В этом разделе можно просмотреть все сообщения, сделанные этим пользователем.

31

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 29 Окт, 2023, 20:50:41 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Не знаю, как Хродеберг, а Карломан точно выиграет одно-два состязания. Если не все. Не может быть, чтобы он в них не поучаствовал.

А почему не может? Во-первых, для него сейчас Альпаида важнее всех состязаний. А во-вторых, он, как оборотень, заведомо сильнее и ловчее обычных людей. Какой интерес состязаться, когда почти наверняка победишь?

Кстати, если у Вас (и у возможных других читателей) есть пожелания, о чем хотели бы, чтобы мы написали - просим Вас высказаться!  

Деревенский праздник (окончание)
(Май 782 года, Арверния, Кенабаум. Карломан/Альпаида, Хродеберг, Магнахар, Дагоберт)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Карломан и Альпаида кружились в стремительном танце. Они двигались, точно парили над землей, и на сердце у них было легко и безмятежно. И, хоть деревенские танцы очень сильно отличались от тех, которым учили при дворе, и вряд ли соответствовали строгому придворному церемониалу, однако юноша и девушка в этот миг не тревожились ни о чем. Они радовались своей свободе и ощущали тебя окрыленными.

Юному графу Кенабумскому было легче раствориться в светлом праздничном ликовании, чем его невесте. Он знал обычаи "детей богини Дану", а тем более - близких ему ши, у которых все было гораздо проще, без бесчисленных запретов. И танцевали они тоже совершенно иначе... Но Карломану не нужно было их таинственного, неземного очарования. Рядом с ним была Альпаида, и он вел ее в танце быстро и решительно, как мог только юный, полный сил бисклавре, когда его сердце бьется в унисон с сердцем любимой. И девушка тоже расслабилась в его руках, как всегда бывало рядом с возлюбленным кузеном, покорившим ее сердце.

Они кружились в танце так быстро, что у Альпаиды зарябило в глазах, и ей почудилось, что она улетает в широко распахнутое небо. Но она не боялась, что земля уйдет из-под ног, ибо Карломан надежно удерживал ее. Все вокруг кружилось, словно юла, а они упивались своим ликованием. Все тревоги были забыты. Этот счастливый миг захватил их целиком. Альпаида смеялась, кружась в танце, и Карломан улыбался ей, и его зеленые глаза светились от счастья еще ярче обычного.

А тем временем, брат Альпаиды пытался взобраться по скользкому столбу. Разувшись и сняв камзол и шелковую сорочку, он подошел к глашатаю, что приглашал всех на состязания.

- Позволь мне попытать счастья, одолеть этот столб! - попросил он.

Глашатай взглянул на юношу, сопровождаемого воинами. Проговорил, ни о чем не спрашивая его:

- Если ты желаешь выиграть коня, молодой господин, то попытай счастья! Но не жалуйся, если проиграешь. У тебя, по обычаю, будут три попытки взобраться на столб.

Хродеберг оценивающим взором взглянул на столб, лоснящийся от масла и рук предыдущих соискателей.

Перехватив столб обеими руками, юноша принялся карабкаться, одновременно отталкиваясь коленями. И, вроде бы, сперва ему было не так уж трудно. Но примерно на одной трети столб стал таким скользким, что у Хродеберга не было надежды удержаться на нем. Руки и ноги его соскользнули вниз, и он сполз на траву.

Кругом собрался народ. Уже прошел слух, что некий знатный юноша пытается преодолеть скользкий столб. Местные жители хлопали в ладони, подбадривая решительного соискателя.

На второй раз Хродеберг полез вверх решительнее и злее. но, добравшись до середины, опять заскользил вниз, и никак не мог остановить падение. Лишь кое-как придерживался руками и коленями, чтобы не сорваться с уже приличной высоты, не покалечиться.

- Эх, не так-то просто вскарабкаться по гладкому и скользкому столбу! - беззлобно посочувствовал Курт своему молодому господину. И другие воины, а также деревенские жители сочувственно кивали юноше.

- Удачи тебе, господин! У тебя осталась третья попытка! - долетели до Хродеберга их приглашения.

Юноша выдохнул и расправил плечи, собираясь вновь штурмовать столб.

Склонившись к нему, Курт тихо посоветовал:

- Подтягивайся на столбе и одновременно отталкивайся коленями! Упирайся также локтями, будет еще одна точка опоры. И не смотри вниз!

Хродеберг благодарно кивнул сержанту. И в третий раз стал карабкаться, руководствуясь подсказками Курта. Он крепче прижимался к намасленному, скользкому дереву столба. Подтягивался руками и отталкивался коленями, не глядя вниз, прилагая все силы, чтобы одолеть столб.

А его кузена Карломана сегодня не волновали никакие состязания, хотя он, вероятно, мог бы выиграть если не все, то некоторые, ибо, как все оборотни, превосходил ловкостью и силой обычных людей. Но он в этот вечер видел только Альпаиду, с которой танцевал, не желая разлучаться с ней ни на миг. Стремительный деревенский танец достиг своей вершины. Музыка стала еще быстрее, она будоражила, горячила кровь. Молодожены, танцующие рядом с Карломаном и Альпаидой, прильнули друг к другу и горячо целовались. Окружающие хлопали в ладоши и сыпали пожеланиями семейного счастья, здоровья, большой семьи, богатства. Кругом звучал громкий смех, все веселились, как могли только молодые, счастливые люди.

Их ликование передалось Карломану и Альпаиде. Когда прекратился танец, они замерли, сжимая друг друга в объятиях. Глядели в глаза, чувствуя, как их сердца бьются в унисон...

А тем временем, Хродеберг добрался, наконец, по столбу до лошадиной головы, венчавшей столб. Ухватился обеими руками и, наконец, взглянул вниз, гордясь собой.

- Я победил! - воскликнул он во всеуслышание, съезжая по столбу вниз.

Вокруг раздались одобрительные возгласы и радостный смех. Хродеберг, поднявшись на ноги, взглянул в сторону своей сестры и кузена...

А те, еще пошатываясь после головокружительного танца, прильнули друг к другу еще крепче. Их восхитительный полет еще продолжался, пока что они еще не пришли в себя. Все, что сознавали сейчас - что они есть друг у друга. И в своем упоении даже не подумали, что их видят много людей. Их уста непроизвольно встретились, прикосновения горячих сухих губ пьянило еще сильнее танца. На какой-то миг юноша и девушка перестали дышать, сливаясь в поцелуе.

Кругом вновь послышалось хлопанье в ладоши. Новобрачная пара воскликнула в унисон, обращаясь к ним:

- Поздравляем вас, дорогие наши гости! Пусть светлая Фрейя пошлет вам одну любовь на всю жизнь!

Услышав голоса, Карломан и Альпаида с трудом прервали поцелуй и отстранились, но продолжали держаться за руки.

В этот момент к ним подбежал Хродеберг, едва успевший одеться. За ним шел Курт и другие воины; один из них вел на поводу выигранного юношей рыжего коня, которого ему пришлось принять в награду, несмотря на смущение.

Сын Дагоберта радовался в глубине души за сестру и кузена, которого можно будет скоро назвать братом. Но теперь, подойдя к Карломану и Альпаиде, он проговорил с показной строгостью, подражая отцу:

- Вот чем вы занимаетесь, стоит отвернуться! Никакого понятия о приличиях! А ведь мне поручено беречь твою честь, сестра!

Но в следующий миг юноша, не выдержав, рассмеялся первым, выражая радость за своих близких.

В ответ Альпаида шутливо взъерошила брату волосы.

- Ну-ну! Зато ты сегодня совершил подвиг! Не знаю вот только, где ты будешь ездить на деревенском коне, пригодном больше возить телегу...

В ответ Хродеберг со смехом потянул выбившиеся из прически волосы сестры.

- Причешись и умойся, прежде чем возвращаться домой!

Тем временем Карломан поздравил молодоженов, державшихся за руки:

- Пусть хранит вас благодетельная Фрейя, да свяжет вас ее золотое ожерелье на всю жизнь! А Дагда пусть щедро наполнит ваш дом детьми, подворье - скотом, амбары - зерном и всевозможным достатком!

Молодоженам и другим обитателям Иделлы пришлось по душе пожелание, поручающее их сразу арвернской богине любви и древнему здешнему богу урожая. Послышались возгласы одобрения:

- Да будет так! Счастья молодой чете! - и было не совсем ясно, кого они имеют в виду: сегодняшних новобрачных или же стоявших об руку Карломана с Альпаидой.

И тут граф Кенабумский, поддавшись общему ликованию, позволил себе ненадолго забыть о придворных условностях и проговорил, обращаясь к молодоженам:

- Мы приехали на вашу свадьбу, а вы приезжайте почетными гостями на нашу!.. Если, конечно, она состоится, - добавил Карломан, невольно помрачнев и сжав в своей руке горячую ладонь Альпаиды.

Новобрачные переглянулись, размышляя над приглашением, пусть и незнакомого, но, несомненно, знатного господина. Если они и смутились то сумели не подать виду.

Жених с достоинством проговорил:

- Почтем за честь принять твое приглашение, господин! А пока что вы разделите наше скромное праздничное угощение!

Обе молодых четы направились к праздничным столам, в сопровождении свиты из деревенской молодежи. А Хродеберг, словно по наитию, обратился к новобрачным:

- А я дарю вам на свадьбу коня, полученного в награду! Вам он будет гораздо полезнее.

Молодожены с благодарностью поклонились ему, и проводили гостей за почетный стол.

Иделла была зажиточной деревней, а для свадьбы сына старосты наверняка приготовили лучшее, что было в закромах и ледниках у здешних обитателей. Во всяком случае, поданное угощение было достойно даже приехавших дворян.

Сидя за столом вместе с Хродебергом и Альпаидой, Карломан брал кусочек то одного, то другого яства, иногда передавал своей невесте, чтобы она отведала. Если угощение было излюбленным у "детей богини Дану", но незнакомо арвернам, он пояснял:

- Это говядина или оленина, тушеная с овощами, отведай ее, Альпаида! А потом - пирог с почками. И дикую утку с тмином и майораном, запеченную на углях. Хорошо, что местные жители еще не забыли, как их готовить!

- Зачем же забывать вкусную пищу? - удивилась Альпаида, урожденная принцесса крови, обмакивая кусок пирога в горячий гусиный жир с непринужденностью деревенской уроженки.

Рядом с почетными гостями сидели еще несколько дворян, тоже приехавшие на деревенскую свадьбу. Они поглядывали на Карломана и его спутников с любопытством. И лишь один из них задержал на них более пристальный взгляд. Юный граф узнал его: это был один из родичей барона Готье Вексенского, бывавший в Кенабуме. И он, без сомнения, узнал гостей, скрывших имена. Но, чуть заметно улыбнувшись, ничего не сказал. И Карломан кивнул ему с благодарностью.

Веселье за столом все разгоралось. Каждый ел и пил, сколько вздумается. Звучали песни и славословия дарящей любовь Фрейе, поздравления молодой паре.

Впрочем, молодежь-то не собиралась долго засиживаться за столом. Подкрепив свои силы, новобрачные снова направились на площадку для танцев, где музыканты уже завели новую плясовую мелодию, приглашая всех желающих. Поодаль на лугу объявили новые состязания.

Но Карломан со спутниками уже не последовали туда. Время на веселом деревенском празднике летело незаметно. Однако юный граф Кенабумский все же увидел, что солнце начинает клониться к закату. И тихо обратился к стоявшему за спиной Курту:

- Который у нас час?

Сержант, поглядев на солнце, ответил:

- Восемь часов вечера.

- Да, уже пора, - вздохнул Карломан, выйдя из-за стола.

Прощаясь с жителями Иделлы, он проговорил:

- Благодарю вас, гостеприимные хозяева земли арвернской! Мне и моим близким очень приятно было познакомиться с вами ближе. Пусть боги оберегают вас, добрые селяне!

Знатных гостей провожали к лошадям целой толпой, в свою очередь желая им добра.

Карломан со спутниками покинули Иделлу в самом бодром расположении духа. И весь обратный путь юноши и девушка веселились, вспоминая, как приятно они провели время.

***

Но, вернувшись в Кенабумский замок, они в сопровождении Курта перво-наперво направились с докладом к Дагоберту, который ждал их.

Коротая ожидание, маршал запада играл в шахматы с неким приехавшим человеком, появившимся в отсутствие молодежи. Тот остался сидеть, спиной к дверям, когда вошли Карломан со спутниками. Так что они могли разглядеть в тени от горящих на столе свечей только фигуру рослого широкоплечего мужчины.

- Приветствую вас! - произнес Дагоберт.

- Добрый вечер тебе, батюшка! - проговорила Альпаида, кивнув отцу, тогда как ее спутники поклонились.

Маршал запада сделал им знак войти. Но обратился сперва не к ним, а к Курту:

- Сержант, все ли было спокойно во время поездки?

Курт вкратце доложил обо всем, что было, не преминув упомянуть, как старательно распоряжался охраной юный Хродеберг.

Дагоберт остался доволен услышанным.

- Ну хорошо! Я рад, что вам не понадобился условный сигнал... Ну а как держалась наша влюбленная парочка? - он шутливо взглянул на Карломана и Альпаиду.

Курт, к которому обращен был вопрос, замялся, не зная, что ответить. Но Хродеберг опередил его. Выйдя вперед, он заверил отца:

- Клянусь тебе, батюшка, они вели себя, как подобает кузенам! Ибо я сам наблюдал за ними.

Если Дагоберт и догадался о чем-то, то не подал виду. Лишь кивнул сержанту:

- Хорошо, Курт, ступай! Благодарю тебя и кнехтов, что были в этой поездке.

Сержант вышел и закрыл двери. Тогда Дагоберт обратился к своим детям и племяннику:

- Ну а теперь расскажите обо всем подробно!

Молодые люди переглянулись, чувствуя, что под пристальным взглядом отца и опекуна не смогут ничего скрыть.

- Да ничего особенно важного не происходило, батюшка! - заверил Хродеберг. Но все-таки не смог удержаться - похвастался: - Правда, я влез на намасленный столб и выиграл состязание!

Дагоберт не стал скрывать, что ему приятно было узнать об успехах своего сына.

- Я рад, что ты настолько силен и ловок! Ты сам понял, как одержать победу?

Подросток смущенно потупился.

- Ну, пожалуй, в моей победе больше заслуга Курта, чем моя собственная! Он подсказал мне, как надо действовать.

Дагоберт одобрительно взглянул на сына.

- Ты молодец, что признался! А Курту я прибавлю жалование. Но скажи, как ты поступил с наградой, которую выиграл в деревне?

- Наградой был конь, и я подарил его молодоженам. Им он будет полезнее, ведь воины на деревенских конях не ездят.

Тонкая улыбка коснулась губ Дагоберта Лиса.

- Хвалю тебя, сын! - произнес он и обратился к племяннику и дочери: - А о чем можете поведать вы?

- Мы хорошо повеселились, а жители Иделлы прекрасно приняли нас, - начал Карломан. - Мы разделили хлеб с местными жителями, а позже и трапезничали с ними вместе.

- Никто не узнал в тебе графа Кенабумского? - поинтересовался Дагоберт.

- Никто... Впрочем, за столом с нами сидел приезжий дворянин, родственник барона Готье Вексенского. Он взглянул на меня пристально, словно узнал.

- Этого опасаться нечего! - невозмутимо отозвался Дагоберт. - Род барона Вексенского - надежные вассалы, он не скажет лишнего.

Карломан и Альпаида смущенно переглянулись.

- Мы и не делали ничего особенного. Просто танцевали на празднике вместе с другими молодыми парами, - твердо произнес Карломан.

- Просто? - прищурился Дагоберт.

Его дочь опустила глаза.

- Деревенские танцы не очень похожи на бальные. Но это было очень весело и вполне пристойно. К тому же, Хродеберг тут же подоспел к нам, как подобает бдительному стражу.

Юноша весело кивнул отцу, подтверждая слова кузена.

- А после танца я пригласил молодоженов на мою свадьбу с Альпаидой, - продолжал Карломан. - Я почувствовал необходимость ответить на их гостеприимство тем же.

Дагоберт нахмурился.

- Что не брезгуешь простолюдинами - хвалю! Они тоже наш народ. Но о свадьбе говорить еще рано. Сначала нужно все устроить для вашего сватовства. Вот, рядом со мной за шахматной доской тот, кто прибыл сюда как раз по вашему делу, - он указал на сидевшего напротив него человека.

Карломан уже давно глядел на таившуюся в тени фигуру рослого мужчины, судя по осанке, молодого и полного сил. Чутье бисклавре помогло графу Кенабумскому понять даже со спины, что перед ним его сводный брат, с которым они виделись последний раз еще до того, как Карломан уехал в замок к Дагоберту, а затем - в Кенабум. Что ж, если Магнахар приехал, это означало, что скоро прибудут и дедушка Сигиберт с бабушкой Дареркой, чтобы помочь им с Альпаидой навсегда остаться вместе!

Дагоберт проследил взгляд Карломана и лукаво улыбнулся, видя, что тот уже узнал гостя.

- Магнахар! - окликнул Карломан того. - Как ты изменился!

Сидевший у стола улыбнулся и поднялся на ноги, выходя из тени. Все увидели рослого, крепкого молодого человека, в чертах лица которого виделись несомненные фамильные черты рода Карломана Великого. Магнахар был на шесть лет старше своего сводного брата, и за это время превратился из юноши в могучего мужчину, даже отрастил небольшую бороду.

Они с Карломаном направились навстречу друг другу, радостно улыбаясь, и встретились, похлопав друг друга по плечам.

- Ты тоже вырос, да это и понятно! - смеялся Магнахар, разглядывая юношу. - Подумать только: уже собираешься жениться!..Я приехал навестить тебя в твоих Кенабумских владениях, а ты, пожалуй, теперь от Альпаиды не отойдешь?

Смеясь вместе с ним, Карломан проговорил:

- Зато тебе придется по душе оружейный зал Кенабумского дворца! Недаром тебя прозвали Магнахар Сломи Копье!..

- Я не привык упражняться один, и предпочел бы выйти на учебный бой с достойным соперником, - притворно проворчал тот.

- Тебе сможет составить пару Хродеберг, - заметила Альпаида, подталкивая брата вперед.

- Я смогу! - подтвердил юноша, в свою очередь тепло приветствуя приехавшего кузена.

Все весело засмеялись, ибо у них было светло на душе.

Дагоберт, выйдя из-за стола, подошел к молодежи, по-отечески улыбаясь им.

- Как хорошо, что мы все - один род, и готовы примчаться на помощь брату, которому нужна помощь, или просто разделить общую радость, когда все хорошо! - с чувством проговорил он. - Да помогут боги, чтобы мы оставались сплоченной семьей на всю жизнь!

- Так и будет, дядя Дагоберт! - пообещал Карломан, глядя своими лучистыми зелеными глазами.

Все смотрели друг на друга и радовались. Казалось, деревенский праздник, в котором приняла участие молодежь, развеял все опасения. Никто в этот миг не думал о возможной разлуке Карломана и Альпаиды.

Однако борьба за счастье молодой пары была еще впереди, и она оказалась нелегкой. Но, в конце концов, отцы обоих влюбленных - братья-принцы Хлодеберт и Дагоберт вместе с коннетаблем Сигибертом добились у Хильдеберта Строителя разрешить молодой паре брак по любви. И вскоре в Кенабуме отпраздновали пышную свадьбу. Среди гостей присутствовала и другая молодая супружеская пара, из деревни Иделла.

32

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 28 Окт, 2023, 20:28:28 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Карломану и Альпаиде, конечно, очень повезло. Детям настолько высокопоставленных людей, наверное, очень редко удаётся самим влюбиться и выбрать себе пару. Но и пара, в итоге, вышла на редкость крепкая.

Да, им очень повезло, что их не разлучили! Вполне могло бы получиться, как у отца Карломана - Хлодеберта с Гвиневерой. Любили друг друга, а старшие родственники сочли более выходным иной брак, и ничего не поделаешь. Но зато за Карломана с Альпаидой вступились почти все родные!
Теперь узнаем получше, как у них складывалось.

Деревенский праздник (продолжение)
(Май 782 года, Арверния, Кенабаум. Карломан/Альпаида, Хродеберг, Магнахар, Дагоберт)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Деревня близ Кенабума, стоявшая на берегу Леджии, в окружении цветущих рощ и обширных полей, носила имя Иделла. На языке "детей богини Дану" это означало "богатая, обильная". Так назвали ее люди, только что поселившись на понравившемся месте. Но, и когда впоследствии здешними землями завладели арверны, название деревни понравилось им, и они сохранили его, произнося почти так же, как здешние уроженцы.

Да и вообще, население здесь, как и повсюду в окрестностях Кенабума, основательно перемешалось. И не только кровь арвернов и "детей богини Дану" соединилась здесь, но и их обычаи, и культурные особенности. Местные жители могли носить кафтан, сшитый в клановую клетку. Носили среди оберегов молоточек Донара вместе с конской головой, посвященной Эпоне, богине коренного здешнего населения. Даже дома были у всех разные, как повелось в роду: у одних - круглые, крытые камышом, как у "детей богини Дану", у других - длинные, со стрельчатыми сводами здания-корабли, на арвернский лад. Каждый устраивался, как ему было удобно, а соседи были привычны от рождения.

Во всяком случае, Иделла, с ее плодородными рощами и полями, была большой и богатой деревней. И потому местные жители могли себе позволить устроить пышный праздник по случаю женитьбы сына одного из деревенских старейшин.

Теперь к деревне Иделле по проезжему тракту ехали Карломан со спутниками. Сам он легко, почти не трогая поводьев, правил вороным конем, Альпаида, в дамском седле, ехала на белоснежном красавце, а ее брат Хродеберг - на буланом коне. Позади них ехали десять вооруженных всадников, в доспехах и плащах цветов маршала запада, Дагоберта Лиса. Однако гербы на щитах воинов были завешены тканью, ибо свита графа Кенабумского не выдавала себя.

Знатная молодежь ехала не особенно быстро, но и немедленно. Они опережали свою охрану, но так, чтобы, в случае опасности, та могла подоспеть к ним.

Однако все было тихо, и молодежь весело переговаривалась между собой, слушая, как в кустах орешника и бузины пели-заливались соловьи.

- Они поют своим любимым, желают порадовать их, - произнес Карломан, и его зеленые глаза ярко вспыхнули, когда он взглянул на едущую бок о бок с ним Альпаиду.

И та улыбнулась, а лицо ее озарилось внутренним светом.

- Я тебе верю, ты понимаешь соловьиные песни, - ответила она, повернувшись к жениху с изяществом опытной наездницы.

- Поедем вперед! Вот уже поворот, ведущий в Иделлу! - воскликнул Хродеберг, поднявшись на стременах и поглядев из-под приложенной к глазам ладони.

Дальше они поехали быстрее, продолжая весело беседовать. Они не в первый раз так катались, и умели править конями свободно, занятые своими мыслями и разговорами.

Знатные гости въехали в деревню, и главная проезжая дорога быстро привела их на площадь в середине. Проезжая вдоль домов, они заметили, что на всех воротах были развешены цветы и яркие ленты. Со стороны реки слышалась веселая музыка и голоса людей.

Карломан и его спутники свернули в ту же сторону. По дороге им время от времени встречались спешившие на праздник селяне в нарядных одеждах. Видя проезжающих по дороге господ, местные жители уступали место и кланялись, пропуская их вперед.

И вот, Карломан со спутниками быстро доехали до берега реки. Там, на широкой луговине, гремел и властвовал праздник. Женщины расставляли на столах разнообразную снедь, а новобрачные танцевали, взявшись за руки, на широком настиле, и другие молодые пары следовали их примеру. Музыканты играли веселую свадебную песню. Вся деревня собралась здесь. Гости весело беседовали, выражая наперебой благие пожелания молодой паре, только что принесшей обеты перед алтарем Фрейи, богини любви.

На берегу реки раскинулись большие пестрые шатры для пирующих. Там же хранились подарки молодой семьи и - до поры до времени! - награды на сегодняшних состязаниях. Кругом суетилась шумная, радостная, пестрая толпа всех возрастов, готовая повеселиться на славу. На почетном возвышении за главным столом сидели несколько местных сеньоров, что проездом очутились на деревенской свадьбе или же приехали из Кенабума, как почетные представители молодого графа.

Остановившись на опушке рощицы, где цвели акации, распространяя сладкий аромат, всадники приготовились спешиться. Но прежде Хродеберг, необычайно гордый данным ему отцом поручением командовать охраной, выехал вперед, оглядев, все ли безопасно. Затем обратился к сопровождавшему их опытному сержанту, начальнику десятка воинов.

- Курт, будь готов в любой миг придти на помощь, если потребуется!

Тот усмехнулся, распушив усы.

- Будет сделано, господин! Но ты не назвал условный сигнал, по которому мы должны придти на помощь.

Хродеберг едва не хлопнул себя по лбу, и, лишь представив своего отца, сумел не показать прилюдно своей оплошности.

- Ты прав, Курт! Если я крикну: "Звезда Авернии!", вы придете на помощь.

Юноша выжидательно поглядел на сержанта, надеясь, что ничего больше не забыл из того, что важно в походе. К счастью, Курт был его давним другом; именно он чаще всего давал сыну Дагоберта уроки владения оружием, и занимался с ним почти ежедневно. Помимо чисто воинских навыков, он еще обладал даром давать советы молодому господину, не оскорбляя его при этом.

