Спасибо.
Еще немного окультуренного.
Дети играли в прятки. Из окна, с высоты верхнего этажа башни Эрме видела, как Джез-маленький, ткнувшись лбом в шершавую кору дуба, торопливо и громко считает до ста, от нетерпения пиная дерево мыском башмака. Остальные уже разбежались кто куда, выискивая убежище.
Прятаться было где. В распоряжении сорванцов была почти вся старая часть парка от ворот, что вели к личной герцогской пристани, и древней башни Старой Тетки — единоличной и неприкосновенной территории Эрме, до обсаженной колючей живой изгородью лужайки, за которой виднелись руины старого дворца. Там бродил часовой. Единственной его обязанностью было не давать детворе сунуть любопытные носы в развалины. Этот пост выставили по требованию Эрме, которая еще слишком живо помнила собственные юные забавы.
Старый парк был идеальным местом для игр. Садовники занимались им меньше, чем новым, недавно обустроенным, где устраивались летние приемы, били фонтаны, и статуи Дев Зари, изваянные Джентиле из розового мрамора, тянули к облакам тонкие изящные руки. Здесь, между башней и развалинами природа выигрывала у искусства. Железные дубы и дымные кедры, те исполины, что пережили Второе землетрясение, широко простирали ветви над полянами с душистой травой, кусты жасмина, жимолости и барбариса почти не стригли, и они переплетались, как вздумается, на радость щеглам и крапивникам. Тропинки, которые никто и не думал выложить цветным камнем, то и дело подергивались мягкой зеленой шерстью. Здесь не было ни одного фонтана, но слышалось журчание воды в естественном живом источнике, по традиции укрытом в глубине парка.
И тишина. Наверное, здесь стояла самая мирная тишина во всем городе. Но, конечно, не сейчас, когда девятилетний мальчишка звонко частит, надеясь побыстрее избавиться от докучной обязанности и перейти к делу.
– Сорок один-сорок два-сорок три...
Эрме надеялась, что строители не скоро доберутся до окрестностей башни, и дети успеют подрасти настолько, чтобы выбраться за пределы парка. Но возможно, она этого уже не застанет...
Она сидела на скамье у окна, положив на колени травник Броциана, который безуспешно пыталась листать все утро. Мысли то и дело возвращались к вчерашнему громкому спору с дедом. Разговор вновь шел о свадьбе с Гаэтано Лоретто.
Спорить с Лукавым Джезом было занятием изматывающим и по сути безнадежным, но Эрме не могла себе позволить сдаться без боя. Не тот случай. В принципе она была не против нового брака, который принес бы определенные выгоды семье, но сама кандидатура... Гаэтано был явно не тем человеком, рядом с которым она могла бы в здравом уме провести не то что полжизни (упасите, боги!), а всего лишь неделю... Даже, пожалуй, и дня-то будет чересчур.
Самым обидным в ситуации было то, что ее отец вздумал держаться нейтралитета. Такого за Оттавиано Гвардари раньше не водилось — он всегда защищал дочь, не боясь герцогского гнева. Видимо, сыграло свою роль то, что Гаэтано был его давним боевым товарищем.
«Он честный человек и отважный воин», – говорил Оттавиано, и Эрме улавливала нотки самооправдания в отцовском голосе. А еще редкий идиот, с которого дед собирается что-то поиметь, мысленно добавляла она детали к портрету будущего мужа. Нет, ваша светлость, не в этот раз и не за мой счет. Имейте уже совесть!
Семейная свара вчера дошла до той точки, когда участники, отчаявшись докричаться друг до друга, бросаются словами, за которые потом бывает стыдно. Противники кружили по комнате, как разъяренные коты, не поделившие крышу. Алессандро и Оттавиано решили, что лучше не вмешиваться, сидели молча. Переглядывались исподтишка.
– В обитель к сестрам-молчальницам желаешь?! Вслед за матерью?! Так и пойдешь! – рявкнул в конце концов герцог, отбрасывая свое привычное насмешливое спокойствие.
– Да лучше в обитель! – сгоряча выкрикнула Эрме и вылетела прочь из кабинета, рванув дверь так, что часовые легионеры снаружи подались в стороны.
