Печать

[fitomorfolog_t]

Ещё одна история о звериках ))

Пассажирка Истории

 
   Что знают люди о крысах?
    Крысы жадные, юркие, хитрые. Они уничтожают припасы и разносят мор. Крысы способны загрызть оставленного без присмотра человеческого младенца. Крысы неистребимы, они не боятся ни холода, ни жары, они способны сгрызть и испортить всё – пушнину в хранилищах, бесценные свитки в библиотеках и даже соль в мешках.
    Люди не любят крыс, но поневоле соседствуют с ними: нет избавления от этих серых наглых тварей с отвратительными хвостами, покрытыми лишь реденькими волосками и чешуйками кожи.
    Что знают крысы о людях?
    Люди жадны и коварны. Они ставят хитрые ловушки и устраивают облавы. Они разбрасывают отраву и засыпают норы, в которых подрастают нежные детёныши, битым стеклом или гвоздями.
    Крысы не любят людей, но держатся рядом с ними: как ни опасно такое соседство, оно даёт ни с чем не сравнимые убежища и обильную еду.
    Знают ли крысы имена великих мореплавателей и первопроходцев – Марко Поло, Чжэи Хэ и капитана Невельского? Талантливых поэтов и живописцев – Гомера и Рембрандта? Конечно, нет. Для крыс все они – обыкновенные люди.
    Знают ли люди Чирра-Пришедшего-Первым и Слирри-сказителя, Кнавви-Переплывшего-Великую-Реку и Зерру-Поедательницу-Яиц? Знают ли они мореплавательницу Пиу-И?
    Крысы знают, хотя «сегодня» значит для них неизмеримо больше, чем «вчера», и тем более – чем далёкое прошлое.

I

    Сегодня.
    Смола плавилась в трещинах досок, и воздух трюма был затхло-горький. Мир покачивался – мерно, едва заметно, как бывает лишь в хорошо защищённой бухте. Пиу-И выбралась из гнезда, потянулась и зевнула. Предназначение уже округлило её бока, наливая тело тяжёлой истомой, бег и прыжки сделались неловкими и бережными. Все предшествующие дни Пиу-И таскала в гнездо всякую всячину. Теперь запасы в убежище внушали надежду, что и на этот раз всё обойдётся. Крыса тщательно вылизала хвост до самого кончика, умыла мордочку, расправила усы и принюхалась. Её влажный нос подрагивал, втягивая воздух. Уже прозвучал приглушённый толстыми досками, нестройно исполненный Pater Noster(1), и теперь шарканье пемзы по палубе и журчание воды в шпигатах (2) говорили о том, что люди занялись обычной суетой, в которой крыса далеко не всегда могла усмотреть смысл. Лабиринт ящиков и бочек, тесный для двуногих, прекрасно подходил для крыс: убежища, закоулки, сквозные проходы и тупички – всё это Пиу-И знала до последнего гвоздя и последней деревянной втулки. Сейчас крыса слышала шорохи и возню, звуки короткой драки, топот лапок, и это должно было успокаивать. Но у крысы было нечто более тонкое, чем нюх, более острое, чем зрение, более чуткое, чем слух, и это нечто заставило замереть, вжавшись в сыроватый настил.
    Так и не обнаружив источника опасности, Пиу-И расслабилась. Она совсем уже собралась пробежать к дальней бочке с водой: деревянная затычка расшаталась, и по стенке стекала тонкая струйка – как вдруг прямо над головой прогрохотали шаги, крышка люка со стуком сдвинулась, и в трюм хлынул яркий свет. Пиу-И метнулась в убежище и затаилась. Глухой стук пустых бочек и грубые, резкие выкрики говорили опытной крысе о том, что трюм готовят к погрузке. Может, до её угла не доберутся?
    Напряжённая, неподвижная, с заполошно бьющимся сердцем, будущая мать ловила каждый звук, который мог бы дать подсказку. И всё же она дотянула до последнего: ближайшая к ней бочка качнулась, громкий возглас раздался совсем близко, и Пиу-И с яростным визгом прыгнула вперёд, прорываясь к свободе. Руки двуногого были заняты: он удерживал бочку в наклонном положении, чтобы сдвинуть, и крыса использовала шанс на спасение. Кто-то швырнул тяжёлый деревянный клин, но промахнулся. Пиу-И летела зигзагами, уворачиваясь от пинков, и яростная брань звучала ей вслед, словно гимн её ловкости и бесстрашию. Да, бесстрашию: хотя её броски казались беспорядочными, крыса прекрасно знала, куда бежит. На миг Пиу-И показалось, что раздутые бока не позволят протиснуться в заботливо приготовленный лаз. Она заработала лапками, пропихнула тело вперёд, раскорячилась, пытаясь задержать падение в узкой щели, и наконец плюхнулась на твёрдое.
    Крыса попала в узкое пространство между внутренней и внешней обшивкой из толстых досок и теперь была в безопасности. Лапы ощущали шершавую поверхность продольного бруса, скрепляющего шпангоуты (3). Пару дней назад в порыве озарения Пиу-И припрятала здесь несколько пресных сухарей, кусок солоноватого, высохшего до каменной твёрдости козьего сыра и комок пакли. Превратить это надёжнейшее убежище в своё главное жилище помешало только одно: крыса не любила нор с единственным выходом. Пиу-И немного послушала глухие удары и шаги в трюме, погрызла сухарь, ещё раз умылась и свернулась клубочком: ждать.

