Печать

[Артанис]

Большущее спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса!

Очень красивый эпизод, просто замечательно написано! И гроза, и то, что было после грозы. Хорошо, что сварожские обычаи позволяют взять вторую жену, тем более, что Радмила больше не может иметь детей. И храм в священной роще Лады невероятно интересен. Радмила, конечно, будет счастлива, но вот не опасно ли оставлять её в княжеском тереме, ведь ядовитая дамочка-то. За такой глаз да глаз нужен.

Идея соединить их во время грозы мне пришла в голову после того, как сама попала под грозу несколько недель назад.
"И вода смывала с меня пыль и пот, и усталость прожитых лет"(с)"Чиж и компания".
Обычаи-то позволяют. А вот как при этом складываются взаимоотношения между людьми - извольте решать сами. Тут ничего не определено заранее.
До Радмилы ли будет Бранимиру, с его новой семьей?

Вот оно как, Прекраса получает благословение богини Любви. Очень красивое описание святилища и встречи с богиней. Счастье у них с Бранимиром будет, это несомненно. Долгое или короткое, но будет. А вот что предпримет Радмила... Да ещё оставленная без присмотра в личном дворце. Да после появления второго наследника (её ведь беспокоит, достанется ли княжество Всеславу). И тут сильно зависит от того, как в Сварожьих Землях расцениваются дети от разных жён. Радмила первая по счёту жена. Является ли она уже поэтому главной, а дети от неё приоритетными наследниками? С другой стороны, Радмила родовитее Прекрасы. Может ли это служить основанием для того, чтобы приоритет в наследовании был отдан Всеславу? Или наследника выбирает князь? А ведь может получиться и так, что старший сын уже взрослый или почти взрослый, а младший ещё ребёнок на момент наследования. Как тогда? Получает ли старший престол автоматически в таком случае? Ради того, чтобы следующим князем стал Всеслав, Радмила на многое пойдёт. А благородством она вроде бы не отличается, к тому же не очень умна. Ситуация становится опасной.

Наследство у сварожских князей - дело темное. Похоже, что строгих законов на все случаи жизни не предписывалось. Во-первых, по лествичному праву, чаще всего умершему князю наследовал не сын, а брат или кузен, ставший старшим в роду. Род яргородских князей хотя бы малочислен, там нет такой путаницы в старшинстве. А в других владениях зачастую сыновей умершего князя просто отодвигали в сторону, особенно если еще не успели сами выдвинуться в ряды значимых политических фигур. Ростислав в "Полете сокола", Ярослав в "Песни гор" тому примеры.
Ну а если выбор наследника все же между сыновьями князя... Скорее всего, чаще все-таки выбирали из старших сыновей, у которых было больше времени проявить себя при жизни отца. Так чтобы совсем вопреки фактическому старшинству - не припомню таких случаев в Сварожьих Землях, это у литтов бывало (позже, чем происходит действие "Сполохов над Искрой"). Но, вероятно, решение князя-отца все же было определяющим. Справедливости ради, редко кто из князей, как Бранимир, выбирал наследника произвольно. Чаще - все-таки по старшинству.
Ну а тем из княжеских детей, кто оставался сиротой в детстве или в юности, вообще приходилось труднее, тут уж независимо, от какого брака. Хотя и среди них некоторые многого добивались.
О Радмиле скоро узнаем дальше!

Глава 12. Раскол
В тот год всю Яргородщину всколыхнули перемены в княжеской семье. Все удивлялись, как это князь Бранимир взял вторую жену, простую боярышню, и теперь ни на шаг не отходит от нее. К концу лета на месте загородной охотничьей заимки был построен настоящий дворец. Там жила новая княгиня, счастливая и гордая близящимся материнством. Там же, махнув рукой на Холм Ярилы, поселился рядом с ней и князь Бранимир, ни на день не оставлявший свою ненаглядную. В малом дворце он вершил государственные заботы, принимал послов от сварожских князей и иноземных владык, советовался с боярами, рассылал гонцов с повелениями. Приближенные яргородского князя делали вид, будто не замечают ничего странного в его поступках. А сам Бранимир, опьяненный любовью к Прекрасе, поутратил часть своей знаменитой проницательности. Гораздо приятнее было ему начинать каждое утро, целуя Прекрасу, гладя ее роскошные черные косы, слушать, как бьется дитя в ее чреве, в ожидании своего часа, и вместе с ней мечтать о будущем их сына. Они оба верили, что будет сын, уж если сама Лада пообещала это Прекрасе.
Первая семья князя как будто затаилась, выжидала чего-то в своем дворце на Холме Ярилы. Только княжна Сбыслава часто приезжала навестить отца и Прекрасу, но она избегала говорить о своих матери и брате. Лишь однажды обмолвилась, что они очень ругались, когда князь повел Прекрасу к алтарю Лады.
- Еще бы им не ругаться! - усмехнулся Бранимир. - Ну и пусть! Им же будет хуже. А мы не будем слушать их.
Во время свадьбы, когда уже молодая княгиня вместе с мужем собиралась сесть в повозку, навстречу ей вдруг откуда-то выскочили несколько гончих. Они мчались с оглушительным лаем, словно травили зверя в лесу, и Прекраса испуганно замерла. Бранимир одним прыжком заслонил ее, и дружинники подоспели на помощь князю. В Священной Роще ни у кого не было при себе оружия, но собаки не посмели броситься. Их не учили нападать на людей. Не почуяв здесь запахов дичи, какую преследовали обычно, они растерянно поджали хвосты и спрятали острые клыки.
Держа под руку дрожащую Прекрасу, Бранимир огляделся и заметил высунувшееся из кустов лицо своего наследника, княжича Всеслава. Ярость и разочарование исказили миловидное юношеское лицо.
Бранимир не стал наказывать сына Радмилы. Без сомнения, тот сам додумался спустить собак, одержимый обидой за мать, желая отомстить ему за то, что посмел предпочесть ей другую. Эта глупая мальчишеская выходка не представляла опасности; Прекраса даже не успела испугаться по-настоящему. Тот, кто действительно способен отомстить, ведет себя не так. Вряд ли Всеслав даже отдавал себе отчет, чего хочет, увлекаемый, как все в этом возрасте, мутным туманом в голове. Оставалось надеяться, что поумнеет, когда вырастет. А сейчас у Бранимира было довольно своих забот и радостей.
В конце зимы, когда кружат метели, Прекраса родила ему сына. Князь все время находился рядом с любимой женой, а после три дня пировал со своими боярами и дружиной, праздновал рождение своего истинного сына.
Они с Прекрасой назвали сына Драгомиром, в честь знаменитого родича яргородских князей, хоть и не прямого их прародителя, государя-воина Драгомира Червлянского. Быть может, в этом имени был скрыт и некий вызов: ведь старинный князь Драгомир был единственным достойным противником самому Брониславу Великому, из рода которого происходила Радмила.
Родители обожали своего первенца. Радовались, что он растет здоровым ребенком,  прибавляет в весе день ото дня, питаясь материнским молоком. Умилялись, когда он, точно совенок, таращил круглые темные, как у матери, глаза. Вся жизнь малого дворца кружилась вокруг этого еще беспомощного существа, умеющего лишь громко вопить, когда ему было что-нибудь нужно. Но о его будущем много думали другие люди, а больше всех - отец, князь Бранимир. Он был исполнен решимости добиться, чтобы его сын от Прекрасы рос полноправным наследником яргородского престола, а, когда придет время, унаследовал княжество после него.
О том, что на пути могут возникнуть препятствия, князя оповестил его друг, жрец Хорса, Вышата. Он сильно постарел за минувшие годы, но оставался приверженцем Бранимира, как и сразу после его вокняжения, когда беседовал с ним о смысле клятв. Именно потому счел нужным предупредить князя о том, что и в храмах, оказывается, не все поддерживают его.
- Княгиня Радмила Мирославна трижды привозила жрецам богатые подарки и о чем-то долго беседовала с ними, государь... Меня, конечно, в суть их разговоров не посвящали, зная, что я от тебя не отвернусь. Но ведь я старею. Через несколько лет новый жрец Хорса может поддержать Всеслава и его мать против тебя. А со жрецов станется поднять против тебя толпу, привыкшую им верить. Простые люди, к сожалению, крайне суеверны. Увы, я должен признаться: даже мои собратья, близкие к богам, которым следовало бы особенно блюсти чистоту, могут лгать без зазрения совести.
Бранимир внимательно выслушал его, однако не особенно встревожился.
- Пусть Радмила поищет себе союзников, все равно ничего не сможет сделать! Я надежно укротил ее, она теперь все равно что уж, может шипеть, но не кусать!
Возможно, яргородский князь не был бы столь уверен, если бы мог услышать беседу своей старшей жены с боярином Мезамиром в те же дни.
Княжеский советник, хранитель печати в последние несколько месяцев часто разъезжал между малым дворцом и старым, где жила княгиня Радмила с детьми. Ей он сообщал обо всем, что происходило при дворе отвергнувшего ее мужа. Слушая его вести, Радмила краснела и бледнела, призывала все проклятья на голову Прекрасы и ее отпрыска, однако приездов боярина ждала с нетерпением. Ей важно было знать все, что делает Бранимир. Любая весть могла помочь княгине погубить мужа вместе с его "вертихвосткой" и отвоевать яргородский престол для Всеслава. Немало яду пролил ей в душу Мезамир, рассказывая, как любят друг друга князь с молодой женой, как мечтают о великом будущем для своего сыночка.
- Князь во всеуслышание провозглашал на пиру младенца Драгомира своим будущим наследником, через голову княжича Всеслава.  Разумные люди в Яргороде недаром говорят, что Прекраса его околдовала, - говорил со вздохом хитрый боярин, разумеется, причисляя к "разумным людям" лишь свою партию.
Радмила в ярости обрывала кисти на поясе, терзала свои рыжие косы.
- Пащенка от приблудной девки - наследником! Так обойтись со старшим сыном и со мной, родственницей многих великих князей! О, клянусь, что если небесные боги не покарают бесчестного Бранимира, то я испрошу для него наказания у Чернобога и Мораны!.. Мезамир, ты ручаешься, что среди яргородских бояр многие поддержат Всеслава? - с беспокойством спрашивала она.
- Не тревожься, матушка-княгиня: множеству вятших мужей в Яргороде, как и мне, совсем не нравится этот каприз Бранимира, - заверил ее боярин. - А, если бы ты сейчас призвала на помощь своих родичей, легко было бы свергнуть его.
Но княгиня тяжело вздохнула и покачала пышной прической.
- Увы, вряд ли родичи захотят мне помочь, - призналась она. - Мой муж прав: у Стемира и его подручных - свои заботы, государственные; что против них родная кровь? - она закрыла лицо руками, не забывая искоса поглядывать на Мезамира. - Все вы, мужчины, одинаковы: выдумаете себе какую-нибудь блажь, и ради нее готовы не жалеть ни своей головы, ни чужой. А до одинокой женщины, вдовы при живом муже, никому и дела нет...
Тщательно скрыв тонкую улыбку, Мезамир наклонился к княгине и почтительно поцеловал ее белые, унизанные кольцами руки, мягко касаясь их вислыми усами, отпущенными на лугийский манер.
- Не говори так, государыня! В Яргороде осталось много сильных людей, готовых умереть за княжича Всеслава и за его мать, самую мудрую и прекрасную из всех княгинь!
Радмила, томно прикрыв глаза, слушала лестные слова боярина. Они были приятны. Но следовало помнить и о деле.
- Ах, Мезамир, быть княгиней-матерью - тяжкий груз! Что будет, если даже мы свергнем Бранимира? Мой сын еще не готов править самостоятельно, а Яргородская Земля окружена соперниками, всегда готовыми урвать кусок пожирнее. Когда я об этом вспоминаю, меня берут сомнения в моих силах. Кто оградит молодого князя надежным щитом и поможет разобраться в государственных заботах? Кто на первых порах поможет мне нести ради него бремя власти?
Она говорила кротко и жалостливо, склонив голову, и Мезамир, чутко следивший за ней, плавно шагнул ближе. Княгиня не отодвинулась от него. Тогда боярин вежливо взял ее за руку и пообещал:
- Клянусь Великим Древом, государыня: ты всегда сможешь на меня рассчитывать! И я найду тебе новых сильных союзников, в Яргородской Земле и за ее пределами!
Радмила огляделась по сторонам - заперта ли дверь на замок, закрыты ли ставни на окнах? Затем положила руки на плечи боярину.
- Помоги моему сыну занять яргородский престол, Мезамир! Я обещаю, что у нас не будет среди вятших людей никого выше тебя! Вдвое против нынешнего получишь земель, и золота, и мехов, и разного скота! И еще кое-что впридачу...
Они скрепили свой договор долгим поцелуем и, обнявшись, упали вместе на ложе. Не внезапная страсть вела их, хотя объятия были горячи.
"Не только Бранимиру изменять можно! Я отомщу ему и как мужу, и как князю! - распаляла себя Радмила, тихонько рыча в объятиях своего любовника. - Мезамир мне полезен, и пригодится впредь... Да и приятно еще чувствовать себя настоящей, неотцветшей женщиной!"
"Если удастся переворот, тогда я - первый человек при новом князе! - мечтал в это самое время боярин Мезамир, обнимая княгиню. - Конечно, и Бранимир меня высоко ценит, но уж очень он самостоятельным становится! Никогда в Яргороде не было, чтобы князь сам выбирал наследника, без согласия вятших мужей. А при мальчишке Всеславе разумные люди смогут прибавить себе воли. И я уже не просто боярин, а любовник или даже муж княгини-матери!.. Тем более, что она хороша еще. Стать настоящей сварожской красавицы! А волосы какого роскошного цвета! И что это Бранимира от такой жены потянуло к девчонке?"
Нет, не светлая Лада свела эту пару вместе! Скорее уж живущая в Кромешном Мире Распря с нетопырьими крыльями.
Когда отдохнули, Мезамир прошептал на ухо княгине, продолжая беседу о государственных делах:
- У меня много союзников среди хунгарских вельмож, государыня! Они пишут, что хунгарский король поддержит княжича Всеслава и даст ему войска. В Хунгарии живут много знатных яргородских бояр, не ужившихся с Бранимиром. Они тоже ждут твоего слова, моя повелительница!
Радмила млела, слушая его обещания. Нет, ей льстили вовсе не похвалы ее красоте, но обещание власти для ее сына и для нее самой. Она мечтала об этом с того дня, как Всеслав родился на свет.
И в тот же день ее сын, явившись к матери, встретился на лестнице с уходящим Мезамиром. Он удивился, но, увидев княгиню, не посмел ни о чем спросить. Однако она, тщательно затворив дверь, велела княжичу:
- Сын, напиши письмо хунгарскому королю Коломану! Обещай ему пять тысяч гривен серебром, если он поможет тебе занять яргородский престол. Я уже посылала ему слезные просьбы. Но боярин Мезамир Велимирич передал, что королю непременно нужны заверения от тебя самого, будущего государя.
Всеслав, уже взявшись за перо и пергамент, при этом имени порывисто обернулся к матери.
- Что от нас нужно твоему Мезамиру? - поинтересовался он юношеским, ломающимся голосом. Всеслав всегда терпеть не мог, чтобы какой-то мужчина был ближе к его матери, чем он, родной сын. Прежде он не скрывал неприязни к князю, своему отцу, теперь это чувство распространилось и на Мезамира.
Но Радмила всегда знала, как справиться с подрастающим сыном. Она подошла ближе, поцеловала его в макушку, как маленького, и обняла за шею, в то время как он сидел за столом, спиной к ней. Расслабившись, княжич прижался к ней головой.
- Я хочу, чтобы ты знал, Всеслав: боярин Мезамир - наш самый лучший друг и советчик! Я надеюсь, что ты, и став князем, будешь ему благодарен, - внушительно произнесла Радмила.
Всеслав кивнул и под диктовку матери быстро написал письмо хунгарскому королю Коломану с просьбой о помощи и готовностью заплатить. Скрепил письмо княжеской печатью с дубом, вздымающимся к солнцу. Печать для будущего князя раздобыл все тот же Мезамир.
Спустя четыре дня это самое письмо лежало на столе у князя Бранимира. Гонца княгини перехватили люди дворского Вечерки, хорошо разбиравшегося в тайных делах. Его глаза и уши остались среди челяди во дворце на Холме Ярилы, и при первой возможности предупредили об отправке гонца. Ну а Вечерко сразу показал перехваченное письмо князю.
Прочтя его, Бранимир гневно выругался. Дворский лишь удивленно хмыкнул: никогда раньше не слышал от князя таких слов.
- Подлый безмозглый щенок! Выродок! - боярин понял, что тот имеет в виду княжича Всеслава. - Приглашать иноземцев воевать против своих! И в уме не мелькнет, чего будет стоить Яргородщине помощь хунгар, сколько прольется слез и крови! - он бросил письмо на стол, нервно прошелся по своей горнице. Затем вдруг остановился и совсем иным, спокойным голосом проговорил: - Ну что ж, даже к лучшему! Отныне Радмила мне не жена, а Всеслав - не сын! Выставлю их прочь с Яргородской Земли, как государственных изменников.

