосылки. И лучше ее поместить сейчас, в начало произведения, потому что потом подходящего момента может и не представиться.
Глава 3. Три мальчика
За восемнадцать лет до того, в Железнограде, лежавшем в лесном полунощном краю, в уделе малолетнего царевича Избора...
Морозным днем поздней осени на стене, окружавшей старинную крепость, играли три мальчика. Все одного возраста, лет семи-восьми, в нарядных шубках, в красивых сапожках из мягкой кожи. Они карабкались по стене, сильно обветшавшей за долгие века. Местами крупные камни выпадали из кладки, каменные зубцы искрошились. Однако мальчики легко перескакивали опасные места, красуясь друг перед другом, прятались за высокими зубцами, ныряли в пушистый снег, наметенный поверх, бросались снежками, визжали, хохотали, глядя на стоявших внизу оторопевших людей. Ускользнув от пристальных взоров воспитателей, они гордились своей победой.
Внизу возле стены бегали взад и вперед несколько слуг и женщина, не сводившая глаз с мальчиков. Все они были сильно испуганы своеволием детей, однако не решались влезть за ними на стену, боясь сделать хуже.
За стеной возвышалась небольшая крепость, в последние несколько лет обжитая заново, но еще не починенная полностью. На крыльцо вышел челядинец, позвал женщину:
- Векша! Тебя царица зовет!
Женщина с тревогой подняла глаза на детей, погрозила кулаком одному из них:
- Ну приди только домой, неслух! Ты у меня неделю сесть не сможешь, не то что лазить! - и, обернувшись к слугам, проговорила просительно: - Берегите, как зеницу ока!
В покоях Векшу ожидала вдовствующая царица Олислава, бледная и суровая. Приказала няньке:
- Собери царевича Избора в дорогу. Отошлю его с лучшими воинами сегодня же в надежное место.
- Слушаюсь, государыня! - поклонилась ей Векша. И, попятившись к двери, не смогла сдержать вопрос: - А нам с сыном ехать с царевичем?
- Нет, - резко приказала царица. - Все знают, что ты его выкормила. Если увидят тебя, поймут, что и он где-то рядом. Ты останешься здесь с сыном и приемышем... Да, вот что: царевич поедет налегке, в одних санях. Его одежду, какую не отправишь с ним, раздай своему сыну и второму мальчику. Они ведь друзья моему Избору, им нужно все самое лучшее.
- Исполню, государыня, - пообещала Векша и вышла из покоев.
Но, когда вышла, лицо ее исказила тревога и затаенная ненависть.
"Хитра ты, царица, да и я не проста! Я своего Любима не отдам на съедение просто так. Хоть нет у меня под рукой преданных воинов, а есть только руки и немножко смекалки, а я сумею постоять за своего сына!"
Тем же вечером, как стало темнеть, из Железнограда выехал простой крытый возок, влекомый парой лошадей, в сопровождении десятка воинов. В возке сидел на медвежьей шкуре мальчик, русоволосый и сероглазый. На ресницах его еще блестели редкие слезы, и он украдкой шмыгал носом. Только что ему пришлось попрощаться с матушкой, с нянькой Векшей и своим друзьями - Найденом и Любимом. Никто из них почему-то не поехал с ним. Первый раз с ним рядом не оставалось никого из близких. На новом месте, пожалуй, скучно будет одному. Даже поиграть не с кем. Все-таки плохо быть маленьким, даже если ты царевич: распоряжаются все равно взрослые...
Когда царевича Избора увезли, Векша, как большая птица, обхватила за плечи двух мальчиков. Они тоже повесили головы, огорченные отъездом товарища всех их детских забав.
- Пойдем, пойдем, Любимушка, а то застудишься! И ты с нами, Найден. Я тебе дам шубку на седой лисе, что царевич Избор оставил, и кафтанчик его, сапожки и шапку.
Рыжеватый, кареглазый мальчик сразу повеселел, побежал с нянькой чуть не вприпрыжку.
- Вот это да! Значит, я буду совсем как царевич!
- Будешь, будешь, Найден, - сдержанно проговорила женщина.
В это время ее собственный сын, невысокий крепыш, цепко ухватил мать за рукав.
- Матушка, а я когда буду как царевич? - требовательно спросил он.
Векша поправила на нем ушастую заячью шапку.
- Будешь, мой Любим, обязательно будешь! Только не сейчас. У тебя и так хорошая шуба, и сапожки совсем новые...
Спустя шесть дней Любим с Найденом, ускользнув от присмотра слуг, снова забрались на крепостную стену. В детстве не много нужно, чтобы позабыть любое огорчение и вскоре вновь радоваться жизни, будто ничего не произошло. Найден, в одежде уехавшего царевича, уселся на каменный зубец с обломившейся верхушкой и оттуда гордо глядел на своего товарища:
- Гляди, я - царевич Избор! Я сижу на троне!
Этот возглас услышали трое людей, крутившихся во дворе. Они совсем недавно нанялись на службу, были поставлены конюхами. Но в этот час, вместо того чтобы смотреть за лошадьми, подобрались к стене, когда там играли дети. Огляделись вокруг. Не было видно ни души: видно, мальчиков еще не хватились.
Услышав возглас мальчика, один из троих широко осклабился и подтолкнул локтем своих спутников. Неслышно ступая по утоптанному снегу, двинулись к всходу на крепостную стену, поднялись наверх.
Маленький Любим вдруг подскочил, будто кто его толкнул в спину. Оглядевшись, увидел троих рослых мужчин. Они достали из-за пояса ножи.
- Ты - царевич Избор? - произнес первый, скаля крупные, как у лошади, зубы.
Оба мальчика в слепом ужасе бросились бежать по широкой, местами выкрошившейся, стене, не разбирая дороги. Расшатавшиеся камни качались под ногами, мелкие камушки градом сыпались вниз. А сзади слышался громкий топот, треск и брань. И грохотало все ближе. Найден мчался, не разбирая дороги, а Любим оглянулся назад. Увидел в двух шагах огромную темную фигуру, блеснувший нож.
- Мама, мама! - в ужасе крикнул мальчик, и кубарем скатился вниз, не помня себя.
- Иду, сынок мой, иду! - Векша с неожиданной силой поймала и удержала ребенка, даже не упала с ним на землю. Подхватив на руки, бросилась бежать, сломя голову.
Прижавшись к ее плечу, Любим оглянулся, будто какая-то сила тянула его назад. И увидел, как пятится перед лезвием ножа Найден. Лицо его было совсем белым, глаза вылезли из глазниц. На него наступал высокий бородатый мужик, за ним еще двое, все вооружены.
- Дяденька, дяденька, не бей! - умолял мальчик.
- Нет уж, царевич, от нас не уйдешь! - прохрипел бородатый, валко ступая по камням.
У Найдена, не переставая, стучали зубы.
- Я царевич... Я царевич... Я царевич... - твердил он, не осознавая ничего.
Бородатый занес нож, но ударить не успел. Найден, не глядя, задел ногой большой камень, тот встал на дыбы и перевернулся. Загрохотало страшнее грозы, и легкое тело мальчика, кувыркаясь, ударилось оземь вместе с градом камней. Хрупкое изломанное тело в нарядной одежде осталось лежать без движения, со свернутой шеей.
Душа его в ужасе и смятении метнулась прочь, оставив погубленное тело. Не сознавая, что произошло с ней так страшно и внезапно, прозрачным мотыльком слепо порхнула в сторону, не найдя пути в светлый Ирий. Она почувствовала совсем близко, в другой душе, тот же страх и смятение. И бросилась навстречу, слилась с первой в отчаянной, безумной вспышке.
А тем временем Векша с сыном на руках взбежала по ступеням крепости. Навстречу ей уже спешили воины и слуги, услышав неладное. В руках у них были у кого пики, у кого - топоры.
- Царевича Избора убили! - крикнула она. Сама не успела понять, случайно ли вырвались роковые слова, или же материнская хитрость помогла ей и здесь.
- Убили! - завыла многоголосая толпа, уже разглядев труп мальчика.
налетели толпой на троих убийц, пытавшихся сбежать. Окружили, принялись колоть и рубить, что было сил. Ни один из поднявших руку на маленького царевича не успел даже рта открыть.
А бывшая княжеская нянька со своим сыном скрылась в подвале, и там еще дрожала, укутав Любима своей шубой, все еще не веря, что опасность миновала. Сидела, не выпуская его из рук, пока страх не начал потихоньку отступать.
- Живой! Живой, Любимушка, мальчик мой! - твердила она все время.
А у мальчика стоял перед глазами Найден в нарядной царской одежде. Вот он сидит на камне, как на троне, а вот уже пятится от убийц. "Я царевич!" Об Изборе он совсем забыл, как будто его и не было.
- Я царевич... Я царевич... - шептал мальчик, точно в бреду.
Мать наклонилась и поцеловала его.
Векша с сыном отсиживалась в подвале до следующего утра, не смея высунуться. Наконец, решилась выйти, спрятав сына в клети под ключ.
Железноградская крепость сделалась похожей на разворошенный муравейник. Все беспокоились, что станет теперь. Одни оплакивали царевича, другие проклинали Хотена Алтанова, фактического правителя Сварожьих Земель, не сомневаясь, что это он подослал убийц. Тревожное било оповестило весь город, и местные жители приходили выразить сочувствие.
Тело погибшего мальчика лежало на помосте в большом покое крепости, обезображенное до неузнаваемости. Его не смели предать погребальному огню до распоряжения с Медведицы. Днем и ночью вдовствующая царица сидела возле тела сына, оплакивая его.
Но в тот день, когда к ней пришла Векша, глаза царицы Олиславы были сухи. В них стоял резкий горячечный блеск, осунувшееся лицо под белым траурным покрывалом сделалось темным. Она уставилась на бывшую няньку почти с ненавистью, над телом ребенка, который для всех должен был остаться ее сыном.
- Уезжай отсюда, Векша. Сегодня же, - медленно проговорила царица и вложила ей в руки увесистый мешочек золотых монет. - Уедешь с сыном подальше от Железнограда, только не на Медведицу. Лучше всего - куда-нибудь к закатным городам, в Славгород или Дубравну. Там вас не найдет никто. И поклянись жизнью своего сына, что станешь держать язык за зубами!
- Клянусь светлой Ладой и жизнью моего Любима! - Векша прижала руки к груди. - Государыня, я и сама ничего другого не желаю, как прожить жизнь спокойно, позаботиться о моем сыночке! Поверь, я сама от себя скрою то, что было, лишь бы нам никто больше не угрожал!
- И хорошо, ладно так будет, - согласилась царица. - Смотри: кроме тебя, Алтанову узнать неоткуда о подмене, что мы произвели.
То одна, то другая невольно опускали взоры на маленькое изломанное тело, лежавшее между ними.
- Найден - сирота, о нем некому было позаботиться, - проронила царица.
Векша промолчала, про себя думая, что не царице Олиславе винить ее, ведь она затеяла подмену.
Царица, казалось, угадала ее мысли и печально усмехнулась.
- Да не винись ты, Векша! Каждой матери родное дитя всех дороже, это так. Только ты все же счастливее меня: тебе удалось своего сына сберечь. Пусть он тебя радует, Векша.
Бывшей царской няньке нелегко было выговорить эти слова, но она все же сказала, задержав взгляд на лице мертвого мальчика; одна половина лица, когда смыли кровь, оказалась сплошь черно-синей, вторая, с открытым глазом, осталась чистой:
- Но ведь и ты, государыня... Ведь это не твой сын. Царевич Избор спрятан.
Вдовствующая царица опустила белое покрывало.
- Да, он спрятан надежнее некуда, спрятан навеки от всех, и от меня!.. Не привезли его в убежище, и никто их не видел. И сыночек мой, и охрана его - все будто в воду канули. Ни на одной дороге и следов их не видели. Кто знает: быть может, косточки моего мальчика уже клюют вороны...
- Так не должно быть, царица! Жив он! - попыталась утешить его Векша.
- Не знаю ничего... - царица устало опустила голову на сжатые руки. - Как бы там ни было, этот мальчик будет сожжен на погребальном костре с царскими почестями. Быть может, если Избор жив, мнимая гибель станет ему самым надежным щитом. Но мне говорит материнское сердце: я никогда уже не увижу его. Ты счастливей меня.
- Не я так устроила, государыня, это судьба, - с трудом проговорила Векша. - Нет ничего хуже, чем матери похоронить своих детей.
- Да... - прошептала царица, но вдруг, осененная новой мыслью, подняла голову. - Нет, есть. Это когда дети вырастают такими, что матери было бы легче, если бы они умерли прежде того.
В тот же день Векша с сыном Любимом уехали прочь на закат. Там их следы затерялись среди других переселенцев, уходящих в поисках лучшей жизни.
А в Железнограде похоронили того, кого почти все считали царевичем Избором, будто бы случайно упавшим со стены. Никто, однако же, не сомневался, что его убили, а втихомолку называли и виновника. И лишь немногие знали или догадывались, что на самом деле все произошло не совсем так.
-
Очень нужное отступление и версия интересная. Но всё-таки надеюсь, Избор жив. А точно ли царица ничего не знает о судьбе сына? Может быть, она просто не доверяла Векше? Спасибо, эреа Артанис.
-
Да, интриги, интриги... А страдают, как обычно, невиновные. Мальчик пострадал за то, что у него не было хитрой мамы.
И я теперь почти уверена, что лугийцев ведёт не случайный человек. Либо сам Избор, либо, что вероятнее, Любим.
-
Лихо закручивается сюжет! Вот и гадай теперь, который из мальчиков царевичем себя величает. Может, и Любим. А может, Избор решил побороться за свои права.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Очень нужное отступление и версия интересная. Но всё-таки надеюсь, Избор жив. А точно ли царица ничего не знает о судьбе сына? Может быть, она просто не доверяла Векше? Спасибо, эреа Артанис.
Ну, тогда смотрите дальше. ;)
Нет, царица в самом деле не знает, что стало с ее сыном, он исчез.
Да, интриги, интриги... А страдают, как обычно, невиновные. Мальчик пострадал за то, что у него не было хитрой мамы.
И я теперь почти уверена, что лугийцев ведёт не случайный человек. Либо сам Избор, либо, что вероятнее, Любим.
Увы, такое на свете случается. :'(
Ну вот, Вы и угадали все! Не умею я морочить голову читателям, как некоторые авторы. ::)
Лихо закручивается сюжет! Вот и гадай теперь, который из мальчиков царевичем себя величает. Может, и Любим. А может, Избор решил побороться за свои права.
Разберемся во всем в свой черед. ;)
Верстах в семидесяти от Железнограда стояло большое село Рябиновое. На окраине его, у излучины реки Быстрицы, стоял дом купца Гостена куницына и его жены Званы. По сельским меркам, то было весьма богатое жилище: прочная бревенчатая изба под двускатной черепичной крышей, лошади и коровы в усадьбе, завозни, полные товара, за которым смотрели работники Куницыных.
Хозяева дома и впрямь преуспевали. Купец каждый год ездил на торги во Влесославль, в Плесков, Вратоград и другие большие города. Жена его умело хозяйствовала в усадьбе. Дома у них всегда было чисто и опрятно: потолок и стены белы, как мел, на окнах висели кружевные занавески, половицы устилали цветные половики. В огромной печи уютно потрескивали дрова. Большой полосатый кот грелся на подоконнике, а когда хозяйка занималась шитьем, катал по полу клубок. Односельчане уважали Куницыных, все, кто бывал в гостях, хвалили рачительных хозяев.
Одно только омрачало размеренную жизнь Гостена и Званы: уже больше двадцати лет они были женаты, а детей не имели. Теперь уже не оставалось и надежды когда-нибудь стать родителями. Бездетность тяготила их, хоть и старались быть заботливы друг к другу. Без детей не в радость становился их уютный дом. Не для кого было копить деньги, не для кого стараться, когда любая работа становится в радость. Говорили все чаще о том, чтобы усыновить какого-нибудь осиротевшего ребенка, но подходящего случая покуда не встречалось.
В этот день Звана сидела с шитьем у окна, выходившего на реку Быстрицу. Стоял грудень-месяц, и серое небо тяжело нависало над самыми крышами деревенских изб. Накануне выпал снег, и пушистые сугробы устилали речной лед.
Какое-то движение за окном привлекло внимание женщины. Обернувшись, она увидела, как из леса показался возок в сопровождении нескольких верховых. Они спустились по берегу вниз и поехали по льду реки.
Звана испуганно подскочила. Хотя в это время года обычно на реках уж становился первый лед, но у Быстрицы было бурное течение, к тому же ее подпитывали теплые ключи. Из-за этого даже в самые сильные морозы лед на реке не бывал таким прочным, чтобы по нему ездить на санях. Должно быть, неизвестные путники не знали о том.
- Гостен! Гостен, гляди! - крикнула Звана.
Ее муж, подсчитывающий что-то в списке товаров, поднял голову. Отбросив перо, вскочил из-за стола, выбежал во двор, созывая работников. Все вместе бросились на берег, кричал и размахивая руками, надеясь предупредить об опасности.
Но опоздали. Едва возок выехал на середину реки, как лед затрещал и стал оседать. Сразу двое передним всадников как будто оступились, рыхлый снег под копытами провалился. Из трещин во льду плеснула черная стылая вода, стала разливаться во все стороны.
- Назад! - завопил один из всадников, махнув рукой вознице, и тут же исчез под водой вместе с конем.
Однако и остальным было уже не выбраться. Лошади, тянувшие возок, разом провалились передними копытами. Возница, сидевший на облучке, кричал, щелкал кнутом, но не могли вылезти из все расширявшейся полыньи. Тяжелый возок накренился и стал оседать, заодно утягивая и упряжку. Двое всадников пытались его поддержать, но покачнувшаяся повозка подмяла их. Только один из воинов успел кого-то выбросить оттуда.
Все происходило в считанные мгновения, гораздо быстрей, чем можно представить. Попавшие в беду путники бились в ледяной воде, среди крошащихся льдин, а спасатели бегали по берегу, не смея подойти, чтобы не провалиться самим.
- Жерди! Тащите жерди! - кричал Куницын своим работникам.
Те принесли со двора длинные жерди, протягивали их попавшим в беду. Но в бешеной толчее тонущим не удавалось схватиться за них. Ледяная вода пробирала до костей, сковывала меховой кожух, как железные латы, и в тяжелой одежде нельзя было двигаться. Судорога сковывала тело, и несчастные уходили под воду. Других подминали обезумевшие лошади. Они барахтались и, не глядя, били копытами, не повинуясь седокам. Льдины ломались под руками хватавшихся за них, кололи тысячей ножей.
Как бездонная яма, чернела полынья на середине Быстрицы. То голова лошади, то рука человека еще взмывали над ней. Но вскоре все исчезло. Быстрое речное течение утащило утопленников прочь. Будут теперь холопами у Водяного, в его подводном дворце.
Только белый пар курился над полыньей, поглотившей разом десяток людей вместе с конями. В немом ужасе глядели Гостен и Звана, вместе с работниками из их усадьбы, и не могли отвести глаз.
- Они не знали, что по Быстрице нельзя ездить. Думали, наверное, спрямить дорогу, не объезжая окольным путем, и вот... Как легко погубить человека... - проговорил купец потрясенным голосом.
Но жена его прислушалась к какому-то странному, еле слышному звуку, и ухватила мужа за руку.
- Что это, Гостен? Там кто-то стонет, кто-то еще жив!
Они бросились к берегу, где из-под снега торчали высохшие стебли камышей. Там, среди прибитых течением обломков досок, лежал ребенок. Он весь промок, голова была разбита, и кровь заливала лицо.
- Он умер, - прошептал купец.
- Нет, нет! - его жена бросилась к ребенку, стала растирать снегом его застывшее лицо и руки. - Он жив, он дышит!
Лежавший на ее руках ребенок пошевелился и слабо застонал, не открывая глаз.
Звана передала его мужу, а сама торопливо закутала пуховым платком, а сверху - шубой.
- Быть может, это судьба, а, Гостен? - умоляющим голосом просила она, когда ребенка внесли в дом. - Мальчик, и какой хорошенький... Если не найдутся его родные, давай оставим его себе!
Купец тоже с сочувствием глядел на ребенка, которому постелили на печи, но счел должным образумить жену:
- Ну что ты говоришь, Звана? "Оставим себе"! Ведь это не щенок и не котенок. Быть может, у него где-то есть родители. Придется разузнать, откуда он.
Перевязывая голову мальчику, Звана возразила:
- Ну как теперь узнаешь, откуда его привезли? Все, кто был с ним, утонули. Быть может, там погибли и его родители. Люди проезжие, не здешние - где, в какой стороне их искать? Если узнаем, что где-то ищут пропавшего ребенка, то сообщим, а если нет... Муж, если мы спасем жизнь этому бедному мальчику, разве он не станет нашим сыном? Ведь те и родители, кто жизнь дал.
Купцу и самому было жаль найденного ребенка, но он не торопился с решением.
- Поживем - увидим, Звана... Да еще и выживет ли он?
Женщина, закутав ребенка в одеяло, взбила повыше подушку. Затем, достав из сундука мешочек с сухими травами, принялась их смешивать. Растолкла немного в деревянной ступке, залила горячей водой.
- Трудно сказать... Замерз, бедняжка, в ледяной воде, да еще голову сильно разбил. Но я немножко училась врачеванию, постараюсь помочь.
- Если этого будет мало, вызовем лекаря, - пообещал Гостен.
На протяжении многих дней не было ясно, выживет ли спасенный из воды ребенок. Голова у него была сильно разбита, и он жестоко простудился в ледяной купели, метался в жару, заходился удушающим кашлем. Долгое время заботы Званы, казалось, не могли ничем помочь. Но женщина сделала для него все мыслимое и немыслимое, точно он в самом деле приходился ей сыном. По ночам, когда ему становилось совсем плохо, она брала его на руки и молила за него Богов, растирала его, поила с ложки малиновым отваром и липовым цветом. И мальчик постепенно стал выздоравливать.
Узнать, откуда его привезли, так и не удавалось. Ни в одном из окрестных городов не разыскивали пропавшего ребенка и не знали его погибших спутников. Не доходило даже слухов, как будто эти неизвестные люди упали с неба. Теперь оставалось надеяться, что сам мальчик поведает что-либо, когда придет в себя.
Но, когда он окреп достаточно, чтобы говорить, оказалось, что он вовсе ничего не помнит о своем прошлом. Его серые глаза широко распахнулись, со страхом и недоумением озираясь по сторонам. Ни на чем не останавливаясь, скользили по потолку, стенам, незнакомым предметам, по лицам купца и его жены.
- Малыш, ты ожил? Можешь говорить? - спросил Гостен.
Мальчик повернул перевязанную голову, но глядел так же безучастно, не произнося ни слова.
Звана, склонившись над ним, заплакала. Поправила изголовье и принялась расчесывать мальчику волосы, отросшие во время болезни.
- Бедный мой малыш, что же довелось тебе пережить! Ты совсем ничего не помнишь? Как зовут тебя?
Глаза мальчика подернулись туманной дымкой, брови мучительно нахмурились, но он покачал головой, все так же молча.
Из глаз Званы капали горячие слезы, падая на лицо ребенка.
- Прошу тебя, ну хоть что-нибудь скажи! С кем ты ехал и откуда? Быть может, с тобой ехали в возке твой отец и мама?
Мальчик вновь слабо покачал головой, но поднял свою тонкую ручку и вытер слезы со щеки Званы.
- Мама... - прошептал он, уловив это слово не то как слабый отзвук потерянной жизни, не то как первый привет из новой.
Гостен и Звана переглянулись, улыбаясь сквозь слезы.
С этого дня мальчик стал постепенно выздоравливать. Но память к нему так и не вернулась. То ли от пережитого страха, то ли после удара по голове, он совершенно ничего не мог вспомнить. Речь и все навыки у него сохранились, но память была пуста, как у новорожденного младенца. Зато он легко привык называть Звану мамой, а Гостена - отцом. Казалось, он впервые появился на свет здесь, на руках у Званы.
Поскольку среди немногих сохранившихся вещей мальчика и на обломках возка не нашли никаких примет или знаков, становилось ясно, что не удастся выяснить, откуда он происходит. И, по правде говоря, Куницыны этому радовались. Спасенный ими ребенок сделался дорог им, и совсем не хотелось бы с ним расставаться. Сбылась, наконец-то, их давняя мечта, и они с умилением смотрели, как мальчик осваивается среди незнакомых прежде вещей, учится всему заново. Совсем немного времени прошло, а он сделался настолько необходим Гостену и Зване, что, кажется, не смогли бы и дня прожить, лишившись его.
В один из первых дней, когда мальчик, еще не выздоровевший, заснул днем, супруги разговорились о том, как быть дальше. Их приемыш спокойно спал на теплой печке. В изголовье у него устроился кот, уместил пушистые лапы на лоб ребенку и громко зарокотал. Всем известно, что кошки умеют лечить, вот и он, должно быть, знал, как окончательно вернуть мальчику здоровье. В присутствии кота ребенок спал спокойнее, и даже улыбался во сне.
Поглядев на него, Гостен невольно вздохнул.
- Похоже, что все следы его канули в воду... Что ж, если так, мы имеем право с чистой совестью оставить мальчика у себя. А ведь он даже своего имени не помнит. Как нам его назвать?
- Нам сына подарили Боги в ответ за наши мольбы. Пусть зовется Божедаром, - предложила Звана.
- Ну что ж: Божедар Куницын - хорошее имя, - согласился Гостен. - Вот и у нас с тобой есть милый сын. Теперь мы не останемся одиноки на старости лет.
- Спасибо вам, Боги! - Звана поклонилась деревянной фигурке Макоши, стоявшей над очагом. Но вдруг осеклась: - А ку как все же пойдут слухи? Тут, в Рябиновом, все знают, что мы бездетны. Соседи станут спрашивать, откуда взялся Божедар, самому ему не дадут покоя...
Но ее муж уже все решил:
- Это не беда! Мы уедем отсюда куда-нибудь подальше, где никто не узнает, что Божедар - не родной наш сын. Моя торговля шла так хорошо, что я могу открыть лавку где угодно, хоть на самой Медведице. Если хочешь, уедем как можно скорей.
Звана счастливо улыбнулась.
- Как хорошо ты придумал, муж мой! Значит, как только Божедар выздоровеет настолько, чтобы выдержать дорогу, уедем прочь.
Так и сделали. В середине зимы семейство Куницыных приехало на Медведицу. Там Гостен открыл лавку в торговых рядах на Холме Велеса и купил дом. Оборотистый купец с женой и сыном прижился в столице, в скором времени перезнакомился с соседями.
Божедар вырос сыном купца, не желая никакой другой жизни. Приемные родители не скрывали от него правды, но он, горячо любя их, не задумывался ни о какой другой судьбе.
-
Ну, что же! Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что это всё-таки Избор. А дальше уж воля автора. Спасибо, эреа Артанис! Ещё одна интрига завязалась.
-
Я тоже думаю, что Избор. Хорошо, что он выжил. И родители, похоже, хорошие попались. :)
-
Избора вроде бы всё устраивает в жизни. С чего бы ему царевичем называться. Впрочем, со временем всё разъяснится.
-
Спасибо вам большое, мои дорогие эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, что же! Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что это всё-таки Избор. А дальше уж воля автора. Спасибо, эреа Артанис! Ещё одна интрига завязалась.
Тут как раз никакой интриги нет. Был Избор - стал Божедар. Теперь он из игры выведен. Могу заранее сказать - он о себе правды так и не узнает, и в политике замешан не окажется. Может быть, и будет показан как-нибудь, но не далеко не главным персонажем в истории.
Я тоже думаю, что Избор. Хорошо, что он выжил. И родители, похоже, хорошие попались. :)
Да, возможно даже, что у него жизнь сложится лучше, чем если бы вырос как царевич. Хотя, тут обстоятельства складываются такие, что ни за чье будущее поручится нельзя.
Избора вроде бы всё устраивает в жизни. С чего бы ему царевичем называться. Впрочем, со временем всё разъяснится.
Имелось в виду, вроде бы, что спасенный мальчик - Избор. В общем-то, все разгадали уже.
Ну а теперь вернемся ко времени основных событий.
Глава 4. Переворот
В сыром мрачном подземелье медведицкой Крепости сам царь Хотен Алтанов и его жена допрашивали еще не старую, но увядшую женщину в белом траурном платье - бывшую царицу Олиславу.
- Признавайся: твой ли сын ведет лугийцев? Ты его спрятала, а сама столько лет прикидывалась овечкой? - спрашивал сидевший на скамье царь, усталый, бледный, с покрасневшими от бессоницы глазами.
Олислава ехидно усмехнулась, видя, что ее заклятый враг сейчас отнюдь не наслаждается присвоенным царством.
- Не знаю я, кто он, говорила тебе уже. Зачем ты меня оторвал от могилы моего сына? Что, припекло тебя, завертелся, как уж на сковородке? Как бы ни было, а Боги еще на земле взыскивают с тебя за все! И тени моего мальчика достаточно, чтобы тебя погубить, похититель престола!
Судорога исказила лицо Алтанова, в тусклом свете единственного факела казавшееся лицом мертвеца. Он бессильно опустил руки на колени, и блеск золотых перстней на бледных пальцах казался чужим и неуместным здесь.
- Скажи мне, Олислава, и я отпущу тебя назад: жив ли твой сын? - вновь потребовал царь.
Лицо бывшей царицы стало таким злым, точно она готова была плюнуть ему в лицо.
- Нечего мне сказать тебе, Хотен! Ничего ты от меня не добьешься!
Тогда царица Драгомира, как медведица, метнулась к Олиславе, ухватила ее за косы, другой рукой ухватила факел, тыча ей в лицо.
- Скажешь все, падаль! Отвечай: жив твой щенок?!
Кривясь от боли, с обожженной щекой, Олислава вдруг презрительно рассмеялась в лицо нынешней царице:
- Дура ты, Драгомира, а еще в царицы пролезла! Знай я, где мой сын, не призналась бы вам и на дыбе! У тебя же есть свои дети; неужто ты бы их выдала?
- Ты, кикимора болотная! - Драгомира замахнулась горящим факелом, но муж ухватил ее за руку.
- Тише, тише, жена! Не надо. Она права: какая мать предаст своих детей? Пойдем. Зря вызвали ее. Сегодня же уедешь обратно, Олислава.
Бывшая царица, обожженная, в разорванном покрывале, насмешливо поклонилась чете Алтановых.
- Благодарю покорно! А все-таки я увидела еще при жизни, как над вами исполняется проклятье!
Поднявшись наверх, Алтанов приказал ожидавшим там стражникам:
- Отвезти вдовствующую царицу обратно в Железноград!
Вернувшись в опочивальню, царь упал в кресло, тяжело дыша. Непослушными пальцами расстегнул высокий воротник кафтана, затем сорочку, прижал руку к груди. Царица Драгомира подскочила к нему, тревожно ахнув:
- Что с тобой, муж? Тебе нездоровится? Лекаря позвать?
- Нет, нет! Дай мне лучше холодного квасу! - отмахнулся царь Хотен.
И, пока пил поданный женой квас, думал про себя: "Олислава права: тень мертвого ребенка меня уничтожила. Для чего теперь стараться прожить подольше? Разве что ради детей. Им без меня не справиться... Белогор! Ладомира! Боги вас щедро одарили, создав достойными престола. Вы умны и благородны, вас не пятнает бесчестие. Мы с Драгомирой недостойны иметь таких детей. Я мечтал, что вам суждено возвысить Сварожьи Земли. А теперь будет как? Одна надежда - что мое войско отразит лугийцев на границе, прогонит обратно, и грозный призрак развеется, как дым..."
Войско под предводительством князя Ярославцева еще в травене-месяце выступило на врага. А сейчас уже наступал липень, и скоро следовало ждать важных вестей. И царь, и Боярская Дума, и простые горожане словно затаили дыхание, ожидая, что произойдет. Повсюду носились слухи о царевиче Изборе. И все больше людей прислушивались к ним, и ожидали его появления. Весть, что скоро придет законный царь, отпрыск рода Святослава Храброго, казалась сварожанам утешительной.
А о царе Хотене теперь почти не вспоминали. Будто и не было его. Даже его детей, прежде любимых медвединцами за их приветливость и готовность помогать нуждающимся, теперь забыли. Если и говорили об Алтанове, то не иначе как с проклятьем, ставили ему в вину все невзгоды. Неурожаи и голод несколько лет назад, пожары, давнее восстание холопов в деревнях под Медведицей, - во всем этом теперь винили только Алтанова, веря, что незаконный царь навлек беды на Сварожьи Земли. И все больше людей, особенно простолюдины, надеялись, что, как только на престол взойдет законный царский наследник, для всех наступит совсем другая, исполненная бесконечного счастья, жизнь.
Только одно еще поддерживало царя Хотела и вселяло надежду: быть может, его войско все-таки одержит победу?
Однажды погожим летним днем, когда уже становилось жарко, царь собирался ехать в Боярскую Думу. Один из челядинцев как раз застегнул на нем сорочку и теперь натягивал на плечи царю черный аксамитовый кафтан. Другой, став на колени, надевал сапоги своему господину. Здесь же находилась и царица Драгомира с детьми. Ладомира и Белогор в эти трудные дни держались рядом с родителями. Сплоченность придавала сил их семейству.
Царь был уже готов ехать, когда сообщили, что прибыл гонец из войска. Он воспрянул духом, в запавших черных глазах блеснула почти угасшая энергия. Когда в горницу вошел посланец - молодой стрелецкий начальник, - царь Хотен воскликнул с преувеличенной бодростью:
- Ну! Говори поскорей! Может быть, ты послан сообщить, что мои воеводы наголову разбили лугийцев? И подлеца, присвоившего имя царевича Избора, ведут в цепях на Медведицу?
Гонец попятился на несколько шагов, проговорил неловко:
- Нет, государь... Я послан сообщить, что Славгородщина и другие пограничные земли без боя передались царевичу Избору. Его воинство выросло многократно. Твои полки разбиты. Князь Ярославцев и другие воеводы сдались в плен. Теперь царевичу Избору открыта дорога. Он идет на Медведицу!
Царь Хотен выпрямился во весь рост, слушая эти роковые слова. Горло вновь сжала одышка, грудь словно пронзило мечом. Лицо его побагровело, но тут же стало белее мела. Он попытался вдохнуть воздух, но тут же покачнулся и рухнул на пол.
- Отец! Отец! - послышались два голоса, и Белогор с Ладомирой бросились к упавшему.
Последним, что разглядел Хотен угасающим зрением, были лица дочери и сына, изумленные, залитые слезами. С последним дыханием он прохрипел:
- Пусть Боги вас хранят... Теперь на вас вся тяжесть.
Завыла над телом мужа царица Драгомира. Вбежали люди, поднятые истошными воплями. Крепость превратилась в разворошенный муравейник.
Но Хотен Алтанов, царь Сварожьих Земель, уже ничего не слышал. Его уже не волновали никакие земные тревоги, и ничто на свете не было нужно.
А для его родных все испытания только начинались. Как и для сварожского племени.
Похоронив царя Хотена, двор и Боярская Дума провозгласили царем пятнадцатилетнего Белогора. До наступления совершеннолетия он разделял власть со своей матерью, вдовствующей царицей Драгомирой.
Глядя на бледного хрупкого мальчика с растерянным лицом, медвединцы качали головами, сомневаясь, чтобы ему по плечу оказалась царская власть в охваченной распрями стране.
Тем не менее, Белогор, оглушенный внезапной смертью отца, собрал все силы, чтобы совладать с ответственностью, камнем рухнувшей на его плечи. Сразу после коронации, стоя на высоких ступенях крыльца Крепости, Белогор обратился к собравшимся горожанам. Еще тонкий мальчишеский голос был не самым сильным, но он, стоя рядом с матерью, старался говорить спокойно и сдержанно:
- Мой добрый сварожский народ! Я и помыслить не мог настолько рано сделаться царем. Мало пользы для царства может принести неопытный отрок. Но такую нить свила для нас Хозяйка Судеб. Все же я надеюсь стать достойным своего звания и памяти моего отца. Сейчас первая наша забота - защита от коварного врага! На Медведицу идут лугийцы. Мы должны все вместе постоять за нашу землю! Я дам оружие всем, способным его носить. Кто может драться - записывайтесь в полки, готовьтесь оборонять свой дом. Кто не годится для войны, будут работать. Копайте рвы, насыпайте земляные валы, стройте заслоны, перегораживайте дороги! Отправляйте на работы даже холопов ваших. Мы еще можем остановить врага! Мужайтесь, сварожане!
Царица-мать, укутавшаяся в белое вдовье покрывало, молча кивнула, подтверждая слова своего сына.
Но не похоже, чтобы многие из горожан, собравшихся возле Крепости, воодушевлялись речью юного царя. Вместе со здравицами донеслись другие голоса, и даже более многочисленные:
- Наш царь - Избор Твердиславич! Долой Алтановых!
- Кончилось ваше время - законный царь идет!
В толпе затопали, зашумели. Где-то уже завязалась драка.
Если народ не очень радостно приветствовал воцарение младшего Алтанова, то и его окружение - бояре и дворяне, стояли угрюмые, будто придавленные. Похоже было, что они, дав присягу новому царю, в душе не очень-то верили, чтобы он смог удержать власть.
Князь Венцеслав Кречет, стоявший со своими родственниками среди бояр, восхищенно взглянул на Белогора, отдававшего свой первый приказ.
- У него есть все, чтобы сделаться настоящим царем! Какое мужество и твердость среди испытаний, свалившихся так внезапно.
Но его дядя, князь Станимир Тихомирич, скользнул взглядом по Белогору, как будто перед ним стояло привидение.
- Быть может, у него есть многое. Только вот не хватает опыта. И еще поддержки среди сварожан. Не то нынче время, чтобы мальчишке владеть престолом.
А его брат, князь Годослав, женатый на сестре царицы Драгомиры, обернувшись к брату и племяннику, скривил губы:
- Хоть Алтановы мне и родня, но за благополучие царя Белогора я не дам ломаного гроша! - и, кивнув Венцеславу, пренебрежительно усмехнулся: - Тебе, племянник, лучше бы поосторожней выбирать друзей. Это тебе не чужеземные книжки про войну, что ты читал с Алтановыми вместе. Здесь все серьезней пойдет.
Венцеслав побледнел, хотел бы ответить князю Годославу, но решил, что лучше промолчать.
После коронации юного царя медвединцы начали готовиться к обороне. Хотя далеко не все поддерживали Белогора, но царский приказ пока еще оставался приказом. В городе собирались полки, на подступах копали рвы и строили стены. Медвединцы учились владеть копьем и стрелять из пищали. Каждый день в город прибывали разведчики, приносили вести о приближении врага. Юный царь готовился дать решающий бой претенденту на престол под стенами Медведицы.
Но судьба не дала Алтановым и этой последней надежды. Среди медведицких бояр и дворян были коварные люди, втайне уже связавшиеся с лагерем пришлого царевича. Теперь они приняли свои меры, желая выслужиться перед будущим владыкой.
Едва забрезжил рассвет, в спальню к царю Белогору вбежал перепуганный челядинец с известием, что Крепость окружена неизвестными воинами. Кинувшись к окну, Белогор сам увидел, что двор весь заполнен вооруженными людьми. И тут же внизу раздался громкий стук и вопли.
- Ах, уже выбивают двери, врываются в Крепость! - простонал юный царь, второпях одеваясь и обуваясь. Схватив серебряный молоточек, ударил по висевшему на стене билу, созывая стражу: - Где мать, сестра? За ними! Постоим за себя!
И, не успев надеть кафтан, в белой шелковой рубашке, Белогор схватил меч и выбежал прочь, туда, где уже сражались.
Он отыскал царицу с царевной, взбежав по лестнице. Они, тоже полуодетые, скрывались в опочивальне. На помощь им пришли всего несколько воинов.
Белогор огляделся, услышал на лестнице стук шагов и страшные проклятья приближавшихся бунтовщиков.
- Ко мне, царские слуги! Ко мне, кто остался верен! - крикнул юный царевич мальчишеским, сорвавшимся голосом.
Еще несколько человек, услышав его призыв, присоединились к ним, вооружившись чем попало. Но большинство челядинцев в это время разбегались кто куда, спеша самим спастись. Позади, в глубине царских покоев, заходились плачем служанки.
-
Хорошо написано, тем более очень трудный эпизод. Халь Белогора, вообще жаль, что за грехи отцов должны платить дети.
Спасибо, эреа Артанис.
-
Жаль Белогора. Наверное, он погибнет. Страшные времена.
-
Спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хорошо написано, тем более очень трудный эпизод. жаль Белогора, вообще жаль, что за грехи отцов должны платить дети.
Спасибо, эреа Артанис.
Следкющий эпизод, увы, будет по-настоящему трудный. :'(
А ведь Белогор мог бы для Сварожьих Земель быть не худшим вариантом в цари. Но, увы, ему такой возможности не позволят.
Жаль Белогора. Наверное, он погибнет. Страшные времена.
"Времена не выбирают, в них живут и умирают". (Не помню, кто это сказал?)
- Закройте дверь! - приказал Белогор, и сам принялся двигать тяжелое кресло, собираясь построить преграду. Слуги стали помогать ему. Ладомира, призвав сенных девушек, попыталась сдвинуть кровать.
- На помощь! Не время теперь прятаться по углам! Если злодеи ворвутся сюда, то и вас не пощадят!
Несколько ее подруг, преодолев страх, стали помогать двигать тяжелые предметы, лишь бы хоть немного выиграть время.
Но бунтовщики были уже здесь. Сразу несколько сильных рук рванули дверь, та затрещала под бешеным натиском. Затем разворотили преграду, и несколько человек ворвались в покои.
Белогор, сжав в руках обнаженный меч, внезапно узнал нескольких нападавших: князя Урманского, думных дворян Гусева, Чернова. Эти люди всего несколько дней назад были на его коронации, присягали ему, как новому царю.
Окинув их взором, Белогор промолвил печально, как совершенно взрослый человек:
- За то, что собираетесь убить царя, которому присягали, Боги спросят с вас! Они все видят, даже если вы о них забыли!
Не слушая его, убийцы толпой ринулись в покои, принялись рубить немногих оставшихся царских слуг. Сразу несколько свирепых воинов двинулись перехватить юного царя. Князь Урманский, высокий плотный человек с грубым лицом, крикнул:
- В лицо не бить! Пусть все убедятся, что это Алтановский выродок, и никто иной!
- Сами вы выродки! - Белогор с отчаянным мужеством загородил мать и сестру, взмахнул мечом, разрубил плечо одному из врагов. Тот охнул и упал на пол. Но силы были неравны. Уже несколько человек тащили за волосы царицу Драгомиру. Та, вся растрепанная, окровавленная, вскинулась медведицей при виде опасности, угрожавшей ее детям. Вырвавшись из рук нападавших, схватила бронзовый подсвечник, ударила первого попавшегося. Но тут же ей заломили руки, запрокинули назад голову. Дворянин Чернов ухватил царицу за горло, и ее шея глухо хрустнула в руках убийцы.
- Матушка! Братец! - закричала Ладомира, видя, как ее мать бесформенной грудой рухнула на пол.
Слыша этот крик, Белогор еще раз попытался пробиться на помощь сестре. Но меч тут же выбили из его рук. И в то же мгновение князь Урманский, хищно пригнувшись, вонзил снизу нож в живот Белогору.
Но вопль, исполненный страшной боли и невыносимого отчаяния, издал не юный царь, нет, этот вопль вырвался из груди Ладомиры. Она бросилась к брату, упала на колени возле него, ничего больше не видя и не слыша вокруг себя.
Тем временем убийцы расправились с последними защитниками. Иные, распаленные запахом крови и неистовыми страстями, уже хватали пригожих подруг царевны, тащили с собой, не слушая их стонов и слез. Другие, более расчетливые, обратили внимание на богатства царской опочивальни.
Двое дюжих воинов ухватили было под локти царевну Ладомиру, хотели оторвать ее от умирающего брата. Но князь Урманский с бранью оттолкнул их.
- Эту не трогать! Поднесем ее в подарок царю Избору Твердиславичу. Такая красотка годится в царские наложницы, а государь будет нам дополнительно благодарен.
В другое время Ладомира затрепетала бы, услышав, какая участь ей готовится. Но сейчас она видела перед собой только раненого, истекающего кровью брата. Кровь заливала его белоснежную рубашку, текла по полу, пятнала ночную сорочку царевны. Забыв обо всем другом, девушка оторвала от нее край, попыталась остановить кровь, хоть и видела, что все напрасно.
Из покоев уносили трупы и раненых. За ноги вытащили тело царицы Драгомиры. Князь Урманский ухватил Ладомиру за руку, собираясь увести прочь.
- Пойдем! Посидишь в вашей усадьбе, пока царь не распорядится тобой.
Ладомира, повернув голову, скользнула по нему безучастным взором и проговорила, как если бы все еще могла здесь приказывать:
- Оставь меня хоть напоследок вместе с моим братом, а там делай, что хочешь!
В ее голосе, в движениях и жестах, в эту страшную минуту было столько царственного достоинства, что жестокий убийца попятился назад. Ему показалось, что глаза осиротевшей царевны прожигают его насквозь. Впервые в жизни он испытал если не смущение, то нечто вроде суеверного опасения. Ему представилось, что когда-нибудь он вот так же встретится перед престолом Богов лицом к лицу со своими жертвами, и там объявят, кто был прав, и кто виноват.
Преодолев мгновенную слабость, Урманский пренебрежительно взглянул на умирающего Белогора. Кивнул пришедшим к ним воинам:
- Мальчишка все равно не жилец. Постерегите у дверей, никуда не денутся. А после вынесите тело на крыльцо, положите рядом с матерью. Пусть все убедятся, что Алтановы мертвы, и ни у кого не получится их подменить.
Этот жестокий приказ, точно раскаленный гвоздь, пронзил Ладомиру, но она не издала ни звука, благодарная уж и на том, что их с братом оставили одних.
Перекошенную дверь кое-как поставили на место и прикрыли. В разгромленной, залитой кровью опочивальне остались только девушка с умирающим мальчиком.
Держа на коленях голову брата, Ладомира перевязывала рану. Кровь все равно проступала сквозь слои тонкого полотна, она была повсюду. Белогор приоткрыл затуманенные болью глаза и слабо улыбнулся.
- Это ни к чему, сестра... Ты мне не поможешь... А если бы и могла, они не позволят. Позаботься о себе, хорошо?
- Ах, братец, что ты говоришь! Какое мне дело теперь, когда все погибло, все разрушилось так страшно? - простонала Ладомира. По лицу ее горячим потоком текли слезы.
Мальчик слабо шевельнул рукой, и сестра бережно взяла его уже холодеющую ладонь.
- Ладомира, прошу тебя, выдержи все, что станется с тобой! Ради наших отца и матери. Я всегда с тобой буду, милая моя сестричка... Я верю, ты еще можешь все пережить и стать счастливой... Обещай мне!..
С губ Ладомиры готов был сорваться истерический смех, и она лишь предельным усилием воли смогла его подавить.
- Что ты говоришь, какое счастье? Ты слышал, что они хотят? Счастье со злодеем, называющим себя царем?!
- Боги не позволят, чтобы все навеки осталось во власти злых сил... Ты последняя из нашего рода, ты еще можешь жить... Я знаю... у тебя есть надежда... Венцеслав любит тебя... Он отомстит за всех нас. Вы еще можете быть счастливы...
- Венцеслав! Где он теперь? О чем говорить? - сдавленно простонала девушка. Одно упоминание этого имени сейчас, в таких обстоятельствах, показалось ей немыслимым.
- Он не знает, что случилось с нами... Но я верю, он сделает для тебя все, что может человек... Ты будешь с ним счастлива... Быть может, ваш путь будет не так прям и скор... Мне жаль, что я не назову Венцеслава братом... Но я и там буду с вами рядом. Так ты слышишь меня, Ладомира? Переживи это... и иди вперед...
И, пока он говорил, голос его затухал вместе с жизнью. Ладомира поцеловала брата в холодные губы и клятвенно пообещала:
- Клянусь светлой Ладой, я сделаю все, о чем ты просишь.
Белогор вздохнул, утешенных обещанием сестры. Он улыбнулся, словно рана перестала мучить его. Широко раскрыв глаза, он проговорил тихо, но радостно:
- Я вижу свет, гляди, сестра! Он все ярче и шире, все светлей! Небо распахнулось, высокое и прозрачное... Там цветут сады, и леса полны жизни... Чудесные звери и птицы... Там встретятся все, кто потерял друг друга...
Произнеся последние слова, он вытянулся, не двигался больше. Ладомира поцеловала брата и закрыла ему глаза. А затем упала без чувств рядом с ним, такая же холодная и бледная.
Свержение царя произошло настолько быстро и скрытно, что большинство медвединцев, проснувшись поутру, не подозревали, что семья Алтановых почти полностью истреблена. Лишь когда прошли слухи, что трупы царя Белогора и его матери лежат на крыльце Крепости, всем на обозрение, горожане стали собираться, чтобы удостовериться, что это правда.
Не подозревали ничего и в доме князей Кречетов. Венцеслав в последние дни был деятельным помощником юному царю. Он вместе с ним готовился оборонять Медведицу, целые дни проводил на Холме Перуна, где обучались воины. О договоре с дядей он совсем забыл в это время, и искренне готов был сделать все возможное, чтобы помочь Белогору сохранить трон. В эту ночь он крепко спал после дневных трудов, и ему снилось, что царь Белогор, укрепив свою власть, отдает Ладомиру ему в жены.
Князя вырвал из сна громкий лай собак и чей-то голос. Открыв глаза, увидел своего слугу, молодого парня по имени Елень. Он вырос вместе с князем, был на пару лет старше него. Вместе с ним с детства учился всем боевым навыкам, выполнял самые важные поручения. Вот и сегодня утром Елень обо всем узнал пераым и поспешил сообщить своему господину.
- Княже! Венцеслав Станимирич! Царя свергли! Государь Белогор Хотенович убит, и его матушка тоже!
Венцеслав вскочил, не веря своим ушам.
- Полно, да правда ли это? Откуда ты взял?!
- Сам видел на рассвете, когда выезжал промять коня! Услышал, о чем в городе говорят, и поспешил к Крепости. Точно, видел два тела, как тебя сейчас вижу!
И, когда Елень помог ему одеться, князь Венцеслав вскочил на коня и помчался к Крепости. За ним поспешил небольшой отряд боевых холопов.
Площадь вокруг Крепости была уже запружена народом. Здесь толпился вооруженный люд, служивший неведомо кому, стекались толпы любопытствующих горожан. Князю не без труда удалось проложить себе дорогу. Приподнявшись на стременах, он издалека разглядел лежавшие на крыльце тела женщины и мальчика. Их положили так, чтобы все могли убедиться в гибели Алтановых.
- Да, это вправду они! - Венцеслав провел рукой по глазам, словно отгоняя навязчивый морок. - Медвединцы своими руками умертвили царя, что мог их привести к счастью! Но где царевна?
Он подъехал вплотную к самому крыльцу, едва не стоптав конем одного из стоявших там стражей, вооруженного пищалью. Тот отпрянул, но тут же нагло усмехнулся, делая вид, что не узнает приблизившегося знатного господина.
- Что ты глядишь, боярин? Смотри - нет больше Алтановых! И царь-мальчишка, и его маменька, как узнали доподлинно, что скоро царь Избор будет здесь, покончили с собой. Будет с них! Поцарствовали - и хватит! Законный царь идет!
У князя все завертелось перед глазами. Он, только вчера расставшийся с Белогором, готовым твердо принять любой вызов, не сомневался, что произошло подлое убийство.
- Вся семья покончила с собой? А где царевна Ладомира Хотеновна? - спросил Венцеслав, боясь узнать ответ.
- Она жива. Ее увез князь Урманский, чтобы поднести в дар царю Избору Твердиславичу. Ха, уж верно, ему приглянется такой лакомый кусочек!
Венцеслав, не говоря ни слова, пришпорил коня, так что тот взвился как бешеный, и пустился вскачь, сам не зная куда. Елень и остальные спутники едва успевали за князем. Лишь когда знакомые улицы остались позади, Венцеслав остановился.
"Что делать теперь? Где искать Ладомиру? И как вырвать ее из рук злодеев? Могу ли я сделать это, не погубив ее и себя, и своих родных? Во всяком случае - лишь после того, как найду верный способ..."
Собравшись с мыслями, молодой князь приказал Еленю:
- Когда от тел Алтановых снимут стражу, ты должен выкупить или похитить их. Не жалей никаких кун, проси или угрожай, но они должны вознестись в Ирий в пламени погребального костра. И никому не говори, что ты от меня!
Так и произошло. Тела юного царя Белогора и царицы Драгомиры были таинственно увезены и преданы огню. Правда, лишь после того, как вся Медведица убедилась вполне, что они мертвы и не вернутся к жизни.
А царевна Ладомира исчезла бесследно, и посланные Венцеславом люди не могли ее разыскать.
-
Действительно, очень трудный эпизод, но написано убедительно, спасибо, эреа Артанис. Тут даже не знаешь, что сказать. Теперь вот за Ладомиру переживать будем.
-
Спасибо Вам большое, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Действительно, очень трудный эпизод, но написано убедительно, спасибо, эреа Артанис. Тут даже не знаешь, что сказать. Теперь вот за Ладомиру переживать будем.
Да уж, век бы такого не писать! Может быть, одна из самых тяжелых глав во всем произведении. Поглядим, конечно, как дальше будет складываться.
О судьбе Ладомиры узнаем немного попозже.
Глава 5. Пришлый царь
Медведица встречала царевича Избора Твердиславича. С самого утра у Закатных ворот толпился народ. Всем хотелось увидеть будущего царя, возврвтившего себе престол предков.
И вот он въехал в город на стройном белом коне. Горожане смогли разглядеть молодого человека, русоволосого в рыжину, без бороды и усов, круглолицего, смуглого. Наружность у него оказалась самая обыкновенная, вовсе не из тех, что с первого взгляда поражают благородством или царственным величием. Но медвединцы, настроившиеся на скорейшее исполнение своих самых заветных надежд, даже не обратили внимания на внешнюю неказистость своего нового повелителя. Они протискивались поближе к дороге, по которой ехал царь со своей свитой. Многие хлопали в ладоши, подскакивали, кричали:
- Да здравствует царевич Избор Твердиславич! Царствуй сто лет, государь!
Тот, кто именовал себя законным наследником, приветствовал свой народ, поклонившись седла на три стороны. Быть может, его не назвать было красавцем, но, во всяком случае, он превосходно держался в седле, и правил конем с удивительной ловкостью. На нем был надет ярко-зеленый аксамитовый кружевной камзол лугийского покроя, с золотым поясом, такие же зеленые штаны и алые сапоги. На голове его красовалась черная бобровая шапка, увенчанная радужным павлиньим пером.
Слыша, как его приветствует народ, новый царь весело улыбнулся и проговорил во всеуслышание:
- Приветствую вас, мои дорогие медвединцы! Наконец, Боги помогли мне возвратить престол моих предков, коварно отнятый злодеем Алтановым! Клянусь вам Сварогом и Макошью успокоить царство и сделать его счастливым!
Последние слова были заглушены радостным ревом горожан.
Вместе с перешедшим на его сторону войском, Избора Твердиславича сопровождали и лугии, пышные и гордые, под алым знаменем с золотым крылатым конем. Они держались рядом с будущим сварожским царем. Один важный пан, высокий и осанистый, с длинными вислыми усами, облаченный в бархат и парчу богаче самого царя, держался от него по левую руку, оттеснив сварожских воевод. Особенно хороши были гусары: на рослых сильных конях, в блестящих доспехах, в плащах из рысьих шкур, в высоких меховых шапках, делавших и без того статных молодцев еще выше ростом. У каждого знатного лугийца имелись пистолеты в седельным кобурах и сабля на поясе, а к седлу приторочено длинное копье с цветным шарфом на древке. Простые воины снаряжены были проще, но все же богаче сварожских воинов. Держались лугии весело: смеялись, подкручивали усы, переговаривались на своем языке, похожем и непохожем на сварожское наречие.
На всем пути того, кто назывался царевичем Избором, его сопровождала неистовая радость медвединцев.
На крыльце и в переходах Крепости поджидали знатнейшие сварожские вельможи. Им не по чину было кричать и прыгать, как простолюдины, но они также всем своим видом показывали радость от возвращения наследника древних царей. Двое знатнейших бояр - князь Станимир Кречет и князь Милонег Ярославцев, - держали на подносе хлеб и соль, и связку ключей.
Глядя, как ликуют горожане, князь Венцеслав, стоявший поодаль вместе со своей матерью, проговорил так, что она одна его слышала:
- Меня удивляет, чему они радуются, ведь этот царевич еще ничем не заслужил доброй славы, ничего не сделал для них. Помимо того, что ради него умертвили Белогора...
Княгиня Светозара мягко положила руку на плечо сыну.
- Люди всегда склонны надеяться на лучшее, и поэтому их легко увлечь. А теперь имя царевича Избора дурманит их, как волшебное заклятье. Они верят, что теперь вся жизнь начнется сначала. Сейчас нечего и пытаться образумить их, никого не станут слушать. Время все расставит по местам. А пока помни, сын, о чем мы договорились. Теперь для тебя наступает самое важное.
- Не беспокойся, матушка. Я справлюсь, - пообещал молодой князь и стал глядеть, как именующий себя царевичем Избором спустился с коня и ступил на мощеные плиты Крепости.
Оказалось, что царевич невысокого роста, однако двигался ловко и быстро. Вообще, держался он как человек, не стеснявшийся своей внешней неказистости, и даже сделавший из нее своеобразное достоинство. Он широко улыбнулся, вовсе не смущаясь важностью нынешней минуты.
- Приветствую тебя, государь, в праотеческой Крепости, - умильным голосом произнес князь Станимир, передав царевичу приветственный дар.
Царевич взял хлеб и помахал рукой приветствующим его сварожанам. Затем сильным рывком разломил каравай пополам и обмакнул в соль. Половину хлеба он отдал следовавшим за ним лугийцам, а вторую стал жевать сам, стоя на мраморных ступенях, с которых совсем недавно смыли кровь Белогора Алтанова.
- Отведай, пан Ясинский, и вы, благородные паны, - царевич подмигнул следовавшему за ним важному лугийцу.
Ключи царевич взял себе, а вышитым рушником, что прикрывал хлеб, он вытер руки и небрежно уронил наземь. Увидев это, горожане, последовавшие за царевичем к самому крыльцу, подобрали полотенце, стараясь им завладеть, как счастливым талисманом, и разодрали на клочки.
К чаревичу подошел прибывший к ним воевода Воронов. Он шел против лугийцев с войском, посланным еще Алтановым, но в сражении первым разыскал царевича и поклялся ему преданно служить. Теперь именуемый Избором Твердиславичем ценил Воронова больше всех сварожан из своего окружения.
- Ну, познакомь меня, Велемир Брониславич, с первыми боярами и дворянами Сварожьих Земель, - приказал царевич. И, прохаживаясь перед стоявшими перед ним вельможами, он милостиво пообещал: - Не опасайтесь ничего, добрые сварожане! Я буду милостив ко всем, кто станет служить мне верно, как ваши предки служили моим прародителям.
- Да здравствует царь Избор Твердиславич! - воскликнул целый хор голосов, и знатных, и простолюдинов.
Воронов называл царевичу одного из бояр за другим. О большинстве из них тот, видимо, уже слышал прежде, и теперь кивал и здоровался со знатнейшими сварожскими вельможами. Ему уже представили Верхуславских... Златоверховых... Белецких...
Когда дело дошло до Кречетов, то царевич, мимолетно скользнув взором по князю Станимиру и его братьям, задержался на Венцеславе.
- Ну а ты, юноша, готов вместе со мной способствовать грядущему процветанию Сварожьих Земель? - велеречиво изрек царевич.
Венцеслав отступил на шаг и поклонился. Тот, кого все почитали царевичем Избором, не доходил ему до плеча.
- Я всегда готов служить царю и Сварожьим Землям! - ясным голосом проговорил молодой князь.
Царевич развязным жестом похлопал его по плечу.
- Хороший ответ! Я думаю, у меня найдется для тебя важное дело. Кроме того, мне нравится твой рост и внешность. Тебе, должно быть, вместо верховой лошади требуется зверегор?
И, не дожидаясь ответа от собеседника, царевич засмеялся сам, заливисто, как мальчишка, удравший из-под надзора наставника. Он даже не обратил внимания, что среди его свиты засмеялись лишь некоторые лугийцы, а сварожане сохранили каменное молчание. Лишь немногие, в том числе и сам Венцеслав, изобразили ответную улыбку.
Ничто, казалось, не могло смутить того, кто именовался царевичем Избором. Он даже не задумался, что, вступая на сварожский престол, оказывается среди иного народа, чем лугии, с другими обычаями и образом жизни.
Снова похлопав по плечу Венцеслава, он повторил:
- Мне нужны соратники - молодые и смелые, не скованные устаревшими порядками, как чугунными цепями. Я надеюсь, ты поможешь мне образовать по-новому сварожскую знать, научить ее обычаям родственного нам, но более развитого лугийского племени? Если да, то постарайся поладить с моими друзьями-лугиями. Хотя вам, может быть, на первых порах трудно будет друг друга понять...
- Я знаю лугийскую речь, государь, - ответил Венцеслав на этом языке.
- О, это совсем хорошо! - искренне обрадовался царевич, и выразительно взглянул на лугиев: - Вот видите, панове: я же говорил, что сварожане охотно поддержат все мои замыслы. По крайней мере, молодые, те, что смотрят вперед, а не назад.
- Свежесть ума и готовность служить царству не зависят от возраста, государь, - вкрадчиво проговорил князь Вышеславский.
Царевич ласково кивнул ему.
- Разумеется, разумеется! Каждый может вместе со мной начать новую эру в истории Сварожьих Земель! - он потер руки, словно готовясь приняться за работу. - О, мы с вами заставим не раз удивиться все иноземные державы!
Его переполняла энергия. Он не мог долго оставаться на одном месте, и, пройдя со своей свитой в большую приемную палату, прохаживался среди собравшихся вельмож. Резко развернувшись на каблуках, обернулся к старшему из князей Кречетов и к князю Ярославцеву, тоже уже седобородому:
- Я слышал, что Алтанов запрещал вам жениться, чтобы древнейшие княжеские роды угасли без потомства. Я, сделавшись царем, не допущу такой жестокости! Разрешаю вам найти невест, надеюсь уже в этом году погулять на ваших свадьбах. Надеюсь, что вам еще не поздно продолжить род. Как говорится: с новой спицей и старое колесо завертится!
Оба старых князя принялись благодарить нового повелителя.
- Ну вот, сразу видно: пришел законный царь, который по-старому чтит старинные семьи! - льстиво проговорил князь Станимир, поклонившись.
Никто не взялся указать царевичу, что у сварожан не принято так во всеуслышание говорить о личных и семейных делах.
Венцеслав, разглядывая того, о ком столько слышал, теперь пытался понять, кого привела судьба в цари сварожанам. Сейчас его не волновало даже, настоящий перед ним царевич Избор или нет. Важнее было понять, что представляет собой этот человек, в кого вырос в чужих краях. И понять его было не так уж легко. Наблюдая за его быстрыми, непоседливыми движениями, ловя беспокойный взгляд живых зеленых глаз, Венцеслав мог принять царевича за озорного, взбалмошного мальчишку, хоть и знал, что тому полагается быть на семь лет старше него. Заметно было, что пришедший царевич долго жил в Лугии, набрался там чуждым сварожанам привычек. И все же, Венцеслав не спешило с выводами. Старинная сварожская пословица гласила: чтобы узнать человека, нужно с ним съесть пуд соли. Что ж, теперь царевич, кажется, сам предоставлял ему возможность узнать его лучше. А пока не следует спешить с выводами.
"Сейчас, когда народ его обожает, и наша братия бояре ему послушнее, чем были при Алтановых, у него есть все, чтобы сохранить власть. Если только окажется достоин царского престола, и тогда никто не станет доискиваться, кто он в самом деле. Если же нет, медвединцы могут его возненавидеть так же, как любят сейчас. Вот бы ему о чем подумать; но пусть доходит сам до этой мысли. Лугии вот тут еще... Вряд ли чужеземцы к нам приходят для нашего блага... Ладно, жизнь покажет, что делать! Как бы там ни было, ради Ладомиры я должен найти способ помочь ей - по воле нового царя или против нее!"
-
Вряд ли чужеземцы к нам приходят для нашего блага...
Воистину. Ну, и, новоявленный "царь" ведёт себя на редкость глупо. Венцеслав правильно заметил, что возненавидеть его можно столь же легко, как и восславить. Любомир этого не понимает. Заметно, что он просто марионетка, кукла в чужих руках.Обычаев сварожан он не знает и не хочет знать. А, между тем, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тем более, цари. Спасибо, эреа Артанис.
-
Спасибо Вам, эрэа Convollar :-* :-* :-*
Воистину. Ну, и, новоявленный "царь" ведёт себя на редкость глупо. Венцеслав правильно заметил, что возненавидеть его можно столь же легко, как и восславить. Любомир этого не понимает. Заметно, что он просто марионетка, кукла в чужих руках.Обычаев сварожан он не знает и не хочет знать. А, между тем, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Тем более, цари. Спасибо, эреа Артанис.
А у него, увы, обывательское представление: что быть царем - это "что хочу, то и ворочу". К тому же, советую обратить внимание на то, при каких обстоятельствах Любим (все-таки, так его зовут, хотя это имя может быть и сокращением от Любомира) дошел до идеи, что он и есть потерянный царевич. Это частично проясняет характер сей странной личности. А лугиям, конечно, он удобен в качестве ставленника.
Медвединцы примолкли в ожидании: чего еще захочет от них пришедший царевич?
А он, сделав широкий жест, пообещал:
- Скоро из лугии прибудет моя невеста, Заслава Войцеховская, а с ней будет много знатных панов и прекрасных дам из самых лучших лугийских родов. Вот тогда мои сварожане узнают, что значит жить по-настоящему! От души наслаждаться жизнью умеют только в Лугии. Мы станем устраивать пышные охоты, рыцарские турниры, празднества с танцами и маскарадами. Довольно мы все страдали: вы - под рукой тирана, я - чудом спасшись и скрывая свое имя. Но теперь черные времена остались позади, наступает рассвет! Довольно сварожане сидели, как сычи, я научу их веселиться!
Сварожские вельможи украдкой переглядывались не очень-то весело. Им непросто было понять, чего от них хочет царевич, уж очень его пожелания отличались от их обычаев.
Один лишь Воронов, царский любимец, решился заметить вполголоса на ухо царевичу:
- Государь, не лучше ли тебе постепенно вводить новые обычаи? Дай людям время, чтобы оглядеться. Они после сами увидят, что лугийцы живут веселей и захотят у них поучиться. Сварожане пируют и веселятся лишь в некоторые праздники: на Масленицу, в день поворота года, в Купальскую ночь, осенью - в честь урожая...
- А теперь вот каждый день станет для них праздником! - царевич повысил голос. - Да и что ты, Велимир, меня пугаешь, будто я что злое затеял? Я твердо уверен: мои будущие подданные сами скоро захотят побольше развлечений, как только поглядят, какие роскошные празднества будут твориться здесь каждый день! А самое главное - когда встретят обворожительных лугийских красавиц... Моя невеста, Заслава Войцеховская - очаровательнейшая девушка во всей Лугии. Но ее будут сопровождать и другие прелестницы, лишь немного уступающие красотой и обаянием. Я надеюсь, что многие мои сварожане захотят жениться на прекрасных лугийках, - и, внезапно обернувшись к князю Венцеславу, царевич проговорил: - Что скажешь, князь Кречет? Захочешь ли ты жениться на лугийской деве?
Молодой князь не мог скрыть крайнего удивления.
- Государь, я никогда не думал о такой возможности. Мне нужно время поразмыслить, посоветоваться с матушкой и близкими. Да еще и согласятся ли твои лугийские союзники?
- А почему же им быть против? - живо возразил царевич. - Сварожане и лугии - родственные народы, они говорят похоже, чтят одних и те же Богов. Я хочу вновь соединить то, что некогда было разъединено. И надеюсь, что ты первым из молодых вельмож последуешь моему примеру и женишься на лугийке. Да ты и сам захочешь того же, как только убедишься, как умеют пленять лугийские девы. Они всегда веселы, милы и остроумны. Увидишь, могут ли сварожанки сравниться с ними.
Венцеслав мысленно пообещал себе, что никаким чужеземным красавицам не заставить его позабыть Ладомиру. Вслух же сдержанно заметил:
- Сблизить два народа - великая цель, государь, достойная твоего высокого имени! Но к ней надо двигаться постепенно, готовиться, как пахарь возделывает землю, прежде чем бросить в нее семена. И сварожанам, и лугиям нужно время, чтобы принять новые обычаи. И мне тоже...
- Ну, времени у нас довольно, - рассмеялся царевич, беря Венцеслава под руку. - В Лугии одна ворожея мне напророчила, что я буду царствовать тридцать четыре года.
Князь Венцеслав скрыл сомнение под тонкой улыбкой.
- За такое время, разумеется, можно все поставить вверх дном.
- Верно, - именуемый Избором Твердиславичем ласково улыбнулся. - Но каждому государю необходимы рядом надежные помощники, соратники, разделяющие его идеи. Те, кто станет их претворять в жизнь. Так что я рассчитываю на тебя, князь Кречет! Со временем у меня найдется для тебя более важное дело. А пока что назначаю тебя великим мечником. Будешь всегда возле меня, рядом с моим троном станешь стоять с обнаженным мечом.
Венцеслав поклонился до пола, изображая искреннюю радость. Выпрямившись, заметил, как на лице дяди Станимира мелькнула одобрительная усмешка. Но большинство сварожан, казалось, недоумевали. Да и лугии тоже. Глава их посольства, пан Ясинский, подойдя к царевичу, пояснил собравшимся на достаточно хорошем сварожском наречии:
- Великий мечник - лугийское придворное звание. Его Высочество царевич Избор перенимает его у двора короля Казимира, для блага обеих наших держав.
- Именно так, - царевич тут же назвал лугийца перед сварожскими боярами: - Вот перед вами князь Збигнев Ясинский, яргородский воевода. Мой бывший господин, которому я, скрыв свое имя, служил, когда бежал в Лугию, спасаясь от убийц. А ныне - мой союзник и будущий родственник: князь Ясинский женат на сестре моей Заславы. Словом, как видите, в нашем лице сварожане и лугии уже сближаются. Ведь род Ясинских - сварожане по происхождению? - обратился он к важному пану.
- Это было когда-то. Уже много поколений мы - лугии, - надменно отозвался яргородский воевода.
- Так и должно быть. Люди всегда тянутся к блеску и успеху, а не к мрачности и запустению, - проговорил царевич. И, вновь обернувшись к Венцеславу, назидательно добавил: - Так я надеюсь на тебя, господин великий мечник. Это назначение для тебя большая честь.
- Разумеется, государь! Огромная честь, тем более для моих лет, - согласился Венцеслав.
- То-то же! Небось, Алтанов не скоро возвысил бы тебя, не пожаловал бы своим доверием: он ненавидел тех, кто родом выше него.
Тем временем иные из сварожских бояр уже с удивлением приглядывались к юноше, в котором прежде видели только племянника старого Кречета. Венцеслав никогда не старался привлекать внимание, со всеми держался ровно, не гордился родовитостью, оставался в стороне от придворных распрей. И вдруг в одночасье выходил на одно из первых мест в царстве!
Велимир Воронов, любимец будущего государя, в ярости кусал губы, глядя на стремительное возвышение юного князя, в котором уже видел соперника в царской милости.
А сам царевич Избор, шествуя со своей свитой по переходам Крепости, не волновался, что происходит у них. Он яркими блестящими глазами оглядывался в великолепных покоях, где обитали поколения былых князей и царей, начиная с Лютобора Освободителя. Вдыхал запахи старого камня и дерева, благовоний и старинного запылившегося пергамента. Этот воздух кружил голову именующему себя наследником престола, пьянил сильнее крепкого вина. С того мгновения, как перешагнул порог Крепости, царевич чувствовал, что перед ним рухнули все преграды, и теперь он может позволить себе все, что только пожелает.
И он трижды ударил серебряным молоточком в гонг, и приказав явившимся челядинцам:
- Сию минуту устроить пир! Пусть жарится мясо и льется вино рекой! Горожанам тоже выставить угощение! Вся Медведица сегодня должна есть, пить и веселиться!
- Да здравствует царевич Избор Твердиславич! - отозвались сварожане.
Этой ночью вся Медведица и впрямь праздновала приход наследника законных царей. До утра по всему городу горели огни, плыл запах жареного мяса, звучали сварожские и лугийские песни. Гости и хозяева пили за здравие будущего царя.
А поутру горожане, хмельные и усталые, пробирались домой, морщась от боли в голове, кое-как приводили себя в порядок, брались за дневные заботы. А иных, совсем пьяных - испачканных, окровавленных после драки или несчастного случая, - в это время родные разыскивали по всему городу, со слезами и бранью тащили домой. И это было также последствием прихода царевича.
Спустя всего три дня царевич Избор, не теряя времени, короновался перед всей Медведицей в храме Сварога. Когда жрецы поднесли ему ларец, где лежала корона, царевич торопливо выхватил ее и сам надел на голову.
- Боги сохранили мне жизнь и возвратили престол моих предков! К чему же еще освящать то, что уже свято Их волей?
Никто не посмел ему возразить, и, таким образом, он был провозглашен царем.
Старинная сварожская корона была изготовлена в виде боевого шлема. Некогда она и была шлемом древних князей-воителей, призванная напоминать о том, что главный их долг - оборонять Сварожьи Земли от любого врага. Со временем ее стальное основание украсили золотыми заклепками и драгоценными камнями. Самый крупный из них - кроваво-красный яхонт, - лежал точно в середине лба, и сейчас горел, как огромная капля свежей крови.
В это мгновение провозглашенный сварожский царь держался с такой твердой уверенностью, что не только простой народ, но даже многие среди сварожской знати были словно очарованы им. Сейчас царь Избор казался им и величествен, и красив. Он даже словно вырос в высокой короне, помнившей касания законных сварожских властителей.
После коронации царь поехал в Боярскую Думу и там произнес речь перед собранием первых людей в своем царстве. Он вообще питал пристрастие к долгим речам, причем произносил их всякий раз страстно, воодушевленно, так что слушатели невольно заражались его чувствами. Произнося речь, он не сидел на троне, а мог свободно расхаживать по залу, порой внезапно останавливался перед кем-то из бояр и брал его за руку или ложил руку ему на плечо. Иногда сопровождал свою речь энергичной жестикуляцией, словно ему не хватало слов, может быть, потому что долго жил в Лугии и привык изъясняться на чужом языке. Но сегодняшняя речь оказалась особенно пылкой.
- Сегодня начинается новое время для всех нас, господа! В будущем с этого дня станут отсчитывать новую историю Сварожьих Земель! Мы с вами стоим на пороге новых отношений двух царств, двух братских народов - сварожан и лугиев. После долгих веков разобщения мы можем снова сплотиться, став воистину братьями, - царь широко развел руки, а затем сжал их в замок. - Но важно не только это! У меня великие замыслы, которые прославят нас всех! Как только Сварожьи Земли окрепнут, мы обратим взоры на другие края, на наших недружественных соседей. Норландцы на полунощи, литты на закате издавна были для нас заклятым врагом. Всего каких-то двадцать лет с небольшим назад, норландцы осаждали Влесославль и Плесков. Литты отняли у нас побережье Алатырьного моря. Множество храбрых сварожских витязей пали в сражениях с ними, лучшие воеводы едва могли отбить их подлые разбойничьи шайки.
Многие из сварожских бояр сурово кивали в ответ. Они вспоминали битвы своей молодости, старые раны, потерю боевых товарищей.
- Настало время положить конец вялому сопротивлению и затяжным неудачным войнам! - повысил голос царь, воздев руки к небу. - На следующий год мы в союзе с лугиями сами двинемся против наших врагов, разгромим на их земле стремительным могучим ударом! Когда волк повадится в овчарню, его выслеживают и разоряют логово. Так мы и поступим, мои храбрые витязи! Мы заставим наших недобрых соседей на долгие годы бояться имени сварожан!
Послышались приветственные возгласы и долгие рукоплескания. Сварожские бояре приветствовали нового царя.
- Какого героического государя сберегли для нас Боги! Вот истинный потомок Святослава Храброго! - трубно подвывал старый князь Ярославцев, отирая глаза платком.
Иные из бояр и дворян помоложе подались навстречу царю, слушали его речь, как завороженные, с горящими глазами. Если бы он прямо сейчас объявил поход, многие пошли бы за ним.
Даже Венцеслав на какое-то время поддался его красноречию. Обладая живым воображением, молодой князь думал о тех самых войнах, отгремевших еще до его рождения, о своем отце, героическом защитнике Влесославля. Вспоминал рассказы старых воинов о том времени. И в нем вспыхнул боевой дух, желание быть достойным героических предков.
Но как раз потому и не поддался наваждению. Еще не бывая в сражениях, князь Кречет понимал, что их не выиграть одними лишь пламенными речами. Те, кто слишком много говорит: "Я сделаю!", не всегда отличаются на поле боя.
И все же, какое-то обаяние в царе Изборе было. Его речи воодушевляли, а несокрушимая уверенность в своем праве невольно подкупала. Трудно было представить, чтобы простой человек мог за короткое время подняться из простого слуги в доме панов Ясинских до царя Сварожьих земель, убедить столько могущественных людей в своей правоте, и одним отчаянным прыжком перескочить пропасть от холопа до царя. При одной мысли голова закружится, в глазах помутится у всякого! И многим думалось: не мог бы самый наглый самозванец держаться с такой уверенностью, не скрыл бы страха перед разоблачением. Если уж держится так, будто ему все нипочем, верно, должен быть настоящим царем.
Немного позже, на выходе из Боярской Думы, царь на мгновение задержался с Вороновым и князем Урманским. Последний подошел ближе и вкрадчиво шепнул:
- Государь, я припрятал для тебя Ладомиру Алтанову! Девица - маков цвет! И ведь невеста твоя еще не прибыла в Сварожьи Земли, почто же тебе в одиночестве томиться ожиданием?
Царь гулко хлопнул Урманского по мясистой груди:
- Вот хорошо! За все твои услуги я отдаю тебе во владение усадьбу Алтановых.
Убийца, широко ухмыльнувшись, без зазрения совести согласился принять в дар имущество своих жертв.
-
Новоявленный царь обычаев своего царства и не знает, и не уважает, и изучать ен стремится. Ведет себя подчас как хам. Решил, что все у него уже схвачено, что и сварожане за него и заграница поможет. Мда.
Но как же жаль Белогора, да и за Ладомиру теперь вдвойне тревожно. Сумеет ли помочь ей Венцеслав?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)(http://mtdata.ru/u25/photo9755/20991930107-0/original.jpg#20991930107)
-
Ну, что же, Избор хочет царствовать, и не понимает, что нужно ещё уметь править. Конечно, он сейчас в полном восторге от себя, любимого! Но Венцеслав прав, одними речами войну не выиграть, и государство не построить. Спасибо, эреа Артанис.
-
Спасибо вам, эрэа Эйлин, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Новоявленный царь обычаев своего царства и не знает, и не уважает, и изучать ен стремится. Ведет себя подчас как хам. Решил, что все у него уже схвачено, что и сварожане за него и заграница поможет. Мда.
Но как же жаль Белогора, да и за Ладомиру теперь вдвойне тревожно. Сумеет ли помочь ей Венцеслав?
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :)(http://mtdata.ru/u25/photo9755/20991930107-0/original.jpg#20991930107)
К сожалению, он слишком самонадеян, чтобы что-то переосмыслить. Иначе бы и не полез в цари.
А привычка рассчитывать в случае чего, что "заграница нам поможет" в истории не доводила до добра и более умелых политиков. Правда, вреда приносила много.
Белогору, увы, не повезло. :'( А что будет с Ладомирой, как раз узнаем.
И отдельное спасибо за картинку со сварожской красавицей. ;) Надеюсь, в свой черед и такая в этом произведении появится.
Ну, что же, Избор хочет царствовать, и не понимает, что нужно ещё уметь править. Конечно, он сейчас в полном восторге от себя, любимого! Но Венцеслав прав, одними речами войну не выиграть, и государство не построить. Спасибо, эреа Артанис.
И тем не менее, красноречивые ораторы, умеющие пламенными речами увлечь народ, на свете бывают. И даже умудряются добиться успеха. Другое дело, как долго он продлится.
Глава 6. Новое правление
За окнами бушевал ветер, лил затяжной осенний дождь. В окно стучали ветки теряющей листву липы. Они бились о стекло, царапали каменную стену, словно в отчаянной тоске искали приюта. Желтые сморщенные листья градом падали вниз, корчились на черных от дождя плитах.
В комнате жарко горела печь, прогревая стылый воздух.
Но осиротевшая царевна Ладомира сейчас не чувствовала тепла. В глухом белом траурном платье без украшений, она сидела на скамье, напряженная, как до предела натянутая тетива лука. Она молча глядела в лицо новому царю, стоявшему перед ней с надменным видом, заложив руки за спину.
- Ты в моей власти, Ладомира! Я могу поступить с тобой как пожелаю. И это будет справедливо. Довольно я натерпелся из-за вас, Алтановых. В детстве едва спасся от убийц, затем много лет прятался, скитался в чужих краях. Я, рожденный царевичем, был слугой - и все по милости твоего семейства! Теперь будет вполне уместно тебе отдать долг!
Ладомира опустила глаза. Потухший взор черных глаз был холоден, как лед.
- Не присваивай себе ни чужого имени, ни чужих страданий, самозванец! Не знаю, кто ты и откуда, но думаю, что наша семья и не слышала о тебе.
Царь заскрипел зубами, угрожающе сжал кулаки.
- Я - законный царь в Сварожьих Землях! А ты нынче никто, хуже тряпки под моими ногами. Захочу - вовсе втопчу тебя в грязь. Но я могу возвысить тебя вновь! Только согласись быть моей!
Лицо девушки, осунувшееся и поблекшее в заточении, стало белее полотна ее платья.
- Я уже не раз отвечала тебе, и ответ не изменился. Отомсти мне, если хочешь, за свои мнимые обиды, но, прошу, не досаждай своей бесстыдной любовью!
Из горла того, кто звался царем Избором, вырвался звериный рык. В зеленых глазах заметались бешеные огни. Он подскочил к Ладомире, встряхнул ее за плечи, как грушу.
- Ты понимаешь, проклятая женщина, что я могу с тобой сделать все, что захочу?! Тебе предлагает свою любовь царь, а ты воротишь нос! Но берегись меня разозлить! Надоест мне уговаривать тебя - и возьму силой! А не то отдам воинам. Да не нашим - лугийцам, им что ты, царевна, что девка уличная!
Ладомира не пыталась сопротивляться. Когда он, наконец, отпустил ее, проговорила сухо и тоскливо:
- Ты, конечно, сейчас можешь все. Только к чему теперь пугать меня? После того, как умер мой отец, как матушку и брата убили при мне - неужели ты думаешь, мне что-то страшно еще?
И такая недоступная высота ощущалась во взгляде и жестах Ладомиры, в каждом слове ее, что провозглашенный сварожский царь впервые в жизни ощутил что-то вроде смущения. Отступив на несколько шагов, он просительно протянул к ней руки и проговорил совсем иным голосом:
- Ладомира, я прошу тебя, уступи! Станешь моей женой, царицей Сварожьих Земель!
