1
Наша проза / Заговор марионеток
« : 16 Мая, 2025, 22:23:50 »
А я вернулась не с пустыми руками, а с прозой. 
Это долгострой, который писался 6 с лишним лет, в процессе распух до неприличных объемов и, видимо, будет писаться теперь вечно, потому что к законченной первой части уже придумываются в общих чертах ещё две. Ожидаемо это фэнтези трудноопределимого поджанра (по совокупности скорее приключенческое).
Вычитывала самостоятельно, поэтому глаз замылился, буду благодарна за замечания и мнения.
За косяки форматирования прошу прощения, временно без компа, поэтому у меня лапки. Потом постараюсь поправить.
Я знаю, ты знаешь, что нас с тобой нет, и
Я видела где-то за темным стеклом,
Как будто бы я – просто марионетка,
А ты – мой разрушенный кукольный дом.
(с) Немного нервно
Гадание снова не задалось. Перевернув рубашкой вниз очередную карту, Габриэлла чертыхнулась сквозь зубы и одним движением смешала весь расклад. Потом, чуть переведя дух, принялась собирать карты обратно в колоду – медленно и аккуратно, словно наказывая себя за уже минувшую вспышку раздражения. Так дела не делаются. Работа должна приносить деньги, а не удовольствие, и вовсе необязательно мотать себе нервы из-за каждого клиента, чья судьба складывается хуже, чем хотелось бы ему или нанятой гадалке. Специалист по прогнозированию и корректировке безусловных воздействий – такая надпись могла бы значиться в ее дипломе, если б она удосужилась доучиться до последнего курса и получить заветную бумагу. Не доучилась и не получила, но работе это не мешало. Работы было через край, и даже ее соседка-коллега без устали повторяла, что надо чаще отдыхать. Но какой тут отдых, когда все из рук вон плохо...
Нынешний клиент, мэтр Корради, Габриэлле нравился. Вежливый, скромный, нежадный и всей душой преданный своему делу – музыке. Пожилой композитор объявился в ее квартирке две недели назад и чуть ли не со слезами на глазах просил о помощи. Уже полгода он не мог написать не то что симфонии или оперы – даже крошечной пьески, предназначенной лишь для разминки пальцев. Талант ушел, как вода в песок, и видимых причин для этого не было. Корради не болел, прекрасно себя чувствовал, регулярно занимался с учениками и выслушивал творения молодых последователей. Он умеренно питался, не страдал от бессонницы, много времени проводил на свежем воздухе, – одним словом, вел правильный образ жизни, как и все годы до этого. В семейной жизни у мэтра все тоже складывалось вполне успешно – любящая жена, заботливые дети, очаровательные карапузы-внуки... Но музыка будто отвергла его. И исправить это не получалось, как Габриэлла ни билась.
Версию со сглазом или порчей она отмела сразу, благо при нынешнем уровне развития науки это было несложно. Беда в том, что других версий не было, поэтому приходилось тыкаться наобум, отсекая то одну, то другую возможную причину. Габри до поздней ночи рылась в справочниках по астрономии и хиромантии, мусолила и без того видавшие виды карты, чертила ей одной понятные схемы и символы, но результат выходил одинаково неутешительным. Полученный у Корради аванс она давно уже истратила, а ее личные запасы необходимого для работы лантариума стремительно подходили к концу. Нужно бросить этот заказ и заняться другими, попроще и подешевле, но с немедленной оплатой. Вот, например, составить натальную карту для дочери торговца мехами с Виноградной улицы...
– Что, опять не клеится?
Женевьев, бесшумно возникшая у нее за спиной, подняла с пола очередной скомканный листок с очередным невоспроизводимым чертежом. Прожив с ней под одной крышей три года, Габри так и не смогла понять, как женщине удается так бесшумно перемещаться. Учитывая количество украшений, которым она была увешана, это казалось воистину непосильной задачей.
– Не клеится, – Габри резко дунула на выбившуюся из косы прядь. Как она ни заплетала волосы, они все равно ухитрялись растрепываться и лезть в глаза в самый неподходящий момент. – Дала бы тебе взглянуть, да сама понимаешь...
– Понимаю, – не стала спорить соседка. – Я не по этой части.
Габри уныло кивнула и, выкарабкавшись из-за стола, отправилась на кухню – ставить чайник. Женевьев, или Ева, как она просила себя называть, занималась не перекраиванием чужих судеб, а любовным проектированием. Попросту говоря, учила одиноких женщин, что им нужно в себе изменить, чтобы обрести, наконец, долгожданное счастье. Вообще говоря, она была готова помогать и мужчинам, но таковые к ней почему-то не обращались. Единственный, как Ева его называла, подопытный сбежал через два месяца, решив, что ему и в одиночестве неплохо, а благосклонность дочки пекаря, за которой он пытался ухаживать, не стоит насилия над личностью. Женщины же подходили к этому вопросу с куда большим самопожертвованием.