    Вдруг в скрежет и постукивания вплелся тонкий, резкий предсмертный вскрик, затем ещё. Должно быть, двуногие, разгружая трюм, пользовались случаем сократить крысиное население. От этих звуков, полных тоски и отчаянья, Пиу-И сжалась, встопорщив шерсть. Она ничем не могла помочь собратьям.
    Грохот молотка почти над ухом заставил пружинисто подскочить. Тусклый свет, мелькавший в лазе, сменился темнотой, но люди по-прежнему двигались и перекликались, отделённые только дощатой стенкой. Просто единственный выход теперь исчез: Пиу-И попала в ловушку.
 

II

    Сегодня.
    Пиу-И находилась здесь уже больше суток. Время отмерялось пением юнги, следившего, как мелкий рыжий песок перетекает из верхней склянки ампольеты (4) в нижнюю. Как и все крысы этого Мира, Пиу-И давно научилась определять, что означает каждый из пропетых стихов: смену вахт, сигнал к приёму пищи или вечерней молитве или же просто окончание ещё одного отрезка жизни.
    Характер качки, поскрипывание сложных деревянных конструкций тоже говорили о многом. Сейчас бортовая качка сменилась продольной, килевой, и это вместе с остальными признаками давало понять, что Мир вышел из бухты и движется с попутным ветром, поставив все паруса.
    Крыса понимала, что выход нужно искать как можно скорее. Запасы еды – это неплохо, но Пиу-И оказалась отрезана от воды. Даже та, забортная, которая понемногу сочилась сквозь едва заметные щели внешней обшивки, была недостижима: стекала вниз, в недра корпуса, к килю. Люди построили Мир так, что вода нигде не застаивалась. Пропилы в шпангоутах позволяли ей собраться в самом глубоком месте корабля, ну а уж оттуда воду откачивали помпой. Для этого двуногим даже не приходилось спускаться в трюм: палубу с днищем соединял деревянный колодец.
    Но попасть к этому месту Пиу-И мешал толстый и прочный продольный брус. Так что выход из ловушки следовало искать не здесь.
    Крыса уже несколько раз облазила тесный, но высокий промежуток между двумя шпангоутами. Коготки хорошо удерживали на шершавой наклонной поверхности, и она поднималась на самый верх. Там дорогу тоже перегораживал брус. Правда, между ним и обшивкой оставался зазор, несколько больший, чем внизу, и можно было попытаться его расширить. И Пиу-И принялась за дело.
    Время от времени она спускалась вниз, погрызть сыра, и лизала влажные доски, но жажда становилась всё сильней.
    Пару раз она пробовала пролезть в получившееся отверстие, но каждый раз убеждалась в том, что оно ещё слишком узко.
    И вот наконец Пиу-И удалось протиснуться. Но, может, она всего лишь расширила границы ловушки?
    Даже чувство жажды на время отступило. Важнейший закон крысиной жизни: попал в новое место – сперва осмотрись. А посмотреть было на что! Место, куда попала Пиу-И, оказалось нижним ярусом кормовой надстройки – тольдой. Сверху его защищала палуба второго яруса, а спереди – парусиновый полог. Сейчас он был поднят: погода стояла ясная. Тольда оказалась набита битком. Бухты канатов, рулоны парусины, блоки, запасные якоря теснились и громоздились в строгом порядке. Сюда же втиснули и те запасы солонины, воды и дров, которым не нашлось места в трюме. Вглубь между тюками и рулонами вёл узкий проход, и только там оставалось свободное пространство, едва достаточное для того, чтобы можно было повернуть румпель. Для крысы это был настоящий рай: множество укромных местечек, уютных убежищ, хорошо защищённых уголков. Удивительно, что Пиу-И не чувствовала запаха соплеменников.
    Под массивной лестницей, ведущей на второй ярус, нашлась бочка, которая, по-видимому, недавно использовалась: она лежала на козлах, и пробка, закрывавшая отверстие, была заколочена менее плотно.
Запах воды помутил разум и придал сил. Упираясь лапками в ступеньку трапа, Пиу-И тянула и теребила пробку, пока та не поддалась. Упоительно вкусный поток хлынул вниз, и крыса всласть напилась, не обращая внимания на растекающуюся лужу.
    Повеселевшая и готовая к новым подвигам, Пиу-И выглянула из-под трапа и принюхалась. С открытого камбуза доносился запах мясного варева. Ветер ровно и сильно натягивал громадные паруса с тёмными крестами (5). Бело-серая птица, сложив крылья, с резким вскриком спикировала к воде, не видимой за высоким фальшбортом. Здесь можно было жить, и жить неплохо.
 

