Печать

[Convollar]

Даа! Цель оправдывает средства, но даже Медер не хотел бы такими средствами достигать своей цели. Зорбад, конечно, редкая погань, но он человек и судить его должны люди. Судить, а не рвать в клочья. Возможно, я не права, но что-то мне эти игры не внушают доверия.

[katarsis]

Может, и разумно, но и жестоко. Пожалуй, даже слишком. Главное, чтобы такие методы остались редкостью, а не вошли в привычку.

[Артанис]

Благодарю за продолжение, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Даа! Цель оправдывает средства, но даже Медер не хотел бы такими средствами достигать своей цели. Зорбад, конечно, редкая погань, но он человек и судить его должны люди. Судить, а не рвать в клочья. Возможно, я не права, но что-то мне эти игры не внушают доверия.

Ну а что, лучше было бы им силой или колдовством вести людей с собой? Приучить их на будущие времена, что так друг с другом поступать можно? Они и без того наверняка додумаются, когда снова появятся сильные государства. А сейчас - одним смутьяном меньше, зато народ един.

Может, и разумно, но и жестоко. Пожалуй, даже слишком. Главное, чтобы такие методы остались редкостью, а не вошли в привычку.

Жрецы не действуют по "привычке". Как минимум, найти к каждой ситуации подходящее решение не поленятся.

Глава 20. Нити судьбы
Путешествие переселенцев по новому краю продолжалось. Двигались медленно, как подобает многотысячному народу, обремененному, к тому же, семьями и имуществом, - но двигались. Там, где раньше не ступала нога человека, теперь катились высокие повозки, по лугам и лесистым холмам мчались стремительные всадники. Слышались голоса людей, топот копыт, ржание лошадей и мычание быков. Словно пестрая змея, тянулась переселенческая орда на много полетов стрелы, следуя за белоснежным конем, посланцем Солнца. Чтобы самому стремительному гонцу доскакать из головы орды в ее хвост, нужно было несколько дней.
Разноцветные птицы и ловкие хвостатые обезьяны, кричавшие на верхушках деревьев, принимались вопить еще пронзительнее, завидев необычных пришельцев, вторгшихся в их страну. Когда вечером где-нибудь на равнине поднимался дым от их костров, в сторону сворачивали не только пугливые дикие лошади, но даже буйволы и львы. Они уже знали, что идут новые хозяева, что они многочисленны и сильны, и лучше от них держаться подальше.
Месяцы сменяли друг друга, а бывший народ Погибшей Земли все еще находился в пути, переселенцы сделались кочевниками. В пути они жили, в пути кормились, там же создавали семьи. В повозках, под мерный скрип колес рождались их дети, с младенчества согретые иным солнцем, пьющие соки иной земли, чем их родители. В пути узнавали друг друга, ссорились и мирились, завязывали боевую дружбу, когда мужчинам приходилось сражаться с опасным зверем или с местными дикими племенами. Правда, последнее тоже случалось все реже - дикари тоже убедились в силе нового народа, и стали избегать их.
В пути же и умирали те, кого настигала смертельная болезнь или несчастный случай. Умерших хоронили, отмечая их могилу горкой камней, высокой или пониже, смотря по тому, насколько при жизни уважали похороненного. И шли вперед. Благодаря искусству Жрецов, умирали не очень часто. Большинство ран и болезней они могли совсем излечить. Ни одна заразная хворь так и не смогла широко распространиться среди переселенцев. Жрецы находили против них лекарства, а зловредных духов болезней изгоняли, не давая им укорениться. Но порой от некоторых людей как будто отворачивались все покровители, небесные и земные, и те умирали, даже если ничто не предвещало близкой смерти.
И все-таки, в целом народ переселенцев рос и укреплялся, и был спустя два-три года сильней, чем сразу по прибытии на новый берег. Они ободрились, снова думали о будущем с надеждой. Белый конь вел их наилучшим путем; они не знали ни голода, ни изнурительных болезней, их скот тоже был здоров, и обильно плодился на лугах новой страны. Чего же еще им оставалось ждать? А от возможных новых напастей их всегда могли заранее предостеречь Жрецы.
Когда, весной второго года их странствий, солнце принялось безжалостно палить, выжигая всю траву на равнине, белый конь остановился на границе горной лесистой местности, и Медер объявил, что им надлежит задержаться здесь и переждать засуху. Целых три месяца прожили здесь, где текла река и хватало травы, а деревья, хоть и высохшие, давали хоть немного тени. Так что трудное время пережили почти без потерь, а, когда прошли дожди и выжженая степь вновь зазеленела, двинулись дальше. На месте их долгой стоянки остался огороженный лагерь да деревянные хижины нескольких семей, что попросили разрешения остаться здесь жить.
Отделялись за время пути и другие группы, испросив разрешения Царя-Жреца. Тот обычно отпускал их, и даже сам указывал удобное для поселения месте, приносил жертвы Богам и местным духам, чтобы те покровительствовали остающимся. На новых местах строили дома, распахивали поля, добывали полезные минералы. Со временем на месте крошечных поселков будут воздвигнуты города новой страны, окруженные каменными стенами, как в Погибшей Земле. А пока - нужно идти вперед и одновременно ждать. Большое дерево вырастает из малого семени. Кому об этом знать, как не Жрецам?.. И белый конь мчался дальше, уводя за собой немного убывший в числе за счет тех, кто отделился, но все еще многочисленный и сплоченный, как никогда, народ.
Так переселенцы с Погибшей Земли мерили шагами ту землю, где предстояло жить им и их потомкам. Не так уж быстро, но продвигались к лежащей возле моря Тиррене, где добывали багряную краску из морских раковин. И одновременно лучше узнавали свою новую землю. Из места изгнания она постепенно становилась для переселенцев новой родиной.
Но не для Сварта с его товарищами. Они ждали только нужного часа, когда можно будет уйти и первыми добраться до кораблей. Сам Сварт и его ближайшие друзья мечтали о Приморской Земле, ее образ был настолько силен, что все красоты южного, благодатного края не могли его вытеснить. Вокруг Сварта группировались те, кто еще со времен строительства кораблей в Эргине выбрали его своим вождем, и те, в ком скитальческая жизнь развила тягу к приключениям: если уж довелось переселиться в чужой дикий край, отчего бы этого не сделать и еще раз?..
Их сдерживала клятва перед лицом Богов Холодных Земель, красноречиво скрепленная раскатом грома. Так что ради осторожности они встречались ночью и в укромных уголках, а на людях держались между собой осторожно, чтобы не сказать ненароком лишнего слова. Сварт напоминал своим сторонникам держаться тихо. И Ганд говорил о том же. И все же, если бы Трайя не прикрывала их все время, как завесой, покровом тайны, Жрецы давно узнали бы об их замыслах.
Увы, Трайя все сильнее чахла и бледнела за это время. Когда она, собрав силы, приходила на свидание к Сварту, он с болью в душе замечал, что здоровье ее разрушается неотвратимо. И только при виде сына, рослого и бойкого крепыша, перенявшего от него все приметы, намного утешался.
Родослав знал своего отца, хоть и не мог пока понять, почему родителям нельзя быть вместе. Чтобы не выдал их ненароком, Трайя и к нему применила заклятье, не дававшее ни рассказать никому об отце, ни узнать его прилюдно. Только наедине, в своей палатке, мальчик забрасывал мать бесконечными вопросами, пока оба они не уставали. Тогда Трайя укладывала ребенка с собой на постель, прижимала к груди его белокурую голову, и чувствовала, как становится легче дышать, как пусть ненадолго, но отступает изматывающее жжение в груди. Молодая женщина теперь ни на шаг не отходила от сына, сознавая, что скоро им придется расстаться навсегда.
По мере того, как таяли ее силы, росла сила Свартовой дружины, готовой вместе с ним уйти к Холодным Землям. Без малого тысяча мужчин, вместе с семьями составили три тысячи человек. Всего же тех, кто спасся из Погибшей Земли, было более двадцати семи тысяч человек, не считая жителей колоний, - целый народ, в сравнении с которым кучка добровольных отщепенцев мало что значила. Тем не менее, конечно, Жрецы их не отпустили бы, если бы узнали.
Об этом однажды вечером, на стоянке в глухом лесу, беседовали Сварт с Гандом. Они вместе с другими мужчинами пришли рубить лес. Предполагалось задержаться здесь на некоторое время, и Гарран распорядился устроить частокол. Вокруг слышался стук топоров и треск больших деревьев. Крепкие стволы бука и железного дерева с трудом поддавались топору. Вдобавок, вдалеке погромыхивал гром, в потемневшем небе вспыхивали и гасли зарницы. Еще немного - и придется прекратить работу, уйти подальше из опасного места. А пока что, самый удобный момент, чтобы обменяться парой слов, не рискуя быть услышанными...
Ни тот, ни другой не слышали, как сквозь сплетение подлеска за ними крадется невысокий человек, загорелый до черноты, как все переселенцы, в накидке из пальмовых волокон, в каких тоже ходили все. Он то прислушивался к приглушенному разговору, то, когда сверкала очередная молния, испуганно озирался и чертил у груди знаки, отводящие беду. Он ведь тоже, хоть и шепотом, давал клятву, и слышал тогда же гром. Но ведь сам Царь-Жрец повелел ему проследить, с кем общается кузнец Сварт, и о чем говорит он со своими друзьями. О, Владыка Медер умел быть убедительным! При своем царственном величии, он еще говорил с ним, простолюдином, как с близким другом, дал понять, что очень рассчитывает на него; наконец, терпеливо разъяснил, почему так важно знать о замыслах каждого. Никто бы не смог не пойти у него на поводу!
- Разумеется, я больше всего на свете хочу, чтобы Сварт не замышлял ничего недоброго, и буду рад в этом убедиться. Но ради блага нашего народа, желательно обо всем узнать вовремя, - доверительно сказал Медер своему соглядатаю. - Мы не можем позволить, чтобы новые преступления осквернили наш союз. Боги покарали того, что хотел убить священного коня, потому что Боги могущественны, и гнев их жесток. Не мне, но народу нашему необходимо знать, не готовит ли кто нового мятежа. И самому Сварту будет лучше вовремя отказаться от мятежных мыслей. Я рассчитываю на твою ответственность, Хисс!
Он тогда ушел из палатки Царя-Жреца, едва не повизгивая от восторга: как же - его заметили, на него полагаются, и кто - сам Жрец Солнца! А теперь вот прячься в кустах, для вида прихватив топор, и вздрагивай от все приближающихся раскатов грома... Нет, он не открыл тайну, не нарушил клятву! Владыка Медер и не обмолвился об этом, видя, что сковывает сердце и уста Хисса. Но разве, если он сообщит о сегодняшнем разговоре, это все же не станет предательством?..
А Ганд со Свартом, не подозревая, что их подслушивают, беседовали совсем рядом. Их головы то появлялись, то исчезали за густым кустарником.
- В Тиррене нам придется силой или хитростью добыть корабли. Лучше бы, конечно, хитростью, потому что ввязываться в битву совсем ни к чему, - проговорил Ганд, определяя, куда упадет подрубленное дерево.
Сварт тремя точными ударами помог дереву скорее упасть, и отозвался:
- Я тоже хочу уйти отсюда спокойно... Я поговорю с... с одним человеком, который нам поможет выдать себя за посланцев Жрецов.
Выбрав в лесной чаще еще одно подходящее дерево, он произнес заклинание, успокаивающее духов леса, и приготовился рубить. Вдруг его как бы осенила новая мысль, и он, выпрямившись, задумчиво сказал своему зятю:
- Послушай, Ганд, тебе не кажется странным: вот мы работаем вместе со всеми, живем среди них, сражаемся заодно, если надо, - а душой далеко от них, и мечтаем с ними расстаться навсегда?..
Ганд молчаливо пожал широкими плечами и тоже ударил топором по стволу дерева так, что щепки и кора полетели.
- Мне тоже кажется... Но сейчас надо работать. Жрец-Воин что-то беспокоится, заставил строить усиленный частокол.
Они перешли дальше, а Хисс, чтобы расслышать все, пополз за ними по кустам. Пользуясь грозовой, почти ночной темнотой, он замер за широким стволом старой смоковницы. Больше притаиться было негде.
Оглушительный раскат грома потряс землю, словно рухнули сами горы, держащие небо, и теперь оно падает вниз. Пронзительно-белая молния расколола небо и ударила в дуплистый ствол смоковницы. Та застонала, как смертельно раненый зверь, и стала падать. Хисс, не в силах шевельнуться, в суеверном ужасе глядел на дерево, что должно его поразить: "Это конец! Клятва карает меня!"
В последний момент кто-то выдернул его прочь, оттащил в сторону, усадил на землю, стал поить водой из фляжки.
- Ты откуда взялся, Хисс? Молния вспыхнула, я гляжу - ты стоишь под самым деревом! Ну как, живой? Тебя не задело?
Только теперь Хисс осознал, что спас ему жизнь Сварт. Тот, кого он собирался предать, помог ему избегнуть кары Богов, вытащил из-под поваленного грозой дерева!.. Поблизости Ганд затаптывал порожденное молнией пламя, забрасывал его землей, не давая разгореться.
Хисс поглядел на них, и вдруг зарыдал, затрясся всем телом.
- Ты мне спас жизнь, а я... я недостоин! Если бы ты знал, какой я бесчестный подлец! Я рабом твоим быть не  заслуживаю!..
Ни Сварт, ни Ганд не поняли ничего из его путаных излияний.
- Ну, успокойся, друг. Страшно, конечно, было, но ведь все обошлось. А что до рабов - так у нас их нет, и в Приморской Земле не будет. Скоро уже отплывем туда, и сам все поймешь.
- Ах нет, лучше бы тебе не брать меня с собой! Я недостоин такой милости! - и Хисс в отчаянии убежал прочь, будто за ним гнались. Сварт с Гандом недоумевающе переглянулись, не зная, что думать.
Встретив Хисса на другой день - задрожавшего при виде него, не смея поднять глаза, - Жрец Солнца определил, что на того рассчитывать бесполезно. Теперь он ничего не выдаст о том, кому обязан жизнью. Даже мыслей его сейчас не разглядишь. Он встречал таких упрямцев, у которых невесть откуда бралась сила, которой их никто не учил пользоваться, и они умирали, но не позволяли заглянуть себе в голову. Значит, придется подыскать другой подход к Сварту. Что-то он уж очень самостоятелен, и слишком часто предугадывает будущие события чуть ли не раньше них, Жрецов. Это заметно было еще в Эргине. Хорошо, если бы удалось его сделать союзником! Все сильные люди, обладающие влиянием в народе, должны действовать в союзе с ними, Жрецами. Или не быть вообще. Это нужно не им, это нужно народу Погибшей Земли, только начинающему жить заново.