[Convollar]

Бранимир несколько расслабился, хотя понять его можно. Он по сути и никогда не любил и любим не был. Но хорошо, что хоть оставил при старом дворце своих людей. Но Всеслав весь в родного отца, хотя идея спустить собак на невесту скорее женская. Бояре же, понятное дело, хотят власти и притом каждый для себя. В этом вся беда, о государстве они не думают, только о своей выгоде, при этом прикрываются патриотизмом.

[katarsis]

Бранимир и Прекраса, безусловно, заслуживают счастья, но вот так резко взять и заменить наследника - это уже оказалось не лучшей идеей. А то, как это выглядит со стороны: одного сына упустил - ну, и чёрт с ним, другого воспитаем! Возможно, стоило повременить объявлять его наследником, пока не подрастёт. А то, ещё неизвестно, каким он будет. Понятно, что старых ошибок Бранимир не повторит, но может, ведь, новых наделать. Теперь же ситуация стала просто опасной.

[Карса]

Ситуация накаляется. Зря Радмила слушает Мезамира. Призвать соседей можно. А вот как их потом восвояси отправить... Сама Радмила государственными делами никогда не занималась, княжич Всеслав слишком юн и к роли правителя не готов (удивительно, но Радмиле хватило ума это понять). А боярам палец в рот не клади, руку откусят. Бранимир тоже хорош - расслабился рядом с молодой женой. С Радмилой и боярами надо держать ухо востро. Это письмо попало в руки князя, другое может и добраться до адресата.

[Артанис]

Премного благодарна вам, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса!

Бранимир несколько расслабился, хотя понять его можно. Он по сути и никогда не любил и любим не был. Но хорошо, что хоть оставил при старом дворце своих людей. Но Всеслав весь в родного отца, хотя идея спустить собак на невесту скорее женская. Бояре же, понятное дело, хотят власти и притом каждый для себя. В этом вся беда, о государстве они не думают, только о своей выгоде, при этом прикрываются патриотизмом.

Бранимир во-первых, расслабился, во-вторых, слишком полагался на страх Радмилы перед разоблачением. Уверен был, что она  не решится рисковать будущим сына. А она все-таки осмелилась.
Нет, собак спустить Всеслав додумался сам, от обиды за мать. Получилось непродуманно и бесполезно.
О повадках яргородских бояр здесь уже немало говорилось. Нет, среди них есть, конечно, такие, что верно служат, но достаточно и тех, кто хотели бы служить только себе.

Бранимир и Прекраса, безусловно, заслуживают счастья, но вот так резко взять и заменить наследника - это уже оказалось не лучшей идеей. А то, как это выглядит со стороны: одного сына упустил - ну, и чёрт с ним, другого воспитаем! Возможно, стоило повременить объявлять его наследником, пока не подрастёт. А то, ещё неизвестно, каким он будет. Понятно, что старых ошибок Бранимир не повторит, но может, ведь, новых наделать. Теперь же ситуация стала просто опасной.

В сыне от Прекрасы Бранимир уверен, что они его воспитают как следует. Он думает, что в их семье просто не может что-то пойти не так. Может быть, это скоропалительное решение. Но я уже указывала как-то: простой житейской мудрости ему не всегда хватает. Образованность ему не мешает принимать опрометчивые решения в своей личной жизни. Впрочем, а как можно было сделать, чтобы для всех получилось хорошо?
И, в конце концов, так получается реалистично, когда на каждом лежит доля вины, разве нет?

Ситуация накаляется. Зря Радмила слушает Мезамира. Призвать соседей можно. А вот как их потом восвояси отправить... Сама Радмила государственными делами никогда не занималась, княжич Всеслав слишком юн и к роли правителя не готов (удивительно, но Радмиле хватило ума это понять). А боярам палец в рот не клади, руку откусят. Бранимир тоже хорош - расслабился рядом с молодой женой. С Радмилой и боярами надо держать ухо востро. Это письмо попало в руки князя, другое может и добраться до адресата.

Радмила тоже закусила удила: лишь бы возвести сына на трон, все равно какой ценой. А с таким союзником, как Мезамир, и некоторые другие, она еще не такую кашу заварит. А пока Всеслав будет учиться править, ей с соратниками тоже найдется дело.
Теперь, во всяком случае, Бранимир примет меры против них. Только решат они проблему или лишь отсрочат ее наступление?

