Благодарю Вас, эрэа
Карса! Рано придёт к Лютобору мудрость. И хорошо это, и не очень. Догадываюсь, что за княжичи побывали у ведуна. Вот и сплетаются в единый узор предания Сварожьих Земель.
Для него, пожалуй, все-таки хорошо. Глупости творить ему точно незачем. И некогда.
Да, еще ожидаемые мои будущие жертвы, о которых предполагаются новые истории.
А связь между произведениями моими всегда подразумевалась, хоть и в разных краях и в разное время происходит их действие.
Прошло еще несколько лет. Как это всегда бывает, за это время старые успели еще немного состариться, а молодые - подрасти. Княжич Лютобор и его сверстники в эти годы превратились из мальчиков в рослых статных юношей. Когда им пошел пятнадцатый год, боярин Вэдимас сказал, кажется, жалея о том про себя, что ему нечему больше их учить. Напоследок велел им показать в последний раз, чего они достигли в ратной подготовке и в науках, с чем и выпустил в новую, взрослую жизнь. Странное дело: вроде бы, суровым наставником был для них Вэдимас, и придирки от него ученики слышали чаще, чем похвалу, даже самые прилежные из них. А теперь вот каждому хоть на миг да сделалось жаль, что годы их обучения прошли безвозвратно. Им даже казалось, что наставник слишком легко готов проститься с ними.
- И все? А говорили, будто нам придется отчитываться за все изученное Бабе-Яге, - разочарованно произнес Ясень, когда они показали все, чему только научились.
Вернувшись в Яргород, они все равно виделись почти каждый день: вместе гуляли и охотились, заодно с прочей молодежью хороводились на праздниках, вместе упражнялись во владении оружием. Настоящих войн за время их взросления не случалось, так что свои умения юноши могли проявить лишь на охоте и в учебных поединках. Ими не следовало пренебрегать, ведь все могло измениться в любое время. Серьезного и упорного Чеслава княжич взял к себе оруженосцем.
Еще в Березовом Лютобору пришлось с сожалением выбрать под седло другого коня вместо Верного. Тот начинал стареть, да и низковат был под его высокий рост. Но с Верным, оставленным спокойно доживать свой век в Березовом, ему было тяжело прощаться, будто он предал друга.
- Ну что глядишь на меня с таким укором? - тихо проговорил он, уткнувшись лбом в морду коню и гладя пальцами его уши, после того, как своими руками вычистил Верного скребницей, расчесал ему гриву и задал корм, угостив заодно горстью орехов в меду. - Прости меня, хороший мой, я вижу, ты все понимаешь! Это ты у нас - и вправду Верный, а не я. Животные вообще лучше людей... Но мне приходится взять другого коня, а тебе уже тяжело будет служить, ничего не поделаешь. Зато поживешь теперь привольно, сколько угодно можешь пастись и бегать в табуне, никто не станет на тебе ездить, не наденет сбруи, не сунет жесткие удила в рот. Только не тоскуй, ладно? Прощай, Верный! На скольких бы конях мне не довелось ездить, я всегда буду помнить тебя...
Покинув своего первого коня, Лютобор почувствовал, что с ним ушло его детство.
Под седло он объездил себе стройного высоконогого Орлика, золотисто-карей масти с белыми лучами в гриве. Резвости он был отменной, и ни одному коню не позволял обойти себя, сразу прибавлял шаг, едва кто-то пытался поравняться с ним. Зато был нервным и своевольным, не то что Верный. Лютобор понимал, что ему сейчас и крылатый конь Стрибога покажется хуже его покинутого скакуна, и постарался воспитать Орлика, а заодно себя. Сам объезжал нового коня, в первые дни лично обихаживал его, чтобы конь запомнил его руку, ласково говорил с ним мысленно и вслух. В конце концов, сумел с ним поладить, и они с Орликом привыкли друг к другу.
А к тому времени, как Лютобор со сверстниками повзрослели окончательно, настала новая война. Лугии все-таки нарушили заключенный на десять лет мирный договор. По истечении седьмого года они решили, что у них уже хватит боевой силы отомстить яргородцам за поражение в прошлой войне. На сей раз действовали хитро и осторожно, так что князь Мстислав не успел и сам подготовиться к вторжению, не то чтобы известить могущественных братьев. Когда разведчики донесли, что передовые отряды лугиев разоряют пограничные села, князь Мстислав Алджимантасович наскоро созвал дружину и поехал усмирять их, не взяв сына с собой. Ему доложили, что лугиев немного, и с ними легко будет сладить. Просто пограничный набег, может быть, кто-то из лугийских панов действует самовольно, без ведома короля. Никому не верилось, что лугии осмелятся нарушить договор о мире. И князь с дружиной ушли уверенно и гордо, под развевающимися знаменами, литтскими и яргородскими.
