Печать

[katarsis]

Видимо, это у них семейное - стремиться на полунощь. Вот и до Вэра очередь дошла. Неужели Дива, действительно, умрёт, не дождавшись его . Но всё равно. Всю жизнь у материнской юбки не просидишь. А земля большая - её осваивать надо. Я бы даже сказала заселять, но они почти без девушек едут, так что, видимо, просто, посмотреть - и назад.

[Convollar]

Люди идут по свету.... (с). Такая уж у людей судьба, не у всех, но у многих. Вот пришло и время Вэра. А потом его потомки пойдут дальше.... Действительно, земля велика. Но как изменился Скил, его дети уже не похожи на сварожан. Так и должно быть - кровь кочевников древнее. Ушли из мира людей Алет и Звана. Но вот меня насторожило Святилище богов. Даже не Святилище, а то, что Боривой так отреагировал на меха. Не знаю, каким будет Всегнев, но имя у него говорящее. Спасибо, эреа Артанис.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа katarsis, эрэа Convollar!

Видимо, это у них семейное - стремиться на полунощь. Вот и до Вэра очередь дошла. Неужели Дива, действительно, умрёт, не дождавшись его . Но всё равно. Всю жизнь у материнской юбки не просидишь. А земля большая - её осваивать надо. Я бы даже сказала заселять, но они почти без девушек едут, так что, видимо, просто, посмотреть - и назад.

Жажда приключений, пассионарность еще не унялась. Пусть будет; в Сварожьих Землях на много поколений хватит мест, которые нужно освоить. Да и не только там.
Бывает и так, что люди стремятся вперед безоглядно, не задумываясь о своих близких.
Заселять - это уж следующий этап. Сперва надо хотя бы поглядеть, что в тех краях, и как туда добраться, а потом уже девушек туда вести.

Люди идут по свету.... (с). Такая уж у людей судьба, не у всех, но у многих. Вот пришло и время Вэра. А потом его потомки пойдут дальше.... Действительно, земля велика. Но как изменился Скил, его дети уже не похожи на сварожан. Так и должно быть - кровь кочевников древнее. Ушли из мира людей Алет и Звана. Но вот меня насторожило Святилище богов. Даже не Святилище, а то, что Боривой так отреагировал на меха. Не знаю, каким будет Всегнев, но имя у него говорящее. Спасибо, эреа Артанис.

О потомках Вэра, очень может быть, кое-что расскажу в свой черед. Некоторые из них и вправду заберутся весьма далеко.
Скил перенял кочевой быт, а его дети и подавно. Говорилось же, что их народ, хоть и переймет некоторые обычаи у приморского племени, по повадкам будет ближе к своим кочевым предкам.
святилище - признак того, что религия тоже на месте не стоит. Сперва выделили несколько человек заботиться о священных реликвиях, а постепенно выделятся прочие жреческие обязанности. Но что такого в реакции Боривоя? Просто чисто эстетическое удовольствие от ощущения красивой вещи, мягкого меха. если бы подразумевалось что-то еще, он бы не стал отговаривать Вэра от путешествия, где тот может добыть еще мехов.
В имени Всегнев кипят отголоски битвы с людоящерами, вскоре после которой он родился. Родители хотели показать, что он не слабее своих погибших братьев и сестры, раз уж ему предстоит жить за них всех. Не думаю, что его нужно бояться. Не без причины, по крайней мере.

Первые дни плавания по реке показались сварожанам легкой прогулкой. Плыть в лодке по высокой вешней воде - не то что бить ноги в лесу, по ямам и древесным корням, продираться сквозь заросли, где и медведь не пролезет. Тут же не сам идешь, а река тебя несет, и в дороге никаких препятствий, знай себе смотри в синее небо. Грести, конечно, приходилось, но они были молоды, крепки и не очень уставали, целый день работая веслами. А когда устанешь, можно по очереди лечь на корме, растянувшись возле мешков с провиантом, и глядеть, как в небе проплывают пушистые белые облака, а над рекой пролетают, шурша прозрачными крыльями, яркие стрекозы. И, главное, на реке не собьешься с дороги, не будешь плутать в дебрях, где даже оборотни с трудом найдут путь. Только отыщи вечером на окоеме Звезду Постоянства, и правь прямо на нее - там и будет полунощь. А как приятно вечером, высадившись на берег, поужинать добытой днем речной уткой или подцепленным на крючок лещом, налимом, а то и осетром! Река ведет, она же и кормит. Что за вкус появляется у самой простой похлебки, сваренной со взятыми из дома сухарями, после того как намашешься веслами за целый день, да еще на свежем речном воздухе!.. Даже к неизбежным тучам комаров день на третий-четвертый привыкли и перестали их замечать.
Так продолжалось долго, пока Дана-река не сделала крутой поворот на закат. Берега ее здесь сделались крутыми, дальше начинались поросшие лесами холмы. Но Вэр не собирался сворачивать с дороги вместе с рекой.
- Мы же хотели увидеть полунощь, а не закатную сторону! Я предлагаю оставить реку, - сказал Вэр своим спутникам вечером у костра.
- И дальше идти пешком через лес? Не-е, я не согласен, - возразил Прутен, высокий нескладный парень.
- Ну почему через лес? Есть же другие реки, текущие на полунощь? - Вэр обратился за поддержкой к оборотням, детям Коловула.
Быстр и Смел одинаковым жестом хитро прищурили глаза.
- Ну, есть. Только до такой реки, чтобы можно было по ней плыть на полунощь, придется все же дойти пешком, да еще лодку и припасы дотащить.
Путники зашумели, заспорили, перебивая друг друга.
- Это как еще тащить? Волоком? Я не согласен! Я не бык грузовой!
- Дома корчевать пни и то было легче, чем тащить лодку по лесам!
- Заблудимся в этих чащобах и сгинем все! Мы же не знаем дороги...
Вэр то краснел, то бледнел, слушая их, несколько раз пытался что-то сказать, но закрывал рот, понимая, что его не услышат. Только когда его спутники достаточно накричались, сын вождя взял слово.
- За какое время мы дойдем через лес до ближайшей реки, текущей на полуночь? - спросил он у оборотней.
Быстр припомнил, что слышал об этих краях от отца.
- С поклажей - дней девять. Только дорогу прорубать придется, там нет троп.
- Вот уж спасибо! - фыркнул еще один парень, Вегт.
Но сын Родослава уже думал, как лучше устроить пеший путь.
- Может, сделать колеса и катить лодку, как тележку? - предложил он.
Но Смел покачал головой.
- Никакие колеса не продерутся через лес, будут спотыкаться на каждом шагу! На плечах дотащим. Лодка должна остаться целой и невредимой! Если ее повредим, на этом поход закончится.
- Вам, волчарам, может, по лесам бегать и привычно... - проворчал Дарин.
Вэр внимательно оглядел свой отряд. Никому, да и ему самому, не хотелось тащить тяжелое снаряжение по лесным чащобам, но выбора у них не было. Он насмешливо проговорил:
- Тем, кто боится трудностей, надо было остаться дома, копать грядки и чистить хлев! Мы отправились в путь в поисках приключений. Вот они нас и нашли! Мы первыми из сварожан идем на полунощь ради чести и славы. А для этого и поработать приходится. Трое из нас пойдут впереди, прорубая дорогу. Остальные понесут лодку и припасы!
Распоряжаясь впервые, юноша боялся, что спутники откажутся слушаться, и тогда неизвестно, что может случиться. Он возвысил голос, зазвеневший, как лист меди, чтобы не выдать, как ему тревожно, если не сказать - просто жутко. Но, к счастью, его убеждения подействовали. Еще немного поспорив, сварожане стали делить припасы, прикидывая, кто сколько унесет. Навьючили поклажей и двух больших собак, взятых с собой для охоты.
Наследственное чутье не подвело молодых оборотней, внуков Велеса; все лесные и речные тропы крепко держались у них в памяти. Но волок занял не девять дней, а десять с половиной, потому что путь через чащобу был труден. Обычно впереди всех шли оборотни, прорубая топором просеку в густом подлеске, чтобы остальные могли пройти; за ними пять человек тащили на плечах лодку; позади шли еще четверо, с тяжелыми мешками за спиной; а по сторонам бежали две собаки, высунув языки и шумно дыша, потому что тоже несли тяжелый груз. Такого шествия немеряные леса еще никогда не видели, с тех пор как первый дуб вырос из желудя! Любопытная белка таращила на них круглые глазенки, и, распустив пышный хвост, с громким цоканьем перелетала с места на место, спеша поведать всему лесу о странных чужаках. Косуля замирала, глядя на них огромными влажными глазами, как будто знала, что, пока у людей заняты руки, они не могут метнуть в нее смертоносную стрелу. Даже медведь, встретившийся раз возле разрытого муравейника, от удивления встал на задние лапы, как человек, и проводил их непонимающим взглядом.
Шли медленно, вырубая на деревьях свой знак рода - пикирующего сокола. Когда будут возвращаться, зарубки на деревьях пригодятся, чтобы узнать дорогу. А, если полунощные земли окажутся хороши, то волок между реками и прорубленная тропа пригодятся тем, кто пойдет в ту сторону по их следам. Со временем, может быть, через лес проляжет уже заметная тропа, а когда-нибудь - и торная широкая дорога.
Но, чтобы она пролегла через немеряные леса, отряд Вэра должен был сейчас пройти их первым, без всякой тропы.
