В этом разделе можно просмотреть все сообщения, сделанные этим пользователем.

1

Наша проза / Заговор марионеток

« : 16 Мая, 2025, 22:23:50 »

А я вернулась не с пустыми руками, а с прозой. 
Это долгострой, который писался 6 с лишним лет, в процессе распух до неприличных объемов и, видимо, будет писаться теперь вечно, потому что к законченной первой части уже придумываются в общих чертах ещё две. Ожидаемо это фэнтези трудноопределимого поджанра (по совокупности скорее приключенческое).
Вычитывала самостоятельно, поэтому глаз замылился, буду благодарна за замечания и мнения.
За косяки форматирования прошу прощения, временно без компа, поэтому у меня лапки. Потом постараюсь поправить.

Часть 1

Я знаю, ты знаешь, что нас с тобой нет, и
Я видела где-то за темным стеклом,
Как будто бы я – просто марионетка,
А ты – мой разрушенный кукольный дом.
                                             (с) Немного нервно

Глава 1

Гадание снова не задалось. Перевернув рубашкой вниз очередную карту, Габриэлла чертыхнулась сквозь зубы и одним движением смешала весь расклад. Потом, чуть переведя дух, принялась собирать карты обратно в колоду – медленно и аккуратно, словно наказывая себя за уже минувшую вспышку раздражения. Так дела не делаются. Работа должна приносить деньги, а не удовольствие, и вовсе необязательно мотать себе нервы из-за каждого клиента, чья судьба складывается хуже, чем хотелось бы ему или нанятой гадалке. Специалист по прогнозированию и корректировке безусловных воздействий – такая надпись могла бы значиться в ее дипломе, если б она удосужилась доучиться до последнего курса и получить заветную бумагу. Не доучилась и не получила, но работе это не мешало. Работы было через край, и даже ее соседка-коллега без устали повторяла, что надо чаще отдыхать. Но какой тут отдых, когда все из рук вон плохо...
Нынешний клиент, мэтр Корради, Габриэлле нравился. Вежливый, скромный, нежадный и всей душой преданный своему делу – музыке. Пожилой композитор объявился в ее квартирке две недели назад и чуть ли не со слезами на глазах просил о помощи. Уже полгода он не мог написать не то что симфонии или оперы – даже крошечной пьески, предназначенной лишь для разминки пальцев. Талант ушел, как вода в песок, и видимых причин для этого не было. Корради не болел, прекрасно себя чувствовал, регулярно занимался с учениками и выслушивал творения молодых последователей. Он умеренно питался, не страдал от бессонницы, много времени проводил на свежем воздухе, – одним словом, вел правильный образ жизни, как и все годы до этого. В семейной жизни у мэтра все тоже складывалось вполне успешно – любящая жена, заботливые дети, очаровательные карапузы-внуки... Но музыка будто отвергла его. И исправить это не получалось, как Габриэлла ни билась.
Версию со сглазом или порчей она отмела сразу, благо при нынешнем уровне развития науки это было несложно. Беда в том, что других версий не было, поэтому приходилось тыкаться наобум, отсекая то одну, то другую возможную причину. Габри до поздней ночи рылась в справочниках по астрономии и хиромантии, мусолила и без того видавшие виды карты, чертила ей одной понятные схемы и символы, но результат выходил одинаково неутешительным. Полученный у Корради аванс она давно уже истратила, а ее личные запасы необходимого для работы лантариума стремительно подходили к концу. Нужно бросить этот заказ и заняться другими, попроще и подешевле, но с немедленной оплатой. Вот, например, составить натальную карту для дочери торговца мехами с Виноградной улицы...
– Что, опять не клеится?
Женевьев, бесшумно возникшая у нее за спиной, подняла с пола очередной скомканный листок с очередным невоспроизводимым чертежом. Прожив с ней под одной крышей три года, Габри так и не смогла понять, как женщине удается так бесшумно перемещаться. Учитывая количество украшений, которым она была увешана, это казалось воистину непосильной задачей.
– Не клеится, – Габри резко дунула на выбившуюся из косы прядь. Как она ни заплетала волосы, они все равно ухитрялись растрепываться и лезть в глаза в самый неподходящий момент. – Дала бы тебе взглянуть, да сама понимаешь...
– Понимаю, – не стала спорить соседка. – Я не по этой части.
Габри уныло кивнула и, выкарабкавшись из-за стола, отправилась на кухню – ставить чайник. Женевьев, или Ева, как она просила себя называть, занималась не перекраиванием чужих судеб, а любовным проектированием. Попросту говоря, учила одиноких женщин, что им нужно в себе изменить, чтобы обрести, наконец, долгожданное счастье. Вообще говоря, она была готова помогать и мужчинам, но таковые к ней почему-то не обращались. Единственный, как Ева его называла, подопытный сбежал через два месяца, решив, что ему и в одиночестве неплохо, а благосклонность дочки пекаря, за которой он пытался ухаживать, не стоит насилия над личностью. Женщины же подходили к этому вопросу с куда большим самопожертвованием.
– А тобой тут днем мальчик интересовался, – дождавшись возвращения Габри, протянула Ева из-за ширмы, разделявший общую комнату на две половины. Судя по тихому звяканью снимаемых браслетов, цепочек и колец, соседка переодевалась в домашнее. Мельком взглянув на часы, Габриэлла выругалась повторно – уже спать пора, а она даже не поужинала. – Хорошенький такой, чернявый. Молоденький, правда...
– По какому поводу? – нахмурилась Габри.
– А кто ж его знает. Я приглашала подождать, но он засмущался что-то: неудобно, говорит, я лучше завтра приду...
– Ну, вот пусть завтра и приходит. Я все равно уже не соображаю ничего.
– А может, он на свидание тебя пригласить хотел?
– Да не знаю я никаких чернявых мальчиков.