- У тебя в Лугии есть невеста. Ты сам хвалился ею, рассказывал, как она умна и пригожа. Вот бы она услышала, о чем ты говоришь мне...
- Ах, моя невеста, эта гордая, честолюбивая лугийская шляхтянка! - царь с досадой махнул рукой. - Да, я думал, что влюблен в нее. Она мала ростом, тонка в талии, подвижна, вертлява как куница. У нее красивые глаза, но тонкие губы, острый нос. Волосы черны, как и у тебя, но твои гораздо красивее. Нет, нет, Ладомира, я клянусь секирой Перуна, ты гораздо красивее Заславы Войцеховской, красивее всех женщин на свете! У тебя есть на что поглядеть, и за что подержаться...
- Избавь меня от своих пошлых шуток, - поморщилась Ладомира.
Но царь вместо того, чтобы послушать ее, упал на колени перед сидящей девушкой, в подражание героям рыцарских романов:
- Ладомира, я ведь предлагаю тебе стать не любовницей моей, а женой! Одно твое слово - и я разорву договор с лугийцами, откажусь от Заславы и женюсь на тебе! Ты все же была царевной, и достойна быть царицей больше, чем какая-то лугийская дворянка.
На мраморном лице Ладомиры впервые мелькнул отблеск жизни. Она презрительно усмехнулась:
- Предашь тех, кто возвел тебя на престол? И долго ты так собираешься на нем усидеть?
Царь вскочил на ноги, снова распаляясь гневом.
- Да уж подольше, чем твои отец с братцем!
Ладомира покачала головой, но ничего не ответила.
А тот, кто провозгласил себя царем Избором, указал бывшей царевне на кровать, где было разложено пышное многоцветное платье, на стол, где из высокого ларца свешивались нитки жемчуга, блестело золото и драгоценные каменья.
- Я тебе подарил столько нарядов и драгоценностей, а ты ходишь в этой белой тряпке.
- Это мой траур по родным. Неужели даже его ты не можешь чтить?
Царь махнул рукой в сторону соседней горницы, смежной с комнатой царевны.
- Я даже служанок тебе вернул, конечно, кого смогли найти. Ты можешь жить, как подобает царской дочери. Так неужели за это ты не смягчишься хоть немного, не подумаешь, что твоя участь могла быть гораздо тяжелей?
Царевна вновь проговорила ровно и терпеливо:
- Ты так ничего и не понял. Стало быть, мне нечего тебе сказать.
Лицо Избора вновь исказилось гневом. Он топнул ногой и, схватив со стола подсвечник, с грохотом швырнул его о стену.
- А я говорю, что ты покоришься мне, Ладомира! Довольно я уговаривал тебя, пытался завоевать твое согласие. Не хочешь, чтобы тобой обладал царь - станешь игрушкой чужеземных воинов!
Он распахнул окно, и холодный ветер бросил в комнату опавшие листья и капли дождя.
Увидев во дворе Крепости, несмотря на дождь, стоявших на страже лугийских воинов, царь поманил их и крикнул:
- Эй, ступайте сюда! Вас ждет щедрая награда!
Воины со смехом направились к дверям. Ладомира поднялась на ноги, прижалась к стене, сжала руки на груди.
- Ага, испугалась все-таки? - усмехнулся царь.
Ладомира помертвела, закрыв глаза.
- Нет, я не о себе думаю сейчас. Вспоминаю, как мой брат умирал у меня на руках, заколотый твоими псами...
Страшное лугийское проклятье сорвалось с побелевших губ царя. Но затем он высунулся из окна и снова закричал воинам:
- Не ходите! Я просто пошутил!
Воины вернулись на свое место, про себя наверняка возмущаясь, что у поставленного их руками сврожского царя семь пятниц на неделе. А сам царь ядовито усмехнулся, обернувшись к Ладомире:
- Думаешь, я тебя пожалел, да? Нет, просто я не могу позволить, чтобы кто-то другой завладел тобой, вместо меня! Я скорее убью любого мужчину, чем отдам ему тебя!
Бывшая царевна слушала его откровения, не моргнув глазом.
А нынешний сварожский царь приблизился к ней вплотную, так что она почувствовала на своей коже его горячее дыхание. Она была на три пальца выше него.
- Но почему ты упорствуешь так долго, Ладомира? У тебя прежде был другой мужчина? Ты любила кого-нибудь? Если я узнаю, что кто-то до меня похитил твое сердце, я скормлю его псам!
- У меня был жених, аллеманский принц Адальберт. Но он умер, не успев стать моим мужем, и ты уже ничего не можешь ему сделать. Даже земные цари не властны над Ирием или Асгардом, где сейчас обитает его душа.
- О твоем женихе я слышал! - нетерпеливо фыркнул Избор. - Я тебя спрашиваю о других соперниках. О живых! Не любила ли ты кого-нибудь прежде? Не воспоминания ли о другом мужчине заставляют отталкивать меня?
Ладомира прислонилась к обитой шелком стене, чтобы устоять на ногах. Сердце ее пропустило удар. Неужто ее неумолимый преследователь узнал о Венцеславе? Или спрашивает наобум?
- Меня воспитывали строго. Отец не позволил бы мне и нескольких слов сказать наедине с посторонним мужчиной, - заверила она.
Тогда царь подскочил ближе и стиснул ее ладони. Несмотря на невысокий рост, он был силен, и руки у девушки заныли, как в тисках.
- Поклянись, что ты не любила никого прежде! - потребовал он.
- Клянусь богиней любви, светлой Ладой! - покривила душой бывшая царевна, мысленно взывая к Богам о прощении за ложную клятву.
Царь выпустил ее руки, отступил на несколько шагов.
- Если так, то я могу быть спокоен! На этот раз у тебя есть время подумать, Ладомира. Но берегись! Если будешь долго упорствовать, не выдержу как-нибудь, растяну тебя вот на этой постели, подомну под себя...
- Ты все можешь, - кивнула Ладомира, будто даже и без зла на него.
Усевшись на скамью напротив нее, царь проговорил, скаля мелкие белые зубки:
- Эх и гулять я буду сегодня! Устрою такой пир, что вся Крепость содрогнется! Напою всех придворных и напьюсь сам! Буду разбрасывать из окна царские сокровища моим воинам и горожанам! Прикажу привести побольше красивых девушек, станем с ними веселиться до упаду. Не хочешь ты - так найдутся другие, посговорчивее!
- И ради этого ты стал царем? Только ради того, чтобы превратить Крепость в кружало? - Ладомира печально покачала головой.
Царь, снова придя в ярость, вскочил на ноги, ухватил фаянсовую вазу. И уже приготовился бросить ее о стену, а может, и в голову стоявшей перед ним Ладомире, но вдруг за дверью послышалось какое-то движение и голоса.
- Где государь? - послышался звучный мужской голос, при звуке которого Ладомира чуть заметно вздрогнула.
- Но, пан великий мечник, государь велел не тревожить его, - отозвался стоявший у дверей охранник с лугийским выговором.
- И все же, придется побеспокоить государя. Прибыл гонец от лугийского короля, со срочным посланием.
Услышав эти слова, царь сам поспешно вышел из комнаты своей пленницы, позабыв прикрыть дверь. Охранники последовали за ним, а тот, кого они называли "пан великий мечник", задержался, чтобы закрыть дверь. И увидел Ладомиру. Он едва сдержал страшный крик, вовремя вспомнив, что царь не успел уйти далеко.
Девушка зажала рот ладонью, увидев его в богатом сварожско-лугийском одеянии, с мечом у пояса. Но все-таки она сперва метнулась к дверям и закрыла их, прежде чем им встретиться взглядом.
- Венцеслав! Ты служишь новому царю? - с горечью проговорила она.
- Ладомира! Я тебя искал, боялся даже думать, что с тобой сталось! - на лице юноши вспыхнула светлая улыбка, но она тут же погасла, сменившись мрачностью, голова его поникла: - Ты - пленница у самозванца? Он мучает тебя? Что тебе довелось пережить?
Из глаз девушки хлынули слезы, впервые за много месяцев, словно поток, прорвавшей плотину. Она склонила голову на плечо юноше, и он гладил ее по плечам и целовал, как прежде, во время их редких свиданий.
Однако у них не было времени долго оставаться наедине. Сейчас обстоятельства были гораздо опаснее, чем прежде, когда приходилось скрывать свою любовь.
- Прошу тебя, Ладомира: что бы ты ни услышала обо мне, что бы ни увидела - я все тот же, по-прежнему люблю тебя и Сварожьи Земли! Никакому самозванцу не обмануть и не купить меня. Теперь, когда мы встретились, я обещаю: мы с тобой непременно будем вместе! Потерпи еще немного, родная! Выдержи все, не позволь, чтобы они погубили тебя!
Девушка прижалась к нему, крепко обняв за шею.
- Я выдержу все, теперь, когда нашла тебя, мой Венцеслав! Мне уже ничего не страшно, после того как мои родные погибли... у меня на глазах... - она в последний раз всхлипнула и отерла глаза ладонью. - Это ты забрал тела моих матери и брата?
- Я, - кивнул Венцеслав. - Их тела преданы погребальному огню, а пепел собран в бронзовую урну и ждет своего времени быть погребенным в семейной гробнице.
- Я верила, что это ты. Надеялась, что ты придешь, хоть и не знала, что самозванец так высоко ценит тебя, - проговорила девушка, слабо улыбнувшись.
Им нельзя было задерживаться надолго. Оба одновременно поняли это и с большим усилием разжали объятия.
- Жди, родная! Мы найдем способ свергнуть самозванца! - пообещал Венцеслав.
- Пусть Боги помогут тебе! А за меня не бойся! - пообещала Ладомира на прощание.
-
Ну, новоявленного Избора мне не жаль, а встреча Венцеслава и Ладомиры, событие, конечно радостное. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот это самозванец! Неврастеник какой-то. И впечатление, что недалёкий. Как лугии не побоялись ставить на такого? Неужто верили, что вправду спасшийся царевич? А то могли бы поприличнее самозванца найти.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, новоявленного Избора мне не жаль, а встреча Венцеслава и Ладомиры, событие, конечно радостное. Спасибо, эреа Артанис.
Да его-то что жалеть? А что Венцеслав с Ладомирой встретились и поняли друг друга, отрадно, конечно. Хоть и не ахти как улучшает их положение.
Вот это самозванец! Неврастеник какой-то. И впечатление, что недалёкий. Как лугии не побоялись ставить на такого? Неужто верили, что вправду спасшийся царевич? А то могли бы поприличнее самозванца найти.
Ну, он все-таки влюбился, можно так сказать, его упорство Ладомиры бесит особенно, тут ему трудно сдерживаться.
А лугиям он, скорее всего, такой и нужен. Вряд ли они стремятся доставить Сварожьим Землям хорошего царя, преследуют прежде всего собственные интересы. Наверняка у них нет никаких иллюзий на счет его. Но им такой ставленник удобен. По крайней мере, для начала.
Для князя Венцеслава Кречета время правления "царя Избора" тоже было трудным. По внешней видимости, он был одним из виднейших ближников нового царя. На всех торжественных приемах он стоял с обнаженным мечом возле царского трона. Новый царь щедро одаривал его и его родных, князей Кречетов. Кроме Воронова, поверенного всех его тайн, Избор больше, пожалуй, никому настолько не доверял, как Венцеславу. С "паном великим мечником" на равных беседовали не только старшие сварожские вельможи, но и надменные лугийские паны. В присутствии молодого князя они держались уважительнее, как будто нехотя признавали, что сварожане способны быть им равны развитием ума и обхождением.
Но самого Венцеслава вовсе не радовало такое положение. Он видел неумеренное расточительство нового царя, тратившего наследственную казну на пиры и развлечения. Им, казалось, не было конца. Каждую ночь в окнах Крепости до самого утра не гасли свечи. Играли музыканты, выписанные из Арвернии. Пол и стены содрогались от бешеной пляски. В небо с оглушительным грохотом взмывали еще не бывавшие в Сварожьих Землях фейерверки, и медвединцы тревожно вскакивали по ночам, думая, что разверзлось небо, и Перун-Громовержец метнул свою молнию. Тот, кто называл себя царем Избором, умел веселиться.
А князю Венцеславу было совсем не весело. На пирах он следовал примеру окружающих вельмож, но сам почти не пил заморских вин, и во время празднеств внимательно замечал все, приглядывался и размышлял. Он видел, что союз царя с лугиями держится больше на политических уступках, чем на искренней дружбе, которую обе стороны так стремились показать. Время шло, а царская невеста не спешила приехать на Медведицу с обещанным войском и свитой. Меж тем как пан Ясинский и другие лугийские послы клятвенно заверяли сварожан в своей дружбе, дольше красивых слов пока не шло. До Венцеслава доходили слухи, что за полное признание его прав лугии потребуют от царя больших уступок. И это сильно огорчало юношу, вынужденного скрывать свои чувства под маской вернейшего слуги самозванца. За несколько месяцев Венцеслав повзрослел, казалось, за много лет, в совершенстве выучился притворяться, таиться от царя и его ближников.
И, разумеется, тяжким камнем у него на сердце лежала судьба Ладомиры. Более трех месяцев он ничего не знал о ее участи. Окольными путями лишь удалось выведать, что из Медведицы девушку никто не увозил, ни по какой дороге. Но спрашивать тех, кто скорее всего мог знать о судьбе Ладомиры, он не имел возможности. И, чем больше приглядывался к царю Избору. тем сильнее убеждался, что это не тот правитель, кто соединит его с дочерью Хотена Алтанова. Легкомысленный, взбалмошный царь, кем бы он ни был на самом деле, не поймет их. Уже по этому одного Венцеслав не мог искренне почитать царя, разлучившего его с Ладомирой.
И вдруг он неожиданно нашел ее, здесь же, в Крепости, скрываемую, как жар-птица в клетке. Эта встреча привела Венцеслава в смятение, несмотря на то, что при дворе царя Избора он, казалось бы, многому успел научиться. Он услышал угрозы царя Ладомире, и теперь его мучило, что приходится оставить ее в руках исступленного, который мог в любой день исполнить свои страшные обещания. И унизительно было, что сам он, любя Ладомиру всем сердцем, ничем не может ей помочь. Когда он вышел из комнаты бывшей царевны, у него в голове стоял туман, горло стискивала невидимая рука, кровь кипела, как расплавленный свинец. Он прошел в большую палату коротким переходом, чтобы царь не заметил его долгого отсутствия. И в эту минуту он боялся, что не сможет скрыть от того обуревающих его страстей.
К счастью, в эту минуту царю было не до того, чтобы разглядывать своего "великого мечника". Он читал то самое послание лугийского короля, о котором сообщил Венцеслав. На смуглом подвижном лице Избора отражалось недовольство, он хмурил брови. Читал письмо он на ходу, расхаживая от окна до дверей. Обстановку в дворцовых палатах Крепости новый царь приказал полностью заменить. Теперь стены и пол обтягивал пурпурный шелк, вышитый золотыми дубовыми листьями, и такая же обивка украшала сидения кресел. И вот, эти блестящие листья комкались под ногами царя, когда он ступал по ним, его темная тень затмевала их светлое золото.
Обернувшись к вошедшему Венцеславу, царь в гневе швырнул письмо на пол. Даже не обратив внимания, с какими чувствами пришел к нему собеседник, он воскликнул, всплеснув руками:
- Полюбуйся, каковы союзники наши! Они требуют твердых гарантий в обмен за военную помощь. Ну что ж, придется пообещать лугиям уступить Славгородщину и еще часть пограничных земель. А моей милой невесте отпишу Влесославль с прилегающими землями.
Венцеслав застыл в немом изумлении, не веря своим ушам. Он и помыслить не мог, что сварожский царь, сидящий в медведицкой Крепости, может так запросто разбрасываться целыми городами и окраинами, населенными людьми, приносящими богатый доход. Такого еще никогда не бывало в Сварожьих Землях. Немыслимо было представить, как мало значит для именуемого Избором якобы праотеческое наследие, которое он должен беречь и приумножать.
К счастью для Венцеслава, царь по-своему истолковал его затянувшееся молчание. Хлопнув юношу по плечу, он усмехнулся:
- Да ты не смущайся, князь Кречет! Я им пообещаю эти земли, быть может, и уступлю ненадолго. Но разве то, что дадено, нельзя так же легко вернуть обратно? Дай мне только укрепиться на троне, а там уже я не только не отдам ни пяди Сварожьих Земель, но и пойду дальше, верну все, что было отобрано у моих предков недобрыми соседями! Разве ты не помнишь, что я обещал при вступлении на престол? Тогда и для тебя найдется настоящее дело, Венцеслав. Испытаешь себя в настоящем бою, станешь моим воеводой, обагришь вражеской кровью настоящий меч, не этот, церемониальный.
Но Венцеслав уже ни в чем не мог доверять обещаниям нового царя, которые тот раздавал с такой легкостью.
- Прошу тебя, государь, побереги сварожан! Им, верно, не захочется принадлежать лугийской Короне. И без того, в городе уже говорят, будто ты потакаешь лугийцам во всем.
- Я же тебе сказал, это временная мера! - царь повысил голос. - Ты, верно, думаешь, как мой темный, отсталый народ, будто я продался лугиям? Так вот - ничего подобного! У меня во всем свои расчеты. Если Сварожьи Земли и Лугия сблизятся, я могу быть избран еще и лугийским королем, когда Казимир умрет. У них ведь король не получает власть напрямую от своих предков, а избирается всей шляхтой. Я стану королем и объединю оба царства! Для того-то и я стремлюсь завязать более прочные связи, в том числе и посредством браков... Словом, я пообещаю лугиям уступки, с тем, чтобы они поскорей прислали помощь.
- Я и не подозревал, государь, что ты глядишь так далеко вперед, - с трудом смог выговорить Венцеслав.
Только сам он знал, каких трудов ему стоило в тот день играть свою роль. Но он справился до конца, и даже подозрительный взор Воронова не заметил ничего настораживающего в поведении молодого князя. Одна только княгиня Светозара по-прежнему, как во времена его детства, знала все о своем сыне. Она с тревогой видела, как его гнетет служба новому государю. Венцеслав осунулся, побледнел, плохо спал по ночам.
На сей раз он вернулся из Крепости уже под утро, когда закончился очередной шумный пир. Мать не спала, поджидая его. Когда сын встретил ее, на его изможденном лице мелькнула слабая улыбка.
- Что ты всю ночь маешься, матушка? Ложилась бы спать.
- Легко ли мне спать, когда я знаю, что ты каждую ночь мечешься, стонешь, как в бреду? - вздохнула княгиня Кречетова.
Венцеслав упал в кресло, откинул голову на подголовник. Он рассказал матери все - и о Ладомире, и об обширных замыслах нового царя.
- Я чувствую себя подлейшим предателем на свете! Встретившись с Ладомирой, я мог только просить ее о терпении, и ушел. А она осталась во власти подлого самозванца. Он готов ради собственных выгод продавать Сварожьи Земли, а я служу ему, точно пес! Мне кажется, что я ничего на свете не могу, хуже безрукого и безногого калеки...
Мать подошла сзади, обняла сына за плечи, чувствуя, как по его телу пробегает нервная дрожь. Руки его были холодны как лед.
- Не ты один - знатнейшие вельможи Сварожьих Земель, не говоря уж о простом народе, признали его своим царем, - проговорила она, зная, впрочем, что это не послужит Венцеславу утешением.
- Ах, матушка, их совесть пусть с ними и живет, а моя - меня мучит. Я предал Ладомиру. Предал Сварожьи Земли. Все, что еще совершит этот царь - будет сделано при моем попустительстве.
Княгиня ласково поцеловала сына в голову, меж тем как он поднес ее ладони к своим губам.
- Это все не так, Венцеслав. Ты исполняешь свой долг, а не прислуживаешь самозванцу. За это время ты узнал его лучше, чем кто-либо из сварожан. Находясь рядом с ним, ты поможешь честным сварожанам намного раньше добиться свободы. А Ладомира тебя дождется.
- Да, я понимаю. Сейчас еще слишком рано, чтобы покончить с ним. Надо постепенно готовить заговор, как готовили наши враги, - Венцеслав тяжело вздохнул. - Если бы я не понимал этого, был бы готов сейчас убить или его, или себя...
- Сын мой! - испуганно воскликнула княгиня, сжав его руку.
- Нет, нет, матушка! Я знаю, это был бы поступок отчаявшегося человека, и я не имею на него права. Не беспокойся. Я стерплю, сколько нужно, но не погублю наше дело раньше времени. Самозванец думает, что я - всего лишь орудие в его руках. Он мне поручил встретить на пути из Железнограда вдовствующую царицу Олиславу и привезти ее на Медведицу. Хочет, чтобы мать настоящего царевича признала его своим сыном.
- Но ведь не тебе он поручил ее убедить? - насторожилась княгиня.
- Ну конечно, нет. Он еще на той седьмице послал за царицей дворянина Шубина да еще Ключникова. Эти-то ему хорошо известны, они выполнят любой приказ.
- У этих людей недобрая слава. Они сумеют принудить царицу, если вдруг она заупрямится, - вздохнула княгиня Светозара.
Венцеслав кивнул.
- Вот-вот. А я послан так, ради большего почета. Как и вся моя служба - одна сплошная ложь, нарядная вывеска! Живое украшение зала, с мечом, в котором золота и каменьев больше, чем железа. Кругом одна ложь, и победить ее можно, лишь нагромоздив новые горы лжи.
- Пока тебя не было, приезжал князь Станимир. Он говорит, что все больше бояр прозревают по поводу нового царя. Мало кто уже верит, что он настоящий. Потомок сварожских царей не стал бы так нагло хозяйничать в своем царстве, пускать на ветер достояние отцов. И эти лугийцы, пришедшие с ним... Сегодня два лугийских воина ворвались в дом к молодой вдове Любаве, что живет от нас через два дома. Заставили ее плясать с ними до упаду, напоили допьяна. Я послала слуг, чтобы выручить ее детей. Сейчас они спят в нижней комнате, а их мать плачет в своем доме. Я верну ей детей, только когда буду уверена, что они у нее в безопасности.
Венцеслав мрачно нахмурился.
- Если бы я был дома, подлые лугийцы не ушли бы живыми!
- А царь знает о бесчинствах своих союзников? - поинтересовалась княгиня.
- Когда ему докладывают о подобных происшествиях, он отвечает, что не имеет права судить лугийцев, что над ними властны только их начальники. Ну а лугийские паны глядят сквозь пальцы на выходки своих буйных воинов. Если они и накажут кого-то на подворье, что царь отдал им, от этого их поведение не становится лучше. Лугийцы хозяйничают на Медведице, как завоеватели. И как быстро, почти без боя, они завладели нами! Матушка, скажи: когда ты учила меня истории, рассказывала о знаменитых деяниях прошлого, могла ли ты представить, что мы доживем до подобных времен? Даже чжалаиры завоевывали и грабили Сварожьи Земли с большим трудом. Сварожане знали, что перед ними враг, и отчаянно сопротивлялись. А здесь?
Княгиня Светозара понимающе протянула руку сыну.
- Я разделяю твои мысли. Такого еще не было на свете. Все когда-то происходит впервые. И мне бывает тяжело глядеть на то, что творится вокруг. Каждый медвединец, каждый сварожанин несет долю вины в бесчинствах ложного царя. Если бы такое множество людей, и знатных, и простых, не поддались бы его обольщению, не поддержали мятеж, он бы не царствовал теперь. Но сейчас уже нечего толковать о том, кто виноват больше, гораздо важней, чтобы удалось поскорей избыть общую напасть.
Венцеслав вздохнул и поцеловал матери руки.
-
Да, уж, действительно смутные времена. А когда у нас они не были смутными? По пальцам можно перечесть. И всё-таки самая большая, ИМХО, вина лежит на предателях. Хотя и действия Алтанова тоже можно назвать камешком, стронувшим лавину. Как и политику его прототипа. Спасибо, эреа Артанис.
-
Меня несколько дней не было, поэтому прочитала несколько глав одним блоком.
Как же жаль Белогора! :'( Я надеялась, что в этом варианте он выживет. И на кого, спрашивается его заменили? >:( Какой-то недалёкий улыбашка, даже не понимающий, что полностью зависит от лугийцев. Если бы царевна была поциничнее, она могла бы просто принять его предложение женитьбы, а потом любоваться тем, как лугийцы его размазывают по помойке. Он, конечно, популярен, но кредит доверия на то и кредит, что его отдавать придётся, а для этого надо работать, а не пировать.
А Ладомира, конечно, молодец. Такая выдержка в, казалось бы, безнадёжной ситуации! Только эта выдержка её пока и спасает.
-
Тяжелые времена настали для земель сварожских. Самозванец себя во всей красе показывает. Ладомира - невероятно стойкая девушка. в такой ситуации сложной, но выдержки не утратила.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :) :) :) (https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1809151/7612d348-9a6a-4578-a99a-31e0c312101f/s1200?webp=false)(https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=f8406281d9e2cae50ae64693708ed694-l&ref=rim&n=13&w=960&h=720)
-
Как раз удобство подобного ставленника мне кажется сомнительным. Может быть, я ошибаюсь, но кажется, что он склонен к непредсказуемым действиям (сам не знает, что сделает в следующую минуту) и плохо управляем. А в качестве марионетки удобнее и надёжнее иметь человека вменяемого, при этом достаточно слабого (внушаемого) и послушного.
-
Спасибо, мои милые читатели - эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Эйлин, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Да, уж, действительно смутные времена. А когда у нас они не были смутными? По пальцам можно перечесть. И всё-таки самая большая, ИМХО, вина лежит на предателях. Хотя и действия Алтанова тоже можно назвать камешком, стронувшим лавину. Как и политику его прототипа. Спасибо, эреа Артанис.
На каждом своя доля вины. Так оно чаще всего и бывает на свете - редко когда можно однозначно всю вину возложить на кого-то одного. Но и оправдывать себя тем, что другие виноваты больше, тоже не очень порядочно, пожалуй.
Меня несколько дней не было, поэтому прочитала несколько глав одним блоком.
Как же жаль Белогора! :'( Я надеялась, что в этом варианте он выживет. И на кого, спрашивается его заменили? >:( Какой-то недалёкий улыбашка, даже не понимающий, что полностью зависит от лугийцев. Если бы царевна была поциничнее, она могла бы просто принять его предложение женитьбы, а потом любоваться тем, как лугийцы его размазывают по помойке. Он, конечно, популярен, но кредит доверия на то и кредит, что его отдавать придётся, а для этого надо работать, а не пировать.
А Ладомира, конечно, молодец. Такая выдержка в, казалось бы, безнадёжной ситуации! Только эта выдержка её пока и спасает.
Спасибо Вам, что прочитали все! :)
Гибель Белогора и мне было тяжело описывать, поверьте. :'( Если бы он выжил, многое могло бы пойти совсем не так. Но враги действовали наугад, и не могли ему сохранить жизнь.
Ладомира не может даже ради притворства согласиться стать женой самозванца. Это была бы уже не она. Может, тут и будут такие, которым все равно с кем, лишь бы иметь хоть призрачный шанс добиться власти, да только не она. Да и что бы о ней думать стали потом?
А с самозванцем лучше все-таки справиться самим сварожанам.
Ладомира, конечно, девушка с сильным характером. Да ее и вряд ли волновало, что с ней станет, после всех потерь. По крайней мере, до встречи с Венцеславом.
Тяжелые времена настали для земель сварожских. Самозванец себя во всей красе показывает. Ладомира - невероятно стойкая девушка. в такой ситуации сложной, но выдержки не утратила.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис! :) :) :) (https://avatars.mds.yandex.net/get-pdb/1809151/7612d348-9a6a-4578-a99a-31e0c312101f/s1200?webp=false)(https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=f8406281d9e2cae50ae64693708ed694-l&ref=rim&n=13&w=960&h=720)
Ладомира - настоящая царевна, если не по происхождению, то характером и воспитанием - точно. Ее не так-то легко сломать. А теперь она получила надежду.
И портреты замечательны! :) Мне особенно второй нравится. Вот она, Ладомира, парадный портрет ее! Вполне представляю, что такое изображение может украшать какой-нибудь из залов Крепости. :)
Как раз удобство подобного ставленника мне кажется сомнительным. Может быть, я ошибаюсь, но кажется, что он склонен к непредсказуемым действиям (сам не знает, что сделает в следующую минуту) и плохо управляем. А в качестве марионетки удобнее и надёжнее иметь человека вменяемого, при этом достаточно слабого (внушаемого) и послушного.
Наверное, в Лугии он казался благоразумнее, у него тогда еще не настолько снесло крышу от успехов. Впрочем, лугийцы ведь в накладе и не остаются, Вы заметили: они требуют от него серьезных гарантий, и только в этом случае готовы ему помогать по-настоящему.
Глава 7. Ложь на лжи
Князь Венцеслав выполнил приказание царя - встретил вдовствующую царицу Олиславу на полпути из Железнограда. Она ехала в высоком крытом возке, прямая как стрела, холодная и молчаливая. Роскошная соболья шуба до пят, окутывавшая ее фигуру, совсем не подходила к поблекшему, изможденному лицу и седым волосам царицы.
Возок медленно тащился по раскисшим осенним дорогам. Примеряя шаг своего коня к скорости повозки, Венцеслав иногда глядел в сторону царицы, задернувшей занавески, так что сидела большую часть времени в полной темноте. Ему бы хотелось расспросить царственную вдову, с какими чувствами она едет к тому, кто называет себя ее сыном. Но Олислава была молчалива. После первого приветствия она не сказала и слова своему провожатому, и даже не глядела в его сторону.
Вместе с Венцеславом царскую повозку сопровождали двое царских посланников, ездивших убеждать царицу. Князю не хотелось думать, как именно они добились своего.
На Медведице все было готово к приезду царицы-матери. Царь со всей свитой встретил ее на подступах к городу. Облаченный в алый атласный кафтан, обшитый золотыми позументами, в бобровой шапке, обитой парчой, он подъехал к самой карете, и помог выйти женщине. Спешившись, он вгляделся в лицо вдовствующей царицы, и вдруг пал на колени и осыпал поцелуями ее руки.
- Матушка, матушка! - воскликнул он, всхлипывая. Столпившиеся вокруг бояре позднее клялись, что в эту минуту видели слезы на лице царя.
Венцеслав тоже хорошо разглядел их. Он ожидал так же напряженно, как и все вокруг, что сейчас ответит вдовствующая царица. Признает или нет, что перед ней ее сын, якобы скрытый от убийц много лет назад?
Царица Олислава побледнела так, что думали - она сейчас упадет замертво. Она покачнулась и наверняка упала бы, но царь поддержал ее. Справившись со слабостью, женщина несколько долгих мгновений пристально вглядывалась в его лицо, словно искала в нем до боли знакомые черты. Затем медленно раскинула руки и прижала царя к груди.
- Мой дорогой сын! - произнесла она дрожащим голосом, словно ее уста давно отвыкли произносить эти слова.
Те, кто видел их - и придворные, и простые горожане, - внимательно переглядывались меж собой. Признание бывшей царицы было сильным доказательством. Даже те, кто почти уверен был, что "царь Избор" - не более чем безродный самозванец, в эту минуту готовы были поверить слову матери.
О чем говорил царь со вдовствующей царицей в своих покоях внутри Крепости - никто не слышал, кроме них двоих. Но Олислава весь вечер была рядом с сыном, на торжественном пиршестве держалась, как и подобало матери, обретшей давно потерянного сына. А царь всячески старался выглядеть любящим сыном. Однако же, от белого траурного платья царица не отказалась, не стала надевать ничего более нарядного. Сославшись на то, что давно отвыкла от роскоши, она отказалась и от богатых покоев, что подготовили для нее, и попросила устроить ей комнаты поскромнее. Царь, целуя ее руки, пообещал исполнить любое желание.
Вечером, в доме князей Кречетов, Венцеслав растерянно спрашивал у своей матери:
- Как же могла царица его признать, матушка? Ведь он уже показал себя вовсе недостойным сварожского престола. Он правит не как хозяин, а как тать, добравшийся до чужого имущества! Неужели царица поверила ему, и материнское сердце оказалось глухо? Ведь все больше народу твердит, что он самозванец! Не зря и дядя Станимир говорит, что у царя нет примет настоящего царевича Избора... Я понимаю, царица не видела своего сына восемнадцать лет. Но ведь есть приметы, что не меняются с годами, а у него даже глаза другие! Не может же мать забыть, какие глаза были у ее сына. Или вправду ее запугали? Но какой страх заставит мать предать память своего сына, да еще при этом помогать преступнику?
Княгиня Светозара, более опытная, надолго задумалась.
- Не все настолько просто, сын... Ни ты, ни я не знаем, что для себя передумала царица Олислава в эти годы. На что она готова была, чтобы обрести своего сына, или отплатить виновникам их разлуки. Ведь не так уж давно Алтанов вызывал ее, допрашивал, как преступницу. чтобы указала, где ее сын. Теперь царица может, наконец, восторжествовать над своими врагами, искупить годы унижения. Хоть при самозванце, но вернуться с почетом на Медведицу, жить в Крепости, как подобает матери царя. А может быть, он, кем бы ни был на самом деле, пробудил в ней материнское чувство.
- Какая ты мудрая, матушка! Как хорошо ты понимаешь людей! - восхитился Венцеслав. - Мне сейчас показалось: ты говоришь так, будто могла бы сама поступить так же...
Лицо княгини Светозары окутала мрачная тень.
- Не хочу даже думать, что стало бы со мной, переживи я единственного сына, и на что могла бы сделаться способна! Я каждый день молю Богов, чтобы они сохранили тебя среди всех превратностей судьбы!
Венцеслав крепко обнял мать.
- Не беспокойся, матушка! Ты знаешь, я всегда осторожен, и научился таить свои чувства. И я не ребенок, с которым легко было справиться. Все будет хорошо.
Но на Медведице пока все оставалось по-прежнему. Царь Избор Твердиславич хозяйничал все уверенней, перемежая пиры с охотами, воинские состязания - с пылкими обещаниями будущих побед.
Но что-то постепенно стало меняться в отношении к нему у медвединцев. Когда царь выезжал проезжал по улицам, горожане продолжали приветствовать его и желать ста лет жизни. Но порой из толпы доносился и совсем иной возглас: "Самозванец! Убирайся назад в Лугию!" На городских воротах однажды нарисовали углем карлика в царском шлеме, верхом на свинье, которую вели под уздцы лугийские паны. Горожан, которых развеселил рисунок, прилюдно высекли плетьми на городском Торгу. Медвединцы притихли, но это не было покорство из смирения. Скорее похоже было, что они чего-то ожидают и не знают пока, к какому берегу прибиться.
Один случай произвел яркое впечатление на князя Венцеслава, да и на всех остальных, ставших свидетелями его.
Однажды царь со своей свитой выехал на охоту. Возле Холма Даждьбога сбавили шаг, поднимаясь в гору. Навстречу из священной рощи вышел человек неопределенного возраста, светловолосый, с коротко подстриженной бородкой, в вышитой длинной сорочке, какие носили встарь. Внешность этого человека была ничем не примечательна, привлекали внимание только его глаза. Большие, ясные, небесной синевы, они казались окнами в чистое небо.
- Это жрец Прозор. Все говорят, что Даждьбог ему дал силу видеть тайное! - пояснил один из бояр.
Царь с любопытством подъехал к жрецу.
- А ну-ка, поведай, что меня ждет! Я за это щедро награжу тебя и твой храм.
Прозор поглядел выше головы царя, в небо, где между двух туч выглянуло Око Богов.
Затем пронзительно взглянул на царя.
- Сними золото и пурпур, несчастный двоедушник! Признай, что обманул всех, и уходи. Так ты, может быть, еще спасешь свою жизнь. Иначе плохо тебе придется. Вечное солнце все видит! Оно озаряет тебя насквозь. Две души в одном теле, своя и чужая. Одна взрослая, а вторая-то, гляди, совсем детская еще, и никогда ей не вырасти. Две души, только вот царской власти ни одной из них не было завещано!
Царь, слушая эти откровения, заскрипел зубами, ловко выхватил плеть у ближайшего лугийца, взмахнул ею над головой жреца.
- Кто тебя подослал клеветать на меня? Отвечай, предатель, не то прикажу тебя пытать!
Жрец снова надолго поднял лицо к солнцу, черпая в нем силы и вдохновение.
- Вот кто велел мне! Сияющий Даждьбог все ведает, он открывает все ночные козни! А за себя я не боюсь. Мне и так ведомо, что не увижу, как придет тебе пора ответить за все.
Царь уже направил коня, собираясь стоптать бесстрашного жреца. Но его спутники поспешно подались вперед, готовые, казалось, схватить его за поводья. И даже лугии остановились перед священным местом.
- Государь, не трогай его! Если поднимешь руку на жреца, одного лишь себя опорочишь! - убеждал князь Венцеслав, готовясь оттеснить Прозора с линии удара.
Но царь убрал плеть и повернул коня.
- К чему слушать бред сумасшедших? За мной!
Но на охоте, улучив момент, когда все окружали медвежью берлогу, царь подмигнул Воронову, шепнул пару слов на ухо.
А к Венцеславу там же, на охоте, подошел молодой князь Глеб Белецкий. Они не были настоящими друзьями, но с детства часто виделись в домах своих родных, иногда вместе осваивали воинские умения, одновременно начали служить при дворе, и, в общем, могли считаться приятелями. Теперь Глеб проговорил, нервно крутя дротик в руках:
- А что ты думаешь обо всем, что творится? Неспроста, должно быть, все говорят, будто творится неладное. Неужели царь - не настоящий?
Венцеслав был осторожен, тем более что семья Белецких в последнее время не числилась в верных союзниках у Кречетов. Приняв простодушный вид, он удивленно поинтересовался:
- А что тебе кажется странным, Глеб? Самое главное - вдовствующая царица признала царя своим сыном. А это значит больше сотни толков на улицах и безумных пророчеств.
Князь Белецкий хмыкнул и спросил, отводя глаза:
- Ну а что ты думаешь о правлении Избора Твердиславича? Правду говорят, что он собирается отдать лугиям окраинные земли, а своей невесте отпишет целый Влесославль? Ты все-таки великий мечник, тебе больше должно быть известно.
- Я ничего такого не знаю, - скрыл от собеседника Венцеслав. - Государь обещает расширить Сварожьи Земли, это правда. А отдавать их он никому не намерен.
Глеб вздохнул:
- Не думал, что ты станешь плестись в охвостье у ставленника лугийцев.
Венцеслав шутливо сделал вид, будто не расслышал.
- Как ты сказал - ставленника? А мне послышалось - веника...
Князь Белецкий засмеялся:
- Точно! Новая метла по-новому метет! Да так, что лучше бы порядочным сварожанам подумать, достоин ли такой царь их вести.
При этих словах Венцеслав, уже думавший разговориться с Белецким откровеннее, понял, что этого делать не стоит. Если даже Глеб не подослан никем и говорит от чистого сердца, то он слишком болтлив и легкомыслен, чтобы на него полагаться.
- Я не вижу, о чем здесь говорить. Мы все обязаны служить царю и Сваржьим Землям, больше от нас ничего не требуется. Ты предлагаешь нам предать царя, нарушить клятву на мече? Считай, что я таких речей не слышал.
И Венцеслав ушел дальше в лес, туда, где между деревьев мелькнул рыжеватый бок бегущего лося.
Вернулись с охоты с большой добычей. Царь Избор любил охоту на крупного зверя, особенно на медведей, которых всегда сам брал на рогатину. Он запрещал в эти минуты окружающим помогать ему. Опасная охота волновала его, будоражила кровь. Сварожане и лугийцы, видевшие царя в единоборстве со страшным зверем, в паре вершков от страшных когтистых лап, наперебой восхищались его храбростью. В этот день царь также остался собой доволен, взяв матерую медведицу с годовалым медвежонком. Вернувшись в Крепость, шутил и смеялся больше обычного.
А наутро в священной роще нашли тело жреца Прозора на пороге дома, где он жил. С него была сорвана одежда, на теле виднелись следы пыток. И никто не мог назвать имен злодеев, осквернивших святилище кровью жреца. Такого на Медведице еще никогда не бывало. Весь город гудел, как разворошенное осиное гнездо. Многим было уже известно, что накануне Прозор заявил царю. Его таинственные изречения передавались из уст в уста.
Отводя от себя подозрения, царь поклялся Сварогом и Макошью - Небом и Землей, - отомстить за смерть жреца. Но земля и небо промолчали, услышав эту клятву.
-
Да, с жрецами лучше бы поосторожнее! Какая глупость, так себя подставить, ведь убив Прозора, Избор подтвердил верность пророчества. А в том, что убили жреца по царскому приказу никто не усомниться, как бы царь не клялся. Спасибо, эреа Артанис.
-
Эрэа Convollar, то же самое хотела сказать. И ведь, главное, "Избор" верит же в своё происхождение. Казалось бы, если в себе уверен, зачем убивать? Или эти слова про двоедушника вызвали какое-то сомнение?
Интересно ещё, Глеб Белецкий честно это всё говорил или подосланный? А может, почву прощупывал?
-
Да, с жрецами лучше бы поосторожнее! Какая глупость, так себя подставить, ведь убив Прозора, Избор подтвердил верность пророчества. А в том, что убили жреца по царскому приказу никто не усомниться, как бы царь не клялся. Спасибо, эреа Артанис.
Эрэа Convollar, то же самое хотела сказать. И ведь, главное, "Избор" верит же в своё происхождение. Казалось бы, если в себе уверен, зачем убивать? Или эти слова про двоедушника вызвали какое-то сомнение?
Интересно ещё, Глеб Белецкий честно это всё говорил или подосланный? А может, почву прощупывал?
Обычно я отвечаю на комментарии только с новым продолжением, но здесь откладывать будет невежливо.
Лже-Избор ведь решил, что Прозор говорил от имени какой-то группы людей, что здесь след заговора, и ему нужно узнать, кто еще там участвует. Не поверил, что жреца само солнце вдохновляет обличить его. Вот и встревожился. У кого же ему еще узнать, кто под него копает? Отсюда и следы пыток.
Глеб, скорее всего, играет в заговор, мечтает только принять участие в свержении самозванца, ищет сообщников для "страшного тайного дела". Не всем же в юности мыслить как Венцеслав, другие к этому времени еще остаются более-менее мальчишками.
Спасибо вам, мои дорогие читатели! :-* :-* :-* Постараюсь завтра что-нибудь написать еще.
-
Зря жреца убили, зря. Даже если бы он был заговорщиком, логичнее было бы прислеживать за ним, чтобы привёл к сообщникам. А так только раздражение да недовольство в народе породить можно. Долго ли процарствуешь такими методами? Однако, свергнут нашего двоедушца. И правильно сделают.
-
Еще раз сердечно благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Зря жреца убили, зря. Даже если бы он был заговорщиком, логичнее было бы прислеживать за ним, чтобы привёл к сообщникам. А так только раздражение да недовольство в народе породить можно. Долго ли процарствуешь такими методами? Однако, свергнут нашего двоедушца. И правильно сделают.
Поспешили, хотели теперь же выловить возможных заговорщиков, а то те сегодня вылезли с обличениями, а завтра вдруг ножом в спину ударят. По крайней мере, так с точки зрения царя и его окружения.
Ну, пока он еще на троне сидит. И остерегаться его еще приходится.
Глубоким вечером в доме князя Станимира Кречета сидели в горнице при запертых дверях несколько человек. Они беседовали тайно, при закрытых оконных ставнях, а единственная свеча горела глубоко внутри комнаты.
Кроме самого хозяина дома, здесь присутствовали его братья, Годослав и Тихомир, и племянник - князь Венцеслав со своей матерью, княгиней Светозарой. Тут же сидели и несколько бояр: князь Милонег Ярославцев и князь Златояр Вышеславский, и язвительный, с хитрым и скрытным лицом, боярин Мечеслав Лисин, и еще несколько человек, заслуживших доверие хозяина дома. Видно было, что они собрались не просто поужинать в поздний час, а для серьезного разговора.
Среди присутствующих были всего две женщины - княгиня Светозара и жена Годослава Кречета - княгиня Велижана. Обе они слыли разумными, в важных делах разбирались не хуже мужчин, так что те вполне доверяли им даже в тех обстоятельствах, что грозили гибелью.
А что нынешние обстоятельства были именно такими, становилось ясно из речей собравшихся.
- Тот, кто называет себя царем, доказал, что не почитает ничего на свете. Сомнений нет, он приказал убить жреца Прозора, да еще на священной земле, - говорил князь Станимир. - Самозванец не чтит даже воли Богов: Их слово он принял за угрозу со стороны людей. Прозора пытали, чтобы узнать, кто послал его. Если для самозванца слово Бога Солнца ничего не значит, разве в силах люди вразумить его?
- О чем тут говорить! Только осиновый кол в спину и заставит уняться проклятого оборотня! - мрачно произнес боярин Лисин.
- И сделать это лучше бы поскорей, пока не понаехало больше лугийцев на царскую свадьбу. С теми, что здесь есть, не так трудно справиться, если вся Медведица поднимется с нами, - проговорил князь Вышеславский.
- Если поднимется, - боярин Ярославцев покачал большой седой головой. - Будто какое-то умопомрачение овладело тогда нами и всем населением сварожским! Как все увидели его, сразу закричали: ах, как он храбр, как велик, даже как пригож! Быть может, он колдун, вот и обморочил всех? А вместе с ослепленными невольно пришлось идти заодно и тем, кто думал иначе.
Князь Станимир поморщился над суеверным воображением своего собрата.
- Не о том речь - колдун, не колдун! Придет час, и люди разберутся во всем. Самозванец сам делает все, чтобы оттолкнуть от себя людей. Будь он по-настоящему умен, мог бы удержать власть. Никто бы и выяснять точно не стал, откуда он взялся, если бы был достоин того имени, что присвоил себе! Но он пренебрегает государственными делами и собирается продать Сварожьи Земли лугийцам! Венцеслав, покажи бумаги, которые ты переписал.
Молодой князь Кречет, до сих пор сидевший незаметно, не перебивая старших, вынул из-за пояса свернутые бумаги, разложил на столе, чтобы все могли их прочесть.
- Итак, "непобедимый царь" отдает Лугии Славгородщину и Туровск, - поморщился старший Кречет. - Одного этого вполне достаточно, чтобы свергнуть его с престола! Влесославль, не покорявшийся никакому врагу, он собирается подарить своей лугийской невесте. То, что лугии получат, они уж не выпустят из рук просто так. Мы не можем этого позволить!
- Обычаями сварожскими царь пренебрегает, наших святынь не чтит, сокровища предков проматывает, не думая о будущем. Кого Боги хотят покарать, прежде лишают разума, - вздохнула княгиня Светозара.
- Цароство легко ему досталось - так же легко и уйдет, - пообещал князь Годослав.
А его жена, приходившаяся родной сестрой погибшей царице Драгомире Алтановой, вдруг воскликнула нарочито громко:
- И ради этого подлеца задушили сестру мою, убили племянника Белогора! Какой мальчик был! И собой пригож, и умен не по годам, со всеми приветлив, учен лучше половины старых бояр, - мог бы великим царем сделаться! За что ему выпала такая судьба?
Собравшиеся слушали ее причитания, отчего-то смущаясь. Княгиня Велижана при жизни своей царствующей сестры беззастенчиво льстила ей, однако внимательные люди утверждали, что княгиня вовсе не так уж сильно привязана к родным, как стремится показать. Зато после гибели Алтановых княгиня принялась бурно оплакивать их, и особенно племянника Белогора, так что это казалось чрезмерным.
Князь Венцеслав, желая успокоить свою тетку, подал ей чашку горячего мятного напитка.
- Успокойся, тетушка! Все мы не меньше скорбим о судьбе царя Белогора. Теперь уже ничего не изменить, но мы непременно отомстим самозванцу за все. Я тебе обещаю.
Княгиня Светозара с уважением поглядела на сына. Ее радовало, что он в совсем еще юные годы на равных участвует в совете вельмож, желающих спасти царство. В такие трудные времена он сохранил ясность мысли, не поддался ослеплению, как множество других людей, малодушных и слишком доверчивых. Княгиня Кречетова радовалась бы всей душой, если бы не опасения за единственного сына: она понимала, что свергнуть самозванца будет непросто.
Засидевшись за полночь, знатнейшие вельможи Сварожьих Земель обсуждали, сколько людей станет на их сторону, на какие силы можно рассчитывать в случае восстания. Обсуждали, когда будет удобнее всего застать самозванца врасплох. Было уже поздно, когда сообщники собрались расходиться по домам. В прихожей их ждали слуги, подали своим господам шубы, так чтобы никому не пришлось ждать и минуты лишней.
Не стали собираться только князь Венцеслав с матерью. Потому что, когда гости стали расходиться, княгиня Светозара тревожно проговорила, прижав руку к груди:
- Что-то у меня неладно на душе... Понимаю, сейчас опасно для всех нас, но вот в эту ночь, мне чудится, особенно... И тебе, Станимир Тихомирич, сейчас не ходить бы никуда.
- Я лишь до крыльца провожу гостей, как положено, - сказал старый князь. - А ты, сестрица, вместе с Венцеславом оставайтесь у меня ночевать. Ни к чему вам мыкаться по ночам.
- И вправду, матушка, останемся на ночь. Ты слишком много переживаешь за всех нас. Конечно, для этого есть повод, но ведь печалью делу не поможешь. Отдохни и побереги себя, - проговорил Венцеслав, помогая матери подняться из-за стола.
Они остались на ночь, а князь Станимир Тихомирич вышел проводить до крыльца знатных гостей. На прощание он проговорил:
- Будем терпеливы, друзья! Скоро придет час свергнуть самозванца.
Как ни тихо говорил князь Станимир, но зимней безветренной ночью звуки расходились далеко, и, кроме сообщников, их услышал еще некто, таившийся за столбом коновязи. После того, как гости разъехались, темная фигура скользнула через сад, а затем перемахнула забор боярской усадьбы.
Спустя некоторое время таинственный соглядатай докладывал боярину Воронову:
- Я слышал, как старый князь сказал: "Скоро придет час свергнуть самозванца".
Воронов насторожился, как ловчий пес, почуявший добычу.
- Старый Кречет сказал так? Какая удача! Я послал тебя последить за его домом на всякий случай, а ты приносишь такие ценные сведения! А кто еще из бояр был с ним?
- Не знаю, боярин! Темно было, а они ничего не ответили. Но Кречета по голосу узнал точно.
Лицо Воронова озарилось злобной радостью:
- Наконец-то можно убрать это семейство подальше от государя, лучше всего - в Кромешную Страну! Теперь Избор Твердиславич мне поверит!.. Послушай, а кречетовского племянничка, нашего великого мечника, ты не видел там?
Соглядатай покачал головой:
- Нет, милостивец! Его точно не было. Князя Венцеслава Станимирича я бы разглядел, он приметен.
- То верно, его ни с кем не спутаешь, - Воронов с досадой закусил ус, отпущенный на лугийский лад. - Наверняка ведь тоже в заговоре, вместе со своим дядей! Но государь его любит, не поверит без доказательств... Ну ладно, старика-то есть за что взять под стражу. А он, будем надеяться, и сообщников назовет. Жаль, жрец умер, никого не выдав...
Наутро по Медведице прошла новая неожиданная весть: князя Станимира Кречета, главу знатнейшего рода, взяли под стражу за то, что назвал будто бы царя Избора самозванцем! Такого поворота не ждал никто.
Царь вынес свой приговор быстро: князя Станимира приговорил к смертной казни, его братьев Годослава и Тихомира - к ссылке. Из рода Кречетов не пострадал лишь Венцеслав, оставшийся в чести у царя. Казнь была назначена на третий день. Заговорщики притихли, ожидая, что вот-вот придут и за ними. Но новых арестов не было. Похоже, что старый князь не назвал никого.
Князь Венцеслав попросил встречи с царем. Идя к нему, вовсе не был уверен, что царь его примет, а тем более - выслушает. В переходе встретился с Вороновым. Царский любимец взглянул на родственника осужденных с торжествующей усмешкой, однако тут же отвел глаза, словно вид князя Кречета, в придворных одеждах, с мечом на поясе, все еще раздражал его. И одновременно с тем молодому князю было разрешено войти к царю.
- Ну, что скажешь, Венцеслав? Меня только что Воронов умолял приглядеться и к тебе поближе, доказывал, что ты непременно замешан в заговоре со своими родными. Но я ему не поверил. Я думаю - тебе незачем предавать меня. Кто бы еще дал тебе такое высокое звание?
И Венцеслав упал на колени перед стоящим у окна царем, и поцеловал ему руки.
- Государь, я - твой верный слуга, как и весь род Кречетов! Даю слово тебе: князь Станимир Тихомирич не помышлял ни о каком заговоре! Он, должно быть, повторил при своих друзьях, что говорят по городу, просто как нелепый слух. А кто-то неправильно понял. Ведь до сих пор тебе, государь, не было причин не верить Кречетам.
Царь холодно взглянул поверх головы коленопреклоненного Венцеслава.
- Трогательно посмотреть, как ты защищаешь своего дядю! Да вот только я уже не знаю, кому теперь можно верить. Если бояре убедятся, что и самым знатным из них я легко могу отрубить голову, быть может, научатся служить, не за совесть, так хоть за страх? Я вижу, что мой народ понимает лишь силу!
Венцеслав окаменел на мгновение, почти перестал дышать. Всем сердцем ненавидя царя, он, однако, понимал, что лишь покорностью и лестью может добиться помилования дяди.
- Государь, милость не меньше, чем строгость, необходима царю! Строгость к преступникам, милосердие к заблудшим. Я клянусь тебе вот на этом мече, что мой дядя, как и я, всегда стремится лишь к благополучию Сварожьих Земель! Если князь Станимир и проявил в чем-то неосторожность, то взятие под стражу, допрос, ожидание казни - уже более чем суровое наказание для него. А ведь именно князь Станимир Тихомирич некогда сказал Алтанову, будто бы царевич Избор погиб, хоть и разглядел труп другого мальчика. Тем самым, государь, он обезопасил тебя и, быть может, сохранил тебе жизнь.
- Получается, что я обязан жизнью князю Кречету, - усмехнулся царь. - Но, если он вправду стремился помочь мне, то не должен был теперь повторять изменнических речей!
- Государь, твое милосердие скорей, чем суровость, докажет, что ты прав! - горячо воскликнул Венцеслав. - Сейчас сврожане больше всего нуждаются в милости нового царя! Сперва это жуткое убийство жреца на священной земле. Теперь знатнейшему боярину грозит смерть. Пощадив князя Кречета, ты заткнешь рот всем досужим сплетням!
Выслушав его, царь стал медленно прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Упрямство, желание во всех случаях поступать по своему, боролось в нем с соображениями выгоды, представленными Венцеславом. Наконец, он обернулся к терпеливо ожидавшему юноше:
- Так и быть! Я сделаю красивый жест, который сварожане запомнят надолго. Ступай и подожди до завтра!
После встречи с царем Венцеслав, не полагаясь на одни лишь собственные силы, постарался заручиться поддержкой других людей, имеющих влияние на царя, чтобы те просили за князя Станимира Тихомирича. Он просил, уговаривал, раздавал подарки сварожанам и лугийцам, которые могли помочь. Дошел даже до царицы-матери, и та нехотя, но согласилась замолвить свое слово перед сыном.
И все же Венцеслав не был вполне спокоен. Обещание царя можно было понимать как угодно, и ничего не оставалось, как довериться его доброй воле. Сперва он оставил в руках капризного и взбалмошного царя любимую девушку, а теперь еще и дядю, который заменил ему отца. К тому же, дело освобождения Сварожьих Земель теперь отодвигалось на неопределенный срок. Бояре, посвященные в тайну, едва здоровались и при встрече боялись подать друг другу руку, словно самый простой жест мог выдать их.
На следующий день на Лобном месте была воздвигнута плаха для князя Станимира Тихомирича. Горожане собирались загодя. Всем хотелось поглядеть, как будет умирать родовитый боярин. У плахи стоял палач с тяжелым топором наготове.
Старого князя под руки ввели по скрипучей деревянной лестнице. В сорочке из небеленого холста, без всяких знаков отличия, князь казался простым стариком, маленьким и жалким. Но держался с достоинством, так что медвединцы подивились, увидев его.
- Добрые сварожане! Я умираю за верность Сварожьим Землям! - крикнул он, стоя у всех на виду.
Среди горожан пролетел громкий шепот, словно ветер зашумел. Впереди всех, в окружении бояр, напряженно застыл Венцеслав. Он был бледен, как мел, зубы сжались так, словно вот-вот сломаются. Рядом с ним княгиня Светозара сцепила руки в замок до хруста.
В последний момент, когда уже голова старшего Кречета склонилась на плаху, на площади показался царский гонец, скачущий во весь опор.
- Казнь отменяется! Великий и непобедимый царь милостиво прощает князя Станимира Кречета и заменяет ему смертную казнь ссылкой!
- Да здравствует царь Избор Твердиславич! - радостно вскричали медвединцы. Славил царя и сам помилованный, и его родные.
У всех на глазах князь Станимир облачился вновь в боярскую одежду и сел в возок, готовясь отправиться в ссылку. Друзья и соратники принялись поздравлять его со спасением, а вместе с ним - и самих себя, что их участие не было открыто.
- Полно, полно, друзья мои! Будем благодарны Богам и государю за его милосердие к заблуждавшимся! - тихо проговорил старый князь. Лицо его было землисто-бледным, и двигался он, побывав в застенке, с заметным трудом.
Но в тот же вечер, когда его, а заодно князя Годослава с его Велижаной и князя Тихомира, вывезли из Медведицы, глава рода Кречетов обернулся в сторону городских ворот и погрозил кому-то кулаком.
- Ладно же, безумный самозванец! Дай только вернуться на Медведицу, а уж счеты постараемся свести! Не все же нам оставаться неучами, нынешний год многих умудрил. Покажем, что сварожане - не рабы всякому проходимцу!
Теперь на Медведице из рода Кречетов оставался лишь князь Венцеслав со своей матерью. Правда, их никак не коснулась опала, постигшая их родню. Но, видя, как величается на захваченном престоле ложный царь, огорчались, что его власть крепче, чем хотелось бы преданным сварожанам.
-
С одной стороны Венцеслав спасает дядю, а с другой - дает в руки "Избору" козырную карту. Воистину у каждой монетки есть аверс и реверс, и хорошо без плохо не получается. Спасибо, эреа Артанис. А неплохо бы заговорщикам тайную стражу выставить у дома-то!
-
Заговор отодвигается. Жаль. Я уж думала, скоро. И, действительно, что ж они так неосторожно-то!
-
Спасибо за продолжение, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
С одной стороны Венцеслав спасает дядю, а с другой - дает в руки "Избору" козырную карту. Воистину у каждой монетки есть аверс и реверс, и хорошо без плохо не получается. Спасибо, эреа Артанис. А неплохо бы заговорщикам тайную стражу выставить у дома-то!
Если Вы говорите о сокрытии обстоятельств гибели "царевича", то самозванец наверняка давным-давно все узнал, в том числе и о роли старшего Кречета в тех событиях. Надо полагать, все обстоятельства этого дела проверялись не раз, так что никакой тайны ему Венцеслав не открыл. Он просто напомнил, чтобы царь связал тогдашнюю ложь Станимира со своим спасением.
У всех бывают ошибки, все живые люди. Так даже правдоподобнее, чем если бы все прошло абсолютно гладко. К тому же, некоторые события произойти здесь должны...
Заговор отодвигается. Жаль. Я уж думала, скоро. И, действительно, что ж они так неосторожно-то!
Не все так просто бывает. Придется подождать. Потерпеть пока этот коронавирус. ;D Вот уж точно - "вирус в короне". Жаль, что сварожане мои о таких штуках не имеют представления, а то бы можно было в тексте обыграть.
Глава 8. Ночь перед рассветом
Однажды зимой, когда князь Венцеслав, явившись по приказу царя на службу, уже въезжал во двор Крепости, его глазам представилось странное зрелище. К стоявшим у крыльца воинам подошла какая-то женщина, немолодая и бедно одетая. В стоптанных валенках, в короткой не по росту заячьей шубке, из-под которой выглядывало потертое платье, она суетливо прикрывала голову платком, тоже старым, с вылезающими клочьями пуха. Подъехав поближе, Венцеслав расслышал, о чем она говорила воинам...
- Прошу вас, витязи, проводите меня к царю! - просила странная бедная женщина с певучим не-медведицким говором.
Воины расхохотались.
- Так сразу и к царю? А еще чего ты захочешь, старуха? Сразу в светлый Ирий тебя не провести заживо?
Женщина растерянно затопталась перед крыльцом, разглядывая стражников в тщетной надежде.
- Прошу вас, храбрые витязи! Царь знает меня... Проводи: я не отниму у него много времени... Я пришла издалека, чтобы повидаться с ним...
Но воины скрестили пики, преграждая ей путь.
- Не положено пускать к царю всяких нищих! Если тебе нужны деньги, придешь послезавтра, когда царь будет раздавать милостыню. Но только с черного хода!
Женщина упала на колени прямо на заснеженные каменные плиты.
- Мне очень нужно поговорить с царем наедине! Умоляю вас, хотя бы доложите царю! Умоляю... ради ваших матерей!..
Внимательно слушая ее, Венцеслав спешился и отдал своего коня Еленю, а сам подошел ближе к странной женщине. Разглядев ее ближе, он чуть не вскрикнул от удивления: ее лицо, хотя темное и увядшее, явно кого-то напоминало ему, взгляд узких зеленых глаз, оттенок выбившихся из-под платка волос, несмотря на сильную проседь, казались уже знакомыми, словно он видел похожие черты у похожего на нее человека.
Он поднял женщину на ноги. Вблизи стало видно, насколько бедна ее одежда. Платье все в заплатах, ботинки стоптаны едва не до голых пальцев.
- Тебе нужна помощь, почтенная? Может быть, тебе лучше сперва поесть и надеть теплую одежду? - участливо проговорил Венцеслав.
Женщина взглянула на него тусклыми зелеными глазами. Теперь уже сомнений быть не могло: такие глаза он знал даже слишком хорошо.
- Благодарю тебя, боярин! Но мне нынче нужно лишь увидеть царя.
Венцеслав подхватил ее под руку.
- Хорошо, почтенная! Я сейчас провожу тебя к царю.
Перед ним расступились воины, и он провел нищенку в Крепость. Она со слезами на глазах взглянула на молодого князя.
- Пусть Боги тебя благословят, благородный юноша! Должно быть, твоя мать видит от тебя одну лишь радость!..
- Надеюсь, что так, - произнес Венцеслав, проводя женщину к опочивальне царя.
Когда царь увидел пожилую женщину в бедном платье, он на мгновение изменился в лице, казалось, даже не сразу смог заговорить. Наконец, он махнул рукой, выпроваживая слуг и Венцеслава:
- Вон! Все вон! Чтобы никто и слова не слышал!
Но молодой князь услышал и узнал уже слишком много, чтобы ему не захотелось знать еще больше. Он задержался у дверей, слушая приглушенные голоса за дубовыми дверями.
А там, в царских покоях, именующий себя царем Избором всплеснул руками, почти с ненавистью глядя на бедную женщину:
- Что ты делаешь здесь?! Ты хочешь меня погубить?
- Я хочу спасти тебя, сынок! - женщина протянула руки вперед. - Умоляю: уйдем отсюда, пока еще можно! Иначе весь сварожский народ восстанет против тебя, как нечестивого похитителя престола!
Царь отшатнулся прочь от женщины, похожей на него как две капли воды, точно от ядовитой змеи.
- И ты говоришь, как мои враги! Скажи, кто послал тебя?
Из помутневших, с воспаленными веками, глаз женщины полились слезы.
- Материнское сердце послало меня, мой Любим! Страх за тебя...
- Страх? Но почему? - самозванец пожал плечами, обтянутыми блестящей парчой. - Вот, погляди: мне все удалось! Сварожьи Земли покорны мне, а скоро самая прекрасная девушка в Лугии приедет и станет моей женой. Смотри, в каких палатах я живу! Медведицкая крепость - моя настоящий дом. Тебе же я дам кун, и ты, возвратившись в Славгород, купишь или построишь там любую усадьбу. Будешь жить привольно, только не являйся больше смущать меня. Я, наконец, возвратил наследство моих прародителей.
Женщина отступила на несколько шагов и покачала головой, бессильно опустив руки.
- Каких прародителей? Ведь ты - мой родной сын, Любим Векшин, а вовсе не царевич Избор. Он давно исчез и, должно быть, погиб, его нет...
Царь грязно выругался, обернувшись к своей настоящей матери. Глаза его дико горели, губы дрожали.
- Ты все врешь! Врешь! Я все помню, как мы жили в Железнограде! Я был царевичем и играл с другим мальчиком на стене, сидел там, как на троне. А потом другого мальчика убили, а ты увезла меня. Я - царь Избор! Моя мать - царица Олислава, она поручила тебе, Векша, спрятать меня. Ты мне никто, бывшая нянька, а я давно вырос из твоих наставлений!
Женщина робко приблизилась, и с материнской нежностью обхватила ладонями щеки царя.
- Ах, мальчик мой, как все перепуталось в твоей голове! Все это было совсем не так, как тебе запомнилось. Ты - мой родной сын, и никто тебя мне не поручал. Мы с тобой уехали из Железнограда, когда исчез настоящий царевич. Со временем деньги закончились, ты, когда вырос, стал затевать разные буйные, опасные проделки, и, в конце концов, бежал в Лугию, а там вздумал объявить себя царевичем. Ну а я жила это время как придется. Но все-таки не могу от тебя отречься, как ты отрекся от меня. В последний раз прошу тебя, Любим: образумься, покинь Крепость, начни новую жизнь - свою, настоящую! Этим ты исправишь то, что случилось в Сварожьих Землях по твоей вине. И по моей... Я не сумела достойно воспитать тебя. Теперь я прошла от самой Славгородщины до Медведицы, видела земли, захваченные лугийцами, разоренных жителей, пепелища на месте сел. Слышала, как лугийские паны хвастают, что они ставят сварожанам царей! Несчастья, что терпит наша родина, свинцом легли мне на сердце, и лишь надежда в последний раз повидаться с тобой дали мне силы дойти. Еще раз умоляю, Любим: одумайся! Сварожане, обманутые тобой, скоро совсем прозреют, и отомстят тебе за все!
Лицо царя, и без того смуглое, совсем потемнело. Он с грохотом ударил кулаком по столу.
- Замолчи! Я - царь Сварожьих Земель, я точно знаю! И никто не заставит меня свернуть с пути! А тебя я посажу под стражу, чтобы ты больше не могла сеять смуту!
Он яростно ударил в гонг, вызывая стражу. Венцеслав, слушавший под дверью, поспешно отступил, чтобы никто не застал его.
"Вот, значит, как, Любим Векшин! Ты обманул себя и всех сварожан, выдав себя за царя, а сам стал орудием в руках лугийцев. Теперь ясно, откуда такая убежденность в своем праве, эта сила, удивлявшая других людей. Как же далеко ты зашел, что теперь даже мать бессильна что-либо сделать! Бедная Векша... Взять мать под стражу, как преступницу!.. Да ведь ему довольно поглядеться в зеркало, чтобы не сомневаться, чей он сын..."
Но пока еще лже-Избор был могуществен, он владел престолом и распоряжался всей силой Сварожьих Земель. И тем, кто готов был бороться против самозваного царя, приходилось таиться, угождать ему, чтобы хоть как-то приблизить время освобождения.
Однажды, в конце зимы, Венцеслав, как и вся царская свита, был с царем на охоте. В этот раз обложили берлогу особенного большого и свирепого медведя, которого боялись жители окрестных деревень. Лже-Избор сразу загорелся желанием самому убить зверя. Как обычно, он с рогатиной в руках стал перед самым лазом в берлогу, послав других поднять зверя.
Князь Венцеслав слышал, как из-под земли донесся приглушенный злой рык разбуженного медведя. Он немного задержался позади, видя в прогалине между кустов спину царя. Напротив них поднималось густой стеной переплетение кустов, почти непроглядных даже зимой, когда их ветви оголились. За кустами совсем близко слышались голоса остальных охотников, окружавших берлогу.
Венцеслав отступил за дерево, выжидая, когда медведь выйдет из берлоги. Судя по грозному рыку, тот был уже готов броситься в бой. В руках у молодого князя также была рогатина, а за поясом - пищаль, но он знал, что царь не позволит вмешаться без крайней необходимости.
И вот, медведь показался наружу. Это был матерый, старый хозяин лесов: ростом с корову, с горбатой холкой, весь в густой, свалявшейся шерсти. Издав громовой рык, медведь вскинулся на задние лапы.
- Получай! - воскликнул царь с диким азартом, метя копьем в грудь медведю.
Но зверь попался старый и хитрый; взмахнув лапой, он переломил рогатину. В тот же миг исполинская бурая туша нависла над лже-Избором. От рева медведя готово было расколоться небо.
Со всех сторон уже бежали охотники, готовясь поразить зверя. Венцеслав находился ближе всех. Он ударил рогатиной медведю под левую лопатку, прямо в сердце. Совсем рядом увидел лицо царя, смертельно побледневшее, какое-то смазанное.
Медведь отпрянул, покачнулся и рухнул спиной обратно в покинутую берлогу.
Венцеслав подал царю руку и помог подняться. Лже-Избор, еще дрожа, посмотрел в глаза молодому князю.
- Вот, теперь я уверен, кто из моих ближников верен мне больше всех!
Молодой князь поклонился.
- Каждый сварожанин со всем желанием придет на помощь тебе, государь! - проникновенно произнес он.
Когда тяжелую тушу медведя вытянули наверх, царь осмотрел рану и одобрительно кивнул Венцеславу:
- Хороший удар! Ну да ты, наверняка, не первого медведя берешь на рогатину?
- Первого медведя я взял в шестнадцать лет. Но еще ни разу не волновался так, как сейчас, - признался молодой князь.
- Хм, повод был, - по-своему истолковал самозванец его слова. - Ну что ж, князь Кречет, я, как-никак, обязан тебе жизнью. Проси чего хочешь!
Юноша протянул к нему руки ладонями вперед.
- Прошу у тебя, государь, милости к моим родственникам! Дозволь им вернуться в столицу, в свой дом.
Царь, отходя от пережитого страха, быстро возвращал обычную самоуверенность. Теперь ему захотелось проявить великодушие, и он дружеским жестом хлопнул Венцеслава по плечу.
- Твоими руками Боги сегодня доказали, что оберегают меня от любых опасностей! А стало быть, я могу себе позволить великодушие. Я позволяю князьям Кречетам вернуться на Медведицу и возвращаю все, чем они владели! Уже скоро приедет моя невеста, и я хочу, чтобы ваш род в полном составе присутствовал на моей свадьбе.
Венцеслав со всей сердечной радостью поблагодарил царя за проявленное великодушие.
К началу весны князь Станимир Кречет и его братья возвратились на Медведицу. Не теряя времени даром, они возобновили старые связи, и колесо, приостановившееся на несколько месяцев, завертелось вновь, готовя возмездие самозванцу.
А на Медведице тем временем готовились встречать царскую невесту со свитой знатных лугийцев. Да них воздвигли на берегу Медведицы-реки новый роскошный дворец. Весь город перешептывался по поводу подарков, какие царь отправил навстречу Заславе Войцеховской. Одного только жемчуга была целая повозка. Сварожане вздыхали, а иные и грозно хмурились, глядя, как утекают богатства из царской казны. Им оставалось лишь ждать подходящего часа.
-
А почему бы и медведю не прикончить Любима? То есть мне просто медведя жаль, я зверей люблю! Но у этого "царя" всё-таки с головой не особо, спутанность сознания. Спасибо, эреа Артанис.
-
А я всё думала: куда, интересно, Векша делась, и как Любим в Лугии оказался? Теперь понятно. Жалко её, всё-таки. Придётся увидеть гибель сына. Разве что, умрёт раньше; но она, в любом случае, знает, что это неизбежно. :(
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
А почему бы и медведю не прикончить Любима? То есть мне просто медведя жаль, я зверей люблю! Но у этого "царя" всё-таки с головой не особо, спутанность сознания. Спасибо, эреа Артанис.
Так Венцеслав сразу-то и не стремился помогать Любиму. Только когда другие люди подбежали, пришлось вмешаться.
Ну а что от него ждать, с подселившейся душой, у которой своя память и свои эмоции. Все-таки, такое даже в магическом мире большая редкость.
А я всё думала: куда, интересно, Векша делась, и как Любим в Лугии оказался? Теперь понятно. Жалко её, всё-таки. Придётся увидеть гибель сына. Разве что, умрёт раньше; но она, в любом случае, знает, что это неизбежно. :(
Жалко, конечно. :'( Какой бы ни был, для нее все равно единственный и любимый сын. К тому же, она и себя винит в случившемся. Хотя из Любима вряд ли даже княгиня Светозара смогла бы сделать человека, если бы его в детстве ей вдруг доверили. Очень уж сложный экземпляр.
В покоях бывшей царевны Ладомиры сидели за вышиваением девушки. Усевшись в ряд на широкой скамье, они работали вместе над большим гобеленом, изображавшим сражение. Пока еще тонким угольком были едва намечены фигуры воинов, коней, земля, вода и небо. Но постепенно яркими нитками уже заполнялось пустое пространство, расцвечивалось живыми красками. На гобелене они собирались вышить битву Святослава Храброго с норландцами.
- Парус на ладье сделай червонным, Цветана, - указала царевна, когда ее служанка собиралась вдеть синюю нитку в иголку. - Милея, шей осторожнее. Стежки получаются слишком грубые.
Девушки вышивали под ее руководством, сидя в своем тесном кругу. Сейчас они чувствовали себя, как в былые времена, когда были счастливы и в полной безопасности. Сейчас за дверью стояли царские воины, и сам царь Избор часто бывал здесь с новыми предложениями и угрозами. Но в эту минуту, когда они сидели вот так, все вместе, сбившись, как стайка замерзших воробьев, им было легче.
Сама Ладомира вышивала центральную фигуру гобелена - юного всадника на белом коне, ведущего войско в бой.
- Какой красивый будет гобелен, госпожа, когда мы его закончим! - воскликнула Ждана.
- Только работа уж очень большая, затянется на месяцы, - заметила Злата.
- Вот и хорошо, что на месяцы, - согласилась бывшая царевна. - Во всяком случае, нам будет чем себя занять в заточении.
Вышивая светлый лик князя-предводителя, Ладомира думала о своих служанках, которых самозванец согласился вернуть ей. Им пришлось в эти месяцы гораздо хуже, чем ей. Прежде всегда веселая, смешливая Ждана превратилась в тень себя прежней. Милея по ночам кричала, когда ей виделись страшные сны. Красавицу Злату стражники принесли всю избитую, в горячке, и ее едва удалось выходить. Цветана до сих пор вздрагивала при виде любого мужчины. Бывшая царевна знала, что обязана все выдержать еще и ради них...
Задумавшись, она вставила нитку в иголку и стала вышивать волосы, выбившиеся из-под шлема полководца.
- Ах, царевна, что ты делаешь? - воскликнула Злата. - Святослава Храброго изображают всегда светловолосым, а ты вышиваешь ему темно-русые волосы.
Ладомира очнулась от размышлений, взглянула на рождавшийся под ее иглой образ витязя, ведущего войска. Ее губ коснулась мечтательная улыбка, никак не связанная со всем, что было вокруг.
- Нет, пусть останется как есть! - решила она, продолжая ему волосы тем же цветом.
"Так будет лучше! Хоть облик твой будет со мной рядом, мой Венцеслав, даже если разлучат нас недруги... Хоть на портрете, да будешь со мной. Легче будет вытерпеть все, что может случиться еще..."
И в то же мгновение в замочной скважине повернулся ключ, и в комнату вошел царь. Он был сегодня румян, в расстегнутом кафтане, с развязными движениями, еще более беспокойными, чем всегда. Ладомира решила, что он навеселе, и сразу насторожилась.
- Я хочу, чтобы ты пошла со мной на пир! Прямо сейчас! - потребовал он.
Царевна подвинулась навстречу, загораживая своих девушек.
- Это приказ или просьба? - осведомилась она.
Тот, кто именовался Избором Твердиславичем, ухмыльнулся.
- Я не прошу ничего! Ты - пленница, военная добыча, а ее не просят. Я велю тебе придти сегодня на пир, в лучшем платье, что я для тебя выберу. Через три дня приедет моя невеста. Сегодня мой последний холостой пир. Ты будешь развлекать меня и моих гостей.
Он действительно приказывал непреклонным тоном, и Ладомира сразу поняла, что спорить бесполезно. После встречи с Венцеславом в ее сердце проснулась надежда, и теперь она держалась осторожнее, ей уже не была безразлична собственная судьба, как в начале плена. Сейчас она лишь поразилась двуличию стоявшего перед ней человека, собиравшегося жениться на другой.
- Я бы что угодно отдала, лишь бы...
- Лишь бы! - оживился самозванец, желая обнять ее.
- Лишь бы, когда женишься на своей лугийке, оставил меня в покое! - договорила девушка.
Дыхание царя сделалось шумным и прерывистым, глаза хищно сверкали, как всегда в ее присутствии. Он не мог отвести глаз от ее статной, роскошной фигуры. Как же она хороша! Даже в этом простом белом платье, которого упорно не хочет сменить на более богатый наряд. Но как великолепны рядом с этим платьем ее черные волосы, как блестят большие темные глаза!..
- Мне, наверное, придется некоторое время ублажать ее, - самозванец сопроводил свои слова непристойным жестом. - Но я тебя переселю в покои на нижнем ярусе Крепости, так что никто не заподозрит твоего присутствия. А когда моя свадьба поутихнет, стану наведываться к тебе... А сейчас собирайся на пир!
Ладомира побелела, как ее платье.
- Зачем тебе глядеть на меня, печальную и одинокую? Как может мертвая веселить живых?
Царь топнул ногой, начиная злиться.
- Ты придешь сегодня, это не обсуждается! Иначе твоим служанкам придется плохо... Эй, стража!..
Вышли несколько воинов. Царь указал им на девушек, сжавшихся на лавке.
- Проводите их на пир!
Воины хватали девушек за руки, выводили из комнаты. Помертвевшую Милею унесли без чувств. Злата сопротивлялась. У ног Ладомиры рыдала Цветана, сразу вспомнив, что довелось пережить в первые дни плена.
- Не отдавай меня, царевна! Спаси! - стонала она. Но чьи-то руки оттащили девушку прочь.
Ладомира медленно, точно к ногам привязали свинцовый груз, шагнула вперед.
- Я пойду на пир, если ты пощадишь их, - проговорила она.
Для князя Венцеслава этот пир не был ни долгожданным, ни желанным. Пировали при самозванце столько, что впору было сбиться со счета. Правда, сегодняшний праздник должен быть стать последним перед женитьбой царя. Лже-Избор пригласил только ближайших своих друзей, сварожан и лугийцев. Приглашены были одни мужчины, хотя царь таинственно намекал, что женской красотой непременно повеселит своих ближников.
Гостей рассадили по местам, по очереди - каждый сварожанин соседствовал за столом с лугийцем. Столы, как всегда, ломились от угощения. Там были на выбор куски мяса скотины и дичины, лежали на блюдах огромные осетры, а уж жирных гусей, лебедей и разных мелких птиц никто бы сосчитать не взялся. Арвернийские и марцийские вина лились рекой. Это тоже было приметой двора самозванца, не выносившего праотеческих "простонародных" медов.
Венцеслав, как обычно, внимательно прислушивался к застольным беседам, стараясь уловить что-либо важное. Он почти не пил вина, стараясь украдкой вылить пурпурный напиток под стол, где к концу пиршества и так проливалось немало винных луж. Однако молодой князь всем своим видом показывал, будто горячо желает встретить лугийцев в стенах Медведицы. Его сосед за столом, непритворно веселый и пьяный пан Лучинский, оживленно обратился к князю:
- Скоро ты сам убедишься, князь Кречет: радоваться жизни умеют только лугийцы! Никто в мире не ведает столько веселых утех, как лугийская шляхта! То, что ты сейчас видишь здесь - бледная тень будущего великолепия! Совсем скоро прибудут прекраснейшие дамы и знаменитые витязи Лугии. Тогда сварожане забудут, что значит скука!
- Я буду счастлив повстречаться с твоими любезными соотечественниками! - заверил Венцеслав таким тоном, что никто бы не заподозрил в нем притворства.
Один из углов пиршественного зала был отгорожен красным занавесом. Гости с любопытством поглядывали в ту сторону, недоумевая, что за неожиданный подарок вздумал им преподнести царь.
А он хитро улыбался, подмигивал и выжидал подходящей минуты.
Наконец, царь хлопнул в ладоши, и за занавесом послышались чудесные звуки музыки. А затем занавес раздвинулся, и гости увидели девушку, игравшую на клавикордах. То была Ладомира. На ней надето было платье из радужной парчи, украшенное пышными кружевами, но с более низким вырезом, чем обыкновенно носили сварожские женщины. В ее волосах, собранных в высокую прическу, белели нити жемчуга.
И сварожане, и лугийцы восхищенно воззрились в ее сторону. Одни, узнав осиротевшую царевну, изумлялись ее странной и страшной судьбе. Другие просто восхищались ее красотой, а также музыкой, какую извлекали ее пальцы из черных и белых клавиш.
Венцеслав глядел на нее долгим страдальческим взором. Она сильно осунулась за время заточения, кожа ее поблекла без света и свежего воздуха. Сейчас, играя на клавикордах, она полностью ушла в музыку, наслаждалась, соскучившись по ней. Но, как только закончила играть, глаза Ладомиры погасли, в них застыла тоска.
Точно редкого зверя, представил ее царь своим гостям:
- Поглядите-ка: встречаются и сварожане, образованные не хуже закатных жителей! Вот перед вами Ладомира Алтанова, дочь похитителя престола. Она пришла развлечь нас. А ну-ка, Ладомира, сыграй что-нибудь веселое, а эти девушки для нас спляшут!
Бывшая царевна вновь ударила по клавишам, начиная звонкую плясовую мелодию. Под нее в зал впорхнули другие девушки в ярких летниках, принялись кружиться перед пирующими, точно стайка ярких бабочек. Музыка все лилась, то тихая, как ручеек, то звонкая, точно перезвон бубенцов, а то вдруг сыплющая заливистой трелью, точно песня соловья. Словно птица, сидящая в клетке, Ладомира утешала музыкой свою душу. Долго потом вспоминалась князю Венцеславу эта музыка...
Из оцепенения его вывел голос пана Ясинского. Тот произнес во весь голос, так что слышали его по всему залу:
- Мои поздравления, непобедимый царь! Кажется, великий Монх-Оргил сказал некогда: "Счастлив тот, кому покорно служат дочери пораженных им врагов!"
Царь капризно улыбнулся, поглядев на Ладомиру. Добившись ее согласия придти на пир в этом платье, он думал, что она, наконец, стала сговорчивее. И, когда он придет к ней через некоторое время, после Заславы Войцеховской, Ладомира, наконец, сдастся на милость победителя.
Он поднял бокал с рубиновым арвернийским вином:
- Лучшего доказательства победы и не найти! Иногда есть чему поучиться и у старого чжалаира!
У Венцеслава все переворачивалось внутри. Больней всего было, что Ладомира слышит, как эти люди говорят о ней. Он видел, как она сникла, сидя за клавикордами. Только ее безмолвный взор помог ему сдержаться, потому что голова его пылала, как готовое взорваться пушечное ядро. Ему пришлось сосчитать до двадцати, чтобы быть в силах говорить с самозванцем. Но, наконец, придя в себя, произнес:
- Государь, ты, конечно, многих приятно поразил сегодня! Но ведь совсем скоро приедет твоя невеста. Понравится ли ей, что дочь Алтанова находится с тобой рядом?
