Спасибо, эрэа
Красный Волк, Akjhtywbz22, Eliana, Эйлин, Пышный титул «войт» которым именовали свого старосту сельчане, конечно, действительности не соответствовал, подслушали, что в городах стали появляться выборные правители, называемые так по примеру западных соседей, вот и собезьянничали, но Данка вынуждена была признать, что Грыць Головатый со своими подопечными управляться умел, досконально знал слабости и мелкие грешки каждого, имел сметку, деловую хватку, умел действовать кнутом и пряником не хуже иного придворного. Вот и сейчас, он восседал на простой деревянной лавке, застеленной домотканой рядниной, не менее важно, чем иной самодержец на троне, а глаза метали громы и молнии на повинные головы. При этом, один глаз таращился прямо на придворных, тьфу, односельчан, а другой хитро щурился, словно намекая: знаю я все ваши уловки и секреты, меня на мякине не проведешь.
- Так ты говоришь, Одарка, что только на четверть лучины из хаты отскочила, чтобы взять у Хвеськи растирание для дитяти?
- Так и было, пан войт, так и было. Вернулась в хату, а там: дитяти нету, Трохвим мой только зенки таращит, ничего толком пояснить не может, а заместо Нежданка на лавке лежит замотанный в пелюшки кочан капусты. Всю ночь я ребенка искала, а наутро к твоей милости пошла. Это все ведьма эта, она дитя выкрала для своих поганых обрядов.
- Когда же у тебя утро начинается? Моя жинка уже и корову подоила, и на выгон выгнала, и борщ в печь поставила, и пампушки учинила, а ты что сделала? Корову на выгон Трофим гнал, верно, и доил он? А не засиделась ли ты до утра у своей Хвеськи? Так недолго и всех детей потерять… А скажи мне, баба неразумная, ты с вечера чем ребенка полечила? Дала ли то, что тебе знающий человек советовал?
- Да я… да мне… Полечила я, уснул мой ангелочек крепким сном, а вот где он теперь? Неужто нечистая сила выкрала и в потерча обратила?
- Так чем же ты лечила? А не ты ли напоила больное дитя маковым настоем, чтобы он спал и не плакал? А отчего же от живота ничего не дала? И что вы с Хвеськой делали всю ночь? Уж не злоумышляли ли против властей и князя нашего?
- Да что ты, пан Грыць, разве ж я злыдня какая? Мы только маленько про ту ведьму побалакали да попробовали настоечки на смородиновых почках. Знатная у Хвеськи настоечка!
- И так напробовались, что ты и уснула там же, в чужой хате, преступно позабыв о семье и детях! – голос старосты гремел во всю мощь, доносясь и до дальней комнаты в сенях, отведенной войтом для Данки и Нежданка. Одарка же от трубного гласа покаянно упала на колени, не смея перечить очевидному.
- В городе тебя бы выставили у позорного столба, и каждый прохожий имел право швырнуть в нерадивую жинку огрызком яблока или чем похуже. Ибо, примо: ты преступно бросила своих детей на произвол семьи, секундо – не уважаешь ни мужа своего, согласно божьим заповедям, ни власть в моем лице, ибо не подчинилась моим указам, терцио: нарушаешь общественный порядок, предаешься разгулу непотребному, кварто…
- Смилуйтесь, пан войт! – совершенно уничиженная и ошеломленная непонятными обвинениями, Одарка уже готова была целовать краешек жупана Головатого.
Данка поняла, что пора вмешаться:
- Смилуйтесь, пан войт, над этой несчастной, ведь создатель заповедал нам прощать до семидесяти и семи раз.
При виде девушки, Одарка шарахнулась и завопила еще громче.
- Успокойся, женщина, твое дитя живо, Бог милостив.
- Жив!? Жив мой мальчик?! Нежданко! Ты исцелила его? Да ты святая!
- Не богохульствуй, никто не свят кроме Бога. Мальчик пока спит, но ему уже лучше. Думаю, ему пока лучше оставаться здесь. И скажи спасибо своему небожу, Федьку, это он нашел ребенка умирающим и принес мне, а пан войт любезно предоставил свою комнату, не оставлять же больного младенца на постоялом дворе.
- Ох, Федько… Он не мой племянник, Трофимов…
- То-то бедный сирота рад-радехонек был из твоей хаты в учение к ковалю податься! Вот что, Одарка, коли не станешь о своих детях радеть, как положено, так я и Нежданка велю отдать кому другому, мало ли есть бездетных людей, что о чадах своих мечтают, всяко твоему дитяти с ними лучше будет. А теперь ступай домой, делом займись. Что стоишь столбом?
- А можно мне на моего ангелочка хоть издали посмотреть?
- Ну, погляди, да не разбуди только, а то от такой матери собственные дети шарахаться должны, напугаешь еще ребенка.
- Я тихонько, - робко пообещала Одарка, не замечая лукавой ухмылки войта. Гриць, тем временем, подмигнул Данке, мол, усмирили мы твоего врага. Вот только надолго ли? Что ждет мальчика при такой матери?
Из комнаты со спящим ребенком Одарка вышла умиротворенная и какая-то просветленная.
- Спит, как зайчик…
И тут же повалилась в ноги уже Данке:
- Позволь ручку облобызать, светлая панна!
Данка беспомощно оглянулась на ухмыляющегося Грыця.
К вечеру весть о чудесной целительнице распространилась, стараниями Одарки и Хвеськи, по всему селу. Перед воротами войта выстроилась живая очередь из жаждущих исцеления. Напрасно Данка отнекивалась, говорила, что ребенку помогла случайно, что многие хвори ей неведомы, а некоторые и вылечить невозможно, поток больных не иссякал. Войт смирился с неизбежным и позволил войти во двор всем желающим. Данка принялась за работу: промывала раны, делала перевязки, массировала суставы, раздавала пучки сушеных трав с указаниями, как готовить настойки «от живота», «от горла» и «от головы». С этой последней проблемы оказались у каждого второго. Когда запас трав закончился, пришлось на скорую руку делать чудодейственные порошки из смеси соли, муки и растертых сухих листьев липы, мази из свиного смальца и толченого корня аира. Ко всем лекарствам прилагалось право облобызать эмалевый образок из Божьих гор. В нескольких случаях медицина была бессильна, ибо больной зуб Данка направила удалять в кузню к Косьме, а вывихнутую два года назад руку у сельского шорника уже не представлялось возможным поставить на место.