Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
Карса! Мечеслав вновь в авантюре, ну что ему далось Яргородское княжество! А ведь по сути, все Сварожские князья - родня. Вот не так страшен враг внешний, как родственники. И это главная беда Сварожских земель, да и не только Сварожских, воевать со своими вместо того, чтобы объединиться и воевать с внешним врагом. А Бранимир молодец, хороший совет дал отцу.
А о каком же княжестве ему еще мечтать? Где ему еще найти владение, и желательно - не хуже? Кроме того, в Яргороде он родился, его тянет домой. Так у всех бывает. Вот, великий князь Мирослав мечтал вернуться в Дедославль. А его сын Стемир Сильный - наоборот, он вырос в Лесной Земле, уже ее считает своей родиной. О нем я после "Сполохов над Искрой", вероятно, напишу персональное произведение, давно пора. Так и с Мечеславом. А в итоге получается, воюют все со своими родственниками, увы. Впрочем, единого общего врага у сварожан пока что нет. Но мы знаем, что и когда он появился, не очень-то его наличие помогло.
Ну а какого же стола ещё искать Мечеславу, как не отеческого? Не все, как Ростислав (из книги "Полёт сокола"), довольствуются тем, что в итоге досталось (хотя досталось, в общем-то, неплохо). Да и вряд ли в Сварожьих землях есть ничейные столы. Своими силами Яргородщину ему не добыть, надо искать сильных союзников. Другое дело, захотят ли союзники выполнять обязательства перед изгоем. На мой взгляд, зря Мечеслав ввязался в мятеж против дяди. Сидел бы в своём Красном, как-никак князь, хоть и не всей Яргородщины. А там мало ли как могло повернуться. А Бранимир разумный юноша. Правда, не всегда это спасает, но он вполне может стать неплохим князем для своей земли.
Со времен Ростислава Приморского прошло уже несколько поколений. Князей с тех пор стало намного больше, а вот незанятых владений для них не появилось. Приходится бороться за то, что есть.
Мечеслав тогда не думал о последствиях. Думал, что Яргородщина легко достанется ему. Бранимир на его месте обдумал бы возможные последствия. Но предусмотрительность не в характере Мечеслава. Не в то время, во всяком случае. Может быть, со временем (и если дело касается не одного его), иногда и научится думать о будущем.
Глава 5. Княжна РадмилаВысоко над горой, в высоком дворце времен Бронислава Великого, одно за другим гасли окна, блестевшие в сумерках пластинками слюды. Где-то внизу плескались волны полноводной Данатры. Лесной, еще теплый осенний ветерок доносил запах спеющих яблок. В быстро темневшем небе растворялись последние отблески заката.
В одну из богато обставленных светлиц вошла девушка. Она двигалась быстро, решительно, как бы сдерживая кипевшие в ней бурные чувства. Но их выдавало ее шумное дыхание, сильно вздымавшаяся под легким платьем грудь. Она отшвырнула носком изящного сафьянового башмачка шкуру пардуса, постеленную на пол.
Горевшие на столе свечи выхватили из темноты узкое смуглое лицо, нос чуть с горбинкой, яркие золотисто-карие глаза, в минуту сильного волнения блестевшие еще сильней обычного. Видно было, что это девушка с сильным характером. Ее волосы, заплетенные, как полагалось незамужней девушке, в одну косу, были красиво уложены вокруг высокого открытого лба, образуя венец. Она была рыжеволосой, и отблески свечей придавали ее волосам оттенок темного меда. Казалось, что и от всего ее девичьего очарования должна исходить сладость меда, в меру сдобренного пряностями, а порой и способного охмелять иные буйные головы.
