Расширенный поиск  

Новости:

03.02.2023 - вышел в продажу сборник "Дети времени всемогущего", включающий в себя цикл повестей "Стурнийские мозаики", роман "К вящей славе человеческой", повесть "Данник Нибельринга" и цикл повестей "Vive le basilic!".

Просмотр сообщений

В этом разделе можно просмотреть все сообщения, сделанные этим пользователем.

Сообщения - Артанис

Страницы: 1 [2] 3 4 ... 119
16
Наша проза / Re: Лесная небыль.
« : 04 Апр, 2024, 19:00:08 »
Благодарю за продолжение, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Ну вот, каждый занимается своим делом! Одни обустраивают базу на Северном Полюсе. Забавно было представить Ваших героев в ватниках и телогрейках! :) Да и расколдовавшиеся Звездные Королевы повеселили (хотя попасться им под руку, конечно, не хотелось бы).
А Тайрин спасает зверей. Тоже нужное дело, надеюсь, что она сумеет многим помочь!

17
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
Один из букетов приземлился у самых копыт ближайшего коня. Тот подобрал и стал жевать цветы.
Звери практичны и не склонны к сантиментам. Ишь, придумали, едой разбрасываться!
Триумф Розы радует, но очень хочется, чтобы балаган уехал до того, как Готье получит послание бальи.
Ага, конь решил, что это ему бросили корм! ;)
Балаган уедет до того. А вот как Готье примет трагическую весть - глядите дальше!
Когда Роза научилась так владеть конём? Ведь она решила уехать только уже перед самым отъездом, т.е., до этого специально не тренировалась. Просто хорошо ездить она могла как-нибудь научиться и сама до этого, но, судя по восторгу зрителей, она показывает нечто экстраординарное. Неужели этому можно научиться так быстро?
Она была отличной наездницей и раньше, с детства ездила верхом вместе с братьями. А цирковые трюки, вроде стояния на коне, стала репетировать раньше, когда балаган стоял в их деревне. Сперва, чтобы помочь им, заменяла погибшую Иветт, а затем - потому что ей стал нравиться Капет, она стала работать вместе с ним. Так что за месяц могла натренироваться.

Глава 20. Две вести (начало)

Спустя три дня после триумфа бродячего балагана, виконт Аледрам Кенабумский намеревался покинуть гостеприимный замок барона Вексенского.

Собираясь в путь, сын майордома спустился во двор замка, чтобы осмотреть своего коня перед путешествием. Воины, приехавшие с ним, тоже пришли проверить, готовы ли их скакуны в дорогу.

Их сопровождал и сам хозяин замка, барон Готье Железнорукий. Он должен был лично убедиться, все ли в порядке, доволен ли высокий гость его гостеприимством, не потерпит ли ни в чем урона, даже ненароком?..

Все было в порядке, и сытые, хорошо вычищенные кони взбрыкивали и негромко ржали, будто призывая своих хозяев пуститься в путь.

Барон Вексенский обратился к старшему конюху с похвалой:

- Ты молодец! Хорошо позаботился о конях наших гостей. Они выдержат любую дорогу!

Конюх учтиво поклонился. А Аледрам произнес, потрепав своего коня по холке, и обернувшись к хозяину замка:

- Все хорошо, почтенный барон! Лучшего приема мы и представить себе не могли. Прекрасное общество, замечательное угощение и развлечения не оставляют ничего лучшего. У нас останутся самые приятные воспоминания от визита в твой замок!

Барон Вексенский ласково улыбнулся в седые усы.

- Я и сам был рад предоставить тебе лучшее, что есть у меня, благородный виконт Кенабумский! И, признаться, мне очень приятно, что тебе удалось увидеть выступление моих друзей, бродячих артистов, и триумф моей Розы!

Аледрам кивнул в ответ.

- Я пригласил их в Кенабум, выступить при дворе моего отца! А по пути они собирались заехать в Артайус.

Барон Вексенский ничего не успел ему ответить. Ибо тут послышался топот копыт, и все увидели скачущего во весь опор всадника. Воины и слуги барона шагнули вперед - встретить незнакомца, смотря по тому, с чем тот явился.

Готье Железнорукий разглядел на груди приезжего герб города Артайус со знаками служителей правосудия.

- Ты - гонец бальи из Артайуса? - спросил он, едва приезжий слез с коня. Голос барона прозвучал сурово, на самом же деле он сдерживал жестокую тревогу, неведомо почему вдруг охватившую его.

Гонец поклонился барону до земли.

- Ты все видишь, почтенный барон Вексенский! Бальи Этьен из Артайуса посылает тебе послание чрезвычайной важности! - он передал барону письмо, запечатанное красным сургучом с изображением богини правосудия.

Готье взял письмо здоровой рукой, чувствуя, как неясное волнение вновь усиливается в его душе. Кивнул гонцу:

- Хорошо, ступай! Пусть мои слуги накормят тебя.

Он оглянулся на Аледрама, словно не решаясь о чем-то просить его. Виконт понял старика и тепло проговорил:

- Важные вести лучше встречать не в одиночестве! Позволь мне, почтенный барон, сопровождать тебя!

- Благодарю тебя, истинный сын мудрого графа Кенабумского! - отозвался барон. И вместе с юношей вернулся в замок, неся в единственной руке запечатанный пергамент. Печать пламенела на послании бальи, словно пятно крови.

Войдя в свой кабинет, барон вскрыл печать ножом. Не садясь в кресло, стал читать письмо бальи. Аледрам, стоя напротив него, с беспокойством смотрел, как он читает.

Вдруг от лица старого барона отхлынула вся кровь. Лицо его стало таким же бледным и мертвым, как и пергамент в его руках, дыхание на время прервалось. То, что он прочел, оказалось настолько чудовищным, что сперва сознание отказывалось этому верить. Но уже в следующий миг сама страшная правда рухнула на старика, словно исполинская скала, погребла его под собой, расплющивая, раздавливая без остатка. И настала полная, беспросветная чернота. В этой черноте горным обвалом продолжали грохотать ужасные слова: "Твой сын Хельер повешен за убийство Фульрада!"

Побледнев, как смерть, Готье рухнул в кресло. Письмо выпало из его руки, упало на ковер. Испуганный Аледрам не мог понять в первый миг, что случилось, какая трагическая весть сразила старого барона. Стремительно оглянувшись, он хотел позвать слуг. Увидев на столе хрустальный графин и кубок, юноша налил воды и поднес барону, тревожно глядя на него. Состояние Готье напомнило юноше его деда, принца Дагоберта, когда у него болело сердце.

- Выпей, почтенный барон! Может, позвать лекаря? Или слуг? - переспрашивал Аледрам.

Готье Вексенский постепенно приходил в себя, возвращался в тот мир, где правдой были чудовищные известия, что он узнал только что о казни своего побочного сына. Он сделал несколько глотков родниковой воды, все яснее понимая: то, что довелось ему узнать - правда, жестокая и единственная в этом мире правда!

Барон поднял на гостя измученное, серое лицо, и Аледрам ужаснулся: еще недавно бодрый, жизнерадостный человек в одночасье постарел на десять лет. Теперь он напомнил сыну Карломана старого Аббона, оплакивающего своего сына. Что ж, горе, как и радость, равны для всех сословий! Только у Аббона было время хоть немного освоиться со страшной трагедией, а барона Вексенского страшная весть (а она, несомненно, была трагической и страшной) сразила наповал только что, на глазах у Аледрама.

- Позвать кого-нибудь, почтенный барон? - переспросил юноша, готовый сам броситься за помощью и в то же время боясь оставить старика. Слуг же, как назло, не было рядом, как раз когда они нужны!

Вместо ответа, барон Вексенский выпрямился в своем кресле и проговорил тихим, бесцветным голосом, отвечая не то гостю, не то самому себе:

- Хельер, мой побочный сын, был обвинен в убийстве Фульрада и повешен в Артайусе! Он признался, что сделал это, защищая себя и Розу... А она покинула родной дом, не подозревая, какую страшную участь принял ее отец!

Аледрам растерянно замер, не зная, что сказать барону. Он видел, что, хоть Хельер и был бастардом и жил как простолюдин, барон всем сердцем любил его и его детей, из которых теперь оставалась в живых одна Роза.

- Я соболезную тебе, почтенный барон! - осторожно проговорил он. - Всегда больно, когда жребий Норн сбывается столь жестоко! Но судьба находит каждого в свой час. Ее не изменить даже Высшим Силам. Владыки Асгарда подают нам пример, как следует достойно принять свою судьбу, какой бы она ни была!

- Да, да! - повторил барон, точно во сне. - Вот и мой Хельер, как сообщает бальи, с честью принял свою участь, бестрепетно взошел на виселицу... - лицо барона исказилось, как от невыносимой боли. - Пусть другие думают, что хотят, а я знаю: мой Хельер не мог совершить бесчестного поступка! Если он действительно убил Фульрада, значит, был вынужден, защищая себя и свою дочь! Он всегда жалел парня, ради его отца, своего друга... Но не могу поверить, что мне, старику, побитому жизнью, довелось пережить моего сына, первенца моей юношеской страсти... Я любил мать Хельера, благородный Аледрам, хоть и не мог жениться на ней! И он во всем, кроме имущественных прав, мой истинный сын! Я пережил уже своего старшего законного сына, и не мог помыслить утратить другого... И тем более, мне не снилось, что его казнят, как убийцу! - барон замотал головой, словно пытаясь отогнать кошмарный сон.

Аледрам, не садясь, тяжело вздохнул, пытаясь найти слова, что хоть в малой степени могли бы принести барону утешение. О чем думал он сам, узнав о тяжелом ранении отца?..

- Твое тяжкое горе понятно, господин барон, - осторожно, как снимают присохший бинт с раны, проговорил сын Карломана. - Но рано или поздно заживают даже самые глубокие раны, самая жестокая боль утихает. Сердцу человеческому дано постепенно очищаться от страданий и тоски. Иначе жить на свете было бы невозможно...

Готье Вексенский кивнул в ответ своей тяжелой седой головой.

- Да, да... Жить было бы вовсе невозможно, если бы люди не поддерживали друг друга,, не делились теплом своего сердца, щедро и бескорыстно...

- Вызовешь к себе Розу? - спросил Аледрам.

- Нет, - медленно, словно из небытия, отозвался Готье, вновь качая головой, словно заснеженное дерево на ветру. - Если бы я позвал ее, может быть, она и осталась бы сейчас у меня, покинув свое призвание. Но счастлива не была бы. Пусть она странствует с балаганом, радует людей. Когда она узнает о судьбе своего отца, пусть рядом будет тот, кому она отдала сердце. Он утешит и поддержит ее в жестоком горе. Я видел: они любят друг друга всей душой... Надеюсь, что Хельер был бы рад...

Старый барон умолк и стал думать о своем побочном сыне, вспоминать каждый момент из его жизни. Словно переживал заново все события, что теперь станут еще дороже его сердцу, каждую их с Хельером встречу, его слова, интонации его голоса...

Видя, что старика не следует отвлекать от его переживаний, Аледрам огляделся по сторонам, и лишь теперь поднял с ковра упавшие письма - послание бальи к барону Вексенскому и последнее письмо Хельера своему знатному отцу, написанное на полустертом палимпесте.

Юноша стал читать первое письмо, раз уж все равно знал, о чем там идет речь. С глубоким сочувствием поглядел на барона, который сидел неподвижно, уйдя в себя. Сына Карломана глубоко тронула отцовская скорбь барона Вексенского.

Но, когда он прочел вторую часть послания бальи, новая весть поразила его почти так же сильно, как хозяина замка - первая. Он изумленно распахнул глаза, перечитал снова и снова весть о найденном приказе Норберта Амьемского, времен Окситанской войны.

Аледраму трудно было поверить, что пресловутый приказ, о существовании которого он заподозрил, увидев футляр с гербом в руках старого Аббона, ради чего приехал сюда, пройдя через несколько рук, попадет прямо к нему, в обществе другого старца, лишившегося сына! Но такова была воля Норн. Он держал в руках именно то важное доказательство, что занимало его все последние дни.

Теперь Аледрам стал разглядывать другой лист пергамента, более старый, на котором был очень похоже начертан портрет Розы. Бегло проглядел последнее письмо самого лесника, обращенное к его отцу и покровителю. И стал вчитываться в другие строки, наверху палимпеста, полустертые, как и гербовая печать внизу.

У Аледрама мороз пробежал по коже, когда он убедился, что в его руках то самое важное послание. Он-то хорошо знал почерк и подпись Норберта Амьемского, маршала юга, своего родственника! Видел много раз, как и его герб, последний раз - совсем недавно. Не было сомнений, что приказ был написан самим Норбертом. И он содержал чудовищные вещи!

Не то, чтобы Аледрам совершенно удивился, убедившись, что герцог Амьемский отдал приказ Одиллону Каменному уничтожить замок наследника престола Нибелунгии, устроить резню. Он, как и вся семья графа Кенабумского, давно уже подозревал, что маршал юга способен на все. Будучи практичным, рассудительным юношей, Аледрам не думал о Норберте лучше, чем тот заслуживал. Встретившись с ним недавно на границе с Окситанией, убедился. что Норберт, изображая радушие, лицемерил на каждом слове. Однако тот был вправе не любить семейство майордома, но он был все же сыном Арвернии, наследником одного из знатнейших принцев крови! Так неужели он намеренно ослаблял королевство, затягивая войну, чтобы зазря гибли арвернские воины, а народ разорялся неумеренными налогами? Неужели он готов был погубить Арвернию, чтобы добиться высшей власти? Все равно что сжечь собственный дом, чтобы приготовить обед! Кто же тогда станет его есть?

Что ж, подумал Аледрам: хорошо, что письмо маршала юга, наконец, попало ему в руки именно сейчас, прежде чем начнется война с Междугорьем и Тюрингией! Уже давно его отец искал возможность изобличить Норберта Амьемского. Но даже для майордома было невозможно сделать это без веских доказательств, а получить их почти не было надежды. Но вот, всеведущие Норны все-таки сберегли этот важный приказ, и после долгого пути, но как раз вовремя передали ему, Аледраму, сыну графа Карломана Кенабумского!

И теперь, перечитав полустертые, но все же разборчивые строки ужасного приказа, Аледрам испытывал злорадство при мысли, что скоро передаст в руки своему отцу доказательство преступлений маршала юга. И одновременно чувствовал отвращение к Норберту Амьемскому, что готов был погубить государство и тысячи людей, лишь бы получить еще больше власти, чем имел без того.

Так сидели, молча, погрузившись каждый в свои размышления, барон Готье Вексенский и виконт Аледрам Кенабумский. Две вести, что прислал бальи Этьен, потрясли до глубины души их обоих, каждого из них - по-своему.

18
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Всё, что показали артисты Ренье, было результатом их труда, поэтому особенно ценно. Ведь никаких механических приспособлений, никаких спецэффектов в те времена не было и не могло быть.
Ну да. Прирожденные способности, плюс много-много труда - и вот результат! :)
Действительно, ценно, что фокусы Руфуса создавались не с помощью зеркальных изображений, Бернар не кормился стероидами, а у Гизелы за ширмой не был спрятан магнитофон с записями голосов!
В магическом мире принадлежность к альвам или их потомкам может давать возможности, какими простые люди не обладают. Но к таковым среди наших артистов, насколько мне известно, принадлежит только Капет, остальные - просто одаренные люди.
Цитировать
И это в принципе милосердно. Вспомним Свифтовских струльдбругов. Зло физического бессмертия без вечной молодости. А человеческое тело к постоянному обновлению, то есть к вечной молодости,  не приспособлено.
Другое дело - какая смерть.
Такой мотив известен с древности. Например, в античной мифологии богиня утренней зари выпросила у богов бессмертие для своего возлюбленного, но забыла попросить для него еще и вечную юность. И вот он постарел, одряхлел, а умереть не мог. И она превратила его в сверчка.
Но здесь речь была о смерти насильственной и безвременной, когда гибнут люди, которые могли прожить еще долго. И вот она, к сожалению, тоже неотвратима.
Этьен видит разницу между законом и справедливостью. И при этом он считает, что Хельер убил Фульрада, защищаясь. Но разве справедливо казнить человека, совершившего убийство из самозащиты и неумышленно? А если б его Фульрад убил в драке? Как, в таком случае, человеку вообще выжить?
Если бы Фульрад убил Хельера, судили бы Фульрада по всей строгости закона.
Если еще сыграло важную роль, что Хельер не признался в том, что случилось, спрятал тело Фульрада.
А приговор, вообще-то, выносит уже суд, а не бальи. Учитывая, что у них, скорее всего, не было в законодательстве многолетних тюремных сроков, а если были, то в таких условиях, что быстрая смерть лучше, - остается либо повешение, либо рудники. Это в наше время у приговоренного на десять лет тюрьмы человека есть шанс вернуться домой живым и сохранившим здоровье...
Цитировать
Я вижу, и простые люди не жалуют Паучиху. Чем скорее её отстранят, тем лучше, пока она какой-нибудь бунт не вызвала "мудрой" политикой.
Учитывая, что многие люди разорились из-за инициированного ей повышения налогов, а кое-кто по ее милости и потерял родных на войне, неудивительно, что она у них не вызывает теплых чувств.
Надеюсь, что Ваше пожелание сбудется!

