Мне очень нравится Валентин, фанфики про него тоже прочитала с удовольствием и переживанием за этого невероятного Зарразу. А есть ещё про него у эрэа
Alarven?
А вот про ещё одного моего любимчика от эрэа
lady_mayНЕОСВЕЩЕННЫЕ ПОДРОБНОСТИ ИЗ ЖИЗНИ МАРСЕЛЯ ВАЛМЕАвтор:
lady_mayФэндом: Отблески Этерны
Жанр: планировался юмор, что вышло – судить читателям
Персонажи: Марсель Валме, пока еще теньент Арамона, граф Валмон, а также некоторые другие герои ОЭ в дальнейшем продолжении
Предупреждения: возможна некоторая степень АУ и ООС. Это так, заочно
Примечания: все права на персонажей и мир – Вере Викторовне; права на содержание – мне, уж не обессудьте
1
Серые стены, мощенная серыми камнями серая площадь, серое небо над серым домом. Серое, серое, серое, кругом все совершенно серое, непередаваемого мышиного оттенка. В действительности Лаик оказался еще гаже и еще серее, чем представлялось в самых страшных кошмарах. Марсель виконт Валме не сдержал тоскливого вздоха. Неужели, в ЭТОМ месте ему придется проторчать целых полгода?! В то время как за пределами унылого поместья жизнь будет бить ключом, его вынудят сидеть на скучных занятиях, выслушивая скучных менторов, и ко всему прочему, удобств в Лаик – явно как в казарме, то есть никаких. Определенно, это будут самые худшие полгода в его жизни!
Под сапогами хлюпнула вода, юноша помянул Леворукого и посмотрел под ноги. Он стоял прямо посреди огромной, грязной, невероятно живописной лужи. В ней отражались низкие дождевые тучи и собственное унылое лицо. Марсель скорчил своему отражению рожицу и шевельнул носком сапога. Унылая физиономия пошла рябью, вместе с грозовым небом и возникшей над правым плечом папенькиной головой. Обернувшись, юноша сразу же наткнулся на суровый взгляд и снова тяжело вздохнул. Будь его воля, ноги бы его тут не было. Велика радость – слушать про особенности саграннских гор, или что там еще почитают необходимым для образования молодого дворянина? Марсель с этим был решительно не согласен. Единственное, что он полагал нужным для своего собственного образования, – это умение играть в тонто и вьехаррон, разбираться в винах, сочинять стихи и играть, скажем, на лютне. Владеть шпагой его вполне мог научить капитан Леро, что он, собственно, успешно делал последние два года. А землеописательными науками и геометрией пусть занимается кто-нибудь другой. Увы, дворянские традиции и папенькина воля были твердей и незыблемей надорских скал и окделльского девиза. Так что у наследника Валмонов выбора не было, разве что сбежать из отчего дома, но разочаровывать папеньку – Создатель упаси, такого греха Марсель на свою душу брать не желал, хоть о Рассветных Садах перестал надеяться с тринадцати лет, когда тайком от родителей распил бутылочку превосходной «Вдовьей слезы» и был пойман на горячем, то есть на пьяном.
Виконт вышагнул, наконец, из злополучной лужи. Интересно, сразу же по приезду на новое место вляпаться в грязную лужу – это к чему? Марсель хотел бы надеяться, что к чему-нибудь хорошему, теплому и сухому. Но до хорошего, теплого и сухого еще нужно было добраться, а значит, для начала – принести клятву и распрощаться наконец-то с папенькой, хотя последнее юноша предпочел бы сделать еще в Валмоне. Увы, все те же треклятые дворянские традиции требовали сопровождения ближайшего родственника. А у Марселя, вестимо, никого ближе папеньки не было. Тут юноша представил означенную близость и содрогнулся. Создатель, это было совершенно ужасно и нелепо!
