Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
Карса, эрэа
katarsis! За прошедшие годы приморяне окрепли, конечно. Появилось новое поколение, для которого Тамориана почти легенда. Относительное затишье не может быть бесконечным и рано или поздно решающая битва состоялась бы. Сварт хочет уйти как воин, с мечом в руке, у многих народов был такой обычай. Пусть он найдёт в неведомом свою Трайну. Спасибо, эреа Артанис.
Как только обе стороны укрепили силы, началась новая фаза противостояния. А Тамориана и вправду забывается приморянами, у них уже другая родина.
Вы, кажется, невнимательно читали: не Сварт, а Ганд. И он просит, чтобы не сообщали раньше времени вполне еще живой Руте.
Битва только начинается. Верю, Белгород отобьётся. Но встанет это дорого. Может быть, для Сварта или Ганда это будет последний бой. И для много кого ещё.
Вероятно, так! Однако фэнтезийность этого мира внушает надежду: он посылает людям противников, каких не бывает в нашем мире, но он же дает и помощь против них.
Он же колдун все-таки, мог стать невидимым или отвести глаза. Серослава, когда его провожала после их первой ночи, тоже не заметила, как он скрылся, обратили внимание?
Тогда зачем ему была Серослава? Припрятал бы свои "подарки" где-нибудь в городе.
Так надежнее. Кроме того, Серослава была ему полезна. У нее он выведал, как заманить Родослава в ловушку. Мог бы и еще что-то узнать с ее помощью, или еще что-нибудь устроить. Хотела сперва, чтобы он ей дал под видом лекарства яд для раненого быком Сварта. Но Серослава пролила бы нечаянно этот яд, его лизнула бы собака и умерла. Но затем решила, что это слишком подозрительно, и она должна была заподозрить неладное. Может, через некоторое время Шаа-Рам, встречаясь с ней, и сделал бы идеальную исполнительницу своих замыслов. Но не за несколько дней. Поэтому не стала так писать. Тем не менее, он мог клонить к такому.
Видимо, наступила решающая битва. Ящеры, явно, намерены стереть людей с лица земли (по крайней мере, с лица Холодных Земель. Для начала). Думаю, пришли, если не все, то большая часть. Ну, и люди, понятно, в городе все. Обе стороны восстановили силы, залечили раны после предыдущей битвы, укрепились. Теперь видно будет, кто с этим справился лучше.
Думаю, Ганд правильно решил участвовать. Возраст, конечно, берёт своё, но опыт есть опыт.
Поглядим, решающей ли окажется битва, или еще не совсем. По-разному может обернуться. Впрочем, намерения ящеров вполне серьезны, ну а людям отступать некуда.
Ганд точно не станет лишним в этой битве.
Но в это время на противоположной, полунощной, стороне что-то происходило. Ящеры расступились и выкатили вперед какие-то тележки на колесах. И, пока люди недоумевающе глядели со стены, Ирс-Таур, один из уцелевших колдунов, до сих пор державшийся в тени, подал им знак, шевельнув клешневидными пальцами.
- Кровь Земли! - прошипел он, не сводя глаз с высившейся перед ним белокаменной стены. - Посмотрим, как они одолеют Кровь Земли!
На глазах у изумленных приморян тележки подняли черные хоботы и швырнули вверх обычные с виду глиняные горшки. Первые из них разбились о каменную стену, и... из них выплеснулся огонь! Черная смолянистая жидкость вспыхнула быстрее всякого костра, потекла по стене, вмиг объятой пламенем. Камни, из которых была сложена стена, задрожали, медленно оседая под собственным весом, замазка между ними крошилась.
Бельт едва успел перескочить на целый участок стены - в лицо ему дохнуло жгучее пламя.
- Ладно же! И мы вам отомстим! - и, подхватив зашатавшийся рядом огромный камень, он швырнул его в толпу людоящеров. В нем уже поднималась жгучая ярость, и она была ему мила, он силился с ней в единое существо, как всегда бывало с ним в сражении. Поглядев на других "неистовых", защищавших с ним полунощную стену, он увидел и в их глазах жаркое пламя.
Брошенный им камень обрушился на метательные сооружения, круша все на своем пути, из-под него торчали хвосты и лапы раздавленных ящеров. Но уже новые горшки с "кровью земли" разбивались о стену, охватывая ее огнем. Некоторые перелетали дальше, и падали на деревянные дома и постройки. В городе вспыхнули пожары. Раздались крики и плач женщин, вопли детей.