Глава 19. Триумф Розы (окончание)

Тем временем, все внимание зрителей вновь перенеслось на манеж. Там господин Ренье вышел объявить последний номер, который его труппа считала наиболее важным. На этот раз он не спешил, чтобы за его спиной Бернар и Руфус подготовили все необходимое. Хозяин бродячего балагана сделал руками несколько таинственных пассов, затем раскинул руки, широко развевая свой звездный плащ. И провозгласил торжественно и звучно:

- Приветствуйте Розу, самую искусную наездницу в мире, нежную, как цветок, но рожденную на коне, как древняя амазонка! И Капета, что превзойдет сегодня самых лучших атлетов "детей богини Дану", усложнив их обычай испытывать силу и ловкость! Те могли перепрыгнуть через нескольких коней налегке, с пустыми руками. Он же... Но зачем рассказывать? Сейчас вы все увидите своими глазами, наши дорогие зрители!

Те, уже разогретые обещаниями, глядели на манеж во все глаза. Уже убедившись, что артисты господина Ренье в самом деле выполняют его обещания, они ждали увидеть напоследок поистине небывалое зрелище.

Но вот из-за ширмы показались Капет и Роза. Она уже сидела на белоснежном верховом коне, в наездническом наряде из розового шелка, вышитом серебром. Это платье, совмещенное с шароварами, как у женщин кочевых народов, очень шло девушке. Из толпы донеслись возгласы и рукоплескания, приветствуя ее.

Пока что Капет вел за повод ее коня, позволяя всем разглядеть его и девушку. Он, единственный из всех артистов, остался в своем обычном темно-зеленом плаще с капюшоном, скрывающим его лицо и волосы. Но плащ сам по себе выглядел столь таинственно, что зрители приняли его за необходимое облачение артиста.

Вслед за ними выбежали из-за ширмы четыре крупных белых лохматых собаки, каких держали пастухи.

Теперь все внимание зрителей, и на трибунах, и на балконе, было приковано к манежу. Барон Готье Вексенский на миг забыл о своих гостях. Он глядел лишь на свою внучку, что одна осталась ему отрадой после гибели ее братьев.

А между тем, Роза держалась гордо и прямо, слегка улыбаясь. Она вместе с Капетом объехала вокруг манежа, не спеша, позволяя полюбоваться собой. Зрители не сводили глаз, ожидая, что станут делать прекрасная наездница и ее партнер.

На балконе Аледрам вернул себе внимание барона Вексенского, проговорив:

- Хозяин этого балагана опытен, если самый зрелищный номер оставил напоследок!

Про себя сын Карломана подумал, что было бы неплохо пригласить бродячую труппу в Кенабум, дабы не терять ее из виду.

В ответ на слова виконта, барон Вексенский кивнул:

- Это немудрено, ведь Ренье происходит из потомственного рода балаганщиков! Иные из его родичей выступали перед принцами крови! - прибавил барон с гордостью за своих друзей.

Аледрам же все больше убеждался, что будет не зазорным пригласить труппу Ренье для выступления в Кенабум, ибо им найдется что показать и высшему обществу. Благо, относительно повода можно было не беспокоиться. Почти каждый из жителей Арвернии ныне праздновал возвращение к жизни доблестного графа Кенабумского!

Тем временем, на манеже артисты вдоволь показали себя. Тогда Капет отпустил повод коня, и Роза слегка пришпорила скакуна, начиная движение по кругу. Она держалась в седле с непринужденностью, присущей опытным наездникам.

Остальные артисты, стоя поодаль, наблюдали начало представления, беседуя вполголоса.

- Все-таки, мы удачно встретили Розу, ведь правда? - приглушенно пробасил Бернар.

- Да помогут Владыки Асгарда! - господин Ренье сделал рукой солнечный круг. - У них с Капетом много новых замыслов, что сделают наши представления зрелищнее и увлекательнее!

Руфус же воскликнул, волнуясь за ту, что напоминала ему сестру:

- Я верю, Роза покажет нам замечательное представление!

Между тем, наездница пустила белого коня в галоп, и тот помчался стрелой, будто не скакал, а летел над манежем. Этого мало - по едва заметным движениям рук и ног Розы, конь вставал на дыбы, и казалось, что девушка лишь чудом удерживается в седле. Она почти незаметно управляла конем, и тот, задержавшись под балконом знатных зрителей, кивнул, будто учтиво поклонился, а девушка улыбнулась, зная, что ее дед наблюдает за нею.

Барон Вексенский внимательно следил за внучкой, тревожась за нее во время опасной скачки, и гордясь ею.

Роза же мчалась все быстрее, и ее сопровождали собаки.

Вдруг Капет свистнул собакам, и те, мгновенно поняв, чего от них ждут, упали на землю, на пути у наездницы. Улеглись рядом, с такими узкими промежутками, что между ними едва можно было протиснуться. И на них мчалась отважная наездница, пустив коня в галоп!

Объедет ли Роза лежащих собак? Перейдет ли на шаг, чтобы не повредить им нечаянно? Нет, ее конь продолжал мчаться тем же неистовым галопом! И, когда уже казалось, что он вот-вот наступит на ближайшую собаку, Роза чуть заметным движением повернула скакуна, и тот прошел между животными, лавируя, как искусный корабельщик - между мелями на мелководье. Конь ступал изящно, как танцовщица, а его наездница правила им столь же уверенно, как собственным телом. Собаки же тотчас "ожили" и по свистку Капета ушли за ширму.

Зрители затаили дыхание, глядя на манеж. Они ждали, что произойдет еще. Чем поразят их искусная наездница и ее партнер?..

И вот, Роза, пришпорив коня и мчась вперед еще стремительнее, поднялась на стременах, усовершенствованных Капетом. В следующий миг она уже скакала, стоя в седле, раскинув руки для равновесия.

Со зрительских трибун донеслось многоголосое изумленное: "Ах!"

Готье Железнорукий, побледнев, прошептал:

- Ах, Роза! В тебе живет рыцарская храбрость, но зачем ты заставляешь своих близких бояться за тебя?

Один лишь Аледрам услышал, что говорит барон о своей внучке. Однако учтиво промолчал, про себя восхищаясь трюками Розы. Эта девушка действительно с самого начала сделалась звездой труппы!

А зрители на трибунах, что в первый миг затаили дыхание, теперь неистовствовали! Они хлопали себя по коленям, аплодировали, качали головами, наблюдая за редкостным зрелищем, словно завороженные. Они бросали цветы, сбереженные во время других представлений, и кричали, выражая восхищение:

- Так держать, прекрасная наездница! Удачи тебе!

Роза держалась, как и подобало артистке: стоя на спине скачущего коня, улыбалась всем - и никому. Ее искусство принадлежало зрителям, но сама она была равно далека от всех, как настоящая звезда.

Знатные зрители тоже внимательно наблюдали с балкона, но они и раньше видели разнообразные трюки, и не так сильно изумились умениям смелой наездницы.

А участники труппы продолжали обсуждать увиденное.

- Не правда ли, Роза оправдывает наши лучшие ожидания? - с надеждой проговорила Гизела надтреснутым голосом; подражательные подвиги не прошли для женщины даром.

- Это правда! - согласился господин Ренье. - Ну, сейчас поглядим, что станет делать наша звездная пара!

Хозяин бродячего балагана внимательно наблюдал не только за Розой, но и за Капетом, что должен был сейчас осуществить следующий трюк вместе с Розой. Они неоднократно отрабатывали, что станут делать. Но все равно, близкие тревожились за них.

А Роза, тем временем, на всем скаку прыгнула с коня, который помчался дальше с пустым седлом. Капет стремительно оказался рядом и поймал девушку обеими руками, на мгновение прижал к своему горячо бьющемуся сердцу. И, удобно подхватив Розу на руки, бросился бежать, сам как хороший конь. Капет примчался к поставленному возле коновязи постаменту. И, взбежав по нему, одним высоким и длинным прыжком, с девушкой на руках, перескочил через спины стоявших в ряд коней.

С трибун долетел многоголосый выдох, тихий возглас, полный еще большего удивления, чем во время скачки Розы. Это был невероятный прыжок! И вот, Капет, в своем плаще с капюшоном, стоял на манеже, рядом с очаровательной Розой. Они вскинули соединенные вместе руки и гордо улыбались. Они одержали победу!

Зрители внизу вскочили со скамеек, чтобы поближе разглядеть своих кумиров. Они кричали, топали, рукоплескали, бросали цветы. Один из букетов приземлился у самых копыт ближайшего коня. Тот подобрал и стал жевать цветы.

- Да здравствует Роза, звезда балагана! Да здравствует Капет, король атлетов! - кричали и простые зрители, и знатные.

Барон Вексенский улыбнулся, гордясь триумфом своей внучки. Он больше всех желал успеха ей и ее партнеру, которому Роза отдала свое сердце. По тому, как они держались во время представления, как слаженно действовали, понимая друг друга, он убедился, что между этой парой действительно сложилась крепкая связь. Что ж, оставалось надеяться, что их любовь будет счастливой!

Тем временем, Аледрам произнес вслух свое решение:

- Я приглашу балаган в Кенабум! Право, их трюки достойны радовать самых искушенных зрителей!

- Я знал, что тебе понравится, благородный виконт! - произнес Готье Железнорукий, с гордостью глядя на Розу.

Понадобилось немало времени, прежде чем зрители на скамейках успокоились. Многим из них все еще казалось, что они действительно попали в волшебную сказку и увидели чудеса, каких не бывает наяву.

Когда зрители постепенно пришли в себя, на манеж вышла вся труппа. Их снова встретили овациями, радостными криками. И господин Ренье произнес, обращаясь ко всем:

- Благодарю вас, почтенный хозяин и именитые гости Вексенского замка! - он поднял глаза к балкону, затем перевел взгляд на места для простого народа. - И вас тоже благодарю, почтенные зрители, что были с нами, радовались за нас, бродячих артистов, тревожились за нас, разделяли наш успех! Да навеют вам феи еще много раз чудесные воспоминания о сегодняшнем вечере, тогда как наш след скроется за поворотом дороги! - так попрощался со зрителями хозяин бродячего балагана, до конца играя роль сказочного волшебника.

После представления слуги барона разошлись по своим местам, а селяне потянулись домой, беседуя об увиденном представлении. Перед глазами у всех - и у взрослых, и у детей, - так и продолжали стоять волшебные трюки бродячих артистов.

А в замке барона Вексенского этим вечером состоялся большой пир. Все знатные зрители теперь собрались за главным столом в пиршественном зале. По правую руку от барона сидел его высокий гость - виконт Аледрам Кенабумский. Столы ломились от богатого угощения, которым с удовольствием лакомились гости. Угощение запивали вином, поднимая кубки, по большей части, за здоровье графа Кенабумского, потом - за хозяина замка, за успех сегодняшнего представления, и снова - за Карломана, сюзерена здешних мест.

Поодаль от знатных гостей, внизу стола, пировали слуги, пусть не так роскошно, но тоже обильно и сытно. Вместе с ними сегодня сидели и бродячие артисты, только что поражавшие публику своими разнообразными искусствами. Они и здесь держались отдельно среди баронской челяди, взирающей на них, как на полубогов. Переодевшись в обычные одежды (только Капет и здесь не сбросил плаща с капюшоном), они обсуждали свое сегодняшнее представление.

За ужином Капет спросил у Розы, сидевшей рядом с ним:

- Ну, как ты себя чувствовала во время нашего первого представления?

- Теперь даже не знаю, - устало улыбнулась девушка, переглянувшись со своим партнером. - От волнения сердце готово было выскочить. Боялась не сорваться с коня, а подвести вас, не оправдать надежд, разочаровать зрителей. И в то же время ощущала азарт, воодушевление. Чем труднее трюк, тем сильнее хотелось справиться!

Услышав эти снова, господин Ренье произнес, улыбнувшись наезднице:

- Так всегда бывает, особенно при первом представлении. У тебя душа прирожденной артистки, Роза! Запомни этот день - сегодня день твоего триумфа! Другие успешные выступления еще будут, если ты станешь так же усердно трудиться. Но первый успех остается первым на всю жизнь!

- Господин Ренье говорит тебе правду, Роза! Сегодня твой день! - подтвердил Капет, взяв девушку за руку.

Она ответила на его пожатие, исполненное радости после первого совместного успеха. Их ладони лежали на столе, соединенные в порыве глубокого чувства.

19
Благодарю, эрэа Menectrel, за Ваши замечательные идеи, что так украшают наше повествование! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Надеюсь, послания бальи дойдут по назначению. Возможно даже допустить, что найденный пергамент несколько изменит расстановку сил при королевском дворе. А вот каково будет состояние барона Вексенского, когда он получит эти известия, об этом даже думать не хочется.
Очень жаль мать повешенного разбойника, но тут ничего уж не изменишь, впрочем и в случае с Хельером тоже поздно что-то менять.
Надеюсь, что дойдут! По крайней мере, то, что их два, не позволит совершенно затеряться этой информации.
Может быть, и изменит. Если Карломану удастся свалить Норберта Амьемского, за ним могут последовать и иные влиятельные деятели.
Барону Вексенскому, конечно, придется тяжко! Ну а пока он, как и Роза, старается радоваться жизни. Смотрим, наконец, обещанное представление! ;)
Смерть, к сожалению, нельзя отменить. :'(

Глава 19. Триумф Розы (начало)

И в тот же самый день, третьего числа аранмоната месяца, в замке барона Вексенского начиналось представление труппы господина Ренье. Ни хозяин замка, ни Роза, готовившаяся своим первым выступлением сразу же поразить народ, не подозревали, какую трагическую весть готовит им бальи Этьен. Они в этот день стремились к веселью.

Вокруг манежа, где должно было состояться представление, собралось множество людей. На расставленных вокруг скамейках размещались слуги из замка и окрестные селяне. Собрался и стар, и млад. Дети, пока их не угомонили старшие, устраивали собственное представление, весело бегая среди скамеек. И не скоро на манеже удалось добиться порядка.

А на просторном балконе над манежем собрались знатные зрители. Барон Готье Железнорукий пригласил на представление соседей, владетельных баронов, и своих вассалов, сеньоров рангом пониже. Они устроились с удобством, в поставленных на балконе креслах. Слуги приносили им напитки, фрукты и легкие закуски.

На почетном месте, по правую руку от хозяина замка, сидел виконт Аледрам Кенабумский. Знатные гости с любопытством поглядывали на него: шутка ли - сын самого майордома приехал к его верным вассалам, дабы отпраздновать вместе с ними чудесное спасение своего знаменитого отца!

Рядом со знатными людьми и их семьями держались также их слуги и охрана в ливреях с гербами своих господ.

Герольд барона Вексенского, стоя в манеже, трижды протрубил, призывая всех ко вниманию. Все тут же утихло, как по мановению волшебной палочки. Герольд же торжественно провозгласил своим звучным голосом:

- Мой благородный господин, барон Готье Вексенский, да умножат Владыки Асгарда его дни, приветствует собравшихся под его кровом в этот прекрасный день! Прежде всего, он благодарит за визит своего высокого гостя - виконта Аледрама Кенабумского, сына могущественного майордома Арвернии, графа Карломана Кенабумского, нашего доброго сюзерена!

На балконе Аледрам поднялся с кресла, приветствуя местную знать от имени своего отца.

Тем временем, герольд продолжал звучно сообщать:

- В честь нашего сюзерена, графа Карломана Кенабумского, спасенного от жестокой гибели, сегодня состоится большое празднество! А, чтобы  развлечь вас, дорогие гости, приглашена труппа бродячих артистов, под руководством одного из самых искусных чародеев - господина Ренье с Зеленых Холмов!

Герльд быстро взмахнул рукой и ушел, а на манеж вышел господин Ренье. Он был одет в сценический костюм из блестящей ткани, переливающийся синим, зеленым, бронзовым отливом, как хвост павлина, и в высоких ботфортах. На плечи он набросил синий плащ, вышитый звездами, а на голову надел украшенную таким же образом широкополую шляпу. Простой люд на манеже с любопытством уставился на хозяина балагана. Тот и впрямь выглядел сказочным чародеем, как представляли их простые люди!

Ренье широко улыбнулся. Создать должное впечатление было неотъемлемой частью его обязанностей. С этого начиналось любое представление.

И он начал готовить поле для своих артистов, объявляя участников труппы, стоявших сейчас за расписной ширмой, которой служила ткань, подвешенная на столбах возле конюшни. Делая "магические пассы" руками, Ренье стал называть невидимых до поры артистов, дабы заинтриговать зрителей.

- Наш балаган, полный чудес, приветствует вас, дорогие зрители! Мы с великой радостью покажем свои небывалые на свете умение в честь доблестного и мудрого графа Кенабумского, перед его сыном, и перед всеми собравшимися зрителями! Сперва вас удивит чудесное дитя - юный Руфус, лучший жонглер в Арвернии! Еще так молод, а обладает уже сейчас непревзойденной ловкостью рук! Руфус способен удержать в руках радугу!

