Печать

[katarsis]

Земля большая, и пока нетронутая цивилизацией. На ней есть, куда расселяться. Когда-нибудь ресурсы начнут подходить к концу, и тогда столкновения с другими племенами перестанут проходить мирно. Но это, надеюсь, будет ещё не скоро.
З.Ы. Впрочем, йотуны это уже предвидят и заранее гонят людей подальше

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Здравствуй, Один! Добрались и до йотунов, что же, люди  - они такие, а были бы не такими, может быть, и не выжили бы! Но мне ближе Влесославль, хоть и с морозными зимами, а всё-таки как-то роднее.

Ага, он самый! Впрочем, отсылки к норландской мифологии здесь между прочим, просто чтобы показать, какие еще народы происходят от потомков Сварта. И заодно - как мостик к моим "Сагам..."
Влесославль тоже будет, как же без него! Вэр его основал, видимо, для того, чтобы у потомков Хорта впоследствии голова болела. Зимы у них морозные, но зато люди горячие.
А пока узнаем кое-что еще об одном будущем родоначальнике...

Земля большая, и пока нетронутая цивилизацией. На ней есть, куда расселяться. Когда-нибудь ресурсы начнут подходить к концу, и тогда столкновения с другими племенами перестанут проходить мирно. Но это, надеюсь, будет ещё не скоро.
З.Ы. Впрочем, йотуны это уже предвидят и заранее гонят людей подальше

Между человеческими народами в будущем разное будет происходить, как мы знаем из других произведений. Впрочем, в разных обстоятельствах по-разному. Пока что земли действительно обширны, и других людей еще встретить надо суметь, прежде чем что-то делить. А вот йотунам никто, кроме них, особенно не нужен. Хотя даже с ними впоследствии будет складываться по-разному...

