Огромное спасибо за то, что открыли эту тему, эрэа
passer-by!
И тоже очень захотелось выложить тут три баллады эрэа
Асмелы со старого форума:
Лесная легендаРасскажу я быль, не сказку, — хочешь? Раз дороги рядышком легли. От начала лет Хозяин Ночи жил за лесом на краю земли. Ледяное пламя, юный, древний… знаешь сам, к чему слова мои… А у леса спряталась деревня — не мешает, пусть себе стоит.
В лес ходили. Нет, тебе не снится. Нет, не львами были рождены. Там лежит заметная граница между миром здешним и иным. До нее — не страшно ни полстолька, а вот дальше, знали, хода нет. Переступишь — вмиг почуют волки, выйдут на охоту, и привет. Волки не обычные, куда там! Никому от них не убежать. Быстрые и верные солдаты, этакие стражи рубежа. Потому-то старая ведунья не жалела сил напоминать: в чащу занесло — не на беду ли? Пожалей, сынок, отца и мать!
…А за сиротой не усмотрели. Лет семнадцать, что ли, было ей. Пела и играла на свирели, не бывало смеха веселей. Дольше всех не уставала в пляске, и в руках все спорились дела. По лесу бродила без опаски… а однажды — в общем, забрела. Спохватилась, только звуки смолкли да пополз тумана бледный шелк. Окружили, обступили волки. И Хозяин Ночи подошел.
Почему-то он ее не тронул. Как девчонка избежала зла? Знак не сотворила оборонный, разговор иначе повела? Или, не надеясь на победу (ни один не оставался цел!), станцевать решила напоследок в сером выжидающем кольце? Чем уж там обычай был нарушен — никому не ведомо. Но слушай: дать сигнал вдруг недостало сил, и впервые он живую душу из своих владений отпустил.
До опушки провожали звери с любопытством в золотых глазах, а в деревне не могли поверить, что вернулась девушка назад. И сама какая-то другая… Женихов отвадила она, и подружки, в гости забегая, больше не сидели дотемна. Солнце с неба — веселиться поздно, вечер надо в тишине встречать… Гас закат, выглядывали звезды, загоралась на окне свеча. И тогда густые тени… впрочем, не видал и не скажу верней, но болтали — сам Хозяин Ночи под луной наведывался к ней. От него узнала волчье слово, чтобы впредь не трогало зверье. И когда пришла из леса снова — ягоды искала, что такого? — на тропинке встретили ее.
Свистнул нож, рукав окрасив алым. Круг стянув, дышали горячо. С каменным лицом она стояла, зажимая левое плечо. Кровь сквозь пальцы — медленно, как масло. А потом внезапно вздрогнул лес, солнце среди бела дня погасло, чернота обрушилась с небес. И они бежали — мол, а ну вас! Славно так бежали, хорошо…
А она, понятно, не вернулась. Я б и сам обратно не пошел.
Был я в той деревне прошлым летом. Времени немало утекло. Там не любят вспоминать об этом, хмурятся и смотрят тяжело. Дом хотели сжечь — да побоялись, лишь дорожка заросла травой. Что до леса… ну, ходил и я в лес — и, как видишь, все еще живой. Знамо дело, заступить границу старая ведунья не дала…
…там, на рубеже, такие птицы — алое пятно у них таится в опереньи левого крыла.
Северная быльЕсли тянет горечи груз на дно, вспомни то, что было давным-давно. В землях северных племя живет одно и в легенду верит. Говорят, что сущая правда в ней…
Подостыли как-то сердца людей, и пришел мороз, с каждым днем все злей, стал свирепей зверя.
Леденеет день, вымерзает ночь — утекает время, уходит прочь. У вождя меж тем повзрослела дочь — как костром согрела! По колено косы, текут ручьем, озорная, легкая на подъем, и не знают промаха у нее на охоте стрелы. Ей бы замуж надо, но вот беда: не стихают страшные холода, и уж коль нагрянули навсегда — скоро сгинет племя.
…А шаман наособицу жил, один, лишь порою в стойбище приходил, далеко не старый — но от седин был снегов белее. И едва метель колдовать пошла, угадал он сразу причину зла да забросил прочие все дела, не ведет обряды. И больные тоже напрасно ждут: не идет шаман отводить беду, и мрачнеет вождь, ходит как в бреду, да и дочь не рада.
Но однажды след по снегам пролег. Дочь вождя — к шаману на огонек. Путь за реку легок и недалек, только что за чудо? Опустела юрта, погас очаг — даже самый слабый огонь зачах… верно, ноша тяжкая на плечах, верно, слишком худо. А на старых кожах читает взор: если умер в душах людских костер, если холод к миру крыла простер и нет края ночи — кто хранит тепло в снеговую жуть, тот разыщет Зимнюю Госпожу, станет жертвой — слушаешь, что скажу? — и спасет всех прочих.