Следующим вас изумит силач Бернар - Человек-Медведь, самый могучий в мире! Он легко разгибает подковы и сгибает их обратно, без молота и горна, одним напряжением рук! Бернар Косматый разрывает любые оковы, поднимает на плечах лошадей и быков!

Слушатели, уже заинтригованные объявлением о Руфусе, прислушались еще внимательнее, когда им сообщили о силаче Бернаре. Деревенские мужики, чтившие телесную силу, особенно заинтересовались, желая взглянуть, что станет делать Бернар.

А господин Ренье увлеченно продолжал представлять своих спутников, перенося зрителей в чудесный мир фокусов и иллюзий:

- Любителей более тонкого искусства, без сомнения, заинтересует непревзойденная подражательница, Гизела Тысячеязычная! Она владеет любым голосом, человеческим, звериным и птичьим! Ей внятны любые речи, точно феи одарили ее способностью говорить на языках всех живых существ. Песня соловья и трель жаворонка, крик чайки и первый утренний голос певчей птицы, мяуканье кошки и мычание коровы, голос любого человека, - все внятно чародейке Гизеле, и любой голос она может повторить!

Пока господин Ренье объявлял своих артистов по очереди, те, стоя в своих сценических нарядах за ширмой, делали последние приготовления к выступлению. Руфус опять жонглировал цветными мячиками. Бернар поднимал огромные гири. Гизела же вдыхала и выдыхала, тренируя голосовые связки, чтобы говорить разными голосами. Ну а Капет переглянулся с Розой, взглядом поддерживая ее перед первым выступлением.

А хозяин бродячего балагана, украдкой оглядывая собравшихся зрителей, чувствовал, как публика разогревается, как слушают его все с большим интересом. Наконец, видя, что будущие зрители затаили дыхание, Ренье вскинул руки в рукавах блестящего камзола и патетически воскликнул:

- И-и, наконец, гвоздь сезона! Роза, непревзойденная наездница, покажет, что на самом деле означает скачка на коне! Ручаюсь, что ни один из самых искусных наездников не сможет управлять конем так искусно, как эта нежная девушка! Вместе с Розой выступит ее партнер Капет, что возродит древние игры "детей богини Дану"! Ручаюсь, что еще ни один из воинов прошлого не добивался таких результатов, как Капет, чью ловкость нельзя превзойти!

При этих словах Капет вновь улыбнулся Розе и тепло пожал ей руку. У девушки отлегло от сердца, и она постаралась поверить, что выступление пройдет удачно.

А тем временем, зрители на трибунах вокруг манежа не сводили любопытных глаз с ширмы, ожидая тех, кого объявлял хозяин бродячего балагана. Многие из них подались вперед, точно их влекло невидимым магнитом. Глаза у простолюдинов взволнованно блестели. Многие из них принесли букеты садовых и полевых цветов, и теперь готовились бросить их к ногам артистов, что сильнее всех поразят их воображение, не привыкшее к столь необыкновенным развлечениям. Жизнь селян и слуг в баронском замке была однообразной, так что любое развлечение радовало их и помнилось затем долго. А тут можно было отдохнуть от работы и поглядеть еще небывалое зрелище! Тем более, что и платил за все их сюзерен, барон Готье Вексенский.

Тот же, сидя рядом с Аледрамом, переглянулся с ним. И сын Карломана, внимательно глядевший на Ренье, повествующего о своих артистов, отвернулся к барону и сказал ему с благодарностью:

- От имени моего батюшки я выражаю тебе признательность за торжество в его честь, почтенный барон!

- Не за что! - усмехнулся барон в седые усы. - Я и сам рад, как в старые добрые времена, полюбоваться искусством своих давних друзей, бродячих артистов! Если они выступают, веселят народ, если в мире остаются яркие краски и слышится смех, - значит, жизнь торжествует! Ради этого мы и собрались здесь!.. Но гляди: мальчик начинает!

И впрямь, из-за ширмы вышел Руфус. В ярком костюме в красную, зеленую и желтую клетку, с набеленным лицом, юноша впервые выступал на публику после гибели сестры. Ей он мысленно посвящал свое выступление.

Выйдя в середину манежа, Руфус встряхнул руками, и никто из зрителей так и не сумел разглядеть, откуда к нему в руки прыгнули сразу четыре разноцветных мячика. Он подбросил их, показывая зрителям, и тут же начал жонглировать все быстрее и быстрее. Вскоре шариков в его руках стало уже пять, шесть, а затем - все прибавлялось и прибавлялось. Они мелькали с невероятной быстротой, выстраивались по цветам, подскакивали и взлетали, но ни один не упал на землю.

- Вот это да! - дивились пораженные зрители внизу, на скамейках. - И впрямь, этот парень может удержать в руках радугу!

Знатные зрители, сидевшие на балконе, тоже рукоплескали искусству жонглера. И только барон Вексенский печально улыбнулся: снова вспомнил своего друга, покойного брата Ренье, что жонглировал еще искуснее. Того, кто отдал за него жизнь... Впрочем, что касалось искусства - у мальчика был большой талант, и достаточно времени, чтобы научиться работать не хуже!

А Руфус с невероятной ловкостью подбрасывал мячики, ленты, цветные перья, что так и мелькали в его руках. Зрители же восторженно кричали, рукоплескали ему, бросали цветы.

Наконец, юноша спрятал мячики и ленты так же незаметно, как и доставал их. И, под радостные вопли зрителей, скрылся за ширмой.

Вновь вернулся господин Ренье, объявив, как герольд:

- Теперь вам покажет свою невероятную силу могучий Бернар, Человек-Медведь!

Из-за ширмы, тяжело ступая, вышел Бернар Косматый. Широкий, массивный, он выглядел как дикарь, одетый только в медвежью шкуру на бедрах. Необъятные грудь и талия его были обнажены до пояса, столь поросшие густым черным волосом, что он и впрямь казался полумедведем. Растрепанные волосы и борода силача, его лицо, вымазанное охрой, придавали ему преувеличенно свирепый вид. Ребятишки на скамейках прижимались к родителям, но продолжали смотреть на Человека-Медведя с любопытством.

А тот ступал так тяжело, потому что ноги его были закованы в кандалы. На руки тоже была надета цепь. Приковыляв к трибунам, Бернар показал сельским мужикам свою цепь, и громко обратился к ним:

- Настоящая ли на мне цепь? Крепка ли?

Мужики трогали цепь, проверяли ее и кивали со знанием дела:

- Хорошая цепь! Настоящее железо. Из него так легко не выберешься!

Тогда Человек-Медведь усмехнулся, потряс могучими руками и, негромко зарычав, разорвал цепь пополам. На глазах у пораженных зрителей он гнул и разгибал толстыми пальцами звенья цепи, для чего обычному человеку потребовались бы кузнечные клещи. Подскочив с неуклюжей грацией, Бернар разорвал и ножные кандалы. После этого он вынес из-за ширмы огромную палицу, которую обычные люди могли бы носить вдвоем-втроем. Он же принялся размахивать ею с такой силой, что лишь свист и гул пошел во все стороны, как во время бури. Люди на передних скамьях даже пригнулись, боясь, что грозный дикарь ненароком швырнет в них палицу. Он же, закончив вращать увесистую дубину, переломил ее двумя руками, к еще большему изумлению зрителей.

- До чего силен, тролль его побери! - восхищались зрители, сидевшие вокруг манежа.

В завершение своего выступления, Бернар взвалил на плечи одного из упряжных коней, и обошел с ним вокруг манежа, придерживая за ноги стреноженное животное.

Толпа простонародья ревела от восторга. Понадобилось время, чтобы они успокоились. Тогда господин Ренье объявил:

- Теперь вам покажет свое искусство несравненная Гизела Тысячеязычная!

В этот миг из-за ширмы вдруг защелкал, засвистел соловей. Тотчас заквакала лягушка, будто соревнуясь с ним. Пропел лесной дрозд. Пронзительно затрещала сойка. Закуковала кукушка. И вдруг где-то рявкнул крупный зверь.

В первый миг зрителям померещилось, что за ширмой спрятан кусок леса со всеми его обитателями.  Они стали крутить головами, не понимая, откуда доносятся звуки. А из-за ширмы вышла женщина в накидке, изображающей зеленую листву, и в маске птицы с острым клювом.

Дойдя до середины манежа, она вдруг сбросила накидку - под ней оказалась другая, изображающая вздыбленный мех трехцветной кошки. Гизела на миг поднесла руки к лицу, и успела переменить маску на кошачью. Топорща вделанные в нее усы, принялась рычать и шипеть разъяренной кошкой. Затем послышался собачий лай. И после этого несколько минут доносились такие звуки, будто дерутся кошка с собакой. Не глядя туда, невозможно было подумать, будто их изображает человеческий голос! Тут еще собаки, сидевшие за ширмой, принялись лаять в ответ, что особенно рассмешило зрителей.

Кошачью маску сменила остроклювая маска чайки, накидка в виде волн и песчаных дюн одела плечи артистки - и манеж огласился заунывным кличем белой птицы, реющей над волнами. В следующий миг Гизела надела шлем воина, накидку в виде схематично нарисованных лат, и завела звучную боевую песню, таким голосом, что никто бы не усомнился, что это поет мужчина. Но вот вместо шлема она надела чепец, вместо лат - накидку-передник, и голос женщины стал высоким и звонким, как у ребенка.

В толпе кричали и хохотали без умолку. Какой-то малыш громко воскликнул:

- Мама, сколько у тети голосов!

В ответ мать ребенка сердито ответила:

- Помолчи, а то поставлю в угол!

Неожиданно Гизела повторила эти слова, сперва голосом ребенка, а затем - точно скопировав его мать. Те даже переглянулись, пораженные, как их речи исходили из чужих уст.

Какой-то мужчина, не удержавшись, воскликнул:

- Вот это да!

И сконфузился, когда Гизела, в маске дриады, повторила его же голосом:

- Вот это да!

После этого развеселившиеся зрители стали нарочно заказывать разные голоса, которые Гизела блистательно изображала, меняя маски по ходу выступления. Впрочем, за хохотом и рукоплесканиями ее не всегда удавалось расслышать. Букеты цветов падали к ногам артистки.

Закончила Гизела, сняв последнюю из масок и, наконец, открыв лицо собравшимся. Она проговорила голосом господина Ренье:

- Перед вами - непревзойденная подражательница Гизела Тысячеязычная, гордость нашего балагана!

Успех был невероятный! Зрители на скамейках вокруг манежа корчились от смеха, лежа вповалку. Знатные люди на балконе реагировали сдержаннее, лучше разбираясь в зрелищах. Но и им стало весело, и они большую часть представления смотрели на манеж и бросали букеты цветов артистам. Хоть и внимательно наблюдали за хозяином замка, где собрались, и за его высоким гостем, виконтом Аледрамом Кенабумским.

А на манеже прошло немало времени, прежде чем Гизела скрылась за ширмой, и хозяин балагана собственной персоной вышел, чтобы объявить следующий номер.

Один из гостей барона покачал головой, глядя вниз:

- Ну, теперь нужно показать нечто поистине небывалое, чтобы удивить зрителей, после таких умений!

Сам же барон Вексенский не сводил глаз с манежа, скрывая волнение: он-то знал, чей выход сейчас объявит Ренье, и молился, чтобы его внучке удалось ее первое представление.

Аледрам Кенабумский, сидевший в кресле рядом с бароном, тоже пристально вглядывался в хозяина бродячего балагана. Про себя подумал, что не следует терять из виду Ренье и его труппу, где бы они ни колесили. Артисты могли еще потребоваться в качестве свидетелей по делу о гибели их подруги от рук кельпи и о вмешательстве братства Донара.

20
Адресное / Re: Виват! - 28
« : 01 Апр, 2024, 18:33:34 »
Эрэа katarsis, с Днем Рождения! Счастья и успехов в жизни, здоровья, любви близких и всего самого лучшего, что можете сами пожелать себе! :-* :-* :-*

21
Благодарю, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Закон и справедливость не всегда одно и то же. Это так, закон  всего предусмотреть не может, но лучше закон, чем беззаконие. Бальи Этьен, конечно, действует в соответствии с законами своего времени, и всё-таки. Признать человека виновным основываясь на ничем не подтверждённых словах сельского старосты - это как-то и с законом не очень вяжется. Клод на месте преступления не был, а то что он поссорился с Фульрадом и отказался выдавать за дебошира дочь - так это полдеревни можно перевешать, ссоры среди соседей - дело обычное. Сам бальи на месте преступления тоже не был, что там произошло, он не знает, а признание Хельера, выбитое даже не пытками, а обычным шантажом - попахивает скверно.
Но хорошо хоть письмо решил передать барону Вексенскому.
По крайней мере, доказательства, что Хельер и Роза действительно присутствовали на месте преступления в ту ночь, были найдены. И Хельер действительно спрятал тело Фульрада. Таким образом, стало ясно, что он лгал. А зачем? Вот и стало любопытно Клоду, а уже с его подачи - и Этьену.
Методы, которыми бальи добился от Хельера признания, действительно не назовешь этически чистыми, но ведь он был убежден, что убийца - именно Хельер. Вот и поступил в стиле небезызвестного Глеба Жеглова: "Убийца должен быть повешен, и не важно, как именно я возведу его на виселицу".
А там, где закон оставляет ему свободу действий и позволяет проявлять милосердие, Этьен старается руководствоваться человеческой справедливостью.

Глава 18. Закон и справедливость (окончание)

Не подозревая, сколь высокого мнения о нем люди, бальи Этьен сел составлять письмо барону Готье Вексенскому. Он внимательно обдумывал каждое слово в своем пространном письме.

"Здравствуй, могущественный барон Вексенский! Да хранят тебя боги всю жизнь, да пошлют тебе успеха и благосостояния во всем!

Пишет тебе бальи Артайский, Этьен, сын Бего. Я должен сообщить тебе печальную весть. Приношу искренние соболезнования, однако закон и справедливость требуют от меня сообщить все, как есть."


Руководствуясь своим девизом, Этьен принялся обстоятельно рассказывать обо всех событиях, что привели Хельера на виселицу.

"Я вынужден сообщить тебе, что близкий тебе лесник Хельер из деревни близ Серебряного Леса, был обвинен в убийстве несчастного Фульрада и, согласно закону, понес надлежащую кару за это преступление. Ибо следствие показало, что волки растерзали уже мертвое тело юноши, а смертельный удар ему был нанесен раньше. Найденные на месте преступления доказательства указывали на присутствие там людей, а именно, Хельера и его дочери Розы. Расспросы односельчан помогли мне установить, что покойный Фульрад вел недостойный образ жизни, весьма досаждал своей невесте, и что вечером накануне убийства Хельер угрожал юноше, что не отдаст дочь за него замуж. Такие свидетельства вынудили меня все тщательно проверить, и я убедился, к сожалению, что именно Хельер спрятал тело на растерзание волкам. Ведя следствие, я взял лесника под стражу и, следуя закону, добился от него признания в убийстве. В ту ночь пьяный Фульрад, встретив на опушке леса Розу и ее отца, стал оскорблять девушку. Когда же Хельер попытался приструнить юношу, тот оглушил его дубиной. Быстро очнувшись, Хельер подхватил брошенную им дубину и ударил Фульрада в висок, защищая себя и свою дочь. Фульрад упал мертвым. Тогда Хельер спрятал его тело, сделав вид, будто несчастного растерзали дикие звери.

После признания виновного, суд приговорил его к смертной казни, ибо вина его была очевидна. Благородный барон, я вынужден сообщить тебе жестокую весть о близком тебе человеке! Вчера, второго числа аранмоната месяца, 814 года от рождения Карломана Великого, лесник Хельер был повешен на площади города Артайус. Он принял смерть с честью, взошел на виселицу, как подобает достойному мужу. Перед смертью он беспокоился лишь о двух людях - о своей дочери Розе и о тебе, барон Вексенский, о своем высокочтимом отце!

Я прилагаю к письму один из списков признания Хельера, дабы и ты, почтенный барон, рассудил, что следствие проводилось строго по закону. Кроме того, я надеюсь, что ты справедливо рассудишь: убийца, что отнял жизнь у Фульрада, должен быть казнен."


С этими словами Этьен действительно приложил к своему письму признание Хельера, написанное его собственной рукой. Затем перешел ко второй половине письма, еще более важной, имеющей не только личное, но и историческое значение.

