Спасибо Вам большое, эрэа
Эйлин, эрэа
Карса! Неожиданно и впрямь получилось! И вот кто оказывается Лихо - обманутая, преданная женщина, обозлившаяся на судьбу, жаждущая мести. Но как она такой стала и кто предал её? Наверно, в свой черед узнаем. А Борис все-таки идет за своей невестой. Надеюсь, он справится, ведь настоящая любовь дает силы.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!
История Лиха рассказана в одной из предыдущих глав, Вы упустили этот момент.
А Борис не мог не пойти. Хоть ему и тяжело это далось.
Может быть, нож поможет Борису справиться с чарами Лиха. А вообще, повторяю, это нечестно! Сначала сама же поставила ограничивающее условие, а потом активно пытается воспрепятствовать его исполнению. Видать, стервозная была девушка.
Она же не обещала не вмешиваться и не затруднять ему исполнить условие. Да и вообще, у Лиха "профессия" такая - насылать беды, вот она этим и занимается. К тому же, от нечисти какой порядочности можно ожидать?
Все трое двигались неслышно: ноги тонули в сплошном моховом ковре. И оттого казалось что-то нереальное, как будто видишь во сне, что куда-то идешь, а сам не слышишь своих шагов, и дороге нет конца. Только голова у князя Бориса болела все сильней: в одной точке между бровей ломило так, что темнело в глазах. Казалось, что-то проламывает его череп изнутри, по мере того, как логово Лиха - дар огненного цветка помогал ему видеть, - все приближалось. Князь достал из ножен березовый нож и поцеловал теплое, гладко отполированное лезвие.
Вдруг они увидели, что елки впереди переплетены, как канатами, толстыми белесыми нитями паутины. Она висела здесь повсюду, натянутая между деревьев, как настоящая сеть, и выглядела способной удержать крупную рыбу, если бы та водилась в лесу. В непроглядной тьме ее белесые кружева возникли так внезапно, что Грачик едва успел увернуться от ближайшей упругой нити и больно ударился плечом о дерево.
- Ого! Это что ж за пауки здесь водятся? - проворчал овражанин. - Они такими сетями ловят явно не мух!
Как бы в подтверждение его слов, с одной из елок соскользнул по блестящей нити, ловко перебирая восемью лапами, паук размером с большую собаку. Увидев людей, он приподнялся за задних парах лап и щелкнул жвалами. Но ему не дали выбрать, на кого из троих напасть: Дубок тут же ткнул паука копьем в брюхо и отвернул голову, уворачиваясь от хлынувшей из раны струи бледной клейкой жидкости, скорее похожей на гной, чем на кровь.
- Сзади! - испуганно крикнул Борис, оглянувшись.
И впрямь: сразу несколько больших пауков, таких же, как первый, появились из дебрей темного леса. Они бросались на добычу молча, ни вопля, ни рычания. Одно только сухое пощелкивание коленчатых суставов, да щелканье жвал. Люди увидели близко их глаза - у каждого по восемь штук непроницаемо-черных бусин, сидящих по всей голове, ни выражения, ни капли мысли хоть в одном из них. В тысячу раз легче было бы встретиться со стаей голодных волков! В звере видишь жизнь, подобную своей, он, в сущности, не так уж и отличается от человека. Зверь иногда может и отступить, но вот эти бездушные твари из Кромешного Мира, плюющиеся паутиной, - они будут переть напролом, не ведая ни разума, ни звериной осторожности, до тех пор, пока их всех не истребят или они не одолеют врага. Второе пока что казалось вероятнее...
Стремительно разрубив ножами ближайшую паутину, Дубок с Грачиком толкнули князя в образовавшийся проход.
- Беги, мы прикроем!
Борис оглянулся, увидел, как его друзья, спиной к спине, отбиваются от наседающих пауков. Они то кололи ножами, то били копьями неосторожно сунувшихся слишком близко тварей. Уже несколько суставчатых паучьих ног дергались на земле сами по себе, несколько проткнутых глаз заплыли бледной жидкостью. Паукам пока не удавалось подобраться ближе, чтобы вспрыснуть яд или опутать врагов своей паутиной, но ведь их было больше десятка! Борису очень не хотелось бросать своих друзей, и он напомнил себе, что от его помощи большой пользы не будет. Их он не спасет, а в когтях Лиха ждет Веселина - совершенно беззащитная. У него при себе только березовый нож, И, если ударить им не того, кого следует, он утратит силу. Значит, осталось только поскорей отыскать Лихо...
