Дорогая эрэа Convollar, с днем рождения Вас!
Счастья, радости, здоровья, творчества - и всего самого светлого!
 

С Днём рождения, эреа Convollar! 🌹Счастья, удачи, здоровья, вдохновения;🌹

Эрэа Convollar, с Днем Рождения Вас!
Здоровья, счастья, верных друзей, успехов в творчестве!

С праздником!

фамилии:
   
Майнер (дрикс. поэт) – мой
Марфа (девичья фамилия Одетты Метьюз)- Martha — «хозяйка, госпожа» (гальт.)
Неффе-цур-Фрохе – племяннак лягушки (дрикс.)

Геогр названия:

Вольфзее – волчье озеро (дрикс.)
Гайярэ (пос) – бодрый, веселый (юж.тал.)
Карлион (пом) – Карлион  - мужественный, как  лев или львиный человек (ст. дрикс. + гальт.)
Левкра (провинция в Гайифе) – λευκα - белые (одежды ) + κρᾶ (от κράνος;)шлем или κραναος - твердый, каменистый, скалистый (гальт.). Получается белые камни (?)

Альбион, короче, и даже не туманный

Кримхильду очень жаль Конечно, и раньше упоминалось, что она долго не проживёт, но чтобы вот так, ещё и с ребёнком
Чувства Гизельхера вполне понятны и его подозрения обоснованы, но всё же не дело убивать без прямых доказательств. А вдруг не она. С другой стороны, сильно подозреваю, что тот, убьёт Паучиху, спасёт Арвернию от многих бедствий. Особенно теперь, когда Карломана нет. Да и то, как королева-мать радуется смерти Кримхильды (вместе с её же, Бересвинды внуком), само по себе мерзко И если я и не хочу, чтобы Гизельхер совершил убийство, то только ради него, а Паучиху совершенно не жалко

...и не только драконы. 

Вариации на тему.   

...Рыбка

   Хижина Старого Джона стояла на самом берегу залива. Из молодых старателей уже никто не знал, когда именно он поселился тут со своей старухой, застолбив участок в самом начале "золотой лихорадки".
   Джон был нелюдим, в немалой степени - из-за сварливого характера своей жены. Она никак не могла простить мужу краха надежд на быстрое и лёгкое богатство... Поэтому в посёлок золотоискателей, в шести милях выше по реке, Джон заглядывал редко. Большую часть своего времени он проводил у моря, старым неводом пытаясь добыть рыбки на обед. Правда, чаще в нем оказывались водоросли и песок.
   В тот памятный день он решил попытать счастья в устье ручья Олд Фиш. Путь до него был неблизким, старик устал, поэтому после двух-трёх неудачных забросов он решил отдохнуть и перекусить. Выше по ручью, метрах в двустах, каменистая гряда перегораживала течение, образовав небольшое озерко. На его берегу старик и развёл костерок, разогрев в котелке бобы с салом - остатки вчерашнего ужина.
   Вытерев корочкой хлеба стенки котелка, Джон выкурил трубочку дешёвого табака, вздохнул и поплёлся к перекату - помыть посуду. Лучи невысокого осеннего солнца, пробиваясь сквоз листву, играли на поверхности водяных струй, на мокрых камнях, превращая обычные гранитные валуны в золотые слитки... Старик не обращал на них внимания - уже давно его глаза не привлекал яркий блеск обманок. Оттирая сажу с боков котелка, он зачерпнул горсть речного песка со дна, у самого переката - и вдруг увидел в руке небольшой плоский камешек, напоминающий формой рыбёшку. Мельком глянув на находку, старик усмехнулся - и впрямь рыбка! - и бросил её обратно в воду, продолжая чистить котелок. Но что-то насторожило старого золотоискателя. То ли необычная тяжесть камушка, то ли то, как он стремительно пошёл ко дну... Джон отложил котелок и постарался снова достать свою необычную находку. На пятый или шестой раз, замочив рукава и зачерпнув воды в один сапог, он это сделал. Дрожащими руками достал старик нож, ковырнул  камень - и в солнечном луче ярко блеснула жёлтая полоска!
   Домой, в старую хижину, Джон вернулся к вечеру. Бросив у стены невод, он присел на пенёк у порога и долго  курил, глядя на закат и никак не реагируя на ворчание жены. Когда же она, распалённая его молчанием, швырнула в него старое треснувшее корыто, старик вошёл в избушку, молча достал из кармана самородок и - то ли растерянно, то ли торжествуя - стукнул им по столу.
   Историю, последовавшую за этим событием, помнят многие. И как старик, под нажимом старухи, взял в поселке кредит под залог самородка, как принялся строить новый дом, покупал ей наряды, припасы... Как трижды ходил к ручью, с тем же старым корытом вместо лотка, надеясь найти богатое месторождение...
   Перелопатив весь ручей, чуть ли не до самого истока, он так ничего больше и не нашёл. Недостроенный дом и старухины обновки пришлось отдать в погашение кредита. Как прежде, ходит он к морю со своим старым неводом, и ничто в хижине не напоминает о мелькнувшей было удаче...
   Правда, тот ручей теперь называют Голд Фиш.

