Не удержалась, и выкладываю начало очередной главы из бесконечной истории про Рыжую, Гортхауэра и иже с ними. Начало истории на старом форуме. "А как все хорошо начиналось! - 13" вот по этой ссылкеhttp://kamsha.ru/forum/index.php?topic=18893.0 (ftp://kamsha.ru/forum/index.php?topic=18893.0)
Глава 21. Трудно быть Видящим: обретение кольца
Судьба человека — чаще всего в его характере.
Б. Брехт
1
Пахло горьковатыми осенними цветами, прелыми листьями, дымом от костров и свежесрубленной древесиной, но острее всего чувствовался кисловатый запах страха, густо замешенного на ненависти. Финис поежилась, зябко кутаясь в старенькую шаль. Небо было ясным, деревья стояли недвижимо, а её словно насквозь продувал холодный северный ветер.
- Матушка, но они же не всерьез? – раздался тихий голос сына. Женщина крепче сжала маленькую ладошку. – Он же не виноват! – серые глаза смотрели на неё с тревогой и недоумением. Ларену не следовало находиться здесь, но он всегда был слишком настойчив, несмотря на малый возраст. Весь в деда, к счастью с её стороны. И внешне, и по характеру: такие же каштановые с золотом волосы, ясные и глубокие глаза и то же самое упорство и жажда справедливости.
- Матушка, не молчи! - сын требовательно дернул её за конец шали.
- Иди домой, Ларен! Не надо тебе на это смотреть! – ребенок слишком мал и чувствителен, чтобы присутствовать при казни. Хотя здесь многие с детьми. И многие наряжены как на свадьбу. Еще бы в этой замшелой деревеньке с сотворения мира никого не сжигали на костре. Вначале хотели повесить или утопить, но потом побоялись, что коварный колдун воскреснет и будет мстить. Огонь надёжнее: из пепла не восстанешь. Хотя какой колдун из мальчишки-травника! Не верилось Финис, что он мог так жестоко расправиться с первой красавицей села Ориль и молодым пастухом. На тела было страшно смотреть, так они были растерзаны: будто неведомый и могучий зверь разодрал их. Но у лачуги травника за поленницей нашли окровавленный топор, а кто-то из подружек красотки припомнил, что Морэйно не советовал девушке ходить в ближайшие дни к реке, где и свершилось злое дело. Тут уж все убедились, что именно молодой знахарь повинен в преступлении. Хотя зачем ему предупреждать девушку, если собрался её убить, не говоря уже о том, что тихий хрупкий юноша казался не способным на такое злодейство. Он вечно подбирал и лечил покалеченное зверье, и каждую боль – людскую ли, звериную ли воспринимал как свою. Да и по силам ли худосочному пареньку справиться с крепкой девушкой и пастухом, и тем более так изрубить тела? Финис с двумя такими же горькими вдовами усомнились, но староста велел им заткнуться и глупостей не болтать, не то самих сочтут пособницами колдуна. А травник лишь прошептал, обведя пришедших за ним враз запавшими темными очами:
- Зачем зло сотворилось? Худо теперь будет…
Договорить ему не дали, сын старосты дюжий Рондор сразу же ударил юношу по лицу, тут же набросились и остальные. Паренька забили бы до смерти, если бы людей не остановил староста. Но не милосердие двигало старым Татреном, он всего лишь придумал более страшную смерть для преступника. Остальные радостно поддержали его. Народ был испуган и растерян жутким убийством, и травнику припомнили все: и падеж коров в позапрошлом году, и сгоревшую год назад баню, и старого кузнеца, утонувшего по пьяни в проруби, и хвори ребятишек, и ломоту в суставах у стариков. Все это его козни, все его злобой рождено было, замыслил колдун всю деревню извести. На костер его! А то, что половина скотины уцелела лишь благодаря усилиям знахаря, и никто из ребятишек от болезни со времени его появления в деревне не умер, а также и то, что его чудодейственные мази поставили на ноги не одного старика, все благополучно забыли. Коротка людская память на добрые дела, зато все злое да обидное, словно бы копится, чтобы всплыть при случае жижей зловонной.
