12
« : 02 Янв, 2018, 21:43:42 »
Мне хотелось бы продолжить эту плодотворную тему, ещё на старом форуме начавшуюся.
Одной из важнейших "духовных скреп" Дж.Р.Р. Тлкина была яростная технофобия и антииндустриализм. При этом стоит отметить, что они достаточно часто окрашивались в антигерманские цвета: сам Толкин, как известно, полгода пробыл на Западном фронте Первой Мировой войны, так что резонов приязненно относиться с "высокой немецкой технической культуре" у него не было. Сравним эти два отрывка двух "идейно близких" авторов, например:
"Врата были заперты. Ночь напролет слушали караульные на стенах, как внизу разбойничают враги: выжигают поля и рощи, добивают раненых, рубят на куски мертвецов. Впотьмах было не разобрать, сколько еще полчищ подошло из-за реки, но в утренних сумерках увидели, что их даже больше, чем страх подсказывал ночью. От конца до края копошилась почернелая равнина, и, сколько хватал глаз, во мгле повсюду густо, как поганки с мухоморами, выросли солдатские палатки, черные и темно-красные.
Деловито, по-муравьиному, сновали везде орки – и копали, копали рвы за рвами, огромным кольцом охватывая город, чуть дальше полета стрелы. Каждый вырытый ров вдруг наливался огнем, и неведомо было, откуда огонь этот брался, каким ухищреньем или колдовством он горел и не гас. Весь день прокапывались огненные рвы, а осажденные глядели со стен, не в силах этому помешать. Как только ров загорался, подъезжали фургоны, подходили новые сотни орков и быстро сооружали за огненными прикрытиями громадные катапульты. В городе таких не было; какие были, до рвов не достреливали.
<...>
А вдалеке, на переправе, быстро навели мосты, и целый день шли по ним войска с обозами. Наконец к полуночи все было готово для приступа, и первые тысячи повалили через огненные рвы по оставленным для них хитрым проходам. Они подошли на выстрел густою толпой, давя и тесня друг друга. Огни высвечивали их, и промахнуться было трудно, тем более что Гондор издревле славился своими лучниками. Но редко летели стрелы, и, все еще скрытый позади, военачальник Мордора убедился, что дух осажденных сломлен, и двинул войско на приступ. Медленно подвозили во тьме огромные осадные башни, выстроенные в Осгилиате.
<...>
С полуночи продолжался общий приступ. Гремели барабаны. С севера и с юга стены сплошь осаждало многотысячное воинство. Повсюду в багровом полусвете двигались огромные, как дома, звери: это хородримские мумаки подвозили из-за огненных рвов осадные башни и стенобитные орудия. Наступали нестройно и гибли толпами; предводитель осады гнал рабов на смерть лишь затем, чтобы прощупать оборону и рассредоточить силы гондорцев. Настоящий удар он замышлял обрушить на Врата, мощные, чугунные, надежно скрепленные сталью; их защищали несокрушимые башни и бастионы, но все же они были ключом, единственным уязвимым местом неприступной твердыни.
Громче зарокотали барабаны. Взметнулись огненные языки. Осадные машины ползли по полю, и между ними покачивался на толстых цепях громадный таран, больше сотни футов длиною. Долго ковали его в темных кузнях Мордора; страховидная оконечина из вороненой стали являла подобие волчьей морды с ощеренной пастью, и на ней были начертаны колдовские, разрывные письмена. Именовался он Гронд, в память о древнем Молоте Преисподней. Везли его гигантские звери, с боков толпились орки, а позади тяжко шагали горные тролли.
Но у Врат кипела битва: там стояли накрепко витязи Дол-Амрота и лучшие из лучших минастиритцев. Тучей летели стрелы и дротики, осадные башни валились или вспыхивали, как факелы. По обе стороны ворот громоздились обломки и мертвые тела, однако же новые и новые толпы лезли вперед, словно одержимые.
Гронд подползал. Его кожух не загорался, огромные звери, тащившие его, то и дело вскидывались и бросались в стороны, топча бесчисленных орков, но убитых отшвыривали, и толпы снова смыкались.
Гронд подползал все ближе. Бешено загремели барабаны, и над горами трупов чудовищным виденьем возник высокий всадник в черном плаще с опущенным капюшоном. Медленно двигался он вперед, попирая трупы, и стрелы бессильно падали вокруг. Он поднял кверху длинный тусклый меч. Великий ужас объял всех – осажденных и осаждающих, и воины роняли оружие. На миг все стихло.
Опять загрохотали барабаны. Чешуйчатые лапищи рывком подтянули Гронд к воротам и с размаху ударили в них. Казалось, гром из поднебесья раскатился по городу. Но чугунные створы и стальные столбы выдержали удар.
Тогда Черный Предводитель привстал в стременах и громогласно выкрикнул заклятье на неведомом языке; жуткие слова его надрывали души и раскалывали камень.
Трижды возопил он, трижды грянул таран, и третий удар внезапно сокрушил Врата Гондора. Точно какая-то колдовская сила разломила их надвое – блеснула жгучая молния, и чугунные осколки усеяли плиты."(с) Дж.Р.Р. Толкин, Властелин Колец, "Возвращение короля"
"Сейчас, в дни больших сомнений и больших надежд, практически невозможно заново пережить чувство роковой и неодолимой мощи первого германского удара. Казалось, все символы древней доблести пали со своих пьедесталов и врагу открывалась широкая мощеная дорога к вратам Парижа. Германия двигалась к ним как огромный, непостижимый сфинкс, чья гордыня была способна уничтожить все вокруг себя и при этом не поколебаться. В ее обозе ползли, как шевелящиеся горы, циклопические пушки. Таких пушек люди еще не видели - перед ними городские стены таяли, как воск, их пасти нагло устремились к небу, как будто угрожая самому солнцу. Говорить так о новых, циклопических орудиях- это не прихоть фантазии, именно в их огромных колесах стволах заключена была душа Германии; ее пушки были куда символичнее ее знамен.
<...>
Такие машины, таких размеров и в таком количестве демонстрируют на самом деле тип жизни, естественно нетерпимый к более счастливым и более здравомыслящим людям, тип жизни, разросшийся и поработивший больше люде, чем когда-либо раньше. Они свидетельствуют о городах, выросших больше провинций, и заводах, выросших больше городов, они возвещают империю трущоб .Они свидетельствуют о такой степени унификации и такой нечеловеческой степени разделения труда, которым ни один человек, рожденный для краткой жизни под солнечными лучами, не сдался бы, если бы у него оставалась хоть малейшая надежда перековать орала на мечи.
Народам мира следовало сдаваться не кайзеру, им следовало сдаваться Круппу, его и их повелителю. Французы, британцы и русские должны были сдаться Круппу, как и сами немцы, которые ему уже сдались. Через каждую шестеренку этой несравненной техники, через каждое звено этой бесконечной железной цепи истекало владычество как определенный род искусства. Этот художник не дает рукам покоя во сне, не приказывает им в минуту отвращения замазать нарисованное, не всплескивает ими в час чуда или гнева. Нет, он уверен, что его прикосновние к тысячам мелких вещей и есть невидимая механика жизни. Этот художник познал час триумфа, но так и не обрел имени"(с) Г.К. Честертон , "Краткая история Англии и другие произведения 1914-1917", С.162