   Ева только красноречиво фыркнула. За годы, проведенные бок о бок, она неоднократно пыталась устроить личную жизнь и самой Габри. Пару раз, вняв уговорам старшей подруги, та даже ходила на свидания. Но после каждого из них, обзывая себя последней идиоткой, доставала карты, даже не тратя лантариума, набрасывала простейший расклад и, мрачно хмыкнув, отправлялась спать. Она не считала Еву шарлатанкой – многим ее советы и впрямь помогали, но слишком хорошо знала себя и свою сказочную везучесть. Когда-то она и впрямь мечтала закрутить роман, выйти замуж и жить душа в душу со своим единственным, но жизнь внесла в девичьи мечты серьезные коррективы. После того, как не стало Бертрана, все пошло наперекосяк...
   Чайник призывно засвистел, будто намекая, что мрачные размышления пора прервать, и Габриэлла мысленно с этим согласилась. Если б воспоминания можно было выключить так же легко, как назойливую чайничью трель... Торопливо протопав на кухню, Габри плеснула кипятка в оставшуюся с прошлого раза заварку. Слишком крепкий чай – путь к бессоннице, а она и так спит маловато. Стоит немного поворочаться на скрипучей кровати, и Ева опять с утра станет вздыхать и выспрашивать, что ее гложет, а потом советовать, наставлять, утешать... Они иногда беседовали по душам, но так и не стали по-настоящему близкими подругами, хотя Габри знала про Женевьев Иннар все или почти все, как и та про нее. Жизнь бродячей актрисы, неудачное замужество, потом еще одно, приглашение в помощницы режиссера в театре, клевета, скандал и увольнение, множество скоротечных романов и, наконец, желание открыть собственное дело – пусть и попахивающее шарлатанством, но официально вполне законное. У Габри все было куда скромнее – учеба в столичном университете, оплачиваемая отчимом по капризу матери и закончившаяся, когда ее старший брат погиб за месяц до собственного выпускного, проваленные и никому уже не нужные экзамены, попытки растормошить впавшую в апатию мать, забота о младшей сестре, едва окончившей школу, подвернувшаяся работа, потом еще одна... Водоворот взрослой жизни затянул вчерашнюю студентку и не отпускал до сих пор, а она покорно плыла по течению, радуясь, что трех курсов обучения хватает на то, чтоб прокормить себя и еще немного отложить на черный день. Звезд с неба, в отличие от Бертрана, Габри не хватала, зато хорошо разбиралась в картах этих самых звезд, а еще в геометрии, нумерологии, комбинаторике... С открытием лантариума составление прогнозов и гороскопов перестало быть глупой блажью, теперь даже серьезные дельцы не гнушались прибегать к услугам такого рода. Крошечная толика волшебства увеличивала точность прогнозирования до девяноста трех процентов. Хотя мошенники, которые выдавали обычные, сочиненные из головы гадания за результаты магического анализа, тоже встречались частенько.
   – Съешь хоть что-нибудь. Там пирог вчерашний еще оставался, – ласково проворковала Ева, закончившая с туалетом и перешедшая к расчесыванию. Габри невольно залюбовалась ее волосами – черными, как смоль, густыми и длинными, спускавшимися блестящими волнами ниже пояса. Ей самой удавалось отрастить шевелюру лишь до лопаток, потом нежелание возиться с прической перебарывало тягу к красоте. Практичность руководила и многими другими ее поступками, за что Габри регулярно получала нагоняи от Женевьев.
   – Пирог так пирог.
   Приоткрыв дверцу хладосберегателя, встроенного в нишу под окном, Габриэлла быстро сцапала тарелку и поскорее вернула, как было. Потрясающе удобная вещь, и куда компактнее погреба, но для постоянного охлаждения лантариума не напасешься. Уж лучше наморозить разок, а потом пореже открывать. Жаль только, места немного, но им на двоих хватает. Надо бы еще раздобыть нагреватель – желательно, универсальный, чтоб подходил и для воды, и для воздуха, а то октябрь на носу... В Талессе зимы теплые – не то что в столице, но стены в домах не такие толстые, а в их мансарде еще и окно в полстены. Красиво и клиентам нравится, но если не законопатить все щели, от сквозняков спасу не будет.
   Поставив тарелку на подоконник и присев рядом, Габриэлла взглянула на раскинувшийся внизу город. Вереницы фонарных огней, похожие на бусы из янтаря, темная лента реки, отделяющая исторический центр от новых кварталов, ползущее по воде суденышко... Впервые попав в Талессу, она была так очарована этим городом, что решила остаться здесь. Найти жилье, постоянную работу, завести друзей, а к Виолетте ездить два раза в год – на день рождения и в канун Зимнего праздника. Привозить подарки для племянницы, вежливо интересоваться здоровьем матушки, несколько дней беспрестанно накрывать на стол и убирать с него, пить подогретое вино и закусывать имбирным печеньем, вытянув ноги перед настоящим, не магическим камином... Очарования этих семейных вечеров хватало от силы на неделю, потом Габри вновь сбегала на свою мансарду, к ехидной соседке, письменному столу со множеством ящиков, книгам и картам – гадальным, игральным, звездным. Это был ее дом, ее жизнь, и ничего менять в ней она не собиралась. В отличие от жизни внезапно утратившего талант музыканта.
   Последний кусок пирога слегка взбодрил отчаявшуюся девушку, и она решила, что перед сном предпримет еще попытку разгадать этот проклятый ребус. Одну-единственную, совсем коротенькую – а вдруг снизойдет долгожданное озарение?
   Украдкой наблюдавшая за ней из-за ширмы Женевьев понимающе вздохнула. Она знала, что поиски озарения могут продлиться до глубокой ночи и закончатся лишь тем, что с утра соседка станет еще более рассеянной и раздражительной.

2

Наша проза / Сколь веревочке ни виться...