После их ухода прошло несколько дней. Не поступало никаких вестей, и в Яргороде все ожидали сообщений. Пытались отгадать: столкнулся ли уже князь с лугиями, жаркой ли была битва - хотя в победе своих почти никто не сомневался.
Только княжичу Лютобору спустя некоторое время стало не по себе. Он ощущал странное беспокойство, не находил себе места, ни на чем не мог сосредоточиться, отвечал невпопад, если к нему обращались. Даже во сне он не мог расслабиться: вместо обычных ярких и ясных видений, прочно ложившихся в его память, виделась какая-то муть, волна густого тумана, растекающегося по полю, как кисель. Но почему-о туман был красным, будто кровь, и быстро поднимался огромной волной. Лютобор пытался бежать, но почувствовал, что ноги вязнут в красном тумане. А тот уже поднимался все выше и выше, того и гляди, захлестнет с головой...
Он проснулся разбитый, с тяжелой головой, и сонными глазами уставился на огарки свечей, чадящие в памятном ему пятисвечнике. Сквозь черный дым увиделось в тлеющем пламени то же поле, а за ним - крепость на высоком холме, с тремя одинаковыми по высоте башнями. А на поле беспорядочными грудами валялись горы трупов, и ручьи крови текли по земле. Тут было много и тел лугийцев, но большинство - Лютобор сразу узнал по одежде и вооружению, - были яргородцы. Они полегли, как стояли, на своих местах, и теперь громоздились друг на друге, люди и кони, вместе вместе, окровавленные, со страшными ранами. Кусок оборванного знамени, похожий на грязную тряпку, еще висел на сломанном древке. Возле него лежал, среди других павших, князь Мстислав в измятых, окровавленных доспехах. Над полем кружились вороны. Уже близилась ночь, но они не улетали от изобильного пиршества. Острый серп злого бледного месяца зловеще нависал над холмом с тремя башнями...
Свечные огарки зашипели и погасли, и Лютобор сразу пришел в себя. Провел рукой по лбу. приводя в порядок испуганно метавшиеся мысли. Давящая усталость еще осталась, но он уже мог ясно рассуждать. Отворив дверь в смежную спальню, встряхнул Чеслава, любившего утром поспать подольше. Когда это не помогло, облил его водой из чаши.
- А?! Кто здесь? Что случилось?! Пожар? - подскочил внезапно вырванный из сна оруженосец. - А-а, это ты, княжич! Пошто будишь спозаранку?
- Буди всех наших, труби сборы, собирай войско! - коротко распорядился Лютобор. - Сегодня выходим! Я видел... - он прервался, не в силах рассказать об увиденном.
От одного взгляда на лицо княжича проснувшийся Чеслав сразу понял, что дело серьезно. Наскоро одевшись и вытерев полотенцем лицо и волосы, с которых капала вода, он убежал собирать людей.
На сей раз, заметил Лютобор, его видение относилось к будущему, и значит, еще не осуществилось. Новая луна должна была взойти только через несколько дней. Значит, надеялся княжич, Боги предупреждают о том, что еще можно не допустить. Но нельзя было терять времени.
Пока Чеслав созывал тысяцкого, воевод и иных войсковых начальников, княжич оделся и встретил их готовым к походу.
- Мой отец прислал гонца. Он пишет, что лугии обманули его, их там гораздо больше, чем предполагалось. Князь Мстислав просит привести войско к крепости Трехрогой, - произнес он холодным тоном, прежде чем собравшиеся успели заговорить.
Никакого гонца, конечно, не было. Его отец, вероятно, и сам не знает еще о готовящейся ловушке. Но не открывать же боярам тайну его предвидения. Они не поверят, как и ни один человек, мнящий себя здравомыслящим. Слишком уж невероятно звучит. Вот его друзья - Чеслав, Ясень, Радко, рыжеволосые Велигнев с Велимиром, - они глядят понимающе и подмигивают друг другу. Но они-то хорошо его знают. А остальным следует говорить то, что для них доступно.
Так, в тот же день, княжеская младшая дружина и городские полки выступили к крепости Трехрогой, лежавшей от Яргорода за пять дней пути. Скоро стали попадаться разоренные лугийцами села и следы прошедших войск, то своих, то чужих. Двигались быстро, надеясь соединиться с княжеским войском до решающего боя.
