В этом разделе можно просмотреть все сообщения, сделанные этим пользователем.

856

От Диамни до Барботты / Re: Не забыть бы и не потерять

« : 06 Мар, 2019, 14:01:55 »

                      Эр Эстравен

                          ИНТЕРЛЮДИЯ (название моё. D.)
                       
                   Надор. 3-й день Осенних Ветров 398г. К.С.     

   Орган умолк, вечерняя служба кончилась, но обитатели Надора не спешили покидать церковь. Сегодня был один из дней памяти святого Алана. День, когда Бездомный Король занял Кабитэлу, а герцог Окделл отомстил за смерть короля Эрнани, покарав его убийцу. И, конечно, герцогиня Мирабелла, чтящая святого Алана, не могла не заказать молебен в память о нём. А может, сегодня всё ограничится чтением жития?
  Предаваясь сим благочестивым размышлениям (правду сказать, судьба брата, воевавшего на далёком юге, волновала её куда больше), Айрис и не заметила, как пропустила начало материнской речи.
  - ... и принудил святую Женевьев к браку с "навозником".
  Подобным тоном можно было бы выморозить весь замок, если б он не выстыл уже давно .
  Граф Эйвон вступился за предка:
  - Но, кузина, этот союз был угоден Создателю. И Он благословил герцога Гвидо и благочестивую эрэа Женевьев мнгочисленным потомством, - тут граф Ларак вздохнул, вероятно, вспомнив о Реджинальде, живущем в Олларии, или сетуя на то, что супруга не порадовала его двумя-тремя детьми. Однако графиня Аурелия ничего не заметила - она не отрывала глаз от вдовствующей герцогини.
  А Мирабелла Окделл не собиралась так легко сдаваться:
  - Герцогиня Женевьев Окделл согласилась на это лишь из долга перед своими сыновьями и страха за их жизнь. И я уверена, - тут вдовствующая герцогиня слегка повысила голос, - что младший сын святой Женевьев был злодейски убит кем-то из сторонников проклятых Олларов, дабы устрашить герцогиню и заставить её покориться воле Франциска. Но Окделлы всегда стойко переносили все испытания, - Мирабелла вскинула голову, обводя взглядом домашних, и почти все поспешили опустить глаза.
  - Не совсем так, дщерь моя, - вмешался отец Маттео. - Создателю было угодно призвать к Себе юного Эдварда, дабы напомнить святой Женевьев о смирении и супружеском долге. И сам святой Алан, явившись своей скобрящей вдове, наставлял герцогиню Женевьев на путь истинный. Ибо по воле Всемилостивого и Ожидаемого - тут священник приложил левую руку к губам и сердцу, и многие прихожане последовали его примеру, - святой Женевьев было ниспослано видение.
  - Видение! - выдохнула графиня Аурелия. Айрис украдкой покосилась на неё. Толстая, невысокая, в сером траурном одеянии, графиня Ларак напоминала раскормленную мышь. Впрочем, в Надоре и мышам жилось несладко. Тётушка аж вся подалась вперёд, а её глаза горели точно так же, как глаза Ричарда и Эдит (да и самой Айрис), когда они слушали страшные сказки старой Нэн.
  - Полагаю, что эта поучительная история будет весьма полезна для моих дочерей, - наконец изрекла герцогиня Окделл. - Им следует знать, как надлежит вести себя истинной эрэа.
  Отец Маттео раскрыл уже приготовленную книгу (жития самых почитаемых святых были испещрены закладками), откашлялся и начал:

 
Видение святого Алана его скорбящей вдове.


Великое горе постигло Надор в 22 день Осенних Молний К.М. Юный Эдвард Окделл, коему не минуло и шести, был убит внезапно обрушившимся на него щитом своего святого отца. Щит же сей был повешен в Гербовом зале по повелению герцогини Женевьев, хранившей верность памяти доблестного и благочестивого герцога Окделла. Узрев бездыханное тело сына своего, герцогиня пала без чувств и сама казалась мёртвой. И погрузился замок в скорбь, и повсюду слышались плач и причитания, ибо юный Эдвард был всеми любим. Пребывал в печали и герцог Ларак, однако он скорбел не столько о пасынке, сколько о болезни супруги своей. Герцогиня же, очнувшись, винила себя в гибели Эдварда, молилась и рыдала у гроба.
Когда же, утомлённая горем, святая Женевьев заснула на краткое время, то увидела во сне Рассветные Сады и Эдварда, идущего вместе со святым Аланом. И устремилась к ним, но словно незримая стена встала на её пути. Тщетно с плачем простирала герцогиня руки к мужу и сыну – преграда стояла нерушимо. Герцог же Алан, видя это, покачал головой: «Взгляните на ваш браслет, эрэа» И Женевьев, послушавшись своего возлюбленного супруга, узрела не вдовий браслет герцогини Окделл, но венчальный знак постылого замужества. И вновь заговорил святой Алан: «Ещё не пришло время нашей встречи, о верная моя супруга. Ради Ричарда вы должны стойко переносить выпавшие на вашу долю испытания, помня о Милосердии и Справедливости Создателя. Я же буду непрестанно возносить Создателю молитвы о спасении Вашей души и души сына нашего Ричарда. Супружеские обеты, коими вы связали себя с герцогом Лараком пред лицом Создателя, святы и нерушимы, и вы не можете пренебречь ими. Помните это, эрэа!» С этими словами святой Алан и юный Эдвард растаяли в сиянии, коего не в силах вынести слабый смертный взор, и герцогиня зажмурилась, прикрываясь рукой, и проснулась. И поняла благочестивая эрэа Женевьев, что то был не простой сон, но знамение свыше.
И случилось сие в ночь Зимнего Излома, когда горестный 399 год уходил в небытие, и все беды и печали уходили вместе с ним.
И все дни и ночи до похорон Эдварда эрэа Женевьев провела в молитвах и благочестивых размышлениях. Душа же её полнилась скорбью по сыну и надеждой вновь встретиться с ним и возлюбленным супругом своим, святым Аланом, дабы не разлучаться до самого Последнего Суда и всю вечность после него.

   Святой отец закончил чтение и уже совсем другим тоном - не торжественно-скорбным (по мнению Айрис, порой заунывным), а самым обычным произнёс заключительные слова:
 - Из жития святой Женевьев, написанного около 50-го года К.С. в Агарисе его преосвященством Алексисом из ордена Домашнего Очага со слов преподобного отца Доминика Надорского.
  Он бережно закрыл потрёпанную книгу, вдовствующая герцогиня выразила удовлетворение, сдержанно поблагодарив отца Маттео, и поднялась со скамьи. Вслед за нею потянулось остальное семейство, а также слуги. Через полчаса церковь опустела. Даже священник отправился к себе.
  На скамьи оседала кружившаяся в воздухе пыль, и ярко горели свечи, выхватывая из темноты святые лики. Спокойно взирал герцог Алан, исполнивший свой рыцарский долг, а рядом строго и печально смотрела святая Женевьев...     
30.12.2010

857

Элеонора Раткевич / Re: Ждать ли новых книг?

« : 05 Мар, 2019, 17:57:16 »

Прекрасная новость. Спасибо, эрэа Gatty.

858

"Рассвет" / Re: Селина (спойлеры!)

« : 05 Мар, 2019, 17:54:28 »

Возможно, ища подходы к Мэллит, Георгия пытается навести мосты с Алатом? Ведь по прежней легенде Мэллица - внучка Матильды и Адриана, да ещё и баронесса Сакаци...

О якобы родстве Мэллит с Матильдой и Адрианом никому не известно. Сама Матильда соврала об этом Альберту просто чтобы отвязаться. Разговор был наедине, и герцог Алатский, разумеется, не стал распространять дальше эту порочащую их дом информацию. О том, что Мэллит - гоганни, тоже известно немногим, большинство считает бывшую воспитанницу Матильды алаткой. Давенпорт, похоже, и об этом не знает, ведь он встретил её, когда она уже была баронессой Вейзель.

859

"Рассвет" / Re: "Рассвет"- 4+5 Первые впечатления (СПОЙЛЕРЫ!)

« : 05 Мар, 2019, 17:31:59 »

В порядке паранойи:
Получается, что сын Рокэ должен был родиться примерно тогда же, когда родился Октавий? И не могли ли интриганы Левий и Инголс подменить умершего вместе с Катариной ребёнка? Чтобы удержать Олларию от беспорядков? А наивному Роберу не сказали, потому что он бы не согласился?

Ой-ёй-ёй! Вот это полёт фантазии!

А если серьёзно - то кто из них мог знать, что у скромной горожанки из Фрамбуа должен родиться ребёнок от Алвы? Особенно если и сам Алва этого не знал? И ещё - Катарина свой срок не доходила, и принц Октавий появился на свет 20 Весенних молний, то есть месяца за полтора до рождения ребёнка у неизвестной подруги Рокэ.