Глава 24. Сын русалки
Одним из многих правнуков Вэра был человек по имени Елень. Так его еще в ранней юности прозвали за умение бегать и за красоту, особенно - за большие темные, с длинными ресницами, "оленьи" глаза. Несмотря на такое прозвище, Елень был не хуже других влесославских юношей на охоте и в рыбной ловле, а в состязаниях между молодыми, где требовались ловкость и сила, даже превосходил многих. Неудивительно, что на Еленя заглядывались девушки, а одна из них, по имени Ружанка, с детства была в него влюблена. Так и ходила за ним хвостиком, где бы он ни появлялся. Все были уверены, что они скоро поженятся.
И вот как-то однажды на празднике Летнего Солнцестояния, когда повсюду зажигают костры, Ружанка протянула Еленю руку, приглашая вместе прыгнуть через огонь, как другие молодые пары.
Но в Елене взыграло какое-то недоброе чувство. Если бы он пригласил девушку - одно дело, а на поводу у нее идти не захотел. Желая всем показать, что не зависит от нее, он презрительно отвернулся.
- С чего ты взяла, что я стану с тобой прыгать через огонь? Прыгай с кем хочешь, а я лучше на озеро к русалке пойду, только не к тебе!
Ружанка закрыла лицо руками и разрыдалась. Несколько девушек столпились вокруг нее, утешая. Кто-то из гуляющей на поляне молодежи гневно выругался в спину Еленю. Но он, слыша их, только прибавил шагу. "Нет уж, лучше к русалке уйду, непременно к русалке, только не к тебе!" - повторял он, охваченный слепым упрямством.
Шел он в сгущавшихся сумерках, не разбирая дороги, но ноги сами вынесли его на берег озера. Было жарко, и разгоряченный Елень решил искупаться. Сняв одежду, окунулся в молочно-теплую воду, долго плавал и плескался, пока по коже не побежали мурашки.
Когда вылез на берег, оторопел: возле его одежды сидела девушка с роскошными белыми, как лен, волосами до пят, такой красоты, каких он еще не видел. Ни одну из влесославских девушек и рядом с ней ставить нечего. Она весело улыбнулась ему - зубы были белые-белые. А глаза - зеленые, как вода, бездонные, такие, что взор не отвести. Кожа у лесной красавицы была удивительно белой, даже чуть светилась в сумерках. Ее стройную, гибкую фигуру нисколько не скрывало легкое бледно-зеленое платье, вышитое водяными травами. Голову ее украшал венок из лилий, а на шее и руках блестели жемчуга.
Недоумевающий Елень глядел на нее, не сводя глаз.
- Кто ты, красавица?
Она засмеялась.
- Как это - кто? Ты же сам русалку призывал. Вот я и пришла! Хочешь ли побывать у меня в гостях в подводном тереме?
Юноша не успел испугаться, как она подошла 0 или подплыла - к нему и взяла за руку. Кожа у нее была прохладной, но прикосновение почти сразу согрело, словно кровь бежала у нее под самой кожей.
- Ты ты русалка? Но я же не смогу дышать под водой!
Она засмеялась - словно серебряные бубенцы зазвенели.
- Со мной тебе можно! Я - хозяйка этого озера, дочь богини вод - Йомалы. Такого приглашения не удостаивался еще ни один человек.
И он послушался. Любопытно было поглядеть, каков русалочий подводный терем. Да и с самой хозяйкой воды уже не мог просто так проститься, как будто не встречал ее. Держа ее за руку, вошел с ней в озеро. И вода сомкнулась над их головами. Но Елень не успел испугаться, как почувствовал, что может дышать и смотреть под водой, как на воздухе. Он засмеялся. И это тоже получилось!
Тут из глубины вынырнула огромная щука, и русалка села на нее, и Еленя пригласила усесться на скользкую колючую рыбью спину. Щука стремительно поплыла - а скорее, полетела, - вниз, и юноша долго не мог ничего разглядеть сквозь колыхавшуюся вокруг толщу зеленой воды. Он знал, что, чем глубже ныряешь, тем темнее и холоднее становится, но здесь этого не происходило. Видимо, тоже хозяйка озера устроила.
На светлом галечном дне озера стоял терем, сложенный из песчаника, облицованный снаружи речными раковинами. Терем был двухярусный, с прозрачными окошками из слюды, с причудливыми башнями, а крыша его сияла перламутром. На земле Елень не встречал ничего похожего на это здание.
Во дворе русалку и ее гостя встретили причудливые существа - с телом, головой и руками людей, но с рыбьими хвостами, так что они не ходили по дну, а плавали. Увидев прибывших, они подплыли и кланялись русалке, сгибаясь в хвосте. Еленю их повадки показались смешными, но он постарался скрыть это чувство.
Терем русалки внутри был огромен, в нем поместился бы, наверное, с десяток самых больших влесославльских домов. Русалка провела его по всем покоям, поднялась с ним по лестнице на верхний ярус. Тут был зал с колоннами из того же ракушечника, зал с жемчугом и зал с алатырем, где были им отделаны даже стены, и залы, где плавали живые рыбы и росли подводные цветы.
Гостеприимная хозяйка усадила гостя за стол, которым служила большая плита песчаника. Тут было множество видов рыбы, приготовленной сотней разных способов, жаркое из рачьих шеек и ракушек, тушеные водоросли. Все это оказалось на удивление вкусно, так что Елень уже и удивляться перестал, куда это вдруг его занесло. Молчаливые рыболюди убирали блюда и приносили новые. В какой-то момент подали даже молоко в каменном кувшине. Перехватив недоумевающий взор гостя, русалка светло улыбнулась.
- А, это молоко от водяной коровы - нерпы. Они тоже живут в моем озере. Ты пей, оно тебе не повредит.
Елень выпил молока. Оно было жирнее коровьего, но оказалось совсем недурным на вкус. Поднявшись из-за стола, он поклонился русалке.
- Благодарю за честь, почтенная хозяйка: и накормила, и напоила...
Русалка снова взяла юношу за руку, так что по телу его пробежала дрожь.
- А теперь, если пожелаешь, спать уложу, да и сама с тобой прилягу! Ты ведь пожелаешь? Конечно, если уж сам меня позвал!
Как во сне, Елень хотел было возразить, что вовсе не звал ее, но уже шел за ней в спальню, где ложем служила огромная раскрытая раковина с периной из мягчайших водорослей. Потом русалка обняла его и утянула вниз, ее руки были всюду, волосы щекотали кожу. И юноша смеялся вместе с ней, чувствуя, как их обоих будто качает большая волна...
А влесославцы тем временем оплакали Еленя, найдя на берегу его одежду и решив, что он утонул, купаясь ночью. Больше всех рыдала Ружанка, вообразившая, что во всем ее вина. Как ее ни отговаривали и родные, и друзья, она заявила, что не выйдет ни за кого замуж, если не вернется Елень.
А он, неожиданно для всех, пришел поздней осенью, когда все живое готовилось к зиме, и озеро погрузилось в долгий сон. Вернулся в непонятной одежде, вышитой водорослями, на поясе - сумка с отборным речным жемчугом. При виде него влесославцы только руками всплескивали.
- А мы-то тебя похоронили! Ты где же был?!
Юноша смущенно отводил глаза.
- Да... в тереме у русалки...
- И она тебя не утопила? И не защекотала? Как же ты выбрался?
От лишних расспросов Елень отворачивался, взгляд его темнел, становился недобрым.
- К зиме русалка моя ослабела, ее стало клонить в сон, вот и отпустила меня, - и сверх этого никто не мог у него узнать большего.
Только влесославцы видели и сами, что Елень изменился. Людей избегал и почти ни с кем не разговаривал, кожа и волосы у него сделались бледными, словно выцвели без солнца, глаза провалились. Родители едва узнавали сына. Влесославцы стали между собой шептаться, будто Елень все-таки утонул и вернулся нежитью, даже былые друзья теперь шарахались, случайно встретив его, особенно в темноте.
Одна лишь Ружанка ни на миг не усомнилась. Обрадовавшись возвращению Еленя, несмотря на отговоры старших, стала его женой. Теперь и он согласился, чтобы избавиться от косых взглядов соплеменников. Стали жить, построив свой дом с помощью многочисленных родственников.
Но к концу весны, когда Ружанка уже ждала первого ребенка, Еленем овладело странное беспокойство. Его тянуло к лесному озеру, где оставил свою русалку. Не то чтобы ему хотелось снова вернуться к ней в подводный терем - нет, земная жизнь была ему все же милее. Но он знал, что должен туда пойти. И догадывался, что это она его зовет. Не знал только - зачем. И как-то однажды пришел к озеру.
Гневной была его прежде ласковая поверхность, встретила его свинцово-серой рябью волн. Вокруг озера стонали и гнулись на ветру сосны. Над водой пролетела, пронзительно крича, какая-то птица.
И снова, как год назад, на берегу перед Еленем стояла русалка. На руках она держала ребенка. Человеческого мальчика. Лицо ее сковывала ледяная ярость, глаза пронизывали насквозь.
- Ты мне изменил, не дождался лета! Ну что ж, и я тебя видеть больше не хочу! Ступай к своей жене. Только забери своего сына. Он уродился человеком, и ему не место в подводном тереме. Забирай! Его имя Лиитас - на языке водяного народа это значит "Высокая волна, омывающая песчаный берег".
Русалка почти насильно всунула ребенка в руки своему любовнику-человеку. Тот чуть не выронил его от растерянности.
- И что мне с ним делать? - спросил он, не понимая.
- Что хочешь! - русалка отступила от него вглубь озера. - Твой сын, ты и воспитывай. А я ничего не могу ему дать, кроме имени - Лиитас!
И она скрылась в воде, словно никого не было. А Елень остался на берегу с ребенком на руках. А тут еще ребенок чуть слышно пискнул и открыл глаза - огромные, зеленые как вода, словно бездонные озера плескались в них. Таких глаз не бывает у человеческих детей. И Елень пустился бежать со своим первенцем на руках, прочь от озера, домой, где тепло и любовь...
Ружанка, узнав всю историю появления этого ребенка, не стала ругать мужа, а лишь глубоко вздохнула и, подоив козу, покормила маленького сына русалки. Казалось, она даже не удивилась его появлению, как если бы выходила замуж за человека, имевшего сына от прежнего брата. Ей было дорого все, что принадлежало ее супругу. И впоследствии она всегда заботилась о пасынке, стараясь не делать различий между ним и собственным старшим сыном, который был всего несколькими месяцами младше Лиитаса.
Однако же о сыне русалки быстро узнал весь Влесославль. Многие видели, как Елень, на котором лица не было в ту минуту, принес его. Да и прятать в доме ребенка было бесполезно. Так что маленький Лиитас подрастал, зная с самого начала, кто он такой, и кем была его мать.
Он рос необычным ребенком, этот мальчик с льняными волосами и пронзительно-зелеными глазами, от которых и взрослые рано начали отводить взор. В детстве, играя со сверстниками, мог, как все, упасть и расшибиться или пораниться, но никогда при этом не плакал, в отличие от остальных. Точно также не плакал, если его ругали отец или мачеха. Лишь поднимал голову и глядел куда-то в сторону, как бы показывая, что его не задевают их нападки.
Когда подрос, он лучше всех плавал и ловил рыбу среди влесославльских мальчишек. Впрочем, этого можно было от него ждать. Если на рыбалке у кого-нибудь крючок зацеплялся за придонную корягу, сверстники звали сына русалки нырнуть, чтобы отцепить его. Но Лиитас соглашался не всегда. С теми, кто ему не нравился, он не разговаривал и не замечал их, будто тех не существовало. Вообще, сдержался обычно сдержанно и был молчалив, так что казался высокомерным.
Лиитасу было десять лет, когда умер его отец. Пережитые необычные приключения не добавили Еленю здоровья, вовсе наоборот. Хотя у них с Ружанкой родились четверо детей, сам он чах и таял год от года. Зимой ему становилось полегче, но чуть наступала весна, его начинал мучить кашель, ломота в костях, удушье. Лекари только разводили руками: не иначе, это оскорбленная русалка, проснувшись весной, сушит его кровь. А против ее чар не помогут ни целебные травы, ни заклинания ведунов.
Елень умер однажды весенним утром, на руках у жены. Его старший сын во время прощания с отцом стоял за спинами братьев и сестер, скрестив руки на груди, и никто бы не взялся сказать, о чем он думает.
Вечером после похорон Ружанка нашла пасынка на речном берегу, где тот глядел, не отрываясь, на убегавшую вдаль воду. Провела рукой по его длинным светлым волосам. Мальчик чуть заметно прижался лбом к ее ладони, но и это была ласка с его стороны.
- Ты что здесь сидишь, идем домой, - позвала его мачеха.
Но Лиитас покачал головой.
- Нет, я лучше здесь посижу. Река - она как жизнь, правда? Все время течет и убегает вдаль, и никогда не возвращается. Вот и мой отец уплыл с вешней водой...
Женщина даже вздрогнула, поразившись таким рассуждениям в устах десятилетнего мальчика.
- Лиитас, я хочу, чтобы ты знал... Ты всегда был и будешь мне сыном. Но если ты захочешь повидать хозяйку озера... свою мать... я пойму... Может быть, она тебе скажет больше, чем я могу? Или ты виделся с ней?
Мальчик обернулся с таким суровым взглядом зеленых глаз, что Ружанка чуть не отшатнулась.
- Нет! Если бросила, значит, я ей не нужен. Ну и она мне тогда тоже не очень-то...
Нельзя было не удивляться, с какой гордостью говорил этот мальчик. Когда обернулся к мачехе, лицо и интонации его немного смягчились.
- Мама Ружанка, ты мне всегда родной будешь. И братья с сестрами - тоже. Я уже могу ловить рыбу, ставить силки, резать по дереву, как взрослый. Буду вам помогать.
И Лиитас сдержал слово. То и дело приносил домой то пару пойманных рыбин, то дикую утку или гуся, подбитого стрелой, а то зайца. В лесу и на реке он бывал чаще, чем дома, не боялся даже топких болот, куда влесославцы избегали ходить. Он быстро рос, и к четырнадцати годам выглядел почти взрослым - высокий стройный юноша с узким продолговатым лицом, с высоким лбом и пронзительными зелеными глазами.
В детстве у Лиитаса особо не было друзей. Да он, казалось, и не нуждался в них, был молчалив и не скучал в одиночестве. Но постепенно положение стало меняться.
Однажды четверо мальчиков выследили его на болотах. Прокрались, замирая от ужаса, когда колышущаяся зыбь под ногами оседала с громким хлюпаньем. Но все же дошли вдоль тропинки, поросшей высокой травой белоус. И увидели Лиитаса: тот сидел на высоком взгорке, поросшем кривыми елями. По рукам и груди мальчика извивался больщущий черный уж.
Это потом уже юные влесославцы поняли, что всего лишь уж. А сперва увидели только огромную змею в руках у Лиитаса, который гладил ее по глянцевитой чешуе и, кажется, говорил что-то едва слышно. Мальчики вообразили, что он хочет натравить на них змею. В руках у них были шесты, которыми пробовали на ощупь болотную хлябь. Перехватив их, как палки, бросились вперед, собираясь расправиться со змеей, проучить ее хозяина.
- Ты что, колдуешь, да? Сам змея озерная, и на нас спускаешь змей? - окликнул его Горм, наклонив голову, как молодой бычок.
Лиитас встал на ноги, и уж уполз в траву.
- Вы что, белены объелись? Это же уж! А до вас мне дела нет!
Но четверо мальчишек зашли слишком далеко, рискуя жизнью на болоте, чтобы теперь отступить просто так. Холодный ответ Лиитаса взбесил их. Он держался так, будто был чем-то лучше них, а этого нельзя было спустить. Сделав одинаковые глумливые усмешки, они двинулись к нему прямо по болоту.
- Что ты там квакаешь, болотное отродье? Сейчас мы тебя умоем грязью!
Лицо Лиитаса не исказилось. Ни страх, ни ненависть не отразились на нем. Только сжались тонкие губы, да сверкнули глаза.
- Увидим, кто болотное отродье, и кто умоется грязью! - процедил он сквозь зубы. И поднял руки.
Болото вдруг расступилось под ногами только что стоявших довольно твердо мальчишек. Те завыли и забарахтались, чувствуя, как топкая грязь поднимается все выше, вот-вот зальется им в уши и в ноздри...
Поглядев на них некоторое время, Лиитас бросил им длинную палку и стал на нее ногами, чтобы жертвы болота могли выбраться. Когда они, перемазанные в болотной грязи с ног до головы, оказались на твердом берегу, Лиитас повернулся и ушел прочь, не удостоив никого взглядом.
Любопытно, что случай на болоте не заставил ребят возненавидеть Лиитаса, даже вовсе наоборот. Они убедились, что он и вправду владеет тайной силой, и захотели быть сопричастны к такому сильному человеку. Уже на другой день разыскали сына русалки возле реки, где он ставил сети, и по очереди, перебивая друг друга, извинялись перед ним, пока Лиитас, наконец, не буркнул: "Ладно, прощаю". Затем они вместе забросили сеть, и с тех пор эти четверо обычно следовали за ним.
О том, что Лиитас спас их из болота, они, не утерпев, рассказали многим, и с тех пор влесославцы стали гораздо больше уважать сына русалки. Он не лез в вожди, был одиночкой, но к тому времени, как он вырос, немало влесославцев согласились бы за ним идти.