Царь нахмурился, указал начальнику своей стражи:
- Уведи Алтанову и ее служанок... ты знаешь, куда!
Ладомира покинула зал, не оглядываясь назад. Венцеслав опустил глаза, чувствуя, как лицо его горит от стыда.
Царю явно хотелось поговорить, и он подмигнул молодому князю:
- Вообще-то, я пока еще не решил, что делать с Алтановой. Возможно, найду ей мужа. Хочешь, тебе отдам?
Венцеслав едва не захлебнулся вином, закашлялся.
- Государь, я совсем не ради того говорил! Я думал лишь о том, как бы тебе не было хуже...
Царь пристально поглядел ему в глаза и, кажется, остался доволен. Усмехнувшись, он хлопнул Венцеслава по плечу.
- Я испытывал тебя! Не думай об этом, не отдам!
Никогда еще Венцеславу не было так трудно дождаться окончания пира, не был настолько ненавистен самозваный царь и его приспешники. И теперь он яснее, чем когда-либо, осознал, что освободить Ладомиру он сможет, лишь когда будет свергнут самозванец.
-
Да, положение Ладомиры очень тяжёлое. А её служанки, это вообще ужас. Может быть, прибытие Заславы хоть немного на пользу пойдёт? Любим её совсем не знает, мы, конечно, пока тоже, но вдруг она окажется достаточно ревнивой и неглупой? Заставит Любима выдать Любомиру замуж? Мечты... Спасибо, эреа Артанис!
-
Скорей бы уже свергали этого идиота >:(!
-
Спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Да, положение Ладомиры очень тяжёлое. А её служанки, это вообще ужас. Может быть, прибытие Заславы хоть немного на пользу пойдёт? Любим её совсем не знает, мы, конечно, пока тоже, но вдруг она окажется достаточно ревнивой и неглупой? Заставит Любима выдать Любомиру замуж? Мечты... Спасибо, эреа Артанис!
Ну, Заславу сегодня, наконец-то, увидим. ;)
Ну а может, сварожане все-таки справятся сами, не полагаясь на добрую волю тех, у кого ее может и не быть? Не настолько еще все безнадежно.
Но пока Ладомире не позавидуешь, конечно. Впрочем, к ней применяется насилие в основном психологическое. А вот со служанками ее никто не церемонится. Спасибо хоть, вернули их ей.
Скорей бы уже свергали этого идиота >:(!
Потерпите, пожалуйста. Мои герои же терпят. ::)
Кстати, в Древней Греции слово "идиот" обозначало всего лишь жителей, не вмешивающихся в общественную жизнь полиса. Как противоположность "патриотам" - тем, кто активно в ней участвует. Так вот, я надеюсь, что мои герои в общественной жизни как раз участвуют.
Глава 9. Сварожане и лугийцы
На Медведице праздновали царскую свадьбу. Заслава Войцеховская, дочь черногорского воеводы, приехала в свое новое царство, а с ней - цвет лугийского дворянства.
Сварожане были поражены, хоть и успели уже насмотреться на всякое после прихода Избора Твердиславича. Лугийские паны не отказывали себе ни в чем, везли с собой все свои сокровища: драгоценности, винные погреба на серебряных поставцах, чистокровных коней, охотничьих собак и птиц. Прекрасные лугийские пани в чужеземных нарядах походили на стаю ярких птиц. Вместе с важными господами приехали их воины, слуги, приживальщики, лугийские купцы, ремесленники, - всего более трех тысяч человек. Древний город затопила волна чужеземцев, лугийская речь зазвучала в его стенах громче сварожской.
В день свадьбы на вершине Холма Лады играли арвернийские музыканты, приглашенные царем. Такой музыки еще никто не слышал в Сварожьих Землях: казалось, она звучит с самого неба.
Когда верховная жрица Богини Любви провозгласила супружеские обеты, царь внезапно для всех смешал ритуал. Надев кольцо своей невесте, он достал из ларца корону-шлем и надел на голову лугийке.
- Царица Заслава Станиславна венчается на престол Сварожьих Земель, как моя законная супруга и соправительница!
Молодая царица торжествующе улыбнулась, стоя рядом с мужем перед изваянием Лады. Она в самом деле была маленького роста, но очень хорошо сложена, с осиной талией и высокой грудью. Черноволосая и белокожая, она обладала не черными или карими глазами, как можно было ожидать при таких волосах, но глубокими темно-синими, яркими и переменчивыми как море. Видно было по ней с первого взгляда, что это женщина с сильным характером, умеющая добиваться своего во что бы то ни стало. В красно-белом платье невесты она была просто очаровательна, стоя под руку со своим царственным супругом.
Царь закрепил застежки шлема-короны под подбородком жены. Заслава изящно кивнула головой в высоком шлеме, усыпанном драгоценностями. Еще никогда царский шлем не надевали на голову женщины, вдобавок - иностранки.
- Да здравствует царь Избор Твердиславич! Да здравствует царица Заслава Станиславна! - поздравления раздались с небольшой заминкой, зато звучали особенно горячо.
После свадебной церемонии Заслава, сняв корону, откинула с лица и невестину фату, позволяя всем себя разглядеть. Сварожане про себя тихо изумлялись: кто - дивной красоте невесты, кто - ее пренебрежением к старинным обрядам.
Старая княгиня Вышеславская сочла своим долгом кое о чем напомнить молодой царице:
- Государыня, со свадебными обрядами у нас не играют! В старину люди верили: невеста пребывает на грани двух миров - для девичества все равно что умерла, для замужества еще не успела родиться. А грань между мирами опасна для всех. Вот потому невесты испокон веков закрывали лицо, чтобы не навлечь несчастье ни на себя, ни на других.
Заслава рассмеялась - будто серебряные колокольчики рассыпала.
- В Сварожьих Землях все еще верят древним приметам тех времен, когда люди жили в лесу и молились дубовым пням? У нас в Лугии образованная шляхта уже давно забыла подобные суеверия. В таком случае, царь с супругой должны личным примером избавить свой народ от предрассудков. Ведь правда, милый муж мой? - проворковала она, опираясь на руку царя.
Тот поцеловал жену в щеку.
- Ты, как всегда, права, жизнь моя! Кроме того, было бы стыдно прятать твою красоту под фатой. Мой двор не простил бы мне такой потери!
Итак, царица Заслава, сияющая красотой и законной гордостью, красовалась за свадебным столом и дальше, во время свадебного пира. Старшие бояре и боярыни хмурились, едва скрывая свои чувства. Свадьба выдалась не по сварожским обычаям. Молодожены, которым полагалось сидеть отрешенно, ели и пили вместе со всеми, а затем пустились в пляс. Играл оркестр. Кружились в танце прекрасные дамы со статными витязями. Танец тоже не был похож на излюбленные сварожанами. Шуршали шелковые и атласные юбки. Звенели шпоры в такт шагам мужчин.
При первых звуках музыки у царицы Заславы разгорелись глаза. Она страшно любила танцевать. Вся кровь горела у нее в жилах, приглашая двигаться. Ни за что на свете она не согласилась бы сидеть чинно, как степенные сварожские боярыни! Раз она теперь венчанная сварожская царица, значит, может себе позволить что угодно! И она на виду у всех танцевала сперва с мужем, а затем - со своим отцом, седым пышноусым паном Войцеховским. Отец лукаво ущипнул за щеку свою любимую дочь:
- Ну как, теперь твоя душенька довольна? Шутка ли - теперь ты полноправная царица огромной и богатой страны. Лугийская Корона не забудет твоей услуги! А, когда у тебя родится ребенок, ты сможешь править от его имени, даже если с царем вдруг что-нибудь случится.
Яркие глаза Заславы вспыхнули под длинными черными ресницами, "словно звезды сквозь ветки жасмина", как восхваляли ее лугийские поэты.
- Я сумею по-своему образовать моих новых подданных! Я сделаю так, что все сварожане и весь обитаемый мир заговорит обо мне. И я буду править, вместе с царем, а если потребуется, то и вместо него! - проговорила она с очаровательной улыбкой.
Пан Войцеховский поощрительно усмехнулся.
- Я горжусь тобой, дочка!
Музыка все играла. Медленный танец сменился быстрым. По-настоящему лугийские танцы знали одни приезжие гости, но многие из сварожских придворных за время господства самозванца стали перенимать обычаи лугийцев и полюбили их развлечения.
Гордые лугийские паны и впрямь в этот праздничный вечер стремились показать себя сварожанам во всей красе. Когда зазвучала музыка, они приглашали на танцы не только своих соотечественниц, но и сварожских девушек, не привыкших к чужеземным празднествам.
Один лугийский витязь, высокий и крепкий, с осанкой воина, привыкшего к подвигам на поле брани больше, чем к мирным удовольствиям, теперь решительно подошел к группе сварожских девушек, сидевших на скамье в углу зала, поодаль от танцующих. Внимание воина привлекла княжна Добродея Белозерская, молодая белокурая дочь главного казначея. Девушка была робка и молчалива, и почти не знала чужеземцев, однако сегодня ее родители, не смея ослушаться царского указа, привели на свадебное торжество. И вот, сейчас Добродея глядела на лугийского витязя, как голубка на ястреба.
- Ты танцуешь, очаровательная пани? Позволь пригласить тебя! - произнес витязь, подавая ей руку.
Девушка взглянула со страхом и не подала ему руки.
- Милостивый пан, я... я не танцую! - проговорила она, совсем смешавшись и покраснев. - То есть, я... знаю только наши танцы... хороводы...
Лугиец оглушительно расхохотался, так что окружающие даже с удивлением стали оглядываться.
- Хороводы!.. В Лугии хороводы водят только простолюдины, и то - лишь в далеких селах. Но это ничего, пани: я всему тебя обучу. Доверься мне, я поведу тебя в танце.
Но девушка пугливо озиралась по сторонам, не зная, можно ли хоть от кого-то ждать помощи.
На царской свадьбе князь Венцеслав Кречет и его родные находились поблизости от царя, как подобало такому знатному роду. Во время церемонии и за столом Венцеслав хорошо разглядел новую царицу и прибывших с нею панов. Видя их, он думал о том, что верным и бдительным сварожанам нельзя терять времени: любой день усиливает самозванца и лугийцев.
Тем не менее, он спокойно беседовал с паном Ясинским и боярином Вороновым, людьми, всецело преданными самозванцу. Но вежливо распрощался с ними, увидев высокого лугийца возле девушки. На княжне Добродее собирался жениться его дядя Станимир, да и просто помочь сварожской девушке следовало.
Подойдя ближе, Венцеслав коснулся плеча высокого лугийца. Тот обернулся с быстротой молнии.
- Что тебе угодно, пан великий мечник? - раздраженно спросил он.
- Княжна не желает танцевать с тобой, - сдержанно проговорил Венцеслав.
- Но я этого желаю! - лугиец высоко поднял брови.
Молодой князь приблизился к нему вплотную и проговорил, все еще преодолевая растущую неприязнь к приехавшим царским гостям:
- У нас, в Сварожьих Землях, не принято навязываться девушке без ее согласия. До этого дня я думал, что и в Лугии ведется так же.
Лугиец окинул его пристальным взором, оценивая как возможного противника.
- У себя на родине я знал бы, как рассчитаться с тобой, - процедил он сквозь зубы.
- Владетельный пан, ты и здесь можешь это сделать, - невозмутимо произнес Венцеслав. - Роду князей Кречетов не впервой скрещивать меч с лугийскими шляхтичами.
Его противник охотно кивнул, совсем позабыв о девушке, ставшей невольной причиной распри. А она, не отрывая глаз, жалобно и тоскливо глядела вслед уходившему Венцеславу.
По пути через зал лугиец сказал молодому князю:
- Так не будем же терять времени! Кстати, я - Виктор Индирский, ротмистр третьего королевского полка.
Венцеслав много слышал о лугийской гвардии. Туда набирали лучших воинов со всего королевства и даже за его пределами, а уж офицерами там всегда служили отчаянные рубаки. Но князь Кречет не собирался отступить перед каким-то лугийским паном.
Но в этот день было не суждено состояться поединку. Сам царь со своей супругой заступили им дорогу.
- Куда же вы, господа? - царь, в пышном свадебном одеянии, казалось, светился счастьем, и в этот день выглядел даже красивым. - Я не позволяю своим витязям сражаться между собой! Мне нужны вы оба, наравне.
Оба почтительно поклонились, но пан Индирский тут же решительно проговорил:
- Еще никто, даже король Казимир, не запрещал мне драться. Но, если ты, государь, хочешь спасти своего безусого мечника, я согласен отступить. В самом деле, бесчестно витязю сражаться с ребенком.
Венцеслав шагнул вперед, заступая дорогу пану Индирскому.
- Я готов сражаться с тобой, ротмистр! Не хвались прежде, чем одолеешь меня.
И теперь уже точно поединка было бы не миновать, если бы не царь. Он с силой уперся ладонями в плечи обоим, разводя их в разные стороны.
- А я говорю: никаких поединков на моей свадьбе! Вы должны стать друзьями. Вот пойдем вместе на литтов и аллеманов - тогда оба проявите свою доблесть. Венцеслава я уже успел испытать, и ты должен мне верить, пан...
- Виктор, - подсказала царица имя своего соотечественника. - У пана Индирского не совсем обычное для Лугии имя. Это ведь марцийское имя, да, пан Виктор?
- Да, милостивая государыня, - отозвался лугиец. - Мой отец некогда был послом в Марции, и я родился там. Вот мне и дали это имя, означающее "победитель", - он обвел вокруг пристальным взором, как бы проверяя, не усомнится ли кто в том, что он достоин такого имени.
Но никто не сомневался. Венцеслав, как только убедился, что поединка не будет, сразу потерял интерес к противнику, и даже мысленно упрекнул себя, что едва не поддался ослеплению, позабыв, что у него есть цели гораздо важнее поединка с одним-единственным лугийцем.
А тем временем царь со своей царицей продолжали веселиться, празднуя свою свадьбу. Когда совсем стемнело, в небо с грохотом и треском взмыл фейерверк, рассыпая разноцветные звезды и целые фонтаны сверкающих искр. Они отражались в водах Медведицы-реки.
Ночью в царской опочивальне царица Заслава поднялась с постели, пока ее супруг мирно спал. Став перед огромным зеркалом, она оглядела себя, стоявшую в полный рост в кружевной ночной сорочке. На столе перед зеркалом горели свечи. Заслава налила в кубок немного вина и чокнулась со своим отражением в зеркале.
- Пью за тебя, царица Сварожьих Земель! - проговорила она на своем родном языке.
-
Ну, что же, пара состоялась вполне. А что ещё мог ждать Любим? Заслава рассчитывает быть царицей, даже не соправительницей, а правительницей. Посмотрим, как будут дальше развиваться события, мир всё-таки альтернативный. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот и пани царица появилась. Однако, готова своего царства добиваться любыми путями. Интересно, а мужа новоиспечённого не отравит?
-
Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну, что же, пара состоялась вполне. А что ещё мог ждать Любим? Заслава рассчитывает быть царицей, даже не соправительницей, а правительницей. Посмотрим, как будут дальше развиваться события, мир всё-таки альтернативный. Спасибо, эреа Артанис.
Ага, "муж и жена - одна сатана". ;D Амбиции у Заславы выше крыши, что и говорить. Но это еще не значит, что жизнь безропотно выполнит все ее желания. Другие люди тоже могут что-то совершить, не спросив ее.
Вот и пани царица появилась. Однако, готова своего царства добиваться любыми путями. Интересно, а мужа новоиспечённого не отравит?
А это как получится! Даже ей нужно время, чтобы приглядеться, да и людей к себе приучить. А дальше произойти может что угодно.
Здесь даже не приходится рассчитывать на "или шах умрет, или ишак сдохнет" - события могут разворачиваться стремительной, и даже в краткосрочной перспективе не раз удивить всех.
Свадебные празднества продолжались день за днем. Придворные увеселения, охоты, турниры приобрели невероятный размах. Вся Медведица кипела, как бурное море.
Казалось, что лугийцев здесь стало больше, чем сварожан. Они бывали всюду, расхаживали по всему городу. К тому же, царские гости часто бывали грубы, заносчивы, и вовсе не считались с местными жителями. Повсеместно происходили неприятности с их участием: там задиристые лугийские воины похитили приглянувшуюся девушку, здесь повздорили с горожанами, отняли у купца его товар, подожгли чей-то дом... Спесивые лугии хозяйничали в Сварожьих Землях, как в завоеванной стране. И терпение сварожан постепенно близилось к концу.
А самозваный царь и его гости не подозревали ничего. Свадебные торжества увлекли их, точно огневая карусель. Избор и Заслава упивались победой и легкомысленно верили, что впредь все будет идти, как они постановили.
Этим утром князь Венцеслав приехал по приказу царя к его утреннему выходу. Встретил у него своего дядю, князя Станимира Тихомирича. Тот, ожидая, пока царь будет готов выйти, убеждал его:
- Уже седьмица, как всем городом празднуем твою свадьбу, государь. И за это время у всех нас было столько веселья, сколько прежде не узнали бы и за десять лет. Да вот только на твою лугийскую стражу бывает жалко глядеть. Они, бедные, вынуждены день и ночь стоять на часах, пока мы развлекаемся. А ведь они земляки царицы, тоже хотят порадоваться за нее...
- Ну так что ты предлагаешь? - удивился царь.
- А предлагаю заменить на следующую седьмицу лугийскую стражу нашей. Пусть теперь сварожане оберегают твой покой, государь, а лугийцы отдохнут, как положено званым гостям. Опять же, народ поверит, что ты доверяешь своим, а то уже слухи о тебе нехорошие пошли...
Как и рассчитывал хитрый князь, самозванец охотно послушал его совета.
- А это хорошая идея Станимир Тихомирич! Распорядись от моего имени... Эй, Велимир, напиши приказ сменить охрану! - приказал царь боярину Воронову, также присутствующему при царском одевании.
Воронов переменился в лице. Что-то недоброе чудилось ему в льстивых интонациях старшего Кречета, в угрожающих взорах его племянника, когда тот думал, что никто его не видит, в благодушной доверчивости царя. Боярин умолял государя не окружать себя Кречетами, не возвращать их из ссылки, но Избор Твердиславич не послушался. И сейчас не послушает, решит, что он одному себе прочит все царские милости... Подавив вздох, Воронов написал от имени царя приказ сменить стражу, пообещав себе в более удобную минуту открыть ему глаза.
Скрепив приказ печатью, царь отдал его князю Станимиру Тихомиричу.
- Распорядись сменить стражу от моего имени! А теперь пойдем в Большую Палату. Царица тоже скоро выйдет.
Он покинул опочивальню, в сопровождении своей свиты, к которой присоединился и князь Венцеслав. На ходу царь говорил о воинских состязаниях, что готовились на следующий день.
- Завтра каждому найдется достойный противник. Только не отнимайте у меня соперников. Я собираюсь сам скрестить мечи ради моей прекрасной царицы!
В это время из дверей напротив вышла царица Заслава в сопровождении своих лугийских подруг. Она затмевала их всех красотой и гордостью. На ее устах играла торжествующая улыбка. Шествовала по переходам Крепости, сознавая, что владеет всеми ее богатствами, и что сварожане - ее подданные.
На ней было платье из золотистой парчи, с широким стоячим кружевным воротником. Высокую прическу венчала маленькая корона. В ушах покачивались длинные серьги с бриллиантами.
При виде царицы, блистающей красотой, многие из придворных задерживали на ней взоры, и больше уже не отворачивались. За несколько дней, что провела на Медведице молодая царица, многие знатные юноши были очарованы ею и поклонялись ей, кто искренне, а кто - следуя примеру.Эти люди взялись подражать лугийцам в повадках и в одежде, участвовали в развлечениях лугийских панов, и всячески стремились привлечь внимание царицы Заславы. Некоторые из них, как умели, сочиняли стихи в ее честь, прочие отличались в охоте и воинских состязаниях, пока еще не пришлось идти на войну. Но Заслава всех одаривала снисходительной улыбкой, ни для кого не делая различия.
В Большой Палате Венцеславу встретился Глеб Белецкий. Он не сводил восхищенных, горящих глаз с царицы. Как и многие придворные щеголи, он нарядился по-лугийски, в белый шелковый кунтуш с красным поясом. При выходе царицы он восхищенно шепнул Венцеславу на ухо:
- Как прекрасна царица Заслава! Вот истинная царица любви и красоты!
Венцеслав с удивлением взглянул на приятеля:
- Поумерь пыл, Глеб! Мне казалось, ты не так уж давно сомневался насчет царя Избора...
Молодой князь Белецкий лишь отмахнулся:
- Это было давно! В прошлой жизни, когда еще я не видел, какая женщина приехала, чтобы стать его женой. Разве ты сам не восхищаешься ее очарованием?
"Уж именно очарованием. Она, верно, думает, что может заморочить весь сварожский народ, как колдунья из старых сказаний. Но не тут-то было! В Сварожьих Землях не у всех головы пустые."
- Я не заглядываюсь на чужих жен. Да и тебе не советую, - сухо сказал он Белецкому.
Тот фыркнул, покосившись на Венцеслава.
- И ты говоришь так холодно! Даже не краснеешь, и глаза не блестят больше обычного, когда смотришь на прекраснейшую из всех цариц. Ума не приложу, какую женщину нужно тебе!
"Ту, что не только в блеске и славе, но и в несчастье сохраняет доброе сердце и твердую волю. Ту, которой служат незримо, не тем, что подражают чужеземцам, но тем, что своими поступками стараются быть достойны ее любви", - мысленно проговорил Венцеслав, видя перед собой облик Ладомиры, такой, как увидел ее в последний раз.
Царская чета встретилась среди Большой Палаты, в круге падающего из окон света. Соприкоснулись руками, затем поцеловались.
- Друг мой!
- Любовь моя! Сегодня нас ожидают новые развлечения!..
- Не сомневаюсь в этом, государь! - улыбнулась Заслава жемчужными зубками. - Эта свадьба запомнится на века!
Они не замечали, какими взглядами обмениваются при этих словах многие из сварожских вельмож.
Вечером самые деятельные заговорщики совещались в доме князей Кречетов. Говорили при закрытых дверях и ставнях.
На улице издалека послышались дикие, истошные крики, залаяли собаки, раздался топот копыт. Затем кто-то выстрелил из пищали. Все насторожились. Но страшные звуки стали удаляться.
- Это не сюда, - сказал, прислушавшись, боярин Лисин. - Где-то за Холмом Велеса. Должно быть, лугии рыскают по городу, будто с цепи сорвались. Но мы скоро посадим их обратно на цепь! - боярин зловеще усмехнулся в черную с проседью бороду.
- Да уж, о факелах к царской свадьбе заботится не приходится: каждую ночь горят все новые дома, - тяжело вздохнул князь Венцеслав.
- Теперь уж большинство горожан взялись за ум, и поймут, что им не нужен такой царь. Завтра многие из них примкнут к нам, - пообещал старший князь Кречет. - Я переговорил со старейшинами купцов и ремесленников, они поднимут свою братию на восстание. А беднота сама примкнет, рассчитывая поживиться.
- Итак, значит, завтра на рассвете? - уточнил боярин Ярославцев.
- Да. Светает рано. Охраняют Крепость наши люди вместо лугийцев. Ты, Мечеслав Беловоич, введешь отряд с черного хода.
Боярин Лисин опять усмехнулся, так, словно угрожал:
- Уж мы там кое с кем посчитаемся!
- Ты, Венцеслав, с тысячей воинов займешь нижние ярусы, где расселились лугийцы. Взять в плен как можно больше народу, особенно знати. Вероятно, они так просто не сдадутся, придется сражаться.
- Хорошо, дядя Станимир. Я наконец-то смогу быть честен, - произнес молодой князь, думая о том, где прячут Ладомиру в огромной Крепости.
Князь Станимир кивнул сидевшему до сих пор молча стрелецкому воеводе Буянову:
- Тебе завтра следует перехватить самозванца. Не дай ему удрать, ни за что! Пока он жив, нам не видать покоя.
- Не выпустим, княже, - пообещал могучий, с золотой бородой, воевода. - Жаль вот только, что придется идти против присяги... Перун не пошлет счастья вероломным воинам, нарушившим клятву на мече.
- Клятву, данную нечестивому самозванцу, Боги не принимают в счет, - возразил старый князь. - Какой царь, такова и присяга. От нашей решимости зависит благо Сварожьих Земель. Быть может, сегодня нам представляется последний случай так скоро избавиться от него! "Непобедимый царь" и его ближники сейчас расслабились на радостях, они едва успевают проспаться к утру после ночных увеселений.
- Но времени терять нельзя: нас выследили раз, могут и в другой, - мрачно проговорил Лисин. - Сегодня только я заметил, как надзирает за нами Велимир Воронов. Он явно о чем-то подозревает.
- Воронов хотя бы искренне предан самозванцу. А еще худшие подлецы, что вертятся возле трона, без зазрения совести переметнутся, если самозванец падет, - заметил князь Венцеслав.
- Словом, времени терять нельзя. Я уже был на допросе, ожидал смерти, и думал лишь о том, чтобы не погубить нас всех, даже под пыткой. И второй раз такой участи не выдержу, - сумрачно признался старший Кречет.
Против этого было нечего возразить. Все понимали, что рискуют головой.
- Ну что ж, значит, завтра на рассвете, - согласился князь Вышеславский, поглядев на механические напольные часы из Аллемании, купленные за огромные куны, как большая редкость в Сварожьих Землях. - Всего несколько часов осталось... Да, а что будет после? Если свергнем самозванца, кто сделается царем?
Князь Станимир почему-то смутился, отвел глаза.
- Ты, Сбыслав Лучезарич, делишь шкуру неубитого медведя. Сперва бы нам одолеть самозванца и лугиев! А затем... ну, там поглядим. Изберем царем того, кто будет достойнее всех знатностью рода и заслугами в спасении Сварожьих Земель.
Он упорно отводил глаза, и князья Ярославцев и Вышеславский тоже глядели каждый в разные стороны, не говоря, о чем думают.
Над Медведицей плыла чудесная весенняя ночь, теплая, пахнущая черемухой и сиренью. Разные мысли владели ее обитателями в ту ночь...
"Вот теперь, когда у меня лучшая жена на свете, все узнают, что значит сварожский царь! А та, другая, от меня тоже не уйдет", - сонно думал царь, засыпая в объятиях Заславы.
"Я царица, и Сварожьи Земли у ног моих! Да и муж не дает заскучать", - думала в это время Заслава Войцеховская.
"Я еще сумею разоблачить перед царем всех этих Кречетов и иже с ними", - пообещал себе боярин Воронов.
"Царь могуществен, и, чтобы свергнуть его, нужно время. Я выдержу, сколько будет нужно. Но хотя бы одним глазком поглядеть, где Венцеслав: не разоблачили ли его, не грозит ли ему беда", - вздыхала царевна Ладомира, лежавшая в постели без сна.
"Приходит, наконец, наше время! Я скоро найду тебя, Ладомира, и отомщу твоим врагам, приму участие в избавлении Сварожьих Земель от самозванца! Потерпи немного, милая, скоро окончатся все наши муки!" - так мечтал князь Венцеслав, снаряжаясь, точно для войны.
"Я подготовил свержение самозванца. И, если мы одержим победу, по справедливости будет стать царем тому, кто сделал больше всех", - разгорались честолюбивые мечтания в голове старшего Кречета.
"Догадываюсь, кого имел в виду Станимир Тихомирич! Но это мы еще поглядим! Есть и другие роды, древностью и знатностью не хуже Кречетов", - распалялся тщеславием князь Вышеславский.
Занималось раннее солнечное утро цветеня-месяца...
-
Ох, заговорщики! Кто в лес, кто по дрова! Однозначного лидера нет, самозванца выгонят, начнут меж собой цапаться. Спасибо, эреа Артанис.
-
Новая царица - дама честолюбивая, но, кажется, править ей недолго. Если, конечно, опять что-то не пойдёт не так.
-
Заговорщики как заговорщики. Против нынешнего царя дружат. А бесспорного претендента на трон нет. Станимир царём, вероятно, всё же будет. А вот как он свои честолюбивые замыслы осуществит, интересно?
Надеюсь, Ладомиру спасут, и на этом её испытания закончатся.
Самозванец, вероятно, погибнет. А вот Заслава ещё себя покажет.
Но посмотрим, что дальше автор нам готовит.
-
Спасибо Вам, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ох, заговорщики! Кто в лес, кто по дрова! Однозначного лидера нет, самозванца выгонят, начнут меж собой цапаться. Спасибо, эреа Артанис.
И такая перспектива возможна! Посмотрим, как все сложится. Во всяком случае, жизненно получается.
Новая царица - дама честолюбивая, но, кажется, править ей недолго. Если, конечно, опять что-то не пойдёт не так.
Поглядим еще, откажется ли она так легко от своих притязаний...
Заговорщики как заговорщики. Против нынешнего царя дружат. А бесспорного претендента на трон нет. Станимир царём, вероятно, всё же будет. А вот как он свои честолюбивые замыслы осуществит, интересно?
Надеюсь, Ладомиру спасут, и на этом её испытания закончатся.
Самозванец, вероятно, погибнет. А вот Заслава ещё себя покажет.
Но посмотрим, что дальше автор нам готовит.
Вот именно! Сейчас у них общие интересы, а дальше - как жизнь повернется. Лишь бы удалось обо всем написать, а тогда уж увидим.
Насчет Ладомиры вот можно будет говорить определенно. А с политикой все гораздо сложнее.
А автор готовит государственный переворот. ;) Разумеется, что же еще?
Глава 10. Свержение самозванца
У заговорщиков было достаточно времени подготовить переворот. Все было продумано заранее, и теперь, с первыми лучами солнца, они отрядами и группами стали занимать дворец. Заранее поставленная в воротах стража пропустила вооруженных людей молча, не задавая вопросов.
Стараясь ступать осторожно, будто на охоте подкрадывались к сторожкому зверю, стали подниматься по лестнице. В напряженной тишине любой случайный звук отдавался небесным громом.
У одного из воинов гулко стукнула о стену рукоять меча. Воевода Буянов свирепо обернулся, приложил палец к губам. Поднять шум раньше времени вовсе не входило в их замыслы.
Из одной комнаты выглянул проснувшийся челядинец, и, зевнув, направился было к царским покоям, ожидая приказаний. Но, увидев толпу вооруженных людей, отшатнулся, зажал рот ладонью и нырнул обратно, как мышь в нору.
Но в царской приемной уже сидел боярин Воронов, ожидая пробуждения государя. Какое-то неясное беспокойство мешало ему спать и заставило рано утром приехать в Крепость. Едва услышал звук шагов, мгновенная догадка будто окатила его кипящим варом. Боярин знал, что ему нечего рассчитывать на пощаду, он был слишком близок к царю Избору и удостоился той же ненависти. Теперь оставалось лишь идти до конца и постоять за себя либо погибнуть. И он метнулся к запертой двери царских покоев, застучал кулаками, крича:
- Измена, государь! Измена!
Он не заметил, как сзади к нему подкрался Мечеслав Лисин, ударил ножом в спину царскому любимцу. Воронов рухнул навзничь на пороге царской опочивальни.
Несколько дюжих воинов уперлись плечами в дверь, стараясь ее выломать. Прочный дуб затрещал от их усилий.
Царь наслаждался сном, утомленный дневными развлечениями и ночными утехами с Заславой. Теперь царица удалилась в свои покои, а он привольно раскинулся на широком резном ложе, на постели былых царей. Ее он нарочно пожелал оставить, заменив всю обстановку царских покоев. Было особенно сладко почивать на ложе, где отдыхали великие, всеми почитаемые сварожские цари, где были зачаты их наследники.
Но вот сквозь сон прорвались какие-то звуки, стук и вопли. А затем дверь с грохотом слетела с петель.
- Сдавайся, самозванец! - раздался оглушительный клич.
На одно мгновение ложный царь растерялся. Некстати всплыло в памяти, как рассказывали ему о свержении Алтановых, как для него убили юного царя Белогора. И будто в углу комнаты, где еще таились ночные сумерки, встала Ладомира, взглянула сурово, точно судья, выносящий приговор.
- Нет! Я так легко не сдамся! Меня не свергнете, как Алтановых! - завопил самозванец, вскакивая с постели босиком, в одной ночной сорочке. Он схватил со стены саблю - подарок своего тестя, и приготовился защищаться. Вытаращенными глазами он глядел на заполонивших комнату людей. И все-таки, не мог до конца поверить, что все это происходит наяву, казалось, будто он видит страшный сон.
Он не успел нанести и одного удара; саблю тут же выбили из рук. Тогда самозванец отчаянным прыжком бросился к окну. Грянул выстрел, пуля пробила ему ногу. Сорвавшись с подоконника, самозванец вместе с вихрем осколков упал во двор, с высоты второго яруса.
Он был еще жив. Пытался подняться, но не мог. Все тело его было изрезано осколками, из простреленной ноги струилась кровь. Упершись кулаками в каменную плиту, он ползал в крови.
- Не может быть! Я царь! Я должен царствовать! Я в своем праве! - шептал он, упрямо пытаясь подняться.
Но к нему уже бежали через двор воины, узнали его, кричали:
- Это самозванец! Убьем его! Не дайте улизнуть!
Раздался новый выстрел, на сей раз прямо в голову беглецу. Он уткнулся в камень окровавленной головой.
- Самозванец мертв! Собаке собачья смерть! - кричали сварожане.
- На крыльцо его! Тащите, пусть вся Медведица видит его!
Труп того, кто присвоил себе имя сварожского царя, проволокли за ноги через сад и бросили на ступенях крыльца.
А в Крепости только еще разгоралась битва. ее обитатели, застигнутые врасплох, по большей части еще не знали, что царь мертв, и готовились защищаться. Лугийцы и часть самых преданных слуг самозванца дорого продавали своей жизни.
Царица Заслава со своими придворными дамами как раз прихорашивалась перед зеркалом, готовясь к утреннему выходу. Первый шум битвы донесся издалека, и не встревожил ее. Но вдруг в дверь влетел ее паж Збышко, истошно завопил:
- Государыня, измена! Лугийцев режут! Царь убит! Твой отец и другие паны захвачены! Спасайся, царица!
Заслава поднялась из-за стола, на котором разложены были ее драгоценности и средства, усиливающие природную женскую красоту. Она горделиво вскинула голову.
- Спасаться, мне? Я - законная сварожская царица, я венчана на царство, и не побегу от бесчестных мятежников!
Но старшая придворная дама, пани Раницкая, умоляюще простерла руки к молодой царице.
- Умоляю тебя, государыня!.. Ты успеешь побороться за свои права... Но для этого нужно остаться в живых! Спрячься! Быть может, обыскивать женщин все же не станут...
- Царица, я их задержу! - крикнул от дверей Збышко.
Заслава, не сомневаясь более, спряталась под широкие юбки пани Раницкой. Та величественно уселась в кресло, широко расправив складки платья, и сварожская царица скорчилась на полу, прислушиваясь и ожидая своей участи.
Паж царицы отважно бросился в бой, но тут же пал, изрубленный сварожанами. Воевода Буянов тяжело вздохнул, переступая через труп юноши. На войне часто гибнут самые храбрые, самоотверженные витязи, больше всех достойные жить... Но задерживаться было нельзя, и сварожане ворвались в покои царицы.
- Где Заслава? - потребовал Буянов, стараясь говорить грозней.
Лугийские женщины сжались в углу. Им трудно было осознать, как в одночасье изменилась их жизнь. Только что чувствуя себя гордыми покорительницами Сварожьих Земель, они внезапно сделались пленницами сварожских мужланов, военной добычей.
Чувствуя себя неловко, Буянов распорядился:
- Ищите царицу! И закройте ставни, чтобы не сбежала!
Сварожские воины обыскивали царицыны покои до седьмого пота. Перевернули все сундуки с женскими нарядами, заглядывали под кровать, под столы. Наконец, усталые, запыленные, испачкавшись в белилах и румянах, закончили искать.
Буянову стало стыдно за эту сцену. Бесстрашный сварожский воевода никогда не думал угрожать женщинам или обыскивать их. Совсем смутившись, он махнул рукой.
- Ладно, никуда она не денется! - и вышел прочь, приказав страже стеречь снаружи покои царицы.
Выждав немного и убедившись, что сварожане оставили их в покое, Заслава выбралась из-под юбок пани Раницкой. Надменно выпрямившись, она огляделась таким пронзительным взором, что, казалось, дверь, отрезавшая их от окружающего мира, должна была разлететься в щепки.
- Если даже несчастный супруг мой убит, то я-то еще жива! Я еще царица, и пока не знаю как, но буду бороться за свою власть!
Лугийские женщины, окружившие овдовевшую царицу, кто умолял ее говорить тише и осторожней, а кто-то восхищался ее мужеством.
К этому времени по всей Крепости кипело сражение. Часть знатных лугийцев вместе с панами Ясинским, Войцеховским, Лучинским уже были взяты в плен. Но многие еще дрались. А лугийские воины, даже застигнутые врасплох, были отважны, и умели за себя постоять.
Князь Венцеслав, как было ему поручено, провел свой отряд через сад к черному ходу. Стража была своя, заранее подмененная, и они вошли беспрепятственно. Только внутри Крепости им встретились лугийцы, но Венцеслав изобразил надменный вид, подобающий царскому любимцу:
- Я, великий мечник, привел новый отряд по приказу царя!
Лугийцы расступились перед ним. В тот же миг, по незаметному знаку князя, воины обезоружили и связали их, не дав произнести ни звука.
Так и удалось сварожанам оцепить нижний ярус Крепости, ставший казармой для лугийских воинов. И теперь в каждом переходе, в каждой комнате кипел жестокий бой.
Венцеслав слышал, как по лестницам бегут люди, затем наверху послышались выстрелы. Он знал, что там тоже кипит сражение, что самозванец должен быть схвачен или убит, но не думал о нем сейчас. До сих пор он полагал, что ненавидит самозванца, но теперь вовсе не стремился отомстить ему лично. Главным было, чтобы похититель престола лишился власти, а кто покончит с ним - Венцеслава не заботило. Он наконец-то мог сбросить маску и обходиться с незваными гостями, как подобало преданному сварожанину. Но даже и это не было для князя Кречета главным. Лугийцы могли считать, что исполняют свой долг, а он исполнял свой. Среди сутолоки битвы его ни на миг не оставляла мысль о Ладомире. Но путь к ней лежал через битву, и Венцеслав рубился со встречными лугийцами, преодолевая ожесточенное сопротивление.
За поворотом послышался топот и звон мечей. Чей-то громовой голос отдавал приказы на лугийском языке:
- Вперед, витязи! Или мы спасемся, или подлые сварожане изрубят всех! Да здравствует Лугия!
Но сварожане уже окружили небольшой отряд, что успел собраться. Только один витязь смог вырваться из окружения, парой взмахов сабли уложив двух противников. Он понял, что товарищам уже не помочь, вбежал в первую попавшуюся комнату.
Венцеслав узнал в нем своего несостоявшегося противника, ротмистра Индирского. Вбежал за ним в комнату, и они скрестили мечи.
- А, и ты здесь, вероломный щенок, предавший своего царя! - усмехнулся пан Индирский, рассекая саблей воздух перед лицом князя.
- Я здесь, как и все верные сварожане! Самозванец, продавшийся Лугии - не царь нам! - воскликнул Венцеслав, отбивая удар.
Поединок, не состоявшийся седьмицей ранее, разгорелся теперь. Силы оказались равны, и никто не мог взять верх. Они метались по всей комнате, переворачивая убранство, но двигались так быстро и владели оружием так искусно, что ни один не мог нанести рану противнику.
Тем временем сварожские воины бросились искать князя и ворвались в комнату. Увидев их, Виктор Индирский с презрительно усмешкой бросил в лицо Венцеславу:
- Ты - последний трус! Позвал людей на помощь, сварожский пес!
Он вскочил на подоконник, вышиб стекло рукоятью и прыгнул вниз. Сварожане бросились к окну и увидели, как лугиец, приземлившись, почти тут же вскочил на ноги. Подбежав к первому попавшемуся всаднику, ударил его саблей, вскочил на коня и пустил его вскачь. Все это случилось так быстро, что никто не догадался пуститься в погоню за ним.
Венцеслав со сварожскими воинами тоже могли только дивиться такому дерзкому бегству.
- Он великий воин, - промолвил князь Кречет. - Но только зря вы помешали нам, друзья. Теперь он, конечно, решит, что я не осмелился с ним сразиться один на один...
Впервые за весь день ему стало стыдно. Против неправедных захватчиков все средства хороши, но с паном Индирским он хотел бы сразиться честно. Было жаль, что теперь тот сочтет его вероломным трусом.
Но даже и эта мысль не могла сегодня надолго затмить для Венцеслава самое главное. Он отодвинул ее в глубину сознания и со своим отрядом двинулся дальше, пресекая сопротивление оставшихся лугийцев.
К этому времени те лугийцы, что не погибли сразу и не успели сбежать под шумок, узнали уже, что самозванец убит, а царица и их начальники взяты в плен. Следуя их примеру, и простые люди сдавались на милость победителей.
Выставив стражу, Венцеслав оставил их запертыми в одном из залов нижнего яруса. И в этот момент лицо одного из лугийских воинов показалось ему знакомым... Ну конечно! Этот воин был одним из тех, кому самозванец приказал на печально памятном пиру отвести Ладомиру в новое помещение!
Подойдя к лугийцу, князь приказал:
- Проводи меня туда, где прячут Ладомиру Алтанову! Этим ты поможешь себе и своим товарищам.
Лугиец не стал возражать, и проводил князя в подземелье, где были устроены покои для бывшей царевны.
Ладомира жила теперь в такой отдаленной части Крепости, что звуки едва достигали к ней, даже когда все ярусы были уже охвачены восстанием. Но, наконец, и до них долетел отдаленный шум сражения. Стражники-лугийцы оставили свое место, бросившись на помощь своим землякам. Царевна и ее служанки остались без присмотра. Бесстрашная Злата сбегала наверх, принесла целый ворох новостей:
- Ой, государыня! Наши взбунтовались, бьют лугийцев! Самозванец убит! Мы свободны! - воскликнула она, прыгая по комнате, точно резвая козочка.
Девушки хотели было выбежать прочь, но Ладомира их остановила.
- Там сейчас опасно! Подождем, пока битва закончится! - проговорила она, прижав руки к горячо бьющемуся сердцу. В эту минуту она стала еще прекраснее, чем прежде, в более счастливые времена. Сладкое, томительное ожидание переполняло ее.
И, как только издалека по переходу послышались твердые, быстрые шаги, царевна вскочила на ноги и распахнула дверь навстречу.
- Венцеслав! - воскликнула она звенящим от волнения голосом.
- Ладомира! - молодой князь покачнулся, едва устоял на ногах, но тут же раскрыл объятия и подхватил ее на руки, как перышко. Они целовались, кружились, взявшись за руки, глядели друг на друга, не отводя глаз, смеялись и плакали, как дети.
Прошло некоторое время, прежде чем к ним обоим окончательно вернулся рассудок.
- Теперь пойдем отсюда, милая! Все закончилось. Мы свободны, Сварожьи Земли свободны! Пойдем, моя Ладомира!
Она вдруг остановилась, на мгновение оробев.
- Ой, а что будет теперь? Куда ты меня ведешь?
- Ко мне домой, разумеется! Будешь моей женой, княгиней Кречетовой. Мама очень обрадуется! А ты-то будешь рада? - спросил Венцеслав со счастливым смехом.
Ладомира доверчиво прильнула темноволосой головой к его плечу.
- Неужели это правда? Нам больше ни от кого не придется скрывать нашу любовь? - спросила она.
- Никогда и не от кого! Мы завоевали свое счастье! - произнес Венцеслав, провожая свою обретенную невесту в сад вокруг Крепости.
В саду было людно. Там толпились воины и горожане, окружившие Крепость. Там Венцеслав нашел своего дядю Станимира Тихомирича. Он, на коне, в кольчуге, распоряжался отрядами, прибывающими на помощь. Издалека доносился сильный шум, точно там вздыбилось вышедшее из берегов море.
- В городе тоже что-то творится, - обеспокоенно заметил князь Вышеславский.
Старший Кречет внимательно прислушался.
- Это добрый знак для нас! Горожане тоже поднялись против лугийцев.
-
Ну, хорошо! С Самозванцем разобрались. Только вот что с Заславой? Она так легко не сдастся. А за Ладомиру я очень рада, сколько бы не было отпущено счастья, это лучше, чем ничего. Но вот как бы не помешал им Стемир, не нравится он мне. Спасибо, эреа Артанис.
-
Так, проходимца свергли, Ладомиру освободили - пока всё отлично Если, конечно, не знать историю.
А с Виктором Венцеслав, похоже, ещё встретится.
И ещё интересно, как теперь Заслава будет выпутываться?
-
Ну что, самозванца свергли. Ладомира, надеюсь, обрела любимого. А вот Заслава... Интересно, как она выберется из крепости? Придумает, наверное. И будет воду мутить.
-
Спасибо вам большое, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса - читатели мои дорогие! :-* :-* :-*
Ну, хорошо! С Самозванцем разобрались. Только вот что с Заславой? Она так легко не сдастся. А за ладомиру я очень рада, сколько бы не было отпущено счастья, это лучше, чем ничего. Но вот как бы не помешал им Стемир, не нравится он мне. Спасибо, эреа Артанис.
У Ладомиры с Венцеславом, может статься, и не так уж плохо все сложится. Хотя "покой нам только снится", но они вместе теперь.
Насчет Заславы поглядим, что будет. Но она будет продолжать борьбу, как умеет.
А, кто? Вроде бы, имени Стемир в этом произведении как раз нет, это в других есть несколько персонажей с таким именем? Вы имеете в виду Станимира Кречета? Это разные имена все же. Впрочем, не суть важно. Ну а что он? Заговор против самозванца подготовил и осуществил, во всяком случае. Уже немало.
Так, проходимца свергли, Ладомиру освободили - пока всё отлично Если, конечно, не знать историю.
А с Виктором Венцеслав, похоже, ещё встретится.
И ещё интересно, как теперь Заслава будет выпутываться?
Да, на этом история далеко не заканчивается. И произведение это - тоже.
С Виктором встретится, наверняка.
Заслава выдумает что-нибудь. Говорят, что женщины изобретательнее мужчин.
Ну что, самозванца свергли. Ладомира, надеюсь, обрела любимого. А вот Заслава... Интересно, как она выберется из крепости? Придумает, наверное. И будет воду мутить.
Не обязательно именно из Крепости. Можно найти другой удобный случай. Теперь уж терпением придется запастись ей.
Горожане, особенно жившие далеко от Медведицы, долго еще ничего не подозревали этим утром. Они, просыпаясь, как обычно, с рассветом, принимались за свои обычные дела. Лишь когда на улице встречали лугийцев, отворачивались и спешили перейти на другую сторону, а некоторые шептали проклятья им вслед.
В лавке купца Куницына с утра пораньше стали собираться покупатели. В просторном помещении разложены были ткани всех видов, ленты, кружева, булавки, украшения из алатыря, хрусталя, дешевого речного жемчуга. На прилавках лежали кожаные пояса, перевязи, сафьян для сапог. На высоких полках таинственно мерцали флаконы с благовониями, иноземные ароматные смолы, разноцветные свечи. В правом углу, за местом хозяина, стояло резное изваяние Велеса, в виде получеловека-полумедведя - талисман, приносящий удачу в делах оборотистому хозяину.
Рано утром возле лавки уже собирались покупатели. Хозяин, приветливый молодой купец, несколько лет назад унаследовавший от родителей преуспевающую лавку, вертелся сегодня как белка в колесе, едва успевая отмеривать каждому нужное количество материи и других, более мелких вещей. Двое его приказчиков, с аршином и ножницами в руках, помогали управляться. Но вновь прибывшим покупателям все же приходилось подождать, и они собирались внизу, у крыльца, предпочитая свежий воздух темноте душной лавки.
Первыми ко входу стояли двое горожан, по виду - мелкие ремесленники, выбирающие сукно для кафтана. Возле своей лошади стоял стрелец, собиравшийся истратить подаренный царем золотой на новый пояс и сапоги, да еще, пожалуй, на колечко с алатырем для своей невесты. У самых дверей стала молодящаяся вдова, пришедшая купить новые притирания, сохраняющие красоту. Последним к лавке неожиданно подкатил изящный возок, и оттуда вышел лугийский пан, помог спуститься на землю молодой девушке. Перед ними расступились медвединцы, неприветливо отводили взоры.
- Только нам незваных гостей здесь не хватало! - проворчал один из ремесленников.
- Мы с дочерью приехали всего лишь выбрать на память что-нибудь из украшений Сварожьих Земель! Вы ведь знаете: женщины - что сороки, не могут пройти мимо блестящего, - на довольно понятном сварожском наречии добродушно произнес пан, поднявшись с дочерью на крыльцо лавки и оставив повозку на попечение возницы.
Его шутка вызвала симпатию у сварожан, так что они больше уже не возражали против присутствия лугийцев, по крайней мере, пока те так дружелюбны и держатся скромно.
Но не все незваные гости были такими. А в эту ночь и наутро как раз много лугийцев шатались по городу без дела. Когда царь согласился заменить лугийскую стражу сварожской, множество приезжих воинов получили отпуск и отправились в город, прогуливать в кружале царское жалование. Утро так и застало многих из них на улицах Медведицы, подгулявших и просто пьяных, и готовых дальше продолжать веселье.
Три всадника-лугийца во весь опор промчались по улице, гиканьем и свистом распугивая прохожих. Шарахнулись чьи-то куры, кудахтая и хлопая крыльями. Едва увернулся из-под копыт игравший на улице мальчик. А лугийцы промчались дальше, не оглядываясь. Увидев людей, собравшихся возле лавки Куницына, они остановились и присоединились к очереди.
- Кто здесь последний? - развязно спросил один из них.
- Вроде бы, мы с дочерью, - ответил приехавший пан своим соотечественникам на их родном языке.
Но легкомысленным пьяным воинам было море по колено, никто бы не призвал их сейчас к порядку. Они поднялись наверх, проталкиваясь через толпу.
- Дайте-ка и нам взглянуть, что продается в такой замечательной лавке! - крикнул один из них, отодвигая в сторону вдову.
Но та не оробела: вперев руки в боки, загородила вход, закричала, будто ругала шкодливых мальчишек:
- Это кто еще тут? Моя очередь следующая, вы становитесь в хвост!
В ответ послышался презрительный хохот, и один из лугийцев грубо оттолкнул женщину:
- Не встревай, баба! Перед тобой воины великой Лугии!
Но навстречу лугийцам уже шагнул сварожский стрелец, выхватив саблю. На крыльце перед купеческой лавкой закипела вооруженная стычка. Один против троих стрелец, может, и не справился бы, но к нему уже бежали на помощь оба ремесленника, ухватив попавшиеся под руку палки. Первый лугиец уже лежал мертвым, двое других отбивались и отчаянно взывали:
- Вперед, Лугия! Пошли вон, пся крев, подлые сварожане!
Но и медвединцы не молчали. Разъяренная вдова, готовая на все, лишь бы свести счеты, выбежала на дорогу и громко вопила:
- Наших бьют, братья сварожане! Лугийцы напали!
Голос у нее был сильный, так что многие прохожие бросались на помощь соотечественникам, кто с оружием, кто с подручными средствами. Но и лугийцы, оказавшиеся рядом, не задумываясь, бросались в бой.
Всего за несколько минут возле лавки закипела настоящая сеча. И народу все прибывало. Владельцы соседних лавок и жители окрестных домов, и просто случайные прохожие втягивались в битву, дрались чем попало. Старый как мир клич: "Наших бьют!" объединил горожан, а сознание своей численности придавало им сил.
Какой-то лугийский отряд, услышав шум побоища, свернул было, врезался конями в толпу, уже готовясь рубить топтать, ибо на их взгляд, сварожане не заслуживали, чтобы с ними считались.
- Чего вам нужно, мужланы, грязное быдло? Мы здесь хозяева! Мы поставили вам царя, вы обязаны слушаться нас! - надменно воскликнул предводитель отряда.
Но вместо робких, почтительных горожан, будто бы слепо обожающих возвратившегося к ним царя, навстречу лугийцам обернулись дерзкие, на все готовые люди, уже вкусившие радость победы. Давно копившееся недовольство засильем чужеземцев, наконец, прорвалось, завладело умами и душами людей, и не могло уже быть загнано обратно. Медвединцы напирали вперед, кололи ножами, били дубинками, стаскивали блестящих лугийских всадников наземь.
- Долой лугийцев! Долой самозванца! - доносилось из толпы.
Раздались выстрелы. Несколько горожан упали. Лежала на дороге вдова, созвавшая народ на восстание. Одна из лошадей приезжего пана была ранена, рвалась и вскидывалась на дыбы с жутким визгом. Хозяин вместе с возницей пытались обрезать поводья, но этого никак не удавалось сделать. Здоровая лошадь металась вместе с раненой, и возок мотало, едва не переворачивая.
- Милана! Милана, прячься! - кричал приезжий пан своей дочери. Однако та застыла без движения, словно у нее ноги примерзли к земле, озиралась широко раскрытыми беспомощными глазами. Отец ухватил девушку за руку, хотел оттащить прочь. Но тут случайная пуля сразила его наповал. Девушка бросилась к нему, тормошила, пыталась пробудить к жизни. А вдруг продолжала кипеть битва, уже не битва - побоище.
Во внезапно разгоревшемся сражении не участвовал один лишь хозяин лавки, купец Куницын. Он был вполне мирным человеком, к тому же не обладал большой силой и особенно крепким здоровьем. Зато здравого смысла ему хватило настолько, чтобы не оставлять свое имущество без присмотра, как сделали многие его соседи-купцы. Оба его приказчика сбежали в битву, но сам Куницын, хотя и всем сердцем сочувствовал сварожанам, сидел у дверей, не сводя глаз. Битва и ужасала его, и радовала мужеством сварожского племени, и он не мог отвернуться ни на мгновение.
Увидев девушку, склонившуюся над убитым отцом, купец выбежал с другой стороны, через черный ход, и бросился к ней. Ухватив за руку, утащил в свой дом, соединявшийся дверями с торговой лавкой. Сюда почти не доносился шум побоища. Купец плотно закрыл все окна и двери, усадил девушку за стол.
Молоденькая лугийка сейчас даже неспособна была задуматься о своем будущем или испугаться за себя. Едва ее усадили за стол, она зарыдала:
- Отец! Мой отец! За что его убили? За что? Он никому не хотел зла... Думал просто... купить мне... подарок...
Она плакала и стонала невероятно долго, так что не могла говорить. Грудь и горло ей стискивало невидимой рукой, волосы упали на лицо, плечи вздрагивали. Купец не мешал ей выплакаться, а, когда рыдания стали немного стихать, напоил ее молоком, сам держа чашку, потому что она бы не удержала ее дрожащими руками.
- Потерпи, девочка. Ты должна это выдержать. Твоего отца уже не вернешь. А ты должна жить. Переждешь пока у меня, до тех пор как все уладится.
Девушка сидела безучастно, не думая ни о чем и не желая ничего на свете. И не слова, смысл которых ускользал, а интонация заставила ее поднять глаза. Встретив участливый взгляд серых глаз молодого человека, ласковое выражение на его узком удлиненном лице, она всхлипнула последний раз и отерла глаза.
- Ты меня спас, хоть я и лугийка, - прошептала она сквозь слезы.
Молодой купец укрыл девушку плащом, взял в руки ее стынущие ладони.
- Тебе сейчас нельзя выходит на улицу, потому что ты лугийка. Если наши поднялись против них, лучше тебя сейчас спрятать. А я в тебе вижу только девушку, нуждающуюся в помощи. Пережди здесь, пока все закончится.
Девушка медленно, словно окостенев, обернулась к нему.
- Благодарю тебя, пан...
- Э, какой там пан! - купец махнул рукой. - Я простой горожанин, торговец. Ездил за товаром и к вам, в Лугию, и в Норланд. Зови просто Божедаром, пани. Божедар Куницын - на Холме Велеса меня все знают.
Сказал, чтобы хоть как-то привести в чувство убитую горем девушку, а уж потом заметил, что невзначай похвалился - мол, вся торговая братия его знает.
В лице, в интонациях девушки появилось немного жизни. Она проговорила тихо, отрывисто:
- А я была пани Меховецкой. Только ты не зови меня так... Кто я теперь? Мой бедный отец погиб, матери у меня нет давно, наше имение далеко. Ничего мне не осталось от той жизни. Ты меня спас, конечно, ты можешь меня звать по имени. Я - Милана, и больше никто.
Божедар разводил посильнее огонь в печи, поставил греться кашу и отвар из трав.
- Хорошо, я буду тебя звать Миланой. Только не говори, что ты никто! Оставайся здесь и живи, сколько угодно. Места здесь хватит, а я один. Родители мои умерли, жены нет...
Она подняла глаза, в которых сквозь отчаяние просвечивала искорка благодарности...
А восстание, поглощая правых и виноватых, распространялось дальше, по всей Медведице. Любого лугийца, встретившегося горожанам, мог спасти лишь его быстрый конь, в противном случае его ждала верная гибель. Началось все случайно, словно взрыв пороха от упавшей свечи. Но дальше к ним присоединились другие люди, вдохновлявшие толпу и указавшие ей цель:
- Изгоним лугийцев, свергнем новое ордынское иго! Сейчас в Крепости тоже идет бой! Подлого самозванца убили! Верные сварожане, вперед!
И горожане ринулись к Крепости, довершая то, что началось на рассвете свержением ложного царя.
К вечеру того же дня все было кончено. Сварожане полностью торжествовали победу. Уцелевшие лугийцы сидели под замком. В переходах Крепости и на улицах города собирали тела погибших.
Труп самозванца оставили до утра лежали на крыльце. К его ногам бросили тело Воронова.
- Кто служил ложному царю при жизни, пускай служит и в Кромешном Мире!
Вечером, когда совсем стемнело, и сады озарились факелами, откуда-то из подземелья Крепости выползла бедно одетая старуха. Она обняла труп самозванца, положила его разбитую пулей голову себе на колени и запричитала, укачивая его, будто спящего ребенка:
- Любим, мальчик мой! Что же ты сделал со своей жизнью! Все Сварожьи Земли рады твоей гибели, одна лишь я могу плакать о тебе! Я сама больше всех виновна, что не смогла вовремя отвлечь тебя от проклятого наваждения - желания стать царем! Давным-давно мне сказала царица Олислава: нет ничего хуже, чем вырастить сына таким, что лучше было бы ему умереть раньше. Так и есть, и моя материнская судьба все же хуже, чем у нее... Сын мой, ну зачем ты так распорядился своей судьбой?
Лишь немногие услышали материнский плач над телом самозванца. И никто впоследствии не узнал, куда поутру скрылась Векша.
-
Описание купеческой лавки такое живое! Ну, бунт горожан мне что-то напоминает, терпение лопнуло, это актуально даже сейчас. А Милане можно только посочувствовать. Вот Векшу очень жаль. Спасибо, эреа Артанис.
-
Векшу, да, жаль больше всех. :'( У Миланы, по крайней мере, есть будущее.
Ну, а в Сварожских землях начинается новый этап. Очередная борьба за власть.
-
Бедная Векша! "И никто не узнал, куда поутру скрылась". Печально. А Милана не нашла ли свою судьбу в лице Божедара?
-
Благодарю за продолжение, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Описание купеческой лавки такое живое! Ну, бунт горожан мне что-то напоминает, терпение лопнуло, это актуально даже сейчас. А Милане можно только посочувствовать. Вот Векшу очень жаль. Спасибо, эреа Артанис.
Немножко и обычную жизнь и простых людей надо показать, не одни придворные интриги. ::)
Ну, нам далеко до такого, чтобы с очереди в магазин начиналось восстание. А медвединцы посмелей были (а уж если бы это Влесославль был!)
Милана, я надеюсь, справится. А вот Векша... :'( Увы, я думаю, ее можно считать самым несчастным персонажем в этой истории.
Векшу, да, жаль больше всех. :'( У Миланы, по крайней мере, есть будущее.
Ну, а в Сварожских землях начинается новый этап. Очередная борьба за власть.
Да, как водится. Пока еще весьма далеко до "Стали жить-поживать да добра наживать". Вот, поглядим, как сложится дальше.
Бедная Векша! "И никто не узнал, куда поутру скрылась". Печально. А Милана не нашла ли свою судьбу в лице Божедара?
А что еще оставалось Векше? :'(
А насчет Миланы с Божедаром - почему бы и нет? Не все же лугийки на Заславу похожи, из нее вполне может получиться хорошая жена. Тем более, он ее спас.
Глава 11. Семена бури
Тело самозванца закопали утром на кладбище для преступников. Там зарывали тех, кто недостоин был вознестись в Ирий в пламени погребального костра. По старому сварожскому обычаю, мертвецу связали руки и ноги, да еще сковали цепями, чтобы не мог подниматься из могилы. Пусть теперь Мать Сыра Земля источит его тело, освободит со временем его черную душу, разделит противоестественное присутствие двух душ в одном теле.
А для живых все самое главное только начиналось теперь. За последний год уже в третий раз Сварожьи Земли остались без царя. Крепость, захваченная самими сварожанами, стояла пустой. Блуждавшие вокруг воины и слуги не знали, кого слушать, кто вправе распоряжаться.
Вожди восстания - князья Кречет, Ярославцев, Вышеславский, - в сопровождении бояр собирались воспользоваться плодами своей победы. Они были равны родом и званием, были потомками древних владетельных князей. И теперь, вместе одержав победу, уже начинали подозрительно коситься друг на друга.
На площади столпился народ. Медвединцы, поучаствовав в истреблении лугийцев, чувствовали себя достаточно могущественными, чтобы решить самим, что будет дальше. Они не расходились, ожидая, что будет дальше.
На крыльцо Крепости вышли несколько бояр, глядя с возвышения на волнующееся впереди море людское. Первым заговорил Мечеслав Лисин:
- Сварожский народ, жители Медведицы! Мы разрушили цепи обмана, свергли бесчестного самозванца, побили подлых лугиев. Но теперь Сварожьи Земли вновь лишились царя! Исконный царский род прервался, потомков Святослава Храброго больше нет на свете. Однако есть наследники не менее знатных княжеских родов, достойные власти. Нет рода Святослава - на смену ему придет род следующего брата, Стемира, род князей Кречетов! Кто устроил свержение самозванца? Кто за правду о нем готов был сложить голову на плаху? Кто исполнил опасный замысел, освободил нас от лже-Избора?
- Князь Станимир Тихомирич Кречет! - отозвались тут и там громкие возгласы, очевидно, подготовленные заранее.
Горожане, уже настроенные должным образом, поддержали их дружным ревом. Легко внушаемой толпе указали нового вождя, представили в привлекательном свете - и они готовы были верить.
- Да здравствует князь Станимир Тихомирич! - кричали горожане.
При этих словах князь Вышеславский, стоявший среди вельмож на крыльце, досадливо скрипнул зубами и отступил в тень. Надо было и ему вовремя выслать своих людей в толпу, чтобы кричали его на царство! Кто знал, что хитрый старик заранее все подготовил, сумел обойти не только самозванца, но и своих соратников по заговору? Теперь уже поздно возражать - воины и горожане, пошедшие за Кречетом, не одумаются так скоро. Сегодня для Кречета счастливый день!
"Ну ничего, Станимир Тихомирич! Радуйся сейчас, а там еще поглядим, чем все обернется! Наследство-то после самозванца тебе достанется аховое. Казна расхищена, отношения с лугиями испорчены, а повсюду в Сварожьих Землях и не знают, что у нас случилось, небось, еще верят в "доброго царя Избора". Сварожане могут от нового царя отвернуться так же быстро, как воодушевились. И вот тогда поглядим, кто воспользуется случаем! Ну а до тех пор, не изволь сомневаться, я тебе первый друг и союзник..."
А тем временем князь Станимир Тихомирич вышел вперед, на верхнюю ступень беломраморного крыльца. По обычаю, ему полагалось сперва трижды отказаться от приглашения на царство, как сделал в свое время Хотен Алтанов. Но сейчас, когда бояре протянули ему на золотом подносе корону и меч, князь Станимир лишь один раз отодвинул от себя знаки царской власти.
- Не могу принять царский венец! Найдутся другие, достойные родом и заслугами! - проговорил он вкрадчиво, с придыханием.
Но на второй раз у князя Кречета уже не хватило выдержки отказаться. Он притянул к себе поднос и позволил опоясать себя мечом и надеть корону.
- Клянусь на этом мече править милосердно и справедливо, по обычаям древних сварожских царей и великих князей! - проговорил Станимир Тихомирич дрожащим от волнения голосом.
- Да здравствует царь Станимир Тихомирич, властелин всех Сварожьих Земель! - послышались приветственные крики.
Но многие сварожане, глядя на нового царя - пожилого, низкорослого, неказистого на вид, с нервно подергивающимися губами, - чувствовали разочарование. Он не был похож на царя, о каком мечтает народ. Корона-шлем не очень-то уместно смотрелась на седой голове. Некоторые медвединцы даже разочарованно отворачивались. Самозванец, по крайней мере, был молод, от него можно было многого ожидать. Сейчас перед ними стоял старик, слабый, бездетный, вряд ли способный начать заново историю Сварожьих Земель.
Но Станимиру Тихомиричу уже некуда было отступать. Не для того он сверг самозванца, чтобы остаться ни с чем. У кого из сварожских вельмож больше прав на престол, чем у него, князя Кречета?! Быть может, его вступление на трон прошло несколько торопливо, но зато он сделал все, чтобы подготовить нынешний день.
Среди бояр стоял и князь Венцеслав, вместе со своими дядями, Годославом и Тихомиром. Он уже сутки был здесь, лишь ненадолго заезжал домой, чтобы отвезти Ладомиру к своей матери, и снова вернулся в Крепость, не отдыхая и почти не обедая. С отрядом воинов охранял царский дворец от разбушевавшихся горожан, а теперь, видя, к чему идет, расставил надежных воинов так, чтобы оберегать вновь избранного царя в случае возможной опасности.
Сейчас, внимательно слушая и наблюдая, молодой князь не знал, следует ли радоваться воцарению своего дяди. Он, как никто другой, знал заслуги Станимира Тихомирича и его благородные намерения, приведшие к свержению самозванца. Но, будучи свидетелем всех последних страшных событий в Сварожьих Землях, Венцеслав не верил, чтобы царская власть давалась для счастья. Скорее можно было ожидать грядущей борьбы. Опустевшая казна, лугийские пленники, враги на границах, - такое наследство доставалось его дяде. Непростая задача даже для законного царя, чьи права бесспорны, а тем более - для сидящего не на праотеческом престоле. Венцеслав с сочувствием глядел в спину царю, принимавшему присягу вельмож.
Из задумчивости юношу вывел его дядя Годослав Тихомирич, весело подтолкнув в бок. Князь Годослав видел в воцарении своего брата одни выгоды, и уже представлял себя наследником бездетного Станимира. В таком упоительном предвкушении ему хватило радости и для Венцеслава:
- Ну вот, племянник, теперь и ты царский родственник! Нынче тебе в невесты подавай какую-нибудь иноземную королевну, не менее того!
- Благодарю, дядюшка, но я уже нашел невесту, - улыбнулся молодой князь. Ему все еще не верилось вполне, что он может теперь открыто сообщить об их любви с Ладомирой.
Князь Годослав удивленно поднял брови:
- Уже нашел! Ну, и кто же она?
Лицо Венцеслава просветлело, несмотря на пыль и усталость трудного дня.
- Царевна Ладомира Хотеновна Алтанова. Вот, породнюсь еще раз с тобой и с тетушкой Велижаной...
Князь Годослав аж вытаращил глаза и развел руками:
- Ну ты и даешь, племянник! Когда же вы все сладили?
Венцеслав скромно улыбнулся: мол, у всех свои тайны...
Занималось новое утро - утро первого дня правления царя Станимира.
По обычаю, при вступлении на престол новый царь щедро одаривал придворных, чтобы надежно служили впредь и не сомневались, что никто другой не сможет им предложить таких выгод. Царь Станимир тоже собирался отблагодарить своих соратников по заговору. Многих повысил в бояре и думные дворяне, раздал должности новым людям вместо прежних ставленников самозванца. Но подарки мехами и драгоценностями были весьма скромны. Сварожские вельможи уходили в раздражении.
- Что значит один золотой кубок? - говорил один из награжденных, вертя в руках царский подарок. - Такими ли кубками мы, сварожские дворяне, одаривали друг друга по праздникам?
- А мне, подумаешь, связку сорока соболей подарил! - ворчал второй. - Такова плата тем, кто возвел его на престол?
- Положим, от законного царя и пустячный подарок - большая честь. Если только поздоровается, руку подаст при встрече - уже сердце радуется. Но стерпеть пренебрежение от своего собрата, равного нам - оскорбление! Если так пойдет и дальше, придется пожалеть о самозванце. Он-то был щедр, как и подобает наследнику великого рода...
Меж тем, в Большом Зале на скорую руку собрали пир в честь избрания нового царя. Станимир Тихомирич первым поднял кубок меду, в знак возобновления старинных обычаев:
- Пусть будут всегда свободны Сварожьи Земли!
- Да здравствует государь Станимир Тихомирич! - поздравляли за праздничным столом те же самые люди, что каких-то пару дней назад провозглашали здравицы самозванцу.
Кое-кто из бояр услышал, как перед началом пира царский постельничий поинтересовался у нового государя, какую обстановку он желает видеть в своих новых покоях. Станимир ответил тихо, с усмешкой:
- Пусть остается пока что как есть. Самозванец ведь не оставил мне достаточно кун, чтобы перестраивать спальни и залы в Крепости.
Избавившись от самозванца, надлежало подумать и о Заславе и других лугийских пленниках. Догадываясь, что они могут еще причинить вред, царь Станимир хмуро приказал:
- Лугийцев отвезти под крепкой стражей в Белокамень. Содержать там хорошо, но надежно, до тех пор, пока не договоримся о них с королем Казимиром. Как бы ни было, но Заслава была провозглашена сварожской царицей, и лучше бы ее держать там, где не сможет устроить никаких козней. Не самому же мне жениться на лугийской подосланке! В ссылке она куда безопасней, чем под боком.
А тем временем по дорогам и по бездорожью скакали гонцы, спеша разнести по большим и малым городам весть о свержении самозванца и о воцарении Станимира Кречета. Избрание нового царя также совершилось не по обычаю - одной столицей, без представителей из других земель. И это обстоятельство многих в Сварожьих Землях удивило и даже разочаровало.
-
Ну вот, действительно, семена раздора уже посеяны. Но Стемир Стемиром, а вот опять тревожно за Венцеслава и Ладомиру. Ведь новый царь може и потребовать от Венцеслава выбрать другую жену, для блага страны, вестимо. Надеюсь, что такого не будет. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вроде бояре, люди в стране не последние, а не понимают, что казна пустая, оттого и подарков мало. ???
Как с такими людьми Станимир собирается страну восстанавливать?
-
Как-то поцарствуется Станимиру. Раскачалась лодка, удержит ли на плаву. И так ли уж безопаснее Заслава в Белокамне, в отдалении, чем под боком? Не совершил ли новый царь ошибки, отослав её вместе с другими лугийцами? Может, стоило оставить в Медведице под присмотром да вдали от соотечественников?
-
Согласна, эреа Карса. Такую змею нужно держать в отдельном террариуме и под присмотром.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ну вот, действительно, семена раздора уже посеяны. Но Стемир Стемиром, а вот опять тревожно за Венцеслава и Ладомиру. Ведь новый царь може и потребовать от Венцеслава выбрать другую жену, для блага страны, вестимо. Надеюсь, что такого не будет. Спасибо, эреа Артанис.
Да нет, не планировалось такого. Для Венцеслава с Ладомирой. Что тут требовать, царем же все-таки не Венцеслав стал, чтобы на него возлагать какие-то особые обязательства.
Вроде бояре, люди в стране не последние, а не понимают, что казна пустая, оттого и подарков мало. ???
Как с такими людьми Станимир собирается страну восстанавливать?
Боярами к этому времени уже становятся большей частью за родовитость, чем за личные заслуги. Поэтому - какие есть. Кто-то умный, а кто-то не очень. А есть и вовсе альтернативно одаренные. При этом свою выгоду (хотя бы на ближайший день) как правило, все прекрасно помнят, и о ней заботятся. Но где взять других?
Как-то поцарствуется Станимиру. Раскачалась лодка, удержит ли на плаву. И так ли уж безопаснее Заслава в Белокамне, в отдалении, чем под боком? Не совершил ли новый царь ошибки, отослав её вместе с другими лугийцами? Может, стоило оставить в Медведице под присмотром да вдали от соотечественников?
Все может статься! Кажется пока, что у этой "змеи" ядовитые зубы уже вырваны, и она вдали от двора ничего нового не натворит. А там - кто знает, как обернется все?
Во время свержения самозванца некоторые из его сообщников, запятнавших себя наиболее гнусными преступлениями, поспешили вовремя бежать с Медведицы. Те, кто не надеялся на пощаду от любого нового правителя, почуяли сразу, что дела самозванца плохи, как только уловили волнение в городе и в Крепости. И, поодиночке и мелкими группами, уезжали прочь, пока их не хватились. Окольными проселочными тропами, держась подальше от городов, беглецы и спасшиеся лугийцы торопились все в одну сторону - на закат.
Среди них были и те, кто сверг с престола семейство Алтановых - князь Урманский и дворянин Чернов. Они без зазрения совести покинули самозванца при первых звуках восстания. Оседлав самых быстрых лошадей, домчались до Медведицы-реки. Тут им пришлось остановиться. Мост был уже запружен восставшими горожанами. На счастье, речной паром еще работал. Подозвав перевозчика, простоватого веснушчатого парня, беглецы ввели лошадей на паром. Дворянин Чернов подал паромщику три золотых монеты. При виде них глаза у парня расширились до размера тех самых монет. Это было во много раз больше обычной платы за его работу.
- Да, бери, это все тебе! - Чернов снисходительно улыбнулся перевозчику, оживленно заработавшему шестом.
Когда паром мягко ткнулся в песчаный берег, перевозчик помог путникам свести лошадей на землю, а затем поклонился, догадываясь, что перед ним, должно быть, важные господа.
- Сто лет жизни тебе, боярин, - угодливо произнес парень.
На хитром темном лице дворянина Чернова мелькнула зловещая усмешка:
- Купи сколько хочешь обнов на эти куны, только не забудь, что тебя наградил сам царь Избор Твердиславич...
У перевозчика отвисла челюсть, и он заморгал, как сова среди бела дня.
- Государь...
- К сожалению, мои враги вновь свергли меня с престола, и я вновь вынужден бежать, спасая свою жизнь. Вместо меня погиб один из лугийских панов, похожий на меня лицом. Но я скоро вернусь и верну себе царство. Запомни это! В день, когда я возвращусь на Медведицу, приходи ко мне, и я награжу тебя гораздо щедрее.
Перевозчик с изумленным писком упал на колени, зажав золотые в кулак. Видно было, что ему не терпится накупить обнов и похвастаться перед всеми знакомыми, а заодно - рассказать всем, что сам царь наградил его, что он спас царя...
А оба беглеца, вскочив на конец, поехали прочь от Медведицы, выбирая самые безлюдные места.
Князь Урманский с удивлением поглядывал на своего спутника.
- Что это тебе вздумалось назваться царем?
Чернов опять зловеще ухмыльнулся.
- Я сразу понял, что перевозчик - простак, и настоящего царя в глаза не видел. И, конечно, он всем разболтает: по его глупой роже видно было, что язык так и чешется. Пусть сварожане услышат, что царь Избор опять чудом спасся! И ты, князь Борис Мстиславич, должен мне подыграть! В дороге, как бы между прочим, обращайся ко мне, как к царю. При людях, конечно. Слухи нам помогут вновь добиться успеха.
Урманский удивленно покосился на своего собеседника, убийцу злосчастной царицы Драгомиры. Он и не подозревал, что Чернов насколько хитер и дальновиден!
- Да ты хитрей самого Чернобога! Ну и замыслы у тебя! А дальше-то что думаешь делать? Неужто думаешь, в Лугии тебе поверят, что ты вправду спасшийся царь?
- Да нет, куда мне, - с явным сожалением вздохнул Чернов, который был высок и темноволос, да и лет на десять старше царя Избора, истинного или мнимого. - Но нам теперь все равно. Был бы слух, а лугийцы подходящего ставленника найдут.
- Найдут? - подозрительно прищурился Урманский.
- Да наверняка найдут! - заверил его Чернов. - Одна попытка лугийцам не удалась, но разве они успокоятся, раз вкусив власти над сварожанами? Да ни за что! Как только в Лугии узнают, что случилось, они непременно захотят отомстить. А подходящего царя скоро найдут. Лишь бы был хоть немного похож на того.
- Да поверит ли кто? - усомнился князь Урманский. - Что, царь бессмертный, что ли? На него ополчилась вся Медведица, кому теперь придет охота прикидываться им?
- Народ переменчив, кому знать, как не нам! К тому же, свергли-то его одной Медведицей, а в других городах слышали только сладкие обещания. И, если "добрый царь Избор" их поманит, многие за ним пойдут... О, князь Борис Мстиславич, мы еще добьемся гораздо большего, чем лишились сейчас!
И они поехали дальше на закат, по ночам останавливаясь на постоялых дворах. Там князь Урманский разговаривал со своим спутником с особенным почтением, именовал Избором Твердиславичем, и оба они щедро сыпали золото, и еще щедрее - головокружительные обещания для тех, кто поможет законному царю вернуть праотеческий престол.
На одном из постоялых дворов беглецы услышали, что царем был провозглашен Станимир Кречет. Узнав об этом, Урманский усмехнулся:
- Поглядим, сумеет ли он расхлебать кашу, что мы для него заварим! Да и половина бояр не пожелает служить равному им князю.
Однажды поздним вечером, когда оба, как обычно, ехали понизу, краем оврага, со стороны дороги послышался топот копыт. Беглецы насторожились, хотя, судя по звуку, всадник был всего один. Они увидели при ярком лунном свете, как он остановился и, спешившись, стал осматривать копыта коня.
- Пся крев! Как не вовремя расковался конь! Придется искать кузнеца и ночевать в селе! - досадливо проворчал всадник на лугийском языке.
Услышав его, беглецы, не таясь, выехали навстречу. Без сомнения, это был лугиец, а значит - друг для них в нынешних обстоятельствах. Вдобавок, еще один спутник в дальней дороге пригодится, а у проезжего лугийца, когда он спешился, мелькнула сабля на поясе.
- Доброго пути, милостивый пан! - проговорил князь Урманский.
При свете луны лугиец разглядел обоих и даже узнал их, потому что сразу вложил саблю в ножны.
- И вам доброго пути, панове! Рад, что вы спаслись!
- Пан Индирский! Какое счастье, что и ты спасся во время медведицкой резни! - это уже вкрадчиво проговорил Чернов, само собой, не назвавшийся сейчас царем Избором.
Виктор Индирский, потому что это был действительно он, нахмурился от мрачного воспоминания.
- Почти все царские гости были вероломно пленены или убиты. Нас застали врасплох, мы не ждали. Я один спасся, чтобы поведать в Лугии о подлости сварожан!
Беглецы лукаво переглянулись, услышав, какая ненависть и боль звучит в словах лугийца. Изобразив глубокое сочувствие, князь Урманский проговорил:
- Бесчестные заговорщики лишили множество людей жизни либо свободы! Однако повсюду все упорней идет слух, будто царь жив. И мы должны ради общего блага способствовать ему...
Вновь садясь на коня, Виктор с раздражением пришпорил его, так что животное поднялось на дыбы.
- Я готов на все, чтобы отомстить! Как только Лугия придет в Сварожьи Земли войско, я сразу вернусь!.. Жаль, не успел кое-кому попортить личико моей саблей... Но сейчас мне нужно подковать коня, он потерял подкову. Едем же дальше!
И они приехали втроем на постоялый двор, где имелась и кузница. Пан Индирский отдал своего коня на попечение кузнеца, а затем трое мужчин прошли в зал, где, кроме них, сидели несколько человек, по виду - селяне или небогатые мещане.
Заказав трактирщику яичницу с салом, свиной окорок, хлеба и пива, Чернов проговорил нарочито громко:
- Выпей с нами за здравие государя Избора Твердиславича! Нам доподлинно известно, что он жив и скоро вернет себе отеческое наследие!
При этих словах один из сидевших в зале людей вдруг обернулся ко вновь прибывшим. То был мужик лет сорока, рослый и крепкий, с длинными жилистыми руками, светловолосый с густой проседью, со шрамом, косо пересекавшим правую щеку. Одет он был просто, как все сельские жители - в полинялой старой сорочке, в холщовых широких штанах, подпоясанных веревкой, в кафтане из грубой некрашеной шерсти, на деревянных пуговицах. На ногах у него, правда, были потертые и растоптанные, но все же настоящие сапоги. И все же, в выражении лица, во взгляде этого мужика что-то не позволяло принять его за обычного поселянина. Видно было, что этот человек обладает лучшим развитием или, по крайней мере, более богатым жизненным опытом, чем у большинства сварожских простолюдинов. И, вполне вероятно, опыт его был темным и страшным.
- Так вы говорите, царь Избор Твердиславич вправду жив? - с надеждой переспросил он.
Дворянин Чернов внимательно поглядел на подошедшего. Тот не похож был на подсыла, и тогда беглец приложил палец к губам:
- Да! Но говори тише, друг мой: здесь могут быть соглядатаи Кречета! Но я вижу, ты заслуживаешь доверия... Так вот: мы и здесь исполняем царскую службу...
Урманский и Чернов пригласили незнакомца, чувствуя, что он может им пригодиться. Во всех красочных подробностях поведали, как пришлось бежать из своего царства мудрому и благородному царю Избору, ставшему жертву дворцовых интриг. Даже пан Индирский поражен был их искусными речами. Сам он рассказал в сильных, но кратких словах лишь о самой битве в Крепости.
Выслушав все до конца, их новый знакомец задумался, подперев рукой тяжелую голову.
- Да, что уж удивляться нам, простолюдинам, если сам царь вынужден с малолетства терпеть унижения...
- Но эти унижения воспитали в царе мудрость и доброе сердце, и он горит желанием облегчить участь всех, и простолюдинов тоже! Царь вознаградит всех, кто ему верно служит!
В суровых глазах незнакомца мелькнул живой интерес.
- Неужто и вправду каждый сможет служить законному царю?
- Конечно! Скажи, друг, как твое имя, а уж мы доложим царю о тебе. Ведь по тебе видно, что ты не всегда землю пахал. И воевать доводилось?
- И такое бывало в жизни. Многое бывало... - незнакомец тяжело вздохнул. - Зовусь я Чеканом... Звали так, пока был в боевых холопах у князя Белокриницына. Здесь, на Славгородщине, это было. Приходилось нам тогда и с лугийцами драться, и с литтами, и из степей порой остатки чжалаирских орд приходили... Ну, в одной битве меня литты и приложили по башке, а затем уволокли с собой. Был я пленником пять лет. Вращал колесо на ручной мельнице, качал мехи в кузнице. Ну, потом посчастливилось - сбежал...
- Да, в отсутствие законного царя много творится несправедливого, - вздохнул Чернов с видимым сочувствием. - А что же, хозяин твой, князь Белокриницын, был к тебе жесток?