Наконец, подтощалые, исцарапанные, сбившие ноги сварожане вновь могли спустить свою лодку на воду. Река, до которой они дошли, была небольшой и узкой, с обеих берегов ее обступали могучие леса, спускаясь к самой воде. Да и лес здесь был другой, все больше хвойный, темный - сосны да елки. Можно было плыть между двух берегов целый день и ни разу не увидеть дерева другой породы. Зато они видели не раз, как на рассвете к реке спускается длинноногий нескладный лось, зайдя в воду по брюхо, пьет, вытягивая длинные губы, смотрит, будто с удивлением, на свое отражение в воде: что за зверь - олень не олень, конь не конь, корова не корова, - чудо лесное! А однажды проплывали мимо бобровой хатки, сложенной из осиновых веток так ладно, что впору человеческому жилью. Сами солидные темношкурые хозяева тут же деловито обгладывали какие-то ветки, меж тем как их детеныши, играя, скатывались с крыши в воду на собственном хвосте. Собаки путешественников, увидев бобров, громко залаяли, порываясь броситься в воду. Пришлось взять их на повод. Задавят детенышей - против Правды Лесной, а взрослые бобры, хоть были меньше собак, вполне могли их убить или искалечить своими страшными грызущими зубами, или утянуть под воду. Но на будущее эту речку стоило запомнить. Мех бобра, непромокающий и незамерзающий, ценнее всех, даже соболя, не говоря уж о кунице, которой в каждом лесу - как мышей. Оставалось надеяться, что бобры водятся и дальше к полунощи.
Так, то наслаждаясь плаванием по бесчисленным рекам и речкам, то прокладывая тропы через лес, двигались путники дальше, вглубь немеряных лесов. Взяв с собой пузырек несмываемых чернил, Вэр отображал на бересте их путь, отмечая на чертеже каждый речной поворот. Постепенно под его руками рождался первый чертеж полунощных краев. Если у него, Вэра, все получится, по этому пути со временем двинутся и другие сварожане.
А между тем, время постепенно шло. Выйдя из Дедославля в начале лета, путники постепенно замечали, что становится холоднее, да и небо все чаще хмурится, порой начинался мелкий моросящий дождь. Там, где у берега стояли лиственные деревья, стало видно, как они обряжаются в золото и багрянец. Их опавшие листья плыли по воде, как игрушечные лодочки. Наступала осень. Впрочем, это не удивило путников; они с самого начала готовились плыть на лодке как можно дальше, пока будет тепло, а потом выбрать удачное место на берегу и устроить зимовье, чтобы охотиться здесь. Если что и удивляло, то размеры этой страны: за все лето и часть осени они, похоже, и близко не придвинулись к краю ее. Казалось, можно так идти или плыть всю жизнь, целую вечность, а дороге не будет конца.
За все время они ни разу не встречали чужих людей, хотя знали от Коловула, что те обитают в глубине лесов и по рекам. Оборотень много рассказывал им, как обходиться при встрече, но эти меры предосторожности все больше казались Вэру и его спутникам излишними. Казалось, что немеряные леса вовсе не населены.
Зря казалось! Однажды, уже в середине осени, путники услышали за поворотом реки человеческий смех и голоса на непонятном языке. Вэр прислушался, подняв весло. Голоса еще невидимых за поворотом людей послышались вновь.
- Леший, может, шутит? - шепнул опасливый Наут.
- Нет, это люди, - отозвался Смел. - Они говорят: "Заводи сеть правей! Тяни крепче, ухватим "речного коня". Говорят не совсем на том языке, какому нас учил отец, но очень похоже, так что можно все разобрать.
- Хорошо. Будете переводить, - сказал Вэр и опять загреб веслом воду. Товарищи последовали его примеру, и лодка птицей вынеслась за поворот.
В воду вдавалась длинная песчаная коса. И на ней столпились пять человек, с явным усилием вытягивая из воды что-то тяжелое, завернутое в мокрую сеть, как в мешок. Издалека Вэр разглядел только нечто длинное, темное, осклизло-мокрое, похожее на сгнившее бревно, и удивился, зачем лесные жители так стараются его вытащить. А что старались, было сразу видно: они встали по всей длине сети, тащили, сцепив зубы, их плечи горбились от натуги под сшитыми из замши кожухами; смуглые лица раскраснелись. Бревно, как видно, было тяжелым.
Наконец, они вытянули совместными усилиями, размотали сеть. И только тут подняли головы и увидели лодку с незнакомцами. Можно сказать, встретились нос к носу.
Лесные люди показались сварожанам пониже них ростом, одеты все одинаково - в кожухах с закрывающим голову капюшоном и штанах, в сапогах из мягкой кожи, причем все это было украшено замысловатыми узорами. Все пятеро выглядели молодыми, один, пониже ростом и тоньше других, похоже, вовсе подросток. Выглядывавшие из-под капюшонов лица выглядели острыми и узкими, с резкими чертами, темные от загара. Но глаза у парня повыше других, что вышел вперед, были неожиданно светлые, прозрачные как речная вода, а под капюшоном виднелись гладкие пряди льняных волос.
Вэр стал на ноги в своей лодке, собираясь приветствовать лесных людей, чтобы оборотни перевели его слова. Но тут неожиданный случай нарушил все планы.
"Бревно", вытащенное на берег, неожиданно забилось, стремясь вернуться в воду. Заплескало широким, как лопата, хвостом, и рыбаки отскочили прочь, потому что им запросто могло переломать ноги. Они схватили лежавшие рядом топоры, багры, копья, стали ими колоть и рубить рыбину, а та все билась и прыгала, стараясь спастись.
Вэр с удивлением заметил, что на оружии лесных людей все наконечники сделаны из кости да из гладко обтесанного камня. Вообще-то, и Коловул рассказывал, что сородичи его матери и другие лесные племена не знают железа, но Вэр не задумывался, как это может быть. А теперь сам видел - правда! Такого сома, конечно, каменным топором не скоро убьешь. Вот показать бы этим жителям...
Не колебаясь более, Вэр с тяжелым топором в руках махнул через борт лодки на песок и обрушил лезвие на череп речному чудовищу. То обмякло, мертвое или оглушенное.
В этот момент кто-то ухватил Вэра за рукав кожуха. Он оглянулся. Тот самый мальчишка из местного племени, вблизи показался еще меньше, личико - как у девушки. И тянет руки, между прочим, к его секире, показывая то на нее, то на рыбу: мол, дай мне!
- Малыш, да ты не поднимешь такой топор! - расхохотался Вэр. - Опусти руки, я сам добью рыбину. А ты, чего доброго, отрубишь ногу себе или кому-нибудь... Отойди, кому сказал!
Но мальчишка, не отпуская, вцепился в рукоять секиры и тянул на себя. А тут как раз оглушенная рыбина опять плеснула хвостом, и Вэр, плюнув, отдал секиру. Юноша из лесного племени с усилием поднял ее тонкими руками над головой, будто рубил дерево, и стремительно ударил точно под жабры сома, с удивительной точностью отрубив усатую пучеглазую рыбью голову.
От резкого движения капюшон слетел с головы паренька, и на плечи упали две длинных, светлых как лен, косы с украшениями из прозрачных камешков...
Вэр застыл как вкопанный, уже по-иному разглядев невысокий рост и хрупкость "подростка", его женственную миловидность. Мысленно выругал себя. А девушка выпрямилась и что-то проговорила на своем языке, тягучем и медленном, с долгими гласными звуками.
Ольха перевела, поглядев на Вэра:
- Она благодарит тебя за то, что одолжил топор. Говорит: таким можно убить даже медведя.
Вэру было жарко от жгучего чувства стыда. Как он сразу не догадался, что перед ним девушка? Да какая смелая, и как точно ударила сома под жабры, видно, что не первый раз охотится с мужчинами. А он-то, не разглядев, оскорбил ее. Пусть на своем языке, но что если ее соплеменники догадаются?
Как бы опровергая его сомнения, подошел ближе высокий юноша, замеченный прежде. Оглядев взором всех, обратился к Вэру, видимо, догадавшись, кто является предводителем.
- Мы - кунда, - произнес он, обведя руками всех своих родичей, показывая, что имеет в виду название своего народа.
- Кунда - одно из лесных племен, - пояснил Быстр.
- А мы - сварожане. Дети Неба. Мое имя - Вэр.
Лесной житель понял его и кивнул, ткнув себе в грудь:
- Я - Тармо! - затем, по очереди называя своих спутников: - Веса. Анто. Унге, - и, последней показав девушку, добавил: - Айни, моя сестра!
Когда Ольха перевела его слова, Вэр вежливо, но без лишнего любопытства поглядел на девушку. Она уже заправила косы под капюшон и опять похожа была на мальчика-подростка. Однако, уловив взгляд Вэра, улыбнулась, и он понадеялся, что она его простит.
Тармо обратился к прибывшим, а Быстр перевел его слова:
- Охотники племени кунда просят обладателей режущего камня, которых привела в гости богиня Йомала, разделить с ними эту большую рыбу. По обычаю, охотники, добыв крупную дичь, могут съесть сразу, сколько им нужно, а остальное должны принести племени. Мы приглашаем вас в гости, к себе в стойбище.
Лица у всех пятерых при этих словах были вполне приветливы, и Вэр понадеялся, что людям племени кунда можно верить. Они не казались ему способными на вероломство, тем более что видят их впервые. В конце концов, тон ведь помог им справиться с большой рыбой.
И он произнес, всем видом показывая, как рад приглашению:
- Мы охотно примем гостеприимство племени кунда! Да осветит Солнце день нашей встречи!
Вскоре на песчаной косе жарко горел большой костер. В нем жарились жирные куски из сомовьего хвоста, а в котле варилась уха из той же рыбы. Вокруг костра сидели сварожане и кунда, обедали вместе и беседовали, заставляя оборотней беспрестанно переводить. Там, где слов не хватало, в ход шли жесты, то и дело вызывавшие у кого-нибудь смех. Если бы не затрудненность в общении, никто бы не угадал, что здесь собрались люди из разных народов, впервые встретившиеся всего несколько часов назад.

