Официальный форум Веры Камши
Клуб любителей всяческих искусств => Наша проза => Тема начата: Артанис от 28 Апр, 2023, 22:46:17
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ведь сейчас, благодарение богам, не времена Первого Заселения, когда люди, пришедшие из-за моря, только отвоевывали себе место в мире, принадлежавшем Другим Народам!
То есть другие народы изначально жили в этом мире, но не на всех континентах, а только в на северо-западе?
Люди, вообще-то, изначально пришли из-за моря, с Погибшей Земли. Помните "Хроники Таморианы"? А потом уже расселились по разным странам. Причем была не одна волна заселения, а разные. К примеру, "дети богини Дану" пришли раньше арвернов.
Как интересно в Альбрехте перемешались гены. В нём кровь Других Народов и у него же дар берсерка, данный людям против Других Народов.
Такое в описываемом нами мире бывало и других героев, например, у Стирбьерна, героя моей "Саги о Золотой Змее". Он тоже берсерк, а происходит от брака человека Асгейра Смертельное Копье и женщины-йотуна Рагнхильд. Что ему и давало возможность бороться с йотунами практически на равных.
Альбрехт, при всех своих недостатках, тоже научился эффективно использовать врожденные дарования.
Глава 87. На страже (окончание)
Альпаида, уже не такая застывшая, как раньше, сидела рядом с Матильдой и Луитбергой. Она глядела на своего сына Ангеррана, что беседовал с Варохом и Магнахаром. В нем она увидела Карломана: тот же горделивый облик и манера держаться, и тот же груз забот, который только он мог нести с честью. Она знала, что ее сын справится с любой, самой трудной задачей. Но сама не думала приближаться к нему. Ей необходим был покой. Она отдыхала от нападок под оскорбительным видом сочувствия. Теперь покой графини Кенабумской охраняли Матильда и Луитберга. Женщины готовы были, если потребуется, сами принять на себя удар, чтобы поддержать стойкую Альпаиду, как это сделал ее отец, старый коннетабль.
Сама же графиня, изможденная бессонной ночью и сегодняшними переживаниями, собиралась с силами, чтобы покинуть святилище. Что бы ни ожидало ее впереди - великая радость или глубокое горе, но все предстоящие дни она останется на страже их с Карломаном очага.
И она ласково коснулась рук сидящих слева и справа от нее молодых женщин. Ей очень хотелось от всего сердца поблагодарить названую дочь - жену Ангеррана, и Матильду, их с Карломаном ученицу, за их поддержку в трудную минуту.
А Варох, Ангерран и Магнахар, между тем, стояли чуть в стороне с серьезным и печальным видом. Они держались, как подобало людям, которым предстояло вскоре потерять близкого человека. На самом деле то была игра на публику, ибо все они видели в огне утешительные вести и надеялись на скорое возвращение Карломана.
И вот, сейчас они, всеми силами показывая, что горе их не сломило, обсуждали с деловитым видом государственные дела.
- Сегодня вечером король ждет меня, - произнес Ангерран.
- Должно быть, хочет посоветоваться о предстоящих перестановках в Совете, - произнес Магнахар и поспешно оглянулся.
- Здесь нет ушей Паучихи, - напомнил ему Варох, и тут же одобрительно заметил Ангеррану: - Твой брат - молодец! Благодаря ему братство Циу будет в чести у короля.
Такой разговор они вели, чтобы Альбрехт Бёрнландский услышал обрывки их фраз. Сами же незаметно следили, как исполнят свою роль Дитрих и Гундахар.
А те стояли все там же, возле статуи Вотана, и продолжали свою беседу. Хотя говорили негромко, но в опустевшем храме звуки разносились далеко, и их слышал и находившийся в приделе Хеймдалля Альбрехт.
- Турнир двухлетней давности, в честь бракосочетания короля Хильдеберта Арвернского и нашей принцессы Кримхильды, был поистине знаменит, - оживленно проговорил нибелунгский рыцарь. - Тогда я не дошел до его окончания, проиграв поединок маршалу запада, герцогу Хродебергу. Был сперва зол и на жребий, и на соперника, и на себя, что так неловко позволил выбить копье. А Хродеберг, победив меня, попал в одну пару с междугорским послом, Альбрехтом Бёрнландским. И тот его серьезно покалечил; что возьмешь с берсерка? Признаться, тогда я порадовался, что не оказался на месте Хродеберга. Ну а Карломан под видом своего кузена быстренько уладил дело с герцогом Земли Всадников, а затем, уже в собственном обличье, вышел в последнем поединке против междугорца и сбросив его с коня. Уж он тогда основательно заставил Альбрехта глотать песок, а затем поваляться в постели, поверь мне!
- Представляю! - пробасил Гундахар с явным одобрением. - Жаркое, должно быть, вышло дело! То-то, верно, рукоплескали зрители и дамы на трибунах. Как жаль, что меня там не было, чтобы преломить пару копий...
- Это точно! Все, кто симпатизировал Карломану и недолюбливал междугорцев, пережили пару незабываемых минут! - Дитрих лукаво прищурился. - Но я с тех пор думаю: что получилось бы, ссади Альбрехт с коня меня, а не Хродеберга? Проучил бы тогда Карломан междугорца или нет?
Его собеседник призадумался. С одной стороны, за нибелунгского рыцаря майордом Арвернии не обязан мстить, как за своего шурина, с другой - в честь примирения с Нибелунгией имел право заступиться за соотечественника молодой королевы.
- Я думаю, что проучил бы, но, возможно, не так сильно, - предположил Гундахар.
Голоса рыцарей доходили до Гворемора с Ираидой, что делали вид, будто разглядывают фрески, а также до Альбрехта Бёрнландского. Тот по-прежнему пристально следил за алтарем Хеймдалля, однако при упоминании о турнире, в котором сыграл такую важную роль, воинственный азарт овладел Альбрехтом, и он сам начал вспоминать былое. Оставаясь в храмовом приделе, он внимательно слушал беседу рыцарей, которых давно знал и по турнирам, и по настоящим сражениям. Он не держал зла на Карломана, одолевшего его в жестокой стычке, ибо такому противнику не стыдно проиграть. Но ему, как участнику того поединка, захотелось напомнить рыцарям из первых уст, как обстояло дело. И он едва сдерживался, ведь ему нельзя было отвлекаться.
А между тем, рыцари совсем рядом продолжали беседу. Это походило на погребальную тризну, где все вспоминают подвиги и заслуги покойного, в данном случае - обреченного на смерть.
- Все же я не уверен, что Карломан вступился бы за меня, даже если бы Альбрехт победил меня нечестно. Хродеберг ему родич, даже дважды. А возможно, он хотел сделать приятное королеве-матери.
- Хорошие отношения с только что примиренной Нибелунгией тоже что-нибудь значат, - заверил Гундахар. - Особенно если бы Карломану потребовалось осадить междугорцев.
И, догадываясь, что скрывающийся за стеной придела Альбрехт уже стал поддаваться на их аккуратные выуживания, рыцари заговорили еще оживленнее.
- Мне только сейчас пришло в голову, - задумчиво проговорил Дитрих, - что ведь это был последний турнир, где Карломану пришлось открыть перед всеми свою личность перед заключительным поединком, выступить, не рядясь в чужие доспехи. И оттуда он, как всегда, вышел победителем... В последний раз!..
- Увы, - глубоко вздохнул Гундахар Лось. - Теперь тем, кто захочет скрестить копья с Карломаном, придется подождать, когда они сами поднимутся в Вальхаллу.
И оба склонили головы, чтя великого воина, что бывал для них то союзником, то противником в сражениях и на турнирах, но в любом качестве заслуживал уважения.
Этого Альбрехт больше не мог выдержать. Подойдя к выходу из придела Хеймдалля, он хмуро поглядел на беседующих рыцарей, а те - на него. И междугорец проговорил резким голосом:
- Где бы не был сейчас Карломан, он еще отыграется за все! - должно быть, он имел в виду, что умирающий майордом до сих пор успешно действует через своих сыновей и советников.
При виде междугорца, Гундахар Лось сразу вспомнил все былые распри Шварцвальда с этой страной.
- Если ты встретишься с Карломаном Кенабумским, гляди, как бы он снова не отправил тебя глотать песочек! - произнес он, сжимая кулаки.
Альбрехт, пока еще сдерживаясь, пожал плечами.
- Когда придет пора, увидим, собравшись в Вальхалле, - проговорил он сдержанно, будто один из агайских мудрецов.
Тогда Дитрих Молоторукий проговорил, чуть возвысив голос:
- Право, я бы согласился быть оруженосцем Карломана, чтобы увидеть, как он в Вальхалле поубавит Альбрехту Бёрнландскому междугорской спеси!
- Да и я согласился бы сопровождать его на тех же условиях, - охотно отозвался Лось. У них обоих накипело против Междугорья, что в союзе с Тюрингией угрожало не только Арвернии, но и их странам.
У графа Бёрнландского, наконец, иссякло терпение. Он стремительно покинул придел Хеймдалля и обернулся к рыцарям, сузив свои змеиные, с вертикальными зрачками, глаза.
- Не хвалитесь прежними победами, позаботьтесь лучше о настоящем!
Беседа становилась все более жаркой. Ввязавшись в спор с двумя рыцарями, Альбрехт не заметил, как летело время. Он стремился прямо сейчас одержать над ними победу, и они видели в нем врага, ибо союз Междугорья и Тюрингии уже не скрывал своих завоевательных намерений. Казалось, что прошла целая вечность в этом ожесточенном противостоянии, которое отчасти сдерживала только святость места.
В этот миг к ним приблизились Варох, Ангерран и Магнахар, что с учтивым видом остановились близ спорящих рыцарей. Окинув взглядом междугорского посла, барон-оборотень проговорил:
- Только боги могут знать наперед, кого ждут новые победы! Мы просим Хеймдалля, Стража Асгарда, послать нашим воинам храбрость и бдительность.
И, не дожидаясь ответа, второй сенешаль сделал широкий жест, приглашая подойти Дитриха и Гундахара.
- Мне нужен ваш совет по поводу предстоящей свадьбы принца Хильперика и принцессы Бертрады. Ты, доблестный барон Эльхфельдский, представляешь здесь интересы Шварцвальда, а ты, храбрый Дитрих Молоторукий, сможешь поручиться за своих соотечественников, нибелунгов. Предстоящая свадьба будет необычной: ведь ее предстоит играть во время траура...
Оба рыцаря ушли вслед за Варохом, который на мгновение отвлек внимание Альбрехта на себя. Его зов крови улавливал лишь присутствие барона-оборотня. Кроме него, междугорец не чувствовал никого, внушающего опасение. И не замечал, как некто уже незаметно подменил одно узелковое послание на другое.
Спустя всего мгновение граф Бёрнландский вернулся к алтарю Стража Богов и пристально огляделся. К счастью, его приношение - плетеный браслет по-прежнему лежал на том же месте, и междугорец успокоился, так что даже не стал приглядываться, что узелки расположены несколько иначе, образуя совсем другие значения. Нет: Альбрехт еще мог представить, что плетенку украдут, чтобы сорвать передачу важных сведений. Но ему не приходило в голову, чтобы кто-то по эту сторону Закатного Океана мог подменить ее.
Междугорец быстро вернул свое обычное выученное хладнокровие. Теперь у него была главная задача - дождаться своего связного.
А Магнахар Сломи Копье с трудом сумел увести Ангеррана в другую часть храма, напоследок окинув графа Бёрнландского пронизывающим взглядом.
- В этой игре у каждого своя роль, и ты должен выполнить свою, как подобает, - прошипел он на ухо племяннику.
До тонкого слуха Альбрехта еще донесся голос маршала востока, который говорил Ангеррану, удаляясь вместе с ним:
- Подожди, сын Карломана: еще придет время, и ты сумеешь утолить свой гнев и боль, рассчитавшись с тем, кого радуют беды Арвернии.
- Надеюсь, - процедил сквозь зубы Ангерран, бледный от гнева. Ему было стыдно, что пришлось, ко всему прочему, осквернять храм шпионскими играми, хотя первым начал Альбрехт. Он решил впоследствии рассказать Верховному Жрецу о подмене на алтаре.
Все, кроме Альбрехта, направились в другую часть храма, идя к выходу. Варох, беседуя с иностранными рыцарями, кивнул Иде и Гворемору, и они также двинулись на выход, вместе с Варохом и Магнахаром.
Маршалу востока довелось в эти минуты быть на страже своего племянника, который второй раз бросил вызов хитрому и жестокому графу Бёрнландскому. И теперь он доверительно говорил ему, удалившись на такое расстояние, что Альбрехт точно не мог услышать:
- Не тревожься ни о чем: самое главное сейчас совершается само собой, без нашей помощи. Ты же поговори сегодня с королем, дай ему хороший совет, как подобает сыну Карломана.
- Я только в эти шестнадцать дней понял, какая трудная задача быть им, - вздохнул Ангерран, направляясь вместе с Магнахаром к Гворемору и Иде. Теперь все они немного задержались и пошли неспешно, беседуя на ходу.
- Каковы настроения дурокортерских "детей богини Дану"? - осведомился Ангерран с беспокойством.
Гворемор глубоко вздохнул.
- Я вчера снова встречался с ними на площади близ памятника Карломану Великому. Они исполнены скорби по танисту и сильно взволнованы. Я взял с них клятву, что они ничего не предпримут до того, как в Арморике пройдет Совет Кланов. И то, некоторые из них возмущались, пока я не заверил, что сама королева Гвиневера распорядилась так. Но, я думаю, мы сумеем, узнав через ворона решение Совета Кланов, каким бы оно ни было, протянуть время до церемонии вложения меча. И тогда все решится.
Ангерран кивнул, думая о горячих, беспокойных "детях богини Дану", своих родичах по отцу. Сколько нужно усилий чтобы править этим народом!
- Благодарю тебя, Гворемор, за твою неоценимую помощь! - проговорил он, пожав руку рыжеволосому великану. - Будь же и впредь на страже мира между нашими народами!
Тот усмехнулся в ответ.
- Да что там мои старания? Вот как государыня Гвиневера справляется со своеволием армориканских кланов, мне не привиделось бы и в кошмарах!
Все присутствующие помолчали, желая королеве Гвиневере и ее окружению сохранить мир между арвернами и "детьми богини Дану", пока не станет очевидно всем, что Карломан останется жить. Их собственные усилия ради сохранения мира сразу показались государственным мужам гораздо легче в сравнении с тем, что должна была выдержать старая женщина, едва не потерявшая единственного сына, при поддержке совсем уж глубоких старцев, окруженная бушующим людским морем, жаждущим мести...
Мимо проходивших по храму посетителей прошел неприметного вида служка. Никто не обратил на него внимания, ибо заняты были беседой о мерах, какие необходимо принять, чтобы сохранить мир между двумя разноплеменными народами, населяющими Арвернию.
Ангерран и Магнахар направились к Альпаиде, ожидавшей на скамье в обществе двух дам. А Гворемор с супругой, для вида еще немного полюбовавшись на фрески, покинули святилище.
Между тем, граф Бёрнландский обрадовался, когда, наконец, разошлись все, кто мог представлять для него опасность. Теперь некому будет разоблачить его, и связной может появиться, чтобы взять у него узелковое послание.
Холодный, суровый междугорец со змеиными глазами стоял на страже близ алтаря Хеймдалля, охраняя послание, что должно было отдать Арвернию в руки его соотечественников. Он стоял на своем посту столь же непреклонно, как и мраморное изваяние всевидящего Стража Богов. И он был уверен, что и Хеймдалль, и другие Асы на его стороне, что не рог бдительного стража призовет Арвернию к защите, а грозные звуки междугорских труб оглушат здешних жителей, сея сумятицу и внушая ужас. Ибо Альбрехт Бёрнландский и пославшие его верили, что сильный вправе властвовать над теми, кто слабее, а сила нынче собралась в их руках и требовала большого дела.
И междугорцы не задумывались, как и большинство завоевателей, что подобные им добиваются успеха только там, где некому их остановить, где противник слишком слаб либо слишком разобщен, чтобы дать отпор. И что любой завоеватель или находит в себе мудрость править и договариваться, как Карломан Великий, или, разрушая все на своем пути, ломает себе шею, нерасчетливо нарвавшись на стойкого противника, или же с грустью наблюдает, как гаснет завоевательный пыл и тает понапрасну живая сила его племени...
Об этом не думали при междугорском дворе, не считал нужным задумываться и Альбрехт Бёрнландский. Вместо этого он обрадовался, когда в придел Хеймдалля вошел упомянутый выше служка с метелкой из мягких перьев в руках. Этой метелкой он смахивал пыль с алтарей и других священных предметов, хотя они без того сияли первозданной чистотой. Переходя все дальше, служка стал что-то поправлять на алтаре и ловко подхватил плетеный браслет, лежавший среди приношений. Под пристальным взором змеиных глаз Альбрехта, стоявшего на страже, он спрятал браслет за пазуху. И тут же стал смахивать с алтаря невесомую пыль с таким деловитым видом, словно и впрямь пришел только ради этого. На междугорского посла он, казалось, не обратил внимание, как и тот - на него.
Но, если бы кто-то очень внимательный увидел графа Бёрнландского сейчас, заметил бы, как его зрачки-щели чуть-чуть расширились, и глаза стали больше похожи на человеческие. Ибо неприметный служка и был его связным, тем, кто передаст его послание домой. То самое послание, что должно способствовать скорейшему завоеванию Арвернии и возвращению Альбрехта домой.
-
29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арвернии, Дурокортер и Холм Вейл, что вблизи него.
События в главах Параллельны.
73. Вейла и Бисклаврэ – Утро
\Карломан, Морганетта, Варох, Фредегонда\
74. Ради Блага – Утро
75. Верность и Бесчестие – Утро, Полдень
76. Тенета (Паучья Сеть) – Утро, Полдень
77. Долгожданная Встреча – Утро
\Карломан, Варох, Фредегонда\
78. Узы Крови – Полдень
\Гуго, Ода, Матильда\
79. Быстрее Молнии – Утро, Полдень
\Варох, Магнахар, Гворемор, Ида, дети\
80. Король и Его Свита – Полдень, День
\Хильдеберт, Паучиха, Аделард, Альбрехт, Хродеберг, Гворемор, Гуго, Роберт, Жрецы\
81. Разделенный Дом – Полдень, День
\Дагоберт, Альпаида, Герберт, Турольд\
82. Блуждающие Огоньки – Полдень, День
\Ида-Ираида Моравская, Варох Синезубый, Ангерран Кенабумский, Магнахар Сломи Копье, Гворемор Ярость Бури\
83. Прекрасная Дама и Её Рыцари – Полдень, День
\Кримхильда, Дитрих, Гундахар, Матильда, Ротруда, Фредегонда + Мальчики, Ода\
84. Властители Арвернии – День
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
85. Благие Знамения – День, Вечер
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
86. Удар за Ударом – День, Вечер
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
87. На Страже – День, Вечер
\Дитрих, Гундахар, Альбрехт, Служка, Гворемор, Ида-Ираида, Варох, Ангерран, Магнахар, Альпаида, Матильда, Луитберга\
-
Люди, вообще-то, изначально пришли из-за моря, с Погибшей Земли. Помните "Хроники Таморианы"?
Помню. Меня интересует другое. В вашем мире "дети Богини Дану" просто люди, пришедшие с погибшей земли. Хорошо. Они пришли на северо-запад и запад, причём были первыми, и поселились на территории, уже заселённой альвами т Другими народами. Сумели с ними договориться. Потом пришла вторая волна, арверны, которые уже просто оккупировали земли альвов и вели войны с Другими народами. Ладно. Но что там было до гибели Тамирианы? Мир был разделён на территории для людей и территории для альвов и других, нечеловеческих, народов?
-
Отлично! Браслет подменили, Альбрехт ничего не заметил, теперь главное - чтобы и сплетено было правильно, чтобы и на той стороне ничего не заметили.
-
Благодарю, эрэа Menectrel, пусть будет с Вами всегда вдохновение! :-* :-* :-*
Эрэа Convollar, эрэа katarsis, и вас благодарю за чтение и за комментарии! :-* :-* :-*
Люди, вообще-то, изначально пришли из-за моря, с Погибшей Земли. Помните "Хроники Таморианы"?
Помню. Меня интересует другое. В вашем мире "дети Богини Дану" просто люди, пришедшие с погибшей земли. Хорошо. Они пришли на северо-запад и запад, причём были первыми, и поселились на территории, уже заселённой альвами т Другими народами. Сумели с ними договориться. Потом пришла вторая волна, арверны, которые уже просто оккупировали земли альвов и вели войны с Другими народами. Ладно. Но что там было до гибели Тамирианы? Мир был разделён на территории для людей и территории для альвов и других, нечеловеческих, народов?
Судя по тем же "Хроникам Таморианы", большинство земель до прихода переселенцев были безлюдны, то есть принадлежали разнообразным породам альвов. Юг и восток, несомненно, были заселены и довольно плотно, но об этих землях не так много говорится, и туда, кстати, таморианцы не очень глубоко заходили (хотя фарси, к примеру, их потомки, да и в Хинде они отметились). Там же где встречались отдельные племена, обычно находившиеся на гораздо более низкой ступени развития, таморианцы их ассимилировали или сражались с ними, если попадались агрессивные.
А что до местной Европы, то можно предположить, что там и вовсе не было коренного человеческого до-таморианского населения. Как-никак, там сравнительно незадолго до этих событий только окончился Ледниковый Период (в версии этого мира, вероятно, устроенный потомками Имира, которым вечная зима как раз по душе). Трудновато там людям будет жить. Хотя возможно, какие-то местные народы, вроде пиктов или басков, если они здесь есть - все-таки автохтонное население. Но вообще, если там жили люди, то мало.
Отлично! Браслет подменили, Альбрехт ничего не заметил, теперь главное - чтобы и сплетено было правильно, чтобы и на той стороне ничего не заметили.
Надеюсь, что все сделали правильно. Ида не зря трудилась над ним, вспоминала науку плетения узлов.
Глава 88. Влекомый благородством (начало)
В тот же вечер в кабинете майордома находились коннетабль Арвернии, Дагоберт Старый Лис, и его старший сын, маршал запада. Старик сидел в кресле на своем месте за широким столом, а Хродеберг стоял перед ним. Так же как было на прошлом совещании, когда Дагоберт позволил сыну выбирать между ним и его возлюбленной, королевой-матерью.
Сейчас они ждали возвращения Ангеррана и других союзников, что принесут важные вести.
Дагоберт был мрачен, но собран. Он понимал, что все только начинается, раз уж он бросил вызов Паучихе.
Он тревожился за дочь, да встреча с враждебным младшим сыном причинила ему куда более сильную боль, чем он готов был показать. К тому же, слова Паучихи, которые он принял на себя вместо Альпаиды, растравили его сердце жгучим ядом. Кроме того, коннетабль волновался, удастся ли подменить междугорское послание. Однако он тщательно скрывал свое волнение. Сейчас его спокойствие будет полезнее близким.
Несмотря на все тревоги, старика поддерживала надежда, что сейчас, в эти минуты, Карломан потихоньку восстанавливает силы, чтобы вернуться к жизни. Значит, будет спасена и Альпаида! Но, надеясь на Карломана, его родным следовало позаботиться, чтобы Арверния и без него не скатилась в хаос.
Размышляя, Дагоберт внимательным взглядом изучал обстановку в кабинете своего названого сына, сравнивая, как здесь пришлось все переставить в последнее время. На всякий случае он старался запомнить все, как есть.
Хродеберг размышлял не менее напряженно, наблюдая за отцом. Ему тоже было о чем подумать. Он опять оказался между двух огней, как был всю жизнь, между своим отцом и возлюбленной, Бересвиндой Адуатукийской. Да, такое положение тянулось очень давно, но лишь теперь борьба стала особенно ожесточенной. Дама его сердца желала, чтобы он предал родного отца, приняв его должность. А его брат уже предал свою семью, и теперь ненавидел их, особенно отца, и был готов помогать Бересвинде. И все это грозило окончиться битвой не на жизнь, а на смерть.
И сама Бересвинда, та, кому он раз и навсегда отдал сердце и посвятил жизнь... Сегодня она сделала все, чтобы убить его любовь. Как бы сильно ни любил ее Хродеберг, он не мог оправдать то, что произошло на его глазах. Эта безжалостная травля его сестры Альпаиды, и то, как Бересвинда собиралась продолжить "соболезновать" ей в храме, было немыслимо стерпеть даже самому любящему - или самому безумному - человеку.
Сейчас он с тоской вспоминал ту Бересвинду, какой она была в юности, когда приехала в Арвернию, чтобы стать женой его кузена, принца Хлодеберта. Она была исполнена яркого воображения, остроумия и незаурядной энергии, а за всем этим скрывались неженский ум и твердая воля. Сам Хродеберг тогда еще был слишком молод, чтобы судить о полюбившейся с первого взгляда девушке настолько ясно. Однако он слышал, как тетка Бересвинды, будущая королева Радегунда Аллеманская, сказала о своей племяннице: "Она стала бы знаменитой, даже если бы родилась не в королевской семье, а в полной безвестности, ибо у нее есть к тому замечательные свойства".
Но как же изменилась та юная принцесса по прошествии времени! Ведь та, кого он некогда любил, не была жестокой. И даже сейчас, если бы кто посмел сказать маршалу запада злое о его возлюбленной, он никогда не поверил бы! Но вот, он видел своими глазами то, что не приснилось бы в страшном сне...
И он проговорил, подняв растерянные глаза на своего отца:
- Батюшка, я многое переосмыслил в последнее время. И теперь вижу, что ты был прав в отношении королевы-матери...
Дагоберт вздохнул с заметным облегчением. Благодарение всем богам: хотя бы Хродеберг оказался его истинным сыном, в отличие от Герберта.
И он принужденно улыбнулся.
- Ну что ж, я вижу, что тебе довелось пережить тяжкую борьбу, мальчик мой, и она, быть может, еще не закончена. Но я уверен, ты выйдешь из нее обновленным, сильнее и мудрее, чем был.
Хродеберг подавил тяжкий вздох. Как бы ни было ему больно, он не хотел показывать отцу свою слабость, даже зная, что тот и так читает в его сердце.
- Ты, как всегда, был прав, отец... Но скажи, почему ты всегда не любил ее... королеву Бересвинду? Из-за меня?
- И поэтому тоже, - кивнул коннетабль, впервые столь откровенно беседуя с сыном. - Конечно, мне было жаль все эти годы, что любовь к ней лишила тебя счастья, не позволила создать собственную семью! Но я старался смириться с твоим выбором ради любви и уважения, мой сын. Однако эта женщина всю жизнь внушала мне недоверие, ибо я замечал, что она надменна и властолюбива, а подчас и жестока. Чем она становилась старше и чем больше власти сосредоточивалось в ее руках, тем были заметнее эти черты.
Хродеберг печально склонил голову.
- Значит, один лишь я был слеп все эти годы...
- Ты любил ее, любовь живет по своим законам, - возразил его отец, успокаивая сына. - Теперь ты стал благоразумнее и мудрее. И я охотно передам тебе пост коннетабля. Вообще, уйти на покой - лучшее, что я могу сделать, ибо мое сердце подводит все чаще.. Ты больше всех достоин этого звания, не только как мой сын, но как один из лучших полководцев Арвернии.
- Я?! - воскликнул Хродеберг, сильно побледнев, и погрузился в напряженные, мучительные размышления.
Принять звание коннетабля? Совсем недавно его просила об этом сама королева Бересвинда, уверяя, что Арверния нуждается в нем, и что среди военачальников он больше всех достоин жезла главнокомандующего. Он обещал своей названой супруге подумать, но внутренне колебался: ведь это означало в его глазах предать родного отца. Теперь же, когда он понял, кому посвятил всю жизнь свою, сама мысль принять новое звание из ее рук претила маршалу запада. Но вот отец сам желает уступить ему свое место. И Хродеберг, глядя на него, понимал, что старику уже трудно будет возглавлять войска в случае новой войны, которая угрожала вскоре начаться. Его отец сильно постарел, осунулся; трагедия с Карломаном, даже обратимая, очень подкосила его. Нет, уйти вовремя - мужественное, достойное решение! Но вправе ли он, Хродеберг, принять жезл коннетабля? Ведь в Арвернии есть и другие достойные полководцы, тот же Магнахар... На других не станет давить королева-мать, как на него, которого считает своим ставленником. Однако отец возлагал надежды именно на него, и Хродеберг был не вправе его подвести. И, говоря правду, маршалу запада хотелось показать, на что он способен, заслужить новую боевую славу в предстоящей войне с Междугорьем. Кроме того, только война теперь могла отвлечь его от жестокого разочарования. Она займет все его силы, потребует крайнего напряжения ума и воли, так что станет некогда предаваться воспоминаниям и жалеть себя... Но вполне ли он представляет ответственность, какую должен нести коннетабль? И, если он примет эту должность, с ней придется сделать и окончательный выбор между самыми родными людьми и Бересвиндой. И обратного пути не будет, уже никогда. Наследовать отцу - значит принять из его рук не только жезл коннетабля, но и неугасимую вражду с Бересвиндой до последнего вздоха. А ведь он любил ее всю жизнь, с отроческого возраста и до сорока семи лет! Столь долгое глубокое чувство теперь умерло, как он полагал, но оно не могло не оставить глубокий след в его душе...
После долгих и мучительных раздумий маршал запада взглянул на своего отца. Тот сидел в кресле неподвижно, с закрытыми глазами.
- Батюшка! - тихо позвал Хродеберг.
На мгновение ему подумалось, что отец заснул, пока он слишком долго размышлял и сомневался. На самом деле сердце Дагоберта вновь пропустило удар; видимо, сегодняшние переживания не прошли даром. Он подождал, пока приступ пройдет, и открыл глаза, взглянул на сына, ожидая, что тот скажет.
Маршал запада на мгновение склонил голову, будто провинившийся ребенок. Поглядев на отца, он снова с болью в душе отметил, насколько усталым тот выглядит. И он заговорил обстоятельно, поясняя свой выбор, но по-военному ясно и четко.
- Я много думал, отец, обо всех годах, прошедших с тех пор, как я отдал свое сердце Бересвинде Адуатукийской. Заново осмысливал моменты, что замечал и прежде, но старался не видеть или не придавать значения, потому что тогда она причиняла зло не моим близким. Только теперь пелена спала с моих глаз, и я понял, до какой степени ошибался. Благодарю тебя, отец, за безграничное терпение, с каким ты и все близкие принимали все эти годы мою безумную любовь. Мне и так дорого обошлось осознание, но, если бы я предал вас ради той, кого любил, вовсе ни за что не простил бы себя. Прости, что не слушал прежде твоих родительских предупреждений и советов! Мне нужно было обжечься самому, чтобы все понять правильно.
Другого ответа Хродеберг, влекомый благородством, просто не мог дать. И это был ответ мужественного, сильного человека, способного признавать свои ошибки и открыто говорить о них. Однако ему дорого обошлось такое признание. Он чувствововал, что в душе у него, где все эти годы жарким костром пылала любовь к Бересвинде, теперь осталась лишь насквозь прогоревшая обугленная дыра, где под слоем золы дотлевали остывающие угли. Но он старался, чтобы лицо не выдавало его чувств, не желая причинять отцу еще худших огорчений.
Но проницательный Дагоберт все же почувствовал, как страдает его сын. Глубоко сочувствуя ему, старый коннетабль в тоже время преисполнился отцовской гордости. С каждым новым словом сына он все сильнее гордился им. Значит, он не ошибся в своем первенце, значит, Хродеберг в самом деле достоин быть его наследником, не только как родной по крови, но и как лучший! И старик мог быть впредь спокоен за его судьбу.
- Сынок... - проговорил Дагоберт ласково, как не обращался к сыну, пожалуй, с того времени, когда тот был маленьким.
Хродеберг, не веря своим ушам, растерянно поглядел на отца.
- Сынок, я так горжусь тобой! - продолжал старый коннетабль. - Твое признание стоит тысячи военных побед, ибо оно означает победу над самим собой. Теперь я смогу быть спокоен за тебя.
Хродеберг сурово кивнул в ответ.
- Мне и самому стало спокойнее... Пусть сперва будет больно, но я больше не хочу разрываться надвое между теми, кого люблю больше всех на свете. Я стал целым, отец. И на душе у меня теперь легче. Ты, Альпаида, Карломан, их сыновья - моя единственная семья. В трудную минуту я обязан стать с вами плечом к плечу и бороться вместе против любого врага. И с такой же стойкостью выдерживать любые удары, как и вы. Теперь я вполне ваш!
Растроганная улыбка чуть скользнула по уголкам тонких губ коннетабля. Он протянул руку стоявшему перед ним сыну, и тот, шагнув вперед, сжал ее. Естественно, Дагоберт не стал сообщать Хродебергу, что очень давно надеялся, что однажды его сын разглядит черную душу своей "дамы сердца" и начнет жизнь сначала. Но вплоть до последних дней Паучиха, властолюбивая и изощренно-жестокая с другими людьми, с невенчаным мужем держалась мягче лебяжьего пуха, так что у него не было возможностей разгадать ее. Конечно, жаль, что прозрение Хродеберга не наступило раньше. Но именно теперь, после злобствований Герберта, старику особенно важно было, что хотя бы старший сын будет с ним сообща. Как подобает, сын за отца в черный день!
- Теперь я буду спокоен за твою судьбу, Хродеберг, мальчик мой, и могу с чистым сердцем уйти на покой, - растроганно проговорил старик, и поднял руку, видя, что сын собирается возразить. - Не спорь! Мне тяжело далась трагедия на ристалище, и я чувствую, что мои силы подорваны навсегда, а ведь впереди - война с сильнейшим в данный момент союзом государств. Уходить надо с достоинством, не упустив момент, когда становишься слишком стар для должного исполнения своих обязанностей.
Он намекнул сыну, что собирается уступить ему свой пост. Старик не сомневался, что королева-мать постарается использовать Хродеберга в своих целях, но знал, что тот больше не поддастся ей, невзирая ни на какие посулы. Значит, дело лишь в том, чтобы король утвердил Хродеберга в качестве его преемника. Но об этом позаботится Ангерран. Выбор сейчас был прост - либо Хродеберг, либо Магнахар; оба они были достойны жезла коннетабля.
Собственно, Дагоберт с сыном и ожидали прихода Ангеррана в кабинете майордома в этот вечерний час. Первенец Карломана поведает им, удалось ли незаметно подменить узелковое послание, а они сообщат ему о своем решении, прежде чем он пойдет к королю. К счастью, король обещал Ангеррану, что выполнит его совет. Как странно - и их партия, и королева-мать решили доверить жезл коннетабля Хродебергу, вот только цели у них совершенно разные.
Теперь и сам Хродеберг был убежден, что во главе арвернских войск он повернет их мечи лишь ради защиты Арвернии, против ее настоящих врагов. По-другому он поступить просто не мог, кто бы ни тянул его в другую сторону.
Маршал запада поглядел в лицо своему отцу исполненным решимости взором. Он молчал, но этот взгляд был красноречивее любых слов. Дагоберт понял по глазам и выражению лица сына, каков будет ответ. И постарался под привычной маской бесстрастия скрыть свою радость. Все же, как ремесленнику, так и полководцу приятно передать дело своей жизни в руки не постороннему, а родному сыну. Но только при условии, что сын будет достоин великой ответственности и дарованиями своими, и личными качествами! На другие условия Дагоберт Старый Лис никогда не согласился бы. К счастью, теперь он твердо верил в Хродеберга и знал, что сын оправдает надежды отца.
В этот момент за дверью послышались быстрые и по-военному четкие шаги. Затем дверь отворилась. В кабинет вошел Ангерран, и не один, а вместе с Магнахаром. Вид у них обоих был сосредоточенный, но по взглядам, какими они обменивались, по твердому блеску глаз создавалось ощущение, что оба только что решили непростую загадку, а теперь готовились, не теряя времени, приступить к решению новой, еще более важной и необходимой.
-
Гордыня до добра не доводит, это я о Бересвинде. Она даже любимого человека держала всю жизнь за пешку, и вообще считала окружающих её людей шахматными фигурами, а себя гениальным игроком. Но люди не игрушки, можно заставить человека делать то, что хочет игрок (например с помощью кнута или пряника), но никак нельзя запретить ему думать. Хотя засорить мозги можно, но ненадёжно.
-
Значит, и Дагоберт хочет передать должность Хродебергу. В-общем-то, неудивительно: возраст, волнения (да ещё какие!), а на пороге война, и, похоже, нелёгкая. Хотя ещё не известно, что решит король. Советы советами, но очень уж он зол на матушку. Может назло ей кого-нибудь другого назначить.
-
Может назло ей кого-нибудь другого назначить.
Например Ги Верденнского, король у нас мечом махать не дурак, но вот с головкой дружит лишь местами и временами. ;D ;D ;D
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Гордыня до добра не доводит, это я о Бересвинде. Она даже любимого человека держала всю жизнь за пешку, и вообще считала окружающих её людей шахматными фигурами, а себя гениальным игроком. Но люди не игрушки, можно заставить человека делать то, что хочет игрок (например с помощью кнута или пряника), но никак нельзя запретить ему думать. Хотя засорить мозги можно, но ненадёжно.
Так и есть; и нам очень приятно, что наши читатели всерьез думают о том, что мы пишем.
Власть над Хродебергом Бересвинда уже потеряла, а вскоре ей, возможно, придется пережить и потерю политической власти, во всяком случае, некое ущемление ее. Но вот переоценит ли она собственные ошибки или будет во всем винить окружающих, а возможно, и мстить им?
Значит, и Дагоберт хочет передать должность Хродебергу. В-общем-то, неудивительно: возраст, волнения (да ещё какие!), а на пороге война, и, похоже, нелёгкая. Хотя ещё не известно, что решит король. Советы советами, но очень уж он зол на матушку. Может назло ей кого-нибудь другого назначить.
Либо Хродебергу, либо Магнахару. В ходе дальнейшего разговора договорились, что эти две кандидатуры равны.
И Ангерран будет советовать королю любого из них на выбор. Но, даже посоветуй он Хродеберга, тот уже не будет ставленником матушки короля. Ангеррана никак не заподозришь в сговоре с Бересвиндой.
Может назло ей кого-нибудь другого назначить.
Например Ги Верденнского, король у нас мечом махать не дурак, но вот с головкой дружит лишь местами и временами. ;D ;D ;D
Ну нет! Не настолько уж Хильдеберт неадекватен.
Впрочем, у Ги Верденнского возможны другие задачи. Ведь от Священного Похода король и донарианцы отнюдь не отказались...
Глава 88. Влекомый благородством (окончание)
Спустя некоторое время Ангерран сидел в кресле майордома, пока еще на своем месте.
Он был сосредоточен. Уже в который раз за эти шестнадцать дней размышлял, как тяжел высочайший пост майордома, хоть за него и воздается всеобщим уважением. Теперь он все больше восхищался теми, кто до него с честью нес эту ношу - своим прадедом, Риваллоном Сто Воронов, и, конечно же, своим знаменитым отцом.
Напротив своего старшего внука сидел Дагоберт. Он был весь во внимании, чутко ловя малейшие признаки перемен. Недаром же его звали Лисом! Старик был готов в любой момент поддержать советом молодого майордома, своего старшего внука. В эти дни Дагоберт внимательно приглядывался к Ангеррану, и видел, как стремительно повзрослел первенец Карломана. Конечно, молодому человеку и в голову не приходило так скоро заменить своего отца на важнейшем из постов. Но старый коннетабль, оценивая его заслуги по возможности беспристрастно, признавал, что Ангерран уже сейчас достоин своего нынешнего звания. Паучиха хотела его заменить совсем не по его вине. Просто ей нужен был прежде всего послушный майордом, что будет служить только ей.
Дед и внук сидели на своих местах. Перед ними стояли, как на Совете в прошлый раз, Хродеберг и Магнахар, не желая садиться в кресла.
Оба держались собранно, сосредоточенно. Их взгляды переходили от Ангеррана к Дагоберту и обратно.
Ангерран заговорил первым, обращаясь к Дагоберту и его сыну, которые покинули святилище прежде, чем все решилось:
- Благодарение богам, мы сумели достичь всех целей сегодняшнего дня! - произнес он. - Узелковое письмо междугорского посла подменили незаметно.
На лицах отца и сына появилось огромное облегчение, выдавшее, какое важное значение они придавали успеху шпионской игры с Альбрехтом Бёрнландским. Впрочем, Дагоберт сразу же собрался с мыслями, понимая, что расслабляться никак не следует.
О том же сказал и Ангерран, словно уловив мысли деда.
- Да, мы с вами одержали победу сегодня! Однако мы не имеем права почивать на лаврах. Следует помнить, что выиграна всего лишь одна из многих битв, но не сама война.
Слова Ангеррана относились и к их противостоянию с королевой-матерью, и к шпионской игре с Альбрехтом.
Все тут же выпрямились и подтянулись, как на военном параде. Следовало быть готовыми ко всему! Даже самых опытных и здравомыслящих политиков придворные интриги могут застать врасплох, если они не будут готовы:
А Ангерран продолжал подводить итоги сегодняшнего дня:
- Благодаря нашим усилиям, король возвысил не только братство Донара, но и братство Циу. Заодно ему помогли понять, какую опасность представляет восточная угроза. За эту заслугу следует особенно поблагодарить моего брата Аделарда и его наставника, что открыли глаза королю. Теперь я вполне убежден, что Аделард, влекомый благородством, сделал правильный выбор, вступив в братство Циу. Благодаря ему, король впредь будет покровительствовать братству, и оно сможет помочь основным войскам в защите восточных границ. Кроме того, братство Циу станет противостоять братству Донара, и не позволит им взять слишком много власти.
- Пусть боги исполнят все, как ты предполагаешь, - пожелал Магнахар, осеняя себя солнечным кругом. - Пока что мы добились своего: король усомнился в "мудрых" советах своей матушки, и обратился за советом по поводу назначения коннетабля не к ней, а к тебе. Кроме того, он, наконец, принял всерьез восточную угрозу, за что я, как маршал востока, благодарен особо.
- Пока все получается удачно, - признал Ангерран. - Теперь, если король вправду спросит моего совета, я, с позволения пока еще действующего коннетабля, предложу ему на выбор либо маршала востока, либо маршала запада, равно достойных этого поста. Если тебе, дядя Хродеберг, быть может, труден будет выбор между велением долга и зовом сердца, то, возможно, лучшим коннетаблем сейчас станет мой второй дядя Магнахар. Но прежде я советуюсь с вами и прошу всех сказать свое слово!
Он поочередно глядел на то на деда, то на обоих дядей, стараясь тщательно подбирать слова, ибо, как и его отец, по возможности действовал тактично, щадя чувства своих близких.
Ни Дагоберт, ни сам Хродеберг не возразили ни намеком, что выбор маршала запада уже сделан. Оба тут же подумали, что не следует настаивать на своем, ибо в нынешних обстоятельствах Магнахар действительно мог справиться с ответственной должностью лучше Хродеберга.
Вместо того старый коннетабль проговорил, одобряя кивком головы слова Ангеррана:
- Я готов вскоре уйти на покой, уступив место молодому преемнику. Но об этом мы поговорим позже, - продолжал он, не позволяя никому говорить. - Ныне мы с вами достигли даже того, на что не рассчитывали, во всяком случае, так скоро. По всем признакам, король отдалился от своей матери. Не только в тронном зале, но и позже, в святилище, он не оказывал ей привычного уважения. Вместо нее король не отпускает от себя свою супругу и тебя, Ангерран. Теперь королева Бересвинда в ярости за пренебрежение своего царственного сына. Нам на руку, что она позабыла изощренные политические ходы и пошла напролом, как раненая медведица. Это значит, что мы все сделали правильно, и наши удары задели ее за живое. Значит, будет легче лишить ее власти.
Все трое кивнули, соглашаясь. Только Хродеберг склонил голову, думая о том, что именно благодаря сегодняшнему срыву королевы Бересвинды он увидел, наконец, истинное лицо той, кого любил всю жизнь. Он и представить себе не мог, с какой расчетливой жестокостью она станет "соболезновать" его несчастной сестре при собрании всего двора. А потом еще попытается повторить свой удар в святилище, чтобы намертво свалить Альпаиду...
Ангерран заметил, как сильно опечален его дядя, и догадался, в чем дело. А затем, проследив взгляд внука, и Дагоберт тоже поглядел на сына с глубоким сочувствием. Что может быть хуже, чем осознать, что буквально отдал жизнь недостойному человеку, бросил лучшие годы и силы той, кто использовала тебя в своих целях?..
- Теперь Бересвинда разозлится еще сильнее, - старый коннетабль только из уважения к сыну не назвал его бывшую возлюбленную Паучихой.
Ангерран осторожно проговорил:
- При дворе уже пошли слухи о назначении нового коннетабля. Ждут, что этот пост достанется Хродебергу. Слухи противоречат друг другу. Одни говорят, что королева-мать рассталась со своим невенчаным супругом, чтобы добиться от короля его назначения главнокомандующим, а другие - будто она нарочно продвигает своего возлюбленного, вопреки воле короля, что вызвало его гнев...
Хродеберг мрачно нахмурился. Сколько ни говори себе, что там для него все закончилось, все же вряд ли эта рана когда-нибудь затянется полностью.
А его отец отмахнулся от упоминания о слухах:
- Любимое занятие у придворных - сплетничать о короле и его семье; уж я-то повидал их немало. Слуги шепчутся о господах, а знать - о королях, это вечно, как Ясень Иггдрасиль. Если когда-нибудь при дворе прекратят сплетничать, то, верно и до Рагнарека останется недалеко. Пусть они болтают, а мы вернемся лучше к важным делам. Я хотел сказать, что, если король спросит моего совета, я, как пока еще действующий коннетабль, предложу в преемники либо Хродеберга, либо Магнахара.
Хродеберг поддержал отца, без сожалений расставаясь с жезлом коннетабля, который мысленно уже держал в руках.
- Если будет назначен Магнахар, я первым охотно стану повиноваться ему, - заверил маршал запада. - Поскольку нынче идет угроза с востока, возможно, Магнахар, лучше всех знающий те края и нашего будущего противника, справится лучше всех.
Ангерран кивнул с облегчением, хотя, зная своих дядей, и так был почти уверен, что они не станут возражать. И Хродеберг, и Магнахар были благородны не только кровью, но и душой, им власть и слава никогда не застили глаза. И сын Карломана постарался быть достойным своих родичей.
- Итак, или маршал востока Магнахар, или маршал запада Хродеберг, - подытожил он. - Возможно, королю тоже нелегко будет сделать выбор, но он должен быть доволен, имея двух отличных полководцев и исполненных благородства мужей, вместо одного.
И впрямь, все четверо сегодня словно затеяли соревноваться в благородстве. Дагоберт добровольно решил уступить свою должность другому, и даже не обязательно родному сыну. Ангерран готовился посоветовать королю своих дядей (родного и названого) на равных, ибо они были одинаково достойны поста коннетабля. Кроме того, он не мог поручиться, что король примет в этом качестве Хродеберга, все же неприязнь к нему из-за матери была слишком давней. Сам же Хродеберг, переосмысливший всю свою жизнь, чтобы сделаться достойным высокого поста, теперь готов был уступить его Магнахару.
Не отстал от других и Магнахар Сломи Копье. С самого начала, когда речь зашла о его возможном назначении, он глядел на Хродеберга с виноватым видом, словно против своей воли обделил его. Затем тихим голосом заверил стоявшего рядом маршала запада:
- Хродеберг, я немедля откажусь, если ты хоть чуть-чуть будешь оскорблен мной! Ведь тебе прочили жезл коннетабля уже давно, ты больше имеешь прав... - Магнахар, влекомый благородством, просто не мог не попросить извинения у предполагаемого соперника.
Но и Хродеберг, руководствуясь тем же чувством, не мог дать другого ответа, чем он дал:
- Ты меня оскорбишь, только если подумаешь, что я могу менять свое слово каждые полчаса! Если король сочтет тебя более достойным поста коннетабля, я первым поздравлю тебя и охотно стану тебе повиноваться, так как знаю о твоих заслугах.
Магнахар склонил голову в знак глубокого уважения:
- В таком случае, если король предпочтет меня - молю Циу, чтобы этого не произошло, - ты, Хродеберг, будешь моей правой рукой и моим преемником в будущем. Ибо такой доблестный и благородный соратник, как ты, дороже десяти жезлов коннетабля!
Маршал востока и маршал запада, одному из которых предстояло в скором времени возыситься над другим, крепко, как подобает соратникам по оружию, сжали друг другу руки в знак дружбы.
Ангерран поглядел на своих дядей, радуясь, что не ошибся в них обоих, и подумал, как порадовался бы отец, увидев согласие своих родичей. Впрочем, почему же "бы", - поспешил поправить себя временный майордом. Отец скоро узнает обо всем, когда придет в себя и окрепнет настолько, чтобы можно было сообщить ему и тревожные, и радостные известия. А может быть, он и сейчас видит и знает все? Ведь Варох видел его и говорил с ним, как он намекнул им всем. Да и сам Ангерран видел отца на своем первом Совете, сразу после трагедии на ристалище...
И первенец Карломана проговорил в знак уважения к поступку обоих маршалов:
- Благодарю вас за то, что объединяетесь, а не разобщаетесь в эти трудные времена! От взаимной поддержки выиграем мы все, а больше всех - Арверния!
И каждый из родных в этот миг заметил, как сильно Ангерран похож на Карломана: и облик, и интонации, и сами слова, казалось, принадлежали ему.
Глядя на всех присутствующих по очереди, Дагоберт, как самый старший из четверых, повидавший больше всего при нескольких поколениях королей и их родни, проговорил с торжественной важностью:
- Счастье наше, что Арвернию нынче направляют люди не только сильные, но и преданные! Если родичи станут всегда помогать друг другу и сообща улаживать любое дело, мы выстоим, какие бы опасности нам ни грозили! У всех: воинов, мужей совета и мудрых женщин нашего рода, - различаются дарования и склонности, но благодаря нашей сплоченности мы дополняем друг друга, а не противостоим. Никакие веления сердца, ни самые сокровенные желания не могут заставить ни одного из нас предать своих близких.
Хродеберг склонил голову, безмолвно подтверждая слова отца. А тот продолжал тем же торжественным тоном:
- Много раз бывало на свете, что знатнейшие и величайшие роды разобщались от того, что, имея много, хотели еще большего, глядя через головы своих братьев, и начинали заботиться только о своем, думая, что общее как-нибудь само устроится, без них. Но жизнь никогда не улаживается сама собой, ее создают усилия многих людей, что заботятся о благе всех. Разобщенность погубила многие великие государства. Так пала империя Карломана Великого, когда его потомки забыли о своих корнях, - в голосе старика явственно послышалась печаль, потому что он неизбежно подумал о своем младшем сыне, Герберте, ненавидящем своих родных. - Но мы, королевский род Арвернии, до сих пор умели избегать гибельной розни, что страшнее войны и черного мора. Глядя на вас сейчас, я почти спокоен за будущее Арвернии, ибо вы сильны, отважны и преданны. Вас всех влечет высшее благородство - служба своей родине и общему делу. Я молю богов, чтобы и следующие поколения властителей Арвернии оставались такими. Тогда мы переживем любые испытания!
Эта прочувствованная, идущая от самого сердца речь старого коннетабля заставила отозваться что-то в глубине души у каждого из своих собеседников. Не произнося ни слова, но уважительно склонив головы в знак согласия, они протянули друг другу руки. Дагоберт последовал их примеру, и четверо мужчин, влекомые благородством, подтвердили извечным жестом готовность и впредь сообща бороться за счастье Арвернии.
-
Ну, что же, назначение коннетаблем Магнахара выбьет сплетников из седла. По крайней мере. И немножко ударит по Бересвинде. Разумный выбор.
-
Благодарю, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
И всех с праздником!
Ну, что же, назначение коннетаблем Магнахара выбьет сплетников из седла. По крайней мере. И немножко ударит по Бересвинде. Разумный выбор.
Либо Магнахар, либо все же Хродеберг - пока еще точно неизвестно.
Глава 89. Разбитые сердца (начало)
Ангерран Кенабумский, его дед - старый коннетабль и два маршала засиделись в кабинете майордома до позднего вечера. Мирно решив между собой, кого советовать королю на должность главнокомандующего, они затем еще долго и порой горячо обсуждали, какие меры следует принять в дальнейшем. Следовало решить, как им действовать в предстоящие пять дней, до церемонии вложения меча в руки Карломану. Не считая сегодняшнего дня, ибо он уже почти прошел. Однако и ночь способна была принести сюрпризы...
Дагоберт обеспокоенно проговорил, обращаясь к себе самому и к тем, кто находился рядом:
- Сегодня в святилище мы официально объявили войну королеве-матери. Не станет и она щадить нас. Будет давить на самые болевые точки, зная все наши слабости.
Ангерран помрачнел, вспоминая, что произошло сегодня в святилище.
- Теперь королева-мать станет угрожать не только молодой королеве, но, вероятно, и моей матери. А также, возможно, Матильде Окситанской, хоть та нашла взаимопонимание со своими родителями. Однако ее мать служит королеве Бересвинде, и та может шантажом или принуждением заставить графиню де Кампани или саму Матильду выполнять ее требования.
Все четверо призадумались всерьез, что следует быть готовыми к любому, самому тяжкому повороту судьбы. Хотя, конечно же, они все намерены были не дать в обиду никого из своих близких...
Как ни долги летние дни, солнце уже садилось, и догорающий закат бросал алые отблески сквозь окно кабинета майордома. Поглядев и увидев, что уже стемнело, Ангерран поднялся из-за стола. Лицо его стало решительным, даже суровым.
- Нам пора! Мне следует зайти к венценосному кузену, ибо он меня приглашал. Обсудить, кого назначить коннетаблем, а также будущую погребальную церемонию моего отца... которая, надеюсь, не понадобится! - поспешил добавить сын Карломана.
Он направился к выходу из кабинета вместе со своим дедом. Дагоберт, усталый, но собранный, сохранял, несмотря на свои годы, военную выправку. Но все же чуть отставал от внука. Они шли, беседуя.
- Мне бы не хотелось, чтобы матушка вновь подвергалась нападкам королевы-матери, - хмурясь, проговорил Ангерран. - Ей и так сейчас очень трудно, хоть у нас и появилась надежда. Но, если королева-мать станет преследовать ее, вызывая новые срывы, матушка совсем изведется, не успеет встретить отца, когда он придет в себя!
Дагоберт тяжело вздохнул и нехотя проговорил:
- Альпаида - твоя мать, но мне она приходится дочерью, и я знаю ее гораздо дольше. Она отважна, как львица, - истинная женщина из рода Карломана Великого! - в голосе старика, наравне с тревогой, послышалась и вполне понятная гордость. - Она решила бороться с королевой Бересвиндой, и ее не переубедить. Она дождется возвращения Карломана, если только с ним ничего не случится и после того, как он придет в себя! Увы, у него есть не только друзья, но и враги.
Ангерран подумал о неверном вассале Арвернии - герцоге Окситанском.
- Верно, нам придется охранять отца до его выздоровления от вражеских ядов и кинжалов. И матушку тоже...
- Если бы случилось самое худшее, то, верно, Альпаида в величайшем гневе и горе смогла бы задушить голыми руками ту, по чьей вине король пролил кровь Карломана на ристалище, - проговорил старик, хорошо зная свою дочь. - Поверь, Ангерран: твоя благородная мать не согласится отсиживаться у себя в покоях, сложив руки и изображая безутешную жену умирающего. Даже зная, что вот-вот придет ее величайшая радость, она будет бороться с королевой-матерью, не уступит нам одним риск и радость победы.
Ангерран вздохнул, признав, что дед судит о его матери верно.
Позади них шли два маршала. Хродеберг, слыша весь разговор Дагоберта с Ангерраном, заметно помрачнел. Магнахар же, заметив его состояние, мысленно посочувствовал своему родственнику. Некогда, в юности, он был свидетелем зарождения любви Хродеберга к прекрасной принцессе Бересвинде, прибывшей из соседней страны. И вот, теперь его любовь к ней была так безжалостно убита ею же самой...
Он поймал взгляд Хродеберга. Разговор родных об Альпаиде заставил его тоже беспокоиться о сестре, помня, в каком состоянии она была в храме.
Догадавшись о мыслях кузена, Магнахар поспешил успокоить его:
- Я думаю, Альпаида сейчас успокоилась. Ей хватило сил вернуться в свои покои. Ангерран попросил свою жену и Матильду Окситанскую побыть с ней.
Хродеберг кивнул в ответ. Однако он думал не только о сестре, но и о той, что ныне столь беспощадно преследовала ее. Про себя он решил, что все же следует поговорить с королевой Бересвиндой с глазу на глаз. Одно дело - не давать покоя юной Кримхильде, и совсем другое - под видом сочувствия мучить его сестру, растравляя ее страшное горе. Быть может, ему удастся убедить Бересвинду оставить ее в покое?
В этот момент Ангерран открыл дверь и в знак почтения пропустил вперед своего деда. Так же часто поступал и сам Карломан, конечно, во время частных встреч, а не на официальных церемониях, когда полагалось двигаться в установленном порядке. Сейчас Ангерран, как и король сегодня днем, неосознанно копировал жесты, движения, манеры своего отца. Но, если попытки короля подражать Карломану огорчали родных и причиняли им боль, то действия Ангеррана радовали их. Близкие люди наслаждались памятью о Карломане, который оживал сейчас в облике своего сына.
Прежде чем выйти из кабинета, Дагоберт вновь с беспокойством подумал о своей дочери:
- Альпаида не согласится жить спокойно. Но мы должны позаботиться о ней. Королева-мать не оставит ее в покое так легко. При Малом Дворе ей служит Ода де Кампани - ее глаза и уши. Если Бересвинда прикажет графине, та своим острым языком под видом любезности станет разить Альпаиду, как змея...
В этот момент Ангерран и оба маршала приостановились в дверях, пропуская Дагоберта вперед. А тот, выражая беспокойство, пристально поглядел на старшего внука. И первенец Карломана, призадумавшись, обернулся к Хродебергу. Проговорил, выбирая тактичные выражения:
- Многие сегодня при дворе заметили, что королева-мать вела себя несколько непочтительно. Она явно искала твоей поддержки, дядя Хродеберг. Потому-то король и рассердился на нее...
Ангерран клонил к тому, что один лишь Хродеберг может хоть как-то воздействовать на королеву Бересвинду и, может быть, убедит ее ослабить давление на Альпаиду.
Ни он, ни Дагоберт не смели просить Хродеберга притворно помириться с бывшей возлюбленной, чтобы шпионить за ней, добывать сведения. Это было бы недостойно маршала запада, сына принца крови. Но все поняли, что Хродебергу придется еще, по меньшей мере, один раз встретиться с невенчаной супругой. Хотя бы затем, чтобы дать ей ответ, согласен ли он принять должность коннетабля или нет.
Магнахар с сочувствием поглядел на своего кузена, понимая, как тяжело ему приходится. Только что Хродеберг окончательно разочаровался в единственной даме своего сердца, а теперь его просят встретиться с ней, держась как обычно, не выдавая своих истинных чувств!
Хродеберг размышлял в минутной тишине. Как он встретится с Бересвиндой, после того как она перевернула в нем душу? Сможет ли он скрыть, что он уже не тот, кто обожал ее все эти годы? А если она разгадает произошедшую в нем перемену?.. Но разве достойно мужчины и воина думать лишь о себе? Ведь он должен помочь своей сестре, которую беспощадно преследовала Бересвинда!
Но, прежде чем он принял окончательное решение, в коридоре послышался перестук каблуков, явно принадлежащих женщине. Дагоберт, быстро переглянувшись с внуком, наконец, вышел в коридор. Ангерран последовал за ним, а затем и оба маршала.
Из-за поворота появилась молодая женщина. Это была одна из фрейлин королевы-матери, державшая в руках запечатанный свиток. Увидев маршала запада, она направилась прямо к нему.
- Благородный герцог Блезуа, мне поручено передать письмо прямо тебе в руки, - проговорила девушка, приветствуя его.
Хродеберг взял послание, запечатанное гербом королевы Бересвинды.
- Хорошо, ступай. Скажи своей госпоже... - он на мгновение смолк, преодолевая себя, - скажи ей, что я скоро приду!
Фрейлина ушла. А маршал запада смотрел на пергамент и печать с гербом той, кого он прежде так сильно любил. Он чувствовал устремленные на него напряженные взгляды. И кивнул, тяжело вздохнув. Что ж, он согласится поиграть в двойного агента! Ради сестры, что сейчас живет одной лишь надеждой, он постарается убедить королеву Бересвинду оставить ее в покое. Он был готов разведать замыслы королевы-матери, убедить ее, что он согласен оправдать ее ожидания, занять место своего отца.
Хродеберг ответил родным молчаливым согласием, но не мог ответить им ни слова. Ему было тяжело и противно, у него даже появилось ощущение тошноты. То, что предстояло сделать, было слишком важно, слишком тесно касалось его самого. Сможет ли он видеть в королеве-матери только вождя враждебной партии, не думая о том, что она значила для него всю жизнь?
Сейчас Бересвинда Адуатукийская внушала ему ужас и отвращение. А ведь когда-то он ее любил! Одна лишь великая Фрейя, Ездящая На Кошках, знает, с какой целью она одарила его любовью именно к этой женщине. Но теперь Бересвинда сделала все, чтобы убить его любовь. Остатки любви еще догорали в глубине его сердца, но теперь затухали, как угли, погребенные под слоем пепла.
Что ж, он преодолеет себя и сможет держаться, как на войне, перед готовым нанести удар противником, коим и была Бересвинда Адуатукийская для их партии. Как рыцарь, Хродеберг чувствовал, что шпионить не очень-то благородно. Однако, как маршал Арвернии, он понимал, что на войне невозможно обойтись без разведки и военных хитростей. А политика - та же война, да еще и более изощренная.
Чувствуя, как его сердце разбивается на тысячу осколков, Хродеберг мрачно поглядел на Ангеррана и отца. И проговорил, тяжело вздохнув:
- Я постараюсь усыпить бдительность королевы Бересвинды. И сделаю все возможное, чтобы ослабить ее напор на Альпаиду.
При этих словах Магнахар вновь взглядом выразил маршалу запада молчаливую поддержку. Ведь он был одним из первых, кто узнал тайну о любви Хродеберга к Бересвинде, и хранил ее, когда еще они были отроками.
Ангерран с благодарностью кивнул дяде. Он знал, чего ему стоит сделанное над собой усилие, однако это было необходимо.
- Ты сделаешь доброе дело!.. Но мне пора идти к королю. Доброй ночи, дядя Магнахар! И тебе, дедушка. Прошу тебя, отдохни как следует этой ночью!
С этими словами Ангерран, снова кивнув Хродебергу на прощание, направился в сторону королевских покоев.
Переглянувшись с сыном, Дагоберт сказал ему, желая поддержать:
- Ступай, сын мой! Я верю в тебя, ты справишься с сегодняшней задачей, как бы трудна она ни была. Ты - маршал запада, достойный быть коннетаблем Арвернии. И ты любишь всей душой - свою семью и родину, как подобает. И ради этой любви, - старик подчеркнул слово "этой", - ты сможешь сделать все! Желаю тебе счастья, Хродеберг, сын мой!
Маршал запада склонил голову, растроганный отцовским благословением, хоть ничего не смог ответить, ибо у него от волнения сжало горло.
Он собирался идти к королеве-матери, а Магнахар протянул руку старому коннетаблю в знак почтения.
- Я провожу тебя к твоим покоям. Заодно обсудим, что еще можно сделать для отражения междугорской угрозы, как быть с Альбрехтом Бёрнландским...
- Пойдем; нам есть еще, о чем поговорить, - старик старался идти самостоятельно, но видно было, что он и впрямь очень устал.
Они направились в одну сторону, а Хродеберг, немного помедлив, в противоположную. Прежде, чем уйти, он встретил горячий взгляд обернувшегося к нему Магнахара. Кузен явно стремился его поддержать: мол, на войне мы бывали и не в таких переделках!..
Маршал запада кивнул в знак благодарности. Что ж, отец прав, как и Магнахар: его истинная любовь - это семья, люди, связанные кровным родством, это Арверния, за которую он сражался столько раз... и еще сразится, даже с самым коварным врагом, которым ныне стала, увы, та, кого он любил столько лет!
-
Эх, бедный Хродеберг! Угораздило же :'(
-
- Верно, нам придется охранять отца до его выздоровления от вражеских ядов и кинжалов. И матушку тоже...
Да уж, врагов у Карломана немало, а Бересвинда своего не упустит.
-
Благодарю, эрэа katarsis, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Эх, бедный Хродеберг! Угораздило же :'(
Вот теперь дальше и узнаем, как именно его угораздило, и с чего начинались его взаимоотношения с Бересвиндой!
Пишите, как Вам флэшбек из прошлого наших героев!
- Верно, нам придется охранять отца до его выздоровления от вражеских ядов и кинжалов. И матушку тоже...
Да уж, врагов у Карломана немало, а Бересвинда своего не упустит.
Ничего, друзей и близких у Карломана все-таки больше. :) Хотя, возможно, с врагами еще возникнут проблемы.
Глава 89. Разбитые сердца (продолжение)
Тем временем, королева-мать, Бересвинда Адуатукийская, ожидала в своих покоях маршала Хродеберга. Она неспроста послала к нему фрейлину с приглашением. Ей очень хотелось увидеть его и поговорить.
Прежде всего, следовало спросить, согласится ли он принять должность коннетабля. Бересвинда полагала, что, даже если Хродеберг откажется, она сумеет заставить его принять высокий пост. Это решенное дело.
Но самое главное - ей предстояло сообщить невенчаному супругу, что они должны расстаться. Разбить сердце ему и себе, ибо она любила его, хоть в это и трудно было поверить тем, кто знал королеву-мать только как жестокую, коварную Паучиху. Но ради блага Арвернии она готова была пожертвовать любовью.
Кроме того, Бересвинду встревожила фраза Старого Лиса, мимоходом брошенная в святилище: будто Хродеберг разочаровался в ней... Неужели старик не солгал? Правда, ее возлюбленный сам тогда стоял рядом со своим отцом, и не возразил, вообще не сказал ей ни слова. Это могло служить подтверждением слов Дагоберта. Но Хродеберг мог держаться так отстраненно и потому, что переживал из-за несчастий своей семьи. Бересвинда знала, что ее верный рыцарь очень любит свою сестру Альпаиду, которая нынче так жестоко страдала. Бересвинде же приходилось усиливать ее горе. А ведь она полагала, что понимает чувства Альпаиды, ибо сама была вдовой, и знала, что значит потерять мужа.
Готовясь к встрече с Хродебергом, она размышляла о политике и о личной жизни, которые оказывались порой столь тесно связаны. Ради блага Арвернии, ради власти и собственной жизни, она будет вынуждена убить свою любовь. А ведь ни у одной женщины не могло быть более любящего мужчины, ни у одной королевы - более верного рыцаря, чем был для нее Хродеберг!
И королева вспомнила свое первое знакомство с Хродебергом...
В карломонате месяце семьсот восемьдесят первого года от рождения Карломана Великого, в новую сторону Арвернии - Дурокортер, приехала юная принцесса Бересвинда Адуатукийская. Ей предстояло стать женой сына принца Хлодеберта Жестокого, носящего одно имя с отцом.
Королем был тогда Хильдеберт Строитель, и ко времени приезда Бересвинды его единственный сын, Хильдеберт, которого вскоре назовут Потерянным Принцем, был еще жив. Еще не состоялась резня вейл, живущих в лесу, жив был и Хлодион, старший брат Карломана. Бересвинде теперь припомнилось, что в тот злосчастный год ее свадьбу с Хлодебертом дважды откладывали из-за траура. Почти как сейчас у ее племянника Хильперика с Бертрадой, чем будущий брак также омрачен кровью... Королева-мать мрачно нахмурилась, думая об этом тревожном предзнаменовании. Что ж, тогда траур перед свадьбой испугал многих. Ее дед, король Беренгар Адуатукийский, тогда язвительно сообщил в письме, что ничему не удивляется. И все же, она прожила с Хлодебертом хорошую жизнь, да пошлют боги и Хильперику с Бертрадой не худшую судьбу!
В тот день, что вспоминала Бересвинда, она вошла в тронный зал. Юную принцессу сопровождали ее статс-дама, госпожа Химильберга, и посол Адуатукии, барон Вальберт Арраский, что некогда был другом покойного отца Бересвинды. Они помогали своей питомице поскорее освоиться при арвернском дворе, незаметно представляя ей присутствующих. Ибо к тому времени девушка успела только раз встретить обитателей Дурокортерского замка. Да и то, на официальной церемонии, где люди бывают непохожи сами на себя.
Но, если опыта у принцессы еще не хватало, то наблюдательности ей было не занимать.
Войдя в тронный зал, она увидела, что с другой стороны стоит король Арвернии, Хильдеберт Строитель. Рядом с ним находились его братья, Хлодеберт и Дагоберт, а напротив - его сын, наследный принц Хильдеберт. При виде него Бересвинде подумалось, что он выглядит неважно: бледен и изможден, с покрасневшими глазами, словно не спал несколько ночей подряд.
В тот момент между отцом и сыном шел негромкий, но напряженный разговор.
- В чем дело, сын? - требовательно спросил Хильдеберт Строитель. - Почему ты не хочешь принять послов с портретами чужеземных принцесс, возможных невест? Ведь ты - наследный принц! Уже твой кузен собирается жениться, хотя он моложе тебя. Вместо этого ты собираешься на охоту, предпочитая ее государственным делам!
Принц с мрачным видом выслушивал требования своего отца, ни словом не возражая. В действительности он собирался ехать в лес, но вовсе не на охоту, а на холм вейл, желая повидать свою жену Морганетту и их крошечную дочь. Но о его замыслах знал лишь рослый черноволосый юноша, стоявший рядом с ним.
Это был Карломан, тогда еще не носивший титул графа Кенабумского. Однако Бересвинда, увидев его с другой стороны зала, приняла юношу за своего жениха, Хлодеберта, приходившегося Карломану единокровным братом. К этому времени принцесса видела своего нареченного только во время церемонии представления. Между тем, Карломан был очень похож на своих отца и брата, и уже тогда, в свои пятнадцать лет, ростом и сложением не уступал старшим братьям, Хлодеберту и Хлодиону, которым было уже по восемнадцать. Одни лишь зеленые волчьи глаза делали его ни на кого не похожим, но их Бересвинда не видела издалека, тем более что юноша стоял вполоборота.
В том же зале присутствовали и некоторые другие представители двора, которых Бересвинде еще предстояло узнать. Так, возле одного из окон стоял Ги Верденнский, Верховный Расследователь, с прищуром наблюдая за описанной выше сценой. Он держал в руках кипу каких-то пергаментов и ожидал короля, который назначил ему аудиенцию...
Бересвинда заметила барона, и что-то в его внешности или в манере держаться показалось девушке пугающим. Чтобы не проходить рядом с ним, она со своими сопровождающими свернула в сторону.
Там стояли, видимо, кого-то ожидая, два почтенных мужа - Сигиберт в парадных доспехах коннетабля и майордом Риваллон. Они о чем-то беседовали с женщиной, которую сопровождали двое отроков - мальчик и девочка, что были немногим моложе Бересвинды. То была семья принца Дагоберта - его жена, принцесса Герберга, и старшие дети, Хродеберг и Альпаида.
Бересвинда приблизилась к ним, желая лучше узнать тех, среди кого ей предстояло провести жизнь. Посол и статс-дама сопровождали ее.
- Приветствуй свою будущую тетушку, принцессу Гербергу, и ее благородных отпрысков, - проговорила Химильберга на ухо принцессе.
Та сделала реверанс и пристально поглядела, ожидая, когда супруга Дагоберта обратится к ней. Та держалась приветливо, хотя и выглядела печальной.
- Приветствую в Дурокортерском замке нареченную невесту юного Хлодеберта! - проговорила Герберга. - Хорошо, что при дворе происходят и радостные события, - она погрустнела. - В прошлом году мы с Дагобертом лишились нашего младшего сына, Норберта... Как хотелось бы, чтобы свадьбы играли чаще похорон!
Говоря так, Герберга отвлекла на себя внимание присутствующих, и все слушали ее, соглашаясь: конечно, хотелось бы в новой столице побольше радости!
Бересвинда кивнула, выражая полное согласие с ее словами. Во время беседы с будущей тетушкой она одновременно наблюдала за дальним краем зала. Там происходили события, в значении которых принцесса еще не могла в то время разобраться.
Хильдеберт Строитель все же отпустил сына, невольно и не скрывая злости.
- Поезжай на охоту, если уж тебе невмоготу! Но только один. Карломана я не пущу с тобой. Если ты, наследный принц, не желаешь соответствовать своему призванию, это твое дело. Но я не позволю тебе губить дарования своего кузена. Вместо того, чтобы гонять оленей по лесу, Карломан будет сопровождать своего отца на совещание Королевского Совета, как мой представитель.
Сказав так, король быстрым жестом подозвал к себе Ги Верденнского и стал обсуждать с ним государственные дела. А наследный принц, бросив неприязненный взгляд на Верховного Расследователя, что-то прошептал на ухо юноше, которого Бересвинда принимала за своего жениха. Затем, развернувшись, стремительно покинул зал.
Стоя близ короля и его братьев, барон Верденнский проговорил, проводив взором наследного принца:
- К сожалению, принц Хильдеберт в последнее время выглядит таким бледным и усталым! И частые прогулки в лесу не возвращают ему силы, скорее, наоборот...
Обменявшись очень острыми взглядами с Карломаном, барон добавил:
- Похвально, что хоть третий сын принца Хлодеберта проявляет должный интерес к наукам и государственным делам!
Карломан, кажется, лишь в присутствии короля удержался от резкого ответа. А Хильдеберт Строитель уважительно проговорил:
- Мой брат вправе гордиться своим сыном! - и, обернувшись к Хлодеберту Жестокому, добавил: - Ступай с сыном на Совет, после оба придете ко мне с докладом.
Король вышел вместе с Ги Верденнским.
А его братья, обменявшись парой слов, вместе с Карломаном, которого Бересвинда продолжала считать своим женихом Хлодебертом, направились в их сторону...
Бересвинда с интересом приглядывалась к предполагаемому жениху. Она увидела, как стоявшие рядом коннетабль и майордом сделали несколько шагов навстречу братьям короля и юноше, столь похожему на своего отца. Тот выглядел сосредоточенным, думая о новой ответственности. Вместо встречи с вейлами, своими давними друзьями, ему предстояло впервые участвовать в заседании Королевского Совета. Однако принцесса думала, что его сосредоточенность вызвана волнением перед встречей с ней.
Недоразумение все более усугублялось, ибо никто еще не назвал юношу по имени. Предшествующего разговора с королем Бересвинда не расслышала, поглощенная разговором с принцессой Гербергой. В то время как Сигиберт и Риваллон, не участвовавшие в той беседе, все услышали.
Дагоберт встал рядом с женой и молчаливым поклоном приветствовал принцессу, что как раз беседовала с ней. Хлодеберт Жестокий вместе с сыном остановился возле почтенных мужей. А те то и дело с гордостью глядели на стоявшего рядом с ним юношу, которого только что столь высоко отличил сам король.
Хлодеберт Жестокий, так же как и его брат, учтиво поклонился принцессе Бересвинде, своей будущей невестке. А затем с отцовской гордостью положил руку на плечо сыну (они уже были одного роста). И проговорил, вновь не называя юношу по имени:
- Вот, перед вами самый молодой из участников Королевского Совета за всю историю Арвернии! Король назначил его сегодня сопровождать меня, чтобы он скорее усвоил обязанности государственного мужа! А после мы вместе обязаны сделать доклад моему царственному брату.
А Дагоберт, обернувшись к своему сыну, проговорил чуточку назидательно:
- Вот сколь многого можно достичь, если усердно учиться! Я буду рад, если и ты, вслед за своим кузеном, добьешься при дворе успеха. Участник Королевского Совета в столь юные годы - это беспримерное достижение!.. Но я хочу, чтобы ты помнил, - добавил он, обращаясь к племяннику, - что на тебя возложена великая честь, но и великая ответственность! Будь всегда достоин их обоих.
Предполагаемый жених Бересвинды серьезно кивнул дяде, казалось, всецело понимая его опасения. А сама принцесса, тем временем, изучала поведение окружающих. Видно было по лицам родственников, что они все любят юношу и радуются его успеху.
Сигиберт обратился к принцу Хлодеберту:
- Поздравляю тебя с таким талантливым сыном, чьи способности только еще начинают раскрываться! В столь юные годы он уже проявил незаурядный интерес к государственным делам!
И Риваллон улыбнулся молодому человеку с торжеством и некоторым сочувствием:
- Жаль, что новые обязанности помешали тебе развлечься в лесу вместе с твоим кузеном, наследным принцем Хильдебертом! Но ведь ты понимаешь, что такие высокие требования возлагают лишь на тех, от кого многого ждут!
Юноша кивнул. Он держался под похвалами старших уверенно, но не нагло, и молчал, потому что любое его слово в этой ситуации прозвучало бы нескромно. А между тем, Бересвинда все более заинтересовывалась этим статным юношей, которого упорно принимала за своего жениха. Ей, как нареченной невесте, было приятно узнать, что ему прочат большое будущее.
Принцесса Герберга улыбнулась племяннику:
- Поздравляю тебя! В Королевском Совете ты сможешь многому научиться, что должен знать государственный муж!
- Если меня не выведут из Совета за то, что я знаю еще слишком мало, - чуть заметно улыбнулся юноша.
А ее дочь Альпаида, все это время глядевшая на кузена, не отводя глаз, не выдержала, проговорила, скрывая за шуткой серьезное беспокойство:
- Мы рады твоему успеху, дорогой кузен! Только, прошу тебя, не зазнавайся. А то, я опасаюсь, мы с Хродебергом станем неинтересны тебе!
Юноша, которого Бересвинда принимала за своего жениха, обернулся к дочери Дагоберта с ласковой улыбкой:
- Милая кузина, тебе не следует беспокоиться! Уж о тебе и твоем брате я не забуду ни при каких обстоятельствах! - он украдкой коснулся пальцами ладони девушки, которая стояла рядом.
У принцессы Бересвинды перехватило дыхание. Как это может быть, чтобы ее жених, не глядя на нее, беседовал с другой девушкой? Она бросила уничтожающий взгляд на предполагаемую соперницу. Пусть даже она его кузина, но принцесса видела, какими глазами та смотрит на него. В Бересвинде уже возвышала голос уязвленная гордость той, кто привыкла всюду быть первой.
Повернувшись к своему сопровождающему, барону Вальберту Аррасскому, Бересвинда вполголоса проговорила, сдерживая гнев:
- Господин барон, разве так принято в Арвернии, чтобы жених в присутствии своей невесты любезничал с другой девушкой?
Адуатукийский барон растерянно замер, понимая, что произошла ошибка. Арверны, стоявшие рядом, тоже услышали вопрос Бересвинды и поняли, что случилось: принцесса приняла Карломана за своего жениха! Понял это и Хлодеберт Жестокий, услышав вопрос принцессы и заметив ее взор, брошенный на Альпаиду.
Все молчали, ища подходящие слова. Повисла неловкая пауза. Знакомство принцессы Бересвинды с семьей будущего жениха грозило обернуться если не скандалом, то неприятным конфузом.
И тогда положение спас сын Дагоберта, Хродеберг, которому было в то время четырнадцать лет. Шагнув навстречу юноше, что беседовал с его сестрой, он приветливо обратился:
- Карломан, прими и от меня поздравления с новым назначением! Скажи, не видел ли ты своего старшего брата Хлодеберта? Я слышал, он собирался пригласить тебя на ристалище, да видно, совсем забыл, что ему следует развлекать свою нареченную невесту, - он обернулся к Бересвинде, для которой, собственно, и предназначались его слова.
И Карломан, уловив ошибку принцессы, вторил кузену:
- Это правда, я полчаса назад видел своих старших братьев, Хлодеберта и Хлодиона. Они звали и меня с собой на ристалище, но я уже обещал наследному принцу, и пришел с ним сюда. Так что, верно, счастливый жених постигает ратную науку, чтобы совершить славные подвиги для своей невесты!
Бересвинда молчала, потупившись. Ей было досадно, что она спутала сыновей принца Хлодеберта. Теперь ей не хотелось даже поднимать глаза на Карломана, хоть и приятно было услышать, что ее настоящий жених не виновен перед ней, и что он готовится произвести на нее впечатление воинскими состязаниями.
И тогда Хродеберг, переглянувшись с Карломаном и поймав его одобрительный взор обратился к старшим:
- Если Ее Высочество принцесса Бересвинда позволит, я могу сопроводить ее на ристалище, где она сможет как следует познакомиться со своим нареченным женихом. Ведь Карломан не может сейчас ее сопровождать, ибо он уйдет со своим отцом, принцем Хлодебертом, на заседание Королевского Совета. Мне доставит радость, если я смогу помочь прекрасной принцессе поскорее узнать всех обитателей Дурокортерского замка!
Бересвинда, чувствуя в душе облегчение, кивнула и чуть заметно улыбнулась мальчику.
Все это происходило под молчаливыми взглядами старших родственников. Они, похоже, радовались, что удалось разрешить неловкую ситуацию.
Хлодеберт Жестокий понял, что принцесса запуталась невольно, и проговорил, стараясь все свести к шутке:
- Принцесса Бересвинда не первая, кто путает теперь моих сыновей! Хоть Карломан и моложе Хлодеберта на три года, но уже сравнялся с ним ростом. Даже я, их отец, недавно принял Карломана, увидев со спины и издалека, за его единокровного брата. Так что ошибка вполне простительна. Добро пожаловать к арвернскому двору, принцесса Бересвинда, желаю тебе приятного дня!.. А вы, господа, - он обернулся к Риваллону с Сигибертом, - и ты, сын мой Карломан, пройдемте со мной в Зал Советов!
Они ушли, справедливо полагая, что недоразумение исчерпано.
Дагоберт пристально поглядел на сына:
- Ты сам вызвался сопровождать юную даму - будь достоин этой чести!
Он также удалился вместе с женой и дочерью. А Бересвинда со своими адуатукийскими спутниками осталась рядом с Хродебергом. В то время он выглядел еще совсем отроком, моложе Карломана и ниже ростом. Но предложение его было поистине рыцарским, и он держался как подобало согласно придворным обычаям. Встав рядом с Бересвиндой, он повел ее и их спутников на ристалище.
И принцесса почувствовала, как рядом с этим галантным мальчиком отпускает напряжение, владевшее ей все это время...
Вспоминая те давние времена, королева-мать глубоко вздохнула. Да, все верно: так и началось ее знакомство с Хродебергом, который очень скоро стал ее преданным другом. Тогда еще ей не приходило в голову воспринимать его как поклонника: он был слишком молод, двумя годами моложе нее. Но мальчик помог ей познакомиться с настоящим женихом, Хлодебертом, да и в последующие дни довольно часто сопровождал принцессу, показывая ей Дурокортерский замок и знакомя с его обитателями. Благодаря ему Бересвинда вскоре разобралась во всех обстоятельствах жизни большого королевского рода Арвернии. И в дальнейшем уже не путала своего жениха с Карломаном, ибо Хродеберг издалека пояснял, кто перед ней. Впрочем, Бересвинда скоро и сама научилась различать таких похожих единокровных братьев: по зеленым глазам Карломана, а, если смотрела издалека - по особой плавности и быстроте движений, отличавшей его ото всех. Кроме того, у каждого из них был свой круг общения. Карломан чаще всего появлялся в обществе наследного принца Хильдеберта, младшего из своих братьев, Теодеберта Малыша, своей сестры по матери, Бланшар, сводного брата Магнахара, кузена Вароха, что был его тенью, любознательной Альпаиды, тогда уже влюбленной в Карломана, Хродеберга, когда он не сопровождал Бересвинду. А ее жениха сопровождал единокровный брат-сверстник, Хлодион, и круг знатных юношей. Среди них был Жоффруа де Геклен, тогда еще не посвященный в паладины.
Тогда Хродеберг посвятил принцессу во все тонкости придворных взаимоотношений. Вскоре Бересвинда и сама стала приглядываться, что к чему, используя природную наблюдательность. Но ей было приятно, что сын маршала запада, Дагоберта Лиса, составляет ей компанию, и радовалась ему, как совершенно необходимому другу.
И сейчас он тоже был ей очень нужен. Бересвинда могла бы и сама заменить старого коннетабля, своего противника, не ставя в известность невенчаного мужа. Однако ей хотелось, чтобы он ради любви к ней оказал услугу, выразив свое согласие занять важный пост. Совсем как тогда, в ее молодости...
Бересвинда, не ложась спать, ждала возвращения фрейлины, которую послала с письмом к маршалу запада.
Наконец, в смежных покоях послышался быстрый перестук каблуков. Королева-мать насторожилась, ожидая фрейлину. Та постучалась в дверь и вошла, приветствовав свою госпожу книксеном. Бересвинда живо спросила:
- Ты передала письмо герцогу Блезуа?
- Передала, и он, еще не прочитав письма, тут же пообещал, что придет к тебе, государыня!
У Бересвинды тут же стало легче на душе. Она знаком отпустила фрейлину и, оставшись одна, торжествующе улыбнулась. Значит, коннетабль обманул ее, нарочно старался задеть побольнее, платя ей ее же монетой. Конечно же, Хродеберг по-прежнему любит ее, если с такой проницательностью безошибочно догадался, о чем она его просила! И он готов бросить все дела, чтобы побыть с ней рядом...
И тут она с болью в душе подумала, что ей придется разбить два сердца. И ему, и себе, ведь иначе ее царственный сын ни за что не согласится подписать назначение Хродеберга коннетаблем. Даже приумножив власть над Арвернией, она не сможет ничем заполнить той пустоты, которую оставит в ней разлука. Не сможет, она знала, и ее верный рыцарь, что служил всю жизнь Арвернии и ей.
Но ради блага Арвернии она готова была пожертвовать своим сердцем и сердцем Хродеберга. Ради своей жизни и власти, ради того, чтобы ее возлюбленный занял место своего отца и одержал для королевства новые славные победы. Цель достойная того, чтобы она отреклась от мужчины, которого, как могла себе признаться, она любила сильнее, чем своего покойного супруга, короля Хлодеберта VI. Хотя и с ним прожила вполне достойную жизнь, и искренне горевала, когда он погиб на турнире. Но именно из-за Хродеберга она едва не спровоцировала войну Арвернии с тогда уже могучим Междугорьем.
Два года назад, на турнире в честь свадьбы ее сына Хильдеберта и Кримхильды, когда Альбрехт Бёрнландский ударил копьем Хродеберга, так что трещали его кости и ломались ребра... Даже сейчас, вспомнив об этом, Бересвинда начала кусать губы. Невыносимо глядеть, не в силах ничего сделать, когда самый любимый человек, не выдержав удара вражеского копья, падает с коня, тяжко пораженный! А каково пережить такое дважды?! В те жуткие мгновения, когда она думала, что второй раз стала "вдовой", постарела, кажется, на десять лет.
Но и после того, как убедилась, что жизнь Хродеберга в безопасности, Бересвинда готова была отомстить за него. Она хотела, чтобы граф Бёрнландский прошел перед смертью через те же жуткие пытки, что и убийца ее царственного супруга. В тот миг ей было все равно, как отреагирует король Междугорья на убийство своего посла. К счастью, рукой ее праведной мести тогда неожиданно для всех выступил сам майордом Арвернии, Карломан Кенабумский, брат ее покойного мужа. До того выступавший на турнире под именем своего кузена, он открылся, чтобы вызвать Альбрехта на поединок. То, что ненавистному междугорцу, порядком покалеченному, довелось-таки долгие седьмицы проваляться в постели, успокоило жажду мести королевы Бересвинды.
И вот, теперь они должны навсегда расстаться, и разбить свои сердца на тысячу осколков! Королева-мать тяжело вздохнула, ожидая прихода невенчаного мужа. Она знала, что та острая боль, пронзающая замершее в ужасе сердце, что охватила ее, когда она думала, что он погиб на турнире, - ничто по сравнению с той, что она вынуждена нынче будет причинить ему и себе.
Впредь ей придется бороться со всеми трудностями одной. Некому будет успокоить ее, врачевать ее душевные раны. Никто не поможет ей унять новую жестокую боль. Ибо рядом с ней больше никогда не будет верного, любящего рыцаря, каким всю жизнь был для нее Хродеберг.
-
бледен и изможден, с покрасневшими глазами, словно не спал несколько ночей подряд.
Конечно, Хильдеберт Потерянный принц и за свою скрытую семью тревожился, но меня не оставляет мысль о том, что общение с вейлами всё-таки обычным людям не на пользу.
Бересвинда в те времена чем-то напоминает Фредегонду, правда настораживает то, что она во всём привыкла быть первой. Как следствие, эта привычка со временем перерастает в уверенность в собственной непогрешимости.
-
Ну, в молодости Бересвинда ещё выглядит нормальной, разве что слишком ревнивая. Но это ещё ничего не значит, это качество можно как развивать и углублять, так и научиться контролировать. Но уж что выбрала, то выбрала. Интересно, а она не думает, что Хродеберг ещё не старый, и теперь, когда они расстанутся, он ведь может и жениться. И что с ней тогда будет, учитывая, что она даже сына к его собственной жене ревнует?
Но я другого не понимаю. Ведь чувства к Хродебергу есть (я раньше думала, что они давно повыветрились, но, похоже, это не так), так как она может цинично добивать его сестру? Тем более, у него на глазах. И как она собирается ему объяснять, что это на благо Арвернии?
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
бледен и изможден, с покрасневшими глазами, словно не спал несколько ночей подряд.
Конечно, Хильдеберт Потерянный принц и за свою скрытую семью тревожился, но меня не оставляет мысль о том, что общение с вейлами всё-таки обычным людям не на пользу.
Бересвинда в те времена чем-то напоминает Фредегонду, правда настораживает то, что она во всём привыкла быть первой. Как следствие, эта привычка со временем перерастает в уверенность в собственной непогрешимости.
Все-таки состояние Потерянного Принца, думаю, объясняется естественными причинами. Беспокойством, как Вы сказали, ну и вероятно, что он действительно проводил ночи не дома, используя всякую возможность, чтобы уезжать к Морганетте. Вот и выглядел соответственно. Однако король и его советники наверняка предпочтут истолковать так, что вейлы вытягивают из него жизненную силу. Вероятно, Ги Верденнский об этом и докладывал королю в тот день.
Бересвинда скорее уж напоминает свою внучку Регелинду в эпизоде с Гарборианом. А задатки будущих качеств уже просматриваются, и у нее, и у других персонажей. Мы здесь старались показать их юность, так чтобы понятно было, откуда пошли корни поступков в зрелые годы.
Ну, в молодости Бересвинда ещё выглядит нормальной, разве что слишком ревнивая. Но это ещё ничего не значит, это качество можно как развивать и углублять, так и научиться контролировать. Но уж что выбрала, то выбрала. Интересно, а она не думает, что Хродеберг ещё не старый, и теперь, когда они расстанутся, он ведь может и жениться. И что с ней тогда будет, учитывая, что она даже сына к его собственной жене ревнует?
Но я другого не понимаю. Ведь чувства к Хродебергу есть (я раньше думала, что они давно повыветрились, но, похоже, это не так), так как она может цинично добивать его сестру? Тем более, у него на глазах. И как она собирается ему объяснять, что это на благо Арвернии?
В юности она, естественно, была чище душой, тогда еще не стремилась к власти. Но к первенству над окружающими, к преклонению молодых людей стремилась уже тогда, это должно ощущаться. А дальше, как говорится, "смолоду прореха - к старости дыра".
Насчет дальнейшей судьбы Хродеберга - поглядим, как сложится. Думаю, это очень удивило бы всех. Хотя, скорее всего, он однолюб, как и его сестра. Но теперь многое может переосмыслить для себя.
Во всяком случае, на прощание Бересвинда не скажет ему: "Постарайся быть счастливым без меня". Смотрите сами.
Не знаю, как в будущем, но вот в прошлом, подозреваю, женщины опасались приближаться к ее мужу или к Хродебергу, чтобы Бересвинда не приревновала.
А чувства у нее к Хродебергу есть. Не зря же глава называется "Разбитые сердца". Оба, таким образом. А как собирается объяснять - смотрите дальше. :)
Глава 89. Разбитые сердца (окончание)
Погруженная в свои размышления, королева Бересвинда в то же время неустанно и чутко прислушивалась, когда за дверью послышатся шаги ее возлюбленного.
И они раздались в ночной тишине. Бересвинда издалека узнавала его походку, легкую и быструю, когда он спешил к ней. Услышала, как сидевшая в смежном покое фрейлина открыла Хродебергу дверь. И он вошел в покои королевы-матери. В полумраке, лишь отчасти рассеиваемом горящими под потолком и вдоль стен свечами, Бересвинда увидела его высокую худощавую фигуру. Он, быстрый в движениях, как в молодости, казалось, совсем не изменился с годами, не то что она... Только лицо у него нынче сделалось твердым и сосредоточенным, даже суровым. Но такое выражение подобает тому, кто способен нести большую ответственность, и вскоре справится с еще большей...
Хродеберг действительно был мрачен и сосредоточен. С глубокой болью в душе он пришел ныне к той, кого столько лет любил больше жизни. Теперь он чувствовал, как всю жизнь его опутывала паучья сеть, и Бересвинда, ловко трогая нити, управляла им. Эти нити обвивались вокруг него с самых юных лет.
Бересвинда поднялась с кресла ему навстречу. Шелест ее траурного платья показался Хродебергу шорохом разворачиваемых знамен вражеского войска. Он молча взирал на женщину, стоявшую в нескольких шагах от него, и пытался понять: что осталось нынче от той прекрасной принцессы, которой он некогда показывал Дурокортерский замок и знакомил с его обитателями? Не внешне - она все еще была величава, хоть и изменилась, как подобает с течением времени. Но что стало с душой принцессы, чуткой и ранимой, при всей своей гордости? Неужели в ней бесследно сгнило все человеческое, и только он долгие годы упорно не хотел ничего понимать, и лишь в последнее время его глаза открылись? А может быть, если бы он хоть раз поговорил бы с ней по-другому, она бы смогла измениться, смогла бы отринуть жажду власти, так страшно изуродовавшую ее душу?
Несколько минут продлилось неловкое для обоих молчание. Наконец, Бересвинда обратилась первой, скрыв свою боль от неизбежной разлуки. Она старалась держаться с ним ласково, как с любимым человеком, а не с тем, кто может быть полезен:
- Благодарю, что поспешил придти ко мне! Мой верный рыцарь помнит о своей королеве! - она попыталась прочесть по его лицу, с чем он пришел.
Хродеберг постарался одолеть боль, рвущую душу в клочья, и проговорил, казалось, невпопад:
- Альпаида сама не своя... Нам всем больно глядеть, как она страдает...
Он внимательно глядел на Бересвинду, стоявшую в нескольких шагах от него.
У той едва не вырвался вздох облегчения, что был бы совсем неуместен сейчас. Так вот что печалит ее невенчаного супруга! Что ж, она сочувствовала ему, зная его привязанность к сестре. Но самым главным было, что Хродеберг вовсе не разочаровался в ней, он по-прежнему ее любит, а его отец, Старый Лис, рассчитывал ее смутить. Хродеберг любит - значит, он по-прежнему в ее руках, хоть она и собиралась с ним расстаться, но этого не произойдет помимо ее воли. Ибо для Бересвинды Адуатукийской имело важное значение, кто именно станет причиной разрыва.
Она проговорила с видимым сочувствием, услышав об Альпаиде:
- Для любящей жены остаться вдовой - хуже смерти! Лишь забота близких людей может поддержать в такое трудное время, я помню это по себе...
- Так, как ты поддерживала ее сегодня? - произнес Хродеберг хриплым, скрежущущим, чужим голосом.
Бересвинда взглянула с недоумением и даже с испугом: ей показалось, что говорит пустой рыцарский доспех, обретший голос. Она поняла, что для ее невенчаного мужа все-таки стало неприятным открытием то, что она причинила боль его сестре. И Паучиха принялась плести новые сети, укреплять нити, за которые тянула столько лет, чтобы Хродеберг вечно оставался в ее власти, ее живой добычей.
- Я сожалею о том, что мне пришлось причинить Альпаиде боль, - проговорила она, печально склонив голову и понизив голос. - Видят боги, я никогда не желала зла ни ей, ни Карломану! Я восхищалась их дружной семьей, ценила их преданность Арвернии, при таких возможностях... Однако я была вынуждена ради блага королевства окоротить мою невестку Кримхильду. Она думает только о себе, в душе так и оставшись дочерью Нибелунгии. Теперь она возомнила, будто Альпаида согласится помогать ей под предлогом мести за Карломана. Мне пришлось показать ей, что это шаткий союз, что убитая горем вдова сможет лишь оплакивать мужа, а не участвовать в политике. Для самой же Альпаиды лучше, что Кримхильда не сумела втянуть ее еще больше в опасное дело, направленное против государства! - голос Бересвинды окреп на этих словах. - Я знаю слишком хорошо, на что способна разъяренная женщина, мстящая за любимого человека! Разве ты забыл, мой верный рыцарь, как я в ужасе и отчаянии клялась отомстить за тебя проклятому междугорцу на злополучном турнире два года назад? Если бы не Карломан, поверь, я как следует поквиталась бы с Альбрехтом Бёрнландским! Поэтому я боялась, что твоя сестра в отчаянии и гневе согласится помочь Кримхильде. Мне пришлось остановить Альпаиду. Она сама будет благодарить меня, как только преодолеет свою боль и осознает, во что чуть не втянула ее глупая нибелунгская девчонка! Ради блага Арвернии, я не могу позволить Кримхильде находить союзников! Она готова разжечь второй мятеж принцев крови, как при моем покойном супруге. И это в такое время, когда и внешние, и внутренние враги грозят безопасности Арвернии!
Именно на такой патетической ноте Бересвинда Адуатукийская завершила свою речь. А ее невенчаный супруг, бледный как мел, стоял в нескольких шагах от нее, сцепив пальцы обеих рук, и мучительно пытался понять эту загадочную женщину. "Неужели это она искренне?" - обожгло его, как только попытался осмыслить, что, оказывается, травля его несчастной сестры тоже необходима ради блага Арвернии. Но тут же другая мысль обрушилась, как лавина в горах? "Неужели это она не искренне?" Ибо королева-мать рассуждала, как всегда, последовательно и правильно, и маршал запада не сомневался в ее преданности королевству. Так неужели она ошибается, действует, исходя из неверных предпосылок, и при этом настолько ограничена и упряма, что не хочет видеть, как обстоят дела в действительности? Но при этом она убеждала с такой сильной верой в собственную непогрешимость, что Хродебергу было трудно не поддаться ей даже сейчас. Если бы он не знал, что упомянутая ею партия Кримхильды - это его собственная родня, во главе с его отцом и Ангерраном, что в нее входят умнейшие люди и ревностные патриоты Арвернии, пожалуй, мог бы сам запутаться. Удивительно ли, что королеве-матери слепо верили не столь осведомленные люди, что ее царственный сын, как прежде - его старшие братья, еще недавно находился под ее полным влиянием, как и сам Хродеберг?
Но нет, государыня Бересвинда, слишком поздно! Твой верный рыцарь разорвал сладкие путы любви, он, наконец, научился смотреть своими глазами и думать самостоятельно, его уже не вернешь назад!
Горькое разочарование прожигало насквозь душу Хродеберга. Значит, вот кому он посвятил свою жизнь! Почему же прозрение не наступило гораздо раньше, или уж не приходило бы вовсе? Что делать рыцарю, который в один далеко не прекрасный день узнает, что дама его сердца - злая колдунья?
Однако маршал запада ни на миг не забывал, о чем обещал своим родным. Для того он и пришел сегодня к своей невенчаной жене, чтобы перехитрить ее, притворно согласившись с ее планами. Удивительно, но с разбитым сердцем, оказывается, можно жить дальше, скрывая жестокую боль. Ибо, кроме сердца, людям даны еще разум и совесть. Большинству людей, по крайней мере.
А каково это - осознать, что всю жизнь любил женщину, наделенную разумом и сердцем, но лишенную совести?..
- Мне было трудно разобраться во всем: страдания сестры слишком сильно меня задели, - Хродеберг прервал свое молчание, стараясь говорить те слова, которых ждала от него Бересвинда. - Я думал о тебе весь день, и хотел увидеть, но то, что произошло в тронном зале, и затем в святилище, сильно смутило меня. Я снова и снова вспоминал об этом, пытался разобраться... Мое дело - война, и я знаю, что там тоже не обойтись без хитростей. Атака рыцарской конницы - это итог битвы, а не ее суть. Сперва приходится очень многое предусмотреть, чтобы сама битва увенчалась успехом. А ведь тебе приходится все просчитывать в политике побольше, чем самому опытному полководцу.
Это было именно то, чего и ждала королева-мать от своего возлюбленного, и в ней все ожило от радости, что он по-прежнему с ней, поддерживает ее, как раньше. На мгновение ей захотелось подойти ближе и слиться с ним в объятии. Однако тут же острой иглой разочарования пронзило ее, что она позвала его, чтобы расстаться навсегда.... И она проговорила вкрадчиво и вместе с тем уважительно:
- Да, твое дело - война, мой доблестный маршал запада!.. И я надеюсь, что скоро она станет твоим делом еще больше, чем прежде! Ты обещал мне ответить, согласен ли получить должность коннетабля, если мой царственный сын подпишет твое назначение.
Хродеберг поколебался для виду несколько мгновений, не позволяя ей заподозрить, что уже согласовал свое возможное назначение с отцом и родными. Затем тихо проговорил:
- Да... Надвигается война, и значит, я обязан сделать для тебя и Арвернии все, что могу. Однако ты, кажется, сама сомневаешься, подпишет ли король мое назначение?..
Ах, какой сладкой музыкой прозвучали в ушах Бересвинды эти слова: "Для тебя и Арвернии!" Прозвучали, всколыхнув до дна все былое, что хранилось в глубинах ее сердца, и вонзились, заставляя все внутри сочиться кровью, стонать, биться в агонии.
Хродеберг увидел, как его невенчаная жена резко побледнела, словно готова была лишиться чувств. Он, забыв обо всем, метнулся вперед, готовясь подхватить ее. Но королева Бересвинда уже взяла себя в руки и, гордо выпрямившись, проговорила с твердостью железного духа:
- Ты прав, любовь моя: король, мой царственный сын, не назначил бы тебя коннетаблем, зная, что мы с тобой продолжаем любить друг друга. Поэтому я пообещала ему расстаться с тобой. Вот почему я позвала тебя сегодня, мой верный рыцарь! Мы не должны больше встречаться. Ради блага Арвернии, я останусь для тебя только королевой, а ты для меня - коннетаблем, величайшим и славнейшим из всех!
Хродеберг стоял в двух шагах от королевы, такой же застывший и бледный, как она. Он тоже тяжко переживал потрясение, настигшее его, когда он осознал истинную суть той, кто говорила сейчас с ним. Но Бересвинда подумала, что на лице его отражается страдание от разлуки с ней.
А он и сам не знал, что испытывает сейчас. Еще совсем недавно, кажется, только вчера его сердце действительно было бы разбито разлукой с Бересвиндой. Но сейчас он видел перед собой, как она жестоко и расчетливо разила ядовитым словом его сестру - и чувствовал лишь облегчение, что ему больше не придется притворяться перед этой женщиной, говорить ей о любви, которая умерла, ласкать ее, скрывая отвращение.
- Да, моя королева... я понимаю... благо Арвернии требует... чтобы мы расстались и жили дальше, - проговорил он, раздираемый внутренним хаосом.
Ее глаза в полутьме показались ему огромными и бездонными, без блеска.
- Арверния требует от нас этой жертвы, - еще никогда Бересвинде не было так трудно говорить. - Я не по своей воле приняла это решение! Прошу тебя, пойми!
Хродебергу показалось, что она вздрогнула, словно надломилась. В его сердце невольно проснулось сочувствие. Все-таки она его любила!
- Да, Бересвинда, я понимаю, - проговорил он, с трудом подбирая слова. - Не мучай себя, прошу! Примем свою судьбу и постараемся не растравлять наши раны. Позволь мне уйти...
- В последний раз поцелуй меня на прощание, любовь моя! - проговорила она, придвигаясь.
Он шагнул ей навстречу, и их уста встретились в жарком, как в юности, поцелуе. Бересвинда закрыла глаза, упиваясь сладостью и горечью, ибо в эти несколько мгновений они еще были друг для друга одни в целом мире, но в следующий миг им предстояло навсегда расстаться. Она чувствовала горячие сухие губы Хродеберга и млела. А он даже во время поцелуя не мог позабыть, что этими самыми устами она несколько часов назад проливала яд в душу Альпаиде...
Затем они отстранились друг от друга, тяжело дыша, бледные, убитые горем. Ибо сердце Бересвинды только что разбилось на тысячу осколков. А что до Хродеберга, то его сердце было разбито немного раньше и по другой причине.
Он учтиво поклонился бывшей возлюбленной, как подобало рыцарю:
- Мне пора идти!.. Доброй ночи, государыня!..
И он, шатаясь от напряжения, вышел в соседние покои, не забыв закрыть за собой дверь. Он выполнил свою роль до конца, и теперь сбросил с себя паучьи сети! Но, великие боги, какой жестокий урок ему пришлось для этого получить!..
А Бересвинда Адуатукийская, безжалостная и несокрушимая королева Арвернии, как только за ним закрылась дверь, рухнула на колени, так что ее черное вдовье платье рассыпалось вокруг волной траурного шелка. И зарыдала, как самая обычная женщина, чувствуя невыносимое одиночество, которое отныне будет единственным спутником до конца ее дней. Осколки разбитого сердца застывали в неимоверном холоде Мировой Бездны, истекали кровью, обжигали, как огонь. И на свете больше не было для нее утешения.
-
Война Королев: Летопись Фредегонды
\Часть Третья: 08.02.2023\
Содержание
814 год от рождения Карломана Великого
Июнь (Брахмонат «Переломник»)
Июль (Хеуимонат «Сенокосник»)
28 Июня. Через Пятнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри
61. Мудрость Седин - утро
62. Письмо Дочери - утро
63. Два Маршала - утро
64. Песня о битве при Маг Туиред - полдень
65. Сила Слов - день
66. Тревоги и Надежды – день\поздний вечер
29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри
67. Королевский Дуб
20 Июня. Через Семь дней (Неделю) после Трагедии на Ристалище (День гибели Иветт)\4 июля. Через Двадцать Один день после Трагедии на Ристалище (День встречи Ренье и Барона Готье Вексенского)
Арверния, Кенабумское Графство, деревушка близ Серебряного Леса
68. Дочь Лесника
29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арморики, Чаор – На – Ри
69. Путь Таниста
70. Королевская Кровь
71. Гнев Теней
29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Пять разных Локации
72. Отец и Сын – Для Карломана и его отца много времени, для всех остальных мгновение.
29 Июня. Шестнадцать дней после Трагедии на Ристалище
Столица Арвернии, Дурокортер и Холм Вейл, что вблизи него.
События в главах Параллельны.
73. Вейла и Бисклаврэ – Утро
\Карломан, Морганетта, Варох, Фредегонда\
74. Ради Блага – Утро
75. Верность и Бесчестие – Утро, Полдень
76. Тенета (Паучья Сеть) – Утро, Полдень
77. Долгожданная Встреча – Утро
\Карломан, Варох, Фредегонда\
78. Узы Крови – Полдень
\Гуго, Ода, Матильда\
79. Быстрее Молнии – Утро, Полдень
\Варох, Магнахар, Гворемор, Ида, дети\
80. Король и Его Свита – Полдень, День
\Хильдеберт, Паучиха, Аделард, Альбрехт, Хродеберг, Гворемор, Гуго, Роберт, Жрецы\
81. Разделенный Дом – Полдень, День
\Дагоберт, Альпаида, Герберт, Турольд\
82. Блуждающие Огоньки – Полдень, День
\Ида-Ираида Моравская, Варох Синезубый, Ангерран Кенабумский, Магнахар Сломи Копье, Гворемор Ярость Бури\
83. Прекрасная Дама и Её Рыцари – Полдень, День
\Кримхильда, Дитрих, Гундахар, Матильда, Ротруда, Фредегонда + Мальчики, Ода\
84. Властители Арвернии – День
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
85. Благие Знамения – День, Вечер
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
86. Удар за Ударом – День, Вечер
\Все персонажи сюжетной линии Дурокортера\
87. На Страже – День, Вечер
\Дитрих, Гундахар, Альбрехт, Служка, Гворемор, Ида-Ираида, Варох, Ангерран, Магнахар, Альпаида, Матильда, Луитберга\
88. Влекомый Благородством – Вечер
\Дагоберт, Хродеберг, Ангерран, Магнахар\
89. Разбитые Сердца – Вечер, Ночь
\ Дагоберт, Хродеберг, Ангерран, Магнахар, Паучиха + Персонажи Флешбека\
-
Удивительно, но с разбитым сердцем, оказывается, можно жить дальше, скрывая жестокую боль. Ибо, кроме сердца, людям даны еще разум и совесть. Большинству людей, по крайней мере.
Воистину.
-
Когда Паучиха начала распинаться, почему ей, не жить не быть, надо давить на Альпаиду, мне снова захотелось шипеть. Особенно, когда она заявила, что это для пользы Альпаиды же. >:( Да и другие перлы хороши. О том, что Кримхильда собирается разжечь мятеж принцев крови, например. Всё-таки, в ревности Бересвинда с сыном друг друга стоят, но Хильдеберт, хотя бы, не обвиняет любовника матери во всех смертных грехах. И что это за внутренние враги, которые угрожают Арвернии, уж не альвы ли? Нет, они, конечно, начнут угрожать, но ровно тогда, когда Хильдеберт начнёт против них поход, кстати, полностью поддерживаемый радетельницей за Отечество Бересвиндой.
И я всё не могу понять, как ей не жалко Хродеберга? Ведь чем сильнее страдает Альпаида, тем сильнее страдает он. Любить-то Бересвинда его любит (и сильно - вон, как страдает), но как-то эгоистично. Похоже, единственное его чувство, на которое ей не наплевать, это его любовь к ней. Или дело в той же ревности? Он привязан к своей семье, а она ревнивая и подсознательно их ненавидит?
-
Благодарю, эрэа Menectrel! Да будут вечны Ваши удача и вдохновение! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Когда Паучиха начала распинаться, почему ей, не жить не быть, надо давить на Альпаиду, мне снова захотелось шипеть. Особенно, когда она заявила, что это для пользы Альпаиды же. >:( Да и другие перлы хороши. О том, что Кримхильда собирается разжечь мятеж принцев крови, например. Всё-таки, в ревности Бересвинда с сыном друг друга стоят, но Хильдеберт, хотя бы, не обвиняет любовника матери во всех смертных грехах. И что это за внутренние враги, которые угрожают Арвернии, уж не альвы ли? Нет, они, конечно, начнут угрожать, но ровно тогда, когда Хильдеберт начнёт против них поход, кстати, полностью поддерживаемый радетельницей за Отечество Бересвиндой.
И я всё не могу понять, как ей не жалко Хродеберга? Ведь чем сильнее страдает Альпаида, тем сильнее страдает он. Любить-то Бересвинда его любит (и сильно - вон, как страдает), но как-то эгоистично. Похоже, единственное его чувство, на которое ей не наплевать, это его любовь к ней. Или дело в той же ревности? Он привязан к своей семье, а она ревнивая и подсознательно их ненавидит?
В некоторые моменты Бересвинда, конечно, заслуживает ненависти, но и сочувствия, порой, тоже, как к концу этой главы.
Во всяком случае, оправдания себе она находить умеет. Король, к счастью, пока еще в этом отношении так далеко не зашел. Хотя как он реагирует на Хродеберга - смотрите дальше. :-\
Да, под внутренними врагами имеются виду альвы.
Бересвинда, прежде всего, в любых отношениях стремится быть в центре, сиять для всех, как солнце, предоставляя остальным роль своих естественных спутников. Это заметно было уже по сцене во флэшбеке. Когда для кого-то из ее близких чужие интересы заметнее, чем ее, она раздражается.
Глава 90. Выбор короля(начало)
Между тем, Ангерран Кенабумский, как и обещал, направился в покои своего царственного кузена. Король ждал его, сидя за письменным столом, с которого отодвинул в сторону все канцелярские принадлежности. Взглянув на Ангеррана, столь похожего на своего отца, Хильдеберт кивнул. Ему не хотелось сейчас заниматься государственными делами. Вообще ничего не хотелось, однако он не мог расслабиться и лечь спать. Боль и вина засели глубоко, как обломок стрелы. Он мог лишь надеяться когда-нибудь искупить вину за пролитую кровь дяди, однако никто не обещал ему, что его искупление примут Небеса...
Тем не менее, ему сейчас было приятно видеть Ангеррана, насколько вообще был в силах кому-то радоваться. Кузен простил его, и тем самым снял хоть часть неподъемной глыбы вины. Кроме того, Хильдеберт дорожил теми, кто остался ему от дяди Карломана. Он охотно выслушал совет Аделарда и согласился поднять престиж братства Циу. А теперь готов был послушаться Ангеррана по поводу назначения коннетабля.
- Садись, Ангерран, - пригласил король, указывая временному майордому на кресло напротив.
- Благодарю, государь, - сын Карломана, поклонившись, сел на свое место.
- Никаких изменений? - спросил Хильдеберт, взглянув яркими глазами, в которых плясали огоньки свечей.
Ангерран понял, о чем он говорит, и покачал головой.
- Нет, государь! Их и не ожидалось, по словам лекарей и жрецов.
Король тяжело опустил на стол обе руки, словно они налились свинцом.
- Да, конечно! Все, что у нас осталось - несколько дней до церемонии вложения меча.
Первенец Карломана сдержанно кивнул, хотя он сам возлагал на четвертое число хеуимоната совершенно другие надежды.
Между тем, король, погруженный в стремление искупить вину, вновь заговорил о своей упорной идее - отдать должное своему дяде, устроив роскошные похороны.
- Скажи, Ангерран: ты согласен со мной, что твоего доблестного отца следует похоронить так, словно он был королем Арвернии? - воодушевленно спросил король. - Я возведу для него гробницу рядом с захоронениями моих отца и деда! Из черного мрамора... или, еще лучше - из редкостного зеленого. Согласен ли ты, Ангерран?
Старший сын Карломана непритворно нахмурился. Он не мог согласиться, и не только потому что его отец был еще жив.
- Государь, признаться, я сомневаюсь по этому поводу! Ведь мой отец - не только майордом Арвернии, но еще и наследник королевы "детей богини Дану". Следует хотя бы спросить у его почтенной матери, согласится ли она похоронить таниста Арморики по арвернскому обычаю.
Хильдеберт гордо вскинул голову. В нем заговорила извечная арвернская гордость, привычка считать свой народ лучшим из всех, как будто и все другие народы обязаны признавать превосходство арвернов над собой.
- "Дети богини Дану" должны радоваться, что их наследника похоронят среди королей Арвернии! - высокомерно изрек он.
Уже в следующий миг понял, что перегнул палку, и проговорил немного мягче:
- Я хотел сказать, что "детям богини Дану" тоже будет оказана честь столь роскошными похоронами дяди Карломана.
Ангерран едва сдержался, чтобы не покачать головой с явным неодобрением. Неужели его царственный кузен настолько слеп, чтобы не понимать, что его вассалов - жителей Арморики жестоко оскорбило бы, если бы танист Карломан и после смерти был отнят у них арвернами, которые его и погубили?
Ангерран осторожно проговорил, не желая разозлить вспыльчивого короля:
- Прошу тебя, государь, в отношениях с "детьми богини Дану" действуй с мудростью Карломана Великого, который умел надавить на своих противников, но способен был и уступить вовремя! Хотя бы посоветуйся сперва с моей бабушкой, Женевьевой Армориканской. Она ведь вправе высказаться о похоронах своего сына?
Лицр Хильдеберта исказило страдание при мысли о том, как он взглянет в лицо убитой горем королеве Армориканской, которую своими руками лишил единственного сына.
- Я надеюсь, что она позволит мне хоть как-то искупить вину перед дядей, - не совсем уверенно проговорил он. - В конце концов, госпожа Женевьева долго жила при арвернском дворе, имела детей от арвернов. Наши обычаи должны были привиться ей, вытеснить обряды дикарей, вроде сожжения мертвых... К тому же, я прошу тебя, Ангерран, быть посредником между мной и твоей почтенной бабушкой. Да и твой названый дед, мудрый Теодеберт Миротворец, с пращуром Сигибертом Древним убедят ее.
Ангерран устало прикрыл глаза, понимая, что спорить с королем об обычаях "детей богини Дану" бесполезно. Любое неосторожное слово могло только распалить его против беспокойных вассалов, не уступавших ему в горячности.
И все-таки он проговорил еще раз, почти умоляя короля:
- Прошу тебя, государь, хотя бы дождись, пока в Арморике пройдет Совет Кланов, а уж потом мечтай о похоронах моего отца! Мы вместе придумаем форму погребения, которая устроит и тебя, и их, и послужит примирению обоих народов, а не розни между ними..
Но по лицу Хильдеберта было видно, что он не слышит кузена. Утопая в губительном чувстве вины, он искал лишь искупления, и не хотел думать, что снова ступает на ложный путь.
- Гробницу, которую я воздвигну над саркофагом моего почтенного дяди Карломана, потомки назовут новым чудом света! - твердил он, как в бреду. - Мы устроим погребальное шествие, что соберет всю Арвернию и Арморику с Окситанией, всех, кто желает отдать последние почести моему мудрому дяде Карломану...
Он умолк и с силой закусил губу, пронзенный насквозь простой мыслью: никакими почестями, никакой показной роскошью не вернуть графу Кенабумскому жизнь! Никогда, ничем королю Арвернии не искупить вины за то, что натворил в помрачении, сколько бы чудес света он ни устроивал, с кем бы ни сражался...
Последняя мысль напомнила Хильдеберту о назначении нового коннетабля. Собственно, затем он и позвал Ангеррана.
- Ладно, что касается погребальных обрядов я еще подумаю, и посоветуюсь с Гербертом. Он теперь жрец-законоговоритель, должен разбираться лучше нас, каких обычаев следует придерживаться в столь щекотливой ситуации.
Ангерран сдержал тяжкий вздох. Вряд ли Герберт, его дядя и противник его семьи, посоветовал бы что-то на пользу роду графа Кенабумского.
А король, стараясь держаться невозмутимо, подобно своему дяде Карломану, пристально взглянул на кузена и обратился к нему, словно речь шла о самых обыкновенных для государственных мужей заботах:
- Посоветуй мне, кого из военачальников назначить коннетаблем в виду обострившихся отношений с Междугорьем. Ты обещал мне подумать, я жду ответа!
Ангерран кивнул и обстоятельно начал говорить, как условлено было с действующим коннетаблем и двумя маршалами.
- Достойных полководцев много в Арвернии, не скудеющей, благословением Циу, военными талантами! Но лучшие из всех, по моему глубокому убеждению, два благородных мужа.
- Назови их имена! - потребовал король.
- Первый из них по старшинству и военному опыту - Магнахар, маршал востока. Испытанный и очень смелый военачальник, его уважают все, от знатных рыцарей до пеших ополченцев и лучников. Еще ни разу не бывало, чтобы войско под его началом дрогнуло даже перед более сильным врагом. Магнахар всегда умеет увлечь воинов, и сам совершает чудеса храбрости. Прославлен личными подвигами не меньше, чем в качестве полководца, недаром его прозвище - Магнахар Сломи Копье. Как тебе, государь, известно, маршал Магнахар весьма отличился в Нибелунгской войне, не раз участвовал в порубежных стычках с междугорцами. Последнее обстоятельство для нас особенно ценно: Арвернии полезен полководец, хорошо знающий наших противников и тактику борьбы с ними. Также он приходится внуком бывшему коннетаблю Сигиберту Древнему, и продолжает славную военную традицию.
При этих словах Ангерран осторожно поглядел на короля, проверяя, по душе ли ему кандидатура Магнахара.
Хильдеберт задумчиво нахмурился, взвешивая все "да" и "нет".
- Магнахар - достойный человек и храбрый полководец, а также турнирный боец, - признал он. - Но все же не без недостатков. Мне доводилось слышать, что он слишком горяч и увлекается битвой, как простой рыцарь. Я сам таков, и именно поэтому мне думается, что коннетаблем уместнее быть более хладнокровному человеку. Если главнокомандующий погибнет или лишится боеспособности - обороните нас, Асы! - его войско может быть разбито. Впрочем, если призвать Магнахара к осторожности, он способен быть достойным коннетаблем... Но продолжай, Ангерран! Кого еще ты предлагаешь мне на выбор?
- Второй вариант - Хродеберг, маршал запада, - ответил Ангерран, делая вид, что не замечает, как помрачнел король при этом имени. - Он как раз наделен теми качествами, о которых ты говорил: соединяет в себе храбрость воина и полководца с хладнокровием, как истый сын и лучший ученик нынешнего коннетабля, Дагоберта Старого Лиса. Тем более, что, по древнему обычаю, именно маршал запада обычно становился наследником коннетабля. Маршал Хродеберг доблестно руководил войсками в ходе Нибелунгской войны, о чем, я полагаю, ты помнишь и сам, государь.
Король мрачнел все сильнее. Да, он сам сражался с нибелунгами там, где фактически командовал маршал запада. Упрекнуть его за действия на поле боя было трудно: Хродеберг и впрямь был искусным полководцем. Но чувство неприязни к любовнику своей матери заставляло Хильдеберта грозно хмуриться при виде него, даже вопреки любым доводам здравого смысла.
- Ну конечно: верный рыцарь матушки в должности коннетабля! - Хильдеберт иронично скривил губы. - Вот уж не ждал от тебя, Ангерран, что ты станешь вторить моей матушке! Это почти так же удивительно, как тот случай, когда моя бабушка, блаженной памяти королева Радегунда Аллеманская, поддержала на Совете твоего отца, которого ненавидела всю жизнь!
- Я вторю вовсе не королеве-матери, но здравому смыслу, - сдержанно проговорил Ангерран, чувствуя, что будет непросто преодолеть упрямство своего царственного кузена. - Заслуги маршала Хродеберга очевидны всем. И, если уж не ладящие между собой деятели высоко ценят человека, невзирая на личные пристрастия, значит, он в самом деле хорош. И ты сам, государь, отдашь должное маршалу Хродебергу, если вспомнишь, какими выдающимися победами ему обязана Арверния! Помнишь битву под Черными Ивами, где Хродеберг разгадал замысел нибелунгов и спас наше войско, в котором сражался в тот день и ты сам, государь. Тогда он своевременной атакой не позволил окружить арвернское войско. Помимо того, Хродеберг также пользуется уважением у арвернского рыцарства, как храбрый воин и ловкий турнирный боец... - при этих словах Ангерран смутился, но добавил, справедливости ради: - За исключением неудачного поединка два года назад, с графом Бёрнландским...
Хильдеберт злорадно усмехнулся, хотя глаза его оставались мрачны.
- Помнится, моя дорогая матушка тогда чуть не объявила войну Междугорью, мстя за своего любовника! Клянусь Мировым Древом, я думал, что она выцарапает междугорцу его змеиные глаза... Нет, Ангерран, не проси! Не следует поощрять человека, из-за которого первая дама королевства теряет рассудок и ведет себя недостойно вдовствующей королевы!
Виконт предчувствовал, что возникнут трудности, связанные с неприязнью короля к невенчаному супругу матери, но все же не ожидал такого ожесточенного сопротивления. Чтобы использовать все шансы для своего дяди, он решил схитрить:
- Мой почтенный отец в один из последних дней также говорил мне, что, если мой мудрый дед уйдет на покой, он предпочел бы видеть новым коннетаблем Хродеберга. А Магнахара назвал вторым по заслугам и способностям, хотя признавал, что они почти равны.
На самом деле именно таких слов Карломан не говорил, но его сын основывался на признании им заслуг обоих маршалов, хотя и того, и другого граф Кенабумский любил, как родных братьев.
Хитрость Ангеррана отчасти подействовала. Во всяком случае, король всерьез задумался над кандидатурой Хродеберга. По его лицу было видно, как природное упрямство и неприязнь к возлюбленному матери борются с желанием исполнит предполагаемую волю "умирающего" дяди Карломана. Ангерран ясно различал следы сомнений, столь бурных, что лицо короля порой едва не искажалось, словно в судороге.
Хильдеберт и впрямь не знал, на что ему решиться. Назначить коннетаблем Хродеберга, коль скоро этого желал дядя Карломан? Ради его памяти король был готов на все, он свято дорожил всему, кто остался ему от того, кто по его вине обречен был уйти в Вальхаллу. Хильдеберту казалось, что, исполняя последнее желание любимого дяди, он хотя бы на шаг приближается к искуплению своей вины перед ним. Но - доверить должность главнокомандующего любовнику своей матери?! Значит, пусть они и дальше позорят честь королевского дома Арвернии?! При этой мысли в душе у Хильдеберта все яростно восставало, не желая смириться с тем, что виделось ему верхом несправедливости.
Он не раз с интересом наблюдал, как сражаются между собой свирепые жеребцы, как взмывают на дыбы друг перед другом, стараясь ударить копытами, как яростно они грызутся, не хуже воинов, как испускают неистовый боевой клич. Вот так, словно боевые кони, ныне друг перед другом дыбились в душе у короля чувство вины и неприязнь к Хродебергу. И ни один не мог одолеть соперника.
Хильдеберт мог бы, конечно, схитрить и отвлечься от этой проблемы, просто назначив коннетаблем Магнахара, ибо тот в самом деле был достоин этого звания не меньше, чем Хродеберг. Но король чувствовал, что ему придется разобраться в самом себе, не увиливать. Простой вопрос: можно ли ради пользы дела преодолеть личную неприязнь, - обретал большое значение, когда речь шла о короле Арвернии.
Тем временем Ангерран терпеливо ждал, чутко следя за всеми изменениями в выражении лица своего царственного кузена.
-
Неужели его царственный кузен настолько слеп,
Именно! Вообще Хильдеберт как король опасен для государства. Такое впечатление, что он не правит, а лишь играет роль короля. Обиженный ревнивый подросток рассердился на мамочку, да как она смеет кого-то любить, когда у неё есть я?
-
Хильдеберт мог бы, конечно, схитрить и отвлечься от этой проблемы, просто назначив коннетаблем Магнахара, ибо тот в самом деле был достоин этого звания не меньше, чем Хродеберг. Но король чувствовал, что ему придется разобраться в самом себе, не увиливать. Простой вопрос: можно ли ради пользы дела преодолеть личную неприязнь, - обретал большое значение, когда речь шла о короле Арвернии.
Пытается работать над собой - это хороший знак. Сейчас, конечно, и правда, не будет большой беды, если просто назначить Магнахара, но разобраться в себе - это, в любом случае, надо, (да и думать учиться полезно ;D). Хорошо бы, конечно, догадался, что мама тоже человек, а не просто королева и имеет право на личную жизнь, но это вряд ли. И всё равно, на фоне мамочки Хильдеберт выигрывает. Та даже не подозревает, что в её ненависти к Кримхильде есть что-то неправильное.
А вот не знать своих подданных, конечно, для короля совсем не полезно. Хорошо, что Карломан умрёт ещё не сейчас, а то "дети богини Дану" бы точно восстали. Хильдеберт, как будто специально, вот всё для этого делает. Хотя, в незнании подданных он не одинок. Хильдеберт Строитель тоже, видимо, не знал, что у него в вассалах полно альвов, и с некоторыми из них он регулярно общается, иначе понимал бы, что альвы - такие же люди и священный поход против них - дурь. Я раньше не задумывалась, но как-то это странно. Арморика была завоёвана давным-давно - было время понять, с кем имеешь дело.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Неужели его царственный кузен настолько слеп,
Именно! Вообще Хильдеберт как король опасен для государства. Такое впечатление, что он не правит, а лишь играет роль короля. Обиженный ревнивый подросток рассердился на мамочку, да как она смеет кого-то любить, когда у неё есть я?
Ну нет, Хильдеберт все же пытается думать, именно в этом эпизоде это ярче всего показано. Правда, дальше решил, что все равно следует посоветоваться с матушкой. Но он пытался перебороть себя, свои предубеждения - это уже большой плюс ему.
При более опытных советниках ему по-настоящему править государством было бы затруднительно.
Ну а проблемы в семейной жизни - это уж что есть. Сын ревнует мать к ее избраннику, а мать ревнует сына к жене. И то, и другое не так уж редко встречается и в самых обычных, не королевских семьях.
Пытается работать над собой - это хороший знак. Сейчас, конечно, и правда, не будет большой беды, если просто назначить Магнахара, но разобраться в себе - это, в любом случае, надо, (да и думать учиться полезно ;D). Хорошо бы, конечно, догадался, что мама тоже человек, а не просто королева и имеет право на личную жизнь, но это вряд ли. И всё равно, на фоне мамочки Хильдеберт выигрывает. Та даже не подозревает, что в её ненависти к Кримхильде есть что-то неправильное.
А вот не знать своих подданных, конечно, для короля совсем не полезно. Хорошо, что Карломан умрёт ещё не сейчас, а то "дети богини Дану" бы точно восстали. Хильдеберт, как будто специально, вот всё для этого делает. Хотя, в незнании подданных он не одинок. Хильдеберт Строитель тоже, видимо, не знал, что у него в вассалах полно альвов, и с некоторыми из них он регулярно общается, иначе понимал бы, что альвы - такие же люди и священный поход против них - дурь. Я раньше не задумывалась, но как-то это странно. Арморика была завоёвана давным-давно - было время понять, с кем имеешь дело.
Насчет короля Вы правы! :) Хочется верить, что его попытки работать над собой к чему-нибудь да приведут. При живом Карломане, да при Кримхильде у него еще есть шанс сделаться сносным королем.
Даже люди, как принадлежащие к разным народам, так и соотечественники, порой доходят до вражды. Вот и те же "дети богини Дану" не спешили раскрывать арвернам свои тайны, именно потому что были завоеваны ими. Да и в реальной истории нашего мира далеко не все завоеватели старались вникать, чем живут их недобровольные вассалы. Взять хотя бы жителей Шотландии и Ирландии под властью Англии. Да и англосаксов при первых королях-норманнах: правители и их окружение не знали даже языка своих подданных, и, разумеется, считали свои обычаи и свою жизнь единственно правильным.
Это что касается различных человеческих народов. А что до альвов, которые реально владеют возможностями, каких не имеет большинство людей, то неудивительно, что их опасаются. Тем более, что истории, когда они бывают опасны (те же йотуны, выродки среди оборотней) у всех на слуху, их учат с детства. А те из альвов, что близки и дружественны к людям, выдают себя за них и не особо светятся (род королей Арморики, Варох, Номиноэ). Может, если бы они не так хорошо шифровались, и знали бы больше людей, что далеко не все альвы враги. Но они мало кому открывают свои тайны.
А при Хильдеберте Строителе началось с того, что вейлы не смогли спасти с помощью живой воды его жену, королеву Брониславу-Брунгильду, и она умерла. А он понял это так, что они не захотели помогать, и в отместку отнял у них Дурокортерский холм.
И Ги Верденнский мстил альвам за то, что оборотень убил его мать. При этом он тогда не понял, что она сама была оборотницей, и что вместе с ней погибла и королева Игрэйна.
Вот так личные счеты двух людей определили отношения между людьми и альвами. А после Священного Похода, устроенного Хильдебертом Строителем, Другие Народы еще больше отдалились от людей.
Глава 90. Выбор короля (продолжение)
Чутко следя за королем, Ангерран видел, что тот борется с собой, стремится преодолеть свою неприязнь к Хродебергу и рассуждать, как подобает государю, что выбирает наиболее достойного из своих военачальников. Резкий и вспыльчивый, король Хильдеберт IV все же умел думать, и порой искренне стремился рассуждать, как подобало ученику Карломана Кенабумского и других знаменитых политиков. Получалось у него не всегда, однако временный майордом надеялся, что пережитое несчастье многому научит короля. Конечно, очень жаль, что для урока царственному кузену потребовалось пролить кровь графа Кенабумского, своего любимого дяди, отца Ангеррана! Но так сложилась судьба, и виконту оставалось лишь надеяться, что король научится держать себя в руках, не поддаваясь слишком бурным страстям.
А между тем, Хильдеберт продолжал размышлять: кто более достоин звания коннетабля, Магнахар или Хродеберг? Их обоих он знал всю жизнь. Маршала востока он уважал, как великого воина и полководца, на которого мечтал стать похожим в детстве. Но что касалось его отношения к Хродебергу - здесь все было гораздо сложнее. Вопреки своей воле, король не мог позабыть, что этого человека любит его царственная мать. А это в глазах Хильдеберта перевешивало все преимущества маршала запада и делало его достойным одной лишь крайней неприязни. Взращивая в себе это чувство на протяжении многих лет, Хильдеберт едва мог с ним справиться. Собственное предубеждение не вызовешь на поединок, ни меч, ни копье здесь не помогут.
Правда, если война будет идти на востоке, может быть, лучше справился бы Магнахар, лучше знакомый с военной тактикой междугорцев. Впрочем, король не сомневался, что и Хродеберг быстро освоился бы на новом театре военных действий. Ведь опыта и рассудительности - неотъемлемым качеств для хорошего полководца, - маршалу запада было не занимать!
Да, но, в таком случае, почему же он, король Арвернии, не может ради блага королевства и будущих военных побед, что обещаны ему в пламени на алтаре, преодолеть личную неприязнь к Хродебергу? Ведь он знал, насколько тот может оказаться полезен! Король Арвернии не вправе поддаваться личным чувствам, когда речь идет о благополучии родины! Эту истину, как и множество других очевидных вещей, Хильдеберт усвоил с детства, но лишь теперь принял ее осознанно. В самом деле, не любить хорошего военачальника за то, что тот - любовник его матери, просто глупо. Это достойно мальчишки, а не взрослого мужчины, которого боги отметили величайшей ответственностью, возведя его на престол Карломана Великого...
С трудом, как необъезженного коня, укрощал в себе Хильдеберт неприязнь к человеку, виновному только в том, что его имя уже давно сплетали с именем вдовствующей королевы Бересвинды. Стоило Хильдеберту представить свою царственную мать в объятиях маршала запада, и ему очень трудно становилось совладать со своим гневом. Хотя он признавал, что сам по себе маршал, как опытный военачальник, полезен Арвернии.
Еще сильнее короля раздражало, что его матушка, помнится, уже обещала расстаться с Хродебергом, два года назад, когда он, король, не позволил им вступить в брак. И она нарушила свое слово! Вот до чего доводит бесчестная любовь женщину, обязанную одним своим званием подавать всем пример! Можно ли, в таком случае, верить ее обещаниям на сей раз? Или королева Бересвинда собирается и впредь бессовестно обманывать своего короля и сына? Ощущать недоверие к родной матери было неприятно, и Хильдеберт мрачнел тем сильнее, чем больше думал об этом.
Но он старался успокоить себя теми мыслями, что родились после сегодняшних происшествий во дворце и в храме. Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис. Но для короля матушка всегда останется матушкой, в чем бы она ни провинилась, и сын не мог перестать чтить ее. Хродеберг же, в глазах короля, становился гораздо менее виновен.
Эти выводы были совершенно ошибочны, однако Хильдеберт умел убедить себя в их истинности.
И все же он старался размышлять обо всем по порядку, не поддаваться бурным всплескам чувств, как учил дядя Карломан. Взвешивая преимущества Магнахара и Хродеберга, следовало выбрать из них того, кто наилучшим образом сможет одержать победу над междугорцами. Только это имело значение. Стало быть, и сравнивать следовало их военные качества: ведь кто-то должен одержать те победы, что явились ему в пламени на алтаре.
На какой-то миг Хильдеберт вновь пережил чарующее видение, когда арвернские рыцари вздымали славное знамя с ирисом над павшими знаменами врагов. Это было отрадное знамение, впервые после трагедии на ристалище! Однако победа не придет сама собой, это понимал король Арвернии. Нужны люди, которые ее сотворят. И ему следовало радоваться, что такие люди есть, а не упрекать их.
Весь погруженный в свои трудные размышления, король, казалось, вовсе позабыл об Ангерране. А тот сидел неподвижно, как изваяние, не смея ничем прервать государя. Он чувствовал, что сейчас любое неосторожное слово или даже жест могут сбить короля с верного пути. И сын Карломана наблюдал за ним, пристально, но как бы невзначай, весь превратившись в олицетворение внимания.
Наконец, Хильдеберт уловил один из брошенных Ангерраном взглядов. И, возвращаясь мыслями на землю, он впервые подумал о своем кузене, как о человеке, что так сильно изменился за последние шестнадцать дней. Первенец Карломана похудел и сделался мрачен, отчего казался гораздо старше своих лет. Между бровей его прорезалась суровая складка, а губы смыкались плотнее обычного, и в чуть опущенных уголках рта притаилась горечь.
И король проникся глубоким сочувствием к своему кузену, и одновременно - с уважением. Сколько всего свалилось на голову Ангеррану! Его горячо любимый отец лежал смертельно раненый, мать была разбита горем. И, несмотря на это, кузен нашел в себе силы прилюдно простить его, виновника трагедии! Хильдеберт честно признавался себе, что у него самого вряд ли хватило бы сил на такой поступок. А ведь Ангеррану досталась еще и ответственность за всю Арвернию, вместе с должностью его отца, которую сперва навьючили ему на плечи, а теперь, как только пообвык, собирались отнять!..
Подумав о перестановках в Королевском Совете, Хильдеберт заодно подумал и о том, что новым жрецом-законоговорителем назначен Герберт, родной дядя Ангеррана и самый рьяный ненавистник его семьи. Теперь сыну Карломана придется особенно трудно, да и в самом Совете поселится дух раздора. И все-таки, его кузен держался стойко, готовясь, без сомнения, выдержать любые предстоящие испытания.
Однако такие размышления ни на шаг не приближали короля к выбору нового коннетабля. И Магнахар, и Хродеберг по всем признакам подходили для этой должности, но не мог же он вручить жезл главнокомандующего сразу двоим!
Когда мысли его в третий раз пошли по кругу, точно кони в манеже, усталый Хильдеберт готов был проклясть час, когда матушка навязала ему перестановки в Королевском Совете. Зачем ей потребовалось менять проверенных людей, успешно исполнявших свой долг?..
Спросить разве у матушки, кто будет лучше в качестве коннетабля? То есть, ясно, кого она назовет, дай ей полную волю: ведь Хродеберга предложила именно она. Но, если сравнить непредвзято его и Магнахара, как Ангерран излагал недавно, то кого она назовет более полезным для Арвернии? Не настолько же мать очарована Хродебергом, чтобы вовсе забыть о государственных интересах? Король поверить не мог, чтобы она пала столь низко! К тому же, брала свое усвоенная с детства привычка в любой трудной ситуации просить совета у матушки, самой опытной, мудрой, знающей, а главное - той, кто любила его сильнее всех на свете. Конечно, с годами светлый образ матери, похожей на богиню на земле, сменился в его сознании более реалистичной картиной. Последние события и вовсе грозили разочарованием в непогрешимости королевы Бересвинды, да и в ее мудрости, если на то пошло.
Но вот, едва его посетили сомнения, с которыми Хильдеберт не умел справиться самостоятельно - и его охватило горячее желание броситься за советом к матушке. У нее всегда должен был найтись ответ, несмотря на то, что дело касалось военных забот, которые никак не были сферой королевы Бересвинды.
Вслух король задумчиво проговорил, снова взглянув на Ангеррана:
- Мне трудно в одиночку решить столь важный вопрос! И Магнахар, и Хродеберг, в самом деле, равно достойны должности коннетабля. Я думаю спросить прямо сейчас совета у моей матушки, чтобы выбрать достойного.
С этими словами Хильдеберт поднялся из-за стола, ибо не любил откладывать исполнения своих решений. Он не беспокоился, что его мать может уже спать в сей поздний час, поскольку она обычно занималась государственными делами до поздней ночи.
Услышав желание короля, Ангерран сильно встревожился, но не подал виду. А вдруг его дядя Хродеберг сейчас еще у королевы-матери, и король застанет его врасплох?..
- Государь, позволь мне сопровождать тебя! - попросил он, про себя молясь, чтобы король согласился. - Мне тоже хочется услышать из первых уст, какой совет преподаст тебе твоя мудрая матушка, королева Бересвинда. Кроме того, возможно, вам потребуется мнение третьего лица...
Хильдеберт охотно кивнул головой. Сын высокочтимого дяди Карломана сам вызвался его сопровождать... Значит, для него, преступного короля Арвернии, еще не все потеряно...
- Приглашаю тебя сопровождать меня, кузен! Заодно по дороге поразмыслим с тобой, еще раз взвесим все заслуги обоих маршалов и определим более достойного.
Ангерран поднялся из-за стола и вслед за королем вышел из его кабинета. Они направились по широкому коридору, освещенному закрепленными в стенных нишах большими и толстыми "ночными свечами": они были рассчитаны, чтобы гореть всю ночь, и слуги каждое утро ставили новые свечи вместо сгоревших.
Твердая поступь двух молодых мужчин отзывалась эхом в пустых среди ночи переходах дворца. Однако их тихие приглушенные голоса были не слышны никому постороннему.
- Спрашивал ли ты, кого сам нынешний коннетабль, твой почтенный дед, видит своим преемником? - осведомился Хильдеберт.
На этот счет Ангерран ответил, как было условлено между ним, дедом и двумя маршалами. Собственно, его ответ соответствовал истине:
- Дедушка Дагоберт высказался, что Хродеберг и Магнахар равно достойны звания коннетабля, и предоставил выбор тебе, государь.
Король удивленно поглядел на кузена.
- И он не хотел бы, чтобы ему наследовал родной сын?
- Мой дед, принц Дагоберт - человек чести, государь. Для него важнее всего, чтобы избран был лучший из полководцев.
Король несколько мгновений шел вместе с Ангерраном в молчании, потрясенный величием духа старого коннетабля, что искал себе достойнейшего преемника, а не ближайшего по крови.
- А я не смог достойно почтить своего двоюродного деда, столько сделавшего для Арвернии, - тяжело вздохнул король, вспомнив непреклонную фигуру Дагоберта, каким видел его сегодня в святилище, когда он язвительно отвечал королеве Бересвинде. - Скажи, Ангерран: не жалеет ли он о своей близящейся отставке?
- Не особенно, - постарался виконт заверить своего царственного кузена. - То же чувство чести говорит коннетаблю, что пришло время уступить место более молодым полководцам. Для предстоящей войны с Междугорьем и Тюрингией потребуется главнокомандующий, имеющий не только военный опыт, но и нерастраченную жизненную силу. А на моего деда, к несчастью, слишком сильно повлияла... - Ангерран замялся и умолк, понимая, что едва не задел больное место короля.
Однако тот, видимо, признавал за сыном Карломана право напоминать о его страшной вине. Он горько усмехнулся и сам договорил за него:
- Повлияла трагедия на ристалище, боль за названого сына, твоего отца, моего дядю Карломана! Увы, я причинил страшное зло не только тому, кого поразил мечом, но и всем родным. Нет ни одного человека в королевской семье, для кого гибель благородного Карломана Кенабумского не стала бы жестоким ударом! Ангерран, признаться, я не могу поверить, что ты простил меня!..
В такие минуты, как сейчас, виконт ощущал острое сочувствие к своему царственному кузену. Но об этом точно не следовало сообщать ему.
- Кто искренне стремится к прощению, должен получать его, - произнес Ангерран, подумав, как его отец, вернувшись в мир живых, встретится с тем, кто чуть не стал его невольным убийцей. - Поверь, государь: ни я, ни мой дед не держим зла на судьбу, владевшую тобой.
Король опять немного помолчал.
- Быть может, ради благодарности принцу Дагоберту мне следует назначить его преемником маршала Хродеберга? - проговорил он, размышляя вслух. - Кроме того, Хродеберг и впрямь перенял у своего отца всю военную науку, что будет очень полезно для арвернских войск...
- Магнахар, маршал востока, также многому научился у своего деда, бывшего коннетабля Сигиберта Древнего, и у дяди, маршала Хлодомера Одноглазого, - напомнил Ангерран, справедливо учитывающие заслуги обоих военачальников. - Магнахар не менее сведущ, чем Хродеберг. Междугорцы уже и теперь знают тяжелую руку маршала востока...
Хильдеберт угрюмо нахмурился, не в силах выбрать из двух равных военачальников более достойного. По правде говоря, он надеялся, что матушка, к которой он спешил в этот ночной час, поможет ему принять окончательное решение, а вернее - решит вместо него. Потому что сам он устал сомневаться в правильном выборе, а матушка всегда готова была поддержать его и помочь нести нелегкое бремя власти.
- Я спрошу совета у матушки, и тогда решим, - сказал Хильдеберт, намереваясь, помимо прочего, заодно выпытать у матушки, искренне ли в этот раз она готова расстаться с невенчаным мужем. Он очень надеялся, что королева Бересвинда все же судит о полководцах Арвернии по их заслугам, а не по личному к ним отношению.
Оба кузена незаметно убавили шаг, снова взвешивая все "за" и "против" обоих вариантов. Теперь они шли по коридору неслышно, мягкой, будто крадущейся поступью.
-
Вот до чего доводит бесчестная любовь женщину, обязанную одним своим званием подавать всем пример!
Хосспаде! Бесчестная любовь, с ума сойти. Бересвинда давно уже вдова, вот если бы она живому мужу изменяла, ещё можно было бы о чём-то говорить, но и то - с учётом ситуации.
Однако, как говорится, горбатого только могила исправит, и Хильдеберт за советом опять идёт к маменьке. Она самая мудрая, мудрейшая, да, а главное - она сыночку любит.
-
Извечная проблема:
Свекровь - Невестка, Сын - Отчим....
1. Свекровь - Невестка
https://happy-giraffe.ru/community/31/forum/post/28869/
Ревность свекрови к сыну, желание контролировать во всем взрослого мужчину и его семью, внуков – это стандартная ситуация, с которой сталкивается большинство молодых семей.
Такое происходит потому, что:
1. Во-первых, женщина всю жизнь растила сына (а если еще и одна, без мужа, это усугубит ситуацию в несколько раз), отдавала ему все силы, всю себя, а тут приходит незнакомая женщина и забирает его. Да, так в точности и думает каждая мать: «Я его растила, а чужая женщина украла моего сыночка у меня».
2. Во-вторых, на пенсии пожилой женщине не хватает эмоций и она, вмешиваясь в чужую семью, черпает их оттуда.
3. В-третьих, желание покомандовать свойственно многим людям, тем более, если больше негде себя реализовать, кроме как в семье своего сына.
2. Сын - Отчим
https://blizosti.net/revnost-k-otchimu/
Виной всему банальная ревность и подсознательная надежда на то, что настоящий папа вернется, что все будет так, как раньше.
По мнению детских психологов, самыми частыми причинами ревности являются следующие:
1. Эгоизм и страх. Ребенок привык, что все лучшее, в частности: забота, внимание и мамина нежность – все это должно по умолчанию доставаться только ему...
2. Негативное неприятие нового «папы». Беспричинная антипатия к человеку – не такая уж редкость. Но если в случае со взрослым человеком неприятие можно побороть, нивелируя острые углы вежливым общением, ребенок проявлять деликатность не будет.
3. Чрезмерная строгость нового члена семьи по отношению к ребенку. Попытки сразу влиться в процесс воспитания малыша однозначно ни к чему хорошему не приведут, а только усугубят ситуацию, спровоцировав всплеск негативных эмоций.
4. Нежелание матери принимать живое участие в решении конфликтных ситуаций, возникающих между отчимом и ребенком. Соблюдение нейтралитета не приводит к решению проблемы.
Женщина в любом случае оказывается между двух огней. Однако в ее силах найти компромисс, решив проблему в ходе конструктивного диалога между сторонами конфликта.
-
Бересвинда «Адуатукийская\Паучиха» (765 – 860 = 95)
Ее исторические прототипы: \Источник: Википедия\
1. Екатерина Медичи \фр. Catherine de Médicis\ (13 апреля 1519, Флоренция — 5 января 1589, Блуа)
- Королева Франции с 1547 по 1559 год; супруга Генриха II, короля Франции из династии Валуа. Будучи матерью троих сыновей, занимавших французский престол в течение её жизни, она имела большое влияние на политику Королевства Франции. Некоторое время управляла страной в качестве регента.
- Согласно летописцу, родители были очень рады рождению дочери, они «были довольны так же, как если бы это был сын». Однако, вскоре оба умирают: графиня Мадлен — 28 апреля от родильной горячки, Лоренцо II — 4 мая, пережив супругу всего на шесть дней.
- В 1536 году неожиданно умер восемнадцатилетний дофин Франциск, и муж Екатерины стал наследником французского престола. Теперь Екатерине предстояло заботиться о будущем трона. Смерть деверя положила начало домыслам о причастности флорентийки к его отравлению для скорого восшествия «Екатерины-отравительницы» на французский престол. По официальной же версии, дофин умер от простуды, тем не менее придворный, итальянский граф Монтекукколи, подавший ему, разгоряченному азартной игрой, чашу с холодной водой, был казнён.
- Чёрная королева. 10 июля 1559 года умер Генрих II. С этого дня Екатерина выбрала своей эмблемой сломанное копьё с надписью «Lacrymae hinc, hinc dolor» («От этого все мои слёзы и боль моя») и до конца своих дней в знак траура носила чёрные одежды. Она первой стала носить траур чёрного цвета. До этого в средневековой Франции траур был белым. Екатерина в течение тридцати лет носила траур по своему супругу и вошла в историю Франции под именем «Чёрная королева».
- Некоторые современные историки прощают Екатерине Медичи не всегда гуманные решения проблем во время её правления. Профессор Р. Д. Кнехт указывает, что оправдание её безжалостной политики может быть найдено в её же письмах. Политика Екатерины может быть рассмотрена как ряд отчаянных попыток удержать монархию и династию Валуа на троне любой ценой. Можно утверждать, что без Екатерины её сыновья никогда не сохранили бы власть, поэтому и период их правления часто называют «годами Екатерины Медичи».
- Интересно отметить, что из всех 10 детей Екатерины только Маргарита прожила достаточно долгую жизнь — 62 года. Генрих не дожил до 40, а остальные дети не дожили даже до 30.
- Её современник, известный французский гуманист Жан Боден так написал о её королевском правлении:
«Если государь слаб и зол — то он создаёт тиранию, если жесток — организует бойню, если распущен — устроит бордель, если жаден — сдерет с подданных шкуру, если неукротим — высосет кровь и мозг. Но самая страшная опасность — интеллектуальная непригодность государя».
-
Бересвинда «Адуатукийская\Паучиха» (765 – 860 = 95)
Ее исторические прототипы: \Источник: Википедия, https://www.liveinternet.ru/users/5599487/post317613328, https://scienceforum.ru/2014/article/2014001535\
2. Анна Ярославна (Между: 1025 \1036 гг. — 1075\1079 гг.)
- Младшая из трёх дочерей киевского князя Ярослава Мудрого от брака с Ингегердой Шведской; супруга французского короля Генриха I и королева Франции.
- О заключении брака короля Генриха I с «дочерью короля руссов Анной» сообщает в «Деяниях современных королей франков» хронист Гугон из Флёри (ум. 1122).
Никаких территориальных приобретений этот брак, разумеется, принести не мог, что отчасти компенсировалось богатым приданым, которое должно было составить значительную сумму в деньгах и драгоценностях. Впоследствии Людовик VI пожертвовал аббатству Сен-Дени «драгоценнейший гиацинт бабки, дочери короля рутенов».
- Генрих I был очень слабым королём, он так и не смог сделать государство единым и сильным. Анна Ярославна же росла среди совершенно других мужчин - сильных, образованных, интересных, умелых государей и отцов своего отечества. Таким был и Ярослав Мудрый, ее отец.
- После смерти Генриха Анна разделила с регентом Бодуэном Фландрским опеку над малолетним Филиппом I.
- Взвалив бразды правления на свои плечи, Анна интуитивно нашла в политике нужную середину, сумела внушить к себе уважение, показав себя образованной, мудрой, справедливой, смелой, настойчивой, бескорыстной правительницей, стремящейся к благу своего королевства. После смерти мужа, Анна организовывает при дворе различные ассамблеи, приглашая своих вассалов и соседей, придерживаясь принципа «лучше плохой мир, чем хорошая война».
- Она участвовала в поездке королевского двора по домениальным владениям в конце 1060 — начале 1061, но вскоре её имя опять исчезает из актов. По-видимому, уже в 1061 году она вышла замуж за графа Рауля де Крепи. Этот сеньор уже несколько лет постоянно находился при дворе, где занимал видное место — сразу после пэров Франции и высших духовных лиц. Он был женат вторым браком, но обвинил жену в прелюбодеянии, прогнал её и женился на Анне.