- Да нет, собственно... - Чекан задумчиво потеребил бороду. - Наоборот даже... С дворней, конечно, бывал иногда строг - он хозяин. А нас, дружину свою, высоко ценил. Не только владеть оружием, но и грамоте меня выучил. Со мной и родня моя зажила получше... Нет, князю Белокриницыну я благодарен за все.
- Какая удача! Ведь князь Белокриницын - давний мой друг! - Урманский расплылся в улыбке. - Он сейчас воеводствует в Славгороде, и мы непременно к нему заедем. Скажу ему о тебе похвальные слова, так что он тебя примет уже не как бывшего слугу, а как равного себе союзникаю
- Значит, и мой князь стоит за истинного царя? - уточнил Чекан.
- Иначе и быть не может! Все истинные друзья отечества стоят за Избора Твердиславича! - произнес князь Урманский. - И тебе, друг Чекан, также найдется достойное место.
Он вынул из кошеля прихваченный на Медведице перстень с царской печатью и передал Чекану.
- Царь поручил мне передать эту печать надежному человеку, чтобы тот собирал войска царевым именем! Я даю его тебе, Чекан. Отныне ты - царский воевода! Этот знак позволит тебе вести полки, поставит даже дворян под твою власть! Мы из Славгорода поедем в Лугию; там, на Черной Горе, собирался укрыться царь, в замке у своей тещи. А ты вместе с князем Белокриницыным станешь здесь собирать войско. Я расскажу царю о тебе, Чекан, и царь достойно вознаградит тебя!
На обветренном лице Чекана мелькнула улыбка, и он почтительно поцеловал царский перстень. Новый воевода был готов исполнять свой долг, служа царю, которого никогда и в глаза не видел.
Так, в дворцовых покоях и в придорожных корчмах, неслышно сплетались новые сети коварства.
-
Ну, вот, а что ещё можно было ожидать? Стемир, конечно, времени на созыв всех князей Сварожьих земель не имел, понятно. Но открылась лазейка для продолжения смуты. Спасибо, эреа Артанис.
-
Слухи, конечно, и без этих деятелей пошли бы, но, думаю, позже - когда бы выяснилось, что и Кречет не может сделать всем хорошо и сразу.
Интересно, поверил ли им Чекан? Что они, вот так вот, по сути, первому встречному дают и перстень, и кучу полномочий? Со стороны это выглядит очень странно.
-
Большое вам спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ну, вот, а что ещё можно было ожидать? Стемир, конечно, времени на созыв всех князей Сварожьих земель не имел, понятно. Но открылась лазейка для продолжения смуты. Спасибо, эреа Артанис.
Желающие заварить кашу нашлись. А удобные средства всегда найдутся. Успешно править же в таких условиях удалось бы только человеку, обладающему огромным авторитетом, причем среди всех групп населения. Такого в Сварожьих Землях нет покуда.
Слухи, конечно, и без этих деятелей пошли бы, но, думаю, позже - когда бы выяснилось, что и Кречет не может сделать всем хорошо и сразу.
Интересно, поверил ли им Чекан? Что они, вот так вот, по сути, первому встречному дают и перстень, и кучу полномочий? Со стороны это выглядит очень странно.
Думаю, что Чекан поверил. А если не сразу и не в одно мгновение, то убедится окончательно, когда у них станет получаться. Все-таки, простой человек, для него на тот момент царское имя много значит. Не догадается так сразу, что царскую печать могли украсть.
А вот они... Ну, убедились, что есть общие знакомые с теми же целями. Догадались, что он им может быть полезен и не обманет. Вообще, здесь обстоятельства, когда совершенно безвестные люди могут в самом деле в кратчайшее время взлетать до небес - и наоборот, блестящая карьера может так же быстро рухнуть в пропасть. Так что уметь ловить подходящий момент необходимо.
Глава 12. Гроза на окоеме
Осенью, когда собрали урожай, князь Венцеслав с царевной Ладомирой отпраздновали свадьбу, согласно древним сварожским обычаям. Хоть и пришлось подождать несколько месяцев, но даже и такое ожидание радовало их. Ведь они прожили это время в одном доме, под гостеприимным кровом князей Кречетов, были женихом и невестой, и только ожидали своего часа, чтобы придти к алтарю Лады. Княгиня Светозара всегда любила Ладомиру, и, зная хорошо чувства своего сына, радовалась за них обоих, как только может любящая мать. И все-таки, именно княгиня Кречетова настояла на том, чтобы отложить свадьбу до осени, как принято было в старину.
- Самозванец женился в неурочное время, и Боги не благословили их с Заславой. Нельзя, чтобы люди думали, что и ты не чтишь сварожских обрядов, ведь ты - родственник царя, - сказала она, и сын с Ладомирой ее послушались.
Так и вышло, что они поженились в пору, когда созревали яблоки, через несколько месяцев после воцарения Станимира Кречета. К этому времени Сварожьи Земли, успокоенные после переворота, признали нового царя, и жизнь постепенно входила в обычное русло. Со стороны заката едва слышались неясные отголоски, точно далекие раскаты грома, и все принимали их за угасающие судороги прошедшего мятежа, не думая, чтобы из них могло вновь выйти что-то опасное.
Свадьба царского племянника с бывшей царевной, которую любил сварожский народ, как и ее брата, несчастного царя Белогора, запомнилась всей Медведице. Горожане с радостью любовались красивой молодой парой. Не только знать, но и простые медвединцы их поздравляли с искренней радостью, осыпали зерном и мукой, как было принято.
Царь Станимир, желая укрепить свою власть, а заодно показать, что жизнь наладилась, вскоре после свадьбы племянника женился и сам, на молодой княжне Белозерской. Но царская свадьба на многих произвела совсем иное впечатление. Глядя на подслеповатого старика в царском одеянии рядом с молодой белокурой девушкой, многие насмешливо кривили губы. Молодая царица была втрое моложе своего супруга. Низко склонив голову под красно-белой невестиной фатой, она держалась на своей свадьбе совсем не как блестящая Заслава или величавая Ладомира.
Если некоторые среди придворных злословили про себя о царской женитьбе, то брат царя, князь Годослав, со своей женой, пожалуй, были втайне встревожены и даже разочарованы. До этого дня Годослав Тихомирич считался наследником царствующего брата. Его встревожило, что такое положение может измениться.
"Что это ему взбрело в голову на старости лет? - неприязненно думал князь Годослав о своем брате. - Неужто он вправду надеется еще обзавестись наследниками? А ну как вправду будет у него родной сын?.."
Княгиня Велижана, разделяя мысли своего супруга, успокаивающе похлопала его по руке, шепнула на ухо:
- Не волнуйся, мало ли как еще сложится! Никто не знает, будет ли у царской четы сын, а даже если будет - доживет ли до зрелых лет, - зловеще усмехнулась коварная женщина.
Но, как бы там ни было, а сразу две свадьбы в семье нового царя, казалось, обещали Сварожьим Землям долгожданный покой. К этому времени уже повсюду узнали о воцарении Станимира Кречета, и, хоть и с запозданием, присягнули ему. Понизу, среди простых людей, уже давно носились странные, причудливые вести, метались, как летучие мыши, шмыгали черной кошкой. Но до властных кругов небывалые слухи дошли только после того, как широко распространились понизу, среди всех сословий населения.
Однажды утром, когда князь Венцеслав завтракал с женой и матерью, собираясь ехать к царю, в комнату вбежал его слуга Елень, взволнованный и расстроенный, с листом бумаги в руках.
- Княже, вот это повесили ночью на ворота! - он протянул бумагу Венцеславу. - Такие же листки приклеили и на других домах, повсюду!
Князь прочитал письмо, и лицо его помрачнело. Затем он передал его женщинам, чтобы они ознакомились с его содержанием.
"Народ сварожский, наше гордое племя!
Царем Сварожьих Земель был и остается государь Избор Твердиславич, из рода Святослава Храброго. Боги хранят царский род, и не позволят ему прерваться, не оставив наследников. Царь лишь ненадолго покинул столицу, чтобы спастись от убийц, посланных злодеем Кречетом. В скором времени царь возвратится с боевой силой и вернет законную власть! В тот день он вознаградит своих верных слуг и покарает предателей.
Верные сварожане! Пока есть время, переходите на сторону царя Избора Твердиславича, ступайте под его знамена! Присоединяйтесь к воинству, что ведет воевода Чекан!
Во имя законного царя, царства и Богов - охранителей порядка!"
Когда письмо было прочитано, Венцеслав переглянулся с матерью и женой, видя на их лицах тревогу, близкую собственной.
- Это невозможно! - порывисто воскликнул он. - Вся Медведица видела самозванца мертвым, могла в этом убедиться. То был именно он, и никто другой! С простреленной головой не выживают.
- Зато можно решить, что рана в голову как раз скроет подлог. При желании всегда можно объяснить и не такое, - вздохнула Ладомира.
В это время стоявший у дверей Елень негромко кашлянул, прося разрешения высказаться. Князь кивнул ему, давая слово.
- В городе повсюду говорят, будто ложный царь был большой колдун, и после смерти обернулся упырем и встал из могилы. Твои люди, княже тебе твердо верят, кого попало слушать не станут. А за всех медвединцев не поручусь. Я сам слышал, как некоторые говорят: раз уж он настолько силен, что сумел подняться из могилы и начать все заново, значит, скоро опять захватит власть, и нельзя ему противиться... Прости, княже, что при тебе повторяю глупые слухи, но ведь тебе горожане не расскажут, о чем болтают промеж себя.
- Ты прав, Елень. В такое время важно знать все, - ответил князь. - Но самозванец мертв и погребен надежно, с соблюдением всех обрядов. Такие упырями не становятся. А упыри не интересуются царствами. Живые для нас нынче опаснее. Хотя я не могу представить, кто стал бы после такого примера вновь прикидываться покойным Избором...
- Такой человек, которому жажда власти застит не только совесть и ум, но и осторожность, что имеется и у животных, - проговорила княгиня Светозара, тоже тяжко обеспокоенная. - Наверняка эта новая ложь - дело рук неугомонных лугийцев и наших предателей. А новый самозванец, кем бы он ни был - орудие в их руках. Но пренебрегать опасностью не следует. Всегда легче потушить случайную искру, чем дать ей разгореться, а затем гасить пожар. Меня и прежде тревожило, что царь оставил славгородским воеводой князя Белокриницына, приверженца первого самозванца. Чувствовала, что этот человек ненадежен.
- Жаль, что царь тебя не послушался, матушка, - вздохнул Венцеслав, поднявшись из-за стола. - Поеду к нему, попытаюсь убедить его принять меры.
- Я с тобой, повидаюсь с царицей: пусть она поговорит с царем, - последовала за мужем и Ладомира.
В Большой Палате Крепости Венцеслав застал у царя его брата Годослава и князя Вышеславского. Все трое с удивлением уставились на воззвание нового самозванца, что дали им прочесть. Первым отозвался князь Годослав, расхохотавшись и смяв бумагу.
- Это все, что тебя тревожит, племянник? Да пусть себе приходит пусть десяток самозванцев, мы их встретим и сомнем вот так!
- Нельзя заранее недооценивать противника, не успев вступить с ним в бой! - энергично возразил Венцеслав. Почтительно поклонившись царю Станимиру, он проговорил: - Прошу тебя, государь! Дай мне войско, и позволь выступить навстречу мятежникам, перехватить их на границе!
Царь немного подумал и с сомнением покачал головой.
- Не будем спешить, племянник! Не следует дробить силы. Иначе получится как в приход первого самозванца: войско ушло и оголило столицу. Если стоит Медведица - стоят и Сварожьи Земли. И учти: войско выступит, когда я прикажу. И кому его вести - тоже решу я.
Князь Годослав, уловив раздражение брата, тут же подхватил, язвительно выговаривая Венцеславу:
- Много на себя берешь, племянник - царскими войсками вздумал командовать! Какие победы ты одерживал? С чего государь тебя должен предпочесть старшим боярам? Сдается, у тебя голова закружилась от успеха нашей семьи! Так родство с царем - не твоя заслуга, мальчишка!
Князь Венцеслав окаменел от возмущения. Еще никогда его не унижали так, да еще на глазах у царя. Ему стало жарко, лицо его покраснело от гнева. Он хотел возразить родственнику не менее резко, но, поглядев на царя, сдержался.
- Государь, не сочти за дерзость мою просьбу, я повинуюсь твоим приказам, - заверил молодой князь. - Но умоляю тебя: не пренебрегай опасностью с закатной границы! Славгородский воевода ненадежен, он был другом самозванца и лугийцев, а ты, государь, оставил его на самой опасной из окраин...
Царь в ответ скривил тонкие бледные губы.
- Если не верить всем, кто был в чести у самозванца, мне придется начать с нас с тобой! Кто же ему не служил в эти месяцы по разным причинам? Теперь же мне не следует ссориться с таким знатным и богатым человеком, как князь Белокриницын. Лиши я его должности, от меня отвернутся многие другие. Об этом мне твердили много опытных мужей, в том числе... - он указал на соседа за столом.
- Я, - изящно поклонился князь Вышеславский. - Прошу прощения, Венцеслав Станимирич. Именно я убедил государя поверить князю Белокриницыну.
Из груди князя Венцеслава вырвался глубокий вздох.
- Если так, то просить прощения следует мне. Ладно же; пусть все будет, как ты распорядишься, государь. Я всегда выполню то, что нужно тебе и Сварожьим Землям.
- Вот так-то лучше, - проговорил царь заметно мягче, чем в начале беседы. - Теперь ступай, Венцеслав. Я позову тебя, когда будешь нужен.
Венцеслав откланялся и вышел, недоумевая, какое ослепление нашло на царя и его советников.
А княгиня Ладомира тем временем беседовала с царицей Добродеей в покоях, оставшихся от Заславы Войцеховской. Роскошная обстановка их плохо подходила к печальному бледному лицу молодой царицы. Но Ладомиру она встретила с искренним удовольствием, как самую близкую подругу.
Рассказав обо всем, Ладомира попросила, взяв за руку царицу:
- Прошу тебя, Добродея: поговори как-нибудь с царем, убеди его послать войска на Славгородщину, против мятежников и нового самозванца! Ведь ты - его жена, тебя он послушает.
В светло-голубых глазах царицы Добродеи отразилась печаль.
- Трудно мне обращаться к царю с советом! Царь немолод, зато опытен, о жизни знает куда больше меня. Советуется все больше с боярами и дворянами, а что я могу сказать ему? Это ты да свекровь твоя ученые, иноземные языки знаете, в любых делах разбираетесь не хуже мужчин. Кабы я такой была, могла бы советовать царю...
- Но царь любит тебя, он послушает твоего слова! Ведь ты же сварожская царица, тебе не безразлично, что будет!
- Ах, Ладомира! Не очень-то я гожусь в царицы... У нас здесь совсем не так, как заведено у тебя с князем Венцеславом! Ему, я чувствую, суждено большое будущее, такие, как он, быть может, рождаются раз в пятьсот лет. И ты с ним рядом, равная ему умом и любовью к отчизне. Вы с Венцеславом рождены друг для друга! Пусть Боги хранят вас всю жизнь!
- Я тоже каждый день молю Богов, чтобы всегда берегли Венцеслава! - эхом отозвалась Ладомира, даже не удивляясь волнению подруги.
- Я все же попытаюсь поговорить с царем. Он робок, не захочет войны... Но я постараюсь. Верь мне: у вас с Венцеславом нет при дворе друга ближе меня.
Ладомира ласково обняла Добродею за плечи.
- Я знаю, потому и прошу тебя. И Венцеслав, и я всю жизнь будем благодарны тебе. Давеча моя родная тетка, княгиня Велижана, сердилась, что ты всегда говоришь лишь в нашу пользу, а ее будто не замечаешь.
При этих словах тонкие русые брови царицы тревожно изломались.
- Княгиня Велижана с князем Годославом - не друзья тебе и Венцеславу, а может, и самому царю. Сразу как я стала царицей, Велижана пыталась подольститься ко мне, звала милой сестрицей, давала мне советы. Но, если уж мне надо у кого-то спрашивать совета, я скорее спрошу у тебя и у княгини Светозары.
- Благодарю! - растроганно проговорила Ладомира.
-
Этого следовало ожидать. Ну и любой монарший двор - это гадючник, так уж заведено. Девушку жаль, Добродею. Пропадёт ведь ни за что! Спасибо, эреа Артанис.
-
Ну, вот и начинается. А в царской семье уже нет согласия, хотя, казалось бы, только на трон залезли.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Этого следовало ожидать. Ну и любой монарший двор - это гадючник, так уж заведено. Девушку жаль, Добродею. Пропадёт ведь ни за что! Спасибо, эреа Артанис.
Если у какого-нибудь монаршего двора и есть другие качества, то здесь они особо не проявляются.
Не думаю, чтобы Добродее кто-то угрожал особо. Вряд ли она кому-нибудь сильно мешает.
Ну, вот и начинается. А в царской семье уже нет согласия, хотя, казалось бы, только на трон залезли.
Ну конечно, а то что ж только один Кречет царем стал? Всю семейку на трон надо! >:(
Во второй половине осени разразилась война с посланниками будто бы нового самозванца. Неведомо кем провозглашенный холопский воевода Чекан наголову разбил царских воевод, и теперь шел на Медведицу. Выступив со Славгородщины с какими-то десятью тысячами человек, Чекан по пути многократно увеличил свое воинство. К нему присоединялись самые разные люди: дворяне, жаждущие милостей нового царя, и холопы, сводящие счеты с господами за давние свои беды, и лугийцы, и множество разного люду, без рода и племени, желавшие поживиться. Дорогу им освещали сожженные усадьбы, путь в Сварожьи Земли указывали трупы повешенных на деревьях, на поживу воронам. Те, кому удавалось спастись, добравшись до Медведицы, рассказывали истории, от каких кровь стыла в жилах.
Теперь царское войско вновь выступило навстречу врагу. Большая часть его двигалась по дороге на Соболевск, под началом царского брата Годослава и князя Ярославцева. Передовой же отряд, числом в пять тысяч воинов, впервые был поручен князю Венцеславу Кречету.
По широкой зеленоградской дороге, размытой осенними дождями, медленно двигалось войско. Ехали всадники, приноравливаясь к скорости пешей рати. Тянулись обозные повозки, расплескивая грязь, оставляя в ней глубокие колеи. Быки тянули две легких пушки. Слышался стук колес. Ржали лошади. Пели воины в ритм мерной поступи. Высоко в пасмурном сером небе развевалось знамя с Жар-Птицей, поднимающейся из пламени. Знамя Сварожьих Земель.
Вождь передового отряда, князь Венцеслав, ехал впереди своего отряда, вполголоса беседуя с воеводой Буяновым. Уже близился ранний осенний вечер. По левую руку от дороги тянулись оголенные, давно сжатые поля, а по правую - густой стеной вставал лес.
- Завтра встретимся с неприятелем, - неохотно проговорил Венцеслав, склонив голову.
- Да, если наша разведка не скажет ничего нового, - согласился Буянов, удивленно взглянув на князя. - Но что тебя гнетет, Венцеслав Станимирич? Ведь ты лучше всякого другого знаешь, как необходимо поскорей разбить вора* Чекана!
- Да, знаю! - задумчиво отозвался молодой князь. - Но я всю жизнь, когда представлял свою первую битву, думал, что она будет с врагами отечества - с теми же лугийцами, аллеманами, литтами или еще кем. А теперь я готовлюсь назавтра сражаться со своими соотечественниками, с такими же сварожанами! Уже завтра мне предстоит убивать своих собратьев или самому быть убитым ими. Это совсем другое.
- А по мне, те, кто разоряют родную землю, истребляют сварожское племя - никакие не сварожане! Они хуже всех иноземных врагов, и вполне заслуживают, чтобы их истребили как бешеных собак! - сурово отозвался Буянов. - Кто жалеет врага в бою - тот не жалеет своих, которых этот враг убьет.
- Ты прав, Руслан Вячеславич. И назавтра я сумею преодолеть эту слабость, - пообещал князь. - Но мне бы хотелось, чтобы прекратилась поскорей эта война, пока все мы не ожесточились настолько, что человеческая жизнь, справедливость и правда перестанут что-нибудь значить.
Воевода помолчал, едва сдерживая удивление, что вызывал у него князь Кречет. Для самого Буянова враг всегда оставался врагом, и истребление его было самым правильным делом, не вызывающим сомнений. Но отмахнуться просто так от того, что говорил князь Венцеслав, тоже не получалось. Быть может, так и следует мыслить родственнику царя, наследнику великого рода. Видеть не только поле битвы, но еще ицелое царство за ним. Но это уж кому что дано...
Со стороны леса показались несколько всадников.
- Наша разведка скачет, - сказал князь Венцеслав, выезжая им навстречу.
- Мятежники движутся нам навстречу, княже. Тысяч десять-двенадцать. Утром они будут тут. Основные силы идут к Зеленограду, - таково было донесение.
- Значит, завтра, - повторил Венцеслав, взглянув на быстро темнеющее небо. И, обернувшись к войску, распорядился: - Разбить лагерь! Становимся на ночь!
Для лагеря выбрали опушку леса, защищенную высокими соснами от ветра и проливных дождей. Воины принялись за работу: сооружали укрепление из обозных телег, соединив их цепями, выкопали вокруг ров, воткнули в него частокол. Для сна рубили еловый лапник. На такой
постели воины, привычные к походной жизни, могли спокойно спать в любую погоду, не боясь никаких болезней. Шатры расставлялись лишь для военачальников и других именитых бояр.
На кострах варили ужин. В больших котлах кипела похлебка с сухарями и сушеным мясом или рыбой. Воины после трудного перехода радовались и такой пище, лишь бы погуще и погорячее. Более дорогие яства: мясо, хлеб, сыр, вино, - обычно также доставались только военачальникам.
И для князя Кречета быстро поставили большой шатер, но он не спешил ни ужинать, ни отдыхать, прежде чем оглядит раскинувшееся становище. Молодой воевода, впервые командуя частью войска, все проверял лично, заботился, чтобы в походе и на ночлеге все были в безопасности и хорошо устроены. Опять начался дождь, но князь Венцеслав вместе с воеводами Буяновым и Одинцовым, завернувшись в плащи, собирались уйти в шатер лишь после того, как дотошно оглядят становище.
Тут, возле рва с частоколом, князя разыскал Елень.
- Княже, в шатре все готово. Уже жарится мясо. Налит мед для тебя и твоих друзей. Ступай, погрейся хоть немного, а то в такую погоду хозяин собаку не выпустит...
Венцеслав улыбнулся такой заботе, но, услышав о медах, отказался наотрез.
- Никакого хмельного меда, никаких пиров до битвы! Не заслужили мы покуда. Если одолеем воров - тогда нам будет что отпраздновать. А сейчас рано. Завтра нам, как никогда, понадобятся ясная голова и твердые руки.
- Удивляюсь тебе, князь Венцеслав Станимирич, - тихо проговорил воевода Одинцов. - Ведь прочие наши воеводы и в походах себе ни в чем не отказывают. Князь Ярославцев с собой берет чуть ли не половину своего дворца. Да и дядюшка твой, князь Годослав, любит вкусно есть и сладко пить, красоваться в драгоценных одеждах. А вот ты, самый молодой из всех...
- Я с детства прислушивался к рассказам опытных воинов. И читал о том, как воевали наши доблестные предки. Бронислав Великий, Святослав Храбрый, Лютобор Освободитель во всех походах держались наравне с простыми воинами, питались испеченной на углях кониной или дичью, а пышных пиров во время войны не устраивали. И одерживали победы, что помнят в веках.
Воевода Буянов, подумав немного, проговорил удивленно:
- А ведь никто, кроме тебя, княже, не задумывался, как и почему они побеждали. Если о древних князьях и вспоминают нынче, то так, будто у них иначе и получиться не могло.
- Ну вот, а они тоже были людьми. И тоже, наверное, перед боем думали: получится или нет? И искали, что может помешать выиграть битву, - отозвался князь Венцеслав.
Он внимательно поглядел на закат, где в кроваво-красных отблесках догорало солнце.
- Завтра поглядим, как получится у нас. Противника спросим.
Но, пока он глядел на закат, вдруг с изумлением увидел, как в стороне, на земле, покрытой опавшей листвой, горит алым и золотым нечто, гораздо ярче и светлей любого костра. В первый момент ему показалось, что от пылающего закатного солнца оторвался кусочек и упал наземь. Но в следующее мгновение ясно стало, что это - нечто живое, горящее неистовым светом, переливающееся всеми оттенками пламени. Не в силах отвести глаз, Венцеслав глядел на живое пламя. На него можно было смотреть вечно. Всем, кто видел чудесное сияние, показалось, что они еще никогда не знали, что такое настоящий огонь.
- Жар-Птица! - воскликнули воины, бывшие поблизости.
Все ожидали, что она сейчас вспорхнет и улетит прочь, оставив в тоске тех, кому захочется хоть на минуту подержать в руках прекрасное огненное чудо.
Но Жар-Птица не взлетала. Она металась на земле, хлопала крыльями, рассыпая светящиеся перья. Вокруг нее все так блестело, словно среди ночи настал день. Она била клювом и когтями что-то темное, от чего не могла освободиться.
Князь Венцеслав осторожно подошел ближе, не отводя глаз от Жар-Птицы. Теперь он видел, что та сражалась со змеей. Длинная серо-черная гадюка судорожно извивалась, пораженная насмерть чудесной птицей. Наконец, она свернулась в последний раз и осталась лежать мертвой.
Однако и Жар-Птица уже не могла стать на крыло. Она догорала, как затухающий костер. Ее оперение из алого и золотого сделалось тускло-багровым, как гаснущие уголья. Она бессильно откинула голову с огненным хохолком. Крылья стелились по земле.
Венцеслав нагнулся и бережно погладил умирающую птицу. Перья у нее были на удивление обычными на ощупь, вовсе не обжигали.
- Как жаль увидеть такую красоту, именно когда она должна погибнуть, - печально произнес молодой князь.
Но в ту минуту, когда последняя искорка пламени готова была погаснуть, она вдруг вспыхнула яростным, испепеляющим пламенем. Волна жара заставила всех отпрянуть. Яркое ало-золотое пламя взметнулось вверх, и в его реве ясно послышался звонкий, торжествующий клич. Труп Жар-Птицы сгорел дотла в бушующем пламени...
И в ночное небо взмыла новая Жар-Птица, в сверкающем оперении, настолько яркая, что глазам больно было глядеть. Она снова торжествующе вскрикнула, расправив крылья. Жар-Птица походила на аиста или журавля, но с головой хищной птицы, и с длинным хвостом. Она сияла в темноте ярче тысячи костров, ярче пламени в кузнечном горне.
На одно невероятно долгое мгновение она позволила себя разглядеть. Но тут же взмыла ввысь, и растаяла в ночном небе. Но долго еще у всех перед глазами стояло огненное сияние.
Недолгую благоговейную тишину нарушил голос Еленя:
- Так вот она какая, Жар-Птица! Я-то раньше, слушая басни, и не думал, почему люди так дивятся ей, да за что ее поместили аж на знамя Сварожьих Земель!
Князь Венцеслав проговорил, еще чувствуя прикосновение к волшебной птице:
- Жар-Птица, которую в Полуденных Странах называют Фениксом, после смерти всегда возрождается снова в очистительном пламени. Это мы с вами только что увидели. Нам посчастливилось встретить небывалое зрелище! Жар-Птица всегда возрождается снова. Так же как и Сварожьи Земли всегда преодолевали все бедствия. Потому сварожане и взяли Жар-Птицу на свое знамя. Под этим знаменем Лютобор Освободитель разбил чжалаирскую Орду на Журавлином поле, сверг ее власть. После ста сорока лет рабства Сварожьи Земли воспряли вновь, как Жар-Птица, возродившись из пепла!
Обычно сдержанный голос князя в эту минуту стал взволнованным и горячим, и сварожские воины и воеводы слушали с удивлением, воодушевляясь его речью. И в сердцах их разгоралась решимость завтра и впредь постоять за Сварожьи Земли. Словно каждому из них в сердце попала частичка неугасимого огня Жар-Птицы.
* "Вор" здесь и далее будет употребляться в старинном значении - государственный изменник.
-
Жар-птица возродилась, но для возрождения ей пришлось погибнуть. Похоже, и Сварожьи земли, чтобы возродиться должны пройти сквозь пламя. Спасибо, эреа Артанис.
-
Такая встреча не может быть случайной. Наверняка, пророческая.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Жар-птица возродилась, но для возрождения ей пришлось погибнуть. Похоже, и Сварожьи земли, чтобы возродиться должны пройти сквозь пламя. Спасибо, эреа Артанис.
Все может быть. Во всяком случае, испытания для Сварожьих Земель только еще начинаются. А там уж поглядим, получится ли не допустить полной катастрофы.
Такая встреча не может быть случайной. Наверняка, пророческая.
Точнее - символическая. Главное - что сварожане ее поняли как благоприятное знамение.
Глава 13. Потерянная победа
Верстах в двух от опушки леса протекала неширокая, с топкими болотистыми берегами, река Камышовка. По обоим берегам ее расстилались уже оголившиеся поля, вытоптанные и ископыченные. На правом берегу выстроилось пятитысячное царское войско, ожидая назначенного часа.
Вброд через реку примчался всадник, подлетел галопом к князю Кречету, сидевшему на белом коне во главе войска.
- Часть мятежников переправились на рассвете, и собираются обойти со стороны леса! - торопливо крикнул разведчик.
- Встретим их как подобает! - произнес князь Венцеслав и, обернувшись к воеводе Буянову, распорядился: - Спеши туда, с одной пушкой, перехвати их, сам ударь с тыла, а мы тут встретим воров. Другого брода через Камышовку поблизости лет, а мост им построить не дадим.
Буянов, осведомленный о замыслах молодого князя, весело усмехнулся, готовясь вести тысячу в обход. Поодаль от берега реки могучие быки, глубоко увязая в грязи, потянули пушку.
- Плевать, что их больше! Мы - воины, а они - толпа необученных холопов!
- Не хвались, пока не одержал победы! - строго возразил князь Венцеслав. - Среди мятежников много лугийцев, и, к сожалению, наших дворян, знающих толк в войне. Да и сам Чекан, как говорят, искусен в военном деле.
- Вот теперь и проверим, - заметил воевода Одинцов, указывая на войско неприятеля, показавшееся на противоположном берегу.
Видно было, как мятежники сбавили шаг, не ожидая застать их тут. Но сразу же опомнились, стали на ходу перестраиваться, собираясь войти в реку. Венцеслав видел разношерстное снаряжение мятежников, сварожское и лугийское. Лишь у немногих были настоящие доспехи, свои или отобранные у кого-нибудь во время их грабительского похода. Большинство - пешие и конные, - мало чем отличались от простых деревенских мужиков. Вот только какая-то злая сила заставила их готовиться не к мирным сельским заботам, а к жестокой жатве смерти.
Князь Венцеслав разглядел на берегу распоряжавшегося всем могучего всадника в богатом лугийско-сварожском наряде, и решил, что это и есть прославившийся в последнее время холопский воевода. Ему подчинялись все мятежные рати, переправлявшиеся вброд.
Передовые отряды мятежников уже дошли до середины реки, а задние еще скрывались у берега среди высоких пожелтевших камышей. Тем временем в царском войске пушкари, стоявшие позади сварожского строя, подняли высокий деревянный щит и развернули жерло большой пушки.
Страшнее громового раската, прокатился над рекой залп. Еще страшнее закричали люди и кони, забились в ледяной черной воде, окрашенной кровью. Погибшие и раненые быстро шли ко дну.
Однако передовые отряды мятежников уже преодолели реку, не попав под выстрелы. И сам Чекан уже вел в битву свое воинство, с яростным кличем:
- Вперед, за царя Избора! Бейте слуг похитителя престола!
Своей лугийской саблей Чекан укладывал с каждым ударом по противнику. Он сражался, как древний сварожский витязь, не знающий страха в бою. Предводительствуемые таким вождем, мятежники уже потеснили было царское войско.
Но князь Венцеслав видел и эту опасность. В нужный момент он подал знак знаменосцу, и огненно-алая Жар-Птица взмыла перед сварожским войском, как вчера реяла наяву, воодушевляя людей.
- Вперед, дети Сварога! Боги с нами! - крикнул молодой воевода.
Он хотел произнести еще что-то, найти такие слова, после которых уже никто и никогда не смог бы отступить, даже не помыслил бы о страхе перед мятежниками. Но на это не было времени. Сразу трое противников метнулись к Венцеславу, и он, выстрелив в первого из пистолета, сшибся со вторым в ближнем бою и после короткой стычки оставил лежать мертвым. А тем временем Елень, следующий за князем, ловким ударом дротика сбросил с коня третьего, когда тот собирался придти на помощь своему собрату.
Мужество молодого князя в бою воодушевило сварожских воинов. Они последовали за ним, и скоро тихий берег реки превратился в место ожесточенного побоища. Численное превосходство противника сейчас, казалось, вовсе не волновало царских воинов. Высокая фигура Венцеслава, в сверкающих серебром зеркальном доспехе поверх кольчуги, в блестящем шлеме, видна была издалека, и воины узнавали своего вождя, следом за ним прокладывали путь... прямо туда, куда было нужно.
В первую минуту, сгоряча, мятежники не замечали, как их кони стали вязнуть в болотистой земле у берега. Проливные дожди превратили глинистый берег в настоящую топь, где кони и люди вязли до колен, двигались с трудом. Лишь самые сильные лошади могли вырваться на твердую землю и продолжать бой.
Одним из первым проскочил топь высокий лугиец на крупном рыжем коне. Увидев князя Венцеслава, он бешено взревел и, раскидывая сварожан, заступил ему дорогу.
- Ну вот и встретились! У тебя передо мной должок! Осмелишься ли сейчас сразиться с лугийским рыцарем?
- Пан Индирский! Неужто ради меня примкнул к разбойникам? - насмешливо спросил Венцеслав, скрещивая с ним меч.
Они на хрипящих от ярости конях кружили друг против друга, раз за разом отбивая все удары. Как и в первом их столкновении, силы оказались равны, и ни один не мог взять верх. Но, если Венцеслав принимал это как должное, то пана Виктора, по-видимому, просто бесило, что кто-то может противиться его натиску.
- Второй раз ты от меня не скроешься за чужими спинами, мальчишка! - воскликнул он, пытаясь прорубить защиту князя.
Снова увернувшись от летящей ему в лицо сабли, Венцеслав вдруг прислушался к чему-то и усмехнулся:
- Не все ли равно, как встретимся мы с тобой? Важней, что ваши воины увязли в грязи. Не жди второго вашего отряда, он уже в Кромешном Мире!
В это время далеко за лесом прогрохотала вторая пушка, словно подтверждая его слова. Услышали его и мятежники, и отозвались печальным ревом и стоном. Их ряды смешались, они стали отступать к реке.
- Проклятье! Отступаем! - заорал Чекан, проносясь по берегу на взмыленном коне, потеряв шлем.
Каким бы ни был воевода из холопов, но, обладая от природы большими дарованиями, он умел оценить, как настоящий полководец, и время, когда надо отступить, чтобы спасти войско от окончательного разгрома. Сейчас Чекан, видя, что не удалось окружить противника, и теперь не избежать поражения, сам теснил свое смешавшееся воинство к броду. Мятежники, большинство которых никогда не учились боевому строю, отступали как попало, толкаясь и теснясь, как только радость победы сменилась тревогой. Хотя их было все еще больше, чем царских воинов, но их боевой дух был рассеян. Они спешили скорей добраться до воды, думая уже только о том, чтобы унести ноги. Но здесь их настиг еще один выстрел из пушки, и часть беглецов так и ушли под воду, не успев переправиться.
Очередная человеческая волна подхватила пана Индирского, и тот в последний момент вскользь полоснул саблей по плечу Венцеслава, но прочный доспех выдержал удар. Яростно выругавшись, Виктор пришпорил коня и прыгнул в воду, прокричав на прощание:
- Тебе вновь повезло! Но мы еще встретимся!
Венцеслав на мгновение покачнулся в седле, но тут же выпрямился и почувствовал, что даже не ранен, хотя чувство было, словно в него попали камнем. На сей раз лугиец все-таки вышел победителем. Быть может, тот и вправду сильнее его, хотя, скорее всего, не намного.
Однако, тут же отвлекшись от поединка с паном Индирским, он стал следить с берега, как отступают восвояси остатки разбитого войска мятежников. На глазах у молодого воеводы выступили слезы радости, когда он взглянул на небо, где светило, прорвав тучи, лучистое солнце.
- Благодарю вас, светлые Боги! - прошептал он и, вытерев меч сухой травой, поцеловал его, прежде чем вложить в ножны.
А вокруг уже собирались царские воины, воодушевленные только что одержанной победой. Они окружили молодого полководца, глядя теперь совсем иными глазами. Отныне они знали, что князь Кречет способен одерживать победы, и готовы были идти за ним и впредь.
- Да здравствуют Сварожьи Земли! Да здравствует царь! Да здравствует князь Венцеслав Станимирич! - последние слова прозвучали особенно громко и торжествующе.
После короткого отдыха, передовой отряд двинулся на соболевскую дорогу, на соединение с главным войском.
По пути князь Венцеслав беседовал с воеводами Одинцовым и Буяновым. Вспоминали подробности недавнего сражения.
- Так и не верится, княже, что сам вор Чекан бежал перед тобой, как заяц! Ведь о нем чуть ли не басни слагают: никого, мол, не боится, никто не может его одолеть. Прямо новый атаман Индрик...
- Чекан - не Индрик, - веско возразил князь Венцеслав. - Индрик не шел на поводу у чужеземцев. Он не воевал с другими сварожанами ради басней про "доброго царя", которого никто не видел.
При этих словах воевода Одинцов удивленно хмыкнуло, недоумевая, с чего вдруг князь говорит так, будто успел за свои немногие годы узнать и легендарного лесного атамана, которого в народной памяти чтили, пожалуй, не меньше, чем его великого современника - князя Святослава Храброго.
- Но, хоть Чекан и родился холопом, а воевода в самом деле разумный и храбрый. Я бы хотел его видеть нашим соратником, а не врагом, - добавил Венцеслав, к новому удивлению ближников.
Окрыленные радостью победы, сварожане спешили навстречу главному войску.
Но радость длилась недолго. Не доезжая до соболевской дороги, нашли остатки укрепленного становища. Полузасыпанный ров был завален до краев трупами, судя по снаряжению - большей частью из царского войска. Трупы лежали и в лагере. Остались брошены перевернутые обозные телеги, совсем пустые. Втоптанные в грязь, еще виднелись остатки пурпурного шатра, пришедшие в такую негодность, что их не взяли после того, как забрали оттуда все что там было ценного.
Не было в передовом отряде человека, из уст которого не вырвался бы страшный крик. Все глядели потрясенными глазами, представляя себе последствия страшного разгрома. И сам князь Венцеслав едва усидел в седле, разглядев, во что превратился лагерь главного войска.
- Все это сделали сегодня, в то же время, когда и мы сражались, разве что чуть пораньше!
В это время послышался стон, и из кустов выполз раненый воин с перебитой ногой. Увидев, что находится среди царского войска, он приподнялся, опираясь на копье, и проговорил:
- На нас напали утром, на рассвете... Мы не были готовы... Стражу смели сразу... Князь Ярославцев еще спал, а князь Кречет тоже не был готов...
- Можешь не уточнять. Я знаю дядю Годослава, - мрачно произнес князь Венцеслав. - Итак, на вас напали, разбили. Я вижу последствия. Но куда отступило царское войско?
- Домой, на Медведицу, куда же еще! И не отступило, а бежало без оглядки, и князь Годослав - первым! - простонал раненый. - А меня забыли, потому что я не мог ехать...
Распорядившись, чтобы раненого взяли в обоз, Венцеслав на мгновение замер в седле, собираясь с мыслями. Недавняя радость победы вся исчезла, его недолгий успех утратил всякий смысл.
- Возвращаемся домой! - приказал он войску, повернув в сторону медведицкой дороги.
-
Жаль! Действительно - потерянная победа!Всё серьёзно, похоже, толковый воевода только Венцеслав. Спасибо, эреа Артанис!
-
Премного благодарна Вам, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Жаль! Действительно - потерянная победа!Всё серьёзно, похоже, толковый воевода только Венцеслав. Спасибо, эреа Артанис!
Быть может, и так! Но поглядим, что происходит у противника. Возможно, терять победы умеют не только сторонники Кречета.
Битва на реке Камышовке не изменила ничего в противостоянии сварожан, верных царю Станимиру, с "воровскими людьми", как собирательно именовали отряды Чекана. И позднее, осенью и зимой, не раз их войска сталкивались в бою, но ни одна сторона не могла взять решающего перевеса. Войска мятежников теперь окружили самое Медведицу. Не имея снабжения со стороны, они грабили и разоряли окрестные села, непрестанно перемещаясь по всей округе. Уже не раз царские войска отгоняли прочь мятежников, но не могли окончательно сломить их сопротивления. В этих битвах отличился князь Венцеслав. Уже не раз ему удавалось добиться куда более значительного успеха, чем другим царским воеводам. Его имя уже начинали с надеждой произносить верные царю сварожане, и с опаской - их враги.
Но пока еще мятежники были сильны. Они широко хозяйничали повсюду, оставляя после себя пожары и трупы. Принося разрушения, они хватались, что прокладывают дорогу истинному царю.
Стылый вечер ранней весны застыл мятежников в большом и богатом селе Красном. Зарево пожара освещало вечерние сумерки. То горела усадьба дворянина Волкова, и никто среди множества собравшихся вокруг людей не думал тушить ее. Напротив - на их лицах отражалась жестокая радость.
На толстом суку большой липы раскачивалось тело повешенного владельца усадьбы. В тающем снегу лежали несколько убитых людей. К коновязи были привязаны почти раздетые юноша с девушкой - дворянские дети. Их обоих сотрясала дрожь, не то от холода, пробирающего до костей, не то от ужаса и отчаяния.
А вокруг веселились люди холопского воеводы, этой ночью пополнившись обитателями разоренной усадьбы. Бывшие боярские слуги, исчисляя полученные ими подлинные и мнимые обиды, теперь сводили счеты. Делили похищенные вещи, рядились в дорогие наряды, пили чужеземные вина из золотых кубков, уводили с конюшни прекрасных породистых лошадей, к которым прежде не дозволялось и прикоснуться посторонним.
На помосте, воздвигнутом перед дворянской усадьбой, пировали вожди мятежников. Ели жареное мясо, испеченные не для них пироги, пили вино и хмельные меды из дворянских погребов.
Сам Чекан, довольный и оживленный, сидел во главе стола бок о бок со своим бывшим гсоподином, князем Белокриницыным. Нынче было и не угадать, что они не равны родом и положением: оба в дорогих шубах и одеяниях, при оружии. Уже немолодой, с седеющей бородой, князь Белокриницын вполне почтительно обращался со своим бывшим слугой. Нынче они были соратниками во имя скрывающегося в Лугии "царя". Его, урожденного князя, казалось, вовсе не волновало, что он находится среди восставших холопов, ненавидящих всех, кто стоял выше них.
- Молодец, Чекан! Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, - говорил князь Белокриницын, поглаживая его по могучему плечу, затянутому в аксамитовый алый кафтан.
Подняв тяжелую чашу вина, холопский воевода приподнялся за столом и зычно прокричал:
- Жгите все боярские усадьбы, берите себе все ценное! Хватит, поездили на нас господа, попили нашей кровушки! Все теперь будет наше! Как посадим на престол царя Избора Твердиславича, он нас поставит вместо бояр, а их отдаст нам в холопы!
При этой речи беглые мятежные холопы, которых много было в войске, отозвались радостным кличем. Они столпились вокруг своего вождя, подобно ему также принарядившись и подражая обычаям вельмож. Мысленно они уже воображали себя боярами на пиру в Крепости, у долгожданного царя.
А люди более высокого происхождения, которых тоже немало было среди мятежников, зябко ежились на ветру и, глядя на пожар и трупы, с тревогой думали о собственном положении.
В это мгновение раздался яростный крик привязанного юноши. Он рвался в путах, тщетно пытаясь освободиться. Подняв голову, он крикнул в лицо Чекану:
- Ты - подлый пес, алчущий крови! Ты не царский воевода, ты сдохнешь ненавистным и людям, и Богам!
Выхватив из-за пояса нож, Чекан метнул его прямо в горло юноше. Тот повис, захлебываясь кровью. Рядом страшно закричала его сестра, моля Богов, чтобы забрали ее вслед за родными.
Но Чекану пришла в голову иная мысль. Он нашел среди бывшей местной дворни нагло ухмылявшегося парня, которого явно веселили несчастья его бывших хозяев.
- Эй, Звонец! Отдаю тебе в жены дворянку Волкову! Будешь здесь хозяином, когда придет царь!
Парень с довольной усмешкой подошел к девушке, привязанной к телу брата. Та в ужасе закричала:
- Нет, нет! Только не он! Не Звонец! Он нас ненавидит за то, что мой отец велел выпороть его за лень и пьянство!
- Вот и пусть тебя берет! Пусть сводит счеты, на благо царя и отечества!
Тем временем Звонец уже отвязывал потерявшую сознание девушку. Но в это время прогремел выстрел, и бывший холоп упал мертвым в растоптанный в кашу снег.
Стрелял один из вождей мятежников, сидевших на праздничном помосте. Это был высокий и сильный человек лет за тридцать, черноволосый и черноглазый, с открытым лицом, выдававшим смелый и горячий нрав. Он сразу поднялся, сунув за пояс еще дымящийся пистолет, и бестрепетно взглянул в лицо грозному Чекану.
Тот тоже вскочил, побагровев:
- Ты что делаешь, Огнеяр Велигневич? Как смел ты убить царского слугу?
Тот, к кому он обращался, сбросил с себя шубу, словно ему от волнения сделалось жарко. Синий кафтан на нем, хоть и из самого лучшего сукна, был проще, чем у многих мятежников, живущих за счет награбленного и не знавших меры в роскоши.
- Я убил пса, позорящего царскую службу! И сам царь Избор не позволит, чтобы его именем творились грабеж, насилие!
Чекан замер в воинственной позе, рука его судорожно тянулась к сабле, но он еще старался сдерживаться.
- Откуда тебе знать, что прикажет царь?
- И впрямь! - Огнеяр усмехнулся, но совсем не весело. - Я этого царя и в глаза не видел! Да и никто из нас покуда - тоже. Да есть ли вообще спасшийся царь? Вправду ли он скрывается в Лугии? Почему не приезжает в Сварожьи Земли?
Зарычав медведем, Чекан готов был броситься на дерзкого, но князь Белокриницын успокаивающе ухватил за рукав бывшего своего холопа.
- Успокойся, воевода! А ты, Огнеяр Велигневич, сядь лучше на место, и пируй с нами всласть. Все мы служим законному царю против узурпатора Кречета. Нам нужно ладить между собой, иначе все дело наше погубим. Вот когда будут Сварожьи Земли освобождены, тогда и царь приедет. Ему надо беречь свою драгоценную жизнь.
Огнеяр метнул пламенный взгляд на догоравшую усадьбу.
- Давно бы пора царю быть! Люди все больше говорят, что его нет.
- Как это нет? - Чекан показал ему перстень с царской печатью. - А это откуда? Кто еще может распоряжаться царевой печатью, как не царь? И все, что делаем мы - его именем, понятно? Я по воле царя поставлен большим воеводой, и не всяким там дворянам и потомкам бывших князей идти против моей воли! Ты, господин Мезенцев, со своими азанцами присягал царю Избору, так повинуйся!
Смуглое лицо Огнеяра резко побледнело, словно от стыда, давно сдерживаемого, но теперь прорвавшегося, наконец.
- Я не мог поверить, что царский род вправду пресекся, и не признал князя Кречета царем. Но я честно сражался во многих битвах с вами вместе, однако не присягал убивать и грабить! - он вновь с ужасом бросил взор на горящую усадьбу.
- Люди перестарались, сводя счеты. Это бывает, - проговорил Чекан, стараясь, казалось, на сей раз примириться с Огнеяром. - Слишком уж много зла вы, господа, чините бедным холопам, вот кое у кого и накипело.
- Такого на моей памяти никто из дворян со своими холопами не творил! - мрачно произнес Огнеяр. - Я вижу, в твоем войске для каждого свои заманчивые обещания. Для меня и других дворян - имя законного царя. Для холопов - сладость мести и богатство.
- И власть - когда они узнали, что из бояр да князей так же свободно можно пустить кровь, как из всякого другого!
- Оно и видно: кое-кто на пару с бывшим господином борется за свободу холопов! - съязвил Огнеяр.
Теперь уж и князь Белокриницын дернулся на месте. Если бы не война, сейчас же вызвал бы дворянина Мезенцева на поединок! Конечно, не на мечах - годы уже не те, но застрелил бы наглеца с большой охотой!
- Полно, успокойтесь же, доблестные витязи! Мы все здесь - соратники в бою и товарищи по оружию! - постарался убедить князь.
- В бою, но не в разбое! - упрямо возразил Огнеяр Мезенцев.
Сверля его непримиримым взором, Чекан проворчал:
- Хватит тебе сражений, если ты по ним скучаешь! Скоро выступаем против кречетовского племянника. Вот будет тебе противник!
- Правда: младший Кречет всего три дня назад отбросил нас от предместий Медведицы! - подхватил один из мятежных воевод.
- И не догадаешься, кто выучил так сражаться этого мальчишку? Мать-вдова? - удивлялись мятежники. - Вон, пан Индирский третий день не выглядывает из шатра, переживая поражение.
Чекан, нахмурив густые брови, решительно разрубит воздух ладонью:
- Скоро мы снимем штаны с мальчишки и выпорем крапивой, как следует!
Скривив губы, Огнеяр насмешливо фыркнул:
- То-то нам приходилось столько раз отступать от князя Венцеслава Станимирича!
- Что? Как ты сказал? - недовольно проревел Чекан, обернувшись к нему.
- Я сказал, что, если бы знал наперед, предпочел бы быть с ним, а не с тобой!
И теперь уже предводитель мятежников схватился за саблю и до половины выдернул из ножен... Но ему хватило хитрости сдержаться. Он сел на место и махнул рукой, казалось, уже не испытывая злости.
- Сегодня пируем и отдыхаем! А завтра ты, Огнеяр Велигневич, выступишь к Полунощным Вратам города!
Глаза Огнеяра мрачно сверкнули в полутьме. Но он тут же сел на свое место, среди азанских воинов, осушил один кубок вина, затем второй. И еще долго глядел, не отводя глаз, как догорает дворянская усадьба, словно хотел видом пожара и разорения, точно едким бальзамом, растравить гниющую рану, или, может быть, черпал в этом зрелище жестокую решимость.
А поутру, когда мятежники очнулись после разгульного пира, становище азанцев, составлявших почти третью часть среди мятежников, оказалось пусто. Огнеяра Мезенцева с его людьми нигде не было.
- Проклятый предатель! Сбежал ночью, когда мы все спали! Он откроет Кречетам все наши военные замыслы, и все пойдет прахом! У нас украли все наши будущие победы! - ревел Чекан, точно лось по осени.
- А о царе по-прежнему ни слуху, ни духу, он вовсе не спешит на помощь к нам, - тихо переговаривались мятежные воины, чтобы никто из начальства не услышал. - Если так пойдет и дальше, то и другие усомнятся в нем.
Воинство, состоявшее из людей самых разных сословий и образа мыслей, объединенное лишь именем якобы законного царя, начинало трещать по швам.
-
Это ж как надо постараться в грабежах, чтобы треть войска ушла! Видимо, эта сцена была просто последней каплей.
-
Почему-то мне всё чаще вспоминается, не к месту, конечно, но восстание Емельяна Пугачёва. Тоже ведь якобы за "настоящего царя". И что в итоге? Для народа ничего не изменилось - просто приближённые Пугачёва получили дворянские титулы и имения (там, где удалось временно захватить власть). У Чекана то же самое. И результат тот же - свои же и выдадут, когда жареным запахнет. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот и проявил себя Венцеслав на поле боя. Не зря Жар-Птица явилась. Полыхают Сварожьи Земли и не скоро, видать, успокоятся. Посмотрим, как оно дальше будет.
Вопрос: укреплённый лагерь со рвами и частоколом войско каждую ночь ставит или только когда долгая стоянка ожидается?
-
Большое спасибо, эрэа katarsis, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Это ж как надо постараться в грабежах, чтобы треть войска ушла! Видимо, эта сцена была просто последней каплей.
Вероятно, подобные случаи происходили и раньше. А тут еще и в цели мятежа люди постепенно разочаровываются.
Почему-то мне всё чаще вспоминается, не к месту, конечно, но восстание Емельяна Пугачёва. Тоже ведь якобы за "настоящего царя". И что в итоге? Для народа ничего не изменилось - просто приближённые Пугачёва получили дворянские титулы и имения (там, где удалось временно захватить власть). У Чекана то же самое. И результат тот же - свои же и выдадут, когда жареным запахнет. Спасибо, эреа Артанис.
Похожих ситуаций, вероятно, в истории было не одна и не две. А революционной сознательности приписывать Чекану и его мятежникам я не собираюсь. Тем более, что борьбой классов этот мятеж вряд ли можно назвать. Но плохо то, что ими здесь, по сути, кое-кто другой себе мостит дорогу в Сварожьи Земли.
Вот и проявил себя Венцеслав на поле боя. Не зря Жар-Птица явилась. Полыхают Сварожьи Земли и не скоро, видать, успокоятся. Посмотрим, как оно дальше будет.
Вопрос: укреплённый лагерь со рвами и частоколом войско каждую ночь ставит или только когда долгая стоянка ожидается?
У Венцеслава все впереди еще. Но и ему вряд ли удастся скоро прекратить войну. Но Жар-Птица дает надежду.
Лагерь укрепили на всякий случай, чтобы враги не застали врасплох ночью. Рисковать Венцеслав не хотел.
Глава 14. Преодоление мятежа
Оставив своих людей в предместье, Огнеяр Мезенцев один поехал к Крепости. Он твердо решил придти с повинной к царю, хоть и не очень-то почитал захватившего власть Станимира Кречета. Участвовать в злодеяниях мятежников стало ему вовсе невыносимо.
В Крепости едва могли поверить, что к ним явился один из знаменитейших и храбрейших мятежных воевод. Они окружили Мезенцева, хватались за оружие, хоть и не спешили пустить его в ход.
- Проводите меня к царю! У меня для него важные вести! - потребовал Огнеяр, словно имел власть распоряжаться здесь.
Но обступившие его царские воины не собирались, казалось, щадить чувства врага, даже сдающегося на милость победителей. Они обыскали и обезоружили Мезенцева, а затем повели с собой, обмениваясь насмешками:
- Ступай с нами, перебежчик! Но только придется тебе подождать, пока у государя найдется для тебя время. Видишь ли, у царя достаточно важных забот. Он не каждый день находит время и для тех, кто с самого начала был ему предан, а уж тем более - для предателей.
Огнеяр, слушая их, стискивал зубы от ярости. В нем тут же вскипела гордость. Он пришел к царю, готовый, если надо, сложить голову на плахе, но ни за что на свете не стерпел бы оскорблений. В ярости оттолкнув одного из царских воинов, Огнеяр громко воскликнул, забывая, где находится:
- Я позволяю меня судить только самому царю, а не всякому холопу! Верни мне меч, и посмей тогда повторить свое оскорбление!
Вместо ответа стража придвинулась к нему, обступила плотным кольцом, как загнанного зверя на охоте. И неизвестно, к чему бы это привело, но тут им навстречу появился князь Венцеслав. Услышав шум и голоса, он поспешил навстречу и изумился, увидев одного из самых доселе опасных врагов.
Перед князем почтительно расступились воины. Он, оценив обстановку, подошел к Огнеяру и взял его под руку.
- Здравствуй, Огнеяр Велигневич! Что привело тебя сюда?
Тот взглянул сперва настороженно, ожидая подвоха. Но в выражении лица, в интонациях голоса молодого князя было столько искреннего участия, что все подозрения Мезенцева были забыты разом. Совсем иным тоном он проговорил:
- Судите меня, если угодно, но сперва выслушайте, какие вести я принес!
- Я верю, что царь примет тебя на службу. Я сам за тебя поручусь. Видя тебя на поле боя, много раз думал, что лучше бы тебе быть нашим соратником, а не врагом.
Огнеяр с изумлением взглянул на царского родственника, не ожидая такого великодушия. Со слезами благодарности он растроганно протянул руку Венцеславу:
- Если ты это сделаешь, Венцеслав Станимирич, я до конца жизни останусь тебе самым преданным другом!
Молодой князь тепло улыбнулся.
- Один лишь царь имеет право судить и миловать. Но я верю, он оправдает тебя и помимо моего слова.
Тронутый участием величавого юноши, о котором в последнее время столько говорили даже в лагере мятежников, как о необычном человеке, Огнеяр Мезенцев понял, что сделал правильный выбор. Гордый и своевольный, он не очень-то почитал царя Станимира и теперь, собираясь признать его власть. Но Венцеслав, которого он до сих пор встречал лишь на поле боя, поразил его воображение. Перед этим юношей с сердцем льва и мягким обхождением, померк в одночасье и могучий Чекан, и сам якобы скрывавшийся где-то царь Избор. Впервые в жизни Огнеяр встретил человека, которому готов бы повиноваться безоговорочно, и посчитал бы для себя за честь слушаться его.
Но пока что следовало идти на поклон к царю Станимиру. И Мезенцев переступил порог царских покоев и медленно преклонил колени, как подобало мятежнику, пришедшему с повинной.
В первое мгновение и царь не знал, что ему сказать, видя перед собой недавнего своего опасного противника. Но ему уже передали, что Мезенцев привел азанскую рать, покинув лагерь Чекана, осаждавшего столицу.
- Сядь и поведай прежде всего, с чем ты пришел, - сдержанно проговорил царь.
Сев на лавку, Огнеяр начал свой рассказ:
- Когда прошел слух, государь, что царь Избор вновь спасся, я сперва поверил им. И, когда Чекан пришел со Славгородщины, я отдал мою Азань под его руку и сам с ним пошел.
- Не ты один. И другие воеводы поверили обещаниям нового самозванца, а вернулся обратно лишь ты, - утешительно заметил Венцеслав.
С благодарностью взглянув на него, Огнеяр продолжил, приободрившись, без всякого уничижения, как будто вел речь в своем кругу, а не оправдывался перед царем, которого предал:
- Да, я сперва охотно сражался за дело, которое почитал правым. Чекан в самом деле обладает необыкновенными дарованиями. Не будь он низкого происхождения, мог бы сделаться великим воеводой. Но жестокости в нем не меньше, чем храбрости, а у приставшей к нему черни - подавно. Грабеж, разрушения, убийства творятся чуть ли не каждый день! Я долго терпел, сжимая зубы, и ждал, когда же прибудет истинный царь, что всех рассудит по справедливости. Но царь все не едет. Очень похоже, что все мы, а может, и сам Чекан, стали жертвами страшного обмана, еще гнуснейшего, чем при первом лже-царе! Но я одумался. У меня открылись глаза, и я покинул мятежников, пришел к тебе на суд, государь!
Тогда царь Станимир указал постельнику подать меч, что висел на стене над тронным сидением.
- Целуй меч, дворянин Мезенцев, - приказал царь торжественно.
Огнеяр на мгновение замешкался, но, уловив пристальный взор Венцеслава, коснулся пылающими губами холодного лезвия меча.
- Именами Сварога и Макоши, Громовержца Перуна и сияющего Даждьбога, Рода и Лады, душами моих пращуров пращуров, я клянусь честно служить Сварожьим Землям и царю Станимиру... - гордо выпрямившись и, возвратив меч, Огнеяр произнес уж от себя, ибо не привык на словах скрывать то, что было у него на сердце: - Я готов служить тебе, государь... И тебе, князь Венцеслав Станимирич!
Трудно было сказать, какое впечатление эти слова произвели на царя, но он окинул колючим взором своего племянника.
Сам же Венцеслав, ничего не подозревая, пригласил сесть нового соратника.
- Садись и отдохни с дороги, Огнеяр Велигневич! И поведай все, что знаешь о замыслах мятежников.
- Я ради этого и пришел, рискуя жизнью...
И Огнеяр в самом деле поведал все о военных умыслах Чекана. Он рассказал во всех подробностях о боевой силе бывших своих товарищей, о численности разных отрядов, о личных достоинствах мятежных полководцев, о занятых ими городах и селах, о взаимоотношениях в мятежном лагере.
Князь Венцеслав слушал его со всем вниманием. Рассказ Огнеяра подтвердил многие его догадки, так что складывалась, единая широкая картина. Беседуя с внезапным союзником, он уже принимал решения для скорейшей победы над мятежниками.
И сам царь Станимир Тихомирич, глядя на своего племянника с дворянином Мезенцевым, заметно приободрился. Перед ним были двое витязей, столь различных, но сильных, решительных и отважных, - те, кто могли быть настоящей опорой его пошатнувшемуся престолу.
Шел уже поздний час, когда князь Венцеслав получил у царя позволение уйти и пригласил нового соратника:
- Пойдем, Огнеяр! Соберем войско и сделаем вылазку, не будем терять времени.
Мезенцев охотно поднялся из-за стола, готовый следовать за своим новым вождем...
В скором временем им удалось отогнать мятежников Чекана от стен Медведицы. В следующие несколько месяцев сторонники царя Станимира вернулись почти все захваченные врагом города. Однако мятежники были сильны и упорны, и не сдавались так легко. Примкнувшие поначалу к ним дворянские отряды, разочаровавшись, уходили прочь, по примеру Мезенцева. С Чеканом оставались преимущественно самые ярые зачинщики мятежа да отъявленные головорезы, не надеявшиеся на прощение. Им ничего не оставалось, как идти до конца.
А якобы вновь чудом спасшийся царь Избор не спешил на помощь своему воеводе. Из Лугии приходили неясные обещания, будто там собираются войска, однако "царя", во время которого проливалось столько крови, никто не видел по-прежнему.
Всю весну и часть лета оставшиеся с Чеканом войска не выходили из боев, то тесня сторонников Кречета, то сами отступая перед ними. Наконец, остатки мятежников в конце червеня-месяца отступили за стены последнего своего оплота - города Дубровска. Город был хорошо укреплен, и царским войскам не удавалось его захватить. Пришлось вести осаду.
В этой войне князь Венцеслав Кречет впервые был поставлен главным воеводой. На двадцать первом году жизни он получил командование войском в сто двадцать тысяч людей. Вместе с ним под стены Дубровска пришел и сам царь Станимир Тихомирич, и его братья, и другие знатные воеводы. Но начальство над войском поручено было Венцеславу.
Ему хотелось как можно скорей прекратить войну. Но Дубровск был надежной крепостью, а мятежники упорны. Когда Венцеслав задумал устроить подкоп под городскую стену и взорвать ее, Чекан обнаружил их работу и сам атаковал через вырытый ход, истребил много царских воинов. Ночью, когда раздались взрывы и крики, Венцеслав, выбежав из шатра, с ужасом увидел, как взорвалась устроенная по его приказу закладка пороха. Раскололось от грохота небо, дрогнула земля, и страшный огненный цветок раскинулся в ночи, унося часть царского лагеря. Вот только стены города остались стоять.
Как ни трудно было Венцеславу, но он смирился, получив урок. Его поспешность погубила много сварожских воинов. В очередной раз он убедился, что на войне, как и при царском дворе, необходима осторожность. Теперь оставалось лишь ждать, пока голод не вынудит мятежников сдаться.
Их уже мучил голод. Все городские припасы были давно подъедены. Вскоре мятежники забили и съели всех своих лошадей. За ними пришел черед собак, ворон, крыс и других малосъедобных животных. Варили суп из крапивы, лебеды, сныти и других трав, которыми можно было разве что ненадолго обмануть голод. И все же осажденные мятежники слабели день ото дня. Многие из них уже давно бы сдались, если бы не исключительная твердость воеводы Чекана. Он упрямо надеялся, что истинный царь придет к ним на выручку. Бесстрашный холопский воевода сам исхудал, как его люди, ибо питался не лучше других. Однако, когда рассвирепевшие мятежники однажды подступили к своему атаману, требуя сдать город, Чекан произнес, глядя запавшими глазами на свое изможденное воинство: "Убейте и съешьте меня, если вам нужно, а при моей жизни Дубровск не сдастся!" После этого оголодавшие мятежники надолго отступились от него.
-
Зря лугийцы столько тянули. Если б вовремя пришли на помощь, может, и вышло бы у них что. Неужто никого похожего внешностью на Любима подобрать не смогли? :-\
А Чекан, конечно, впечатляет. Если б такого человека, да на какое-нибудь полезное дело направить! Жаль упущенных возможностей.
-
Да, со вторым Избором что-то лугийцы не спешат. Интересно, а что бы Чекан сказал, если бы узнал, что нет никакого Избора? Спасибо, эреа Артанис!
-
Да, не торопятся что-то лугийцы. А мятежники разбой творят и разорение. Неудивительно, что Мезенцев от них ушёл. Не Прокопий ли Ляпунов стал его прототипом?
-
Спасибо вам большое, эрэа katarsis, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Зря лугийцы столько тянули. Если б вовремя пришли на помощь, может, и вышло бы у них что. Неужто никого похожего внешностью на Любима подобрать не смогли? :-\
А Чекан, конечно, впечатляет. Если б такого человека, да на какое-нибудь полезное дело направить! Жаль упущенных возможностей.
Да нет, просто зачем им спешить? Им надо, чтобы обе стороны друг друга ослабили как можно больше. А Чекан сотоварищи нужны, чтобы ими вымостить дорогу к победе. Выручать его нет необходимости.
Да, личность незаурядная, конечно. Но вот, не нашлось кому его направить на благое дело. :'(
Да, со вторым Избором что-то лугийцы не спешат. Интересно, а что бы Чекан сказал, если бы узнал, что нет никакого Избора? Спасибо, эреа Артанис!
Вот, узнаем как раз ответ на Ваш вопрос.
Жалко его, при всем, что натворил. Никто не заслуживает быть настолько подло обманутым.
Да, не торопятся что-то лугийцы. А мятежники разбой творят и разорение. Неудивительно, что Мезенцев от них ушёл. Не Прокопий ли Ляпунов стал его прототипом?
Ага, угадали! ;) А соответственно, от Огнеяра и новым соратникам можно ждать сюрпризов.
Ночью князь Венцеслав лежал без сна, слушая, как бесконечный осенний дождь стучит по стенам шатра. Но не дождь, конечно, мешал спать молодому полководцу. Не давала покоя одна и та же мысль: как поскорей окончить осаду Дубровска?
Из размышлений князя вывели голоса часовых у входа в шатер.
- Князь Венцеслав Станимирич почивает. Не беспокой его до утра, - проворчал стражник.
- Но это важно! Я кое-что придумал, что поможет одолеть воров, - настаивал незнакомый запальчивый голос.
Послышался шум, точно вот-вот начнется драка.
- Ступай, ступай, Полюд! Наши воеводы уж как-нибудь без тебя придумают, как победить!
Но тут князь Венцеслав, наскоро одевшись с помощью Еленя, сам вышел из шатра. Он припомнил говорившего - простого десятского начальника с обличьем деревенского мужика, с соломенного цвета волосами, подвязанными ремешком.
- Так, говоришь, придумал что-то для нашей победы, Полюд? - оживленно поинтересовался Венцеслав.
- Ну да, княже! - подхватил воин, ободрившись вниманием царского родственника. - Я тут подумал: ведь река протекает через город. А сейчас, после дождей, вода поднялась высоко. И, если на реке сделать запруду, она поднимется и затопит город. Мятежники побегут как крысы!
Князь Венцеслав удивленно взглянул на говорившего.
- Запруду? Да разве река ее не унесет?
- В детстве мы с мальчишками так перегораживали ручьи, купались потом и ловили рыбу все лето. Вот я и вспомнил, как это сделать. Завалить реку камнями и мешками с землей - и вода поднимется, - заверил князя Полюд.
Князю понравилась его неожиданная идея. Неожиданно было, но не следовало упускать такой возможности. Какое-то чувство ему подсказывало, что этот замысел может пригодиться.
- Ручаешься? Ну смотри у меня: если заставишь воинов понапрасну таскать землю, они тебя поколотят, - усмехнулся он.
Полюд многозначительно развел руками.
- Если на роду написано, значит, так будет. Но я верю, княже, все удастся!
Венцеслав положил руку на плечо воину.
- Если получится, будешь при мне служить. Может, твоя изобретательность еще пригодится впредь.
На следующий день царские воины, ворча и ругаясь, таскали мешки с землей, под руководством Полюда укладывая их в холодную воду. Промокшие, они вылезали на берег обсушиться у костра, бранили изобретателя на чем свет стоит:
- Ну попадись нам, Полюд, если вода не потечет! Мы тебя самого на весь день посадим в воду! За каким Лешим ты взбаламутил все становище, а?
Полюд отмахивался от них, указывая, как сооружать плотину.
- Вот увидите, скоро Дубровск затопит! Князь Венцеслав Станимирич велел работать, ясно? Он не такой, как прочие воеводы - и нас, простых воинов, слушает!
Наутро река стала постепенно подниматься. Сварожане ожидали, что теперь мятежники скоро сдадутся. Однако сперва царя и его воевод сильно удивил замысел с запрудой, да еще и предложенный простым воином. На совете князь Годослав Тихомирич насмешкой встретил распоряжение племянника:
- Надо ли тебе, князю Кречету, слушать всякого холопа? Так скоро каждый решит, что ты без него и шагу ступить не можешь.
- Разумного совета не стыдно послушать, кто бы не дал его, - невозмутимо возразил Венцеслав.
Князь Годослав презрительно скривился. Он не мог простить племяннику, что тот сделался вместо него первым воеводой.
- Таким мальчишкам, как ты, может, еще нужны наставники, а взрослые люди обычно живут своей головой. Тебе бы полезно было подождать, пока борода вырастет с мою, а до тех пор не переходить дорогу старшим!
Венцеслав промолчал, понимая, чем так оскорблен его дядя, и не желая еще больше обострять отношения. Но не так просто было сдержаться его друзьям, особенно горячему Огнеяру Мезенцеву. Он, вскочив из-за стола, проговорил с усмешкой:
- А разве князь Святослав Храбрый ждал до седой бороды, чтобы одолеть викингов и аллеманов? Нет - он сражался и побеждал, на удивление тем, кто мог его счесть слишком молодым. Разве ему в год битвы при Ренне не было столько же лет, сколько князю Венцеславу Станимиричу теперь?
Князь Годослав отшатнулся назад, ловя воздух ртом, точно выброшенная на берег рыба.
- Ну это уж слишком! Нашел тоже Святослава...
Пришлось самому царю унять спорщиков. Постучав посохом по настеленному в шатре полу, он напомнил брату:
- Венцеслава поставил главным воеводой я! - и, обернувшись к племяннику, произнес: - Действуй, как находишь нужным, Венцеслав! Как скоро затопит город?
- Полюд говорит - дня за два-три. А уж тогда будем готовы - сдадутся они или бросятся на нас...
А вода в городе подымалась все выше. Затопив ближайшие к берегам улицы, она уже плескалась и в жилых избах, где остановились на постой мятежники. Однажды ночью сам Чекан, соскочив с постели, оказался по колено в холодной осенней воде.
Уже давно голодающие, а теперь еще и промокшие и замерзшие, мятежники собрались на высоком взгорье, куда вода еще не дошла. Чекан по-прежнему был тверд и собирался нападать, а не защищаться.
- Как только вода спадет, мы прорвемся из города, захватим царское становище! Там есть все, что нам надо: обильная пища, кони, оружие! Мы одолеем трусливое медведицкое войско и проложим путь царю Избору Твердиславичу!
В тот же день один из мятежных воинов, втайне готовый сдаться, написал записку и послал ее со стрелой в царское становище. Узнав о предупреждении, князь Венцеслав велел войску готовиться к решающей битве. Он знал, что от Чекана всего можно ожидать.
Но этого не потребовалось. Чекана позвали на совет его совместники - князь Белокриницын и князь Урманский. Оба мятежных вельможи, любившие удобства, обитали в большом воеводском доме, не затронутом водой. Им удалось вовремя запасти много пищи, так что они не голодали вместе со всеми.
Войдя к ним, Чекан оставил у дверей воинов, что всегда его сопровождали. Он сел за стол вместе с обоими князьями, как равный им.
- Вот что, Чекан: мы решили, что пора сдаться на милость победителя, - угрюмо сказал своему бывшему слуге князь Белокриницын.
Воевода-холоп взглянул исподлобья, словно не веря своим ушам:
- Мы не должны сдаваться! Тогда всех казнят!
- Э, если сдадимся, то еще можем спастись. Даже из тюрьмы есть выход, а вот из Ирия еще никто обратно не приходил. Кречет объявил, что помилует сдавшихся. А вот останемся тут - точно сдохнем с голоду или утонем все!
Мрачное землистое лицо Чекана передернула судорога.
- Но как же царь Избор Твердиславич?! Почему он не приходит выручить нас?
Князь Урманский насмешливо фыркнул.
- Видно, царю мало дела до нас, своих верных слуг! Мы ему нужны, только чтобы потянуть время и ослабить Кречетов.
У Чекана закружилась голова, и он бессильно упал на скамью. Многодневная голодовка сделала свое дело, и у него недостало сил перенести на ногах сокрушительную весть.
- Значит... вот какова его благодарность тем, кто ради него столько раз проливал кровь, свою и чужую? Да что же это за царь тогда такой? Неужто правы те, кто говорит, что в Лугии скрывается вовсе не истинный сварожский царь?
Выразительно переглянувшись с Белокриницыным и, покосившись в сторону успокаивающе шевельнувшихся оконных занавесок, Урманский нагло проговорил:
- А чего ты ждал, Чекан? Или ты не слышал, что мертвые не возвращаются? Царевич Избор еще в детстве пропал и, должно быть, погиб. На Медведице царствовал самозванец, сын бывшей царской няньки, а затем и его убили. Кто бы ни был в Лугии, он уж точно совсем не тот человек.
Вскочив на ноги, Чекан завертелся, как бешеный, бросив шапку на землю. Но тут из-за занавесок и шкафа выскочили воины, обступили предводителя мятежников и забрали его саблю.
- Сядь, Чекан, и выслушай, - гнусаво проговорил князь Белокриницын своему бывшему слуге. - С твоего дозволения или без, мы сдаем Дубровск. Хватит с нас "доброго царя Избора"!
Уже не слушая его, Чекан обхватил руками голову, глухо застонал.
- Вы меня одурачили! Я поверил в царя, которого никогда не видел! Увлек столько людей ради нелепой басни! Пролил столько крови! И все это - ради призрака, ночной мары... Ладно я - темный дикий мужик, но вы-то люди ученые, знающие! Как мог я вам не поверить тогда?
- Ну, мы тоже не рассчитывали голодать и мокнуть в этой крысиной норе! - перебил Урманский. - Вон, Чернов остался в Лугии, в замке Войцеховских, и в ус не дует. А мы...
Уже не слушая никого, Чекан бешено выбежал прочь. Остальные едва успевали за ним.
- Теперь мне все равно! Повесят так повесят!
Услышав бой барабанов мятежников, царские воины приготовились было к сражению. Но тут же успокоились, узнав, что те пришли сдаваться.
Перед царем Станимиром, сидевшим на троне в сопровождении своих ближних вельмож, прошли трое вождей мятежников. Он обещал им пощаду. Скользнув взором по обоим враждебным ему вельможам, остановился на Чекане, исхудавшем и бледном, но все еще грозном.
- Так это ты вел воровских людей, хотел истребить всех бояр и дворян?
- Да, это я, - сказал Чекан просто, не оправдываясь, равнодушным голосом.
При этом ответе, при виде величественной фигуры знаменитого пленника, многие из сварожских воинов готовы были проникнуться к нему уважением
Князь Венцеслав, склонившись к трону своего дяди, проговорил негромко, но настойчиво:
- Этого человека следует сохранить. Отдай его мне, и я ручаюсь, он сможет искупить свои проступки. Он способен на великие и славные дела. Прошу тебя, государь: ты победил, и можешь себе позволить быть великодушным.
Царь выслушал его, но тут же внимательно оглядел лица своих братьев, князя Ярославцева, Вышеславского, - все они выражали совсем иные мысли. И Станимир покачал головой.
- Одна лишь смерть может искупить такие преступления! Чекан более всех повинен в мятеже. Его нужно немедля казнить. Князя Урманского пожизненно заточить в тюрьму. Князя Белокриницына помиловать, как было обещано мною...
Пощаженный изменник, поклонившись царю, тут же встал в круг вельмож, как будто век был среди них. Урманского тут же заковали в цепи. А Чекана повели на виселицу.
Ничего больше не говоря, князь Венцеслав отвернулся от этой тягостной картины. Его уже поздравляли с победой друзья и простые воины. Он, наконец, выиграл долгую и опасную войну, покончил с мятежом. Но то, как судил царь, омрачило радость молодого воеводы. Слишком ясно стало, что для знатных и богатых людей полагается совсем иная мера, чем для простолюдинов. К тому же, сила и отвага Чекана, что так заинтересовали самого Венцеслава, других сварожских вельмож просто испугали, ибо они в глубине души не считали себя способными с ним совладать.
Так завершился мятеж Чекана, более полутора лет сотрясавшего Сварожьи Земли. После долгой и упорной борьбы мятежники были окончательно разбиты, а их вождь - казнен.
Но старинная сварожская пословица не напрасно гласит: "Беда не приходит одна". Теперь пришло время второго самозванца, который, наконец, выступил из Лугии со своими союзниками.
-
Слишком ясно стало, что для знатных и богатых людей полагается совсем иная мера, чем для простолюдинов.
А вот это актуально. И всегда было актуально (за редкими исключениями), и, боюсь, будет.
Ну, что же, будем ждать второго самозванца. Спасибо, эреа Артанис. А Чекана жаль!
-
Не понимаю, зачем было обещать вождям мятежников пощаду, если не собираешься это выполнять? Ведь восстание итак было обречено.
-
Чекана всё же жаль. А обещание царь Станимир выполнил по-своему. Зря, наверное. Удивляет Годослав. Ясно же, что Венцеслав лучший воевода из имеющихся в наличии, а времена лихие. Неподходящий момент, чтобы мериться длиной бороды и по старшинству воевод назначать. И Станимиру неплохо бы к племяннику прислушиваться. А то с советчиками вроде Годослава легко лишиться и трона, и головы.
-
Премного благодарна вам, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
А вот это актуально. И всегда было актуально (за редкими исключениями), и, боюсь, будет.
Ну, что же, будем ждать второго самозванца. Спасибо, эреа Артанис. А Чекана жаль!
Увы, так бывает. :'( "Все животные равны, но некоторые равнее."
Мне тоже жаль. :'( А впереди новый раунд борьбы.
Не понимаю, зачем было обещать вождям мятежников пощаду, если не собираешься это выполнять? Ведь восстание итак было обречено.
По отношению к знатным и богатым, за которых нашлось бы кому отомстить, обещание как раз выполнено. А Чекан не нужен никому.
А, если бы мятежникам было не на что надеяться, они бы дрались до конца, и много еще царских войск могли бы истребить. И затянули бы время, а там и второй самозванец вправду мог подоспеть.
Чекана всё же жаль. А обещание царь Станимир выполнил по-своему. Зря, наверное. Удивляет Годослав. Ясно же, что Венцеслав лучший воевода из имеющихся в наличии, а времена лихие. Неподходящий момент, чтобы мериться длиной бороды и по старшинству воевод назначать. И Станимиру неплохо бы к племяннику прислушиваться. А то с советчиками вроде Годослава легко лишиться и трона, и головы.
Ну да, выполнил. С теми, с кем следует считаться.
А чего ждать от Годослава? С его точки зрения, Венцеслав у него отнял командование над войсками, за это он его любить не может. А возрастом обычно хвастаются те, у кого нет других преимуществ. Принято считать, что с возрастом приходят опыт и мудрость. На самом деле, не ко всем.
Станимир и прислушивается. Командовать войском поставил Венцеслава, не кого другого. Но Годослав все-таки брат и наследник, им пренебрегать нельзя.
Глава 15. Ложная царица и ложный царь
В высокой крепостной башне города Белокамня ночью одно из окон светилось призрачным зеленым светом. Запоздавшие прохожие при виде этого странного сияния брались за обереги и шептали молитвы Богам. А порой и сдержанно ругались. Жителям Белокамня было слишком хорошо известно, чье это окно. Там жила свергнутая сварожская царица - вдова самозванца, Заслава Войцеховская.
Этой ночью она зажгла на столе и на подоконнике зеленые свечи, испускающие таинственное пламя и сильный аромат. Сама бывшая царица что-то помешивала деревянной палочкой в большой чаше с водой. Разложив вокруг кожаные мешочки, она добавляла в чашу их содержимое, мешала, пробовала на вкус. Она все время говорила страстным, задыхающимся шепотом, закатывая глаза:
- Верните мне, духи ночи, власть в Сварожьих Землях! Вот я кладу в зелье порошок лунного камня. Перо совы. Коготь дикой кошки. Цвет папоротника - правда, я не срывала его сама в заветную ночь, а купила за большие деньги, но он все же должен подействовать. Вот горсть здешней земли и зерна пшеницы - чтобы вся эта страна стала моей! А это золотой песок - чтобы под мою руку отошли все ее богатства!
Зелье таинственно мерцало при свете зеленых свечей. Напоследок Заслава взяла лежавший на столе нож и, подняв кружевной рукав на платье, хотела уколоть свою белую изящную руку. Но, поморщившись, срезала всего несколько волосков и бросила их в воду.
- Я должна сделаться властительницей Сварожьих Земель! Я, Заслава Войцеховская! Я! Я!
Никакого ответа и последовало, только зелье, на поверхности которого плавала сухая трава, тускло блестело при зеленых свечах.
Наконец, решив, что зелье готово, бывшая царица отпила несколько глотков, затем, взяв совиное перо, окропила им по углам комнаты. Напоследок она вылила остаток зелья в окно, в глухую безлунную ночь.
- Духи ночи, примите мою молитву! Духи ночи, возвратите мне власть, так же как помогли мне сделаться царицей!
Бледная, с распущенными волосами почти до пят, она сама казалась духом, пришедшим из таинственной тьмы.
Едва она окончила колдовство, как послышался стук в дверь. Спрятав все, что было на столе, Заслава отворила дверь. На пороге стоял ее отец, пан Станислав Войцеховский. Он был чем-то весьма доволен, его пышные седеющие усы топорщились, как у кота.
- Доброй ночи, дочка! Хотел к тебе зайти утром, да увидел - ты не спишь, жжешь свечи. Думаешь приворожить царскую власть?
- Один раз ворожба мне помогла, поможет и второй.
- Я думаю - скорее тебе помогли стать царицей поддержка лугийской Короны и владетельных панов - с одной стороны, и легковерие сварожского племени - с другой, - пренебрежительно отозвался пан Войцеховский. - Но самое главное - я получил послание от того, кто именуется твоим супругом.
Он вытащил из-за пояса письмо и передал дочери. Та, пробежав его глазами, осторожно свернула и сожгла в пламени свечи.
- На всякий случай, если нас вздумают обыскать перед отъездом, - тонко улыбнулась она. - Значит, в пути, спустя четыре дня после нынешнего... И я - вновь сварожская царица, хоть и без трона покуда!
- Но царь - не тот, что правил на Медведице, - напомнил ей отец. - Ты не постыдишься признать своим мужем совсем чужого человека, как пишут о нем - грубого и непригожего собой, низкого и родом, и душой?