Это лишь подстегнуло "неистовых": они принялись с удвоенной силой бросать со стены все, что было тяжелого, поднимая в одиночку и такие камни, что в обычном состоянии смогли бы осилить трое-четверо человек. Подвернулось под руку бревно - летит и бревно! Одноглазый Аснар ухватил огромный ларь, зачем-то притащенный на стену, и недолго думая, швырнул и его, сметая нескольких ящеров разом.
- Получайте, мразь ползучая! - зарычал он, весь в копоти, с ожогами на руках и лице, со зловещей черной ямой вместо давно потерянного глаза.
Смятые, искалеченные тела ящеров бились в судорогах, другие, легко раненые, отползали прочь. Чешуйчатое воинство попятилось туда, где их не могли достичь камни, но и их метательные машины были бесполезны на таком расстоянии.
А город горел. По улицам метались люди, спасаясь от огня. Над пожарищами подымался черный дым, в этом дыму суетились люди, в основном женщины - большинство мужчин стояли на стенах. Женщины и дети выскакивали из дыма или ныряли туда снова, вытаскивали своих близких и вещи, выпускали из горящих хлевов скотину. Перепуганные кони и коровы, носясь по голову, увеличивали сумятицу.
К Бельту на стену прибежала его жена Айра, вся в слезах и копоти.
- Мои родители погибли! Их дом загорелся от колдовского огня!
Бельт обернулся с искаженным яростью лицом, раскаленным как медь от жары и от безумного воодушевления.
- Ступай прочь! Стена - не место для женщины! Дети в порядке?
- В порядке! - всхлипнула Айра, отшатнувшись от грубого окрика своего супруга.
- Ступай!
Глядя на ящеров сверху вниз, "неистовые" ощущали, как по жилам их растекается ненависть, жарче этой черной смолы, что крошит камень. Возможно, еще немного - и они ринулись бы вниз без приказаний начальников, забыв, что их долг был - оборонять полунощную стену.
Но ящеры и сами спешили поскорей добиться победы. Там, где стена была наполовину разрушена огнем, они стали ловко карабкаться вверх, как лазают обычные ящерицы по гладким камням. Они карабкались быстро, готовые смять эту горстку людей и ворваться в город раньше всех.
Страшный рык вырвался из груди Бельта, и ему отозвались прочие "неистовые". Передний людоящер даже приостановился, вися на руках: ему показалось, что перед ним рычат не люди, а разъяренные медведи. А больше ничего не успел подумать, потому что две могучих руки ухватили его и швырнули со стены, переломив шею. И закипела битва.
Из-за небольшого расстояния битва сразу перешла врукопашную, люди и ящеры теснили друг друга, стараясь столкнуть со стены. Бельт едва успел уклониться от летящего ему в голову топора, и ему рассекло лишь кожу на лбу. Из раны обильно потекла кровь, но он обвел ею обрядовые шрамы в виде молний на лице и мысленно воззвал к Богу Грозы, прося победы. И принялся орудовать коротким обоюдоострым мечом, тогда как ящеры старались поразить его саблями. И спереди, и сзади, сколько он мог разглядеть, так же сражались и остальные. А порой из-за тесноты оружия было не достать, и тогда иной приморянин обхватывал ящера и старался заломать, как медведь, а тот терзал противника зубами и когтями. Но "неистовые" не чувствовали боли и позабыли страх смерти. Бывало и так, что оба врага, оступившись, падали со стены, где местами еще тлела "кровь земли". Не было конца битве. Наступал ли закат, или солнце снова всходило, а люди и ящеры продолжали сражаться. Казалось, они не остановятся, пока не истребят друг друга поголовно.
С другой стороны на закатную стену примчался Коловул с дымящейся, опаленной шерстью.
- В городе пожары! - провыл он.
Сварт, только что поднявшийся на стену с помощью старшего внука, поморщился не то от боли в ноге, не то от тревоги.
- Плохо! Лоус, отпусти сто человек тушить пожары. Коловул, обеги и другие стены, распорядись моим именем о том же.
- Сделаю! Только на полунощной стене уже кипит бой. И в воротах тоже.
- Кто может, те пусть отпустят! Город надо сберечь! Как мой сын?
- Родослав вместе с Хортом держатся! Отбили уже три атаки, сбросили ящеров с Белых Скал! - крикнул оборотень, убегая по стене.
Сварт остановился, слушая, как внизу шипят ящеры, пытаясь вскарабкаться по гладко отесанным камням.
- Когти обломаете! - усмехнулся он.
