Теперь можно было не тащиться на Дальние заставы, а в свое удовольствие погулять по городу - уютному, будто сошедшему с картинки. Широкие, чистые улицы, изящные особняки с башенками и добротные двухэтажные дома, цветущие кустарники и деревья, явно подстриженные умелым садовником, благоухающие цветники, сияющие свежеотмытыми стеклами витрины лавок и магазинов… Видимо, здешним жителям очень хотелось сохранить красоту этого места, а еще показать своим детям, как правильно надо жить. Аллея, обсаженная с двух сторон незнакомыми широколиственными деревьями, вывела Номара и его спутников на площадь - вполне обычную, но очень милую и праздничную, наверное, из-за обилия вазонов с цветами. Посередине радовал глаз великолепной работы фонтан с традиционной Водяной хозяйкой и кувшином. Позади располагалось большое здание с часами, очередной особняк в обрамлении похожих на кипарисы деревьев и густой сад за ажурным забором. Тайри заинтересовалась центральной скульптурой фонтана. Дома никто не изображал Водяную хозяйку столь тоненькой и юной. Почти всегда это была зрелая женщина, у ног которой опрокинулся большой пузатый кувшин. Здесь же изящная, будто готовая вот-вот ожить дева держала на плече узкий и высокий сосуд с двумя ручками. Мужчины, оставив даму любоваться прекрасным, отошли чуть дальше, в тень деревьев.
- Нравится? Правда, она великолепна? - почти пропел кто-то хорошо поставленным голосом.
Тайри обернулась - рядом с ней стоял высокий и очень красивый мужчина: идеальной формы лицо без малейших признаков возраста, правильные тонкие черты, большие голубые глаза под ровными соболиными бровями, блестящие длинные волосы цвета ночи. Сколько ему лет, сказать было невозможно, а вот о его отношении к собственной персоне - легко. Цену себе великолепный субъект знал и самим собой просто-таки любовался. Солнцеликий бог, не иначе, аж глазам больно.
- Забавно, забавно, наш незаменимый мастер Нори уже и женушку с собой притащил, - оценивающе оглядев походный костюм леди и обходя ее по кругу, промурлыкал красавец, -хотя нет, вряд ли… Был бы он женат, не наведывался бы к моей кузине-белошвейке. Вы ведь не жена ему?
- Не жена, - усмехнулась волшебница, подумывая, как ощипать хвост эдакому павлину, хоть и жаль красоту, - А скульптуру вы для этого фонтана ваяли?
- Конечно. Тут больше некому, бездари и дилетанты одни.
- Как живая. Очень, очень талантливо.
- Хм… А ведь половине здешних она не по нраву пришлась. Не такая, говорят, неправильная, испортил все я, криворукий, - он театрально развел руками и вздохнул, - однако, у Нори хороший вкус.
- Это у меня хороший вкус. Я бы хотела посмотреть и на другие ваши творения. Они ведь наверняка в городе есть?
- О, множество… В ратуше, в парке, в часовнях, вон, видите, колонны там, за забором? - он махнул рукой куда-то в сторону деревьев, - вы же понимаете, скульптор не может не творить. Вдохновение, правда, такая капризная штука… Вот вам бы хотелось стать вдохновением для мастера?
Красавец изящно склонился к собеседнице, одновременно подцепив пальцами ее подбородок и проникновенно заглядывая в глаза.
- Милорд, а что за нахал клеится к вашей сестре? - шепотом поинтересовался Скайяр.
- Ох ты ж, демона твоего лысого! Как я проглядел-то… Это Лиэлон, наш ваятель. Талантище, но бабник, каких свет не видывал. И наглец приблизительно такой же. Если он сейчас руки распускать начнет, я ему, пожалуй, оторву что-нибудь… не слишком для работы нужное. – пообещал Номар.
- Бросьте, уверяю вас, Тайри раньше успеет, - хищно оскалился дракон. - Этот хлыщ ведь понятия не имеет, с кем связался. А если что…
- Мы будем участвовать.
Местный гений, конечно, границ не ведал, за что и оказался лежащим благородной физиономией вниз, с завернутой за спину рукой.