- Можно подумать, мой первый супруг был красавцем или уж очень обходительным, - Заслава с усмешкой пожала плечами. - Сейчас мне не завладеть престолом без царя, хоть я и венчана на царство. А уж потом, на Медведице, подумаю, что дальше с ним делать...
И сам пан Войцеховский с невольным трепетом отступил от своей дочери.
- Вижу, ты хорошая ученица... - протянул он.
- Да, - энергично подтвердила Заслава. - Побывав сварожской царицей, я уже не смогу быть простой шляхтянкой! Сидеть всю жизнь в каком-нибудь замке, захолустном в сравнении с медведицкой Крепостью, рожать детей и всю жизнь сожалеть об утраченных возможностях - это не для меня! Я не собираюсь поступиться ничем. Пока я жива, не откажусь от престола этой страны! Я чувствовала прикосновение сварожской короны, отец. Всего на мгновение, но она прожгла мне сердце. Оно горит при мысли, что я могу надеть ее снова.
Восхищенный решимостью своей дочери, пан Войцеховский поцеловал ей руки.
- До сих пор я еще не знал тебя, дочка! Ты говоришь, как истинная повелительница не только здешней неустроенной страны, но и более великого государства. Ну что ж: на наше счастье, сварожане легковерны, их легко обмануть. Кречет собирается отпустить нас в Лугию, по договору с королем Казимиром. Ну а в дороге всякое случается...
- Лучшего момента не найдешь, - Заслава взяла в руки одну из зеленых свеч, и в ее колеблющемся свете стала похожа на русалку. - Жаль, конечно, что Медведица еще не взята. Какая-то деревня Татевка вместо столицы - унизительно...
- Вернем и Медведицу! Непременно вернем! - пан Войцеховский потер ладони. - Вон сколько храбрых панов привели свои полки! Полковники Меленич, Подгурский, Индирский, Яблоновский. Гетманом избран пан Вышанский. Они и сладят все дело, а новый царь, кто бы он ни был - лишь повод для войны.
Заслава торжествующе улыбнулась.
- Это будет прекрасно! Но сейчас, отец, лучше нам разойтись по комнатам. Часовые могут что-то заподозрить. Да и не следует слишком много говорить о будущем. Первый мой муж все строил замыслы на сто лет вперед, а не правил и года.
- Ты права, как всегда, дочка, - проговорил пан Войцеховский и ушел, поцеловав свою дочь перед сном.
А Заслава, как была, в ночной сорочке и вихре развевавшихся волос, закружилась по комнате в танце с воображаемым спутником.
Спустя четыре дня лугийских пленников собирались отправить из Белокамня домой, в Лугию. Большой обоз потянулся по славгородской дороге в сторону заката. За два года плена блестящая лугийская шляхта сильно поистрепалась, потеряла в представительности. Их одежды обносились, вышли из моды, да и вообще, заточение, хоть и мягкое, отразилось на пленниках не лучшим образом. Но теперь они заметно повеселели, собираясь вернуться домой. Вернее - так думали большинство из них.
Командовать конвоем, провожающим лугийцев до границы, был назначен старый князь Белецкий. Его младший сын Глеб тоже был здесь, вертелся возле пани Заславы, старался нарочно промчаться на коне лишний раз мимо ее возка и послать ей воздушный поцелуй. Старший Белецкий, человек также добродушный, но беспечный, смотрел на проделки сына сквозь пальцы. Он сам охотно беседовал с паном Войцеховским и другими лугийцами, на привалах обедал с ними вместе, и вообще, чувствовал себя, точно в кругу давних друзей, а не пленников. Таким образом, поездка начиналась приятно.
Едва начиналось лето, но жарко было, точно в липене. Солнце припекало все сильней, путникам и лошадям хотелось пить. В конце концов, пан Войцеховский уговорил князя Белецкого сделать привал.
- Вот какая впереди лежит уютная полянка в тени деревьев! Там можно отдохнуть до вечера. А заодно напоим коней и позволим им отдохнуть.
Усталый, раскрасневшийся на солнце князь Белецкий зевнул, грузно клонясь в седле.
- Ты прав, пан Станислав! Отдохнем в тенечке, распряжем лошадок...
Лугийцы вместе со сварожанами устроились отдыхать в действительно очень приятном месте. На поляне уже созрела земляника, и более молодые среди путников с удовольствием собирали сладкие, горячие от солнца ягоды. Глеб собрал для Заславы полную чашку земляники и принес ей, величественно сидевшей на поставленном для нее кресле.
- Прими этот дар из Сварожьих Земель, которые, к сожалению, покидаешь, - проговорил он, сев на траву у ее ног и держа чашку.
Заслава таинственно улыбнулась, взяв несколько ягод.
- А тебе вправду жаль с нами расставаться? - спросила она.
В лицо Глебу бросилась краска, он едва нашел слова, чтобы с трудом проговорить:
- Конечно, госпожа!.. Мне всегда будет жаль, что ты уезжаешь.
Тогда бывшая царица на мгновение прикоснулась своей маленькой, унизанной кольцами рукой к руке юноши.
- Если не хочется расставаться, это вовсе не обязательно!..
Глеб был настолько изумлен, что даже не подумал заподозрить ничего.
- Нет, но... Как же могу я остаться там, где ты? Я вместе с отцом провожу вас до границ Лугии, и все...
Собравшиеся в стороне сварожские воины с неодобрением глядели на сладко посапывающего в тени воеводу, на его сына у ног бывшей царицы.
- Ох, не к добру такая беспечность! Ну ладно, братцы: придется нам стеречь, коли начала над нами нет...
- Да: кажется, понапрасну царь согласился отпустить лугийцев, а особенно - эту Заславу. От нее можно ждать чего угодно...
Рассуждая так, воины наблюдали за лесом, откуда скорее всего можно было ждать нападения.
И все же не успели приготовиться к обороне. Со всех сторон: из-за деревьев, из-за кустов, от ручья, - примчались конники. Земля задрожала под копытами. Врагов было столько, что сварожские воины едва успевали ударить хоть раз. Заряжать пищали уже не было времени, приходилось биться мечами и копьями.
Один рослый стрелец, отразив натиск врага, бросился к Заславе, занес тяжелый бердыш над головой виновницы очередного несчастья. Но не успел ударить: Глеб Белецкий выстрелил в упор прямо в грудь сварожскому воину. И в тот же миг примчались нападавшие, захватили юношу на аркан. Один из вновь прибывших спешился и поклонился Заславе, проговорил по-лугийски:
- Приветствую тебя, государыня! Твой супруг, царь Избор Твердиславич, ждет тебя!
Бывшая сварожская царица изящно подала руку и позволила усадить себя в повозку.
- Я готова ехать к своему супругу! А этого юношу возьмите с собой, но не связывайте. Он спас мне жизнь, и еще может пригодиться.
Спустя несколько минут на уютной лесной полянке остались лишь трупы убитых воинов да спешенные сварожане - лошадей у них угнали всех до одной. Старший князь Белецкий, прислонившись к дубу, плакал о судьбе сына и о собственной страшной ошибке. Теперь бегство бывшей царицы могло больно аукнуться всем Сварожьим Землям.
-
Мда! Раздолбайство свойственно не только эльфам, вот что я скажу! Ну, Глеб, понятно, юный и неопытный, но старший Белецкий, слов нет! Спасибо, эреа Артанис.
-
Мда! Раздолбайство свойственно не только эльфам, вот что я скажу! Ну, Глеб, понятно, юный и неопытный, но старший Белецкий, слов нет! Спасибо, эреа Артанис.
А, может, это колдовство подействовало? А ещё то, что абсолютное большинство лугийцев именно туда и хотели ехать, куда их везли. Казалось бы, их незачем отбивать?
-
Вот и второй самозванец нарисовался. Но Заслава-то какова! Прямо Наполеон в юбке.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Мда! Раздолбайство свойственно не только эльфам, вот что я скажу! Ну, Глеб, понятно, юный и неопытный, но старший Белецкий, слов нет! Спасибо, эреа Артанис.
А причем тут эльфы? Где это им такое приписывается? У Панкеевой, разве что. Я сразу по ассоциации толкиеновских эльфов вспомнила, у них таких качеств, вроде бы, не было показано.
А человеческий фактор - он, увы, на то и человеческий.
А, может, это колдовство подействовало? А ещё то, что абсолютное большинство лугийцев именно туда и хотели ехать, куда их везли. Казалось бы, их незачем отбивать?
Вряд ли колдовство. Предшествующие успехи Заславы лучше объясняет ее отец:
"Я думаю - скорее тебе помогли стать царицей поддержка лугийской Короны и владетельных панов - с одной стороны, и легковерие сварожского племени - с другой,"
И, будь там разумные люди, их бы никакое колдовство разума не лишило. Тем более - когда эта колдунья даже кровью своей не хочет жертвовать в ходе ритуала. А все за ничто здесь не получишь. Но она может, конечно, обманываться.
Вот и второй самозванец нарисовался. Но Заслава-то какова! Прямо Наполеон в юбке.
Амбиций у нее выше крыши, что и говорить! Куда только они завести способны?
В полях за деревней Татевкой раскинулось громадное становище - целый город шатров, палаток, изб, хижин, землянок. Куда бы ни упал глаз - во все четыре стороны лежал пестрый разношерстный табор. Его огородили настоящей стеной. На лугах вокруг паслись лошади и коровы. Но вид людей в военной одежде, вооруженных до зубов, указывал, что это военный лагерь, а вовсе не мирное поселение.
Временные жилища располагались целыми улицами, и между ними свободно проходили и проезжали путники. Было полно народу в самой разной одежде. Слышалась лугийская речь вперемешку со сварожской.
Въехав в ворота, Заслава откинула полог своего возка и стала разглядывать окрестность. В середине становища, возле площади, стоял самый большой шатер, обтянутый пурпурным шелком. Вокруг него, саженях в тридцати, стояли воины, одетые как сварожские стрельцы, охранявшие Крепость. Заслава внимательно всмотрелась в ту сторону, словно ее пристальные взоры могли насквозь увидеть все, что было в шатре.
Лошади остановились. Сразу несколько богато одетых людей приблизились к царице, желая ей помочь спуститься наземь. Заслава пыталась угадать среди них того, что должен быть новым царем, ее супругом. Вот это - пан Вышанский, гетман татевского войска. Его она хорошо знала еще в Лугии. Вот и пан Подгурский, пан Яблоновский... Но где же царь?
Его Заслава увидела позже, когда уже спустилась на землю. Ее окружили знатные лугийцы, наперебой восхищались ее красотой и любовью к супругу.
- Скоро ты встретишься с царем Избором, - заверил ее Вышанский. - Он с таким же нетерпением жаждет встретиться с тобой, как и ты - с ним.
Заслава украдкой промокнула глаза белым кружевным платочком.
- Мой бедный супруг... Что довелось ему пережить, спасаясь от вероломных убийц!..
Идя навстречу новому претенденту в цари, она была напряжена, как тетива, готовая к выстрелу. Сейчас должна быть решающая минута в ее жизни, та, что определит, вернет ли она престол Сварожьих Земель. Чтобы все удалось, как она задумала, ей надо будет сыграть лучше всякой театральной актрисы.
Из шатра в окружении воинов вышел человек. Заслава, затаив дыхание, всматривалась в его наружность. У него была большая голова, поросшая курчавыми жесткими волосами, падающими на низкий лоб. Лицо - смуглое, с горбатым носом и толстыми губами, короткая темная бородка. Вряд ли кому-то показалось бы привлекательным это лицо, чувственное и грубое одновременно. Облачавший его фигуру блестящий атласный камзол с золотыми кружевами только усиливал это впечатление. Единственным превосходством нового "царя Избора" было то, что он оказался на голову выше первого мужа Заславы.
Медленно, на прямых ногах, она сделала несколько шагов к новому "царю". Он сложил губы в усмешке, должно быть, сходящей за очаровательную улыбку.
- Моя милая супруга! - произнес он с легким лугийским говором, протягивая к ней руки.
Заслава покачнулась и упала в его объятия.
- Возлюбленный супруг мой, государь Избор! - проговорила она, чуть дыша, с бешено стучащим сердцем. Со стороны можно было решить, что голос ее дрожит от радости невероятной встречи.
Даже пан Войцеховский с удивлением и тревогой глядел на дочь, может быть, впервые встревожившись, что ей не хватит выдержки, и они оба погибнут вместе со своими честолюбивыми надеждами.
Но Заслава выдержала встречу с таким видом, что даже видевшие их со стороны теперь невольно думали, что царь и вправду должен быть истинный, коль скоро жена его встречает с такой любовью.
Крепко ухватив женщину за руку, тот, кто именовался ныне царем Избором, повел ее в свой огромный пурпурный шатер. Внутри его вполне мог располагаться целый дом. На землю был настелен мозаичный пол с изображением резвящихся на берегу реки русалок и козлоногих вил. Шатер был поделен на несколько комнат. Самую богато украшенную из них занимала огромная кровать с балдахином. На эту кровать уселся новый самозванец, махнув рукой Заславе, чтобы садилась в кресло напротив.
- Ну, побеседуем, дражайшая супружница, - проговорил он развязным тоном, закинув ногу на ногу.
Заслава чуть заметно поморщилась. Ей уже становилось ясно, что из этого мужлана не скоро удастся воспитать что-то приличное. И первый ее муж не особенно хорошо умел себя вести, но он хотя бы мог подражать обычаям вельмож. А этот - и видом, и повадками дикий разбойник, нацепивший украденные одежды.
- Побеседуем, - согласилась она. - Прежде всего хотя бы имя свое настоящее назови.
- Лешко, конюх у пана Вышанского, - нагло ухмыльнулся он, с интересом разглядывая сидевшую перед ним красавицу.
Заслава на мгновение похолодела, чувствуя себя тяжко оскорбленной. Значит, вот как: ей даже не удосужились подыскать на сей раз хотя бы мелкого шляхтича, ее мужем должен стать отвратительный холоп!.. Она закрыла лицо руками и на мгновение захотела выбежать из шатра, продолжить путь домой, в Лугию...
Заметив ее сомнения, самозванец попытался обнять женщину. Та взглянула на него с таким гневом, что бывший холоп, еще не отвыкший повиноваться господам, сразу оробел. Уселся вновь на кровать, сверля ее угрюмым взором.
- Не трогай меня, конюх! От тебя еще лошадьми пахнет!
Но к самозванцу уже возвратилась самоуверенность.
- А ты кто такая, вдовушка Любима Векшина? Да-да - я о тебе все знаю, не удивляйся! И ты ничем не лучше меня, и мне тебя не опорочить хуже, чем ты есть. Я за это время кое-что повидал, и женщин, которых приводили к нам против их воли, тоже. Ты на таких вовсе не похожа! Сама прискакала, как только корона поманила. Что, не так?
Заслава вздрогнула, как от укуса змеи. Но она умела владеть собой, и усмехнулась в лицо лже-царю.
- Да: и тебя, и меня привело в Сварожьи Земли одно и то же. Тебе, чтобы верили, что ты истинный царь, нужна я. И мне, чтобы вновь стать царицей, нужен царь-супруг.
- Вот то-то же! И не упрямься тогда! - самозванец уже уверенней обнял Заславу. - Я так и думал, что мы поладим! И тогда все поверят, что мы вправду нашли друг друга!
- Полегче, медведь! - Заслава поморщилась от грубого захвата, когда у нее заныли ребра. - Ведь мы еще не на Медведице! Нам еще далеко до царской власти!..
Самозванец расхохотался. Сейчас бывшая царица поняла, что он, должно быть, успел выпить много вина.
- Нам? К чему тебе или мне рвать жилы, чтобы завладеть престолом? Ты, женщина, ничего не можешь понимать в войне, я тоже ей не учился. Здесь у нас полное становище воинов - вот пусть они и сражаются! Мой пан... то есть гетман рано или поздно завоюет все Сварожьи Земли. Ты видишь и сама, как ловко наши молодцы управляются повсюду! Многие города признали меня царем, шлют мне дань и содержание! Мы за несколько месяцев сказочно обогатились, а я трачу деньги на подкуп новых союзников! Многие медведицкие бояре уже переметнулись ко мне - они видят, что у Кречета плохи дела, и не хотят сражаться за него. У него мало осталось войск и денег: война с Чеканом истрепала медвединцев до нитки. Пусть теперь сами посидят в осаде, а затем сдадутся на милость победителей!
- Победителей! - эхом повторила Заслава, глядя горящими глазами сквозь плотную ткань шатра, туда, где за белокаменной стеной возвышались башни медведицкой Крепости. В мечтах она видела, как они въедут на белых лошадях в город, и тот будет их приветствовать, как своих законных владык.
Самозванец прервал ее мечты, поцеловав в губы, с чмоканьем.
- Значит, все ясно: мы друг друга поняли! Это наперед, остальное продолжим ночью... Теперь пойдем, сегодня будет пир в честь твоего прибытия, царица!
И Заслава этим же вечером пировала со "вновь обретенным" супругом в его большом шатре. Она ухитрилась вернуть себе свою необыкновенную привлекательность, и сияла во главе стола, точно звезда, упавшая с неба. И лугийские паны, и сварожане, переметнувшиеся к новому самозванцу, наперебой оказывали знаки внимания Заславе и приехавшим с нею лугийским пани, но прежде всего - именно Заславе. Ни одна женщина не могла с ней соперничать изяществом, красотой и остроумием. Соскучившись по пышным празднествам, она сегодня особенно блистала, очаровывая молодых и старых.
- Да здравствует царь Избор! Да здравствует царица Заслава! - слышалось под звон кубков, под плеск чужеземных вин, под топот множества ног.
Заслава купалась во внимании окружающих, точно в лучах жаркого солнца. Она готова была верить, что все эти люди искренне желают ей добра. Между тем, лугийским панам и перебежчикам-сварожанам она и самозванец были нужны лишь как узаконенный повод разорять Сварожьи Земли, как завоеванную страну.
Вспомнив кое о чем, Заслава приказала привести Глеба Белецкого. Его развязали и усадили за стол, среди переметнувшихся бояр.
- Вот перед вами мой спаситель! - проговорила царица во всеуслышание. - Князь Белецкий, защищая меня, убил собственного воина. Если бы не его расторопность, я бы никогда не встретила вновь своего супруга и не разговаривала с вами.
Юноша, покраснев как рак, сидел, опустив голову и не глядя на ту, кому обязан был позором и пленом. А окружавшие его перебежчики поздравляли его и хлопали по плечам, видя в нем подобного себе. Ведь и на нем лежала отныне сварожская кровь!
- Ты вовремя сделал выбор! Кречет на престоле долго не усидит, - басил боярин Гремиславский.
- Пей во здравие царя и царицы! - вложил кубок в руки юноше князь Белокриницын, бывший хозяин и сообщник казненного Чекана. Прощенный царем Станимиром, Белокриницын всего через несколько месяцев перебежал к новому самозванцу, сочтя его более могущественным.
Взяв кубок вина, Глеб осушил его до дна, затем еще один и еще, пока не зашумело в голове. Зато на смену горьким мыслям пришел легкий туман, и все, что случилось, стало казаться просто сном, не имеющим значения.
А лугийцы, устроившие становище без деревни Татевки, веселились так, словно все Сварожьи Земли давно и прочно были в их руках. Гремела музыка, звучали песни. Кружились в танце лугийские витязи с очаровательными дамами. Звучали на все лады пожелания царю Избору и царице Заславе поскорей вернуть утраченный престол.
Уже в третий раз за два с небольшим года сварожане стояли на пороге гибели. И в этот раз на Медведице, истощенной предшествующими несчастьями, не находилось сил, чтобы отразить нового врага.
-
Что-то рано самозванец празднует победу! Но выдержке Заславы можно только позавидовать, второй муж оказался ещё гаже первого. Спасибо, эреа Артанис!
-
А мне казалось, первый муж её более или менее устраивал. На время, конечно. Интересно, почему подобрали именно холопа? Для пущего унижения Заславы? Или решили, что раз холоп, будет слушаться? Так ясно же, что не самый покладистый малый. В смысле, может что-нибудь отчебучить. И на первого самозванца не похож, так что не из-за подходящей внешности. А Глеб попал. Сам виноват, но жаль дурака.
-
Похоже, Заславу в Лугии кто-то сильно ненавидит. Муженька как будто специально выбирали как можно хуже. :o
Интересно, что же теперь будет с Глебом?
А Белокриницын-то! Станимир нашёл, кого прощать >:(
-
Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Что-то рано самозванец празднует победу! Но выдержке Заславы можно только позавидовать, второй муж оказался ещё гаже первого. Спасибо, эреа Артанис!
Ну а чего ж он, плакать, что ли, пришел, самозванец-то?
Заслава умеет скрывать свои чувства, тем более - ради такой желанной цели, как царство.
А мне казалось, первый муж её более или менее устраивал. На время, конечно. Интересно, почему подобрали именно холопа? Для пущего унижения Заславы? Или решили, что раз холоп, будет слушаться? Так ясно же, что не самый покладистый малый. В смысле, может что-нибудь отчебучить. И на первого самозванца не похож, так что не из-за подходящей внешности. А Глеб попал. Сам виноват, но жаль дурака.
Да нет, вряд ли лугийцы именно ради интересов Заславы (или против них) подбирали ей мужа. Скорее - чтобы был им удобен и не сумел сам стать самостоятельной силой. С этим-то, если что отчебучит, они справиться сумеют. Уж бывший хозяин-то его должен хорошо знать. А если найти более образованного и незаурядного человека, он бы их и кинуть мог со временем.
Глеба жалко, конечно. Поосторожнее бы с Заславой мог быть.
Похоже, Заславу в Лугии кто-то сильно ненавидит. Муженька как будто специально выбирали как можно хуже. :o
Интересно, что же теперь будет с Глебом?
А Белокриницын-то! Станимир нашёл, кого прощать >:(
Заславу скорее в Сварожьих Землях теперь есть за что многим активно ненавидеть. А признавать самозванца ее никто не заставлял.
Поглядим насчет Глеба. Линия с ним - пока одна из немногих, что я целиком от себя сочинила, так что можно написать как угодно.
Увы, предатель тут не один Белокриницын. А прощать, изображая героя "Дорожной истории" Высоцкого ("Я зла не помню - я опять его возьму"), может, и не следовало. Но у многих бояр есть сильные родственники, с которыми царю лучше не ссориться, Станимир их остерегается.
Потом, кто же знает, как поведет себя человек, если его простить? Огнеяра Мезенцева вот простили - он себя хорошо показал с тех пор. Посмотрим, что дальше будет...
Глава 16. Важное поручение
С улицы доносились сильные, бодрые голоса воинов и команды начальников, обучающих солдат. Громко топотали кони, воины отрабатывали на площади удары мечами и пиками, целились из пищалей. Слышались громкие отрывистые команды: "Правой!", "Вперед!", "Бей!", "Заряжай!", "Целься!", "Пли!" Ржали лошади. Быки медленно протянули по улице тяжелую пушку. Старинная Медведица готовилась отражать нового врага.
А царь Станимир Тихомирич и его бояре, собравшись на совет, вовсе не чувствовали воодушевления, каким военные начальники пытались вдохновить простых воинов. На лицах царя и вельмож отражалась тревога и тяжкие сомнения.
И глава Боярской Думы, князь Ярославцев, и царские родственники, и другие вельможи, близкие к престолу, думали об одном - устоит ли Медведица перед новым страшным врагом?
- Тати из Татевки перекрыли все дороги; все припасы, что везли нам, им достались, - растерянно проговорил Ярославцев, начиная заседание.
Царь Станимир подавленно молчал, не находя никаких слов, чтобы ободрить себя и других. Да и что толку в словах, когда дела говорят сами за себя? Вот здесь, в совете первых мужей царства, с прошлой седьмицы поубавилось народу. Бояре Тригорский, Хасаров, Агарский, - все они, бывшие в чести, пользовавшиеся его царской милостью, теперь покинули его, уехали в Татевку, к новому подлому вору.
"Найдется ли еще царь, которого покидали бы его приближенные, не за какую-либо несправедливость, не за причиненное им зло, а только лишь потому, что пришел противник, который им покажется посильней? Все нынче заботятся лишь о собственном возвышении, только одни сразу показывают себя бесчестными мятежниками, а другие до поры рядятся под верных сыновей отечества. Все меряются своими честолюбивыми замыслами, и никто не захочет поступиться ни на пядь собственными желаниями. Каждый мнит себя любимцем Богов, самым умным и способным из всех, и оттого люди сталкиваются, точно льдины в ледоход. Чтобы стать достойным первенства, кому-то пришлось бы поступиться большими замыслами, умалиться, отречься от власти и силы, чтобы обрести власть и силу..."
Терзаемый тягостными мыслями, царь сидел в кресле, сгорбившись, как больная ворона. Не сразу он смог проговорить, что думает предпринять:
- Еще в первое время, когда Сварожьим Землям угрожали разбойники Чекана, нам предлагало помощь Литтское княжество. Литты издавна враждуют с лугийцами. Если Лугия подомнет Сварожьи Земли, то и литтам не устоять перед их натиском. Союз с литтами может быть нам полезен. Враг нашего врага - наш друг.
Бояре стали переговариваться, обсуждая царское решение.
- А сколько потребуют литты за свою помощь?
- А легко ли будет выпроводить их, однажды позвав? - с сомнением слышалось среди сварожских вельмож.
Царю пришлось постучать посохом по паркетному полу, чтобы смолк гомон.
- Для того, чтобы обговорить все условия с литтами, кто-то должен поехать на переговоры с ними, заключить договор от моего имени. Кто из вас согласен отправиться во Влесославль, чтобы оттуда вести переговоры с литтами? Этим вы приобретете огромную честь и спасете все наше царство сварожское.
Говоря так, царь неотступно глядел на своего брата, князя Годослава, но тот упорно отводил глаза, как бы не улавливая намека. Наконец, Станимир прямо обратился к брату:
- Князь Годослав Тихомирич! Я собирался поручить тебе переговоры с литтами. Ты ближе всех ко мне, тебе должны быть столь же дороги наши интересы, как и мне самому.
Однако князь Годослав снова отвел глаза. Он не особенно верил в успех переговоров с литтами, и меньше всего стремился покинуть Медведицу. Честолюбивому царскому брату казалось, что лишь в Крепости, при царском дворе, он сумеет добыть себе все средства, чтобы наследовать Станимиру Тихомиричу. А любой отъезд, даже с самым важным царским поручением, был для князя Годослава равносилен ссылке в далекие холодные края за Каменным Поясом.
- Государь, именно потому что я самый близкий к тебе человек, я и должен оставаться рядом с тобой! С переговорами справится любой приказной дьяк...
- Ты не слышал, что я сказал? Переговоры с литтами - важнейшее государственное дело, его должен возглавить один из первых вельмож в царстве. Мне жаль, что ты, мой брат и наследник, не оправдываешь моих надежд.
Тронутый таким именованием из уст царственного брата, князь Годослав наклонился к нему и взял за руку.
- Именно потому что твой брат, государь, я надеюсь, оставшись на Медведице, быть тебе полезен. Особенно теперь, когда теперь, как никогда, нужны рядом верные люди! Для дальних поездок у нас найдутся другие, помоложе и проворнее. Поручи князю Венцеславу Станимиричу переговоры с литтами!
- Венцеславу! - удивился царь и перевел взор в сторону племянника. - Ну, что же ты скажешь? Согласишься ли в ближайшее время отправиться во Влесославль?
Венцеслав лишь недавно, после победы над Чеканом, пожалованный боярством, до сих пор сидел тихо, не вмешиваясь в важную беседу и не привлекая к себе внимания. Хотя среди важных седобородых бояр был очень даже заметен: бороду он покуда брил, как обычно водилось у сварожских юношей до двадцати пяти лет. Но все же некоторые из старших бояр косились в его сторону, удивляясь, что видят его среди отцов отечества. И он сидел и внимательно слушал, пока царь не обратился прямо к нему.
- Если ты приказываешь, государь, я готов служить тебе и Сварожьим Землям, - просто проговорил молодой князь. - Но не ручаюсь, право, что мне все удастся исполнить. Мне доводилось прежде лишь сражаться, но я никогда не вел переговоров с иноземцами от царского имени...
Решив, что и племянник его увиливает от важного поручения, Станимир произнес холодно, повысив голос:
- А я сказал: ты поедешь во Влесославль и приведешь литтское войско под мою руку! Хватит всем подряд толковать по-своему мои приказания! Тебе приказывает твой царь, и ты обязан подчиняться.
Венцеслав с удивлением взглянул на дядю, от которого никогда прежде не слышал такой резкости, особенно по сравнению с обхождением царя с князем Годославом. Но он не мог возразить, тем более во всеуслышание, и лишь почтительно поклонился.
- Я сделаю все, что в моих силах, государь, - пообещал он.
- Ты сделаешь больше, Венцеслав. Я тебя знаю, - проговорил царь, смягчившись.
Молодой князь с тоской подумал о своей жене, милой Ладомире, и о матери. Совсем недолго удалось ему пожить с ними, как только усмирили Чекана, - и вот опять приходится расстаться с самыми близкими людьми и уехать прочь, быть может, надолго. Или даже навсегда - ведь война никого не щадит, и никто не может ручаться и на один день вперед.
Царь, догадавшись о его чувствах, проговорил:
- Не беспокойся о своих родных. Я позабочусь, чтобы они не нуждались ни в чем.
- Да, разумеется, - князь Венцеслав справился с минутной слабостью и стал спрашивать о подробностях своего поручения.
- Литты с нами пойдут не из дружеских чувств. За свою помощь они потребуют платы. Скажи, государь: на каких условиях мне следует вести переговоры?
- Действуй на свое усмотрение, как повернутся обстоятельства. Тебе на месте будет видней, чем мне отсюда, - решил царь.
Он позвал дьяка и продиктовал короткое письмо, которое затем скрепил своей печатью, и отдал Венцеславу.
- Я даю тебе право распоряжаться моим именем! Дал бы и перстень с печатью, но на твою руку он все равно не полезет...
За разговором царя с племянником внимательно следили князь Годослав и несколько знаменитейших бояр, также почитавших себя достойными царского престола. Они не сводили глаз с молодого князя, рассуждая про себя: справится ли он с царским поручением или вернется ни с чем, а может, и сложит голову в предстоящей тяжкой борьбе?
А Венцеслав уже думал о том, как станет исполнять царское поручение. Он видел, как далеко вторглись в Сварожьи Земли лугийцы татевского "царя", и понимал, что возвращаться придется с боями.
- Мы не должны полагаться на одних наемников-литтов. Свой дом надежнее защищать самим, - проговорил он.
- Вот ты и позаботишься, чтобы литты не сели вовсе нам на голову, - кивнул царь. - Прости уж: не могу отпустить с тобой ни больших денег, ни войска.
- Конечно, сейчас все силы нужны самой Медведице. Я не смею ни о чем тебя просить, государь.
- Могу лишь отпустить с тобой в помощь наиболее надежных людей, - пообещал царь.
- Позволь мне вызвать из Азани Огнеяра Мезенцева, государь, - попросил Венцеслав. - Он один из самых храбрых и распорядительных твоих воевод, вместе с ним я стану вдвое сильней.
Но царь сурово нахмурился, еще больше сузил глаза.
- Нет, Мезенцева я тебе отдать не могу! По городам тоже нужны толковые воеводы, знаешь ли. Без его воинских умений, пожалуй, тати и Азань скоро приберут к рукам.
Венцеслав промолчал. Он сам понимал, что без поддержки азанского воеводы едва ли удастся отстоять и Медведицу. Но какое-то неясное предчувствие говорило ему, что лучше бы Огнеяр поехал с ним во Влесославль. Однако выбирать не приходилось.
До позднего вечера пробыв с царем в Боярской Думе, князь Венцеслав проводил его до Крепости, по пути беседуя о подробностях возложенного на него поручения. Лишь когда спустился вечер, Станимир Тихомирич отпустил племянника домой.
- Поезжай теперь, попрощайся с матерью и женой, и готовься ехать, Венцеслав. Пусть Боги тебя хранят на всех путях!
Взяв висевшую на груди юноши цепь с сияющим изображением солнечной колесницы, царь приложил священный знак ко лбу и к сердцу молодого воеводы, благословляя его.
- Пусть знак Вечного Солнца принесет тебе счастье, - пожелал Станимир. - Он как раз влесославской работы, и я вижу чудесное совпадение в том, что тебе предстоит ехать именно во Влесославль. Если там еще верны мне, то примут тебя так, словно сам князь Святослав Храбрый вернулся к ним.
- Благодарю тебя, дядя! - проговорил Венцеслав запросто, вопреки придворному обычаю; но ведь они были наедине.
Он наклонился к царю, и тот крепко обнял его на прощание.
- Возвращайся поскорей, Венцеслав! Принеси мне победу. К тебе будут обращены все надежды мои, и всех верных сварожан, - проговорил царь дрогнувшим голосом.
- О, лучше не возлагай на меня слишком много надежд, не то я боюсь не совладать с такой ответственностью! - чуть ли не испуганно проговорил Венцеслав. И, почтительно поцеловав руки царю, он уехал к себе домой, собираясь рассказать двум самым близким на свете женщинам, что скоро должен надолго с ними разлучиться. В одном Венцеслав был убежден: мать и жена поймут его и разделят его чувства, они не ослабят его решимость, а помогут ему исполнить свой долг.
-
Достаётся Венцеславу по полной программе! Но я тревожусь за его жену и мать. Спасибо за продолжение, эреа Артанис.
-
Наверное, и хорошо, что не Годослава послали. А то бы он, поди, завалил все переговоры.
-
Да, Огнеяр приподнесёт ещё сюрпризы, думаю. Хотя выбор Венцеслава в переговорщики, может, и верный. Он больше думает о деле, а его дядюшка Годослав - о своём возвышении. Не хотят бояре понять, что сейчас нужно родину от врага отстоять, а потом уж, по достижении прочного мира, можно будет старшинством да влиянием мериться. Жена же и мать Венцеслава справятся как-нибудь. Обе сильные женщины с головой на плечах.
-
Сердечно благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Достаётся Венцеславу по полной программе! Но я тревожусь за его жену и мать. Спасибо за продолжение, эреа Артанис.
Приходится ему таскать каштаны из огня!
А что за них тревожиться? От них ничего экстраординарного не требуется, вроде бы. И вряд ли они кому-то мешают.
Наверное, и хорошо, что не Годослава послали. А то бы он, поди, завалил все переговоры.
Все могло бы быть! Тем более, что, собрав войско, им еще надо суметь командовать.
Да, Огнеяр приподнесёт ещё сюрпризы, думаю. Хотя выбор Венцеслава в переговорщики, может, и верный. Он больше думает о деле, а его дядюшка Годослав - о своём возвышении. Не хотят бояре понять, что сейчас нужно родину от врага отстоять, а потом уж, по достижении прочного мира, можно будет старшинством да влиянием мериться. Жена же и мать Венцеслава справятся как-нибудь. Обе сильные женщины с головой на плечах.
От Огнеяра можно ждать многого. Но о том в свое время должно быть сказано.
А Венцеслав сделает все, что может, в этом можно не сомневаться.
А у его родственников и других бояр, впрочем, как и у противоположной стороны - увы, да, "парад эгоизмов" во всей красе. Слишком многие думают только о себе.
В своих матери и жене Венцеслав не ошибся. Узнав о царском поручении, они не плакали и не заламывали рук, как могли бы другие, более обыкновенные женщины, провожая в далекий путь, одна - единственного сына, вторая - обожаемого супруга, с которым соединилась после долгих испытаний. Нет, обе княгини Кречетовы были не таковы. Они обе глядели с твердостью и надеждой, не проливая слез. Если и испытывали тревогу в глубине души, то ничем не подали виду.
Княгиня Светозара Остромысловна как раз вышивала золотом кафтан своему сыну. Работа была уже почти закончена, и княгиня велела зажечь в семисвечнике все свечи, чтобы докончить вышивку до его отъезда.
- Лучше проведу одну ночку без сна, но зато ты наденешь в дорогу этот кафтан. Где бы ты ни был, он тебе напомнит о доме. Тепло материнских рук сбережет тебя лучше всех талисманов.
Венцеслав, сидевший рядом в кресле, нагнулся к матери и поцеловал ей руки, едва не уколовшись иглой.
- Благодарю тебя, матушка! Лучше этого кафтана я еще ничего не носил. Мне не хочется, чтобы ты из-за меня проводила ночь без сна...
- Что ж поделать, если царь не подождал, пока я закончу его вышивать, - улыбнулась княгиня Светозара. И, став серьезной, добавила: - Я верю, ты справишься со всем, что приказал царь! Может быть, тебе придется нелегко. У врага большие силы. Да и литты - не такие уж друзья нам, а только союзники с временными общими интересами, и не откажутся поживиться за наш счет. Тебе придется обо всем заботиться. Быть может, в твоих руках окажется судьба Сварожьих Земель. Ты, мой Венцеслав - главная надежда и царя, и народа.
- Ах, матушка, я вовсе не хотел бы, чтобы от меня зависело так много! - проговорил Венцеслав, побледнев от волнения. - В мои годы полагается еще слушаться старших, а не принимать единолично опасных решений. Страшно быть тем, чей любой шаг может обрушить в бездну целую страну!..
- Но я верю: именно ты, мой сын, в силах спасти нас всех, - проникновенно сказала княгиня Светозара. - Признаться, хоть я и волнуюсь о тебе, как любая мать, но мне стало легче, что государь Станимир Тихомирич дает такое важное поручение именно тебе. В последнее время царь слишком много полагается на своих братьев и лживых, своекорыстных бояр. Но то, что он в решающий час выбрал тебя, доказывает, что царя не покинула прозорливость, с какой он избавил нас от власти первого самозванца.
А княгиня Ладомира, весь вечер сидевшая молча, с загадочной улыбкой на устах, при этих словах свекрови проговорила, устремив на мужа блестящий тревожный взгляд:
- Во всяком случае, я знаю, кто не обрадуется, если и здесь ты победишь. Мои дядя с тетушкой - князь Годослав и княгиня Велижана.
- Но именно князь Годослав и предложил царю послать меня, - заметил Венцеслав.
- Не из любви к тебе; он хочет надолго удалить тебя от двора, надеется, что ты не справишься. Мне очень жаль, что мои родственники так мало ценят моего мужа и так мало думают о благе Сварожьих Земель, но это правда.
- Ну, не беспокойся, моя Ладомира, - улыбнулся Венцеслав, желая приободрить ее. - Я и сам замечал, что я неизвестно почему всюду кажусь дяде Годославу лишним, но теперь не о нем придется мне заботиться в дальней поездке.
- И то верно, - согласилась княгиня Светозара, тщательно вышивая на воротнике кафтана громовую стрелу - оберег от вражеского оружия. - Вот, я своей материнской властью тебя благословляю, чтобы ни меч, ни пуля, ни зверь, ни буря, ни огонь, ни вода не причинили тебе вреда!
- А я на прощание одарю тебя еще одним оберегом, - улыбнулась Ладомира, подойдя к мужу и заглянув ему в глаза. - Знай: если приметы меня не обманывают, я в свой срок подарю тебе нашего первенца!
Венцеслав встрепенулся, не веря своим ушам. Но в следующий миг ему стало ясно, почему Ладомира последнее время вела себя так загадочно: улыбалась неизвестно чему, молчала, будто прислушивалась к чему-то, известному ей одной. Точно, она ждет ребенка!
- Ладомира! - воскликнул он, сел на пол возле кресла, где она сидела, и взглянул на нее сияющими глазами. - Ладомира, более счастливой вести не могло быть на свете!
Случайно взглянув на свою мать, Венцеслав увидел на ее лице большую радость, но без всякого удивления. Значит, она уже знала.
- Итак, я обо всем узнаю последним, - проговорил он с шутливым упреком.
- Прости меня! Я до этого дня еще не совсем была уверена, и только сейчас решилась тебе сказать, - произнесла княгиня Ладомира, встав с кресла и обнявшись с мужем. - А тут будто что-то меня толкнуло: вдруг ты уехал бы и не узнал о нем?
- Но я же узнал, - немного растерянно проговорил Венцеслав, осторожно прикасаясь ладонями к пока еще стройной талии жены, под прохладными складками атласного летника. - Ты права, Ладомира: лучшего оберега для меня и придумать нельзя! Теперь я стану вдвое сильней, зная, кого именно оставил дома!..
- Если бы не ребенок, я бы непременно поехала с тобой. Ты знаешь сам: я не стала бы тебе обузой, выдержала бы самый трудный поход с тобой вместе, - сказала молодая княгиня, ласкаясь к мужу.
- Я знаю, родная, - ответил Венцеслав, покрывая поцелуями ее лицо. - Но лучше тебе сейчас остаться дома, вместе с матушкой, готовиться к рождению нашего сына. Я надеюсь, что будет сын?
- Мне тоже очень хочется сына, похожего на тебя, - Ладомира улыбнулась сквозь слезы.
- И на тебя тоже! - эхом отозвался Венцеслав.
Обернувшись к матери, он поглядел на нее с просьбой.
- Матушка, прошу тебя: позаботься о Ладомире, пока меня не будет! Я не знаю, сколько продлится моя поездка... Быть может, и ребенок родится в мое отсутствие...
Княгиня Светозара кивнула в знак обещания.
- Клянусь тебе светлой Ладой, дарительницей семейного счастья! Я позабочусь о Ладомире и о ребенке, насколько смогу.
Князь Венцеслав улыбнулся с затаенной грустью.
- Значит, я смогу уехать, не терзаясь за вашу судьбу...
Жена и мать крепко обняли его.
- Не тревожься о нас, сын мой! И мыслями, и чувствами ты должен быть там, на трудных дорогах, там, где решаются судьбы отечества! А женские заботы предоставь нам, женщинам...
Ночью, лежа в объятиях Венцеслава, Ладомира тихо проговорила на ухо ему:
- Я думаю о том, как нам назвать нашего сына... Если вправду он родится без тебя, скажи, какое имя ты хочешь ему дать? Если будет девочка, я бы хотела ее назвать в честь матушки Светозары. А сын... Для него у меня, пожалуй, тоже уже есть имя, только я пока называть его не стану. Потаенное имя, еще ни разу не названное вслух. Имя тоже в честь самого близкого человека... Но решать следует тебе. Как выберешь, так и будет.
- Я тоже об этом думал весь вечер, - кивнул Венцеслав. - Меня не покидает та же мысль. Я думаю назвать нашего первенца в честь твоего брата, царя Белогора - пусть радуется в Ирие его душа! Он был лучше всех, кого мы с тобой знали, всегда был для нас верным другом, и мог бы стать великим царем в Сварожьих Землях! Надеюсь, наш сын станет похож на него... Ты довольна, родная?
Ладомира приподнялась на локте, взглянула сверху на раскинувшегося на подушках мужа.
- Да! Именно об этом имени для нашего сына я и мечтала! Князь Белогор Кречет, прошу любить и жаловать!
Они оба засмеялись, став в эту минуту веселыми и беззаботными, как подобало молодой любящей паре.
- Как хорошо мы понимаем друг друга! Как сходятся наши мысли! - произнес Венцеслав, лаская и целуя свою жену.
- Ну, если так, приласкай меня еще раз, на прощание! - прошептала она, наслаждаясь каждым мгновением, что им осталось провести вместе перед долгой разлукой.
Ее густые черные волосы, пахнущие жасмином, упали тяжелым водопадом на его лицо и грудь, защекотали обнаженную кожу Венцеслава. Он расхохотался и заключил жену в объятия...
А на следующий день князь Кречет всего с девятнадцатью воинами собирался уезжать из Медведицы. Мать и жена сами собрали ему в дорогу необходимые вещи, не доверяя слугам таких приятных забот.
Поутру обе княгини Кречетовы, провожая князя Венцеслава в дальнюю дорогу, постарались скрыть все тревоги, и держались с поразительным спокойствием. Обе они ради блага близких своих готовы были на любые жертвы, и сделали все, чтобы он мог их оставить с легким сердцем, насколько это было возможно.
- Поезжай, муж мой, любовь моя! Возвратись воеводой победоносной рати, спасителем Сварожьих Земель! А мы станем ждать тебя. И я с маленьким сыном встречу тебя у дверей! - проговорила Ладомира. Только яркий горячий блеск ее черных глаз да раскрасневшиеся щеки выдавали ее волнение.
Княгиня Светозара Остромысловна держалась на людях еще сдержаннее. Но и она, прощаясь с сыном, омочила слезами золотое шитье на его кафтане и сказала, крепко обняв его за плечи:
- Пусть Боги всю жизнь хранят тебя, Венцеслав! Ты один - надежда Сварожьих Земель, наша надежда!
- Ну, матушка: если бы тебе хотелось так меня звать, тебе бы следовало родить меня девочкой, - засмеялся князь, пытаясь разрядить слишком напряженную обстановку.
Для него прощание тоже было тяжелым. Казалось, что каждая минута расставания отнимает у него решимость, делает его слабее. На дворе уже собрались воины, готовые его сопровождать. Ржали кони, нетерпеливо переступая копытами.
Наконец, и князь Венцеслав вскочил на коня, которого держал под уздцы Елень. Огромный боевой конь, белый как лебедь, весело заржал, приветствуя всадника.
Таким и сохранили в памяти князя Венцеслава его мать и жена, и все домочадцы-слуги, собравшиеся во дворе, чтобы проводить своего господина. Князь надел в дорогу вышитый золотом алый кафтан, который все-таки закончила его мать, работая всю ночь. В светлых лучах еще яркого осеннего солнца ослепительно блеснул знак солнечной колесницы на широкой груди Венцеслава.
Он пришпорил коня, и тот стрелой полетел по улицам Медведицы, и дальше - по дороге, ведущей на Волчанов, и далее - на Влесославль. Князь Венцеслав не оглядывался назад.
А сопровождавшие его воины тихонько разговаривали между собой, и стук десятков копыт приглушал их голоса.
- Любо-дорого смотреть, как провожали князя его родные, - заметил Полюд, изобретатель дубровской запруды, взятый теперь князем Венцеславом в поход. - Ни тебе воплей, ни обмороков да стонов. Вот это я понимаю, таких женщин хоть самих воеводами ставь! А моя, как я сказал, что еду, весь вечер и всю ночь выла, точно уже меня похоронила, душу вымотала...
- А ты еще радуйся, если баба хоть для виду воет. Хуже, если ей твой отъезд лишь в радость, - кисло усмехнулся другой воин, рыжий долговязый Заяц. Он с радостью ушел на войну от своей сварливой супруги, и готов бы бы скрыться и в вечных льдах на полунощи.
- Но и князь Венцеслав Станимирич, как все говорят, не таков, как другие воеводы. Все, кто воевал под его началом, не нахвалятся: как он заботится о своих воинах раньше, чем о себе самом, как с малыми силами побеждает бесчисленные вражеские рати, - заметил третий воин, низкорослый и коренастый Чудин, бывший лесной охотник, лишь недавно пришедший служить в царское войско.
- Это правда, - заверил его Полюд. - Для князя Венцеслава Станимирича наш брат, простой воин - такой же человек, не меньше заслуживает внимания, чем любой боярин. Вот послужишь немного - и убедишься сам. Или, как будет время, расспроси Еленя, княжьего слугу - он знает боярина с детских лет.
Так беседовали княжеские спутники, выбранные им для поездки во Влесославль. Они толковали на все лады разные события последнего времени, и только в одном сходились единодушно - в глубоком почтении к молодому воеводе.
- А все же недостаточно царь Станимир Тихомирич ценит нашего князя! Иначе больше верил бы ему, не только поручения давал бы, но и помогал людьми и деньгами! - переговаривались в сердцах простые воины.
А князь Венцеслав ехал впереди, дружески беседуя с воеводами Гориславом Одинцовым и Русланом Буяновым. Они сопровождали его во Влесославль. Теперь, по пути, они уже готовились выполнять царское поручение, и заранее размышляли, с чего им начинать.
-
Ох, чем всё это кончится, что-то тревожно! Литты, как правильно сказала матушка Венцеслава
не такие уж друзья нам, а только союзники с временными общими интересами, и не откажутся поживиться за наш счет.
И что будет с Ладомирой и Светозарой, если в Медведицу войдёт второй самозванец? Ведь Ладомира первого видела. Спасибо, эреа Артанис.
-
Думаю, ничего особенно страшного с княгинями Кречетовыми приключиться не должно. Первого самозванца не одна Ладомира видела. С чего бы её в этом плане выделять. Да и вряд ли о ней вспомнят. Заслава, по-моему, её и не видела. На престол Ладомира претендовать не может, с этой стороны тоже не помеха. Но кто знает, кто знает. Посмотрим, какое полотно соткёт нам автор.
-
С переговорами, думаю, Венцеслав справится, но что будет без него в столице? Ведь и тут кто-то воевать должен.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ох, чем всё это кончится, что-то тревожно! Литты, как правильно сказала матушка Венцеслава не такие уж друзья нам, а только союзники с временными общими интересами, и не откажутся поживиться за наш счет.
И что будет с Ладомирой и Светозарой, если в Медведицу войдёт второй самозванец? Ведь Ладомира первого видела. Спасибо, эреа Артанис.
С литтами Венцеславу придется справляться. Иначе на что же он годится, интересно?
А второй самозванец еще не вошел. И надеюсь, его не пустят так легко, так что пока этот вопрос не встает. Да и до Ладомиры ли ему?
Думаю, ничего особенно страшного с княгинями Кречетовыми приключиться не должно. Первого самозванца не одна Ладомира видела. С чего бы её в этом плане выделять. Да и вряд ли о ней вспомнят. Заслава, по-моему, её и не видела. На престол Ладомира претендовать не может, с этой стороны тоже не помеха. Но кто знает, кто знает. Посмотрим, какое полотно соткёт нам автор.
Я тоже для княгинь не предполагала с этой стороны особых неприятностей. Может, и интересная идея могла бы быть, но пока не очень-то вписывается в сюжет.
С переговорами, думаю, Венцеслав справится, но что будет без него в столице? Ведь и тут кто-то воевать должен.
Нелегко может быть в столице. Но там хотя бы надежные стены есть, их не так-то просто преодолеть. Могут какое-то время выдержать в осаде.
Глава 17. Вечный Влесославль
Древний Влесославль встретил царских посланцев многочасовым унылым дождем и размытыми дорогами. К тому времени, как впереди показались высокие здания старинного города, лошади путников шатались от усталости, да и всадники сильно утомились после долгого путешествия по плохим дорогам.
Некогда Влесославль был одним из величайших и прекраснейших городов в Сварожьих Землях. Во времена знаменитых древних князей он прославился богатством своих жителей и стойкостью в несчастьях, а заодно - их беспокойным, своевольным нравом. Каждый сварожанин наслышан был о Городе, как, с заглавной буквы, именовали влесославцы свою родину, - о Городе, где каждый житель вправе защищать свою свободу, где вече свободных обитателей сильнее власти великих князей.
С тех пор миновали целые века. Влесославль постепенно утрачивал значение. Медведицкие князья и цари неоднократно силой обуздывали его непокорных жителей. Да и богатство Города уже не сравнить было с тем, что собрали другие владения. Он сильно обезлюдел по сравнению с прежними временами. Городские стены были снесены лет за тридцать до описываемых событий. Многие старинные здания, некогда славившиеся красотой, обветшали со временем, и стояли брошенные, постепенно разрушаясь. Город как будто заснул, переводя дух и восстанавливая силы, подобно тяжело раненому витязю.
Такую картину и застали во Влесославле князь Венцеслав со своими спутниками, приехав дождливым осенним утром. То там, то здесь, остатки разрушенных зданий зарастали кустами и сорной травой. То были печальные последствия мятежа тридцатилетней давности. Вымостка дорог разрушилась со временем, и в глубоких впадинах стояла вода. Иногда в лужах отражалось серое небо, ветви деревьев, крыши ближайших изб. В пожелтевшей траве у обочин дорог бродили пестрые куры, паслись привязанные козы. Местные жители, встречая путников по дороге, недоумевающе косились и спешили пройти либо проехать мимо, поодаль от приезжих.
Не теряя времени, князь Венцеслав разыскал дом влесославского воеводы. А воеводой был в прошлом году прислан с Медведицы боярин Мечеслав Беловоич Лисин, один из участников свержения первого самозванца.
Увидев вошедшего к нему во двор молодого князя Кречета, воевода Лисин сразу насторожился, встретил его колючим взором исподлобья. Он не ожидал, что царь пришлет во Влесославль своего родственника, и первым его чувством было подозрение.
Однако, овладев собой, Лисин приветствовал с улыбкой неожиданного гостя, дружеским жестом протянул ему руку.
- Приветствую тебя, князь Венцеслав Станимирич! Как ты доехал сюда? Вижу, что устал. Я уже велел затопить баню, приготовить тебе постель. А, когда отдохнешь, устроим большой пир в честь твоего приезда...
- Благодарю, Мечеслав Беловоич, - проговорил князь Венцеслав, чувствуя, как в домашнем тепле все тело ноет от усталости. - Я только немного отдохну, а затем придется приниматься за дела. Отправлю воеводу Одинцова с посольством к литтам. А сам стану, как велел мне царь, собирать войска для отпора врагу. Я рассчитываю на твою помощь, Мечеслав Беловоич!
Боярин Лисин задумчиво кашлянул, теребя черную бороду, сильно поседевшую за время, прожитое им во Влесославле. Да вообще, он заметно постарел за время, что они не виделись, и глядел на царского родственника недоверчиво, угрюмо.
- Легко тебе говорить, князь - набирать войска во Влесославле! Легко царю требовать от нас - собери, приведи! Сам царь здесь не бывал отродясь, и не знает, как у нас обстоят дела. Между тем, влесославцы давно не любят Медведицу и наших царей.
- Им есть за что не любить тех, кто лишил их былой свободы, - согласился князь Венцеслав. - Однако же, от Кречетов влесославцы не видели зла. Некогда мой отец отстоял Влесославль от норландцев! Я с детства много слышал, как почитали его сварожане! Мне всегда казалось, что и для меня Влесославль не совсем чужой, будто меня что-то связывает с этим городом. Неужели в такое трудное время влесославцы откажутся спасти Сварожьи Земли?
Боярин Лисин многозначительно пожал широкими плечами.
- Увы, не могу поручиться ни за кого! Сюда тоже добираются соглядатаи самозванца. Шатаются по городу, вынюхивают, смущают горожан, чтобы те признали "царя Избора", что царь Станимир Тихоомирич слаб и не годится править. Прости, князь Венцеслав Станимирич, это не мои слова, это они так говорят! Я много переловил татевских соглядатаев, но кто же может уследить за целым городом?
Венцеслав устало опустился на лавку. Он понял, что исполнить царское поручение, пожалуй, будет сложней, чем можно было представить с Медведицы. Но он был готов.
- Мы должны добиться, чтобы Влесославль поддержал царя Станимира Тихомирича! Ехал сюда, рассчитывая на твою помощь, Мечеслав Беловоич.
Лисин задумчиво хмыкнул, затем, взяв принесенный штоф хмельного меда, налил себе и гостю.
- Выпей это, князь Венцеслав Станимирич! Мед согревает и проясняет голову.
- Ясная голова нам понадобится и без хмельных медов, - возразил молодой князь, отпив немного и поставив бокал на стол. - Благодарю тебя, Мечеслав Беловоич! Сегодня мы отдохнем, как ты любезно предлагаешь, а завтра примемся за работу...
На следующий день воевода Одинцов с посольством уезжал к литтам, взяв заготовленные князем Венцеславом верительные грамоты. Успех дела казался верным, поскольку литты сами предложили сварожанам военную помощь. Основной вопрос был в том, что именно они потребуют за свои услуги.
Проводив своих посланцев, князь Венцеслав принялся за дела. Он составлял распоряжения в другие сварожские города, призывал именем царя соединяться против самозванца и лугийцев, просил у полунощных городов помощи людьми, оружием, деньгами. Днем беседовал с именитыми людьми Влесославля, объяснял им, как важно не допустить лугийцев на Медведицу. Приходилось с пустого места собирать военную силу и средства для войны.
А между тем, все шире ходили слухи, что вокруг Влесославля неспокойно. Не все города на полунощи держали сторону Кречетов, многие поверили льстивым заверениям посланников самозванца. А когда из соседнего Плескова дошли вести, что и там присягнули "царю Избору", влесославцы также встревожились.
Однажды в покои к Венцеславу бегом ворвался Лисин, встревоженный, с всклокоченными волосами и бородой.
- Горожане ошалели! Требуют, чтобы все царские люди убрались прочь из Влесославля. Кто-то сказал им, будто ты обещал литтам отдать им Влесославль в уплату за помощь.
Князь, не дописав очередное распоряжение, вскочил из-за стола, изломав бывшее в его руках перо. Крикнув Еленя из соседней комнаты, он приказал седлать коня.
- Это безумная ошибка! Им надо все объяснить! - воскликнул он, выбежав из комнаты.
Боярин Лисин, проворчав ругательство, нехотя последовал за ним.
- Не знаешь ты еще Влесославля, князь Венцеслав Станимирич! Попробуй-ка обуздай ветер; тогда и влесославцев, коли они разбушевались, сможешь убедить...
И впрямь, во Влесославль, казалось, вернулись времена знаменитого вече. На площади собралось море людское, оно шумело и колыхалось, как настоящее море, опасно прижимая крайних к самому мосту через реку Черную.
Ни смена людских поколений, ни установление повсюду власти медведицких царей, не могли окончательно погасить свободолюбивый дух влесославцев. А теперь, как только царская власть ослабела, Город решительно поднял голову.
- Долой Кречетовских посланцев! Прочь медвединцев! Да здравствует свободный Влесославль! - шумела площадь.
Когда приехал князь Венцеслав, на помосте как раз говорил один из влесославских бояр, по-видимому, вполне войдя в роль властителя людских умов.
- Удивляюсь я наглости медвединцев, братья влесославцы! Сколько лет они нас давили, иссушали неправедными поборами, огнем и мечом заставляли нас покориться - а как самих настигла беда, так к нам же за помощью бросились! Уж если бы Влесославлю и понадобился царь, чужой, сидящий далеко от наших мест, то было бы лучше признать власть законного царя, Избора Твердиславича, чем похитителя престола, Кречета! Мы ничем не обязаны такому царю, который сам не может отстоять свою власть. Ведь Кречет задумал подарить наш древний Влесославль с окрестными городами литтам в уплату за помощь, сделать нас подданными литтского князя!..
- Ложь! - послышался звучный голос, и князь Венцеслав взбежал на помост. Толпа зашумела, выжидающе глядя и прислушиваясь.
- Ложь! - продолжал он. - Это первый самозванец, Любим Векшин, обещал подарить Влесославль своей супруге, Заславе Войцеховской. Этого самозванца и лишил присвоенной им власти, а вместе - и его подлой жизни, царь Станимир Тихомирич. Таким образом, он отстоял и Влесославль тоже. А тот, кто нынче зовет себя царем Избором - совсем другой самозванец. Но он взял на себя обязательства первого, и лугийка Заслава сейчас при нем, ждет, чтобы он, завоевав Влесославль, отдал ей. Хотите ли вы государыню-чужеземку, гордые влесославцы? Готовы ли работать вдвое против прежнего, чтобы лугийка носила больше парчи и золота?
Его речь, словно камень, брошенный в воду, вызвала большое волнение. Влесославцы заспорили между собой, и не могли уже остановиться. Никто больше никого не слушал, отдельные обрывки слов тонули в общем хаосе. Где-то уже завязывались стычки, хрустели ребра, шли в ход кулаки и палки.
Князь Венцеслав хотел продолжить говорить, но увидел, что влесославцы сейчас не услышат ничего. И он, не без труда пробравшись сквозь толпу, собирался уехать прочь.
- Безумный народ! Им любо самим все портить, разрушать свою жизнь! - воскликнул он, садясь на коня. - Сейчас мне нечего делать среди них. Придется ждать, пока они перебесятся.
В воеводском доме князя встретил боярин Лисин со своим помощником, дьяком Таволожиным. Оба были сильно встревожены и даже испуганы.
- Теперь во Влесославле долго не видать покоя, князь! - с беспокойством проговорил Лисин. - Город гудит, как гнездо шершней! Большинство горожан настроены против царя Станимира, против всех медвединцев. Нам нельзя здесь оставаться! Когда горожане так раздражены, они могут ворваться к нам и убить!
Князь Венцеслав, видевший сам, как опасно дело, однако же, не понимал ужаса влесославских сановников.
- Царь, конечно, и не подозревает, что здесь во всякое время готовы поднять мятеж. Но как это вышло, что вы, царские глаза и уши, не смогли приучить повиноваться здешний народ?
Оба уже немолодых, седобородых мужа почему-то упорно отводили глаза, будто смущенные вопросом князя и его неожиданно властной интонацией.
- Засланцы татевского вора морочат народ, - промолвил Лисин.
- Их одних мало, чтобы так возмутить народ! Если бы вы, царские люди, сумели добиться, чтобы во Влесославле искренне почитали царя Станимира Тихомирича, горожане сами бы похватали всех смутьянов, поднялись бы против них, а не против нас. Я прожил в Городе всего несколько дней, но увидел уже, что вы пренебрегаете своими обязанностями. Вы сами восстановили Влесославль против царя, давшего вам власть.
- Это неправда, княже! Ты, наверное, послушал наших врагов, будто воевода, мол, берет мзду с горожан? - проскулил Таволожин.
- Так! Ну а в этом, конечно, нет ни слова правды? - испытующе прищурился князь Венцеслав.
Боярин Лисин сперва уничтожающим взором окинул своего робкого сотоварища, а уж затем мрачно переглянулся с князем.
- Как бы там ни было, а мы теперь в одной лодке: влесославцы нас ненавидят одинаково. Стало быть, нам надо и спасаться вместе. Я предлагаю уйти из Влесославля. Здешний народ так же переменчив, как и буен. Они скоро одумаются и пожалеют о тебе, надо только переждать.
Венцеслав сомневался немного. Он кивнул, не выдавая тревоги.
- Я и сам хотел своими глазами убедиться, что происходит в окрестных городах, узнать, не перекинулся ли и туда мятеж. Твк что я согласен уехать на время. В былые времена князья не мне чета покидали Влесославль, не поладив с его буйными жителями. Если вы желаете, я вас возьму с собой.
Вечером того же дня, под покровом темноты, князь Венцеслав и его спутники уехали из Влесославля через потайную калитку. Проезжая по городу, они слышали, как издалека доносится шумная брань, видели, как мятежники, не расходясь на ночь, греются возле костров.
-
Да! Влесославль неугомонный. Да ведь уже нет у него былой силы, а буйный нрав остался. Ну и воевода со товарищи тоже больше, кажется, о своём кармане беспокоился, чем о городе. Спасибо, эреа Артанис. Тяжело придётся Венцеславу.
-
А я думаю, укротит Венцеслав буйный Влесославль, как сделал дальний родственник его Святослав в своё время. А вообще не нравится мне это бесконечное буйство. По любому поводу - кто кого перекричит. Не демократия это (власть народа), а охлократия (власть толпы).
-
В окрестных городах побывать, конечно, нужно (особенно, в Плескове), но если вся власть во время беспорядков покинула город, то кто всё это усмирять будет?
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Да! Влесославль неугомонный. Да ведь уже нет у него былой силы, а буйный нрав остался. Ну и воевода со товарищи тоже больше, кажется, о своём кармане беспокоился, чем о городе. Спасибо, эреа Артанис. Тяжело придётся Венцеславу.
Да, Влесославль мало изменился. Ну, или специально для Венцеслава решили тряхнуть стариной. Они увидели, что на Медведице царская власть ослабела, и решили, что еще могут добиться свободы.
А я думаю, укротит Венцеслав буйный Влесославль, как сделал дальний родственник его Святослав в своё время. А вообще не нравится мне это бесконечное буйство. По любому поводу - кто кого перекричит. Не демократия это (власть народа), а охлократия (власть толпы).
Венцеслав, к сожалению, не знает пока настолько хорошо влесославского норова. Ему впервые довелось с ними столкнуться, и он пока может их несколько недооценивать. А повадки у них, конечно, еще те. С одной стороны - народ, умеющий защищать свою свободу, не прогибаться под власть имущих, безусловно, заслуживает уважения. С другой - именно что власть безумной толпы. Должна быть, наверное, золотая середина, но ее трудно соблюсти.
В окрестных городах побывать, конечно, нужно (особенно, в Плескове), но если вся власть во время беспорядков покинула город, то кто всё это усмирять будет?
Выиграть время, пока влесославцы не перебесятся. Но и у жителей других городов теперь к медвединцам особое отношение...
В охваченном мятежами краю трудно оказалось найти пристанище князю Венцеславу и его спутникам. Темная осенняя ночь застигла их в лесу, поблизости от крепости Серебряный Бор. Царских посланников не допустили туда, потому что сереброборцы присягнули "царю Избору". И теперь они с раздражением глядели в сторону крепости, оставшейся за сплошной черной стеной леса. Между тем, все сгущавшаяся темнота и холодный влажный ветер становились все сильней, грозя перейти в настоящую бурю.
Костер горел неподалеку от узкой речки, берега которой завалены были стволами упавших деревьев и обломанными ветками. Вода вытекала прямо из-под завалов, чуть ли не до половины загромождавших русло. Темная вода волновалась на ветру, точно кипела.
Обратившись к князю Венцеславу, глядевшему на лесную реку, один из его воинов, бывший лесной охотник Чудин, сказал:
- Это Ренна, княже. Здесь она вытекает из лесов и бежит дальше, к Алатырьному морю.
На обветренном лице князя вспыхнул румянец, глаза его ярко блеснули.
- Ренна, прославившая князя Святослава Храброго! Я всегда мечтал побывать в здешних местах, увидеть своими глазами, где наши предки одолели викингов. Но не думал, что доведется исполнить это желание при таких обстоятельствах. Не только побережьем Алатырьного моря по-прежнему владеют норландцы, перехватив все торговые пути со стороны заката, но и внутри Сварожьих Земель не прекращаются раздоры. Эти земли мы могли бы возвратить, если бы только нам дали хоть несколько лет покоя...
- С таким неблагодарным народом, что заполонил Сварожьи Земли, трудно добиться толку, - угрюмо проворчал боярин Лисин, грея руки у огня. - Сперва Влесославль, а теперь еще и Серебряный Бор предали царя Станимира Тихомирича и тебя, его посланника! Они готовы на любое безумие. Иногда мне кажется, что даже гром небесный не заставит повиноваться этих подлецов. Лучше бы им провалиться в Кромешный Мир кверху ногами!
- Не говори так, Мечеслав Беловоич, - велел князь Венцеслав. - Все люди способны ошибаться. Что удивляться легковерию простых горожан, если знатные, наделенные властью люди не могут понять, кто прав, кто виноват? Но другого народа у нас все равно нет, придется опираться на тот, что есть.
- Гнилую опору ты нашел, князь Венцеслав Станимирич! - презрительно фыркнул Лисин. - Мятеж будит во всех худшие чувства: склонность к бунту, неповиновению, грабежам, пьянству, убийствам. Он превращает людей в толпу слепых дураков. Я достаточно долго прожил и довольно повидал людей, чтобы не обольщаться на их счет. Большинство людей - дрянь. Только по одним это видно сразу, а другие строят из себя что-то приличное.
Князь Венцеслав немного помолчал, тщательно подбирая слова, чтобы не оскорбить боярина, гораздо старшего годами, и при этом обязанного ему повиноваться.
- Мне жаль, Мечеслав Беловоич, если ты видел в людях лишь худшие их черты! Хотя, конечно, нынче достаточно творится такого, что собьет с толку всякого. И все же, даже я в свои немногие годы встречал в людях совсем другое. Видел, как воины в сражении жертвуют собой, чтобы спасти друг друга. Видел, как вовсе небогатые люди отдают все свое состояние, чтобы вооружить наши полки. Видел, как делятся куском хлеба с беженцами из разоренных сел, находят им и кров, и одежду. Видел, как идут на войну люди, оставляя дома милых жен и детей, старых родителей, - он на мгновение примолк, вспоминая о матери и о Ладомире, о будущем ребенке. - Мне было бы легче тотчас умереть, чем на всю жизнь разувериться в лучших чувствах сварожского племени!
Лисин отвел глаза. На губах его мелькнула ехидная усмешка, однако возражать царскому родственнику он не стал.
- Что теперь говорить! Если бы кто-нибудь нам сообщил, когда мы сможем вернуться во Власославль, прежде чем замерзнем здесь, как щенки! Кто же найдет дорогу в такую непогодь?
Прямо в вершинах высоких сосен прогудел ветер, и со скрипом обломилась большая ветка. Ветер захлестывал пригоршнями косые струи дождя, едва не погасив костер. Путники кутались в шубы, надвигали шапки ниже на глаза. Стреноженные лошади прятались от дождя под деревьями, позвякивая удилами.
- Нам надо отыскать дорогу на Влесославль. Там нас скорее отыщут наши посланники, скажут, что происходит, - произнес князь Венцеслав.
- Лишь бы не заблудиться в этих лешачьих местах, - с тревогой проговорил дьяк Таволожин.
- Не заблудимся, - заверил их князь. - Вот со мной Чудин, он из здешних мест. Он умеет находить дорогу в самом глухом лесу, его ничто не собьет с пути. Ты знаешь, как отсюда выбраться, Чудин?
Лесовик хитро блеснул глазами по-волчьи.
- Если позволит батюшка-Леший, я утром отыщу дорогу. Говорят, у меня были в роду оборотни-волкодлаки. Я толком не знаю, так ли это, но в лесах я легко нахожу следы, ты видел сам, княже.
Услышав о волкодлаках, Лисин с Таволожиным неуютно поежились в своих теплых одеждах. Князь Венцеслав строго взглянул на них.
- Я узнал Чудина по пути во Влесославль, и доверяю ему больше, чем половине вельможных бояр! Его способности уже не раз выручали нас.
Внимательно прислушавшись, лесовик вдруг отодвинулся от костра, как будто улавливая новые веяния, еще не замеченные остальными.
- Там есть кто-то! Кто-то... - прошептал он еле слышно.
И лишь после него большая собака, лежавшая на подстилке из листьев, вскочила и вся напряглась, вздыбливая шерсть. Но не залаяла, а молча оскалилась, не смея подать голос. Лошади, прислушавшись, начали рваться из пут. Одни только люди, кроме Чудина, еще ничего не слышали. Но, на всякий случай, взялись за оружие и приготовились стрелять, если кто-то захочет напасть.
И вдруг вдалеке послышался оглушительный треск. Казалось, что одна из высоких сосен переломилась пополам, как простая ветка. И на этот раз кругом не доносилось ни ветерка.
Затем послышались шаги, не особенно громкие, но настолько тяжелые, что земля содрогалась под ними, словно пыталась убежать, не в силах выдержать такой тяжести.
И на опушке леса, головой вровень с макушками самых высоких деревьев, воздвиглась огромная фигура. Словно высоченная скала приняла человеческие очертания и обрела способность двигаться. В свете костра путники разглядели огромную косматую голову и тело неведомого исполина, который с любопытством озирался, разглядывая их.
- Велет! - сдавленно прошептал кто-то из воинов, поднимая пищаль.
Князь Венцеслав отвел его оружие и вышел вперед, навстречу великану. Он на всякий случай сжимал одной рукой пистолет, а другой - пику, но вовсе не был уверен, что они помогут, глядя на исполинскую фигуру впереди. Неизвестно, поразит ли пуля сразу древнего великана. А если нет - о, берегите тогда, все сварожские Боги, свой народ!..
"Если уж нападет - тогда в глаз надо стрелять. А вообще-то, тут пушечное ядро было бы всего уместнее", - подумал Венцеслав, глядя вверх, запрокинув голову.
А велет. приглядевшись немного, сделал несколько шагов к людям, как будто хотел еще внимательней их рассмотреть. И с каждым шагом он... уменьшался. Вот он уже сделался ростом только в пол-дерева. Затем еще и еще ниже - и вот уже остался всего на голову выше Венцеслава. Но даже и в таком виде велет был гораздо крепче и плотней обычных людей. И земля по-прежнему дрожала при его приближении.
- Мир по дороге вам, племя Сварта! - произнес велет низким, гортанным голосом.
Венцеслав судорожно вздохнул, не то чтобы расслабившись, но чувствуя себя немного спокойнее.
- И тебе мир по дороге, почтенный велет, - проговорил он. - Прости, если зашли ненароком на твою землю. Мы ненадолго. Утром уйдем домой, своей дорогой.
- Хотелось взглянуть, каковы стали люди с давних веков, - прогудел велет. - Я помню времена, когда люди только пришли в эти края. Один я остался тут... Иные мои собратья умерли. Другие заснули на долгие годы, обратившись в камень, из которого нас сотворили Боги. Третьи ушли на восход, где люди еще не мешали. Но теперь уже ваше племя проникло и туда.
- Мы достигли многого, - осторожно, без огорчения и без похвальбы, произнес Венцеслав. - Но не достигли ни счастья, ни покоя. Потому мы и оказались тут.
Он старательно выбирал выражения. Кто знает, чего ждать от древнего великана, вполне возможно, озлобленного на человеческий род, вытеснивший с земли древние народы.
А велет, обломив высохшее, но еще стоячее дерево, легко отломил от него несколько веток и бросил их в костер. Тот высоко взвился, щедро освещая ночной лес.
- Позволишь, что ли, у костра с вами посидеть? - спросил он у князя Венцеслава.
Тот немного помедлил, не зная, разумно ли пригласить великана к костру. Наконец, он кивнул, и велет опустился на корточки, медленно, точно его суставы плохо гнулись от старости. От него испуганно отодвинулись сварожане.
В свете костра все разглядели огромную голову велета, суровое, обветренное лицо его, темное, как кора старого дерева, его кудрявую седую бороду. Вся одежда велета была сшита из выделанных звериных шкур: кожух с длинными рукавами и штаны, а на ногах - подошвы с ременным плетением.
У путников было не очень много еды, но князь Венцеслав позволил велету угощаться с их стола, чувствуя, что так надо сделать. Велет не заставил себя ждать, в один присест проглотив большую часть пирога с грибами.
Прожевав, древнейший обитатель Сварожьих Земель обернулся к князю Венцеславу. Остальных он, казалось, и не замечал.
- Ты - первый человек в своей стране? - поинтересовался он.
Венцеслав вновь задумался, как ответить. Надо ли пояснять лесному великану всю сложность человеческих взаимоотношений, и что он поймет из них?
- Пожалуй, один из первых, - уклончиво произнес он.
Но велет не признавал людских условностей.
- Ты - первый из людей в своей стране, - на сей раз утвердительно произнес он. - За это я сделаю тебе подарок, во благо людскому роду. Носи его на здоровье. Он позволит тебе достичь успеха!
И велет протянул Венцеславу широкое золотое кольцо. Оно сперва казалось огромным, но, когда его взял князь, сразу уменьшилось, чтобы он мог его надеть.
В то же мгновение велет исчез, словно его и не было, как был, прямо от костра, не сдвинувшись с места. Осталось только сломанное дерево да золотое кольцо на ладони у Венцеслава.
Но он, подумав немного, не стал его надевать. Выбрав чахлый побег елки, он надел кольцо на ее верхушку.
- Что ты делаешь, Венцеслав Станимирич? Ведь кольцо тебе подарено! - изумился боярин Лисин.
- Сперва поглядим, чего ждать от такого подарка! - усмехнулся Венцеслав. - Древнему велету не за что особо любить людской род...
Некоторые из его спутников с заметным сожалением глядели на золотое кольцо. но к словам князя прислушались все.
Не скоро в эту ночь смогли заснуть путники на постелях из еловых лап. Все опасались возвращения великана. Но тот больше не появлялся, и даже животные не тревожились. Наконец, сон сморил усталых путников.
А когда они поднялись, на месте хилого деревца возвышалась красавица ель с густой темной хвоей, раскидистая и пушистая, словно росла на приволье сто лет. И на ее вершине сияло золотое кольцо, словно звездочка, запутавшаяся в ветвях.
Боярин Лисин торжествующе взглянул на князя Кречета:
- Ну вот! Погляди, какой успех приносит кольцо!
Однако Венцеслав властно запретил всем даже подходить к выросшей волшебством елке с подарком велета.
- Поглядим, что будет дальше! Мне подозрителен такой успех.
И впрямь: уже на другой день прекрасная ель стала сохнуть, хвоя с нее осыпалась, и скоро сухостойная лесина рухнула, покачнувшись, на землю.
Тогда Венцеслав, не глядя, швырнул кольцо подальше в заросли.
- Забери свой подарок, велет! Слишком быстрый успех не приносит добра. Лучше нам заслужить его самим.
-
Да, Венцеслав человек осторожный. Дары таких существ, как велет имеют лицевую сторону и оборотную. Умница Венцеслав.
Видел, как вовсе небогатые люди отдают все свое состояние, чтобы вооружить наши полки
Вот это очень верно, именно небогатые. Почему так повелось - не знаю, но так было, есть, и, видимо будет.
-
Да, велет - существо непростое. Родственничек йотунов, я думаю. Интересно, он пакость сделать хотел или испытывал? Скорее всё-таки пакость. А Венцеславу-то как везёт на необычное. То Жар-Птицу повстречает, то велета. Может, и ещё с кем из дивиев лично познакомится. Зато совершенно точно известно, что все они есть.
-
Премного благодарна, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Да, Венцеслав человек осторожный. Дары таких существ, как велет имеют лицевую сторону и оборотную. Умница Венцеслав.
Видел, как вовсе небогатые люди отдают все свое состояние, чтобы вооружить наши полки
Вот это очень верно, именно небогатые. Почему так повелось - не знаю, но так было, есть, и, видимо будет.
К счастью, Венцеслав обычно бывает предусмотрительным, как с людьми, так и с другими существами. Иначе бы ему не справиться в творящихся здесь обстоятельствах.
Наверное, небогатые люди обычно бывают порядочнее богатых, и заботятся не только о себе. У кого как, конечно.
Да, велет - существо непростое. Родственничек йотунов, я думаю. Интересно, он пакость сделать хотел или испытывал? Скорее всё-таки пакость. А Венцеславу-то как везёт на необычное. То Жар-Птицу повстречает, то велета. Может, и ещё с кем из дивиев лично познакомится. Зато совершенно точно известно, что все они есть.
Да, сварожские велеты - скорее всего, почти такие же существа, как и норландские йотуны. У сварожан в целом с ними создались не настолько напряженные отношения, хотя, можно думать, в их предыстории бывало по-разному. Если напишу когда-нибудь далекий приквел, там и эта тема затрагиваться должна. Ну а дожившим до исторических времен велетам людей особо не за что любить. Вот при встрече и подложил свинью. Думал подложить, точнее.
А насчет других необычных встреч - поглядим попозже. Это же все-таки фэнтези, или где?
Глава 18. Подготовка к войне
Спустя несколько дней князя Венцеслава с его спутниками разыскал гонец из Влесославля с вестью, что мятеж прекратился так же быстро, как и начался. Одумавшиеся горожане отреклись от льстивых увещеваний татевского самозванца, побросали его соглядатаев в Черную реку, и позвали обратно посланников царя Станимира.
На этот раз князь Кречет вернулся во Влесославль с совсем иным чувством, чем въезжал туда в первый раз. Теперь первые люди Города встречали князя, готовы были по его распоряжению собирать войска для отражения лугийцев. Так что князь мог начинать действовать.
Мысленно представляя свое будущее войско, Венцеслав много думал о том, как дополнительно усилить его, завести что-то, чего бы не ожидали от них лугийцы. Он знал, что их незваные гости отважны и опытны в бою, а против них придется выдвинуть неопытных ополченцев. Даже и с обещанной помощью литтов, сварожанам придется трудно, если не найти способ ошеломить противника.
Ответ пришел внезапно, когда Венцеслав приехал поглядеть, как восстанавливают крепость на бывшем Княжьем Подворье, где предполагалось разместить литтское войско. Строителям помогали возводить стены два исполинских зверя. Каждый из них был в десять раз больше любой лошади. Размером и массивностью они больше всего напоминали скалы, поросшие густой и длинной красно-бурой шерстью, на круглых колоннообразных ногах. Но у этих "скал" были огромные ушастые головы с длинным и гибким, как змея, носом. Венцеслав увидел, как один из зверей, повинуясь движению сидевшего на его шее погонщика, взял своим носом-змеей из повозки огромный камень и легко передал его наверх, людям, возводившим стену. Второй огромный зверь только что притащил огромный воз камней, с которым не справиться бы и упряжке лошадей. Его погонщик легонько похлопал мохнатое чудовище по хоботу, передал ему большой каравай хлеба. Зверь благодарно заурчал и одним ловким движением хобота отправил хлеб в пасть. Затем погонщик потянул его за ухо, и зверь стал разгружать повозку, играючи поднимая хоботом глыбы, с какими не справиться бы десятку человек.
Князь Венцеслав и другие медвединцы, как зачарованные, глядели на невероятных зверей. Никто из них и представить себе не мог, что подобные существа живут на свете. Но вот, они у всех на глазах лениво обмахивались большими ушами, иногда переступали почти бесшумно ногами-столбами, утробно рокотали, сворачивая нос-хобот между белых кривых бивней. И послушно, как волы, выполняли приказы людей, сидевших у них на голове. Рядом с могучими животными любой человек казался муравьем, и однако, мохнатые великаны, казалось, охотно повиновались едва заметным со стороны указаниям, как будто были столь же, как и люди, заинтересованы в их исполнении. Когда на одном участке стены работа была окончена, зверь сдвинул повозку и широким плавным шагом двинулся дальше.
- Невероятные животные! - воскликнул князь Венцеслав, изумленный их очевидной мощью и еще более невероятным послушанием. - Такие великаны должны держать крышу мира! Это ведь индрик-зверь, царь всех животных...
- Именно так, княже! - отозвался с высоты голос одного из погонщиков, сидевшего на шее своего питомца. - Индрики, они же, по-нашему, зверегоры. У нас, во Влесославле, они приручены уже больше двадцати лет назад.
Князь Венцеслав хотел подъехать ближе к зверегорам, но его конь заартачился, захрипел, не соглашаясь ни за что приблизиться к мохнатым исполинам. У княжеских спутников кони также нервно косились и фыркали, чувствуя себя неуютно в присутствии могучих зверей.
Тогда Венцеслав спешился и, не слушая ничьих увещеваний, подошел ближе к огромному животному. Стоя на земле, он мог яснее оценить размеры зверегора: пожелай он, мог бы, разве лишь наклонив голову, пройти под брюхом у этой живой скалы. Крутой косматый бок вырос перед ним, застилая окоем, гибкий хобот многозначительно развернулся меж парой бивней.
Но вместе с невольной оторопью Венцеслав продолжал чувствовать, что исполинские животные притягивают и даже завораживают его. Ему хотелось протянуть руку и коснуться их грубой шерсти, длинного извивающегося хобота. и еще какая-то смутная догадка осенила его: ему казалось, что зверегоры могут быть полезны, хотя он пока не знал, каким образом.
Тем временем погонщик легонько похлопал зверегора по хоботу. Тот понял знак и, осторожно обвив человека вокруг талии, поставил его на землю.
- Вот, погляди, княже, как понятливы наши звери! - с гордостью проговорил погонщик, точно о любимых детях. - Даже у самого царя нет таких животных!
- Да уж, точно, - согласился князь Венцеслав. - Но вы-то как сумели их приручить?
