Официальный форум Веры Камши
ИМХО => Особое мнение... Или не особое. => Тема начата: Colombo от 17 Мая, 2020, 10:06:49
-
Пора уже воспеть режим самоизоляции - например, складывая в кучу крылатые и не очень фразы, имеющие к нему отношение.
На прогнозы о выходе из режима:
"Я-то думал, в самом деле, баловать с войной -
Дескать, через две недели попаду домой" (Швейк)
На ковыряние с цифровыми пропусками:
"Это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, дабы они упражнялись в нем" (Экклесиаст)
Нет ли еще у кого? :D
-
Об общем состоянии при самоизоляции.
"Хандра хуже холеры".
Солнце русской поэзии.
О её последствиях.
"Глубина и богатство личности предполагают глубину и богатство ее связей с миром, с другими людьми; разрыв этих связей, самоизоляция опустошают ее".
Сергей Рубинштейн, "Основы общей психологии".
-
Невозможно обойтись без Камю. :)
Чтобы не расслаблялись:
он знал то, чего не ведала эта ликующая толпа и о чем можно прочесть в книжках, – что микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает, что он может десятилетиями спать где-нибудь в завитушках мебели или в стопке белья, что он терпеливо ждет своего часа в спальне, в подвале, в чемодане, в носовых платках и в бумагах и что, возможно, придет на горе и в поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города.
И радостное
На всех площадях танцевали. За несколько часов движение резко усилилось, и многочисленные машины с трудом пробирались через забитые народом улицы. Все послеобеденное время гудели напропалую наши городские колокола. От их звона по лазурно-золотистому небу расходились волны дрожи. В церквах служили благодарственные молебны. Но и в увеселительных заведениях тоже набилось множество публики, и владельцы кафе, не заботясь о завтрашнем дне, широко торговали еще остававшимися у них спиртными напитками. Перед стойками возбужденно толпились люди, и среди них виднелись парочки, тесно обнявшиеся, бесстрашно выставлявшие напоказ свое счастье. Кто кричал, кто смеялся. В этот день, данный им сверх положенного, каждый щедро расходован запасы жизненных сил, накопленные за те месяцы, когда у всех душа едва тлела. Завтра начнется жизнь как таковая, со всей ее осмотрительностью. А пока люди разных слоев общества братались, толклись бок о бок. То равенство, какого не сумели добиться нависшая над городам смерть, установило счастье освобождения, пусть только на несколько часов.
О состоянии во время карантна
Наши сограждане подчинились или, как принято говорить, приспособились, потому что иного выхода не было. Понятно, внешне они –выглядели людьми, сраженными горем и страданиями, но уже не чувствовали первоначальной их остроты. Впрочем, Доктор Риэ, например, считал, что именно это-то и есть главная беда и что привычка к отчаянию куда хуже, чем само отчаяние.
Пока наши сограждане старались сжиться с этой нежданно-негаданной ссылкой, чума выставила у ворот города кордоны и сворачивала с курса суда, шедшие к Орану. С того самого дня, когда Оран был объявлен закрытым городом, ни одна машина не проникла к нам. И теперь нам стало казаться, будто автомобили бессмысленно кружат все по одним и тем же улицам. Да и порт тоже представлял собой странное зрелище, особенно если смотреть на него сверху, с бульваров. Обычное оживление, благодаря которому он по праву считался первым портом на побережье, вдруг сразу стихло. У пирса стояло лишь с пяток кораблей, задержанных в связи с карантином. Но у причалов огромные, ненужные теперь краны, перевернутые набок вагонетки, какие-то удивительно одинокие штабеля бочек или мешков – все это красноречиво свидетельствовало о том, что коммерция тоже скончалась от чумы.
Вопреки этой непривычной картине наши сограждане лишь с трудом отдавали себе отчет в том, что с ними приключилось. Конечно, существовали общие для всех чувства, скажем, разлуки или страха, но для многих на первый план властно выступали свои личные заботы. Фактически никто еще не принимал эпидемии. Большинство страдало, в сущности, от нарушения своих привычек или от ущемления своих деловых интересов. Это раздражало или злило, а раздражение и злость не те чувства, которые можно противопоставить чуме. Так, первая их реакция была – во всем винить городские власти. Ответ префекта этим критикам, к которым присоединилась и пресса («Нельзя ли рассчитывать на смягчение принимаемых мер?»), был прямо-таки неожиданным. До сих пор ни газеты, ни агентство Инфдок не получали официальных статистических данных о ходе болезни. Теперь префект ежедневно сообщал эти данные агентству, но просил, чтобы публиковали их в виде еженедельной сводки.