[Convollar]

Вэр молодец, убедил своих спутников идти по намеченному маршруту. Волок, конечно, не плавание по реке, но вода течёт, как хочет. И первая встреча с древним лесным народом тоже интересна. Со временем эти люди станут частью рождающейся нации. Спасибо, эреа Артанис.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar!

Вэр молодец, убедил своих спутников идти по намеченному маршруту. Волок, конечно, не плавание по реке, но вода течёт, как хочет. И первая встреча с древним лесным народом тоже интересна. Со временем эти люди станут частью рождающейся нации. Спасибо, эреа Артанис.

"Нормальные герои всегда идут в обход".(с) Продолжи они плавание по реке - и история с географией Сварожьих Земель могли бы впоследствии сложиться совсем иначе. Один из будущих центров влияния появился бы в другом месте.
Да, станут. И я уже знаю, кто положит начало их смешению...

Глава 22. Лесные люди
Стойбище племени кунда лежало в глухом лесу, на берегу ручья с прозрачной водой. Сварожане довольно долго шли за своими проводниками, скользившими сквозь любые заросли неслышной походкой, как у лесных зверей. По лесу все пятеро умели ходить не хуже оборотне, даром что несли в мешках за спиной куски изрубленной рыбины. Вэр иногда видел мелькавшую впереди Айни и пытался подражать ее легкой походке, но при этом ломился сквозь заросли, как вспугнутый лось. В конце концов, он махнул рукой и стал внимательно изучать лесные приметы, прикидывая, смогут ли они сами найти обратный путь к реке.
Оказалось, что у лесного стойбища нет не только стен, но даже деревянного частокола. Пришельцы вовсе не замечали никаких примет за густым подлеском высотой в человеческий рост. Тут были кусты бузины, дикая смородина, малина, черемуха, можжевельник, и все это окружали высокие стебли жгучей крапивы. Вэр хотел уже пройти мимо, но тут Тармо, идущий впереди, раздвинул заросли, и путешественники увидели прямо перед собой долгожданное стойбище.
Оно состояло из нескольких десятков хижин, покрытых разрисованной берестой, остроконечных, без всяких окон. Из отверстия в крыше поднимался дым. День был погожий, так что многие люди находились на свежем воздухе, занимаясь своими повседневными делами и при этом оживленно беседовали между собой на том же протяжном языке. От обладателей такой речи трудно было ждать особой разговорчивости; а между тем, люди на поляне не замолкали, их голоса текли плавно и звонко, как ручей.
Обликом увиденные кунда походили на Тармо и его друзей, были большей частью худощавы, узколицы. Одежда у большинства была того же покроя, у некоторых, к тому же, весьма пестро украшена разноцветными нитками, полосками меха, птичьими перьями. Особенно богато вышиты были одежды стариков. Наверное, это знаки отличия, сообразил Вэр. Их собирают за всю жизнь, и у Тармо и его друзей пока маловато собралось нашивок.
Первыми навстречу пришедшим кинулись собаки. Остроухие, поджарые псы с закрученным хвостом, в основном рыжей масти, они только что лежали, греясь на солнышке, или рылись в земле, грызли брошенные кости. Но стоило одной навострить уши, как вся стая с заливистым лаем помчалась встречать людей. К молодым кунда собаки стали ласкаться, прыгая и умильно повизгивая, чему, возможно, способствовал и запах рыбы. Завидев пришлых людей, собаки насторожились было и вздыбили шерсть, но Тармо что-то приказал им, и они пошли рядом, не рыча и не лая, но не сводя внимательных глаз. Собаки пришельцев удостоились гораздо более недружелюбного внимания местных. К счастью, путники заранее завязали своим морды ремнями, чтобы не допустить драки. А поскольку пришлые псы не могли ни лаять, ни рычать, но местные покружили вокруг них на прямых лапах, вздыбив шерсть, но убрались прочь, когда хозяева отозвали их.
Следом за собаками из стойбища выбежали дети разного пола и возраста, а за ними, более сдержанно - и взрослые. Сперва - не спеша; как видно, в их повседневной жизни возвращение охотников было и важным событием, и развлечением. Но при виде чужаков лесные люди сперва вытаращили глаза, а затем стали часто и громко переговариваться между собой. Тармо что-то оживленно повторял, указывая на сварожан, а местные жители, особенно старики, похоже, возражали, тоже указывая жестами.
Ольха, наклонившись к сородичам, тихонько переводила:
- Они говорят: неизвестно, кто такие эти бородатые, добрые ли духи их послали. А Тармо ответил: от воды не приходит зла. Он за нас ручается.
Тут и Айни выскочила вперед рядом с братом, заговорила что-то быстро-быстро.
- Она говорит про твой железный топор. Говорит: с таким оружием ничего не страшно, им можно одолеть лося или медведя, или... тут я не поняла, кого. Какое-то большое существо. Айни еще сказала: если железные люди, - это про нас, - дадут кунда такое оружие, кунда станут сильней великанов!
- У них тут и великаны живут? - шепотом спросил Вэр.
Оборотница пожала плечами.
- Кто их знает! Разузнаем еще, если задержимся здесь, - и она стала опять прислушиваться к спорам среди лесного племени.
Договорились кунда между собой, прямо скажем, нескоро. Уже солнце спускалось за лохматые ветви сосен, когда с лиц лесных людей исчезла подозрительность, и они расступились, позволяя сварожанам пройти.
Тармо подвел Вэра к старику, опиравшемуся на высокий посох с резным навершием в виде орла. Тот носил на голове высокую бобровую шапку, а рукава и подол кожуха украшали кисточки из гладкого белого меха. Старик держался прямо, хотя был очень худ, а лицо его, с острым носом и длинным подбородком, приобрело выражение, напоминавшее хитрых лесных зверей - куницу, ласку, может быть - лису.
- Поздоровайся с Окасти - старейшиной племени кунда, - велел через переводчика Тармо.
Вэр почтительно поклонился вождю лесного племени.
- Пусть боги хранят тебя и твой славный народ, почтенный вождь! Мы пришли по реке издалека, чтобы охотиться. Нам бы хотелось быть вашими друзьями, искусные лесные охотники, - и вдруг, по наитию, Вэр подал в руки старику один из железных топоров. - Владей нашим острым железом! Если кунда и сварожане будут друзьями, мы вам подарим еще много таких острых и твердых орудий. Ими можно легко срубить самое большое дерево и поразить любого зверя!
Руки старейшины, хоть и старчески тонкие, оказались еще достаточно крепки, чтобы удержать тяжелый топор. Некоторое время он разглядывал его со всех сторон, удивляясь холодному блеску, взвешивал на руке, трогал пальцами лезвие. Даже зачем-то понюхал; топор непривычно пах железом. Другие мужчины тоже тянули руки, изучая необычный предмет, но вождь им топора не отдавал. Наконец, выбрав в груде палок для костра одну, потолще, размахнулся им. Палка тут же раскололась пополам. Кунда уважительно заговорили, убедившись сами, как сильно оружие "железных людей".
Спрятав топор за пояс, Окасти пристально взглянул на гостей.
- Я верю, что Йомала привела вас не случайно. Будьте нам добрыми гостями, люди издалека. Если вы пришли для охоты, мои сородичи укажут вам хорошие ловища. Лес велик и щедр ко всем, кто уважает его силы.
Вэр украдкой погладил висевший под одеждой Велесов оберег. Вроде бы, начало знакомства с лесными людьми проходит неплохо. Теперь самое главное - не испортить самим чего-нибудь по неведению, не нарушить какой-нибудь обычай, не оскорбить того, что считается у местных людей священным. Святотатства ни один народ своим гостям не спустит, решат, что их намеренно оскорбляют, или что чужаки - вовсе не гости, а злые колдуны, и пришли, чтобы навести порчу. Тогда с ними расправятся, и трупы их спрячут в болото, чтобы не поднялись нежитью. Еще по пути в стойбище оборотни предупредили молодых сварожан, чтобы наблюдали за местными жителями и следовали их обычаям.
Стойбище лежало в ложбине, а над ним, на скалистом взгорке, возвышалась самая большая сосна, какую когда-нибудь видели Вэр и его спутники. Сосна была такой старой, что кора на ней из медно-красной сделалась серой и вся потрескалась. Ее ствол могли бы обнять лишь несколько человек, взявшись за руки. Вокруг нее не росли другие деревья, но зато ее старые, с густой хвоей, ветви раскинулись так широко, что издали казалось, будто над стойбищем стоит целая роща. Меж двух выпирающих из земли корней могучей сосны начинался ручей, бегущий сквозь стойбище и дальше, в лес, чтобы влиться в реку.
Незаметно подкравшись к Вэру, Айни проговорила, а Ольха перевела ее слова:
- Великая сосна стояла здесь, еще когда Йомала только вывела кунда и других лесных людей из воды на сушу.
Под сосной стояли резные изваяния, изображавшие то людей, то разных животных весьма причудливого вида. Вэр разглядел фигуру длиннобородого человека с оленьими рогами и женщины на берегу ручья, в ожерелье из жемчуга. Наверное, Йомала, их богиня воды.
Вечером на большой поляне состоялся настоящий пир. Лесные люди не ударили в грязь лицом перед неведомо откуда взявшимися гостями. На длинных выдолбленных блюдах лежали куски их сома, жареная лосятина, вепрятина, кабанье сало с кислой красной ягодой для приправы. Это ягоду лесные люди добавляли решительно ко всему: к мясу и к рыбе, и к напитку, похожему на сварожский мед, и даже к лепешкам из желудевой муки. Гости сперва роняли ягоды, а от их кислоты сводило скулы; но постепенно приспособились, и им тоже показалось. что с ними есть вкуснее. Вообще же, люди брали себе еды сколько хотели, сидя на шкурах без всяких столов и лавок, и при этом не переставали болтать и смеяться. Тут же, немного поодаль, сидели и собаки, и то и дело кто-нибудь из племени бросал им недоеденную кость.
Один из спутников Вэра, Дарин, попробовал желудевую лепешку, скривился и достал из сумки горсть ржаных сухарей из дома. Протянул один сидевшему рядом местному парню, кажется, Унге, одному из тех, кто встретил их. Тот понюхал его и стал грызть, в свою очередь морщась от усилий.
Дарин засмеялся над ним, попросив Быстра перевести:
- Ешь, ешь, друг, это же хлеб! Хлеб, понял? Вы что тут, у себя в лесах и хлеба не растите? Из чего только эта лепешка? Она же горькая, как медвежья желчь!
Унге, уяснив из перевода, о чем идет речь, прижал к груди кусок темной желудевой лепешки.
- Желудь - хорошая еда, сытная! Он делает человека сильным, как дуб, на котором растет. Дуб - священное дерево, наш кормилец.
- Хлеб из желудей! Это ж надо так жить! - Дарин сочувственно покачал головой. - Да ты попробуй, каков на вкус настоящий хлеб! Из ржаных колосьев, выросших в поле! Не то что ваша горечь.
Молодой кунда сгрыз сухарь, но неожиданно спросил через Быстра: что такое колосья? Озадаченный Дарин почесал в затылке.
- Ну... как тебе объяснить, если ты их сроду не видел? Ну, они растут в поле, как трава, - он для наглядности сорвал пучок травы, - только высокие и длинные. В них зреют семена. А мы собираем семена и растираем их в муку, из которой печем хлеб, такой как этот, только мягкий.
Когда оборотень перевел ему эти слова, Унге что-то коротко произнес в ответ и отвернулся, утратив всякий интерес к хлебу пришельцев. Быстр объяснил его ответ Дарину:
- Он говорит: "Зря ты хвалишься своим хлебом, чужеземец. Мы черпаем силу от плодов могучего дуба. А вы черпаете силу от слабой травы."
А между тем, праздник все продолжался. Вэр обратил внимание, что вождь племени положил железный топор себе на колени, любуется им, как драгоценностью, словно опасается, как бы топор не исчез.
Когда небо совсем стемнело, и лохматые ветви большой сосны утонули во мраке, в святилище над берегом ручья загорелись костры. Теперь они озаряли одну из деревянных фигур - припавшее к земле чудовище с длинным хвостом, рогами и мордой, неприятно напомнившей Вэру головы людоящеров и драконов. Пламя пылало прямо перед ней, так что казалось, будто исходит из разинутой пасти чудовища. Не успел Вэр спросить у сидевшей рядом Айни, что это значит, как увидел четырех мальчиков-подростков, совершенно обнаженных. Их вела за собой сгорбленная почти пополам старуха с седыми распущенными космами, падавшими ей до пояса, так что волосы закрывали ей лицо, как занавески, виден был один длинный загнутый нос. Старуха подгоняла мальчиков, щипая их за руки и царапая длинными ногтями. По их рукам и плечам стекали струйки крови, но ни один не издал ни звука. Ко всему прочему, старуха еще и хромала, но двигалась при этом удивительно быстро, успевала следить за всеми жертвами сразу. Вэр успел удивиться, почему они так покорно идут за ней, терпя мучения. Не иначе, как старуха их заколдовала!
А между тем, страшная ведьма уже втолкнула первого из мальчиков в проход между кострами, так что он влетел прямо в пасть чудовищу. Теперь оно уже не казалось деревянным: Вэр явственно видел, как оно разевает пасть, как отблески огня горят в его глазах. Оно сомкнуло челюсти, проглотив первого мальчика, и тут же сквозь огненные сполохи ему в пасть влетели другие.
Не помня себя, Вэр вскочил на ноги, ища свое копье. Он готов был броситься на чудовище, убить кошмарную старуху, но Айни повисла на его руке.
- Что ты делаешь! Нельзя вмешиваться в обряд, тем более чужеземцу!
- Но она погубила ваших юношей! Почему вы все так спокойно сидите? - воскликнул Вэр, указывая на старуху, которая все еще стояла между огней, произнося нараспев какие-то заклинания.
Айни, когда Смел перевел ей все, засмеялась и закрыла рот ладонью.
- Какой ты смешной, чужеземец! Это же обряд посвящения во взрослую жизнь! Чудовище должно пожрать детей, чтобы исторгнуть их уже взрослыми мужчинами. Старая Кертту должна их провести между миром живых и миром мертвых. Она обычно живет одна в лесу, в домике на сваях над болотом. Варит там зелья, шепчет заклятья. Она действительно сильная ведунья, многих спасла от смерти. Моего брата исцелила от лихорадки. Матери Анто помогла разродиться. А вон сидит Интарен, видишь, со сплющенным лицом, одноглазый? Это его три зимы назад искалечил медведь, да еще снял ему когтями кожу с головы. Все думали, что он умрет, а старая Кертту промыла раны, натянула обратно кожу и волосы и зашила тонкой иголкой. С тех пор Интарен еще четырех медведей убил. Говорю тебе: Кертту - великая ведунья! С какой стати ей губить будущее рода?
Пока оборотень переводил ему слова Айни, Вэр разглядел, как из-под земли близ чудища выбрались "проглоченные" юноши. При виде них все кунда одобрительно закричали и стали хлопать в ладоши. Потом мужчины окружили их и дали новую одежду. Вождь назвал их новые имена, и они с важным видом уселись среди взрослых, счастливые и гордые собой.
Вэр опустил голову, чувствуя, как горит от стыда его лицо. Чуть сам не испортил навсегда отношения с лесными людьми!
Айни, тоже рукоплескавшая вместе со всеми, коснулась горячей ладонью руки Вэра.
- Не огорчайся: ты еще слишком мало нас знаешь. У тебя и твоих друзей будет время познакомиться с обычаями кунда. Мы попросим вождя позволить нам показать вам лес; Тармо и я, - проговорила девушка, попросив оборотня перевести.