Над землею стылой в зенит взойдя, только зимние волки с небес глядят, как стремится к северу дочь вождя, ну а север — вон он… Через лютый холод — зачем, за кем? Держит путь к сиянию вдалеке, и слезинка инеем на щеке, и дыханье — звоном. Вот сиянье рядом, оно — пляши! — разошлось пред нею в ночной тиши. В ледяные стены она спешит, расправляя плечи. После бега ноги ее дрожат, но в глазах бушует лесной пожар, и дивится Зимняя Госпожа, выходя навстречу.
«Для чего, скажи, ты пришла сюда? Не пойдет беда по твоим следам. Хочешь — мужа из снежного царства дам, не погибнешь в стужу. Будет твой защитник и господин… а шаман — пускай он умрет один, он угрюм, неловок и нелюдим, никому не нужен. Да на что он сдался тебе такой? В одиночку жил за своей рекой, неужели смог унести покой и найти невесту?»
Дочь вождя — упрямая, ну и ну! — на своем стоит: «Коли он в плену, почему ты не хочешь отдать весну? Разве это честно? Если сердце горячее жило в нем, заплатил он выкуп своим огнем. Не хватает — нас забирай вдвоем, без него замерзну!»
Но совсем не холодно ей уже. А глаза горят, продолжают жечь… И невольно чудится Госпоже, что теплеет воздух.
Вместе с ним теплеет ее лицо: «Что ж, довольно, девочка, молодцом! Вы прошли испытанье в конце концов, хоть всего не знал он».
…Был готов за всех заплатить собой — а на смерть отважится не любой. Но, когда истаивает любовь, этой жертвы мало. Если б мир спасенный его забыл, не сумел бы злой избежать судьбы. Да, видать, остался на свете пыл! Приходящий следом — разбивает цепь, замыкает круг, и спаситель тоже спасется вдруг, и душевный жар, жар сердец и рук принесет победу.
«Вот теперь я вижу, что он не мой. Возвращайтесь оба к себе домой — чародейство станет простой зимой, не встревожит боле».
И струною — звон ледяных дверей: тот, кого искала, живой пред ней, и нельзя сказать, кто из них сильней руки сжал, до боли…
«Что стоишь ты, девочка? Ну, иди! Ведь дорога долгая впереди».
Сердце бухает гулко в ее груди, и, ладонь давая, не отводит взгляда она тогда. А глаза его серые — корка льда… под которой бьется, звенит вода, навсегда живая.
…И рассветное небо огнем горит, и уходят волки в костер зари. Через тундру двое идут — смотри! — и молчат о чем-то. У шамана тверд и неспешен шаг, по улыбке видно — поет душа, южный ветер кудри его смешал с косами девчонки.
***
У меня есть друг — разведчик и проводник, он следы читает легче, чем строки книг, он к лесным тропинкам с детства еще привык и проходит ими, не всколыхнув листочка. Вся граница знает: первый стрелок в краях! Не найти искусней, опытней, я не я, и враги боятся грома его ружья, потому что каждый выстрел чертовски точен.
Я — иное дело; что тут за спрос и суд? Заблудиться просто тем, кто не жил в лесу. По какой дороге ноги меня несут, не успел понять рассудок в тот летний вечер. Погнала беда, быстрей, или не уйдешь! Перебили всех — кто плох был и кто хорош, беглецов искали пуля да острый нож… но послало, верно, небо его навстречу.
Он окинул взглядом, жестом велел молчать и одним движеньем сбросил ружье с плеча. А потом сквозь чащу двигались добрый час, не роняя слов — шуметь, он сказал, не нужно. Подошли к его убежищу в темноте. Ни о чем сначала спрашивать не хотел. Посидел, вздохнул: повадки твои не те, подведешь ведь, неумеха, под вражьи ружья…
Скоро год знакомству, но не конец войне, и не раз мы с ним стояли спина к спине, и не раз казалось: выхода больше нет, неужели снова не получилось тише?.. Но всегда справлялись и прорывали круг…
У меня есть самый лучший на свете друг.
Где-то в кронах солнце прячется поутру. Мы смеемся: он впервые меня не слышал.
. От всей души спасибо за продолжение, эрэа Эйлин! 
Потрясающе и волшебно красивая. Любуешься ею - и столько тепла и света проливается в душу, и просто, честное слово, хочется писать стихи... 
. Огромное спасибо за продолжение, эрэа Tany!