- В Санлисе овдовевшая Анна предавалась всем радостям жизни – охоте, пирам, балам. Ей было около тридцати лет, и она стала ещё красивей. Анна Ярославна и не подозревала, что в неё влюблён граф Рауль де Крепи, который похитил королеву (с её согласия) на охоте в санлисском лесу летом 1065 (по другой версии, 1063) года. Граф увёз Анну к себе в замок Крепи, предварительно выгнав оттуда свою жену Элеонору Брабантскую и заключил тайный брак с возлюбленной. Но супруга Рауля обратилась с жалобой на двоежёнство графа к папе римскому Александру II, который приказал Раулю расторгнуть брак с Анной, но влюблённые этим пренебрегли. Тогда папа отлучил графа от церкви, что в то время считалось страшной карой, которая должна была ввергнуть отлученного после смерти в ад. Анна, как и Рауль, многим пожертвовала ради этой любви. Она отдалилась от сына-короля, потеряла титул королевы, став графиней, была лишена и права на управление Францией. Но с Раулем они прожили в любви и согласии в родовом поместье Валуа около десяти лет. Вторично Анна Ярославна овдовела в 1074 году. Незадолго до этого её брак с графом де Крепи был признан папой Григорием VII законным.
- Рауль де Крепм был похож на отца Анны. Девушки влюбляются в мужчин, которые похожи на своих отцов... Рауль был мужественным, решительным, целеустремлённым. Самый богатый и влиятельный человек Франции. Его в народе называли дьяволом. Сердце Анны разрывалось между любовью и ответственностью перед короной...
- Даже в любви королева Анна была верна интересам Франции. Рауль III, граф де Крепи был знатный вельможа, потомок Карла Великого, дальний родственник короля Генриха. Один из самых сильных и независимых его вассалов, он не признавал никакой высшей власти над собой, не боясь ни королевских войск, ни гнева Церкви. Своим замужеством она примирила врагов, присоединила мятежные земли. Амбициозный, уверенный в себе, энергичный, он представлял собой полнейшую противоположность осторожному Генриху, что, видимо, и привлекло Анну. Тем более что этот суровый воин неожиданно в присутствии своей королевы становился нежным и мягким. Казалось, она разбудила в его душе совершенно иные чувства, не связанные с войной.Ради молодой королевы он, не терзаясь сомнениями и угрызениями совести, обвинил свою супругу в неверности и получил таким образом повод к разводу. Ради Анны он пренебрег и мнением Церкви, которая была против его нового брака.
Существует очень красивая легенда, согласно которой Рауль похитил Анну во время ее любимой охоты. Королева, по слухам, как будто особо и не сопротивлялась, оказавшись в замке Рауля, где один из священников обвенчал их – то ли посочувствовал влюбленным, то ли под страхом смерти. Все знали, что с графом де Крепи лучше не шутить. Это произошло в первой половине 1063 года, спустя два года после смерти короля.Жизнь Анны Ярославны с графом Раулем была почти счастливой. Анна заслужила право на любовь. Вместе с титулом она была лишена и права на управление королевством. Но, наверное, впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Высокому титулу она предпочла счастье с любимым. Где-то очень далеко, на родине, остались ее первые девические привязанности. Потом – чисто политический брак с Генрихом первым, которого она впервые увидела за несколько недель до бракосочетания и к которому не испытывала никаких иных чувств, кроме долга и уважения. Трудности не страшили ее.
- Этот брак был скандальным по нескольким причинам.
1. Во-первых: Рауль был родственником короля Генриха. Папа Римский запретил королям-католикам заключать браки между родственниками до седьмого колена.
2. Во-вторых: его предыдущий брак не был расторгнут, и теперь он становился двоеженцем.
3. В-третьих: ради этого мужчины Анна бросила своих детей, младшему из которых было около семи лет.
Церковные власти немедленно отреагировали на то, что хронист назвал нарушением человеческого права и божьего закона. Архиепископ Реймсский Жерве осенью 1061 года сообщал папе Александру II, что «наша королева вступила в новый брак с графом Раулем», из-за чего король и весь двор в большом горе.
- Филипп отнёсся с безграничным уважением к выбору матери, когда она вышла замуж во второй раз, и принял её мужа при своём дворе. Анна сохранила дружеские отношения с сыном-королём и сопровождала его в поездках по стране вместе с мужем. После смерти мужа она стала ещё активнее заниматься политикой, помогать сыну в управлении страной. Среди государственных документов много таких, где её подпись стоит рядом с подписью Филиппа. В них так и значится: «Филипп и королева, мать его». Некоторые приказы она подписывала самостоятельно: «Анна, мать короля Филиппа». Всё это говорит и о доверии сына к матери и убеждает в том, что Анна Ярославна, королева Франции, была яркой личностью, оставившей в истории Франции неизгладимый след.
- Рауль де Крепи умер 8 сентября 1074 года, и между его родственниками началась война за наследство. Анна вернулась ко двору. Не желая зависеть от сыновей Рауля, Анна покинула замок Валуа и вернулась в Париж к сыну Филиппу. Он простил свою мать, окружил её заботой и вниманием, доверил управление дворцовым хозяйством. Некоторое время она занималась государственными делами, подписывала указы и распоряжения, но в них называла себя уже не «королевой» и «правительницей», а лишь «матерью короля» Последний документ она подписала в 1075, в этом акте она названа просто «матерью короля», без королевского титула.
-
Эрэа Menectrel, благодарю за интересные исторические экскурсы! А также вечного вдохновения и сил в избытке, чтобы продолжать наш прекрасный труд! :-* :-* :-*
Пожалуй, ассоциация Бересвинды с Анной Ярославной больше ситуативная. Общего только в том, что обе после смерти мужей смогли еще связать жизнь с другими мужчинами. В раннем Средневековье, в общем, не было на это таких строгих запретов, как позже, даже для королев.
А вот с Екатериной Медичи значительно больше сходства, и в характере Бересвинды, и в политике ее.
Благодарю и Вас, эрэа Convollar, за то что читаете и комментируете! :-* :-* :-*
Вот до чего доводит бесчестная любовь женщину, обязанную одним своим званием подавать всем пример!
Хосспаде! Бесчестная любовь, с ума сойти. Бересвинда давно уже вдова, вот если бы она живому мужу изменяла, ещё можно было бы о чём-то говорить, но и то - с учётом ситуации.
Однако, как говорится, горбатого только могила исправит, и Хильдеберт за советом опять идёт к маменьке. Она самая мудрая, мудрейшая, да, а главное - она сыночку любит.
Во многих семьях бывают странные отношения, вот, мой соавтор целую психологическую справку принесла.
Кроме того, Хильдеберта в свое время настроила против отношений Бересвинды с Хродебергом его бабушка, Радегунда Аллеманская. Об этом он вспоминает дальше.
А спросить совета у матушки он все равно считает нужным, а как же иначе! Слишком долго он полагался на ее мнение.
Глава 90. Выбор короля (окончание)
Проходя вместе со своим старшим кузеном по лабиринту коридоров, озаренных свечами, король испытал странное чувство. Ему казалось, что тень его доблестного дяди сопровождает его. В полумраке поразительное сходство Ангеррана с отцом становилось еще заметнее.
От этого подмеченного им сходства Хильдеберту стало сразу и легче, и больнее. Легче — оттого что даже на смертном одре его проницательный дядя не оставляет своим мудрым советом его, своего коронованного убийцу… А боль ему принесло жестокое чувство вины, с которым он не в силах был совладать. Погубив Карломана своим безумием, он навсегда лишил кузена Ангеррана и его братьев отца, свою тетушку Альпаиду — возлюбленного супруга, а себя — мудрого советника. И всю Арвернию он лишил верного слуги, который мог еще столько сделать на благо королевства!
И король решил, что, спрашивая у матушки совета, следует ей сообщить о мнении дяди Карломана, переданного его сыном. Он сравнит перед матушкой двух достойных претендентов на жезл коннетабля, как сравнивал преимущества обоих Ангерран, а для него самого — Карломан. И непременно передаст матушке, что сам майордом готов был назначить ее верного рыцаря главнокомандующим. Хотя самого короля одно лишь имя маршала Хродеберга поставило перед трудным выбором. Впрочем, разве выбор короля Арвернии когда-нибудь бывал простым?!
Время от времени Хильдеберт бросал внимательные взоры на своего кузена, сосредоточенно размышляющего о чем-то. Сам же король теперь с горечью вспоминал, как его мудрый дядя учил править и принимать решения его братьев и его самого. Сколько раз дядя Карломан предлагал будущему королю Арвернии трудный и, несомненно, государственно важный выбор! Если шла речь о назначении на важный пост, и приходилось выбирать из нескольких кандидатов, Карломан всегда пояснял, как сложится в случае назначения того или иного человека. Он умел предвидеть даже отдаленные последствия каждого поступка, исходя из личных свойств назначаемых. Хильдеберту часто казалось, что его мудрый дядя наделен даром предсказывать будущее. Когда он был младше, несколько раз спрашивал его об этом. Однако дядя Карломан только усмехался и говорил: «Я всего лишь стараюсь думать, мой принц! Это под силу каждому. Попробуй сам представить, как поступят люди».
Ну что ж, теперь король пытался следовать мудрым урокам дяди Карломана. Он стремился представить, как будут развиваться события в случае назначения каждого из маршалов.
Вызвав перед своим мысленным взором маршала запада и маршала востока, король размышлял, как пойдет война с Междугорьем и Тюрингией в руках каждого из них. Напрягая мысль, он стремился предвидеть все возможные последствия, как его учил дядя Карломан.
Сперва перед его взором встал Магнахар, маршал востока. Король не сомневался, что Магнахар, лучше всех знающий будущего противника, сделает все возможное, чтобы скорее разбить врага. И он видел перед собой картины будущих событий, словно наяву.
Магнахар Сломи Копье, внук Сигиберта Древнего, учившийся военной науке под началом своего дяди, бывшего маршала Хлодомера Одноглазого. Магнахар, храбрейший из арвернских полководцев, на лице которого после гибели его младшего сводного брата, Карломана Кенабумского, ни разу не появлялась улыбка...
Он назначит Магнахара главнокомандующим. Нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис, с великим почетом уходящий в отставку, передаст ему жезл полководца. В это время Междугорье в союзе с Тюрингией перейдет восточную границу, станет разорять огнем и мечом земли Арвернии. Но этот удар будет ожидаем. Союз, ставший последним делом мудрого Карломана и получивший по справедливости его имя, окажется готов к кровопролитной войне. Магнахар, новый коннетабль Арвернии, поведет в бой объединенное союзное войско. Он будет исполнен яростного воодушевления, ибо мечту покончить с восточной угрозой ему завещал Карломан, которого он любил, как родного брата. Доверив ему войско, король Арвернии и его новый майордом, граф де Кампани, смогут быть спокойны за страну. Зная излюбленную тактику междугорцев, новый коннетабль оттеснит их прочь с арвернской земли, отгонит назад к их границам. И вот уже наступит решающая битва, в которую король Междугорья станет все резервы своих войск, дабы уже в свою очередь не пустить арвернов на свою землю через перевал в Белых Горах.
Магнахар, исполненный холодной ярости, станет, конечно, биться на переднем краю сражения, искусно разя врага и воодушевляя арвернских и союзных рыцарей. Но, если он вдруг увлечется в решающем бою, как это бывало и с ним, Хильдебертом?.. Он способен вырваться вперед, разя отступающего врага. Им будут владеть гнев на ненавистных врагов и обычно тщательно скрываемая боль от потери любимого брата. И в разгаре ожесточенной стычки вражеское оружие найдет коннетабля Арвернии. Если он погибнет в сражении, за ним придут валькирии, чтобы вознести на крылатом коне в Вальхаллу. Там он встретится с Карломаном, они станут вместе сражаться и пировать, вспоминать былое...
А здесь, на земле, арвернские и союзные войска растеряются после гибели главнокомандующего. Междугорцы же, воспользовавшись этим, перейдут в наступление. Конечно, новый маршал востока, назначенный вместо Магнахара, постарается не допустить полного разгрома. И Хродеберг, которому тогда уж точно придется вручить жезл коннетабля, сможет достойно заменить родича. Но инициатива будет упущена, и война, быть может, затянется на годы, как с Нибелунгией или еще хуже, и принесет множество смертей и напрасных страданий...
Размышляя так, король еще больше замедлил шаг, и Ангерран первым шагнул за угол нового коридора, ведущего к покоям королевы-матери. Горевшая над его головой свеча вновь озарила фигуру первенца Карломана, и в ее свете король, последовав за кузеном, увидел в нем его отца. На мгновение Хильдеберту вновь показалось, будто сам дядя Карломан, что ныне лежал на смертном одре, сопровождает его по коридорам ночного замка.
Он судорожно сглотнул, и подумал, что, на всякий случай, старается исходить из худшей возможности. Не потому что ждал, что все сложится именно так, но потому что следовало предусмотреть все пути развития событий, даже если впору молить богов, чтобы они не осуществились.
Но если все-таки все сложится гораздо лучше? Быть может, Магнахар не забудет об осторожности и не погибнет, а одержит победу! Тогда сбудется видение, что явилось Хильдеберту в огне во время жертвоприношения. Арверны разобьют врага, обезопасят свои границы. Его, короля, вместе с Магнахаром будет приветствовать восторженная толпа, величая победителями. Поверженные знамена врагов возложат к его ногам. Это - лучшее, о чем возможно мечтать! Но все же следует учесть возможный риск, если он выберет Магнахара.
Поравнявшись с кузеном, король стал размышлять, что будет, если он сделает коннетаблем Хродеберга. Перед глазами его встала высокая сухощавая фигура маршала запада, с его четким остроносым профилем, так похожим на его отца, принца Дагоберта. И не только внешне Хродеберг был истым сыном Старого Лиса, но и на войне. Научившись у своего отца военным хитростям, он умел в любой битве избегать ловушек врага, и сам наносить неожиданные удары. Хродеберг был осторожнее Магнахара, он не начинал битву, если не был твердо уверен в победе, но зато и не увлекался чрезмерно, как тот. Если Хродеберг, сделавшись коннетаблем, разобьет междугорцев, и народ станет приветствовать его, как победителя, наравне с королем, вдовствующая королева будет несказанно рада за своего невенчаного мужа. В этом король не сомневался. Матушке станет все равно, что о них будет говорить весь Дурокортер, самое главное - что ее верный рыцарь увенчает себя неувядающей славой!
На этой мысли Хильдеберт сдержал себя. Опять он готов отвергнуть хорошего полководца только из-за сложных семейных обстоятельств! Ему, королю Арвернии, нельзя так думать. Он обязан рассуждать хладнокровно, как бы со стороны. Если Хродеберг способен одерживать военные победы, пусть занимается своим делом! Но почему же так трудно бывает одолеть предубеждение?..
Погрузившись глубоко в свои размышления о том, как все сложится в случае назначения Хродеберга, король на время отвлекся от всего, что происходило наяву. Поэтому он даже не удивился, когда им навстречу вышел из перекрестка коридоров маршал Хродеберг. Можно было подумать, что король, столько думая о нем, сам вызвал его, словно призрак, приходящий во сне.
Ангерран увидел его первым и тихо окликнул:
- Дядя Хродеберг! - незаметно он успел сделать знак: "Притворись, что ты только направляешься к королеве-матери".
Маршал понял его, благо, их встреча произошла в таком месте коридора, что нельзя было определить, по какому направлению он двигался до сих пор. К тому же, у него за поясом виднелся нераспечатанный свиток с гербом королевы Бересвинды Адуатукийской. Однако по бледному, сосредоточенному лицу маршала, по затаенной в его глазах глубокой печали, Ангерран понял, что свидание его с дамой сердца уже произошло. И, видимо, разговор был трудным.
По военному обычаю, Хродеберг приветствовал короля, прижав руку к груди в знак чистоты намерений и поклонившись в пояс. Затем учтиво склонил голову, ожидая, чтобы государь первым обратился к нему.
Хильдеберт хмуро взглянул на того, о ком думал только что. Он тоже разглядел письмо с печатью своей царственной матери. Почему-то ему вспомнилось, как в свое время его бабушка, вдовдствующая королева Радегунда Аллеманская, горячо протестовала против желания королевы Бересвинды сочетаться браком с маршалом Хродебергом. Это было пять лет назад, незадолго до ее смерти. Тогда бабушка сумела убедить молодого короля, что повторный брак вдовствующей королевы с подданным, хотя бы и родственником королевской семьи, позорит ее. Она утверждала, что честь вдовы не менее важна, чем для замужней женщины, и состоит она в том, чтобы до конца своих дней чтить память покойного супруга. При этих словах бабушки, король припоминал, что, по рассказам старших, сама королева Радегунда прожила жизнь с его дедом, как чужие люди, хоть и вырастили двух сыновей. Впрочем, она была не первой и не последней, кто восхваляет после смерти того самого человека, которого едва терпела при жизни.
Во всяком случае, своего царственного внука старая королева сумела убедить, ибо ей не впервой было добиваться своего и с людьми много опытнее Хильдеберта, еще задолго до его рождения. Ее увещевания легли, как на мягкую почву, на горячую и ревнивую, как в детстве, привязанность сына к матери. Он поверил, что его долг, как последнего уцелевшего сына королевы Бересвинды - оберегать честь своей матери. И он строго отказал ей с Хродебергом в разрешении на брак, и даже взял с матери обещание расстаться с невенчаным мужем. Правда, это обещание они вскоре нарушили (при этой мысли король гневно стиснул зубы). А что до почтенной королевы Радегунды Аллеманской, то ей вскоре довелось участвовать в похоронах своего внука от младшего сына - принца Адальрика, убитого мужем своей любовницы. Это трагическое событие сломило старую королеву, и она вскоре скончалась. Злые языки добавляли, что при помощи своей племянницы и невестки, королевы Бересвинды. Тем не менее, посеянные бабушкой семена взошли в сознании короля Хильдеберта и выросли в густые заросли. Он был убежден, что его долг - охранять свою мать от нее самой и от человека, с которым она готова забыть о чести.
Вот какие мысли сейчас обуревали короля, встретившегося среди ночи неподалеку от покоев матери с ее невенчаным мужем. Он и Хродеберг долго глядели друг на друга. Но все же король сделал над собой неистовое усилие, чтобы держаться с ним, как с достойным военачальником, которого сам дядя Карломан прочил на пост коннетабля. К тому же, Хильдеберт был убежден, что его мать виновата больше маршала, сама прося его о встречах. И письмо с ее гербом, которого Хродеберг не успел спрятать, встретившись с ними внезапно, подтверждало его подозрения.
И он проговорил, стараясь сдерживаться:
- Доброй ночи, любезный маршал запада! Мне кажется, тебе по пути с нами?
Ни один мускул не дрогнул на лице Хродеберга, меж тем, как он подумал, в каком состоянии они застанут Бересвинду, с которой он только что расстался навсегда.
- Мой долг рыцаря - повиноваться всем приказам королевской семьи, не спрашивая ни о чем, - проговорил он, учтиво поклонившись королю.
Хильдеберт сурово нахмурился, не желая признаваться маршалу запада, что как раз думал о нем в момент встречи. И снова засомневался, сможет ли матушка помочь ему определиться с выбором коннетабля. Разве под силу ей судить беспристрастно в отношении своего невенчаного мужа, рядом с которым мудрая королева превращается в самую обычную легкомысленную женщину? А ведь совет матушки был сейчас необходим ее царственному сыну! Ибо перед ним стоял важный и трудный выбор, от которого, вполне возможно, зависела будущая судьба Арвернии.
Пламя высокой белой свечи, чуть пахнущей медом, осветило стоявших в коридоре троих мужчин: короля Арвернии, занятого мыслями о важном выборе, его кузена и маршала запада, стоявшего напротив них.
Ангерран, стоявший рядом с королем и чутко отслеживающий ситуацию, чтобы уместным словом погасить в зародыше возможную распрю, уже в который раз подумал, как трудно быть наследником Карломана, которого ты не в силах заменить вполне никому из тех, кто так сильно в нем нуждается!
-
Напрягая мысль, он стремился предвидеть все возможные последствия, как его учил дядя Карломан.
Тренироваться надо, я имею в виду - мысли напрягать. А то может и головка лопнуть. Тем более слабенькая.
-
Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис.
Хорошо, что Бересвинда не знает об этих выводах. А то как-то особенно обидно, когда всё делал - одного не делал, но в этом и обвиняют.
Король сильно страдает из-за трагедии с Карломаном, тем приятнее будет сюрприз, когда дядя оживёт. А вот для Бересвинды сюрприз вряд ли будет приятным после того, как она травила Альпаиду. Карломан точно не отнесётся с пониманием.
-
Наконец-то прочитала. Что ж, дела в Дурокортере идут своим чередом. Король пытается думать (что похвально), хотя не очень-то умеет (что печально). И судя по размышлениям, король застрял в возрасте лет этак 15. Что-то ему присоветует расстроенная матушка... Или он снова рассердится из-за её переживаний (если заметит их)?
А вообще ситуация интересная. Бересвинда считает, что в целом всё складывается скорее в её пользу, не подозревая об ожидающем её сюрпризе. Посол Междугорья полагает себя хитрецом, будучи на самом деле обманутым.
Очень интересна сцена из юности Бересвинды, делающей первые шаги при дурокортерском дворе. Кто бы тогда знал, что вырастет из юной принцессы.
А в храме все получают благие, как им кажется, знамения, толкуя их в меру своего разумения. Интересно, влияли чаяния каждого присутствующего на то, что он видел? То есть даёт пламя ответы на вопросы, пусть не высказанные, или просто показывает картины недалёкого будущего безотносительно надежд и тревог смотрящего в него.
-
Внимание, наши дорогие читатели!
Этим эпилогом мы подводим итог третьей части нашего произведения. После чего нам требуется небольшой отдых. Очень надеюсь, что он продлится недолго, как в прошлые разы; несколько дней - и мы будем готовы продолжать дальше. Так что прошу читателей не расходиться особенно далеко!
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса! :-* :-* :-*
Ваши прекрасные комментарии для нас - настоящий подарок! И очень помогают в работе над произведением! :)
Напрягая мысль, он стремился предвидеть все возможные последствия, как его учил дядя Карломан.
Тренироваться надо, я имею в виду - мысли напрягать. А то может и головка лопнуть. Тем более слабенькая.
Он старается думать и избавляться от несправедливых пристрастий. Уже хорошо для начала. Надеюсь, на этом не остановится.
Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис.
Хорошо, что Бересвинда не знает об этих выводах. А то как-то особенно обидно, когда всё делал - одного не делал, но в этом и обвиняют.
Король сильно страдает из-за трагедии с Карломаном, тем приятнее будет сюрприз, когда дядя оживёт. А вот для Бересвинды сюрприз вряд ли будет приятным после того, как она травила Альпаиду. Карломан точно не отнесётся с пониманием.
Да, встреча короля с ожившим дядей, вероятно, будет одним из самых драматических эпизодов. Очень хочется и об этом написать со временем!
А своих несправедливых мыслей о матери, думаю, Хильдеберт все же не станет ей высказывать (хотя, как знать...)
Можно думать, что оживший Карломан постарается умерить влияние Паучихи (к чему и его родные стремятся не без успеха). Но навсегда ли, вот вопрос?..
Наконец-то прочитала. Что ж, дела в Дурокортере идут своим чередом. Король пытается думать (что похвально), хотя не очень-то умеет (что печально). И судя по размышлениям, король застрял в возрасте лет этак 15. Что-то ему присоветует расстроенная матушка... Или он снова рассердится из-за её переживаний (если заметит их)?
А вообще ситуация интересная. Бересвинда считает, что в целом всё складывается скорее в её пользу, не подозревая об ожидающем её сюрпризе. Посол Междугорья полагает себя хитрецом, будучи на самом деле обманутым.
Очень интересна сцена из юности Бересвинды, делающей первые шаги при дурокортерском дворе. Кто бы тогда знал, что вырастет из юной принцессы.
А в храме все получают благие, как им кажется, знамения, толкуя их в меру своего разумения. Интересно, влияли чаяния каждого присутствующего на то, что он видел? То есть даёт пламя ответы на вопросы, пусть не высказанные, или просто показывает картины недалёкого будущего безотносительно надежд и тревог смотрящего в него.
Спасибо Вам, огромное, как мамонт! :D Мы очень скучали без Вас!
Надеюсь, мы вскоре узнаем, что королева Бересвинда посоветует своему царственному сыну. Однако пока еще не сейчас.
Ну, воскрешение Карломана - это непредсказуемая переменная для всех, кроме немногих, кто его по-настоящему знает. А то, что он самостоятельно изучил узелковое письмо, и передал это умение другому человеку, и этот человек как раз сейчас оказался в Дурокортере и все помнит, - уж совсем может показаться невероятным. Хотя Альбрехт как раз думает о том, что, если дело касается Карломана, он сумеет добиться своего и из Вальхаллы. Поэтому он как раз, может быть, не так уж удивится, узнав, что его перехитрили. А вот Бересвинда - та и впрямь, даже не задумывается, чтобы что-то могло пойти не так.
Все когда-то бывают юными. Но со временем меняются, порой, не только внешне, но и внутренне. У Бересвинды, впрочем, настораживающие черты уже тогда были заметны.
Наверное, большинство людей (по крайней мере, чьи видения были описаны) получили ответы на то, что им было важнее всего. Людям была необходима надежда на лучшее, и им было позволено обрести ее.
Эпилог
Поздним вечером того же дня, пока король Хильдеберт ждал прихода Ангеррана, его супруга, королева Кримхильда, решила со своими доверенными навестить жрицу Теоделинду в ее домашнем святилище.
Королеву сопровождали Ротруда и Фредегонда. У всех других дам Малого Двора в этот час были свои заботы. Графиня де Кампани была со своим супругом, будущим майордомом. Матильда - в покоях Альпаиды, вместе с ней и Луитбергой.
Кримхильда пришла в домашнее святилище, чтобы помолиться, но не только за этим. Когда Теоделинда, как всегда, спокойная и собранная, в своем белом покрывале, открыла гостьям дверь, Кримхильда многозначительно кивнула ей, давая понять, что пришла не просто так.
Сестра короля Арвернии отдернула занавес, закрывающий алтарь, напряженно размышляя про себя, с чем к ней пришла жена ее царственного брата. Видно было по ее лицу, что у молодой королевы серьезные намерения: лицо ее озарялось горячим вдохновением. Однако принцесса-жрица не стала задавать вопросы. Просто смотрела на гостью, терпеливо ожидая, что та скажет.
Кримхильда шагнула вперед, чтобы возложить букет лилий на алтарь Фрейи. И проговорила тихо, но твердо, пристально поглядев на Теоделинду:
- Хочу спросить у тебя, Теоделинда: можешь ли ты дать мне любовное зелье для моего супруга, чтобы он был мне настоящим супругом, как подобает королю и мужчине? Будет ли он принадлежать только мне, отвлекшись от призраков прошлого? Как вообще действует любовное зелье? Долго ли продлится его действие?
Кримхильда оставалась Кримхильдой: решившись на что-то, она устремлялась в цель смело, как быстрокрылый сокол.
Ротруда, слушая свою госпожу, помолчала, потому что королева обращалась не к ней. Про себя статс-дама подумала, что, видно, случилось нечто важное, перевернувшее всю душу молодой королевы, если она решилась подлить мужу любовное зелье. А как оно подействует?.. Если в душе живет настоящая любовь, то зелье только усилит ее, но если нет - оно создаст наваждение, страстное желание, которое рано или поздно развеется и оставит после себя разочарование. Достаточно ли сильно любит король Хильдеберт свою жену, чтобы остаться с ней после того, как наваждение пройдет?
Теоделинда не хуже Ротруды понимала, чем опасно использование любовного зелья.
- Если ты добавишь в зелье каплю своей крови и дашь его мужчине, в чем проснется сильное желание, он будет готов на все, чтобы быть с тобой. Но приворот подарит вам счастье лишь в том случае, если в его душе живет истинное чувство. Там же, где нет любви, зелье способно создать лишь исступленную страсть, которая быстро прогорить, как костер из смолистых дров. И что тогда будет делать привороженный человек, придя в себя, сами боги не смогут предсказать, - Теоделинда нахмурила тонкие черные брови, невольно думая о бешеном нраве своего брата. - Никакое зелье, никакая магия не может создать любовь, которой на самом деле нет. Такой власти над душами не обладает никто из смертных! Только одна светлая Фрейя возжигает любовь в сердцах людей, - жрица показала на фреску на стене, где изображена была богиня любви, с золотым ожерельем на шее, на колеснице, запряженной большими пушистыми кошками.
Кримхильда поглядела на изображение, мысленно прося богиню помочь им с ее царственным супругом обрести друг друга. На мгновение представила, как Хильдеберт узнает, что она опоила его, и им овладеет бешеный гнев... Но тут же память подсказала ей недавние события: их объяснение, когда муж открыл ей темную тайну своей души, и еще ранее, в ту ночь, когда он ласкал ее с нежностью и жаркой страстью... Нет, он не стал бы так вести себя без любви! Он любил ее, в этом Кримхильда была убеждена.
- Я верю, что в нем пробудится настоящая любовь, которая изгонит всех мрачных призраков! - решительно произнесла Нибелунгская Валькирия. - Прошу тебя, Теоделинда: приготовь мне любовное зелье! Перед богами за все отвечу я одна.
При этих словах молодая королева почувствовала, как материнский деревянный медальон у нее на груди, зачарованный вейлой Вультраготой, ожил и запульсировал, как живое сердце, сам сделавшись горячим и посылая ей волны тепла. Кримхильда непроизвольно взялась рукой за оберег, чувствуя его сквозь ткань платья. Она горячо надеялась, что медальон, принесший семейное счастье ее покойным родителям, поможет и ей с Хильдебертом обрести друг друга навсегда.
Тихо стоявшая позади своей царственной кузины, Фредегонда уловила всплеск магических энергий, родственный ее дару. Она чувствовала, что просьба Кримхильды имеет судьбоносное значение не только для них с королем, но и для всех окружающих их людей, в возможно - и для всей Арвернии. Простой вопрос - будут ли король со своей женой жить вместе или порознь, - на самом деле имел государственное значение, он мог изменить очень многое.
И Фредегонде вспомнилась просьба ее ласточки: "Оберегай королеву Кримхильду!" Что такое знала ее вещая птица о будущем молодой королевы, чтобы просить ее?.. Что ж, Фредегонда нынче была рядом со своей царственной кузиной, готовая помогать ей, если потребуется. Нужна ли ей помощь в связи с любовным зельем? Следует способствовать ее успеху или предостеречь? Однако внучка вейлы видела по лицу царственной кузины, что та не отступится, если уж решилась приворожить собственного мужа. По твердому, исполненному решимости выражению лица Кримхильды было ясно, что никто сейчас не в силах ее отговорить. Лучше было и не пытаться.
И нынешняя история тоже должна была многому научить внучку вейлы, она это чувствовала. Она запомнит, что никакая земная сила не может создать истинную любовь, если ее нет в душе. Примерно так же действовало и притяжение самих вейл. Тем, кто их искренне любил, они дарили счастье на всю жизнь, остальные мужчины испытывали, порой даже против воли самих вейл, жажду обладание или наваждение, больше напоминающее помрачение рассудка. К сожалению, Кримхильда не была вейлой, а потому ей пришлось просить любовное зелье у Теоделинды, которая, как заметила девушка, не очень-то одобряла замысел королевы. Наблюдая сейчас за ними, Фредегонда, помимо прочего, училась разбираться в чувствах людей, отличать тонкости в мотивах их поступков. Думала также о развилках судьбы, с которых жизнь может направиться любым путем. Сейчас они стояли на таком развилке.
А между тем, Кримхильда истово стремилась верить, что медальон матери обещает ей счастье с супругом. Ведь не зря она видела в пламени алтаря себя беременной! Это видение пробуждало в ней страстное желание сделаться, наконец, настоящей женщиной, женой и матерью, исполнить свое земное предназначение. Вот почему она решилась на крайнюю меру, какую откладывала до сих пор, и пришла попросить у Теоделинды любовное зелье.
Но теперь они с принцессой-жрицей будто поменялись местами! Прежде сестра ее мужа сама предлагала ей подлить Хильдеберту любовное зелье, теперь же встретила ее просьбу с явным нежеланием.
- Ты поможешь мне, Теоделинда? - настойчиво попросила молодая королева. - Ведь ты сама раньше предлагала любовное зелье! Я не понимаю тебя! Разве ты не хочешь, чтобы твой царственный брат обрел со мной счастье? Не хочешь, чтобы у нас родился наследный принц Арвернии?
Жрица надвинула покрывало на глаза так, что оно затенило ее лицо. Ей не хотелось выдать печаль и беспокойство за жену брата, ибо для этих чувств у нее были свои причины. Не так давно Теоделинде тоже явилось видение сегодня утром в храме, во время жертвоприношения. Она увидела своего царственного брата, одетого в траур. Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею. Однако даже ласка ребенка, идущая от души, не могла пробудить улыбку на суровом лице Хильдеберта, погруженного в вечную печаль...
Вот что заставило Теоделинду опасаться, что любовное зелье принесет Кримхильде несчастье. Хотя, как жрица, она понимала, что, если такова судьба молодой королевы, то от нее не уйти, и сами попытки ее избежать могут, напротив, способствовать ее исполнению. Но она, привязавшись к жене брата, подсознательно надеялась, что та откажется от любовного зелья.
Но, поглядев в глубокие синие, горящие воодушевлением глаза Кримхильды, что была вся устремлена в неистовом порыве, жрица поняла: нет, не откажется! И она, подавив глубокий вздох, а вместе с ним - тревожные предчувствия, осторожно проговорила:
- Я могу приготовить любовное зелье, ибо жрецы обязаны уметь помочь людям в любом затруднении. Но состав его очень сложен, и приготовление требует времени, тем более что его сила зависит от определенных фаз луны...
- Пусть будет так, - кивнула Кримхильда. - Я согласна подождать, сколько потребуется. Но надеюсь, мы приготовим зелье, чтобы мой муж любил и желал меня!
Разве могла Теоделинда, выросшая в тишине святилища, воспитанная жрицами с тихими голосами, привычными сдерживать свои чувства, противостоять Кримхильде, готовой смело бросить вызов ее матери, могущественной королеве Бересвинде?.. Она кивнула, понимая, что не в ее силах отсрочить неизбежное.
- Ладно, государыня сестра! Я сварю для тебя любовное зелье. А сейчас вознесем молитвы небесным богам, дабы они помогли вам исполнить ваши самые сокровенные желания и надежды.
Жрица указала своим гостьям на алтарь, где запах лилий, принесенных королевой, смешивался с еще более сильным ароматом сладких горючих смол. Сама Теоделинда, обратив вдохновенные глаза к небу, мысленно молилась о том, чтобы любовное зелье помогло, как надеется Кримхильда, и чтобы ее видение в пламени, внушавшее ей страх, никогда не сбылось.
Остальные дамы тоже сосредоточились на самом главном, чтобы их мысли легкокрылыми птицами вознеслись к престолам богов.
Кримхильда молила прекрасную Фрейю, Владычицу Сердец, чтобы Она помогла ей подлить Хильдеберту любовное зелье. Молодая королева твердила, что муж любит ее и хочет быть с ней, зелье только поможет ему не бояться себя и вытеснит из его памяти ту девушку, погибшую по его невольной вине. Если Фрейя поможет, Хильдеберт будет сжимать в объятиях только ее, Кримхильду, и думать о ней одной. Да пошлет им Хозяйка Ожерелья долгожданное счастье и детей, как подобает настоящей семье!
И Кримхильда, раскрасневшаяся, с горящими глазами, прикладывала одну руку к неистово бьющемуся сердцу, а другую - к животу, словно уже носила ребенка.
Ротруда между тем горячо молилась о своем сыне, Мундеррихе Хромоножке. Она просила, чтобы боги были милостивы к нему, чтобы хромота не помешала ее мальчику со временем получить достойное положение при дворе его отца, герцога Земли Всадников. А главное, пусть не омрачает ему жизнь душевная рана, созданная телесным увечьем! И еще, Ротруда видела боковым зрением стоявшую рядом Фредегонду, и молилась про себя, чтобы ее сын, так гордившийся дружбой с этой девушкой, не влюбился в нее по-настоящему. Кузина молодой королевы - славная девочка, но Ротруда материнским чутьем ощущала, что с ней не сможет быть счастливым ее бедный сын. Она слишком хороша, слишком ярка и сильна, к ней всю жизнь будут тянуться мужчины, и любовь к ней почти неизбежно разобьет Мундерриху сердце. И вот, мать молилась, чтобы ее сын избежал печальной участи.
Сама же Фредегонда, стоя у алтаря рядом с дамами, молилась так, как учила ее мать, Вультрагота, Чаровница Чертополох. Внешне оставаясь совершенно спокойной, она отпустила на свободу свою силу, доставшуюся от прародительниц-вейл. И та окутала своим покрывалом лежащую вокруг землю, проникла вниз, к корням деревьев и подземным источникам, а затем воспарила ввысь на птичьих крыльях, соединяя небо и землю. Вся эта земля, где ныне стояли замок и город Дурокортер, была наследием ее, Фредегонды, и она мощно отозвалась на ее призыв. Внучка вейлы чувствовала, как все вокруг исполнено силы, и сама испытывала подъем. Здешняя земля, изувеченная плугами, перегороженная каменными стенами, узнала в ней свою хозяйку и Хранительницу. Внучка вейлы готова была и дальше расти здесь, как у родника, копить силу гораздо большую, чем власть королей, учиться придворной жизни, чтобы пользоваться своим даром всегда уместно. Она чувствовала, что на этой земле сейчас происходят важные события. Она посылала ей тепло, словно невидимое пламя.
Подумав о том, что ей удалось добиться, Фредегонда преисполнилась воодушевления, но скрыла неуместную улыбку. И все же она по праву гордилась собой! Всего ща шестнадцать дней она, юная дева из Шварцвальда, стала фрейлиной молодой королевы и ученицей знаменитого Карломана Кенабумского! Прекрасное достижение для начала, и Фрадегонда просила богов лишь о том, чтобы они помогли ей и впредь идти вперед и познавать жизнь во всех ее проявлениях. Заручившись поддержкой Небесных Сил, она, естественно, и сама не собиралась бездействовать: ведь боги помогают тем, кто сам помогает себе!
Что ж, у Фредегонды было все, чтобы добиться, чего пожелает: молодость, красота, обаяние, щедрая одаренность от природы, не говоря уж о волшебных свойствах, полученных от прародительниц-вейл, а также покровительство власть имущих... Жизнь покажет, куда приведет ее путь!
Конец первого тома! Но не нашего произведения!!!
-
Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею.
Значит, девочка, а нужен наследник. И смерть Кримхильды или не Кримхильды? Печально.
Спасибо авторам за труд, возможно когда-нибудь мы увидим ожившего Карломана.
-
Вот Бересвинда-то не знает, что мальчика собираются зельем опоить ;D
Но Хильдеберт жену любит, т.ч. всё должно быть нормально. Надеюсь. Если бы ещё не видение Теоделинды... И она считает, что оно связано с зельем. Да и ласточка, помнится, что-то совсем не оптимистичное насчёт Кримхильды чирикала. :( Это всё, конечно, настораживает, но хотя бы эта неопределённость в положении Кримхильды закончится: ни то жена, ни то кто.
Честно говоря, я надеялась, что к концу этой части Карломан, наконец, очнётся. Но уж в следующей-то должен ::) Я вот тут подумала, может и неплохо, что король хочет похоронить дядю по арвернскому обычаю. Это, с одной стороны, конечно, глупость несусветная, но ведь неизвестно, когда Карломан сможет очнуться. Если запоздает, то из гробницы-то выбраться всяко проще, чем из пепла восстать. ;D
-
Сейчас пока мы отдыхаем от основного произведения, но зато я постараюсь написать кое-что из предыстории наших героев, если кому-то интересно узнать. Возможно, со временем мы выпустим целый цикл рассказов о наших героях, что не влезает в основное произведение.
Вот, например - начало любви юных тогда Карломана и Альпаиды! Замысел нынешнего рассказа принадлежит эрэа Менестрель.
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею.
Значит, девочка, а нужен наследник. И смерть Кримхильды или не Кримхильды? Печально.
Спасибо авторам за труд, возможно когда-нибудь мы увидим ожившего Карломана.
Возможно, что наследника придется ждать все-таки от Хильперика с Бертрадой (как последняя и мечтает).
Надеюсь, что со временем все расскажем, как там сложится! Ожившего Карломана всем хочется!
А пока вот, в ближайшие дни почитайте об его юности, пожалуйста.
Вот Бересвинда-то не знает, что мальчика собираются зельем опоить ;D
Но Хильдеберт жену любит, т.ч. всё должно быть нормально. Надеюсь. Если бы ещё не видение Теоделинды... И она считает, что оно связано с зельем. Да и ласточка, помнится, что-то совсем не оптимистичное насчёт Кримхильды чирикала. :( Это всё, конечно, настораживает, но хотя бы эта неопределённость в положении Кримхильды закончится: ни то жена, ни то кто.
Честно говоря, я надеялась, что к концу этой части Карломан, наконец, очнётся. Но уж в следующей-то должен ::) Я вот тут подумала, может и неплохо, что король хочет похоронить дядю по арвернскому обычаю. Это, с одной стороны, конечно, глупость несусветная, но ведь неизвестно, когда Карломан сможет очнуться. Если запоздает, то из гробницы-то выбраться всяко проще, чем из пепла восстать. ;D
Да уж, если бы Бересвинда узнала, точно бы прикончила Кримхильду.
Да она и так может. Не исключено, что молодой королеве следует прежде всего опасаться все-таки свою свекровь. А любовное зелье, если и сыграет роль, то очень косвенную.
Возможно, что она все-таки сумеет заполучить себе семейное счастье.
Нам бы тоже очень хотелось окончить эту часть воскрешением Карломана. Но каждая часть у нас состоит из 30 глав, а событий здесь накопилось столько, что втиснуть все в такой лимит невозможно. Приходится переносить дальше.
Вроде как, он сам обещал, что достаточно восстановится, чтобы придти в себя, уже к церемонии вложения меча. Так что до похорон, хоть по какому обряду, не должно дойти.
Чтобы восстать из пепла, ему бы потребовалось стать фениксом. Однако из каменной гробницы тоже нелегко выбраться. Это не говоря о том, что тела высокопоставленных особ, которых собирались перед похоронами сперва выставлять на всеобщее обозрение, да еще куда-то везти, обычно бальзамировали... Потрошили, стало быть...
В общем, лучше ему пораньше придти в себя. Надеюсь, так и получится, а мы сможем обо всем написать!
Первый поцелуй (начало)
По обычаям арвернов, в шестнадцать лет граф Карломан Кенабумский был признан совершеннолетним. Он приехал в свой личный удел, в недавнем прошлом - столицу королевства, чтобы вступить в свои права. Точнее, совершеннолетие его минуло еще зимой, в горнунгмонате месяце, но он приехал в Кенабум лишь в виннемонате, поскольку постигал науки и ратное дело у своего дяди и наставника, маршала запада, принца Дагоберта Лиса. Теперь тот приехал вместе с племянником. К удивлению тех, кто хуже знал Карломана, но зато к немалой гордости самого Дагоберта и отца юноши, наследного принца Хлодеберта Жестокого, Карломан сам попросил дядю сопровождать его. Молодого человека вовсе не тяготила опека наставника, как бывает с излишне самонадеянными юношами. Напротив, он хотел показать дяде, что в самом деле способен управлять владениями самостоятельно. В случае же затруднений он рассчитывал на его совет, как более опытного человека.
Вместе с Дагобертом приехали в Кенабум и его старшие дети, Альпаида и Хродеберг. Брат и сестра с детства дружили с Карломаном, а в последний год, что он прожил у них в замке, эта взаимная привязанность окрепла еще больше. Двое молодых людей и девушка вместе катались верхом, играли в мяч и другие подходящие их возрасту игры, охотились, или просто увлеченно беседовали о чем-нибудь. Диапазон их тем был необычайно широк - от древних легенд о богах и героях до отношений людей и альвов, от сравнения работ различных художников и ваятелей, виденных ими при дворе, до отношений Арвернии с соседними государствами, осколками бывшей истории Карломана Великого, от самой глубокой древности, уходящей корнями в Погибшую Землю до той истории, что творилась у них на глазах. И надо сказать, что Альпаида своим образованием и тонким знанием мировых проблем нисколько не уступала юношам. В отличие от многих молодых девиц, даже самых знатных, она не только имела возможность неограниченно учиться, но и очень любила узнавать новое, обращаясь мыслью выше большинства своих сверстниц, которые и в высшем кругу мечтали больше всего об удачном замужестве. Вот почему и самой Альпаиде интереснее было общество ее брата и кузена Карломана, и они радовались, когда она сопровождала их. Эта троица была фактически неразлучной. Когда Карломан и Хродеберг вместе с другими воинами надевали доспехи и выезжали на ристалище, чтобы тренироваться, как подобало будущим рыцарям, Альпаида, разумеется, не вооружалась сама, не имея склонности к воинской жизни. Но зато всегда была самой горячей зрительницей их рыцарских тренировок, и взоры ее блестящих глаз сопровождали каждый метко нацеленный удар. Причем следует отметить, что кузену она всегда сопереживала не меньше, чем родному брату. Часто, особенно в последнее время, Карломан ловил на себе ее взволнованные взоры. И каждый раз, как он их замечал, у него прибавлялось сил, руки сами нацеливали меч или копье, а доспехи казались ему совсем невесомыми. И, когда Карломан видел с коня Альпаиду за оградой ристалища, его сердце начинало биться чаще, и особенно хотелось тогда превзойти на воинских состязаниях всех.
День начинается сразу за другим днем, и год за годом - без всякого перехода. Кто назовет день, когда детство сменится юностью?.. Так и чувства людей взрослеют, развиваются вместе с ними, незаметно, словно бы сами по себе. И никак не уловишь, когда дружеская и родственная привязанность переходит в нечто большее, как нежную весну сменяет жаркое лето.
Карломан, будучи бисклавре, умел читать в людских сердцах, чего человеческие юноши в его годы, как правило, не могут. И его радовало, когда он замечал особое волнение Альпаиды, обращенное к нему. Сам он тоже начинал смотреть на кузину другими глазами. Беседы с ней были так же занятны и остроумны, как прежде, и она никогда не стеснялась высказать кузену свое мнение, даже если не соглашалась с ним. Но, помимо того, Карломан заметил, что за последние год с небольшим его кузина выросла в очень красивую девушку. Ее прежде угловатая, как у мальчишки, фигура обрела женственные очертания, длинные тонкие руки и ноги в меру пополнели, и даже походка ее изменилась, став изящной, отточенной учителями танцев. Лицо Альпаиды - тонкое, даже чуточку резковатое, с острым носом, как у всех детей Дагоберта, - тоже сделалось заметно взрослее и гораздо красивее. Когда же она улыбалась Карломану, у него начинало горячо биться сердце. Как-то он застал кузину в ее покоях, когда служанка расчесывала ей волосы, и поразился, какие они густые и длинные. как падают ей на плечи и на спину, точно тяжелые струи ливня. И до сих пор перед его глазами стояли волосы Альпаиды, и ему хотелось провести ладонью по их гладкому шелку. Но и, когда она заплетала их в косы или укладывала в высокую прическу, становясь совсем взрослой дамой, эти черные волосы, выгодно оттенявшие белизну ее кожи, притягивали взгляд ее кузена.
С каждым днем Карломан и Альпаида нуждались друг в друге все больше. Но в свои шестнадцать лет оба владели собой настолько хорошо, что не выдали своих чувств ни друг другу, ни окружающим. Продолжали вести себя совершенно по-прежнему, как брат и сестра. Разве что родители Альпаиды, принц Дагоберт и принцесса Герберга, были достаточно проницательны, чтобы разглядеть взаимное влечение молодой пары, может быть, даже раньше них самих, в силу своего опыта. Но, не упуская их из виду, не препятствовали развитию отношений. Родители Альпаиды понимали, что их дочь сможет быть счастлива лишь с человеком, не уступающим ей умом и образованием, который будет не только любить ее - этого еще мало! - но и уважать. Что ж, возможный брак с кузеном, хоть и внебрачным сыном Хлодеберта Жестокого, зато наделенным блестящими способностями и уже в юности получившим титул графа Кенабумского, был достойной партией для урожденной принцессы крови. Хоть пока об этом не заходило речи, но в благородных семействах о будущем своих детей задумываются рано.
Но вот, теперь Карломана Кенабумского ждал сам Кенабум, сперва - древний город "детей богини Дану", а затем - столица Арвернии до недавних пор. Теперь он был вторым городом королевства, а во многих вопросах все еще оставался первым. В Кенабуме продолжали короноваться короли, и предполагалось, что здесь же они и их родичи будут по-прежнему обретать вечный покой в усыпальнице при великолепном древнем святилише. Здесь был похоронен кузен Карломана, Хильдеберт Потерянный Принц. Здесь же находилась и пустая гробница его старшего брата Хлодиона, меж тем как тело его сожгли в Арморике по обычаю "детей богини Дану". Этот город про себя наверняка затаил обиду за то, что был оттеснен на второй план. Двуплеменный и двуязычный город, стоящий на широкой реке Леджии - Быстротечной.
Проживавшие в Кенабуме "дети богини Дану" встретили юного графа с неподдельной радостью: ведь он был сыном их королевы, Гвиневеры Армориканской, танистом их древнего народа! Они устроили Карломану торжественную встречу при въезде в город, приветствовали, стоило ему появиться на улицах. Для них было счастливым знамением, что после многих столетий владычества завоевателей, Кенабумом, наконец, станет владеть потомок Матери Богов, пусть и арверн по отцу.
Сложнее было с арвернской половиной населения, которая только еще приглядывалась к своему молодому графу. Поселившись в Кенабумском замке со своими родными и приличествующей свитой, Карломан каждый день принимал городских советников, магистратов, глав ремесленных цехов, жрецов и множество всякого люду, а также местную знать, недостаточно влиятельную, чтобы переселиться вместе с королевским двором в Дурокортер, однако пользующуюся определенным положением на своем месте. Все эти люди спешили к нему с поздравлениями, просьбами, советами, жалобами друг на друга, и во всем этом хаосе предстояло разобраться шестнадцатилетнему юноше, добившись, чтобы никто не ушел обиженным. Со всеми ему предстояло перезнакомиться и в кратчайшее время составить верное мнение о каждом, чтобы определить, как и с кем следует держаться.
В Кенабумском замке не было отбоя от гостей. Казалось, он вновь стал королевской резиденцией и собрал вокруг себя всю жизнь вокруг. Чуть ли не каждый час приезжал кто-нибудь из местной знати, чтобы принести оммаж новому графу. Карломан принимал их, прислушивался и приглядывался, в чем особенно помогали способности бисклавре, и терпеливо вникал во все важные дела. А также обязан был вести себя, как подобает радушному и щедрому хозяину: устраивал великолепные пиры, балы под стать королевским, рыцарские турниры, на которых сразу завоевал уважение всех местных рыцарей и симпатии дам, а также охоты, с соколами и на крупную дичь. В глубине души Карломан недолюбливал охоту, особенно после того, как при этом погиб его старший брат Хлодион. Да и само по себе вторжение шумных толп людей в заповедные лесные чащи, напрасные убийства множества животных претило сыну королевы оборотней. Однако, как граф Кенабумский, он обязан был устраивать охоты для своих новых подданных, а потому выполнял их ожидания.
Такая жизнь, на первый взгляд почетная и полная развлечений, на самом деле могла вымотать даже оборотня. Вечерами, когда усталый Карломан оставался со своими родными наедине, он докладывал дяде Дагоберту об успехах минувшего дня. Маршал обычно присутствовал на всех мероприятиях своего племянника, не показывая людям, что думает. Лишь в некоторых особых случаях делал ему незаметные знаки, каких больше никто не знал. Наедине же вечером дядя в разговоре с племянником подробно разбирал все события минувшего дня. По большей части хвалил его, ибо Карломан во всех случаях действовал с присущим ему умом и тактом. Но изредка указывал на ошибки, как было условлено с отцом Карломана, принцем Хлодебертом. Поскольку оба они возлагали на Карломана огромные надежды, обращались с ним требовательно, как и во время его обучения. Ибо, чем больше дано живущему, тем больше с него спросится.
Обычно при этих беседах дяди с племянником присутствовали и дети Дагоберта. Хродебергу полезно было вместе с кузеном поучиться государственным делам. Что же касается Альпаиды, то она обычно тоже чутко прислушивалась и, забравшись с ногами в любимое кресло, время от времени бросала на кузена взгляды из-под ресниц, исполненные сочувствия. Она понимала, что Карломану, совсем молодым получившему одно из самых крупных владений в Арвернии, приходится нелегко. И он замечал ее сочувствие и мысленно благодарил кузину. А, прежде чем покинуть покои, проходил рядом с Альпаидой и украдкой касался ее руки в знак благодарности. Девушка же потом пыталась понять, что значит его прикосновение - одну лишь дружескую благодарность или нечто большее?..
Но однажды вечером юный граф Кенабумский, проводив задержавшихся гостей, ушел один через весь сад, к самой реке. Ему пришлось вести переговоры с послами братства Донара из святилища в Серебряном Лесу, что также лежало на его земле. Они привезли молодому графу подарки и заверяли в своей дружбе, однако Карломану неприятно было иметь дело с этими людьми. Он слишком хорошо знал, сколько крови альвов и людей они проливают по всей Арвернии, пользуясь неограниченным доверием короля, под предлогом борьбы с нечистью. Ему также известно было, что за последние пару лет во владения донарианцев перешли много окрестных земель. Часть из них были отняты, а их владельцы истреблены по обвинению в содействии альвам. Другие местные помещики откупались от преследований ценой своего имущества. Карломану противно было даже разговаривать с этими людьми, однако он понимал, что, как племянник короля Хильдеберта Строителя, обязан соблюдать нормы приличия.
Он выдержал все, но, проводив гостей, ушел прочь, никого не предупредив. Хотелось глотнуть свежего воздуха, потому что Кенабумский замок вдруг стал для него душным. Карломану, как и его матери, Гвиневере Армориканской, не годилось жить в клетке. Хотелось умыться прохладной водой и вдохнуть аромат трав, чтобы почувствовать себя по-настоящему живым.
Все дальше удаляясь в глубь сада резкой, раздраженной походкой, совсем не похожей на его обычные плавные движения, Карломан вдруг почувствовал волчьим чутьем, что совсем рядом кто-то есть. Кто-то прошел здесь чуть раньше него. Он прислушался к своим ощущениям и поразился: Альпаида! Оказывается, он шел по ее следам. Предвидела ли она его желание, или это он подсознательно направился туда, где встретится с ней?..
Он застал ее, грациозно пробирающуюся сквозь заросли ив на пологом речном берегу. Она обернулась к нему, сама похожая на дух стройного деревца - тонкая и гибкая, в серебристо-сером домашнем платье, без пышных юбок. Стоило ей увидеть юношу, и лицо ее озарилось счастливой улыбкой.
- Это ты, Карломан? - радостно проговорила она.
- Это ты, Альпаида? - эхом отозвался юноша, радуясь в глубине души, что не будет сейчас один. Стоило ему увидеть Альпаиду, и его раздражение улеглось, даже походка стала обычной, и он сумел улыбнуться кузине. Что ему какие-то мрачные донарианцы, когда она рядом, и радуется ему?..
Ни ему, ни ей не хотелось в этот миг разговаривать. Просто молчать, чувствуя присутствие друг друга, идти рядом, плечом к плечу, наслаждаться окружающей природой и знать, что твой спутник разделяет это наслаждение с тобой, было сейчас для них само по себе очень важно. Они шли по берегу реки и порой, переглядываясь, улыбались друг другу и сами не зная чему.
Был виннемонат, Месяц Любви, и вся природа, обновившись, щедро праздновала весну. Листва на деревьях и кустах сочно зеленела, еще не покрывшись летней пылью. В тени под деревьями в саду расцветали лиловые фиалки, а в низинах по берегу реки - королевские ирисы. В кустах вокруг пели соловьи. Медленно бредя по берегу, Карломан и Альпаида сосчитали двенадцать пернатых певцов, словно те состязались перед ними в искусстве и силе голоса, пригласив их в судьи. И свистели соловьи, как невидимые флейты, и клокотали, и звенели, словно полтысячи хрустальных бус рассыпали по речной глади, так что мурашки бежали по коже.
Ни Карломану, ни Альпаиде не хотелось беседовать сейчас. Хотелось только слушать волшебные голоса птиц, чтобы на всю жизнь унести с собой эту весну, и речную прохладу, и соловьиные голоса, и присутствие самого любимого человека рядом. Чтобы на всю жизнь сохранить это воспоминание, что бы ни ждало их в будущем.
А впереди, склонив отягощенные цветами ветки к самой воде, цвел жасмин, и его крупные белые звездочки струили упоительный аромат. Не сговариваясь, Карломан и Альпаида направились к нему.
-
Пояснение к состоянию Карломана: (Википедия)
Очень редкое сердцебиение и частота дыхания. Кожные покровы бледные.
Летарги́я (др.-греч. λήθη — «забвение», и ἀργία — «бездействие») — болезненное состояние, характеризующееся медлительностью, вялостью, усталостью. Летаргический сон в общепринятом его понимании является выдуманным состоянием и описан только в художественных произведениях. От комы якобы отличается тем, что организм больного поддерживает жизненные функции органов и не находится под угрозой смерти.
Состояние Карломана, тело которого восстанавливалось после потери крови и страшной раны: Анабиоз. Человек находится в состоянии замедленного метаболизма, где все физиологические и биохимические процессы замедляются, при этом затраты на энергию для осуществления этих процессов становятся минимальным.
Состояние Карломана поддерживали специальными амулетами: Искусственная Кома. Тем не менее известно, что человеческий организм не может длительное время обходиться без воды и пищи, поэтому поддержание жизнедеятельности без медицинского вмешательства в длительном бессознательном состоянии невозможно.
Т.е. даже после Церемонии Вложения Меча "пациент" еще какое-то время может быть живым. В эти "агональные" часы обычно у смертного одра собираются родные и близкие....
Т.е. жрецы и лекаря должны "констатировать" смерть Карломана. Только потом они призывают служителей Хель для бальзамирования и прочих погребальных процедур....
Случайное погребение человека, находящегося без сознания или в летаргическом сне, встречалось довольно редко, и не всегда дело доходило до самого погребения.
К примеру, в 1344 году итальянский поэт Франческо Петрарка впал в летаргию, был сочтён мёртвым и пролежал в таком качестве 20 часов. В соответствии с итальянскими законами того времени умершего полагалось похоронить в течение суток после его смерти, но Франческо пришёл в себя, шокировав этим присутствовавших. После этого случая Петрарка прожил ещё почти 30 лет.
Ещё в 1772 году герцог Мекленбургский ввёл обязательную отсрочку похорон до третьего дня после смерти для предотвращения возможного погребения заживо. Вскоре эта мера была принята в ряде стран Европы, и её одобрил философ Мозес Мендельсон.
Своего рода легендой стала жительница Манчестера Ханна Безуик, богатая англичанка, испытывавшая патологический страх ошибочного погребения зажив (причём у неё были для этого основания: её брата по ошибке чуть не похоронили заживо). В соответствии с завещанием тело Ханны Безуик после её смерти в 1758 году было забальзамировано и более ста лет сохранялось без погребения «для периодической проверки на наличие признаков жизни». За время своего существования мумия Ханны Безуик приобрела широкую известность под названием Манчестерская мумия, несколько десятилетий являлась экспонатом музея Манчестерского общества естествознания. Лишь в 1868 году, после признания Ханны Безуик «безвозвратно и несомненно мёртвой», её тело было наконец предано земле.
Считается, что при современном уровне медицины в развитых государствах ошибочное погребение заживо исключено полностью. Случаи неверного установления смерти — как правило, вследствие безграмотности обывателей или ошибки врачей — периодически фиксируются в разных точках Земли в XXI веке.
В 2003 году 79-летний итальянский пенсионер Роберто де Симоне был признан врачами умершим и доставлен родственникам для похорон. Когда уже всё было готово к траурной церемонии и должны были закрыть гроб, Симоне открыл глаза и попросил воды.
В 2007 году врачи дублинской клиники Mater Hospital ошибочно признали мёртвым 30-летнего пациента и отправили его в морг. Ошибку в диагнозе обнаружили служащие морга, прибывшие, чтобы забрать тело.
В ноябре 2007 года жителя американского города Фредерик, штат Техас, 21-летнего Зака Данлэпа объявили мёртвым (Не было Мозговой Активности - СМЕРТЬ МОЗГА) в больнице города Уичита Фоллз, куда он был доставлен после автомобильной аварии. Родственники уже дали согласие на использование органов молодого человека для трансплантации, однако во время церемонии прощания он неожиданно очнулся.
В январе 2010 года 76-летний Йозеф Гузь из Катовице, Польша, чуть не оказался погребённым заживо. Врач официально констатировал смерть. Но перед закрытием крышки гроба похоронный агент случайно прикоснулся к шее «покойного» и обнаружил биение пульса.
18 февраля 2010 года в колумбийском городе Кали «мёртвая» 45-летняя женщина вдруг начала дышать и двигаться, когда сотрудники похоронного бюро готовили её к погребению.
23 декабря 2011 года в Симферополе ошибочно привезённый в морг мужчина пришёл в себя во время репетиции группы, которая играла музыку в стиле heavy metal. Группа репетировала в морге по договоренности с руководством. По утверждению музыкантов, в этом заведении была подходящая атмосфера, и шум не причинял никому беспокойства.
-
Чтобы восстать из пепла, ему бы потребовалось стать фениксом. Однако из каменной гробницы тоже нелегко выбраться. Это не говоря о том, что тела высокопоставленных особ, которых собирались перед похоронами сперва выставлять на всеобщее обозрение, да еще куда-то везти, обычно бальзамировали... Потрошили, стало быть...
Эх! Куда ни кинь - всюду клин :'( ;D Ему, явно, стоит поторопиться.
Своего рода легендой стала жительница Манчестера Ханна Безуик, богатая англичанка, испытывавшая патологический страх ошибочного погребения зажив (причём у неё были для этого основания: её брата по ошибке чуть не похоронили заживо). В соответствии с завещанием тело Ханны Безуик после её смерти в 1758 году было забальзамировано и более ста лет сохранялось без погребения «для периодической проверки на наличие признаков жизни». За время своего существования мумия Ханны Безуик приобрела широкую известность под названием Манчестерская мумия, несколько десятилетий являлась экспонатом музея Манчестерского общества естествознания. Лишь в 1868 году, после признания Ханны Безуик «безвозвратно и несомненно мёртвой», её тело было наконец предано земле.
Так если её выпотрошили, каких они ещё хотели признаков жизни? ???
Начало любви Карломана и Альпаиды увидеть, конечно, интересно. Да и вообще, на молодого Карломана посмотреть и молодую Альпаиду. Полные жизни - не то, что сейчас!
-
Благодарю всех, кто читает! И всех с Днем Победы! :-* :-* :-*
Начало любви Карломана и Альпаиды увидеть, конечно, интересно. Да и вообще, на молодого Карломана посмотреть и молодую Альпаиду. Полные жизни - не то, что сейчас!
Теперь будем знать, как у них все складывалось! Может быть, еще узнаем интересные страницы из прошлого наших героев.
"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном. А так-то, они для своих лет сохранились еще очень хорошо. Но да, поглядеть на них в юности было приятно. :)
Первый поцелуй (окончание)
Взявшись за гибкие ветви жасмина, Альпаида принялась срывать самые тонкие из них, чтобы сплести себе венок из его крупных ароматных цветов. Карломан стал с готовностью помогать кузине.
Доставая свисающие к воде ветки, девушка чуть не склонилась вместе с ними вниз. Карломан вытянул руки, собираясь поддержать ее, если потребуется.
- Тебя поймать? - осведомился он, чувствуя, как рядом с Альпаидой постепенно проходит угнетавшее его напряжение. Как хорошо, что кузина рядом с ним!
Она обернулась, держа в руках сорванные ветки жасмина. Стояла всего в шаге от берега реки, но уверенно держала равновесие, хоть и только что чуть было не повисла над водой.
Карломан залюбовался тонкой, гибкой фигурой девушки. Не желая смущать ее, он отвел глаза. И, взяв из ее рук цветущие жасминовые ветки, принялся сплетать из них венок. Он делал его более высоким впереди, так что получилась настоящая диадема, с самыми крупными и красивыми цветами впереди.
Альпаида, увидев его работу, удивленно проговорила:
- Что это ты делаешь, кузен Карломан?
- Корону для тебя, что будет тебе к лицу, - отозвался юноша, ловко сплетая тонкие веточки жасмина.
Закончив свою работу, он возложил корону на голову кузине и залюбовался произведенным впечатлением. Глаза Альпаиды, увенчанной жасминовой диадемой, горячо блестели, на губах сияла чарующая улыбка.
- Ой, да зачем мне такой подарок? - лукаво спросила она с придыханием, изменившимся голосом. Но вдруг, будто что-то почувствовав, выпрямилась, горделивая, как настоящая принцесса. - Благодарю тебя, дорогой кузен!
Карломан залюбовался ею и подумал про себя, что Альпаида в своем цветочном венке выглядит и красивее, и царственнее, чем жена его старшего брата, принцесса Бересвинда. И уж точно, она гораздо приветливее нее!
Альпаида подошла ближе и ласково коснулась его руки.
- У тебя усталый вид, Карломан! День был нелегкий?
Юноша вздохнул.
- Да, нелегкий! Вся политика - сплошное искусство компромиссов... Но как же бывает порой трудно скрывать отвращение к тем же донарианцам!
Кузина сочувственно взглянула на него.
- Я понимаю тебя, кузен! Но ведь не твоя вина, что братство Донара взяло в Арвернии такую власть. Даже будучи графом Кенабумским, ты не сможешь их победить - по крайней мере, сейчас. А, чтобы со временем набрать большую силу, тебе лучше держаться скромно - до тех пор, как придет твой час. А я уверена, он придет! И не только я, но и мой отец, и твой тоже, убеждены, что тебя ждет великолепное будущее!
Карломан с восхищением взглянул на кузину. Альпаида говорила так же рассудительно, как ее отец, Дагоберт Лис, и юноше очень приятно было, что она понимает и поддерживает его.
Ему хотелось смыть с себя всю скверну, что, может быть, могли принести с собой донарианцы. Он спустился к реке и трижды умылся, а затем вымыл руки. Альпаида ждала его. Кузен повернулся к ней с совсем другим лицом, исполненный признательности, и, пожалуй, некоего более глубокого чувства, пока лишь отчасти осознаваемого.
- Благодарю тебя, Альпаида, что ты со мной, и понимаешь меня во всем!
Он шагнул навстречу, и девушка придвинулась тоже, протягивая ему руку. Она взволнованно раскраснелась, и сам Карломан чувствовал в ответ, как горит его лицо, как вдруг горячо забилось сердце рядом с Альпаидой. И, шагнув еще ближе, услышал, как ее сердце бьется в унисон, увидел светлый блеск ее глаз.
Не задумываясь более, Карломан обнял Альпаиду и поцеловал в приоткрытые горячие губы. Девушка, в свою очередь, вскинула руки ему на плечи. Она словно таяла в объятиях кузена. Дочь Дагоберта затаила дыхание. У нее подогнулись ноги, и она оперлась спиной на тонкий стволик жасмина, зная, что Карломан ее не отпустит.
Он качнулся назад вместе с ней, и они вместе нырнули в пьянящий аромат, настолько сладкий, что кружилась голова. Но сама их пробуждающаяся любовь, первые чувственные прикосновения пьянили обоих сильнее запаха жасмина. Они продолжали целоваться, не в силах отпустить друг друга. Карломана окрылила великая радость, как всякого юношу, которому дарит себя любимая. Он чувствовал, что Альпаида обнимает его так же крепко, как и он ее, и совсем не хотел выпускать ее из объятий. Они с кузиной были молоды и счастливы, они любили друг друга, - чего еще им было желать? И Карломану на одно томительное мгновение захотелось, чтобы они с Альпаидой забыли обо всех условностях, как его сородичи, бисклавре. Река, и цветущий жасмин, и соловьиные трели, и виннемонат* - Месяц Любви, сами повенчали их...
Однако сын Гвиневеры Армориканской всю жизнь учился держать себя в руках. И Альпаида была истинной принцессой крови. Ни он, ни она не могли настолько забыться, даже в объятиях друг друга. В одно и то же мгновение они отстранились, тяжело дыша и переглядываясь пылкими взглядами. При этом они продолжали держаться за руки, протянутые друг другу.
- Я люблю тебя, Альпаида! - еще никогда Карломан не тревожился так, даже назначение в Королевский Совет и приезд в Кенабум ничего не значили в сравнении с первым поцелуем! - Но я слишком уважаю тебя и твою семью, Альпаида. Я не могу оскорбить тебя!
Девушка вторила ему, глядя прямо в глаза кузену, который, как она поняла, стал ей в одночасье дороже всех:
- Карломан, я люблю тебя! Я знаю, что смогу быть счастливой лишь с тобой. Но... Неизвестно, позволят ли нам пожениться...
Из груди Карломана вырвался тяжкий вздох.
- Ты права, любовь моя! Мы не должны спешить. Но, если только ты хочешь быть со мной...
- Я хочу! - горячо воскликнула Альпаида. - Мне нужен только ты, Карломан! Поверь, я не отступлюсь, не забуду тебя по своей воле!
Он поцеловал ей руки, как подобало рыцарю перед своей дамой. От Альпаиды исходила еще неведомая прежде сила, упорство и решимость. Его возлюбленная кузина все больше восхищала юношу. Ведь он был оборотнем, а у них волчица во всем равна волку, она сама принимает решения и отвечает за себя и за детей. Союз пары оборотней - всегда союз равных, они, как правило, заключали брак на всю жизнь. И Карломан мечтал о женщине, сильной и умной, верной, как волчица. И вот, Альпаида... Да это же она и есть, осенило Карломана, словно чей-то благодетельный голос произнес ему на ухо. Его кузина Альпаида - именно та, кто ему нужна. Она одна такая на свете. Другие, подобные ей, еще не родились!
- Если так, то я клянусь тебе, любовь моя: я сделаю все, чтобы добиться нашего брака!
Оба помолчали. Ведь они были еще очень молоды, и над ними обоими стояла воля их отцов, принцев крови. А над теми - власть их старшего брата, короля Арвернии, Хильдеберта Строителя.
Юноша и девушка снова обнялись, но уже не столько в страстном порыве, сколько утешая друг друга. Карломану понравилось, что Альпаида не плакала. Она умела владеть собой!
- Твой отец еще не наметил тебе невесту? - поинтересовалась Альпаида, тревожно глядя ему в глаза.
Карломан покачал головой.
- Нет. Я верю, отец не обречет меня жить с нелюбимой, ведь он сам всю жизнь любит мою мать, а не свою супругу. И матушка тоже благословит нас, поскольку она всегда любила тебя, как родную дочь... А вот отдаст ли дядя Дагоберт тебя за меня замуж? - произнес он с тревогой.
Девушка призадумалась.
- До сих пор отец ничего мне не говорил... Но я постараюсь убедить его, что мне нужен лишь ты! Не так уж важно замужество дочери младшего из братьев короля... Лишь бы сам король не вздумал просватать тебя или меня за кого-нибудь!
Оба помолчали, не смея поручиться за будущее. Ибо уже давно никто не мог с уверенностью сказать, что придумает их царственный дядя, Хильдеберт Строитель, так сильно изменившийся (и не к лучшему) после смерти своей жены, королевы Брониславы-Брунгильды, и единственного сына, Хильдеберта Потерянного Принца, якобы погубленного вейлами.
- Все равно! - Карломан встряхнул головой, и его зеленые глаза ярко вспыхнули. - Самое главное - что мы с тобой любим друг друга! Я найду удачный момент, когда дядя Дагоберт будет особенно доволен мной, и сумею убедить его благословить наш с тобой брак. Затем уже напишу отцу, и, если родители станут нашими союзниками, они помогут убедить короля. Если потребуется, мы попросим посредничества у моего названого деда, коннетабля, принца Сигиберта, которого почитает сам король. Мы будем вместе, верь мне, Альпаида!
- Я верю! - вздохнула девушка, вновь позволяя себя поцеловать. Впрочем, на этот раз поцелуй был целомудренный, в щеку. Зато Карломан позволил себе провести ладонью по ее волосам, черным и гладким, как шелк. На мгновение прикрыл глаза, мечтая, как станет касаться ее волос, распустив их по плечам, когда станет ее мужем. Ибо он твердо решил, что только с Альпаидой желает прожить всю жизнь. Юноши бисклавре взрослеют не только телом, но и умом раньше, чем большинство людей.
Когда она вдвоем вернулись в замок - Альпаида с благоухающей жасминовой диадемой в волосах, Карломан - воодушевленный, будто за спиной у него распахнулись крылья, - уже наступал вечер. Они простились на крыльце, в последний раз сжав друг другу руки. И расстались, запечатлев в сердце облик друг друга навсегда.
Несколько дней юноша и девушка прилагали все силы, чтобы никто не узнал их тайну раньше времени, и посему вели себя чуть сдержаннее, чем обычно. Карломан же все эти дни был сумрачен, старался улучить момент, чтобы обратиться к Дагоберту. Но подходящего случая все не представлялось.
Но вот, однажды вечером маршал запада, как всегда, в красиво обставленных покоях обсуждал с племянником прошедшие переговоры с кенабумским дворянством. На диване рядом с отцом сидел Хродеберг, а чуть подальше, в любимом кресле - Альпаида, делая вид, будто читает древних агайских поэтов. Карломан же сидел напротив дяди и кузена в кресле.
Закончив говорить о делах, Дагоберт пристально взглянул на Карломана, так что тот почувствовал нечто важное. Затем, по-лисьи улыбнувшись, его дядя проговорил:
- Я послал письмо моему почтенному родственнику, коннетаблю принцу Сигиберту, прося его о посредничестве... в сватовстве моей дочери Альпаиды! - он пристально поглядел на юношу с девушкой, проверяя, как они поступят.
И Альпаида, и Карломан испуганно вздрогнули и переглянулись. Юноша едва сдержался, чтобы не вскочить и не метнуться к ней, не прикрыть собой, хотя бы и от ее отца.
А тот, последив за дочерью и племянником, сощурил глаза, не сомневаясь далее, что принял правильное решение. И проговорил, широко улыбнувшись им:
- Да, я просил достойного коннетабля, принца Сигиберта, быть посредником ради брака моей дочери Альпаиды и тебя, Карломан!
Раздался двойной изумленный возглас. Тут же Хродеберг подскочил, радостно глядя на кузена и сестру. А Карломан и Альпаида, вскочив и представ перед маршалом, чуть ли не в один голос обратилась к нему:
- О, батюшка! Неужели ты догадался, что мы любим друг друга?.. И ты... не возражаешь?..
- О том, что вас связывают не только родственные и дружеские чувства, можно догадаться, если прожил дольше, чем вы, - улыбнулся Дагоберт, вставая вслед за родичами. - И я благословляю вашу любовь! Для меня большая радость, что ты, Карломан, впредь будешь и моим сыном тоже, да и Альпаида не покинет нашей семьи!
Юноша и девушка, взявшись за руки, склонили колени перед Дагобертом, и он соединил их скрещенные руки, а потом дал знак подняться.
Тут же к ним подскочил Хродеберг. Издав пронзительный клич, он поцеловал сестру в щеку и по-братски обнял Карломана.
- Какое счастье, что вы решили пожениться! - с горячим чувством воскликнул юноша.
Карломан и Альпаида переглянулись радостно и влюбленно. Они оба надеялись сохранить свое счастье на целую жизнь!
В следующие несколько месяцев молодой паре при поддержке их отцов и коннетабля Сигиберта удалось добиться высочайшего благословения на брак. Король Хильдеберт Строитель, пускай и нехотя, но все же позволил пожениться детям своих братьев, хотя он сам прочил женить Карломана на дочери норландского ярла, Рагнара Сына Ворона. Однако любовь молодой пары преодолела все препятствия.
Осенью в Кенабуме, в присутствии всей королевской семьи и множества знати из Арвернии и Арморики, Карломан с Альпаидой заключили помолвку. А уже в самом начале весны следующего года, когда обоим молодым исполнилось по семнадцать лет, они с еще более пышной церемонией отпраздновали свадьбу, достойную их высокого звания, в великолепном Кенабумском святилище. И ровно через девять месяцев после свадьбы у них родился первенец, Ангерран.
* Виннемонат - май.
-
"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном.
Я это и имею в виду. Альпаида еле живая, Карломан вообще полумёртвый :( И когда он очнётся, они ещё не сразу в норму придут.
Так хоть тут посмотреть, какие они должны быть в нормальном состоянии :D
-
Спасибо, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном.
Я это и имею в виду. Альпаида еле живая, Карломан вообще полумёртвый :( И когда он очнётся, они ещё не сразу в норму придут.
Так хоть тут посмотреть, какие они должны быть в нормальном состоянии :D
Надеюсь, что они и в юности были достойны себя?
А также надеюсь, что мы еще увидим их в лучшем состоянии и в основном произведении.
Ну а сейчас - прошу узнать подробности о родителях Карломана!
Разлучённые Сердца (НАЧАЛО)
(февраль 766 года, Хлодеберт Жестокий\Гвиневера).
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Менестрель.
Тому, кто родился в королевской семье и обязан с юности и до самой смерти нести ответственность за судьбу государства, очень редко удается создать семью по взаимной любви. Гораздо чаще они вынуждены жениться и выходить замуж исходя из государственных интересов. Впрочем, и в таком браке может со временем придти супружеская любовь, если оба постараются сделать шаги друг к другу. Но гораздо труднее - если сердце одного из супругов уже несвободно, и в нем живет любовь к совершенно другому человеку.
Так произошло у арвернского принца Хлодеберта и его возлюбленной, прекрасной Гвиневеры Армориканской, королевы "детей богини Дану" и оборотней. Они полюбили друг друга с самой ранней юности, когда девушка жила при королевском дворе в Кенабуме, исполняя вассальный долг. По обычаям своего народа, она имела право сама распоряжаться своей судьбой, и со всей готовностью пылкой души стала возлюбленной своего избранника. Молодая пара попросила у короля Адальрика VII, отца Хлодеберта, разрешения на брак. Однако тот вместе со старшим сыном, принцем Хильдебертом, рассудили, что женитьба второго принца на Гвиневере ничего не прибавит к могуществу Арвернии. Арморика давным-давно была ее вассалом, "дети богини Дану", скрипя зубами, платили налоги, и даже новых восстаний не устраивали при королеве Игрэйне и ее дочери Гвиневере. Арвернии же нужны были прочные союзы с окрестными королевствами, не уступающими ей в могуществе. Выбор пал на аллеманскую принцессу Радегунду, брак которой с арвернским принцем был взаимовыгоден обоим королевствам. Они подписали договор о помощи друг другу против общего противника - например, против издавна недоброжелательного Междугорья, или против Тюрингии, с которой не раз воевали аллеманы. Кроме того, старшая сестра Радегунды за несколько лет до того вышла замуж за наследного принца Адуатукии. Таким образом, новые родственные связи должны были скрепить политические обязательства.
Принц Хлодеберт вопреки своей воле женился на Радегунде, однако с Гвиневерой не расстался. Не ледяной надменной аллеманке было оттеснить страстную, любящую рыжеволосую и зеленоглазую красавицу. Получилось так, что законная жена и конкубина почти одновременно родили ему сыновей - Хлодеберта и Хлодиона.
И в дальнейшим принц ни от кого не скрывал любви к Гвиневере. На официальных мероприятиях он появлялся с женой, но почти все свободное время проводил с дочерью Игрэйны. Они обедали вместе, охотно танцевали на балах, порой уезжали на несколько дней в уединенное поместье. И днем, и ночью принц уделял своей возлюбленной гораздо больше времени, чем законной супруге.
Что до Радегунды Аллеманской, то она сразу была предупреждена, как обстоят дела. И, поскольку главной чертой ее характера была неукротимая гордость, она даже не попыталась завоевать любовь своего мужа, и сама не собиралась выражать ему никаких нежных чувств. Всю свою любовь она сосредоточила на родившемся сыне, маленьком Хлодеберте. И эта-то материнская любовь заставляла ее тревожно коситься на соперницу с ее Хлодионом. Она могла терпеть, что ее муж не отстает от Гвиневеры, но, думая о будущем, тревожилась: вдруг он захочет возвысить ее щенка наравне с законным сыном, ее Хлодебертом, а то и выше него?..
Но на третий год такой двойной жизни Гвиневера вновь забеременела, и все признаки вновь обещали сына. Этого уже не могла стерпеть Радегунда Аллеманская, ибо угроза для ее отпрыска удваивалась. Самой же ей все никак не удавалось заполучить мужа на супружеское ложе в подходящие дни, чтобы снова забеременеть.
Что ни говори о супруге принца Хлодеберта, но решительности ей было не занимать! Она обратилась к отцу и старшему брату своего супруга, прося их удалить "обнаглевшую фаворитку" вместе с ее потомством в Арморику, прочь от королевского двора. Угрожала, если этого не будет сделано, пожаловаться своим родным в Аллемании, что их семья в ее лице терпит пренебрежение по вине бесстыдных арвернов.
Радегунда умела убеждать, и к тому же была очень упорна. И сам король, в то время уже смертельно больной, и наследный принц Хильдеберт, решили, что им совсем ни к чему обострять отношения с Аллеманией. К тому же, и напряженность в будущем между единокровными братьями была чревата, пусть даже их отец и не наследник престола. А кроме того, проницательный король Адальрик просто опасался за Гвиневеру, которую любил, как родную дочь, тем более, что та сейчас носила его внука. Откажись он удалить ее, и мстительная Радегунда могла бы, пожалуй, избавиться от нее гораздо худшим способом.
И вот, когда Гвиневера Армориканская была уже на последних сроках беременности, в самые жестокие зимние дни, когда Арвернию заметал снег, ей пришлось уехать из Кенабума в Чаор-на-Ри. На прощание она получила благословение от немощного короля Адальрика, который велел назвать сына, которого она носит, Карломаном. Имя в честь прародителя было огромной честью для королевского рода, тем более что сын Гвиневеры был незаконным. И принцессе Радегунде довелось проглотить и эту горькую пилюлю, шипя от ярости (ну почему именем родоначальника не назвали ее сына?!) Ее утешало лишь то, что проклятая армориканская волчица и ее детеныши уезжают прочь, в метель и стужу. Вот только, как назло, ее муж тоже пожелал сопровождать свою конкубину до самых границ Арвернии. Это стало новой пощечиной для надменной аллеманки.
Поднявшись на башню над двором, Радегунда наблюдала, как ее муж уезжал вместе с Гвиневерой и ее свитой из "детей богини Дану". Видела, как он с великой осторожностью подсаживал в сани свою любовницу, как укутал ей ноги и округлившийся стан плащом из бобровых шкур, как взял из рук няньки трехлетнего Хлодиона и посадил его к матери. Все это вызывало у законной супруги не женскую ревность, нет, но страдания оскорбленной гордости, еще более жестокие. Ее муж вел себя так, будто ее и Хлодеберта вовсе не было на свете! От досады Радегунда кусала губы. Если бы соперницу не отослали, наконец, от королевского двора, она бы, верно, скоро попыталась ее отравить. Но в этом не было, к счастью, необходимости. Хлодеберт все равно вернется домой, и со временем Гвиневера и ее дети потускнеют в его памяти. Ему придется смириться, что его семья - здесь, рядом с ней, и его настоящий сын рожден ею, Радегундой Аллеманской!
А пока принц Хлодеберт уезжал вместе с любовью своей жизни навстречу снегу и метелям. Зима выдалась необыкновенно холодной и снежной, словно в древние времена, когда на земле еще властвовали ледяные великаны и обитали огромные мохнатые звери. Даже в короткий промежуток между ночами солнце почти не проглядывало сквозь белесый полог облаков, затянувший небо. Ветер завывал днями и ночами, как целая стая волков, развеивая целые тучи снега. Только опытные возничие могли в такую погоду прокладывать путь сквозь заметающие проезжий тракт сугробы. От всадников и коней требовалась вся выносливость, чтобы продолжать путь. И все же они двигались вперед.
Когда добрались до лежащего на граница Арвернии с Арморикой замка Тинтагель, Гвиневера почувствовала, что у нее начинаются роды. Путники попросили гостеприимства у владельцев Тинтагеля. Поскольку их семья происходила из "детей богини Дану", они сочли за честь принять свою королеву и уложили ее в собственных покоях. Там, спустя всего пару часов, под завывание вьюги появился на свет второй сын Хлодеберта и Гвиневеры. Как и просил его царственный дед, мальчику нарекли имя Карломан.
Спустя десять дней, когда метели улеглись, и мороз слегка смягчился, Гвиневера с детьми собиралась ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Собственно, и она, и младенец превосходно чувствовали себя и раньше. Ее порода не знала послеродовых осложнений. Но на всякий случай королева "детей богини Дану" решила подождать. А, кроме того, ей не хотелось так быстро прощаться с Хлодебертом. И он тоже тянул время, чтобы побыть хоть немного рядом с возлюбленной и сыновьями, которых она родила ему.
Вечером накануне того дня, на который Гвиневера назначила отъезд, Хлодеберт пришел к ней в покои. Она только что покормила новорожденного и теперь держала на руках, не спеша уложить в колыбель.
Покои были жарко натоплены, в огромном - быка можно изжарить, - камине уютно гудел огонь. Гвиневера с младенцем на руках, в тонкой льняной сорочке, сидела на кушетке, свесив босые ноги на ковер из медвежьей шкуры. У ее ног на скамейке сидел ее возлюбленный, принц Хлодеберт, сам отведя для себя это место. В детской, за дверью, их первенец Хлодион играл с детьми владетелей Тинтагеля, под бдительным присмотром нянек.
Гвиневера показала возлюбленному маленького Карломана. Он родился здоровым и крепким, с пушком черных волосиков.
- Погляди, как он похож на тебя! - сказала она Хлодеберту с улыбкой. - Больше, чем был Хлодион, когда родился. Все черты лица твои, и волосы тоже будут, как у тебя.
- Зато у него твои глаза, - заметил принц, разглядывая ярко-зеленые, в точности как у матери, глаза младенца. Обычно глаза у новорожденных мутные, их цвет определяется позже. Но у маленького Карломана с первого дня жизни глаза были материнские, за что, признаться, отец чувствовал к нему больше нежности, чем к своим старшим сыновьям.
Гвиневера с любовью поглядела на сына, покачивая его на руках.
- Ты ведь знаешь, он унаследует мой дар, - проговорила она, понизив голос.
Еще когда носила второго сына, королева оборотней безошибочно определила, что родится бисклавре, ибо для ее породы не было тайн ни в телах, ни в душах живущих. Своему возлюбленному она давно доверила тайну, которую вообще-то охраняла от большинства арвернов, не всегда ладивших с ши. Но вот захочет ли Хлодеберт, чтобы его сын превращался в волка и бегал по лесам?..
Но, к ее облегчению, он улыбнулся, хоть улыбка выглядела грустной. Впрочем, и ей сейчас не было весело...
- Значит, нашему Карломану будет и впрямь дано больше, чем обычным людям, как верно узнал мой почтенный отец! Я даже рад, что один из наших сыновей пойдет в твоих предков: было бы жаль, если бы кровь альвов совсем разбавилась человеческой. А ты, я уверен, сможешь воспитать его так, чтобы все, чем он наделен, шло лишь на пользу ему. И Хлодиона тоже.
Он, не отрываясь, глядел на нее и на сына, еще не сознающего, что его родители в эти мгновения прощаются навсегда. У Гвиневеры защипало глаза, хотя она плакала очень редко. Осторожно высвободив правую руку, она протянула ее Хлодеберту.
- Я обещаю воспитать обоих наших сыновей так, чтобы они любили тебя, своего отца, и чтили Арвернию наравне с Арморикой. Если ты пожелаешь, они вернутся к тебе, когда подрастут.
Из груди Хлодеберта вырвался тяжкий вздох.
- Они вернутся, но не ты, Гвиневера! Я всю жизнь буду любить одну тебя, а придется жить с аллеманской змеей, которая нас разлучила!
Гвиневера коснулась пальцем жесткой складки его губ, и он послушно умолк.
- Не оскорбляй принцессу Радегунду! Какая бы ни была, она - твоя жена, мать твоего наследника, и потому заслуживает уважения. Ей тоже было нелегко, знать про нас с тобой все это время...
Хлодеберт невесело усмехнулся.
- Моей жене нет дела до меня! Она вообще не способна любить никого, кроме своего сына. Единственное, о чем она мечтает - это власть. По сути, если бы она имела право по закону осуществлять власть самостоятельно, прекрасно обошлась бы без мужа и даже без детей, быть может.
Королева-бисклавре понимала, что он сейчас во власти предубеждения, и проговорила:
- Постарайся помириться со своей женой, любовь моя! Уж если тебе с ней никак не расстаться, лучше нести совместные узы с добром друг к другу, а не со злом. Быть может, и Радегунда скорее ответит тебе добром, когда ты будешь с ней одной.
- Скорее на чертополохе вырастет виноград, - буркнул Хлодеберт в ответ.
- И все же, я прошу тебя: не оставляй ее, если после твоего возвращения она захочет примириться с тобой, - мягко настаивала Гвиневера. - Я уверена, что так будет. Радегунда сочтет мой отъезд своей победой, себя - твоей единственной женщиной, и постарается закрепить свое достижение. А также, чтобы затмить меня, она захочет родить тебе еще сына или нескольких. В ее жизни не так уж много радости и любви, и она черпает их в материнстве. Подари ей эту радость, Хлодеберт. Если ты сейчас совсем отдалишься от Радегунды, она станет врагом не только мне и нашим детям, но и тебе самому. А ведь за ней по-прежнему стоит Аллемания - не самое слабое из окрестных государств. Радегунда мне видится способной на многое.
Хлодеберт вновь тяжело вздохнул, уперся кулаками в колени.
- Да, мне придется выполнять то, о чем просили мой отец и брат! Я вернусь домой и буду ублажать свою жену, чтобы она не натравила на нас аллеманов. Но и в ее объятиях я стану вспоминать тебя, моя Гвиневера!
-
Короли Арвернии (Прототип: Франция эпохи Меровингов и Каролингов):
Династия Вермандуа (С 711 года от рождения Карломана Великого)
Боковая Ветвь старой.
Принц Крови Карломан Вермандуа (657 – 758 = 101)
«Внук короля, сын короля, брат короля, дядя двух королей, отец короля, но сам не король». К коронации своего первенца был уже Жрецом.
Ангерран VIII «Завоеватель\Армориканский» (675 – 749 = 74)
Кузен предыдущего монарха.
Годы Правления: 711 – 749 = 35
- Подавление Армориканского Восстания и новое Завоевание сего гордого края.
Адальрик VII «Вещий» (714 – март 766 = 52)
Внук предыдущего монарха.
Годы Правления: 749 – Март 766 = 17
- Династических кризис
Хильдеберт III «Строитель\Разрушитель» (743 – 783 = 40)
Сын предыдущего монарха.
Годы Правления: Март 766 – 783 = 17
- Священный Поход Донарианцев.
Хлодоберт V «Жестокий» (745 – 785 = 40)
Брат предыдущего монарха. Смертельно ранен в битве.
Годы Правления: 783 – Лето 785 = 2
- Поход Десяти Ярлов на Арморику.
Хлодоберт VI (763 – 797 = 34)
Сын предыдущего монарха. Наречен своим венценосным дедом. Несчастный случай на Турнире.
Годы Правления: Лето 785 – 797 = 12
- Борьба между Королевской Властью и влиянием Принцев Крови.
Хлодоберт VII (782 – Лето 804 = 22)
Сын предыдущего монарха. Апоплекстический удар (инсульт).
Годы Правления: 797 – 804 = 7
- Аверно-Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)
Хлодоберт VIII «Дитя» (799 – 809 = 10)
Сын предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 804 – 809 = 5
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)
Теодеберт II (786 - 809 = 23)
Дядя предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)
Теодеберт III (803 – 809 = 6)
Сын предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)
Хильдеберт IV «Воинственный» (790)
Дядя предыдущего монарха.
Годы Правления: С 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)
-
Романтичная и печальная история. И совсем не хочется укорять монархов, любых, королей, императоров, султанов, в том, что у них были фаворитки.
https://youtu.be/vxsJQicDMxM
-
Помириться с Радегундой - хороший совет, но он, похоже, не помог. Она всё равно убьёт Хлодиона и будет всячески вредить Карломану :(
Плохо быть королевской крови, даже жениться нормально нельзя. Или это только Хлодеберту так не повезло? У других, вроде, не так мрачно.
-
Благодарю, эрэа Menectrel, за подробности о королях Арвернии! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Романтичная и печальная история. И совсем не хочется укорять монархов, любых, королей, императоров, султанов, в том, что у них были фаворитки.
https://youtu.be/vxsJQicDMxM
Здесь все-таки лучше смотреть на нюансы человеческих отношений. В каждом отдельном случае они складываются по-разному. Вот где точно зло - так это в обобщении. Оно обезличивает, не дает поглядеть внимательно. А между тем, один и тот же поступок может быть и благородным, и подлым, в зависимости от мотива. Так и личные отношения. Все зависит от того, что именно связывает правителя и фаворитку.
Но вообще, у нас история Хлодеберта и Гвиневеры - это именно индивидуальный случай. Вот так получилось, что они полюбили друг друга, еще до его свадьбы с другой. И что его жена не смогла завоевать ни малейшей симпатии к себе. Но ведь не со всеми же так бывает, даже в правящих семьях! И Хлодеберт, собственно, именно Гвиневеру хотел бы видеть женой, и обращался с ней, как если бы она была его женой.
Одно дело - страстная любовь. И совершенно другое - если король или иное высокопоставленное лицо просто с жиру бесится, а фаворитка спит с ним ради власти или материальных выгод, а то и потому что ей деваться некуда (это особенно относится к султанам, к которым женщины попадали обычно отнюдь не добровольно). Словом, каждый случай заслуживает отдельного рассмотрения.
А вообще-то, распущенность аристократии зачастую бывает признаком вырождения. И часто после этого свергают либо правящую династию, либо монархию как таковую. У нас здесь ничего такого не близится, большинство наших героев имеет нравственно и психически здоровое начало.
Помириться с Радегундой - хороший совет, но он, похоже, не помог. Она всё равно убьёт Хлодиона и будет всячески вредить Карломану :(
Плохо быть королевской крови, даже жениться нормально нельзя. Или это только Хлодеберту так не повезло? У других, вроде, не так мрачно.
Хлодеберт постарался помириться с женой, судя по дате рождения их младшего сына, Теодеберта Малыша. Но да, к сожалению, не помогло. :'(
Судя по нашему произведению - именно Хлодеберту не повезло. Взять для сравнения хотя бы его братьев. И Хильдеберт Строитель с Брониславой-Брунгильдой, и Дагоберт с Гербергой описываются как счастливые пары. Видимо, они, если и женились по воле старших, то им повезло - их сердца были к тому времени свободы, и ничто не мешало возникновению супружеской любви. И даже сын Хлодеберта с Бересвиндой после жили неплохо, насколько известно, хоть она характером и не уступала тетушке Радегунде. Так что по данному примеру обо всех наших героях судить не стоит.
Разлучённые Сердца (ОКОНЧАНИЕ)
(февраль 766 года, Хлодеберт Жестокий\Гвиневера).
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Она протянула руку, чтобы погладить возлюбленного по черным жестким волосам.
- Не мучь себя, любимый мой! Случится только то, что суждено. Тех, кто покорен богам, они ведут, а тех, кто упирается - тащат.
Хлодеберт поглядел на нее с нежностью, и в то же время - с безграничным уважением.
- Арверния много проиграет, лишив себя такого сокровища, как ты! Из тебя получилась бы гораздо лучшая будущая королева, чем из моей Радегунды, или даже из Брунгильды Моравской, жены моего брата Хильдеберта. Та, слишком мечтательна, а ты разбираешься в самых запутанных делах не хуже любого мужчины, и при этом остаешься человечной, не то что моя дражайшая супруга.
Молодая женщина взглянула с укоризной.
- Я уже королева, не забывай этого, милый! Королева Арморики. И, может быть, к лучшему, что мне придется вернуться к себе домой, жить интересами своего народа. У меня останутся мои "дети богини Дану" и наши с тобой сыновья, Хлодеберт. А у тебя - твоя семья, законный сын, и твои обязанности перед Арвернией, мой принц. Ни твоя жизнь, ни моя не станет пустой, если мы расстанемся с тобой.
Хлодеберт вновь глубоко вздохнул. Да, он мог понять умом, что его возлюбленная права. Но, великая Фрейя, как же трудно смириться с разлукой! Все равно что разорвать себя пополам и сшить заново.
- Я все равно буду тебя помнить, моя Гвиневера! - горячо зашептал он, обнимая обеими руками ее колени. - Никому не победить нашу любовь! Они могут лишь разлучить нас, заставить меня вернуться к Радегунде. Но им не изменить моего сердца. В нем всегда будешь жить ты одна, моя Гвиневера!
Свободной рукой, которой не укачивала младенца, она разгладила глубокие складки меж бровей возлюбленного.
- Память - продолжение жизни. Не бойся болезненных воспоминаний. Память ранит душу, беспамятство убивает ее. Однако жить только прошлым тоже нельзя. Я желаю тебе быть счастливым без меня, Хлодеберт!
Он саркастически усмехнулся, будто хотел спросить, уж не издевается ли она. Но не спросил. Пораженный величием духа своей возлюбленной, он прилагал все усилия, чтобы не оказаться слабее нее.
- И я тоже... тоже желаю тебе счастью без меня, Гвиневера, - проговорил он хриплым голосом, глядя страдальческим взглядом на ту, с кем расставался навсегда.
И ее не меньше терзала боль от разлуки с любимым человеком. Отчасти молодую женщину утешали мысли о сыновьях, оставшихся ей от Хлодеберта. Но и эту мысль омрачало осознание, что ее мальчикам придется расти без отца. Конечно, о них позаботятся ее родные и советники, сделают все, что может для мальчиков только мужчина. Однако отец есть отец.
- Хорошо, что нам с тобой удалось остаться друзьями, - улыбнулась она, хотя горло стягивало судорогой близких слез.
- Мы с тобой еще увидимся? - спросил Хлодеберт убитым голосом.
Она заправила за ухо прядь распущенных рыжих волос, и вдруг передала младенца Карломана в руки его отцу.
- Возможно, когда-нибудь мне придется приехать к арвернскому двору, если сложится такая необходимость. К тому времени, как при дворе станет спокойнее... А сейчас попрощайся с нашим сыночком, любовь моя!
Хлодеберт как мог осторожнее взял младенца в руки. Тот сразу почувствовал другие руки и другой запах, непохожий на материнский. Он пискнул, удивленно распахнув зеленые глаза.
- Маленький мой! - удивленно воскликнул он, навсегда очарованный своим третьим сыном. И, поглядев на Гвиневеру, пообещал: - Я буду посылать подарки для них с Хлодионом! И все, что может потребоваться детям арвернского принца: лучших учителей...
- Об их воспитании мы позаботимся, как подобает "детям богини Дану", пока они малы, - мягко возразила Гвиневера. - За подарки благодарю: они будут нужны, чтобы наши сыновья росли, зная, что отец не бросил их. Только будь осторожен, чтобы твоя жена ни о чем не узнала. Ну а больше нам ничего не требуется, мы способны сами позаботиться о детях самого знатного рода, - при этих словах в голосе молодой женщины скользнула гордость, свойственная ее народу.
Затем она взяла маленького Карломана из рук возлюбленного и уложила в колыбель. Дотянувшись до лежавшего рядом на столике колокольчика и позвонила. На пороге соседних покоев показалась няня, ведя за руку Хлодиона. Тот, увидев родителей, подбежал к ним.
- Мама! Папа! - оглянулся он по очереди на каждого.
Гвиневера погладила черные волосы мальчика.
- Хлодион, попрощайся, пожалуйста, с отцом! Мы с тобой и твоим маленьким братом Карломаном будем жить в Чаор-на-Ри. А ваш отец вернется в Кенабум.
Мальчик растерянно поглядел на отца серыми, как у него, глазами. Он, конечно, еще не мог осознать разлуку по-настоящему, но почувствовал, что родители печальны. И, когда Хлодеберт подхватил его на руки, Хлодион погладил его по щеке.
- Батюшка, а ты будешь к нам приезжать? - спросил он с надеждой.
И у Хлодеберта, и у Гвиневеры защемило сердце от этого наивного вопроса ребенка.
- Конечно, буду, мой мальчик! Я привезу тебе коня, чтобы ездить верхом, и лук со стрелами, и меч, когда подрастешь. А потом и вы с братцем приедете ко мне в Кенабум. А пока что слушайся свою мудрую матушку, Хлодион, будь поддержкой ей и маленькому братику. Ты остаешься в семье за мужчину, Хлодион!
Почти трехлетний "мужчина" кивнул, не очень-то сознавая, что означает просьба отца. Поцеловал его на прощание и, спущенный на пол, выразительно взглянул на мать.
- Иди, сынок, поиграй еще, - подбодрила его Гвиневера, и мальчик вернулся в детскую в сопровождении няньки. Вскоре он вновь играл и смеялся со своими новыми знакомыми, позабыв о непонятных в его годы взрослых делах.
А мужчина и женщина с тоской взглянули в глаза друг другу над колыбелью их второго, новорожденного сына. Какие слова им произнести, чтобы после вспоминать их в одиночестве? Какими клятвами скрепить свою любовь, обреченную на вечную разлуку?
Гвиневера, в силу своей оборотнической проницательности, первой заговорила о том, о чем думали они оба:
- Не надо больше никаких слов и обещаний, мой милый! Все уже сказано. Есть ты и я, и наши мальчики. И сегодня мы с тобой расстаемся. Все уже решено. Поцелуй меня на прощание, и ступай, мой принц!
Хлодеберт поднялся на ноги, наклонился к Гвиневере и, обняв ее за плечи, поцеловал горячие губы молодой женщины с такой страстью, словно пил с них сладкий мед. Она же широко распахнула изумрудные глаза, словно хотела навсегда запечатлеть его облик. Ее бледное лицо окрасилось прозрачным персиковым румянцем, как всегда при его прикосновениях.
Но лишь на краткий миг. Вслед за тем Хлодеберт сдавленно застонал, словно вытаскивал из раны застрявший обломок стрелы. И, отстранившись от возлюбленной, направился к выходу. Там еще раз обернулся. Глядя на нее взглядом, полным отчаяния, проговорил хриплым шепотом:
- Прощай, моя Гвиневера! Будь счастлива без меня!
- Прощай, Хлодеберт, любовь моя! Будь счастлив и ты!
Он вышел из ее покоев и закрыл дверь. А королева "детей богини Дану", только что своей рассудительностью поддерживавшая его и себя, вдруг ничком упала на постель и уткнулась лицом в подушки. Плечи ее задрожали от беззвучных рыданий. Все, что она говорила перед Хлодебертом, как бесспорные истины, вдруг зашаталось и перестало что-либо значить в ее собственных глазах.
Всего двадцать лет исполнилось королеве Армориканской, а она уже утратила свою любовь, и ее сердце разбито! Теперь ей придется жить для своих сыновей, сколько будет нужна им, и для своего народа. Но уже никогда - для любимого человека. Никогда больше ее сердце не будет петь от любви!
Маленький Карломан вдруг заплакал, словно ему передалась вся боль матери. Гвиневера встрепенулась и, быстро отерев глаза, взяла сына на руки, стала петь ему колыбельную на языке "детей богини Дану".
В это время в дверь тихо постучали. Гвиневера кашлянула в ответ, позволяя войти. Она поняла, что там стоят двое, причем бисклавре, а следовательно, ее близкие.
Вошли двое мужчин, чьи плавные, по-звериному легкие движения и яркие, блестящие глаза явно выдавали оборотней. Старшим из них был дед Гвиневеры по отцу, Брохвайл Верный. Второй - Номиноэ Озерный, ее наставник. Оба они почтительно остановились в нескольких шагах от молодой матери. Оборотни всем существом улавливали, что она чувствует, и разделяли ее скорбь. Они молчали, ибо слишком уважали свою питомицу и государыню, чтобы утешать ее банальными словами, вроде: "Все проходит", или "Ты еще молода, полюбишь другого". Говорить следовало о том, что теперь же способно вывести ее из тоски.
Два оборотня с интересом пригляделись к маленькому Карломану, которого мать успокоила.
- Настоящий маленький бисклавре! - улыбнулся Брохвайл своему правнуку. - Приготовься, что он будет расти быстрее, чем Хлодион в свое время.
- У него твердые десны, значит, следует ждать ранних зубов, - с гордостью проговорила Гвиневера, на миг, казалось, вся уйдя в хлопоты, связанные с материнством и ребенком. С особым значением поглядела на своих близких: - Я вас прошу сделать все возможное для должного воспитания Карломана. Как вы учили меня, после гибели моей матери. Одинокой женщине, хотя бы и королеве, трудно воспитать двоих сыновей.
Оба бисклавре уважительно склонили головы.
- Мы научим его людской и лесной науке, чтобы он правильно сочетал в себе обе природы, научим посредничеству между ши и людьми, между миром живых и миром мертвых, - пообещал Номиноэ, лучший наставник среди оборотней. - Хорошо, что один из твоих сыновей, государыня, родился бисклавре. Всегда лучше, когда в королевской семье есть собственный Хранитель. Кроме того, и "дети богини Дану" больше станут чтить твоих сыновей.
Гвиневера вновь отрешенно кивнула, уйдя в свои переживания. Ее соплеменники могли бы осудить за любовную связь с арвернским принцем и не принять ее сыновей в наследники, если бы не почтение к Хранителям.
- Теперь им не в чем меня упрекать, - с сухим резковатым смешком проговорила она. - Арморика получит меня целиком! Может быть, так и надо, чтобы правитель отрекался от всего?
Ее дед пристально поглядел на внучку. Поняв, в каком она состоянии, быстро шагнул к ней и обнял за плечи.
- Не смей себя хоронить, Гвиневера! - он не просил, а требовал, и рука с силой встряхнула молодую женщину. - Твоим сыновьям и Арморике твоя жизнь, конечно, нужна, но и тебе самой тоже! Сохрани навсегда в памяти своего возлюбленного, и иди вперед. Мечтай, строй новые замыслы, навести по весне старых друзей - ши в наших лесах на их весеннем празднике. Не избегай празднеств при своем дворе в Чаор-на-Ри. И вкус к жизни к тебе вернется.
Гвиневера гибко потянулась. По природе своей она любила жизнь во всех ее проявлениях, и от будущего была склонна ожидать добра. Только что ей показалось, что после разлуки с Хлодебертом светлая полоса для нее закончилась навсегда. Но дед помог ей понять, что она не имеет права, в самом деле, превратиться в окаменевшую фигуру на троне.
- Я приду в себя, - пообещала она. - Просто нужно время. Никто в Арморике не узнает, что мое сердце разбито... Кстати, когда мы выезжаем?
- Завтра в девять часов утра, чтобы засветло проехать дальше, - ответил Брохвайл. - Я уже велел слугам готовиться к завтрашней поездке.
Молодая королева с благодарностью кивнула деду. Сейчас было как раз кстати, что он взял на себя важные заботы вместо нее, поглощенной ребенком и своими переживаниями. Но впредь ей следует решать и думать самой.
- Мне станет легче, когда я вернусь домой, - пообещала она.
Номиноэ учтиво склонил голову.
- Дома тебе помогут стены и дубравы Арморики, государыня.
Он поклонился, и Гвиневера сделала знак, отпуская оборотней.
- Благодарю вас за поддержку, друзья мои!
Они вышли. А Гвиневера взяла своего сына и поцеловала его в губы, пахнущие молоком. Жизнь изменилась, и ей придется все начинать сначала. Но она справится, для себя и своих сыновей!
На следующее утро, ясным морозным днем, когда снег сверкал на солнце, как серебро, королева Гвиневера готова была ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Все обитатели Тинтагеля провожали королеву в путь. Тут же были и арверны, собирающиеся возвращаться назад. Поодаль двое слуг держали в поводу вороного коня, принадлежащего принцу Хлодеберту. Конь пританцовывал, стремясь в путь, из пасти его на морозе шел пар, впрочем, как и у людей.
Сам же принц вновь, как в Кенабуме, заботливо подсадил в сани Гвиневеру, и она приняла его помощь, хотя могла бы теперь сама вспорхнуть, как перышко. Хлодеберт передал ей в руки спящего Карломана, а затем - Хлодиона, который на прощание обнял отца за шею. Когда все было готово, они с Гвиневерой обменялись долгими продолжительными взглядами. Но больше ничего не сказали друг другу, в присутствии людей, ибо все уже было сказано.
Возница подхлестнул лошадей, и они бодро стронули сани, увозя их на запад, в сторону Чаор-на-Ри. А спустя всего мгновение Хлодеберт прыгнул на спину своему коню и, пришпорив его, бешено помчался во главе арвернской свиты в противоположную сторону - домой.
Впоследствии он приложил усилия, чтобы примириться со своей женой, и у них родился еще один сын. Но настоящего согласия в их семье все-таки никогда не было, и Радегунда Аллеманская продолжала впредь видеть в прибывших ко двору сыновьях Гвиневеры соперников собственным. Закончилось это, в итоге, гибелью Хлодиона, но об этом рассказано в другом месте.
А королева Гвиневера Армориканская спустя несколько лет после разлуки с Хлодебертом вышла замуж за его кузена, Теодеберта Миротворца, овдовевшего незадолго до того. Оба потерявшие близких, они сохранили в душе еще достаточно тепла, чтобы поделиться им друг с другом.
К свадьбе своей бывшей возлюбленной принц Хлодеберт, которого недруги уже начинали именовать Жестоким, отнесся неожиданно милостиво, послал ей богатый подарок. Искренне любя Гвиневеру, он сумел пожелать ей счастья с другим. Она и Теодеберт были глубоко признательны ему. Первое, чему они научили обоих мальчиков, когда те подросли - чтить их отца и Арвернию. Сам же будущий король Хлодеберт V всю жизнь предпочитал сыновей от Гвиневеры рожденным в браке. Особенно - зеленоглазого бисклавре Карломана.
-
А королева Гвиневера Армориканская спустя несколько лет после разлуки с Хлодебертом вышла замуж за его кузена
Правильно сделала. Жить только прошлым нельзя.
-
Грустная история, но и светлая. По крайней мере, несколько лет они были счастливы, хоть потом и пришлось расстаться.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
А королева Гвиневера Армориканская спустя несколько лет после разлуки с Хлодебертом вышла замуж за его кузена
Правильно сделала. Жить только прошлым нельзя.
Гвиневера никогда не жила только прошлым. Всегда стремилась и готовилась к будущему. А Теодеберт стал ей отличным мужем. Особенно ко времени действия "Войны королев", трудно даже сказать, как бы она держалась, если бы не его помощь.
Грустная история, но и светлая. По крайней мере, несколько лет они были счастливы, хоть потом и пришлось расстаться.
Конечно, были. Да и двух отличных сыновей родили, причем, во всяком случае, Карломан многое совершил.
А дальше мы, кстати, почитаем о его детстве.
Волчонок и Лис (НАЧАЛО)
(Май 776 года. Дагоберт и Карломан, Варох, Гвенаэль, упоминаются другие персонажи)
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Никому, кроме Дагоберта Лиса, долгое время не удавалось выманить его племянника Карломана из Чаор-на-Ри, из надежных объятий матери мальчика, Гвиневеры Армориканской. Лишь Дагоберту, в то время еще молодому, но подающему надежды военачальнику, удалось убедить самого мальчика уехать в Кенабум, к королевскому двору. Против желания сына Гвиневера не могла устоять. В конце концов, она некогда обещала отцу своих сыновей, принцу Хлодеберту, что сыновья приедут к нему, когда подрастут. Их первенец Хлодион уже четыре года как служил при дворе в Кенабуме. Давно пора было и Карломану познакомиться со своими родными.
После того как отъезд мальчика был решен на семейном и государственном совете, во дворце в Чаор-на-Ри начались сборы. По требованию прадеда Карломана, Брохвайла Верного, отъезд отложили на несколько дней. Сына Армориканской королевы полагалось собирать в путь подобающе его званию. А самому Карломану было нужно попрощаться со всеми близкими, побывать в самых любимых местах и пообещать всем и каждому, что он еще вернется.
В эти дни Дагоберт Лис постарался лучше присмотреться к своему племяннику. Он убедился, что первое впечатление его не обмануло: Карломан действительно многое знал и умел, и, в отличие от многих детей в его возрасте, очень любил приобретать знания. С ним всегда было о чем поговорить, но не приходилось удивляться, если мальчик задаст такой вопрос, который удивит и взрослого человека.
Однажды вечером Дагоберт, взяв книгу "Легенды Погибшей Земли", которую обещал Карломану, направился к нему в покои. Решив сократить путь, он направился через сад. Проходя мимо садовой беседки, он расслышал голоса детей и узнал того, кого искал. Поэтому Лис приостановился, внимательно слушая: ведь спешить ему теперь было некуда.
- Ну что ты, Гвенаэль, сестричка моя? - уговаривал Карломан. - Я же не навсегда уезжаю. Обязательно вернусь, и Хлодион - тоже. Не скучай, пожалуйста. Поддерживай и слушайся маму, ведь ты у нее теперь останешься одна. Ладно?
- В том-то и дело, - протяжно воскликнула девочка. - А я не хочу, чтобы одна! Без тебя здесь всем будет так жутко тоскливо, братец! Не только мне с мамой, но и моему отцу, и Магнахару, и Номиноэ с бабушкой Ангарад, и дяде Морветену с Жартилином, и прадедушке Брохвайлу... Всем-всем! Видишь, сколько людей хотят, чтобы ты остался!
- Они хотят, но не удерживают меня дома, - сумрачно проговорил Карломан. - Они понимают, что мой путь ведет в Арвернию.
<center>***</center>- Наш путь, - поправил другой мальчишеский голос, и Дагоберт узнал Вароха, друга Карломана, что собирался ехать к королевскому двору вместе с ним. - Я надеюсь, что твой дядя позволит мне ехать с тобой?
И такая тревога прозвучала в голосе Вароха, что подслушивающий Дагоберт понял - для мальчишки в самом деле будет крушением всех надежд, если его разлучат с Карломаном.
А тот заверил его, не сомневаясь в своем родственнике, за что Дагоберт мысленно был ему благодарен:
- Если обещал - значит, он возьмет и тебя. И ты будешь вместе со мной жить при королевском дворе в Кенабуме, увидишь все чудеса столицы: дворец, знаменитое святилище, перестроенное Карломаном Великим, где под стеклянной крышей стоят священные камни...
- Очень хочется поглядеть! - в голосе Вароха звучало ожидание приключений, понятное вполне только детям.
Только маленькая Гвенаэль печально вздохнула. Не видя детей, Дагоберт не сомневался, что она ткнулась в плечо брату.
- Вы уедете, а меня больше никто не возьмет на прогулку в лес, не расскажет новых историй, как ты один умеешь, братец! Прошу тебя, расскажи еще что-нибудь, о чем ты читал в старых книгах...
- Ты же сама уже умеешь читать, и скоро сможешь прочесть все не хуже меня, - проговорил Карломан нарочито ворчливо.
- Ну пожалуйста, братец! Это потом я буду сама, как ты уедешь. А сейчас ты мне расскажи!
Карломан выдержал паузу, заинтересовывая слушателей еще больше, и начал:
- Когда гнев богов пал на Погибшую Землю, вздыбились волны в океане, и поглотили всю сушу. Уцелевшие люди много дней пережидали бедствие в искусно построенных кораблях. Чудовища из морских глубин и земных бездн грозили пожрать их. Но это были могучие люди, они сражались с чудовищами и бурными волнами. И, победив их, заставили океан схлынуть и открыть новую землю, где можно людям жить. Когда они вышли на сушу, вся земля была сильно изуродована буйством древних сил. Солнце стало всходить на западе, а садиться на востоке, реки пересыхали и терялись в песках, бескрайние леса, в которых обитали чудовища, преграждали путь расселению людей. Однако их вели могучие герои и мудрые чародеи. Идя с востока на запад, они указали солнцу его нормальный путь, направили реки в долины, чтобы на плодородных землях могли жить люди. Могучие герои истребили чудовищ и продолжили людям путь через непроходимые леса...
В этот момент девочка, что давно уже взволнованно ерзала на скамейке, - Дагоберт с его лисьим слухом уловил шорох, - наконец, решилась прервать складное повествование брата:
- Ой, Карломан! А какими были эти герои, что заставили океан схлынуть, а солнце - идти нормально? Очень большие, выше и сильнее, чем велеты? И к тому же, одаренные божественными возможностями?
- Нет, - поразмыслив, ответил Карломан, серьезно, как взрослый человек. - Таких людей на самом деле не бывает. Только боги способны на такие подвиги. Уверен, что там были обычные люди. Имеется в виду, что они расселились широко и придали земле обжитый вид. Наверное, им и вправду пришлось пережить много опасностей. Конечно, это были люди, отмеченные богами для великих свершений, и им, должно быть, помогали Хранители открытой ими земли. Но все же их сила была в численности и взаимопомощи, а не в личном превосходстве каждого. Только дух их был действительно велик.
- А, это хорошо, - отозвалась его сестра. - А я все думаю: если такие герои были, то куда подевались потом?
- Да никуда не подевались, - ответил Карломан чуточку даже сердито. - Герои жили и много позже. Вот и наш прародитель, первый вождь "детей богини Дану", Эохайд Техтмар, разве мало пережил опасностей, когда переплыл со своим народом Море Туманов, а затем осваивал Арморику? А император Карломан Великий разве не был героем? И после их было еще много! Дядя Дагоберт обещает, что я смогу изучить всю историю Арвернии и ближних стран. Вот где будет описываться много подвигов! Я обязательно расспрошу о них дядю Дагоберта, и коннетабля Сигиберта, моего названого дедушку, и его сына, дядю Хлодомера. Все они знают, что такое битвы и подвиги!
Скрывающийся за стеной беседки Дагоберт не знал, чему больше удивляться - почтению юного потомка Матери Богов к своим арвернским родственникам или его удивительному в таком возрасте умственному развитию.
"Как приедем, сведу его со своими детьми, - решил он. - У Альпаиды тоже на каждое "почему" да "как" имеется свое мнение. Да и Хродебергу будет полезно пообщаться с ним. Пусть убедится, что сыну принца крови, будущему рыцарю, полезно быть еще и образованным человеком."
А между тем, Варох, сосредоточенно поразмыслив, спросил у Карломана:
- А ты бы хотел, чтобы взаправду жили те... ну, могучие люди, способные останавливать океаны и возвращать солнце на место?
- Нет, - ответил Карломан, не помедлив с ответом.
- Но почему? - удивился Варох.
- Потому что обычные люди и Хранители способны сделать все, что сказания приписывают одиноким героям. Тысяча людей, которые будут работать вместе, все равно сделают больше, чем один герой, даже будь он могуч, как целая тысяча. Если убьют людей - вместо них поднимутся другие. А кто сможет заменить героя-одиночку? Только злые существа в сказаниях обычно живут и сражаются по одному: великаны, тролли, драконы, темные колдуны. Тем можно - у них и бессмертие, и магия, и сила множества людей. А люди сообща все равно их побеждают!
В ответ сестра Карломана вздохнула, видимо, подумав вновь об отъезде брата. А Варох проговорил, - в этот миг Дагоберту представилось, как он смотрит на Карломана и затем протягивает ему руку:
- Вот и я хочу всегда быть с тобой сообща. И здесь, и в Арвернии. Ладно?
В повисшей вокруг тишине голос Карломана проговорил, принимая уже с полной осознанностью обязательство на всю жизнь:
- Ладно!
Затем он, прислушавшись, проговорил:
- По-моему, рядом кто-то есть!
Пристыженный Дагоберт стал удаляться от беседки, не желая, чтобы дети вновь застали его подслушивающим, хотя в первый раз он их поймал, когда они подслушивали сами. Стараясь двигаться по-лисьи тихо, он успел еще расслышать, как Карломан проговорил:
- Варох, отведи-ка Гвенаэль к матушке. Меня сейчас будет искать дядя Дагоберт, и я хочу с ним поговорить наедине. Приходи потом ко мне, я вместе с тобой почитаю новую книгу.
Поняв намек племянника, Дагоберт подождал, пока Карломан вернется к себе в покои. Вскоре затем пришел к нему. Мальчик уже сидел за столом, за которым обычно изучал науки. В комнате стояли несколько ларей, в которые складывали вещи мальчика для поездки.
Младший сын Гвиневеры был одет на манер "детей богини Дану", в одеяние из шерсти, окрашенной в цвета королевского клана, с золотой каймой по краю. Мальчик улыбнулся вошедшему дяде, напевая здешнюю героическую песню. Но все же он был еще слишком юн, чтобы перехитрить Дагоберта Лиса: тому сразу показалось, что племянник старается выглядеть веселым.
Принц кивнул ему, присаживаясь в кресло за столом напротив мальчика. Положил перед ним на стол ту самую книгу, что держал в руках.
- Здравствуй, Карломан! Вот тебе книга о предках наших отдаленных предков. От жителей Погибшей Земли происходят и "дети богини Дану", и арверны. Разумеется, с тех пор пути наших народов разошлись, и у каждого племени появились свои обычаи, но в начале всех начал они были едины, - он украдкой поглядел на здешний костюм мальчика.
Тот гордо выпрямился и серьезно проговорил, поправляя на плечах плед:
- Не беспокойся, я умею носить арвернскую одежду, и Варох тоже. Нас готовили к тому, что придется жить при дворе в Кенабуме. Тебе не придется стыдиться нас, дядя Дагоберт.
Уже опытный военачальник, Дагоберт Лис едва смог выдержать пристальный взор зеленых глаз десятилетнего мальчика. Ему нравилось, что Карломан, как будто, вовсе не встречает ни в чем затруднений. Он блестяще для своих лет справлялся и с учебой, и с жизненными трудностями. Но после подслушанного разговора детей, Дагоберт невольно задумался: какую же судьбу назначили норны для столь одаренного мальчика? Львов не создают, чтобы ловить мышей. Должно быть, и Карломана, когда вырастет, будут ждать испытания по его силам, и многое тогда будет зависеть от него. Что ж, в задачу старших входило подготовить его заранее, сделав все возможное.
- Да, я видел тебя в арвернской одежде, - усмехнулся он, вспомнив первую встречу. - Ну а кто учит тебя нашему языку и обычаям?
- Прежде всего матушка, - стал рассказывать мальчик. - Она мне сколько раз говорила о моем отце, принце Хлодеберте, и о дворе арвернских королей! Затем - мой названый отец, Теодеберт Миротворец. И дедушка Риваллон, участник королевского совета Арвернии, когда приезжает сюда. И прадедушка Брохвайл. И еще коннетабль, названый дедушка Сигиберт, и дядя Хлодомер, когда приезжают в Чаор-на-Ри, беседуют со мной. Они все рассказывают так, что мне захотелось побывать в Кенабуме. Получше узнать моего отца... - и здесь Дагоберт впервые увидел, как под маской маленького взрослого мелькнула обычная мальчишеская тревога. - Я хотел быть достойным своего отца, и учился, чтобы он гордился мной... Как ты находишь, высокочтимый принц: мой отец не разочаруется во мне?..
На "высокочтимом принце" Дагоберт усмехнулся тонкой лисьей улыбкой. Видно было, что его племянник вправду волнуется, даже сбился на летописный слог. Что ж, его можно было понять: одно дело - редкие встречи с отцом, если тот приезжал по делам в Арморику, и совсем другое - жить рядом с ним, видеться ежедневно, как бывает в обычных семьях.
- Во-первых, условимся на том, что ты меня зовешь просто дядей Дагобертом, а принца оставишь для придворных церемоний! Во-вторых, я уверен, что твой отец, мой брат Хлодеберт будет очень рад, что ты приедешь в Кенабум. Ведь он радушно принял Хлодиона. Кстати, перед отъездом он просил передать наилучшие пожелания тебе, твоей матушке, твоему названому отцу Теодеберту и всем вашим родным. И потребовал всенепременно привезти тебя!
Карломан серьезно кивнул в ответ.
- Матушка мне много раз рассказывала, что они с моим отцом очень сильно любили друг друга. Но у него есть другая жена, и поэтому им пришлось расстаться, однако он по-прежнему любит нас с Хлодионом, своих сыновей, и ждет.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида)
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера)
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт)
-
Разумно рассуждает для ребёнка. Впрочем, от Карломана другого и не ожидалось.
-
Умный мальчик. Кровь людей и бисклавре смешалась в нём в очень хорошем соотношении.
-
Благодарю, эрэа katarsis, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Разумно рассуждает для ребёнка. Впрочем, от Карломана другого и не ожидалось.
Оборотни вообще взрослеют быстрее человеческих детей, и физически, и умственно. А Карломан и среди них считался особенно талантливым.
Умный мальчик. Кровь людей и бисклавре смешалась в нём в очень хорошем соотношении.
Истинно так! :) Кроме того, с ним еще работали лучшие наставники, и среди людей, и среди бисклавре.
Волчонок и Лис (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
(Май 776 года. Дагоберт и Карломан, Варох, Гвенаэль, упоминаются другие персонажи)
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Дагоберт кивнул и ответил, так, чтобы у мальчика не осталось и тени сомнения в своем отце:
- Твоя мудрая матушка говорит тебе правду! Твой отец любит и всегда будет любить вас с Хлодионом. Вспомни, как он радовался вам, когда приезжал сюда! Какие подарки для вас привозил.
- За подарки и ласку я благодарен моему отцу, - Карломан засомневался, но все же решился спросить о том, что тревожило его: - Я ведь уже не маленький, теперь с меня будет спрос гораздо больше. А справлюсь ли я, чтобы знать и уметь все, что необходимо сыну принца?
Никогда раньше Дагоберту не доводилось видеть, чтобы десятилетний ребенок был столь требователен к самому себе.
- Ты справишься! - заверил он. - Я первым сообщу при дворе, что ты замечательно развит и хорошо образован для своих лет, и стремишься к еще большему. И твой отец, когда лучше узнает тебя, станет гордиться тобой. И весь королевский род Арвернии.
Карломан тихонько вздохнул с облегчением.
- Я постараюсь быть достойным своего отца, раз уж меня приглашают ко двору! Но я прошу тебя, дядя Дагоберт: расскажи мне, с чем придется встретиться в Кенабуме. Смогу ли я поладить с моими единокровными братьями? А жена отца, принцесса Радегунда - что она за человек?
Дагоберт сразу понял, что с племянником следует говорить откровенно, как со взрослым.
- Твой старший брат Хлодеберт вместе с Хлодионом постигает науки и ратную выучку.
- Наверное, его учат гораздо лучше, чем меня? - предположил Карломан. - Все-таки будущий принц крови!
Его дядя сдержал усмешку, подумав про себя, что Карломан, хоть он и младше Хлодеберта, рассуждает уже более зрело, чем его старший единокровный брат.
- Хлодеберт неплохо учится, еще лучше постигает рыцарские умения вместе с Хлодионом. Ты сможешь всему научиться не хуже них, Карломан!
- Я постараюсь, - снова заверил мальчик. - А что мой второй единокровный брат?
- Он на четыре года моложе тебя. Его зовут Теодебертом, в честь нашего кузена, твоего названого отца. А Хлодеберт с Хлодионом зовут его Малышом. Он, как все дети, любит внимание к себе, с удовольствием слушает забавные истории.
- Значит, у меня теперь будет и младший братец, - улыбнулся Карломан. - Ну что ж, я надеюсь с ним поладить. Для старших братьев он еще маленький, а я привык возиться с сестричкой.
Дагоберт обратил внимание, как мальчик продумывал все будущие взаимоотношения при дворе. Ему очень хотелось сказать: "Остерегайся Радегунды Аллеманской! Она вовсе не обрадуется детям своего мужа от Гвиневеры." Но поостерегся. Не было незонов наговаривать на жену брата, пока та еще никому не сделала плохого. Хлодиона она терпела, хоть и не очень охотно. К тому же, у мальчика будет при дворе достаточно защитников, к которым Дагоберт причислил и себя.
Но все же он осторожно произнес:
- Постарайся не раздражать принцессу Радегунду! Ей пока не за что любить тебя.
Мальчик кивнул.
- Об этом мне уже сказала матушка.
- Твоя матушка - мудрая женщина, - произнес Дагоберт.
- Но ведь, если Хлодиона и меня пригласил ко двору сам король, то нам нечего опасаться, - произнес его племянник, внимательно глядя в глаза дяде. - И мой отец, и мой названый дедушка, принц Сигиберт, и ты позаботитесь же, чтобы с нами обращались как подобает?
- Позаботимся, Карломан, обязательно! - с чувством проговорил Дагоберт. - Так и бывает, по справедливости: сперва мы заботимся о тебе, а когда мы постареем, ты и твои братья позаботитесь о нас.
- Это будет еще не скоро, - отмахнулся Карломан, мысленно уходя в сторону Кенабума, куда ему предстояло через несколько дней отправиться наяву. - Хорошо, что Хлодион дружит с нашими единокровными братьями, Хлодебертом и Теодебертом Малышом! И я тоже постараюсь поладить с ними. Об этом и матушка просит меня. Говорит, какие бы отношения не были у них в прошлом, но мы, братья - один род, и должны держаться друг друга. Несмотря на то, что законные сыновья отца будут принцами крови в Арвернии, а мы - нет. Зато нам достанется Арморика.
Дагоберт уважительно, как взрослому, протянул ему руку.
- Пусть боги услышат тебя, Карломан! Если вы, единокровные братья, в самом деле будете дружны, сможете сообща совершить много добрых дел. А, кроме братьев по отцу, тебя встретит наследный принц Хильдеберт, твой кузен. И двое моих старших детей - дочь Альпаида, твоя сверстница, и сын Хродеберг, годом младше. Вы все - тоже один род.
- Я знаю. И мне хочется познакомиться со своими родными. Только мне жаль оставлять тех, кто живет здесь: Магнахара, которого дядя Хлодомер в прошлом году нарочно оставил здесь приглядывать за мной, Гвенаэль, Жартилина... Хорошо хоть, что Варох поедет со мной!
- И ты бы хотел быть в нескольких местах сразу? - понимающе кивнул Дагоберт. - Увы, Карломан, это невозможно даже для самых могущественных существ. Сегодняшний выбор - первый в твоей жизни, но далеко не последний. Придется все время кого-то покидать и с кем-то оставаться, делать не то, что хочется, а то, что требует жизнь. И почитать за редкий праздник такой день, когда тебе удастся поступить так, как хочется самому. Такова жизнь, и у знатного человека, и у простого. Впрочем, я не сомневаюсь, что твои родные объясняли и это. А окончательно поймешь все, когда станешь старше.
Карломан кивнул, помолчав. А Дагоберт по-новому смог увидеть этого мальчика, который опасался не понравиться отцу и, желая повидать королевский двор, жалел о тех, кто останется дома. По-видимому, он умел любить всем сердцем своих близких и вызывать в людях ответную любовь.
Показав племяннику на книгу, Дагоберт сказал, встав из-за стола:
- Пока в твоей жизни не все так уж печально. Ведь ты сможешь бывать в Арморике не так уж редко. И твои родные тоже приедут в Кенабум, как будет нужно. Магнахар вообще живет в Арвернии не меньше, чем здесь, как оруженосец Хлодомера; с ним ты часто будешь встречаться в Кенабуме... Прочти сегодня первую главу, о Погибшей Земле. Ознакомьтесь вместе с Варохом, когда он придет. А завтра обсудим с тобой прочитанное.
Мальчик, уже заглянув в книгу, манящую, как окошко в далекий мир, полный увлекательных приключений, не возражал против прощания. Уходя, Дагоберт встретил в коридоре Вароха, спешившего к своему другу.
На следующий день новая встреча дяди с племянником произошла при весьма любопытных обстоятельствах.
Утром Дагоберт вместе с Сигибертом, Брохвайлом Верным и Номиноэ прогуливались по двору замка в Чаор-на-Ри. Здесь им можно было поговорить спокойно, подальше от суеты, заполонившей весь замок.
Оба арверна радовались, что им удалось заполучить Карломана к королевскому двору, а его прадед и наставник советовались с ними напоследок, как все устроить наилучшим образом. Оба бисклавре знали, почему на самом деле оттягивали отъезд мальчика ко двору. Ведь Карломан был оборотнем, и должен был сперва в совершенстве пройти их обучение, научиться пользоваться своими способностями, а также скрывать их от людей. А для остальных дело было в привязанности Гвиневеры к младшему сыну.
- Ты убедил Карломана поехать в Арвернию - ты ныне и отвечаешь за него перед богами и людьми, наравне с его отцом, а также его названым дедом, достопочтенным Сигибертом, - назидательно обратился Брохвайл к Дагоберту.
Тот кивнул, с готовностью соглашаясь.
- Я уверен, что этому мальчику суждено великое будущее! Почту за честь ввести его к королевскому двору. Особенно после того, как в прошлом году ни Сигиберт, ни Хлодомер не смогли убедить королеву Армориканскую отпустить сына, - он, гордясь собой, взглянул на своего дядю, коннетабля.
Тот пригладил рукой седеющую, аккуратно постриженную бороду.
- Лукавить не стану, нам не удалось его выманить, - согласился он. - Потому-то я и позвал тебя, Дагоберт, в качестве подкрепления. И не зря. Мой племянник Хлодеберт уже собирался сам ехать к Гвиневере, уговаривать ее отпустить их младшего сына. А в этом случае Радегунде Аллеманской было бы гораздо труднее смириться с приездом уже второго пасынка ко двору.
- Меньше всего нам нужно, чтобы принцесса Радегунда сочла себя оскорбленной не только как женщина, но и как мать, - проговорил Брохвайл, ощущая неясную тревогу.
Номиноэ тоже уловил предвестия пока еще отдаленного будущего, смутные, как утренний туман над озером. Но то, что чувствовал, ему не понравилось.
- По крайней мере, ей не удастся настроить своих сыновей против сыновей Гвиневеры; братья навсегда останутся братьями, - это единственное, в чем вещий оборотень был сейчас уверен. - Хлодион хорошо начал сближение с ними, а Карломан продолжит еще лучше.
- Пусть сыновья Гвиневеры станут опорой арвернского престола, а не угрозой для него! - Сигиберт провел перед собой солнечный круг, знак, предостерегающий от зла и дарующий ясность мыслей и поступков.
Дагоберт хотел последовать его примеру, но тут ветер донес до него звонкие мальчишеские голоса, конское ржание и перестук копыт. Среди этого шума он различил и голос Карломана. И, не совладав с истинно лисьим любопытством, откланялся своим спутникам:
- С вашего позволения, господа... Я обещал сегодня встретиться с тем, о ком мы говорили!
И он направился к манежу, где объезжали коней, потому что голоса слышались оттуда. Когда Дагоберт удалился настолько, что не мог расслышать своих недавних спутников, Брохвайл одобрительно сказал Сигиберту:
- Твой родич ловко умеет распутывать щекотливые ситуации, если догадался сыграть на любопытстве Карломана, так что он сам захотел ехать!
Коннетабль одобрительно кивнул.
- Дагоберта не зря прозвали Лисом! Ну а я знал, кого позвать с собой.
А тем временем сам Дагоберт, подойдя к манежу, огороженному высоким частоколом, нашел там немалое оживление. В манеже, по широкому кругу, скакали верхом четверо мальчиков-подростков. Самый старшим был Магнахар, сын Теодеберта от первого брака, внук Сигиберта и Дарерки по одной линии, а по другой - внук Номиноэ Озерного и его супруги Ангарад. Магнахару было уже шестнадцать лет, он состоял оруженосцем своего дяди, военачальника Хлодомера. В троих мальчиках помоложе Дагоберт узнал Карломана, Вароха и Жартилина, племянника королевы Гвиневеры, сына ее брата Морветена.
Они носились наперегонки на высоких верховых конях, состязаясь в искусстве наездника. Чуть поодаль, у коновязи, стояли еще несколько оседланных коней. Они фыркали и били копытами, провожая глазами своих собратьев. А на одном из столбов изгороди сидел крупный ловчий сокол с путами на ногах и колпачком на голове. Сложив темные крылья, он ждал, когда его позволят взмыть в небо.
Юные всадники сделали еще один круг по манежу. Магнахар опередил остальных и, спешившись, подмигнул родичам:
- Вот так, ребята! Вам еще есть чему поучиться!
- Подумаешь - сладил с конем, послушным как дойная корова, - поддразнил его Варох. - А вон того, вороного Ветерка, тебе не объездить! - он показал на стройного жеребца, переступавшего копытами у коновязи.
Магнахар нехотя кивнул.
- В том я не вижу стыда. Ветерок никому не дается в руки. Во всяком случае, никому из нас. Правда, Жартилин?
Тот многозначительно потер колено.
- Я уж точно к нему не пойду второй раз после того, как он меня сбросил на той седьмице! - мальчик покосился на своего кузена, до сих пор молчавшего. - Я думаю, его и Карломан не приручит.
Тот окинул взглядом вороного коня, словно соизмеряя свои силы. Затем, подъехав к коновязи, спешился и привязал своего скакуна. То же сделали Варох и Жартилин.
- Попробую его приручить! - сказал Карломан и взял приготовленный заранее мешочек с солью.
Магнахар резко повернулся к сводному брату.
- Не вздумай! - казалось, он хотел схватить Карломана за руку, но не посмел. - Он тебя сбросит! Я старший, отвечаю за тебя!
- А я - сын королевы Гвиневеры, - спокойно произнес мальчик. - Не бойся, я сумею его приручить.
Он плавным, крадущимся шагом направился к коню. Наблюдавший сквозь изгородь Дагоберт заметил, что такие быстрые и в то же время невесомые движения ему доводилось видеть лишь у немногих: у Гвиневеры Армориканской, Брохвайла Верного, Номиноэ Озерного, да еще у одного армориканского военачальника по имени Гурмаэлон Неистовый (кстати, тот приходился зятем Номиноэ). Еще, пожалуй, у Вароха, но тот все же был больше похож на обыкновенного мальчишку, чем Карломан.
А тот подошел ближе к коню, протянул руку с угощением. Конь прижал уши, топнул копытом и оскалил зубы, отгоняя чужака. Но мальчик остановился в нескольких шагах и заговорил с ним. Голос у него был негромкий, чуточку протяжный. Однако слышавшим его отчего-то казалось, будто интонациями и, может быть, скрытыми звуками, не слышными человеческому уху, он выражал больше, чем обычными словами. Во всяком случае, он разговаривал с конем, как с существом, способным его понять.
- Доброе утро тебе, Ветерок! Вот, я принес тебе соль. Возьми, и не бойся ничего. Сам подойди, если захочешь. Мне, конечно, очень хочется проехаться на тебе верхом, но я это сделаю, только если ты согласишься. Потому что ты любишь свободу, и я тоже ее люблю. На твоем месте я бы тоже сопротивлялся. Но я надеюсь, ты согласишься носить меня по дружбе! Покажи всем, как скачет действительно благородный конь! Если ты захочешь, мы с тобой выиграем забег!
Запах соли и напевные уговоры мальчика постепенно сделали свое дело. Вороной жеребец перестал дичиться и выставил уши вперед, успокаиваясь. Обнюхав мальчика, он подобрал влажными губами угощение. Пока он хрустел солью, Карломан ласково гладил его по голове и лебединому изгибу шеи, по лоснящимся бокам, скрепляя новую дружбу. Затем, сочтя, что завоевал доверие Ветерка, вскочил ему на спину, стремительно, как белка взлетает на вершину дерева. В тот же миг мальчик отцепил поводья, и, склонившись, шепнул что-то в чуткое, прядающее ухо коня. И тот же Ветерок, снявшись с места, пошел вскачь. Но было видно, что не сам он мчится, куда вздумается, а Карломан им правит, легко и свободно, как опытный наездник, а не десятилетний мальчик. В считанные мгновения конь сделал полный круг по манежу.
Все трое мальчиков приветствовали его дружными возгласами, а Варох еще и издал победный клич. Карломан спешился и, привязав коня на место, помахал им рукой.
- Вот видите, я приручил Ветерка! - произнес он гордо.
Магнахар склонил голову.
- Винюсь перед тобой за свое недоверие! Но и ты меня пойми: я тревожился, он ведь мог тебя покалечить. Больше так не рискуй, пожалуйста!
Карломан уклончиво пожал плечами, на всякий случай предпочитая не обещать ни "да", ни "нет".
Жартилин, от радости вскарабкавшись на нижнюю перекладину забора, хлопал в ладоши что было сил. И только Варох загадочно улыбнулся Карломану, давая понять, что он не сомневался в его победе.
А тот среди общего торжества направился к столбу, где был привязан сокол. Снял с его головы клобучок и, пока развязывал путы, пристально поглядел на великолепную птицу, словно и с ней о чем-то договаривался. Сокол в ответ моргнул, косясь золотистым глазом.
Взяв птицу рукой в перчатке, Карломан подбросил ее вверх. Раскинув длинные косые крылья, сокол взмыл в небо и исчез.
- Что ты делаешь?! Он же улетел! Это подарок для короля Хильдеберта! - крикнул подбежавший Магнахар.
- Он вернется, - твердо пообещал Карломан. - Надо же было проверить, как он берет дичь!
- Или не вернется, а улетит прочь, - все еще гневно ответил Магнахар, высматривая сокола в небе.
Жартилин тоже покачал головой. И только Варох, казалось, не сомневался, что сокол вернется.
Чуть поодаль, за оградой манежа, стайка диких голубей клевала рассыпанные зерна. Они то и дело перепархивали с место на место, и их крылья трепыхались сизыми флажками.
Вдруг - будто вихрь промчался над ними, взметнул голубей в воздух! Ударил черной молнией и подхватил одного сизаря, только пух и перья полетели во все стороны.
Спустя мгновение стая голубей была уже далеко. А сокол с добычей в когтях уселся на тот же столб и принялся деловито ощипывать убитого голубя.
Карломан торжествующе взглянул на родственников.
- Я же говорил, что он вернется! Зато теперь мы проверили его на охоте. Пусть съест сегодняшнюю добычу, он заслужил. Я буду рад подарить моему царственному дяде, королю Хильдеберту, отличного ловчего сокола!
-
Никогда раньше Дагоберту не доводилось видеть, чтобы десятилетний ребенок был столь требователен к самому себе.
Такое свойство характера и для взрослого человека редкость, тем более для мальчика в десятилетнем возрасте.
-
Видимо, это свойство оборотня, что Карломан так легко договаривается с животными. Но вообще-то, это странно, казалось бы, должно быть наоборот. Он же волк, а конь совсем не испугался.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Никогда раньше Дагоберту не доводилось видеть, чтобы десятилетний ребенок был столь требователен к самому себе.
Такое свойство характера и для взрослого человека редкость, тем более для мальчика в десятилетнем возрасте.
Мы рискнули представить, что Карломан уже в детстве был необыкновенной личностью. Тем более, что его и воспитывали соответственно.
Видимо, это свойство оборотня, что Карломан так легко договаривается с животными. Но вообще-то, это странно, казалось бы, должно быть наоборот. Он же волк, а конь совсем не испугался.
Да, навыки общения с животными также свойственны, например, Капету (он с детства прекрасно понимал собак, но и в лесу ведет себя как его обитатель).
Он же не совсем волк все-таки. Человеческий рассудок ему помогает дать понять, что он не собирается нападать, а звериная половина позволяет понимать других животных и говорить с ними. Кстати, для животных, как диких, так и домашних, люди все равно опаснее, чем волки. Лошадь, конечно, к человеку приучена, но вот кого скорее испугается зверь в лесу - волка, который в лесу свой, или человека, с его непривычным для других вертикальным положением и неуклюжими, по меркам лесных обитателей, движениями, - это еще большой вопрос. Даже в том случае, если человек не собирается охотиться и не устроит ненароком пожар (а он может, вообще-то). В том, что наши бисклавре даже в человеческом облике двигаются бесшумно и плавно - уже половина успеха, с точки зрения зверей. Кроме того, возможно, они вправду могут говорить с животными на слышимых только им частотах, и способны их успокаивать. Вероятно, встревожить или испугать тоже могут, но вот в данном случае пользуются, чтобы завоевать их доверие.
Самое же главное, оборотни - пастыри леса, они назначены богами оберегать его и живую природу. Лес - их дом, звери и птицы - их собратья, поэтому они умеют ладить с ними.
Волчонок и Лис (ОКОНЧАНИЕ)
(Май 776 года. Дагоберт и Карломан, Варох, Гвенаэль, Магнахар, Жартилин, Брохвайл Верный, Риваллон Сто Воронов, Сигиберт Еще Не Древний, упоминаются другие персонажи).
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Пока все это происходило, Дагоберт Лис не сводил пристального взора со своего племянника. Он удивлялся все сильнее. В свои юные годы Карломан не только замечательно умел ладить с людьми, но и с животными тоже. Принцу Дагоберту не раз доводилось видеть, как укрощают животных, добиваясь от них послушания человеку. Но тут было нечто иное, он чувствовал различие. Карломан не приказывал животным, он будто договаривался с ними, точно так же как с людьми, и не сомневался, что они его поймут. Как будто не ставил себя по умолчанию гораздо выше всего, что могло назваться животным. Конь и сокол и впрямь поняли, как будто... как будто он говорил на их языке! Может быть, животные видели в нем нечто иное, чего не могли разглядеть люди?
Арвернский военачальник почувствовал, что нащупал кончик некоей тайны, касавшейся его племянника. И он понял, что только терпение поможет со временем узнать о Карломане все. Спрашивать, скорее всего, будет бесполезно. Только собственная наблюдательность и доверие мальчика помогут разгадать загадку, какой является сын его брата.
А пока Дагоберт, глядя сквозь изгородь, увидел, как его племянник победно обернулся к товарищам.
- Видите, я все предусмотрел! Поговорив с ними, я знал, что они послушают. Я ничего не делал наобум.
Это было правдой; Дагоберт чувствовал, что его племянник сел на опасного коня не из стремления к риску, вообще-то естественного для мальчишки, да и не только. Карломан не рисковал, он все предусмотрел. "Тем лучше, - подумал его дядя. - Если он сохранит и разовьет свои повадки в будущем, ему не потребуется искать себе могучих противников развлечения ради. Он всегда найдет себе настоящее дело".
А мальчики, спутники Карломана, глядели на него как завороженные.
- Как ловко ты справился с ними! - покачал головой Жартилин. - Ты, конечно, и раньше показывал, как тебя слушаются животные, но не все были такими строптивыми.
- Как ты это делаешь, Карломан? - поинтересовался Магнахар, не скрывая удивления.
Мальчик скромно улыбнулся, переглянувшись с Варохом. При этом Дагоберт убедился, что тот, единственный из трех мальчиков, не удивлен способностями Карломана. Видимо, ему известна была тайна друга.
- Это врожденное свойство, - туманно ответил он, ничего больше не объясняя.
Мальчики поглядели на стоящих у коновязи лошадей. Но после подвига Карломана состязаться в объезжании коней уже не хотелось. Все четверо почувствовали, что ничего столь же важного для них здесь больше уже не произойдет.
- Пойдемте, - махнул рукой Магнахар.
- Я понесу сокола, - сказал Жартилин и взял за лапы птицу, расправившуюся с голубем.
- Кстати, сокол был священным у наших предков, еще до Эохайда Техтмара, - проговорил Карломан, возвысив голос. - Легенда гласит, что давным-давно посланный богами сокол указал пращурам путь через бурное море!
Слушая его, Дагоберт удивленно вскинул брови, ибо об этом было написано в той книге, что он лишь вчера дал племяннику почитать.
А Карломан, выходя со своими родичами из манежа, хитро подмигнул дяде зеленым глазом, давая понять, что давно его заметил.
- Здравствуй, дядя Дагоберт! Не меня ли ты ищешь? - осведомился он, остановившись рядом.
Остальные мальчики также почтительно приветствовали брата короля Арвернии. А тот кивнул им и ответил племяннику:
- Рад видеть вас всех! Я стоял здесь достаточно давно, чтобы увидеть, как хорошо ты умеешь ладить с животными, Карломан. И хотел бы еще побеседовать с тобой.
Трое мальчиков поняли намек и, откланявшись, направились в другую сторону. А дядя с племянником направились по двору, вдоль служебных построек, где хлопотали слуги. При этом Дагоберту почти не приходилось сбавлять шаг, чтобы мальчик поспевал за ним, тот и так шагал с ним вровень.
- А ты за мной наблюдал, дядя Дагоберт? - вскинул на него Карломан свои зеленые блестящие глаза.
И тот, взрослый мужчина, опытный воин, почувствовал себя неловко под взглядом десятилетнего мальчика.
- Почему ты так решил? Я просто прогуливался рядом.
- Ага, - фыркнул Карломан. - И вчера, возле беседки, тоже. И на совете, когда ты поймал нас под дверью, тоже совершенно случайно.
При этом Дагоберт заметил, что его племянник глядит хитро, но не со злом. И он шутливо запротестовал было:
- Подожди-ка, дружок! Совет подслушивали под дверью как раз вы, а я только услышал ваше дыхание и шорох.
Карломан склонил голову.
- Да, это мы были неосторожны, думая, что нас никто не услышит... Но на моей памяти ты первый, кто смог так незаметно подкрасться, чтобы ни я, ни Варох не заметили сразу.
Дагоберт в свою очередь скромно усмехнулся.
- У меня тоже есть свои навыки... На войне мне доводилось вести вооруженный отряд в тыл к противнику, пользуясь самыми незначительными укрытиями, вроде оврагов, ложбинок, зарослей кустов. В тумане или в предрассветных сумерках, когда звуки хуже слышны. Коннетабль, принц Сигиберт, не зря доверяет мне устроение военных хитростей. За это меня и прозвали Лисом.
Огоньки в зеленых глазах мальчика разгорелись ярче, выдавая горячее, неуёмное любопытство. И вправду, Карломану захотелось расспросить дядю о военных хитростях. Способы тайной войны напоминали повадки его сородичей, вольных лесных охотников. Ни одно животное, если оно не взбесилось или если не вынуждено защищать детенышей, не идет в атаку напролом, не стремится непременно победить или умереть. Для этого у него слишком много здравого смысла. Лишний риск никому не нужен.
И мальчик спросил деловито, как взрослый:
- А ты мне расскажешь о войне, дядя Дагоберт? Я в прошлом году спрашивал названого дедушку и дядю Хлодомера, а они говорят, что мне еще рано знать.
Его дядя ответил, поразмыслив:
- Они отчасти правы, отчасти нет. Война - не рыцарский турнир, это грязное, кровавое, а зачастую подлое дело. И не нужно бы отроку твоих лет о ней знать. А с другой стороны, время идет, и тебе, твоим сверстникам все равно придется учиться воевать. Ты уже читал о древних сражениях, времен Карломана Великого, а теперь пора узнать, как воюют сейчас. Я привез с собой описание нашей последней войны с викингами, там ты найдешь разбор многих военных хитростей и маневров. Сперва прочитай обо всем, подготовься, а уж потом я тебе расскажу все в подробностях, если ты захочешь.
- Я постараюсь еще до отъезда разобраться во всем, дядя Дагоберт, - пообещал мальчик, косясь на эмблему, вышитую на плаще его родича. Там был изображен лис, потрясающий мечом.
- Это ведь не твой герб? - кивнул мальчик на это изображение.
- Нет, конечно, - что-то в выражении лица Дагоберта, в изгибе тонких губ в самом деле напоминало лиса. - Родовой герб королевского рода Арвернии - ирис, увенчанный короной. А эмблему каждый знатный человек вправе завести сам, но далеко не все пользуются этим правом. Обычно эмблема выражает личные свойства человека гораздо лучше, чем общеродовой герб. Но иногда, если от большого рода отделяется одна из ветвей, эмблема родоначальника становится гербом для его потомков. А составляются эмблемы так же, как и гербы: эмаль употребляется с металлом, но не по две эмали и не два металла сразу. Тебя ведь учили геральдике?
Карломан кивнул.
- Мой названый отец, Теодеберт Миротворец, разъяснял мне правила составления гербов в Арвернии и Арморике.
- Тебе и в этом повезло, - уважительно отозвался Дагоберт. - Мало кто разбирается в геральдике лучше, чем мой кузен Теодеберт.
- Да. А дедушка Риваллон говорит, что в древности у "детей богини Дану" не было гербов и эмблем. Вместо них служили клетки клана, у каждого - свои цвета, по-особому расположенные. С первого взгляда видно было по одежде, откуда человек, с каким кланом его родичи дружат, а с каким враждуют. Но со временем, после арвернского завоевания, "дети богини Дану" многое переняли у арвернов, и появилось рыцарство, а с ним - и гербы, хоть не совсем такие, как в Арвернии.
- Времена меняются, и новые поколения никогда не рождаются в точности такими, как их родители, - проговорил Дагоберт осторожно, ибо касаться межплеменной розни арвернов и "детей богини Дану" было все равно что ступать по тонкому льду. - За прошедшие века мы не только сражались, но и многому учились друг у друга, обогащались новыми обычаями. А заодно - смешивали живую кровь в жилах обоих народов, вот как у тебя, Хлодиона, Гвенаэли. Да и в Теодеберте с Хлодомером есть кровь "детей богини Дану" и арвернов. Ведь неплохие получаются результаты? - он испытующе взглянул на мальчика.
Тот кивнул без тени сомнения.
- Я же и не спорю! Но, раз уж у нас теперь появились эмблемы, то я хочу себе взять свою собственную, когда вырасту.