- Ты запомнишь этот случай, господин, и впредь уже не забудешь об условных знаках в настоящем подходе, - произнес он, ободряя Хродеберга, - при этих словах на жестком лице опытного воина мелькнула улыбка, которой ученик удостаивался далеко не каждый день.

И у юноши отлегло от сердца.

- Надеюсь все же, что ничего плохого не случится! - проговорил он вслух, спешиваясь.

Одновременно с ним и Карломан птицей слетел с коня и помог Альпаиде спуститься наземь. Девушка охотно приняла его помощь и на одно мгновение задержала руку в ладони жениха, бросив на него сияющий взгляд из-под длинных густых ресниц. Переглянувшись, они подождали, пока Хродеберг, как подобает бдительному начальнику стражи, убедится, что они в безопасности. Дождавшись его, они, сияя улыбками, направились туда, где праздновали поселяне. Рядом с сестрой и кузеном шел Хродеберг, а следом за ними - воины при оружии. Трое из них несли подарки, что знатные гости собирались преподнести молодоженам: отрез на платье и шкатулку с украшениями для невесты, лук и колчан со стрелами, да богато украшенный пояс для жениха.

Знатные гости, уверенно пробираясь сквозь окружившую их толпу нарядных гостей, приблизились к отдельному столу, за которым сидели родные жениха и невесты. Их родители поднялись из-за стола, приветствуя пришедших.

- Приветствуем на нашем празднике, добрые гости! - напевно заговорили хозяева праздника по очереди. - Мы всем рады! Вся Иделла веселится, и вы тоже веселитесь с нами! Вот вам угощение праздничное, а вот и развлечения! Мы рады всем, кого приведет Дагда на свадебный пир наших детей!

Дагда был богом богатства, изобилия и веселья у "детей богини Дану", многие обычаи которых, как известно, сохранились в здешних местах и после арвернского Завоевания.

Никто даже не спрашивал имен у приехавших. Просто приглашали их повеселиться со всеми, точно эти знатные юноши и девушка были всем знакомы отроду.

По обычаю, родители жениха, деревенский староста с женой, подали гостям на огромном деревянном блюде, расписанном цветами и птицами, большой пирог с яблоками, накрытый вышитым полотенцем.

- Разделите с нами угощение, как подобает добрым людям! - пригласил староста.

- Почтем за честь для себя! - Карломан отведал пирог и передал кусочек Альпаиде, а за ними попробовали угощение Хродеберг и стражники.

Таким образом, приехавшие завязывали с хозяевами узы гостеприимства, которым покровительствовал сам Всеотец Вотан. Насколько знал Карломан, особа гостя считалась священной практически у всех народов, с самых древнейших времен. Но и самого гостя доверие хозяев ко многому обязывало, и, уж во всяком случае, он обязан был уважительно обращаться с теми, с кем разделил хлеб.

Теперь деревенские старейшины вздохнули с облегчением: гости оказались понимающими обхождение, хоть и господа! И староста с благодарностью проговорил, вместе с женой провожая их на танцевальную площадку, где находились молодожены:

- У нас сегодня свадьба! Сынок мой старший женится на дочке кузнеца, вот мы и празднуем всем миром. Благодарю вас, гости дорогие, что приехали разделить с нами радость! Поздравьте молодых, гости дорогие, пожелайте им благословения Фрейи.

Идя между старостой и его женой, Карломан с Альпаидой выразительно переглянулись. Случайно ли, что они, мечтая о собственной свадьбе, попали пока что на чужую?

- Для нас большая честь поздравить новобрачных! - произнес Карломан. - Да пошлют боги молодой паре счастья и любви до конца их дней, чтобы не знать ни препятствий извне, ни разлуки между собой! У нас найдутся и подарки для молодой четы!

И Альпаида проговорила задумчиво, ибо с некоторых пор стала понимать влюбленных и сочувствовать им, кем бы они ни были.

- Когда на земле встречаются пары, которым Норны присудили любить друг друга, Фрейя, Ездящая на Кошках, возжигает в их сердцах пламя. Но сердце - как печь: одно удержит и сохранит пламя жарким надолго, а в другом, плохо устроенном, оно быстро прогорит или ветер его задует. Я желаю от души, чтобы пламя любви в сердцах сегодняшних новобрачных горело всю жизнь!

- Да будет так! - воскликнула полная, румяная жена старосты, всхлипывая от материнской гордости.

А ее муж добавил:

- Нам посчастливилось принимать не простых знатных гостей, но необыкновенно знающих и мудрых для своих юных лет! Если вы дарите молодым благословение, пусть оно вернется к вам сторицей!

Одновременно зардевшись, Карломан и Альпаида, держащиеся за руки, ступили на настил, где танцевала молодежь. На миг перед ними расступились здешние молодые пары, почтительно приветствуя гостей. Музыка смолкла, и они оказались перед новобрачными - юношей и девушкой чуть старше них самих.

- Пусть Фрейя хранит вас всю жизнь! - вместе произнесли они.

Молодожены обменялись с ними взглядами и поклонились, желая, кажется, ответить им тем же пожеланием.

Но собравшаяся молодежь хотела плясать и веселиться, не очень-то прислушиваясь к речам. Увидев вошедших в круг юношу и девушку, все тут же закричали наперебой, приглашая их:

- К нам, к нам, гости дорогие! Порадуйтесь с нами за счастье новобрачных!

- Танцевать! Танцевать до упаду всем, кто молод душой и сердцем! - некоторые даже захлопали в ладоши, приглашая гостей на танец.

Переглянувшись, Карломан с Альпаидой прошли дальше по настилу. Музыканты тут же заиграли другую мелодию, быструю и залихватскую. Жених с невестой пошли в пляс, двигаясь в стремительном ритме, так что глаз едва поспевал за ними следить. Тут же за ними пошли и остальные, и на площадке для танцев закружился вихрь пестрых юбок, распустившихся волос, вскинутых рук, улыбок и сияющих глаз, высоко подскакивающих пар ног. Танец был деревенским, совершенно непохожим на принятые при дворе.

Но и Карломана, и Альпаиду захватило веселье, их влекла горячая, волнующая музыка. И они пустились в пляс со всеми, так легко и быстро, будто на их ногах выросли крылья. В первый миг Альпаида еще помнила, что ее платье для верховой езды не совсем удобно для танцев, и что на балах танцуют совсем не так. Но когда Карломан коснулся талии девушки, она тут же забыла обо всем, и они помчались в стремительном вихре, намереваясь, кажется, переплясать всех деревенских обитателей.

А тем временем те из деревенской молодежи, кому был пока чужд любовный пыл, горели другой, не менее благородной страстью - состязательной. Посреди луга в землю вбили совершенно гладкий столб, увенчанный резной лошадиной головой и до блеска натертый маслом. Самые ловкие здешние юноши пытались, обхватив столб руками и босыми ногами, взобраться по нему. Но каждый из них соскальзывал и падал на траву. А глашатай все продолжал зазывать желающих.

- Кто поднимется по столбу, тот получит награду - коня, во имя Эпоны, покровительницы атлетических игр! - кричал он, показывая на рыжего жеребца, которого держали под уздцы двое парней.

Хродеберг, глядя на скользкий столб, с которого как раз сполз очередной соискатель, решил попытать счастья. Конечно, не ради награды - на что сыну принца крови, племяннику короля, деревенский конь?! Но дух состязаний пробудился в юноше, захотелось попытать силы.

На всякий случай, Хродеберг огляделся по сторонам: позволят ли приезжему участвовать в состязаниях? Но верный Курт держался рядом с ним, и Хродеберг успокоился. И подошел к столбу, на котором состязались деревенские юноши.

33

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 27 Окт, 2023, 21:27:46 »

Благодарю, эрэа katarsis, эрэа Карса!

Очень надеюсь, что Гудула права и Амори ещё выйдет из темницы и дождётся ребёнка.

Бересвинду пока обыгрывают. Но так будет получаться не всегда, судя по всему.

По словам эрэа Menectrel, Амори де Раун еще дождется и увидит сына, которого назовут Хлодионом. Но, будучи оправдан судом за гибель короля, позднее погибнет от рук убийц.
Стоит ее соправителям-соперникам дать слабину - Бересвинда этим пользуется, чтобы усилить свою власть.

По воле авторов мы путешествуем во времени и попали в тот момент, когда погиб Хлодеберт VI. Смерть глупая, надо сказать. Видим юного короля Хлодеберта VII, который до основных событий "Чёрной Розы" не дожил. Кажется, что он мог бы быть лучшим правителем, чем его брат. Но что случилось, то случилось. А ещё видим противостояние Карломана с Дагобертом и Сигибертом с одной стороны и Бересвинды с другой. Причём будущая Паучиха ещё не знает, что  ей противостоят все трое. Гудулу жаль, хотя под покровительством Карломана её сын получит причитающееся ему наследство.
Никто ещё не знает, что ждёт впереди. Кроме авторов и читателей.

По воле авторов мы заглянем еще во многие яркие эпизоды из жизни наших героев. И многое станет понятнее.
К смерти Хлодеберта VI приложило руку проклятье вейл, что поделать. Если бы не Карломан, он погиб бы еще за год до того, от падения с коня (тоже не лучше).
Да, его и Бересвинды старший сын был самым одаренным из троих (там был еще средний брат, тоже недолго побывший королем). Но увы, ему судьба тоже отвела слишком мало времени.
Теперь мы видим, как складывались взаимоотношения между фактическими правителями с самого начала. Хотя ко времени основного сюжета Сигиберт давно на покое, а с Дагобертом у Паучихи дошло до открытого противостояния.
Возможно, Гудула и ее сын еще появятся в основном произведении. Там будет видно.
Авторы тоже далеко не все знают.

Деревенский праздник (начало)
(Май 782 года, Арверния, Кенабаум. Карломан/Альпаида, Хродеберг, Магнахар, Дагоберт)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Графу Карломану Кенабумскому и его возлюбленной супруге всю жизнь вспоминалось начало их любви. Тот счастливый виннемонат 782 года воистину стал для них, в их шестнадцать лет, месяцем любви. И много лет спустя уже зрелые Карломан и Альпаида, первые люди королевства и родители пятерых детей, порой обменивались выразительными взглядами и многозначительными улыбками, без слов вспоминая юность.

А тогда, в ту волшебную весну, спустя пару седьмиц после их первого поцелуя, после того, как они попросили у отца Альпаиды, принца Дагоберта, благословения на брак, молодая пара бродила как во сне. Они мечтали о том времени, когда дадут брачные клятвы у алтаря Фрейи и назовут друг друга возлюбленными супругами. Юный граф Кенабумский продолжал вникать в обязанности владетеля огромных владений, но видел сквозь них очаровательный лик кузины Альпаиды, ее пышные темные волосы, пахнущие жасмином. Сама же девушка брала в руки книгу, но самые смелые и прекрасные герои наделялись в ее воображении обликом ее кузена и жениха, Карломана. Когда они встречались, обменивались горячими взглядами, ласково касались рук друг друга. Имена, произнесенные любовным шепотом, звучали в ушах юноши и девушки сладчайшей музыкой на свете.

И вот, очередным утром Карломан находился в покоях вместе со своими родственниками, с которыми вскоре надеялся породниться еще теснее.

Дагоберт сидел в кресле за письменным столом, а напротив него устроился Карломан. Они обсуждали важные дела. Чуть поодаль в глубине покоев находились Альпаида и ее брат Хродеберг. Альпаида держала на коленях раскрытую книгу и делала вид, что читает. Но на самом деле слушала разговор отца с женихом.

Маршал запада ласково обращался к своему племяннику и будущему зятю:

- Ты хорошо потрудился в последнее время, Карломан! Ознакомился с обязанностями графа Кенабумского, узнал, чем живут твои владения, встретился со здешней знатью, своими вассалами. Теперь можешь и отдохнуть немного.

Карломан поглядел на дядю, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

- Да я и так достаточно веселюсь на балах здешней знати! - усмехнулся юноша, переглянувшись с невестой. Он представил себе, как пройдет его свадьба с Альпаидой, как весь Кенабум станет поздравлять их. Поглядел на девушку - тонколицую, с высоким лбом мыслительницы, под короной гладко уложенных черных волос, склонившуюся над книгой. Ах, хороша будет графиня Кенабумская!..

Дагоберт усмехнулся, проследив направление взора юноши.

- На сей раз речь идет о другом виде увеселений! Сегодня состоится праздник в деревне, лежащей близ Кенабума - женится сын одного из местных старейшин. Деревня эта велика и зажиточна, многие из ее уроженцев служат в твоем замке, как служили, еще когда Кенабум был столицей Арвернии. В прежние времена нередко кто-нибудь из нас, молодых принцев, приезжал в эту деревню на праздник в честь весны или в честь сбора урожая. По обычаю, они прислали приглашение тебе, своему молодому графу. Деревенские жители умеют повеселиться, поверь! Обычно они устраивают состязания, игры, представления разных легендарных событий. Все это, конечно, гораздо проще, чем на праздниках знати, но, поверь, бывает куда душевнее. Я советую тебе поехать. Народ больше любит правителя, которые разделяет с ним радость и горе, не держится надменно от своих подданных, замкнувшись в узком окружении, за стенами замка. Ты молод и так обаятелен, что наверняка легко расположишь к себе поселян.

Карломан немедленно понял, к чему клонит дядя. Едва он договорил, как юноша с готовностью воскликнул:

- Я охотно поеду, дядя Дагоберт! Селяне - тоже мой народ, и мне должно быть важно все, что у них происходит. Разделить с людьми праздник - лучший способ понять их, увидеть, каковы они на самом деле, когда не скованы почтением к вышестоящим. Кроме того, я вполне согласен с тобой: там и впрямь можно повеселиться от души лучше, чем в замке...

При этих словах юноша прервался и с беспокойством взглянул на сидевшую в кресле Альпаиду. А та, подняв над книгой голову, пристально взглянула на жениха, словно о чем-то встревожившись.

Обернувшись к Дагоберту, Карломан проговорил с извиняющейся улыбкой:

- Да, дядя, мне бы очень хотелось поехать! Но только если Альпаида будет сопровождать меня и разделит радость от деревенского праздника. Без нее мне было бы скучно. Кроме того, моей невесте тоже пригодится узнать свой народ, а им - ее!

Только безукоризненное придворное воспитание помогло Альпаиде удержаться от громкого вздоха облегчения. Едва зашла речь о деревенском празднике, ей стало обидно, что Карломан поедет туда без нее. Мысленно ей уже представлялись деревенские девушки, что станут улыбаться ему, приглашать на свои игры, танцы... Девушка мечтала сама повеселиться с Карломаном на деревенской свадьбе, и горячо, отчаянно надеялась, что он пригласит ее.

И юный граф Кенабумский оправдал лучшие надежды своей невесты. В этот миг у Альпаиды стало так тепло на душе, словно она была молодым деревцем, уловившим после долгой зимы первое дуновение весны.

Услышав просьбу Карломана, девушка обратилась к отцу, сложив руки в знак просьбы:

- Батюшка, ты позволишь мне поехать вместе с Карломаном на деревенскую свадьбу? Я обещаю тебе: со мной ничего не случится! Ведь эта деревня недалеко от Кенабума, значит, народ там должен быть благонадежным...

Ее брат Хродеберг весело засмеялся, глядя на сестру и Карломана.

- Батюшка, позволь и мне поехать с ними, прошу тебя! - воскликнул он.

Дагоберт оглядел своих детей и племянника, точно удивляясь, как быстро они выросли. Давно ли, казалось бы, он привез маленького Карломана из Чаор-на-Ри? И вот - перед ним сидел взрослый юноша, владетельный граф, готовый с честью занять почетное место среди первых вельмож Арвернии! И завоевал, между прочим, сердце родной дочери самого Дагоберта. Да и сама она удивительно быстро повзрослела, выросла в истинную принцессу крови. Было бы не стыдно отдать ее и за чужеземного принца, но, если Фрейя связала их с Карломаном сердца золотой нитью, но и Дагоберт, и его супруга могли только порадоваться за них. Правда, предстояло еще убедить иных старших родственников, коим подобало устраивать браки потомков Карломана Великого.

И маршал запада подмигнул сыну, в то время пятнадцатилетнему подростку, длинноногому и длиннорукому, по-юношески тощему от быстрого роста и постоянных движений. Хродеберг стремился стать таким же знаменитым воином, как его отец, и теперь усиленно постигал рыцарские навыки, упражнялся с мечом и копьем каждый день, в любую погоду.

И вот, отец обратился к нему:

- Хорошо, я разрешаю вам съездить на деревенский праздник! Оберегай свою сестру, Хродеберг!

- Да, батюшка! - ликующе воскликнул юноша, радуясь новым впечатлениям.

- Выбери небольшую, но надежную охрану, возьми с собой с десяток воинов, каких ты избрал бы, готовясь сопровождать свою сестру в более дальний путь, чем в соседнюю деревню, - посоветовал Дагоберт сыну.

Тот, мгновенно представив себя главой воинского отряда, посерьезнел, но про себя обрадовался еще сильнее.

- Будет исполнено, мой маршал! - по-военному вытянулся он. - Обещаю, я выберу лучших воинов, и сам буду во время праздника глядеть в оба!

- Вот и хорошо, - подытожил Дагоберт, и ласково поддразнил Карломана и Альпаиду, глядевших в это время друг на друга взорами, полными нежности: - Влюбленные ведь обычно ничего не замечают, кроме друг друга...

Юноша и девушка разом покраснели.

Затем Дагоберт продолжал:

- Кстати, советую вам не объявлять в деревне своих имен. Оденьтесь, как подобает знатным людям для сельского праздника, но держитесь, как обычные гости. Как это делали мы с братьями в свое время.

- Благодарю за совет! Мы сделаем вид, что заехали на свадьбу случайно, - пообещал Карломан. - Ведь мы хотим повеселиться вместе с поселянами, а не показывать, кто их господин... Итак, мы поедем, а ты не беспокойся за нас, дядя Дагоберт! Я сумею обезопасить свою невесту, хотя не думаю, чтобы ей могла угрожать опасность!

Маршал запада улыбнулся порывистому тону влюбленного юноши.

- Вы пока еще не объявлены женихом и невестой официально! Следует еще подготовить почву, чтобы мой царственный брат, Хильдеберт Строитель, дал разрешение на ваш брак. Как раз этим я и собираюсь заняться, когда вы уедете на праздник. На днях должны приехать в Кенабум принц Сигиберт с принцессой Дареркой, и их внук Магнахар. И я постараюсь заручиться поддержкой коннетабля и его супруги в вопросе вашего сватовства.

Лицо Карломана озарилось радостью.

- Дедушка Сигиберт с бабушкой Дареркой приезжают к нам? Да еще с моим братом Магнахаром? Я уверен, что они приедут, чтобы поздравить нас с Альпаидой, нашедших свою судьбу!

- Пока что они приезжают, чтобы поглядеть, как ты осваиваешься в своих новых владениях, - уточнил Дагоберт. - Но, не стану скрывать: я пригласил принца Сигиберта, еще и рассчитывая заполучить его в союзники ради вашего счастья. Если они с Дареркой способствуют переговорам с королем, у нас есть надежда убедить его благословить вас с Альпаидой. Иначе король может распорядиться вашими судьбами ради укрепления политических связей. Тебе, Карломан, он готовится посватать дочь норландского ярла, Рагнара Сына Ворона. Ну а для моей Альпаиды нетрудно будет найти достойнейшего жениха среди самых знаменитых чужеземных принцев, - при этих словах в голосе Дагоберта прозвучала нескрываемая отцовская гордость.

Услышав, какие возможности угрожают его счастью с любимой, Карломан подошел к Альпаиде, которая встала с кресла, оставив книгу. Он обнял невесту за талию, а она положила руку ему на плечо. И оба они пронзительно взглянули Дагоберту в самую душу.

- Мы любим друг друга! Нам будет счастье только вместе! - произнес Карломан, невольно вспоминая своего отца, что любил всю жизнь его прекрасную мать, а жениться был вынужден на Радегунде Аллеманской.

И Альпаида, сжав горячей рукой ладонь жениха, решительно проговорила:

- Если ты нас любишь, батюшка, значит, желаешь нам счастья! Значит, ты не сможешь погасить огонь, зажженный Фрейей в наших сердцах! Я бы могла пожертвовать любовью ради блага королевства и народа Арвернии, например, отдать свою руку бывшему противнику, чтобы заключить мир. Но ведь ни в чем таком Арверния не нуждается сейчас! Милостью всемогущих Асов, королевство живет в мире с ближайшими соседями и внушает уважение дальним. Значит, мы с Карломаном, как второстепенные потомки королвского рода, можем пожениться без вреда для всех. Я прошу тебя, батюшка: и ты, и дядя Хлодеберт, и дедушка Сигиберт, сплотитесь ради нас сообща, убедите короля благословить нас!

Глядя на красивую молодую пару, так отважно и вместе с тем так разумно боровшуюся за свое счастье, Дагоберт не мог скрыть родительской гордости. Ему пришло в голову, что в супружеском союзе Карломан и Альпаида и для королевства сделают куда больше, чем порознь.

- Я приложу все старания, чтобы помочь вам! Для того и пригласил сюда своего дядю, принца Сигиберта, с семьей, - пообещал маршал запада. - Поезжайте же спокойно на деревенский праздник и не тревожьтесь ни о чем! Я верю: боги за вашу любовь!

- И большая часть родни! - широко улыбнулся Хродеберг. Для него в происходящем не было никаких сомнений; юноша горячо любил свою сестру и своего кузена Карломана, а теперь его преданность им как бы удваивалась. Кивнув отцу и получив дозволение, Хродеберг подошел к молодой паре и встал рядом с ними.

Дагоберт кивнул им, отпуская:

- Ну, теперь можете идти! Желаю вам хорошо повеселиться на деревенской свадьбе!

И вот, немного позднее, Карломан, Альпаида и Хродеберг в сопровождении десятка воинов поехали верхом в соседнюю с Кенабумом деревню, где играли свадьбу.

34

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 26 Окт, 2023, 21:56:50 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Понятно, значит, тогда Карломан ещё не знал о проклятьях.

На тот момент еще не знает или не убедился вполне в его действии. Теперь уже можно заподозрить, что короли Арвернии стали гибнуть так часто не случайно. Хильдеберт Строитель умер в 40 лет от депрессии, как и его сын. Хлодеберт Жестокий погиб в таком же возрасте на войне. То и другое еще можно принять за случайное совпадение. Но вот и брат Карломана погиб в возрасте 34 лет. Тут уже есть о чем забеспокоиться сведущему в магии человеку. Ну а когда и старшие сыновья брата умрут совсем молодыми, как и маленькие внуки мужского пола, сомнений в проклятье вейл уже не останется.

Начинается. И это при том, что как раз все остальные заботятся о сохранении законности в стране, и только она - лишь о собственной мести.

Ну чего еще можно ждать от Бересвинды? Образ ее мышления нам уже известен.

Триумвират (окончание)
(Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Итак, размышляя о том, что коннетабль, принц Сигиберт, ныне рушит ее замыслы мести убийце короля, Бересвинда Адуатукийская продолжала гулять по королевскому саду.

И вдруг она почувствовала на себе пронзительный взгляд, до боли знакомый ей. Обернувшись, она увидела Хродеберга, сына маршала Дагоберта, что остановился возле садовой скамейки. Он помог присесть своим матери и сестре, а сам остановился рядом, стоя возле скамейки. Поправил пелерину на плечах матери, принцессы Герберги, подал Альпаиде ее сумочку.

- Благодарю тебя, сынок! - улыбнулась супруга Дагоберта. - Какая прекрасная сегодня погода! Не хочется никуда уходить из сада.

- Мы с матушкой еще побудем здесь, - ответила Альпаида, графиня Кенабумская. - Ступай к отцу, брат, пока мы дышим свежим воздухом.

Хродеберг, поклонившись матери и сестре, направился по тропе в сторону отступившей за клумбу королевы.

Бересвинда в мгновение ока решила перехватить его. Хотя еще не знала точно, для чего он может быть ей полезен. Ей просто была нужна поддержка ее преданного и благородного рыцаря. Она знала, что Хродеберг любит ее, всю жизнь, с самой юности. И втайне гордилась его вниманием, радовалась, что, даже не прикладывая намеренных усилий, завоевала его любовь.

И Бересвинда вышла навстречу своему рыцарю, что столько раз прославлял ее имя на турнирах.

Они встретились на тропинке напротив гранатового дерева, на котором наливались соком крупные темно-розовые плоды, полные сочных зерен.

- Здравствуй, Хродеберг! - проговорила вдовствующая королева с выражением тихой печали на лице. - Ты куда-то спешишь?

- Государыня! - глубоко вздохнул Хродеберг, глядя на вдову своего царственного кузена с глубокой, устоявшейся тоской. Поклонился ей и учтиво поцеловал протянутую Бересвиндой руку. - Я направлялся к отцу, но ради тебя охотно задержусь. Ибо я всегда к твоим услугам, моя госпожа!

Бересвинда кивнула и обратилась к нему, ласково, но сохраняя дистанцию:

- Прошу тебя, мой рыцарь, проводи меня до моих покоев во дворце! В городе нынче неспокойно, горожане взволнованы гибелью короля, а также тем, что им, по воле нашего коннетабля, не позволили отомстить его убийце!.. Кто-нибудь из недовольных может проникнуть и за ограду замка... И само по себе твое присутствие, мой верный рыцарь, утоляет боль утраты...

