Спасибо, эрэа
Convollar, Красный Волк - Ну вот, Мишаня, пятьдесят рубликов насобирали, теперь можно и в путь отправляться, - вздохнул отец.
Миша только кивнул согласно, боясь поверить своему счастью. Он ведь был готов пешком в столицу топать, только бы стать кадетом. А папенька и маменька расстарались, продали все, что можно было, справили ему в сундучок кой-какие обновы, вечером напекли подорожников, чтобы хоть первое время не питаться в трактирах. Накануне отъезда, уже засыпая, с блаженной улыбкой на устах, он услышал робкий шорох за дверью.
- К тебе можно? – Аня, в одной сорочке, босиком, стояла на пороге.
- Ты почему не спишь? И ноги озябли, забирайся ко мне в постель.
- Я тут тебе принесла, вот, на… - сестренка разжала пальцы – на ладошке лежало голубое перышко сойки и два серебряных рубля. – Возьми, говорят синяя птица приносит удачу, а денежки - мои, мне на именины дарили, хотела купить себе бисера меленького для вышивания да туфельки новые, как у барышень Сусловых, но тебе там больше пригодятся, бери же.
- Анютка, я возьму, я потом тебе этого бисера сколько хошь надарю, и туфельки, хоть шелковые, хоть хрустальные, вот чес-слово, с первого же офицерского жалования, - Миша чмокнул сестру в щеку и сунул ей в руку свой ножик. – Вот тебе, будешь по грибы ходить, я знаю, тебе он нравится. У меня там настоящая сабля будет и ружье!
- Миш, а тебе ни капельки не страшно?
-Нисколечко, вот веришь, совсем не страшно, только боязно – примут ли.
- Примут, ты же самый умный и такой храбрый!
Наутро решимость и храбрость будущего офицера подверглась серьезному испытанию. Миша встал задолго до рассвета, первым делом заскочил на кухню, стянул у стряпухи несколько морковин и пригоршню крупы, помчался на конюшню к своему любимцу, старому коню Буланку, сунул в мягкие губы жеребца морковку, потрепал гриву, потом разыскал возле хлеве Тихона Мартыныча, выводившего свою изрядно поредевшую стаю на пастбище. При виде Миши гусак загоготал, захлопал крыльями, словно предчувствуя разлуку. Мальчик протянул ему щепотку крупы.
- Вот и все, Тихон Мартыныч, улетаю я в дальние края, ты тут за старшего остаешься. Сестренки еще малы, матушка все ж женщина, так что из мужиков один ты, больше надежи ни на кого нет.
Преисполненный важности момента, гусак ущипнул Мишу за ухо и победно прокричал:
- Абе-ве-га-га!, - что, вероятно, долженствовало означать: - Будь спокоен, служи верно, а я тут за всех постою!
Куда тяжелее оказалось расставаться с матушкой и сестрами. Ранний завтрак прошел в тягостном молчании, никто не радовался даже сладким ватрушкам и заливному судаку. Только Миша и отдал им должное.
-Ну, присядем на дорожку, благословясь, - объявил Василий Петрович.
Тихие всхлипывания девочек стали громче, Авдотья Захаровна прижала к лицу платок.
- А ведь это надолго. Я их очень долго не увижу, - промелькнуло вдруг в голове у Миши. – Может быть, несколько лет. Как же я без маменьки?
- Ну, пора, - глава семейства встал со старенького дивана, мать порывисто притянула Мишу к себе и начала покрывать его поцелуями, надевая попутно на шею небольшой металлический образок. Сестренки обхватили будущего героя сзади. Несколько мгновений слышались только судорожные всхлипывания вперемежку с благословениями.
- Все-все, душа моя, пора нам, - Василий Петрович подхватил дорожный сундучок, Миша осторожно вывернулся из объятий, до боли прикусив щеку, чтобы не зареветь в голос.
Во дворе уже поджидала телега, которая должна была отвезти будущего героя до ближайшей почтовой станции.
И долго еще виделось Мише, как провожают его, стоя на пригорке, у тесовых ворот, под увешанной красными гроздьями рябиной, маменька и сестры с нянькой, машут платочками, глядят и не могут наглядеться.