[Convollar]

Все сильные люди, обладающие влиянием в народе, должны действовать в союзе с ними, Жрецами. Или не быть вообще.

ФСБ в лице Медера. Прелестно! Но  он заподозрил в Сварте конкурента в борьбе за власть. Может быть, это как раз на руку Сварту и компании? То есть, лучше пусть уходит, можно даже с почётом, такое бывало даже в новейшей истории нашего мира.

[katarsis]

Значит, Медер начал что-то подозревать. Рано или поздно это должно было случиться.
Хорошо бы им, конечно, как-нибудь мирно расстаться, а то красть корабли - это не слишком-то честно.

[Карса]

Мирно здесь не получится, Медер же подчёркивает, что для возрождения величия Таморианы нужны все. А Сварт со товарищи хотят выйти из зоны влияния Жрецов. Так что честно или нечестно, а придётся уходить тайком.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса!

Все сильные люди, обладающие влиянием в народе, должны действовать в союзе с ними, Жрецами. Или не быть вообще.

ФСБ в лице Медера. Прелестно! Но  он заподозрил в Сварте конкурента в борьбе за власть. Может быть, это как раз на руку Сварту и компании? То есть, лучше пусть уходит, можно даже с почётом, такое бывало даже в новейшей истории нашего мира.

Лучше бы все-таки Сварту не сталкиваться лицом к лицу со Жрецами лично. Их уже заинтересовало, откуда он берет правильные решения. А при личном контакте могут и насчет Трайи догадаться. И они ему это простят?

Значит, Медер начал что-то подозревать. Рано или поздно это должно было случиться.
Хорошо бы им, конечно, как-нибудь мирно расстаться, а то красть корабли - это не слишком-то честно.

Поглядим! Все-таки, в затруднительных обстоятельствах не всегда можно поступать хорошо. А с другой стороны, корабли - это не кошелек из кармана стянуть, тут и размах, и смелость требуются. Они все равно что на войне, а там брать добычу обычно дозволяется, если не сказать - считается почетным.

Мирно здесь не получится, Медер же подчёркивает, что для возрождения величия Таморианы нужны все. А Сварт со товарищи хотят выйти из зоны влияния Жрецов. Так что честно или нечестно, а придётся уходить тайком.

Очевидно. Это они еще не знают всех "провинностей" Сварта перед ними.