Хродеберг с горячо бьющимся сердцем протянул своей королеве руку, и она, опершись на нее, обрадовалась, чувствуя его горячее прикосновение. Они медленно направились, сперва через сад, а затем - по переходам замка, в сопровождении двух фрейлин. По дороге они беседовали, сперва на нейтральную тему. Но затем Бересвинда спросила у Хродеберга:

- Скажи мне, любезный герцог Блезуа: что ты думаешь о моем царственном сыне?

Сын Дагоберта ответил без тени сомнения:

- Король замечательно для столь юных лет справляется со своими обязанностями и быстро осваивается при помощи советников, знающего коннетабля Сигиберта и мудрого графа Кенабумского.

В это время они вошли в замок и направились дальше через анфилады комнат.

Стремительно размышляя про себя, королева Бересвинда уже сообразила, как ей можно сместить Сигиберта с поста коннетабля, и на кого при этом можно опереться. Одновременно с тем она желала заручиться поддержкой семьи Хродеберга. С ее верным рыцарем все было ясно, он продолжал любить ее так же горячо, как в юности. Но Бересвинда не забывала, что его отец - принц Дагоберт, маршал запада, а майордом, граф Кенабумский, единокровный брат ее покойного мужа, женат на дочери Дагоберта.

И она начала разговор издалека:

- Что касается коннетабля, то он стар и слаб здоровьем. Он тяжело пережил гибель моего царственного супруга, и очень постарел в последние месяцы. Если случится война, принц Сигиберт вряд ли сможет командовать войсками. Уже в последнее время большую часть обязанностей коннетабля исполняет твой отец, принц Дагоберт. Не так ли? - обратилась Бересвинда к Хродебергу.

Он с готовностью кивнул своей королеве.

- Принцесса Дарерка все сильнее тоскует о своей родной Арморике... А принц Сигиберт действительно в последнее время все больше полагается на моего отца. Почти все последние распоряжения коннетабля ныне исполняет маршал запада.

Бересвинда Адуатукийская уловила ниточку, за которую можно ухватиться. И попросила собеседника: 

- Передай своему почтенному отцу, герцог Хродеберг, что я весьма ценю его заслуги перед королевством! И по справедливости, и знатностью рода он уже давно достоин быть первым из полководцев Арвернии! Что же касается Сигиберта, то он один из старейших коннетаблей за всю историю, не так ли?

- Это верно, государыня, - кивнул Хродеберг. - Ты прекрасно изучила историю Арвернии!

- Я изучила все, что необходимо для блага моего семейства, - с этими словами Бересвинда задумчиво проговорила: - Должно быть, принцесса Дарерка остается в Арвернии только из любви к мужу. Так и подобает супруге...

Она вздохнула, так чтобы Хродеберг в очередной раз посочувствовал ей, молодой вдове. И в это время они приостановились у дверей покоев королевы. Замерев, она пристально поглядела в глаза сыну Дагоберта.

- Благодарю тебя за помощь, герцог Хродеберг! Я буду благодарна еще сильнее, если ты подскажешь мне, где я смогу встретиться с твоим почтенным отцом для важного совета...

Хродеберг поклонился ей и ответил:

- Государыня, мне известно, что мой отец будет рад оказать помощь своей царственной названой племяннице! И он сможет побеседовать с тобой завтра в полдень, в картинной галерее дворца.

Бересвинда улыбнулась и протянула своему верному рыцарю руку, которую тот почтительно поцеловал.

***

В тот же день граф Карломан Кенабумский, майордом Арвернии, находился в своих покоях в Западной башне. Сидя за обширным письменным столом, он просматривал документы, разложенные в понятном ему одному порядке. Но вдруг поднял голову, ожидая чего-то.

И лишь спустя некоторое время послышались легкие женские шаги. Но Карломан уже заранее почувствовал приближение возлюбленной супруги. И действительно, вскоре вошла Альпаида через открытую дверь смежной комнаты.

Она подошла к мужу, а он обернулся к ней в ожидании, что она поведает ему.

Альпаида не разочаровала супруга: подойдя, проговорила деловитым голосом:

- Все получилось! Королева Бересвинда заглотила наживку.

Карломан улыбнулся жене, радуясь, что она рядом с ним не только в семейной жизни, но и совместно радеет за интересы королевства.

- Хорошо! Правда, это лишь начало, - произнес он, поднявшись из-за стола.

Супруги взялись за руки, продолжая беседу.

- Королева Бересвинда привыкла во всем быть первой, и никому не уступит своего места, - задумчиво произнес Карломан. - Теперь она уверена, что дедушка Сигиберт препятствует ей править Арвернией... Горе тому, кого она сочтет соперником!

Альпаида кивнула, соглашаясь с мужем, и тут же добавила свои аргументы, кое-что припомнив:

- Я на своем опыте еще в юности поняла, что Бересвинда мстительна и злопамятна... Когда она, еще молодой принцессой, приняла тебя за своего жениха, кузена Хлодеберта, и успела приревновать ко мне, принялась изощренно изводить меня, из-за которой попала в глупое положение. И лишь когда я уехала в замок своего отца, где находился и ты, в качестве его оруженосца, Бересвинда позабыла обо мне.

- Я не удивляюсь тому, - заверил Карломан. - Но, если все пройдет, как я задумал, то королева-мать окажется на первом месте в регентском совете формально, однако фактически будем править до совершеннолетия короля твой отец и я. Так, кстати, больше соответствует законам Карломана Великого: править Арвернией полагается прямой мужской линии.

- Желаю вам удачи, - улыбнулась Альпаида мужу. - Что же до королевы Бересвинды, то прежде всего она - все-таки мать, любящая своего царственного сына и младших детей. Возможно, она пойдет на компромисс ради влияния на короля?

- Возможно, и пойдет, чтобы сохранить большую часть власти, поступившись определенной долей ее, - с сомнением отозвался майордом. - Но править Бересвинде в одиночку мы не дадим! Ты помнишь, Альпаида, как образовались триумвираты правителей в древней Марции?

Его высокообразованная супруга кивнула:

- Триумвираты устраивали полководцы, делившие между собой власть над государством. И делалось это в тех случаях, когда ни один из них не был настолько силен, чтобы победить всех других, но силы их были приблизительно равны. Они заключали договор о полномочиях и управляли совместно, но в то же время сдерживали друг друга. Один правитель был бы непомерно могуществен. Двое незамедлительно перессорились бы между собой. А трое создают равновесие.

Карломан улыбнулся.

- Мне посчастливилось обрести самую знающую супругу в Арвернии! Ну что ж: опыт прежних поколений бывает полезно учесть. Не с нас начиналась история, не нами она и закончится. Итак, мы создадим триумвират! Королева Бересвинда будет нам даже полезна в регентском совете. Я же стану посредником между ней и твоим батюшкой. Если у нас все получится, мы разделим власть между королевой Бересвиндой, твоим отцом и мной. На благо короля и Арвернии!

- Да хранят вас боги, и пусть они помогут вам осуществить все, что вы задумали, - пожелала мужу Альпаида.

Карломан с супругой стояли у стола, глядя друг на друга сияющими глазами. Они были истинной парой, горячо любили и были достойны друг друга.

Граф Кенабумский прикоснулся обеими руками к волосам жены, пахнущим жасмином, ниспадающим ей на плечи тяжелым черным каскадом.

- Ты, как всегда, прекрасна, любовь моя! - с глубоким чувством проговорил Карломан. - Благодарю за все, чем ты помогаешь нашему делу со своей стороны!

В свою очередь, Альпаида гладила мужа по широким плечам, наслаждаясь взаимными ласками. Но не забывала о важных делах.

- Сегодня мы с матушкой ездили с благотворительными целями в приют для сирот. А завтра к полудню поедем в тюремный замок, взяв с собой бедняжку графиню де Раун, чтобы она смогла повидаться с мужем.

Карломан улыбнулся в ответ.

- Завтра как раз в это время королева Бересвинда встретится с твоим отцом. И ей будет некогда следить за Гудулой де Раун. Во всяком случае, она не узнает сразу о встрече графини с мужем.

И супруги переглянулись, ожидая последующих важных событий при Дурокортерском дворе.

***

На следующий день королева Бересвинда встретилась с маршалом запада, принцем Дагобертом, в картинной галерее. Ее сопровождала графиня де Кампани, супруга канцлера и статс-дама. А у дверей стоял Хродеберг, пришедший вместе с отцом. Он глядел при этом горячим взглядом на Бересвинду, которая владела его помыслами всю жизнь.

А Бересвинда с Дагобертом, расхаживая среди картин и портретов знаменитых людей прошлого, беседовали между собой, осторожно и дипломатично, как подобало государственным людям.

- Я призвала тебя, чтобы похвалить за твои заслуги перед королем и Арвернией, первый принц крови, маршал Дагоберт! - вкрадчиво произнесла Бересвинда. - Я хочу, чтобы ты знал, что я высоко ценю твои заслуги.

- Меня это весьма радует, - кивнул Дагоберт. - Вижу, что ты, как подобает истинной правительнице Арвернии, находишь время, чтобы замечать все, что происходит!

- Я обязана следить за всем, ибо я - мать, а мой сын еще очень молод, - Бересвинда скромно опустила глаза. - К сожалению, рядом со мной, в регентском совете, все еще возникают противоречия. Есть люди, что настраивают моего царственного сына против меня ради собственного властолюбия! Мне необходимы верные соратники. Я от всей души надеюсь, что именно ты, принц Дагоберт, станешь коннетаблем, когда твой престарелый дядя уйдет в отставку.

Брат двух королей тонко улыбнулся.

- Достойных полководцев в Арвернии немало. Скажем, мой кузен, маршал Хлодомер, сын Сигиберта... Если бы ты, государыня, поручилась, что жезл коннетабля перейдет именно в мои руки, я отблагодарил бы тебя поддержкой в будущем. Ты, как подобает, будешь стоять во главе регентского совета и воспитывать юного короля. Со своей стороны я обещаю поддерживать тебя в случае необходимости военной силой, связями и золотом, если они потребуются.

Торжествующие огоньки вспыхнули в глазах Бересвинды. И она мужским жестом протянула руку Дагоберту, который пожал ее, не как даме, а как политическому союзнику.

- Я полагаю, мы будем полезны друг другу, принц Дагоберт, будущий коннетабль! = заверила она.

Таким образом договорились между собой Лис и та, кого вскоре прозовут Паучихой, собираясь разделить власть над Арвернией. Но Бересвинда, считающая себя самой умной, не подозревала, что все было подстроено Карломаном, Дагобертом и Сигибертом.

***

А пока в королевском дворце происходила эта важная беседа, в тюремный замок приехали с благотворительным визитом Герберга и Альпаида, под охраной барона де Триньи и в сопровождении его дочери, Гудулы де Раун.

Пока обе знатные дамы беседовали с начальником тюрьмы о распределении привезенных подарков, тюремные стражи, поставленные Дагобертом для охраны графа де Раун, проводили Гудулу к ее мужу.

Молодая женщина едва не отшатнулась, приблизившись к камере, отгороженной решеткой. Навстречу ей поднялся ее муж, Амори, бледный, растрепанный, с отекшими от усталости глазами. Он почти до неузнаваемости изменился с тех пор, как они виделись в последний раз.

Увидев жену, Амори простонал, ухватившись обеими руками за прутья решетки:

- Гудула! Откуда ты здесь? Как ты сюда попала?

Молодая женщина протянула к нему руки и быстро заговорила, захлебываясь словами:

- Мне помогли встретиться с тобой принцесса Герберга и графиня Кенабумская! Я беседовала с королем! Он пообещал мне, что твое дело будут разбирать беспристрастно и по справедливости! Тебя охраняют день и ночь, чтобы с тобой ничего не случилось! Ты слышишь, Амори? Тебя еще могут оправдать!

Граф де Раун взглянул на жену отчаянным взором, который она помнила всю свою жизнь.

- Гудула, я клянусь тебе Мировым Древом: я не хотел убить короля! Это произошло невольно! Мое копье не должно было поразить государя! Расскажи об этом нашему сыну или дочери! - он взглядом, полным горечи, скользнул по чреву жены, носящей будущее дитя.

На глазах у Гудулы выступили слезы.

- У нас будет сын! Амори, ты слышишь? Граф Кенабумский сказал об этом, а он знает такие вещи лучше любого жреца... Амори, король поручил наши владения в опеку графу Кенабумскому! Значит, ты можешь не бояться за нашу семью! У нас все будет хорошо! И тебя непременно оправдают!

По губам графа де Раун скользнула бледная улыбка. В отношении себя он уже мало надеялся на лучшее, ибо знал, что королева-мать желает его гибели. Но он тревожился всей душой за жену и будущего ребенка. И ему стало легче, когда Гудула заверила, что о них есть кому позаботиться.

Наклонившись к супруге, он поцеловал ее руки, протянутые сквозь решетку. Прутья были столь узки, что только женские руки и могли протиснуться между ними, а сам он не мог просунуть к ней рук.

- Прошу тебя, Гудула: назови нашего сына значимым именем, в честь одного из героев Арвернии... Например, Хлодионом!..

Молодая женщина поспешно закивала.

- Ты еще выйдешь из темницы, Амори, сам дашь имя нашему сыну, возьмешь его на руки!..

Граф де Раун устало прикрыл глаза.

- Только Норны знают это... Благодарю тебя, Гудула! Да хранят боги твоих покровителей!

Она, заливаясь слезами, кивала ему, обещала, заверяла, что все будет хорошо.

Так прошла трогательная встреча в темнице.

***

А вечером в покоях графа Кенабумского произошла другая супружеская встреча. Там Карломан с Альпаидой могли спокойно обсудить все, что узнали за день.

Альпаида сообщила мужу:

- У нас все прошло хорошо, насколько это можно сказать! Графиня де Раун встретилась со своим мужем, так, чтобы никто не узнал. Она сказала, что граф клянется Мировым Древом: он не хотел крови короля!

Карломан кивнул в ответ.

- Я и прежде не сомневался, что на турнире произошел несчастный случай. Будем надеяться, что и остальные судьи этому поверят!.. Ну а у нас тоже хорошая новость. Отныне королева Бересвинда станет добиваться, чтобы жезл коннетабля как можно скорее получил твой отец. Она верит, что он будет обязан ей своим назначением, и что она сможет использовать его.

Альпаида тонко улыбнулась, став в этот миг особенно похожей на своего отца, Дагоберта Лиса.

- Ну-ну, пусть она думает! Я верю: наш царственный племянник разберется, к кому прислушиваться, когда он станет взрослым!

Карломан негромко засмеялся и поцеловал жену в скулу, приобняв за плечи, радуясь теплу ее тела, нежности прикосновений под тонкой тканью траурного платья. Альпаида качнулась вперед и прижалась к мужу, радуясь его близости.

Карломан и Альпаида были счастливы в такие вечера наедине, после полного тревог дня. А тревог при Дурокортерском дворе, да еще при малолетнем короле и его честолюбивой матери, было немало! И сейчас супруги всей душой надеялись на успех замысла Карломана. Они надеялись, что он сможет создать триумвират правителей, дабы установить равновесие сил во главе Арвернии. Надеясь на лучшее, они старались обсудить все вероятности, чтобы ничто не могло пойти не так. Не следовало недооценивать возможного противника.

Так складывались обстоятельства в 797 году от рождения Карломана Великого, когда решалось, кто будет править Арвернией при юном короле Хлодеберте VII.

35

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 25 Окт, 2023, 20:58:47 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Забавно, что даже королю приходится изворачиваться, делая вообще-то доброе дело, чтобы мама не ругалась.
То, что зверей увезли подальше - это хорошо. Жаль, графа де Раун никуда не увезёшь.

Король все-таки несовершеннолетий еще. А мать - одна из регентов при его правлении. Приходится слушаться, а если увиливать от повиновения ей, то тайно.
До графа де Раун Бересвинда все равно доберется позднее, даже после того, как его оправдают.

Триумвират (продолжение)
(Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

На следующий день после произошедших событий, в кабинете майордома беседовали Сигиберт и Карломан. Они собрались здесь после очередного собрания регентского совета, где королева-мать вновь пыталась влиять на своего царственного сына.

Майордому с коннетаблем было о чем побеседовать. Среди происходящего в последнее время одно вызывало у них радостное удовлетворение, другое - величайшую тревогу.

- Королева Бересвинда дорвалась до власти, и стремится влиять на короля, - усталым голосом проговорил Сигиберт. - Во время сегодняшнего совета она тонко старалась воздействовать на него, чтобы государь делал то, чего она от него желает.

Карломан усмехнулся, и зеленые глаза его ярко блеснули.

- Однако я заметил, что наш юный король не очень-то поддается чужому влиянию, хотя бы и своей матери! Он почитает Бересвинду Адуатукийскую, как подобает сыну чтить свою мать, однако не идет слепо у нее на поводу. Хлодеберт умеет думать. Я верю: у нас скоро будет настоящий король, достойный занимать престол Карломана Великого! Мы можем помочь ему сейчас научиться править, а затем он встанет на собственные ноги, - граф Кенабумский горделиво улыбнулся, радуясь за своего царственного племянника. Лишь где-то в глубине души холодной змейкой скользнула тревога: что-то в последние годы стали слишком недолговечны короли Арвернии... Однако он постарался отогнать эту мысль, опасаясь ее.

И Сигиберт, не зная тайных опасений Карломана, улыбнулся и кивнул в ответ.

- Ты прав, Карломан! Я пережил, по воле богов, многих королей Арвернии, и вижу, что у Хлодеберта хорошие задатки. Он будет истинным правителем, а не сыном своей матери... Только нам сейчас необходимо потрудиться, чтобы королевство не пошатнулось до его возрастания!.. - и престарелый коннетабль устало прикрыл глаза.

Карломан с сочувствием взглянул на сидящего перед ним старца. Тот выглядел совершенно изможденным после недавнего совета.

- Конечно, тебе сегодня пришлось нелегко, - посочувствовал он старику. - Бересвинда разгневана, и вымещала сегодня свой гнев на тебе, за то что ты отдал новые распоряжения без ее ведома.

Сигиберт кивнул седой головой. И решил поделиться с Карломаном своими тайными стремлениями.

- К счастью, я могу, если потребуется, с легким сердцем оставить свой пост. Я глядел в последнее время, как Дагоберт исполнял многие важные поручения, касающиеся войск. Он уже сейчас выполняет все больше обязанностей, с которыми мне становится трудно справляться.

Майордом пристально взглянул на старца, не желая ничем влиять на его решение. Никто, кроме самого Сигиберта, не вправе был решить, как распорядиться его судьбой.

- Принц Дагоберт - один из достойнейших мужей Арвернии, талантливый полководец и муж совета, - осторожно проговорил майордом. - Ты знаешь, что я чту его не только как своего дядю и тестя, но и как опору Арвернии.

Сигиберт кивнул, соглашаясь с Карломаном. Все для себя решив, он проговорил:

- В таком случае, лучшее, что я могу сделать - это выйти в отставку, передав жезл коннетабля Дагоберту! Моя Дарерка тоскует по Арморике, а сам я трезво оценивалю собственные возможности. Если случится война или мятеж - от чего пусть хранят нас великие Асы! - я уже не смогу справиться с ним. Арвернам необходим коннетабль помоложе. Да и в регентском совете - тоже.

Карломан немного поразмыслил, а затем с глубоким уважением склонил голову перед сидевшим напротив него старцем.

- Ты принял поистине мудрое решение, дедушка! Далеко не каждый сможет уйти вовремя. Мы объявим королю твое решение, и ты получишь свободу.

- Я еще в прошлом году хотел уйти со службы, - доверительно произнес Сигиберт. - Однако обстоятельства вынудили меня остаться на своем посту. Когда твой царственный брат был ранен при падении с коня, ты сделался регентом, и я обязан был помогать тебе. Коней на переправе не меняют. Но теперь, я чувствую, пришло время! Не хочу загораживать путь Дагоберту.

- Пусть сложится, как ты решил, - пожелал ему Карломан. - Ты уедешь с бабушкой Дареркой в Чаор-на-Ри, к моим родным. При необходимости поможешь им управлять Арморикой, ведь тебя высоко чтут как арверны, как и "дети богини Дану". Там все, кто вам дорог. И дядя Хлодомер станет навещать вас по мере возможностей, а также я и Магнахар. Да и мои сыновья, особенно средние, проводят в Чаор-на-Ри больше времени, чем в Дурокортере или в Кенабуме.

При этих словах названого внука, старый коннетабль тихо улыбнулся. Он уже предвкушал, как доживет спокойно остаток своих дней в Арморике, среди родных.

Так они беседовали с Карломаном - душевно, как подобает деду со внуком, и одновременно серьезно, как два государственных мужа. И младший из них был исполнен искреннего почтения к старшему, а старший уважал младшего, как равного себе, и гордился, что и в молодом поколении есть муж, достойный править Арвернией, так что можно доверить ему оберегать юного короля и все королевство. И одновременно Сигиберт гордился Карломаном не меньше, чем своим кровным внуком Магнахаром, и про себя отмечал, что и его заслуга имелась в воспитании пасынка Теодеберта, и он тоже сделал все, что мог, чтобы нынешний майордом Арвернии стал тем, кто он ныне! Что ж, если каждый человек обязан вырастить достойного наследника, тогда Сигиберт вправе был считать, что сделал все возможное. И Дагоберт, и Карломан были его воспитанниками.

И старец проговорил с глубоким уважением, к которому примешивалось, пожалуй, потаенное чувство вины:

- Каждому свое время! И я спокойно уступлю Дагоберту пост коннетабля, не сомневаясь, что он справится гораздо лучше, чем по силам нынче мне. Это касается и военных обязанностей, и участия в регентском совете. Королева Бересвинда, похоже, хотела бы править от имени своего царственного сына единолично. Но вы с Дагобертом сумеете укротить ее и помочь мальчику сделаться настоящим королем. Я верю в вас! Хотя вам, вероятно, придется нелегко.

Видя, насколько состарился Сигиберт в последнее время, каким усталым он выглядит, Карломан вынужден был одобрить его желание уйти на покой. Однако при этих словах во взгляде майордома блеснули изумрудные огоньки, как всегда бывало, когда он замышлял нечто важное. И он проговорил, накрыв ладонью высохшую руку старца, лежащую на столе:

- Подожди с объявлением об отставке, дедушка Сигиберт! Сперва окажи важную услугу, прошу тебя! Есть замысел, что поможет нам ограничить власть королевы-матери. Но необходима твоя поддержка. Вот когда мы осуществим его, подашь в отставку!

И Карломан, наклонившись к старику, проговорил ему на ухо, что именно он задумал совершить. Сигиберт сосредоточенно слушал майордома, затем кивнул головой и чуть заметно улыбнулся.

- Хорошо, Карломан! Мы сделаем все, как ты задумал. А после я уступлю свое место Дагоберту. Это значит, что Бересвинде придется впредь считаться с ним и с тобой.

- Надеюсь, что так, - усмехнулся майордом. - Королева-мать станет тянуть в одну сторону, мы - в другую. А король окажется между нами. Ему придется выбирать среди своих советников, много думать и многому учиться, принимать решения самостоятельно. Нелегкая школа для пятнадцатилетнего мальчика! Но становления настоящего короля стоит любых усилий. Сидя у материнской юбки, не научишься править королевством.

Сигиберт был полностью согласен с названым внуком.

- Пусть будет так! Я помогу вам осуществить задуманное. А уж затем можно и на покой. Моя старость действительно будет спокойной, ибо я увижу, как вы с Дагобертом будете самыми влиятельными людьми в Арвернии и приложите все старания. Только вам под силу воспитать молодого короля, даже если его мать станет косо глядеть на ваши начинания.

И оба государственных мужа пожали друг другу руки, исполненные надежд на лучшее.

***

А тем временем, королева Бересвинда Адуатукийская пребывала в ярости. После заседания регентского совета, где коннетабль, принц Сигиберт, огласил меры, принятые им для защиты цареубийцы, графа де Раун, вдоствующая королева все никак не могла успокоиться. Она вновь спустилась с двумя самыми доверенными фрейлинами в сад, но и яркие краски начала осени не смягчали ее гнева. Крупные, огненно-алые цветы недавно распустившейся розы казались Бересвинде пятнами свежей крови. Ей тут же вспомнилась кровь ее супруга, грозным потоком хлынувшая из раны на песок ристалища. И только кровь его убийцы, что прольется на эшафоте, могла смыть ее. Но именно этого не дозволял Сигиберт, поручив страже охранять цареубийцу! Так что Бересвинда не могла отомстить за мужа ни кинжалом, ни веревкой, ни ядом.

И вот, она расхаживала по саду, бросая по сторонам злобные взгляды и мысленно кляня Сигиберта на чем свет стоит. Зубы ее яростно сжимались, а кулаки стискивались с такой силой, что ногти оставляли глубокие выемки, вонзаясь в ладони.

"Будь проклят выживший из ума старик, что желает сохранить жизнь убийце короля, да еще ни во что не ставит меня, королеву-регента! Какое впечателние произвело бы на всех, если бы народ Арвернии взял правосудие в свои руки и растерзал бы графа де Раун! Или он умер бы в тюрьме, словно пораженный гневом богов, что судят неотвратимее людей! А его жена, некогда красовавшаяся при дворе, оказалась бы опозорена на всю жизнь!.. Но нет: теперь  придется полагаться на суд слабых, нерешительных людей, что готовы, чего доброго, пощадить того, кто пролил королевскую кровь! Хуже того: старик возражает мне при моем царственном сыне, чтобы и Хлодеберт привыкал слушать своих коварных советников, а не родную мать! О, боги, как трудно, оказывается, одинокой вдове сохранить королевство для своего сына!"