III

    Сегодня.
    У Пиу-И появились детёныши. Слепые, тёплые, с тонкой, лишённой шерсти розовой кожей, они вызывали нежность, граничащую с исступлением. Крыса хорошо подготовилась. Выбрала укрытие подальше от людей, растрепала в пушистый шар кусок пенькового каната и соорудила роскошное гнездо. Попутно она таскала в убежище каждую крошку еды, которую находила, и в конце концов осталась довольна. Искать еду оказалось несложно: двуногие ели прямо на палубе, растаскивая свои порции по всем закоулкам. Крыса безостановочно трудилась почти два дня и успела вовремя. Пиу-И знала, что в ближайшие несколько дней не оставит потомство ни на минуту, ведь крохотных существ надо непрерывно греть и кормить, кормить и греть.
    А вот в стае двуногих Пиу-И не встречала ни самок, ни детёнышей. Ни в одной стае из тех, что она видела. Как такое могло быть? Поразительно.
 

IV

    Сегодня.
    Заканчивалась вторая неделя плаванья. Крысята заметно подросли, их шкурки потемнели, и всё же пока ещё это были беспомощные создания. Пиу-И оставляла их совсем ненадолго и лишь в тёмное время суток. Не то чтобы ночью жизнь на палубе затихала: двуногие спали по очереди. Просто в темноте легче было оставаться незамеченной.
Возможно, из-за обилия припасов двуногим просто не хватало места для сна? Пиу-И не раз наблюдала, как лежбище на свёрнутых канатах или ящиках, освобождённое одним, тут же занимает другой. Размышлять об этом крыса могла лишь на досуге, а он выпадал нечасто. Тогда Пиу-И вспоминала, что это плаванье отличается от тех, в которых она участвовала раньше. Зачем столько запасов, зачем лишние канаты и доски? Зачем всего этого столько, что людям приходится ютиться чуть ли не на головах друг у друга? Впрочем, люди непредсказуемы, и их поступки надо принимать как данность. Вот сейчас крысе повезло найти хорошее место. А когда везёт – надо радоваться.
    Сложнее всего было находить воду. Подтекающую бочку обнаружили почти сразу, и теперь затычки вколачивали куда плотнее. Всё же обычно Пиу-И как-то справлялась. Эта ночь оказалась исключением. Вернувшись под утро после безуспешных поисков и покормив детёнышей, крыса решилась на вторую вылазку. Когда кормишь детей – воды требуется больше. Жажда измучила Пиу-И, вот почему на этот раз она рискнула отправиться туда, куда обычно не забиралась: наверх, на второй ярус надстройки. Держась у самого борта, прижимаясь подведённым от недоедания брюхом к доскам настила, крыса стремглав прошмыгнула в угол и замерла.
    Приоткрытая дверь вела в отдельное помещение, по размерам чуть больше чулана – туда уходил спать главный двуногий, тот, кого остальные называли «адмиралом». У людей вожаки не всегда отличаются крупными размерами, и Пиу-И это удивляло. У крыс не так: они вырастают тем крупнее, чем больше вокруг соперников, ведь положение в стае во многом зависит от силы. Однако этот двуногий всё же был достаточно крупным, чтобы предводительствовать.
    Сейчас хозяин каюты находился ещё выше: расхаживал по узкой площадке, венчавшей надстройку. Три шага, поворот, три шага.
    Пиу-И улучила момент и решилась. Короткий бросок – и вот она уже внутри. Доски над головой Пиу-И поскрипывали, сообщая о том, что главный двуногий продолжает бессмысленное хождение. Если он направится сюда – Пиу-И это услышит.
    Обежав каморку, крыса села столбиком. Её хвост подёргивался от волнения, усы топорщились.
    Здесь помещались лишь ларь, крышка которого, видимо, служила постелью, и стол. На поверхности стола крыса заметила оловянный сосуд, такой, который двуногие использовали для питья. Пиу-И вспрыгнула на столешницу.
    Наконец-то удача: кубок не был пуст. Правда, в нём оказалась не вода, а тёмная кисловато-терпкая жидкость.
    Напившись, крыса побегала по столу, попробовала на зуб латунную пластину в форме четверти круга (6), разрисованной странными значками, и убедилась в её несъедобности. Пластина была квадрантом, но Пиу-И знала лишь, что главный двуногий придавал ей особенное значение. Крыса не раз видела, как тот, всегда в одно и то же время, выносит блестящий предмет на палубу и направляет на солнце. Вряд ли движением светила можно управлять подобным образом, скорее уж его положение зависело от рей и парусов, и всё же пластина имела какое-то отношение к статусу двуногого.
    Металлический предмет с двумя заострёнными ножками заинтересовал крысу гораздо больше. Такого Пиу-И ещё не видела и решила забрать непонятную вещь с собой для более пристального изучения. Крысой овладело буйное веселье. Ухватив находку зубами, держа голову как можно выше, она спрыгнула со стола и бодрыми скачками двинулась к выходу.
    Снаружи уже совсем рассвело, но крыса и не подумала прятаться. Почему-то ей внезапно отказало сторожкое чутьё, не раз и не два выручавшее в самых неожиданных обстоятельствах. Пиу-И гордо пробежала по самой середине палубы и остановилась, чтобы половчее перехватить добычу.
    Тут бы и закончилась история славной морской путешественницы, но по счастью, двуногим оказалось не до неё: облепив борта, они указывали друг другу на что-то внизу, вскрикивали и смеялись. Двое даже обнялись и пустились в пляс. Вероятно, в другой раз Пиу-И удивилась бы столь безумному поведению, но в тот момент оно показалось совершенно естественным.
    Крыса вновь подхватила интересную штуковину, величественно направилась к тольде и, путаясь в собственных лапах, скрылась в убежище.

(Продолжение следует)

[passer-by]

Ой, наслаждаюсь просто. 