Когда прозвучало страшное слово «сжечь», Финис попробовала еще раз воззвать к разуму сельчан: не лучше ли отправить подозреваемого в город, пусть там бургомистр и стража разбираются с этим делом, и приговор по суду выносят. Но Рондор бросился на неё с кулаками. Если бы не заступился кузнец, то быть бы вдове битой. Старшего сына старосты понять было можно: в середине осени они с Ориль собирались пожениться. И все же – не лучше ли было разобраться и найти истинного виновника? Никак не могла поверить вдова в виновность юного знахаря. Странный он, чужой, потому так легко и осудили его на смерть – слишком не похож он на других. Высокий, хрупкий, черты лица тонкие, темные огромные глаза, ладони узкие, а пальцы длинные, как у менестреля. Да и одевался чудно – в темное, лишь по краю серебром расшитое. И имя у него было нездешнее. – Морэйно. Так здесь не называли. И на каком это языке, тоже было непонятно. Родившаяся в семье помощника бургомистра, Финис получила неплохое образование, даже немного знала синдарин и квенья, но такого созвучия никогда не слыхала. Травник и появился внезапно. Поздней осенью, когда ледок уже тронул озера, подобрала его в лесу покойная знахарка – больного, исхудалого. Вылечила и оставила у себя. Парнишка стал помогать ей: в травах разбирался неплохо, лечить умел, иногда советы давал - туманные какие-то, но почти все сбывалось. Сначала его сторонились, потом привыкли, детишки к нему учиться и сказки слушать бегали. Сынок Финис тоже к нему ходил, хоть отец и недоволен был. Муженек считал, что читать, писать да на звезды смотреть – дело пустое и даже вредное. Он и Финис этим попрекал постоянно, хотя ведь знал, что не простую девицу в жены берет. Благоверный, видно, на приданое богатое рассчитывал, не думал, что батюшка её, разгневавшись, выставит дочь в одном платье и запретит возвращаться, покуда с мужем живет. Отец был прав, что запретил замуж за сына мельника идти, только глупая дочь его не послушалась и погубила себя, а теперь и сына губит.
Что с ним будет? Ларену бы образование получить. Но муж, померев, одни долги оставил. Мельницу после его смерти забрали, а потом и земли они с сыном лишились. Финис бы домой вернулась, в ноги бы отцу бросилась, да только унесло родных моровое поветрие. Вот и осталась она жить в ветхом домишке, с хлеба на воду перебиваясь, а потом вышивка её изящная жене старосты и еще нескольким зажиточным поселянкам приглянулась. Платили за тонкую работу мало и все больше натурой, но вдова и этому была рада. Ох, зря она когда-то загляделась в синие очи да на золотые кудри, ох зря. Тяжко горожанке в деревне пришлось, да и косились на неё, до сих пор до конца своей так и не стала, хоть и старалась изо всех сил. Может, потому так и переживала она за юношу-травника? Да что толку переживать, если помочь все равно нечем.
- Мы должны спасти Морэйно, матушка! Он не виноват!
- Помолчи, малец! Ради матери хоть, - оборвал Ларена молодой кузнец. – Его мы не спасем, лишь себя погубим.
- Но надо же что-то делать? – сын не верил, что иногда остается только бессильно сжимать кулаки.
- Молись Элберет! - велела Финис. – Лишь она здесь помочь может. И не смотри туда! Не надо.
Она резко повернула сына спиной к площади. Вовремя. В этот момент как раз и вывели юного травника. Он еле шел и, если бы не поддерживающие его руки, наверняка бы упал. Голова свесилась на грудь, длинные черные кудри спутанной волной закрыли лицо. Крепко же его избили. Финис горестно вздохнула: лучше бы ему было умереть до костра, все не такая жестокая смерть. В толпе раздались гневные выкрики:
- Колдун!
- Сжечь мерзавца!
- Камнями забить!
В голос завыла мать убитой девушки, запричитала бабка погибшего с нею вместе пастуха. Вскоре почти все женщины рыдали в голос, лишь несколько старух грозили костылями и проклинали «подлого убивца». Финис не плакала. Конечно, Ориль жаль до боли: такая красивая и светлая она была, только её уже не вернуть, а паренька сгубят ни за что. Кто же все-таки убил пастуха и невесту старосты? Наверняка кто-то пришлый покуражился…
- Зазря сожгут травника, - вдруг сказала стоявшая рядом с ней Эглет. – А эти дуры разорались! К кому потом лечиться побегут? Как нам без знахаря прожить? Мальчишка, конечно, не чета покойной Нибвен, но тоже кое-что умел. К тому же иногда будущее видел.