[katarsis]

Интересный персонаж. Но детство его не слишком весёлое: мать бросила, отец умер Я, конечно, понимаю, что если мальчик не может дышать под водой, то русалке только и оставалось, что отдать его людям, но ребёнку-то какого

[Convollar]

Вот у нас появился предок литвинов. Прекрасно, в нём кровь и отца и матери. Русалки не люди, они порождения мира, у них и менталитет другой, так что мать Лиитаса поступила правильно, отдав его отцу. Он человек, место его среди людей. А если бы она (русалка) с ним встречалась, неизвестно, как бы это на мальчика повлияло.

[Артанис]

Интересный персонаж. Но детство его не слишком весёлое: мать бросила, отец умер Я, конечно, понимаю, что если мальчик не может дышать под водой, то русалке только и оставалось, что отдать его людям, но ребёнку-то какого

Я слышала гипотезу, что в мифах и сказках сиротство - вариант чудесного происхождения, герой появляется на свет как бы сам по себе, без очевидных причин. Хотя происхождение у Лиитаса и так не совсем обыкновенное. Но хотя бы мачеха о нем заботилась. И он ее любит по-настоящему, просто свои чувства предпочитает выражать поступками, а не словами: старается им заменить главу семьи.

Вот у нас появился предок литвинов. Прекрасно, в нём кровь и отца и матери. Русалки не люди, они порождения мира, у них и менталитет другой, так что мать Лиитаса поступила правильно, отдав его отцу. Он человек, место его среди людей. А если бы она (русалка) с ним встречалась, неизвестно, как бы это на мальчика повлияло.

Да, именно так. Ищу теперь у его потомков, показанных в других произведениях, русалочьи качества...
Лиитас вырос человеком, хотя и не совсем обычным. Своей матери он не простит, что отказалась от него. Впрочем, она и не появится на его пути.