[Convollar]

Интересные какие эти лесные люди. Мир альтернативный, поэтому прямые аналогии невозможны, а косвенно - это финно-угры (мордва, мещера, вепсы, коми) - они жили в лесах до прихода славян. Но это, конечно, очень условно. Их колдунья очень напоминает Ягань, лесную женщину, Бабу - Ягу. Вэр, конечно, погорячился, чужих богов лучше не раздражать, и в чужие обряды не вмешиваться. Как говорится - в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Спасибо, эреа Артанис.

[katarsis]

Вот, и с лесными людьми познакомились. Интересные у них обычаи.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Интересные какие эти лесные люди. Мир альтернативный, поэтому прямые аналогии невозможны, а косвенно - это финно-угры (мордва, мещера, вепсы, коми) - они жили в лесах до прихода славян. Но это, конечно, очень условно. Их колдунья очень напоминает Ягань, лесную женщину, Бабу - Ягу. Вэр, конечно, погорячился, чужих богов лучше не раздражать, и в чужие обряды не вмешиваться. Как говорится - в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Спасибо, эреа Артанис.

Да, приблизительно им соответствуют. Добавим только еще вовсе ассимилировавшиеся народы, вроде мери, веси, чуди. К сожалению, о них маловато сведений, так что имена пришлось давать по аналогии (лишь бы из той же языковой группы), а обычаи - вообще домысливать от себя. Впрочем, мир, как Вы уже указали, альтернативный.
Да, именно Баба-Яга имелась в виду! Вполне может быть, что легенды о ней появятся от рассказов о старой Кертту и других подобных колдуньях, что могли быть у остальных племен. Кто-то ее правильно поймет, а кто-то, как Вэр поначалу, истолкует все буквально, и ужаснется. Во всяком случае, если в сказках люди никогда не знают заранее, чего от нее ждать, то логично сделать, чтобы она была не сварожанкой, и у тех, кто с ней (или с ними) сталкивался, не было возможности узнать лучше.
Вэр не разобрался, что происходит, а со стороны действительно выглядело жутковато.

Вот, и с лесными людьми познакомились. Интересные у них обычаи.

Главное при встрече двух народов - чтобы могли с пониманием отнестись к обычаям друг друга.

Прожив несколько седьмиц среди племени кунда, сварожские путещественники стали искать удобные места для охоты и для зимовья. Вместе с Тармо и Айни они исходили все окрестные леса и болота, приглядывались, а заодно охотились на крупного зверя, ставили силки на мелких. Но пушных зверей пока не били: ожидали, пока меха "дойдут". В конце концов, им понравилось место в пяти днях пути от стойбища кунда. Туда добрались на лодке по реке, вытекавшей из таких мрачных еловых дебрей, что сварожане прозвали ее Черной. Тем более, что и сама вода была темна от торфа и пахла железом, которое, кстати, в здешних лесах залегало буквально под ногами.
Во время плавания по Черной реке путники заметили, что многие сосны и елки на берегу были изуродованы: с обглоданными кем-то ветками, наполовину ободраны какой-то страшной силой. А деревья помоложе и вовсе были совсем недавно вырваны с корнями, лишившись своего зеленого облачения, изломаны и растоптаны до деревянного крошева.
Вэр, не сводя с леса глаз, тронул за плечо сидевшую на носу лодки Айни. За прожитое в стойбище время он уже мог кое-как понимать язык кунда, не обращаясь с каждым словом к оборотням-толмачам; а Тармо и Айни, в свою очередь, усвоили кое-что из сварожской речи.
- Это что такое? Буря повалила лес? - спросил он.
Девушка покачала головой, так что запрыгали в ее косах подвешенные на ремешках бусины из прозрачно-желтого камня, в одной из которых сидел муравей.
- Нет, здесь прошли индрики-звери! Большие, как гора, все в шерсти, с длинным носом и зубами!
Вэр попытался представить себе таких животных, но воображение не справлялось. Зато ему захотелось увидеть их воочию, и он загреб воду, направляя лодку туда, куда уходили свежие заломы.
Тармо положил руку на плечо сварожанину.
- Мы покажем тебе индриков, только обещай, что не станете охотиться на них! Убить индрика-зверя очень трудно, он могуч и умен, если его ранить, мстит человеку даже спустя годы. А, если его не трогать, он спокоен и миролюбив. У нас есть предания об охотниках, которые разговаривали с индриками и ездили на их спине...
Захватывающие рассказы еще усилили у Вэра желание поглядеть на таинственных животных.
Первым, что они услышали, были глухие утробные звуки, хруст веток и довольное урчание. А потом на берегу открылась целая поляна, вытоптанная огромными животными. И сами они - шесть мохнатых исполинов, мерно обгладывающих сосны, не обращая внимания ни на кого. Их огромные тела, покрытые густым рыжеватым волосом, превосходили всякое представление; каждый из них был в десять раз больше быка. И у них действительно был длинный и гибкий нос, которым они сбивали ветки и целые молодые деревья, чтобы отправить в пасть. Иные, к тому же, держа ветку носом, еще развлекались с ней по-разному: подбрасывали и ловили, или обмахивались ею, будто от жары. У самых больших животных из пасти торчали невероятно длинные, загнутые кверху зубы. Один зверь-великан, подойдя к сосне, стал подрывать зубами ее корни,  и работал так усердно, что дерево скоро зашаталось. Тогда индрик отступил прочь, а, когда дерево упало, стал объедать нежные верхние ветви.
Никто из сварожан не мог даже представить себе подобных существ! Предания из Погибшей Земли, где знали и даже приручали элефантов, позабылись к этому времени. Да если бы и слышали о них, все равно вряд ли догадались бы с ними сравнить шерстистых гигантов из немеряных лесов. Те, в своих рыжих шубах, ни на кого не были похожи. Разве что на поросшие волосами движущиеся утесы на четырех ногах-столбах.
Путешественники глядели на них с реки, не отводя глаз. Сварожане успели в ранней юности повидать ужасных драконов; но в созданиях Великого Ящера ощущалась прежде всего враждебная миру людей сила. А здесь - одно лишь восхищение перед могучей жизненной силой.
Пока они разглядывали диковинных зверей, один из них поднял хобот и затрубил. И на берег, без труда раздвинув сплетение ветвей, вышел человек исполинского роста, одетый в длинную безрукавную рубашку из шкур, оставлявшую открытыми длинные мускулистые руки, поросшие черным волосом. Такими же черными были густые волосы и борода великана, которые люди разглядели, запрокинув головы вверх до боли в затылке. Но лицо его, хоть суровое и резкое, вовсе не казалось зверообразным. Можно было догадаться, что перед ними разумное существо. Только вот, глядя на тяжелую дубину у него за поясом, никто отчего-то не пожелал проверить, можно ли с ним договориться.
- Велет! - одними губами прошептал Вэр.
Его спутники взялись было за весла, но Тармо их остановил.
- Поздно уже! Догонит. Стоим на месте.
Некоторое время велет стоял среди огромных животных, как пастух среди коров. Индрики-звери, видимо, хорошо его знали, подходили спокойно, обменивались утробным фырканьем, ложили конец хобота на плечо двуногому исполину, а тот гладил их. Вэру даже показалось, что они разговаривают между собой.
Но вот велет выпрямился и обратил внимание на лодку. И стал огромными шагами спускаться по берегу вниз.
И пока он шел, казалось, становился ниже ростом. Среди могучих животных был вровень с ними, более пятнадцати локтей. А на берегу стал казаться человеком, все равно огромным и могучим, гораздо крупнее любого из сварожан или кунда, но все же сопоставимым с ними. Почтения к нему это не убавляло; напротив, глядя на огромные, перевитые мускулами плечи и руки великана, Вэр вспомнил, как дома рассказывали, что велеты созданы богами из камня раньше обычных людей. Каменные люди. И вправду!
Велет вошел в реку, и вода сразу стала подниматься, словно кто-то преградил ей путь.
- Скорей! Гребем! - завопили охотники. Но было поздно.
Лодка покачнулась и накренилась. Велет шел к ней по речному дну, и от его движения подымались высокие волны. Гребцы никак не могли их преодолеть. Очередная волна едва не смыла Тармо. Вэр едва успел ухватить его за руку и бросить в лодку.
- Копья! Копья! - отбросив весла, сварожане хватались за оружие.
- Дурачье! - обернулся к ним Вэр. - Потопит лодку!
Сам он лихорадочно размышлял, что делать. И вдруг будто кто сказал ему на ухо, чей-то уверенный, низкий голос: "Оберег Велеса у тебя на что? Сам говорил: в немеряных лесах он нужней нужного!"
Разрывая ворот сорочки, выхватил оберег. В сумраке лесной осени сверкнула золотая медвежья лапа в кольце, когда он протянул его навстречу велету.
- Нехорошо делаешь, почтенный велет! - голос Вэра обрел неведомо откуда появившуюся мощь. - Ты узнаешь знак Лесного Хозяина? Он нам позволил придти в немеряные леса. Мы твоих зверей не трогали, обид тебе не чинили, за что ты хотел нас утопить, против Правды Лесной? Между прочим, наше племя одолело двуногих ящеров, с которыми и твой род враждовал издревле!
Велет остановился, разглядывая глубоко посаженными глазами священный знак. Потом он замер, словно дерево, выросшее посреди полноводной реки.
- Не дело идти против воли богов! - голос велета был таким низким, что больше напоминал рокот горного обвала, чем человеческий голос. - Если уж вы, люди, пришли сюда, значит, вас уже не выставишь. Так и быть; я позабочусь, чтобы никогда больше не встречать вас. Никогда не думал, что ящеров одолеет такое мелкое и жалкое на вид племя!
Сказав так, велет стал подниматься обратно на берег. Река перестала волноваться, и лодка помчалась по ней стрелой. Люди в ней примолкли, даже помрачнели. Встреча с велетом и могучими зверями заставила их призадуматься, каждого - о своем.
Вечером, когда после охоты их товарищи уснули возле костра, Вэр и переодевшийся в сухое Тармо долго беседовали, подбрасывая ветви в огонь.
- А ведь ты меня спас! Если бы не ты, я бы улетел как раз велету в руки... - молодой кунда содрогнулся, вспомнив пережитый ужас.
- Я, наверное, случайно ухватил. Даже подумать не успел... - неловко проговорил Вэр на языке лесных людей, взяв друга под руку.
Некоторое время они сидели у костра, плечом к плечу. Им было тепло и приятно.
Потом Тармо проговорил:
- У нас, когда охотник спасает другому жизнь, они меняются оружием. Я бы хотел обменяться с тобой копьями...
- Охотно! - согласился Вэр. Он давно хотел подарить Тармо железное оружие, но не было подходящего случая, чтобы передать его со всем уважением.
Он дал охотнику копье с тяжелым наконечником и деревянной перекладиной - в самый раз на крупного зверя. Тармо же принес свое - с древком из ясеня, в верхушку его был закреплен красивый солнечный камень, а наконечник - из полированного до блеска кремня, обточенного в форме листа. На вид такие наконечники выглядели хрупкими, но Вэр уже видел, как такие копья в умелых руках пронзают наповал и вепря, и лося. Только вот стирался кремень действительно быстро, а при неудачном ударе легко ломался - не чета железу!
Тармо ласково гладил пальцами подаренное сварожанином копье. Вэр заметил, что кунда испытывают к железу необычное благоговение; например, вождь Окасти каждый день мазал подаренный ему топор медвежьим жиром - угощал живущих в нем духов, которым приписывал все свойства железа. Не освоились еще лесные люди с новым оружием. Ничего, привыкнут. Еще и сами научатся делать железо. Совсем не это беспокоило Вэра. Он глубоко вздохнул, подавляя тайные мысли.
- А у нас в знак побратимства обмениваются кровью, - произнес он, чтобы что-нибудь сказать.
- У нас тоже так делают, - в пламени костра видно было, как лицо Тармо озарилось улыбкой. - Только я думаю, нам с тобой это не подходит!
- Почему? - насторожился Вэр.
- Потому что ты тогда и для Айни сделался бы братом. А брат не может жениться на сестре.
Вэр так и подскочил на месте, будто сел на муравейник. Откуда Тармо угадал его самые потаенные мысли?!
- А как ты думаешь: Айни пойдет за меня замуж? - спросил он, волнуясь.
Молодой кунда очень хорошо знал, о чем думает его сестра, но попытался схитрить:
- Может быть, пойдет, а может, и нет... Айни бегала на болото к старой Кертту за гаданием, и та ей предскащала, что она станет женой чужеземца с огненными волосами... Но только старейшины племени не любят, когда на девушках кунда женятся чужаки. И вы же со временем уйдете к себе, туда, где заканчивается лес. Если бы остались у нас, тогда бы дали жену и тебе, и твоим друзьям.
Вэр задумчиво нахмурился.
- Я не могу остаться. Мой старший брат оставил род, перешел в племя жены. А я обещал дома, что вернусь. Но и от Айни не отступлюсь!
- Понимаю...
Они какое-то время сидели, обдумывая, как лучше устроить, чтобы старейшины кунда согласились на брак Вэра с Айни.
- Слушай! А если охотники из соседних племен сватаются к вашим девушкам, что нужно сделать, чтобы получить согласие? - поинтересовался Вэр.
- Это не так часто бывает. Обычно старейшины требуют, чтобы жених принес для племени подарки: добыл крупного зверя или рыбу, или меха, или солнечный камень. Чтобы убедиться, что он силен и добычлив, сможет позаботиться о невесте. Но в твоем случае я уж и не знаю, чем ты можешь удивить старейшин. Они теперь и железо примут как должное. Мясо и меха не в счет: их могут принести и свои.
- Что же тогда делать? - Вэр задумчиво потер подбородок.
- Похитить меня и сделать женой! - прозвенел голос Айни. Она, оказывается, давно не спала, и слушала разговор жениха и друга. Пояснила недоумевающему Вэру: - У кунда и других лесных племен бывает, когда родители и старейшины против, молодая пара бежит в лес, а потом возвращается уже супругами, и муж платит выкуп за жену.
Вэр оживился было, но Тармо покачал головой.
- Это подходит тем, чей род рядом. А вас будут преследовать по всем лесам, как диких зверей. Твои же родичи слишком далеко, чтобы вас укрыть.
Тяжело вздохнув, Вэр вынужден был согласиться. И снова принялся размышлять: что же понравится старейшинам еще больше, чем железо?
Золото! Он даже подскочил, будто его кто толкнул под руку. Золота, как и других металлов, кунда не знали, а оно наверняка их восхитит, рядом с их амулетами из камня и дерева.
Из золота у него был при себе, кроме Велесова оберега, только маленький медведь, доставшийся от деда. Вэр снял его с цепочки, нагревшегося от его груди, и поставил себе на ладонь. В блеске огня фигурка отливала красным золотом. У Айни и Тармо глаза засверкали при виде нее.
- В Дедославле у тебя будет много украшений не хуже этого! - пообещал Вэр своей невесте. - Этот медведь был мне дорог как память. Но, если получится, это будет лучший обмен в моей жизни!
По возвращении в стойбище Вэр прямиком направился в хижину вождя Окасти. Он знал, что кровных родителей у Тармо и Айни нет: их отец погиб на охоте много лет назад, а мать утонула в половодье прошлой весной. Стало быть, за их судьбу отвечал весь род.
Вэр крикнул у входа в хижину и, получив разрешение, вошел.
Старейшина сидел на покрывале из шкуры белого оленя, которую только что постелила старуха, его жена. Увидев гостя, та быстро захлопотала, принесла копченого сига, лосиный язык, желудевые лепешки с салом и клюквой, горячий настой из трав в глиняных плошках.
- С чем ты пришел? - поинтересовался вождь кунда. Это не было неуважительно; с таким вопросом у них обращались к каждому гостю.
Вэр как будто бросился в омут головой.
- Великий вождь, отдай мне в жены Айни! Я люблю ее. Она и ее брат согласны. Если мы породнимся, дружба между сварожанами и кунда окрепнет еще больше.
Старик окинул чужеземца сумрачным взором.
- Айни нежна и красива. Она может делать всю женскую работу, и мужскую тоже. Выдержит самый долгий путь, не споткнется в глухом лесу. Всем кунда будет жаль потерять такую девушку!
Рыжеволосый сварожанин поставил перед собеседником золотого медведя.
- Эту фигурку из солнечного металла мне прислал Хозяин Лесов, которого вы называете Укко, а мы - Велесом, чтобы я подарил ее гостеприимным кунда ради Айни! Ни у кого в лесах не было такого сильного оберега и такой красивой вещи! С этим оберегом у вас никогда не переведется дичь и рыба, ваши дети будут вырастать в сильных охотников и красивых девушек не хуже Айни. Только отдай мне ее в жены!
Старейшина лесного племени осторожно касался золота, но тут же отдергивал пальцы, словно оно могло обжечь. Лицо его выражало серьезную борьбу с собой. Наконец, он вздохнул и придвинул к себе золотого медведя.
- Ладно! Мы можешь увести Айни с собой.