- Что же он своей судьбы не углядел?! – с досадой бросила Финис.
- А может и углядел. Недаром предупреждал девчонку на берег не ходить.
- Кто же её с пастухом сгубил? Может, какие разбойники проходили? Или орки?
- В наших краях орков отродясь не водилось,- не согласилась с ней старуха.
Тем временем сыновья старосты споро прикрутили колдуна к столбу. Травник вдруг поднял голову, темные глаза на исхудалом лице показались провалами в бездну.
- Закройте ворота, - неожиданно громко сказал он. – Или уходите из деревни! Смерть идет! У кого руки в крови первым умрет!
- Заткнись, урод! - крикнул Рондор и ударил юношу по лицу. Голова травника мотнулась из стороны в сторону и бессильно упала на грудь.
Староста приказал:
- Зажигайте костер!
- Матушка, смотри! – вдруг воскликнул Ларен.
- Прекратить! – одновременно с его возгласом раздался бесстрастный женский голос.
Глава 22. Нелегко быть Видящим. Часть 2. Обретение себя.
«…но разбивается об лед душа, искавшая тепло.»
Мартиэль
1
Быть Видящим очень трудно, тяжела его жизнь: нет в ней ни радости, ни друзей, ни любви, ни надежды. Только насмешки, страх, ненависть и презрение. Морэйно осознал это с детства. Когда его дар проявился, от него отвернулись все те, кого он любил и кому доверял. Не осталось ничего и никого, лишь прошедшее и грядущее, которые смешивались с настоящим, не позволяя порой отличать одно от другого. Он и сам часто не мог понять: сбылось или еще будет? Но иногда Морэйно точно знал: вот это сбудется. И тогда юный Видящий пытался предупредить и предотвратить грядущее, он старался быть убедительным и настойчивым, с трудом преодолевая природную застенчивость. Ему не верили, над ним смеялись, его гнали прочь. А потом, когда предсказанное сбывалось, ненавидели. После того, как однажды его чуть не забили камнями на улице, матушка запретила сыну одному покидать дом. Морэйно возражать не стал. Дома было лучше, там были книги – его верные и единственные друзья. Он много читал и жадно учился. Наставник поражался начитанности юноши, его пытливому уму и тяге к знаниям. Дома были сестры, которые всегда заботились о нем. Правда, дома была и матушка, которая, мальчик остро это чувствовал, не любила его и даже, пожалуй, боялась. Обычно она не замечала сына, который из всех сил старался не попадаться матери на глаза. И все же не встречаться было невозможно, и иногда нелюбовь матушки прорывалась словами:
- Лучше бы ты во младенчестве умер! - горько восклицала она. И Морэйно соглашался в душе: лучше бы он умер.
Но так было не всегда. Ранние годы детства остались в памяти светлыми и радостными, не смотря на многочисленные болезни. Морэйно помнил громкий смех отца, счастливую улыбку матери. Отец его был из далекой страны, по натуре вечный бродяга. Он исходил много дорог, и осел в их шумном городе, увидев на ярмарке красавицу Ландис. Её золотисто-каштановые косы и ясные, голубые глаза покорили сердце странника. Девушка происходила из хорошей семьи, хоть и немного обедневшей. А чужестранец был далеко не беден, к тому же искусно владел многими ремеслами. За свою бродячую жизнь успел побывать он и кузнецом, и пекарем, и травником, и купцом, и даже воином. И во всех делах сопутствовала ему удача. Открытая Соронто невдалеке от рыночной площади небольшая кузня привлекала внимание многих: здесь ковались настоящие шедевры: ажурные решетки, увитые розами, скамейки на которые, казалось, присели отдохнуть птички, увитые плющом подсвечники, кружевные ворота и многое-многое другое. А вскоре кузнец занялся ювелирным делом и снова преуспел. Через год самая красивая девушка города стала его женой и хозяйкой большого богатого дома. Родные радовались, подруги и соседи завидовали её счастью. Мало того, что муж богат и мастер на все руки, так еще и собой хорош – высокий, худощавый, с красивым открытым лицом. Да и характер у него был легким: Соронто никогда долго не унывал и всегда мог развеселить других. Вскоре пошли дети: дочь, сын и снова дочка. Молодой муж нашел себе новое занятие: на этот раз им стала торговля диковинками. Он обожал путешествовать, в отличие от домоседки жены. Отлучки были долгими и частыми. Отец уезжал, и мать гасла, как свеча под ледяным ветром. Дома становилось тихо, слуги ходили на цыпочках, парадные комнаты были закрыты, дети старались не шуметь. Ландис