Спасибо, что продолжаете читать, эрэа
Карса! И отправился Лютобор навстречу судьбе. Я почему-то думала, что будут какие-то переговоры с лугиями. Оказывается, всё гораздо проще. Территориально Яргород - это ведь примерно окрестности Львова по нашей современной географии?
Да, Лютобор выбрал свой путь. А мы пока что познакомимся поближе с некоторыми другими персонажами, которые еще не были показаны вплотную.
А переговоры с лугиями остались Ясеню. Пусть он им сдает Яргород на вечное владение.
Это Волынь, немного в сторону. Аналог Львова, вероятно, еще раньше был утрачен.
Глава 16. Лютобор МедведицкийТри луны назад прибыл юный медведицкий князь в Орду, вызванный нынешним ханом, Цогт-Гэрэлом. За все это время хан ни разу не принял его. Доверенные ханские ближники, его мурзы и нойоны - те часто навещали гостя в его жилище, приглашали медведицких князей и бояр на охоту, на пиры. Отказываться от их приглашения не было возможности. С ними приходилось изображать покорного данника, восхищаться могуществом Великой Орды, задабривать подарками ордынцев, не зная, будет ли от этого польза. По такой дорожке шли сварожские князья, начиная со Святослава Храброго и его отца. Казалось, что так будет всегда.
Пятнадцатилетний князь Лютобор Тихомирич галопом промчался на темно-гнедом коне вдвоем с оруженосцем Мстишей, возвращаясь с прогулки. Хотя едва наступало лето, в чжалаирской степи было гораздо жарче, чем в прохладных медведицких краях. Там в любую жару найдется тень от дерева или куста, а если уж совсем невмоготу станет, тут и речка неподалеку, можно искупаться. А здесь ни деревьев, ни приличных кустов, а до Великой от Сарай-Мунлика пять дней пути. Арыки и колодцы, прорытые в степи, ему говорили, высыхают, когда становится еще жарче. По слухам, в самый летний зной воду в чжалаирской столице продавали на улицах, развозя в бочонках. Продавать воду за куны! В Сварожьих Землях такое кому угодно показалось бы нелепым, но здесь, говорят, торговцы водой каждое лето наживались совсем неплохо.
Пыль поднималась столбом из-под копыт коней, тянулась длинным следом за спиной всадников. Лютобор Медведицкий скрипнул зубами в такт своим мыслям, и сразу почувствовал, как на них заскрипел песок.
- Поедем обратно, Мстиша, - обернулся он к оруженосцу, державшемуся позади на половину лошадиного корпуса. - Я здесь скоро поджарюсь, как лещ на сковородке.
- Ко мне это "скоро", пожалуй, уже не подходит, - юношеским ломающимся голосом ответил Мстиша, русый круглолицый подросток с веселыми глазами. - Я, того и гляди, растаю и утеку в степную пыль, и ты, государь, лишишься оруженосца.
Медведицкий князь усмехнулся, позабыв свою досаду, и, обернувшись, хлопнул Мстишу по плечу.
- Спасем тебя от здешнего солнца!.. Даже оно-то здесь не похоже на наше. Даждьбог не согревает землю, как у нас, он гневается на чжалаиров, и не ласкает их лучами, а мечет вниз огненные копья.
Они проехали ерез облицованные цветными изразцами с неведомыми узорами ворота. Городская стена вокруг Сарай-Мунлика была сложена из желтоватого известняка, и была не особенно высокой. Настоящие стены Орды - ее могучие несокрушимые тумены, тысячи тысяч храбрых воинов, потомков завоевателей вселенной. Пока они владеют всей степью, столице Великой Орды некого бояться. Стена нужна была прежде всего затем, чтобы держать рабов внутри, ну и потому, что любому городу полагалось быть окруженным стеной.
В воротах ожидали конные стражи, облаченные в кожаную броню. Они сидели в седле неподвижно, как изваяния, словно и не чувствовали удушающей жары. Подъехав ближе, князь Лютобор молча достал из кошеля медную пластинку, дающую ему право ездить свободно. Чжалаиры посторонились, позволяя проехать.
Князь с оруженосцем проехали мимо торговых рядов, занимавших едва ли не половину города. Сегодня был не безарный день, и лишь несколько человек на всякий случай принесли продавать свои изделия.