Интересно, эти, которые стучат, и те, которые в кухне прячутся, они вместе или по отдельности? А то странно: одни тихарятся, другие шумят. Хотя, может, так и задумано.
А я-то думала, за Одо надо беспокоиться.
И что, интересно, Танкреди такого углядел в стихах, что так напрягся?

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Прелестно! Черёмуха, первая любовь, свадьба - всё бы так. Светлая, весенняя глава, душа радуется читать. Спасибо, эреа Артанис.

Именно такую история мы и хотели написать - светлую, радостную, весеннюю. Все как по заказу!
Черемуха была великолепной. Особенно сейчас, когда все соскучились по весне.
А вот следующая история получится совсем другой - мрачной и трагичной. Зато она снова перенесет нас в будущее и раскроет, что будет происходить в Арвернии после 814 года.

Не то Лесной Земле регулярно везёт с правителями, не то вы только о таких пишете. Наверное, всё-таки везёт, учитывая её будущее.
Кстати, каждый раз, когда вы описываете Лесную Землю, мне в лес хочется. 

Мы, конечно, видели далеко не всех правителей Лесной Земли, а только нескольких, наиболее показательных. Но да, они должны быть, иначе будущее не сделалось бы само собой, случайно.
Польщена, что наше скромное произведение вызывает у Вас такие сильные чувства!

Рыцарь Дикой Розы (начало)

В королевском саду Дурокортерского замка, летним вечером 818 года, возле кустов черных роз, стоял молодой человек в траурном нибелунгском одеянии. Один, без спутников, стоял виконт Гизельхер, мрачный, как грозовая туча. Красивое лицо Рыцаря Дикой Розы было исполнено боли и ненависти, столь сильных чувств, что его черты как бы обугливались заживо. Душа его, созданная для песни, для любви и страдания, теперь перерождалась в жестоких мучениях, под влиянием жажды мести. Его уста, с которых столько раз слетали сладкозвучные песни и любовные признания, теперь были сурово сомкнуты. Челюсти некрасиво сжимались, зубы стискивались. Ибо Гизельхеру больше некому было петь свои песни...

Теперь уже не лиру держал в руках Рыцарь Дикой Розы, и даже не меч для честного поединка. Он сжимал рукоять кинжала, что пока лежал в ножнах. Молодой нибелунг жаждал отомстить за свою даму сердца, что ныне покоилась в гробу на пъедестале в Храме Всех Богов. Ибо королева Арвернии, Кримхильда Нибелунгская погибла, и теперь ее бесстрашная душа, верно, вознеслась в Асгард, переродившись в валькирию. А здесь, в Срединном Мире, она была потеряна для тех, кто знал и любил ее всей душой...

Глядя на траурные розы, Гизельхер видел свою даму сердца...