[fitomorfolog_t]

Эрэа passer-by, спасибо!
А вот и продолжение ))

V

    Сегодня.
    Первый из детёнышей открыл глаза, а к вечеру – и ещё трое. Теперь приходилось постоянно быть начеку: малыши норовили расползтись по всей тольде, а ведь самым главным по-прежнему оставалось не привлекать внимания. Пиу-И сбилась с ног, отлавливая шустрое потомство и возвращая в гнездо, и в конце концов поменяла убежище на запасное, более дальнее.
    Настроение двуногих занимало крысу: они стали раздражительными, хмурыми. Толстый человек, раздававший еду, стерёг её от Пиу-И с особым остервенением, и ей не раз приходилось уворачиваться от деревянных клиньев, которые тот швырял с поразительной меткостью. Жаль, что запасы еды у двуногих были общими. Крысе это мешало. Но люди – и в этом тоже – выигрывали тем, что могли объединяться лучше, чем крысы.
    И всё же, что их тревожило? Плаванье, насколько об этом могла судить Пиу-И, протекало благополучно. Ни шторма, ни ливней, только неизменный ровно и сильно дующий пассат. Правда, крыса ни разу ещё не бывала в столь длительном переходе без остановки в порту, без пополнения запасов. Конечно, это было глупо со стороны людей: неужели они не могли проложить маршрут вдоль побережья, от одного крупного города к другому? Или, может, всё дело в другом? Возможно, людей стало слишком много, и они ищут новые территории для расселения? Пиу-И слышала о непреодолимой жажде двигаться куда-то – двигаться упорно, плотной волной. О безумии, охватывающем столь многих, что их совместное движение превращается в безбрежный поток. Не попала ли она к таким безумцам? Куда движется Мир? И при чём тут она, Пиу-И? Разве ей плохо там, где она есть?
    А сегодня Пиу-И получила очередное доказательство непредсказуемости людей. Бывший до сих пор попутным, поток воздуха несколько изменил направление, а днём и вовсе стал встречным. Теперь двуногим приходилось до упаду работать на реях, лавируя против ветра. Это был тяжёлый, выматывающий труд, и что же? Они радовались, перешучивались и, кажется, испытывали изрядное облегчение (7). Безумцы. И безумец тот, кто свяжет с ними судьбу.
 

VI

    Сегодня.
    Миновало ещё две недели. Хотя Пиу-И продолжала кормить изрядно подросших малышей, её отлучки стали более долгими. Иногда она попросту пряталась от детей, от беспрестанного подёргивания за хвост, покусывания ушей, писка и колготни. Она забиралась вглубь самой большой канатной бухты, сворачивалась клубочком и засыпала.
В этот день она почувствовала знакомое томление. Если до сих пор Пиу-И, занятая потомством, почти не тяготилась отсутствием других сородичей, то сейчас она жаждала общения с себе подобным, осторожного обнюхивания, знакомства, яростного короткого соития.