[Convollar]

Вэр времени зря не теряет, нашёл себе невесту. Первая пара из двух разных народов. Зверь Индрик, ага, и в шубе! Ну-ну! А Велет очень интересен, может менять облик, опасен, конечно, но обошлось. Вэр имеет все качества вождя, интересно - вернётся он к народу кунда или уведёт Айни и останется с ней в Дедославле? Посмотрим. Ждём продолжения, эреа Артанис.

[katarsis]

Не зря Вэр всю жизнь тренировался обмениваться к своей выгоде: как знал, что понадобится
Интересно у них тут: индрики, велеты... Индрики-то, оказывается, приручены велетами. Впрочем, те, кто создаёт такие штуки, как Агриков меч и не могут быть примитивными дикарями.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Вэр времени зря не теряет, нашёл себе невесту. Первая пара из двух разных народов. Зверь Индрик, ага, и в шубе! Ну-ну! А Велет очень интересен, может менять облик, опасен, конечно, но обошлось. Вэр имеет все качества вождя, интересно - вернётся он к народу кунда или уведёт Айни и останется с ней в Дедославле? Посмотрим. Ждём продолжения, эреа Артанис.

И невесту нашел, и способ ее заполучить. Ну а народы станут постепенно сближаться.
Звери индрики, они же зверегоры, у нас дожили до самого "Пламени Жар-Птицы", последнего по времени действия в Сварожском Цикле. Так что уж прародители сварожан должны были точно с ними встречаться.
Велет послушался, увидев оберег. Иначе могло бы хуже получиться.
Вэр собирается вернуться в Дедославль. Поступить, как Скил, уйти к чужому народу, он не хочет, об этом уже сказал. Но вот останется ли он там навсегда, или его потянет обратно открытая им земля?
Ну, вот оно, продолжение!

Не зря Вэр всю жизнь тренировался обмениваться к своей выгоде: как знал, что понадобится
Интересно у них тут: индрики, велеты... Индрики-то, оказывается, приручены велетами. Впрочем, те, кто создаёт такие штуки, как Агриков меч и не могут быть примитивными дикарями.

Обменять девушку на золотое украшение вообще мог додуматься только он, большинству сварожан такая идея в голову бы не пришла! Опасаюсь, что благодаря Вэру золото начнет снова цениться как универсальная денежная единица, о чем сварожане успели было позабыть. Да и к открытым землям у него, по сравнению с его предками, отношение более промышленно-утилитарное: что можно там полезного добыть? Если бы он в наше время жил, какие-нибудь месторождения нефти или золота на Крайнем Севере выискивал бы, наверное. Проявляя при этом отвагу и упорство, но с совершенно определенными и небескорыстными намерениями.
Велеты далеко не так просты, конечно. Они и магией владеют, и к силам природы гораздо ближе, чем люди. Собственно, их можно сравнить со скандинавскими йотунами (о которых, кстати, я в свое время писала в другом цикле). Только те чаще бывают враждебны людям и богам, но даже и с ними бывало по-разному. Род правителей Норланда даже происходит от йотунов. Не исключено, кстати, что среди моих сварожан в последующих произведениях тоже есть наследственность велетов. Их потомков можно узнать по росту и мощному сложению, необыкновенной силе и выносливости. Материальный быт у велетов, может быть, и проще, чем стараются для себя устроить люди. Но не столько от примитивности, сколько потому что они сильнее людей и лучше приспособлены к любым условиям, значит, не нуждаются в том, чтобы их менять. Где человек построит себе дом, велет удовольствуется пещерой, и не захочет что-либо менять.

