Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis, эрэа
Карса! Очень нужное отступление и версия интересная. Но всё-таки надеюсь, Избор жив. А точно ли царица ничего не знает о судьбе сына? Может быть, она просто не доверяла Векше? Спасибо, эреа Артанис.
Ну, тогда смотрите дальше.
Нет, царица в самом деле не знает, что стало с ее сыном, он исчез.
Да, интриги, интриги... А страдают, как обычно, невиновные. Мальчик пострадал за то, что у него не было хитрой мамы.
И я теперь почти уверена, что лугийцев ведёт не случайный человек. Либо сам Избор, либо, что вероятнее, Любим.
Увы, такое на свете случается.
Ну вот, Вы и угадали все! Не умею я морочить голову читателям, как некоторые авторы.
Лихо закручивается сюжет! Вот и гадай теперь, который из мальчиков царевичем себя величает. Может, и Любим. А может, Избор решил побороться за свои права.
Разберемся во всем в свой черед.
Верстах в семидесяти от Железнограда стояло большое село Рябиновое. На окраине его, у излучины реки Быстрицы, стоял дом купца Гостена куницына и его жены Званы. По сельским меркам, то было весьма богатое жилище: прочная бревенчатая изба под двускатной черепичной крышей, лошади и коровы в усадьбе, завозни, полные товара, за которым смотрели работники Куницыных.
Хозяева дома и впрямь преуспевали. Купец каждый год ездил на торги во Влесославль, в Плесков, Вратоград и другие большие города. Жена его умело хозяйствовала в усадьбе. Дома у них всегда было чисто и опрятно: потолок и стены белы, как мел, на окнах висели кружевные занавески, половицы устилали цветные половики. В огромной печи уютно потрескивали дрова. Большой полосатый кот грелся на подоконнике, а когда хозяйка занималась шитьем, катал по полу клубок. Односельчане уважали Куницыных, все, кто бывал в гостях, хвалили рачительных хозяев.
Одно только омрачало размеренную жизнь Гостена и Званы: уже больше двадцати лет они были женаты, а детей не имели. Теперь уже не оставалось и надежды когда-нибудь стать родителями. Бездетность тяготила их, хоть и старались быть заботливы друг к другу. Без детей не в радость становился их уютный дом. Не для кого было копить деньги, не для кого стараться, когда любая работа становится в радость. Говорили все чаще о том, чтобы усыновить какого-нибудь осиротевшего ребенка, но подходящего случая покуда не встречалось.
В этот день Звана сидела с шитьем у окна, выходившего на реку Быстрицу. Стоял грудень-месяц, и серое небо тяжело нависало над самыми крышами деревенских изб. Накануне выпал снег, и пушистые сугробы устилали речной лед.
Какое-то движение за окном привлекло внимание женщины. Обернувшись, она увидела, как из леса показался возок в сопровождении нескольких верховых. Они спустились по берегу вниз и поехали по льду реки.
Звана испуганно подскочила. Хотя в это время года обычно на реках уж становился первый лед, но у Быстрицы было бурное течение, к тому же ее подпитывали теплые ключи. Из-за этого даже в самые сильные морозы лед на реке не бывал таким прочным, чтобы по нему ездить на санях. Должно быть, неизвестные путники не знали о том.
- Гостен! Гостен, гляди! - крикнула Звана.
Ее муж, подсчитывающий что-то в списке товаров, поднял голову. Отбросив перо, вскочил из-за стола, выбежал во двор, созывая работников. Все вместе бросились на берег, кричал и размахивая руками, надеясь предупредить об опасности.
Но опоздали. Едва возок выехал на середину реки, как лед затрещал и стал оседать. Сразу двое передним всадников как будто оступились, рыхлый снег под копытами провалился. Из трещин во льду плеснула черная стылая вода, стала разливаться во все стороны.
- Назад! - завопил один из всадников, махнув рукой вознице, и тут же исчез под водой вместе с конем.
Однако и остальным было уже не выбраться. Лошади, тянувшие возок, разом провалились передними копытами. Возница, сидевший на облучке, кричал, щелкал кнутом, но не могли вылезти из все расширявшейся полыньи. Тяжелый возок накренился и стал оседать, заодно утягивая и упряжку. Двое всадников пытались его поддержать, но покачнувшаяся повозка подмяла их. Только один из воинов успел кого-то выбросить оттуда.
Все происходило в считанные мгновения, гораздо быстрей, чем можно представить. Попавшие в беду путники бились в ледяной воде, среди крошащихся льдин, а спасатели бегали по берегу, не смея подойти, чтобы не провалиться самим.