И все-таки не успели. Едва перевалив очередной холм, покрытый желтеющей степной травой, как услышали звон мечей и грохот копыт, яростные вопли и стоны. Пришпорив коня, Лютобор точно на крыльях взлетел на вершину холма, и увидел то самое поле, что в его видении представало полем смерти.
Теперь оно еще только становилось таковым. Битва, должно быть, началась лишь недавно, и яргородское войско упорно оборонялось, сомкнув ряды. Сквозь частокол их копий даже тяжеловооруженным лугийским всадникам трудно было прорваться. Но их было больше, намного больше! Прикинув на глаз численность вражеского войска, как учил Вэдимас, Лютобор решил, что лугийское войско почти вчетверо превосходит отряд его отца. И лугии, в прочной стальной броне, с перьями и конскими гривами на шлемах, уверенно наступали со всех сторон, точно сжимая орех, готовый треснуть.
Битва разгоралась все сильней. Давние враги ожесточенно рубили и кололи друг друга, не прося пощады и не считая полученных ран. Светлый блеск железа давно обагрился кровью. Землю уже устилали тела поверженных людей, а порой - их изрубленные ошметки. Метались по полю кони, потерявшие седоков, еще больше внося сумятицу.
Лютобор увидел своего отца - тот, еще невредимый, в сверкающих, как серебро, доспехах, схватился в поединке с лугийским паном, за плечами которого развевался шафранового цвета плащ. Меч и сабля закружились над их головами, так что трудно было понять, кто берет верх.
- Лугия!.. - взревел, как тур, противник князя, и целая многотысячная рать подхватила боевой клич. И, будто этого было мало, в рядах лугийских войск отозвались еще более страшным ревом трубы и рога, загремели литавры, заглушая шум битвы.
Князь Мстислав побелел как смерть.
- Алджимантас! Алджимантас! - выкрикнул он изо всех сил имя своего отца и основателя Литтского княжества, служившее и боевым кличем. Однако его голос едва услышали даже бившиеся рядом, а противник лишь усилил натиск.
Но неожиданно над полем боя раздался новый боевой клич.
- Яргоро-о-од! - во весь голос закричал Лютобор, во главе своего войска бросаясь в бой. На скаку указал Ясеню: - С левого бока ударишь, я с правого!
Половина яргородской дружины отделилась, ручьем обтекая лугийское воинство. Со второй половиной он, выхватив меч, бросился вперед. Орлик под ним вытянулся, как струна, весь в неистовом напряжении, и злобно хрипел, словно ему не терпелось скорей стоптать кого-то копытами. Сейчас Лютобор не сдерживал коня; ему как раз нужно было это бешеное исступление, чтобы на его черных крыльях перелететь порог своей мирной жизни. В его руках был меч, и он, отбросив прочие неуместные сейчас чувства, колол и рубил, вклинившись в строй лугиев. Впервые он сражался с настоящим, смертельно опасным врагом, защищая Яргород и своего отца, исполненный решимости не допустить, того, что открылось ему в видении.
Ошеломленные сперва внезапной атакой нового противника, лугии, однако, быстро перестроились и приняли удар. В храбрости и воинской выучке им никто бы не отказал. Лютобор видел, как с другого фланга в них врезался отряд Ясеня и тоже стал прорубать себе путь. Он привстал на стременах, глядя вдаль. Яргородское знамя, с дубом и золотым солнцем, еще реяло на ветру. Но где его отец, княжич не успел разглядеть. Потому что тут как раз на него налетел на огромном рыцарском коне здоровенный лугиец в богатых доспехах, в алом плаще. Презрительно оскалившись при виде юноши, закружил над головой саблю с такой скоростью, что ее лезвие превратилось в еле различимую полоску, порхающую, как крылышко мотылька. Слышался лишь свист рассекаемого воздуха. Только и успевай следить, когда и с какой стороны ударит!
Но Лютобор и не думал отвлекаться на смертоносную пляску клинка у себя над головой. Вместо того он внимательно увидел прямо перед собой лицо лугийца, полуприкрытое забралом шлема. Разглядел в прорезях его светлые глаза. Лугиец снова самодовольно ухмылялся, так что его пышные усы пшеничного цвета задорно приподнялись.
Однако зря он торжествовал победу. Яргородский княжич предугадывал каждое его движение, видел заранее все его намерения. Он то уклонялся от стального вихря, то успевал отразить мечом готовую упасть саблю противника, и у того от изумления глаза стали как серебряные гривны. Видимо, лугийский витязь не привык чтобы кто-то мог долго выдерживать бой с ним, а тем более юноша. Наконец, Лютобор, уйда из-под очередного замаха, ударил мечом сам сверху вниз, разрубая врагу ключицу. Лицо лугийца, только что багровое, резко побледнело, когда из раны хлынула струя крови. Вторая рука, все еще сжимавшая замершую теперь саблю, опустилась сама. Среди лугиев послышались крики изумления и отчаяния.