860

От Диамни до Барботты / Re: Не забыть бы и не потерять

« : 05 Мар, 2019, 17:13:16 »

                  Эр Эстравен

             ПОВЕСТЬ О ГВИДО И ЖЕНЕВЬЕВ, ВЛАСТИТЕЛЯХ НАДОРСКИХ
                       
                           Глава 2        ИЗЛОМ

  24 Осенних Молний 399 – 6 Зимних Ветров 400 К.М. Надор. Оллария
                                   
                                   Только стечение обстоятельств открывает нашу
                                   сущность окружающим и главное - нам самим
                                                           Франсуа де Ларошфуко   
                                         

                                        На изломе души, на изломе эпох
                                        Не спеши выбирать, кто хорош, а кто плох.
                                        На изломе эпох, на изломе души
                                        Проклинать, ненавидеть и мстить не спеши.

                                        На изломе души, на изломе эпох,
                                         Караулит измена и всюду подвох...
                                         На изломе эпох, на изломе души
                                         Долюби, дотанцуй, доживи, додыши!

                                                                    эрэа Blackfighter


                        1.

Курьер из Надора добрался до Олларии только на шестнадцатый день. Начавшиеся снегопады не способствовали быстрой езде, тем более в горах. Серый плащ гонца кричал о несчастье.

- Эрэа Женевьев? – только и спросил Шарль Эпинэ, принимая футляр с письмом.
- Нет. Эр Эдвард.
Младший племянник был особенно дорог герцогу Эпинэ, ведь он был Избранным отцом Эдварда. И пусть у брата недавно родился маленький Шарло, это не перечеркнуло привязанности к детям Женевьев.
Дикон отыскался в своей комнате. Приход двоюродного дяди помешал разделить яблоки между четырьмя кузенами, но Дик был этому только рад. Дядя обещал, что они  покатаются верхом за городом. Но при виде лица дяди Шарля радость мгновенно улетела, оставив смутное беспокойство, мучившее мальчика последние дни.
- Что случилось? Что-то плохое?
- Очень плохое. Вот письмо от твоей матушки.
Ричард читал, а Шарль смотрел в окно. Зима добралась до столицы, и теперь ветки деревьев были в снегу. Холод на улице, холод в душе…
- Нет! За что? Ну за что? Он же был такой маленький. Эдвард никому не сделал ничего плохого!
Ричард рыдал, уткнувшись головой в живот стоявшего дяди, обнимая его за пояс. А тому оставалось лишь молчать и крепче прижимать вздрагивающего от всхлипов мальчишку. Что тут скажешь?
Время слов настало позднее, когда Дик успокоился и проглотил кошачью настойку, принесённую служанкой.
- Если бы ты остался в Надоре, могло бы убить тебя.
- Почему? – Дик нахмурился, как всегда, когда попадалась особенно трудная задачка.
- Это ваш родовой замок. Мы с твоим отцом говорили о… старых временах, когда столицей была Гальтара. Алан вспомнил, что когда-то видел среди старых вещей меченные не вепрем, как сейчас, а чёрным быком. И у него была человеческая голова.
- Человеческая голова? – Дик был поражён.
- Это очень старые вещи. Они были выкованы в середине прошлого Круга. Пара подсвечников, какая-то статуэтка…
- Но почему этот… - мальчик запнулся,  – пришёл без головы?
- Не знаю, Дикон. О таких вещах надо спрашивать святых отцов. Но думаю, что они тоже не знают.
- А зачем ему голова Эдварда?
- Он Окделл. Алана казнили здесь, но… вдруг демоны или Леворукий решили, что он… Короче, Ричард, твой отец сделал ошибку.
- Ошибку? – мальчик так и подался вперёд.
- Да, ошибку, – повторил Шарль. Теперь надо было осторожно подбирать слова, ведь Эрнани доверился чести Повелителя Молний. – Герцог Алва не предавал короля.
Наступило молчание, во время которого племянник обдумывал услышанное, а герцог Шарль – свою речь.
- Герцог Рамиро был хорошим человеком, – наконец неуверенно произнёс Дик.
- Верно, Дикон. А разве хороший человек может быть предателем? Он покарал герцога Придда за то, что тот… оскорбил короля. И он не убивал Эрнани. Королева соврала.
Михаэль фок Варзов не остался в Агарисе. Франциск принял его службу. Граф рассказал, кто отправил Окделла на смерть, но он не знал всей правды. Всё знали лишь Эпинэ и Франциск.
- Значит, отец убил ни за что?
- Да. Он убил безоружного, считавшего его другом.
На этом разговор следовало закончить, и герцог Эпинэ покинул комнаты племянника, оставив Ричарда наедине с раздумьями.
Франциск выразил соболезнования и отпустил маршала к скорбящей кузине. Надо было зайти в церковь, помолиться за Эдварда. Да и за Алана с Рамиро. Но память и вина перед Рамиро понесли Эпинэ к особняку Алвы. Рамиро мечтал построить в столице дом для своей герцогини. Большой, чтоб там бегали дети… Не успел… Франциск подарил вдове особняк одного из сбежавших в Агарис сторонников Бланш, но чей именно, Эпинэ не помнил. Раньше он редко бывал  в столице.   
Герцогиня Октавия вместе с верной Долорес были в церкви. Старый Санчо, явно благоволивший к дору Карлосу, как он называл Шарля, предложил подождать госпожу.
- Дор Карлос, видать, стряслось дурное, – осторожно заметил он, пока Шарль пил «Дурную кровь», принесённую расторопной служанкой, –  может, что с дором Рикардо?
- С его братом. Мой племянник Эдвард умер, – Эпинэ не желал говорить об этом, и Санчо понял.
- Думаю, дор Эдуардо был славным мальчишкой, – старик покачал головой, – ведь  дора Женевьев добрая и достойная женщина.
Шарль ещё полчаса посидел в уютном особняке, полюбовался на «маленького соберано», с интересом разглядывавшего чужого дядю синими глазищами. Рамирито был удивительно тихим, не то что Эдвард или маленький Шарль. При мысли о племяннике защемило сердце. Наконец, вдоволь насмотревшись, малыш испустил вопль.
- Проголодался? – улыбнулся Шарль.
- Ой, проголодался мой маленький, – заворковала Кармела, укачивая ребёнка. – Скоро мама придёт, всё будет хорошо, мы покушаем и ляжем баиньки…
Эпинэ решил, что ослышался. Все знатные дамы отдавали детей кормилицам, потом нянькам, а тут…
Впрочем, чему удивляться?  Сын – это единственное, что осталось у герцогини Октавии. Как отдать его в чужие руки? И тут Эпинэ ненароком столкнулся глазами с Санчо.
Старый кэналлиец не сказал, что будь Эдвард рядом с матерью, беда могла и не случиться, но его взгляд был достаточно красноречив.
С вернувшейся из храма Октавией Шарль перебросился всего несколькими фразами. У эрэа такой уютный дом, такой замечательный мальчик… кузина Женевьев соскучилась по сыну, и завтра они с Ричардом уезжают. Октавия улыбалась, просила передать эрэа Женевьев и её сыновьям самые тёплые пожелания, а Шарль так и не решился рассказать о смерти Эдварда и поспешил откланяться.
Пора было собираться в путь.
Наутро герцог Эпинэ и  Ричард Окделл в сопровождении двух десятков гвардейцев выехали в Надор.

                      2.

Праздник остаётся праздником, даже когда в доме лежит покойник. Особенно когда сменяется год. Всего несколько часов – и 399-й год круга Молний уйдёт навсегда, уступая дорогу последнему году Круга. Пусть все беды и горе уйдут вместе с ним!
 