Утром, когда старшая княгиня завтракала в своей горнице вместе с детьми, князь Бранимир явился к ней в сопровождении  старшей и младшей дружины. Двери  распахнулись перед ними с оглушительным треском. Взглянув на бледное суровое лицо супруга, Радмила сразу поняла, что его приход не предвещает ей с сыном ничего хорошего.
Ко всему прочему, Бранимир нынче облачился в парадную княжескую мантию, алую, опушенную темным соболем, какую носил лишь в самых важных случаях, например, перед послами иноземных правителей. На голове князя был надет золотой венец, а на шее - тяжелая золотая цепь с яхонтом, спускавшаяся до середины груди. Это торжественное облачение показывало, что он явился как князь Яргородской Земли, и в том же качестве готов исполнять свой долг.
- Здравствуй, княгиня Радмила Мирославна, и вы, дети, - произнес князь опасно-вкрадчивым тоном. - Я вот пришел с верными людьми, чтобы узнать: как это вы додумались продать Яргородскую Землю хунгарам?
С этими словами он бросил перед княгиней, едва не угодив в ее миску, перехваченное письмо Всеслава. Княгиня сразу узнала почерк своего сына, и, по мере того, как читала его, с ее лица сбежали все краски.
Всеслав сидел рядом с матерью, нагнув голову как бычок, кусая губы и время от времени бросая на Бранимира откровенно враждебные взоры. Зато Сбыслава, хотя не говорила ни слова, вертелась на лавке, страдальческими глазами глядя то на отца, то на мать. Слезы кипели в глубине ее зеленовато-серых глаз, но не могли пролиться, сжигаемые страшной внутренней болью. Совсем еще юная, она многое замечала, и понимала теперь, что этот раскол между родителями - навсегда, его уже ничем не уладить, не замостить разверзшейся пропасти. И ей предстояло выбрать кого-то, и навсегда отказаться от другого. Еще никогда девочка не любила настолько сильно и мать, и отца, и брата, как сейчас, когда уже ничего было не исправить.
Бранимир с сочувствием поглядел на дочь. Ей не следовало бы вообще находиться здесь. Но сейчас он не мог отвлечься, пока не выведет на чистую воду ее мать и брата.
- Ну?! Вы не будете отпираться, что это твой почерк, Всеслав? Разумеется, ты сам не додумался бы призвать иноземцев на Яргородскую Землю, ты пока умеешь только собак гонять, - слово "собак" князь выделил особо, намекая, что не забыл случая на свадьбе. - А вот от твоей матушки я все же подобной подлости не ожидал!
Радмила поднялась из-за стола, гордая и непримиримая, как всегда.
- Против тебя и твоей девки все средства хороши! Неужели ты думал, что я позволю отстранить своего сына от наследства? Я все устраивала, Всеслав по моей просьбе написал письмо. С меня одной спрашивай, если совесть позволит!
Бранимир схватил со стола письмо к хунгарскому королю, встряхнул перед лицом старшей княгини.
- А твоя совесть позволила призывать иноземное вторжение на Яргородщину?! Легко сказать - пять тысяч гривен в уплату хунгарам! А на наш народ они лягут тяжким бременем. Княжеские слуги примутся последние соки выжимать из смердов, доводить до разорения, заставят есть лебеду вместо хлеба. А тут еще хунгары пройдутся по Яргородищине как по завоеванной стране, ограбят и без того ограбленное население. Да они тогда, и посадив на престол твоего губошлепа Всеслава, не уберутся отсюда, захотят всю Яргородщину забрать себе! С ними столько раз воевали еще до моего рождения. Я бы и на плахе, чтобы спасти свою жизнь, не призвал бы сюда хунгар! Вижу теперь, что ты не годишься в князья, Всеслав! В твои годы пора бы уже учиться думать. Но вы с матушкой оба видите не дальше своего носа!
Будто ретивый молодой ястребок, взвился Всеслав из-за стола. Ясные синие глаза потемнели от ярости, ноздри бешено раздувались.
- Это ты во всем виноват, отец! Да-да, ты один! - заорал он было почти уже мужским голосом, но тут же сорвался на пронзительный визг. - Как ты мог променять мою мать на какую-то девку?! Если бы не она, мы бы жили, как раньше, и я остался бы наследником. Чем она тебя приманила, что ты голову потерял из-за нее?
От этого вопроса вся злость Бранимира вдруг исчезла. Он спокойно поглядел в глаза подростку, и проговорил, как обычный отец своему юному сыну:
- Ты пока не знаешь. Всеслав, как это бывает, когда встречаешь ту, которая суждена тебе от рождения, когда Лада соединит вас золотой нитью. Тогда никакие препятствия не имеют значения, лишь бы быть с любимой, дышать с ней одним воздухом, раствориться друг в друге. Хорошо, если ничто не мешает твоей любви! Ну а если судьба все же воздвигла на твоем пути преграды? Может быть, ты когда-нибудь сможешь меня понять. Сейчас, конечно, слишком рано: ты знаешь только любовь сына к своей оскорбленной матери.
Ничего не ответил Всеслав, лишь мрачно взглянул на отца и встал рядом с матерью, глядя себе под ноги. Похоже, что он сосредоточенно размышлял о чем-то.
Радмила, глядя через открытую дверь на стоявших в сенях воинов, пришедших с князем, догадалась об их целях. Проговорила с прежним горделивым видом, подобающим наследнице многих великих князей:
- Можете не трудиться! Я и сама не хочу больше ни минуты оставаться под твоим кровом, Бранимир... Ивка, Милана, собирайте вещи! - прикрикнула она на дворцовых женщин. - Мы с детьми уезжаем! Можешь быть доволен! - надменно бросила она мужу.
И тут из-за стола поднялась Сбыслава, растерянная и расстроенная во время всего спора родных. Она и сейчас дрожала от напряжения - худенькая бледная девочка-подросток в слишком тяжелом для нее златотканом платье. Ее взор метнулся от матери к отцу и обратно.
- Я никуда не поеду, матушка, - начала она дрожащим шепотом, но затем ее голос окреп. - Если батюшка позволит, я останусь с ним.
- Конечно, я позволю, девочка моя! Для меня счастье твой выбор! - Бранимир шагнул вперед и крепко обнял дочь, чувствуя, как дрожат ее плечи, будто птичьи крылышки. Жаль, что пришлось прямо при ней вести трудный разговор; но, с другой стороны, наконец-то расставили все по местам.
Зато Радмила еще сильней разозлилась. Всплеснув руками, она обернулась к дочери, прижавшейся к отцу.
- Что ты болтаешь, Сбыся? Иди ко мне! Ему, - кивнула на Бранимира, - ты все равно не нужна, как и мы со Всеславом!
Князь медленно выпустил дочь из рук, предоставляя ей решить самой. Княжна выпрямилась, смело взглянув в глаза звавшей ее матери.
- Неправда! Я верю, батюшка обо мне позаботится. Это тебе, маменька, я никогда прежде не была нужна! Когда я болела, ты поручала меня нянькам. Когда я хотела тебе показать сделанную вышивку, или какой-нибудь цветок, или книгу - ты небрежно кивала и шла к Всеславу. А вот батюшка всегда внимательно меня слушал и хвалил. И я привыкла с тем, что мне важно, приходить к нему. Он добрый. И Прекраса тоже добрая, я всегда хорошо ладила с ней. Я останусь с ними и с братиком Драгомиром. Буду помогать его воспитывать, чтобы был вежливым, ласковым, не как Всеслав!
Она говорила быстро, решительно, однако голос девочки зазвенел от сдерживаемых слез. Отец поспешно подхватил ее и враждебно бросил в лицо Радмиле:
- Вот, довела ребенка!.. Итак, Сбыслава остается со мной. У тебя - твой любимчик Всеслав. Живите с ним где хотите, устраивайтесь как сумеете - мне больше нет до вас дела!
Радмила вместе с сыном, своими слугами и взявшимся откуда-то Мезамиром прошли мимо расступившихся перед ними дружинников. За бывшей княжеской семьей носильщики тащили их вещи. Среди них, в закрытых на замок шкатулках, таились драгоценности, которые княгиня с сыном смогут выгодно обратить в куны. Князь Бранимир не препятствовал им брать с собой имущество. За Всеславом бежали его самые любимые гончие, слуги несли ловчих птиц, с которыми бывшему княжичу жаль было бы расстаться.
На пороге покидаемого дворца Радмила обернулась к теперь уже бывшему супругу. Ее лицо раскраснелось, как обычно бывает у рыжеволосых людей при сильных чувствах. Она гневно проговорила:
- Радуйся, Бранимир Предрагович, да не очень долго! Мы непременно вернемся! И ты со своей девкой и пащенком пожалеете, что выставили нас из дворца! - она презрительно отвернулась и направилась к своему возку, положив руку на плечо сыну - не то опиралась на него, не то утешала сама.
Бранимир поспешно очертил в воздухе знак солнца, отводящий зло. Проводил их взором вместе с молчаливо приникшей к нему Сбыславой. Угроз бывшей жены он не боялся, но и радости не испытывал. Слишком много сил отняла их затянувшаяся распря.
Но, когда вернулся домой, в малый дворец, тут же воспрянул духом. Там его встретила Прекраса, как всегда любящая и заботливая. После родов она немного поправилась, но это лишь шло ей, придавая еще больше женственности. Большие черные глаза смотрели на мужа радостно и влюбленно. Узнав, что возвращается князь, она взяла на руки маленького Драгомира и вышла с ним на крыльцо, встречать. И нисколько не омрачилась, узнав, что Сбыслава будет жить с ними.
- Голубушка моя! - тихо проговорила молодая княгиня, приветствуя падчерицу. - Я постаараюсь, чтобы ты не жалела о своем выборе!
У девочки, как она увидела маленького братца, глаза заблестели, и она даже смогла улыбнуться уголками рта.
- Ой, Драгомирушко! Какой большой уже! Прекраса, а можно мне его подержать? Я буду осторожна!
- Держи, - согласилась молодая княгиня, передав ей ребенка.
Тот, почувствовав под собой другие руки, открыл глаза и пискнул, как котенок, к восторгу Сбыславы.
- Ты пока еще маленький, но быстро подрастешь. И я увижу, как ты начнешь ходить. Сама стану водить тебя за ручку, потом будем учиться говорить. Я стану тебе рассказывать о свойствах животных и растений, о русалках и леших, о крылатых конях и о рождении Звезды Постоянства, как в детстве мне рассказывали няньки, - тихонько ворковала девочка, укачивая маленького братца.
Бранимир устало поглядел на Прекрасу, словно черпая силы в ее близости.
- Я с ними все решил, любовь моя. Теперь ты - моя единственная жена, а Драгомир - мой наследник. Если захочешь, переселимся на Холм Ярилы, как подобает правящей семье, - сообщил он, входя во дворец вместе с женой.
Она ласково, но твердо взяла горячими ладонями его руку.
- Если тебе удобнее жить там, я последую за тобой. Но мне гораздо уютнее здесь, в малом дворце. Здесь начиналась наша любовь, здесь родился Драгомир... А там, кажется, даже воздух пропитан благовониями Радмилы. Мне там будет не по себе.
Бранимир рассмеялся, обнимая ее.
- Признаться, и я чувствую то же самое! Спасибо тебе за понимание, голубка моя...
- Я велела истопить баню к твоему приезду. Пойдем, помою тебя, смоешь все тяжелые мысли! Баня лечит и тело, и душу, - говорила Прекраса, уводя мужа с собой. Ему же приятно было повиноваться ей.
А Радмила Мирославна вместе с сыном несколько седьмиц прожили в загородной усадьбе боярина Мезамира, никому не показываясь на глаза. Там иногда, по ночам, появлялись люди их партии - бояре и даже некоторые жрецы, беседовали с опальным наследником и его матерью, припоминали обиды, истинные или мнимые, полученные от князя Бранимира или его ближников. Но наиболее осторожные тут же признавали, что сейчас их гнев бессилен. Князь был могуществен как никогда прежде, значит, придется ждать еще неведомо сколько, чтобы возможным стало сбросить его с престола. А до того - ждать и копить силы. Такого мнения придерживался и Мезамир, поддерживавший связи с иноземными союзниками. Не желая того, соглашалась выжидать и Радмила. Ее пугала мысль о завещании Бранимира, в котором он мог бы не признать Всеслава своим сыном. Тогда, даже умри Бранимир, ей с сыном не видать яргородского престола. За отпрыском уже основательно позабытого Мечеслава, пожалуй, яргородцы не пойдут как за законным князем, да и другие сварожские князья не признают его прав.
Наконец, Мезамир получил вести от своих союзников в Хунгарии. Там готовы были принять яргородского княжича и его мать. Король Коломан даже давал им в удел замок Эгер с прилегающей землей, по ту сторону Драконовых Гор, близ границы. Изгнанники немедля стали собираться.
- Там мы сможем переждать несколько лет, тем временем собирая силы, моя княгиня, - настойчиво твердил Мезамир своей царственной любовнице. - Вокруг тебя и княжича соберутся живущие в Хунгарии изгои, и у вас будет в Эгере свой двор. А я тем временем стану зорко глядеть за Яргородщиной. И, как только Бранимир пошатнется, мы сразу ударим!
- У меня еще остались драгоценности, чтобы подкупать новых союзников, на Яргородщине и за пределами! - мрачно усмехалась Радмила. - О, я заставлю Бранимира дорого заплатить за все унижения! И его вертихвостку тоже!
Вскоре она с сыном и несколькими примкнувшими к ней боярами пересекли Драконовы Горы и поселились в хунгарском замке Эгер. Вокруг них действительно собрался круг изгоев, мечтавших о мести и о лучшей жизни на родине. В их числе был и Тудор, преступный ухажер Прекрасы.