Пока виконт Валме утопал в тоске и глупых мыслях, дражайший родитель в сопровождении пары гвардейцев Лаик уже промаршировал до двери поместья. А на пути Марселя снова лежала лужа, не менее большая и грязная, чем предыдущая. Юноша сделал широкий шаг и с чувством наступил в самую ее середину. Зловредная лужа хлюпнула, булькнула и окатила обнаглевшего с ее точки зрения наследника Валмонов до самого верха сапог, грозя замочить жидкой грязью штаны. Марсель во второй раз за день помянул Леворукого и всех его кошек и бросился догонять дражайшего родителя.
Тяжелая дверь открылась, из нутра дома хорошенько пахнуло затхлой сыростью и щедро обдало виконта вместе с порывом сквозняка. Юноша сморщился, с трудом сдерживая рвущийся чих. Поместье Лаик явно невзлюбило Марселя с первого же марселевского взгляда, по-видимому, расцененного поместьем недостаточно благоговейным. Наследник Валмонов вытянул шею, пытаясь рассмотреть что-нибудь из-за широкой спины папеньки. Затея с треском провалилась, поскольку то, что не закрывал собой родитель, загораживали гвардейцы Лаик.
– Граф Валмон, виконт Валме, следуйте за мной. – У слуги, открывшего дверь, голос был под стать поместью – по-мышиному писклявый и какой-то… серый. Широкая родительская спина втянулась в дверь, гвардейцы пропустили юношу, дверь закрылась.
Марсель все-таки чихнул – громко, с чувством. Звук срикошетил от стен и потолка в узком коридоре и понесся вперед, загодя уведомляя начальника Лаик о прибывших. Граф Валмон едва заметно качнул своей неизменной тростью. Едва заметно для сопровождающего их слуги, но не для почтительного сына, который тотчас устыдился своего громогласного чиха. Стыд закончился быстро, его виконту всегда недоставало, и юноша сунулся вперед.
В эту пору года темнело рано, да и тучи на небе не способствовали обилию света, так что в коридоре была непроглядная темень, а оттого он казался длинным, если не бесконечным. Тоска, чуть отступившая от виконта после произведенного чихом эффекта, вернулась и стиснула Марселя в крепких объятиях. Юноша в очередной раз тяжело вздохнул и больше не пытался высунуться вперед родителя.
За дверью в конце коридора оказался кабинет, а в кабинете обнаружился противный, красномордый и готовый поспорить своими габаритами с папенькой свин. Виконт живо ухватился за эту удачную мысль и вперил взгляд в поднявшегося из кресла навстречу вошедшим теньента. А это, вестимо, он и был. Временно исполняющий обязанности начальника Лаик теньент Арамона. Гроза унаров и ночной кошмар для диет.
– Граф, счастлив видеть вас, – голос у ночного кошмара был воистину кошмарным, а в сочетании с приторно сладкой улыбкой на лице и вовсе повергал в ужас. Хотелось броситься под защиту к папеньке и взвыть в голос. Марсель вовремя вспомнил, что он наследник графов Валмон, и подавил неуместный порыв. – Это честь для меня принимать вас и вашего сына в Лаик.
Если Арамона пытался быть учтивым, то выходило у него это из рук вон плохо. Счастлив он их принимать! Да уж, тут и впрямь великосветский прием. Виконт фыркнул про себя и вздернул подбородок с самым высокомерным видом. Свин в теньентском мундире чуть скис, но снова воспрянул духом, когда заговорил папенька.
– Премного благодарен за радушную встречу, теньент Арамона, – граф с достоинством кивнул головой, как будто их тут встречали с фанфарами и шпагами наголо. Чуть качнулась трость, мол, во всем следует быть дипломатичным. Юноша с трудом сдержал фырканье. – Мой сын и наследник явился принести клятву братству Фабиана и готов следовать его законам.
Марсель был готов, как крыса в мышеловке. Но у той хоть было право огрызаться и отбиваться, юношу никто не спрашивал, все только утверждали.