Отныне Бересвинда ненавидела Сигиберта, что посмел встать между ней и ее местью. Она желала жестокой казни для графа де Раун. Только месть за погибшего супруга могла утешить вдовствующую королеву. Еще сильнее, пожалуй, она стремилась отомстить Гудуле, своей бывшей сопернице. Та, что некогда чуть не отняла у нее Хлодеберта, должна была страдать! Бересвинда желала, чтобы графиня де Раун тоже сделалась вдовой, чтобы имя ее вовек было опозорено, и не нашлось бы на белом свете человека, что протянул бы ей руку помощи! Пусть она родит своего ребенка во всеми забытом темном углу, где не найдется никого, кто купился бы на ее белокурые локоны и хлопанье наивных голубых глазок! Тогда королева Бересвинда сочла бы достаточной свою местью за убийство ее царственного супруга, и за собственную свою давнюю обиду, что причинила ей бывшая соперница.

И вот - Сигиберт, что обязан править вместе с ней до совершеннолетия ее сына, украл у нее месть! Бересвинда не могла такого стерпеть, это было нарушением ее священных прав.

Что ж, вдовствующая королева никогда не смирялась с поражением! Она твердо намеревалась добиться в суде, чтобы графа де Раун четвертовали за убийство короля. Если же суд признает, что на ристалище произошел несчастный случай, она совершит свою месть иначе. Любой, кто прольет кровь короля, нарочно или случайно, должен быть наказан!

Но сегодня Бересвинда гневалась даже не на злосчастного графа де Раун и не на его супругу. Главным препятствием для нее теперь стал Сигиберт, что посмел вставлять ей палки в колеса. Он распоряжался так, словно ее не было на свете, возражал ей при ее царственном сыне. Старика все еще почитали за значимые военные победы в прошлом, и не видели, что его время миновало. Даже ее царственный сын, к сожалению, прислушивался к живому пращуру рода больше, чем следовало. Утвердил Хлодеберт же его приказ охранять убийцу своего отца!

Поначалу Бересвинда просто злилась, но затем в ее голове начала вызревать мысль, что от Сигиберта следует избавиться, так или иначе, свергнуть его или устранить. Ибо двоевластие в регентском совете было слишком опасно. Бересвинда не могла допустить, чтобы ее царственный сын прислушивался к чужим советам. Она была уверена, что лишь она одна искренне заботится о благе Арвернии и молодого короля, тогда как все остальные стремятся лишь к власти ради себя самих. И потому иное мнение, нежели ее собственное, в ее глазах непременно должно было оказаться ненужным, и даже пагубным для ее мальчика.

А если так, то в борьбе за благо королевства допустимы все методы, - рассуждала Бересвинда. Если она будет вынуждена устранить Сигиберта, боги поймут королеву-мать, на плечах которой лежит будущее малолетнего сына, и одновременно - судьба Арвернии! Все, что мог коннетабль сделать полезного, он сделал давным-давно. Все его советы - просто голос беспомощной старости. Они могли только помешать молодому королю, первый долг которого - отомстить за своего отца.

Так настраивала себя королева Бересвинда против коннетабля Арвернии, еще не ведая, что Сигиберт готов уйти с этой должности и передать своему племяннику, Дагоберту Лису, не только жезл главнокомандующего, но и противостояние с ней, королевой-матерью, которую в скором будущем станут называть Паучихой.

36

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 24 Окт, 2023, 21:55:34 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Хлодеберт, похоже, уже в 15 лет лучше знал мамушку, чем братец даже теперь. И принял меры. Хотя, я думаю, Карломан и так не выпустил бы Гудулу из виду и не дал Бересвинде её сожрать. Но с прямым поручением короля ему будет легче. Думаю, под защитой Карломана за Гудулу можно не бояться.

Он действительно был самым одаренным из братьев, и к тому же самым независимым. Его, как наследника, и воспитывали несколько по-другому. Младшие братья гораздо больше находились под влиянием матери.

Триумвират (продолжение)
(Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Что ж, король и майордом помогли Гудуле решить ее проблемы. Но осталась еще одна: как помочь графине встретиться с ее заточенным в темницу мужем, не привлекая внимания королевы Бересвинды?..

Юный король растерянно переглянулся со своим дядей и майордомом. Хлодеберт чтил матушку, однако сознавал без иллюзий, на что она может быть способна. Он надеялся, что Карломан, с его опытом и влиянием, придумает что-нибудь буквально на ходу.

А граф Кенабумский уже решил, чем следует помочь Гудуле. И, встретив взор царственного племянника, он проговорил негромко и размеренно:

- Государь, я хотел сказать тебе, что мой тесть, принц Дагоберт, желает поговорить с тобой. Кажется, дамы нашей семьи задумали некое важное мероприятие, на которое он желал получить твое дозволение.

Юный король удивленно вскинул брови, увидев приближающегося маршала запада, не понимая, какое отношение он имеет к просьбе графини де Раун. Но тут же кивнул в ответ.

- Я слушаю тебя, доблестный маршал запада! - обратился он к военачальнику, брату своего деда.

Дагоберт, уже тогда прозванный Лисом, учтиво поклонился королю, переглянувшись с Карломаном. И, украдкой бросив взгляд на графиню де Раун, проговорил:

- Государь, я хотел поведать тебе, что моя супруга, принцесса Герберга, вместе с нашей дочерью, графиней Кенабумской, - эти слова своего тестя Карломан подтвердил кивком головы, - сейчас занимается благотворительностью. В честь памяти твоего отца, да будет ему мед сладок в Вальхалле, они намерены сделать богатые пожертвования в храмы, госпитали, приюты и другие необходимые учреждения.

Хлодеберт с благодарностью взглянул на маршала.

- Передай высокочтимым дамам мою горячую благодарность! Я рад, что они чтут память моего отца, как подобает близким родственницам.

Дагоберт кивнул королю, добившись желаемого. Что ж: его прозвали Лисом не только за военные хитрости! Он умел действовать не менее искусно и при дворе. Чуть прищурив глаза, он, стоя рядом с Карломаном, обратился к царственному юноше:

- Наши дамы задумали на днях даже посетить с благотворительным визитом тюремный замок, дабы облегчить положение заточенных там. Право, я даже не знаю, государь, дозволять им такую поездку! - маршал запада вздохнул с притворным сокрушением. - Конечно, там заключены опасные преступники. Но они нуждаются в небольших подарках, что скрасят их положение. Быть может, если заключенные будут благословлять имя твоего царственного отца, то и их вина немного облегчится.

Карломан кивнул, поддерживая своего тестя.

- Если Альпаида с матушкой Гербергой считают угодным богам сделать подарки заключенным в тюремном замке, то и я присоединяюсь к просьбе принца Дагоберта! Но, чтобы знатные дамы могли совершить такой визит без опаски, им необходима надежная охрана и свита, достойная их положения!

Дагоберт подхватил его слова, взглянув на Гудулу и ее отца, как будто они только ради этого находились здесь:

- Государь, если ты дозволишь эту поездку, то я прошу позволить, чтобы барон де Триньи командовал охраной моей жены и дочери во время благотворительных визитов. А его дочь сможет сопровождать их во время поездок.

Король встрепенулся, догадываясь, к чему ведут его старшие родственники, и его глаза засветились. Он мигом понял, что во время визита в темницу графиня де Раун сможет как бы случайно встретиться с супругом.

- Я одобряю стремление принцессы Герберги и благородной Альпаиды! - проговорил он с великим облегчением. - Пусть они почтут память моего царственного отца заботой обо всех, кто нуждается! И пусть у них будет достойная охрана и сопровождение!

Царственный юноша пристально взглянул на Гудулу, которая с надеждой подняла на него просветлевший взор.

- Не тревожься больше необходимого, графиня! - обратился к ней Хлодеберт VII. - У тебя будет надежная защита и помощь могущественных людей!

- Благодарю тебя, государь! Благодарю и графа Кенабумского, и принца Дагоберта, за все, что вы сделали для нашей семьи! - на глазах молодой женщины вновь выступили слезы.

Ее отец тоже почтительнее прежнего поклонился королю, а затем - Карломану и Дагоберту.

- Государь, я клянусь на своем мече тебе и твоим благородным родичам отплатить добром за добро! Обещаю беречь принцессу Гербергу и графиню Кенабумскую больше, чем зеницу ока! - горячо проговорил он, приложив руки к груди.

Барона де Триньи весьма беспокоило будущее положение беременной дочери и зятя. Увы, их семья раз за разом оказывалась на свою беду слишком близко к королевской семье. И барон не смел даже надеяться, что юный король так милостиво отнесется к просьбе Гудулы. А поручение прозвучало как возможность хоть отчасти оправдаться перед королем и регентским советом.

Слушая излияния благодарности барона и его дочери, Хлодеберт VII готов был сам от души благодарить дядю Карломана и принца Дагоберта, что выручили его из затруднительного положения. Во время поездки благородных дам в тюремный замок будет нетрудно устроить встречу Гудулы с мужем, чтобы об этом тотчас не узнала королева-мать!

А Карломан с Дагобертом переглянулись с полным пониманием. Они хорошо знали друг друга, и не в первый раз действовали сообща, и теперь тоже рассчитывали одержать победу над королевой Бересвиндой.

Со стороны за ними наблюдал коннетабль, принц Сигиберт. Он восхитился тем, как его племянник, Дагоберт Лис, искусно влился в беседу с королем и Карломаном, добился желаемой цели. Старик в очередной раз подумал, что Дагоберт одарен не только в военном деле, но и в придворных интригах, - незаменимые свойства для командующего войсками.

Тем временем, король, чувствуя, как с его плеч скатились Белые Горы, направился дальше через зал, подав знак советникам и придворным следовать за ним. Он был бесконечно рад, что смог помочь графине де Раун, ради справедливости и в память об отце.

***

А принц Сигиберт в тот же день, немного позднее, гулял в королевском саду вместе со своей супругой, принцессой Дареркой.

Прошла целая жизнь с тех пор, как Дарерка, родственница королевского дома Арморики, стала супругой арвернского принца. Не забыв свою родину, она узнала Арвернию и теперь чтила ее интересы не меньше, чем ее муж и их сыновья, мудрый Теодеберт и отважный Хлодомер. Выглядела она тоже, как подобало знатной арвернской даме. Особенно сейчас, в трауре, когда на ней не было орнаментов и украшений, принятых у "детей богини Дану".

И вот, супруги медленно брели по садовым тропинкам, среди роскошных кустов поздних роз и мозаичных листьев жимолости, едва покрашенных дыханием приближающейся осени. Был один из теплых, погожих дней, когда по воздуху летают серебристые паутинки. Наслаждаясь теплом, в саду гуляли и многие другие обитатели королевского замка. Среди них находился принц Бертрам - мрачный, всех избегающий. Увидев кузена, он хотел было подойти к нему, однако не решился.

А престарелая супружеская чета тихо беседовала между собой, прогуливаясь. Сигиберт был мрачен, размышлял о том, как изменится теперь весь расклад сил при дворе. Но с женой он старался говорить о нейтральных предметах, не желая возлагать на нее тяжесть придворных забот.

- Вот и осень близится, - произнес он, подняв с земли принесенный ветром кленовый лист, начавший уже пламенеть по краям. - Скоро, надеюсь, получим с тобой письма от наших детей... В Чаор-на-Ри, должно быть, еще все зеленеет. Там всегда осень приходит чуть ли не на месяц позже здешнего, ибо гораздо больше влаги...

Свернув на другую тропинку об руку с мужем, Дарерка промолвила, держа кленовый лист, такой яркий на фоне их траурных одеяний:

- Письма от родных - большая радость! А там, я надеюсь, найдем время и съездить в Чаор-на-Ри, к Теодеберту и Гвиневере...

Дарерка не сказала мужу всего, о чем думала. Ей к старости хотелось вернуться в родные края, и к детям и друзьям ее молодости. Она мечтала уехать с Сигибертом в Арморику. Но сейчас, когда ее муж был одним из регентов при юном короле, об этом не могло идти и речи. В глубине души Дарерка надеялась, что ее муж оставит свою беспокойную должность, и они смогут спокойно дожить остаток дней в Чаор-на-Ри. Однако держала при себе сокровенные надежды, из уважения к мужу и стараниям, что он прилагал на благо Арвернии.

Продолжая гулять по саду, коннетабль и его супруга повстречались с королевой Бересвиндой Адуатукийской. Она выплыла им навстречу - высокая и статная, в траурном платье из черного шелка, в сопровождении дам своей свиты. Вдовствующая королева прогуливалась среди цветов с таким выражением на лице, словно искала в саду хотя бы тень образа своего почившего супруга.

Но, едва она приблизилась к Сигиберту с его супругой, лицо нынешней королевы-матери сделалось властным, взгляд, обращенный к коннетаблю - пронзительным.

- Здравствуй, доблестный коннетабль, принц Сигиберт! И тебя приветствую, благородная принцесса Дарерка! - проговорила она.

- И мы от души приветствуем тебя, мудрая государыня Бересвинда! - поклонился старый коннетабль. - Не правда ли, сегодня хорошая погода?

Черные брови королевы-матери грозно нахмурились.

- Возможно, но сейчас меня волнует совсем не это! Для чего ты, не уведомив меня, распорядился приставить дополнительную охрану к убийце моего супруга, точно жизнь этого злодея следует беречь? Дело городской стражи -охранять порядок в городе! Жители и так взволнованы ужасной гибелью моего царственного супруга... - Бересвинда вынула из сумочки платок и прижала к глазам.

Сигиберт пристально взглянул ей в глаза.

- Государыня, я, как главнокомандующий и один из участников регентского совета, действительно распорядился усилить охрану взятого под стражу преступника, именно для того, чтобы из-за него не возникало беспорядков в городе! С обвиняемым уже пытались однажды расправиться. Впредь тех, кто захочет чинить самосуд, стража будет разгонять или вешать, как обычных бунтовщиков! Или ты хотела бы, государыня, чтобы жители Дурокортера обагрили руки кровью цареубийцы, сами сделались бы убийцами? Да ведь страшнее безумной толпы, отведавшей крови, нет ничего на свете! Мы обязаны всегда действовать по закону. Только это спасет Арвернию!

Бересвинда непроницаемыми глазами смотрела на коннетабля, скрывая в душе досаду. Она поняла, что расправиться с убийцей ее мужа до суда не получится. А в суде еще неизвестно, как обернется дело; многие полагали трагедию на турнире несчастным случаем. Мысленно королева-мать уже прикидывала, на кого из судей и посредством чего можно надавить, чтобы графа де Раун казнили, как подобало цареубийце. Но даже если не получится, она, Бересвинда Адуатукийская, все равно отомстит ему!

Вслух же произнесла, будто уступая коннетаблю:

- Что ж, я учту твои пожелания! Но впредь все-таки сообщай мне обо всех важных распоряжениях! Как-никак, я - мать короля!

И она величаво удалилась в сопровождении своих фрейлин. А Сигиберт с женой постояли на месте, не скоро находя в себе силы двигаться дальше.

Встречу и важный разговор наблюдал принц Бертрам, не замеченный со стороны. Глядя, как побледнел и, вроде бы, еще больше постарел кузен, мысленно посочувствовал ему. Трудно Сигиберту, в его годы, сталкиваться в регентском совете с Бересвиндой Адуатукийской! И вновь Бертраму подумалось, что во всем его вина, хоть и невольная. Он лишил Арвернию сильного и знающего короля, и отдал в руки мальчика, которого перетягивают в разные стороны советники!

И Бертрам, не в силах уже больше сдерживать тяготившие его мысли, приблизился к кузену, непривычно склонив голову, будто проситель.

Сигиберт удивился его появлению.

- Здравствуй, кузен! Что желаешь сообщить мне?

- У меня и впрямь к тебе важный разговор, - с трудом проговорил Бертрам, побагровев.

Чуткая Дарерка тактично заметила:

- Я хотела собрать букет осенних цветов, так что оставлю вас пока что одних! - и она удалилась, чтобы родичи могли побеседовать с глазу на глаз.

Когда уже никто не мог их услышать, Сигиберт спросил:

- Ну, о чем ты, кузен Бертрам, желаешь говорить со мной?

Его родич мучительно преодолел сомнение. Как бы ни складывалась жизнь, он все еще оставался принцем крови, одним из старейших в роду Карломана Великого. Ему не пристало просить.

- Теперь я каждый день думаю о том, как по моей вине покойный король упал с коня, которого спугнула моя собака! Тот день положил начало бедам.

- И коня, и мастифа Карломан, купив, отослал в Кенабум, на радость своим детям, - зачем-то сообщил Сигиберт. - Не то, пожалуй, додумались бы свалить всю вину на животных, приняли бы за тварей из Йотунхейма...

- Когда приходит беда, люди готовы обвинить кого угодно, - мрачно произнес Бертрам. И проговорил через силу: - А винить-то следовало меня! Из-за моего спора с тобой мастиф лаем испугал королевского коня, и Хлодеберт VI был искалечен. Сколько раз с тех пор это событие повторялось передо мной во сне!.. Но верь мне, я не устраивал этого нарочно! Когда это случилось, я молил богов пощадить короля. И он выздоровел, но не полностью. Гибель минула его тогда, благодаря Карломану, но догнала теперь. За его гибель мне предстоит отвечать при жизни и после смерти... Но я хочу, чтобы ты, Сигиберт, твердо знал: я не желал зла нашему царственному родичу! Оспаривал у него право властвовать над городами, возмущался королевским правом опеки. Казалось мне, что король слишком много на себя берет - это правда! Хотел его принудить считаться с нами, принцами крови. Гордился своей независимостью. Но, клянусь тебе Мировым Древом, кузен, - я никогда не желал королю смерти! Я виноват в случившемся, но невольно, как и тот несчастный рыцарь, нанесший государю смертельную рану! Тебе одному, кузен, я могу сказать всю правду, ибо ты мудр и поймешь меня. Ни перед кем другим из нашего рода я не смог бы облегчить душу, ибо они молоды, и не смогут понять. Лишь с тобой, Сигиберт, я могу поговорить откровенно, чтобы ты знал о моей невольной вине.

Сигиберт молчал долгое время. Чего-чего, а такого чистосердечного признания он не ожидал от Бертрама, который никогда не признавал ошибок! Должно быть, в его душе произошла на старости лет большая перемена!

- Благодарю, что обратился ко мне, и столь открыто, - проговорил он задумчиво. - Я думаю, кузен, что не следует возлагать на себя всю вину! Судьба направляла тебя, так же как тех животных, и даже графа де Раун. Такой жребий определили покойному королю вещие Норны. Тебе же они судили нынешние испытания, чтобы переосмыслить для себя заново всю жизнь. Значит, так должно быть: новый человек рождается в муках. Если боги потратили силы для урока тебе, кузен Бертрам, стало быть, они верят, что он пойдет тебе впрок.

Бертрам глубоко вздохнул, но во взгляде его, обращенном к Сигиберту, тот прочел истинную благодарность.

- Одно я тебе скажу твердо, кузен Сигиберт! В политику я не стану более вмешиваться. Хочу остаток дней дожить спокойно, искупить свою вину. А тебе желаю здоровья и долголетия! Тебе хорошо, ты всю жизнь был чист!

С этими словами Бертрам удалился прочь. А Сигиберт поглядел ему вслед, пока широкая спина кузена не скрылась вдали. Затем собирался пойти искать Дарерку.

Но на тропинке показался и быстро направился навстречу коннетаблю его племянник, маршал Дагоберт.

- Здравствуй! - приветствовал его Сигиберт. - Ну, как выполняются наши распоряжения?

- Благодаря принятым нами мерам, граф де Раун теперь доживет до справедливого суда, - тихо проговорил Дагоберт, понизив голос. - И я сумел устроить так, что королева-мать еще не скоро узнает о том, что Гудуле де Раун позволено встретиться с ее супругом. Она будет сопровождать моих Гербергу и Альпаиду во время благотворительного визита в тюремный замок, а ее отец - командовать их охраной.

Сигиберт одобрительно кивнул.

- Ты сделал сегодня вместе с Карломаном отличный ход, Дагоберт! Но тебе и впредь понадобится вся лисья изворотливость. Королева-мать уже пеняла мне за то, что распоряжаюсь, не спросив ее согласия.

- Она сильна - а мы сообща будем сильнее. Хитра - а мы с Карломаном и впредь будем поступать мудрее, - пообещал Дагоберт.

- Вот это хорошо! - одобрительно сказал коннетабль. - Будь осмотрителен всегда, при дворе еще больше, чем на поле боя, - и он сделал знак, что отпускает племянника.

- Я не подведу тех, кто надеется на меня! - Дагоберт откланялся, прощаясь.

Он ушел прочь, а престарелый коннетабль в очередной раз подумал о том, что и прежде уже не раз приходило в голову: пора ему уйти на покой, уступив жезл коннетабля Дагоберту! Тот гораздо лучше справиться и в войсках, и в регентском совете, чем он сам, ибо у него больше сил. А ему самому, принцу Сигиберту, лучше уйти на покой, уехать с Дареркой в Чаор-на-Ри, куда его жену тянуло уже давно, как престарелый полководец отлично знал. Там он еще сможет приносить посильную пользу, тогда как здесь Дагоберт давно готов, чтобы наилучшим образом заменить его!

И, втайне приняв решение, Сигиберт сдержал улыбку, видя, как его жена выходит из зарослей с букетом золотых и красных роз, рыжих ноготков, белых астр, гроздьев рябины и листьев клена. Казалось, что она собрала в руках целую охапку солнца, что нынче совсем по-молодому золотило ее поседевшие, некогда каштановые волосы.

37

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 23 Окт, 2023, 21:29:28 »

Благодарю, эрэа Menectrel, за подробности относительно рыцарских турниров и их роди, порой роковой, в жизни королей и королевств!
Ну, у нас-то в произведении, вроде бы, не собираются сворачивать их и впредь.
Благодарю, эрэа katarsis, что продолжаете читать!

Хлодеберту предстоит нелёгкое испытание. К счастью, он не испытывает ненависти к графу де Раун. Есть надежда, что поступит по справедливости, не смотря на влияние мамы и бабушки. Надеюсь, они, хотя бы, не заведут шарманку на тему: если ты не осудишь его на казнь, значит не любишь отца. А то всякое бывает.

Насчет того, что могут ему наговорить мать и бабушка, он и сам уже думает. Но старается все-таки действовать, как подобает королю.
Да, в нем нет ненависти ни к графу де Раун, ни к его жене, бывшей отцовской фаворитке.

Триумвират (продолжение)
(Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Menectrel.

Гудула де Раун замолчала, переводя дыхание, после своей проникновенной речи. Все взгляды были устремлены на нее. Одни - жалостливые, сочувствующие. Другие, со стороны иных из придворных - едкие, колючие, словно эти люди удивлялись, как жена цареубийцы посмела при все обратиться к королю, отца которого убил ее муж. Можно было не сомневаться, что о случившемся немедленно узнает королева Бересвинда Адуатукийская. Однако сочувственных взоров было все же значительно больше, и особенно - со стороны сопровождающих юного короля.

Сама же Гудула жалобным взглядом смотрела то на короля, бледного и серьезного, то на графа Кенабумского. Тот был сосредоточен, как всегда, - не понять, о чем он думал и к чему стремился.

Внимательно глядя на жену убийцы его царственного отца, юный король мучительно размышлял, как ему ответить. Его раздирали противоречивые чувства. Он думал о пролитой крови своего отца. Хотя сам Хлодеберт отсутствовал на роковом турнире, но очень хорошо представлял, как копье графа де Раун пронзило его отца. Теперь ничто на свете не будет таким, как раньше. Вся судьба Арвернии и его самого, Хлодеберта VII, пойдет теперь совершенно иначе! Кроме того, матушка и бабушка требовали казни цареубийцы. Пятнадцатилетний король не сомневался, что матушка вновь станет давить на него, как только узнает о разговоре с Гудулой. И ее тоже можно понять. Чьи права более святы, чем у жены и матери, оплакивающей возлюбленного супруга?..

Но слова графини де Раун тронули юного короля. Эта женщина и ее еще не родившееся дитя заслуживали сочувствия. Если его мать, могущественная королева, страдала о погибшем супруге, то разве не приличествовало сочувствие другой женщине, которой угрожало вдовство и позор для всей семьи?..

Царственный юноша теперь сознавал, что означает справедливость, о которой ему столько говорили в эти дни окружающие. Она похожа на тонкий мостик над пропастью, по которому невозможно пройти, не покачнувшись и не испытав головокружения. В какую бы сторону ты ни наклонился, у тебя под ногами разверзнется бездна. Хлодеберт не смел явно противоречить матери и бабушке, которых любил и почитал, хоть и не мог слепо повиноваться им. Но и отдать им на растерзание графиню де Раун он теперь все больше находил несправедливым. Во всяком случае, он не мог допустить, чтобы пострадали графиня и ее еще не рожденное дитя.

Видя, что юный король находится в большом затруднении, и что молчание затягивается, Верховный Жрец Альфгар произнес во всеуслышание:

- Милость к слабейшим значима не меньше, чем справедливость по отношению к виновным! Безусловно, боги назовут похвальным желание графини де Раун встретиться с супругом, заточенным в темнице.  Так и подобает поступать супруге, любящей и почитающей своего мужа. Ибо кольцо Фрейи соединяет мужчину и женщину крепко и на всю жизнь! Было бы жестоко запретить графине свидание с ее мужем в тюрьме.

При этих словах юный король почувствовал себя увереннее. А, когда уловил на себе блестящий взгляд дяди Карломана, понял окончательно, что его первое подсознательное стремление верно. Он не запятнает память своего отца, если проявит справедливость к графу де Раун, а к его супруге - милосердие.