« : 30 Апр, 2020, 10:55:21 »

1

                              

Хоть бы, что ли, Мефистофель,
                              Да какой-нибудь контракт...   
                                       (с) Йовин

   Веревка была надежной. Пеньковая, почти в два пальца толщиной, чуть разлохматившаяся, но все равно крепкая. Такая не то что человека – годовалого бычка выдержит... Куда хуже было с деревом. Одинокий вяз, росший на берегу реки, напоминал немощного старика: корни еще держались за почву, но иссохший ствол с каждым годом все больше наклонялся к земле. Голые узловатые ветви бессильно тянулись к небу, словно пытаясь отыскать дополнительную опору, но ничто не могло удержать дерево от скорой гибели. Впрочем, скорой она была только по меркам деревьев: для человека эти несколько лет – вполне солидный срок...
   Уильям вздохнул и присмотрел сук покрепче. Как назло, на нем покоилось брошенное птичье гнездо, которое мешало перекинуть веревку. Уильям пытался подступиться и с одной стороны, и с другой, но всякий раз терпел неудачу. Разумнее всего было бы выбрать другую ветку, но упрямство, рожденное отчаяньем, требовало достичь намеченной цели во что бы то ни стало. Несколько раз обернув длинную веревку возле шеи, Уильям подошел к стволу, присмотрелся и прыгнул. Лезть оказалось удобно: грубая, растрескавшаяся кора не давала ногам соскальзывать, а выступы, оставшиеся от обломанных нижних веток, вполне могли сойти за ступени. В два счета оказавшись наверху, Уильям стряхнул с облюбованного сука останки гнезда и кое-как закрепил конец веревки. Наверное, для надежности стоило бы завязать морской узел вместо обычного, но юноша понятия не имел, как это делается. Да даже если б он знал, трясущиеся все сильнее пальцы вряд ли справились бы со столь сложной работой. Сдерживаемая до поры паника рвалась наружу, как пламя, норовящее прожечь печную заслонку. До сих пор Уильям не представлял, что ему предстоит, не задумывался об этом, надеясь, что происходящее рано или поздно оборвется пробуждением, как и всякий дурной сон... Однако он дошел почти до конца, а спасение так и не пришло.
   Умирать не хотелось. Умирать от собственной руки – тем более. В общем-то, умирать было и не обязательно, но Уильям хорошо знал, что бывает с теми, кто отказывается принять от красавчика Чарли его излюбленный «подарочек» – аккуратно сложенную и загодя намыленную веревку. Всегда одну и ту же. Чарли берег ее как зеницу ока, считая чем-то вроде талисмана, приносящего удачу. Возможно, он был прав: во всем Эссексе не нашлось бы более живучего и наглого головореза. О его коварстве и лихом характере ходили легенды, а дальнее, но кровное родство с шерифом позволяло красавчику оставаться безнаказанным, даже когда он нарушал закон в открытую, не утруждая себя заметанием следов. Уильям знал, что это опасный человек, и всегда старался держаться от него и его дружков подальше. Юноша работал продавцом в лавке ювелира, копил деньги и надеялся когда-нибудь уехать из Уикфорда, чтобы начать настоящую, взрослую жизнь. В лавку часто захаживали почтенные дамы, и хозяин, заботясь о своей репутации, наказывал Уильяму гонять оттуда всякую шваль, что юноша и делал. Кто же мог подумать, что чахоточный попрошайка, которого он пару раз спустил со ступенек, окажется любимым зятем всемогущего Чарли. Уильям даже не знал, что у этого кровопийцы есть сестра, тем более замужняя. Он не представлял, что именно обиженный сморчок наплел своему покровителю, но успел тысячу раз пожалеть о том, что не скупился на пинки и брань. Юноша подозревал, что причиной всему не столько оскорбленное достоинство бандитов, сколько их интерес к лавке, но хозяина предупредить так и не успел. Теперь из-за него пострадает хороший человек, а он сам...
   – Не помешаю?
   От неожиданности Уильям потерял равновесие и едва не довершил начатое. Сверзившись с ветки, он кое-как успел скрестить ноги, но руки схватили пустоту. Натянувшаяся веревка туго обвила горло, не давая вздохнуть, страшная мысль «Уже?!» заполнила разум, изгнав последние остатки здравого смысла. Задергавшись, как выброшенная на берег рыба, Уильям отчаянно замолотил руками по воздуху и, к своему счастью, уцепился за конец веревки, торчащий из неумело завязанного узла. Подтянувшись, юноша обхватил ветку и прижался к ней всем телом.
   – Простите за иронию, но вы похожи на кота, удирающего от стаи собак, – сообщил снизу все тот же голос. – Никогда не видел, чтоб вешались именно так. Вы, надо полагать, новичок в этом деле?
   Рискнув отлепить щеку от шершавой коры, Уильям осторожно обернулся к говорившему. Перевернутая вниз головой фигура, одетая во все черное, выглядела не слишком дружелюбно, поэтому юноша на всякий случай крепче сжал объятия. Сук подозрительно хрустнул.
   – Что-то мне подсказывает, что прощаться с жизнью вы уже не намерены. Жаль... Впрочем, меня устроит и текущее состояние вещей, вернее, одной конкретной вещи. Может, все же слезете?
   Уильям угрюмо замотал головой. Незнакомец ему решительно не нравился.
   – Ну и ладно, – не слишком огорчился тот. – Если вам удобнее общаться в таком положении, воля ваша. Мое имя Кристоф, и я намерен заключить с вами одну небольшую сделку. Ничего серьезного, думаю, нам даже не потребуется закреплять ее юридически, хотя, если вы будете настаивать, бланк договора у меня под рукой.
   Распахнув черный лаковый саквояж, мужчина извлек оттуда какую-то бумагу и помахал ей перед носом Уильяма. Юноша успел рассмотреть лишь вычурную рамку и заковыристый вензель в углу листа. Кажется, он изображал букву “W”.
   – Видите ли, я приехал в ваш милый городок в поисках одной уникальной в своем роде вещицы. В данный момент она находится в вашем распоряжении, но, насколько я могу судить, не слишком вам нужна. Как я вижу, у вас возникли небольшие жизненные трудности, поэтому я искренне надеюсь, что мое предложение окажется своевременным и полезным для вас. Если вы любезно согласитесь уступить мне упомянутую вещицу, я готов оказать вам помощь в преодолении ваших трудностей.