- Что вы себе позволяете! Мерзкая девчонка! Другая бы счастлива была! Вы горько пожалеете! - с каждой фразой красавец все более захлебывался жалостью к себе.
- О, несомненно, мастер, всю оставшуюся жизнь жалеть буду, как вас физиономией в пыль макала. Ну-ну, не дергайтесь, больно будет! Ах, какой взгляд, испепелить меня надеетесь? Что?! Колдовать?!
Волосы плененного наглеца взметнулись вверх, оплели руку Тайри и поползли выше, пытаясь оторвать ее от вывернутого запястья хозяина. Полыхнуло, запахло паленым, и неудачливый гений взвыл.
- Так его, госпожа! - вокруг стали собираться посетительницы близлежащих лавок и кафе, - а то совсем берегов не видит. Думает, если Создатель красотой наградил, то всё ему дозволено. Ишь, повадился!
- Но я… я же еще и талантливый! - простонал скульптор.
- А вот с этим не поспоришь! - усмехнулся подошедший Номар, - славно ты его приложила, сестрёнка. Отпусти, пусть катится.
- Легко, - леди Даллет встала, перестав прижимать наглеца коленом к брусчатке.
- Сестрёнка? А можно было просто сказать?! - Лиэлон, потеряв прежний лоск, сдаваться, тем не менее, не собирался.
- А вы бы услышали? - подняла одну бровь Тайри, - Вы же только себя слушаете. Пришлось несколько ускорить понимание.
- Моя леди, там, за углом, великолепная кондитерская. Пойдемте? - Скай, обаятельный, как тысяча демонов, с улыбкой подал ей руку, - я успел соскучиться.
Целительница понимающе кивнула и позволила себя увести. А скульптор еще долго смотрел ей вслед - с обидой, и, как ни странно было ему самому, с восхищением.
Пошли они, конечно, вовсе не в кондитерскую, а в чудесный большой дом, где обитали старинные друзья Номара: мастер механизмов, его жена-кружевница и двое сыновей, на вид немного старше Маринн. Глава семейства с радостью согласился принять в качестве гостьи “племянницу” друга.
- Нам не привыкать, - застенчиво улыбнулась хозяйка дома, - раньше к нам вся родня детей привозила, а теперь… - она сникла и спряталась за спину супруга.
- Привозите, - кивнул тот, - в обиду не дадим, накормим, согреем. Сколько надо, столько пусть и живет, лето здесь долгое, да и осень хороша.
Убежище для дочки императора нашлось самое лучшее - можно было возвращаться домой. Уж там младшая герцогиня Даллет подробно расспросила братца о жителях города и прочих мест, совершенно не похожих друг на друга. Оказалось, брат приводил по Тропам тех, кто потерял дом, чьи семьи и жилища сожгла война, тех, кто годами прятался от преследований или просто хотел начать жизнь сначала. Вингшалья приютила почти истребленные кланы, вытесненные со своих земель племена, уставших бороться бунтарей и освободителей, и Создатель знает, кого еще. И были среди них не только люди. Первым делом поселенцы придумали закон, свято охраняющий мир и спокойствие всех и каждого, а потом стали строить город, да так быстро и споро, что Номар диву давался. Поднялись и другие поселения - у озера, в скалах и в лесах, это уж кому как привычнее было. И с каждым новым обитателем Вингшалья делалась сильнее, ярче, обширнее, хотя полноценным миром пока еще не стала, отсюда и Зыбкие Берега, и дальние заставы - там граница истончалась и с Тропы могло пожаловать нечто малоприятное.