К вечеру лагерь огородили частоколом, таким сплошным, что между высокими, в полтора человеческих роста, жердями нельзя было просунуть руку. Вдобавок, их еше утыкали длинными и острыми, как ножи, шипами местных колючих кустов. Но никто толком не знал, против кого такие приготовления. Гарран о чем-то знал, приказал мужчинам быть на страже и вооружиться копьями. А с какой целью - никому не сообщил...
Вечер после грозы был ясен и чист, всю пыль прибило дождем, и дышалось как-то особенно легко. Кусты дикого жасмина были усыпаны цветами, источающими благоухание. Высокие папоротники с крупными перистыми листьями походили на уменьшенные пальмы. С них еще падали наземь капли дождя, путались в сочной молодой траве. Влажная земля, нагревшись за день, парила, отдавая избыток влаги.
Домашний скот поселенцев, во время дождя сгрудившийся по навесом, теперь снова пасся. По уши в траве бродили овцы, похожие на пушистые заблудившиеся облака. Поднимая иногда жующие рогатые головы, насыщались впрок коровы. Поодаль бродили лошади и ослы, не удаляясь так далеко от людей. Иногда из травы выпрыгивала то одна, то другая пастушья собака, высматривая, что делает стадо.
У повозок горели костры, женщины варили кашу и жарили мясо, отгоняли детей, если те тянули руки к еще не готовому куску. Но мужчины все собрались у частокола, снарядившись к бою, как им повелел Жрец-Воин. В доспехах, с длинными копьями в руках, они со всех сторон обходили изгородь. Некоторые все же не могли сдержать недоумения.
- Что случилось? Враги идут? Но ведь разведка никого не обнаружила! Нам что, всю ночь таскаться, не сомкнув глаз, в полном доспехе? - ворчали воины между собой.
Иобат, услышав их, прикрикнул резко:
- Молчать! Приказ Владыки Гаррана не обсуждается! Он лучше вас знает, что к чему!
Воины ничего не ответили, а Сварт, чутко прислушиваясь к лесным шорохам, подумал: "Лучше бы Гарран соизволил и нам поведать, чего ждать. Тогда бы ясно было, что делать. Иобату достаточно в его жизни получить приказ. А я хочу знать. В этом и разница между теми, кто решил уйти, и теми, кто остается."
Но своих мыслей Сварт никому не открыл. Он привык сдерживаться. Да и не до того было: сжимая копье покрепче, он ждали того, что, если прав Жрец-Воин, должно было придти.
И оно пришло. Предсказания Жрецов всегда сбывались.
Словно из бочки, донесся гулкий рык, а затем - зловещее шипение. И такие это было звуки, что ни одно живое существо, знакомое людям, не могло их издавать. Лев, даже самый огромный, ревет не так, и не так мычит разъяренный буйвол, и не с таким шипением подползает к жертве затаившаяся змея. Это было нечто совсем иное.
Корус припал к земле, слушая шаги. Когда он вскочил, даже в сумерках видно было, насколько сильно побледнел.
- Там кто-то огромный, на двух ногах! Земля вся дрожит. И эта тварь идет сюда!
В это время, вместе с новым рычанием и треском кустов, ветер донес резкий запах мускуса. Животных с пастбища будто ветром сдуло. Лошади и рогатый скот бросились под защиту людей, толпились вокруг повозок, едва не опрокидывая их. Дурным голосом блеяли овцы, носясь сломя голову. С визгом, поджав хвост, уползали собаки.
При виде охватившей животных паники, и храбрейшим из людей становилось не по себе. Они ждали, боясь представить, что за чудовище идет сюда. Но выстроились за частоколом, с копьями в руках, не зная, с какой стороны ждать нападения.
Откуда-то появился Гарран - как всегда, без доспехов, но вместо меча вооружился секирой на длинной рукояти. За ним спешили его ученики - старший, Энунг, и второй, юноша-подросток Рэйг. При виде Жреца-Воина все приободрились. Но Гарран казался обеспокоенным. На лбу его, между черными бровями, пролегла глубокая черта. На ходу он распоряжался:
- Огня! Разжечь костры сильнее! Спустить псоглавцев!
Рэйг побежал к псоглавцам, которых держали в отдельном загоне, потому что они никак не могли прижиться среди людей, а для домашней скотины были попросту опасны. Одного лишь Гаррана они боялись и почитали, а в его сыновьях чувствовали часть его.
Но сегодня, когда Рэйг их выпустил, псоглавцы тоже были не похожи на себя. Жалобно скулили и подвывали, образно говоря, поджимали хвосты (которых, при всем собакоподобии, на самом деле не было). Лишь когда юноша передал им приказным тоном распоряжение Великого Вожака, псоглавцы, скуля, последовали за ним.
Женщины и дети на всякий случай попрятались в повозки, побросав в костер целые охапки бревен. Теперь еще и огненное кольцо опоясыпало внутреннюю часть становища. Сперва отсыревшие после ливня дрова дымили, но огонь их подсушил, и они вспыхнули высоко, рассеивая ночной мрак.
И в отблесках пламени отчетливо показалась чудовищная, невероятная фигура существа, что могло разве что привидеться ночью в кошмаре, и то во время сильной лихорадки. Огромная оскаленная морда, не то ящерицы, не то крокодила, поднялась над высоким частоколом. Чудовище крупными шагами, по-птичьи, расхаживало вдоль частокола, выбирая слабое место. Оно и вправду было двуногим, но держалось не как человек. Огромная голова и толстая шея тянули вниз, и обычная осанка его была полувыпрямленной. На передних лапах торчали страшные когти, острые, как кривая сабля, но сами лапы казались так малы и слабы, что не верилось, чтобы они могли причинить большой вред. Что сделаешь такими лапками?..
А вот сделаешь! Пока воины разглядывали чудовище сквозь частокол, целились, куда ловчее бить копьем, чтобы пробить крупную серо-оливкового цвета чешую, ящер - все же неведомая тварь больше всего напоминала исполинскую вздыбленную ящерицу, - ухватил передними лапками сразу несколько жердей и встряхнул их с невероятной силой. Частокол затрещал, одни жерди сломались, другие вырвались из мягкой после дождя земли. Одна палка ударила ящера по голове, при этом шипы, привязанные к ней, укололи его возле глаза. Страшно зашипев, ящер отскочил прочь. А затем, хлеща длинным мускулистым хвостом, ринулся в пролом.
- Метать копья! - крикнул Гарран, и сам бросил копье, вонзившееся в шею ящеру. - Метать! Не держать!
Сварт тоже метнул копье - увы, оно лишь скользнуло по толстой чешуе! - и сразу понял, что имел в виду Жрец-Воин. Эту клыкастую тушу, что весит как элефант или больше, не поднять на копье человеку, не удержать, как какую-нибудь свинью. Не может быть на свете такого человека, даже певцы о таких не поют, если только те, что и не пытались как следует представить этакую глыбу мяса в чешуйчатой броне. Разве что издалека, быть может, удастся нанести чудовищу раны, чтобы оно ослабело, и можно было его добить... А пробьют ли копья его чешую?.. Стрелам точно не пробить...
В чешуйчатой броне ящера засело уже несколько копий. Он ревел, дергал головой и шеей, но пока вовсе не терял силы.
Один из воинов - то был маленький черноволосый Урт из Урсиды, неосторожно высунулся вперед, чтобы метнуть копье. Ящер с размаху ударил его огромной головой, и тут же, уже убитого, ухватил пастью. Лязгнули стальные челюсти - и ноги Урта выше колен упали в траву окровавленными обрубками. А все остальное исчезло в пасти и одним кошмарным глотком переместилось ниже. Бледно-зеленая кожа на горле ящера вздулась и опала, как у жабы, глотающей мошку.
Первым спохватился Гарран. Он выбежал вперед, подманивая к себе ящера, выждал, чтобы тот нагнулся к нему. Затем ударил секирой в холодный змеиный глаз, окруженный кольцом выступающих чешуек. Ящер взревел и замотал головой, разевая пасть с несколькими рядами сплошных клыков. Его правый глаз залился кровью. Но могучий хвост тут же размахнулся, как коса, и еще два воина упали замертво вместо Гаррана. Самого же Жреца-Воины спасла только невероятная реакция. Перекатившись по земле, он ушел из-под удара хвоста, и снова вскочил на ноги, держа свою секиру наготове.
Воины восхищенно приветствовали успех Гаррана.
- Отлично! Еще раз так же - и конец! - они призывали ослепить ящера, чтобы легче было затем его добить.
Но чудовище все время металось и было хвостом, так что подойти никто не мог. Гарран кричал, науськивая на него псоглавцев; те прыгали вокруг чудовища, словно настоящие собаки, окружив льва или свирепого вепря. Их сабли не могли пробить чешуйчатой брони. Но зато они отвлекали на себя внимание ящера, и тем, возможно, спасли немало людских жизней. Уже с десяток псоглавцев лежали мертвыми, сбитые с ног и расплющенные в кровавую кашу, а двоих ящер проглотил вслед за Уртом.
Но тут Гарран выбрал удобный момент, когда ящер наклонился, низко опустив передние лапы.
- Ты, порождение чужого Бога, лишившееся Высшего покровительства! Эта земля наша, и мы не добыча тебе! Спустя тысячи лет люди станут собирать ваши кости, дети Великого Ящера!
Слова Жреца-Воина были исполнены такой силы, что даже ящер, казалось, понял их. На несколько мгновений он застыл неподвижно, повернув голову со здоровым глазом, словно узнавал в сказанном себя и судьбу своего рода. Но этот миг тут же прошел. Чудовище гулко ударило хвостом и со свирепым рыком ринулось навстречу Гаррану.
Жрец-Воин поднырнул под страшную лапу и ударил секирой наотмашь, как дровосек по толстой древесной ветви. Раздался страшный рев, и чудовище, развернувшись, второй лапой зацепило Гаррана и, не глядя, отбросило прочь. Затем, ковыляя и заваливаясь набок, вдруг развернулось и двинулось прочь, к пролому в частоколе. Из раны его широкой струей лилась кровь.
Все произошло так внезапно, что лишь немногие успели разглядеть, что творилось. Радостный вопль огласил лагерь, только что трепетавший в ужасе.
- Победа твоя, великий Гарран! Слава тебе! - закричали было воины, но тут же смолкли.
Гарран так и остался лежать на земле. Когти ящера разорвали ему грудь. Из ран лилась кровь, впитываясь в землю. Лишь усилием воли он еще оставался жив и в полном сознании. Возле него стояли на коленях ученики - Энунг и Рэйг. Затем стали собираться вокруг и простые воины. Мало кто из них знал, что происходит, но никто не мог отвести глаз. Поодаль прочих стояли Жрецы. Они сохраняли спокойствие. Для них не было тайны в том, что должно произойти.
- Меч! - произнес Гарран. Он не обращался ни к кому, но меч Жреца-Воина, выкованный из небесного железа, сам лег ему в руки. На мгновение Гарран сомкнул ладони, прощаясь, и, с усилием подняв меч, передал его Энунгу.
- Возьми его! Ты готов наследовать. Теперь ты - Жрец-Воин!..
Из глаз Энунга брызнули слезы, но он не стал спорить или уговаривать остаться. Все было решено. Слова здесь не имели силы. И младший жрец склонил черноволосую голову и поцеловал холодную сталь меча.
- Клянусь на этом священном мече владеть им с честью, как владел ты! И передать достойному преемнику, когда придет мой час!
- Хорошо... - Гарран слабо улыбнулся почерневшими губами. - Позаботься о своих братьях, они еще слишком молоды... - он взъерошил волосы Рэйгу, который плакал, не стесняясь.
Энунг пообещал.
- Помни: через несколько лет придут харантийцы. У тебя уже довольно опыта, чтобы с ними сражаться и остановить их. К этому времени люди должны быть готовы защищать эту землю, как свою.
- Так и будет! - заверил Энунг.
Оглядевшись по сторонам, Гарран заметил отрубленную лапу ящера, страшно скрючившую когти.
- Возьми на память! То была славная победа...
Энунг положил себе на колени окровавленную лапу.
- Наш род сохранит ее и спустя тысячи лет! Ведь зверь-то был едва ли не последний из вымирающей породы...
- Найдите его. Думаю, он уже подох, но все же надо проверить. Наших похороните, - проговорил Гарран, все с большим трудом.
- Слушаю, Владыка, - снова заверил Энунг.
Жрец-Воин вдруг слабо приподнялся, и сыновья осторожно поддержали его под плечи. До его все еще чуткого слуха донесся сдержанный плач воинов.
- Ну, не реветь! И могилу мою не отмечайте никак. Просто заровняйте, - приказал он, и глаза его вдруг бодро блеснули: - Я ведь от вас не ухожу никуда!
Энунг склонился над ним вплотную.
- Все будет, как ты пожелаешь!
- Тогда... приди сюда! Настало время.
Младший жрец склонился над старшим и поцеловал его в губы. В тот же миг Гарран обмяк и вытянулся. Кровь из его ран больше не текла. А Энунг, отныне становящийся Гарраном, выпрямился, медленно и тяжело, как будто вместе со священным мечом поднял, подобно легендарному великану, целый небесный свод.
Он молчал, не находя слов, и чувствовал, как его пронизывает насквозь та сила, частью которой он был всегда, по рождению и воспитанию. Но лишь теперь Энунг вполне осознал, что это значит. Перед ним роились видения, в ушах звучал лязг мечей, боевые кличи, стоны раненых, победный топот конницы, воинские песни, карканье воронов.
А люди, наблюдавшие за ним, видели, как он меняется на глазах. Лицо становится более суровым и резким, исчезает растерянное выражение. Тело наливается упругой мощью, плечи становятся шире, а руки, стиснутые на рукояти небесного меча - тверже. Перед ними снова стоял Гарран, Жрец-Воин, первый и единственный.
- Вы слышали все повеления. Исполняйте, - отрывисто приказал он. - Да почините частокол, а то мало ли что еще может придти...
Внимательней всех, хоть стоял и не ближе других, следил Сварт за обрядом передачи души. Он знал от Трайи, как это бывает, видел, как возрождаются Жрецы в других телах, но лишь теперь увидел, как у них бывает принято обычно. Суровая торжественность ритуала заворожила его. "Хорошо было бы нам чтить наших Богов в Холодных Землях не хуже. Пусть сами мы не владеем волшебной силой, но и мы сумеем Им служить гармонично и с достоинством, не хуже Жрецов. Да и народу понравится."
Он тут же осекся и мысленно выругал себя. Ведь он уже пытался рассуждать о том, что понравится народу, со стороны, как Жрецы, словно сам к тому же народу не принадлежал...
"Ясно одно, - продолжал рассуждать Сварт, потрясенный гибелью Гаррана, - если хочешь быть для своих сторонников лучше, чем Жрецы, нужно быть готовым сделать не меньше, чем они. Быть готовым не только брать, но и отдавать, и отдавать больше, чем брать. Перенять у других дурное легко, оно само липнет, как грязь к свинье. А ты попробуй быть им равен в лучшие их мгновения - вот тогда понятно будет, чего ты достоин в самом деле", - размышлял будущий вождь добровольных изгнанников.
Новый Жрец-Воин вполне исполнил завещание своего предшественника. Труп ящера псоглавцы нашли в лесу неподалеку. Он истер кровью из отрубленной лапы. А лапу эту Гарран сохранил в своем собрании трофеев, и спустя много тысяч лет ее вместе с львиной шкурой, дубиной вождя дикарей и бывшим мечом Погибшей Земли, увидела девушка, которую Жрец-Воин спас и привел в свое убежище, далеко отсюда, возле другого моря.*