Когда Лиитасу было девятнадцать лет, вокруг Влесославля стали происходить странные события. Всю весну и лето не выпало ни капли дождя. Солнце палило так жарко, что засыхали всходы на полях и трава, а деревья стояли желтыми, как осенью. От жары пересыхали источники и небольшие речки, и даже в Черной реке уровень воды сильно упал.
Влесославцы тревожились. Если дождей не будет все лето, их ожидал голод. Даже неприхотливая рожь тогда засохнет на корню. Одна надежда на родичей с полудня, помогут... если у них самих дела обстоят лучше. Влесославцы кормились пока охотой и рыбной ловлей, но и лес, и река все больше страдали от засухи, и поймать кого-то становилось трудно.
А тут еще стал летать в окрестностях города огненный змей. То там, то здесь видели парившее в небе огнедышащее чудовище. Пастухи, следившие за уныло щипавшей пожухлую траву скотиной, прибежали испуганные, рассказывали, как змей спустился с неба, скогтил и унес одну корову, а поле поджег своим огненным дыханием. Черный дым потянулся над городом.
Встревоженные влесославцы день и ночь просили у богов защиты. Сперва молились светлому Солнцу, Хорсу-Даждьбогу, чтобы умерил свою ярость. Принесли в жертву нескольких белых петухов и коней, но не получили ответа. Когда повадился летать огненный змей, сообразили, что их беды исходят от него, и стали просить Перуна, чтобы тот поразил змея своей молнией. Но и Перун, если слышал, то не подал очевидного знака. А огонь и дым все сгущались над Влесославлем.
В город пришли их родичи кунда, все истощенные, оборванные. Огненный змей пожег их дальние стойбища и охотничьи угодья. На лицах беглецов, слишком близко заглянувших в глаза смерти, застыли ужас и отчаяние.
Влесославцы приняли их. Как-никак, лесные люди долго были им союзниками и родичами. Не одна девушка-кунда после Айни находила мужа среди сварожан, а лесные охотники брали в жены сварожанок. Но теперь увеличившемуся населению будет еще трудней разделить съестные припасы.
А между тем, за городскими стенами все чаще вставали облака дыма. Это горел лес. Бежавшие кунда рассказывали, что на болотах начал тлеть торф. Это было совсем скверно: торфяные пожары могли длиться месяцами, и только очень сильный дождь способен их погасить. Теперь уже со всех сторон на Влесославль ползли клубы дыма. Черные, едкие, они забивали дыхание, от них слезились глаза. Весь город окутался дымным покрывалом. Даже солнце светилось сквозь него тускло, как бледный, словно бы удивленный глаз.
Всполошенные горожане не знали, что делать. Днем и ночью толпились на городской площади мужчины, женщины и дети. Спорили, что им делать, кричали, взывали к богам. Городского старейшину Радима, внука Вэра, схватили на улице и чуть не избили, требуя, чтобы он нашел выход из бедственного положения.
- Дай нам хлеба! Дай мяса! Скажи, как победить огненного змея, не то он налетит не сегодня - завтра и пожжет нас всех! - орали влесославцы, тряся прежде всеми почитаемого старейшину, как грушу.
- Да не знаю я! - Радим, крепкий рыжеволосый уже немолодой мужчина, едва освободился из их рук, потирая шею. - Буду думать, как убить змея. Хорошо бы сбить его на подлете. Я уже почти придумал сооружение, что будет швыряться в него камнями. Только рычаги пока не знаю, куда приспособить. Но я сделаю! Налетит змей на город - тут мы и шарахнем в него!
Горожане чуть-чуть поостыли.
- Если твое сооружение не сработает, мы тебя самого скормим змею, может, ему хватит! - пригрозили своему старейшине.
Радим с самыми толковыми мастеровыми ушел работать над камнеметным сооружением, а горожане с тоской и робко притаившейся надеждой глядели в затянутое дымом небо, в котором то и дело вспыхивали пока еще дальние отблески рыжего пламени. А тем временем в городе плакали дети у материнской груди, в которой иссохло молоко, и ревел некормленый скот.
Однажды - на третий день или на четвертый, как дым окутал Влесославль, - в городские ворота постучал странник. В такое время горожанам, с их оскудевшими запасами, не нужно было никаких гостей. Но этого человека знали все сварожане, от немеряных лесов Влесославля до побережья Приморья. Это был вещий Всегнев, последний сын Алета и Званы. Он как бы соединял собой расселившиеся на огромные расстояния ветви сварожского племени, странствуя повсюду и появляясь там, где считал нужным. В некоторых особых случаях он показал свою близость к тайным силам, за что сородичи глубоко почитали его. Ко всему прочему, Всегнев, проживший несколько человеческих поколений, старел очень медленно, и сейчас казался мужчиной лет сорока, не более, с серебряными волосами, как у его матери, девы-лебеди, и глубокими синими глазами. И хоть никто уже не помнил Звану лично, но, встретив Всегнева, вспоминали, что слышали о ней.
Сейчас ведун отыскал первым делом Радима и его помощников, как раз устанавливающих новое оружие на стену.
- Огненный змей летит сюда! Спешите покинуть город! - закричал он, поднявшись на городскую стену.
- Сейчас установим камнемет - а уж тогда его встретим! - пообещал старейшина, кивком головы приветствовав гостя.
Всегнев сурово нахмурился. Глаза его метали молнии, весь он словно раскалился от страшного нервного напряжения, оправдывая свое имя.
- Если вы не справитесь, весь город сгорит! Отошли хотя бы людей, пока не поздно!
Радим с тоской окинул взглядом затянутую дымом округу.
- Куда? Кругом огонь, мы все сгорим или задохнемся в дыму...
- В болотах можно найти тропы, выйти к нетронутым пожаром лесам! Есть у тебя человек, хорошо знающий болота?
Старейшине и припоминать не пришлось.
- Есть Лиитас, сын русалки. Он с детства излазил все озера и болота. Позови его.
Всегнев довольно усмехнулся.
- Сын русалки? Это очень хорошо! Может быть, он-то и нужен сейчас, чтобы найти дорогу в огне.
И, не объясняя ничего, направился в город, где отыскал Лиитаса. Тот, казалось, не очень удивился, когда ведун сказал ему, что надо делать. Только нахмурился.
- Торфяники горят на много дней пути. Трудно будет людям дойти до безопасных мест.
- Так хоть кто-то спастись может. А останутся - погибнут все, - негромким, но непреклонным голосом отвечал Всегнев.
Они прошли по городу, торопя людей собираться скорей, убеждали, что покинуть город - единственная возможность спастись. Горожане плакали, оставляя нажитое имущество, свои уютные жилища. Более благоразумные торопили их. Из города потянулись вереницы беглецов, уходящих в сторону болот. Без повозок, ведя на поводу коней и коров, таща детей и поклажу, шли понурые влесославцы, обмотав головы мокрыми тряпками, и скрывались в дыму.
В городе оставалось еще много жителей, когда в дымном небе зажегся свет, похожий на комету с огненным хвостом. Он приближался, и скоро горожане услышали рев пламени и свист воздуха, рассекаемого могучими крыльями. А затем зарево осветило полнеба, и люди, подняв головы, увидели огромного крылатого змея, парящего над городом. Он набирал воздуха в грудь, чтобы снова выдохнуть пламя, и глядел вниз свирепым кроваво-красным глазом. Только одним - второго не было.
- Огненный змей! - стонали горожане, спасаясь бегством. - Помогите нам, боги!
В это мгновение камнемет, возле которого остался старейшина Радим с десятком воинов городской стражи, двинулся, медленно поднимая рычаг, как хобот индрика-зверя. Огромная каменная глыба взмыла в воздух, навстречу чудовищу.
Но огненный змей был проворен, несмотря на огромные размеры. Он увернулся в воздухе и одним точным выдохом  сжег камнемет. Вместе с ним зашатались и опаленные камни стены. Несколько человек исчезли, как не бывало.
- Эй, сюда! Ящерица-переросток! Отведай влесославского копья! - взревел, как зубр, Радим, вонзая копье прямо между ноздрей дракону. Его обжигающее дыхание сразу ошпарило влесославского старейшину, как горячий пар, дым стискивал горло. Сквозь его черную тучу Радим взглянул со стены вниз, где последние беглецы уходили из города прочь. Хоть бы задержать чудовище, чтобы не сразу погналось за ними! Хоть бы...
Взбесившийся от боли дракон, в носу которого застряло копье, взмыл вверх и ударил зазубренным хвостом, убив старейшину влесославцев и обрушив еще часть стены. Может, он и погнался бы тут же за уходящими. Но четверо последних защитника города с отвагой обреченных бросились ему навстречу и дрались с огненным змеем, пока он не истребил их одного за другим. Затем, мотая хвостом и сглатывая собственную кровь, змей взлетел вверх и оттуда принялся жечь город, поливать потоками пламени  деревянные дома, вспыхнувшие как факел. Несколько минут - и Влесославль горел от края до края. Но к этому времени в нем уже не оставалось ни одного живого человека.
За одним-единственным исключением. На занесенной пеплом городской площади, в кольце бушующего пламени,  встретил снижавшегося дракона Всегнев. Он стоял один, безоружный, и спокойно глядел в единственный глаз дракона. Но тот понял цену такому спокойствию. Перед ним был не простой человек, который умер бы или сошел с ума, взглянув в глаза дракону. В нем жило такое неимоверное напряжение духа, что, если бы превратить его в пламя, сожгло бы дотла десяток таких городов.
- Я сотворен Великим Ящером! Я брат истребленных вами, мягкокожими! И я отомщу! - заревел дракон, желая смутить противника.
Но тот ответил мысленно, однако в мысли его была такая сила, что дракон сам замер, будто окаменел.
- А я брат всадников Млечного Пути, брат Звезды Постоянства! Ты ведь однажды уже отступил перед ними. Вижу, у тебя нет глаза, и шрамы на боку. Ты оказался слабей и удрал! Мне не нужен Агриков меч, чтобы справиться с тобой. Я живу на земле вместо них, и их сила живет во мне!
Дракон открыл пасть, собираясь выдохнуть пламя... и не смог! У него больше не было на то власти. Тогда он взмыл выше, собираясь схватить ведуна когтями. Но тот поднял руки, и крылатый змей понял, что не может сопротивляться его воле. Опустился наземь и распластался в горячей золе, как побитый пес.
- Откуда я знал, что ты поможешь этим ничтожным мягкокожим? Убей лучше сразу, не унижай!
Всегнев подошел ближе. Даже лежащий дракон возвышался над ним, как скала.
- Если бы меня не было, простые люди все равно бы что-нибудь придумали. Только их погибло бы гораздо больше, но оставшиеся смогли бы тебя одолеть, я ручаюсь! Вон, копье-то у тебя в носу все еще торчит. Что, больно?
Дракон яростно ударил хвостом, взметая искры и тучу пепла.
- А ты не дерись, и я помогу тебе. Только поклянись Небом и Землей, что поработаешь на благо людского рода, а потом улетишь и больше не будешь мешать людям жить, - продолжал Всегнев. - Если же ты откажешься, я напущу в твою рану червей, и они заживо пожрут тебя, и ты истечешь кровью и гноем, а после смерти рассыплешься тучей земляных червяков!
И дракон, дыша черным дымом, вынужден был дать клятву. Он не мог не повиноваться Всегневу, тот в поединке воль одержал полную победу. Уже не смертный, хоть и долгоживущий человек стоял перед исполинским огнедышащим ящером. Здесь тот, кто боялся, был обязан подчиняться тому, кто не боялся ничего.
Всегнев вытащил копье из ноздрей дракона и произнес исцеляющее заклятье. Чудовище стало дышать свободнее.
- Ну вот, так-то лучше! Теперь вставай и полетим с тобой в лес. Жителям Влесославля, когда они смогут вернуться, пригодятся бревна и камни - строиться заново! А потом еще поможешь мне укрепить Дедославль.  Ему понадобится защита, когда в будущем из степи придут иные племена. Думаю, что людям управиться с людьми будет потрудней, чем мне с тобою... - ведун задумчиво почесал в затылке.
Вскоре огненный змей, связанный клятвой, унес Всегнева прочь так же быстро, как и примчался сюда. След его в дымном небе напоминал падающую звезду.
Прилетев в Дедославль, ведун на глазах у изумленных жителей запряг дракона в плуг и трижды опахал на нем широкие круги вокруг города, так что из отвалов образовались высокие земляные валы. Впоследствии их так и прозвали Змеевыми Валами.
Но это было на полудне. А на полунощи, где догорал разрушенный Влесославль, продолжали полыхать леса и дымиться тлеющие торфяники. И Лиитас уводил народ все дальше вглубь болот, выискивая безопасные тропы.
В первый день пути все так устали, что двигались будто во сне. Если бы в этот момент прилетел дракон, чтобы пожечь их, они вряд ли стали бы сопротивляться. Но дракон не прилетал - ни в этот день, ни в последующие. А значит, им надо было жить и что-то предпринимать, чтобы позаботиться о себе.
Есть в болотах было особенно нечего, даже ягоды еще не созрели. Имевшиеся припасы старались расходовать медленно, но их все равно не могло хватить надолго. Вдобавок, несколько человек заболели, напившись болотной воды. И со всех сторон тянуло дымом. Глубокие пласты торфа, залегавшие прямо у них под ногами, тлели, подожженные драконьим пламенем, и даже вода не могла их потушить. Там, где случайно оказывалось суше, огонь и дым вырывались прямо из-под земли.
Если бы не Лиитас, вряд ли кто-то смог бы выбраться из болот. Он не просто знал дорогу - у него было настоящее чутье на все, что касалось водной стихии. Он каким-то образом находил, где среди болотных кочек били родники чистой воды, выискивал впадавшие в болото ручьи, где водилась рыба, вместе с самыми меткими охотниками стрелял уток и болотных птиц, находил даже редкие островки, где можно пасти скотину. И беглецы, изможденные, с воспаленными от дыма глазами, могли жить и идти дальше. Люди замечали, что, когда становилось слишком уж топко, Лиитас говорил что-то, и болотная хлябь раздвигалась, пропуская их. Никто уже не удивлялся дарованиям сына русалки. Он знал, что делать, а этого было достаточно, чтобы люди следовали за ним.
Однажды торфяной пожар подступил слишком близко к ним. Здесь было так жарко, что высохла вода, и вся земля горела, испуская клубы черного, невероятно едкого дыма. Те, кто шел впереди, повернули назад, готовые вернуться в болота, чем дышать этим ядовитым дымом.
Лиитас, несущий на руках младшего из братьев, увидел, как на глазах приемной матери выступили слезы.
- Нем нам спасения на свете! - прошептала она одними губами. - Великая Лада, пощади хотя бы детей...
К Лиитасу вернулась решимость. Поставив братца наземь, он вышел вперед, опустив руки к земле, поводил ими, будто определяя что-то. Наконец, произнес холодным, решительным тоном:
- Я вижу здесь источники подземных вод! Они питают болото, не в силах вырваться на поверхность земли. Проснитесь же, поднимитесь наружу и погасите нечестивый огонь! Я, Лиитас, внук Йомалы, богини вод, приказываю вам!
Что-то вдруг взбурлило очень глубоко, на самом дне болота. Прозрачно-чистые струи воды взметнулись высоко вверх, разбрасывая куски тлеющего торфа. Тут и там подземные источники пробивались наверх, заливали подземное пламя. Вместо дыма повалил горячий пар. Но вот и он иссяк. Лиитас подошел к ближайшему роднику, умылся и напился ледяной воды. Затем обернулся к остальным. Лицо у него было серым, усталым, словно ему только что пришлось выдержать трудную борьбу.
- Можно идти дальше. Осталось недолго. Скоро покажется твердая земля и живой лес.
Когда развеялся дым от пожарищ, путники узнали по звездам, что ушли далеко к закату от Влесославля. Но им сейчас было все равно, куда двигаться. Лишь бы переждать бедствие.
Путь был долгим, но Лиитас все же отыскал выход из болот. К удивлению беглецов, дорогу ему показывали... ужи. Каждое утро они приползали к сыну русалки, а он брал их в руки, говорил о чем-то с ними так, что никто не слышал, угощал их молоком. Никто не возражал, хотя дойных коров осталось совсем немного. Ружанка сама каждое утро давала пасынку молоко для ужей, и беглецы привыкали глядеть на них с благодарностью.
Когда впереди зеленым островом поднялась твердая земля и сосновый лес, нетронутый огнем, люди плакали от счастья.
- Здесь не хуже, чем в нашем Влесославле! Здесь можно переждать бедствие!
- Хвала Лиитасу за наше спасение! Да здравствует сын русалки! - раздались возгласы.
И, раньше, чем он успел возразить, несколько пар рук подняли его высоко над головами, и Лиитас увидел над собой высокое чистое небо. В это мгновение он ощутил заслуженную гордость собой.
На Земле Спасения, лесистой и болотистой, как и Влесославль, с обильными реками и озерами, беглецы прожили несколько лет. За эти годы построили настоящий поселок. Жажда жизни была в них сильна, и никому не хотелось ютиться кое-как. Все старались устроиться не хуже, чем дома. Здешние леса были обильны дичью, в реках водилась рыба, земля оказалась даже плодороднее, чем во Влесославле. И, когда со временем часть людей, заскучав по родному краю, собрались возвращаться домой, другие готовы были остаться на новом месте. И первым захотел остаться Лиитас. У него было чувство, что эта земля принадлежит ему, и он не хотел никакой другой. Он мог бы остаться и один, не нуждаясь в толпах людей вокруг. Но его мачеха и единокровные братья и сестры встали за него и пожелали остаться с ним. Чуть помедлив, присоединились и четверо парней, давно признавших сына русалки своим вожаком. Бросив виноватый взгляд на родителей, к Лиитасу шагнула девушка, на которую он давно заглядывался втайне, как ему казалось. Они стали рука об руку. Да и многие другие люди, поразмыслив, выбрали остаться. Остальные же вернулись назад, отстроили разоренный Влесославль, избрали старейшиной сына погибшего Радима.
А те, кто остался с Лиитасом, будучи уж слишком удалены от своих родичей - сварожан, превратились со временем в отдельный народ, создали новый язык и новые обычаи. Они получили название по имени своего прародителя - литты. Его прямых потомков впоследствии узнавали по зеленым, как речная вода, глазам.
Со временем литтское племя расселилось широко во все стороны и дошло до закатного берега Алатырьного моря. По суше закатный край их владений граничил со страной лугийцев, а на восходе - со Сварожьими Землями. Но еще многие века после того литты жили скромной жизнью охотников и рыболовов, не участвуя в важных исторических событиях.
И говорят еще: когда ведун Всегнев наведался через несколько лет во вновь отстроенный Влесославль, один из горожан, рассказывая об оставшихся в новом краю людях Лиитаса, сказал со смехом:
- Ну чего они добьются в своих болотах? Только лягушек будут пугать!
Всегнев прищурился, вспомнив Лиитаса, сына русалки, как видел его, твердого и решительного в час бедствий. Медленно перевел взор на шутника.
- Лягушек, говоришь? Может быть, так будет продолжаться долго. Но когда-нибудь, пожалуй, потомки сына русалки будут пугать и прежде более сильные народы!