Как это часто бывает, стоило только решить вопрос с убежищем, как все успокоилось. Тайри не сомневалась, что вся эта «тишь да гладь» временная, просто заговорщики затаились, расследование вошло в длительную кропотливую фазу, а его величество не желает зря тревожить ни ее, ни маленькую дочь, насколько возможно сохраняя видимость прежней жизни. Каждый раз, вспоминая разговор с императором, целительница понимала, что в кои-то веки ей хотелось, чтобы Рикарт стал похож на своих венценосных предков, проявил фамильную целеустремленность и жестокость и отправил на плаху несколько десятков заговорщиков без всякой жалости. Ведь эти люди покушались не только на его жизнь или жизнь его детей, они могли уничтожить все, что Рикарт создал за годы правления – и как император, и как Страж. Если смотреть шире, злоумышленники угрожали миру, а значит, и ее близким, друзьям, множеству ни в чем не повинных людей…
Юную леди бесило, что лично она никак не может остановить это или повлиять на государя. Оставалось только понять, почему он не поступает так, как казалось правильным. Льофф ведь ничего не делает просто так, и если его поступки нельзя объяснить простой логикой, нужно искать в иных областях. В семейной магии, древних легендах, в том, что уже и не помнят.
Разумеется, она силилась понять государя, хоть и знала, что занятие это в большинстве случаев бесполезное. Ведь его удерживал вовсе не страх перед кровопролитием и смутой в южных провинциях, и не полное разрушение семейных уз. Он словно боялся перейти некую границу, за которой уже не будет возврата… к чему? К себе прежнему? К спокойной размеренной жизни империи? Ответ знал только император.
Предположения Тайри подтвердились, когда его величество в очередной раз заглянул для вечерней беседы. Выслушав ее рассказ о попытке открыть ворота армии Кадарна и казни предателей, император не стал разбирать по косточкам действия молодого короля и его соратников, а только вздохнул и, не глядя на собеседницу, глухо проговорил:
- Хорошо вашему Орданну, хочет-казнит, хочет – милует, и ничего ему за это не будет.
- Можно подумать, вам кто-то может запретить казнить и миловать, - криво усмехнулась леди Даллет. Ну не нравилось ей быть свидетельницей подобных минут слабости у всесильного, как принято было считать, человека. – Или вы хотите, чтобы я снова вам не поверила?
- Мне никто не может запретить, это верно. Как никто не запрещал моему отцу, деду, прадеду… Я могу задвинуть подальше все эти никому не нужные сомнения и отправить на плаху дорогого братца и всех его пособников, по малейшему подозрению. Вы даже не представляете, как легко мне будет это сделать. Легко и приятно. А затем захочется повторить эти ощущения еще и еще… Власть над жизнью и смертью, всепоглощающий страх обвиненных, отчаяние их детей и близких – это же такая чудесная возможность почувствовать себя богом! Скажите, Тайри, вы очень хотите увидеть на троне чудовище? Одну из фамильных ипостасей, к которым за восемьсот лет уже привыкли? Вы думаете, Ирриор зря отказался от самой возможности хоть когда-нибудь занять трон?
- Но разве не от человека зависит, поддаться демону власти и вседозволенности, или нет? – осторожно спросила целительница.
- Не в случае Льоффов, моя леди. Пока это напрямую не касается лично правителя, его чувств или планов, у него еще есть возможность держаться. Но потом… Кроме того, есть не только семейный монстр. Его, если очень захотеть, можно держать в узде. Помните, Тайри,я рассказывал вам, что мои предки приложили руку к Катастрофе? Так вот, миру это не понравилось, и он не простил. Я не знаю, что стало с остальными пятью семействами, что участвовали в том самоубийственном эксперименте, может, их и вовсе никого не осталось… А Льоффы отделались проклятием власти. Власть, возможность карать и миловать, развязывать войны, создавать и крушить империи, стирать из истории саму память о соперниках и несогласных превращает нас в чудовищ. Семейный монстр, который и так готов в любой момент оттеснить человека, становится и вовсе отвратительным. Государи очень быстро забывают все человеческое. Они кормят чудовище и сами получают от этого удовольствие. Да, они продолжают оставаться гениальными стратегами, удачливыми полководцами, собирателями земель т гениальными правителями – в глазах тех, кто не видит истинного положения вещей. У многих Льоффов превращение начиналось чуть ли не с младенчества. Вы же видели Кимлана? Тогда иного примера и не нужно. Однако, среди моих предков были и те, кто сумел обуздать монстра и избежать проклятия. Их мало, со времен Катастрофы можно пересчитать по пальцам одной руки, но они были! – его величество вскочил и нервно прошелся по комнате. – Знали бы вы, сколько хроник и дневников я перерыл в поисках противоядия! Увы, ни один из счастливчиков ни словом не упомянул, как это у него получилось. Они вообще оставили после себя очень мало личных записей. Мне остается только одно – придумать средство самому. Главное, не позволить себе махнуть на все рукой, и стать таким, как дед или отец в конце жизни.