* см. "Полет сокола".

[Convollar]

Ну, вот и прикончили последнего хищного динозавра! А он ведь краснокнижный, исчезающий вид! Но если серьёзно, то людям на Земле, вообще человечеству очень повезло появиться спустя много лет после гибели этих милых созданий. С людьми они несовместимы. А ритуал передачи душ очень интересный. Практически это вариант бессмертия. Спасибо, эреа Артанис.

[Карса]

Людям пришлось сосуществовать с другими крупными животными, думаю, и с динозаврами бы ужились. Особенно на разных континентах.
Ритуал передачи душ прост, но в то же время торжествен и строг. Очень впечатляюще. Спасибо, эреа Артанис.

[katarsis]

Перенять у других дурное легко, оно само липнет, как грязь к свинье. А ты попробуй быть им равен в лучшие их мгновения

Вот, уж, правда. Всем бы это понимать, кто пытается подражать кому-либо.

[Артанис]

Премного благодарна вам, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis!

Ну, вот и прикончили последнего хищного динозавра! А он ведь краснокнижный, исчезающий вид! Но если серьёзно, то людям на Земле, вообще человечеству очень повезло появиться спустя много лет после гибели этих милых созданий. С людьми они несовместимы. А ритуал передачи душ очень интересный. Практически это вариант бессмертия. Спасибо, эреа Артанис.

В нашем-то мире оно да, конечно. А вот в МИФе, где все легендарные существа реальны, водятся и такие, что поопаснее любых динозавров. И людям приходится и с ними уживаться. Еще неизвестно, кто кого может попытаться внести в Красную Книгу.
Что касается передачи души - я читала, что в древности верили, будто она может перейти с поцелуем и последним дыханием умирающего. Отсюда и пословица: "Принять последний поцелуй" - то есть, не только проститься с умирающим, но и вступить в наследство в духовном смысле. А у Жрецов давно все отработано, да, фактически бессмертие.

Людям пришлось сосуществовать с другими крупными животными, думаю, и с динозаврами бы ужились. Особенно на разных континентах.
Ритуал передачи душ прост, но в то же время торжествен и строг. Очень впечатляюще. Спасибо, эреа Артанис.

Динозавры были гораздо крупнее и сильнее любых наземных млекопитающих, а еще, вероятно, намного глупее их. Рептилии практически не поддаются дрессировке. Отвадить их от человеческого жилья было бы непросто и с помощью огнестрельного оружия, а до его изобретения в таких условиях еще дожить надо. И убить их сложнее, ибо гораздо живучее. Вот если бы они водились на каком-то отдаленном континенте, а люди бы с ними столкнулись уже достаточно развитыми и хорошо вооруженными, еще был бы шанс.

Вот, уж, правда. Всем бы это понимать, кто пытается подражать кому-либо.

Для этого надо только потрудиться мыслить самостоятельно. Но почему-то, если физическую лень клеймят как порок, то на умственную лень никто не обращает внимания. И даже считают, что, мол, простому человеку не положено много думать.