    Несмотря на тяготы материнства, она была в самом расцвете сил. Под рыжеватой лоснящейся шкуркой перекатывались тугие мышцы, слух и зрение оставались острыми, а опыт, бесценный накопленный опыт, позволял избегать любых опасностей. Вернуться в трюм не составляло труда: часть двуногих устраивалась на отдых даже там, и люк то и дело приоткрывался.
    Трюм встретил запахами, часть которых оказалась неожиданностью. Начисто выветрился запах Большого Чика, сильного, но туповатого, зато повсюду, и между ящиками, и на поверхностях бочек, ощущался запах другого самца, Тирра, в прошлом – самого забитого, покрытого вечными струпьями подживающих укусов.
    Впрочем, чего уж тут удивляться: при всём своём недалёком уме Чик верно угадывал в Тирре самого опасного соперника, опасного не физической силой, а силой духа. Пожалуй, возвышение Тирра после исчезновения вожака было неизбежностью, а вот другим самцам пришлось довольствоваться привычной ролью подчинённых. Пиу-И не испытала даже секундной жалости к поверженному, а может, даже погибшему: тот был груб и самовлюблён, и никогда не нравился ей по-настоящему.
    Пиу-И первым делом, как и всегда, изучила территорию: расположение бочек и ящиков тоже изменилось. Она сновала по узким проходам, не обращая внимания на возмущённый писк тех, с кем сталкивалась, пока не встретила Его.
    Тирр. Неужели это был он? Он пах иначе: здоровьем и силой. Струпья зажили, гладенькая шерсть ладно лежала на мускулистом теле.
    Осторожно, вытянув шею и напряжённо принюхиваясь, Пиу-И шагнула вперёд. Тирр словно бы повторил её движение, и жёсткие вибриссы соприкоснулись. Восторг заставил Пиу-И задержать дыхание, а Тирр приблизился ещё немного, и вот уже Пиу-И разворачивается, но в то же время отскакивает в сторону, высоко держа голову с подрагивающими ушами, поддразнивая и распаляя.
    Мерно и протяжно поскрипывал набор корпуса, Мир привычно покачивался. Двое танцевали: шаг, поворот, сторожко потянуться к партнёру и уклониться, и наконец Пиу-И поддалась, замерла, а Тирр вскрикнул победно. Прилетевшая из полумрака киянка ударила в дубовую бочку совсем рядом, но двое даже не вздрогнули.
Когда пение юнги возвестило наступление утра, Пиу-И встревожилась. Впервые дети оставались одни на столь долгий срок. Крыса нетерпеливо улучила момент, метнулась на палубу и осторожно пробралась к корме.
    Над морем летели олуши, их узкие длинные крылья чернели на фоне светлого неба, а крики напоминали скрип расшатанной переборки. Уставшая, умиротворённая крыса принялась кормить и призывать к порядку потомство, и лишь покончив с насущными заботами, блаженно закрыла глаза.
    Птицы продолжали лететь, стая за стаей, в течение всего дня, а за час до заката на палубе поднялась суета, скрипнуло перо руля. Мир, слегка накренившись, лёг на другой курс, и солнце сместилось вправо.
 