[Convollar]

Княгиня-мать, княжич -изгнанник, бояре-изменники, ну замок Радмила получила и драгоценности у неё с собой есть. Но доход-то идёт с земли, с тех, кто на ней работает, неужели Коломан своих подданных передаст в подчинение Радмиле и боярам-изменникам? Чтобы осуществить захват Яргородского трона надо войну начинать с Бранимиром. И о том, чтобы оплатить эту войну речи не идёт, значит только военная добыча и, если повезёт, захваченные земли. Вообще-то у Бранимира выход был, неприятный, но всё-таки. Обнародовать истинное происхождение Всеслава.

[Карса]

Если замок выделен яргородским эмигрантам в удел, то и доход с земель при этом замке, наверное, тоже они получают. Будут жить-поживать, яд копить.
Другой вопрос, не просчитался ли Бранимир, пойдя на открытый скандал. Не лучше ли было держать Радмилу поблизости и под присмотром. Мало ли что она измыслит в изгнании. Ещё ничего не кончено.

[katarsis]

Странно, что родня Радмилы никак не прореагировала. Если брак был политическим, то выгнать жену с наследником - это тоже политический шаг. Мне казалось, они обязаны что-то сделать.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis!

Княгиня-мать, княжич -изгнанник, бояре-изменники, ну замок Радмила получила и драгоценности у неё с собой есть. Но доход-то идёт с земли, с тех, кто на ней работает, неужели Коломан своих подданных передаст в подчинение Радмиле и боярам-изменникам? Чтобы осуществить захват Яргородского трона надо войну начинать с Бранимиром. И о том, чтобы оплатить эту войну речи не идёт, значит только военная добыча и, если повезёт, захваченные земли. Вообще-то у Бранимира выход был, неприятный, но всё-таки. Обнародовать истинное происхождение Всеслава.

С замком вместе подразумевается и земля. Хунгарский король или советники его тоже, скорее всего, внимательно следят, что делается у соседей, и рассчитывают, что им не придется слишком долго кормить опальных сварожан. Зато есть шанс иметь в должниках будущего яргородского князя.
Оплатить военные услуги хунгар Всеслав (то есть, Радмила и Мезамир от его имени) как раз собирался, в своем письме. "Обещай ему пять тысяч гривен серебром, если он поможет тебе занять яргородский престол." Теперь это дело откладывается, но, если сладится, можно будет потребовать вновь.
Впрочем, против хунгар Бранимир кое-что предпримет, увидим в следующей главе. А вот свою бывшую семью он рано списал со счетов.

Если замок выделен яргородским эмигрантам в удел, то и доход с земель при этом замке, наверное, тоже они получают. Будут жить-поживать, яд копить.
Другой вопрос, не просчитался ли Бранимир, пойдя на открытый скандал. Не лучше ли было держать Радмилу поблизости и под присмотром. Мало ли что она измыслит в изгнании. Ещё ничего не кончено.

А тут не знаешь, как выйти из ситуации наименее болезненным путем. Разоблачить их - скандал на все Сварожьи Земли. Держать под присмотром, но поблизости - все равно нет гарантии, что чего-нибудь не устроят. "С глаз долой - из сердца вон" могло показаться лучшим выходом.

Странно, что родня Радмилы никак не прореагировала. Если брак был политическим, то выгнать жену с наследником - это тоже политический шаг. Мне казалось, они обязаны что-то сделать.

У ее родных тем временем тоже вполне могли происходить не менее драматические события. Может даже статься, что в какой-то момент вспоминать еще и о Радмиле, и как-то помогать ей, было просто некому.
Надо, надо потом еще и "Князя Лесной Земли" написать! Без него в истории Сварожьих Земель образуется существенный пробел.