"Последняя просьба Хельера - послать тебе письмо на имевшемся у него пергаменте с портретом его дочери Розы. В этом письме он просит тебя позаботиться об ее судьбе. Я обещал осужденному исполнить его волю. Однако на пергаменте, где написано письмо, я обнаружил нечто, куда удивительнее портрета прекрасной Розы! Должно быть, пергамент был доставлен Фульрадом из Окситании. Там в его руки волею Норн попал приказ маршала юга - герцога Норберта Амьемского, сына принца Бертрама Затворника. Его приказ и герб, отпечатанный на пергаменте, наполовину стерты, словно их пытались уничтожить. Однако слова приказа все еще можно прочесть. Я посылаю тебе этот пергамент на одном листе с письмом казненного Хельера. Здесь содержится приказ герцога Амьемского его подчиненному, Одиллону Каменному, перейти границу с Нибелунгией и уничтожить замок наследного принца Теодориха, вместе со всеми его защитниками, включая самого принца и его храбрую супругу, Кунигунду Шварцвальдскую. До сих пор считалось, что Одиллон совершил это преступление своевольно. Однако этот приказ доказывает, что все спланировано заранее, никем иным, как маршалом юга. По его вине война продлилась гораздо дольше, и унесла жизни множества храбрых воинов! Должно быть, Норберту Амьемскому нужно было затянуть войну, которая уже не имела смысла для правителей Арвернии.

И вот, теперь давний приказ маршала юга оказался в моих руках. По закону, я должен немедленно отослать письмо в Кенабум, дабы его кастелян переслал его в столицу, самому майордому, да продлят Владыки Асгарда его дни. Однако на этом пергаменте содержится еще и письмо близкого тебе Хельера, его последняя просьба. Справедливость требует выполнить ее, и переслать письмо тебе. Я делаю это, ибо стараюсь оставаться человечным всегда, когда это возможно.

Благородный барон Вексенский, я всей душой надеюсь на твое испытанное годами мужество! Если весть о прискорбной судьбе Хельера не лишит тебя сил, ты сам рассудишь, что делать с приказом герцога Амьемского. По справедливости, лучше тебе самому известить майордома о найденном доказательстве преступлений маршала юга. Тем паче, что ты, почтенный барон, пользуешься всеобщим уважением, и имеешь доступ к самому майордому. Я же - не более чем бальи из города Артайус.

Еще раз прошу прощения, что вынужден был доставить тебе столь скорбные вести, благородный барон! Я скорблю вместе с тобой. Но все же, позволь пожелать тебе твердости и силы духа, что отличали тебя и в прошлом.

Искренне преданный тебе, Этьен, бальи Артайусский."


Поставив подпись, Этьен перечитал письмо, оставшись доволен. Он сообщил о трагических и важных событиях, как должно, да и на свои заслуги осторожно намекнул: хоть и простой бальи, но оказал важную услугу короне! Быть может, сильные мира сего все-таки рассудят по справедливости о том, что он может еще быть полезен!..

Затем Этьен написал еще одно письмо - кастеляну Кенабума, известив и его во всех подробностях о случайно обретенном документе, изобличающем интриги маршала юга. Рассказав, где находится оригинал приказа, с подписью и печатью герцога Амьемского. И присовокупил свою расшифровку полустертых строк приказа. Этьен предпочел действовать наверняка. Одно послание хорошо, а два - лучше.

Подписывая второе письмо, Этьен мысленно пообещал себе сделать все возможное, чтобы Норберт Амьемский понес заслуженную кару. Этого требовали и закон, и справедливость, ибо маршал юга был повинен в гибели тысяч людей! Вот этим самым приказом он поручил Одиллону Каменному, прекрасно зная, на что тот способен, стереть с лица земли замок, что защищал сам наследник престола Нибелунгии, и никого не щадить там. Не было сомнений, что герцог Амьемский устроил резню ради продолжения войны, которую обе стороны уже готовы были заключить. А жизни множества арвернов и нибелунгов послужили просто разменной монетой. Даже государственные интересы, как становилось ясно, были маршалу юга нипочем, ибо последствия Окситанской войны сказывались до сих пор, заметно ослабив королевство.

И Норберт Амьемский оставался до сих пор могущественным и почитаемым вельможей, родичем короля, одним из самых влиятельных военачальников!

Зная законы богов и людей, Этьен не находил в них наказания, соразмерного вине герцога Амьемского. Если за убийство одного человека восходят на виселицу, то сколько раз пришлось бы умирать маршалу юга? В царстве Хель владычица подземного мира отошлет его в дом, сплетенный из живых змей, на вечные муки. Но сколько зла успеет маршал юга причинить здесь, при жизни в Срединном Мире?

Что ж, бальи Этьен надеялся, что его письма послужат как можно скорейшему разоблачению маршала юга. Сегодня он сделал свой собственный важный выбор - избрал милосердие и справедливость вместо суровой буквы закона.

Закончив письмо, он позвонил в медный колокольчик. Вошел его помощник прево, ожидая приказа.

- Принеси мне сургуч для печати! - распорядился Этьен.

Прево принес сургуч, уже начавший плавиться на маленькой переносной жаровне, а также саму печать.

- Благодарю! - произнес Этьен.

Убедившись, что чернила высохли, он сложил оба письма и запечатал их горячим сургучом. Затем, пока тот не остыл, выдавил на нем по оттиску печати, какая полагалась ему по должности.

Сделав это, бальи города Артайус полюбовался своей работой. Сургуч был кроваво-красный, огненно рдел на бледно-желтом пергаменте. И на нем четко отпечаталось изображение Вар, Скрепляющей Клятвы, богини правосудия. В одной руке она высоко вздымала весы, готовясь по справедливости взвесить степень вины каждого, а другой сжимала обнаженный меч, чтобы покарать виновного, согласно закону.

***

В то время, когда бальи Этьен составлял письма, готовясь поведать сильным мира сего о преступлениях маршала юга, у ворот, с которых сняли тело юного разбойника, продолжала разворачиваться человеческая драма. И пусть она касалась лишь немногих, и ей не дано было всколыхнуть мировые события, но для вовлеченных в нее она сейчас была важнее всего на свете.

Деревенский староста подогнал повозку, запряженную невзрачным мышастым коньком. Стражники положили на дно повозки носилки с телом повешенного юноши. Затем, исполненные сочувствия, помогли забраться туда же безутешной матери казненного. Она тотчас прильнула к телу сына, гладила обеими ладонями его обезображенное лицо, его грудь, как будто он еще мог чудом ожить. Слезы матери, горячие, соленые, капали на мертвое тело, но сын уже не мог почувствовать их.

- Мальчик мой, младшенький и самый любимый! Тебе бы жить далее, покоить мою старость, раз уж братьев твоих отняла война! Сколько я слез пролила, когда ты, чтобы позаботиться обо мне, ушел в разбойники! Сколько ночей не спала, когда дошли слухи, как вы грабите проезжих, как отнимали даже подношения паломников к алтарю Артио! Я молила Великую Медведицу вразумить тебя, не дать совсем пропасть несмышленому детенышу. Но, видно, крепко прогневили вы здешнюю Владычицу! Она отдала тебя в руки служителей закона вместе со всей бандой. А те... - голос женщины беспомощно прервался, и она задрожала, в отчаянии склонившись над телом сына. - Послали тебя на виселицу вместе со всеми, взрослыми, бесчестными злодеями, не пожалели, не снизошли к твоей юности и материнским слезам... - она завыла над телом сына, будто волчица над разоренным логовом.

Деревенский староста, что привез свою односельчанку в город, обернулся к ней с облучка, поправил сползшее с ее седой головы и сгорбленных плеч покрывало.

- Ну-ну, соседка! - проговорил он, утешая женщину. - Такая уж судьба выпала твоему сыну по жребию Норн! Коль уж замазался по уши с проклятущими разбойниками, ничего не оставалось властям, как казнить его вместе со всеми. Таков закон! Но зато бальи рассудил по справедливости и отдал тебе его тело, да еще за меньшую плату, чем установлено. Теперь похоронишь его по-человечески, цветы на его могилке посадишь. А мы о тебе позаботимся, сколь можем! И, быть может, Владычица Подземного Мира сочтет, что твой сын своей казнью уже искупил прижизненные преступления, и не пошлет его мерзнуть на вечном морозе, как прочих разбойников, а направит в селения добрых людей?..

Женщина, стараясь успокоиться, судорожно всхлипнула, обнимая мертвого сына.

- Ну разве что так!.. Быть может, светлый Бальдр смягчит сердце неподкупно-суровой Хель, зная сам, что такое смерть и вечный мрак ее царства?.. Я буду молиться, чтобы мне довелось встретить сына, когда сама спущусь в Хель, чего, вероятно, не придется долго ждать... А здесь, на земле, спасибо тем, кто вернул мне хоть мертвого сына!.. Сыночек мой, положу тебя в землю рядом с отцом твоим, оболью слезами напоследок, омою, одену в сорочку, своими руками сшитую... Посажу на могиле твоей левкои, ты их всегда любил, а в изголовье - куст рябины. Пусть над тобой всегда поют птицы, пусть зреют яркие ягоды... - так говорила мать, потерявшая последнего сына, склоняясь все ниже к нему, так что вскоре никто уже не мог расслышать ее слов, что она шептала на ухо покойному.

Деревенский староста, отвернувшись от нее, подхлестнул коня, и тот вынес возок из ворот города на проезжую дорогу. Он покатил дальше, в сторону зеленых чащ, где ютилась их деревушка.

22
Наша проза / Re: Лесная небыль.
« : 31 Мар, 2024, 16:42:22 »
Большое спасибо за продолжение, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Надеюсь, что у нашей компании авантюристов все получится!
Действительно, пора бы разобраться с любителями изобретать вакцины, усилиями которых в мире становится слишком спокойно, и скоро станет еще спокойнее, как на братском кладбище! А простых людей, которым хочется благополучной жизни, разумеется, можно понять. Но только какие-то это уж совсем простые люди получаются. Человек достоин большего, чем сытость свиньи перед полным корытом.
Как бы сделать, чтобы удавалось сохранять мирную жизнь, а люди при этом все равно оставались бы такими, что годятся для трудных времен, не мельчали бы душой? 
Этот мир мне напомнил стихи Владислава Крапивина из "Голубятни на желтой поляне". Точнее, отрывок оттуда:

   "Над лугами, над лесом —
    Тишина, тишина.
    Лишь из песен известно,
    Что бывала война.
    От невзгод отгороженно
    Можно жить не спеша.
    ...Почему же тревожен
    Их мальчишечий шаг?
     
    Что подняло их рано?
    Чей далёкий призыв?
    Может, в их барабанах
    Эхо дальней грозы?
    Пальцы палочки сжали,
    Как сжимают наган.
    Травы бьют по изжаленным
    Загорелым ногам...
     
    Вам никто не расскажет,
    Что разбило их сон.
    Эти мальчики — стража
    На границах времён.
     
    Они струнками-нервами
    Чуют зло тишины:
    "Нет, ребята, не верим мы
    В слишком тихие сны.
     
    Что-то стали на свете
    Дни беспечно-легки.
    На уснувшей планете
    Прорастут сорняки.
    Чья-то совесть задремлет,
    Чья-то злоба взойдёт,
    И засохнут деревья,
    И моря стянет лёд..."


Удачи Вашим героям! И Вам, что пишете это прекрасное произведение!
А Тиррис-то квкова! Сама привыкла ходить с хвостом, и Тайрин его соорудила. Спасибо, хоть лисий, а не мышиный!


23
Благодарю, эрэа Menectrel, мой замечательный соавтор! :-* :-* :-*
Благодарю, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Сейчас Роза и Капет почти счастливы. Почти, потому что от прошлого не уйдёшь и не выметешь из памяти, как мусор. Оно может неожиданно вернуться в самый неподходящий момент. А сможет ли Роза принять Капета таким, как есть? Сомневаюсь. Что будет, если однажды она поймёт, что белый волк с красными глазами и есть её любимый человек? То есть даже не человек? Что будет, если вскроется правда о событиях в замке Шенонсо?
Они надеются обрести настоящее счастье. И Капет, надо отдать должное, искренне стремится начать новую жизнь вместе с Розой. Однако, как Вы сами говорите, от прошлого не уйдешь. Можно вывести себя из замка маньяков, но трудно вывести замок маньяков из своей души. Поэтому новый срыв со стороны Капета более чем возможен. Хотя усилия, которые он прикладывает, чтобы держать себя под контролем, заслуживают уважения.

Глава 18. Закон и справедливость (начало)

В тот же день, третьего числа аранмоната месяца, в городе Артайус бальи Этьен продолжал выполнять обязанности, какие предписывал ему закон.

В кабинете, напротив сидящего за столом бальи, стояли двое. Мужчина в деревенской одежде являлся старостой деревни, откуда был родом младший из повешенных разбойников. А пожилая женщина в траурном платье и поношенном черном покрывале - мать юноши, разделившего судьбу своих сообщников.

Женщина умоляюще протянула руки к бальи, а староста поддерживал ее за плечи, ибо она была такой изможденной, точно готова была сломиться, как сухая ветка. Но она обратилась к Этьену упрямо, настойчиво, со слезами на глазах:

- Молю тебя, господин бальи: позволь мне выкупить тело сына за меньшую сумму, чем требуется! Мне нечем платить, моих скудных сбережений не хватит на выкуп... Ведь я живу совсем одна, мои старшие сыновья все погибли на Окситанской войне... А теперь и младший сын сбился с пути, и, к величайшему моему горю, казнен вместе со всеми разбойниками! Последняя отрада мне будет - если его хотя бы похоронят по-человечески, и мне останется могила в память о нем... Но у меня не хватает монет на выкуп, господин бальи, право слово, не хватает! Все мои сбережения, что я готова отдать за тело сына, очень скудны... Деревня маленькая, много людей погибли на войне или умерли от оспы в Черный Год...

Староста деревни печально кивнул, поддерживая несчастную женщину:

- Это правда, господин бальи! Ты просишь от нас за выкуп тела слишком много, у нас нет таких средств... Пожалей бедную вдову, лишившуюся последнего сына! Парня по закону казнили, как разбойника - тут уж ничего не поделаешь! Но будь же справедлив и милосерден: отдай матери тело сына за меньшую сумму, умоляем тебя!

Этьен молча выслушал их, задумчиво постукивая пальцами по столу. Про себя он размышлял, что ему делать. Закон постановил совершенно определенную сумму выкупа за тело казненного преступника. Однако вид плачущей матери и ее мольбы трогали его и взывали взять с нее столько, сколько она могла заплатить. Справедливость требовала от него пожалеть вдову.

Бальи вспомнил дело младшего из повешенных разбойников. Юношу заманили в банду обманом, он по глупости впутался в преступления, желая помочь матери выбиться из нужды. А вместо того погубил себя, причинил зло другим, участвуя в грабежах и убийствах, пусть и на вторых ролях, и сокрушил горем свою несчастную мать...

Бальи вынужден был признать, что даже самый неподкупно-строгий закон не равносилен справедливости. Статьи закона не могут предусмотреть абсолютно всех возможностей человеческой жизни. Вот и сейчас, горе безутешной матери можно было хоть как-то смягчить, только дав ей возможность оплакать младшего сына, как подобает. Тем более, что глупый мальчишка принял кару вместе со всей бандой, согласно закону. По справедливости, тот сам был жертвой обмана других разбойников, втянувших его в свою преступную жизнь.

Размышления о законе и о справедливости вернули бальи к важному вопросу, с которым он столкнулся после казни Хельера: письмо на пергаменте со зловещим приказом Норберта Амьемского и его же гербом!

Волей всемогущих Норн, в руки бальи попала важная государственная тайна. По закону, он должен был переслать приказ в Кенабум, чтобы его передали самому майордому, а уж он решит, что с этим делать. Но справедливость требовала выполнить последнюю просьбу казненного Хельера - переслать письмо его отцу, барону Вексенскому, который уже сам перешлет важное послание графу Кенабумскому.

К чести Этьена, он даже не подумал передать приказ Норберту Амьемскому, маршалу юга. Он знал, насколько тот могуществен, однако служил все же законным властителям, как подобало ему по должности.

Вернувшись к текущему моменту, Этьен вслух проговорил, обращаясь к просителям:

- Я - служитель закона, который не всегда по справедливости учитывает чувства людей. Там, где закон не может предусмотреть всего, должна действовать человеческая справедливость. Меня тронуло горе матери повешенного. Я готов пойти навстречу вашей просьбе, добрые селяне! Позволю выкупить тело дешевле обычного.

- О, спасибо, спасибо тебе, господин бальи! - деревенский староста поклонился ему в пояс, тогда как мать повешенного юноши готова была повалиться в ноги Этьену, но ее односельчанин поддержал женщину.

Бальи взял пергамент, перо, чернильницу, и составил приказ своим подчиненным выдать тело младшего из разбойников за сумму, указанную им.

Поставив подпись, Этьен стал ждать, когда высохнут чернила. При этом он вспомнил своего первого наставника, бальи Регула, в округе близ Карломановых Бродов. Тот всегда поступал по букве закона, но не всегда - по справедливости. Сплавил в чужие руки его маленького кузена, Пиппина, которого дразнили другие мальчишки... И позже господин Регул всегда взыскивал с виновных все, что причиталось, сурово требовал все штрафы, недоимки. За это, в конце концов, отчаявшиеся разоренные селяне зарезали его. На что они рассчитывали? Ведь их вскоре изловили и отправили в рудники. Тот случай дошел до самых верхов. А Этьена и других учеников бальи распределили по другим округам. Так он и попал в Артайус. Ему было в то время четырнадцать лет.

Здесь ему повезло - его наставником стал мудрый и справедливый бальи, по имени Гитто, истинный рыцарь закона. Он и научил Этьена, что, кроме свода законов, есть еще и человеческая справедливость.