Глава 21. Окончательные решения
Одних людей расходящиеся пути-дороги разводят в разные стороны, чтобы не встретиться больше никогда, по крайней мере, в земной жизни. Других же порой неожиданно сближают, чего бы вовсе не могло произойти, если бы близость разлуки не обостряла любые чувства.
В очередной раз путешественники остановились близ пальмового сада, высаженного тирренцами в живописном оазисе, вокруг родника. Местность понижалась, на пути стали попадаться участки настоящей пустыни, где ничего не росло, кроме редких колючих кустов. Но иногда ветер доносил привкус соли. Близилось море.
Вечером возле одного из шатров сидела черноволосая девушка и молола зерно на ручной мельнице. Та двигалась туго, ручку иногда заедало, и девушка кусала губы от злости.
Это была Арилия, бывшая гордая и богатая красавица из Эргина. В прошедшие два с половиной года она изменилась до неузнаваемости, и телом, и душой. В земле изгнания у нее не было изящных платьев, прихотливых украшений, разноцветных париков, краски для глаз и губ. Как и большинство переселенцев, она носила тунику из пальмовых волокон, подвязанную кожаным ремешком. В Погибшей Земле в мало-мальски состоятельном доме такого не надела бы и последняя рабыня. Ее собственные черные волосы были заплетены в две косы, чтобы не мешали. Она не меньше других похудела и потемнела под жарким солнцем, и не сомневалась, что от былой красоты не осталось и воспоминаний. Да и работать, как сейчас, ей на родине никогда не приходилось. В новой жизни она вынуждена была многому научиться, но это было так тяжело, что Арилия сомневалась, выдержала бы она, если бы с ней рядом не был все время верный и надежный человек, ее единственный защитник в новом краю...
Нерис, ее бывший раб, спасший девушку в день разрушения Погибшей Земли, подошел к ней от загона для лошадей. Улыбнулся Арилии, присел на корточки рядом с ней и, взяв у нее ручную мельницу, повернул посильней. В миску сразу белой струйкой потекла мука, теплая от трения, сладко пахнущая.
- Вот и все. Теперь будет легко вертеться, - проговорил Нерис, продолжая вращать мельницу. Бывшего раба не смущало, что кто-то застанет его за женской работой.
Арилия растроганно моргнула.
- Как хорошо, что ты у меня есть! Без тебя я бы ни за что не выжила в этой дикой стране...
Нерис поднял голову и очень внимательно поглядел ей в глаза.
- Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, - начал он приглушенным голосом. - Пойми правильно: это важная тайна, и она принадлежит не только мне. Я тебе доверяю то, что сам узнал под страшной клятвой...
Арилия ничего не поняла, но горячо заверила своего друга:
- Клянусь душами своих родителей, я тебя никогда не выдам!
- Так вот: есть люди, что хотят уйти отсюда, в другую сторону, к другому морю! Я тоже собираюсь с ними... но только если ты пойдешь со мной. Если ты останешься, и я тоже. Тебе решать.
Девушка сидела молча, не зная, что и сказать. Ее лицо, все еще молодое и нежное, несмотря на все тяготы путешествия, казалось таким же растерянным, как было в первые дни на новой земле. Нерис тихо вздохнул и обнял ее за плечи, скорее жестом защитника, нежели чисто мужским. Но девушка сама неожиданно к нему прижалась и склонила голову ему на плечо.
- Если ты хочешь уехать, и я поеду с тобой. У меня никого не осталось, кроме тебя, больше я никому не нужна...
- Мне ты всегда будешь нужна, - прошептал Нерис, покрывая поцелуями ее шею, скулу, висок с выбившейся прядкой волос. - Там мы сможем быть счастливы. Никто не попрекнет меня рабством, не спросит у тебя, что ты во мне нашла...
- Ты и здесь давно не раб. Уж я-то знаю теперь, что ты благороднее и сильнее большинства мужчин! Чтобы это понять, мне пришлось потерять все...
- В Холодных Землях нам будет лучше. Сварт справедлив и честен, для него все равны. А Владыка Медер и другие Жрецы... Даже когда они к тебе обращаются, все равно кажется, что они до тебя милостиво снизошли. Добрый и заботливый господин - все равно господин, с ним не станешь наравне.
Арилия проговорила с удивленным вздохом:
- А ведь я никогда не задумывалась, что ты думаешь о своем рабстве. Да и кто вообще думал в Погибшей Земле о чувствах рабов?..
- Я ведь родился свободным человеком, так же как и ты. Только мой отец был беден, задолжал ростовщику, и нашу семью за долги продали в рабство. Не знаю, где и как закончили путь мои родители... а меня продали твоему отцу. Дальше мне и повезло, и не повезло. Я попал к богатым и не злым хозяевам, жил под крышей, хорошо питался, мне поручали посильную работу. Но там была ты!.. Я в тебя влюбился, как только ты подросла. Ты была рядом - и дольше звезды. Я не смел даже взглянуть на тебя лишний раз, боясь, что твой отец догадается и накажет меня, или еще хуже - продаст на какой-нибудь корабль, так что я больше никогда тебя не увижу...
- А ведь я замечала порой твои пристальные взгляды, но не задумывалась тогда ни о чем всерьез, - припомнила девушка. - Потому и выпросила тебя для услуг. Мне льстило любое мужское поклонение. Я была тогда... теперь даже стыдно вспоминать! Такой глупой кривляки вся Погибшая Земля еще никогда не видела.
- А я всегда тебя видел такую, как сейчас. Знал, что ты такая, - тихо отозвался Нерис.
- Мучила я тебя...
- Иногда я думал, что сойду с ума: быть с тобой рядом, и скрывать свои чувства, чтобы никто даже не заподозрил меня. И меньше всех - ты сама. Но в то же время, я ждал, когда позовешь, и радовался, если ты мне приказывала запрячь коней для поездки по городу, или взять лодку и кататься по морю. А знаешь, о чем я мечтал больше всего? Что ты, когда выйдешь замуж, попросишь меня в часть приданого, и я смогу продолжать тебе служить. Бывали минуты, когда я готов был возненавидеть тебя и себя. Но ни за что бы не смог с тобой расстаться...
Арилия крепко обняла его, запуская пальцы ему в волосы.
- И что только ты нашел в той глупой, ленивой, неблагодарной твари, которой я была? Никого лучше не видел, что ли?
- Ну как же: ведь первая красавица Эргина! - Нерис неожиданно лукаво усмехнулся, и они с Арилией засмеялись вместе, едва не покатившись по земле со смеху. У соседних шатров, где люди также занимались обыденными делами на свежем воздухе, на них удивленно косились: по какому поводу вдруг веселятся?..
Наконец, когда перестали помирать со смеху, Нерис, отдышавшись, переспросил у девушки:
- Так значит, поедешь со мной в Холодные Земли?
- Поеду, - кивнула Арилия, поправляя сбившиеся косы.
Соленый ветер новой земли соединил их в изменившейся до неузнаваемости жизни, он же теперь готовился унести далеко от побережья Зеленого Моря. Но они, вопреки всем превратностям судьбы, обрели больше, чем потеряли. Однако не у всех судьбы складывались к лучшему...
Затаившись в кустах, высматривал Корус идущую к ручью Ялину с хорошеньким золотоволосым мальчиком. Тот вприпрыжку бежал рядом с матерью, что-то оживленно болтая на младенческом языке. Ялина, слушая его, засмеялась низким грудным смехом. После родов она сделалась еще красивее, но Коруса больше не волновала ее красота. Он смотрел лишь на сына, словно умирающий от жажды - на глоток ключевой воды. В руках он сжимал резную игрушку - ярко раскрашенного дракона.
Подождав, пока они приблизятся, вышел из кустов и заступил им дорогу. Мягко тронув мальчика за плечо, проговорил нервно, сбивчиво:
- Здравствуй, сыночек мой! Ты меня не помнишь?
Ребенок попятился прочь от странного чужака. Мать отодвинула его в сторону и строго приказала:
- Хеллен, ступай в нашу палатку. Ты знаешь дорогу. Я сейчас приду. А к этому человеку никогда не подходи, если позовет, и не слушай его, ничего у него не бери. Ну, беги!..
Мальчик убежал от своего отца, как от дикого зверя. Корус с тоской глядел на его золотистые кудряшки, развевающиеся на бегу. А Ялина, взглянув на него, замершего в немом отчаянии, улыбнулась своими красивыми губами:
- Мой сын уже многое понимает! Он быстро растет, и даже Жрецы хвалят его успехи. Не пройдет и двадцати лет, как он станет великим вождем будущего сильного народа!
Корус застонал, ткнулся, как слепой, лбом в шершавую кору ближайшего дерева.
- Змея! Почему не пускаешь меня повидаться с сыном?!
- У тебя нет сына!
- У меня есть сын! Ты виновата, что я не вижу, как он растет!
Ялина повела плечами, плавно и очень женственно. Удивительно: и как ему раньше нравилось глядеть, как она двигается? Все равно что олень вздумал бы любоваться пантерой, когда она крадется, чтобы прыгнуть и растерзать его.
- Ты ему не отец, и ты не нужен ему. О нем заботятся гораздо лучше, чем мог бы ты. Зачем ты приходишь? Ты только смущаешь мальчика, и он беспокоится после встреч с тобой. А он должен расти готовым к своей будущей судьбе. Ты ведь не хочешь испортить ему жизнь? Тогда оставь в покое - лишь этим ты можешь быть полезен. И игрушку эту убери. Ему ничего от тебя не нужно.
Корус разжал пальцы, и деревянный дракон, булькнув, упал в воду. В следующий миг он с бешеным гневом схватил женщину за плечи и затряс так, что ее голова моталась, как у куклы на пружине.
- Ты змея! В тот день, когда я спас тебя от нее, ты меня отравила колдовским наваждением! А затем и сына у меня отобрала! Я тебя убью!
Лишь на мгновение Ялина сильно побледнела, и глаза ее расширились от страха. В следующий миг она овладела собой, и как только Корус перестал ее трясти, проговорила, тяжело дыша:
- Не убьешь! Тогда тебя казнят, а твой сын, когда вырастет, станет ненавидеть даже память о тебе! Ступай прочь! Ты не получишь ничего!
Словно эти слова были смертным приговором, Корус отшатнулся прочь, прислонился к пальме, отпустив руки. Ялина злорадно улыбнулась:
- Ну вот! А то: "Убью!" Ни на что ты неспособен! Ты неудачник! Не тебе воспитывать Хеллена. Он станет великим человеком. А ты прощай!
Вильнув пышными бедрами, женщина скрылась за поворотом тропинки. А Корус обхватил руками плодоносную пальму и застонал. Не было уже ни ярости, ни гнева, одно лишь отчаяние, словно он остался единственным человеком в опустевшем мире. Была любовь - и обманула. Есть сын - и нет его. Были отец, мать, братья - он сам когда-то с ними рассорился, потому что им не нравилась его связь с Ялиной. Как теперь явишься к ним, и признаешь, что они были правы?.. А ведь он всегда мечтал о большой дружной семье, как была у его родителей...
До того сделалось больно и тоскливо, что он стал искать на поясе кинжал, готовый тут же заколоться. Но кинжала не оказалось. Наверное, он его потерял, когда лазил по кустам. Это почему-то удивило Коруса, из горла его вырвался глухой смешок: "И впрямь я ни на что не способен! Даже убить себя не могу..."
Сварт, этим вечером спешивший на свидание с Трайей, случайно проходил мимо ручья и услышал окончание разговора Коруса с Ялиной.  Ему совсем не хотелось мелькать на глазах у тех, кто связан со Жрецами, и он притаился под пальмой. Видя Коруса, охваченного отчаянием, он хотел уже подойти к нему, взять за руку и сказать: "Поедем с нами, туда, где не будет Жрецов и их лицемерных порядков!" Но какое-то подсознательное чувство удержало его. Надломленный человек, да еще оставивший позади всех, кто был ему дорог, не будет хорошим спутником в дальнем пути. Да и не все проблемы можно решить, сбежав от них подальше.
И он, неслышно ступая, ушел прочь, оставив Коруса одного. Направился к границе оазиса, где из земли поднималась не очень высокая скала, растрескавшаяся от солнца. Несколько крупных камней уже обрушились вниз и валялись вокруг скалы.
На одном из них сидела Трайя, в тени большой скалы. Она совсем исхудала, даже теплый плащ не мог этого скрыть, болтаясь на ее высохшей фигуре. Впалые щеки женщины покрывал лихорадочный румянец. С каждой новой встречей, Сварт все больше ужасался ее все ухудшающемуся виду, но старался это скрыть, и сейчас даже сумел улыбнуться. Сына с ней сегодня не было.
- Здравствуй, Трайя! А где же Родослав?..
Молодая женщина покачала головой.
- В ночь перед уходом ты заберешь его с собой. А сейчас нам надо кое-что уладить, и его присутствие только помешает.
Он понял, что ученица Селены говорит о важных вещах, и кивнул, садясь на другой упавший камень.
- Все будет, как ты хочешь. Говори.
Она мгновение боролась с собой, ее бледные руки, лежавшие на коленях, вздрагивали. Наконец, решилась:
- Уходить вам нужно завтра. Я прикрою ваш поход завесой тайны, так что никто не заметит, как вы уйдете. У вас все готово?
- Да, - кивнул Сварт. - Но как ты раздобудем корабли в Тиррене?
- Не беспокойся: я выполнила то, о чем ты просил.
Она достала из пояса массивный золотой перстень с черным камнем. На нем была вырезана печать - глаз, вписанный в треугольник.
- Это печать Верховного Жреца. Точная копия ее; настоящую я, конечно, добыть не могла. А вы посланы ими, чтобы открыть и заселить острова в Зеленом Море, вокруг Кефтиу. По этому знаку тирренцы дадут вам сколько угодно кораблей.
- По знаку-то самого Коатла? Надеюсь, не откажут, - глаза у Сварта весело блеснули. - Ловко ты придумала с печатью! Тебе бы ученицей Жреца-Игрока быть...
- При необходимости Жрецы могут подменять друг друга. Лишь немногие способности неповторимы. Просто призвания у всех разные, но даже они могут меняться... - спохватившись, она заговорила о другом: - Но вы, покинув лагерь, спешите, чтобы первыми дойти до Тиррены! Вот чертеж, в нем начертан короткий путь.
Сварт взял еще один бесценный дар, и вдруг принялся горячо целовать бледные, холодные руки женщины.
- Что ты делаешь? Отпусти же!
- Не отпущу, пока не поцелую твои руки столько раз, сколько ты помогала мне и моим товарищам! Ты открыла мне глаза на этот мир, заново воспитала, помогла мне добиться уважения людей! Без тебя я бы простился навсегда с Холодными Землями, ходил бы на поводу у Жрецов всю жизнь, не задумываясь ни о чем. Ты протянула мне руку и подняла, пусть не до своего уровня, но выше простых людей, хоть не знаю, чем я это заслужил. Ты подарила мне сына, и отдаешь его мне! Ты защищала нашу любовь и наше будущее, так что Жрецы не узнали ни о чем. Я же знаю, если бы не ты, мы были бы у них как на ладони. Ты - наш дух-хранитель, посланный Богами.
Женщина слабо улыбнулась в ответ.
- В какой-то мере, я была им, ради любви к тебе. Но сейчас моя роль заканчивается: вы уходите, а я остаюсь. Да и пора - мои силы иссякают, - она судорожно закашлялась, закрыла лицо руками, затем тщательно отерла их о траву и продолжала, отдышавшись: - Я помогу вам уйти скрытно, но потом ничего больше не смогу сделать.