[Convollar]

Это хорошо - найти свою землю, свой край и построить свой дом. Лиитас дал начало новому народу, не столь уж далёкому от сварожан, но другому. Так и расселялись люди по земле, а ведь как интересно получилось - не было бы лесных пожаров, и не было бы литтов. Или всё равно были бы, только позже.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar!

Это хорошо - найти свою землю, свой край и построить свой дом. Лиитас дал начало новому народу, не столь уж далёкому от сварожан, но другому. Так и расселялись люди по земле, а ведь как интересно получилось - не было бы лесных пожаров, и не было бы литтов. Или всё равно были бы, только позже.

У литтов впоследствии и религия, и многие обычаи напоминали сварожан, но во многом и изменились. А как бы было, если бы не дракон и пожары? Не знаю, удалось бы в этом случае Лиитасу завоевать такое доверие, чтобы стать вождем целого народа. Он все-таки не принадлежал к числу харизматических лидеров, за которыми люди охотно идут, как Сварт, Родослав, Вэр, даже Лугий. Лиитас себя проявил в чрезвычайной ситуации, без нее мог бы так и остаться одиночкой.
Или Вы имеете в виду - рано или поздно на этих землях какой-нибудь народ все равно поселился бы? Вероятно, так, но тогда бы вся история могла сложиться иначе. В конце концов, кровь русалки (как и любого другого нечеловеческого существа) все-таки влияет на особенности потомков.