Глава 23. Оберег Велеса
Зимовье сварожане устроили, в итоге, на том самом берегу Черной реки, где видели пасущихся индриков-зверей. Теперь их уже не было здесь, как и велета - тот сдержал слово, и не хотел больше видеть людей. Зато вытоптанная обширная поляна, где не осталось ни дерева, ни кустика, в самый раз подходила для строительства. До наступления холодов, сварожане поставили бревенчатую хижину, законопатили мхом все щели, а для обогрева сложили большую печь. Сюда Вэр и привел Айни после свадьбы по обычаям кунда, обведя ее трижды вокруг костра и священной сосны. По обычаю, девушка должна была показать, что взять ее не так-то легко, что лишь поневоле оставляет она родительский род; а жених должен был постараться добыть ее согласие. И Айни, как принято было у ее прародительниц, расцарапала ногтями лицо Вэру, прежде чем он обвел ее вокруг огня и дерева. Теперь его уже не удивлял странный обычай, что мог бы даже показаться страшным, если не знаючи видеть со стороны. От радости он даже не почувствовал боль от ее ногтей, видя перед собой лицо Айни в свадебном уборе. Оба они едва сдерживались, чтобы не засмеяться, и, когда обряд закончился, убежали в рощу и там расхохотались от души, едва не катаясь по земле. А что смешного - непонятно; просто они любят друг друга, и теперь стали мужем и женой, и готовы вместе пройти весь жизненный путь, - чего желать еще?..
Вслед за праздником, однако же, наступили будни. Настала зима, и охотники принялись добывать мясо и меха. С наступлением морозов они заготовили много лосятины и оленины, убили нескольких медведей, пока те не залегли в спячку, и, устроив возле дома ледник, заморозили их мясо про запас. Его должно было хватить надолго.
Но пришельцы с полудня еще не успели как следует узнать, чего ждать от немеряных лесов. Как-то за ночь выпало столько снега, что наутро едва открыли засыпанную дверь. Все по очереди толкали ее, пытаясь освободить от неведомой тяжести, налегшей снаружи. Казалось, будто индрик-зверь навалился на нее.
Дарин выглянул в волоковое окошко и вытаращил глаза.
- Глядите, сколько снега! Пожалуй, придется нам разбирать крышу, чтобы выйти...
Но дверь все же смогли отворить, хоть и не без труда. И первый же, кто шагнул за порог, провалился по грудь в свежевыпавший сугроб. Столько снега до сих пор не видел еще никто из сварожан. Поистине, надо было забраться в немеряные леса полунощи, чтобы узнать настоящую зиму, во всей красе.
Мягкий пушистый снег укутывал всю землю ровным белоснежным одеялом, таким гладким, что, казалось, ступить на него - значит разрушить его сияющую ровность и белизну. Лишь кое-где на ней голубели птичьи следы-крестики да ямки от заячьих лап. Все деревья вокруг надели снежные шубы, даже темной зелени елок и сосен не было видно под ними. Давно замерзшую реку замело вровень с землей, кусты тальника целиком скрылись под снегом. Казалось, что за одну ночь путешественников перенесло вместе с зимовьем в какую-то неизвестную страну.
Вэр спустился было с крыльца, и тут же ухнул в снежную бездну, с трудом сделал в ней несколько шагов. Приходилось не идти, а скорее плыть, или, вернее, переходить сугробы вброд.
- Да-а... - протянул он, сильно озадаченный. - Как же лесные люди ходят зимой?
Тут из-за деревьев послышался чей-то возглас, и к зимовью вылетел Тармо, скользя по снегу на каких-то странных дощечках с загнутыми носками. Сварожане глядели на него, как на чудо небесное: молодой кунда мчался по сугробам, как ветер, совсем не проваливаясь. Скатился с высокого пригорка вниз, оттолкнувшись палками, но и тут устоял на ногах. В несколько мгновений Тармо уже был рядом с ними, приветствовал сестру и зятя, который не сводил глаз со странных приспособлений на его ногах.
- Я так и подумал, что вас здесь заметет! Вот почему мы строим свои чумы округлыми: с них снег скатывается, - сказал Тармо.
- Мы уже откопались, - ответил Вэр. - Но скажи: как ты на этих деревяшках бегаешь по снегу? Или они заколдованы?
Юноша-кунда засмеялся и показал сварожанам две длинных сосновых доски, привязанных ремнями к ногам, подбитых оленьей кожей.
- Никакого колдовства! Я и вас научу делать лыжи, если вы хотите охотиться зимой. Без этого в наших лесах не проживешь.
Сварожанам пришлось попотеть, пока они сделали себе лыжи-снегоступы, а потом еще учились ходить на них. Это давалось тяжело, как любой непривычный навык, и в первое время сварожане то и дело валялись в сугробах, ломали лыжи и палки, разрывали ремни. Со стороны это, наверное, казалось пустой забавой молодежи, однако на самом деле было важным умением. Но часто обучение ходить на лыжах заканчивалось тем, что все участники лежали вповалку в снегу, хохоча, как безумные, над собственной неуклюжестью.
Наконец, пришел день, когда Вэр, став на лыжи, сумел догнать Айни, ходившую на них с детства. Он был очень доволен своим успехом, и решил, что его дружине можно уже идти на зимнюю охоту.
Одни только оборотни не стали учиться ходить на лыжах: зачем, если можно всюду добежать волком?
Охота в лесах и вправду была богата. Соболя, куницы, лисы, белки, горностаи и другие пушные звери уже надели свои пышные шубы. Их было много кругом, судя по следам на снегу, и сварожане, помолясь Велесу и оставив на пеньке жаркое из зайца да несколько сухарей в подарок Лешему, пошли на охоту. Собаки, привычные искать след, тут же загоняли зверька на дерево и лаяли, пока не подоспеет охотник и меткой стрелой не снимет его оттуда. Лиса, не умея лазить по деревьям, старалась забиться под валежник, но собаки продолжали лаять, подзывая охотников. В драку с загнанным зверем ни одна не лезла: никому не хотелось, чтобы откусили нос. А тем временем подкрадывался на лыжах охотник и пускал меткую стрелу, тонкую и легкую, для мелкой дичи, чтобы не испортить мех.
В первый же день охоты каждый принес не меньше пяти-шести шкурок, а у Прутена внезапно оказалось аж десять соболей да куниц. Добыли также немало белок, зайцев, глухарей - менее значительную, но зато вкусную дичь.
Все промокшие от растаявшего снега, набившие синяки, с гудящими от усталости ногами, охотники раскладывали дома свою добычу, хвалились друг перед другом, рассказывали о разных случаях, кто и что видел сегодня. Гордились собой.
- Красота! Будет что показать в Дедославле! - восхищался Дарин, бросив в печь кусочек жира, чтобы огонь отвел сглаз. - Должно быть, оберег Велеса нам помогает. Не зря ты, Вэр, взял его с собой.
Окончив чистить снятые шкурки, Вэр вымыл руки и коснулся висевшей на шее золотой медвежьей лапы. После того, как оберег защитил их от велета, внук Сварта чувствовал особенную глубокую связь с ним, не сомневался, что тот не просто приносит удачу его походу, но и счастье в чем-то гораздо большем. Он не очень-то задумывался о преемственности поколений, но внутренне сознавал, что стоит на пороге нового начинания, как его дед был в Белгороде Приморском, а его отец - в Дедославле. Недаром ему так полюбилось место, где встретились с велетом и его чудесными зверями, где оберег явил свои защитные свойства. Вэр не сомневался, что это место будет счастливым и впредь. Ночами, обнимая свою Айни на медвежьей шкуре, мечтал, чтобы побольше сварожан пришли сюда, узнав о богатствах немеряных лесов. Со временем здесь вырастет большой город, самый великий и знаменитый в Сварожьих Землях. У здешних жителей будет все: лес и железо, золото и меха - мягкое золото, нужное для всех. Вот только хлеб здесь, пожалуй, не вырастет, ни пшеница, ни даже рожь: слишком коротко и дождливо здешнее лето. Но хлеб можно будет обменивать на полудне, у родичей из Дедославля, - а уж предложить-то на обмен найдется что!
Однако Вэр понимал, что жителей Дедославля нужно еще постараться впечатлить, чтобы они пожелали оставить только что обширные плодородные земли и идти на холодную полунощь. Когда вернутся домой, им предстоит рассказать родичам о настоящей стране чудес, чтобы заманить сюда народ.
Пока же чудо ожидало его самого: Айни носила их первого ребенка, и будущие родители часто обсуждали, каким он будет - их сын или дочь, смешение двух племен; загадывали, какая судьба его ждет.
Между тем, обстоятельства шли навстречу сварожанам, принося им богатства, не ограничивающиеся одними мехами. Их родичи кунда показали, где находят солнечный камень, на их языке именуемый алатырь. Его часто находили в песчаных наносах после разлива рек и озер, которых в лесном краю было множество. Алатырь встречался разных оттенков: прозрачно-темный, словно с огнем внутри, и ярко-рыжий, и золотистый, как мед или как солнечный свет. Но самое удивительное - что в нем порой виднелись застывшие пузырьки воздуха, какие-то листья, травинки, и даже целые насекомые: муравьи, жучки, комары, мошки. Кунда делали из алатыря обереги и украшения. Вэр не сомневался, что сварожане, и в особенности сварожанки, тоже заходят носить изделия из "солнечного камня".
Но самое удивительное открытие было сделано случайно во второй месяц зимы. Один из сварожан, Увет, провалился на охоте в овраг, заметенный снегом, и закричал оттуда, а его пес громко залаял. Товарищи помогли выбраться, причем оказалось, что одна лыжа у Увета сломалась пополам.
- Хорошо хоть, ногу не сломал! А то и шею! - добродушно шутили товарищи, доставая пострадавшего из оврага.
Увет, красный от стыда, ухватился за что-то твердое, торчащее из-под снега, потянул на себя, но оно никак не поддавалось.
- Да тут корень этот дурацкий! Лыжа на него налетела, - сказал он, оправдываясь.
Но товарищи, приглядевшись, ахнули.
- Да это же не корень! Это... больше всего это похоже на зубы тех больших, как горы, зверей!
Стали копать, и скоро нашли огромный череп индрика-зверя, с огромными бивнями. Он пролежал здесь, почти занесенный землей и снегом, неведомо сколько, а между тем, кольца бивней остались белыми и твердыми, как у живого.
Оборотни нашли по запаху другие скелеты исполинских животных; всего несколько десятков бивней. Каждый из них был так велик, что, когда его отрубили топором, сварожане вдвоем тащили его на плечах. Носить бивни индрика-зверя с удобством под силу только ему самому.
Бывший с ними Тармо, увидев находку, пояснил:
- Сюда индрики-звери уходят умирать, когда приходит их время. Они умны, и не хотят, чтобы смерть оскверняла место, где живут их сородичи. За сотни лет здесь скопилось много их останков. Мы иногда берем их бивни: они прочны и совсем не гниют, но только обработать их трудно.
- Мы сумеем! - заверил его Вэр, сдерживая ликование. Он уже видел в мечтах большой город, куда потянутся сварожане и люди из лесных племен, чтобы добывать меха, железо, алатырь-камень и драгоценные индриковы бивни. Чего еще может не хватать тем, кто поселится здесь? Хлеба? Ха, за такие сокровища они выменяют его сколько угодно! По рекам поплывут большие лодки с зерном, в лесах проложат дороги...
Но увлеченные добыванием сокровищ сварожане еще не знали всей силы зимы в немеряных лесах. Она обрушилась на них немного позже, будто грозная Морана рассердилась на человеческую дерзость. Однажды под вечер ударил такой мороз, что в лесу трещали деревья. Началась пурга, на все лады завывал ветер. Порой сварожанам казалось, что это совсем не ветер, а стая то ли оголодавших волков, то ли злобных духов зимы ждет, когда кровь оледенеет у них в жилах. Ветер задувал, сотрясая крышу над головой, дергая дверь с петель. Огонь в очаге вспыхивал и почти затухал, похожий на бьющуюся в капкане лису. То и дело кто-нибудь подбрасывал в печь новые поленья, но ветер вытягивал почти все тепло. Все сидели в кожухах и шапках, в меховых рукавицах и войлочных сапогах, - и все равно ни у кого зуб на зуб не попадал. Дыхание клубилось облачками белого пара, стоило кому-нибудь заговорить. Но говорить хотелось все меньше, двигаться - тоже. Холод порождал странное оцепенение, а с ним - и равнодушие к тому, что случится. Мозг как будто засыпал. То один, то другой время от времени вспоминал, что надо бы встать и что-то сделать... но потом, чуть-чуть попозже...
Вэр согревал у себя за пазухой руки Айни. За нее он тревожился больше всего, хоть она привычна была к суровым зимам. Закутавшись в теплые одежды, он обнимал жену и думал о том, что, если закрыть глаза, то совершенно нет разницы, в доме под крышей находишься или в лесу. Недаром у него холодеет нос и щиплет щеки от холода, словно на открытом воздухе.
Приоткрылась дверь, и в зимовье ввалились Дарин и Вегт, бескровно-белые от холода, выбивающие зубами дрожь. Они ходили на ледник за припасами, и теперь бросили на пол заиндевелые мешки. Вместе с ними, в клубах морозного пара, вкатились собаки. Даже им, шерстяным, стало невмоготу снаружи, на морозе.
- В ледник забралась росомаха и стащила олений бок, - простуженным голосом сообщил Дарин, садясь к огню и чуть не засовывая туда руки.
Вэр сразу оживился.
- Надо поставить капкан на росомаху. Ее мех пригодится нам.
Никто не ответил вслух, но каждый хоть на мгновение подумал: "Сперва выбраться бы отсюда живыми..."
Высунувшись за дверь, Вэр набрал в котел снега и растопил его в печи. Родник, где они брали воду, промерз до дна, да и сами они старались не выходить надолго. Когда вода закипела, Айни бросила туда несколько горстей мясной муки, кусок замороженной оленины, немного жира, пригоршню сушеной клюквы, грибов и трав. Зимовье наполнилось аппетитным мясным духом, от которого озябшие люди немного приободрились. Даже собаки с наслаждением принюхивались.
- Поедим горячего - мигом согреемся, - весело проговорил Вэр.
Жена, разглядев у него на лице белые пятна, вымазала его оттаявшим гусиным жиром, потом передала остальным миску с ним.
- Это поможет не обморозиться, а то у вас всех лица уже синие, - сказала она.
Сварожане мазались жиром, ругая мороз, снег и все тяжелые условия жизни на полунощи.
- Хватило бы хоть еды и дров до конца зимы, а то придется совсем плохо, - вздыхали они, пытаясь согреться.
- Сейчас поедим и пойдем рубить дрова. Работа согревает, - пообещал Вэр, разминая стынущие руки.
Зима в немеряных лесах была суровой, с трескучими морозами, и длилась почти половину года. Для людей, как и для лесных зверей, это было тяжелое время. Много раз они только благодаря собственной предусмотрительности спасались от холода и голода. Солнце всходило всего на два-три часа, а ночи казались бесконечны. Свирепые ветра дули с такой силой, словно готовы были сдуть все живое с лица земли. Но сварожане были молоды и крепки, и пережили все. А когда им уже казалось, что холоду и тьме не будет предела, дни вдруг стали прибавляться, а снег - понемногу таять. Наступала короткая, но бурная полунощная весна.