[Convollar]

Собственно, я даже и не виню Ялину, она выполняла поручение Жрецов, судя по всему, нужно было быть Свартом, чтобы пойти собственной дорогой. Притом и Сварту помогла Трайя. Но Трайю очень жаль, хотя ведь и она возродится в другом теле. Хорошо бы их план с уходом удался, всё-таки всё так рискованно. А Селена не может помочь дочери?

[Карса]

Видимо, излечить Трайю не может никто. У меня впечатление, что она сама не стремится излечиться. Возродиться-то она возродится, но Трайя всё же не Жрица, и в её случае череда последующих воплощений не будет бессмертием, я думаю. То есть она не будет в последующих воплощениях полностью повторять саму себя.
Ялина не понравилась совершенно. Действительно, змея. А Коруса мне жаль, даже если он плохо кончит.
Забавно, но Нерис почему-то представлялся мне этаким чернокожим великаном. А он, оказывается, таморианец, то есть, видимо, к неграм не относится. Даже если прежде в тексте что-то о его внешности говорилось, я не запомнила, а воображение нарисовало типичного африканца. Надеюсь, у них с Арилией сложится хорошая семья.

[katarsis]

Сдаётся мне, на эту завесу Трайя потратит свои последние силы
Насчёт Коруса не понимаю, почему ему нельзя видеться с ребёнком? Мать же свою он знает, почему отца не знать?

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis!

Собственно, я даже и не виню Ялину, она выполняла поручение Жрецов, судя по всему, нужно было быть Свартом, чтобы пойти собственной дорогой. Притом и Сварту помогла Трайя. Но Трайю очень жаль, хотя ведь и она возродится в другом теле. Хорошо бы их план с уходом удался, всё-таки всё так рискованно. А Селена не может помочь дочери?

Даже возможности Жрецов не уникальны, что говорить о Сварте? Только выбор свой каждый делает сам. Впрочем, Корус ничего особенно и не выбирал, он просто влюбился. Кто же знал, что он нужен Ялине и ее покровителям, только как племенной бык?
Трайя отдала изрядный запас жизненной силы, еще когда на корабле исцеляла раненых. И, вероятно, продолжала ее тратить на поддержку завесы тайны вокруг Сварта и его сторонников. А когда жизненную силу отдают ради спасения других, Высшие Силы это учитывают как добровольную жертву "за други своя". Поэтому таких повреждений не вылечить даже Жрецам. Ну и да, как заметила эрэа Карса, Трайя и сама не особенно цепляется за жизнь, потому что не видит для себя достойного выбора.