- Жерди! Тащите жерди! - кричал Куницын своим работникам.
Те принесли со двора длинные жерди, протягивали их попавшим в беду. Но в бешеной толчее тонущим не удавалось схватиться за них. Ледяная вода пробирала до костей, сковывала меховой кожух, как железные латы, и в тяжелой одежде нельзя было двигаться. Судорога сковывала тело, и несчастные уходили под воду. Других подминали обезумевшие лошади. Они барахтались и, не глядя, били копытами, не повинуясь седокам. Льдины ломались под руками хватавшихся за них, кололи тысячей ножей.
Как бездонная яма, чернела полынья на середине Быстрицы. То голова лошади, то рука человека еще взмывали над ней. Но вскоре все исчезло. Быстрое речное течение утащило утопленников прочь. Будут теперь холопами у Водяного, в его подводном дворце.
Только белый пар курился над полыньей, поглотившей разом десяток людей вместе с конями. В немом ужасе глядели Гостен и Звана, вместе с работниками из их усадьбы, и не могли отвести глаз.
- Они не знали, что по Быстрице нельзя ездить. Думали, наверное, спрямить дорогу, не объезжая окольным путем, и вот... Как легко погубить человека... - проговорил купец потрясенным голосом.
Но жена его прислушалась к какому-то странному, еле слышному звуку, и ухватила мужа за руку.
- Что это, Гостен? Там кто-то стонет, кто-то еще жив!
Они бросились к берегу, где из-под снега торчали высохшие стебли камышей. Там, среди прибитых течением обломков досок, лежал ребенок. Он весь промок, голова была разбита, и кровь заливала лицо.
- Он умер, - прошептал купец.
- Нет, нет! - его жена бросилась к ребенку, стала растирать снегом его застывшее лицо и руки. - Он жив, он дышит!
Лежавший на ее руках ребенок пошевелился и слабо застонал, не открывая глаз.
Звана передала его мужу, а сама торопливо закутала пуховым платком, а сверху - шубой.
- Быть может, это судьба, а, Гостен? - умоляющим голосом просила она, когда ребенка внесли в дом. - Мальчик, и какой хорошенький... Если не найдутся его родные, давай оставим его себе!
Купец тоже с сочувствием глядел на ребенка, которому постелили на печи, но счел должным образумить жену:
- Ну что ты говоришь, Звана? "Оставим себе"! Ведь это не щенок и не котенок. Быть может, у него где-то есть родители. Придется разузнать, откуда он.
Перевязывая голову мальчику, Звана возразила:
- Ну как теперь узнаешь, откуда его привезли? Все, кто был с ним, утонули. Быть может, там погибли и его родители. Люди проезжие, не здешние - где, в какой стороне их искать? Если узнаем, что где-то ищут пропавшего ребенка, то сообщим, а если нет... Муж, если мы спасем жизнь этому бедному мальчику, разве он не станет нашим сыном? Ведь те и родители, кто жизнь дал.
Купцу и самому было жаль найденного ребенка, но он не торопился с решением.
- Поживем - увидим, Звана... Да еще и выживет ли он?
Женщина, закутав ребенка в одеяло, взбила повыше подушку. Затем, достав из сундука мешочек с сухими травами, принялась их смешивать. Растолкла немного в деревянной ступке, залила горячей водой.
- Трудно сказать... Замерз, бедняжка, в ледяной воде, да еще голову сильно разбил. Но я немножко училась врачеванию, постараюсь помочь.
- Если этого будет мало, вызовем лекаря, - пообещал Гостен.
На протяжении многих дней не было ясно, выживет ли спасенный из воды ребенок. Голова у него была сильно разбита, и он жестоко простудился в ледяной купели, метался в жару, заходился удушающим кашлем. Долгое время заботы Званы, казалось, не могли ничем помочь. Но женщина сделала для него все мыслимое и немыслимое, точно он в самом деле приходился ей сыном. По ночам, когда ему становилось совсем плохо, она брала его на руки и молила за него Богов, растирала его, поила с ложки малиновым отваром и липовым цветом. И мальчик постепенно стал выздоравливать.
Узнать, откуда его привезли, так и не удавалось. Ни в одном из окрестных городов не разыскивали пропавшего ребенка и не знали его погибших спутников. Не доходило даже слухов, как будто эти неизвестные люди упали с неба. Теперь оставалось надеяться, что сам мальчик поведает что-либо, когда придет в себя.