– Я буду счастлив принять виконта Валме в унарские ряды, граф. Ничуть не сомневаюсь, что сей почтенный молодой человек не посрамит имени Валмонов. – Будь у Арамоны хвост, он бы им уже вилял в желании засвидетельствовать господину графу свое почтение и безмерное уважение. На счастье утонченной эстетической натуры Марселя означенный орган у теньента отсутствовал, хотя объемистый зад едва заметно подрагивал, явно сожалея, что нечем завилять, и оттого вынужденный сдерживаться.
Виконт с трудом удержал в себе не приличествующий наследнику Валмонов гогот. Его сдерживала лишь широкая родительская спина. Позорить папеньку лучше в его отсутствие, а то снова придется стыдом впрок запасаться.
– Не сомневаюсь, – величаво кивнул граф и повернулся к почтительному сыну, давящемуся смехом. Правда, под укоризненным взглядом родителя давиться чем бы то ни было разом расхотелось.
Марсель с достоинством вышел вперед. При виде необъятного теньентского пуза достоинство ощутимо сдало назад. В носу защекотало от сдерживаемого смеха, только воспоминание о папеньке за спиной заставило смех все-таки сдержаться. Но слова, которые следовало сказать, вылетели из головы напрочь.
– Я готов служить Отечеству, – наконец, ляпнул Марсель, чувствуя, что пауза затягивается. Отечество в лице Арамоны колыхнуло пузом и погрозило патриоту толстым пальцем:
– Послужить Отечеству вы еще успеете, виконт, – и хихикнуло, явно довольное собой. В чем заключалась шутка, виконт не понял и предпочел остаться в неведении. – А пока с вас довольно будет и клятвы унара.
Теньент протянул Марселю объемистую книгу, переплетенную свиной кожей. Юношу так и подмывало спросить Арамону, с какого именно места его скальпировали для переплета, но он вовремя вспомнил о дражайшем родителе за спиной и в очередной раз за сегодняшний день сдержался. Не вовремя пришло чувство гордости за свою сдержанность, и теньентская рука с книгой повисла в воздухе перед носом Марселя.
– Сын мой, вам следует ознакомиться со сводом законов братства и поставить свою подпись, – прозвучавший из-за спины папенькин голос был полон укора за марселевскую рассеянность. Виконт отодрал наконец-то свой взгляд от внушающих священный трепет теньентских габаритов и с полной серьезностью заверил родителя и Арамону в своей готовности одарить братство своим автографом.
Книга со сводом унарских правил оказалась тяжелой. Тоска с наглым смешком хлопнула Марселя по плечу, юноша пошатнулся, едва сдержав стон отчаяния. Но наследник Валмонов не мог позволить себе выказать недостойные чувства, так что Марсель перехватил книгу поудобнее и обреченно открыл первую страницу. С первых же строк он понял, что свод законов было бы уместнее назвать сводом запретов, потому что у унаров было только одно право – посещать занятия менторов, все остальное строжайше запрещалось. Пребывание в Лаик было равносильно заточению в Багерлее, и еще неизвестно, где виконт предпочел бы оказаться, предоставь ему кто такой выбор. Во всяком случае, в Багерлее хотя бы не заставляли выслушивать нудные поучения об окружностях и квадратах.
– Виконт Валме, вы обязуетесь следовать законам братства?
– Обязуюсь, – безрадостно подтвердил Марсель, после того, как с чувством продекламировал означенные законы вслух. До Дидериха и Веннена составившему их было далеко.
– Вы укрепились в желании вступить в ряды унаров?
– Укрепился, – в обратном, но папенька заблаговременно занял стратегически важную позицию, дальновидно отрезая почтительному сыну пути к отступлению.
– Граф, вы поддерживаете своего сына в его стремлении? – «Создатель, я буду послушным! Я никогда больше не залезу в папенькин шкаф с винами! Я каюсь во всех своих грехах! Я буду…»
– Поддерживаю, – видимо, грехи, лежавшие на виконте, были слишком тяжкие, и их следовало искупить не менее чем восьмью месяцами страданий.
– Тогда распишитесь, виконт, и принесите клятву перед лицом Создателя! – торжественный Арамона определенно был еще кошмарней Арамоны почтительного.