Но и тут еще публика опомнилась не сразу. И впрямь, когда на третью неделю появилось сообщение о том, что эпидемия унесла триста два человека, эти цифры ничего не сказали нашему воображению. С одной стороны, может, вовсе не все они умерли от чумы. И с другой – никто в городе не знал толком, сколько человек умирает за неделю в обычное время. В городе насчитывалось двести тысяч жителей. А может, этот процент смертности вполне нормален? И хотя такие данные представляют несомненный интерес, обычно никого они не трогают. В известном смысле публике недоставало материала для сравнения. Только много позже, убедившись, что кривая смертности неуклонно ползет вверх, общественное мнение осознало истину. И на самом деле, пятая неделя эпидемии дала уже триста двадцать один смертный случай, а шестая – триста сорок пять. Вот этот скачок оказался весьма красноречивым. Однако он был еще недостаточно резок, и наши сограждане, хоть и встревожились, все же считали, что речь идет о довольно досадном, но в конце концов преходящем эпизоде.
Кто-то додумался оцепить даже в самом городе несколько особенно пораженных чумой кварталов и выпускать оттуда только тех, кому это необходимо по соображениям работы. Те, кто попали в оцепление, естественно, рассматривали эту меру как выпад лично против них; во всяком случае, они в силу контраста считали жителей других кварталов свободными людьми. А эти свободные в свою очередь находили в трудную минуту некое утешение в сознании, что другие еще менее свободны, чем они.
И собственно, об изоляции и карантине
Во всяком случае, верно одно – недовольство не переставало расти, и, предвидя худшее, наши власти всерьез начали подумывать о мерах, которые придется принять в том случае, если население города, смирившееся было под бичом, вдруг взбунтуется. Газеты печатали приказы, где вновь и вновь говорилось о категорическом запрещении покидать пределы города, нарушителям грозила тюрьма. Город прочесывали патрули.
Поначалу люди безропотно примирились с тем, что отрезаны от внешнего мира, как примирились бы они с любой временной неприятностью, угрожавшей лишь кое-каким их привычкам. Но когда они вдруг осознали, что попали в темницу, когда над головой, как крышка, круглилось летнее небо, коробившееся от зноя, они стали смутно догадываться, что заключение угрожает всей их жизни, и вечерами, когда спускавшаяся прохлада подстегивала их энергию, они совершали порой самые безрассудные поступки.
И действительно, одним из наиболее примечательных последствий объявления нашего города закрытым было это внезапное разъединение существ, отнюдь к разлуке не подготовленных. Матери и дети, мужья и жены, любовники, которые совсем недавно полагали, что расстаются со своими близкими на короткий срок, обменивались на перроне нашего вокзала прощальными поцелуями, обычными при отъездах советами, будучи в полной уверенности, что увидятся через несколько дней или же несколько недель, погрязшие в глупейшем человеческом легковерии, не считавшие нужным из-за обычного отъезда пренебречь будничными заботами, – внезапно все они осознали, что разлучены бесповоротно, что им заказано соединиться или сообщаться. Ибо фактически город был закрыт за несколько часов до того, как опубликовали приказ префекта, и, естественно, нельзя было принимать в расчет каждый частный случай. Можно даже сказать, что первым следствием внезапного вторжения эпидемии стало то, что наши сограждане вынуждены были действовать так, словно они лишены всех личных чувств. В первые же часы, когда приказ вошел в силу, префектуру буквально осадила целая толпа просителей, и кто по телефону, кто через служащих выдвигал равно уважительные причины, но вместе с тем равно не подлежащие рассмотрению. По правде говоря, только через много дней мы отдали себе отчет в том, что в нашем положении отпадают всяческие компромиссы и что такие слова, как «договориться», «в порядке исключения», «одолжение», уже потеряли всякий смысл.
Я Камю очень люблю, знаю почти на память, сейчас перечитала, по новому посмотрела на такой знакомый текст.
-
Я Камю очень люблю, знаю почти на память, сейчас перечитала, по новому посмотрела на такой знакомый текст.