Узкий мостик над пропастью, как будто, стал немного шире и крепче. Хлодеберт VII уже мог пройти по нему с осторожностью, но не боясь ежесекундно сорваться в бездонные глубины.

И он смело взглянул в глаза женщине, которую некогда любил его отец. Сам Хлодеберт тогда еще был мал, и плохо помнил то время, когда изящная Гудула де Триньи блистала при дворе, в то время как его гордой матери приходилось ждать, когда ее царственный супруг найдет время для нее. Однако, взрослея, наследник престола обо всем узнал и убедился, что придворные сплетни не всегда лгут. А после трагедии на рыцарском турнире, оборвавшей жизнь его царственного отца, имена графа де Раун и его жены, бывшей королевской фаворитки, вновь оказались у всех на слуху. Их повторяли на тысячи ладов, вспоминали прошлое, удивляясь жестокой иронии судьбы: тот, кому сам Хлодеберт VI отдал свою возлюбленную, в итоге принес ему смерть!

Но от придворных слухов юный король, сын покойного, мог бы отмахнуться, зная им цену. Однако мстительность его матушки яснее всего показывала ему, что она жестоко уязвлена, и ее ненависть к Гудуле отнюдь не утихла с годами. Можно было понять, когда овдовевшая королева требовала казни цареубийцы, пылая жаждой мести. Хотя юный король уже сознавал, что и в этом случае следует прежде всего блюсти закон, как говорил Верховный Жрец. Но, видя, как его мать привела с собой беременную Гудулу к гробу короля, которого любили они обе, с какой изощренной жестокостью изводила бывшую соперницу, юноша понимал, что таким образом она вымещала крайнюю ненависть. Видеть это было больно, ибо Хлодеберт привык чтить свою мать. Но ее месть графине де Раун превышала разумную меру, и потому внушала отвращение, как любое излишество.

При других обстоятельствах царственный юноша возненавидел бы ту, кто однажды осмелилась встать между его родителями. Однако в те годы, что он взрослел и учился понимать происходящее, Гудулы не было при дворе, и он думал, что она осталась в прошлом. Теперь же, когда она вновь всплыла из забвения, весь облик этой женщины мог вызвать в юном короле скорее сочувствие к ее страданиям. В ней ничего не осталось от разлучницы, осмелившейся вторгнуться в королевскую семью. Все ее речи и помыслы, казалось, были о муже, дарованном ей королем, и о ребенке, которого ей предстояло родить для неизвестной судьбы. Кроме того, Хлодеберт VII подумал, что и его царственный отец хотел бы, чтобы он помог Гудуле. Хотя юноша не сомневался, что, если он выполнит ее просьбу, ему не миновать серьезного разговора с матерью, королевой-регентом Бересвиндой Адуатукийской. А возможно, и бабушка, королева Радегунда Аллеманская, поддержит ее, требуя мести за отца. Станут стыдить его, упрекать в малодушии и слабоволии...

"Нет, матушка, нет! Слабовольным я был бы, если бы поддался тебе и принял несправедливое решение, осудив графа де Раун вопреки законам богов и людей! Если я хочу быть настоящим королем, мне нельзя поддаваться личной мести! С высоты своего престола я могу позволить себе великодушие к тем, кто ничем не опасен для меня."

Видя, кто король медлит с ответом, советники и придворные внимательно смотрели на него, ожидая, какое решение он примет. Особенно чутко следили за юношей Карломан и Альфгар, понимая, как трудно Хлодеберту сейчас.

И, приободрившись, юный король взглянул на графиню де Раун. Ему было трудно обращаться к ней, ибо противоречивые чувства продолжали раздирать его. Однако он заговорил, тихо, но так выразительно, что все окружающие мгновенно прислушались:

- И законы, завещанные нам богами, и милосердие людей, и опыт великих правителей прошлого учат нас, что король обязан больше, чем любой другой, во всех случаях поступать по справедливости! Хотя бы речь шла о возмездии за безвременную кончину его царственного отца. Поэтому я обещаю тебе, графиня де Раун, что степень вины твоего мужа будет расследоваться беспристрастно, и судьи примут во внимание все обстоятельства произошедшего! Если будет доказано, что произошел несчастный случай, без злого умысла со стороны твоего супруга, суд оправдает его! Во всяком случае, я обещаю тебе, что судебное разбирательство над твоим супругом будет проходить честно, и что до его окончания графу де Раун не грозит никакая опасность. Стража приставлена охранять его от любых возможных покушений! - при этих словах голос юного короля повысился, но не сорвался. Затем он учтиво кивнул графине, как подобало приветствовать знатную даму: - А также, я обещаю тебе, благородная графиня де Раун, что, каков бы ни был приговор, вынесенный твоему супругу, ты и твоя семья сохраните свои наследственные владения. Это самое меньшее, что я могу сделать для тебя и твоего будущего ребенка.

В наступившей тишине юношеский голос короля, казалось, отдавался эхом от каменных, покрытых драпировками стен. И все присутствующие не отводили от него и его собеседницы внимательных взглядов. Должно быть, они размышляли про себя,  чем обернется такое решение короля, и какие бури должны после этого потрясти регентский совет, в котором самыми влиятельными лицами были королева-мать, майордом и коннетабль. Фактическим правителям Арвернии и прежде было непросто договориться между собой. Можно было не сомневаться, что отныне соперничество за влияние на юного короля наберет еще большие обороты.

Но Хлодеберт VII увидел обращенный с благодарностью к небесам взор Верховного Жреца и заметил, как одобрительно кивнул дядя Карломан. И мальчик-король убедился, что он прав.

Барон де Триньи, стоявший рядом со своей дочерью, до земли склонился перед королем. А Гудула, присев в реверансе, вновь протянула ладони, молитвенно благодаря юношу, один лишь облик которого живо напоминал ей об его царственном отце.

- Государь, я всем сердцем благодарю тебя от имени нашего семейства, за великую милость, оказанную нам! Теперь и мой муж, как бы ни сложилась его судьба, вечно будет благодарен тебе за то, что ты не оставляешь нас на произвол судьбы!

- Я не проявляю никакой особенной милости! - возразил Хлодеберт VII. - Мной руководит справедливость, и я надеюсь придерживаться этого правила и впредь. Если я сумею удержаться от произвола сейчас, в юности, когда речь идет о гибели моего царственного отца, то, надеюсь, смогу и в будущем руководствоваться разумом.

При этих словах юный король представил себе, как загорится гневом его царственная матушка, когда узнает о его поддержке графини де Раун. Пожалуй, несчастной женщине могло в этом случае не поздоровиться! Опасно недооценивать королеву Бересвинду...

И царственный юноша обратился к своему дяде, графу Кенабумскому, который всем видом пока что подтверждал правильность его распоряжений.

- Я прошу тебя, благородный майордом Арвернии: как участник регентского совета, возьми под свою опеку графиню де Раун и ее еще нерожденного ребенка, позаботься, чтобы они сохранили впредь свое имущество и владения! Какова бы ни была степень вины графа де Раун, что еще предстоит выяснить на суде, его семья ни в чем не виновна! - проговорил король настойчиво, давая понять всем присутствующим. Он знал, что многие из придворных служат его матери или бабушке, и каждое слово очень скоро достигнет ушей обеих царственных вдов.

Карломан видел и понимал, как трудно приходится царственному юноше. Он переглянулся с Верховным Жрецом, чувствуя гордость за племянника и желая помочь ему. Кивком головы он дал понять королю, что все в порядке. А затем ответил своему питомцу и государю:

- Я обещаю тебе, государь, взять под опеку графиню де Раун и ее будущего сына, - такие вещи Карломан, как известно, определял безошибочно, - дабы никто не счел возможным преследовать ее из мести ее супругу. И корона сохранит владения графов де Раун до совершеннолетия наследника.

Из груди Гудулы вырвался вздох облегчения. Согласие юного короля помочь ей и опека графа Кенабумского стали первыми утешительными известиями, что она получила с того дня, как копье ее супруга нанесло смертельную рану королю, которого она некогда любила.

Право опеки короля или иного сюзерена над землями его вассала обычно применялось в случае, если после смерти владельца наследником становился несовершеннолетний или незамужняя женщина, если законный владелец был осужден или долгое время отсутствовал в стране. Тогда сюзерен имел право получать доходы владений, находящихся в его опеке. Такое право служило немаловажной статьей доходов для королевской казны. И, к слову, во время недавних выступлений принцев крови против короля, они в том числе требовали ограничить возможность для короны присваивать выморочные владения через опеку. Однако король и Карломан сумели настоять на своем. Но в данном случае опека самого майордома становилась спасением для семьи графа де Раун. Никто в целой Арвернии не посмел бы покуситься на имущество, за сохранностью которого следит сам граф Кенабумский!

- Благодарю тебя, доблестный граф Кенабумский, за помощь и защиту! - проговорила графиня, сообразив, что один лишь майордом мог спасти ее от гнева королевы-матери. А ее отец тем временем поклонился Карломану ниже обычного.

Карломан внешне оставался совершенно невозмутимым, и только глаза его блестели ярче обычного.

- Не благодари меня, госпожа графиня! Я выполняю волю Его Величества короля Хлодеберта VII, а он повинуется законам богов и людей!

Впрочем, на самом деле майордомом руководила не только справедливость, но и обычное человеческое сочувствие. Мысленно в это время он уже размышлял, как исполнить еще одну просьбу Гудулы - устроить ей свидание с заточенным в темницу супругом, не раздражая королеву-мать больше необходимого.

38

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 22 Окт, 2023, 20:53:30 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Напротив Сигиберта, у другой стены, стоял его кузен, принц Бертрам. Он был сильно подавлен, думая о своей вине в том, что погиб король Хлодеберт. Ведь это из-за него царственный родич сделался калекой, упав с подаренного им коня!

Разве коня не Радегунда подарила?

Как-то это вообще неправильно. Если королей нельзя убивать на турнире, то и королям надо запретить в турнирах участвовать.

Насчет коня Вы правы! Спасибо, что указали мне! Исправила этот момент:
"Ведь это из-за него царственный родич сделался калекой, упав с коня, на котором он уговорил его поехать!"

В истории нашего мира короли на протяжении многих веков участвовали в турнирах, весьма ценили этот вид спорта. Думаю, и здесь продолжат, разве что постараются быть осторожнее.
В поединках с Карломаном с той поры многие рыцари предпочитают уступать еще и для того, чтобы не задеть его нечаянно. Хотя причина так же и в том, что не очень-то надеются справиться с ним.

Триумвират (продолжение)
(Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)
Из сборника "Радости и печали".
Идея принадлежит эрэа Менестрель.

В то время, как арвернские военачальники беседовали между собой, Карломан вновь пересекся взглядом с бывшей фавориткой покойного короля. Лицо ее выражало страх и отчаяние, в глазах стояла жестокая боль. И майордом прочел в ее душе страдание, как если бы видел все ее переживания насквозь. Гудула де Раун пришла сюда, чтобы просить о милосердии и о справедливости. Ибо на ее супруга, заточенного в темнице, уже покушались по приказу королевы Бересвинды.

Лицо Карломана, как обычно, осталось невозмутимым. Однако его взгляд, устремленный на Гудулу и ее отца, выражал глубокое сочувствие, и он молча пообещал им помочь.

Старшие из принцев крови - Сигиберт, Дагоберт, Бертрам, - уловили взгляд Карломана. Будучи опытны в интригах, они поняли, какую сторону собирается принять майордом.

В это время Верховный Жрец Альфгар продолжал говорить, обращаясь к юному королю:

- Воля всемогущих богов состоит в том, чтобы король Арвернии подавал пример всем своим подданным в соблюдении законов! Как могут подданные служить королю, что сам же нарушает законы, которые призван блюсти? Государь обязан подавать всем пример справедливости в исполнении законов!

Так наставлял короля Верховный Жрец.

Юноша кивал, соглашаясь с его советами, но все же поглядывал на любимого дядю, удостоверяясь, что и он одобряет мнение Альфгара.

Размышляя так, между тем, Хлодеберт поравнялся с беседующими Сигибертом и Дагобертом. Они поклонились юному королю, когда тот остановился рядом с ними, в сопровождении Карломана и Альфгара.

Оба военачальника шагнули вперед. Юный король сделал им знак говорить. До этого они сегодня уже виделись, и Сигиберт произнес, обойдясь без долгих приветствий:

- Государь, предприняты необходимые приготовления, дабы ничто не помешало справедливому суду над цареубийцей! Находящимся в Дурокортере войскам приказано охранять обвиняемого в темнице и когда его вывозят для судебного разбирательства в Палату Юстиции. Также усилена городская стража, дабы никто, - старый коннетабль особенно подчеркнул это слово, - не мог покуситься на преступника без суда, и дабы в городе не возникло волнений.

При этих словах старик переводил взгляд с юного короля на Карломана, своего названого внука (ибо отчимом графа Кенабумского был Теодеберт, сын Сигиберта). Фактически, Сигиберт исполнял приказ майордома, поданный от имени регентского совета. Сам Сигиберт, как главнокомандующий, тоже входил в совет при несовершеннолетнем короле.

Старый полководец держался стойко, но проницательный Карломан видел как тому тяжело. Такие испытания уже не для одного из старейших принцев крови!

Граф Кенабумский уже переглянулся со своим дядей и тестем, Дагобертом Лисом, маршалом запада. Уловив в его взгляде молчаливую просьбу, майордом заметил на правах дяди короля:

- От имени государя Хлодеберта VII, я выражаю тебе благодарность, доблестный коннетабль!.. И я очень надеюсь, что худших испытаний, чем сейчас, у нас уже не произойдет!

Он переглянулся с Дагобертом, ибо тот в последнее время фактически заменил подавленного горем Сигиберта и исполнял большую часть обязанностей коннетабля. Сам Сигиберт, как и Карломан, был благодарен маршалу запада за приложенные им усилия.

Со стороны за ними наблюдал стоявший среди вельмож принц Бертрам. Глядя на юношу-короля, оказавшегося во главе огромного государства, на его советников, пытавшихся сохранить целость Арвернии, он вновь почувствовал острый укол совести. Он вовсе не этого хотел, когда возглавил гордых и независимых принцев крови, требующих у короля усиления своих старинных вольностей! Вовсе не желал, чтобы Арверния осталась без настоящего короля! Хлодеберт VII - способный юноша, но ему всего пятнадцать лет. Ему предстоит многому научиться, в то время как различные политические силы при дворе станут тянуть его каждая в свою сторону. Будет чудом, если власть в Арвернии не пошатнется. И во всем этом его вина, принца Бертрама! Не доведется ли ему после смерти переходить вброд ледяную реку, несущую острые мечи?..

Поглядев на Сигиберта, Бертрам испытал горячее желание побеседовать с ним наедине. Рассказать обо всем откровенно, по-мужски. Чуть ли не впервые в жизни старый принц крови готов был переступить через свою гордость, признать вину вслух и попросить прощения. Он горячо надеялся, что мудрый кузен поймет его.

А пока что Бертрам молча наблюдал со стороны, как Сигиберт ответил Карломану:

- Я разделяю твои надежды, мой благородный родич! Чтобы сохранить покой в королевстве, нам необходимы надежные и даровитые люди. Хвала богам, у нас есть те, кто заслуживает доверия на самых высоких должностях!

При этих словах Сигиберт отступил на шаг, поравнявшись с Дагобертом. Тем самым главнокомандующий дал понять, что маршал запада сделал все, как подобает, и что он готов впредь быть одной из первых опор престола.

Король вежливо кивнул, окинув взором обоих военачальников.

- Я благодарю вас, мои доблестные родичи! Да хранит вас Циу, бог справедливой войны! - голос у юноши еще ломался, и он занижал его, чтобы не срываться в самый неподходящий миг на мальчишеский визг.

Сделав знак вельможам следовать за ним, король направился дальше через зал.

Прежде чем пойти за ним, Карломан взглядом показал Дагоберту на Гудулу де Раун и ее отца. Майордом просил своего тестя помочь, если потребуется. Ибо он проницательно догадывался, что вскоре произойдет душераздирающая сцена.

Дагоберт понял его и кивнул, обещая вмешаться, если будет необходимо.

Прошла пара мгновений. Король в сопровождении своей свиты шествовал через зал, оставив позади Сигиберта. И вскоре он приблизился к ожидавшим его придворным. Среди них находилась и Гудула де Раун со своим отцом, бароном де Триньи.

Глядя с сочувствием на бывшую фаворитку своего царственного брата, а ныне - жену его невольного убийцы, Карломан заранее видел, что сейчас произойдет. И не только он - остальные спутники короля обо всем догадались заранее. И действительно, дальнейшие события пошли именно так, как они предполагали.

Придворные в траурных одеждах приветствовали короля, желая ему здоровья и долгих лет жизни, почтительно кланялись ему, а дамы приседали в реверансах. Одновременно они ловко отстранились, оставляя Гудулу с ее отцом одних перед взором юного короля.

Графиня де Раун подняла покрасневшие от слез глаза на царственного юношу, сына ее возлюбленного, сына Бересвинды Адуатукийской. Унаследовал ли юный король великодушие своего отца? Или он прислушается к голосу своей матери, требующей жестокой мести? Ничего этого не было известно Гудуле. Но она вместе с отцом поклонились королю, не собираясь отступать, и наиболее проницательные среди дворян поняли, что они готовы на все. И действительно, барон де Триньи и его дочь не побоялись говорить о своем горе при всех, чтобы испросить справедливости и милосердия у царственного юноши, который совсем недавно по роковой случайности лишился отца.

Медленно, на подгибающихся ногах, Гудула сделала шаг вперед, навстречу королю. Вернее, отец подвел ее, поддерживая под локоть.

Однако взгляд юного короля остановился лишь на той, кого некогда любил его отец. Неудивительно, что его матушка ненавидела эту женщину и по сей день. Однако сейчас графиня де Раун вызывала в царственном юноше только сострадание. Бледная, со следами слез на изможденном лице, беременная женщина, несомненно, была несчастна. И Хлодеберт учтиво обратился к ней, намереваясь действовать справедливо, как велел его долг:

- Ты можешь обратиться ко мне, графиня! Справедливость предписывает мне беспристрастно выслушать любого из моих подданных, какая бы тяжкая вина не лежала на их родственниках!

При этих словах губы Гудулы задрожали, а ее некогда прекрасные синие глаза наполнились слезами - словно серая завеса дождя повисла над сияющей глубиной озера. Молодая женщина медленно освободила руку из рук отца, который тут же поддержал дочь за плечи. Затем Гудула протянула руки к королю жестом просительницы, как будто обращалась к богам:

- Молю тебя, светлый государь: выслушай меня, супругу несчастного графа де Раун, чье злосчастное копье принесло, к несчастью, смерть твоему венценосному отцу! - молодая женщина глубоко вздохнула, скорбя сразу об обоих: о погибшем и о том, кому угрожала вероятная скорая гибель.

- Я слушаю тебя, и постараюсь выполнить твою просьбу, если она не уронит чести Арвернии и королевского рода, - сдержанно пообещал юный король.

- Государь, я прошу у тебя милости к моему супругу, графу Амори де Раун! - проникновенно произнесла Гудула. - Он всегда был верным подданным твоего царственного отца, государь, и не имел против него никакого злого умысла! Клянусь тебе, что произошел несчастный случай, копье моего мужа соскользнуло, ударившись о латы короля, и, увы, причинило смерть!.. О, я надеюсь, государь, что ты, невзирая на юные годы, возьмешь верх над сыновними чувствами, и станешь судить моего мужа беспристрастно!..  Между тем, он еще не осужден, но ему грозят страшными пытками, а затем - четвертованием, как самому злонамеренному государственному изменнику! Его уже пытались убить во время следования в Палату Юстиции некие неизвестные люди, что напали на Амори с ножами и бросали в него камнями. Были ли то гневные горожане, или же кто-то подослал этих людей - ведомо одним лишь богам, а я никого не виню!..

Гудула коснулась одной рукой живота под складками траурного платья, где часто-часто билось будущее дитя, чувствуя волнение матери. Другую руку она по-прежнему просительно протягивала королю.

- Я молю тебя, государь Хлодеберт, о справедливом правосудии над моим супругом! Хотя бы ради будущего ребенка, что я ношу под сердцем; ведь он еще ничем не провинился перед тобой, государь, да и ни перед кем на свете! Неужели он родится уже с клеймом преступника? И сверстники станут избегать его, а старшие будут его оскорблять, и он никогда не сможет занять в обществе место, приличествующее его положению?..  Государь, - продолжала Гудула звенящим от предельного напряжения голосом. - Прошу тебя, молю справедливо расследовать несчастный случай на турнире, чтобы на семействе графов де Раун не горела печаль измены! И еще, я прошу тебя, госуларь, позволить мне увидеться с моим супругом, навестить его в темнице, как подобает жене. Я хочу получить от него наставления, как мне поступать в будущем, что сделать для нашей семьи и дома... И, быть может, проститься с моим супругом навек, если ты, государь, даже рассудив его по справедливости, все же сочтешь его сознательным виновником гибели своего царственного отца! Хотя я надеюсь всей душой, что ты убедишься в его невиновности! - закончив свою речь, Гудула склонила перед юным королем голову и присела в реверансе, настолько ловко, насколько позволяла ей беременность и подкашивающиеся от волнения ноги.

Пятнадцатилетний король замер в нескольких шагах от бывшей отцовской фаворитки, почти такой же бледный, как и она. Его черные брови нахмурились, но не со злостью, а скорее задумчиво, ибо ему было трудно сделать выбор. О справедливости ему только что толковал Верховный Жрец, и дядя Карломан тоже говорил, что королю подобает справедливый суд, а не личная месть. И коннетабль Сигиберт, как участник регентского совета, говорил о справедливости, как и маршал Дагоберт. Но зато мать короля, королева Бересвинда, и его бабушка, королева Радегунда, требовали жестокой казни для убийцы его отца. А пересилить настойчивость сразу двух царственных вдов трудно было и опытному государственному мужу, где же было справиться юному королю, за которого пока еще правил регентский совет?!

Юноша уже по-взрослому глубоко переживал внезапную гибель отца. Однако в глубине души не чувствовал ненависти к его невольному убийце, веря, что на турнире произошел несчастный случай. Он чувствовал по отношению к графу де Раун лишь досаду да бесконечную усталость, обрушившуюся так неожиданно на его еще хрупкие плечи. Ибо Хлодеберт VII старался добросовестно вникать в государственные обязанности; таким образом, его юность окончилась навсегда. Ее, вместе с жизнью его отца, перечеркнуло копье мужа Гудулы, столь рано подарив мальчику корону. И, тем не менее, он старался все учитывать и рассуждать по справедливости. А пронзительная речь графини де Раун, что растрогала бы и более сурового человека, вызвала в юном короле глубокое сочувствие.

39

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 21 Окт, 2023, 21:16:05 »

Начинается новый цикл рассказов о прошлом героев "Войны королев" - [b]"Радости и печали"![/b]
Все идеи по-прежнему принадлежат эрэа Менестрель!



Триумвират (Сентябрь 797 года. Арверния. Дурокортер. Карломан\Альпаида, Дагоберт, Бересвинда)

Когда в 797 году от рождения Карломана Великого, погиб король Арвернии Хлодеберт VI из-за несчастного случая на рыцарском турнире, это стало жестоким ударом для всего Дурокортерского двора. И, кроме того, это печальное событие изменило положение дел в королевстве, и способствовало, со своей стороны, чтобы высшая власть над Арвернией сформировалась именно таким образом, как сложилось впоследствии.

Похороны короля уже прошли, однако весь двор еще носил траур. Невольный виновник трагедии, граф Амори де Раун, находился под стражей. Его судьба все еще не была решена. А при дворе уже накалялась обстановка, и готовилась начаться борьба за власть. Ибо новому королю, Хлодеберту VII, было всего пятнадцать лет, и не было сомнений, что, по крайней мере, на первых порах настоящая власть перейдет в руки его старших родственников.

И вот, юный король шел через тронный зал вместе со своим дядей и майордомом, графом Карломаном Кенабумским. Теперь Карломан сделался еще и регентом при своем юном племяннике. Юноша-король, идя рядом с дядей, столь похожим на покойного отца, всегда знающим, как следует поступать, старался держаться уверенно, под стать графу Кенабумскому.

Их сопровождал Верховный Жрец Альфгар, рассказывая коротко о том, что происходит со взятым под стражу графом де Раун.

- Государь, в скором времени состоится судебный процесс над невольным убийцей твоего царственного отца, - жрец говорил ровно, взвешенно, не выражая никаких чувств по поводу злосчастного графа. - В скором времени регентский совет и самые опытные юристы Арвернии станут разбирать степень вины графа де Раун. Сам же он отрицает злой умысел и ручается, что содеянное им было несчастным случаем.

Юный король, слушая жреца, искоса глядел на дядю Карломана, которого уважал и очень ценил. Граф Кенабумский кивнул в ответ на слова жреца с молчаливым сочувствием.

В глубине зала возле одной из стен стоял коннетабль Арвернии - принц Сигиберт. Ему уже исполнилось семьдесят семь лет, но он до сих пор оставался решительным и энергичным главнокомандующим арвернских войск. Однако он сильно состарился после внезапной гибели короля в цвете лет. Всегда больно, когда молодые гибнут, а старики живут!

Теперь Сигиберт размышлял, что вскоре ему придется покинуть пост коннетабля. Ну что ж, всему свое время! Он скоро передаст жезл главнокомандующего в руки полководцу моложе и крепче, который сможет еще долго защищать Арвернию ради нового молодого короля, своего родича.