Видимо, излечить Трайю не может никто. У меня впечатление, что она сама не стремится излечиться. Возродиться-то она возродится, но Трайя всё же не Жрица, и в её случае череда последующих воплощений не будет бессмертием, я думаю. То есть она не будет в последующих воплощениях полностью повторять саму себя.
Ялина не понравилась совершенно. Действительно, змея. А Коруса мне жаль, даже если он плохо кончит.
Забавно, но Нерис почему-то представлялся мне этаким чернокожим великаном. А он, оказывается, таморианец, то есть, видимо, к неграм не относится. Даже если прежде в тексте что-то о его внешности говорилось, я не запомнила, а воображение нарисовало типичного африканца. Надеюсь, у них с Арилией сложится хорошая семья.

Воплощается каждый человек. Кто-то раньше, кто-то позже. И когда-то, изначально, люди помнили свои предыдущие воплощения. Затем позабыли, как и многие былые способности. То есть, фактически все бессмертны, однако мало кто об этом знает. Только Жрецы и их потомки, может быть, самые сильные волшебники и шаманы у других народов, могут сохранять память прошлых жизней. Трайя себя помнить будет. Даже Сварт в новой жизни, встретившись с ней, что-то почувствовал, хоть он-то прежней жизни не помнил. Но полностью идентичны ни он, ни она не должны быть. Все-таки, воспитание у них будет разное, да и физическое тело, генетика, отпечаток накладывают.
Нет, Нерис таморианец, то есть белый. Долговое рабство в древности встречалось не реже, чем захват в рабство военопленных. И было, может быть, еще более позорным явлением, потому что применялось к соотечественником. Имея в виду будущие отношения с Арилией, я думала, что не следует между ними воздвигать еще и культурный барьер. Тогда бы их даже совместно пережитые трудности вряд ли могли сблизить. внешность его, я просмотрела, действительно не описана. назван только крепким и плечистым, а остальное - так кому нужно было его разглядывать? Ходит себе хвостом за Арилией... А вот имя у него фонетически близко к остальным таморианским именам, не звучит принципиально иначе. Думаю, что у жителей Черной Земли имена все-таки более экзотические.
За них я надеюсь! Раз плывут со Свартом, значит, в "Обретенной земле" будет еще говориться и о них.

Сдаётся мне, на эту завесу Трайя потратит свои последние силы
Насчёт Коруса не понимаю, почему ему нельзя видеться с ребёнком? Мать же свою он знает, почему отца не знать?

Вполне возможно и так.
Ну, не вписывается по каким-то причинам в замыслы Жрецов. Скорее всего, им надо, чтобы Хеллен вырос всем обязанным им, и дальше творил их волю. Мать сама им служит, да и ребенку она нужна, а в дальнейшем ее влияние поубавится. А вот отец для сына - высший авторитет, в случае приличных отношений. Значит, надо сделать, чтобы между ними связи не сложилось.

