Большущее спасибо Вам, эрэа
Карса, эр
Зануда! С почином, эреа Артанис!
Судя по началу, история обещает быть интересной. Овражане словно какого-то конкретного Лиха боятся, а не просто неудачи. Однако что-то неладно в округе, раз такие меры предосторожности.А вот Борис, боюсь, угодил как кур в ощип.
Что же дальше-то будет?
Очень надеюсь, что интересной.
Да, опасаются они не беспочвенно. Со временем станет понятнее, чем провинились овражане, вернее - их предки, что их преследует Лихо, насылает на них различные беды.
Ну а Борису придется нелегко, конечно. Но поглядим, сумеет ли он справиться.
Это точно. Что-то явно прилетело когда-то овражцам, так вот из пустого суеверия "не высовывайся" для целого города образом жизни не станет. А тут и имена как на подбор, и характеры тех, кто успел "в кадр" попасть. Да и сам город странным показался - построен не по феншую , особенно если вспомнить, что в лесных краях. Так сёла на юге вырастали, в низинах. К воде поближе. А в лесных краях любая деревенька на холм взбиралась, не говоря уж о городе, да не просто граде, а граде стольном! Даже интересно стало, а прототип у него имеется? Новгородским Влесославльским духом конечно тянет, и тянет сильно, вон, с какого вопроса княженье Борисово началось! Но удали влесославльской, уверенности в себе, и в заводе нет! Гонор есть, но тоже какой-то неправильный. Овражцы как будто ждут постоянно, что им на мозоль больную наступят - вон, на достаточно невинное замечание, что мол Овраж и впрямь в овраге стоит, как ощетинились!
Интересно однако.
Люблю с Вами беседовать; вы ни одной, даже малозначительной, детальки не пропустите.
О прошлом Овража выяснится в свое время. А что до расположения и своеобразных обычаев - надо иметь в виду, что здесь еще сохранились более древние повадки, когда еще не было, как такового, общего государства, пусть и разделенного на разные княжества, а были отдельные племена, а то и роды. Вот как венны в семеновском "Волкодаве". Недаром овражцы редко поминают общих Богов, зато через каждые два слова - Небесного Лося. За счет удаленности от более развитых княжеств сохранили еще остатки тотемизма. Отсюда и местечковый патриотизм, и недоверие к окружающим: они еще гораздо больше овражане, чем сварожане. До Влесославля им, конечно, далеко - те-то могли себе позволить обособленность, а эти просто привыкли, что не нужны никому с их проблемами.
Ну а расположение города тоже, скорее всего, еще с того времени, когда он никаким городом не был, а был стойбищем одного из многих родов. Там уж приходилось уживаться где можно. Может, их когда-то туда более сильные соседи вытеснили. Ну а потом традиция появилась - как же Небесный Лось им эту долину подарил!
Нет, конкретного прототипа у Овража не было. Ближайший аналог - какой-нибудь древлянский или вятичский город, скорее всего. Вроде, эти племена жили в лесах и считались самыми отсталыми?
Да и вообще, это произведение планируется более самостоятельным и более фэнтезийным, чем остальной славянский цикл. В качестве разминки между двумя большими произведением - "Северной легендой" и тем, что еще планируется.
Наступил вечер, и за мутной пленкой окон давно совершенно стемнело. Веселина подоила коров и принесла молоко в ведрах. Младшие братья и сестра зачерпнули себе по чашке парного молока, еще пахнущего сладким сеном, домашним теплом и кормилицей-коровой. Вокруг ведер тут же закружился котенок, пытаясь дотянуться и полакать так вкусно пахнущего молока.
Хозяйка избы достала из печи чугунок щей с капустой и грибами, налила каждому полную глиняную миску. Принялась резать ржаной каравай, вздохнув, что он получился не таким пышным и мягким, как обычно.
- Мука заканчивается, - проворчала женщина, обращаясь к мужу. - Сходил бы ты завтра на мельницу к Жадану да попросил муки. Отдашь ему взамен вон те горшки для меда, где нарисована пчела, он как раз у тебя их просил.
- Завтра схожу, а то у тебя хлеб и вправду стал темным, как глина, - отвечал хозяин избы. вымыв руки и садясь за стол вместе с сыновьями. - Из остатков, верно, замесила?
- Из остатков, - буркнула Чернава, садясь за стол последней. У всех свои заботы в хозяйстве, у женщин одни, у мужчин другие, и они без надобности не вмешиваются в чужие дела.