По словам погонщика, первых молодых зверегоров во Влесославльпривели лет двадцать пять назад. Их поймали смелые охотники в холодных полунощных пустошах. В тот раз убили нескольких взрослых зверегоров ради их бивней, ценившихся дороже золота, а двух детенышей, бывших тогда размером с быка, поймали живыми и привели во Влесославль. Подросшие молодые звери оказались понятливы, как собаки, и легко поддавались обучению. На следующий год поймали еще одного детеныша зверегора, провалившегося в яму и покинутого сородичами. Поначалу влесославцы держали редких животных напоказ за железным частоколом. Но, когда зверегоры подросли, оказалось, что их удобно использовать в строительстве и других работах. Обученные великаны легко перевозили самые тяжелые грузы, своими сильными хоботами брали любую вещь, какую им укажут, и укладывали на место, не хуже людей. Теперь уже, во время охотничьих вылазок, влесославские охотники нарочно старались отбить от стада зверегоров детеныша и захватить живым. Иногда это удавалось, чаще - нет, но, во всяком случае, во Влесославле было нынче уже двенадцать превосходно обученных мохнатых великанов. Правда, пока еще они не размножались сами, однако занимавшиеся их обучением погонщики предполагали, что большинство ручных зверегоров просто еще слишком молоды - бивни у них были еще коротки и не начинали пока загибаться вверх, как у матерых исполинов. Сколько могут жить зверегоры, никто не знал в точности, но, по общему мнению, дольше человека.
Выслушав все это, князь Венцеслав с еще большим интересом наблюдал за величественными животными, за их неспешными и в то же время точными движениями.
- И что же, они всегда вас слушаются? А что будет, если взбунтуется какой-нибудь зверь? - спросил князь, представив разъяренным четырехсотпудовое животное.
- Они обучены с детства, и считают человека за своего вожака. Очень умные животные, - рассказал погонщик. - Мой десятилетний сын с младенчества вертится возле них них, ездит у них на голове, таскает за уши, и ни разу ему не было вреда. Кроме того, зверегоры видят смысл в работе, и гордятся выполненным, стараются друг перед другом работать лучше. Вот, здесь со мной Темногривый, он самый старший и самый умный из наших зверей. А это его подруга Бурая. Они всегда работают вместе. Если их разделить, они обидятся и работать будут вполсилы, кое-как, будто еле тянут. А вместе - красуются, чтобы показать себя лучше. Бывает, конечно, что зверь почему-то не в духе. В такое время лучше его совсем не беспокоить, пока не успокоится. Силой от них ничего не добьешься. Да и какая сила у человека против них?
- Это верно, - задумчиво проговорил Венцеслав, глядя, как оставшийся без работы зверегор от скуки обломил небольшое дерево и принялся объедать ветки.
- А на ласку обычно хорошо откликаются. Добрым обхождением от них многого можно добиться. Вот попробуй сам, княже!
- А можно? - уточнил Венцеслав и, взяв медовый пряник, осторожно протянул его зверегору.
Могучий зверь удивительно осторожно взял у него лакомство и проглотил, затем, развернув хобот, принялся обнюхивать незнакомого человека. Венцеслав почувствовал на себе его горячее дыхание, встретился взглядом с парой маленьких умных глаз среди порослей густой шерсти.
- Теперь он тебя запомнил, княже, - сказал погонщик.
Тогда князь, как видел у других, похлопал ладонью по шершавой, покрытой редкой шерстью коже хобота. В ответ зверегор шумно вздохнул и обвил князя хоботом за пояс и поднял на уровень своей спины. Сесть верхом на широкую горбатую спину животного, конечно, было нельзя, и на зверегорах ездили, садясь на шею, возле самой головы. Так умный зверь и усадил Венцеслава.
Сопровождавшие князя воины растерянно замерли, боясь, что при любом их неосторожном движении мохнатое чудовище убьет их полководца. Но сам Венцеслав, переведя дух после сокрушительных объятий хобота, воодушевился заново. Он глядел с огромной высоты вниз, и в голове его складывались все более обретающие ясность замыслы, как могли бы пригодиться эти животные. Их невероятная сила и ловкий, как рука, хобот, их почти человеческая понятливость могли пригодиться сварожанам для более важных дел, чем таскание камней.
- Они, пожалуй, могут увезти груза больше, чем целый обоз лошадей, - задумчиво проговорил Венцеслав. - Им должно быть нипочем наше бездорожье. Они могут проложить дорогу даже через лес...
- Где пройдет стадо зверегоров, остается просека, - с гордостью произнес погонщик второго зверегора, осторожно вытянув с его холки пучок линялой шерсти.
Князь Венцеслав велел своему зверю идти. И, чувствуя, как под ним мерно движется огромное тело животного, окончательно домыслил свою идею.
- Ваших зверегоров я забираю для войны. Они пригодятся в дальних переходах, а может быть, и в сражении. Готовьтесь со своими животными идти на войну.
Приказ князя сильно удивил укротителей зверегоров, однако отказываться не приходилось.
- Позволь тебе заметить, княже, что лошади боятся зверегоров! Ты и сам видел, как они шарахаются.
В обыкновенно теплых глазах Венцеслава мелькнул стальной отблеск.
- Мы своих коней приучим к ним. А вот лугийских конников ждет очень большой и неожиданный подарок!.. Как тебя зовут, друг? - внезапно обратился он к первому погонщику.
- Меня? Малик, - отозвался тот, растерянный не то приказом царского родственника, не то тем, что тот назвал его другом.
- Вот и хорошо, Малик! С сегодняшнего дня ты с другими погонщиками будешь готовить зверегоров для войны. Но тайно, на закрытом дворе, чтобы противник не узнал раньше времени.
- Как прикажешь, княже, - проговорил Малик, заметно понурившись.
Но от князя не укрылось отразившееся на его лице уныние.
- Чем тебе не нравится мой замысел? Скажи честно, не бойся.
- Жаль наших зверегоров, если они тоже будут рисковать погибнуть, - признался Малик. - Люди понимают, зачем идет война. А животным она без надобности. И их мало...
- Я понимаю тебя, - согласился князь Венцеслав. - Только ведь человек сам для себя и для близких своих - тоже единственный и неповторимый, а не один из многих. А на войну все равно идут. Я сам надеюсь, что твои зверегоры переживут эту войну. Тогда можно будет их разводить и обучать для других, мирных целей. Они пригодятся всюду, где большие расстояния и нет дорог! На них сварожане смогут смело добираться вглубь диких бескрайних лесов на восходе и земель дальше Каменного Пояса. Я уверен, зверегоры принесут огромную пользу в будущем!
И, объехав круг по двору на могучем животном, князь Венцеслав спустился наземь по его хоботу, стал рядом, гладя мохнатый бок зверегора, тем самым давая понять, что его замыслу суждено исполниться.
-
Мамонты, вот и они! Идея, конечно, дельная. Боевые слоны же были? Были! Почему бы не быть боевым мамонтам? Но Малика я понимаю очень хорошо! В то же время кони ведь воюют вместе с людьми! Собаки, опять же! И всё-таки сомнения Малика мне очень близки. Спасибо, эреа Артанис.
-
Зверегоры, надо же! Боевые мамонты - это, конечно, интересно. Но вот с боевыми слонами случались неприятности: они оказались достаточно пугливыми животными, а испугавшись, становились неуправляемыми и могли своих потоптать. Может, у мамонтов нервы покрепче, но, допустим, выстрела могут и испугаться. Осторожно их надо использовать в бою. А вот в качестве живых тягачей, вездеходов и подъёмных кранов самое оно.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Мамонты, вот и они! Идея, конечно, дельная. Боевые слоны же были? Были! Почему бы не быть боевым мамонтам? Но Малика я понимаю очень хорошо! В то же время кони ведь воюют вместе с людьми! Собаки, опять же! И всё-таки сомнения Малика мне очень близки. Спасибо, эреа Артанис.
Вполне естественно в мире, где сохранились мамонты, их приручить на пользу себе! А сомнения Малика вполне обоснованы. Коней и собак люди приручили давным-давно, они привычны всем, их много. А ручные мамонты покуда эксклюзивны, ими лучше бы не разбрасываться. Но для пользы дела ничего не надо жалеть.
Зверегоры, надо же! Боевые мамонты - это, конечно, интересно. Но вот с боевыми слонами случались неприятности: они оказались достаточно пугливыми животными, а испугавшись, становились неуправляемыми и могли своих потоптать. Может, у мамонтов нервы покрепче, но, допустим, выстрела могут и испугаться. Осторожно их надо использовать в бою. А вот в качестве живых тягачей, вездеходов и подъёмных кранов самое оно.
А как их назвать? Должно же у них быть название на сварожском языке. "Мамонт" явно заимствованное слово, скорее всего, агайское, а легендарное слово "индрик" уже прочно ассоциируется в Сварожском цикле с одним персонажем человеческого рода. Вот и получилось "зверегоры".
Да, их особенности в сражении следует учесть. Но зато и сами они многих сильно удивят. Ну, и во вспомогательных частях очень пригодятся.
Конечно, одними зверегорами подготовка к войне вовсе не ограничивалась. День ото дня собирались войска из Влесославля и других полунощных краев. По приглашению князя Венцеслава, собирались добровольцы, готовые отстаивать свободу Сварожьих Земель. Шли пешие и ехали конные, отрядами под руководством своих воевод, и приходили поодиночке или по двое - по трое. Принимали всех - тут было не до разборчивости. Но новое ополчение было необученным, сырым, не привыкло действовать в строю. Глядя, как его будущие воины шагают не в ногу, целятся копьем, будто вилами, а пищаль видят впервые в жизни, князь Кречет сильно тревожился. Не скоро они будут готовы выступить против храбрых и хорошо обученных лугийцев! У него был свежий пример войны с Чеканом. Тогда мятежники ожесточенно сражались, пока их боевой дух был крепок, но, стоило им получить отпор - обращались в бегство без всякого строя. И теперь у него и у поставленных им военачальников были полны руки забот. Казалось, что из необученных толп никогда не выйдет дисциплинированного войска.
Вести, между тем, доходили тревожные. Засевший в Татевке вор, именовавшийся царем Избором, Захватил множество городов. Зеленоград, Соболевск, Брониславль, Залесный, Белокамень, и другие края до самой Великой реки признавали его царем. Медведица была окружена, и надеяться на помощь оттуда не приходилось. Царь Станимир Тихомирич в редких посланиях мог лишь напоминать племяннику, как сильно надеется на его помощь, но сам помогать его начинаниям никак не мог. Одна лишь княгиня Светозара Остромысловна послала своему сыну денег для военных нужд. С огромным трудом посланный ею обоз прошел через леса окольными тропами. В письмах жены и матери князь прочел, что они здоровы и исполнены надежд, что Ладомира готовится, когда придет время, родить своего первенца. Обе княгини Кречетовы увещевали Венцеслава, чтобы он заботился лишь об общем благе, не тревожась о них. Но он все же читал между строк, что древние стены Медведицы сами по себе не вечно будут загораживать столицу, если не подойдет спасение извне.
А обстановка накалялась все сильней. Воспользоваться слабостью Сварожьих Земель задумал и сам лугийский король Казимир. Не удовлетворясь тем, что его подданные терзали родственный по крови и по языку народ, король решил сам отхватить кусочек от Сварожьих Земель. Но его войско застряло под стенами несокрушимого Туровска. Его жители были полны решимости держаться, сколько хватит сил. Но князь Венцеслав, получая тревожные вести со всех сторон, понимал, что промедление подобно смерти. А между тем, ему, чтобы собрать и обучить войско, даже и с обещанной помощью литтов, необходимо было время.
Кроме живой боевой силы, требовалось еще и многое другое, чтобы собрать войско в поход. Князь рассылал повсюду гонцов с просьбами прислать денег для снаряжения войск. Сам он каждый вечер допоздна беседовал с влесославскими боярами и купцами, то спорил с ними, то уговаривал, подсчитывал с ними военные расходы. В таких заботах день проходил за днем, ночь незаметно сменилась новым утром. Порой Венцеславу казалось, что он всю жизнь занимался бесконечными подсчетами, чуть ли не забывал, что он все-таки воин и полководец.
Однажды за полночь Руслан Буянов, заглянув в горницу к князю и увидев его среди многочисленных бумаг, подсчетов и расписок, с усмешкой покачал головой:
- На что это похоже, князь Венцеслав Станимирич? Никак, ты задумал из своего княжеского звания переписаться в купеческое?
Венцеслав поднял голову, радуясь возможности ненадолго отвлечься от бесконечных столбцов чисел, преследующих его даже во сне.
- Как ты думаешь, Руслан: что всего нужней для успешного ведения войны? - осведомился он.
Бесстрашный воевода недоумевающе пожал плечами.
- Храбрость, конечно. И еще сила. Без них воину никуда.
- Они, конечно, нужны. А еще что? - настойчиво переспросил Венцеслав.
Буянов растерянно моргнул.
- Я об этом не задумывался, - признал нехотя.
- Деньги больше всего нужны для войны, очень большие деньги! - устало вздохнул Венцеслав. - И целое войско отборных силачей и храбрецов можно погубить, если не снарядить их как следует, оставить без снабжения, послать в бой с плохим вооружением, на негодных конях. Сейчас не древние времена, когда выходили две толпы мужей в одних рубахах, с дубинами, и колотили друг друга, пока кто-то первым не попросит пощады. Тогда все намного проще было, а сейчас - голова кругом идет, сколько всего нужно для войны! И, пока все не будет готово, мы не можем никуда двинуться.
С удивлением поглядел Руслан на князя.
- Никогда о таком не думал, Венцеслав Станимирич... Мое дело - сражаться. Думать обо всем - твоя забота...
Между тем, в заботах незаметно прошли несколько месяцев, и уже доходила вторая половина влесославской зимы - холодной и снежной, с пронзительным влажным ветром, - когда, наконец, во Влесославль прибыло литтское войско.
Их насчитывалось всего пять тысяч. Но это были опытные воины, неоднократно испытанные в сражениях, главным образом, с теми же лугийцами, хорошо знающие боевые приемы и тактику противника. Можно было залюбоваться, как они ехали в четком боевом строю - всадники в полном доспехе, на рослых крепких конях. На ветру гордо реяло знамя с леопардом.
Сварожане встречали гостей на подступах к городу. Князь Венцеслав первым выехал вперед, угадав предводителя литтов - келиинского князя Гинтараса, родственника великокняжеского рода по боковой ветви. Они съехались вплотную, оба в полном боевом облачении, пристально изучая друг друга.
Князь Гинтарас оказался молодым, всего несколькими годами старше Венцеслава. Его узкое лицо удлинняла еще небольшая и мягкая русая бородка. Под сводом шлема весело блеснули зеленые, как у рыси, глаза, когда он, улыбнувшись, протянул руку князю Кречету.
- Здравствуй, благородный князь! Я о тебе много слышал, и мечтал с тобой познакомиться. Надеюсь, наша Лайме и ваша Доля пошлют успех нашему оружию, - произнес литтский вождь по-сварожски вполне чисто, почти без свойственного литтам протяжного говора.
Венцеслав приветливо пожал ему руку, улыбнувшись в ответ. Как бы там ни было, но всегда приятно встречать людей, что обращаются с нами дружески, и к тому же готовы разделить часть обязанностей.
Не теряя времени даром, устроили смотр войск, и сварожских, и литтских. При этом князь Венцеслав убедился, что новые союзники в самом деле хорошо обучены. Князь Гинтарас и его офицеры, в свою очередь, хвалили, сколь многого удалось добиться сварожскому полководцу за короткое время.
- Не перехваливай меня, - с чистосердечной скромностью попросил князь Венцеслав, глядя, как будущие ратники выполняют маневры. - Сейчас, конечно, не сравнить с тем, что было в первые дни. Но если бы ты знал, благородный Гинтарас, сколько предстоит сделать еще!.. У меня к тебе большая просьба: пусть твои опытные воины обучат наших военному делу. Им нужен наглядный пример, как следует сражаться. И с приемами лугийцев нужно познакомить их. Войско мало собрать, его надобно обучить, чтобы оно умением не уступало противнику.
Гинтарас пристально взглянул на сварожского полководца. Как видно, не ожидал, что тот пригласил их не только ради помощи, но и желая обучить собственное войско не хуже. Но тут же вновь принял дружелюбный вид.
- Я теперь вижу, что ты и впрямь дальновиднее многих старых полководцев! Несомненно, мы многого добьемся вместе. Я думаю, нам можно рбращаться просто по имени? Нет звания выше, чем товарищ по оружию, а мы с тобой можем уже считать себя таковыми.
- Охотно принимаю твою дружбу, Гинтарас, - князь Венцеслав протянул ему руку. Литт, хотя, безусловно, послан был блюсти прежде всего интересы своей страны, все же был ему симпатичен.
- Сколько лет тебе, Венцеслав? - спросил новый знакомый.
- Двадцать три.
- Мне двадцать семь. Правда, повоевать уже довелось. Иногда удачно, порой - не очень. Был и в плену у лугийцев. Но надеюсь скоро кое с кем из них посчитаться!
Венцеславу понравилось, что литтский полководец так чистосердечно рассказывает о своей неудаче.
- Проигранная битва - не позор, а урок, - заметил он. - Значит, ты знаешь лугийцев со всех сторон.
- Это точно, - засмеялся Гинтарас. - Знаешь, Венцеслав: мы так давно враждуем с лугийцами, что изучили их вдоль и поперек, как не могли бы и любящие друзья. Ведь после друга, важней всех бывает враг. Может быть, теперь нам с тобой вместе и удастся навсегда поставить панов лугийцев на место? Обезопасить наши границы, вернуть все, что они у вас отняли: Дедославль, Червлянск, Яргород...
- Там поглядим, - сдержанно отозвался Венцеслав. Он-то понимал, как безумно строить далекие замыслы, когда сама Медведица осаждена лугийцами. - Жизнь переменчива, никто не знает, чем обернется.
- Я и сам в последнее время много об этом думал, - признался Гинтарас. - Мы с тобой с первой встречи готовы быть друзьями, а при наших родителях литты вместе с норландцами осаждали Влесославль.
- Я с детства об этом слышал. Мой отец защищал тогда Город.
- О, тогда Влеслославль - судьбоносный город для нас обоих! - воскликнул Гинтарас. - Мой отец в ту войну погиб под Влесославлем. Это было так давно, что я не запомнил ни лица его, ни голоса.
- Мне повезло немногим больше - я тоже рано лишился отца, - задумчиво проговорил Венцеслав. - Но довольно нам вспоминать печальные события. Теперь наши страны - союзницы, и надеюсь, мы с тобой останемся друзьями.
- Я в этом не сомневаюсь! - заверил Гинтарас. - Ведь и такое бывало, что сварожане и литты сражались бок о бок в великих битвах прошлого!
- На Журавлином поле литтские витязи много сделали для одоления Орды! - согласился Венцеслав.
В тот же вечер в воеводском доме устроили большой пир в честь прибывших союзников-литтов. Князь Кречет угощал гостей за свой счет, от имени царя заплатив литтам жалование и щедро одарив Гинтараса и его офицеров. От первой встречи с литтами во многом зависел успех дальнейших взаимоотношений с ними. А потому не следовало им показывать, чтобы сварожане терпели в чем-нибудь недостаток. И Венцеслав не пожалел средств для этого пира, чтобы убедить литтов, что Сварожьи Земли еще сильны и щедро вознаграждают союзников. Таких богатых пиршеств не знали и в медведицкой Крепости, во всяком случае - при царе Станимире Кречете. А когда слуги стали выносить подарки - связки мехов, моржовые клыки, драгоценную посуду, золото, жемчуга, богато украшенное оружие, - даже самые опытные среди литтов жмурились, словно блеск сварожских богатств слепил им глаза.
Лилось вино и мед рекою. Воины пили за успех в будущей совместной борьбе, за скорую победу над Лугией, за здоровье своих правителей, и снова - за боевую дружбу.
- За твое здоровье, Венцеслав! Живи сто лет, покоряй всегда и друзей, и врагов! - поднял Гинтарас золотой кубок, подаренный ему князем Кречетом.
Сварожане, что присутствовали на пиру, охотно поддержали пожелание. Даже те, кто не очень-то доверял иноземцам, обрадовались, что и литт не меньше них почитает князя Венцеслава Станимирича.
А сам Венцеслав заверил в ответ, что этот пир и подарки - ничто в сравнении с тем, как их вознаградит царь, когда они помогут отстоять Сварожьи Земли от лугийского нашествия.
-
Надеюсь, литты не подведут, хотя всякое может быть. Но уж тут воля автора. Спасибо, эреа Артанис.
-
Литты нормальное войско прислали, хоть и небольшое. Похоже заинтересованы в победе, а не только в том, что им за это заплатят.
Только, вот, ополчение ещё обучать и обучать. Успеет ли Венцеслав вовремя?
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Надеюсь, литты не подведут, хотя всякое может быть. Но уж тут воля автора. Спасибо, эреа Артанис.
Не совсем просто все с литтами получится. Увидим попозже.
Литты нормальное войско прислали, хоть и небольшое. Похоже заинтересованы в победе, а не только в том, что им за это заплатят.
Только, вот, ополчение ещё обучать и обучать. Успеет ли Венцеслав вовремя?
Они во всем заинтересованы. И в победе, и в оплате тоже. Дружба, конечно, дружбой, а о личных интересах не забудут.
Придется поспешить, чтобы все успеть!
Глава 19. Превратности судьбы
После прихода литтов военная подготовка пошла быстрее. Опытные воины каждый день учили ополченцев боевым приемам, а сварожане перенимали у них строевую науку. С утра до вечера из большого становища доносились звуки команд, смешанная сварожская и литтская речь, порой звонкий смех, топот копыт, лязг металла, выстрелы из пищалей. А иногда все покрывал оглушительный грохот пушек или трубный рев зверегоров. Эти удивительные животные обучались чуть ли не быстрее людей-ополченцев. Заодно к ним приучали сварожских и литтских коней, привязывая их с внешней стороны загона для зверегоров. Со временем кони перестали пугаться огромных животных, и даже привыкли пастись в их присутствии. Рассчитывалось, что у лошадей противника такой подготовки не будет. Правда, и у самих зверегоров обнаружилось слабое место: они боялись громких звуков, особенно огненного боя, и когда на учениях раздались выстрелы, зверегоры обратились в бегство, чуть не стоптав своих. Малик и другие погонщики едва сумели остановить животных. Но князь Венцеслав не желал расставаться с замыслом использовать зверегоров в бою. Он велел воинам учиться стрелять поблизости от их загона. Постепенно умные животные поняли, что грохот и огонь не причиняют им вреда, и, хоть тревожно трубили в ответ, но, по крайней мере, уже не бросались на железную стену, так что та содрогалась.
Но исполинские зверегоры были кроткими и послушными существами в сравнении с тем буйным духом, что порой охватывает людей, особенно если они собираются большой толпой. Прежде чем закончилось обучение войска, князю Венцеславу довелось стать свидетелем события, о котором он впоследствии глубоко сожалел, находя и свою вину в том, что так произошло.
А началось все с того, что разведка принесла тревожную весть: на Влесославль идет отряд лугийцев и разного примкнувшего к ним сброда, числом в двадцать тысяч воинов. А вел его давний знакомый князя Кречета - пан полковник Индирский.
Услышав о нем, Венцеслав усмехнулся, несмотря на опасность ситуации.
- Ну и упрям же он! Даже до Влесославля дошел в поисках опасных приключений. Но мне совсем ни к чему его искать...
- Что за пан? Серьезный противник? - поинтересовался на военном совете боярин Лисин.
Князь пожал плечами.
- Витязь великий. А каков полководец из него, пока не знаю. Придется проверить. Впрочем, двадцать тысяч есть двадцать тысяч. К тому же, до полной готовности нам далеко еще! Мечеслав Беловоич, тебе поручаю с передовым отрядом встретить врага, не допустить к Влесославлю!
Тем самым он показывал, что полностью доверяет Лисину, хотя они не всегда ладили между собой. Впрочем, воевода и так обязан был в случае опасности руководить обороной города. При этом распоряжении царского родственника в темных глазах Лисина мелькнул ехидный огонек.
- Я и так думал просить тебя, Венцеслав Станимирич, доверить мне войско. Но все же благодарю, что сделал милость, напомнил мне мои обязанности!
- Не сердись на меня, Мечеслав Беловоич, - попросил Венцеслав. - Давай лучше простимся по-хорошему. Никто ведь не знает, доведется ли еще поговорить.
У Лисина дернулись уголки губ, терявшиеся в бороде.
- Это верно: будущего никто не ведает. До встречи, князь!
Он пожал руку Венцеславу и быстро вышел.
А через несколько часов к князю в горницу пришел один из младших влесославских военачальников и произнес шепотом:
- Прошу тебя, княже: не доверяй войска боярину Лисину! Он замыслил измену, в бою переметнется к врагу и войско уведет.
Князь Венцеслав сурово взглянул на говорившего.
- С чего ты взял?
- К воеводе по ночам приезжают какие-то нездешние люди, он с ними беседует всегда при закрытых дверях и ставнях. А давеча, когда он от тебя вышел, у него из-за пазухи выпала какая-то бумага. Я нагнулся ее поднять, так он чуть с рукой не оторвал, и рассвирепел так, что я думал - сейчас убьет. Княже, прошу тебя, молю: будь осторожен! Если Лисин предаст, потом уж ничего не исправить.
Князь Венцеслав распорядился привести обвиняемого воеводу, а сам размышлял, кому здесь верить, кто прав, а кто виноват. Может ли боярин Лисин оказаться предателем? Человек он, конечно, не самый приятный: язвительный, злопамятный, с тяжелым нравом. Но не записывать же из-за этого в предатели! Ведь Лисин был в свое время одним из самых бесстрашных заговорщиков против первого самозванца, и своей рукой убил его любимца, Велимира Воронова. Неужто он вздумает теперь переметнуться к Татевскому вору, зная лучше всякого другого, что тот не имеет никаких прав на престол?.. Однако, чужая душа - потемки. К тому же, Лисин мог быть обижен на царя за свое удаление во Влесославль. Да и на него, Венцеслава, увы, тоже. Кто его знает, что он мог придумать?
Из тягостных размышлений князя вывел скрип двери. Привели Лисина. Тот холодно глядел исподлобья и, кажется, не собирался ни в чем оправдываться.
Венцеслав велел обвиняемому сесть на лавку. Проговорил нехотя, с трудом подбирая слова:
- Ты слышал, Мечеслав Беловоич, в чем тебя обвиняют. Что скажешь?
На осунувшемся землистом лице боярина не отражалось надежды, одна лишь неприязнь.
- А что толку говорить? Ты все равно сделаешь, что задумал. Оправдываться не вижу смысла. Легко осудить тому, кто выше званием.
Князь Венцеслав досадливо поморщился, задетый за живое.
- Зачем ты так, Мечеслав Беловоич? Я как раз хочу тебе помочь. Отослал бы к царю на суд, да теперь проезд не скоро будет безопасен. Придется мне решить самому, но я хочу рассудить справедливо. Если тебя оклеветали, помоги мне очистить твое имя. Кто может подтвердить твою невиновность?
Лисин некоторое время угрюмо глядел перед собой, не подымая глаз.
- Мне нечем доказать свою невиновность, - наконец, произнес он.
В это время на улице стали собираться горожане, уже прослышав, что Лисина обвиняют в измене. Они толпились вокруг, подступали к самому крыльцу княжеского дома, и кричали что-то дерзкое, угрожающее.
- Ну что мне с тобой делать, Мечеслав Беловоич? - спросил князь.
- А что хочешь! - Лисин, казалось, решил, что ему нечего терять, и более не изображал почтительность. - Я, сразу как ты приехал, понял, что мне нечего ждать добра ни от тебя, ни от самого царя!
И в это мгновение Венцеславу пришло в голову решение, которое он счел справедливым.
- Зря ты меня подозреваешь невесть в чем, Мечеслав Беловоич! У меня нет к тебе никаких обвинений. Жители Влесославля тебя обвиняют, они пусть и докажут, прав ты или виноват.
Вот тут боярин Лисин, кажется, испугался по-настоящему. Больше, чем во время изгнания из города и совместных скитаний по лесам, больше, чем при приближении велета. Лицо воеводы заострилось и побледнело, как у мертвеца.
- Они - докажут? Вот эта толпа? - хрипло каркнул он, указав на собравшихся за окнами горожан. - Князь Венцеслав Станимирич, не знаешь ты еще влесославцев! Они буйны и переменчивы, как буря. Они меня ненавидят, не станут ничего выяснять.
Но князь не придал значения жалобам, приказал страже окружить и вывести Лисина, и сам вышел с ним.
- Идем, идем! Если вправду ненавидят, значит, сам ты виноват, настроил народ против себя.
Стоило им выйти на высокое крыльцо княжеского дома, как влесославцы едва не обезумели, бросились вверх по ступеням, готовые смести стражу и самого князя.
Разглядев в толпе своих знакомых, Лисин отчаянно воскликнул:
- Друзья! Помогите же! Неужто и вы против меня?
Но последние его слова утонули в свирепом многоголосом реве. Как бушующий морской вал, толпа нахлынула и утащила обвиненного боярина, поглотила его с головой.
Все произошло так стремительно, что князь Венцеслав не успел даже моргнуть. Широко раскрытыми глазами он смотрел на ужасающую вспышку безумного народного гнева. На мгновение вся кровь отхлынула у него от сердца. "Влесославль - стихийное бедствие!" - вдруг всплыли в памяти слова, точно он уже когда-то знал об этом, но, на беду, позабыл.
Выхватив меч, он тут же бросился сквозь расступившуюся перед ним толпу, точно нырнул в бурное море. Воины едва успевали за ним, готовые, если потребуется, сражаться с взбесившимися горожанами.
Однако этого не потребовалось. Буйная стихия, получив свою жертву, унялась так же быстро, и, когда Венцеслав оттолкнул нескольких человек, те образумились.
Но было уже поздно. Перед ними лежал, с размозженной о камни головой, со свернутой набок шеей, труп боярина Лисина. Никакими средствами уже нельзя было оживить его.
- Подлецы! Как вы посмели поднять руку на царского наместника? - воскликнул Венцеслав сквозь сжатые зубы.
- Он сам виноват! - заворчали в толпе, не очень-то робея.
- Какова бы ни была вина, но такая гибель ужасна! Из-за вас и я сделался убийцей, хотя надеялся прожить жизнь с чистой совестью!
Но, не успел князь увещевать влесославцев, как на взмыленном коне примчался воин.
- Горожане грабят воеводский дом! - истошно выкрикнул он.
Вскрикнув, точно получил рану, Венцеслав вскочил на приведенного коня и с небольшим отрядом бросился туда.
То, что он застал, вполне могло бы твориться во времена мятежа Чекана в какой-нибудь захваченной дворянской усадьбе. Толпа людей вломилась в дом, опустошала клети и кладовые, уносила оттуда все ценные вещи. Из распахнутой настежь конюшни вывели упряжку породистых лошадей и вытащили красивую повозку. А из дома слышались рыдания жены и взрослой дочери погибшего воеводы.
Но здесь Венцеслав разглядел отнюдь не только городскую чернь, явившуюся поживиться. Заметней всех держались многие именитые власославцы, - купцы и потомки былых знатных родов, с которыми князь Кречет был хорошо знаком. Этих людей никак нельзя было заподозрить в жадности к чужому добру; и однако, они явились растаскивать его, не успел труп Лисина остыть.
Пришпорив коня, князь Венцеслав подлетел к ним, готовый рубить и топтать этих людей, как самых ненавистных врагов. Влесославцы, бледнея, расступились перед ним.
- Что вам еще нужно, стервятники? - спросил князь голосом, исполненным ледяной ярости. - Как вы смеете, убив боярина, еще и разорять его дом, грабить его семью?! Ступайте прочь, иначе я не стану вас щадить!
Некоторые из грабителей в первое мгновение расступились перед готовым опуститься на их головы мечом и суровым взором князя Кречета, перед его белым конем, показавшимся им сейчас со зверегора ростом. Но они были влесославцы, и минутная робость быстро сменилась небрежной дерзостью.
- Мы наконец-то свели счеты! - буркнул один купец. - И сейчас возвращаем свое! Лисин у нас много чего требовал себе за каждую услугу или даже только за обещание ее.
Он взял лежавшую в деревянном ларце пару красиво сделанных пистолетов, с серебряными насечками.
- Взгляни, княже: на них мой знак, мое имущество! А чужого не беру.
Тут и остальные влесославцы зашумели, хватая найденные в воеводском доме ценные вещи и перечисляя истинные и мнимые обиды.
- Вот наш фамильный серебряный поставец! Клеймо весь Влесославль знает!
- А вот мои соболя, все отмечены! Тать Лисин их потребовал, будто царю в казну. Царю, как бы не так!..
- Это мои, мои лошади, князь Венцеслав Станимирич! И повозка моя! Вот, на дверце знак закрашен, но все же проглядывает!..
- Молчать! - громовым голосом закричал Венцеслав, перебивая разошедшихся горожан. - Все имущество боярина Лисина будет переписано. То, что вам принадлежит, все вернут. Сейчас ступайте домой, и чтобы я вас не видел! Вы уже достаточно опорочили себя и меня!
Горожане стали расходиться, оттесненные воинами, пришедшими с князем. А сам Венцеслав медленно, на негнущихся ногах, вошел в горницу, где плакали навзрыд две женщины.
- Зачем покинул нас супруг и отец среди бесчестных злодеев, в разбойничьем гнезде проклятом!..
Князь Венцеслав низко поклонился женщине и девушке, проговорил тихо, не подымая глаз:
- Мне очень жаль, что так сталось, боярыня... Моя вина в смерти Мечеслава Беловоича, хоть и не хотел того. Если могу чем-то загладить вину, то обещаю всю жизнь о вашей семье заботиться, как о своей. А, если меня не станет, завещаю, чтобы помогали вам после меня. Дочери твоей я найду хорошего мужа.
Но девушка глядела на него безумными глазами, едва понимая его слова. А ее мать плюнула под ноги Венцеславу.
- От тебя - умирать буду, ничего не возьму! Ты мужа моего погубил, обвинив неправедно!
Венцеслав хотел бы убедить ее, что это не так, что он желал добра, - но понял, что все бесполезно, и ушел прочь, приказав страже охранять осиротевшее семейство.
Вернувшись к себе домой, он долго сидел в горнице один, ничего не замечая и не берясь ни за какое дело. Наконец, дверь отводилась, и вошел Руслан Буянов.
- Здравствуй, княже! Ценное имущество в доме покойника переписано и частично роздано горожанам - кто смог доказать, что это вправду их. А они просили кое-что передать тебе в подарок.
Он положил на стол перед князем меч старинной работы, в богатых ножнах, затем шлем. Венцеслав непонимающе взглянул на эти вещи, и чуть не сбросил на пол влесославские подарки, но вспомнил, что оружие швырять нельзя.
- Безумцы! Вы все очумели в вашем Влесославле? Мало вам, что на моих руках кровь, вы еще хотите, чтобы я, точно разбойник, присваивал имущество своей жертвы! Продать эти вещи для снаряжения войска!
Оставшемуся вновь в одиночестве князю Венцеславу было над чем подумать. Он предоставил народу право судить Лисина, желая показать свою беспристрастность в этом деле. Но не учел, что народный суд часто бывает неразумным и беспощадным самосудом. И теперь уже не имело значения, замышлял или нет Лисин измену, навлек ли он еще прежде ненависть влесославцев или нет. Важно было лишь, что он, князь Венцеслав Кречет, принял неправильное решение, стоившее человеку жизни.
Но в известном смысле гибель Лисина стала для князя Венцеслава хорошим уроком. Больше он никогда не сомневался в своем праве принимать решения, и ни на кого не перекладывал ответственность за них, действовал удивительно благоразумно для своих лет.
-
Да, толпа - дело страшное. То, что одного человека можно убедить, не убедить, с толпой не проходит. Возникает эффект толпы, люди перестают контролировать свой разум и следуют за большинством.
Спасибо, эреа Артанис.
-
М-да... Надо сказать, это было, на редкость,
тупое непродуманное решение. Неужели Венцеслав никогда не сталкивался с толпой?
Скажите, эрэа Артанис, а с прототипом такое тоже было?
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Да, толпа - дело страшное. То, что одного человека можно убедить, не убедить, с толпой не проходит. Возникает эффект толпы, люди перестают контролировать свой разум и следуют за большинством.
Спасибо, эреа Артанис.
Увы, случается такое. :'( Особенно Влесославль как раз печально прославился. А Венцеслав, к сожалению, еще не представлял до конца, на что они могут быть способны.
М-да... Надо сказать, это было, на редкость, тупое непродуманное решение. Неужели Венцеслав никогда не сталкивался с толпой?
Скажите, эрэа Артанис, а с прототипом такое тоже было?
С влесославской, настолько буйной и анархичной толпой - еще как следует нет. Если во время свержения первого самозванца поднялся народ, то они там сделали доброе дело, и быстро унялись. А влесославцев он недооценил. Все могут ошибаться.
Да, было. Во всех исторических сведениях упоминается. В жизни вообще случается такое, чего нарочно не придумаешь ни в каком фэнтези. А придумаешь, так скажут - неправдоподобно.
Вот, к примеру, из биографической книги авторства Н.Г.Петровой:
"Собственных сил у Скопина было мало, приходилось рассчитывать на поддержку новгородцев, а их настроения были хорошо известны по только что пережитым событиям. Но другого войска у Скопина не имелось и, собрав кого можно было в городе, воевода «нача строити рать и послати хотя против их (то есть Кернозицкого. — Н. П.) на Бронницы»[384]. Возглавить вновь набранный отряд вызвался Михаил Татищев, который «нача у князь Михаила прошатись». Скопин согласился было, но в этот момент к нему пожаловала целая делегация новгородцев. Не скрывая своего враждебного отношения к Татищеву, горожане сообщили воеводе, что Татищев на самом деле намеревается не защищать город, а перейти на сторону самозванца: «Он идет для того, что хочет царю Василью изменити и Новгород здать».
Скопину было о чем задуматься. С изменой в своем войске он уже сталкивался — события на речке Незнани не были им забыты. Тогда последовал жесткий приказ царя, и изменников, сковав, отправили в Москву на дознание. Но Новгород не Незнань, до Москвы не одну неделю добираться, да по местам, где отряды тушинского царька промышляют. Так что доставить Татищева к царю не получится, придется разбираться самому. Скопин решил положиться на суд новгородцев: приказал собрать людей, чтобы объявить им о подозрении на Татищева. Тот уже не раз доказывал, что он не из тех, кто за словом в карман лезет, — вот пусть сам и оправдывается перед новгородцами: действительно ли он собирался изменять царю Шуйскому, или пустое на него наговаривают.
Но оправдываться Татащеву не пришлось. Едва Михаил Скопин объявил собравшимся на площади перед Софийским собором о доносе на Татищева, как толпа, не дослушав воеводу, словно разъяренный зверь, давно поджидавший свою добычу, набросилась на Татищева. Беснующиеся люди будто хотели вознаградить себя за долготерпение и теперь, не дав никому опомниться, рвали несчастного на куски: «Все воззопиша и, не розпроша, убиша его миром». Митрополит Исидор, не смея выйти на площадь, дрожа губами, шептал молитвы и сжимал в побелевших пальцах наперсный крест. Онемевший Скопин застыл на верхней ступени собора, не шелохнувшись.
Когда же толпа, наконец, расступилась, на земле осталось лежать растерзанное и окровавленное тело воеводы; рядом с ним валялись когда-то отобранная у новгородца сабля в дорогих серебряных ножнах, которую он даже не успел обнажить, и разорванная в клочья одежда. Будто протрезвевшие после кровавого похмелья, новгородцы молча взирали на того, перед кем еще недавно трепетали и кого не смели ослушаться. И только когда один из буянов предложил бросить тело воеводы в воды Волхова — «на съедение рыбам»[385], пришедший в себя Скопин властно объявил, что убитый будет по-христиански предан земле, а его имущество как изменника конфискуют в пользу государства. Обещание свое Скопин выполнил: Михаила Татищева похоронили в Антониевом монастыре."
На большое село Красный Бор, верстах в тридцати от Влесославля, лугийцы напали стремительно и внезапно, хмурым, будто спросонья, весенним утром. Никто не ждал врагов, все занимались обычными повседневными заботами. И вдруг, по улицам опрометью промчались всадники, щелкая плетями и тесня конями всех, кто попадался под руку. Ничто не могло их сдержать. Вокруг Красного Бора и укреплений никаких не было, лишь старый земляной вал, который лугийские конники перемахнули играючи.
Видя, что здесь их встречают мирные поселяне, нападавшие рассыпались по всей деревне, врывались в избы, хватали все, что было ценного. Стоны, крик, плач, шум побоища разорвали утреннюю тишину.
Подскакав к самой большой, недавно отстроенной избе старосты Клеща, выволокли на крыльцо самого хозяина, его жену и двух дочерей. Один из лугийцев что-то забормотал на ломаном сварожском наречии, показывая то плеть, то кошель с медными монетами. Оглушенный и помятый, Клещ не мог понять, что от него требуют. Тогда лугиец выхватил саблю и ударил его. Затем, перешагнув через труп, вернулся в избу - искать, что было ценного.
Меж тем, трое лугийцев уже тащили в овин пригожих дочек Клеща. Другие шарили по двору, заглядывая во все углы. Двое кинулись к сеновалу, не видя, что туда только что пробежал тринадцатилетний мальчик - сын погибшего старосты. Он притаился в сене, ухватив вилы - первое, что попалось под руку. И, когда лугийцы приготовились забрать сено для своих лошадей, подросток что было сил ударил вилами в грудь и горло одному из них. Тот упал, хрипя и обливаясь кровью. Из рук его рассыпалась ухваченная копна сена.
Второй лугиец схватил пищаль и в упор выстрелил в мальчика. Тот скатился наземь. От вылетевшей при выстреле искры огненная дорожка пробежала по сену, лизнула его, разгораясь ярче. Но лугиец и не подумал тушить огонь. Взглянув в лицо убитому мальчику, он поспешно вышел вон. Да и никому из захватчиков не было дела, что сгорит сеновал, что огонь перекинется на дровяной сарай, на овин и хлев, а может, и на жилую избу. Что им волноваться по поводу бедствий сварожан?
В избу к женившемуся прошлой осенью Малу вошли двое, когда хозяин завтракал со своей женой Озимкой кашей на молоке. Мал ухватился было за ухват, да один из незваных гостей приставил саблю к его горлу, проговорил вдруг по-сварожски чисто, как уроженец Соболевска или Белокамня:
- Полегче, приятель! Не дергайся! Мы только поищем, что у тебя можно взять, и отпустим. Понял? Вы с нами по-хорошему - и мы с вами тоже...
Может, и сделали бы так, потому что эта пара татей, хоть и примкнули к лугийцам, еще не вовсе забыли, что родились сварожанами. Но горячий Мал не хотел на глазах у жены ни в чем покоряться врагу.
- Вы - сварожане, и вместе с лугиями грабите нас? Да вы хуже всех пришлых, подлые предатели! - воскликнул он, оттолкнув одного грабителя.
Но тут его догнала сабля второго, полоснула по шее. Коротко застонав, Мал упал к ногам жены.
У Озимки будто что вспыхнуло в голове. Не помня себя и не рассуждая, схватила лежащее у печи тяжелое полено, бросилась медведицей на одного из них. Сил у женщины, с малолетства работавшей наравне с братьями, было достаточно. Убийца ее мужа рухнул, как подкошенный. Второй незваный гость попятился было, но, хищно изогнувшись, достал женщину концом сабли по лицу. Будто кипятком обварило ухо и щеку. Но Озимка сгоряча не почувствовала боли. Замахнувшись тем же поленом, уложила второго татя рядом с первым. Затем выбежала на улицу, не чувствуя, как кровь капает из раны, ошалело заметалась по улицам, созывая людей.
- Братья сварожане! Режут, бьют, грабят нас враги! Вставайте, бейтесь, не то нас всех истребят!
В этот день рано поутру деревенские мужики вывозили навоз в поле, чтобы удобрить землю перед тем, как сеять. И не сразу заметили, что случилось. Но, услышав выстрелы и шум, повернули коней и бросились в деревню, не очень-то размышляя, как будут биться с вооруженным неприятелем.
В деревне уже творилась сумятица. Горели дома, по улицам метались какие-то люди, все грязные, растрепанные - не поймешь, кто есть кто. На площади, не переставая, гудело медное било, разрывая в клочья все и так до предела напряженные чувства.
Метнувшуюся от своей избы Озимку, едва не попавшую под колеса, подхватил ее брат Зван, посадил ее в телегу. Из сбивчивых пояснений женщины более или менее ясно стало, что случилось.
- А мы-то думали - лугии мимо пройдут! Думали - война не наше дело! - Зван хватил себя по лбу кулаком. - Ну, теперь помоги нам великий Перун отбиться сегодня, а тогда я пойду во Влесославль к князю Кречету, буду драться с лугиями, сколько хватит сил!
- И мы тоже! - глухими голосами отозвались другие мужчины, глядя на разоренное село, на зажженные дома и погибших односельчан.
- И я с вами! - холодным, мертвым голосом отозвалась Озимка.
Никто, даже брат, не пытался отговорить ее. Только крепко сжал ее ладонь, загрубевшую и шершавую не меньше, чем у него самого.
У земляного вала собрались несколько конных лугийцев. Один из них, по-видимому главный, на серой лошади, стоял прямо посреди дороги. Зван подхлестнул лошадь, закричал, заухал, как Леший, пуская ее вскачь. Прежде чем лугийцы что-то успели сделать, тяжелая телега сбила пана вместе с конем. Ее развернуло и чуть не опрокинуло, но брат с сестрой успели вовремя удержать лошадь.
Лугийцы кинулись к селянам, окружили их. Жители Красного Бора кое-как смогли сдвинуть несколько телег, укрылись за ними, отражали неприятельский натиск. Здоровенный, как медведь, силач Гром, ухватив оглоблю, долго орудовал ей, как легкой тростинкой. Стоя на телеге, он сбивал с коней всех, кто приближался. Уже несколько мертвых лугийцев лежали вокруг.
- Спрячься, Гром! Уйди, убьют же! - кричали ему односельчане из укрытия. Но силач не слышал, продолжая крушить всех, до кого дотягивался оглоблей.
Но вот откуда-то прилетела пуля, и Гром, ахнув, будто от удивления, упал с телеги наземь.
Лугийцы окончательно рассвирепели, что какие-то селяне смеют давать им отпор. Один из них приказал на ломаном сварожском наречии, чтобы поняли не только свои, но и местные:
- Стереть это село с лица земли! Сжечь всех! Скоро наш пан полковник разгромит вас всех, сварожские свиньи, и самого князя Кречета отведет в Лугию в цепях!
- Врешь, собака! - воскликнул Зван, высунув голову из укрытия. - Раньше тебя самого, с твоим полковником, повесят на сосне!
И в это время раздался глухой ропот, словно дальний отзвук грозы. Затем - топот и дрожь земли. И вдруг все заглушил трубный рев, какого никто еще не слышал - ни сварожане, ни лугийцы.
А вслед за тем из леса, стоявшего глухой стеной, вдруг послышался треск, несколько деревьев переломились, точно в бурю, и из леса, где отродясь не было никакой дороги, проломились несколько исполинских мохнатых зверей. На спинах у них в обшитых железом башенках, сидели люди. А за ними по проложенному пути уже ехали всадники, катились повозки, подпрыгивая на вывернутых из земли корнях. И над головой переднего зверегора реяло знамя с Жар-Птицей.
В считанные мгновения все изменилось. Сварожане, прибывшие на зверегорах, смели лугийцев, точно вихрь. Только что гордые своей силой перед простыми селянами, незваные гости так растерялись, что мало кто мог оказать настоящее сопротивление, особенно "татевский сброд", которого здесь было больше, чем самих лугийцев.
Жители Красного Бора, глядевшие горящими глазами на свое отмщение, тут же сами бросились в битву, вооружившись кто чем. Те сельчане, что были захвачены в плен, тоже освободились и, кто мог, истребляли лугийцев. Вот кузнец Верникрай могучими руками схватил двух стоявших рядом лугийцев, ударил их лбами друг о друга и, ухватив свой молот, бросился в бой.
И в несколько минут все было закончено. В Красном Бору догорали пожары. кругом лежали трупы сварожан и врагов. Но вражеских тел было куда больше. А победители собирались идти дальше. Для них Красный Бор просто случайно встретился по пути.
После окончания битвы сельчане разглядели поближе и самого их спасителя - царского родича, князя Венцеслава Кречета. Во время сечи видели его только издали - когда он летал на белом коне своем среди крови и пыли, во главе своих воинов. А теперь он, спешившись, стоял на деревенской площади, возле умолкнувшего, наконец, била, и разговаривал с сельчанами - задушевно, доверительно, не так, как другие власть имущие, с кем доводилось сталкиваться здешним жителям. Они удивлялись его молодости и величавому облику, но самое главное - видели, что он их спас и помог отомстить за погибших.
- Я всем сердцем сочувствую вам, потерявшим своих родных, разоренным, обездоленным! Такие же бедствия терпят сейчас сварожане повсюду, где царят лугии и их сообщники. Сейчас мы идем дальше, чтобы изгнать лугийцев прочь из захваченных ими земель. И я прошу вас - не приказываю, потому что мне ни к чему подневольные воины. Но прошу, ради наших Богов, ради царя и царства: те, кто может сражаться, пусть идут с нами. Я понимаю, что вам жаль покинуть свой дом. Скоро надо будет сеять хлеб, а не человеческие кости. Но дело в том, что сейчас мы сможем спасти Сварожьи Земли лишь с оружием в руках. Иначе к вам вновь придет другой лугийский разъезд, вытопчет ваши поля, дома пожжет, вас истребит или захватит в плен. Пришло время, когда лишь все вместе мы можем спастись!
Жителей Красного Бора не приходилось уговаривать после пережитого. Кроме того, их тронуло, что князь, большой воевода, говорит с ними так уважительно, понимает их заботы. Чуть ли не все мужчины, без малого две сотни человек, шагнули вперед. С ними вместе была и Озимка, подобравшая лугийскую саблю.
- Женщина! - удивился князь Венцеслав. - Лучше ступай домой. Война - тяжкое испытание.
Она скользнула по нему застывшим взором.
- Я уже узнала ее. А идти мне некуда.
- Мужа у нее убили, - пояснил Зван, прикладывая подорожник к рассеченной щеке сестры. - А она за него отомстила, убив двоих. Ты можешь на нее положиться, княже, как на любого из нас.
Внимательно приглядевшись к молодой женщине, князь кивнул.
- Если тебе это нужно - ступай с нами. Только сходи к войсковому лекарю, пусть перевяжет тебе рану. И другие раненые тоже.
Найдя взглядом одного из литтских военачальников, прибывших с князем Гинтарасом, Венцеслав велел ему:
- Вингольт! Поручаю тебе наших новых ратников. Выучи их строю, сколько успеешь, во время похода.
Литт невозмутимо кивнул, и тут же указал ополченцам их место в полку, распорядился выдать им коней и снаряжение, и накормить из солдатского котла подгоревшей кашей. Так началась для селян из Красного Бора новая, военная жизнь.
-
Венцеслав вовремя подоспел со своими мамонтами. Но главное - у людей Красного Бора появилась надежда и цель. Появилось желание поквитаться с врагом. И они своими глазами увидели, что творят лугийцы, вряд ли кто-то поверит в доброго царя Избора. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот и боевое крещение для зверегоров. Надеюсь, из лугийцев никто не выжил, а то сюрприза не получится.
-
Благодарю вас, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Венцеслав вовремя подоспел со своими мамонтами. Но главное - у людей Красного Бора появилась надежда и цель. Появилось желание поквитаться с врагом. И они своими глазами увидели, что творят лугийцы, вряд ли кто-то поверит в доброго царя Избора. Спасибо, эреа Артанис.
Очень хорошо Вы сказали об этом эпизоде, просто лучше слов не найдешь! ;) Показать, как у простого народа пробуждается патриотизм, что им тоже есть ради чего воевать, - именно это и было для меня целью.
Вот и боевое крещение для зверегоров. Надеюсь, из лугийцев никто не выжил, а то сюрприза не получится.
Сюрпризы здесь как раз будут. Разные. Для всех. И с самых неожиданных сторон.
Глава 20. Гнев земли
В день, когда войско князя Кречета столкнулось с лугийцами, предводительствуемыми паном Индирским,с утра зарядил проливной дождь. Все небо было серым, его полосовали бесчисленные тугие струи дождя, хлестали больно, как град. В лужах вздувались и лопались пузыри. Мокрые ветви деревьев мотались на ветру, словно дрожали от холода. И ветер все усиливался. Он захлестывал косые струи ливня, зловеще гудел в вершинах деревьев, давил на всех, словно пытался пригнуть к земле, опрокинуть в топкую, пропитанную водой грязь.
Копыта коней с чавканьем вытягивались из размокшей земли. Колеса повозок поднимали тучи брызг, словно ехали по болоту. Пехотинцев усадили на телеги, иначе они бы в такую погоду отбились от своих и заблудились. Позади всех быки едва тащили тяжелые пушки, оставляя в грязи глубокие борозды, сразу заполнявшиеся водой. Пушкари ругались на возчиков и едва не плакали: весь порох промок до нитки, стрелять было нельзя.
Одни лишь могучие зверегоры шествовали, не замечая дождя. Сквозь их густую шерсть не проникал самый сильный ливень, холод тоже был нипочем. Но и они сегодня почему-то заметно тревожились. Поводили мокрыми ушами, принюхивались, водя хоботом по сторонам. Даже не паслись, как обычно, по дороге, обгладывая деревья.
Князь Венцеслав, ехавший во главе войска на ставшем от грязи серым коне, всматривался сквозь серую завесу дождя, пытаясь хоть что-то разглядеть впереди, дальше чем на несколько шагов. Но все тонуло в нескончаемом ливне: и видимость, и звуки. Расплескивая лужи, к князю подъехал Чудин, поставленный начальником разведки.
- Лугии идут навстречу, княже! Они не остановятся, невзирая ни на какую бурю... А мне что-то странное видится в этой буре, князь Венцеслав Станимирич!
Венцеслав внимательно взглянул на говорившего. Он привык доверять мнениям Чудина. после скитаний по влесославским лесам, где опыт и чутье лесовика не раз выручали всех. Тот не только находил в лесу тропы не хуже его обитателей-зверей, но еще и чувствовал присутствие древних хозяев земли - волшебных существ, дивий, - и лучше других знал их силу.
- Здесь кто-то есть? Как тогда, с велетом? - насторожился князь.
Чудин помотал головой, наморщился, стараясь словами объяснить свои ощущения.
- Это не велет. Другое что-то. Как будто и мы, и лугийцы с нашими распрями залезли в чужой дом, и деремся там. А хозяева все видят, и им скоро надоест нас терпеть. Когда-то, я слышал, здесь была заповедная земля, лесное святилище Святобора. Люди сюда и приходили-то лишь в особые праздники, а кровь здесь проливать было строго запрещено!
Сказал так, и ссутулился в седле, ожидая, что князь разозлится, или высмеет его и прикажет убираться вон. Однако Венцеслав произнес, задумчиво глядя, как мотаются деревья на ветру.
- Все может быть! Здешняя земля кажется старше нашей, давно перешедшей в полное владение людей. Здесь сохранилось больше от древних времен, когда властвовали иные существа. Но отступать уже поздно. Ведь пан Индирский не повернет назад или хотя бы не выберет для битвы другое место.
- Он уже близко, княже. Если бы не буря, их бы скоро сделалось видно.
- Ну вот... - и Венцеслав, приподнявшись на стременах, приказал войску строиться. Другие воеводы повторили своим полкам его приказ, и сварожане, мокрые как мыши, принялись перестраиваться на ходу. Во всяком случае, при этом им удалось согреться.
Лугийское войско появилось неожиданно, словно вынырнуло из-за серой пелены дождя. И сразу ринулось навстречу. Размокшая земля лишь немного замедляла натиск неистовой конницы.
- Вперед, храбрые лугийцы! - кричал их вождь, носясь по полю боя на буланой лошади, ставшей грязно-бурой. - Сварожский дождь нам не страшен! Покажем, что ему не остудить лугийскую кровь!
Нависшие тучи принесли сумрак задолго до вечера, дождь скоро скрыл все очертания, смыл краски. И два войска столкнулись, будто стая призраков, бесцветных и бесшумных. Сверкали клинки, стонали раненые, валясь с коней в воду и грязь, ржали кони, гремели боевые кличи. Но все эти звуки терялись в шуме ливня, в завывании все усиливающегося ветра. С тех пор как началась битва, темнело все сильней, так что вскоре, лишь съехавшись вплотную, можно было разглядеть, кто свой, а кто враг.
Князь Венцеслав, как всегда, сам повел в бой свое войско. Тоскливо озираясь по сторонам, он думал, что так не должно быть. Не следует ему, полководцу, терять из виду свое войско, бьющееся с врагом по колено в грязи. Однако сделать уже ничего было нельзя, оставалось только сражаться и надеяться, что другие сделают то же самое, несмотря на все усиливающуюся бурю. Вот какой-то лугиец, выехав навстречу князю Кречету, взял вбок и ударил саблей его коня. Тот бешено заржал и взмыл свечой. Но Венцеслав сдержал его и сам ударил мечом сверху, разрубив противнику голову вместе со шлемом. Хлещущие потоки ливня в то же мгновение смыли кровь убитого, как и кровь раненой лошади, проступающую на мокрой от воды шкуре.
Венцеслав подумал, что надо бы взять другого коня, а белого поберечь. Но в сумятице битвы у него не оставалось на это времени, кругом были враги.
В этом странном сражении под дождем всем приходилось рубиться одним лишь холодным оружием, как в старые времена. Огненный бой бездействовал у обоих войск. Порох промокал раньше, чем можно было сделать хоть один выстрел, воины просто не успевали зарядить пищаль. И все же сражение было жестоким.
Сквозь стену дождя князь Венцеслав разглядел маячившие позади фигуры зверегоров, еще более громадные в неясной дымке. Надеясь, что его услышат, он, приставив руки ко рту, крикнул, в подражание трубному реву зверегоров: "Хурррууу!"
В ответ раздался оглушительный рев, впервые за весь день пересиливший рев бури. И ошеломленные лугийцы увидели, как прямо на них движутся широким шагом животные, похожие на ожившие замшелые скалы. Но куда лучше это почувствовали их лошади. Они с самого утра, когда началась буря, чувствовали неладное, и лишь приказ людей заставил их идти в бой. А этот трубрый рев, эти огромные существа впереди, - к такому бедные лугийские кони оказались вовсе не готовы. Они метались, не чувствуя шпор и узды, хрипели, пятились, оскальзываясь в грязи, и всадники не могли с ними сладить. Великолепному лугийскому войску грозило смешаться, его ряды уже стали теснить друг друга. А зверегоры все двигались вперед, не переставая страшно трубить. Подвернувшуюся им брошенную лугийскую пушку, так и не выстрелившую ни разу, один из зверей сорвал хоботом с лафета и, бросив в грязь, двинулся дальше.
Но часть лугийцев все же сумела обуздать своих лошадей и готовилась продолжать бой. Собрав вокруг себя лучших воинов, Виктор Индирский повел их в обход зверегоров, собираясь ударить вбок сварожанам. Полученный отпор вовсе не обескуражил пана Виктора; напротив, он воспринял его как возможность испытать свои силы и храбрость. Он верил, что лишь в трудной борьбе закаляется сердце и совершаются чудеса ума и воли... ради продолжения той же борьбы и еще более труднодостижимого успеха.
Лугийцы снова появились рядом. С них стекала вода, словно они вынырнули из бушующей реки. Первым заметив их, литтский князь Гинтарас, во главе своего отряда сражавшийся рядом с князем Венцеславом, кивнул в сторону лугийского военачальника:
- Уступи его мне, а, Венцеслав!
- Ну уж нет! - князь Кречет повернул коня навстречу противнику, покрепче перехватил меч. - Раз он меня ищет, не годится его разочаровать.
Но, прежде чем Венцеслав с Виктором успели столкнуться в поединке, небо совсем потемнело и нависло низко, точно опрокинутая чаша. Ночь упала на землю внезапно, и стало совсем холодно. Ледяной дождь с градом больно бил всех без разбора. Бушующий ветер раскачивал столетние деревья, как сухие камыши. Затрещали, ломаясь, большие ветви и целые стволы. Одно дерево, подхваченное ветром, пролетело и рухнуло прямо на сварожский обоз, придавив нескольких людей и лошадей.
Все окончательно перемешалось в темноте и сумятице, все спасались бегством в этой бушующей стихии, не различающей своих и чужих. Все старались убраться подальше. Кому повезло в бою не растерять своих, те отступали вместе, другие просто бежали сломя голову.
В неистовом реве бури едва слышался трубный голос зверегоров. Те сразу же двинулись прочь от опасного места. Малик с другими погонщиками и не пытались остановить их, напротив, целиком доверились ощущениям умных животных.
- Вперед, вперед, подальше от гнева Богов, мой Темногривый, - твердил Малик, качаясь в башенке вместе с сыном, которого взял с собой в поход. - Даже если меня накажет князь Венцеслав Станимирич, а я не дам вас погубить!
А на бывшем поле боя творилось что-то невообразимое. Сквозь сгустившуюся тьму возникали фигуры призрачных животных, бледные, светящиеся, как полная луна. Они бесшумно выпрыгивали из леса, сновали повсюду. Призрачные медведи, кабаны, рыси, лисы, олени, лоси. Они одни и были ясно видны в сгустившейся темноте. Эти призрачные звери преследовали всех без разбору. Сварожане и лугийцы им одинаково были чужды, этому порождению гнева земли, уставшей от человеческих распрей. Они гнали людей, пеших и конных, как дичь на охоте. И люди спасались бегством, чувствуя, что перед ними - то, чему невозможно бросить вызов. Иногда они падали, обессилев от ран и усталости, и призрачные звери проходили сквозь них, оставляя лежать мертвыми в грязи.
Князь Венцеслав и другие сварожские воеводы метались среди своих рассыпавшихся полков, пытались их собрать вместе, как олень-вожак собирает стадо, вспугнутое охотником. Не замечая больше проливного дождя, он приказывал своим воинам держаться, воодушевлял оробевших, возвращал мужество отчаявшимся.
- Вперед! Не толпитесь! Мы выберемся! Это скоро закончится. Боги нас не оставят!
Но как раз тут новый сокрушительный порыв ветра повалил большое дерево, и оно рухнуло с таким треском, что содрогнулась земля. Белый княжеский конь с жалобным визгом отпрянул куда-то во тьму и помчался, не разбирая дороги. Венцеслав не мог остановить взбесившуюся лошадь, не мог и спрыгнуть наземь, чтобы не разбиться. В темноте он слышал, что рядом так же отчаянно мчится другой всадник, но не мог различить, кто это. Между тем, кони стали продираться сквозь густой подлесок, и князь почувствовал, как его кольчугу задевают ветки, в лицо ему ткнулась колючая еловая лапа. Значит, он со своим неизвестным спутником мчались уже через лес.
Вдруг ненастную мглу на мгновение озарила белая вспышка молнии. Увидев друг друга, оба изумленно вскрикнули.
- Пан Индирский! - не веря своим глазам, воскликнул Венцеслав.
- Князь Кречет! - казалось, что лугийца обрадовала встреча. - Ну, теперь тебе не за кого спрятаться: мы тут одни! Пусть только лошади остановятся...
-
Люди всё-таки воюют локально, а вот древняя стихия может только так - ковром. Не разбирая, кто прав, кто виноват. Просто убрать то, что мешает. Спасибо, эреа Артанис. Как там мамонты? Они звери древние, недаром тревожились, да только сварожанам деваться было некуда.
-
Ну, вот и встретились. Сбылась мечта Индирского. Если он только за этим воюет, так, может, наконец, успокоится, когда подерутся?
-
Индирский воюет ради войны. Вперёд и вперёд, через преграды к большим преградам и через них к ещё большим, не останавливаясь, не сдаваясь... И не задумываясь, ради чего все эти преодоления. Так что, выяснив отношения с Кречетом, отправится на поиски более могучего противника.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Люди всё-таки воюют локально, а вот древняя стихия может только так - ковром. Не разбирая, кто прав, кто виноват. Просто убрать то, что мешает. Спасибо, эреа Артанис. Как там мамонты? Они звери древние, недаром тревожились, да только сварожанам деваться было некуда.
Так получается. "Пришел лесник и выгнал всех из леса". В данном случае для древних сил нет среди людей своих и чужих. Здесь они не станут, как на Журавлином поле, на сторону одних людей против других. Да ведь здесь и договориться с ними заранее было некому.
Мамонты отступили вовремя, думаю, что не пострадали.
Ну, вот и встретились. Сбылась мечта Индирского. Если он только за этим воюет, так, может, наконец, успокоится, когда подерутся?
Поглядим, как пройдет их встреча. Ведь это - сварожский Гектор и лугийский Ахилл. Им вполне естественно войну понимать по-разному.
Индирский воюет ради войны. Вперёд и вперёд, через преграды к большим преградам и через них к ещё большим, не останавливаясь, не сдаваясь... И не задумываясь, ради чего все эти преодоления. Так что, выяснив отношения с Кречетом, отправится на поиски более могучего противника.
Таких, как он, называют "рыцарь крови". И лучше бы ему приложить силы где-нибудь в другом месте, где для него достаточно противников, и жизнь менее устроена, чем в Сварожьих Землях.
Бешеная скачка сквозь терзаемый бурей лес не могла продолжаться долго. Лошадь князя Венцеслава была ранена, и кровь продолжала течь из ее раны, смываемая тут же бурными потоками дождя. Сильное животное постепенно слабело, и наконец, вовсе изнемогшее, остановилось, задрожало и с почти человеческим стоном повалилось в грязь.
Князь Венцеслав успел вовремя спрыгнуть на землю, и, прислушиваясь сквозь шум дождя, старался уловить в темноте, что делает его противник. Тот, проехав еще немного, сумел, наконец, совладать со своей лошадью и, тоже спешившись, подошел ближе, ведя ее в поводу. Под ногами лугийца захлюпала вода.
- Ты в порядке? - спросил он у князя совсем иным тоном, чем перед тем.
- Да, - отозвался Венцеслав, сделав несколько шагов навстречу. - Благодарю тебя за внезапную заботу...
Виктор Индирский, казалось, усмехнулся в темноте.
- Если бы с тобой что-то случилось, мне пришлось бы отказаться от поединка... Но вон там, на пригорке, кажется, место посуше. Пойдем туда. Хотя бы ноги не будут вязнуть в грязи.
Венцеслав последовал за лугийским полковником, ставшим теперь его товарищем по несчастью. Они поднялись на высокий взгорок, поросший соснами. Здесь в самом деле было суше, потому что вода стекала вниз, а густой белый мох, покрывавший землю, впитывал влагу, точно губка.
К этому времени буря, словно довольная изгнанием людей, досаждавших духам этой местности, стала постепенно стихать. Деревья в лесу уже не трещали и не стонали на все голоса, дождь пошел на убыль. В непроглядно-черном небе вдруг выглянула звезда, словно девушка, поджидающая у окошка своего возлюбленного. Наверное, ночь, упавшая среди бела дня, незаметно сменилась настоящей.
Усталые, продрогшие и иззябшие путники сели под деревом, на снятые с лошадей седла. Как бы там ни было, но сейчас обоим хотелось одного - отдохнуть и согреться. Может быть, удастся разжечь костер, если здесь найдется хоть пара сухих веток...
Спустя некоторое время на взгорке вправду горел костер. Сперва он отчаянно дымил и чадил, пытаясь высушить промокшее топливо. Но вот, наконец, ему это удалось, и сломанные сучья сосны вспыхнули, немного рассеивая ночную мглу.
Когда приятное тепло начало согревать их, пан Индирский достал из седельной сумки кое-какие припасы: каравай хлеба, холодное мясо, копченое сало, да еще фляжку, судя по запаху, с бузинной настойкой.
- Раз уж мы тут, предлагаю сперва перекусить. Настоящий воин должен быть способен есть всегда - и после битвы, и перед поединком, - проговорил пан Виктор. - Может, и у тебя есть какие-нибудь запасы? Хотя, за тебя наверняка все таскают холопы, они же и позаботятся, чтобы ты в поле жил не хуже, чем у себя дома.
Вместо ответа Венцеслав достал из собственной седельной сумки съестные припасы, невозмутимо подвинул их лугийцу.
- Ешь, пей и угощайся, пан полковник! Право, не пойму, зачем ты стараешься меня оскорбить. Меня хорошо учили, что нужно во всякое время быть готовым самому заботиться о себе.
Пан Виктор быстро прожевал хороший ломоть хлеба с салом, и насмешливо проговорил:
- Я не спорю, драться тебя немного выучили, вот только настоящего мужского духа в тебе нет ни на грош! Иначе бы ты не увиливал в каждой битве, а выяснил раз и навсегда, кто из нас отважней и сильнее!
Венцеслав пожал плечами, показывая, что его вовсе не задевают насмешки лугийца.
- Ты можешь говорить что хочешь. А я сейчас совсем не хочу драться с тобой. Мы вместе спаслись из беды, а сейчас делим пищу, как товарищи. Может быть, мы раз в жизни можем встретиться мирно. Зачем нам сражаться теперь? Я тебе говорю - это Боги привели нас сюда, одних, без свиты, одиноких в этом диком лесу, чтобы мы смогли понять друг друга.
В трескучем пламени костра он разглядел презрительную усмешку на лице Виктора.
- Ты опять увиливаешь, да еще и поучаешь меня, точно жрец! А я говорю - сейчас как раз самое удачное время померяться силами. Мы одни, и нам нечем больше заняться. У нас остался один конь на двоих, зато со мной моя сабля, а с тобой - меч. Кто победит, получает все: оружие, припасы, возможность утром уехать отсюда. Ну? Разве это не честная ставка?
Но Венцеслав остался сидеть у костра, и лишь невозмутимо покачал головой.
- А я думаю - поединок между нами ничего не изменит. Я бы охотно согласился сразиться с тобой, если бы от тебя одного зависело продолжение войны. Если бы я знал, что в случае моей победы Лугия навсегда уведет войска из Сварожьих Земель - о, тогда бы я сделал все, что в моих силах, чтобы одолеть тебя! Но, я думаю, ваш король и его гетманы ведь не откажутся от войны, если я одержу победу?
Виктор недоумевающе хмыкнул.
- Пожалуй, что нет. Впрочем, меня не очень-то заботит, что там делает король, что - гетманы.
- Ну, вот видишь! А я должен заботиться об этом и о многом другом. Здесь и разница между нами. Поэтому нет смысла мне сражаться с тобой, пан Индирский. Лучше всего нам с тобой лечь отдохнуть.
С этими словами Венцеслав, расстегнув на себе доспехи и сняв шлем, завернулся в плащ и улегся возле костра, собираясь уснуть. Виктору ничего не оставалось, как последовать его примеру, и он улегся с другой стороны костра. Но, видно, ему не спалось. Он некоторое время ворочался, словно под его кольчугу заползли муравьи, наконец, продолжил спор:
- Скажи мне, князь Кречет: а тебе вправду не хотелось бы узнать в бою, кто из нас отважней и сильнее?
- Немножко хотелось бы, - не стал отрицать Венцеслав. - Но мне важнее другое. Личное превосходство я уступаю тебе, если оно для тебя так важно. В нашем состязании нет никакого смысла.
Лугиец приподнялся на локте, подозрительно взглянул на сварожского полководца.
- Как это - нет смысла? Да разве есть для мужчины дело достойнее, чем находить достойного противника, биться с ним и повергнуть к своим ногам? Никому из мирных людей - горожан, купцов, ремесленников, холопов, - не дано испытать радость победы! Лишь настоящий воин знает, как прекрасна победа над сильным врагом!
Князь Венцеслав с досадой сбросил с себя плащ и снова сел к костру, понимая, что заснуть ему не позволят.
- Так вот ради чего ты пришел в Сварожьи Земли? В поисках достойных противников? - удивился он.
- Конечно! - в отблесках пламени лицо пана Индирского казалось медно-красным, словно маска некоего воинственного божества. - Я на войну поехал первый раз в тринадцать лет. С тех пор много раз сражался с аллеманами, литтами, хунгарами - со всеми, с кем у нас шла война. Три года с отрядом наемников сражался в Арвернии. И, скажу тебе, не хвалясь: у нас не так много найдется равных мне воинов. Если ты меня одолеешь - для тебя будет большая честь. Воинская слава живет века, имена великих героев остаются в памяти навсегда!
- Но о чем-то еще ты мечтаешь, кроме собственной славы? - поинтересовался князь, все еще не вполне веря его словам. - Хотя бы о благе Лугии?
Виктор вынул из ножен свою саблю и при свете костра стал пучком мха полировать ее до блеска.
- О благе державы пусть думают король и гетманы, а меня они на свои советы не зовут. Впрочем, сколько я видел в лагере Татевского Царька, наши начальники тоже думают больше о своем обогащении. Я честнее них: не стремлюсь ни к власти, ни к деньгам. Я люблю войну и радость победы, а Лугия справится и без меня!
Не сразу у Венцеслава нашлось что сказать. Он вспоминал Красный Бор и другие разоренные села, людей, изгнанных из родного дома, погибших воинов, все превратности войны, на которые успел уже довольно наглядеться...
- И тебе не жаль, что повсюду льется кровь, гибнут люди? - спросил он. - Ты видел, как ваши воины сжигают дотла целые села, убивают всех подряд - женщин, детей, стариков?
- Я их не убивал. Так поступают лишь трусы, которых хватает всюду, - с достоинством произнес пан Виктор. - Я сражаюсь лишь с настоящими воинами. Если кто-то оказался слабее - сам виноват: кто ему мешал научиться лучше владеть мечом?
Но эти слова Виктор проговорил поспешно, словно желая поскорей оправдать себя. А Венцеслав некоторое время молчал, глядя на него.
- Значит, ты думаешь - кто сильней, тому все дозволено?
- Да! - с вызовом заявил пан Индирский. - Сильные правят миром, слабые покоряются или гибнут. Так всегда было и всегда будет. Пока у меня сабля в руках, мне нет дела до короля и его гетманов. Они пусть не задевают меня, а я могу пригодиться им.
Так говорить не мог бы представитель любого другого общества, но было на самом деле обычно для лугийского шляхтича, пылкого и своевольного, не привыкшего ограничивать свои желания ничем на свете, - в особенности если он мог подтвердить свою независимость делом, как Виктор Индирский. Право сильного часто было у них законом, и сам король не мог образумить своих буйных подданных. Но теперь Венцеславу невольно подумалось, что и сварожане заразились от них мятежным духом, научились находить странное удовольствие в разрушительном своеволии. И, пока длится война, можно ждать еще худших последствий, чем те, до каких дожили уже.
- Так, как ты, можно думать, пока сам ты силен и крепок. А что ты станешь делать, если тяжелая рана или болезнь навсегда лишит тебя силы? - спросил Венцеслав, надеясь неожиданным вопросом смутить противника.
Пан Виктор с деланной небрежностью повел плечами.
- Я не думал об этом, мне ни к чему! Но теперь скажу, первое, что пришло на ум. Случись такое, я и минуты не соглашусь прожить слабым, завися от других. Убью себя, а если и на это не останется сил, попрошу кого-нибудь оказать мне последнюю услугу.
- Ну а старость? - поинтересовался Венцеслав. - Все рано или поздно слабеют в старости. Кто живет для себя одного, к старости остается одиноким, хотя бы певцы и восхваляли его былые подвиги.
- Когда старость придет, тогда я и подумаю о ней, - отмахнулся лугиец. - Ты-то наверняка мечтаешь встретить ее важным седобородым боярином в бобровой шубе, окруженным кучей детей и выводком сопливых внучат!..
- Если Боги позволят, пусть будет так, - согласился Венцеслав, которого кольнула мысль о Ладомире: ей скоро подходил срок рожать, как-то она там?.. - Я не вижу ничего оскорбительного в твоих словах, хоть ты, несомненно, хотел меня оскорбить. А у тебя, пан Виктор, нет дома, куда хотелось бы вернуться? Ты не встречал женщину, с которой хотелось бы прожить жизнь, о которой мечтаешь, чтобы она стала матерью твоих детей?
- Родительское имение давно заброшено, и я не бываю там. А женщин, которым я нравился, и которые нравились мне, я встречал много, - усмехнулся лугиец. - А привязывать себя на всю жизнь к одной, кем бы она ни была - да ни за что! Разве что и впрямь под старость, когда мои косточки, наконец, попросятся на покой. А до тех пор я уж постараюсь взять от жизни все! Прожив слишком долго с женщиной, мужчина сам превращается в бабу. Его руки слабеют, сердце становится мягким, и он думает слишком много о том, как бы прожить подольше.
Князь Венцеслав подбросил еще веток в костер, и в его свете с удивлением взглянул в лицо Виктору.
- Откуда ты такое взял? Меня наша история совсем другому учит. У всех наших великих героев были семьи. И Святослав Храбрый, и Лютобор Освободитель были счастливо женаты, когда одерживали свои знаменитые победы, и что-то вовсе не стали слабее! Когда воин идет в бой, защищая свой дом, жену и детей, старых родителей, он гораздо сильнее становится, чем тот, кто бьется за себя одного! Ради своих близких даже робкий человек отважится на такое, чего бы не сделал ради себя. Ты отрекаешься не от слабости, пан Виктор - от величайшей на свете силы!
Пан Индирский гневно вскочил на ноги.
- Лугийская сила и храбрость, слава лугийского оружия - величайшая сила на свете! Защищайся! Хватит болтать, как баба!
Но князь Венцеслав спокойно взглянул на него, не собираясь встать.
- Да не стану я с тобой биться, пан Виктор! Вот завтра выберемся отсюда - и увидим, чьем войско первым соберется после бури. Это и будет тебе ответ. А сейчас ложись спать. Не ударишь же ты меня в спину без всякого поединка? С кем другим из лугийцев я бы поостерегся ложиться спать рядом. А тебе, пожалуй, не нужно славы такого рода.
С этими словами князь Кречет вновь улегся у костра, и вскоре преспокойно спал, словно в своих покоях. Наконец, и Виктор Индирский последовал его примеру, хоть и менее охотно.
На рассвете они услышали топот лошадей и лай собак, затем - голоса. Говорили по-сварожски. Князь Венцеслав вышел навстречу разыскивавшим его воинам.
- Благодарю вас, друзья, что разыскали меня, да и сами нашлись так быстро!
- Княже, твое войско тебя ждет! Князь Гинтарас собрал всех и пересчитал, как только буря прошла. А лугийцы отступили на полдень. Теперь нам открыт путь в Низовые Земли!
Тут только сварожские воины разглядели рядом с князем лугийского полковника. Руки сами потянулись к оружию. Но князь Кречет властно перехватил древки первых двух копий.
- Пан Индирский был мне товарищем в эту ночь. Пусть он едет догонять свое войско. По крайней мере, вчера мы с ним не были врагами. Ведь правда, пан Виктор?
- Разумеется, - произнес лугиец, садясь на своего коня. - Послушай меня, князь Венцеслав... У меня такое чувство, что мы все же сразились на сей раз. И может быть, ты даже в чем-то одержал победу. Потому что я пока не знаю, что стану делать, когда вернусь к своим, но мне не хочется больше тебя искать. Наши дороги расходятся, и думаю, навсегда. Пожалуй, я могу даже пожелать тебе счастья.
- И я тебе, если ты его желаешь, и если оно возможно, - охотно отозвался Венцеслав, пожав руку лугийцу.
Тот торопливо подстегнул коня и помчался прочь. А Венцеслав проводил его взглядом, прежде чем поехать со своими воинами в другую сторону.
Затем забыл и думать о нем. Что для главного воеводы сварожского войска значит победа над одним-единственным лугийским полковником, когда их еще много в Татевке и у короля Казимира, осаждающего Туровск? Теперь, когда дальнейший путь был открыт, следовало думать о будущем.
-
Очень интересный поворот событий. Конечно, Венцеслав здесь проявил не только смелость, но и умение разбираться в людях, очень важное качество для возможного лидера. Что до пана Индирского, пусть судьба пошлёт ему свою Ладомиру - вот тогда он поймёт, что женщина может не только превратить мужчину в "бабу", но и лихому вояке мозги на место поставить. Спасибо, эреа Артанис!
-
Умение разбираться в людях здесь особо не при чём. Позиция Венцеслава сильнее, и Индирский это почувствовал, хотя, быть может, и не понял. А отношение к семье может меняться со временем. Кто-то изначально нацелен на поиск своей суженой (или суженого, если мы о женщине). А кто-то внезапно, неожиданно для себя однажды открывает, что встретил Её (или Его), единственную (единственного), хотя прежде считал, что ему это не надо. Причём такое осознание может случиться не сразу после знакомства, а прийти со временем, иногда слишком поздно.
-
Премного благодарна, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Очень интересный поворот событий. Конечно, Венцеслав здесь проявил не только смелость, но и умение разбираться в людях, очень важное качество для возможного лидера. Что до пана Индирского, пусть судьба пошлёт ему свою Ладомиру - вот тогда он поймёт, что женщина может не только превратить мужчину в "бабу", но и лихому вояке мозги на место поставить. Спасибо, эреа Артанис!
Виктора он, во всяком случае, понял безошибочно. Ну а дальнейшая судьба его после разговора с Венцеславом, скорее всего, останется уже за рамками этого произведения. Может быть, когда-нибудь ему и встретится женщина, ради которой он сможет пересмотреть свою жизнь. Правда, не знаю, где и когда это может статься.
Умение разбираться в людях здесь особо не при чём. Позиция Венцеслава сильнее, и Индирский это почувствовал, хотя, быть может, и не понял. А отношение к семье может меняться со временем. Кто-то изначально нацелен на поиск своей суженой (или суженого, если мы о женщине). А кто-то внезапно, неожиданно для себя однажды открывает, что встретил Её (или Его), единственную (единственного), хотя прежде считал, что ему это не надо. Причём такое осознание может случиться не сразу после знакомства, а прийти со временем, иногда слишком поздно.
Умение разбираться в людях Венцеслав проявил, скорее всего, в том, что понял, что к Виктору можно безнаказанно повернуться спиной и лечь спать в его присутствии, что тот не захочет его убить любой ценой.
Хорошо, когда человек вообще успевает приглядеться вовремя к тому (той), кто может стать его настоящей судьбой, не использует и не отбросит за ненадобностью.
Глава 21. На берегах Великой реки
Сварожское воинство переправлялось по мосту через Великую реку. Большая часть его была уже на восходном берегу, собираясь идти к крепости Лебяжьей, которую уже два месяца осаждали лугийцы. Переправа целого войска, с обозом, пушками, зверегорами и осадными сооружениями, заняла немало времени. Здесь, в верхнем течении, Великая река еще мало напоминала ту бескрайнюю, как море, ширь, что разливается ниже, в степях. Но все же, это была довольно широкая река, такую не перейти и не переехать вброд. Поэтому пришлось потратить три дня на сооружение прочных мостов, чтобы двинуться дальше.
Но теперь большая часть войска благополучно переправилась на тот берег реки и готовилась двигаться дальше. На широком заливном лугу белели палатки, темнели повозки, горели костры, у которых собирались воины: пришло время обедать. В котлах варился кулеш с сухим мясом. На открытом пространстве далеко разносились голоса. Воины на привале беседовали, смеялись, вспоминая забавные случаи из своей походной жизни, пели песни.
Поодаль паслись кони, наслаждаясь обильным и сочным разнотравьем. Еще дальше красно-бурыми глыбами высились зверегоры. Сварожское воинство было готово идти дальше.