Глава 13. Позднее лето
Прошли над Яргородщиной еще несколько лет - с громами, с ливнями, с весенним половодьем, с осенними листопадами и зимней метелью. Для разных людей эти годы миновали по-разному: одним навеяли сладкие сны, других понуждали к борьбе либо к трудной и упорной работе, а кому-то, случалось, и жизнь укоротили. Впрочем, так бывало и раньше, и люди обычно не роптали на жизнь. Когда она катится себе из года в год, как ей положено, наторенной тропой, не сбиваясь с привычного ритма жизни - это уже значит много. А в последние годы Яргородская Земля ни народ ее не знали бед, помимо тех, что возникают из обычных бытовых неурядиц.
Не знала бед и княжеская семья. Бранимир с Прекрасой жили без остуды, как и обещала Лада молодой княгине. Подрастал княжич Драгомир, уже начинал учиться грамоте и воинским навыкам, как и полагалось княжичу. Княжна Сбыслава выросла в миловидную стройную девушку, достигла возраста невесты. С новой семьей своего отца она на удивление хорошо уживалась все эти годы, а о младшем братце заботилась так, словно сама была его матерью, и он тоже был горячо привязан к сестре.
Что до изгнанной княгини Радмилы и Всеслава, то Бранимир знал от своих прознатчиков, что они поселились в хунгарском Эгере, по ту сторону Драконовых Гор. Но не особенно беспокоился по их поводу. Сил, чтобы чем-то повредить ему, у них все равно нет. А если попробуют - тем хуже для них!
Так, может быть, несколько самонадеянно, рассуждал Бранимир, меж тем как золотые пшеничные поля и солеварни ежегодно приносили доход его казне. Он был не первым и не последним, кто спутал богатство и покой с защищенностью. Но как ему было не радоваться своим успехам, если все эти годы Яргородщина жила без войны? С одними недружелюбными соседями Бранимир умудрялся договориться, других подкупал кунами и дорогими подарками. Самые хитрые послы возвращались ко двору своих государей, совершенно очарованные мудростью и тонким обхождением яргородского князя, а также ослепительной красотой его молодой жены.
Сам же Бранимир, освободившись от чуждой и неприятной ему стихии войны, наслаждался жизнью как никогда прежде. Читал книги, изучал мудрость старых и новых дней. Продолжал пополнять свое "собрание древностей", под которое в малом дворце было устроено целое крыло. В Яргород по приглашению князя охотно приезжали самые даровитые зодчие, ваятели, живописцы, чтобы украшать город своими творениями. К удивлению многих придворных, даже самой княгине Прекрасе дозволялось позировать для заезжих мастеров! И она часами стояла неподвижно, распустив волосы и вплетя в них живые цветы, пока живописец малевал с нее Богиню Весны! А князь позволял ей бесстыже красоваться, и хоть бы раз приревновал! Между собой бояре, встречаясь, осуждали и Бранимира, и Прекрасу. Клялись, что никогда не позволили бы своим женам показывать себя чужим мужчинам, да еще выставлять свое изображение на стене, чтобы все видели тебя и узнавали. Но при виде фрески, изображавшей Прекрасу среди буйно расцветшей природы, рассыпающую цветы по мановению рук, исполненную радости, - многие вздыхали про себя: их женам далеко до молодой княгини!
А Бранимиру с Прекрасой не было дела до чужих пересудов. Они любили друг друга, а значит - доверяли. Это были самые счастливые годы в их жизни. И князь, хоть ему уже исполнилось сорок три года, и в волосах и бороде у него все больше белело седины, - наедине говорил жене: "Милая, мне нравится жить!"
Уже половина очередного года миновала, и настало время праздника сбора урожая. В этот день сварожане вязали священный сноп, украшали его различными дарами Матери-Земли: цветами, стеблями полезных растений, ягодами и плодами, свежими листьями, вьющимися плетями хмеля. Затем, с благодарственными песнями в честь Земли и Неба, сноп вносили в храм Макоши и там ставили до следующего праздника урожая. Старый священный сноп, отслуживший свой год, но все же остающийся святыней, тут же сжигали на алтаре, ибо ничто нечистое не должно касаться его. Тем же вечером все пировали до отвала, наслаждались плодами нового урожая.
Праздник Макоши был одним из самых почитаемых повсюду в Сварожьих Землях. Его ежегодно отмечали как смерды в каждом селе, так и вельможи в городах. И на сей раз по улицам Яргорода спешили люди, чтобы своими глазами поглядеть, как священный сноп будет водружен в храме. Простые люди шли пешком, знатные ехали верхом или в повозках. Проворные мальчишки (и некоторые девчонки) взбирались на деревья, на крыши, чтобы первыми увидеть шествие.
В распахнутые настежь двери храма Богини Земли первыми вошли четыре жреца, несущие священный сноп, весь увитый цветами, листьями, лентами, высотой в человеческий рост. Его под величальные песни поставили на почетное месте в красном углу храма, в нарочно устроенной мраморной нише. А старый сноп, весь высохший, поблекший, шуршащий как сухая солома, возложили на алтарь. Верховный жрец высек огнивом искру - и ослепительно-яркое золотое пламя охватило сноп.
Князь Бранимир, стоявший у алтаря вместе с женой, дочерью и сыном, глядел на огонь, не отрываясь. Он почему-то всегда ощущал печаль, когда сгорал старый священный сноп.
- Хорошо бы после прожитой жизни вот так в одно мгновение вспыхнуть и сгореть, в легком пламени взмыв в Ирий! Люди же склонны до последнего мгновения цепляться за свою плоть, даже когда она становится грязью, и уже никому не приносит ни пользы, ни радости. Отчего человек, самое близкое к богам существо, бывает готов пресмыкаться как червь, лишь бы подольше не умирать, даже когда жизнь ничего больше не обещает? Мне думается, что некогда людям было дано покидать земную жизнь красиво и с достоинством, так же легко, как отслужившая свое время святыня. Только позднее люди многое позабыли. В глубинах нашей памяти, Прекраса, скрыто больше тайн, чем в недрах земных!..
- Когда ты говоришь так, то и мне кажется, будто я позабыла что-то важное, но вот-вот вспомню, - прошептала молодая княгиня, и вдруг рассмеялась: - Вроде сливового варенья, что убежало из горшка, как вчера! Не будем же думать о печальном, когда все веселятся! Смотри, какая красивая сегодня Сбыслава!
Княжна, в бирюзовом атласном летнике, с нитями жемчуга на шее и в волосах, стояла рядом, держа за руку семилетнего Драгомира, тоже в лучшей своей сорочке. Мальчик выучил гимн в честь Матери-Земли, и теперь то и дело пытался подпевать многоголосой толпе, но от волнения сбивался. А молодая княжна оглядывалась по сторонам с нежностью и тайной грустью, словно хотела запечатлеть в памяти каждый камешек родного Яргорода. Ибо ни для кого не было секретом, для чего в Яргород прибыл лугийский посол: приехал сватать княжну за нового короля Лугия Десятого, в прошлом году взошедшего на престол. Нынче лугийцам нужен был союз с сильным и богатым соседом - Яргородской Землей. Хотя истинная цель приезда посла еще не обговаривалась, но почти все во дворце уверены были, что сватовство состоится. Да Сбыслава и не возражала, воспитанная в убеждении, что  лучшая для нее судьба - стать достойной супругой равного по положению правителя, разделять с ним заботы и родить ему детей. Ей лишь жаль было покидать своих родных и свой дом. Поэтому она грустила на Празднике Макоши, и даже забавные выходки младшего братца не могли ее развлечь.
Тем не менее, она старалась показать себя с лучшей стороны. Так, когда лугийский посол, пан Дубравицкий, приветствовал ее, княжна легко, без малейшего затруднения, отвечала ему на его родном языке. Посол только восхищенно поднял брови.
- О! Я вижу, Яргородская Земля может заслуженно гордиться не только мудростью своего владетеля, но также умом и красотой его очаровательной дочери! Кто научил тебя лугийскому языку, ясная пани?
- Батюшка сам меня учил, - скромно опустив глаза, отвечала Сбыслава. - Он говорил мне: Лугия - наш ближайший сосед, а значит, мы должны почитать язык и обычаи друг друга, чтобы и впредь жить в мире.
Никто из присутствующих дипломатично не обмолвился о том, что и так все помнили: отношения у Яргородского княжества с Лугией были очень сложными. То лугийцы неоднократно пытались отторгнуть Яргород у Сварожьих Земель, то яргородцы в отместку "ходили за межу". Сейчас было невыгодно вспоминать о былых распрях. На праздничном пиру, где столы ломились от даров земли, пока все веселились, был заключен новый договор.
- В прошлом году хунгары сильно нас погромили, - признался посол. - Государь Лугий, взойдя на престол после того, как его отец скончался от ран, поклялся им отомстить. Но, тебе известно, государь: для войны нужны большие средства, а в нашей казне их не хватает. Поэтому Лугия до сих пор не готова к войне...
- Хунгары угрожают не только вам, но и нам, - вздохнул Бранимир. - С такими задиристыми соседями лучше сводить счеты на их земле, не дожидаясь, когда они придут к тебе. Я пошлю вам две тысячи гривен на военные нужды! Слышал, что король Лугий Десятый, несмотря на молодость - хороший воин, а его гетманы весьма опытны в ведении войны. Если им помочь быстро снарядить войско, они остановят хунгар?
По выражению лица после Бранимир понял, что попал в цель: самолюбие у лугийцев на первом месте, особенно же когда речь идет о славе их войск.
- Если ты, государь, поможешь снарядить войско, мы через месяц прогоним хунгарских псов до самых Драконовых Гор! - клялся лугийский посол. - Они скоро взвоют и хвосты подожмут!
Бранимир охотно соглашался, восхвалял прославленную в веках доблесть лугийских витязей. Воевать чужими руками было гораздо удобнее, чем своими. Если бывают на свете люди, которым нравится сражаться, разумнее заплатить им, чтобы они дрались. Тем самым он сохранит множество жизней своих яргородцев.
Но следовало обсудить еще кое-что. И пан Дубравицкий, прожевав большой кус яблочного пирога, доверительно обратился к князю:
- Наш король, Лугий Десятый, уже встретил свою двадцатую весну, но еще не женат. У тебя же, премудрый государь, выросла дочь, унаследовавшая твою многогранную мудрость, а красотой подобная Звезде Постоянства! Почему бы Яргородской и Лугийской землям не скрепить свой договор брачным союзом?
Никто не подал виду, что с самого начала ожидал такого предложения. Только Бранимир переглянулся со своим семейством.
- Согласия надо спрашивать у будущей невесты! Что скажет она?
Сбыслава, во время разговора вертевшая в руках большое румяное яблоко, теперь положила его на блюдо и сцепила пальцы рук, чтобы не видно было, как они дрожат.
- Для меня большой честью будет замужество с королем Лугием Десятым, - проговорила она на лугийском языке.
Так решилась ее судьба. Спустя три седьмицы Сбыслава в сопровождении огромного свадебного обоза уехала в Лугию, близкую и чуждую, населенную народом, родственным сварожанам, и все же зачастую враждебным им; в страну, получившую название в честь древнего вождя, волей судьбы носившего то же имя, что и его потомок - нынешний король, нареченный жених Сбыславы.
Перед отъездом она обошла все любимые уголки в Яргороде и за его пределами, попрощалась с подругами и знакомыми, и со слугами, наиболее близкими ее семье. Отец с мачехой тепло проводили отъезжавшую. Никто не знал, доведется ли еще когда-нибудь увидеться; путь был неблизок.
Маленький Драгомир не выдержал расставания с сестрой, которая до сих пор всегда была рядом. Разревелся, крепко обхватив ее за талию, так что мать едва смогла его увести.
- Сбыся, не уезжай! Останься с нами! Не уезжай, не уезжай, ну пожалуйста! - кричал он, пока не охрип.
Сбыслава, присев на корточки, целовала братца в мокрые щеки, сама готовая заплакать.
- Драгомирушко, ну не надо так! Я буду к вам приезжать. Или ты, когда вырастешь, приедешь к нам в Лугию! А я всегда буду тебя вспоминать. Ну, улыбнись на прощание, ты же княжич! Ты должен ободрять других, даже когда самому тяжело на душе!
И мальчик улыбнулся ей на прощание щербатой детской улыбкой; у него недавно выпал впереди молочный зуб. Только когда повозка невесты, обшитая красной кожей, скрылась за поворотом, он заплакал снова.
Когда расстроенного, угрюмого Драгомира увели во дворец, князь с княгиней еще некоторое время постояли на крыльце, глядя на слегка уже пожелтевшие листья лип.
- У нашего сына доброе сердце; он горячо любит своих близких. Он скоро привыкнет, что Сбыславы нет рядом. В его возрасте никакие горести не могут держаться долго, - утешительно проговорила Прекраса.
Ее муж задумчиво кивнул в ответ.
- О чем ты думаешь? - тихо спросила княгиня.
- О том, сложится ли замужество Сбыславы лучше, чем у нас с Радмилой...
- Уверена, что да! - отвечала Прекраса, согревая похолодевшие пальцы в ладонях Бранимира. - Ведь ее сердце не занято никем, как было с ее матерью. Ее будущий муж молод, и о нем мы не слышали ничего дурного, - стало быть, она вполне может его полюбить. Я хорошо узнала Сбыславу за эти годы. Ей досталась от тебя не только тяга к знаниям, но также умение ладить с людьми и, по-моему, дальновидность. Уверена, она не станет пытаться властвовать над своим мужем, но добьется, что он сам захочет слушать ее.
Бранимир чуть заметно улыбнулся и поцеловал руки жены.
- Пусть боги сделают, чтобы ты была права, голубка моя! - произнес он.

[Convollar]

Ну, что же, любой мир лучше ссоры, а брачные союзы этот мир укрепляют, так уж повелось. Будем надеяться, что у Сбыславы сложится жизнь с лугийским королём. Впрочем, автору виднее, подождём, посмотрим. Вот наибольшее опасение мне внушают Яргородские бояре, да и княжич Драгомир ещё очень мал. А если с Бранимиром что-то случится?

[Карса]

Очень надеюсь, что союз с Лугией пойдёт Яргородщине на пользу, а у хунгар появятся более насущные заботы, чем помощь Радмиле и Всеславу. Но мнится всё же, что спокойная жизнь Бранимира - это затишье перед бурей. Всё же считаю, что Радмилу следовало держать поблизости и под присмотром. Хунгария слишком далека, хоть и есть там у князя прознатчики, вести могут просто опоздать. Да и предпринять что-то на хунгарской территории сложнее.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа Карса!

Ну, что же, любой мир лучше ссоры, а брачные союзы этот мир укрепляют, так уж повелось. Будем надеяться, что у Сбыславы сложится жизнь с лугийским королём. Впрочем, автору виднее, подождём, посмотрим. Вот наибольшее опасение мне внушают Яргородские бояре, да и княжич Драгомир ещё очень мал. А если с Бранимиром что-то случится?

За Сбыславу я тоже очень надеюсь. Она заслуживает счастливой судьбы, пусть даже ее брак и политический.
А вот на Яргородщине кое-что и впрямь затевается. Скоро увидим!

Очень надеюсь, что союз с Лугией пойдёт Яргородщине на пользу, а у хунгар появятся более насущные заботы, чем помощь Радмиле и Всеславу. Но мнится всё же, что спокойная жизнь Бранимира - это затишье перед бурей. Всё же считаю, что Радмилу следовало держать поблизости и под присмотром. Хунгария слишком далека, хоть и есть там у князя прознатчики, вести могут просто опоздать. Да и предпринять что-то на хунгарской территории сложнее.