– А тобой тут днем мальчик интересовался, – дождавшись возвращения Габри, протянула Ева из-за ширмы, разделявший общую комнату на две половины. Судя по тихому звяканью снимаемых браслетов, цепочек и колец, соседка переодевалась в домашнее. Мельком взглянув на часы, Габриэлла выругалась повторно – уже спать пора, а она даже не поужинала. – Хорошенький такой, чернявый. Молоденький, правда...
– По какому поводу? – нахмурилась Габри.
– А кто ж его знает. Я приглашала подождать, но он засмущался что-то: неудобно, говорит, я лучше завтра приду...
– Ну, вот пусть завтра и приходит. Я все равно уже не соображаю ничего.
– А может, он на свидание тебя пригласить хотел?
– Да не знаю я никаких чернявых мальчиков.
Ева только красноречиво фыркнула. За годы, проведенные бок о бок, она неоднократно пыталась устроить личную жизнь и самой Габри. Пару раз, вняв уговорам старшей подруги, та даже ходила на свидания. Но после каждого из них, обзывая себя последней идиоткой, доставала карты, даже не тратя лантариума, набрасывала простейший расклад и, мрачно хмыкнув, отправлялась спать. Она не считала Еву шарлатанкой – многим ее советы и впрямь помогали, но слишком хорошо знала себя и свою сказочную везучесть. Когда-то она и впрямь мечтала закрутить роман, выйти замуж и жить душа в душу со своим единственным, но жизнь внесла в девичьи мечты серьезные коррективы. После того, как не стало Бертрана, все пошло наперекосяк...
Чайник призывно засвистел, будто намекая, что мрачные размышления пора прервать, и Габриэлла мысленно с этим согласилась. Если б воспоминания можно было выключить так же легко, как назойливую чайничью трель... Торопливо протопав на кухню, Габри плеснула кипятка в оставшуюся с прошлого раза заварку. Слишком крепкий чай – путь к бессоннице, а она и так спит маловато. Стоит немного поворочаться на скрипучей кровати, и Ева опять с утра станет вздыхать и выспрашивать, что ее гложет, а потом советовать, наставлять, утешать... Они иногда беседовали по душам, но так и не стали по-настоящему близкими подругами, хотя Габри знала про Женевьев Иннар все или почти все, как и та про нее. Жизнь бродячей актрисы, неудачное замужество, потом еще одно, приглашение в помощницы режиссера в театре, клевета, скандал и увольнение, множество скоротечных романов и, наконец, желание открыть собственное дело – пусть и попахивающее шарлатанством, но официально вполне законное. У Габри все было куда скромнее – учеба в столичном университете, оплачиваемая отчимом по капризу матери и закончившаяся, когда ее старший брат погиб за месяц до собственного выпускного, проваленные и никому уже не нужные экзамены, попытки растормошить впавшую в апатию мать, забота о младшей сестре, едва окончившей школу, подвернувшаяся работа, потом еще одна... Водоворот взрослой жизни затянул вчерашнюю студентку и не отпускал до сих пор, а она покорно плыла по течению, радуясь, что трех курсов обучения хватает на то, чтоб прокормить себя и еще немного отложить на черный день. Звезд с неба, в отличие от Бертрана, Габри не хватала, зато хорошо разбиралась в картах этих самых звезд, а еще в геометрии, нумерологии, комбинаторике... С открытием лантариума составление прогнозов и гороскопов перестало быть глупой блажью, теперь даже серьезные дельцы не гнушались прибегать к услугам такого рода. Крошечная толика волшебства увеличивала точность прогнозирования до девяноста трех процентов. Хотя мошенники, которые выдавали обычные, сочиненные из головы гадания за результаты магического анализа, тоже встречались частенько.
– Съешь хоть что-нибудь. Там пирог вчерашний еще оставался, – ласково проворковала Ева, закончившая с туалетом и перешедшая к расчесыванию. Габри невольно залюбовалась ее волосами – черными, как смоль, густыми и длинными, спускавшимися блестящими волнами ниже пояса. Ей самой удавалось отрастить шевелюру лишь до лопаток, потом нежелание возиться с прической перебарывало тягу к красоте. Практичность руководила и многими другими ее поступками, за что Габри регулярно получала нагоняи от Женевьев.