Старинных чжалаирских юрт не найти было в Сарай-Мунлике. Они встречались лишь в степных кочевьях поодаль от города. Чжалаирская знать обитала в каменных дворцах, а простой народ - в саманных мазанках. Дерева здесь было слишком мало, чтобы чжалаиры могли строить из него. В саманной хижине, разве что побольше прочих, поселили и медведицкого князя со свитой. В первые дни такая постройка с плоской крышей казалась Лютобору непрочной. Он все ждал, что хрупкая каменная стена того и гляди начнет крошиться. Но постепенно привык. хотя избой назвать саманную хижину все равно язык не поворачивался. Привыкнешь и не к такому, что ж... Уже три луны они здесь, и не похоже, чтобы дело хоть немного с места сдвинулось.
Молодой князь вспомнил, как провожала их с Брониславом сестрица Белослава, как пожелала ему, обнимая на прощание: "Терпения тебе перед чжалаирами, брат! Выдержи все, не погуби нас всех напрасной горячностью!" И поглядела на него твердо, как мужчина, не рыдала и не выла на прощание, как их тетка боярыня Зимина и другие женщины, что провожали своих родных в Орду. Белослава - настоящая княжна древнего рода, не знающая страха и женской слабости. Повезло ему иметь такую сестру. Сама еще совсем молодая, она всегда заботилась о них с Брониславом, как могла бы мать. А он еще даже мужа для сестры найти не позаботился. Если доведется благополучно вернуться домой, надо будет найти мужа для Белославы - чтобы и ее был достоин родом и собственными заслугами, и для него, медведицкого князя, сделался бы братом, чтобы не пропало родство даром.
Князь остановил коня возле домика, окруженного небольшим садом. Из пристройки выбежал конюх, принял обоих лошадей. Лютобор, погруженный в свои думы, день ото дня все более невеселые, вошел в хижину, едва не приложившись макушкой о притолоку. Нарочно, что ли, такие низкие потолки сделали, чтобы рослым "свархам" почаще приходилось гнуть шею? Вполне могли, это по-чжалаирски.
Он стремительно распахнул дверь и остановился на пороге - высокий юноша, плотно сложенный, с широкими плечами, отлично развитый для своих лет. Над верхней губой его, если приглядеться, уже виден был первый пушок. Еще год-два - и медведицкий князь будет выглядеть совсем взрослым мужем. Жесткие черные волосы его растрепались после быстрой скачки, покрылись пылью, как и темно-красный кафтан. Большие темные глаза пристально окинули находившихся внутри. Увидел тысцкого - боярина Зимина со старшим сыном Тихомиром, князя Аджарова, Белецкого, и еще нескольких ближних к престолу бояр. Эти люди, по сути, правили Медведицким княжеством во время его малолетства, опекали его, согласно отцовскому завещанию, и в Орду также приехали, сопровождая своего питомца.
То есть, двоих питомцев. На лавке, запрокинув голову, лежал младший из медведицких князей, двенадцатилетний Бронислав Стемирич, двоюродный брат Лютобора. Он прижимал к носу окровавленную мокрую тряпку, нижняя губа его тоже была рассечена.
- Ого! - присвистнул Лютобор. - Кто это тебя так, братец?
Бронислав поднял голову, ответил, хлюпая разбитым носом:
- Да состязался тут в скачках с одним мальчишкой... с сыном мурзы Тулуя. Он ко мне пристал - давай да давай поскачем наперегонки. Я согласился, да и обогнал его! А он сразу - кулаком в нос!
- Говорю тебе, княжич, нельзя давать чжалаирам повод! - осторожным шепотом вмешался тысяцкий.
Но у князя Лютобора от такого известия даже повеселели глаза.
- Но ты-то, надеюсь, дал ему сдачи? - спросил он брата.
- Ага! - задорно воскликнул Бронислав. - У него теперь под обоими глазами вот такие синяки!
Из груди боярина Зимина, туго стянутой вышитым золотом кафтаном, вырвался глубокий вздох.
- Да понимаешь ли ты, что натворил? Ссориться с чжалаирами среди самой Орды, бить наследника знатного рода - это может обернуться всеобщей гибелью!
- Что же, по-твоему, пусть чжалаир бьет сварожского князя? - заступился Лютобор за брата.
- Не надо было вовсе соглашаться состязаться с ним! Следовало мудро устранить самый повод к распрям. Извинился бы, сказал, что не надеешься на победу. - назидательно проговорил тысяцкий.
Окровавленная тряпка вдруг полетела в угол. Бронислав вскочил на ноги, яростно сжимая кулаки, как будто и с боярином готов был драться.