Теперь на закатном берегу оставались одни литты. Князь Венцеслав ждал, что они перейдут по мостам, однако союзники что-то не спешили покидать лагерь на том берегу. Наконец, на мосту показался литтский воин, посланный князем Гинтарасом. Он, спешившись, подошел к князю Венцеславу, который со своими ближниками выехал вперед, желая узнать, в чем причина промедления.
- Мой предводитель, князь Гинтарас, велел передать тебе, великий воевода, что литты не пойдут дальше, пока им не уплатят жалованье!
Кто-то из сварожских воевод негодующе вскрикнул. Князь Венцеслав медленно выпрямился в седле, словно не верил своим ушам.
- В таком случае, пусть князь Гинтарас сам приедет ко мне, и мы обсудим все условия. Я жду его!
С этими словами он вернулся в свой шатер и остался там, сосредоточенно размышляя. Такого он не ожидал. Хотя, конечно, от наемников вполне естественно ждать, что они станут торговаться за каждую куну. Но литтам он больше доверял до этого дня, и полагался на дружбу князя Гинтараса. Не хотелось думать, что литтский воевода так же своекорыстен, как и большинство наемников. Но Венцеслав собирался во всем разобраться и уладить, если это возможно.
Довольно скоро приехал князь Гинтарас с другими литтскими воеводами. Он был не в боевом облачении, а в обычной одежде, и, входя в шатер, снял свою широкую бархатную шляпу, украшенную радужными павлиньими перьями.
Венцеслав пристально взглянул на него, приглашая сесть.
- В чем дело? Почему вы отказываетесь идти дальше? - поинтересовался он с ледяной вежливостью, совсем не похожей на обычные его интонации.
Литт заметно смутился, опустил глаза.
- Я хочу, чтобы ты знал, Венцеслав: я всю жизнь буду гордиться нашей дружбой! Подобных тебе людей мне не доводилось встречать и в нашей стране, а не только у вас. Я благодарен Богам за то, что позволили мне воевать с тобой вместе.
- Тогда почему ты теперь готов оставить меня одного? - прервал его князь.
Вместо ответа Гинтарас взял из рук сопровождавшего его воина ларец, в котором лежали важные бумаги. Князь Венцеслав увидел скреплявшую их печать с леопардом - знаком Великого Княжества Литтского.
- Нам приказано идти с вами, лишь пока ты будешь нам платить. Иначе - прости, но нам придется повернуть обратно. Я высоко ценю твою дружбу, но приказ великого князя - выше самых лучших личных побуждений.
- Звучит разумно, - согласился Венцеслав, прочтя бумагу, написанную, разумеется, на литтском языке. - Но ты же знаешь, Гинтарас: у меня сейчас нет денег. Все, что было, я вам заплатил еще во Влесославле. Царь не может ничего послать, чтобы не перехватили враги. Подожди, пока освободим Медведицу: тогда уж разочтемся с вами за все сразу.
Вместо ответа литт развернул перед полководцем второй лист, скрепленный великокняжеской печатью.
- Сожалею, но не могу нарушить наш долг! Здесь указано, что, если вы перестаете нам платить, мы должны тотчас повернуть назад, - вкрадчиво проговорил потомок хитроумного князя Радвиласа.
Прочтя это послание, князь Венцеслав не мог не представить себе последствий ухода литтов. Правда, по пути из Влесославля, несмотря на многочисленные сражения, его войско настолько усилилось, что в нем терялись литтские пять тысяч человек. Но по уровню военной подготовки сварожанам было еще далеко до обученных солдат, и обойтись без литтской выучки все еще было трудно. Кроме того, он не взялся бы угадать, что сделают литты, оставшись в чужой стране без всяких обязательств. Они могли, чего доброго, переметнуться к самозванцу и лугиям. А даже если нет, то на обратном пути наверняка постарались бы себя вознаградить за счет и без того разоренного сварожского населения. После всего, что узнал Венцеслав из посланий великого князя и поведения самих литтов, трудно было ожидать от наемников бескорыстия. Нет, он знал, что не может позволить литтам покинуть его войско.
А Гинтарас, угадав сомнения князя Кречета, указал остро отточенным ногнем на одну из строк в предписании великого князя:
- "Если вам не будет уплачено в срок деньгами и ценностями, требуйте во владение Литтского Великого Княжества пограничные земли - город Темноборск с его окрестностями". По-моему, написано вполне ясно, - продолжил литтский воевода уже от себя. - Когда Темноборск станет литтским городом, мы пойдем с вами дальше.
Сварожские военачальники, собравшиеся на совет, изумленно переглядывались, не смея поверить в такую наглость литтов. Глядели на Гинтараса с его спутниками все злее, и лишь присутствие князя Кречета заставляло сдерживаться.
Наконец, вскочил с лавки Горислав Одинцов, что ездил заключать договор с литтами.
- Князь Венцеслав Станимирич, ты не должен уступать никому ни пяди сварожской земли! Только сам царь властен принимать такие решения!
- Мы сейчас слишком далеко, чтобы я мог спросить дозволения у царя, - вздохнул Венцеслав. - Ответ, как я понимаю, требуется немедленный. Иначе литты уйдут сейчас же.
Князь Гинтарас угрюмо кивнул в ответ.
- Елень, принеси бумагу, перо и чернила! - приказал Венцеслав.
Тут уже его подчиненные сварожане глядели на полководца, словно опасались, что он внезапно сошел с ума или околдован.
- Княже, неужели ты собираешься без ведома царя отдать Темноборск литтам? - в страхе воскликнул Одинцов.
- А что мне остается? - вздохнул Венцеслав, взяв бумагу и собираясь подписать договор. - Видят Боги, я не по своей воле должен самоуправствовать! Надеюсь, что царь Станимир Тихомирич поймет.
- Если царь и поймет, не поймут другие! - Руслан Буянов сделал движение, как будто готов был помешать князю подписать договор. - Теперь у твоих недругов, княже, будет повод тебя порочить! Станут говорить, будто ты по своей воле раздаешь сварожские владения! Могут и самого царя настроить против тебя!
- Царь, я уверен, во всем разберется и поймет, действовал ли я как изменник или как усердный слуга ему и царству, - непреклонно произнес Венцеслав, подписывая договор. - И говорите осторожней! Не давайте повод нашим литтским друзьям думать, что у меня есть на Медведице слишком сильные враги.
С этими словами он скрепил договор своей печатью и передал его князю Гинтарасу. Тот бережно сложил важную бумагу в ларец и неожиданно поклонился Венцеславу, повинуясь какому-то внезапному повелению сердца. Даже ему, иностранцу, было ясно, какое важное и, быть может, судьбоносное решение сейчас принял сварожский полководец.
- Ты и вправду необыкновенный человек! Я много встречал героев, храбро бьющихся с любым врагом на поле боя, но никогда не видел, чтобы кто-то, осознавая все последствия, осмелился принимать такие важные решения.
Князь Венцеслав заставил себя улыбнуться, преодолевая внутреннее напряжение.
- Вы же мне не оставили выбора... Но теперь, я надеюсь, вы идете с нами?
- Идем! - Гинтарас порывисто протянул руку Венцеславу. - Я и сам безумно рад, что не нужно расставаться с тобой! А на Темноборск у литтов есть некоторые права, согласись? Ведь он долгое время был литтским городом. Как раз в Темноборске правил князь Саулис, прежде чем вернуть законное великое княжение - благодаря помощи сварожан, кстати.
- А я мог бы тебе напомнить, что еще прежде того Темноборск долгие века был сварожским княжеством. Как раз темноборская княжна Светлана была супругой Святослава Храброго, именно там они играли свою свадьбу, - отозвался Венцеслав без улыбки. - Однако я думаю, ни к чему вспоминать прошлое, когда решаются настоящее и будущее. Сейчас главное, что вы с нами!
- Я сейчас же прикажу отослать договор в Айваре, и мы перейдем реку! - заверил Гинтарас. - Не бывать лугийцам в Лебяжьей! Мы погоним их так, что пух и перья полетят!
- Хвалиться будем после победы! - прервал его Венцеслав. - Поспеши переправиться, а после разберем мосты. Нельзя терять время. А то, я слышал, тебя твои воины между собой называют: "Ленивый Гинтарас".
- Меня? Не может быть! - с преувеличенным удивлением воскликнул литтский полководец, сдерживая смех. - Ну, я им покажу, кто у нас ленивый! Сейчас же будем готовы!
В тот же вечер литты приготовились к походу вместе со сварожанами, и воины зажгли ненужные более мосты, чтобы не послужили в другой раз их врагам. Длинные огненные дороги соединили два берега Великой реки. Да только ненадолго: прогоревшие бревенчатые настилы стали рушиться, оседать, и с громким плеском уходили в воду. Когда огонь погас, воины позаботились убрать от берега все, что не сгорело, чтобы никто не восстановил мосты. В этом им помогали зверегоры. Могучие животные заходили в воду чуть ли не до самой холки, выворачивали хоботом обгоревшие сваи, а заодно сами плескались и поливали друг друга, набрав в хобот воды. Косматым великанам было жарко поодаль от их холодной родины, и они рады были освежиться.
На голове самого большого зверегора стоял, балансируя руками, десятилетний сын Малика. С младенчества привыкший к огромным животным, он управлялся с ними даже ловчее, чем его отец. А Темногривый был для мальчика самым близким другом. По приказу маленького хозяина он послушно, как собака, становился на задние ноги, подсаживал мальчика на крышу или на дерево.
Сейчас маленький погонщик, забравшись на голову зверегору, прыгнул оттуда в воду, как с вышки, и заплескался, громко смеясь. Тогда Темногривый шагнул за ним и, ухватив хоботом, водворил обратно. Только что не отшлепал для порядка, как строгий воспитатель.
Но мальчишка не растерялся. Тонкий и гибкий, прожаренный солнцем, голый, кроме набедренной повязки, он затанцевал босыми ногами на огромной голове животного и закричал: "Хурррууу!", подражая трубному реву зверегоров.
В ответ Темногривый вскинул хобот вверх и сам затрубил, а за ним и остальные зверегоры. Рев двенадцати огромных животных огласил пространство на много верст вокруг. А сварожане и литты весело переговаривались, глядя на маленького мальчика рядом с огромным зверем.
-
Я ожидала от литтов какой-нибудь подлянки. Решение Венцеслава не простое, и неоднозначное. Но, положим, он отказался бы отдавать Темногорск. Тогда бы вместо одного врага получил двух. А ведь его воеводы наверняка бы так и поступили и что? Остались бы между двух огней! Спасибо, эреа Артанис. Иногда приходится поступиться чем-том, чтобы сохранить главное. "Не будь на то бы божья воля, не отдали б Москву!"(с)
-
Да, у литтов, конечно, губа не дура - целый город стребовать. >:( С другой стороны, пока все воины на юге - воюют с лугийцами - и ещё, кстати, неизвестно, кто победит, литтскому королю никто не помешает просто наброситься с другого конца, да и прихватить тот же самый Темноборск.
Только что скажут жители Темноборска? :(
-
Неоднозначное решение. Из-за него могут быть сложности в Медведице. Впрочем, война ещё не выиграна. Мало ли как обернётся.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Я ожидала от литтов какой-нибудь подлянки. Решение Венцеслава не простое, и неоднозначное. Но, положим, он отказался бы отдавать Темногорск. Тогда бы вместо одного врага получил двух. А ведь его воеводы наверняка бы так и поступили и что? Остались бы между двух огней! Спасибо, эреа Артанис. Иногда приходится поступиться чем-том, чтобы сохранить главное. "Не будь на то бы божья воля, не отдали б Москву!"(с)
Увы, но дружба наемников не очень-то надежна. Вот они и показали себя.
Решение Венцеслава трудное и неоднозначное. Но он умеет брать на себя ответственность. А это иногда потруднее, чем выигрывать битвы.
Да, у литтов, конечно, губа не дура - целый город стребовать. >:( С другой стороны, пока все воины на юге - воюют с лугийцами - и ещё, кстати, неизвестно, кто победит, литтскому королю никто не помешает просто наброситься с другого конца, да и прихватить тот же самый Темноборск.
Только что скажут жители Темноборска? :(
Все может статься. А жителей Темноборска, увы, боюсь, никто не спрашивал. :'( Ими пришлось пожертвовать, чтобы сохранили свободу остальные сварожане. Придется им смириться.
Неоднозначное решение. Из-за него могут быть сложности в Медведице. Впрочем, война ещё не выиграна. Мало ли как обернётся.
Все может быть. Но Венцеслав готов пожертвовать собственными интересами.
Ну а пока - продолжение войны.
Уже два с половиной месяца лугийцы осаждали крепость Лебяжью, стоявшую на высоком берегу Великой реки. Из первоначального числа ее защитников осталась едва ли половина. Съестных припасов становилось все меньше, их выдавали понемногу, рассчитав нужное количество, чтобы лебяжинцам сохранять силы. И все-таки они не сдавались, хотя лугийцы и обещали всем жизнь и почетный плен. Напротив, мужественные защитники крепости были полны решимости подражать в твердости жителям Туровска, который уже полгода сопротивлялся лугийскому королю. Не только воины, но женщины и дети, и простые поселяне, набившиеся из окрестных сел под защиту каменных стен, отражали каждый натиск врага. Стоило лугийцам подступить к стенам, как их встречали мушкетные и пищальные пули, стрелы, копья, потоки кипящей воды и смолы. И нападавшим приходилось отступать ни с чем.
Осаждавшие лугийцы роптали, им надоела долгая осада. Их вожди уверяли, будто в Лебяжьей хранятся сокровища, завладев коими, они сказочно обогатятся на всю жизнь. Каждый вечер в лугийском становище шумно пировали, как будто уже одолели всех врагов; так они не давали пасть духом своим воинам и самим себе.
Распоряжавшийся осадой пан Подгурский ни за что на свете не согласился бы отступить, не взяв Лебяжьей, и вернуться несолоно хлебавши в Татевку. Он прекрасно знал, что его товарищи там станут изводить насмешками, ибо среди лугийских военачальников не было настоящей дружбы, а царило постоянное соперничество и зависть к любому успеху своих собратьев. В первую очередь, сам гетман Вышанский презрительно принял бы Подгурского, если тот не возьмет Лебяжьей. Потому-то пан Болеслав Подгурский не мог вернуться с позором, он стремился сам унизить Вышанского. И ради этого продолжал упорствовать, хотя, откровенно говоря, и ему давно надоело осаждать Лебяжью.
Он попробовал было обмануть лебяжинцев. Послал к ним вестника - сварожского перебежчика, который их смутил черной вестью:
- Неужели вы, доблестные витязи, не знаете, что князь Кречет, на помощь которого вы надеетесь, уже разбит паном Подгурским, и войско его рассеяно?
Ответ лебяжинцев был таков, что перебежчик, едва живой от страха, спасся бегством. Ему сохранило жизнь лишь звание посла.
- Врешь, подлая собака! Когда скажут, что князь Венцеслав Станимирич разбил вашего Подгурского, и всех вас гонит, как зайцев - вот тогда поверим!
После этого лугийцы утратили надежду, чтобы Лебяжья сдалась на милость победителей. А между тем, они знали, что князь Кречет и вправду идет на выручку непреклонной крепости. Молва о необычайных дарованиях молодого полководца уже успела широко распространиться; воины, которым довелось от него бежать, рассказывали, какие чудеса творят войска под его началом.
Во время последнего отчаянного штурма лугийцам удалось было вскарабкаться на Восходную башню. Проникнув через волоковое оконце на чердак, уже решили, что победа одержана. Однако на башне гнездились целые стаи черных воронов, и в это время они как раз растили птенцов. Вообразив, что их гнездам грозит опасность, вороны бросились на лугийцев и выклевали глаза первым воинам, что забрались в окно. Ослепленные сорвались в ров и погибли. Этот случай все сочли несчастливым предзнаменованием, и никто больше не решился лезть в башню. Опять поднялся ропот, многим хотелось уйти. Пан Подгурский едва смог воодушевить войско, чтобы продолжать осаду. Хотя в ее надобности все больше сомневался и сам.
Вечером в лугийском становище опять был большой пир. Вина и хмельные меды лились рекой. Кругом звучали шумные хвастливые беседы воинов и офицеров. Среди них бродили совсем иные люди, не имевшие прямого отношения к войне. Маркитантки в пышных юбках; слуги лугийских панов, ожидавшие приказаний; лекари; гадатели и волшебники, или люди, выдававшие себя за таковых; нищие, которых много скиталось повсюду. Время от времени кто-нибудь из лугийцев подзывал таких людей, чтобы о чем-то спросить или приказать, а чаще - просто ради шутки. Напоить допьяна встретившегося бродягу, заставить плясать охмелевшую женщину, - подобные грубые проделки считались забавными у одичавших на войне лугийцев.
Одна из таких нищих скитальцев как раз медленно брела по лугийскому становищу, то и дело останавливаясь, как бы желая что-то отыскать. Женщина казалась еще молодой, но была так худа и черна от солнца, в таком невообразимо изорванном, потерявшем цвет летнике, под которым виднелись ребра, что и самому распущенному воину не вздумалось бы на нее польститься. Вдобавок, у нее на правой щеке белел шрам, и часть уха была стесана. За плечами нищая несла заплатанную котомку, совсем пустую. Впрочем, пока она бродила по становищу, кое-кто из воинов подал ей несколько кусков мяса и половину пирога. Женщина принимала их, благодаря и прося Богов помочь ее благодетелям, но из излишнего раболепия, свойственного нищим. А кое-кого даже удивил сухой жестокий блеск ее глаз. Наконец, уже под вечер, нищенка покинула становище и скрылась в лесу.
На рассвете она, переодевшись в мужскую домотканую сорочку и штаны, была уже в другом становище, рассказывая самому князю Венцеславу обо всем, что видела, подробно описав расположение лугийских войск по отношению к осажденной крепости.
- Я слышала, княже, что они собираются засыпать ров и по нему дойти до ворот, - закончила женщина свое повествование.
- Они не успеют. Мы придем раньше, - пообещал Венцеслав. - Ты молодец, Озимка! Можешь идти отдыхать, - и, повернувшись к стоявшему тут же Чудину, князь подмигнул: - Ну как ученица, справляется?
Разведчик широко ухмыльнулся, взглянув на Озимку.
- Мне у нее учиться надо! Любого врага вокруг пальца обведет. Кому придет в голову опасаться безобидную нищенку? Какой пан заподозрит в ней твою лазутчицу?
Князь Венцеслав пожал руки им обоим, как равным себе.
- Вы оба делаете очень важное для Сварожьих Земель дело! Если я не смогу вас наградить достойно, то Боги вознаградят, здесь или там1
При этих словах князя его лазутчиуи горячо заверили, что они вовсе не мечтали о наградах, и ничего не хотят сильней, чем скорейшей победы и его, княжеской, благодарности. Князь Венцеслав простился с ними поехал устраивать полки, думая о том, что искренняя любовь к отечеству чаще живет в сердцах простых людей, чем у богатых и знатных.
Погожим летним утром крепость Лебяжья белела посреди зеленой луговины, под светло-синим небом. В спокойной глади воды ее перевернутое отражение вправду казалось белоснежным лебедем, готовым взмыть в небо.
Сварожане налетели, как вихрь, как раз когда их противники, очнувшись после пиршества, тащили лестницы и фашины, которыми собирались засыпать ров. Ударили разом в середину и в боков, собираясь опрокинуть лугийское становище.
Однако лугийцы были наготове, собираясь на решающий штурм. В храбрости им никто не отказывал, а теперь, когда из головы еще не выветрился хмель, они были особенно ожесточены. Встречная волна поднялась навстречу сваорожской и сшиблась изо всех сил. И закипела бешеная рубка, дикая смесь из блеска стали и потоков крови, изрубленных и еще живых бойцов, боевых кличей и дикого ржания вздыбившихся лошадей. Те, кто хотел выстоять, в этой свалке должны были работать мечом или пикой, точно косцы в высоком разнотравье. Только здесь сама Морана-Смерть косила их руками жизни других людей. Кругом падали со стонами воины обеих ратей, сетуя на свою безвременную гибель. Но некому было услышать их жалобы.
Сквозь сумятицу боя князь Венцеслав разглядел, что лугийцы устремили основной удар не в середину его войска, а с боков, собираясь окружить сварожское войско. "Это ничего! Зверегоры их встретят!" - подумал он, отражая натиск противника с такой силой, что лугиец в богатых доспехах, с плащом из леопардовой шкуры, замертво рухнул с коня; кровь брызнула рекой во все стороны.
Князь не ошибся. Когда лугийцы собирались взять сварожское войско в клещи, ударив с флангов, из леса донесся рев, и, ломая деревья, вышли огромные животные, при виде которых лугийские кони заметались в ужасе. Устрашающий облик и трубный рев зверегоров пугали лошадей сильнее, чем опасности битвы. Лугийские фланги смешались. Наступление захлебывалось: кони ни за что не могли подойти ближе к зверегорам.
В этот час князь Венцеслав успевал видеть не только то, что было рядом, но и всю панораму сражения. Он видел, как осажденные лебяжинцы стреляли со стены по лугийцам, метали копья и стрелы. За оружие взялись даже женщины и дети. Вот совсем еще маленький мальчик тащил за дуло тяжелую для него пищаль и, дотащив, передал мальчику постарше, наверное, брату. И тот, положив пищаль на каменный выступ, выстрелил, а высокий лугиец кувырком скатился с коня. А тем временем осажденные лебяжинцы поспешили спустить мост и впервые за два месяца выехали в поле, на помощь войску князя Кречета.
Видя все это, князь Венцеслав почувствовал радость, какой не знал, кажется, еще никогда в жизни. Из глаз его потекли слезы умиления, когда он увидел, как самоотверженно и храбро сварожане бьюся за свою родину, за свободу. И вчерашние пахари, ремесленники, торговцы сейчас не уступали мужеством опытным воинам. "Если уж наши люди знают, за что бьются, и их не надо направлять, чтобы шли в бой - значит, мы уже одержали победу! - осенило его. - Если бы только лугийцы поняли, с каким сердцем нынче идут в бой сварожане - мигом вернулись бы к себе домой, и внукам заказали бы идти к нам с войной! Но, к сожалению, в каждом поколении рождаются дураки, что считают, будто им удастся больше. Уже многих учили наши предки, да вот и нам выпало тоже. Может статься, придется и следующим поколениям. Но до тех пор, пока сварожане готовы защищать свой дом, их никому не одолеть!"
Солнце еще не подошло к полудню, а лугийские полки, рассеянные и разбитые, бежали прочь, чтобы принести в Татевское становище весть о новой победе князя Кречета.
Этим вечером, выслав разведку, дабы убедиться, что враги не вернутся внезапно, князь Венцеслав позволил своему войску отдыхать и веселиться. Все чувствовали, что им нужен праздник после этой битвы, самой тяжелой после начала освободительной войны.
И там, где только накануне гордые лугийцы старались показной пышностью рассеять охватившее их уныние, сейчас сварожане праздновали свою победу, а заодно - справляли тризну по погибшим. И радость, и печаль их шли от сердца, не выставлялись напоказ.
Беседуя за чаркой, воины не раз вспоминали все события битвы и, конечно, восхваляли князя Венцеслава Станимирича, который привел их к новой победе и, если так пойдет дальше, не замедлит очистить Сварожьи Земли от захватчиков. Сварожские воины глубоко верили в дарования молодого полководца, и готовы были ради него идти в огонь и в воду.
- Да пошлют Боги счастья и долгой жизни князю Венцеславу Станимиричу! - поднял чашу Зван из Красного Бора. - А, если Боги и о нас немного радеют, пусть поскорей поставят князя Венцеслава государем Сварожьих Земель!
Сидевшие тут же воины, не задумываясь, осушили чаши за то, чтобы князь Венцеслав скорей сделался царем.
Это пожелание услышал Полюд и, помрачнев, подошел к ним.
- Ты что болтаешь, олух? - свирепо напустился он на Звана. - Или не слышал, что на князя Венцеслава Станимирича и без того плетутся сети и куются ковы на Медведице? Вот передаст кто-нибудь на Медведицу твою болтовню, и что подумает царь Станимир Тихомирич? Что воины его племянника не почитают царское величество и мечтают, чтобы князю Венцеслав Станимирич ссадил своего дядю с престола? И что тогда будет с князем, ты подумал?
- Ой! - Зван испуганно зажал рот ладонью.
- Вот тебе и "ой", дурень деревенский! Как бы еще не повредило князю Венцеславу Станимиричу, что отдал Темноборск литтам. А тут еще ты ему желаешь поскорей стать царем. Никто ведь не поверит, что от себя! А у князя на Медведице много врагов. И первый из них - царский брат, князь Годослав Тихомирич!
Тяжело вздохнув, Полюд ушел прочь. Он сам, в сущности, был согласен с пожеланиями Звана, как и большинство сварожских воинов и воевод. Но, послужив на Медведице, он знал, что там много влиятельных людей, враждебных князю Венцеславу. Так что само усердие его приверженцев могло повредить молодому полководцу.
-
Хорошо без плохо никогда не бывает! То есть и с врагом надобно бороться и побеждать, и, неизвестно, чем тебе за победу отплатят. А монарший двор, любой, всегда осиное гнездо. Спасибо, эреа Артанис. Монархи хотят победы, да, но вот победителей не особо жалуют. Случается, и отравляют, на пиру в честь победы. Примеров тьма.
-
Монархи порой недолюбливают популярных подданных, не доверяют им. Особенно если сами талантами не блистают. А приближённые порой ещё более ревнивы к успехам друг друга. Так что ничего удивительного. Опять же, у царя Станимира прямых наследников нет, да и царь он не потомственный. Тут всякие интриги возможны.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Хорошо без плохо никогда не бывает! То есть и с врагом надобно бороться и побеждать, и, неизвестно, чем тебе за победу отплатят. А монарший двор, любой, всегда осиное гнездо. Спасибо, эреа Артанис. Монархи хотят победы, да, но вот победителей не особо жалуют. Случается, и отравляют, на пиру в честь победы. Примеров тьма.
Сперва бы с врагом справиться, а там видно будет, как все сложится. Но печальные примеры, конечно, случаются. Далеко ходить не нужно. Лучше бы Венцеславу быть осторожнее. И его сторонникам, кстати, тоже. Но они... узнаем дальше.
Монархи порой недолюбливают популярных подданных, не доверяют им. Особенно если сами талантами не блистают. А приближённые порой ещё более ревнивы к успехам друг друга. Так что ничего удивительного. Опять же, у царя Станимира прямых наследников нет, да и царь он не потомственный. Тут всякие интриги возможны.
Увы, да. Все дороги открыты, и каждый себя мнит самым способным и самым достойным престола. "Парад эгоизмов", о котором как-то рассуждал царь Станимир, еще не закончился.
Глава 22. Невероятное приглашение
Зима того же года застала князя Венцеслава в Залесном. Этот город он, изгнав оттуда лугийцев, сделал своей ставкой, пока не будут целиком освобождены Низовые Земли. В Залесном его воины отдыхали, перестраивались и вооружались заново.
Несмотря на значительные потери за более чем полгода войны, сварожское войско заметно возросло благодаря новым пополнениям, и нынче насчитывало более пятидесяти тысяч человек. Первые победы князя Венцеслава воодушевили в сварожанах горячую любовь к родине, и теперь под его знамена отовсюду стекались люди, желающие быть участниками новых славных свершений. Уже никто не сомневался, что окончательная победа - вопрос скорого времени, что князю Венцеславу Станимиричу будет суждено освободить Сварожьи Земли от самозванца и лугиев. Вряд ли когда-нибудь прежде хоть одного военачальника так почитали его воины и простой народ, как князя Венцеслава Кречета. Его присутствие ободряло робких, внушало твердость легковерным, вселяло уверенность в победе тем, кто недавно был близок к отчаянию. Превознося князя Венцеслава Станимирича, сварожане забывали о царе и боярах, сидевших в осажденной Медведице. Первые люди царства оказались как бы в стороне от бурных событий. Не ими спасались Сварожьи Земли, не на них и возлагались общие надежды. Перед глазами у всех был молодой князь - предприимчивый и вместе с тем благоразумный, сильный, прекрасный, одинаково милостивый и к знатным, и к простолюдинам. Немудрено, что с ним все чаще связывали грядущее благополучие Сварожьих Земель.
Пока же князь Венцеслав готовил войско к продолжению войны. К нему стекались новые воины. Местные дворяне приходили со своими отрядами, приходили и простые люди. Но все это воинство приходилось учить заново, под руководством литтов и более опытных сварожских воинов, прежде чем они будут готовы продолжать поход. Поэтому казалось, что князь Венцеслав не спешит продолжать войну. Он посылал своих воевод с отрядами туда, где хозяйничали лугийцы. За зиму были освобождены большая часть захваченных ими городов. Сам же князь Венцеслав Станимирич, как было уже сказано, занимался вооружением и подготовкой войск. Он понимал, что самые важные сражения еще впереди. Татевцы вряд ли сдадутся легко. А, если удастся одолеть их, то на очереди сам лугийский король и его гетманы. Борьба с ними, вероятно, потребует особой тактики. Венцеслав был осторожным полководцем, несмотря на молодость. Он понимал, что одной только удалой конной сшибкой войну не выиграть, и искал способ уменьшить потери. Советовался со своими воеводами и опытными литтскими офицерами, как сделать лучше, читал в книгах о тактике иноземных войск, думал, что можно перенять у них, использовать с умом, приспособив к сварожским условиям.
Тем временем с Медведицы приходили тревожные вести. Царь прислал племяннику слезное письмо с описанием бедствий, что терпят медвединцы в осаде. Просил его прибыть поскорей и изгнать лугиейцев и самозванца. "На тебя надеется вся столица, каждый день горожане смотрят со стен: когда же придет спаситель наш, светлый князь Венцеслав Станимирич". Читая письмо, князь уловил за этими красноречивыми строками еще и другое: прибытие племянника во главе победоносного войска нужно было царю еще и затем, чтобы укрепить свой пошатнувшийся престол.
Второе письмо, в совсем ином тоне, пришло от матери и Ладомиры. Они в первую очередь поздравляли Венцеслава с рождением здорового, крепкого мальчика, названного Белогором. К письму приложены были несколько коротких темных волосков с головы малыша, мягких, почти невесомых. Читая это письмо в одиночестве, Венцеслав горячо прижал его к губам и к сердцу, и не сразу смог продолжать чтение. Тоска по родным, по матери и жене, и еще не виденному сыну, пронзила его острее стрелы, так что стало больно дышать. На одно мгновение он забыл о войне, о долге перед царством. Захотелось сесть на коня, полететь стрелой на Медведицу, а там проникнуть в город окольной тропой, минуя лугийские заставы. Хоть на миг обнять жену и мать, взять на руки сына, хоть одну ночку провести под родным кровом! Уже собирался крикнуть Еленю седлать коня, но тут же одумался, с усилием провел ладонью по лбу, возвращая рассудок.
Собравшись с мыслями, продолжил чтение. Княгини Кречетовы сообщали, что на Медведице и вправду не все ладно, но, впрочем, "все будет, как Доля нам отмерит, но столица пока стоит, и выдержит, сколько потребуется". И еще кое-что написано было в том письме ровным бисерным почерком княгини Светозары Остромысловны:
"Лучше было бы тебе, милый сын мой, после того, как освободишь Низовые Земли от лугийцев, на Медведицу совсем не ходить, а идти немедля на выручку Туровску, терпящему бедствие от лугийского короля! На Медведице, хоть пищи не всем хватает досыта, и появилась легочная лихорадка, можно еще выдержать и год, и два. Туровск же в самом деле держится из последних сил, и там твоя помощь гораздо нужнее! И еще есть одна причина тебе, милый мой сын Венцеслав Станимирич: при царском дворе много людей, которым твои победы - как кость в горле. Завистливые бояре денно и нощно шипят против тебя, наливаются ядом змеиным, перед самим царем пытаются тебя опорочить. Не ходи на Медведицу, не доставляй врагам, внутренним и внешним нашим, злобной радости, а своим близким и всем Сварожьим Землям - неутешного горя!"
Прочтя эти строки, князь Венцеслав надолго задумался. Он хорошо знал свою мать, вовсе не склонную к пустым страхам, как иные женщины, и не сомневался, что она предупреждает о том, что видела сама, бывая при дворе, или знает из надежных рук. Однако он не мог ослушаться приказа царя, недвусмысленно приказавшего как можно скорее снять осаду со столицы. Если бы он сделал вопреки прямому царскому приказу, это как раз ухудшило бы его положение. Царь мог наказать его за неповиновение, отстранить от командования или даже казнить. И князь продолжал готовить войско против татевского лагеря, для освобождения Медведицы.
Однажды разведка принесла вести, что лугийцы идут снова захватить Залесный. Князь Венцеслав немедля вышел им навстречу.
Та зима была довольно теплой, но очень снежной, в некоторых местах наметало сугробы в человеческий рост. Лошади вязли в снегу. Тогда Венцеслав поставил своих ратников на лыжи, по примеру влесославцев, которые привыкли ходить на лыжах даже среди вечных снегов дальней Полунощи. После некоторой подготовки сварожские воины мчались на лыжах, как некие снежные духи, скользящие над поверхностью земли.
Они настигли врагов возле озера Светлого, того самого, в котором, по преданию, Боги некогда скрыли город Колояр во время чжалаирского нашествия. Озеро сладко дремало под снежным покрывалом окруженное деревьями в пышных инеистых шубах.
Битва была жестокой, но короткой. Лугийская конница, двигаясь в глубоком снегу, лишилась своей обычной подвижностью, и сварожские лыжники легко настигли ее. Когда же из леса вышли зверегоры с обычным своим трубным ревом, исход битвы был предрешен. На этот раз на спине каждого животного были поставлены большие башни, обшитые железом, и в каждой, кроме одного погонщика, сидели десять воинов. Для них были проделаны в стенах щели, и сквозь них целились меткий глаз и дуло пищали. Плавно покачиваясь на спине зверегоров, воины со всех сторон стреляли по врагу, а сами в своем укрытии оставались неуязвимы. Лугийские пули только стучали по железной обшивке башни, но пробить ее не могли.
Одна из пуль легко задела бок Темногривому. Почувствовав внезапную боль, зверь в несколько широких шагов догнал мчавшуюся в испуге лошадь, пропорол бивнями и, ухватив хоботом, вмял в снег вместе со всадником. А тем временем воины с его спины успели подстрелить еще несколько лугийцев.
Когда окончилась битва, снег покраснел от крови и напоминал вспаханное поле, засеянное, увы, мертвыми телами - сварожан и лугийцев. Но последних погибло в несколько раз больше.
После сражения князь Венцеслав, спешившись, один спустился на лед озера, нетронутый во время битвы. В том месте берег был отвесный, так что можно было поверить, что и вправду некогда здесь прошла большая волна, отрезав часть земли в свою личную собственность.
Сейчас князю хотелось побыть одному, наедине со своими мыслями. Спустившись на лед, он снял рукавицы, набрал полные пригоршни снега, умылся им, охлаждая разгоряченное лицо и руки. Затем увидел участок льда в затишье, почти не занесенный снегом, и пригляделся поближе.
Сперва лед казался обычным, бело-голубоватым. Но вот стало происходить что-то странное, как будто толстая корка льда сделалась прозрачнее самого чистого стекла. Казалось, будто и вода подо льдом стала светлой и проницаемой взору, как воздух. И князь увидел там, под водяным куполом, другую землю, также занесенную снегом, но лежащую на дне озера. Там тоже росли заснеженные деревья, из высоких сугробов поднимались крыши изб и печные трубы. И все это выглядело настоящим, живым, сегодняшним, а не призраком далекого прошлого! По улицам подводного города ходили люди в ярких одеждах, ездили повозки. Укрытый Богами город жил, он ждал своего часа...
Изумленный открывшимся видением, князь Венцеслав поднял от озера глаза к небу, высокому и белому, как сплошное облако.
- Благодарю вас, Боги, что послали мне удивительное видение! Ничего еще не встречал удивительней, чем город под водой!
Когда князь вернулся к своему войску, он был задумчивей, чем всегда, но на губах его мелькала мечтательная улыбка. Не сразу, но он поведал своим ближникам, что видел под водой город. При этом сварожские воеводы удивились куда меньше него. Чего только он не мог?
- Такие случаи известны и ранее, княже! - заверил залесянский воевода Берсенев. - Ведь и князь Святослав Храбрый видел Колояр в озере, через несколько лет после того, как тот скрылся.
Возвращаясь в Залесный, князь Венцеслав всерьез задумался об этом городе, как о родине Святослава Храброго. В старой княжеской крепости - не той, в которой он живет сейчас, та была сожжена чжалаирами Ерден-хана, и с тех пор еще несколько раз восстанавливалась, - но в стоявшей на том же месте крепости родился будущий великий правитель и полководец. Здесь он рос до отъезда во Влесославль, здесь играл со своими братьями, в том числе и со Стемиром, будущим прародителем рода Кречетов. Здесь Святослав, уже прозванный Храбрым, прожил год после изгнания из Влесославля, прежде чем отправиться на великую битву, навсегда прославившую его имя... И Венцеславу вдруг показалось, что великое прошлое никуда не ушло, оно лишь скрыто под толщей лет, как Колояр в Светлом озере. Оно здесь, вокруг него, в нем самом - только руку протянуть...
А в Залесном возле бывшей княжеской крепости его встретили несколько богатых повозок. Возле них слуги водили по двору лошадей, давая им остыть после долгой дороги. Князю сообщили, что к нему прибыли послы из Азани, и сейчас обедают, ожидая его.
Войдя в большой зал, Венцеслав застал за обильным угощением человек десять. Судя по облику и богатой одежде, дворяне не из худородных. Обедая, они негромко, но оживленно беседовали между собой, и на лицах у них мелькали лукавые улыбки, словно они предвкушали, как пойдет затеянное ими дело.
Увидев князя Венцеслава, азанцы поднялись из-за стола и почтительно приветствовали его. Старший из них вручил князю запечатанное письмо.
- Послание твоей светлости от нашего воеводы!
- А! От Огнеяра Велигневича! - обрадовался князь. - Сейчас посмотрим, что он мне сообщает!
И, вскрыв печать, стал читать, что же пишет ему азанский воевода.
-
Вот мы и до Китеж-града добрались. Прекрасно. Но меня вот это тревожит.
Превознося князя Венцеслава Станимирича, сварожане забывали о царе и боярах, сидевших в осажденной Медведице.
Княгиню Светозару, видимо, тоже. Судя по её письму. Но что пишет Азанский воевода? На самом интересном месте повествование оборвалось. спасибо, эреа Артанис.
-
Как-то Венцеслава встретят на Медведице? Прямо, даже интересно, хоть и тревожно. Или он, вообще, пока туда не пойдёт, вдруг письмо переменит его планы? Но, так или иначе, до Медведицы он доберётся рано или поздно. А там этот Годослав.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Вот мы и до Китеж-града добрались. Прекрасно. Но меня вот это тревожит.
Превознося князя Венцеслава Станимирича, сварожане забывали о царе и боярах, сидевших в осажденной Медведице.
Княгиню Светозару, видимо, тоже. Судя по её письму. Но что пишет Азанский воевода? На самом интересном месте повествование оборвалось. спасибо, эреа Артанис.
До Колояра. ::) История, как этот город скрылся под водой, подробно рассказана у меня в "Северной легенде".
Княгиня Светозара просто так тревожиться не станет. Раз предупреждает сына, значит, основания есть. Но об этом узнаем в свой черед.
А сторонникам Венцеслава лучше бы, конечно, сдержаннее себя вести. И ладно бы его открыто хвалили только простые воины...
Огнеяр - личность весьма своеобразная. И идеи у него подчас бывают сногсшибательные, в прямом смысле.
Как-то Венцеслава встретят на Медведице? Прямо, даже интересно, хоть и тревожно. Или он, вообще, пока туда не пойдёт, вдруг письмо переменит его планы? Но, так или иначе, до Медведицы он доберётся рано или поздно. А там этот Годослав.
Рано или поздно возвращаться все равно придется. А опасность лучше встречать лицом к лицу. Если о ней знаешь, разумеется. "Хуже - если по-подлому, из-за угла"(с)Высоцкий).
Вот что говорилось в послании Огнеяра Мезенцева, написанном летящим торопливым почерком, словно рука писавшего едва успевала за мыслью:
"Светлейший государь наш, князь Венцеслав Станимирич!
Пусть Боги тебе пошлют много лет жизни и новых славных побед! Да благословят они тебя, как и жители Сварожьих Земель благословляют тебя каждый день, узнавая радостные слухи о новых твоих победах! Я не сомневаюсь, что скоро ты окончательно разгромишь лютых недругов - лугийцев, и сполна отплатишь им за все страдания сварожан. Жаль мне лишь, что не могу оставить Азань и присоединиться со своими людьми к твоему доблестному воинству! Но, я верю, мы с тобой еще сразимся плечом к плечу в решающей битве, что навсегда принесет Сварожьим Землям свободу и благоденствие!
Ибо я верю, и все сварожане, независимо от звания, возраста и сословий, думают, как и я: один лишь ты, князь Венцеслав Станимирич, можешь быть спасителем отчизны! Лишь к тебе одному обращены все надежды. Лишь ты один в силах не только остановить иноземное нашествие, но и прекратить саму причину внутренних раздоров.
Уже много лет в Сварожьих Землях нет истинного царя, чье право признавали бы все. В этом и кроется корень всех зол, а лугийцы всего лишь воспользовались нашей собственной неустроенностью. Хотен Алтанов был таким же самозванцем, как и Любим Векшин. Ныне сидящий на престоле царь Станимир Тихомирич, конечно, происходит от древнего княжеского рода. Но и он не сумел добиться истинного почитания у своих подданных. Он стар и слаб, и ничего не может от себя сделать для преодоления бедствий. Только и может, что судорожно цепляться за трон, качающийся под ним, как во время землетрясения. Царь Станимир Тихомирич слепо угождает своей родне и боярам, недостойным доверия, слушает льстецов и доносчиков. В случае его смерти кто наследует ему? Князь Годослав - бесчестный советчик, бездарный воевода, рожденный не к славе, а к позору сварожского оружия! Тогда царство погибнет окончательно. А царь Станимир Тихомирич готовится передать ему трон, потому что не замечает возле себя истинно достойных людей, а быть может - не хочет их видеть. Его пугают выдающиеся дарования, он завидует тем, кто сильнее, моложе, кого любят сварожане. Среди серых ничтожеств он чувствует себя гораздо увереннее.
Князь Венцеслав Станимирич, драгоценная надежда наша! Один лишь ты в силах спасти Сварожьи Земли, установить твердую власть, укрепить на престоле новый царский род! Тебя избрали Боги, чтобы принести мир и заново устроить царство! Поверь, что не я один - весь сварожский народ желает, чтобы ты поскорее стал царем! В такой трудный час царствовать может лишь человек, лишенный обычных людских слабостей, одаренный рассудительностью столько же, сколько и отвагой. Тебе одному под силу эта ноша, для которой слаб царь Станимир! Сварожьи Земли счастливы, что в трудную минуту ты есть у нас!
Общее благо требует, чтобы ты как можно скорей взошел на престол, во избежание еще худших бедствий. Надень царский шлем не ради тщеславия, но как единственное средство для спасения отечества! И войско, и народ, и наша братия дворяне поддержат тебя с величайшей радостью!
Не сомневайся в своем праве: когда речь идет о благе Сварожьих Земель, законы могут меняться. Цель оправдывает средства.
Заранее поздравляю тебя, великий государь Венцеслав Станимирич! Желаю твоему величеству править много лет, на благо всех сварожан и на страх врагам! Надеюсь при первой возможности лично поздравить тебя с восшествием на престол!
Твой верный подданный, азанский воевода Огнеяр Мезенцев!"
Прочитав письмо до конца, князь Венцеслав еще раз пробежал его глазами, не в силах поверить, что написано там именно это, а не что другое. Но все было именно так, ни знака не изменилось. Тогда он, конвульсивно сжав руки, разорвал послание, а затем отбросил от себя, как ядовитую змею. Лицо князя побледнело, страшно исказилось.
- Как посмел он предлагать мне гнусное преступление?! - воскликнул Венцеслав хриплым, совсем чужим, голосом.
Не только азанские послы, но и пришедшие с князем Кречетом воеводы глядели на него с недоумением.
- Что случилось, князь Венцеслав Станимирич? - наконец, спросил Горислав Одинцов. - Ведь Огнеяр Велигневич - один из ближайших твоих друзей...
- Избавьте меня, Боги, от таких друзей, а с врагами я сам справлюсь! - воскликнул Венцеслав печально и гневно. - Азанский воевода, некогда прощенный царем, вновь соскучился по мятежу, и мнит, что и я соглашусь на злодейство! Как могли вы подумать, - резко обернулся он к азанцам, - что я соглашусь силой свергнуть с престола царя, своего дядю?
Азанские послы сидели, не шевелясь, и, казалось, стремились стать как можно незаметнее, видя, что все пошло совсем не так, как они ожидали. Наконец, старший из них преодолел робость, проговорил, почтительно поклонившись Венцеславу:
- Общее благо требует от тебя, государь, поскорей принять престол! Ты не властен отказаться, когда все сварожане глядят на тебя с надеждой! Если ты откажешься - будешь виноват в продолжении бедствий народных, которые не захотел предотвратить...
- Слова, слова! Столько красивых слов, чтобы оправдать предательство! - раздраженно воскликнул князь. - Вот, я срываю с него узорчатые покрывала, и остается одно значение, простое, как капустная кочерыжка без листьев. Не самое достойное значение, господа! Неужели не знает Огнеяр Мезенцев, что в такие времена любые распри еще больше ослабят Сварожьи Земли? Я его считал куда умнее!
- Известия о твоих победах обрадовали у нас всех! Воевода Огнеяр Велигневич лишь с тобой связывает спасение Сварожьих Земель. Он равно предан тебе и благу отчизны!
- Он слеп и безумен, если думает, что предательством можно добиться счастья! Ведь государь Станимир Тихомирич не уступил бы мне престол добровольно. Мне пришлось бы свергнуть его, а может, убить или заточить на всю жизнь в тюрьму, как то делается обычно! Нет, нет, из предательства и убийства не сделать добра. Если сейчас Боги и со мной, то после такого они бы точно отвернулись, и мое правление стало бы страшно мне самому и всем честным людям. Я уже достаточно повидал, чтобы понять, что измена страшней моровой язвы! Кстати, об изменниках...
Венцеслав ледяным взором окинул азанцев. Те помертвели, теперь только осознавая, что поручение воеводы не доведет их до добра. Указав рукой воеводе Берсеневу, князь приказал:
- Взять их под стражу! Отвезешь на Медведицу, пусть самому царю поведают о замыслах азанского воеводы!
В зал вошли воины. Собирались увести азанских послов, но те попадали в ноги князю Венцеславу, говорили наперебой, умоляя их пощадить.
- Смилуйся, княже! Разве мы сами до такого додумались? Это все Огнеяр Велигневич, он без нас задумал, а мы только исполняли приказ. Он правит твердой рукой, во всей Азани никто не смеет его ослушаться. Княже, ну посуди: почему мы должны отвечать за чужую вину?
Собираясь их увести, воевода Берсенев грубо оттолкнул одного азанца, пытавшегося поцеловать руку князю Венцеславу:
- Не ври, подлая лиса! Вы знали, с чем вас посылает воевода, улыбались, должно быть, мечтая из своей Азани сразу в медведицкие бояре попасть, да? Попадете - да только на плаху! И воевода ваш с вами!
Воины ухватили азанцев, потащили. Те завопили громче, протягивая руки к князю Венцеславу.
- Пощади нас, княже! Ради тебя Огнеяр Велигневич это послание написал, из искреннего дружества к тебе!
- Стойте! - приказал Венцеслав воинам, уводившим азанцев. - Так и быть, я отпущу вас. В конце концов, никого это послание не оскорбляет сильней, чем меня, и я могу проявить снисхождение... Вы же передайте азанскому воеводе все, что тут было сказано, слово в слово! Скажите: я всегда высоко ценил храбрость и военные дарования Огнеяра Велигневича. Еще в войне с Чеканом узнал его хорошо. Вряд ли и сейчас кто-то лучше Огнеяра смог бы уберечь от воров Азанскую землю. Но ум и доблесть способны обратиться во вред, когда ими не руководят верность и ясный рассудок! Пусть Огнеяр снова поклянется на мече в священном месте служить верно царю Станимиру Тихомиричу. Я даю ему последнюю возможность честной службой искупить свою вину. Если же он ослушается, мне придется забыть нашу дружбу, преследовать его нещадно, как любого мятежника.
И такой силы были исполнены эти слова, что никто из присутствующих не усомнился, что неустрашимый и своевольный азанский воевода не посмеет ослушаться приказа князя Венцеслава.
Проводив азанцев, князь Венцеслав вышел во двор, где, несмотря на вечерние сумерки, еще тренировались воины. Он не находил себе места, в жарко натопленных комнатах ему казалось душно. Дерзкое предложение волновало его, мешало успокоиться. Хотелось отвлечься на что-то вполне ясное, не допускающее никаких кривотолков, увидеть людей, вправду заслуживающих доверия.
Уже смеркалось. Небо на закате озарили розовые столбы, обещавшие на завтра сильный мороз. Но сварожские воины продолжали отрабатывать боевые навыки, увлекшись новой целью. Одни метали копье в цель и на всем скаку сбивали подвешенные на шесте кольца. Другие, горяча коней, прыгали через обледенелый ров. Увидев на крыльце князя, стали заниматься еще старательней. За ними наблюдали более опытные сварожские и литтские воины, иногда выражали одобрение, порой указывали на ошибки.
- Когда мы только пришли, сварожские ополченцы не составляли настоящего войска. Они не знали, с какой стороны взяться за оружие. Теперь они умеют ездить верхом, владеть мечом, пикой, заряжать пищаль и стрелять из нее - и одерживать победы, да, блестящие победы! С таким вождем, как князь Кречет, вы поучитесь немного, и сможете скоро обойтись без нас, - послышался голос Вингольта, который вместе с Полюдом разглядывал какое-то сооружение.
Заинтересовавшись, князь Венцеслав тихо подошел поближе и увидел, что они внимательно изучают одну из обшитых железом башен, что носили в битве зверегоры. Теперь это сооружение стояло на земле, и Полюд, ласково поглаживая его руками, говорил литтскому офицеру:
- А как ты скажешь, господин Вингольт, если бы вместо этих башенок построить другие, большие? На тридцать, на пятьдесят человек! И поставить их на полозья, а летом - на колеса! Внутри приладить рычаги, колеса - все, чтобы люди их двигали, сидя внутри. Тогда они смогут подъезжать близко и стрелять, а железная обшивка не позволит ни прострелить, ни сжечь башню!
Литт, обученный по последнему слову военной науки, удивился, взглянув на сварожского изобретателя.
- Самоходные башни, какие даже в Арвернии едва начинают применять! И до такого в этой стране может додуматься простой неграмотный воин! Я сегодня же скажу об этой идее князю Кречету. Он наверняка одобрит.
- Одобряю, - произнес Венцеслав, незаметно подойдя к ним, увлеченным делом. - Изобретательность Полюда я хорошо знаю. Ты прав, Вингольт: не умеем еще ценить способных людей и пользоваться их умениями! Многие из простых людей, если бы могли учиться, совершили бы великие дела.
Подобные мысли нередко приходили в голову князю Венцеславу. Приглядываясь к простым людям, с какими сводила жизнь, он все чаще убеждался, что многие из них гораздо честнее, надежнее и преданнее иных из потомков знатных родов. А порой и умнее них, несмотря на отсутствие образования.
И сейчас, вместе с Вингольтом и Полюдом обсуждая устройство будущих самоходных башен, князь Венцеслав почувствовал, как отступает напряжение. Беседа со своими воинами, будущие военные замыслы возвращали ему веру в лучшее. Князь слушал оживленные объяснения Полюда, и в душу ему возвращался покой, а на уста улыбка. Верность, отвага и живой ум сварожан, по мнению князя Кречета, куда лучше могли способствовать окончательной победе, нежели невероятные предложения азанского воеводы, способные лишь подлить масла в огонь мятежей.
-
Конечно, азанский воевода высказался не ко времени. Но, по сути он прав. Другое дело, что цель не всегда оправдывает средства. Даже благая цель может привести в места всем известные. Венцеслав прав, прав как стратег, но Огнеяр тоже прав, просто он не учитывает всей ситуации в сварожьих землях. Даже хуже, его правота может в данный момент принести огромный вред Венцеславу, письмо читали в присутствии воевод, а предатели всегда найдутся. Так бывает. Спасибо, эреа Артанис.
-
Огнеяр, конечно, вообще, безбашенный: а если бы письмо перехватили? Такое, да на бумагу, да без предварительного прощупывания на тему, есть ли, вообще, шансы, что Венцеслав согласится!
Но Мезенцев, с одной стороны, неправ, а с другой прав. Из Венцеслава вышел бы куда лучший царь, чем из его дядюшек. Особенно, из Годослава. Этого страшно даже представлять на троне. Надеюсь, Станимир переживёт братца, и наследником сразу станет Венцеслав.
А самоходная башня - идея интересная. :) Надеюсь, она сработает.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Конечно, азанский воевода высказался не ко времени. Но, по сути он прав. Другое дело, что цель не всегда оправдывает средства. Даже благая цель может привести в места всем известные. Венцеслав прав, прав как стратег, но Огнеяр тоже прав, просто он не учитывает всей ситуации в сварожьих землях. Даже хуже, его правота может в данный момент принести огромный вред Венцеславу, письмо читали в присутствии воевод, а предатели всегда найдутся. Так бывает. Спасибо, эреа Артанис.
Все же, я думаю, к лучшему, что Венцеслав не стал стремиться к власти, не принял участия в "параде эгоизмов". Не доведет до добра власть, полученная путем преступления. Мы здесь такие примеры уже видели. А Огнеяр и вправду ему может оказать медвежью услугу. Лучше бы ему быть поосторожнее.
Огнеяр, конечно, вообще, безбашенный: а если бы письмо перехватили? Такое, да на бумагу, да без предварительного прощупывания на тему, есть ли, вообще, шансы, что Венцеслав согласится!
Но Мезенцев, с одной стороны, неправ, а с другой прав. Из Венцеслава вышел бы куда лучший царь, чем из его дядюшек. Особенно, из Годослава. Этого страшно даже представлять на троне. Надеюсь, Станимир переживёт братца, и наследником сразу станет Венцеслав.
А самоходная башня - идея интересная. :) Надеюсь, она сработает.
А как ему проверить было? Увидеться с Венцеславом неизвестно, когда еще получится. А может, не думал, что кто-то откажется от царства.
Возможно, из Венцеслава получится лучший царь, но лучше бы ему унаследовать власть по закону, чем брать силой. Впрочем, поглядим, как все получится. И кто кого переживет...
Насчет самоходных башен увидим.
Глава 23. В стольном граде Медведице
К тому времени Медведица уже без малого два года стояла в осаде, окруженная войсками Татевского самозванца. Со стены и с вершин холмов можно было разглядеть становище самозванца - целый новый город из множества изб и шатров, окруженный глубоким рвом и железным частоколом. Там затаился самозваный "царь Избор" с царицей Заславой, там хозяйничали лугийцы, обещавшие доставить престол своему ставленнику. Те каждый день пировали, устраивали танцы и военные игрища, коротая время в осаде.
А осажденным медвединцам было не до пиров. Полной осады, чтобы сварожская столица оказалась в слепом непроницаемом мешке, татевцы вести не могли. С заката - глухие леса, а между полуднем и восходом - болотистые берега Медведицы-реки мешали охватить город непроницаемым кольцом. Так что в город и из города могли выезжать незамеченными люди и небольшие отряды, и даже привозить туда съестные припасы, минуя заставы татевцев. И все же, на Медведице все сильней не хватало самого необходимого.
Стали расти цены. За маленькую мерку муки, за десяток яиц теперь полагалось платить полновесным золотом, и надо было еще найти самые обычные припасы. Торги на холме Велеса давно опустели, лавки чернели под дождем и снегом, всеми забытые. Бедным же людям, которым нечего было отдать за пищу, приходилось совсем туго. Можно было видеть, как они бродили по обочинам дорог, рвали лебеду и сныть, выкапывали корни лопуха, чтобы хоть как-то обмануть голод. Ловкие городские мальчишки устраивали засады на собак и птиц, но скоро и тех почти не осталось в городе. Да и люди все реже появлялись на улицах. Выходили только те, кто надеялся что-то добыть, а все остальные сидели по домам, закрывшись на все замки.
А вместе с голодом пришла и болезнь. Началась она по осени, и бушевала всю зиму. Сперва у больных поднимался сильный жар, как от простуды, и кашель раздирал грудь. Он все усиливался, больным становилось трудно дышать, и многие люди, ослабленные голодом, умирали, не справившись с болезнью.
Никто не знал, какими средствами остановить мор. Предлагали запретить горожанам вовсе выходить из домов, и поручить стрельцам следить за исполнением этого указа. Но в Боярской Думе не приняли очевидно невыполнимого решения - никаких сил бы не хватило следить за целым городом. Ограничились тем, что обязали вешать красное полотно над домом, где есть больные, чтобы от них держались подальше. Лекарей обязали каждый день обходить зараженных, помогать им, чем можно. Тела умерших каждый день свозили на большой выгон и там сжигали. Если в доме вымирали все живущие - сжигали вместе с домом.
В усадьбе князя Кречета, где жили его мать и жена, в ту зиму была открыта больница для нуждавшихся в помощи. Обе княгини не могли остаться равнодушны к бедствиям людей, которым приходилось гораздо труднее, чем им. Рождение у Ладомиры сына и счастливые вести о победах князя Венцеслава вовсе не сделали близких ему женщин незрячими и глухими.
Княгиня Светозара Остромысловна отдала на помощь горожанам собственное свое приданое, сохранившееся в сундуках, которым могла распоряжаться лично, не уменьшая наследство своего сына. Тогда и Ладомира пожертвовала частью своего содержания, что ей полагалось, как бывшей царевне. Они не могли спросить у Венцеслава, но были уверены, что он одобрил бы их решение, согласился бы помочь больным и неимущим.
Теперь голодающие горожане каждое утро получали съестные припасы из княжеских кладовых. А в подсобных строениях усадьбы размещали больных, и за ними ухаживали слуги и приходившие лекари. И, благодаря хорошей пище и уходу, больные выздоравливали чаще, чем умирали.
Опасаясь повредить ребенку, княгини Кречетовы распорядились каждому человеку, кто мог принести заразу, сперва мыться горячей водой и окуриваться дымом лечебных трав, а уж после входить в дом. Благодаря таким мерам, никто в усадьбе не заразился. А маленький княжич Белогор, питаясь маминым молоком, тем временем потихоньку подрастал, наливался соком, как спелая ягодка, радуя мать и бабушку, обожавших его. Он еще не сознавал, что в нем слилась вместе царская и княжеская кровь трех именитых родов, не знал, где находится его отец, и уж совсем не ведал, в какое беспокойное время довелось родиться на свет.
А вот обеим княгиням это все было даже слишком хорошо известно. Потому-то и предупреждала Светозара Остромысловна своего сына о том, что ему опасно приезжать на Медведицу. Они знали, что многие бояре с завистью следят за подвигами князя Венцеслава. Особенно же после того, как он заключил договор с литтами, отдав Темноборск, появился повод клеветать против него. Обо всех черных слухах, змеящихся при дворе, княгинь Кречетовых предупреждала царица Добродея. Она по-прежнему была им самым близким другом, и любила Ладомиру, как родную сестру. Особенно сблизило обеих молодых женщин материнство: к удивлению многих, молодая жена царя родила ему девочку, названную Белославой. Та появилась на свет всего несколькими месяцами раньше своего отдаленного племянника Белогора. Видясь почти каждый день, Добродея с Ладомирой беседовали о своих детях, но, помимо того, обсуждали также все, что было для них важно, а важнее всего - счастье князя Венцеслава.
Тем временем княгиня Светозара обычно каждый вечер навещала больных, радовалась, когда к ним постепенно возвращалось здоровье.
Однажды она застала одного из выздоравливающих сидящим на кровати, в окружении нескольких детей и подростков, тоже почти оправившихся от болезни. К удивлению княгини, он дал им несколько пустых берестяных листов и перо с чернилами. Написав несколько простых фраз, он просил их переписать себе. Дети старались, высовывая язык от усердия, капая чернилами на колени. Но, конечно, получались у большинства пока только неровные каракули.
Княгиня Светозара остановилась у порога, наблюдая за ними. Она узнала самопровозглашенного учителя. То был молодой купец Куницын, перед тем чуть не умерший от легочной лихорадки вместе со своей женой-лугийкой. Почти месяц назад он на руках принес горящую в жару жену в усадьбу Кречетов, и сам тут же упал в беспамятстве рядом с ней. Их стали лечить, не смущаясь, что жена купца в бреду все время говорила по-лугийски. Со временем их история стала известна княгине Светозаре, и она позволила супругам оставаться в ее доме, пока не выздоровеют окончательно. А теперь вот Божедар и дело для себя нашел...
- Ну, пишите: "Брат поймал лису. У лисы пушистый хвост..." Летко, а ты почему не пишешь?
Кудрявый мальчик с осунувшимся после болезни лицом оживленно взглянул на учителя.
- Нет, погоди, дядя Божедар! А чей брат поймал лису? Где?
Божедар, казалось, растерялся.
- Не все ли равно? Это же просто так говорится...
Несколько детских голосов дружно заверили, что не все равно.
- Ну хорошо... Пишите тогда такое: "Днем на небе светится Солнце. Солнце - сияющая колесница Даждьбога." Это, надеюсь, в пояснениях не нуждается?
Дети закивали и вновь сосредоточенно заскрипели перьями.
Жена Божедара, Милана, еще слабая после болезни, свесила с постели худую руку, проговорила тихо, с сильным лугийским говором:
- Мой муж сказал, что не выйдет отсюда, пока не выучит детей читать и писать. И он выучит! - она открыто гордилась им.
- И хорошо, Божедар! Учи их. Со временем все может пригодиться, - произнесла княгиня Светозара Остромысловна.
Увидев ее, купец, внезапно ставший учителем, смущенно улыбнулся. Махнул рукой ребятам, разрешая отойти.
- Запишите сами, что я вам продиктовал... А мне вот давно приходило в голову, светлая княгиня: как это вышло, что народ сварожский так легко поддается обольщению? Пошли за первым же бродягой, заявившим, что он царь Избор. Не успели от него избавиться, как поверили совсем уж неправдоподобному обману, будто он снова выжил. Я думаю - это потому что простой народ знает слишком мало. Любой, кто немножко ученее, легко заморочит им голову. Если бы простые люди могли учиться, лучше разобрались бы во всем.
- Думаю, ты отчасти прав, Божедар, - задумчиво отозвалась княгиня. - Так и мой сын, князь Венцеслав Станимирич, говорил по поводу Чекана: что тот был бы великим воеводой, если бы получил образование. А так - пошел за крамольниками, а те его использовали и бросили. Среди простолюдинов бывает способных людей не меньше, чем среди знати, а учение помогало бы им проявить себя...
- А сколько детей осиротело в последние годы! Кто займется их воспитанием? - горячо подхватил Божедар. - Если сейчас их предоставить самим себе, они лет через десять-пятнадцать будут удобны всякому, кто затеет новый мятеж. А ведь их можно направить на благое дело. Кроме грамоты, можно учить детей ремеслам, чтобы у них с самого начала было дело в руках. Кому же тогда вздумается бунтовать?!
Княгиня Светозара ласково улыбнулась.
- Когда вернется князь Венцеслав Станимирич, ты сам поведаешь ему свой замысел. А быть может, и самому царю. Хоть я и не поручусь, что сварожанам скоро будет до твоих начинаний, - вздохнула она. - Сперва нужно преодолеть все бедствия...
- Пусть Боги хранят князя Венцеслава Станимирича, а уж он скоро успокоит царство, - сказал Божедар в утешении матери знаменитого полководца.
А княгиня Светозара Остромысловна вместе с радостью новым доказательством, как все почитают ее сына, испытала неясную тревогу, холодком заползшую в сердце...
А тем временем, на Медведице все росло недовольство Станимиром Кречетом. Горожане, уставшие терпеть лишения, уже открыто твердили, что легче сдаться "царю Избору": каков бы тот ни был, все же вряд ли станет морить голодом сварожский народ.
И вот однажды утром на площади перед Крепостью раздался такой многоголосый рев, что ее обитатели затрепетали, решив, что мятежники прорвались в город.
Но это были медвединцы, и на сей раз среди оголодавших бедняков можно было увидеть иных людей, сытых и богатых, которые, по-видимому, решили по-своему воспользоваться назревающим восстанием. Когда царь Станимир Тихомирич вышел к ним в окружении стрельцов, вместе с уже ставшими привычными воплями: "Хлеба, хлеба!", его встретили другие, более громкие и страшные:
- Уходи прочь! Поцарствовал - и хватит! Замучил нас! Из-за тебя Боги послали голод, за то что не по праву на трон сел! - почти в лицо царю нагло выкрикнул боярин Крюков.
Видя перед собой волнующуюся толпу, царь Станимир Тихомирич понимал, что для него пришла решающая минута. Сейчас все выяснится - сохранит ли он и его семья царскую власть, и даже саму жизнь.
- Не по моей вине настал голод! Кто вам велел бунтовать вместо того, чтобы работать? Откуда возьмется хлеб, если народ вместо того, чтобы пахать, уже четвертый год идет то за одним вором, то за другим, а поля зарастают волчцами? Вините себя и тех, кто сбивает вас с толку! А лучше совсем не доискиваться вины, а просто подождать немного. Скоро соберет войска племянник мой, князь Венцеслав Станимирич, снимет осаду, и все уладится...
- Ты готов нас морочить, пока все не перемрем с голоду и от болезней! - голос у Крюкова был посильней, чем у царя Станимира, да и без того, спорить с подданными на площади не пристало.
Царь Станимир Тихомирич преодолевал усталость, из последних сил отстаивая свою власть. Ни дня спокойной жизни он не видел, надев царский шлем. Как бы хорошо было сейчас жить в своем доме, с молодой женой и посланной Богами под старость дочкой, не заботясь ни о чем!.. Но ведь мятежники не отпустят его на покой, скорее истребят с ним его семью, как Алтановых. Значит, выбора нет...
И как раз когда царь стоял перед разъяренной толпой, готовой, казалось, стащить его вниз, послышался топот копыт, и промчались несколько всадников в военной одежде.
- Государь! Прибыл гонец от князя Венцеслава Станимирича! - прозвенело по всей площади.
Горожане оживленно зашумели, обернулись в ту сторону. Сам царь едва сдержал крик радости.
- Добрые ли вести посылает князь Венцеслав Станимирич?
Воевода Берсенев, присланный князем Кречетом, поклонился царю и произнес во всеуслышание:
- Князь Венцеслав Станимирич очистил от воров Низовые Земли, и с пятидесятью тысячами воинов идет на Татевское становище! Скоро он снимет осаду и придет на Медведицу!
Ликующие вопли раздались в толпе, в одночасье забывшей, что многие уже готовы были предаться самозванцу. Как бы тяжко не приходилось, но князя Венцеслава почитали все, кроме самых отъявленных мятежников. И теперь, услышав, что он близко, и готовится их спасти, горожане готовы были потерпеть еще немного.
Иссохшее темное лицо царя Станимира прояснилось и словно даже помолодело.
- Вот видите, жители Медведицы! У нас с вами одна беда, одно и спасение! Подождем же вместе еще немного!.. А мятежникам, что раскачивают лодку - смерть! - и он, пользуясь вновь вернувшимся народным доверием, указал посохом на Крюкова и других мятежных главарей.
В то же мгновение стрельцы ухватили мятежных бояр и потащили в подвалы Крепости. А народ уже расходился прочь, не заботясь больше о судьбе тех, кто едва не поднял их на восстание.
- Добрые сварожане! Отправимся в священную рощу, принесем благодарственную жертву Богам за победы сварожского воинства! - тут же распорядился царь.
-
Неужели короновирус и до Медведицы добрался? Симптомы уж очень схожие, а почему бы нет? ;D ;D ;D Шучу, а то, что с голодом приходят и болезни, что же, это естественно. Голодный человек не разбирает, хороша ли пища, или нет, - тут не до разносолов. Да и само положение осаждённых уже располагает к болезням, нервы они всегда нервы, хоть в альтернативном мире, хоть где. И в любом времени. Но радует то, что авторитет Венцеслава всё-таки сильный. А мятежники... поорать во время беды, охотники всегда найдутся. Спасибо, эреа Артанис. Очень приятно было читать про купца Куницина и его жену, хоть и тяжко им пришлось, но выжили всё-таки.
-
Бунта теперь какое-то время, думаю, можно не опасаться: надежда придала людям сил. Но, сдаётся мне, царя Станимира теперь другая опасность подстерегает. С рождением Белославы Годослав, наверняка, забеспокоился: где дочь, там и сын может образоваться. Как бы он чего не устроил.
-
Инженерная мысль не дремлет! Вот уже и танки изобретают. А Мезенцев зря вылез с инициативой. Вот вроде и плохого ничего не хочет, а творит всякую ерунду.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Неужели короновирус и до Медведицы добрался? Симптомы уж очень схожие, а почему бы нет? ;D ;D ;D Шучу, а то, что с голодом приходят и болезни, что же, это естественно. Голодный человек не разбирает, хороша ли пища, или нет, - тут не до разносолов. Да и само положение осаждённых уже располагает к болезням, нервы они всегда нервы, хоть в альтернативном мире, хоть где. И в любом времени. Но радует то, что авторитет Венцеслава всё-таки сильный. А мятежники... поорать во время беды, охотники всегда найдутся. Спасибо, эреа Артанис. Очень приятно было читать про купца Куницина и его жену, хоть и тяжко им пришлось, но выжили всё-таки.
Все бывает на свете. И не в первый раз. Тем более, что в голодающем осажденном городе, к сожалению, и вправду, эпидемии обычное дело. :'(
Венцеслав им дал надежду, что жизнь наладится, и они согласились потерпеть.
Божедара и Милану я не забыла, ни в коем случае. :) Хоть и не главные герои, но они здесь тоже важны.
Бунта теперь какое-то время, думаю, можно не опасаться: надежда придала людям сил. Но, сдаётся мне, царя Станимира теперь другая опасность подстерегает. С рождением Белославы Годослав, наверняка, забеспокоился: где дочь, там и сын может образоваться. Как бы он чего не устроил.
Для Годослава все-таки важнее не гипотетическая, а нынешняя угроза. Та, что сейчас есть, а не та, что только еще может появиться, а может, и нет (а опасной станет вовсе через много лет).
Инженерная мысль не дремлет! Вот уже и танки изобретают. А Мезенцев зря вылез с инициативой. Вот вроде и плохого ничего не хочет, а творит всякую ерунду.
До танков далеко еще. Двигатели пока предполагаются внутреннего верчения. Но, если вправду станут людей учить, может, и изобретут со временем еще что-нибудь. Правда, то уже за рамками моих произведений останется.
А что инициатива бывает наказуема, Огнеяр Мезенцев, видимо, не задумывался. Если бы у сварожских дворян были девизы, можно было бы ему эти слова дать царским указанием в девиз, чтобы хоть так их выучил.
Вечером, после всенародного жертвоприношения на Холме Даждьбога, царь Станимир Тихомирич возвратился в Крепость вместе с братом своим Годославом. Тот заверил, что ему нужно сказать нечто важное, и теперь братья остались в покоях наедине.
Тускло горели свечи, бросая блики на лица обоих, на разные предметы, скрытые в полутьме. Пламя дрожало, выхватывая из темноты тусклое золото, полированное дерево, хрустальную вазу, сафьяновый переплет большой книги...
Перед царем лежала грамота, присланная князем Венцеславом. Станимир Тихомирич еще раз перечитал ее, щурясь от удовольствия.
- Взгляни, племянник пишет, что Татевское становище следовало на некоторое время оставить с их собственными трудностями. Лугийские военачальники не ладят между собой, а теперь, когда их набилось в Татевку, как мышей, они только и знают, что винить друг друга в неудачах. Вдобавок, король Казимир их зовет под Туровск. А, если лугийцы уйдут, то самозванец с Заславой - ничто, они никому не будут страшны! Теперь самое время нанести по ним решающий удар... А, что скажешь, Годослав? До чего умен наш племянник!
- Чересчур уж умен, я бы сказал, - неприязненно буркнул князь Годослав.
- Что тебе не нравится? - недоумевающе спросил царь.
- Что никто не знает, для кого он старается! Вот, пришла от него весть, и те самые люди, что готовы были разорвать нас с тобой, теперь вопят: "Да здравствует князь Венцеслав Станимирич!"
- Венцеслав спасает нас, и сегодня опять спас. Прекрати злобствовать против него, Годослав! - раздраженно повысил голос царь. - Нам надо радоваться, что в тяжелое время у нас нашелся защитник нашей крови, от рода Стемира; что есть кому утвердить на престоле род Кречетов! Я столько раз доверял тебе войска, а ты не смог одержать ни одной победы. Так не кори того, кому они посильны!
Годослав покраснел от смущения, отвел глаза.
- Мне не было в бою удачи. Но зато я никогда не раздаривал иноземцам целые города, да еще без твоей воли, государь! А Венцеслав ведет себя так, как будто тебя на свете нет. Или, вернее - как будто Сварожьи Земли принадлежат ему!
Царь Станимир Тихомирич тяжело вздохнул, помолчал некоторое время.
- Он мне пишет, что нехотя принял это решение, и просит за это прощения. Я же со своей стороны подпишу договор с литтами, когда придут на Медведицу. Венцеслав только предупредил мою волю.
- Он тебя не любит и не почитает, как ему надлежало бы! Доходят слухи, что в войске его именуют царем, и он это позволяет. А ну как захочет захватить власть?
Изможденное лицо царя побледнело, глаза часто замигали.
- Не может быть! Я верю Венцеславу, - проговорил он, но уже без былой уверенности.
Однако князь Годослав почувствовал слабину, и настойчиво проговорил:
- Доверяй, но проверяй! Ведь он приведет целое войско, преданное только ему. Да еще эти литты. С такой силой можно все Сварожьи Земли перевернуть вверх дном! Молю тебя, государь: будь всегда осторожен! Пусть тебя не подведет твой ум, прежде прославленный при четырех царях!
Повисло напряженное молчение. Только трещал огонь в печи, да постукивал о пол посох в руках царя, который он вертел, задумавшись.
- Сейчас Венцеслав - наша единственная надежда, - приглушенным голосом проговорил Станимир. - Только он может отразить врага, избавить нас от осады. Когда он сделает это и придет на Медведицу - увидим, чем он дышит. Я сам выясню все. Ему меня не обмануть, если бы и захотел. Я и не таких разгадывал, когда его еще не было на свете! Предоставь все мне, Годослав, и не высказывай племяннику своих подозрений. Помни: он - наша единственная надежда и опора, если не будет доказано обратного!
Князь Годослав, распрощавшись с царствующим братом, ушел. А царь, не поднимаясь с кресла, сидел, словно на плечи ему опять лег тяжелый камень. Радости, что он только что сохранил власть, а может, и жизнь свою, как не бывало. Ее уничтожили гнетущие подозрения по поводу князя Венцеслава. Насколько легче было бы ему с чистым сердцем радоваться победам своего племянника, не мучая себя тяжкими сомнениями! Но много лет жизни при царском дворе, среди тайных козней, научили не верить никому и в каждом видеть возможного противника.
Тихо скрипнула дверь. Вошла, со свечой в руках, царица Добродея, в домашнем светлом платье, с распущенными ко сну волосами. Она неслышными шагами подошла к уныло сидевшему в кресле царю и, поставив свечу на стол, мягко положила руку ему на плечо.
Станимир вздрогнул, очнувшись от дум, и удивленно взглянул на супругу.
- Это ты, Добродея! Почему не идешь спать? Час уже поздний.
- Я и собиралась, но услышала в переходе твою беседу с князем Годославом... Государь, молю тебя: не верь тем, кто хочет поссорить тебя с князем Венцеславом Станимиричем! Он один - твой искренний друг и надежная опора!
Царь ласково погладил жену по ее пышным белокурым волосам.
- Вот до чего доводят нынешние времена: женщина, которой следует заботиться лишь о своем младенце, толкует о державных делах, не хуже иного боярина!
- Я знаю, государь, что я неопытна и слишком мало знаю, - со смущением проговорила царица. - Но все же, прошу тебя, прислушайся к моему сердцу, доверься князю Венцеславу! Быть может, мне Боги говорят, что он один способен доставить нам счастье! В этом предчувствии звучит и голос матери. Подумай, государь: если бы князь Венцеслав таил против тебя и твоей семьи враждебные замыслы, ведь я бы почувствовала, если бы нашей дочери грозила от него опасность. А мне, напротив, говорит мое сердце, что только с князем Венцеславом мы будем счастливы, только под его защитой сможет вырасти наша Белослава!
Царица села на ковер к ногам супруга, и с горячей мольбой обняла его колени, убеждая, что ему нечего опасаться своего знаменитого племянника, что, напротив, один лишь князь Венцеслав заслуживает его доверия.
Царь Станимир Тихомирич поднял жену, усадил ее в кресло напротив.
- Ну, будет тебе, Добродея! Мне и самому хочется с племянником обойтись по-родственному, убедиться в его невиновности. Я обещаю тебе: выясню все мягко и беспристрастно, не прислушиваясь ни к чьим наговорам без явных доказательств вины. Теперь ты довольна?
Царица Добродея почтительно поцеловала руки царю.
- Если ты так сделаешь, государь и супруг мой, я до конца моих дней буду тебя благодарить, как и все Сварожьи Земли!
Станимир прерывисто вздохнул. Отчего-то после обещания жене у него стало легче на душе, хотя пока ничего еще не решилось.
- Это мне впору тебя благодарить, светлая моя Добродея! Если бы не ты, не дочка наша, не выдержать бы мне нынешних трудных времен.
Царица Добродея нежно попрощалась с супругом на ночь. За годы несчастливого правления Станимира Тихомирича она и в самом деле стала для него самым близким человеком, единственной и последней радостью на свете. Ему нередко случалось прислушиваться к советам жены, и ее чистое сердце часто подсказывало вернее, чем своекорыстные советы опытных вельмож. Сама же Добродея, хоть и не могла испытывать к царю пылкой страсти, какой грезит молодость, зато всей душой сочувствовала ему в тяжком долге правления охваченной раздорами страной.
Во всей Медведице мало кто так радовался известиям о победах князя Венцеслава, как царица Добродея. И теперь, надеясь помирить царя с его племянником, она не сомневалась, что от этого выиграют в Сварожьих Землях все, кроме врагов, явных и скрытых.
А между тем, в этот же вечер на Медведице состоялась еще одна примечательная беседа.
Произошла она в священной роще на Холме Даждьбога, в одном из домов, где жили жрецы, не удаляясь далеко от святилища. Разговаривал верховный жрец Ведомысл, из семейства бояр Златоверховых, с ничем не примечательным человеком - одним из таких, что особенно удобны сильным мира сего в тайных делах, какие они не могут решать сами, чтобы не запятнать своего имени.
Сам же верховный жрец Даждьбога, напротив, обладал весьма приметной внешностью. Высокий статный мужчина лет за сорок, с красиво уложенными темными волосами и такой же бородой, с большими пристально глядевшими голубыми глазами. Он уже переоделся после торжественной церемонии и был в обычной одежде. Его белоснежная мантия и венок из искусно вылепленных из воска дубовых листьев лежали на сундуке. Сам жрец удобно устроился в кресле, а перед ним сидел на лавке его доверенный человек.
- Филин, ты распустишь повсюду слух: следующего царя будут звать Венцеславом! Пусть повсюду в Сварожьих Землях, а больше всего - на Медведице, все твердят: будет царь Венцеслав!
Собеседник его вытаращил глаза, так что стало ясно, почему его прозвали Филином.
- Хозяин, а зачем это? Разве такое пророчество не усилит Кречетов?
Жрец бархатно рассмеялся, положил руку на плечо соглядатаю.
- Не волнуйся, я обо всем подумал! Разве в Сварожьих Землях лишь один Венцеслав? Вот и моего сына так же зовут...
- Но, хозяин, ему тринадцать лет всего. Какой из него царь?
- Отличный будет царь - со временем, конечно! А пока подрастет, поможем ему, чем получится!
Филин многозначительно ухмыльнулся:
- Вот теперь я тебя узнаю, хозяин! Завтра же я пущу слух: якобы озаренные свыше жрецы предвещают царя Венцеслава! Конечно, мне одному всюду не успеть...
- Пошлешь всех городских сплетников, нищих, всех ложных ведунов и ворожей, чтобы на каждом углу кричали про царя Венцеслава! Сейчас, конечно, все будут думать про молодого Кречета. Пусть думают; за такое его собственные родичи быстро сживут со свету.
- Хозяин, ты уверен? Устранить князя Венцеслава для Кречетов - все равно что рубить сук, на котором сидят. Неужто они настолько глупы?
- Уверен! Ну, Станимир, может, еще подумает, что к чему, но Годослав ни за что не уступит другому престол. А если сам он не решится, так постучишь к его жене, княгине Велижане. Этой на все хватит духу, лишь бы сделаться царицей! Ее не остановит, что ее родная племянница - жена Венцеслава! Ну а когда Кречеты лишатся опоры, им долго не удержать власть. И тогда настанет наше время! Хватит, достаточно потерпели чужих царей!.. Алтанов погубил моих братьев, меня самого спас от опалы лишь жреческий сан. Я оставлю своему сыну лучшее будущее, ему не придется никого опасаться. В Сварожьих Землях не будет никого иогущественнее нас, рода Златоверховых!
Так мечтал верховный жрец Даждьбога, не смущаясь, что на тех же основаниях много других знатных людей могли мнить себя достойными престола.
-
Ох, уж эти жрецы! Вот кто мог предположить, откуда змея выползет?
А вот это очень настораживает
хочется с племянником обойтись по-родственному, убедиться в его невиновности. Я обещаю тебе: выясню все мягко и беспристрастно, не прислушиваясь ни к чьим наговорам без явных доказательств вины.
То есть - как это? Ты нас, значит, спаси, а мы потом посмотрим - казнить тебя или миловать. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
-
Ещё и осада не снята, а интриганы уже интригуют. >:( Венцеславу, конечно, нелегко придётся. Доказывать, что он не верблюд. С Годослава, с дурака, и спроса никакого, но и Ведомысл, похоже, не смотря на имя, не понимает до конца ситуацию. Венцеслав сейчас не только для Кречетов единственная защита - он и для Сварожских земель главная надежда на спасение. И если страну захватят лугийцы, что останется от влияния самого верховного жреца? >:(
-
А Ведомысл-то, видимо, местный Филарет, он же Фёдор Романов. Надеюсь, здесь ему и его сыночку ничего не обломится.
Танк с двигателем внутреннего верчения - это по-нашему! Правда, не очень представляю себе осуществимость этого замысла с инженерной точки зрения. Но мысль интересная.
Эреа Convollar, воздвигнуть популярному спасителю отечества памятник посмертно, желательно, сразу после окончательной победы, мечта иного правителя. Станимир, правда, вроде бы не таков, к тому же он уже немолод и сыновей не имеет, племянник в роли наследника его может вполне устроить. А вот Годославу хочется поцарствовать самому. Он не понимает, видимо, что власть мало получить, нужно ещё и удержать. А Годослав - фигура слабая даже на фоне брата. А претендентов достаточно, Кречеты на царстве недавно.
-
Спасибо вам, мои дорогие читатели: эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ох, уж эти жрецы! Вот кто мог предположить, откуда змея выползет?