Он обратил почтительное внимание на принцессу Кримхильду, когда ей было десять лет. Веселая, непосредственная, острая на язык, юная принцесса иногда поддразнивала оруженосцев, среди которых был Гизельхер. Порой он не всегда сразу догадывался, что ответить ей. Взрослея, принцесса с удовольствием стала слушать его песни, а юноша понял, что ему особенно приятно петь для нее, чтобы в синих глазах Кримхильды разгорались горячие огоньки. После Гизельхер стал сопровождать принцессу на прогулках верхом. И, чем больше взрослели они оба, тем дороже ему становилось общество принцессы Кримхильды...

Однажды, победив на состязаниях среди оруженосцев, Гизельхер в шутку нарек Кримхильду своей дамой, и посвятил ей одержанную победу. Он тогда поднес ей только что распустившийся цветок дикой розы, сорванный в лесу. А принцесса Кримхильда сделала дикую розу своей эмблемой и нарекла Гизельхера своим рыцарем. Все это было в обычае двора Нибелунгии, где каждый рыцарь имел право ухаживать за избранной дамой, что не вызывало ни у кого подозрений. Совсем не то, что при суровом Арвернском дворе, где на принцессу Кримхильду, ставшую супругой их короля, вечно косились с подозрением...

Вспоминая минувшее, Гизельхер с тоской закрыл глаза. Сколько смеха и радости было тогда!.. И ничто не предвещало будущей судьбы. Никто даже представить не мог, что Кримхильда, королева Арвернии, погибнет такой молодой, навечно сохранив в своем чреве нерожденное дитя!..

Ибо Гизельхер, хоть и не видел свою даму после того, как был вынужден вернуться в Нибелунгию, все знал о ней, о внучке короля Торисмунда. Он знал, что Кримхильда, сблизившись со своим царственным супругом, родила ему дочь. А теперь собиралась подарить и второго ребенка. Она была на четвертом или пятом месяце беременности, когда якобы утонула, гостя у доблестного герцога Гворемора Ярость Бури, в далекой Арморике. Ее тело выловили в тихом мелководном озере. Но Гизельхер не сомневался, что на самом деле молодую королеву убили - задушили по приказу Паучихи, ее свекрови, королевы Бересвинды Адуатукийской. У него были основания считать, что королева Кримхильда стала жертвой убийства.

И вот, теперь Гизельхер сжимал в руке кинжал, готовясь отомстить ее убийце. Ибо это было единственным, что он мог сейчас сделать.

Он ожидал в саду Паучиху, чтобы отправить ее в Хель, отомстив за Кримхильду.

Рыцарь Дикой Розы должен был поступить так, зная то, что довелось ему узнать. Потому что во время церемонии прощания с Кримхильдой, Гизельхеру было дозволено вместе с нибелунгским посольством подойти и проститься со своей урожденной принцессой. Он приблизился к гробу, украшенному цветами - в основном лилиями, любимыми цветами королевы-матери. Их сладковатый, резкий аромат перебивал даже запахи бальзамических смол, которыми обработали тело погибшей Кримхильды.

Во время церемонии прощания всем распоряжалась Паучиха. Последнее время она находилась поодаль от своего царственного сына, и не имела возможности поддерживать его. Но все изменилось, когда погиб в поединке с Ужасом Кемперра майордом и дядя короля, граф Карломан Кенабумский. Несколько лет назад он спас жизнь Гизельхеру, тем самым сохранив мир между королевствами, сам же едва не погиб под мечом разъяренного короля. Тогда майордом чудом исцелился от страшных ран. На сей раз спасения для него уже не было. Его трагическая гибель позволила Паучихе вновь вернуться к власти. Она снова сделалась первой советницей своего царственного сына. А теперь погубила и свою невестку, что мешала ей править королем и Арвернией.