Год назад герцогиня Окделл встречала Зимний Излом и приехавших на праздник гостей в парадном платье Повелительницы Скал, сегодня… Что же надеть сегодня?
После недолгих раздумий Женевьев выбрала платье, полгода назад сшитое кабитэлскими портнихами. Тогда как раз пришла весть о победе Шарля над марагонским бастардом, во дворце был праздник… Герцогиня была в чёрном, расшитом серебром платье, и смеющийся Шарло сравнил кузину с южной ночью. Эрнани тоже сделал комплимент, а муж… Алан смотрел на неё, как на красивую вещь или породистую лошадь, с законной гордостью обладателя. И с интересом, словно неожиданно для себя обнаружил, что его супруга не только заботливая мать и умелая хозяйка, но и просто красивая женщина. Тогда это слегка покоробило Женевьев. Но, когда они пораньше ушли с пира, и супруг не поднялся к себе, а остался в её спальне, всё остальное вылетело из головы.
Почему вспомнилась их последняя ночь с Аланом? Из-за платья? Или… из-за взглядов Ларака? Не пылающих страстью, а согревающих нежностью? Спокойно-холодный взор серых глаз Алана – и смешливые искорки в глубине чёрных глаз нового мужа. Судя по выговору, он родился не так далеко от Эр-Эпинэ. Кто знает – может быть, девочка в алом платьице и видела встрёпанного мальчишку, не подозревая, что когда-нибудь станет его женой.
Жанна уложила косы госпожи короной, переплетя их ниткой жемчуга. Жемчужное ожерелье и венчальный браслет – вот и все украшения. Женевьев погладила прохладное золото браслета. Создатель забрал Эдварда, чтобы напомнить о её долге перед мужем и его родом. Не стоит и дальше испытывать терпение Создателя и… супруга. Или он думает, она не замечала, как часто Марта норовила попасться эру герцогу  на глаза? И не только она.
Судя по восхищению, вспыхнувшему в глазах Ларака, Женевьев угадала с нарядом. А когда он склонился перед своей эрэа – даже королевский церемониймейстер не смог бы ни к чему придраться. Всё с той же элегантной непринуждённостью он поднёс её руку к губам, чуть касаясь кончиков пальцев, и подвёл супругу к столу. И где только научился? Впрочем, сын богатого торговца прекрасно разбирался в подсчётах, был неплохо образован. Конечно, он не читал Иссерциала, ну и что? Главное, вместо неотёсанного мужлана и грубого вояки ей попался заботливый и понимающий человек.
Они выпили «Вдовьей слезы» в память всех потерь, всех утрат этого года. И ей, и ему было кого поминать. Фаршированный гусь таял на глазах, когда Женевьев наконец заметила блюдо с пирожками. Вроде бы она не отдавала подобных распоряжений поварам… Ларак перехватил её взгляд:
- Простите, эрэа, я попросил Раймона их испечь. Отец часто шутил, что женился на матушке из-за самых вкусных пирогов в Маллэ. Надеюсь, вам понравится.   
Простите? А сам еле сдерживает улыбку.
- С мясом?
- И с мясом, и с вареньем. Когда я был мальчишкой, то, бывало, тащил пироги прямо из-под носа матушки. Иногда – пирожок, а когда и подзатыльник.
Он рассмеялся, и Женевьев невольно улыбнулась, представив, как бравый воин, стараясь не шуметь (ну не виделся Ларак мальчиком, и всё тут!), прокрадывается на кухню… на столе – миска с накрытыми полотенцем пирожками. Рука уже протягивается под полотенце, как вдруг… «Ах ты, сладкоежка!» – раздаётся сзади. Впрочем, от подзатыльника он всё-таки увернулся.
Всё это настолько ясно встало перед глазами, что герцогиня не удержалась и прыснула в ладошку.
Создатель! Эдвард ещё не похоронен, бдящие читают над ним молитвы, а мать, вместо того, чтобы оплакивать погибшего, смеётся! Отец Доминик прав, она и впрямь плохая мать, раз так быстро забыла своё горе!
Выскочить из-за стола, оставив этого… наедине с пирожками? Это неприлично. И герцогиня осталась. Весь остаток праздничного ужина она что-то ела, не чувствуя вкуса, что-то отвечала – это всё было неважно. Эдвард лежал в часовне и ждал свою милую мамочку.
Стоило Лараку довести её до дверей покоев и уйти к себе, пожелав спокойной ночи, как Женевьев скинула проклятое платье, сняла все украшения, переоделась в серое, завязала косу тугим узлом и проскользнула в часовню. Там, плача и молясь, она и встретила утро.
Разумеется, наутро Ларак заметил круги под глазами, но ничего не сказал.

                      3.

Похороны Эдварда состоялись на шестнадцатый день. Приехал Роберт Рокслей с супругой. Малыш  Энтони остался в Роксли. Они с Эдвардом были ровесниками… Мередит и Кунигунда Карлион… Их сын Брендон всего на год младше Ричарда. Он подозрительно шмыгал носом, когда думал, что никто не видит. Семейство Тристрамов… хоть граф и не поддержал Алана на Совете, не проводить его сына он не мог. Все кровные вассалы Скал, исключая сбежавших в Агарис Берхаймов, прибыли в Надор. Слуги, гвардейцы, окрестные крестьяне и мелкие арендаторы – все, кто мог, пришли проводить Эдварда Окделла в Рассветные Сады. Граф Рокслей вместе с Лараком внесли маленький гробик в фамильный склеп Окделлов. Эдвард лёг рядом с дедушкой. Свёкор Женевьев скончался за пару лет до свадьбы Алана. Маленькая Женевьев несколько раз видела герцога Окделла, когда тот навещал Эпинэ. Она с детства знала, что обручена с наследником Повелителей Скал, и относилась к старику настороженно. Почему – и сама не знала, ведь он никогда не делал ей зла, разве только подшучивал, называя дочкой.
Поминки… о них лучше не говорить. Гости быстро забыли, ради чего собрались. И принялись обсуждать осаду Кабитэлы, искать промахи и ошибки военачальников, ругать Алву, Придда, Франциска Оллара и марагонского герцога, зачавшего «этого выродка»… Время от времени кто-то вспоминал о горе, постигшем Надор, и начинались славословия в честь Алана. Они ещё больше резали слух Женевьев, чем визгливый голос графини Кунигунды, защищавшей память брата. Истинный рыцарь Талигойи… Рыцари оставляют вдов, тут уж никуда не денешься. Оставляют, а не бросают с детьми на произвол судьбы! Что бы делала она, вдова государственного преступника, не вздумай Оллар наградить верного сподвижника? Ларак играл желваками, но всё-таки сдерживался. И правильно – не стоит ссориться в такой день.
Пробыв четыре дня, гости разъехались. Старый Раймон только охал, глядя на порядком опустошённые кладовые. Пустота в подвалах, пустота в душе…
Какое счастье, что за эти дни скопилось много дел, иначе бы она целыми часами просиживала в склепе… Ненастье, бушевавшее почти с самого Излома, закончилось накануне похорон, и теперь Ларак почти каждое утро отправлялся на прогулку, прихватив с собой Женевьев. Она не слишком протестовала. Герцогиня любила гулять, любуясь заснеженными горами. А муж тактично молчал. Или обсуждал с ней какое-то дело, вроде покупки тонкорунных овец. Они вместе объезжали земли – арендаторам и крестьянам следует знать своего нового сеньора в лицо, а ему – разбираться в делах управления столь обширным хозяйством. «Самая северная провинция Талига досталась южанам», – посмеивался Ларак. Женевьев, хоть и привыкла к жизни в Надоре, в глубине души скучала по равнинам Эпинэ, по яблоневой метели, весной  заносившей двор родного замка. Алан вряд ли мог бы её понять, а вот новый муж… Ларак шутливо сетовал на суровую надорскую зиму. Иногда что-то рассказывал. Не столько о себе, сколько о семье. Он любил матушку и сестёр, помнил по именам всех племянников. Оказалось, муж Софи недоволен тем, что жена рожает одних девочек, и грозится бросить её. Зато у Марселы сплошь мальчишки, а ведь им когда-то придётся делить наследство! Почему Марсела? Так её Избранным отцом стал кэналлиец, друг покойного Этьена Ларака и его торговый партнёр, в его честь и назвали. Госпожа Люсьена одинаково любит и внуков, и внучек, по-прежнему ведёт дела компании «Ларак и сыновья» (она не стала менять название в надежде на детей Гвидо). И она очень рада его женитьбе. Конечно, он написал матушке, он ей часто пишет. Госпожа Люсьена знала, что Гвидо не продолжит дело отца, ещё когда вытаскивала замечтавшегося сына из оружейной лавки.
Намёки, намёки… она уже не девочка, а время уходит.
В деловых поездках герцога и герцогиню сопровождала небольшая свита, во время прогулок – пара гвардейцев. Они-то и заметили приближавшегося всадника. Алый нарамник…Гонец от Шарля! Герцог Эпинэ и Ричард Окделл прибудут в Надор завтра утром или к обеду.

Наконец-то! Душа Женевьев ликовала: её мальчик жив и здоров. Завтра он будет дома!
И началась суета, беготня – почище, чем перед Изломом. Все полы были вымыты, столовое серебро сверкало, покои Ричарда и гостевые комнаты спешно проветривались, доставались накрахмаленные простыни… повара сбивались с ног, а герцогиня успевала и здесь, и там. Всё проверить, за всем проследить… Кого-то похвалить, кому-то отдать новые распоряжения… никаких поросят! Здесь слишком мало корицы, в маринад надо добавить гвоздику… Герцог Шарль любит «Дурную кровь», у нас осталось кэналлийское? Дик обожает цукаты…
Настала очередь праздничного пирога. Женевьев собственноручно приготовила тесто, сладкую начинку из трёх слоёв,  украсила получившийся пирог маленьким замком из взбитых сливок и цукатов.
Ларак, почти не вмешивавшийся в эту суету, пережидал предпраздничную суматоху в своих покоях с кубком вина и вздыхал, вспоминая собственные редкие приезды домой. Обычно он всегда предупреждал в письме, что собирается навестить матушку или кого-то из сестёр, но однажды письмо затерялось.
…Матушка подняла голову на звон колокольчика, всплеснула руками: «Гвидо! Это ты?» И до самого вечера в доме была такая же суета и беготня. Да ещё и Марсела с детьми приехала к бабушке, поскольку её муж, Дени, надолго уехал, а оставаться молодой и красивой женщине одной… ни за что! Младшие племянники хотели подарков, старшие – рассказов про сражения. Дени-маленький попытался поднять любимую дядину секиру, но не удержал и пробил пол. И ковёр. Потом он ревел в углу, потирая распухшее ухо, а заплаканная Марсела пила настойку кошачьего корня. «Слава Создателю, что в пол! А если бы на ногу?» – ругалась прибежавшая с кухни матушка. Гвидо достался подзатыльник – чтоб не давал детям баловаться с оружием. «Мало тебя отец порол!» – он и не спорил. Только думал, как было бы здорово, будь матушка капитаном его отряда. Этот сумасшедший день всё-таки закончился, а наутро Гвидо разбудил запах. Блюдо с целой горкой пирожков стояло на столе, благоухая на всю комнату корицей и мускатным орехом, и он не удержался – позабыв об умывании и прочем, съел один. А будь Гвидо не двадцать два, а двенадцать, умял бы половину и не заметил!

