Вот я и экономлю. Не слушая разнообразных нерелевантных великих и могучих. А слушая только релевантных великих и могучих. Попперизуемых, верифицируемых, когерентных и интерсубъектных.
Сами мы не местные, стесняемся спросить, как найти попперизуемого?
Прочитал. Понял прочитанное (имеется в виду, написанное поэтом).
Не понял написанного Вами - что за ужастики Вы углядели? Чем шестиногая бабочка или двадцатичетырехногий морской таракан ужаснее двуногой эму? Чем ножки эму соблазнительнее ножек морских тараканов?
Пора бы преодолевать этот позвоночный (позвоночнический?) шовинизм! Беспозвоночные - тоже неотъемлемая и достойная часть биоты!
Вашим пламенным призывам как-то никто не внял, и где Вы вообще видели стихи, любующиеся двуногими змеями, ножками эму или всеми четырьмя ногами таракана. И в частности, как там поэт писал:
Из-под накрытого стола
Мне свою ножку подала!А если двуногая змея из-под накрытого стола подаст Вам свою ножку, что Вы запоёте? Хотелось бы послушать.
Если бы поэто считал нужным указать на струение зефиром эфира где-нибудь, кроме окрестностей бегущего Гвадалквивира, он мог и другие рифмы подобрать. Скажем,
Ночной зефир эфир струил
А я безмолвно Вас любил...
Ха-ха-ха. И где здесь описание местности, где зефир струил эфир? Это описание немого поэта и ничего более.
Нет, тут неявно описывается местность, в которой это происходило.
Ой, ну конечно же. теперь соглашусь. Поскольку эфир струт зефир струит всюду, как я писала, а не только там, где молодые испанки с одной ножкой (по Вашей версии), то и поэт не стал писать о ней явно, ибо эта местность везде и всюду.
Кстати, Вы действительно полагаете, что слова "я Вас любил безмолвно, безнадежно, то робостью, то ревностью томим" описывают немого поэта?
Да, конечно. Если Вы утверждаете, что это описание местности, где бегает Гвадалкивир, тогда я соглашусь, что если это действительно так, тогда это описание поэта, который онемел при виде эфира струящегося в зефир.
Думаю, это не так. Солнце поэзии знало много рифм - и если Амазонка не упомянута, то не потому, что Пушкин не знал рифмы к слову "Амазонка", а потому, что в окрестности Амазонки зефир не струит эфир.
Ну, коль Вы настаиваете, что я ошибаюсь с количеством рифм, тогда другое объяснени: просто солнце поэзии не было на Амазонке и не видело, как эфир струит зефир.
А, то есть, по Вашей мысли, кирибаски неспособны сидеть в другом месте?
Подберезовики - под березами, подосиновики - под осинами, кирибаски - под пальмами.
Да. Если они в Кирибасии, где же им ещё сидеть-то? В любимом месте, тенёчке, где не жарко.
У всех есть любимые места, как Вы совершенно справедливо заметили. Подберёзовики не сидят под ёлками, а подосиновики – под пальмами.
Да ни в чем я поэта не подозреваю - я констатирую факт: он интересовался одноногими прелестницами.
Спорно. Притянуто за уши, которых у Вас дефицит. [/quote] Бесспорно. Где он говорил про две ножки? Везде про одну. Ибо одноногие.
"Люблю я бешеную младость
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне":
Видите - за всю жизнь он видел только одну (или две, но не более) двуногую девушку (хотя, возможно, лишь одну - зато четвероногую), а запомнил лишь одну - а так попадались только одноногие! [/quote]
Вот! Значит поэт писал про две ножки, про те, которые его тревожили. Две ножки. Тревожили. И утверждени Ваше, что больше других не видел ошибочно. Он писал о Росси целой, где обитает не одна, не две, а много-много пар ножек.
Я тут задумалась, неужели светские красавицы все были кривоногие, за исключением.
Не, не точно. Тут Вы правы. Но короли не могут быть друзьями подданых, это я точно знаю. А кого тогда они будут угнетать и тиранить?
Ну, могу предложить вариант: чужих подданных.
Это некомильфо.
Отчего? Неужели, скажем, королям запрещено захватывать чужие земли - только свои?
Я же написала, что это не канает. Если он, как Вы утверждаете, захватывает чужие земли, то подданые этих земель тоже становятся своими и автоматом превращаются в друзей. А так не бывает, о чём я и говорю.
Каждый день новости...
То есть, если, скажем, страна А в ходе боевых действий захватывает часть территории страны В, то захваченные подданые страны В переходят в подданство страны А???
Удивительное рядом. А немцы в 1914-1918 и не знали...
Король Тарабарский - король, а не император. А значит, захватив чужие земли, он присоединял их к своему королевству. а не создавал отдельные земли/провинции/etc. Немцы-то, захватывая куски Франции, России и прочая, планировали сделать их новыми эльзациями и лотарингиями, а значит, сделать жителей этих провинций своими подданными. Равно как и обсуждаемое нами Их Величество. Так что по-вашему, получается, что король Тарабарский угнетал и гнобил предполжительных жителей предположительно захваченных земель тем, что начинал с ними дружить. Ну вот, собственно, мы, похоже, и пришли к консенсусу: такое дружелюбие, которое король Тарабарский проявлял к своим гражданам, расценивалось ими как угнетение и помыкание. Так что если даже и предположить, что Карабас Барабас был гражданином Тарабарии, то, что он оказался то ли в изгнании, то ли в бегстве от дружелюбия короля Тарабарского, показывает, какой смысл несчастный директор театра вкладывал в слова «друг короля Тарабарского». Вот.
Ладно. Тогда посмотрите на этого романтика под звёздным небом.
Звездного неба мы не видим.
Кстати, это не романтик, это кошка.
Это не просто кошка или кот, а кот/кошка-романтик. Звёзды нарисовал не совсем профессиональный художник, тут я соглашусь.
А я не сочувствовала. А я согласна, что вор должен сидеть в тюрьме.
А раз они не сидят в тюрьме, стало быть, их нет.
Сознаю свою ошибку. Фок Гюнце романтик не только в звёздном мире, но и в подлунном. Ибо! Только романтик верит, что всех воров ожно найти только в тюрьме и больше нигде.
Ну... Начнем с того, что самой Нибиру не бывает (даже в самом ограниченном количестве).
И закончим тем, что эры Colombo и фок Гюнце не в одном, не в двух, и даже не десяти постах упоминали о Нибиру. И я, легковерная, поверила этим уважаемым эрам.