Поразмыслив так, бальи передал свое распоряжение деревенскому старосте.

- Возьмите тело казненного! - дозволил он.

- Благодарим тебя, господин бальи! - проговорила мать казненного со слезами на глазах.

- Не за что! Я сделал все, что мог, - ответил Этьен, отпуская селян.

Те, наконец, ушли. А бальи еще раз перечитал восстановленный им приказ Норберта Амьемского. И подумал, что все же послание Хельера следует отправить барону Вексенскому, руководствуясь той же человеческой справедливостью. Пусть даже Хельер был убийцей, он все же заслужил, чтобы его последнюю просьбу исполнили. А оповестить майордома о кознях маршала юга сможет и сам барон Вексенский, и ему, как человеку, близкому к партии графа Кенабумского, будет гораздо проще сделать это, чем Этьену, простому бальи из провинциального города Артайус.

Кроме того, теперь Этьен, размышляя о казни Хельера, приходил к выводу, что обстоятельства, вынудившие лесника убить Фульрада, были не так просты. Этой трагедии никогда бы не случилось, если бы не горе, широко ходившее по земле, особенно - в тот Черный Год, пять лет назад, когда Фульрада призвали на войну. И здесь давало себя знать то же роковое противоречие. Закон, изданный королевой-матерью, требовал от Фульрада уйти на войну, а справедливость указывала, что его место - дома. При первой возможности граф Кенабумский отменил закон, призывающий на войну единственных сыновей в семьях. Однако для многих людей, как для Фульрада, было слишком поздно. Он вернулся домой лишь на горе себе и близким, чтобы, в конце концов, погибнуть от рук отца своей невесты.

Что ж, здесь бальи Этьен не вправе был ничего изменить. Он, согласно закону, вынудил Хельера признаться в убийстве, привел его на виселицу. Но выдать родным тела казненных, переслать письмо преступника было в его власти, и тут он мог проявить милосердие, как велела ему человеческая справедливость.

***

А, тем временем, стражники у городских ворот сняли подвешенное на крюках тело юного разбойника. Его положили на приготовленные носилки, и мать разрыдалась, обхватив руками похолодевшее тело казненного сына. Она с отчаянием взирала на его почерневшее от удушья лицо, на пустые глазницы, ибо глаза ему, как и другим повешенным, успели выклевать вороны.

- Ах, мальчик мой! Зачем, зачем ты пошел в разбойники?! Прожили бы мы как-нибудь! Почему мне суждено было пережить всех моих сыновей?! Братья твои хотя бы погибли на войне, удостоились Вальхаллы! Ты же, мой младшенький, погиб на виселице, как и те, кто совратили тебя, вовлекли в грабежи... Все, что я могла для тебя сделать - похоронить тебя на нашем деревенском кладбище, отдав наши скромные сбережения!

Так рыдала мать, обнимая тело своего сына-разбойника. И даже городские стражники, глядя на нее, отводили глаза. Может быть, вспоминали в этот миг собственных матерей.

- Жаль мальчишку! Совсем молодой был, а так глупо влип, - сказал один.

- Все-таки, не надо было ему лезть в разбойники, - проворчал другой стражник. - Подумал бы лучше о матери! Или не знал, что разбойников всегда вешают?

Но третий стражник проговорил, понизив голос и покосившись на селян:

- А что было делать парню, когда остался один из всей семьи? Когда Паучиха... - стражник сглотнул, робея от собственной смелости, - да, Паучиха, повысила налоги, так что человеку немыслимо стало заработать честным трудом!

Сельский староста печально вздохнул. И, оглядевшись на смело говорившего стражника, приободрился, ответил ему с той же откровенностью:

- Ты правду говоришь, господин стражник! Королева-мать, Паучиха, привела парня на виселицу. Отчаявшись позаботиться о матери, он поддался уговорам разбойников и пошел с ними грабить на большой дороге, надеясь на легкое обогащение, - староста с ненавистью взглянул на труп атамана, что некогда склонил юношу в банду.

В это время мать казненного парня вряд ли слышала хотя бы слово из их разговора. Склонившись над лежащим на носилках телом сына, бедная женщина поливала его слезами, приглаживала его волосы и целовала почерневшее лицо.

Видя, что женщину больше ничего не волнует, староста проговорил от своего и от ее имени, обращаясь к городским стражникам:

- Хорошо хоть, тело позволили выкупить! Хвала Всеотцу Вотану, теперь парня похоронят на кладбище, не закопают в яме вместе со злодеями. Спасибо вашему бальи Этьену, что отдал нам тело дешевле, чем обычно полагается, понял, что у нас мало монет... У Артайуса хороший бальи: он и впрямь, как сказал, руководствуется не только законом, но и человеческим милосердием.

Стражники переглянулись, задумавшись. И тот, кто говорил о королеве Бересвинде, назвав ее Паучихой, кивнул в ответ:

- Да, это правда! Этьен - хороший бальи. Он понимает, что есть закон, а есть справедливость. Там, где возможно помочь людям, не вредя никому, он обязательно пойдет навстречу.

- Нам посчастливилось встретиться именно с ним, - признательно проговорил сельский староста. - Ведь не все бальи имеют милосердное сердце, и не каждый отдал бы нам тело за меньшую плату.

- Это так, - признал стражник, что беседовал с ним. - Нам посчастливилось, что Этьен стал бальи Артайуса. Он не берет взяток, как тот бальи вблизи Арморики, которого казнили вместе с сеньором де Шенонсо. Уж наш бальи не станет за золото покрывать злодеев! Да и разорять людей, вымогая последние сбережения, как Регул, бальи из Карломановых Бродов, с которым расправился народ, он тоже не станет. Когда это можно, он поступает справедливо.

Так беседуя, они хвалили бальи Этьена, признавая его заслуги и заботу о людях, его справедливость и милосердие, проявляемые в соблюдении закона.

***

А тем временем, Этьен собирался все же отослать письмо Хельера, вместе с пергаментом, на котором оно было написано, барону Готье Вексенскому. Преступный приказ маршала юга был тогда исполнен столь кроваво! Но известие о нем опоздало на несколько лет, и теперь могло подождать еще некоторое время. Тогда как последняя просьба Хельера была высказана только что, и имела право дойти до адресата. А затем, если горе не лишит Готье Железнорукого рассудка, он уж сам даст ход приказу коварного Норберта Амьемского! Так будет даже лучше. Ведь эти сведения, случайно оказавшиеся в руках Этьена, могли изменить весь ход арвернской политики! Так пусть барон сам распорядится ими - согласно закону и справедливости!

24
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
Духи леса чувствуют в Капете оборотня-выродка, опасного безумца. Альвы не принимают таких, как он, а по возможности, сами стараются их устранять.
Как именно устраняли? Убивали во младенчестве? Или ждали пока из дитя  вырастет монстр? А что могло вырасти из существа чужого всем - и людям и альвам? Или напрочь забитое и затюканное существо или бешеная тварь. Вообще-то пока Капет на безумца не похож, наоборот, он пытается найти хоть какую-то родную душу.
Нет, вовсе нет! Выродками, кровожадными убийцами оборотни становятся отнюдь не в младенчестве. Обычно в них превращаются те, кто вырос среди людей, не научился вовремя владеть собой и согласовать обе своих природы - человеческую и звериную. Они могут превращаться спонтанно, под влиянием гнева и других сильных чувств, и убивать ненароком. А, если оборотень в зверином обличье растерзает человека, ему станет еще труднее контролировать себя, у него появляется жажда крови.
Так что, если альвы увидят, что где-то среди людей растет маленький оборотень, и некому научить ему всему, что он должен уметь, они скорее отдадут его на воспитание в ближайшую стаю или хотя бы найдут ему наставника-оборотня. И никто, конечно, не будет ждать, пока из ребенка вырастет монстр. А вот если его проглядели вовремя, и  получился оборотень-выродок, которого уже не остановить личным примером или убеждением, - тогда остается только убить.
Капет старается преодолевать в себе жажду крови, но иногда все равно срывается, как с убийством Фульрада. Его отношения с Розой достойны уважения и сочувствия, однако на сколько хватит его самообладания?
Его-то воспитали не просто люди, не понимающие в оборотнях, а такие, что сами были хуже любых кровожадных выродков.
С этой работой совсем не успеваю комментировать, а столько всего произошло. Самой главное - это, конечно, казнь Хельера, но она была ожидаема :(
А вот судьба приказа - это, действительно неожиданно. Начиная с того, что он, вообще, был в футляре. Я в шоке от такой лопоухости  :o, он же мог попасть к кому угодно!!! К кому угодно и попал. Что интересно, выберет Этьен, верность закону или честность по отношению к одному человеку, которому дал обещание? А, может, он вообще выберет себя и захочет продать приказ Норберту Амьемскому? К счастью, такой вариант он не рассматривает. Но вообще-то Хельер ведь писал под стёртыми буквами, значит, наверное, можно письмо Хельера отрезать и отослать, а остальное оставить. Правда, это, наверное, испортит портрет.
Известия о казни Хьюго де Шенонсо порадовали. Он всё-таки получил по заслугам! И очень хорошо, что те, кто знал и молчал тоже не отвертелись! А вот, кто отравил Марселя, любопытно. Пиппину, вроде, незачем, тем более, что он мог попросту загрызть, как, похоже, и поступил с мамашей де Шенонсо. А отравила, видимо, она, вот только, зачем?
Роза и Капет счастливы, но радоваться за них очень мешают видение, которое Роза не увидела и сон Хельера. Видимо, закончится там так себе. Остаётся только надеяться, что до этого ещё далеко.
Портрет Гвиневеры особенно понравился. Даже лучше, чем я её себе представляла.
Мы, конечно, Вас ждем каждый день и хотели бы, чтобы Вы отвечали почаще. ;) Но зато такой великолепный комментарий вознаграждает нас за все усилия! :)
Приказ хранился у помощника Одиллона. Видимо, тот был его надежным единомышленником и заслуживал доверия. Но тот был тяжело ранен, и вскоре умер от ран. Приказ в футляре на время опасности был доверен Фульраду, и тот сохранил его. А после сражения все закрутилось, завертелось. Никто не знал, что приказ не попал по назначению к раненому военачальнику. Все думали, что футляр пуст, вот его и поставили на кон. И Фульрад выиграл его.
А что выберет Этьен - очень хороший вопрос! И непредсказуемый пока что. Лучше бы, конечно, его отослать барону Вексенскому. Но как он решит?
Он все-таки предан законной власти, как и положено по должности. Но и могущество Норберта Амьемского тоже признает, поэтому, кто знает...
Хельер написал свое послание посередине пергамента, под стертыми буквами, но выше герба с грифоном. А без гербовой печати письмо не действительно: докажи, кто его писал. Так что, если отправлять послание, то целиком.
Да, насчет Хьюго де Шенонсо - хорошо, что его и сообщников покарали по закону.
А что там произошло, Вы угадали все точно! Мать сеньора де Шенонсо, рассчитывая укрыться в святилище, задумала избавиться от сопровождавших ее Марселя и Пиппина, потому что они слишком много знали о преступлениях их семьи. Марсель выпил поднесенный ей яд, но Пиппин своим чутьем оборотня почуял его и не стал пить. Он тогда уже научился оборачиваться волком, правда, спонтанно, в ярости. Вот и тогда превратился и, не владея собой, растерзал свою хозяйку.
За Розу и Капета можно сейчас порадоваться, но с учетом будущего, их обоих заранее становится жаль.

Глава 17. Родная кровь (окончание)

После беседы со своим знатным дедом, Роза поспешила разыскать Капета. Ей не терпелось обрадовать его вестью, что барон принял ее выбор и благословил уехать вместе с ним. По обычаю, благословение старшего родича означало, что сами боги благословляют молодую пару в новую жизнь.

Однако встретиться с Капетом, чтобы поговорить наедине, было не так-то просто. К тому времени, манеж и весь внутренний двор заполнился народом. Хотя представление еще не началось, люди сходились со всего замка и из ближайшего к нему села. Приезд бродячих артистов сам по себе был для них развлечением. Пока манеж еще не окружили веревками, здешние обитатели расхаживали во все стороны, глазели на разноцветные повозки, на коней, изумленно взирали, какие фокусы показывал Руфус. Слышался веселый шум, гомон.

Роза прежде не подозревала, как много людей служит в замке барона. Когда они занимались каждый своими делами, не были так заметны. Теперь же весь внутренний двор был заполнен народом, шагу нельзя было ступить спокойно! Рядом с ней переговаривались женщины. Сновали повсюду, заглядывая в каждый уголок, вездесущие мальчишки. Возле конюшни путь Розе преградили несколько молодых парней. Один из них присвистнул, заметив Розу. Она гордо вскинула голову, обходя их стороной. В спину девушке донесся их смех и непристойные замечания. Но Роза прошла мимо, хотя внутри у нее все закипело. Ничего: скоро она уедет вместе с Капетом, и никогда не увидит никого из них! Надо только поскорее найти его, поговорить обо всем наедине... Однако девушке казалось, что ни о каком уединении не может идти и речи в этом замке, полном народа!

Наконец, она добралась до конюшни и нырнула в спасительную полутемную тишину, нарушаемую лишь стуком копыт, да ржанием одного или другого коня.

На счастье, Капет оказался все еще там. Он сделал для Розы особое устройство седла, и теперь на новый лад закреплял стремена, чтобы ей легче было держаться во время опасных трюков.

Увидев его, девушка мгновенно забыла свое недавнее раздражение. Теперь важно было лишь, что они здесь, вдвоем. И Роза устремилась вперед, словно голубь со счастливой вестью.

- Капет! - воскликнула она. Сама не зная того, она в этот миг была такой красивой, что Капет не сводил с нее блестящего взора своих красных глаз, видящих в темноте.

- Роза! - обернулся он с радостью, сердцем чувствуя, что она желает сообщить ему счастливую весть.

И она проговорила горячо, высказывая свою самую заветную надежду:

- Я беседовала с дедушкой Готье, с бароном Вексенским! Он благословил меня уехать с балаганом и быть счастливой вместе с тобой! Сперва барон предложил мне остаться в его замке, но понял, что я уже нашла счастье вместе с тобой. Дедушка согласился. Он рад за нас с тобой!

- Роза! - бледное лицо Капета под сводом капюшона озарилось счастливой улыбкой, какую вряд ли хоть раз видел на нем кто-нибудь другой. И девушка уже не замечала его красных светящихся глаз, бледной кожи и острых волчьих зубов. Да они и не имели никогда для нее значения. Его глаза взирали на нее с любовью, его уста улыбались ей, - о чем еще ей было думать с ним наедине?!

- Роза, прекрасная моя! - продолжал Капет, протягивая девушке руку, которую та с готовностью сжала. - Какое счастье, что ты со мной! Я мечтал, чтобы ты уехала с нашим балаганом, осталась со мной навсегда... И, не скрою, тревожился, что твой дед-барон убедит тебя остаться!

- Ну, теперь ты знаешь, какой выбор я сделала, и можешь не тревожиться более! - ответила девушка, тихонько проводя пальчиками по его жесткой ладони. - Дедушка Готье - замечательный человек! Мало у кого даже законные дети получали столько любви и понимания, какой он одарил меня... Но ведь я не смогу общаться только с ним в этом огромном замке! Только что я проходила через двор, полный народа. И убедилась еще раз, что не хочу оставаться здесь. Наш балаган подходит мне гораздо больше!

Похоже было, что Капет не удивился такому ее ответу. Он отозвался с улыбкой:

- Я рад, что ты правильно оценила жизнь здесь, вроде бы сытную и спокойную с виду! Ты слишком живая, чтобы провести всю жизнь, угождая другим. Имею в виду не только твоего деда и благодетеля, барона Вексенского, но и его родичей. И даже слуг, от которых, так или иначе, зависела бы твоя жизнь здесь! Человеческая суть такова, что они завидовали бы твоему положению, твоей близости к барону...

- Ты прав, - вздохнула девушка. - Потому-то мой батюшка никогда не стремился жить в замке своего высокородного отца. Он учил меня и моих братьев, что мы должны всегда чтить нашего господина и благодетеля, барона Вексенского, но обращаться к нему только в случае крайней необходимости. А так, лучше прожить честным трудом, плодами своих рук... Вот я и собираюсь последовать совету батюшки, - улыбнулась Роза.

- Работа в бродячем балагане не похожа ни на какую другую, - признал Капет. - Тем не менее, это тоже честный труд, и лучше для тебя, чем здешнее змеиное гнездо, с перемигиваниями, наушничаньем, интригами и завистью. Я сам вырос на службе у сеньора, который отличал меня. И его мать тоже обращалась милостивее, чем с другими слугами. А обитатели замка, видя господское благоволение, недолюбливали меня. В лучшем случае избегали, в худшем - строили козни за спиной. Один лишь старший егерь Марсель, мой наставник, любил меня как сына и учил всему, что надлежало знать, видел меня своим преемником...