Ставя свою подпись под сводом законов фабианского братства, Марсель чувствовал себя так, словно подписывал себе смертный приговор. Полгода в Лаик, собственно, и ожидались смерти подобными, а помилованием здесь, увы, и не пахло.
Откуда-то из темного угла возник олларианец. Виконт уставился на него с неподобающим любопытством и прикинул, может ли в кабинете быть потайной ход или священнослужитель отсиживался за теньентским креслом. Мысль о потайном ходе заставила Марселя чуть воспрянуть духом – что ж, возможно, пребывание в Лаик может быть и не таким тоскливым. Главное – спровадить, наконец, дражайшего родителя, а там можно и делами заняться. Так что юноша расправил плечи и заучено отбарабанил положенные слова, притом мыслями уже витая в непременно существующих и, хотелось бы надеяться, множественных тайных лаикских ходах.
– Я свидетельствую, – Арамона разве что не прослезился, вызвав у Марселя непреодолимое желание предложить ему свой кружевной надушенный носовой платок. В который раз пришлось сдержаться, папенька мог не оценить сыновнего благородного порыва.
– Я свидетельствую, – послышалось, или в голосе родителя и впрямь прозвучало угрожающее предупреждение? Марсель на всякий случай счел за благо притвориться глухим.
– Да будет по сему! – склонил голову олларианец и отступил за теньентскую спину. Виконт тут же сунулся вперед, желая посмотреть, куда денется служитель Создателя, но Арамона успел оттеснить не в меру любопытного Марселя. То ли давал олларианцу возможность скрыться, то ли просто так совпало. Подозрительность виконта склонялась к первому.
– Я счастлив принять вас в ряды братства, унар Марсель, – свин в теньентском мундире двинулся вперед и сделал руками странное хватательное движение. Юноша на всякий случай отступил назад, обниматься с Арамоной он не стал бы даже под страхом смерти. Спина наткнулась на неожиданное упругое препятствие. Граф положил почтительному сыну на плечо пухлую руку и кивнул временному начальнику Лаик:
– Надеюсь, мой сын не запятнает имя Валмонов. – В словах папеньки Марселю снова почудилось предупреждение, и он мгновенно оглох. Вышло вдвойне удачно, потому что крупный рот Арамоны задвигался, вероятно, исторгая новую порцию заверений в любви – простите, уважении. Виконт искренне понадеялся, что как только дражайший родитель отбудет, свин в теньентском мундире наконец-то закончит с любезностями.
Папенька что-то сказал, теньент что-то ответил, Марсель уставился в окно. Но предаваться мечтам о том, как он будет исследовать поместье на предмет наличия потайных ходов, долго не удалось. Граф уверенным движением развернул почтительного сына к двери, Арамона разве что ковриком у двери не расстелился, и виконт поспешно вынырнул из своей глухоты. Оказалось – вовремя.
– Унар Марсель, проводите своего почтенного родителя, – объемистый зад снова начал подрагивать, но юноше было уже не до того. Сейчас он распрощается с папенькой! На целых полгода! Перспектива пребывания в Лаик эти самые полгода уже не казалась столь удручающей, какой она была сразу по прибытию в поместье.
В коридоре стоял уже знакомый слуга, на этот раз со свечой, отчего папенькина тень казалась огромной и грозной, а его собственная – вытянутой и худой. Марсель было возрадовался последнему, но, скосив глаза на свой живот, удрученно вздохнул, посетовав про себя на обманчивые тени. Кажется, восьмимесячная диета (в том, что кормят в Лаик, как в казармах, виконт не сомневался) ему впрямь не помешает.
Всю дорогу до ворот в Лаик папенька хранил многообещающее молчание. Марсель уныло плелся следом, загодя готовясь к родительским наставлениям. Но к такому нельзя приготовиться, и юноша тяжело вздохнул, когда господин граф наконец-то заговорил:
– Я надеюсь, что вы и впрямь не посрамите моего имени, сын мой. По вашему возвращению из Лаик я надеюсь увидеть настоящего мужчину, который будет достоин продолжить наш род.