Не было сомнений, что именно Паучиха выбрала то платье, в котором Кримхильде суждено было лечь в гроб. Чрезвычайно пышное, из пурпурной ткани, вышитое золотом, украшенное адуатукийскими кружевами, это поистине царское платье подавляло своим величием. Кримхильда никогда не любила этот наряд, но королева-мать злорадно приказала облачить покойницу именно в него. Она продолжала ненавидеть невестку даже после ее смерти. И теперь сделала все возможное, чтобы насладиться своим торжеством над Кримхильдой. Ненавистная невестка отняла у Бересвинды сына, но ей не довелось родить наследника. И теперь Паучиха каждым своим распоряжением показывала, что Кримхильда не вправе даже быть похороненной, как ей хотелось бы.

И вот, теперь молодая королева лежала в гробу, одетая в пурпур и золото, и ее лицо, осененное смертью, блекло и терялось. Казалось, будто в гробу из драгоценного красного дерева лежала не Кримхильда, что любила, страдала, радовалась, а кукла, никогда не бывшая живой.

Гизельхер подошел вместе со своим отцом, графом Рехимундом, чтобы положить в гроб цветок дикой розы, прощаясь со своей любовью. И он увидел, под высоким воротником, украшенным кружевами, произведением искусства адуатукийских мастериц, соотечественниц Паучихи...  На бледной шее Кримхильды проходила глубокая синяя борозда, как бывает у повешенных! Никакие усилия бальзамировщиков не могли скрыть ее из виду. Слишком глубоко врезалась веревка или петля в нежную кожу молодой королевы. Не было сомнений, что Кримхильда убита!

Гизельхер тогда выпрямился, оглядывая собравшихся арвернов огненным взором, словно обрел способность прозревать события и видеть тайные причины событий. И он увидел стоявшую возле гроба Паучиху. Она глядела на свою невестку, покоящуюся мертвой, в нелепо-роскошном платье, в окружении лилий, и торжествовала. Губы королевы-матери были печально сложены, но ее темные глаза блестели, точно лужицы смолы, притягивающие доверчивых бабочек и даже мелких птиц, чтобы погубить в клейкой ловушке.

"Это она убила Кримхильду, свою невестку, что могла родить сына, и тем обрести еще больше влияния при дворе, навсегда оттеснить мать короля!" - словно молния Донара, пронзило Гизельхера чудовищное озарение. И все остальное стало ясно молодому нибелунгу, как будто он все видел своими глазами. Вот только произошедшего было уже не изменить. Но отомстить можно!..

Паучиха сделала вид, будто примирилась с невесткой, но сама продолжала ненавидеть ту, что покорила сердце ее сына. И выждала момент, когда Кримхильда поехала отдыхать в Арморику, а сама послала за ней убийц. Там молодую королеву сопровождала меньшая свита, и было легче застать ее одну, когда она пошла искупаться, чтобы изобразить несчастный случай. А, если король Хильдеберт потребует мести за гибель жены, любящая матушка укажет ему на "детей богини Дану", что не уберегли царственную гостью, а то и нарочно извели королеву Арвернии вместе с нерожденным наследником. И уже нет графа Карломана Кенабумского, чтобы не дать королю Арвернии запятнать свою честь...

Гизельхер взглянул затуманенными горем глазами на воинственного короля Хильдеберта, сидевшего над гробом. Замерев у изголовья, он безотрывно смотрел на жену, что покинула его вместе с нерожденным ребенком. Совсем скоро рядом с ним не останется даже облика Кримхильды...

Король сидел, едва замечая собравшихся для торжественного прощания людей, целиком предоставив своей матери распоряжаться на похоронах. Он не поднимал головы от гроба Кримхильды, будто надеялся, вопреки всему, что она еще могла ожить. Сгорбив широкие плечи, туго обтянутые черным траурным камзолом, король Арвернии был похож на подбитого угрюмого беркута.

Гизельхер едва узнал в нем яростного берсерка, когда-то готового убить его из ревности. Сейчас Хильдеберт был подавлен, у него не осталось сил на ярость.