               4.

Когда показались башни Надора, Шарль пропустил племянника вперёд. Дикон очень волновался, хоть и старался не показывать виду. Всё такое знакомое, родное… и чужое. Надор никогда не будет принадлежать ему. Дядя Шарль говорил, что если Дикон вырастет настоящим воином и прославится в битвах, то получит землю и, может быть, титул. Но это будет другая земля. Дик вздохнул, но тут же позабыл обо всём – ведь ему навстречу бежала матушка!
Герцог и герцогиня Ларак вышли встречать гостей на крыльцо, после того, как кто-то из стороживших дорогу слуг примчался с криком: «Едут! Едут!» Кавалькада спускалась к замку. Вот уже видны лица… И Ричард впереди всех!
Женевьев не выдержала и побежала навстречу, протягивая руки. Её мальчик жив! Наконец-то они вместе!
Ричард едва не задохнулся в материнских объятиях – так сильно матушка прижимала его к груди.
- Дикон… Слава Создателю, ты приехал… мы вместе…
Она выпустила сына, отстранилась, вгляделась пристальней, сжимая ладонями его лицо:
- Как ты похудел… и побледнел… Не качай головой, я же вижу. Морозный румянец скоро пропадает… Дик, родной мой, как же я скучала по тебе!
Это была другая мама. Не та, которую привык видеть Ричард, а совсем иная, взволнованная, стоящая на коленях в снегу – раньше она бы ни за что так не поступила. Та мама была доброй и ласковой, но она никогда не говорила «родной мой». И не прижимала к себе так сильно, будто он мог вот-вот улететь. Всё это было странно, удивительно… и приятно. Неужели это из-за смерти Эдварда? И теперь матушка боится за него, за Дика?
Шарль остановил своего мориска в четырёх шагах от кузины с племянником и старательно делал вид, будто ничего не замечает.
- Добро пожаловать, – надо было сказать «герцог Эпинэ», как следовало по этикету, но само собой вырвалось совсем другое. – Шарло. Женевьев улыбалась. Несмотря на тени под глазами и более бледные, чем обычно, губы (на нижней – чуть заметный шрам), кузина сияла от счастья.
Они поднялись по ступенькам. Герцоги вежливо приветствовали друг друга лёгким поклоном и парой фраз. Ричард замешкался, не зная как обращаться к мужу матушки. Ну не звать же его отцом! В конце концов он пробормотал: «Здравствуйте, господин Ларак» и смущённо замолчал, вспомнив, что этот человек – герцог, а сам Дикон – всего лишь простолюдин. Но отчим, кажется, не обиделся.
Конечно, первым делом все пошли в склеп. Лишь увидев каменную плиту с именем брата, Ричард понял, что это правда. Ну, то есть он и раньше знал – не будет же матушка шутить такими вещами. Но одно дело - прочесть письмо, и совсем другое – увидеть своими глазами. Потом в часовне молились за здравие живых и Рассвет для ушедших. Матушка всё время была рядом, почти не выпуская руки Ричарда.     
А праздничный обед удался на славу! Нет, всё-таки повару дяди Шарля далеко до Раймона!
Потом Жанна отвела Ричарда в его комнату. Уставший за день, мальчик почти сразу уснул. Он уже не слышал, как вошла матушка, только улыбнулся сквозь сон, когда Женевьев поцеловала сына в щёку. Она ещё несколько минут смотрела на сладко посапывающего Дика, потом, поправив одеяло, неслышно выскользнула за дверь.   
А мужчины, сидя у камина с кубками вина, говорили и говорили… Об Эдварде и Марте, об Алане и Франциске… Женевьев со своим бисером сидела поодаль, но пока руки занимались привычным делом, мысли герцогини витали далеко.   
Шарль передал личное послание Франциска Оллара. То есть писал-то секретарь. Но подпись и печать со всадником, поражающим дракона, были королевскими. В нескольких суховатых фразах Его Величество выражал соболезнование герцогине Ларак в связи со смертью младшего сына и надежду на то, что будущий герцог Ларак вскоре появится на свет. Надежду? Как бы не так! Это был недвусмысленный приказ.
 Эпинэ рассказал, что на Излом Оллар послал вдовствующей герцогине Алва бриллиантовое колье. И он окружает эрэа Октавию и её мальчика куда большим вниманием, чем пристало по отношению ко вдове соратника, так что в столице поговаривают, будто на следующий Зимний Излом герцогиня получит в подарок корону.

А Женевьев вспомнилась последняя встреча со вдовой Рамиро.
Перед отъездом новоявленная герцогиня Ларак собиралась зайти в храм – помолиться об удачном путешествии, о здравии детей, поставить свечу за упокой души Алана. Оставалось только накинуть плащ, когда принесли записку от Октавии. Вдовствующая герцогиня Алва, узнав о близком отъезде эрэа Женевьев, хочет проститься и пожелать доброго пути. Разумеется, Женевьев не могла отказаться – ведь обе женщины, в один день ставшие вдовами, за весь месяц так и не встретились. Октавия, переехав в подаренный Франциском дом, никуда не выходила, а герцогиня Ок… простите, Ларак так и не решилась навестить роженицу. Но ведь Октавия не виновата в смерти Алана. Она вообще не способна причинить хоть кому-нибудь зло. К тому же герцог Эпинэ два или три раза навещал особняк Алва.  Но если герцогиня Алва принимает гостей, значит, она вполне здорова. Женевьев  искренне беспокоилась об этой девочке, ведь вдова Рамиро почти годилась ей в дочки.
Новорождённый герцог сладко спал в своей колыбели. Женевьев слышала, что Рамирито унаследовал материнские глаза, но будут ли они сиять так же, как сияли очи Октавии, пока был жив Рамиро? Перейдя из детской в гостиную, женщины расположились в креслах. Несколько минут хозяйка и гостья молчали. Женевьев не знала, что сказать этой бледной синеглазой девочке. Нет, уже женщине. Гибель Рамиро состарила его вдову лет на пять, не меньше. Октавия заговорила первой:
- Эрэа Женевьев, мне жаль, что ваш муж погиб. Знаю, Вы не поверите, но Рамиро не предавал. Он не мог, просто не мог!
- Благодарю Вас, – церемонно наклонила голову Женевьев. Обсуждать, кто был прав, а кто – нет, она не собиралась.
- Знаю, вы считаете меня простушкой. Наверно, вы правы. Но я не дурочка. Я не смогу управлять Кэналлоа, а мой мальчик слишком мал. Значит, новый король найдёт мне мужа. Я… -  Октавия запнулась, – мы с вами не враги, эрэа. Я не хочу вам зла. И пусть… пусть наши сыновья никогда не станут врагами.
- Всё в воле Создателя.
- Да… но герцог Эпинэ… он говорил, будто… герцог Окделл видел Леворукого. Я боюсь, эрэа! – голос Октавии дрожал от слёз, – боюсь, что наши дети… что Ричард и Рамиро…
Она заплакала, и камеристка поспешно подала какую-то склянку со снадобьем.
Вскоре Женевьев покинула дом Алва. Однако слова Октавии ударили прямо в сердце, и вместо молитв о благополучном путешествии герцогиня Ларак истово молила Создателя, чтобы с её мальчиками ничего не случилось, чтобы никто не смущал их сон. Она гнала от себя эти мысли, но что-то внутри говорило: Октавия права. Человек, отстоявший честь Талигойи в поединке с бастардом, столько раз вытаскивавший Придда из лужи, не мог предать. Думать об этом было неприятно, не думать – невозможно.
 
Что ж, герцогиня Алва станет королевой. Но будет ли она счастлива?
 А разве счастлива она сама, став герцогиней Ларак?
Впрочем, мысленно одёрнула себя Женевьев, они так и не стали по-настоящему мужем и женой. Пора исправлять это упущение. Оллар будет очень доволен. И Ларак с Эпинэ – тоже.