Марсель вздохнул и прикинул, на сколько придется раскошелиться, чтобы нанять какого-нибудь мускулистого теньента с умным выражением лица.
– Я не желаю получать письма о вашем неподобающем поведении. Потому постарайтесь не наделать позорящих ваш статус моего наследника глупостей. – Папенька оглядел Марселя, пожевал губами и добавил: – Во всяком случае, в первый же день.
– Разумеется, батюшка. – Почтительный сын уставился на родителя честными глазами и заверил: – Вы можете быть совершенно спокойны, я не сделаю ничего такого, что заставило бы вас стыдиться моего поведения.
Граф Валмон снова пожевал губами, глядя на своего наследника, и удрученно покачал головой.
– Если в Лаик из вас сделают нечто удобоваримое, и вы наконец-то возьметесь за ум, я пожертвую во имя Создателя четверть своего состояния.
Марсель чуть было не ляпнул: «Уверяю вас, вам не придется нести таких убытков», – но вовремя спохватился, что не стоит огорчать папеньку раньше времени. В конце концов, каждый имеет право на светлую надежду. Поэтому виконт принял самое серьезное свое выражение лица и, не дрогнув, встретил суровый родительский взгляд. Граф укоризненно качнул головой.
– Учтите, если вы опозорите наше доброе имя, я лишу вас наследства.
Юноша вздохнул и стал строить планы по финансовому обеспечению своих будущих похождений после выпуска из Лаик.
Продолжение
2
Смотреть в спину отъезжающему папеньке оказалось неожиданно грустно. Марсель затряс головой, пытаясь понять, что за напасть с ним приключилась, раз он неожиданно решил взгрустнуть о столь желанном отъезде дражайшего родителя. Предаваться самокопательству помешал наконец-то прорвавшийся из низких грозовых туч дождь. На макушку капнуло раз, другой, виконт схватился за свои волосы. За путь из Валмона в Лаик они успели отсыреть, теперь еще и грозили намокнуть. Марсель поспешно отвернулся от ворот, за которыми уже исчез папенька с сопровождением, и похлюпал по лужам к дому. Куда ему идти, юноша не представлял себе даже примерно, Арамона не озаботился никакими указаниями. На счастье, в коридоре возле дверей обнаружился тот самый слуга со свечой, по всей вероятности, как раз поджидавший наследника Валмонов.
– Унар Марсель, прошу за мной, – прошелестел он и скрылся в стене. Марсель несколько секунд пялился на то место, где исчез мышастый слуга. Создатель, в Лаик что, за слуг приведения держат?! Из стены появилась голова, поинтересовавшаяся:
– Унар, вы идете?
Юноша бездумно сделал пару шагов вперед и с облегчением перевел дух. Привидениями здесь и не пахло, в сумраке коридора, едва освещенного свечой в руке слуги, он попросту не заметил узкий проем в стене. В поместье вообще все было узкое и сумрачное, и Марсель с тоской вспомнил светлые и просторные коридоры замка в Валмоне. А эти коридоры ко всему были еще и многочисленными, с большим количеством разнообразных ответвлений. Сначала виконт пытался запоминать дорогу, потом бросил это безнадежное дело – чтоб не заблудиться в лаикском лабиринте, нужно было раздобыть где-нибудь красную нить, как в гальтарской легенде о быкоголовом чудовище, жившем в подземном лабиринте.
Слуга свернул в очередной коридор, закончившийся дверью, за которой обнаружился предбанник купальни. Марселевская тушка тотчас возрадовалась предстоящим водным процедурам и рванулась к проему, ведшему непосредственно в саму купальню. Прорыв не остался незамеченным, и наперерез виконту бросился худющий, одни кости и никакого мяса, слуга.
– Унар, подождите! Сначала мне следует заняться вашими волосами.
Марсель резко затормозил, но по инерции качнулся вперед и уткнулся носом прямо в шею цирюльника. Пахнуло потом, и юноша брезгливо отскочил. Даваться такому в руки совсем не хотелось, но несчастные локоны и впрямь нуждались в уходе. Другого цирюльника в пределах Лаик, судя по всему, не было, так что выбирать не приходилось.