-
Будь осторожен! (Виктор Цой)
Сегодня кому-то говорят: "До свиданья!"
Завтра скажут: "Прощай навсегда!" Заалеет сердечная рана.
Завтра кто-то, вернувшись домой, застанет в руинах свои города;
Кто-то сорвется с высокого крана.
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Завтра кто-то утром в постели - поймет, что болен неизлечимо;
Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину.
Завтра где-то, в одной из больниц, дрогнет рука молодого хирурга;
Кто-то в лесу наткнётся на мину.
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Ночью над нами пролетел самолет,
Завтра он упадет в океан - погибнут все пассажиры.
Завтра где-то; кто знает, где? -
Война, эпидемия, снежный буран, Космоса "черные дыры".
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Следи за собой, будь осторожен! Следи за собой!
Следи за собой! Следи за собой!
-
Боккаччо. Декамерон.
Таковые, им подобные и еще более ужасные случаи порождали всевозможные страхи и бредовые видения у тех, которые, уцелев, в большинстве своем стремились к единственной и бесчеловечной цели: держаться подальше от заболевших, избегать общения с ними и не притрагиваться к их вещам, — они надеялись при этом условии не заболеть. Иные стояли на том, что жизнь умеренная и воздержная предохраняет человека от заразы. Объединившись с единомышленниками своими, они жили обособленно от прочих, укрывались и запирались в таких домах, где не было больных, и где им больше нравилось, в умеренном количестве потребляли изысканную пищу и наилучшие вина, не допускали излишеств, предпочитали не вступать в разговоры с людьми не их круга, боясь, как бы до них не дошли вести о смертях и болезнях, слушали музыку и, сколько могли, развлекались. Другие, придерживавшиеся мнения противоположного, напротив того, утверждали, что вином упиваться, наслаждаться, петь, гулять, веселиться, по возможности исполнять свои прихоти, что бы ни случилось — все встречать смешком да шуточкой, — вот, мол, самое верное средство от недуга. И они заботились о том, чтобы слово у них не расходилось с делом: днем и ночью шатались по тавернам, пили без конца и без счета, чаще всего в чужих домах — в тех, где, как им становилось известно, их ожидало что-нибудь такое, что было им по вкусу и по нраву. Вести подобный образ жизни было им тем легче, что они махнули рукой и на самих себя, и на свое достояние — все равно, мол, скоро умрем, — вот почему почти все дома в городе сделались общими: человек, войдя в чужой дом, распоряжался там, как в своем собственном. Со всем тем эти по-скотски жившие люди любыми способами избегали больных. Весь город пребывал в глубоком унынии и отчаянии, ореол, озарявший законы божеские и человеческие, померк, оттого что служители и исполнители таковых разделили общую участь: либо померли, либо хворали, подчиненные же их — те, что остались в живых, — не обладали надлежащими полномочиями, и оттого всякий что хотел, то и делал. Многие придерживались середины: не ограничивая себя в пище, подобно первым, не пьянствуя и не позволяя себе прочих излишеств, подобно вторым, они во всем знали меру, через силу не ели и не пили, не запирались, а гуляли с цветами, с душистыми травами или же с какими-либо ароматными веществами в руках и, дабы освежить голову, часто нюхали их, так как воздух был заражен и пропитан запахом, исходившим от трупов, от больных и от снадобий. У иных был более суровый, но зато, пожалуй, более верный взгляд на вещи: эти утверждали, что нет более действенного средства уберечься от заразы, как спастись от нее бегством. В сих мыслях, думая только о себе, многие мужчины и женщины бросили родной город, дома и жилища, родных и все имущество свое и устремились кто в окрестности Флоренции, кто в окрестности других городов, как будто гнев божий не покарал бы грешников, куда бы они ни попрятались, но обрушился бы лишь на тех, кто остался в стенах города; а быть может, они полагали, что городу пробил последний час и все его жители, как один человек, перемрут.
Сколько веков прошло, а люди все те же...
-
Не нашла точной цитаты в "Записках революционера" Кропоткина, что-то вроде - часто человек бывает так занят повседневными хлопотами, что только тяжелая болезнь или заключение заставит его задуматься, правильно ли он живет.