- Это почему же я не надеюсь на победу, если я как раз победил?! В кои-то веки показал проклятому чжалаиру, на что сварожане годятся! И в драке тоже мой был верх!
Боярин Зимин аж побагровел, не то от жары, не то от злости, а сын его насмешливо прищурился.
- Готовь теперь куны, великий князь! Мурза Тулуй, наверное, уже бежит жаловаться хану, а то и самому темнику Улзию. Дорого медведицкой казне встанут синяки его сына.
Князь Лютобор пристально взглянул в лицо молодого боярина, красивое и смелое, украшенное уже, хоть и небольшой, настоящей бородкой. До сих пор молодой Зимин с ним и с Брониславом обращается как с несмышлеными детьми. Порой Лютобору становилась неприятна его надменность.
- Честь медведицких князей стоит, чтобы за нее заплатить! Я горжусь тобой, Бронислав Отважный. Ты первый показал чжалаирам, что они не так уж и непобедимы.
Младший князь просиял от похвалы брата. Зато боярин Зимин чуть не всплеснул руками, слушая такие речи своих воспитанников. Он ли сам не учил Лютобора, сына своей младшей сестры Сбыславы, почтению перед Ордой? Не говорил ли, что сварожане перед ней - все равно что несовершеннолетний отрок перед старшим в семье, коему не подобает выходить из повиновения? Но эти дерзкие мальчишки будто с цепи сорвались. От того ли, что выросли без родителей, и отродясь не слушали никого, кроме себя... Покойный князь Тихомир Тихомирич был вовсе не похож на своего сына. Осторожный, уважительный, он никогда не навлекал гнев чжалаиров, тогда как Лютобор... Верно говорят, что иногда Макошь, Хозяйка Судеб, сама незримо подсказывает родителям, какое имя подойдет ребенку в дальнейшей жизни. Только лучше бы поскорей умнел молодой князь, пока не дождался ордынской грозы над деревянными стенами Крепости!..
Как бы в подтверждение мыслей первого боярина, без стука отворилась дверь. На пороге появился чжалаирский нойон со знаком сотника на плече. Найдя взглядом князя Лютобора, передал ему пергамент, исписанный причудливой вязью.
- Единственный в мире, хранимый Тенгри, ясноликий хан Цогт-Гэрэл, призывает тебя, медведицкий князь, в три часа после полудня, - обведя взором присутствующих, гонец добавил после паузы, как, очевидно, было ему велено: - И своего брата возьми, конечно. И ваших наставников - должен же хоть кто-то взрослый разъяснить вам смысл речей повелителя.
Медведицкий князь побелел от гнева. Давно, казалось бы, пора уже сварожанам привыкнуть ко всему. Оказался в Орде без цепей и колодок - уже чувствуй себя счастливцем. Но его все же больно задевало, когда его оскорбляли при собственных боярах. Нельзя было считать, будто так и должно быть. Пусть чжалаиры были сколь угодно сильны, хотя бы в них нынче соединялись великий Монх-Оргил с Ерден-ханом, чего на самом деле не было, - Лютобор Медведицкий признавал за ними лишь силу, но не законное право.
Как бы в тон ему, насмешливо заговорил князь Ратисвет Аджаров, сорокалетний черноволосый и чернобородый красавец. При появлении чжалаиров он не вставал из-за стола - имел право, будучи сам потомком чжалаирского хана, еще в давние времена переселившегося в Сварожьи Земли.
- Сколько там у них сменилось-то этих "хранимых" и "ясноликих"? Пятеро за последние несколько лет, или шестеро уже?
- Шестеро! Говорят: когда везешь подарки хану, сперва спроси, тот ли еще на престоле хан, или уже другой! - князь Бронислав звонко хлопнул в ладоши.
Но у старшего его двоюродного брата были уже вполне взрослые и мысли, и заботы. Он задумчиво проговорил, сбросив с себя запыленный кафтан и оставшись в сорочке, вышитой сестрой Белославой:
- Это верно, ханская власть теперь немногого стоит. Нынешний-то Цогт-Гэрэл трон получил лишь руками темника Улзия. Тот распоряжается всем: и войском, и державным советом, и казной, а хану остается один его гарем. Улзий много ханов повидал, иных сам спровадил к Тенгри. Самому-то ему ханом стать не светит: безродный, даже и не чжалаир, а коман. Так он своего хана на престол возвел, играет им, как скоморох паяцем... А все равно, и перед таким кланяться придется! - он махнул рукой, словно досадуя на самого себя за то, что завтра предстоит сделать.