в стареньком сером платье проводила все дни, либо за расходными книгами, либо в кладовых. Но прибывал гонец с радостной вестью: Соронто возвращается, и дом оживал. Матушка, смеясь, бегала из комнаты в комнату, заставляя слуг начищать хрусталь и серебро, выбивать ковры. В парадных покоях снимали с мебели чехлы, зажигали свечи, на кухне готовили самые вкусные блюда. Морэйно и его сестры были очень горды, когда мать позволяла им нарвать цветов для букетов. В день приезда мужа и отца детей облачали в лучшие одежды, матушка надевала самое нарядное платье. А потом ржание коней, громкий голос, широкие шаги, смех. И вот отец кружит по комнате раскрасневшуюся от счастья мать, вот он одаривает её дорогими безделушкам. А вот и дети на его руках. И для них у Соронто всегда есть что-то интересное, необычное и привлекательное. Диковинный цветок для Хъелли, красивая кукла для Лайи, книга для Морэйно. Потом праздничное застолье, веселье до утра. Детей отсылали спать, но они еще долго прислушивались к веселым голосам в гостиной. Наутро приходили ребятишки с улицы, для которых у Соронто тоже находились забавные вещички. Отец устраивал игры. Дети радостно резвились. Тогда Морэйно верил, что у него есть добрые и надежные друзья.
Но так было не всегда. Мальчик помнил, как часто мать плакала у его кроватки, но отец всегда мог вселить в неё надежду.
- Ничего, подрастет и окрепнет! – утешал он и рассказывал какую-нибудь смешную историю. Ландис не выдерживала и начинала смеяться, радовался и маленький Морэйно.
Мальчик очень любил мать, хотя та всегда предпочитала сыну дочерей: очень похожую на мужа старшую Хьелли и унаследовавшую красу матери младшую Лайи. Сын же казался ей слишком странным – невысокий, худенький, с бездонными черными глазищами в пол лица. Ландис считала его некрасивым, и больше жалела, чем любила.
- Вырастет и похорошеет! – снова смеялся Соронто. – Да и зачем красота мальчишке? Хотя он на моего деда похож, а тот редкий красавец был. Все девки по нему вздыхали, даже когда дедусе под сто было. И умный он был, хоть и чудной. Сказки вечно рассказывал и опасность загодя чувствовал. К нему все вокруг за советом ходили. Дед сказывал, что от эльфов ему такой дар. Дескать, в незапамятные времена влюбился по уши один квенди в хорошенькую аданет и, презрев обычаи, женился на смертной. Вот с тех пор и проявляется у некоторых потомков того эльфа чуждая смертным красота да диковинный дар: будущее видеть.
Ландис фыркнула.
- Глупости все это! Квенди никогда на смертных не женились за исключением Берена и Лютиэнь. И то - это смертный её в жены взял.
- А вот и женились! - притворно обиделся её недоверию супруг - Ты же видел мой талисман, - он вытащил из-за ворота рубашки цепочку с небольшим темным камнем. – Вот - наследство эльфийское. Удачу приносит!
- Нашел где-то стекляшку и хвастаешься! Как ребенок, право слово! – махнула рукой матушка.
Соронто подхватил жену на руки и унес в спальню, заявив, что у него есть верное средство победить сомнения любимой.
Родители ушли, а читавший на подоконнике книгу Морэйно замер. Небольшой прозрачный темный камень будил в душе странные чувства. Нестерпимо, до боли хотелось взять его в руки. С тех пор мальчик лишился покоя, днем и ночью мечтая прикоснуться к древнему талисману, подержать его в руках, рассмотреть странный знак, начертанный на нем. Он мечтал, но попросить отца не решался.
Иногда судьба дает людям шанс, и мечты сбывается, но счастья не приносят.
Как-то раз Соронто после утреннего омовения забыл надеть цепочку, и она осталась лежать на маленьком столике. Не веря удаче, Морейно осторожно протянул руку. Длинные, тонкие пальцы его дрожали, вдруг тало страшно: родители увидят, отец рассердиться. Но искушение было слишком сильно, и он сжал в ладони вожделенный талисман. Тонкая иголочка боли пронзила сердце. Перед глазами потемнело, но вскоре тьма рассеялась, и пришли видения…
Позже он узнал, что, страшно вскрикнув, упал на пол и забился в судорогах. На его крик прибежали родители. Мать рыдала, отец тихо ругался сквозь зубы. Потянулись долгие дни беспамятства. Мальчик тихо бредил, у него началась лихорадка, целители разводили руками и советовали надеяться на лучшее. Отец и мать не отходили от его постели, но Морэйно этого не видел. Пред его взором проносились иные картины.