-
Не нашла точной цитаты в "Записках революционера" Кропоткина, что-то вроде - часто человек бывает так занят повседневными хлопотами, что только тяжелая болезнь или заключение заставит его задуматься, правильно ли он живет.
На эту тему есть роман Агаты Кристи, вполне любимый Верой Викторовной, про англичанку, которая, заблудившись в иракской пустыне, очень сильно задумалась, правильно ли она живёт. И очень остро осознала, что неправильно. Но когда её таки спасли и вернули в Лондон - моментально всё это позабыла.
-
И.Гончаров "Обломов" - читать целиком.
-
"Аленький цветочек" Сергея Аксакова - он короче и позитивнее, там исцеление наступает. Ну или "Зерно истины" Сапковского в саге о Ведьмаке, где даже рецепт исцеления дан.
Любовь должна быть настоящей.
-
Не нашла точной цитаты в "Записках революционера" Кропоткина, что-то вроде - часто человек бывает так занят повседневными хлопотами, что только тяжелая болезнь или заключение заставит его задуматься, правильно ли он живет.
На эту тему есть роман Агаты Кристи, вполне любимый Верой Викторовной, про англичанку, которая, заблудившись в иракской пустыне, очень сильно задумалась, правильно ли она живёт. И очень остро осознала, что неправильно. Но когда её таки спасли и вернули в Лондон - моментально всё это позабыла.
У Лавкрафта рассказ "В стенах Эрикса". Главгер занимается поиском неких кристаллов на Венере, попутно ведет дневник, во первых строках замечает, что давно пора было перебить местных аборигенов. По ходу действа он попадает в лабиринт, блуждая по которому, приходит к выводу, что все эти супер-пупер кристаллы не стоят того, и надо оставить планету и ее обитателей в покое. Вердикт начальства, прочитавшего дневник после смерти главгера, шедеврален. ;D
-
Тогда можно и "Марсианина" вспомнить, по которому фильм сняли. Не классика, конечно, но, как и у Лавкрафта, тоже самоизоляция полная. :)
-
*голосом попугая* Робин, Робин, Робин Крузо! Бедный Робин Крузо!
-
На коралловом островке находилось озерцо дождевой воды, горьковатой, но годной для питья. На отмелях – раковины, мелкие ракушки, полипы, креветки – все, что некогда служило пищей первобытному человеку. Листья пальм могли служить одеждой и прикрывать от полдневного солнца.
Два голых человека, выброшенные на голую землю, могли кое-как жить… И они начали жить на этом островке, затерянном в пустыне Тихого океана. Не было даже надежды, что мимо пройдет корабль и, заметив их, возьмет на борт.
Гарин собирал раковины или рубашкой ловил рыбу в пресном озерце. Зоя нашла в одном из выброшенных ящиков с «Аризоны» пятьдесят экземпляров книги роскошного издания проектов дворцов и увеселительных павильонов на Золотом острове. Там же были законы и устав придворного этикета мадам Ламоль – повелительницы мира…
Целыми днями в тени шалаша из пальмовых листьев Зоя перелистывала эту книгу, созданную ее ненасытной фантазией. Оставшиеся сорок девять экземпляров, переплетенных в золото и сафьян, Гарин употребил в виде изгороди для защиты от ветра.
Гарин и Зоя не разговаривали. Зачем? О чем? Они всю жизнь были одиночками, и вот получили, наконец, полное, совершенное одиночество.
Они сбились в счете дней, перестали их считать. Когда проносились грозы над островом, озерцо наполнялось свежей дождевой водой. Тянулись месяцы, когда с безоблачного неба яростно жгло солнце. Тогда им приходилось пить тухлую воду…
Должно быть, и по нынешний день Гарин и Зоя собирают моллюсков и устриц на этом островке. Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается ее прекрасная статуя из мрамора, – Гарин, уткнувшись носом в песок и прикрывшись истлевшим пиджачком, похрапывает, должно быть, тоже переживая во сне разные занимательные истории.
-
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Смертельный ужас охватил пиратов. У всех шестерых лица сделались сразу зелеными. Одни вскочили на ноги, другие судорожно схватились друг за друга. Морган упал на землю и пополз, как змея.
- Это Флинт! - воскликнул Мерри.
Песня оборвалась так же резко, как началась, будто на середине ноты певцу сразу зажали рот. День был солнечный и ясный, голос поющего - резкий и звонкий, и я не мог понять испуга своих спутников.