Сигиберт внимательно глядел на Карломана, своего названого внука, и на юного короля, правнука его царственного брата. В их руках находилось будущее Арвернии! И он, едва замечая, то теребил пояс своего камзола, то нервно сжимал перчатки, думая о том, что жизнь описала очередной резкий поворот. Старый полководец надеялся всей душой, что новые фактические правители сохранят Арвернию до того, как повзорослеет юный король!

Напротив Сигиберта, у другой стены, стоял его кузен, принц Бертрам. Он был сильно подавлен, думая о своей вине в том, что погиб король Хлодеберт. Ведь это из-за него царственный родич сделался калекой, упав с коня, на котором он уговорил его поехать! Принц Бертрам не желал ни несчастья, ни, тем более, гибели своему царственному родственнику. Но, тем не менее, чувствовал себя так, словно был виновен.

Теперь бывший глава мятежа принцев крови глядел на юного короля и его сопровождающих, думая, как жизнь пойдет дальше. А порой он переводил взор на своего заклятого друга, кузена Сигиберта. Они всегда были противоположны по своим взглядам и устремлениям.

Сигиберт прилагал все свои способности ради службы Арвернии и ее королям, как бы их ни звали. Бертрам же сохранял независимость и гордился тем, что в своих владениях является полновластным господином, никому не обязанным отчетом. Понятно, что при столь противоположных взглядах кузены-принцы часто спорили даже теперь, в старости, когда, казалось бы, все страсти должны уняться.

Бертрам нахмурился при мысли, что из-за его спора с Сигибертом их общий царственный родич был покалечен. И, хотя король выжил тогда, но уже не мог владеть своим телом как подобает, что и привело к трагедии теперь, год спустя. И за это ему, принцу Бертраму, придется отвечать всю жизнь, перед богами и собственной совестью. Ему, а не тому несчастному рыцарю, чье копье принесло смерть королю, - над тем властен был лишь земной суд!

Рядом с Бертрамом стояли двое его сыновей: Норберт, подающий большие надежды военный, и Роберт, блестящий юрист. Своими сыновьями Бертрам был вправе гордиться: оба они были удачливы и успешны, каждый на своей стезе.

Теперь они негромко беседовали между собой, обсуждая предстоящий суд над графом де Раун.

- Королева Бересвинда требует жестокой кары для убийцы своего царственного супруга, - проговорил Норберт. - И, по-моему, она права! Цареубийца должен быть показательно наказан. Его судьба станет примером для других и многих остережет поднимать руку на потомков Карломана Великого! Если даже невольный убийца останется безнаказанным, это подорвет уважение к королевской власти.

Однако Роберт, его брат, покачал головой.

- Прежде всего должна торжествовать законность во всем сословиях. Степень виновности графа де Раун полагается расследовать беспристрастно, как и любого другого обвиняемого, даже если он убил по горькой случайности самого короля. Закон должен торжествовать, о каком бы преступлении ни шла речь!

Слушая разговор сыновей не слишком внимательно, принц Бертрам одобрительно кивнул младшему. В то же время он все внимательнее следил за Сигибертом. Тот ожидал приближения юного короля с его свитой, чтобы поклониться, как только они поравняются с ним, пройдя через обширный зал.

А тем временем Верховный Жрец продолжал говорить королю и майордому:

- Долг государя и других высоких лиц на суде над тем, кто нечаянно причинил смерть королю, состоит в том, чтобы судить по справедливости! Тому, кто выносит решение, возвысившись над своим сердцем, покровительствует Циу, не знающий коварства, и Вар, скрепляющая обеты.

Юный король вновь украдкой поглядел на дядю Карломана, сверяясь, согласен ли он со словами жреца.

А Карломан в этот миг увидел знакомые лица среди придворных, встречавших процессию. Барон Эббль де Триньи стоял в отдалении от остальных, бережно поддерживая под руку свою дочь Гудулу.

Это была та самая белокурая прелестница, что в юности покорила сердце ныне покойного короля, и даже послужила поводом для распрей в королевской семье. Однако позже Хлодеберт VI расстался с ней и выдал замуж за графа Амори де Раун. Того самого, что, по злой иронии судьбы, сделался теперь его убийцей.

Барон и его дочь предпочли бы сейчас затеряться в толпе собравшейся вокруг знати, скрыться от глаз высоких особ. Однако их все избегали, и, куда бы они ни встали, окружающие отстранялись от них, как от зачумленных. Так что они были похожи на двух белых ворон в стае черных. И Гудула, которую заботливо поддерживал отец, выглядела убитой горем. Она была бледна как смерть, ее некогда ясные синие глаза теперь покраснели, веки распухли, ибо она много плакала. Трудно было сказать, кого молодая женщина оплакивала сильнее - столь страшно погибшего короля, которого некогда любила, или же своего супруга, которому угрожала смертная казнь за то, что случилось без его умысла. Вдобавок, Гудула находилась на сносях - под складками траурного платья виднелся уже сильно округлившийся живот. И теперь она невольно думала о будущем своего ребенка, что уже от рождения будет носить клеймо сына цареубийцы. Угнетенное состояние духа усиливало в бывшей фаворитке покойного короля телесную немощь, и напротив - ее состояние мешало графине приободриться.

Ко всему прочему, Бересвинда Адуатукийская ничего не простила бывшей сопернице, сколько бы лет ни прошло. Теперь она, сделавшись королевой-матерью Арвернии, постаралась отыграться на Гудуле, столь изобретательно, как могла только она, королева Бересвинда. Она потребовала, чтобы графиня де Раун участвовала в погребальных церемониях по королю. Когда, по обычаю, вдовствующая королева оплакивала лежавшего в гробу супруга, нарочно оперлась на руку Гудулы и вместе с ней приблизилась к вечному дому Хлодеберта, несмотря на то, что ее спутница была беременна, и что ее муж принес смерть королю. Бересвинда устроила все так, чтобы причинить Гудуле как можно больше боли.

До Карломана Кенабумского доходили только слухи о жестокости королевы Бересвинды. Он разбирался с делопроизводством, оставшимся от покойного царственного брата, чтобы в королевстве ничего не пошатнулось ни на миг.

Майордом уловил молящий взгляд Гудулы, что поглаживала обеими руками выступающий живот, словно защищая будущего ребенка. Мысленно посочувствовал графине де Раун, догадываясь, что она вместе с отцом оказалась здесь не случайно. Он кивнул своим мыслям, понимая, что испытания для молодой женщины, скорее всего, еще не закончены.

А юный король подумал, что его дядя соглашается со словами Верховного Жреца о справедливом суде. И, в свою очередь, мысленно пообещал судить, как подобает королю, а не только сыну, трагически лишившемуся отца. Хотя, говоря по чести, Хлодеберту VII приходилось трудно. Он был еще несовершеннолетним, отчего власть на первых порах перешла не к нему, а к регентскому совету. Но он обязан был выбирать, к кому из советников разумнее прислушиваться. И еще - юный король должен был всегда держать лицо, отчего не находилось времени даже по-настоящему, а не в рамках придворных церемоний, горевать об отце.

Между тем, пока королевская процессия шествовала через зал, в одну из боковых дверей вошел принц Дагоберт, маршал запада. Ожидалось, что он, по крови и по заслугам, станет коннетаблем, когда его дядя, принц Сигиберт, уйдет на покой.

Сейчас он приблизился к коннетаблю, намереваясь о чем-то доложить. До этого они уже виделись, и Сигиберт кивнул родственнику, приглашая его говорить.

В первый миг Дагоберт взглянул на приближающегося короля, вздохнув про себя: вот уже он пережил обоих законных племянников, и видит на престоле внука своего покойного брата. От этих мыслей он был бледен и глубоко удручен трагедией, как и большинство собравшихся вельмож.

Вслух же маршал запада обратился к главнокомандующему:

- Я поставил дополнительную охрану у дверей находящегося в заточении графа де Раун! Также приняты и другие меры предосторожности: пищу и питье, что готовят для него, теперь пробуют тюремные слуги, прежде чем подать узнику.

Сигиберт серьезно кивнул в ответ. Они с Дагобертом, как и Карломан, стремились к справедливому суду над невольным убийцей короля, ибо не сомневались, что он нанес роковой удар копьем невольно. И, уж в любом случае, было необходимо, чтобы граф де Раун дожил до суда. Между тем, государственные мужи опасались, что королева Бересвинда или Радегунда Аллеманская могут отравить невольного преступника из мести. Обе царственные дамы уже неоднократно доказывали свою решительность и способность к роковым поступкам. А тем более - здесь, где речь шла, у одной - о мести за мужа, у другой - за погибшего сына, и у обеих - о пролитой крови короля, что, пожалуй, составляло для них еще более весомый повод для гордости и мести, чем родная кровь. Проще было самим позаботиться, чтобы обвиняемый дожил до справедливого суда, чем пытаться убеждать пылающих ненавистью женщин не совершать большую несправедливость.

Сигиберт с благодарностью взглянул на будущего преемника.

- Спасибо тебе! Так нужно, чтобы и высшая знать, и простой народ твердо знали, что у нас единый закон для всех.

Дагоберт кивнул главнокомандующему. Он не сомневался, что судьба графа де Раун станет в ближайшее время камнем преткновения между его зятем и племянником Карломаном и Бересвиндой Адуатукийской. И, также как и Сигиберт, он готов был приложить все свои возможности и влияние, чтобы вместе с майордомом сохранить единство в Королевском Совете Арвернии.

При таких обстоятельствах, когда во властных кругах назревал раздор, начиналось царствование пятнадцатилетнего Хлодеберта VII.

40

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 20 Окт, 2023, 21:49:59 »

Благодарю за все, эрэа Карса, эрэа katarsis!

Наконец-то.
Итак, Карломан очнулся. Кто-то этому радуется, кто-то, вероятно, не очень. Теперь политический расклад должен измениться.
Но авторы, наверное, в следующей части покажут нам других героев.

Самое главное - что Карломан будет жить!
Мы постараемся в ближайшее время написать еще один сборник рассказов, "Радости и печали". А потом хотелось бы вернуться и к основному произведению!

Да уж, многие планы теперь полетят в мусорную корзину. Но вообще-то и у жрецов Донара и у Бересвинды ещё есть шансы. Карломан ещё слаб, убеждать в чём-то короля, особенно, воодушевлённого дурацкой идеей, в таком состоянии не просто. Так что им имеет смысл поторопиться и закрепить свои успехи так, чтоб это было уже не отменить, пока есть время.
А за родных Карломана, конечно, очень радостно. Даже больше, чем за него. Наконец-то они дождались.

Хотелось бы обо всем узнать, как все получится!
Но само возвращение Карломана к жизни, я надеюсь, покажет королю, что лучше не предпринимать теперь необдуманных шагов, не посоветовавшись с ним. Если что, тот же Ангерран поможет царственному кузену, пока что.
Очередная часть у нас завершилась на хорошей ноте!
Благодарю всех, кто читал - и кто, надеюсь, еще почитает!

41

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 19 Окт, 2023, 21:48:33 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Ну, наконец-то
Теперь ещё хотелось бы узнать реакцию ВООБЩЕ ВСЕХ! Понятно, что большинство обрадуются, жрецы Донара огорчатся, Бересвинда, видимо, растеряется на первых порах (но, надеюсь, обрадуется, что не успела прикончить Альпаиду). Но кто что конкретно скажет или подумает или сделает, будет очень интересно узнать.

Пока вот показаны только родные Карломана и самые заинтересованные люди. Что до всех остальных - если ничего не помешает, обязательно расскажем обо всем по порядку. Может быть, дальше за сегодняшним эпизодом. Или несколько позднее - как получится.

Эпилог

На следующий день, четвертого числа хеуимоната месяца, когда должна была состояться церемония вложения меча в руки Карломану, вместо того во всем Дурокортерском замке царило радостное оживление.

Тихо было только в покоях Карломана, вокруг которого собрались пока лишь его родные.

Граф Кенабумский все так же лежал в своей постели, но уже осмысленно глядел вокруг и видел, что происходит. Альпаида сидела рядом с ним, гладя мужа по волосам. На ее глазах непроизвольно выступили слезы радости. Она уже успокоилась после вчерашнего неистового волнения. Но оно порой все еще давало о себе знать.

- Ах, Карломан! Сколько же у нас произошло важных событий, пока ты отсутствовал!

Рядом с матерью, придерживая ее за плечо, сидел Аделард. Юноша был воодушевлен, веселым тоном беседовал со жрецом Эйр, который тут же проверял амулеты, все еще светившиеся вокруг распростертого Карломана.

С другой стороны постели сидел Дагоберт, что, как и вчера, сжимал здоровую руку Карломана. Неосознанно он повторил позу своего покойного брата Хлодеберта, который всего несколько седьмиц назад, вернувшись из Вальхаллы, сидел возле ложа своего любимого сына. Что ж, теперь ему, Дагоберту, довелось встретить Карломана в мире живых и от имени тех, кто не вправе присутствовать здесь постоянно!

Хоть Старый Лис и сильно постарел за последнее время, но теперь великая радость вернула ему силы. Сегодня ему не хотелось скрывать свою радость, и он, так же, как и Альпаида, открыто выражал чувства.

- Ты вернул нынче счастье и солнечный свет нам всем, Карломан, сын мой! - еще никогда старик не разговаривал таким задушевным тоном со своим племянником и зятем, хоть и не скрывал ни от кого отцовской любви к нему.

Помолчав немного, он совладал с собой и продолжал говорить уже спокойнее:

- Сегодня в главном храме Дурокортера состоится торжественная служба в честь милости Небес, что сохранили тебе жизнь! А вскоре и сам король захочет побеседовать с тобой. Но, конечно, не раньше того часа, когда ты окрепнешь достаточно, чтобы говорить без усилий!

Карломан был еще очень слаб, но уже мог говорить, хоть и очень тихо, и старался беречь силы. Но внешний вид тестя сам по себе многое сказал графу Кенабумскому. И он с глубоким сочувствием пожал руку старику. А Дагоберт растроганно кивнул в ответ. Ибо для него жест названого сына был значимее самых красноречивых тирад.

Затем, взглянув на Альпаиду, Карломан тихо проговорил в ответ:

- Я вижу, что вам всем пришлось пережить!..

Спустя некоторое время жрец, удостоверившись, что амулеты действуют, отошел к окну, чтобы позволить родственникам еще немного побыть у ложа больного. Стоя у окна, жрец-целитель поглядел на дуб. На его ветке, прямо напротив окна, сидел ворон и, в свою очередь, с интересом вглядывался, что происходит внутри покоев.

Карломан, чувствуя жажду, обратился к жене еще слабым, прерывающимся голосом:

- Любимая моя... Прошу воды... Так хочется пить!..

Аделард, тут же метнувшись к тумбочке, налил отцу воды из кувшина в кубок. Затем передал его матери, а сам чуть приподнял отца за плечи, чтобы Альпаида могла напоить его.

Дагоберт с ностальгией наблюдал за трогательной заботой. И мысленно обратился к своему покойному брату-королю:

"Не беспокойся теперь о своем сыне, Хлодеберт! Теперь все будет хорошо. И я постараюсь сделать все возможное, чтобы сберечь наших детей!"

Напившись воды, Карломан слабо улыбнулся. Альпаида же, передав сыну кубок, ласково обратилась к супругу:

- Отдыхай, Карломан, любовь моя! Скоро ты восстановишь все силы, станешь могучим и крепким, как прежде! Теперь это лишь дело времени, ведь мы снова с нами!

Аделард же, чтобы не мешать родителям, поставил кубок на тумбочку и подошел к окну. Став рядом со жрецом, взглянул на черного ворона, сидящего на ветке дуба. Юноша обратился к нему, как к человеку:

- Все хорошо! Батюшка выздоравливает!

Ворон ликующе каркнул в ответ. И в тот же миг откуда ни возьмись выпорхнула ласточка. Примчалась, как оперенная стрела, присела на подоконник и, склонив черную головку, взглянула внутрь покоев круглым глазом.

Полюбовавшись птичкой, Аделард оглянулся назад, услышав доносящиеся из комнаты голоса родных. Его отец проговорил еще слабым голосом, но до боли знакомым:

- Как хорош солнечный свет, после того, как его долго не видишь! Золотистые лучи колесницы Суль жарко обнимают! Похоже, Дарительница Тепла тоже радуется мне! - он тихо рассмеялся.

Дагоберт тоже не смог сдержать счастливый смех, но тут же предостерег Карломана:

- Ты еще слишком слаб! Тебе нельзя так много говорить!

Карломан ничего не сказал в ответ, лишь слабо улыбнулся, радуясь любви и заботе близких, лучам жаркого лета, ощущениям своего оживающего тела. И Альпаида тоже улыбнулась ему в ответ, продолжая гладить мужа по волосам, разбирая их спутанные пряди.

Любуясь этой семейной идиллией, Аделард почувствовал, как на душе становится необыкновенно широко и просторно, кажется - сейчас бы расправил крылья и полетел! Жаль, что летать ему удавалось лишь во сне, да и то - когда был намного младше!

И юноша не заметил, как с подоконника продолжает наблюдать за ними ласточка.

***

А внизу, под открытым настежь окном Западной Башни, стояла, едва дыша от радостного волнения, Матильда Окситанская. Она была бледна, но глаза ее ярко сияли, и с губ рвалась ликующая улыбка. Ибо она уже узнала, конечно, что тот, кто был ей дороже всех на свете, вернулся к жизни. И ее радость омрачалась лишь тем, что покуда ей нельзя было увидеться с ним. Жрецы-целители все еще осторожничали, и в покои к выздоравливающему майордому пускали только самых близких родственников.

Поблизости от герцогини стояла Фредегонда, не напоминая о себе лишний раз. Им с Матильдой королева Кримхильда поручила узнать о состоянии графа Кенабумского. А заодно, по пути навестить в святилище Теоделинду, узнать у нее, в порядке ли то, что молодая королева поручила ей приготовить.

Услышав карканье ворона, Матильда замедлила шаг и взглянула вверх, туда, где было распахнуто окно покоев майордома. Мысленно она сейчас пребывала там.

Фредегонда тоже остановилась чуть позади, прекрасно понимая, о чем сейчас думает ее наставница. Внучка вейлы мысленно усмехалась, скрестив руки на груди. Она-то знала через свою ласточку обо всем, что происходит в покоях Карломана. И втайне гордилась собой, хоть и не собиралась никому хвастаться своими заслугами. Как-никак, она сделала доброе дело, и одновременно приобрела признательность самого могущественного человека Арвернии, - прекрасно для начала!

Матильда, с тоской поглядев вверх, обернулась к Фредегонде. Скрывать что-то от нее не имело смысла, ибо девушка была мудра не по годам и интуитивно чувствовала все сердечные тайны. И герцогиня Окситанская проговорила четырнадцатилетней девочке, как равной:

- Я всем сердцем радуюсь, что Карломан Кенабумский будет жить! Ничто иное не могло бы обрадовать меня сильнее. И вдвойне я рада за него и его замечательную супругу. Они заслужили счастье, которого никто не сможет заменить. И мне не причиняет больше боль, что там, возле него находится Альпаида, а не я. Если я буду стремиться, сумею превратить свою безответную любовь в узы дружбы. Ибо дружба - не менее сильное чувство, чем любовь. И отличается лишь одним - отсутствием телесного влечения.

- Дружба с такими замечательными людьми, как граф Кенабумский и его сильная духом супруга, сама по себе огромная честь! - проговорила Фредегонда, тонко чувствующая, что на душе у собеседницы. - Я думаю, что их преданная дружба стоит долгих лет неразделенных страданий.

Матильда задумчиво кивнула, одобряя слова Девы с Ласточкой. Конечно же, быть другом Карломана и Альпаиды - великая честь. Безответная любовь научила ее работать над собой, стремиться к высокой цели и совершенствовать себя, и тем самым развила ее способности и подняла на недосягаемую высоту. И всем этим нынешняя герцогиня Окситанская была обязана графу Кенабумскому и его супруге.

А Фредегонда подумала про себя, что у большинства людей даже самые сильные чувства со временем проходят, как догорает костер. Но, если сильный духом человек возьмет верх над страстями, обуревающими его душу, то сумеет превратить одно чувство в не менее сильное, но другое, как мастера-оружейники отливают из железа и других веществ твердую сталь. Это внучке вейлы следовало запомнить на будущее. Быть может, и этот урок со временем пригодится ей, хоть она пока не знала, где и как.

***

Тем временем, на дубе громко закаркал ворон. Фигуры людей возле окна (это были Аделард и жрец-целитель) скрылись в покоях, так что дамы уже никого не могли разглядеть.

Но зато до чуткого слуха Фредегонды донеслись голоса говоривших в покоях Карломана, сквозь распахнутое окно.

Там Дагоберт, желая порадовать Карломана, обратился к нему:

- Я сегодня все утро вспоминал твое детство! Помнишь, как мы встретились, когда я приехал за тобой? Мне необходимо было добиться, чтобы тебя отпустили ко двору, и я постарался разжечь твое любопытство, чтобы тебе самому захотелось поехать. Сделать это было не так уж трудно после того, как я поймал вас с Варохом и Гвенаэль под дверью...

- Если бы ты не взял над нами верх, я бы не захотел поехать с тобой, - тихо улыбнулся Карломан. - А так, я решил, что у тебя есть чему поучиться... И рассказал тебе, что читал, о нашем прародителе, великом императоре...

- А я уже тогда понял, что из тебя вырастет незаурядный человек, - за одно утро Старый Лис, казалось, готов был высказать Карломану больше, чем за всю жизнь, которая теперь начиналась для их семьи заново. - Разумеется, тогда мне еще не приходило в голову, что я везу Арвернии ее будущего майордома, а своей дочке - будущего ненаглядного супруга!

Карломан еще не в силах был повернуть головы, но покосился лукаво блеснувшими глазами на сидевшую рядом Альпаиду.

- А я думал, батюшка, ты заодно решил составить счастье Альпаиды и мое, - засмеялся он еле слышно, но все же до стоявшей внизу внучки вейлы донесся его счастливый смех.

Альпаида тоже хотела бы порадоваться вместе с мужем и отцом, но привычная тревога одержала в ней победу.

- Тебе еще рано столько говорить и смеяться, любовь моя, - проговорила она, склонившись к Карломану и поцеловав его в висок, покрытый мелкими каплями пота, возле линии волос. Затем графиня с упреком обратилась к отцу: - Не втягивай Карломана в такие долгие беседы, батюшка!

- Молчу, молчу! - усмехнулся старик в притворном страхе. И, не удержавшись, подмигнул Карломану: - Ты уж выздоравливай поскорее, будь любезен! А то Альпаида станет распоряжаться нами, как настоящий главнокомандующий в юбке!

Карломан и Альпаида переглянулись сияющими взглядами, исполненными такой любви, что им не требовалось ничего говорить - их взоры были красноречивее слов.

И Аделард, глядя на своих старших, воскликнул, воздев руки к небесам:

- Хвала вам, всемогущие Асы, что уготовили моему отцу жизнь, а нам всем - эту радостную встречу!

***

Матильда, постояв немного возле высокой башни, направилась дальше. Фредегонда, услышав все, что говорилось в покоях графа Кенабумского, направилась следом за ней, воодушевленная. При этом она подняла голову и улыбнулась: у окна, рядом с сидящим на ветке вороном, порхала, щебеча, ее ласточка.

А вокруг них, по всему Дурокортерскому замку, недавняя печаль уже готова была смениться всеобщим ликованием, ибо графа Кенабумского почитали все. Счастливая весть перелилась из дворца в город, расплескалась устами приезжих людей за пределы городских стен, и готова была разлиться все дальше по лесам и долам Арвернии, известить всех, что знаменитый Карломан Кенабумский вернулся к жизни.

42

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 18 Окт, 2023, 21:20:45 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Ну, теперь-то уж он, наверное, очнётся.

Истинно так! Смотрим дальше!

Глава 30. Зов сердец (окончание)

Всего этого не могла увидеть Фредегонда, стоявшая внизу, возле дуба вейл. Ей не было доступа к ложу графа Кенабумского, в отличие от его ближайших родных. Однако наследница вейл и отсюда ощущала, что происходит. Она чувствовала, что Карломан возвращается к жизни, что он рядом и готов войти в мир живых. Но ему требовалась помощь, и Фредегонда стремилась призвать его вместе с родными.

Она крепче обняла обеими руками шершавый ствол старого дуба, что стоял здесь при ее прародительницах-вейлах. Его кора была теплой на ощупь, и внучка вейлы порадовалась: значит, ее дерево узнает ее!

Девушка мысленно воззвала к Карломану, вкладывая все свои силы, интуитивно чувствуя, что следует говорить и делать:

"Возвратись, доблестный граф Кенабумский! Ведь ты обещал мне стать моим наставником, учить меня пользоваться моей врожденной силой! Я, наследница вейл, призываю тебя! Все твои родные призывают тебя! Вся Арверния и Арморика ожидают тебя, Коронованный Бисклавре! Приди в себя, открой глаза!"

Она вдохнула и гибко потянулась, ощущая, как состояние Карломана постепенно меняется к лучшему. Ибо она, со своей стороны, поделилась с ним жизненной силой.

И в тот же миг дуб, к которому внучка вейлы прислонилась, посаженный вейлами на вершине Дурокортерского холма, пустил в рост новые ветки. Совсем как его собрат - королевский дуб в Чаор-на-Ри.

Ворон и ласточка над головой внучки вейлы воодушевленно переговаривались.