Долина с цветущими ирисами. Сколько их - и фиолетовые, и синие, и голубые, и бледно-розовые, как робкий луч зари… Плывущие по воде венки из чудесных цветов. Черноволосый, удивительной красоты, юноша, обнимающий за плечи прелестную, как рассвет, девушку.
Огромный зал, высокий мужчина в черных одеждах, и несколько юношей и девушек перед ним. Его губы что-то шепчут. Он приказывает, он умоляет. Одному из молодых людей он протягивает тот самый камень, что сейчас носит на груди отец Морэйно.
Неожиданно все сменяется огнем пожарищ, дымом костров, текущей по клинкам кровью, лаем собак. И снова темнота. А потом боль, тоска, кровь и одиночество. Одна ужасная картина сменяет другую. И нет спасения от страшных видений. Лишь смерть избавит от них. И он зовет смерть, но она не приходит. Чьи-то усталые глаза сочувственно смотрят на него сквозь пелену тумана.
- Возвращайся, мальчик, - шепчут бледные губы. – Тебе еще рано…
И Морэйно пришел в себя, к несказанной радости родных.
Впрочем, она была не долгой. Мальчик от болезни оправился быстро, но видения продолжили являться. Любая вещь, любое слово могли внезапно вызвать множество чужих воспоминаний или картин будущего. В глазах темнело, голову сжимало раскаленным обручем, против воли вырывались слова пророчеств, и Морэйно падал без чувств. Общение с друзьями пришлось прекратить, также стало невозможно посещать наставника вместе с другими ребятами. Оставить пришлось и обучение стрельбе, фехтование и верховую езду. Морэйно боялся, что может причинить кому-нибудь вред, да и видеть бесконечные убийства было невыносимо для впечатлительного ребенка. Вот так и стали его лучшими друзьями книги, и лишь сестры иногда скрашивали досуг. Матушка снова плакала, но отец не унывал:
- Ничего, все пройдет! Войдет в возраст, окрепнет, совладает с даром! Я же говорил – дед у меня был неплохим предсказателем. К нему из многих мест советоваться приезжали! Не плачь, Ландис! Все наладится.
Матушка доверчиво улыбалась мужу. Она все еще любила его, хоть иногда и сожалела о том, что одула свое сердце красивому чужестранцу.
Но все её сожаления были забыты, когда Соронто погиб. Перед его поездкой Морэйно мучило дурное предчувствие. Он просил отца остаться, но тот отмахнулся.
- Ты еще слишком мал и даром почти не владеешь! Мало ли что тебе почудилось! А меня ждут важные дела!
Отец уехал, а сын снова свалился без чувств и провалялся в постели больше недели.
О гибели Соронто от рук разбойников сообщил его друг и компаньон, он же привез и тело.
Ландис с воплем упала на труп мужа, билась в рыданиях, покрывала поцелуями мертвое лицо.
Её еле смогли увести. Матушка рыдала до дня похорон, а вечером набросилась на сына:
- Ничтожество! Жалкий придурок! Ничего не можешь! Ты даже отца не мог убедить! Как мы теперь будем жить?! Убирайся!
Она ударила остолбеневшего мальчика по лицу и размахнулась для следующей пощечины. Морэйно в ужасе застыл. Его сердце разрывалось от горя, жалости и вины: он действительно не спас отца.
Ударить матушка не успела, друг Соронто перехватил руку обезумевшей от горя женщины, подхватил её и унес в спальню, позвав служанок. Вернувшись, Галендир тихо сказал мальчику:
- Забудь. Это не она говорила, а горе.
Только забыть так и не удалось. Душу саднило до боли, а видения стали появляться еще чаще. Они терзали и мучили его, пытаясь заставить окончательно скатиться в бездну безумия. Морэйно держался из последних сил, иногда ему казалось, что кто-то родной и близкий удерживает его на края, длинными, тонкими почти призрачными пальцами и ласково шепчет: «Держись. Настанет и твое время…»