Капет сам не знал точно, что именно побуждало его рассказывать девушке о своей жизни. Он сейчас беседовал с ней откровеннее, чем когда-либо за всю жизнь. Просто Роза уже настолько много значила для него, что он решился поведать ей кое-что о своем прошлом. Тем более, что в судьбе девушки было нечто схожее с его собственной судьбой. И он не сомневался, что Роза все правильно поймет. Влюбившись впервые в жизни, Капет испытывал потребность открыть душу, отдать всего себя, насколько это было возможно в его жизненных обстоятельствах. Он не мог поведать Розе самого главного - о том, кем он был, и каких успел накрутить петель в своей путаной и жестокой жизни. Сперва - по юношескому недомыслию, не в силах совладать с опасным даром судьбы, затем - из-за слепого, яростного ожесточения. Увы, Капет сознавал слишком хорошо, что, если бы Роза узнала о нем всю страшную правду, отшатнулась бы от него в ужасе. Но ведь он стремился зачеркнуть прошлое и начать все сначала, отогреться за всю жизнь рядом с этой чудесной девушкой! И потому с задумчивым видом рассказывал о своем прошлом, что мог сказать, протягивая еще одну связующую нить между собой и Розой.

Увы, прошлого не вычеркнешь бесследно! Оно до последнего вздоха продолжает жить в душе каждого человека или альва, определяет будущие поступки и всю дальнейшую судьбу...

Роза же, услышав о сеньоре, которому в детстве служил Капет, о старой хозяйке и старшем егере Марселе, не могла и представить себе, что речь идет об обитателях замка Шенонсо. До ее родных мест доходили леденящие душу слухи о том, что творилось в том замке, и часть их, вероятно, была правдой. В детстве братья пугали ее, как водится у мальчишек, подземельями замка Шенонсо и белыми гончими, обученными охотиться на людей. Но сейчас Розе и в страшном сне не могло присниться, что Капет, которому она отдала сердце, был приставлен к тем ужасным псам, по воле хозяина натравливал их на таких же девушек, как она сама, и во тьме своей исковерканной души сам разделял азарт погони четвероногой своры, их ярость, жажду крови...

С нею он всегда был добр, словно надеялся искупить вину за участие в былых преступлениях. И девушка не почувствовала, что он чего-то недоговаривает. Даже не догадалась спросить, у кого он служил раньше. Лишь, не разжимая рук, пощекотала ногтями его ладонь и проговорила с улыбкой:

- Вот видишь, в наших судьбах и впрямь много общего! Наверное, потому и понимаем друг друга так хорошо!

Носящий плащ с капюшоном, давшим ему прозвище, улыбнулся, чувствуя в душе великое облегчение: она в самом деле с ним!..

- И впрямь так! Ну что же, Роза, если ты со мной, то мы устроим дальше нашу судьбу лучше, чем она начиналась.

Девушка представила их вдвоем, идущих через бескрайний цветущий луг, и хорошенького мальчика, идущего между ними, держа их за руки, похожего на них обоих... Однако что-то подсказало ей не спешить высказывать вслух самые заветные надежды.

Вместо этого она проговорила с глубоким чувством:

- Я нигде не могла быть счастлива, как с тобой, Капет! Когда дедушка Готье, барон Вексенский, предлагал мне остаться, ибо во мне течет его кровь, я все равно чувствовала, что здесь, без тебя, мне было бы пусто и одиноко.

- Я же говорю тебе: родство с господином, его приязнь - повод для зависти слуг, которых здесь полон замок, - повторил Капет. - И двух-трех человек достаточно, чтобы омрачить жизнь человека без всякой его вины! Ты сама знаешь, как это бывает... Лишь ветер дальних странствий, лишь сень густых лесов и бескрайние дороги делают каждого свободным! Наш балаган невелик и небогат, но в нем нет места черной зависти, никто здесь не мешает жить друг другу. Ведь ты успела хорошо узнать нас всех! Никто не скажет тебе плохого слова, ни в лицо, ни у тебя за спиной.

- Это правда, - кивнула Роза, думая о бродячих артистах, с которыми успела хорошо сработаться. - Здесь у многих трудные судьбы. Но мне кажется, что это сделало их мудрее тех, кто всю жизнь проводит на одном месте, как у нас в деревне... Или, может быть, постоянные перемены, смена мест учат людей смотреть вокруг себя шире, чем те, кто знает только повседневные обязанности. Многие люди интересуются лишь тем, что касается их лично, обо всех судят по себе... А вот труппа господина Ренье состоит не из таких людей! Здесь каждого поймут и примут таким, как есть.

- Это правда, - усмехнулся Капет, вспомнив, как труппа господина Ренье подобрала его, израненного в смертельной схватке с оборотнем из Арморики, как они укрыли и выходили его, хотя и подозревали в нем разбойника.

- А лучше всех - ты, Капет, - доверчиво и просто проговорила Роза, глядя, как в его глазах разгорается жаркое пламя. - Самое главное - что я останусь с тобой, и мы уедем дальше! Без тебя тоска изгрызла бы меня.

В ответ Капет бесшумно шагнул к девушке. Положил руки ей на плечи, чувствуя их восхитительную округлость, нежность и одновременно - потаенную силу. Вдохнул аромат лесных трав, которыми Роза мыла голову. У него шла кругом голова, точно он захмелел от страсти.

- Роза, любовь моя! - проговорил он вдруг охрипшим голосом, обнимая девушку.

Она на миг бросила взгляд на дверь в конюшню - но та, к счастью, была закрыта, и никто, кроме коней, не мог их увидеть. И девушка позволила себе ответить на поцелуй Капета с той же страстью, чувствуя, будто тает и куда-то плывет на горячих, как раскаленная лава, волнах...

Они стояли так, обнявшись, горячо целовались, чувствуя сквозь одежду жар разгоряченных тел друг друга. Им не хотелось прерывать поцелуй, ибо они спешили, сознавая, что их могут прервать в любой миг.

Так и случилось. Стукнул подкованным копытом в пол их конь, соскучившись долго стоять. И Капет с Розой отстранились, не спеша расцепить руки. Любовный хмель медленно выходил из их голов. Им пришлось вернуться с небес на землю.

Глубоко вздохнув, Капет высвободил руку и показал на переделанные им стремена.

- Сделаем так, чтобы можно было не только скакать, стоя, но свободно двигаться, и даже кувыркаться, сидя в седле, держась за незаметные со стороны опоры, - сказал он. - Теперь мы сможем разнообразить наши конные трюки!

- Можем выступить в другой раз в образе степных кочевников, устроить погоню с прыжками и другими трюками! - тут же предложила девушка. - Ручаюсь, господин Ренье не пожалеет, что взял нас в балаган!

И молодая пара принялась обсуждать будущие номера, что принесут балагану звонкие монеты, а их самих сблизят еще сильнее.

25
Цитировать
А уж если вам при удобном случае принимаются лизать руки... Но не мазать же их горчицей!
Руки - эт еще ничего. Одна из моих принимается меня умывать рано утром, когда, по ее мнению, мне пора бы уже вставать, а я еще в сладких снах...
Не все кошки приставучи! Помнится, моя белая Люсинда была настолько суровой зверей, что гораздо больше было шансов получить от нее когтями, чем дождаться, чтобы она сама вздумала приласкаться. А уж руки лизать - до такого бы ее не довело ничто на свете. Разве что валерьянкой их облить? (Не пробовала).
А еще она не умела мурлыкать. Совершенно. Даже со своими котятами.
А когда моя мама однажды не хотела вставать утром и кормить ее, Люсинда промаршировала по постели и ударила ее лапой по лицу. Спасибо, что без когтей. Какие уж там умывания!

26
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа Карса! :-* :-* :-*
В Капете течёт кровь оборотня, и люди его, мягко говоря,  не жаловали. Но и духи леса тоже своим не считали. Такую судьбу врагу не пожелаешь. И если людей можно не то, чтобы простить, но хотя бы понять, люди вообще не любят тех, кто чем-то отличается, в чём-то чужой,  то с духами леса всё сложнее.  Кто был его настоящим отцом?
Насчет происхождения Капета Вам уже ответила эрэа Карса: его отцом был Хлодион, старший брат Карломана, погибший совсем молодым. Он не успел узнать, что его возлюбленная, дочь кузнеца, ждет ребенка. А поскольку он ей не называл своего настоящего имени, она не подозревала, что с ним стало, и не могла сообщить его родным. И уж точно никто не предполагал, что у нее родится оборотень, ведь сам Хлодион был человеком.
Духи леса чувствуют в Капете оборотня-выродка, опасного безумца. Альвы не принимают таких, как он, а по возможности, сами стараются их устранять. Вот только с ним пока еще никто не сумел справиться.
Теперь судьба пергамента зависит от решения Этьена. Мне представляется самым разумным отдать письмо барону, как и просил Хельер. Но мало ли что решит бальи. Вдруг у него амбиции взыграют. Или, наоборот, осторожность.
Поглядим, что решит Этьен! Пока его выбор действительно выглядит непредсказуемым.

Глава 17. Родная кровь (продолжение)

Попозже днем, когда бродячие артисты закончили репетировать, барон Вексенский нашел предлог, чтобы вызвать к себе Розу. Она, как дочь лесника, хорошо разбиралась во всевозможных лесных и садовых растениях, а также животных, так что могла дать ему хороший совет по уходу за парком.

Барон через слугу пригласил девушку в свой парк, чтобы она осмотрела его деревья и оценила состояние парковых угодий. Ибо его прежний опытный садовник недавно умер, и теперь должность унаследовал его внук, юноша семнадцати лет, которому предстояло еще многому научиться. Отец же молодого садовника погиб на войне в Окситании пять лет назад. Повторилась история, случавшаяся повсюду: зрелые, сильные мужчины шли на войну и погибали, вместе с ними уходили в могилу и их умения, а в живых оставались старики да дети…

Итак, барон решил подстраховаться, не упускает ли молодой садовник ничего важного из виду.

И потому, Готье Железнорукий теперь шел вместе с Розой по тропинке через парк, где, не умолкая, пели на все голоса птицы. А юноша-садовник в это время ухаживал за ростками ирисов, пропалывал траву вокруг них, проросшую на влажной земле возле ручья. И обитавшая там наяда, скатываясь вниз с фонтана, смеялась, шаловливо брызгая водой в юношу.

Внимательно осмотрев прибрежные заросли, как ее учил отец, Роза полюбовалась красотой изящных ив, что склоняли гибкие ветки к самой воде. Их узкие серебристо-зеленые листья трепетали на ветру, как легкая кисея.

Итак, оглядевшись, Роза обернулась к барону и проговорила сдержанно, как подобало при выполнении важной работы:

— Благодарю тебя, господин барон, за столь высокое доверие моему скромному мнению! Насколько я могу судить, с виду деревья в твоем парке выглядят здоровыми и опрятными. Вон та старая ива проживет еще долго, если ее не опрокинет ветер!

Барон кивнул, с уважением к ее словам:

— Я доверяю твоему взгляду, Роза, ибо знаю, как тщательно твой отец обучал своих детей лесному делу! Он стремился, чтобы сыновья, по обычаю, могли продолжить его службу…

В голосе Готье Вексенского прозвучала грусть. Ибо он был привязан к полукровным внукам, погибшим сыновьям Хельера, так же сильно, как и к сыну. Они — тоже его родная кровь, как и Роза, что намеревалась теперь уехать.

Размышляя так, барон слышал в шелесте листьев на ветру перешептывания дриад.

— Глядите, сестры! К нам пришла дева с именем цветка, знающая наши лесные угодья!

— Она в детстве любила играть у нас, пока ее отец и дед бродили по тропинкам, беседуя между собой!

— Да, да, сестрицы! Жаль, что она нас не слышит: мы бы могли с ней побеседовать! — шумели дриады густолиственными ветвями своих деревьев.

Сама же Роза не услышала перешептывания дриад. Ибо напоминание барона о ее погибших братьях огорчило девушку, и она сникла, склонила пышноволосую голову, по которой скользили солнечные блики, золотя ее волосы, так же как кору сосен, растущих немного подальше.

Обернувшись к девушке, барон спохватился и проговорил виноватым голосом:

— Прости меня, Роза, что напомнил тебе о братьях, зная, как ты любила их! Ведь и я знаю, что значит терять родных людей… — проговорил он, вспоминая свою первую любовь — мать Хельера, а также свою законную супругу, к которой со временем привязался, и своего старшего законного сына, погибшего на войне, что был отцом Берхара Сладкопевца.

Роза склонила голову, вспоминая погибших, и одновременно — думая о том, что поведал ей Капет о своей судьбе. Вместе со своим дедом, она немного помолчала, и каждый из них при этом вспоминал о своих умерших.

После недолгой паузы, барон Вексенский проговорил, положив здоровую руку на плечо внучке:

— Я также соболезную тебе, Роза, в связи с гибелью несчастного Фульрада! Весть о его страшной гибели весьма огорчила меня, ибо я готовился к радостным событиям, к вашей долгожданной свадьбе!

Роза попыталась подумать о своем женихе, как подобало безутешной невесте. Но тут же вспомнила прикосновения Капета, его первый поцелуй. На миг разозлилась на себя, но тут же решительно ответила:

— Тот Фульрад, которого я любила в детстве и в юности, погиб на войне! И я давно оплакала его…

Барон понимающе кивнул, не удивляясь такому ответу, ибо разочарование Розы в ее женихе было вполне обоснованным.

Девушка же добавила печальным и задумчивым тоном:

— Я жалею, что Фульрад так страшно закончил свою жизнь! Об этом я буду сожалеть до конца своих дней. Но плакать я теперь могу лишь из сочувствия к дяде Аббону. Он был убит горем от потери сына. Как страж, сидел у гроба Фульрада, точно охраняя спящего.

Так Роза дала понять, что, хотя она помнит прошлое, сердце ее отныне свободно, и она готова следовать своей дорогой, не оглядываясь назад.

Идя дальше по тропинке вместе со внучкой, по-прежнему держа здоровую руку у нее на плече, барон проговорил:

— Что ж, я понимаю Аббона, ибо сам потерял сына-наследника! Правда, мой сын, в отличие от Фульрада, погиб на войне, и теперь удостоился Вальхаллы!.. Но я могу понять и твои чувства, Роза! Теперь ты действительно свободна от всех обязательств помолвки, поскольку тот, кому ты предназначалась в жены, погиб. Так что ты можешь сделать собственный выбор, по велению сердца…

При этих словах барон Вексенский заглянул в глаза девушке, пытаясь понять, верно ли, что она уже отдала свое сердце.

Роза же смутилась, зардевшись, огляделась по сторонам. Заметив цветущие на клумбе лилии, она воскликнула:

— Господин барон, позволь мне взглянуть на эти прекрасные цветы!

Она направилась к клумбе с яркими лилиями. Старый барон последовал за внучкой. По ее реакции и поспешному желанию сменить тему, он безошибочно понял, что угадал.

Девушка остановилась рядом с лилиями, крупными, ярко-рыжими, с темными сердцевинами и крапинками на крепких, выгнутых лепестках.

— Мне говорили, что точно такие же лилии дядя Аббон посадил на могиле Фульрада… Правда, сама я не навещала его вечного пристанища с самых похорон… — Роза печально склонила голову, разъясняя не только барону, но и самой себе: — Да, некогда я любила Фульрада! И, если бы он пал в бою, его могила была бы священной для меня. Но он вернулся из Окситании совсем другим, и был оплакан мной еще при своей жизни, хоть я всегда желала ему добра!

Склонившись над клумбой с лилиями, девушка вдыхала их сладкий, чуть резковатый, пряный аромат. Рядом слышались перешептывания нимф:

— Жаль, что дева с именем цветка не останется здесь, рядом с нами! Она была бы нам хорошей подругой!

— Увы, увы! — закивали прибрежные ивы, окуная в ручей свои гибкие ветви. — Но мы остаемся стоять там, где пустили корни, а люди мчатся по свету, как летучие семена… Такова судьба у всех живущих…

Слушая голоса своих испытанных друзей и советниц, барон Вексенский печально улыбнулся, зная теперь твердо, что Роза уедет.

Он слушал внучку и ловил каждое ее слово, ожидая, что она поведает еще.

И девушка, повернувшись к деду лицом, проговорила доверительно, как, пожалуй, не смогла бы рассказать и отцу:

— Я ничего не должна памяти Фульрада… Моя девичья любовь к нему умерла еще при его жизни, а теперь все узы, связывавшие меня с родной деревней, развязаны… Теперь я выбрала сама. Мне встретился человек, с которым мы понимаем друг друга с полуслова, любим одни и те же вещи. Вместе с ним я смело совершаю самые опасные трюки, ибо доверяю ему, его силе и поддержке… Пойми меня, прошу, дедушка Готье!

Этот возглас, точно в детстве, вырвался из самого сердца Розы, из глубины ее растревоженной совести. Но старый барон понял внучку. Ибо, хотя Хельер был его бастардом, и из-за условностей общества им приходилось соблюдать дистанцию, Готье Железнорукий любил его, как подобало отцу. Любовь к незаконному сыну перешла и на его детей, внуков барона, его родную кровь. А сейчас он мог поговорить с Розой откровенно, как дед, глава семьи, с любимой внучкой. Выразить заботу о ней и волнение, не скрывая чувств, поскольку в парке они были почти наедине. Дриады и наяда не в счет - большинство альвов не понимали ранговых различий между людьми,  для них важна была лишь родная кровь. А юноша-садовник не слушал их, занимаясь прополкой ирисов, и, к тому же, они говорили тихо.