Глава 25. Данатра и Полдень
Проходили годы, в шуме гроз, в блеске летних дней, в осенних листопадах и долгих зимних морозах. Они, работая на всеуносящее время, стирали на земле следы былых времен и событий, стирали из памяти новых поколений деяния их прародителей.
Время кружилось без остановки, принося все новые перемены. Вырастали новые города у сварожан и их потомков. Рождались дети, чтобы в свой черед прожить свою жизнь - яркую или не очень, заполненную значимыми свершениями или самую обыкновенную. Мало кто из сварожан задумывался, как и почему они живут именно на этой земле. Казалось, что их народ обитал здесь испокон веков. У них сохранились предания о том, что их предки некогда пришли из-за моря, но сами они, кроме приморян, не думали и подходить к морю, внушавшему им скорее страх, чем любопытство. Вещие бояны пели сказания о жестоких огнедышащих ящерах, едва не погубивших землю, и о небесных витязях, что отдали жизнь ради победы. Но в устной памяти предания расцвечивались вовсе уж неправдоподобными вымыслами, так что уже никто не мог сказать точно, что было на самом деле, а что присочинили для красного словца. Знали сварожане предания "о деве-лебеди", "о сером волке", но многие люди, изверившись в чуде, считали их баснословными сказаниями. Некому было уже напомнить им, как именно все было на самом деле. Другие поколения потомков Сварта и его народа населяли нынче сварожские города.
Умер Всегнев, последний сын Алета и Званы, прожив десять людских поколений, но все же уступив времени. Не стало в Дедославле оборотней. После смерти Родослава и Ильвы, Коловул увел своих детей, обзаведшихся к тому времени собственными семьями, в леса. Еще раз, лет через двести после того, сварожане встретили стаю оборотней: когда на их поселения напали чудовища с собачьими головами, свирепые и безжалостные. Говорили, будто они тоже пришли из-за моря; но, впрочем, правды никто так и не узнал. Да и как выяснишь у тех, кто может только рычать и лаять? Тогда Коловул и его потомки еще раз сражались против псоглавцев вместе со сварожанами и их степными родичами - скилами. Оборотни, похоже, решили, что облик псоглавцев - насмешка над ними, и не щадили их. В конце концов, остатки своры псоглавцев отступили и скрылись на полуострове Бычья Голова, не смея больше тревожить людей. Но еще долго никто их сварожан не знал, что там происходит. Оборотни же после одержанной победы исчезли, и никто не знал - куда. Только говорили, что вместе с ними из Дедославля ушла девушка, очень похожая на давно умершую Ильву...
И все-таки, своего прошлого Род Сокола не забыл, хоть и путали порой правду с вымыслом. Дедославлец, встретившись с приморянином, яргородцем или всесославцем, могли, выясняя свое родство, найти общего предка, жившего - или, по их мнению, якобы жившего, - еще при Сварте и Родославе. Со скилами обстояло сложнее: они были кочевниками, создавшими множество самобытных обычаев. Но и они, часто кочевавшие вблизи сварожских городов, помнили об общих предках. Иногда с некоторыми родами скилов случались стычки из-за пастбищ, доходило порой до вооруженных распрей. Но нередко бывала между сварожанами и скилами и настоящая дружба, и любовь. Тогда какой-нибудь сварожский парень покидал свой дом и уходил к кочевникам, как некогда сделал Скил. Или смуглая дева степей ради любви надевала поневу, училась жить в неподвижном доме без колес, возделывать землю.
Так соединились сварожанин Полдень и скила Данатра. Полдень жил неподалеку от Дедославля, на выселках за Змеевыми Валами, как многие горожане, которых уже не хватало места за городскими стенами. Большой городской семье не хватало места в праотеческом доме, стали было тянуть жребий, кому из братьев отселяться, но Полдень, младший из них, сам вызвался, и покинул город. Полдень был кузнецом, а кроме того, с детства отличался необычными способностями. Он часто видел вещие сны, а, когда повзрослел, видения будущего стали открываться ему в пламени горна, в блеске кипящего металла. Говорили, что его ясновидение - дар Хорса, или Даждьбога, ведь светлое Солнце все знает, что творится на земле.И, как Солнце рано или поздно покажет на белый свет любую неправду, так и Полдень не терпел ее в людях. Однажды у его соседа Драгоша пропала их клети целая связка собольих мехов, а накануне было много гостей, шумел праздник, и украсть мог любой, кому хозяин хвастался удачной добычей. Как уличить татя? Начнешь еще подозревать всех подряд близких друзей и соседей, отношения испортишь навсегда...
А только Полдень, узнав о беде соседа, в ту же ночь увидел во сне, как произошла покража. И самого татя увидел - влесославского купца, выехавшего уже в обратную дорогу. Никому ничего не сказав, Полдень поехал за ним, догнал и заставил вернуть Драгошу меха и выплатить виру.
После этого все в округе поверили, что бог солнца дал Полдню особый взгляд. Говорили даже, что и копье, что сделал себе Полдень - на самом деле солнечный луч, подарок щедрого Хорса своему избраннику, что оно не знает промаха и само возвращается в руки после броска, и что, кроме Полдня, никто не может коснуться солнечного копья, всем оно обжигает руки...
И вот Полдень женился на скилской девушке Данатре. Произошло это так.
Как-то по весне на пастбища близ Дедославля прикочевал один из родов скилов, и Полдень с другими мужчинами поехал к ним, чтобы выменять коней. Он ехал туда с задумчивым видом: вот уже несколько ночей подряд ему виделась во сне незнакомая девушка - высокая, русокосая, с яркими, как река в солнечный день, синими глазами, красивая и статная. И он знал, что скоро встретит ее, вот только где и как?..
Она появилась перед ним в облаке пыли и грохоте копыт, прискакав на высоком сером в яблоках коне. Спрыгнула с него уверенно, как мужчина, и подвела к будущим покупателям. На нет были надеты штаны, в каких ходили все женщины-скилы, под длинной вышитой сорочкой. Передав повод коня, она встретилась взглядом с Полднем, и тихо ахнула. Затем они неловко шагнули друг к другу и взялись за руки, не спеша отпускать их.
- Это ты? - спросил он ее тихо.
- Это... ты? - одновременно спросила девушка на ломаном сварожском языке.
- Я видел тебя во сне, и понял, что нам суждено любить друг друга...
- Я видела тебя в чаше чистой воды, когда наша ведунья гадала мне. И она сказала, что ты - моя судьба...
Они стали встречаться, пока стойбище скилов стояло близ сварожской деревни. А к осени Полдень заплатил выкуп родителям девушки, по обычаю скилов. Хотели было назначить жениху испытания, но Данатра гордо заявила, что не захочет другого жениха, кроме Полдня, в любом случае.
Поженились и стали жить в доме, построенном на крутом яру, прямо над рекой. Полдень говорил со смехом, что ей очень подходит это место: ведь имя "Данатра" означало на древнем языке Погибшей Земли "Сильная Вода". Он работал в своей кузнице, жена хлопотала по дому, быстро освоившись со сварожским бытом. Родились двое детей - сперва мальчик Светловой, через два года - девочка Искорка. Все было так хорошо, что Полдень даже забыл приглядываться к предвестиям будущего, и ничего не узнал до тех пор, пока не стало слишком поздно.
В ту пору из далеких степей на восходе пришло новое кочевое племя. Его вытеснили воинственные соседи, и оно покатилось конной ордой на закат, не сомневаясь, что и там тоже встретят врагов. Готовые завоевать себе место под солнцем, поля для своего скота и свежие воды, они готовы были прорубить себе путь саблей, вытоптать его копытами коней. Несколько сварожских селений стали первой добычей кочевников. Однако взять Дедославль они не смогли - их коням не преодолеть было Змеевы Валы. И, повернув в сторону, кочевники разорили деревню, где жили Полдень и Данатра.
Когда Полдень увидел в огне вражеское нашествие, было уже поздно. Кочевники напали со всех сторон. Селяне сражались ожесточенно, но врагов было больше, и гибель некоторых из них лишь больше раззадоривала остальных. Они как будто убеждались, что имеют право убивать сварожан, если те могут убить их. Скоро вся деревня горела. Одни сварожане лежали мертвыми, других тащили на аркане в плен. Один лишь Полдень, вооруженный солнечным копьем, сражался очень долго. Он никогда раньше не применял свои способности против людей. Даже не задумывался, что именно можно сделать с их помощью. Но вот они пришли - убийцы, грабители, мучители, каких видеть не хочет светлое Солнце. И он ощущал, как праведная ярость поднимается в нем, и сам горел, как Солнце. Один за другим ловкие степные наездники нападали на него, пешего, и он разил их своим копьем, сверкающим, как солнечный луч. Один из кочевников ухватился было за него, думая перехватить, и взвыл: руки его были сожжены до костей. Сияющий луч был всюду, он слепил глаза, прожигал насквозь воинов и коней, от него не защищали самые крепкие доспехи. Полдень бился один в кольце мертвых дымящихся тел, весь светящийся, как металл в горне. Жена была рядом с ним, прикрывала ему спину, орудуя изогнутой скилской саблей. Какой-то всадник, перескочив через груду тел, готов был ударить Полдня в спину, не смея встретиться с ним лицом к лицу. Данатра заметила его и сама ударила саблей; враг повис в седле, зацепившись ногами в стременах. А битва все не заканчивалась. Казалось, что Полдень один перебьет всех врагов. Он не знал ни усталости, ни ран; солнечный жар, кипевший в нем, выжигал все, что могло бы помешать. Долгим был день, долгой была битва одного против многих, и Солнце, спускаясь к закату, залило всю землю кровавым багрянцем, словно сражалось вместе с Полднем. Наконец, враги поняли, что при солнечном свете им этого сварожанина не одолеть. Они тоже были не так просты, и среди них были шаманы, разбиравшиеся в тайных силах. Один из них выехал вперед, повел руками, и набросил на Полдня огненный аркан. Но Полдень рассек и его солнечным копьем, и продолжал биться, неуязвимый для вражеского колдовства, как и для оружия.
Тогда главный колдун, носивших три вороновых пера на своей кожаной шапке, отъехал в сторону и усмехнулся, глядя на истекающее кровью небо.
- Ему дает силу Солнце! Как совсем зайдет, он ослабеет.
И впрямь: когда сгустилась ночь, Полдень стал ощущать усталость этого неимоверного дня; солнечное копье потускнело, руки все тяжелей орудовали им, дыхание стало сбиваться, глаза с трудом пронизывали ночную тьму. И тут в темноте задвигались лежавшие вокруг него груды мертвецов. Поползли по земле, ненадолго оживленные колдовством степных шаманов. Бледными холодными пальцами ухватились за ноги. Какой-то мертвый воин с опаленным отверстием в голове медленно поднялся на негнущихся ногах, повис на плечах Полдня, упал сверху каменной глыбой.
Рухнул Полдень в груду мертвых тел, скрылась его золотоволосая голова в их черной массе. Тут же налетели кочевники, заковали его в цепи. Хотели забрать солнечное копье, да оно не далось: вспыхнуло и истаяло облачком в ночном небе. Приковав Полдня к телеге, повели в степь. Другая орда кочевников потащила прочь связанную Данатру, швырнула к ней плачущих детей и повела прочь, с другими пленниками, через высохшее от засухи, безводное травяное море.
Из-за плененного Полдня кочевники поспорили между собой. Главный шаман Кара-Чурин утверждал, что такого сильного чародея необходимо убить, потому что иначе он непременно отомстит за свое пленение. Но вождь племени, Белеут, хуже разбирался в магии и был очень доволен собой и своими воинами.
- Пусть попробует что-нибудь сделать! Я слышал, на морском побережье обосновались корабельщики из жарких стран, откуда, где вечное лето. Вот мы отведем туда этого чужеземца, получим за него столько золота, что хватит купить целый табун коней. А там пусть у них голова болит!
Как преодолели степь - Полдень едва замечал. Все мысли его были заняты судьбой Данатры и детей. Только когда его продали вместе со всем награбленным и привели на корабль, он встрепенулся. У причала стояли корабли, вокруг них крутились люди в чужеземных одеждах, с длинными бородами, смуглые и темноглазые в большинстве своем. Но речь их показалась пленнику немного знакомой, и он уловил в разговоре тех, кто купил его, некоторые понятные слова:
- Выглядит крепким... будет носить воду в апельсиновые рощи или таскать камни на стройке... А может быть, его стать и золотые волосы понравятся одной знатной вдове... - проговорили, посмеиваясь, чужеземцы, осматривая его, как купленного коня.
Полдень ничем не подал виду, что понял их, но внутренне взметнулся, как от удара бичом. Вот, значит, какая судьба его ждет: быть рабом в чужой стране до конца жизни! Никогда не увидеть жену и детей, своих сородичей, родную землю и солнце!
Корабль, скрипя веслами, вышел в открытое море. Полдень, прикованный за ногу к крюку на корме, с тоской поднял глаза кверху. Солнце стояло над ним, печально кутаясь в тучи, а кругом колыхалась бескрайняя вода. Чем поможет ему Даждьбог, посреди чужой стихии? Кругом на корабле враги, а вокруг корабля - бездна.
Тогда Полдень обратился к вздымающимся высоким волнам:
- Батюшка Морской Хозяин! Ты когда-то принес в Приморье корабли наших предков! Что же ты ныне позволяешь чужеземцам творить разбой, продавать людей в рабство? Как терпят нечестивцев твои дочери-волны? Захлестни их корабль, очисти мир от скверны работорговли! Пусть вместе со мной, я лучше утону, чем соглашусь жить рабом!
Никто из корабельщиков не понял слов пленника, но, предупрежденные, что он владеет магией, встревожились. Один из моряков ударил бичом по лицу Полдня.
И тут волны вскипели так, словно всплывало громадное чудовище. Яростно хлестнул ветер. Корабль завертело, путая паруса и снасти, он накренился, черпая воду.
И в тот же миг освободившийся пленник вскочил на борт корабля. Над черными гребнями волн мелькнули его золотые волосы.
- Я никогда не буду вашим рабом! - крикнул он и прыгнул в море за миг до того, как корабль пошел ко дну.
В тот день разбушевавшаяся буря дошла до побережья Бычьей Головы и смыла без остатка гнездо полукупцов-полупиратов, забравшихся так далеко в поисках легкой наживы.
А в неимоверной морской глубине всегда тишина и покой, там не бывает бурь. Туда, к высокому дворцу Морского Хозяина, принесла проворная волна Полдня. Туда, под своды из раковин, ввели морские слуги - рыболюди сварожанина. Сам Морской Хозяин, пирующий со своей свитой, поднялся из-за стола, передал гостю кубок вина из водорослей.
- Приветствую тебя, Полдень! Вот что: оставайся-ка ты в моем подводном царстве. Вижу, ты любишь справедливость, будешь боярином у меня. Поможешь следить, чтобы не заводилась у нас никакая нечисть. И само море назовут Полуденным в твою честь! А если захочешь, любую дочку за тебя отдам.
Поглядел Полдень на собравшихся вокруг русалок, красивых, ласковых. Но тут же в сердце проснулась земная тоска.
- Благодарю тебя, государь Морской Хозяин! Я бы остался, но только я не знаю ничего о своих жене и детях.
Русалки разочарованно отступили от него, но Морской Хозяин неожиданно усмехнулся в сине-зеленую бороду.
- Теперь верю тебе еще больше, Полдень! Подожди немного: может, и жена твоя скоро тебя отыщет...
Много гроз и дождей промчалось с той поры над Сварожьими Землями. Много воды реки унесли в море. Но и спустя века сварожане и их соседи помнили историю Полдня и Данатры, и при этом твердо знали, что все было именно так. А море с той поры так и прозвали Полуденным, в честь человека, готового предпочесть смерть рабству, и получившего бессмертие.