Вы правы сто тысяч раз! Но Бранимиру здесь как раз не хватило обычной его предусмотрительности. Кроме того, врагам во главе с Радмилой и Всеславом важнее отомстить ему, чем ему - защититься от них. Они неустанно старались все эти годы, пока он отдыхал душой со своей новой семьей.

В незапамятные времена, когда предки сварожан едва стали заселять землю, позднее названную Яргородщиной, разразилась битва между людьми и творениями Великого Ящера - драконами и людоящерами. Долгим и ожесточенным был их последний бой. Тогда земля чуть не сгорела в огне, и даже солнце помутилось, скрытое за клубами черного дыма. В память о той битве до сих пор находят на Яргородщине кости удивительных существ и оплавленные куски железа.
Великое множество людей пало в бою, но все-таки люди победили. Людоящеры и многие из их могучих союзников были истреблены. Один из драконов, смертельно раненый, рухнул на полудне от Яргородской Земли, между Искрой-рекой и сверкающей голубой Даной. Умер дракон и окаменел. С течением веков его чешуи превратились в валуны, высокий зубчатый хребет стал высокой цепью горных вершин. Позднее ветер нанес на бока каменному дракону плодородной земли, и горы зазеленели, покрылись густым лесом, преимущественно сосновым и еловым. В лесах развелось множество зверей, спокойно гуляющих по каменной коже дракона. И лишь в памяти людской сохранилось название: Драконовы Горы.
И яргородцы говорили, что зло обычно приходит из-за Драконовых гор, сохранивших свой враждебный характер. Взять хотя бы хунгар, много веков назад пришедших откуда-то с восхода, из-за других гор. Сколько раз они разоряли Сварожьи Земли, пока не удалось их оттеснить за те самые Драконовы Горы! Там они, наконец, утихомирились, завладев обширным краем, где было вдоволь леса и пастбищ для них коней. Но все равно, не так уж редко переходили горы, чтобы пограбить сварожан. С такими соседями приходилось держать ухо востро, и очень кстати князь Бранимир придумал обуздать Хунгарию с помощью Лугии. А простые сварожские земледельцы, когда зимой налетал особо свирепый морозный ветер, многозначительно хмурились на видневшиеся вдалеке заснеженные вершины Драконовых Гор, откуда он дул. И говорили, что даже медведи и волки в этих горах водятся крупнее и гораздо злее обычных. Их ценили как добычу, но ужасно боялись поселяне за себя и за свой скот.
И на сей раз Яргородщине угрожала опасность со стороны Драконовых Гор. Вот только эту опасность до сих пор недооценивали, считая врага несоизмеримо слабейшим и навсегда укрощенным.
В небольшой долине близ перевала стоял замок Эгер. Темные камни, из которых сложены были его стены, совсем почернели от частых дождей, и замок выглядел мрачным, неуютным. Здесь, в горах, уже давно пришла осень, и холодный ветер оборвал с деревьев все листья. Одни только черные угрюмые ели поднимались к небу, будто угрожая. Дожди перемесили всю землю в бурую грязь, в полях и огородах местных поселян лишь кое-где торчали забытые былинки. Вид черного замка на бурой земле, под плачущим серым небом, вряд ли кому-то показался бы отрадным.
Несколько человек, собравшихся за столом в зале замка Эгер, встретились не ради веселья. У них на уме было серьезное дело, и они, едва пообедав, закрыли двери и стали обсуждать, как им скорее добиться цели, которой пришлось и так уже ждать долго.
Здесь присутствовали только мужчины, средних лет или пожилые, одетые в обноски некогда богатых одежд. А один из них был и вовсе переодет пастухом-горцем: в овчинном кожухе шерстью наружу, в холщовых серых широких штанах, в грубых деревянных башмаках, голову до самых глаз покрывал косматый башлык. Вдобавок, у этого человека, час назад постучавшего в потайную калитку, была подвязана правая щека, словно у него жестоко болели зубы. Правда, это не помешало приезжему только что умять едва ли не целиком кабаний окорок, нашпигованный чесноком, - с дороги немудрено проголодаться!
- Здоровы ли княгиня и наследник? - спросил приезжий, сбросив с головы башлык и повязку.
- Сейчас придут, - пообещал Мезамир, сидевший за столом выше всех среди бояр. - Им тоже важно узнать, какие вести ты принес, Лисохвост.
Приезжий оживленно потер друг об друга сухие ладони, словно хотел добыть из них огонь.
- Полезные вести, други мои! Не описать, чего мне стоило незаметно отлучиться из города, добраться сюда, чтобы не пронюхал Бранимир или псы его... Но я приехал сообщить, что наши союзники в Яргороде работают днем и ночью! Скоро Бранимир падет!
В глазах бывшего княжеского печатника сверкнула холодная ненависть.
- Так ему и надо! Мы все - вятшие мужи, не холопы княжеские! - прислушавшись, не идет ли Радмила, прибавил, понизив голос: - Стемира Сильного убили брониславльские бояре за то, что хотел всеми править один. Так и надо, братья яргородцы! Бояре - опора для князей, они без нашей поддержки ничто! Князь Всеслав обязуется править по древнему обычаю, ничего не предпринимать без одобрения боярского вече!
Это вызвало согласное оживление у сидевших за столом мужчин. Снова потянулись за начатым во время ужина кувшином вина, налили чарки и дружно выпили "за нашу победу и за боярское вече".
Тут обе створки дверей отворились, и в зал величественно вплыла бывшая княгиня Радмила. После своего изгнания она носила только белые траурные платья, точно вдова - таким образом она заживо спроваживала отвергнувшего ее супруга в Кромешный Мир.
За прошедшие годы она начала закрашивать седину фарсийской краской. Фигура ее несколько располнена, но соразмерно, не искажая форм. Однако лицо бывшей княгини потемнело и сделалось более резким, обличая примесь команской крови. В глазах затаились недобрые колючие огоньки. Улыбалась она крайне редко - лишь когда слышала утешительные для нее вести с Яргородщины.
Вместе с матерью вошел и лишенный наследства княжич Всеслав. Он сильно вырос и окреп за эти годы, выглядел теперь вполне взрослым мужчиной, высоким и широкоплечим. Лицо его опушала, хоть и не очень густо, короткая золотистая бородка. Свое пребывание в мрачном хунгарском замке Всеслав, по правде говоря, предпочитал скрашивать охотой в горах да плясками с сельскими девушками, нежели интригами. Но свои права на яргородский престол он считал законными, и теперь с волнением слушал беседы тех, кто готов был помочь ему стать князем. Он сел во главе стола и хотел помочь усесться матери, но та уже протянула руку Мезамиру.
Радмила властно, как прежде, обратилась к посланцу их союзников из Яргородщины.
- Рассказывай, Лисохвост! Чего вам удалось добиться? Кто из бояр и младшей дружины поддержит Всеслава?
Лисохвост с готовностью распорол свой овчинный кожух и достал вшитые внутрь берестяные грамоты, разложил их на столе.
- Вот это - от верховного жреца Ледогора, что сменил недавно умершего Вышату. Теперь храм Хорса поддержит княжича, государыня, а ты знаешь, что слово жрецов немало значит в Яргороде! Если жрецы прилюдно проклянут Бранимира и его нынешнюю семью, простой народ испугается и не поддержит их.
Кое-кто из бывших бояр злорадно захихикал, предвкушая отрадную для себя картину.
- Вот тогда замечется Бранимир со своей девкой и пащенком! Им нигде не найти будет убежища. Даже в Священную Рощу, где может просить убежища заведомый злодей, не пустят тех, кого прокляли жрецы!
Тут в самом дальнем углу стола  зловеще усмехнулся Тудор. Он сильно изменился за минувшие годы. После изгнания несколько лет скитался в чужих краях, потом был наемником в войске хунгарского короля. Наконец, приехал в Эгер, к изгнанной княжеской семье, ибо у них были общие враги. Скитальческая жизнь оставила Тудору несколько шрамов и еще больше ожесточила его. Прежний боярский лоск исчез из его облика, теперь Тудор обрел свое истинное лицо: мрачное и жестокое, как и его душа.
- Я вижу, здесь и мне есть письмо от моего брата Власта, - произнес он, разворачивая одно из посланий. - О! Братец тоже не сидит сложа руки: ему удалось перетянуть на свою сторону часть дворцовой стражи! Значит, мы сможем прямо во дворце захватить Бранимира и его семью... И уж я тогда посчитаюсь с его лживой девкой! Заставлю ее на коленях молить о пощаде! - глаза у Тудора горели, как у волка, лицо и мускулистые крепкие руки судорожно подергивались.
Мезамир чуть заметно поморщился. Он никогда не любил людей, не умеющих владеть собой - в этом они с князем Бранимиром были похожи. Чтобы одержать победу, им как никогда потребуется самообладание. Иначе можно в самый последний миг все испортить, не учтя какой-нибудь мелочи...
- Какими еще силами мы располагаем? Что с княжеской дружиной? Кого она поддержит? - расспрашивал Мезамир боярского посланца. Ему приходилось думать о том, в чем Радмила не разбиралась как женщина, а Всеслав - по своей неопытности. Но бывшему княжескому печатнику даже лестно было чувствовать свою значимость среди заговорщиков. Значит, и после захвата власти без него не смогут обойтись!
- Княжеской дружиной командует Ратибор, а он предан Бранимиру, так же как и дворский Вечерко. Этих двух псов не подкупить, не испугать, - докладывал Лисохвост. - Но среди меньших воевод есть союзники княжича Всеслава! Они при первой возможности уведут к нам полки. Так что сразиться в городе и внутри дворца, возможно, придется, но наши одолеют.
На темных, постоянно напряженных губах Радмилы мелькнула зловещая улыбка.
- Как долго пришлось нам ждать желанного дня! Сколько раз казалось, что все безнадежно, и никогда нам не свергнуть Бранимира! Каким черствым для всех нас был хлеб на чужбине! Сколько раз подступало отчаяние, когда король Хунгарии отказался дать нам войско, потому что Бранимир натравил на него лугийцев! Он даже мою дочь использовал как выгодную кость в игре, отдал ее лугийцам, выдвинул против ее матери и брата! Но мы не сложили оружия, нет, коварный Бранимир, мы продолжаем бороться, как бы ни было трудно! И нам доступно коварство, если иначе победить нельзя! Скоро ты за все нам заплатишь!
Изгнанные бояре поднялись из-за стола, шумно выражали княгине свое восхищение.
- Матушка наша, защитница всех обездоленных и угнетенных! - трубно завывал толстый Войтиш.
- Всегда ты утешала нас, не позволяла пасть духом, одним твердым или ласковым словом оживляла наши сердца, государыня! - вторил ему Орлик.
- Выпьем третью чарку за здоровье повелительницы нашей, княгини Радмилы Мирославны! И пусть сгинул поскорей враги наши! - провозгласил Мезамир, разливая густое темное вино своим сообщникам.
Княжич Всеслав одним духом осушил кубок за здоровье своей матери, чувствуя глубокую признательность тем, кто собрался здесь, чтобы возвратить ему престол.
А бояре неистовствовали. Присоединившись к пожеланию Мезамира, пили за скорейшую гибель своих врагов, которых считали единственными виновниками своего изгнания.
- Пусть сгинет Бранимир! И подлая обманщица Прекраса! - хрипло прокричал, будто пролаял, Тудор.
Общее воодушевление захватило и Всеслава, и он тоже выкрикнул:
- Пусть сгинет и их щенок Драгомир! Я покажу, что он мне не брат никакой! - он громко стукнул кубком о стол.
- И воевода Ратибор! И старая ищейка Вечерко! И все их прихлебатели, что мешают жить истинным хозяевам Яргородщины! - гремели разгоряченные голоса изгнанников.
Распаленные вином и жаждой мести, они припоминали уже всех, кто чем-нибудь перешел дорогу: своих соперников по службе, и даже простых воинов и челядинцев, что якобы могли оговорить их перед князем, что и послужило причиной изгнания. Счет будущих жертв их мести уже шел на десятки. Заговорщики были исполнены решимости. Их сторонники в Яргороде наконец-то подготовили будущий мятеж, и сейчас их партия была сильна как никогда.
А тем временем в малом дворце Яргорода марцийский живописец Ариций наконец-то закончил расписывать стены фресками, и теперь показывал свою работу княжеской чете. Волшебные, сказочные сцены чередовались с изображениями мирного земного труда: пахарь погоняет быков, поселяне молотят цепом зерно, женщины работают у ткацкого станка. И все краски были такими яркими, свежими, позы людей и животных так естественны, что казалось - изображения вот-вот оживут. Княжич Драгомир, вбежавший следом за родителями, даже протянул руки к запечатленной на фреске полосатой зеленоглазой кошке, крадущейся к воробьям. И был разочарован: кошка оказалась не настоящей!..
- Матушка! - воскликнул мальчик, разглядев на одной из фресок Богиню Весны,  танцующую в окружении цветов.
- Да, сынок, это твоя мама, - улыбнулся Бранимир, пригладив непослушные волосы мальчика. - Здесь сама Красота сохранена на века кистью нашего замечательного мастера Ариция! Пройдут века, никого из нас давно не будет в живых. Новые поколения людей найдут наш дворец, как мы находим жилища людей прошлого. И восхитятся искусной работой художника и красотой Богини Весны, что останется жить в веках!
- А мне, когда состарюсь, будет стыдно видеть на этой стене себя молодой, - призналась Прекраса, ежась как от холода. - Лучше я тогда закрою ее занавеской, чтобы не видеть, как сама изменилась рядом с ней...
- Милая, ты не можешь постареть! - запротестовал Бранимир. - Это все равно как если бы Искра вдруг потекла вспять.... Но я надеюсь, что ты, мастер Ариций, доволен своей работой? - обратился он к художнику на марцийском языке.
Княжич Драгомир удивленно вытаращил темные, как смородинки, глаза; он не знал, что отец умеет говорить на каком-то другом языке. А марцийский живописец, невысокий худощавый человек лет сорока, гладкие черные волосы которого были подвязаны кожаным ремешком, оживленно кивнул:
- Да, сеньор! Когда я собирался плыть к вам, меня отговаривали, твердили, что полунощные варвары не способны ценить красоту... Но в твоем лице я нашел мудрого и просвещенного влвдыку, способного не только отдавать должное красоте, но и заботиться о доброй памяти потомков! И, должен признаться, мне вряд ли еще когда-нибудь встретится  натурщица лучше прекрасной сеньоры! - с этими словами живописец вдруг вполне на сварожский лад поклонился в пояс молодой княгине.
Та, в свою очередь, изящно поклонилась.
- Это я в долгу у тебя, мастер Ариций! Кто еще счел бы меня достойной запечатления в бессмертном искусстве? Мой муж щедро наградил тебя за работу! Но я хочу, чтобы ты принял подарок и от меня на память! - она сняла перстень с крупным камнем, прозрачным, как капля воды, и передала художнику.
Тот взял кольцо и поблагодарив, подавив тайный вздох.
- Если государь не возражает... - вопросительно взглянул на Бранимира.
- Почему я должен возражать? А, понимаю! - весело отозвался он. - Мне и так уже бояре прожужжали уши, будто моя жена держится неподобающе, позируя иноземному живописцу! Пытались даже заставить меня ревновать. Но я не настолько глуп, чтобы не отличить восхищение красотой от чувственного увлечения. Хорош бы я был, если сам с первого дня не устаю любоваться своей женой, а от других скрыл бы ее красоту! Мир многое потерял бы, не видя ее, - яргородский князь вновь мечтательно взглянул на фреску, где танцевала, не касаясь босыми ногами земли, Богиня Весны, по следам которой распускались цветы. - И спустя тысячу лет увидят люди эту фреску и скажут: вот была самая красивая женщина в мире! - он мягко взял жену за руку. - Увидят подпись мастера Ариция, и скажут: вот был вдохновленный Музами живописец!.. А, если вспомнят, что то при моем княжении было создано, я уж и на том благодарю! Красота должна жить дольше власти.
В те дни князь Бранимир мечтал сохранить в веках то, что было создано по его воле. В те же дни заговорщики в Яргороде и за его пределами готовились силой отнять то, что он создавал в годы своего правления.