– Пирог так пирог.
Приоткрыв дверцу хладосберегателя, встроенного в нишу под окном, Габриэлла быстро сцапала тарелку и поскорее вернула, как было. Потрясающе удобная вещь, и куда компактнее погреба, но для постоянного охлаждения лантариума не напасешься. Уж лучше наморозить разок, а потом пореже открывать. Жаль только, места немного, но им на двоих хватает. Надо бы еще раздобыть нагреватель – желательно, универсальный, чтоб подходил и для воды, и для воздуха, а то октябрь на носу... В Талессе зимы теплые – не то что в столице, но стены в домах не такие толстые, а в их мансарде еще и окно в полстены. Красиво и клиентам нравится, но если не законопатить все щели, от сквозняков спасу не будет.
Поставив тарелку на подоконник и присев рядом, Габриэлла взглянула на раскинувшийся внизу город. Вереницы фонарных огней, похожие на бусы из янтаря, темная лента реки, отделяющая исторический центр от новых кварталов, ползущее по воде суденышко... Впервые попав в Талессу, она была так очарована этим городом, что решила остаться здесь. Найти жилье, постоянную работу, завести друзей, а к Виолетте ездить два раза в год – на день рождения и в канун Зимнего праздника. Привозить подарки для племянницы, вежливо интересоваться здоровьем матушки, несколько дней беспрестанно накрывать на стол и убирать с него, пить подогретое вино и закусывать имбирным печеньем, вытянув ноги перед настоящим, не магическим камином... Очарования этих семейных вечеров хватало от силы на неделю, потом Габри вновь сбегала на свою мансарду, к ехидной соседке, письменному столу со множеством ящиков, книгам и картам – гадальным, игральным, звездным. Это был ее дом, ее жизнь, и ничего менять в ней она не собиралась. В отличие от жизни внезапно утратившего талант музыканта.
Последний кусок пирога слегка взбодрил отчаявшуюся девушку, и она решила, что перед сном предпримет еще попытку разгадать этот проклятый ребус. Одну-единственную, совсем коротенькую – а вдруг снизойдет долгожданное озарение?
Украдкой наблюдавшая за ней из-за ширмы Женевьев понимающе вздохнула. Она знала, что поиски озарения могут продлиться до глубокой ночи и закончатся лишь тем, что с утра соседка станет еще более рассеянной и раздражительной.

Это долгострой, который писался 6 с лишним лет, в процессе распух до неприличных объемов и, видимо, будет писаться теперь вечно, потому что к законченной первой части уже придумываются в общих чертах ещё две. Ожидаемо это фэнтези трудноопределимого поджанра (по совокупности скорее приключенческое).
Вычитывала самостоятельно, поэтому глаз замылился, буду благодарна за замечания и мнения.
За косяки форматирования прошу прощения, временно без компа, поэтому у меня лапки. Потом постараюсь поправить.
Часть 1
Я знаю, ты знаешь, что нас с тобой нет, и
Я видела где-то за темным стеклом,
Как будто бы я – просто марионетка,
А ты – мой разрушенный кукольный дом.
(с) Немного нервно
Глава 1
Гадание снова не задалось. Перевернув рубашкой вниз очередную карту, Габриэлла чертыхнулась сквозь зубы и одним движением смешала весь расклад. Потом, чуть переведя дух, принялась собирать карты обратно в колоду – медленно и аккуратно, словно наказывая себя за уже минувшую вспышку раздражения. Так дела не делаются. Работа должна приносить деньги, а не удовольствие, и вовсе необязательно мотать себе нервы из-за каждого клиента, чья судьба складывается хуже, чем хотелось бы ему или нанятой гадалке. Специалист по прогнозированию и корректировке безусловных воздействий – такая надпись могла бы значиться в ее дипломе, если б она удосужилась доучиться до последнего курса и получить заветную бумагу. Не доучилась и не получила, но работе это не мешало. Работы было через край, и даже ее соседка-коллега без устали повторяла, что надо чаще отдыхать. Но какой тут отдых, когда все из рук вон плохо...
Нынешний клиент, мэтр Корради, Габриэлле нравился. Вежливый, скромный, нежадный и всей душой преданный своему делу – музыке. Пожилой композитор объявился в ее квартирке две недели назад и чуть ли не со слезами на глазах просил о помощи. Уже полгода он не мог написать не то что симфонии или оперы – даже крошечной пьески, предназначенной лишь для разминки пальцев. Талант ушел, как вода в песок, и видимых причин для этого не было. Корради не болел, прекрасно себя чувствовал, регулярно занимался с учениками и выслушивал творения молодых последователей. Он умеренно питался, не страдал от бессонницы, много времени проводил на свежем воздухе, – одним словом, вел правильный образ жизни, как и все годы до этого. В семейной жизни у мэтра все тоже складывалось вполне успешно – любящая жена, заботливые дети, очаровательные карапузы-внуки... Но музыка будто отвергла его. И исправить это не получалось, как Габриэлла ни билась.