Прежде Рыцарь Дикой Розы думал, что ненавидит короля Арвернии. Но сейчас испытывал к нему лишь сочувствие. Он думал, что этот человек был мужем Кримхильды, она носила его детей. Должно быть, в нем были качества, за которые лучшая из женщин полюбила его, не ответив любовью ни самому Гизельхеру, ни Аделарду Кенабумскому, что доблестно погиб в сражении с междугорцами, как второй Роланд! И теперь король Арвернии был потрясен и разбит гибелью Кримхильды. По-другому просто не могло быть, и Гизельхеру стало его жаль.

"Почему ты не уберег ее? Она была твоей женой, она доверилась твоему покровительству! Нибелунгия отдала тебе лучшую из дочерей, а ты позволил погубить ее! Вот и живи теперь опустошенным, с дырой в душе, ибо заменить тебе Кримхильду не сможет никто!" - так мысленно обращался Гизельхер к королю Арвернии. Но эта мысль была вялой, не приносила ему утешения. В конце концов, какая разница для него самого, что будет чувствовать ее муж? Ведь ее самой больше нет ни для кого!

И еще Рыцарю Дикой Розы подумалось: что почувствовал бы король Арвернии, если бы понял, что у него отняла Кримхильду его родная мать? Пробудился бы в нем тогда приступ бешеного гнева? Или он и тут остался бы покорным сыном своей матери-злодейки?

Гизельхер понимал, что не получит ответа на этот вопрос. Да и не смог бы он хладнокровно выжидать, готовя месть чужими руками, как сама Паучиха.

Он в последний раз взглянул на бледное, неживое лицо Кримхильды, и преклонил колени перед ее гробом, прощаясь с той, кто покорила его сердце.

"Мне надлежит месть за тебя, моя королева! Не прощаюсь с тобой, нет! Если Норны так судили, скорее всего, я скоро приду к тебе, о, Нибелунгская Валькирия!"

Боль из-за гибели Кримхильды кипела кровавой пеной, сжигала все внутри, и был лишь один способ утолить ее - совершить свою месть лично, своими руками.

Храбрый рыцарь, некогда безукоризненно соблюдавший правила чести, учтивый придворный кавалер, поэт и певец, что и радость, и печаль встречал песней, - теперь виконт Гизельхер преобразился до неузнаваемости. В его сердце больше не звучали песни. Мед Поэзии вытек до капли. Только одно желание владело им - отомстить королеве-матери! Ради этого он ушел с церемонии прощания раньше других и тайно проник в королевский сад, подкупив привратника, спрятав кинжал под полой плаща. Он ждал, когда Бересвинда Адуатукийская пройдет через сад, как обычно, возвращаясь в свои покои. И здесь Гизельхер подстерегал ее.

Ни малейшие угрызения совести не мучили молодого нибелунга. Он готовился поднять руку не на особу королевской крови, не на даму, годившуюся ему в матери, но действительно на Паучиху - на чудовище, погубившее прекрасную королеву Кримхильду.

И теперь Рыцарь Дикой Розы молил Владык Асгарда лишь об одном - чтобы удалось сразу заколоть ее насмерть! О себе он не думал, да почти и не надеялся сохранить жизнь и свободу. Здесь кругом стража, и, даже если с Паучихой не будет никого, кроме фрейлин, они назовут его, он будет арестован и казнен. Но казнь, и жестокая, будет ждать его и в том случае, если покушение не увенчается успехом. Несомненно, король Арвернии сурово покарает того, кто покусится на его мать, на убийцу его возлюбленной жены! Так уж лучше тогда совершить свое дело и погибнуть не зря!..

В глубине души, Гизельхер надеялся, что казнь за покушение на Паучиху будет героической гибелью, и он удостоится Вальхаллы. И, быть может, сама Кримхильда придет за ним, чтобы вознести на крылатом коне в Вальхаллу?..

Не то Лесной Земле регулярно везёт с правителями, не то вы только о таких пишете. Наверное, всё-таки везёт, учитывая её будущее.
Кстати, каждый раз, когда вы описываете Лесную Землю, мне в лес хочется.