- Вперед! - сказал Сильвер, еле шевеля серыми, как пепел, губами. - Этак ничего у нас не выйдет. Конечно, все это очень чудно, и я не знаю, кто это там куролесит, но уверен, что это не покойник, а живой человек.
Пока он говорил, к нему вернулось мужество, и лицо его чуть-чуть порозовело. Остальные тоже под влиянием его слов ободрились и как будто пришли в себя. И вдруг вдали опять раздался тот же голос. Но теперь он не пел, а кричал словно откуда-то издали, и его крик тихо пронесся невнятным эхом по расселинам Подзорной Трубы.
- Дарби Мак-Гроу! - вопил он. - Дарби Мак-Гроу!
Так он повторял без конца, затем выкрикнул непристойную ругань и завыл:
- Дарби, подай мне рому!
Разбойники приросли к земле, и глаза их чуть не вылезли на лоб. Голос давно уже замер, а они все еще стояли как вкопанные и молча глядели вперед.
- Дело ясное, - молвил один. - Надо удирать.
- Это были его последние слова! - простонал Морган. - Последние слова перед смертью.
-
Ну и раз уж добровольность изоляции не выглядит главной, можно вспомнить всех джиннов, заключенных в сосуд и запечатанных магической пробкой - от настоящих Хоттабычей до мультяшных, из "Аладдина". Некоторые из них впадали при этом в черную неблагодарность - в самом деле, неужели нельзя было откупорить бутылку пораньше? Хотя желания "рыбка" исполняла, и часто буквально. Пример - второе желание из Саги о Геральте (первое много красочнее, но 18+ и лучше в оригинале ;D).
Удар!
Геральт и на этот раз не потерял сознания. А надо бы, потому что ему как-никак, а внутренние органы еще могли пригодиться. Однако, чтобы потерять сознание, надо было заставить лысого... Стражник сплюнул, ощерился, снова помассировал пятерню.
— Ну как? Никаких желаниев?
— Есть одно... — простонал ведьмак, с трудом поднимая голову. — Чтоб ты лопнул, сволота поганая.
Лысый заскрежетал зубами, отступил и замахнулся, теперь уже, как и хотел Геральт, примеряясь к голове. Но удар не состоялся. Стражник вдруг забулькал, словно индюк, покраснел, схватился обеими руками за живот, взвыл, зарычал от боли...
И лопнул.
-
;D
-
А вот и романс про масочный режим:
"Из под таинственной, холодной полумаски
звучал мне голос твой отрадный, как мечта".
-
И вовсе все наоборот. :D
(https://i.pinimg.com/736x/20/bc/54/20bc548063dc2f2543b114f29e06726f--lost-in-space-tv-series.jpg)
-
А Ольга Громыко уже классик? У нее там в "Космоолухи: рядом" есть прекрасное описание неведомой хвори, поразившей как киборгов, так и людей. Даже очень на наш ковид похоже течение болезни. А еще в "Профессия ведьма" Вольха вспоминает, как расправились по приказу царя с ее родной зачумленной деревней.
-
А Ольга Громыко уже классик? У нее там в "Космоолухи: рядом" есть прекрасное описание неведомой хвори, поразившей как киборгов, так и людей. Даже очень на наш ковид похоже течение болезни. А еще в "Профессия ведьма" Вольха вспоминает, как расправились по приказу царя с ее родной зачумленной деревней.
Вольха, конечно, классик, но под самоизоляцию лучше подходит дедок с помидорной оранжереей, от которого мозгоеды, собственно, и пошли. :D
-
Ромен Роллан замечательно описал отношение к самоизоляции в средневековом городке во время чумы. как будто с нас срисовывал:
Мы погрузили детей, гусей и жен и отправили их подальше, в Монтнуазон. На что-нибудь и беда годна. По крайней мере в доме тишина. (...) А мы, оставшиеся, корчили из себя шутов. Тех, кто себя берег, мы высмеивали вдоль и поперек. Господа старшины поставили стражу у городских ворот на Оксеррской дороге, и приказ был строгий гнать всех нищих и бродяг, которые вздумали бы войти. Прочие, господа с гребешком и горожане со здоровым кошельком, должны были все же подвергнуться осмотру трех наших врачей — мэтра Этьенна Луазо, мэтра Мартена Фротье и мэтра Фильбера де Во, напяливших на себя, для отвращения заразы, длинные носы, набитые мазями, маски и очки. Мы над этим очень потешались; и мэтр Мартен Фротье, человек милый, не выдержал серьезности. Он сорвал с себя нос, заявив, что не желает заниматься ерундой и всему этому вздору не верит.