Он сразу узнал нужное дерево. Огромная, совершенно черная ель обхвата в четыре, вся в косматом мху, она высилась над лесом, как сторожевая башня. Простым взором вряд ли можно было что-то разглядеть, но с чудесным даром Купальской ночи он видел все насквозь, все лесные тайны. Почти половина огромного ствола дерева рассечена была широким дуплом: ель от старости прогнила изнутри. И там, внутри, еще билась последняя искорка затухающего пламени, почти поглощенная чем-то холодным и липким, точно красивая яркая птица, исчезающая в пасти паука. Борис страшно закричал...
И тут же замер, как пригвожденный, не в силах даже пошевелиться. Голову его сверлила острая боль, по лбу ручьями стекал пот, рубашка и кафтан враз прилипли к телу. Перед ним возникло - не выпрыгнуло, не вылетело из дупла, а именно возникло, - само Лихо Одноглазое, Злосчастье Овража. Налитый злобной радостью, багровый глаз уставился ему в глаза, и Борис с отчаянием понял, что даже отвести глаза от этого жуткого взора не в силах.
- Все-таки пришел! Но это ничего не меняет: вон она, здесь, твоя красавица, а попробуй-ка хоть руку к ней протянуть! - прошелестело чудище.
Борис и сам знал, что не сможет, она права, и все пропало. Даже огненный цветок уже не горел над его сердцем, и он ничего не сознавал, кроме ужаса и боли... как вдруг пальцы его руки непроизвольно сомкнулись на рукояти ножа, покрытой березовой корой.
В это мгновение произошло сразу много вещей. Во-первых, время как будто сжалось, свилось спиралью и лопнуло, как перетянутая тетива на луке. Князь даже услышал звон и хлесткий рывок сквозь шум в ушах.
Во-вторых, Веселина тут же выползла из дупляной тьмы, грязная и растрепанная, бесстрашно прыгнула вниз, упала, подвернув ногу, и прохрипела, едва выговаривая слова:
- Борис, ты пришел! Я ждала тебя... Я верила!..
И в-третьих, жуткий лик Лиха Одноглазого исказился еще сильней. Она разинула пасть, в которой сверкали неожиданной белизной длинные клыки, и завизжала тонко, на грани слышимости, как летучая мышь:
- Как?! Как ты сумел сбросить мое заклятье?! Ах... я поняла... Условие сбылось... То, чего не должно было случиться никогда... Овражский князь влюбился в бедную девушку и решился отстоять свою любовь, не предал ее!..
И, в-четвертых, князь Борис, едва почувствовав, что может снова двигаться, подскочил к чудовищу, высоко занеся обеими дрожащими руками березовый нож. С отчаянным воплем, скорее от страха, чем от решимости, он вонзил деревянное лезвие прямо в багровое выпученное око Лиха.
За Веселину!..
За Овраж, запуганный и обмороченный постоянными бедами!..
За Дубка с Грачиком, что остались сражаться с пауками, чтобы он смог дойти!..
За Незвана с Чернавой, надеющихся, что он вернет им дочь!..
За слезы и боль тысяч других овражан, которым уже никто не вернет близких, погубленных Лихом!..
За Богдана, замученного у всех на глазах!..
За старого Судислава, сотворившего нож из березы, растущей на могиле его невесты - оружие последней надежды!..
Во имя Богов Справедливости, не отдающих мир во власть нечисти и злым людям!..
Ему казалось, будто он целую вечность орудует березовым ножом, успев передумать за это время больше, чем приходило в голову за всю предыдущую жизнь. Но в действительности он лишь однажды вонзил нож в глаз Лиху и повернул его, ожидая потоков крови. Но крови не было в высохшем теле Овражского Злосчастья, и оно лишь застонало и стало оседать, распадаться, терять форму. Одновременно с тем нож задымился и начал таять в ране. Всего одно мгновение - и Лихо Одноглазое рассыпалось кучкой сухих бурых листьев. Подул ветер, и взметнул их, разнося на все четыре стороны.