[Convollar]

Судьба Прекрасы и Драгомира буквально висит на волоске, и как обычно, самые опасные враги - те кто рядом. такие как Лисохвост. Или брат Тудора, Власт. Бранимир явно расслабился, невольно вспомнишь, сколько государств погибло из-за внутренних врагов. С Радмилы взять нечего, она идёт к своей цели, на государство ей плевать, лишь бы отомстить. Из Всеслава князь никакой, он хочет властвовать, но править за него будут бояре, они и Радмилу могут задвинуть куда подальше, если сумеют победить.

[Карса]

Да, поневоле задумаешься, не слишком ли Бранимир благодушен, не выйдет ли ему это боком. Не пропустит ли он зреющий в городе боярский мятеж. А если пропустит, сможет ли справиться. Интересно, Радмила не понимает, что  в случае успеха сделается игрушкой в боярских руках? Или понимает, но ей всё равно, лишь бы свалить Бранимира?

[Артанис]

Большущее спасибо, эрэа Convollar, эрэа Карса!
Теперь начинаются самые драматические события этой истории...

Судьба Прекрасы и Драгомира буквально висит на волоске, и как обычно, самые опасные враги - те кто рядом. такие как Лисохвост. Или брат Тудора, Власт. Бранимир явно расслабился, невольно вспомнишь, сколько государств погибло из-за внутренних врагов. С Радмилы взять нечего, она идёт к своей цели, на государство ей плевать, лишь бы отомстить. Из Всеслава князь никакой, он хочет властвовать, но править за него будут бояре, они и Радмилу могут задвинуть куда подальше, если сумеют победить.

Ой, здесь не найдешь однозначного способа, как следует князю управляться с боярами! Вот, упоминается, как Стемира Сильного, брата Радмилы, убили бояре. А он уж никак не был слишком мягким и благодушным; своих врагов среди боярства казнил. Но поскольку далеко не все из них согласны были, чтобы их казнили, они сумели от него сами избавиться. Тоже, кстати, не без ревнивой первой супруги обошлось; правда, та, в отличие от Радмилы, в большей степени ревновала его самого, а не его власть... Словом, надежного рецепта власти еще не придумали.
Радмила хочет сына сделать князем. Ее по-человечески можно понять. Всеслав о том, как хочет править, еще не задумывался. А боярам такой князь и надобен.

Да, поневоле задумаешься, не слишком ли Бранимир благодушен, не выйдет ли ему это боком. Не пропустит ли он зреющий в городе боярский мятеж. А если пропустит, сможет ли справиться. Интересно, Радмила не понимает, что  в случае успеха сделается игрушкой в боярских руках? Или понимает, но ей всё равно, лишь бы свалить Бранимира?

В жизни все бывает. В оправдание Бранимира хочу еще заметить, что с вершины власти, вероятно, можно недооценить тех, у кого возможностей меньше, решить, что они не представляют опасности.
Радмиле прежде всего надо сына возвести на престол, а как - неважно. Да и Мезамир, вероятно, за эти годы, что любовником ее был, сумел приобрести на нее влияние.