   Хруст повторился. Похоже, сук оказался не столь надежным, как подумалось Уильяму. Слегка ослабив хватку, юноша постарался переместиться поближе к стволу. С ногами все было в порядке, а вот мышцы на руках начали наливаться усталостью. Пожалуй, он и впрямь не отказался бы слезть, вот только как теперь избавиться от проклятой веревки?
   – Вижу, вы готовы идти на переговоры, – жизнерадостно заключил человек в черном. – Ну-с, если принципиальных возражений нет, быть может, вы все же поведаете мне, какие именно проблемы у вас возникли?
   Высвободив одну руку, Уильям попытался освободить шею от пенькового галстука. Не тут-то было. Может, веревку и намыливали перед тем, как преподнести очередному неудачнику, но сейчас она не хотела ни скользить, ни хоть немного распутываться. Чтобы ослабить натяжение, юноша попытался подтянуться на одной руке, но едва не сорвался снова.
   – Вам помочь? – сочувственно предложил незнакомец.
   – В чем помочь?! – в сердцах воскликнул Уильям, чувствуя, как отчаянье уступает место раздражению. Теперь, когда смерть уже не дышала ему в затылок, собственное положение начинало казаться идиотским, а разглагольствования топчущегося под деревом хлыща – откровенно издевательскими. Скачет тут, словно грач, бумажки какие-то сует, про жизненные трудности талдычит. Его бы так, кверху ногами, на дерево, глядишь, сразу бы проще заговорил...
   – Спуститься, разумеется, – невозмутимо отозвался незнакомец. – Если вы настаиваете, могу помочь и в обратном, но я, признаться, не поощряю самоубийства, хотя в данном случае это в моих интересах. Увы, порой приходиться поступиться выгодой ради принципов...
   – И как вы поможете?!
   – Будем считать это согласием, – кивнул мужчина. – Очень просто. Вот так.
   Картинно повернув кисть, он громко щелкнул пальцами. Разумеется, ничего не произошло. Выждав пару секунд, Уильям хотел было высказать, что он думает по поводу такого рода фокусов, как вдруг краем глаза заметил движение на ветке над собой. Повернув голову, юноша увидел, как затянутый им узел развязывается сам по себе, будто под невидимыми пальцами. Освободившийся конец веревки, как живой, переполз через сук и колечком свернулся у юноши на груди.
   – Ох, – сказал Уильям и разжал руки.
   Падать с дерева оказалось быстро и больно. Земля ударила в спину, как умелый драчун, мигом вышибив из легких остатки воздуха. Чтобы хоть как-то отдышаться, Уильям сорвал с шеи едва не придушившую его веревку и только после этого сел.
   Незнакомец наблюдал за его суетливыми движениями со все той же сочувственной миной. Уильям наконец-то получил возможность рассмотреть его в привычном ракурсе и незамедлительно воспользовался ей. Первое впечатление подтвердилось: мужчина ему все так же не нравился. Узкое аристократическое лицо, аккуратная бородка клинышком, тщательно уложенные темно-каштановые кудри и безупречно скроенный сюртук делали его похожим на знатного лорда, но Уильям твердо понимал, что лорду здесь делать нечего. Да и не стал бы человек подобного происхождения разговаривать с болтающимся на дереве недоумком, который даже счеты с жизнью свести не умеет. Значит, незнакомец не тот, за кого себя выдает. Что вообще значат его странные оговорки про выгоду и принципы? И как он умудрился развязать узел, не сходя с места?
   – Вы кто? – грубовато осведомился Уильям, пряча за бравадой страх. После увиденного он опасался приближаться к странному щеголю, поэтому подниматься с травы не спешил.
   – Я уже представился, – напомнил тот. – Можете называть меня Кристоф. Я... ну, скажем, путешественник. Осматриваю достопримечательности, покупаю сувениры. Один из них, кстати, вы держите в руках.
   Уильям ошалело уставился на веревку, которую так и не удосужился свернуть, и поспешно вскочил, бросив ее на землю.
   – Ну зачем вы так, – укорил его Кристоф, наклоняясь, чтобы поднять свою добычу. Юноша немедленно отступил на пару шагов. – Я уже не раз повторял, что готов помочь вам, а это означает, что я не собираюсь причинять вам вред. Разве нет?
   – Гм...
   – Так из-за чего вы собирались повеситься?
   Юноша невольно вздрогнул. Теперь, когда у него забрали смертоносный «подарочек», сама мысль о том, чтобы по собственной воле влезть в петлю, показалась ему дикостью. Не иначе Чарли его так запугал, что он совсем голову потерял... Вот только иного выхода у него по-прежнему нет. Или есть?
   Уильям еще раз пристально осмотрел мужчину с ног до головы. Доверия тот не внушал, но, с другой стороны, разве что-то сейчас могло угрожать ему больше, чем козни красавчика Чарли?
   – Меня заставили, – нехотя буркнул Уильям, наматывая на палец травинку. – Если не сделаю это сам, мне все равно крышка.
   – А сбежать вы не пробовали? За вами же никто не следит. Если вам некуда возвращаться, можно переплыть реку и отправиться в соседние города или даже графства.
   – Она широкая. А я плавать не умею, – пристыжено признался юноша. – Да и на том берегу, как и на подходе к городу, кто-нибудь есть, я уверен. До меня многие пробовали сбежать, без толку.
   – Что ж, печально. Похоже, вас угораздило связаться с отъявленными негодяями. Это будет труднее, чем я думал, но...
   Кристоф вновь открыл саквояж и засунул туда руку едва ли не по локоть. Пошарив там пару секунд, он вдруг изменился в лице, заскрежетал зубами и извлек наружу верещащий золотистый комок, после чего размахнулся и швырнул его в сторону реки. Мгновенье спустя раздался приглушенный плеск и вопли смолкли.
   – Что это было? – осторожно поинтересовался Уильям. Он уже ничему не удивлялся.
   – Хомяк. Бешеный, – процедил мужчина, осматривая прокушенный палец. – С-скотина...
   – А зачем вы носите его с собой?
   – Как видите, уже не ношу, – кривовато улыбнулся Кристоф. Он быстро переборол вспышку гнева, но теперь напускная доброжелательность стала казаться фальшивой, как и весь его облик. – Это недоразумение преследует меня. Стоило один раз допустить промашку, и теперь... Впрочем, мы не об этом. Я собирался исполнить свою часть сделки... Вот, держите.
   Со второй попытки из саквояжа было извлечено искомое. Уильям, слегка помешкав, протянул ладонь, и в нее легла тяжелая радужная бусина. Судя по весу, она была сделана из очень плотного камня, но юноша даже предположить не мог, из какого именно. С виду бусина казалось драгоценной, но за несколько лет работы в ювелирной лавке он таких не встречал.