***

А в покоях майордома в этот миг Турольд и жрец Эйр подошли к ложу Карломана и встали в ногах. Они с замиранием сердца следили за происходящим. Амулеты вокруг раненого майордома сияли неистовым живым блеском.

Все родные Карломана пристально наблюдали за происходящим, затаив дыхание. Сыновья и Луитберга даже протянули руки вперед, словно желая поддержать графа Кенабумского таким образом.

Альпаида, наклонившись к мужу, ласково гладила его по волосам и по скуле, тихо говорила ему на ухо:

- Карломан, любовь моя! Возвращайся скорее! Открой свои прекрасные глаза, взгляни на нас! Мы все ждем тебя: и, и наши сыновья, и батюшка, и Хродеберг, Варох, Магнахар, и жрецы! Отзовись, мой дорогой супруг, радость моя, любовь моя!

Все с волнением и горячей надеждой взирали на Карломана, видя, как подергиваются его веки, как движутся, пусть еще слабо, пальцы. Они жаждали возвращения Карломана, и с волнением думали: неужели они не сделали еще всего возможного, неужели чего-то не хватает, чтобы помочь ему?..

А Альпаида, склонившись над мужем, вспоминала всю их жизнь, прожитую вместе. Заново переживала их первое знакомство, когда ее отец привез Карломана вместе с Варохом из Арморики. Она еще тогда пригляделась к кузену, своему сверстнику, который, казалось, разбирался во всем на свете, все понимал, обо всем имел представление. Поначалу она часто спорила с ним, они не всегда ладили. Но постепенно общение с Карломаном сделалось для Альпаиды необходимым, ей хотелось беседовать с ним, она стремилась быть равной ему, занималась самообразованием, совершенствовала свои познания. И дочь Дагоберта даже не сразу поняла, в какой миг Карломан стал ей дорог не только как кузен. Теперь ей казалось, что она всю жизнь любила его, и мечтала стать его женой. Хотя это, наверное, было не так. Но к шестнадцати годам, когда они с Карломаном осознали, что любят друг друга, их взаимные чувства уже вполне созрели.

И Альпаида прикрыла глаза, и губ ее коснулась лукавая улыбка. Ибо она воочию пережила их первый поцелуй, первые страстные прикосновения того, кто только что считался лишь ее кузеном, а теперь становился женихом. Мерный плеск Леджии, шелковистое прикосновение трав, дурманящий аромат цветущего жасмина... Мысленно Альпаида уносилась в те времена, когда они с Карломаном были вместе, заново переживала их самые счастливые мгновения, протягивала нить из прошлого в сегодня и завтра, горячо веря, что супруг услышит ее и откликнется.

- Приди же в себя, открой глаза! Карломан, любимый мой, желанный мой! Возвратись, ибо на тебя надеются все арверны и "дети богини Дану", но больше всех - мы, твои близкие!

Веки лежащего навзничь Карломана снова затрепетали сильнее. Все с замиранием сердца поняли, что он вот-вот откроет глаза. А в следующий миг Дагоберт почувствовал, как ладонь Карломана в его руке шевельнулась сильнее.

- Карломан, мальчик мой! - проникновенно произнес старик. - Открой глаза, погляди, как прекрасна жизнь! Взгляни, как мы тебя ждем! На свою супругу, что своей любовью вернула тебя к жизни, подобная героиням древности!

Чуть наклонившись вперед, Дагоберт ощутил, как исхудавшие пальцы майордома крепче сжали его руку.

Миг прошел или вечность?.. Этого не могли понять люди, что глядели во все глаза. Никто не смел моргнуть, словно, отвлекись они даже на долю мгновения, это помешало бы свершиться чуду, что вот-вот должно было произойти.

Наконец, веки Карломана приоткрылись вполглаза, словно ему еще трудно было оглядеться по сторонам. В первые мгновения глаза его блуждали по сторонам, не имея сил сосредоточиться, ибо он отвык глядеть на мир живых.

Тогда Альпаида вновь позвала его тихим, задыхающимся от радости голосом:

- Карломан! Взгляни на меня, Карломан, любовь моя!

Тогда его взгляд остановился на лице возлюбленной супруги. И губы Карломана, сухие, еще очень бледные, разжались, и он едва слышно произнес:

- Альпаида!..

Что-то горячее вспыхнуло в груди графини Кенабумской, раскрылось, словно огненный цветок, затопило все ее существо волной неистового ликования. Слезы хлынули из глаз Альпаиды, склонившиейся над своим возродившимся к жизни супругом, как древняя богиня-матерь, что оживила своего мужа, растерзанного врагами на части, - эту легенду, принесенную путешественниками из-за далеких южных морей, очень любили они с Карломаном.

- Я здесь, муж мой!.. - прошептала она хриплым от волнения и от недавней Волчьей Песни голосом. - Мы все здесь, гляди! Батюшка, и наши сыновья, и Луитберга, Хродеберг, Магнахар и Варох! Все, кто мог придти к твоему ложу, кто призывал тебя!.. И жрецы тоже. Мы все радуемся за тебя, а скоро обрадуется весь народ!.. Знаешь, Карломан: батюшка передал жезл коннетабля Хродебергу! А наш Аделард вступил в воинское братство Циу... О, Всеотец Вотан, о чем я говорю, и какое значение это имеет?! Ты скоро сам узнаешь обо всем, Карломан! А сейчас самое главное - что ты жив, ты с нами, и все будет хорошо!

И все присутствующие увидели, как бледных губ Карломана коснулась слабая улыбка.

Но в этот миг и всех остальных охватило такое неистовое волнение, что никто даже не расслышал, о чем говорила Альпаида. Радость заставила их всех открыть сердца, отчего они в этот миг проявляли свои чувства, не стесняясь никого из присутствующих.

Дагоберт не выпускал ладонь Карломана из своей руки, радостно отмечая, что в его прикосновении еще сохранилась сила. Теперь он твердо верил, что выздоровление Карломана - дело времени, и скоро он будет совершенно здоров. Главное же - что вместе с Карломаном спасется и Альпаида, и что теперь, при живом майордоме, жизнь при дурокортерском дворе скоро должна войти в привычное русло! Об этом сейчас думал Дагоберт, не сводя с Карломана прищуренных глаз. И непривычно открытая улыбка выдавала сейчас всю радость старика.

Озарилось радостью лицо Ангеррана, когда он взглянул в глаза отцу и услышал его голос. Молодой человек не говорил вслух, чтобы не мешать матери, но мысленно столь же горячо обращался к отцу:

"Какое счастье, батюшка, что ты вернулся! Отдыхай теперь, набирайся сил, на радость нам всем, на благо Арвернии! Я узнал, что значит быть главой семьи и майордомом королевства в трудный час. И всей душой желаю тебе здравствовать еще долгие годы! Ибо трудно кому бы то ни было заменить тебя!"

Глядя на возвращающегося к жизни отца, Ангерран вновь почувствовал себя молодым, как подобало.

И Луитберга, стоя об руку с мужем, тихо улыбнулась, глядя на свекра, которого почитала, как родного отца. Кроме того, молодая женщина всей душой радовалась за мужа и свекровь, прекрасно зная, как много для них значит спасение отца и супруга.

Аделард же тихо плакал от радости, как и его мать, стоя возле нее у постели. Когда убедился, что ему не мерещится происходящее, поднял глаза к небу, мысленно обращаясь к своему покровителю:

"Благодарю тебя, доблестный Циу! Счастье, что ты помог моему отцу вернуться к жизни! И, хоть мой наставник Нитхард говорит, что не стоит давать лишних обетов и клятв, не зная наверняка, сможешь ли выполнить их, но я клянусь тебе, Защитник: в предстоящей войне я стану биться изо всех сил, не струшу ни перед кем. Это будет мой выкуп за спасение отца!"

Хродеберг тоже с благодарностью глядел на пришедшего в себя кузена.

"Как хорошо, что ты вернулся к нам, Карломан! И отец мой, и сестра теперь окрепнут телом и душой от радости за тебя! И как раз вовремя, ибо у нас впереди война. Твои дарования, твой несокрушимый авторитет в Арвернии и за ее пределами нужны нам всем!"

А Магнахар, более порывистый, бесшумно смеялся от радости, так что его широкие плечи дрожали. Будь его воля - расхохотался бы так, что услышал бы весь Дурокортерский замок.

"Здравствуй, Карломан! Ну и испугал ты нас всех! Но теперь это уже неважно, самое главное - что ты пришел в себя и останешься с нами... Одного только жаль, что нет сейчас возле твоей постели батюшки с матушкой, дедушки Сигиберта и дедушки Риваллона, и всех, кто сейчас в Арморике!.. Я пошлю им письмо, но ведь оно еще не скоро дойдет... Но, может быть, ворон обо всем поведает им?"

Успокоив себя такими мыслями, Магнахар широко улыбнулся ожившему сводному брату.

И синие глаза Вароха смеялись от радости, глядя в прояснившиеся зеленые глаза Карломана.

"Ну здравствуй, кузен и друг мой, наш Коронованный Бисклавре! Ты ожил, на счастье всем ши и людям! Живая вода вейл воскресила тебя! - Варох обернулся, завидев сидевшую на подоконнике ласточку, и улыбнулся: - Ну конечно, без Девы с ласточкой, Фредегонды, не обошлось и сегодня! Ну что ж: мы с тобой преодолеем еще много лесных троп, Карломан, и распутаем еще немало придворных интриг!"

Турольд также заметил на подоконнике ласточку, что зорко, осмысленно глядела внутрь покоев. И он был единственным здесь, кроме Вароха, кто ощутил полузабытую магию вейл, витающую в воздухе над пробудившимся Карломаном. Старый жрец усмехнулся про себя. Ну что ж, верно, на то воля богов, чтобы значимый в мире дар не был утрачен! Он вспомнил стоявшую под окном юную деву.

"Благодарю вас, великие Асы, служению которым я посвятил всю жизнь! Большое счастье для всех нас, что вы спасли графа Кенабумского, да ожидает его долгая жизнь и вечная благодарность потомков! А от себя я благодарю также, что вы позволили мне к старости сделаться свидетелем и даже участником великого чуда!"

Словно в тон размышлениям Турольда, в этот же миг его собрат, жрец Эйр, воскликнул вслух:

- О, Эйр Милосердная, Облегчающая Страдания! Не иначе как ты сама восстановила силы графа Кенабумского и вывела его из забытья, ибо не в человеческих силах было спасти его! Но вот, к нему наяву возвратилось сознание, и даже речь!.. Конечно, рано ручаться за будущее... Я имею в виду: без тщательного осмотра... Но теперь можно смело надеяться, что его окончательное исцеление - вопрос времени! Разумеется, необходимо назначить лечебные средства и уход за больным, чтобы его исцеление шло поскорее, однако за жизнь майордома, вероятно, можно теперь поручиться окончательно, к великой радости всего королевского двора Арвернии!

Так говорил, стоя в ногах постели Карломана, рядом с Турольдом, жрец-целитель. И уже в следующий миг родные майордома успокоились настолько, чтобы выслушать совет и внять ему.

Но в самый первый миг вся семья сознавала в своем ликовании лишь одно: что Карломан ожил!

43

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 17 Окт, 2023, 20:49:50 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Ангерран с Магнахаром, конечно, правы насчёт стражи. Бересвинда вряд ли, а вот жрецы Донара запросто могут захотеть для блага человечества отправить Карломана в Вальгаллу. Незачем их искушать отсутствием стражи.

Есть еще герцог Окситанский, ненадежный вассал, есть Норберт Амьемский, который может бояться разоблачения. Есть, в конце концов, и военные противники - междугорцы, которым вряд ли выгодно, чтобы Карломан, с его талантами, вновь вернулся к управлению Арвернией.
Много кто может представлять опасность. Так что осторожность не помешает.

Глава 30. Зов сердец (продолжение)

Фредегонда продолжала стоять вблизи дуба, под окнами покоев Карломана. Она чувствовала, что происходит очень важное, и ощущала, как потоки магических энергий сгущаются и усиливаются там, где лежал раненый майордом.

Подойдя к дубу еще ближе, внучка вейлы прислонилась спиной к его шершавому стволу и принялась глядеть вверх, в открытое окно.

И она вновь услышала голоса ворона и своей ласточки:

- Боги возвратили жизнь Карломану! Скоро он оживет! - прокаркал ворон, распахивая широкие черные крылья.

И ласточка защебетала, порхая перед окном; ей-то все было видно:

- Хвала богам! Коронованный бисклавре, друг вейл, будет жить!

Слушая птиц, Фредегонда тихо улыбалась. Им она верила. Хоть и жаль было, что не может увидеть, что происходит сейчас в покоях Карломана...

***

А там, внутри майордомских покоев, Турольд стоял возле окна, глядя на птиц, ведущих себя удивительно осмысленно. Жрец уступил свое место возле постели Карломана его родным.

Сам граф Кенабумский лежал на кровати, как и прежде. Он постепенно восстанавливался: лицо было уже не настолько бледным, дыхание сделалось более слышным, а сердце билось сильнее. Вокруг него сейчас собрались родные. Жрецы и лекари оставили их одних. Лишь старший жрец Эйр подошел к окну и вместе с Турольдом стал наблюдать за птицами.

На краю постели своего супруга сидела Альпаида. Наклонившись, она гладила Карломана по волосам и тихо шептала:

- Возвращайся к нам, Карломан, любовь моя! Открой свои ясные очи, узнай нас всех! Взгляни: мы, твои близкие, здесь, мы любим тебя! мы ждем!

Рядом с графиней стояли сыновья, и Ангерран обнимал мать за плечи. Стоявшая возле мужа Луитберга в свою очередь поддерживала его за локоть.

С другой стороны постели в кресле сидел Дагоберт, держа за здоровую руку своего племянника и зятя. Рядом стояли Хродеберг и Магнахар. Ближе всех к изголовью Карломана встал Варох. Он, будучи бисклавре, лучше других понимал, что происходит. Он глядел на мерцание амулетов, окружавших Карломана переливающейся сетью. Поглядел на своего собрата, черного волка, который сидел, пристально глядя яркими зелеными глазами. Он жил, он передавал жизненную силу телу неподвижно лежавшего Карломана.

Все, собравшиеся вокруг, молчаливо глядели на Карломана и Альпаиду, гладившую его по волосам.

Мысленно они взывали к Карломану, прося его очнуться. Вспоминали самые сокровенные, самые теплые и светлые события, связанные с ним.

Альпаида продолжала гладить мужа по его потускневшим волосам. Не сводя глаз с его изможденного лица, она с болью в душе замечала, как сильно он изменился.

Ее губы тихо зашевелились, и графиня тихо заговорила с мужем, обратилась к нему, не сомневаясь, что он ее услышит:

- Прошу тебя, Карломан! Приди в себя, выздоравливай, стань вновь таким, как был! Я знаю, ты сможешь восстановить силы! Ибо твоя жизнь драгоценна для меня и для всех нас, для Арвернии! Вернись, Карломан, любовь моя!

И другие близкие тоже просили, мысленно взывая к затерявшемуся в безвестности Карломану:

"Мы с Луитбергой ждем тебя, батюшка! - про себя говорил Ангерран. - Я, самый старший из твоих детей, прошу от имени их всех. Прости, так уж совпало, что сейчас рядом с тобой находимся только мы с Аделардом, но поверь, все мы желаем тебе здоровья и счастья! Мы все стараемся выжить, как можем, и я заменяю тебя, сколько хватает сил, на посту майордома... Но нам без тебя плохо, батюшка! Возвращайся, и пусть сбудется видение в огне! Ты еще должен увидеть нашего с Луитбергой будущего сына, дать ему имя!"

Так говорил Ангерран, и его жена вместе с ним мысленно просила свекра вернуться к жизни.

И Аделард выполнял свое обещание, молил Циу спасти отца:

"Доблестный Ас, Самопожертвователь, помоги моему отцу вернуться к жизни! Он готов был отдать жизнь за благо людей, как и ты сам! Мой отец должен жить, он нужен Арвернии и своим близким. Погляди, как страдает вся наша семья! Прошу тебя, мой покровитель, вложивший руку в пасть волку!"

И Дагоберт, бережно держа теплую на ощупь, но пока безжизненную руку названого сына, вспоминал его то ребенком, развитым не по годам, то юношей, каким Карломан был, когда женился на его Альпаиде, а то зрелым мужем, опорой Арвернии. Призывал его теперь, глядя, как склонилась его дочь над ложем возлюбленного супруга.

"Приходи, Карломан! Мы все - и живые, и давно почившие родичи, - продолжаем любить тебя и ждем твоего возвращения! Подумай об Альпаиде, погляди, как надеется она, что ты придешь в себя, как страдала она без тебя все это время! Если ты можешь, Карломан, очнись, скажи нам, что ты будешь жить!"

Хродеберг, стоявший за спиной отца, с болью в душе взирал на него и на сестру, склонившихся над простертым на ложе Карломаном.

"Очнись, брат! Не для того же боги подарили нам всем надежду, чтобы теперь отнимать ее! Тебе еще слишком много предстоит совершить, Карломан! Нам будет трудно, если ты не поможешь!"

И Магнахар Сломи Копье обратился к сводному брату с яростной любовью:

"Так не годится, братец Карломан - у нас на носу война с Междугорьем, королева-мать готова поставить все вверх дном, а ты предоставляешь нам одним расхлебывать всю эту кашу! Ты никогда не бросал своих, не можешь и сейчас оставить нас! Так что возвращайся-ка поскорее, ради наших отца и матери!"

Турольд, бывший Жрец-Законоговоритель, не приближался к родным графа Кенабумского, не чувствуя себя вправе разделять их тревогу вполне. Но и он мысленно горячо призывал майордома вернуться к жизни.

"Если живая вода все-таки исцеляет тебя, благородный граф Кенабумский, возвращайся к жизни, как просят тебя все близкие люди! Как трудно было нам всем осуществить попытку спасти тебя, принести тебе живую воду! Тогда, как и сейчас, тебя сопровождали горячие надежды всех близких. Откликнись же на них! Приди в себя, погляди, как прекрасна жизнь!"

И Варох, внимательно глядевший то на распростертого Карломана, то на его второе "я", черного волка, мысленно взывал:

"Очнись, кузен! Помнишь, как мы с тобой еще маленькими волчатами бегали по всем заповедным местам Арморики, как изучали науки ши и людей? Как мы собирали чернику, и ты всякий раз отдавал мне часть своей порции, потому что я больше любил ее? И как мы с тобой исследовали леса вокруг Кенабума и Дурокортера, знакомились с местными альвами? Сколько с тех пор мы пережили вместе! Ты же обещал мне, что скоро придешь в себя! И вот, я жду тебя! Вся твоя семья ждет! Вся Арверния и Арморика, все люди и ши ждут только тебя одного, Карломан!"

Все замерли в напряженном ожидании. Родные Карломана, высказав просьбы от всей души, теперь не отводили от него глаз, ожидая, что произойдет. Кое-кто даже затаил дыхание, не заметив того. Все ждали чуда. И с каждым мгновением их напряжение все росло, чем дальше, тем тревожнее становилось семье графа Кенабумского. Ибо он по-прежнему не приходил в сознание. Все также лежал без чувств, не видя и не слыша, с каким волнением ждут его родные. Он был теперь похож не на умирающего, а на спокойно спящего, но не мог очнуться.

Варох Синезубый, с тем же напряжением глядевший на своего кузена и друга, растерялся, не понимая, что происходит. Ведь он видел тайным зрением бисклавре, что Карломан достаточно восстановился, и теперь почти совсем здоров. Жизненная сила вернулась к нему, однако что-то мешало придти в себя и откликнуться на зов. Но что же?..

Незримый для других волк, второй облик Карломана, взглянул на Альпаиду, затем перевел на Вароха взор до боли знакомых глаз, и снова - на Альпаиду.

И тогда барона-оборотня осенило. Склонившись к Альпаиде, он тихо проговорил:

- Спой ему колыбельную, что пела королева Гвиневера! Волчью Песню...

Альпаида кивнула и склонилась над лежащим мужем, так что губы ее касались его уха. И завела песню без слов, точнее - без человеческих слов, древнюю, как сама земля. Колыбельную песню бисклавре, сложенную еще до того, как нога человека ступила на землю будущих Арвернии и Арморики. Волки, и дремучие лесные чащи, и зимние лунные ночи научили их этой песне. Казалось, она была предназначена не для человеческого уха, и не человеческому горлу было повторить немыслимые переливы и созвучия, взять ноты, каких вовсе не было в человеческом диапазоне. Однако любовь к мужу выучила Альпаиду и Волчьей Песне. Слушая, как ее свекровь, Гвиневера Армориканская, пела ее внукам, жена Карломана осознала ее смысл и смогла повторить. Потому-то и теперь Гвиневера просила Альпаиду петь Карломану колыбельную, когда уезжала. И вот, время для Волчьей Песни пришло!

Альпаида выводила долгую и протяжную мелодию без слов, то уходящую в низкое горловое урчание, то устремлявшуюся ввысь. Родные тихо ждали, сознавая, как важно то, что она делает. Между тем, если бы кто-то посторонний увидел сейчас Альпаиду, то подумал бы, что она надрывно плачет по умирающему супругу. Но не отчаяние, а несокрушимая надежда помогали женщине призывать мужа.

И, пока она пела, сама принимала образ волчицы, стремительной и легконогой, свирепой и нежной. Чувствовала тысячи запахов в лесу, улавливала чутким слухом самые отдаленные звуки. Мчалась бок о бок со своим супругом, могучим черношерстным вожаком стаи. Она знала очарование зимних погонь, когда полная луна бросает свет на искрящийся снег. И только алая кровь могла быть ярче этой сияющей белизны, - или же сверкающие зеленым лесным блеском глаза большого черного волка рядом с ней.

Альпаида пела песню без слов и видела изнутри, как они вдвоем кувыркаются в снегу, играя, и снег разметается из-под лап искрящимися радугами. А потом вновь настала весна, и они, бесшумные, как тени, бежали через расцветающие поляны и заросли, слушали голоса развеселившихся от тепла обитателей леса. И после Альпаида видела уютное логово под корнями большого дуба, и волчат - ее пятерых крепких сыновей, похожих на своего великолепного отца.

И вновь голос ее поднялся на недосягаемую высоту, прозвучал одиноко и жалобно. У Альпаиды уже саднило горло, но она совсем этого не замечала. Одно счастья для нее на свете - ее милый супруг и их дети! Одна трагедия - если он и теперь не услышит ее, не отзовется на отчаянный призыв... Но так не может статься!

"Приди же в себя, мой Карломан! Очнись, открой глаза, отзовись, любимый мой, желанный мой!" - молила она в своей призывной песне.

И тут родные, что собрались вокруг Карломана и Альпаиды, всем своим существом разделяя и многократно усиливая ее призыв, увидели, как кое-что начало меняться. Веки Карломана начали дергаться, словно он пытался открыть глаза.

- Глядите! - приглушенными голосами воскликнули Ангерран, Луитберга, Аделард, Магнахар. Но не имело значения, кто воскликнул первым. Ибо все тут же увидели дрожь век Карломана, и надежда тут же расцвела во всех сердцах.

И в то же мгновение Дагоберт почувствовал, как рука его племянника и зятя в его руке стала подергиваться, и слабо сжала его пальцы.

Только привычка держать себя в руках помогла Старому Лису не вскрикнуть от изумления. И он продолжал с нескрываемым волнением следить за пробуждающимся трепетом жизни в теле Карломана.

Но и все присутствующие точно так же глядели, не отводя глаз. Их лица горели воодушевлением, но пока еще никто не смел по-настоящему обрадоваться, для этого требовалось сначала вполне убедиться, что эти пока еще судорожные подергивания вправду сулят пробуждение к жизни, как им всем отчаянно желалось.

Наступила тишина. Никто не смел произнести ни звука, даже не двигался, будто самое тихое движение могло сейчас повредить пробуждающемуся Карломану. Одна лишь Волчья Песня продолжала звучать, указывая путь возвращающемуся, чтобы он откликнулся на нее, выйдя из забвения. Альпаида продолжала напевать Волчью Песню, прикрыв глаза, дабы ничто не могло отвлечь ее от того, во что она вложила душу:

"Приди ко мне, отзовись, родной мой, желанный! Пусть навеет тебе высокая луна силу твоих лап и крепкую хватку, бесстрашное сердце, чуткий слух и всевиденье очей! Пусть укажет тебе лунный свет дорогу к моему очагу и приведет тебя ко мне, прямо сейчас! Да хранит тебя Кернунас!"

И всем, кто слышал песню Альпаиды, даже если они не могли понять ее точный смысл, верилось, что Карломан непременно откликнется, выйдет из забытья на зов самых близких, на голос любимой супруги. Иначе просто не могло быть!

44

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 16 Окт, 2023, 20:34:02 »

Благодарю, эрэа katarsis!

Ага, начал потихоньку оживать. Вот и хорошо

Да, уже заметное улучшение в его состоянии!

Глава 30. Зов сердец (продолжение)

В своих покоях находилась величественная Альпаида, ожидая лишь времени, чтобы направиться в покои к своему возлюбленному супругу.

Сейчас графиня Кенабумская была прекрасна и горделива. Ее взор сверкал, как тысячи звезд. Альпаиду воодушевляла горячая надежда, что она скоро взглянет в яркие, как изумруды, очи своего Карломана.

А пока что она глядела на старшего сына и его супругу, разделяя с ними ожидание.

В это время раздался стук в дверь.

- Войдите! - воскликнула Альпаида.

Вошли Дагоберт, Хродеберг, Магнахар и Варох. Они учтиво поклонились графине.