29 декабря 2010 года,    

861

"Рассвет" / Re: "Рассвет"- 4+5 Первые впечатления (СПОЙЛЕРЫ!)

« : 04 Мар, 2019, 16:26:54 »

Так всё же Рокэ последний Алва или нет?

Очевидно, что нет.
Женщина в окошке была не зря. И оставленные ей сапфиры тоже были неспроста.
Если рождение сына у Рокэ случилось после его смерти и фактического завершения проклятья, то отпрыску ничего не грозит.

Возможно и то, и другое - на самой-самой грани. Алва был с ней в день своего рождения - седьмого Осенних волн 399г., а провалился в дыру пятнадцатого Летних волн 400-го. Двенадцать кэртианских месяцев плюс восемь дней - двести девяносто шесть дней, что почти укладывается в стандартную продолжительность беременности - двести восемьдесят дней плюс-минус две недели. Но известны случаи, когда беременность длилась триста дней и даже дольше.

862

"Рассвет" / Re: Предзаказно-заказно-техническое

« : 04 Мар, 2019, 13:48:47 »

Оптимистка Вы, эрэа Rukella... Впрочем, в том, что книгу надо ждать не ранее, чем числа десятого, сомневаться не приходится.

863

"Рассвет" / Re: "Рассвет"- 4+5 Первые впечатления (СПОЙЛЕРЫ!)

« : 04 Мар, 2019, 13:46:13 »

Мне сложно сказать, что Рокэ нужно наплевать на проклятие - он прав, такое своим детям передавать нельзя,

А проклятия больше нет, ведь последний в роду Алва-Борраска умер. А что он может вернуться к жизни, проклятие не предусматривало. Думаю, причина явно возросшей жизнерадостности Рокэ именно в этом.

864

"Рассвет" / Re: Рассвет. Политика (спойлеры)

« : 04 Мар, 2019, 13:35:57 »

Если мне не изменяет память, Савиньяки изначально герцоги, но отказались от этого титула. Георгия таким образом могла пытаться перетянуть Савиньяков на свою сторону - мол, будете со мной, станете опять герцогами.

Это не так. Савиньяки - графы, кровные вассалы дома Молний, но в случае смены династии они, как третьи в очереди на престол (сразу после герцогов Алва и Ноймаринен) должны были получить герцогский титул. Но поскольку оба регента вкупе с юристами дружно решили предать забвению всё, что ставит под сомнение права нынешнего короля Карла IV, то есть происхождение его матери и следующую из него незаконность брака Фердинанда и Катарины, то предложение герцогского титула Савиньяку действительно выглядит как подталкивание его к решению самому занять престол - разумеется, с Урфридой в роли королевы.

Почему Арлетта перешла сразу к идее коронации Ли понятно - уж она прекрасно знает, что затянуть Рокэ на трон нереально, он будет отбиваться изо все сил. Возможно, Георгия придерживается аналогичного мнения, но я в этом сильно сомневаюсь.

Вполне возможно, что и Георгия так считает, ведь Алва никогда не скрывал, что испытывает отвращение к верховной власти. 

Она может лелеять надежду "сделать" доказательства того, что Карл с братом и сестрой бастарды Рокэ - это одновременно решает две задачи, но мне такой вариант не нравится, он чересчур прямолинеен, а Геора все же не до такой степени дура.

Она достаточно умна, чтобы понимать, что ни один из её сыновей не только не годится в короли, но и не желает этого, и потому связала свои надежды на престол для внуков с желанием Урфриды выйти замуж за Лионеля. Но вот каким образом она задумала отстранить от власти Карла, пока вопрос открытый. Однако объявить его и Октавия детьми Рокэ у неё заведомо не получится - свидетелями того, что Фердинанд признал детей Катарины своими, были слишком многие, в том числе и вся Посольская палата. 

Убрать малолетнего короля можно, обставив все как болезнь - в те времена детские эпидемии случались часто, и даже члены королевских семей не были застрахованы от скоропостижных и нелепых смертей. Будут призваны врачи, добрая тетя будет изображать вселенское горе и бурную деятельность, но это не поможет.

Даже если она на это решится, то новым королём Талига станет принц Октавий, который отдан на воспитание Роберу Эпинэ и сейчас находится в его доме. Там до него добраться сложно - у Георгии в Старой Эпинэ своих людей нет.

Тогда встает вопрос "как избавиться от Рокэ". И тут меня почему-то сильно зацепила фраза Арлетты про яд в чашечке с шадди. Геора вполне могла унаследовать от маменьки ее наклонности.

Это верно, но со стороны Рокэ будет вполне достаточно отречения от своих прав на престол, так что убивать его не потребуется. Да и не стоит в столь сложной ситуации лишаться лучшего полководца Золотых земель.

Ну а яд может пригодиться, скажем, для Селины - если подтвердятся слухи о том, что она любовница Лионеля...

865

Наша проза / Re: "Шедевр"

« : 03 Мар, 2019, 23:54:38 »

Ну просто чудо как хорошо!

866

Наша проза / Re: Где мы были, что видели - V

« : 02 Мар, 2019, 21:30:39 »

Как интересно! Спасибо, эр Prokhozhyj.

867

"Рассвет" / Re: Будущий кесарь Дриксен

« : 27 Фев, 2019, 15:33:47 »

По закону о престолонаследии кесарии Дриксен наследование возможно только по прямой линии, то есть наследовать кесарю может только сын или младший брат.

Очень жесткие условия. Дриксен повезло, что с такими порядками династические кризисы не случались нам по нескольку раз за столетие.
Ближайший аналог - Франция, где престол передавался только по мужской линии. Там, где в 1328, 1498, 1515 и 1589 во Франции королем становился представитель младшей ветви династии, в Дриксен приходилось бы выбирать новую. Иными словами, такой жесткий династический закон - стабильный источник кризиса.

Ну как Вам сказать... "Стабильный источник кризиса" хорош уж тем, что алгоритм его преодоления отработан веками и расписан чуть ли не по часам. В отличие от "нестабильного", нередко выливающегося в смуты и гражданские войны - и хорошо ещё, если дело обходится без интервенции.

868

"Рассвет" / Re: Селина (спойлеры!)

« : 27 Фев, 2019, 05:32:34 »

А если б служанка присутствовала в доме, дверь гостю должна была б открыть именно она.

Не в этом случае. Селина и Герард находятся под круглосуточной охраной, и двери их дома открывают дежурные "фульгаты".

869

От Диамни до Барботты / Re: Стихи эрэа Красный волк

« : 26 Фев, 2019, 17:29:35 »

Ледяное осеннее солнце ушло с небосклона.
Купы черных прибрежных ракит утонули во мгле.
В неподвижной озерной воде, точно в темном стекле,
Отразилась алмазная россыпь огней Ориона.

Глухо ухает филин. Косматые клочья тумана,
Словно серые призраки, бродят в сухом тростнике...
Светлый кречет, тебе ли пленяться синицей в руке?
Рано сдался ты, парень, и духом упал слишком рано.

Вспомни, воин усталый, о данном когда-то зароке:
Стиснув зубы, идти сквозь огонь и сквозь сумрак, как в бой,
К цели, властно позвавшей однажды тебя за собой -
К яркой синей звезде, что горит между туч на востоке.

К алым горным хребтам у молочно-жемчужного моря,
Где дрожат над ущельями пламенных радуг мосты,
Где луга - изумрудны, а реки - хрустально чисты,
Где леса шелестят в златолиственном дивном уборе.

Где на склонах прибрежных звенят серебром водопады,
Сладок ветер, и сами рождаются песни в груди...
Оглянись - сколько верст ты оставил уже позади!
Неужели теперь убоишься последней преграды?

Слышишь там, на востоке, далекое пение рога?
Слышишь бронзовых гонгов торжественно-радостный звон?
Слышишь, шепчет тебе сквозь пространство седой Орион:
"Поднимись! Встань с колен! Заждалась тебя, странник, дорога!.."
22.02.2013
 
                ВЕСЕННЕЕ

Бровей разлет - как птичьих крыльев взмах,
А косы - медь, а стан - рябины ствол...
Опять в зеленых меловых холмах
Неистово боярышник зацвел.

Опять залил их склоны молоком,
И пчелы в гущине его гудят...
Кто знал, что боль былую так легко
Твои глаза в груди разбередят?

И что под серым ворохом золы
Остыли угли в очаге не все?..
А губы твои робкие - теплы,
А вышитый подол намок в росе.

И белый лепесток прилип к щеке...
И имя я опять шепчу твое,
И вновь твоя рука - в моей руке,
И мне уже не отпустить ее.

И входит в сердце острием копья
С любимых губ сорвавшееся: "Да..."
К тебе, простившей всё, вернулся я -
Из тьмы ночной осенней. Навсегда.