Отчего-то Дагоберт не усомнился, что его племянник, когда вырастет, не забудет об этом желании, как большинство мальчишек, вырастающих из своих детских мечтаний, как из коротких штанов. Карломан решал всерьез и надолго.
- Ну что ж... Чтобы взять себе почетную эмблему, надо что-то из себя представлять. Быть ярким и сильным человеком, не теряющимся в толпе, а способным направлять ее или противостоять ей. Эмблема должна подходить человеку, тогда она вызовет уважение. Если слабак изобразит себе медведя, а глупец - филина, их эмблемы вызовут лишь смех. Я могу ошибаться, но, кажется, у тебя есть все, чтобы выразить свое лицо в подходящей эмблеме. А кого ты хочешь изобразить на ней?
- Я возьму себе в эмблему волка, - как видно, Карломан сделал выбор уже давно. - У меня и рисунок есть: голова черного волка с изумрудными глазами.
Он умолчал, что, согласно правилам "детей богини Дану", его эмблемой будет не простой волк, а бисклавре. Их было принято изображать несколько по-другому. Волки на гербах и эмблемах всегда были повернуты в профиль, а бисклавре - лицом вперед, глядя как человек. Но в такие геральдические тонкости вдавались только сами "дети богини Дану", а больше никто не брал на герб ши и волшебных животных.
Мальчик не спешил сообщать всей правды даже дяде Дагоберту. Быть может, потом, если удостоверится, что дядя его поймет.
А тот многозначительно улыбнулся, вспоминая давние времена.
- Видно, это судьба! Твой отец, мой брат Хлодеберт, тоже всю жизнь любит волков. Когда мы с ним играли в детстве, в то время как были младше, чем ты сейчас, - он был волком, а я - лисом. Обычно в сказаниях волки и лисы враждуют, но у нас все было по-другому. Ведь они и в самом деле близкие родственники. Волк - могучий, суровый, ярый, беспощадный к врагам и преданный близким. Лис - послабее, зато хитрее, изворотливее, берет смекалкой, а не силой. Отчасти, видно, эти образы проникли и в нашу взрослую жизнь...
Карломан был рад узнать, что касалось его отца. Итак, принц Хлодеберт тоже неравнодушен к волкам! "Наверное, он потому и полюбил Волчицу, мою маму", - вертелось у него на языке, но он сумел не сказать лишнего.
Вместо этого поглядел в глаза дяде и тихо проговорил:
- Благодарю тебя за все, что ты поведал мне о моем отце и о королевской семье Арвернии, и обо всем, что мне следует знать, чтобы быть достойным своих родных! Пока еще я не могу даже представить все, что мне потребуется знать и уметь. Но у меня впереди достаточно времени, чтобы всему научиться. И я постараюсь оправдать надежды близких людей, в Арморике и в Арвернии!
И тут, впервые за дни знакомства с племянником, Дагоберт позволил себе прикоснуться рукой к его плечу.
- Из мальчиков, которых хвалят в глаза, редко вырастают достойные мужи. Но в тебя я верю, Карломан: ты будешь великим человеком!
Разговаривая так, дядя и племянник минули уже священную рощу, где зеленели два молодых дубка, посаженных королевой Гвиневерой в честь ее сыновей. Подошли к крыльцу замка. Там их ждал Риваллон Сто Воронов, отец королевы.
- Карломан, тебя ждет матушка, чтобы напутствовать напоследок, - быстро сказал он внуку. И, взглянув на Дагоберта, добавил, извиняясь: - Ты уж прости, что должен вам помешать! Но у тебя будет еще довольно времени наговориться с Карломаном обо всем на свете. А его мать должна надолго проводить из дома уже второго сына.
Дагоберт и не думал оспаривать материнские права королевы Гвиневеры. Он кивнул:
- Ступай к матушке, Карломан! Позднее мы с тобой еще вдоволь поговорим о войне и обо всем, что ты захочешь узнать.
И он поглядел вслед племяннику, который легко взбежал по ступеням дворца вслед за дедом.
Но никто, даже сам Дагоберт, не мог в то время предвидеть, что из мальчика, которого он представит к королевскому двору, вырастет всемогущий граф Карломан Кенабумский, майордом Арвернии, Почти Король. Эмблемой его будет черная волчья голова с зелеными глазами, увенчанная короной. Ибо обитавшие в Арморике ши назовут его Коронованным Бисклавре.
-
Большому кораблю - большое плавание.
-
Эмблема с бисклавре? Опасно в условиях разгулявшихся донарианцев. Интересно, они что-нибудь заподозрили? Ги Верденский - тот да, а остальные?
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Большому кораблю - большое плавание.
Главное, чтобы не встретился большой айсберг! То в виде одного безумного племянника, то в виде другого...
Дальше мы узнаем в подробностях историю брата Карломана - Хлодиона и его тайной любви.
Эмблема с бисклавре? Опасно в условиях разгулявшихся донарианцев. Интересно, они что-нибудь заподозрили? Ги Верденский - тот да, а остальные?
Это нужно разбираться в особенностях геральдики именно "детей богини Дану", чтобы понять, бисклавре на эмблеме или обычный волк. Вряд ли это все знали.
Если среди донарианцев не так уж мало было потомков альвов, то кто-то мог почувствовать, так же как Ги Верденнский. Но Карломан им не по зубам.
Подкова (НАЧАЛО)
Апрель 780 года. Хлодион/Жюли.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В тот год, когда наследный принц Хильдеберт тайно от всех встречался с вейлой Морганеттой, что была беременна и вскоре родила ему дочь, а его младший кузен Хлодеберт ожидал приезда своей невесты, адуатукийской принцессы Бересвинды, не терял времени и его брат Хлодион, старший сын Хлодеберта Жестокого и Гвиневеры Армориканской. Видно, так уж щедро одарила Фрейя расцветающих юношей способностью привлекать девушек, да и в их собственных сердцах зажгла бурное пламя. Но и любовь, как и все на свете, может привести и к добру, и ко злу. Боги посылают людям свои дары, а как ими распорядиться - дело самих людей.
Поначалу Хлодион просто ездил охотиться в богатые дичью леса под Дурокортером. Благо, вокруг новой столицы еще хватало непуганого зверья, и знатные юноши каждый день привозили то кабана, то оленя, то целую связку дичи помельче. Вот Хлодион и пропадал в лесах, иногда со своими братьями, а иногда лишь в сопровождении свиты ловчих. До поры до времени он не мечтал ни о чем, кроме успеха в охоте. Однако перст Фрейи, нежный и неистовый, уже коснулся его.
Однажды, по дороге через селение Карломановы Броды, у коня Хлодиона слетела с ноги подкова. Один из ловчих показал ему, где находится кузница, и юноша направился в ту сторону.
В кузнице работал хромой мужчина средних лет, вместе с несколькими сыновьями. Услышав стук копыт, кузнец оставил разожженный горн под присмотром сына, а сам вышел навстречу.
Увидев богато одетых всадников на прекрасных конях, убранных искусно украшенной упряжью, Этьен Хромой сразу понял, что перед ним знатные господа из новой столицы. Почтительно поклонился, не спрашивая ни имен, ни титулов.
- Пусть солнце освещает твой путь, благородный господин! Вижу, что твой конь потерял подкову. Я за серебряную монету в полчаса поставлю новую. А тебя с твоими почтенными спутниками прошу покуда подождать под навесом, где не так печет солнце.
Хлодион кивнул и спешился, отдавая коня на попечение сыновьям кузнеца. Остальные охотники также спустились наземь и ушли под навес, ибо день и вправду был довольно жаркий для карломоната месяца. Им видно было, как сыновья кузнеца ловко удерживают на месте стреноженного жеребца, пока их отец привычно укрепляет на его ноге новую подкову. Слышался легкий стук молотка, ворчливые голоса людей, обращенные к лошади. Позади, сквозь оставшуюся приоткрытой дверь кузницы, мелькали красные огоньки в горне. Все это скоро наскучило Хлодиону, и он стал глядеть в другую сторону, где находился дом кузнеца.
И он увидел девушку. Она направлялась от дома к кузнице. В руках у нее был поднос, на котором стоял кувшин и несколько пестро расписанных чашек. Девушка была белокурой, с тонкой талией и высокой грудью. В ее скромном домотканом платье заметна была попытка принарядиться, насколько это возможно. Лиф ее платья был вышит цветами и ягодами земляники, в косы вплетены голубые ленты. Она шла легко, словно несла себя, и Хлодион вглядывался в нее все внимательнее. Он не мог понять, что произошло, но ему вдруг показалось, что ни одна девушка из самых знатных семейств Арвернии, что он видел при дворе своего дяди, не двигалась так легко, как эта селянка. "Она - как изящный лесной цветок, скажем, фиалка, выросшая в сумрачном подлеске, - подумал юноша. - С виду кажется - маленький невзрачный цветок, куда ему равняться с пышными садовыми розами и лилиями? А приглядись поближе - восхитишься: как изящно соединяются лепестки, какой тонкий аромат, сколько оттенков синего и лилового в его цвете, - глаз не оторвать!"
Так думал первенец Гвиневеры Армориканской. Хоть он и не был наделен такими дарованиями, как его младший брат Карломан, однако, еще не осознав, почувствовал, что эта встреча будет иметь большое значение в его судьбе.
И тут же сама девушка, будто что-то почувствовав, улыбнулась Хлодиону - именно ему, должно быть, уловила его пристальный взгляд. Он мысленно успел заметить, как обаятельна ее улыбка, какие ямочки на ее щеках появляются в тот момент.
Но девушка лишь склонила голову, приветствуя охотников, а сама проследовала дальше со своим подносом. Поставила его на деревянный стол, стоявший, в окружении нескольких скамеек, поблизости от кузницы.
- Отец, я принесла тебе и братьям холодного кислого молока, только что из погреба! Освежитесь, когда захотите пить, здесь ведь все время бывает жарко.
Этьен Хромой на миг приподнял голову, оторвавшись от подковы, в которую вбивал гвоздь, меж тем, как два его сына держали конскую ногу на весу.
- Принесла молоко? Теперь ступай в дом, Жюли! Лучше бы тебе не высовываться сейчас!
Эти слова не понравились Хлодиону. Что он - враг напавший, что ли, чтобы от него прятали женщин? Он поклясться мог, что у него нет и не было никаких злых намерений по отношению к девушке, просто хотелось еще немного продолжить любование красотой... А имя ее - Жюли, звучало не совсем обычно, с примесью чего-то чужеземного, то ли на марцийский, то ли на агайский лад. В нем слышалось прохладное дыхание весеннего утра и тонкий аромат лесных фиалок.
И тут сама девушка, покорная воле отца, тихо вздохнула и направилась обратно. Однако не удержалась, чтобы не взглянуть на Хлодиона напоследок.
Этот взгляд решил дело. Юноша шагнул навстречу, чувствуя, что у него в самом деле пересохло в горле.
- Налей и мне прохладного кислого молока, милая Жюли! Очень хочется пить.
Ее отец и братья выпрямились, пристально глядя на девушку и знатного гостя, словно предупреждали своим видом. Но отказывать было непочтительно, и девушка подала молодому человеку чашу прохладного кислого молока, чуточку пощипывающего язык.
Хлодиону хотелось выпить эту чашу за красоту своей новой знакомой. Но беспокоить ее родных не следовало, и он проговорил, отпив первый глоток:
- Счастья вашей семье, искусности вашим рукам, добрые мастера, и пусть боги не оставят вас своим благословением!
- Благодарю тебя, господин! - ответил Этьен, обернувшись через плечо, и продолжил работу.
Зато Жюли отозвалась гораздо приветливее:
- Пусть будет твоя жизнь светлой и радостной, как весеннее поле, цветущее силой Фрейра!
Она ждала, когда юноша допьет молоко, чтобы забрать у него чашку. Он же не спешил отдавать ее. Сперва ему захотелось заплатить за молоко отдельно. Пусть Жюли купит себе что-нибудь из обновок в память о нем. Но, подумав, какие гордые, несговорчивые люди ее родные, устыдился своей мысли. Не годился подкупать Жюли, как служанку в трактире.
Тут кузнец сильнее застучал молотом, прикрепляя подкову, чтобы сидела прочно. И Хлодион тихо проговорил, пользуясь тем, что его не услышит никто, кроме девушки:
- Мне сегодня посчастливилось потерять подкову. Благодаря ей я заехал в кузницу твоего отца и встретился с тобой, милая Жюли...
- Обычно подкова приносит счастье тем, кто ее находит, а тебе посчастливилось потерять, господин... - улыбнулась ему девушка, и тут же сделала паузу.
- Клод, - назвался юноша простонародным вариантом своего имени, не объявляя никаких титулов. Скорее всего, она испугалась бы, узнав, что он - сын принца Хлодеберта Жестокого, пусть и незаконный, племянник короля Хильдеберта Строителя. А ему хотелось, чтобы она улыбалась ему, как в первый миг, чтобы радовалась, а не повиновалась из страха. Назовись он более древней и торжественной формой своего имени, жители Карломановых Бродов могли догадаться, с кем имеют дело.
Он, наконец, допил молоко и передал девушке чашку, так что их пальцы встретились на ней. И не спешили расцепиться.
- Вот бы повидаться с тобой не на людях... где нам никто не помешает поговорить, - шепнул Хлодион, от природы зная, как надлежит действовать в древней и нестареющей, как солнце, любовной игре.
И девушка ответила ему, робея от собственной смелости:
- Приходи завтра с утра в ложбину возле двух дубов, и я пойду собирать весенние цветы.
Хлодион широко улыбнулся ей, отдавая чашку:
- Договорились!..
Все их стремительное объяснение длилось лишь несколько мгновений. Затем девушка взяла у него чашку и почти побежала прочь, будто за ней гнались. Лишь у самого порога решилась оглянуться на юношу. Горячая краска залила ей лицо, и она скрылась за дверью.
Вскоре и кузнец закончил свою работу. Новенькая подкова блестела на ноге у коня, как золотая, словно своим видом обещала счастье.
- Все готово, знатный господин! - поклонился гостю Этьен Хромой. - Скачи теперь на своем коне сколько хочешь - пока сама подкова не изотрется, не свалится.
Но в интонациях его скользнуло отчуждение. Казалось, он хотел сказать: скачи куда хочешь, только от нас подальше.
Однако Хлодион уже решил завтра встретиться с Жюли. Пока же он заплатил кузнецу, как обещал, большую серебряную монету. Ему бы хотелось дать и больше, в благодарность семье очаровательной девушки, просто за то что она есть на свете. Но юноша сдержался, подумав, что слишком щедрая плата насторожит ее родных. И он уехал, не подавая виду, что приезд в Карломановы Броды что-то значит для него.
Но по дороге Хлодион слушал, как стучат копыта коня, и как горячо бьется в груди сердце. Увлекшись, даже не заметил, как посмеиваются дворяне его свиты по поводу неожиданного знакомства. Они веселились, что их предводитель встретил на охоте не ту дичь, которую ожидал.
Этой ночью Хлодион почти не спал. Закрывая глаза, видел перед собой Жюли. Ему становилось жарко лежать на смятых простынях, он распалялся, как жаркий уголь, мечтая о завтрашнем свидании. А наутро, едва позавтракав, поехал на охоту. Его сопровождали лишь несколько армориканских слуг, с которых он взял клятву никому не рассказывать, куда он собирается.
Жюли в эту ночь спала еще хуже Хлодиона. Лежа в своей девичьей светелке, закинув руки за голову, она прислушивалась к тихому шепоту за стеной. Там, в своих спальнях, обитали ее семейные братья с женами. Для выросшей в деревне девушки не было тайной, как развиваются отношения между молодыми парами. У нее же на глазах ее братья приглядывались на вечеринках к девушкам, ухаживали за ними, потом сватались и играли свадьбы. И за ней самой ухаживали деревенские парни, вместе водили хороводы и провожали после вечеринок домой. Только ей ни один парень не был люб. Не загорался в сердце огонек, как сегодня, при виде молодого господина. Клода, как он велел себя называть. Как жаль, что он ей не пара! Представить, чтобы он когда-нибудь ввел ее в замок, где живет сам король, было также нелепо, как увидеть его, машущего молотом в кузнице ее отца! У знатных и простолюдинов разные дороги. Это она сама себе скажет, не дожидаясь советов ни от отца, ни от матушки. Но почему тогда так хочется повидаться с ним завтра?
В то утро Жюли поднялась раньше жен братьев, раньше даже самой матери. Подоила коров, собрала в курятнике яйца, замесила тесто на хлеб в квашне. Затем принесла из огорода первую зелень. Поставила вариться в одном котле суп, а в другом - просяную кашу с медом. Начисто подмела пол. Все, чтобы ее отпустили в лес.
Наконец, и мать девушки, удивленная ее усердием, после завтрака сказала ей:
- Ступай, прогуляйся, дочка. Ты уже достаточно сделала.
Жюли только этого и надо было! Она надела свое лучшее платье, нацепила бусы из янтаря и, взяв корзинку для цветов, убежала в лес. Пробиралась к заветному месту с тревогой. "А ну как он забыл меня, едва уехал, и не придет? Нет, - уговаривала себя девушка, - я же видела, как он глядел на меня! Если он обещал, значит, придет."
Он был уже на месте, отослав своих слуг, вооруженных луками, в другую часть леса, чтобы не мешали. Сам же юноша стоял возле двух братьев-дубов, растущих из одного корня. А чуть поодаль пасся на поляне его конь.
Юноша первым шагнул навстречу дочери кузнеца, и, когда она подошла, поцеловал ей руку, как знатной даме. Жюли вскинула на него блестящие глаза.
- Ты ведь господин, а я простолюдинка... - начала она.
- Я еще ни одной знатной даме не радовался, как тебе, - просто ответил Хлодион.
И, если в сердце Жюли еще шевелились последние сомнения, то они растаяли, как снег по весне, когда он поцеловал ей руку. С этого мгновения человеческие условности больше уже не были властны над ними обоими. Что им до знатных и простолюдинов, если Фрейя разожгла в их сердцах огонь любви, которому суждено было разгореться со всем пылом юности?
Они направились вместе по лесным тропинкам, собирая в тенистых местах ландыши и фиалки и оживленно беседуя.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида)
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера)
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт)
Подкова (Апрель 780 года. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли)
-
Ну, вот и неучтённые оборотни намечаются!
-
Вот как тут быть? Сын короля не может жениться на дочери кузнеца, но как заставить не влюбляться? Если уж даже Хильдеберт не смог жениться на Гвиневере, то тут, и вовсе, без шансов.
Если среди донарианцев не так уж мало было потомков альвов, то кто-то мог почувствовать, так же как Ги Верденнский. Но Карломан им не по зубам.
Да, про чутьё-то я и забыла. Им не нужно вести сложных расследований, чтобы понять, кто здесь альв.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Ну, вот и неучтённые оборотни намечаются!
Узнаем теперь подробнее о том, что в основном произведении осталось за кадром! :)
Вот как тут быть? Сын короля не может жениться на дочери кузнеца, но как заставить не влюбляться? Если уж даже Хильдеберт не смог жениться на Гвиневере, то тут, и вовсе, без шансов.
Хлодеберт. Имена похожи, согласна, но личности-то разные.
Взять простолюдинку конкубиной он может. И в нашем мире даже у правящих королей (не то что их родственников) бывали фаворитки-простолюдинки. И речь именно о прочных, довольно длительных отношениях, не о случайной связи. Например, у французского короля Карла Безумного была некая Одетта, которая одна умела снимать его приступы безумия. У другого короля, Карла IX, была фаворитка Мари Туше, которая имела от него сына, а позже вышла замуж за дворянина. А мать Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандского, была дочерью ремесленника. Так что иногда все же бывало. Только Хлодион не успеет позаботиться о Жюли. :'(
Да, про чутьё-то я и забыла. Им не нужно вести сложных расследований, чтобы понять, кто здесь альв.
Но Карломану они бы не посмели ничего причинить. Даже Хильдеберт Строитель ему благоволил. А когда наследником престола, а после и королем стал отец Карломана - и подавно.
Подкова (ОКОНЧАНИЕ)
Апрель 780 года. Хлодион/Жюли.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Идя вдвоем по лесу, юноша и девушка с любопытством поглядывали друг на друга. В сущности, они ведь едва успели познакомиться, хотя уже понравились друг другу, но не узнали еще по-настоящему. Хлодион первым решился спросить:
- А почему у тебя такое необычное имя? Ты происходишь из рода Юлиев, правителей Марции?
Девушка засмеялась. Сквозь свет, пробивающийся через уже густой тлиственный полог, ее улыбка с ямочками на щеках была еще очаровательнее.
- Нет, разумеется! Просто я родилась зимой, на праздник йоль, и мне дали имя по созвучию. И это не только марцийское имя, но и агайское. Отец говорил, что наши прародители происходили из Агайи. Еще во времена Карломана Великого, когда он со своим войском переправлялся через речные броды, что дали имя нашему селению, в его свите был агайский купец по имени Стефан. В здешнем селении он познакомился с девушкой, влюбился в нее и остался здесь жить. Прошло много сотен лет, но у нас тоже передаются предания из уст в уста. Моего отца зовут в честь прародителя. Имя Стефан у нас превратилось в Этьен. Вот и мне тоже дали не совсем обычное имя. Но все-таки я здешняя уроженка, родилась и выросла в Карломановых Бродах. А ты, Клод? Откуда ты родом?
Юноша смутился. Он не мог поведать ей всю правду, дабы не разорвать пока еще тонкую ниточку, соединявшую их. Поэтому приходилось скрываться под упрощенным именем. Тоже своего рода оборотничество, почти как у его матери и брата... Пусть Жюли пока понимает его за мелкого сеньора из придворной свиты. Даже и в этом случае он, должно быть, покажется ее семье слишком вельможен. Поэтому лучше им ничего не знать.
- Я из свиты наследного принца Хильдеберта, - схитрил Хлодион. - Родом из Приграничья, между Арвернией и Арморикой.
Так он хотел объяснить свой армориканский выговор и своих слуг, в которых легко было узнать "детей богини Дану".
Девушка кивнула, не сомневаясь в его словах. Да и почему она должна была заподозрить, что он - не тот, за кого себя выдает?
Она забросала его вопросами, исполненными любопытства:
- А ты давно в свите принца? Нравится ли тебе служить при дворе? Ты знаешь там всех-всех? И короля, и вельмож? Какие они? А знатные дамы очень красивы? Какие у них наряды? Верно, от них нельзя отвести глаз!
Хлодион смеялся и отмахивался от ее вопросов руками, в которых были сорванные ландыши.
- И короли, и принцы, и придворные дамы - такие же люди, только знатные и богатые. К ним только надо приноровиться. Я успел их узнать с детства, когда стал пажем принца Хильдеберта... Что? Наряды знатных дам? Откровенно говоря, я не очень в них разбираюсь. И потом, как видишь, я приехал сюда, к тебе, - значит, ты мне интереснее них! - про себя юноша подумал, что, приодень Жюли в шелк и атлас, что носят знатные красавицы, - и она была бы прекраснее них всех.
А девушка, вдруг встревожившись, спросила:
- Клод, а тебе ничего не будет от принца Хильдеберта за то, что ты надолго оставляешь его?
Он улыбнулся.
- Принц Хильдеберт - добрый господин, он не запрещает своим дворянам развлекаться, если они не нужны ему сейчас. Кроме того, он сам уже давно во время каждой охоты стал уезжать куда-то один, никого не приглашая с собой...
При этих словах Хлодион вдруг задумался о поведении кузена. И ему увиделось в другом свете то, о чем он не задумывался раньше, до встречи с Жюли. Не иначе, как наследный принц Арвернии тоже уезжает один для встреч со своей возлюбленной! Ну что ж, если ему можно, почему Хлодиону нельзя? А его брат Карломан, хоть и не любил охоту, частенько сопровождал кузена, наследного принца. Должно быть, он был посвящен в его тайну.
Беседуя так, они с Жюли все дальше углублялись в заросли орешника и дикой вишни, покрытой, как свадебным платьем, бело-розовой пеной цветов. Несколько цветущих вишневых веток тоже отправились в корзинку, к фиалкам, ландышам и незабудкам. А юноша и девушка продолжали искать цветы у самой земли. Забирались в самую глубь леса, поднимали нижние ветки деревьев, выбирая места, где земля была повлажнее. Ибо они искали цветы, что отнюдь не выставляют свою красоту напоказ, но скромно таятся под пологом леса, как их любовь, боящаяся чужого осуждения.
Когда они ушли далеко, Хлодион обернулся, увидев, что поляна, где они встретились, давно осталась позади.
- А мы не заблудимся здесь? - с тревогой спросил он, когда впереди замаячили колючие угрюмые кусты можжевельника.
- Нет, - засмеялась Жюли, касаясь его руки ладонью, отчего по коже у юноши пробежали мурашки. - Вон там видны верхушки двух дубов, видишь? Возле них на поляне пасется твой конь.
Хлодион поглядел в ту сторону, куда она показывала, и действительно увидел высоко над остальным лесом кроны двух братьев-дубов. Выросшие из одного корня, они вместе справлялись с осенними бурями и с весенними грозами, встречали их плечом к плечу, загораживая собой более слабые деревья и кусты. При виде них Хлодион подумал о двух других дубах, растущих в священной роще Чаор-на-Ри, что были заговорены на него и на его брата Карломана.
- Точно! Ну, теперь я по ним всегда найду дорогу. Не изучил еще как следует дурокортерские леса, - Хлодиону стало немного стыдно, что он едва не заблудился.
Жюли улыбнулась ему - точно солнечный луч упал сквозь листву и отразился в ее глазах, двух кусочках весеннего ясного неба.
- Спасибо королю Хильдеберту Строителю! Если бы он не воздвиг Дурокортер, мы бы с тобой не познакомились.
И в этот миг Хлодион вместе с ней был искренне благодарен своему царственному дяде, которого он прежде втайне порицал вместе с матерью и братом за изгнание вейл. Все-таки старший сын Хлодеберта и Гвиневеры уродился человеком, он не так уж много знал об альвах, а, влюбившись, не думал о чужих несчастьях. Для него благом было то, что помогло ему встретить Жюли.
- Зато теперь мы с тобой сможем видеться, когда захотим!.. Ого, а корзинка-то уже полна!
В самом деле, влюбленные не заметили, как собрали целые охвпки цветов, весенних даров земли. Пора было возвращаться на поляну. Они направились нехотя, не спеша разлучаться. Жюли первой вздохнула, увидев по солнцу, сколько времени прошло.
- Ах, Клод! Хотела бы я погулять с тобой еще, да дома ждут дела... Если ты захочешь, приезжай еще на наше место, у двух дубов!
- Я обязательно приеду! - горячо заверил Хлодион, думая, когда выкроит свободное время. - Через три дня! Жди меня, милая Жюли!
Он проводил ее до опушки леса, а затем передал ей корзинку с цветами. Девушка улыбнулась ему сквозь слезы.
- До встречи, Клод! Пусть потерянная подкова принесет нам с тобой счастье!
Она и вправду приносила, ибо с того дня Хлодион и Жюли стали часто встречаться в лесу. При первой возможности они спешили друг к другу, чтобы вместе гулять по лесу, собирать цветы - дары весны, беседовать и радоваться жизни. Им было хорошо вдвоем, и они почти не задумывались о будущем, лишь смутно сознавая, что такие тайные встречи не смогут продолжаться вечно. Любовь разгоралась в их юных сердцах все более страстно, а больше ничего не имело значения. Потерянная подкова в самом деле сулила им счастье!
А примерно через месяц с небольшим, когда по всему лесу звенели соловьиные трели, Хлодион на прогулке с возлюбленной нашел в лесу подкову. Когда они с Жюли гуляли по лесу, юноша увидел ее в траве, там, где земля была чуть взрыхлена; видимо, там накануне проскакал какой-то всадник.
- Гляди, Жюли: подкова! - он очистил находку от грязи и показал девушке. - Это уже второй знак для нас с тобой! Значит, мы будем счастливы!
Она придвинулась так близко, что он почувствовал запах трав, которым девушка мыла голову. Затем тоже коснулась подковы, и их пальцы встретились.
- Это знак для нас с тобой... - она придвинулась еще ближе. Как в тумане, Хлодион увидел ее глаза, потемневшие от сильного волнения, приоткрытые вишневые губы... И, обхватив ее за плечи, прильнул губами к ее устам, с замиранием сердца почувствовав их горячее касание...
- Я тебя люблю, Клод, - шепнула она, после поцелуя прильнув к нему еще крепче.
- И я тебя люблю, Жюли! - он был готов прокричать это на весь лес, преисполненный бурного ликования.
И они дальше бродили по лесу в обнимку, ласкаясь и целуясь под каждым деревом. А потом набрели на уютный овражек, укрытый сверху зарослями деревьев с широкими резными листьями. Юноша с девушкой переглянулись, их сияющие глаза сказали все. Хлодион постелил на землю свой плащ, и они, обнявшись, вместе упали на него, оглушенные голосом своей крови. И долго не разжимали объятий, вновь и вновь с неутоленным пылом молодости ласкали друг друга, не чувствуя усталости.
Времени не было, оно исчезло, миг и вечность стали равнозначны для молодых, празднующих свою первую брачную ночь на ложе, которым стал для них плащ Хлодиона...
Увы, остаться наедине на всю ночь они не могли. Издалека прозвучал сигнал рога, как условился юноша со своими слугами: значит, пора домой! И только тут, выбравшись вместе с Жюли из оврага, он увидел, что уже смеркается.
- Ой, и мне пора! - спохватилась его возлюбленная. - Родные пойдут искать по всему лесу!.. Как мне жаль расставаться с тобой, Клод! - она вновь прильнула к любовнику, доверяя ему и ничего не прося после того нового, что появилось в их отношениях.
- Ненадолго, - глухо произнес Хлодион, гладя ее по плечам. - Послезавтра мы снова будем вместе, любовь моя!..
И они встречались в ту весну, все лето и осень в укромных лесных уголках, продолжая держать свою связь в глубокой тайне. Жюли всегда ходила в лес одна - сперва за цветами, потом за ягодами, орехами, грибами и другими дарами богатого леса. Поскольку она приносила всякий раз полную корзину, никому и в голову не приходило, что ей помогает их собирать знатный юноша, что некогда приезжал в кузницу Этьена за новой подковой.
Никому не рассказывал и Хлодион о своей возлюбленной. Ни своему родному брату Карломану, ни единокровному - своему сверстнику Хлодеберту, ни отцу, ни деду по матери, майордому Риваллону, который, впрочем, со временем через своих воронов узнал о любовной связи внука. Хотя юношу вряд ли стали бы стыдить, возьми он конкубину из низшего сословия: дело молодое! Но Хлодион все равно не был уверен, что его родные поймут правильно, что означает для него Жюли. Он и сам не был уверен точно, какую роль ей суждено сыграть в его судьбе. Но знал точно: он ее не оставит! Когда придет время, посоветуется с матушкой, королевой Гвиневерой, и перевезет Жюли в Дурокортер. Поможет ее отцу и братьям открыть большую мастерскую, стать зажиточными людьми. А Жюли будет жить в своем доме, как настоящая дама, и он станет приезжать к ней туда. Тем более, что он решил отказаться от власти над Арморикой, уступив права наследства Карломану. Его брат - бисклавре, его больше будут почитать. А самому Хлодиону больше нравилась жизнь арвернского рыцаря. Он был намерен служить своим родичам, королевскому дому Арвернии. И в последнее время на тренировках, орудуя копьем или рубясь мечом, он думал не о даме сердца, что по обычаю имел право избрать, но о Жюли - нежной, страстной, любящей. И ее образ придавал ему сил.
Об одном Хлодион не подумал: что, хотя он сам уродился человеком, от его семени может родиться оборотень. Они с Жюли были настолько поглощены своей любовью, что и не думали о возможных последствиях.
Зимой, на два месяца, им пришлось расстаться: их любимый лес сделался слишком холодным и неуютным. Но пришла весна - и Жюли с новым пылом бросилась на шею "Клоду", соскучившись за время разлуки.
И снова они жили друг для друга, в своем собственном мире для них двоих, и все события мира внешнего происходили, как им казалось, вдалеке от них.
Даже страшная резня вейл, устроенная братством Донара, меньше потрясла Хлодиона, чем могла бы, ибо он пребывал будто в очарованном сне. И когда его "господин", Хильдеберт Потерянный Принц, умер в темнице, юноша выразил печаль о нем в присутствии Жюли, и она сердечно утешала его, не подозревая, что тот, о ком он так горько сожалел - его близкий родственник.
Но и над головой самого Хлодиона уже сгущались тучи. Коротким стало их лесное счастье с Жюли, как и сама жизнь. Подковы - и потерянная, и найденная, - принесли им лишь короткое счастье. Ибо однажды, когда Хлодион в очередной раз поехал "на охоту" вместе с братом Хлодебертом, их сопровождали ловчие, посланные королем по наущению принцессы Радегунды Аллеманской. В лесу, выждав, когда братья разделятся, они спустили на Хлодиона собак, дабы изобразить, будто юношу растерзали оборотни, а затем добили его кинжалами.
В тот день Жюли слышала в своем лесном укрытии отдаленный лай собак, но больше никого не дождалась. И в другой день, и на третий. И спустя седьмицу. И со временем она поняла, что Клод уже никогда не придет. Она же сама даже не знала его полного имени, да и не могла придти в королевский замок, чтобы найти его! А ведь она стремилась поведать ему, что у них родится сын!
Со слезами на глазах девушка призналась родителям во всем. Те огорчились, но исправить ничего было нельзя. Дочь есть дочь. Этьен и его жена надеялись, что найдется человек, который женится на ней и с чужим ребенком. Вот, например, новый подмастерье в кузнице у Этьена, кажется, влюбился в Жюли...
Девушка попросила срок в один год, - она все еще надеялась. Пока же думала о своем будущем ребенке.
Когда у нее родился сын, названный Пиппином, родные сразу заметили, что кожа у него слишком бледная. Когда он немного подрос, оказалось, что у мальчика, к тому же, красные глаза и совершенно белые волосы, и что он болеет от яркого солнечного света. Тогда-то родители стали думать: уж не нечистью ли какой был его отец, вроде тех, кого ловят донарианцы?..
Однако никому из семьи Этьена не хватило духу погубить младенца, выдав его, тем более, что вместе с ним, вероятно, казнили бы и Жюли. Предпочли сделать вид, что все в порядке. Тем более, что для Жюли нашелся муж, а для ее странного сына - отец, пусть и не родной.
Увы, радоваться было рано! Три года спустя муж Жюли убил ее, не сумевшую родить ему собственного сына. Короткой, как и у Хлодиона, была жизнь его возлюбленной, словно бешеная скачка тех коней, что в неистовом разбеге потеряли подковы. Но зато они успели узнать любовь.
А судьба их сына, ни на кого не похожего и никому не нужного, только еще начиналась. Никто из его знатных родичей не знал о нем, а он - о них. Ему предстояло вырасти отверженным для всех, людей и оборотней.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида)
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера)
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт)
Подкова (Апрель 780 года. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли)
Хуже Смерти (Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц)
-
Бедный Пиппин! Изгой с самого рождения, но вот почему он получился альбиносом, да ещё с красными глазами, хотя у альбиносов глаза обычно очень светлые? От кого такая наследственность, ведь с Хлодионом всё вроде в порядке?
-
Хлодеберт. Имена похожи, согласна, но личности-то разные.
Ой :-[
Эх, нельзя потомкам оборотней тайную любовь заводить, а потом умирать :( А ведь всё могло бы быть хорошо.
-
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Бедный Пиппин! Изгой с самого рождения, но вот почему он получился альбиносом, да ещё с красными глазами, хотя у альбиносов глаза обычно очень светлые? От кого такая наследственность, ведь с Хлодионом всё вроде в порядке?
У настоящих альбиносов как раз красные глаза, как у белых красноглазых мышей, кроликов и других животных. В них красящий пигмент отсутствует полностью, и сквозь бесцветную радужную оболочку просвечивают кровеносные сосуды. А если глаза все же имеют цвет, пусть и очень светлые - значит, сколько-то пигмента все же есть. Альбинизм ведь бывает и частичным.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Альбинизм_у_людей
Тут, наверное, не в наследственности дело. Генетическая мутация, как вообще бывает на свете. Не знаю, сыграли ли роль гены оборотня, но в нашем мире альбиносы рождаются и без них.
Эх, нельзя потомкам оборотней тайную любовь заводить, а потом умирать :( А ведь всё могло бы быть хорошо.
Когда любовь оканчивается смертью, это вообще печально, о ком бы ни шла речь.
А в следующем рассказе мы узнаем разгадку одного из самых таинственных событий, что в основном цикле оставалось непонятным.
Хуже смерти (НАЧАЛО)
Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В тот же год, когда Хлодион тайно встречался с Жюли, разворачивалась и другая драма, также начавшаяся с большой любви, а завершившаяся трагедией.
После того как истребили вейл, очаровавших единственного сына короля, принца Хильдеберта, он явился к своему царственному отцу и при всех обвинил его в убийстве. Пораженный безумием сына, Хильдеберт Строитель велел бросить его в темницу. Он надеялся, что помрачение у юноши скоро пройдет, и он еще поблагодарит отца, освободившего его от чар.
Но минуло три дня, а принц сидел в заточении, не собираясь отрекаться от своих заблуждений. После первой гневной вспышки, он впал в полную апатию и ничего больше не хотел. Паладины, которым поручили охранять опального наследника, в знак того что он все же сохранял свое положение, доложили королю, что его сын все это время отказывается есть и ни с кем не разговаривает.
Король всерьез испугался за сына. Даже после всего, что произошло, он любил его, единственного, кто остался ему от покойной супруги, королевы Брониславы-Брунгильды Моравской. И, конечно, он предпочел бы, чтобы престол унаследовал его сын, родная кровь. И свой жестокий приказ истребить колдуний-вейл, король отдал в надежде спасти своего мальчика. Неужели этих мер недостаточно? Неужели Хильдеберт заколдован гораздо опаснее, чем можно было ожидать?
А доложивший ему о состоянии сына Бруно Молниеносный, резкий и скорый на язык, сказал не совсем почтительно:
- Я паладин, а не палач, государь! Прикажи мне сражаться с кем угодно - я выполню твой приказ. Но смотреть, как наследный принц Арвернии умирает от голода, - нет, мне постыдна такая служба!
В этот момент рядом с королем в тронном зале находились только его брат, принц Хлодеберт, и Верховный Расследователь, барон Ги Верденнский. Оба сидели на своих местах поблизости от трона, который занимал король. Барон в последнее время стал незаменимым человеком для короля, чьим другом детства был. Он вместе с братством Донара устроил истребление вейл, и теперь готов был повторить то же и со всеми альвами Арвернии, которых ненавидел, потому что некогда безумный оборотень убил его мать. Теперь, услышав, что происходит с принцем, Ги сжал в ладонях оберег - железный молоток Донара, прося послать помощь.
Сам же король проговорил печально, но твердо:
- Я не отдам своего сына злым силам! Для начала пошлю слуг, чтобы кормили его силой, если нет другого выхода.
Барон Верденнский обернулся к королю и предложил с видимым сочувствием:
- А затем, осмелюсь посоветовать тебе, государь, можно будет отправить наследного принца хотя бы на время в один из храмов Донара. Там благочестивые жрецы, опоясанные молотом, скорее, чем кто-либо, избавят принца Хильдеберта от чар коварных чудовищ, что имели, на наше несчастье, облик прекрасных дев. Те, кто одолел искушение злых сил, часто становятся самыми полезными борцами с нечистью, ибо их души закалены в борьбе, и им знакомы повадки врагов. Я ручаюсь, будет сделано все, чтобы принц Хильдеберт скорее сбросил наваждение!
Хильдеберт Строитель задумался, сгорбившись на троне, как большая птица с подбитым крылом. Ему тоже тяжко обошлись последние события - тяжелая болезнь и смерть жены, отступничество сына, что стал таким отчужденным, когда коварная вейла околдовала его, а теперь еще и обвинение, брошенное им не иначе как в приступе безумия, который все еще продолжался. Как спасти сына, король не знал. В последнее время он не находил себе места, и почти не спал ночами, бродя по коридорам воздвигнутого им Дурокортерского замка. В его черных волосах проглядывало у корней все больше седины, лицо постоянно было мрачным, и вообще, он казался гораздо старше своих неполных сорока лет.
- Посмотрим, - произнес он хрипло. - Главное сейчас - заставить его есть.
Он потянулся к колокольчику, собираясь вызвать слуг. Но тут счел нужным вмешаться его брат, принц Хлодеберт. Во время речи барона Верденнского он глядел на него со сдержанной неприязнью, так как давно ненавидел этого человека, имевшего, к сожалению, слишком большую власть над королем. Причиной тому была любовь всей жизни Хлодеберта - Гвиневера Армориканская и их младший сын Карломан, уродившийся оборотнем, в мать. А Верховный Расследователь казнил многих, таких как они. При одной мысли, что его возлюбленная и сын ("Сыновья! Хлодион не отдаст мать и брата!") могут быть убиты донарианцами, как вейлы, брату короля хотелось задушить барона, считавшего альвов недостойными жить.
Принца Хлодеберта недоброжелатели прозвали Жестоким, и он действительно не церемонился с врагами. На войне предпочитал сокрушить боевую силу противника раз и навсегда, не давал возможностей отступить и перегруппировать силы. Но жестокость к альвам, что проявлял Ги Верденнский и другие подобные ему фанатики, была непонятна Хлодеберту, ибо казалась бесцельной. Кроме того, он знал об альвах несколько больше, чем другие, в том числе и его царственный брат. И сочувствовал племяннику, ибо легко мог представить себя на его месте. В колдовство вейл Хлодеберт не очень верил, но знал, что сама любовь могущественнее всех чар.
Он бросил презрительный взгляд на Ги Верденнского. Увы, в последнее время король слушал этого человека охотнее, чем своих родных братьев, Хлодеберта и Дагоберта. Конечно, от него все беды! Что ж, брат короля противостоял его влиянию, как мог. Старался через Королевский Совет не допускать чрезвычайных мер, предложенных бароном, что, вероятно, спасло много жизней альвов и людей. Добился, чтобы ноги донарианцев не ступало в Арморику, во владения Гвиневеры. Даже своего сына Карломана Хлодеберт провел в Совет, расхвалив его талант и дарования пред венценосным братом, отчасти и для того, чтобы иметь дополнительный голос против Ги Верденнского, когда мнения советников разделялись. Хотя мальчик, конечно, вправду достоин своего назначения в столь юном возрасте! И с какой выдержкой он противостоял ненавистному Верховному Расследователю! Жаль, что с племянником, наследным принцем, дела обстояли нынче гораздо хуже, чем с сыном...
И Хлодеберт обратился к своему царственному брату:
- Заставлять есть силой - это крайняя мера. Будет ли потом твой сын благодарен тебе за насилие над его волей? Зачем же окончательно превращать его во врага, который будет желать бед родному отцу? Прошу тебя, государь: позволь мне сперва поговорить с твоим сыном.
- Говорить с упрямым мальчишкой - дело отца, а не дяди, - мрачно проговорил Хильдеберт Строитель.
- Но сейчас он, возможно, еще зол на тебя за то, как тебе пришлось поступить, - проговорил Хлодеберт, старательно выбирая слова. - Я же не участвовал в расправе над вейлами. Так что, может быть, он скорее послушает меня.
Хильдеберт заколебался было. Обхватив ладонями подлокотники трона, он сосредоточенно размышлял, как поступить с безумным сыном. Действовать ли силой, как с теми, кто не отвечает за себя? Или позволить брату попытаться еще раз воззвать к его разуму, похищенному вейлами?
Но, пока король сомневался, в зал вплыла величавая пожилая женщина в траурном черном платье - его мать, вдовствующая королева Балтильда Адуатукийская (приходившаяся родной сестрой королю Адуатукии Беренгару V, внучка которого теперь собиралась выйти замуж за внука Балтильды, Хлодеберта-младшего). Некогда она была женой короля Адальрика VII, родила ему четверых дочерей, которые теперь были женами правителей соседних стран, и троих сыновей - Хильдеберта Строителя, Хлодеберта Жестокого и Дагоберта Лиса. Вдовствующая королева глубоко к сердцу принимала несчастья своих детей и внуков, и старалась их поддержать, хоть это не всегда удавалось. Приблизившись к королевскому престолу, она села на свое место, на малый трон королевы-матери, и поглядела на своих сыновей. Обратилась к старшему:
- Хильдеберт, позволь своему брату встретиться с мальчиком. Пусть попытается убедить его. Если ты принудишь своего сына силой, такая жизнь будет для него хуже смерти.
Король тяжело вздохнул, с надеждой взглянул на брата.
- Прошу тебя, Хлодеберт: верни мне сына, Арвернии - наследника!
- Я постараюсь! - проговорил принц, уловив исполненный тревоги взор матери. Говорить им что-то еще было трудно, и он поспешил покинуть тронный зал.
В сопровождении Бруно, он спустился в подземелье Дурокортерского замка, где был заточен опальный наследник. Сидя под стражей в своих покоях, он ухитрился вылезти в окно и сбежать к вейлам. Из подземелья не сбежишь.
В каждом замке есть подземелья, и ничего удивительного в том, что их используют испокон веков в качестве темниц. Дурокортер был построен совсем недавно, и здесь еще не было того зловещего духа, которым полнятся старые подземелья. Не нарос мох на сырых стенах, не белели кости забытых узников в мрачных камерах, не щныряли под ногами крысы. Но темнота, едва рассеиваемая факелом в руках Бруно, в самом деле угнетала. Принц Хлодеберт кутался в плащ, потому что в подземелье было холодно. Он вспомнил, что его племяннику бросили зимний меховой плащ. Но все равно, это место было неподходящим для наследника арвернского престола!
В камере принца по углам горели факелы. И все же, Хлодеберту пришлось долго приглядываться, пока он разглядел на узком топчане фигуру человека, лежащего лицом к стене. Он не шевельнулся, когда к нему вошли. На нем была надета лишь тонкая летняя сорочка, но он, казалось, совсем не замечал холода. Плащ с мехом куницы валялся, небрежно брошенный, на полу.
- Хильдеберт! - понизив голос, окликнул его дядя.
Лежащий не шевельнулся. На столе возле его ложа стояли блюда с яствами, принесенные прямиком с королевской кухни. Тут было оленье жаркое с соусом из кислых слив, румяный зажаренный каплун, пирог и паштет из дичи, а на сладкое - зажаренные в меду кусочки теста, которые принц любил с детства. Здесь же были фрукты, фляжка легкого вина и кувшин с соком из персиков. Вид и ароматы были таковы, что и только вставший из-за стола человек проглотил бы голодную слюну. Но юноша, не евший трое суток, казалось, не замечал принесенного угощения.
- Хильдеберт! - позвал его дядя, уже громче.
Напрасно. Он видел лишь спину племянника и его спутанные черные волосы. Казалось, будто он обращался к неодушевленному предмету.
Ужасная мысль пронзила Хлодеберта: вдруг юноша умер? Он подбежал к нему, с силой ухватил за исхудавшие костлявые плечи.
- Хильдеберт! - позвал он в третий раз.
Мутные глаза юноши слабо приоткрылись. Веки его припухли от долгой бессоницы. Лицо, бледное как мел, заострившееся, казалось, принадлежало тяжело больному человеку. Запекшиеся почерневшие губы с трудом разжались, и из них донесся еле слышный шепот:
- Уходи, дядя Хлодеберт! - на этом он смолк, не желая ничего больше ни просить, ни пояснять.
Но старший принц вновь энергично встряхнул племянника за плечо.
- Твой отец хотел приказать кормить тебя насильно! Подождешь его слуг или постараешься ожить сам?
Он надеялся в буквальном смысле привести юношу в чувство, вызвать в нем хоть какой-то интерес к жизни, пусть даже гнев. Все было бы лучше этого безмолвного отчаяния! Но юный принц, взглянув вполглаза, лишь слабо пробормотал:
- Зря! Вам больше нечего от меня хотеть. Моя душа умерла вместе с Морганеттой.
Тогда Хлодеберт присел на край топчана рядом с племянником. Оглянулся - не слышат ли Бруно и два других паладина, стоявшие за решеткой. Но нет, они были слишком далеко. И он проговорил доверительно, как не открывался еще никому из родных:
- В твои годы я тоже любил женщину из альвов. Я знаю, тут нет никакого колдовства, кроме того, что дарит людям сама Фрейя. Я и сейчас люблю ее, хоть наши пути давно разошлись... День, когда нам пришлось расстаться, навсегда остался самым черным в моей жизни... Но все же я сумел это пережить!..
При этих словах в молодом принце впервые мелькнуло что-то живое. Он пристально взглянул на дядю своими измученными глазами и проговорил так же тихо, без выражения:
- Это Гвиневера Армориканская? Я знаю правду о ней и о Карломане - видел их там, возле грота вейл, в гостях у них... Но, дядя Хлодеберт, ведь они живы, не убиты вероломно твоими родными! А вот если бы Ги Верденнский дознался, кто они, и их убили, подло захватив врасплох, - твоя душа и сердце не погибли бы с ними вместе? Это не было бы тебе хуже смерти?
Хлодеберт не сразу нашелся с ответом. Сам сколько раз об этом думал, боялся за самых любимых!.. И он мог понять племянника. Во всяком случае, теперь, глядя в его изможденное лицо, он убедился: Хильдеберт, даже раздавленный тяжким горем, вовсе не безумен. Может быть, он мыслит более здраво, чем его отец. Тем более желательно вернуть его к жизни!
- Да, было бы! Только я бы не искал смерти, не отомстив тем, кто погубил их. Кстати, барон Верденнский просил твоего отца отдать тебя под молот Донара!
Он ждал и надеялся на вспышку ярости, готовился к угрозам, к неистовому отрицанию, - хотя бы к каким-то поступкам живого человека. Но нет - племянник остался лежать безучастно, словно у него совсем иссякли силы. И, когда он все-таки ответил, голос у него был тот же - лишенный всякого выражения, тихий и пустой, как шорох песка:
- Он просит напрасно... Все, что было мной, теперь умерло.
Растерянный Хлодеберт не мог придумать ничего лучше, как поднести юноше чашу с соком.
- Не хочешь есть - не ешь. Но хоть губы смочи, чтобы легче было говорить.
Хильдеберт покачал головой, плотно сомкнув губы. Его дядя поставил чашу назад. Глядя в изможденное лицо племянника, пытался понять: железная ли воля помогает ему упрямо умирать от голода и жажды посреди изобилия, или отчаяние вправду выпило все его силы, так что он не может даже хотеть есть и пить? Если первое - то хорошо, надо только дать ему достойную цель! Но если второе...
Старший принц вновь попытался разозлить племянника, как он порой обходился на войне со своими подчиненными. Бывает, что человек, чувствуя себя несправедливо оскорбленным, доказывает, что может сделать лучше, и в итоге совершает невозможное. Хорошо бы разжечь в Хильдеберте такой гнев!
- Только женщины оплакивают мертвых и упиваются жалостью к себе! Настоящие мужчины мстят за близких!
Все тщетно! Юноша только прикрыл воспаленные глаза.
- Кому я могу отомстить? Отец все равно останется моим отцом, и я желаю ему жить и править долго, хоть меня он и погубил. А Ги Верденнского едва ли получится свалить, ведь он пользуется полным доверием короля. И вообще, мне кажется, он переживет нас всех...
- И погубит еще многих, как твою Морганетту! - Хлодеберт попытался приподнять юношу за плечи, но тот никак не реагировал, не напрягал мышцы. - Хильдеберт! Отомсти за нее и других вейл - вот тебе настоящее дело и цель, достойная мужчины! Лиши его милости короля, устрани или убей, если так лучше, но не бездействуй! Ты спасешь другие жизни!
- Я не могу... - у многих смертельно раненых, что умирали на глазах у Хлодеберта, голос и выражение лица были бодрее, чем у его племянника. - У меня внутри дыра. Она все растет и пожирает меня целиком. Все уходит туда. Без остатка...
Тогда Хлодеберт, сцепив зубы, ударил племянника кулаком по лицу вполсилы. Иногда это помогало привести в чувство.
- Значит, ты не мужчина! Ты раскисшая безвольная тряпка, утонувшая в жалости к себе! И умереть ты не посмеешь! Ты хочешь лишь привлечь к себе побольше внимания!
Говоря так, он сознавал несправедливой и пощечину, и еще больше - то, что вынужден был говорить. Ведь он понимал, что в действительности племянник готов на все.
Он был уверен, что уж теперь-то тот разозлится, может быть, ударит его в ответ. Но юноша лишь чуть заметно покачал головой.
- Я знаю, что ты хочешь мне помочь. Но мне все равно. Моя душа умерла. Вот что сделали отец и Ги Верденнский. Я тоже убит вместе с Морганеттой.
-
Альбинизм — редкое, генетически наследуемое заболевание, характеризующееся у человека полным или частичным отсутствием пигмента (меланина) в волосах, коже и глазах.
Происходит мутация ДНК.
Некоторые формы альбинизма наследуется по этому принципу: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%83%D1%82%D0%BE%D1%81%D0%BE%D0%BC%D0%BD%D0%BE-%D1%80%D0%B5%D1%86%D0%B5%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B2%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%82%D0%B8%D0%BF_%D0%BD%D0%B0%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B4%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F
Во всех случаях аутосомно-рецессивного наследования, если оба родителя несут дефектный ген, то по законам Менделя вероятность того, что дети, как и их родители, будут носителями мутантного гена составляет 50 %, вероятность рождения ребёнка без мутации — 25 %, вероятность рождения больного ребёнка — 25 %. При этом генные болезни этого типа наследования с одинаковой частотой встречаются как у мужчин, так и у женщин.
т.е. Пиппину просто не повезло...
***
Альбинизм и Пиппин.
Была использована внешность фанатичного Сайлоса ("Код Да Винчи", книжного варианта, в фильме у него серые глаза).
Я ориентировалась на фото людей в статье википедии про Альбинизм. Некоторые из них были красноглазыми.
Человеческий глаз обычно производит достаточно пигмента, чтобы окрасить радужку в синий, зелёный или коричневый цвет и придать глазу непрозрачность. На фотографиях люди с альбинизмом чаще демонстрируют «красный глаз», поскольку красный цвет сетчатки виден через радужную оболочку. Недостаток пигмента в глазах также приводит к проблемам со зрением, как связанным, так и не связанным с фоточувствительностью.
У животных альбиносов красные глаза... Красноглазый и белобрысый кролик и лабораторная крыса....
Т.е. моя неправильная интерпретация информации (фото девочки из южной Америки) и облик книжного героя привели к красноглазому сыну Хлодиона и Жюли.
Все же у нас историческое фэнтези, но я нашла обоснование для красных глаз Пиппина.
***
В реальности это необычное явление все же встречается: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D0%B7%D0%BC
Глазокожный альбинизм 1 ГКА — это расстройство, которое появляется в результате мутации в гене тирозиназы, который находится на 11 хромосоме (band 11q14-21). Несколько разных типов мутаций гена тирозиназы (missense, nonsense, и сдвиг рамки считывания) ответственны за появление двух типов ГКА (ГКА 1А и ГКА 1В). Мутация может привести к тому, что тирозиназа будет отсутствовать вовсе или будет производиться пониженный уровень тирозиназы. В первом случае это будет ГКА 1А, а во втором — ГКА 1В.
Важная отличительная характеристика ГКА 1 — это наличие видимой гипопигментации при рождении. Большинство людей с ГКА 1 (особенно ГКА 1А) имеют белые волосы, молочно-белую кожу и голубые радужки при рождении. Радужка может быть голубой и очень светлой, она пропускает свет и при ярком освещении может приобретать розовый и красный оттенки. Однако с возрастом радужка обычно становится более тёмной и её способность пропускать свет может снизиться.
***
И оказывается, что невольно был использован литературный шаблон:
https://neolurk.org/wiki/%D0%91%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B3%D0%B8%D1%81%D1%8C_%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B7
Мифология и фольклор:
Злой египетский бог Сет был красноглазым.
Литература:
«Властелин колец» — Багровое Око Саурона же! Пусть и магическое, но под троп подходит.
«Гарри Поттер» — лорд Волдеморт.
«Сумерки»: глаза именно что ярко-рубинового оттенка — отличительная черта клана Вольтури, древнейшего и могущественнейшего вампирского рода.
Также яркие-яркие красные глаза у всех новообращённых вампиров, которые отличаются как огромной даже для вампира силой, так и большой несдержанностью. Затем радужка с возрастом либо темнеет, либо меняет цвет, в зависимости от предпочтений вампира в «питании» (например, становится золотистой у вегетарианцев).
Дэн Браун, «Код да Винчи» — альбинос Сайлас, приспешник Ли Тибинга.
Вселенная ПЛиО — Бринден Риверс, по прозвищу Кровавый Ворон. В зените своего могущества (времена цикла о Дунке и Эгге) был всесильным десницей, внушавшим страх всем врагам короны и имевшим репутацию злого колдуна (отчасти обоснованную, хотя насчёт «злости» — всё-таки перебор). Во времена же собственно событий «Песни» Бринден — древовидец-полунежить, кукловод и манипулятор с весьма неочевидными мотивами и целями.
Мелисандра, жрица Рглора.
Призрак, лютоволк-альбинос Джона.
Субверсия: вырезанные на стволах чардрев и заплывшие красной смолой лики, и, в частности, глаза.
Упомянуто, что красные и зеленые глаза бывают у зеленовидцев, по крайней мере у Детей Леса.
У Элрика из Мелнибонэ и его потомков (которые упоминаются в повести «Дочь похитительницы снов») глаза красные. Потому что они — альбиносы.
***
Реальная жизнь:
«Красные глаза», а точнее — белки глаз, могут быть побочным эффектом употребления наркотических веществ. Впрочем, самое известное из них не толкает на совершение злодейских поступков.
Радужка оттенка, близкого к красному, является признаком альбинизма и идет в комплекте с дефицитом меланина.
На самом деле радужка у альбиносов светло-серая, светло-голубая или изредка сиреневая. Красными их глаза кажутся только при определенном освещении и ракурсе, когда сосуды начинают просвечивать.
Существует, помимо прочего, и «частичный» альбинизм — при нем страдают только глаза, при этом с кожей и волосами всё в порядке. Почему же страдают? Что ж, альбинизм помимо всего прочего нередко несет в себе и проблемы со зрением, вне зависимости от формы.
***
-
Ждем наших дорогих читателей! Такая интересная тема, да без ваших ответов остается. :'(
Хуже смерти (ОКОНЧАНИЕ)
Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Уже теряя надежду, Хлодеберт сделал еще одну попытку убедить племянника. Ему трудно было поверить, что наследный принц Арвернии мог совершенно забыть о своем чувстве долга перед семьей и королевством.
- Ты говоришь, что отец всегда останется твоим отцом. Это похвально, но как поступаешь ты с ним? Он до сих пор тяжко переживает потерю твоей матушки. И неудивительно: королева Брунгильда была достойнейшей женщиной и истинной государыней, - про себя Хлодеберт подумал, что и его царственный брат при жизни жены был совершенно другим. - Ты - их единственный сын. Твой отец всегда будет любить тебя, единственного, кто остался ему от супруги. Кроме того, ты - наследник престола, и не имеешь права уморить себя голодом. Арверния нуждается в тебе!
Юноша покачал головой. В неровном свете факелов его лицо было серым, словно присыпанное пылью.
- Мне нечего дать Арвернии. Я мертв.
- А кто же, если не ты? - настойчиво возразил Хлодеберт.
- Ты, дядя. Ты сможешь сделать для Арвернии гораздо больше, чем я. Ей нужен настоящий король, опытный муж, который сможет оберегать границы от внешних врагов, а также победит Ги Верденнского с его кликой. Ты сможешь это сделать, а я не сумел бы даже в лучшие времена. Я доверяю тебе, дядя Хлодеберт.
Брат короля помолчал, думая о том, что предложил ему племянник. И не скажешь ведь, что это предложение совсем уж застало его врасплох. Сам уже думал о том в последние дни. Если его племянник не сможет наследовать своему отцу, то кто, как не он, следующий на очереди брат, имеет право? Хлодеберт думал и о том, что, будь он королем, отнял бы власть у чрезмерно распоясавшихся в последнее время Ги Верденнского и донарианцев. И всем стало бы лучше. Нет, он не дошел до того, чтобы желать смерти царствующему брату и его сыну... Однако жизнь складывалась так, что оба они нынче были гораздо слабее него. А кто чувствует силу, тот берет власть в свои руки.
Вот почему у Хлодеберта Жестокого сладко шевельнулось сердце при мысли о том, что он может сделаться королем. Но он сдержал себя и обратился к племяннику сурово, бесстрастно:
- Неужели вейла была настолько дорога тебе, что после ее гибели не осталось ничего, что привязывает тебя к жизни? Ведь ты еще так молод!
- Нет... - прошептал молодой принц без всякого выражения. - Нет, никого не осталось...
Сказав так, Хильдеберт с усилием подумал - мыслить становилось все труднее по мере того, как беспросветная тоска затопляла сознание, - не обязан ли он жить ради дочери? Ради малютки Вультраготы, живого продолжения их с Морганеттой любви, малышки, которую он отправил с супружеской парой верных слуг в Шварцвальд, к своему кузену, герцогу Гримоальду? Но там она будет в полной безопасности и получит надлежащее воспитание, ибо Гримоальд Медведь сам связан с альвами, кроме того, он знал все про них с Морганеттой. А здесь, в Арвернии, над его дочерью нависла бы опасность, ведь дочери вейл наследуют их дарования и красоту. Даже стань Хильдеберт королем, он еще очень долго не сможет забрать дочь к себе, ибо Ги Верденнский не отступит от своих замыслов так легко. Так что пусть с ним борется дядя Хлодеберт: у него куда больше сил и возможностей. А Вультрагота пусть растет в Шварцвальде, где ее будут чтить, а не преследовать...
Хильдеберт сделал выбор, и непроглядная стена мрака окончательно сомкнулась вокруг него, отрезав последние проблески света, что еще мерцал в его измученной душе. И сразу же в его глазах что-то погасло, взгляд их сделался тусклым, безжизненным.
Эта перемена произошла на глазах у Хлодеберта, и поразила его, так что он в первый миг подумал вновь, что юноша умер. Но тот проговорил с мучительным усилием:
- Уходи, дядя Хлодеберт! Сам видишь: нечего тебе от меня добиваться!
Да, старший принц видел, но все же сделал еще одну попытку отвлечь племянника от роковой черты.
- Я уйду, а ты уморишь себя голодом и жаждой? Так этого не позволят тебе: скоро явятся слуги, чтобы кормить тебя насильно!
Тонкие черные брови юноши сошлись одной линией над запавшими глазами.
- Ну что нужно им всем, а? Почему они, убив ту, кого я любил, не позволяют мне последовать за ней? Дядя Хлодеберт, - он сжал костлявыми пальцами руку родственника. - Молю, помоги мне уйти вслед за любимой! Или твоя любовь к Гвиневере не так сильна, как ты говоришь про нее?
Эта чудовищная просьба слетела с уст Хильдеберта так же легко и безразлично, как и все остальные его слова. И именно в этот миг Хлодеберт окончательно понял, что его племянник перешел роковую черту, и для него не будет возврата к жизни. Если он, чувствительный мальчик, прежде извинявшийся даже за случайную обиду, теперь готов был сделать близкого родственника своим убийцей, даже не подумав об его чувствах, - значит, в нем действительно умерла душа, и все сделалось ему безразлично. И, если так, то помочь ему освободиться от страданий, что хуже смерти, будет освобождением... И все же, по своей воле Хлодеберт никогда бы этого не сделал.
- Нет у меня при себе ни меча, ни кинжала, - сурово проворчал он, поднявшись на ноги. - И, если бы я тебя убил, все подумали бы - ради власти. Ты слишком многого просишь, племянник!
Хильдеберт вскинул на него измученные глаза. Такие бывают у изувеченных воинов, которых нельзя спасти, только добить. С отрубленными руками и ногами, с распоротыми животами. У тех, кто может провести в жестоких страданиях еще долгие часы, а то и дни, пока смерть не смилостивится над ними...
Словно уловив мысли дяди, юный принц заговорил о том же:
- Поверь, дядя Хлодеберт: эта боль невыносима! Любые телесные страдания было бы легче преодолеть. И днем, и ночью я, лежа без сна, вижу лишь ее прекрасное лицо, рассеченное безжалостной заговоренной секирой! Я не смогу смириться, потеряв ее, почитать, как прежде, своего отца, виновного в ее гибели. И ты не смог бы на моем месте. Так освободи меня от участи хуже смерти, если нельзя уйти иначе!
Хлодеберт помедлил еще мгновение. Теперь он видел сам, что для его племянника смерть будет освобождением от страданий, которых не в силах был прекратить никто из окружающих - они скорее могли сделать только хуже. Но у него действительно не было при себе оружия, кроме того, старший принц все же не хотел оставлять знак против себя...
И тут его взгляд упал на перстень, что он носил на безымянном пальце левой руки. С крупным черно-серым, вечно холодным камнем. А, увидев, он вспомнил, что скрывало в себе это кольцо...
Брат короля купил его незадолго до резни вейл, еще до того, как его сын Карломан уехал в Арморику вместе с матерью, чтобы вступить в права наследства ("Хорошо, что его нет сейчас в Дурокортере, и не было, когда барон Верденнский убедил короля истребить вейл!") Перед отъездом Карломан вместе с отцом заехал за подарками для родных в лавку агайского купца, продающего всевозможные редкости. Юноша тогда увлекся, разглядыая необычные вещи, снабженные описанием их свойств и истории. Сам же принц Хлодеберт в тот день был мрачен: на последнем Королевском Совете проклятый Ги Верденнский вновь утверждал, что от альвов грозит опасность человечеству, как в древние времена, и людям следует первыми нанести удар... Теперь стало понятно, что Верховный Расследователь тогда уже готовил резню. А тогда Хлодеберт почувствовал неладное, только не знал, против кого будет направлен удар. Он, конечно, сразу подумал об Арморике, о Гвиневере и сыновьях. И решил, если до того дойдет, устранить Ги Верденнского любой ценой.
И тогда он вспомнил, что, по слухам, чужеземные купцы продавали богатым покупателям чудодейственные снадобья, от которых наступает внезапная и вроде бы естественная по виду смерть. Хоть и не был уверен, получится ли отравить Верховного Расследователя, ибо тот был хитер, как матерый волк, и не доверял брату короля. Но на всякий случай спросил у купца о тайном снадобье. Тот за большую плату продал принцу перстень с тайником в камне, и пояснил, как следует им пользоваться.
И вот, теперь перстень попался на глаза, когда его племянник просил об избавлении от страданий. От участи хуже смерти, как сказала матушка, королева Балтильда...
Хлодеберт с усилием скрутил с пальца перстень с тайником, и не положил, а бросил его на топчан, перед племянником.
- Если ты твердо решился, то вот... Выдвинешь полость под камнем, растворишь в напитке порошок, что там лежит... Но прежде задумайся: точно ли у тебя нет другого выхода!
Молодой принц поспешно схватил высохшими пальцами кольцо. Поглядел на дядю черными провалами глаз.
- Благодарю тебя за то, что понял... За то, что освобождаешь меня... Ты станешь куда лучшим королем, чем мог бы я... А теперь ступай!.. Скажи своему младшему сыну Карломану и его матери: пусть напишут герцогу Гримоальду Шварцвальдскому, он знает... о последней тайне, оставшейся от нас с Морганеттой!..
Хлодеберт кивнул, и вдруг, повинуясь внезапному порыву, нагнулся и поцеловал своего родича, словно принимая его дух. Затем поставит ему под руку чашу с соком.
- Прощай! Не держи ни на кого зла.
- Я не буду, - слабо прошептал юноша, высыпая в чашу светлый, чуть розоватый порошок.
Дождавшись, пока дядя выйдет из камеры, и шаги его не будут слышны, Хильдеберт взболтал питье и осушил чашу. Сок с трудом проходил сквозь воспаленное от жажды горло, но это уже не имело значения. Он закрыл глаза, и перед ним встала Морганетта. Впервые за эти жуткие дни - живая, улыбающаяся ему весело, как прежде, в утреннем золоте волос, в одеянии из перьев ласточки. Его вейла, прекрасная дева-птица! Она не ушла без него, она ждет его перед золотым мостом в царство Хель!
И он со внезапно возродившейся радостной надеждой бросился навстречу ей, навсегда отринув все земные заботы, бросив свое тело, как ненужную ветошь. Морганетта со смехом обняла его, легкая, как перышко, и они смеялись и плакали, а потом взлетели вместе, и упругий ветер подхватил их и развернул им крылья, вознося выше, в невидимый с земли простор...
А здесь, на земле, когда полчаса спустя в камеру явились слуги, посланные королем, они обнаружили остывающее тело молодого принца.
Сперва все подумали, что Хильдеберт, названный Потерянным Принцем, умер в темнице от тоски, уморив себя голодом и жаждой. Так думал и его безутешный отец, у которого едва отняли тело сына, чтобы начать подготовку к бальзамированию и другим погребальным обрядам. Так сперва полагали и придворные. Но те же слуги нашли пустую чашу и перстень, принадлежавший принцу Хлодеберту, что сделался теперь наследником престола. От них-то пошла другая версия событий, о которой не принято было говорить открыто, но которая, тем не менее, просочилась повсюду.
Дорогой ценой пришлось заплатить за свое королевство Хлодеберту, которого теперь начали именовать Жестоким не только чужеземцы, но и арверны. Ему не только пришлось принять подозрения в смерти племянника. Когда они дошли до его царственного брата, Хильдеберта Строителя, тот поквитался с ним, погубив его старшего сына от Гвиневеры, Хлодиона. Супруга самого Хлодеберта, принцесса Радегунда Аллеманская, рассказала деверю о кольце с тайником. Ее-то вряд ли волновали мотивы мужа, главное - что их семья стала ближайшей к престолу, но вдруг Хлодеберту в свой черед наследовал бы Хлодион, а не ее старший сын?.. Радегунда приняла меры, чтобы этого не произошло.
Гибель Хлодиона, будто бы от клыков оборотня-выродка, развязала руки королю и Ги Верденнскому, и они получили возможность устроить Священный Поход против альвов. Конец правления Хильдеберта Строителя омрачился массовыми кровопролитиями по всей Арвернии. Только Арморику, чей народ издавна был близок к альвам, отстояли Хлодеберт Жестокий и Карломан, знавшие всю правду.
Лишь когда умер Хильдеберт Строитель, сломленный потерей жены и сына, его брат смог отправить в отставку Ги Верденнского и урезать полномочия братства Донара, печально прославившегося несправедливостью и злоупотреблениями. Но, взойдя на престол, Хлодеберт Жестокий сам попал под проклятье, наложенное умирающей королевой вейл, и подвел под него своих потомков, что будут править позднее. Сам он правил всего два года, до гибели в сражении с викингами. И на память о нем легло тяжкое подозрение в отравлении племянника.
Между тем, род Хильдеберта и наследство вейл вовсе не исчезли бесследно. Дочь Потерянного Принца и Морганетты, Вультрагота, выросла в Шварцвальде, при дворе герцога Гримоальда. И, когда через много лет, ее младшая дочь Фредегонда приехала в Дурокортер, никто из людей не подозревал, кто она на самом деле. Только потомкам альвов было внятно ее происхождение. Но сила вейл, спящая в земле, перешла к ней, прямой наследнице. Однако это совсем другая история.
-
:'( :'( :'( :'(
Ждем наших дорогих читателей! Такая интересная тема, да без ваших ответов остается. :'(
Трудно комментировать настолько грустную историю. Слова не подбираются. :(
Депрессия, значит. Сама она, наверное, не могла пройти. Хотя, я не медик. А могли ли её вылечить в тех условиях? Медициной вряд ли, но у них ведь есть магия. Магией вейл, наверное, смогли бы, но её-то как раз и не стало. :( Короче, у меня слишком мало данных, не знаю, был ли шанс его спасти или все попытки только бы продлили страдания :'( Но мотивы Хлодеберта теперь понятнее.
Дурак, конечно, Хильдеберт Строитель. Хотя, и его понять можно, ведь первоначальный план вейл такой и был, чтобы лишить его сына. Только, они-то передумали, судя по всему, и король сам, своими же действиями к тому и привёл, что хотел предотвратить. А потом, видимо, с горя совсем свихнулся со своим Священным Походом.
-
Спасибо, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
:'( :'( :'( :'(
Ждем наших дорогих читателей! Такая интересная тема, да без ваших ответов остается. :'(
Трудно комментировать настолько грустную историю. Слова не подбираются. :(
Депрессия, значит. Сама она, наверное, не могла пройти. Хотя, я не медик. А могли ли её вылечить в тех условиях? Медициной вряд ли, но у них ведь есть магия. Магией вейл, наверное, смогли бы, но её-то как раз и не стало. :( Короче, у меня слишком мало данных, не знаю, был ли шанс его спасти или все попытки только бы продлили страдания :'( Но мотивы Хлодеберта теперь понятнее.
Дурак, конечно, Хильдеберт Строитель. Хотя, и его понять можно, ведь первоначальный план вейл такой и был, чтобы лишить его сына. Только, они-то передумали, судя по всему, и король сам, своими же действиями к тому и привёл, что хотел предотвратить. А потом, видимо, с горя совсем свихнулся со своим Священным Походом.
Чтобы избавиться от депрессии, нужно прежде всего этого хотеть, обрести хоть какие-то силы и цель, ради которой стоит жить. А там может вернуться и вкус к жизни. А может - и нет. Вряд ли в этом поможет магия, разве настолько, насколько практикующие чародеи - еще и, как правило, неплохие психологи. Сама по себе магия не властна до такой степени над человеческими душами, чтобы перелопатить их полностью. А если бы могла, это было бы насилием над личностью. Любые искуственно наведенные чувства, не осознаваемые изнутри души, будут пагубны.
Мотив Хлодеберта мы и хотели выяснить.
Принято считать, что о людях следует судить не по словам, а по поступкам. Это, конечно, правда, но только однобокая. Поступок порой тоже можно понимать по-разному, если не знать доподлинных мотивов. Только они определяют личность человека. В реальной жизни мы, конечно, не можем знать доподлинно чужих мотивов, но что касается героев книг, то понять их в наших силах.
Хильдеберт Строитель наломал дров, что да, то да. :'( И в результате, лишился единственного сына. Представляю, как бы он удивился, если бы узнал, что его потомки будут вейлами, которых он ненавидел!
Следующая история будет противоположна этой, она должна быть легкой и светлой, как майский день.
Семейная Идиллия (НАЧАЛО)
Май 785 года. Кенабум. Карломан\Альпаида, маленький Ангерран, Варох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Прошло немногим более двух лет после свадьбы Карломана и Альпаиды. Их первенец Ангерран уже шустро бегал и с любопытством познавал окружающий мир.
И снова звенел соловьиными трелями виннемонат - Месяц Любви, и снова граф и графиня Кенабумские находились на том же месте, где некогда поцеловались впервые, и тем навсегда решили свою судьбу.
И теперь так же плескались светлые волны Леджии, и так же певчие птицы славили жизнь и любовь, и так же опьяняюще благоухал жасмин, под которым состоялся их первый поцелуй. Но все-таки, теперь здесь было все совсем по-другому. Речной берег подняли и укрепили по распоряжению Карломана. Прибрежные дебри проредили, сделав проход к реке удобным, так что на месте былых дебрей появилось открытое пространство. На берегу поставили скамейки, чтобы удобнее было отдыхать в тени высоких ив, молодые ветки которых спускались вниз, образуя шатер. Также вокруг посадили больше цветов. Теперь это место стало самым любимым для отдыха молодой четы графов Кенабумских и их близких.
Светлое солнечное утро застало Карломана и Альпаиду на любимой скамейке, играющих с ребенком, который, сидя внизу на покрывале, что-то разглядывал поблизости: травинки, сухую веточку, деловито ползущего муравья. Мать ласково погладила черные волосы малыша, так похожего на Карломана. Только глаза серо-голубые, в нее, - в знак того, что он будет человеком, не бисклавре. Может быть, это и к лучшему, на взгляд родителей, особенно матери. Арвернии тоже нужны достойные мужи, а обитать их сыну в любом случае придется среди людей. Главное - когда подрастет, воспитать его как подобает. Но уж о будущем своего первенца они позаботятся!
Малыш увидел в траве пухлое розово-лиловое соцветие клевера, по которому ползла пчела, сложив прозрачные крылышки на пушистой спинке. Он хотел схватить цветок вместе с медоносным насекомым. Но Карломан нагнулся к сыну и быстро остановил его пальчики, сказав:
- Гляди, но не трогай! У всего свое место в этом мире.
Ангерран поднял на отца серьезные круглые глаза, словно уже пытался осмыслить его слова, понять, почему одно можно делать, а другое - нельзя. А его мать улыбнулась в ответ.
Рядом с Карломаном и Альпаидой сидел Варох Синезубый. Он молча любовался семейной идиллией своего друга. К тому времени Варох и сам успел жениться, но сейчас, наблюдая за счастьем молодой семьи, лишь надеялся про себя, что сумеет построить жизнь не хуже них.
Хотя у графа Кенабумского и его близких было по-прежнему немало важных дел, и Варох приехал, чтобы сообщить срочные новости, но вот сейчас ничто на свете не могло омрачить их счастья. Этот день принадлежал им целиком - с детским смехом и соловьиными трелями, с кваканьем лягушек в реке, с порхающими на слюдяных крыльях над водой стрекозами и цветущими ирисами. Вобрать бы его в свою плоть и кровь, пропитаться бы насквозь тихой семейной радостью и светом, как цветы пропитываются солнцем... Чтобы впоследствии, даже если арфа Морриган, грозной богини войны и смерти, пропоет для тебя, Она не смогла бы тебя забрать иначе как с со всем этим солнечным весенним днем, с солнцем и цветущей землей, с плеском реки и ясным небом над головой, с улыбкой любимой, детским смехом и надежным плечом друга рядом... Ведь не сумеет!
На земле возле скамейки стояла пока еще неоткрытая корзинка с едой. Чуть поодаль, на широком, как стол, пне от старой ивы сидели две служанки. Им полагалось приглядывать за маленьким Ангерраном, чтобы не утонул и не поранился ни обо что. Но сейчас ребенок был под надежным присмотром родителей, а служанки спокойно шили и беседовали между собой.
На одной из старых ветвей ивы сидел большой ворон. Опустив длинный клюв, он наблюдал за сидевшими внизу. Это был один из посланцев деда Карломана - Риваллона Сто Воронов, майордома Арвернии. Он знал все о семье близких своего хозяина, ибо неотступно наблюдал за их жизнью. Его послали, чтобы предупреждать, если кому-то будет грозить опасность. Но сейчас все было благополучно, и ворон, находясь на страже, в то же время наслаждался лучами весеннего солнца. Он чуть свесил крылья, и блики яркого света, скользя по ним, расцвечивали угрюмую черноту вороньих перьев бронзовыми, синими, зелеными, багряными переливами. Даже ворон чувствовал радость в этот светлый день.
Для людей же это чувство было сильнее стократ. Маленький Ангерран погнался было за стрекозой, что порхала у самой земли, переливаясь своим длинным гибким тельцем, как драгоценный камешек. Но тут Карломан поймал сына и водворил на скамейку, к матери.
- Пригляди пока за ним, любовь моя! А я хочу сделать для тебя подарок.
- Какой? - с любопытством поинтересовалась Альпаида, а у самой сердце замерло от радостного предвкушения: она-то знала, что ее муж может придумать что угодно!
Вместо ответа Карломан указал ей на цветущий в двух шагах от них жасмин, аромат которого можно было пить как мед.
- Помнишь жасминовую диадему, что я тебе сплел три года назад? - проговорил он тихо, любовным шепотом.
И Альпаида тут же отозвалась ему красноречивой улыбкой и еще более говорящим взглядом блестящих глаз. Могла ли она забыть их первый поцелуй, когда оба они осознали, что им нельзя друг без друга?!
- Да, сегодня - тот самый день, - проговорила она, опустив руку на голову сыну, который уже нашел себе новую игрушку - кисточки на поясе матери.
- Сегодня я сплету для тебя венок еще лучше, - объявил Карломан, направляясь к жасмину и выбирая самые гибкие веточки, отягощенные крупными цветами-звездочками, источающими аромат.
- Ой, не хвались прежде времени! - любовно поддразнила мужа Альпаида. - В последнее время ты все больше либо упражняешься на ристалище со своими рыцарями, либо занят составлением указов для графства Кенабумского. Вспомнишь ли ты, как плести венки?
Обернувшись к ней, Карломан засмеялся.
- Я стараюсь не забывать ни одного полезного умения! Может, мои руки и загрубели немного, но ради тебя они снова станут ловчее, чем у адуатукийских кружевниц!
Такими шутками, доставляющими удовольствие обоим, Карломан с Альпаидой обменивались ежедневно. В конце концов, им было всего по девятнадцать лет, и семейная жизнь, сопряженная с большой ответственностью, все же оставляли им время и желание повеселиться. Особенно Карломану нравилось, что Альпаида осталась прежней остроумной и колкой на язык подругой детства, даже став женой и матерью, не утратила себя в семейной жизни, как бывало, увы, со многими, даже знатными женщинами. Она по-прежнему разбиралась в политике не хуже него и могла всегда подсказать хороший совет. А порой, когда обстановка располагала, вновь превращалась в дерзкую девчонку или в ласковую возлюбленную, но только не в исполненную серьезности принцессу крови. И все-таки, все это была она, Альпаида, многоликая и в то же время постоянная, как и ее супруг. Неудивительно, что их семейной идиллией залюбовался Варох, хоть и сам хорошо жил со своей женой.
Когда Карломан принялся срывать ветки жасмина, Варох не утерпел, тоже подскочил и стал помогать ему. Друзья-оборотни переглянулись - сверкающие зеленые глаза встретились с такими же блестящими синими.
- Что это тебе не сидится? - удивился Карломан.
- Не могу бездельничать, когда ты занят, привык помогать тебе, - пояснил Варох, тоже срывая цветущие ветки.
Карломан мягко засмеялся, как и парой минут раньше - в ответ на шутку жены.
- Прямо как в детстве, ничего не изменилось! Помнишь, как в наших лесах собирали чернику? У тебя тогда губы и даже зубы были от нее всегда синие. Кажется, это я тогда прозвал тебя Синезубым...
- Помню, - улыбнулся Варох давним воспоминаниям. - Но ты же и отсыпал мне всегда побольше ягод, и говорил, что тебе они не так уж нужны... Веселое было время!
- А оно и сейчас не хуже! - Карломан подмигнул другу. - Почуял, конечно, что тебя ждет в корзинке? Нарочно велели испечь к твоему приезду!
- Пирог с черникой, сваренной в меду! - теперь Варох засмеялся беззвучно, как умеют бисклавре, но от всей души, так что даже задрожал от смеха. - Благодарю тебя! Знаешь, как встретить старого друга!
- Если считать по годам - мы еще очень молоды с тобой: мне девятнадцать лет, а ты двумя годами старше, - задумчиво проговорил Карломан, начиная сплетать венок. - А если вспоминать все, что пережили вместе, то кажется - событий хватит на длинную жизнь...
- Подожди, пока пройдет побольше времени, - усмехнулся Варох. - Наверное, со временем будем чувствовать, как будто мы застали еще Погибшую Землю...
- Нам еще многое нужно совершить, чтобы хотя бы встать в один ряд с нашими родителями и дедами, - признал Карломан. И тут же будто темное облачко затмило сияющий весенний небосвод: до Арвернии уже дошли слухи, что викинги созвали союз девяти ярлов, угрожающий северо-западному побережью Арморики. Совсем скоро Карломану с Варохом предстояло идти на войну вместе с королевским войском, оставить дом и семью, чтобы защищать родную землю. Но молодые бисклавре чувствовали, что именно сегодня, сейчас им еще можно беззаботно веселиться. Даже хорошо, если они сосредоточатся только на светлых, радостных событиях, потом и воевать будет легче. И они постарались отогнать от себя мрачную тучу, запретили ей приближаться.
Карломан сорвал еще незабудок, осторожно сплетая их тонкие стебельки с переплетениями жасмина. Затем взял три крупных лиловых цветка ириса, еще с капельками росы в чашевидном венчике. Они должны были великолепно смотреться среди белоснежных звездочек жасмина. Тот навсегда запомнился Альпаиде как память об их любви. Даже благовония с тех пор она предпочитала с запахом жасмина. Ирис - царственный символ, знак уважения к ней, урожденной племяннице двух королей. Что означали незабудки, ясно из их названия. Их маленькие, невзрачные в сравнении с остальным великолепием цветочки украшали край диадемы двойной линией. Карломан сплетал для жены венок, как настоящий мастер создает свое творение.
Маленький Ангерран поглядел, чем занят отец, стоявший возле деревьев. И сам, соскользнув со скамейки, стал срывать цветы, растущие в траве, подражая ему.
- Ма! На... - протянул он их Альпаиде, лопоча что-то еще, пока что едва понятное даже матери.
Молодая женщина засмеялась, взяв подарок малыша.
- Карломан, смотри! - позвала она мужа. - Наш сын тоже собирает цветы для подарка мне! Он весь в тебя! Добавь уж тогда и их в венок, пусть будет мне подарок от вас обоих!
Карломан на миг передал Вароху начатую работу, а сам, широко улыбнувшись, подхватил сына на руки и закружил над головой, так что малыш заверещал и засмеялся в ответ. Затем поцеловал его в щеку и уложил на скамейку, головой на колени Альпаиде.
- Вот так, - обратился он к Ангеррану. - Ты - молодец, сегодня сделаешь вместе со мной свой первый подарок маме. А сейчас посиди спокойно, достаточно уже набегался. Побудь пока с мамой!
Маленький Ангерран действительно притих, сморенный жарой и усталостью, и остался лежать на скамейке, положив голову на колени матери. Та вновь ласково погладила его волосы и проговорила, склонившись над ним:
- Расти сильным и умным, мой Ангерран, набирайся сил! Твоим временем будет следующий век, спустя восемьсот лет после рождения нашего прародителя, Карломана Великого. Когда придет новый век, тебе будет столько лет, сколько было нам с твоим отцом, когда мы осознали, что любим друг друга. У тебя все будет впереди, да и мы еще будем в самой поре! И у нашей семьи есть все, чтобы с честью войти в новый век. Чтобы в будущем завтра было больше счастья, чем сейчас. Есть отец, ты и я, есть наш родной дом, - она показала на высившийся вдали громадный Кенабумский замок. - Мы все, конечно, еще не раз будем уезжать отсюда, но всегда станем непременно возвращаться домой. У нас есть камин в холодную погоду и тепло наших сердец, что согреет и каменные стены. Есть наш сад и наша река. Вот эта скамейка под ивами и цветущий жасмин. Все это хранит нашу семью, а мы храним это пространство, потому что оно наше. Поэтому в нашем доме раньше всех проснется любовь! И, если тебе придется уйти, чтобы защищать наш дом - ступай смело, ибо у тебя великая цель! - последние слова Альпаида адресовала, конечно, уже не маленькому Ангеррану, разве что в отдаленном будущем, но своему супругу.
-
Хочется читательских комментариев!
И новых идей от соавтора, само собой!
Семейная Идиллия (ОКОНЧАНИЕ)
Май 785 года. Кенабум. Карломан\Альпаида, маленький Ангерран, Варох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Трудно сказать, понял ли маленький Ангерран, с чем обращается к нему матушка. По выразительному взгляду круглых, как у совенка, глаз малыша можно было подумать, что и понял, и, уж во всяком случае, что-то уяснил для себя на отдаленное будущее. А Карломан, услышав слова жены, склонил голову, понимая, что Альпаида благословляет его.
Сплетая цветы в изящную диадему, он ощущал глубокую нежность к своей жене. Все-таки он был прав, еще в шестнадцать лет решив раз и навсегда, что ему нужно только Альпаида, и никто другой! Не каждая женщина сможет отпустить мужа на войну, не повиснув камнем на шее, как в прямом, так и в переносном смысле.
Обернувшись к жене, Карломан попросил ее:
- Распусти волосы!
- Зачем? - удивилась молодая женщина; обычно муж сам распускал их на ночь глядя.
- Распусти! - повторил Карломан, показывая почти законченный венок-диадему, с высоким навершием, из жасмина с другими цветами.
Альпаида стала вынимать из волос черепаховые гребни, распуская по плечам черные волны волос. Маленький Ангерран радостно завопил и принялся помогать матушке.
- Ай! Вот видите, - обратилась Альпаида к мужчинам, - какой беспокойный мальчишка! Не выдергивай маме волосы, - поймав сыночка за плечи, она с плохо скрываемой нежностью поцеловала его в щеку.
Ангерран весело засмеялся. Он знал, что его любят, даже если изредка бранят, и ему было дозволено почти все.
Мужчины поглядели на молодую мать с ребенком, и им показалось, что на эту картину можно глядеть бесконечно.
- У вас очаровательный сын, - проговорил Варох. - Не зря король Хлодеберт так обрадовался рождению своего внука! Помнишь, Карломан?
- Не преувеличивай наше значение, - скромно отозвался граф Кенабумский. - Ведь у моего отца еще за год до Ангеррана родился внук от его старшего сына, наследного принца Хлодеберта с его супругой, принцессой Бересвиндой. Наверное, мой первенец не так уж значим для отца.
- Но король в самом деле очень обрадовался, - настаивал Варох. - Государь Хлодеберт - твердый и суровый человек, и тем больше меня изумило, с какой нежностью он впервые взглянул на маленького Ангеррана.
- Его Величеству, дяде Хлодеберту не чужды человеческие чувства, - высказалась Альпаида в защиту короля. - Наша семья знает это лучше других. Меня больше удивил тогда мой отец. Кажется, ему на время изменило хладнокровие, когда он узнал, что я зачла в первую же брачную ночь. Даже матушка раньше него осознала, что у нее появится внук или внучка! Впрочем, и отец расплылся в улыбке, когда ему дали поглядеть на маленького Ангеррана!
В этот миг Карломан, закончив плести венок, мягко приблизился к сидящей на скамейке Альпаиде и обнял ее за плечи.
- Должно быть, дядя Дагоберт не ожидал, что мы так быстро сделаем его дедушкой, - признал он.
Альпаида, улыбнувшись, повернула голову к мужу, потерлась щекой об его руку. Карломан залюбовался своей женой. Еще никогда она не была так хороша, среди красот и увеселений дурокортерского двора, как сейчас, в простом белом платье, у себя в саду.
Она же кротко проговорила:
- Это Фрейя от души благословила наш брак, сразу же послав нам сына! И мой отец тоже радуется, что мы с тобой не ошиблись в нашем выборе.
- В таком случае, прими мой дар в знак нашей любви! - и Карломан с ловкостью ярмарочного фокусника увенчал Альпаиду цветочной диадемой. И захлопал в ладоши, любуясь достигнутым результатом: - Королева любви и красоты! Жаль, что при дворе тебя не видят!
Увенчанная жасминовой диадемой, Альпаида глядела на своего мужа взглядом, полным любви. Глаза ее блестели, с губ рвалась торжествующая улыбка, голова гордо поднята на лебединой шее. Она глядела, как женщина, знающая, что она любит и любима. Это осознание украшало ее куда больше, чем любые наряды и драгоценности. А как шли крупные белоснежные цветы жасмина к черным волосам и светлой коже молодой женщины!
Альпаида поднялась на ноги и поцеловала мужа.
- Лучшего подарка я еще не получала! Благодарю тебя, мой супруг и верный рыцарь!
Он шутливо поклонился.
- Почту за честь служить своей даме!
- Подумать только: а ведь когда-то в детстве, когда мой отец привез тебя из Арморики, я вредничала, язвительно обращалась с тобой, старалась показать, что знаю не меньше тебя...
- А мне было с самого начала интересно беседовать с тобой, - глаза Карломана весело блеснули при этих словах. - У тебя на все было свое мнение, и с тобой приятно было даже спорить, вместе искать истину.
- И для меня наши беседы тоже не прошли даром! - призналась Альпаида. - Я старалась соответствовать тебе, больше читала и стремилась узнать, чтобы держаться с тобой наравне в любой беседе. И мне тоже сделалось необходимым наше общение, и я скучала, если давно не видела тебя. Ни с кем другим мне не было так интересно. Я всегда ждала, когда ты придешь, чтобы побыть со мной. И со временем даже не поняла, как влюбилась!
- И мне было бы невмоготу без моей очаровательной кузины! - отозвался Карломан, целуя жену в губы.
Тем временем маленькому Ангеррану стало скучно, что родители занимаются только собой, совсем позабыв о нем. И мальчик, став ногами на скамейку, прыгнул на спину отцу, завопив что-то отчаянно, будто на охоте.
Карломан обернулся с непостижимой быстротой и подбросил сына над головой.
- Ах ты, маленький неслух! Скоро я уеду, а ты, будь любезен, слушайся матушку! Не огорчай ее!
Вися в руках отца, Ангерран взглянул с неожиданной серьезностью. И опять Карломан и Альпаида подумали: он все понимает!
- Мы справимся, - тихо пообещала мужу молодая женщина, даже думать не желая, что произойдет, если Карломан не вернется с войны...
- Я знаю, - улыбнулся ее муж, а сам поставил сына на скамейку, придерживая его рукой за плечо. Проговорил с гордостью: - Наш сынок - настоящий маленький волчонок!
- Весь в тебя, и такой же беспокойный, - отозвалась молодая женщина, с нежностью глядя на мужа и на сына.
Тем временем, Варох Синезубый стоял немного поодаль, любуясь семейной идиллией своего друга, и не спеша напоминать о себе. Приятно было просто глядеть на них со стороны, радоваться за своего ближайшего друга и его семью, наслаждаться их счастьем, как солнцем. А жизнь Карломана не могла быть чужой для его кузена и побратима. Наблюдая сейчас за его семьей, молодой оборотень думал о том, как ему следует держаться со своей женой, чтобы можно было с гордостью сказать: да, мы любим друг друга так же сильно, как Карломан и Альпаида! А пока Варох светло улыбался, любуясь молодой семьей и рассеянно вертя в руках веточку жасмина.
Наконец, супруги оторвались друг от друга и обернулись к гостю. Настоящее счастье не бывает эгоистичным, оно всегда радуется возможности поделиться с окружающими, как солнце светит всем вокруг, ничуть от этого не убывая.
- Варох! - махнул рукой Карломан. - Ступай к нам! Пора уже позавтракать. Не знаю, как тебе, а мне уже хочется есть. Да и пирог с черникой заждался тебя.
- Передай пирогу, что я тоже жду его, - засмеялся его друг, присаживаясь на скамейку и вдыхая упоительные ароматы, доносящиеся из корзины, которую как раз открыла Альпаида.
- Да и я уже хочу позавтракать, - усмехнулась женщина, доставая из корзины снедь.
- И я! - захлопал в ладоши маленький Ангерран, заглядывая под руку матери.
- И ты, и ты, малыш! - усмехнулся Варох, подхватив ребенка и усаживая себе на колени, чтобы тот не мешал матери раскладывать угощение.
Альпаида достала большое блюдо с тушеным мясом, затем сыр, зелень, содержимое морских раковин с побережья Арморики, и на закуску - пирог с черничным вареньем, который супруги, переглянувшись, с улыбкой почти весь подвинули Вароху, отрезав себе лишь по маленькому кусочку. Вся эта снедь издавала умопомрачительные ароматы. В простые глиняные чашки графиня Кенабумская разлила прохладительное питье, что было кстати, ибо день обещал выдаться жарким, несмотря на то, что лето еще не наступило.
- Ангерран! Иди сюда! - позвала Альпаида, протягивая руки к сыну, который безмятежно болтал ногами, сидя на коленях у Вароха.
- Не-е... - замотал головой малыш, учуяв сладкий запах черничного пирога.
- Ты своими сапожками уже испачкал дяде Вароху штаны, - Альпаида взглядом извинилась перед другом семьи.
Но бисклавре пощекотал мальчику бочок, от чего тот заливисто засмеялся, а потом сунул ему в рот кусочек пирога.
- Мы с Ангерраном прекрасно ладим, - заверил он, сам с наслаждением уплетая черничный пирог.
- Ага! Я вижу, губы уже подсинил! - усмехнулся Карломан, но дружески, необидно. Так повелось у них с самого детства.
Варох и сам засмеялся, проглатывая угощение.
- Спасибо, спасибо вам! Знаете, как принимать старых друзей, с которыми скоро идти в поход!
При этих словах ворон на ветке ивы впервые за все время каркнул, словно подтверждая сказанное Варохом.
Карломан поднял чашу прохладительного напитка, желая сказать нечто такое, что еще сможет хоть ненадолго разогнать черные тучи и продолжить этот день, чтобы он остался в памяти исполненным света и тепла их сердец. И вместе с тем не следовало замалчивать грядущую опасность или представлять ее меньше, чем есть, ибо это значило бы унизить самих себя.
- Поднимем чашу за тех, кто делает любой дом не просто местом для ночлега, но желанным пристанищем! За тех, кто встречает с любовью и лаской, и провожает с терпеливым достоинством. За тех, кого воины вспоминают в жару и в мороз, и под градом вражеских стрел. Тех, кто служит лучшим оберегом от бед. За наших жен и детей. За тебя, Альпаида, и за маленького Ангеррана!
Ясные глаза графини Кенабумской в этот миг блестели так же ярко, как у оборотней. Она подняла свою чашу с прохладительным напитком, пахнущим лимоном и мятой, и проговорила, в ответ своему супругу:
- Если мы можем хоть немного быть полезны нашим доблестным защитникам, которые сражаются с врагом, чтобы мы могли жить спокойней, - это большая честь для нас! Запомните сегодняшний день навсегда, Карломан, Варох! Пусть память придает вам сил, как бы ни было трудно! И постарайтесь вернуться назад, к тем, кто любят вас и ждут! Без вас погаснет тепло домашних очагов, и любящее сердце оденется льдом, - чувствуя, что разговор становится слишком печальным. Альпаида сумела улыбнуться и продолжала: - Пусть такого не произойдет никогда! Возвращайтесь живыми!
С этими словами, быстро допив напиток, Альпаида протянула правую руку Карломану, а левую - Вароху, как побратиму своего мужа. Крепкое пожатие позволило им сильнее ощутить ток жизни, исполненной сил и стремлений.
Маленький Ангерран, конечно, еще не мог понять смысла слов и жестов взрослых. Но зато он изо всех сил стремился подражать им. Вот и сейчас, сидя на коленях у Вароха, он перегнулся к родителям, сидевшим напротив на широкой резной скамье, и торжественно возложил свои пухлые ручки поверх их рукопожатия.
Расхохотались Карломан, Альпаида и Варох, так что едва не попадали со скамьи. Им вторили, чуть более сдержанно, служанки, сидевшие на пне. Видя, что все вокруг смеются, расхохотался и сам Ангерран, так что упал на спину, брыкая ножками, и мать утащила его.
Отсмеявшись, Карломан проговорил, вытирая выступившие от смеха слезы:
- Ну, теперь я верю, что нашему с Альпаидой первенцу суждено великое будущее!
Так - счастливым смехом, - и вошел в их память тот светлый день, приправленный капелькой пока еще отдаленной грусти. Память об этой последней счастливой встрече увезли с собой Карломан и Варох на войну против викингов. И впоследствии, когда раненый Карломан чудом остался жив после того, как четверо суток пролежал без чувств после битвы при Маг-Туиред, Варох размышлял, что сильнее всего потянуло его побратима назад, к жизни. Призывы ли отца, короля Хлодеберта Жестокого, что сам погиб вскоре после того, как отмолил своего любимого сына? Или его, Вароха, детская песенка о блуждающих огоньках? Но скорее всего - все это вместе с воспоминаниями о согретом весенним солнцем дне, об улыбке Альпаиды, увенчанной жасминовой диадемой, о смехе маленького Ангеррана... Такова сила любви, перед которой отступает смерть!
-
Долгожданная встреча (НАЧАЛО)
Июль 787 года. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Кто чувствует силу в руках - тот идет вперед и добивается своих целей. Такому человеку трудности, непосильные для других - не трудности, он всегда достигает успеха и все делает правильно.
Таким, по общему признанию, был граф Карломан Кенабумский, приходившийся единокровным братом королю Хлодеберту VI. Ему было всего двадцать лет, когда царственный брат поручил ему посольство в Великую Моравию. Впрочем, при дворе говорили, что королева-мать, Радегунда Аллеманская, нарочно придумала для пасынка трудное поручение, ибо с Моравией после гибели семьи Хильдеберта Строителя очень усложнились отношения. Вполне вероятно, что Радегунда желала посрамления своему пасынку. Но она просчиталась: Карломан умудрился все обернуть в пользу для себя и Арвернии. Он вернулся из Моравии с победой, очаровав тех, с кем вел переговоры, и к тому же оказал моравам важные услуги.
Но сразу по возвращении в Дурокортер Карломана волновали совершенно другие мысли. Он первым делом встретился с королем и с глазу на глаз доложил ему о результатах своего посольства. Но официального приветствия при дворе еще не было. Король, угадав скрытое волнение своего брата, отпустил его.
- Ступай к себе! - усмехнулся он, хлопнув Карломана по плечу. - Кузина Альпаида заждалась тебя! Увидишь, наконец, младшего сына...
Карломан кивнул, благодаря брата за понимание. Ведь он покинул Альпаиду беременной их вторым сыном, который родился без него! Разумеется, о его супруге заботились наилучшим образом. Сама Альпаида, а заодно и матушка, когда была в Дурокортере, а также Варох и Номиноэ посылали ему письма. А дед, майордом Риваллон Сто Воронов, посылал внуку птиц-вестников. В тот же день, когда жена родила ему второго сына, на следующий день к Карломану прилетела птица с вестью. Но граф Кенабумский все равно тревожился, даже зная обо всем. Ему казалось, что, стоит ему уехать, как что-нибудь случится с Альпаидой или с ребенком. К счастью, все прошло благополучно, его сын родился в гебирстмонате, а сейчас уже хеуимонат. И все равно, Карломан мог вполне успокоиться лишь после того, как увидит малыша своими глазами, возьмет его на руки, заглянет в глаза Альпаиде, увидит, насколько подрос без него их первенец Ангерран...
Он шел очень быстро, почти бежал по крутым лестницам Дурокортерского замка в башню, где располагались покои его семьи.
Двое мужчин, молодой и пожилой, стояли под аркой в коридоре поблизости от покоев графа Кенабумского. Их одинаковые ярко-синие глаза сверкали, как бывает лишь у бисклавре, детей Кернунаса. Младший из них рванулся навстречу Карломану, но старший ухватил его за плечо, и пристально поглядел ему в глаза, безмолвно выражая все, что хотел сказать.
"Погоди, Варох! Я знаю, ты соскучился по Карломану. Но у вас еще на все хватит времени. Дай ему сперва повидаться с семьей", - мысленно сообщил Вароху его дед, барон Номиноэ Озерный.
Варох нагнул голову, устыдившись. Какой все-таки он эгоист, не подумал о чувствах своего друга!
Оборотни держались так тихо, что Карломан, погруженный в свои мысли, пробежал мимо них, не заметив.
Вот и дверь покоев их семьи, такая же, как была! Дверь оказалась чуть приоткрыта. И в тот же миг Альпаида шагнула навстречу мужу.
- Карломан! Я ждала тебя, я почувствовала, что ты идешь! - голос у нее сел от волнения, и она не говорила, а шептала.
- Альпаида! - он обнял жену, поцеловал в губы, жадно, горячо. Только сейчас он понял, как сильно соскучился по своей супруге, насколько сильно ему не хватало Альпаиды во время путешествия. Он поверить не мог, что видит наяву ее лицо, еще более прекрасное от охватившей ее нежности, ее стройную и женственную фигуру... Снова и снова он своим чутьем оборотня вдыхал запах ее тела, смешанный с ароматом жасмина и еще более тонким - теплым, материнским молочным запахом.
Он хотел спросить ее о детях, но Альпаида и сама тут же взяла мужа за руку и повела в покои.
- Что же мы стоим на пороге?! Пойдем, поглядишь на нашего маленького бисклавре!
Молодая женщина привела мужа к кроватке с высокими прутьями. Там лежал, а льняной сорочке с гербом графа Кенабумского, малыш, родившийся девять месяцев назад, с уже длинными черными волосами. Сейчас он, похоже, спал.
- Вот он, наш Дунстан. Или Тристан, по-арвернски. Он уже бойко ходит! Иди к маме, сынок!
Малыш открыл глаза - ярко-зеленые, как весенняя трава. Точно такие же были у трех поколений бисклавре перед ним - у двух Армориканских королев, Игрэйны и Гвиневеры, и у Карломана, отца этого младенца. И вот - появился их наследник, маленький бисклавре Дунстан!
- Сын мой! - улыбнулся Карломан, не взяв ребенка на руки, а поманив его к себе, ожидая, что он отзовется.
И он в самом деле отозвался. Издав пока еще неясный звук, похожий на мяуканье котенка, он стал подниматься на ноги. Двигался он не так, как обычные дети его возраста. Поднялся на ноги быстро и в то же время плавно. Его ноги, как видно, уже окрепли к тому времени, как человеческие дети только начинают ходить.
Карломан поставил мальчика на пол, и тот бойко затопал ножками, торопясь к матери, и протянул к ней руки.
- Куда же ты, малыш? - засмеялась Альпаида, повернув его лицом к отцу. - Погляди, это твой отец! Папа приехал! Запомни его, маленький Дунстан!
Ребенок остановился, опираясь на поддерживающую его руку матери, и поглядел на отца. И родителям, Карломану и Альпаиде, подумалось, что взгляд их маленького сына необыкновенно осмыслен; похоже, что он и впрямь понимает все.
Дунстан сделал несколько шагов к отцу, и тот вновь поднял его на руки, чувствуя в глубине души какое-то новое волнение. Когда родился Ангерран, он был спокойнее. Неужели дело в том, что тот малыш унаследует его дар? Или он лишь теперь, после второго сына, вполне осознал отцовство? А может быть, дело в его возвращении после долгого отсутствия?
- Здравствуй, Дунстан, мальчик мой! Вот мы с тобой и встретились! Прости, что меня не было рядом с тобой и с мамой, когда ты родился!
- Мы справились и сами, - улыбнулась Альпаида, вспоминая то время, когда, проводив мужа в Великую Моравию, осталась, ожидая рождения их второго сына.
Умом Карломан понимал, что, когда женщина носит ребенка-ши, он сам заботится о себе и о будущей матери. Но все равно корил себя за то, что не мог быть рядом с женой в самое трудное время.
И теперь граф Кенабумский, перехватив ребенка одной рукой, вторую протянул жене, красноречивым взглядом выражая благодарность, и одновременно извиняясь.
Альпаида поняла его.
- Матушка Гвиневера была со мной все время: она-то знает, что значит рожать детей другого вида. И Номиноэ тоже очень помогал травами и заклинаниями. И Варох помог исполнить все обряды, что обычно обязан исполнять отец новорожденного. Но... - она чуть помедлила. - Но мне очень не хватало тебя! Едва дождалась нашей встречи! Если бы не наш сын, я поехала бы с тобой.
- Я знаю, - Карломан снова перехватил ребенка двумя руками и опрокинул его, поддерживая одной ладонью под спину, а другой щекоча ему грудь и живот, отчего малыш заливался смехом. - Какой он большой, правда?
- Он растет быстрее, чем Ангерран в его возрасте, - с гордостью проговорила молодая женщина. - И он еще больше похож на тебя!
- Так и должно быть, он же бисклавре, - отозвался Карломан. - Дети нашего рода обычно растут быстрее человеческих.
- Ты рад, что я родила тебе второго крепкого сына? - уточнила Альпаида, внимательно разглядывая мужа: каков он, не изменился ли больше чем за год своего отсутствия?
- Я счастлив вернуться домой, к тебе и детям, - просто проговорил Карломан, нагнувшись, чтобы вновь поцеловать жену. - Но где же Ангерран?
- Нашего непослушного первенца пришлось закрыть в детской за то, что он сегодня разбил вазу, - объяснила Альпаида. - Но, пожалуй, придется простить его ради твоего возвращения!
Карломан весело кивнул, подтверждая это желание.
Альпаида открыла дверь в детскую.
- Выходи, Ангерран! Скажи спасибо отцу: ты помилован.
Раздался стремительный топот, и в покои вбежал старший мальчик, двух с половиной лет, в вышитой причудливыми узорами длинной сорочке, очень похожий лицом и пышными черными волосами на своего отца.
- Что, матушка?.. Ой! - мальчик приостановился, разглядывая мужчину, которого не видел так давно. И теперь не спешил подходить, не совсем доверяя воспоминаниям: все-таки он был еще слишком мал, чтобы полагаться на свою детскую память...
- Что ты глядишь, сын? Не узнал отца? - улыбнулась Альпаида, приглашая мальчика подойти.
Карломан, усадив обратно в кроватку младшего сына, улыбнулся, протянув руки к старшему.
- Вспомнил меня, сынок? Иди сюда!
- Папа! - воскликнул Ангерран и подбежал к отцу, широко раскинув руки, словно собирался взлететь.
Карломан поймал своего первенца и подхватил на руки, а тот обнял отца за шею, и крепко прижался.
- Папа, ты вернулся!
- Кажется, вернулся! - засмеялся он и закружился с сыном по комнате, озираясь по сторонам и убеждаясь, что обстановка вправду ему знакома.
- А что ты видел, папа? И что привез нам? - с любопытством спросил его первенец.
- Ангерран! - одернула его мать.
Но Карломан, ссадив сына на пол, с готовностью вынул из-за пояса резную деревянную шкатулку и открыл ее. Ангерран тут же потянулся к ней.
- Нет-нет, малыш! - отец остановил его руки. - Для тебя принесут подарок чуть позже, он очень большой. А это - для твоей мамы.
Он вынул из шкатулки, обитой изнутри бархатом, набор драгоценностей. Ожерелье, два браслета, изящные золотые серьги и перстень с вишнево-красными гранатами. Все-было небольшим, изящно-тонким, но при этом изумительной отделки и выглядело достойным украсить любую из королев.
- Носи их, моя Альпаида! Это тебе, лучшее, что делают златокузнецы Великой Моравии! Я думал о тебе все это время. Эти камни - алые, как кровь, как живой сок жизни. Жаль, что мой дар ничтожен за тот подарок, которым ты умножила наш род!
Альпаида оглянулась туда, где в кроватке дремал набегавшийся вволю "подарок", тогда как первенец не сводил с родителей горячих глаз и все ластился к отцу, по которому в самом деле страшно соскучился.
- Ах, Карломан! Разве о подарках я мечтала? Самое главное - что ты сам вернулся, живым и здоровым!
В это время в дверь постучали.
- А-а, ну вот и подарок для нашего наследника! - весело воскликнул граф Кенабумский.
Дверь приоткрылась, и... в нее протиснулся медведь размером почти в натуральную величину, и в очень похожей шерсти. Лишь в следующий миг, по болтающимся лапам и добродушной морде зверя, с глазами из янтаря, Альпаида догадалась, что это все же игрушка, хоть и очень большая. И затем она разглядела, что медведя несет слуга Карломана, прибывший вместе с ним.
Сам Ангерран в первый миг слегка попятился при виде столь огромного медведя. Но отец спокойно гладил его, и мальчик тоже успокоился, и стал сам гладить густую медвежью шерсть, дергать его за лапы.
- Унеси подарок в детскую! - велела Альпаида, и ее первенец убежал вслед за слугой, что унес медведя. Вскоре оттуда донеслить радостные вопли мальчика, что возился с самой большой на свете игрушкой.
- Медведь набит опилками, а сверху обшит мехом того зверя, от которого я спас в Моравии княжича Ростислава, - пояснил Карломан.
- Расскажи мне обо всем, что было, - попросила Альпаида, беря мужа за руки и сажая за стол. - Ты много сообщал мне в письмах, что приносили вороны дедушки Риваллона. И о происшествии с медведем тоже. Но мне так хотелось узнать обо всем от тебя! Расскажи мне все!
- И нам тоже расскажи! - прозвучало с порога.
Карломан встрепенулся и увидел двух мужчин, расплывшихся в улыбках - Номиноэ и Вароха. Их яркие глаза блестели так же, как и у самого Карломана в этот миг.
Одним прыжком он оказался рядом, и они с Варохом крепко обнялись, хлопали друг друга по плечам и шутливо боролись, то один приподнимал другого над полом, то второй. С Номиноэ, своим наставником, Карломан держался гораздо почтительнее, и, встретившись с ним взглядом, поклонился в пояс, благодаря за все. Но вслед за тем вещий оборотень сам крепко обнял ученика, и тот с готовностью ответил тем же.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида)
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера)
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт)
Подкова (Апрель 780 года. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли)
Хуже Смерти (Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц)
Семейная Идиллия (Май 785 года. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох)
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ)
-
Чтобы избавиться от депрессии, нужно прежде всего этого хотеть, обрести хоть какие-то силы и цель, ради которой стоит жить. А там может вернуться и вкус к жизни. А может - и нет. Вряд ли в этом поможет магия, разве настолько, насколько практикующие чародеи - еще и, как правило, неплохие психологи. Сама по себе магия не властна до такой степени над человеческими душами, чтобы перелопатить их полностью. А если бы могла, это было бы насилием над личностью. Любые искуственно наведенные чувства, не осознаваемые изнутри души, будут пагубны.
Депрессия (не путать с пичалькой) - это болезнь. И её лечат, лекарствами. А лекарства - они же не на душу, а на тело влияют. Поэтому я и думаю, что вода вейл, возможно могла бы помочь, если бы они сами там всё не разнесли. Но сейчас, конечно, уже не узнать.
Страницы о молодости Карломана напоминают, что жизнь состоит не только из трагедий. А ещё о том, что тот Карломан нужен очень-очень многим людям не только для дела, но и сам по себе, и все они ждут его пробуждения. Это, конечно, из основного текста и так понятно, но всё равно лишний раз напомнить не мешает.
-
Эрэа Menectrel, мой дорогой соавтор - удачи Вас и вдохновения! :-* :-* :-*
Надеюсь в скором времени вернуться и к основному произведению; ну а пока продолжим "Скрытые страницы".
Эрэа katarsis, ну а Вам огромное, как мамонт, спасибо, что продолжаете читать и комментировать! Нам очень-очень нужны читательские комментарии! :-* :-* :-*
Депрессия (не путать с пичалькой) - это болезнь. И её лечат, лекарствами. А лекарства - они же не на душу, а на тело влияют. Поэтому я и думаю, что вода вейл, возможно могла бы помочь, если бы они сами там всё не разнесли. Но сейчас, конечно, уже не узнать.
Страницы о молодости Карломана напоминают, что жизнь состоит не только из трагедий. А ещё о том, что тот Карломан нужен очень-очень многим людям не только для дела, но и сам по себе, и все они ждут его пробуждения. Это, конечно, из основного текста и так понятно, но всё равно лишний раз напомнить не мешает.
Возможно, что и могла бы помочь вода. Но, сохранись она и будь живы те, кому она принадлежала, принц не оказался бы в таком состоянии. Замкнутый круг получается.
Разумеется, в жизни Карломана (как и большинства людей, включая наших героев) было много светлых моментов. В основном произведении мы показываем самые драматичные эпизоды. А "Скрытые страницы" позволили нам немного рассказать о его прошлом. И других героев тоже, конечно.
А насчет необходимости в возвращении Карломана - полностью с Вами согласна! :) Надеюсь, мы скоро сможем вернуть его к жизни!
Долгожданная встреча (ОКОНЧАНИЕ)
Июль 787 года. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Усевшись вместе с близкими за стол, Карломан обратился к обоим бисклавре с глубокой признательностью:
- Благодарю вас за все, что сделали для меня и моей семьи, Номиноэ и Варох!
Они усмехнулись, понимая своего друга без слов, как бывает только с самыми близкими.
- Помогать такой мудрой молодой матери, как Альпаида, было совсем нетрудно, - признал Номиноэ. - А самое главное, что ваши дети растут быстрее и крепче обычных человеческих детенышей. Не только Дунстан, но даже Ангерран носит в себе зов крови.
- Я едва его узнал: он так сильно вырос за это время! И так бойко говорит, - Карломан покачал головой.
- Пока Номиноэ заботился о моем здоровье, Варох заменял отца нашим сыновьям, играл с ними, чтобы они не забывали о мужских руках, - пояснила мужу Альпаида.
- Да что там! - пояснил Варох, слегка покраснев под благодарным взглядом Карломана. - Дунстан родился оборотнем, и о его правильном воспитании следует заботиться с первого дня. Да и уделить немного внимания Ангеррану - мой долг по отношению к тебе. К тому же, я думал о своей семье, оставшейся в Арморике. Моя жена скоро должна родить третьего ребенка. Снова будет сын!
- Здорово! - Карломан встряхнул друга за руку, широко улыбнулся, разделяя его радость. - Очень рад за вас! Познакомим потом наших сыновей, пусть растут друзьями, как и мы с тобой!
И на лицах обоих молодых, но уже немало переживших мужчин возникло совершенно мальчишеское выражение, словно они замышляли одну из былых игр, что ставили вверх дном замок в Чаор-на-Ри или в Кенабуме. Во всяком случае, именно так подумали, глядя на них, Номиноэ и Альпаида.
Но старший оборотень проговорил, не позволяя слишком долго предаваться мечтаниям:
- К вечеру будет торжественный прием в честь твоего возвращения, Карломан. Так что нам не стоит терять время. Расскажи лучше обо всем, что повидал. Ты ведь был не только в Великой Моравии?
- В своем последнем письме ты сообщил, что возвращаешься через Аллеманию и Шварцвальд, - добавила Альпаида, сделав акцент на последнем слове.
И все трое внимательно поглядели на Карломана, не задавая вслух никаких вопросов, но взглядами выражая все. Ведь в Шварцвальде воспитывалась маленькая Вультрагота, вейла по матери, дочь трагически умершего Хильдеберта Потерянного Принца, последний потомок прервавшегося рода. Те четверо, что собрались здесь, были одними из немногих, кто знал, что наследство вейл не уничтожено до конца.
И Карломан кивнул, собираясь ответить на безмолвный вопрос.
- Да, я совсем недавно заезжал в Шварцвальд, к кузену, герцогу Гримоальду, и его матери, вдовствующей герцогине Клотильде. При их дворе живет и приемная дочь герцога, Вультрагота. Ей сейчас семь лет. Очаровательная девочка, живая и веселая, с глазищами как у лани. Она обладает не столь неземной красотой, как ее прародительницы вейлы. В ней чувствуется и порода арвернских королей. Но она унаследовала все таинственное очарование. Лет через десять не одно мужское сердце разобьется из-за нее!
- Надеюсь, ее воспитывают, как подобает ребенку-ши? - с беспокойством спросил Номиноэ. - И каковы вообще в Шварцвальде отношения между людьми и Другими Народами?
- Будь спокоен, наставник, - заверил его Карломан. - Гримоальд и его семья не только воспитывают девочку наравне со своими детьми, но еще и стараются учесть, что с дочерью вейлы нельзя обращаться, как с обычной девочкой. Она прекрасно умеет привлекать к себе людей - это врожденный дар. Однако ее учат не злоупотреблять им. Гримоальд сам принадлежит к ши, как и его отец, он хорошо понимает свою воспитанницу.
- Если только ее сила не выйдет из-под контроля при сильном потрясении, - нахмурился Номиноэ. - Сейчас, конечно, это не так опасно, а вот в будущем девочка рискует навлечь беду на себя и на окружающих.
- Будем надеяться, что этого не случится! - отозвался Карломан, очертив солнечное колесо. - В Шварцвальде, в том числе и при дворе герцога, обитает много ши, которые тоже посильно принимают участие в воспитании последней вейлы. Они рады, что этот славный род не исчез до конца. Я заверил их, что в Арвернии не собираются впредь преследовать Другие Народы. Наряду с исконными шварцвальдскими общинами ши, там много и тех, кто бежал из Арвернии при Хильдеберте Строителе, которого они, увы, по праву зовут Разрушителем. Почти каждый из них потерял кого-то из близких по вине донарианцев. И тем не менее, я видел в их глазах тоску по родной земле. Я думаю, они вернутся в Арвернию, если смогут здесь жить спокойно.
- Так и должно быть! - горячо вырвалось у Вароха. - Ни одна земля не может совсем прожить без Хранителей, да и им тоже несладко в чужом краю.
Трое мужчин согласно кивнули. Альпаида же тихонько вздохнула про себя. Она была безмерно благодарна своему возвратившемуся супругу за то, что он по-прежнему делился с ней всеми своими заботами, в том числе и теми, которых она, человеческая женщина, не могла понять вполне. Так же и в юности он приглашал ее в гости к вейлам, когда они были еще живы. Такое доверие мужа было для Альпаиды дороже всех его подарков и супружеских ласк. А с другой стороны, ей становилось тревожно: сколько же забот у ее мужа, даже двужильному оборотню сколько потребуется времени и сил! И вот, теперь ему еще предстоит быть посредником между людьми и альвами, что совсем недавно враждовали не на жизнь, а на смерть! И даже кровные родственники, не зная всей правды, могли стать его врагами, как было при покойном дяде, короле Хильдеберте...
Молодая женщина чуть подвинулась к мужу и взяла его за руку, выражая поддержку.
Номиноэ слегка улыбнулся, выражая одобрение молодой паре.
- Ну а что ты еще разузнал в Великой Моравии? Этот край, лежащий далеко на востоке, полон тайн для большинства арвернов и их соседей. Даже Карломан Великий не ступал дальше земель будущей Моравии. Да и то повернул обратно, сочтя нужным заключить мир. И к тому же, он отдал Одеру на хранение меч Нуады, древнюю святыню "детей богини Дану".
Вещий оборотень взглянул пристальным взором синих глаз в глаза Карломану. И тот с готовностью кивнул.
- Я с детства мечтал хотя бы только увидеть реликвию нашего народа, когда слышал старинные сказания! И мне было дозволено войти в подводные чертоги Одера и увидеть знаменитый меч Нуады, даже взять его в руки. Когда я, оставшись один в святилище, призвал Бога Реки, он узнал меня и пригласил войти. Однако сразу предупредил, что я - не тот, кому суждено будет владеть мечом Нуады. Лишь на этом условии я был допущен взглянуть на него. Он остался там, где и был, ожидая своего часа. Тем не менее, Одер намекнул мне, что я буду каким-то образом причастен к герою, который завладеет мечом. Возможно, мне предстоит быть его наставником...
Варох негромко присвистнул, его синие глаза ярко блеснули. То, о чем говорил Карломан, имело величайшее значение для всех "детей богини Дану".
- Это было бы здорово! Значит, исполнения пророчества не так уж долго придется ждать?
- Об этом Одер ничего не говорил, - покачал головой Карломан. - Но я рад и тому, что узнал от него и из других источников. Местная стая оборотней поведала мне много важных сведений, как тех, что касаются политики, так и тайных дел... Кроме того, в начале своего посольства, до того, как мне посчастливилось спасти на охоте жизнь княжичу Ростиславу, я добился дозволения изучать великокняжескую библиотеку. Там тоже нашел много важных сведений. Не зря я в свое время изучал и моравский язык тоже.
Альпаида улыбнулась, гордясь талантами своего мужа, который с легкостью изучал даже не самые известные, в том числе и образованным арвернам, языки. Когда-то она сама старалась постичь все науки вместе с Карломаном из любопытства и тайного соперничества, а на самом деле - из желания быть с ним рядом...
- Я не сомневалась, что ты не упустишь ни одного случая научиться чему-нибудь, мой мудрый супруг, - лукаво пропела Альпаида. - Но расскажи, как тебе довелось расположить к себе великого князя моравского, как ты спас его сына от медведя?
- Расскажи! - потребовал и Варох. - У меня кровь застыла в жилах, как я прочел в твоем письме об охоте на медведя древней породы. Теперь хочу узнать обо всем из первых уст!
- Тот медведь пришел из земель фоморов, которых моравы зовут велетами; после мы нашли у него в теле, глубоко под лопаткой, наконечник копья из черного металла, каким они владеют вместо железа. Видимо, рана заставила медведя уйти на юг, где легче было охотиться. Зимой он не залег в спячку и совсем освирепел. Ростом и весом тот медведь был, как боевой рыцарский конь. Когда он напал из засады на княжича Ростислава, мне пришлось вмешаться. Перед тем я принял его приглашение на охоту, ибо почувствовал, что там случится нечто важное. Пришлось поплясать перед ним, чтобы он не достал когтями ни меня, ни княжича. Все произошло так быстро, что я не успевал обернуться волком. Хотя при Моравском дворе это бы никого не удивило: оборотни живут и при дворе великого князя. Но мне пришлось действовать в человеческом обличье.
- Эх, вот где мне надо было быть! - Варох с досадой хлопнул себя ладонью по колену.
- Ничего, обошлось и так, - заверил его Карломан. - Я все-таки отвлек медведя, а тут и охотники подоспели, закололи его копьями. Зато в итоге я выполнил все посольские поручения. что казались невозможными. Княжич Ростислав сам предложил мне смешать кровь и дать клятву побратимства, - он показал на правом запястье чуть заметный тонкий рубец от ножа. - После этого и сам великий князь Бронислав со своей супругой принимали меня, как родного сына, даже не желали отпускать.
- Жаль, что я не могла поехать туда с тобой, - вздохнула Альпаида, поглядев на Дунстана, сладко спящего в кроватке.
- Да, ты бы повидала там много интересного, - согласился Карломан. - Моравия - красивая страна, и совсем не окраина мира, как может показаться издалека. Они мне многое поведали о своих соседях - лугийцах, литтах, сварожанах. Жена княжича Ростислава - сварожская княжна, родом из их самого главного города, Дедославля. Она рассказывала, что этот город основан чуть ли не самыми первыми людьми, пришедшими из-за моря.
- Я благодарна правителям Моравии за оказанный тебе радушный прием, - сказала мужу Альпаида.
- И я тоже всегда буду помнить этих людей... Но знаешь, - лицо и голос Карломана вдруг стали печальны. - Я почувствовал, что над родом моравских князей повисло тревожное предчувствие! Мне все время казалось, что в будущем им грозит большая беда. Ты, Номиноэ, на моем месте, возможно, смог бы увидеть более ясно. Но и я чувствовал: придет день, когда волны Одера обагрятся кровью!
- Вот как! - Номиноэ задумчиво погладил седую бороду, перевитую золотой лентой. - А им ты не говорил о своем предчувствии?
- Нет, - покачал головой Карломан. - Я даже не знал, как и о чем предупреждать, и когда это должно случиться. Видимо, все же не в ближайшее время: тогда предчувствие было бы более определенным, а пока оно в тумане. Если бы я посоветовал княжескому дому остерегаться неведомо чего, они могли бы навлечь беду попытками предотвратить ее.
Подумав немного, Номиноэ кивнул.
- Должно быть, и я на твоем месте поступил бы так же. Знание своей судьбы редко приносит людям благо.
- Зато моя поездка, я надеюсь, принесет благо Арвернии, - произнес Карломан.
Альпаида взглянула на мужа с шутливым упреком.
- Ты так усердно занимался посольскими делами, что даже задержался на месяц! Мог бы и пораньше приехать. Великий Моравский князь известил двор через своего посла, что просит тебя, своего названого сына, погостить еще.
Карломан развел руками в знак извинения.
- Я не мог уехать, не нанеся обиду гостеприимным хозяевам, хоть и объяснял, что дома у нас с тобой родился сын. Впрочем, я использовал эту задержку, чтобы обогатиться новыми знаниями. Ко двору великого князя приехали двое норландских купцов, побывавшие в стране чудес за океаном. Я научился у них системе знаков, состоящей из разнообразных цветных узелков. После еще научил им маленькую дочь великого князя.
Варох удивленно вскинул брови.
- Карломан, даже меня порой удивляет, зачем тебе потребовалось то или другое! Ты думаешь, кто-нибудь разберет эти твои узелки? Или та девочка вспомнит их, когда вырастет?
Вместо ответа граф Кенабумский загадочно пожал плечами.
- Я не утверждаю, что это непременно пригодиться. Но внутреннее чутье мне подсказывает, что все это может со временем понадобиться, хоть я пока не знаю, где и как.
Номиноэ с одобрением кивнул своему ученику.
- Если так чувствуешь, значит, пригодится в будущем, - затем он повернулся к внуку: - А ты пока просто поверь: внутреннее чутье не менее важно, чем обычное, когда носом находишь след!
Варох на мгновение склонил голову, сознавая, что ему не хватает восприимчивости к тайному, чем славятся оборотни. Но тут же радостно улыбнулся. Самое главное было теперь - что его друг вернулся, а больше и желать нечего!
- Самое главное - что Карломан одержал победу, какой только можно ждать от посла, - проговорил он, сдерживая в душе ликование. - Теперь никто не усомнится, что тебе по силам любое, самое трудное поручение! Даже Радегунда Аллеманская сегодня, должно быть, сгрызет от злости свои перчатки. Что обрадует других, ее весьма опечалит.
- Я могу передать ей привет от ее родичей из Аллемании, ибо на обратном пути проезжал через эту страну, и встретил там добрый прием, - невозмутимо проговорил Карломан.
- Нет уж, ты, пожалуй, не дразни королеву-мать, - возразила мужу Альпаида. - Мой отец только вчера говорил, что она придумала тебе это поручение совсем не для того, чтобы помочь прославиться. Скорее она ожидала, что моравы выпроводят тебя с позором, как сына короля Хлодеберта V, которого они почитают узурпатором, убийцей племянника, их родича по матери. Отец также упоминал, что он и другие старшие принцы крови способствовали твоему отъезду в Моравию. Если бы не это, королева Радегунда могла попытаться устранить тебя, как Хлодиона! Она все еще не верит, что ты можешь быть искренним другом ее царственному сыну.
Лицо Карломана побледнело и застыло алебастровой маской, лишь его зеленые глаза блестели.
- Ей бы пришлось придумать для меня ловушку получше, - проговорил он отрывисто. Затем несколько мгновений помолчал, возвращая привычное спокойствие. - А что же молодая королева, Бересвинда Адуатукийская? Ладит ли мой царственный брат со своей женой?
- У королевы Бересвинды в прошлом году родился второй сын, Теодеберт, немногим позже нашего Дунстана. Все это время она занималась им одним, боясь, чтобы мальчик не оказался таким же слабым, как ее предыдущий ребенок - дочь, которую отдали на воспитание жрицам Фригг. Поэтому на некоторое время королева отдалилась от короля. Он стал оказывать знаки внимания дочери некоего барона. Однако на последнем балу королева Бересвинда была исполнена решимости вернуть внимание короля. Она нарочно танцевала с моим братом Хродебергом, так чтобы заметил ее царственный супруг. Что до баронской дочери, то, надеюсь, она догадается отступить сама. Иначе я ей не позавидую!
- И я тоже, - согласился Карломан с женой, вспомнив, как еще юная принцесса Бересвинда приняла его за своего жениха и успела приревновать к Альпаиде...
Долго еще беседовал вернувшийся Карломан с женой и двумя оборотнями. Он рассказывал им о своем путешествии, они - о событиях Дурокортерского двора, обо всем, что могло быть важно.
Так возвратился домой, блестяще выполнив свое первое дипломатическое поручение, граф Карломан Кенабумский, которому был тогда всего двадцать один год. Сколько еще будет в его жизни не менее трудных заданий, пока, всего через восемь лет - тоже удивительно рано, - он не получит самый ответственный пост - звание майордома Арвернии!
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида)
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера)
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт)
Подкова (Апрель 780 года. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли)
Хуже Смерти (Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц)
Семейная Идиллия (Май 785 года. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох)
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ)
Дитя Любви (Июнь 787 года. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь)
-
Она обладает не столь неземной красотой, как ее прародительницы вейлы.
А вот теперь я не совсем понимаю. Т.е., Вультрагота всё-таки только наполовину вейла, а Фредегонда на четверть вейла? Но как же тогда размножались настоящие вейлы? Сами по себе, что ли? Или были какие-то вейлы мужского пола, которых мы не видели? (Эх, а у меня была такая отличная теория ;D)
Смотрю вот я на взаимодействие Радегунды и Карломана. Его, похоже, надо было Гераклом назвать ;D
-
1. Карломан\Геракл и Радегунда Аллеманская\Гера. А ведь Вы правы. Их взаимоотношения очень похожи. От ненависти к уважению...
2. Вейлы.
Обычно происходит союз Вейлы и Человека. В зависимости от того, как и где растет их дитя (почти всегда дочь), и определяется ее свойство.
Дело в том, что Вейлы привязаны к своему месту обитанию. Морганетта и ее Венценосная Мать - 100% вейлы, а вот их потомки были оторваны от Земли Предков.
Соответственно, Вультрагота и ее дочь более "человечны", чем возлюбленная Потерянного Принца.
По аналогии: Чем больше оборотни проводят в человеческом обличии время и вообще "социализируются", тем более "усыпляется" их вторая суть.
Спойлер: Фредегонда даже смогла родить сына (редкость для Вейл). Тот же Варох более "человечен", чем Карломан.
-
Спасибо, насчёт вейл понятнее. Т.е., получается, чтобы вейлы снова стали 100% надо создать колонию и поселиться возле источника?
-
Благодарю за все, эрэа Menectrel!
Благодарю эрэа katarsis за живое общение и такое пристальное внимание к нашему произведеию! Такой читатель стоит десяти! :-* :-* :-*
В принципе, все ответы даны без меня. А насчет Геры и Геракла и вправду получается очень символично. :) Может быть, и упомянем где-нибудь. Если, конечно, в МИФе был Геракл.
Насчет вейл -тоже уже дан ответ. Да, если бы Фредегонда поселилась возле источника на прежнем священном месте, ей бы удалось создать новую колонию или общину вейл. Но у нее уже скорее человеческие стремления, она видит себе будущее среди людей, за него и бороться станет.
Дитя любви (НАЧАЛО)
Июнь 787 года. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Что же застал Карломан в далеком Шварцвальде, у своего кузена, герцога Гримоальда, куда приехал в том числе и для того, чтобы повидать дочь своего другого кузена - юную вейлу, Вультраготу?
Весь чертог герцога в Берне, столице Шварцвальда, был, как и все здания вокруг, деревянным. Город и высокий, просторный дворец, выстроенный из вечного дуба, были богато украшены. Ведь Шварцвальд - лесная страна, и ее жители превосходно умели обрабатывать дерево, так что даже жилища простолюдинов был украшены искусной работой резчиков. Дворец же, окруженный буйной зеленью, озаренный солнечным светом, отражающимся от всех внутренних поверхностей, был поистине великолепным шедевром деревянного зодчества.
Непосредственно к дворцу примыкал большой луг с медоносными цветами. За ним стояли ульи с пчелами, принадлежащими семье герцога. И в тот день, когда Карломан приехал, на этом лугу собирала цветы семилетняя Вультрагота. Она выбирала растения, еще не опыленные пчелами, и напевала про себя.
У нее был облик ребенка, при рождении отмеченного перстом судьбы. Сказочно красивая девочка, с длинными медвяно-каштановыми локонами, падающими ей на плечи крупными кудрями, с необыкновенно выразительным взглядом огромных ясных глаз, она своим обликом вызывала нежность во всяком, кто ее видел. Казалось, будто она не ходила по цветущему лугу, а летала над ним, как маленький дух цветов. В своем красном платье, с алой лентой в волосах, девочка выглядела частью этого медвяного луга. Уйди она отсюда - и здесь, в царстве цветов и пчел, будет чего-то не хватать.
За девочкой приглядывал ее названый брат Радельгард, сын герцога Гримоальда. Мальчику было тринадцать лет, и его не так уж веселило присматривать за малышкой. Про себя он наверняка придумал бы сотню более интересных занятий. Но Вультраготу любили все при дворе, от герцога и его матери до последнего слуги. Поэтому Радельгард стоял на краю луговины, поросшей белыми, голубыми, пурпурными, золотистыми цветами, высматривая названую сестричку.
- Вультрагота! Поспеши! - воскликнул он, видя, как красное платье девочки мелькает все дальше среди цветов. - Наш знатный гость, должно быть, уже приехал!
Девочка поднялась на цыпочки, выглядывая из высоких трав, и помахала брату рукой.
- Сейчас! Я только сорву еще вон те, "медвежий зев", - она потянулась к золотистым соцветиям на тонком стебле, в самом деле, если приглядеться, похожим формой на разинутую пасть зверя. - Я собираю цветы для нашего гостя!
- Разве такими цветами встречают знатных гостей? - Радельгард окинул взглядом белые полевые любавки, пухлые белые и розовые соцветия клевера, голубые глаза цикория и колокольчиков, золотые купальницы. По его мнению, все это годилось, только чтобы пчелы собирали с них мед.
Но Вультрагота была совсем другого мнения. Она решительно встряхнула головой и засмеялась - словно бубенцы зазвенели.
- Я подарю нашему гостю эти цветы от всего сердца, и они непременно ему понравятся! Ведь нас учат, что подарок должен быть искренним. А я очень-очень хочу порадовать нашего гостя. Ведь он наш родич, да? - она оглянулась на брата.
Внук Клотильды Арвернской припомнил все разветвления генеалогического древа.
- Да. Граф Кенабумский - кузен моего отца. И твоему настоящему отцу он тоже приходился кузеном, - от семилетней Вультраготы не скрывали историю ее семьи, ибо она, как все дети-альвы, развивалась быстрее своих лет, и уже все понимала.
- А правда, что он знал и мою матушку, вейлу Морганетту? - настойчиво продолжала расспрашивать девочка. - И даже будто бы он и познакомил моих родителей?
Радельгард недоумевающе пожал плечами.
- Так говорят отец с бабушкой! Мне-то откуда знать больше? Меня там не было.
Вультрагота потянулась к рогатым соцветиям синеглазки. Затем сорвала несколько горьковатых серебристых веточек полыни и украсила ими свой букет.
- Тогда я сама обо всем поговорю с нашим гостем! Я знаю, что он не похож на обычных людей, он - альв.
- Откуда тебе знать, маленькая стрекоза? - поддразнил ее названый брат, впрочем, любя.
Девочка поглядела в сторону дворца, подняв руку козырьком над глазами, чтобы яркий свет не мешал смотреть.
- Откуда - не знаю, а знаю, - туманно проговорила она, еще не умея как следует объяснить тайные предчувствия, свойственные альвам. - А к нам бежит Кунигунда!
К ним действительно спешила родная сестра Радельгарда и названая - Вультраготы, дочь герцога Гримоальда Медведя и его жены, Кунигунда. Ей исполнилось тогда десять лет, это была рослая и крепкая белокурая девочка в нарядном голубом платье. Увидев среди трав Вультраготу, она приветливо помахала ей рукой. Названые сестры очень дружили между собой, и их редко можно было увидеть одну без другой.
- Здравствуйте! - приветствовала она брата и сестру, и тоже принялась собирать цветы, помогая Вультраготе.
- Ну вот, и ты туда же! - насмешливо фыркнул Радельгард. - Ваших цветов хватило бы для коровы!
Но его названая сестричка ответила, не помедлив ни мгновения:
- А я уверена, что гостю понравится наш букет! Он непременно оценит такие красивые полевые цветы, когда приедет!
Кунигунда, только что сорвав пламенно-красный дикий мак, проговорила, возвысив голос:
- А он уже приехал! Я слышала, как он беседует с отцом и с бабушкой, а теперь они собираются идти сюда, к нам!
Радельгард нахмурил брови, взглянув на названую сестру:
- Вот видишь, все из-за тебя! Носишься по полям, как какая-нибудь пастушка, и мы даже не успеем вернуться домой до приема гостя.
Но Вультрагота подняла глаза в высокое ясное небо, по которому бежали облака, точно белые кудрявые ягнята. Она вдохнула воздух, полный медового запаха цветов и жужжания пчел, окинула взглядом роскошные луга.
- Мы и так во дворце, который воздвигли сами боги! Ни один искусный мастер не сможет изготовить такой красоты, такого простора, - она обвела руками вокруг, словно показывая всю землю.
Глаза маленькой вейлы в этот миг светились прямо-таки пророческим вдохновением, и вся она излучала столь сильное воодушевление, столько детского и вместе с тем уже женственного обаяния, что Радельгарду и Кунигунде передались ее чувства. Они вместе с названой сестричкой продолжали собирать цветы.
***
А между тем, Карломан Кенабумский, с которым так мечтала познакомиться Вультрагота, как раз беседовал о ней с герцогом Гримоальдом Медведем и его матерью, вдовствующей герцогиней Клотильдой Арвернской.
Они сидели втроем в личных покоях герцога, за столом перед широко распахнутым окном, сквозь которое падали широкие золотые полосы солнечного света. Комната была обставлена с нарочитой простотой, стены сложены из бревен, как в домах простолюдинов. Но все же они были нарядно украшены - правда, не изящными гобеленами или росписями, но вырезанными по дереву картинами, изображавшими людей и животных, причудливые фигуры созвездий и Мировое Древо, на ветвях которого покоились все девять миром. Стоило лишь приглядеться, и от творений искусных резчиков уже было не отвести глаз. Так подробно они были изображены, что казались более живыми, чем если бы их нарисовали кистью и красками, не говоря уж о каменных или глиняных изваяниях. В особенности часто повторялись во всех видах изображения медведей и пчел. Медведь был гербом Шварцвальда, так что такое почтение было понятным. Сам герцог Гримоальд, как и многие его предки, оборачивался огромным черным медведем, за что шварцвальдцы особенно почитали своего правителя.
Сейчас герцог, могучий чернобородый богатырь, сидел во главе стола, напротив Карломана. А рядом с Гримоальдом, в резном кресле с высокой спинкой, больше напоминающем трон, сидела пожилая женщина во вдовьем платье - его мать, Клотильда Арвернская.
Она приходилась родной теткой Карломану, была самой старшей из детей короля Адальрика VII и Балтильды Адуатукийской. От своих почтенных родителей герцогиня унаследовала ум и широту мышления. Прожив много лет в Шварцвальде, где люди и альвы жили бок о бок, она принимала как должное их присутствие. Ведь ее собственный муж, ныне покойный герцог Теодоальд, был оборотнем-медведем, как их их сыновья, - что же ей было видеть в них врагов? Тем больше ее опечалил в свое время Священный Поход, устроенный ее братом Хильдебертом Строителем, хоть она и соболезновала ему, лишившемуся жены и единственного сына. Герцогиня Клотильда приглашала бежавших из Арвернии альвов поселится в Шварцвальде, желая со временем примирить людей и Другие Народы.
Теперь она не сводила глаз с Карломана, и глаза ее сделались печальны, в то время как губы улыбались, ибо она узнавала в его облике до боли знакомые черты.
- Так вот каков ты, сын моего брата, ныне покойного короля Хлодеберта! Его живой портрет! - в ее интонациях печаль мешалась с глубокой радостью.
- Мой царственный брат, король Хлодеберт VI, гораздо больше похож на отца, ибо унаследовал и его глаза, - заметил Карломан справедливости ради.
- Может быть, может быть... - кивнула Клотильда, возвращаясь мыслями в давнее прошлое. - Но я все же благодарна тебе, воскресившему в моей памяти облик покойного брата... Увы, двое моих братьев ушли из жизни совсем еще молодыми! А ты, как мне сказали, женат на дочери Дагоберта?
- Да. Альпаида родила мне второго сына, которого я еще не видел, - при этих словах Карломан не мог скрыть волнение.
Клотильда кивнула головой - в ее седеющей высокой прическе еще проглядывали черные пряди.
- Как быстро идет время!.. Я все еще припоминаю братьев мальчишками, как они были, когда я уезжала в Шварцвальд. А ныне двоих из них уже нет в живых, и даже у самого младшего появились внуки! - она еще раз пристально поглядела на Карломана. - Все же я рада, что живая память о братьях присутствует рядом со мной! Ты повторяешь облик своего отца, а от несчастного Хильдеберта осталась внучка, что живет у нас.
- О ней я и хочу с вами поговорить, - сказал Карломан с особым значением. - Надеюсь, вы меня познакомите с Вультраготой, вейлой по матери?
Он отметил, что при упоминании о маленькой вейле Гримоальд и его мать сразу повеселели, лица их смягчились. Видно было, что девочку любили в доме ее родственников. Что ж, в свое время ее отец сделал правильный выбор, отослав дочь к Гримоальду!
- Скоро увидишь, - глаза герцога, обыкновенно упрятанные под широкими темными бровями мгновенно потеплели при упоминании о девочке. - Она ушла в поле с моими детьми. Сразу скажу тебе, что в ней еще живет ушедшая кровь!
- А она знает о себе правду? - спросил Карломан, понизив голос.
- Знает, - кивнул Гримоальд огромной длинноволосой головой. - Попробовал бы кто ей не сказать! Она глядит тебе в самую душу, так что кажется - ей все известно и без тебя, и, спрашивая, она хочет лишь убедиться. Притворяться с ней нельзя, она всегда безошибочно чувствует любую ложь. Да и нам следует с самого начала учить ее, как подобает. В Шварцвальде живут вейлы, и они учат девочку своим таинствам.
Карломан склонил голову, вспоминая своего кузена, Хильдеберта Потерянного Принца, и Морганетту, свою подругу детства, а также дурокортерскую общину вейл.
- Как жаль, что я уехал именно в то время, как их задумали погубить, - отрывисто проговорил он. - Тогда я лишь смутно чувствовал, что грозит какая-то беда, но не мог понять, какая и кому. А когда вернулся, всех вейл, кроме спрятанной в гроте малышки Вультраготы, истребили. И мой кузен, устроив судьбу своей дочери, умер в темнице...
Герцог Гримоальд накрыл своей огромной ладонью руку Карломана, лежащую на краю стола.
- Не бери на себя вину, иначе подлинные виновники этого злодеяния будут считать себя чистыми!
Карломан кивнул, соглашаясь с ним. Говорить ему было трудно.
А Гримоальд произнес таким тоном, что никто не решился бы ему прекословить:
- Но девочка останется у нас, по меньшей мере, до взросления и замужества! Для меня и моей супруги Роделинды, она - как родная дочь, для матушки - внучка, моим детям - любимая сестра. Мы не отдадим ее в Арвернию, где ей придется всю жизнь скрывать свои свойства! У нас она скорее может получить воспитание, подобающее ее природе!
- Ну, не рычи! Я недавно не отступил перед свирепым шатуном еще покрупнее тебя, - усмехнулся Карломан. - Никто и не думает забирать Вультраготу. Ты стократ прав: ей наверняка будет лучше здесь. Я только хочу познакомиться с ней.
Про себя он все же немного сожалел, что важное место силы - Дурокортерский холм с источником целебной воды, - останется мертвым, лишенным Хранителей. Но подвергать опасности дочь Морганетты в стране, где все еще небезопасно быть альвом, и где он сам, брат короля, скрывает свою сущность, было бы бесчестно. Приходилось ждать, как повернется судьба.
Гримоальд с матерью переглянулись и заметно повеселели, убедившись, что их любимице не грозит опасность расстаться с ними.
- Если хочешь, пойдем со мной на луг для моих пчел, где дети собирают цветы, чтобы порадовать тебя, - предложил он Карломану, поднявшись из-за стола. - Вультрагота сегодня проснулась раньше всех во дворце, так ей хотелось увидеть тебя!
- С удовольствием приму твое приглашение, - улыбнулся Карломан, прежде чем последовать вместе с кузеном и его матерью через весь дворец, напоминавший, благодаря множеству веранд, сеней, пристроек, целый городок, а не отдельное здание. Встречавшиеся на каждом шагу придворные и слуги почтительно приветствовали герцога, его мать и его гостя.
Когда они уже вышли в медоносные луга, начинавшиеся сразу за оградой, Гримоальд вдруг усмехнулся старому воспоминанию и подмигнул Карломану:
- Ну как, научился ли ты с отроческих лет прыгать через ручей, не намочив всадника и собственные лапы?
Карломан сразу вспомнил, как в волчьем облике катал на себе Морганетту, мать той девочки, которую они искали сейчас. И вновь тоска о погибших друзьях резанула его, как ножом. Но он постарался отогнать ее. Самое главное сейчас - ее дочка, его двоюродная племянница. Соедовало встретиться с ней радостно. И он ответил в тон Гримоальду:
- Надеюсь, что с тех пор научился кое-чему! Впрочем, должно быть, если уж Вультрагота объездила некоего медведя, бисклавре не очень-то удивит ее.
Герцог раскатисто расхохотался, хлопнув кузена по плечу, так что обычного человека сшиб бы с ног. И они вместе с матерью и Карломаном направились дальше, к медоносному лугу, над которым кружились яркие бабочки и трудолюбивые пчелы.
-
Вроде, Вультраготу было, кому учить: и прочие Другие Народы и даже вейлы в Шварцвальде были. Почему же у неё так потом получится с Эрминголом? Я думала, это от того, что она ничего не знает.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Вроде, Вультраготу было, кому учить: и прочие Другие Народы и даже вейлы в Шварцвальде были. Почему же у неё так потом получится с Эрминголом? Я думала, это от того, что она ничего не знает.
Вультраготу учили магии, конечно. Это видно и по Фредегонде: она ведь со своими силами очень быстро освоилась, кто мог ее учить, если не мать? Да и деревянный резной оберег для названой сестры Кунигунды, матери Кримхильды, изготовила и зачаровала Вультрагота, и он прекрасно действует.
А в истории с Эрминголом Вультрагота была не в себе от горя после гибели Эгинхарта, и от сильного потрясения утратила контроль над своей силой.
Именно о такой возможности в предыдущем рассказе разговаривали Карломан и Номиноэ:
"- Будь спокоен, наставник, - заверил его Карломан. - Гримоальд и его семья не только воспитывают девочку наравне со своими детьми, но еще и стараются учесть, что с дочерью вейлы нельзя обращаться, как с обычной девочкой. Она прекрасно умеет привлекать к себе людей - это врожденный дар. Однако ее учат не злоупотреблять им. Гримоальд сам принадлежит к ши, как и его отец, он хорошо понимает свою воспитанницу.
- Если только ее сила не выйдет из-под контроля при сильном потрясении, - нахмурился Номиноэ. - Сейчас, конечно, это не так опасно, а вот в будущем девочка рискует навлечь беду на себя и на окружающих."
Так и произойдет впоследствии. Вультрагота тогда вложила всю притягательную силу вейл, чтобы попытаться вернуть погибшего жениха с того света. Но она неосторожно не назвала никакого имени, и в итоге к ней притянуло следившего за ней Эрмингола, так что он не мог себя сдержать. Тут, конечно, сыграло роль и то, что он и раньше любил и желал ее, так что притяжение вейлы легло на благодатную почву. В общем, стечение обстоятельств.
Дитя любви (ОКОНЧАНИЕ)
Июнь 787 года. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Дети герцога Шварцвальдского не сразу заметили приближавшегося отца и бабушку, вместе с долгожданным гостем, о котором столько говорили в их доме. Они увлеченно собирали цветы, словно завороженные стремлением самой младшей среди них, маленькой вейлы Вультраготы.
Наконец, сын герцога, Радельгард, как самый высокий, увидел издалека приближающиеся фигуры.
- К нам идут! - крикнул он девочкам. - Отец и бабушка, и с ними - наш гость!
Кунигунда, бродившая среди высоких трав, закрутила головой, пытаясь разглядеть идущих. А Вультрагота, занятая своими цветами, чуть было не проморгала появлений гостей. Но уже в следующий миг она почувствовала больше, чем могла увидеть глазами. Рядом с хорошо знакомыми ей людьми она уловила присутствие незнакомца. В нем издалека ощущалось нечто необыкновенное, непохожее ни на кого на свете. Он был человеком и волком сразу, но не только это. От него исходила необыкновенная сила, редкая даже для альва самого знатного рода.
И Вультрагота сделала то, чего не ожидали от нее брат и сестра: нырнула в высокие заросли донника, скрывшие ее с головой.
- Ты что? - изумилась Кунигунда. - Ты же так хотела встретиться с гостем!
Маленькая вейла кивнула. Ей действительно хотелось познакомиться с Карломаном, он вызывал у нее живейшее любопытство, и все-таки она спряталась. Бывает, что, когда исполнение заветной мечты совсем близко, охватывает непонятная робость, и хочется еще на несколько мгновений продлить ожидание, как перед прыжком в воду. А может быть, ей руководило детское лукавство, и одновременно - полуосознанное желание проверить гостя: пусть поищет ее, постарается, чтобы завоевать ее доверие!..
Итак, Вультрагота скрылась в траве, а дети Гримоальда вышли навстречу отцу, бабушке и Карломану, которого разглядывали с вежливым любопытством.
Гримоальд улыбнулся, горделиво показывая на детей.
- Вот мой сын Радельгард, наследник шварцвальского престола! Знакомься, сын: это граф Карломан Кенабумский, ваш двоюродный дядя. Запомните его, дети, потому что, клянусь медвежьей лапой, ему еще доведется в будущем многое решать в жизни наших государств!
Карломан улыбнулся, чуть смутившись его похвалой, а Радельгард почтительно поклонился гостю. Но тут же обратился к нему с горячим мальчишеским любопытством:
- А ведь у нас и теперь уже много говорят о тебе, благородный граф! Это правда, что ты принес Арвернии победу в сражении с викингами на Равнине Столбов, у вас в Арморике?
- Радельгард! - пророкотал, понизив голос, его отец. - Неприлично сразу набрасываться на гостя с вопросами, да еще прямо на улице, не встретив как следует.