Вот и разгадка. Последние события задевали не только государственную власть, покушения зацепили Рикарта за живое, затронули его любовь к дочери, и теперь риск превратиться в кровожадное чудовище стал очень велик. До той самой черты, за которой терялся человеческий облик, был один шаг.
- Вы вряд ли сможете себе представить, что с ними творится после… - Рикарт замолчал, подбирая слово, - после перехода. Стоит только позволить себе… - Льофф горько усмехнулся и протянул руку ладонью вверх. Секунда – и над ней забилась очень правдоподобная иллюзия: рыбка с золотой чешуей и похожим на вуаль хвостом. Тайри подумала, что Даррен, скорее всего, сотворил бы птичку, а Скайяр- бабочку. Синюю. – Вот вы держите в руках чью-то жизнь. И вы можете сделать так.
Государь резко сжал кулак, и иллюзия рассыпалась искрами.
- Даже если это… - леди Даллет повторила его прием, только в последний момент рыбка изменила форму и впилась призрачными зубами в запястье целительницы, - или, того хуже. – Пиранья превратилась в ядовитую фиолетовую медузу.
- Даже если так. Первые жертвы будут, конечно, медузами, А потом… потом я уже не смогу остановиться.
- Рикарт, чем я могу помочь? - Тайри была уверена, что с проблемой Льоффа совладает только Льофф, но не предложить помощь было выше ее сил.
- Не знаю… пока. Возможно, как целитель, вы увидите то, чего не вижу я. Возможно, просто угадаете. Мне ведь до сих пор как-то удавалось не рухнуть в этот безумный колодец. То ли везло, то ли интуиция выручала. Даст Создатель, повезет и еще немного…
Этот разговор стоил леди Даллет бессонной ночи. Она думала, сопоставляла факты, события и их последствия, каждый раз убеждаясь, что императора планомерно подгоняют к той самой черте, причем в наихудшем ее варианте. И в то же время стало понятно, почему Рикарт тянется умом ко всему новому и непознанному, постоянно дает пищу своему любопытству, изо всех сил удерживает хрупкий баланс сил в государстве и на Континенте, а еще истово блюдет закон Стражей. Все это помогает ему держаться на тонкой грани и не терять человечности. Для того же он бережно собирает вокруг себя людей - таких же увлеченных, светлых, ярких и отчаянных. Впрочем, не только людей… всех, с кем не надо лгать, притворяться, бесконечно обдумывать каждое слово или эмоцию. С кем можно быть самим собой - чтобы не превратиться в кого-то более страшного.
Тайри настораживало обстоятельство, всего единожды упомянутое Рикартом. То, что покушаясь на жизнь Маринн, враг знал, куда бить, и что бы вышло, достигни он успеха. Аргелю досталось проклятие властолюбия, Кимлану - жестокость и невоздержанность, Ирриор отрекся… Рикарту, в конечном итоге, досталось безумие, и на троне мог оказаться не просто монстр, а одержимое жаждой крови нечто.
Целительница пообещала себе, что сделает все, чтобы уберечь государя от древнего проклятия. Человека - не монарха, не наследника сильнейшей в мире династии, не Стража. Как сказали бы служительницы ордена Гарды: без него Черная чаша опустится до земли. Нужно сохранить его для Белой. Хотя, никакие ордена и высшие необходимости были тут ни причем. Просто Тайри было безумно жаль потерять Рикарта нынешнего. Нельзя превращать летний прибой или чистый яростный шторм в страшный ледяной омут, безжалостный “глаз бездны”, или, хуже того, в гнилое бездонное болото. Это несправедливо, неправильно и жестоко. Впрочем, справедливости в этом мире вообще не существует. Значит, нужно как-то сделать ее самим - из того, что под руку подвернется. И, по возможности, никого при этом не убить.
Автор
Тема: Сказки у камина - VIII (Прочитано 2290 раз)