[katarsis]

Зима так зима! Сварожане такой ещё не видели. К счастью, пережили без потерь, и будет, что дома показать.

[Convollar]

Он уже видел в мечтах большой город, куда потянутся сварожане и люди из лесных племен, чтобы добывать меха, железо, алатырь-камень и драгоценные индриковы бивни. Чего еще может не хватать тем, кто поселится здесь?

Действительно! Что ещё нужно?  Но подход чисто человеческий - взять у природы всё, что можно. А потом создавать заповедники, чтобы те, кого природа снабдила тёплой пушистой шубой, не вымерли окончательно. Однако рожь и лён и на полунощи растут, возможно потомки сварожан научатся их выращивать. Рожь растёт и на подзолах, то есть лесные поляны можно использовать для  выращивания. А уж на серых лесных (то есть там,  где хорошо растёт ель) - вполне. Она и заморозки весенние переносит. Если уж в Забайкалье  может расти, то и тут вырастет. У льна вообще ареал огромный, конечно, на чернозёмах он лучше растёт, но и в Вологодской области тоже выживает. Я хочу сказать - не шкурой единой...
Спасибо, эреа Артанис!

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа katarsis, эрэа Convollar!

Зима так зима! Сварожане такой ещё не видели. К счастью, пережили без потерь, и будет, что дома показать.

Пока без потерь. Главное, что эта зима не охладила их пыла осваивать новые края.

Он уже видел в мечтах большой город, куда потянутся сварожане и люди из лесных племен, чтобы добывать меха, железо, алатырь-камень и драгоценные индриковы бивни. Чего еще может не хватать тем, кто поселится здесь?

Действительно! Что ещё нужно?  Но подход чисто человеческий - взять у природы всё, что можно. А потом создавать заповедники, чтобы те, кого природа снабдила тёплой пушистой шубой, не вымерли окончательно. Однако рожь и лён и на полунощи растут, возможно потомки сварожан научатся их выращивать. Рожь растёт и на подзолах, то есть лесные поляны можно использовать для  выращивания. А уж на серых лесных (то есть там,  где хорошо растёт ель) - вполне. Она и заморозки весенние переносит. Если уж в Забайкалье  может расти, то и тут вырастет. У льна вообще ареал огромный, конечно, на чернозёмах он лучше растёт, но и в Вологодской области тоже выживает. Я хочу сказать - не шкурой единой...
Спасибо, эреа Артанис!

Таков уж Вэр! Я уже говорила: на бескорыстного исследователя он не тянет, взять все что можно для него - естественная реакция.
Но только не надо на него скидывать проблемы поздних времен, к которым он не имеет никакого отношения. Да и никому в тех условиях не пришло бы в голову, что зверей когда-нибудь будет не хватать, что леса придется оберегать. Вон их сколько, иди да лови! А с другой стороны, меха в холодных странах вынуждены носить все, а не только богатые, чтобы покрасоваться, как это бывает сейчас. Неудительно, что до забот об экологии мои сварожане, а тем более - прото-сварожане, еще не дошли. Не надо скидывать на одно время заботы другого. А то получится как в "Первостепи" Геннадия Падаманса, где почему-то удачно устроенная охота на мамонтов объявлена преступлением для первобытного охотника (а вот если бы племя голодало, не добыв их, то, видимо, нет...) Впрочем, я надеюсь, что в Сварожьих Землях и дальше с экологией не все так плохо, если эти самые мамонты сохранились до исторических времен.
Со льном и рожью разберутся еще, дайте им время.
Однако же от поставок хлеба с юга этот край впоследствии все-таки зависел. Да оно и к лучшему: если бы им еще и хлеба хватало своего, наверняка бы вовсе отделились в отдельное государство.