Весна, как встарь, соединила нас,
Весна, смеясь, плетет для нас венок...
Я сто дорог прошел. Но лишь сейчас
Обрел свой Авалон - и Тир-на-Ногт...
15.04.2013

870

От Диамни до Барботты / Re: Не забыть бы и не потерять

« : 26 Фев, 2019, 17:10:02 »

                 Эр Эстравен

             ПОВЕСТЬ О ГВИДО И ЖЕНЕВЬЕВ, ВЛАСТИТЕЛЯХ НАДОРСКИХ   


                                                           Эти руины, где царствует ветер,
                                                           Были когда-то любовью и болью...
                                                           Гасится память о камни столетий –
                                                           Словно костер заливается кровью.
                                                           Так повелось.
                                                            (эрэа Алькор, эрэа Ниэннах)


                                           ЩИТ ОКДЕЛЛОВ.
                                (22-23 Осенних Молний 399 К.М. Надор)

                                                                    Заснул старик на солнышке,
                                                                    Скормил свиньям Демидушку
                                                                    Придурковатый дед!
                                                                    Я клубышком каталася,
                                                                    Я червышком свивалася,
                                                                    Звала, будила Дёмушку –
                                                                    Да поздно было звать!

                                                                  (Н.А. Некрасов
                                                                «Кому на Руси жить хорошо»)

         1.

- Эрэа, Вы проснулись!
Эрэа. Да. Она – герцогиня Женевьев Окделл. Теперь уже Ларак. Голова казалась странно тяжёлой. Судя по солнцу, пробивавшемуся сквозь витраж, около полудня. Значит, она спала почти сутки.

Завтра – последний день года. Ещё год назад в это время царила предпраздничная суета, дети с нетерпением ждали подарков… Год назад все были вместе. Все были живы и счастливы.
Женевьев умывалась, одевалась с помощью Жанны, сидела, невидяще глядя в зеркало, пока служанка причёсывала её, и вспоминала…


Вчера утром даже скорбь по Алану отодвинулась в какой-то уголок души, а сама Женевьев с улыбкой слушала разговор Эдварда с отчимом. Герцог Ларак обещал подарить мальчику ко дню рождения настоящую лошадку и научить ездить верхом. В шестнадцатый день Весенних Скал Эдварду должно было исполниться шесть лет…
- Правда? – просиял малыш. – У меня будет своя лошадка?
- Конечно! Такому большому мальчику надо уметь ездить верхом. Дикон ведь уже умеет?
- Дикона учил папа. А может, он и меня научит? Когда вернётся?
Женевьев хотела было сказать, что герцог Окделл уже никогда не вернётся, но осеклась под быстрым внимательным взглядом…супруга. А тот как ни в чём не бывало улыбался мальчику:
- Нет, Эдвард. Герцог Окделл не успеет к твоему дню рождения. Его зачаровал злой колдун и унёс далеко-далеко. Герцог сидит в плену в глубокой и тесной темнице, где не видно солнца, и очень скучает по тебе с Ричардом и по вашей маме.
- А этот колдун… это он прислал того… ну, чёрного безголового? – в голосе мальчика слышался страх и в то же время любопытство.
- Наверно. Я не разбираюсь в таких вещах, - пожал плечами Ларак.
- А я знаю, зачем он пришёл! – Эдвард улыбался, совсем как кузен Шарль.
- И зачем же? – Женевьев тоже улыбнулась.
- За своей головой. Он её потерял, а теперь ищет. Без головы же нельзя!
Супруги рассмеялись, и по знаку герцогини Марта, няня Эдварда, увела мальчика.
- К чему эти сказки? Он и так верит любой небылице.
- Это не Ричард. Ему всего пять лет. Моему брату было на год меньше, когда погиб отец. Это случилось далеко от дома, и его там же похоронили. Матушка рассказывала Эжену похожие сказки. Только вместо колдуна была колдунья, а вместо темницы – зачарованный сад, где всегда весна.
При упоминании о матери лицо Ларака смягчилось и стало моложе. Теперь Женевьев не дала бы собеседнику больше тридцати. А ведь при первой встрече он показался сорокалетним. А тот продолжал:
- Даже взрослым трудно смириться с потерей близкого человека, а дети… детям не объяснишь, что такое смерть.
Создатель! Ну почему он прав?
- Эжен – ваш покойный брат?
Кажется, он что-то такое говорил, когда они втроём уезжали в Надор, а Дик оставался на попечении дяди Шарля. Мальчику хотелось плакать, но он сдерживался, ибо слёзы – женское дело. «Мужчины не плачут!» - заявил Ричард. «Меньше слушай дураков! – посоветовал новоявленный отчим. – Если бы Создатель хотел, чтобы мужчины никогда не плакали, Он бы сделал нас другими» «А вы часто плакали?» - Ричард не умел так легко сдаваться. Ларак задумчиво почесал шрам. «Знаешь, мой брат умер от простуды. Ему было почти столько же, сколько Эдварду. И я считал себя слишком взрослым, чтобы плакать, и боялся, что мальчишки засмеют. Тогда моя матушка рассердилась и сказала, что только очень плохие люди, у которых вместо сердца камень, не плачут о смерти родных. А ещё у нас в городке жил злой старик. Однажды он умер прямо на площади, не успев с кем-то доругаться. Говорили,  что его убило каменное сердце. Потому что он никогда не плакал. Так что, Дикон, плачь. Ты можешь – и должен – оплакивать своего отца. И грустить, что матушка уезжает.» «Это правда, Дик, - подтвердил и Шарль, – только лучше плакать, когда тебя не видят.»
Именно в тот день Ларак перестал быть навязанным королём незнакомцем, и Женевьев неожиданно поймала себя на мысли, что Алан никогда бы не сказал подобного. Герцог Окделл всегда был невозмутим и спокоен, не считая возможным выказывать свои чувства посторонним.
- Да. Он был самым младшим. Ещё есть две сестры, но они давно замужем.
Зачем ей нужно это знать? Женевьев досадовала на своё любопытство, пока новый герцог во дворе замка проверял выучку своих и надорских гвардейцев. Однако она не могла не отметить, с какой теплотой Ларак говорит о своих родных. И с Эдвардом они… почти сдружились. Последний месяц вечерами перед ужином они втроём сидели у камина, Женевьев вышивала, Ларак рассказывал то забавные, то страшные истории, а Эдвард слушал, как обычно приоткрыв рот. Герцогиня не раз выговаривала младшему сыну за эту привычку, а Ларака такое внимание только подзадоривало. Два или три раза он даже сажал мальчика на колени, но, видя, что Женевьев это не нравится, перестал.

Создатель! Что же там так бухнуло? Ещё раз, и ещё… Неужто безголовый посланец Леворукого?
Он объявился несколько дней назад, перепугав многих обитателей Надора. Самые  суеверные из слуг тут же начали шептаться, мол, это герцог Алан вернулся в родовой замок. Кто-то из слуг, бывших в Каби…  в Олларии, слышал, что герцогу Окделлу являлся Леворукий, а сам герцог расспрашивал Шарля Эпинэ о древних Силах, которыми они якобы владели. Женевьев бы не поверила, если б кузен не обмолвился о странном интересе Алана к гальтарским временам. И Ричард читает греховные книги… Женевьев была доброй эсператисткой, не желавшей и слышать о происхождении Повелителей от побеждённых Создателем демонов. Надо при случае проверить библиотеку. Незачем Эдварду читать старые свитки, он ведь не Повелитель Скал и никогда им не будет.
Странная тревога, поселившаяся в сердце, мешала вышивать, и в конце концов герцогиня сдалась, отложив бисер. Да и время близилось к обеду. Надо было ещё переодеться, отыскать Эдварда (он уже пару раз опаздывал к трапезе). Послать слугу за герцогом, и пораньше, дабы тот успел принять пристойный вид. Не то чтобы ей доставляло удовольствие лицезреть на другом конце стола не Алана – чужого! – но традиция есть традиция.
Герцогиня Ларак неспешно направлялась в трапезную. Эдвард задерживался, но Марта, после выговора за опоздание мальчика, наверняка поторопит его. Что до супруга, то она была почти  уверена, что тот моется. Мужлан всячески старался походить на благородного человека. Ничего, к обеду успеет. Надо бы вечером принять ванну с вербеной… та…
Додумать Женевьев не  успела.