Но Карломан добродушно усмехнулся, узнавая в любопытстве сына герцога свое собственное отрочество, не так уж и давно оставшееся позади.
- Я там сражался. И своевременная атака моего отряда в самом деле помогла переломить ход сражения в нашу пользу. Хотя на Равнине Столбов все бились, что было сил.
У юного Радельгарда ярко разгорелись глаза. Он пока еще идеализировал войну, представляя себе как череду блистательных подвигов.
- Мой благородный родич, согласишься ли ты дать мне хотя бы пару уроков боя на мечах? Для меня будет огромной честью поучиться у героя Равнины Столбов!
- А ты спросил, есть ли у нашего гостя время, чтобы давать тебе уроки? - нахмурился Гримоальд.
Однако Карломан охотно кивнул его сыну в знак согласия.
- Если ты позволишь, государь, я сегодня же вечером немного поупражняюсь с твоим сыном. Охотно выполню его просьбу.
Герцог Шварцвальдский махнул рукой и широко ухмыльнулся, вспоминая мальчишеские проделки Карломана. Как видно, тот не очень-то и изменился с тех пор. В эти минуты уже успешный, несмотря на молодость, государственный муж в самом деле казался мальчишкой, лишь чуть старше его Радельгарда.
- Ну, вы только не разнесите мне дворец! - шутливо пригрозил Гримоальд кузену и сыну.
- Мы не будем! - ответили они вместе совершенно мальчишеским тоном, а Карломан еще и подмигнул ярким зеленым глазом.
Вдовствующая герцогиня Клотильда, не сводившая глаз с племянника, подумала, что Карломан все-таки не настолько похож на своего отца, ее брата Хлодеберта. Внешним обликом он и вправду в точности повторял его, кроме зеленых волчьих глаз, унаследованных от матери, Гвиневеры Армориканской. А вот держался он совсем по-другому. Клотильда не могла представить, чтобы Хлодеберт так фамильярничал со впервые встреченным мальчишкой, пусть и родичем. Карломан не придавал большого значения условностям человеческой жизни. Должно быть, это у него от альвов.
Поразмыслив так, вдовствующая герцогиня сделала знак приблизиться своей внучке, стройной белокурой девочке.
- Познакомься, Карломан, это Кунигунда! - затем она кивнула той: - А ты приветствуй своего двоюродного дядю, графа Кенабумского!
Девочка сделала книксен в знак приветствия. Она пристально взглянула в глаза Карломану, и тот отметил, что глаза у нее внимательные и твердые. Видно было, что из нее вырастет женщина с сильным характером.
- Расти большой и красивой, на радость будущим женихам! - обратился к ней Карломан, скрывая за шуткой неясную тревогу, охватившую его при виде девочки: что обещал ей жребий норн?..
Кунигунда чуть заметно улыбнулась.
- Если я вырасту и выйду замуж, приезжай ко мне на свадьбу, благородный граф!
- Обязательно! - заверил Карломан, скрывая в душе тревогу. Дочь кузена Гримоальда вызывала у него то же чувство, что и семья великого князя Моравского, которую он недавно покинул. Пока еще неопределенное предчувствие судьбы, что начиналась так тихо и безмятежно, среди цветущих лугов, а закончиться должна была, он предчувствовал, среди крови и лязга железа, в черном дыму войны!
И вместе с тем, Карломан отчетливо понял, что сообщать о своих предчувствиях семье девочки не следует. Если бы он хоть мог понять, чего следует остерегаться! А так, он только омрачит жизнь ей и ее семье. А еще он чувствовал, что Кунигунда или ее родная кровь сыграет важную роль в будущем Арвернии. Быть может, кому-то из ее будущих детей суждено вернуться на родину своей прабабки, Клотильды Арвернской?..
В этот миг, словно подслушав его мысли, вдовствующая герцогиня подала знак своим внуку и внучке.
- Поздоровались с гостем? Ну а теперь пойдемте домой. Там сейчас кипит подготовка к торжественному приему. Вам еще следует поучиться, как должны распоряжаться рачительные хозяева.
И мать герцога Гримоальда, кивком головы простившись с мужчинами, удалилась во дворец в сопровождении обоих внуков. Теперь на цветущем лугу остались только сам герцог и Карломан, да прятавшаяся среди высоких трав маленькая вейла.
Гримоальд удивленно огляделся по сторонам.
- Где же Вультрагота? Не пойму, что на нее нашло! Ведь она так хотела встретиться с тобой!
Карломан с улыбкой прижал палец к губам.
- Не будем навязываться ей. Пусть она сама пожелает выйти.
Гримоальд пожал широкими плечами. Он знал, что волки-оборотни особенно тонко чувствуют настроения окружающих, и предпочел довериться интуиции кузена.
И они вдвоем направились вдоль поросшего разноцветьем луга. Гримоальд довольно щурился, видя, сколько пчел вьется над цветами: стало быть, в ульях будет довольно меда, который он и его домочадцы любили, как подобало Дому Медведя, и обильно приправляли им многие яства.
Будто бесцельно гуляя вместе с гостем по лугу, Гримоальд словно невзначай напоминал ему о прошлом, что имело особое значение для спрятавшейся девочки.
- Помнишь ли ты, Карломан, праздник Летнего Солнцестояния, что мы встречали возле грота вейл?
- Помню, - Карломану тоже были дороги давние воспоминания, хоть и причиняли теперь горечь. - То были счастливые времена! Ты приехал вместе со своим почтенным отцом, а я - с матушкой. Вейлы, прекрасные девы-птицы, танцевали и пели в честь высокого летнего солнца... Помню также и самый последний праздник возле грота вейл. Тогда мой кузен Хильдеберт и прекрасная Морганетта провели обряд имянаречения для своей новорожденной дочери, и сама королева вейл дала ей имя Вультрагота, и поручила ее, кровь своей крови, благословению богов!
- Это было уже потом, - уточнил Гримоальд. - А в то время меня больше всего удивила твоя детская дружба с Морганеттой.
- Мы с ней познакомились, когда я, еще совсем мальчишкой, убежал в лес знакомиться с местными ши, то есть альвами, - пояснил Карломан. - Ее дружба - одно из тех потерянных сокровищ, о которых я стану сожалеть до конца своих дней.
- Особенно меня поразило, что ты, в волчьем облике, катал ее на себе, - продолжал предаваться воспоминаниям Гримоальд Медведь. - Ведь оборотни позволяют ездить на себе только самым близким!
При этих словах чьи-то ушли среди высоких трав внимательно прислушались, огромные блестящие глаза пристальным взором окинули Карломана. Но заросли, колыхнувшись, остались неподвижны, и мужчины сделали вид, что ничего не заметили.
- Это так, - проговорил Карломан, перед глазами которого тоже проносились картины прошлого, то радостные, то грустные. - Морганетта и была для меня самым близким другом, какой, может быть, и встречается раз за всю жизнь. Услужить ей было радостью для меня. Когда же они с моим кузеном Хильдебертом полюбили друг друга, я стал звать ее сестрой... И теперь мне хотелось бы, - добавил он, глядя, как на лугу вновь зашевелились кусты донника с белыми и желтыми цветами, - чтобы и их дочь Вультрагота также согласился дружить со мной!
При этих словах кусты раздвинулись и тут же выпрямились, будто их колыхнуло ветром. И перед мужчинами предстала, с огромным букетом цветов в обеих руках, сама похожая на цветок, маленькая вейла, дитя любви Морганетта и Потерянного Принца. Именно эти слова - "дитя любви", - пришли в голову Карломану при взгляде на девочку. Они определяли ее суть, как никакие другие.
Девочка не могла больше выжидать в своем укрытии и, засмеявшись, побежала к названому отцу и гостю, что так близко дружил с ее родителями. Она бежала так легко, что трава и цветы почти не приминались под ее ножками.
- Вультрагота, это - наш гость, твой двоюродный дядя, граф Карломан Кенабумский, танист Арморики, Коронованный Бисклавре, - назвал ей герцог Гримоальд своего спутника.
Затем, что шло вразрез со всеми придворными правилами, Карломан и Гримоальд присели на корточки, чтобы девочке легче было беседовать с двумя рослыми мужчинами. Вультрагота улыбнулась и передала гостю свой букет.
- Приветствую тебя, благородный граф Кенабумский! Мой дар скромен, но зато от души.
- Твой дар так же очарователен, как и ты сама, - улыбнулся ей гость. - Только договоримся: я для тебя не граф, а дядя Карломан! Ты же знаешь, я твой родич и друг твоих покойных родителей. А ты очень похожа на них. Да, на обоих сразу!
Девочка улыбнулась, став еще обворожительнее, и только в глубине ее темно-синих глаз притаилась тихая печаль.
- Так и будет, дядя Карломан! Только я тебя прошу: расскажи мне о моих родителях... - она на мгновение запнулась, поглядев на герцога Гримоальда, но продолжала: - Я люблю, как свою семью, моего названого отца и матушку, и бабушку Клотильду, и братьев и сестер! И Шварцвальд люблю, как свой дом, и не хочу никакого другого. Но узнать о своих настоящих родителях все-таки хочу, - проговорила она серьезно, как вполне взрослая.
Карломан кивнул в знак согласия.
- Я непременно расскажу тебе обо всем, что ты пожелаешь! Это твое право, дочь Хильдеберта и Морганетты, юная вейла.
Тогда девочка, повинуясь внезапному порыву, обняла за шею сидящего перед ней на корточках Карломана и поцеловала в щеку.
- Раз ты мой дядя, вот так я приветствую тебя! - объявила она и, мгновение поколебавшись, спросила: - Дядя Карломан, а ты можешь обернуться волком и покатать меня на спине, как мою маму?
- Меня тебе уже мало, баловница! - с шутливой ревностью проворчал Гримоальд.
Но Карломан искренне обрадовался желанию девочки. Передав букет кузену, он одним стремительным движением он перекувыркнулся через голову, обернулся огромным черным волком, одни глаза остались человеческими.
Одно мгновение - и фигурка девочки в красном платье подпрыгивала на спине волка, мчащегося через луг широкими стелющимися прыжками. Она весело смеялась, не держась ни за что, с посадкой опытной наездницы. А бисклавре мчался быстрее любой лошади, так что у маленькой вейлы захватывало дух...
Так началась дружба Карломана Кенабмуского и Вультраготы. Свои дружеские чувства они сохранили на много лет, хоть и в последующие годы виделись нечасто. И спустя долгие годы, когда женой очередного короля Арвернии, племянника Карломана, станет дочь Кунигунды, трагически погибшей вместе с мужем, наследным принцем Нибелунгии, именно Карломан устроит этот брак. Он же добьется, чтобы невестой второго принца сделалась другая внучка Гримоальда, дочь его сына Радельгарда. А Вультрагота, что так и осталась в Шварцвальде, послала вместо себя со свитой принцессы в Арвернию свою младшую дочь - новую вейлу, Фредегонду.
-
Маленькая Вультрагота - милота ходячая :)
Гримоальд - тож красавец! Такому не страшно ребёнка доверить.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Маленькая Вультрагота - милота ходячая :)
Гримоальд - тож красавец! Такому не страшно ребёнка доверить.
Хорошо, что Вам так понравились наши герои! :)
Насчет Гримоальда - не зря и Потерянный Принц именно к нему отослал свою дочь, знал, где лучше всего о ней позаботятся.
Ну а теперь встретим еще кое-кого из героев, что раньше только упоминались и прочитаем о детстве кое-кого из уже известных. А заодно узнаем побольше о поездке Карломана в Моравию.
Зимний Вечер (НАЧАЛО)
Январь 787 года. Велеград. Карломан, Ростислав/Святослава, Бронислав Моравский, Ираида.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Чужой дом, конечно, не становится родным, как бы он ни был гостеприимен, тебя все равно потянет к собственному очагу. Но, если в этом доме живут близкие тебе люди, с которыми тебе довелось вместе пережить захватывающие и волнующие события, если ты для них - уже не приезжий, а кровный родич, если сам дом наполнен теплом и уютом, здоровой семейной привязанностью, - то этот дом, хоть, разумеется, не заменит родного, становится уже не совсем чужим. Если приезжий делается названым братом, он вправе согреваться у очага и разделять чувства своих близких.
Таким родственным домом стал для графа Карломана Кенабумского терем великого князя Моравского, после того, как он спас жизнь наследнику престола, княжичу Ростиславу, чьим побратимом стал. После этого Карломана принимали при дворе Моравского князя, как будто он в самом деле сделался его приемным сыном. И вся княжеская семья и двор следовали примеру. Что ж, Карломану приятна была их дружба! Он, разумеется, постарался извлечь из новых отношений наибольшую пользу для Арвернии. Но и по-человечески, ему всегда нравилось заводить новые знакомства, завоевывать сердца людей. Да и большая, дружная семья родителей Ростислава, со множеством младших детей разного возраста, нравилась Карломану. Они напоминали ему большую стаю перелетных птиц, которая следует за опытным вожаком сквозь любые жизненные бури, охраняя и помогая друг другу.
Возможно, такое сравнение у него появилось, потому что зима, которую он встретил в столице Моравии - Велеграде, была очень холодной и снежной. Вьюги задували почти каждый день, жестокая стужа сковала землю, как во времена ледяных исполинов. В такое время приятно было для всех - и для бедняков, и для княжеской семьи, - собраться вместе возле жарко горящего очага, чтобы согреваться друг от друга, телом и душой, подобно спустившимся с небес для отдыха птицам.
Однажды таким зимним вечером, когда за окнами бушевала метель, в покоях наследного княжича Ростислава сидела возле камина его молодая жена, Святослава Дедославльская. Она расплетала косы, расчесывала их резным гребнем. И в отблесках пламени светлые косы молодой женщины переливались живым золотом, лицо ее озарялось ярким светом.
Послышался легкий топоток, и в покои вбежала маленькая сестренка ее мужа, Ираида, носившая одно имя с матерью, агайской царевной. Вбежав в покои, девочка оглянулась по сторонам и огорченно надула губки, не находя своего любимого старшего брата.
- Ну вот! А где Ростислав? - вздохнула девочка. - Он мне обещал рассказать вечером историю.
- Ростислав ушел к отцу, вместе со своим побратимом, Карломаном из Арвернии, - пояснила сварожанка, приглашая девочку подойти ближе.
Ираида послушно подошла и села напротив жены брата на обитую бархатом скамейку.
- С Карломаном Кенабумским? - странно прозвучали непривычные слова чужого языка в устах девочки. - Святослава, а Арверния, откуда он приехал - это страшно далеко отсюда? На другом краю света?
- Не так уж далеко, если оттуда и туда можно доехать, - молодая женщина улыбнулась наивному вопросу ребенка. - Арверны бывали в Моравии и прежде. А наш гость, к тому же, не только арверн. По матери он происходит из народа "детей богини Дану", что населяют Арморику. А по преданию, их прародители вышли с берегов Полуденного Моря, так же как предки сварожан и моравов. Так что он наш родич.
Ираида услышала звучное слово "Арморика", однако оно, хоть и показалось ей красивым, ничего не сказало тогда, и сердце ее не шевельнулось от внезапного предчувствия. Она все-таки была еще маленькой девочкой. И лишь спросила, разглядывая вышивку, что лежала в кресле рядом со Святославой:
- А, если наш гость стал названым братом Ростиславу, теперь он и мой брат?
Молодая женщина чуть заметно улыбнулась.
- Как пожелаешь. Никто тебя не неволит считать его братом.
- Нет, я лучше буду! - воскликнула Ида с детской непосредственностью. - Помнишь, как Ростислав объявил при всех, что он обязан Карломану жизнью, и все его близкие должны быть благодарны ему за спасение? Значит, и я тоже!
Святослава мягко погладила рыжеватые кудряшки девочки.
- Хорошо, что ты так верно чтишь свой род! Но рано или поздно тебе все-таки придется уехать, быть может - очень далеко, чтобы стать женой какого-нибудь знатного владетеля. И лучше всего, чтобы ты убедила своего будущего мужа быть верным союзником семье, в которой родилась. Как бы привела в семью нового брата. Понимаешь, как это?
- Пытаюсь понять, - серьезно проговорила девочка, будто отвечала на уроки своих наставников. При дворе великого князя Моравского заботились об образовании не только сыновей, но и дочерей знатных семейств.
- Ну вот, если у нас - не приведи, Отец-Небо! - начнется война, то мои родичи, сварожане из Дедославля, придут на помощь моравам. Враг Моравии будет и врагом моих родных, потому что мы породнились через мое замужество с Ростиславом. И наоборот, если на Дедославль нападут враги, твой почтенный отец поможет моим родичам боевой силой, иначе будет клятвопреступником. Для того меня и выдали замуж за твоего брата Ростислава, чтобы заручиться поддержкой Великого Княжества Моравского. А ведь мне тоже казалось, что еду на другой край света!
Девочка изумленно распахнула глаза. Ей по малолетству еще казалось, что Моравия, где она родилась и живет - самое лучшее место на свете, подлинная середина мироздания, и что все вокруг думают так же. Знание, насколько в действительности широк мир, только еще начинало приоткрываться перед девочкой.
И она робко попросила жену брата:
- Святослава, а расскажи о своей родине! Дедославль красивее, чем наш Велеград?
Молодая женщина нахмурила тонкие брови, мысленно уносясь за леса и реки, туда, где прошло ее детство.
- Дедославль стоит на высоком берегу реки Данатры. Он больше Велеграда и построен в незапамятной древности. Княжеский терем и дома бояр, а также храмы выстроены из дуба и богато украшены. У зажиточных горожан тоже деревянные дома, только меньше и проще. А бедняки живут в глинобитных мазанках. Вокруг города лежат обширные поля, а за ними леса, где водятся медведи, лоси, зубры, рыси. А в степях пасутся дикие кони - тарпаны, и огромные дикие быки - туры. Княжеские дружины охотятся на них, испытывая ловкость и силу. Весной степь превращается в целое море цветов. Это очень красиво! А сейчас там, наверное, как и здесь, снег по пояс, и Вьюги, крылатые дети Стрибога, кружатся в неистовой пляске. Весной они превращаются в белых лебедей и улетают далеко на полунощь, в царство Мороза-Студенца. А зимой прилетают к нам.
Девочка слушала ее рассказ, как самое увлекательное сказание, не шевелясь и едва дыша. Лишь когда Святослава умолкла, она спросила у нее с любопытством:
- А река Данатра большая? Больше, чем наш Одер?
- Я их не сравнивала, - пожала плечами сварожанка, расчесывая расплетенные волосы. - Одер - великая и славная река. Но и Данатра - святыня для сварожского племени. Когда ее согреют лучи Даждьбога, в ней приятно купаться на мелководье, где вода прозрачна до самого дна. А еще по реке ходят торговые ладьи из чужих земель и из других сварожских княжеств. То с севера придут ладьи норландцев, со звериными головами. То из Полуденного Моря подымутся, протащив ладьи волоком мимо порогов Данатры, купцы с юга и востока. Чего только не привозили в Дедославль! Я любила бывать на торговых ладьях, под надежной стражей, конечно. Великий князь и его семья самыми первыми выбирают себе лучшие вещи, - Святослава поглядела на гребень из бивня элефанта, которым расчесывалась.
- К моему батюшке тоже купцы доставляют разные редкости, - заметила Ираида в пользу своей родины.
- Конечно! Я и не говорю, чтобы Моравия была чем-то хуже, - поспешила заверить Святослава. - Я говорю к тому, чтобы ты знала: когда тебе придет время уехать в дом к будущему мужу, ты люби его дом и страну, а свою родину все равно не забывай!
Ее маленькая собеседница взглянула округлившимися от внезапного опасения глазами: ей вдруг стало жутко представить, как это придется когда-нибудь уехать, навсегда оставив родителей и все, что она любит.
- А может, мне еще и не придется выходить замуж? - с опаской проговорила она.
Но ее собеседница засмеялась и стала расчесывать гребнем кудрявые волосы девочки.
- Как же не придется? - спросила она. - Вон ты какая хорошенькая! Кудри - как спелая рожь! Для тебя непременно найдут достойного жениха. И ты узнаешь, что, куда бы ни привела тебя судьба, всюду светит Солнце, а Мать-Земля растит урожай, и тот же вкус в хлебе, и люди живут, пусть по своим обычаям, но не такие уж чуждые нам, и им бога тоже дали речь, разум и закон. Ты сможешь к ним привыкнуть, как привыкла я и твоя матушка
Девочка осторожно кивнула, стараясь осознать, о чем ей говорит жена старшего брата. Маленькой Ираиде предстояло еще многому научиться, но у нее был живой ум и цепкая память.
А Святослава проговорила, берясь за незаконченную вышивку:
- Посиди со мной, Ида, пока твой непутевый старший брат не вспомнит, что у него есть жена!
***
А тем временем княжич Ростислав вместе с Карломаном находился в покоях своего отца, великого князя Бронислава Моравского. По его просьбе, юноши вновь пересказывали в подробностях всю недавнюю историю с охотой на исполинского медведя-шатуна. Князь, рослый мужчина средних лет, с окладистой седеющей бородой, слушая их, хмурился, как видно, чем-то всерьез обеспокоенный. Его пальцы сжимали подлокотники кресла, в котором он сидел поблизости от огромного камина. Напротив него за столом расположились в креслах Карломан и его побратим, княжич Ростислав, наследник великого князя. В его чистом лице с типично северными чертами, в длинных светло-русых волосах, перехваченных золотым обручем, виделось большое сходство с отцом. А Карломану они оба, кроме того, напоминали и покойную королеву Брунгильду, жену короля Хильдеберта Строителя, приходившуюся сестрой князю Брониславу. Правда, он вспоминал ее уже тяжело больной, изможденной, а ее родичи, благодарение богам, были здоровы и крепки.
Кроме них троих, здесь присутствовал еще советник князя, боярин Яромир, волколак - волк-оборотень, как и Карломан. Он сидел в кресле пониже княжеского, и в отблесках пламени его необыкновенно яркие желтые глаза хитро щурились. Он с первого взгляда узнал в Карломане подобного себе, как и тот - в нем.
В огромном, во всю стену длиной камине гулко потрескивали дубовые дрова, создавая тепло и домашний уют в покоях великого князя. Пламя ровно гудело, не спеша поглощая свою добычу. От него было жарко, как летом, словно горящие дрова отдавали все тепло, которым щедро одарило их Солнце за всю их древесную жизнь. Собравшиеся были одеты легко, в удобных домашних одеждах. А между тем, за окнами княжеского дворца бушевала вьюга, и снег заметал улицы Велеграда, а те дома, что поменьше и победнее, заносил до самых крыш.
Прислушавшись к завыванию ветра, Ростислав спросил у Карломана:
- Должно быть, у тебя на родине не бывает таких бурь и холодов?
- У нас тоже бывает по-разному, - возразил граф Кенабумский. - Родные рассказывали, что зима, когда я родился, была холодной и снежной, как в Норланде. А в древние времена фоморы, которых здесь зовут велетами, едва не заморозили и всю землю, вплоть до берегов Окруженного Моря. Но "дети богини Дану" сразились с ними и изгнали в их древнюю вотчину на севере. Со временем многие племена велетов примирились с людьми, но некоторые до сих пор обитают в вечном холоде, где, кроме них, никто не может жить. Там же водятся и звери древних пород, вроде того медведя, с которым мы с тобой повстречались недавно.
- Вот об этом медведе я и хотел с вами поговорить, - вмешался князь Бронислав в разговор юношей. - Вы тогда не встречали в лесу больше никаких необычных животных? Никаких странных следов?
Карломан постарался припомнить обстоятельства охоты, едва не окончившейся трагически.
- Нет, государь! - уверенно заверил он. - Кругом виднелись лишь следы обычных зверей. И то поодаль. Видно, медведь всех распугал.
- Да и я, государь, говорил тебе, что шатун был один, - вмешался боярин Яромир. - Моя стая разнюхала его путь до самых земель велетов, откуда он пришел. Больше никаких чудовищ по нашу сторону границы они не встречали.
Князь вздохнул с облегчением. Но все же не совсем успокоился.
- Все же следует держаться настороже! В такие вот суровые зимы с севера и раньше заходили звери древней породы. То стадо кабанов размером с быков разоряет поля, то вот такие медведи дерут скот и убивают людей. Несколько раз приходили даже косматые свирепые единороги и цари животных - индрики. Управляться с такими зверями под силу лишь велетам, а как трудно их убить, вы теперь знаете сами. А ведь долг власть имущих - оберегать свои владения от любой напасти...
Переглянувшись с Карломаном, Ростислав поднялся на ноги одновременно с ним.
- Если надо, отец, мы объедем северную границу Моравии, когда закончатся вьюги. Выясним, не забрели ли к нам другие чудовища, а если встретим - одолеем их!
Карломан кивнул, соглашаясь с побратимом.
- Я обещаю свою помощь. Теперь и меня связывают некие узы с Моравией и Ростиславом, государь.
На устах великого князя Моравского появилась горделивая улыбка. Хорошо все же, что у него такой отважный сын, хоть совсем недавно им с женой довелось сильно испугаться за него! Но с таким побратимом, как этот молодой оборотень, не страшно отпустить Ростислава в поход.
- Благодарю вас, герои мои! - тоже поднявшись на ноги, князь Бронислав протянул руки обоим юношам. - Пусть Велес, бог лесов, пошлет вам удачу! Но все-таки, будьте осторожны, - прибавил он дрогнувшим голосом.
- А я поручу сопровождать их стае оборотней, знающих все лесные тропы, - вмешался боярин Яромир.
Князь с благодарностью кивнул ему.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Кенабум. Карломан\Альпаида) 5
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 1
Волчонок и Лис (Май 776 года. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 2
Подкова (Апрель 780 года. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 3
Хуже Смерти (Июль 781 года. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 4
Семейная Идиллия (Май 785 года. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 6
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 9
Дитя Любви (Июнь 787 года. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 8
Зимний Вечер (Январь 787 года. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 7
-
Косматые свирепые единороги - это шерстистые носороги, что ли? ;) (А они были розовые? ;D А то сейчас всё таких рисуют ;D ;D ;D Ещё и с крылышками)
ЗЫ. В "Князе Лесной Земли" тоже был странный зверь. Теперь понятно, откуда он пришёл.
-
Благодарю за все, эрэа Menectrel! :-* :-* :-*
Жду идей новых рассказов, а самое главное - продолжения "Войны королев" (надеюсь, в скором времени!)
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Косматые свирепые единороги - это шерстистые носороги, что ли? ;) (А они были розовые? ;D А то сейчас всё таких рисуют ;D ;D ;D Ещё и с крылышками)
ЗЫ. В "Князе Лесной Земли" тоже был странный зверь. Теперь понятно, откуда он пришёл.
Возможно, шерстистые носороги, а возможно, эласмотерии - из того же семейства, только еще крупнее и брутальнее. И у них действительно был рог на лбу. А вот розовых и с крылышками вряд ли можно встретить - у нас тут не настолько фэнтези.
А в "Князе Лесной Земли" был зверь еще более странный и древний - из семейства доисторических, полностью вымерших хищников креодонтов, не имеющих родственников среди современных видов. В сравнении с ними, плейстоценовая мегафауна гораздо ближе к нашему времени. Но что сделать, если я пожизненно ушиблена палеонтологией?
Зимний Вечер (ОКОНЧАНИЕ)
Январь 787 года. Велеград. Карломан, Ростислав/Святослава, Бронислав Моравский, Ираида.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Зная, что вправе гордиться своим первенцем и полагаться на его побратима, великий князь Бронислав улыбнулся Ростиславу с Карломаном:
- Вы оба - храбрые сердца! Я на вас полагаюсь. Как только пройдет вьюга, выезжайте на северную границу вместе с волколаками Яромира. А сейчас ступайте к себе! Если я задержу тебя на лишнюю минуту, Ростислав, твоя жена явится сюда, спросит с меня, зачем я отнимаю у нее мужа!
- Она может! - широко ухмыльнулся княжич, выходя из покоев отца об руку с Карломаном.
Тот, прежде чем последовать за побратимом, выразительно переглянулся с боярином Яромиром. Они поняли друг друга, как только могут оборотни.
Когда юноши удалились настолько, что даже чуткий слух бисклавре не уловил бы, о чем говорится в великокняжеских покоях, Яромир обратился к князю Брониславу:
- Мог ли ты предполагать, государь, что весь твой дом и будущее Великой Моравии обязаны будут обязаны своим спасением сыну Хлодеберта Жестокого?
Великий князь Моравии задумчиво кивнул.
- Я всю жизнь буду благодарен Карломану, который спас мне сына и сам стал моим названым сыном! Не скрою: изначально я был предубежден против него. Ведь до нас дошли слухи, что Хлодеберт Жестокий погубил сына моей любимой сестры, чтобы унаследовать престол Арвернии. Однако я говорил об этом с Карломаном, и он разъяснил мне, что произошло между ними на самом деле. Он заслужил нашу великую благодарность, Яромир! И теперь прошу тебя и весь мой двор чтить Карломана наравне с моим сыном Ростиславом.
Советник-оборотень охотно кивнул.
- Я и так сразу понял, государь, что Карломан - великий вожак, достойный уважения и от людей, и от дивий!
Про себя он подумал, что все последние события совсем не случайны. Видно, сами боги привели Карломана в эту пору в Моравию и помогли спасти Ростислава от медведя. Неспроста шатун объявился именно этой зимой, да и сама зима не случайно выдалась такой суровой и снежной. Похоже, что теперь судьба вела Карломана на полунощь, к велетам, которых норландцы именовали йотунами, а "дети богини Дану" - фоморами. Долг Яромира, как сородича, лучше знающего местные условия, был сопроводить молодого оборотня или хотя бы дать ему достойную свиту. Однако предчувствие, которым привыкли доверять все оборотни, звались ли они волколаками, бисклавре или лу-гару, подсказывало Яромиру, что ему самому не следует сейчас покидать Велеград. Здесь тоже потребуется его помощь, великому князю или кому-то из его семьи. И Яромир решил послать вместе с юношами крепкую стаю волколаков.
***
А тем временем, в покоях княжича Ростислава его жена Святослава ждала возвращения мужа, сидя у огня вместе с его сестренкой, маленькой Ираидой. Уютно потрескивали дрова в камине. Пламя то вспыхивало, озаряя лица греющихся перед ним женщины и девочки, то опадало, создавая таинственные картины из всполохов и пылающих углей.
Приобняв девочку за плечи, Святослава проговорила:
- Я знаю, Ида, что с тобой можно говорить обо всем, как со взрослым человеком. Так вот, поверь, к тому времени, как ты вырастешь и созреешь для брака, многое будет тебе представляться совсем иным, чем сейчас. Доверься своей судьбе, и она поведет тебя, как высокая вода крутобокую ладью.
Девочка кивнула. Не все она могла понять, однако ей лестно было, что Святослава говорила с ней, как со взрослой. Даже матушка еще видела в ней маленькую девочку, не способную ничего понять, и отношение жены брата ей очень понравилось.
А Святослава, скучавшая в ожидании супруга, придумала, как можно скоротать время.
- А хочешь, Ида, мы попробуем вызвать в пламени лик твоего будущего суженого?
Ираида изумленно распахнула глаза. Как и все дети, она знала о замужестве только то, что оно происходит у взрослых, чтобы у них рождались свои дети. До настоящего интереса к будущим женским таинствам ей было еще далеко. Но любопытство прорезалось уже сейчас. И она хлопнула в ладоши, поглядев на огонь.
- Давай, Святослава! Давай загадаем!
Тогда молодая сварожанка взяла в обе горсти свои распущенные волосы, что, как верили ее сородичи, помогало женщинам творить чары. Нагнувшись перед камином, она обратилась к богам, начав свою речь со славословия богу домашнего очага:
- Святой Огонь дома, друг людей! Сын Отца-Небо и Матери-Земли, брат Солнца и Грозы! Позволь нам увидеть будущее в твоем проявлении, не откажи тем, кто обращается к тебе от чистого сердца! А ты, Светлая Лада, что зажигаешь в сердцах живущих любовь, устроительница мира и лада, угодного богам, покажи девице Ираиде, кто ее суженый, с кем переплетется нить ее судьбы!
Вместо ответа пламя вспыхнуло ярче, и Ираиде, заглянувшей в огонь вместе со Святославой, привиделся пустынный берег моря. Оно гулко плескалось, не имея другого края, и волны его покраснели от пламенных отблесков, будто окрасились кровью. Не успела девочка вслух спросить, куда это ее занесло, как волны расступились, и на берег вышло чудовище, все покрытое сине-зеленой чешуей. Оно направилось к ней, опираясь на две ноги с растопыренными пальцами, кривые когти на которых вспахивали песок. Чудовище оставляло на песке глубокие следы, с него обильно стекала морская вода. До самой шеи его тело напоминало морского ящера, покрытого прочной чашуйчатой броней, только прямоходящего. Голова и лицо были, вроде бы, человеческими, но их сплошь покрывали морские водоросли, тоже истекающие соленой водой. Чудовище протянуло к девочке передние лапы с жуткими когтями...
Ираида испуганно закричала, отпрянула прочь. И в тот же миг видение исчезло. Вновь в камине жадно горел огонь, и в его пламени уже не разглядеть было никаких знаков.
Дрожащая девочка уткнулась лицом в колени Святославе, обхватила ее ноги, словно умоляла о спасении.
- Я н-не хочу быть женой морского чудища! - всхлипывала она. - Милостивые боги, спасите меня, не отдавайте ему!
- А ну, помолчи! - строго приказала Святослава. Девочка, изумленная ее тоном, всхлипнула еще раз и взглянула на свою родственницу с надеждой.
А та, уже жалея, что затеяла гадание, попыталась, как могла, объяснить испуганной девочке, что оно может означать.
- Постарайся понять, Ида: такие видения ни в коем случае не следует понимать буквально! Оно обозначает твоего жениха, а не показывает его облик, в котором он явится. Если ты видела, что он вышел из моря, может быть, тебя отдадут замуж за отважного мореплавателя, одного из могучих ярлов викингов или из "детей богини Дану", сильного, храброго воина. Вот он и явился к тебе в облике обитателя морей.
Девочка еще раз всхлипнула напоследок. В глазах ее, еще полных ужаса, появилась надежда.
- Ты думаешь, это просто так показано? - спросила она еще запинающимся голосом.
Святослава взяла в свои руки холодные ладони девочки и проговорила:
- Хочешь, я расскажу историю, как я встретила твоего брата Ростислава и полюбила его, и какие знамения были мне обещаны?
Ираида робко кивнула. Все, что угодно, лишь бы не думать о когтистом морском чудище... брр!
- Я была младшим ребенком великого князя Дедославльского, единственной дочерью после четверых сыновей, - начала рассказывать Святослава. - Отец наш овдовел еще молодым, однако, к общему удивлению, не женился больше. Мои храбрые братья были достойным продолжением княжеского рода, а на память о покойной супруге ему оставалась я.
Меня учили, конечно, женским обязанностям, что должна знать будущая хозяйка, жена и мать. Но свободное время я часто проводила вместе с братьями: охотилась, ездила верхом и училась владеть оружием, как древние амазонки. Отец так любил меня, что позволял все.
Между тем, я вошла в возраст невесты, и за женихами дело не стало. К дочери великого князя Дедославльского сватались бы охотно, даже не имей она ни ума, ни красоты, а меня боги не обделили, - Святослава горделиво усмехнулась. - Сватались и наследники других Сварожских княжеств, и из соседних стран. Одним застили глаза богатства моего отца, другим, когда они приезжали знакомиться, возможно, нравилась и я сама. Да только мне ни один не был люб. А мой отец меня не неволил, позволил выбрать жениха самой.
Когда я загадала на суженого у алтаря Лады, богиня послала мне пророчество: мне предстоит освободить из клетки черную сладкозвучную птицу, и она унесет меня за далекие леса, рядом с землей велетов, к берегам другой великой реки, текущей к морю, где добывают алатырь-камень. Как, Ида, ты много поняла бы из такого пророчества?
Девочка сосредоточенно нахмурилась.
- У Великой Моравии на гербе черный орел! - с гордостью проговорила она, усвоив уроки геральдики чуть ли не в первую очередь. - А у Лугийкого святилища - белый орел!
Святослава улыбнулась в ответ.
- Легко угадать смысл пророчества, когда оно уже сбылось! А мне оно тогда показалось настолько туманным, что я даже не стала пытаться разгадывать его, положившись на волю богов. Вместо этого однажды переоделась в мужскую одежду и вместе с братьями поехала на прогулку в лес. Вдруг мы услышали шум битвы и поспешили вмешаться. Большая ватага разбойников напала на некоего, судя по облику и снаряжению, знатного юношу, путешествовавшего с незначительным отрядом воинов. Мы впятером помогли ему со спутниками одолеть татей, кого не перебили, тех связали. И только после битвы я сняла с головы шлем, и юноша-чужеземец увидел, кто перед ним на самом деле.
Этим юношей, Ида, был твой брат Ростислав! До него тоже дошли слухи о разборчивой невесте из Дедославля, и он решил попытать счастья. К тому же, ему нравятся путешествия и новые впечатления.
- Как и его новому побратиму, - заметила девочка, вспомнив Карломана Кенабумского.
- Точно; два сапога пара, - усмехнулась Святослава. - Так вот: Ростислав приехал с нами ко двору моего отца. Он стал ухаживать за мной. Ты ведь знаешь, как хорошо он играет на лире, и какой у него певучий голос, словно сладкий мед льется. День за днем он пел песни для меня одной, и добился своего - я полюбила его и согласилась выйти замуж и уехать в Моравию. Вот так и сбылось туманное пророчество о черной птице. Я надеюсь от всей души, что и у тебя сложится не хуже!
Ираида почти успокоилась, согретая участием Святославы и теплом очага. Она сонно потянулась, услышав последние слова.
- А что мне предвещает пророчество?
- Пока еще трудно сказать, - ответила Святослава. - Но я верю, что видение предвещает тебе мужа, сильного и храброго, с которым ты станешь жить не хуже, чем мы с Ростиславом. Родители тебя любят и не выберут плохого супруга. Найдут обязательно такого, которого ты сможешь полюбить. А пока лучше совсем об этом не думай. Растревожила я тебя, прости!
Девочка глубоко вздохнула.
- Я, наверное, не смогу забыть этого видения. Но и рассказать о нем никому не смогу. Даже маме. И ты молчи, хорошо?
Святослава протянула девочке руку, мысленно ругая себя за то, что смутила еще не знавшую тревог душу малышки.
В этот момент в покои вошел ее муж Ростислав, только что расставшийся в переходе с Карломаном. Он был весел из-за предстоящего приключения. Ласково обнял жену и поцеловал в щеку маленькую сестрицу, напевая песню, сложенную им самим в честь победы над медведем:
- С полунощи в жестокий мороз пришел к нам медведь, хозяин пещеры,
Хозяин пещеры!
Но сразились с ним и победили моравский орел и волк чужеземный,
И волк чужеземный!
По следам обнаружив медведя, они храбро сражались средь снежных сугробов,
Средь снежных сугробов.
Ради друга готов был волк пойти в самую пасть медведю,
В самую пасть медведю!
А орел со своей храброй стражей зверя сразил стальными когтями,
Стальными когтями!
Нынче ринутся волк и орел на полунощь в земли велетов,
В земли велетов.
Одолев всех чудовищ, они непременно вернутся с победой,
Вернутся с победой!
Святослава внимательно поглядела на мужа, услышав его пение. В ее зрачках отражался огонь очага. А Ростислав тем временем извлек из кресла задремавшую Ираиду и отнес ее к дверям, где поставил на ноги.
- Беги спать, малышка! Уже поздний час.
- Спокойной ночи, - сказала Ираида, подумав о тайне, что появилась у нее со Святославой.
А та осталась наедине с мужем. Раздеваясь на ночь, Ростислав задержал внимательный взгляд на ее нежной и упругой груди, на изящных и вместе с тем крепких округлостях бедер. Ему стало на мгновение жаль, что придется ее покинуть. Но и отказаться от захватывающего, манящего приключения он не мог. И глубоко вздохнул.
- Святослава, отец поручил нам с Карломаном поехать на полунощь, чтобы проверить, не пришли ли оттуда другие чудовищные звери. Как только утихнет вьюга, мы уедем.
Молодая женщина кивнула, вовсе не удивляясь.
- Я так и думала, едва услышала твою песню. Что ж, если ты едешь, значит, тебе это нужно. Не мне тебя упрекать, сама сейчас наломала дров...
И она вкратце рассказала мужу о гадании для Ираиды и о видении, что так испугало девочку.
- Не знаю, что оно обещает ей. Но теперь у меня такое чувство, будто волк, о котором ты поешь, будет как-то связан с будущим замужеством твоей сестры...
Княжич кивнул, будто совсем не удивляясь.
- Мне теперь видится, будто все, что у нас происходит, совсем не случайно!
Но тут же, позабыв серьезность, Ростислав обнял жену и поцеловал ее за ухом, не спеша отпускать из своих рук.
- Ты совсем успокоишься, узнав, что мы с Карломаном поедем не вдвоем. Яромир пошлет нам в помощь стаю волколаков. А сейчас иди ко мне, моя дорогая... До отъезда есть еще время, и я не хочу терять его даром!
Засмеявшись, Святослава одним гибким движением сбросила с себя домашнее платье и нырнула в постель, под одеяло из мягчайшего лебединого пуха. Ростислав, сбросив последние одежды, последовал за ней.
За окнами великокняжеского терема бушевала метель. Вьюги водили свои яростные снежные хороводы над Велеградом. От стужи лопались деревья в пуще. Все живое попряталось в свои лесные угодья, пережидая зимнюю непогодь. А здесь, в своей супружеской спальне, Ростислав со Святославой вовсе не чувствовали холода...
А спустя седьмицу, когда, наконец, унялись снегопад и метели, Рослислав и Карломан в сопровождении оборотней поехали на границу земель велетов. Но приключения, что им довелось там пережить - уже совсем другая история.
Вернувшись в Велеград, Карломан хотел было возвращаться домой, как только пришла весна. Однако великий князь Бронислав убедил его задержаться еще на месяц. За это время Карломан встретился с норландскими купцами и научился у них сплетать причудливые узелки, каждый из которых означал какой-либо знак или слово. Вскоре после этого он вместе с Ростиславом снова уехал по делам. А во время их отсутствия в Велеграде случился переполох: маленькая княжна Ираида заблудилась в лесу, куда ходила с братьями и сестрами, и чуть было не пропала. Ее нашел боярин Яромир, благодаря чутью оборотней. Спасенная девочка была посажена испуганными родителями дома, благодаря чему подружилась с вернувшимся Карломаном и научилась у него тайне узелкового письма. Это тоже был перст судьбы: необыкновенный навык, даже оставшись невостребованным, запомнился Ираиде, чтобы пригодиться спустя много лет.
Но другую свою тайну - о морском чудовище, обещанном ей в мужья, - Ираида хранила, пока не выросла и не созрела для замужества. И тогда узнала, каким образом исполнится знамение, увиденное в огне очага. Ей суждено было стать женой герцога Земли Всадников - Гворемора Ярость Бури, что один одолел шторм, погубивший его отца и братьев, что плыли вместе с ним на корабле. Вместо морского чудовища Ираида встретила молодого и красивого человека, бесстрашного воина. Семейная жизнь этой четы не всегда была простой, только Ида Моравская, вспоминая смятение своих детских лет, старалась верить, что любое событие возможно повернуть к лучшему. И, когда впоследствии, уже зрелой женщиной, она была способна сама дать совет другой, более молодой, как некогда ей советовала Святослава.
Вот какие далеко уходящие в будущее нити может завязать один зимний вечер, когда семья и ее близкие собираются у домашнего очага!
-
Возможно, шерстистые носороги, а возможно, эласмотерии - из того же семейства, только еще крупнее и брутальнее. И у них действительно был рог на лбу. А вот розовых и с крылышками вряд ли можно встретить - у нас тут не настолько фэнтези.
А ведь, если подумать, кто знает, какого они были цвета (;D), до нас ведь только кости дошли. О! Кстати! Белых единорогов тоже ведь часто рисуют. А белыми-то они быть как раз могут - на севере-то. Белый, покрытый тонким слоем крови поверженных врагов эласмотерий - и вот тебе, пожалуйста, милый розовый единорожек, как девочки и любят ;D ;D ;D
А в "Князе Лесной Земли" был зверь еще более странный и древний - из семейства доисторических, полностью вымерших хищников креодонтов, не имеющих родственников среди современных видов. В сравнении с ними, плейстоценовая мегафауна гораздо ближе к нашему времени.
Но он же не из межвременного портала выпал, где-то должен был обитать. И почему бы, не в том же заповеднике? Хотя, возможно, север - не единственное в МИФе место обитания реликтовой фауны. Мне тут вспомнился динозавр из "Погибшей Земли". Он-то точно не с севера пришёл.
Все послы как послы, а у Карломана и тут - сплошные приключения.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Возможно, шерстистые носороги, а возможно, эласмотерии - из того же семейства, только еще крупнее и брутальнее. И у них действительно был рог на лбу. А вот розовых и с крылышками вряд ли можно встретить - у нас тут не настолько фэнтези.
А ведь, если подумать, кто знает, какого они были цвета (;D), до нас ведь только кости дошли. О! Кстати! Белых единорогов тоже ведь часто рисуют. А белыми-то они быть как раз могут - на севере-то. Белый, покрытый тонким слоем крови поверженных врагов эласмотерий - и вот тебе, пожалуйста, милый розовый единорожек, как девочки и любят ;D ;D ;D
А в "Князе Лесной Земли" был зверь еще более странный и древний - из семейства доисторических, полностью вымерших хищников креодонтов, не имеющих родственников среди современных видов. В сравнении с ними, плейстоценовая мегафауна гораздо ближе к нашему времени.
Но он же не из межвременного портала выпал, где-то должен был обитать. И почему бы, не в том же заповеднике? Хотя, возможно, север - не единственное в МИФе место обитания реликтовой фауны. Мне тут вспомнился динозавр из "Погибшей Земли". Он-то точно не с севера пришёл.
Все послы как послы, а у Карломана и тут - сплошные приключения.
Ну у Вас и воображение! Ладно, поглядим. Пока, во всяком случае, в наших сюжетах розовых эласмотериев не планируется, а там поглядим.
По наскальной живописи не очень-то поймешь, в каком цвете их рисовали первобытные девочки (и мальчики). И с крылышками или без.
А зверь в "Князе Лесной Земли" мог, конечно, придти из "затерянного мира" в землях велетов. Хотя совсем не исключаю, что такие места есть и где-нибудь поближе, в сварожских лесах. Там все что угодно может быть. Даже живые мамонты в Смутное Время нашлись, в "Пламени Жар-Птицы".
А динозавр в "Погибшей Земле" обитал, конечно, в жарких краях, которые в то время тоже были еще не освоены и не заселены людьми. Это - реликт еще более древних времен, когда Великий Ящер первым из богов стал творить живое, и устроил целую Мезозойскую Эру, так что больше никому не было места на земле. После чего другим богам пришлось свергнуть Ящера, поубавить комфортные зоны для его творений, и самим заняться творчеством. Его разумными творениями были людоящеры, с которым позже пришлось ни на жизнь, а на смерть сражаться людям в "Обретенной Земле". Не исключено, что в каких-то более жарких странах творения Великого Ящера продолжают обитать в МИФе (и насчет нашего-то мира разные слухи ходят, а уж тут!)
Самое главное - что Карломан умеет извлекать пользу из любых приключений!
Последняя встреча (НАЧАЛО)
Август 785. Замок Тана Кормака Сурового. Карломан и Хлодеберт Жестокий.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Летом 785 года от рождения Карломана Великого произошла битва на Равнине Столбов, где объединенные силы арвернов и "детей богини Дану" дали достойный отпор войскам союза ярлов викингов. В этом сражении едва не погиб любимый сын короля Хлодеберта Жестокого, Карломан Кенабумский, который спас своего царственного отца, по сути, жертвуя собой и своим отрядом.
Израненного, лежащего в беспамятстве Карломана перевезли в замок тана Кормака Сурового, ближайший к полю боя. Четверо суток раненый лежал замертво, и в то время как лекари и жрецы старались исцелить его раны, все остальные молили богов о спасении юноши. Сам король Хлодеберт Жестокий все четыре дня не отходил от ложа сына, держа его за ледяную руку и разговаривая, как будто тот мог его услышать. Никто даже не представлял, что суровый король Арвернии способен испытывать столь нежные чувства. И он отмолил сына: спустя четыре дня, когда рядом с Карломаном находились отец и ближайший друг, оборотень Варох, раненый пришел в себя.
Теперь лекари могли поручиться за жизнь Карломана. А его царственному отцу вскоре пришлось уходить с войском дальше. Ведь война еще не была закончена, викинги еще терзали прибрежную Арморику, и следовало тут же изгнать их, пока они не собрались с силами. И король со всем войском ушел дальше, оставив слабого от ран сына под надежным присмотром в гостеприимном замке приютившего его тана Кормака.
Война еще продолжалась, но удача теперь была на стороне "детей богини Дану" и арвернов. Будто пролитая кровь Карломана и его соратников умилостивила богов. Но в последнем, уже победном сражении был смертельно ранен король Хлодеберт Жестокий. Его, еще живого, вынесли из битвы, однако вскоре он скончался.
Арверны и их союзники все же одержали победу. Старший законный сын короля, теперь ставший королем Хлодебертом VI, немедля заменил отца на поле боя. Коонетабль, принц Сигиберт, и маршал запада, принц Дагоберт, дядя и брат погибшего короля, не позволили войскам дрогнуть, и довели решительное наступление до конца. Разгромленные остатки викингов, прижатые к морю, бежали на свои корабли. Тем не менее, гибель короля стала тяжким ударом для его близких, для воинов, только что одержавших под его началом блестящие победы, да и для придворных, которые не ожидали, что во главе королевства так скоро окажется неопытный юноша, находившийся под влиянием своей честолюбивой матери, королевы Радегунды Аллеманской.
Самых близких, кроме того, тревожила еще одна мысль: как сообщить Карломану, чьи раны еще не зажили, о гибели его отца? Всем была известна крепкая привязанность между покойным королем и его сыном от любимой, особенно в последнее время, когда раненый Карломан очнутся от долгого забытья на руках у отца. И теперь родные боялись, что раненый не переживет трагического известия. Во всяком случае, никому не хотелось принести Карломану весть, способную свалить замертво.
Но никто из них не подозревал, что происходило в это время с Карломаном, лежавшим на одре болезни.
В тот самый день, когда мечи викингов пронзили его отца, у юноши началась сильная лихрадка. Вначале все подумали, что это естественные последствия ран. Но к вечеру ему стало хуже. Он весь горел, кожа его раскалилась на ощупь, словно все тело плавилось в кузнечном горне. Напрасно его обтирали полотенцами, вымоченными в холодной воде, напрасно к его голове прикладывали свертки со льдом. От сильного жара, сжигающего юношу, полотенца очень быстро высыхали, лед таял, и все приходилось начинать сначала.
Ничто не могло охладить жар, мучивший Карломана. Ни лед и холодная вода, ни лечебные зелья, что лекари вливали в его пересохшие, потрескавшиеся губы, ни обереги жрецов и друидов. Те со всем старанием заботились о танисте Арморики, единственном сына королевы Гвиневеры. Посвятив раненого вниманию божественного врачевателя Диан Кехта, друиды напоили его водой из священного источника, из золотой чаши с изображениями богов и священных знаков. Но Карломан по-прежнему метался в лихорадке и начал бредить. Те, кто находился рядом, вновь молились всем богам арвернов и "детей богини Дану", умоляя, чтобы арфа Морриган, совсем недавно умолкшая для Карломана, не зазвучала вновь, не призвала бы его прочь, хотя бы и на счастливый Авалон.
Кроме лекарей и жрецов, рядом с больным неотлучно находились двое: его верный друг Варох и дядя Карломана по матери, Морветен. С угрюмой печалью вглядывался Морветен в лицо племянника, пышущее неистовым жаром. Он сочувствовал всем сердцем ему и своей царственной сестре, уже потерявшей одного сына. И теперь Морветен боялся, что Карломан, хотя его раны уже начинали заживать, сгорит дотла в губительной лихорадке. Юноша не приходил в себя и начал метаться и бредить. И Морветен сидел рядом с ним, иногда касаясь его горячих, как угли, рук, как совсем недавно сидел у ложа своего сына отец Карломана. И, глядя, как племянник мечется по залитой потом постели, слыша бессвязные обрывки слов, срывающиеся с запекшихся уст юноши, Морветен молился про себя, призывая его вернуться. Из лихорадочного бреда больного брат королевы не смог уловить ничего определенного.
Варох, как прежде вглядывающийся бессонными глазами в лицо Карломана - еще недавно мертвенно-бледное, а ныне раскаленное от жара, - угадывал больше, чем Морветен. Все-таки он обладал врожденным чутьем бисклавре, хоть способности Вароха были не так сильны. По беспокойным метаниям Карломана, по отрывистым восклицаниям он уловил, что происходит с его другом.
Молодой оборотень вновь отжал в только что принесенном тазу с ледяной водой полотенце и положил его на лоб Карломану, пытаясь хоть ненадолго утишить сжигающий того жар. Но больной вдруг взметнулся, сбрасывая полотенце, выгнулся дугой, застонал в жестоком отчаянии:
- Отец, отец! Не надо, не уходи!.. Ты же был здесь... Я... тебя видел...
Он умолк и откинулся на подушки в полном изнеможении. Варох приподнял голову другу и осторожно влил ему в рот немного целебного зелья. Затем он уложил Карломана поудобнее. Ему опять припомнилось, как совсем недавно сидел у постели Карломана его отец, король Хлодеберт Жестокий. И сейчас он снова был здесь, рядом со своим любимым сыном. Варох готов был в этом поклясться священным мечом Нуады, главной клятвой "детей богини Дану".
А Карломан, в то время как его тело горело в лихорадке, действительно заново переживал все счастливые моменты в жизни, связанные с отцом. Сколько их было, оказывается, несмотря на то, что принц, а затем - король Хлодеберт не имел возможности много участвовать в его воспитании! Карломан снова переживал свои детские встречи с отцом, и последующие, когда тот требовал от него заниматься усерднее, но он все равно безошибочно чувствовал под властными манерами принца горячую отцовскую любовь. Виделось, как отец благословил их с Альпаидой на счастливое супружество, и с какой радостью он бережно взял на руки маленького Ангеррана, первенца Карломана и его жены. Снова и снова перед ним проносились их с отцом последние беседы в этом походе, когда они узнали друг друга лучше, чем за всю жизнь. И, наконец, он видел своего отца, склонившегося над его скорбным ложем в те страшные четыре дня. Слышал все его молитвы, каждое слово, обращенное к сыну, его просьбы вернуться. Заново пережил радостный миг, когда, очнувшись, прежде всего увидел отца, что держал его за руку. Сколько радости было тогда в суровом лице арвернского короля!
Затем, казалось бы, вопреки течению времени, Карломан увидел, как прощались его родители вскоре после того, как он появился на свет, какими глазами смотрел отец на него, что будет расти вдали от его глаз. И совсем уж давние события вдруг увиделись ему: как молодые, любящие Хлодеберт и Гвиневера отдыхали на цветущем лугу под лучами восходящего солнца, после того как только что зачали его, Карломана. На лице своего отца он прочел в тот миг великую радость, безграничную любовь к той, что была сейчас в его объятиях, и одновременно - легкое недоумение от сопричастности к таинствам бисклавре...
А затем все воспоминания исчезли из глаз Карломана, словно занавес отдернули перед ним. И он увидел на широком лугу фигуру своего отца. В первый миг тот предстал перед сыном окровавленным, в изрубленных доспехах. Лицо короля Хлодеберта было бледно, как мел, а из ран продолжала струиться кровь.
И Карломан застонал, забился на своей постели.
- Отец, неужели правду видят мои глаза? - все внутри него выло, как зверь, попавший в капкан, отчаянно сопротивлялось, не желая верить тому, что было уже ясно.
- Да, твои глаза говорят правду, - печально пророкотал павший в битве король. - Но почему ты плачешь и стонешь? Разве ты не знаешь, что долг короля - рисковать в битве, как и любой рыцарь? Или ты думаешь, что нам, арвернам, нечего ждать после смерти?
И, пока он говорил, следы жестоких ран исчезли с его тела, кровь бесследно испарилась. Новый сверкающий серебром доспех одел крепкую фигуру короля, алый плащ окутал плечи. Весь его облик ожил, на лице появилась горделивая улыбка.
И тут же Карломан разглядел, что поле, где он встретил отца, покоится среди непредставимо огромных ветвей ясеня Иггдрасиля, и что позади высится исполинская каменная стена, своей мощью напоминающая целый горный массив. А за ней воздвигался дворец, равного которому по величине и красоте на найти на свете.
Его отец стоял у врат Небесного Города и улыбался, показывая рукой. А внизу, под его ногами, лежал Радужный Мост, обрываясь в пустоту.
- Асгард! Вальхалла! - мгновенно понял Карломан, и почтительно склонил голову из уважения к богам своего отца, хотя в глубине души сильнее чтил богов народа своей матери.
Его отец торжественно кивнул.
- Как только вы проводите меня, как подобает, передо мной отворятся врата Вальхаллы! Я рад, что жребий норн судил мне погибнуть в сражении, а не от болезней или старости.
Карломан сложил руки в знак почтения. Но трудно ему было примириться с гибелью отца!
- Пусть будет твоя чаша полна и угощение сладко среди тех, кто пирует в чертоге Всеотца Вотана, батюшка! - он говорил с трудом, задыхаясь от горя, сжимавшего грудь и горло. - И все же сердце мое полно горечи! В последнее время, в этом походе, и особенно - после того, как я вернулся к жизни, сразу же увидев тебя, мы с тобой были друг другу самыми близкими людьми! Неужели нам суждено так скоро расстаться? Отец, ведь я, не помня себя, готов был пожертвовать жизнью, там, на Равнине Столбов, когда увидел, что ты в опасности!
Хлодеберт Жестокий властно поднял ладонь, до боли знакомым сыну жестом.
- Твой подвиг переломил ход войны, мой Карломан! И боги, и люди чтут сына, спасшего своего отца. Но подумай и о том, что пережил я, проведя четверо суток возле твоего почти бездыханного тела! А твоя мать, великая духом Гвиневера! Нам уже довелось лишиться Хлодиона, и я, как и ты, был готов на все, чтобы не пришлось пережить величайшее для родителей горе! Что для меня была боль от ран, нанесенных викингами, в сравнении с той, что я чувствовал, когда сидел четыре самых страшных дня у твоего смертного ложа, когда, сжимая твою холодную руку, то терял надежду, то вновь обретал ее! Неужели ты думаешь, что собственная гибель кажется мне несправедливой в сравнении с твоей?
Карломан застыл на месте, словно окаменел, а между тем, его обжигал внутри белокалильный жар, и в душе у него все болело и ныло.
- Я услышал, как ты, отец, просил богов забрать лучше твою жизнь вместо моей! Но скажи - неужели ты вправду отмолил мою жизнь ценой своей?!
Погибший король пожал широкими плечами.
- Я не знаю, ради чего боги потребовали мою жизнь. Может быть, она была необходима ради окончательной победы. Как бы ни было, моя жизнь принесена в жертву ради великой цели! Еще раз прошу тебя, Карломан: не думай, что на самопожертвование способен лишь ты!
Насколько спокоен и даже горд своей судьбой был отец, настолько убит горем был его любимый сын. Склонив голову, он глубоко вздохнул, не в силах смириться с несправедливостью судьбы.
- Как рано пришлось тебе подняться в Вальхаллу, отец! Ведь ты мог стать одним из лучших королей, что были у Арвернии со времен Карломана Великого. Однако тебе суждено было править всего два года...
- И в этом жребий норн, сын мой, - печально улыбнулся Хлодеберт Жестокий. - Когда мы малы, родители указывают нам, и мы повинуемся, не спрашивая, зачем. Когда мы вырастаем, жребий норн ведет нас и указывает нам путь, и, даже если порой он кажется нам несправедливым, мы должны повиноваться, не спрашивая - зачем.
Карломан вновь тяжело вздохнул. Труднее всего бывает смириться с несправедливостью, когда она больно бьет по твоим близким.
- Я понимаю, но пока еще больше умом, - глухо проговорил он. - Пока я думаю лишь о том, как много потеряла Арверния с твоим уходом. И все мы, кто любим тебя! И моя матушка. Знаешь, отец: она, конечно, счастлива с Теодебертом все эти годы. Но, мне думается, она все равно каким-то уголком своего сердца продолжает любить тебя.
Он увидел, как лицо его отца на какой-то миг вновь стало молодым.
- Передай Гвиневере, что и я, там или здесь, буду вечно любить ее! И пусть она радуется тебе и твоей семье - продолжению нашей любви!
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 5
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 1
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 2
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 3
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 4
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 6
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 10
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 9
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 8
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 7
-
Замечательные рассказы. Уже знакомые герои открываются по-новому, впечатление ярче, полнее. Спасибо, авторы!
-
Пока, во всяком случае, в наших сюжетах розовых эласмотериев не планируется, а там поглядим.
Ой! Нет-нет! Не надо! Я пошутила :o ;D ;D
А зверь в "Князе Лесной Земли" мог, конечно, придти из "затерянного мира" в землях велетов. Хотя совсем не исключаю, что такие места есть и где-нибудь поближе, в сварожских лесах. Там все что угодно может быть. Даже живые мамонты в Смутное Время нашлись, в "Пламени Жар-Птицы".
А я думала, те мамонты (они же индрики, если я не ошибаюсь) тоже с севера пришли.
Не исключено, что в каких-то более жарких странах творения Великого Ящера продолжают обитать в МИФе (и насчет нашего-то мира разные слухи ходят, а уж тут!)
А крокодилы, разве не его? А то и зелёные, и длинные, и холодные.
Не удалось Карломану отдать свою жизнь за жизнь отца. Оно, конечно, хорошо, что не удалось. И Хлодеберт согласен, что хорошо (и нечего поперёд батьки в пекло лезть). Один Карломан не согласен. Но всё правильно: родители должны умирать раньше детей. Только это логически, пока твоих родителей не коснулось. И на войне кто-то должен погибать. Не Хлодеберт, так другой. Но это тоже логически. Конечно, Карломан страдает. Но если бы вместо него пришлось страдать Хлодеберту (и Гвиневере) ничуть не лучше бы было :( Карломану придётся это пережить.
-
Благодарю, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Замечательные рассказы. Уже знакомые герои открываются по-новому, впечатление ярче, полнее. Спасибо, авторы!
Большое спасибо Вам! :) В самом деле, для меня тоже теперь наши герои стали после рассказов из "Скрытых страниц" еще ближе и понятнее.
А я думала, те мамонты (они же индрики, если я не ошибаюсь) тоже с севера пришли.
Одно другого не исключает. В Сварожьих Землях тоже есть свой север, холодный и необжитый человеком. Но могли и с запада мигрировать.
В зоопарке герцога Гримоальда тоже упоминается мамонт, кстати. Уж его-то наверняка поймали где-нибудь поближе, возможно, у тех же велетов (может, они в качестве подарка союзнику привели его).
А крокодилы, разве не его? А то и зелёные, и длинные, и холодные.
Вероятно, как и другие пресмыкающиеся! Они были созданы в качестве животных, а разумные людоящеры - на правах мыслящего, высшего вида, аналог людей от мира млекопитающих.
Не удалось Карломану отдать свою жизнь за жизнь отца. Оно, конечно, хорошо, что не удалось. И Хлодеберт согласен, что хорошо (и нечего поперёд батьки в пекло лезть). Один Карломан не согласен. Но всё правильно: родители должны умирать раньше детей. Только это логически, пока твоих родителей не коснулось. И на войне кто-то должен погибать. Не Хлодеберт, так другой. Но это тоже логически. Конечно, Карломан страдает. Но если бы вместо него пришлось страдать Хлодеберту (и Гвиневере) ничуть не лучше бы было :( Карломану придётся это пережить.
Примерно об этом же дальше и Дагоберт говорит Карломану. Да и сам он осознает со временем, что такую судьбу не назовешь несправедливой ни для его отца (хотя он, конечно, погиб еще не старым, и мог бы многое совершить), ни для него самого. Но сразу таких логических рассуждений не приходится ждать от сына, только что потерявшего отца. Хорошо, что Карломан здесь все-таки чувствует как обычный живой человек (ну ладно, бисклавре).
Последняя встреча (ОКОНЧАНИЕ)
Август 785. Замок Тана Кормака Сурового. Карломан и Хлодеберт Жестокий.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Карломан ловил каждое слово, что сообщит ему отец напоследок, Он был безмерно благодарен богам за свой дар, что позволяет, по крайней мере, напоследок поговорить с умершим.
- Я позабочусь о матушке, отец! - пообещал он.
- Она уже лишилась одного сына, несчастного Хлодиона, с которым я скоро встречусь за воротами Вальхаллы, - с горечью проговорил Хлодеберт Жестокий. - Ты должен жить и радовать мать, сын мой!
- Я постараюсь не доставлять ей огорчений! - поклялся юноша, сознавая и сам, что ему предстоит жить на свете за себя и за погибшего брата. - Но мне всегда будет не хватать тебя, отец! - добавил он дрогнувшим голосом.
Покойный король приподнял руку, желая, казалось, положить ее на плечо сыну, однако одумался, и рука его опустилась, не коснувшись Карломана.
- Такова судьба, сын мой! Чти Дагоберта и Теодеберта, как ты чтишь меня. Пусть они заменят тебе отца!
- Я и так высоко чту Теодеберта, моего названого отца, и дядю Дагоберта, отца моей Альпаиды! И буду благодарен им всю жизнь. Но все же я всегда буду помнить, что моим отцом был ты!
Плотно сомкнутых губ Хлодеберта Жестокого коснулась улыбка.
- Признаться, это все же радует меня! Ну а теперь, Карломан, моя главная просьба! Я просил моего наследника Хлодеберта любить тебя, как подобает брату. А теперь я прошу тебя: помогай своему царственному брату править Арвернией. Ему пока не хватает опыта...
Карломан смутился, взглянул на отца, не веря своим ушам.
- Я постараюсь быть ему полезен! Если только у меня получится. Ведь я еще моложе моего брата, будущего короля...
Его отец с гордостью взглянул на любимого сына.
- Ты уже в свои годы настолько силен и мудр, что я не боюсь поручить тебе любую власть в Арвернии, мой мальчик! Но все же будь осторожен! Моя супруга, королева Радегунда, вряд ли тебе поверит. Ты знаешь, на что она способна...
Карломан склонил голову. Ему известно было, кто погубил его брата Хлодиона.
- Я не стану бороться с твоей супругой ее методами, отец, - пообещал он. - Однако буду бдителен, и не подставлю головы. Клянусь тебе мечом Нуады, отец, помогать моему брату Хлодеберту, чтобы он мог стать таким же искусным государем, как был ты!
- И, если ты переживешь Хлодеберта, помогай и его наследникам, - продолжал отец свою просьбу. - Никто, к сожалению, не может поручиться за свое будущее. А быть королем Арвернии, как видно, становится опасно! Я-то всегда говорил, что моему брату, Хильдеберту Строителю, не следовало губить вейл. Однако их пролитая кровь пала на королей Арвернии, и проклятье грозит сократить жизнь не только мне, но и тем, кто придет после. Вот еще почему я хочу, чтобы ты, Карломан, стал Хранителем рода арвернских королей!
И тогда Карломан протянул вперед обе ладони и дал клятву, что навсегда определит его судьбу:
- Я обещаю быть Хранителем королевского рода, отец! И, возможно, со временем мне удастся снять проклятье вейл с правящих королей. Ты ведь знаешь, что при дворе герцога Шварцвальдского живет маленькая дочь кузена Хильдеберта и вейлы Морганетты. Быть может, когда она подрастет, удастся с ее помощью избавиться от проклятья или хоть ослабить его. Надеюсь, что будущие короли Арвернии не будут гибнуть слишком рано, как ты, отец!
И вновь во взоре Хлодеберта Жестокого, устремленном на сына от любимой, отразилась великая гордость.
- Благодарю тебя, мой Карломан! От своего имени и от всех королей, что придут после меня, - благодарю!
Юноша не сводил с отца взгляда, полного тоски.
- Твою героическую гибель почтут в веках, отец! Но чего бы я не отдал, чтобы ты был сейчас жив!
- И мне жаль, что не смогли с тобой побыть подольше, - глубоко вздохнул его отец. - Но тебе пора возвращаться в мир живых, Карломан! Близкие тревожатся за тебя... Постой, еще одно! В скором времени тебе предстоит дальнее пушествие. Моя вдова постарается дать тебе трудное поручение. Но ты сумеешь преодолеть все испытания, и прославишь себя и Арвернию.
- "Прославит героя гнев волоокой Геры, супруги царя богов!" - усмехнулся Карломан, цитируя известные строки агайского поэта. Но усмехнулся, но невесело: ведь, кроме его собственной судьбы, была еще кровь Хлодиона, его любимого старшего брата.
Хлодеберт Жестокий вновь сделал движение рукой, как будто хотел ободряюще хлопнуть сына по плечу, но в последний миг одумался.
- Ты способен добиться уважения и от Радегунды, когда она оценит твою заботу о благе ее детей!.. Передай нашу беседу матери и обними за меня прекрасную Альпаиду, приласкай маленького Ангеррана! Счастья тебе, мой Карломан! Я не прощаюсь с тобой - может быть, нам еще когда-нибудь доведется встретиться!
Словно ветер подул, унося все призрачные видения. Исчез Хлодеберт Жестокий, исчезли врата Вальхаллы и ветви Иггдрасиля, растаял Радужный Мост. И Карломан полетел вниз с огромной высоты, обратно в свое тело. Ударившись о землю, он лежал неподвижно, бессильно распластанный, едва дыша.
Близкие Карломана с неослабевающей тревогой наблюдали за юношей, над которым сейчас склонился самый опытный лекарь. Только что Карломан сгорал в жестокой лихорадке, метался и бредил. А теперь он вытянулся и лежал неподвижно, едва дыша, и на его горячем лбу выступил обильный пот.
Ожидая слов лекаря, Морветен мрачно смотрел на распростертого племянника, пытаясь понять, что сулит Карломану такая перемена в его состоянии.
Прощупав пульс раненого, лекарь, наконец, проговорил:
- По всей видимости, только что настала решающая минута в состоянии больного, после которой следуют либо смерть, либо начало выздоровления. Граф Кенабумский пережил ее, значит, можно надеяться на лучшее, хотя до следующих суток ручаться за его исцеление было бы преждевременно. Сейчас самым целительным лекарством для него будет спокойный сон.
Морветен задержал вздох, словно боялся, что даже этот звук потревожит Карломана. А Варох, глядя в изможденное лицо друга, на его печально нахмуренные брови, пытался уловить, какие видения посещали его в бреду. Молодой оборотень ясно улавливал лишь присутствие рядом отца Карломана, короля Хлодеберта Жестокого, и это само по себе навевало тревожные опасения.
Предчувствиям Вароха суждено было подтвердиться. Вскоре приехал вестник с поля боя и сообщил, что одержана большая победа, но король Хлодеберт V пал в бою.
А под вечер того же дня в замок тана Кормака Сурового приехал маршал запада, Дагоберт Лис, во главе авангарда арвернского воинства.
Отдав приказания своим воинам размещаться в замке на ночлег, Дагоберт поднялся в покои своего племянника и зятя. По дороге он напряженно размышлял, как сообщить еще слабому после ран Карломану о гибели его отца. Когда же узнал, насколько ему плохо, то вовсе растерялся, не зная, что делать.
Он остановился у изголовья постели больного, рядом с сидящим в кресле Варохом. И, разглядывая юношу, пытался понять, выдержит ли Карломан трагическую весть.
Встретившись взглядом с Морветеном, Дагоберт проговорил:
- Мой царственный брат, Хлодеберт V, отец Карломана, убит викингами! Но я не знаю, говорить ли об этом ему сейчас...
Морветен выпрямился, словно готов был не допустить Дагоберта к своему племяннику даже силой.
- Это невозможно! У Карломана весь день была страшная лихорадка, он едва жив. Даже если он придет в себя, эта весть его убьет, - в своем негодовании брат Армориканской королевы все же не забывал понижать голос, чтобы не разбудить спящего племянника.
Дагоберт какой-то половиной сознания был согласен с доводами Морветена. Ему ли было не тревожиться за юношу, связанного с его семьей двойными узами! Но, с другой стороны, он сомневался, что удастся скрыть от Карломана правду.
- Когда он придет в себя, спросит о войне и о своем отце. И как ты собираешься оставить его в неведении? Карломан всегда чувствует ложь!
Морветен понимал, что Дагоберт прав, что волчье чутье племянника все равно откроет правду. Но не мог рискнуть его жизнью.
- Не видел ты его, лежащего будто в огне, мечущегося в бреду, - сурово проговорил он. - Прошу тебя, Дагоберт: подожди хоть несколько дней, когда ему станет лучше! Сейчас весть о гибели отца убьет его! Подожди, если ты не хочешь, чтобы твоя дочь сегодня же стала вдовой, а единственный внук рос без отца.
При этих словах Морветена, стойкость покинула маршала запада. Только что потеряв старшего брата, он не мог лишиться еще и любимого племянника. А мысль о горе своей дочери Альпаиды, если она лишится милого супруга, совсем обезоруживала Дагоберта. Он печально склонил голову, глядя на спящего или находящегося без чувств Карломана.
- Ты прав! Постараемся как можно дальше не сообщать ему, что его отец погиб.
Варох, единственный свидетель их разговора, кроме беспомощно распростертого Карломана, не подавал голоса. Однако при этих словах Дагоберта он покачал головой в такт своим мыслям. Он думал о том, что его друг мог уже и сам узнать правду: не зря же дух его отца был недавно рядом с ним!
Молодой оборотень пристально вгляделся в лицо своего друга, исхудавшее, с запавшими глазами, казавшимися еще глубже под тенью густых ресниц. Сегодняшняя сцена живо напоминала Вароху другую - совсем недавнюю, в этих самых покоях, когда вместо Морветена рядом с Карломаном сидел король Хлодеберт. Тогда, как и сейчас, достигли наивысшей точки тревога окружающих, страх и, вопреки всему, отчаянная надежда. И Карломан открыл глаза, пришел в себя после четырехдневного беспамятства! А сейчас, когда прямо при нем говорят о смерти его отца?..
Веки Карломана затрепетали, он глубоко вздохнул, приходя в себя. И, задержав взгляд на Дагоберте, спросил дрогнувшим голосом:
- Значит, это правда? Мой отец погиб?
Морветен почти с ненавистью взглянул на Дагоберта, понимая, что уже ничего не получится скрыть. Но маршал запада, не замечая его ярости, поклонился, выражая почтение к смерти. Опустив руки ладонями вниз, он тихо, осторожно проговорил:
- Увы, Карломан, это правда! В последнем сражении с викингами мой царственный брат Хлодеберт V получил смертельные раны и скончался на наших руках! Пусть будут к нему благодарны боги Асгарда!
Морветен тут же сжал бледную ладонь своего племянника, и Варох взял другую, участливо стараясь разделить с ним его горе, желая разделить его на троих, чтобы боль от гибели отца не сломила слабого после ран и болезни Карломана. Все трое, исполненные тревоги, склонились над юношей, боясь, как выдержит он страшную весть.
С лица Карломана сбежали все краски, оно вообще утратило все сходство с живым обликом, превратившись в алебастровую маску, олицетворяющую Скорбь. Дагоберт, Морветен и Варох ждали взрыва отчаяния, отрицания того, что ему сообщили, проклятий или слез, - хоть чего-то. Из них только Варох теперь вполне уверился, то все это уже было - при встрече с погибшим отцом. Оба опытных мужа лишь поразились стойкости юноши, что не проронил ни звука. Лишь в блестящих зеленых глазах Карломана сверкнул стальной отблеск, какого не было прежде.
Присев на край его постели, Дагоберт участливо проговорил, надеясь достучаться до души юноши, окаменевшей от несчастья:
- Мой брат, а твой отец погиб, как герой древних саг, и, к счастью, успел увидеть нашу победу! Его дух с честью войдет в Вальхаллу, среди храбрейших воинов. Я знаю, ты еще недавно сам был готов пожертвовать жизнью, чтобы спасти отца! Но норны судили иначе. Таков естественный порядок жизни - детям положено хоронить своих родителей. Поверь: очень больно и жестоко, когда случается наоборот!
Карломан моргнул, словно бы соглашаясь. Он сознавал, что Дагоберт прав. Вспомнил, что тот сам некогда похоронил младшего сына. Ему живо припомнилось, в каком состоянии были его родители после гибели Хлодиона. Но признать гибель отца естественным порядком жизни означало смириться и даже успокоиться, как будто и не произошло ничего, достойного сожалений. Это означало предать отца! Карломан не мог так поступить. Он не проронил в ответ ни слова.
- Перед смертью он говорил о тебе, Карломан, - продолжал Дагоберт - Он завещал своему наследнику жить в мире с тобой, как подобает братьям. А нам, родственникам, он поручил в будущем по-родственному любить тебя.
Это впервые пробудило в юноше искорку жизни. Он вспомнил обещание, что дал недавно своему отцу. Его следовало выполнять.
- Отец думал и о своей семье, и об Арвернии, - медленно, словно выбираясь на свет из мрака глубокой пещеры, произнес Карломан.
- Твой отец мог сделаться великим королем, но судьба отвела ему слишком мало времени, - с глубоким сожалением проговорил Дагоберт. - Трудно бывает принять приговор норн, однако оспаривать его бесполезно! Послушай меня, Карломан: я, Теодеберт, Сигиберт сделаем все, чтобы заменить отца тебе и твоим братьям. Хоть и понимаю, что полностью занять место любящего родителя никто не сумеет...
Карломан поглядел на своего дядю и тестя и кивнул ему.
- Я клянусь мечом Нуады быть для своих старших родственников любящим сыном, для моего царственного брата и его семьи - защитником. Ибо так хотел мой отец! - голос юноши, еще недавно метавшегося в лихорадке, креп с каждым словом.
При этой клятве Варох окончательно убедился, что Карломан, находясь в беспамятстве, встретился со своим отцом. А Морветен и Дагоберт поразились, с каким присутствием духа Карломан пережил беду.
Так наступило новое время в жизни графа Кенабумского. Ему трудно было, как всякому преданному сыну, смириться с гибелью отца. Однако во всей последующей жизни Карломан всецело сдержал данное ему обещание, верно служа королевскому дому Арвернии в самой стране и за ее пределами, на войне и в совете. В конце концов, даже его мачеха, вдовствующая королева Радегунда Аллеманская, признала заслуги пасынка, когда убедилась, что он действует не ради корысти.
Сам же Карломан всю жизнь чувствовал на себе незримый взгляд своего отца. И старался быть достойным его любви и доверия.
-
Тяжесть венца (НАЧАЛО)
Август 785 года, Чаор-на-Ри. Гвиневера/Теодеберт, Номиноэ, Брохвайл.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В том же 785 году, в то время как на западном побережье Арморики шла война с викингами, в Чаор-на-Ри с нетерпением ожидали известий о ходе сражений. Ежедневно гонцы на сменных лошадях проносились туда и сюда, относя приказы, узнавая, что происходит, чтобы, вернувшись ко двору королевы Гвиневеры Армориканской, поведать ей обо всем.
Но сообщения через гонцов было слишком мало для королевы. Ей было необходимо знать все, что происходит на ее земле, которую топчут викинги. Кроме того, она проводила на войну своего единственного сына, таниста Карломана. Сознавая свой долг перед государством, Гвиневера все же не могла скрыть материнскую тревогу.
Ее отец, Риваллон Сто Воронов, что ныне был майордомом Арвернии, оставил своей царственной дочери нескольких обученных птиц. И теперь Гвиневера ежедневно посылала воронов наблюдать за ходом войны. Благо, она сама и приближенные к ней бисклавре способны были понять, какие вести приносят им мудрые птицы.
И таким образом, гораздо раньше, чем с поля боя поступили первые донесения, королева Гвиневера уже узнала о сражении на Равнине Столбов и о том, что ее сын Карломан получил страшные раны, защищая своего отца, короля Арвернии, Хлодеберта Жестокого.
И закричало, застонало от боли материнское сердце, растерзанное самой страшной вестью, какую только может получить женщина и мать, уже утратившая одного сына! Солнечный свет стал для Гвиневеры черным, и она едва сознавала, что арверны и "Дети богини Дану" все же одержали победу. Она воочию видела перед собой растерзанное тело Хлодиона и, как наяву, представляла перед собой Карломана, точно так же лежащего без чувств, окровавленного, смертельно бледного, как и его покойный брат... Что это, неужели им с Хлодебертом суждено потерять обоих сыновей?!
Ворон, прокаркав ей свои черные вести, улетел. Гвиневера некоторое время сидела одна в тронном зале, стискивая руками подлокотники трона. Она окаменела, не двигаясь и не дыша.
Жаркий летний день был ясным и светлым, сквозь распахнутое окно в тронный зал струился солнечный свет. Звонко пели птицы. Со двора доносилась перекличка работавших там слуг. Но этих звуков не могла сейчас услышать Гвиневера. Страх за сына терзал ее ледяными когтями. Даже мать-волчица, зная, как сильны и выносливы бисклавре, не могла преодолеть своих чувств. Она также знала, что оборотни отнюдь не бессмертны, и их тоже можно погубить!
Не в силах оставаться одной в тишине тронного зала, королева поднялась и направилась в домашнюю священную рощу, где рос дуб, посаженный в честь Карломана.
При выходе из зала королеве встретился ее муж, Теодеберт Миротворец. Взглянув на бледное, застывшее лицо жены, он взял ее за руку, заглянул в некогда ясные, а сейчас помутневшие от боли глаза.
- Что случилось? - участливо проговорил он.
Гвиневера судорожно всхлипнула, не в силах сразу говорить:
- Карломан жестоко изранен в сражении с викингами, где наши войска одержали победу.
Теодеберт тяжело вздохнул, сочувствуя всей душой, как если бы Карломан в самом деле был его родным сыном. И в детстве, и впоследствии пасынок всегда был приветлив с ним, уважительно спрашивал у него советов, так что отчим искренне любил юношу, как и все родные. Теодеберт думал также и о Гвиневере, вспоминая, как страдала она после гибели Хлодиона.
- Будем просить богов спасти нашего мальчика, - вздохнул он, направляясь об руку с женой к выходу из дворца, ведущему к священной роще, сам также тревожась за своего отца, коннетабля Сигиберта, и за своего сына Магнахара, для которого это была первая настоящая война. - Ведь для него еще есть надежда, не так ли? Что тебе сообщил ворон твоего отца?
Гвиневера ответила, спеша к дубу своего сына так быстро, что муж едва поспевал за ней.
- Он жив, но не приходит в себя. Найдя его на поле битвы, сперва приняли за мертвого. Сейчас его перевезли в замок тана Кормака Сурового. Король Хлодеберт не отходит от сына, который спас ему жизнь... - при этих словах голос Гвиневеры немного окреп, в нем явственно послышалась гордость. - Как бы ни сложилась судьба Карломана, по крайней мере, он совершил свой подвиг не зря! Его самопожертвование увлекло наших храбрых воинов и арвернов, и они разбили врага! Мы с тобой вырастили достойного сына, муж мой!
Теодеберт был ей благодарен за это "мы с тобой", и почтительно поцеловал руки жене.
- Не отчаивайся раньше времени, любовь моя! Будем молиться о его спасении. Я пожертвую свой золотой пояс и драгоценную венетийскую чашу в святилище Эйр-Целительницы ради исцеления мальчика. А сейчас поглядим с тобой на его дуб. Ведь, если с Карломаном что-то произойдет, ты сразу это увидишь?
Королева почти бегом приблизилась к дубу. Увы - он был только один. Уже четыре года, как его старшего брата, принадлежащего Хлодиону, не было на свете; его дуб рухнул, как только юноша был убит неизвестными злодеями. Однако дуб Карломана еще возвышался, гибкий и сильный, как всегда! Но недавняя буря обломала на нем много ветвей, исхлестала и оборвала листья, частично разломала в щепки стройный ствол. Дерево стояло, белея содранной корой, его раны сочились прозрачным соком. Сумеет ли дуб залечить раны или высохнет и погибнет? Зависело от жизни или смерти Карломана.
Гвиневера с Теодебертом подошли с той стороны, где не валялись еще не убранные ветви. Королева мягко погладила раненое дерево, мысленно желая ему исцеления. Если только выживет ее доблестный сын! Она старалась не глядеть на то место, где некогда был дуб Хлодиона, а теперь чуть поднимался над землей лишь росток волчьего лыка.
Королева "детей богини Дану" глубоко вздохнула. Что теперь оставалось ей, матери, чей сын лежал при смерти? Лишь ожидать хоть каких-то известий, что бы они не несли ей. Такой был ее царственный долг. Но кто может запретить ей то, что чувствует на ее месте любая мать?..
Погруженная в свои переживания, Гвиневера не сразу заметила, как к ней подошли двое. Теодеберт, стоявший с ней рядом, спиной к идущим, тем более никого не услышал. Потому что они приближались бесшумным шагом оборотней. Двое пожилых мужчин с ясными, блестящими, как у всех бисклавре, глазами. Это были дед королевы - Брохвайл Верный, граф Кемперрийский, и барон Номиноэ Озерный.
Гвиневера подняла на них глаза, полные отчаяния.
- Карломан тяжело ранен в недавнем победном сражении, - она все же взяла себя в руки, и голос ее был тверд, только в глазах плескалась невыносимая боль.
Брохвайл подошел к внучке и участливо взял ее за руку, выражая поддержку.
- Нам уже известно, государыня! Выдержи все, какая бы судьба ни постигла Карломана! Ведь ты - королева!
- Королева! - Гвиневера засмеялась горьким смехом, какого от нее еще никто не слышал. - Да, королева Арморики, положившая жизнь на то, чтобы примирить свой народ с нашим сюзереном, Арвернией! Королева народа, что сейчас сражается с викингами, проводив молодых мужчин на войну! Мой долг - давать приют изгнанным из домов людям, делиться с ними кровом и пищей, снабжать наше войско, утешать вдов и сирот! Мой долг - улыбаться, когда сердце обливается кровью! Все это так! Но я еще и мать, у которой остался последний живой сын... Могу ли я покинуть его в несчастье?
Теодеберт первым обратился к жене, видя, что она с трудом сдерживает себя.
- Что ты хочешь сделать? - спросил он, шагнув вперед, чтобы поглядеть ей в глаза.
Королева Армориканская глубоко вздохнула, сама чувствуя, что то, что она задумала, далеко не бесспорно.
- Я хочу поехать ухаживать за своим сыном! Возможно, лишь забота матери сможет спасти его!
Все трое мужчин изумленно покачали головами в ответ на высказанное королевой желание. Затем Номиноэ первым из них решился возразить своей королеве.
- Ты не можешь сейчас покинуть Чаор-на-Ри, государыня! Почему не можешь, ты сама только что перечислила, ибо сохраняешь свой светлый разум даже в величайшем горе. К тебе каждый день приходят за советом и помощью сотни людей! От тебя ждут распоряжений тысячи! Если ты уедешь, власть в Арморике пошатнется. А вместе с ней утратит прочность и весь уклад жизни "детей богини Дану". Подумай, сколько еще родителей потеряют своих детей, если ты бросишь свой народ в трудный час! Никто из нас, конечно, не вправе приказывать тебе, государыня, остаться в Чаор-на-Ри. Но только я уверен, что ты сама при здравом рассуждении откажешься от поездки к сыну.
Не проронив ни слова, Теодеберт Миротворец стоял рядом с женой, поддерживая ее под руку. Про себя он подумал, что никто из самых заслуженных вельмож не посмел бы так говорить ни с одним из королей Арвернии. Однако у "детей богини Дану" отношения между королем и подданными были другими. Тем более, что Номиноэ был раньше наставником королевы, а впоследствии - ее детей.
Гвиневера с глубокой тоской взглянула на дуб своего сына, потрепанный бурей.
- Любая мать в моей стране могла бы поехать, чтобы ухаживать за своим раненым сыном, - с горечью проговорила она. - И только я не имею права самой позаботиться, чтобы Карломан остался жить!
- Таков твой долг, государыня, - сурово проговорил ее дед, Брохвайл Верный. - Боги знали, что делали, ставя во главе Арморики не обыкновенную женщину, но ту, кто выдержит все испытания. Твои дети - не только порожденные твоей плотью, но и весь наш народ.
Он отпустил руку своей царственной внучки, и она покачнулась, но устояла на ногах. Коснулась освободившейся ладонью шершавой коры родного дерева. Затем закрыла глаза, и перед ней вновь предстал Карломан - мертвенно бледный, вытянувшийся, накрытый знаменем в знак воинских почестей. "Нет, нет, нет!" - мысленно выкрикнула королева, мучительно запрокинув голову, словно сама страдала от жестокой раны. И ей вновь увиделся ее старший сын, Хлодион, точно так же укутанный в саван...
- Я уже лишилась одного сына, а теперь мне придется пожертвовать и вторым, чтобы служить одной лишь Арморике, - печально проговорила она. - А ведь, если Карломан останется жить, он сможет сделать для нашего народа гораздо больше, чем я! Он стремится помогать людям, он всегда желает знать новое, чтобы быть им еще полезнее, он доблестно сражался на Маг-Туиред! Так неужели для него нет лучшей судьбы, чем ранняя, пусть и прекрасная, смерть?
В голосе королевы Гвиневеры звучало глубокое отчаяние, лютая волчья тоска. Страдания матери, боявшейся за твоего единственного сына, заставляли отозваться в каждом из них память о тех, кого они сами любили и потеряли.
Теодеберт обнял жену за плечи, безмолвно сообщая: "Я с тобой!" Больше он ничего не сказал, ибо держался всегда лишь как первый подданный своей царственной супруги.
Зато Номиноэ нашелся с ответом. Он также способен был понять чувства королевы: ведь он сам вместе с женой похоронил свою дочь, Ангарад Младшую, что была первой женой Теодеберта.
- Ушедших на Авалон уже не вернешь, - торжественно проговорил вещий оборотень. - Но для живых всегда остается надежда! Ведь Карломан не умер от ран сразу. А кому, как не тебе, государыня, знать, как трудно убить бисклавре, стремящегося жить? Кроме того, за ним, несомненно, сейчас наилучший уход. Король Хлодеберт и первые принцы крови сделают все, чтобы он выжил, приведут к его ложу лучших лекарей! А если те чего-то не поймут о том, как поставить на ноги раненого бисклавре, то ведь рядом с Карломаном находится Варох.
- Номиноэ прав, Гвиневера, - поддержал и Брохвайл. - Ты вовсе не покидаешь своего сына без присмотра! Если есть возможность спасти Карломана, для него будет сделано все возможное.
Королева глубоко вздохнула. Она понимала, что Номиноэ прав. Ее бывшему возлюбленному, ныне королю Арвернии, не менее дорог спасший его сын, чем ей самой! И все же, как трудно доверить раненого сына другим людям, а самой спокойно заниматься делами, не тревожась о нем...
- Если я сама не могу поехать к Карломану, то следует поручить кому-то другому ухаживать за ним. Тому, кто мудрее людей и опытнее Вароха.
Тогда Номиноэ шагнул вперед и приложил руку к груди.
- Если ты позволишь, государыня, я поеду к Карломану, чтобы помочь, если потребуется.
Гвиневера вздохнула с облегчением. Мудрость Номиноэ вызывала у нее огромное уважение, как и у всех без исключения.
- Благодарю тебя, Номиноэ! Я поручаю тебе заботу о моем сыне, танисте Арморики. Тебе одному могу вполне доверить его жизнь! И все же, больше всего мне хотелось бы поехать к нему самой...
Королева склонила голову, тяжело опираясь на руку своего супруга, понимая, что не имеет права этого сделать.
- Прости, Карломан, мальчик мой! Не по своей воле я вынуждена остаться в Чаор-на-Ри, поручив заботу о тебе другим... О, как же тяжел королевский венец!..
-
Печально терять близких, но Дагоберт прав: лучше уж детям терять родителей, чем наоборот.
Хлодеберт Жестокий, возможно, стал бы великим королём, но и Карломан, причём без всяких "может быть", стал великим майордомом. А что не стал королём, так оно и к лучшему. И своё обещание быть Хранителем королевского рода выполняет. И, может, ему даже удастся снять с них проклятие (хотя, пока это и неизвестно).
Ты ведь знаешь, что при дворе герцога Шварцвальдского живет маленькая дочь кузена Хильдеберта и вейлы Морганетты.
А Хлодеберт-то откуда об этом знает? Кто-то проболтался? Я думала, это тайна.
Бедная Гвиневера! И тогда, и сейчас одно и то же :( А ведь такое естественное желание - посидеть с больным сыном. Но ведь у королей, обычно, бывают советники, помощники, заместители... Неужели совсем не на кого оставить дела? Ведь тогда, в молодости, когда у неё был роман с Хлодебертом, она много времени проводила в Арвернии. Кто-то же Арморикой в это время управлял.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Печально терять близких, но Дагоберт прав: лучше уж детям терять родителей, чем наоборот.
Хлодеберт Жестокий, возможно, стал бы великим королём, но и Карломан, причём без всяких "может быть", стал великим майордомом. А что не стал королём, так оно и к лучшему. И своё обещание быть Хранителем королевского рода выполняет. И, может, ему даже удастся снять с них проклятие (хотя, пока это и неизвестно).
Ты ведь знаешь, что при дворе герцога Шварцвальдского живет маленькая дочь кузена Хильдеберта и вейлы Морганетты.
А Хлодеберт-то откуда об этом знает? Кто-то проболтался? Я думала, это тайна.
Бедная Гвиневера! И тогда, и сейчас одно и то же :( А ведь такое естественное желание - посидеть с больным сыном. Но ведь у королей, обычно, бывают советники, помощники, заместители... Неужели совсем не на кого оставить дела? Ведь тогда, в молодости, когда у неё был роман с Хлодебертом, она много времени проводила в Арвернии. Кто-то же Арморикой в это время управлял.
Карломан и в самом деле Хранитель королевского рода, хоть для этого, вроде бы, ши и не предназначались богами! А о том, что не довелось стать королем, он не переживает. Он и так король для бисклавре, плюс наследник престола Арморики. А у оборотней все же другое отношение к власти, человеческие почести им не так уж важны. А вот насчет проклятья не так все просто. Хоть бы ослабить его удалось с помощью Фредегонды!
Хлодеберту зацепку дал еще сам Потерянный Принц:
"Скажи своему младшему сыну Карломану и его матери: пусть напишут герцогу Гримоальду Шварцвальдскому, он знает... о последней тайне, оставшейся от нас с Морганеттой!.. "
Не так уж трудно догадаться, что за тайна осталась от них двоих. Ну а когда он сказал Гвиневере и Карломану, вероятно, они рассказали обо всем. Мне показалось очень вероятным, что Хлодеберт все знал.
Во время детства и юности Гвиневеры, когда она жила в Арвернии, Арморикой управлял ее дед по отцу, Брохвайл Верный., в качестве законного регента. Но тогда были другие обстоятельства. Сейчас война, и народ хочет видеть королеву на ее официальной должности, занятой своими обязанностями.
Да, у нас тоже ощущение дежа вю. И там и здесь - раненый Карломан, стойкая в несчастье Гвиневера, заботливый Теодеберт, мудрый Номиноэ... Наверное, тогдашнее испытание было для них репетицией того, что описано в "Войне королев".
Тяжесть венца (ОКОНЧАНИЕ)
Август 785 года, Чаор-на-Ри. Гвиневера/Теодеберт, Номиноэ, Брохвайл.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
- Он тяжел, государыня, но ты выдержишь эту тяжесть, - сурово проговорил ее дед Брохвайл Верный. Среди людей большинство бы, вероятно, поддались соблазну видеть в королеве Армориканской маленькую девочку, которую некогда носили на руках. Но у бисклавре было другое отношение к связи поколений.
- Да, да, - устало проговорила Гвиневера, с благодарностью глядя на своих близких. - Я останусь королевой, как подобает. Дедушка Брохвайл, распорядись отправить нашим войскам еще три обоза с пищей и лекарствами для раненых.
- Будет исполнено, государыня! - проговорил старый оборотень, с гордостью глядя на свою внучку. Все-таки Гвиневера взяла себя в руки!
- Ты же, Номиноэ, поедешь к Карломану, чтобы помочь ему и излечить его раны, - королева помедлила, и неохотно добавила: - Либо, если суждено случиться худшему, привезти его тело в Чаор-на-Ри...
Но, стоило ей представить прекрасные, унаследованные от нее глаза Карломана безжизненными, закрывшимися навсегда, - и сердце замирало в груди, кровь застывала в жилах.
Теодеберт чувствовал страдания своей супруги, как будто сам, как оборотень, читал в ее сердце. Он продолжал ласково обнимать ее за плечи.
- Не думай о худшем, молю тебя, моя родная! Карломан обязательно будет жить. Не терзай себя, Гвиневера! И без того у тебя столько забот! Номиноэ сделает для мальчика все, что потребуется.
Королева кивнула и с благодарностью взглянула на вещего оборотня.
- Я полагаюсь на тебя, Номиноэ! Счастлив тот правитель, у которого есть такой советник, как ты!
- Твой благородный супруг тоже прав, государыня! - отвечал тот. - Ты должна хранить надежду. Даже не думай о неблагоприятном исходе! А королевский дуб всегда скажет тебе о состоянии твоего сына.
При этих словах Брохвайл первым взглянул на жестоко пострадавший от недавней бури дуб с обломанными ветвями, оборванными листьями.
- Меня не удивляет то, что произошло с Карломаном, - молвил старый оборотень. - Я ждал от него необыкновенного деяния, рискованного подвига, самопожертвования. Ибо он пошел нравом в свою бабушку - покойную королеву Игрэйну, твою мать, Гвиневера. Да будет для нее светел и цветущ благословенный Авалон! Бесстрашная, как сокол, она со всем пылом молодости устремилась, чтобы покарать зло. Ей было тогда девятнадцать лет, в точности как Карломану сейчас.
- Матушка... - вздохнула Гвиневера, вспоминая лишь облик молодой женщины, что склонялась над ней, совсем крошкой. - Да, Карломан и впрямь унаследовал ее мужество и жертвенность. Она была истинной бисклавре.
- Она спасла жизнь будущему гонителю альвов - Ги Верденнскому! - от Теодеберта, верного друга ши и супруга королевы, у оборотней не было важных тайн, и сейчас он не смог промолчать. - Не мне упрекать твою матушку, Гвиневера. Но она отдала жизнь не за доброе дело.
- Не о том речь, муж мой, - теперь уже Гвиневера взяла за руку разгневанного супруга. - Моя мать думала о погибших детях, случайных жертвах оборотня-убийцы, и горела желанием навсегда остановить его. То, как в будущем распорядился своей жизнью Ги Верденнский, потерявший в тот день свою мать, - это его выбор, определившийся лишь со временем. Не наше дело определять, кто достоин жить, а кто нет, иначе мы все станем мыслить, как тот детоубийца - а он был, без сомнения, безумен, хоть и не забыл себя, как обычные выродки. Надо просто не проходить мимо несправедливости. Я знаю, моя мать не могла поступить иначе. Ее бы потом замучила совесть. Так и мой сын сейчас. Тем более, что он спас жизнь своему отцу и королю, принес нам победу!
Брохвайл и Номиноэ кивнули своей воспитаннице и королеве.
- Ты в точности понимаешь свою матушку, хоть и выросла без нее, - согласился граф Кемперрийский. - Если она вместе с волчицей-матерью вступила в бой против выродка, значит, считала, что ее долг королевы призывает к тому. Она тогда несла тяжесть своего венца, и знала, что от государя порой требуется и жертвовать собой за свой народ.
- Моя мать была великой королевой, и я всю жизнь стараюсь быть достойной ее, - кивнула Гвиневера. - Но мой сын способен превзойти нас обеих! Если только он останется жить...
- Пока он жив, мы должны надеяться, - Брохвайл коснулся ладонями дуба в том месте, где буря не просто обломила большую ветку, но и расщепила часть ствола.
- Надежда, - тихо проговорила Гвиневера. - Если бы все живущие не надеялись на лучшее даже в самых отчаянных обстоятельствах, жизнь была бы невозможна. Надежда направляла в бескрайнее море корабли Эохайда Техтмара. Надежда советовала Гродлану Вещему, когда он признал себя и свой народ вассалом Карломана Великого и передал ему меч Нуады...
Про себя королева "детей богини Дану" подумала, что о тех, чьи надежды не сбылись, не помнят поколения и не поют барды. Но эту мысль она не только не озвучила вслух, но и от себя постаралась отогнать. Даже думать не следовало ни о чем, кроме жизни сына!
Номиноэ проговорил, будто подслушав ее потаенные мысли:
- Судьба Карломана ныне зависит не только от земных сил! Арфа Вороньей Госпожи играет для него, и Ее черные птицы хлопают крыльями над его головой. Морриган высоко оценила подвиг Карломана и обратила на него внимание.
Изумрудные волчьи глаза Гвиневеры зажглись неистовым блеском, руки гневно сжались в кулаки.
- Пусть Морриган помнит, что боги, требующие от людей справедливости, сами должны быть справедливы! Не то их станут чтить лишь как злых духов, самые слабые и подлые из людей, и склоняться не с благодарностью, как дети перед родителями, а со страхом... Если всех лучших молодых воинов Воронья Госпожа призовет к себе за доблесть в сражении, то кто же тогда останется населять землю?
Трое мужчин поглядели на Гвиневеру, не скрывая изумления. Великолепная в гневе, королева Арморики была сейчас готова в материнском исступлении бросить вызов самой богине войны и смерти, ибо лишь материнская любовь способна победить смерть.
Однако Номиноэ постарался умерить накал страстей.
- Боги знают свой долг не хуже земных властителей, государыня! Они с честью носят свой венец, который не легче твоего. Воронья Госпожа призывает к себе смертельно раненых воинов, это правда. Но того, кто сумеет расположить ее и убедить отпустить обратно в мир живых, она может пощадить. Ее арфа уводит лишь тех, кто, заслушавшись ее чарующими звуками, начисто забывает о своей земной жизни. А ведь Карломану есть ради чего стремиться к жизни! Он не уступит Ей просто так.
И в этот миг все увидели, как лик королевы Армориканской озарился красотой внутреннего видения. Глаза ее заблестели, как молодая листва, промытая весенним ливнем.
- Да благословят тебя боги, Номиноэ! Да сложится все воистину так, как ты говоришь! - воскликнула Гвиневера звонким, молодым голосом. - Если Воронья Госпожа предоставит Карломану выбор, тогда я не сомневаюсь, что он выберет жизнь. Она только успела открыться ему во всей красе, и обещает слишком много, чтобы он согласился отречься от нее. Морриган не сумеет удержать его!
И обоим оборотням, и даже Теодеберту, не очень-то разбиравшемуся в отношениях между миром живых и миром мертвых, передалась горячая надежда Гвиневеры, которую она сама старалась укрепить в своем сердце.
- Конечно, Карломан не поддастся зову сладкозвучной арфы! - воскликнул Теодеберт. - Он слишком любит эту жизнь, и, клянусь короной Карломана Великого, ему есть к кому возвращаться! Альпаида с ребенком ждет его с войны, отец и все близкие родственники сейчас, должно быть, не отходят от его ложа. Вся Арморика надеется на своего таниста! Наконец, лучшая из матерей ждет его возвращения! Иначе просто не может быть!
И Брохвайл поддержал свою царственную внучку:
- Карломан слишком силен духом, чтобы последовать за зовом арфы Морриган, как осел на веревочке! Он сможет вернуться!
И все почувствовали, как от этого уподобления, совсем, казалось бы, неподходящего для знатных, облеченных властью личностей, становится немного легче на душе, так что мужчины даже смогли на мгновение улыбнуться.
И Гвиневера тоже нашла в себе силы, чтобы улыбнуться близким, но улыбка ее была похожа на ту, с какой прощаются, собираясь уйти навсегда.
- Благодарю вас за поддержку в самый трудный час! Теперь вернемся во дворец, Теодеберт, мой мой, и Брохвайл, дед мой. А ты, мой мудрый дядя Номиноэ, поспеши к моему сыну Карломану, позаботься о нем, как могла бы я сама!
Вещий оборотень поклонился королеве. Вскоре он, обернувшись огромным белым волком с горящими синими глазами, уже мчался напрямик через лес по направлению к Земле Всадников, где стоял замок Кормака Сурового, в котором находился раненый Карломан.
А королева Гвиневера в сопровождении Брохвайла и Теодеберта направилась к замку, на сей раз другой дорогой - через широкий двор.
Там, как всегда, было полно народу. И, как всегда в последнее время, после нашествия викингов, это были люди, нуждающиеся в помощи. Новые беглецы прибрели с западного побережья, с тех земель, где викинги еще хозяйничали по праву сильного. Измотанные, покрытые пылью дальних странствий, пешком или на лошадях, сбивших ноги. Те, кому повезло больше, ехали в повозках, доверху набитых людьми и всяким скарбом, вели позади исхудавшую корову или нескольких овец. Другие были настолько оборваны, что по их пыльным лохмотьям трудно было понять, к какому клану они принадлежат. Почти все были женщины, старики, дети. Мужчин боеспособного возраста Гвиневера разглядела всего несколько человек.
Завидев королеву, беглецы завопили, протягивая к ней руки. Некоторые женщины плакали, вспоминая пережитое или в страхе за будущее. Дети рыдали, еще не понимая, что происходит, скот ревел. Это было тяжкое зрелище... Но во время войны королеве Гвиневере пришлось привыкнуть и к таким печальным гостям. Она научилась сохранять хладнокровие, не ожесточаясь сердцем.
- Здравствуйте, мои добрые люди! Что поведаете вы мне? С чем пришли к моему двору?
- К твоему милосердию взываем, светлая государыня, мы - обездоленные беглецы, лишившиеся и крова, и заработка! - заговорили, перебивая друг друга, сразу несколько человек. Остальные притихли, лишь кое-где в толпе слышались всхлипывания, да матери шепотом успокаивали детей.
Глядя на них, королева сосредоточенно размышляла, насколько еще хватит ее казны, если придется ежедневно помогать тем, кто нуждался. В последнее время золото просто утекало, как песок сквозь пальцы. Война поглощала все, и, если поток беглецов будет продолжаться... Нет, поправила она себя: ведь викингов разбили на Равнине Столбов, и, значит, люди скоро смогут вернуться к себе, налаживать привычную жизнь!
- Откуда вы родом, почтенные? И в чем нуждаетесь более всего? - спросила Гвиневера участливым голосом.
Теперь ей отвечал от имени собравшихся высокий старик, опиравшийся на палку.
- Родом мы из селений на западе Земли Всадников, государыня! Как пришли к нам викинги, потребовали дань, стали отбирать скот, имущество. Ну, мы, не желая кормить врага, ушли в лес, попросив пристанища у ши-Хранителей. Затем почти все мужчины ушли воевать, а мы окольными тропами направились в Чаор-на-Ри.
- Почему сюда? Разве герцог Земли Всадников и его таны не могли приютить вас? - она знала причину, но ей известно было, что людям спокойнее, когда правитель проявляет участие к их бедам.
Вот и сейчас в ответ раздались вздохи и стоны женщин, а старик проговорил, склонив голову:
- Во всей Земле Всадников не могут уже принять ни одной семьи, в каждой деревне, в каждом замке ютятся беглецы с захваченных викингами земель! Повсюду нам объявляли одно и то же: что лишь великая и милостивая королева Гвиневера может нам помочь.
Да. Пока еще она могла! Это тоже ее королевский долг, и отнюдь не легкая его часть.
- Что ж, я дам вам подъемные на обзаведение, чтобы вы могли приобрести необходимое, - пообещала королева.
Обернувшись по сторонам, она увидела среди окруживших ее слуг управляющего королевскими имениями. Сделала ему знак, и тот достал из-за пазухи свиток, в котором принялся подсчитывать и записывать, сколько следует дать нуждающимся.
Между тем, королева обратилась к беглецам своим звучным голосом:
- Надеюсь, что вскоре все желающие смогут вернуться к себе домой. Наши доблестные воины вместе с арвернскими рыцарями разбили викингов при Маг-Туиред! Хоть война еще продолжается, но теперь нам легче будет одержать победу!
При этих словах беглецы вновь заголосили хором, как могут лишь "дети богини Дану", обуреваемые сильными чувствами. Некоторые женщины рыдали, протягивая к королеве руки, как будто она сама одержала победу, о которой сообщила им.
- Благодетельница! Да пошлют тебе боги сто лет жизни!
- Да услышат боги твои слова! Лишь бы вернули живыми наших мужей, отцов, братьев!
- Проси богов за наш народ, светлая государыня Гвиневера, Хранительница наша! Все наши воины сейчас защищают Арморику под началом вождей своих кланов!
Гвиневера простерла ладони над склоненными головами просителей, благословляя их. Сейчас она, как никогда, чувствовала, насколько важно ей оставаться в Чаор-на-Ри, со своим народом. Наверное, править и распоряжаться смогли бы и ее советники. Но она была сейчас, как никогда, душой Арморики. От нее народ ждал помощи и утешения, ее стремился видеть. И, если бы она уехала к сыну, "дети богини Дану" утратили бы доверие к власти, которую она воплощала. Что опасно и в мирное время, а уж тем более в военное. Да, без сомнения, ей следовало находиться здесь!
- Да помогут нам всем боги в этот трудный час! - проговорила она торжественно. - У нас с вами нынче общие заботы и общие беды! Вы проводили всех мужчин на войну, и мой сын, танист Карломан, был тяжело ранен в битве при Маг-Туиред! И я не могу даже отправиться к нему, ибо мой долг - оставаться с вами. Будем же надеяться и ждать вместе, мой добрый народ!
И "дети богини Дану" притихли, чувствуя, что королева вправду разделяет их заботы и тревожится о своем сыне, как любая из матерей...
Карломан Кенабумский пережил битву при Маг-Туиред. Номиноэ Озерный пришел как раз вовремя, чтобы позаботиться о юноше, от имени его матери.
Объединенному войску удалось остановить нашествие викингов, хоть и дорогой ценой. Королева Гвиневера удержала корабль королевства на плаву, завоевав еще большее уважение своего народа, сплотившегося вокруг нее в трудный час.
Это было не последнее из испытаний, что ей доведется выдержать вместе со всеми "детьми богини Дану". Ибо тяжел королевский венец!
-
Читайте, пожалуйста, внимательно!
Артанис, Я же тебе говорила, что Это слова Карломана, а не его Отца, когда Мы обсуждали твой ответ на комментарий!
"Тогда Карломан протянул вперед обе ладони и дал клятву, что навсегда определит его судьбу:
- Я обещаю быть Хранителем королевского рода, отец! И, возможно, со временем мне удастся снять проклятье вейл с правящих королей. Ты ведь знаешь, что при дворе герцога Шварцвальдского живет маленькая дочь кузена Хильдеберта и вейлы Морганетты. Быть может, когда она подрастет, удастся с ее помощью избавиться от проклятья или хоть ослабить его. Надеюсь, что будущие короли Арвернии не будут гибнуть слишком рано, как ты, отец!"
Т.е эти слова "Ты ведь знаешь, что при дворе герцога Шварцвальдского живет маленькая дочь кузена Хильдеберта и вейлы Морганетты." принадлежат Карломану!!! Он знал об этом. Его кузен перед смертью попросил Хлодоберта Жестокого передать послание. Карломан и его матушка действительно потом писали в Щварцвальд и узнали, что юная вейла стала названной дочерью Герцога Шварцвальда.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 5
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 1
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 2
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 3
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 4
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 6
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 11
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 10
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 9
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 8
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 7
-
Да уж, а со стороны кажется, сложно ли быть королём: сиди на троне, да раздавай приказы. И есть короли, которые так к своей работе и подходят. Только вот результаты их правления, как правило, не радуют.
К счастью, здесь всё хорошо закончилось, Карломан выжил. А вот если бы сын умер от ран, какого было бы Гвиневере понимать, что она могла бы это время быть с ним, а была далеко.
-
Благодарю, эрэа Menectrel, за Ваши чудесные идеи! :-* :-* :-*
По поводу Хлодеберта там возник вопрос, потому что Карломан ему говорит: "Ты ведь знаешь", о наличии дочери Потерянного Принца и Морганетты. То есть, Хлодеберт о ней узнал не в тот раз, не от Карломана! Либо ему мгновенно все стало известно после смерти, но скорее всего, знал и при жизни.
Что это слова Карломана - я помню. Сама же написала так.
Да уж, а со стороны кажется, сложно ли быть королём: сиди на троне, да раздавай приказы. И есть короли, которые так к своей работе и подходят. Только вот результаты их правления, как правило, не радуют.
К счастью, здесь всё хорошо закончилось, Карломан выжил. А вот если бы сын умер от ран, какого было бы Гвиневере понимать, что она могла бы это время быть с ним, а была далеко.
В Арморике в особенности система правления ближе к первобытной в хорошем смысле, где вождь или король - только первый среди равных, и делает то же, что и все, но только умеет делать лучше. У них иначе нельзя.
К счастью, это испытание Гвиневеру минуло! Надеюсь, что не повторится и впредь.
Укротить ветер (НАЧАЛО)
Апрель 796 года, Дурокортер. Хлодеберт VI, Карломан Кенабумский, Радегунда Аллеманская, Бертрам Затворник.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Людям редко бывает дано понять заранее, чем могут обернуться самые благие намерения и сделанные от всего сердца подарки. Зачастую ни даритель, ни тот, кто получает дар, не представляют себе всех возможных последствий. Лишь иногда шевельнется в душе неясное предчувствие, но чаще всего люди не прислушиваются к ним. Если же рядом с ними и найдется тот, кому древняя мудрость подскажет быть осторожным, нельзя ручаться, что его послушают.
Например, так произошло с королем Арвернии, Хлодебертом VI, сыном Хлодеберта Жестокого и Радегунды Аллеманской. Как получилось, что он принял от своей царственной матери подарок, которому суждено было сыграть в его судьбе роковую роль?
Незадолго до тех событиях умер от болезни младший брат короля, Теодеберт, которого в семье продолжали всю жизнь звать Малышом. После него остались двое маленьких сыновей, принцы крови Адальрик и Хильперик. Они росли вместе с детьми своего царственного дяди и его супруги, Бересвинды Адуатукийской, которые обещали позаботиться о сиротах.
Разумеется, сильнее всех была потрясена смертью младшего сына его мать, вдовствующая королева Радегунда. Никто не мог знать, о чем думала эту любящая и честолюбивая мать в тишине своих покоев. Не приходило ли ей в голову, что взыскивается кровь погубленного ей Хлодиона?.. Но Радегунда была энергичной женщиной, и не теряла надолго присутствие духа. Когда после смерти Теодеберта минул год, королева-мать пришла в себя, и черная тоска немного отпустила ее. После этого она стала проявлять еще больше материнской любви к единственному оставшемуся у нее сыну - королю Хлодеберту VI.
И она решила сделать ему подарок. Однажды король, при поддержке своего единокровного брата и майордома, графа Карломана Кенабумского, вел долгие прения со своим родственником, принцем Бертрамом, который был главой союза могущественных вельмож Арвернии, во многом не согласных с политикой короля. Разговор ни к чему не привел, и король, закончив беседу, уже собирался покинуть тронный зал. Но королева-мать, также присутствующая при всех важных беседах, воспользовалась подходящим моментом. Подведя своего царственного сына к окну, она указала на нечто, находящееся во дворе.
- Государь, я дарю тебе прекрасного верхового коня в память о твоем брате, несчастном Теодеберте! Следует проявлять внимание к близким, пока еще можешь это сделать, - она промакнула глаза украшенным кружевами платком.
Король взглянул в окно, да и не мог больше отвести глаз. Не конь - загляденье стоял во дворе, едва сдерживаемый под уздцы двумя конюхами; видно было, что ему хочется пуститься вскачь. Угольно-черный жеребец со звездочкой на лбу, высоконогий и крепкий, с изящной головой, выдающей самую чистую кровь верховой породы, весь налитый силой, с гладкой лоснящейся шкурой, вскормленный ячменем и овсом. Его роскошные хвост и грива развевались, будто черный шелк.
Внезапно конь задрал голову и громко заржал, словно призывая седока, с которым можно будет, наконец, скакать вволю. Он явно застоялся, и теперь переступал ногами, не желая стоять смирно.
А король был уже зачарован вороным красавцем. Глаза у него загорелись воодушевлением. Порывисто обернувшись к матери, он поцеловал ей руки в знак благодарности.
- Какой чудесный конь! От всего сердца благодарю тебя, матушка, за подарок! Я иду сейчас же объездить его. И приглашаю вас последовать со мной, - он махнул рукой стоявшему рядом с ним у окна Карломану, а также принцу Бертраму, позабыв о недавнем споре с ним.
Но Карломан, вместе с королем смотревший вниз, на коня, ощущал тревогу. Ему совсем не хотелось, чтобы его царственный брат садился на этого жеребца, как бы тот ни был хорош. Только не на него и не сегодня! Коронованный Бисклавре ощущал горячие, багровые, как запекшаяся кровь, потоки опасности, как лесной зверь чует еще далекий пожар. Они лились, затопляли все вокруг, плескались у ног его царственного брата, пытались его захлестнуть. Это чувство было таким ярким, что Карломан лишь удивлялся: почему другие ничего не замечают?.. Но нет - его брат собирался прямо сейчас идти к подарку, что, как знал майордом, окажется роковым! И не отговорить, не сказать при всех, насколько зловещ этот конь. В человеческом языке просто нет понятий, способных объяснить, какие предчувствия приносит бисклавре их волчье чутье. Люди тоже способны познать многое, но как часто они к этому стремятся? Гораздо чаще их притягивает то, что можно без затей окинуть взором, потрогать руками... И они готовы, как мотыльки на огонь, стремиться к опасности.
Вцепившись пальцами в подоконник, Карломан склонил голову и глубоко вздохнул.
Сперва отвернувшись, король увидел, что брат не последовал за ним. Вернувшись, Хлодеберт взял его под руку. Они были очень похожи - истые сыновья Хлодеберта Жестокого. Только Карломан был выше ростом и красивее, а главное - глаза у него были изумрудно-зеленые, яркие и блестящие, в мать и ее предков-оборотней. Но весь арвернский двор знал, какая искренняя дружба соединяет двух братьев, короля и майордома. Одна лишь Радегунда Аллеманская продолжала коситься на Карломана, опасаться его. Ее неприязненный взгляд преследовал майордома и сейчас, но за себя он не опасался. Он видел угрозу для короля.
А тот участливо проговорил, заметив, что Карломан чем-то опечален:
- Что случилось, брат? Тебе нездоровится? Или наши прения в совете нагоняют тоску? Самое лучшее средство от нее - развеять по ветру в хорошей скачке! Спорим, в моих конюшнях не найдется скакуна, способного обойти этого вороного красавца?
- О нем я и хотел сказать, - увы, Карломан чувствовал, какими жалкими выглядят его предчувствия, когда пытаешься их передать языком обычных людей! - Хлодеберт, государь брат мой, не садись на этого коня! Он несет тебе опасность!
- Ну о чем ты говоришь? - король глядел на вороного коня, как маленький мальчик на редкое лакомство. - Разве я не смогу укротить самую горячую лошадь? Ведь я все еще король-рыцарь!
Никогда еще Карломан не чувствовал себя настолько беспомощным. Он привык, что царственный брат обычно прислушивался к нему. Однако сейчас все его слова отскакивали от Хлодеберта, как от стены. И все же, майордом постарался говорить с нарочитой легкостью:
- Для короля-рыцаря больше чести - укротить принцев крови, что готовы поднять мятеж. Что в сравнении с ними значит победа над самым норовистым конем!
Хлодеберт взглянул на самого влиятельного из мятежных принцев, Бертрама, важного, осанистого старика, одетого богаче самого короля. Тот стоял в нескольких шагах от братьев, усмехался про себя в пышные седые усы, уперев руки в боки, с таким видом, как будто он был настоящим хозяином в Дурокортерском замке.
- Если я объезжу этого коня, внушу уважение и нашим беспокойным родичам! - сказал король так тихо, что его слышал лишь Карломан. - Ведь это же не конь, а воплощенная мечта! Укротить его - все равно что укротить ветер!
Он сделал резкое, порывистое движение, собираясь идти, но Карломан сделал еще одну попытку:
- Прошу тебя, государь брат, будь осторожен! Ветер - стихия, а стихии мстят тем, кто думает покорить их.
Король обернулся на свою мать. Она, одетая в траурное платье, не сводила с него пристального тревожного взора.
- В конце концов, я не могу оскорбить матушку, отказаться от ее подарка! Нет, не проси меня, Карломан!
При этих словах царственного брата, майордом окончательно понял, что все бесполезно. Хлодеберт послушает мать, а не его. И все усилия бесполезны. Лучше ему замолчать, не то, если с его царственным братом случится несчастье, Радегунда Аллеманская обвинит во всем его. А между тем, Карломан предчувствовал несчастье, хотя смерти на пути Хлодеберта и не видел - по крайней мере, немедленной.
Не обращая более внимания на мрачный вид Карломана, король указал ему идти следом. Они направились к выходу из дворца, в сопровождении королевы-матери и принца Бертрама.
Король шел по переходам дворца, поддерживая под руку королеву-мать, что означало величайший знак почтения. За ним было место Карломана, но тот, удрученный тревожными предчувствиями, уступил его принцу Бертраму, а сам шел позади. К ним присоединялись встречавшиеся в коридорах придворные и королевские слуги, так что во двор король спустился уже в сопровождении изрядной свиты.
По дороге принц Бертрам всячески высказывал королю одобрение по поводу коня, которого тот собирался укротить.
- Ничто иное, как древние рыцарские увлечения, веселит сердце человека и позволяет сохранять молодость! - во всеуслышание разглагольствовал он. - Когда, как не в твои цветущие годы, государь, укрощать строптивых коней, спускать соколов, травить собаками лесную дичь! Я и сам, хоть и более, чем вдвое старше тебя, государь, не могу отучиться от страсти к охоте. Сейчас вот привез с собой в Дурокортер могучего мастифа, который один стоит всей своры, - не удержался престарелый принц крови от похвальбы. - Огромный пес, чудовищной силы, он не ведает страха, в одиночку берет взрослого кабана! Сейчас он ждет во дворе, потому что твои слуги не смеют его коснуться. Он никого не подпускает к себе, кроме меня. Да еще неожиданно граф Кенабумский сумел расположить его к себе, - Бертрам обернулся к майордому, все еще исполненный недоумения. - Я глазам своим поверить не мог, когда мой свирепый мастиф держался с тобой, как овечка, в тот раз, когда ты гостил в моем замке!
Карломан загадочно сверкнул зелеными глазами.
- Я умею ладить с животными.
- Да-да, конечно! Но прошу тебя впредь не сманивать чужих животных! - Бертрам не мог скрыть некоторую обиду. Но, закончив говорить с Карломаном, обернулся вновь к королю: - Если ты не возражаешь, государь, испытаем моего мастифа в дурокортерской большой охоте? Ты сможешь поехать туда на новом коне...
Как и ожидал принц Бертрам, в глазах Хлодеберта загорелась "благородная страсть", и он с большим интересом выслушал родича. Но королевский долг все же взял верх, и он произнес с усмешкой, пока спускались по лестнице:
- Лучше не юли лисой, благородный принц Бертрам! Я с удовольствием проверю твоего мастифа на охоте, если он так хорош, как ты говоришь. Но о главном, что мы обсуждали сегодня, все равно не забуду. Привилегии облагать налогами города, стоявшие на землях принцев крови, я не дам! По закону, жители городов - не ваши холопы!
Бертрам возмущенно фыркнул, раздувая пышные усы. Лицо его побагровело.
- Обходить знатнейшие роды, происходящие от Карломана Великого, в пользу ничтожных ремесленников и торгашей, ну и ну! Подумай, государь, не выйдет ли тебе боком пренебрежение своим сословием! Ну как тебе придется собирать войско для битв с чужеземцами? Кто тогда приведет сильных рыцарей и обученные войска под твое знамя? Лавочники, которые копья отродясь не держали в руках? - в голосе принца крови звучало все презрение аристократа к горожанам.
Но король обернулся к Карломану и уловил поддержку в выражении его лица. И решительно проговорил:
- Для войны необходимы не только люди, но и золото, монеты. И, я ручаюсь, скорее ненавистные тебе лавочники согласятся дать их мне, чем надменные принцы крови.
Бертрам едва не оступился на очередной ступеньке, не помня себя от гнева.
- Я предупреждаю тебя, государь: для тебя же лучше не пренебрегать интересами высшей знати, чьи права освящены старинными обычаями времен Завоевания! - запальчиво произнес он.
- То-то и оно, что со времен Завоевания, - многозначительно ответил король, чувствуя за спиной молчаливую, но надежную поддержку Карломана. Даже мать с удивлением взглянула на своего находчивого сына.
- Что ты имеешь в виду, государь? - с недоумением спросил принц Бертрам.
- Только то, что времена меняются, и мы должны следовать им! Чтить наших предков - да, разумеется! - но приноравливаться к новым обстоятельствам. Мне дороги все: и властители, и горожане. Все мы живем в одном королевстве, как в большой семье, где каждый должен чем-то поступиться, чтобы жить сообща. Я требую от принцев крови, чтобы они примирились с жителями вольных городов и признали их независимость и самоуправление. И в Арвернии наступит покой!
Его родственник, вождь мятежных принцев крови, покачал головой в ответ.
- Будь верен своему благородному сословию, государь, тогда и мы будем верны тебе! - теперь уже в словах Бертрама хрипло прозвучала откровенная угроза.
Король оглянулся и проговорил невозмутимо, поймав блестящий взор изумрудных глаз Карломана.
- Не думай меня испугать, благородный принц Бертрам! Я всегда сумею усмирить ветер, - усмехнулся Хлодеберт VI, выходя со свитой во двор.
Его царственная мать гордилась своим сыном. Все-таки ее мальчик вырос достойным сыном Хлодеберта Жестокого, и ему не откажешь в твердости духа! Пусть боги несправедливо рано лишили ее младшего сына, но зато старший будет великим королем, какого заслуживает Арверния!
И Карломан мог гордиться своим царственным братом, что решился поставить на место зарвавшихся принцев крови. Но только внезапно появившееся предчувствие затмевало все остальные мысли. Он боялся за Хлодеберта, идущего навстречу большой опасности, хоть и не видел на его пути смерти, по крайней мере, немедленной. Но как самонадеянно было желание короля укротить ветер!
В конце концов, Карломан решил полагаться на себя и, если потребуется, действовать решительно и быстро, как он умел. И все же, его давила непонятная тоска, не отпускало тяжкое предчувствие, что и ему сегодня не справиться с тем, что должно случиться...
А вороной красавец-конь все стоял под присмотром двух конюхов, ожидая хозяина, который сумеет справиться с ним.
- Как он хорош! Вблизи еще лучше, чем издалека! - проговорил король и, оставив свою мать на крыльце, в сопровождении придворных, направился к коню.
-
Эти предчувствия, конечно, не спроста. Слишком они яркие, чтобы быть просто игрой воображения :( Но если не смерть, то что? Травма?
Я вот думаю, а зачем нужны предчувствия в мире, где всё предначертано норнами? Ну, предчувствуешь ты что-то... изменить-то не можешь :-\
По одному разговору, конечно, судить сложно, но, похоже, Хлодеберт VI мог бы стать очень неплохим королём.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 5
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 1
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 2
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 3
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 4
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 6
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 11
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 10
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 9
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 8
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 7
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 12
-
Эти предчувствия, конечно, не спроста. Слишком они яркие, чтобы быть просто игрой воображения :( Но если не смерть, то что? Травма?
Я вот думаю, а зачем нужны предчувствия в мире, где всё предначертано норнами? Ну, предчувствуешь ты что-то... изменить-то не можешь :-\
По одному разговору, конечно, судить сложно, но, похоже, Хлодеберт VI мог бы стать очень неплохим королём.
Да, не спроста! Гибель на этот раз минует брата Карломана, но изменит судьбы многих.
Иногда предчувствие специально послано... И не вина Норн (Мойр), что интуицию или предупреждение вещуна (пример Кассандры Троянской) не все слышат.
Кассандра, называемая также Александра — в древнегреческой мифологии троянская царевна, наделённая Аполлоном даром пророчества и предвидевшая гибель Трои. За отказ во взаимности Аполлону тот сделал так, что предсказаниям Кассандры никто не верил.
Имя её стало нарицательным, в переносном смысле Кассандра — вестница несчастья. \ Википедия\
Хлодеберт V "Жесткий", Хлодеберт VI (первенец Жестокого) и Хлодеберт VII (внук Жестокого) были хорошими королями (имели большой потенциал для этого).
-
Иногда предчувствие специально послано... И не вина Норн (Мойр), что интуицию или предупреждение вещуна (пример Кассандры Троянской) не все слышат.
Я вот что имею в виду. Вот чувствует Карломан, что брату нельзя сегодня садиться на этого коня. А насколько, вообще, возможно, чтоб Хлодеберт на него не сел? Тем более, если это изменит судьбы многих. Ведь судьбы уже предначертаны норнами. Если норнами предначертано, что Хлодеберт на коня сядет, то как тут поможет предчувствие, что этого делать не надо?
-
Благодарю за новые идеи, мой милый соавтор, эрэа Menectrel! Побольше сил и времени Вам, чтобы вернуться и к "Войне королев" в ближайшем времени! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа katarsis, за столь проникновенные отзывы!
Эти предчувствия, конечно, не спроста. Слишком они яркие, чтобы быть просто игрой воображения :( Но если не смерть, то что? Травма?
Я вот думаю, а зачем нужны предчувствия в мире, где всё предначертано норнами? Ну, предчувствуешь ты что-то... изменить-то не можешь :-\
По одному разговору, конечно, судить сложно, но, похоже, Хлодеберт VI мог бы стать очень неплохим королём.
Возможно, предначертано не все. Они назначают живущему развилки судьбы, на которых он может свернуть в одну сторону или в другую, как витязь на распутье. И тогда пророчества имеют смысл, они подсказывают сделать правильный выбор. Возможно, и у Хлодеберта был шанс избежать несчастья. Но тут опять скрестились два проклятья: вейл и Бересвинды (куда же без нее!)
А если будущее было уже определено точно, и его не избежать, то пророчество могло подготовить человека, чтобы он принял будущую судьбу с достоинством, распорядился оставшимся временем и подготовился бы к своей судьбе морально. В наше время героем считается тот, кто умело выкручивается. Но древние религии, особенно германо-скандинавская, были пронизаны фатализмом. Даже их боги знают из прорицания Вёльвы, что они сами и весь мир погибнут в Рагнарёке, знают, кто должен принести им смерть, и... до той поры достойно выполняют свои божественные обязанности.
Укротить ветер(ОКОНЧАНИЕ)
Апрель 796 года, Дурокортер. Хлодеберт VI, Карломан Кенабумский, Радегунда Аллеманская, Бертрам Затворник.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В то время, как король, приостановившись на нижней ступени крыльца, любовался прекрасным конем, стали собираться и высшие придворные, привлеченные происходящим.
Плавным царственным шагом во двор спустилась королева Бересвинда в сопровождении Альпаиды, жены Карломана, и ее брата, герцога Хродеберга. В то время королева, мать четверых детей, находилась в цвете лет и доступной ей красоты, а возможные для знатных людей способы украшать свою жизнь помогали ей сохранять свой величественный облик как можно дальше. Сейчас, в платье из багряно-алого атласа, в диадемой из крупных рубинов в высокой прическе, Бересвинда сама выглядела сверкающим рубином или пышной розой среди полевых цветов. Неудивительно, что на нее с тоской поднимал глаза Хродеберг, который никак не мог преодолеть в своем сердце роковую страсть. Хотя многие люди сочли бы более привлекательной Альпаиду, идущую позади королевы, ради ее спокойной, неброской красоты (хотя и ей весьма шло одеяние из шелка цвета морской волны, с гарнитуром из крупных аквамаринов). Увидев своего мужа рядом с королем, Альпаида радостно улыбнулась, и одной ее улыбки и просиявших глаз было достаточно, чтобы в одно мгновение сделать ее краше всех на свете.
За дамами последовали и королевские родичи. Первым из них был один из старейших принцев крови, Сигиберт, коннетабль Арвернии. Он искал короля, чтобы узнать, к чему привели прения с Бертрамом. Услышав, что король спустился в конюшенный двор, Сигиберт проворно, как молодой, поспешил к нему. Его сопровождали: Риваллон Сто Воронов, бывший майордом, а ныне хранитель печали, младший сын Сигиберта, маршал Хлодомер, и внук, Магнахар, а также маршал запада, Дагоберт Лис. Последним, немного замешкавшись позади старших вельмож, появился младший сын принца Бертрама, граф Роберт Амьемский, в то время успешно делавший карьеру в канцелярии, подающий большие надежды юрист. Он направился к отцу, желая узнать, договорился ли тот с королем. Также за королем следовал командир паладинов, Бруно Молниеносный, которому полагалось всегда находиться рядом.
Зрители собрались, чтобы увидеть, как король Арвернии попытается укротить ветер. А король не спешил, ему хотелось еще немного полюбоваться прекрасным конем, подаренным матушкой. Как он хорош, какой изгиб шеи, изящная, как у оленя, голова, и такие же стройные ноги! "Закажу придворному художнику написать мой портрет верхом на этом коне", - решил про себя Хлодеберт.
В это время к принцу Бертраму подошел огромный мастиф, тот самый, о котором он говорил королю. Это было огромное животное, происходящее от древних армориканских боевых псов, смешанных с арвернскими молосскими собаками. Его мощное тело казалось отлитым из металла, под гладкой палевой шкурой четко обрисовывались бугры мускулов. С огромной, как у медведя, головы с черной складчатой мордой глядели небольшие темные глаза с красноватыми белками - признак свирепости у собак. Это чудовище весило никак не меньше взрослого крупного мужчины. Увидев своего хозяина, мастиф подошел к нему и уселся рядом, подставив голову под руку Бертраму. Тот рассеянно погладил пса по голове, и животное благосклонно приняло ласку, не забывая угрожающе поглядывать на окружающих. Впрочем, никто и не стремился приближаться к принцу крови, охраняемому таким надежным сторожем. Даже Роберт остановился в нескольких шагах от отца, не то опасаясь мастифа, не то не желая заводить разговор прилюдно.
Между тем, королева Бересвинда, выходя на крыльцо, продолжала со своими спутниками светскую беседу, начатую по пути:
- Как хорош сегодняшний день, не правда ли? - проговорила она, обращаясь к Хродебергу. - Вообще, я нахожу карломонат самым приятным месяцем в году. Солнце уже согрело землю, и все живое расцветает, и дышится легко, потому что еще нет летней жары. Неудивительно, что великий император назвал именно этот месяц в свою честь.
- Карломонат назван в честь Карломана Великого потому что он родился в этом месяце, - пояснил Хродеберг, радуясь случаю побеседовать с дамой своего сердца. - Прежде этот месяц называли блидмонат, "месяц цветов".
- Ах, вот как! Благодарю тебя, любезный герцог Хродеберг, за внимание и учтивые пояснения! - кокетливо пропела Бересвинда, повышая голос, так что ее услышал царственный супруг, как раз в это время любовавшийся конем.
Воспользовавшись тем, кто Хлодеберт немного задержался, Карломан еще раз попытался убедить брата не садиться на этого коня.
- Государь, прошу тебя, откажись от поездки на этом жеребце! Хотя бы не сегодня, в другой день. Возможно, тогда тебе не будет грозить опасность. Поверь мне, Хлодеберт, в память о нашем отце!
И, может быть, в других обстоятельствах король и отложил бы объезжание коня. Он привык доверять предчувствиям Карломана, а его интонации и напоминание об отце ясно говорили, что дело очень важное. Однако тут как раз до Хлодеберта донесся голос жены, обращавшейся к Хродебергу, и король разозлился. Что Бересвинда себе позволяет?! Как может прилюдно любезничать с Хродебергом? Самому Хлодеберту случалось провиниться перед женой, но его больно задевало, когда она демонстрировала ему пренебрежение. Да еще его кузен тут как тут!
Нет, будь что будет, но он усмирит этого коня. Укротит ветер. И пусть все знают, на что способен он, король Арвернии, в том числе и его царственная супруга.
Он махнул рукой, обращаясь к Карломану.
- Будь что будет, я ничего не боюсь! - и он направился через двор, к ожидавшему его прекрасному коню.
Карломан с ощущением бессилия и отчаянной тоской наблюдал, как его царственный брат подошел к скакуну. Как водится, сперва погладил и похлопал его, знакомясь, прежде чем сесть верхом. Затем одним стремительным движением взлетел в седло. Помощь конюхов, готовых подсадить короля, при этом не потребовалась.
Что ж, Хлодеберт VI не зря именовался королем-рыцарем: мало кто умел править конем лучше него. Жеребец лишь в первое мгновение зауросил, пытаясь проявить строптивость. Король тут же совладал с ним и, сжав коленями конские бока, послал вороного красавца вскачь. Конь с легкостью проскакал вокруг двора, неся царственного всадника. Когда поворачивали обратно к крыльцу, Хлодеберт помахал рукой своей матери, благодаря ее за подарок. Вдовствующая королева с гордостью любовалась красавцем сыном, так искусно правящим великолепным конем. А королева Бересвинда подняла голову, не сводя глаз с супруга, как он и хотел.
Один лишь Карломан продолжал настороженно следить за братом. Хотя все, как будто, шло хорошо, тревожное предчувствие не отпускало его. Чего от него хотят боги? Чтобы он изменил то, что еще возможно, или чтобы с достоинством принял предначертанное норнами?
Альпаида, Дагоберт и Риваллон, лучше других знавшие Карломана, тоже продолжали следить за королем, угадывая по поведению майордома, что дело непросто. Но иные из присутствующих уже потеряли интерес к новому королевскому коню, и вернулись к своим обычным заботам.
Так, принц Бертрам заметил среди присутствующих Сигиберта и ехидно усмехнулся. Между ними всегда были сложные отношения, и с годами не добавилось понимания. Ныне они были одними из старейших принцев крови. Сигиберту исполнилось семьдесят шесть лет, Бертраму - семьдесят, но эта разница не имела значения, когда большинство родичей годились им в сыновья, а то и во внуки. Главное различие - в том, что Сигиберт всю жизнь служил королям и Арвернии, а Бертрам сам жил как король в своих владениях, никому не давая отчета. И вот, теперь он, гладя складчатую шкуру своего мастифа, нагретую солнцем, решил подразнить кузена:
- Как самочувствие, благородный принц Сигиберт? Если вдруг начнется война, тебе в твои семьдесят шесть лет, пожалуй, будет трудно командовать войсками! Если же ты слишком долго станешь цепляться за свой пост, тебя отправят в отставку, как последнего холопа.
Сигиберт ждал чего-то подобного, и ответил с достоинством:
- Если мне будет трудно, я уступлю место более молодым, ибо вырастил достойных преемников, - он обвел рукой круг, показывая на двух маршалов, Дагоберта и Хлодомера. - А ты зря надеешься на расширение ваших старинных привилегий, Бертрам! Передай своим единомышленникам, чтобы смирились.
Разгневанный принц Бертрам топнул ногой. И тут же в горле его мастифа зародился, набирая силу, глухой нутряной рык, словно исполинскому псу передавалась ярость хозяина.
- Меня-то, по крайней мере, моих владений никто не лишит! - высокомерно заявил Бертрам.
Сигиберт насмешливо покачал головой.
- Могут и лишить, если не сбавишь спеси! Впрочем, я думаю, твои сыновья уже не сочтут для себя зазорным служить королю.
При этих словах Бертрам даже затрясся от гнева, побагровел, словно медь в горне. Его рука, лежащая на голове собаки, задергалась, передавая животному токи сильнейшего раздражения.
Массивная голова мастифа повернулась к Сигиберту, глаза налились кровью, а уши угрожающе прижались к голове. Он давно уже ворчал, предупреждая, чтобы никто не подходил к ним с хозяином. А тут разинул огромную пасть и оглушительно залаял. Да, это можно было назвать лаем, поскольку речь шла о собаке, но скорее эти громоподобные звуки напоминали страшный звериный рев.
Ничего бы не случилось, если бы принц Бертрам не взял с собой мастифа, желая похвастаться им перед королем. Или если бы хотя бы он не затеял спор с Сигибертом. Или если бы король не решил показать себя перед Бересвиндой...
От страшного лая испуганно вздохнули почти все присутствующие. А конь короля Хлодеберта метнулся в ужасе совсем в другую сторону, так стремительно, что всадник не сумел справиться с ним.
Потеряв равновесие, король выпал из седла, завалился на бок. Одна нога его застряла в стремени, и конь поволок его по камням двора.
Все закричали разом, не веря своим глазам, но сознавая быстрее разума, что случилось.
- Государь! - закричали вразнобой несколько мужских голосов.
- Хлодеберт! - крикнула королева Бересвинда, бледная как мел. Она пошатнулась и упала бы, не подхвати ее Хродеберг.
Но страшнее всего был вопль королевы Радегунды, рухнувшей на колени. Что она кричала, было не разобрать, да и не слышалось в ее голосе никаких членораздельных звуков. Лишь безумный вопль матери, лишившейся одного сына, и теперь видевшей, как она успела подумать, гибель второго...
Это было все, что успел разобрать Карломан, в тот миг как быстрее молнии бросился наперерез бешено мчащемуся коню, что волочил тело его брата.
Кто-то еще ухватил его за руку. Кажется, Магнахар. Ну да, это его сводный брат крикнул ему с белым от ужаса лицом, когда увидел, что он собирается делать.
- С ума сошел? Конь тебя затопчет!
У Карломана не было времени ничего ответить. Он лишь полоснул Магнахара таким взглядом, что тот отпустил его руку. И быстро, но плавно шагнул навстречу скачущему коню.
Услышал за спиной новую серию испуганных возгласов. Кажется, в этот миг все представили, что Арверния лишится разом и мужественного короля, и мудрого майордома. Если бы Карломан мог еще оглянуться, он бы увидел, как Альпаида, позабывшая дышать, смотрит на него немигающим взором, боясь хоть на миг отвести глаза, словно тем самым предала бы своего доблестного супруга. И даже прославленный своим хладнокровием принц Дагоберт в тот миг не мог совладать с горячими эмоциями. А побледневший от страха почтенный Сигиберт замер, стиснув руки, и словно окаменел. Риваллон же по прозвищу Сто Воронов, перед глазами которого уже предстала ужасная картина обезображенного тела младшего внука, лежавшего в луже крови, лишь беспомощно качал головой...
Но Карломану было не до них. Он бросился наперерез коню и неуловимым движением перехватил его под уздцы, уворачиваясь от бешеного удара копыт. Остановившийся жеребец, тотчас вставший на дыбы, тотчас бешено забил копытами, каждый удар которых мог расколоть череп человеку или волку. Но Карломан ловко уворачивался от ударов, и при этом не отпускал поводьев, так что конь был вынужден остановиться. Непостижимым для других образом, майордом продолжал удерживать его. Он видел, как конь дрожит от волнения, как белая пена падает с его губ на удила. Сам Карломан чувствовал крайнее напряжение, его плечи и руки горели от усилий, прилагаемых, чтобы сдерживать коня. Но это не имело значения. Не одну грубую силу он противопоставлял безумному ужасу животного.
- Во имя Кернунаса, покровителя всего, что бегает, плавает и летает, носит мех, чешую или перья! Я, Хранитель, велю тебе: остановись и успокойся! - приказал Карломан "скрытым" голосом, так что услышал его только конь.
Имя бога-покровителя животных волшебным образом усмирило коня, как и волны силы, что излучал говоривший. Конь перестал брыкаться, и больше не пытался бежать, меж тем как Карломан продолжал гладить его по голове и шее, по взмыленному крупу.
- Вот так! Теперь стой смирно, не мешай нам спасти короля. Так, молодец! В случившемся твоей вины нет, хоть, я боюсь, последствия будут большие. Тебе я обещаю: больше никто не будет тебя пугать, как сегодня. Понял? Вот так, хорошо!
Пока Карломан беседовал с конем, подоспевшие Хлодемер, Магнахар и Бруно отцепили от стремени короля, бережно подняли его, стараясь не причинять новых повреждений. Насколько можно было видеть, у него была сломана и неестественно вывернута нога, и бок сильно помят. Когда его подняли на руки, он застонал, и так окружающие поняли, что он жив.
Сигиберт и Дагоберт первыми пришли в себя, стали распоряжаться сбежавшимися слугами.
- Носилки сюда! Лекаря! Приготовьте в покоях короля удобную для раненого постель! Вызовите лучших королевских хирургов! - командовали они, как на поле боя.
Слуги разбежались, как мыши, а родичи короля, которого уложили пока на сложенные плащи вельмож, стояли вокруг, не зная, что делать.
Королева Бересвинда склонилась к супругу, бережно коснулась его руки и убедилась, что он жив. Это немного успокоило ее, и она смогла перевести взгляд на свою тетку и свекровь, Радегунду Аллеманскую. Та, согнувшись над телом сына, ощупывала его, как слепая, глотая слезы. Бересвинда могла разделить ее горе. Стоило ей представить несчастье с одним из ее детей, как темнело в глазах.
Альпаида приблизилась к королеве-матери, помогла ей подняться на ноги.
- Государыня, не убивайся так! Король жив, ты же видишь! Мой муж Карломан спас его! Все обойдется! Король будет жить!
Радегунда огляделась вокруг, еще не осознавая как следует, что происходит. Не сразу до нее дошло то, что и представить себе не могла: Карломан спас ее царственного сына!
Сам Карломан подошел к королю чуть позже. Он чувствовал себя усталым и разбитым. Правда, он спас жизнь своему царственному брату. Но предчувствие все же сбылось, и с этого дня начнется новая цепь событий.
И еще один человек среди собравшихся был потрясен почти так же сильно, как королева-мать. Это был принц Бертрам, так и оставшийся стоять со своим мастифом в одиночестве. Никто больше не обратился к нему со словом, даже его сын Роберт стоял поодаль, ожидая, когда отец позовет его. А тот не двигался с места, не в силах поверить, что по его вине, пусть и невольной, король Арвернии, кровный родич, искалечен, а может, и умирает. Правда, Бертрам мечтал победить короля, чтобы тот не смел навязывать принцам крови нелепых требований, будто своим слугам. Он готов был, если потребуется, поднять против короля других вельмож и их владения. Но цареубийства никогда не желал, он мог поклясться на своем мече! Кровь рода Карломана Великого - это святое. Кроме того, мертвый король не смог бы признать вину за притеснение своих благородных родичей. И теперь Бертрам готов был молиться любым богам, обещать что угодно, ради спасения короля.
Слуги принесли носилки. С ними подоспели и двое лекарей, стали осторожно осматривать раненого. У Хлодеберта оказалась сломана нога и четыре ребра. Когда его укладывали на носилки, он застонал и открыл глаза. Огляделся мутным взором, пытаясь узнать лица собравшихся вокруг. Наконец, сквозь туманную пелену прорвались изумрудные глаза Карломана. Брат глядел на него печально и укоризненно. Хлодеберт ощутил вину за то, что не послушал его. Но говорить не было сил. Он почувствовал, что его куда-то несут, и боль все сильнее пронизывала тело. Поймав на ощупь руку Карломана, он притянул его и прохрипел:
- Брат мой, майордом граф Карломан Кенабумский, будет регентом Арвернии вплоть до моего выздоровления! - и король вновь потерял сознание.
Собравшиеся вокруг родичи короля переглянулись. Сигиберт, Риваллон и Дагоберт первыми склонили головы. Остальные последовали их примеру. Королева Бересвинда мгновением позже проговорила:
- Да будет так!
И даже королева Радегунда впервые в жизни кивнула Карломану, соглашаясь. Похоже, она наконец-то взглянула другими глазами на сына Гвиневеры, что спас жизнь ее сыну.
Так Карломан стал регентом Арвернии, и исполнял свои обязанности с середины весны до осени, пока его царственный брат был прикован к одру болезни. Именно тогда его прозвали Почти Королем, и он сам признавал себя им, подписывая государственные документы, скрепленные королевской печатью. Но сам он был рад, когда его царственный брат вернулся к делам.
Все это время во всех храмах Арвернии возносили торжественные молитвы ради выздоровления короля. Его семья и все значительные вельможи разослали в святилища богатые дары. Больше всех одарил храмы принц Бертрам. "Хочет искупить свою вину", - злословили придворные.
Увы, все последствия вины Бертрама и его мастифа сказались лишь со временем. Ибо, хотя король выздоровел после падения с коня, он остался хромым, да и сломанные ребра давали о себе знать в самое неподходящее время. И вот, летом следующего года, когда король-рыцарь решил проверить на турнире, полностью ли восстановились былые навыки, ему не хватило подвижности, чтобы как следует уклоняться от ударов противника. Хромота помешала править конем, старые переломы не дали уклониться достаточно быстро. Копье его противника сразило короля наповал!
Так погиб король Хлодеберт VI. Он не сумел укротить ветер в конском обличье и не успел докончить укрощение мятежных принцев крови, хоть и заключил с ними перемирие. Это закончил, уже после безвременной гибели брата, Карломан Кенабумский, Почти Король, вновь ставший регентом при юном племяннике. Он сумел обуздать своеволие вельмож и заставил их повиноваться королевской власти.
Возможно, чашу весов склонило на его сторону и то, что самый знатный и влиятельный из принцев, Бертрам, отошел от дел после гибели Хлодеберта VI, вину в которой, хоть и невольную, он чувствовал всю оставшуюся жизнь. Отпустив сыновей служить при дворе, он никогда больше не покидал своих владений, за что был прозван Бертрамом Затворником. Пожалуй, чувство вины произвело в нем перемену ума, какой в его годы не совершило бы ничто иное.
Семейные несчастья умудрили не только Бертрама. Со временем даже королева Радегунда Аллеманская примирилась с Карломаном, перестав подозревать в нем врага. Лишившись обоих сыновей, она жила надеждой воспитать великого государя из старшего внука. И в этом майордом становился ей союзником.
Судьба, предрешенная норнами, и воля самого человека творят жизнь, как солнце и земля растят зерно. И никто не узнает, чей же вкус в хлебе.
-
Чего от него хотят боги? Чтобы он изменил то, что еще возможно, или чтобы с достоинством принял предначертанное норнами?
Спасибо, теперь понятно, как тут устроено.
- Во имя Кернунаса, покровителя всего, что бегает, плавает и летает, носит мех, чешую или перья! Я, Хранитель, велю тебе: остановись и успокойся! - приказал Карломан "скрытым" голосом, так что услышал его только конь.
Скрытый голос - это какой? На сверхнизкой (сверхвысокой) частоте, которую люди не улавливают?
Да уж, подобное сочетание факторов было не предсказать без магии, неудивительно, что Карломану не поверили. Надеюсь коню ничего не сделали за то, что он сбросил короля? А то всякое бывает.
После такого не удивительно, что Радегунда переменила отношение к Карломану. Иначе это была бы уже клиника.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Скрытый голос - это какой? На сверхнизкой (сверхвысокой) частоте, которую люди не улавливают?
Да, бисклавре владеют более широким спектром звуковых частот. Это им зачастую помогает при общении между собой, с животными и альвами.
Да уж, подобное сочетание факторов было не предсказать без магии, неудивительно, что Карломану не поверили. Надеюсь коню ничего не сделали за то, что он сбросил короля? А то всякое бывает.
Я тоже надеюсь, что коня (как и мастифа, кстати), пощадили. А то, могли бы возникнуть у некоторых мысли наказать их за несчастье с королем. Эрэа Menectrel сказала, что Карломан выкупил коня и собаку, поговорив предварительно с Бертрамом и Радегундой Аллеманской.
После такого не удивительно, что Радегунда переменила отношение к Карломану. Иначе это была бы уже клиника.
Ага! :) Хотя открыто она станет поддерживать Карломана немного позже, уже при своем старшем внуке. Собственно, перемене в их отношениях посвящен наш следующий рассказ! :)
Примирение (НАЧАЛО)
Сентябрь 798 года. Дурокортер. Хлодеберт VII, Карломан Кенабумский, Радегунда Аллеманская.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Прошел год после гибели короля Хлодеберта VI. На престол взошел его старший сын, ставший королем Хлодебертом VII. Некоторое время он правил под руководством Регентского Совета во главе со своим дядей, графом Карломаном Кенабумским, майордомом Арвернии.
Ныне молодому королю исполнилось шестнадцать лет. По арвернским законам, он считался совершеннолетним, и был уже женат на своей кузине, принцессе Регелинде Адуатукийской. Но жениться куда проще, чем править королевством, и юный король продолжал учиться у опытных политиков, а прежде всего - у своего любимого дяди, Карломана. И майордом охотно помогал ему, причем заботился о том, чтобы юный король не просто учился, но приобретал опыт.
В этом Карломан не находил понимания у королевы-матери, Бересвинды Адуатукийской. Та продолжала видеть в своем сыне ребенка и, будь на то ее воля, всю жизнь оберегала бы его от лишних трудностей. Но зато неожиданным союзником стала королева-бабушка, Радегунда Аллеманская. Всю жизнь ненавидевшая Карломана, сына своей соперницы, она, наконец, прониклась к нему уважением, видя его искренние заботы о благе Арвернии и королевской семьи.