"Видно, важный пан погиб", - подумал Лютобор, устремляясь дальше во главе яргородского воинства. Он готов был, если понадобится, изрубить лугиев всех до единого, только бы не допустить того, что открылось ему в огне. И его не волновало сейчас, заслуживают они смерти или нет, по своей ли воле пришли на Яргородскую землю, и кто там ждет их дома. Быть может, потом, после боя, он и пожалеет их, а сейчас стремился лишь воздать лугиям их же монетой. Не он ведь к ним вторгся, как чжалаирская Орда, они сами напали, да еще и нарушив договор.
Но лугийское войско, застигнутое врасплох неожиданным и решительным ударом яргородцев, уже заколебалось. Их ряды смешались, они уже не нападали сами, а лишь отбивались. Труднее всего бывает терпеть поражение тому, кто был только что в шаге от победы. Именно это и произошло теперь с лугиями. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее они начали отступать перед врагом, и, наконец, повернули коней, обращаясь в бегство.
Разглядев среди своих воинов Ясеня ("Жив, к счастью!"), Лютобор махнул ему окровавленным мечом.
- Давай за ними! До самой границы! - крикнул он.
И, тем временем как половина войска победителей бросилась преследовать врага, княжич направил Орлика туда. где на вершине холма развевалось яргородское знамя. Да, оно-то было на месте, в отличие от его страшного видения. Зато группа людей вокруг него сильно поредела, и Лютобор давно не видел среди них своего отца.
Он нашел его лежащим на белом плаще, в нескольких шагах от знамени. Воины возились с ним, кое-как сняв изрубленный шлем и пытаясь перевязать раны на голове князя Мстислава. Но кровь не унималась, и белое полотно повязок все пропиталось ею. Лютобор спрыгнул с коня, в ужасе подбежал к отцу и протянул руки, пытаясь поверить всем сердцем, что эти раны можно залечить.
Князь Мстислав вдруг открыл глаза и с удивлением узнал сына.
- Это ты-ы, Лютобор? Я... не зва-ал тебя-а. Опять... тво-ой дар?.. - слова он выговаривал особенно медленно, не столько от привычного говора, сколько от подступающей слабости.
- Я, отец! Я торопился вас спасти, и мне это удалось! - тихо проговорил Лютобор, все еще стараясь излечить его раны.
Мстислав поморщился, лицо его исказила судорога.
- Смо-отря... для чего-о, - прошептал он угасающим голосом. - Во-ойско ты спас... ты - тепе-ерь яргоро-одский князь... А-а что до меня... - на заострившемся лице мелькнула усмешка. - Не во все-ом твое ведовство-о всесильно, сыно-ок. Вот если б вы-ыжил, может... и-и призна-ал бы его по-ользу-у...
Лютобор и сам понимал, что все напрасно. Горячая волна жизненной силы, которой он не раз исцелял раненых и больных, сейчас как будто утекала в бездонный колодец, где терялась, не в силах ничего зажечь в ответ. Но он не сдавался, пока сам не почувствовал такую слабость, что закружилась голова.
Открыв помутневшие глаза, князь Мадвижас, которого яргородцы звали Мстиславом, прошептал на литтском языке:
- Вот я и дома... В Айваре сейчас идут дожди... Ветер тянет с моря, а березы стоят золотые... Хорошо вернуться домой!..
Он умолк и остался лежать неподвижно под ясным небом Яргородщины, где еще не начиналось никаких дождей. Лютобор закрыл отцу глаза и низко склонил голову, пустой и отрешенный, ни о чем больше не думая и ничего не замечая вокруг.
Очнулся он, когда уцелевшее яргородское воинство, доподлинно выяснив, что случилось, собралось в боевом порядке под знаменем своего княжества.
- Да здравствует князь Лютобор Мстиславич! - раздался дружный крик, в котором слышался и яргородский, и литтский говор.
Лютобор с трудом отвел глаза от тела своего отца. Он-то думал, что отец будет жить еще много лет, и не скоро передаст ему бремя власти. Он сам мог бы стать по возрасту, как его отец ныне, и все оставаться наследником. Но случилось иначе. Судьба распорядилась, не спросив ни князя Мстислава, ни его, Лютобора. Никогда, ни в какой жизни, он не мечтал о власти, явной или тайной. Но деваться было некуда, и он медленно, точно у него онемело все тело, поднялся навстречу своему народу.