Едва сели за ужин, как снова скрипнула калитка и залаял пес - сперва угрожающе, затем звонко, с ласковым поскуливанием, как видно, узнав пришедшего. Кто-то постучал в дверь и заглянул внутрь.
- Добрый вечер, хозяева! - прозвучал молодой сильный голос.
- Ба! Племянник Дубок явился! - воскликнул хозяин дома. - Ну, садись, поужинай с нами. Отпустили, значит, сегодня со стражи тебя?
- Отпустили, - в горницу вошел молодой мужчина, высокий и широкоплечий. Сняв бараний тулуп, остался в плотном шерстяном сером кафтане, какие носили городские стражники. На плече у него виднелась нашивка - знак начальника десятка. Сняв шапку, он встряхнул русыми волосами. Сладко потянулся, окруженный теплыми и сытными избяными запахами. Веселина сразу налила ему еще одну миску щей и поставила перед гостем.
- Спасибо тебе! - Дубок поцеловал в щеку двоюродную сестру и, обернувшись к хозяйке дома, с чувством проговорил: - По запаху твоей стряпни, тетушка, я нашел бы к вам дорогу и в кромешной тьме!
- Ой, лис! - хозяйка погрозила родственнику поварешкой, но тут же послала старшего сына в погреб за холодцом и солеными огурцами. - Вот, угощайся! Тебя надо кормить как следует, а то совсем отощал в своей страже. Две ночи подряд ведь простоял на стене? Продрог, должно быть, как щенок - ночи-то еще холодные.
- Да уж, не травень-месяц, - Дубок устало склонил голову, едва не зевнув, несмотря на стоявшие перед ним тарелки. - Клещ хотел и сегодня поставить мой десяток в охранение, да по случаю приезда князя пришлось нас распустить.
Хозяин избы сочувственно покачал головой.
- За что же он так взъелся на тебя? Вечно тебе достается больше всех...
- А Леший его знает, - молодой стражник устало прикрыл глаза, доедая щи. - Как меня поставили десятским под начало Клеща, так он и начал допекать. Хочет, наверное, чтобы я совсем из стражи ушел. К каждому Лихо приходит в разном виде; у меня вот такое...
- Типун тебе на язык! Отведи Небесный Лось подальше не нами помянутую! - рассердилась Чернава, взявшись за оберег.
Дубок приходился племянником Незвану, сыном его умершего старшего брата. Кроме семьи дяди, у него не осталось близкой родни, и он почти каждый день бывал у них, а часто и оставался ночевать. Рослого, сильного парня несколько лет назад пригласили служить в городской страже, и он охотно согласился. Тем более, что в Овраже караульная служба была нетрудной: пару раз в год собрать пошлину с приезжих купцов, а в остальное время охранять городские ворота. Иногда, правда, случалось сбегаться на тревожный гонг, если у кого-то случался пожар или иное несчастье, всполошившее весь город; но так бывало лишь несколько раз в году. Эта служба не изобиловала героическими подвигами, о каких мечтает каждый юноша, но все же была не хуже других. В прошлом году Дубок даже получил первый воинский чин, став десятким. Но именно это принесло ему несчастье. Начальником над ним сделался придирчивый и злопамятный сотник Клещ, сразу почему-то невзлюбивший молодого десяткого. Он придирался к Дубку гораздо больше, чем к другим стражникам, видим, считая, что молодой воин не знает, как полагается нести службу. Когда же Дубок, не сдержавшись, попробовал огрызнуться в ответ, отношения оказались испорчены раз и навсегда.
Сейчас, пока Дубок ужинал, Чернава сочувственно разглядывала его обветренное лицо, покрасневшие, запавшие глаза. Представила, что вот так мог бы мерзнуть по ночам из прихоти самодура-начальника и кто-нибудь из ее мальчиков; неизвестно ведь, как обернется жизнь...
- Может, тебе и вправду лучше из стражи уйти? Наймешься летом к кому-нибудь из приезжих купцов, да с ними и уедешь отсюда подальше. Может, на новом месте Боги пошлют больше счастья...
Дубок выпил квасу, моргнул осовелыми от сытости глазами.
- Там видно будет, тетушка. Если станет совсем невмоготу, может, и решусь уехать. До лета еще дожить надо, сейчас-то какие купцы!.. К тому же, таких вкусных ужинов, как у вас с Веселиной, все равно никто не приготовит, так что я бы по вам стал скучать.
Оба хозяйских сына, поужинав, придвинулись поближе к двоюродному брату. Младший, Нежелан, осторожно прикоснулся к его руке.