И, когда Карломан давал советы молодому королю, Радегунда старалась быть рядом, чтобы ничего не упустить из виду.
Так произошло и в тот день в начале осени, когда король вместе с Карломаном прогуливались по саду.
Первый осенний месяц неспроста назывался в Арвернии виндмонат - Месяц Ветров. В самом деле, в саду в тот день дул сильный ветер, развевал фамильные черные волосы Хлодеберта и Карломана. Ветер шевелил листву на деревьях и кустах, как бы проверяя: не настала ли пора оборвать ее и унести следом за перелетными птицами?.. Но листья были еще крепки и свежи. Как ни гнулись садовые деревья и кусты под хлесткими ударами ветра, он не мог их одолеть. Еще не пришло время им увядать. Щедрое арвернское солнце пока дарило листьям достаточно жизненной силы. Лишь некоторые из невысоких кустарников окрасились в багряные и желтые тона, создавая в саду красивую пеструю мозаику. На клумбах зацветали пестрые розы.
Юный король и его дядя не спеша прогуливались по садовым тропинкам. У них выдался свободный час, и они хотели провести его, отдыхая от дел. Только что закончилось судопроизводство, составлявшее едва ли не самую утомительную из королевских обязанностей. Никто не обращался к правосудию самого короля с простым делом, какое мог разрешить обычный судья где-нибудь в провинции. Нет, к нему взывали обычно после долгих лет тяжбы, запутав предварительно дело до неузнаваемости, пройдя по всем судебным инстанциям. Обращались зачастую после того, как, не в силах разрешить дело с помощью пера и чернил, его участники успевали пустить в ход меч. Только когда судьи более низкого уровня убеждались, что им не разрешить дела по справедливости, они объявляли, что лишь сам король способен прекратить тяжбу. Обычно к тому времени они успевали вытянуть уйму золота и у истца, и у ответчика, обещая каждому решить дело в их пользу. Некоторые земельные тяжбы были начаты еще при Хлодеберте Жестоком, и теперь их продолжали уже сыновья былых противников. Неудивительно, что рассудить их по справедливости было настоящей головной болью для молодого короля. Хоть он и усиленно вникал в законы, но ему было бы трудно без советов дяди Карломана.
Даже ветер в саду, приносящий запахи поздних цветов и влажной земли, не помогал Хлодеберту в одночасье выбросить из головы недавние напряженные занятия.
- Надеюсь, что два баронских семейства, двадцать лет судившиеся из-за границ и учинявшие набеги на земли друг друга, смирятся с моим решением? - с надеждой проговорил он.
Карломан мягко улыбнулся, вспомнив, как его царственный племянник объявил свой приговор разъяренным баронам, что не раз пытались решить свой спор как поединками, так и разбойничьими набегами.
- Думаю, им придется смириться. Ведь ты заставил их подписать примирение и поцеловать меч в знак клятвы. Если они продолжат вражду, то будут объявлены вне закона и лишены всех владений - оба рода, со всеми их потомками. Я рад, что у тебя, мой государь, достаточно мужества говорить в лицо таким упрямым воинственным зубрам, так чтобы они почувствовали твою силу. Пусть знают, что королевская власть стоит над произволом, и способна их обуздать! Со временем упрямые старики вымрут, а их наследники еще почтут за честь для себя служить короне!.. Но почему ты так напряженно об этом думаешь, Хлодеберт? Отдыхай, и пусть осенний ветер выдует из твоей головы лишние заботы!
Молодой король потер пальцами складку меж бровей и обернулся к дяде.
- Это, наверное, потому что я чуть не совершил ошибку. Ведь я сам не нашел ту статью свода законов, от 375 года, а без нее вынес бы совершенно иное решение, и тогда бароны продолжали бы сражаться между собой! Дядя Карломан, а почему ты сразу не указал мне на эту статью?
Майордом поглядел в лицо племяннику, и его зеленые глаза таинственно блеснули.
- Я указал тебе на нее, когда пришло подходящее время! А до того... догадайся сам, почему я не вмешивался!
Хлодеберт задумался, и его юное лицо, к которому лишь недавно стала прикасаться бритва, окрасилось румянцем легкой досады.
- Ты нарочно позволил мне совершить ошибку...
- Чтобы ты помнил впредь, как важно не допускать их, - договорил Карломан, беря короля под руку. - Я думаю, после того, как твоя торопливость едва не испортила чью-то жизнь, ты больше никогда не будешь принимать решений, не проверив всех обстоятельств дела. Правда же?
Хлодеберт кивнул, пристыженный. Как же он сам не вспомнил вовремя от статье закона от 375 года, ведь думал, что внимательно изучил свод законов под руководством дяди Карломана!
- Я сделаю все, чтобы не только помнить все законы, действующие в Арвернии, но и уметь вовремя применить каждый из них, как ты и граф Амьемский!
Карломан улыбнулся про себя. Он видел, что у старшего племянника незаурядные способности. Если боги будут милостивы, Хлодеберт VII продолжит дело своих деда и отца, станет не мене достойным королем, чем были они...
Если только проклятье вейл, тяготеющее над королями Арвернии, не погубит и этого многообещающего юношу, как уже взяло их предшественников!
Майордом постарался скрыть опасения не только от Хлодеберта, но даже от самого себя, ибо знал по опыту, что порой мысли о возможной беде накликают ее. Хотя столь же часто судьба довольствуется тревогой о будущем, будто принимает ее в жертву, и оставляет в покое того, кого хотела погубить, и беда обрушивается на другого, кто ничего не подозревал.
- Это очень похвальное желание, мой государь! Я вижу, что тебе достанет не только желания задумывать смелые свершения, но и прилежания, чтобы их исполнять. Не каждый из молодых мужчин обладает такими качествами, хотя бы норны и предназначали его для королевского трона!
Юный король глубоко вздохнул, словно подумал о чем-то, омрачающем его жизнь.
- Ты видел, дядя Карломан, какое лицо было у моей матушки во время судебного заседания? Ручаюсь, что она не поняла, зачем ты дал мне право на ошибку! Ее так и тянуло объявить, что мне еще рано разбираться в столь сложных делах.
- Твоя матушка, королева Бересвинда, желает тебе добра, - произнес Карломан ровным голосом, без выражения.
Король снова вздохнул в ответ.
- Конечно, она моя мать, и я тоже ее люблю! Но лучше бы ей поменьше вмешиваться в мои дела. У нее есть младшие дети - мои братья и кузены, пусть их и воспитывает. Я знаю, что, если бы не ты, дядя Карломан, матушка согласилась бы вручить мне бразды правления не раньше, чем у меня вырастет большая борода. Она позаботилась о моей женитьбе, но вовсе не о моей готовности к государственным заботам. Если бы я во всем следовал ее воле, был бы мужчиной только по ночам в постели, а днем превращался бы в детеныша-несмышленыша.
Карломан снова сдержал улыбку, хотя ему нравилась горячность племянника. У Хлодеберта сейчас тот период, когда подрастающие юноши пробуют силы и самонадеянно воображают, что уже узнали все на свете, и что в советах родителей нет смысла. Его старшему племяннику еще посчастливилось: он все же сохранил уважение к здравому мнению, не проникся ничем пока не обоснованной уверенностью, что он знает все на свете лучше других. Глядя на молодого короля, майордом вспоминал собственную юность: их с Альпаидой любовь и начало супружества, как он осваивался в доставшемся его графстве Кенабумском. Но ведь он был оборотнем, не говоря уж о том, что ему необыкновенно повезло с наставниками и старшими родичами. Жизненные обстоятельства у его царственного племянника были совсем иными.
- Твоя матушка хочет защитить тебя от излишних, по ее мнению, тягот, - обратился он к юноше вслух. - Но все же она не права. К любому предназначению следует готовиться заранее. И сына ремесленника, и сына рыцаря начинают учить с детства, а не когда человек повзрослеет.
- Это точно! - усмехнулся король. - Недавно мой братец Хильдеберт, играя в рыцарей, разбил мне нос до крови деревянным мечом.
- Вот кого тоже еще учить и учить, -кивнул Карломан и продолжал, обращаясь к старшему племяннику: - Так и король должен быть готов к самым трудным обстоятельствам не когда они встанут перед ним, а сегодня, сейчас, заранее. Учиться на советах старших и на собственном опыте. Не садясь на коня, не научишься ездить верхом, не войдя в воду, не поплывешь. Так и править королевством учатся постепенно, на жизненных примерах. А чтобы ты не совершил по неопытности непоправимой ошибки, я рядом с тобой и могу помочь, если потребуется.
Юноша с благодарностью сжал руку дяде.
- Я навсегда запомню, как ты добился моего признания совершеннолетним! И как моя матушка яростно протестовала, но бабушка Радегунда поддержала тебя, и тогда весь Совет смолк.
- От удивления, я полагаю, - усмехнулся Карломан, но затем серьезно добавил: - Твоя бабушка долгое время ненавидела меня. Но гораздо важнее, что она желает добра Арвернии и своей семье. Сейчас, после смерти твоего отца и дяди Теодеберта, ты - ее надежда. А королева Радегунда разбирается в воспитании королей лучше королевы Бересвинды.
Не спеша двигаясь вместе с племянником вдоль длинной каменной стенки, по которой вились виноградные лозы, Карломан делал вид, будто совсем не слышит шаги по ту сторону стены и шорох чьего-то платья. Траурного платья, как он знал точно.
И действительно, скрытая от их взглядов стеной, прогуливалась по саду вдоствующая королева Радегунда Аллеманская, за которой в отдалении следовали четыре фрейлины. Вдова Хлодеберта Жестокого, похоронившая обоих сыновей, сильно постарела, согнулась. Она всегда была бледна, а сейчас словно выцвела, будто горе вморозило ее в лед. Она больше не была королевой-матерью, это звание перешло к ее племяннице и невестке, Бересвинде Адуатукийской. Но она все еще оставалась государыней Арвернии, и не оставляла надежд увидеть на престоле подлинно великого короля. Ее радовали успехи старшего внука, и она надеялась, что он превзойдет своих деда и отца. Ради его будущего Радегунда готова была заключить союз хоть с волком Фенриром, если потребуется.
Вот почему она сейчас следовала за внуком и внимательно слушала его беседу с Карломаном. Благо, слух у старой королевы был по-прежнему хорош, и ветер доносил к ней каждое слово. И теперь Радегунда усмехалась про себя, особенно когда речь зашла о ней самой.
Ничего не скажешь: было время, когда она ненавидела сыновей своего супруга от Гвиневеры Армориканской так сильно, что готова была на любое преступление. Быть может, за Хлодиона боги и взыскали с нее двукратно!.. Но жизнь все расставляет по местам, и учит тех, кто способен научиться. Преподала она жестокий урок и ей, королеве Радегунде. Еще когда Карломан спас жизнь ее царственному сыну, едва не убитому конем, старая королева изумилась, своими глазами наблюдая его самопожертвование. То, что он рисковал собой ради своего царственного брата, было настолько очевидно, что оставаться в прежнем предубеждении по поводу него мог бы лишь умалишенный. И впоследствии, пока Почти Король был регентом, Радегунда пристально следила за ним, и не могла заметить ни одного действия, которое не шло бы на пользу ее семье.
И теперь, слыша его разговор с ее царственным внуком, старая королева готова была согласиться с каждым словом Карломана, о том, что он говорил о королевском воспитании. Все было правильно! Майордом делал для молодого короля все, что считала необходимым и она, Радегунда. После всех постигших ее утрат, вдова Хлодеберта Жестокого жила надеждой на старшего внука. У него было все, чтобы возвеличить Арвернию, прославив заодно и свое имя, - сегодняшнее судопроизводство это доказывало. И вовсе не Карломан препятствовал юноше развиваться, как должен король Арвернии, - отнюдь, он в очередной раз доказал даже Радегунде свою преданность королевскому дому! Ныне, сама того не понимая, на пути у молодого короля становилась его мать, королева Бересвинда. Она, кажется, готова была всю жизнь сама править Арвернией вместо своего сына, и вовсе не заботилась, чтобы из него вырос достойный правитель. Радегунду удручало, что ее племянница и невестка, почитающая себя мудрейшей, в вопросах материнства оказалась глупа, как гусыня. Ее второй сын Теодеберт рос неженкой, а Хильдеберт - вспыльчивым задирой, и оба глядели на жизнь не иначе как глазами своей матери. Хвала Всеотцу Вотану, старший мальчик, Хлодеберт VII, проявлял гораздо больше здравого смысла! Но ему предстояло еще многому научиться. И в этом союзником Радегунды становился Карломан.
-
***
Хлодоберт VI (763 – 797 = 34) + Бересвинда «Адуатукийская\Паучиха» (765 – 860 = 95)
Брак заключен в 781 году (Ему 18, Ей 16). Троюродные брат и сестра. Бабушка Хлодоберта VI родная сестра деда Бересвинды.
Их Первенец:
Хлодоберт VII (782 - 804 = 22) Правил с 15 лет. Годы Правления: Лето 797 – Лето 804 = 7
Назван в честь деда и отца. До его совершеннолетия (в 16 лет) реальную власть осуществлял Регентский Совет. Фактически вплоть до своей смерти периодически советовался в делах государства и личных дел со своим дядей Графом Карломаном Кенабумским, что занимал должность Майордрома. Имел более независимый характер, чем младшие братья. Апоплекстический удар (Инсульт).
Первый Брак заключен в 798 году: Регелинда «Адуатукийская» (782 – 801 = 19) Племянница Бересвинды, дочь ее старшего брата. Кузина Хлодоберта VII. Умерла от родильной горячки.
Их Дети:
1. Хлодоберт VIII «Дитя» (799 – 809 = 10) Правил с 5 лет. Годы Правления: 804 - 809 = 5.
Назван в честь прадеда, деда и отца. Реально власть была в руках Регентского Совета. «Дитя» царствует, «Почти Король» правит. Черная Оспа.
2. Регелинда «Арвернийская» (801) Названа в честь матери. Властная и волевая.
Второй Брак заключен в 802 году: Матильда Де Кампани (783) Дочь Графа Гуго Кампанийского (Канцлера в Королевском Совете). Была фрейлиной и близкой подругой Регелинды «Адуатукийской» . Именно она «вытащила» овдовевшего монарха из депрессивного состояния.
Их единственная дочь:
Адельгейда «Арвернийская» (803) \Авторы первоначально хотели назвать ее Аделаидой\. Имеет более мягкий характер, чем ее единокровная сестра.
***
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 5
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 1
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 2
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 3
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 4
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 6
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 11
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 10
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 9
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 8
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 7
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 12
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская) 13
-
Всегда приятно, когда старые враги примиряются. Правда, примиряются они, обычно, против общего врага ;D А здесь даже почти не так. Бересвинда - она же не против, чтобы её сын стал приличным королём. Она просто хочет беречь его от всех проблем и невзгод, а также трудностей и неприятностей, пока править сама, а Хлодеберт чтоб потом раз - и превратился в сильного и мудрого короля. Идеальный же план! Что, вообще, может пойти не так?;D
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Всегда приятно, когда старые враги примиряются. Правда, примиряются они, обычно, против общего врага ;D А здесь даже почти не так. Бересвинда - она же не против, чтобы её сын стал приличным королём. Она просто хочет беречь его от всех проблем и невзгод, а также трудностей и неприятностей, пока править сама, а Хлодеберт чтоб потом раз - и превратился в сильного и мудрого короля. Идеальный же план! Что, вообще, может пойти не так?;D
Как Вы и говорили, Гера и Геракл, наконец, примирились! ;)
У Бересвинды, разумеется, благие намерения, тем паче еще при жизни ее старшего сына, однако с ней никаких врагов уже не требуется. :'(
Примирение (ОКОНЧАНИЕ)
Сентябрь 798 года. Дурокортер. Хлодеберт VII, Карломан Кенабумский, Радегунда Аллеманская.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Старая королева и майордом продолжали свою игру. Она скрывала свое присутствие, а он делал вид, что вовсе не подозревает о нем. Как бы невзначай, Карломан приостановился вместе с молодым королем возле резной садовой скамейки. Он стоял возле куста жимолости, и король продолжил беседу с ним, действительно не подозревая, что за стенкой, увитой виноградом, прячется его бабушка. А та остановилась и чутко прислушивалась, даже отодвинула в сторону листья и черные, налитые соком гроздья, чтобы можно было наблюдать за собеседниками, там где садовая стенка понижалась.
И, пока Радегунда слушала их беседу, все больше убеждалась, что лишь Карломан достаточно мудр, чтобы суметь достойно воспитать ее царственного внука. Он доказал это всей жизнью. А ее невестка Бересвинда в своей любви к детям глупа и слепа, как некогда была она сама.
Карломан с улыбкой обратился к племяннику:
- Я горжусь тобой, государь! В сегодняшних судебных прениях ты держался, как подобает потомку Карломана Великого. А теперь постарайся на сегодня отвлечься от всех забот. Пренебрегать ими ни в коем случае нельзя, но и постигнуть все разом, в одночасье, не получится. Отдыхать тоже надо уметь.
- Постараюсь учесть и этот совет, - усмехнулся Хлодеберт. - Если так, то я пойду к своей жене. Она сегодня утром обещала сделать мне подарок, правда, я пока не знаю, какой именно.
- Так сходи да узнай! - Карломан даже слегка подтолкнул племянника в плечо. - Не то, пожалуй, королева Регелинда скоро решит, что я похищаю тебя у нее! Кстати, не забывай, что женщинам необходимы знаки внимания. Это значит - не только проводить с женой ночи и дарить ей драгоценности. Не забывай делиться с молодой королевой своими переживаниями, рассказывать ей о том, чем занимаешься, спрашивать у нее совета. Тогда и она лучше поймет тебя и будет благодарна, станет тебе не только женой, но и другом. Поверь, женщины могут прощать мужчинам все, кроме пренебрежения!
Молодой король удивился совету дяди.
- Я пока об этом не задумывался... Хотя Регелинда вправду просила меня почаще бывать с ней.
- Вот видишь! - Карломан на мгновение сжал руку племянника, прежде чем отпустить его от себя. - Так ступай к ней! И пусть, - он многозначительно усмехнулся, - она обрадует тебя своим подарком!
Радегунда Аллеманская слушала и мысленно благодарила Карломана за советы ее внуку. Он тысячу раз прав - королей и королев надо учить править своевременно!
В это время из-за рощицы гранатовых и персиковых деревьев появился Дагоберт Лис, ныне ставший коннетаблем после отставки состарившегося принца Сигиберта. Он поклонился юному королю, приветствуя его и мудрого майордома.
Хлодеберт обратился к коннетаблю:
- Рад видеть тебя, почтенный принц Дагоберт, в столь добром здравии! А сейчас мне пора идти.
- Тем более, - прибавил Дагоберт с едва заметной в его спокойном голосе усмешкой, - что Бруно Молниеносный ожидает тебя, государь, на ристалище для тренировки.
Король ударил себя кулаком по лбу.
- Верно ведь, я обещал ему, и он меня ждет! Эти бесконечные судебные разбирательства вовсе лишили меня памяти! Ну что ж, Регелинде придется меня подождать, а мне - запомнить, что король не должен опаздывать! Прощайте, господа! - он уважительно кивнул Дагоберту и дружелюбно улыбнулся Карломану, который ответил ему тем же.
- Всего доброго тебе, государь! Желаю отдохнуть и счастливо провести вечер!
Молодой король стремительно удалился по мощеной садовой дорожке, среди кустов, колышущихся на ветру.
Дагоберт и Карломан остались вдвоем в саду. Да еще королева Радегунда, что подглядывала и подслушивала из-за стенки, обвитой виноградом.
Хоть Дагоберт и не был оборотнем, но слухом обладал поистине лисьим. Он указал Карломану в сторону стены и как бы ненароком заправил седеющие волосы за ухо, намекая, что и у стен есть уши. Карломан лишь кивнул, давая понять, что прекрасно знает о присутствии рядом старой королевы. И Дагоберт улыбнулся. Его племянника и зятя никому не застать врасплох! От коннетабля также не укрылось, что отношение Радегунды к Карломану постепенно изменилось. И он продолжал беседу, поглядев вслед юному королю, только что исчезнувшему среди садовых деревьев:
- Как Хлодеберт похож на своего отца, моего племянника, и на моего брата, твоего отца! Его облик помогает мне примириться с судьбой.
- Да, он и впрямь очень похож, и я верю, что оба государя - мой отец и брат, гордились бы своим преемником! - согласился Карломан. - Хоть и жаль, что этому мальчику не довелось спокойно учиться править при сильном и мудром отце. Вместо этого ему пришлось так рано взять на себя величайшую ответственность.
Дагоберт доверительно положил обе ладони на плечи названому сыну.
- Так сложилось, что тебя не было в Дурокортере в тот страшный день, когда твой царственный брат погиб на ристалище! Ты вместе с наследником, нашим нынешним королем, уехал встречать его невесту, принцессу Регелинду. Тогда я одним из первых выбежал на ристалище, чтобы подхватить короля, пронзенного копьем... Увы, я мог лишь принять его последний вздох!.. Но часто с тех пор я думаю: если бы ты, Карломан, был там, ты спас бы короля, своего брата, от рокового копья, как спас его годом ранее при падении с коня.
При этих словах Карломан нахмурился, и его лицо стало печальным, что заметила подглядывающая из укрытия Радегунда.
- Возможно, мне удалось бы помочь королю, а возможно, и нет. Не считай меня богом, тем более что и боги не спорят с приговором норн. Во всяком случае, никому не дано узнать, как могло бы быть. Я всегда буду скорбеть о своем царственном брате и возлагать надежды на его первенца, который так на него похож.
- Да, наш молодой король поистине радует всех близких, - согласился Дагоберт. - И в особенности тем, что не только внешностью, но и способностями похож на своего отца... и на дядю, - добавил Лис, лукаво взглянув на Карломана.
Тот скромно склонил голову, не желая восхвалять самого себя.
А старая королева, слышавшая их разговор, трепетала от волнения. Сколько она сама передумала о том днями и бессонными ночами! Вновь и вновь видя перед собой гибель своего царственного сына, ушедшего, не сделав и половины того, на что способен был, она сожалела, что рядом с ним не было Карломана. Того самого Карломана, которого она прежде ненавидела так сильно, что готова была уничтожить, как его брата Хлодиона. И, если бы ей это удалось, горе было бы Арвернии и семье самой Радегунды! Но зато теперь, пусть Карломан не мог спасти ее сына, но только он один поможет ее старшему внуку стать великим королем!
Она напряженно ожидала возможности поговорить с майордомом наедине.
Дагоберт, казалось, почувствовал ее нетерпение и произнес:
- Мне пора идти, меня ждут дела. Ты со мной, Карломан?
Тот покачал головой.
- Я хочу погулять по саду еще, так что ступай вперед, - при этих словах глаза Карломана таинственно блеснули. - Только не уходи далеко, мы еще продолжим беседу.
Дагоберт кивнул в знак понимания и удалился по тропинке. Однако ушел он не так чтобы далеко. Выбрав густолистые заросли поблизости, он притаился среди них, как настоящий лис в засаде, и оттуда внимательно следил за всем, что произойдет в саду. Он понял намек Карломана, что ему следует поговорить со старшей из королев, а сам получил от майордома позволение остаться.
А Радегунда Аллеманская, выждав приличный срок, чтобы выглядело так, будто она только что подошла, величественно приблизилась к Карломану. За ней в отдалении следовали фрейлины.
Увидев старую королеву, майордом учтиво поклонился ей, ожидая, чтобы она заговорила первой, по арвернскому обычаю.
- Здравствуй, Карломан, - проговорила она с теплом, какого в последние годы мало кто мог от нее дождаться, кроме самых близких родственных.
- Здравствуй, государыня Радегунда! Да пошлют боги тебе здоровье на долгие годы вперед! - учтиво ответил майордом.
Как ни старалась Радегунда, не могла различить в его интонациях фальшь, которая указывала бы ей, что она совершает ошибку, решившись поговорить с ним. И она решилась на откровенный разговор.
- У меня было достаточно времени, чтобы отдать должное твоим заслугам перед королевским родом Арвернии, Карломан, - продолжала старая королева с достоинством, печальным, но торжественным тоном. - Мой покойный старший сын, а теперь и внук многим обязаны тебе! И теперь я стыжусь, что столько лет не доверяла тебе, сын Гвиневеры Армориканской! Сколько раз я противилась твоим советам, не вникая в их суть, только потому что они исходили от тебя. Ставила тебе ловушки, которые ты непринужденно преодолевал. Я желала тебе забвения, а между тем, все мои усилия только прославили тебя, и, к счастью, принесли неоценимую пользу для Арвернии. Ныне я слагаю оружие, Карломан! Мне все-таки хватило ума, чтобы увидеть тебя настоящего, а не зловещий образ, порожденный предубеждением женщины и матери, борющейся за счастье своих детей. Ныне у нас с тобой общая цель - благо Арвернии и ее короля, которого лишь ты один можешь воспитать правильно. Ради него я прошу у тебя прощения, Карломан!
Майордом склонил голову перед старой королевой и долго не произносил ни слова. Стало быть, время пришло! Прямо как в агайских сказаниях: гневная богиня-мать примиряется с сыном отца богов, рожденным от смертной женщины! Что ж, Карломан мог простить за себя. Тем более, что ему действительно удалось обернуть все поручения, созданные мачехой во вред ему, к своей пользе. Однако как простишь ей жестокую гибель Хлодиона, горе своей матери и всех "детей богини Дану"? Этого преступления не искупить ничем! Однако и настоящей ненависти к королеве Радегунде Карломан не испытывал уже давно, ибо понимал ее мотивы. И она тоже была матерью, и он помнил тот ее страшный крик, когда спас своего брата от коня. Ради памяти Хлодеберта, он должен примириться с его матерью, которой давно уже от души сочувствовал. Кроме того, Карломан знал, что и его мать, находись она здесь, посочувствовала бы Радегунде. Самое же главное - она была права: ныне они становились союзниками в интересах молодого короля!
И майордом склонился, чтобы поцеловать руки старой королевы, бледные и холодные.
- Я восхищен тобой, государыня! - искренне проговорил он. - Особенно благодарю за поддержку в Совете, при объявлении короля совершеннолетним. Без твоей помощи мне, возможно, и не удалось бы преодолеть сопротивление королевы Бересвинды.
- О, я всего лишь заботилась о справедливости, вот и все! - в выцветших глазах вдовы Хлодеберта Жестокого вспыхнули яростные огоньки, доказывающие, что она еще способна бороться. - Король не должен до зрелых лет цепляться за юбки матери! Но, видно, пройдет немало времени, пока нам удастся втолковать это Бересвинде.
Карломан нагнул голову, соглашаясь. При этом его движение и весь облик столь явственно напоминали Радегунде ушедших близких людей, что она не отводила глаз, как зачарованная. И на душе у нее становилось немного теплее. Так скованная морозом земля постепенно оттаивает, когда дуновение весны ослабляет ледяные оковы.
- Как ты похож на своего отца, моего покойного супруга, - проговорила она и продолжала, сглотнув тяжелый ком в горле: - И на моего царственного сына, твоего брата. Я буду видеть их в твоем обличье, словно они продолжают жить...
- Я сочту за великую честь для себя сравнение с ними, государыня, - проговорил Карломан, склонившись к ней. - Я согласен жить для тебя вместо моего царственного брата. Только не смогу назвать тебя матушкой, прости...
Однако он позволил старой королеве обнять его обеими руками за шею и за плечи, и она глухо проговорила:
- Мой дорогой сын! - словно никогда и не испытывала к Карломану совершенно иных чувств.
Карломан чувствовал, что так должно быть. Для примирения наступило время. И это не будет предательством памяти Хлодиона, ибо он тоже желал бы, чтобы все, кто имеет мудрость и здравый смысл при арвернском дворе, сплотились воедино.
Он сделал знак, и из своего укрытия появился Дагоберт. Он едва доверял своим глазам, наблюдая за совершенно неожиданной сценой. Только его прославленное хладнокровие помогло военачальнику не выдать, насколько он изумлен.
- И ты, принц Дагоберт, доблестный коннетабль Арвернии, будешь свидетелем примирения между королевой Радегундой, и мной! - объявил Карломан. - Следует принести благодарственные дары в Храм Всех Богов. А затем устроить торжественную церемонию примирения и усыновления. Пусть все - и боги, и люди, - видят, что моя мудрая мачеха примирилась со мной и приняла меня в семью!
Дагоберт поклонился старой королеве, и еще уважительнее - Карломану. Даже его порой изумляло, как племянник умудряется располагать к себе людей.
Сам он внимательно приглядывался к своей невестке, ко всем ее жестам и интонациям. Он знал, что никакая хитрость, никакая выгода не заставили бы гордую до безумия Радегунду Аллеманскую твердить: "Я виновата!" Стало быть, она говорила искренне!
И он пообещал в ответ:
- Я сегодня же отдам приказания, чтобы праздничную церемонию запомнил весь Дурокортер!
Радегунда обратилась к деверю непривычным, смягчившимся тоном:
- Ты, Дагоберт, тоже прости меня, что я притесняла Карломана, твоего названого сына! Ты мудрее меня: давным-давно понял, что с Карломаном связано будущее Арвернии!
Коннетабль усмехнулся в ответ:
- Я рад, что дожил до тех времен, когда в середине лета пошел снег! - имея в виду, что столь же невероятным было примирение Радегунды с Карломаном.
Все трое обменялись признательными взорами и пожатиями рук, готовясь и впредь действовать сообща в интересах короля и Арвернии.
Вскоре состоялось торжество, на котором Радегунда Аллеманская как бы усыновляла Карломана, в память о своем супруге и покойных сыновьях. До конца своих дней - а ей суждено было прожить долго, пережить троих из своих внуков и умереть в царствование младшего из сыновей Бересвинды, Хильдеберта, - старая королевы выказывала Карломану поистине материнскую нежность. Он же держался с ней с неизменным уважением. И впоследствии граф Кенабумский признавал, что у него было три отца: Хлодеберт Жестокий, Теодеберт Миротворец и Дагоберт Лис, и три матери: Гвиневера Армориканская, Герберга, как мать его жены, и, - мудрая мачеха Радегунда Аллеманская.
-
Арморика.
Дунстан X (695 – 733 = 38)
Правил с 15 лет. Годы Правления: 710 – 734 = 24. Оборотень.
Умер при очень странных обстоятельствах. Считается, что он был по ошибке ранен отравленным острием копья во время совместной охоты со своим другом Наследным Принцем Теодебертом (695 – 734 = 39), что был первенцем Короля Ангеррана VIII (675 – 749 = 74). Его неожиданная гибель спровоцировало «Армориканское Восстание» (733 – 735).
Был женат на Гвиневере «Гордой» (697 – 734 = 37) дочери владетеля Бро – Эохайд. Брак заключен в 715 году (Ему 20, Ей 18). После гибели супруга она подняла Арморику на восстание. Погибла в одном из сражений, заслоняя своего венценосного первенца от копья невольного убийцы своего покойного мужа.
Их Дети:
1. Анарауд XII (716 – 734 = 18)
Правил с 17 лет. Годы Правления: 733 – 734 = Один Год
Человек со сильным Зовом Крови. Убит в одном из сражений. Пред собственной гибелью успел отомстить за смерть родителей Принцу Теодеберту.
2. Мирддин III «Майский Король» (719 – 734 = 15)
Правил с 15 лет. Годы Правления: Один месяц. Май 734.
Человек. Убит в одном из сражений.
3. Лливелин VIII «Коленопреклонённый» (723 – 738 = 15)
Правил с 11 лет. Годы Правления: 734 – 738 = 4
Человек. Выбрал «Худой Мир», когда стало очевидно окончательное поражение Арморики. Принес вассальную клятву Королю Ангеррану VIII "Завоевателю\Армориканскому" (675 – 749 = 74), который изначально направлял войска в мятежный край лишь по принуждению гордых Принцев Крови, жаждавших крови и богатств Арморики.
До его совершеннолетия (в 15 лет по традиции Дану т.е. в 738 год) за него в качестве регента правил: Граф Кемперрийский Морвран «Высокий» (680 – 740 = 60. Человек со сильным Зовом Крови)
Был помолвлен со своей кузиной Дареркой (723 – 809 = 86). За нее соперничал с Принцем Сигибертом (720. "Древний"), который был очарован независимой родственницей Лливелина. Умер от чахотки.
-
***
4. Игрэйн I «Армориканская» (729 – 748 = 19)
Правила с 9 лет. Годы Правления: 738 – 748 = 10
Оборотень. До ее совершеннолетия (в 15 лет по традиции Дану т.е. в 744 год) за нее в качестве регентов правили: Граф Кемперрийский Морвран «Высокий» (680 – 740 = 60. Человек со сильным Зовом Крови) и его наследник Брохвайл «Верный» (703 – 793 = 90. Оборотень), что были связаны Узами Крови с королевской династией и по обычаю Дану имели право на регентство. Ардин (700 – 735 = 35) дочь Морврана и сестра Брохвайла была замужем за младшим братом Дунстана X (695 – 733 = 38) и была матерью Дарерки (723 – 809 = 86).
Король Ангерран VIII «Завоеватель\Армориканский» (675 – 749 = 74) почитал Игрэйн за названую внучку. Наследный Принц Адальрик (Будущий Король Адальрик VII «Вещий» (714 – март 766 = 52) и его младший брат Принц Сигиберт (720 «Древний») относились к ней как названой сестре.
Обладала очень независимым характером и острым языком. Была умна и рассудительна. Чтила свой долг Хранительницы превыше собственной жизни. Впоследствии эти черты проявятся в ее младшем внуке Карломане «Почти Короле» Кенабумском (766. Оборотень).
С детства была дружна с детьми Брохвайла «Верного» (703 – 793 = 90. Оборотень. Дядя ее кузины Дарерки (723 – 809 = 86)). В 745 (в 16 лет) по обычаю Дану было устроено традиционное Сватовство, но с учетом, что Игрэйн была оборотнем, то это действие было скорее как дань традиции. В том же году она вышла замуж за своего друга детства Риваллона (728 «Сто Ворон». Человек со сильным Зовом Крови), что был сыном Брохвайла «Верного» (703 – 793 = 90. Оборотень.) На следующий год родила единственную дочь Гвиневеру (Женевьев) «Армориканскую» (746. Оборотень. Внешне была очень похожа на мать), что наследовала ей на троне Арморики.
Убита Выродком. По злой иронии судьбы мальчик, за которого она отдала жизнь, стал Ненавистником Ши (Альвов).
***
-
Чтобы после стольких лет вражды не просто помириться, а и начать испытывать друг к другу тёплые чувства, нужны сила и мудрость. На такое способны далеко не все.
-
Благодарю, эрэа Menectrel! :-* :-* :-*
Благодаря Вашим уточнениям по поводу королевского дома Арморики, я могу написать рассказ, который, надеюсь, будет иметь для Вас и для меня особое значение. :)
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Чтобы после стольких лет вражды не просто помириться, а и начать испытывать друг к другу тёплые чувства, нужны сила и мудрость. На такое способны далеко не все.
Все-таки, там вражда была односторонняя. Карломан никогда не пытался бороться с женой своего отца. А Радегунда - да, следует в ней признать незаурядную личность.
Огни Белтайна (НАЧАЛО)
Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Откуда пришел к "детям богини Дану" обычай праздновать Белтайн, самый светлый и прекрасный из четырех главных праздников в году? В точности известно было лишь то, что его праздновали еще с самых незапамятных времен. По преданию, корабли Эохайда Техтмара причалили к острову, получившему позже его имя, как раз в этот день, и переселенцы, счастливые, что ступили на твердую землю, славили высокое Солнце, разжигая костры и танцуя вокруг шеста, увенчанного зеленью. Тогда к ним вышли Хранители вновь открытой земли и посвятили "детей богини Дану" в собственные обряды в честь Бела - бога солнца. Но где и как зародился первоначальный праздник, никто не знал - ни мудрые бисклавре, дети Кернунаса, ни другие Хранители и наставники человечества. Видно, "дети богини Дану" привезли обычай праздновать Белтайн с берегов какого-то совсем другого моря, а их прародители, возможно, изобрели его в совсем глубокой древности, в Погибшей Земле.
Одно было ясно всем: Белтайн - любимый праздник во всех краях, где обитали "дети богини Дану": от Арморики и нынешней Арвернии до островов в Туманном Море. К огням Белтайна люди начинали готовиться задолго до того. Еще с зимы, оставлявшей время, свободное от ежегодных полевых работ, люди занимались ремеслами, и лучшие из своих изделий приберегали для ярмарок в честь Белтайна. Шили праздничные наряды, чтобы щеголять в них в Ночь Огней.
За несколько седьмиц до Белтайна начинались бойкие ярмарки, повсюду разъезжали повозки бродячих балаганов. Бродячие артисты, фигляры, жонглеры, канатоходцы показывали свои умения, смеша до слез поселян, как и обитателей рыцарских замков.
В жизни большинства "детей богини Дану", занятых повседневными заботами, было не так уж много развлечений. Вот почему они так любили Белтайн, суливший веселье, что будут вспоминать весь следующий год. Даже старики зачастую вспоминали, как веселились в молодости на Празднике Огней, а подрастающие дети мечтали, когда придет их время.
Барды неспроста воспевали Белтайн в своих песнях. В эту пору, когда наступали ранние рассветы и теплые ночи, Солнце праздновало свою свадьбу с Матерью-Землей. Все живое надевало весенний наряд, приветствовало весну радостными песнями. Оплодотворенная сияющими лучами, Земля готовилась принести богатый урожай. Неудивительно, что люди, следуя примеру все обновившейся природы, также праздновали по весне Белтайн. Ведь весна возрождала все надежды, она обещала не просто будущий урожай, но и любовь, счастье, новую лучшую жизнь для всех живущих. И потому "дети богини Дану" зажигали праздничные костры в ночь, когда приходит май.
Последние годы были трудными для Арморики и ее храбрых, непокорных жителей. Очередное восстание против власти Арвернии длилось несколько лет и унесло множество жизней. Погибли король Дунстан X и королева Гвиневера, в сражениях пали их старшие сыновья. От королевского рода остался лишь младший сын, ставший королем Ллевелин VIII, и его маленькая сестра Игрэйна, бисклавре.
Совсем еще юный, Ллевелин осознал, что его сородичам не одолеть арвернов. Их закованные в броню рыцари на могучих конях явно превосходили числом и сплоченностью кланы "детей богини Дану". Ллевелин признал поражение Арморики и принес вассальную присягу королю Ангеррану VIII. Король Арвернии охотно заключил мир с Ллевелином, годившимся ему во внуки. Мудрый арвернский государь не так уж и стремился к войне, но его подталкивали беспокойные принцы крови, желавшие заполучить все богатства Арморики.
Но и Ллевелину, которого прозвали Коленопреклоненным, приходилось трудно. Несмотря на то, что восстание унесло множество жизней, среди "детей богини Дану" всегда хватало горячих и воинственных личностей, которые предпочли бы продолжить войну. Одно лишь прозвище, данное юному королю, не назвать было лестным. Самые дерзкие среди вождей кланов напоминали Ллевелину о его героической матери, что подняла восстание, мстя за своего мужа, якобы случайного убитого на охоте арвернским принцем, и погибла, командуя войском кланов; о его доблестных братьях...
Юный король вынужден был смириться с непониманием своего народа. Конечно, у него были и советники, которым он мог всецело доверять. Регентом во время его малолетства был граф Морвран Кемперрийский, родственник королевской семьи. Также ближайшими советниками Ллевелина были два оборотня: сын графа Кемперрийского Брохвайл, уже опытный муж, и Номиноэ Озерный. Последний был немногими годами старше Ллевелина, но уже прошел оборотническое посвящение, и многое знал, а еще большему продолжал учиться у мудрых Хранителей-ши. И своим советникам юный король доверял сильнее, чем большей части Совета Кланов.
Еще одним ближайшим другом Ллевелина была его кузина и невеста, Дарерка. Они с молодым королем готовились к свадьбе следующим летом. А нынешней весной, когда вся молодежь в Чаор-на-Ри готовилась праздновать Белтайн, Ллевелин и Дарерка были избраны Королем и Королевой Мая. Для них были сшиты прекрасные зеленые одеяния - знак древней силы произрастания, знак неувядающей жизни. Им предстояло в ночь Белтайна представлять священный брак Солнца и Земли, посредством которого обновляется все живое. Их избрали не только как самую знатную пару этой весны, но и как самую красивую.
Еще с утра накануне Белтайна по всему городу воцарилось радостное воодушевление. Больше всего, конечно, среди молодежи - это их праздник наступал сегодня, им предстояло ныне плясать вокруг весеннего шеста, петь песни, жечь костры до утра и прыгать через них, целовать друг друга, повинуясь жаркому солнечному огню в крови.
И об этом их оповещали с самого утра песни. Богато украшенная колесница, запряженная парой белоснежных коней, объезжала сегодня весь город с окрестностями. На колеснице стояли, обнявшись, Король и Королева Мая, облаченные в зеленое. Между ними возвышался праздничный шест, длинный и прямой, как животворный луч Солнца. Этот шест богато украшали все, кто только мог. На него навешивали гирлянды из одуванчиков, белые весенние лилии и красные маки, золотистые нарциссы и лиловые гиацинты. На шест навешивали венки, привязывали к нему лентами всевозможных цветов. Кроме того, шест украшали и цветущими ветвями яблонь, вишен, груш, слив, персиков и других деревьев. Так что праздничный символ, плывущий над головами едущих в колеснице, казался окруженным бело-розовой душистой пеной. Украшеннный шест - и благодарность богам, и просьба к щедрому Солнцу: пошли богатый урожай земных плодов, пусть каждый весенний цветок принесет сладкий, румяный, налитой соком плод!
Но как узнают люди во всем Чаор-на-Ри, что час праздника настал, если их не оповестить заранее? Вот колесница Майского Короля и Королевы и разъезжала, описывая круг, согласно движению Солнца по небу. Их сопровождали другие колесницы, а также всадники и всадницы в нарядных одеждах, и просто пешие, ибо праздничное шествие двигалось не спеша. Повсюду, где бы ни появилась белоконная колесница, за ней следовали толпы людей, преимущественно молодых. Но шествие слышно было издалека, задолго до того, как оно приближалось. Ибо его сопровождали барды, музыканты и герольды, поющие гимн весне. Они играли на арфах, флейтах, волынках, аккомпанируя себе. Всем, кто их слышал, хотелось тут же последовать за праздничным шествием, позабыть все тяготы повседневной жизни, веселиться и петь. И люди следовали горячему порыву. Они бросались за украшенным шестом, видным издалека. Смеялись, приветствовали друг друга - даже совсем незнакомые, - подпевали звучным голосам бардов:
- Морозная пора, кусачая боль - прощайте! Миновала ночь - и в царской пышности и величии пришел май! "Все сюда!" - кричит кукушка в сумерках. Ведь, весь в цветах, весело шествует май по горам, по долам. Нежной рукой друга осыпает всех цветами наш май. Чего ж ты мешкаешь? Спеши, спеши! Или ты думаешь, что вечно будет май? И вздымается грудь, и охватывает меня страсть. Сейчас, иду! И с ликованьем выскакиваю я из душных ворот - в солнечный восхитительный май!*
И в самом деле, со всех сторон выбегали люди, как к тому призывала песня, присоединялись к шествию, следовали за колесницей молодой четы, как за Солнцем. Девушки были все в новых, богато вышитых платьях, причудливо укладывали волосы, надели по случаю праздника свои лучшие украшения, так что даже дочери бедняков выглядели сегодня красавицами. Мужчины также приоделись, глядели важно, гордясь собой и своими подругами, которых вели под руку. Все улицы оглашались музыкой, песнями, шутками и смехом. Казалось, что сама радуга спустилась сегодня на улицы Чаор-на-Ри, подарив его обитателям яркие краски.
Описав круг, согласно движению Солнца, колесница, на которой стояли Ллевелин и Дарерка в зеленых нарядах, свернула к обширной поляне за городом. Там каждую весну зажигали костры Белтайна. Ныне для них уже приготовили огромные кучи хвороста, что вскоре будут подожжены, чтобы гореть всю ночь. Близ костров собрались друиды, встречавшие праздничное шествие. Когда впереди показалась королевская колесница, жрецы приветствовали молодую чету, размахивая зелеными ветвями.
- Радуйся, светлый Бел, щедро дарящее Солнце! Радуйся, богатая, плодородная Земля!
Ллевелин и Дарерка горделиво улыбались, - счастливая молодая пара, казавшаяся нарочно созданной для радости и любви. Девушка, в зеленом праздничном платье, выглядела совсем взрослой. Из-под легкой зеленой фаты ей на плечи и спину падали роскошные каштановые косы. Воодушевление, от которого блестели глаза, делало ее еще краше, и не только глаза ее жениха восхищенно останавливались в тот день на лице Королевы Мая...
Ллевелин тоже был ей под стать. Высокий юноша, рыжеволосый, как многие "дети богини Дану", кудрявый, со светлой кожей, легко вспыхивающей от малейшего волнения. Сейчас, в праздничном зеленом наряде, в венке из цветов, как и его спутница, он был как один из потаенного народа холмов - фейри или сидхе. Правда, Ллевелину еще не хватало настоящей мужественности в облике. Пока еще он был слишком худощав, с узкими плечами, еще не успел нарастить мышцы. С юношески чистым лицом и пухлыми губами, сейчас приветливо изогнувшимися в улыбке, юный король не был олицетворением силы. Но они с Дареркой искренне любили друг друга, и вполне заслуживали, чтобы представлять на Белтайне священный брак Солнца и Земли.
Сейчас они в ответ замахали жрецам зелеными ветвями в знак приветствия. И еще кое-кто также махал ветками, выглядывая из-за высоких бортов колесницы. То была девятилетняя девочка, сестра короля Ллевелина, маленькая лукавая Игрэйна, рыжеволосая, как и ее брат. Но в ней было нечто еще: она, в отличие от своих братьев, уродилась оборотницей. Сейчас девочка озиралась по сторонам яркими изумрудными глазами.
- Братец, а можно мне сегодня прыгнуть через костер вместе с Риваллоном? - спросила она, потянув Ллевелина за край зеленого плаща.
Риваллон был ее лучшим другом, внуком графа Кемперрийского. Они оба дождаться не могли, когда их возьмут на Белтайн.
Но старший брат покачал головой.
- Побудьте на празднике, пока не зажгут костры, а потом Брохвайл заберет вас. Можете танцевать, но через костер прыгать я не разрешаю! Огонь будет очень высок, а вы еще слишком малы. Не допрыгнете!
Девочка окинула взглядом огромные груды хвороста, прикинула длину прыжка. И впрямь, не допрыгнуть!
- А если... - протянула она задумчиво.
- Никаких "если"! - строго произнес брат, потрепав ее рыжие косы. - Хоть ты и бисклавре, но еще растущая, не сможешь перенести Риваллона на себе. Да и куда спешить? Ваши костры еще впереди! - почему-то улыбка Ллевелина вышла печальной.
- Ну ладно! - девочка снова завертела головой, ища своего друга, и вдруг воскликнула: - О, и арверны здесь!
Ллевелин взглянул, куда она показывала, и увидел двух арвернских принцев, Адальрика и Сигиберта. Они были почетными гостями, приглашенными молодым королем. Ибо сегодняшний Белтайн должен был сделаться еще и праздником примирения.
Дарерка поспешила закрыть лицо фатой. Она знала, что младший из принцев, Сигиберт, неравнодушен к ней. Он дал ей это понять своими ухаживаниями. Однако она решительно, как подобало девушке из ее племени, ответила ему, что любит Ллевелина, и никого другого.
Как раз в этот миг колесничий остановил праздничную повозку. Спустившись наземь, юный король помог спуститься своей невесте. На празднике Белтайна лишь они двое имели право носить зеленое.
Молодую пару приветствовали радостными возгласами люди. Тут же друиды подняли священный шест и воткнули в землю посреди поляны.
Собиралась свита Майского Короля. Кое-кто уже начинал танцевать, однако время для этого еще не пришло. Танцы начнутся вечером, когда зажгут костры. А пока люди приветствовали друг друга, обменивались шутками, молодые мужчины мерились силами, а кто не хотел напрягаться сам, те смотрели представления бродячих артистов. Фокусник жонглировал разноцветными шариками, доставал платки чуть ли не из-за пазухи у изумленно ахавших зрителей. Дрессировщик показывал собак, играющих в кости. Гибкая, как змея, девушка, ходила по канату, как по земле. Чародей, судя по смуглой коже, из далеких южных земель, вызывал пламя и проводил им по голой коже, не обжигаясь. Гадатели за мелкую монету предсказывали будущее всем желающим. Все это вызывало жадное внимание зрителей, а многие номера они встречали одобрительными криками и бурными рукоплесканиями. Что и говорить: Белтайн - веселый праздник!
Оглядываясь по сторонам, Ллевелин и Дарерка замечали всех своих близких. Тут был граф Кемперрийский и его сын Брохвайл с женой и детьми. Рядом со старшей дочерью, Ангарад, шел Номиноэ Озерный, что собирался посвататься к девушке. Брат Ангарад, десятилетний Риваллон, крутил головой во все стороны. Найдя Игрэйну, он подскочил к ней, и они пошли вместе, оживленно беседуя.
Тут же находились и оба арвернских принца. Ллевелин застал их возле двух юношей, устроивших шуточный поединок босиком на бревне, подвешенном на половине человеческого роста между деревьями. "Поединщики", стоя на нем, размахивали длинными шестами, стараясь свалить друг друга, и весело смеялись, пока оба не скатились на землю.
- Представить не мог, что у вас такие развлечения, - покачал головой принц Сигиберт, обращаясь к юному королю и его невесте.
Ллевелина охватил задор. Ему захотелось показать перед Дареркой, что он больше достоин ее любви, чем арверн.
- Если хочешь, можем с тобой сразиться на шестах!
Сигиберт сперва взглянул на своего брата Адальрика, но тот, казалось, не возражал. Тогда он перевел взор на Дарерку и вздохнул: она не сводила глаз со своего жениха!
- У нас такой игры не знают, - произнес он. - Но, если ты предлагаешь, я согласен!
- Разуйся! - напомнил ему Ллевелин, сбрасывая свои зеленые сапоги.
Сигиберт стал босыми ногами на бревно, чувствуя себя не очень-то уверенно. Взял шест и на пробу махнул им, пытаясь сбить противника с бревна.
Ллевелин, успевший занять свое место, засмеялся, отбивая удар.
- Нет-нет, ты держишь шест, как копье! Свободнее владей им!
Сигиберт ударил так, что шест Ллевелина едва не вылетел из рук. Но тут же сам молодой арверн поскользнулся на бревне и еле удержался, царапая босые ноги.
Вокруг юношей из двух королевских родов собрались люди, хлопая в ладоши и поддерживая обоих. Те же изо всех сил старались превзойти друг друга, и гибкие шесты в их руках сталкивались со стуком.
Сигиберт не привык к таким состязаниям, и хуже сохранял равновесие, но он был крепче и сильнее соперника. Ллевелин был опытнее и лучше держался на бревне, однако у него перехватывало дыхание от напряжения, в груди появлялась тяжесть, которую он мужественно стремился преодолеть.
Брохвайл Верный, оборотень, долго не отводил глаз от узкого, подвижного лица юного короля, с яркими пятнами на щеках. Он отошел в сторону со своим отцом, Морвраном Высоким, будущим зятем Номиноэ и старшим из арвернских принцев, Адальриком, что, будто по наитию, последовал за ними.
- У меня чувство, что он обречен, - прошептал принц, кивнув в сторону Ллевелина.
По глазам окружающих Адальрик понял - он не ошибся!
Брохвайл Верный скорбно кивнул.
- Мы уже давно знаем, что скоро править Арморикой станет Игрэйна! Ллевелину недолго осталось жить. Этот Белтайн станет его последней радостью.
А его отец сурово добавил:
- Мы вас просим: будьте добры к маленькой королеве, а мы позаботимся, чтобы договор соблюдался и впредь!
Адальрик вновь поглядел на обреченного короля и его маленькую сестру, что вертелась рядом, глядя на поединок вместе с Риваллоном.
- Я буду ее защитником при арвернском дворе, как и мой брат!
В ответ Номиноэ взял его под руку.
- У тебя сильный дар, Адальрик! Но, вероятно, твои обязанности принца, а затем короля, не дадут времени посвятить жизнь предвидению. Зато дар поможет тебе сделаться великим и мудрым государем.
Адальрик не нашелся, что ответить, и продолжал глядеть на состязание своего брата с королем Ллевелином.
Долго ни один из них не мог столкнуть другого шестом с бревна. Но вот, Сигиберт ударил по шесту противника, тот покачнулся и, прежде чем упасть, соскочил наземь. Однако и шест самого Сигиберта распрямился и толкнул его в грудь. Арверн пошатнулся и одновременно с противником упал на землю. Рассмеявшись, юноши пожали друг другу руки.
- Победили оба! - воскликнул Сигиберт. - Счастья вам! - пожелал он, окинув взглядом Ллевелина с тут же подбежавшей к нему Дареркой.
Та с благодарностью кивнула головой. А юный король, отдышавшись, ответил арвернскому принцу:
- Благодарю тебя, Сигиберт! Мы чудесно повеселились!
* Август Шперль, "Сыновья Будивоя".
-
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад)
Лливелин VIII «Коленопреклонённый» (723 – 15 лет)
Дарерка (723 – 15 лет)
Игрэйн (729 – 9 лет)
Риваллон (Сто Воронов, 728 – 10 лет)
Сигиберт (Древний, 720 – 18 лет)
Адальрик (Вещий, 714 – 24 лет)
Номиноэ (Озерный\Вещий, 718, Оборотень – 20 лет )
Ангарад (Мудрая, 723 – 15 лет) – дочь Брохвайла
Брохвайл Верный (оборотень 703 – 35 лет)
Дейрдре (704 Человек – 32) – жена Брохвайла
Гвартан (725 – Друид. Человек зов крови. 11 лет ) – Сын Брохвайла
Ридвед (730 – оборотень – 8 лет) – Сын Брохвайла
Морвран Высокий (680 – 58 лет) – Отец Брохвайла
-
Чтобы после стольких лет вражды не просто помириться, а и начать испытывать друг к другу тёплые чувства, нужны сила и мудрость. На такое способны далеко не все.
Все-таки, там вражда была односторонняя. Карломан никогда не пытался бороться с женой своего отца. А Радегунда - да, следует в ней признать незаурядную личность.
Так-то оно да, но в рамках этой вражды она убила Хлодиона, так что ему тоже непросто было.
Обидно за Ллевелина. С таким прозвищем :( Имхо, оно ему по характеру совершенно не подходит. Думаю, если б он прожил подольше, то смог бы заработать какое-нибудь прозвище получше. Просто не успел :(
-
Поздравляю с Днем Рождения, эрэа Menectrel, мой милый соавтор! :-* :-* :-*
Мира и любви, здоровья и счастья, новых прекрасных впечатлений, денег и свободного времени побольше, а самое главное - вечного вдохновения, чтобы всегда хотелось творить и радовать нас новыми прекрасными произведениями!
А лучший подарок - продолжение "Огней Белтайна"! :)
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Чтобы после стольких лет вражды не просто помириться, а и начать испытывать друг к другу тёплые чувства, нужны сила и мудрость. На такое способны далеко не все.
Все-таки, там вражда была односторонняя. Карломан никогда не пытался бороться с женой своего отца. А Радегунда - да, следует в ней признать незаурядную личность.
Так-то оно да, но в рамках этой вражды она убила Хлодиона, так что ему тоже непросто было.
Обидно за Ллевелина. С таким прозвищем :( Имхо, оно ему по характеру совершенно не подходит. Думаю, если б он прожил подольше, то смог бы заработать какое-нибудь прозвище получше. Просто не успел :(
Карломан по отношению к Радегунде поступил так же как в основном произведении - его мать по отношению к Бересвинде: предпочел простить, потому что конфронтация расколола бы арвернский двор и могла принести большие беды в будущем.
Ллевелина прозвали Коленопреклоненным за то, что заключил мир с Арвернией. Увы, "дети богини Дану" и тогда были воинственным народом, и не всегда понимают, как можно жить в мире с арвернами. Даже если победить их не под силу. Благодарности от них не всегда дождешься. Хотя, возможно, Ллевелин действительно заслужил бы больше уважения, если бы ему хватило времени. Но так распорядилась жизнь.
Огни Белтайна (ОКОНЧАНИЕ)
Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Высокое весеннее солнце, между тем, уже явственно склонилось к закату, и по небу за ветвями деревьев протянулись на запад горячие алые полосы. Увидев их, собравшиеся на праздничной поляне издали радостный возглас. Женщины и девушки подняли руки навстречу закатным лучам и пошли по кругу возле праздничного шеста, увитого цветами и лентами. Молодые жены и невесты примыкали к нему вплотную, терлись грудями и животами, прося плодородия для себя, как и для земли.
Затем в круг вступили мужчины. Обменявшись взглядами со своими подругами, брали их за руку и шли вместе с ней в хороводе, вокруг праздничного шеста, все быстрее и быстрее, пока не закружится голова.
Ллевелин с Дареркой открыли танец, как им подобало. За ними следовали Номиноэ с юной Ангарад. Девушка прежде стояла возле своей матери с серьезным и сосредоточенным видом, ожидая, когда молодой оборотень подойдет к ней. Ей льстили ухаживания советника самого короля, и к тому же - бисклавре, наделенного даром ясновидения. Стараясь быть достойной своего суженого, Ангарад держалась степенно, отчего казалась старше своих лет. Но сейчас, когда Номиноэ предложил ей руку, в девушке взяла верх природная живость, и она без устали закружилась с будущим супругом вокруг шеста.
Третьей парой неожиданно вступили в хоровод Игрэйна со своим другом Риваллоном, высоким сероглазым мальчиком годом старше нее. При виде этой детской пары, двигавшейся на удивление ловко, празднующие одобрительно засмеялись: молодежь далеко пойдет!
За ними уж пошли попарно все остальные, мужчины и женщины. Кто пришел сюда один, брал за руку первую же встречную девушку и шел с ней в хоровод, что вертелся все быстрее, быстрее, пока сам праздничный шест не закрутился в глазах танцующих. Лишь когда голова у всех пошла кругом, хоровод распался, причем некоторые из его участников даже попадали на траву, не сумев вовремя остановиться после быстрого движения.
После хоровода запыхавшийся Ллевелин, как только восстановил дыхание, счел нужным сделать выговор сестренке.
- Игрэйна! - позвал он юношеским ломким голосом, которому постарался придать грозное выражение.
Сестра тут же появилась перед молодым королем. В нескольких шагах от нее стоял Риваллон, ожидая подругу. А та смело взглянула в глаза своему царственному брату. Она не боялась его показной строгости, что выглядела скорее шутливой, тем более что сегодня был праздник.
- Гляди, Игрэйна, допрыгаешься рано или поздно! - погрозил он пальцем, пряча улыбку в уголках рта. - Когда-нибудь придется мне тебя наказать!
- Не-а! Не накажешь! Потому что ты меня любишь! - она замотала головой и прижалась к брату, так что он крепко обнял ее и задумчиво погладил ее рыжие косички. Сам Ллевелин чувствовал глубоким внутренним ощущением, что скоро ему придется уйти на Авалон, а эта девочка наследует королевство. И он просил богов сохранить его сестре на всю жизнь неиссякаемую энергию, какая прямо-таки переполняла ее сейчас.
А девочка крепко обняла наклонившегося к ней брата и отпрянула, готовая к очередной веселой выходке.
- Ну, я пойду! Вместе с Риваллоном и Ридведом договорились прыгать с деревьев! - и она побежала.
У Ллевелина просто опустились руки. Трудно все-таки было ему, отягощенному обязанностями и слабому здоровьем, заменять обоих родителей взбалмошной девочке-бисклавре.
- Пусть дядя Брохвайл смотрит за вами! - крикнул юноша и тут же закашлялся. Но Игрэйна уже скрылась из виду.
Дарерка ласково взяла жениха за руку, безмолвно успокаивая его своим прикосновением.
- Твои гости здесь, государь, - сказала она.
Ллевелин увидел арвернских принцев, которые подошли во время его беседы с сестрой. Сигиберт кивнул головой в сторону убежавшей девочки.
- У тебя необыкновенная сестра! Такая отчаянная, что другим становится страшно за нее, если она сама ничего не боится.
Ллевелин улыбнулся.
- Игрэйна унаследовала волшебную суть нашего отца и яростный нрав матери, воинственной королевы... - он осекся, подумав, что сегодня не следует говорить о войне. И поспешил сменить тему: - Ну а как вам танцы "детей богини Дану"? Головы не закружились?
- У меня непременно закружилась бы голова от танцев с вашими прекрасными девушками, но я женат, и меня ждут дома Балтильда и две дочери, - полушутя ответил Адальрик.
- Тогда воспользуйся случаем попросить сияющего Бела в его праздник, чтобы он послал вам сыновей, - пожелал Ллевелин.
А Сигиберт поднял несколько меланхолический взгляд на Дарерку, сегодня особенно прекрасную в зеленом наряде Королевы Мая, рядом с ее женихом.
- Если бы ваш обычай позволял тебе, госпожа, сегодня пройти круг в танце иначе как с твоим избранным женихом, я пригласил бы тебя, и тогда моя голова вправду пошла бы кругом от счастья! - сегодня он мог говорить о своих чувствах откровенно, не боясь никого оскорбить, ибо говорил, как считал, о несбыточном.
Дарерка порозовела от смущения, сделавшись еще краше. Искренне любя своего жениха, она, тем не менее, не оставалась совсем равнодушной к изысканным ухаживаниям Сигиберта, совсем не похожим на повадки ее соплеменников. Но укоризненно взглянула на принца, как подобало.
- И по обычаю, освященному веками, и по свободному выбору своего сердца, Королева Мая не покинет своего короля! - и она, подав руку Ллевелину, вместе с ним направилась в обход праздничной поляны, приветствуя собравшихся гостей. Кругом слышались песни и звонкий смех. Гости также радостно приветствовали царственную чету.
Солнце уже совсем ушло на закат, зацепившись краем за остроконечные верхушки высоких елей. И тогда началась новая часть праздника.
Друиды под торжественную музыку выкатили огромное колесо-огниво, выше человеческого роста. Чтобы подкатить его к приготовленным для костром кучам хвороста, понадобились десять молодых жрецов, в длинных льняных сорочках, с дубовыми венками на головах. Водрузив колесо на дубовую подставку, они принялись вращать его все быстрее, быстрее, по кругу вращения солнца. И вот, из-под вращающегося обода колеса брызнул сноп искр, нестерпимо ярких в сгущающихся сумерках!
Барды приветствовали священное пламя, что сродни солнечному огню самого Бела, новой песней. Друиды тут же поднесли просмоленные факелы к возгоревшемуся пламени и подожгли ими другие костры. Один, два, три... двенадцать огромных костров вскоре вознеслись к почерневшему небу! И вдалеке от Чаор-на-Ри, на вершинах меловых холмов, тоже зажглись яркие точки костров, будто спустившиеся на землю звездочки. И совсем далеко, на другом берегу Леджии. Там тоже праздновали Белтайн в своих сельских общинах те, кому было слишком далеко добираться до столицы.
Выше и выше взвивалось пламя, рассеивая ночную тьму. Все жарче становилось возле костров, люди стали отодвигаться, однако далеко никто не отходил. Словно завороженные, они взирали на живой, танцующий, переливающийся, яростный и согревающий, посланный богами и созданный руками людей огонь, несущий в себе частицу солнечного жара. Лишь иногда то одна, то другая пара многозначительно поглядывала друг на друга в блеске пламени, словно желая узнать заново.
Король и Королева Мая, стоявшие под праздничным шестом, тоже взглянули друг на друга, ласково улыбнувшись. Оба волновались про себя. В их глазах отражались огоньки пламени, - это означало, что им передалась часть огненного неистовства сегодняшней ночи.
- Наш час настал, - молвил Ллевелин, указывая на один из домов, стоявший по ту сторону поляны.
Его невеста молча кивнула, горячо сжав его руку.
К ним приблизились друиды, неся расписной глиняный сосуд и мешок с зерном. Последний передали в руки Ллевелину, а сосуд, по обычаю, держала на уровне пояса Дарерка. Их окружил народ, по-своему напутствуя Короля и Королеву Мая.
- Излей мощно свою солнечную силу, лучезарный владыка Бел! Восприми и приумножь тысячекратно, Великая Матерь! - наперебой желали празднующие, не то славословя бога Солнца и богиню Земли, не то молодую чету, одетую в зеленое, - они и сами, наверное, в точности не знали, кого именно, ибо праздник все преображал и отождествлял. И сами Ллевелин и Дарерка почувствовали, как их заполняет жгучая, неукротимая солнечная сила. Поставив наземь, рядом с праздничным шестом, сосуд с зерном, они взялись за руки и удалились в дом, предводительствуемые друидами. Затем те вышли, плотно закрыв дверь. А Король и Королева Мая, по обычаю, остались наедине. Им принадлежала сокровенная суть Белтайна, обновляющая союз Солнца и Земли. А простым людям на поляне священных огней оставалось веселье, - тоже, впрочем, осмысленное в глазах богов и имеющее целью очистить людей.
Пока длилось провожание Короля и Королевы Мая, на поляне играла маленькая Игрэйна вместе с сыновьями Брохвайла. Старший мальчик, Гвартан, был учеником друидов. Во время обрядов он был на подхвате у старших, исполняя обязанности служки, а, как только его отпустили, радостно убежал поиграть. Средним братом был Риваллон, друг Игрэйны, а младшим - восьмилетний Ридвед, единственный оборотень среди детей Брохвайла. Сейчас они вчетвером устроили оживленную возню. Игрэйна и Ридвед, перекувыркнувшись и став волчатами, носились вместе со старшими мальчиками, весело рыча и мотая пушистыми хвостами, прыгали через головы Гвартана и Риваллона, подкатывались под ноги гулявшим повсюду людям. "Дети богини Дану" не пугались при виде волчат, зная, что это бисклавре, Хранители.
Так продолжалось, пока от входа в один из домов их не позвала жена Брохвайла, Дейдра. Здесь же были ее муж и Номиноэ рядом с Ангарад.
Игрэйна и мальчики бросились на зов со всех ног и лап. При этом ворвались в помещение, как были, не меняя облика. Но Брохвайл тут же извлек из общей суеты и поднял за лапы серого волчонка, а Номиноэ - изящную золотистую зеленоглазую волчицу.
- В дом следует входить в человеческом обличье, - строго напомнил Брохвайл. - Волчий облик - для леса, среди людей живите как люди!
А Номиноэ прибавил, глядя в глаза приунывшей Игрэйне:
- Представь, что тебе придется, скажем, поехать в Кенабум, ко двору нашего сюзерена, короля Арвернского! Ты и туда ворвешься волчицей?
- Нет, - пискнула Игрэйна, прыгая на пол и меняя облик. - А зачем мне ехать ко двору короля?
Номиноэ переглянулся с Брохвайлом и вздохнул, про себя зная, что Игрэйне не миновать вскоре ехать к королевскому двору. Ибо для ее царственного брата Белтайн - поистине лебединая песня, прекраснейшая, но последняя на свете.
- Ну, когда-нибудь, вероятно, придется, - уклончиво ответил он. - Но ты не беспокойся: мы все и там будем рядом с тобой!
Может, этим ответом и не удовлетворилась бы юная принцесса, несмотря на возраст, смышленая, как все дети-оборотни. Но тут на поляне победно затрубили праздничные рога, и раздался многоголосый хор:
- Бел грядет, лучезарный, сияющий, горящий страстью к плодородной супруге своей! Очиститесь перед сияющим Белом! Омойтесь в священном огне, зажженном Его силой! Кого очистят огни Белтайна, над тем год, до следующего праздника, не властно будет никакое зло!
- К кострам! К кострам! - закричали множество юношей и девушек, и принялись, разбегаясь, прыгать через высокое жаркое пламя поодиночке и парами. Иные, самые отважные и сильные молодые люди, прыгали через огонь, держа подругу на руках. Если прыжок был удачным, и пламя не касалось даже края платья девушки, значит, их семейная жизнь будет счастливой, так верили "дети богини Дану".
Номиноэ протянул Ангарад руку.
- Пойдем, лебедь моя! - он уже навсегда решил, кто ему нужен на всю оставшуюся жизнь, и у девушки сладко затрепетало сердце, ибо она знала, что Номиноэ не мог найти для нее лучшего сравнения, чем с прекрасным и гордым лебедем, которые, как и волки, выбирают пару раз и навсегда.
И она улыбнулась, исполненная радости.
- Ну, ты-то легко перенесешь меня! - проговорила она лукаво.
И впрямь: когда они подошли к костру, пламя пылало перед ними жаркой стеной, к которой и подойти-то было жутко. Багряные, рыжие, золотые сполохи поднимались высокой короной. Однако Номиноэ легко, как пушинку, подхватил довольно высокую Ангарад и пролетел с нею на руках над бушующим пламенем. Жар дохнул на них, но они были уже в безопасности. Зрители восхищенными возгласами приветствовали их, как и других смелых прыгунов.
По проходу между кострами Номиноэ и Ангарад вернулись на поляну к священному костру. Со всех сторон через костры прыгали другие пары, держась за руки или в обнимку. Некоторые из них не сразу возвращались, а уходились вместе в заросли кустарника вокруг поляны. В начале лета будет много свадеб, как всегда...
Прыгали через огонь и те, для кого пары не нашлось, желая заручиться милостью Солнца и защитой от зла. Отважно перепрыгнули через костры и оба арвернских принца, завоевав уважительные рукоплескания "детей богини Дану".
Искры самого высокого костра взметнулись до неба, светлые сполохи пламени сложились в сияющую фигуру юноши, сотканного из чистого света. Он поднял руку, приветствуя людей, и все протянули руки вперед, восклицая:
- Сияющий Бел почтил наш праздник! Милостив будь, о, великий Бел, приумножь поля наши, и стада, и потомство наше! Славься, о, лучезарный Бел!
Сияющая фигура исчезла так же быстро, как появилась. Но огни Белтайна горели до утра, пока не взошло древнее и вечно юное Солнце, и до утра же люди продолжали праздновать.
Таков был Белтайн, любимый праздник "детей богини Дану". И так завязывались нити, которым суждено было продлиться всю жизнь многих из участников того Белтайна. Жизнь королевы Игрэйны, в том же году наследовавшей своему умершему брату. Риваллона, что, когда вырастет, станет ее мужем. Сигиберта, который все-таки утешит Дарерку после потери Ллевелина и станет ее мужем, к своему горячему желанию и ради прочного мира с Арморикой. Номиноэ, вещего оборотня, и его будущей жены Ангарад. Впоследствии все их линии сплетутся еще теснее, соединятся неразрывными родственными и дружескими узами. Но и в глубокой старости они, кроме Игрэйны, которой было суждено погибнуть совсем молодой, они будут с улыбкой вспоминать огни Белтайна. Ибо их линии соединит в себе внук Игрэйны и Риваллона, унаследовавший бесстрашие своей бабушки, по отцу приходящийся внуком королю Арвернии Адальрику VII Вещему, что наречет его именем прародителя, приемный внук Сигиберта, любимый ученик Номиноэ, - Карломан Кенабумский.
-
Благодарю за столь теплые поздравления!!! :) :) :)
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 6
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 2
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 3
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 4
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 5
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 7
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 12
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 11
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 10
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 9
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 8
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 13
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская) 14
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
-
Классный праздник. :) В древности праздников было меньше, но они были веселее. И так оно даже лучше.
З.Ы. Эрэа Menectrel, с днём рождения :)
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Классный праздник. :) В древности праздников было меньше, но они были веселее. И так оно даже лучше.
З.Ы. Эрэа Menectrel, с днём рождения :)
Насчет праздников древности не поручусь. Меня там не было. Но стараемся в своих произведениях описывать мир, в каком самим хотелось бы жить, или попасть туда в посмертии, если авторы, по справедливости, попадают в созданные ими миры.
Долг Хранителя (НАЧАЛО)
Июль 748 года, Кенабум и окрестности, замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский в детстве, его родители, оборотень-выродок.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Всего десять лет суждено было юной королеве Игрэйне править Арморикой. Хоть она и сделала все возможное для своего народа, исцеляя раны минувшего восстания, но судьба и ей отвела слишком мало времени, немногим больше, чем ее брату, Ллевелину Коленопреклоненному. Судьба, идущая об руку с ее собственной волей и стремлением, ибо она распорядилась своей жизнью в соответствии с собственной природой и характером.
А между тем, правление молодой королевы-оборотницы было счастливым, и все без исключения желали ей добра. Она своим обаянием завоевала симпатию престарелого короля Арвернии, Ангеррана VIII, который называл ее внучкой. Ее близкими друзьями были наследный принц Адальрик и его брат Сигиберт, женатый на кузине Игрэйны, Дарерке. Там, где у молодой королевы еще не хватало опыта, она обращалась к советникам, что правили Арморикой во время ее малолетства. Кроме того, Игрэйна могла положиться на мудрость Хранителей-ши, а ее собственная принадлежность к бисклавре вызывала уважение "детей богини Дану", даже тех, кто не одобрял сближения с арвернами.
К своим девятнадцати годам Игрэйна была замужем и имела двухлетнюю дочь Гвиневеру, также бисклавре. Мужем молодой королевы был Риваллон, друг ее детства, сын графа Брохайла Кемперрийского, внук покойного регента; Риваллон, приручающий воронов. Игрэйна и ее супруг очень любили друг друга и свою дочь.
И все было бы хорошо, если бы в землях Арвернии не появился оборотень-выродок, охотившийся на детей. Выродками бисклавре называли тех из своих собратьев, что не получали в детстве должного воспитания, и оттого не могли согласовать в себе обе природы, человеческую и волчью. Если им случалось убивать людей в волчьем облике и отведать их плоти и крови, для таких уже не было возврата, они превращались в безумных убийц, жаждавших убивать снова. При этом выродки сохраняли всю силу, быстроту, живучесть и развитые чувства, свойственные бисклавре, что делало их гораздо опаснее. Из-за этого выродков объявляли вне закона как люди, так и другие ши. Любой имел право убить выродка, точно бешеную собаку. Но трудно было справиться с ними!
Этот же выродок, судя по сведениям, собранным Игрэйной, был не совсем обычным. Он убивал, как будто по какой-то идее, упорно и целеустремленно выискивал своих жертв - пятилетних мальчиков. Именно они почему-то вызывали у выродка жажду крови. Если дети ему попадались не одни, он убивал и их родителей или тех, кто был рядом, но это были случайные жертвы, и не их стремился погубить преступник.
Игрэйна не задумывалась, какие именно безумные идеи заставляли врага устраивать эти кровавые жертвоприношения. Она знала лишь одно: оборотня-выродка следовало остановить. Любой ценой. И вернее всего ей будет остановить его самой, чтобы точно ручаться, что детоубийца сгинет раз и навсегда. Одна мысль, что кто-то из ее рода способен расчетливо убивать детей, распаляла неистовым гневом сердце волчицы-матери.
По пути в Арвернию Игрэйна узнала от Хранителя Озера, кельпи Моргана, что выродок собирается в земли барона Верденнского, желая убить его маленького сына. Королева Арморики тогда же приняла решение, которое доверила, кроме Моргана, лишь Номиноэ, своему советнику, вещему оборотню.
Она не решалась сообщить своему супругу Риваллону о том, что собирается рисковать жизнью. Однако его вороны видели и слышали многое, а сам он с детства изучил свою жену. И теперь с беспокойством приглядывался к ней.
Сама же Игрэйна, на первый взгляд, делала все, как подобало в тех обстоятельствах. Она побывала при арвернском дворе и засвидетельствовала почтение престарелому королю на правах его названой внучки, и его внуку, наследному принцу Адальрику. Одновременно представила арвернскому двору свою дочь - очаровательную зеленоглазую крошку Гвиневеру, - и скрепила ранее существовавший договор еще и от ее имени, как своей наследницы. Словом, действовала так, чтобы, если она не вернется, общие и семейные дела не пошатнулись бы. Вряд ли в то время многие отдавали себе отчет, чем обусловлены действия молодой королевы, видя ее всегда исполненной сил и жаркого обаяния молодости. Лишь впоследствии иные люди поймут, что она словно бы составляла завещание.
Игрэйна не чувствовала никакой усталости или, хотя бы подсознательной, тяги к смерти. Напротив - еще никогда она так не радовалась жизни во всех проявлениях: любви мужа и дочки, силе и гибкости своего юного тела, беседам с близкими и красоте окружающего мира. Но бисклавре, дети Кернунаса, одной стороной все же близки к лесным зверям: они не удручают себя мыслями о несправедливости жизни и смерти и готовы принимать свою судьбу такой, как есть, во всякое время. В отличие от большинства людей, ши, и в особенности бисклавре, предчувствуют смерть заранее, и, когда она приходит, встречают ее с достоинством, хотя бы им тысячу раз было ради кого жить.
Еще в Кенабуме Игрэйна попросила мужа послать своих воронов выслеживать выродка. И тогда же известила письмом барона Рауля Верденнского и его супругу Ловису, что собирается приехать в гости. Баронесса, подобно ей, была оборотницей, только не армориканской, а арвернской, лу-гару, и они дружили прежде, встречаясь при арвернском дворе. Так что баронская чета охотно пригласила Игрэйну к себе в гости, на что она и рассчитывала.
Покинув Кенабум, Риваллон со свитой должен был проститься с супругой: дальше она собиралась следовать она.
Во время последней ночевки муж и жена как никогда долго ласкали друг друга на походной постели в шатре. Затем Риваллон со вздохом проговорил прильнувшей к его груди Игрэйне:
- Позволь мне поехать с тобой, любовь моя! Номиноэ отвезет домой нашу Гвиневеру, он же будет ее наставником, вместе с моим отцом и дедом...
Но молодая королева приложила палец к губам мужа, мягко, но властно обрывая его:
- Нет, возлюбленный муж мой! С безумным оборотнем трудно, почти невозможно бороться человеку, даже самому лучшему воину, без помощи кого-то из богов. И лучше все-таки, чтобы даже в самом худшем случае у нашей дочери остался хотя бы один родитель! Впрочем, я надеюсь справиться. Ловиса мне поможет. Тот выродок еще не знает, на что способна мать-волчица, защищающая детенышей! - Игрэйна говорила нарочито весело, но внутренне уже чувствовала, что не вернется.
Риваллон погладил пышные волосы жены, разметавшиеся по подушке.
- Но почему туда должна идти именно ты? Разве нет воинов-бисклавре?
Игрэйна приподнялась на локте, и он увидел, как в темноте сверкнули ее глаза, как два изумруда.
- Долг Хранителя требует от меня идти самой, муж мой! Ты знаешь сам: у "детей богини Дану" король или вождь клана - первый среди равных, он должен показывать пример подданным, а не посылать их вместо себя. У нас, бисклавре, стая следует за вожаком, только пока он достоин. Настоящий вожак не требует от других то, чего не сделает сам. Кроме того, уж точно ни в ком не бушует столь сильная ярость против этого детоубийцы, как во мне! Если я пошлю против него других бисклавре, и кто-то из них погибнет, я же никогда не смогу себе этого простить, и умру от стыда... Пойми, Риваллон, и... скажи нашей дочери, если потребуется: я не могла иначе!
Ее муж глубоко вздохнул и обнял обнаженные плечи жены, которые подергивались от скрытого напряжения: казалось, она мысленно уже мчалась в облике волчицы к замку барона Верденнского.
Воцарилось долгое молчание. Игрэйна понимала, как трудно ее мужу: он не имел возможности заботиться о жене как обычные мужья - она была королевой и бисклавре, достаточно сильной, чтобы позаботиться о себе. А, если он ее не защищал, как он мог на нее влиять?
Наконец, Риваллон глубоко вздохнул, мысленно сопоставив все, что знал об оборотнях от своего отца, брата и жены:
- Следуй своей тропой, Игрэйна! У кого есть силы запретить тебе то, что считаешь нужным? Но вернись живой, ко мне и нашей дочери! Вернись живой!
- Как угодно будет богам, - ответила Игрэйна, и ее вдруг пробрала дрожь: в порывах ветра за стенками шатра ей послышалось пение струн невидимой арфы...
Взглянув своими светящимися глазами в печальное лицо мужа, она проговорила то, что надо было сказать сейчас, ибо другого момента не предвидится:
- Если так случится, что я не вернусь, ты, Риваллон, будешь хорошим отцом для нашей Гвиневеры, что станет королевой после меня. И женись снова! Ты слишком молод, чтобы оставаться одному.
Она увидела в темноте, как Риваллон страдальчески поморщился.
- Мне никто не нужен, кроме тебя! С детства мы с тобой думали только друг о друге!
- Мне, конечно, лестны твои слова, мой милый, - она потерлась подбородком о его обнаженное плечо. - Но, если меня не станет, тогда я желаю тебе устроить жизнь и быть счастливым без меня. Тебе нужна жена, дети. Я заметила, что тебя любит Шамара Лесная, из рода герцогов Брокилиенских. На последнем приеме в Чаор-на-Ри она не сводила с тебя глаз, и мне удалось понять ее сердце. Она хороша собой и добра, наша Гвиневера тогда весь вечер не слезала у нее с колен. Если ты женишься на Шамаре, она позаботится о тебе и девочке.
Риваллон укоризненно взглянул на жену.
- Я не могу сейчас ничего ответить! Это будет означать, будто я уже потерял тебя!
В ответ Игрэйна мягко прикусила его за плечо и тут же поцеловала.
- Хорошо! Но, если так сложится, вспомни мою просьбу!
И она прижалась к мужу еще крепче, ласкаясь, так что вскоре они позабыли обо всем в объятиях супружеской любви.
Наутро, пока сворачивали шатры, чтобы двигаться дальше, Игрэйна простилась и с дочерью. Та, смеясь, таскала по ковру, застилавшему пол, новые игрушки, но, когда мать взяла ее на руки, девочка прильнула к ней и крепко обхватила руками за шею, так что у Игрэайны упало сердце, и она чуть было не отказалась от своего замысла. Как ей хотелось вернуться домой с мужем и дочерью! Но она сурово напомнила себе: "Я - Хранительница!"
- Расти большой, моя Гвиневера! Радуй папу, слушайся наставников! - прошептала она дочери, прежде чем передать ее Риваллону. И добавила на ухо девочке: - Ты ведь тоже Хранительница, ты поймешь меня, когда вырастешь!
И вскоре путешественники направились вдоль Леджии на запад, в Арморику. Игрэйна же, обернувшись волчицей, направилась через лес, во владения барона Верденнского.
В старинном, несколько мрачном на вид замке королеву Арморики радушно принял барон Рауль Верденнский и его жена Ловиса, давняя подруга Игрэйны. Они с гордостью показывали гостье свои владения и своего сына Ги, еще не подозревая, что именно за ним охотится оборотень-убийца. Мальчик рос бойким, крепким, самостоятельным, и, как определила Игрэйна, уродился человеком, но с сильным зовом крови. Такие люди обычно всю жизнь обладали крепким здоровьем, а также были удачливы во всех начинаниях, ибо волчье чутье помогало им избегать опасностей и ошибок.
Но, чтобы это сбылось в отношении мальчика, сейчас взрослые оборотни должны были уберечь его от безумного выродка. И вот, Игрэайна на следующий же день после прибытия, когда Рауль уехал со своими воинами на охоту, а мальчик играл в детской, рассказала обо всем Ловисе.
Баронесса в первый миг испуганно ахнула, как самая обыкновенная мать, но тут же ее глаза, серебристо-серые, как сияние полной луны, сверкнули стальным блеском.
- Надо сказать обо всем мужу: пусть усилит стражу по всему замку, приставит охрану к сыну! - был первый ответ.
Игрэйна укоризненно взглянула на подругу.
- Ну, Ловиса, я не ожидала, что ты стала такой покорной женой! Охране, состоящей из людей, с незаговоренным оружием, не справиться с оборотнем-выродком. Все, что я о нем узнала, доказывает: он, несомненно, безумец, но очень хитер, умеет прятаться и ждать подходящего момента. Как бы вы ни охраняли сына, он улучит момент, когда охрану снимут или ослабят, может быть - будет ждать долгие месяцы, пока вы не расслабитесь.
Ловиса склонила голову.
- Пожалуй, ты права! Но как же тогда выманить его, поставив под удар жизнь моего сына? Я дрожу от страха за него...
Представив, что какой-нибудь выродок угрожал бы жизни ее Гвиневеры, Игрэйна с сочувствием сжала похолодевшие руки баронессы.
- Это единственный способ покончить с ним без промедлений! Я обещаю быть рядом с тобой. Вдвоем мы одолеем выродка, и больше никто не тронет наших детей!
Баронесса Верденнская приободрилась, заражаясь неукротимой энергией Игрэйны.
- Тогда наш замысел придется держать в тайне от моего мужа. Он не поймет, чем руководствуются оборотни. Для него сражения - дело рыцарей в полном доспехе, а никак не женщин, будь она хоть королевой бисклавре!
Игрэйна кивнула, соглашаясь. Даже Риваллон едва понял ее. А Рауль Верденнский - конечно, порядочный человек, но слишком упрям и лишен воображения, типичный арвернский барон, признающий лишь те проблемы, что можно решить мечом.
Спустя несколько дней вороны Риваллона выследили преступного оборотня и донесли Игрэйне, что тот кружится вокруг замка. Теперь Ловиса со своей гостьей и маленьким Ги стали подолгу бродить по саду, ожидая удара и готовясь отразить его.
А между тем, тот, кого они ждали, оборотень, убивающий маленьких мальчиков, искал незаметного прохода за стены замка, так чтобы не спугнуть прежде времени свои жертвы. Он был готов убить ребенка - его во что бы то ни стало, - но также и любого, кто встанет на пути. Ибо он знал, что любые жертвы - все равно ничто в сравнении с теми потоками крови, что прольет этот ребенок, если вырастет...
Оборотень, что уже давно вел жизнь отверженного, изгнанный своей стаей, в глубине души сознавал, что ему нравилось убивать, чувствовать последние содрогания растерзанного тела, пробовать на вкус горячую кровь врага. Причем его воодушевляло убийство людей или своих сородичей, либо других альвов, охота на зверей не приносила такой радости.
Он вырос среди людей, забывших свои корни, и, пока не встретился в лесу с другими оборотнями, думал, что он один владеет восхитительным и жестоким даром оборотничества. Стая научила его законам богов и людей, и он следовал им, сколько мог. Однако он уже знал вкус человеческой крови. И со временем решил, что может убивать, хотя бы тех, кто достоин смерти. Оборотень выследил шайку разбойников и истребил их по одному. Уж их-то, которых сами люди искали, чтобы повесить без колебаний, никто не пожалеет! Однако вожак и вся стая изгнали оборотня и объявили вне закона. Так началась для него одинокая жизнь - бродячая, никому не нужная, но зато лишенная запретов. Тем не менее, он старался быть справедливым, и убивал по зову души только злых людей.
Как и все оборотни, он умел видеть сквозь грань между миром живых и миром мертвых. А теперь его дар даже усилился. В крови своих жертв он видел знамения, от каких волосы становились дыбом. Они объявляли, что уже родился будущий губитель альвов, который, войдя в возраст, истребит множество оборотней, вейл и других потомков волшебных рас. Кровь показывала ему жестокий облик фанатика, дымящиеся костры, жестокий блеск молота Донара, лезвия заговоренных мечей, опустевшие, лишенные Хранителей природные угодья...
И оборотень изгнанник решил не допустить этого, спасти мир альвов. Для этого следовало убить будущего врага, пока тот еще мал. Оборотень знал, что тому сейчас пять лет. И он начал убивать по всей стране мальчиков подходящего возраста, а вместе с ними - тех, кто их защищал. Он свирепствовал, с каждой новой жертвой все больше упивался кровью, однако верил, что защищает Другие Народы, и не пытался сдерживаться. Он наконец-то мог убивать с благой целью! Вот только знамения о будущем гонителе альвов все повторялись в свежей крови каждой новой жертвы, и это означало, что погибли не те.
Теперь оборотень-убийца подбирался к сыну барона Верденнского, которого охраняли две волчицы - его мать и гостья. Тайное чутье подсказывало, что наконец-то он нашел того, кто был ему нужен!
-
Классный праздник. :) В древности праздников было меньше, но они были веселее. И так оно даже лучше.
З.Ы. Эрэа Menectrel, с днём рождения :)
БЛАГОДАРЮ!!!!! ;D
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 7
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 4
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 5
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 6
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 8
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 13
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 12
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 11
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 10
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 9
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 14
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская) 15
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, оборотень-выродок) 2
-
С Ги Верденнским - это, похоже, было предначертание норн, которое не исправишь. Уж очень много совпадений :(
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
С Ги Верденнским - это, похоже, было предначертание норн, которое не исправишь. Уж очень много совпадений :(
Тут получается типичный пример самосбывающегося пророчества, которое осуществляется именно потому, что кто-то приложил все силы, чтобы этому помешать.
Долг Хранителя (ОКОНЧАНИЕ)
Июль 748 года, Кенабум и окрестности, замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский в детстве, его родители, оборотень-выродок.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Однажды солнечным утром две волчицы вместе с маленьким Ги вышли в сад, выполняя свой замысел. Мальчик бегал впереди, однако сегодня, смутно чувствуя что-то неладное, старался не особенно опережать мать. Ловиса шла немного позади, с болью в душе готовая защищать сына, как только появится враг. При этом следовало изображать беззаботную прогулку, и она беседовала с Игрэйной, идущей поблизости, по соседней тропинке, на скрытом языке оборотней, какого не улавливали чужие уши.
- Дивлюсь я тебе, Ловиса, - проговорила королева Армориканская. - Ты будто совсем забыла, что сама - оборотень. Знаю, что в чужое логово лезть нельзя, но, по-моему, не дело, когда мать не смеет даже развлечь сына превращением, покатать его на своей волчьей спине. Моя дочь радуется, когда я превращаюсь в волчицу. Ты же стараешься быть обыкновенной женщиной.
- Я знаю, что это выглядит глупо для вас, "детей богини Дану", - вздохнула баронесса Верденнская. - Но в Арвернии люди и альвы гораздо дальше друг от друга. Я люблю Рауля и нашего сына, и мне проще быть перед ними такой, как они видят, чем объяснять, что я могу быть кем-то еще. Может быть, когда Ги подрастет, я смогу раскрыть правду, но сейчас я не рискну портить отношения. Когда мне хочется побегать, я иногда вылезаю из своей спальни и гуляю по замку, стараясь не попадаться никому на глаза. Поверь, это увлекательно!
Игрэйна пожала плечами.
- Желаю тебе не устать от такой жизни! Но тише: слышишь шорох?..
Обе женщины насторожились, готовые в любой миг сменить облик. А маленький Ги в это время отбежал немного подальше, заметив впереди спеющие ягоды малины. И внезапно навстречу ему из кустов совершенно бесшумно поднялся высокий мужчина, одетый как дикарь, в звериные шкуры мехом наружу, кое-как пригнанные и скрепленные кожаными ремнями. Тощий, жилистый, темный от загара, возник перед мальчиком оборотень-убийца.
Некогда он звался Фульком, принадлежал к стае арвернских лу-гару. Но уже давно у него не было сородичей, и некому было назвать его по имени, с того дня, как его вожак, Храмн ("Ворон") изгнал его навсегда. Но зато у бывшего Фулька осталось его высшее предназначение - избавить мир альвов от того, кто, если вырастет, станет их губителем. И вот, он смотрел на испуганно замершего перед ним ребенка, надеясь, что уж на сей раз знамения привели его прямо к цели. Глаза безумного оборотня уставились в самую душу маленького Ги: не человеческие и не звериные, некогда яркие и блестящие, а теперь налитые кровью, полные жажды убийства.
Стремительная тень с непостижимой быстротой метнулась вперед и закрыла собой мальчика. Его мать была исполнена решимости сражаться насмерть с любым противником.
- Ты думаешь остановить меня, глупая самка? - глумливо расхохотался убийца. - Я сожру тебя и твоего щенка!
В том хаосе событий, что разверзся дальше, это были последние внятные слова, что запомнит на всю жизнь Ги Верденнский, сжавшийся сейчас на земле, у самых корней. И они будут ему являться в кошмарах, вспоминаться всю его долгую жизнь, настолько ясно, будто были произнесены только что. А вот все, что последовало затем, смешалось для него в невероятную мешанину событий, голосов, движений. И потоков крови!
Отшатнувшись назад, выродок стремительно изменил форму: тело припало на четыре лапы, вооруженные мощными когтями, покрылось клочковатой серой шерстью и обзавелось хвостом, либо вытянулось вперед и оскалилось белыми клыками. Оборотень-выродок бросился в атаку на человеческого детеныша. Но тут же его ударила в грудь серая тень, так что он от неожиданности даже отлетел прочь, но устоял на ногах. Ловиса, обернувшись изящной серебристой волчицей, грозно скалила зубы, закрывая своего сына.
В тот же миг из-за кустов показалась Игрэйна. Пока еще в человеческом облике, она выкрикивала заклятья на языке "детей богини Дану". От ее рук лились потоки зеленого света, они кололи и обжигали оборотня-убийцу, как рой злых шершней.
- Во имя Кернунаса, бога лесов, я лишаю тебя его благословения, мерзкий детоубийца, позор оборотней! Пусть скроется от тебя след, пусть заведет в болото тропа, пусть ветви кустов, что дарят приют, задушат тебя!
В гневе королева бисклавре обратила против врага сильнейшие проклятья для жителей леса. Но слишком далеко зашел по кровавой тропе тот, кого некогда звали Фульком, чтобы остановиться теперь. Даже если все силы леса обернутся против него, он все равно обязан был добраться до мальчишки, во имя будущего всех альвов!
Между тем, выкрикнув проклятье, Игрэйна тоже обернулась волчицей и бросилась на помощь Ловисе.
Они с двух сторон стали подкрадываться к выродку, который переводил взор с одной волчицы на другую, прикидывая, с кем сперва вступить в схватку. Они же без слов понимали тактику друг друга. Враг был сильнее и опытнее их обеих, по своим навыкам и телесной крепости мог бы стать вожаком стаи, если бы не распорядился своей жизнью иначе. Но вдвоем они, может быть, сумеют измотать его, если справятся.
Две стелющиеся, крадущиеся тени все ближе подползали к выродку, и он тоже пустил в ход хитрость. Пристально глядя на Игрэйну и готовясь к прыжку, он метнулся совсем в другую сторону, к Ловисе, загораживающей от него того, кого следовало убить.
Он сбил с ног серебристую волчицу и вцепился зубами ей в загривок, ища горло. Но она неистово забилась, царапая когтями, брыкая задними лапами, как рысь. На одно мгновение ей удалось освободиться, и она, не чувствуя боли в прокушенной шее, вцепилась зубами в морду выродку, располосовав до костей и едва не лишив его глаза. Кровь брызнула из раны убийцы прямо в лицо маленькому Ги, в ужасе прижавшемуся к земле всего в нескольких шагах от схватки оборотней.
Убийца взвыл и тяжелыми лапами прижал к земле уже раненую Ловису. Он бы тут же прикончил ее, но на него налетела Игрэйна и стиснула челюсти на его плече. Раздался треск сломанной кости.
- Я - Хранительница, и не могу позволить тебе убить ребенка! - прорычала она, выпрямившись.
Но именно эти слова заставили выродка бешено забиться, пытаясь встать. Он работал всеми здоровыми лапами и клыками, полосуя обеих волчиц. Его силы, казалось, утроились. Ах, если бы он мог все объяснить этим самкам, защищающим будущего губителя альвов, одна - ради ложно понятого долга Хранителя, вторая - из слепой материнской любви! Но они не поверят и не отступят. Значит, ему придется убить обеих. Они сами виноваты, что стали на пути!
Бешено извиваясь, он оставил глубокую рваную рану на боку у Игрэйны, отшвырнул ее прочь. Королева бисклавре на миг потеряла сознание, и выродок смог подняться на три лапы.
Ему оставался только шаг до сжавшегося в комочек Ги, что в ужасе наблюдал за чудовищным побоищем, и не мог отвести глаз, не мог и закричать или хотя бы заплакать. Окровавленная пасть оборотня была уже рядом с ним. Но тут Ловиса, израненная, истекающая кровью, поднырнула снизу и полоснула клыками по животу своего врага. Из раны хлынула дымящаяся алая кровь. Взвыв от боли и ярости, оборотень ухватил волчицу-мать за горло и сомкнул клыки, одним укусом ломая ей шею. Ловиса упала мертвой в нескольких шагах от сына, что глядел немигающими глазами на все, что происходило. А ее убийца стремительно развернулся и столкнулся с Игрэйной. Та, сверкая изумрудными глазами, налетела на него, орудуя клыками и когтями. Живой клубок плоти, свежей крови и волчьей шерсти покатился по земле, терзая друг друга. Слышался яростный рык, вой, треск ломающихся костей, стоны боли. Казалось, это не закончится никогда. И за этой чудовищной сценой наблюдал, застыв без движения, маленький Ги.
Наконец, клубок распался, и на примятой, местами вырванной с корнями траве остались лежать два изуродованных тела, слабо содрогающиеся в предсмертной агонии. Прекрасная женщина, с которой спало волчье обличье, и волк, которого даже приближающаяся смерть не могла больше сделать человеком.
Игрэйна лежала с развороченным боком, изгрызенной грудью. По ее прекрасному лицу прошелся след когтистой лапы. Ее противник лежал с распоротым брюхом, вывалившимися на землю внутренностями. Но невероятная живучесть оборотней все еще поддерживала в нем силы. Чуть приподняв голову, волк прорычал, обращаясь к Игрэйне:
- Думаешь, вы одержали победу? Да, я сейчас сдохну, как и вы обе. Но этот мальчишка вырастет и прольет крови альвов и людей гораздо больше, чем сотня таких, как я...
Умирающий волк рванулся вперед, чтобы хоть на излете жизни добраться до мальчика. Но Игрэйна в последнем прыжке перехватила его и прижала к земле, ухватила за горло в предсмертном усилии, и держала обеими руками, пока жизнь не покинула его. Увы - затраченные усилия стоили ей новых потоков крови, хлынувших из многочисленных ран.
- Кто был Хранителем - и после смерти останется им, будет помогать живущим. Ты же, нечисть, провалишься в преисподнюю, в мир Анку! - процедила она, меж тем как белый свет уже мерк перед глазами. И в последний миг ей увиделся Риваллон, смеющийся, держа на руках их дочь...
Затем все смолкло. На поляне лежали два жутко истерзанных женских тела и мертвый оборотень, так и оставшийся волком после смерти, как обычно происходит с выродками.
И лишь тогда маленький Ги, еще не сознающий, что произошло здесь, пошевелился, медленно возвращаясь к жизни. Он почувствовал, что ему трудно смотреть, ресницы левого глаза почему-то склеились. Только это он сейчас почувствовал, ничего другого еще не успел осознать. Проведя по лицу, он вытер глаз и, не глядя, облизнул руку, на которой было что-то густое, соленое...
Он отведал крови оборотня-выродка, желавшего его убить, так же как тот сам приобщался через кровь своих жертв к тайным силам и прибавлял свойства убитых к своим...
Между тем, со стороны замка бежали воины и слуги, привлеченные шумом сражения. Во главе их был сам барон Рауль Верденнский. Он в ужасе и недоумении застыл возле изуродованного тела жены, скорбно склонив голову. И другие люди тоже глядели, не в силах понять, что произошло.
В следующий миг барон увидел своего сына, сидящего под кустом. Рванулся и схватил, дрожащими руками ощупывал его и все никак не мог поверить, что его сын жив.
- Мальчик мой! Хвала богам, сохранившим тебя! Ты жив, мой маленький Ги! Проклятый оборотень не успел добраться до тебя! Твоя матушка и наша царственная гостья спасли тебя ценой своей жизни!
Мальчик прижался к отцу и уткнулся лицом ему в грудь, выплакивая весь пережитый ужас и еще не осознанное горе.
- Будем теперь жить вдвоем, сын! - говорил барон, торопливо унося мальчика в замок. - Ничего уже не поправить!
Воины с почтением подняли тела Игрэйны и Ловисы. Что до трупа выродка, то его бросили в овраг и закопали, как обычную падаль.
Старший воин удивленно проговорил, оглядев картину побоища:
- Ума не приложу, как две безоружных женщины смогли убить безумного оборотня, хоть и сами погибли при этом!
Вместо ответа Рауль Верденнский только передернул крепкими плечами, унося сына на руках.
- Самое главное, что мой мальчик жив! Будь прокляты оборотни, кровожадные, как Фенрир, дети Имира!
Так, в осознании, что оборотень убил его мать, и суждено было вырасти Ги Верденнскому, который так никогда и не узнал, что сама мать и погибшая вместе с ней Игрэйна сами были оборотницами. Его овдовевший отец нашел утешение в военной службе королю, и в благодарность за заслуги барона ставший королем Адальрик VII впоследствии назначил подросшего Ги в свиту своего старшего сына, будущего короля Хильдеберта Строителя. Со временем Ги Верденнский обрел большое влияние на своего царственного друга. И использовал его, чтобы с неукротимой жестокостью фанатика истреблять всех альвов без разбора, а также тех людей, что поддерживали их. Так пророчество сбылось. Выживший мальчик пролил больше крови, чем все оборотни-выродки, и никогда не сожалел ни о чем.
А тогда, сразу после гибели Игрэйны, Риваллон, еще не уехавший далеко, узнал обо всем от своих воронов и приехал, чтобы забрать ее тело. Он увез жену в Кенабум, где ее горько оплакивали вместе "дети богини Дану" и арверны. Больше всех сожалел о своей названой внучке одряхлевший и больной король Ангерран VIII. Для Игрэйны воздвигли погребальный костер на высоком берегу Леджии, в месте, что она любила.
Затем Риваллон был вынужден вернуться домой, чтобы заботиться о своей дочери, маленькой королеве Гвиневере. На его плечи теперь легли все заботы правления, чтобы дела не пошатнулись к тому времени, как она вырастет.
Со временем, когда боль утраты немного притупилась, Риваллон женился на Шамаре Лесной, следуя благословению Игрэйны. Со второй женой он благополучно прожил много лет, в их браке родились два сына и две дочери. Однако и много лет спустя весь народ чтил память храброй королевы Игрэйны, что отдала жизнь ради священного долга Хранителя.
Ибо теперь она продолжала оберегать своих близких уже из другого, незримого мира. Когда спустя год после гибели Игрэйны умирал ее названый дед, король Ангерран, в свой последний час он встретил ее, пришедшую проводить его в мир иной. Очень часто Игрэйна приходила во сне к своей дочери Гвиневере, пела ей песни и рассказывала истории, и ее дочь выросла, сохранив в памяти образ матери, и зная долг Хранителя. И когда много лет спустя, внук Игрэйны, Карломан Кенабумский, руководствуясь тем же священным долгом, оказался между жизнью и смертью, его вечно юная бабушка встретила в Лабиринте Времени и благословила внука, что удался весь в нее.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
С Ги Верденнским - это, похоже, было предначертание норн, которое не исправишь. Уж очень много совпадений :(
Тут получается типичный пример самосбывающегося пророчества, которое осуществляется именно потому, что кто-то приложил все силы, чтобы этому помешать.
Тут ведь недостаточно, чтобы Фульк напал на Ги. Он убил всех предыдущих мальчиков - и ушёл живым, и только когда отправился к барону Верденнскому, Морган смог его почувствовать и передал Игрэйне. Причём, опять же, напасть Фульк смог - не смог только убить. Тут чувствуется какая-то спланированность, словно норны сами следят за тем, чтобы их пророчество исполнилось.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
С Ги Верденнским - это, похоже, было предначертание норн, которое не исправишь. Уж очень много совпадений :(
Тут получается типичный пример самосбывающегося пророчества, которое осуществляется именно потому, что кто-то приложил все силы, чтобы этому помешать.
Тут ведь недостаточно, чтобы Фульк напал на Ги. Он убил всех предыдущих мальчиков - и ушёл живым, и только когда отправился к барону Верденнскому, Морган смог его почувствовать и передал Игрэйне. Причём, опять же, напасть Фульк смог - не смог только убить. Тут чувствуется какая-то спланированность, словно норны сами следят за тем, чтобы их пророчество исполнилось.
Предыдущих мальчиков не защищали оборотницы-волчицы. :'(
А вообще, в легендах чаще всего механизм самосбывающегося пророчества в том и состоит, что некто, узнав, как сложатся события, пытается всеми силами его не допустить, и в итоге только становится его катализатором. Не убей Фульк Ловису на глазах у маленького Ги, уж наверное, тот не возненавидел бы альвов, так чтобы стремиться уничтожить всех.
Дальше жить (НАЧАЛО)
Май 766 года, Чаор-на-Ри. Теодеберт Миротворец/Гвиневера Армориканская.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Приговор норн не судил долгого семейного счастью Теодеберту Миротворцу, старшему сыну Сигиберта и Дарерки, потомку королей Арвернии, однако происхождением и душой тесно связанному также с "детьми богини Дану". Некогда он женился на своей подруге Ангарад, дочери барона Номиноэ Озерного и его жены, Ангарад Мудрой. Жена родила Теодеберту сына Магнахара. Однако спустя пять лет Ангарад умерла во время новых родов вместе с ребенком.
Гибель жены глубоко потрясла Теодеберта, ибо его душа была мягкой и привязчивой, она щедро отзывалась на любое истинное чувство. Похоронив жену по обычаям "детей богини Дану", он бродил по залам замка в Чаор-на-Ри, не зная, что ему делать и к чему стремиться. Вместе с женой он похоронил часть своей души, и теперь там зияла пустота, которую могло залечить только время. Лишь с сыном Теодеберт был ласковее прежнего, старался быть для него и отцом, и матерью. Но и Магнахар замечал сумрачное состояние отца, и сам замыкался в себе.
Родители Теодеберта, Сигиберт и Дарерка, глубоко сочувствовали сыну, и старались поддержать его, чем могли. Коннетабль Сигиберт редко мог увидеться с сыном, ибо большую часть времени находился в Кенабуме при дворе, однако в регулярных письмах советовался с ним о важных делах, ненавязчиво подсказывал ему, чем себя занять, и одновременно - как отвлечься от горя полезным делом. Дарерка же вздыхала, с болью в душе глядя, насколько сник ее старший сын. Вспоминая свою молодость, она с горечью думала, как переживания родителей повторяются у их детей и бьют так же больно. Некогда она сама любила своего кузена, несчастного короля Ллевелина, но он умер совсем молодым. Как она оплакивала своего жениха, так и Теодеберт ныне лишился милой, очаровательной Ангарад, что, исполненная решимости, подарила ему сына, и пожертвовала собой, пытаясь родить второго ребенка. Дарерка вспоминала кулон, подарок Ллевелина, брошенный в озеро Кельпи, ради избавления от тоски. В конце концов, она, ничего не забыв, смогла полюбить Сигиберта, ставшего ее мужем, и смогла жить дальше. Ну а ее сын, найдет ли он утешение? Во всяком случае, ему нужно было время, чтобы придти в себя, и мудрые родители не торопили его. С ними соглашались и родители покойной Ангарад, Номиноэ и его супруга. Они также желали добра Теодеберту и его сыну, осиротевшему Магнахару.
И все же, неизвестно, как сложилась бы судьба овдовевшего Теодеберта, если бы спустя год после смерти Ангарад в Чаор-на-Ри не вернулась королева Гвиневера. Она только что рассталась со своим возлюбленным, принцем Хлодебертом, от которого у нее остались два маленьких сына - Хлодион и новорожденный Карломан. Прощаясь с отцом своих детей в замке Тинтагель, королева Армориканская держалась бодро, и даже старалась утешать Хлодеберта. Но, вернувшись домой, она затосковала, да так, что не могла вполне утешиться, даже когда занималась детьми, или когда погружалась в заботы своего королевства, словно рыба в море.
Она была еще совсем молода, ей хотелось любви и ласки, что потеряны для нее навсегда! К тому же, она была бисклавре, с холодным рассудком, но горячей кровью. Ей трудно было навек отказаться от жизни, радости, любви. На людях она оживлялась, но в тишине своих покоев тосковала о сильных руках Хлодеберта, о его горячих поцелуях, ласках. Никогда больше он не скажет, что любит ее. Никогда они не будут наблюдать вместе за величественным закатом солнца или его сияющим рассветом, как в тот озаренный час, когда был зачат их Карломан! Никогда больше она не увидит, как теплеет сталь в обычно суровых глазах Хлодеберта, унаследованных их первенцем, Хлодионом. Ничего больше не возвратить! Хлодеберт принадлежал теперь своей законной супруге, надменной принцессе Радегунде Аллеманской. Да, законы людей соединили их навсегда, но Гвиневера знала, что боги предназначили их с Хлодебертом друг другу, прежде чем принцесса приехала из своей Аллемании. И в глубине души ей трудно было смириться, что он теперь будет принадлежать своей постылой жене, а она обречена томиться в одиночестве, в полном цвете молодости. Что ж, она будет жить, как тысячи женщин, счастье которых в их детях, станет заботиться о благе своего гордого, вспыльчивого, храброго, беспокойного народа. И все же, внутри оставалась тоска, которой не могли до конца излечить дневные заботы.
Правда, Гвиневера рада была вернуться домой, к своей большой семье. Там ее встретили отец, Риваллон Сто Воронов, и мачеха, Шамара Лесная, и их дети - два брата и две сестры молодой королевы. Они были уже совсем взрослыми, а старший из них, Морветен, женился, и его жена скоро должна была родить первенца, что будет ровесником ее Карломану. Тут же, на крыльце замка в Чаор-на-Ри, королеву встретили Номиноэ и Ангарад, и их родные. Рада была Гвиневера повидать также свою тетушку Дарерку, что жила сейчас здесь, вместе со старшим сыном и внуком. Королева знала, что год назад их семью постигло страшное горе. Она соболезновала по поводу смерти Ангарад-младшей, да еще вместе с ребенком, что также не выжил.
Но она не могла представить, как сильно страдает Теодеберт после смерти жены. Увидев на крыльце замка среди близких исхудавшего мужчину с отросшей бородой, бледного, с провалившимися глазами, она едва узнала обходительного красавца Теодеберта, что прежде блистал при обоих дворах, привлекая окружающих умом и личным обаянием.
При виде него и притихшего шестилетнего крепыша Магнахара, Гвиневера упрекнула себя за собственные переживания, тогда как у других людей бывает гораздо более тяжкое горе. Она поглядела на Теодеберта с глубоким сочувствием. Он же с прежней учтивостью поклонился королеве, и в его глазах на мгновение мелькнул живой блеск.
- Приветствую тебя, государыня Гвиневера, в твоих природных владениях, которым твой приезд подарит счастье! - он изящно поклонился и поцеловал ей руку, но голос его звучал слабо и хрипло, словно он очень давно не говорил.
Гвиневере подумалось, что он отгадал ее тайные мысли, по поводу счастья. И она ответила мягким, но проникновенным голосом:
- Только всемогущее Солнце всем дарит счастье в одиночку. Живущим, чтобы добиться счастья, следует плодотворно стараться, помогая друг другу. Я надеюсь, что нам всем, родные мои, удастся создать счастье для всех!
Тут ее торжественно обнял отец, налетели братья и сестры, и в воцарившейся суматохе Гвиневера больше не видела Теодеберта. Она увидела его позже, на празднике в честь ее приезда. Он сидел за столом, выделяясь среди всех траурным одеянием, и, когда к нему не обращались, молчал.
В следующие несколько месяцев они нередко пересекались, обитая под одной крышей. Но Гвиневера с тревогой замечала, что Теодеберт остается таким же вялым и равнодушным ко всему, как и прежде. Она решила попытаться помочь ему, как родственнику и другу семьи. Спрашивала у него совета в государственных делах, обычно в виде переговоров с нужными людьми. При этом с радостью замечала, что Теодеберта уважают не только арверны, но и "дети богини Дану", и за его обходительность, и потому что он был сыном Дарерки. Теодеберт старательно исполнял поручения. Он несколько приободрился и снял траур. Но, стоило отставить его в покое, и он снова замыкался в себе. Глубокое сочувствие побуждало Гвиневеру поговорить с ним, попытаться пробудить к жизни. Но что она могла сказать ему, кроме банальных слов, что следует жить дальше? И вот, они не избегали друг друга, но и не сближались. Между тем, уже настал последний месяц весны, виннемонат, по календарю Карломана Великого.
Перемену в отношениях Гвиневеры и Теодеберта неожиданно внесли их сыновья. Магнахару, уставшему от постоянной подавленности отца, нужны были новые впечатления. И он стал играть с маленькими сыновьями королевы. Прежде всего с трехлетним Хлодионом, поскольку младенец Карломан был еще слишком мал для какой-либо активной деятельности. Зато Хлодион охотно следовал всюду за Магнахаром, казавшимся ему совсем взрослым, и радовался, когда тот придумывал для него игры. Иногда они осматривали замок, от башен до подземелий, куда только могли добраться. А порой Магнахар уводил Хлодиона во двор, к лошадям и собакам, или сооружал для них шалаш из веток и плащей, и они играли в дикарей. Да мало ли что мог выдумать мальчишка, желающий развлечь себя и маленького приятеля, когда в его владении - целый замок Чаор-на-Ри вместе с двором, священной рощей и служебными помещениями, - практически, целый город, хозяевами которого и чувствовали себя они с Хлодионом.
Сперва Гвиневера, опасаясь за сына, посылала слуг незаметно охранять мальчиков. Но скоро она убедилась, что Магнахар и сам оберегает Хлодиона. Так, когда тот чуть не сунулся в денник к кобылице с жеребенком, сын Теодеберта вытащил приятеля, и, испугавшись, надавал ему шлепков. А после сам просил прощения и, чтобы утешить, стащил для него с кухни медовый пирожок. Так мир был восстановлен.
Однажды королева Гвиневера собиралась поручить Теодеберту уладить недоразумения между двумя кланами в Королевской Земле, что жаловались друг на друга, обвиняя в неоднократном нарушении границ, угоне скота и вытаптывании полей. Королева через своих посланцев уже расследовала дело и назначила виру каждой из сторон. Теперь она вместе с Теодебертом разрабатывала праздник примирения, обряд, который поможет скрепить мир между кланамми, подобно строительной замазке, накрепко соединяющей кирпичную кладку.
- В дубовой роще, посвященной Таранису, богу грозы, оба клана принесут жертвы в честь мира и устроят совместный пир. Ты же будешь моим представителем и засвидетельствуешь клятву на мече, которую скрепят друиды.
Теодеберт понял, что она посылает именно его, чтобы найти ему дело, и усмехнулся, но кивнул ей с благодарностью.
- Я постараюсь не подвести тебя, государыня!
Их разговор был прервал Магнахаром, который ворвался в кабинет, таща за руку маленького Хлодиона. Сын королевы звонко смеялся, размахивая деревянной палкой, которую остругал для него старший друг, чтобы было похоже на меч.
- Вперед, Хлодион! Для нас нет преград! - воскликнул Магнахар, вбегая. И испуганно ахнул, увидев за столом своего отца и королеву. К счастью для мальчика, Гвиневера благосклонно кивнула:
- Спасибо тебе, что развлекаешь моего сына! - она помахала рукой Хлодиону, который выпустил руку Магнахара и тоже помахал матери в ответ. И звонко засмеялся:
- Мама, мы играем! Нам весело!
Что ж, Гвиневера могла лишь порадоваться за своего первенца, тем более, что бисклавре-родители предоставляют детям больше свободы, чем люди. Она улыбнулась. Теодеберт же назидательно сказал сыну:
- Будь осторожен! Ты отвечаешь за сына королевы!
Магнахар беззаботно встряхнул головой. С тех пор, как умерла мать, он наконец-то снова мог играть и веселиться!
- Не бойтесь! Мы хорошо играем вдвоем. Когда подрастет маленький Карломан, тоже будет играть с нами.
И он убежал вместе с Хлодионом, изображая рыцарскую атаку.
Теодеберт и Гвиневера поглядели вслед мальчикам.
- Твой Магнахар был бы замечательным старшим братом, - задумчиво проговорила королева, когда затихли их шаги. - Жаль, что он лишен такой возможности.
Теодеберт глубоко вздохнул, сжав пальцы в замок. У него были самые красивые руки, какие Гвиневере доводилось видеть у мужчин: аристократично-изящные, с тонкими, длинными, но крепкими пальцами. Это Гвиневера замечала в нем еще в юности, просто так, между прочим.
- Нам с Ангарад хотелось иметь еще детей. Но первые роды были очень тяжелыми, и несколько лет ей нельзя было рожать. А когда попыталась снова - погибла вместе с ребенком, - проговорил он потерянным голосом.
Гвиневера сострадательно вздохнула.
- Глядя на наших детей, я вспоминаю сейчас, как вы с Ангарад играли со мной, когда я была маленькой. Ты помнишь? Вы не раз вспоминали, как мы ездили в Кенабум, когда еще была жива моя мама...
Давние воспоминания детства заставили Теодеберта улыбнуться светло и печально. Сколько, оказывается, счастливых, несмотря на горечь потери, воспоминаний связывало его с покойной женой! Память всегда останется отрадным уголком его сердца. Но жить только прошлым нельзя.
- Это правда! Ангарад особенно умела придумывать истории, которыми заслушивались не только ты, но и я... Она была - как родниковая вода в жару, как свет путеводной звезды для усталого путника... - взволнованно проговорил Теодеберт.
Гвиневера склонила голову. Она понимала его скорбь, сама любя и уважая покойную, но ей хотелось хоть чем-то помочь молодому вдовцу.
- Ее уже не вернешь. А тебе следует позаботиться о себе и о сыне. Вот и мой отец любил мою мать с самого детства! Но, когда самая жестокая боль от потери прошла, он женился на Шамаре и живет счастливо. И я бесконечно благодарна ей за все, что она сделала для отца и для меня. И тебе тоже придется жить дальше!
Теодеберт нервно усмехнулся.
- Пока я не могу даже помыслить о другой! Даже Номиноэ и Ангарад-старшая мне говорят, что желают счастья в будущем... Но мне не идут в голову никакие другие женщины, кроме нее. Она даже снится мне по ночам! Я бы предал ее и обманул новую жену, пообещав ей счастливый брак.
Гвиневера помолчала в ответ. Что она могла ему ответить, когда ей самой, несмотря на разлуку, снился по ночам Хлодеберт, целовал ее и заключал в объятия, шептал ласковые слова, как раньше?
А Теодеберт проговорил, словно уловив ее мысли:
- Поскольку ты, государыня, теперь будешь жить здесь, вероятно, немало найдется желающих помочь тебе устроить жизнь!
Королева Арморики вздохнула в ответ. Трудно жить без любви, но и идти за нелюбимого было бы не легче!
На том они и простились, с глубоким сочувствием друг к другу.
-
Предыдущих мальчиков не защищали оборотницы-волчицы. :'(
А вообще, в легендах чаще всего механизм самосбывающегося пророчества в том и состоит, что некто, узнав, как сложатся события, пытается всеми силами его не допустить, и в итоге только становится его катализатором. Не убей Фульк Ловису на глазах у маленького Ги, уж наверное, тот не возненавидел бы альвов, так чтобы стремиться уничтожить всех.
Так они потому и не защищали, что не суждено. И поэтому Фулька не смогли выследить до времени. Не известно, было ли ему суждено убить всех тех мальчиков или он мог их обойти, но ему не суждено было погибнуть, и поэтому их не могли защитить. При этом, убить Ловису ему было суждено, при этом погибнув, и не успеть убить Ги. Поэтому, когда он отправился к барону Верденнскому, его смогли, наконец, выследить. Хотя, и раньше пытались, но не могли. Тут очень много факторов, которые должны были сойтись, чтобы пророчество исполнилось.
М-да. Я, вот, думаю. Хорошо не бороться с судьбой, если тебе суждено погибнуть в схватке с оборотнем, при этом, убив его. А если тебе суждено быть этим оборотнем? Или если тебе суждено быть Ги Верденнским?
Про Теодеберта и Гвиневеру. Это сказать легко, что надо жить дальше, а сделать намного труднее. К счастью, мы уже знаем, что они это смогут. Вот и дети подсказывают выход ;)
Давно хочу спросить. А не будет ли рассказа (ну, или в основном произведении каких-нибудь воспоминаний) с подробностями о том, как Хлодеберт Жестокий отстранил Ги Верденского и лишил донарианцев полномочий? Там ведь, наверняка, непросто было. Они ведь, наверняка, были против, и вряд ли достаточно было просто приказать. Ну, или что-нибудь о том, как юный Карломан сцеплялся с Ги Верденнским? Тоже интересно ::)
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 8
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 9
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 14
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 13
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 12
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 11
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 10
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 15
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская) 16
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, оборотень-выродок) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Предыдущих мальчиков не защищали оборотницы-волчицы. :'(
А вообще, в легендах чаще всего механизм самосбывающегося пророчества в том и состоит, что некто, узнав, как сложатся события, пытается всеми силами его не допустить, и в итоге только становится его катализатором. Не убей Фульк Ловису на глазах у маленького Ги, уж наверное, тот не возненавидел бы альвов, так чтобы стремиться уничтожить всех.
Так они потому и не защищали, что не суждено. И поэтому Фулька не смогли выследить до времени. Не известно, было ли ему суждено убить всех тех мальчиков или он мог их обойти, но ему не суждено было погибнуть, и поэтому их не могли защитить. При этом, убить Ловису ему было суждено, при этом погибнув, и не успеть убить Ги. Поэтому, когда он отправился к барону Верденнскому, его смогли, наконец, выследить. Хотя, и раньше пытались, но не могли. Тут очень много факторов, которые должны были сойтись, чтобы пророчество исполнилось.
М-да. Я, вот, думаю. Хорошо не бороться с судьбой, если тебе суждено погибнуть в схватке с оборотнем, при этом, убив его. А если тебе суждено быть этим оборотнем? Или если тебе суждено быть Ги Верденнским?
Насчет погибших мальчиков не могу судить, за отсутствием точных данных. Упоминается, что те, кто пытался их защищать, гибли сами. Обычным людям без специальных средств трудно справиться с оборотнем. Тут нужны либо такие же, либо кто-то вроде донарианцев, с профессиональной выучкой и непростым оружием. Ну, возможно, пара вооруженных до зубов рыцарей в полном облачении и справилась бы, но их там, видимо, не случалось.
А что касается предназначений судьбы, тут ответить проще. Норны обычно назначают людям те роли, что подходят им по складу характера. Фульк стал убийцей, потому что у него изначально была склонность к жестокости. Хоть он и пытался найти для нее выход, творя справедливость, как он ее понимал, то есть убивая, кого надо. Мне он напоминает судью-убийцу из "Десяти негритят" Агаты Кристи, который сам по складу характера мог бы быть преступником, но стремился убивать только тех, кто заслужил. Уж наверное, Номиноэ или даже суровый Гурмаэлон не дошли бы до убийства детей ни при каких пророчествах.
Ги Верденнский, с его опытом ненависти к альвам, тоже для своей роли вполне подходит. И со своего пути никогда не сворачивал. Он бы, конечно, хотел, чтобы его мать не погибла тогда, но свой жизненный путь вряд ли назовет неправильным. Тут все на своем месте.
Про Теодеберта и Гвиневеру. Это сказать легко, что надо жить дальше, а сделать намного труднее. К счастью, мы уже знаем, что они это смогут. Вот и дети подсказывают выход ;)
Действительно, их будущее мы уже знаем, тут интересно, не что произойдет в итоге, а как это происходило в свое время.
Давно хочу спросить. А не будет ли рассказа (ну, или в основном произведении каких-нибудь воспоминаний) с подробностями о том, как Хлодеберт Жестокий отстранил Ги Верденского и лишил донарианцев полномочий? Там ведь, наверняка, непросто было. Они ведь, наверняка, были против, и вряд ли достаточно было просто приказать. Ну, или что-нибудь о том, как юный Карломан сцеплялся с Ги Верденнским? Тоже интересно ::)
О взаимоотношениях юного тогда Карломана с Ги Верденнским думали как-нибудь написать, и даже, вероятно, скоро этим рассказом и займемся. :) Очень хорошо, что и Вам пришла в голову такая мысль!
Огромное спасибо за столь подробный ответ и за Ваши мысли о нашем произведении!
Дальше жить (ОКОНЧАНИЕ)
Май 766 года, Чаор-на-Ри. Теодеберт Миротворец/Гвиневера Армориканская.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Теодеберт не ошибся: в скором времени Гвиневере пришлось устроить торжественный прием, ибо естественно, что в присутствии своей королевы знатные "дети богини Дану" ждали внимания к себе. В том же месяце в королевском дворе состоялся бал по образцу арвернских празднеств, ибо для Арморики все же не прошло бесследно соседство с потомками завоевателей.
Гости наперебой выражали радость по поводу возвращения королевы домой. Гвиневера слушала их и вежливо беседовала, порой мысленно усмехаясь. Она замечала, что вожди кланов уже думают про себя, как можно изменить свое положение, в связи с приездом молодой незамужней королевы. Гвиневера улавливала волчьим чутьем желания наиболее честолюбивых своих подданных. Когда начались танцы, сын одного из крупных вождей учтиво поклонился королеве и подал ей руку, приглашая пройтись с ним. Заиграли музыканты, напевая любовную песню. Но у Гвиневеры не было никакого желания обнадеживать самонадеянного юнца, что уже видел себя будущим супругом королевы, не сомневаясь, что понравится ей. Она медлила, не подавая ему руки.
- Прошу прощения! - проговорил Теодеберт, кланяясь и беря под руку королеву.
Она охотно пошла с ним танцевать, благодарная, что он спас ее от затруднений. Пройдя с ним в танце через зал, двинулась обратно в ритме танца об руку с Номиноэ, затем, при новой смене партнеров - со своим братом Морветеном. Но затем рядом с ней вновь оказался Теодеберт, и она отметила, что он двигается с удивительной ловкостью, хоть на вид и был по-прежнему мрачен. Она была благодарна ему за спасение из затруднительного положения, хоть и думала, что он помог ей лишь из родственных чувств.
Вечером после бала Гвиневера решила погулять по саду возле замка. Она взяла с собой маленького Карломана, а Хлодион бегал вокруг матери, то и дело отвлекаясь на что-нибудь.
Когда она вышла в сад, навстречу ей появился Теодеберт. Гвиневера не удивилась ему; казалось, он должен быть здесь. Молодая женщина приветливо улыбнулась.
- Благодарю тебя за то, как ловко увел меня на балу!
Он невозмутимо кивнул.
- Не за что! Я видел, что тебе он неприятен. А во мне ваши вожди не увидят соперника, так что я не нанес им ущерба... Но у тебя расплелись волосы. Дай я пока подержу малыша, а ты поправь прическу.
- Ой! - Гвиневера передала маленького Карломана своему спутнику и расплела волосы, чтобы уложить их заново, в простую косу. Она не могла допустить беспорядка в своей внешности.
Теодеберт залюбовался роскошными волосами Гвиневеры, невероятной густоты, золотисто-рыжими, цвета осенней листвы. Он помыслить не мог о чувственном восхищении ею, ведь это значило бы предать память Ангарад. Однако Гвиневера была столь хороша, что он просто не мог не любоваться, как прекрасной картиной или статуей.
Наконец, оторвав от нее взгляд, он поглядел на младенца, которого держал на руках. Тот открыл ясные зеленые глаза и пискнул, как котенок.
- Он похож на тебя, - заметил Теодеберт, кивнув королеве.
Она улыбнулась, исполненная материнской гордости.
- У него мои глаза. Но лицом он будет вылитый Хлодеберт, вот увидишь! Даже больше похож на него, чем Хлодион.
В этот момент старший мальчик подбежал к взрослым, ухватил за одну руку мать, а за другую - Теодеберта, подпрыгнул, качаясь на них, как на ветках. Взрослые переглянулись и обменялись улыбками.
- По отцу скучает, - с извиняющимся видом проговорила Гвиневера, когда ее сын убежал вперед, и она забрала младшего сыночка у своего спутника, что держал его одной рукой.
- Твои мальчики мне совсем не мешают, - успокоил ее Теодеберт. Затем спросил, уже серьезнее: - Ты собираешься рассказать им об отце, когда подрастут?
- Иначе не может быть! - решительно произнесла Гвиневера. - Они вправе гордиться своим отцом и знать о нашей любви! Женщины моего племени всегда выбирают своим детям достойных отцов.
И снова Теодеберт залюбовался ею, уже не одним ее женским очарованием, но и неукротимой гордостью, что виделась в каждом движении, слышалась во всех интонациях королевы "детей богини Дану". И подумал, что был бы счастлив тот, кого она выберет быть отцом ее детей, как был его кузен Хлодеберт.
В это время к отцу подбежал Магнахар. Помахал рукой Хлодиону, который радостно заверещал при виде него.
- Мы пойдем? Я нашел гнездо белки и покажу ему, - сказал старший мальчик отцу.
Теодеберт нахмурился и проговорил с нарочитой строгостью:
- Магнахар, ты не забыл учтиво приветствовать королеву Гвиневеру и спросить у нее позволения увести ее сына? Хотя Арморика подчинена Арвернии, из королевского дома которой мы происходим, но здесь госпожа - королева Гвиневера. И ты обязан чтить ее, тем более что мы родственники через твою бабушку, мою маму.
Магнахар встрепенулся и поглядел на королеву несколько даже испуганно. Поклонился с придворной учтивостью:
- Приветствую тебя, государыня Гвиневера! Прошу у тебя разрешения и дозволения взять Хлодиона на прогулку.
Королева улыбнулась в ответ, укачивая на руках Карломана, и весь страх Магнахара сразу пропал. Ему пришло в голову, как счастливы Хлодион и Карломан, что у них есть мать. Если бы сейчас с ними вместе гуляла по саду его мама, как было бы хорошо им с отцом!
И тут Гвиневера обратилась к мальчику, уловив его тайные размышления:
- Магнахар, приходи завтра ко мне после завтрака! Я почитаю тебе вместе с моими сыновьями истории давних времен: о Великом Ясене Иггдрасиле, о том, как появились Солнце и Луна, о корове Аудумле, что вылизала изо льда и вскормила молоком прародителя богов... Хочешь послушать?
- Очень хочу! - Магнахар даже подпрыгнул на месте, и Хлодион сделал то же, подражая ему.
- Он перевернет все вверх дном в твоих покоях, царственная кузина, - произнес Теодеберт, взъерошив отросшие черные волосы своего сына.
- Не переверну! - звонко, настойчиво возразил мальчик. - Я буду тихим, как мышка!
- Вот видишь! - улыбнулась Гвиневера. - Я уверена, что мы с Магнахаором подружимся. А сейчас бегите, - указала она мальчикам.
Магнахар с Хлодионом убежали смотреть беличье гнездо. А Теодеберт, исполненный благодарности и смущения, взглянул на королеву.
- Благодарю тебя за заботы о моем сыне! Я стараюсь заменять мальчику и отца, и мать, и моя матушка заботится о нем. Но он все равно чувствовал себя одиноким, пока не приехала ты с детьми.
- Услуга за услугу! - усмехнулась Гвиневера. - Я буду рада уделить Магнахару немного внимания. Приходи и ты вместе с ним! Моим сыновьям ты нравишься. Карломан всегда чувствует, кто держит его, и на руках у неугодного человека он бы непременно раскричался. А у тебя был так же спокоен, как на моих руках.
Теодеберт не удивился, как такой маленький ребенок мог что-то различать. Будучи сыном Дарерки и зятем Номиноэ, он немало слышал о способностях "детей богини Дану", кровно связанных с ши.
- Если ты просишь, я приду. Ради наших сыновей.
- Я буду заниматься с Магнахаром, пока ты не надумаешь снова жениться, - напрямик пообещала Гвиневера Теодеберту. - Мальчику нужна мать не время от времени, а всегда! Нужна женская забота. А тебе она необходима еще больше.
Теодеберт помрачнел, как всегда, если ему говорили о возможной женитьбе.
- Сейчас пока что и думать об этом не могу! Ангарад, как живая, стоит перед глазами, и, кроме того... - он вздохнул и склонил голову. - С новой женой захочется иметь детей. А я не могу подвергать еще одну женщину тем страданиям, что прошла Ангарад перед смертью! Не хочу, чтобы еще чья-то цветущая жизнь оборвалась по моей вине!
Гвиневера участливо пожала похолодевшую руку друга детства. Ей хотелось заметить, что на свете множество здоровых женщин, для которых роды не сопряжены со смертельной опасностью. Но это было бы невежливо по отношению к несчастной Ангарад. И она проговорила неожиданно для самой себя:
- Тогда тебе следует жениться на женщине из потомков ши, дорогой кузен! Они, как правило, лучше умеют управлять своим телом, чем обычные люди.
Перед глазами Теодеберта мелькнул образ великолепной красавицы с блестящими изумрудными, как у самой Гвиневеры, глазами. Иной он не мог представить ее. Но для нее еще не пришло время...
- Я только недавно снял траур, - тихо проговорил он.
На следующее утро он вместе с сыном пришел в покои королевы после завтрака. Она только что покормила Карломана и, усадив за стол Магнахара с Хлодионом, рассказывала им древние легенды, так что они заслушались. Как и Теодеберт. Глядя на молодую мать, окруженную веселыми детьми, он любовался ею, как вечным олицетворением женственности, образом самой Матери Богов.
Той весной и в последующие месяцы они часто встречались таким образом. Гвиневера не только рассказывала истории Магнахару, но и стала заниматься с ним грамотой, языками и счетом, заодно позволяя приглядываться и вертевшемуся рядом Хлодиону. А тот однажды спросил с детской непосредственностью:
- А Магнахар теперь будет мой брат, да?
Сидевшие за столом Теодеберт и Гвиневера одновременно покраснели и опустили глаза.
- Не так все просто, сын, - мягко проговорила королева. - Магнахар - сын дяди Теодеберта и наш родственник. Но ты можешь общаться с ним, как с братом.
Старший мальчик поглядел на взрослых выразительно, словно хотел что-то сказать, но так и не решился.
Между тем, родственники Теодеберта и Гвиневеры заметили их дружбу, что явно шла на пользу обоим и, пожалуй, могла вот-вот переродиться в иное, более значимое чувство. Молодая королева знала, что ее отец и мачеха были бы рады, если бы она вышла замуж за Теодеберта. И сама она с удовольствием беседовала с ним, как с интересным, незаурядным человеком, была рада помогать ему и его сыну. Со времени разлуки с Хлодебертом проходило все больше времени, а между тем, никому, кроме Теодеберта, не удавалось тронуть ее сердце, хоть к ее двору и съезжались вельможи со всей Арморики.
По правде говоря, эти смотрины изрядно надоели королеве "детей богини Дану", не терпевшей, когда ей что-то пытались навязать силой. И часто ей думалось теперь, что ее брак с Теодебертом был бы лучшим выходом для всех. Любовь к Хлодеберту, отцу ее сыновей, не исчезла, но превратилась в ее душе в томительную щемящую нежность, с которой можно было начать жизнь снова.
Теодеберту приходилось труднее. Однако и в его мыслях рядом с Ангарад все чаще появлялся образ зеленоглазой красавицы королевы. Отец в последних письмах также восхищенно отзывался о Гвиневере. А недавно мать в откровенной беседе поведала сыну о своей первой любви - короле Ллевелине. И Теодеберт задумался всерьез. Он не сомневался в глубокой привязанности своих родителей, знал свою мать как преданную супругу, - и все-таки, ей тоже некогда пришлось замкнуть в отдаленный уголок памяти тоску по умершему жениху и жить дальше, строить жизнь с совсем другим человеком. Прямо как ему самому теперь.
И вот, когда уже прошел год после приезда Гвиневеры в Чаор-на-Ри, Теодеберт как-то был у нее, когда она учила маленького Карломана ходить. Собственно, тот уже бойко перемещался без посторонней помощи, но иногда еще по привычке держался за руку. Когда мальчик покачнулся и чуть не упал, Теодеберт бросился и подхватил его одновременно с Гвиневерой. Их лица и руки сблизились. И тут Теодеберт сам не понял, как проговорил:
- Гвиневера, выходи за меня замуж! - и, боясь, что она неправильно поймет, поспешил добавить: - Если ты согласишься, я останусь твоим подданным, как раньше, и ничего не потребую для себя! Поскольку во мне течет кровь "детей богини Дану", Совет Кланов примет меня не как арверна... Я понял, что мне никто не нужен, кроме тебя! Согласна ли ты?..
Гвиневера глядела на мужчину, вместе с ней склонившегося над ее сыном, и чувствовала, как учащенно бьется сердце.
- Пойду, Теодеберт! За это время мы хорошо узнали друг друга, и ты сделался мне очень дорог. Я обещаю быть тебе надежной женой, и не посягну на твою память об Ангарад. Ведь она всегда будет свята для тебя.
- Да. Но и ты сохранишь в своем сердце привязанность к моему кузену Хлодеберту. И я не спорю с этим, ведь вы расстались не по своей воле.
Гвиневера многозначительно усмехнулась и посадила сына на высокое сидение за столом.
- Пусть так! Но не в каждом сердце находится место только одной любви. Если уж боги назначили нам дальше жить после того, как прежняя жизнь разбилась на осколки, от нас зависит, научиться ли снова любить или тосковать в мрачном одиночестве до конца своих дней.
Теодеберт склонился к ней, целуя руки, затем, обняв одной рукой, горячо поцеловал.
В это время приоткрылась дверь, и Магнахар с Хлодионом ворвались в покои, вопя что-то несусветно-дикое, но, несомненно, радостное...
Вскоре королева Гвиневера Армориканская испросила у Совета Кланов разрешения вступить в законный брак с Теодебертом, сыном принца Сигиберта и Дарерки из королевского рода Арморики. Совет, поспорив и потянув время, как было принято, дал дозволение. И вскоре в Чаор-на-Ри сыграли пышную свадьбу по обычаям "детей богини Дану".
Единственным общим ребенком Теодеберта и Гвиневеры стала дочь, которую родичи по матери звали Гвенаэль, а арверны - Бланшар. Но при этом они сообща, в разумной супружеской любви, вырастили всех троих сыновей - Магнахара, Хлодиона и Карломана, как подобало родителям. Теодеберт сдержал обещание - он не претендовал на особую власть, хотя во всем помогал своей царственной супруге. Впоследствии он чем дальше, тем больше времени проводил в Арморике, ибо он не одобрял политику своего царственного кузена Хильдеберта Строителя и Верховного Расследователя Ги Верденнского, направленную против альвов, с которыми союзничали "дети богини Дану".
Семье Теодеберта и Гвиневеры предстояло пережить еще много испытаний. Но друг для друга они всю жизнь были самой надежной поддержкой, какой только может быть семья, в трудный час нашедшая силы жить дальше.
-
Правильный выбор. Нельзя жить прошлым, когда ты молод и впереди ещё вся жизнь. :)
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Правильный выбор. Нельзя жить прошлым, когда ты молод и впереди ещё вся жизнь. :)
Вы правы! :) Можно только порадоваться за Теодеберта и Гвиневеру, что они это поняли, и смогли начать сначала.
Свора (НАЧАЛО)
Август 781. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В 781 году королю Хильдеберту Строителю было тридцать восемь лет. Однако к этому времени он уже похоронил жену и единственного сына по вине вейл, как он верил. И больше ничто не радовало короля, даже воздвигнутая им новая столица Дурокортер, выстроенная на бывшем холме вейл. Он еще мог править Арвернией, но привычка к власти больше не доставляла удовольствия. На устах его никогда не появлялась улыбка.
В траурном одеянии без всяких украшений, исхудавший и бледный, с седеющими волосами, Хильдеберт Строитель казался гораздо старше своих лет. Его покрасневшие впалые глаза указывали, что он страдает от бессоницы. Однако он был королем, и его ждали обязанности. Перед ним на столе в его кабинете лежало судебное дело, и Хильдеберт хмурился, читая его. Затем приказал позвать к нему сеньора Геро де Шенонсо.
Тот пришел к королю очень скоро. Крепко сложенный мужчина пятью годами старше своего верховного сюзерена. Хильдеберт знал его с детства. Как и Ги Верденнский, Геро в юности входил в его свиту, когда он был принцем, и с тех пор служил при его дворе. И все же, король видел, что сеньор де Шенонсо сильно волнуется, хоть и старается не подавать вида. Геро, как подобало, глядел королю в лицо, но взгляд его сам собой притягивался к документам на столе. Что ж, этого от него и желал Хильдеберт Строитель! Он рассчитывал, что сеньор де Шенонсо исполнит любой его приказ, чтобы не дать хода этому делу.
- Садись, Геро, давний друг мой! - радушно пригласил король сесть напротив него и подвинул к собеседнику судебное дело. Нахмурившись, он проговорил ледяным голосом: - Садись и ознакомься с тем, какие беззакония творит твой сын Хьюго, который ныне взят под стражу! Он злоупотребил в ваших владениях "правом первой ночи", силой взял девушку, которая затем покончила с собой!
Сеньор де Шенонсо глубоко вздохнул. Лицо его выражало крайнюю тревогу, едва он услышал имя сына. Он реагировал так, как и ждал от него король.
- У меня не было времени уделять достаточно внимания воспитанию сына, - проговорил Геро исполненным сожаления голосом. - Я больше времени бывал при дворе, чем дома. А жена избаловала Хьюго: единственный сын! Да и так ли уж важна судьба вилланов, государь?
- Для меня должны быть важны все мои подданные, что просят у меня правосудия! - король повысил голос. - Устаревшие обычаи времен Завоевания ныне приносят лишь беспорядки. Твой сын не сумел даже соблазнить девушку, а взял такую, что не хотела его. Когда жених девушки вступился за свою невесту, твой Хьюго опрокинул его конем и затоптал до смерти.
- Государь, но ведь дерзкий виллан замахнулся на Хьюго палкой! - Геро де Шенонсо разгорячился от возмущения. - Неужели сеньор, чьи предки служили Карломану Великому, должен позволять себя бить какому-то простолюдину? Или ты ныне защищаешь одних вилланов, государь?
Король пристально взглянул на собеседника, и сеньор де Шенонсо осекся.
- Я хочу покоя в землях Арвернии, Геро! Плохо, что ты этого не понимаешь. Пока еще родные пострадавших обращаются ко мне ради правосудия, они еще послушны своему королю! Если я стану пренебрегать их интересами, они возьмут дело в свои руки. Бывает у иных нерадивых сеньоров, что вилланы целыми семьями уходят в леса, сбиваются в ватаги, опасные порой и для укрепленных рыцарских замков. Или ты хочешь, Геро, чтобы в твоих землях вспыхнуло восстание? Чтобы твоего сына и жену повесили на сосне, а твой замок сожгли и разорили все твое богатство? Ты был бы не первым, с кем такое произойдет! Если я, как подобает, накажу твоего Хьюго, это укрепит доверие народа и станет уроком для других, кто, подобно ему, не знает меры в развлечениях!
Говоря так, король пристально наблюдал за сеньором де Шенонсо. И увидел, как тот испуганно стиснул руки.
- Государь, молю тебя, пощади Хьюго! Я стану держать его в руках, не допущу злоупотреблений... Пощади, ведь он у меня единственный сын! Клянусь тебе, государь, я сделаю все что угодно, только пощади Хьюго!
"Единственный сын"! Эти слова отозвались в душе короля, как сигнальный гонг. Чтобы сохранить единственного сына, отец пойдет на все! Этого ему и нужно было от Геро де Шенонсо.
- Ради нашей давней дружбы я могу пощадить твоего сына и уничтожить дело против него, - король постучал пальцами по свиткам с судебным делом. - Но я прошу у тебя услугу за услугу. Жизнь за жизнь!
Хорошо зная короля и вслушиваясь в его интонации, Геро не сомневался, что тот говорит более чем серьезно. Спасения Хьюго действительно будет стоить чьей-то жизни. Но это не останавливало сеньора де Шенонсо. Он не боялся испачкать руки в крови, как и его друг Ги Верденнский. Поэтому и не осуждал своего сына за его преступления, хотя сам был прагматичнее. И он отозвался недрогнувшим голосом:
- Я выполню, что пожелаешь, государь! Кого следует убить?
Король помрачнел, углубившись в свои невеселые мысли. Затем проговорил, не отвечая прямо на вопрос Геро:
- Ты увидишь его завтра на охоте! Он поедет утром в лес вместе с моим племянником, принцем Хлодебертом. Ты будешь их сопровождать. Возьми с собой надежных людей и свору натасканных собак. Пусть они растерзают жертву, чтобы вину можно было возложить на безумного оборотня. Но позаботьтесь, чтобы с принцем Хлодебертом ничего не случилось! Уведите его подальше во время убийства. Он не должен ничего заподозрить!
Сеньор де Шенонсо склонился перед королем, готовый без всякого угрызения совести выполнить самый жестокий приказ ради спасения своего преступного сына...
На следующее утро собрались ехать на охоту двое старших сыновей брата короля, наследного принца Хлодеберта Жестокого: законный, Хлодеберт, и внебрачный, но любимый - Хлодион, первенец от Гвиневеры Армориканской. Несмотря на запутанные семейные отношения, единокровные братья-сверстники искренне любили друг друга, как и младшие сыновья наследного принца - Карломан и Теодеберт Малыш. Двоих старших, помимо того, объединяло увлечение охотой и рыцарскими упражнениями, почему они и пропадали целыми днями в лесах, окружающих Дурокортер. У Хлодиона, правда, в последнее время, вроде бы, появились какие-то тайны. На охоте он норовил все время отбиться от спутников, и возвращался спустя несколько часов, с сияющими глазами и шальной улыбкой на лице. Хлодеберту было немного обидно, что брат не признается даже ему, ради кого уезжает. Однако он догадывался: существует настолько личное, что и говорить об этом трудно, даже самым близким людям.
В это утро вызвался сопровождать братьев на охоту один из друзей короля, сеньор де Шенонсо. Юноши удивились, увидев его утром во дворе, в сопровождении ловчих и своры собак.
- Должно быть, наш царственный дядя приставил к нам няньку, чтобы нас не закружили альвы в лесу, - буркнул Хлодеберт своему брату вполголоса.
Хлодион нахмурился. Ему с утра было невесело, какое-то неясное предчувствие томило его. Он подумал на слова брата, что ныне в лесах Дурокортера не за кем следовать, очаровавшись, как их кузен, несчастный Хильдеберт, влюбившийся в вейлу. Все они истрблены по приказу короля, и сам кузен умер от тоски. Но говорить о Хильдеберте, которого миннезингеры уже называли в песнях Потерянным Принцем, было все равно что касаться свежей раны. И он промолчал, подходя вместе с братом к сеньору де Шенонсо, что стоял возле оседланных коней. За его спиной переговаривались ловчие, целый отряд крепких мужчин в костюмах коричнево-зеленых тонов, носившие за плечами лук и стрелы, а на поясе - рог, чтобы подавать сигналы, и длинный нож. Хлодион внимательным взором отметил, что части этих ловчих он никогда не встречал раньше.
Сеньор Геро учтиво поклонился сыновьям наследного принца, ожидая, чтобы они первыми начали разговор.
- Да благословит тебя сегодня Улль Стреловержец, бог охоты, - пожелал Хлодеберт. - Надеюсь, в сопровождении такого опытного охотника, как сеньор де Шенонсо, нам сопутствует успех!
Посланец короля склонил голову, украдкой поглядев на Хлодиона, который в знак приветствия лишь кивнул ему, ничего не говоря. Но обратился сеньор Геро к Хлодеберту:
- Мой благородный юный принц, мои ловчие выследили в стороне Карломановых Бродов матерого оленя с рогами о двенадцати отростках. Это будет дичь, достойная твоего копья!
У Хлодеберта жарко разгорелись глаза. Убить такого оленя - редкостная удача! Его голову можно будет выделать и повесить, вместе с рогами, в спальне на память. А какое впечатление произведет такая добыча на его невесту, принцессу Бересвинду Адуатукийскую, что недавно приехала в Дурокортер, собираясь стать его женой!
- Тогда, я надеюсь, мы сегодня загоним его! Лишь бы твои собаки не подвели! - Хлодеберт показал на свору великолепных гончих. Все белой масти, крупные, мощные и длинноногие, они натягивали сворку, на которой держал их старший ловчий, помощник сеньора де Шенонсо, по имени Марсель. Собаки нюхали воздух, махали прямыми, как прут, хвостами, порываясь в путь.
Сеньор Геро вновь поклонился Хлодеберту.
- Эту свору я сам вырастил и обучил, а я, без ложной скромности, кое-что понимаю в охоте! Если тебе понравится, как они загонят зверя, прими эту прекрасную свору в подарок от меня, юный принц!
При этих словах Хлодеберт уже смотрел на свору и щедрого дарителя совсем иными глазами, отдавая должное статям породистых гончих.
- Твое искусство обучать охотничьих псов известно по всей Арвернии,- благосклонно кивнул он сеньору де Шенонсо. - Что ж, я рад опробовать подарок!
Между тем, Хлодион поглядел на гончих со все возрастающим мрачным предчувствием, что мучило его все утро. Эти белые собаки с красноватыми белками глаз - признак свирепого нрава, - показались ему гончими Анку, стаей призрачных псов, что предвещают смерть.
Юноша встряхнул головой, стараясь преодолеть тяжесть на душе. Подумал о том, что сегодня, наконец, повидается с Жюли. Они не виделись уже несколько дней, и Хлодион успел соскучиться по своей возлюбленной, и верил, что и она ждет его. Он знал, что в груди дочери простого кузнеца бьется сердце, достойное самой знатной дамы в Арвернии. И Хлодион стал мечтать о новой встрече, но его все равно что-то угнетало, и на душе было тоскливо.
Зато у Хлодеберта не возникло никаких подозрений, он был весел и спешил поехать на охоту. Его разве что немного удивило, зачем сеньор де Шенонсо так явно старался угодить ему, обходя стороной Хлодиона. Но подумал, что, поскольку он все-таки наследник своего отца, когда-нибудь в будущем может стать королем Арвернии. Вот придворный его царственного дяди и старается заранее попасть в милость будущему наследнику. Неприятная повадка, но удивляться здесь нечему. И Хлодеберт стремительно вспрыгнул на коня. Хлодион последовал его примеру.
- В лес, пока роса не высохла на траве! - крикнул Хлодеберт, горяча красивого гнедого жеребца.
Хлодион поехал рядом с братом. Сеньор де Шенонсо и ловчие, ведущие собак на поводу, также сели на коней. За спиной у обоих юношей, Геро незаметно кивнул Марселю. И тот, вместе с ловчими и собаками, что принадлежали самому сеньору, поехали дальше, следуя за юношами.
Те не оглядывались назад. Но почему же тогда Хлодиона продолжала мучить тревога? Обычно лес успокаивал его, он любил дышать свежим воздухом, слушать звуки потаенной жизни. Но сегодня и лес был каким-то странным. Все притихло. как перед грозой, даже птицы не пели, и никто не шуршал в кустах и траве. А ведь стоял аранмонат - Месяц Жатвы, когда все звери и птицы вырастили детенышей, и теперь собирались в стаи. В эту пору лес всегда был полон жизни. Куда же все подевалось? Или, может быть, Хлодиону только померещилась кругом мертвая тишина? Наверное, так, потому что гончие прислушивались, настораживая чуткие уши. Но ему все утро было не по себе, как и сейчас.
Увы, Хлодион, сын королевы оборотней, не унаследовал ее дара улавливать знамения, что достался его младшему брату Карломану! Будучи от рождения обычным человеком, он не привык размышлять о тайном мире, и потому не умел правильно понять и тех неясных предчувствий, что все же открылись ему в судьбоносный день.
Если бы Хлодион мог в тот день повернуть назад! Но вместо того он решил поскорее встретиться с Жюли, надеясь, что ее ласки помогут ему развеять тоску. И он стал незаметно сворачивать в сторону, рассчитываясь отъехать подальше в лес и пуститься своей дорогой. Он не сомневался, что сеньор де Шенонсо и все ловчие последуют за Хлодебертом.
Он не подозревал, что за ним повернул Марсель и половина ловчих с собаками в намордниках, чтобы не залаяли прежде времени. Они осторожно ехали за ним следом и чуть в стороне, скрываясь в зарослях, не выдавая своего присутствия.
Что до Хлодеберта, то он разъехался с братом на лесных тропинках, где не было места сразу двум всадникам. Когда же он выехал на поляну, понял, что Хлодион опять исчез, как вошло у него в привычку. Но долго он на этом не останавливался, тем более что в этот миг сеньор де Шенонсо спустил со сворки гончих, и они тут же громко залаяли, взяв след.
- Вот он, мой принц! - крикнул сеньор Геро, показывая на действительно очень крупный олений след. - Ставлю сотню щитовых монет, что рогатый здесь прошел перед рассветом! Вперед! Мы догоним его!
Белые гончие помчались, мелькая между деревьев, и всадники полетели за ними. Хлодеберта охватил охотничий азарт, и он совсем позабыл о брате, не сомневаясь, что тот вернется позже, как всегда. Сам же он хотел лишь одного - догнать и затравить большого оленя, королевскую дичь. Чем свежее делался след и яростнее надрывались гончие, тем самозабвеннее мчался, погоняя коня, Хлодеберт, позабыв все на свете.