Но, когда он окреп достаточно, чтобы говорить, оказалось, что он вовсе ничего не помнит о своем прошлом. Его серые глаза широко распахнулись, со страхом и недоумением озираясь по сторонам. Ни на чем не останавливаясь, скользили по потолку, стенам, незнакомым предметам, по лицам купца и его жены.
- Малыш, ты ожил? Можешь говорить? - спросил Гостен.
Мальчик повернул перевязанную голову, но глядел так же безучастно, не произнося ни слова.
Звана, склонившись над ним, заплакала. Поправила изголовье и принялась расчесывать мальчику волосы, отросшие во время болезни.
- Бедный мой малыш, что же довелось тебе пережить! Ты совсем ничего не помнишь? Как зовут тебя?
Глаза мальчика подернулись туманной дымкой, брови мучительно нахмурились, но он покачал головой, все так же молча.
Из глаз Званы капали горячие слезы, падая на лицо ребенка.
- Прошу тебя, ну хоть что-нибудь скажи! С кем ты ехал и откуда? Быть может, с тобой ехали в возке твой отец и мама?
Мальчик вновь слабо покачал головой, но поднял свою тонкую ручку и вытер слезы со щеки Званы.
- Мама... - прошептал он, уловив это слово не то как слабый отзвук потерянной жизни, не то как первый привет из новой.
Гостен и Звана переглянулись, улыбаясь сквозь слезы.
С этого дня мальчик стал постепенно выздоравливать. Но память к нему так и не вернулась. То ли от пережитого страха, то ли после удара по голове, он совершенно ничего не мог вспомнить. Речь и все навыки у него сохранились, но память была пуста, как у новорожденного младенца. Зато он легко привык называть Звану мамой, а Гостена - отцом. Казалось, он впервые появился на свет здесь, на руках у Званы.
Поскольку среди немногих сохранившихся вещей мальчика и на обломках возка не нашли никаких примет или знаков, становилось ясно, что не удастся выяснить, откуда он происходит. И, по правде говоря, Куницыны этому радовались. Спасенный ими ребенок сделался дорог им, и совсем не хотелось бы с ним расставаться. Сбылась, наконец-то, их давняя мечта, и они с умилением смотрели, как мальчик осваивается среди незнакомых прежде вещей, учится всему заново. Совсем немного времени прошло, а он сделался настолько необходим Гостену и Зване, что, кажется, не смогли бы и дня прожить, лишившись его.
В один из первых дней, когда мальчик, еще не выздоровевший, заснул днем, супруги разговорились о том, как быть дальше. Их приемыш спокойно спал на теплой печке. В изголовье у него устроился кот, уместил пушистые лапы на лоб ребенку и громко зарокотал. Всем известно, что кошки умеют лечить, вот и он, должно быть, знал, как окончательно вернуть мальчику здоровье. В присутствии кота ребенок спал спокойнее, и даже улыбался во сне.
Поглядев на него, Гостен невольно вздохнул.
- Похоже, что все следы его канули в воду... Что ж, если так, мы имеем право с чистой совестью оставить мальчика у себя. А ведь он даже своего имени не помнит. Как нам его назвать?
- Нам сына подарили Боги в ответ за наши мольбы. Пусть зовется Божедаром, - предложила Звана.
- Ну что ж: Божедар Куницын - хорошее имя, - согласился Гостен. - Вот и у нас с тобой есть милый сын. Теперь мы не останемся одиноки на старости лет.
- Спасибо вам, Боги! - Звана поклонилась деревянной фигурке Макоши, стоявшей над очагом. Но вдруг осеклась: - А ку как все же пойдут слухи? Тут, в Рябиновом, все знают, что мы бездетны. Соседи станут спрашивать, откуда взялся Божедар, самому ему не дадут покоя...
Но ее муж уже все решил:
- Это не беда! Мы уедем отсюда куда-нибудь подальше, где никто не узнает, что Божедар - не родной наш сын. Моя торговля шла так хорошо, что я могу открыть лавку где угодно, хоть на самой Медведице. Если хочешь, уедем как можно скорей.
Звана счастливо улыбнулась.
- Как хорошо ты придумал, муж мой! Значит, как только Божедар выздоровеет настолько, чтобы выдержать дорогу, уедем прочь.
Так и сделали. В середине зимы семейство Куницыных приехало на Медведицу. Там Гостен открыл лавку в торговых рядах на Холме Велеса и купил дом. Оборотистый купец с женой и сыном прижился в столице, в скором времени перезнакомился с соседями.
Божедар вырос сыном купца, не желая никакой другой жизни. Приемные родители не скрывали от него правды, но он, горячо любя их, не задумывался ни о какой другой судьбе.