Перед ним, на высоком каменном зубце, сидела Аэрин, сложив крылья, словно сама продолжение камня. Солнечный свет ярко озарял соколицу, и Сварту показалось, что ее голова и крылья, прежде аспидно-черные, теперь поблекли, словно припорошены пеплом.
- Стареем, Аэрин, - вздохнул он, ласково почесав шею птице.
Та вытянула шею от удовольствия и негромко щелкнула клювом, как бы говоря: ладно, что уж там, и так пожили немало, боги не обидели, а уж повидать-то довелось - на тысячу других жизней хватит.
Обернувшись к внуку, он спросил:
- Ты говорил, что задумал отлить из золота новую вещь.
Юноша оживился, лицо его загорелось вдохновением.
- Да, дед! Хочу, чтобы олень на застежке для плаща не просто бежал, а летел, перескакивая пропасть. Я как-то видел такого на охоте в горах. Все тело его напряжено, голова закинута назад, так что рога касаются спины, ноги согнуты. Вот это я и хочу показать в работе. Важнее всего выразительность, она одна помогает смертным творцам приобщиться к богам, - горячо произнес Скил.
Его дед крепко сжал юноше руку.
- В тебе ожило мастерство Погибшей Земли! Ты непременно сделаешь своего оленя и много других прекрасных вещей. Если только мы одолеем ящеров...
Ухватив копье, Сварт первым ударил им в глотку карабкающегося на стену людояшера. В тот же миг вокруг сплотился весь отряд Лоуса - поверх каменной стены выросла еще одна стена, живая.
- Бейтесь, приморяне! Не камни, а ваши души - настоящая стена! За ними укрыты ваши жены и дети! - так кричал, ободряя воинов, и Сварт, и Родослав на полуденной стене, и Алет, и Бельт. Почти теми же словами ободряли друг друга женщины в осажденном городе: "Наши мужья, отцы, братья, сыновья - вот настоящая стена и защита, пока они живы, враг сюда не придет!" И, конечно, помнил об этом старый Ганд, защищая с пятьюстами воинами городские ворота, запертые огромным, окованным железом деревянным щитом.
Приморяне не ошиблись в своих расчетах: у ворот натиск был сильней всего. Сотня за сотней ящеры карабкались вверх. Опытный Ганд не позволил им подтащить сюда огнебойные машины: по его знаку приморяне осыпали ящеров целым дождем стрел, целясь в морду, не прикрытую черным железом. Среди приморян достаточно было метких охотников, что не промахивались и по более мелкой дичи.
В первый день осады ящеры так и не смогли прорваться к воротам. Но весь следующий день из их становища доносился оглушительный стук и дым, как от кузницы. А когда солнце взошло на третий день осады, приморяне увидели огромный таран из столетнего дуба, с головой из черного железа, изображавшей дракона. Таран волокли огромные чудовища, вроде тех, на которых некогда спаслись пленники ящеров. Они раскачали его на толстых цепях, и таран ударил в щит ворот. Содрогнулась, казалось, вся стена. Воины хватались друг за друга, чтобы удержаться, как при землетрясении.
Однако Ганд и тут быстро принял решение.
- Кипяток сюда! И смолу! - распоряжался он теми, кто поднимал на стену огромные котлы.
Наружный щит треснул пополам, его оковы задержали таран всего на два новых могучих удара. Теперь чудовища вновь оттаскивали его, чтобы разбить ворота. Сотни людоящеров уже толпились вокруг, готовясь ворваться в город людей.
- Давай! - Ганд махнул рукой, и сразу три огромных котла перевернулись на головы чешуйчатому воинству. Столбы пара заволокли от глаз осажденных страшное зрелище, но стоны и болезненное шипение обыкновенно выносливых ящеров говорили сами за себя.
- И мы можем воевать, не разбирая средств! - сурово произнес Ганд, когда пар рассеялся и стало видно, как уцелевшие ящеры оттаскивают пострадавших. - Эй, во дворе! Поставьте еще воды кипятиться! И смолы тоже!
- Были бы они не ящеры, а рыбы, хоть ухи поели бы! - неожиданно хихикнул какой-то воин. Некоторые поддержали его немудрящую шутку: и такая хороша, когда ходишь в обнимку с Мораной-Смертью!
Третий день держался Белгород Приморский, третий день ящерам не удавалось проломить городские ворота. Но силы людей все же не бесконечны. Им приходилось охранять стену днем и ночью, и некому было их сменить, потому что то же творилось повсюду. Ящеры же, которых было больше, могли сменять друг друга, да и меньше нуждались в отдыхе.