У многих здесь свои интересы! И, если подумать, не так уж неожиданно.
То есть - как это? Ты нас, значит, спаси, а мы потом посмотрим - казнить тебя или миловать. Спасибо, эреа Артанис, ждём продолжения.
Посмотреть - их он спасает или с конкурентами разбирается, чтобы самому сесть на трон. Во всяком случае, Станимир собирается выяснить все с Венцеславом, не предполагая худшего, и надеется, что племянник не виновен перед ним.
Ещё и осада не снята, а интриганы уже интригуют. >:( Венцеславу, конечно, нелегко придётся. Доказывать, что он не верблюд. С Годослава, с дурака, и спроса никакого, но и Ведомысл, похоже, не смотря на имя, не понимает до конца ситуацию. Венцеслав сейчас не только для Кречетов единственная защита - он и для Сварожских земель главная надежда на спасение. И если страну захватят лугийцы, что останется от влияния самого верховного жреца? >:(
Напишу уже скоро и о том, какой прием ждет Венцеслава на Медведице...
А Ведомысл все-таки жрец, не воин. Может, он думает, что войну Венцеслав уже почти выиграл. Или что удастся ее прекратить и без него, а от лугийцев со временем избавиться. В принципе, в жизни всякое бывало...
А Ведомысл-то, видимо, местный Филарет, он же Фёдор Романов. Надеюсь, здесь ему и его сыночку ничего не обломится.
Танк с двигателем внутреннего верчения - это по-нашему! Правда, не очень представляю себе осуществимость этого замысла с инженерной точки зрения. Но мысль интересная.
Эреа Convollar, воздвигнуть популярному спасителю отечества памятник посмертно, желательно, сразу после окончательной победы, мечта иного правителя. Станимир, правда, вроде бы не таков, к тому же он уже немолод и сыновей не имеет, племянник в роли наследника его может вполне устроить. А вот Годославу хочется поцарствовать самому. Он не понимает, видимо, что власть мало получить, нужно ещё и удержать. А Годослав - фигура слабая даже на фоне брата. А претендентов достаточно, Кречеты на царстве недавно.
Ага, Вы угадали! :) Поглядим, как сложится дальше.
А о самоходных башнях, они же "гуляй-города" именно к этому времени доводилось читать. Правда, техническое их устройство подробно не описывалось, вроде бы. Но на тот период - и вправду почти что танки.
Семью Кречетов Вы в точности охарактеризовали, больше тут и добавить нечего.
Глава 24. Развал Татевского становища
Становище в Татевке в самом деле переживало трудные времена. Их скорый успех закончился, как только начал наступление князь Венцеслав. Теперь из рук лугийцев ушли большая часть захваченных ими сварожских городов. Озлобленные, раздосадованные лугийские вояки собрались в Татевку, старались кутежами и хвастливыми беседами заверить себя, что скоро отвоюют все потерянное.
Тут как раз к гетману Вышанскому и другим полководцам воззвал король Казимир, приглашая их под Туровск, который до сих пор безуспешно осаждал.
Узнав о королевском послании, пан Подгурский просил гетмана Вышанского бросить Татевское становище вместе с их ставленником-самозванцем.
- А мои деньги, вложенные в этого грязного конюха! - огрызнулся Вышанский. - Надо же мне получить, наконец, все, что он мне задолжал!
Да, теперь самозванца, окопавшегося в Татевке, удерживали на плаву лишь его колоссальные долги лугийцам и разномастному сборищу, следовавшему за "царем Избором". Он обещал им заплатить пять миллионов золотых, как только воссядет на престол в Медведице. И лишь надежда получить обещанное заставляла лугийцев оставаться в Татевском становище, даже когда дела пошли из вон рук плохо.
Сам претендент в сварожские цари вовсе готов был пасть духом. Он уж жалел о том дне, когда его господин, пан Вышанский, выбрал его в цари. Ему думалось, что царство упадет в его руки легко, и он будет до конца своих дней купаться в роскоши, веселиться и приказывать другим, вместо того чтобы работать и подчиняться.
Роскошную жизнь ему в Татевке обеспечили вправду. Да еще и жена - красавица-пани, которая раньше не удостоила бы его и взглядом. Но вот слушаться пана вышанского ему приходилось по-прежнему, а тот все меньше считался со своим ставленником.
Когда дошли слухи, что князь Кречет с большим войском идет на Татевское становище, гетман и другие паны уже открыто стали говорить об уходе. Раздраженный и испуганный, "царь Избор" возмутился: как это - его хотят бросить на произвол судьбы?
- Ты не имеешь права меня бросить! Ты обещал, что я буду царем! - решимости в голосе не хватило, чуть не сорвался на визг, как побитый пес.
У пана Вышанского и без того нервы были на пределе, а накануне он еще много выпил на пиру. Теперь он громко топнул ногой, зарычал так, что у находившихся рядом заложило уши:
- Ты кто таков, жалкий конюх, песья кровь?! Я тебя вытащил из грязи, отмыл от навоза! Я же и уничтожить тебя могу!
После этого самозванец струсил не на шутку. "Пришибет, и уйдет к королю! Я ему больше не нужен!"
И в тот же день "царь Избор", переодевшись в более привычное платье слуги, сбежал из Татевского становища в Соболевск, где пока еще держали его сторону. Он даже не вспомнил о Заславе, которая, узнав о бегстве супруга, лишь презрительню сплюнула:
- Трус! Сбежал, вместо того чтобы бороться за свое царство! Ну а я покажу всем, что у меня мужества больше, хоть я и родилась женщиной!..
Для Заславы Войцеховской последние месяцы в Татевском становище тоже были нелегки. То, что самозванец, ставший ее мужем, груб и бесчестен, как и его окружение, само по себе тяготило образованную, обладавшую изящным вкусом пани. Однако она решилась все вытерпеть ради сварожского престола. Корона-шлем, сверкающая драгоценными каменьями, манила Заславу днем и ночью. Но теперь похоже было, что это наваждение развеется, как сказочный сон. Однако пани Войцеховская ни за что на свете не согласилась бы вернуться в Лугию потерпевшей поражение, чтобы соотечественники смеялись над бывшей сварожской царицей. Она готова была до последнего отстаивать свои права. Назло своему мужу (если бы можно было стать царицей без него!) Назло всем сварожанам, которых она когда-то видела такими податливыми, и которые теперь вдруг сделались злы и упорны. Назло князю Кречету. Назло лугийскому королю и его гетманам ибо что ей их величие, когда она должна сама быть царицей!
И вот однажды в последних днях зимы, Заславу разбудил отдаленный грохот пушек, словно отзвук небесного грома. Она растолкала своих прислужниц, велела подать ей мужскую одежду. В военном кунтуше с серебряной шнуровкой, в бархатных штанах и высоких сапогах, с убранными под соболью шапку волосами, она была едва ли не очаровательней, чем в женских нарядах. Стройная и гибкая, Заслава казалась юношей, впервые пришедшим на войну, однако отвагой не уступавшим старшим витязям. На щеках ее играл алый румянец, а глаза метали пламя.
- Ой, государыня, лучше бы тебе уехать! Здесь вот-вот начнется бой! - умоляла ее, заламывая руки, пышнотелая пани Раницкая. - Не дело женщины видеть битвы...
- Хватит! Мы уже повидали много такого, что не каждому мужчине доведется! - топнула ногой Заслава. - А где мой паж?
- Сварожский князь? Он вчера много выпил на пиру у гетмана Вышанского. Теперь, должно быть, спит.
- Жаль! - скривилась Заслава. - Ну почему мужчины - такие ничтожества? Почему в трудный час женщине приходится все делать самой?!
Князем, о котором шла речь, был Глеб Белецкий, против своей воли оказавшийся в Татевском становище. Другие изменники принимали его за своего, Заслава из прихоти произвела его в пажи, но сам он все больше сожалел о роковом повороте судьбы. Сторонником самозванца он никогда не был, а наглядевшись предостаточно в Татевском лагере, возненавидел его и лугийцев. Готов уже был возненавидеть князь Глеб и Заславу, в которую, как ему казалось прежде, был влюблен. У него не укладывалось в голове, как она может делить постель с грубым отвратительным мужланом, как на пирах кокетничает с лугийскими военачальниками, - и все ради власти, на которую не имеет никаких прав. Он не хотел на нее глядеть, и все равно глядел на каждом пиршестве, не в состоянии отвести глаза. И ненавидел с каждым днем все сильнее - Заславу, и ее окружение, а сильнее всех - самого себя, за то что так глупо оказался в их руках. Иногда Глеб думал сбежать из Татевки, придти к сварожанам и верной службой искупить свою вину. Но в памяти вставал тот летний день на уютной полянке, когда лугийцы отбили Заславу, и он думал, что за такое не будет прощения. Ведь он тогда спас жизнь Заславе. За это его казнит царь, да и любой сварожский воевода. А смерти Глеб Белецкий все еще боялся, хоть и такая жизнь ему опротивела. И он жил: день да ночь - сутки прочь, как и многие в Татевском становище. Если выпить побольше вина, время проходило еще скорее, и можно было на время забыть угрызения совести. Вот и утром, когда сварожане напали на Татевское становище, Глеб даже не сразу понял, что происходит.
А между тем, лугийцы и сварожские перебежчики спешно строились и куда-то мчались галопом. Снова, уже ближе, заревели пушки. Земля дрожала от топота копыт.
Заславе подвели лошадь. Отличная наездница, она вскочила в седло и помчалась искать хоть кого-нибудь из лугийских вождей, чтобы вдохновить их защищать Татевское становище. Встречая по пути воинов, она призывала их с собой, так что вскоре ее сопровождал целый отряд.
- Все, кто мне верен, за мной! За царя Избора! - кричала она, горяча своего коня.
Гетмана Вышанского она застала возле рва, через который были перекинуты мосты. По ним переправлялись воины, строились вместе, но не спешили вперед. Быки медленно потянули повозки, прежде составлявшие внутренние укрепления становища. Пан Вышанский, сидевший на коне, наблюдал за сборами своих людей. Лицо у него почему-то было красным, глаза лихорадочно блестели.
- Пан гетман! Что ты задумал? - воскликнула Заслава, подъезжая к нему.
Он вдруг закашлялся, и не сразу смог говорить.
- Собираюсь свернуть лавочку и идти под Туровск! А тебе, пани царица, лучше бы убраться отсюда. Скоро здесь будут сварожане.
Заслава задохнулась от возмущения.
- Как это - убраться?! Я - сварожская царица! Куда я уйду?
- В Соболевск, к своему мужу - слепленному мной ничтожеству. Или еще куда-нибудь. Впрочем, мне наплевать... - тут Вышанского снова потряс приступ кашля, и он согнулся в седле. - Ах, Чернобог меня побери, надо было все закончить раньше! Досиделся до легочной лихорадки из Медведицы!..
- Хоть бы тебе сдохнуть от нее поскорее! - пожелала Заслава на прощание бывшему союзнику.
Пожелание ее, кстати, сбылось: пан Вышанский не доехал до Туровска, умер по дороге. Узнав об этом, Заслава Войцеховская еще сильнее уверилась в своих волшебных дарованиях.
Но то было после. А сейчас, убедившись, что на лугийцев рассчитывать нечего, Заслава помчалась туда, где возле укреплений толпились все, кого отступавшие не взяли с собой. Она прыгнула с коня на повозку, закричала, размахивая пистолетом:
- Стойте до конца, воины истинного царя! Государь Избор наградит каждого из вас! Где ваше мужество, воины? Глядите - я, женщина, не трепещу перед врагом!
Немногочисленные защитники готовились использовать укрепления, чтобы не допустить врага.
Первым, что увидела Заслава, были высокие башни на полозьях, обшитые железом. Едва она успела удивиться, как передняя башня извергла такой залп огня, что сразу многих людей возле нее смело как вихрем. Воровская царица зажмурилась, когда совсем рядом падали замертво люди, и горячая алая кровь хлестала из их ран. Саму же ее спасло лишь то, что один из воинов ухватил ее за руку и стянул вниз, на землю.
Оттуда, скорчившись под перевернутой телегой, Заслава видела, как медленно, но верно ползут башни, оснащенные огненным боем. По ним тоже стреляли, но пули безвредно ударялись о железо.
Прошло какое-то время, прежде чем Заслава увидела, наконец, обычных людей. Они строились к битве, готовясь захватить Татевское становище. Заслава даже поднялась на ноги, чтобы лучше разглядеть их. Ее внимание привлек высокий всадник на белом коне, в сверкающих серебром доспехах. Он указывал воинам, распоряжался, но за дальностью расстояния женщина не могла расслышать его слов.
- Кто это? - спросила Заслава, не сводя с него глаз.
Спасший ее воин помрачнел.
- Кто же, как не князь Кречет, главный воевода! Я его видел под крепостью Лебяжьей. Он сам привел войско.
- Князь Венцеслав! - побледневшими губами прошептала Заслава. - Почему я прежде не думала о нем?
Она вспомнила бывшего великого мечника, которого ценил ее первый муж. В то время она не придавала значения юноше, выдающемуся только знатностью рода, да еще заметной внешностью. Откуда ей было знать тогда, что он так скоро проявит героические задатки, что в его руках будет судьба Сварожьих Земель?!
- Венцеслав Кречет! Мне следовало приглядеться к тебе гораздо раньше, - одними лишь губами проговорила царица смуты. - Тогда мне удалось бы тебя привлечь. Недаром говорят, что ни одна женщина не способна нравиться мужчинам сильнее, чем я... А теперь поздно! Он не захочет разделить со мной власть, которая вот-вот, как спелый плод, упадет ему в руки и без меня! Не захочет наследовать грубому скоту! Значит, мне надо позаботиться о себе. Я не должна попасть в плен...
-
Замечательно, правда! Пан Вышинский пал жертвой
коронавируса колдовства Заславы! Вовремя. Ну, самозванный Избор Второй хуже первого, и дело не в том, что он холоп по происхождению, а в том, что он холоп по натуре. Заслава, однако, поняла, что поставила не на ту карту, проглядела молодого Кречета. Впрочем, вряд ли у неё что-то получилось бы с Венцеславом, это не Глеб Белецкий. Ну, ждём, что дальше. Спасибо, эреа Артанис.
-
Интересно, что ещё придумает Заслава. Её бы в какие-нибудь дальние земли закинуть царство создавать. Вдруг да проявятся у неё способности к управлению государством. :P
А башни, "гуляй-города", всё же вызывают у меня некоторые сомнения. Дело в том, что подобные идеи известны с античности, но источники не дают подробных описаний конструкции. Те описания, довольно общие, которые есть, очень сомнительны с точки зрения работоспособности. Но здесь пускай будут. На то и МИФ.
Судьба Глеба Белецкого прояснится?
-
Сброд из Татевки выметают. Это хорошо. :) Интересно, удастся ли сбежать Заславе? И про Глеба Белецкого тоже интересно, но есть ли у него хоть какие-то шансы?
И кстати, почему татевцы не используют против башен пушки? Они ездят, наверняка, медленно - отличная мишень. Или пушек в Татевку не завозили?
-
Спасибо Вам большое, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Замечательно, правда! Пан Вышинский пал жертвой коронавируса колдовства Заславы! Вовремя. Ну, самозванный Избор Второй хуже первого, и дело не в том, что он холоп по происхождению, а в том, что он холоп по натуре. Заслава, однако, поняла, что поставила не на ту карту, проглядела молодого Кречета. Впрочем, вряд ли у неё что-то получилось бы с Венцеславом, это не Глеб Белецкий. Ну, ждём, что дальше. Спасибо, эреа Артанис.
Пусть Заслава теперь собой гордится еще больше! 8)
Но с Венцеславом у нее вряд ли бы что-то получилось. Во-первых, у него есть Ладомира. Во-вторых, он и сам на трон не стремится, что Заслава вряд ли может представить, а уж тем более - ее туда возводить.
Интересно, что ещё придумает Заслава. Её бы в какие-нибудь дальние земли закинуть царство создавать. Вдруг да проявятся у неё способности к управлению государством. :P
А башни, "гуляй-города", всё же вызывают у меня некоторые сомнения. Дело в том, что подобные идеи известны с античности, но источники не дают подробных описаний конструкции. Те описания, довольно общие, которые есть, очень сомнительны с точки зрения работоспособности. Но здесь пускай будут. На то и МИФ.
Судьба Глеба Белецкого прояснится?
Ой, с Заславой в чужих землях рискованно все же. А ну как вернется? К тому же, Вы, вероятно, о тех странах, где еще нет настоящих государств? Так ей там вряд ли понравится, там работать надо, а она мечтает получить готовый почет и роскошь. А где уже есть государства, кому она нужна?
Насчет "гуляй-городов" давайте лучше не углубляться в технические подробности. Подробных описаний их устройства я не встречала тоже. Если кто-то лучше разбирается в таких вещах, пусть поправит, я перепишу. А нет - так лучше на этом не акцентировать внимания.
О Глебе написано дальше.
Сброд из Татевки выметают. Это хорошо. :) Интересно, удастся ли сбежать Заславе? И про Глеба Белецкого тоже интересно, но есть ли у него хоть какие-то шансы?
И кстати, почему татевцы не используют против башен пушки? Они ездят, наверняка, медленно - отличная мишень. Или пушек в Татевку не завозили?
Если Заслава поспешит - успеет.
А почему у Глеба шансов нет?
Пушки, я думаю, лугийцы должны были забрать. Они бросили Татевское становище, насовсем, неужто оставят их там?
Вскочив снова на коня, Заслава сделала знак своим воинам:
- За мной! К царю, в Соболевск!
Она еще что-то кричала, но сама едва могла расслышать свой голос в грохоте выстрелов, в скрипе движущихся башен и ржании лошадей. На одно жуткое мгновение ей показалось, что никто так и не услышит ее, и она останется одна среди подступающих врагов. Но вот воины окружили ее, собрались заодно, прикрыли царицу. И как раз вовремя - едва Заслава подумала с облегчением, что находится вне опасности, как меткая пуля опрокинула с коня воина, бывшего рядом с ней. Алая жгучая струя крови брызнула ей в лицо. Заслава вскрикнула, пришпорила коня и оглянулась, притягиваемая непреодолимым любопытством.
Самоходные башни раздвинулись в стороны, и из-за них вышли несколько огромных мохнатых зверей. Они приблизились к укреплениям, и один из зверей ухватил чудовищно длинным носом большую связку бревен, швырнул на землю и оглушительно затрубил. Его рев подхватили остальные сородичи, и все остальные звуки исчезли в неистовом трубном гласе зверегоров.
Услышав его, лугийские кони помчались вперед, как не удалось бы добиться никакими шпорами. Когда Заслава, наконец, совладала с лошадью настолько, чтобы без опаски оглянуться назад, ей уже издалека представилось следующее зрелище.
Двенадцать исполинских животных разрушали укрепления Татевского становища. Выворачивали из земли опорные столбы, разбрасывали стены, разбивали цепи. Все это очень быстро превращалось в груду обломков под ногами мохнатых великанов. Вот человек, сидевший на спине одного из них, передал горящий факел своему зверю. Тот взял его хоботом, как рукой, и швырнул в разбитые остатки укреплений. Дерево быстро занялось, вспыхнул огонь. С других сторон, между тем, тоже поджигали опустевший лагерь, и скоро над Татевским становищем запылало яркое рыжее пламя.
Его увидели со стен и холмов осажденной Медведицы, и сердца горожан загорелись радостью. Все сразу поняли, что горит ненавистное Татевское становище, так долго душившее медвединцев, как веревка на шее.
- Мы освобождены! Война закончилась! - радостно восклицали и знатные люди, и простой народ.
- Князь Венцеслав Станимирич нас спас! - толковали горожане, глядя, как среди прозрачного света ранней весны реет высокое пламя. Сейчас, в дневном свете, в нем не было зловещих багровых сполохов, что явственно различаются в огне ночью. Это пламя было светлым, золотым, как на сварожских знаменах. Оно высоко взвилось на ветру, как крылья волшебной Жар-Птицы - древнего, как мир, символа обновления, знака нескончаемости жизни.
А в разоренном становище тем временем еще продолжались последние стычки с оставшимися сторонниками самозванца. Но большинство предпочитали сдаться в плен.
Среди пленников оказался и Глеб Белецкий. Когда послышался шум битвы, он проснулся и выбежал из дома, где ночевал. Даже вчерашний хмель выветрился у него из головы, когда он понял, что пришли сварожане. Увидев издалека Заславу, он кричал ей, но она не взглянула в его сторону. Потом на него надвинулась свалка битвы, грохочущая деревом и железом, и он, вспомнив, что родился на свет сварожанином, дрался против лугийцев среди рушащихся укреплений становища. Но битва была недолгой. Он сцепился с каким-то лугийцем, но тут откуда-то сверху прилетела горящая балка и ударила их обоих.
Очнулся Глеб много позднее. Уже вечерело. Руины становища продолжали гореть. Но его, видно, перенесли поодаль, куда не доходил жар пламени и дым пожара. На оголившейся, в пятнах снега, земле, он лежал среди других пленников, на постеленном плаще. Вокруг них стояли сварожские воины с копьями и пищалями. Одним, вроде бы, была женщина с рубцом на щеке, но Глеб не был уверен: в глазах все плыло.
Прошло некоторое время, прежде чем его подняли под руки охранники и повели туда, где в окружении сварожских и литтских военачальников находился князь Венцеслав.
Они не сразу узнали друг друга. Венцеславу трудно было признать своего бывшего приятеля, прежде всегда веселого и жизнерадостного, в угрюмом изможденном человеке. В свою очередь, Глеб не сразу решился поднять глаза на первого сварожского воеводу. А когда решился, не мог соотнести облик величавого витязя с тем, кого знал прежде. Князь Кречет сильно изменился, особенно за последние два года, когда на нем одном лежала ответственность за спасение царства, когда приходилось вести войска в бой и единолично принимать трудные решения. Пережитые испытания закалили Венцеслава и сделали его лицо суровым. Никто бы сейчас не дал ему его лет.
Стоя перед ним, Глеб Белецкий чувствовал, что нельзя заговорить первым, как если бы стоял перед царем. Настоящим, а не ряженым, из Татевского становища. Надо было ждать, пока он заговорит сам.
Когда Венцеслав, прервав беседу со своими ближниками, обратился к Глебу, в его интонациях вовсе не звучало ни гнева, ни упрека. Скорее - вежливое сочувствие.
- Значит, остался с нами? Ну и хорошо. Рад тебя видеть на стороне правого дела.
Едва разобрав смысл его слов сквозь тупую головную боль, Глеб глухо проговорил невпопад:
- Все разбежались, все! Самозванец уехал в Соболевск, лугийцы - в Туровск, Заслава - неизвестно куда...
Венцеслав заметно помрачнел.
- Знаю. Их преследуют князь Гинтарас и Вингольт, - кого "их", он не уточнил, видимо, его воинам и так было ясно. - Нам еще не раз придется схлестнуться с лугийцами, прежде чем окончательно их изгоним за пределы Сварожьих Земель. И у тебя, Глеб, еще будет время сразиться с врагом, если ты все твердо для себя решил. Сейчас ступай, отдохни. Тебя ударило по голове горящим бревном.
Только сейчас Глеб нащупал на голове повязку. Осознав оказанную милость, он поклонился было, но зашатался и чуть не упал, не поддержи его Венцеслав.
- Благодарю тебя за все, князь Венцеслав Станимирич! Если бы я всегда все понимал правильно, как ты...
- Это ничего. Конь о четырех ногах - и то спотыкается, - улыбнулся Венцеслав, передавая Глеба в руки воинов.
Услышав их разговор, воевода Одинцов тихо сказал князю:
- Венцеслав Станимирич, ты опять поступаешь неосторожно, милуя мятежника без разрешения государя.
- Я при первой возможности попрошу у государя милости для князя Белецкого и тех пленных, что примкнули к самозванцу по заблуждения, не имея злого умысла. Царь Станимир Тихомирич сам не раз щадил своих противников, хоть многие из них и отплатили черной неблагодарностью, - отозвался князь. И, уже думая не столько о Глебе Белецком, сколько об Огнеяре Мезенцеве, задумчиво добавил: - Если мы будем от себя отталкивать тех, кто оступился, но готов начать сначала, сами обратим их заново в своих врагов.
А меж тем бывшее Татевское становище полыхало на сильном ветру до небес. Уже стемнело, но и ночью на пожарище было светло, как днем. Кругом устраивались воины, готовили ужин прямо на угольях, смеялись, пели песни. Всем было весело, все сознавали, что война, наконец, закончилась, что они дошли до Медведицы, и скоро смогут отдохнуть.
- Пришли, наконец, братцы! Вон она, белокаменная, впереди! С какими боями шли от Влесославля до Медведицы! Но теперь все это наше, сварожское!
- Отдохнем немного - дальше пойдем! Лугийцы под Туровском, да и самозванец с Заславой улизнули! - говорили у костра другие, более благоразумные.
- Ничего: князь Венцеслав Станимирич скоро найдет управу и на них! - уверенно твердили воины. Здесь никто не спорил: в дарования своего вождя истово верили все, от подчиненных воевод до последнего обозного.
Под вечер к князю Венцеславу пришел Полюд с какой-то просьбой.
- Отсюда верстах в двадцати к западу у изменника князя Урманского есть село. Вдруг он, а может, и еще кто из мятежников, мог туда податься?
- Что ж ты молчал? - встрепенулся князь Венцеслав. - Бери тысячу воинов, поезжай туда. А затем... да, принимай село во владение. Елень, бумагу и чернил мне!.. Погоди, Полюд, выпишу тебе грамоту на владение.
- Мне, княже?! - воин не поверил своим ушам.
- Да, тебе! А что такого? За дубровинскую запруду и самоходные башни ты давно заслуживаешь награды, - улыбнулся князь недоумению Полюда. - Вообще, я давно думал, что многие отличившиеся воины заслуживают награды: Чудин, Малик, Озимка, и еще многие. Надеюсь, и царь со мной согласится...
На лицах окружавших князя сподвижников читался настоящий ужас.
- Но это же против обычаев - возводить холопа в господа! Так только разбойник Чекан делал!
- Вовсе нет, - невозмутимо ответил Венцеслав. - Я как раз имею в виду древний обычай сварожских князей. Они награждали лучших своих воинов земельными угодьями. Так и появилось боярство. Я представлю государю списки лучших моих воинов, попрошу их наградить. С Полюдом, конечно, я поторопился, но у нас пока еще военное время. Как только придем на Медведицу, моя власть закончится, но я упрошу царя. Сейчас как раз много владений лишились хозяев. Одни погибли, другие предали. Самое время поставить новых людей, сильных и надежных.
Сварожские воеводы слушали его, раскрыв рты.
- Ну, я представляю лица нашей старинной знати, когда с ними рядом станут простые воины, сыновья холопов! - покрутил головой Руслан Буянов.
- Я скорее доверю свою жизнь нашим воинам, чем медведицким боярам, - просто отозвался князь Венцеслав.
Тут как раз вернулись из погони литты, не догнав бежавшую "воровскую царицу". И князь Гинтарас, сев у костра рядом с Венцеславом, заметил:
- В таком случае, будь осторожен, друг мой. Ведь как раз это ты и собираешься сделать. Доверить свою жизнь медведицким боярам. Впереди ждет ваша столица!
- Обещаю тебе! - произнес Венцеслав, мечтательно глядя в сторону города. Где-то там ждут его мать и Ладомира. Может быть, не спят сейчас, глядя на зарево пожара. Скоро он обнимет их, поглядит на еще ни разу не виденного сына...
Вспомнилось, как мать в письме просила его идти под Туровск, не возвращаться на Медведицу, предупреждала о коварных замыслах бояр... Но об этом не хотелось думать. Ведь он был почти дома! И повеление царя, и собственное сердце звали его туда.
А Татевское становище разгоралось все ярче, окружив Медведицу огненным кольцом. Оно полыхало три дня, пока не прогорели и не обратились в пепел все постройки и укрепления, возведенные лугийцами.
А затем ворота Медведицы радушно распахнулись перед князем Венцеславом и его войском.
-
Всё вроде бы хорошо, но как-то тревожно. За Венцеслава. Всё-таки Светозара не зря ему советовала не идти на Медведицу. Ворота распахнулись...Как распахнулись, иак и захлопнуться могут. Спасибо, эреа Артанис.
-
Скоро увидим, как примет спасителей Медведица.
А владения, мне кажется, следует раздавать только бесхозные, где не осталось ни хозяев, ни наследников или они все предатели. А то получится, что хозяин, отец семейства, предал или погиб, а его пятилетнего сына, который уцелел и никого не предавал, лишают наследства.
-
Венцеслав - молодец. Делает, что считает нужным, и ни на кого не смотрит. Но, конечно, наживает этим себе врагов среди бояр, хоть, решениями, принимаемыми без царя, хоть, возвышением безродных, а больше всего, удачей, славой и популярностью. Но вряд ли они посмеют прямо сейчас его обвинять открыто: народ не поймёт. Тут выждать надо. Или какие-нибудь тайные козни, вроде отравы на пиру.
За Глеба рада. Я думала, после спасения Заславы и жизни с мятежниками, ему уже не отвертеться, как минимум, от темницы.
Заслава сбежала. Она, конечно, поганка, но я рада. Не женское это дело - в плену находиться.
А владения, мне кажется, следует раздавать только бесхозные, где не осталось ни хозяев, ни наследников или они все предатели. А то получится, что хозяин, отец семейства, предал или погиб, а его пятилетнего сына, который уцелел и никого не предавал, лишают наследства.
Вообще-то, спорно. Наследство ведь этот сын получает за верную службу предков. А если ближайший предок - предатель, то о какой верной службе речь? Но с точки зрения гуманизма вы правы. Без наследства такому ребёнку, наверное, и податься будет некуда.
-
Премного благодарна, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Всё вроде бы хорошо, но как-то тревожно. За Венцеслава. Всё-таки Светозара не зря ему советовала не идти на Медведицу. Ворота распахнулись...Как распахнулись, иак и захлопнуться могут. Спасибо, эреа Артанис.
Что ж ему теперь, бегать от родной столицы? Царь приказал идти в Медведицу - значит, надо повиноваться. И, когда-никогда, все равно придется решать все вопросы.
Скоро увидим, как примет спасителей Медведица.
А владения, мне кажется, следует раздавать только бесхозные, где не осталось ни хозяев, ни наследников или они все предатели. А то получится, что хозяин, отец семейства, предал или погиб, а его пятилетнего сына, который уцелел и никого не предавал, лишают наследства.
Я думаю, что речь идет о конфискации только тех владений, что вправду остались без наследников. Боярские усадьбы к этому времени уже вполне наследственные владения. Очевидно, что там, где есть дети, или просто родня той же фамилии, не замешанная в мятеже, они прямые наследники. Списки знатных семейств ведутся, вряд ли можно не заметить имеющихся наследников.
Венцеслав - молодец. Делает, что считает нужным, и ни на кого не смотрит. Но, конечно, наживает этим себе врагов среди бояр, хоть, решениями, принимаемыми без царя, хоть, возвышением безродных, а больше всего, удачей, славой и популярностью. Но вряд ли они посмеют прямо сейчас его обвинять открыто: народ не поймёт. Тут выждать надо. Или какие-нибудь тайные козни, вроде отравы на пиру.
Решительность нужна не меньше, чем здравый смысл. Все известные исторические фигуры выдвигали своих людей, так или иначе. Врагов наживали тоже многие, конечно. Но поглядим, что дальше произойдет с Венцеславом.
За Глеба рада. Я думала, после спасения Заславы и жизни с мятежниками, ему уже не отвертеться, как минимум, от темницы.
Он не такая уж важная птица, чтобы его непременно нужно было наказать.
Заслава сбежала. Она, конечно, поганка, но я рада. Не женское это дело - в плену находиться.
Ее и плен не лишит амбиций. Она, вообще-то, в плену уже была.
Глава 25. Возвращение
В один из первых дней весны князь Венцеслав со своим войском въехал в столицу. Царь послал бояр встретить героев у Брониславльских ворот. Но медведицкие горожане устроили все по-своему, и высыпали встречать князя всей толпой, потеснив царских посланцев. По улицам, где проезжал Венцеслав и его воины, высыпали из домов все от мала до велика, одевшись, как к большому празднику. Они радостными криками приветствовали молодого полководца, ехавшего на белом коне во главе своего победоносного воинства.
- Да здравствует князь Венцеслав Станимирич! Сто лет жизни тебе! - звучало повсюду, многоголосо повторяясь и отдаваясь эхом от каменных стен.
Некоторые горожане, желая поближе разглядеть спасителя отечества, выскакивали на дорогу, бесстрашно совались под самые копыта, едва не цеплялись за стремена.
Князь Венцеслав улыбался им в ответ. На щеках его вспыхнул огненный румянец - от радости, а может быть, и от смущения настолько горячим приемом.
На Торговой площади, возле храма Велеса, где собралась особенно густая толпа, Венцеслав придержал коня, обратился со словом к горожанам:
- Здравствуйте, народ медведицкий! Пусть Боги вас хранят всегда! Осада снята, лугийцы и самозванец из Татевки ушли. Однако война еще не закончена! Сейчас лугийский король осаждает Туровск, его жители терпят еще худшие лишения, чем вы недавно. Мы отдохнем лишь немного, а затем я поведу войско под Туровск. Тех, кто любит Сварожьи Земли и готов потрудиться для их освобождения, я прошу вступить в войско под моим началом!
Множество мужчин разного возраста в единодушном порыве шагнули вперед.
- Веди нас, князь Венцеслав Станимирич! С тобой пойдем хоть на Ящера Подземного! - кричали они.
Чтобы понять, что чувствовали медвединцы, встречая своего освободителя, надо понять, что они пережили за два года осады, как вытерпели голод, и мор, и страх иноземного владычества. И сейчас еще многие были истощены, под их одеждой - самой нарядной, что нашлась в сундуках у каждого, - торчали ребра. Но вместе с князем Венцеславом они, как думалось всем, встречали лучшее будущее. Его победа означала скорое изобилие, она возвращала им радость жизни и уверенность в завтрашнем дне. Все самое лучшее, что могли себе представить сварожане - свобода, благополучие, новые славные победы, будущий сильный царский род, - все это воплощал для них князь Венцеслав. Вот почему у многих горожан на глазах выступили слезы радости - точно дождь прошел в солнечную погоду. Вот почему так горячо звучали их пожелания молодому князю.
Князь Гинтарас, ехавший рядом с Венцеславом, прислушался к гулу людского моря.
- Твой народ умеет тебя искренне почитать! - заметил он.
Венцеслав взглянул вперед, поверх колышущихся людских голов.
- Я видел и такое же ликование, и неистовую ярость толпы, так что стараюсь не обольщаться, - ответил он тихо.
Победоносное войско двигалось по улицам столицы вслед за величавым всадником на белом коне. В бледном, еще зимнем небе реяло знамя с Жар-Птицей, взмывшей из пламени. Ехали сварожские и литтские конники. Шли, горделиво чеканя шаг, пешие воины. Иные из них, что были родом с Медведицы, уже высматривали в толпе своих близких. Им хватило выдержки не сломать строй, зато они на ходу махали рукой увиденным близким, смеялись, обменивались воздушными поцелуями.
Позади быки тянули тяжелые пушки, блистающие литой бронзой. На повозках возвышались, иногда кренясь на поворотах, самоходные башни. Сзади всех плавно и почти бесшумно шагали могучие шерстистые зверегоры. Медведицкие мальчишки едва не срывали голоса, приветствуя не виденных прежде зверей. А те, управляемые опытными погонщиками, двигались невозмутимо, лишь чутко прядая ушами, скрытыми в косматых зарослях шерсти.
Словно огромная змея, тянулось по улицам сварожское войско, и всюду его сопровождала великая радость народная. Медвединцы словно передавали друг другу из рук в руки возвратившихся победителей.
Вот уже рядом и усадьба князей Кречетов... У Венцеслава сильно забилось сердце. Отсюда он два года назад выпорхнул едва оперившимся птенцом, а возвращается теперь победоносным воеводой, испытанным ратным и государственным мужем. Сколько всего произошло за эти годы, сколько событий уплотнились, как листы в большой книге! Ему казалось теперь, что прошли долгие годы за то время, что он не был дома, не видел своих родных...
Но вот, за поворотом они показались у распахнутых настежь ворот Кречетовской усадьбы! Его мать и Ладомира, в лучших нарядах и драгоценностях. Однако глаза их блестели сегодня ярче всех каменьев, блеск горделивой радости затмил сияние золота. Рядом, на руках у рослого слуги, сидел ребенок. Он бил ножками и тянул пухлые ручки, лопотал что-то по-своему.
Не веря своим глазам, Венцеслав остановил коня и сам замер, не дыша. Но, не успел он спешиться, как мать и жена подбежали, ухватили его под руки, словно не веря, что он вправду с ними. Он склонился с седла, крепко обнял их обоих. Тотчас всю семью кругом обступили слуги Кречетов, так что князю не хватило бы места спуститься на землю, если бы он и захотел.
- Матушка! Ладомира! Наконец-то мы вместе! Даже не верится! - проговорил он, чувствуя, что его слова звучат глупо, но от волнения не находя более уместных.
Из глаз княгини Светозары вдруг побежали слезы, падая на яркие каменья яхонтового нагрудника. Венцеслав даже испугался. Никогда прежде он не видел, чтобы мать плакала, она всегда стойко выдерживала все удары судьбы!
- Не обращай внимания, сын! Это от радости... Пусть пресветлые Боги и впредь хранят тебя, как до сих пор! - коснувшись солнечного знака, сиявшего на груди князя, она поцеловала оберег и подняла глаза к небу.
А княгиня Ладомира с усилием взяла на руки подросшего ребенка и передала Венцеславу.
- Гляди, вот наш сын, княжич Белогор Венцеславич! Посмотри, как он на тебя похож! Как он вырос за это время!
Горячая волна рванулась к сердцу князя, когда он взял из рук Ладомиры их первенца. Осторожно, но крепко держа, поставил ножками на седло. Ребенок громко заверещал, но, как всем показалось, скорее радостно, чем испуганно.
Нет, конечно, еще рано было судить, на кого он будет похож, когда подрастет. Но Венцеславу показалось, что широкий лоб и прямой нос у малыша вправду в него... а вот губы от Ладомиры. Глаза тоже в него - голубые, а разрез у них чуть-чуть иной - память о чжалаирских предках Алтановых.
Впервые поцеловав своего сына, Венцеслав горячо произнес:
- Здравствуй, княжич Белогор Венцеславич! Расти сильным и храбрым, на радость всем сварожанам! Пусть о тебе народ говорит, что ты во всем меня превзошел!
- И пусть ты будешь наследником престола Сварожьих Земель! - добавил незаметно подъехавший сзади князь Гинтарас. - Ну, или он, - добавил со смехом, указав на Венцеслава.
Княгиня Светозара, услышав пожелание литта, побледнела и украдкой взялась за оберег от сглаза.
Но среди горожан и воинов услышали это пожелание, оживленно стали толковать между собой.
- Видно, этот литт не меньше нашего чтит князя Венцеслава Станимирича! Пусть Боги нам помогут поскорей дождаться царя Венцеслава!..
- Хоть бы царь Станимир Тихомирич догадался его избрать своим наследником!
- Так и будет! Слышали: на каждом углу предсказывают царя Венцеслава! На алтаре Даждьбога написано огневыми знаками: скоро будет царь Венцеслав, он установит прочный мир, прославит свой род на века!
Меж тем, как медвединцы, глядя с обожанием на своего спасителя, не сомневались, что исполнение их надежд не за горами, сам князь Венцеслав посадил в возок своих родных, и торжественная процессия двинулась дальше - вверх, по склону Холма Сварога, к самой Крепости.
Царь Станимир Тихомирич встречал своего племянника на верхней ступени крыльца, в окружении своих родных и бояр. Держался важно, но Венцеслав, взглянув на царя, отметил с сочувствием, насколько он постарел. Да оно и неудивительно, зная, во что обошлись ему последние годы, каким тяжким было его правление.
Царица Добродея, увидев Венцеслава, вся засветилась радостью, которую не могла скрыть. С губ ее уже готов был сорваться возглас, но его она все же подавила усилием воли.
Однако отразившиеся на ее лице чувства не укрылись от острого взора княгини Велижаны, жены князя Годослава Тихомирича. Она усмехнулась и украдкой подтолкнула своего мужа в бок: мол, гляди!
Но князю Годославу в эту минуту было не до жены, и уж тем более - не до невестки, и ни до кого на свете. Увидев князя Венцеслава во главе победоносного воинства, он почувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Военные победы, каких ему самому никогда не удавалось достичь, выражения народной любви к его племяннику, - все это терзало тысячью иголок душу честолюбивого царского брата. Лицо его бешено исказилось, и он крикнул, не сдержавшись:
- Вот идет мой соперник!
Не только князь Годослав, но и некоторые другие бояре, считавшие себя родом не ниже Кречетов, втайне настороженно глядели на Венцеслава, хоть и более сдержанно. Одно дело - когда между их тайными желаниями и престолом стоял лишь хилый старик, растерявший последних сторонников, и совсем другое - если бы им заступил дорогу могучий, умный и отважный юноша, за которого стоят войско и народ. Такой соперник всякому показался бы непобедимым!
А тем временем князь Венцеслав, не подозревая, какие мысли роятся в некоторых головах, спрыгнул с коня и подошел к царю. За ним последовали сварожские и литтские воеводы. Все в богатых доспехах, видные собой, молодые - от двадцати пяти до тридцати пяти лет, - они уже своим видом выгодно оттеняли медведицких правителей, обязанных им спасением.
Подойдя ближе, князь Венцеслав снял шлем и поклонился царю.
- Здоровья и долгой жизни тебе, государь Станимир Тихомирич! Пусть Боги всегда хранят тебя! - произнес он громко и звучно, во всеуслышание.
Как раз в это время, следом за воинами, заполонившими двор Крепости, плавно вошли зверегоры. Как обычно, те, кто видел их впервые, на мгновение лишились дара речи. Но это было еще не все: по едва заметному знаку, исполинские животные стали в ряд, затем осторожно согнули колени перед крыльцом, где стоял сварожский царь. И вдруг, подняв хоботы, дружно и оглушительно затрубили. Дикий, никогда не слышанный на Медведице клич потряс воздух. Еще долго после того, как смолк трубный рев, он продолжал звучать у всех в ушах.
- Цари животных приветствуют тебя, государь Сварожьих Земель! - произнес князь Венцеслав.
Царь Станимир Тихомирич протянул руку племяннику.
- Добро пожаловать с победой! - проговорил он.
-
Всё хорошо, но бояре...Это что-то! Гадюшник. Вот бы им Избора Второго поиметь на счастье, только народ жаль. Люди и так натерпелись. И ведь никакая зараза этого Годослава не взяла. Спасибо, эреа Артанис.
-
Ну, вот, и встретился с родными, познакомился с сыном :) И интриганы пока притихнут - слишком он популярен.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Всё хорошо, но бояре...Это что-то! Гадюшник. Вот бы им Избора Второго поиметь на счастье, только народ жаль. Люди и так натерпелись. И ведь никакая зараза этого Годослава не взяла. Спасибо, эреа Артанис.
К "Избору", кто хотел, давно сбежали уже. И теперь, вероятно, локти грызут. А тех, кто сам мечтает о власти, никакой царь не устроит. Ну а Годослав... Зараза к заразе не липнет. ;D Вы еще к супруге его приглядитесь, она себя скоро проявит.
Ну, вот, и встретился с родными, познакомился с сыном :) И интриганы пока притихнут - слишком он популярен.
Милая семейная сценка, житейские радости, ради которых на самом деле и живет человек.
А как на Медведице будет - поглядим. Сперва Венцеславу надо перед царем оправдаться за все.
По приходу на Медведицу, в честь победоносного воинства был устроен пышный пир, продолжавшийся три дня. Словно по волшебству, там, где недавно свирепствовал голод, явилось изобилие. Таких роскошных пиров не видели за все несчастливое царствование Станимира Тихомирича.
Вместе с пиром последовали и щедрые награды освободителям - сварожским и литтским воеводам. Князь Венцеслав и сподвижники его были одарены золотом и драгоценными каменьями, мехами, дорогим оружием и доспехами, драгоценной посудой, боевыми конями. Царя Станимира называли скупым, но ведь ему не досталось богатой казны после расточительного Любима Векшина. Кроме того, приходилось постоянно заботиться о военных расходах. Но на подарки тем, кто спас Медведицу и отстоял его трон, царь не поскупился.
А после пира князю Венцеславу было приказано явиться к царю. И, судя по тому, как прозвучало царское приглашение, переданное через гонца, стало ясно, что разговор предстоит серьезный.
Станимир Тихомирич встретил племянника, молча кивнув головой в знак приветствия. Перед ним на столе лежала бумага. Венцеслав узнал договор с литтами, по которому те получали Темноборск.
Царь поздоровался и велел Венцеславу сесть в кресло напротив него.
- Садись, родич; в ногах правды нет! Я тебя позвал потолковать о слухах, которые до меня дошли...
Молодой князь насторожился, однако, не ведая за собой никакой вины, смело взглянул в глаза своему родственнику и государю.
- Я здесь, дядя Станимир. Если тебе или кому-то другому есть в чем меня упрекнуть - говори. Я отвечу за все.
Царь на мгновение отвел глаза. И вдруг спросил, рассчитывая внезапным вопросом ошеломить племянника:
- До меня дошли слухи, что тебе предлагали стать царем, сместив меня?
Венцеслав глубоко вздохнул; вспоминать о предложении азанского воеводы ему было неприятно. Но делать нечего, он поведал все, как было.
- Ручаюсь тебе, государь: я не причастен к их умыслу, и ни словом, ни делом не давал повода для мятежных пожеланий, - поклялся он, взяв в руки сияющий солнечный знак.
Царь продолжал сурово глядеть на него прищуренными глазами из-под седых бровей.
- В таком случае, почему ты не отослал ко мне крамольников, отпустил их, присвоив право царя судить и миловать?
- Я подумал, государь, что азанцы - не крамольники, а заблуждавшиеся люди. Они искренне любят Сварожьи Земли, только ошиблись, по-своему поняли его благо. Да и дворяне, что приезжали ко мне, выполнили чужой приказ, они не сами дошли до своего безумного умысла.
- А их зачинщик и вдохновитель, Огнеяр Мезенцев! Почему ты не выдал его, если уж его предложение тебе так неприятно? - строго спросил царь.
- Государь, я был далеко от Медведицы, в воюющей стране, окруженный врагами, и не мог спрашивать у тебя дозволения. Мне слишком часто приходилось решать самому, но я старался действовать так, как лучше будет для твоей пользы, - проговорил Венцеслав. - Огнеяра Мезенцева необходимо сохранить ради блага Сварожьих Земель. Он отстоял Азань от татевских войск. не допустил воров. Он умен и искусен, и еще многое может совершить, ведь война еще не окончена. Вот почему я решился еще раз поверить ему, и он позднее письменно заверил меня впредь служить верно. Но представь себе, государь, если бы он узнал, что ты собираешься его наказать! Разве он похож на человека, который покорно положит голову под топор? Нет, он бы скорее восстал против тебя, примкнул бы к очередному мятежу, а то и сам стал бы воевать против всех. И ты, государь, вместо решения проблемы получил бы новую. Теперь же Огнеяр получил урок, как следует служить отечеству и царю. Я за него поручусь своей головой, государь!
Станимир Тихомирич выслушал эту горячую речь, не перебивая, хоть губы его порой недоверчиво кривились. Затем он спросил, пристально глядя на племянника:
- А что ты чувствовал, когда тебе предлагали царство?
Венцеслав густо покраснел, вспомнив ту минуту, точно его прямо сейчас душили гнев и стыд.
- Еще никогда меня не оскорбляли так жестоко, государь! Говоря правду, мне стоило труда не наказать дерзких. Но я заставил себя сдержаться и все обдумать. Если ты знаешь все, тебе сообщили, что послание Огнеяра я тут же разорвал, а после сжег.
- Говорили, - подтвердил царь, как будто переводя дух. - Но ведь всякий поступок можно истолковать по-разному, ты знаешь... Мы здесь, сидя в осаде и питаясь одними слухами о твоих подвигах, чего только не передумали! И холопов, мол, ты ставишь выше бояр! И литтам Темноборск отдал самовольно!
- О литтах я сразу предупредил тебя, государь. У меня тогда не было выхода: мне почти что нож к горлу приставили. В конце концов, если удастся сохранить Сварожьи Земли, со временем вернем Темноборск обратно. Но, если мы падем, то и его не удержать.
Угрюмое лицо царя немного прояснилось.
- Ты говоришь верно. Договор я подпишу сегодня же. Ты не нарушил мою волю, а предвосхитил и опередил ее, - затем он поднял и другие бумаги. - А что тут за списки? Отличившихся воинов ты предлагаешь возводить в дворянство - не жирно ли?
- На этих воинах у нас нынче держится все. Спасти Сварожьи Земли представляется возможным лишь благодаря мужеству и верности наших воинов! В них, я много раз убеждался, того и другого гораздо больше, чем во многих издавна знатных родах.
При этих словах Станимир понуро склонил голову, должно быть, вспомнил, сколько бояр в свое время бежали в Татевку; подумал, что и за оставшихся трудно поручиться...
- Сейчас не времена Бронислава Великого или Стемира Сильного, чтобы простого дружинника поставить воеводой, - осторожно произнес царь. - Сейчас же закричат, что это покушение на древние права владетелей...
- Знаю. Но я и предлагаю действовать не наобум. Передавать новым владельцам лишь те земли, где не осталось наследников мужского пола.
- Я при вступлении на престол обещал боярам в случае измены наказывать только самого виновника, но не преследовать и не лишать имущества его родных, если они сами не были причастны к преступлению, - напомнил царь.
Князь Венцеслав кивнул в ответ.
- Ты был великодушен к боярам; будь же таким и к тем, кто проливают кровь ради тебя, жертвуют жизнью, чтобы сохранить тебе престол! Подумай сам, государь: ведь возвышенные тобой воины будут тебе благодарны всю жизнь, станут для тебя самой надежной опорой!..
- Для меня? - внезапно переспросил Станимир.
- Что? - не сразу понял его племянник.
- Для меня, спрашиваю, будут опорой? Или все-таки для тебя, если тебе вздумается сесть на трон, как мне твердят днем и ночью?
Эта обмолвка, сорвавшаяся с уст царя, все объяснила князю Венцеславу. Он с глубоким сочувствием поглядел на своего дядю, не знавшего, кому можно доверять среди коварных нашептываний. Вновь прямо взглянул в глаза, протянул руки ладонями вверх.
- Государь, если тебе есть в чем обвинить меня, то призови тех, кто меня порочит, выслушай их сам, и пусть они докажут свои обвинения! Если будет подтвержден злой умысел с моей стороны, казни меня, как любого мятежника, не щади своей крови. А если нет против меня настоящих доказательств, а одни лишь вздорные слухи, что пользы верить им? Я же, со своей стороны, клянусь перед тобой жизнями своей матери, жены и сына, клянусь громовой секирой Перуна и знаком солнечной колесницы, что я всегда верно служил твоему величеству и Сварожьим Землям! У меня никогда в жизни не было даже искушения нарушить свой долг, двойной - как твоего подданного и родственника!
Словно лопнула цепь, сковывавшая так долго душу и все чувства царя Станимира. Он поднялся из-за стола, подошел к Венцеславу и крепко обнял его, как в старые времена, когда еще не был царем, и не опасался всех на свете, в том числе и своих родных.
- Пусть Боги тебя хранят, Венцеслав! У меня не найдется и награды за все, что ты сделал для меня и для царства! - проговорил старый царь со слезами на глазах. - Прости, что не сразу поверил тебе! Застили мне глаза твои победы, как и многим другим. Толкуют: мол, ты с такой ратью можешь Сварожьи Земли поставить с ног на голову.
- Как раз наоборот, - с мягкой улыбкой заверил Венцеслав. - Это в последнее время все стояло на голове, а я надеюсь вернуть, как должно быть. Скоро ли мы выступим под Туровск, против короля Казимира?
- Ты собираешься идти так быстро? Дай хотя бы воинам отдохнуть, подожди, пока снег растает. Да и горожане на тебя не нарадуются. Им, пожалуй, кажется: стоит тебе покинуть Медведицу, как на нас опять нападут...
- Я все понимаю, государь, но все же прошу тебя: не откладывай надолго похода, - проговорил князь Венцеслав. - Мыслимо ли заставлять Туровск терпеть муки осады из-за нашей нерасторопности. Даже один лишний день - чьи-то потерянные жизни.
- Я знаю. Но еще придется подождать, пока заново вооружим войско. Я слышал, к тебе идут много горожан, хотят служить в твоем ополчении?
- Да, и как обычно бывает с ополченцами, у них больше желания драться, чем умения, - улыбнулся Венцеслав. Но тут же повторил настойчиво: - Но прошу тебя, государь: не затягивай похода, позволь войску выступить, как только будет готово! Ведь легче будет изгнать лугийцев, пока они не углубились далеко в Сварожьи Земли...
- Я не глух и не беспамятен, не надо мне повторять дважды, - с неудовольствием произнес Станимир. - Я понимаю, ты привык сам принимать решения. Но здесь придется подождать до весны.
Князь Венцеслав снова заверил дядю, что готов сколько угодно повиноваться его царской воле, и опасения Станимира окончательно рассеялись. Тепло, по-отечески, прощаясь с племянником, он пожелал ему:
- Отдохни и сам это время со своей семьей! Небось, не нарадуетесь новой встрече. Ступай, избавитель отечества!
- До избавителя мне еще далеко. Едва половина дела сделана, пока еще лугийцы и самозванец с двух сторон опустошают Сварожьи Земли. До тех пор, пока не разгромим их, мне не знать покоя даже под родительским кровом, среди ласк моих близких, - отозвался князь.
- А наши бояре, пожалуй, верят, что, раз сами они теперь в безопасности, то и основное дело сделано, - со вздохом заметил царь. - Говорят, чуть ли не каждый боярин нынче пирует в своем доме. Постараюсь им внушить, что веселиться еще не время. Но, боюсь, не скоро они вспомнят, что надо продолжать поход. Придется подождать, Венцеслав.
- Я подожду сколько надо, дядя Станимир, - кротко пообещал молодой князь, стараясь больше не спорить с царем.
И, тепло простившись с ним, сел на коня и поехал вниз по улице, ведущей под уклон Холма Сварога. Горожане, завидев князя Кречета, оживленно приветствовали его, желали всевозможных благ, а он дружески здоровался с ними.
-
Станимиру тоже непросто. Да и годы своё берут. А до весны ещё многое может измениться, но неплохо бы ему определиться с наследником. С другой стороны это опасно для Венцеслава, найдут способ прикончить. А Станимир боится трон потерять, это заметно. Спасибо, эреа Артанис.
-
Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Станимиру тоже непросто. Да и годы своё берут. А до весны ещё многое может измениться, но неплохо бы ему определиться с наследником. С другой стороны это опасно для Венцеслава, найдут способ прикончить. А Станимир боится трон потерять, это заметно. Спасибо, эреа Артанис.
Что поделать! "Корона - не шапка и не лекарство."(с)
А насчет наследника - поглядим, как сложится. Возможно, жизнь все сама расставит по местам. Желательно - правильно.
Глава 26. Рука судьбы
Медвединцы, обрадовавшиеся избавлению от осады, действительно не спешили скоро браться за дела. Город возвращался к обычной жизни столицы обширного царства, восстанавливал связи с другими краями. И ни на минуту благодарные медвединцы не забывали, кому обязаны своим освобождением.
Князя Венцеслава чуть ли не ежедневно приглашали на пир к кому-нибудь из бояр. Если бы он отзывался на все приглашения, у него не осталось бы времени ни на что другое. Иногда ему удавалось объяснить гостеприимным хозяевам, как много дел у него с формированием нового войска. Иногда все же приезжал в гости, где всегда был в центре внимания, выслушивал многословную похвалу своим деяниям, сам скромно улыбаясь при этом.
Царь Станимир Тихомирич, выяснив все, был со своим племянником ласковей чем когда-либо. Однако не давал пока дозволения выступить войску под Туровск. Сперва затягивал под предлогом, что неизвестно, чего ждать от лже-Избора, копившего силы в Соболевске. Когда разведчики выяснили, что самозванец сейчас не опасен, возник другой предлог - весенняя распутица. Нельзя было ехать, пока не просохнут дороги! Тут уже и князю Венцеславу возразить было нечего: не мог же он позволить войску вязнуть в грязи.
Тем не менее, согласие между царем и его победоносным племянником производило сильное впечатление на знать и народ медведицкий. Те, кто верил пророчеству о царе Венцеславе, были обнадежены, что, кажется, его исполнения не придется долго ждать. Но и не желавшие видеть Венцеслава царским наследником, казалось, понемногу примирились с судьбой.
Постепенно даже князь Годослав Тихомирич почти перестал опасаться, видя со стороны племянника одни лишь знаки уважения. В конце концов, сам он все еще оставался наследником престола, царь ему не говорил ни о чем другом, и значит, бояться было нечего. Поддавшись общему ликованию, Годослав воображал, как и многие бояре, будто уже одержана окончательная победа, и можно наслаждаться жизнью, не заботясь о будущем. И он радовался, даже во сне видя себя царем обширной и могучей державы. Ночью, нежась на пуховых перинах, будто угорал от горячих грез, сбрасывал одеяло, с тревогой оглядывался на спящую рядом Велижану, как будто она могла прочесть тайные его мысли.
А скрывать от жены князю Годославу было что. С некоторых пор он стал думать, что, если уж сделается царем, хорошо бы и наследниками обзавестись. А для этого взять вторую, молодую жену.
"Вот, Станимиру же молодая жена родила ребенка! Правда, девчонку, но это уж как повезет. А я на шесть лет моложе брата, да и здоровьем куда крепче. Нешто от молодой жены наследников не дождусь?"
И, среди общей радости, князь Годослав не просто мечтал, а начал уже было приглядываться к девушкам и молодым вдовам, выбирая, какая из них ему подойдет больше. Но лишь втайне от жены, которую до сих пор безоговорочно слушался, потому что характер у нее был сильнее.
А княгиня Велижана Черняновна, сестра покойной царицы Драгомиры, не обольщалась примирением родственников. Не подозревая, какие мысли таит ее муж, она стремилась поскорей стать сварожской царицей. Постоянно упрекала Годослава, что не заботится по поводу Венцеслава.
- Я тебе говорю: он нарочно подольщается к царю, чтобы попасть в наследники! Погляди, как горделиво он ездит по улицам. Стоит только ему показаться, как и чернь, и знать все только на него и глядят, точно на диво какое. Кругом от россказней о князе Венцеславе Станимириче прямо уши вянут! А надменная Светозара с моей племянницей Ладомирой красуются перед всей Медведицей. Я-то думала, в Сварожьих Землях одна царица, а на самом деле их две, а может, и три!
Так говорила Велижана, стараясь подтолкнуть своего мужа к решительным действиям против племянника. Князь Годослав слушал, тяжело дыша, вздыхал, багровел, сжимал кулаки. Наконец, растерянно спросил у жены:
- Так что же мне делать теперь?
- Поговори еще раз с государем братом, скажи ему, чтобы не доверял так слепо Венцеславу. Внуши ему, что этот зарвавшийся мальчишка опасен для его власти, а для нас - уж потом. Тебя-то, родного брата, может быть, послушает?
- А ну как и меня не послушает? - с сомнением спросил Годослав; в последнее время царь не так уж жаловал его своим доверием.
Лицо Велижаны сделалось страшным: глаза вспыхнули огнем, губы хищно раздвинулись, точно челюсти свирепого зверя, обнажая зубы.
- А тогда... если Венцеслав не исчезнет сам с нашей дороги, мне придется принять меры! И, будь спокоен, мне на все хватит духу!
Князь Годослав затрепетал, увидев такое выражение на лице жены. Он не жаловал Венцеслава и видел в нем лишь соперника за царский престол. Однако не придумал бы сам, как избавиться от него.
Но в следующее мгновение жестокое выражение на лице княгини исчезло так же быстро, как и появилось. Она улыбнулась и сжала унизанной кольцами рукой ладонь мужа.
- Поезжай прямо сейчас к царю, постарайся убедить его! А заодно пошли гонца к Венцеславу, пригласи его на завтра к нам на пир...
Приехав к царю, князь Годослав попытался настроить его против князя Венцеслава. Все, что тот сделал, царский брат представлял в превратном свете. Объявлял, что тот совершал подвиги лишь ради достижения власти. Доказывал, что Венцеславу ничего не стоит и дать ложную клятву ради удовлетворения своего честолюбия.
Царь долго слушал своего брата, наконец, сердито ударил посохом о пол.
- Хватит тебе порочить Венцеслава! И ты, и я, и все Сварожьи Земли обязаны ему спасением! Я все выяснил с ним, и доверяю ему полностью. Все, что он делает, лишь во благо роду Кречетов и Сварожьим Землям!
У князя Годослава затряслись веки и губы, он чувствовал, что царский шлем навсегда уплывает из его рук. Однако он попытался смутить брата еще одной черной вестью:
- Подумай, государь: ведь говорят, что твоя жена неравнодушна к Венцеславу! Мне Велижана сказала, как, едва он подъехал к Крепости, Добродея чуть при всех не бросилась ему на шею...
Реакция царя была совершенно неожиданна для его брата.
- Если молодая жена старика только поглядит на красивого молодца, это еще не беда. Я доверяю вполне и жене моей, и племяннику: они никогда меня не оскорбят. Надеюсь и о тебе, родом брате, то же сказать! А потому перестань злобствовать, и Велижане своей скажи: пусть не лезет в чужую жизнь!
Князь Годослав глядел с недоумением: он привык, что старший брат потакает ему во всем, и не мог представить, чтобы тот разговаривал с ним так твердо, почти сурово.
- Если бы ты, государь, доверил мне войско, я бы доказал тебе, что и помимо князя Венцеслава Станимирича твое величество имеет более надежные опоры! Теперь-то, с литтами, самоходными башнями, пушками, мохнатыми чудищами, мудрено будет проиграть.
В ответ посох в руках царя еще тверже ударился о дубовую половицу у самых ног Годослава. Тот, испуганный, отшатнулся прочь, не веря, что брат мог замахнуться на него.
- Войско тебе доверить? Да способен ли ты с толком расставить войско на поле боя? Сумеешь ли грамотно распорядиться силами, что собрал для нас Венцеслав? Ты же погубишь войско, и нас, и все Сварожьи Земли! Или ты последний ум потерял от зависти к племяннику? Ступай домой, проветри голову!
Но Годослав был слишком сильно распален, чтобы промолчать. Упав на колени перед сидевшим в кресле царем, протянул к нему руки.
- Государь, молю тебя, выслушай! Куда это годится, что Венцеслава сварожане почитают больше, чем тебя? Ведь он - такой же твой подданный, как и все. Мыслимо ли, чтобы кто-то стоял выше царя?
В ответ Станимир Тихомирич, окончательно раздраженный, вскочил на ноги, и все-таки огрел брата посохом по склоненной спине! Закричал, задыхаясь от ярости:
- Замолчи уже, бестолочь! Хватит поучать меня, как мне делать! Назначу вот наследником Венцеслава, а тебе ничего не достанется!.. Царский шлем - это не шапка с каменьями. Воевать и править - многотрудное дело. И ты для него непригоден!
Ошеломленный полученным ударом, а еще более - царским решением, князь Годослав, не помня себя, выскочил за дверь, торопясь поведать своей Велижане, что их красные денечки, кажется, навеки миновали.
В тот же вечер князь Венцеслав у себя дом обсуждал с женой и матерью приглашение в дом князей Кречетов.
- Мне оно не совсем кстати: столько дел в подготовке к войне! Как обычно, чем ближе поход, тем больше появляется забот. Но я не могу оскорбить отказом дядю с тетушкой.
Княгиня Светозара, сидя в кресле, занималась шитьем. Рядом с ней, в другом кресле, княгиня Ладомира играла с ребенком, пытавшимся цепкой ручкой ухватить жемчужные бусы на шее у матери.
- Мне тоже это показалось странным, - призналась Ладомира. - Мне думалось много раз, что дядя с тетушкой недолюбливают нас, особенно тебя, Венцеслав. И Добродея просила остерегаться их. Но, может быть, теперь пожелали примириться...
Однако на лице старшей княгини отразилась тревога.
- Это было бы настолько хорошо, что мне даже не верится... Я третьего дня встретила в Крепости Велижану, и она на меня взглянула так, будто обдала кипящим варом. Я ее опасаюсь больше, чем самого Годослава. Он - вроде той собаки, что лает, но не кусает. А вот такое внезапное внимание, приглашение в гости - это ее замысел, ручаюсь!
Венцеслав сел на ковер к ногам обеих женщин и поцеловал руки матери, холодные от волнения.
- Матушка, ты слишком долго за меня боялась, тебе кругом видятся опасности. Ведь княгиня Велижана - родная тетушка Ладомиры. Неужто она пожелает зла своей племяннице?
- Велижана уже достаточно была царской родственницей, то с одной стороны, то с другой. Наверняка она мечтает сама быть царицей, - вздохнула Светозара.
Венцеслав тоже вздохнул ей в тон, но по другой причине.
- Не хочется думать, что собственные родственники могут против меня что-то замышлять! Ведь я их знаю всю жизнь. Когда я был ребенком, княгиня Велижана играла со мной и целовала, и я верил, что она меня любит лишь немного меньше, чем ты, матушка...
Ладомира, сумрачно молчавшая некоторое время, проговорила:
- Мне трудно поверить, что сестра моей матери способна готовить преступление... Однако я вспоминаю, как она бывала у нас, ласкала и нас с Белогором, льстила отцу и матушке... Она могла быть к тебе искренне привязана, пока ты был мал. Но я не удивлюсь, если ее чувства к тебе изменились, с тех пор как ты, по ее разумению, мешаешь ей и князю Годославу... Ах, Венцеслав, не езди к ним! Молю тебя, ради нашего сына!
Венцеслав погладил пушистую головку ребенка, но покачал головой.
- К сожалению, этого никак нельзя. Приглашают так настойчиво, что я жестоко оскорблю их, если откажусь.
- Тогда я поеду с тобой! - решительно произнесла Ладомира.
Тут же и княгиня Светозара поднялась с кресла.
- И я с вами! Я пойму сама, что на уме у Велижаны с Годославом!
Князь Венцеслав засмеялся и обнял за плечи обеих женщин.
- Милые мои, мне следует брать вас с собой и на поле боя! Там вы своей решимостью устрашите любого противника!
- Поле боя не так опасно для тебя, как завтрашний обед у родственников, - непримиримо заявила княгиня Светозара.
Собственно, почти то же самое сказал Венцеславу и литтский князь Гинтарас, тоже приглашенный на пир к Кречетам.
- При дворе все только о том и говорят, как хотел бы Годослав вновь получить начальство над войском, если бы не ты. А какое лицо у него сделалось во время встречи! Я понимаю, ты привык почитать своих родственников. Но поверь, Венцеслав: мне со стороны виднее. Не будь наивен...
- Я не наивен, - возразил князь Кречет. - Но даже те, кто меня не любит, должны понимать, что я еще нужен сейчас. Ведь сделано только пол-дела. Еще самозванец с Заславой копят силы. Еще лугийский король готовится, если падет Туровск, двинуться дальше, подмять все Сварожьи Земли. Не время делить власть, пока не окончится война. Неужели можно этого не понимать?
Литтский полководец многозначительно пожал плечами, видимо, будучи не очень высокого мнения об уме царского брата.
- Только бы нам поскорей вырваться из стен этого душного города, а там ничья злоба не сможет тебе повредить, как гадюке не настичь парящую птицу! - заверил Гинтарас.
Венцеслав пожал руку союзнику и заверил его, что царь обещал скоро объявить долгожданный поход под Туровск.
-
Ну, будем надеяться, что Светозара не даст милой Велижане что-то подсыпать Венцеславу. Как бы не вышло наоборот. А Станимир таки проявил характер, неплохо, но надолго ли его характера хватит? Спасибо, эреа Артанис!
-
А мне жаль Станимира. Несчастливым выдалось его царствование. Разве что с племянником повезло.
Надеюсь, Светозара сохранит своего сына.
Годослав откровенно глуп, а его жена ещё и коварна. Как бы дел не наворотили.
-
На этом обеде очень пригодился бы опыт соберано Алваро. Но, увы, мир другой и время другое.
-
Но даже те, кто меня не любит, должны понимать, что я еще нужен сейчас.
Должны-то должны, но ведь не понимают. Глупость и подлость одновременно - ужасная смесь.
-
Спасибо вам большое, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ну, будем надеяться, что Светозара не даст милой Велижане что-то подсыпать Венцеславу. Как бы не вышло наоборот. А Станимир таки проявил характер, неплохо, но надолго ли его характера хватит? Спасибо, эреа Артанис!
Светозара будет внимательна, раз уж она заподозрила недоброе.
По поводу Станимира - увидим, какое вообще-то решение ему придется принимать.
А мне жаль Станимира. Несчастливым выдалось его царствование. Разве что с племянником повезло.
Надеюсь, Светозара сохранит своего сына.
Годослав откровенно глуп, а его жена ещё и коварна. Как бы дел не наворотили.
Станимира мне тоже жаль. Он и так сделал немало. И, кстати, слабым его не назовешь, выдержал же столько испытаний. Хотен Алтанов вот умер от одного имени "Избора". Правда, у него и совесть была более нечиста.
На этом обеде очень пригодился бы опыт соберано Алваро. Но, увы, мир другой и время другое.
Обойдемся как-нибудь без такого опыта! Привыкать, что все дозволено, вообще-то, тоже лучше бы не надо.
Но даже те, кто меня не любит, должны понимать, что я еще нужен сейчас.
Должны-то должны, но ведь не понимают. Глупость и подлость одновременно - ужасная смесь.
Это точно! Тема эта у меня поднималась еще в "Полете сокола" и "Ничего не исчезает" - первых частях Сварожского Цикла.
К сожалению, родственники Венцеслава не очень-то разбираются в военном деле. Особенно Велижана; женщине простительно. Она, видимо, думает, что основные победы уже одержаны, и теперь и без победителя обойтись можно.
В первой половине травеня-месяца снег почти уже сошел. Весна выдалась спорой и дружной. Теперь по улицам, где был хоть небольшой уклон, сбегали ручьи талой воды. В них плескались воробьи, радостно чирикая, что пережили зиму. Лужи расплескивали копыта коней и ноги пешеходов. А иногда солнце отражалось в воде, и там проплывали белые кучевые облака. А на оттаявшей от снега земле уже пробивались первые перелески и щетинились зеленые стрелки гусиного лука.
Когда князь Венцеслав подъехал к большому деревянному, украшенному богатой резьбой, дому князя Годослава Кречета, там уже ждали почетного гостя. Проводили молодого князя и его близких в хоромы, сняли с них верхние одежды. А в богато украшенном большом зале уже ждали за накрытым столом хозяева - князь Годослав и княгиня Велижана.
Как-то неуклюже, косолапо ставя ноги, хозяин дома подошел к Венцеславу, крепко обнял его.
- Здравствуй, князь Венцеслав Станимирич! У меня к тебе приятная весть: государь скоро поставит под твое начало новую рать и отпустит под Туровск!
Венцеслава обрадовала эта новость, и он ответил родственнику не менее сердечными объятиями, уже не беспокоясь о подвохе.
- Спасибо за счастливую весть, дядя Годослав! Чем раньше мы выступим, тем скорее освободим Сварожьи Земли!
Тут навстречу молодому князю выплыла и хозяйка дома - княгиня Велижана Черняновна. В широком красном платье из жатого шелка, с крупными золотыми пуговицами, с головы ниспадала тончайшая кружевная шаль, на полной белой шее княгини обвились жемчужные бусы в девять рядов. Лицо она набелила и нарумянила так густо, что трудно было различить ее выражение. Но большие темно-карие глаза Велижаны блестели ярче ее драгоценностей, так, словно она с нетерпением ожидала какого-то важного события. Когда она, по обычаю, расцеловалась с княгиней Светозарой, та внутренне вздрогнула, уловив этот взор своей родственницы.
- Ну, проходите же, гости дорогие, садитесь за наш стол! О здоровье и спрашивать незачем: точно маков цвет красуетесь перед всеми! - говорила Велижана нараспев, усаживая за стол племянницу Ладомиру.
Собирались гости. Вместе с князем Венцеславом прибыли его друзья - сварожские и литтские военачальники. Приезжали именитые бояре. Имя молодого полководца привлекало их сюда; они старались доказать ему свою дружбу на будущее, так как почти никто не сомневался, что ему быть следующим царем.
За пышным обедом князь Годослав поинтересовался у племянника:
- А как скоро ты надеешься изгнать лугиев и самозванца из наших пределов?
Перед Венцеславом стоял кубок вина, но он только пригубил его и поставил на стол. Не то чтобы всерьез не доверял родственникам, а просто не любил хмельного, особенно когда предстояли важные заботы. Поэтому ответил скромно:
- Пока еще мы не сталкивались с лугийским королем и его полководцами. Поглядим, на что они способны. Но надеюсь, до зимы вернемся, одолев всех врагов!
Его подчиненные воины воодушевленно подняли кубки, желая пить за скорую победу. Князь Годослав удовлетворенно потер ладони.
- И уж тогда попируем по-настоящему, как умеют сварожане! Нынешний праздник тогда скудным покажется!
Но, хоть и скромничал хозяин дома, угощение было богатым, впору к царскому столу подать. Гости шумно заверяли, что ни о чем лучше и мечтать нельзя.
В то мгновение, когда все собирались пить за будущую победу, в зале снова появилась Велижана. Она выходила переодеться, чтобы, по обычаю сварожской знати, показать богатство и роскошь своей семьи. Иная боярыня могла переменить на пиру до десятка платьев, каждое - богаче и наряднее предыдущего.
Теперь на Велижане было платье из темно-зеленого атласа, все переливающееся при каждом движении. На шее - изящное ожерелье из темного золота со смарагдами, такие же браслеты на руках, видневшиеся в прорезях широких рукавов, и колты в черных волосах.
В руках Велижана несла большую золотую чашу. С ласковой улыбкой поставила ее перед Венцеславом.
- Знаю, милый гость мой и родич, ты заморских вин не любишь. Так я тебя угощаю нашим, отечественным вишневым медом. Выпей ради скорой победы, не оскорби нас отказом!
В чаше пенился густой золотисто-оранжевый мед. От одного только аромата его во рту становилось сладко. Венцеслав взял из рук тетки тяжелую чашу, поставил перед собой.
Велижана радостно улыбнулась своему знаменитому родственнику.
Не сомневаясь в ней более, он поднял чашу, собираясь пить.
- За нашу скорую победу, братья сварожане! - произнес Венцеслав, поднося чашу к губам.
Но княгине Светозаре, с самого момента появления Велижаны пристально следившей за ней, привиделось нечто зловещее в ее улыбке, в выражении глаз. Теперь она, сидевшая рядом с сыном, тронула влажными пальцами его руку.
- Не пей, Венцеслав! - и, обернувшись к Велижане, проговорила напряженным голосом: - При сварожском дворе был древний обычай, чтобы гость и хозяин пили из одной чаши. Отпей сама своего меда, Велижана!
Лицо княгини Велижаны, казалось, еще сильнее побелело под слоем краски. Она судорожно сглотнула.
- Не понимаю, сестрица, что на тебя нашло...
- Не понимаешь? - Светозара вскочила из-за стола, ухватила родственницу за плечи, а другой рукой поднесла чашу к ее плотно сжатым губам. - Тогда пей, если ты ничего не замышляла! Если твой мед чист, испей его сама!
Велижана стиснула зубы так плотно, что не разжать было и ножом. Глаза ее выкатились из орбит, но она не смела издать ни звука, и только молча пыталась бороться. Но, хоть она была крепче и сильнее, никак не могла оттолкнуть Светозару. Страх за сына придал той непреодолимую силу.
Венцеслав, вскочив из-за стола, в первое мгновение испугался не за себя, а за мать, еще не поняв, что с ней. Он обнял ее и попытался отцепить от Велижаны. Но мать окинула его диким взором и вновь ткнула чашу в лицо своей пленнице.
- Она хотела тебя отравить! Иначе зачем ей бояться отведать своего меда! - задыхаясь, выговорила Светозара.
Вокруг поднялись на ноги воины, растерянно пытались разнять обеих женщин. Но ничего не получалось. Велижана, извиваясь, как змея, сползла на пол. Однако Светозара продолжала держать ее, пытаясь напоить ее собственным зельем. Золотые края чаши бились о губы княгини, ее рот превратился в сплошной синяк, но ни за что на свете она не разжала бы зубы.
Тем временем Ладомира, тревожно взглянув на мужа, с ужасом взглянула на свою тетку.
- Так это правда, тетя Велижана! Как ты могла? Только вчера мы говорили о тебе, и Венцеслав вспоминал прежнюю твою родственную любовь!
Извивавшаяся на полу Велижана могла ответить лишь бессвязным мычанием. Все происходило так быстро, что князь Годослав лишь теперь успел заступиться за жену.
- Что здесь происходит?! Сестрица Светозара Остромысловна, ты что, очумела? Пусти ее!
Но в следующий миг к горлу Годослава прижалось ледяное лезвие меча. Царский брат шумно сглотнул, поднял глаза и увидел перед собой недобрую усмешку литтского полководца, князя Гинтараса.
- Не с места, отравитель! Ты приказал своей жене совершить злодейство? - от волнения больше обычного коверкая сварожскую речь, воскликнул литт.
Годослав тяжело задышал, наливаясь страхом и яростью.
- Ты что себе позволяешь, наемник?! Я - царский брат!
- Сварожскому царю лучше будет без таких братьев! - усмехнулся литт. - Только попробуй сбежать или еще что-нибудь - и у меня не дрогнет рука отомстить за моего друга!
Тут уже и Венцеслав, опомнившись от внезапного потрясения, понял, что следует вмешаться.
- Не надо, Гинтарас! Царских родственников может судить только царь. Хоть и тяжек будет Станимиру Тихомиричу такой долг, - он вздохнул, передав своего дядю в руки воинов, и склонился к матери, бережно поднял ее.
- Матушка, все позади. Ничего не случилось. Успокойся, - говорил он, утешая ее вместе с Ладомирой.
Княгиня Светозара дрожала в объятиях сына и невестки, с ненавистью глядя на Велижану, которую окружили воины.
- Она чуть было не погубила тебя, а может, и все Сварожьи Земли!
- Уже не погубит! Матушка, ты, как всегда, была права во всем! - проговорил Венцеслав, целуя ей руки.
Воины провели по переходу преступных супругов. От них отстранялись гости дома, всем своим видом показывая, что не участвовали в злом умысле.
Князь Годослав не мог поверить, что все это происходит с ним и наяву. Что он, царский брат и наследник, превратился в преступника, ненавистного всем людям. Оглядываясь во все стороны, он с ужасом остановил взор на своей жене. Дрожащей рукой указал на нее:
- Я тут ни при чем! Это все она! Она! Я ничего не знал! Она придумала тебя отравить, не я!
Велижана, окруженная толпой воинов, вдали от Светозары почувствовала себя уверенней. Любая судьба ей казалась легче, чем пить собственную отраву. Теперь она даже осмелилась заговорить, презрительно взглянув на мужа:
- Ты только жаловался с утра до ночи, как тебе мешает племянник. А сделать ничего не смел! А я решилась помочь тебе стать царем. В этом доме был только один мужчина, и это я!
На суде у царя Велижане нечего было сказать в свою защиту. Все видели, как она поставила перед князем Венцеславом чашу, из которой ни за что не соглашалась пить сама. Лекари, исследовавшие мед в чаше, нашли там сильнейший яд.
Царь Станимир Тихомирич, потрясенный преступлением своих родных, казалось, постарел в одночасье еще на десять лет. Он, согнувшись, сидел на троне, не сразу собрав силы, чтобы высказать решение. Наконец, проговорил, не глядя на Велижану:
- Если бы удалось тебе злодеяние, не один лишь Венцеслав погиб бы - все Сварожьи Земли захлебнулись бы кровью! Казнить бы тебя перед всей Медведицей было вполне заслуженно. Но ты все-таки много лет носила нашу фамилию, принадлежала к роду Кречетов, и за вас с Годославом себя позорить я не хочу. Ты пожизненно останешься в подземелье Крепости.
Велижану увели. Узнав свой приговор, гордая, честолюбивая женщина сразу сникла, и шла к месту своего заключения, согнув плечи и шаркая ногами, как старуха. Всеми покинутая и ненавистная всем, Велижана не смогла пережить крах своих надежд. Через несколько дней она повесилась в своей камере, сплетя веревку из нижних юбок и подвесив к вбитому в стену крюку. Ее похоронили в земле на кладбище для преступников, как недостойную погребального костра.
А сразу, как ее увели, царь нерешительно взглянул на своего брата, мучительно размышляя, что с ним делать. Сколько раз за жизнь он выручал младших братьев, Годослава и Тихомира! В детстве и юности прикрывал их не всегда благовидные шалости, после, уже на царской службе, не давал им запутаться в придворной паутине. Вот и выросли дурни, но младший брат хоть власти не ищет, а вот средний...
- Что мне с тобой делать, Годослав? - спросил он тихо. - Я тебе все прощал: и непригодность к державным делам, и происки твои против Венцеслава. Но сегодня простить не могу. Сам понимаешь!
Годослав со стоном повалился в ноги брату, ползал на коленях, умоляя о пощаде, доказыаал, что не знал о замыслах жены.
- Она сама все решила! Я не желал племяннику смерти! - твердил он.
- Хватит, Годослав! - строго сказал царь, не прикасаясь к нему. - Какова бы ни была Велижана, не тебе винить ее! Она ради тебя готова была на убийство, хотя и ради себя тоже, а ты так легко отрекаешься от нее. И вина все равно на тебе, даже если ты не знал. Случись худшее, платить за ваше преступление пришлось бы прежде всего мне, а потом уже Сварожьим Землям! Позволить тебе жить на Медведице, почитаться первым вельможей, я не могу. Поедешь в наше село Лешева Гарь, под Вышеградом - пожизненно! Удаляться оттуда дальше, чем на десять верст, тебе не дозволяю.
Как ни упрашивал Годослав своего брата и государя, тот не уступил. В тот же день царского брата увезли к месту пожизненной ссылки. Никто на Медведице впоследствии даже не интересовался его судьбой. Словно камень в воде, затерялся князь Годослав среди бурных событий того времени. На самом деле, он прожил в уединениии еще много лет, но никто из былых приятелей не приезжал его навестить,не справлялся о его здоровье. Для всех, и для себя самого, некогда всесильный вельможа перестал существовать, когда лишился возможности претендовать на сварожский престол. Остался лишь разжалованный стареющий человек, которого никто на Медведице не любил и не вспоминал о нем. Разве лишь, когда радовались спасению князя Венцеслава, вспоминали с проклятьем и его преступных родственников.
-
Глупая какая-то попытка отравления. Ну, положим, Венцеслав бы выпил мёд и умер. Так ведь яд обычно оставляет следы. Но в любом случае, даже если бы умер не сразу, знахари-то в Медведице были. Они обычно признаки отравления знают. Принесла чашу Велижана. Гостей за столом несметно, плохо становится только Венцеславу (даже если спустя какое-то время) и только он один пил мёд. Всё на поверхности. Не Станимир, так Светозара её бы вычислила. Спасибо, эреа Артанис.
-
Вот ведь родственнички >:( Станимир уже, наверное, раз 100 пожалел, что на трон залез. :(