И потому барон сделал шаг навстречу внучке, вновь обнял ее здоровой рукой за плечо, внимательно поглядел ей в глаза, словно стремился разгадать все заветные тайны ее души. Ибо он убедился, что Роза влюбилась всерьез, и, значит, ничего удивительного, если она готова уйти со своим возлюбленным на край света.

Но ему нужно было еще удостовериться в осознанном выборе девушки. И он спросил тихо, задушевно:

- Так ты готова уехать, куда глаза глядят, только ради него? Этого артиста из балагана?

- Да, - легко слетело с губ Розы, однако, подумав, она продолжала: - Но дело не только в этом! Я и сама уже давно стремилась изменить свою жизнь. В деревне теперь долго не утихнут пересуды о гибели Фульрада, а дома мачеха не дала бы покоя ни батюшке, ни мне. Найти другого жениха я не могу, пока не кончится траур, да и война унесла много молодых мужчин. Я могла бы стать жрицей...

- Ты могла бы придти в мой замок, и жить, как моя воспитанница, - с теплом отозвался Готье Вексенский, но тут же спохватился: ведь он стар, и молодой девушке не следовало полагаться только на него! А близость к нему, господину, наверняка отрежет Розу от людей ее круга, среди которых ей следовало искать себе общество и будущую судьбу.

Тем не менее, Роза взглянула на деда взором, исполненным ласки и признательности:

- Дедушка Готье, я с детства привыкла чтить тебя выше всех! Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты сделал на протяжении всей жизни для моих родителей, для меня и всей нашей семьи! Если бы все шло, как всегда, я была бы счастлива поселиться у тебя в замке и быть полезной! Но тут у нас остановился балаган господина Ренье, и я встретила Капета... Он тоже одинок среди людей, как и я, только его судьба гораздо печальнее...  Я стала помогать балагану вместо девушки-наездницы, которую утопил кельпи, и мы с Капетом узнали друг друга. Когда вместе отрабатываешь сложный трюк, узнаешь человека лучше, чем за десять лет жизни по соседству! Нам хорошо вместе, как никогда не было! Мы согреваемся друг от друга, двое одиноких людей!.. Вот почему я верю, дедушка: Капет и я предназначены друг другу жребием Норн. Ты увидишь сам во время выступления: мы с ним действуем так, будто у нас одно сердце на двоих!

Девушка была исполнена решимости. Глаза у нее блестели. В голосе, когда она говорила о своем возлюбленном, звучала нежность, и одновременно - рьяная готовность бороться за свое счастье.

И старый барон понял, что ему не переубедить Розу. Если бы даже он принудил ее остаться, радости от этого не было бы ни ему, ни ей самой. Что ж, оставалось только довериться ее сердцу, и надеяться, что оно не обманет, что сделанный девушкой выбор принесет ей счастье...

Старый барон сделал солнечный круг над головой своей внучки, поручая ее защите Высших Сил.

- Что ж, будь счастлива на том пути, что сама выбрала, моя Роза! Поскольку в твоих жилах течет моя кровь, я даю тебе благословение, вместо твоего отца, которого тебе не удалось спросить! Да свяжет тебя с твоим Капетом золотой обруч Фрейи до конца ваших дней! И пусть жизнь бродячей артистки действительно окажется той, что предназначена тебе! Ну а если что пойдет не так - ты всегда можешь приехать сюда! Если я буду жив, с радостью приму тебя. Ну а если нет - завещаю моим потомкам обходиться с тобой, как подобает родичам!

Роза с великой благодарностью склонила голову перед своим дедом. Но вслед за тем, не выдержав, радостно бросилась ему в объятия:

- О, дедушка! Какое счастье, что ты все понял и благословил меня! Теперь я смогу ехать дальше, вполне уверившись в счастливом будущем. Прошу тебя, не тревожься обо мне: я верю, моя тропа сулит счастье. Мы, бродячие артисты, будем веселить зрителей и радоваться сами. А за тебя, дедушка Готье, я всю жизнь стану молить богов, как и за батюшку, желать тебе счастья и долгих лет жизни!

Готье Вексенский тепло улыбнулся своей полукровной внучке. А в парке все шелестели листьями дриады, беседуя о том, что ведомо было им, вещим дочерям Матери-Земли.

27
Благодарю за все, эрэа Menectrel, мой замечательный соавтор! Не расстраивайтесь, если с картинками что-то не получается. Самое главное - чтобы наше произведение продолжалось столь же хорошо! :-* :-* :-*
Благодарю эрэа Эйлин за портреты наших героев! Будем надеяться, что картинная галерея продолжится! :-* :-* :-*
Благодарю за прочтение и за ответ, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Цитировать
А над его головой стояла на шкафу, где хранились судебные дела, бронзовая фигура Вар, богини правосудия. Правой рукой она поднимала весы, в левой держала обнаженный меч.
Как бы не свалилось, правосудие-то,  на голову бальи. С правосудием это бывает. Однако Хельеру хоть в том повезло, что палач попался профессиональный, и на том спасибо. Но горожане, какая прелесть! И ведь они убеждены в собственной непогрешимости, право и браво! Однако поговорку "От тюрьмы и от сумы не зарекайся" придумали не на пустом месте.
Это будет зависеть от того, что выберет для себя Этьен!
Да, Хельер, по крайней мере, не мучился слишком сильно!
Горожане полагают, что преступники принадлежат к какой-то особой породе людей, и их самих, добропорядочных обывателей, ни за что не может постигнуть схожая судьба. Если чья-то судьба изменится кардинально, такой человек может задуматься. А мыслить теоретически, на чужих примерах, они не очень привыкли.

Глава 17. Родная кровь (начало)

А в замке барона Вексенского никто не подозревал произошедшей с Хельером трагедии. Ни Роза, его дочь, ради которой лесник оговорил себя. Ни барон Вексенский, почти отогнавший от себя неясную отцовскую тревогу заботами о своем высоком госте, виконте Аледраме Кенабумском. Все готовились к веселому представлению, что собирался дать балаган господина Ренье.

Сейчас на манеже, где скоро предстояло начаться представлению, проходила последняя репетиция. Сам хозяин бродячего балагана наблюдал, как тренируются Капет и Роза. С появлением новой наездницы, беловолосый пришелец в плаще с капюшоном явно оживился. Прежде работал кое-как, своевольничал, никого не слушал. Теперь же можно было подумать, что его подменили. Он старался работать, проявлял во всем блеске свои незаурядные возможности, сам придумывал новые трюки, и осуществлял их вместе с Розой.

Сейчас Капет помогал девушке стать обеими ногами на спину скачущему коню. Роза опасно балансировала, но, сохраняя равновесие, проскакала по манежу круг.

Руфус, стоявший рядом с господином Ренье, внимательно глядя на девушку, увидел в ней свою сестру, что совсем недавно так же показывала трюки с белыми лошадьми. Для него Иветт словно ожила в облике Розы, и он воскликнул, подбадривая ее:

- Так держать, Роза!

Между тем, девушка сделала круг по манежу, стоя в седле, и бросилась в объятия Капету, который поймал ее, легкую как пушинка. После этого он, с девушкой на руках, бросился в неистовый разбег - не то похититель, уносящий драгоценную живую добычу, не то спаситель, прячущий свое единственное сокровище от чужих рук. Взбежал на высокий постамент, установленный нарочно ради прыжка. И с размаху перелетел через восемь коней, стоявших в ряд у коновязи. Долгий, рискованный и размеренно-точный прыжок, напряжение стальных мышц, - и Капет вместе с Розой стоял уже по ту сторону бьющих копытами коней. Даже капюшон не слетел с его головы, не открыл белых волос.

Господин Ренье внимательно следил за прыжком невероятной длины, тем более опасном, что, промахнувшись, оба оказались бы под копытами коней. Облегченно выдохнул, увидев, что Капет перескочил. Но все же крикнул ему с опаской:

- Не рискуй слишком сильно! Может, все-таки оставить шесть коней? Или пять?

Но Капет и Роза обернулись к нему вместе и со смехом покачали головами. Господин Ренье, пожалуй, впервые видел, чтобы Капет искренне смеялся:

- Не надо! У нас отлично получается! Разве что Роза не решится? - человек в плаще с капюшоном вопросительно взглянул на стоявшую рядом с ним девушку.

Но Роза только улыбнулась в ответ.

- Нет, я верю, мы справимся! Мы всех поразим новым трюком! Капет позаботится обо мне...

Она не договорила всего, что чувствовала, когда сильные, жилистые руки напарника несли ее в невероятном прыжке. Девушка была уверена в его поддержке, в том, что он один справится. Отлично сработавшись за время тренировок, Капет и Роза теперь понимали друг друга с полуслова. Между ними складывалась невидимая связь, сильнейшая из возможных привязанностей.

Увлеченный развивающимися отношениями с Розой, Капет даже поутратил долю природной осторожности. Он чувствовал поблизости, в парке баронского замка, присутствие альвов. Вероятнее всего, это были дриады и наяды, духи деревьев и вод. С их сородичами Капету не раз доводилось сталкиваться в лесах, во время его одиноких странствий. Правда, они не очень-то жаловали его.

Зато Капет не уловил присутствия в замке Аледрама, не почувствовал рядом родной крови, к голосу которой не привык прислушиваться. Роза занимала все его мысли и чувства, а все другое рядом с ней меркло, теряло значение.

***

Между тем, чуть позже их опасного трюка, сам хозяин замка, барон Готье Железнорукий, вышел на балкон и глядел оттуда во внутренний двор, в манеж, где готовились к выступлению бродячие артисты. Как раз в это время Руфус показывал фокусы, жонглировал разноцветными шариками, прибавляя к ним все больше, причем не уронил ни одного.

Наблюдая за искусством юноши, старый барон одновременно видел, что Ренье тоже внимательно следил за успехами своего воспитанника. Хозяин балагана качал головой в такт движению шариков. Барон догадывался, о чем думает Ренье, его старый друг. Некогда он столько раз видел, как точно так же жонглировал мячиками и лентами его покойный брат! Теперь Руфус повторял его искусство.

В бароне Готье Железноруком умение юноши пробудило не меньше воспоминаний о том, кто ценой своей жизни спас его от ложных обвинений.

Барон неосознанно сжал кулак на уцелевшей руке. Ибо эти воспоминания до сих пор тревожили его и причиняли жестокую боль.

Стремясь отвлечься, Готье обвел двор широким взглядом. И заметил около конюшни Розу. Она о чем-то беседовала с высоким человеком в плаще с капюшоном. Издалека было не расслышать, о чем они беседуют. Однако видно было, что они держатся весьма непринужденно. Девушка улыбнулась незнакомцу, а тот взял ее руку и на мгновение задержал в своей. По чему видно было, что Роза вполне утешилась после гибели своего жениха.

Барон Вексенский нахмурил седые брови, глядя на девушку, в которой текла его кровь. Он встревожился о дальнейшей судьбе Розы, и решил выкроить время, чтобы побеседовать с ней с глазу на глаз. Следовало обсудить, вправду ли она стремится уехать с балаганом, пусть даже им руководил такой замечательный человек, как Ренье. Все-таки, жизнь бродячих артистов сложна, и подходит не каждому!

Кроме того, барон хотел побеседовать со своей внучкой и о гибели ее жениха, Фульрада, которого Готье Вексенский немного знал. Тот иногда вместе со своим отцом Аббоном привозил заготовленные дрова в замок барона, еще до войны. Тогда юноша был хорошим сыном своим родителям, охотно помогал отцу. Барон полагал, что Фульрад станет лесорубом, когда Аббон уйдет на покой, и будет так же верно служить ему. Позднее Готье Вексенский видел юношу перед началом войны, когда готовил в поход взятых из домов рекрутов и напутствовал их. Он тогда желал всем благополучно вернуться. Увы, многие из них погибли, в том числе и сыновья Хельера, ушедшие раньше. Фульрад же вернулся с войны живым, но это был уже не тот Фульрад, которого знали его родные и знакомые, которого любила Роза...

Готье печально покачал головой. Он не мог осуждать свою полукровную внучку за тот выбор, что она сделала. Ибо еще при жизни Фульрада она неизбежно разочаровалась в нем. Теперь же, когда он погиб, в деревне об этом наверняка станут говорить годами. И осуждение неизбежно падет на Розу, будет пятнать ее имя. Обычай предписывал девушке скорбеть по Фульраду, но она, должно быть, оплакала его еще при жизни.

И здесь барон мог понять ее, ибо знал кое-что о похождениях Фульрада после войны, где его, должно быть, подменили. Барону докладывали о бесчинствах, что творил Фульрад со своими дружками. Правда, староста Клод всякий раз сообщал, что все распри улаживались полюбовно. Но барон догадывался, что парня спасало от тюрьмы лишь уважение деревенских жителей к его отцу Аббону. Да и сам староста защищал Фульрада, тоже по дружбе с его отцом. Да и Хельер, как припоминалось барону, при встречах старался найти доброе имя для жениха Розы.

И вот, теперь девушка непозволительно скоро утешилась после гибели Фульрада, и сладко ворковала с каким-то балаганщиком! Барон Вексенский хотел знать, действительно ли она ведает, что творит. Он готов был допустить, что Розе настолько стало невмоготу в родной деревне, что лучшим выходом стал отъезд, и сам Хельер отпустил дочь. Барон также мог допустить, что именно в балагане Роза обрела свое предназначение и истинную любовь. Но ему хотелось сперва все выяснить. Как-никак, на нем тоже лежала забота о судьбе внучки. И Готье Вексенский решил найти повод и побеседовать с Розой.

***

А, тем временем, Роза, не подозревая, что дед беспокоится о ней, после репетиции ушла в конюшню вместе с Капетом. Они принялись готовить к выступлению белого красавца-коня, на котором предстояло скакать девушке.

То и дело Капет и Роза переглядывались поверх спины стреноженного животного, улыбались друг другу. Им было хорошо вместе, они ощущали полноту своего бытия, находясь вместе,  и понимали друг друга без слов. Едва Капет принялся чистить коня скребницей, чтобы тот блестел на выступлении чистым серебром, как Роза поняла его и стала расчесывать коню гриву, разбирая ее на ровный гладкий пробор.

- Теперь он будет у нас, как картинка! - радовалась девушка.

- Особенно когда ты поскачешь на нем! - вторил Капет, любуясь девушкой.

Роза не смущалась и не боялась его, вспоминая, как он подхватывал ее на руки во время выступления, его невероятную силу и ловкость. Ее только сильнее тянуло к нему. А сам Капет чувствовал, что, наконец, нашел родственную душу в этом мире, что с самого начала был чужд и враждебен ему. Должно быть, Норны предназначили их с Розой, испытавших столько жестоких потерь, друг другу!

И он спросил со внезапным волнением:

- Ну как: рада ли ты, что уехала с нами? Не жалеешь о своем выборе?

К его радости, Роза ответила так, как он и мечтал от нее услышать:

- С тобой рядом я верю, что у меня получится первое выступление, и не боюсь ничего! Так что я готова идти дальше. А кроме того... - девушка чуть слышно вздохнула, - возвращаться мне некуда! Мачеха, скорее всего, уже сожгла мои вещи, какие я не смогла взять с собой, чтобы и ноги моей не было в отцовском доме...

В знак поддержки, Капет протянул девушке руку, поверх холки коня:

- Тебе пришлось пережить много утрат, Роза! Но тебя все же согревает любовь родного отца. Ты помнишь свою матушку и братьев, их тепло всегда пребудет с тобой. И даже барон Вексенский, как я слышал, особенно благоволит тебе! Родная кровь, как-никак!..

- Да, дедушка Готье... - Роза немного смутилась, назвав старого барона, как обращалась к нему в детстве, и то наедине. - Думаю, он сильно удивился, увидев меня в бродячем балагане. Но я непременно все объясню ему, если только он спросит. Я верю, он поймет мой выбор и позволит уехать с вами! Барон Вексенский всю жизнь был самым лучшим покровителем нашей семье, как только может отец и дед...

- Вот видишь! - Капет печально улыбнулся. - Родная кровь всегда греет сильнее!..

И такой грусти был исполнен его тон, и выражение лица под сводом капюшона, что Роза перестала расчесывать коню гриву и проговорила, внимательно глядя на своего собеседника:

- Капет... А как ты лишился своих родных?

Он обернул к ней осунувшееся бледное лицо, исполненное скорби. Мгновение помолчал, затем, как видно, решил, что Роза вправе знать о нем самое дорогое:

- Когда я был еще очень мал, моя мать погибла от рук моего отчима...

Девушка едва сдержала возглас ужаса, зажав себе рот обеими ладонями. Огромными от изумления глазами взглянула на Капета. И, как только совладала с собой, мягким движением, исполненным сострадания, взяла его за руку.