Так, все дальше друг от друга, удалялись сыновья принца Хлодеберта в диком лесу. И вскоре уже ни голос, ни топот копыт, ни звук рога не смог бы долететь от одного к другому.
Хлодион ехал через густой подлесок в сторону Карломановых Бродов, к тому месту, где обычно встречался с Жюли. Уже высоко поднялось солнце, стало пригревать, и юноше вскоре захотелось пить. Он увидел в ложбинке родник, из которого вытекал ручеек. Хотя у него была вода во фляжке, молодой человек решил освежиться родниковой водой. Спешившись и привязав коня к кусту орешника, Хлодион зачерпнул воды ладонями, вволю попил, затем умылся. Вода, вытекавшая из недр земли, была такой ледяной, что у него заныли зубы, но вкусной и чистой. Только почему ему неожиданно почудился запах сырого камня и опавшей листвы?..
В этот миг, впервые, как он отдалился от охотников, послышался стук копыт. Хлодион порывисто обернулся. Навстречу ему нацелились несколько кинжалов в руках ловчих. Рядом Марсель готовился спустить свору белых гончих, рвущихся вперед. Собаки разевали красные пасти и скалили клыки.
-
Свора (ОКОНЧАНИЕ)
Август 781. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Юноша мгновенно осознал, что происходит, отпрянул, выхватив кинжал из-за пояса. Поднявшись на ноги, он не сводил глаз с противников, ожидая, кто ударит первым.
- Я готов, господа! Но учтите, что я - племянник короля, который жестоко спросит с вас!
В ответ послышалась насмешливая брань ловчих. Марсель глумливо усмехнулся:
- Не беспокойся за нас! У нас есть разрешение на все!
У Хлодиона упало сердце. Он представить не мог, кому потребуется взять его жизнь, ведь он ни с кем не враждовал сознательно. Единственной, у кого мог найтись повод. была его мачеха, принцесса Радегунда Аллеманская. Но его потрясла самонадеянность этих людей. И он с сожалением подумал о том, что уехал от брата со свитой и остался совсем один.
Вспомнив о роге, висевшем на поясе, Хлодион схватился за него, желая подать сигнал. Тут же рядом свистнул рассекаемый воздух, и в плечо ему вонзился нож. Рука повисла, как плеть.
- Никого не позовешь, малыш! - с усмешкой пообещал ему Марсель. - Справляйся-ка своими силами!
Хотя из его раны обильно текла кровь, Хлодион выпрямился и сжал зубы, стискивая кинжал здоровой рукой.
- Справлюсь! - произнес он, хотя перед ним был десяток вооруженных охотников.
Когда навстречу ему метнулись двое убийц, Хлодион ударил одного из них клинком в горло. Тот упал, захлебываясь кровью. Но тут же еще трое бросились навстречу и стали обходить юношу с боков, собираясь окружить.
Исполненный решимости биться до конца, Хлодион отступил назад, желая прижаться спиной к дереву. Но позади уже были враги. Юноша стремительно обернулся, будто в танце, и достал кинжалом еще одного. Но тут же двое убийц вонзили ножи ему в грудь и в спину.
У Хлодиона потемнело в глазах, и он пошатнулся, упал на колени. Но, когда над ним склонились двое охотников на человека, он вновь ударил кинжалом. И, по болезненному воплю, понял с удовлетворением, что попал не наугад.
- Проклятье! Полудохлый уже, а огрызается! - воскликнул охотник, зажимая рану в плече.
Хлодион усмехнулся. В ушах у него гремела кровь, перед глазами мельтешили стаи черных мушек, так что он почти ничего не видел. Но юноша был исполнен решимости, и радовался, что ему, кажется, удалось продать свою жизнь подороже. Оперевшись локтем здоровой руки о нависавшие ветки, он даже сумел выпрямиться. И, когда в зыбком мареве перед ним мелькнуло чье-то лицо, Хлодион не глядя замахнулся кинжалом и засмеялся. Слава богам Асгарда, ему, по крайней мере, позволено будет погибнуть с честью, сражаясь против превосходящего противника! Он будет достоин войти в Вальхаллу после смерти!
И вот, он глядел поверх их голов, словно еще при жизни поднялся над ними, и они не имели над ним власти. И горделивый облик юноши, истекающего кровью из множества ран, поразил двуногую свору убийц, они даже оробели перед своей жертвой. И тогда Марсель взмахнул рукой, крикнул сообщникам:
- Собак! Спускайте собак! Все должно выглядеть так, словно оборотень растерзал его!
Собак спустили, и с жутким металлическим лаем свора белых гончих с налитыми кровью глазами бросилась в атаку. Хлодион увидел в неясном мареве их белые тени, вдохнул острый запах псины. Он вскинул кинжал, готовясь сопротивляться. Однако был слишком слаб, чтобы сражаться с собаками, притравленными на человека. Сразу несколько псов вцепились ему в ноги, опрокинули наземь. И тут же вся свора с кровожадным лаем и рычанием бросилась и стала рвать клыками еще живое, вздрагивающее в предсмертной агонии тело.
Но Хлодион уже не чувствовал боль от все новых ран. Он видел перед собой образы самых близких. Матушку, что напевала ему смешную детскую песню, как было в его детстве... Отца, строгого и заботливого, который так любил своих сыновей... Брата Карломана, чьи сияющие, как у матушки, глаза сейчас были исполнены печали... Жюли, воплощенную нежность, фиалковоглазую красавицу... Она что-то шептала, желая поведать ему, но он уже не мог услышать. "Простите, родные мои, я больше не могу быть с вами!" - испытывая чувство вины, подумал Хлодион, уносясь все дальше, меж тем как собаки рвали его тело.
А затем прямо к нему спустился с небес крылатый белоснежный конь. На нем восседала прекрасная дева в одеянии из лебединых перьев. Она протянула руки и улыбнулась, зовя его.
- Иди сюда, Хлодион! Для тебя готово место в чертогах Отца Павших!
И он, сам не зная как, очутился на крылатом коне позади валькирии, и их чудесный скакун вознес обоих на Высшее Небо, в Вальхаллу.
А здесь, на поляне, охотники не без труда оттащили гончих от растерзанного, окровавленного тела Хлодиона. Только когда их накормили мясом, собаки успокоились и позволили снова взять себя на поводок.
- Готов, - удовлетворенно произнес Марсель, осмотрев убитого юношу, сплошь залитого кровью.
- Как и двое наших, - заметили его сообщники, указав на трупы своих товарищей. Еще двое перевязывали раны - один в плече, другой - на лице.
- Заберем мертвых и сами уберемся подальше! - приказал Марсель. - И о нашем участии в деле ни слова, ясно? Оборотень растерзал племянника короля, так должны подумать все! За дело и за молчание нам щедро заплатит сеньор де Шенонсо, а может, и кто-то поважнее него!
Уцелевшие охотники подняли тела своих товарищей, собираясь поскорее покинуть место преступления. Что о содеянном ими следует молчать, и без того понимали все.
Марсель не меньше других стремился уйти отсюда поскорее. После такого кровавого дела ему хотелось выпить вина покрепче и отвлечься от содеянного. В Карломановых Бродах у него был приятель, что недавно нанялся подмастерьем к кузнецу Этьену. Хорошо бы заглянуть к нему, узнать, как дела, пошло ли у него на лад с хорошенькой хозяйской дочкой. Но сперва следовало уладить здесь все как следует, чтобы комар носа не подточил.
Он все внимательно осмотрел: не забыли ли никакого предмета, что вызовет подозрения?
- Заметите все следы сосновыми ветками, - приказал он. - Так, здесь трава примята, но следов не разглядеть. Раны на нем рваные, колотых ран не разглядеть. А теперь проведите собак след в след по мягкой земле возле родника. Пусть все разглядят след оборотня!
Сказано - сделано. Охотники провели собак по мягкой земле, и остались отпечатки шире и глубже обычных, словно здесь прошло животное гораздо крупнее обычной собаки.
Закончив все на поляне, Марсель отпустил коня Хлодиона. Конь, давно уже рвавшийся прочь, в ужасе от запаха крови, пустился бежать, не разбирая дороги, куда глаза глядят.
Раненые уехали в ближайшую деревню, унося мертвых. А Марсель с остальными охотниками поехали совсем в другую сторону. Здесь сообщник сеньора де Шенонсо взял рог и протрубил сигнал призыва. Эхо раскатилось по лесу. Затем они проехали дальше и снова затрубили, и еще раз - в другом месте. Казалось, будто ловчие, потеряв Хлодиона в лесу, ищут и призывают его.
Звук рога издалека услышал Хлодеберт, который только что загнал желанную дичь - большого оленя с великолепными рогами. Когда зверь был загнан гончими, решительный удар копьем по праву достался сыну наследного принца. Затем ловчие разделали оленя и аккуратно отрезали ему голову и подняли на пику.
Сеньор де Шенонсо от души поздравил Хлодеберта.
- Великолепная добыча, мой юный принц! Вряд ли твоему брату удастся поймать зверя лучше этого!
Хлодеберт улыбнулся, гордясь собой.
- Скорей бы увидеть Хлодиона! Очень хочу показать ему своего оленя!
И как раз в этот миг издалека донесся тревожный сигнал рога.
Хлодеберт встрепенулся.
- Это не сигнал о добыче, это знак тревоги! Кого-то ищут. Быть может, моего брата? Надо ехать!
В отличие от него, сеньор Геро точно знал, что означает сигнал, и был спокоен. Он выполнил приказ короля, теперь тот освободит его сына Хьюго!
Вслух же сеньор де Шенонсо ответил Хлодеберту, подводя ему коня:
- Ты прав, благородный принц! В лесу никогда не знаешь, чего ждать.
- Особенно если ездить в одиночку, как мой брат! - тревожно вздохнул Хлодеберт, вскочив в седло и спеша назад, вместе с сеньором Геро и ловчими.
Проехав некоторое время, они услышали топот копыт. Из кустов выбежал конь Хлодиона, весь в мыле, дрожащий от страха.
- Что-то случилось с братом! - горестно вскрикнул Хлодеберт.
- Это и впрямь тревожно! - отозвался сеньор де Шенонсо. - Опытный наездник не позволил бы коню сбежать просто так.
Вскоре им встретились Марсель и ловчие. Они тоже разъезжали по лесу, якобы в поисках Хлодиона.
- Мы следовали за благородным Хлодионом, но он уехал от нас, ничего не сказав, - развел руками Марсель с деланым сожалением.
- Он часто уезжал один в последнее время, - с горьким сожалением вздохнул Хлодеберт.
- Но раньше его конь не возвращался без всадника, - сурово произнес Геро де Шенонсо. - Надо искать! Пусть собаки поведут по следу!
Белые гончие быстро взяли след. Но, как только выскочили на залитую кровью поляну, они яростно залаяли, и шерсть на них поднялась дыбом.
Хлодеберт первым увидел брата и, спрыгнув наземь, бросился к нему, издав судорожный не то вопль, не то стон.
- Братец! Ах, братец мой, Хлодион! Что случилось с тобой? Услышь меня, поднимись, прошу тебя!
Он не сознавал, зачем кричал так, и на какой ответ мог надеяться. Ведь он увидел сразу, что Хлодион мертв и весь покрыт страшными ранами, и кругом была кровь. Положив голову брата себе на колени, Хлодеберт увидел, что ему перегрызли горло.
Сеньор де Шенонсо указал на следы возле родника.
- Погляди сюда, мой принц! Это следы волка-оборотня. Он напал на твоего благородного брата, когда тот проезжал мимо, и растерзал, а его конь сбежал.
- Ты так думаешь? - мертвенным, безжизненным голосом отозвался Хлодеберт. - Да, конечно! Кому еще быть?
Он видел страшные раны по всему телу Хлодиона, явно нанесенные звериными клыками. Но он заметил и другое. Не все раны имели одинаковый вид. Некоторые были слишком прямыми и ровными, таких не могли оставить зубы... Юноша пристально взглянул на сеньора де Шенонсо, и еще неопределенная догадка заставила его содрогнуться.
- Соорудите носилки из копий и плащей! - приказал Хлодеберт ловчим. Затем, когда Хлодиона уложили на носилки, брат укрыл его израненное тело с головой своим плащом.
- Несите его домой! - проговорил он сдавленным голосом, с ужасом представляя себе, как сообщит родным о гибели Хлодиона.
Когда Хлодеберт, сопровождая носилки с погибшим, въехал в ворота Дурокортерского замка, первыми, кого он встретил, были Карломан, родной брат Хлодиона, и его дед - майордом Арвернии, Риваллон Сто Воронов. Они стремительно подбежали к носилкам, бледные, как мел. Хлодеберт понял, что они уже знают правду или предчувствуют ее.
В ужасе застыли родные рядом с телом, накрытым окровавленным плащом. Риваллон рухнул на колени возле безжизненного старшего внука, и опустил голову, так что никто не видел его лица. Карломан заглянул под плащ и приподнял голову брата, как Хлодеберт до него.
- О, Хлодион, брат мой! Как жестока судьба! - простонал Карломан. И Хлодеберт, стоявший рядом с ним возле тела, мог лишь согласиться со словами брата.
Из сада прибежал самый младший брат, одиннадцатилетний Теодеберт Малыш. Но Карломан отодвинул его локтем. У Малыша еще будет время на прощание. Не нужно, чтобы он видел брата таким, как сейчас. И ему, и матери, что приехала с Теодебертом на предстоящие свадебные торжества, лучше хотя бы показать тело Хлодиона после того, как его омоют и сделают его раны менее заметными.
Стоявший в стороне сеньор де Шенонсо проговорил со всей видимой скорбью:
- Оборотень растерзал благородного Хлодиона, господа! Но, я верю, король прикажет истребить всех вредоносных альвов! Они жестоко поплатятся!
Карломан поднял на него глаза и, ни слова не говоря, пристально взглянул на доверенного самого короля, друга ненавистного Ги Верденнского. Юноша многое понял, но ничего не сказал. Никому не следовало знать, что сыновьям Хлодеберта известно о гибели их брата гораздо больше, чем от них ожидали. Ведь Теодеберт Малыш услышал разговор своей матери, Радегунды Аллеманской, с королем, в котором она подзуживала его убить Хлодиона. Хлодеберт позже рассказал братьям о странных ранах, оставленных не зубами. А Карломан лучше всех разбирался в оборотнях и в людях.
Впоследствии многие из той двуногой своры, что участвовала в убийстве Хлодиона, сами закончили жизнь под волчьими клыками.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 15
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 14
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 13
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 16
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская) 17
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, оборотень-выродок) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 18
-
Теперь понятно, как король это провернул >:(
И насчёт Хьюго де Шенонсо теперь понятно, куда смотрели власти. Всё они знали, просто свои делишки обделывали >:(
Надеюсь, папаша и сынок де Шенонсо (и Марсель тоже) не доживут до основных событий >:(
Он злоупотребил в ваших владениях "правом первой ночи", силой взял девушку, которая затем покончила с собой!
Это король неудачно выразился или этим правом можно как-то злоупотребить? Ну, т.е., если никакого права нет, то речь будет не о злоупотреблении, а о преступлении, а если право есть, то в чём тогда злоупотребление?
-
Замечательные рассказы. И размещены удачно - речь идёт об уже знакомых читателям героях.
Судьба всё же странная вещь. Трудно понять, где кончается предначертанное (то, что обязательно произойдёт, как ни старайся избежать) и начинается собственная воля человека. Помню, был фильм, в котором показывали два варианта событий для героев в зависимости от того, успеет героиня вскочить в поезд метро или нет. Но в финале обе ветки сходились, хотя пути были разные.
Вот и Ги не стал бы таким ненавистником альвов, если бы его мать не погибла в борьбе с оборотнем-выродком. А выродок, как выяснилось, пытался таким образом предотвратить истребление альвов (и добился противоположного результата).
А как бы сложилась жизнь Хлодеберта VI, если бы он послушал Карломана и не поехал на этом коне в тот день? Проклятие всё равно бы сработало, это понятно, но он мог прожить ещё несколько лет... или получить травмы по другой причине, и всё-таки погибнуть на том самом турнире в тот самый день. И ведь не узнаешь.
-
Он злоупотребил в ваших владениях "правом первой ночи", силой взял девушку, которая затем покончила с собой!
Это король неудачно выразился или этим правом можно как-то злоупотребить? Ну, т.е., если никакого права нет, то речь будет не о злоупотреблении, а о преступлении, а если право есть, то в чём тогда злоупотребление?
Возможно, предполагались какие-то правила относительно "права первой ночи", тогда злоупотреблением может являться их нарушение.
-
Огромное, как мамонт, спасибо от обеих авторов, эрэа katarsis, эрэа Карса! Замечательные комментарии! :-* :-* :-*
Теперь понятно, как король это провернул >:(
И насчёт Хьюго де Шенонсо теперь понятно, куда смотрели власти. Всё они знали, просто свои делишки обделывали >:(
Надеюсь, папаша и сынок де Шенонсо (и Марсель тоже) не доживут до основных событий >:(
Он злоупотребил в ваших владениях "правом первой ночи", силой взял девушку, которая затем покончила с собой!
Это король неудачно выразился или этим правом можно как-то злоупотребить? Ну, т.е., если никакого права нет, то речь будет не о злоупотреблении, а о преступлении, а если право есть, то в чём тогда злоупотребление?
Вот и еще одна темная страница истории приоткрылась, хоть и не стала от того ни оправданнее, ни пригляднее. :'(
Хьюго и Марселя мы видим живыми во флэшбеке Пиппина. А уж как потом сложилась их судьба?.. Фразу про волчьи клыки можно широко понимать. А вот старшего де Шенонсо, судя по всему, нет к этому времени в живых.
Насчет "права первой ночи" и в реальной-то жизни спорный вопрос: было ли оно, если да, то как далеко заходило, и было ли это именно законодательно подтвержденное право, или просто обычай, который можно исполнять, а можно и нет. А в фэнтези все предоставлено на откуп автору.
Скорее, это все-таки обычай, причем очень древний, еще времен Завоевания, применявшийся арвернами, чтобы покорить "детей богини Дану" (у которых, кстати, женщины куда более свободны). А следовать ему или нет, каждый феодал решает сам. Как и вообще в том, как обращаться со своими вилланами, крепостными. Можно быть жестоким, а можно и нет. Хьюго просто перегнул палку. Дело уже не в сексе как таковом - произошло убийство жениха девушки и ее самоубийство после изнасилования. Не случайный бытовой эпизод для всех участников, а жизненная трагедия для одних, ставшая развлечением для другого. Это, наверное, уже слишком, там, где хоть какая-то справедливость предполагается.
Замечательные рассказы. И размещены удачно - речь идёт об уже знакомых читателям героях.
Судьба всё же странная вещь. Трудно понять, где кончается предначертанное (то, что обязательно произойдёт, как ни старайся избежать) и начинается собственная воля человека. Помню, был фильм, в котором показывали два варианта событий для героев в зависимости от того, успеет героиня вскочить в поезд метро или нет. Но в финале обе ветки сходились, хотя пути были разные.
Вот и Ги не стал бы таким ненавистником альвов, если бы его мать не погибла в борьбе с оборотнем-выродком. А выродок, как выяснилось, пытался таким образом предотвратить истребление альвов (и добился противоположного результата).
А как бы сложилась жизнь Хлодеберта VI, если бы он послушал Карломана и не поехал на этом коне в тот день? Проклятие всё равно бы сработало, это понятно, но он мог прожить ещё несколько лет... или получить травмы по другой причине, и всё-таки погибнуть на том самом турнире в тот самый день. И ведь не узнаешь.
И авторы вместе с читателями узнают о своих героях много нового! :)
Да, некоторые поступки иначе как велениями судьбы не объяснишь! Вот и после "Своры" тоже думаешь: надо же было, чтобы Пиппин, посмертный сын Хлодиона, попал, не подозревая того, служить именно тем, кто убил его отца, чистил сапоги Марселю, который некогда натравливал собак на Хлодиона. Что это - ирония судьбы или путь к возмездию? Мы не знаем до конца, что там произошло впоследствии...
Так и в других рассказах тоже явно судьбоносные моменты. Хоть их и определяют решения самих людей и других существ.
«Судьба и воля, воля и судьба – они как земля и небо, что вместе растят зерно. И никто не знает, чей же вкус в хлебе».(с)Мэри Рено, "Тезей".)
Сердце красавицы (НАЧАЛО)
Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Матильда, Ангерран, Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Берхар "Сладкопевец", Аделард, Аледрам.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Начало весны 799 года от рождения Карломана Великого, было совершенно необычным для Матильды, младшей дочери графа де Кампани и его супруги. Ее совсем недавно назначили фрейлиной молодой королевы Регелинды Адуатукийской, супруги короля Хлодеберта VII. Матильда, которой недавно исполнилось шестнадцать лет, стремилась быть полезной своей госпоже, носившей в чреве первенца, и самое главное - оправдать надежды тех, кто добился ее назначения фрейлиной: графа Карломана Кенабумского и его супруги, графини Альпаиды.
Ей приходилось нелегко, ибо королева Регелинда во время беременности сделалась привередливой и капризной. Сейчас она сидела в кресле одного из дворцовых залов, сцепив пальцы на уже округлившемся животе, ибо прошло полгода, как она забеременела. Молодая женщина хмурилась, чувствуя неумолкающие толчки внутри. Что-то встревожило ее еще не родившегося ребенка. И, чем сильнее беспокоилась будущая мать, тем сильнее брыкалось дитя в ее чреве.
Матильда расположилась за креслом королевы, глядя на молодого человека в одеянии оруженосца короля, что стоял перед ними с лирой в руках. Это был Берхар Сладкопевец, внук барона Готье Железнорукого.
Чуть заметно трогая пальцами струны лиры, так что они издавали мелодичные звуки, Берхар завел успокаивающую любовную песню:
- Спи, моя милая, наслаждайся покоем в первых лучах весны! Я не стану тебя тревожить, не побеспокою, пока ты не проснешься и не выйдешь ко мне сама. Пусть веселый ленцемонат навевает тебе приятные сны, любимая моя! Весенними крокусами и первоцветами заклинаю тебя: отдыхай спокойно! И пусть во сне тебе видится любящий взгляд и ласковая улыбка!
Юная королева, с интересом заслушавшись песней, успокоилась, и даже сумела улыбнуться. Ребенок в ее чреве перестал так неистово биться, и сама Регелинда почувствовала себя лучше.
Но Берхар, что пел для королевы, глядел поверх ее головы, на белокурую Матильду, скромно стоявшую позади ее кресла. Юная фрейлина замечала взоры оруженосца, обладающего красивым и уже мужественным голосом. Матильда замечала, что Берхар неравнодушен к ней. Но она, слушая его песню, видела перед собой совсем другой взгляд и другую ласковую улыбку, не те, о которых он пел. И не могла отвести от них взгляд, даже если они не сулили любви.
Многие девушки в ее годы ветрены и не знают, кого им хочется любить, особенно если живут они при королевском дворе, среди великолепных вельмож. Но Матильда де Кампани была еще моложе, когда отдала свое сердце раз и навсегда. И она знала, что будет любить всю жизнь, даже если никогда не дождется взаимности. Тому порукой была еще полудетская клятва, данная ею на алой розе перед алтарем Фрейи.
***
А между тем, в это самое время король Хлодеберт VII в своем кабинете задержался за обсуждением государственных дел со своим дядей и майордомом, графом Карломаном Кенабумским. Войдя в права наследства, юный король старался внимательно вникать в любое важное дело, оправдывая надежды дяди и других умных вельмож. Но порой, как сейчас, заботы казались Хлодеберту бесконечными. Сидя за огромным письменным столом, заваленным пергаментами, он устало потер переносицу, с невольным смущением подняв глаза на дядю, который, казалось, вовсе никогда не ведал усталости.
- Наконец-то мы разобрались с этим ворохом пергаментов! Я уж думал - меня похоронят под ними, - признался молодой король, хрустко потягиваясь.
Карломан глядел на царственного племянника яркими зелеными глазами.
- Мне думается, тебя волнует что-то еще, помимо государственных забот? - полуутвердительно произнес он. - Если так, то расскажи! Может быть, я сумею помочь?
Хлодеберт уже в который раз поразился проницательности дяди. Махнул рукой, показывая, что не беспокоится, но затем тихо, доверительно проговорил:
- Регелинда, с тех пор как забеременела, очень сильно изменилась. Стала ужасно раздражительной и капризной, ничем нельзя ей угодить. Все, что она любила прежде, теперь ее раздражает.
Карломан многозначительно улыбнулся в ответ.
- Так бывает у беременных женщин, особенно когда они ждут своего первого ребенка, и еще не знают, что делать. Ради будущего сына и наследника Арвернии можно выдержать и не такое! Каждая беременная женщина чувствует себя Богиней-Матерью, качающей в колыбели только что созданный мир. И, кто знает - возможно, они правы, - задумчиво прибавил Карломан, думая о том, что только благодаря женщинам, ласковым и щедрым матерям, жизнь вообще продолжается, хоть мужчины зачастую воображают, что все держится на них.
Хлодеберт вздохнул.
- Я стараюсь понимать ее! Но никогда не думал, что угодить беременной женщине так трудно, - проговорил он, с надеждой глядя на дядю: не подскажет ли он, как ему держаться с Регелиндой? Все-таки, Карломан был отцом пятерых сыновей, имел богатый опыт семейной жизни.
Майордом действительно кое-что посоветовал.
- Попробуй провести сегодняшний день с женой! Ее непременно порадует твое внимание. Убеди ее, что любишь ее и такую, как есть, даже если втайне тебе кажется, что она подурнела или у нее испортился характер. И сам постарайся поверить в свою любовь. Думай о ней и о сыне, которого она скоро тебе подарит. Скажи, как сильно ты благодарен ей за будущего ребенка... Поскольку сегодня мы закончили все срочные дела, ты вполне можешь посвятить этот день своей жене.
- Благодарю тебя за совет, дядя Карломан! - искренне проговорил молодой король. Вдруг его осенила внезапная мысль, и он поглядел на майордома глазами женатого мужчины, как равный ему: - Тогда и тебе следует провести сегодняшний день со своей женой и сыновьями, дядя Карломан!
Граф Кенабумский взглянул на короля с особой благодарностью. Как он радовался, замечая в своем царственном племяннике проницательность и чуткость! К счастью, Хлодеберт вырос истинным сыном своего отца, безвременно погибшего царственного брата Карломана. Сперва майордом опасался про себя, чтобы слишком раннее начало семейной жизни не отвлекло племянника от государственных забот, ведь взрослеющие юноши склонны принимать любовь за некий подвиг и привыкают довольствоваться ею, уже не стремясь к большему. Однако Хлодеберт сумел пойти дальше, и ныне, в семнадцать лет, был королем Арвернии не только по названию, но и на деле, хоть и опирался, конечно, на более опытных советников. И его дяде приятны были слова взрослеющего юноши. Он ответил с улыбкой:
- Ты попал прямо в середину мишени, Хлодеберт! Я тоже собираюсь провести свободный день с Альпаидой и детьми. Моя жена научилась терпеливо ждать еще со времен нашей молодости, но она все равно скучает. Однако и мужчине следует уделять внимание жене не только ради ее успокоения. Сам он, как бы важные дела ни вершил, получит гораздо больше, если ему есть ради кого работать, поверь!
Хлодеберт улыбнулся и проговорил, поднявшись из-за стола:
- Благодарю тебя, дядя Карломан! Я последую твоему совету, и отправлюсь к своей супруге сразу же!
***
В отношении Альпаиды ее муж был прав. Она действительно ждала его, хоть, конечно, и не высказывала свое нетерпение открыто, как порой позволяла себе юная беременная королева. Графиня Кенабумская понимала, сколь важны заботы ее супруга, а, кроме того, дети скрашивали ее жизнь. Хоть с тех пор, как они подросли и постепенно вливались в беспокойную придворную жизнь, мальчики не проводили с матерью все время, Альпаида все равно жила их интересами, как раньше.
В этот весенний день графиня Кенабумская гуляла с сыновьями по дворцовой оранжерее. Здесь, под стеклянной крышей, защищавшей нежные растения от ветра и холода, освещенные дополнительными светильниками, вырастали самые прекрасные цветы, какие снаружи распустятся только через несколько месяцев. В королевском саду в эту пору расцветали еще разве что скромные первоцветы. А в оранжерее круглый год цвели роскошные розы всех цветов, царственные ирисы, пышные пионы, изящные лилии, нарциссы, гиацинты. Словно окутанные белоснежными облаками, стояли в цвету яблони и вишни, персиковые и гранатовые деревья. Плоды в оранжерее тоже созревали почти на три месяца раньше, чем под открытым небом.
Сейчас Альпаида не спеша брела по тропинке между клумб, опираясь на руку старшего сына, пятнадцатилетнего Ангеррана. Она задумчиво улыбалась, прислушиваясь к голосам самых младших сыновей, Аледрама и Аделарда, убежавших вперед. Мальчики уже служили при дворе в качестве пажей, но сегодня были отпущены за примерное поведение, чтобы побыть с матерью.
И вот, сейчас они, едва не позабыв о примерном поведении, бегали по оранжерее и весело гомонили, разглядывая на каждом шагу какое-нибудь необычное растение. Сейчас Аледрам остановился, чтобы пристально разглядеть крупную пламенно-золотистую лилию с необычным соединением лепестков. Он уже поднес руку, чтобы сорвать ее. Но тут Аделард подскочил к брату и остановил его руку.
- Что ты делаешь, она же такая красивая!
Аледрам с недоумением взглянул на брата.
- Но, Аделард, я просто хотел ее разглядеть поближе! Таких цветов я еще не видел. А здесь потом распустятся другие... наверное, - прибавил он не очень уверенно.
Но младший брат стоял перед ним, воинственно сжав кулачки.
- Я тебе не дам срывать лилию! Она такая красивая, она должна жить!
Альпаида улыбнулась, слушая перепалку сыновей. Ангерран, покинув мать, догнал братьев и, обхватив обоих за плечи, повернул к ней лицом. Тогда графиня Кенабумская обратилась к Аледраму, как всегда, желавшему знать все на свете:
- Ты смотри глазами, но не трогай руками без надобности, не уничтожай живую красоту!
Аледрам кивнул и отдернул руки от лилии. Аделард же победно завопил, радуясь, что мать приняла его сторону. Тогда Альпаида обернулась к младшему сыну:
- А ты никогда не забывай, что ты - паж при королевском дворе! И не злорадствуй над братом. Каждый может ошибиться. Ну, а теперь погуляйте еще, только ничего не трогать и не мять!
Мальчики, что на мгновение притихли, убежали вперед. Но скоро вдалеке вновь раздались их звонкие голоса.
Их старший брат вновь чинно пошел об руку с матерью. Он был уже почти взрослым, оруженосцем при своем царственном кузене. Но взглянув ему в глаза, Альпаида увидела, что в глубине души Ангерран был бы не прочь присоединиться к младшим братьям в их беззаботной игре.
Задержав взгляд на старшем сыне, графиня Кенабумская отметила, что он уже сравнялся с ней ростом, хоть она и была высокой женщиной. И все больше становился похож на отца, кроме цвета глаз.
Тихо вздохнув, она проговорила:
- Ты стал уже совсем взрослым, Ангерран! Идешь со мной под руку, как настоящий кавалер. Жаль только, что все чаще на таких прогулках меня и младших детей сопровождаешь ты, а не твой отец.
Альпаида понимала, что Карломана отнимает у нее множество обязанностей, необходимых для государственного мужа. И все-таки она все сильнее скучала, тосковала без него. Мысленно упрекнула себя: ослабла, распустилась, стала жаловаться собственному сыну! Однако она хотела, чтобы Карломан проводил больше времени с семьей, не только для себя, но и ради сыновей. Не дело, чтобы они росли, не видя отца, с головой поглощенного государственными заботами!
Видя, что мать печальна, Ангерран постарался ее утешить - тоже совсем как его отец:
- В последнее время накопилось слишком много дел! Ты ведь знаешь, что король ничего не решает без своего мудрого майордома, который приходится тебе супругом, а мне отцом. Сам король тоже работает с важными свитками днем и ночью. Матильда рассказала мне, что королева Регелинда стала очень требовательной к королю. Вот он и прячется от нее в делах, а мой отец должен помогать ему. Если король помирится с королевой, то и отец станет посвободнее.
Графиню Кенабумскую заинтересовало поведение молодой королевы.
- Беременные женщины склонны драматизировать свое состояние, им все видится преувеличенно огромным... Я думаю, королеве Регелинде будет полезен совет опытной женщины, матери, родившей нескольких детей... Кстати, где сегодня можно найти молодую королеву?
- Матильда мне сообщила, что королева Регелинда сегодня будет вместе с ней в зале, расписанном фресками, - ответил Ангерран.
Графиня кивнула сыну.
- Я рада, что Матильда так хорошо освоилась в качестве фрейлины молодой королевы! Твой отец и я не зря занимались обучением этой девочки.
Ангерран польщенно улыбнулся: ведь это он привел Матильду де Кампани к своим родителям.
- Да, матушка! Королева Регелинда во всем полагается на Матильду, как на подругу, а не просто фрейлину. Но твой совет все равно будет ей полезен.
Альпаида кивнула, обещая себе немедля навестить молодую королеву, ожидавшую рождения первенца.
-
Хьюго и Марселя мы видим живыми во флэшбеке Пиппина. А уж как потом сложилась их судьба?.. Фразу про волчьи клыки можно широко понимать.
Это всё-таки было давно, а до основных событий, надеюсь, они не дожили.
А вот старшего де Шенонсо, судя по всему, нет к этому времени в живых.
Надеюсь, его казнили, когда Хлодеберт пришёл к власти (тот или другой).
Насчет "права первой ночи" и в реальной-то жизни спорный вопрос: было ли оно, если да, то как далеко заходило, и было ли это именно законодательно подтвержденное право, или просто обычай, который можно исполнять, а можно и нет. А в фэнтези все предоставлено на откуп автору.
Скорее, это все-таки обычай, причем очень древний, еще времен Завоевания, применявшийся арвернами, чтобы покорить "детей богини Дану" (у которых, кстати, женщины куда более свободны). А следовать ему или нет, каждый феодал решает сам. Как и вообще в том, как обращаться со своими вилланами, крепостными. Можно быть жестоким, а можно и нет. Хьюго просто перегнул палку. Дело уже не в сексе как таковом - произошло убийство жениха девушки и ее самоубийство после изнасилования. Не случайный бытовой эпизод для всех участников, а жизненная трагедия для одних, ставшая развлечением для другого. Это, наверное, уже слишком, там, где хоть какая-то справедливость предполагается.
Ну, точно. Всё время забываю, что право в современном понимании и в средневековом - это разные вещи.
Каждая беременная женщина чувствует себя Богиней-Матерью, качающей в колыбели только что созданный мир.
У Карломана поэтический взгляд. :)
Аледрама нам ещё не показывали. Чем, интересно, он сейчас занимается? И у Карломана же с Альпаидой, вроде, пять сыновей? Т.е., ещё один есть, которого нам тоже не показывали. Тоже интересно, какой он.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Это всё-таки было давно, а до основных событий, надеюсь, они не дожили.
По намекам из флэшбека, можно предполагать, что нет.
Надеюсь, его казнили, когда Хлодеберт пришёл к власти (тот или другой).
Возможно. А может, и волчьи клыки добрались, опять же, судя по намекам.
У Карломана поэтический взгляд. :)
С точки зрения его сородичей по матери, которые не зря почитают Матерь Богов, и даже называются ее именем. Да и собственная жизнь Карломана, опять же, располагает видеть в женщине, и именно в женщине-матери, высшую сущность. Не зря же его Гвиневера воспитывала.
Аледрама нам ещё не показывали. Чем, интересно, он сейчас занимается? И у Карломана же с Альпаидой, вроде, пять сыновей? Т.е., ещё один есть, которого нам тоже не показывали. Тоже интересно, какой он.
Об Аледраме говорилось в основном произведении, что Бересвинда прочит его в Королевский Совет на место великого секретаря. О его способностях и пристрастиях кое-что упоминалось:
"- Что ж, - проговорил граф де Кампани, будущий майордом. - Аледрам Кенабумский еще молод - всего двадцать шесть лет, - однако умен и образован, знает множество языков. Покойный великий секретарь был весьма доволен им. Я уверен, что он справится на новом посту.
Турольд также охотно поддержал его:
- Если правда, что боги разделили между всеми сыновьями Карломана некие черты личности их отца, то Аледрам получил страсть к познанию и неограниченные способности к любой отрасли наук. Столь образованный и вместе с тем сведущий в жизни человек будет очень полезен в Королевском Совете!"
Вот, он и с детства проявляет любознательность.
Если правда, что каждый из сыновей Карломана проявляет какую-то грань его личности и способностей, то они предположительно распределяются следующим образом:
1. Ангерран политик
2. Дунстан\Тристан оборотень-чародей
3. оборотень-воин (?)
4. Аледрам ученый
5. Аделард романтик
Сердце красавицы (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Матильда, Ангерран, Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Берхар "Сладкопевец", Аделард, Аледрам.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
А между тем, в зале с фресками королевский оруженосец Берхар продолжал петь, устремив взор на Матильду де Кампани. Новая его песня уже напрямую обращалась к ней:
- Я хотел бы стать жемчужным ожерельем на твоей белоснежной шейке, любимая! Туфелькой на твоей маленькой ножке, чтобы сколько угодно касаться ее. Пояском, что трогают твои прекрасные руки. Лентой в твоих золотистых локонах, чтобы скрыться в их шелковом обилии. Или хотя бы непролитой слезой твоей, чтобы вовек не разлучаться с тобой!
Юноша пел, устремив исполненный надежды взор на Матильду, и смысл его песни явно указывал на нее. Девушка даже потрогала ожерелье, упомянутое им. Однако его песня, исполненная искреннего чувства, вызывала у нее лишь досаду. Она предпочла бы, чтобы Берхар оставил ее в покое. Ведь она знала, что не сможет ответить на его любовь. При дворе столько девушек, которых тронули бы его песни! На что же ему она?
Итак, юная фрейлина водила глазами по фрескам, не поднимая глаз на Берхара, который продолжал петь.
В это время королева Регелинда, успокоенная музыкой, не замечала, что происходит между ними. Наконец-то дитя в ее чреве успокоилось, и на нее саму снизошло умиротворение. Теперь она задумалась о муже и о своем поведении в последние дни. И молодой королеве стало стыдно. Какой взбалмошной, беспокойной, капризной она была! Быть может, поэтому ее царственный супруг и избегал ее с некоторых пор?.. Прежде Регелинде не приходило в голову, что она сама может отталкивать от себя мужа.
А Берхар продолжал петь, не сводя глаз с Матильды:
- Для тебя, моя ясная звездочка, поет моя лира! Для тебя одной звенят струны, поют тебе о любви, в надежде, что однажды ты взглянешь с высоты!
Она по-прежнему не смотрела на него. Однако Берхар думал, что дочь графа де Кампани держится так, потому что слишком скромна для выражения чувства. И он продолжал надеяться завоевать ее сердце.
А Матильда, устав блуждать взглядом по сторонам, стала разглядывать фрески на стенах. На них изображались рыцарские турниры, поединки, балы, прекрасные дамы и рыцари, объясняющиеся им в любви. Девушка залюбовалась ими. Вид доблестных рыцарей на фресках напоминал ей о том, кому было отдано ее сердце. Любовь такого мужа была бы честью для любой дамы, как и в тех древних историях, что запечатлены на фресках...
***
В это самое время в зал с фресками вошла Альпаида под руку с Ангерраном. Позади них шли младшие мальчики, Аледрам и Аделард. Они старались идти чинно, как подобало юным пажам. Однако с любопытством оглядывались по сторонам и то и дело подталкивали друг друга локтем или плечом, украдкой показывая на то, что их заинтересовало.
Приблизившись к сидящей королева, Альпаида приветствовала ее реверансом. Ангерран изящно поклонился, и младшие братья повторили его жест.
Регелинда обрадовалась графине Кенабумской, поскольку желала спросить у нее совета по поводу будущего ребенка. Она сделала знак, и Берхар замолчал, лишь струны его лиры жалобно зазвенели напоследок.
Теперь Матильда перевела внимательный взгляд на Альпаиду - мудрую супругу Карломана, единственную, что была во всем ему под стать. Как ни странно, Матильда не ревновала Карломана к его законной супруге. Ибо она сознавала, что в настоящее время ее единственное преимущество перед Альпаидой - молодость и красота, а этого мало, чтобы привлечь столь выдающегося человека, как Карломан Кенабумский. Всему остальному, что составляло богатство души, ума и сердца истинной женщины, Матильде еще предстояло учиться и учиться. И потому она любила и уважала Альпаиду, сознавая ее превосходство.
А королева Регелинда, между тем, приветливо обратилась к вошедшей:
- Здравствуй, моя дорогая тетушка, графиня Кенабумская! Приветствую тебя, Ангерран, а также юных пажей! Прошу вас, присядьте рядом со мной и послушайте, как поет этот весьма одаренный юноша! - она указала на Берхара, а затем щелкнула пальцами, и двое молчаливых слуг, стоявшие в глубине зала, тут же принесли кресло для графини Кенабумской.
Усевшись в кресло, Альпаида внимательно взглянула на молодую королеву, догадываясь, что та радуется ей не просто так.
И действительно, Регелинда проговорила со вздохом:
- Мне хотелось бы спросить у тебя совета, в силу твоего опыта, - она украдкой коснулась своего округлившегося живота под просторным платьем.
Альпаида кивнула, не удивляясь. Чего-то подобного она и ожидала.
- Я почту за честь помочь тебе советом, государыня! - проговорила она. - Что именно тебя беспокоит?
Прежде чем ответить, молодая королева сделала знак Берхару, и его пальцы вновь пробежали по струнам лиры, извлекая мелодичные звуки. Однако он играл не очень громко - так, чтобы музыка не мешала разговаривать, но приглушала тон беседы от посторонних ушей, ибо речь шла о самых важных и таинственных вещах.
Регелинда доверительно обратилась к Альпаиде:
- Я хочу спросить у тебя совета, как исправить пошатнувшиеся отношения с моим царственным супругом и вернуть его расположение. Я огорчалась, что Хлодеберт избегает меня в последнее время, а теперь со стыдом понимаю, что сама оттолкнула его своим поведением. Расскажи, бывало ли у тебя такое во время беременности? Как ты переносила это состояние? Менялись ли твои предпочтения, отношения с супругом? Всегда ли вы ладили в это время между собой?
Альпаида, наклонившись к молодой королеве, тихо проговорила, так, чтобы слышала она одна:
- Так бывает со многими женщинами во время беременности. Будущий ребенок диктует нам, что ему нужно, даже если со стороны его требования кажутся дикими.
- О, знаю! - вздохнула Регелинда. - Мне порой хочется есть среди ночи. И предпочтения в еде изменились настолько, что порой сама себе кажусь безумной. Свиной окорок я могу теперь есть вместе с вареньем из малины, а миндальное печенье заедать жареным гусем. Мой царственный супруг только округляет глаза от изумления. А когда он высказал удивление вслух, мы поссорились, и он ушел, а я потом долго плакала.
Альпаида ободряюще улыбнулась молодой королеве.
- Вот плакать не следует! Помни, что любые огорчения могут повредить будущему ребенку. Береги его и себя! А твоему царственному супругу придется понять, что иногда лучше уступить причудам беременной женщины. Ведь он не меньше твоего желает, чтобы бы выносила и благополучно родила ему первенца, а Арвернии - будущего наследника! Он поймет, поверь, государыня! Ну а тебе сейчас важнее всего покой. Как только ты родишь, король полюбит тебя еще сильнее прежнего, да и нынешние странности в твоем поведении исчезнут.
Регелинда глубоко вздохнула.
- Постараюсь все понять! Но все-таки, беременность - это совсем новый мир, который меняет тебя до неузнаваемости... А с тобой такое тоже бывало, благородная графиня? Не могу представить, чтобы ты требовала от майордома чего-то невообразимого, и он не знал, как успокоить тебя...
Графиня Кенабумская улыбнулась воспоминаниям юности.
- Тогда еще Карломану далеко было до звания майордома. Да и находился он рядом со мной лишь в самую первую беременность, - она с гордостью взглянула на красавца Ангеррана, беседовавшего со своей подругой Матильдой. - Затем Карломан выполнял посольские поручения в разных странах, а меня навещал раз в год, как сеятель свою отдаленную ниву. Но я немало потрепала нервов своему отцу, брату и Вароху, другу нашей семьи, - смущенно призналась Альпаида. - И поверь, мои выходки и вкусы были не менее дикими! Как-то, вынашивая Аледрама, я среди ночи ужасно захотела есть. И тут же съела подвернувшийся под руку каравай хлеба, даже не разрезая его, отщипывала мякоть пальцами и ела, как крыса. Так что не пугайся своих желаний, государыня, они естественны в твоем состоянии. Но помни, что полезнее все же держать себя в руках!
Регелинда почти совсем успокоилась. Значит, все идет заведенным порядком, как бывало до нее у множества женщин! Теперь лишь бы ребенок родился здоровым и крепким, а муж к ней вернется! И еще молодая королева уверилась, что не ее капризы отталкивают его, а действительно государственная необходимость. Конечно, Хлодеберт не странствует за пределами Арвернии, как в свое время граф Кенабумский. Но ведь обязанности короля необозримы! А она была слишком несправедлива к своему супругу.
Глядя на молодую королеву, Альпаида, скучавшая в отсутствие Карломана, облегченно вздохнула. Хотелось верить, что и Регелинда, и она скоро обретут своих мужей вновь.
А рядом звенели струны лиры Берхара. Продолжая петь, он приличия ради смотрел на королеву и Альпаиду, но все же, его глаза сами собой оборачивались к очаровательной белокурой Матильде:
- Пусть один лишь твой взор упадет на меня, согреет мне сердце обещанием невянущей любви! И я оседлаю коня и заточу меч, облачусь в сверкающую сталь и помчусь даже в безнадежный бой с твоим именем на устах, ибо тебя послала мне сияющая Фрейя. И, если я не сложу голову в жарком бою, то надеюсь, что ты встретишь меня улыбкой, госпожа моего сердца!
Берхар пел теперь, уже прямо обращаясь к Матильде и не сводя с нее горящих сладкой мукой глаз. Но увы - девушка даже не глядела на него, чтобы он не расценил малейший знак внимания как поощрение его чувств. Вместо этого она оживленно переглядывалась и вела дружескую беседу с Ангерраном, что стоял за креслом своей матери, как она - за креслом королевы.
- Я вижу, чем больше занят король, тем свободнее его оруженосцы? - поддразнила она своего друга.
Ангерран усмехнулся.
- У меня действительно выдался сегодня свободный день, хотя я думаю, что скоро все изменится! А ты, если государыня Регелинда отпустит тебя сегодня вечером, приходи ко мне и к матушке на ужин. Мы будем очень рады тебе.
У Матильды даже заблестели глаза. Она украдкой взглянула на королеву Регелинду, затем - на графиню Кенабумскую, скучавшую в отсутствие мужа.
- Охотно приду, постараюсь отпроситься на вечер! А... твой отец тоже придет? - спросила она с замиранием сердца.
- Мы с мамой очень надеемся, что сегодня он сумеет освободиться, и будет с нами, - пообещал Ангерран.
- Спасибо! - с придыханием ответила девушка, чувствуя горячее волнение.
К счастью, ее друг ничего не заметил, потому что в этот миг как раз оглянулся на своих братьев, стоявших чуть сбоку от кресла матери. Старший брат и прежде не забывал бросать на них время от времени строгие взгляды, чтобы они вели себя чинно. Но, стоило ему отвернуться к Матильде, и юные пажи все равно принимались баловаться.
Сперва Аделард заслушался песней Берхара, стоявшего неподалеку от них. Звуки лиры и голос певца пробуждали в душе мальчика что-то, чего он еще не мог как следует осмыслить, но близкое, притягательное не для еще не окрепшего рассудка, а для души его. Младшему сыну Карломана хотелось поскорее вырасти, чтобы, как рыцарь из песни, мчаться навстречу подвигам ради прекрасной дамы, которую он пока еще смутно представлял себе.
А вот Аледраму стало скучно, и он принялся озираться по сторонам. Из песен и сказаний любознательный четвертый сын Карломана признавал лишь те, где говорилось о началах начал, о возникновении тех или иных сущностей, веществ, явлений. Вообще же, он охотнее почитал бы какую-нибудь познавательную книгу, чем слушать слащавые песенки, как его брат. И Аледрам, преодолевая зевоту, стал искать взглядом хоть что-нибудь занимательное.
- Смотри! - наконец, подтолкнул он брата в бок. - Я слышал, что росписи в этом зале делали двадцать художников, на протяжении трех лет!
Аделард, вдруг вырванный из сладких грез песни толчком брата, не остался в долгу, и пнул его в колено еще сильнее. Только пажеская выучка помогла братьям держаться бесшумно и не привлечь к себе внимания окружающих.
- Я же слушал песню про храброго рыцаря, который просит даму взглянуть на него на прощание! - возмущенно прошипел Аделард. - А ты пихаешься!
- Ты сам пихаешься! - не остался в долгу Аледрам. - Я хотел тебе рассказать...
Но тут Ангерран вновь обернулся к младшим братьям, и они застыли, как часовые на посту. Юноша только усмехнулся, услышав их перепалку и подумав в который раз, несколько различаются склонности его братьев.
А Берхар продолжал новую песню. Отчаявшись привлечь внимание Матильды, он смотрел теперь на маленьких пажей. От него не укрылась вся их пантомима. И он с благодарностью понял, что младшему мальчику нравится его пение, тогда как его брат откровенно скучает.
- Не спорьте, чем путь прав, друзья мои! У каждого своя судьба. В одном гнезде растут птенцы, да в разные стороны разлетаются, став на крыло. Своя правда у суровой стали и у шелеста страниц, у цветка и у камня, у морской волны и зеленой дубравы. Напрасно тягаться, ведь норны предназначили каждому свое. Те, кто спорил, пошли каждый своим путем, так и не найдя истины, а жизнь пошла - своим.
И, пока он пел, младший мальчик не сводил с него внимательного взора.
***
А тем временем, король Хлодеберт VII направлялся в зал фресок к своей жене, попросив на всякий случай Карломана Кенабумского, своего дядю и майордома, сопровождать его. Как всегда, позади короля следовали двое из его паладинов: их начальник, Бруно Молниеносный, и его будущий преемник, Жоффруа де Геклен. Как только король вышел из своего кабинета в приемный зал, паладины тут же последовали за ним. Хотя внутри дворца и в присутствии Карломана королю не могла угрожать никакая опасность, но клятва паладинов требовала исполнять свою службу.
По пути к залу фресок король еще раз спросил у дяди совета:
- Так все-таки, как мне лучше всего вести себя с королевой, когда она в таком состоянии духа?
- Советую тебе уступить ей в мелочах, благо, пока она не требует луну с неба, - не задумываясь, ответил Карломан. - Каждая женщина во время беременности бывает сама не своя. Когда она родит, это пройдет.
Король, казалось, все еще пребывал в растерянности.
- Я бы рад последовать твоему совету, дядя Карломан. Но, честно говоря, я просто не знаю, как теперь обращаться с Регелиндой! Все ее вкусы и привычки так изменились! Как ты сам держался с госпожой Альпаидой, когда она была беременна?
- В те годы я почти постоянно пребывал в разъездах, возвращался уже после рождения очередного сына, - усмехнулся Карломан. - Однако я убедился, что будущая мать больше всего ценит заботу и внимание к себе. Советую тебе встретиться с королевой наедине в приятной обстановке, как если бы вы все еще были юными молодоженами, напомнить о самой счастливой поре. Воскресить те чувства, что у вас были, когда ваш союз породил дитя, которое она теперь носит в чреве. А сразу, как ты войдешь к ней, скажи королеве что-нибудь ласковое и поинтересуйся ее здоровьем.
В это время паладины, видя, что разговор короля с майордомом касается не государственных обязанностей, а семейной жизни королевской семьи, позволили себе вмешаться. Бруно, приблизившись к королю, проговорил:
- Государь, могу поручиться, что граф Кенабумский прав! То есть, конечно, мы, паладины, не знаем на личном опыте, как себя ведут беременные жены. Но зато нагляделись достаточно, как оно было при твоем отце, да и при дедушке, пусть Всеотец Вотан наградит достойно их обоих! Твой дед, тогда еще принц Хлодеберт, дарил госпоже Радегунде драгоценности, когда она, будучи на сносях, бывала не в духе.
- Не в обиду будь сказано твоим царственным родителям, государь, - усмехнулся Жоффруа, - но почтенная королева Бересвинда тоже немало помучила твоего батюшку, когда носила под сердцем детей. Особенно когда она ожидала принца Хильдеберта, все время скучала, не могла ничем себя занять. Король Хлодеберт VI тогда завел львов для королевского зверинца, чтобы королева любовалась на этих свирепых зверюг. Чего не сделаешь ради мира в семье!
Старший сын Бересвинды Адуатукийской усмехнулся в ответ. Те времена он немного помнит и сам, а, кроме того, зная свою мать в обычное время, не сомневался, что и его отцу порой приходилось с ней непросто.
Тут король со своими спутниками вошел в зал фресок. Карломан держался на пол-шага позади, а за ними следовали Бруно и Жоффруа. Король, майордом и оба паладина поклонились королеве, входя в зал.
При их появлении Берхар оборвал песню на полуслове. Стихла музыка и все разговоры. Альпаида поднялась с кресла, приветствуя короля реверансом, заодно окинув взглядом из-под ресниц своего супруга. Все остальные также учтиво приветствовали короля, который остановился неподалеку от своей тетушки. Матильда, сделав книксен, почувствовала в груди горячую волну, взглянув в зеленые блестящие глаза графа Кенабумского.
Одной лишь королеве Регелинде, в виду беременности, позволено было не вставать перед своим царственным супругом. Она учтиво приветствовала его, склонив голову:
- Рада тебя видеть, мой любезный супруг! Признаться, я очень скучала по тебе. Надеюсь, что ты справился с самыми важными делами, и впредь сможешь подольше бывать со мной рядом?
Затем Хлодеберт, следуя совету дяди, обратился к Регелинде:
- Я рад, что ожидание, во всяком случае, не повредило твоей красоте! Напротив, я вижу перед собой уже не хрупкий бутон, но пышную, великолепную розу. Я надеюсь, родная моя, что ты чувствуешь себя хорошо? Наше будущее дитя не причиняет тебе беспокойства?
Регелинда прислушалась к себе, но дитя в ее чреве наконец-то перестало брыкаться, и лишь тихонько касалось ее, будто ласкалось.
В свою очередь следуя советам Альпаиды, она отвечала:
- Благодарю тебя за похвалу, которой мой нынешний вид, право, вряд ли заслуживает! Но чувствую я себя, благодарение богам, и впрямь гораздо лучше. И за это я благодарю тебя, любезный супруг мой, за это что ты прислал ко мне этого весьма одаренного певца, своего оруженосца. Он по праву зовется Сладкопевцем, если наше еще не родившееся, но уже весьма воинственное дитя успокоилось, заслушавшись его!
Хлодеберт улыбнулся жене, но, будучи справедлив, заметил:
- Это не я догадался прислать к тебе Берхара, моя родная. Мой мудрый дядя и майордом сказал, что музыка успокаивает, и что этот юноша одарен не только на ристалище. Я всего лишь прислушался к его совету ради тебя и будущего ребенка.
В этот миг на Карломана обратились взоры не только королевской четы, а также Альпаиды и его сыновей, но и Матильды, даже не пытавшейся их скрыть.
-
Мне всё-таки жаль, что Берхару не удаётся очаровать Матильду. Карломан - он же всё равно, как Прекрасная Дама: прекрасен, но недоступен. Нет, я помню, что у него была конкубина, но это в другой стране, а здесь он, наверняка, не станет отнимать время у семьи ради любовных приключений.
Хотя, может, для Берхара ещё не всё потеряно? Матильда ещё вполне молода ::) Ну, правда, она замужем, но мало ли...
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Мне всё-таки жаль, что Берхару не удаётся очаровать Матильду. Карломан - он же всё равно, как Прекрасная Дама: прекрасен, но недоступен. Нет, я помню, что у него была конкубина, но это в другой стране, а здесь он, наверняка, не станет отнимать время у семьи ради любовных приключений.
Хотя, может, для Берхара ещё не всё потеряно? Матильда ещё вполне молода ::) Ну, правда, она замужем, но мало ли...
Да, судя по тем отношениям, что в основной части видны между Карломаном и Матильдой, они были наставником и ученицей, затем - друзьями. Но не любовниками. Когда Альпаида близко, Карломану, видимо, не нужны другие женщины. Да и сама Матильда достойна большего. Если бы тогда ей каким-то чудом удалось вовлечь Карломана в любовную связь, в основном произведении мы видели бы совсем другую Матильду.
"ведь взрослеющие юноши склонны принимать любовь за некий подвиг и привыкают довольствоваться ею, уже не стремясь к большему."
Это и к девушкам может относиться. А так, неудовлетворенность в любви побудила Матильду работать над собой, чтобы сделаться достойной своего избранника.
А насчет Берхара - сказать ничего определенно не могу. Но все возможно, ведь упоминалось, что он собирается приехать ко двору...
Сердце красавицы (ОКОНЧАНИЕ)
Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Матильда, Ангерран, Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Берхар "Сладкопевец", Аделард, Аледрам.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Принимая благодарность по поводу Берхара, Карломан проговорил:
- Я заметил певческий дар Берхара, еще когда он был пажем, ровесником Ангеррана. К счастью, он сохранил хороший голос, и когда повзрослел. Рыцарь-певец - это большая редкость. На моей памяти, лишь мой побратим, князь Ростислав Моравский, одинаково искусно владел мечом и лирой.
Король с королевой уважительно поглядели на молодого певца. Берхар был горд собой, но его радость омрачалась тем, что Матильда де Кампани так ни разу и не взглянула на него.
Между тем, король Хлодеберт подошел к жене и ласково поцеловал ей руки. Регелинда улыбнулась мужу, впервые за последние дни.
Видя королевскую чету в трогательном согласии, Карломан посоветовал им:
- Сегодня чудесные день, государь! Видно, что весна уже совсем пришла. Почему бы тебе с королевой Регелиндой не погулять по оранжерее, полюбоваться на цветы? Паладины будут охранять вас, а сей юный воинственный певец продолжить радовать музыкой ваши сердца.
Король сразу воодушевился замыслом дяди.
- Я бы с радостью! А ты что скажешь, Регелинда? - обратился он к жене.
Та на мгновение задумалась, как бы советуясь со своим еще не родившимся ребенком.
- Я согласна! Думаю, что нам не помешает размяться, - она коснулась одной рукой своего живота, выступающего под складками платья.
Хлодеберт поцеловал другую руку жены, туда, где на запястье проходила голубая жилка. Затем молодой король с улыбкой обернулся к майордому:
- Желаю тебе, дядя Карломан, так же хорошо провести со своей семьей сегодняшний день, как и мы с Регелиндой!
- Я непременно это сделаю, государь! - пообещал граф Кенабумский, и его зеленые глаза сверкнули вдруг озорным блеском.
Тем временем, как шла эта беседа, Берхар Сладкопевец не сводил с Матильды взора, исполненного тоски. Но увы! - с того мгновения, как в зале появился Карломан, девушка уже никого не видела, кроме него.
Этот взгляд молодой фрейлины, подруги Ангеррана, заметила Альпаида. Глядя, как юная красавица смотрит влюбленными глазами на ее мужа, графиня Кенабумская не встревожилась, или встревожилась главным образом за саму Матильду. Пожалуй, с ней следует поговорить. Но это могло подождать. Альпаида слышала, как Ангерран приглашал Матильду на ужин. Там будет легче улучить момент для разговора с девушкой наедине.
Король заботливо помог своей жене подняться на ноги и вышел с ней из зала. За ними последовали Берхар, Матильда и двое паладинов.
Теперь в зале фресок остались лишь Карломан, Альпаида и трое их сыновей.
Оставшись наедине со своими близкими, всемогущий граф Кенабумский в одночасье преобразился. Его зеленые глаза весело сверкали, он задорно улыбнулся, отчего в одночасье стал гораздо моложе.
- Соскучились? - спросил он, с любовью глядя в глаза Альпаиде, которая ответила мужу такой же искренней улыбкой. В ответ на его приветливость, в ней тут же ожило очарование той юной девушки, что некогда целовалась с Карломаном среди кустов цветущего жасмина.
- Очень соскучились! - проговорила она, подойдя к мужу и поцеловав его в щеку. - Но Ангерран уверил меня, что ты сегодня выкроишь свободный день.
- И вот, я его выкроил! И для короля, и для нас! - Карломан признательно поглядел на старшего сына. - Спасибо тебе, Ангерран, ты настоящая опора для матушки и братьев!
Его первенец польщенно улыбнулся.
- Да не за что! Они были послушными... Ну, почти всегда!
"Послушные" Аледрам и Аделард переглянулись. И вдруг с неистовым воплем с двух сторон бросились навстречу отцу. Тот со смехом распахнул им объятия. Ухватив Аледрама под мышки, он закружился с ним по залу, крутя сына, как на карусели.
- А я, отец! А я! - воскликнул Аделард, в свою очередь протягивая ему руки.
- Сейчас и до тебя дойдет дело, мой мальчик! - и Карломан, смеясь, ловко поймал младшего сына, закружил и его на вытянутых руках.
Если бы кто сейчас увидел всемогущего майордома Арвернии, мудрого советника, грозного воина, "Почти Короля", графа Карломана Кенабумского! Кто, кроме самых близких, поверил бы, что он способен беспечно играть с детьми, и что в такие минуты в нем самом пробуждается нечто мальчишеское? Видно было, что ему нравится эта игра так же сильно, как и Аледраму с Аделардом. Он смеялся, как может только совершенно счастливый человек.
Ангерран тоже улыбался, вспоминая, как отец вот так же играл с ним самим, когда он был младше. Сейчас юноша даже пожалел, что не может снова кружиться на руках отца, как младшие братья.
И Альпаида улыбалась, радуясь вместе с мужем и детьми. Но ее тревожило то, что она только сегодня поняла относительно Матильды де Кампани. Следовало подумать, как вести себя с девушкой, влюбившейся в ее мужа. Конечно, Альпаида могла бы поговорить с родителями Матильды, чтобы образумили ее дочь. Могла бы сказать о внезапной соперницы королеве Бересвинде, или даже все еще грозной королеве-бабушке, Радегунде Аллеманской. Но что бы это ей дало? Жизнь Матильды была бы навсегда сломана, а между тем, она заслуживала гораздо большего, чем вечно сожалеть о несбывшемся. И, кстати, тогда уж точно уверилась бы, что Карломан ответил бы ей взаимностью, если бы не интриги злой жены.
Итак, Альпаида решила побеседовать о Матильде с ней самой. Глядя на мужа и детей, таких счастливых в семейном кругу, графиня Кенабумская обдумывала предстоящий разговор с девушкой.
***
А между тем, король Хлодеберт с королевой Регелиндой прогуливались по оранжерее, любуясь свежими цветами. За ними следовала Матильда и Берхар со своей лирой, а позади - два паладина.
Король подводил жену к тем цветущим растениям, которые особенно ей нравились, давал ей вдохнуть их аромат.
- Сама видишь, как здесь хорошо! - говорил он. - Снаружи только начинается весна, еще не скоро зацветут сады. А здесь уже цветет все, что душе угодно. Выбирай, какие цветы тебе нравятся, и я подарю тебе самый лучший букет.
Идиллическая прогулка среди ярких цветов совсем успокоила Регелинду. Она даже развеселилась, а дитя в ее чреве подстрекало юную женщину к шалостям. И вот, освободив руку из ладони мужа, она подбежала к цветущей вишне, ласково погладила ее ветви и ствол.
- Ты стоишь в цвету, ожидая потомства, как и я! Твои ягоды созреют, как раз когда моему сыночку придет пора появиться на свет. Расти и плодоноси щедро, как и я!
Затем молодая королева перешла к следующему цветущему дереву, гладя его ветки. Хлодеберт сперва растерялся выходке жены, но постарался проявить понимание.
- Ты сейчас исполняешь священный обряд! - сообщил он ей. - Дядя Карломан мне рассказывал, что на востоке - у моравов, лугиев, сварожан, - принято, чтобы беременные женщины благословляли сады, делились с ними плодородием, в честь Лады, их богини любви.
Но Регелинда не знала раньше ничего о таком обряде. Она просто делала то, что подсказывало ей сердце: любовалась цветущими в оранжерее деревьями, касалась их отягощенных цветом ветвей и иногда даже разговаривала с ними.
Воспользовавшись остановкой, король сделал знак Берхару. Тот снова тронул струны лиры, зазвучавшие под его пальцами, и запел подходящую к случаю импровизацию. Он как будто обращался к молодой королеве, на самом же деле по-прежнему не сводил влюбленного взгляда с Матильды.
- С каким цветком сравнить мне твою красоту, любовь моя? Роскошная алая роза прихотливо раскрывает лепестки. Но алее розы твои губы, и изгиб их изящнее лепестков! Стройна и изящна белоснежная лилия. Но твой стан стройнее нее, а кожа белее умытой росой лилии! Царственно возносит голову королевский ирис. Но ты, любимая моя, поднимаешь свою прекрасную голову гораздо горделивее! Пионы отдали свой аромат твоим волосам, голубые гиацинты побледнели, отдав синеву твоим блестящим глазам, маки подарили тебе румянец. Никто на свете не сравнится с тобой, любимая моя!
Увы - Матильда слушала юношу, но ее мысли и сердце были заняты совсем иным. Что ей песни Берхара, когда предоставляется возможность провести вечер вместе с Карломаном и его семьей!
Когда королева, наконец, вернулась из цветущего сада к своему супругу, юная фрейлина обратилась к ней, пользуясь тем, что Регелинда заметно повеселела:
- Государыня, не будешь ли ты добра отпустить меня сегодня вечером? Ангерран пригласил меня на ужин с его семьей.
Молодая королева, вновь чинно идущая под руку с мужем, благосклонно кивнула фрейлине.
- Ступай, моя милая! Думаю, этот вечер мы проведем вдвоем, и ты нам не понадобишься, - Регелинда переглянулась с Хлодебертом, радуясь, что им удалось договориться.
Матильда преисполнилась радости. Сегодня она еще раз сможет увидеть графа Кенабумского!
***
В тот же вечер в покоях майордома готовились к ужину. Уже давно глава семьи не имел возможности уделять достаточно внимания своим близким, и потому его появление сегодня стало для всех настоящим праздником. В то время как слуги накрывали на стол, майордом с женой и сыновьями веселились от души. Ангерран только что рассказал отцу "в лицах" обо всех последних новостях в семье и при дворе, так что получилось смешно. Во всяком случае, Аледрам с Аделардом покатывались от хохота, да и сам Карломан вторил им от души, словно и вправду в этот вечер сделался мальчишкой. Но Альпаида радовалась, видя его таким. Словно их юность, что была, кажется, еще недавно, возвращалась к ним опять. И она смеялась над шутками мужа и сыновей вместе с ними.
Затем, когда стол был уже почти накрыт, Карломан подтолкнул Аделарда и Аледрама в соседнюю комнату, и подмигнул старшему сыну:
- Ангерран, проследи, чтобы к ужину наши юные пажи выглядели как подобает, и ничего не перевернули вверх дном!
Мальчики оглянулись на родителей, желая возразить. Но старший брат уже взял их под руки, и они ушли с ним вместе, подпрыгивая, будто зайцы.
Когда за сыновьями закрылась дверь, Карломан улыбнулся, глядя им вслед:
- Каких замечательных сыновей послали нам боги! На Ангеррана можно во всем полагаться, как на взрослого мужчину. Двое средних сейчас в Арморике, постигают науки бисклавре. Маленькие, конечно, дурачатся, но им тоже нужен отдых после трудной службы при дворе, и у них уже определяются склонности, к чему лежит душа. Мы с тобой вправе гордиться нашими детьми, Альпаида! И я бесконечно благодарен тебе за то, что ты подарила мне их и воспитала, как подобает наследникам знатного рода.
Он наклонился к жене и поцеловал ее. Глядя в искрящиеся весельем глаза мужа, Альпаида видела в них искреннюю любовь к ней и к детям. Горячее чувство ощущалось во всем: в его поцелуе, в интонациях его слов. И на душе у графини становилось спокойнее. Быть не может, чтобы он остыл к ней и подал надежду юной деве, ровеснице своего сына! Вспомнив, как мужественно и достойно для своих лет держалась Матильда, скрывая свою любовь от окружающих, графиня Кенабумская решила, что, даже если Карломан понял тайну ее сердца своим вещим чутьем, то скроет ее ото всех. Ибо важнее всех для него всегда останется она, Альпаида, и их сыновья! А с Матильдой нужно просто поговорить, она достаточно разумна, чтобы все понять правильно.
И графиня вместе с мужем погляделась в высокое зеркало, которое Карломан привез ей в подарок из Венетии. Чистейшее стекло в серебряной оправе отразило величавую вельможную чету, красивых и еще молодых мужчину и женщину. И Карломан, приобняв жену за талию, шепнул ей на ухо своим глубоким голосом, от какого у нее замирало сердце:
- Я люблю тебя, моя Альпаида!
***
Немного позже в покоях графа Кенабумского состоялся семейный ужин, на который была приглашена и Матильда, как подруга Ангеррана. Он изящно ухаживал за своей "дамой", в подражание отцу. И Матильда сегодня была особенно хороша собой. Она держалась исключительно изящно, и при этом ни в коей мере не скованно, но так, как может лишь щедро одаренный человек, чьи манеры позволяют все - даже естественность. Она охотно беседовала с Ангерраном, улыбалась шуткам его младших братьев. Так что ужин прошел весело и по-домашнему. Но стоило заговорить Карломану - и девушка глядела только на него и внимала каждому его слову, самим интонациям его голоса, что притягивали ее, как магнит. Когда же она замечала рядом с Карломаном Альпаиду, такую же великолепную, аристократичную, знающую и мудрую, как он сам, Матильда вздыхала про себя. Она не могла унять свое сердце, даже если оно стремилось к недостижимому.
А Альпаида все больше убеждалась в необходимости поговорить с девушкой о ее судьбе.
Ужин прошел в истинно семейной обстановке. Наконец, когда мальчики поднялись из-за стола, Карломан сказал сыновьям, видимо, поняв, что дам следует оставить наедине.
- Пожалуй, я провожу юных пажей и королевского оруженосца до их спален, по пути побеседуем еще!
Когда они остались в покоях вдвоем, Альпаида поманила Матильду за собой.
- Погляди, чему я училась в юности, чтобы обо всем беседовать с Карломаном на равных, и тем понравиться ему!
Заинтригованная, Матильда последовала за графиней. При всем уважении к ней, она подумала, что Альпаида сама дает ей возможное оружие против себя. Ведь, если Матильда, будучи гораздо моложе нее, переймет ее преимущества, как графиня сможет тогда бороться с ней за любовь своего мужа?
Войдя, девушка увидела разложенные на столе сочинения древних поэтов и трактаты агайских философов, книги древних и более поздних историков, размышления ученых о свойствах животных и растений, о теле человека и о положении звезд, о минералах и о разных дальних землях. И еще о множестве других вещей, о которых Матильда пока не имела понятия.
Она растерянно обернулась к Альпаиде.
- И ты все это читала вместе со своим супругом?
- Читала еще до замужества, сперва ради Карломана, а затем - потому что было интересно, - улыбнулась Альпаида, словно ведя задушевную беседу. - Уже в твои годы, Матильда, Карломан дал мне понять, что его волнует в женщине не только красота и обаяние юности. Ради него я научилась разбираться в науках и государственных делах, а когда научилась - поняла, что могу быть полезной и другим.
Матильда склонила голову, разглядывая свитки с именами знаменитых авторов. Ей вдруг показалось, что между ней и Карломаном выросла сверкающая гора. И Альпаида, стоя на вершине этой горы, звала: "Иди сюда, поднимись на заоблачную высоту! Тогда ты будешь достойна его!"
Преодолевая отчаяние, девушка коснулась корешков книг.
- Сколько же нужно лет, чтобы узнать все, что знает майордом и ты, госпожа? - убитым голосом проговорила она.
Альпаида мягко взяла ее за руку.
- У тебя достаточно времени, чтобы узнать не меньше нашего! Если ты захочешь и приложишь усилия, можешь стать одной из тех великих женщин, что вершат судьбы государств! Ты хочешь учиться новому, совершенствовать себя?
Вся кровь прихлынула к сердцу Матильды, что нашла только что новый смысл жизни. Может быть, ей и не достичь любви Карломана. Но она, по крайней мере, сумеет стать наравне с его удивительной женой и добьется его признания!
- Да! - воскликнула она, гордо вскинув голову. - Да, я готова работать над собой, думать, учиться! Если ты... и твой супруг верите, что мне дано многое, я уже не смогу довольствоваться малым!
Альпаида улыбнулась ей, радуясь, что не ошиблась.
- Тогда бери для начала у меня любые книги! И в будущем тоже. Приходи к нам почаще, Матильда. Все в нашей семье будут рады тебе, - добавила она, не выделяя мужа, но и не препятствуя встречам девушки с ним.
Так началось восхождение юной Матильды де Кампани. Тогда она еще не ставила себе далеко идущих целей и мечтала лишь о любви Карломана. В итоге ей так и не удастся завоевать сердце человека, которого суждено будет любить всю жизнь. Но она получит его преданную дружбу и защиту навек, а это значит не меньше романтической любви.
Два года спустя молодая королева умрет, родив своего второго ребенка, дочь, получившую ее имя. Первым был сын, жизнь которого впоследствии оборвет черная оспа. Но, когда король Хлодеберт VII остался вдовцом, Карломан Кенабумский добился, чтобы новой женой его царственного племянника стала никто иная, как Матильда де Кампани. И, если бы муж ее прожил дольше, Матильда стала бы одной из величайших королев Арвернии. Однако с приговором норн, отягощенным зловредными проклятьями, и графу Кенабумскому нечего тягаться.
Но примером того, как исполняется судьба, была и остается история своевольной красавицы Матильды, которая, еще в юности отдав сердце великому человеку, воспитала в себе государственный ум и царственное величие, чтобы замысел норн о ней мог сбыться.
-
Карломану и Альпаиде повезло друг с другом. Она его не ревнует лишний раз, а он не даёт к этому поводов. До такой степени не даёт, что Альпаида видим юную влюблённую в её мужа красавицу и беспокоится за эту девушку, а не за свой брак.
Матильда тоже молодец. Не каждая женщина в средние века, даже ради любви, возьмётся постигать науки. Считалось, что это женщинам без надобности.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Карломану и Альпаиде повезло друг с другом. Она его не ревнует лишний раз, а он не даёт к этому поводов. До такой степени не даёт, что Альпаида видим юную влюблённую в её мужа красавицу и беспокоится за эту девушку, а не за свой брак.
Матильда тоже молодец. Не каждая женщина в средние века, даже ради любви, возьмётся постигать науки. Считалось, что это женщинам без надобности.
Да, они - настоящая пара: супруги, друзья, соратники - все в одном лице. Было бы глупо со стороны Карломана менять такую жену на, пусть способную и многообещающую, но на тот момент - всего лишь девчонку. И Альпаида по-настоящему знает своего мужа.
Матильда, конечно, далеко не "каждая женщина" по способностям. Развивать их она стала не только ради Карломана, но и потому что ей было интересно.
Ну, и у нас здесь все-таки не историческое Средневековье.
Хотя даже в нем бывали образованные женщины. Да и вообще, по крайней мере, в знатных семьях зачастую именно женщинам приходилось вести хозяйство, когда их мужья пропадали иногда годами в каких-нибудь Крестовых Походах или Столетних войнах. А значит, чтобы не пустить по миру себя и детей, приходилось вести счета, разбираться в хозяйственной деятельности, распределять работу среди подчиненных или хотя бы уметь контролировать тех, кто этим занимался. Это, конечно, не ученые занятия, но до них и сейчас многим людям - и мужчинам, и женщинам, - нет никакого дела. А практическая грамота, видимо, все-таки и женщинам бывала нужна.
Охота на Хозяина Пещеры (НАЧАЛО)
Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград и окрестности. Князь Бронислав Моравский, Ростислав, Яромир, Карломан Кенабумский.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
С чего начались события, которые помогли Карломану Кенабумскому выполнить свое дипломатическое поручение в Великой Моравии?
Если бы не ужасный медведь-шатун, что пришел в земли Моравского княжества с севера в холодную и снежную зиму, ничего могло бы не произойти.
Однажды студеным зимним днем великий князь Бронислав Моравский сидел в своем кабинете за столом, суровый и мрачный. За окнами его терема, прикрытыми ставнями ради тепла, бушевала метель, занося снегом все вокруг. А здесь, в камине, жарко горело пламя, согревая помещение. Но от последних известий, что принесли жители ближней к стольному Велеграду деревни, у великого князя мороз пробегал по коже, и он никак не мог согреться, кутаясь в плотный, подбитый собольим мехом кафтан.
Перед князем стояли двое. Его старший сын, княжич Ростислав, и боярин Яромир, оборотень-волколак, доверенный советник князя. Бронислав позвал именно его, потому что он мог сказать больше других о последних событиях.
Великий князь поглядел на сына из-под нахмуренных бровей.
- Ты знаешь, что случилось? Огромный медведь-шатун свирепствует в лесу под самым Велеградом. Только что вестник сообщил мне, что шатун забрался в коровник на окраине деревни и задрал корову. А, когда сбежались люди, он растерзал трех человек и множество собак, и ушел в лес. Поселяне хотели обложить его с собаками, да больно уж он лют. Вот почему местные жители просят у нас помощи.
Княжич Ростислав хотел что-то сказать, но первым высказался боярин Яромир, сверкнув яркими желтыми глазами:
- Судя по огромным размерам и ярости этого медведя, он не из здешних мест. Следы его, что нашла моя стая, пока их не замело снегом, также ведут с севера. Похоже, что он пришел из земель велетов, где обитают древние дивии и звери старинной породы.
Бронислав нахмурился еще сильнее.
- Подарочек! Потребовать бы с них виру за погибших людей и порушенное имущество. Пусть впредь не выпускают к нам своих чудовищ.
Яромир загадочно усмехнулся.
- Велеты - народ серьезный, с ними надо обращаться уважительно. Если собеседник им пришелся по нраву, они сами для него сделают что угодно. Ну а если человеческие требования разозлят их - не обессудь, ответят от души. А силы у них немеряные! Да, я думаю, государь, и тебе сейчас велеты - не дело первостепенной важности. Посольство к ним можно отправить и весной, или хотя бы когда Вьюги немного улягутся.
Князь Бронислав кивнул, немного призадумавшись.
- Ты прав, Яромир! Сейчас самое главное - убить шатуна. И как можно скорее, невзирая ни на какую погоду! Его мучает голод, в берлогу он не ложится, поймать добычу в заснеженном лесу трудно, - значит, жди, что опять пойдет разбойничать в окрестные села. Сколько еще он убьет людей и скотины, если его не остановить? Нужно немедленно устроить охоту!
Наследник князя, жизнерадостный красавец Ростислав, уже давно порывался что-то сказать. Но не смел перебить речи отца и его советника. Но от охватившего его воодушевления, он весь напрягся, как струна на лире, и лицо его пылало вдохновением. Наконец, как только стало возможно вмешаться, Ростислав горячо воскликнул:
- Батюшка, позволь мне собрать ловчих и отправиться на охоту на шатуном! Обещаю, что приволоку его, и его мех ты постелишь себе под ноги! Клянусь черным орлом, что на знамени Великой Моравии: он будет здесь замечательно смотреться!
Великий князь Моравский залюбовался своим старшим сыном, его дерзкой отвагой. Но скрыл это чувство, вытесненное бдительной отцовской тревогой.
- Годится ли наследнику Великой Моравии рисковать жизнью из-за какого-то медведя, хотя бы и самого огромного и свирепого? Лучше мне не отпускать тебя, Ростислав! Ты - опора и надежда Моравии. Твои братья еще молоды и легкомысленны. Не езди на охоту, Ростислав, чтобы нам не пришлось тебя оплакивать!
Опасение за сына сегодня коснулось великого князя сильнее, чем обычно, словно он предчувствовал, что с Ростиславом должно что-то случиться. Однако, с другой стороны, охота на крупного зверя - на медведя, тура, лося, вепря, - была самым почетным занятием у моравской знати. Так воспитывали настоящих мужчин, закаляли в них ловкость и силу, учили воинской смекалке и сплоченности. И сам Бронислав носил на теле неизгладимые шрамы от рогов и когтей, зато помнил и пьянящий азарт, радость победы. Все это промчалось в его памяти, когда он уговаривал сына не ходить на медведя-шатуна.
Ростислав уловил в голосе отца неуверенность. И принялся его убеждать, видя, что великий князь не столь уж непременно запрещает ему ехать на охоту:
- Если я буду отсиживаться в стороне, когда гибнут люди, от меня станут отворачиваться с презрением! Вспомни, отец, сколько раз ты сам добывал опасных зверей, и как мы все гордились тобой! А ведь убить этого шатуна - не простая забава! Он опасен для всех людей, и поселяне пришли к тебе, прося избавить их от страшного зверя. Чей же это долг, как не мой, твоего первенца? За то простой народ и почитает своих вождей, что в трудный час они первыми встречают опасность! И не тревожься за меня, отец. Умеет ценить жизнь лишь тот, кто способен рисковать ею. Я вернусь с победой, и сложу песню о том, как одолел великого медведя!
Хотя в сердце великого князя и не утихла тревога, но над ней восторжествовала отцовская гордость.
- Твоя речь и сейчас складна, как песня, мой Ростислав! Ну хорошо, ты можешь ехать на охоту за шатуном. Но, прошу тебя, возьми с собой надежных ловчих и собак, и не стремись все сделать сам! Помни о матери, о младших братьях и сестрах, о своей Святославе! Она не простит нам, если с тобой случится беда!
- Зато она будет еще больше любить меня, когда я вернусь с победой! - встряхнул золотистыми локонами Ростислав. - Так я могу идти готовиться к охоте?
Его отец помедлил, не спеша отпускать сына. Воцарилось молчание, прерываемое лишь завываниями вьюги за окнами крепкостенного княжеского терема.
Правда, что князь Бронислав обычно не мешал своему первенцу принимать участие в рискованных похождениях. Тем более, что Ростислав умел выходить из них с честью. Так произошло и с его поездкой в Дедославль в сопровождении маленького отряда. Хоть и угодил в лапы к разбойникам, зато сумел покорить сердце своевольной красавицы, княжны Святославы, отказавшей многим женихам! Кто же запретит молодому орлу летать? Тем более, что сын - не просто отважный витязь, но еще и поэт и певец, а это уже совершенно особый образ мышления.
Вот только сегодня, сколько ни успокаивай себя, сердце все же было не на месте. Не хотелось Брониславу, чтобы его сын шел на этого медведя. Хорошо ли представляет Ростислав, с каким страшилищем ему придется столкнуться? Может быть, испуганные поселяне что-то преувеличили, рассказывая о нападении медведя. Но ведь и волколаки Яромира сообщили, что медведь очень велик и свиреп. А они - серьезный народ, пугать и преувеличивать зазря не станут.
И великий князь обратился на этот раз не к сыну, а к Яромиру, который во время всего разговора сидел тихо, посмеиваясь про себя в редкие усы и загадочно сверкая желтыми, как янтарь, глазами.
- Яромир, я надеюсь, твоя стая сможет немедля выследить медведя, пока он не напал на кого-нибудь еще?
Боярин приоткрыл ставни на окне. Там, за прозрачным кусочком слюды, бушевали Вьюги, резвые дети Стрибога. Вихри кружились, взметая снежные столбы от неба до земли. Ничего было не разглядеть, кроме белого мелькания в воздухе. Даже соседние крыши едва угадывались сквозь белую мглу. Ветер наметал сугробы, морозил, сек, как ледяной плетью, тех, кто в такую погоду покидал жилище. Ветер пел песни того времени, когда на земле царила вечная Зима-Морана.
Боярин-волколак принюхался, вдыхая морозный воздух.
- Следов, конечно, в такую погоду не найти, мигом все заметает, - усмехнулся он. - Но волколаки приметили лесок, где медведь пережидает вьюгу. Он голоден и зол, ведь ему помешали поживиться в деревне. Если он уйдет оттуда, стая найдет его даже в снегопад! У него даже запах не такой, как у здешних медведей. Пахнет кровью, и еще - камнем, как будто он долго жил в пещере.
Князь Бронислав вздохнул, делая жест собеседникам, что те могут идти.
- Ладно, ступайте! Но прежде подойди ко мне, сын, дай обнять тебя на прощание! Пусть Велес, бог лесов, пошлет тебе охотничье счастье! Если ты убьешь медведя и сам вернешься целым и невредимым, я пожертвую в его храм золотой пояс, украшенный красными каменьями. Только бы ты был жив!
Ростислав крепко обнялся с отцом и почувствовал на сей раз, что слова неожиданно иссякли. Вот после победы - тогда можно будет сложить песню обо всем, как было. А сейчас горло будто сжало, и на ум ничего не шло.
Простившись с отцом, Ростислав вышел вместе с боярином Яромиром, который задумчиво оглядывался на него.
Когда отошли подальше, волколак доверительно шепнул княжичу:
- Советую тебе, Ростислав Брониславич, пригласить на охоту за шатуном арвернского посла, Карломана Кенабумского!
Ростислав изумленно вытаращил глаза.
- Мой отец не доверяет этому послу, сыну узурпатора Хлодеберта. Ведь его отец, по слухам, погубил моего двоюродного брата, принца Хильдеберта.
Яромир покачал головой, и его янтарные глаза загадочно блеснули.
- Случается, поверь мне, и дым без огня! Но, кем бы ни был его отец, а сам Карломан - оборотень, как и я. Он приехал в Моравию ради заключения дружеского договора, и будет рад оказать услугу семье великого князя Моравии, чтобы заручиться поддержкой. А возможности у него большие, хоть он и не старше тебя. Поверь мне, княжич!
Ростислав привык доверять боярину, в мудрости которого не раз убеждался, как и его отец.
- Тогда я поговорю с Карломаном, если ты настаиваешь. Надеюсь, твой совет не будет лишним, Яромир!
***
Между тем, Карломан Кенабумский, посланный в Великую Моравию с важным и ответственным поручением, не мог пока сломать лед предубеждения против своей семьи. Его приняли достойно, как подобало его званию, однако князь Бронислав не спешил начать с ним переговоры, и не подписывал покуда никакого договора. По его примеру, и моравские вельможи сторонились арвернского посла. Карломан, правда, получил разрешение пользоваться богатой княжеской библиотекой, и многое успел там узнать. Больше все равно нечем было заняться, ибо мороз и частые снегопады мешали развлекаться.
Но Карломан не терял надежду преодолеть упрямство князя Моравии. Он ждал лишь момента, когда можно будет повернуть все дело на пользу себе, то есть Арвернии. Среди способностей, что дарит чутье бисклавре, отнюдь не последняя - точно улавливать нужное время и нужное место, чтобы совершить тот или иной поступок. Самые даровитые из людей тоже обладают этой способностью, но для оборотней она - данность, как превосходное чутье или ночное зрение.
И вот, Карломан чувствовал, что скоро должно произойти нечто важное. Он сидел за письменным столом, отложив книгу, расслабившись и закрыв глаза, чтобы вернее прислушаться к потокам вероятных событий, как учил его наставник, Номиноэ Вещий. Постепенно туманные тени будущего определялись, становились яснее. Карломан понял, что одному из хозяев княжеского терема в ближайшее время грозит смертельная опасность. Но об этом ему вещал не голос неминуемой судьбы, что неотвратимо придавливает к земле, как могильная плита. Нет - он ощутил знак как предупреждение. Что-то могло случиться, но беду еще можно было отвратить, отвести в сторону... Да, именно отвести! Карломан сказал себе это слово, и ему многое сделалось понятно. Хоть он пока еще не знал, что и где ему предстоит сделать. Но уже был готов ко всему.
Раздался негромкий стук. В библиотеку вошел княжич Ростислав. Он выглядел решительно и вдохновенно, и Карломан сразу приготовился, хоть и не подал виду. Приход княжича был тем удивительнее, что он, хотя держался с арвернским послом приветливее, чем князь-отец, однако прежде не искал его общества. Однако сейчас Ростислав учтиво приветствовал Карломана, что встал в знак почтения из-за стола.
- Доброго дня тебе! Я приглашаю тебя поохотиться со мной на медведя-шатуна! - произнес он. - Ты поедешь?
"Вот оно!" Карломан уловил судьбоносный момент. Он не любил охоту и предчувствовал, что она будет опасной для Ростислава. Но тут же понял, что отговаривать его бесполезно. И он кивнул:
- Благодарю тебя за приглашение! Я поеду с тобой охотиться на медведя-шатуна.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 17
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 18
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 19
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
-
Знаменитая история с медведем. Интересно.
- Если я буду отсиживаться в стороне, когда гибнут люди, от меня станут отворачиваться с презрением! Вспомни, отец, сколько раз ты сам добывал опасных зверей, и как мы все гордились тобой! А ведь убить этого шатуна - не простая забава! Он опасен для всех людей, и поселяне пришли к тебе, прося избавить их от страшного зверя. Чей же это долг, как не мой, твоего первенца? За то простой народ и почитает своих вождей, что в трудный час они первыми встречают опасность!
Правильный подход. Жаль, не все его придерживаются.
-
Благодарю за Ваши прекрасные замыслы и жду новых, эрэа Menectrel!
Эрэа katarsis, благодарю, что продолжаете читать и комментировать! :-* :-* :-*
Знаменитая история с медведем. Интересно.
- Если я буду отсиживаться в стороне, когда гибнут люди, от меня станут отворачиваться с презрением! Вспомни, отец, сколько раз ты сам добывал опасных зверей, и как мы все гордились тобой! А ведь убить этого шатуна - не простая забава! Он опасен для всех людей, и поселяне пришли к тебе, прося избавить их от страшного зверя. Чей же это долг, как не мой, твоего первенца? За то простой народ и почитает своих вождей, что в трудный час они первыми встречают опасность!
Правильный подход. Жаль, не все его придерживаются.
Да, вот решили рассказать подробнее, что тогда произошло!
У них там еще не абсолютная монархия (надеюсь, что и не придет). Так что у правителя по отношению к народу существуют не только права, но и обязанности.
Охота на Хозяина Пещеры (ОКОНЧАНИЕ)
Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград и окрестности. Князь Бронислав Моравский, Ростислав, Яромир, Карломан Кенабумский.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Карломан вместе с Ростиславом вышел во двор, где охотники собирались в путь. Как только они покинули жарко натопленные палаты, завыл пронзительный ледяной ветер, швырнул в лицо юношам горсть жесткой снежной крупы. Не будь они тепло одеты в удобные, хоть и тяжелые, одеяния из дубленой кожи, не надень рукавицы и высокие меховые шапки, - им было бы совсем неуютно.
Во дворе собрались ловчие, готовившиеся к охоте вместе с наследным княжичем. Они проверяли оружие, выводили собак, обсуждали предстоящую охоту.
Среди них Карломан разглядел и нескольких оборотней, быстрых, деловитых и ясноглазых, как вся их порода. Одним из них был сын боярина Яромира - Любомир, высокий молодой мужчина, чуть старше княжича и его гостя, с такими же янтарными, как у отца, глазами. Карломан переглянулся с ним и, когда Ростислав отошел в сторону, обратился к нему:
- Сможете ли вы позаботиться, чтобы медведя убили сразу, не допуская лишней опасности?
Любомир ответил, не удивляясь опасливости чужеземца:
- Мы с сородичами и другими ловчими поохотимся на славу! Выведем княжича Ростислава на медведя и окружим лес, чтобы не дать зверю сбежать. И устроим засаду.
Да, то, что он предложил, выглядело правильным. И все же, Карломана не отпускало тревожное предчувствие.
- Я чувствую, что этого медведя нельзя недооценивать: он умен, как человек! Прошу вас, оберегайте княжича Ростислава!
А вот Любомира, видимо, не беспокоили никакие предчувствия. Для него предстояла обычная охота, и больше ничего.
- Не беспокойся, я сделаю свое дело. Отец просил меня о том же, - и он отошел в сторону.
Карломан вздохнул про себя. Он чувствовал, что предстоит встреча с не совсем обычным зверем, с которым непросто будет справиться. А сын великого князя, как нарочно, рвался в бой.
Из-за глубокого снега охотники не брали коней, собираясь идти на лыжах. Лишь позади них потащатся сани, чтобы привезти в Велеград, как все надеялись, тушу убитого медведя... Или трупы охотников, если таковые будут!
Застегивая крепления на своих лыжах, Карломан услышал приглушенный разговор ловчих.
- Каков княжич Ростислав! От молодой жены, из теплых объятий, собирается зимой в лес, на опасного зверя! - уважительно произнес один из них.
Второй ответил, усмехаясь:
- Да, Ростислав - молодец! А вот княжича Вратислава, небось, не выманишь нынче из терема, не оттащишь от его наложницы-вархонитки. Надо же было додуматься - связаться с пленницей из степных кочевников, будто в Моравии своих девок нет!
- Пленница - законная добыча победителя, - веско возразил первый ловчий.
Но его собеседник насмешливо покачал головой.
- Ты бы мог пригреть змею на груди? Пленница - это враг, ей не за что желать добра моравам. Как можно ей доверять?
Услышав о наложнице-вархонитке княжича Вратислава, третьего сына великого князя, Карломан вздрогнул, точно мороз вдруг пробрался под его дубленую шубу. Было нечто зловещее в этой связи княжича с пленницей из степных кочевников.
"Если от них родится ребенок, он или его род принесет гибель Великой Моравии!" - пронзило его предчувствие, будто стрела навылет.
Рассказать о своих предчувствиях - но как, кому? Ведь он ничем не мог доказать своих предчувствий. И не для того он, посол Арвернии, прибыл в Велеград. Сейчас его главная задача - предотвратить то несчастье, которого еще можно было избежать.
Между тем, все готово было к охоте. Загонщики, все на лыжах, двинулись первыми, собираясь оцепить лес, где залег медведь. Ловчие - люди и оборотни, - вооружившись, направились за ними вслед, прокладывая лыжню в глубоких сугробах. Гулко лаяли гончие, поспевая за людьми.
Ростислав махнул рукой Карломану, и тот, встав на лыжню. направился в лес вместе с соратниками.
Зимний лес представлял собой настоящее снежное царство. Огромные сугробы заметали дома до самых крыш и все лесные тропы. Без лыж здесь точно нечего было делать, кони застряли бы в таких сугробах. Лыжники с хрустом приминали свежий рыхлый снег, и порой, на поворотах, тот взметался в обе стороны, как два белых крыла. Снег был повсюду на земле и продолжал кружиться в воздухе. Что-то разглядеть можно было лишь в нескольких шагах от себя, далее все тонуло в белой мгле. Деревья в лесу стояли, одетые в пышные снежные шубы и шапки, под ними не разглядеть было - голые ли то ветви лиственных деревьев или колючая хвоя сосен и елей. Таким Карломан навсегда запомнил зимний моравский лес. Глубокий снег, настоящее снежное море, и мачты - деревья над ним. Любой пенек или торчащий в стороны куст, заметенный снегом, принимали облик причудливых фигур, словно это были живые существа, превращенные в снежные изваяния грозной Мораной. И надо всем этим сурово завывал пронзительный северный ветер.
Загонщики первыми оцепили лес. Одни вешали на кусты, на деревья веревки с красными флажками, очень яркими среди снежной мглы. На то и был расчет, что медведь побоится необычных предметов и не рискнет покинуть лес. Другие, углубляясь с разных сторон в самую чащу, производили ужасный шум: стучали в барабаны, громко кричали, трубили в рога, - чтобы спугнуть медведя.
Гулко каркнул ворон, полетел, снявшись с дерева. Из глубины леса выскочило стадо лосей, взметая снежные вихри. Их охотники пропустили: не за ними шли сегодня. Нужна была совершенно определенная дичь, свирепее и опаснее которой не найти во всем лесу.
Спустили гончих, и те вскоре залаяли, пытаясь отыскать в снежной круговерти хоть какой-то след. Наконец, один из ловчих протрубил сигнал, означавший, что зверь найден. И охотники на своих лыжах полетели по снегу, как по воде.
- Идет! Идет! - доносились издалека голоса загонщиков и лай собак, перекрывая даже завывания вьюги.
Княжич Ростислав покрепче перехватил длинную толстую рогатину. Другой рукой махнул Любомиру, посылая его вглубь леса.
- Ступай с волколаками туда, по следу! Выгоните его на нас.
Зоркий взор Карломана, идущего на лыжах рядом с княжичем, издалека разглядел следы вспугнутого медведя, что распахал снег, как плугом. След был почти вдвое больше обычных медвежьих следов, и страшно похож на отпечатки огромных босых человеческих ног, если бы не виднелись на снегу отметины от огромных когтей.
И что-то странное почувствовал граф Кенабумский при виде этих следов. Как будто они были не тем, чем казались, словно медведь их проложил, чтобы отвлечь внимание преследователей от главного...
- Лучше нам не разделяться, а вместе идти за ним и окружить, - попытался он еще раз убедить моравов.
Но княжич Ростислав подумал, что тогда и поразить медведя может кто-то другой, а не он.
- Сейчас волколаки и ловчие повернут зверя на нас, - надменно проговорил он. - А ты останься со мной, Карломан, и увидишь, как я справлюсь с ним! Здесь неподалеку есть высокий выворотень, самое подходящее место, чтобы принять зверя на копье, прикрыв спину.
И волколаки умчались по следу медведя. Ростислав с Карломаном остались одни. Граф Кенабумский с тоской поглядел на свежий след зверя, заметаемый снегом. Одновременно, перекрывая рев бури, послышались еще ближе выкрики загонщиков, стук и звуки рогов. Кольцо облавы, в котором метался окруженный медведь, все сужалось. При грамотном устройстве охоты, зверю будет некуда податься, кроме как на охотника с крепкой рогатиной.
Ростислав привел Карломана к упавшей несколько лет назад вековой сосне. Ее исполинские корни, поднявшие с собой целый пласт земли, а теперь засыпанные снегом, громоздились целой горой, выше человеческого роста. Это и был выворотень. Мимо него проходил след медведя, уходивший далее.
Мимо?.. При виде выворотня у Карломана мурашки пробежали по коже. Предчувствие уже не звенело потихоньку, а гремело в голове, как набатный колокол. Он увидел один из корней выворотня - тот чернел, словно снег с него недавно сбили, а новый еще не успел нападать. И, как молния, пронзила его догадка, что казалось ему странным в следе медведя. Он был двойной! Пробежав некоторое время назад, шатун вернулся назад по собственному следу, затем прыгнул в сторону и притаился в засаде...
- Стой! - закричал Карломан, хватая за руку Ростислава.
Но в то же самое мгновение из-под выворотня взметнулась огромная мохнатая туша, страшная пасть разверзлась перед охотниками, и глухой нутряной рык потряс лес.
Карломан стремительно отшатнулся от мохнатой живой глыбы. Но Ростислав был ближе него к выворотню. Он неловко ступил на занесенный снегом корень, и лыжа подвернулась под ногой. Княжич пошатнулся, и в тот же миг медведь подмял его, словно окунул совершенно беззвучно в мягкий рыхлый снег.
У Карломана в руках была рогатина. Но он быстрее мгновения понял, что не успеет поразить медведя быстрее, чем тот убьет Ростислава. Не успеет даже превратиться. Осталось лишь одно!
И он скользнул на лыжах вперед, словно сам шел в пасть медведю. Однако увернулся в последний момент. Зверь только фыркнул, провожая его взглядом. Но Карломан продолжал скользить на лыжах перед самым носом медведя. Он увернулся от грозного взмаха когтистой лапы, что была шириной в печной противень. И медведь невольно передвинулся, оставляя оглушенного Ростислава.
"Отвести опасность!" - гремело в голове Карломана. И он начал кружить перед самой мордой грозного зверя, ни на мгновение не пропадая из виду, но и не давая себя схватить. Даже среди бисклавре не каждый решился бы на такую пляску с пещерным медведем. Но у Карломана на кону стояла человеческая жизнь и мир между государствами. И он продолжал вертеться, несколько раз едва избегая лап и клыков, чувствуя на себе жаркое дыхание медведя, клубящееся на морозе белыми облачками.
Теперь он мог разглядеть зверя вблизи. Тот в самом деле был огромен: на добрую треть крупнее обычных медведей, виденных Карломаном, высотой в холке - как хороший конь. И в то же время, он видел, что шатун не в лучшем состоянии. Тот сильно отощал, его бока, покрытые темно-серой свалявшейся шерстью, впали. Да и двигался он как-то странно, чуть припадая на правую переднюю лапу. Это было не очень заметно, но все же давало Карломану выигрыш во времени, там, где доли мгновения решали - жить или погибнуть и ему, и Ростиславу. Он понимал, что голодный медведь особенно свиреп, и даже сейчас громадная голова зверя древней породы, его широченная грудь и лапы с когтями как якорные крючья, были страшны.
Еще виток на лыжах, еще! Бисклавре не так-то легко поддаются усталости, ведь у них двойной запас жизненных сил. Но сумеет ли он измотать медведя, не дав коснуться ни себя, ни Ростислава? Еще один страшный взмах лапы переломил пополам толстый сук дерева рядом с головой Карломана.
А из леса, наконец, приближался гомон голосов, лай собак, звуки рогов. Должно быть, ловчие, разглядев свою ошибку, повернули назад. Ну, теперь еще немного!
Снова Карломан увернулся в последний миг, так что снег из-под лыж запорошил пасть медведю. Тот обиженно фыркнул, и не заметил, как из леса вылетели охотники, и собаки первыми метнулись, чтобы вцепиться зверю в задние лапы.
Повернувшись со страшным ревом, медведь сгреб двух ближайших собак в объятия и растерзал в одночасье. Но тут же со всех сторон набежали ловчие и пронзили огромного зверя копьями - в спину, с боков, в грудь, в горло. Он долго не сдавался, этот лохматый властелин пещер, вставал на дыбы, ища, кому отомстить за себя. Истекая кровью, он хрипло ревел и фыркал, но силы все же оставили его. Наконец, жизнь совсем замерла в медведе-великане.
Тем временем, охотники заботились о княжиче Ростиславе. Растирали ему лицо снегом, поили медовухой, разжав ему зубы. Наконец, молодой человек пришел в себя. Его шуба и кафтан были располосованы медвежьими когтями, но плотная одежда и шапка уберегли его от глубоких ран в первый миг, а затем Карломан отвлек зверя.
Открыв глаза, Ростислав первым делом увидел Карломана, со скромным видом стоявшего рядом. Поднявшись на ноги, княжич покачнулся, но тут же подошел к графу Кенабумскому и горячо обнял его.
- Вот мой спаситель, что ради меня бросился в пасть медведю! - указал на него сын великого князя. - Я хочу, чтобы все жители Великой Моравии почитали его наравне со мной!
Все охотники, видевшие подвиг Карломана, поклонились до земли спасителю княжеского наследника.
- Ты один разгадал замысел шатуна! - сокрушался Любомир. - Но до чего хитер оказался зверюга! Взял и вернулся по своему следу! Счастье, что ты смог спасти княжича!
- Таков замысел богов, чтобы мне это удалось, - сказал Карломан, присаживаясь возле жаркого горящего костра рядом с Ростиславом, не отпускавшим от себя своего спасителя.
Пока они отдыхали, ловчие освежевали медведя и разделали его тушу. И здесь обнаружилось, что у него под лопаткой сидел наконечник копья из неведомого металла, весь черный, тяжелый и блестящий. Его подержали в руках все по очереди, и Карломан убедился, что этого металла не знают люди.
- Черное железо дивий, - пояснил Любомир. - Значит, медведь точно пришел от велетов. Раненый, он не мог охотиться в лесу зимой, вот и отощал, зато обозлился еще больше. Победить такого зверя - великое дело и огромная честь!
- А победить, спасая жизнь другому человеку - подвиг неоценимый, - слабо улыбнулся Ростислав, держа за руку Карломана.
В Велеград послали вестника, оповестить весь великокняжеский двор о том, что произошло. И, когда в ворота главной усадьбы въехали сани с распластанным медведем, а за ними, во главе охотников, бежали на лыжах Ростислав и Карломан, их уже ждали. На крыльце стоял сам князь Бронислав с княгиней Ираидой, на нижних ступенях - бояре, воины, слуги. Все взоры были обращены на двух юношей.
Едва сняв лыжи, Ростислав, бледный, но воодушевленный, воскликнул так, что услышали все:
- Отец и государь мой, и ты, матушка, и все вятшие мужи Великой Моравии! Чествуйте моего спасителя, графа Карломана Кенабумского, посла Арвернии! Если бы не он, медведь-шатун задрал бы меня!
И все вятшие мужи Великой Моравии были свидетелями, как князь Бронислав с супругой поклонились Карломану, который подошел к ним об руку с Ростиславом. И великий князь Моравии произнес при всех:
- Карломан! Ты спас мне сына, Великой Моравии - наследника! Теперь ты сам будешь мне названым сыном и получишь в моих владениях все, что пожелаешь. Для начала я даю тебе право входить без доклада в любые покои княжеского терема, в том числе ко мне лично, будь то днем или ночью. Эта честь обычно дается лишь родным великого князя, и ее еще никогда не удостаивался чужеземец!
Услышав речь великого князя, его приближенные, услышав, о чем он говорил, приветствовали героя нынешнего дня дружными возгласами:
- Да здравствует Карломан, спаситель княжича Ростислава!
Тот же, поднявшись на крыльцо вместе со спасенным, поклонился великому князю.
- Благодарю тебя за честь, названый отец мой!
Тогда князь Бронислав взял Карломана под руку.
- Сегодня вечером у нас состоится большой пир, и я представлю тебе всю мою семью! А сейчас пойдем ко мне, расскажешь обо всем, что произошло!
В кабинете великого князя Карломан и Ростислав, присев в кресла напротив княжеского сиденья, во всех подробностях поведали об охоте. Бронислав слушал, не перебивая. Затем протянул Карломану руку.
- Что ж, видно, так суждено, чтобы жизнью сына я был обязан сыну Хлодеберта Жестокого!
- Я надеюсь, государь, что ты поверишь, как обстояли дела и относительно моего царственного отца! - заметил Карломан.
И он рассказал обо всем относительно смерти Хильдеберта Потерянного Принца, что в жестоком отчаянии искал смерти, и упросил дядю освободить его от страданий.
Бронислав долго размышлял над рассказом юноши, подробным, но осторожным, без нарочитого пристрастия к одной из сторон. Наконец, он сказал:
- Благодарю, Карломан, что рассказал, как умер мой племянник! Не мне осуждать его, что предпочел смерть, потеряв свою любовь. Теперь я вправе заключить прочный договор с Арвернией - ради тебя, названый сын мой!
Граф Кенабумский почтительно склонил голову, скрыв про себя довольную улыбку.
Ростислав, сидевший рядом с Карломаном, зато улыбался совершенно открыто, радуясь, что отец признал его друга и спасителя. Взяв его за руку, княжич предложил:
- Если хочешь, станем по крови братьями!
Карломан, подумав, кивнул.
- Как заключают побратимство по обряду Великой Моравии?
Ростислав, позвонив в колокольчик, потребовал чашу вина. Одну на двоих. Когда ее принесли, княжич, взяв нож, надрезал себе правую руку и дал крови стечь в вино. Карломан сделал то же самое. Когда их кровь смешалась в чаше, они отпили по большому глотку каждый. Оставшееся Ростислав выплеснул в огонь, торжественно проговорив:
- Я, Ростислав Брониславич, наследник Великой Моравии, нарекаю своим братом благородного Карломана, сына Хлодеберта, короля Арвернии, и клянусь Небом и Землей, и священным Огнем очага, быть ему верным братом, пока живу на свете!
И Карломан охотно произнес ответную клятву, ибо ему тоже понравился пылкий, искренний Ростислав, обязанный теперь ему жизнью. Затем новые побратимы скрестили руки так, чтобы кровь из их ранок смешалась. Кровь оборотня и человека, которых породнила охота на пещерного медведя.
В тот же вечер в княжеском тереме состоялся пир, на котором Карломан сидел на почетном месте рядом с названым братом и его женой Святославой. Перед ними проходили все остальные дети великого князя и княгини Ираиды, - а всего их было одиннадцать! Ростислав называл их имена, среди которых чередовались моравские и агайские, в честь родины их матери. Он, в свою очередь, представлял им Карломана, что отныне становился и их названым братом.
У графа Кенабумского пробежал холодок по коже при знакомстве с Вратиславом, который сожительствовал с пленной вархониткой. Один вид этого щеголеватого юноши с тонкими усиками над губой порождал еще неясные предчувствия, которые Карломан постарался скрыть. Зато при виде предпоследней по возрасту девочки, которую звали Ираидой, в честь матери, он ощутил внутри тепло, сулившее, возможно, что они когда-нибудь будут благодарны друг другу. Когда Ростислав назвал малышку своему другу, она поклонилась, а Карломан улыбнулся ей.
А затем настало праздничное веселье, и граф Кенабумский отдал ему должное вместе со всеми, отвлекшись от всех предчувствий отдаленного будущего. И правильно сделал. Всего на свете не предусмотришь и не исправишь. А в этот день он, спасая жизнь Ростиславу, и так сделал ради будущего очень много.
-
Внимание! Следующий рассказ, я надеюсь, откроет нам события, упоминающиеся в одном из флэшбеков - о детстве Пиппина-Капета и о сеньоре Хьюго де Шенонсо. Пожалуй, это теме действительно лучше посвятить отдельную историю.
Право Господина (НАЧАЛО)
Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Законы богов и людей определяют долг для каждого из живущих: и для господ, и для тех, кто повинуется им, в силу своего рождения. У всех без исключения есть права и обязанности. Правители получают от простого народа почет и богатство, зато обязаны защищать его от любых врагов или бедствий. Если придется, они должны рисковать собой, чтобы мирные труженики могли спокойно возделывать землю. И будет лишь справедливо, если простой народ поделится со своими защитниками всем необходимым для жизни.
Но порой рождаются люди, которым законы богов и людей словно бы не писаны. Они ведут себя так, словно им все дозволено, словно мир принадлежит им одним. Если такие люди и чтут какие-то законы, то лишь те, что диктует их извращенная совесть, и что удобны для них.
Так было, например, с сеньором Хьюго де Шенонсо, что еще в юности попал под суд за изнасилование девушки и убийство ее жениха. Тогда его спас от обвинения отец, но этот случай не стал для Хьюго уроком. Более того, сделавшись после смерти отца хозяином владений, расположенных на границе с Арморикой, он стал еще больше злоупотреблять правами господина, не заботясь об обязанностях. Он развлекался все более изощренно, совмещая две своих главных страсти - к красивым девушкам и к охоте. В этом сеньору де Шенонсо помогала команда его ловчих, составленная из отъявленных негодяев. Ему могли служить самые темные личности, лишь бы не боялись проливать кровь и умели молчать. Сеньор Хьюго им щедро платил и прятал их от карающей руки закона. Даже прочие слуги в его замке, не говоря уж об окрестных вилланах, боялись господских ловчих, как огня.
И в эту злодейскую команду попал мальчик-сирота по имени Пиппин, беловолосый и красноглазый, обладающий неясными еще ему самому свойствами. Сеньор Хьюго выиграл мальчика в кости и, заметив, что тот прекрасно умеет ладить с собаками, приставил его к псарне и поручил приглядывать за мальчиком старшему ловчему Марселю.
Пиппин с самого начала почувствовал, что в замке Шенонсо творятся черные дела. Со временем он в этом убедился. Несколько лет спустя в команде ловчих появился отчим Пиппина, что убил его мать, свою жену. Из его разговора с Марселем мальчик понял, что обитателям замка де Шенонсо нипочем любые преступления.
И все же Пиппин остался, потому что ему было некуда идти. Он рос и узнавал многое, все больше ненавидя своего господина, отчима, Марселя, и всех, кто с ними. Однако мальчик заботился о своем выживании, не сознавая, что пропитавшее здесь все вокруг зло неотвратимо калечит его душу. Вынужденный с младенческих лет выживать, Пиппин не задумывался, что хорошо, и что плохо.
Ему было девять лет, когда сеньор Хьюго со своими ловчими отправился на охоту, но, проезжая через ближайшую деревню, наткнулся на сельскую свадьбу. Дочь лесничего выходила замуж за молодого зажиточного поселянина. Все окрестные жители веселились на свадьбе. Но стоило появиться хозяину, и вся радость в одночасье стихла, теперь народ держался так, будто собрался на похороны. Стихла музыка, прервались танцы. Местные жители, скрывая ужас, кланялись господину, мола богов, чтобы он проехал мимо.
Но их молитва не сбылась. Сеньор Хьюго и его люди спешились и стали с любопытством разглядывать поселян. Те понимали, что от внимания хозяина нечего ждать добра. Знал об этом и Пиппин, предчувствуя беду.
Так и вышло. Заметив невесту, рыжеволосую красавицу, хозяин заговорил о "праве первой ночи" - не закрепленном законодательно, но все еще цепко державшемся, как сорняк с длинным корнем, обычае. Невеста побледнела, а ее жених шагнул вперед, загораживая собой любимую, хотя бы и против самого господина. Сеньор Хьюго медлил, размышляя, что бы еще устроить позабавнее. А ловчие глядели масляными глазами, предвкушая, что должно произойти. И гончие, рядом с которыми стоял Пиппин, разевали в оскале пасти, высовывали языки, словно принюхиваясь к свежему следу дичи.
Остановившись перед молодой парой, сеньор Хьюго повторил резким тоном, словно жители этой деревни нанесли его тяжкое оскорбление:
- Право господина позволяет взимать долю от всего, что производят его подданные! Десятую долю хлеба, мяса, вина, шерсти, ремесленных изделий, и - любовь прекраснейших из ваших дев!
Никто не проронил ни слова, никто даже не двинулся с места, чтобы какое-нибудь неловкое движение не было принято за неповиновение. Даже жрец, приехавший соединить молодую пару перед алтарем Фрейи, склонил голову, зная, что бесполезно переубеждать сеньора Хьюго. Чаша терпения богов, видно, еще не переполнилась. А только Они, обитатели небесного Асгарда, могли воздать за все по справедливости.
Никто не смел вмешаться, возразить хоть словом. Пиппин, успокаивая рвавшихся со сворки собак, чувствовал, что скоро прольется кровь. Человеческая кровь!
А сеньор Хьюго, между тем, перевел взгляд с молодой четы на гостей, словно кот, играющий с мышью: мол, я вовсе тобой не интересуюсь! Наконец, он сделал знак Марселю, и тот вышел вперед, на деревенскую площадь, где еще недавно плясали и веселились поселяне. Он усмехнулся, наслаждаясь властью над судьбами этих людей.
- Сеньор де Шенонсо чтит старинное право господина, - произнес ловчий от имени своего хозяина. - Согласно закону, выбранная доля добычи... ах, простите: имущества, идущая господину, может быть заменена другой, равноценной. Сеньор Хьюго де Шенонсо согласен отпустить невесту к ее жениху нетронутой, но вместо нее будет выбрана другая девушка, не уступающая ей красотой.
Вилланы по-прежнему стояли молча, потупив взоры. Это было все, чем они могли ответить своему господину. Они не смели не повиноваться, однако и отдать одну из своих девушек было выше их сил.
Тогда Марсель сам направился туда, где сгрудились девушки, прижимаясь друг к другу и старательно отворачиваясь. По знаку сеньора Хьюго, к старшему ловчему присоединился отчим Пиппина, женоубийца. Мальчик смотрел, как они вдвоем расхаживают среди толпы молодежи, выбирая девушку. И у него по коже пробегали колючие мурашки, в горле клокотала звериная ярость, от которой хотелось рычать. Прежде Пиппин гладил собак, но теперь отнял от них руки, чтобы им не передались его чувства. Ибо он ненавидел тех, с кем свела судьба, трудно было даже сказать, кто вызывает в нем наибольшую ненависть. Если бы он хоть на миг сравнился силами и возможностями с сеньором Хьюго, с отчимом, с Марселем, - расплатился бы с ними так же кроваво и жестоко. Ибо по-другому они его не научили.
А между тем, Марсель с приятелем расхаживали среди девушек. Внимательно разглядывали каждую, щупали им грудь, бедра, порой отвешивали непристойные шутки, наслаждаясь безнаказанностью. Одни девушки при этом глотали слезы, другие вспыхивали ненавистью. Но все терпели, как и мужчины, стоявшие рядом. Любое неповиновение вызвало бы жестокую кару для всей деревни, для женщин, стариков, детей. А так, еще оставалась надежда, что сеньор Хьюго уймется, удовлетворив свое право господина. Девушка, которую изберут сегодня, станет утешительной жертвой за свой народ, за родных и односельчан.
Наконец, двое охотников на людей выбрали белокурую девушку в светлом платье, одну из самых красивых. Взяв ее под руки, повели к своему господину. Она была бледна, как снег, и, если бы ее отпустили, пожалуй, упала бы без чувств.
Сотни пар глаз проводили девушки с горячим соболезнованием. Из многих сердец вырвался неслышный стон. Мысленно девушку оплакивали, как покойницу, но никто не смел заплакать вслух. Мужчины стискивали зубы, сжимали кулаки, но не смели их поднять, словно из рук у них ушла сила. Многие из них прятали в душе постыдную ненависть к себе за свое долготерпение. Но следовало спасать тех, кого можно спасти. Пусть лучше им стыдно будет глядеть в глаза своим детям, но эти дети будут жить, дождутся, если позволят боги, лучших времен...
Молодой жених, что так и стоял, загораживая свою невесту, испытал было постыдное, но вполне понятное чувство облегчения, когда сказали о замене. Но, увидев, кого выбрали ловчие, он встрепенулся, вскинул голову, словно ему в сердце попала стрела. Избранницей была его сестра, еще не гулявшая с парнями, чистая, как белая горлинка. Он промолчал, чувствуя в онемевшей руке пальцы невесты. Лишь по глазам его читались ужас, глубокая скорбь, ненависть к господину, творящему произвол, а еще больше - к самому себе.
Рядом собралась вся семья, молча провожая уводимую девушку взглядами. Отец, мать, младшие братья и сестры взялись за руки, молча разделяя свою боль. Из глаз у них струились слезы. Но какой у них был выбор? Пожертвовать одной девушкой ради другой или погубить сразу обеих и всю деревню?..
Им вспоминались сказки о драконах, которым отдавали в жертву девушек. Вот он, настоящий дракон, в облике сеньора Хьюго: ловчие - его головы, собачьи пасти - его стальные когти, быстрые кони - его крылья: добыче не спастись! Если откажешься выполнять его требования, дракон сожжет все и всех.
Но в сказках непременно находится витязь, что побеждает дракона и спасает красавицу. На деле же осмелиться рискнуть жизнью чьему-то отцу, брату, жениху бывает куда труднее, чем поют в песнях. А тот, кто рискнет, поплатится жизнью и никого не спасет. Такое тоже бывало. О погибших песен не поют.
И вот, по коридору из застывших, подавленных вилланов Марсель и отчим Пиппина провели избранную девушку навстречу своему хозяину. Тот хищно ухмылялся, разглядывая ее. И ловчие оживились, предвкушая развлечение. Собаки же повизгивали от нетерпения, махали хвостами, разевали пасти и грозно скалились. И Пиппин, глядя на них, затем на девушку, вдруг окончательно понял: это ведут не деву - дичь, чье предназначение - быть затравленной и растерзанной. И при этой мысли у него внутри что-то заледенело. Раз и навсегда.
Сеньор Хьюго оглядел девушку с головы до ног, затем ощупал ей грудь, плечи. Приподняв подол ее платья, зачем-то потрогал ей ноги, от голеней до колен.
- Да, это замена так замена! - удовлетворенно прищелкнул он языком. - Молода и ловка, как лань, должна быть резвой. Это в твоих же интересах, моя красавица! - сказал он девушке, подняв ей голову за подбородок.
Она ничего не сказала. Но глаза ее были исполнены боли и ненависти. Как и все вилланы семейства де Шенонсо, она знала, чего ждать от сеньора Хьюго.
Ее посадили на коня и вместе с нею поехали к лесу. Когда господин и его свита повернулись спиной к поселянам, никто сразу не двинулся с места. Лишь спустя несколько мгновений до чуткого слуха Пиппина долетели сдавленные рыдания.
Марселю, что проезжал мимо мальчика, показалось на миг, что у красноглазого паренька какое-то странное выражение, будто он вот-вот на что-то решится. Но тут же старший ловчий отвлекся и, насвистывая песенку, поехал следом за своим хозяином. В таких ли передрягах он участвовал! При покойном сеньоре Геро он, Марсель, затравил собаками родственника королей, - вот это была охота! И дичь благороднее обычной, да и защищался тот королевский бастард, как вепрь, хоть и был совсем еще молодым. Двоих из его подручных отправил тогда к Хель, которая, верно, по их заслугам поселила их мерзнуть в доме, сплетенном из живых ядовитых змей. А все-таки, дело было сделано, и никто не дознался правды! Вот это была славная охота! Куда там какой-то сельской девчонке! И что думать о мальчишке, из которого, правда, растет неплохой слуга для сеньора Хьюго?
Девушку отвезли на опушку леса, туда, где начинались высокие деревья, но пока еще стояли разреженно, без густого подлеска. Там ее сняли с коня. Она была бледна, но больше уже не дрожала, словно загнанная лань, которая понимает, что для нее нет спасения, и стремится лишь умереть с достоинством.
Когда ее поставили перед сеньором Хьюго, она тихо попросила:
- Убей лучше сразу, все равно этим закончится! Не мучай!
Человеку, в котором еще сохранилось совести хоть на волосок, такая просьба перевернула бы всю душу. Но сеньор Хьюго де Шенонсо и его подручные не впервой слушали и мольбы, и проклятия своих жертв.
- Зачем же убивать тебя, когда ты можешь и спастись? - усмехнулся господин, и у двоих или троих его людей также мелькнули на лице усмешки. - Мы дадим тебе полчаса форы. Ты проворна, и за это время можешь убежать далеко! А я даю слово, что никто из нас не двинется с места, пока солнце не коснется верхушки вот этого ясеня. Так что беги, девочка! Спасешься - твое счастье, иди куда хочешь! Поймаем - ты моя!
На мгновение лицо девушки осветилось надеждой, словно она готова была поверить в шанс на спасение. Но затем, видимо, вспомнила о прежних "охотах" своего господина, и поникла. Однако жажда жизни, естественная для молодой, только начинающей жить девушки, не позволяла смириться с неизбежностью. Она сделала несколько шагов к лесу, сперва осторожно, затем, убедившись, что никто ее не держит, быстрее, и, наконец, пустилась бежать - только ее светлое платье замелькало среди деревьев. Вслед ей донеслись свист и улюлюканье, бешеный лай собак, натягивающих сворку. Но их еще не спускали, и никто не пустился немедленно за ней вслед.
Сеньор де Шенонсо честно выждал полчаса форы, данные девушке. Пока шло время, он обменивался с ловчими самыми циничными предположениями по поводу будущей охоты. От их слов у Пиппина стыла кровь в жилах. Другие ловчие, положив на траву доску, играли в кости. Лошади спокойно паслись, собаки же тревожились, желая пуститься бежать.
Но вот солнце поднялось выше и осветило вершину высокого ясеня. И тотчас все преобразилось. Все мигом сели на коней. Марсель поднес рог к губам и громко протрубил сигнал. Затем он подал знак Пиппину - отпускать гончих. Он нехотя спустил их со сворки, и собаки с громким лаем помчались в лес по следам несчастной девушки. Грохоча копытами, как кентавры, поскакали за ними сеньор Хьюго со свитой.
Охота началась.
-
Право Господина (ОКОНЧАНИЕ)
Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Топот копыт, звуки рогов, азартный лай собак заполонили весь лес. Все это было бы весело, если бы они не преследовали сейчас человека - молодую девушку, что сейчас, вне себя от ужаса, пыталась спастись бегством.
То и дело на кустах и ветках деревьев виднелись клочки ее светлого платья. По таким следам легко было искать. Сеньор Хьюго резко развернул коня и махнул рукой Пиппину:
- Эй, малыш! Проезжай-ка вперед, да раздразни собак, чтобы бежали быстрей!
Пиппин проехал мимо ловчих, свистнул, подзывая вожака своры. Поймав нетерпеливо рвущегося пса, сунул ему под нос обрывок платья девушки, глухо проговорил, наглаживая собаку против шерсти:
- Вперед! Веди свору! Возьми ее! Куси!
Пес рычал, роя лапами землю, наливаясь злобным воодушевлением. Как только Пиппин отпустил его, вожак полетел по свежему следу, а за ним и вся свора.
Сеньор Хьюго захохотал, довольный работой Пиппина.
- Молодец, малыш! Участвуй в наших развлечениях, и я устрою твою судьбу! Когда Марсель постареет, ты станешь моей правой рукой!
Старший ловчий закусил губы при этих словах. Пиппин же был ошеломлен. Он и так едва выдерживал ужас от осознанной жестокости сеньора Хьюго и его слуг, что охотились на людей, как на дичь. Мальчику было известно, что ждет девушку, когда она будет поймана. Немудрено, что она просила о смерти! А теперь от него ждали, что он сам вырастет таким же чудовищем, станет убивать людей по воле своего хозяина. А за что ему убивать тех, кто не сделал ему ничего плохого?
Пиппин сознавал, что в замке Шенонсо у него нет друзей и близких. Сеньору Хьюго он нужен, как полезный в будущем слуга. Для Марселя он - все равно что обученная собака. Своего отчима и всю эту шайку убийц мальчик ненавидел, им же до него не было никакого дела.
А ведь и в его короткой одинокой жизни встречались люди, что были к нему добры! И он знал тех, кто не отворачивались равнодушно, не шарахались от его белых волос и красных глаз. И от них мальчик почерпнул кое-какие представления о доброте, что вообще стали ему известны.
Он помнил, хоть и смутно, свою маму - Жюли, так рано погибшую. Когда он жил у бальи Регула, там была старая служанка, которая жалела его, заброшенного сироту, и тайком угощала его лучшими кусочками. Да и здесь, во владениях сеньора де Шенонсо, окрестные вилланы, в отличие от слуг из замка, были приветливы к нему. Вот и девушка, что сегодня стала дичью, всего лишь месяц назад, когда он в свите господина проезжал через деревню, приметила, что мальчику хочется пить, и дала ему кружку воды и ломоть хлеба. Пиппину тогда поданное из добрых рук и с улыбкой угощение показалось необыкновенно вкусным, и он поблагодарил ее.
А теперь ему предстояло стать одним из ее убийц, натравить собак, что будут терзать ее, как загнанную лань!
Но звучали рога и гремел топот копыт, звонко лаяли собаки, чуя, что их дичь все ближе. И Пиппину ничего не оставалось, как следовать за ними. Он слышал по лаю собак, что они уже почти догнали девушку, и не потеряют ее свежий след.
Следуя за собаками, сеньор Хьюго усмехнулся:
- Девчонка думала укрыться, потопив след в воде, она бежит к озеру! Но у нас богатый опыт, знаем мы и не такие уловки!
И он затрубил в рог, яростно и торжествующе, предчувствуя скорую удачу.
Пиппин ощущал все, что происходит вокруг: азарт собак, для которых девушка была такой же дичью, как и лесной зверь; темную неистовую похоть своего господина и его слуг, и - безумный, отчаянный ужас самой "избранницы". Мальчик знал, что чувствовала она, бегущая в эти мгновения к ручейку и лесному озеру. В первые минуты она еще надеялась спастись, но, услышав лай собак и звуки рогов, впала в отчаяние. Нет ничего страшнее, когда человек становится дичью для другого человека, и оба утрачивают человеческий облик.
Гончие далеко опередили охотников, и залаяли еще неистовее. Это значило, что они видят свою дичь. Так понял Пиппин, поняли и охотники.
- Вперед, ребята! Дичь загнана! Ату ее! - крикнул сеньор Хьюго, шпоря коня. И его ловчие поспешили за господином, исполненные задора. Если добыча понравится сеньору Хьюго, он поделится с ними.
Со стороны озера продолжали лаять собаки. И вдруг лай сменился яростным рыком. И с берега озера донесся пронзительный девичий вопль:
- Люди, спасите! Матушка-а-а! За что такие муки?
Девушка в изодранном платье пыталась вскарабкаться по наклонному стволу ивы. Ее окружила свора гончих, они прыгали, хватали ее за уже искусанные ноги и руки. Но тут примчались охотники, однако не затем, чтобы ее спасти. Напрасно она взывала, здесь не было людей.
Марсель отозвал гончих, и те нехотя оставили свою жертву. Пиппин дрожащими руками привязал их на сворку. Он знал, что произойдет сейчас, и не мог смотреть, и все-таки не отводил глаз.
Двое ловчих сняли измученную, окровавленную девушку с дерева и подтащили к сеньору Хьюго, ибо сама она идти не могла. И вновь господин усмехнулся, приподняв ее голову за подбородок.
- Вот мы и встретились, малышка! Если бы ты так уж не хотела этой встречи, ты бежала бы быстрее, правда?
И он впился ртом в ее губы, не то целуя, не то кусая. Девушка побледнела еще сильнее и обмякла в его руках, как мертвая. Одним рывком сеньор Хьюго опрокинул ее на траву, разрывая остатки платья. Сам упал следом, прижал к земле, накрывая собой. Пиппину видны были только оголенные ноги девушки, беспомощно дергавшиеся под телом его господина - ослепительно-белые, настолько, что их вид обжигал глаза.
Кое-кто из ловчих отвернулся, беседуя о своем. Но другие внимательно следили за тем, что происходит, и ждали своего часа.
Пиппину казалось, что прошло много времени, а перед его глазами на поляне по-прежнему была лишь ритмично движущаяся спина его хозяина и голые ноги девушки. Наконец, сеньор Хьюго поднялся на ноги, поправляя одежду. Пиппина поразило выражение его лица - радостное, удовлетворенное, словно он был самым счастливым человеком на свете.
- А теперь, когда мое право господина удовлетворено, - проговорил он с гордостью, - пусть ее берет, кто захочет. А я поеду на охоту за четвероногой дичью!
Марсель с готовностью шагнул вперед, и сам, спустив штаны, прижал к земле девушку, лежащую с закрытыми глазами. Пиппин заметил, что крови на ее теле еще прибавилось. Он надеялся, что она мертва, или хотя бы без сознания и ничего не чувствует. Но вдруг она неистово забилась, и ее вопль заплескался над гладью озера:
- Матушка-а-а! Помогите-е-е! Спасите-е-е-е!
Но никто не пришел к ней на помощь. Сеньор Хьюго вместе с большинством ловчих пожелал удачи оставшимся и, сев на коней, они поехали в лес. А Пиппин, забытый всеми, стоял возле собак, закрыв глаза и зажав уши. Но все равно продолжал видеть и слышать все, что происходит.
"Что это? Неужели не сон, не кошмар? Почему я с ними?" - билось в его голове. Однако он был всего лишь мальчиком-сиротой среди жестоких чужих людей, и ничего не мог сделать.
Тем временем Марсель, закончив свое дело, подошел к мальчику, хлопнул его по плечу.
- Помоги мне напоить собак!
Они спустились к воде, меж тем, как к девушке, расстегивая пояс, направился отчим Пиппина. Мальчик заметил, как он гнусно ухмыляется, и отвернулся.
Глядя, как псы жадно лакают воду, мальчик помогал старшему ловчему сдерживать их. Затем зачерпнул ведерком воды, чтобы Марсель мог вымыть руки. А перед глазами его неотступно стояло то чудовищное действо, что продолжалось там, на поляне...
И вдруг раздался истошный крик девушки и яростный мужской рев. Марсель и Пиппин бросились туда.
И увидели, как беспомощно распластанная девушка вдруг ожила. В ней еще не иссякла жизненная сила и воля к сопротивлению. Когда отчим Пиппина хотел овладеть ей, она стала бешено сопротивляться, и оттолкнула от себя насильника.
Пиппин отчетливо разглядел, как его отчим, откатившись в сторону, подхватил обломанный сук ивы. И с новым нечеловеческим рыком проломил голову несчастной девушке. Кровь хлынула фонтаном. И от этого зрелища в памяти мальчика разом ожили все события раннего детства. Вот этот самый человек у него на глазах точно так же убил его мать! Он все эти годы старался вытеснить из памяти, что случилось тогда, потому что надо было выжить. Но теперь все преграды рухнули в его сознании, и жуткие события прошлого, горе от смерти матери обрушилось горным обвалом. Два убийства слились в одно. Девушка, что лежала там, изнасилованная и убитая - его мать! А этот, что навис над нею, не спеша подняться на ноги - тот, что избежал тогда казни! Он получит ее сейчас!!!
Пиппин больше всего на свете захотел убить отчима, так же жестоко, как тот убил мать. И внезапно он понял, что знает, как это сделать! Не помня себя, мальчик отцепил от сворки собак и передал им всю свою неистовую жажду убийства.
- Сзади! Хватай! Грызи! Куси его! Выпусти кровь! - кричал Пиппин, когда псы вцепились в его отчима. Он весь дрожал от напряжения, его волосы вздыбились, красные глаза горели огнем, а зубы скалились, как у хищного зверя. Сейчас он не помнил себя, не сознавал, что его видит Марсель. Он сам был сейчас разъяренным псом, его дух жил в каждой собаке. Вместе с ними он терзал и грыз, и упивался ужасом убийцы, что сам стал жертвой, и наслаждался горячим мясом и кровью растерзанного, чувствовал парной вкус плоти на зубах.
Марсель изумленно глядел, как собаки вдруг взбесились и бросились на его приятеля, которого хорошо знали. Они рвали его ноги, не давая подняться, прыгали на спину, на плечи, пресекая все попытки сопротивляться. Тот, кто некогда был отчимом Пиппина, ползал по траве, заливая ее кровью, крича и стеная, пока не умолк. И лишь тогда ему прокусили горло.
Старший ловчий кричал, пытался отозвать собак, но те не слушались, и он не посмел сунуться в самую жестокую схватку. Ему было не справиться с разъяренной сворой, что больше не слушалась команд. Сперва он решил, что собаки взбесились все разом. Но затем, пристально взглянув на беловолосого красноглазого мальчишку, что напряженно застыл, покачиваясь как маятник, Марсель кое-что сообразил... И рукояткой кинжала ударил Пиппина по голове. Мальчик упал, оглушенный. И тотчас собаки присмирели и отошли от растерзанного тела.
- Сюда! - скомандовал Марсель, стараясь распоряжаться уверенно, как это необходимо при обращении с животными. - Ко мне! Сидеть! Смирно!
Собаки, только что жаждавшие крови, подошли к старшему ловчему, махая хвостами. Убедившись, что они снова слушаются, старший ловчий посадил их на сворку. Затем внимательно осмотрел два окровавленных тела, лежавшие на поляне, поблизости друг от друга. И его приятель, и девушка были мертвы. Тогда Марсель подошел к Пиппину и осторожно взял его на руки.
Мальчик дышал, но еще не приходил в себя. Старший ловчий взглянул ему в лицо. Кого-то ему неуловимо напоминали сейчас тонкие, почти острые черты лица мальчика, с застывшим на нем выражением неистового упрямства... Но белые волосы и красные глаза Пиппина делали его ни на кого не похожим, и Марсель больше не терялся в догадках.
Неся мальчика на руках, старший ловчий направился с ним в лес, туда, откуда доносился хриплый рев рогов. Туда ускакал сеньор Хьюго со своей свитой. По пути Марсель размышлял, как объяснить господину, что собаки растерзали его товарища. Но в изворотливом уме старшего ловчего быстро рождалась правдоподобная история.
Одно он уяснил для себя крепко: у этого мальчика врожденный дар не просто общаться с животными, но и управлять ими, вживаясь в буквальном смысле в их шкуру. Может быть, эта связь и еще крепче - со временем это станет понятно. Марсель понял, что Пиппин как бы сам был внутри собак, совершив через них убийство. Такой дар будет очень полезен впредь. Ему всегда найдется применение.
Так Пиппин отомстил убийце своей матери. Но это не могло помочь одолеть всех мрачных тайн замка Шенонсо. Да и собственную жизнь красноглазый мальчик, умевший управлять животными, вряд ли мог тем самым изменить к лучшему. Кроме того, в этот день он, попробовав крови, сам впервые насладился смертью другого человека, хоть и злодея, испытал жестокое удовлетворение хищного зверя.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 18
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 19
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 20
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 17
-
Благодарю Вас, мой соавтор, за идею нового прекрасного рассказа! :-* :-* :-*
И мы ждем читательских комментариев!
Королевский роман (НАЧАЛО)
Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Несколько дней спустя после триумфального возвращения графа Карломана Кенабумского из Великой Моравии, должен был состояться бал в Дурокортерском замке. Король Хлодеберт VI очень обрадовался возвращению своего единокровного брата, и готовился отпраздновать его на славу. Ведь Карломан блестяще исполнил очень трудную и ответственную миссию!
В Дурокортере и в самом замке кипела подготовка к торжественному приему. Все, что было в столице Арвернии знатного, могущественного и богатого, собиралось, чтобы показать себя.
Дурокортерский замок заполнился людьми. Анфилада залов была сплошь открыта и освещена, точно днем. Кругом расхаживали придворные. Слышались приветствия и оживленные беседы.
Сам король со своим ближайшим окружением находился сейчас в Оружейном Зале. Там на стенах висели разнообразные мечи и щиты, а вдоль стен, словно немые стражи, были расставлены самые разные доспехи - и принадлежавшие в разные эпохи арвернским рыцарям, и трофейные, снятые с врагом, иногда выглядевшие весьма причудливо.
В шаге от короля, как обычно, стоял начальник паладинов, Бруно Молниеносный. Сам же Хлодеберт внимательно слушал повествование Карломана о его поездке. Короля интересовало все, но в первую очередь - как поставлено военное дело у моравов и других обитателей востока. Тут же стояли двое военачальников - коннетабль, принц Сигиберт, и маршал запада, принц Дагоберт. Их также весьма заинтересовали военные обычаи малознакомых народов.
Сам же Карломан принес с собой и положил на стол, покрытый парчой, некое загадочное оружие в богатых ножнах. Всех четверых его собеседников весьма заинтересовало, что он задумал им показать, но они, как подобало опытным мужам, сдерживали свое любопытство.
- Витязям Великой Моравии чаще всего приходится сражаться со степными кочевниками - вархонитами, у которых совершенно особая манера воевать, - рассказывал Карломан. - Кочевники обычно полагаются не на тяжелую конницу, как наши рыцари, а на легкую. Их кони чуть ли не вполовину меньше арвернских, и доспехи далеко не так хорошо защищают. Зато они берут свое ловкостью и подвижностью, выкашивают стрелами чуть ли не половину вражеского войска, прежде чем сблизятся для рукопашной. И моравам, чтобы противостоять им, приходится сочетать силу и подвижность своего войска.
Король и военачальники внимательно слушали и порой кивали. Им интересно было знать все!
- Большинство арвернских рыцарей, пожалуй, не приняли бы всерьез кочевников с их стрелами, на неказистых лошадках, а? - хмыкнул король, поглядев на коннетабля.
Тот кивнул, вроде бы соглашаясь, но отнюдь не одобряя легкомысленное отношение.
- Я как-то видел вархонитов с их лошадьми. Любая из них и вправду пройдет под брюхом у хорошего рыцарского коня. Но недооценивать их не следует! Они - как шершни, которых можно, конечно, прихлопнуть латной рукавицей - если поймаешь! А их стрелы, пробивающие рыцарские доспехи - хорошие жала.
Карломан кивнул, подтверждая слова старшего военачальника.
- Моравам и их соседям пришлось выработать особую тактику в борьбе с вархонитами.
- А каковы они в ближнем бою? - поинтересовался король, снова покосившись на лежавшее на столе оружие в ножнах. - Думаю, что с арвернскими рыцарями им не тягаться!
В ответ Карломан взял в руки клинок, к которому были прикованы все глаза, извлек его из ножен. Клинок был загнутой формы, как серп молодой луны.
- Это вархонитская сабля! И, поверьте, кочевники владеют таким оружием весьма искусно. Мне рассказывали, что у них не только все мужчины с детства обучаются войне, но и некоторые женщины. Иные воинственные девы соглашаются выйти замуж только за тех, кто победит их в поединке на саблях.
Дагоберт удивленно покачал головой, взяв из рук Карломана саблю и внимательно разглядев ее.
- Арвернским рыцарям такие сабли не пойдут. Ими вряд ли прорубишь полное вооружение. Да они и не согласились бы уподобляться степным кочевникам.
- Нашим рыцарям и нет в том необходимости, - согласился Карломан. - Каждое войско воспитывается для своей задачи в схватке с определенным противником. Но в Моравии многие знатные витязи искусно владеют саблями. Изогнутый клинок с длинной режущей кромкой наносит удар наотмашь. Кроме того, сабля легче нашего длинного меча, а это тоже дает преимущество в бою с легким, увертливым противником, каким бывает кочевник в легком вооружении.
Сабля обошла по очереди все руки, король и его военачальники разглядывали ее с большим любопытством.
Между тем, неподалеку от короля и его близких собрались дамы, не вмешиваясь в мужской разговор. Ближе всех находилась, в сопровождении свиты своих фрейлин, королева-мать, Радегунда Аллеманская. Она пристально наблюдала за беседующими, и лицо ее застыло, как камень. Успех Карломана в Моравии застал ее врасплох. И теперь королева-мать ничего не могла предпринять против сына ненавистной соперницы, ибо старшие принцы крови вынудили Радегунду поклясться не чинить зла Карломану, чтобы Арморика не подняла восстание. Так что ей оставалось лишь изобретать новое задание, в надежде, что его-то граф Кенабумский не сможет выполнить.
В числе фрейлин Радегунды Аллеманской находилась молодая девушка, дочь барона Эбля де Триньи, Гудула. Эту белокурую и синеглазую красавицу в последнее время отметил вниманием сам король, что весьма льстило ей. Они сблизились в то время, как королева Бересвинда была на сносях, а затем оправлялась после родов и занималась родившимся ребенком.
Сейчас фаворитка украдкой бросала взоры, завидев короля, беседующего с Карломаном. Она обратила внимание, как похожи единокровные братья. Прежде Гудула не видела графа Кенабумского, ибо приехала ко двору, пока он был в отъезде. Он был очень похож на короля, но выше ростом и красивее него, и двигался иначе, быстро и в то же время плавно, в совершенстве владея своим телом, а самое главное - глаза, необыкновенно яркие и блестящие, притягивали внимание девушки, и в то же время, от них у Гудулы мороз пробегал по коже.
Сам же Карломан, почувствовав кожей взгляд незнакомой девушки, уловил, что она призывно смотрит на его царственного брата, и догадался, что это и есть фаворитка, о которой говорила ему Альпаида. При этом король старательно смотрел куда угодно, только не в сторону свиты своей матери. Что ж, за такую осторожность Карломан мог лишь похвалить своего царственного брата, если уж он не устоял перед этой девушкой! А вот она, видимо, еще не обвыклась с порядками дурокортерского двора, не то была бы сдержаннее. Любовную связь с королем опасно показывать открыто!
Радегунда Аллеманская тоже уловила, куда смотрит ее фрейлина, и неодобрительно поджала губы. Она и так уже догадывалась, что ее царственный сын в последнее время особенно часто ее навещал не только ради любви и почтения, но и чтобы повидаться с приглянувшейся ему баронской дочкой. Весь в отца!
Неподалеку от свиты королевы-матери собрались другие дамы: Альпаида Кенабумская, ее мать, принцесса Герберга, и принцесса Дарерка, супруга коннетабля Сигиберта. Они услышали, о чем говорят мужчины, и эта тема на свой лад заинтересовала их.
- Неужели у кочевников женщины тоже могут владеть оружием наравне с мужчинами? - недоумевающе переспросила Герберга, жена Дагоберта Лиса. - Какой смысл браться за то, что мужчины все равно сделают лучше? Притом, женщина еще может заменить мужчину, но вот мужчина женщину - никогда! Кто будет вынашивать детей, рожать, кормить и воспитывать их, если женщины уйдут воевать? А если мать убьют в битве, что станет с ребенком?
Однако Дарерка, похоже, одобрила обычаи степных воительниц.
- У нас, "детей богини Дану", девы тоже могут, если хотят, владеть оружием, править конем и колесницей. Случается, и не так уж редко, что в большую войну все силы на счету. А если убьют мужа, кто оборонит семью, если не жена и мать? К тому же, сильную женщину скорее станут уважать муж и сыновья.
- Ах, Дарерка! - фыркнула Герберга и произнесла свойственным ей безапелляционным тоном: - Вижу, ты так и осталась по духу дочерью Арморики, даже прожив столько лет с принцем крови, потомком Карломана Великого!
- Я чту королевский род Арвернии, но помню свои корни! - сдержанно отозвалась Дарерка, немного отодвигаясь.
Альпаида не вмешивалась в спор старших дам, находя, что по-своему правы и ее мать, и Дарерка. Задача женщины - рожать и заботиться о детях. Но жизнь складывается так, что порой их можно защитить только с оружием в руках.
Не участвуя в разговоре, молодая женщина внимательно наблюдала за всем, что происходило вокруг. А более всего - за своим мужем, все еще не нарадуясь, что он вернулся живым и здоровым, и при этом успешно выполнил трудное поручение. Альпаиде нелегко далась вынужденная разлука с Карломаном, тем более, что их второй сын родился вдали от отца. Но его радостное возвращение искупило все, что она выдержала во время ожидания. И ее особенно радовало, что король принимает Карломана, как подобало брату.
А сам Хлодеберт VI, между тем, старался оберегать свои сердечные тайны от любопытных глаз, и особенно - от своей супруги, королевы Бересвинды. Вот почему он сегодня старался не глядеть в сторону двора своей матери. Это многие заметили, ибо все знали, что король глубоко любил и уважал вдовствующую королеву. Он действительно был преданным сыном, и простил матери даже гибель Хлодиона. Но сейчас король избегал вовсе не мать, а Гудулу, понимая, что его долг - соблюдать осторожность за них обоих. Хлодеберту нравилась очаровательная непосредственность баронской дочери, но иногда она бывала опасна при дурокортерском дворе.
Впрочем, в эту минуту вархонитская сабля действительно вытеснила из мыслей короля все остальное, и он взором знатока осматривал ее, потрогал клинок и лезвие.
- Для такого оружия необходима совсем особая тактика боя, - сказал он. - Ах, как мне хотелось бы увидеть ее в действии!
Но у Карломана на все был готов ответ, как обычно.
- Я уверен, что в посольстве Великой Моравии, под рукой боярина Мирослава, есть воины, перенявшие у кочевников искусство боя на саблях. Хоть один воин уж наверняка найдется! Если понадобится, я сам выйду против него и покажу тебе сабельный поединок! Мой побратим, княжич Ростислав, учил меня обращаться с этим оружием.
При этом предложении брата король воодушевился настолько, что, кажется, если бы не ожидался бал, он бы предпочел поглядеть поединок на саблях. Военачальники и паладин также выражали интерес, хоть и более сдержанно.
***
В это время королева Бересвинда в своих покоях решала важнейшую проблему - какое платье надеть на сегодняшний бал. Перед ней на деревянных болванках висели пять прекрасных платьев, заказанных ею уже после последних родов, нарочно, чтобы вернуть расположение ее царственного супруга. Бересвинда Адуатукийская всегда заказывала наряды у себя на родине, через посла, барона Жерара Бавэрского, у лучших портных, обшивавших ее царственного деда и всю его семью. По мнению Бересвинды, в Арвернии не умели шить так, как на ее родине. А уж искусство адуатукийских кружевниц было прославлено всюду! Ее новые наряды были сшиты по последней моде - пышные, со сборчатыми юбками, украшенные целыми каскадами кружев самого замысловатого плетения.
Вокруг королевы собрались ее фрейлины, они отодвигали те наряды, что были ею придирчиво отвергнуты, а те, что понравились, они аккуратно поворачивали, помогая своей повелительнице все разглядеть. Но Бересвинда не советовалась ни с кем из них. Сейчас фрейлины интересовали ее меньше, чем деревянные болванки, на которых развешены ее наряды. Ее волновало одно - что надеть на сегодняшний бал. И она пристально разглядывала каждое платье, размышляя, какое из них пойдет ей лучше всего.
Вот роскошное темно-красное платье, что замечательно пойдет к ее черным волосам и глазам. Кроме того, с ним будет великолепно смотреться ее любимый рубиновый гарнитур. Но королева должна была сознаться, что благородный багрянец ее несколько старит. Ей, зрелой женщине, матери троих детей, следовало затмить сегодня всех юных прелестниц!
Другое платье, темно-розового оттенка, было нежнее и мягче на вид. Но, вынужденная ныне оценивать свою красоту слишком строго, Бересвинда созналась, что в нем ее смуглая кожа покажется еще темнее. А между тем, даже самый придирчивый взгляд не должен обнаружить в ней ни одного изъяна!
Быть может, вот это платье из серебряной парчи, вышитое жемчугом, - оно и светло, и изящно? Но выглядит слишком холодным, в таком образе она скорее похожа на неприступную жрицу Луны, чем на королеву, мечтающую разжечь желания своего супруга.
Может, вот это - с открытыми плечами, окаймленными пышными кружевами, цвета морской волны? Нет, это, пожалуй, выглядит немного легкомысленно. Трудно сочетать красоту женщины и величие королевы!
А что здесь делает вот это, нежно-голубого цвета, что годится лишь для белокурых голубоглазых дурочек, вроде этой... Гудулы де Триньи?! Королева оттолкнула от себя болванку с голубым платьем с такой силой, что фрейлины едва удержали пышный наряд. Те, кто видел лицо своей госпожи сейчас, испугались: глаза ее сверкали, ноздри яростно раздувались, словно ей нанесли страшнейшее оскорбление!
Прежде Бересвинда не задумывалась, пойдет ли ей самой голубое платье, но теперь возненавидела все, что было связано с ее соперницей, ухитрившейся приглянуться ее мужу, в то время как она сама заботилась о том, чтобы подарить королю второго сына! Голубой был цветом госпожи де Триньи, и Бересвинда на всю жизнь возненавидела этот цвет, как и белокурых женщин.
В конце концов, она остановила выбор на величественном белом парчовом платье, вышитом золотом. Белое с золотом - цвета царственного Солнца, знаки высочайшего положения. В этом наряде она будет выглядеть истинной повелительницей, и в то же время - исполненной женственности. В нем и только в нем она покажет своему супругу, что в сравнении с ней Гудула де Триньи - сущее ничтожество!
Но уже то, что королева Бересвинда так много думала о своей юной сопернице, показывало, что она внутренне уязвлена, и признает баронскую дочку опасным противником, которого надо постараться превзойти.
Но, разглядывая блестящие от золотой вышивки юбки и шлейф своего нового платья, Бересвинда убеждалась, что затмит всех. Не только выскочку Гудулу, забывшую свое место. Она надеялась превзойти также Альпаиду, которая на прошлом балу была признана королевой красоты. К супруге графа Кенабумского Бересвинда с юности испытывала скрытую неприязнь. С того дня, когда она приняла Карломана за своего жениха, а в Альпаиде успела увидеть соперницу. Ошибка тут же разъяснилась, но Бересвинда не могла простить того, кто даже ненароком поставил ее в нелепое положение. И теперь Альпаида снова задела ее, будучи признана более красивой. А ведь она тоже недавно родила, как и Бересвинда. Откуда же у нее берется женская стать и изящество урожденной принцессы крови, рядом с которой, по уверениям льстецов, другие знатные дамы кажутся простолюдинками? Хорошо еще, что в прошлый раз рядом с Альпаидой не было ее великолепного супруга, и лучше парой бала, как обычно, стала королевская чета. Теперь же, после возвращения Карломана, следовало постараться, чтобы никто не смог превзойти короля и королеву Арвернии ни в чем!
Но прежде всего Бересвинда стремилась заново понравиться своему царственному супругу, разжечь его желания. А для этого существовал древний, как мир, способ: самой вызвать его ревность, показать, что она может быть дорога не только законному супругу, но и другому мужчине. Про себя Бересвинда уже знала, что на сегодняшнем балу начнет первый танец с Хродебергом, своим верным рыцарем, который столько раз сражался на турнирах с ее именем на устах. А теперь пусть он окажет ей услугу более тонкого характера! Пусть Хродеберг поможет ей вызвать ревность короля. Когда Хлодеберт увидит, как другой мужчина оказывает знаки внимания его жене, он поймет, что она, Бересвинда, все еще молода и хороша, и годится не только сидеть дома с детьми, но и привлекать взоры мужей, обладающих хорошим вкусом и открытыми глазами. И тогда ему ничего не останется, как бросить свою белесую девчонку и уделить побольше внимания своей законной супруге, пока она еще ждет его!
Бересвинда Адуатукийская, королева Арвернии, была намерена затмить всех на сегодняшнем балу!
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 19
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 20
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 21
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
-
Где же наши читатели?!
Королевский роман (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В оружейном зале, тем временем, Карломан продолжал рассказывать своему царственному брату и военачальникам о военном искусстве моравов и вархонитов. Сабля снова была спрятана в ножны и лежала на устланном парчой столе. Вместо нее Карломан с ловкостью фокусника извлек откуда-то нагрудник степных кочевников. Он был гораздо легче, чем кирасы рыцарей, и сделан очень необычно: с поверхностью в виде чешуи, как у змеи или ящерицы. Он, как и сабля, обошел все руки, и король, Сигиберт, Дагоберт и Бруно долго трогали его железные чешуйки.