Что-то грохнуло, и сейчас же завизжала служанка.
Гербовый зал! Безголовое чудище появлялось там особенно часто.
Герцогиня поняла, что бежала, лишь очутившись на пороге зала. Чудища там не оказалось. Зато была бледная Марта, продолжавшая голосить. Другая бы сразу горло сорвала, а она… Несколькими оплеухами Женевьев привела няню в чувство.
- Где Эдвард? Где мой сын?!
- Т-там, - дрожащая рука указала куда-то вглубь.
Лучше бы Женевьев этого не видеть.
Её мальчик… её малыш лежал у дальней стены, там, где по приказу Женевьев повесили щит Алана. Она хотела уколоть этим Ларака, но тот лишь пожал плечами в ответ на этот вызов.
Сейчас этот щит рухнул. Прямо на стоявшего почти под ним Эдварда. Малыш упал, и широкий край покачнувшегося щита опёрся о стену, а острый… его удар перерубил шею мальчика. Словно топор палача. Со стороны казалось, будто вепрь, злобно сверкая глазами, попирает свою жертву.
Он затоптал Эдварда. Он. Затоптал. Её мальчика. Её Эдварда.
Путь от дверей до… стены показался очень долгим, позволяя разглядеть всё. И кровь, растёкшуюся по новому, всего два года назад купленному ковру, и сапожки, из которых малыш так и не успел вырасти…
Вот и Эдвард. Герцогиня опустилась на колени, не замечая, что портит платье, коснулась щеки. Ещё тёплая. На лице застыло виноватое выражение, как будто малыш просил прощения. Эдвард всегда опускал голову, разглядывая пол или носки сапожек, когда его отчитывали. Ричард – тот хмурился, но глаз не опускал. Тяжёлому деревянному щиту, окованному железом, ничего не стоило перебить тонкую мальчишечью шею. Да что там мальчишечью! Он бы убил и взрослого, пусть даже самого сильного.
Гербовый зал постепенно заполнялся людьми, то тут, то там слышались женские причитания, а герцогиня всё сидела подле тела, гладя по щеке своего малыша. Ему это  так нравилось… Но мать была всегда такой сдержанной, рассудительной… как и подобало Повелительнице Скал. А теперь поздно. Уже ничего не поправить.
Ну почему она не сказала Эдварду, как любит его? Что они с Диком ей  дороже всего на свете? А теперь поздно. Можно рыдать, молиться, рвать волосы, кричать, звать – она опоздала. Опоздала спасти, опоздала сказать…
Слёз не было. Нет, они кололи горло, но наружу не пролилось ни единой. Наверное, она походила на безумную – в залитом кровью платье, с отрубленной головой на коленях, со взглядом, устремлённым в пустоту, что-то беззвучно шептавшая. Женевьев это не трогало.
Слуги и стража, набившиеся в зал, опасались подходить к ним. Они боялись даже слово сказать. Слишком уж всё происходившее в последние дни пугало, и теперь такое…
 Факел потух? Нет. Всего лишь чья-то высокая фигура заслонила свет. Это герцог Ларак наконец-то добрался до Гербового зала. Что-то заскрежетало по камням…она обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как летит проклятый щит, отброшенный сильной рукой. Глаза машинально отметили мокрые волосы и небрежность в одежде, когда муж подхватил Женевьев на руки вместе с её страшной ношей. Она ещё успела уловить шедший от его кожи лёгкий травяной запах, когда Ларак нёс её в покои герцогинь. Верная Жанна спешила следом, молясь и всхлипывая.
Ларак что-то вполголоса сказал Жанне, та кивнула в ответ, но герцогиня не обратила внимания ни на этот короткий разговор, ни на уход мужа. Женевьев позволила камеристке раздеть себя, искупать в той самой ванне с вербеной, выпила настойку кошачьего корня… В голове было пусто. Ничего не хотелось, лишь заснуть и не просыпаться… и тут явился священник.

Отец Доминик немало гордился тем, что назван в честь основателя своего ордена и считал необходимым при каждом удобном случае укорять герцогиню Окделл за то, что та слишком мало занимается детьми, оставляя их на попечение кормилиц и нянек. К счастью, он оставался в Надоре, пока герцог и герцогиня Окделл были в столице. Но сейчас, когда Женевьев стала герцогиней Ларак, святой отец не упускал возможности напомнить доброй дочери святой эсператистской Церкви о супружеском долге.
Когда отец Доминик попытался втолковать Лараку, что надо быть настойчивым в утверждении своих прав и не потакать женским капризам, тот со всей солдатской прямотой попросил святого отца не вмешиваться в их семейную жизнь. Герцогиня Ларак любила своего первого супруга и вправе скорбеть по нему столько времени, сколько понадобится, чтобы смягчить боль утраты. Разумеется, всё это было сказано иначе, но… священник поспешил ретироваться. Она тогда спросила: «Вы не боитесь рассердить короля?» Ларак хмыкнул: «Эрэа, я не прошу Вашей любви. Но хочу, чтобы Вы не питали… эээ… я не хочу, чтоб жена меня ненавидела»
- Дщерь моя, - возгласил святой отец (учитывая, что он был всего на пару лет старше Алана, это звучало смешно) – тебе выпало пережить страшную утрату, и мой долг – смягчить её, даровав тебе утешение.
Он что-то говорил о великом испытании и каре, настигающей грешников. Женевьев не слишком вслушивалась, пока священник не произнёс это:
- Всеблагий и Всемилостивый забрал жизнь твоего дитяти, дабы не совершил он преступлений и не запятнал свою душу непростимыми грехами, подобно отцу своему. И надлежит не рыдать, но радоваться…   
Докончить фразу ему не удалось. Не иначе как горячая кровь Эпинэ, выплеснувшись на бледные щёки, заставила руку подняться и со всей силы угостить мерзавца пощёчиной.
- Радоваться? Радоваться?! Да как ты смеешь говорить такое!
Ещё, ещё! Герцогиня, задыхаясь от ярости, хлестала по щекам опешившего святого отца; вцепившись в плечи, трясла так, что у того лишь голова моталась. Ярость, отчаяние и боль утраты требовали хоть какого-то выхода.
- Эрэа, довольно, - Ларак вновь появился вовремя.
Он аккуратно высвободил изрядно потрёпанного святого отца из рук её светлости, отметив про себя, что раскрасневшаяся, с горящими глазами, Женевьев нравится ему куда больше обычной, холодной и неприступной. Доминик хотел было что-то сказать, но под взглядом нового герцога осёкся и поплёлся к двери – его комната находилась на нижнем этаже.

- Эрэа, я написал герцогу Эпинэ о несчастье. Но думаю, будет лучше, если и Вы напишете кузену и Ричарду.
- Ричарду? Вы думаете…
Он понял её с полуслова.
- Безусловно. С Диком  ничего не случилось, ведь он в столице. Напишите ему.
- Конечно… Я сейчас!
Как она могла забыть о Дике? Он ведь так любил младшего братика! Женевьев дважды начинала письмо, но в первый раз от волнения посадила кляксу, во второй слова были какими-то глупыми и ненастоящими. В третий раз всё вышло, но в самый последний момент перо порвало бумагу и сломалось. Пришлось переписывать. С письмом Шарлю вышло куда меньше хлопот. Наконец всё было должным образом запечатано и вложено в футляр.
На футляре был герб Окделлов – Ларак не успел или не удосужился заказать новые. Проклятые вепри! Женевьев отшвырнула футляр так, что он едва не упал со стола. Сможет ли она когда-нибудь спокойно смотреть на добытого на охоте кабана? Или хотя бы на свинью? Слёзы всё-таки пробили плотину и теперь текли по лицу. Женевьев их не утирала.
Внезапно послышались шаги, и через минуту тёплые надёжные руки легли на плечи женщины. Несколько минут герцог и герцогиня молчали.
- Эрэа, я приказал подготовить Эдварда к похоронам.
Только тут она заметила, что в комнате больше нет головы.
- Благодарю вас. За…всё. Возможно, герцог Эпинэ и… - она запнулась, – Ричард приедут.
- Даже если хоронить на шестнадцатый день, они всё равно не успеют. И лучше, чтобы Ричард не видел брата мёртвым.
- Я успела, - Женевьев слабо улыбнулась сквозь слёзы, – успела сказать Ричарду, что я его люблю. С ним ведь ничего не случится? Правда? – она порывисто обернулась, а затем неожиданно для себя прижалась к Лараку, уткнувшись лицом в его плечо. А ведь ещё утром она бы ни за что не допустила такой фамильярности. Утром все были живы…
- Правда, – подтвердил Ларак, одной рукой прижимая к себе содрогающееся от рыданий тело жены, а другой гладя её по волосам. –  Вот увидишь, всё будет хорошо.
А она сквозь всхлипы что-то говорила о щите, о вепре, затоптавшем её мальчика. Отец как-то рассказывал маленькому Гвидо, что свиньи могут съесть человека. Особенно маленького ребёнка. Тогда Гвидо не очень-то поверил, хоть и испугался. Но кто ж их знает, надорских-то вепрей…
Он присел в кресло, усадив жену на колени и по-прежнему гладя её по голове. А Женевьев понемногу успокаивалась. Напоить её кошачьей настойкой? Да нет, не стоит. Ей бы отдохнуть, а завтра пусть уж сидит в часовне возле тела. А Доминик ещё раз такое скажет, ещё хоть раз посмеет указывать, что им делать,  – вылетит из замка.
Сметливая Жанна поднесла герцогине кубок с вином. Она прислуживала Женевьев ещё в родительском доме, в Эпинэ, и, будучи на несколько лет старше, угадывала желания госпожи с полувзгляда, не то что с полуслова. Через несколько минут герцогиня Ларак уже крепко спала прямо на груди супруга.
- Воробьиный корень? – вопрос был задан больше для порядка.
Служанка кивнула.
Ларак отнёс герцогиню в спальню, уложил на кровать и вышел, оставив Женевьев на попечении заботливой служанки. Впереди было ещё много дел…

2.