И вот, под утро, когда темнее всего и клонит ко сну, Ганду послышалось царапанье по стене. Все еще чутким слухом он разобрал скрежет когтей о камни надвратной башни. Схватив в руки горящий факел, он увидел над стеной цеплявшиеся чешуйчатые лапы, ухмылявшуюся плоскую голову.
- Тревога! - закричал Ганд таким голосом, что у приморских воинов мигом прошел сон. Взявшись за мечи и копья, они приготовились биться не на жизнь, а на смерть.
Ящеры наметили на ночную пору решающий штурм, и, если бы не бессоница Ганда, они бы добились своего. Но и так, их было во много раз больше, кроме того, они видели в темноте, а люди - нет. По всей стене ночью горели факелы, но лишь отчасти рассеивали мрак. Многие люди гибли сейчас, не заметив в темноте, с какой стороны прилетит к ним смертоносное острие.
Благодаря многолетнему опыту, Ганд продержался дольше многих молодых. Воинская выучка возмещала ему уходящие силы. Он был готов ко всему и спокойно встречал свою судьбу. Ему лишь хотелось отдать свою жизнь не напрасно. А небо меж тем постепенно светлело, еще немного - и вспыхнет солнце. Только он, скорее всего, не успеет увидеть его, как и многие другие приморские воины. Зато фигуры врагов становятся видны все лучше, факелы уже не нужны.
Старый воин высмотрел в толпе ящеров того, кто отдавал распоряжения. Это был высокий, на голову выше других, почти черный ящер, грудь и плечи которого были расписаны изображениями огня. Он быстро проложил себе путь на стену, уложив трех приморян. Увидев Ганда, жутко зашипел, замахиваясь саблей. Ее изогнутое лезвие надвое рассекло предутреннее небо, устремившись навстречу приморскому военачальнику. Он давно уже выбился из сил, дыхания не хватало, сердце гулко стучало о ребра. Кажется, во время битвы его еще и задели раза два, но некогда было замечать раны. Перехватив меч обеими руками, Ганд ударил по склонившейся над ним чешуйчатой морде, прямо между ноздрями щелочками, как раз в тот же миг, когда черное железо вонзилось ему в грудь, под ребро. И, не зная, достаточно ли нанесенной им раны, Ганд последним усилием обхватил плечи чешуйчатого военачальника, покачнулся и вместе с ним сорвался со стены.
Но приморян его гибель привела в такую ярость, что они стали теснить лишенных вождя ящеров. Те и поверить не могли, что в израненных, измученных бессоницей людях вдруг поднимется такая мощь; казалось, будто к ним откуда-то пришли свежие силы. За несколько минут ящеров сбросили со стены, заложили ворота еще крепче.
Когда Коловул сообщил Родославу о том, что Ганд погиб, но натиск ящеров удалось отбить, тот очертил в воздухе знак солнечного круга.
- Пусть боги с честью примут его в Ирие! - прислонившись от усталости к каменному зубцу, он добавил со вздохом: - Только они наверняка придут еще. И нас не хватит надолго.
Накануне ночью здесь тоже отбивали штурм. Трупы ящеров и приморян еще чернели тут и там на утесах Белых Скал. Многие были ранены, в их числе и средний сын Родослава - подросток Хорт, у которого правая рука висела на перевязи. Однако уйти в город, к матери, он отказался. Да и мало кто из раненых воинов, прятавших под одеждой перевязки. Лишь самые ослабевшие, но те уже не спускались сами - их отводили и относили в безопасное место. Вот только долго ли хоть одно место в осажденном городе останется безопасным?
Коловулу хотелось их ободрить, но что он мог сказать?
- Держитесь! Боги нас не оставят! - произнес он, прежде чем бежать дальше, к Алету, который тоже держался из последних сил.
И точно, к полудню того же дня людоящеры снова пошли на штурм, со всех сторон разом. Отдохнувшие, со свежими силами, они неминуемо должны были раздавить изможденную горстку приморян.
Родослав сражался как пещерный лев, и пока Агриков меч сиял в его руках, ни один ящер не мог взобраться на стену. Но вот чья-то увесистая палица обрушилась ему на голову, оглушая. Меч Стихий с жалобным звоном упал на камень. Хорт одной рукой едва удержал отца на краю стены. А в следующий миг и его самого ухватили ящеры, связали и прикрутили к древку копья. Зажмурив глаза, чтобы не заплакать, мальчик слышал. как они шипят вокруг него.