- Ума не приложу, зачем им такое нужно, - заметил Хлодеберт, щелкая ногтем по одной из чешуек. - Разве что для устрашения - хотят, чтобы враги их принимали не за людей, а за какую-то нечисть?
- Все возможно, - кивнул Карломан, подумав. - В преданиях "детей богини Дану" говорилось, что некогда, на берегах другого моря, наши предки сражались с разумными двуногими ящерами. Возможно, вархониты хотят показать, что они не менее свирепы и опасны, чем те.
- Все же этот доспех не сдержит удар рыцарского меча. В нем кожи больше, чем железа, - заметил Дагоберт.
Сигиберт не возражал, однако сделал оговорку:
- В битвах с себе подобными, а также с моравами и лугийцами, вероятно, такой защиты кочевникам достаточно. Их главная защита - в подвижности. К тому же, степняки предпочитают не защищаться, а нападать. Вряд ли они устраивают турниры, как арвернские рыцари.
- Вархонитские навыки, конечно, ни к чему честным рыцарям, - произнес Бруно Молниеносный, начальник паладинов. - Но, признаться, очень хотелось бы взглянуть, как это дерутся на таких вот кривых саблях!
Король с благодарностью поглядел на паладина, высказавшего и его горячее желание.
Между тем, госпожа де Триньи, стоявшая возле королевы-матери, все чаще бросала на короля взоры, в значении которых трудно было ошибиться. Хлодеберт же нарочно избегал взоров своей очаровательной фаворитки, и это явно было неспроста. По крайней мере, Карломану поведение этой пары явно бросилось в глаза. Он знал, что у его царственного брата и раньше бывали всякого рода увлечения. Но они быстро проходили, и Хлодеберт всегда возвращался в лоно семьи, как подобает примерному супругу. Его связь с Гудулой де Триньи, очевидно, была куда глубже. И Карломан решил посоветоваться с Альпаидой по поводу новой страсти короля.
Неосторожные взгляды Гудулы не укрылись, разумеется, и от внимания королевы-матери, Радегунды Аллеманской. Она решила поговорить со своей племянницей и невесткой, Бересвиндой. Ведь это ее, законной супруги, долг - беречь безопасность домашнего очага! Если Хлодеберт утешается с другой - это вина жены, что отдалилась от него, занимаясь лишь родившимся ребенком.
Размышляя так о семье своего старшего сына, королева-мать сознавала, что у нее самой с покойным мужем никогда не было счастливой семьи. Но ее выдали замуж ради политических выгод, за человека, всем сердцем любившего другую. Гордая королева вынуждена была признаться себе, что это она была разлучницей, что увела своего мужа у Гвиневеры Армориканской. И все же, Фрейя свидетельница, она сделала все, чтобы сохранить свой домашний очаг! Пусть теперь и Бересвинда позаботится о спасении своего!
Не подозревая, какие мысли относительно него обуревают близких, король в этот миг обратился к Карломану, воодушевляясь словами Бруно:
- Прошу тебя, устрой мне бой на саблях! Я сгораю от нетерпения увидеть, какие приемы вытворают этим оружием.
- Я все устрою, государь, - пообещал граф Кенабумский.
Тем временем, Сигиберт, внимательно оглядев чешуйчатый доспех, рассмотрел на нем некогда нанесенные и потом заделанные вмятины.
- Видно, что доспех взят в бою, со следами от ударов!
Карломан кивнул в ответ коннетаблю.
- Да, это трофей, добытый в последнем сражении у побежденного вархонитского воина. Обычно кочевники делают набеги на земли Моравии по осени, когда поселяне уберут урожай, а огромные стада, принадлежащие степнякам, вытопчут свои пастбища. Главное занятие кочевых племен - скотоводство, ими правят их прожорливые стада. Как только они объедят и вытопчут одно пастбище, переселяются на другое и берут его с боем, если надо.
Он вспомнил наложницу княжича Вратислава, красивую смуглую женщину, от которой пахло сырой землей и кровью. Она немного рассказывала про обычаи своего племени.
- Я узнал, что дальше в Великих Степях, позади вархонитов, живут другие кочевые племена. Они тоже вооют со своими соседями, и выдавили вархонитов далеко на запад, к самым границам оседлых народов. А тех, в свою очередь, вытеснили еще более отдаленные племена.
Дагоберт сумрачно кивнул:
- Это как лавина в горах: стоит скатиться одному камешку, он стронет с места еще два, те заставят скатиться пять других, все крупнее и тяжелее, и загрохочет страшный обвал - не спастись, не остановить.
- Следует на всякий случай укрепить наши границы и усилить войска, напомнить твоим вассалам, государь, чтобы в случае тревоги готовы были привести своих рыцарей, - призвал короля Сигиберт. - Впрочем, я не думаю, чтобы вархониты могли добраться до нас. Они, конечно, опасные соседи для моравов и других народов, что живут рядом с Великой Степью. Настоящая человеческая саранча, несущаяся на быстроногих конях! Но где моравы, а где мы! Вряд ли вархонитам удастся преодолеть такое расстояние, непрерывно сражаясь! Не при нашей жизни уж точно.
Остальные собеседники соглашались с коннетаблем. И лишь Карломан нахмурился в мрачном предчувствии. Ибо его не оставляла мысль о том, что близится исполнение пророчества об обретении меча Нуады и о Герое, Что Будет Славен Мечом. Быть может, к его временам и вархониты нахлынут на необозримые пространства, до самой Арвернии, как девятый вал! И потомкам Карломана Великого и Морава придется вместе отбивать их нашествие, как в том клялись их знаменитые прародители...
Король не подозревал, какие мысли тревожат его единокровного брата. Он обратился к Сигиберту, еще раз окинув взглядом саблю и нагрудник:
- Ты - коннетабль, тебе и принимать меры безопасности!
И, обратившись к Карломану, Хлодеберт добавил:
- Благодарю тебя, брат, за эти необыкновенные вещи и за рассказ о них! Однако сейчас лучше разойтись, господа. Ведь скоро начнется бал. А ты, Бруно, ступай на ристалище и подготовь все для поединка на саблях! Я хочу уже завтра лицезреть, как сражаются вархониты.
Бруно, поклонившись, ушел выполнять приказ.
Король, отпустив всех, направился к своей матери, и, приближаясь, окинул долгим внимательным взглядом Гудулу де Триньи, которая очаровательно ему улыбнулась.
Сигиберт задержался ненадолго и сказал Дагоберту и Карломану:
- Даже если бешеный поток кочевников хлынет на Арвернию, выучка и доблесть наших рыцарей сумеет преодолеть любое их количество!.. Но сейчас мне следует распорядиться о дополнительной охране замка.
Коннетабль покинул зал. А Карломан и Дагоберт подошли к женщинам, что, стоя поблизости, слышали весь их разговор и тоже обсуждали между собой на свой лад. Альпаида по-прежнему молча любовалась своим мужем, исполненная тихой радости, что он вновь рядом с ней. Между тем, ее мать, принцесса Герберга, горячо встревожилась возможной угрозой со стороны вархонитов.
- Как, должно быть, ужасны эти кочевники! - она содрогнулась, как от озноба. - Я буду молить богов, чтобы наши доблестные рыцари всегда могли их отразить!
- Я не сомневаюсь в храбрости арвернских рыцарей и "детей богини Дану", - заметила Дарерка. - И все же надеюсь, что наши союзники моравы не пустят эту нечисть, подражающую змеям и ящерам, в наши земли! Только представьте, как их должно быть много, если вся Великая Степь для них тесна!
В этот миг Карломан подошел и взял под руку Альпаиду, а Дагоберт - Гербергу, как бы предваряя предстоящий бал. Улыбнувшись им, Дарерка поинтересовалась у младшей пары:
- Как скоро вы собираетесь в Арморику?
- Думаю, месяца через два, когда маленький Дунстан немного подрастет для путешествий, - ответил Карломан. - Да и мне не помешает сперва разобраться в здешних делах.
Альпаида кивнула, а Герберга проговорила, глядя на дочь и зятя:
- Должно быть, Женевьева сейчас считает дни и часы до возвращения сына с семьей!
Женевьевой в Арвернии звали Гвиневеру Армориканскую, королеву "детей богини Дану", мать Карломана.
Он кивнул в ответ и постарался аккуратно перевести разговор на волнующую его тему:
- Боги любят тех сыновей, что уделяют внимание матери, даже став взрослыми! Вот и наш государь тепло приветствует королеву-мать. Я все же надеюсь, что он подошел к ней не ради той белокурой фрейлины, что не сводит с него глаз, - Карломан дал понять, что знает о фаворитке своего царственного брата.
Дагоберт сурово кивнул в ответ.
- Если бы король мог себе позволить, он бы предпочел сейчас пойти в сад с госпожой де Триньи наедине, и только ради приличия вынужден пригласить свою матушку с ее свитой.
Альпаида же, стоявшая об руку с мужем, предпочла промолчать, ибо не любила злословить об отсутствующих. Но ее молчание само по себе было красноречивее слов, и Карломан понял свою жену, и поглядел на нее с любовью.
- Мой царственный брат и раньше был влюбчив, - задумчиво проговорил он. - Но прежде Хлодеберт всегда умел остановиться вовремя, приглянувшихся ему девушек отдавали замуж, а замужние дамы уезжали в замки своих мужей. Госпожа де Триньи рискует, думая упрочить свое положение благодаря любви короля!
Альпаида кивнула, не меньше мужа встревоженная событиями при королевском дворе.
- Гудула де Триньи похожа на легкокрылую бабочку, что увидела огонь и летит прямо на его обманчивый блеск, не боясь сгореть. Впрочем, на сей раз ей, по слухам, удалось всерьез завладеть сердцем короля. А королева Бересвинда злится и ревнует. Я думаю, она попытается на сегодняшнем балу вернуть расположение короля. И, скорее всего, использует моего брата Хродеберга, чтобы вызвать ревность законного супруга, - голос дочери Дагоберта Лиса был ровным, без выражения.
Карломан вздохнул, сочувствуя своему шурину, а также встревоженный создавшейся ситуацией.
- Бересвинда Адуатукийская - женщина ревнивая и мстительная. Лучше бы Хлодеберту на сегодняшнем балу и после него вести себя, как подобает примерному супругу! Не то его домашний очаг превратится в жерло огнедышащей горы, и весь Дурокортер затрясется, как при землетрясении!
- Надеюсь, что хотя бы королева-мать сумеет его убедить! - проговорила Альпаида, однако не чувствуя непреложной уверенности в том.
***
А король, отпустив своих близких, подошел к матери, все это время чувствуя на себе горячие взгляды Гудулы. Не имея права уединиться со своей возлюбленной, чтобы об этом не узнал весь двор, он все же решил приблизиться к ней. Обратившись к матери, Хлодеберт поклонился и почтительно поцеловал ей руки, затем проговорил:
- Матушка, я предлагаю, пока еще не начался бал, прогуляться по саду. Там сейчас спала дневная жара и зацвел новый куст белых роз. Тебя могут сопровождать твои фрейлины, скажем, госпожа де Триньи... и кто-нибудь еще...
Радегунда устало прикрыла глаза, отлично понимая, куда клонит ее царственный сын. Прогулка для него - просто предлог побыть рядом с этой глупой девчонкой! Ну что ж, королеве-матери пришлось подыграть ему. Но про себя она твердо решила приложить все усилия, чтобы Бересвинда смогла вернуть Хлодеберта на супружеское ложе.
- Радуюсь твоему желанию, мой царственный сын! - проговорила она, опираясь на его руку и сделав знак Гудуле и еще одной фрейлине следовать за ними.
Следуя вместе со своим царственным сыном по тропинкам мимо цветущих розовых кустов, королева-мать действительно сделала попытку убедить его:
- Прошу тебя, мой дорогой сын: не срамись при всем дворе, выставляя напоказ связь с моей фрейлиной! Над тобой скоро станет смеяться весь двор, потому что она строит тебе глазки, как легкомысленная пастушка. Не забывай, что у тебя есть обязанности перед женой, родившей тебе двух сыновей и дочь!
Король вздохнул, обернувшись на идущую сзади Гудулу. Как объяснить матери, что ему нужна эта девушка, нежная и светлая, как белый шиповник? Бересвинда же рядом с ней похожа на надменную багряную розу, гордо красующуюся надо всеми, вооруженную шипами: ни погладить ее, ни вдохнуть аромат.
Вслух же он произнес:
- Бересвинда сама виновата: она не подпускала меня к себе, заботясь лишь о родившемся ребенке. Я чувствовал себя ненужным в собственной семье...
Радегунда Аллеманская сурово нахмурилась.
- Я поговорю с Бересвиндой и попрошу ее пойти тебе навстречу! - пообещала она. - Но и тебя прошу вести себя, как подобает королю Арвернии, и расстаться с этой девицей. Как может поддерживать единство в стране тот, кто не в состоянии соблюсти его в своей семье?
Хлодеберт склонил голову, не возражая матери. Он сознавал, что она во многом права. Однако не мог расстаться с Гудулой, которая была близка его сердцу. И, полюбовавшись еще душистыми цветами белого шиповника, сорвал один цветок, намереваясь подарить его девушке при первой возможности.
Фрейлины, между тем, следовали за королевой-матерью молча. Но Гудула, в отличие от своей безмятежной подруги, не могла скрыть волнение, страх быть отвергнутой и надежду на лучшее. Она понимала, что сейчас решается ее судьба. Ах, если бы король смог на сегодняшнем балу уделить внимание ей одной, как он обещал!
-
Извиняюсь, что долго не появлялась. Навёрстываю.
Сначала "Охота на Хозяина Пещеры". Моравы вызвали огромную симпатию. Даже не знаю, почему. Их благодарность за спасение Ростислава, конечно, вполне понятна, и всё равно то, как после этого сразу рухнули все границы и всё недоверие исчезло, как не бывало, приятно видеть. А ещё всегда интересно, когда в рассказах есть что-то, какие-то детали расширяющие мир, как, например, упоминание о пленной вархонитке и предчувствия насчёт неё (в общем-то, не имеющие отношения к сюжету) или тот же медведь древней породы из страны велетов, чёрное железо дивий... Это всё вызывает любопытство и показывают, что мир шире, чем локальная рассказанная история, и в нём ещё есть на что посмотреть. Особенно вархонитка. Будет ли у этой истории развитие или она просто как деталь? Или это отсылка к какому-нибудь другому произведению? И это предчувствие насчёт гибели Великой Моравии - неужели оно неизбежно? Не хотелось бы.
На этом фоне "Право Господина" особенно выбешивает. Именно потому, что где-то, не так уж и далеко, обитают люди, которые, наоборот, считают, что должны защищать своих подданных, а не издеваться над ними. Только, имхо, название неправильное. Потому что тут, как сову на глобус не натягивай, ни на какое право не натянешь. Право первой ночи, даже в самом мерзком варианте не может быть таким. А тут - типичный беспредел >:( Я так надеялась, что к концу рассказа господин Хьюго как-нибудь сдохнет >:( Ладно, хоть одного загрызли, хоть что-то, но этого ТАК мало!!! Как я уже писала, очень надеюсь, что Геро де Шенонсо казнили, но почему не додумались присмотреться повнимательней к сыночку? Как было бы полезно! Одно утешает, похоже, Хьюго так развлекается не слишком часто, иначе крестьяне давно бы уже отказались от шумных гуляний и просто сходились без всяких свадеб либо женились бы тайно по ночам. Но очень надеюсь, что и Хьюго, и его ловчие сдохнут, и как можно скорее >:(
"Королевский Роман". За Карломана можно порадоваться. Он вернулся из дальней поездки, как всегда, с триумфом, и наконец-то может побыть со своей семьёй. Но история с Гудулой де Триньи вызывает опасения. Бересвинда вообще-то мстительная. Присутствие Карломана немного успокаивает, но не полностью. Всё же надеюсь, что тут всё мирно разрешится.
-
Благодарю, эрэа katarsis, за столь потрясающий ответ! :-* :-* :-*
не пропадайте надолго, если можно, пожалуйста!
Извиняюсь, что долго не появлялась. Навёрстываю.
Сначала "Охота на Хозяина Пещеры". Моравы вызвали огромную симпатию. Даже не знаю, почему. Их благодарность за спасение Ростислава, конечно, вполне понятна, и всё равно то, как после этого сразу рухнули все границы и всё недоверие исчезло, как не бывало, приятно видеть. А ещё всегда интересно, когда в рассказах есть что-то, какие-то детали расширяющие мир, как, например, упоминание о пленной вархонитке и предчувствия насчёт неё (в общем-то, не имеющие отношения к сюжету) или тот же медведь древней породы из страны велетов, чёрное железо дивий... Это всё вызывает любопытство и показывают, что мир шире, чем локальная рассказанная история, и в нём ещё есть на что посмотреть. Особенно вархонитка. Будет ли у этой истории развитие или она просто как деталь? Или это отсылка к какому-нибудь другому произведению? И это предчувствие насчёт гибели Великой Моравии - неужели оно неизбежно? Не хотелось бы.
Про моравов нам тоже, пожалуй, легче пишется, чем про арвернов. Действительно - симпатичные герои, никаких сложносочиненных интриг (по крайней мере, в кадре). И некоторые отсылки к другим циклам действительно есть: к примеру, металл, которым пользуются дивии/альвы/ши, не любящие железа, упоминается и в моих сагах о викингах. Как и доисторические звери. Они есть и в "Обретенной земле". Описываемый мир действительно широк, и в нем все взаимосвязано.
Но и для них в самом деле близятся испытания и великие потери. И здесь как раз сыграет определенную роль пленная вархонитка. У нее от княжича Вратислава родится сын, который вырастет у родичей матери и со временем бросит вызов родне по отцу. Но это уже ближе к истории будущего героя, который будет славен мечом: он будет потомком моравских князей.
На этом фоне "Право Господина" особенно выбешивает. Именно потому, что где-то, не так уж и далеко, обитают люди, которые, наоборот, считают, что должны защищать своих подданных, а не издеваться над ними. Только, имхо, название неправильное. Потому что тут, как сову на глобус не натягивай, ни на какое право не натянешь. Право первой ночи, даже в самом мерзком варианте не может быть таким. А тут - типичный беспредел >:( Я так надеялась, что к концу рассказа господин Хьюго как-нибудь сдохнет >:( Ладно, хоть одного загрызли, хоть что-то, но этого ТАК мало!!! Как я уже писала, очень надеюсь, что Геро де Шенонсо казнили, но почему не додумались присмотреться повнимательней к сыночку? Как было бы полезно! Одно утешает, похоже, Хьюго так развлекается не слишком часто, иначе крестьяне давно бы уже отказались от шумных гуляний и просто сходились без всяких свадеб либо женились бы тайно по ночам. Но очень надеюсь, что и Хьюго, и его ловчие сдохнут, и как можно скорее >:(
Хьюго - просто психопат, свои права понимает очень извращенно, а обязанностей не признает вовсе.
Увы, но, к сожалению, Пиппину еще предстоит жить и взрослеть под влиянием такого господина. Страшно подумать, чему он там научится, особенно в сочетании с его врожденными способностями. :'( Но я надеюсь, что со временем и Хьюго, и Марсель получат по заслугам.
Видимо, после суда Хьюго принял меры, чтобы больше против него никто не сумел подать жалобу. Недаром у него эта команда ловчих с особыми полномочиями. Так что о его развлечениях власти не знают (или предпочитают не знать, если иметь в виду каких-нибудь королевских чиновников поближе). Надеюсь, что такие жуткие вещи все же происходят не слишком часто!
"Королевский Роман". За Карломана можно порадоваться. Он вернулся из дальней поездки, как всегда, с триумфом, и наконец-то может побыть со своей семьёй. Но история с Гудулой де Триньи вызывает опасения. Бересвинда вообще-то мстительная. Присутствие Карломана немного успокаивает, но не полностью. Всё же надеюсь, что тут всё мирно разрешится.
"Королевский роман" продолжает "Долгожданную встречу", и повествует о событиях сразу после возвращения Карломана из Моравии.
Хотелось бы, чтобы эта история обошлась без жертв! Но поглядим. Бересвинда уже строит планы, как победить соперницу. Не исключено, что и Карломану придется вмешаться. Да и Радегунда Аллеманская бдит за семьей своего сына.
Королевский роман (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Выбрав для себя бальное платье, королева Бересвинда приказала фрейлинам подготовить его, чтобы она смогла надеть.
- Приготовьте мои бриллианты и золотую диадему, которую король подарил мне в честь рождения нашего первенца! - приказала она.
Сама же Бересвинда вышла на балкон, желая подышать свежим воздухом. Ибо она знала, что на балу станет душно от скопления людей и дыма свечей, и жарко от постоянного движения. Хотелось сейчас надышаться вволю.
Королева немного прошлась по балкону и, опершись о каменную ограду, стала мечтать. Ее доблестный рыцарь Хродеберг сегодня, конечно, исполнит роль галантного кавалера, а ее царственный супруг увидит, как она хороша, и в его сердце зажжется ревность, и он станет готов на все, лишь бы его жена уделяла внимание ему одному!
Вдруг до слуха Бересвинды долетели из сада голоса. Королева вздрогнула и прислушалась. За высокими, причудливо подстриженными кустами она не могла никого разглядеть. Но зато узнала голоса, и прислушивалась очень внимательно...
***
Примерно в это же время король, гулявший по саду со своей матушкой и ее фрейлинами, оглянулся на Гудулу и темно вздохнул, вдохнув аромат сорванного для нее цветка шиповника.
Умом понимая справедливость заверений своей матушки, он не мог примирить их с доводами сердца. Чтобы объяснить ей свои чувства, пропел подходящие по случаю строки известной любовной песни:
- Цвела в королевском саду холодная надменная роза. Хоть была она выше и краше всех, но садовник чаще любовался простым цветком белого шиповника. Пусть он скромен и дик, но влюбленным бывает милее.
Радегунда Аллеманская величественно кивнула своему царственному сыну, но тут же возразила:
- Я могу тебя понять, государь! Однако твое положение столь высоко, что лишь царственной розе уместно быть в твоих руках!
Лицо у короля сделалось столь несчастным, что сердце королевы-матери поневоле смягчилось. Она согласилась уступить сыну, решив немедля после прогулки поговорить с Бересвиндой, чтобы та боролась за спасение своего семейного очага.
Обернувшись к фрейлинам, королева-мать проговорила:
- Нарвите самых красивых цветов, чтобы украсить мои покои!
Гудула и вторая фрейлина скрылись за розовыми кустами. Хлодеберт с величайшей благодарностью взглянул на матушку, что, хоть была строга, но всю жизнь заботилась о нем и его младшем брате. И тут же он, якобы не спеша, направился в ту сторону, куда ушла Гудула. Сорвал для виду несколько цветов, но, как только его стало уже нельзя разглядеть за высокими зарослями, догнал девушку.
Достав спрятанный на груди цветок шиповника, король протянул его Гудуле.
- Возьми его на память о нашей любви, моя очаровательная дикая роза! - он печально улыбнулся. - Увы, матушка права: в руках короля Арвернии следует быть лишь величавым, но холодным розам!
Девушка затрепетала, понимая, что это означает разлуку.
- Увы, государь! Мне казалось, счастье только поманило за собой, и вот оно уже зашло за тучи! - на ее длинных ресницах повисли слезинки.
Тогда король, не удержавшись, обнял девушку за плечи и проговорил, утешая:
- Но в моем сердце всегда будет жить нежный цветок лесного шиповника! Ибо моя супруга величава, но холодна, как колючая царица цветов. Ты же пленяешь своей свежестью и лаской, как этот цветок, что ты сейчас держишь в руках!
Девушка качнулась ему навстречу, он прижал ее к себе, и они поцеловались - долго, страстно, не спеша размыкать объятия.
- Верь мне, я сумею постоять за нашу любовь! - горячо прошептал Хлодеберт затем. - Придется соблюдать правила приличия, но я тебя не оставлю! Сохрани этот цветок ради нашей любви, милая!
- Он будет моим самым дорогим воспоминанием, государь! - горячо воскликнула Гудула, слезы которой мгновенно высохли.
Их-то разговор услышала Бересвинда, стоя на балконе. И, узнав голоса, пришла в ярость, вполне понятную. Ее ногти вонзились в ладони, сквозь сжатые зубы вырвался хриплый стон или рык. Но в то же мгновение королева взяла себя в руки и продолжала слушать еще внимательнее.
Король и Гудула разошлись в разные стороны. Хлодеберт тяжело вздохнул, проводив фаворитку, и, сорвав еще несколько цветов для букета, направился к матери. Почтительно поцеловал ей руки и кивнул, ожидая, что она скажет.
До слуха Радегунды Аллеманской донеслись обрывки разговора короля с его фавориткой, и, хотя они, как будто, прощались, королеву-мать не обмануло поведение сына. Она поняла, что он не собирается отступаться от своей любви.
- Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, сын, - проговорила она с участием, какого редко могли от нее дождаться даже родные. - Но ты должен себя преодолеть! Ради своей семьи, ради Арвернии! Бересвинда дана тебе в жены, так живи с ней, цени все, что она для тебя сделала! С ней я сегодня же поговорю, чтобы она, со своей стороны, была с тобой ласковее. Но и ты не должен разрушать собственную семью.
Хлодеберт глубоко вздохнул.
- Все это и я понимаю рассудком. Но Гудула - отрада моего сердца, мне будет больно проститься с ней.
- Но тебе придется взнуздать свое сердце и не давать ему лишней воли, - веско проговорила королева Радегунда, положив ладонь на руку сына, в широком рукаве вышитого золотом праздничного камзола. - Я позволила тебе встретиться с госпожой де Триньи для прощания. Если ты прекратишь искать ее, тебе будет легче о ней забыть. Учти и то, что твоя жена не из тех женщин, что позволят пренебрегать собой. Она так же горда и честолюбива, как я была когда-то; недаром в нас течет одна кровь. Твой отец это понял и вернулся в семью, пожертвовав своей величайшей любовью ради долга. А ведь он еще не был тогда королем Арвернии. Если ты окажешься в этом похож на него, станешь действительно достойным государем!
Хлодеберт VI поцеловал руки своей мудрой матушке.
- Я постараюсь последовать твоему совету, матушка, но... дай мне время! Гудула так мила... мне трудно будет расстаться с ней!
Радегунда Аллеманская величественно кивнула в ответ.
- Пусть сегодняшний бал поможет восстановить семью! Я сейчас же направлюсь к Бересвинде, чтобы поговорить с ней. Хранить семейный очаг - обязанность жены.
Выйдя вместе с сыном на тропинку, Радегунда Аллеманская передала цветы Гудуле де Триньи и приказала ей:
- Будь добра, отнеси сорванные цветы ко мне в покои и составь букеты! - затем обратилась ко второй фрейлине: - А ты сопровождай меня!
И король в тяжких раздумьях направился к себе во дворец, а королева-мать со своей фрейлиной поспешила в покои своей племянницы и невестки.
До Бересвинды, что слушала их разговор с балкона, доносились не все слова. Но в целом она уловила смысл разговора. Когда королева-мать приказывала фрейлинам по поводу цветов, молодая королева с благодарностью кивнула. Она поняла, что ее тетка и свекровь - союзница в борьбе за семью, коль убеждает своего царственного сына соблюдать обычаи. А ее помощь была для Бересвинды неоценима! Вдвоем они быстро поставят на место эту выскочку Гудулу.
Бересвинда со всей почтительностью приняла свекровь в гостевых покоях, не тех, где рассматривала платья. Она любезно предложила королеве-матери сесть в кресло, и лишь затем присела напротив, чтобы удобнее было вести беседу. Позади кресла Радегунды стояла ее фрейлина, а вдоль стен покоев незаметно стояли фрейлины молодой королевы, ожидая, не потребует ли чего-нибудь их царственная повелительница. При этом, все фрейлины имели характерное отсутствующее выражение лица. Ведь их главной задачей было видеть и слышать все секреты королевского двора, умея в то же время "не видеть" и "не слышать".
Бересвинда приняла свекровь, не делая вид, будто удивлена ее приходу. И королева-мать поняла по решительному взору своей невестки и племянницы, что та готова бороться за своего мужа.
Поразмыслив, с чего начать беседу, Радегунда, наконец, проговорила:
- Я знаю, дочь моя, что тебя беспокоит с некоторых пор поведение твоего царственного супруга, моего сына. Его чересчур вольное общение с дочерью барона де Триньи в самом деле затянулось. Но, должна сказать, что ты сама отчасти виновата, отказывая Хлодеберту в супружеском ложе! Во время беременности это было понятно. Но прошло уже несколько месяцев после рождения маленького Теодеберта.
Бересвинда склонила голову, стиснула лежащие на коленях руки в замок.
- Когда он родился, я могла только бояться за него, что он будет таким же болезненным, как наша дочь Теоделинда, посвященная ныне Фригг. Да не позволят боги повторения такого кошмара, когда не знаешь, будет ли жить твое дитя! Я сама кормила грудью своего мальчика и вставала к нему по ночам, не полагаясь на кормилицу. До супружеских ласк ли мне было? Разве материнство - не высший долг для любой женщины, в том числе и королевы?
Радегунда была растрогана словами дочери своей покойной сестры. Отрадно было видеть, как Бересвинда, никогда не знавшая родительской ласки, заботится о собственных детях. Но все же, следовало указать ей, как правильно поступать.
- Для любой женщины - да, но долг королевы гораздо запутаннее и труднее! И тебе не следовало упускать из виду своего супруга. Он почувствовал себя отвергнутым и ненужным, и обернулся туда, где легко было найти утешение. Теперь, по крайней мере, ты успокоилась, что твой сын растет здоровым ребенком? Значит, самое время вернуть мужа на свое супружеское ложе, быть настоящей королевой!
Бересвинда топнула по полу атласной туфелькой.
- Об этом я и думаю, государыня-матушка! И, клянусь золотым ожерельем Фрейи, я готова на все, чтобы вернуть расположение супруга, поставить на место эту выскочку, Гудулу де Триньи!
Королева-мать покачала головой, вспомнив беседу с сыном.
- Я нахожу похвальными твои старания на предыдущем балу, дочь моя! Со своей стороны, я прилагаю все усилия, чтобы убедить короля поскорее вернуться к тебе. Но должна сказать, что теперь отвлечь его внимание от моей негодной фрейлины будет, по-видимому, не так просто! Гудула де Триньи, похоже, смогла опутать сердце короля своими путами.
При одном имени ненавистной соперницы в Бересвинде всколыхнулась ярость. Она убила бы эту белокурую куклу, хлопающую своими голубыми глазками, если бы не желала увидеть ее опозоренной, отвергнутой королем!
- Я готова на все, чтобы вернуть расположение моего царственного супруга! - горячо поклялась она.
Тогда Радегунда Аллеманская поколебалась немного и проговорила, понизив голос:
- Я слышала, как ненавистный сын Женевьевы Армориканской, Карломан Кенабумский, рассказывал при дворе о повадках вархонитских женщин. Если им доведется попасть в плен, они используют благовонные масла и притирания, чтобы понравиться своему пленителю, и не быть перепроданными в худшие руки или приставленными к черной работе. Эти благовония необыкновенно усиливают естественное обаяние женщины и навсегда привязывают к ней мужчину. Никто не может устоять против вархонитских женщин!
Сперва Бересвинда заинтересовалась рассказом свекрови. Однако природная гордость взяла верх, и она после минутной борьбы покачала головой.
- Разве я уже настолько постарела и подурнела, что лишь с помощью приворотных зелий могу надеяться заполучить своего мужа на супружеское ложе? - проговорила она с упреком, ибо в ней вскипела неистовая гордость королевской крови.
Радегунда пристально взглянула на племянницу. Она должна была признать, что внешнему облику Бересвинды не нанесло никакого ущерба даже рождение третьего ребенка. Ее зрелая женственная красота только расцвела. Глаза ее блестели, особенно сейчас, когда гнев воодушевлял ее. В пышных черных волосах королевы не было ни одного седого, и кожа оставалась нежной, как у девушки. Пожалуй, красоте Бересвинды не хватало лишь ласковой мягкости, какой как раз была наделена ее юная соперница. Довольно крупные нос и подбородок королевы выдавали непреклонную волю и резкий характер, а в гневе, как сейчас, ее лицо казалось скорее мужским, чем женским.
Королева-мать кивнула в знак уважения.
- Твой выбор достоин уважения, дочь моя! Но, в таком случае, поделись, какими средствами ты хочешь отвлечь своего мужа от госпожи де Триньи?
В изворотливом уме Бересвинды уже замелькали новые идеи. Она не стала говорить матери мужа, что задумала вызвать его ревность. Ее царственная тетушка не одобрит, если она станет даже понарошку флиртовать с другим мужчиной. Зато, услышав имя Гудулы, она проговорила:
- Если существуют приворотные зелья, то, верно, должны быть и обратные, внушающие отвращение! Мне хотелось бы дать госпоже де Триньи такое средство, чтобы Хлодеберт даже не взглянул на нее впредь! Только на это требуется время!
Бересвинда изложила свой замысел с такой яростной силой, что Радегунда Аллеманская, сама отнюдь не страдавшая излишней щепетильностью, склонила голову в знак понимания, и не высказала ни согласия, ни осуждения. В этот миг ей впервые пришло в голову, что Бересвинда не только ее истинная наследница на посту сильной королевы, способной влиять на мужчин своей семьи, и через них - на политику королевства, но способна ее превзойти твердостью, а пожалуй, и беспощадностью. Ну что ж, лишь бы эти качества прилагались с государственной мудростью и ради блага королевства! Радегунда надеялась, что боги не обделили ее невестку также и пониманием политической целесообразности.
- Действуй, Бересвинда, по мере необходимости! Верни мужа себе на ложе, детям - отца, Арвернии - короля, занятого серьезными делами! - благословила королева-мать свою племянницу и невестку.
-
Но это уже ближе к истории будущего героя, который будет славен мечом: он будет потомком моравских князей.
Этот герой уже несколько раз упоминался, но с Фредегондой он, вроде, не связан. Про него планируется какое-то отдельное произведение? Или оно уже есть?
Увы, но, к сожалению, Пиппину еще предстоит жить и взрослеть под влиянием такого господина.
Значит не скоро ещё >:( Бедные крестьяне :'(
Так что о его развлечениях власти не знают (или предпочитают не знать, если иметь в виду каких-нибудь королевских чиновников поближе).
Всё-таки, хочется со временем узнать поподробнее, как ему удавалось столько времени скрывать свои делишки: сколько в этом было его собственной хитрости, сколько естественного положения вещей, сколько везения, а сколько хлопанья ушами со стороны власти? Как обстояло при Хильдеберте известно: король всё узнал, но предпочёл использовать для своих целей. И уже то поведение Хьюго было преступлением, за которое казнят. А сейчас он совсем берега потерял. И неужели даже ни слуха не просачивается? Ощущение, будто в параллельных мирах действие происходит.
Я честно говоря, даже не знаю, чего больше хочу. С одной стороны, хочу, чтобы Хьюго загрызли, как отчима Пиппина, потому что человеческой смерти он не заслужил (а казнь - всё-таки человеческая смерть). Но, с другой, хочется, чтобы всё открылось. Потому что, наверняка, были те, кто закрывал глаза на то, к чему следовало присмотреться, и будет несправедливо, если они совсем не пострадают за своё попустительство >:( Но если всё откроется, то Хьюго просто казнят, а этого мало >:( И нет, я вовсе не кровожадная!
Король, похоже, всерьёз очарован Гудулой, а интересно, как она? Тоже испытывает чувства или всё-таки больше думает о своём положении? Пока из рассказа не совсем понятно. В общем-то известно, что победит Бересвинда (в рассказе "Укротить Ветер" Хлодеберт пытался произвести впечатление именно на Бересвинду и ни о какой Гудуле не вспоминал), и это даже хорошо: у них всё-таки семья, дети. Но очень бы хотелось, чтобы она победила честными методами.
-
Благодарю, эрэа katarsis :-* :-* :-*
Этот герой уже несколько раз упоминался, но с Фредегондой он, вроде, не связан. Про него планируется какое-то отдельное произведение? Или оно уже есть?
С Фредегондой он напрямую не связан, но зато он будет потомком ее сестры Брунгильды, которой пока еще только предстоит выйти замуж за княжича велетов.
Произведение планируется, и оба автора от души надеются, что у них получится написать все запланированное! Хотя, судя по масштабам наших саг, трудно сказать, насколько это затянется. Что ж, мы только за; лишь бы ничего не помешало!
Значит не скоро ещё >:( Бедные крестьяне :'(
К сожалению! :'( Со временем вырастет Ужас Кемперра.
Всё-таки, хочется со временем узнать поподробнее, как ему удавалось столько времени скрывать свои делишки: сколько в этом было его собственной хитрости, сколько естественного положения вещей, сколько везения, а сколько хлопанья ушами со стороны власти? Как обстояло при Хильдеберте известно: король всё узнал, но предпочёл использовать для своих целей. И уже то поведение Хьюго было преступлением, за которое казнят. А сейчас он совсем берега потерял. И неужели даже ни слуха не просачивается? Ощущение, будто в параллельных мирах действие происходит.
Учтем Ваши пожелания! Постараемся со временем открыть и мрачные тайны семейства де Шенонсо. Хотя они уж точно никому не могут понравиться. :'(
Ну а в реальности как часто власти пресекали жестокие действия помещиков-крепостников? Та же Салтычиха не один год "развлекалась", прежде чем жалоба от нее дошла до царицы. И это еще - при абсолютистской империи, где царица и могла, и даже обязана была, узнав, покарать ее тотчас. А здесь у нас средние века, каждый феодал в своих владениях полновластный хозяин. "Вассал моего вассала - не мой вассал", "У себя в огороде шляхтич равен воеводе". Арвернские короли, в частности Хлодеберт VI, только боролись с произволом вельмож и принцев крови, встречая нехилое противодействие, отчасти и для того, чтобы иметь возможность прижучить таких, как Хьюго. А пока дворянские владения - фактически параллельные миры и есть, очень слабо связанные с центром - королевским двором. Опять же, если представить, с какой скоростью там должна перемещаться информация, то чему удивляться?
Я честно говоря, даже не знаю, чего больше хочу. С одной стороны, хочу, чтобы Хьюго загрызли, как отчима Пиппина, потому что человеческой смерти он не заслужил (а казнь - всё-таки человеческая смерть). Но, с другой, хочется, чтобы всё открылось. Потому что, наверняка, были те, кто закрывал глаза на то, к чему следовало присмотреться, и будет несправедливо, если они совсем не пострадают за своё попустительство >:( Но если всё откроется, то Хьюго просто казнят, а этого мало >:( И нет, я вовсе не кровожадная!
Посмотрим, как сложится! Наверное, если бы Хьюго (и Марселя) казнили, для Пиппина это было бы лучше. Он бы от них избавился раз и навсегда, и сохранил бы чистую совесть, не приобрел бы жажды крови. А вот если и с ними, как с отчимом придется разбираться ему, то... победитель дракона станет драконом. :'(
Король, похоже, всерьёз очарован Гудулой, а интересно, как она? Тоже испытывает чувства или всё-таки больше думает о своём положении? Пока из рассказа не совсем понятно. В общем-то известно, что победит Бересвинда (в рассказе "Укротить Ветер" Хлодеберт пытался произвести впечатление именно на Бересвинду и ни о какой Гудуле не вспоминал), и это даже хорошо: у них всё-таки семья, дети. Но очень бы хотелось, чтобы она победила честными методами.
По поведению Гудулы, она скорее похожа на искренне влюбленную. По крайней мере, пользоваться связью с королем для личных выгод еще не научилась, да и слишком простовата для этого. Монтеспан или Помпадур из такой девушки вряд ли бы вышла. Скорее уж Луиза де Лавальер, которая ушла в монастырь, будучи отвергнутой королем. Впрочем, у Гудулы своя история, не менее драматичная.
Ну да, с Бересвиндой король помирится, и у них родится еще один сын - тот, что правит в нашем основном повествовании. Да и здесь король продолжает во время бала ревновать жену, увидите.
Не знаю, до каких методов могла бы дойти Бересвинда. Но, к счастью, ей такой возможности не предоставилось.
Королевский роман (ОКОНЧАНИЕ)
Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
И вот, наконец, настал долгожданный час бала в королевском дворце! Огромный, богато украшенный зал был ярко освещен большими хрустальными люстрами со свечами под потолком и канделябрами вдоль стен. Здесь могла разместиться и показать себя вся знать Арвернии. И надо сказать, она здесь и собралась во всем своем великолепии - галантные рыцари и прекрасные дамы в своих лучших нарядах. Весь королевский двор Арвернии и почетные гости, послы иноземных держав, - все собрались в бальном зале Дурокортера. Играла музыка, от которой хотелось танцевать.
Все собрались, чтобы чествовать брата короля - графа Кенабумского, что с триумфом вернулся из трудной поездки.
Сам Карломан об руку с Альпаидой стоял на почетном месте зала, возле постамента для короля, его супруги и королевы-матери. Он ласково беседовал с женой, но одновременно успевал за всем наблюдать. На этот раз они с Альпаидой не собирались танцевать.
Начинался круговой танец, где танцующие в движении менялись парами. Королева Бересвинда, великолепная в своем белом с золотом платье, как звезда, упавшая на землю, с улыбкой протянула руку Хродебергу, своему верному рыцарю, который только и ждал возможности послужить своей даме.
- Прошу тебя: не покидай меня на сегодняшнем балу, - проговорила королева просительным тоном.
Хродеберг, бледный от волнения, поклонился своей повелительнице и, взяв ее за руку, повел в танце, счастливый и гордый.
Внимательно наблюдавший за ними Карломан отметил, что сегодня они держался более страстно, чем обычно. Должно быть, Бересвинда рассчитывала вызвать ревность своего царственного супруга, кокетничая с Хродебергом! Однако Хлодеберт пока словно бы и не замечал свою жену, с невозмутимым видом пригласив на танец Лоретту, жену Магнахара Сломи Копье. Но Карломан понял, что его брат все заметил, просто не подает виду.
Музыка играла все быстрее, по мере того, как пары двигались в танце по просторному залу. Королева Бересвинда прошла первый круг с Хродебергом, король - с Лореттой, Дагоберт - с Гербергой. Варох, по знаку Карломана, повел в танце Гудулу де Триньи. Кроме них, в зале также танцевало множество других пал, сияющих блеском драгоценных камней и улыбок. Но они не имели прямого отношения к сему скромному повествованию.
Когда король вел Лоретту в танце, мимо них во все ускоряющемся ритме промчались Бересвинда с Хродебергом. Обернув голову со сверкающей в черных волосах диадемой к своему партнеру, королева ласково ворковала, так, чтобы ее муж заметил:
- Благодарю тебя, мой доблестный рыцарь, что ты не оставляешь своим вниманием одинокую женщину! Порой мне думается, что ты - последний истинный рыцарь при дворе моего супруга!
Хродеберг, наслаждаясь близостью своей дамы, каждым ее прикосновением, проговорил, не отводя глаз:
- Я верю, что в Дурокортере еще довольно храбрых рыцарей и галантных кавалеров, моя государыня! Но я счастлив, что именно моего общества ты ищешь сегодня!
Они беседовали негромко, но все же так, чтобы Хлодеберт, ведущий в танце Лоретту, все услышал. Он хмурился, глядя на жену, а та нарочно делала все, чтобы заставить супруга ревновать.
Все веселее и задорнее играла музыка, приглашая каждого пройтись в танце, так что просто невозможно было многим устоять на месте. Последний плавный поворот в конце зала, пары, подняв руки, плавно разжали их и подали руки другим партнерам, плавно двигаясь навстречу друг другу, подобно плывущим лебедям.
Теперь король подал руку своей супруге, и они двинулись по новому кругу, начиная следующую фигуру танца. Музыка еще ускорилась, сообщая бурный, волнующий темп. Хлодеберт с тоской оглянулся, ища взором Гудулу, но она была слишком далеко. Тогда, несмотря на то, что сам был виноват перед женой, или именно потому, он проговорил резко, удивляясь, что, оказывается, еще может ревновать свою жену:
- Я вижу, моя дорогая супруга, ты оказываешь знаки внимания моему кузену Хродебергу? Не стыдно тебе использовать его?
Тогда Бересвинда, раздраженная донельзя, ответила не менее запальчиво:
- А ты и здесь ищешь свою белокурую провинциалку, будто тебе мало прогулок с ней по саду? Такое поведение недостойно короля Арвернии! - королева сознавала, что ей не следует говорить так резко, если она хочет помириться с супругом, однако не могла сдержаться.
Хотя по видимости царственные супруги сделали свой круг безукоризненно правильно, внутренне оба кипели, и, едва фигура танца завершилась, разжали руки. Бересвинда тут же вновь ответила на приглашение Хродеберга и очаровательно улыбнулась ему, подав руку. А король, справедливо чувствуя себя оскорбленным, тотчас приблизился к Гудуле де Триньи, на груди которой трепетал в такт взволнованному дыханию белый цветок шиповника.
- Наконец-то я могу начать танец с тобой, моя милая! - страстно проговорил король. Ему хотелось прямо здесь и сейчас как-нибудь отомстить супруге, и он начал оказывать недвусмысленные знаки внимания своей фаворитке. На какое-то мгновение, когда Гудула улыбнулась ему, протянув руки, Хлодеберт готов был забыть обо всем рядом с ней.
- Когда ты рядом со мной, государь, я счастливее всех при дурокортерском дворе! - с придыханием отозвалась девушка, продолжая свой танец с королем. Совсем как белокрылая бабочка, что летит на огонь, который принесет ей гибель...
Так прошло некоторое время. На балу король явно оказывал внимание Гудуле, а королева - Хродебергу. Это замечали многие: и те, кто не танцевал, и те, кто прекратил танец, отойдя в сторону.
Королева-мать, стоявшая на почетном постаменте подальше от Карломана, наблюдала за сыном и невесткой, тревожно хмурясь. Вместо примирения, Хлодеберт и Бересвинда, казалось, делали все возможное, чтобы разрушить свою семейную жизнь окончательно! Только правила приличия вынуждали Радегунду сейчас стоять невозмутимо, не вмешиваясь. Она нашла взглядом среди танцующих своего младшего сына, Теодеберта Малыша. Несмотря на сохранившееся в семье детское прозвище, он был уже взрослым юношей, и сейчас танцевал с невестой, которую мать сама для него выбрала. Хвала богам, хотя бы у него все было в порядке, и Радегунда могла порадоваться за младшего сына!
Все быстрее проносились танцующие пары, в сверкании свечей и драгоценностей, под волнующую музыку. И все больше росло напряжение между королевской четой. Двигаясь об руку с Хродебергом, Бересвинда не сводила огненного взора с Гудулы, нежно прильнувшей к королю. И в ее сердце все сильнее разгоралась жажда мести. Добыть отворотное зелье и незаметно подсунуть его госпоже де Триньи - это все же слишком долго, прежде чем у нее появится такая возможность, белокурая кукла будет всласть миловаться с Хлодебертом! Бересвинде хотелось быстрой и наглядной мести, прямо сейчас. При людях она сохраняла вид радостной хозяйки праздника, ибо умела держать себя в руках. Но те, кто способен был ощущать скрытые мотивы людей, не обманывались, зная, что в королеве кипит ярость.
Карломан, во всяком случае, прекрасно понял ее. И, видя, что покой в королевской семье находится под угрозой, он принял меры. Усмехнувшись своим мыслям, он нашел взглядом Бруно Молниеносного, что во главе паладинов в серебряных доспехах стоял у стены, охраняя зал. Тот чуть заметно кивнул, отвечая графу Кенабумскому.
Тогда Карломан об руку с Альпаидой направился в ту часть зала, где оставались господа, не принимавшие участия в танцах, по своему почтенному возрасту или нелюбви к этому виду развлечений, или просто потому что предпочитали хорошую беседу танцам.
Сейчас граф Кенабумский подошел к послу Великой Моравии, боярину Мирославу, который в это время беседовал об оружии с Сигибертом и Дареркой. Видимо, обе стороны заинтересовало устроенное Карломаном представление вархонитского оружия.
- Я все же думаю, что рыцарский двуручный меч легко разрубит доспехи кочевников, как топор рубит сухое дерево! - настаивал коннетабль.
Моравский посол фыркнул в ответ, раздувая рыжие усы.
- Легко перерубить сухое дерево! А вот может ли ваш меч рассечь шелковый платок, что не оказывает сопротивления при ударе? Нет? А некоторые из вархонитов столь искусно владеют своими кривыми саблями, что делают из одного платка два! И лучшие из воинов Великой Моравии тоже владеют саблей не хуже степняков!
В этот миг к ним подошли Карломан с Альпаидой, и моравский посол, только что возмущенный, преобразился, как по волшебству. При виде того, кто спас наследника престола Великой Моравии, посол широко, от души, улыбнулся, склонил перед ним лысеющую голову в обрамлении завитков рыжих с проседью волос.
- Чем могу быть полезен тебе, благородный пан Карломан? - осведомился он.
- Все ли у тебя готово, почтенный пан Мирослав, чтобы порадовать короля Арвернии? - поинтересовался тот, намекая на нечто, понятное им одним.
Посол склонил голову.
- Все готово, пан Карломан, и ожидает удобного момента!
Карломан улыбнулся своим мыслям. Если все получится, то удастся вновь соединить семью короля, а злосчастную фаворитку получится спасти от мести королевы Бересвинды.
Сигиберт только изумленно поглядел на Карломана, не понимая, что тот задумал. Однако доверие пожилого военачальника к его двоюродному внуку было столь велико, что он даже не задавал вопросов. По-видимому, замысел Карломана был как-то связан с демонстрацией оружия кочевников, судя по тому, как Хлодеберт заинтересовался этими необычными предметами.
Танец, наконец, окончился, и недавние пары разошлись по залу. Однако король не расставался с Гудулой, а королева позволила себя сопровождать Хродебергу. Они держались очень близко и свободно, напоказ друг другу. Хотя королю и впрямь было очень приятно общество Гудулы, но злорадное желание насолить жене было в нем очень сильно. Напряжение все росло. Казалось, еще немного - и между королевской четой станут проскакивать молнии, как в грозу.
И тогда для Карломана пришло время действовать. Поднявшись на свое место близ почетного помоста, он взмахнул рукой, привлекая к себе внимание окружающих. И проговорил сильным, звучным голосом, так что его услышал весь зал:
- От всего сердца приветствую моего царственного брата, короля Хлодеберта VI, да хранят его боги! А также приветствую всю его семью, знать и дворянство Арвернии! В знак благодарности за великолепный прием и бал, я хочу показать прямо здесь и сейчас неведомое ранее военное искусство далеких восточных земель. Благородные витязи из Великой Моравии любезно согласились показать вам восточные танцы с оружием! Сейчас попрошу всех освободить в середине зала место и отодвинуться, чтобы наблюдать в безопасности и с удовольствием!
Зрители, недоумевавшие, что за сюрприз устроил граф Кенабумский, послушно отодвинулись в разные стороны.
Сам король, как и все, не имел представления, что задумал его брат. Но глядел с горячим любопытством, стоя на постаменте. Свое место по правую руку заняла его супруга, от обиды и гнева державшаяся еще высокомернее обычного. Рядом с ней стояла королева-мать, Радегунда Аллеманская. А ступенью ниже находились Карломан, Альпаида и ее брат Хродеберг.
По знаку Карломана, в зал стремительно вошли трое моравских витязей в необычных доспехах, чешуйчатых, как поверхность сосновой шишки, наподобие нагрудника, что показывал граф Кенабумский. Поклонившись королю и его близким, воины извлекли из ножен сабли, острые и изогнутые, как серп молодой луны. И начали танцевать, издавая порой гортанные возгласы.
Они вертелись вокруг своей оси, делали немыслимые прыжки, приседали, стремительно разворачивались, и все - не успевая полосовать воздух отточенными саблями. Вокруг каждого воина свистел настоящий стальной вихрь. Глаз едва мог уследить за полетом стремительных клинков. Воины перекидывали их из одной руки в другую и фехтовали левой рукой так же искусно, как правой. Они обошли зал по кругу, позволяя всем разглядеть себя и оценить их искусство. Напоследок все трое впрямь подбросили в воздух шелковые платки и рассекли их точными взмахами острейших сабель.
По всему залу пролетел шумный вздох: оказывается, зрители, увлеченные зрелищем, даже забыли, как дышать. Король восхищенно ухватил за руку Карломана.
- Это невероятно, брат! Я представить себе не мог, что можно так владеть оружием!
Карломан улыбнулся своему царственному брату.
- Я надеюсь, что это искусство, хоть и военное, поможет делу мира при Дурокортерском дворе... И твоему семейному счастью, государь!.. А сейчас пусть эти трое витязей покажут перед всеми поединок на вархонитских саблях!
По знаку Карломана, трое витязей набросились друг на друга, словно готовы были изрубить на куски своими кривыми саблями. Их изогнутые клинки сталкивались с такой силой, что сыпались искры. Сами же легковооруженные воины уклонялись от ударов все с той же невероятной ловкостью. Не раз казалось, что они вот-вот изрубят друг друга, но неизменно успевали избежать ран. Закончился поединок тем, что все трое, оказавшись равны, поклонились королю Арвернии, отсалютовав обнаженными саблями.
Все зрители были вне себя от восторга, а больше всех - король. Обернувшись к жене, он воскликнул с горящими мальчишеским азартом глазами:
- Ты видела это, Бересвинда?! Потрясающее зрелище, ничем не похоже на наше рыцарское искусство! Как сталкивались их сабли! Я думал, что они изрубят друг друга...
Чуть раньше, когда еще звенели, сталкиваясь, сабли, королева-мать проговорила на ухо своей племяннице и невестке:
- Сейчас или никогда! После такого зрелища на Хлодеберта будет легко надеть узду и вести, куда хочешь!
Бересвинда была вынуждена согласиться. Немного поостыв, она и сама поняла, что, если она хочет сохранить мир в семье, придется сделать уступку и принять супруга, словно ничего не случилось. А возможность поквитаться с Гудулой де Триньи она еще найдет!
И ее пальцы обвили запястье короля.
- Я сейчас подумала, что мы с тобой сталкиваемся, как клинки этих воинов, высекая искры. При этом никто не может победить. Моравские витязи показали нам нас самих, государь муж мой! Я... складываю оружие!
Хлодеберт опустил глаза, стараясь не глядеть в ту сторону, куда его продолжало тянуть. Гудула все еще была дорога ему, и он не хотел разбивать сердце и ей, и себе. Но ему тоже нужен был мир в семье, об этом толковали ему и матушка, и Карломан. И король поцеловал руку жены, украшенную браслетом с бриллиантами. Мысленно пообещал себе заказать новые драгоценности: для Бересвинды в знак примирения, и... для Гудулы, чтобы утешить ее!
- Если ты позволишь пригласить тебя на танец, а после бала - проводить в твои покои, я буду очень рад, моя дорогая! - обернулся он к жене.
Бересвинда Адуатукийская горделиво улыбнулась, качнув бриллиантовой диадемой.
- Почту за честь, мой дорогой муж!
И примирившиеся благодаря хитромудрому посредничеству Карломана, супруги открыли новый танец, привлекая к себе все взоры. Среди них были и нежные, полные слег глаза Гудулы де Триньи, которой ради покоя в королевской семье предстояло пожертвовать своим сердцем.
И Хродеберг, наблюдая за госпожой своего сердца, что ушла со своим законным супругом, тяжело вздохнул, провожая их глазами. Он не произнес ни слова, но Альпаида, хорошо зная брата, поняла, что он чувствует, и ласково взяла за руку.
- Ты знаешь сам: она - жена твоего царственного кузена, и никто не имеет права разбивать королевскую чету! От их семейной жизни зависит благосостояние Арвернии.
Глубокий вздох Хродеберга был ответом графине Кенабумской, что он понимает все, и, будучи верным родичем и вассалом короля, не смеет претендовать ни на что большее, как объявить королеву Бересвинду дамой своего сердца на турнире, или изредка иметь возможность танцевать с ней, когда она сама его позовет. Он - не госпожа де Триньи, чтобы вставать между королем и его женой. Их примирение должно радовать его.
Таким образом, король Хлодеберт VI вернулся в семью. Три года спустя Бересвинда подарила ему еще одного сына, принца Хильдеберта. Однако же поначалу, помирившись с женой, король улучал порой время радовать своим вниманием Гудулу, которая основательно запала ему в душу. В конце концов, он все же постепенно остыл к девушке. И королева-мать упросила своего царственного сына закончить двойную жизнь и выдать госпожу де Триньи замуж. Король, опасаясь, что Бересвинда может повредить девушке, согласился, скрепя сердце. Гудула стала женой графа Амори де Раун, посвященного в щекотливую ситуацию. Она согласилась вместе с ним покинуть королевский двор.
По жестокому жребию норн, именно граф де Раун впоследствии во время рыцарского турнира нечаянно нанес смертельную рану король Хлодеберту VI. Сам король перед смертью просил простить своего невольного убийцу. Карломан Кенабумский, к тому времени майордом и Почти Король, созвал суд, на котором признали, что гибель короля была несчастным случаем. Однако Бересвинда Адуатукийская упрямо отрицала этот приговор. И через несколько лет она все же приказала изловить и жестоко казнить того, кто принес смерть ее супругу.
Кого из двоих сильнее оплакивала Гудула - своего мужа или бывшего возлюбленного, - известно было ей одной.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 19
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 20
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 21
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
Жаркий День (Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик) 22
-
Хорошо, что супруги, в итоге, помирились.
Но Гудулу жалко, всё-таки без несчастья для неё не обошлось :(, хотя и по другой причине.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Хорошо, что супруги, в итоге, помирились.
Но Гудулу жалко, всё-таки без несчастья для неё не обошлось :(, хотя и по другой причине.
Насчет супругов-то ожидаемо. Загадку представляет лишь - как именно это произойдет.
Что поделать! Безоблачного счастья тут никому не гарантировано.
Жаркий день (НАЧАЛО)
Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Лето 804 года от рождения Карломана Великого выдалось необычно жарким. Сияющая колесница Суль каждый день поднималась высоко, не затемняемая ни облаками, ни грозовыми тучами. И ее сияющий венец палил яростно, стремил вниз волны жара. Даже ветер не помогал: он лишь перегонял горячий сухой воздух, не охлаждая его. От жары вяли цветы, и травы никли, желтея раньше времени. Люди и животные бродили вялые, лишь кое-как исполняя привычные работы. Даже птицы летали неохотно, и чаще садились на какую-нибудь ветку, затененную запыленной листвой, и сидели, свесив крылья и раскрыв клюв, погруженные в сонную одурь.
Жителям Дурокортера, чьи каменные стены и мостовые раскалились, как в печке, приходилось особенно трудно. За ночь нагретые камни отдавали тепло, и в помещениях становилось совсем нечем дышать. И потому многие из знатных и богатых жителей столицы старались покинуть ее и переждать самое жаркое время в загородных поместьях, у кого они были. Там, среди лесной прохлады, вдали от раскаленных городских камней, от пыли и мух, легче было дышать.
Сам король Хлодеберт VII и его семья подали пример, при наступлении жары переехав в летнюю резиденцию Беллифонтен. Это место близ очаровательного лесного озера находилось между старой столицей - Кенабумом и новой - Дурокортером, и дворец здесь был построен очень давно, предками Хлодеберта. Беллифонтенский дворец был сравнительно небольшим, но построен очень красиво и изящно, без намека на оборонительные функции, единственно ради удобства живущих в нем. Вода и тенистая сень деревьев, нарочно оставленных поблизости от дворца, дарили живущим здесь хоть немного желанной прохлады.
В тот жаркий, безоблачный день хеуимоната месяца на берегу озера отдыхали: сам король Хлодеберт VII, его вторая супруга, королева Матильда, а поодаль от них - королева-мать, Бересвинда Адуатукийская, вместе со своим невенчаным мужем, герцогом Хродебергом. Тут же находились младшие братья и кузены короля. А также королевские паладины, свитские дворяне и дамы, музыканты, слуги. Кто хотел - гуляли по берегам озера или удили рыбу, другие сидели на скамейках и садовых беседках, под широкими зонтами от солнца. Если хотели - угощались принесенной в корзинах провизией, или просто беседовали, играли в принятые при дворе изящные игры. Кого тянула в такую жаркую погоду вода, мог отойти подальше, где были устроены купальни, и окунуться. В этом озере даже в самый жаркий день вода оставалась холодной, потому что со дна били ледяные ключи. Но у берега она была теплой и безмятежной, настоящая зеркальная гладь, в которой отражались, будто опрокинутые, деревья и здания на берегу, и высокое синее небо.
По берегу озера, где утоптанная тропинка еще не переходила в желто-серый песок, гулял сам король со своей женой, держа зонт над своей и ее головой. Они были красивой и дружной парой, хоть и нелегко далось семейное счастье обоим - и Хлодеберту, и Матильде. Король, несмотря на молодость - ему было всего двадцать два года, - успел уже овдоветь, похоронил свою первую жену, Регелинду Адуатукийскую, умершую от родов. От нее ему остались двое детей - сын Хлодеберт и дочь Регелинда, рождение которой стоило матери жизни. Пережив первую личную трагедию, молодой король замкнулся в себе, и лишь присутствие Матильды, что была подругой его первой жены, вернуло ему радость жизни.
Для королевы, что принадлежала по рождению к знатной и приближенной к престолу, но все же не королевской семье, ее новое положение также было непростым. Однако ее готовили к будущим обязанностям лучшие наставники на свете, и Матильда старалась быть достойной их. Ведь никто иной, как граф Карломан Кенабумский, майордом, Почти Король, предложил Матильду де Кампани в жены своему царственному племяннику! И она считала себя обязанной оправдать его доверие. Тем более что Хлодеберт был похож на своего дядю лицом и всем обликом, и учился у него же государственной деятельности.
Старательно исполняя свой долг, королева Матильда держалась с достоинством, присущим не всем урожденным принцессам крови. Если сперва ходили слухи о ней, как о фаворитке Карломана, то со временем Матильда сумела поставить себя так, чтобы в ней видели только безупречную супругу молодого короля. Она умела выдержать даже давление двух непобедимых стражей - королевы-матери, Бересвинды Адуатукийской и королевы-бабушки, Радегунды Аллеманской, которых боялись до дрожи многие опытные придворные. Две почтенных вдовы адресовали Матильде столько упреков и подозрений, сколько никогда не доводилось пережить покойной Регелинде. Казалось, они ждали, что особа не королевской крови не выдержит, сломается под их гнетом. Однако у Матильды хватило терпения и самообладания на все, тем более что муж поддерживал ее. И, в итоге, старшие королевы начали уважать ее, признав, что Карломан не предложил бы в жены королю кого попало.
При этом, Матильда старалась поладить и с детьми мужа от первого брака. Впрочем, это было нетрудно сделать, поскольку дети были еще малы, и охотно отзывались на ласку мачехи. Король был бесконечно благодарен своей второй жене за ее заботы. Когда же Матильда, за год до описываемых событий, родила ему дочь Адельгейду, их брак еще упрочился. Конечно, лучше бы первенцем быть сыну, но их радовала и белокурая малышка, уже в колыбели очень похожая на свою мать. А сыновья, верилось Хлодеберту и Матильде. у них еще будут: ведь они молоды, и у них еще все впереди!
И вот, в сей жаркий день Матильда, гуляя с мужем по берегу озера, рассказывала ему об успехах его пятилетнего сына, обучением которого занималась сама. Мальчика тоже звали Хлодеберт - еще один в длинной веренице королей, станет восьмым по счету, если ему доведется царствовать.
- Наш маленький принц уже бойко читает древние сказания, и даже пытался сегодня нарисовать на листе пергамента ясень Игддрасиль, орла и белку на его ветвях. Получились даже немного похожи.
Молодой король широко улыбнулся.
- Хорошо, что он может пока учиться, играя! Когда подрастет, уроки станут куда более серьезными. Тем не менее, я очень рад, что мой сын учится так быстро.
Матильда лукаво взглянула на мужа.
- Как же может быть иначе? В роду потомков твоего деда бесталанных не было!
Хлодеберт поднес к своим губам руку жены и ласково поцеловал ее белую кисть с голубой жилкой.
- Благодарю тебя за заботу о моем мальчике! - проговорил он, взглянув в синие глаза жены.
Матильда улыбнулась чуть заметно.
- Как же может быть иначе, мой дорогой супруг?
И она пропела мужу негромким, приглушенным, но мелодичным голосом детскую песенку:
- Скажи мне, вечно юная Идунн: о чем плачет малыш? Все дело в красном яблоке, которое он потерял. Я дам одно, и дам другое. Одно - малышу, а другое - тебе.
Так, под песню молодой королевы, они обошли небольшой мыс на озере и приблизились к беседке, где сидели Бересвинда и Хродеберг, глядя на представление, что устроили для них двое шутов. Вокруг беседки устроились фрейлины и дворяне, любуясь представлением.
К описываемому времени королева-мать, Бересвинда Адуатукийская, которую уже стали втихомолку называть Паучихой, была еще красивой женщиной, хоть ей и исполнилось уже тридцать девять лет. Ее зрелая женственность еще не начала вянуть, даже навеки скрытая под траурным вдовьим черным платьем. Уже несколько лет, как она, не мирясь с одиночеством, приблизила к себе своего давнего поклонника, Хродеберга, сына коннетабля Дагоберта. И вот, сейчас никто на свете не мог быть счастливее Хродеберга, что добился, наконец, права любить единственную женщину в своей жизни, которая была ему дорога. Смирившись было с судьбой безответно служить своей даме, он, как бедный рыцарь из сказки, вдруг обрел свою возлюбленную! Правда, между ними еще стоял обычай, требовавший от королевы оставаться безупречной вдовой, преданной памяти покойного супруга. К этому обязывали и блюстители правил, вроде старой королевы Радегунды Аллеманской. Но ее не было здесь, и никто не мешал Бересвинде сидеть рядом с избранником ее сердца и беседовать тихо о самом заветном, по временам касаться рук Хродеберга, склоняться поближе, так что он чувствовал ее жаркие прикосновения и запах ее благовоний. И ему не совсем верилось, что они могут вот так быть вместе наяву.
- Мне кажется, что я вижу сон, от которого не хочется просыпаться, - прошептал Хродеберг.
Бересвинда коснулась ладонью его руки под рукавом тонкой льняной сорочки.
- Вчерашняя ночь не была всего лишь сном... И, я надеюсь, следующая не будет им тоже, - прошептала она голосом, от которого по телу Хродеберга пробежала дрожь.
Их беседу прервала выходка двух шутов, которые даже в самую тяжкую жару находили силы дурачиться и смешить своих господ. Одетые в пестрые костюмы кричащих расцветок, в шапках с петушиными перьями, шуты скакали на палочках, как маленькие дети, и размахивали палками, изображая поединок рыцарей. Наконец, один шут сбил другого с палки, и тот растянулся на песке. А победитель проскакал вокруг него и провозгласил:
- Я - славный рыцарь Хродеберг, и одолел тебя во имя великой и ужасной королевы Бересвинды! За этот подвиг она поцелует меня, ибо ей опротивело вдовство!
Зрители, наблюдавшие за комичным поединком, с большим трудом сдерживали улыбки, не зная, как воспримет грозная королева-мать такое упоминание. Но Бересвинда была достаточно умна, чтобы не гневаться на незначительных людей. Она несколько рах хлопнула в ладоши, так что все могли убедиться в ее великодушии. А вполголоса спросила у Хродеберга:
- Друг мой, ты бы нашел в себе силы в такую жару сразиться ради меня, как о том вещал шут?
Алые губы и черные глаза королевы воспламеняли Хродеберга сильнее, чем полуденное солнце. Он был готов на все, с нерастраченным в юности пылом любви.
- Я бы охотно скрестил меч с кем угодно за твою красоту, и даже прямо сейчас! - воскликнул он, кивнув на лежащий в углу беседки меч в ножнах.
В этот миг к ним подошли король и Матильда, веселые и немного раскрасневшиеся от жары. Они услышали разговор, и желание Хродеберга передалось королю. Остановившись перед сидящими в беседке, он шутливо шаркнул ногой и склонил голову, изображая вызов.
- Буду счастлив сразиться с тобой во имя своей госпожи - королевы Матильды! - смеясь, проговорил король.
Королева-мать при этом окинула взглядом невестку, находя, что Хлодеберт держится с ней и ее невенчаным мужем непочтительно, вероятно, под влиянием своей жены. Но Матильда выдержала взгляд своей свекрови невозмутимо, и даже позволила себе легкую улыбку, как бы говоря: "Каждому свое! Мы не вмешиваемся в твою жизнь, а ты - в нашу!"
Мужчины же ничего не заметили. Хродеберг был рад скрестить мечи с королем.
- Я всегда к твоим услугам, государь! Предлагаю устроить поединок прямо здесь, возле озера, - произнес он, еще больше разжигая в короле его желание.
- С удовольствием! - король извлек меч из ножен. - Здесь ветерок дует с озера, и нам будет не так жарко состязаться, а зрителям - удобнее наблюдать.
Тем временем, Матильда прошла в беседку и села рядом с Бересвиндой. Собрались придворные, узнавшие, что король желает состязаться на мечах со своим родичем. Среди подошедших был и Жоффруа де Геклен, начальник паладинов. В этот жаркий день даже он не надел доспехов, ибо в них можно было бы изжариться заживо.
Он не одобрил идею с показательным поединком.
- Государь, солнце палит слишком сильно! - уговаривал он Хлодеберта. - Подождите до вечера, когда жара немного спадет и станет легче двигаться.
Король задумчиво нахмурился. Ему хотелось посостязаться на мечах, и заодно подтвердить своей победой, что его жена более достойна преклонения, чем его мать. Однако прислушиваться к словам опытного воина тоже следовало. И он расслабился, выйдя из прежней воинственной стойки. То же сделал и Хродеберг.
Матильде вдруг передалась тревога паладина, и ученица Карломана Кенабумского не отмахнулась от них. Она знала, что ее мужу лучше провести этот день спокойно. И, чтобы отвлечь мужчин, и при этом не вызвать противоречия со стороны своей грозной свекрови, она хлопнула в ладоши, подзывая труппу стоявших поодаль акробатов и жонглеров.
- Эй, мои добрые артисты! Пока наши храбрые рыцари вооружаются, покажите-ка нам свое искусство! Тому, кто выступит всех лучше, не испугавшись нынешней жары, я подарю свое серебряное колечко! - и королева сняла украшение, показав в воздухе.
Артисты тотчас выстроились, готовясь к представлению. А король, зайдя в беседку и сев между своей матерью и женой, улыбнулся Матильде, видя, с какой ловкостью она добилась, чтобы он отложил поединок. Перед началом представления он переглянулся с Хродебергом, который сел у ног королевы Бересвинды.
- До вечера, как только солнце склонится к закату! Мне, право, хочется развлечься с клинком в руках!
- Я к твоим услугам, государь! - заверил его Хродеберг.
Но представление началось, и все взоры устремились на артистов, которые показывали все, что умели.
-
Махать мечами в такую жару, конечно, не лучшая идея.
Но артистов мне тоже жалко. В такую жару всем не до работы.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Махать мечами в такую жару, конечно, не лучшая идея.
Но артистов мне тоже жалко. В такую жару всем не до работы.
В жару вообще лишние движения опасны. Но там присутствуют и еще некоторые опасные факторы.
Тем не менее, артисты со своей задачей все же справятся! Да и кое-кто познатнее их отнюдь не откажется от желания помахать мечами.
Жаркий день (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Тем временем, дальше на берегу озера развлекались самый младший брат короля, четырнадцатилетний принц Хильдеберт, со своими кузенами, Адальриком и Хильпериком, и другими оруженосцами. Им надоело греться на песке, как ящерицы. Молодая кровь, согретая солнцем, кипела и требовала действия.
Принц Хильдеберт, окинув взглядом озеро, прищурился, оглянувшись на своих спутников, оруженосцев из знатных семейств.
- А ну, кто из вас быстрее доплывет со мной наперегонки до середины озера?! В такую погоду это даже приятно! Освежимся немного, а заодно померяемся силами! - он энергично взмахнул рукой, показывая то на озеро, то на своих товарищей.
Но и кузены, и оруженосцы медлили, зная, что сверкающая гладь озера на самом деле таит немало опасностей. Кое-кто из них примеривался, сможет ли на спор переплыть его, однако не спешили дать ответ.
А вот Хильдеберт был настроен решительно. Он стоял, гордо вскинув голову, приглашая всех следовать за ним, весь - олицетворение дерзкого юношеского вызова, когда молодежь стремится покорить весь мир.
Оттуда, где находились старшие, было хорошо видно, что происходит среди молодежи. По воинственной осанке младшего принца, Хродеберг понял, что у того на уме. И сделал знак Жоффруа де Геклену.
- Последи-ка за принцем Хильдебертом, как бы он не втянул остальных в неприятности!
Король кивнул, соглашаясь с Хродебергом. И Жоффруа покорно направился наблюдать за младшим принцем.
А Хильдеберт уже твердо вознамерился плыть. Он снял сапоги и разделся до пояса, обнажив хорошо развитый для четырнадцатилетнего мальчика торс. Встряхнул головой, задорно поглядев на старшего кузена, Адальрика:
- Я плыву, и ты, кузен, давай со мной! Спорим, что я доплыву первым, хоть ты и старше меня?
Присутствующий здесь же брат Адальрика, принц Хильперик, сверстник Хильдеберта, покачал головой.
- Я уж точно не поплыву! В озере Беллифонтен бьют ледяные ключи, и как раз в середине вода особенно холодна, даже в такой жаркий день, как сегодня. Если купаться, то у берега. Вода здесь, как парное молоко.
Хильдеберт презрительно фыркнул на слова кузена.
- Неженка! Да ведь одолеть опасное озеро - больше чести!
- Уж каков есть, а за тобой сегодня не последую, - с достоинством отозвался Хильперик и, миновав кузена, направился туда, где было удобнее купаться.
Хильдеберт рассерженно топнул босой ногой. Фыркнул вслед кузену и обернулся к Адальрику.
- Ну а ты что же? Готов помериться силами в этом озере? Не побоишься подводных ключей? А вы, господа? - спрашивал он у оруженосцев, так горячо, словно призывал воинов в битву.
Шестнадцатилетний принц Адальрик считал себя взрослым юношей, и уже охотно заглядывался на красивых девушек. В тот момент, когда кузен приглашал его состязаться, Адальрик как раз заметил на берегу фрейлину королевы Матильды, к которой он был неравнодушен. Девушка остановилась в тени ивы, прямо напротив него. Юноше захотелось покрасоваться перед ней, и он отчаянно-весело взмахнул рукой.
- Я плыву с тобой, Хильдеберт! Только вряд ли ты одолеешь!
Но юный принц был уверен в своих силах.
- Не хвались, ты еще не победил!
Адальрик тоже разулся и разделся до пояса, красуясь перед фрейлиной. Его примеру последовали еще двое оруженосцев, тоже решившиеся плыть.
Остальные юноши стали громкими криками подбадривать принцев и своих товарищей. "Адальрик!", "Хильдеберт!" - слышалось вразнобой, в зависимости от симпатий каждого.
Жоффруа де Геклен лишь покачал головой, наблюдая за забавами молодежи. Но тут же ему припомнилось, как он сам в юности развлекался вместе с принцем Хлодебертом и Хлодионом. Увы, ныне их обоих уже не было в живых, они погибли слишком рано и слишком несправедливо! Но младшее поколение, хотелось верить, не посрамит своих родичей!
***
А тем временем, на другом берегу озера король Хлодеберт VII с королевой Матильдой и королева-мать с Хродебергом смотрели представление артистов. А уж те старались, желая заслужить награду, обещанную молодой королевой! Сперва трое акробатов вскарабкались на плечи друг другу, а молодой жонглер в блестящем костюме, стоя на плечах верхнего, подбрасывал и ловил разноцветные мячики, действуя с неподражаемой ловкостью. Затем он прыгнул прямо с высоты своей живой лестницы и с кошачьей ловкостью приземлился на ноги и положил живую розу к ногам Матильды. После выступали силачи. Они голыми руками сгибали и разгибали подковы, разрывали толстые цепи. Их подвиги привлекли внимание зрителей, которые подбадривали атлетов рукоплесканиями. Но все же, их грубое искусство было слишком чуждо большинству арвернской знати, такое зрелище подошло бы разве что простолюдинам. А вот выступления фокусников встретили гораздо больший успех. Пестро разодетые мужчины и женщины по очереди извлекали из ничего гирлянды живых цветов, ленты, веера. Красивая девушка прохаживалась по высоко натянутому между шестов канату, как по твердой земле. Дойдя до конца, она вдруг перекувыркнулась, прошлась по канату на руках, снова стала на ноги, и выпустила в небо белую голубку.
Зрители ахали, не веря своим глазам, вскрикивали, когда казалось, что смелая канатоходка вот-вот разобьется, и облегченно вздохнули, когда она приземлилась на траву, живая и невредимая. Сам король подался вперед и увлеченно следил за зрелищем, не отпуская руку Матильды.
Наконец, по знаку Хродеберга, несколько крепких мужчин снова образовали пирамиду в два человеческих роста. На нее забрались двое гибких юношей с обнаженными мечами. И увлеченно принялись фехтовать, стоя на высоте, которая еще и принялась раскачиваться под ними, ибо те, на чьих спинах и плечах стояли акробаты, стали ритмично двигаться. Тем не менее, фехтовальщики не только сохраняли равновесие, но и кололи и рубили друг друга, лишь в последний момент успевая прервать удары, что в настоящем бою неминуемо были бы смертельны. При этом, оба оставались целы и невредимы, и держались столь же уверенно, как если бы оба стояли на твердой земле.
Никто не мог отвести взгляд от этого необыкновенного поединка. Король громко хлопнул себя по колену свободной рукой.
- Вот это зрелище! Клянусь своим мечом, глядя на них, я еще сильнее хочу сразиться сам! Если акробаты умудряются в такую жару состязаться на своей живой опоре, то что же нам бояться жары, а, Хродеберг? - поинтересовался он, обращаясь к своему родичу, ставшему невенчаным супругом королевы-матери.
Тот, сидевший на скамейке у ног своей повелительницы, улыбнулся в ответ:
- Я всегда к твоим услугам, государь!
Затем, обернувшись к Бересвинде, Хродеберг проговорил:
- Я хотел порадовать тебя этим зрелищем, государыня!
Тогда королева, с неослабевающим вниманием следившая за поединком артистов, отозвалась:
- Ты по-настоящему порадовал меня, мой рыцарь! - и она, как бы невзначай опустив руку, ласково коснулась волос своего невенчаного мужа. Тот на мгновение прикрыл глаза, словно ему важно было лишь прикосновение любимой женщины, и он хотел отрешиться от всего земного, чтобы полнее наслаждаться ее лаской.
Король боковым зрением заметил эту сцену, и пообещал себе при удобном случае заказать не менее увлекательное зрелище, чем выступление акробатов, чтобы порадовать Матильду. Ему тоже хотелось, чтобы его возлюбленная супруга в знак благодарности ласкала его столь же горячо, как матушка - Хродеберга.
Пока же Хлодеберт крикнул сражавшимся акробатам:
- Победитель вместе с кольцом королевы Матильды получит от меня сто золотых монет со щитом Карломана Великого!
Поощрение короля оказало магическое действие на воинственных акробатов, раскачивающихся на вершине живой пирамиды. Они удвоили натиск, с поразительным мастерством владея клинками. Король, Хродеберг и другие мужчины, следя за ними, отмечали приемы, повторить которые было бы не зазорным и самым знатным рыцарям.
Наконец, один из акробатов, в черном с красном костюме, обезоружил противника, одетого в красно-белое, и тот склонился, признавая поражение. После этого они оба поклонились зрителям, стоя на живой пирамиде из людей. Лишь затем оба соскочили наземь. Их немного пошатывало, но они приблизились к королю, сохраняя равновесие. В то время как их товарищи, державшие их на весу, уселись на землю, где прежде стояли, чуть живые от усталости.
Поднявшись навстречу акробатам, король протянул победителю кошелек с золотом, а молодая королева - серебряное кольцо.
После того, как они ушли, король, заново распаленный воинственным зрелищем, не спешил садиться. Горячо взглянув на Матильду, он обратился к Хродебергу:
- Такие зрелища только разжигают боевой дух! Все-таки, смотреть, как бьются другие - слишком мало для настоящего мужчины. Хочется самому размяться с оружием в руках. Тем более, что ведь на границах неспокойно. Окситания все больше превращается в кипящий котел, к которому тянут руки наши соседи. Скоро, вероятно, придется вести войска на границу. Так что дополнительная боевая разминка нам будет полезна!
Хродеберг кивнул, соглашаясь с королем. Но, неожиданно взглянув в сторону озера, улыбнулся, показывая туда:
- Государь, твой брат тоже мечтает отметить этот день подвигами! Я надеюсь, что Жоффруа сумеет уследить за юными принцами.
***
А тем временем, Хильдеберт и Адальрик, и еще двое оруженосцев плыли, стремясь к середине озера. Все четверо были хорошими пловцами, однако озеро Беллифонтен действительно имело коварный нрав. Вода, которую юноши рассекали сильными взмахами рук, была прогрета сверху и казалась теплой. Но порой пловцы попадали в ледяные струи, бьющие со дна, и холод обжигал их напряженные тела не хуже огня. Если не поберечься, могла скрутить судорога. Так в прежние годы немало утонуло людей в озере Беллифонтен, пока не стали избегать его середины. Однако четверо отважных юношей плыли все дальше, ничего не боясь.
Толпившиеся на берегу зрители высматривали над волнами головы плывущих, подпрыгивали, размахивали руками, приветствуя тех, кому желали победы. Один лишь Жоффруа де Геклен стоял в толпе молодежи, напряженно вглядываясь вперед. Он был готов в любой миг, если потребуется помощь, броситься на выручку.
Но пока что юные пловцы и сами справлялись с капризами озера. Доплыв до середины, они повернули обратно. Теперь стало видно: впереди - два принца. Оруженосцы далеко отстали от них. Соперничество разворачивалось между двумя кузенами. С берега еще громче послышались крики в поддержку того и другого.
Адальрик был старше и выше, делал более длинные гребки. Но Хильдеберт зато был тренированнее, больше уделял внимание воинским упражнениям. Кроме того, он страстно желал победить в состязании, которое сам затерял. И, как всегда в таких случаях, им овладело неистовое упрямство и неукротимая ярость, так что даже стало жарко, хоть он и находился в воде. Младший принц плыл, как будто сражался, бешено рассекая волны. То теплые, то совсем ледяные струи воды ударялись о его кожу. Но он совсем не замечал их, весь во власти азарта, одержимый одним стремлением - обойти кузена. Благодаря отчаянным усилиям, Хильдеберт уже поравнялся с Адальриком. Вот-вот - и он победит, первым придет к берегу, который становился все лучше виден, все приближался...
Все глаза устремились на плывущих юношей. К Жоффруа и молодежи присоединился принц Хильперик, что успел искупаться у берега. Отжимая мокрые волосы, он поинтересовался к паладина:
- Как ты думаешь, кто победит?
Тот ответил, не отводя глаз от озера, ибо был готов, что в любой миг может потребоваться его помощь:
- Если ничего не случится - Хильдеберт. Его ярость опасна в бою, но в борьбе со стихией она как раз может оказаться полезна. Но ведь ты знаешь сам, мой принц: ледяные ключи озера Беллифонтен очень коварны!
- Да, знаю, потому и не поплыл с ними, - Хильперик помрачнел, с тревогой глядя на плывущих к берегу брата и кузена. - Некогда, во времена Завоевания, озером Беллифонтен, которое прежде называлось по-другому, владела дева-чаровница Мелюзина, змееногая Хранительница. С "детьми богини Дану" она была в дружбе, когда же пришли арверны, ей полюбился один из них, по имени Блитвальд. Она стала встречаться с ним на берегу озера, в своем девичьем облике. И Блитвальд полюбил ее, нарушив завет своей матери, властной вдовы, что не хотела для сына жены из "детей богини Дану", кем она считала Мелюзину. Они поженились. Но однажды Блитвальд вошел в покои к жене слишком рано, и увидел ее полуженщиной-полузмеей. Решив, что его возлюбленная на самом деле чудовище из рода потомков Имира, он зарубил Мелюзину своим мечом. И только после смерти она приняла свой прекрасный облик. Тогда Блитвальда охватило горькое сожаление, он сам отнес тело жены к ее озеру и похоронил здесь на погребальной ладье. Сам же он бросил свой замок и свою надменную мать и ушел к "детям богини Дану", искать утешения в битвах. В конце концов, он сошел с ума. А дух Мелюзины до сих пор ищет своего мужа в каждом мужчине, что приходит к озеру. Подводные ключи - ее ледяные объятия. Но чаще всего люди не могут выдержать их и тонут, - вздохнул юноша, недаром проводивший много времени в богатой королевской библиотеке.
- Да помогут боги, чтобы на сей раз никто не стал жертвой Мелюзины, даже невольной! - Жоффруа закусил губу, следя за пловцами, одолевающими оставшееся расстояние.
-
Надеюсь, никто не утонет. Хильдеберт, конечно, не проклят, но ведь можно и без всякого проклятья утонуть.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Надеюсь, никто не утонет. Хильдеберт, конечно, не проклят, но ведь можно и без всякого проклятья утонуть.
Ну, Хильдеберта-то мы видим в основном произведении, стало быть, с ним точно ничего не случилось!
Жаркий день (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Король, наградив артистов, отпустил их. А сам обратился к паладинам, стоявшим рядом:
- Приготовьте все для показательного боя! Я хочу помериться силами с Хродебергом, сыном Дагоберта!
В награду Хлодеберт получил сияющий взгляд Матильда. Хотела она или нет, чтобы он сражался сегодня, но напутствовала, как подобало супруге и королеве:
- Удачи тебе, мой дорогой муж! Я желаю тебе победы!
В тот же миг и королева Бересвинда на мгновение задержала в своей руке ладонь Хродеберга, который поднялся, собираясь идти навстречу королю.
- Я верю в тебя, мой доблестный рыцарь! - прошептала она низким, грудным голосом.
В скором времени паладины окружили небольшое ровное песчаное пространство перед озером. Кроме того, они принесли бойцам безопасные незаточенные тренировочные клинки. Свои мечи король и Хродеберг оставили в беседке, у ног своих дам.
Кругом собрались зрители в ожидании поединка. Молодой король услышал, как его матушка с гордостью провожала Хродеберга, и решил покрасоваться перед Матильдой. Он взмахнул рукой, обращаясь к своим паладинам:
- Приглашаю после показательного боя с Хродебергом выйти против меня двоих из вас! - во всеуслышание объявил король.
Паладины выглядели удивленными таким рьяным желанием короля, однако их обет требовал повиноваться ему во всем, и два молодых воина вышли вперед, готовясь скрестить с ним оружие.
***
А тем временем, в озере продолжалось состязание. Два юных принца, Адальрик и Хильдеберт, плыли наперегонки, изо всех сил стараясь одержать победу. Они яростно рассекали волны, и холодные струи со дна озера хлестали их по обнаженной коже, не причиняя вреда. Позади принцев плыли два оруженосца.
Наконец Хильдеберт, напрягая все силы, сжав зубы до боли, вынесся вперед. И вдруг почувствовал под ногами песчаное дно. Он взметнулся из воды, победно вскинув руки.
- Хильдеберт! - донеслись с берега приветственные крики. Юноши из их свиты кричали, потрясали кулаками и хлопали в ладоши. Даже на суровом лице Жоффруа де Геклена, наблюдавшего за пловцами, мелькнула улыбка.
Хильдеберт вышел на берег и встряхнул головой, отряхиваясь, как вылезший из воды пес, выжал волосы. Его тут же окружили оруженосцы, поздравляли с победой, точно героя, вернувшегося с войны. Обсыхая в жарких солнечных лучах, младший принц улыбался, исполненный гордой радости победителя. Завидев Хильперика, он усмехнулся:
- Вода в озере очень приятная, кузен! Зря ты не поплыл с нами.
Его кузен отвечал, поглядев на своего старшего брата, который тоже вышел на берег:
- Самое главное - что никого из вас не ухватили ледяные объятия Мелюзины! Пришлось за вас поволноваться!
Адальрик теперь тоже отряхивался, печально глядя на девушку, стоявшую возле ивы. Позади едва достигли ногами дна двое оруженосцев. Состязание было закончено.
Хильдеберт горделиво обратился к Адальрику:
- Признайся, что я победил тебя!
Тот тяжело вздохнул. Не поражения ему было жаль, хоть его и превзошел мальчишка! Но то, что это произошло на глазах у прекрасной Ингунды, урожденной принцессы крови, дочери графа Роберта Амьемского, - вот что было невыносимо для юноши! Он жестоко страдал, думая, что Ингунда теперь презирает его, потерпевшего поражение. И вот, старший принц кивнул кузену, признавая то, что означало его позор:
- Признаю! Гордись собой!
Хильдеберт издал громкий ликующий вопль, который услышали даже на другом берегу озера. Оруженосцы вторили ему. А Адальрик, одевшись и обувшись, вполголоса обратился к Жоффруа, наблюдавшему за играми юношей с молчаливой преданностью верного слуги королевской семьи:
- Я буду рядом. Мне нужно отойти.. ненадолго.
И Адальрик подошел к Ингунде Амьемской, что чуть отодвинулась, завидев его. Она была на год старше него, высокая и стройная, со строгим лицом вдохновенной вещей девы. Ее простое белое платье еще больше подчеркивало это впечатление, ибо она не любила драгоценностей и не придавала значения придворной суете, на которую падки большинство знатных людей. Ингунда была хорошо образована и благочестива.
Принц Адальрик приблизился к ней почти с робостью, какой не вызывала в нем ни одна другая девушка. Несмотря на молодость, он уже успел убедиться, что нравится девушкам, и охотно встречался с ними, но так же быстро расставался. Но Ингунда держалась с ним с непреклонной гордостью, не позволяя никаких вольностей, и даже намеком не выражала сердечной склонности к нему. И Адальрик, не оставлявший надежд понравиться ей, думал об Ингунде все больше. Пока не понял в один прекрасный день, что влюбился по-настоящему.
И вот, теперь он настиг ее, отступившую в тень прибрежных ив. Поклонился, ожидая, чтобы она заговорила первой.
- Здравствуй, принц Адальрик! - произнесла Ингунда чуть глуховатым голосом. - Я просила богов, чтобы никого из вас не коснулись ледяные объятия Мелюзины, - ей была ведома история озера Беллифонтен.
Адальрик смущенно склонил голову.
- Я знаю, что ты не молилась о моей победе! Ибо боги, несомненно, выполнили бы просьбу своей горячей чтительницы.
Были ли для Ингунды в глубине души сладки знаки внимания принца, или она оставалась совершенно равнодушна, но только она ни в чем не проявила слабости перед ним.
- Я тебе желаю и буду желать счастья, как каждому человеку, к тому же моему родичу!
На мгновение Адальрик почувствовал отчаяние, так что руки опускались сами собой. Не в первый раз они вели такой разговор, и до сих пор ничем ему не удавалось привлечь гордую Ингунду: ни пылкими комплиментами, ни обещаниями подвигов.
- Моя дорогая непреклонная кузина, - проворковал юноша, на ощупь находя ее руку. - Я знаю, сегодня я не совершил ничего, чтобы ты могла мной гордиться... Однако позволь мне любоваться твоей красотой, которая искупает жестокость твоих слов!.. И я даю тебе слово: на ближайшем турнире я завоюю рыцарский пояс, и весь двор Арвернии услышит, что ты одна вдохновляла меня!
Но Ингунда освободила руку и проговорила, строго глядя на своего поклонника:
- Неужели ты думаешь, кузен, что победы на состязяниях достаточно, чтобы покорить девушку? А если она выберет себе возлюбленного, а завтра он будет побежден, она обязана уйти к победителю? Будь у мужчины доблесть и слава самого Карломана Великого - он не добьется любви женщины, если его душа и сердце недостойны ее любви.
Из груди Адальрика вырвался глубокий вздох, исполненный разочарования. Уже не в первый раз они так спорили, но ему не удавалось растопить сердце своей непреклонной дальней родственницы.
- Ты не только прекраснее всех, но еще и красноречива, как Жрец-Законоговоритель! - с восхищением признал он. - Однако смотри, как бы тебе не пожалеть, если я найду другую девушку, более снисходительную!
В этот миг с другого берега озера, где оставался король со своими близкими, донесся звон мечей и громкие голоса. Ингунда встрепенулась первой, радуясь возможности прервать ненужный ей спор.
- Там происходит что-то важное! - воскликнула она, направляясь в ту сторону. Адальрик поспешил за ней. Вдоль берега в ту же сторону быстро шли принцы Хильдеберт и Хильперик, Жоффруа де Геклен и юноши-оруженосцы.
***
Тем временем, король с Хродебергом вышли друг против друга. Отсалютовав мечами, они поклонились каждый своей даме сердца: один - королеве Матильде, другой - королеве Бересвинде. Обе они готовились наблюдать за поединком, сидя в беседке, укрытые от жаркого солнца. А вокруг них, на берегу озера, собралось все больше людей.
Король и Хродеберг стали друг против друга, в тонких белых льняных сорочках, одинаково стройные, крепкие и подтянутые, ибо Хродеберг в тридцать семь лет не уступал гибкостью и подвижностью молодому человеку. Но к этим качествам он добавил преимущество в боевом опыте.
Впрочем, сперва бой закипел на равных, и трудно было сказать, кто победит. Оба противника хорошо знали друг друга и не тратили время на "прощупывания". Их клинки звенели, сталкиваясь на широких взмахах. Хоть оба искусно владели мечом, но, безусловно, было к лучшему, что они бились незаточенными мечами. Не раз и не два меч одного угрожал жизни другого. А сколько ударов было отбито, оба противника затруднялись сосчитать. И тот, и другой умели взмахом меча погасить свечу, не опрокинув ее.
Но опыт Хродеберга все же взял верх. Ловко повернув меч, он обезоружил короля, и тот ошеломленно увидел, как его клинок вылетел из рук и серебристой рыбкой зарылся в песок. Тотчас один из оруженосцев подал королю меч и вложил его в ножны. Хлодеберт был немного обескуражен, но не подал виду.
- Ну что ж... Да здравствует Хродеберг, победитель! - произнес он, чувствуя, как его сорочка липнет к спине. Солнце, казалось, палило еще жарче, чем прежде.
- Да здравствует доблестный Хродеберг! - закричали зрители, а Бересвинда Адуатукийская горячим взором любовалась своим рыцарем. Он же подошел и стал перед ней на одно колено, посвящая ей свою победу.
- Я горжусь тобой! - прошептала королева-мать, прежде чем оглянуться на сына, который преклонил колени перед Матильдой.
- Не на высоте оказался, - вздохнул он, глядя на жену.
Матильда в ответ тепло обняла мужа и поцеловала в лоб. Почему именно так, будто расставаясь? Позже она бесчисленное количество раз задаст себе этот вопрос...
- Это не имеет значения, государь супруг мой, - заверила она.
Но в Хлодеберте еще не угас боевой задор, и он стремился загладить свой промах. Обернувшись к паладинам, которых раньше вызвал на поединок, он произнес:
- Я вас жду, господа! Померяемся силами, я выйду против двоих сразу!
Хродеберг попытался возразить королю:
- Государь, еще один поединок вслед за первым, в такую жару - не лучшая из идей! Следует сперва отдохнуть.
Но король не желал медлить, увлеченный своей идеей.
- Увидишь, сумею ли я одержать победу! - он отошел на место для поединка, и вытащил из ножен меч.
Паладины также обнажили клинки. Это были не самые опытные из их воинского братства, приблизительно сверстники молодого короля. Однако хорошие бойцы, плохих среди паладинов не могло оказаться. Кроме того, их было двое против одного, и они ожесточенно нападали и теснили короля, так что он должен был беспрестанно вертеться, отбивая удары с двух сторон. Хлодеберт быстро взмок под палящим солнцем. Сорочка вся облепила тело. По лицу ползли струйки пота.
Тем не менее, он не зря был учеником Карломана Кенабумского, насколько тот мог обучить боевым навыкам своего племени человека. Вдобавок, Хлодебертом овладело упрямство. Теперь он стремился победить во что бы то ни стало! Ради чести! Ради Матильды, глядевшей на него сейчас!
После жестокой, но короткой схватки король обезоружил одного паладина тем же приемом, что использовал против него Хродеберг. Отбив меч второго паладина, приставил клинок к его груди ударом, что в настоящем бою пронзил бы сердце его противнику. Тот опустил меч, признавая поражение.
Ах, как сверкали в этот миг глаза королевы Матильды, когда муж подошел к ней, разгоряченный боем, с гордым видом победителя!
За королем следовала его свита и все трое юных принцев, Жоффруа, Ингунда Амьемская и оруженосцы. Кругом слышался веселый шум, все поздравляли короля, обсуждали каждый удар, как обычно во время состязаний.
Жоффруа, командир паладинов, отошел к своим собратьям и беседовал с ними, в стороне от короля и его родичей. Поэтому он не слышал того, что происходило дальше.
- Ах, как здорово! - воскликнул принц Хильдеберт. - Я тоже хочу сразиться на поединке!
И он стал воинственным взором оглядывать своих сверстников-оруженосцев, кто из них лучше всех владел мечом. Юноше даже в голову не приходило, что после заплыва не помешало бы отдохнуть.
Тем временем Адальрик и Хильперик, найдя Хродеберга, стали ему оживленно рассказывать о состязаниях в озере, о том, как происходил заплыв. Хродеберг охотно выслушал их. Не имея своих детей, он охотно исполнял роль старшего товарища для юных родственников, которые доверяли ему больше, чем другим старшим. Затем, расставшись с принцами, Хродеберг вернулся к Бересвинде и сел у ее ног. Сегодня он достаточно сделал, чтобы доказать свою любовь к ней!
Когда король подошел к матери и жене, он весь раскраснелся после двух трудных поединков подряд. Одежда так и липла к телу, он тяжело дышал, и волосы его взмокли от пота.
Королева Бересвинда встала, чтобы поцеловать сына в одну щеку, затем в другую. При этом она с гордостью проговорила:
- Поздравляю тебя, государь! Ты душой и телом потомок Карломана Великого!
Матильда тоже поднялась на ноги и нежно обняла мужа, сразу почувствовав, как сильно он разгорячен.
- Великое Древо! Ты же весь раскалился на солнце, и взмок, как загнанный конь! Надо ли было так мучить себя?
Хлодеберт улыбнулся, тронутый беспокойством жены.
- Да, признаться, я немного перегрелся, - согласился он.
И тут Бересвинда Адуатукийская дала сыну совет, что определит не только судьбу Хлодеберта, но и всей королевской семьи, и самой Арвернии:
- Так сходи и искупайся, сын мой, чтобы остыть поскорее! Вода, как ничто другое, возвращает силы и охлаждает в жару.
Хлодеберт взглянул на озеро, что вновь превратилось в зеркальную гладь, которую никто не баламутил. В такую жару его прохладная вода казалась особенно заманчивой.
- Благодарю тебя за хорошую мысль, матушка! Матильда, подожди, я сейчас вернусь, только искупаюсь.
Молодой королеве почему-то не хотелось, чтобы он купался сейчас, разгоряченный, в озере, известном своими ледяными ключами. Она хотела возразить, но Хлодеберт уже ушел. На берегу он разулся, снял рубашку и штаны, разделся до набедренной повязки. И вошел в воду.
-
Надеюсь, никто не утонет. Хильдеберт, конечно, не проклят, но ведь можно и без всякого проклятья утонуть.
Ну, Хильдеберта-то мы видим в основном произведении, стало быть, с ним точно ничего не случилось!
Я имела в виду такое же проклятие, как на Бересвинде, когда самому проклятому ничего не угрожает, в отличие от окружающих.
Но, похоже, это тот самый день, когда проклятье Бересвинды опять сработает :(
Кстати. А это, вообще, прилично для юной девицы наблюдать, как юноши купаются?
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Надеюсь, никто не утонет. Хильдеберт, конечно, не проклят, но ведь можно и без всякого проклятья утонуть.
Ну, Хильдеберта-то мы видим в основном произведении, стало быть, с ним точно ничего не случилось!
Я имела в виду такое же проклятие, как на Бересвинде, когда самому проклятому ничего не угрожает, в отличие от окружающих.
Но, похоже, это тот самый день, когда проклятье Бересвинды опять сработает :(
Кстати. А это, вообще, прилично для юной девицы наблюдать, как юноши купаются?
Ах, в этом смысле? Ну нет, Хильдеберт несчастий не принес. А вот проклятье Бересвинды, увы, сработало. :'( :'( :'(
Ингунда не то чтобы наблюдала, она стояла вдали от берега, смотрела на ивы. Это Адальрик ее высмотрел. Да и купались они не полностью голыми, в набедренных повязках.
Кроме того, здесь все-таки не викторианская Англия. Обычаи куда более свободные. Взять тот же Белтайн, где вообще много чего дозволялось. Но, конечно, не перегибать палку в другую сторону, будто у них там вообще тотальный промискуитет царил! Такого не было. Просто меньше было вещей, которые считались стыдными и могли разрушить репутацию.
Да и в раннем Средневековье, если верить легендам, мужчине с женщиной можно было провести ночь в одной постели, положив между собой меч, и это не считалось зазорным. А тут - и вовсе ничего запретного.
Жаркий день (ОКОНЧАНИЕ)
Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Войдя в озеро, король сразу поплыл на его середину. Ему не нужна была вода возле берега, мелкая и теплая, как в ванне. Хотелось прохлады, какую можно получить только на глубине.
Матильда, стоявшая на берегу озера, наблюдала за супругом. Почему у нее вдруг тревожно замерло сердце? Словно предчувствие коснулось ее, обещая недоброе.
К молодой королеве подошла Ингунда Амьемская. Стала с ней рядом и тоже глядела, в неясной тревоге за короля. Девушке вновь вспомнилась история озера Беллифонтен. Некогда муж Хранительницы этого озера тоже был гордым воином, и порой бывал горяч...
Хлодеберт, не чувствуя их опасений, купался в свое удовольствие. А все другие, ожидавшие его на берегу, предавались своим обычным занятиям.
Принц Хильдеберт выбрал среди оруженосцев лучшего бойца. Хлопнул его по плечу, приглашая:
- Бери свой меч и постарайся победить!
- Я к твоим услугам, мой принц! - отозвался его противник.
И начался еще один поединок. На этот раз они дрались заточенными клинками, ибо не позаботились о защищенных мечах заранее. Но за ними внимательно следил Жоффруа де Геклен, готовый вмешаться, если потребуется. Ибо он знал, насколько яростен нрав младшего принца.
Королева-мать вернулась в беседку, сопровождаемая своим верным рыцарем, Хродебергом. Она тоже чувствовала себя неспокойно. Материнское сердце подсказывало ей опасение за сыновей: и за того, кто сейчас купался, и за того, кто затеял поединок.
Хродеберг чувствовал, как жестоко встревожена его возлюбленная. И, чтобы успокоить ее, стал читать стихи, написанные одним из придворных менестрелей:
- Ты одна - моя любовь навсегда! Только с тобой я желаю навек остаться рядом. С тобой и навсегда, сколько бы ни прошло лет, сколько бы ни прошумело дождей над нашими головами! Скажи мне "Да!", как в первый раз, и я всегда буду с тобой, моя любовь и судьба!
Хродеберг не умел петь, но голос его звучал так проникновенно, а главное - настолько полно выражал его чувства, словно он говорил от себя. И Бересвинда расслабилась, томно прикрыв глаза. Она была счастлива, что ей послано утешение в ее вдовстве. И задумалась, что, пожалуй, им следует обратиться к ее царственному сыну, чтобы он позволил ей с Хродебергом заключить брак перед алтарем Фрейи.
Пока принц Хильдеберт сражался на мечах с оруженосцем, его кузены, Адальрик и Хильперик, остроумно высказывались по поводу его новой выходки. Они стояли рядом с Жоффруа, и он слышал их.
- Как видно, нашему дорогому кузену нужно непременно победить везде и всюду, иначе день для него пройдет напрасно, - усмехнулся Хильперик.
- Он просто бешеный! Не понимает, что творит! - фыркнул Адальрик, глядя, как Хильдеберт широким взмахом меча едва не отрубил голову своему противнику. Сам же он отвернулся и бросил взгляд на Ингунду Амьемскую, стоявшую на берегу озера рядом с королевой Матильдой.
Слушая разговор юных принцев, Жоффруа де Геклен признавал, что они во многом правы насчет недостатков своего кузена. И вообще, подумалось паладину, Арвернии не очень-то посчастливилось с возможными наследниками короля Хлодеберта VII. Хильдеберт будет бесстрашным воином, но не годится править. Хильперик умен и рассудителен, но слишком осторожен, а правителю порой бывает необходимо применять силу. Адальрик слишком легкомыслен и любит покрасоваться, в особенности перед дамами. Сын короля - дитя. А его другой брат, Теодеберт, средний сын королевы Бересвинды, слишком слаб, целиком находится под влиянием матери...
Паладин вздрогнул от неожиданных мыслей, встряхнул головой. О чем это он думает?! Король - здоровый юноша, статный и крепкий, он проживет долго, если позволят боги!
В это время поединок принца Хильдеберта с его противником приближался к концу. Сопротивление оруженосца только разжигало пыл младшего принца. Он колол и рубил, наскакивал на противника, словно дрался в настоящем сражении. Глаза у Хильдеберта горели, зубы оскалились, волосы встали дыбом. Ярость всегда была сладка ему, он просто упивался ею. Бросившись вперед, он повалил оруженосца и, ногой оттолкнув его меч, упал сверху, поставил ему колено на грудь. И, лишь когда полузадушенный оруженосец слабо прохрипел: "Сдаюсь!", Хильдеберт отпустил его, поднялся и, взмахнув мечом, издал дикий радостный вопль.
Свидетели поединка вторили ему, поздравляя с победой - второй за этот день.
Королева Бересвинда и Хродеберг вышли из беседки. Она улыбнулась, гордясь своим яростным сыном.
- Молодец, сын мой! Ты настоящий мужчина! Всегда действуй так, будь готов на все ради победы!
Так Бересвинда разжигала роковые страсти в душе своего младшего сына. Отрок, всем сердцем привязанный к матери, польщенно улыбнулся и поцеловал ей руки.
- Я всегда буду сражаться, не жалея сил, матушка! - горячо заверил он.
Хродеберг и Жоффруа переглянулись, подумав об одном и том же. Для младшего брата короля вполне естественно ожидалась военная стезя, да и сам Хильдеберт только к ней и стремился. Но войску под началом такого полководца придется плохо! Чтобы успешно вести войну, необходимо прежде всего владеть собой. А неистовая ярость Хильдеберта в настоящей войне способна лишь все погубить.
Кузены сына Бересвинды вновь высказались, каждый в своем духе, наблюдая за победителем:
- Надеюсь, на этом он сегодня успокоится, одержав две победы подряд! - произнес Хильперик.
- Причем ради второй он чуть не убил человека ни за что ни про что, - фыркнул Адальрик, скривив пухлые губы.
Такие события происходили на берегу, в то время как король купался в озере Беллифонтен.
Хлодеберт доплыл уже почти до середины озера. На этом самом месте некогда затонула погребальная ладья Мелюзины. Но перестало жить лишь тело Хозяйки Озера. Путь Хранителей продолжается и в посмертии, и недаром люди верили, что ее дух еще обитает в озере.
Повернув назад, Хлодеберт попал в струю ледяной воды. Пронзительно-холодные потоки, как плети, обожгли разгоряченную кожу молодого короля. Такой переход от жары к холоду был просто невыносим! Хлодеберта выгнуло дугой, жестокая судорога свела все тело, руки, словно пронизанные тысячей ледяных иголок, перестали двигаться. Судорога откинула его голову назад, подняв над водой, и только поэтому он не захлебнулся в первое же мгновение. Пронзительная боль была такой жестокой, что он даже не мог издать ни звука, не мог позвать на помощь.
В тот же миг король, едва не теряя сознание от боли и холода, почувствовал, как будто кто-то незримо обнимает его невыносимо ледяными руками. И он услышал, как в самое ухо шепчет прекрасный женский голос:
- Хлодеберт! Иди ко мне, мой Хлодеберт, мой Блитвальд! Я наконец-то тебя нашла! Ты все так же красив, любовь моя! Последуй за мной, и мы будем вместе владеть нашим озером!
Король упорно сопротивлялся и пока что удерживался на воде, но тело плохо повиновалось ему, и в глазах темнело, в висках молотками стучала кровь. Ледяные руки с невероятной силой тянули его вниз...
А королева Матильда, будто чувствуя, что ее мужу грозит опасность, подошла к самой кромке песчаного берега озера. За ней последовала и Ингунда Амьемская. Вид озера вновь напоминал ей его трагическую тайну.
- Я поневоле думаю о судьбе Блитвальда после гибели Мелюзины, - призналась девушка.
Молодая королева также, будучи образованной женщиной, знала историю озера Беллифонтен.
- По-разному рассказывают о его дальнейшей судьбе, - отозвалась она. - Сперва Блитвальд ушел к "детям богини Дану" и вместе с ними сражался против своих сородичей, арвернов. По одной из легенд, он, сойдя с ума, утопился в этом самом озере.
Но Ингунда недоверчиво покачала головой.
- Тогда Мелюзина и Блитвальд воссоединились бы, и в середине озера не били бы коварные ледяные ключи, и молодые мужчины не гибли бы здесь. Ведь Мелюзина вечно ищет своего мужа!
- Да, пожалуй... - отозвалась Матильда, приложив руку к глазам, вглядываясь в залитое солнцем озеро, где плескался ее муж. Она поняла, что с ним что-то неладно, и громко крикнула:
- Хлодеберт!..
Голос жены долетел до короля, вырвав его из судорожного оцепенения. Он скинул чары Мелюзины и сумел совладать со своим телом, хоть голова по-прежнему оставалась тяжелой, и в висках продолжался болезненный стук. Но он рванулся вперед, минуя ледяной поток. Дальше была уже обычная вода, и молодой король быстро поплыл на голос жены.
Наконец, он вышел на берег. Но головная боль становилась все сильнее. Казалось, будто его череп кто-то проламывает изнутри. Невероятная усталость враз навалилась на Хлодеберта. Перед глазами все зыбилось и мутнело. Но все же он разглядел Матильду, улыбнулся ей и протянул руку, стараясь утвердиться на ногах. А тем временем, к королеве и фрейлине подошли и другие люди, встречая короля, преодолевшего опасное озеро.
Матильда ласково обняла мужа. Но ее улыбка тут же померкла, едва она увидела, что глаза Хлодеберта помутнели, словно ему не по себе.
Жоффруа де Геклен также заметил, что с королем творится что-то неладное.
- Государь, все ли у тебя в порядке?
Хлодеберт потер лоб между глазами, стараясь придти в себя.
- Я просто немного устал... Сейчас мне лучше пойти во дворец и отдохнуть... Потом все пройдет...
И он ушел вместе с Матильдой, никому не сказав, что у него болит голова. Родственники и свита последовали за королевской четой.
Весь вечер король провел со своей женой, стараясь преодолеть головную боль. Он рано лег спать, однако и сквозь сон чувствовал приступы боли и порой глухо стонал.
Утро не восстановило сил короля. Однако он не выдал никому свое состояние и, выпив горячего травяного отвара, принялся в своем кабинете читать важные послания. Находящемуся на отдыхе королю было необходимо знать, какие известия сообщает майордом, граф Кенабумский, что остался в столице.
Король прочел письмо, и находившемуся рядом Жоффруа показалось, что лицо его побагровело. Хлодеберт схватил колокольчик и позвонил, приказав вошедшему слуге:
- Герцога Хродеберга ко мне, срочно!
Затем он принялся своей рукой писать послание майордому, а, подписав, приложил печать. Когда пришел Хродеберг, которого пришлось вызвать из покоев королевы-матери, король возмущенно показал ему письмо от графа Кенабумского.
- Гляди, какие вещи творятся на нашей границе! Нас все же втягивают в борьбу за Окситанию! Надо готовиться к войне! - король поморщился: боль еще сильнее прежней пронзила голову, как острие копья. Он еще смог преодолеть ее, и договорил, обращаясь к Хродебергу: - Передашь мое письмо моему дорогому дяде Карломану Кенабумскому из рук в руки!
В голове у молодого короля шумело все больше, и он не слышал, что ответил Хродеберг. В глазах темнело, лица собеседников исчезли из виду. Хлодеберту стало трудно дышать, и он вскочил на ноги, чувствуя, как его голова разлетается на куски.
- Великое Древо! Государь, позволь поддержать тебя! - крикнул Жоффруа, видя, что король вот-вот рухнет на пол.
Хлодеберт, не сознавая ничего, отшатнулся от стола, опрокидывая кресло. Обернулся вокруг своей оси, и вдруг рухнул без чувств на руки Жоффруа и Хродебергу. Лицо короля из багрового стало мертвенно-бледным, все мышцы лица паралично обвисли.
- Лекаря, скорее! - закричал Хродеберг, бешено тряся колокольчиком. - Кажется, у короля удар!
Он не ошибся. Прибывший лекарь мог только подтвердить, что с королем случился мозговой удар. И другие королевские лекари и жрецы-целители ничем не могли помочь Хлодеберту.
В течение дня он несколько раз приходил в себя, но не мог двигаться и даже говорить. Лишь взглядом он желал что-то сказать, мысленно прощался с женой и с матерью, которые сидели по обе стороны от его постели, держа за руки, с родными и ближайшими людьми, что столпились вокруг его смертного одра, не скрывая слез.
Ибо король умирал, и никакое искусство лекарей и ученых жрецов не могло вернуть ему здоровье. Те лишь разводили руками. Обычно столь сильный мозговой удар случается у людей гораздо старше двадцатидвухлетнего короля, но изредка и молодые люди бывают ему подвержены.
К вечеру в руки Хлодеберту вложили меч. Пусть ему суждено было пасть не в сражении, однако близкие люди верили, что боги сочтут его достойным Вальхаллы.
Когда жрецы согнули его холодные безжизненные пальцы на рукояти меча, он, казалось, хотел улыбнуться, но не мог. Лишь глаза его еще жили, и они остановились на лице Матильды, которая склонилась над ним, безутешно плача.
- Боги, как несправедлив приговор норн! Хлодеберт, милый супруг мой! Я любила тебя, я была верной подругой!
Рядом с ней рыдала в невыносимом отчаянии королева Бересвинда.
- Очнись, Хлодеберт, сыночек мой! Первенец мой, наибольшая моя радость! Мальчик мой, не позволь мне хоронить тебя! Как могу я отпустить тебя из своих рук, позволить, чтобы тебя навек покрыли мраморной крышкой гроба?! Сын мой, приди же в себя, молю!
Но Хлодеберт только глазами мог проститься с самыми близкими. Лишь его взгляд навек запечатлелся в памяти тех, кто прощался с ним. И вскоре его слабое дыхание оборвалось, и глаза стали безжизненными. Жена и мать с поцелуями закрыли их навсегда. И Бересвинда упала на мертвую грудь сына, содрогаясь в рыданиях.
К ней подошел Хродеберг, ласково обнял за плечи. Он знал: если ей суждено пережить величайшее для матери горе, то его долг хоть как-то поддержать ее.
Принц Хильдеберт, что стоял рядом с телом брата, кусал руки и губы, чтобы не разреветься, как дитя. Вдруг он исподлобья взглянул на Хродеберга. Что ему нужно в самый тяжкий час от его матери? Почему он не дает ей оплакивать Хлодеберта, как подобает? Любое утешение казалось Хильдеберту недопустимым предательством его умершего старшего брата.
Рядом с Хильдебертом стояли оба кузена, Адальрик и Хильперик. Они также испытывали искреннюю скорбь и недоумение: как такое могло в одночасье случиться с их старшим кузеном, королем Арвернии? Хильперик не сдерживал слез. Адальрик нашел взглядом Ингунду Амьемскую, в надежде, что в скорби она примет его утешение. Сейчас он мог бы подойти и стать рядом, заверить, что разделяет ее скорбь, может быть - участливо положить ей руку на плечо...
Но тщетная надежда! Ингунда стояла за спиной овдовевшей королевы Матильды, и казалась столь же исполненной скорби. Ему не было места рядом с ней. Она показалась Адальрику существом из другого мира, прекрасным, но бесконечно далеким.
Он оказался прав. Потрясенная внезапной смертью короля Хлодеберта, Ингунда вскоре сделалась жрицей Фригг, отреклась от земной любви. Как ее дед, Бертрам Затворник, ушел из политики, чувствуя свою невольную вину в гибели Хлодеберта VI, так и она ушла просить богов о защите королевского рода Арвернии.
А принц Адальрик, навсегда простившись с любовью своей жизни, стал искать утешения в объятиях других девушек и замужних дам. И пять лет спустя его убил ревнивый муж одной из любовниц, не ведая, что перед ним принц.
Ну а сразу после смерти Хлодеберта VII, королем был провозглашен его пятилетний сын, ставший круглым сиротой. Регентом при нем сделался Карломан Кенабумский, разделивший власть с Бересвиндой Адуатукийской. Овдовевшую королеву Матильду ее свекровь оттеснила от власти, будучи опытнее в придворных интригах.
Карломан расследовал смерть своего царственного племянника, ибо ему была подозрительна столь внезапная гибель цветущего юноши. Майордом усмотрел в этом проявление злого рока. Опросив всех свидетелей того дня возле озера и выяснив все подробности смерти Хлодеберта, Карломан сделал определенные выводы. И спрятал результаты расследования в тайник, чтобы о них прежде времени не узнал никто. И менее всех - Бересвинда Адуатукийская.
В качестве регента при малолетнем короле, Карломан, опираясь на Королевский Совет, добился, чтобы Арверния оказала военную помощь герцогу Реймбауту Окситанскому, что был внуком арвернской принцессы Нантильды. За это Окситания стала вассалом Арвернии. Ради укрепления союза, за герцога Окситанского выдали замуж Матильду, овдовевшую королеву. Она родила своему второму супругу сына, но их семейная жизнь не заладилась, ибо о герцоге Реймбауте мало что можно было сказать хорошего. А между тем, за его интересы арвернам пришлось сражаться несколько лет. Ибо война затянулась, потому что Нибелунгия помогала дяде и сопернику герцога Реймбаута, незаконно захватившему власть.
В то время, как на границе шла война, Арвернию навестила еще и черная оспа, опустошив как деревни и города, так и королевский дворец. Умер маленький король. Престол занял его дядя Теодеберт II, средний сын Бересвинды Адуатукийской. Однако он правил недолго: вскоре та же страшная болезнь скосила и его вместе с женой. Всего лишь на два месяца пережил его маленький сын, еще один король-ребенок, тоже вскоре умерший от оспы. На престол взошел его брат Хильдеберт, остававшийся таким же горячим и воинственным, как в юности. Он выиграл войну, женился на нибелунгской принцессе Кримхильде, но не был счастлив. В его правление продолжала играть огромную роль его властолюбивая мать. И многие из вельмож втайне вздыхали, вспоминая Хлодеберта VII, самого даровитого из сыновей королевы Бересвинды, Паучихи.
Так один-единственный жаркий день среди множества похожих дней стал поворотным в судьбе многих людей, и, в конце концов - в политике многих королевств.
-
Нет, ну вот кто так проклинает >:(? Тот, кого конкретно проклинали даже не увидел результата, а страдают совершенно другие люди, связанные с обидчиком только родством! Похоже, альвы мыслят как-то не так, как люди - не отделяют человека почему-то от его рода. Иначе этого не объяснить. Или, может, им, как долгоживущим, кажется, что наложить проклятие на одного человека - это слишком мало - он за свою короткую жизнь и проникнуться-то толком не успеет. Но это не объясняет, чем провинились родственники, которые могут, как Бересвинда, даже не знать ничего о проклятии. Но даже если она узнает, вот какой она сможет сделать вывод? Что не надо было рождаться в семье, один из представителей которой оскорбил не того человека? Нет, я понимаю, что тот конкретный альв говорил, не подумав. Но это подход: нет чтоб ты сдох, не гореть тебе в аду, а чтоб пострадала своя ещё не рождённая дочь и куча других совершенно не причастных людей. >:(
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 19
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 20
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 21
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
Жаркий День (Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик) 22
Веление Сердец (Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард) 23
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Нет, ну вот кто так проклинает >:(? Тот, кого конкретно проклинали даже не увидел результата, а страдают совершенно другие люди, связанные с обидчиком только родством! Похоже, альвы мыслят как-то не так, как люди - не отделяют человека почему-то от его рода. Иначе этого не объяснить. Или, может, им, как долгоживущим, кажется, что наложить проклятие на одного человека - это слишком мало - он за свою короткую жизнь и проникнуться-то толком не успеет. Но это не объясняет, чем провинились родственники, которые могут, как Бересвинда, даже не знать ничего о проклятии. Но даже если она узнает, вот какой она сможет сделать вывод? Что не надо было рождаться в семье, один из представителей которой оскорбил не того человека? Нет, я понимаю, что тот конкретный альв говорил, не подумав. Но это подход: нет чтоб ты сдох, не гореть тебе в аду, а чтоб пострадала своя ещё не рождённая дочь и куча других совершенно не причастных людей. >:(
Для альвов действительно много значит принадлежность к определенному роду, как было в древние времена и у людей. Дети за родителей тогда очень даже отвечали. Например, обычай кровной мести появился именно потому, что гибель одного члена рода была общим делом для всех его родичей.
В случае проклятья Бересвинды еще и преломление фольклорного мотива "Отдай то, чего дома не знаешь" - то есть, еще не родившегося ребенка. Кроме того, граги выбрал предметом проклятья Бересвинду именно потому, что она была особенно дорога принцу и его семье: они с женой после многих сыновей хотели иметь дочь. Так что он ударил по самому больному.
К счастью, Бересвинда не знает, что смерть старшего сына и несчастья многих других родных произошли по ее невольной вине. И хорошо. Такого наказания она все-таки не заслуживает.
Веление сердец (НАЧАЛО)
Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Король Хильдеберт IV женился на принцессе Кримхильде Нибелунгской. Однако никому из них этот брак не принес счастья, несмотря на то, что с первого же взгляда они разглядели красоту и стать друг друга. У них было две подспудные причины, по которым семейная жизнь не заладилась с самого начала. Первая из них - смесь влечения и тайного страха, коренившаяся в прошлом Хильдеберта. Эта причина, неведомая Кримхильде, заставляла его избегать молодую жену, и даже пренебрегать своим супружеским и королевским долгом. Второй причиной было присутствие в Дурокортере, слишком близко к молодой королеве, ее давнего поклонника - виконта Гизельхера, Рыцаря Дикой Розы. Впрочем, была еще и третья причина - королева-мать, Бересвинда Адуатукийская, с самого начала невзлюбившая невестку и без зазрения совести вмешивающаяся в семейную жизнь своего царственного сына.
И вот, однажды зимним утром молодая королева прогуливалась по оранжерее в сопровождении Ираиды Моравской, герцогини Земли Всадников, и своей статс-дамы Ротруды. Они обе несколько отстали от королевы, что брела впереди, кутаясь от холода в плащ из меха черных соболей.
Кримхильда была печальна. Ее царственный супруг продолжал избегать ее, и этой ночью опять оставил ее постель нетронутой! А с утра, когда еще не рассвело, он уехал на зимнюю охоту, не встречаясь с ней. Вот уже больше года, как она была женой Хильдеберта, но так и не стала ею по-настоящему. И все чаще чувствовала себя ненужной. Да в самом ли деле она принадлежала ко двору своего супруга?! Она терялась в догадках, не зная, как объяснить его пренебрежение. И вместе с тем чувствовала: стоит Хильдеберту ласково улыбнуться ей, прижать к сердцу - и она забудет о тягостном ожидании, все простит ему и забудет о печали навсегда!
Несмотря на то, что на улице царил холод, и снег покрывал землю, в королевской оранжерее цвели цветы. Ее обогревала мощная печь, а горевшие днем и ночью масляные светильники давали достаточно света, чтобы растения чувствовали себя так же вольготно, как среди лета. Кримхильда приостановилась около белоснежной красавицы-лилии, гордо поднявшей свой венчик. Но горечь томила молодую королеву, и ей невольно подумалось: как хороша эта лилия, а ведь вынеси ее на улицу, в снег, такой же белый, как ее лепестки, - и она сразу погибнет, вмерзнет в безжизненный лед, словно ее и не было!
Кримхильда тяжело вздохнула и торопливо миновала лилию, окинув взглядом анемоны, похожие на брызги только что пролитой крови. Первые весенние цветы горели жарким огнем, исполненные нескончаемой жажды жизни, хотя зима была в самом разгаре, и солнце совсем не грело сквозь стеклянную крышу оранжереи.
И Кримхильде тоже хотелось радоваться жизни, хоть ее окружали во дворце ее супруга кромешный холод, в котором стыла ее душа. Она имела право позволить себе маленькие глотки свободы, во время которых вновь веселилась, как прежняя беззаботная нибелунгская принцесса. Ведь никому на ее новой родине не будет никакого ущерба, если она встретится с виконтом Гизельхером, другом ее детства, который из любви к ней покинул Нибелунгию!
Молодая королева ожидала встречи с Гизельхером в радостном предвкушении, которое, однако же, омрачалось тревогой. Если Рыцаря Дикой Розы схватят у нее, ему не поздоровится! В самом лучшем случае, его вышлют из Арвернии, в худшем... Кримхильда знала, как вспыльчив ее муж, и как мстительна свекровь, Бересвинда Адуатукийская. Однако она не могла отказать Гизельхеру в свидании, которого он сам упорно желал, даже сознавая риск. И молодой королеве было приятно его видеть, - она могла это сказать, ни словом, ни мыслью не посрамив своего нынешнего положения и страны, что стала ее второй родиной, пусть и неласковой. Гизельхер пел ей нибелунгские песни, звуки которых словно бы переносили ее на милую родину. Вместе с другом своего детства она могла разговаривать и смеяться, вспоминать их былые игры и прогулки, разные забавные случаи из прошлого. Раз уж настоящее, кажется, решило отказать Кримхильде Нибелунгской в радости жизни, она черпала ее в счастливых воспоминаниях о прошлом.
Кримхильда знала, конечно, что Гизельхер любит ее. Но его любовь была исполнена такого рыцарского благородства, что он полностью склонялся перед ее выбором, и лишь в песнях высказывал свои чувства. Сама же молодая королева готова была поклясться, что видит в Гизельхере лишь друга детства. Может, его преклонение и льстило ей в глубине души, однако она не отвечала ему взаимной склонностью ни до замужества, ни тем более сейчас, когда и долг, и веление сердца привязывали ее к королю Арвернии, что с самого заключения их брака, - уже больше года! - избегал ее.
И тем не менее, сегодня Кримхильда, как никогда, ждала встречи с Гизельхером. Он непременно передаст ей письма из Нибелунгии - от ее царственного деда, от младшего брата, родных, друзей, которых у нее много осталось на родине. С ним можно будет, как раньше, слушать песни, беседовать, смеяться. Жить полной жизнью, как эти цветы под искусственным солнцем...
И она вновь убедится, как смотрит мужчина на женщину, когда он действительно любит...
Гуляя по оранжерее, Кримхильда не разговаривала со своими спутницами, глубоко погрузившись в размышления. Она ожидала прихода Гизельхера, которого должен был привести к ней другой ее поклонник - Аделард, сын графа Кенабумского.
***
А Аделард в это время также ожидал Рыцаря Дикой Розы в зале с фресками, выбранном для встречи. Заложив руки за спину, он прогуливался вдоль картин, разглядывая их. А перед глазами все стояла она - королева Кримхильда, желанная и недоступная равно для него и для его товарища по несчастью, которого он поджидал сейчас.
Младший сын Карломана не чувствовал ревности к Гизельхеру, ибо успел понять, что прекрасная Кримхильда не ощущает сердечной склонности ни к одному из них. Если же, как с горечью размышлял молодой человек, она и могла предпочесть кого-то, то гораздо больше шансов было бы у Гизельхера. Ведь его Кримхильда знала давно, кроме того, он был наделен даром песен, чтобы говорить ей о любви. Однако все надежды оставались бесполезны! Кримхильда - настоящая королева, и могла отдать сердце лишь тому, кого боги избрали властвовать над людьми.
И потому Аделард без ревности, и даже с сочувствием, готовился уже не в первый раз проводить Рыцаря Дикой Розы к молодой королеве. Ведь, в отличие от Гизельхера, он, как родственник королевской семьи, имел право входить без доклада всюду в Дурокортерском замке. Таким образом он, по крайней мере, удостоится благодарности Кримхильды, ее улыбки, дружеского взгляда. А это много значит, если уж жребий норн определил тебе любить безответно!
Сегодня Аделард нарочно пришел в зал фресок немного раньше назначенного часа, чтобы поразмыслить в одиночестве. Но скоро придет Гизельхер, и они пойдут к Кримхильде. Рыцарь Дикой Розы станет в песне изливать ей свое сердце, даже без надежды когда-нибудь покорить ее.
Но, кто владеет песней или другим искусством, тем самым уже живет не напрасно. Для него жизнь всегда имеет смысл. А что делать ему, Аделарду, со своей безнадежной любовью к жене царственного кузена? Где найти утешение?
И он уже в который раз задумался о поступлении в одно из воинских братств. С оружием в руках бороться за то, чтобы в мире соблюдали законы богов и людей, - это касалось романтичному юноше высочайшей целью, какой вправе руководствоваться человек, если уж судьба не сулила ему человеческого и семейного счастья, как у его родителей, Карломана и Альпаиды.
И, как отзвук полузабытого детства, Аделарду вспомнилось, как здесь, вот в этом зале, он ребенком разглядывал фрески на стенах и, стоя вместе с матушкой и братьями, слушал песню Берхара Сладкопевца. До него долетел даже отзвук мелодии, словно оставшийся витать здесь, пока не придет тот, кто его услышит.
- И, если я не сложу голову в жарком бою, то надеюсь, что ты встретишь меня улыбкой, госпожа моего сердца!
Теперь-то Аделард понимал Берхара! Он тоже был одаренным певцом, и тоже любил несчастливо. Ведь он уже тогда пел для Матильды де Кампани, но она, отвергнув его, стала королевой, а затем, овдовев, - герцогиней Окситанской. Осознав, что его любовь безнадежна, Берхар Сладкопевец уехал в родовой замок своей семьи и так и не женился. Но его тоже утешала песня, этот бальзам для раненой души. Аделард же был лишен и этой радости. И ему все чаще приходили мысли уйти в братство Циу или Донара... Нет, последних заслуженно не любил его отец, ибо донарианцы принесли много зла в Священном Походе против альвов. А вот служители Циу, бога воинской доблести и самопожертвования, - совсем иное дело, вступить в их братство - высокая честь! Однако отец и матушка просили Аделарда не спешить с выбором своей судьбы, и прежде основательно взвесить, к чему влечет его сердце.
Молодой человек согласился подождать. И вот, теперь он расхаживал по залу, украшенному фресками, ожидая Гизельхера. Остановив взор на красочных картинах, изображающих рыцарей, совершающих подвиги, и прекрасных дам, Аделард глядел теперь и на них другими глазами, что показывало, как сильно изменилась его душа. Дамы, что приветствовали рыцарей и принимали знаки их преклонения, обладали царственным обликом Кримхильды Нибелунгской, смотрели на своих обожателей ее глубокими, как море, синими глазами. На рыцарях же, что совершали подвиги, преклоняли колени или погибали с именем возлюбленной на устах, Аделарду упорно виделось строгое одеяние воинов Циу, отмеченных знаком в виде руки с мечом.
И все-таки, юноша не мог дождаться минуты, когда вместе с Гизельхером увидит королеву Кримхильду, поглядит ей в глаза, обрадуется ее чарующей улыбке...
***
В то время, как молодая королева готовилась втайне встретиться со своим поклонником, ее свекровь, Бересвинда Адуатукийская, нежилась этим утром в постели, в объятиях своего невенчаного супруга, Хродеберга, маршала запада. Некогда Хродеберг был для нее, жены его царственного кузена, таким же безнадежным поклонником, как ныне его племянник Аделард - для Кримхильды. Но овдовевшая Бересвинда сполна вознаградила его за многолетнюю преданность. И сейчас Хродеберг во всем, кроме обетов перед алтарем Фрейи, был ее мужем. Единственное, что омрачало их счастье - что царственный сын Бересвинды не позволил ей выйти замуж!
И вот, теперь они оба проснулись, но не спешили приступать к дневным обязанностям. В такие минуты, как сейчас, они принадлежали лишь друг другу, - пара уже немолодых, но еще здоровых и крепких людей, сохранивших все потребности здорового тела.
Хродеберг, зная, что любит Бересвинда, размял ей плечи, восхитительно округлые, золотившиеся в утреннем полумраке. Бересвинда с наслаждением прикрыла глаза, и сама провела руками по его телу под одеялом. В такие минуты она, похоронившая не только мужа, но и двух старших сыновей и маленьких внуков, вновь чувствовала себя молодой женщиной, чувственной и желанной. Стоило ей снять траурное платье на ночь - и оно больше не имело над ней власти. И Хродеберг в ее объятиях наслаждался любовью за всю минувшую жизнь. Вот почему они оба не спешили вставать с постели и оставлять свое счастье. Благо, в эти зимние дни светлело поздно. Утро принесет новые заботы, трудные и подчас неприятные обязанности. А им хотелось как можно дольше жить только друг для друга.
Хродеберг ласково поцеловал Бересвинду в губы. Она же лежала на спине, наблюдая за узкой щелкой меж задернутых бархатных штор. Там постепенно светлело, солнечный свет все сильнее лился в окно. Совсем скоро сияющие лучи ворвутся сюда, возвещая новый день. Но еще не сейчас. Задержись немного, волшебная зимняя ночь, продли для пары любящих людей их незаконное счастье!..
- Как я счастлив, что ты есть у меня, моя королева! - проговорил Хродеберг, потягиваясь. И тут же помрачнел, ибо дневные заботы уже безжалостно вторгались в их идиллию. - Если бы все понимали, как мы любим друг друга! И в первую очередь - твой царственный сын. Вчера днем он встретился со мной на лестнице и потребовал, чтобы я прекратил наши встречи и не смущал покоя царственной вдовы...
Бересвинда глубоко вздохнула. Уже не в первый раз Хильдеберт пытался разрушить ее счастье! Во всем виновата ее покойная свекровь, Радегунда Аллеманская. Она умерла лишь после того, как сумела настроить ее мальчика против их любви с Хродебергом.
- Вчера вечером перед сном король высказывал и мне свое недовольство, и просил расстаться с тобой, - нехотя проронила она. - Но будь спокоен, Хродеберг: я сумею оборонить нашу любовь! Пусть говорят что хотят, мы с тобой знаем, что наши встречи никому не вредят. А своему царственному сыну я посоветую лучше следить за собственной женой, а не за мной! Моя невестка приносит ему одни огорчения. Я знаю, это из-за нее Хильдеберт уехал на охоту ни свет ни заря. А она, должно быть, опять ожидает своего нибелунгского поклонника. Я сообщу об этом сыну, и он забудет думать о нас с тобой.
Упоение раннего утра прошло бесследно. Снова в постели рядом с Хродебергом лежала хитрая, цепкая и безжалостная королева-мать. Маршал тихо вздохнул про себя, слушая ее замыслы. Он знал и такую Бересвинду, но ему было больно видеть ее такой, и невенчаный муж предпочитал ее не замечать, ведь ему она всегда являла свою лучшую сторону.
- Не будь слишком строга к своей невестке, любовь моя! - проговорил Хродеберг, гладя окрашенные фарсийской краской, но все еще густые и пышные волосы возлюбленной. - Я уверен, она любит короля, а виконт Гизельхер ей любезен, как друг детства, вот и все.
- А ты так же легковерен, как и мой сын, как и большинство мужчин, - ответила Бересвинда и, усмехнувшись, поцеловала его в щеку. Мысленно она, однако, уже обдумывала недобрые замыслы, ибо Паучиха уже давно мечтала разоблачить Кримхильду и унизить ее перед королем. Она полагала, что невестка употребляет свое влияние во зло Хильдеберту и Арвернии. Но Хродебергу лучше было не знать о тех поисках, что она предпринимала, дабы уличить свою невестку в измене. Для него она была ласковой и преданной невенчаной женой, безупречной матерью и королевой. Бересвинде хотелось, чтобы лишь такой и знал ее всегда верный рыцарь.
-
Кроме того, граги выбрал предметом проклятья Бересвинду именно потому, что она была особенно дорога принцу и его семье: они с женой после многих сыновей хотели иметь дочь. Так что он ударил по самому больному
Граги-то ударил по самому больному, но Бересвинда-то в чём виновата? Или, к примеру, Хлодеберт? Он-то вообще, виноват только в том, что дорог Бересвинде, которая была дорога отцу. Правда, тут ещё одно проклятье. И тоже такое, в котором он не виноват, потому что с проклятье вейл та же история. И да, я понимаю, им, в отличие от граги, действительно некогда было подумать. Я даже предполагаю, что, если б они подумали, то так проклинать бы не стали, но это тогда, а до этого, когда вейлы решили отомстить королю, убив его наследника, они принимали решение вполне обдуманно, и их ничего не смущало. А как было бы хорошо, если бы они догадались проклясть самого Хильдеберта Строителя, и он бы умер, не успев начать свой Священный Поход. Такое впечатление, что собственная смерть, по мнению альвов, людей не способна расстроить и для проклятия не годится.
Новый рассказ о совсем близком к основному сюжету времени. Бересвинда в своём репертуаре: даже в постели с любимым обдумывает коварные замыслы.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Кроме того, граги выбрал предметом проклятья Бересвинду именно потому, что она была особенно дорога принцу и его семье: они с женой после многих сыновей хотели иметь дочь. Так что он ударил по самому больному
Граги-то ударил по самому больному, но Бересвинда-то в чём виновата? Или, к примеру, Хлодеберт? Он-то вообще, виноват только в том, что дорог Бересвинде, которая была дорога отцу. Правда, тут ещё одно проклятье. И тоже такое, в котором он не виноват, потому что с проклятье вейл та же история. И да, я понимаю, им, в отличие от граги, действительно некогда было подумать. Я даже предполагаю, что, если б они подумали, то так проклинать бы не стали, но это тогда, а до этого, когда вейлы решили отомстить королю, убив его наследника, они принимали решение вполне обдуманно, и их ничего не смущало. А как было бы хорошо, если бы они догадались проклясть самого Хильдеберта Строителя, и он бы умер, не успев начать свой Священный Поход. Такое впечатление, что собственная смерть, по мнению альвов, людей не способна расстроить и для проклятия не годится.
Новый рассказ о совсем близком к основному сюжету времени. Бересвинда в своём репертуаре: даже в постели с любимым обдумывает коварные замыслы.
Комментарий очень содержательный, побуждает авторов задуматься, по каким правилам функционирует их мир. :)
По поводу альвов и их проклятий - вообще, они первыми обычно к людям не лезут. Чтобы ничего такого не схлопотать, достаточно самим не враждовать с ними или с теми, кого они защищают. Но людей слишком много, и они слишком самонадеянны, зачастую, поэтому проклятья все-таки нередки.
Вероятно, они, обладая магией, считывают чувства людей. Трусов, для которых важнее всего собственная жизнь, они могут "просто" убить. Но для кого есть некто или нечто дороже собственной жизни, постараются этого лишить. А что может быть хуже для родителей, чем пережить своих детей?
Да, сюжет этого рассказа происходит всего лишь за полгода до основного произведения!
Очень надеюсь, что, когда напишем его, мы будем готовы плавно вернуться и к основному сюжету. Хотелось бы так, по крайней мере!
Веление сердец (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
А вот в покоях майордома, несмотря на раннее утро, уже вполне готовы были взяться за дневные дела. Сам Карломан Кенабумский, бодрый и вполне собранный, стоял возле стола, просматривая важные пергаменты. Рядом с ним Альпаида, также готовая начать новый день, поправляла складки своего платья.
Супруги обсуждали положение дел на данный момент.
- Вчера вечером король высказал недовольство своей матери по поводу ее продолжающихся встреч с Хродебергом, - заметил Карломан. - Но все-таки, и эту ночь они с Бересвиндой провели вместе.
Альпаида понимающе кивнула.
- Понятно, для чего король вызвал к себе матушку в столь поздний час! Еще раньше он выразил свое недовольство Хродебергу, - проговорила графиня со вздохом. Она могла понять роковую страсть своего брата к королеве Бересвинде, однако сожалела, как и их отец, Дагоберт Старый Лис, что судьба Хродеберга складывается несчастливо. Но тут ничего нельзя было изменить: ее брат ни за что не откажется от своей любви.
Карломан понимал ее чувства, но его не меньше беспокоили и другие события, происходящие при Дурокортерском дворе.
- Король спозаранку уехал на охоту. Он не навещал королеву и в эту ночь, - проговорил майордом, не скрывая сожаления. Возможно, он сейчас размышлял о тех причинах, что побуждали его устроить брак его царственного племянника именно с Кримхильдой Нибелунгской, хотя его сокровенные надежды пока еще, как будто, не сбывались...
Альпаида, знавшая все побуждения обитателей Дурокортерского замка не хуже самого Карломана, разделяла его опасения.
- Молодой королеве не хватает душевного тепла в замужестве с Хильдебертом. И, вероятно, она пожелает почерпнуть его в общении со своим нибелунгским поклонником, виконтом Гизельхером. И... - супруга майордома тяжело вздохнула, при мысли, что не смогла уберечь от роковой страсти еще одного близкого человека, - должно быть, им поможет встретиться наш младший сын, Аделард!
Карломан сумрачно кивнул, не меньше жены тревожась о судьбе Аделарда, а также о короле и Кримхильде.
- Аделард всегда стремился подражать рыцарям из легенд. Ради служения королеве Кримхильде, он готов помогать Рыцарю Дикой Розы, дабы тот мог предстать перед нею. Беда в том, что оба молодых человека не желают понять, что тем самым рискуют не только собой, но и дают повод королеве-матери опорочить невестку и ее верного рыцаря! Бересвинда теперь наверняка постарается опозорить Кримхильду перед королем. Она считает, что в их несложившейся семейной жизни виновата одна лишь Кримхильда. Даже в том, что Хильдеберт сегодня уехал на охоту, будто сбежал, королева-мать обвинит свою невестку.
Альпаида тяжело вздохнула и взглянула на мужа, словно просила о помощи.
- Я уже разговаривала с нашим сыном и просила его об осторожности. Он же не может поверить, чтобы кто-то пожелал повредить молодой королеве, и готов поручиться кровью, что она чиста, как Звезда Постоянства.
- Если бы для королевы Бересвинды было достаточно его свидетельства, чтобы оставить в покое Кримхильду! - с сожалением проговорил Карломан.
***
А в это самое время Аделард, о котором тревожились родители, собирался поступить по-своему. Вопреки всем представлениям об осторожности, он ждал в зале с фресками своего товарища по несчастью, виконта Гизельхера, чтобы сопроводить его к молодой королеве.
Наконец, Рыцарь Дикой Розы появился. Он широко улыбнулся другу, увидев его. Глаза Гизельхера блестели в предвкушении свидания с Кримхильдой, а его золотистые локоны колыхались при каждом шаге. Что и говорить: он вправду был хорош собой, но, видимо, для Кримхильды этого было недостаточно, раз в ее сердце не зародилась ответная любовь к нему.
Под мышкой Гизельхер нес закрытый футляр с гербом Нибелунгии, в каких обычно переносили письма. Другую руку он охотно протянул Аделарду, который ее пожал в знак дружеского расположения. Видно было, что они в самом деле хорошие друзья, несмотря на то, что были влюблены в одну женщину, а может быть, именно поэтому. Каждый из них сочувствовал другому.
- Здравствуй! - произнес сын Карломана и кивнул в сторону предмета, что нес молодой нибелунг: - Что это у тебя?
- Здравствуй, Аделард! - ответил Гизельхер. - Это письмо для королевы Кримхильды, от ее царственного деда, короля Торисмунда Нибелунгского. Я едва упросил моего отца, чтобы он позволил мне передать его. Теперь, если нас остановят, у нас есть достойный предлог для встречи с королевой.
Аделард широко улыбнулся, радуясь, что их предприятие так хорошо продумано. Следовательно, ему был гарантирован полный успех! И он дружески хлопнул Гизельхера по плечу.
- Тогда пойдем! Ее Величество ждет нас в оранжерее!
И они направились вместе в указанную сторону, предвкушая встречу с повелительницей их пылких сердец.
***
А молодая королева, которую оба юноши видели в самых заветных мечтах, прогуливалась по оранжерее, сопровождаемая немного отставшими от нее Идой и Ротрудой. Она любовалась прекрасными цветами, как бы пытаясь разглядеть в них знамение своей судьбы.
Особенно долго Кримхильда разглядывала только что расцветшую розу с пятью лепестками, нижние из которые срастались, образуя чашу, - уже не шиповник, но еще не пышная ухоженная королева цветов. Кримхильда хотела понюхать розу, но, взявшись за стебель, больно уколола руку.
"А, вот ты какая, дикая роза!" - усмехнулась она, выпустив колючий стебель. И задумалась. Когда-то дикой розой именовали ее - потому-то Гизельхер и взял себе такую эмблему. Но сейчас эту розу выдернули с корнем из родной земли и пересадили в золотую клетку. Судьба знатной дамы вообще похожа на судьбу цветка, что цветет красиво и пышно, но судьбой его распоряжаются чужие руки.
Оглянувшись на обеих дам, что сопровождали ее, сильно отстав, королева поняла, что ошиблась, и устыдилась. Разве им обеим довелось пережить меньше, чем ей?! Однако Ираида сохранила свою семью и живет счастливо. Да и Ротруда нашла свое счастье после смерти первого мужа. Так что и ей не следует жалеть себя!
В это время дверь в оранжерею приоткрылась, и вошли двое юношей. Их глаза радостно блеснули, когда они увидели королеву. Оба поклонились ей до земли, затем стремительно пересекли разделявшее их расстояние. Кримхильда сдержанно сделала шаг навстречу - всего один, как подобало королеве. Она приветливо улыбнулась, а в глазах у нее было столько теплоты, что и Гизельхер, и Аделард ничего другого уже не видели.
Ираида и Ротруда, тем временем, отступили к дверям оранжереи и встали на страже, чтобы никто не вошел ненароком. Они тоже тревожились за молодую королеву, зная, как она рискует, встречаясь со своими поклонниками.
- Здравствуйте, друзья мои! - проговорила Кримхильда мелодичным голосом. При виде молодых рыцарей у нее стало теплее на душе: все-таки она не настолько одинока при Дурокортерском дворе!
Вновь склонившись перед ней и приложив руку к груди, Аделард проговорил, указав на своего спутника:
- Светлейшая государыня, я привел к тебе Рыцаря Дикой Розы, чтобы он мог передать тебе прямо в руки письмо твоего царственного деда, короля Торисмунда!
С этими словами он поцеловал любовно протянутую Кримхильдой руку. Она же проговорила голосом, который сладко отозвался в душе Аделарда, так же как и ее улыбка:
- От всего сердца благодарю тебя, любезный Аделард! Твое дружеское внимание очень скрашивает мне жизнь при дворе моего царственного супруга... - она прервалась, чувствуя, что сейчас едва не пожаловалась юноше на свою судьбу, а это было бы недостойно королевы.
Аделард отступил на несколько шагов, ликуя про себя, что владычица его сердца говорила с ним столь милостиво и улыбнулась ему. В этот миг все сомнения о своей судьбе полностью оставили его, и он ощущал лишь горячую радость быть полезным своей королеве. Кроме того, он радовался вдвойне - и за то, что смог сделать приятное своему другу.
Гизельхер, оказавшись один перед Кримхильдой, упал перед ней на одно колено и протянул футляр с письмом.
- Я счастлив, что могу передать в твои руки, государыня, письмо, что, надеюсь, тебя обрадует! - проговорил он, почтительно поцеловав ей руку, которую она на один миг задержала в его ладонях.
Кримхильда сломала печать на свитке и стала читать его про себя, временами хмурясь, но по большей части радуясь прочитанным вестям. Затем, когда письмо было прочитано, она горячо прижала его к сердцу.
- Дедушка пишет мне не только о государственно важных событиях при нибелунгском дворе, но также и обо всем, что было мне дорого на родине, - растроганно проговорила она. - Он сообщает, что мой брат Мундеррих делает большие успехи в воинских состязаниях среди мальчиков. А вот к наукам ему пока не хватает прилежания...
- Мальчишка остается мальчишкой, даже если он - наследный принц Нибелунгии, - улыбнулся Гизельхер. - Он еще успеет понять, что науки не менее важны и интересны.
- Этой осенью прошли состязания миннезингеров, - проговорила Кримхильда, показывая письмо. - Все, кто их слушал, сожалеют, что тебя не было в Нибелунгии.
Рыцарь Дикой Розы упрямо нахмурил брови, показывая, что все намеки излишни, он не отступится от нее по своей воле и не уедет.
- Для меня гораздо больше радости петь для тебя одной, государыня, чем для посторонних людей, зная, что ты меня не услышишь, - с глубоким чувством отозвался он. - И петь, и сражаться я хочу отныне лишь ради прославления твоего имени, государыня Кримхильда!
Она склонила голову, ничего не отвечая на его красноречивое признание. Лишь легкая краска на ее лице выдала смущение молодой королевы. Чтобы скрыть его, она снова взяла письмо деда, чтобы перечитать его.
- Замок Роз, летнюю королевскую резиденцию, собираются перестраивать, после того как осенью молния Донара попала в шпиль самой высокой башни! Представляешь, Гизельхер, перестроят замок, в котором мы с тобой гуляли, прятались в разных комнатах, слушали песни и старинные баллады! Я понимаю, что это необходимо, но мне жаль, что уголок счастливого прошлого, такой, каким он был, исчезнет навсегда...
- И мне тоже, - погрустнел Гизельхер. - Будет очень жаль, если там все станет не таким, как при тебе! Но я бережно сохраню в памяти все таким, как было! Помнишь ли ты, государыня, как мы играли в поиски сокровищ наверху главной башни, вместе с твоими кузенами и детьми придворных?..
- И как ты пел мне песни под окном, играя в миннезингера, - подхватила Кримхильда, воодушевляясь, мечтательно уносясь мыслями в былое. - И как мы носились верхом по лугам вокруг Замка Роз! И как ты качал меня на качелях... То время теперь вспоминается мне самым счастливым! Жаль, что все проходит, и даже место, где прошло наше детство, станет неузнаваемым!
Вздохнув, Гизельхер снова повторил:
- Зато время не властно над памятью и преданностью любящего сердца!
И они с Кримхильдой вновь вспоминали самые счастливые мгновения их беззаботного детства. Шутили, смеялись, вспоминая особенно забавные эпизоды, напоминали друг другу, что и как происходило. В эту минуту она не была для него королевой, а он - рыцарем другой страны. Просто двое близких друзей. И Аделард, наблюдая дружескую беседу Кримхильды и Рыцаря Дикой Розы, удивлялся про себя: что здесь могло показаться подозрительным, из-за чего королева Бересвинда преследовала свою невестку?
***
А вот родители Аделарда, лучше зная королеву-мать, не были так спокойны относительно будущего. Однако они собирались принять все меры, чтобы никто не пострадал.
Просмотрев все новые документы, Карломан кивнул в такт своим мыслям и обратился к супруге:
- С Аделардом я поговорю сам, постараюсь его убедить, чтобы он не подражал Рыцарю Дикой Розы и не устраивал впредь им с Кримхильдой рискованных свиданий. Ты же, моя мудрая Альпаида, постарайся "не замечать" многого, однако сумей уберечь молодую королеву от слишком рискованного поведения. И чтобы поменьше слухов из Малого Двора достигало ушей королевы-матери! Она непременно воспользуется ошибками своей невестки, если найдет, в чем ее уличить. Не мне тебя учить, милая, как надо действовать.
Альпаида кивнула, думая о том, как помочь молодой королеве, лишенной внимания мужа, оторванной от прежних знакомых и привычных развлечений, одинокой в чужой стране. Если бы король и его мать могли ее понять, как понимали они с Карломаном! Но пока приходилось оберегать Кримхильду от ее собственных поступков, что могли еще больше испортить ей жизнь. И графиня Кенабумская готова была стараться, тем более рьяно, что на кону стояла судьба ее младшего сына.
Они с Карломаном переглянулись и крепко сжали руки друг друга в знак понимания.
-
Как-то это вообще неправильно, что Кримхильде нельзя спокойно просто дружески пообщаться с давним другом, чтобы её не начали подозревать в измене. Ведь они даже не наедине разговаривают: кроме Аделарда, там ещё две дамы неподалёку. Вроде, не викторианские времена, а такие условности.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Как-то это вообще неправильно, что Кримхильде нельзя спокойно просто дружески пообщаться с давним другом, чтобы её не начали подозревать в измене. Ведь они даже не наедине разговаривают: кроме Аделарда, там ещё две дамы неподалёку. Вроде, не викторианские времена, а такие условности.