- Герцог велел тотчас доложить, как вы проснётесь – Жанна ловко укладывала волосы госпожи, но Женевьев успела заметить тонкую белую прядку на виске. Вчера её не было.
- Тотчас?
- Эрэа следует быть готовой к визиту эра.
Последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и Жанна прикрыла рот ладонью.
- Где он сейчас?
- В часовне. Рядом с… рядом с Эдвардом.
- Я спущусь к ним.

Ларак действительно был в храме. Сидел возле гроба. Кажется, до её прихода он молился.  При появлении жены герцог встал, слегка поклонившись. Судя по всему, он дожидался только пробуждения супруги, чтобы отправиться по своим делам. «Эрэа., жду вас в трапезной, – видя, что она собралась возразить, Ларак взял её за руку. – Постарайтесь хотя бы ради Ричарда. Мальчику нужна мать, а не измученная тень!». Ну почему он прав, мысленно подосадовала Женевьев, вслух осведомившись, куда направляется эр герцог.   
 Ларак собирался оставить жену наедине с Эдвардом и заняться отчётом управляющего, но Марта, до того сидевшая на одной из скамей, беззвучно шевеля губами,  с рыданьями упала в ноги Женевьев. Она что-то лепетала сквозь всхлипы, что-то о прощении, что она не хотела…
Возможно, в иное время Гвидо и обратил бы внимание на бойкую красотку, не раз, пока хозяйка не видит, строившую глазки новому владельцу Надора. Но сейчас, с заплаканными глазами и покрасневшим носом, она вызывала только жалость. Особенно в сравнении со сдержанной, спокойной герцогиней.
- Эрэа, клянусь, я не знала! Я просто так сказала…
- Что? Что ты сказала Эдварду? – только глухой или дурак не расслышал бы в тихом голосе Женевьев предвестье бури.
- Ну… эр Эдвард не… не слушался, и я сказала, что этот щит… Что он волшебный, и герцог Окделл смотрит через него за всем, что делается в замке. И ещё сказала, что… он рассердится, если эр Эдвард будет… так радоваться подаркам нового герцога…
Так вот почему мальчик оказался под щитом, вот за что просил прощения… Хотелось дать… нет, не пощёчину, избить эту дуру так, чтобы навек запомнила! Спокойно, надо успокоиться, ведь они в церкви.
- Марта, я тебя предупреждала, что будет, если ты вздумаешь пугать Эдварда?
- Д-да, эрэа… - прошептала заплаканная дурища. А Ларак невольно поёжился от ледяного голоса супруги.
- Вон. И если ты когда-нибудь ещё придёшь в этот замок…
Женевьев не докончила, но Марта, и без того напуганная, со всех ног кинулась к двери. На полпути она споткнулась о край молельной скамьи, упала и дальше ползла на четвереньках. Это было мерзкое и отвратительное зрелище, и Ларак поймал себя на мысли, что ему очень хочется отвесить хорошего пинка по этому пышному заду. Он покосился на Женевьев. Её лицо, и без того бледное, казалось, совсем побелело, и струйка крови из прокушенной губы лишь подчёркивала это. А глаза… он видел такие у людей, получивших смертельную рану и уже ощущающих жар Заката. Почти на пороге бывшая няня обернулась, со страхом и надеждой глядя на господ. Это было уже слишком, и он не выдержал. Несколько шагов – и вот уже твёрдые сильные пальцы, играючи свернувшие бы ей шею, запрокидывают лицо. И голос, совсем не похожий на обычный голос нового герцога – глухой, полный ненависти и презрения:
- Если ты, тварь, приблизишься к замку ближе чем на арбалетный выстрел… или попадёшься мне на глаза…
Она не посмела даже кивнуть, когда господин отпустил её. По знаку брезгливо вытиравшего ладонь платком Ларака двое стражников, стоявших в карауле поблизости, подхватили Марту и выволокли её из часовни. Точно куль с мукой.
Женевьев всё так же стояла, только медленно разжимались стиснутые кулаки.
- Всё хорошо, родная. Она больше никому не навредит.
И тут ледяная статуя ожила и пролилась дождём. Он усадил Женевьев на ближайшую скамью, а она захлёбывалась слезами:
- Два года назад… она уже пугала Эдварда… рассказывала сказки… а он прибежал ко мне, плакал, просил спрятать…Я обещала не пускать чудищ, спела… спела колыбельную, и он заснул. Рядом… такой маленький, беззащитный… он так плакал…
- Ты прогонишь всех закатных тварей, – улыбнулся Ларак. – Рядом с тобой никто не страшен.
- Я рассердилась. И Алан… я сказала, что её надо выгнать, а он говорил… Марта больше не будет… Грета… кормилица Эдварда… она ушла, когда малышу было два годика, и взяли Марту. Алан взял…  Сказал, такая трудолюбивая девушка, без приданого… Это моё право – выбирать няню для детей!
Если эта паршивка так же опускала глаза при встрече с герцогом, не забывая облизывать пухлые губки, неудивительно, что Окделл взял её в замок. Может, он и не затаскивал девчонку в постель, но уж точно стал почаще навещать Эдварда.
Жена наконец взяла себя в руки:
- Вас ждёт управляющий.
- Подождёт.
- Не стоит ради меня пренебрегать другими делами. Даже если повесить Марту во дворе замка, ничего не исправить. Такова воля Создателя.
- Или Леворукого.
- Не шутите так! Епископ Ариан сказал, что смерть мужа – это испытание, посланное Создателем. А смерть ребёнка – кара за грехи родителей.
- Эрэа, вы ни в чём не виноваты. А Ваш… супруг уже расплатился.
-Нет, – Женевьев покачала головой, – я грешна пред Вами. Я дала перед Создателем клятву быть хорошей женой, и Создатель наказал меня… ведь я не сдержала слово...
Голос женщины прервался, и Ларак предпочёл отвернуться, чтобы не видеть, как она утирает слёзы кружевным платочком с вышитым вензелем. Ж и О, увенчанные герцогской короной.
Алан, Алан… повсюду Алан! Покои герцогов – в Гербовой башне, но Лараку туда ход закрыт. «Там могут жить только Окделлы!» – заявила Женевьев, когда они только приехали в Надор. Нельзя сказать, чтоб Гвидо возражал. Во всяком случае, его комнаты казались более удобными, чем герцогские покои. Ну, повесили щит покойного – ну и что? Он своими ушами слышал крик Женевьев, когда Окделла уводили на казнь. Ничего не скажешь, герцог Алан наверняка нравился женщинам. Но быть с Женевьев и чувствовать присутствие… предшественника – это слишком! Эдвард всё-таки больше походил на мать, темно-русые волосы и любопытные тёмные глазищи. Сейчас, после его гибели, такой страшной и… нелепой, ненависть к Окделлу только усилилась. Ну уж нет! Он, Гвидо Ларак, никому не позволит отнимать то, что принадлежит ему по праву! Ни ппроклятому Алану, побери его Леворукий, ни другим! С такими мыслями он покинул часовню, оставив скорбящую супругу наедине с Создателем.
А Женевьев, едва захлопнулась дверь, подбежала к стоящему на низком возвышении гробу. Эдвард был обряжен в новенький костюмчик. Женевьев собственноручно украшала его серебряной вышивкой, желая сделать подарок к празднику. Личико так и осталось виноватым, будто малыш опять выслушивал выговор, шаркая по полу ножкой.
- Прости! Прости меня, мой маленький! Я думала… так будет лучше… тебе ведь уже минуло четыре… Я сказала, что ты уже большой мальчик, чтобы спать с мамой…
Есть воспоминания, которые будут мучить всегда. Таким для Женевьев останется отвернувшийся, шмыгающий носом обиженный Эдвард. Он после того случая ещё несколько раз приходил к матушке ночевать, но когда ему исполнилось четыре года, герцогиня решила это прекратить. Мальчик не должен бояться темноты, он же хочет вырасти таким же храбрым, как отец? «Мамочка, я обещаю, что буду очень-очень храбрым! И перерасту Дикона!» - сможет ли она когда-нибудь позабыть этот голос? Эдвард так хотел вырасти…
Отец Доминик, менявший свечи перед иконами, некоторое время наблюдал, как герцогиня, гладя расчёсанные волосы сына, что-то беззвучно шепчет сквозь слёзы, потом тихонько вышел из часовни. Госпожа явно тронулась рассудком, а сумасшедших он побаивался. Тем более таких буйных.

Слуги толком не знали, будут ли господа обедать. Такое горе… Вчерашний обед пропал, ужина вовсе не было – герцогиня спала, а герцогу было не до еды. Да и завтракал он в своих покоях. Однако в два часа пополудни, как обычно, герцог и герцогиня Ларак прошли в трапезную. И впервые рука эрэа Женевьев лежала на руке супруга.
26.12.2010