– Мои волосы следует умастить оливковым маслом, обождать четверть часа, затем сполоснуть теплой – слышите? Теплой, ни в коем случае не горячей! – водой, после нанести розовое масло, обождать не менее пяти минут и еще раз ополоснуть теплой водой. – Слуга слушал наставления новоиспеченного унара с таким обалдевшим видом, будто Марсель разглагольствовал, по меньшей мере, об отличиях поэзии Дидериха от стихов Веннена. Юноша удрученно вздохнул – судя по всему, заниматься волосами ему придется собственноручно. Вверить этому неотесанному деревенщине свои золотистые локоны – свою гордость! – было решительно невозможно. А цирюльник тем временем наконец-то отмер и пробормотал, во все глаза глядя на виконта:
– Простите, унар, но по уставу Фабианового братства ваши волосы должны быть коротко остриженными…
Марсель утратил дар речи. Кажется, от изумления сам собой открылся рот, но юноша этого даже не заметил. Он смотрел на слугу и не мог поверить. Его чудесные локоны собирались искромсать… Мягкие, шелковистые локоны… Виконтовскую гордость… Искромсать… Леворукий и все его кошки, ИСКРОМСАТЬ?!
У виконта наконец-то прорезался голос, но от возмущения Марсель заговорил тонким фальцетом:
– Закатные твари, что вы сказали?! Вы собрались обрезать мои… мои… – наследник Валмонов задохнулся, не в силах выразить словами свои чувства. Цирюльник моргнул и потер кончик длинного носа:
– Унар, таковы правила, я ничего не могу поделать. Через полгода вы сможете снова отрастить свои волосы до той длины, какая вам нравится.
Наверное, это должно было Марселя утешить, но юноша и не подумал утешиться. Золотистые локоны были для него дороже всех папенькиных коллекционных вин, обрезать их он не позволит!
– Только через мой труп! – чуть справившись с возмущением, уже своим обычным голосом возвестил виконт.
Слуга уставился на строптивого унара круглыми глазами. Вероятно, от ужаса, так что Марсель чуть приосанился, ощущая себя почти таким же грозным, как папенька.
– Но…
– Никаких «но», сударь! – с достойной папеньки твердостью отрезал наследник Валмонов. – Уходом за волосами я, так и быть, займусь самостоятельно, но не позволю вам даже прикоснуться к ним ножницами!
– Теньент Арамона будет недоволен, – пробормотал обладатель длинного носа, и у Марселя возникло непреодолимое желание защелкнуть на нем мышеловку. Но потом он вспомнил дражайшего родителя и его просьбу не наделать глупостей в первый же день, рассудил, что цирюльниковый нос в мышеловке вполне может быть расценен означенной глупостью, и, пересилив себя, сдержался. Опять. При этой мысли виконт взгрустнул – сдерживать свои желания было не в его привычках, но нарушать волю папеньки, когда он отъехал еще недостаточно далеко, все же не стоит. Поэтому юноша вздохнул и пообещал себе наверстать упущенное за сегодняшний день завтра же с утра. Чуточку полегчало, и Марсель милостиво позволил цирюльниковому носу еще немного поздравствовать на свободе.
– Не извольте беспокоиться, с Арамоной я договорюсь. – Виконт сделал неопределенное движение рукой, и слуга загрустил. Юноше даже стало совестно, расстраивать человека, который всего-то пытался исполнить свой долг цирюльника, папенька бы не одобрил. Потом Марсель порылся в своих закромах, обнаружил, что запасы совести закончились, и мысленно развел руками, мол, я бы с удовольствием, но чего нет, того нет. Слуга вздохнул и грустно предложил виконту перейти в купальню, и юноша с величайшим удовольствием проследовал в смежное помещение. Удовольствие тщательно обозрело содержимое этого самого помещения, по недоразумению назвавшегося купальней, пожало плечами и вышло. Марселю пришлось остаться, потому что его тушка возмущенно требовала водных процедур.