Боярин Зимин же взглянул на юного князя с таким видом, словно хотел заткнуть ему рот.
- Помолчи, государь, осторожнее! Здесь кругом соглядатаи!..
- Вот прямо здесь, среди нас? - переспросил князь, оглядывая присутствующих. Мстиша, а за ним и Бронислав, так и покатились со смеху.
- Ты понимаешь, что я хочу сказать! - возразил тысяцкий. - Осторожней будь, государь! Уж на что коварны чжалаиры, а этот змей Улзий, - боярин огляделся по сторонам, точно ожидая, что "змей" уже слушает откуда-то, - так вот, он еще хитрей прочих! Завтра ни в чем ему не перечь, бойся его раздразнить!..
- Хорошо, - Лютобор Медведицкий отошел к стене и замер, ссутулившись. - Буду бояться, - его голос, только что вполне мужской, сорвался на полуслове.
Мстиша, умевший всегда поладить с князем, и тут подошел без опаски.
- Не хочешь ли, государь, умыться с дороги? Я тебе уже и воды припас.
- Давай.
Выйдя во двор, Лютобор с наслаждением плеснул себе в лицо холодной водой из таза, что держал оруженосец, смывая с кожи степную пыль. Затем вытер лицо и руки вышитым рушником.
- Есть хочешь? - поинтересовался Мстиша. - На поварне зажарили двух дроф, что мы подстрелили вчера, и еще кусок дикой лошади. И хлеб свежий испекли.
- Давай, - совсем оживился князь. Он и вправду проголодался во время поездки, да и хороший ужин поможет отвлечься от печальных мыслей.
За ужином сын тысяцкого, Тихомир Зимин, кривя губы, глядел, как ест князь, его двоюродный брат. Мальчишка, невоспитанный мальчишка, и ничего более! Готов вечно питаться, как в походе, одной дичью, да вяленой кониной, как простой дружинник, лишь бы побольше дали. Хоть зажарь ему ворону, и то не заметит. Это ли великий князь, потомок Святослава Храброго! Можно подумать, что его подменили в колыбели сыном какого-то смерда. Разве от такого князя можно ждать почтения к древним родам, или хотя бы уважения к своей родне? Ему уже сейчас его оруженосец дороже урожденных бояр...
А на следующий день князья Лютобор и Бронислав со своей свитой явились в сопровождении чжалаирского отряда в Золотой Дворец, к престолу Цогт-Гэрэла. Прошли по мозаичному полу, расписанному яркими красками, так что пол казался широким степным раздольем, по которому бежали табуны разномастных коней. До того искусной была роспись, что казалось, ветер колышет травы, развевает гривы коней.
- Красиво все же, - шепнул Бронислав на ухо старшему брату.
Лютобор кивнул, мрачнея еще больше. Он видел в залах, что они прошли, изящные фарсийские ковры, изваяния драконов и неведомых птиц, прекрасные статуи женщин и воинов, резные кадильницы, над которыми клубился разноцветный ароматный дым. В какие времена и из каких стран все это было собрано, - теперь уж и не узнать. Медведицкий князь поднял глаза к потолку тронной залы. Там было в точности воспроизведено Высшее Небо, как представляли чжалаиры. В середине располагался золотой престол Тенгри-хана, изображенного в виде могучего воина с синими глазами и в синих одеждах. С ним рядом в небесной дали, выше облаков, сидели его жены и дети, и другие благожелательные духи. Подальше были люди, достойные после смерти попасть на небо. В левом нижнем углу, за краем неба, показана была пустыня, где скитаются души злодеев, не принятых в царство Тенгри.
Невольно залюбовавшись картиной, Лютобор Медведицкий нахмурился, отгоняя неуместное восхищение.
- Награбленное! - шепотом бросил он. - За годы своего владычества они столько натащили богатств, что им, конечно, ничего не стоило нанять самых лучших мастеров, чтобы разукрасили их разбойничью берлогу понаряднее.
А самому вдруг подумалось: вот если бы Медведица и другие сварожские города не были вынуждены большую часть своей казны тратить на военные расходы да на дань ненасытной Орде, - могли бы тоже приглашать самых искусных иноземных художников, да и своих выучить не хуже. Украсили бы Крепость не хуже Золотого Дворца, поставили бы в медведицком святилище прекрасные изваяния Богов. Но увы - проклятые чжалаиры одним себе позволили любоваться красотой.