И литературные миниатюры (опыты подражания великим).
1.
— Берегись! — послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
— Ложись! — крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? — думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. — Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух…» — Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
«Так... Что же еще я люблю?.. - подумал князь Андрей. - Нужно быстрее вспоминать, пока она не взорвалась... Ах, да, Еще Наташу и Пьера...»
Граната продолжала крутиться.
«Ей еще мало? Ладно тогда... А что тогда? Дуб вот люблю. Как ни проедешь мимо - обязательно какую-нибудь побасенку расскажет...»
Граната крутилась...
«Только вот как ни встретишься с ним - обязательно запутаешься... То одно говорит, то другое... Нет, не люблю я этого дуба,» - подумал князь Андрей и спохватился: ему показалось несогласным с этой высокой, торжественной минутой думать о нелюбви.
«А еще небо люблю. Аустерлица. Оно такое... Высокое-высокое... Пустое-пустое... Бессмысленное-бессмысленное...»
Князь Андрей вспомнил небо Аустерлица и задумался...
- Господин полковник! - вывел его из задумчивости голос адъютанта. - Отступление бьют.
Князь Андрей, прервав размышления, вздрогнул и осмотрелся. У его ног уже второй час лежала граната...
2.
Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя,— ничего не было видно.Князя Андрея, преображенного, с этим новым чувством трепетного доверия ко всему, его со всех сторон окружающему, уже не удивляло ничто - ни то, что дуб млел, раскинувшись в томной позе и предаваясь изнеженности нравов и чувственным наслажденьям; ни то, что раньше, до преображения князя Андрея, дуб имел толстый и прочный ствол, не позволявший ему колыхаться; ни то, что тогда, давным-давно, князь Андрей видел у дуба пальцы, причем эти пальцы были тогда корявыми, в застарелых мозолях, непроходящих болячках и следах подагры; ни то, что раньше дуб был столь явственно недоверчив к проезжающим, что это старое недоверие просто было написано на его лице; ни то, наконец, что у дуба в те времена имелись не только ствол и пальцы, но еще и лицо, на котором что-то отражалось...
- Как хороша была трава под дубом! - томно подумал князь Андрей...
3.
Имел он благородное побуждение к просвещению, то есть, писанию книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли героя, история Отечественной войны или молитвенник, - он обо всем писал с равной охотой: и о том, что лишь в безмозглости сила; и о том, как колышутся и млеют дубы; и об императорах, которые сами не замечали, что их никто не слушается, и писали приказания, из которых составлялись приказания не оттого, что приказания отличались от приказаний, а оттого, что приказания совпадали с рядом событий; и о фельдмаршалах, которые были такими умными, что ничего не делали, а лишь ждали, пока все само сделается; и о паровозе, объяснить движение которого можно лишь понятием силы, равной видимому движению; и о ханжестве общества, в котором жены должны быть замужем за своими мужьями, вместо того, чтобы сходиться с любым человеком по свободному выбору. Подворачивались ему цитология и дифференциальное исчисление - он и о них писать не отказывался. Ему нравилось не то, о чем писал он, но больше самое писание, или, лучше сказать, процесс самого писания, что вот-де из слов вечно выходит какое-нибудь предложение, которое иной раз черт знает что и значит.
Интересно, достаточно ли у меня получилось, чтобы опознать первоисточники?