И никто не заметил, как на стене появился еще один мальчик, моложе Хорта, сереброволосый и синеглазый. Это был один из средних тройняшек Алета и Званы - Ярий. Он поднял Агриков меч, которого никто из людей, кроме Родослава, не касался обычно. И совсем не удивился, когда меч ожил и зазвучал под его руками. Он пел о свежем ветре свободы... о яростных вихрях с полунощи, что заносят снегом немеряные леса... о могучих и шаловливых Вьюгах, которым нипочем взбаламутить море или разжечь огонь - просто так, от избытка сил...
Небо заволокли белые тучи, нависли, клубясь, над самой землей. Налетел ветер, рванул их, и, будто пух из распоротых перин, густо повалил снег. А ветер налетал снова и снова, кружась над стенами. Три, пять, десять стремительных вихрей мчались друг за другом в немыслимом воздушном хороводе. Сквозь мельтешение снега показались человеческие лица, лебединые крылья. В одно мгновение пришла зима, да такая, какой еще не бывало в Приморье! Снег заметал Белгород Приморский, закрыл всю весеннюю зелень. Стало так холодно, что у людей зуб на зуб не попадал. Но ящерам внезапный мороз нес гибель, они сразу это почувствовали. Даже колдуны не стали их сдерживать, чтобы не лишиться подданных. Проваливаясь по колено в рыхлый снег, бежали ящеры прочь от города людей, сколько хватало сил. Кто не выдерживал - падал, его кровь охлаждалась, и он оставался лежать мертвым.
А Вьюги преследовали бегущих ящеров, вея своими лебедиными крыльями, звеня и смеясь.
- Звана! И вы, дети Званы! Покружитесь с нами, потомство Стрибога! Проводим непрошеных гостей!
Ярий, не выпуская Агрикова меча, взмыл в хоровод Вьюг, сам не зная, как это получается. Он сделался вихрем среди вихрей, и с восторгом увидел, что и мать, и братья, и маленькая Звездослава здесь. Они мчались в небе с ликованием, какого не пережить на земле, как подумалось Ярию. А над ними мчались по облакам крылатые кони-лебеди.
- Да. Мы все здесь. А со временем и отец будет с нами, - услышал Ярий голос матери.
- А... А снег не занесет наши поля и сады? - в мальчике-вихре вдруг взял верх маленький хозяйственный приморянин. - Вьюги прекрасны, но всему свое время. Без белой метели цветов не созреют яблоки и вишни!
Мать засмеялась и обняла сына лебединым крылом.
- Не беспокойся: неурочный снег растает так же быстро, как и выпал. Но ящеры надолго запомнят зиму среди весны! А меч ты все же потом верни дяде Родославу. Он не твой - не сейчас, по крайней мере.
А в занесенном снегом Белгороде Приморском все, кто пережил нашествие ящеров, благодарили богов за избавление, провожая глазами мелькавшие в облаках белые тени. Когда первое удивление прошло, стали собираться, искать погибших и раненых, обниматься при встрече, плакать и смеяться, что были на волосок от гибели, и все же уцелели, и оплакивать мертвых.
Как только отворили ворота, Рута первой бросилась искать тело Ганда. Проваливаясь в снег, она выкопала его красными от стужи руками, уселась в снег рядом с ним, уложила на колени голову мужа и заплакала, распустив по плечам седые волосы:
- Что же ты нас покинул, муж мой? Вроде бы, долго прожили с тобой, а мне все думалось: еще столько бы - и того мало! Что же не поглядел ты, как будут расти наши внуки? Видно, так отмерила Хозяйка Судеб... А я не прощаюсь с тобой! Слышишь, не прощаюсь - верю, скоро мы встретимся!
Сварт, Родослав с перевязанной головой, его сыновья, Алет, Бельт, Коловул, и все приморяне, выжившие сегодня только чудом небесным, склонили головы перед Гандом, чествуя его и других павших в бою. Мертвых воинов казалось больше, чем живых. Часть города сгорела. Но сам город отстояли.
- Боги за нас! Они вновь помогли нам, когда было нужнее всего! Это значит, что мы победили! За нами живые боги, за нами настоящее и будущее. А у ящеров нет ничего, кроме тени их свергнутого бога! - торжественно произнес Сварт, хотя сердце его сжималось при виде изможденных, сильно убывших в числе приморян.
Утих ветер, унеслись прочь Вьюги, прояснилось небо. И в его свежей синеве над городом кружила Аэрин, глядя сверху на свой народ, одержавший победу.