Спасибо благодарным читателям)
И еще порция. Местами странненькая, но это все оттого, что я по заданиям писала.
За порогНепарность людей признавая догмой,
Удобней приевшийся быт ломать.
Захлопнулась дверь. И отныне дом твой
Не крепость, не райский шалаш – тюрьма.
Не так уж и сильно любила вроде,
Но стёрлись границы «его/твоё».
Отброшенной тенью в прихожей бродишь,
Жуёшь бутерброды – сухой паёк,
Бормочешь, как мантру: «вот мы бы, нам бы...»
Блуждаешь вслепую, как крот в норе.
Покорно вливаясь в ряды сомнамбул,
Ты путаешь прошлую жизнь и бред.
А радио, будто заевший плеер,
Гоняет по кругу то Queen, то Сплин.
Но в кухне теперь по утрам светлее,
И с юга вернувшийся птичий клин
Однажды расчертит окно пунктиром,
В системной депрессии вызвав сбой.
Ты сделаешь шаг за порог квартиры
И выйдешь из тени, чтоб стать собой.
Дотла Заметался пожар голубой...
Сергей ЕсенинТы уходишь – и впору бросаться на стены,
Объявляя навязчивым мыслям войну.
Легионы сомнений выходят из тени,
И рассудок вскипает за пару минут.
Драгоценных мгновений досадная трата,
Удушающий страх – где и с кем ты была?..
Я порой ощущаю себя Геростратом,
Опьянённым желанием сжечь всё дотла.
И не надо меня утешать, как мальчишку,
Укорять за отчаянный, бешеный нрав.
Ты так ласково лжёшь, так жестоко молчишь, что
Я и сам забываю, что было вчера.
Пусть другие вздыхают – ах, бурная юность,
Опаляющий крылья пожар голубой...
Если ревность и страсть через год не убьют нас,
Мы, быть может, узнаем, что значит любовь.
Законы улицОбшарпанная комната пуста,
И лампочка давно перегорела...
У нас с тобой был шанс - один из ста,
И ты порой хотела перестать,
Но, выплакавшись, снова шла на дело.
Беду свою искала и звала,
Романтику с опасностью мешая.
Ты верила в меня, но я был слаб
И не умел, как ты, не видеть зла
В глазах воров, убийц и попрошаек.
Я знал - любой из них готов предать:
Законам улиц жалость незнакома,
Но ты опять влекла меня сюда,
Где мерзости стоячая вода
Затягивала нас в бездонный омут.
Итог закономерен и жесток.
Где мог спастись один, погибли двое.
Засыпан медяками грязный стол,
Разбиты окна в комнате пустой,
И небо ослепляет синевою.
ЛесноеБлеснул заточенный лунный серп,
Прорезав полог тяжёлых туч.
Любой волчок в эту пору сер,
Любой кошмар, как змея, ползуч.
Ослабший ветер прильнул к земле,
Боясь привлечь невзначай беду.
Идëм, сестра, в заповедный лес,
Где нас и гончие не найдут.
Испачкан травами твой подол,
А ветви вяжут из кос узлы.
На том холме, где стоял наш дом,
Теперь всё выжжено до золы,
И ведьмы пляшут вокруг костра.
Хохочет ночь, словно пьяный сыч.
Забудь дорогу назад, сестра,
Испей студёной хмельной росы,
И станет горечь почти сладка,
Но раз пригубишь – и в горле ком.
Надежда тлеет в твоих зрачках
Последним крошечным угольком.
Уже не важно, что будет днём:
Позволим лесу свой суд вершить.
Отбросив прошлое, мы уснём
В беззвёздной, пахнущей мхом тиши.
НевесомостьГолуби в лужах, трещинки на коре,
Руки, насквозь промёрзшие без перчаток...
Снова дышу на пальцы – слегка согреть,
Чтоб продолжать тебе на бегу печатать,
Слать цифровой и буквенный белый шум
В синюю даль, в космически-тёмный вечер.
Ангелы там читают, что я пишу,
И, загрустив, вздыхают по-человечьи.
Город купает скверы в слепом дожде,
Нежно смывая шлейф прошлогодней гари.
Вечность назад, в такой же апрельский день,
В небо навстречу солнцу взлетел Гагарин.
Атомный век, привыкший людей сминать,
Сдался тогда – с весной разговор особый.
...Знаешь, я тоже чуточку космонавт,
Без подготовки рухнувший в невесомость.
Если мечта зовёт, отвечаешь «да»:
Сделанный выбор сложно назвать ошибкой.
Мне остаётся только любить и ждать,
Ноющий страх скрывать под бронёй обшивки.
Я всё пишу, и время бежит вперёд,
Кроны спешит одеть в молодую зелень...
Главное для ракеты – успешный взлёт,
Мне же важней тебя возвратить на Землю.
А еще рослый и статный.