Версию со сглазом или порчей она отмела сразу, благо при нынешнем уровне развития науки это было несложно. Беда в том, что других версий не было, поэтому приходилось тыкаться наобум, отсекая то одну, то другую возможную причину. Габри до поздней ночи рылась в справочниках по астрономии и хиромантии, мусолила и без того видавшие виды карты, чертила ей одной понятные схемы и символы, но результат выходил одинаково неутешительным. Полученный у Корради аванс она давно уже истратила, а ее личные запасы необходимого для работы лантариума стремительно подходили к концу. Нужно бросить этот заказ и заняться другими, попроще и подешевле, но с немедленной оплатой. Вот, например, составить натальную карту для дочери торговца мехами с Виноградной улицы...
– Что, опять не клеится?
Женевьев, бесшумно возникшая у нее за спиной, подняла с пола очередной скомканный листок с очередным невоспроизводимым чертежом. Прожив с ней под одной крышей три года, Габри так и не смогла понять, как женщине удается так бесшумно перемещаться. Учитывая количество украшений, которым она была увешана, это казалось воистину непосильной задачей.
– Не клеится, – Габри резко дунула на выбившуюся из косы прядь. Как она ни заплетала волосы, они все равно ухитрялись растрепываться и лезть в глаза в самый неподходящий момент. – Дала бы тебе взглянуть, да сама понимаешь...
– Понимаю, – не стала спорить соседка. – Я не по этой части.
Габри уныло кивнула и, выкарабкавшись из-за стола, отправилась на кухню – ставить чайник. Женевьев, или Ева, как она просила себя называть, занималась не перекраиванием чужих судеб, а любовным проектированием. Попросту говоря, учила одиноких женщин, что им нужно в себе изменить, чтобы обрести, наконец, долгожданное счастье. Вообще говоря, она была готова помогать и мужчинам, но таковые к ней почему-то не обращались. Единственный, как Ева его называла, подопытный сбежал через два месяца, решив, что ему и в одиночестве неплохо, а благосклонность дочки пекаря, за которой он пытался ухаживать, не стоит насилия над личностью. Женщины же подходили к этому вопросу с куда большим самопожертвованием.
– А тобой тут днем мальчик интересовался, – дождавшись возвращения Габри, протянула Ева из-за ширмы, разделявший общую комнату на две половины. Судя по тихому звяканью снимаемых браслетов, цепочек и колец, соседка переодевалась в домашнее. Мельком взглянув на часы, Габриэлла выругалась повторно – уже спать пора, а она даже не поужинала. – Хорошенький такой, чернявый. Молоденький, правда...
– По какому поводу? – нахмурилась Габри.
– А кто ж его знает. Я приглашала подождать, но он засмущался что-то: неудобно, говорит, я лучше завтра приду...
– Ну, вот пусть завтра и приходит. Я все равно уже не соображаю ничего.
– А может, он на свидание тебя пригласить хотел?
– Да не знаю я никаких чернявых мальчиков.
Ева только красноречиво фыркнула. За годы, проведенные бок о бок, она неоднократно пыталась устроить личную жизнь и самой Габри. Пару раз, вняв уговорам старшей подруги, та даже ходила на свидания. Но после каждого из них, обзывая себя последней идиоткой, доставала карты, даже не тратя лантариума, набрасывала простейший расклад и, мрачно хмыкнув, отправлялась спать. Она не считала Еву шарлатанкой – многим ее советы и впрямь помогали, но слишком хорошо знала себя и свою сказочную везучесть. Когда-то она и впрямь мечтала закрутить роман, выйти замуж и жить душа в душу со своим единственным, но жизнь внесла в девичьи мечты серьезные коррективы. После того, как не стало Бертрана, все пошло наперекосяк...