   – Что это?
   – Ваше спасение. Теперь вы можете смело идти к своему обидчику. Как только почувствуете непосредственную опасность, сожмите это в кулаке, а потом с силой бросьте на пол.
   – И что произойдет?
   – Увидите, – Кристоф расплылся в загадочной улыбке. – Уверяю вас, после этого они вас больше не потревожат.
   – Вы чародей? – предположил Уильям и тут же устыдился своего вопроса. Ведь он уже не сопливый мальчишка, чтобы верить в магию и прочие чудеса. Всякому просвещенному человеку известно, что нет никакого волшебства, есть лишь умелое использование научных знаний. И все фокусы, даже самые невероятные, имеют вполне материальное объяснение... Но как же быть с  распутанной веревкой?
   – Можно сказать и так, – легко согласился Кристоф. – Не волнуйтесь, моя деятельность лицензирована и правомерна. На этот счет тоже есть документ...
   – И что вы хотите взамен? – все еще колеблясь, уточнил Уильям. На еще одну бумагу, на этот раз с гербами и золотыми полями, он даже не взглянул.
   – Всего лишь эту старую, облезлую, погрызенную мышами веревку.
   – Веревку? – не поверил своим ушам юноша. – Обычную веревку в обмен на... непонятно что?
   – На спасение вашей жизни, – поправил Кристоф. – Да, именно веревку.
   – Но зачем?!
   – Мною двигают личные мотивы. Увы, я не могу их открыть. Во всяком случае, пока.
   – Вы меня обманываете, – обиженно заключил Уильям.
   – И в мыслях не было! – не менее обиженно воскликнул Кристоф. – Но, раз вы до сих пор мне не доверяете, позвольте напомнить вам про договор. Такой вариант вас устроит?
   Покатав в ладони бусину, Уильям убрал ее в карман. Его положение было плачевным, и вряд ли столь странная «сделка» могла его ухудшить. Если он откажется от помощи, Чарли ему голову оторвет, если помощь не сработает, будет то же самое... А если сработает? Не окажется ли он в зависимости теперь уже от Кристофа? Хозяин лавки, старик Оуэн всегда говорил, что в первую очередь следует просчитывать не будущую прибыль, а будущие убытки. А еще он говорил, что любой чих, подтвержденный бумажкой с подписью, – это уже не просто чих, а узаконенный акт чихания.
   – Давайте свой договор, – после мучительно раздумья решил Уильям.
   – Пожалуйста, – холодно проронил Кристоф, протягивая ему бумагу.
   Перевернутая “W” превратилась во вполне обычную “M”. Отогнав вновь заворочавшиеся сомнения, Уильям внимательно изучил документ и не нашел в нем ничего подозрительного. Суть написанного сводилась к тому, что один добрый джентльмен передает в безраздельное владение другому доброму джентльмену некий предмет (нужное вписать) в обмен на денежное вознаграждение (иной предмет, оказанную услугу, нужное подчеркнуть, сумму ценности и наименование предмета или услуги вписать). Загвоздка была в том, как именно обозначить в договоре ценности, которыми «добрые джентльмены» намеревались обменяться. Вписав «веревка пеньковая, 1 штука», Уильям принялся задумчиво покусывать перо. Кристоф пришел ему на помощь, бегло набросав на листе что-то нечитаемое, непроизносимое и явно не на английском языке.
   – Краузхермельтцхольф... – все же попытался озвучить Уильям. – Что?!
   – Я иностранец, – без малейшего акцента пояснил Кристоф. – В вашем языке нет названия для этого предмета, а у нас он называется именно так. Не беспокойтесь, грамотные юристы наверняка знают этот термин. В затруднительной ситуации посоветуйте им обратиться в австрийское посольство, там их проконсультируют.
   – А если нет? – Уильям не мог отделаться от ощущения, что его дурят, но отказываться от заключения договора, когда он сам на нем настоял, было глупо и трусливо.
   – Тогда пусть обратятся ко мне. Почтовый адрес прилагается. Вот здесь, в нижнем углу. А теперь подпись... Все, готово. Ваш черед.
   Уильям тяжело вздохнул, утешил себя тем, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, и старательно расписался.
   – Что ж, с вами было приятно иметь дело, – пробежав бумагу глазами, Кристоф свернул ее вдвое и вручил Уильяму. – Этот экземпляр оставьте себе, у меня сохранится копия. А теперь позвольте раскланяться. Меня ждут дела.
   Быстро пожав ему руку, Кристоф развернулся и торопливо зашагал прочь, но успел сделать не больше дюжины шагов.
   – Нет, вы только посмотрите на это!!!
   Всплеснув руками, Кристоф витиевато выругался по-немецки. По крайней мере, Уильяму так показалось, хотя, возможно, любая фраза на этом жутком языке звучала как отборная брань. Проследив за взглядом волшебника, юноша увидел, как из прибрежных камышей, пошатываясь, выбирается насквозь мокрый хомяк. Грызуну явно пришлось несладко, но плавать он, в отличие от Уильяма, все же умел. Энергично отряхнувшись, хомяк целеустремленными зигзагами направился к саквояжу Кристофа.
   – Пошел вон! Отстань от меня, чудовище! Скормлю, как есть скормлю помойным котам, чтоб тебя разорвало!
   Хомяк приостановился, поводил по сторонам розовым носом, задумчиво пошевелил усами и вдруг свернул со своего пути. Теперь он направлялся к Уильяму.
   – Это судьба, – рассудил Кристоф, не скрывая облегчения. – Говорят, если животное само выбирает себе хозяина, оно будет предано ему до смерти... Вам повезло! А мне все же пора.
   – Постойте! – опомнившись, Уильям пустился вдогонку за быстро удаляющимся Кристофом. – На кой мне ваш хомяк?
   – Он не мой, он дикий.
   – Тем более! Еще и бешеный!
   – Удобно в самообороне.
   – Да как его зовут хоть?
   – Вот, он вам уже небезразличен. Меркуцио.
   – Что-о?!
   – Его зовут Меркуцио. Это имя дал ему не я, поэтому вопросы о его уместности не по адресу. Прощайте.
   – Что значит «прощайте»?!
   – Если хотите – до свиданья, – резко обернувшись, Кристоф неприятно усмехнулся. Маска приторной вежливости слетела с его лица, зеленые глаза хищно блеснули. Слегка поклонившись, он в прощальном жесте коснулся полей шляпы и растаял в облаке черного дыма.
   – О господи, – оторопело выдохнул Уильям, вновь присев на траву. Пальцы сами собой потянулись в карман, чтобы убедиться, что спасительная бусина не исчезла вслед за этим странным и зловещим человеком. На его счастье, прохладный, чуть шероховатый шарик оказался на месте.
   За спиной отчаянно пищал хомяк Меркуцио...