Глава 14. Мятеж
Мятежники проникли в Яргород тайно, переодетыми, скрылись в домах своих союзников, до поры не привлекая внимания. Ждали решающей минуты, чтобы поднять восстание по всему городу одновременно, как в весеннее половодье подымается река, разом взламывая лед.
А в княжеском дворце никто ничего не подозревал. Все были убеждены в своих силах. Когда дворский, боярин Вечерко, сообщил князю, будто в городе видели Мезамира, князь только отмахнулся:
- Может, и приехал поразнюхать что-нибудь. Так схвати его и допроси! Неужели не сумеешь?
Боярин, ничего не обещая, неопределенно развел руками.
- Все может статься! Старею, государь, трудно становится уследить за всем...
Князь Бранимир шутливо хлопнул дворского по плечу.
- Не прибедняйся! Убережемся как-нибудь от вражьих происков! - не предчувствовал беды до последнего часа. Будто нечистые подземные духи, которым заговорщики со всем желанием обещали отправить яргородского князя и его ближников, помрачили рассудок будущим жертвам...
Во всяком случае, Мезамир до поры исчез, как сквозь землю провалился. А посланные боярином Вечеркой дружинники принесли вести, что в усадьбе  Власта Владиславича собралось много вооруженного люду, и они, уже не скрываясь, бродят по улицам. Кое-где уже завязались стычки между княжескими людьми и мятежниками.
Услышав такие тревожные вести, Бранимир не потерял присутствия духа.
- Ратибор, собирай войска! - приказал он тысяцкому, затем продолжал, обращаясь к своим ближникам и челяди, испуганно толпившейся в дверях: - Заприте все двери, закройте оконные ставни! Завалите двери бревнами, камнями - чем угодно, лишь бы мятежники не прорвались внутрь. Мы садимся в осаду до тех пор, пока Ратибор не наведет в городе порядок. Вечерко, раздай моим слугам  топоры, копья, пики! Поставить лучников на стены! Ни одна собака сюда не войдет! В этих стенах хранится самое ценное, что я никогда не отдам в их лапы!
При этих словах Бранимир исполненным тоскливой нежности взглядом окинул жену и сына. Прекраса, притихшая, бледная, напряженно вслушивалась в доносящиеся снаружи вопли и грохот. Они уже придвинулись к самому дворцу. Драгомир, тоже тихий как мышонок, ходил хвостом за матерью, не зная что делать. При взгляде на жену и сына сердце яргородского князя томительно сжалось. Уж потом он вспомнил и о драгоценных рукописных книгах, хранившихся во дворце, о произведениях искусства и о "собрании древностей". Все, что было достойно пережить века, подвергалось теперь опасности быть разграбленным, расхищенным мятежниками. Понимая это, Бранимир был исполнен решимости отстоять от них дворец.
Однако события уже покатились, как камень под гору, набирая силу и сметая все на своем пути. Пока челядинцы торопливо заколачивали двери и заваливали их всем, что было тяжелого, снаружи доносились удары и громкие вопли:
- Долой Бранимира! Смерть колдунье-нечестивке с ее щенком! Они прокляты богами!
Кое-кто из княжеской челяди, услышав эти слова, испуганно попятился прочь, будто князь с семьей могли передать проклятье, как заразную болезнь. Бранимир окинул их презрительным взором.
- Вы хуже баранов, верите любой лжи! Уж, Огонек! Закройте лучше окно!
Уж замешкался было, но молодой старательный Огонек метнулся к окну, чтобы закрыть ставни. Внезапно в окно ударила стрела, разбивая тонкую пластинку слюды, и парень упал, пораженный стрелой в голову. Но светлые половицы брызнула кровь. Маленький Драгомир страшно закричал и уткнулся лицом в платье матери.
- Прочь от окон! - закричал князь, утаскивая жену и сына дальше, в переход. А тем временем со стороны сада донеслись еще более злобные вопли.
Нигде во дворце не нашлось бы спокойного места. В каждое окно, в каждую дверь ломились мятежники, окружившие дворец плотным кольцом. Со стен в них летели стрелы, но не могли причинить большого урона целой толпе.
Князь Бранимир вместе со своими сторонниками обошел весь дворец, воодушевляя осажденных. Пока они еще стойко обороняли дворец, но не сколько хватит их сил?
Боярин Вечерко, отозвав князя в сторону, мрачно прошептал на ухо:
- Что-то Ратибор будто в воду канул! А без него дворец не удержать. Если им надоест стучаться, они просто подожгут его...
Бранимир судорожно сглотнул, чувствуя, как совершенно некстати становится трудно дышать.
- Не может быть! Ратибор усмирит толпу, - ах, как Бранимиру хотелось, чтобы так и было!
С грохотом и треском рухнула одна из дверей в восточном крыле. Закипела свалка над грудой бревен, еще громоздящихся в проходе. Уже двое княжеских слуг лежали мертвыми. Рвущиеся во дворец мятежники, все в пыли и поту, азартно скалили зубы, вовсе не напоминали простых яргородских горожан. Казалось, ими овладел черный дух разрушения.
Откуда ни возьмись, примчался всадник на взмыленном коне. Недолго думая, махнул на нем через преграду, через головы дерущихся.
- Государь, в городе идет бой! Воевода Ратибор убит! Часть твоей дружины перебежала к мятежникам. Теперь они идут сюда. Их ведет второй воевода Улеб, и с ним Тудор.
- Мерзавцы! Их именем пусть наречется в Сварожьих Землях всякое предательство! - произнес Бранимир, стиснув зубы.
Прекраса, услышав о Тудоре, задрожала как осиновый лист, побелев еще сильней. Ухватив мужа за руку, прошептала:
- И он тоже здесь! Это страшный человек! Я ничего так не страшусь, как попасть в его лапы...
Бранимир крепко обнял жену.
- Возьми Драгомира, скройтесь где-нибудь в подвале. Туда не пустим мятежников!
Но она после мгновения слабости обрела твердость духа настоящей княгини. Одной рукой прижимая к себе сына, ответила:
- Мы тебя не оставим, муж мой! Или спасемся все вместе, или вместе погибнем!
У Бранимира опять перехватило дыхание, и он не мог выговорить ни слова. Если бы еще где-то можно было найти безопасное убежище для Прекрасы с Драгомиром, он отослал бы их туда, но где же теперь такое взять?
Натиск мятежников еще усилился, они отчаянно рубились с княжескими воинами. Сквозь лязг мечей доносился боевой клич:
- Всеслав наш князь! Долой Бранимира!
И, сквозь шум битвы, перекрывая все вопли, отчетливо раздался звучный размеренный голос Ледогора, нового верховного жреца Хорса:
- Ясноликий Хорс видит все, он открывает любую неправду и поражает ее своими лучами! Уже давно мы видели в самых страшных знамениях, что Бранимир не достоин оставаться князем! Его разум и волю похитила бесстыдная колдунья, которую он взял в жены. Если дальше продлится их власть, Солнце откажется светить Яргородской Земле, и нас всех ждет голод!
- Нет! Убьем колдунью и нечестивца! Остановим гнев Хорса! - кричали горожане, ломясь вперед. Они были суеверны и привыкли доверять мудрости жрецов.
Князь Бранимир с ненавистью взглянул на Ледогора, стоявшего во весь рост на повозке, запряженной четверкой белых коней, в торжественном жреческом облачении.
- Еще когда Вышата предупреждал меня против таких, как ты, Ледогор! Ты молишься не золотому солнцу, а просто золоту! - крикнул он жрецу через головы мятежников. Но все слова князя  потонули в оглушительном грохоте - осаждающим удалось, наконец, разобрать завал.
- Яргород! - завопил боярин Вечерко, с неожиданной прытью ткнув копьем первого метнувшегося навстречу врага.
Но сразу несколько человек подняли боярина на копья, еще живого подбросили высоко над головами, швырнули окровавленное тело в толпу, воющую как стая собак. Они ринулись вперед, топча труп ногами, скользя по лужам крови.
Пронзительная ледяная волна захлестнула Бранимира. Врагов становилось все больше, они быстро добивали последних сторонников законного князя. И скоро они с Прекрасой и сыном остались совсем одни.
Бранимир отодвинул за спину жену с плачущим мальчиком и выхватил меч. Он никогда не был хорошим воином. Но твердо знал, что это рычащее стадо, если и дотянется до его семьи, то лишь через его труп.
Но вышло все не так. Судьба, кажется, решила отказать яргородскому князю даже в достойной гибели, решив сперва заставить его испытать унижение. Сзади раздался слаженный топот многих ног. Откуда-то из глубины дворца вынырнул полностью вооруженный отряд дворцовой стражи. Оглянувшись, князь увидел, что их ведет Власт, брат Тудора. И их мечи нацелились в спину яргородскому владетелю и его семье.
- Сдайтесь в плен! - прокричал им Власт, злорадно усмехаясь.
Бранимир качнулся к жене и выронил меч. Прекраса тут же прижалась к нему, черпая последнее утешение в его близости. Драгомир, тихонько всхлипывая, втиснулся между родителями. Он глядел на мятежную толпу со страхом и детским любопытством: что они будут делать теперь?..
Свергнутый яогородский князь обратился к Власту, решив, что тот все же лучше безначальной толпы:
- Передай Всеславу, или тому, кто у вас за старшего, что я прошу о переговорах. Скажи: если им нужна моя жизнь, пусть берут ее, но отпустят мою жену и сына!
Перебежчик невозмутимо пожал плечами.
- Я передам, но вряд ли князь Всеслав и его советники послушают. Вы все и так в наших руках, как лисы в капкане. Вам ли ставить условия?
Тем временем с улицы вошли во дворец новые отряды воинов, состоящие из княжеских и боярских дружин вперемешку. Ворвавшийся первым Тудор замер, увидев Прекрасу, облизал сухие губы. Она стояла, бледная как мел, прижимая к себе тонкокостного темноволосого мальчика.  Еще больше расцветшая за эти годы, она показалась Тудору ослепительно прекрасной. Вся его грубая, жестокая страсть отразилась на лице, и молодая женщина жалобно застонала, разглядев его.
Тудор плавно шагнул к ней, уже предвкушая, как отомстит этой лживой гордячке, да и князю, чьей женой она стала. Вот сейчас, один против многих, без своих воинов и слуг - чего он стоит, этот князь? Обычный человек, слабее многих! Тудор знал, что сможет без труда отшвырнуть его в сторону, если тот все же решится ему помешать. А ведь когда-то одного слова этого самого князя довольно было, чтобы изгнать его, Тудора, одинокого, разоренного, прочь из Сварожьих Земель! Но теперь он рассчитается за все. Прямо сейчас схватить ее за волосы, заломить ее белые руки назад, а потом утащить в первый попавшийся покой и проделать наяву все, что столько раз желалось во сне, когда она виделась, нагая и молочно-белая...
Но Тудора остановил Улеб, бывший яргородский воевода. После гибели Ратибора и разгрома большей части княжеской дружины на улицах города, Улеб вместе с остатками ее перешел на сторону мятежников. Теперь он твердо ухватил Тудора за руку.
- Пленников пока не трогать! Князь Всеслав и боярское вече еще не решили их судьбу. Бывший князь и его семья принадлежат им, не тебе.
Бывший изгнанник обернулся к нему, скалясь как волк.
- Чего тебе надо? Эта баба - моя по праву, ясно?
Да не на того напал! Улеб, еще облаченный в дружинную броню, не устрашился его звериного рыка и сверкания глазами. Невозмутимо повторил:
- Завтра соберется суд над бывшим князем Бранимиром и его второй женой. А до тех пор они должны быть целы и невредимы. Посадим их в поруб на эту ночь!
Воины окружили свергнутого князя с его семьей, повели в поруб, сделанный глубоко под землей. И, пока спускались, Бранимир повернул голову к сопровождавшему их Улебу.
- Ты ведь не изгой, до этого дня был в чести у меня. Зачем ты предал? Что они тебе за это обещали?
В полумраке, рассеиваемом только факелами в руках стражи, лицо Улеба казалось сосредоточенным, но не свирепым. И отвечал он обычным тоном, будто ничего не случилось:
- Побеждает обычно сильнейший. Я увидел, что счастье тебе изменило, и не захотел погибать, как Ратибор. Служить сильным и почетнее, и выгоднее.
Бранимир презрительно отвернулся от изменника.
- Жаль, что не разгадал тебя раньше! Но и ты когда-нибудь просчитаешься, как все предатели. Желаю, чтобы поскорее!
Кто-то толкнул бывшего князя древком копья в спину. Прекраса помогла ему удержаться на ногах. Впереди замелькали факелы. Запахло сырой землей. Плененная княжеская семья спускалась в поруб, словно в могилу. Загремели ключи, отворяя дверь.
В некотором смысле, в порубе пленникам показалось даже лучше, чем среди мятежной толпы. Здесь, по крайней мере, они были наедине, им не приходилось терпеть присутствия своих врагов. Они могли даже какое-то время считать себя в безопасности. Уселись рядом возле стены, и Бранимир укрыл жену и сына своим плащом. Мальчик, измученный непривычными переживаниями, положил голову на колени матери и скоро заснул. А свергнутый князь и его жена до утра просидели, обнявшись, и разговаривали шепотом. Они то советовали друг другу, как вести себя перед лицом врагов, то просто шептались, вспоминая разные случаи из прожитой вместе жизни, выбирая самые счастливые.
А сверху доносились вопли, топот, бряцание железа. Яргородцы, захватив дворец собственного князя, теперь прикидывали, как удобнее хозяйничать в нем...