За ней следовала вторая девушка, ее челядинка. Войдя в светлицу, она откинула шелковое покрывало с постели своей госпожи и стала помогать ей раздеться на ночь. Осторожно свернув ее платье, растерла княжну влажным полотенцем, вымоченным в отваре мяты и чабреца. Затем надела на нее тонкую ночную сорочку и стала бережно расплетать косу. Волосы княжны падали на плечи и спину роскошными волнами, в зыбком свете переливаясь разными оттенками - от медного до нежно-золотистого. Служанка, расчесывая гребнем ее волосы, неудержимо восхищалась их красотой:
- Ах, княжна! Такие густые волосы - и при этом мягкие и легкие, как пух! А как они блестят, какой редкий у них оттенок! Жаль, что твой жених, княжич Бранимир, сейчас не видит их, и тебя вместе с ними, конечно, тоже. Как только увидит, он обязательно в тебя влюбится, княжна, я уверена!..
Княжна гневно топнула босой ножкой по полу.
- Помолчи, Ивка! У меня голова болит и без твоей сорочьей трескотни!.. Ты закончила? Тогда ступай к себе. Я хочу остаться одна.
Челядинка растерянно замерла на месте.
- Но, госпожа! Как я могу уйти? Может быть, ты позовешь меня среди ночи?.. Да и твой батюшка, великий князь, велел, чтобы я ночевала в твоих покоях...
Княжна с досадой скрипнула зубами, но больше ничем не выдала своего недовольства.
- Я не позову, обещаю! Я так устала, и хочу только спать. Да и ты, думаю, тоже. Возьми ключ и закрой дверь снаружи. А утром придешь, словно всю ночь была при мне, - проговорила она, ложась в постель и закрывая глаза.
Челядинка поцеловала руку своей госпоже, благодаря ее за доброту, и вышла, закрыв дверь ключом. Княжна внимательно прислушивалась, ожидая, когда вблизи ее покоев стихнет любое движение. Притворная сонливость сразу оставила ее. Выбрав момент, она задула все свечи, кроме одной. Взяв последнюю свечу, девушка босиком прокралась по расписному полу к окну, распахнула его и взмахнула рукой, так что пламя свечи затрепетало.
Внизу мелькнул такой же отблеск света. У княжны взволнованно и гордо забилось сердце.
- Мечеслав! Мечеслав! - шепотом позвала она.
В следующий миг услышала в темноте, как кто-то карабкается по резным украшениям на стене. Для ловкого, сильного мужчины забраться по стене на третий ярус дворца было не такой уж трудной задачей. Через несколько мгновений он перемахнул подоконник и оказался рядом с ней. Блеск свечи выхватил из темноты его лицо, обветренное и смуглое, но сохранившее все преимущества мужской красоты вместе со свойственным только ему обаянием. Сейчас, радостно улыбнувшись при виде княжны, он и вовсе, казалось, превратился в беззаботного юношу, словно и не было долгих скитаний. Она бросилась ему в объятия, обняла руками за шею, пригнув к себе гордую голову витязя, который обнимал ее за талию. Целовались долго, жадно, не желая отпускать друг друга.
Наконец, когда уже туманилось в глазах, и ноги дрожали от радостного предвкушения, Мечеслав нашел в себе силы отстраниться.
- Нам нельзя больше, Радмила! - проговорил он с глубоким вздохом. - Я на рассвете ухожу с бродниками на войну, как велел твой батюшка. А ты завтра уезжаешь в Яргород... Станешь там женой моего двоюродного братца... А мне туда заказан путь!
Он печально склонил голову, шагнул к окну, собираясь уйти тем же путем. Но девушка схватила его за руки с неожиданной для ее тонких пальцев силой.
- Подожди, прошу тебя! Хочешь, я завтра к батюшке пойду и скажу, что не выйду замуж ни за кого, кроме тебя?
Мечеслав медленно покачал головой.
- Не надо! Не порти себе жизнь. Не судьба нам быть вместе...
- Почему? Ты меня не любишь? - губы княжны сжались, крылья ее носа затрепетали.
Князь-изгой взглянул на нее с укоризной.