3

Наша проза / О невыгодных сделках

« : 05 Дек, 2018, 08:44:50 »

Обещанная проза. Как водится, рассказ. 

   Крики кружащих над водой чаек резали слух. Пернатые мародеры ждали того момента, когда берега Гвадалквивира очистятся от снующих по своим делам людишек. Время приличных горожан заканчивалось с наступлением темноты, и тогда же наступала пора всякого сброда - неважно, двуного, хвостатого или крылатого. Ждать оставалось недолго: оранжевое, как апельсин, солнце уже цеплялось краем за горизонт.
   Сегодня чайки орали громче обычного, а может,  Пилар просто так казалось. Волнение, не дававшее уснуть третий день, заставляло выискивать знаки в любых мелочах: в узорах закатных облаков, в расположении столпившихся вдоль берега баркасов и фелук, в воспоминаниях о заходивших сегодня в лавку покупателях... Тучный господин с перстнями на пальцах, принесший Пилар больше половины дневной выручки, наверняка сулил ее скромному делу успех и процветание, а вот сварливая старуха с ярко нарумяненными щеками могла быть предзнаменованием какой угодно пакости. Глядя, как эта карга с брезгливым видом водит носом над прилавком, Пилар старательно придумывала предлог, чтобы выставить ее, но вскоре покупательница ушла сама, на прощание посетовав, что в прошлом месяце она покупала шафран чуть ли не вдвое дешевле. Наверняка она лгала, но какая разница... Куда сильнее Пилар сейчас волновала тревога, с каждым днем все крепче стискивавшая сердце. Вестник прибыл уже неделю назад, но флотилия до сих пор не вошла в порт. В этом не было ничего странного и необычного: порой корабли задерживались и на больший срок, но неизвестность превращала ожидание в пытку. Пилар не хотелось гадать, насколько удачным окажется плаванье, важнее было другое. Кто из него не вернется, сколько кораблей потопят пираты и каперы, какие суда найдут свой конец на рифах, потонут в жестоких штормах, потеряют часть команды из-за болезни или бунта... Двенадцать лет назад Пилар тоже ждала и даже не думала о том, что может не дождаться.
   Бросив последний взгляд на отливающую алым воду, женщина поправила мантилью и двинулась прочь от реки. Смотреть вдаль можно бесконечно, от этого на горизонте не появятся паруса. Весть о столь важном событии облетит город моментально, и незачем изводить себя страхами и дурными предчувствиями. Пабло непременно вернется, как всегда, сияя озорной мальчишеской улыбкой, которая нисколько не вяжется с должностью второго помощника капитана. Море любит таких - веселых, безрассудных, молодых и сильных, готовых поставить на кон все, что есть. Племянник еще сделает карьеру в торговом флоте и наверняка утащит за собой младшего брата, который уже сейчас грезит об океанских волнах, сражениях с пиратами и несметных сокровищах Индий... Муж Пилар не был таким, он отправился в плавание не ради азарта и приключений, а ради выгодной сделки, и море не простило. А с мальчишками все будет хорошо, обязательно будет, как же иначе...
   До своей лавки Пилар добрела, когда уже почти стемнело. Вечерняя прохлада приятно остужала лицо и смягчала пропитавшие улицы Севильи запахи. Цветы, нечистоты, свежая сдоба, конский навоз, изысканные духи и кисловатый дух разлитого вина... Выходя из лавки, Пилар почти не чувствовала их - несколько часов в окружении всевозможных пряностей притупляют даже самый острый нюх, но влажный речной воздух быстро помогал прийти в себя. Вглядевшись напоследок в темно-синее небо, женщина шагнула к двери и тут же отпрянула, испуганно прижав руку к груди.
   - Ману! Ты с ума сошел?!
   Племянник виновато развел руками, состроив самую умильную из своих рожиц. Поганец умел не только выскакивать из-под земли, пугая витающих в облаках тетушек, но и прикидываться сущим ангелом. С тех пор, как Мануэль научился ходить и, как следствие, безобразничать, ему сходили с рук любые каверзы. И даже знающая о его талантах Пилар не умела долго сердиться на очаровательного сорванца.
   - Простите, тетя, я не хотел...
   - Ну разумеется, - многозначительно хмыкнула Пилар, наблюдая за трепыханием длиннющих и черных как смоль ресниц. - Ты почему так поздно разгуливаешь? Случилось что-то?
   - Случилось, случилось! Меня Каро послала, говорит, из-под земли достань, а я тут жду-жду, а вас нету...
   - Что случилось? - выходит, тревога все же не была напрасной...
   - Родриго! - выпалил мальчишка, будто это что-то объясняло.
   - Что с Родриго? - Пилар не без труда вспомнила бледного, почти чахоточного на вид паренька, второй год волочившегося за ее старшей племянницей. Каролина благосклонно принимала его знаки внимания, но явно не собиралась связывать свою жизнь с неоперившимся и вечно голодным студентом.
   - Прирезали его! То есть, не совсем прирезали, но почти... Кровищи натекло, ужас, Анхелика до сих пор оттирает.
   - Подожди. Среди бела дня прирезали? - не поверила своим ушам Пилар. - У вас дома?
   - Да нет, не дома, где-то рядом, небось. Он к нам сам притащился, да и рухнул на пороге. Каро давай верещать, Лика за тряпки хвататься, а он хрипит только...
   - За врачом послали? - не хватало еще, чтоб бедный студент и впрямь умер у них в доме. - Рана опасная?
   - Послали-послали, я первым делом туда, потом за исповедником, а потом уж к вам. Каро настояла, говорит, вы придумаете, что делать, если вдруг что.
   Пилар оставалось лишь еще раз хмыкнуть, оценив разумность действий малыша. Сначала лекарь, потом исповедник, потом дорогая тетушка, которая что-нибудь придумает...
   - А отец ваш где?
   Мануэль потупился, сразу показавшись старше и серьезнее. Можно было и не спрашивать... Раз распоряжается Каролина, значит, Антонио либо пьян вдрабадан, либо режется где-то в карты со своими дружками. После смерти жены уважаемый отец семейства и успешный ювелир за несколько лет превратился в жалкого забулдыгу, способного провалить даже простейший заказ. Удивительно, что он еще не просадил в карты последнее имущество и дочерей в придачу.
   - Все ясно, - вздохнула Пилар, предчувствуя, что и с врачом, и со священником объясняться придется ей. - Пойдем.