– А ну вернись! – запоздало крикнул ей вслед отец, но она и не подумала. Промчалась по дворцовым коридорам, по парковым дорожкам к двери башни, преодолела, бешено стуча каблуками все девяносто семь ступеней до верхнего этажа, ворвалась в свои покои, громыхнув дверью об стену и упала в кресло. Поискала глазами вино — не нашла, зато окупорила склянку с настоем игольницы, на глаз плеснула в стакан и залпом выпила. Язык и горло словно обожгло, сотни игл вонзились в вены изнутри. Сердце бешено заколотилось и... внезапно успокоилось, унялось, забилось ровно. Туман ярости рассеялся.
Эрме откинулась в кресле и начала думать. Мысли сделались здравыми и оттого невеселыми. Такими они остались и наутро. Выбор был несладкий. Если она продолжит настаивать, разъяренный дед может и выполнить угрозы. Потом, конечно, пожалеет о таком поступке, но сколько до того момента ей придется проторчать за унылыми монастырскими стенами?... Жизнь там, конечно, спокойная и размеренная, но по сути — тоска смертная. Эрме не чувствовала ни малейшего желания затворяться где-нибудь, кроме собственного кабинета, и отмаливать несовершенные прегрешения в вечном безмолвии. Нет, следовало искать другие варианты.
Сбежать? В Греарды, например. Или даже за Греарды. Подговорить Крамера, он найдет проводников через перевалы, пока не началась зима. Вот только как же Лаура? Взять ее с собой в неизвестность или оставить здесь, в безопасности, но без материнского присмотра?
…Она поискала глазами дочь. С высоты обнаружить игроков оказалось легче легкого. Лаура была маленькой для шести лет, а сложением и мастью пошла в отца — тоненькая, светловолосая, с мягкими, почти кукольными чертами лица. В ее внешности не было ничего насыщенно-осеннего, так свойственного Гвардари, и потому Эрме выбирала для ее одежды светлые тона. Так что заметив за ржаво-красным кустом барбариса нежно-голубой шелк, Эрме уже не сомневалась, кто там устроился. Не слишком надежное убежище, но Лаура сжалась в комок, как зайчонок — вдруг да не найдут?
Неподалеку обнаружился еще один игрок — один из братьев Дамиани, Сильвио. Пригнись, дурачок, с улыбкой подумала Эрме, глядя, как кудрявая, словно шерсть барашка, голова торчит над живой изгородью. Пригнись, или будешь водить до скончания времен, ибо Джез прячется, как барсук в нору — не выкуришь.
Она так увлеклась наблюдением, что не заметила, как время на раздумье истекло, и судьба ее приблизилась вплотную. Посланец судьбы имел вид невысокого мужчины с очень смуглой кожей, совершенно голым черепом и алой рубиновой серьгой в мочке правого уха. Он носил белую беррирскую тунику и черные узкие штаны по колено, отзывался на имя Рамаль-ид-Беора и был в далеком прошлом взятым с бою невольником, а ныне мажордомом герцога, грозой дворцовой прислуги и, как неспроста подозревали некоторые, весьма опасным человеком.
– Джиори, его светлость требует вас к себе, – воззвал он, останавливаясь под самым окном. Эрме видела, как солнечные зайчики пляшут на гладкой макушке.
Началось, с усталой злостью подумала Эрме. Передышка была краткой, и сейчас предстоит новый бой, а она так и не сумела решить, что выбрать. Что ж, придется действовать по ситуации.
– Передай герцогу, я скоро буду, – ответила она как можно ровным тоном. Не стоит обрушивать громы и молнии на слугу — зря истратишь заряд.
– Он также требует детей, – добавил мажордом. – Немедленно.
Даже так. Неужели старик решил, что она не станет давать волю гневу в присутствии дочери? Отчасти расчет правильный. Отчасти.
– Мы скоро будем, – повторила она и затворила окно, давая понять, что разговор окончен. Рамаль невозмутимо поклонился и пошел прочь, легко ступая по желтеющей траве своими алыми узконосыми сапогами. Говорят, берриры – отменные танцоры и лучшие наемные убийцы. Пожалуй, глядя, как Рамаль плавно и быстро скользит по лабиринту кустарников, Эрме могла поверить в оба факта. Как там было у Ильфари-ид-Адары, мудреца, поэта и искуснейшего врача Востока и Запада?
Прежде чем отцветет шиповник,
Я достигну ворот Драведи,
Чтоб кинжалу найти добычу,
И вернуться домой к закату,
Когда кровь злого бога Солнца
Обагряет пески пустыни...
Она положила травник на стол. Набросила на плечи кружевное покрывало — отчего-то теплый осенний день вдруг показался зябким. Девяносто семь ступеней вниз, к дверям.
– Лаура! Джез! Дедушка зовет!