- Здравствуйте, родные мои! - проговорила графиня Кенабумская, протягивая к ним ладони. - Мы с Ангерраном и Луитбергой ждем вас и утешаем друг друга.

Ангерран поклонился своим старшим родственникам, а Луитберга приветствовала их реверансом.

- Желаю и вам доброго дня! - отозвался Магнахар, вкладывая особое значение в эти слова.

- Сегодня будет торжественный день! - добавил Варох.

Отец и брат сразу же приблизились к Альпаиде. Дагоберт пристально взглянул в глаза дочери. Он слишком хорошо знал ее, чтобы обмануться видимым самообладанием, что она переняла от него. Альпаида же не могла скрыть от отца жестокого волнения. Хоть и верила свято, что ее видение в огне показывало правду.

- Сегодня мой Карломан должен вернуться к жизни! - тихо проговорила она.

Дагоберт взял обеими руками холодные от волнения ладони дочери. Наклонившись к ней, он тихо шепнул на ухо, чтобы слышала она одна:

- Твое волнение - это понятно! Ты имеешь право тревожиться, как повернется дело. И на войне тоже можно быть уверенным в победе, только когда установлен мир и подписаны договоры, и бывшие противники дадут клятвы на мече соблюдать оговоренные условия.

Чуть помедлив, Дагоберт добавил:

- Я сам видел во время торжественного жертвоприношения ваше будущее, Альпаида! В этом видении я прогуливался по лугу, что близ дворца в Кенабуме, по берегу Леджии, там, где рядом с беседкой растет жасмин. Гуляя по тропе, я увидел на лугу вас с Карломаном. Вы с ним кружились и смеялись, как влюбленная юная пара. И я, глядя на вас, улыбался, видя, как вы счастливы. Лучшее, о чем может желать родитель - чтобы его дети сохранили свою любовь на всю жизнь, от ранней юности до зрелых лет!

Альпаида кивнула, подумав, как сама только что размышляла о том же относительно собственного первенца и его жены. Но вслух ничего не сказала. А ее отец продолжал говорить ласково и убежденно:

- В этом видении я, приостановившись, наблюдал за вами с Карломаном и радовался всей душой. Но Карломан почувствовал, что за ним наблюдают, и оглянулся. А после мы с вами втроем гуляли возле реки и беседовали. И ты, дочка, была радостна, и твою голову венчала высокая диадема из жасмина.

При этих словах Альпаида вновь кивнула и улыбнулась. Ведь и она все это видела в огне, а одно и то же видение не могло явиться сразу двум людям случайно. Значит, ее отец увидел то, что непременно сбудется!

Дагоберт же произнес, словно улавливая мысли дочери:

- Я верю, дочка: это норны послали нам видение будущего, о том, как вскоре должно сбыться!

Разговор с отцом помог Альпаиде возвратить все ее самообладание, и она проговорила с благодарностью:

- Спасибо тебе, батюшка, за поддержку! Я надеюсь всей душой, что мы очень скоро увидим Карломана живым и здоровым. Ты помогаешь мне сохранить надежду!

Все остальные, присутствующие здесь, молча наблюдали за трогательной беседой отца и дочери. Родственники понимали, как трудно сейчас Альпаиде, и радовались, что хоть кто-то может утешить ее.

***

А в покоях Карломана по-прежнему толпились лекари и жрецы около постели майордома, лежащего без чувств. Вокруг него продолжали мерцать целительные кристаллы, от которых протягивались, сплетаясь, сияющие нити, поддерживающие в раненом жизненную силу.

Турольд сидел теперь возле Карломана, держа его здоровую руку, что и вправду стала намного теплее. Он продолжал видеть над лежащим Карломаном уже совсем проявившийся силуэт черного волка.

Жрецы Эйр, богини исцеления, а также лекари, наблюдавшие за состоянием майордома, давно уже признанным безнадежным, теперь приглушенными голосами удивленно беседовали между собой, пытаясь понять, что происходит.

- Сердце раненого, почти уже остановившееся было, теперь бьется гораздо сильнее, и дыхание его сделалось более глубоким! - отмечали лекари, осматривая Карломана.

- Неужели сама заботливая Эйр склонилась над ложем майордома, исполняя приговор норн? - с тихой надеждой вторили им жрецы. - Если и возможно для графа Кенабумского спасение, то лишь по воле богов! Ибо мы, не скрываясь, можем признать, что человеческое врачебное искусство бессильно вернуть его к жизни.

- Да; и все-таки, его состояние явственно улучшается! Если великие Асы решили возвратить майордома к жизни, верно, он еще нужен Арвернии для великих деяний, - произнес один из лекарей.

- Но пока еще рано утверждать, последует ли за этим полное выздоровление или только временное улучшение, - осторожно заметил другой. - Случается, что свеча вспыхивает ярко, прежде чем угаснуть вовеки...

- Да; пока еще рано обнадеживать родных майордома, - заметил старший жрец Эйр. - Но улучшение, несомненно, есть, и, если оно продлится дальше, нам следует известить короля, что еще рано вкладывать меч в руки графу Кенабумскому!..

И жрецы с лекарями очертили перед собой солнечные круги, прося богов отвести прочь всякое зло. После они продолжили удивленно беседовать о состоянии Карломана. Он же, лежа среди них на постели, теперь напоминал уже не умирающего, изможденного человека, но мирно спящего крепким целительным сном, ожидая пробуждения. И Турольд украдкой улыбнулся, глядя на него.

***

А тем временем, родные графа Кенабумского готовились идти в его покои, как только соберется вся семья, вернее - те, кто присутствовал сейчас в Дурокортере. Они, как могли, помогали друг другу надеяться на лучшее, не забывая, впрочем, и о тревогах, что неизбежно вызывала большая политика.

Ангерран задумчиво обратился к матери:

- Наконец-то, мы все сможем навестить отца, ибо королевские паладины до сих пор не пускали нас в его покои! Было бы очень хорошо, если бы такая же надежная охрана оберегала отца и после того, как он придет в себя, стерегла от чужих людей так же хорошо, как сейчас охраняет от самых близких! Ведь поначалу отец наверняка будет еще слаб. И те, кому по какой-то причине нежелательно возвращение графа Кенабумского к власти, могут попытаться погубить его... Простите, что говорю вам об этом в такой час, но все мы выросли при королевском дворе, и ничему на свете не должны удивляться...

Родные приняли предостережение Ангеррана как должное, действительно ничему не удивляясь. Даже Альпаида не дрогнула ни на миг и проговорила гордо и решительно, только глаза ее вспыхнули еще ярче:

- Я сама буду заботиться о моем Карломане, пока он не встанет на ноги! Мне уже доводилось ухаживать за моим супругом, когда он был ранен, и я знаю, что делать. И я не допущу к нему ни чужого человека, ни непроверенное лекарство, и ничего другого, столь же подозрительного!

Никто не решился возразить графине Кенабумской, исполненной воодушевления. Мужчины восхищенно взирали на нее, а Луитберга потупила взор, видя преданность Альпаиды своему супругу.

Наконец, Магнахар решился заметить:

- Мы все ценим твои заслуги, Альпаида! Но хорошая стража у покоев Карломана во время выздоровления и впрямь не помешает, не то ты будешь подвергаться опасности вместе с ним.

- Ах, мне все равно, лишь бы Карломан сегодня в самом деле пришел в себя, как горячо надеемся мы все! - порывисто вздохнула Альпаида.

Варох, поймав взгляд графини Кенабумской, проговорил с абсолютной убежденностью, успокаивая ее:

- Я точно знаю, Альпаида, что время уже пришло! Сегодня - знаменательный день, когда Карломан вернется ко всем нам. И... - барон-оборотень хитро подмигнул ей синим глазом: - Мне доведется съесть еще не один черничный пирог за вашим столом!

- О, я своими руками поднесу тебе самый большой пирог, какой ты видел когда-либо, если твое пророчество сбудется, как мы все желаем! - воскликнула жена Карломана, в которой надежда и тревога колебались, как чаши весов.

В этот миг кто-то постучал в дверь.

- Это Аделард! - материнским наитием поняла Альпаида, и позвала: - Входи!

Действительно, вошел Аделард в облачении ученика братства Циу. Едва переступил порог, он протянул руки к матери, и они крепко обнялись, а Альпаида запечатлела материнский поцелуй на щеке юноши. Дагоберт же, стоявший рядом с дочерью, теперь отошел к сыну.

- Здравствуй, Аделард, мальчик мой! - проговорила графиня Кенабумская, отступив назад и глядя на сына со стороны. - Как тебе идет облачение воинского братства! Как будет гордиться тобой отец, узнав, что ты с честью готов идти по выбранному пути!

Аделард покраснел и склонил голову, так что его черные локоны закрыли пылающее лицо. Затем, преодолев смущение, смелым взором обвел весь круг присутствующих, и остановился вновь на матери.

- Матушка, я тоже надеюсь, что все будет хорошо! И мой наставник, жрец Нитхард, сообщил мне, что произойдет важное событие, все знамения говорят ему об этом! - горячо произнес Аделард.

Альпаида улыбнулась младшему сыну, без слов благодаря его за поддержку. А Ангерран шагнул вперед и уважительно протянул брату ладонь, а после, не удержавшись, хлопнул его по плечу.

- Как хорошо, что ты сегодня с нами! Мы вдвоем станем призывать отца от имени всех пятерых его сыновей, раз уж наши братья не могут присутствовать возле его ложа!

Пройдя в покои, Аделард поклонился старшим родичам. И дед, принц Дагоберт, обратился к юноше, пристально на него взглянув:

- Хорошо, что ты будешь с нами, Аделард!  Мы все станет призывать Карломана вернуться, вложив всю свою любовь в эту просьбу. А ты, как посвященный Циу, попроси своего небесного покровителя помочь вернуться к жизни одному из самых доблестных мужей Арвернии за всю историю.

- Нитхард говорит, что молитва нужна не богам. Им ведомы наши просьбы еще до того, как мы произнесем первое слово, - отозвался Аделард. - Молитва нужна нам, чтобы обновить живущую в каждой душе связь с Небесами, чтобы люди не забывали, что могут рассчитывать не только на собственные силы, ибо боги не дальше от человека, достойного помощи, чем старшие родичи в собственной семье. И я обязательно стану просить доблестного Циу, дедушка, и верю, что он поможет мне! - пообещал юноша.

Теперь вся семья Карломана, что пребывала сейчас при дворе, собралась вместе. И, объединенные общим горячим стремлением, они делились друг с другом своей надеждой сегодня же вернуть Карломана из забвения.

Прошло еще несколько мгновений, показавшихся всем невероятно долгими. Наконец, Ангерран произнес:

- Теперь пора! Пойдемте, и да хранят боги нас и отца!

Он пропустил вперед мать и деда, и Дагоберт с Альпаидой пошли впереди процессии. За ними Ангерран вел Луитбергу под руку, и позади следовали мужчины.

И вот, родные Карломана, побледневшие и взволнованные, как бы ни старались держать себя в руках, приблизились к его покоям, куда им в последние дни было запрещено входить по приказу короля, а вернее - королевы-матери.

У дверей майордомских покоев и сейчас возвышались облаченные в броню паладины. Однако на сей раз Жоффруа де Геклен учтиво склонил голову и посторонился, сделав знак остальным стражам сделать так же.

- Ступайте, благородные дамы и господа! Я искренне желаю вам добра, и сам вместе с вами буду просить богов о благой судьбе для графа Кенабумского! - Жоффруа, не зная правды, пока еще имел в виду посмертную судьбу.

С бьющимися от волнения сердцами, на подгибающихся ногах переступили родные Карломана порог его покоев.

45

Наша проза / Re: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - VI

« : 15 Окт, 2023, 21:43:07 »

Эрэа Карса, эрэа katarsis, оба соавтора благодарят вас от всей души!

Интриги, интриги... Бересвинда, привыкшая вертеть своим сыном, видно, считает, что за каждым мужчиной-политиком стоит женщина-кукловод. Может, было бы разумнее Альпаиде сказаться больной, и дело не дошло бы до яда? Или всё же дошло бы? Странный всё же образ мыслей у королевы-матери - Дагоберт безопасен, поскольку уже не коннетабль,  а титул, связи и влияние без должности ничего не значат.

По крайней мере, Бересвинда считает, что женщины хитрее и изощреннее мужчин.
Альпаида тоже уперлась: нет, она ради Карломана и своих родных не будет прятаться. Возможно, и было бы лучше.
Вообще, конечно, принцы крови имеют большое значение (хоть некоторым, вроде Норберта Амьемского, хотелось бы сделать его еще больше). Но Бересвинда недооценивает Дагоберта. Тем более, он-то как раз сумел схитрить, показавшись ей слабее, чем есть.

События выходят на финишную прямую. Я уже и сама жду-не дождусь, когда Карломан очнётся.
Интересные подробности про Норберта Амьемского. Точнее подозрения, но очень правдоподобные. Получается, Одиллон не самодеятельностью занимался? Интересно, но правду уже не выяснить, разве что тот самый приказ неожиданно обнаружится в футлярчике Фульрада или в другом таком же неподходящем для него месте. Ну, а что? Норны могли пошутить.

Мы тоже ждем не дождемся!
Да, Одиллон действовал, как годится для него, но такие чрезвычайные меры были кое-кому выгодны.
Кто знает! Все может выясниться (это по поводу футлярчика Фульрада).

Глава 30. Зов сердец (продолжение)

Младший сын Карломана и Альпаиды, Аделард, тоже собирался во дворец, чтобы вместе со всей семьей увидеть отца. Он, как и вся семья графа Кенабумского, горячо надеялся, что сегодня отец возвратится к жизни.

И сейчас Аделард стоял возле алтаря Циу, рядом со своим наставником, жрецом Нитхардом. Они тихо беседовали о том, что должно произойти.

- Каков бы ни был итог сегодняшнего дня, Аделард, ты должен это выдержать, - проговорил Нитхард. - Судьбу принимают как должно сами боги. Придет время - и Всеотец Вотан погибнет в битве с волком Фенриром, наш покровитель Циу - с Гармом, псом Хель, а Донар Громовержец - с Мировым Змеем.  Они готовы встретить свою судьбу, без страха и без протеста. Подобает ли людям противиться, даже если им придется лишиться самых родных на свете?

Аделард глубоко вздохнул.

- Нет, наставник! Я не собираюсь спорить с судьбой. Пусть сбудется, как ведомо богам и всеведущим норнам... Но все-таки, нам пока еще неведома воля Высших Сил! - Аделард намекнул наставнику на ожидание, что поддерживало их семью с самого начала, и особенно - после того, как добыли живую воду для Карломана.

Нитхард глубоко вздохнул, словно пробуя на вкус воздух, сосредоточенно пытаясь уловить новые веяния. Поглядел на мраморный лик Циу. И жрецу привиделось, что бог войны загадочно усмехнулся, словно ему хотелось что-то сказать, однако сдерживался, ибо время еще не пришло...

- В дыме жертвоприношений на алтаре мне видится, что должно произойти нечто, неожиданное для многих, - осторожно проговорил Нитхард. - Я и сам чувствую. как что-то начинает меняться. Со временем ты, Аделард, наверняка научишься ощущать изменения в ткани мироздания. Это носится в воздухе, как напряжение перед грозой. Если у тебя есть хоть некоторая способность тонко чувствовать, ты научишься.

Аделард кивнул, воодушевившись.

- Есть еще на свете сила, способная многое изменить!

Нитхард поглядел на изваяние бога войны за алтарем, и снова обернулся к юноше, загадочно приложив палец к устам.

- Будем надеяться, что жребий норн еще сулит счастье семье графа Кенабумского! Лик судьбы причудлив и удивителен, и трудно бывает распознать его заранее. Жребий норн порой исполняется непредсказуемыми путями. Ему могут содействовать такие силы, о которых люди не всегда имеют понятие... Но все же, прошу тебя и твоих родных быть осторожными! - добавил Нитхард. - Не стану призывать к вражде с тайными силами, как жрецы Донара, но всего лишь к осторожности, даже если сегодня они помогают вам! Только когда вы убедитесь, что все закончится хорошо, радуйтесь победе, но не раньше. Не думай, что я угрожаю тебе, Аделард! Я всего лишь стараюсь тебя утешить, чтобы твои надежды не потерпели крах.

Аделард вздохнул и с благодарностью взглянул в глаза наставнику.

- Пусть боги благословят тебя!

***

В это время богов просила о помощи и королева Кримхильда. Она тоже знала, что должно сегодня произойти, и тоже всем сердцем надеялась, что сегодня граф Кенабумский вернется к жизни. Об этом она молилась сегодня у алтаря Фригг в дворцовом святилище.

Но и не только об этом. Пожалуй, еще горячее молодая королева просила Госпожу Асгарда о любви своего царственного супруга, о семейном счастье, о детях. Возложив на алтарь золотой браслет и цветы, она мысленно беседовала с богиней, зная, что мысль, исходящая от всего сердца, долетит до Высшего Неба, точно на крыльях синих птиц.

"Великая Госпожа, супруга Всеотца Вотана, упроси своего всесильного супруга защитить нас, ваш народ, арвернов! Пусть сохранит жизнь графу Карломану Кенабумскому, не забирает его в Вальхаллу! Граф Кенабумский слишком нужен нам всем - своей семье, родным, моему царственному супругу, который не сможет спокойно жить, имея на своих руках кровь любимого дяди. Рано еще графу Кенабумскому присоединяться к павшим героям! Его жизнь нужна Арвернии и Королевскому Совету. Сберегите, о всемогущие боги, жизнь майордома! А затем, если вы заботитесь о сотворенных вами людях, подарите хоть немного счастья и мне с моим царственным супругом! Помогите мне стать настоящей женой моего Хильдеберта! Пусть он любит только меня, не тревожимый никакими призраками прошлого! Помоги мне, мудрая Фригг, супруга Всеотца Вотана! Ведь если бы Он тебя покинул, был бы рядом с тобой, но не вместе, то и ты страдала бы от одиночества, как я сейчас! Я, королева Арвернии, прошу тебя и других богов о помощи, во имя нашего народа, детей ваших!"

Долго, горячо, истово молилась Кримхильда, простирая ладони к алтарю Владычицы Асгарда. Лицо ее выражало горячую надежду, синие глаза Нибелунгской Валькирии ярко блестели.

Жрица Теоделинда, стоявшая чуть поодаль, наблюдала за женой своего брата, полной молитвенного вдохновения. Она всем сердцем сочувствовала Кримхильде и своему царственному брату, и желала им счастья. Однако понимала, что следует действовать очень осторожно.

Закончив молитву, Кримхильда с привычной решимостью обратилась к жрице:

- Теоделинда, когда будет готово любовное зелье?

Принцесса-жрица отвела глаза под настойчивым взглядом Кримхильды, не в силах возражать ей.

- Зелье готовится, но для него нужно время, государыня-сестра! Оно зреет. Но еще не для всех компонентов пришел должный срок. Когда зелье обретет полную силу, я сообщу тебе.

- Сообщи мне, Теоделинда! - потребовала молодая королева порывисто. - Будь хранительницей нашего счастья, помоги нам с Хильдебертом обрести любовь!

Жрица мягко улыбнулась, сочувствуя невестке и брату.

- Я обещаю тебе, Кримхильда!

Теоделинда понимала невестку, может быть, гораздо лучше, чем кто-либо при арвернском дворе. Ведь жрица и сама была всю жизнь чужой в собственной семье, не знала ни преданности кровной родни, ни мужского прикосновения. Однако Теоделинда родилась для такого предназначения и не знала никакой иной судьбы, воспитанная жрицами ради служения. Она никогда не была так горяча, как Кримхильда, не томилась ожиданием непознанной любви, не стремилась к семейным радостям, что были ей запрещены. Но молодой королеве, напротив, были необходимы семья и любовь, она всем сердцем желала того, что было дозволено ей, и даже прямо-таки вменялось в необходимость. Если Кримхильда могла обрести любовь мужа только с помощью приворотного зелья, значит, ей стоило помочь!

И вновь принцессе-жрице вспомнилось ее тревожное видение в огне: о недолгом счастья брата с Кримхильдой и об одиноком, безутешном Хильдеберте впоследствии.

Так что же: ей помочь Кримхильде, даже зная, что ей грозит гибель?.. Быть может, их семейное счастье в самом деле продлится недолго. Но все-таки, в том видении у них родилась дочь. Значит, и это краткое время будет послано богами не зря! Значит, помочь им обрести счастье хотя бы ненадолго будет добрым делом! Ибо сейчас, когда Хильдеберт и Кримхильда тосковали поодиночке, как чужие, было больно даже глядеть на них.

По крайней мере, Теоделинда сочла себя вправе помочь им, как просила Кримхильда.

- Будет тебе любовное зелье, моя царственная сестра! Подожди еще немного, - пообещала жрица молодой королеве.

Лицо Кримхидьды просветлело от радости.

***

Пока одни готовились к предполагаемой церемонии вложения меча в руки Карломану, а другие с тревогой и надеждой ожидали его возвращения к жизни, по-своему готовилась и юная Фредегонда. Она не считалась близкой родственницей майордома, и не могла открыто заявить о своих заслугах, признанных его семьей. А потому ей предстояло оставаться в стороне, и не показывать, какие важные события должны произойти благодаря ей.

И вот, внучка вейлы спустилась в сад, подошла к Западной башне, где находились покои графа Кенабумского. Она приблизилась к дубу и поглядела вверх, в распахнутое окно, пытаясь угадать, что происходит там, где лежит сейчас раненый Карломан.

Ее ласточка кружила вокруг дуба. Она, конечно, могла узнать гораздо больше, чем девочка, ожидавшая внизу.

Ворон, сидевший, как всегда, на своем посту, хрипло каркнул, приветствуя приятельницу-ласточку.

- Привет тебе, легкокрылая щебетунья! Сегодня состоится знаменательное событие! - торжественно произнес он.

Ласточка ответила ему, стремительно порхая вокруг:

- Здравствуй, чернокрылый вещун, посланец богов! Давно уже ждали мы возвращения коронованного бисклавре! И сегодня все решится! - звонко щебетала ласточка, ликующе порхая вокруг дуба и перед раскрытым окном башни.

Фредегонда расслышала беседу птиц, поняла и сильно обрадовалась, веря, что все будет хорошо. Карломан Кенабумский оживет сегодня, и произойдет это благодаря ей, наследнице вейл!

В покоях возле окна стоял старый жрец Турольд. Он увидел ворона и порхающую ласточку. Хоть и не понял, в отличие от Фредегонды, их слов, но почувствовал, что это не простые птицы, и в их речах есть смысл.

Поглядев вниз, жрец заметил стоявшую внизу Фредегонду. В первый миг он разглядел лишь необыкновенную красоту юной девушки, почти ребенка. Но вслед за тем своим опытным чутьем знающего жреца он почувствовал, что это - непростая девушка, что ей многое дано, и в ней была некая чародейская, волшебная кровь. Силу, которую он ощутил в ней, Турольд не ожидал встретить больше на своем веку.

Задумавшись, старец не оглядывался назад, прекрасно зная, что увидит - жрецов и лекарей, столпившихся у постели Карломана, пока еще лежавшего без чувств. Там пока еще ничего не изменилось. Во всяком случае, с виду. Но Турольд ждал перемен, и верил, что они наступят.

Между тем, жрецы с лекарями стали удивленно переговариваться, разглядывая простертого перед ними майордома.

- Пощупайте: кажется, рука графа Кенабумского стала немного теплее!..

- Точно-точно! Его кожа также сделалась теплой на ощупь. Да и лицо его розовеет, обретает живые краски!

- И в самом деле! Что же это! Боги ли решили сотворить чудо? Или это лишь временные, предсмертные изменения? - удивленно перешептывались ученые мужи, проверяя состояние Карломана и удостоверяясь, что с ним вправду происходят перемены.

Турольд слышал все это, но не оборачивался. Он знал, что увидит: яркий, совсем воплотившийся силуэт черного волка, сидевшего над Карломаном. Зверь выглядел совсем живым. А значит, он передавал жизненную силу и своему побратиму-человеку!

И старый жрец молча кивнул, слушая все это и глядя в окно, на стоявшую внизу Фредегонду.

***

Медленно, но неукоснительно приближалось время встречи с Карломаном для его родных. Не теряя ни минуты лишней, Дагоберт Старый Лис со своим сыном Хродебергом направились в покои к Альпаиде. Беседуя между собой, два полководца собирались встретиться со своей семьей, ибо там, как известно, кроме Альпаиды, находились также Ангерран и Луитберга.

- Теперь я подожду самых точных сведений нашей разведки из Междугорья, - вполголоса пообещал Хродеберг.

Дагоберт коснулся рукой локтя сына, давая понять, что ценит его заботы о будущем войске. Ему ли было не знать, как много значит разведка на войне!

По дороге они встретили Вароха и Магнахара. Те выглядели, как и все родные Карломана сейчас, тревожными и воодушевленными, с горящими глазами.

- Здравствуйте! - приветствовал Дагоберт кузенов своего зятя.

- Здравствуй, почтенный Дагоберт! И ты, Хродеберг! - отозвался Магнахар. - Нам по пути - ведь мы идем к Альпаиде, а после - в покои Карломана.

- Сегодня все решится, - с придыханием произнес новый коннетабль Арвернии.

Варох кивнул, и его синие глаза сверкнули еще ярче.

- Да! Я твердо надеюсь, и мы все должны надеяться: сегодня Карломан вернется к нам!

И они вчетвером направились к покоям Альпаиды, которая тоже вместе с сыном и невесткой ждала только возможности отправиться к своему возлюбленному Карломану, чтобы возвратить его к жизни.