Чайник призывно засвистел, будто намекая, что мрачные размышления пора прервать, и Габриэлла мысленно с этим согласилась. Если б воспоминания можно было выключить так же легко, как назойливую чайничью трель... Торопливо протопав на кухню, Габри плеснула кипятка в оставшуюся с прошлого раза заварку. Слишком крепкий чай – путь к бессоннице, а она и так спит маловато. Стоит немного поворочаться на скрипучей кровати, и Ева опять с утра станет вздыхать и выспрашивать, что ее гложет, а потом советовать, наставлять, утешать... Они иногда беседовали по душам, но так и не стали по-настоящему близкими подругами, хотя Габри знала про Женевьев Иннар все или почти все, как и та про нее. Жизнь бродячей актрисы, неудачное замужество, потом еще одно, приглашение в помощницы режиссера в театре, клевета, скандал и увольнение, множество скоротечных романов и, наконец, желание открыть собственное дело – пусть и попахивающее шарлатанством, но официально вполне законное. У Габри все было куда скромнее – учеба в столичном университете, оплачиваемая отчимом по капризу матери и закончившаяся, когда ее старший брат погиб за месяц до собственного выпускного, проваленные и никому уже не нужные экзамены, попытки растормошить впавшую в апатию мать, забота о младшей сестре, едва окончившей школу, подвернувшаяся работа, потом еще одна... Водоворот взрослой жизни затянул вчерашнюю студентку и не отпускал до сих пор, а она покорно плыла по течению, радуясь, что трех курсов обучения хватает на то, чтоб прокормить себя и еще немного отложить на черный день. Звезд с неба, в отличие от Бертрана, Габри не хватала, зато хорошо разбиралась в картах этих самых звезд, а еще в геометрии, нумерологии, комбинаторике... С открытием лантариума составление прогнозов и гороскопов перестало быть глупой блажью, теперь даже серьезные дельцы не гнушались прибегать к услугам такого рода. Крошечная толика волшебства увеличивала точность прогнозирования до девяноста трех процентов. Хотя мошенники, которые выдавали обычные, сочиненные из головы гадания за результаты магического анализа, тоже встречались частенько.
– Съешь хоть что-нибудь. Там пирог вчерашний еще оставался, – ласково проворковала Ева, закончившая с туалетом и перешедшая к расчесыванию. Габри невольно залюбовалась ее волосами – черными, как смоль, густыми и длинными, спускавшимися блестящими волнами ниже пояса. Ей самой удавалось отрастить шевелюру лишь до лопаток, потом нежелание возиться с прической перебарывало тягу к красоте. Практичность руководила и многими другими ее поступками, за что Габри регулярно получала нагоняи от Женевьев.
– Пирог так пирог.
Приоткрыв дверцу хладосберегателя, встроенного в нишу под окном, Габриэлла быстро сцапала тарелку и поскорее вернула, как было. Потрясающе удобная вещь, и куда компактнее погреба, но для постоянного охлаждения лантариума не напасешься. Уж лучше наморозить разок, а потом пореже открывать. Жаль только, места немного, но им на двоих хватает. Надо бы еще раздобыть нагреватель – желательно, универсальный, чтоб подходил и для воды, и для воздуха, а то октябрь на носу... В Талессе зимы теплые – не то что в столице, но стены в домах не такие толстые, а в их мансарде еще и окно в полстены. Красиво и клиентам нравится, но если не законопатить все щели, от сквозняков спасу не будет.
Поставив тарелку на подоконник и присев рядом, Габриэлла взглянула на раскинувшийся внизу город. Вереницы фонарных огней, похожие на бусы из янтаря, темная лента реки, отделяющая исторический центр от новых кварталов, ползущее по воде суденышко... Впервые попав в Талессу, она была так очарована этим городом, что решила остаться здесь. Найти жилье, постоянную работу, завести друзей, а к Виолетте ездить два раза в год – на день рождения и в канун Зимнего праздника. Привозить подарки для племянницы, вежливо интересоваться здоровьем матушки, несколько дней беспрестанно накрывать на стол и убирать с него, пить подогретое вино и закусывать имбирным печеньем, вытянув ноги перед настоящим, не магическим камином... Очарования этих семейных вечеров хватало от силы на неделю, потом Габри вновь сбегала на свою мансарду, к ехидной соседке, письменному столу со множеством ящиков, книгам и картам – гадальным, игральным, звездным. Это был ее дом, ее жизнь, и ничего менять в ней она не собиралась. В отличие от жизни внезапно утратившего талант музыканта.
Последний кусок пирога слегка взбодрил отчаявшуюся девушку, и она решила, что перед сном предпримет еще попытку разгадать этот проклятый ребус. Одну-единственную, совсем коротенькую – а вдруг снизойдет долгожданное озарение?
Украдкой наблюдавшая за ней из-за ширмы Женевьев понимающе вздохнула. Она знала, что поиски озарения могут продлиться до глубокой ночи и закончатся лишь тем, что с утра соседка станет еще более рассеянной и раздражительной.