Если Бересвинда ее ненавидит, то для нее любой предлог избавиться от невестки будет достаточным. Собирается ли она беспристрастно проверять, чем там Кримхильда занимается со старым другом? Дамы с ее точки зрения будут выглядеть сообщницами, как и Аделард.
Веление сердец (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Рабочий день майордома Арвернии начался. Как всегда, на повестке дня стояли слишком важные вещи, чтобы Карломану и его сподвижникам можно было терять время.
Майордом сидел в своем кабинете, в кресле за столом. Вокруг него сидели в своих креслах его старший сын, сенешаль Ангерран, второй сенешаль, Варох Синезубый, и коннетабль, Дагоберт Старый Лис.
Дагоберт хмурился, удрученный мрачными мыслями. Его сын Хродеберг также должен был присутствовать на сегодняшнем совещании, как маршал запада, правая рука и вероятный будущий преемник коннетабля. Однако он опаздывал. Должно быть, липкие объятия Паучихи так сладки для него, что он совсем забыл о своей обязанности быть утром у майордома.
Карломан переглянулся с Дагобертом и без слов понял его: можно начинать, не ожидая Хродеберга. И майордом кивнул, предлагая собравшимся говорить.
Первым взял слово Варох. Он спешил сообщить то, что касалось Ужаса Кемперра, неуловимого оборотня-убийцы, что совершил множество преступлений, оставаясь безнаказанным, и никто не знал даже, кто он такой, и как его узнать.
— Поскольку Ужас Кемперра опять объявился, то к его розыскам присоединились наши сородичи. Их возглавил наш с тобой кузен Керетик, один из лучших охотников Арморики.
В словах Вароха о сородичах содержалась некая двусмысленность. Для них с Карломаном это слово означало оборотней-бисклавре, «говорящих волков». Для Дагоберта, который, как считалось, не знал о способностях своего племянника и зятя, «сородичи» были «детьми богини Дану». Но все-таки, охотники на Ужас Кемперра были оборотнями, бросившими вызов своему преступному собрату. Керетик, троюродный брат Карломана и Вароха, был внуком Ридведа, младшего брата Риваллона Сто Воронов и Ангарад Мудрой. Кузены надеялись, что он сможет, наконец, покончить с Ужасом Кемперра.
— Я рад этому! — отозвался Карломан. — Керетик по праву считается умелым охотником и бесстрашным воином. Уж если он не справится с Ужасом Кемперра, тогда я не знаю, кому он вообще по силам… — Карломан нахмурился, сосредоточенно размышляя.
Варох ответил, стараясь отогнать от кузена и друга мрачные мысли:
— Да поможет Кернунас, Носящий Оленьи Рога, нашему кузену Керетику одолеть Ужас Кемперра!
— Пусть будет так! — охотно подтвердил Карломан, отгоняя мысль, уж не придется ли ему самому взяться за врага, с которым другие не в силах справиться…
Закончив с этой темой, майордом выжидающе взглянул на сына.
— Жду от тебя доклада относительно Окситании!
Ангерран кивнул своему отцу и майордому, и произнес:
— В Окситании скончался при странным обстоятельствах уже второй вельможа, не признававший герцога Реймбаута законным правителем. Донесения наших разведчиков подтверждают: скорее всего, ему помогли умереть. Конечно, у нас пока нет определенных доказательств чьей-либо вины. Но, если рассуждать и следовать правилу «ищи, кому выгодно», то главным подозреваемым окажется герцог Реймбаут Окситанский.
Карломан нахмурился. Жаль было, что столь бесчестный человек — вассал Арвернии, родственник королевского дома.
— Надо продолжать следить за обстановкой в Окситании! Постараться собрать как можно больше доказательств преступлений герцога. Понимаю, сделать это будет непросто, ибо он осторожен. Но лишь так можно, наконец, призвать его к ответу!
Ангерран кивнул, соглашаясь с отцом. На том беседа об Окситании завершилась.
Тогда Карломан, поглядев на коннетабля, проговорил:
— Теперь прошу доложить, что происходит на границе с Междугорьем. Какие меры принимаются, чтобы отразить возможное нападение?
Дагоберт держался спокойно, как обычно. Но, хорошо его зная, Карломан понял по глазам, что коннетабль раздражен из-за того, что его сын, которого тоже напрямую касалось сегодняшнее совещание, так и не пришел. Верно, Хродеберга ожидал в ближайшее время основательный и вполне заслуженный выговор. Ну а пока что Дагоберт проговорил:
— Последние данные подтверждают, что военный союз Междугорья и Тюрингии собирает крупные военные силы. Не только королевские войска, но и все баронские дружины собрались под знамена своих государей. Такое войско нужно, только если они собираются дальше захватывать чужие земли, не довольствуясь уже занятыми. Помимо того, союзники желают привлечь на свою сторону и другие государства. Наша разведка доносит, что междугорцы ведут переговоры с Нибелунгией, желая видеть ее третьей в своем союзе. Другие близлежащие страны, что опасаются усиления крупного военного союза на их границах, ведут между собой переговоры. Но пока это не принесло больших результатов.
Карломан недоверчиво покачал головой.
— Не думаю, что надменный король Видукинд Междугорский, считающий, что его народ рожден побеждать, сочтет равным себе Торисмунда Нибелунгского, проигравшего войну арвернам! Это будет союз всадника с лошадью. Если Торисмунд умен, он и сам поймет… Однако сопредельные государства, что хотели бы сдержать пыл завоевателей, слишком разобщены между собой. Между ними накопилось множество противоречий, отголосков давних и не очень распрей, через которые трудно сразу переступить, даже когда угрожает общий враг. Ибо поодиночке не выстоять никому!
Таким образом, в голове майордома Арвернии уже складывался замысел военного и политического союза государств, что мог одолеть союз Междугорья и Тюрингии. При этом он думал о своих многочисленных хороших знакомых чуть ли не в каждой стране, которые могли теперь очень помочь.
И он обратился к своим собеседникам, поочередно глядя каждому в глаза:
— Ангерран, составишь для меня письма к правителям Нибелунгии, Адуатукии, Венетийской Лиги, Аллемании, Великой Моравии!
Старший сын майордома кивнул, понимая, о чем идет речь.
— Варох, а ты напиши письмо герцогу Гримоальду Шварцвальдскому, напомни о том, что его внучка Бертрада была обещана в жены принцу Хильперику. Намекни, что этот брак будет весьма выгоден для Шварцвальда... И не забудь любезно упомянуть, что принцесса может, чтобы не чувствовать себя в Арвернии одинокой, взять в свою свиту кого-нибудь их очаровательных юных родственниц, как прежде мы о том договаривались в случае брачного союза между нашими странами.
Варох усмехнулся, и его синие глаза ярко блеснули. Он помнил о почти забытом роде вейл, который они с Карломаном встретили несколько лет назад, когда были при дворе герцога Гримоальда. И присутствие кого-нибудь из них в Дурокортере было желательно по очень важным причинам, хоть и не военным.
— Ты же, Дагоберт, позаботься вместе со всеми четырьмя маршалами о том, чтобы войска были всегда готовы к битве, в особенности — на восточной границе, — обратился Карломан к своему дяде и тестю. — Каждый рыцарь, каждый военачальник должен понять, что нам предстоит совсем другая война, чем, скажем, с Нибелунгией. Ведь нам будет противостоять сильнейший военный союз! Отступать мы не имеем права, но и недооценивать противника не должны! Впрочем, не мне тебя учить, ты знаешь сам, что и кому говорить.
Дагоберт кивнул, молча обещая выполнить приказ.
— Теперь все свободны, друзья мои! — произнес майордом. — Можете идти!
Но, как только они поднялись из-за стола и направились к выходу, в кабинет вбежал запыхавшийся Хродеберг.
— Прошу прощения! — проговорил он. — Ее Величество королева Бересвинда срочно призвала меня.
Никто не проронил ни слова в ответ. Карломан продолжал просматривать важные документы, делая вид, будто не замечает шурина. Варох, направляясь к выходу, лишь нахмурился. Он предчувствовал, что Хродеберг своей связью с королевой-матерью навлечет на себя большое несчастье. Если и не сейчас, то в скором будущем. Ангерран, выходя из кабинета, покачал головой, сочувствуя дяде в глубине души. Мало того, что Хродеберга угораздило отдать сердце среди всех женщин именно Бересвинде Адуатукийской, он еще и рисковал навлечь гнев короля, не одобрявшего незаконную связь своей матери.
Дагоберт же задержался возле своего кресла и окинул сына пристальным, суровым взглядом, поджав губы в знак недовольства. Затем направился к выходу и, проходя мимо сына, сделал ему жест следовать за ним.
Хродеберг, также не проронив ни слова, покорно последовал за отцом, признавая, что тот вправе гневаться на него.
***
А Бересвинда Адуатукийская уже готовилась принимать меры против своей невестки. Как только, после ухода Хродеберга, фрейлины одели ее в неизменное траурное платье, недавняя томная нега прошла. Вновь появилась властная, решительная и безжалостная Паучиха. И первым делом она призвала к себе свою давнюю подругу, графиню Кродоар де Кампани, что шпионила для нее за молодой королевой.
- Ты навещала вместе с Матильдой наших внучек? Как они себя чувствуют? - Бересвинда напоминала графине об их родстве, когда хотела добиться от нее важных услуг.
Юные принцессы, дочери покойного короля Хлодеберта VII, сильно простудились несколько дней назад. Их-то царственная бабушка и называла общими внучками, хотя лишь младшая из них, Адельгейда, была дочерью Матильды, дочери графини де Кампани.
Благодарно кивнул, Кродоар ответила своей покровительнице:
- Девочки уже здоровы, благодарение Эйр! Горло не болит, и голоса у обеих обычные, хоть лекарь не разрешил им еще гулять на свежем воздухе... Но, к сожалению, из-за визита к ним мы с Матильдой не могли этим утром сопровождать Ее Величество королеву Кримхильду! Она же, пользуясь нашим отсутствием, сейчас совершает прогулку в оранжерее. Где, пока ее царственный супруг на охоте, она, вероятно, услаждается со своим поклонником, виконтом Гизельхером. Если ты, государыня, хочешь ее поймать, лучше всего прямо сейчас пойти туда.
Бересвинда выпрямилась, и глаза ее сверкнули, как у хищной птицы, завидевшей добычу и готовой камнем упасть на нее.
- Ты в этом уверена, Ода? Тогда пойдем, немедленно застанем их врасплох! Когда мой сын вернется с охоты, я предъявлю ему доказательства вины Кримхильды!
И обе почтенные дамы поспешили к оранжерее.
***
В то время, как королева Бересвинда стремилась погубить свою невестку, графиня Кенабумская думала о том, как спасти Кримхильду и других, кому угрожала опасность, в том числе своего младшего сына Аделарда. Сейчас Альпаида шла по коридору, ведущему в оранжерею, чтобы предупредить собравшихся там о большой опасности.
Она обрадовалась, увидев спешившую с другой стороны Матильду Окситанскую. Та выглядела встревоженной, но, увидев свою бывшую наставницу, улыбнулась ей, точно вдруг решила, что делать.
- Здравствуй! - проговорила Альпаида. Наедине она всегда обращалась к Матильде первой, потому что бывшая королева просила об этом сама, в знак глубокого уважения. - Как себя чувствуют принцесса Регелинда и принцесса Адельгейда?
- Здравствуй! - ответила Матильда, приблизившись. - Они выздоровели, к счастью! Я вместе с матушкой только что их навещала. Затем я свернула сюда, а матушка направилась к королеве-матери...
И герцогиня Окситанская, подойдя к мигом встревожившейся Альпаиде, прошептала, следуя своему долгу двойного агента: она, через свою мать, пользовалась доверием королевы Бересвинды, но одновременно выдавала ее замыслы Карломану и Альпаиде:
- Моя мать собирается сообщить королеве Бересвинде, что ее невестка сейчас гуляет в оранжерее, и не в одиночестве. И сейчас королева-мать постарается застать ее вместе с друзьями врасплох!
Альпаида нахмурилась. Собственно, в этом не было ничего неожиданного, но предупреждение Матильды означало, что надо приготовиться действовать прямо сейчас. И она благодарно кивнула молодой женщине:
- Спасибо тебе, Матильда, за то, что ты делаешь для нас и для королевы Кримхильды!
И обе дамы направились к оранжерее, размышляя про себя, как спасти молодую королеву от сетей Паучихи. Ведь так велел им Карломан, которого они обе любили!..
***
А тем временем, коннетабль Арвернии и его старший сын, маршал запада, стояли в Зале Советов перед огромным гобеленом, где цветными шелками был вышит подробный чертеж Арвернии и сопредельных стран. Они стояли перед ним, внимательно разглядывая, и оба видели перед собой возделанные пашни, луга, леса, села, города, близ которых вскоре могут разгореться сражения. Помчатся навстречу друг другу войска, схлестнутся в поединках рыцари в полном облачении, огонь и меч пройдут по земле...
Дагоберт показал сыну на обширные земли, занимавшие почти всю середину чертежа, что принадлежали ныне Междугорью и Тюрингии.
- Вдвоем они теперь составляют почти треть бывшей империи Карломана Великого, - печально произнес коннетабль. - А это, прежде всего, огромная военная сила! Сопредельные страны, хоть их и много - погляди, они как бы окружают этот союз, - разобщены. Если они будут пытаться выстоять поодиночке, окажутся поглощены одна за другой. Сохранить свободу они могут лишь в не менее крепком союзе, чем у наших противников. Но его еще предстоит создать. И Арверния обязана подать им пример, - и быть всегда готовой к бою!
- Отец, я понимаю это! - заверил Хродеберг. - Поверь, я сделаю все, что от меня потребуется, если наступит война. Мне не менее дорого благо Арвернии!
Старый Лис вновь окинул сына ехидным взором. И, сочтя, что довольно пояснил ему военную и политическую обстановку дел, решил, наконец, сделать выговор ему лично:
- Я рад, что ты понимаешь! Но ты сберег бы гораздо больше времени, если бы не опоздал на важное совещание. Если уж тебе надо ублажать королеву-мать по ночам, хотя бы не позволяй ей красть у тебя дневные часы!
На лице Хродеберга отразилось страдание.
- Отец, почему ты так не любишь королеву Бересвинду?! Хотя бы ради меня...
Дагоберту стало нестерпимо жаль сына. Однако он не должен был поддаваться этому чувству ради него же. Разговор предстоял трудный и напряженный для них обоих.
- Потому что я достаточно много знаю о "владычице твоих помыслов", как ты выражаешься! Сколько погибло вельмож, мешавших королеве Бересвинде или просто чем-то не угодивших ей? Помнишь Гудулу де Триньи, бывшую фаворитку твоего кузена Хлодеберта VI? Ее муж, граф Амори де Раун, невольный убийца короля, был оправдан судом. Все признали, что на турнире произошел несчастный случай. Однако спустя несколько лет граф погиб страшной смертью, и слухи не зря приписывают его убийство королеве Бересвинде. И это не единственное ее преступление.
Из груди Хродеберга вырвался глубокий вздох. Даже сознавая, что его отец во многом прав, он все же пытался защитить любимую женщину.
- Я знаю, что королеве Бересвинде приходилось устранять врагов Арвернии. Но и мы, военные, занимаемся тем же на поле боя. Но мы - рыцари, а она - женщина, которой приходилось много лет править огромным королевством от имени неопытных юношей и маленьких детей. Могла ли она иначе удержать власть?
Дагоберт покачал головой, пытаясь увещевать сына.
- Я знаю, что ты будешь упорно защищать ее! Трудно представить, какое из ее преступлений способно открыть тебе глаза. Вот теперь Бересвинда ищет повода погубить Кримхильду, не сделавшую никому ничего плохого...
Хродеберг смутился, вспоминая утренний разговор с Бересвиндой.
- Она действительно желает уличить ее в измене, которой, я верю, не было. И порой перегибает палку в отношении своей невестки. Я пытался и еще попытаюсь убедить Ее Величество, что она ошибается.
- Ошибается? Вот как это называется у тебя, - Дагоберт горько усмехнулся. - Но запомни, Хродеберг: Кримхильду мы ей погубить не дадим! Если король не защищает свою жену, у нее найдутся другие покровители. Хотя, по правде говоря, мне непонятно поведение короля! То ли дело его старший брат, Хлодеберт VII, да будут боги милостивы к нему в Вальхалле! Он защищал Матильду от нападок своей матери. Да и сама она тогда держалась иначе, чем с Кримхильдой. На долю супруги ее младшего сына приходится больше испытаний, чем для всех предыдущих невесток вместе взятых!
И Хродеберг, поразмыслив, вынужден был согласиться с отцом: трудно было разумно объяснить ненависть королевы-матери к невестке, как и бездействие короля в отношении той, с кем был связан священными узами у алтаря Фрейи.
-
На носу война с Междугорьем, по лесам Ужас Кемперра бегает, а у королевы-матери одни интриги на уме. И так она о стране заботится, что чуть не толкнёт Нибелунгию в объятья Междугорья. Надеюсь, на этот раз у неё ничего не выйдет.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
На носу война с Междугорьем, по лесам Ужас Кемперра бегает, а у королевы-матери одни интриги на уме. И так она о стране заботится, что чуть не толкнёт Нибелунгию в объятья Междугорья. Надеюсь, на этот раз у неё ничего не выйдет.
Такова уж Бересвинда, что поделаешь!
По основному произведению мы знаем, что ее действия против Кримхильды не приведут к роковым результатам. Пока что. Благодаря самопожертвованию Карломана.
Веление сердец (ОКОНЧАНИЕ)
Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
А в оранжерее, не подозревая о близящейся к ним опасности, Гизельхер, почтительно стоя на коленях перед Кримхильдой, нараспев читал ей стихи, прославляющие Прекрасную Даму. Хоть он и не взял сегодня своей лютни, но голос его был приятен и сам по себе, а красивое лицо молодого рыцаря и его яркий взгляд, исполненный горячей любви, заинтересовали бы многих других дам, кроме Кримхильды.
- Твои волосы изобильны, как священный сноп пшеницы, что стоит в храме на почетном месте. Твои глаза глубоки, как море: кто в них окунется, уже не вынырнет обратно. Румянец на твоих щеках - как первое дыхание утренней зари. Твои алые губы - как лепестки роз. А зубы подобны сияющему жемчугу, зернышко к зернышку. Твои руки округлы и изящны, и, к кому они прикоснутся, тот уже не захочет из них уйти. У тебя походка королевы или богини, ибо сама Фрейя пожелала, чтобы ее красота повторилась на земле в твоем обличье!
Кримхильда не испытывала к нему тех нежных чувств, что он хотел бы в ней пробудить. Но она с наслаждением слушала сладкие песни Гизельхера, ибо благодаря им мыслями возвращалась в счастливое прошлое, где была беззаботной принцессой. А не покинутой королевой, как сейчас.
Аделард, стоявший в нескольких шагах позади Гизельхера, кивал в такт его стихам, как бы подтверждая, что все это правда. Пусть королева Кримхильда сегодня улыбалась не ему, но для Аделарда было наградой уже то, что ее обыкновенно печальное лицо сегодня оживляла улыбка.
Ротруда, что теперь стояла рядом с королевой, держа футляр с письмом, тоже с наслаждением слушала до боли знакомые песни, переносясь в юность. Ведь и ее некогда так же прославляли нибелунгские рыцари, пока к ней не посватался чужеземец...
Лишь Ираида Моравская, стоявшая в отдалении, сдерживала тревогу. Она предчувствовала беду, ибо понимала, как сильно рискует юная королева, вот так принимая ухаживания своего поклонника. Ведь королева-мать, отчего-то с самого начала невзлюбившая свою невестку, только и ждала возможности опорочить ее перед королем!
***
В это время в оранжерею вошла Альпаида и, на шаг позади нее, Матильда. По пути обе дамы обсудили и решили, как им действовать, чтобы избежать распрей и вывести молодую королеву из-под удара.
Каждая из них готовилась сыграть роль. Матильде следовало быть надежным двойным агентом, а значит - выражать неприязнь Кримхильде, вместе с королевой Бересвиндой и своей матерью. Альпаида привыкла, как все считали, стоять над схваткой. Но в глубине души обе они желали добра молодой королеве. Ибо видели, какова ее свекровь, Бересвинда Паучиха, и знали, что лишь сильная невестка способна быть противовесом ее материнской власти. Знали и то, что без помощи тайных и явных союзников Кримхильде пока не одолеть свою коварную и властолюбивую свекровь.
Дамы приблизились к королеве. Она сделала знак, и Гизельхер прервал свою песню на полуслове и поднялся, став рядом с Аделардом.
Кримхильда встретила обеих дам, которые приветствовали ее почтительным поклоном. Она знала, что Матильда в сопровождении своей матери навещала юных принцесс, ибо все дамы из свиты королевы докладывали заранее о своих отлучках. Альпаида же, как супруга Почти Короля и урожденная принцесса крови, имела привилегию не докладывать о своих перемещениях. Однако она, чтобы избежать неразберихи, все равно предупреждала через служанок о своем отсутствии.
- Здравствуйте, милые родственницы! - учтиво поздоровалась королева. - Как здоровье юных принцесс?
Пока она это произносила, Альпаида выразительно переглянулась с сыном. И тот понял по выражению лица матери, что сгущаются тучи - и отнюдь не только над ним.
Между тем, герцогиня Окситанская ответила королеве, как было условлено между ней и Альпаидой:
- Они уже здоровы, благодарение богам! И просили меня передать, что очень желают видеть свою тетушку, королеву Кримхильду!
В первый миг молодая королева не догадалась, что от нее требуется. Трудно было ей, от природы прямодушной, разобраться во всех дурокортерских хитросплетениях.
- Я не готовилась навещать их сегодня! Да и принцессам, только что оправившимся от болезни, трудно будет беседовать со мной...
Матильда, готовая проклясть ее несговорчивость, настаивала на своем:
- Я очень тебя прошу, государыня: навести их прямо сейчас, когда у тебя есть время! - и, как подобало двойному агенту, постаралась побольнее уколоть Кримхильду: - Быть может, узнать детей получше будет полезно для той, чей основной долг - подарить наследника королю Арвернии?
Тем временем Альпаида пристально глядела на Иду Моравскую, как бы желая ей что-то сообщить без слов. И герцогиня Земли Всадников, понимая, что что-то идет не так, подошла к королеве. И вдруг проговорила, одобряя идею Матильды:
- Государыня, я думаю, что навестить сейчас принцесс будет добрым делом! Сегодняшнему совету герцогини Окситанской можно верить. Лучше всего не терять времени.
Кримхильда задумчиво повела плечами. Она привыкла доверять Иде, и поняла, что речь идет о важном деле.
- Что ж, тогда мы пойдем! - она повернула голову к Альпаиде: - Ты пойдешь с нами?
Графиня Кенабумская покачала головой.
- Извини, государыня, но у меня срочное дело к моему сыну и его другу.
Молодая королева любезно кивнула.
- Что ж, я благодарю вас всех за дружеское участие! До новой встречи! - улыбнувшись своим верным рыцарям, она последовала за Матильдой к выходу, в сопровождении Иды и Ротруды.
А улыбка ее навсегда осталась в сердцах Аделарда и Гизельхера, которые продолжали видеть ее перед собой, даже когда за Кримхильдой и сопровождавшими ее дамами закрылась дверь оранжереи.
***
Как только они удалились, с другой стороны в оранжерею вошла королева Бересвинда в сопровождении графини де Кампани и фрейлин. Не разглядывая красот цветущего сада она направилась по тропинке, искать свою невестку.
Аделард первым заметил издали зловещий силуэт королевы-матери. Графиня Кенабумская тревожно переглянулась с сыном, и он сделал знак Рыцарю Дикой Розы, коснувшись губ и горла, словно пел.
Гизельхер привык действовать мгновенно на рыцарских турнирах. И сейчас стал стремительно импровизировать, напевая песню для матери своего друга, той, что спасла королеву Кримхильду и их обоих. Он стоял возле каменного ограждения маленького водоема, а рядом с невозмутимым видом Альпаида, опиравшаяся на руку своего младшего сына, любовалась водяными лилиями, и слушала его песню:
- О, знающая госпожа, что могла бы посрамить в споре не одного мудреца! Ты и величавым обликом своим затмеваешь всех дам, что выглядят рядом с тобой простолюдинками, и мудростью среди смертных жен равна великой Фригг среди богов! Твой дух высок и чист, как Белые Горы, давшие тебе имя. Твои сыновья прославят в веках твою память, с гордостью произнося: "Я - сын своей матери!"
Альпаида слушала песню, и Аделард улыбался, радуясь, что его мать заслуженно восхваляют. Но, стоило приблизиться королеве-матери, улыбка сразу угасла, и юноше стало неуютно.
Бересвинда Адуатукийская, собиравшаяся застать свою невестку в объятиях нибелунгского рыцаря, издалека услышала звонкий голос певца. Но почему-то Рыцарь Дикой Розы пел совсем не то, что от него ожидалось... А, увидев в его обществе только Альпаиду с младшим сыном, Бересвинда была вынуждена остановиться, не дойдя нескольких шагов до них. Ей подумалось, что произошла какая-то подмена, подлог. Память возвращала ее в далекий день юности, когда она попала в нелепую ситуацию, и тоже из-за Альпаиды. "Погоди же! Со временем я и с тобой поквитаюсь!" - злобно пообещала она, ибо не любила ошибаться.
Графиня Кенабумская, сделав вид, будто только что заметила королеву-мать, подала Гизельхеру знак замолчать.
Бересвинда же, наконец, взяла себя в руки и принужденно улыбнулась Альпаиде.
- Доброго дня тебе, любезная графиня! Признаться, я не ожидала застать здесь тебя! Да еще обзаведшуюся молодым поклонником...
Графиня Кенабумская отвечала с нарочитым легкомыслием:
- Я просто прогуливалась здесь вместе с Аделардом и его другом. И мне захотелось узнать, вправду ли виконт Гизельхер поет так же хорошо, как сражается. Ты ведь знаешь, государыня, мне всегда хотелось все знать!
Бересвинда перевела взгляд с нее на Рыцаря Дикой Розы. Если бы взором можно было убить, молодой нибелунг упал бы замертво. Но Паучиха не была василиском, убивающим взглядом. И она метнула не менее уничтожающий взгляд на Оду де Кампани, которая сама была в не меньшем смятении: ведь она была уверена, что они застигнут королеву Кримхильду здесь, вместе с Гизельхером!
Королева-мать тихо проговорила:
- Я искала здесь мою невестку, королеву Кримхильду. Услышав, что она здесь, решила составить ей общество.
- Королеву Кримхильду? - графиня Кенабумская вскинула брови с деланым удивлением. - Мы встретили ее по пути в оранжерею. Она узнала от герцогини Окситанской, что принцессы выздоровели, и захотела их навестить. Так что, государыня, тебе будет нетрудно застать ее в покоях принцесс.
Бересвинда Адуатукийская кивнула, сдерживая гнев.
- Что ж, я так и сделаю! Желаю вам счастливо провести время! - и Бересвинда удалилась в сопровождении своей свиты, шелестя траурными юбками.
Альпаида, сохраняя самообладание, проводила взглядом королеву-мать. Сегодняшнее поведение Паучихи показывало, что обстановка при дворе накаляется. Неведомо почему, но она возненввидела невестку всерьез, и, потерпев сегодня неудачу, на этом не успокоится. Графиня Кенабумская решила немедля поговорить со своими отцом и братом. Ибо один лишь Хродеберг мог отвлечь Бересвинду Адуатукийскую от планов мести.
Убедившись, что королева-мать ушла достаточно далеко, Альпаида обернулась к обоим юношам. Проговорила с сочувствием и тревогой, знакомой лишь матери:
- Аделард, ступай в кабинет к отцу, он хотел поговорить с тобой.
Ее сын беспрекословно покинул оранжерею и направился в кабинет майордома.
Альпаида, обернувшись к нибелунгу, сказала:
- Благородный Гизельхер, лучше всего и тебе ныне вернуться к твоему отцу, графу Рехимунду, и хотя бы несколько дней прожить тихо, чтобы никто при Дурокортерском дворе тебя не видел!
Сознавая в глубине души правоту графини, Гизельхер склонился и поцеловал ей руку:
- Благодарю за все, что ты и твой мудрый супруг делаете для Ее Величества королевы Кримхильды!
- Лучше ты сам оберегай ее покой, а не навлекай на нее беды! - посоветовала Альпаида.
Молодой рыцарь глубоко вздохнул и, поклонившись, направился к выходу. На пороге он обернулся, и лицо его осветилось торжеством, словно он хотел сказать: "А все-таки, все было не зря, если мне удалось увидеть королеву Кримхильду!"
А графиня Кенабумская направилась в Зал Советов, к отцу и брату.
***
Аделард вошел в кабинет к отцу, который просматривал последние донесения. Неслышно присел на краешек кресла напротив него, ожидая, когда майордом Арвернии обратит на него внимание.
Карломан постарался поскорее завершить наиболее важные дела, и кивнул сыну.
- Рассказывай, с чем пришел!
Аделард вкратце поведал отцу обо всем, что только что произошло в оранжерее.
Карломан выслушал его без удивления. Затем произнес:
- Я надеюсь, сегодняшняя история послужит тебе уроком, сын! И ты, и виконт Гизельхер - горячие поклонники молодой королевы, но ваша преданность навлекает на нее опасность!
Юноша покраснел, как маков цвет.
- Но почему, отец?! Мы никому не делали зла! Наоборот, мы хотели лишь порадовать королеву Кримхильду.
Граф Кенабумский сочувственно улыбнулся порыву души своего пылкого сына.
- Королеве-матери все равно, вправду виновна ее невестка или нет. Она стремится опорочить ее перед королем. Вот почему мы с матерью надеемся, что ты не станешь подражать Рыцарю Дикой Розы. Королева Бересвинда будет рада расправиться с воздыхаталем Кримхильды, кем бы он ни был. Даже наше родство с королевским домом и влияние на государственные дела может тогда не помочь.
Аделард вздохнул и оперся ладонями об стол.
- Мне все чаще думается, что лишь в воинском братстве я смогу отвлечься от нее и быть полезным людям!
Карломан твердой рукой накрыл руку сына.
- Не спеши с выбором, пока не получишь более ясных знамений своей судьбы!
Юноша кивнул и склонил голову, понимая в глубине души, что опасения его родителей справедливы.
***
Альпаида, не теряя времени даром, прошла из оранжереи в Зал Советов. Там, как и ожидала, она застала своих отца и брата перед гобеленом-чертежом. Они обсуждали перепетии будущей войны.
- Необходимо увеличить численность войск на восточной границе, пополнить гарнизоны крепостей, стерегущих перевалы, будь то владения баронов или замки братства Циу, - воодушевленно проговорил Хродеберг. - Хотя, конечно, если с гор скатится лавиной все войско короля Видукинда, выстоять будет трудно! Нужно днем и ночью держать разведчиков на перевалах. Пусть зажигают сигнальные огни, завидев врага, а если днем, то подают дымовые сигналы.
Дагоберт Старый Лис кивал, по большей части одобряя мысли сына, ибо сам не единожды думал о том же. И чувствовал гордость за сына: все-таки, Хродеберг - достойный наследник! Если бы не королева Бересвинда...
- Я верю, сын: Карломан соберет свой союз, и мы встретим врагов сообща! А, если еще удастся убедить аллеманов и моравов потрепать немного наших союзников с тыла, как собаки хватают медведя за задние лапы, тогда, глядишь, междугорцы и тюрингенцы сбавят боевой задор...
И оба военачальника опять обратились к чертежу, прикидывая по нему возможное движение своих и вражеских войск.
В этот миг в зал вошла Альпаида. И отец, и брат обернулись к ней и поняли, что у нее серьезные вести.
Графиня Кенабумская рассказала им о столкновении с королевой Бересвиндой в оранжерее, и о том, что ее противостояние с молодой королевой, похоже, все усиливается. Она увидела, как опечалился брат. Дагоберт же с досадой хлопнул себя рукой по бедру.
- Эту женщину следовало назвать не Бересвиндой, а Ангрбодой - "Сулящей Горе", как великаншу из древних Эдд! - воскликнул он, не сдержавшись, ибо мало что вызывало такое раздражение у обычно невозмутимого коннетабля, как Бересвинда Адуатукийская.
Хродеберг укоризненно взглянул на отца, но даже он не смог найти, что сказать в защиту возлюбленной.
Тем не менее, Альпаида просительно взглянула на него:
- Хродеберг, лишь ты один на всем свете можешь хоть как-то повлиять на королеву Бересвинду, или, по крайней мере, отвлечь ее от замыслов мести! Любовь к тебе - лучшее, что есть в ее душе.
Хродеберг встрепенулся.
- Я буду рад отвлечь королеву Бересвинду от пагубной ненависти к ее невестке, - он со смущением поглядел на отца.
Но Дагоберт кивнул, соглашаясь.
- Иди к ней, сын! Ты поможешь не только королеве Кримхильде, но и способствуешь делу мира в королевской семье, а значит - и в Арвернии.
Хродеберг облегченно вздохнул. Ведь он равно любил своих родных и невенчаную жену, и его утешало, что не придется выбирать между ними.
***
Вечером того же дня, когда Дурокортерский замок готовился отойти ко сну, Хродеберг пришел к Бересвинде, получив от нее принесенное фрейлиной письмо. Королева-мать была в своих покоях одна, отпустив свиту, но не раздевалась ко сну. Она была в такой ярости, что не смогла бы сейчас заснуть. Из головы не выходило, что ей не удалось добраться сегодня до своей невестки, показать всем, и своему царственному сыну, какова та на самом деле.
При дворе Кримхильду именовали Нибелунгской Валькирией, а Бересвинда видела в ней только глупую девчонку, куклу с белокурыми волосами и пустыми голубыми глазками. Некогда ее ныне покойный муж, а теперь и сын не могли устоять перед хлопаньем таких вот глаз! И она считала своим долгом оберегать близких мужчин от таких женщин.
И вот - не получилось! Что хуже всего - королева-мать знала, что в ближайшие дни король не послушает никаких наветов на жену. Он вернулся с охоты с богатой добычей, причем самолично поднял на рогатину огромного кабана. Значит, будет сейчас благодушен, и не захочет слышать ничего о вине Кримхильды...
Хродеберг вошел тихо и, пройдя по черно-белым плиткам, приблизился к невенчаной жене. Она, увидев его отражение в зеркале, обернулась, и они поцеловались, как молодая, нетерпеливая пара любовников.
- У тебя усталый вид, - проговорил маршал затем. Наедине они не соблюдали формальностей.
И, хоть Бересвинда выглядела скорее печальной и злобной, чем просто усталой, но она почувствовала, как напряжение этого дня потихоньку отступает, и даже ненависть к Кримхильде понемногу тает в объятиях мужчины, которому всегда была нужна только она одна. Королева-мать повернулась спиной, позволяя Хродебергу распустить шнуровку на платье. Она любила, когда он занимался этим сам, и его руки ласкали ее. И сейчас, когда черное платье с шорохом сползло на пол, Хродеберг, разминая ей плечи, проговорил:
- Не тревожься сейчас ни о каких врагах, моя королева! У тебя нет врагов при Дурокортерском дворе. Все свято чтут твою волю, и прежде всего - твои родные. У Арвернии есть враги, против которых придется выступить с оружием в руках. Чтобы победить их, нужен мир внутри королевства, и прежде всего - в самой королевской семье. Но война начнется еще не завтра. И сейчас, когда мы с тобой вместе, и зимняя ночь так долга, я не хочу думать ни о чем!
- И я... Иди ко мне, мой доблестный маршал! - позвала Бересвинда, приглашая Хродеберга в расстеленную кровать. В такие минуты, как эта, она была счастлива, потому что любила и сама была любима. Замыслы мести Кримхильде не стерлись из памяти, но они могли подождать...
Полог королевской кровати задернулся, скрывая их.
***
А вот Карломан Кенабумский в это время, хоть и перешел из кабинета в свои личные покои, еще не собирался ложиться спать. Пока что он, сидя за столом, беседовал о государственных делах со своим старшим сыном Ангерраном. Тот принес отцу черновики писем, что составил за день по его просьбе для правителей сопредельных стран. Сам Ангерран сидел напротив отца, скрывая волнение, а чуть поодаль устроилась в кресле Альпаида, любуясь ими обоими. Она уже рассказала мужу и сыну о столкновении с королевой-матерью, искавшей свою невестку, а Карломан поведал им с Ангерраном о разговоре с Аделардом.
- Ну что ж, - одобрил Карломан, прочтя последнее из писем, - ты хорошо разъяснил, чем угрожает каждой стране наступление вражеского союза, и в чем преимущество наших совместных усилий! Распорядись, чтобы лучшие писцы завтра переписали эти грамоты набело, и я подпишу их.
Ангерран улыбнулся похвале, не такой уж частой, ибо Карломан ждал от своего первенца многого, и требовал много.
- Разумеется, это лишь начало долгой дипломатической подготовки, - продолжал майордом. - Но начало хорошее. Эти письма - краеугольный камень будущего военного союза. И тебе тоже придется ему поспособствовать. В будущем. А сейчас ступай отдыхать, Ангерран!
- И вам также спокойной ночи, отец, матушка! - улыбнулся Ангерран, собираясь выйти.
Между тем, Альпаида с гордостью глядела на самых родных мужчин. Она понимала, что Карломан скоро будет совершенно поглощен подготовкой к войне и созданием союза государств. Следить за распрей двух королев ему станет некогда.
И она окликнула Ангеррана:
- Погоди, сын мой! Я прошу тебя: приглядывай за нашим Аделардом, чтобы он не наделал глупостей, подобных сегодняшним или еще худших.
Ангерран, выслушав просьбу матери, охотно склонил голову.
- Я сделаю все, что ты прикажешь, матушка! А позаботиться о младшем брате, чтобы с ним ничего не случилось - это и моя прямая обязанность!
Он вышел, закрыв дверь. Карломан в это время просматривал еще какие-то документы. Наконец, он поднял голову и с благодарностью обратился к супруге.
- Я разговаривал с Аделардом сразу после случая в оранжерее, и он обещал мне быть осторожнее. Но все равно, я рад, что и Ангерран будет теперь присматривать за ним. Спасибо тебе за просьбу! - проговорил он, поднимаясь из-за стола.
Было уже за полночь, когда Карломан и Альпаида ушли, наконец, в свою супружескую спальню. Там они, как обычно, помогали друг другу раздеваться - больше, конечно, он ей, ибо наряд знатной дамы куда сложнее мужского. Но, вместо шуток и поцелуев, как в юности, они обменивались размышлениями о повестке дня и о том, как уберечь Кримхильду от гнева Паучихи.
- Я надеюсь, в ближайшее время у королевы-матери не будет повода, чтобы "уличить" свою невестку, - предположила Альпаида. - Виконт Гизельхер получил хороший урок, и, надеюсь, хоть на какое-то время будет держаться подальше от Кримхильды. А затем, если удастся твой замысел, на повестку дня станет скорая свадьба принца Хильперика с принцессой Бертрадой Шварцвальдской. И королева-мать займется устройством свадебных торжеств, ей некогда станет следить за невесткой, - вышло не очень убедительно, ибо Альпаида не могла поручиться, что Бересвинда поведет себя именно так. И она вздохнула: - Увы, кажется, люди нарочно стремятся усложнить жизнь себе и всем вокруг!
- Я думаю, все дело в том, куда влечет сердце каждого из участников этой жизненной драмы, - произнес Карломан. - Сердца короля и его супруги влечет друг к другу и одновременно отталкивает. Сердца нашего сына и Рыцаря Дикой Розы влечет к Кримхильде, и им пока трудно их обуздывать. Сердце королевы-матери требует мести, но любовь Хродеберга порой смягчает его. Он же давным-давно отдал свое сердце ей. То же велание сердца побуждает одних государей к завоеваниям, а других - к защите своих владений. А ты, родная моя...
- А мое сердце всегда с тобой! - засмеялась Альпаида и обвила мужа за шею и за плечи, вместе с ним укладываясь в постель.
Военный союз государств, направленный для совместной защиты, задуманный Карломаном Кенабумским, и потому получивший его имя, начал постепенно осуществляться. Но, занятый его подготовкой, майордом не мог проследить за обстановкой в королевской семье. И вот, спустя полгода наущения королевы-матери и бешеная ревность молодого короля едва не разрушат все его старания. И тогда Карломану придется встать под меч разъяренного короля, ради спасения его чести и мира между государствами. Ибо его сердце велело рискнуть жизнью, чтобы благополучны были другие.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 19
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 20
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 21
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
Жаркий День (Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик) 22
Веление Сердец (Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард) 23
Три Встречи (Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ) 24
-
С одной стороны, складывается впечатление, что Бересвинда ненавидит Кримхильду за светлые волосы и голубые глаза, но, с другой, у принцессы Бертрады тоже и волосы светлые, и глаза голубые, а Бересвинда с ней нормально общается. Или это пока, а потом то же самое начнётся?
Но хорошо, что, хотя бы сейчас, Паучиху опередили, хоть она и злится. И, кстати, если бы Бересвинда думала о сыне, а не о доказательстве своей правоты, то не злилась бы, а, наоборот, успокоилась, раз невестка не с поклонниками время проводит, а вполне благонравно отправилась повидать детей.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
С одной стороны, складывается впечатление, что Бересвинда ненавидит Кримхильду за светлые волосы и голубые глаза, но, с другой, у принцессы Бертрады тоже и волосы светлые, и глаза голубые, а Бересвинда с ней нормально общается. Или это пока, а потом то же самое начнётся?
Но хорошо, что, хотя бы сейчас, Паучиху опередили, хоть она и злится. И, кстати, если бы Бересвинда думала о сыне, а не о доказательстве своей правоты, то не злилась бы, а, наоборот, успокоилась, раз невестка не с поклонниками время проводит, а вполне благонравно отправилась повидать детей.
Кримхильда ассоциируется у Бересвинды с Гудулой де Триньи, имевшей схожий типаж внешности. Что касается Бертрады - пока что Бересвинда поднимает ее как противовес Кримхильде. Знаменитое правило "Разделяй и властвуй". Каково ее реальное отношение, мы не знаем. Очень может быть, что впоследствии и ей достанется. Кроме того, возможно, в Бертраде она не видит конкурентку, поскольку та не соперничает с ней за внимание близкого мужчины. Хильперик ей все-таки не сын, а племянник. Хотя она его вырастила наравне со своими детьми, так что за этот аргумент не поручусь.
Ага, это сегодня не с поклонниками. А в другие дни как можно поручиться за нее? Наоборот, у Бересвинды только усилилось желание уличить ее, неудачи только разжигают ее пыл.
Три встречи (НАЧАЛО)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Ранней весной 814 года от рождения Карломана Великого, ради создания прочного военного союза, было необходимо послать в длительную поездку за границу лучшего дипломата Арвернии - Теодеберта Миротворца. Однако, чтобы он со своей супругой, Гвиневерой, королевой Арморики, мог уехать надолго, необходимо было получить дозволение его престарелого отца, принца Сигиберта Древнего. Между тем, почтенный старец, которому уже исполнилось девяносто четыре года, боялся отпустить старшего сына, поскольку неизбежно думал о том, что может умереть в его отсутствие, даже не успев проститься. Итак, чтобы Теодеберт мог исполнить свое поручение, арвернским вельможам самим приходилось проявлять чудеса дипломатии.
Сейчас Сигиберт Древний находился в своих покоях в замке Чаор-на-Ри. Вдоль стен стояли стеллажи и книжные полки, так что его покои были заодно и небольшой библиотекой. Старец сидел в удобном кресле, рядом стояла его трость с янтарным наконечником. Перед ним на невысоком столике лежала доска для фидхелла, с расставленными на ней фигурами.
Позади кресла престарелого наместника Арморики стоял его младший сын, Хлодомер Одноглазый, а рядом - камердинер Арман, который готов был выполнить любой приказ господина. Напротив сидящего Сигиберта стоял Дагоберт, нынешний коннетабль Арвернии. Он был напряжен, ибо очень многое зависело от того, удастся ли сейчас переупрямить старца. Позади него стоял сам Теодеберт Миротворец, не менее напряженный и несколько смущенный, что именно из-за него столько забот.
И Дагоберт, и Теодеберт сознавали всю важность угрозы завоевателей с востока. И готовы были применить все свои способности, один - военные, второй - дипломатические. Но для этого необходимо было еще преодолеть внезапно возникшее препятствие в лице упорства Сигиберта.
Вот уже несколько седьмиц, как Дагоберт пребывал в Чаор-на-Ри, по прямому приказанию майордома, Карломана Кенабумского. Он прилагал все усилия и всю свою лисью хитрость, чтобы Сигиберт благословил своего сына и его жену в поездку государственной важности.
Наконец, его дядя и бывший наставник сделал Дагоберту знак, чтобы тот садился в кресло напротив него. Коннетабль послушно присел. При этом его взгляд упал на игральную доску, и он подумал, что следующим приказом Сигиберта будет сыграть с ним в фидхелл. Ну что ж, Дагоберт был готов и на это, лишь бы удалось сломить сопротивление старца. Сам нынешний коннетабль предпочитал играть в шахматы, как и его ныне покойные царственные братья. Однако неплохо знал и фидхелл, любимую игру "детей богини Дану", благодаря Карломану. А тот выучился фидхеллу у своего деда, Риваллона Сто Воронов, который играл не хуже Сигиберта.
Дагоберт не ошибся. Старец подвинул к нему доску с фигурами и произнес:
- Давай сыграем с тобой на единственном поле битвы, что ныне еще доступно мне, - в голосе бывшего грозного полководца прозвучало скрытое сожаление. - Тебе предоставляю белые фигуры - короля и вождей кланов, вместе с первым ходом. Мои же фигуры, черные, будут врагами, пытающимися окружить их.
Нынешний коннетабль почтительно склонил голову перед бывшим.
- Благодарю тебя, дядюшка Сигиберт! Для меня будет большой честью сыграть с тобой.
Он сделал первый ход на доске, и одновременно приступил к уговорам упрямого старца. Начать он решил издалека.
- Как ты себя чувствуешь, дядюшка? Благодарение богам, вид у тебя, вроде бы, неплохой...
- Да, в последнее время приступов не было, - подтвердил Сигиберт. И вдруг бросил на Дагоберта взгляд выцветших, старческих, но все еще пронзительных глаз. - Ты думаешь, я не пойму, к чему это ты печешься о моем здоровье? Хочешь во что бы то ни стало выманить у меня моего сына! Твои лисьи хитрости передо мной бесполезны! Ты еще молод, чтобы меня перехитрить!
Дагоберт чуть не уронил фигуру, которой собирался сделать очередной ход. Почтительно ответил раздраженному старцу:
- Не упрекай зазря, дядя Сигиберт! Я совершенно искренне осведомился о твоем здоровье, и мне, как и всем родным, приятно видеть, что ты хорошо чувствуешь себя! Хотя, не стану скрывать, мне подумалось, что здоровье вполне позволит тебе отпустить на два-три месяца Теодеберта в очень важную государственную поездку! Быть может, тебе даже пойдет на пользу, если придется больше заботиться о себе ради ожидания.
В ответ Сигиберт вдруг мрачно, даже свирепо сделал следующий ход, проломил одной из черных фигур оборону белых и взял одного из их вождей. И только затем покачал седой, в прозелень, головой.
- Нет, Дагоберт, не проси! Если Теодеберт уедет, страх за него сокрушит мне сердце, и я умру, не дождавшись его.
Да, так престарелый наместник отвечал и остальным, что пытались переубедить его. С этой стороны бесполезно было заходить. Дагоберт сделал ход на доске, пытаясь залатать брешь в своей обороне. Надо было действовать с другой стороны.
- Что ж, дядюшка, дело твое, разумеется! Я, конечно, могу и уехать, ничего не добившись. Да вот междугорцы и союзные им тюрингенцы продолжат накапливать силы на наших границах! Опасаюсь, что они-то не захотят убраться вон по одному нашему слову. Для этого придется объединить силы с сопредельными державами. Переговоры Карломан начал уже давно. Но многие вопросы можно решить только при личной встрече. К примеру, относительно свадьбы принца Хильперика с Бертрадой Шварцвальдской, что состоится этим летом. Или Нибелунгия. Трудно сделать недавнего врага союзником! Хоть внучка Торисмунда нынче королева Арвернии, мы до сих пор не знаем, кого он поддержит в случае войны - нас или междугорцев. Чтобы убедить его стать на сторону Арвернии, нужен самый искусный и красноречивый из наших дипломатов. Только Теодеберту Миротворцу под силу добиться успеха!
Сыновья Сигиберта переглянулись, выражая тревогу. Они понимали, что на кону действительно стоит судьба государства, и опасались, что будет, если их отец откажется отпустить Теодеберта. Однако ни он сам, ни Хлодомер не вмешивались в разговор. Сигиберт Древний должен был принять решение сам.
Он же поглядел на сына с тяжким, мучительным сомнением. И надолго замолк, хотя продолжал следить за игрой, и успешно атаковал с разных сторон черными фигурами, сражаясь с Дагобертом по всем правилам военной науки. В то же самое время старец продолжал размышлять, и усердно боролся с собой, пытаясь преодолеть нежелание отпускать сына. В глубине души он, как только мог отец, гордился дипломатической славой своего первенца, что один лишь способен был убедить чужеземных правителей поддержать Арвернию. О, это много значило, кому же это понимать, как не бывшему коннетаблю! Что ж, Теодеберт настолько терпелив и вежлив, и так красиво и складно говорит, а его жена Гвиневера и по сей день обладает настолько неистребимым обаянием, что самый несговорчивый собеседник охотно выслушает их! И о том, насколько важен прочный военный союз, Сигиберт тоже был осведомлен. В свое время ему доводилось сражаться и с междугорцами, и он признавал их воинскую выучку, а также несокрушимую самоуверенность их рыцарства. Да и Карломан сообщал в письмах о важности готовящегося военного союза. Да, все это Сигиберт Древний сознавал не хуже других государственных деятелей! Но одновременно с тем глубокая старость создавала в его сознании преграды, которых его по-прежнему ясный рассудок никак не мог преодолеть.
Сигиберту упорно казалось, что, если его старший сын уедет на несколько месяцев, сам он непременно умрет за это время, не успев с ним проститься. Именно это последнее обстоятельство больше всего тревожило мужественного старца - умереть в разлуке со старшим сыном, не порадовавшись в последний миг его заботе, не благословив его на прощание, не сказав напоследок таких слов, что тот, кому они предназначены, сохранит их в памяти навсегда, и они, по крайней мере, скрасят ему горечь разлуки! Сердце его жестоко кровоточило при мысли, что он может не успеть перед смертью проститься со старшим сыном.
К таким горьким и нелегким мыслям, как итогу клонившейся к закату жизни, Сигиберт пришел пять лет назад. Тогда его возлюбленная супруга Дарерка, с которой прожили всю жизнь рука к руке, заснув вечером, утром не проснулась, заледенела у него под боком. Конечно, по годам прожито было немало, и смерть ей досталась спокойная и легкая, каждый бы пожелал. Однако Сигиберту было нестерпимо больно, что Дарерка ушла от него, не простившись, и он не был готов к ее смерти, не заверил еще раз, что любит ее и будет ждать, не получил в утешение ее прощального взгляда, улыбки, чтобы легче было жить дальше.
Казалось бы, он, старый воин, давным-давно потерял счет смертям вокруг себя. Повидал смерть в самом разном виде, оплакивал родных и близких, пережил множество своих родичей, в том числе и тех, что были гораздо моложе него. Но одно дело - знать, что человек смертен, а другое - когда смерть выхватывает его внезапно, крадет последнее дыхание, замыкает уста и стекленит глаза, и ты не успеваешь даже проститься с самыми близкими!
Именно так, уйти, не простившись, боялся и сам Сигиберт. Вот почему он никому не отпускал от себя сыновей. Даже доводы рассудка и долг перед Арвернией уступали место этому необоримому страху, с которым он не в силах был совладать.
И сейчас, думая о том, что никому не мог поведать, престарелый наместник Арморики не забывал следить за обстановкой на доске для фидхелла. Его черные фигуры со всех сторон упорно теснили белые, которыми играл Дагоберт. Как бы тот ни старался выкрутиться, Сигиберт разгадывал одну хитрость за другой. Под напором его фигур, белые скатывались с доски одна за других, лишились своих вождей, их ряды катастрофически редели, и вскоре Дагоберту уже нечем стало играть.
Наконец, окружив своими фигурами верховного короля белых, Сигиберт довольно усмехнулся бледными губами.
- Ты проиграл, племянник! Тебе еще есть чему поучиться! А Теодеберта я не отпущу, не проси! И он, и Хлодомер останутся при мне, пока я жив!
Он жестом сделал гостю знак, что разговор окончен.
Дагоберт мрачно кивнул и поднялся из-за стола. Он понял, что решение Сигиберта окончательно, и он не передумает. Увы, но сам он проиграл беседу, как и игру.
Обернувшись, он встретился взглядом с Теодебертом, стоявшим позади. Тот, сам давно седобородый старец, опустил голову, словно чувствовал себя виноватым, что из-за него столько проблем.
- Ты знаешь сам, кузен: я был бы рад поехать, чтобы исполнить поручение Карломана, ибо оно чрезвычайно важно! Но я не могу нарушить волю батюшки, чтобы не повредить ему.
В этот миг вдруг послышалось громкое карканье. И в покои наместника вошел его старый друг Риваллон, за которым летел на высоте его головы один из его любимцев, черных воронов.
Риваллон держался оживленно, словно бы даже помолодел. Глаза у него блестели, а на устах играла загадочная улыбка.
Он переглянулся с Теодебертом и Дагобертом. Последний внутренне усмехнулся. Пришло время применить последнее средство, чтобы переупрямить несговорчивого Сигиберта.
- Друзья мои, у меня для вас прекрасное известие, которое порадует и нас, и всех жителей Чаор-на-Ри! - многозначительно проговорил Риваллон.
- Проклятые междугорцы отказались от своих военных замыслов, и у меня больше никто не отбирает сына? - сварливо проговорил Сигиберт, мрачный от того, что эта надежда, конечно, не оправдается.
- Меч Нуады нашли в реке Одер? - тут же предположил Теодеберт, недаром проживший столько лет среди "детей богини Дану".
- А может, боги спустились на землю? - тут же предположил Хлодомер еще более невероятное.
Риваллон улыбнулся им всем, как бы говоря: "Смейтесь сколько угодно, но вы обрадуетесь, как и я, узнав правду!"
- Ворон принес важную весть, - он сделал паузу, и торжественно проговорил, глядя прямо на Сигиберта: - Мой внук, танист Карломан, уже завтра утром приезжает в Чаор-на-Ри с визитом! Среди множества забот майордома Арвернии, он нашел время повидаться с родными!
На губах Сигиберта Древнего появилась улыбка, и он обвел исхудавшей старческой рукой солнечный круг над головой.
- Карломан всегда был почтителен к нам, старшим родичам! - растроганно проговорил он. - Я очень рад, что хотя бы еще раз смогу повидаться с ним!
- Конечно, повидаешься, батюшка! И, да помогут боги, еще не раз! - заверил отца Хлодомер Одноглазый.
- И Гвиневера обрадуется: она давно не видела сына, - произнес Теодеберт, вновь украдкой переглядываясь с Дагобертом и Риваллоном. Он сразу понял, ради какой цели, в первую очередь, предпринял эту поездку майордом Арвернии.
В этот миг ворон Риваллона, с шумом взмыв под потолок, уселся на верхнюю из книжных полок, и, сложив крылья, торжественно изрек:
- Кар-р-рломан пр-р-риезжает!
Эта выходка обученной птицы несколько разрядила обстановку, и даже Сигиберт засмеялся, а его сыновья веселились открыто. Риваллон, тоже посмеиваясь, погрозил пальцем своей птице, и произнес:
- Ворон всегда говорит правду! Карломан скоро будет здесь, и нас всех ждет счастливая встреча!
-
Из основного сюжета мы знаем, что Карломан его уговорит, но что бы было, если бы не? Теодеберт бы никуда не поехал? Или поехал бы без разрешения? В принципе, у Арвернии, наверняка, есть и другие дипломаты, просто, классом пониже. В крайнем случае, мог бы и сам Карломан поехать - он на все руки мастер.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Из основного сюжета мы знаем, что Карломан его уговорит, но что бы было, если бы не? Теодеберт бы никуда не поехал? Или поехал бы без разрешения? В принципе, у Арвернии, наверняка, есть и другие дипломаты, просто, классом пониже. В крайнем случае, мог бы и сам Карломан поехать - он на все руки мастер.
Послали бы кого-то другого, а уж там получилось бы, как получилось. Варох, скажем, мог бы справиться. Но Теодеберт все-таки лучший из дипломатов, потому Карломан и приложил усилия, чтобы поехал он.
А самому ему надолго покидать Арвернию теперь нельзя. В Дурокортере от него зависит слишком много.
Три встречи (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
На следующее утро весь Чаор-на-Ри торжественно встречал наследника престола - таниста Карломана. Королева Гвиневера приветствовала сына, как если бы он уже был королем Арморики. Она вместе с Теодебертом, в сопровождении пышной свиты встретила сына на крыльце своего замка, едва сдерживаясь, чтобы не выбежать ему навстречу. По всему города дома украсили зелеными ветвями тиса в знак приветствия. Сам Карломан въехал в Чаор-на-Ри на колеснице, и сам правил тройкой золотисто-рыжих коней. За ним следовали те, с кем он приехал, и встречавшие их толпы горожан, так что по улицам Чаор-на-Ри растянулось настоящее шествие.
Вместе с Карломаном приехали и еще некоторые из тех, кого долго ждали в Арморике. То были его кузены, Жартилин и Варох, желавшие повидать свои семьи, а также Магнахар. Он также хотел увидеть своих отца и деда. Кроме того, маршал востока надеялся убедить деда, Сигиберта Древнего, отпустить его отца Теодеберта в поездку. Поскольку Карломан собрался сегодня же встретиться кое с кем еще, Магнахар думал совершить попытку.
Спешившись, Карломан радостно отыскивал взглядом родичей и знакомых, встречавших его вместе с матерью. Он не нашел только самых старших членов семьи - Сигиберта и Риваллона. Но, если бы с ними что-то случилось, матушка предупредила бы. Верно, они остались в замке. В их годы уже трудно участвовать в торжественных встречах. Что ж, с ними он увидится немного позже! А сейчас...
Оставив колесницу и коней на попечение слуг, Карломан стремительно взбежал по ступеням, навстречу матери и Теодеберту. Поклонился им, выражая почтение, и мать возложила руки на его голову, благословляя и одновременно лаская.
- Добро пожаловать домой, мой дорогой сын! - проговорила она с глубоким чувством. - Завтра мы устроим большой прием в твою честь! А сегодня ты повидаешься со всеми родными и принесешь жертвы родным богам!
- Я непременно это сделаю, матушка! - ответил Карломан и, поцеловав матери обе руки, поклонился Теодеберту, своему второму отцу.
- Здравствуй! Я рад тебя видеть, и очень надеюсь, что скоро ты сможешь взяться за важное дело! - пообещал своему отчиму майордом Арвернии.
- И я рад видеть тебя, - улыбнулся Теодеберт, но в следующий миг его внимание отвлек родной сын, Магнахар, принявшийся с горячим увлечением рассказывать отцу о приготовлениях к близящейся войне. И таким образом, они все вместе стали подниматься в замок. На каждой ступени крыльца Карломан учтиво приветствовал всех родных и армориканских вельмож, и даже служителей, которых хорошо знал. Карломан шел об руку с матерью, улыбаясь и слегка щуря свои яркие зеленые глаза. Он был рад вернуться домой.
На верхней ступени крыльца приблизились, приветствуя Карломана, и жрецы-друиды, очень важные на вид. В пышных одеяниях, вышитых древними символами, они вышли навстречу танисту, и верховный друид Кинврайт осенил Карломана солнечным кругом.
- Приветствую тебя на праотеческой земле, доблестный танист Карломан! - пророкотал он. - Да коснется она тебя, и да очистит от всего наносного, приумножит силы, изначально присущие потомку Матери Богов! Принеси жертвы на алтаре в священной дубраве - ты и прибывшие с тобой, чтобы наши боги, а также Хранители и души предков могли вновь оказывать вам покровительство!
- Сегодня же вечером мы принесем богатые дары и обновим наше единство со священной землей Арморики! - заверил Карломан с самым благочестивым видом.
Внутренне, однако, ему не понравились эти намеки на исключительность "детей богини Дану", словно другие народы были нечистыми в сравнении с ними. Хотя Карломан и его родичи, едва пересекли границу, оделись по обычаю Арморики, друиды все равно глядели на них, как будто они осквернились долгим пребыванием среди арвернов. А, когда Карломан заметил такие же взгляды и у некоторых вельмож из свиты королевы, он окончательно насторожился. Известно было, что друиды больше всех ненавидели власть Арвернии, и в былые времена не раз поднимали мятежи, вдохновляя отряды яростных фениев. До Карломана уже доходили слухи, что некоторые жрецы разжигают мятеж против арвернов, и что часть народа, прожившего три поколения спокойно, ищет применения своим силам и упивается мечтами о будущих победах.
И он уловил искоса брошенный напряженный взгляд одного из друидов, окружавших Кинврайта. Его звали Майлгун, и он, по иронии судьбы, был наставником мальчика Брана, которого сам Карломан отдал в ученики друидам. Мальчик, чьих родителей убил Ужас Кемперра, следовал за своим наставником. Увидев Карломана, он кивнул и радостно улыбнулся, приветствуя его, как позволяет только чистая совесть. Карломан подмигнул ему в ответ.
Но в Майлгуне он явно ощущал недобрые намерения, которые тот всячески старался скрыть от таниста, бывшего одновременно и майордомом Арвернии. Теперь Карломан уже не сомневался в мятежных помыслах друида. И стал думать, как уберечь Брана от влияния его наставника. Все-таки, Карломан чувствовал ответственность за судьбу мальчика, которого сам отдал на воспитание друидам, и не хотел, чтобы его втянули в мятеж. Кроме того, Бран обладал настоящей связью с Высшими Силами, умел видеть и слышать незримое, как подобало истинному друиду. Он способен был в будущем очистить и возродить армориканское жречество, занимавшееся все больше политикой. Нужно было непременно поговорить с мальчиком, причем втайне от его наставника.
Наконец, Карломан решил, что найдет для этого подходящий момент на сегодняшнем жертвоприношении в священной дубраве. У него были для этого целых три причины. Первая - выяснить, точно ли друид Майлгун мятежник, и кто из знати и простого люда прислушивается к нему. Вторая - поговорить с Браном, дабы тот, когда придет время, сделал правильный выбор. И наконец - именно в священной дубраве он условился этой ночью встретиться с оборотнями: Номиноэ, Ридведом и Керетиком.
Приняв решение, Карломан расслабился. Он это умел - выглядеть невозмутимым, и даже неподдельно радоваться, как сейчас продолжая улавливать тайные помыслы окружающих. И он, рука об руку с матерью, в сопровождении родных и своей свиты, прошел дальше в замок, чтобы приветствовать всех, ради кого приехал в Чаор-на-Ри.
В тот же день, немного позже, Карломан приехал в священную дубраву. Следовало очиститься, по совету Верховного Друида, а уж потом браться за дела. Таниста сопровождали его дядя Морветен со своим сыном Жартилином, и Варох Синезубый. Для святилища в Чаор-на-Ри Карломан привез богатые дары. Главным из них была отлитая из чистого серебра статуя Матери Богов, стоявшая с чашей в руках, ростом с десятилетнюю девочку. Ее окружали фигуры других богов из лунного металла, ростом в локоть. Все, кто видел, были восхищены красотой серебряной богини, которой было придано намеренное сходство с королевой Гвиневерой. Также Карломан подарил святилищу драгоценные камни и золото, и скот - породистых коней и коров, и две сотни тонкорунных овец, что будут частью принесены в жертву, большинство же отправятся пастись на принадлежащих храмам пастбищах, еще более увеличивая их живое богатство.
Возле алтаря собралась, по случаю торжественного служения, вся коллегия друидов, пребывавшая в Чаор-на-Ри. Вместе с Кинврайтом возле алтаря находился и Майлгун. Позади посвященных друидов стояли мальчики и юноши в черных мантиях - их ученики, которым пока полагалось глядеть, учиться, запоминать и выполнять приказы старших.
Сам Карломан стоял на почетном месте перед алтарем, в сопровождении своей свиты. Его приветствовали жители Чаор-на-Ри. Святилище было сегодня полно людей. Здесь собрались и вельможи, встречавшие Карломана, и воины, и простые горожане. Оборотни же, с которыми он собирался встретиться, пока таились в тени священных дубов, не выходя к людям.
Негромко беседуя с Варохом и Морветером, танист на самом деле порой задерживал взгляд на некоторых из собравшихся "детей богини Дану", что держались особенно гордо, словно знали что-то, неведомое другим. И он насторожился, догадываясь, что видит перед собой будущих мятежников. Также он наблюдал за Браном и улыбался ему, когда их взгляды пересекались.
Карломан заметил, что некоторые из заподозренных им людей пристально следят за друидами, словно ожидая от них неких откровений.
И он не ошибся. Как только на алтаре закололи быка в честь приезда наследника престола, Майлгун, взяв из рук Брана чашу с вином, молоком и медом, подставил ее под струю хлынувшей крови. Когда чаша наполнилась, он выпил получившуюся смесь и стал пророчествовать
- Трудная борьба ждет нас впереди, храбрые "дети богини Дану"! Впереди слышен лязг мечей и хлопанье крыльев воронов Морриган. Завеса мрака, подсвеченная огнем, порой готова окончательно сомкнуться над Арморикой. Но мужество победит все! Придет пора, когда меч Нуады будет обретен, и Арморика станет свободной!
Карломан стоял, скрестив руки на груди, и не подавал вида, как сильно его задели мятежные намеки друида. Больше сомневаться не приходилось. Он лишь поразился, как далеко все зашло! Уже давно жрецы не пили при жертвоприношениях кровь животных, что усиливала способности к ясновидению и разжигала воинственный пыл. Но вот, Майлгун вспомнил старый обычай, а Верховный Друид ему позволил. Правда, мятежнику пока хватало ума говорить намеками, не указывая, когда это должно произойти, но лишь до тех пор, пока ему не удастся собрать достаточно союзников. Карломан видел по лицам собравшихся, что многие охотно прислушиваются к откровениям друида-отступника. Он замечал, кто из придворных его матери готов поддержать мятеж, и сочувственно вздохнул: трудно же придется королеве Гвиневере!
На алтаре горело сердце жертвенного быка вместе с душистыми травами. Люди перешептывались между собой. Пророчество друида произвело большое впечатление и на тех, кто готов был поддержать мятеж, и на колеблющихся.
После основной службы, Варох незаметно отошел от Карломана и направился к оборотням, стоявшим в отдалении. Они тепло приветствовали друг друга, ибо были все родичами и одной стаей.
- Приветствую вас всех! - тепло проговорил Варох. - Карломан подойдет немного позже. У него здесь еще одно дело.
- Я хотел с ним посоветоваться о том, как призвать, наконец, к ответу Ужас Кемперра, - проговорил Керетик. - Мне удалось найти в лесу его следы. По ним я разыщу его, хоть это будет опасное деяние!
Варох прижал палец к губам, советуя подождать.
Между тем, когда бисклавре встретились, торжественное жертвоприношение закончилось. Люди стали расходиться с разнообразными впечатлениями. И Карломан вместе с Морветеном и Жартилином подошел к мальчику Брану, который следовал за своим наставником Майлгуном. Теперь танисту еще важнее было вырвать мальчика из-под его влияния.
Как было условлено со спутниками, Карломан завел с друидом беседу.
- Почтенный Майлгун, - проговорил он. - Мы все крайне восхищены твоим искусством прорицания, явленным сегодня!
- В самом деле, - подхватил Морветен. - И меня чрезвычайно волнует, что говорят предзнаменования друидов о погоде в этом году. Не погубит ли засуха урожай?
Друид улыбнулся, гордясь, что даже брат королевы просит у него совета.
- Знамения при гадании, а также расположение звезд указывают, что лето будет жарким. Но дожди спасут нивы и виноградники угодных богам "детей богини Дану"! Мы усердно творим возлияния молоком, медом и вином на алтарь Тараниса Тучегонителя, дабы Он доил над Арморикой стада небесных коров, и их молоко дождем орошало землю!
Убедившись, что Майлгун сосредоточил внимание на Морветене и Жартилине, Карломан незаметно скользнул в сторону. Уходя дальше, он услышал, как друид спросил у его кузена, на которого обратил особое внимание:
- Если я не ошибаюсь, господин маршал, под твоим началом состоят много "детей богини Дану", прошедших рыцарскую выучку?
От намеков, высказываемых весь день друидом-отступником, у Карломана вся кровь закипала в жилах. Тот явно к чему-то готовился, вероятно, с дозволения Верховного Друида и жреческой коллегии. Теперь ему еще хотелось втянуть Жартилина с его полками в свой мятеж!
И танист Арморики как бы невзначай, словно прогуливался, удалился вглубь опустевшей священной дубравы, поманив за собой Брана. Тот, освободившись от обязанностей служки при священнодействии, радостно последовал за танистом которому был обязан тем, что из никому не нужного мальчика-сироты сделался учеником друида.
Углубившись с ним в тень дубов-великанов, Карломан думал о мальчике, вприпрыжку бежавшем за ним. Его имя - Бран, означало "ворон", но пока еще он был похож на только что вылетевшего из гнезда птенца, которому долго придется учиться вороньей мудрости. И Карломан хотел поделиться с ним своими мыслями, оставить для него знаки, как крошки хлеба, чтобы мальчик окреп мыслью и сделал правильный выбор, когда придет время.
Они, не сговариваясь, остановились в тени большого дуба. В это время дубрава была еще оголена, но зато землю устилал ковер опавших листьев, почти не сгнивший за зиму, шуршащий под ногами. Сквозь толстые ветви дубов вечернее солнце проливало ясный свет. Здесь всегда, в любое время, было тихо и спокойно. Карломан выбрал это место, следуя лесной науке, а Брана друиды учили прислушиваться к тайным голосам деревьев, и те привели его сюда.
Мальчик порывисто повернулся к Карломану и произнес:
- Благодарю тебя, благородный танист, за то, что привез меня сюда! Я и не знал, что учиться тайнам друидов так интересно! Наставник Майлгун говорит, что у меня большой дар!
Скрывая тревогу за мальчика, Карломан спросил:
- Высказывал ли твой наставник при тебе мятежные мысли, как сегодня? Учил ли ненавидеть арвернов?
Мальчик побледнел. Ему и самому приходило в голову, что наставник произносит все более ярые речи вместе с теми людьми, что приходили к нему под покровом ночи. Однако он привык чтить наставника, и не мог сказать о нем никому, даже танисту Карломану.
И он произнес, весь напрягшись, даже закусив губу:
- Н-нет! Меня никто такому не учил! Я не хочу ни с кем воевать!
Карломан улыбнулся, радуясь, что не ошибся в мальчике. В число его талантов входила и способность различать добро и зло - а это значит не меньше, чем магия или власть!
- Тогда - гляди своими глазами, маленький Вороненок, и мысли своим умом! Помни, что надо всеми людьми, даже самыми сильными, царят закон и правда!
Это было так не похоже на то, чему учил его Майлгун и другие друиды, что Бран растерянно заморгал.
- Как же я буду сам принимать решения? Разве я не должен полагаться на опыт старших? Разве не друиды мудрее всех в Арморике? Что мой ум против них?
Карломан положил одну ладонь на грудь Брана, другую - на его лоб.
- Друиды, конечно, многое знают, они копили знания тысячелетиями! А мудрость... Давай сделаем так: ты слушай, что тебе говорят, и одновременно прислушивайся к себе, и думай: согласуются ли их речи с законом и правдой, что послали нам боги? Если они подходят друг к другу, как пальцы на одной руке, и ты примешь сердцем чужую мысль, как свою - верь смело. Если же другие ее зовут мудрой, мудрейшей даже, а внутри у тебя холод, и ты чувствуешь, что боги отвергли бы эту мысль, - доверяй своему сердцу, а не чужим словам. Даже если все будут убеждены! Часто себя мнят праведниками как раз слепые фанатики. И порой, чтобы сделать правильный выбор, необходимо от кого-то отступиться, "предать" того, кто затеял злое дело. Так же, как ты - между слепой мудростью друидов и спасением своего народа, выбирал некогда и король Гродлан Вещий - тот самый, что некогда признал себя вассалом Карломана Великого. Ты слышал о нем? Тогда друиды тоже стремились управлять королем и страной, требовали передать им священный меч Нуады, а многие вожди и воины готовы были сражаться до последнего человека, до гибели всего нашего народа. Но король Гродлан сделал самый трудный выбор на свете. Он покорился завоевателям, отдал им меч, за который множество людей готовы были убивать и умирать, - и "дети богини Дану" были приняты, как союзники арвернов, а не рабы. Его выбор оправдали века!
Мальчик часто-часто заморгал глазами. Видимо, пытался осмыслить то, что знал о Гродлане Вещем, в соответствии со своей собственной жизнью.
- Но, благородный танист!.. Гродлан - он же был король и вещий бисклавре! Он был... Взрослый он был! Мог полагаться на себя! А я еще ничего не знаю!..
Карломан дружески, как равному, положил руку ему на плечо.
- Иногда приходится делать трудный выбор еще до того, как повзрослеешь! Мне довелось многое осмыслить и обуздать себя, когда я был немногим старше, чем ты сейчас.
- Тебе, о, танист? - удивленно воскликнул Бран.
- Да, мне! - подтвердил Карломан. - Когда я приеду в следующий раз, расскажу себе о самом трудном в жизни выборе, что довелось сделать в отроческую пору.
Он и вправду решил рассказать Брану, когда тот подрастет, о том, как переживал гибель вейл и истребление других ши. Тогда он хотел превратиться в волка и растерзать Ги Верденнского, виновника стольких смертей. Спасибо Вароху, матушке и Номиноэ, что помешали ему! Варох, узнав, что он замыслил, рискуя навсегда лишиться дружбы кузена, выдал его опасную тайну королеве и своему деду. Матушка сумела переубедить Карломана, разделив его боль от печальных вестей, и объяснила, что танист Арморики не имеет права действовать столь опрометчиво. А Номиноэ серьезно поговорил с ним и разъяснил, что оборотни, если они в своем уме - Хранители, а не убийцы и не палачи. И Карломан отказался от мести, хоть и нехотя...
Когда-нибудь он обо всем расскажет Брану. Но еще не сейчас. И он хлопнул мальчика по плечу.
- Пойдем, Бран! Думай и принимай решения сам! А сейчас поспеши, не то твой наставник хватится тебя.
Когда они вернулись к алтарю, вокруг никого не было. Священная дубрава опустела. На западной стороне неба догорал закат. Друиды последними возвращались в свои дома. Бран присоединился к гурьбе учеников, следовавшей позади старших. А Карломан, чуть помедлив, скрылся в лесу, где ждали его оборотни...
Спустя несколько месяцев юному Брану, ученику друида, придется сделать решительный выбор, когда он узнает о преступных замыслах своего наставника. И тогда он сумеет, чтя законы богов и людей, выбрать правильно, вспомнив разговор с танистом Карломаном. Таким образом, Бран спасет ему жизнь, а заодно - и всю Арморику от междоусобной войны. Семя, брошенное графом Кенабумским юному "Вороненку", не пропадет даром, но прорастет всходами мудрости и живой совести в будущем.
-
Вот, значит, как звали друида-отступника. В основном тексте его по имени не называли, я думала, он так и останется безымянным. Майлгун, значит. Какое говорящее имя. Мне, вот, интересно, когда он кровь пил, это было пророчество, наглая ложь или буйное воображение, которое он сам спутал с пророческим видением? Ничего невозможного Майлгун, конечно не сказал, но не верится мне, что такому человеку боги будут какие-то пророчества посылать. А, с другой стороны, кто знает?
Превратиться в волка и загрызть Ги Верденнского? Понятное желание, но уже начавшегося Священного Похода это бы не остановило, скорее, наоборот.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Вот, значит, как звали друида-отступника. В основном тексте его по имени не называли, я думала, он так и останется безымянным. Майлгун, значит. Какое говорящее имя. Мне, вот, интересно, когда он кровь пил, это было пророчество, наглая ложь или буйное воображение, которое он сам спутал с пророческим видением? Ничего невозможного Майлгун, конечно не сказал, но не верится мне, что такому человеку боги будут какие-то пророчества посылать. А, с другой стороны, кто знает?
Превратиться в волка и загрызть Ги Верденнского? Понятное желание, но уже начавшегося Священного Похода это бы не остановило, скорее, наоборот.
В основном тексте друид-отступник и был безымянным, а вот здесь получил имя - Майлгун. Имя, конечно, звучит говоряще, однако дано в честь исторического лица, древнего кельтского короля.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Майлгун_ап_Кадваллон
А пророчество, вероятно, относилось к будущему времени, когда будет обретен меч Нуады. А Майлгун его подгоняет под сегодняшний день. Определенными способностями он обладал, а кровь жертвенных животных их усиливает.
Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.
Три встречи (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
В ожидании Карломана, в священной дубраве беседовали четверо оборотней. В сгущавшемся полумраке поблескивали их ясные глаза. Двое оборотней-старцев, умудренных жизнью, и двое зрелых мужей, приходившимся им внуками. То были Номиноэ Вещий и Варох Синезубый, Ридвед Лесной и его внук Керетик Охотник.
Варох первым обратился к своему деду, кивнув в сторону поляны, где стоял алтарь.
- Я вижу, наши друиды уже открыто призывают народ к мятежу? И многие среди "детей богини Дану", знатные и простолюдины, прислушиваются к ним.
Номиноэ глубоко вздохнул. Пророчество, высказанное Майлгуном у алтаря, беспокоило и его, хоть вещий оборотень понимал лучше всех, что время его исполнения еще не пришло.
- Да, при дворе Арморики нынче неспокойно! - подтвердил он. - Можно бы похвалить "детей богини Дану", в которых за долгие века подчнения Арвернии не иссякло стремление к свободе! Однако этим пользуются друиды, что всегда рады разжечь в народе мятежный пыл, чтобы, как в древности, вести народ за собой. Но те, кто верен королеве Гвиневере и Арвернии, втайне следят за мятежниками и не позволяют им распоясаться. Хотя Кинврайт в звании Верховного Друида больше занимается политикой, чем стремится выполнять волю богов, но Морветен и я при необходимости даем ему достойный отпор.
Варох кивнул деду в знак благодарности.
- И Карломан, и я надеемся на вашу помощь! Не допустите разгореться в Арморике пламени мятежа! Свободолюбие "детей богини Дану" достойно уважения, но сейчас для него совсем неподходящее время! С востока грозит могучий военный союз, и сейчас следует всем объединить силы, а не разобщаться. Ради этого Карломан и приехал в Арморику. Сейчас "дети богини Дану" обязаны действовать, как подобает верным вассалам, ибо отсидеться в стороне не получится. Хватит с нас и Окситании, герцог которой исполнен вероломства! В войне, что приближается, Арверния и Арморика должны быть едины - и никак иначе! Не допустите восстания!
Номиноэ чувствовал гордость за своего внука, что мыслил, как подобало государственному мужу.
- Мы никогда этого не допустим! Королева Гвиневера и мы все, ее советники, бдительно следим за теми, кто произносит мятежные речи. Мы не допустим восстания и не потеряем время, погасим факел, пока он не разгорелся в бурный пожар. До тех пор же, пока они ограничиваются речами, их не за что наказывать! В Арморике не полагается карать за слова, каковы бы те ни были.
- Это правда, - кивнул Варох. - Вот в Арвернии изменнические речи приравниваются к настоящей измене. Того, кто пожелает зла королю, могут казнить, как за настоящее покушение на его жизнь... По мне, это не самый разумный обычай, и приведет лишь к тому, что подлинные заговорщики не станут кричать о своих замыслах открыто, как наши друиды...
Он примолк на мгновение, затем нахмурился, и бросил в сердцах:
- Если уж друидам не живется спокойно, лучше бы они призвали Морриган на голову Ужаса Кемперра!
При упоминании этого прозвища, которое неведомо кто носил, все присутствующие оборотни помрачнели, их глаза зажглись гневом и скорбью. Ибо вот уже несколько лет, как этот неуловимый выродок-убийца стал одной из повесток для обсуждения Королевского Совета. Но, к сожалению, все, что изобретали для победы над ним, оказывалось до сих пор безрезультатно.
И Варох добавил, чтобы его родичи лучше представляли себе, как здешние события сказываются за пределами Арморики:
- Хоть арвернская столица и далеко от Арморики, но даже там матери пугают непослушных детей Ужасом Кемперра! А мужчины-арверны, слыша о все новых кровавых убийствах, совершенных им, все чаще вспоминают времена Хильдеберта Разрушителя и его пса, Ги Верденнского, времена кровавого дождя для всех ши! Они готовы пожалеть о том, за кого в недобрый час отдала жизнь блаженной памяти королева Игрэйна, и размышляют, что он, быть может, был прав! По одному оборотню-чудовищу дети Миля судят о нас всех, и готовы всех ненавидеть!
При имени Ги Верденнского челюсти оборотней яростно клацнули, как у настоящих волков, и глаза их неистово вспыхнули в сгущающемся полумраке.
Номиноэ, старейший из бисклавре, потупившись, вздохнул:
- Мне так и не удалось найти нашего врага! Даже вода священного источника не показывает его лицо. Видно, он во всем не похож на других бисклавре. Я могу лишь помочь советом бисклавре-охотникам, что стремятся обезвредить Ужас Кемперра.
При этих словах оживился Керетик, лучший охотник среди бисклавре. Ему было сорок шесть лет, и по его облику была гораздо заметнее волчья порода, чем по его родичам. Крепко сложенный, коренастый, с суровыми чертами лица и густой бородой, он носил простой кожаный охотничий костюм. На обнаженных до локтя руках обильно росли густые волосы такого же русо-песочного цвета, как и на его голове. Никто посторонний не мог бы предположить по его облику, что он принадлежит к одному из знатнейших семейств Арморики, в родстве с королевским домом. Но Керетика не волновало, что о нем думают. Как и его дед Ридвед, он больше следовал природе и не любил городов. Еще в молодости Ридвед выстроил в глубокой чаще большой деревянный замок, где и жил по сей день с постепенно увеличивающейся семьей. Его дети, взрослея, вступали в браки, большей частью, с местными оборотнями, повзрослевшие внуки следовали их примеру, - так что в лесном замке обитала теперь сильная и многочисленная стая. Они жили просто, в человеческом обличье ведя свой быт, однако прекрасно знали лес и его тайны. Зато их совсем не интересовала политика и вообще чужая жизнь. Сегодня Ридвед и Керетик пришли в Чаор-на-Ри лишь ради встречи с Карломаном.
И вот, Керетик решительно встряхнул головой:
- Я не зря с зимы выслеживал Ужас Кемперра вместе с двумя лучшими охотниками-бисклавре! Мы разнюхали его след, и готовы, по одному слову моего родича и господина, коронованного бисклавре, хоть этой же ночью пойти по следу выродка и взять кровь за кровь!
Вароха обнадежила решительность кузена, хоть он и встревожился, переглянувшись со старым Ридведом. Ибо слишком опасным противником для любого оборотня был Ужас Кемперра! И все же, он понимал, как и все собравшиеся бисклавре, что его необходимо убить.
Между тем, Ридвед, не говоря ни слова, смотрел то на внука, то на Номиноэ, словно прося у него совета. Ибо понимал, что Керетик рискует жизнью, пускаясь на охоту за Ужасом Кемперра.
Но вещий оборотень проговорил спокойно, не отговаривая своего родича и бывшего ученика, но стараясь немного охладить его пыл.
- Спеши медленно, Керетик! Ведь Карломан, наш господин и родич, приехал в том числе и затем, чтобы обсудить будущую охоту на выродка!
И, как только Номиноэ произнес имя Карломана, он сам показался из-за деревьев. Он улыбнулся, радостно протягивая руки своим родичам. Те приветствовали его гораздо свободнее, чем могли бы люди на их месте, и одновременно - так, что любой, увидевший их, мгновенно понял бы, что эти ясноглазые мужчины - одно целое, команда, стая, и что Карломан очень много значит для тех, кто встречал его.
- Счастье, что ты вернулся домой! - проговорил Номиноэ, приветствуя своего бывшего ученика. - Хоть и привело тебя, как всегда, предвестие несчастья! Редко в последнее время ты навещаешь нас!.. Ну-ну, я же не осуждаю: у тебя государственные заботы!
Майордом Арвернии кивнул, зная без лишних пояснений, что здесь его поймут, здесь все свои.
- Повод, конечно, не самый веселый, и все-таки, я рад, что могу увидеть свою семью, дом, вас всех!
Поздоровавшись со всеми по очереди, Карломан положил руку на плечо Керетику. Что-то тревожило его в облике кузена, как будто он стоял за полосой тумана, и его силуэт становился расплывчатым, нечетким.
Однако сам он был исполнен решимости:
- Если только я смогу одержать победу, клянусь тебе, Карломан, я очень скоро возьму с него кровь за кровь!
Карломан постарался отогнать от себя неясные предчувствия.
- Казнить выродка, которого не зря прозвали Ужасом Кемперра, необходимо! И чем раньше, тем лучше. Сейчас, когда угроза с востока все ощутимее, вдвойне необходимо, чтобы внутри страны было тихо. Любая война неизбежно тяжким гнетом ложится на плечи населения. Я помню, как несладко пришлось жителям Арвернии и Арморики несколько лет назад, во время войны с Нибелунгией. Много мужчин ушли на войну и погибли или не могли больше работать из-за ран. На оставшиеся семьи легло бремя повышенных налогов. По нашим землям скитались оборванные беглецы из Окситании. А потом еще появилась оспа и погубила много людей. Неудивительно, что с тех пор в Арморике появились недовольные! И тут еще люди не могли даже в лес пойти безбоязненно, ибо там орудовал Ужас Кемперра. Но та война, что предстоит ныне, с союзом Междугорья и Тюрингии, будет гораздо тяжелее, ибо противник очень силен, и одолеть его будет трудно даже при поддержке других государств. В этих условиях Ужас Кемперра непременно должен быть убит! Этим мы успокоим народ, устранив хоть одну угрозу.
В ответ Керетик пожал прямыми широкими плечами.
- Смело располагай мной! Выродок умело скрывает следы, но я разнюхал их, и знаю, где искать.
Прежде молчавший Ридвед посоветовал внуку:
- Скрывай и ты свои следы вместе со своими помощниками, чтобы выродок не нашел вас первым! Слушай птиц: они замолкают там, где таится выродок!
- Благодарю за советы, дедушка! - произнес Керетик.
К этому времени закат уже совсем догорел, и в священной дубраве стемнело. Но оборотни хорошо видели и в темноте, и их глаза ярко блестели.
Появились блуждающие огоньки и стали носиться над их головами, в знак того, что это место, священно, и что ши покровительствуют собравшимся.
Карломан украдкой поглядел на Керетика сквозь щелку между пальцами, но то, что встревожило его, не пропало. Он переглянулся с Номиноэ, и, скрывая тревогу, обратился к кузену:
- Керетик, когда ты поймешь, что близок к логову Ужаса Кемперра, или найдешь его свежие следы, или даже его самого, посылай одного из своих охотников за подкреплением! Не выходи против него в одиночку!
Керетик нахмурил косматые брови. Просьба Карломана пришлась ему не по душе.
- Я предпочел бы справиться с ним сам, не подвергая опасности других!
Ридвед неожиданно поддержал внука, хоть и по другим причинам.
- До тех пор, пока придет помощь, выродок может и сбежать! Ведь неизвестно, в какой глухой чащобе его обнаружат.
- У вас будет его свежий след, разыщете снова, - парировал Карломан.
Варох поддержал кузена и ближайшего друга.
- Вспомните, сколько раз Ужас Кемперра устраивал засады на тех, кто пытался сразиться с ним в одиночку! И арвернские рыцари, и "дети богини Дану", и местные жители попадали в расставленные им ловушки, полагаясь только на себя.
Спор грозил разгореться. Но тут Номиноэ взял слово, и все четверо оборотней повернулись к старейшему из своего народа.
- Керетик, лучше будь осторожен! Если ты в решающий миг не пошлешь за подмогой, прольется жаркая кровь!
Ридвед, услышав пророчество, побледнел и оперся на руку внука.
- Теперь и я прошу тебя, Керетик: прислушайся к их советам! Они правы! Я и так не сплю ночей, предчувствуя, что тебя ждет недоброе от встречи с Ужасом Кемперра!
Под напором старших родичей и кузенов Керетик вынужден был уступить. Он проворчал, склонив голову:
- Так и быть, я обещаю вызвать подкрепление!
Карломан чувствовал себя неловко из-за того, что пришлось надавить на Керетика. Для бисклавре просьба, совет и приказ вожака - самого уважаемого в стае, - одно и то же, и обязательно к выполнению. Да и сам Карломан не любил употреблять власть там, где вправе был рассчитывать, что его волю исполнят добровольно, тем более - со своими близкими. Лишь тревога за жизнь кузена вынудила его приказывать, как простому подчиненному. Оставалось надеяться, что знамение относительно судьбы Керетика - предупреждение, а не прямое указание, и можно еще избежать худшего, если кузен поостережется и вызовет подкрепление. Потому что, если и Керетик не одолеет Ужас Кемперра, тогда, как предчувствовал Карломан, ему придется самому выйти против оборотня-выродка...
Желая загладить невольную вину перед кузеном и его дедом, он предложил им:
- Прошу тебя, почтенный Ридвед, и тебя, кузен Керетик, почтить завтрашний прием своим присутствием! Вы окажете этим большую честь мне, танисту Арморики! Я соскучился по всем родным, и по вам обоим в том числе. Вы же всегда успеете вернуться в свой лес!
Керетик хотел было возразить, но тут и его дед поддержал Карломана:
- Да и я хотел бы остаться на завтрашний прием! Повидаться со своей царственной племянницей Гвиневерой, со своей сестрой Ангарад и братом Риваллоном. В наши годы каждая новая встреча - драгоценность!
Керетик вздохнул.
- Так и быть, остаемся! Хоть я предпочел бы не тянуть долго с поисками выродка.
Карломан дружески хлопнул кузена по плечу и обратился к своим близким:
- Пойдемте домой!
И они направились через священную дубраву, в сопровождении блуждающих огней, безмолвно беседуя между собой и глядя вперед светкающими в темноте глазами.
Торжество, состоявшееся на следующий день, стало последним радостным днем в жизни Ридведа. Да и то, после он с горечью вспоминал этот праздник. Ибо Керетик, что веселился больше других вместе с Карломаном и Варохом, спустя месяц погиб жуткой смертью в поединке с Ужасом Кемперра. Предчувствие Карломана оказалось не напрасным. Керетик выследил в лесу оборотня-выродка, но, в охотничьем азарте, не позвал никого на подмогу, понадеявшись, что в пророчестве Номиноэ говорилось о том, что прольется кровь самого выродка. И Ужас Кемперра напал на него сзади, и одолел после долгого сражения, хоть и сам получил тяжелые раны. В ярости выродок не только отгрыз голову убитому Керетику, но и водрузил ее на верхушку сосны, как страшный опознавательный знак всем, кто посмеет вторгнуться в его лес. В тот же день дождь смыл все следы выродка, так что никто не понял, куда тот ушел зализывать раны. Да если бы и поняли, что толку? Ведь раненый оборотень, принявший человеческий облик, был подобран близ лесной дороги бродячими артистами, которые, не подозревая ни о чем, увидели только человека, искусанного диким зверем. И он уехал с ними вместе, прочь от Арморики.
Именно гибель Керетика заставила Карломана принять окончательное решение. Которое, впрочем, он скрывал ото всех - даже от матери, жены с сыновьями и Вароха. Хоть тот догадывался кое о чем, как и Дагоберт, и в разговоре с ним они оба избегали упоминать Ужас Кемперра, опасаясь, что Карломан сочтет своим долгом сразиться с ним. Но он и так убедился, что это его противник. И стал готовиться, чтобы уладить сперва все важные семейные и политические дела, так, чтобы они не очень пострадали в случае его смерти.
Вот почему впоследствии, оказавшись на грани гибели и попав в некий загадочный лабиринт, Карломан не удивился, встретив там свою бабушку, королеву Игрэйну. Ведь она погибла, ценой своей жизни остановив другого оборотня-выродка, и ее появление указывало Карломану его будущую судьбу. И он был готов, когда узнал, что сулит ему жребий Норн.
-
Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.
Насколько я понимаю Карломана, как раз своим благом он бы легко пожертвовал, если бы это помогло спасти других. Но, вот, могло ли это кому-то помочь?
Жаль Керетика. Хотя, я конечно, понимаю: он не первый, а возможно, что и не последний, кто проиграл Ужасу Кемперра :(
Но как получается, что Ужас Кемперра даже магией выследить не удаётся? Номиноэ говорит, это от того, что он не похож на других бисклавре, но как это связано?
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Хорошо, что Карломан не совершил такого поступка! Для него самого, прежде всего.
Насколько я понимаю Карломана, как раз своим благом он бы легко пожертвовал, если бы это помогло спасти других. Но, вот, могло ли это кому-то помочь?
Жаль Керетика. Хотя, я конечно, понимаю: он не первый, а возможно, что и не последний, кто проиграл Ужасу Кемперра :(
Но как получается, что Ужас Кемперра даже магией выследить не удаётся? Номиноэ говорит, это от того, что он не похож на других бисклавре, но как это связано?
Если бы Карломан тогда убил Ги Верденнского, вероятно, к описываемому времени он пришел бы другим, не таким, каким мы его видим. Может, в оборотня-выродка бы и не превратился, отведав человеческой крови, зато мог бы решить, что в политике хороши любые средства. И еще неизвестно, что хуже.
Керетик, конечно, не первый из убитых Ужасом Кемперра противников. :'( Зато, вполне вероятно, сильнейший, вплоть до самого Карломана. Да и, в любом случае, жаль, конечно.
Вероятно, Ужас Кемперра сам подсознательно применяет магию, так что не остается его следов, ни буквальных, ни астральных. А может быть, ему покровительствуют некие потусторонние сущности, например, Анку, бог смерти? Но это уже мои внезапные домыслы, не знаю, подтвердятся ли...
Три встречи (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
На следующий день после торжественного приема в честь приезда таниста Карломана, обитатели королевского замка в Чаор-на-Ри готовы были приняться за важные дела. Хотя многие из них накануне легли спать поздно, утром они уже были на ногах и выглядели исполненными сил.
Они собрались в Малом Зале Советов. Том самом, где хранился нос корабля Эохайда Техтмара и другие реликвии "детей богини Дану". Здесь некогда Дагоберт Лис застал еще юного Карломана, подслушивающего под дверью вместе со своей сестрой и Варохом. Как же давно это было!
Сейчас королева Гвиневера Армориканская сидела во главе стола вместе со своим супругом, Теодебертом Миротворцем. Рядом с королевой находился ее брат Морветен. Карломан, ее сын и наследник, расположился напротив матери. По левую руку от таниста сидели Варох и Номиноэ, а по правую - Дагоберт Старый Лис.
Карломан приготовился, наконец, сообщить, по какой причине он столь неожиданно приехал в Чаор-на-Ри. Впрочем, мудрые правители Арморики и сами догадывались о том.
- Как вы уже знаете, ибо мой дядя и тесть, коннетабль Арвернии, конечно, поведал вам, - при этих словах Дагоберт кивнул, подтверждая, а Карломан продолжал: - Нам угрожает большая война! Союз воинственных королевств, Тюрингии и Междугорья, стремится поглотить все окрестные государства. У нас с ними идет борьба на опережение! Если мы сможем убедить разобщенных соседей соединить силы против общего врага, у нас есть надежда остановить завоевателей. Иначе союз двух могучих королевств поглотит все сопредельные страны по очереди. Но, чтобы они создали свой союз, с которым Междугорью и Тюрингии придется считаться, следует забыть старые и новые обиды и вражду, хотя бы на время! Я уже много сделал для этой цели, несколько месяцев переписываюсь с чужеземными государями и именитыми вельможами. Однако для самых важных переговоров необходимо личное присутствие. Сам я не могу надолго покинуть Дурокортер, а тем более - уехать в другую страну, чтобы налаживать отношения и выяснять, в самом ли деле Торисмунд Нибелунгский готов протянуть руку Междугорью и Тюрингии, вопреки интересам своей внучки, королевы Кримхильды... - Карломан сделал паузу, внимательно глядя на своих родителей и наставника. Те быстро уловили, к чему он клонит.
Встретившись взглядом с Теодебертом, Карломан обратился уже прямо к нему:
- Мой названый отец! Тебя я чту наравне с моим покойным родным отцом (да веселится он в Вальхалле), и со своим дядей и тестем, - он кивнул Дагоберту, затем снова обратился к отчиму: - Ты - самый искусный дипломат Арвернии и мудрый государственный муж, на тебя я полагаюсь, как на самого себя. Именно поэтому я хочу, чтобы ты отправился в важную дипломатическую поездку к нашим соседям и предполагаемым будущим союзникам... Разумеется, в сопровождении моей прекрасной матушки! - добавил Карломан, подмигнув ярким глазом королеве Гвиневере.
Она - моложавая, такая же зеленоглазая, как ее сын, чуть заметно улыбнулась ему. А Теодеберт тихонько вздохнул, выслушав речь своего пасынка.
- Я польщен твоей похвалой, Карломан! Поверь, я все понимаю, ибо мне не меньше, чем тебе, дорого благо Арвернии! Что до меня - я готов ехать хоть сегодня... Однако ты знаешь, что мой почтенный отец боится отпускать меня куда бы то ни было! Нам надо придумать, каким образом преодолеть его упорство.
Тут вмешался Дагоберт, памятуя о недавней неудачной игре в фидхелл с Сигибертом Древним.
- Мой почтенный дядя бывает неистово упрям, как только заходит речь о возможном отъезде Теодеберта! Как бывший коннетабль, он правильно оценивает восточную угрозу и отдает себе отчет в текущем положении вещей. Однако принц Сигиберт не может пересилить себя, чтобы отпустить Теодеберта, а тем более - благословить его на долгую поездку. Даже мне не удалось перехитрить дядю, ибо Сигиберт Древний по-прежнему сохраняет свою проницательность!
Нынешний коннетабль помолчал, пристально глядя на Карломана. Зная, что тот не любит принуждать своих близких, Дагоберт все же счел, что на сей раз не будет другого выхода.
- Я думаю, что Сигиберт Древний подчинится приказу Почти Короля!
Номиноэ укоризненно взглянул на говорившего, и промолчал с мрачным видом.
Теодеберт же вздохнул и подтвердил, с явной неохотой:
- Да, приказу Почти Короля мой отец уступит, но невольно, скрепя сердце. Мне во время поездки будет тревожно, как мой отъезд не укоротил отцу жизнь. А он станет изводиться, страшась за меня.
- Лучше бы решить все по-доброму, тогда и боги поддержат нас, - высказался Номиноэ.
Тогда Вароху пришла в голову мысль, как все уладить.
- Если и тебе, Карломан, не удастся убедить почтенного принца Сигиберта, тогда вместо Теодеберта могу поехать в Нибелунгию я.
Морветен тут же возразил ему.
- Лучше все же послать к нибелунгам и прочим народам, которые следует посетить, посла, что ближе им по воспитанию, верит в тех же богов, и лучше сможет их понять.
Карломан кивнул, размышляя про себя. Он подумал, что поехать с дипломатической миссией мог бы и его первенец Ангерран, что воспитан по обычаям знатных арвернов, блестяще образован и умеет ладить с людьми...
Королева Гвиневера, словно услышав мысли сына, поинтересовалась:
- Может быть, вместе с Варохом пошлешь Ангеррана, чтобы приобретал опыт?
Мысленно восхитившись проницательностью матери, Карломан отвечал:
- Сразу без двух сенешалей мне не обойтись. И заменить их некем: лишь Ангеррану и Вароху я доверяю, как самому себе. Так что, если я не сумею преодолеть упорства названого деда, поедет либо Ангерран, либо Варох.
- А, если Теодеберт все же уедет, и королева Гвиневера будет сопровождать его, - заметил Дагоберт, - придется следить еще пристальнее, чтобы Арморика не восстала. Кто заменит "детям богини Дану" их королеву?!
- По закону, наместник Арморики - принц Сигиберт, - напомнил Номиноэ. - Надеюсь, что Риваллон и Морветен помогут ему!
Морветен кивнул, обещая помогать. Однако у Карломана тоже возникли сомнения.
- Вы, конечно, поможете! Но Сигиберт все-таки арверн. Не всем "детям богини Дану" его наместничество будет по душе. А это опасно в условиях, когда открыто проповедуют мятеж!
Однако советники армориканской королевы, как видно, были настроены на лучшее.
- Ты прав! - согласился Морветен. - Во всем виноват Кинврайт, Верховный Друид, что ныне занимается политикой, вместо того, чтобы исполнять роль посредника между богами и людьми, как подобает. Но мы следим за ним, и не допустим восстания. Ты можешь быть спокоен за Арморику, Карломан!
Граф Кенабумский вздохнул. Он мог полагаться на своих родичей по матери, и знал это. Но ему было тревожно, что придется покинуть Арморику после того, что довелось увидеть и услышать. Его томило неясное предчувствие...
***
А в это время Магнахар Сломи Копье попытался, как и обещал, убедить своего деда, Сигиберта Древнего.
Когда он пришел, Сигиберт играл в фидхелл со своим другом и лучшим партнером по игре, Риваллоном Сто Воронов. Рядом с престарелым принцем, сидевшим в кресле, стоял его младший сын Хлодомер Одноглазый, а за спиной - камердинер Арман.
Занятый игрой с другом, Сигиберт увидел, как в его покои вошел Магнахар, и ласково улыбнулся, приветствуя внука. Затем смешал свои фигуры и извинился перед Риваллоном:
- Прости меня, друг: я хочу сыграть партию с внуком.
Риваллон подвинулся вместе со своим креслом в сторону.
- Удачи тебе!
Магнахар подвинул одно из свободных кресел, стоявших у стены, и сел напротив деда.
- Почту за честь, дедушка!
- Предлагаю тебе сыграть в фидхелл, Магнахар! - азартно предложил старец, заново расставляя фигуры. - Военачальник обязан знать не только ту тактику и стратегию, какой придерживается обыкновенно!
Магнахар и вправду был лучше знаком с арвернскими обычаями и их же играми, но не стал возражать деду. Тем более, что ему предоставлялся повод попытаться убедить упрямого старца.
Не зная того, Магнахар играл так же искусно, как и Дагоберт Лис, и, как и он, попытался во время игры убедить своего деда.
- Арвернским военачальникам, к сожалению, вскоре, видимо, придется сражаться не только на игральной доске, - вздохнул Магнахар. - Вскоре от нас потребуется отдать ради победы все силы, сделать все возможное, лишь бы одолеть Междугорье и Тюрингию!
Сигиберт с тоской поглядел в глаза внуку, и с трудом заставил себя сосредоточить взгляд на доске.
- Я знаю, чего ты хочешь, внук! - проговорил он столь же проницательно, как и прежде. - Ты тоже пришел убеждать меня отпустить твоего отца в длительную поездку! Но я не могу этого сделать! Простите меня - но, пока я жив, Теодеберт никуда не поедет. Похороните меня прежде, если я вам мешаю! Так и передай Карломану!
Упомянув своего названого внука, старец задумался: почему же сам Карломан за время, что пробыл в Чаор-на-Ри, не делал никаких попыток убедить его? Это насторожило старца. И все-таки, глядя в глаза Магнахару, он никак не мог переступить через себя.
Магнахар с глубоким сочувствием погладил руку деда.
- Мы с почтением относимся к твоему желанию, дедушка! А сейчас давай играть!
Сигиберт Древний с большим трудом оторвал взгляд от глаз Магнахара, таких ясных, светло-голубых, как вода в роднике...
Один раз маршал востока обыграл деда, второй - проиграл, однако он не смог убедить его отпустить Теодеберта в заграничную поездку. Сигиберт оставался непреклонен.
Наконец, старец махнул внуку рукой:
- Ступай, Магнахар! Мы с тобой еще побеседуем и поиграем. Но только не говори мне о том, чтобы отнять у меня сына! На это я никогда не соглашусь.
Магнахар вышел, поклонившись деду, и снова уловил его исполненный тоски взгляд.
Он отправился к Карломану, и поведал ему все о разговоре с дедом. Упомянул и о том, как тот глядел на него.
Карломан внимательно выслушал, сопоставляя факты, и вдруг сам пристально взглянул в глаза Магнахару.
- У тебя глаза твоей бабушки, Дарерки! - воскликнул он. - И твой дедушка Сигиберт видел в тебе ее. Вот почему он глядит с тоской и болью. И... Я, кажется, понимаю, чего боится мой названый дед. И, если так, думаю, у меня получится убедить его отпустить твоего отца Теодеберта!
Магнахар с надеждой поглядел на своего названого брата. Он знал, конечно, как тяжело переживал дед смерть своей жены, и надеялся, что Карломан сможет ему помочь.
- Удачи тебе, брат! - пожелал он.
Но майордом Арвернии не направился немедленно к Сигиберту, как ожидал маршал востока.
- Нет, я подожду более удачного момента для разговора с дедушкой! - пообещал он. - Спешить следует медленно!
Последующие несколько дней Карломан вел себя как ни в чем не бывало, как будто и не приехал в Чаор-на-Ри ради важного дела. Он развлекался, побывал во всех своих любимых местах, принимал у себя вельмож Арморики, и беседовал со своими близкими, как ни в чем не бывало. Словом, вел себя так, словно приехал совсем не затем, чтобы поручить своим родителям дело государственной важности. И, навещая Сигиберта Древнего, он охотно беседовал с ним о самых разных вещах, играл со старцем в фидхелл, но не делал ему никаких намеков, проявлял одни лишь родственные чувства и называл его дедушкой.
Лишь по прошествии нескольких дней Карломан решил, что его час настал, и собрался поговорить с Сигибертом...
-
Интересно как он его убеждать будет. А не торопиться, конечно, решение хорошее. Сигиберт уже заранее воинственно настроен, надо, чтоб он расслабился.
Последующие несколько лет Карломан вел себя как ни в чем не бывало, как будто и не приехал в Чаор-на-Ри ради важного дела.
Предполагаю, что здесь опечатка?
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Как именно Карломан убеждал Сигиберта, у нас уже было написано флэшбеком в одной из предыдущих глав. Но теперь постараемся все написать подробнее!
Да, разумеется, там говорилось "несколько дней". Опечатка, и, к сожалению, не единственная. А я только сейчас смогла их исправить. :'(
-
Три встречи (ОКОНЧАНИЕ)
Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Готовясь к решающему разговору с Сигибертом, Карломан решил прежде посоветоваться со своей матерью о том, что происходило здесь, в его отсутствие, несколько лет назад.
Мать с сыном прогуливались по священной роще возле замка, там, где рос королевский дуб. Они беседовали обо всем, что было для них важно, как будто стремились обсудить все на свете, на целую жизнь вперед.
— Передай мои наилучшие пожелания Альпаиде и сыновьям! — пожелала королева Гвиневера. — Если уж вы редко бываете у нас, то я надеюсь по возвращении из поездки вместе с Теодебертом навестить вас в Дурокортере.
Карломан склонил голову, чувствуя себя немного виноватым в том, что не может уделять матушке достаточно много внимания.
— Я надеюсь, мы все доживем до того времени, когда сможем все вместе приехать к тебе, просто так, чтобы порадоваться друг другу, побыть вместе одной семьей, как подобает! Но для этого необходимо, чтобы в Арвернии был покой, и здесь тоже!
Гвиневера ласково взяла сына за руку.
— Я все понимаю, Карломан! Ты не по своей воле навещаешь меня слишком редко. И я ни в чем тебя не виню! Напротив — горжусь тобой, мой сильный и мудрый сын, как только может гордиться мать. Ведь мало у какой матери было столько поводов для гордости, как доставляет мне мой сын и внуки!
Карломан поцеловал руки матери.
— Что бы я делал без тебя, лучшая из матерей, без твоей мудрости и глубокого понимания! Тем более, что и сегодня мне необходим твой совет!
— С удовольствием помогу тебе, если только я знаю, о чем идет речь! — заверила королева, прогуливаясь вместе с сыном по еще не одетой в зелень весенней роще.
Повернув к ней голову, Карломан попросил мать:
— Расскажи мне, как умерла твоя тетушка Дарерка, и как дедушка Сигиберт переживал ее смерть.
Гвиневера тяжело вздохнула. Всегда бывает жаль живым вспоминать ушедших на светлый Авалон!
— Ее смерть застигла нас всех неожиданно! Никто даже не подозревал, что она больна, а сама она никому не жаловалась. Кроме того, тот год выдался тяжелейшим для всех. Ты помнишь сам: война, бремя налогов, оспа, беглецы из Окситании, которых приходилось устраивать в лагеря для проверки, чтобы они не переносили болезнь… Я была тогда так занята, что уже не осталось сил замечать знаки и предзнаменования. Впрочем, знамение о том, что с кем-то из близких случится несчастье, все-таки коснулось меня. Но я подумала, что оно говорило о Хлодомере. Ты помнишь, что как раз незадолго до того он был тяжело ранен, потерял глаз, но остался жив… Вот почему никто не ждал смерти Дарерки!
— Расскажи мне, как она скончалась, — Карломан спрашивал не из праздного любопытства: ему обязательно нужно было узнать о тех событиях, чтобы найти правильный подход к Сигиберту Древнему.
— Как я уже сказала, Дарерка никому не жаловалась на нездоровье, — повторила Гвиневера. — Уже потом мы вспомнили, что в свой последний вечер она была особенно ласкова со всеми, особенно с супругом и старшим сыном. Они с Сигибертом ужинали вместе с Теодебертом и со мной, и она расспрашивала нас о делах в стране и пожелала нам всего лучшего. После ужина Дарерка захотела погулять в саду. Она так просила, что Сигиберт уступил ее желанию и отложил свою ежевечернюю партию в фидхелл с моим отцом. Хотя у него в тот год особенно сильно болела нога, он взял свою трость и вышел вместе с тетушкой прогуляться по саду. Они гуляли и задушевно беседовали. Затем Дарерка наблюдала, сидя рядом с Сигибертом в его покоях, как он играл в фидхелл с моим отцом. Мне показалось тогда, что она глядит на твоего деда Риваллона особенно пристально: ведь он к тому времени уже был вдовцом, похоронив и свою вторую жену, Шамару Лесную. Но и тогда никто из нас не заподозрил неладного: всем хотелось думать лишь о хорошем… Уже потом стало ясно, что она неосознанно прощалась с нами всеми…
Гвиневера глубоко вздохнула, вспоминая тот день пятилетней давности.
— А наутро Арман обнаружил Сигиберта, сидящего возле тела жены, сжимавшего ее похолодевшую руку. Он все шептал ей какие-то бессвязные слова, словно прощался с ней, как с живой, ведь им не довелось проститься напоследок. Когда же его с трудом отвели прочь от нее, в другие покои, Сигиберт был сам не свой, и, казалось, никого не узнавал и ни с кем не разговаривал в следующие несколько дней, до самых похорон. Впрочем, уединение близких покойника в обычае у «детей богини Дану», так что большинство людей сочли проявление его горя похвальным. За все время до похорон он лишь однажды промолвил, что хочет похоронить Дарерку по обычаям «детей богини Дану». Мы все очень боялись, как Сигиберт, в его возрасте, переживет такое потрясение. Но он — мужественный человек, и с трудом заставил себя смириться и жить дальше.
Карломан кивнул и заговорил о том, что его волновало в этой истории сильнее всего:
— Я заметил, что именно с тех пор мой названый дедушка Сигиберт старается не отпускать от себя надолго сыновей, Теодеберта и Хлодомера.
Его мать грустно кивнула.
— Каждый раз, когда нам нужно хотя бы ненадолго отлучиться, приходится подолгу уговаривать его, даже там, где не может быть никакой опасности. Например, два года назад, когда мы должны были ехать на свадьбу короля Хильдеберта с Кримхильдой Нибелунгской, Сигиберт вел себя так, словно уже лежал на смертном одре, и страшился умереть, не простившись с нами. Но до сих пор это выглядело всего лишь старческой причудой. Никто и подумать не мог, что его упрямство так повлияет на дела государственной важности!
Карломан поклонился матери, затем ласково обнял и поцеловал ее.
— Благодарю тебя, моя мудрая матушка! С твоей помощью я разобрался во всем. Думаю, теперь я смогу преодолеть сопротивление дедушки Сигиберта. Так что готовьтесь вместе с батюшкой Теодебертом к поездке!
Гвиневера сделала над головой сына солнечный круг — знак жизненной силы, удачи, покровительства высших сил.
***
В тот вечер за вечерней партией в фидхелл напротив престарелого наместника сел за игральную доску его старший сын, Теодеберт Миротворец. За его спиной стоял Дагоберт, а за спиной Сигиберта — Риваллон. Они оба с интересом следили за игрой, и время от времени подсказывали, один — своему кузену, второй — другу и свату.
Сигиберт принялся за игру, ожидая, что сын сейчас сам попросит отпустить его (ведь откладывать дальше было нельзя). Но Теодеберт — недаром умнейший дипломат Арвернии! — говорил за игрой о чем угодно, только не о своей предполагаемой поездке.
— Друиды обещают, что этой весной пройдет достаточно дождей, так что урожай будет хорош.
— Это радует, — кивнул Сигиберт. — Когда народ сыт и не раздавлен нуждой, он больше доволен своей жизнью и не испытывает желания что-либо менять. И у вас с Гвиневерой будет меньше хлопот… Ты играй, играй! Половина твоих фигур еще не ходила!
— Наша главная забота, отец — чтобы ты был здоров и счастлив! — заверил Теодеберт, двигая в наступление одной из черных фигур.
— Дави слева, — шепнул Дагоберт своему кузену еле слышно. — Смотри на все четыре стороны! Сейчас белые прегруппируются, и одержат победу!
Теодеберт последовал совету, но его отец заметил, поглядев на нынешнего коннетабля Арвернии.
— А подсказывать нечестно, Дагоберт! Коль сел играть, пусть играет один! Впрочем, я и так сейчас его обыграю! — добавил Сигиберт, выстраивая свои фигуры в круговую оборону.
Риваллон улыбнулся, радуясь, что успех в игре привел его старого друга в доброе расположение духа.
— Кроме меня, знающего и Сигиберта, и фидхелл столько лет, один лишь Карломан может играть с ним на равных! — проговорил он, и, увидев итог игры, обратился к престарелому наместнику: — Поздравляю с победой!
Сигиберт, улыбнулся, разгромив белыми фигурами строй фигур сына. Ему было приятно, что люди продолжают ценить его мудрость и заслуги, хотя бы ограничивающиеся ныне игрой на доске.
В этот миг вошли Гвиневера и Карломан. При виде дамы Теодеберт поднялся на ноги и поклонился своей царственной супруге. То же сделали Дагоберт и Риваллон. Лишь Сигиберт из-за больных ног и возраста остался в кресле, но и он почтительно склонил голову перед королевой Арморики. Хотя и мог, строго говоря, этого не делать, ибо Гвиневера была вассалом его родича, короля Арвернии. Но он, как и все обитатели Чаор-на-Ри, глубоко почитал свою царственную невестку. Как и ее сына Карломана, которому ласково улыбнулся, встретившись взглядом.
Они обменялись приветствиями. И Карломан, усадив мать в кресло рядом с Теодебертом, сам почтительно поклонился названому деду.
— Здравствуй, дедушка! Рад видеть тебя. Тем более что, к сожалению, через несколько дней я буду вынужден уехать обратно в Дурокортер. Государственные дела не ждут!
Повисла выжидательная тишина. Родные, знавшие основную цель приезда Карломана, ожидали теперь же серьезного разговора. Но майордом Арвернии держался так, будто пришел сюда единственно ради родственной беседы. И Сигиберт попросил его:
— Если ты не возражаешь, мне бы хотелось сыграть с тобой партию в фидхелл! — мысленно он удивлялся, почему Карломан сам не попросит его отпустить Теодеберта в путь.
Но тот улыбнулся, как ни в чем не бывало:
— Почту за честь, дедушка!
Карломан, сев в подставленное кресло напротив названого деда, расставил фигуры, как полагалось при фидхелле. Белые, с верховным королем в центре и четырьмя вождями по краям, выстроились солнечным крестом, а черные окружали их со всех сторон, ведя наступления. Карломану достались белые.
Они принялись играть, и Сигиберт сразу же почувствовал, что имеет дело с совсем иным противником, чем Дагоберт, Магнахар или Теодеберт. Да и присутствующие здесь поняли, что Карломан играет совсем по-другому. Он предугадывал ходы противника и делал свои, не подставляя собственных фигур. И, чтобы играть с ними наравне, старейшему из королевского дома приходилось собирать все силы. Что он и делал, с удовольствием отмечая, что может еще держаться против названого внука. И за этой мыслью в голове Сигиберту, как молот, стучала еще одна: неужели и сейчас Карломан не попросит у него отпустить Теодеберта? Или просто не прикажет ему, как подобает Почти Королю?
А Карломан играл, воодушевляясь сам и поздравляя двоюродного деда с каждым удачным ходом.
— Прекрасно, дедушка! Ведь это ты вместе с дедушкой Риваллоном учил меня хитросплетениям игры на доске. Как и многим другим играм, военным и политическим. И, если я чего-то достиг, то лишь потому что у меня были мудрейшие наставники на свете, — он переглянулся с Дагобертом и Теодебертом, которые согласно кивнули в ответ. — Сейчас меня радует прежде всего, что я могу и ныне продолжать учиться у тебя, дедушка Сигиберт!
Королева Гвиневера кивнула свекру, подтверждая, что каждое слово, произнесенное ее сыном — чистая правда.
Дагоберт подтвердил слова Карломана:
— Да помогут нам боги, дядя Сигиберт, не только дожить до твоих лет, но и вполне сохранить накопленную за долгую жизнь мудрость, как это удалось тебе!
И Теодеберт дипломатично сообщил отцу:
- Счастлив королевский род Арвернии, что может во всех испытаниях опереться на твою мудрость, батюшка!
Сигиберта тронули их похвалы. Ведь он знал, что его младшие родичи - сами давно большие люди, опора престола Арвернии. И, если они хвалят и благодарят его - значит, он в самом деле им нужен, и еще может приносить пользу, несмотря на свои преклонные годы. И ему захотелось быть полезным и нужным в их трудном, однако необходимом государственном деле. Однако что он мог сделать, глубокий старец, с трудом способный передвигаться? По сути дела, только одно. Престарелый наместник знал, чего именно от него ждут. Но как же трудно было пересилить величайший страх своей души, и сделать то, чего от него ждут!
А Карломан, проигрывая и кое-как спасая остатки своих фигур от неминуемого разгрома, попросил старца, подмигнув ему зеленым глазом:
- Я очень надеюсь, дедушка, что ты перед моим отъездом дашь мне мудрый совет! Коннетабля Сигиберта все еще помнят наши враги, междугорцы, и он помнит их боевую силу. Нужно, чтобы враг убедился, что Арверния и ее союзники не стали слабее, а, напротив, намного сильнее, чем во времена, когда принц Сигиберт стоял во главе войск...
Старец слабо улыбнулся в ответ искусной похвале. И тут же увидел перед собой Дарерку - ту, что покинула его, не успев проститься. И все-таки, она продолжала жить рядом с ним, в нем самом, в его памяти и душе, как и все близкие люди... Разве хотела бы Дарерка, чтобы он удерживал возле себя их старшего сына, когда его услуги необходимы родине?
И тогда Карломан сказал, взяв руки Сигиберта в свои и лукаво блеснув зелеными глазами:*
— Я обещаю тебе, дедушка (так, по привычке с детства, обращались к Сигиберту Древнему все арвернские принцы), если ты решишься отпустить моих родителей в путь, эта поездка не продлится слишком долго. Пока я, к сожалению, не могу открыть всего, но, если батюшка Теодеберт успешно выполнит свою миссию, мы в дальнейшем сможем избежать большой крови и создадим сильнейший союз со времен великого императора, моего тезки! Он принесет всем людям благоденствие и процветание, я обещаю тебе, дедушка!
Что и говорить, убеждать Карломан умел! Вскоре Сигиберт, издав тяжкий вздох, взглянул на своего сына, но уже не столь несчастным взглядом, как совсем недавно.
— Что ж… Если надо, поезжай, Теодеберт! Я не имею права удерживать тебя, если тебя ждут важные заботы… Да, да, поезжай! Простимся, на всякий случай. Случится только то, что людям сулили норны.
Услышав эти слова, Карломан улыбнулся загадочной, едва уловимой, как у его матери, улыбкой, и коснулся холодных рук старика:
— Не беспокойся, дедушка: вам еще рано прощаться навсегда! Мое чутье подсказывает, что у тебя в запасе еще есть несколько лет. Так что не бойся их отпустить.
И тогда Сигиберт совсем поверил ему. Потому что о чутье Карломана, тоже унаследованном от матери, знали все родичи, да и многие другие люди. Он не раз его проявлял, с первого взгляда отличая больного человека от здорового, даже если болезнь только пустила корни в его теле и еще не успела отразиться в облике и внешнем состоянии. При первом взгляде на любую женщину он мог узнать, беременна ли она, и кто у нее родится. Лишь самые одаренные провидцы могли соперничать с Гвиневерой Армориканской и с ее сыном.
Он тихо вздохнул, умиротворенный впервые за долгие дни.
Таким образом, Теодеберт Миротворец сумел выполнить свою дипломатическую миссию, после того как Карломан убедил его престарелого отца отпустить его с Гвиневерой в долгий путь. Что ж, их поездка оказалась удачной, и они смогли призвать под знамена Арвернии новых союзников, в том числе былого противника - Нибелунгию. Так среди сопредельных государств складывался военный и политический союз, который вскоре по праву стали называть Союзом Карломана, в честь его создателя, графа Кенабумского.
Сигиберт Древний дождался возвращения своего старшего сына и убедился, что тревожился за него напрасно.
А сам Карломан, что поручился двоюродному деду за его жизнь, спустя несколько месяцев едва не погиб от меча своего короля. Ибо он был готов пожертвовать жизнью ради чести королевства и его правителя, ради дела, которому он посвятил всего себя.
* Этот отрывок описан в качестве флэшбека во главе "Фидхелл" нашего основного произведения.
-
Вот, значит, как это было. Сигиберт сначала сам преодолел свой страх, и уже после этого получил обещание, что они с сыном ещё успеют встретиться. Сигиберт молодец, ну, и Карломан, как всегда.
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Вот, значит, как это было. Сигиберт сначала сам преодолел свой страх, и уже после этого получил обещание, что они с сыном ещё успеют встретиться. Сигиберт молодец, ну, и Карломан, как всегда.
Да, этот рассказ тоже многое раскрыл в непосредственной предыстории нашего основного произведения. :)
К счастью, все сложилось наилучшим для всех образом.
Дар вейлы (НАЧАЛО)
Июнь 794 года, Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Когда, летом 794 года от рождения Карломана Великого, шварцвальдской принцессе Кунигунде, дочери Гримоальда Медведя, сообщили, что ей предстоит стать женой принца Теодориха Нибелунгского, она сперва была растеряна. Эта рослая, сильная девушка, учившаяся владеть мечом наравне с молодыми рыцарями Шварцвальда, та, кого сравнивали то с валькириями, то с легендарными агайскими амазонками, - внезапно оказалась сбита с толку. Разглядывая присланный ей портрет жениха, старалась понять, какие мысли кроются за его высоким чистым лбом, улыбнутся ли ей наяву его губы, как на портрете, или скривятся насмешливо при виде шварцвальдской "медведицы". С лаской ли поглядит на нее нареченный жених или вовсе отвернется, как от ненужной, постылой? До чего трудно готовиться стать женой человека, которого совсем не знаешь, даже не видела ни разу в жизни!
Разумеется, Кунигунду, как и любую знатную девушку, воспитывали так, чтобы она готова была выйти замуж по сговору старших. А как постараться добиться любви в будущем браке - уж ее дело! Но, чем ближе становилось ее замужество, тем больше тревожилась принцесса: что будет, если ее предстоящая семейная жизнь не заладится?.. Тогда она останется совсем одна в чужой стране: не кинешься к батюшке с матушкой, не попросишь их о помощи!..
И отец, герцог Гримоальд, и бабушка, вдовствующая герцогиня Клотильда Арвернская, и матушка, и братья и младшие сестры убеждали семнадцатилетнюю Кунигунду, что она столь хороша собой, что королевич Теодорих сразу, с первого взгляда, влюбится в нее.
- Ведь и ему посылали твой портрет, и он сообщил, что восхищен твоей красотой, и стремится к счастливой встрече, - говорили ей.
Кунигунда лишь вздыхала в ответ.
- Он отвечает так, как должен, как велит ему придворный обычай! Может, я и молода, но не так уж наивна. Да и жить-то нам придется не с портретами, а с живыми людьми. Придется еще постараться понравиться, узнать друг друга, чтобы быть, как две половинки единого целого, что называется семьей.
В ожидании свадьбы Кунигунда приказала сшить для нее новые наряды, по последней нибелунгской моде. Проводила много времени перед зеркалом, заставляя своих фрейлин делать ей разные прически, чтобы узнать, какая ей пойдет больше. Теперь принцесса сожалела, что недостаточно думала о своей красоте. Ей казалось, что жених примет ее за переодетого мальчишку, а не за прекрасную принцессу, каковой ей подобало быть. И ничьи увещевания не могли успокоить ее тревогу. Даже когда ее мать, бабушка и опытные придворные дамы уверяли ее, что также в свое время выходили замуж по сговору, и ничего, прожили хорошую жизнь, ибо родные плохого не посоветуют, - все это не могло утешить Кунигунду. Подобно многим молодым, она чувствовала себя неким новым, единичным на свете существом, переживающим испытания, каких, думалось ей, не знал еще никто. Ей казалось, что у ее родителей, у бабушки и у всех других жизнь могла сложиться лишь так, как сложилась. И только она, принцесса Кунигунда, первой на свете оказалась на распутье между любовью и страданием; и никому, никому на свете не понять, что она ощущает сейчас.
Пожалуй, как ни странно, наиболее действенной для Кунигунды оказалась поддержка ее названой сестры Вультраготы, которая была на три года моложе нее, никакого опыта не имела, ссылаться на чужие примеры не могла, и не пыталась поучать ее.
Девочке исполнилось всего четырнадцать лет, но она уже обрела неизъяснимое очарование вейлы. Высокая для своих лет, тонкая и изящная, и вместе с тем уже женственная, Вультрагота будто не ходила по земле, а летала над ней. Ей уже глядели вслед и, краснея, объяснялись в любви пажи и оруженосцы, и не было сомнений - еще год-два, и их примеру последуют посвященные рыцари.
Вультрагота, выросшая как приемная дочь герцога Шварцвальдского, знала, что кона в действительности. Живущие в Шварцвальде вейлы учили ее пользоваться своей силой. Хотя она до сих пор точно не знала, что ей хотелось бы сделать с помощью магии, но иногда она пела в своей спальне или в саду загадочные песни на языке древних альвов или вовсе без слов, учась сплетать чары. Ей нравилось, когда по ее воле распускались цветы, и когда к ней ласкались животные, даже самые неприветливые, вроде огромного лося-вожака из герцогского зверинца. Вультрагота приручила его, и они с Кунигундой иногда катались на лосе верхом.
И вот, однажды юная вейла сопровождала названую сестру в храм Фрейи, где обычно девушки перед свадьбой оставляли венки из цветов на алтаре богини любви.
Перед статуей Фрейи, вырезанной из дерева так искусно, что она стояла перед девушками, словно живая, остановилась Кунигунда. Она повернула руки ладонями вверх, как просительница. Проговорила горячо, исполненная тревоги:
- Владычица Сердец, Хозяйка Ожерелья, Ездящая на Кошках, прошу тебя: услышь деву, что подобна сейчас птенцу, вылетающему из гнезда - или примет его небо, или крылья сломаются, и он погибнет, разбившись о землю! Так и я не знаю, чего мне ждать в замужестве с принцем Теодорихом Нибелунгским, который мне совсем незнаком. Будет ли он мне добрым мужем и смогу ли я полюбить его? Прошу тебя, всемогущая Фрейя, обрати сердце Теодориха ко мне, Кунигунде Шварцвальдской, и зажги в наших сердцах негасимый пламень взаимной любви! Соедини меня с моим женихом, чтобы мы были светом друг для друга, чтобы все радости и тревоги мы разделили вместе, чтобы у нас родились красивые и крепкие дети, чтобы жизнь наша текла полноводной рекой, и мы не могли бы никогда наскучить друг другу! Прошу тебя, великая Фрейя: пошли мне знак, что мой будущий муж будет поистине моим!
Так страстно, с такой отчаянной мольбой просила Кунигунда, возложив на алтарь венок из белых и багряных роз, что Вультрагота не удивилась бы, если бы статуя богини любви вдруг ожила, чтобы утешить ее. И юная вейла сама мысленно стала просить богиню любви, чтобы та подарила счастье ее названой сестре. Как ей хотелось, чтобы замужество Кунигунды оказалось счастливым!
И внезапно Вультрагота поняла, что следует делать. И сразу же увидела, как потемневшее от времени, покрытое лаком против гниения лицо деревянной Фрейи, освещенное теплыми огоньками свечей, стало живым и ясным. Вультрагота дождалась, когда богиня кивнула ей, и возликовала про себя.
Как только они с Кунигундой покинули храм, девочка схватила ее за руки и, приплясывая, радостно воскликнула:
- Я знаю, как тебе помочь, сестра, я знаю! Подожди несколько дней, и я сделаю тебе самый лучший оберег! Даю слово: он покорит тебе принца Теодориха, и будет оберегать вашу любовь всю жизнь! Сама Фрейя благословила меня помочь тебе!
В какой-нибудь другой семье вдохновенную речь Вультраготы, вероятно, сочли бы порожденной полудетским-полудевичьим воображением, которое плохо отличает вымысел от реальности. Но только не в семье герцога Шварцвальдского, где знали альвов достаточно хорошо, и сами роднились с ними. Вультрагота же не раз являла всем свои способности, и близкие привыкли ей доверять.
- Ой, моя милая сестричка! - Кунигунда порывисто схватила девочку за руки. - Если ты это сделаешь, то я... вместе с моей будущей семьей, всю жизнь буду благодарить тебя!
В ответ Вультрагота отступила на несколько шагов, подняла голову, скрестила руки на груди, напуская на себя загадочный вид, и молвила замогильным голосом, подражая верховной жрице:
- Великие Асы наделили меня даром, и мой долг - проявлять его на благо всем людям!
Впервые в последнее время Кунигунда смогла улыбнуться. Ее названая сестра действовала настолько артистично, что принцессе на миг даже померещилась высокая сухопарая старуха вместо смеющейся девочки. И она крепко обняла Вультраготу, так что они услышали, как бьются сердца друг друга.
- Ты - настоящая Чаровница Чертополох, как тебя прозвали! - проговорила Кунигунда. Затем погрустнела: - Мне будет не хватать тебя, когда я уеду!
- Может быть, еще увидимся когда-нибудь, - понадеялась Вультрагота, ласково сжимая руку названой сестры. - А если и нет, будем переписываться. И, в конце концов, когда ты возьмешь в руки сделанный мной оберег, ты всегда ощутишь мою любовь!
- Я надеюсь! - вздохнула Кримхильда. - А... каким он будет, этот оберег?
- Увидишь! - подмигнула ей названая сестра.
Они расстались у входа в деревянный дворец, и дочь герцога направилась в свои покои, а юная вейла - в мастерскую резчиков по дереву, пристроенную к дворцу.
Что оберег будет деревянным - Вультрагота поняла сразу. Дерево - самый живой и близкий человеку материал, оно хранит тепло солнца и тепло человеческого сердца. Кроме того, дерево больше всего любили в Шварцвальде, и многие из местных жителей умело вырезали из него самые разные предметы. Вультрагота тоже была искусна в резьбе по дереву, значит, она сможет целиком своими руками создать подарок для названой сестры. И вложить в него тепло, какого не бывает ни в холодном камне, ни в тяжелом, безжизненном металле.
Но вот что именно ей вырезать из дерева? В Шварцвальде многие, даже знатные люди, носили браслеты, цепочки, наборные пояса из разных пород дерева. Но в Нибелунгии супруге наследного принца носить такие вещи, пожалуй, неуместно. Вдобавок, все они хорошо заметны, и пойдут далеко не к любому наряду. Нужно что-то маленькое и не очень заметное, чтобы Кунигунда могла его носить всегда, незаметно для окружающих.
И тут Вультрагота сообразила: медальон! Деревянный резной медальон, который названая сестра будет носить под одеждой, и никто из посторонних не узнает о нем!
Приняв решение, юная Чаровница Чертополох направилась прямо в мастерскую. Герцогские резчики, работавшие там, поднялись на ноги, приветствуя девушку, принадлежащую к семье их господина. Однако никто из них не удивился. Прошли те времена, когда старший мастер приглядывал, чтобы девочка не поранилась, работая с ножами для резки по дереву. Теперь Вультрагота доказала всем свое умение, и у нее имелось в мастерской собственное место в углу и свой набор инструментов, хранившийся в сделанном ею же ларе.
Она стала выбирать кусок дерева, подходящий для ее работы. И ей сразу же посчастливилось найти в мастерской ветвь дуба из священной рощи. Эта ветвь отломилась и упала этим утром во время сильного ветра. Таким образом, можно было считать, что дерево отдало ее само, на пользу людям. Брать что-то у священных деревьев было запрещено, но, если они сами делятся с людьми - это совсем иное дело, такой дар шел, безусловно, на пользу людям. Лучшего материала для оберега было не найти! Кроме того, когда обломанный край ветви аккуратно выровняли, его поверхность получилась идеально круглой. И в его плотной чистой древесине, там, где она прочнее всего, Вультраготе сразу же увидели очертания будущего медальона-оберега. Именно такой формы и такого размера, как он и должен быть!
Дочь вейлы начала аккуратно срезать одним из ножей верхний слой древесины. И одновременно стала слагать заклинание, чтобы сделать медальон настоящим оберегом для своей названой сестры.
-
Кунигунду я понимаю. Страшно, конечно, ехать в незнакомую страну, к незнакомому жениху. Но зато это, наверное, и интересно - много нового увидишь, чего так бы никогда не увидела. Главное, чтоб с женихом поладить.
На юную Вультраготу посмотреть интересно. Она вейла, но совсем не такая, как Фредегонда. Искренняя и открытая. Хотя, видимо, частично разница объясняется тем, что Фредегонду мы видим при иностранном дворе, а Вультраготу при общении с сестрой. И на погибших дурокортерских вейл она тоже не похожа. Она похожа сама на себя :)
-
Благодарю, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Кунигунду я понимаю. Страшно, конечно, ехать в незнакомую страну, к незнакомому жениху. Но зато это, наверное, и интересно - много нового увидишь, чего так бы никогда не увидела. Главное, чтоб с женихом поладить.
На юную Вультраготу посмотреть интересно. Она вейла, но совсем не такая, как Фредегонда. Искренняя и открытая. Хотя, видимо, частично разница объясняется тем, что Фредегонду мы видим при иностранном дворе, а Вультраготу при общении с сестрой. И на погибших дурокортерских вейл она тоже не похожа. Она похожа сама на себя :)
Очень приятно читать Ваши комментарии, особенно поутру! :)
Конечно, они разные, даже в одной семье. Возможно, это связано с тем, что Вультраготу, несмотря на трагедию ее родителей, все же любили больше. И они, пока были живы, и Гримоальд со своей семьей - тоже. А Фредегонда, и Брунгильда, наверное, тоже, ведь чувствовали, что в семье сложные отношения. А может быть, дело в чем-то другом. Фредегонда по своей природе более честолюбива, в ней больше человеческого. Вероятно, ее сестра больше похожа на мать. Вультрагота, как мы узнаем, еще и занимается искусством - резьбой по дереву. Фредегонда, насколько можно понять, таких увлечений не имеет.
Дар вейлы (ОКОНЧАНИЕ)
Июнь 794 года, Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.
Срезая с дерева кору и верхний слой древесины, Вультрагота напевала:
- Я убираю верх, чтобы сделать оберег для моей любимой сестрички Кунигунды! Прошу тебя, священный белый дуб, что отдал нам свою силу: подари счастье моей названой сестре, принцессе Кунигунде! Вот, я срезаю новый слой дерева, освобождая будущий медальон. Пусть Кунигунда будет счастлива всю жизнь свою! Ради Фрейи, что послала тебя нам, ветвь священного дуба: раскройся и отдай нам свою силу! Оберегай и защищай мою сестру Кунигунду!
И, пока Вультрагота напевала свое первое заклинание, она срезала одним из ножей те слои древесины, что не пригодятся ей. Затем она взяла другой нож, сперва намечая контуры будущего медальона-оберега. Она сразу же увидела, что он будет иметь форму дубового листа. К этому призывала сама суть кусочка дерева, что покоился в ее руках. Да-да: приглядевшись, Вультрагота сразу увидела, как любой мастер по дереву, в кольцах и древесных прожилках форму будущего изделия!
- Сохрани, священный дуб, всю свою силу! Оберегай, подарок Фрейи, семью Кунигунды и будущего супруга ее, принца Теодориха! Пусть соединит их любовь раз и навсегда, на всю жизнь!
Напевая так, она аккуратно срезала ножом один слой древесины за другим, повинуясь расположению колец и прожилок. Конечно, можно резать и поперек древесных слоев. Но такое изделие будет слабее. А для оберега совсем не годится неволить дерево: оно не сможет стать защитником и другом.
Скользил нож в руках Вультраготы, срезая тонкие, почти прозрачные щепки, пахнущие деревом и огнем. Юная вейла чувствовала, как дерево нагревается в ее руках. Конечно, это было естественно при такой работе, что она совершала. Но девочка знала, что здесь скрыта и иная причина: священный дуб отзывался на ее просьбу, и соглашался помочь!
И она запела вполголоса новое заклинание, глядя, как под ее руками складывается то, что она задумала:
- Во имя великой Фрейи я, наследница вейл, пробуждаю в тебе, оберег из священного дуба, силу беречь и хранить любовь! Пусть та, что его носит, обладает даром привлекать сердца, и будет счастлива в браке! Я прошу тебя: подари им детей, рожденных в любви и ласке! Прошу: подари мужу и жене, Теодориху и Кунигунде, счастье разделить вместе всю жизнь! Да не гаснет над ними факел Фрейи, отблеск вечного негасимого света!
И, пока Вультрагота напевала так, ее руки сами продолжали резать по дереву, соскабливать, стачивать лишнее, пользуясь то одним инструментом, то другим. Она вся была здесь, в создании оберега, в который вкладывала и труд свой, и мысль. Но одновременно перед ней, словно окно, открывалось видение, и она наблюдала за юношей-принцем и сказочно красивой молодой женщиной. </i>Но это не были Теодорих и Кунигунда. У юноши были черные волосы королевского рода Арвернии, а дева с кудрями цвета утренней зари, в наряде из перьев ласточки, могла быть лишь ее матерью, Морганеттой.
У девочки тоскливо сжалось сердце, когда она увидела, с какой любовью они глядят друг на друга, сидя в обнимку под каменными сводами грота. Они были - как две половинки медальона, что делала сейчас их дочь. Лишь вместе они чувствовали себя живыми, целыми, настоящими.
- Мы с тобой никогда не расстанемся, в этой жизни или в другой! - поклялся Хильдеберт.
- Я счастлива, что мы есть друг у друга! Мы и наша девочка, которой обещано славное будущее, - Морганетта взяла с постели из мягкого мха младенца, в котором Вультрагота с понятным изумлением узнала саму себя.
- Наша дочь с самого своего зачатия впитала в себя нашу любовь, которая будет жить в ее душе вечно, - проговорила вейла, поцеловав ребенка. - Когда она повзрослеет, то сможет, столь щедро одаренная, сама делиться с другими людьми силой любви!
И отец, и мать Вультраготы положили ладони на голову дочери, крепко сплетая пальцы. А она, глядя теперь в прошлое, на своих родителей, вдруг отчетливо поняла, что то было их последнее свидание. Когда Потерянный Принц после этого вернулся во дворец, за ним проследили и взяли под стражу по приказу его царственного отца. А отряд жестоких убийц отправился в лес и истребил всех вейл, кроме нее одной - малютки, спрятанной в запечатанном магией гроте...</i>
Видение исчезло, перед Вультраготой по-прежнему лежал только древесный брусок, которому еще предстояло придать форму дубового листа. Но она теперь знала, что действительно обладает силой наделить его чарами любви! Ее родители, которых она никогда не видела наяву, помогли ей.
- Силой вейл, что исходит от Неба и от Земли, я заклинаю: пусть этот оберег подарит принцессе Кунигунде и принцу Теодориху счастье в любви и семейной жизни, каким наслаждались мои родители! - прошептала Вультрагота, прорезая дерево ножом точно по его темным и светлым прожилкам. Теперь она действовала так, словно замышленный ею медальон всегда был скрыт в этой части дерева, и она не вырезала его, а освобождала из древесного плена, чтобы он сделался тем, чем предназначили ему быть Норны, которые определяют судьбу всех живущих - богов, альвов, людей, животных и растений.
Вультраготе потребовалась целая седьмица, чтобы сделать задуманный оберег, но она не спешила. Каждый день продолжала свою работу. К этому времени дома заметили, что воспитанница герцога не вылезает из мастерской. И однажды за завтраком сам названый отец добродушно осведомился, чем она занимается.
- Я готовлю подарок для Кунигунды, который она возьмет с собой в Нибелунгию, на память, - звонко проговорила Вультрагота, не поясняя до конца свой замысел.
Герцог Гримоальд улыбнулся, радуясь за своих детей, любящих друг друга. А сама Кунигунда опустила глаза, исполненная надежды, хоть и тревожилась за будущее.
И вот, наконец, день за днем, Вультрагота сделала медальон из священного дуба, в форме дубового листа. Придав ему нужную форму, выдолбила внутри и разделила на две половинки, так что он раскрывался, как миниатюрный ларец, и внутрь можно было положить что-нибудь маленькое. Затем она тщательно отполировала дерево до идеальной гладкости, так что его приятно было брать в руки. И, наконец, тончайшим, как кончик пера, резцом, каким искусные мастера вырезали на дереве целые картины, она прочертила древние руны, что должны были принести счастье молодой чете. Гебо - защита. Вуньо - радость. Айваз - Мировое Древо, основа всего сущего. Они обозначали удачу, жизненную силу, законный жизненный порядок, прочный, как ясень Иггдрасиль. И последней из рун Вультрагота смелой рукой прочертила руну "Эваз", похожую на взявшихся за руки мужчину и женщину, и означающую близость, гармонию двух начал.
Трудная это была работа, но Вультрагота смогла начертить руны правильно и красиво. Затем она прорезала в черенке "дубового листка" отверстие, чтобы носить медальон на цепочке. Он был сделан плоским, чтобы не выделялся под одеждой. И напоследок юная вейла покрыла медальон слоем прозрачного древесного лака, чтобы предохранял дерево от гниения на долгие годы, и при этом не затемнял его и не скрывал ни единой подробности. Получилась настоящая деревянная драгоценность - глаз не отвести! И, надев медальон на золотую цепочку, Вультрагота знала, что в нем живет большая сила!
Девушка подарила названой сестре оберег как раз в тот день, когда сообщили, что посольство Нибелунгии выехало, чтобы привезти невесту принца... Кунигунда выслушала это известие мужественно. Но, оставшись одна в своих покоях, расплакалась, уткнувшись в подушки.
Такой ее и застала Вультрагота. Села с ней рядом и одной рукой провела по роскошным косам Кунигунды, растрепавшимся сейчас в беспорядке. Другой же рукой втиснула ей в ладонь деревянный медальон.
- Вот оберег, что сделает тебя счастливой! Теперь твой жених непременно полюбит тебя и будет любить всегда! И ты повидаешь новые красивые места, познакомишься с интересными людьми, о которых даже не слышала прежде!
Кунигунда приподнялась и с любопытством поглядела на резной медальон у себя на ладони.
- Я чувствую в нем живое тепло! - удивленно воскликнула она.
- Так и есть, - улыбнулась Вультрагота, помогая названой сестре надеть оберег. - Я делала его с любовью и ради любви! Так что носи его и ничего не бойся!
Кунигунда крепко обняла названую сестрицу.
- Да хранят тебя боги, моя маленькая вейла! Какой красивый медальон! Как бы ни сложилась моя жизнь, но я верю, что лучшего подарка еще не приходилось получать!
Нося на груди оберег Вультраготы, шварцвальдская принцесса постепенно успокоилась, и уже не так боялась предстоящего замужества. Он придал ей веру в себя, и она разглядывала портрет своего жениха с надеждой, что они понравятся друг другу. И оберег порой начинал пульсировать у нее на груди, как маленькое сердце, посылая девушке волны тепла.
В тот день, когда за ней приехали послы Нибелунгии, Кунигунда сумела взять себя в руки, и встретила их на крыльце деревянного дворца, стоя рядом с отцом, матерью и старшим братом Радельгардом. В своем праздничном платье, сияя молодостью и здоровьем, Кунигунда была подобна древним королевнам из саг, которых "больше золота красило сияние светлых кос". Хотя в золоте и драгоценностях, конечно же, не было недостатка.
Глядя на нибелунгских рыцарей, что красовались перед хозяевами, показывая молодцеватый вид и наездническое искусство, шварцвальдцы старались выглядеть не хуже. Уже были отобраны те, кто будет сопровождать принцессу в Нибелунгию, и они тоже стремились показать, что шварцвальдцы достойны уважения. Раз уж Шварцвальд отдавал Нибелунгии свою принцессу, там, по крайней мере, должны были признать ее лучшей из дев, причем во всеуслышание!..
А они и признали! Как только нибелунги примчались, горяча коней, и спешились перед семьей герцога Шварцвальдского, их глава, граф Конрад, до земли склонился перед принцессой и ее родителями.
- Ваше Высочество, я вижу, что Шварцвальд отдает нам в дар бесценную жемчужину! Но Нибелунгия сумеет украсить ее достойным блеском и оправой!
Остальные нибелунги поклонились своей будущей принцессе в знак согласия. А сын графа Конрада, Дитрих, не очень высокий, но подвижный и ловкий молодой рыцарь, взглянул на Кунигунду, и вдруг, к ее удивлению, преклонил перед ней колени.
- О, прекрасная принцесса, прими восхищенные похвалы от твоего жениха, принца Теодориха! Он с нетерпением ждет твоего приезда. И теперь я буду счастлив заверить принца, что портрет его нареченной меркнет перед ее живым обликом, как луна перед солнцем!
И здесь принцесса Кунигунда показала, что она не только хороша собой, но и образована, и знает обычаи сопредельных стран. Ее не смутило открытое и прилюдное излияние чувств нибелунгских рыцарей, хотя в Шварцвальде обычно говорили о нежных чувствах более сдержанно. Кунигунда улыбнулась с видом победительницы, коей полагается всеобщее преклонение не только за ее звание, но и за красоту.
- Благодарю тебя, учтивый рыцарь, за привет от моего жениха! Я также стремлюсь как можно скорее встретиться с ним лицом к лицу.
Граф Конрад проговорил, понизив голос, так что слышали только герцог и его семья:
- Мой сын Дитрих - ближайший друг наследного принца Теодориха! Принц, сожалея, что не вправе сам приехать за своей невестой, поручил ему передать ей все, что у него на сердце с того дня, как он получил ее портрет!
Тут Кунигунда уловила смеющийся взор Вультраготы, которая, стоя сбоку, среди герцогской семьи, подмигнула ей. И принцесса успокоилась окончательно в ожидании своей судьбы. Если ближайший друг принца говорит ей комплименты, не ограничиваясь официальными приветствиями, то можно надеяться, что и сам принц встретит ее, как подобает любящему жениху!
И она обратилась к Дитриху, протянув ему руку для поцелуя:
- Если боги пошлют мне счастье, то и я стану чтить тебя, как первого из своих друзей!
С того дня и навсегда Дитрих Молоторукий признал себя рыцарем принцессы Кунигунды. Что доказал на турнире, устроенном в Берне перед отъездом, где он одержал победу, одолев здешнего рыцаря, Гундахара из Эльхфельда.
Когда же принцесса Кунигунда встретилась в Нибелунгии со своим нареченным, она убедилась, что оберег Вультраготы действует безошибочно. Они с принцем Теодорихом сразу понравились друг другу, а последующая семейная жизнь не только не охладила их чувств, но, напротив, помогла им узнать друг друга и сделала их взаимные узы еще крепче. В их браке родились двое детей - принцесса Кримхильда и принц Мундеррих.
А потом настала война с Арвернией. И принц Теодорих остался командовать одной из важнейших крепостей, а свою семью он хотел отослать прочь под охраной верного Дитриха. Но принцесса Кунигунда попрощалась с детьми и надела на шею дочери оберег, сделанный Вультраготой. Сама же она осталась с мужем и погибла с ним, сражаясь как рыцарь, вместе с гарнизоном осажденной крепости, что стоял насмерть, и был почти поголовно истреблен рассвирепевшими арвернами.
Впоследствии дочь Кунигунды, Кримхильда, и младшая дочь Вультраготы, Фредегонда, встретились на родине предков, в Арвернии, куда обеих привела судьба. Там они продолжили дружбу своих матерей.
-
Сборник «Скрытые Страницы»
https://ficbook.net/readfic/13472831
№ - По Хронологии
Первый Поцелуй (Май 782 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида) 9
Разлученные Сердца (Февраль 766 года. Арморика. Титангель. Хлодеберт Жестокий\Гвиневера) 3
Волчонок и Лис (Май 776 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан и Дагоберт) 5
Подкова (Апрель 780 года. Арверния. Карломановы Броды. Хлодион\Жюли) 6
Хуже Смерти (Июль 781 года. Арверния. Дурокортер. Хлодеберт Жестокий и Хильдеберт Потерянный Принц) 7
Семейная Идиллия (Май 785 года. Арверния. Кенабум. Карломан\Альпаида, Ангерран, Варох) 10
Долгожданная Встреча (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Ангерран, Дунстан, Варох, Номиноэ) 16
Дитя Любви (Июнь 787 года. Щварцвальд. Берн. Карломан и Вультрагота, Гримоальд Медведь) 15
Зимний Вечер (Январь 787 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав\Святослава, Ираида) 14
Последняя Встреча (Август 785 года. Арморика. Трегидель. Карломан и Хлодеберт Жестокий) 12
Тяжесть Венца (Август 785 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Гвиневера\Теодеберт, Брохвайл Верный, Номиноэ) 11
Укротить Ветер (Апрель 796 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VI, Бертрам) 20
Примирение (Сентябрь 798 года. Арверния. Дурокортер. Карломан, Хлодеберт VII, Радегунда Аллеманская, Дагоберт Лис) 21
Огни Бельтейна (Ночь с 30.04 на 1.05 738 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Лливелин VIII «Коленопреклонённый»\Дарерка\Сигиберт, Игрэйн, Риваллон, Номиноэ\Ангарад) 1
Долг Хранителя (Июль 748 года. Арверния. Кенабум и замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский, Фульк \оборотень-выродок\) 2
Дальше Жить (Май 766 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Теодеберт Миротворец\Гвиневера Армориканская, Магнахар, Хлодион, Карломан) 4
Свора (Август 781 года. Арверния. Лес вблизи Карломановых Брод. Хлодеберт, Хлодион, Геро де Шенонсо, Марсель) 8
Сердце Красавицы (Март 799 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хлодеберт VII\Регелинда, Ангерран, Аледрам, Аделард, Матильда, Берхар Сладкопевец) 22
Охота на Хозяина Пещеры (Декабрь 786 года. Великая Моравия. Велеград. Карломан, Ростислав, Бронислав, Яромир) 13
Право Господина (Май 791 года. Угодья Сеньора де Шенонсо. Хьюго де Шенонсо, Марсель, Пиппин) 18
Королевский Роман (Июль 787 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда\Хлодеберт VI\Гудула де Триньи) 17
Жаркий День (Июль 804 года. Арверния. Беллифонтен. Хлодеберт VII\Матильда, Хродеберг\Бересвинда, Хильдеберт, Адальрик, Хильперик) 23
Веление Сердец (Декабрь 813 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Хродеберг\Бересвинда, Кримхильда, Гизельхер, Аделард) 24
Три Встречи (Март 814 года. Арморика. Чаор-На-Ри. Карломан, Теодеберт\Гвиневера, Сигиберт Древний, Дагоберт Старый Лис, Риваллон, Бран, Ридвед, Керетик, Номиноэ) 25
Дар Вейлы (Июнь 794 года. Шварцвальд, Берн. Кунигунда Шварцвальдская, Вультрагота Чаровница Чертополох, Гримоальд Медведь, Дитрих Молоторукий) 19
-
Ещё одно окошко в прошлое героев. Тех, которые в сюжете не участвовали, только упоминались. Теперь, по крайней мере, о матери Кримхильды можно сказать немного больше, чем одно имя и происхождение. Хорошо, что её брак был счастливым. А было так благодаря амулету Вультраготы или он лишь усилил любовь, которая и так бы возникла, уже не узнаешь. Да и надо ли?