4

Наша проза / Договор

« : 07 Янв, 2018, 21:13:43 »

По заявкам трудящихся. Старенькое, можно сказать, дебютное, но наиболее праздничное из имеющегося. )

«Дорогой мой Шарль. Должно быть, ты не так уж хорошо помнишь своего чудаковатого дядю – твой отец не слишком любил вспоминать о нашем с ним родстве, однако мне не к кому больше обратиться в столь тяжелые для меня минуты. Приезжай, мой мальчик, скорее приезжай! Это вопрос жизни и смерти. Жду тебя в своей квартире на авеню Леклерк не позднее 12 сентября сего года.
P.S. Дорогу я оплачу.
P.P.S. Это действительно важно!»

Шарль со вздохом засунул письмо в карман и поднял взгляд на роскошный фасад возвышавшегося перед ним здания. Дядя, как всегда, выбрал себе жилье не по карману. Много ли заработаешь фокусами, которые он показывал в дешевых цирках... Небось, снова будет просить в долг, как раньше у отца, а про обещание оплатить дорогу и не вспомнит. Что ж, он был готов к этому, выезжая сюда.
   К его удивлению, дверь ему открыл незнакомый мужчина с седыми бакенбардами и скучным лицом дворецкого. Дядя же не мог позволить себе прислугу...
   - Вы – Шарль Леврэ? – поздороваться незнакомец и не подумал, что было вопиющим безобразием для любого дворецкого.
   - Да.
   - Не ожидал, что вы так быстро откликнитесь на мое извещение. Что ж, тем лучше. Нам обоим повезло, что вы застали меня здесь, это позволит обойтись без формальностей.
   - К-какое извещение? - приостановил поток витиеватых рассуждений Шарль. Теперь стало очевидно, что перед ним никакой не дворецкий, но кто же тогда?
   - Как, вы не знали? - нахмурился мужчина. - Я же посылал телеграмму... Впрочем, вы могли быть уже в дороге. Ваш дядя умер четыре дня назад. Я его нотариус. Он надеялся дождаться вас, но на всякий случай оставил мне ваши координаты и описание. В мои обязанности входит передать вам завещание и ключи от этой квартиры. Позволите убедиться, что вы и есть Шарль Леврэ?
   - Что?
   - У вас ведь есть документы?
   Шарль машинально полез в карман. Нотариус деловито пролистал протянутую ему книжечку, одобрительно кивнул и вернул ее вместе с не слишком увесистой связкой ключей. Юноша оторопело следил за его манипуляциями, не решаясь поверить в услышанное. Умер?! Но от чего, дядя же был совершенно здоров?! По крайней мере, пару лет назад...
   Оглашаемое завещание он, по большей части, прослушал. Впрочем, там вряд ли содержалось что-то интересное. Главное нотариус сообщил сразу: все свое имущество, за вычетом средств на похороны, дядя оставил ему, Шарлю, любимому и единственному племяннику, надежде и отраде семьи, и прочая, прочая... Юноша и не подозревал, что дядя относится к нему столь тепло. Да и с чего бы вдруг...
   - На этом разрешите откланяться, - нотариус собрался и надел плащ за считанные секунды. Видимо, он был рад покончить с этим делом раньше установленного срока. – Я выполнил свой долг, теперь вы можете распоряжаться здесь на правах наследника. Квартира оплачена вашим дядей до первого июня будущего года, затем вам следует съехать. Мебель хозяйская, остальными вещами распоряжайтесь по своему усмотрению. На столе в гостиной моя визитная карточка. Будут вопросы – обращайтесь. Всего доброго.