[Convollar]

Очень надеюсь, что Данатра найдёт всё-таки Полудня, просто не сможет не найти. Но на всё воля автора. А это, часом, не Сварт и Трайя? Уж очень Данатра отличалась от скилов, хотя и среди них были люди со светлыми глазами и волосами. Да и Полдень не прост, избранник Хорста и не только Хорста. Корабль пиратский он таки утопил. Спасибо,  эреа Артанис!

[katarsis]

Ну, вот, и начались драки с другими людьми, не моглин не начаться Пока локальные, ну, так, это пока.
Надеюсь, Данатра найдёт Полдня. И, интересно, как дети? В море будут жить или на земле останутся?

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!
И все, кто читал это произведение, и сегодня вместе со мной закончит его.

Очень надеюсь, что Данатра найдёт всё-таки Полудня, просто не сможет не найти. Но на всё воля автора. А это, часом, не Сварт и Трайя? Уж очень Данатра отличалась от скилов, хотя и среди них были люди со светлыми глазами и волосами. Да и Полдень не прост, избранник Хорста и не только Хорста. Корабль пиратский он таки утопил. Спасибо,  эреа Артанис!

История Данатры и Полдня, как и история об огненных змеях и небесных братьях-воинах и их сестре-звезде, упоминаются как легенды в других моих произведениях, кажется, в "Песни Степей". Рассказывая о древних временах Сварожьих Земель, я должна была и их прояснить подробнее.
Нет, не Сварт и Трайя. У них другая судьба, Полдень и Данатра больше уже не вернутся к людям.
А что в ней нетипичного? Умение ездить верхом и владеть оружием (причем последнее - в экстремальной ситуации), как раз больше подходит степной девушке, чем домашней сварожанке. А внешность унаследовала по линии Скила, недаром у нее и имя таморианское.
Полдень, безусловно, был и в земной жизни далеко не обычным человеком, многое умел.

Ну, вот, и начались драки с другими людьми, не моглин не начаться Пока локальные, ну, так, это пока.
Надеюсь, Данатра найдёт Полдня. И, интересно, как дети? В море будут жить или на земле останутся?

Мы знаем впоследствии из Сварожского Цикла, что распри между людьми бывали, что же удивляться.
Дальше узнаем, как будет. А для детей, может быть, тоже найдется своя роль в мироздании!