- А ты и нас с собой возьми, если уедешь, - попросил он замирающим от собственной смелости голоском. - Поедем вместе далеко-далеко, увидим Червлянск, Туров, а может, и самый Дедославль...
Юноша рассмеялся, легонько ухватив мальчика за ухо.
- Это уж обождать придется, пока ты подрастешь да соберешь большое войско! Тогда нас с Нелюбом пошлешь в обоз быкам хвосты крутить, матушку свою - кашеварить, а батюшку - чинить разбитую посуду. А сестрица Некраса вышьет тебе походное знамя.
- А Веселину куда? - засмеялся мальчик, с детской непосредственностью представляя описанное, как если бы оно уже сбывалось наяву.
- Веселину? О-о, она будет нашим самым тайным оружием! Станем посылать ее на переговоры к самым важным князьям и воеводам, и ни один не устоит перед такой красавицей. А вздумает кто протянуть руки - получит скалкой по лбу!
- Сейчас сам получишь! - со смехом воскликнула девушка, в притворном гневе хватаясь за указанный предмет домашнего обихода. - Хватит тебе, Дубок, морочить головы мальчишкам! Сам болтаешь, как ребенок...
Парень со смехом вскинул руки.
- Хорошо-хорошо, сестрица... Кстати, меня Грачик одолевал вопросами, когда ты снова на вечеринку придешь. Обещает тебя проводить домой, если боишься вечером идти одна. Послезавтра он как раз свободен...
Веселина зарделась, заметив на лицах родителей одобрение. Они не возражали, чтобы за ней ухаживал приятель Дубка, за которого тот мог поручиться. Но сама девушка не торопилась с выбором, хоть и замечала, что с того времени, как надела поневу, многие парни задерживают на ней взоры чаще, чем на ее сверстницах. Для нее-то пока они оставались все теми же мальчишками с окрестных улиц, с которыми она в детстве играла и дралась, бывало - и поколачивала, умея за себя постоять не хуже иного парня. И непонятно было, с чего это кто-то для нее должен сделаться совершенно особенным человеком, милее всех остальных.
Впрочем, сходить на вечеринку с друзьями, спеть и сплясать девушка никогда не отказывалась. Недаром же ее звали Веселиной. Девчонки никогда без нее не начинали праздничный хоровод, говорили, что без нее круг не полон.
- Хорошо, я приду; а на улице не заблужусь и сама, - пообещала она так, чтобы ни у кого не вызвать ненужных сомнений.
Девушка втайне надеялась, что за столом еще вспомнят о князе Борисе, только сегодня прибывшем в свой новый город. Но сама она, поссорившись из-за него с родителями, не хотела вновь вызывать подозрений, и лишь прислушивалась, прося Небесного Лося, чтобы о нем завел речь кто-нибудь другой.
К ее тайной радости, отец как бы между прочим спросил у племянника:
- Ну, как тебе, Дубок, наш новый князь? Видел ты его?
- Видел. Мы же как раз на воротах стояли, когда он въезжал. За то, что ускакали оповестить народ, меня потом Клещ облаял при всех... - Дубок досадливо поморщился. - А о князе что сказать... Не знаю я. Больно уж хлипким выглядит, не знаю, потянет ли.
Веселина, усевшаяся с шитьем к огню, не говорила ни слова, но вся превратилась в слух, ожидая, что скажут о князе, вызвавшем у нее горячее сочувствие.
Зато мать, моющая посуду в тазу с горячей водой, при этих словах обернулась и грозно взмахнула мокрым полотенцем.
- Вот и мне думается, что никакого толку от него не будет. Покрутится в Овраже, поглядит, что к чему, да и сбежит куда подальше, пока сам не влип.
- Раньше князья в Овраж приезжали, когда наш, местный род извела нелегкая. Да только долго никто не задерживался, - поддержал жену и Незван. - А теперь и подавно. Столько лет вся власть была у посадника и совета старшин. Гремислав был здесь полновластным хозяином, на кой ему еще князь? Приезжему слабо будет над ними взять верх. Да он и не знает у нас ничего.
"Так можно придти к нему и все рассказать - об Овраже, о здешней жизни и о той, что губит людское счастье! Пусть знает, с чем доведется столкнуться. Ведь княжий терем не за тридевять земель. Всегда легче сказать, что от тебя ничего не зависит, чем попробовать сделать..." - так и вертелось на языке у Веселины. Однако она знала, что не все мысли можно открыть даже родным.