К осмотру квартиры он приступил не сразу. Довольно долго Шарль просто стоял в гостиной, пытаясь осознать свалившиеся на него известия. Особой печали он не чувствовал – они с дядей почти не общались. Он смутно припоминал, что когда-то Реми приезжал в Париж, и бабушка тайком от отца сводила маленького Шарло на его представление. Ему, кажется, даже понравилось... Но странного человека, вытворявшего на присыпанном опилками манеже цирка удивительные вещи, он не помнил. И уж тем более не мог считать его близким родственником. Дядя Реми остался в детской памяти как мот и прохиндей, опозоривший свою семью, но продолжавший регулярно тянуть из нее деньги. Тем не менее, Шарль не смог отмахнуться от внезапного призыва о помощи и зачем-то поехал в Лион... Столь неожиданная кончина дяди оказалась весьма неприятным сюрпризом. Выходит, Шарль зря отпросился из университета, зря поругался с отцом, требовавшим «не поддаваться на уловки этого бессовестного шарлатана», зря спешил сюда, опасаясь, что дядя попал в очередную передрягу, из которой самостоятельно не выберется... Так оно, в общем-то, и было. Только в этот раз Реми Леврэ не дождался помощи.
   В квартире было тихо и пыльно, будто она пустовала не каких-то несколько дней, а больше месяца. О покойном жильце напоминал только едкий запах лекарств, не выветрившийся до сих пор. Нотариус сказал, что дядю скосила пневмония, и в этом не было ничего удивительного - Шарль знал, как порой стремительна и безжалостна эта болезнь. А если учесть сырой климат, вечные сквозняки, отсутствие должного ухода, ослабленный выпивкой организм... Шарль медленно прошелся по темному коридору, зачем-то заглянул в спальню, выпил стакан воды на кухне и только после этого отправился в гостиную, чтобы перечитать завещание. Желтоватый конверт нахально маячил в самой середине массивного стола, невольно притягивая взгляд. Что же дядя мог оставить после себя? И почему именно Шарлю?
   - Мой мальчик! Ты наконец-то приехал!
   Полупрозрачный белесый силуэт, который он поначалу счел накинутым на кресло отрезом тюля, внезапно ожил и стремительно направился к нему. Приросший к полу Шарль в ужасе поднял перед собой руки, но привидению это не помешало. Не обращая внимания на его глупо растопыренные пальцы, оно обняло его и небрежно чмокнуло в щеку. Вернее, сделало вид – никакого прикосновения Шарль не почувствовал, лишь легкое движение воздуха.
   - Шарло, ну что же ты молчишь! – он только сейчас понял, что голос, да и весь облик призрака – женские. Прозрачная дамочка капризно надула губки и недовольно махнула в его сторону сложенным веером. – Грубиян. Весь в отца.
   - Вы... кто?! – выдохнул юноша, чувствуя, что ноги отказываются его держать.
   - Можешь звать меня Франческа. Я... ну, скажем так, муза твоего дяди.
   - Что?!
   - Мда, вижу, он ничего не написал обо мне. Впрочем, иначе ты бы и не приехал. Ну что ж, тогда рекомендую тебе повнимательнее ознакомиться с завещанием. Твой дядя оставил тебе все. В том числе и меня.
   Франческа обольстительно улыбнулась синеватыми губами, и Шарль наконец-то упал в обморок.

   - Какие мы впечатлительные... А еще будущий врач! Ну, подумаешь, сквозь меня предметы видны. Я ж не чудовище какое, а, между прочим, дама. Смею надеяться, прекрасная. По крайней мере, Реми и его предшественники всегда уверяли меня в этом.
   Мелодичный голос с легким южным акцентом раздался над самым ухом. Шарль застонал и снова закрыл глаза. Привидение каким-то образом сумело поднести к его лицу пузырек с нашатырем и теперь с неподдельной радостью наблюдало за пробуждением.
   - Слушайте, Франческа, я, наверное, подхватил в дороге простуду или что-то вроде того, и теперь у меня жар и галлюцинации, так что...
   - Галлюцинация?! – оскорбилась Франческа. – Это я галлюцинация? Да что ты себе позволяешь, мальчишка?!
   - Привидений не бывает, - уверенно заявил Шарль. – Значит, это либо бред, либо какой-то дурацкий фокус моего дяди. В любом случае – изыди... те.
   - Циник и прагматик, - фыркнула она. – Весь в отца. Ничего, это поправимо. В восемнадцать лет взгляды на мир не так уж сложно изменить.
   - Мне почти девятнадцать. А откуда вы знаете моего отца?
   - Ну, он же брат моего дорогого Реми... Он пытался нас познакомить, но твой папаша закатил форменную истерику и сбежал через окно. С тех пор они не общались. Впрочем, оно и к лучшему. Я бы не вынесла общества этого зануды.
   - То есть он знал о вас?
   - Разумеется. Вообще-то, он старший брат, так что я должна была достаться в наследство ему, но он наотрез отказался от оказанной ему чести. Ну и дурак.
   - Какой чести? Вы о чем?
   - Нет, определенно, хамство – наследственная черта вашей семейки! Чести быть моим учеником, дубина!
   - Вас нет, - истерично хихикнул Шарль, попытавшись ткнуть пальцем в живот склонившейся над ним Франчески. Та отреагировала незамедлительно. Призрачная ладонь мазнула его по лицу, обдав приятной прохладой и легким запахом нашатыря. Обладай она плотью, Шарля бы ждала увесистая оплеуха, а так он отделался лишь разнывшимися зубами.
   - Я – есть, - зло сощурившись, произнесла Франческа. – Читай завещание. И приложенное к нему письмо. Может, хоть немного поумнеешь.

5

Мед поэзии / Страницы блокнота

« : 26 Дек, 2017, 00:46:26 »

Продолжаем разговор. (с)

Стремления уходят в никуда. Запал угас, достигнут потолок. Так выверенный, точечный удар ломает закалённое стекло, и трещины змеятся, на куски дробя былое целое, творят, выводят по-живому свой эскиз: унылая палитра декабря, зазубрины и острые углы, пугающая резкость фраз и черт...
Так время стынет капелькой смолы, хранящей безответные "Зачем?.. За кем?" Любое чувство – невпопад, любое слово кажется немым.
Несбыточностью нервы истрепав, приходит понимание зимы, её холодной, властной правоты, вплетающей реальность в белый шум.
Ни сложных разговоров, ни простых.
Покой и снег.
О большем не прошу.