Сварт обнял ее худенькие, как у ребенка, плечи.
- Может быть, все же поедешь с нами? Будешь нас оберегать и впредь! Без тебя мы не справимся!
Ответный взор Трайи был непривычно суров.
- Я остаюсь... Но я дам вам другой оберег, что не позволит Жрецам найти вас, будет хранить и беречь вас с Родославом... Аэрин!
Соколица, будто ожидала этой минуты, упала прямо с неба, со свистом рассекла воздух острыми крыльями, описала круг, уменьшая скорость, и приземлилась на камне перед самой головой Трайи. Покосилась круглым золотым глазом, будто хотела спросить: "Зачем ты меня зовешь?" Сварту показалось, что они с Трайей прекрасно друг друга понимают, и даже говорят без слов. На мгновение даже приревновал свою птицу: с ним-то Аэрин никогда не подавала виду, что умеет понимать мысленную речь...
Впрочем, одним лишь безмолвным общением дело не обошлось. Пристально глядя на соколицу, Трайя торжественно проговорила:
-  Ты будешь оберегать Сварта и его род всю жизнь, и после смерти сделаешься их духом-хранителем! Ты укажешь ему путь там, где нет путей. Поможешь в Приморской Земле найти Места Силы, чтобы заключить договор с Богами и духами этой страны. Укажешь затаившихся врагов, если они придут. Тебе я доверяю дальше хранить над ними покров тайны! До тех пор, пока жив Сварт, будешь жить и ты. А пока ты жива - ни Жрецы, и никто, посланный ими, не найдут, куда ведет след людей Сварта!
С виду ничего, вроде бы, не изменилось - не было ни грома, ни искр, ни вспышек яркого света. Только Аэрин развела крыльями и заклекотала. Сварт готов был поклясться, что она говорит: "Да!"
А Трайя, едва завершив заклятье, покачнулась и легла без сил прямо на острые выступы камня. И закашлялась, долго и надсадно, прижимая руки ко рту. В груди у нее хрипело и клокотало, она судорожно втягивала воздух. Сварт окаменел, в ужасе наблюдая за ее мучениями. Раньше, даже зная о ее болезни, он не мог понять, что она обречена. Казалось, вопреки всему, что она не может умереть, как обычный человек. Но теперь он осознал вполне: "Она умирает! Великие Боги, она умирает, ей не спастись!" И он не знал, что делать, оглушенный обрушившимся осознанием, точно камнем с неба. Он осторожно взял ее на руки, как ребенка, укутал еще и своим плащом, растирал ее руки, ледяные на ощупь.
- Трайя, не покидай меня! Не смей! - крикнул он.
Наконец, приступ кашля прошел, дрожь постепенно стала стихать, и Трайя, отдышавшись, проговорила:
- Я и не покидаю... Это ты завтра уйдешь, а не я.
Даже в таком состоянии она еще была способна шутить... Но Сварт бешено ударил обоими кулаками о камень, разбивая руки в кровь, и простонал сквозь зубы:
- О чем ты говоришь?! Чего я теперь могу хотеть? На что мне Холодные Земли,  если там не будет тебя?! И ради чего я должен дорожить жизнью, если ты погибнешь?..
Трайя нашла холодными пальцами его руку и проговорила тихо, но твердо, утешая его, а не прося утешения:
- Так нельзя, Сварт! У тебя будет наш сын и люди, что доверяют тебе. А Приморская Земля, что ждет тебя? Ее Боги выбрали тебя для великой чести - создать новый народ. И ты будешь любить открытую тобой землю, хоть меня и не будет с тобой. Твое сердце не умрет со мной вместе. Ты должен жить долго. Лишь когда наш сын станет взрослым, а народ приморский приживется на новом месте и перестанет в тебе нуждаться - тогда ты сможешь уйти. До этого даже не думай о смерти! Обещаешь мне?
Сварт угрюмо кивнул в ответ.
- Клянусь всеми Богами Приморской Земли!
- Ты сам поймешь, когда придет твое время. Я дам тебе еще один дар, - возможность умереть, как умирают Жрецы, когда приходит срок передать свою силу преемнику. Выбрать для этого подходящее время и место, и уйти легко, без болезней и старческих немощей. Тогда ты и после смерти будет продолжать беречь свой народ. И однажды возродишься среди него вновь, и мы встретимся там, где море плещется у подножия белых скал.
Сварт слушал ее, как завороженный, на одном дыхании. Когда же она договорила, в глубине его памяти отложилось, как ил на дне реки, знание, как должно это произойти. И тут же скрылось из виду, притаилось на дне, ожидая своего часа.
А пока ему следовало жить. И он слушал последние наставления Трайи, что делать во время побега и после. Ей надо было напоследок выговориться, и она припоминала все, что могло пригодиться Сварту в его будущем трудном путешествии, рассказывала, что нужно делать для сына.
Они разговаривали всю ночь, лунную, почти как та, в Погибшей Земле, когда они встретились в первый раз. Лишь когда луна стала блекнуть, и на светлеющем небосводе взошла утренняя звезда, Сварт проговорил:
- Любимая, не утруждай себя заботами о будущем! О нем мы сами как-нибудь подумаем. Давай лучше поговорим о нас с тобой, пока есть время. Помнишь, как мы встретились впервые?
Тут уж Трайя слабо рассмеялась: сказать жрице "Помнишь ли ты?" Сварт и сам понял, что сказал, и усмехнулся.
- Немножко больше трех лет прошло. А изменилось все, как за три тысячи лет, - задумчиво проговорила жрица. - И мы с тобой другие...
- Но мы любим друг друга. У нас растет прекрасный сын. И ты говоришь, что наш род далеко пойдет и без опеки Жрецов, и что наша любовь возродится в следующей жизни. Так не говори, что все было зря. Ничего не зря! - убежденно проговорил Сварт.
Молодая женщина обняла его и уткнулась лицом ему в плечо. По ее лицу текли слезы.
- Я никогда такого не скажу! И если бы я знала с самого начала доподлинно, чем все закончится, выбрала бы то же, чем жить в вечном одиночестве одной лишь чужой жизнью и отблеском чужой давней любви.
Солнце поднялось из-за верхушек пальм, окрасило небо тирренским пурпуром. Утренняя заря позолотила пески, и бросила зловещий свет на изможденное лицо Трайи. Сварту опять больно стало видеть ее, однако он заставил себя смотреть, не отводя глаза. Но она обо всем догадалась.
- Не смотри. Лучше вспоминай меня такой, как раньше! А сейчас спеши к своим. Лагерь скоро поднимется. Этой ночью придешь ко мне, за Родославом, - торопливо проговорила женщина.
- Трайя!.. - воскликнул Сварт, простирая к ней руки. Но она уже исчезла без предупреждения, а ему осталось лишь возвратиться к себе в палатку, в лагерь тех, кто собирался отделиться.
Они, как бы невзначай, поставили шатры на окраине общего лагеря. Хотя, конечно, эта наивная попытка не могла бы увенчаться успехом, если бы не волшебная помощь Трайи. Эту тайну Сварт берег еще тщательней, чем замыслы похода к Холодным Землям. Лишь сестра и зять знали о Трайе. Но многие сторонники Сварта, замечая случаи, когда лишь его предусмотрительность спасала их от разоблачения, подозревали, что их вождь знается с тайными силами. Это повышало их уважение к нему: вместе с ним и они попадали под покровительство сильных духов.
Лагерь уже поднялся. Будущие отселенцы искали Сварта повсюду, встревожившись его отсутствием. Но, увидев живым и здоровым, сразу успокоились.
Мужчины внимательно осматривали каждую повозку и упряжь для лошадей и быков. Если что-то находили в неисправности, тут же чинили. За три года пути почти каждый из них обучился всему, что требовалось в долгом походе. Женщины, если не готовили пищу на костре, то укладывали нужные вещи и запасы еды, чтобы увезти как можно дольше. Заготовили муку, зерно, копченое мясо и рыбу, порошок из сушеного мяса и толченых костей, сушеные фрукты, - все, что не могло испортиться в пути. Так питались все переселенцы, и это никого не удивило. Но теперь женщины их запасали с какой-то лихорадочной жадностью, представляя новое плавание, где можно много дней не увидеть ничего, кроме бескрайнего моря.
Сварт увидел сестру. Она подшивала парусиновый верх повозки, меж тем как маленькая Ильва крутилась вокруг матери и играла пестрыми лоскутками ткани. поодаль Ганд вместе с Балинуром и коневодом Орном осматривали скакунов, которых собирались взять с собой. Завидев Сварта, мужчины направились к нему. К ним присоединились другие ближайшие друзья: моряки, побывавшие в Холодных Землях, будущие кормчие кораблей, опытные воины, и те, кто уже за время пути показал свою полезность и заслужил общее уважение.
Когда все расселись на циновках из пальмовых волокон, Сварт показал им перстень, что передала Трайя. Послышались удивленные возгласы; перстень с печатью Верховного Жреца знали многие.
- Мы выступаем сегодня ночью, коротким путем, на Тиррену. А там возьмем корабли, "по приказанию Владыки Коатла".
Он вкратце изложил свой замысел, искусно обходя при этом имя Трайи.
- Ну что ж, - заметил Талос. - Ничего лучше нам все равно не придумать и за десять лет. Риск, конечно, безумный. Но, признаться, мне сейчас стало чуть-чуть поспокойнее. Я бы все равно с вами пошел, но лучше, когда хоть что-то спланировано на будущее, а не все отдано на волю случая.
- Минуточку! - звонким голосом воскликнула Рута, подняв руку, чтобы ее заметили. - Я предлагаю, чтобы в Тиррене нашим вождем был Ганд!
Сварт встрепенулся, поддержал сестру:
- Ты права! Ганд сумеет договориться с властями Тиррены лучше любого из нас, ему не впервой иметь дело с влиятельными людьми. И он служил в храмовом войске, значит, сможет себя выдать за посланца Жрецов. Ганд, осталось ли у тебя храмовое снаряжение?
При этих словах взоры собравшихся обратились к Ганду. Тот не стал ни оспаривать предложения своей жены, ни соглашаться с ней. Лишь теперь чуть заметно усмехнулся в густые седеющие усы:
- Для такого случая найдется!
- Тогда возьми перстень и чертеж. Сегодня мы выступаем в поход, как зайдет луна, - произнес Сварт.
- Да пошлют нам Боги благополучный исход! - проговорил рыжий кормчий Айк, ежась как на ветру. Остальные повторили его пожелание, кто вслух, кто мысленно.
- Все ли готово к пути? - спросил Сварт. Хоть и обещала ему Трайя, что Жрецы не смогут даже разглядеть, каким путем ушли они, на всякий случай следовало позаботиться о простых земных средствах, а из них первым была быстрота.
- Осталось только починить ось на последней повозке; работы не больше чем на час. Поверь, Сварт: воины не хуже моряков умеют готовиться к дальнему походу, - запальчиво проговорил Балинур.
- Успокойся, я просто спросил! Ось починю сам, поработаю напоследок кузнецом, - Сварт нервно улыбнулся. - А скоро все мы станем моряками.
- А кем станем опять, если доберемся до Холодных Земель? - поинтересовался Вирт.
- Кем придется. Главное - станем жителями нашей страны, хозяевами, а не незваными гостями. Землепашцами, ремесленниками, охотниками, рыбаками, пастухами. Народом Приморской Земли, - вдохновенно проговорил Сварт.
Послышалась новая песня, звучавшая пока лишь вот на таких тайных собраниях. Сперва один молодой сильный голос затянул ее на манер морских песен, какими задают ритм гребцам, затем ему принялись подпевать:
"В черном небе светит нам путеводная звезда. Наши длинные весла режут волны, а парус ловит попутный ветер. Эй, ребята, гребите живей! Волна нас гонит к Окруженному Морю, туда, где белеют высокие скалы. Скоро мы увидим удобную гавань, и зеленые луга, и высокие леса, и заснеженные горы Приморской Земли. В далекой новой стране мы обретем новую родину, милее старой! Эй, ребята, гребите живей!"
Сварт растроганно глядел на своих сторонников. "Они поют - это добрый знак. Народ все надежный, проверенный. Зеленых новичков просто нет, после Большой Волны и пути сюда. Даже женщины на себе узнали, какие "песни" звучат, когда весла стирают руки в кровь, от соленой воды язвы разъедают кожу, сухого уголка не найти на всем корабле, а качает так, что шагу ступить нельзя... И все-таки, они готовы пережить все это вновь! Лоргар Буревестник не отказался бы от такой команды. А ведь остаться было бы куда как проще. Вот - и в самом деле великий народ! Надо быть достойным их..."
- До вечера отдыхаем. К ночи всем приготовиться, - сказал Сварт, закрывая совещание, и первым покинул шатер.
Он направился к своему кузнечному горну и разжег его так, что угли скоро зарделись, как закат. Сбросив сорочку, он остался в одной набедренной повязке да в платке, защищающем голову от солнца. Принялся за работу, исправляя поврежденную ось. Рассчитывал точно каждый удар молота.
"Будь крепче железа, работай живей огня, служи людям надежнее слов, какими я тебя заклинаю! Да не коснутся тебя злые духи железа - ржавчина с окалиной!" - мысленно приговаривал кузнец старинные заклинания, доставшиеся от отца.
Он не видел, что у входа в один из шатров стоит Хисс - тот самый человек, которого Сварт не так уж давно спас из-под падающего дерева. Хисс глядел глазами побитого пса - с тоской и отчаянной надеждой. Он очень изменился с некоторых пор. Похудел, стал дичиться людей. Он никогда не был очень общительным, а теперь, даже если к нему обращались, отвечал нехотя, как бы через силу. А теперь вот смотрел на работающего Сварта и терзался мыслями - подойти или нет?
"Признаться во всем?.. Я же не был доносчиком, я никого не выдал! Но ведь я им все-таки согласился быть, и разве Сварт поверит, что Медер ничего не узнал от меня? Никто не поверит! Убьют меня, чтобы я их не предал перед самым уходом... А ведь я еще мог бы, если сейчас скрыться незаметно... Здесь убьют, зато там, разоблачив мятеж Сварта, я покажу себя полезным, Жрецы меня отблагодарят... Но ведь Сварт спас мне жизнь! Выхватил меня, как щенка, из-под разбитого дерева. Не будь его, я был бы уже казнен грозой, как предатель и клятвопреступник... Конечно, он бы никогда этого не сделал, если бы знал, кого спасает. Но все-таки, я не могу его предать..."
Терзаясь такими мыслями, Хисс топтался на месте, так и не решаясь ничего предпринять. Но Сварт, окончив работу, сам внезапно обернулся и заметил его:
- Эй, Хисс! Что ты жмешься? Готов ли ехать дальше? - весело спросил он.
Дружеский тон вождя и обрадовал, и встревожил Хисса, но тот постарался скрыть свои чувства.
- Конечно, Сварт! Я готов, хоть прямо сейчас.
И ничего больше так и не осмелился сказать. Его, конечно, радовало дружеское обращение Сварта - значит, доверяет по-прежнему. Но тем сильнее мучили стыд и вина того, кто лишь случайно не сделался предателем.