Когда лес оделся зеленью, у Айни родился сын. По случаю рождения первого ребенка смешанной крови, все сварожане и кунда устроили богатый пир. Над новорожденным произнесли столько заклинаний, что хоть часть из них обязаны были наделить его здоровьем, счастьем и удачей в будущей жизни. Покровительство Йомалы и Укко было ему не менее полезно, чем Сварога, Перуна и Велеса.
Родичи матери назвали ребенка Тойво, а отец звал Велимиром, на сварожском языке. Сам же младенец пока еще только ел и спал, не заботясь, кем будет, когда вырастет. Трудно пока еще было сказать, на кого он станет похож, этот малыш, нежный, как первый весенний цветок, с прозрачными, как вешняя вода, глазами.
Сразу после рождения сына Айни была слишком слаба, чтобы выдержать долгое путешествие на полудень. Да и Вэр не хотел подвергать опасности ее и ребенка, пока тот хоть немного не окрепнет. Кроме того, собранных за одну зиму сокровищ казалось ему слишком мало, чтобы поразить сородичей и убедить их переселиться на полунощь. И он решил задержаться здесь на вторую зиму. Летом сварожане искали "солнечный камень" по берегам озер и рек, раскапывали бивни индриков-зверей и, конечно, охотились, то одни, то вместе с кунда. Свое зимовье они перестроили так, чтобы наилучшим образом сохранять тепло. А зимой снова взялись за охоту.
К сожалению, новая земля взяла свои первые жертвы от сварожского племени. Вегт погиб под срубленным им деревом. Должно быть, забыл оставить подношение Лешему, идя с топором в лес. А осенью, на устроенной вместе с кунда загонной охоте, был убит лосем Увет. Огромный матерый зверь, метаясь вдоль цепи загонщиков, наскочил на молодого сварожанина. Тот выставил рогатину, да лось увернулся и, став на дыбы, раскроил копытом голову охотнику.
Погибших жалели их товарищи. Однако нельзя сказать, чтобы эти две смерти по-настоящему ужаснули или потрясли своей несправедливостью. Жизнь в еще неосвоенном краю была сурова, в любой день мог погибнуть каждый из них, это все понимали. И при этом еще больше ценили жизнь.
Вторая зима была такой же темной и холодной, как первая, но сварожане лучше подготовились к ней. Печь и бревенчатые стены теперь лучше удерживали тепло, а дрова и съестные припасы заготовили заранее. Для ребенка Айни сшила теплый меховой мешок, в каких женщины ее племени носили детей испокон веков, и он похож был на маленького медвежонка, одно лишь розовое личико выглядывало наружу.
Чтобы весна приходила поскорей, сварожане сожгли чучело Мораны на Масленицу, и даже умудрились испечь блины из желудевой муки, за неимением другой.
На вторую свою весну все почувствовали желание перемен. Сварожане заскучали по оставшимся в Дедославле родным. Хотелось поскорее их увидеть, расспросить, как жили это время, о себе рассказать, похвастаться богатой добычей, поесть настоящего хлеба, приглядеться к подросшим сварожским девушкам, да и себя им показать.
Не меньше других мечтал о возвращении и Вэр. Кроме того, он хотел показать родителям свою жену и сына, поскорее обнять отца и брата, мать... При мысли о ней холодок прокрадывался к сердцу: ведь Боривой предсказал ему, что мать не дождется его возвращения. Но об этом Вэру не хотелось думать. Не может быть, чтобы матери не было в живых, чтобы она ни разу не увидела своего внука, родившегося в немеряных лесах!
И вот, как только сошла бурная весенняя вода, Вэр велел готовиться к обратному плаванию. И то сказать: берестяные короба, полные сокровищ, заставили лодку низко осесть в воду, больше поместить было просто некуда.
В последние дни перед отплытием Вэр пребывал в каком-то странном раздвоенном состоянии. Он готов был грезить наяву о доме, о встрече с родными, но одновременно ему стало до слез жалко покидать их охотничье зимовье на Индриковой Поляне, с которым связано столько воспоминаний. Немеряные леса подарили ему жену и сына, дали богатую добычу, но не только это - они воспитали его, превратили из  легкомысленного юноши в твердого духом мужчину, подарили ему высокую цель. Здесь тоже был его дом, который нельзя оставить просто так. И, глядя, как сварожане грузят вещи в лодку, он отвернулся, пока никто не заметил, что он расстроен.
Айни, чуткая и ласковая, подошла к мужу, неся ребенка в мешке за спиной.
- О чем ты думаешь? Ты не хочешь уезжать? - удивилась она.
Вэр порывисто обернулся к жене. Ей тоже нелегко довелось расставание с родным краем, с братом и сородичами, хоть она и готова была следовать за мужем на его родину. Он тепло взял ее за руку.
- Нет... Но я хочу потом вернуться сюда!..
Внезапно он понял, что надо сделать, и легко поднялся на высокий берег, даже в половодье на затапливаемый водой. Там, где начинались высокие сосны, Вэр остановился, бережно снял с шеи оберег Велеса. Ярко сверкнула на солнце золотая медвежья лапа в кольце.
Стоя у всех на виду, Вэр провозгласил:
- Мы непременно сюда вернемся, и другие люди придут за нами, привлеченные богатством немеряных лесов! Здесь будут жить сильные духом, гордые люди, больше всего на свете любящие свободу. Велес, Хозяин Лесов, привел нас сюда, и будущий город будет пользоваться его покровительством, и зваться - Влесославль! Пусть порукой тому служит золотой Велесов оберег!
И, увидев среди деревьев узкий, но глубокий провал, Вэр бросил туда оберег. Он не упал и даже не зазвенел в полете - казалось, его тут же кто-то перехватил.
- Теперь этот оберег будет вечно защищать Влесославль и его жителей! - произнес Вэр, ни минуты не сомневаясь, что так и будет.
Не усомнились и его спутники, потому что в его интонациях звучала убежденность, как у тех, кому открыто тайное. Вэр спокойно спустился вниз и сел в лодку. Попрощались с провожавшими их кунда, ударили веслами по тенистой зыби Черной реки, и лодка помчалась вдаль.
На полудне уже давно наступило лето, и в поле под Дедославлем колосились хлеба, когда путешественники вернулись домой. Увидев их, у причала мгновенно собрался весь город, вперед рвались родственники вернувшихся путников, спеша увидеть близких.
Среди них Вэр с волнением разглядел и своих родных. Вот Хорт, еще больше возмужавший, с густой золотистой бородой. Его жена качает на руках третьего малютку, а старшие как подросли, о Боги!..
Но вот Вэр лицом к лицу встретился с отцом. Но в первый миг не сразу узнал его. Казалось, что Родослав постарел лет на десять за это время, его давно нестриженые волосы и борода совсем поседели, плечи сгорбились, и сам он показался сыну ниже ростом, чем был. И он подошел один. А где же... Вэр покрутил головой, уже догадываясь, но не желая верить...
- Не ищи мать, нет ее среди нас, - негромко проговорил отец, встретившись с ним взором. - Этой зимой она пошла с другими женщинами на прорубь, стирать белье, да провалилась под лед. Ее вытащили, но она сильно застудилась, стала кашлять, начался сильный жар, и через две седьмицы она умерла. Приходя в себя, о тебе все вспоминала, жалела, что повидаться не сможет...
Вэр отшатнулся, закрыл лицо руками. Все-таки сбылось проклятое пророчество: матери нет в живых! Она думала о нем перед смертью, умирала, ничего не зная о его судьбе, а он, любимый ее сын... Этой зимой... Значит, если бы он вернулся домой после первой зимовки, застал бы мать живой... Почему-то ему казалось сейчас, что он виноват в ее смерти, хотя, вроде бы, никаких разумных причин не было.
Нет, были! Мать всегда любила его больше, чем Скила и Хорта. И он с малолетства беззастенчиво пользовался ее любовью, но что отдавал ей в ответ? Когда он захотел уйти, она поняла его и отпустила в неизвестность с улыбкой, не прося ничего. И вот - им не довелось даже проститься...
Отец, понимая, какие чувства его гложут, крепко обнял сына.
- Не растравляй своих ран! Дива все равно видит нас из Ирия. Я уверен, она сейчас среди нас и радуется за тебя, мальчик. Ты, говорят, женился в своем путешествии?
- Да, отец! Вот Айни, моя жена, из лесного народа. У нас уже сын...
Айни вышла вперед и немного робко, но на хорошем сварожском языке приветствовала новых родственников и показала им ребенка. Родослав взял на руки внука от младшего сына и одобрительно заметил, что тот растет здоровеньким, как гриб-боровик.
Надолго хватило сварожанам рассказов о далеких полунощных землях, о немеряных лесах, о богатой добыче, привезенной Вэром и его спутниками. Все сами видели и трогали роскошные меха, "солнечный камень", бивни зверей-исполинов. Много дней продолжался обмен; каждому сварожанину хотелось бы хоть из тщеславия иметь дома что-нибудь из новых вещей, одеться в меха полунощных соболей и куниц. А многие люди слушали рассказы путешественников, и у них глаза сверкали от описаний неисчислимых богатств и захватывающих приключений. Их не пугали ни жестокие зимы, ни трудности пути, ни опасные звери и иные, еще неведомые сущности. Не только холостая молодежь, но и иные зрелые, семейные люди всерьез стали мечтать о суровых, холодных, но прекрасных полунощных краях. Долго еще сварожане расспрашивали вернувшихся об их путешествии. А те уж старались расписать будущий Влесославль с самой выгодной стороны. И постепенно те, кто еще не успел врасти в землю в Дедославле, склонялись к тому, чтобы двинуться дальше, в неведомые леса. Во многих домах днем и ночью шли жаркие споры - оставаться или ехать?
А пока их отцы и матери решали свою судьбу, их дети, наслушавшись разговоров старших, воспроизводили их таинственные истории в виде игры. Играли в колдунью,  пытавшуюся сжечь юношей в пасти огненного чудовища; в велетов и индриков-зверей; в больших рыб, лосей и медведей, "сражались" с ними и всех "побеждали". Правдивые истории превращались в баснословные сказания, а те запутывались почти до неузнаваемости, чтобы, в конце концов, породить особый мир легенд и сказок.
Всего три года Вэр выдержал в родительском доме в Дедославле. Оберег Велеса продолжал действовать, и открытая им земля властно влекла его обратно. К тому же, и Айни соскучилась по родным, по лесу, где чувствовала себя лучше, чем в непривычном ей сварожском жилище. Вместе с ними в этот раз двинулись в путь еще много людей на целой флотилии лодок; переселялись целыми семьями. Вдоль берега вели домашний скот, и лодочникам приходилось грести медленнее, чтобы по земле могли их догнать. В лодках везли весь свой скарб, оружие и инструменты, ткацкий станок и гончарный круг, и даже кузнечную наковальню и молот, чтобы изготовлять железо, что добудут на новом месте. Так переселялись на новое место будущие влесославцы.
Конечно, новые города не растут сразу, как грибы после дождя. И населению будущего города приходилось с трудом отвоевывать себе землю у лесов и болот, у злых зимних морозов, весенних наводнений, диких зверей. Преодолевая все испытания, они становились племенем бесстрашных, упорных и гордых людей. Правда, впоследствии другие сварожане говорили о влесославцах, будто они неуживчивы и чрезвычайно жадны к прибытку, но в мире Яви нет полного совершенства. Зато не было племени, отважней них встающего на защиту родной земли. Но все это было потом...
А при жизни Вэра и его ближайших потомков Влесославль отстроили далеко за пределы Индриковой Поляны. Там селились сварожские переселенцы и лесные люди из племени кунда и других народов. Они научились у сварожан владеть железом, а сами установили с ними меновую торговлю. Заключались смешанные браки, по примеру Вэра и Айни. Два племени, как две реки, двигались каждое своим путем, чтобы слиться в общий поток.
Шли годы, менялись поколения. Текла жизнь на плодородном полудне, обустраивались сварожане и на суровой полунощи. Народу постепенно прибавлялось, жители Влесославля, в свой черед, выселялись дальше, вглубь немеряных лесов. Строили дома и целые городки, охотились, ловили рыбу, сажали лен и рожь (пшеница все-таки не росла), огородничали, добывали мед и воск, излишки обменивали в Городе. Именно так называли Влесославль и спустя века его гордые жители, считая свой город исключительным, "городом" с большой буквы.
Со временем потомки влесославцев дошли до самого берега холодного туманного моря. На его берегу часто находили "солнечный камень", и потому его назвали Алатырьным морем. На его берегу построили свои поселения новые волны переселенцев. Видимо, их вели честолюбцы вроде Вэра, не желавшие довольствоваться тем, кто получили от родителей - им непременно хотелось завоевать место под солнцем самим.
И вот, наконец, примерно лет через шестьсот после Вэра, один из его потомков, Олаф, живший в рыбачьем поселке на берегу Алатырьного моря, пожелал узнать, что лежит на  другом берегу моря. Большинство его односельчан о таком не задумывались, но нашлись пара десятков человек, которые не прочь были начать другую жизнь на новом месте, без указов старших. Они построили корабль длиннее и просторнее обычных рыбачьих ладей, загрузили его всем необходимым, взяли с собой жен и невест, у кого они были, а затем подняли парус и растворились в туманной мгле. Никто из них не вернулся, и земляки решили, что они погибли. Другого о коварного моря и ждать не приходилось; никто не сомневался, что оно поглотело всех, кто дерзко задумал измерить его ширину.
А между тем, Олаф со спутниками, вращая длинные сосновые весла, пережили в море довольно сильную бурю, однако выдержали, и на десятый день плавания увидели вдалеке заснеженный гористый берег. Когда хотели причалить к нему, на скалах появились огромные фигуры и стали бросать в них каменными глыбами. Тут же в воде заметались змеи, зашипели, пытаясь вползти на корабль.
- Велеты! Здесь живут велеты, да какие свирепые! Прочь отсюда! - завопил Олаф, отгребая от берега.
Долго еще плыли вдоль холодных, мрачных берегов, все более изрезанных морскими заливами, вдававшимися вглубь суши. Наконец, берега стали приветливее, покрылись лесом и даже лугами. К берегу одного залива причалили, в конце концов, измученные путники.
Вечером, когда развели костер, в темноте послышались чьи-то шаги. Собаки путников подняли головы, прислушались, и... ни одна не залаяла. Люди схватились за оружие, думая, что идут велеты или невесть кто еще. Но к огню вышел только одинокий старик. Он был в синем дорожном плаще, лицо его прикрывала широкополая шляпа, из-за чего казалось, будто левого глаза, скрытого тенью, у него вовсе нет.
Старик не выглядел опасным, и Олаф подвинулся, приглашая его к огню.
- Присядь к нашему костру, гость, и угощайся нашей пищей. А что, разве на здешних берегах живут люди?
Старик не заставил себя ждать, и вместе с ними ел похлебку. Он ответил с усмешкой:
- Люди? Да как сказать! До сегодняшнего дня не жили, а теперь, уж верно, будут жить!
Путники, которым новая страна успела понравиться, повеселели. Но Олаф вновь спросил у старика:
- Ты сам-то кто же будешь, почтенный гость? Уж не из велетов ли?
Старик, закончив ужинать, поднялся на ноги. В лунном свете его волосы и борода сверкали серебром, а сам он показался очень высоким. Почему-то на опытных моряков нашла внезапная оторопь.
- Кто я? Ваш гость, этого достаточно. Но за то, что встретили меня гостеприимно, я вам всегда благодарен буду! Велетов же - мы их йотунами зовем, - ваш род еще узнает.
Произнеся эти загадочные слова, старик исчез. А люди, слышавшие его, как будто очнулись от зачарованного сна: до них только сейчас дошло, что гость говорил на их языке!
- Кто же это был? - приглушенным голосом спросил Борусс, один из моряков.
Олаф пожал плечами.
- Гость, ты же слышал.
На древнем сварожском языке это слово произносилось немного иначе - "Гест", и так стали называть таинственного старца потомки сварожан по ту сторону Алатырьного моря, когда им доводилось встречать его и многие поколения спустя, когда и сами они, и их язык изменились до неузнаваемости...
Так потомки Вэра, хоть и забывшие о своем родстве, вышли за пределы Сварожьих Земель, став со временем отдельным племенем. И так произошло не с ними одними.

[Convollar]

Здравствуй, Один! Добрались и до йотунов, что же, люди  - они такие, а были бы не такими, может быть, и не выжили бы! Но мне ближе Влесославль, хоть и с морозными зимами, а всё-таки как-то роднее.