Дубок многозначительно заметил:
- Если новый князь хотя бы сможет разобраться, куда уходит городская казна - я буду готов уважать его. Но не раньше, чем хоть одного из дворцовых тиунов схватят за руку.
- Верно говоришь, племянник, - поддержал Незван. - Князя на руках внесли на престол - он и думает, наверное, что те, кто его пригласил, самые верные его друзья. А вот расспросил бы он, сколько мне приходится на каждой ярмарке платить мытнику, чтобы позволил продать мои изделия - узнал бы наши порядки. И не только мне. Прошлым летом Драгош с Горелых Выселков не доплатил мытнику за дозволение продать мед. Так его в тот же день с ярмарки выгнали пинками, все его бочонки и кадки с медом переломали. Все чтобы другим неповадно было не платить. Вот так бывает - мы все опасаемся Лиха со стороны, а его иной раз свои же люди приносят, как вот тебе сотник Клещ...
Закончив прибирать на столе, хозяйка избы подсела к беседующим мужчинам.
- Это хорошо ты сказал, муженек! Так и не успеешь оглянуться, как придет нечистая невесть откуда, да так насядет, что и не пикнешь... Жаль, что новый наш князь вряд ли придет тебя послушать. Все его новые друзья наверняка с ним пируют сейчас, их он станет слушать охотнее. А, если ему с ними не сладить, где же ему отвести от Овража черные напасти?
- Да, так и выйдет, скорее всего, - согласился Дубок. - Повеличается немного здесь новый князь, соберет кун побольше, а как что случится - уедет, как другие, что были до него. Ему-то везде неплохо, на то он и князь...
Слушая упреки по поводу князя Бориса, Веселина думала про себя, что они несправедливы к новому правителю, пока еще не сделавшему никому никакого худа. Почему все так уверены, что он непременно станет на сторону жадного мытника, тиунов и старшин, расхищающих его же имущество? Трудно ему будет разобраться, это так - ведь он в Овраже человек новый. Но ведь несправедливо в первый же день ожидать худшего! И почему все решили, что он трусливо сбежит от первой же опасности? Может, князь Борис и не походил на героев из былин, что сказывали знающие люди, но девушке не верилось, что в трудный час он станет думать только о себе...
Ее родные и не подозревали, что, чем больше они осуждали князя Бориса, тем сильнее в девушке разгоралось желание заступиться за него, впервые испытанно еще при встрече у ворот. Ничто не могло сильнее заинтересовать Веселину: ни княжеское звание, ни сила и красота, которых и не замечалось в Борисе так уж сильно. Только сочувствие могло хотя бы мысленно уравнять дочь гончара с князем овражским и внушить ей мысли, какие иначе постаралась бы отогнать от себя. Если бы ее родные не напустились так на князя, она скоро перестала бы о нем думать; сама по себе короткая встреча у ворот не разбудила ее воображения. Но теперь, возмущаясь про себя несправедливым осуждением князя, она находила для него все больше оправданий, представляла его личностью более значительной и яркой.
И, когда все легли спать, сон долго не шел к Веселине. Лежа на постели тихо, чтобы не побеспокоить посапывающую рядом сестренку, она глядела в беленый потолок и вспоминала события прошедшего дня, запомнившиеся с удивительной ясностью. Когда же она все-таки заснула, то мысли, владевшие ей наяву, проявились и во сне. Она снова видела князя Бориса: он куда-то бежал, спасаясь неведомо от кого, и она хотела его спрятать, тянула за собой, пыталась укрыть то в клети, то в погребе. Затем перед ними появилось чудовище, огромное и мохнатое; оно страшно ревело, пытаясь схватить князя. Неотступно следуя за ними, зверь поднялся на задние лапы, размахивая передними. Веселина хотела крикнуть чудовищу, чтобы убиралось прочь, но язык не слушался, а ноги примерзли к земле...
Проснулась она с бьющимся сердцем, сразу припомнив, ради кого переживала во сне такие бедствия. Еще до конца не сознавая, почему, она должна была себе сказать, что ей и наяву далеко не безразлично, что станется с князем Борисом. Не хватало лишь слова со стороны, чтобы объяснить охватившее ее смятение чувств. Но поделиться-то ими она ни с кем не могла. Сама же продолжала называть для себя это жалостью к князю, оказавшемуся одиноким в чужом и неблагополучном городе. "Мне его жалко. Я хотела бы ему помочь, если еще доведется встретиться", - сказала себе девушка.