– Розовой воды не будет, – сообщил тушке виконт, тушка не замедлила праведно вознегодовать. Юноша полностью разделял ее мнение, но, бросив взгляд на слугу, пожалел последнего. Несчастный ведь не виноват в отсутствии удобств. Хотя носу определенно не помешает знакомство с мышеловкой. Так, исключительно в профилактических мерах.
Но когда виконт сунул руку в лохань с водой, жалость к бедолаге сделала ручкой и удалилась. Марсель повернулся к слуге, тот бросил обреченный взгляд на дверной проем, но явно все же поборол искушение и с видом готового к своей судьбе человека посмотрел на юношу. Тот восхитился, честь и ремесло определенно были для цирюльника на первом месте. Странно, что Люди Чести до сих пор не ухватили его с руками. Впрочем, сообразил виконт, с происхождением у бедолаги явно было грустно, хотя надо бы спросить, в каком поколении он цирюльник. Тысячелетнее цирюльничество было, на взгляд Марселя, не хуже тысячелетнего графства.
– Принесите мне горячей воды, сударь, – подражая папеньке, сурово повелел юноша. Кажется, вышло неплохо, потому что слуга, даже не думая пререкаться, поплелся к двери.
Ждать пришлось почти сорок минут. Виконт успел посидеть на лавке, сунуть нос во все углы, обнаружить забытую кем-то и изрядно обглоданную мочалку возле крысиного лаза. Когда цирюльник наконец-то вернулся, Марсель был готов на стенку лезть от скуки. Несчастная тушка взывала к милосердию и пуховым перинам, глаза начали слипаться. Но принесенную воду юноша, тем не менее, тщательно проинспектировал, выдержал приличествующую паузу и, наконец, под громкий облегченный выдох слуги одобрил.
Смирившись с воистину старогальтарскими условиями, Марсель взял свою волю в кулак, показал его развопившейся тушке и по-быстрому помылся. Локоны пришлось намылить отвратительного качества мылом, но за путешествие из Валмона в Лаик волосы сильно отсырели и были немыслимо грязными, так что пришлось сжать зубы и довольствоваться имеющимся куском. Про себя виконт подумал, что срочно нужно распаковать купальные принадлежности и брать их с собой. Наконец, юноша обтерся какой-то мало заслуживающей доверия тряпочкой, по недоразумению назвавшейся полотенцем, потянулся за одеждой и взгрустнул. Унарская форма была просто омерзительна! Грубая ткань привела тушку в ужас, покрой штанов и рубахи заставил ужаснуться Марселя. Двумя пальцами подняв с лавки полагающуюся ему одежду, виконт оглядел ее со всех сторон, даже понюхал. Единственным положительным моментом был тот факт, что тряпье, во всяком случае, было чистым. Оглянувшись на дверной проем, за которым торчал выдворенный из купальни слуга, юноша тоскливо вздохнул. Если потребовать привезенную одежду, придется проторчать здесь еще не менее получаса, а выбравшийся из теплой воды Марсель уже начал замерзать. К тому же, явно не приученный к приличной одежде цирюльник обязательно что-нибудь перепутает, и придется ждать еще минут сорок, пока он, наконец, принесет то, что от него требуют. Виконт еще раз оглядел унарскую форму. Что ж, для того, чтоб дойти до своей комнаты, сойдет, а там он поскорее сбросит это омерзительное тряпье и наденет приличную одежду.
Слуга встретил Марселя с обреченным вопросом:
– Унар, все в порядке?
Судя по всему, он уже готовился к новому недовольству виконта. Тот, оценив самоотверженность, смилостивился и даже не стал говорить о грубой ткани и покрое, который, вероятно, был в моде еще при Франциске Первом. Так что юноша только утвердительно кивнул, и на лице цирюльника появилась недоверчивая надежда.