- Я тебя люблю так, как уже не надеялся, что мне когда-нибудь доведется любить! Думал - во мне давно уже выгорели все чувства, кроме памяти о родном доме да упоения битвой. Как у зверя лесного... Ты одна, Радмила Мирославна, мне открыла, что я еще человек с живой душой. Но как раз потому я и прошу: не губи себя! Никогда твой батюшка, великий князь, не отдаст тебя мне в жены! Кто я теперь? Князь без княжества, обреченный служить другим, наемник, атаман вольных братьев... Разве пара для первой невесты Сварожьих Земель?
- Если на чашу весов положить нашу любовь, то она далеко перевесит все богатства Яргорода! - Радмила гордо вскинула голову. И внезапно ей в голову пришла новая мысль: - Мечеслав! А что если ты увезешь меня прямо сейчас? За ночь мы далеко ускачем! А там принесем жертвы в первом же святилище Лады. А замужнюю женщину отнимать у мужа нельзя!
На лице Мечеслава отразилась жестокая внутренняя борьба. Прежде он всегда ввязывался в любое рискованное предприятие, не заботясь об осторожности. Но с княжной Радмилой все было по-другому. Из них двоих он все же был гораздо старше, опытнее, и чувствовал, что его долг - образумить ее и себя. Но с каким же трудом ему удалось воззвать к голосу здравого смысла!
- Одумайся, лисичка моя! Да ведь против нас с тобой поднимутся все Сварожьи Земли. Не найдется уголка, где мы могли бы жить спокойно. Даже наши Камышинники сотрут с лица земли.
- А ты увези меня куда-нибудь дальше! К аллеманам, к арвернам! Или наоборот - в степи, к команам. У меня мать была из их рода, я выдержу кочевую жизнь. А если хочешь, уйдем с тобой вовсе в необжитые края: вниз по Великой Реке или к горам Каменного Пояса, где мало кто из сварожан бывал. Там ты со своими бродниками создашь свое княжество и будешь править.
- Нет, нет, Радмила! Мы не сможем! - Мечеслав порывисто отвернул голову от ее озаренных надеждой глаз. - Ты не выдержишь кочевой неустроенной жизни. Поверь, я знаю, о чем говорю. Пусти меня... Нам нужно расстаться...
И, когда он уже готов был отступить обратно к окну, словно спасаясь бегством, Радмила снова обняла его, прижалась всем телом, горячим как раскаленная лава, сквозь тонкую сорочку.
- Не уходи! Хоть эту одну ночь да мой будешь. Стану всю жизнь тебя вспоминать, ложась в постель с твоим родственничком Бранимиром. Мысленно всегда с тобой останусь...
Она притянула его к себе, и они упали на постель, сминая простыни, и надолго забыли обо всем, кроме друг друга, словно вознеслись на спине исполинской птицы в Ирий, где радуются души лучших из людей...
Мечеслав проснулся первым, когда за окном было еще темно. В своей боевой и скитальческой жизни князь-изгой выработал умение спать недолго и просыпаться быстро, как бы приказав самому себе. Такое умение развито у диких зверей и птиц, а среди людей - у воинов, охотников, путешественников, разбойников, - словом, у тех, кто привык постоянно ночевать в любых условиях и не избалован мягкой постелью. И вот, проснувшись, он вспомнил все, с нежностью поглядев на спящую Радмилу при свете той же свечи, и стал торопливо одеваться. Но, как ни старался он двигаться тихо, княжна сладко потянулась, распахнула глаза и села на постели. Обняла за плечи своего любовника и потерлась об него щекой.
- Вот ты и мой муж, а я твоя жена! Светлая Лада нас соединила!
Они вновь крепко обнялись на долгое-долгое мгновение. Но затем Мечеслав с усилием освободился.
- То, что случилось - божественное безумие, это как затмение, буря, пожар! Могли ли мы ему противостоять? Но лучше постарайся его изжить и идти дальше, Радмила. У тебя иная судьба...