Да, но от этого он помер. Правда, что мэтр Этьенн Луазо, который верил в свой нос и с ним и спал, помер точно так же.
И уцелел один лишь мэтр Фильбер де Во, который, предусмотрительнее своих коллег, бросил не нос, а должность…
(...) Итак, мы изображали из себя Бесстрашных Ричардов. Мы были так уверены, что чума не почтит посещением наши дома! (...)
Чтобы доказать, что мы всему этому не верим, равно как и врачам и старшинам, мы отважно отправлялись к воротам Шастло побеседовать через рвы с застрявшими на том берегу. Некоторые, из молодечества, ухитрялись даже выбраться на волю, чтобы выпить кружку в ближайшей корчме с кем-нибудь из тех, у кого райские врата захлопнулись под носом, хотя бы с одним из ангелов, поставленных на страже (ибо службу свою они не принимали всерьез). Я поступал, как они. Мог ли я допустить, чтобы они шли одни?
Разве мыслимо было стерпеть, чтобы другие на моих глазах забавлялись, увеселялись и вкушали заодно свежие новости и свежее вино? Я бы лопнул с досады.
"Кола Брюньон"
-
А Ольга Громыко уже классик? У нее там в "Космоолухи: рядом" есть прекрасное описание неведомой хвори, поразившей как киборгов, так и людей. Даже очень на наш ковид похоже течение болезни. А еще в "Профессия ведьма" Вольха вспоминает, как расправились по приказу царя с ее родной зачумленной деревней.
Вольха, конечно, классик, но под самоизоляцию лучше подходит дедок с помидорной оранжереей, от которого мозгоеды, собственно, и пошли. :D
Ну, дедка самоизоляция не уберегла, Станислав все равно сумел убедить старика, что мозгоеды в него проникли ;D
-
Пример сознательного отношения к самоизоляции.Подзабытый, но хороший советский автор, которого, думаю, можно причислить к классикам:
— Да, вот еще что, — нерешительно сказал Ведин. — Я не очень разбираюсь в этой штуке… Так как мне?.. На каком расстоянии надо держаться? И можно ли здороваться за руку?
Маскараки дико посмотрел на Ведина, со свистом втянул в себя воздух и выпучил глаза.
— Ну, знаете, — сказал он наконец. — Вам известно, как распространяется проказа?
— Нет, — ответил Ведин.
— И мне не известно. Хотя я занимаюсь этой болезнью тридцать лет и имею научные труды. Ни в коем случае не здороваться за руку. Ни в коем случае не допускать непосредственного контакта.
— А разговаривать на каком расстоянии?
— Что значит — на каком расстоянии? На обычном, как мы с вами говорим. (...)
(...) — Товарищ Седых? — спросил Ведин, протягивая руку вошедшему. — Майор Ведин.
Он так растерялся, что силился и не мог улыбнуться. Перед ним был человек в сером фланелевом халате со странным и страшным лицом, напоминавшим морду льва.
— Я не здороваюсь за руку… Боюсь заразиться гриппом, — ответил Седых...
Владимир Киселев "Воры в доме"
-
Тогда и весь роман "Прокаженные" Георгия Шилина. И несколько рассказов Джека Лондона из гавайской жизни.
-
Вот о последствиях нарушения самоизоляции. Очень наглядно:
Итак, я вышел тоже, завидев старого мызника, хорошего моего знакомого, отца Гратпена из Майи-ЛеШато. Мы с ним сели пить. Это был веселый толстяк, круглый, красный и коренастый, лоснившийся на солнце от пота и здоровья. Он хорохорился еще пуще моего, знать не хотел никакой заразы и заявлял, что все это лекарские выдумки. По его словам, если иные горемыки и умирают, так не от болезни, а от страха. (...) Мы посидели часок, меля языком. У него была привычка похлопывать вас по руке или теребить вам бедро или локоть, разговаривая. Тогда я об этом не думал. Зато подумал на следующий день.