Веселина горящими глазами следила за победой Бориса. За спиной ее разворачивались крылья победы, она смеялась и плакала сразу. Измученная пережитым заточением, она не могла броситься к Борису или хотя бы вслух приветствовать его победу, и только захлопала в ладоши. Князь подбежал к ней, упал на моховый ковер, и крепко обнял невесту, и они некоторое время сидели так, забыв обо всем на свете.
Услышав, наконец, чьи-то мягкие шаги, князь поднял голову и увидел Дубка с Грачиком. Оборванные, облепленные паутиной, местами сорванной прямо с кожей, так что остались кровоточащие ранки, они, к счастью, были живы и почти невредимы.
- Ты здесь! - воскликнул Грачик, увидев обнимающихся князя с Веселиной. - А мы, видишь ли, уложили по нескольку косиножек-переростков, но прочие продолжали наседать, и мы уже готовились, что в Ирие нас почтут как погибших самой нелепой смертью. Но вдруг они будто почуяли что-то, зашуршали всеми конечностями и бросились врассыпную, как обычные пауки под веником!.. Но вы, кажется, тоже все уладили?
Борис огляделся по сторонам, и ему показалось, будто никакого Лиха никогда не было.
А Веселине подумалось: что стало после смерти с мучительницей овражан? Оставалось ли в ее жуткой оболочке хоть что-то от человеческой души, способной вознестись в Ирий или провалиться в льды Исподнего Мира?
Но думать об этом девушке было особенно некогда. Ей очень хотелось пить, и, когда Грачик подал ей кувшин родниковой воды, та показалась ей слаще меда. Она сразу осушила едва не пол-кувшина, потом уж стала пить мелкими глотками, не веря, что воды, наконец-то, вдоволь.
Потом Дубок, как самый сильный из трех мужчин, посадил двоюродную сестру себе на плечи, как когда-то катал ее маленькую. И заметил, послюнив палец:
- По-моему, нам надо уходить отсюда. Боги хотят по-своему очистить это место.
И впрямь: ветер, развеявший то, что осталось от Лиха Одноглазого, отнюдь не унялся на этом. Напротив, он все усиливался, раскачивал вершины темных елей, со скрипом сгибал их. Самое большое дуплистое дерево глухо стонало под порывами ветра. В потемневшем небе метались облака, глухо рокотала в вышине колесница Перуна. Сгустившийся мрак прорезала светлая вспышка молнии.
- Так и надо, - проговорил Борис, последним покинув темный лес. - Теперь здесь уже не заведется больше никакая нечисть.
И, едва они отошли подальше, огромная ель, служившая логовом Лиху Одноглазому, покачнулась и рухнула с гулким стоном, пораженная Перуновой молнией. Оглянувшись, путники увидели, как первые языки пламени пробежали по черной замшелой коре. За первым деревом с треском стали ломаться другие черные ели.
Это место в тот день выгорело полностью, а через несколько лет, когда развеялась зола пожарища, поросло травой и цветами, превратилось в поляну, где ничто не напоминало о прошлом.
А тогда Борис, Грачик и Дубок с Веселиной на плечах бежали, как зайцы, под потоками яростного летнего ливня. Он хлестал их тугими струями, пронизывал сквозь одежду, смывал грязь, пот и усталость, заставлял ежиться от холода, ловить губами падающие капли, хохотать и плакать.
Кони ждали их, привязанные и огражденные защитным кругом. Им, промокшим от дождя, тоже не терпелось убежать подальше от грозы, и они охотно пустились вскачь через лес, заливаемый очистительным дождем.
На следующий день весь Овраж всполошился, встречая князя с его невестой и спутниками. Все прошлые дни горожане глядели в сторону леса с тоской и надеждой. Но вчерашняя гроза, идущая как раз с той стороны, немного успокаивала их. Все-таки, хоть и грозен Перун, и страшен в гневе, но бояться его следует в основном нечисти, а для чистых сердцем людей гроза и ливень - добрый знак, сулят тепло и богатый урожай, а главное - свободу от недобрых сил. Всем хотелось верить, что и на сей раз правда победит. И вот, едва князь со спутниками въехали в город - стоустная молва облетела весь Овраж, и народ заполонил улицы. И стар, и млад стремились узнать, что все-таки произошло.