А Данатру и ее детей вместе с прочими пленниками тем временем другая кочевая орда уводила вглубь степи. Что-то случилось у них - то ли они сбились с пути, то ли недавние пришельцы еще не успели как следует изучить местность, но только они выбрали направление, где не хватало воды. Лето аыдалось жаркое, засушливое, степные травы рано пожелтели и высохли, как сено, и уныло хрустели под копытами коней. Вырытые в степи колодцы пересохли, обмелевшие русла степных речек превратились в канавы, где лишь на дне глубоких омутов еще поблескивало немного воды. И люди, и кони жестоко страдали от жажды. Кочевники спешили поскорей выбраться из пустыни, нахлестывали коней. Но им все же было легче сидеть в седле и даже спать, не слезая, под мерную качающуюся поступь коней. Но для пленников, которых гнали в обозе, безводная степь становилась могилой.
Жара не спадали ни днем, ни ночью, и все сильнее мучила жажда. Надсмотрщики выдавали каждый день вместе с вяленым мясом пару фляжек грязной воды, которую все равно пили с жадностью, и не могли напиться. Все надеялись, что вот-вот за каким-нибудь пригорком покажется ручей, но все ручьи пересохли, и негде было взять воды.
Бывшим сварожским поселянам, а ныне пленникам, страшно было глядеть друг на друга. За несколько дней все высохли от жажды, почернели от палящего зноя, пыли и отчаяния. Молодые и пожилые выглядели одинаково. На коротких привалах не могли даже заснуть, несмотря на огромную, изматывающую усталость. От жажды у каждого в горле стоял огненный комок, внутри все спеклось. Самые младшие дети, уныло бредущие через степь рядом с родителями, тихо плакали. У старших иссохли слезы.
Данатра, как уроженка скилских степей, могла выдержать дольше других. Но зато ее дети были еще слишком малы, чтобы выдержать изнурительный подневольный путь. Они едва держались на ногах. Девочку мать приспособилась нести, удерживая скованными руками, сын шел сам, держась за ее пояс. Во время остановок Данатра старалась пристроить детей хоть в какую-то тень, отыскивала травы со сладким соком, утоляющие жажду. Но и травы повсюду высохли, и в них не было ни капли сока.
И вот, на четвертый или на пятый день пути маленькая Искорка обмякла и похолодела на руках у матери. Данатра долго растирала ее, согревала и целовала, пытаясь оживить своим дыханием. Но все было бесполезно. Девочка не дышала, сердце ее не билось.
Надсмотрщик подошел, чтобы забрать труп ребенка у матери. Но Данатра сама выпрямилась и, звеня цепями, опустила легкое, как охапка соломы, тело в русло пересохшего ручья. Ни одной слезинки так и не скатилось из ее глаз, только лицо сделалось совсем мертвым.
- Река, прими мою дочь и позволь ей жить в твоих водах, когда они вернутся! - прошептала она потрескавшимися, кровоточащими губами.
Путь под палящим солнцем, через безводную степь, был невероятно тяжел, и ни один труп, освобожденный от цепей, враги бросили на обочине дороги. Через несколько дней настала очередь и сына Данатры. Она даже не поняла, когда именно он умер. Просто заснула на привале в тени повозки, сжимая его в объятиях,  а проснулась, когда его забирали из ее рук. И его высохшее от лишений тело также упокоилось в русле полувысохшей реки, слабо текущей в окружении сухих тростников. Долго еще их шелест преследовал Данатру, как погребальная песнь о ее сыне.
Глядя воспаленными глазами, женщина проговорила:
- Я с вами не прощаюсь, дети! Скоро мы будем вместе, и Полдня найдем. Вы не умерли! Вы живы! И реки скоро оживут.
Другие пленники, слыша ее слова, сочувственно качали головой, насколько еще могли сострадать другому в общем горе; должно быть, бедная женщина помешалась! Но Данатра знала кое-что о тайных силах, и теперь, почти уже вышедшая за пределы мира Яви, ощущала их присутствие. Она даже как-то успокоилась после прощания с сыном, двигалась дальше легко, словно не чувствовала больше жажды. Земные лишения не могли больше коснуться ее.
И однажды ночью, в забытье, она увидела сына и дочь. Они скатились, как с горки,с гребня прохладной волны, и засмеялись, плескаясь среди прозрачных вод, ловя пальцами серебристых рыбок. Они стали выше и красивее, чем при жизни, в легких серебристых одеждах, с венками из водорослей на белокурых волосах.
- Матушка, не оплакивай нас! Мы живы, и с нами оживет вся степь.
Но Данатра не могла остановить слез. Откуда только взялись они в ее иссушенных глазах? Так, бывает, расколешь скалу, а из каменной теснины живым потоком хлынет вода.
- А где ваш отец:? - прошептала она сквозь рыдания.
- Он тоже изменился, как и мы. Он непременно тебя ждет! Найди его, - и сон стал таять. Но он не оставил печали утраты. Данатра не сомневалась, что сон был вещим.
На следующий день все небо заволокло черными тучами. Воздух сделался душным, тяжелым. Собиралась гроза. То и дело на окоеме сверкали искры, проносились первые, еще беззвучные зарницы. Пленники с надеждой поднимали головы к небу, ожидая живительного дождя. А иные мстительно думали: если Хозяин Громов метнет молнию в их мучителей, пусть те горят, даже если самим придется разделить их судьбу!
Сделали стоянку у поворота реки, более широкой, чем оставшиеся позади, хоть и ее русло порядком обмелело; это была та же река, что протекала через Дедославль. Пленники, гонимые жаждой, бросились к реке, спеша утолить жажду теплой мутной водой. Они пили долго, размазывая по лицу речную грязь, и не могли напиться вволю.
В этот миг ударил такой раскат грома, словно земля и небо раскололись пополам, и долгая молния озарила все небо. И все - кочевники и их пленники, - увидели, как Данатра, точно белая птица, прыгнула с обрыва в реку. Цепи не могли удержать ее. Она взмахнула освобожденными руками и взмыла над водой. Тут же хлынул сплошной стеной ливень. Он заливал иссохшую землю, поил оскудевшую реку, сразу начавшую прибывать. А в небе все грохотало, не переставая. Похоже, что Перун приостановил своих коней, чтобы поглядеть, что будет дальше.
Вода прибывала невероятно быстро, вызванная вмешательством неких могущественных сил. Она залила старое русло и стала затоплять берега, проделывая новое, более широкое. И на гребне волны мчалась Данатра, прекрасная и грозная, как всякая бушующая стихия. Глаза ее горели неземным светом, волосы смешались с бурлящей пеной. Ибо она сделалась хозяйкой и душой реки, ее русалкой, и сейчас стремилась лишь к одному - превратить ее в мощный поток, чтобы броситься с ним навстречу Полдню.
Кочевники поняли, что это значит. Их главный шаман, Кара-Чурин, закричал в ярости и страхе:
- Не дайте ей уйти! Преградите дорогу! Бросайте камни!..
Они стали швырять камни в волны разбушевавшейся реки, и камни сразу превращались в огромные, торчащие из воды скалы. Вот они уже стали поперек, преградили реке путь. Но Данатра взметнула еще выше серебристые струи потока и вместе с ними перемахнула преграду, помчалась дальше на поиски любимого мужа.
Но кочевникам было уже не до нее. Они мчались прочь, бросив пленных, нахлестывали коней, бичуемые сверху потоками ливня, вздрагивая при громовых раскатах и замирая от ужаса, когда очередная молния ударяла в землю совсем рядом с ними.
От них, да от сварожских пленников, возвратившихся в Дедославль, стало известно о том, что произошло с Данатрой и ее детьми. С той поры сварожские степи уже никогда не скудели водой настолько, даже в самое жаркое лето. И никто не сомневался, что это дети Данатры подарили воду будущим поколениям сварожан, и что их души живут в степных реках. Остались жить и имена, даже спустя века, когда уже трудно стало отличить легенду от правды. Вот - река Светловодная, вот - река Искра, торопливо бегут по степи, точно дети, не успевшие пройти свой жизненный путь. Хотя никто уже не знает: их ли назвали некогда в честь детей, или наоборот...
А Данатра, примчавшись к Полуденному морю, бросилась в его синие волны помчалась сквозь них в неистовом разбеге.
- Где ты, муж мой? Отзовись! Я пришла к тебе, преодолев все преграды.
Он появился из ниоткуда, будто вынырнул со дна морского, преобразившийся не меньше, чем она, весь в серебре и синеве.
- Я здесь, жена! Мы все добрались к нашему морю. Больше уж нас никто не разлучит!
Они крепко обнялись, разглядывая друг друга и разговаривая без слов. А рядом слышался на два голоса заливистый детский смех.
И с тех пор жители Дедославля и других мест, называвшие прежде свою главную реку просто "Даной" - "Водой", стали с полной уверенностью называть ее Данатрой. Никто не сомневался, что это она оживила реку и стала ее богиней. Река же с тех пор стала гораздо шире и полноводнее прежнего, и люди все больше расселялись по ее берегам. Впоследствии по водам Данатры столько раз плавали и рыбачьи лодки, и воинские ладьи, и купеческие крутобокие суда. Путники благодарили хозяйку реки, называли матушкой. И даже если иная ладья разбивалась на опасных каменных порогах, путники не роптали на реку: все ведь знали, что это враги поставили их здесь, и все-таки не смогли преградить Данатре путь к Полуденному морю, к любимому мужу...
Проходили над Сварожьими Землями годы, с грозами и снегопадами, с пожарами и метелями. Годы складывались в века, века - в тысячелетия. Рождались новые люди, проживали свою жизнь, любили кого-то, радовались и плакали, к чему-то стремились, и уходили в свой срок. Потрясали мир сражения. Снег и пепел заносили целые города, стирали с лица земли жизни людей и память о них.
И все же не могли уничтожить человеческую память! Пусть в виде легенд и баснословных сказаний, она продолжала говорить с теми, кто мог правильно понять. Где-то среди ветвей Мирового Древа, там, где наматывала нити на бесчисленные веретена Хозяйка Судеб, протягивалась неразрывная связь между прошлым и будущим. И по ней спускали в мир Яви в новых телах те, кто прежде уже жил на свете. И у некоторых из них просыпалась порой память прожитых жизней - словно зажигалось окно в неведомое. Бывало, что приземленные сородичи объявляли таких людей безумцами, но бывало - что и вдохновенными пророками. С их слов рождались новые легенды, новые прекрасные песни, обогащавшие жизнь людей и поколения спустя.
Память жила и в деяниях людей. По-прежнему проносились по Млечному Пути небесные витязи. Сверкала на полунощном небе Звезда Постоянаства, и все, кому доводилось путешествовать, обращали к ней взор. А когда сварожанам угрожали враги, они выходили на бой со знаменем, на котором расправляла крылья Аэрин, и души их предков реяли Небесной Ратью на облачных конях,  незримо ободряя своих потомков. И в самих названиях: Белгород Приморский, Яргород, Дедославль, Влесославль, - жила память о заслугах предков, их мужественная борьба за жизнь сварожского народа, вставали их фигуры за спиной их потомков. И потому сварожане и их родичи, происходившие от жителей Погибшей Земли, расселялись все шире, строили новые города и деревни, обустраивали свои владения. У них впереди была долгая история, как и у всех народов земли. В ней придет время и для тех событий, что видели, заглянув в будущее, Сварт и Трайя, родоначальники сварожского племени.
На этом оканчивается повествование о разрушении Погибшей Земли о возрождении ее народа в других землях.

Да, мои дорогие читатели, на этом заканчивается "Обретенная Земля", и моя дилогия "Хроники Таморианы"! Огромное спасибо всем, кто прошел со мной всю дорогу, своей поддержкой и советами помогал создавать это произведение.
Надеюсь, что мы с вами не прощаемся, и через несколько месяцев смогу Вам предложить почитать еще что-нибудь.

[Convollar]

Прекрасная история, часть целого эпоса, былина об "Обретённой земле".  Данаира и Полдень, их предки, Скил, Родослав, Лиитас, да всех не перечислишь, древние города, леса и степи. Всё ожило и стало былью. Спасибо, эреа Артанис, надеюсь, истории ещё будут. 

[Артанис]

Спасибо Вам, эрэа Convollar, что прочли до конца эту историю!

Прекрасная история, часть целого эпоса, былина об "Обретённой земле".  Данаира и Полдень, их предки, Скил, Родослав, Лиитас, да всех не перечислишь, древние города, леса и степи. Всё ожило и стало былью. Спасибо, эреа Артанис, надеюсь, истории ещё будут.

Теперь и я для себя многое узнала о предках сварожан и других народов! А заодно они мне помогли получше узнать и потомков, протянуть неразрывную нить между прошлым и будущим.
Думаю впредь еще вернуться к Сварожскому Циклу. Там есть еще истории, о которых я могла бы рассказать. Да и потомки Лиитаса, пожалуй, заслуживают внимания. В "То, что всегда с тобой" мы их немного видели, но они требуют отдельной истории. Надеюсь, мне удастся написать по порядку все задуманное.

[katarsis]

Конец цикла, но не конец истории. И дальше ещё будет много интересного. Мы, конечно, и так это знали, и даже читали , но и из текста это чувствуется.
Спасибо, эрэа Артанис, замечательная история.

[Артанис]

Большое спасибо Вам, эрэа katarsis!

Конец цикла, но не конец истории. И дальше ещё будет много интересного. Мы, конечно, и так это знали, и даже читали , но и из текста это чувствуется.
Спасибо, эрэа Артанис, замечательная история.

Немного не совсем обычно - писать далекий приквел после основного цикла. Впрочем, если поглядеть на многие большие серии, то у них такое случается. Так что отсылки к будущим событиям здесь не раз встречались в зашифрованном виде.
Надеюсь, что и с Вами еще найдется в будущем что обсудить.