- Как это ужасно! Родители не должны покидать своих детей слишком рано! Как жестока порой бывает жизнь...

Капет не отверг ее искреннюю ласку, и, держа руку в ее ладони, продолжал говорить ей, что еще никому не рассказывал:

- Я едва могу вспомнить лицо моей матери... Больше ничего не осталось в память о ней... Меня, ненужного ребенка в большой семье, тут же отдали в услужение, и больше я ничего не знаю о своих родных.

Роза была пронизана ужасом, словно острое ледяное лезвие вонзилось ей в живот. Она умела брать на себя чужую боль, как было, когда узнала, почему у ее знатного деда осталась одна рука. Исполненная сочувствия, она еще крепче сплела пальцы с пальцами своего спутника, и проговорила дрожащим голосом:

- О, Капет!.. - она замолчала, не зная, что сказать.

Но и такое выражение сострадания тронуло не привыкшего к проявлениям человечности вечного бродягу. Он поднес к губам руку девушки в знак благодарности. Затем поправил сползший с головы капюшон и усмехнулся, принимаясь вновь за работу:

- Ладно, прошлого не изменишь... Позаботимся лучше о нашем будущем, Роза!

И они вновь принялись обихаживать белого коня, готовясь к представлению.

28
Портреты созданы эрэа Эйлин:

Королева Гивенвера Армориканская:


Королева Кримхильда, Нибелунгская Валькирия:
"В идущей впереди женщине Фредегонда узнала молодую королеву — Кримхильду Нибелунгскую, супругу короля Хильдеберта. Она была среднего роста, стройна и хороша собой, но ее лицо показалось наблюдательнице печальным. Пышные белокурые волосы королевы были уложены в тугой узел, и казалось, что он оттягивает ей голову назад, так что Кримхильда постоянно держала ее гордо поднятой. На ней было жемчужно-голубое платье, очень идущее ей. Однако похоже было, что мысли королевы очень далеки от счастливого любования собой."

29
Благодарю за все, эрэа Menectrel, лучшая из соавторов! :-* :-* :-*
Благодарю за ответ, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Цитировать
Городские обыватели с любопытством глядели, как рабочие вбивают последние гвозди в свое жуткое сооружение.
Люди не изменились, видимо человеческая психика сильнее времени и прогресса. Когда в Крокус-сити погибали люди, лишь немногие пытались помочь, зато нашлось немало милых девочек и мальчиков, которые снимали умирающих на смартфоны и выкладывали это в сеть. Без малейшего сожаления.
Ну, ладно, вернёмся к Хельеру. Надеюсь, бальи передаст пергамент барону Вексенскому, надежда, конечно, умирает последней.
Мы не имели в виду никаких отсылок к недавним трагическим событиям! Это слишком недавно произошло, и слишком ужаснуло всех, и нас в том числе, чтобы вдохновляться. Кроме того, там тоже люди вели себя по-разному.
Ну а почему люди глазеют на казни, тут как раз есть попытка если не оправдать, то объяснить такое поведение:
"Здесь должно было произойти взаимопознание жизни и смерти. В такой миг каждый человек чувствовал себя хрупким и беззащитным на земле, сознавая, что и его жизнь может оборваться так же быстро, как у казнимого преступника. И в то же время, видя, как умирают на виселице другие, многие люди радовались, что это происходит не с ними. Соседство смерти побуждала их еще сильнее наслаждаться благами жизни, пока еще есть такая возможность, делала их земную судьбу ярче и полнее. Застывшая на миг кровь затем кипела в жилах живых людей еще горячее, еще стремительнее."
Да, насчет бальи теперь совсем не очевидно, что он решит, прочитав все, что содержит в себе пергамент.


Глава 16. Последняя просьба (окончание)

И вот, настал тот час, когда Хельера должны были повесить вместе с настоящими злодеями.

Тюремная охрана, вооруженная алебардами, вывела приговоренных во двор, где они увидели виселицу. При виде смертного помоста каждый из приговоренных хоть на миг побледнел, а кое-кто и пошатнулся, предчувствуя, как скользкая намыленная веревка прямо сейчас раздавит им горло.

Разбойники, идущие рядом с Хельером, стали озираться, поверх рядов стражи. За ними следовали члены городского магистрата, бальи и главный палач. А также жрец Бальдра, сулящего прощение, подобно тому, как самый светлый из Асов простил своего невольного убийцу, слепого Хёда.

Осужденные, чьи руки были скованы цепями, приподняли их, гремя железом. И самый молодой из разбойников умоляюще обратился к жрецу:

- Служитель милостивого Бальдра, моли сияющего бога за нас! Пусть он упросит Подземную Владычицу не карать нас чрезмерно сурово!

Жрец обвел приговоренных солнечным кругом:

- Казнь, что вы примете в Срединном Мире, отчасти искупит вашу вину и облегчит жестокость наказания в царстве Хель! Умрите с миром!

Такое напутствие получили преступники перед казнью. Хельер же, идя вместе с ними к виселице, тоже скованный, обернулся к главному палачу, следовавшему за ним:

- У меня были при себе кое-какие сбережения, немного серебряных монет... Я завещаю их тебе, если ты повесишь меня быстро, не заставишь долго мучиться. А, если моих сбережений хватит, то прошу тебя выкупить мое тело, чтобы меня похоронили в родной деревне!

- Я сделаю, что могу! - пообещал палач. - Будь спокоен: я умею вешать! Тебе повезло, что тобой займется человек с опытом, а не какой-нибудь криворукий юнец, что не сумеет, как надо, затянуть петлю!

Хельер содрогнулся. Даже в последние минуты жизни ему становилось жутко от своеобразного юмора судейских чиновников и их гордости законными убийствами.

Но думать об этом было некогда, потому что виселица - вот она! Высокое дощатое сооружение, и над площадью качались пока еще пустые петли...

Члены городского магистрата поднялись на балкон ратуши, откуда собирались наблюдать за казнью.

Озираясь по сторонам, Хельер увидел, как на площади собиралась большая толпа. Людей прибывало все больше; мужчины, женщины, подростки с любопытством глазели на обреченных, медленно поднимавшихся по дощатым ступеням к виселице.

В толпе что-то кричали, свистели, грозили кулаками и палками:

- Что, достукались, злодеи? Получайте заслуженную кару! Веревка вас мигом исправит!

- Эй, вы! Думали, что можно убивать и грабить безнаказанно? Не выйдет! - кричали из толпы другие голоса.

- Убирайтесь в Хель, где вечный мороз! - доносилось до них сквозь топот и свист горожан.

Слушая их, Хельер держался хладнокровно, не давая понять толпе, что его задевают их насмешки, их радость его беде. Не глядя больше на столпившихся горожан, он стал глядеть поверх их голов.

Стоя уже на верхней площадке виселицы, Хельер не стал глядеть на петли, раскачивающиеся над его головой, пока еще - над...

Он поднял глаза в ясное синее небо, где сверкала раскаленная добела колесница Суль. Вдали, за городской стеной, зеленела лесная чаща, окружающая Артайус. Видно было, как на ветру раскачивались ветви больших деревьев. Ветер донес лесную прохладу, дал Хельеру вдохнуть знакомый до боли запах пресных дубовых и буковых листьев, и умчался вдаль: ему было недосуг.

А Хельер улыбнулся, уже стоя на виселице, уловив последний привет родного леса. В последний миг жизни его обрадовало, что он умирает под открытым небом, напоследок вдохнув свежего летнего воздуха.

И, глядя, как бестрепетно, с улыбкой на устах, поднялся на виселицу приговоренный убийца, часть зрителей изменили свое мнение о нем:

- Нет, этот непохож на злодея, взгляните-ка! Кто может умереть с улыбкой на устах, тот не мог совершить тяжких преступлений!

Хельер слышал это, но его уже не трогали внезапные симпатии толпы. Он не оглядывался, когда помощники палача сняли цепи с его рук, как и с остальных казнимых. Глядя ввысь, в залитое солнечным блеском небо, лесник думал про себя:

"Прощай, белый свет, прощайте, животворящие лучи Суль! В мире Хель вас не будет... Ну что ж, я готов сойти туда, только бы моя дочь, моя прекрасная Роза, еще много лет жила под твоим светом, сияющая богиня! Пусть мой благородный отец, барон Готье Вексенский, позаботится о ней, заменив девочке отца! Молю вас, прошу за мою дочь, о, Владыки Асгарда!"

Тут палач подтолкнул Хельера в спину, и он послушно встал на высокую скамью вместе с приговоренными разбойниками. Ему связали ноги и привязали к ним тяжкий свинцовый груз.

Хельера покачнуло назад, но палач не дал ему упасть. Толкнув кулаком в спину, надел приговоренному веревку на шею и ловко затянул ее. Он в самом деле был профессионалом своего дела.

Кое-кто из приговоренных разбойников, кажется, лишился чувств, когда скользкая петля, как змея, сдавила горло. Хельер же только тяжело сглотнул, продолжая стоять на скамейке. Образ дочери продолжал поддерживать его и в последнюю минуту жизни.

В этот миг, глава городского магистрата, стоя на балконе, махнул рукой и приказал:

- Палач, делай свое дело!

Тогда палач со своими подручными выбили скамью из-под ног казнимых. Тугие петли натянулись рывком, унося повисшие без опоры тела болтаться в воздухе.

И, в самый последний миг, когда уже петля врезалась в горло Хельеру, лишая всякой возможности вдохнуть воздух, последней вспышкой в его гаснущем сознании стало воспоминание о том, что случилось тогда, в ужасную ночь гибели Фульрада. Тогда, упав от удара по голове, Хельер еще успел увидеть, словно сквозь туманную пелену, силуэт неведомо откуда взявшегося огромного снежно-белого волка. Того самого, что в его последнем кошмаре утащил в лес Розу...

Такова была последняя мысль Хельера в Срединном Мире. В следующее мгновение свет померк для него навсегда.

К чести палача, он выполнил свое обещание. Петли на шеях казненных были затянуты, как подобает, а тяжелые свинцовые грузы, подвешенные к ногам, не дали висельникам долго мучиться. Они не бились в петлях, как рыбы на земле, не корчились в предсмертной агонии. Под тяжестью дополнительного груза, веревка быстро переломила шею каждому из них. Казненные умерли быстро, насколько это было возможно, без лишних мучений.

А в толпе зрителей, заполонивших городскую площадь, раздался дружный многоголосый вздох. Казалось, будто им самим сдавливали горло до мучительного удушья, но вдруг отпустили, и они заново, с еще небывалым наслаждением могли дышать свежим воздухом, радоваться соками жизни - все, что они еще могли ощущать, и все, что для тех, качавшихся сейчас на виселице, было утрачено навсегда.

И многие радовались про себя, что они, слава Всеотцу Вотану и медвежьей владычице Артио, добропорядочные жители города Артайуса. А вовсе не омерзительные для всех злодеи, убийцы, что на их глазах понесли заслуженную кару. Иначе и быть не могло, коль правосудие покарало их!

***

Вскоре после того, как совершилась казнь, бальи Этьен вернулся в свой кабинет. Там он подвел итог делам казненных преступников, несколькими легкими росчерками пера отправив их в архив. В том числе и дело Хельера. Затем принялся разглядывать последнее послание, переданное лесником. Он еще не решил, что с этим делать.

Сперва Этьен поглядел на портрет Розы на обратной стороне пергамента, полюбовался красотой девушки. Затем перевернул пергамент и снова стал разглядывать герб с грифоном, пытаясь восстановить его подробности. На всякий случай, достал с полки Геральдическую Книгу, где гербы всех знатных семейств были изображены в цвете. Да, сомнений не было: это герб королевского родича, принца Бертрама Затворника, с отличительным знаком, указывающим на его старшего сына, герцога Норберта Амьемского, нынешнего маршала юга!

Этьен не стал особенно задумываться, как письмо столь знатной особы могло попасть в руки казненного лесника. Да это и невозможно было уже выяснить. Только теперь его внимание обратилось, собственно, к содержанию полустертых строк вверху палимпеста - над письмом Хельера, написанным свежими чернилами.

Он попытался восстановить написанное. Придвинув к себе свежий лист пергамента и вооружившись пером и чернилами, бальи принялся в точности копировать буквы полустертых строк, написанные крупным, уверенным, но витиеватым почерком человека, имеющего многое и желающего получить еще больше.

Истершиеся строки трудно было разобрать. Некоторые слова Этьен добавлял, лишь догадываясь по соотношению с другими словами, стоящими рядом, что должно здесь быть написано.

Но вот, послание было перенесено на свежий пергамент целиком. И Этьен смог прочесть полностью давно позабытый приказ Норберта Амьемского.

И то, что он узнал, заставило бальи изумленно распахнуть глаза, веки которых при этом нервно задергались. Да и все его существо вздрогнуло, как от внезапного мороза. Ибо то, что он узнал, способно было в мгновение ока перевернуть всю политику Арвернии, изменить весь расклад сил при дворе и в войсках. В его руки волей Норн попало свидетельство, способное низвергнуть в пропасть репутации многих знаменитых людей. Он, рядовой бальи из провинциального города, мог одним лишь листом гербованного палимпеста вмешаться в борьбу придворных партий, подарить победу одной стороне и навсегда погубить самых могущественных и гордых людей в Арвернии. При этом, он мог рассчитывать на небывалое возвышение за оказанную услугу. Ему дадут хорошее место в суде самого Дурокортера, а может быть, он со временем наденет и мантию Верховного Судьи... Разумеется, если его не покарают те, чью тайну он откроет! Ибо для тех, о ком он узнал слишком много, человеческая жизнь ничего не значила...

Теперь бальи Этьен, верный слуга короля и закона, всерьез задумался, что ему делать с посланием, завещанным Хельером. Быть может, переслать, как он обещал, барону Вексенскому? Если тот, будучи испытанным соратником графа Кенабумского, сам даст ход содержимому пергамента - это уже будут его заботы, а не Этьена.

Или все-таки оповестить двор о важной тайне, рискнуть всем, чтобы, в случае успеха, обрести все? А может, уничтожить пергамент со всем новым и старым содержимым, словно ничего и не было? Душа казненного Хельера, конечно, могла разгневаться на него в царстве Хель. Но, в виду того, что довелось узнать Этьену, это оказывалось меньшей из возможных проблем.

Бальи размышлял очень долго, не замечая, что длинный день, унесший жизни нескольких человек, клонится к закату, и в окна ратуши уже заглядывали алые отблески заката.

А над его головой стояла на шкафу, где хранились судебные дела, бронзовая фигура Вар, богини правосудия. Правой рукой она поднимала весы, в левой держала обнаженный меч.

***

В этот миг, под тем же вечерним солнцем, палачи сняли с виселицы окоченевшие, со сломанными шеями, тела казненных, и снова подвесили их, уже на другом месте - на стене над городскими воротами.

Неугомонные мальчишки тут же собрались вокруг, и стали глумиться над висельниками.  Один из них пустил из рогатки камень, попавший в грудь трупу Хельера. За ним принялись стрелять и другие. Град камней забарабанил по мертвецам.

Городские стражи, стоявшие у ворот, заметили мальчишек. Один из них строго прикрикнул, стукнув рукоятью алебарды о камни мостовой:

- Эй вы, сорванцы! Не бросать камни в висельников! Кто в детстве не чтит мертвых, тот сам вырастет висельником!

Спугнутые было мальчишки отбежали подальше, отлично зная, что стражники не уйдут с поста из-за их выходок. И самый наглый из них пронзительно свистнул и засмеялся:

- Нет, мы - честные жители Артайуса, а они - злодеи, их все равно скоро склюют вороны!

Мальчишка показал на крупных, угольно-черных птиц, уже слетавшихся со всей округи, заметив своими зоркими глазами поживу. Стоило одному устремиться к городским воротам, как сородичи, заметив его издалека, летели туда, где можно было найти поживу. И вот уже целая стая воронов с хриплым карканьем кружилась над вытянувшимися, неестественно длинными телами повешенных. Мудрые птицы выжидали, когда живые люди отойдут подальше, чтобы слететься к телам мертвецов и начать пир, как водится, с глаз, остановившихся навсегда.

Вот уже первый ворон, преодолев страх, стал спускаться к мертвецу, нацелив длинный, как кинжал, клюв. Другие последовали за ним - черные, как сажа, на фоне кроваво-красного закатного неба. Клонившийся к закату вечер еще оставлял воронам достаточно времени, чтобы успеть насытиться всласть, пока небо не почернеет, как их оперение. А с утра они вновь соберутся здесь, чтобы продолжить пир на телах казненных.

30
Наша проза / Re: Лесная небыль.
« : 26 Мар, 2024, 18:56:13 »
Благодарю за продолжение, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Когда Риан со своей Тайрин вместе, никто не может им помешать. Вдвоем они одолеют любую напасть. Так будет и сейчас!
Очень трогательно написано воссоединение супругов, прямо представляются сцены с ними, как наяву. :) Вот, даже хвост у Тайрин пропал.
А что Корвин недооценивает магов, и впрямь к лучшему. Надеюсь, они сумеют преподнести ему основательный сюрприз!

Страницы: 1 [2] 3 4 ... 119