На следующий день первое, что мне сказал мой подмастерье, было:
— А вы знаете, хозяин, отец Гратпен помер…(...)
Но, как я себя ни утешал и как ни бодрился, я чувствовал, что в желудке у меня неладно. Я щупал себя то тут, то там, то… Ай! на этот раз — это она… И что хуже всего, так это то, что за обедом, перед миской с жирными красными бобами, сваренными в вине с ломтиками солонины (даже сейчас, вспоминая об этом, я плачу от сожаления), у меня не хватило сил разинуть челюсти. Я думал с тоскою в сердце:
«Дело ясно, я погиб. Аппетит умер. Это начало конца…»
Ну что ж, приведем по крайней мере в порядок наши дела. Если я умру здесь, эти разбойники-старшины сожгут мой дом, потому что, дескать (вот вздор!), другие от него заразятся. Совершенно новехонький дом! До чего же люди злы или глупы! Уж лучше я на гноище подохну. Мы их проведем! Не будем терять времени…
Я встаю, надеваю самое старое мое платье, беру несколько хороших книг, добрые изречения, галльские скоромные повестушки, римские апофтегмы, «Золотые слова Катона», «Вечеринки» Буше и «Нового Плутарха» Жиля Коррозе; сую их в сумку вместе со свечкой и с краюхой хлеба; отпускаю подмастерьев, запираю дом и храбро отправляюсь на свой кута <Виноградник и сад на склоне холма. — Р.Р.>, за городом, пройдя последний дом, на Бомонской дороге. Жилье невелико. Лачуга. Сарайчик, куда складывают орудия, в нем старый сенник и дырявый стул. Если все это и сожгут, беда невелика.
Р. Роллан "Кола Брюньон"
-
Эдгар Аллан По "Маска красной смерти"
"Ни одна эпидемия еще не была столь ужасной и губительной. Кровь была ее гербом и печатью – жуткий багрянец крови! Неожиданное головокружение, мучительная судорога, потом из всех пор начинала сочиться кровь – и приходила смерть. Едва на теле жертвы, и особенно на лице, выступали багровые пятна – никто из ближних уже не решался оказать поддержку или помощь зачумленному. Болезнь, от первых ее симптомов до последних, протекала меньше чем за полчаса
Но принц Просперо был по-прежнему весел – страх не закрался в его сердце, разум не утратил остроту. Когда владенья его почти обезлюдели, он призвал к себе тысячу самых ветреных и самых выносливых своих приближенных и вместе с ними удалился в один из своих укрепленных монастырей, где никто не мог потревожить его. Здание это – причудливое и величественное, выстроенное согласно царственному вкусу самого принца, – было опоясано крепкой и высокой стеной 'с железными воротами. Вступив за ограду, придворные вынесли к воротам горны и тяжелые молоты и намертво заклепали засовы. Они решили закрыть все входы и выходы, дабы как-нибудь не прокралось к ним безумие и не поддались они отчаянию. Обитель была снабжена всем необходимым, и придворные могли не бояться заразы. А те, кто остался за стенами, пусть сами о себе позаботятся!"
-
Песня на злобу дня из начала 70-х. А я помню тот карантин у нас в городе...
Владимир Высоцкий "Холера"
Не покупают никакой еды -
Все экономят вынужденно деньги:
Холера косит стройные ряды,-
Но люди вновь смыкаются в шеренги.
Закрыт Кавказ, горит Аэрофлот,
И в Астрахани лихо жгут арбузы,-
Но от станка рабочий не уйдет,
И крепнут как всегда здоровья узы.
Убытки терпит целая страна,
Но вера есть, все зиждется на вере,-
Объявлена народная война
Одной несчастной, бедненькой холере.
На трудовую вахту встал народ
В честь битвы с новоявленною порчей,-
Но пасаран, холера не пройдет,
Холере - нет, и все, и бал окончен!
(...)
Во мне теперь прибавилось ума,
Себя я ощущаю Гулливером,
И понял я: холера - не чума,-
У каждого всегда своя холера!
Уверен я: холере скоро тлеть.
А ну-ка - залп из тысячи орудий!
Вперед! Холерой могут заболеть
Холерики - несдержанные люди.
-
Не классика, но загадочное :).
Разбираю я сейчас шкаф, нашла "Новую газету" (тогда я ее еще покупала) за 03.12.18 года. Там стихотворный фельетон Быкова со строчкой. "Там [В Европе] тоже всюду карантины". Какие еще карантины в 2018 году?