VII

    Сегодня.
    Пиу-И уже не подкармливала детёнышей молоком: теперь они ели всё то же, что и она. Юные отпрыски сновали по тольде, выискивая крошки еды. А её становилось всё меньше и меньше.
    Нехватку припасов ощутили и двуногие. Три дня назад их недовольство чуть не переросло в открытую стычку, однако главный держался столь спокойно, что люди, ворча, разошлись по местам. Тем не менее Пиу-И понимала, что пора бы уже пристать к берегу. Даже дрова закончились. Тольда выглядела теперь гораздо более просторной.
    В этот день Мир раскачивался особенно сильно: порывистый ветер переходил в шторм. И небо, и вода потемнели. Пиу-И, вскарабкавшись по толстому канату, видела маслянисто поблескивающие волны с белыми клочьями пены.
    К вечеру двуногие пришли в необыкновенное возбуждение. В быстро наступающих сумерках главный произнёс целую речь, и на этот раз его слушали в полном молчании, а когда он закончил, разразились радостными возгласами.
    Настала беспокойная ночь. На Пиу-И никто не обращал внимания, и она перебегала с места на место почти в открытую. Волнение на море постепенно затихало. В разрывах стремительно несущихся облаков то и дело проглядывала луна.
    До рассвета было ещё далеко, но крик – Terra! Terra! – заставил вскочить даже тех, кто дремал, привалившись к опустевшим бочкам и ящикам. Над водой раздался гулкий пушечный выстрел, и оглушённая Пиу-И, не помня себя, шарахнулась к ближайшему укрытию – шлюпке, размещённой вдоль левого борта.
 

VIII

    Сегодня.
    Наступило утро, и Пиу-И, цепляясь коготками и балансируя хвостом, выглянула из своего укрытия. Её Мир вслед за двумя другими аккуратно входил в бухту. К разочарованию крысы, здесь не было ни крупного порта, ни торговых рядов. И всё же это была земля, а, значит, вскоре появятся и еда, и свежая вода. Очень кстати: не пройдёт и двух недель, как бока крысы округлит новое Предназначение.
    Хуже было другое. На палубе толпилось столько народу, что пытаться проскочить к себе казалось безумием. Когда шлюпку стали спускать на воду, Пиу-И смогла лишь метнуться вниз и забиться под кормовую банку.
    Ветер доносил запах травы и земли, забытый, сладостный. Шлюпка скользила по воде, а Пиу-И понимала: старой жизни пришёл конец. Её новые детёныши увидят свет не в закоулках трюма, а здесь, на непривычном и чужом берегу.
    Шлюпка ещё не коснулась берега, но люди уже покидали её. По пояс в воде они рвались к тверди, над которой солнце всегда движется в одном направлении.
    И в миг, когда главный двуногий ступил на влажный песок и опустился на колени, Пиу-И отважно бросилась в море, в узкую полосу пены и волн, отделявшую её от суши, и поплыла.
 