На сей раз князь Борис въезжал в свое княжество с совсем иными чувствами, чем в первый. Шутка ли - он, никогда не стремившийся к славным подвигам, и вдруг убил Лихо Одноглазое, освободил Овраж от тяготевшего над ним проклятья! Он нашел здесь свой долг и свою любовь, вот она рядом с ним, его прекрасная Веселина, его цветок папоротника, и они снова дома, и народ встречает их... что-то кричат в его честь:
- Да здравствует Борис Градиславич, князь-спаситель!
Бориса с Веселиной люди сняли с коней, подхватили на руки и, словно по воздуху, домчали до главной площади. Там только, перед княжеским теремом, поставили на землю. Теперь уж никто не решился бы оспорить, что Веселина достойна быть княгиней. Получалось, что они и ей обязаны освобождением от Лиха.
К девушке подбежали ее родители с младшими сыновьями и дочкой. Вся семья замерла в крепких объятиях на несколько нескончаемо долгих мгновений.
Конечно же, князю и его спутникам пришлось рассказывать все, что произошло. И хоть во время повествование Борис сознавал, как сложно поведать тем, кто не испытал ничего подобного, однако чувствовал непривычное спокойствие, совсем не боялся говорить перед народом. Когда же он закончил рассказ, овражане некоторое время молчали, осмысливая то, что он поведал. Что можно жить, не опасаясь никакого Лиха - это пока не укладывалось у них в головах, в это еще надо было поверить.
Но, хоть и не сразу и не все, а овражане поверили, ибо никто и никогда в их краях больше не слышал о Лихе Одноглазом. Можно было теперь не ждать беды, не скрываться тайно счастливым влюбленным, не прятать свою удачу умелому ремесленнику, оборотистому торговцу - их труды уже не пойдут прахом. Можно больше не опасаться за семейное счастье, не давать скверных имен детям, не бояться выражать открыто любовь к ним. Можно праздновать всем, не боясь, что радость внезапно превратится в кошмар. И действительно: в тот год овражане смело справили много праздников, начав, конечно, с отгремевшей в начале осени свадьбы князя Бориса и Веселины. И, надо сказать, впредь никому из них не довелось раскаяться в таком "преступном легкомыслии". Конечно, и позже случались в их городе, как повсюду, порой невзгоды и беды, и люди жили и умирали, как все, но только это ни в какое сравнение не шло с тем, как было при Лихе Одноглазом. И овражане много лет почитали князя Бориса и его семью.
Сам же Борис Градиславич радовался тихой жизни в Овраже, ставшем его второй родиной, с Веселиной, подарившей ему со временем много красивых сыновей и дочерей. И, хотя Незван с Чернавой, так и не пожелавшие переехать в княжеский терем, лишь выпросившие у зятя избу большей и светлее старой, по давней привычке напоминали об осторожности, но подросшие дети, а затем и внуки, часто гостившие у них, только смеялись, не сомневаясь, что дедушка с бабушкой так шутят.
Лишь спустя много лет, когда его двоюродный брат Бронислав Великий поднял всех князей на большую войну против степных кочевников - команов, овражский князь, хоть и не пошел с ним сам, послал туда войско и своих двух старших сыновей. Командование овражским отрядом поручил воеводе Дубку.
Беляна в первую же осень вышла замуж за друга семьи, который давно к ней сватался. После встречи с Лихом Одноглазым она изменилась, стала менее напористой и самолюбивой. У нее родилась дочь, о происхождении которой никто не смел задавать вопросов, а насчет последующих детей никто не сомневался, что они рождены от законного супруга.
Грачик после свадьбы Веселины много лет оставался одиноким. Прославился в Овраже и других землях как певец и заклинатель, бфл в чести у князя и нарочитых людей, но не хотел жениться ни на ком. Лишь черед десять лет повстречал девушку, которой понравились его грустные песни, и она сумела его уговорить сменить их на более веселые.
И еще немного о князе Борисе с княгиней Веселиной: каждую Купальскую ночь они в дальнейшем праздновали, хороводясь вместе с молодыми у Ярилиной Горки, даже когда уже собственные подросшие дети вместе с ними прыгали через костер. Никто даже про себя не смеялся над ними, а все восхищались парой, чьи сердца огненный цветок и преданная любовь друг к другу навсегда сохранили молодыми.
Я закончила "Цветок папоротника"! Прошу любить и жаловать!