-
"Румяный критик мой, насмешник толстопузый,
Готовый век трунить над нашей томной музой,
Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,
Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой. (...)
Куда же ты?- В Москву - чтоб графских именин
Мне здесь не прогулять.
- Постой - а карантин!
Ведь в нашей стороне индийская зараза.
Сиди, как у ворот угрюмого Кавказа
Бывало сиживал покорный твой слуга;
Что, брат? уж не трунишь, тоска берет - ага!"
Как же это мы до сих пор не вспомнили вспышку холеры 1830 года и, как результат, написанные неким автором в самоизоляции произведения?!
справка: www.b17.ru Как Пушкин был на карантине и чем это закончилось для человечества
Нашла там же в комментариях отрывок из прелестного письма другого автора:
КАРАНТИННОЕ ПИСЬМО Ф. СКОТТА ФИЦДЖЕРАЛЬДА
...который оказался в изоляции на юге Франции в 1920 году из-за вспышки испанки:
Дорогая Розмари!
День выдался текучим и безотрадным, словно подвешенным к небу в сетке. Спасибо тебе, что написала. Я вижу, как перед окнами карусель опавших листьев кружит вокруг мусорной урны. Это похоже на джаз по звуку. Пустые улицы. Как будто почти все горожане скрылись в своих квартирах, и небеспричинно. Сейчас кажется модным избегать общественных мест. Даже баров, о чём я сказал Хемингуэю, за что он толкнул меня в живот. В ответ я спросил его, мыл ли он руки. Он их не мыл. И даже не думал отпираться. Он считает, что это обычный грипп. Интересно, кто ему такое сказал.
Администрация предупредила всех, что надо на месяц запастись необходимым. Мы с Зельдой купили красного вина, виски, рома, вермута, абсента, белого вина, хереса, джина и, упаси господи, бренди, если понадобится. Прошу, молись за нас.
-
Замечательно! Скотт верен себе и Зельде. Но чем ему не угодил бренди? И где коньяк? :D
-
Давно подмечено, что чтобы "по прихоти своей скитаться здесь и там, дивясь божественным природы красотам, и пред созданьями искусств и вдохновенья трепеща радостно в восторгах умиленья", нужен весьма либеральный режим, при котором нет проблем с загранпаспортами, не нужны разрешения на выезд из города и т.д. Эх, сейчас для путешествий нужно еще не иметь проблем с QR-кодами, ПЦР-тестами и т.д.
-
А вот еще отрывок из приключений Вольхи у Громыко.
События на площади начинали выходить из-под контроля. Неизвестность и бесплодное ожидание выводили людей из себя, несмотря на робкие увещевания старосты. Накапливалось болезненное раздражение. (…)
– Да с чего вы взяли, что он здесь, загрызень-то? – выступил вперед молодой парень драчливого вида в сбитой набок шапке. – В лесу, поди, заячьих следов видимо-невидимо, так по-вашему выходит – табунами косые ходят, руки пошире расставь – и мимо зайца не промахнешься!
Толпа всколыхнулась смешками.
– Где он, ваш загрызень? – продолжал парень. – Видел его кто? Пробежал мимо деревни в потемках – и вся недолга. Слушайте вы больше эту ведьму – ей лишь бы к нам в карман лапу свою загребушшую запустить поглубже, вот и морочит голову простому люду! Не верьте ей, расходитесь по домам и ни о чем не тревожьтесь!
Рассказ «Хозяин». Фантастическая история 2010 года, в которой описывается нападение НЕВИДИМОГО МУТАНТА-УБИЙЦЫ, обернулась в этом реальностью. И аргументы-то у противников защиты – примерно те же, что сейчас.
-
Может, открыть еще тему "Антиваксеры в классике" (и + "Эпиддиссиденты" там же)? Есть отличные примеры у Горького и Вересаева о том, как "подлые дохтура за деньги травют народ". И еще у Хаггарда "Доктор Терн" - очень наглядно показано, как появляются принципиальные противники вакцинации, сколько получают за трансляцию своих убеждений, и чем заканчивают. Не лучшее произведение у Хаггарда, честно говоря, мелодраматически-плакатное. Но, в свете сегодняшнего дня, так и просится для экранизации.