– Луис проведет вас в вашу комнату, унар, – поспешно сказал он, отступая от двери в коридор. Марсель хлопнул слипавшимися глазами и вышел в коридор, где обнаружился уже знакомый слуга со свечой. Луис, а это, вестимо, был он, кивнул юноше и удалился куда-то вглубь коридора. Виконт без возражений последовал за слугой, мечтая о теплой постели и мягкой перине. Верховая езда определенно сказалась на нем не самым благотворным образом.
На сей раз коридоры и вовсе казались бесконечными, у Марселя рябило в глазах от многочисленных проходов и переходов, они с Луисом то поднимались по лестницам, то петляли по темным коридорам. Как здесь можно ориентироваться, юноша решительно не понимал.
Наконец, слуга вошел в коридор, в котором было понатыкано дверей, прошел почти до тупика в его конце и остановился. Дверь была дубовая, крепкая и напоминала о валмонских винных погребах. Луис загремел ключами, с трудом провернул замок и толкнул дверь.
– Вот ваша комната, унар Марсель. Вещи уже доставлены.
Новоиспеченный унар широко зевнул, вошел и в обалдении остановился на пороге.
В Валмоне в таких длинных, узких каморках хранился хозяйственный инвентарь. В Лаик это по недоразумению называлось унаровской комнатой. Впрочем, тесноту виконт еще был готов пережить, но обстановка этого помещения, для которого «келья», и та звучала комплиментом…
– Я буду спать… ЗДЕСЬ?! – юноша обернулся к не успевшему уйти слуге. Тот с некоторым недоумением кивнул. Бедолага цирюльник явно не поделился с коллегой опытом обращения с виконтом Валме.
– Да, унар Марсель. На время вашего пребывания в Лаик это ваша комната.
Наследник Валмонов издал странный сдавленный звук, тушка, мечтавшая о перине и не менее чем трех подушках, преисполнилась негодования. Потому что мечтам сбыться было не суждено. Узкая кровать без полога была застелена одиноким матрасом, серела такая же серая, как и весь Лаик, простыня в паре с тощим одеялом, одиноко ютилась у изголовья плоская, как столешница, подушка. Ко всему прочему, обстановку довершал стол, стул, сундук, в углу были свалены привезенные с собой сумки. На этом интерьер марселевской комнаты завершался.
Виконт со зверским выражением лица бросился на слугу, тот отшатнулся, но не успел покинуть зону досягаемости Марселя и был схвачен за грудки. Луис на голову превосходил новоиспеченного унара, однако сейчас казался значительно ниже ростом, а на лице его отразился непередаваемый ужас.
– Где перина? Я вас спрашиваю, где ПЕРИНА?! – страшным шепотом возопил юноша, от возмущения почти потеряв голос. – Где ТРИ взбитые подушки? ГДЕ?! Да вы смерти моей хотите!
Если несчастный слуга чего и хотел, так это вырваться из рук безумного унара и скрыться в коридорных лабиринтах. Но Марсель держал крепко, периодически встряхивая Луиса и вопрошая местонахождение настоящей кровати. Бедолага хрипел, дергался и приседал. В какой-то момент виконт допустил оплошность, и слуга с предсмертным хрипом вырвался. Шарахнувшись в сторону от юноши, он подобрал полы своего серого, похожего на монашеское одеяния и бросился прочь из коридора. Марсель дернулся было за ним, но Луис уже успел проворно выскочить в темный лабиринт, и виконт затормозил, осознав всю бесполезность погони. Шансов догнать слугу и потребовать ответа не было, зато перспектива заблудиться и до утра бродить в неосвещенных коридорах щербато лыбилась наследнику Валмонов. Тоскливо вздохнув, юноша поплелся к своей комнате, пока на шум никто не вышел, – а встречаться со своими завтрашними однокорытниками в такой позорный момент не хотелось совершенно, – и зашел. Апогеем марселевских мучений стало отсутствие каких бы то ни было внутренних запирающих средств. Виконт со стоном отчаяния оглядел комнатушку, обнаружил подходящий для подпирания сундук и вспомнил, что дверь открывается наружу.
Кровать жалобно взвизгнула. Марсель уткнулся носом в подушку и взвыл. Громко и проникновенно.