_____________________________________________
1) Pater Noster – Отче наш.
2) Шпигат – отверстие в палубе или фальшборте судна для удаления за борт воды.
3) Шпангоуты – поперечные детали набора корпуса судна, своеобразные «рёбра», обеспечивающие прочность в поперечном направлении.
4) Ампольета – песочные часы. На кораблях использовали часы, отмеряющие получасовой интервал; отсюда же происходит слово «склянки». В описываемые времена завершение каждого получаса обозначалось пением юнги; позже ему на смену пришёл звон рынды («отбить склянки»).
5) Зрение крыс отличается от человеческого. Помимо палочек сетчатки, обеспечивающих чёрно-белое восприятие, есть колбочки, позволяющие различать цвета от ультрафиолетового до зелёного. Красные кресты на парусах должны казаться тёмно-серыми, красное вино – чёрным.
6) Пиу-И нашла квадрант – прибор для измерения высоты светил над горизонтом. В следующем предложении имеется в виду морской циркуль.
7) Постоянно и сильно дующий восточный пассат вызывал беспокойство моряков: те боялись, что других ветров в этих краях не бывает, и опасались, что на обратный переход против ветра не хватит воды.

__________________________________________________

ПРИЛОЖЕНИЕ
Основные даты беспримерного плавания отважной путешественницы Пиу-И
I. 5 – 6 сентября 1492 года – погрузка свежего провианта, воды и дров. Пиу-И попадает в ловушку.
6 сентября – начало плаванья. Курс – запад, ветер попутный.
II. 8 сентября – переселение Пиу-И в тольду.
III. 10 сентября – рождение детёнышей.
IV. 16 сентября – кража циркуля. Двуногие отвлечены водорослями за бортом: верный признак близкой земли.
V. 22 сентября – у крысят открываются ушки и глазки. Весь день дует западный ветер.
VI. 7 октября – посещение трюма, встреча с Тирром. Смена курса вослед летящим птицам на запад-юго-запад.
VII. Ночь с 11 на 12 октября. На горизонте замечена земля.
VIII. Утро 12 октября – Пиу-И совершает торжественную высадку на сушу.

[Tany]

Вот они, истинные герои-первооткрыватели! Спасибо, эрэа fitomorfolog_t Жду продолжения.

[fitomorfolog_t]

Спасибо!
Увы-увы, эта история тоже пока на этом закончена.
А это - иллюстрация того же художника, который иллюстрировал Лисят


(илл. Jiraja)

[passer-by]

Хорош рисунок, а я только-только подумала, что сюда бы рисунок – такой, примерно, как был у лисят.
Очень хорош. Решительный прыжок и мореплавательница поплыла к берегу острова Сан-Сальвадор открывать Америку вместе с Колумбом!
В этих рассказах, помимо любви и понимания звериков,  мне ещё  нравится тот тонкий ненавязчивый улыбающийся юмор, который имеет место быть. Посмеялась-поулыбалась над описанием упившейся, и оттого ставшей бесшабашной,  мамаши.
Спасибо, здесь очень тепло.

[Красный Волк]

Прелесть какая! И портрет главной героини - просто чудесный. А еще страшно понравилось то, как тут показан глазами отважной главной героини Колумб. И Мир, как Пиу-И именует "Санта-Марию" - тоже совершенно изумительный образ... Огромное спасибо, эрэа fitomorfolog_t!

[NNNika]

Очень, очень славная история! Большущее спасибо.

[fitomorfolog_t]

Дорогие эрэа, я так рада, что вам нравится!