Но она, не слушая его, вдруг вскинула голову, горячо раздувая ноздри, как молодая необъезженная кобылица.
- Послушай, Мечеслав! Ведь я могу, став женой Бранимира, отравить его... У иноземных торговцев можно за хорошую цену достать что угодно, любые средства! А когда Бранимир умрет, ты сможешь вернуться в Яргород. Мы уберем и его отца, если его не сломит смерть сына. И ты останешься единственным законным наследником, женишься на мне, и мы будем править Яргородщиной много лет, а после нас - наши дети...
Мечеслав отскочил от нее, словно ужаленный.
- Не смей даже говорить такого! Как ты можешь желать сделаться убийцей?
- Разве ты не слышал: тот, кто любит, способен на все ради своей любви, - укоризненно проговорила княжна, подходя к нему ближе.
На сей раз он не отстранился, но обнял девушку, гладя ее острые плечи, словно хотел погасить горящий в ней огонь.
- Не говори мне об убийствах! Если бы ты до такого дошла, мне пришлось бы бояться и ненавидеть тебя.
- А мне казалось, что ты не очень-то любишь своих родственников, и тебе не будет жаль, если бы их смерть освободила для тебя Яргородский престол, - в голосе Радмилы не слышалось настоящего сожаления, одно лишь недоумение.
- Так и есть! За эти годы не было ни дня, когда я не вспоминал, по чьей милости лишился княжества. И плакать по дядюшке и братцу не стал бы, если бы их взяла Морана, или погибли бы в какой-нибудь битве. Но подло отравить их - совсем иное дело! А при мысли, что ты на такое решишься, у меня кровь стынет в жилах. Нет-нет, Радмила, прошу тебя! Я не позволю тебе сделаться злодейкой, пусть даже тебе в отчаянии и пришла такая жуткая мысль...
И она, опустив глаза, заверила его, что выбросит навсегда из головы мысли об убийстве будущего мужа.
- Но я надеюсь, что боги все же со временем соединят нас! - проговорила княжна, снова - в последний раз, - целуя своего любовника.
Их заветная свеча почти догорела. За окном стало светать. Где-то в саду удивленно пискнула первая проснувшаяся птица. Тогда и Мечеслав вырвался из рук Радмилы и вскочил на окно.
- Прощай, лисичка моя! Счастья тебе! - проговорил он на прощание, прежде чем навсегда исчезнуть из ее девичьей спальни.
Оставшись одна, Радмила упала на постель, еще хранящую его запах, и горько, отчаянно зарыдала.
Ей не суждено было надолго остаться одной. Вскоре постучала Ивка, вошедшая, чтобы одеть свою госпожу. Она сообщила ей:
- Княжна! Великий государь, твой батюшка, тебя зовет!
Сердце у Радмилы трепыхнулось пойманной рыбкой. Но она ничем не выдала своей тревоги, гордо вскинула голову:
- Сейчас иду!
С отцом, тогда еще не великим князем, она обычно общалась без страха, даже свободнее, чем ее братья. Выросшая без матери, она не очень-то понимала девичьи условности, усвоив лишь как необходимость. В детстве, здороваясь с князем Мирославом, прыгала ему на шею или вперед всех напрашивалась с ним на охоту, и он, смеясь, называл ее дикаркой. В глубине души ей не верилось, что отец может быть строгим. Но зачем он зовет ее сейчас? Просто так, попрощаться? Или?..
Когда вошла к нему в покои, великий князь глядел в окно, как снаряжается во дворе обоз, что должен отвезти княжну в Яргород. Обернувшись к дочери, ласково кивнул. Это обнадеживало, и девушка постаралась улыбнуться в ответ.
- Ну вот, Радмила, отпускаю тебя в новую жизнь! - произнес он глухим голосом. - Надеюсь, боги будут к тебе милостивы. Особенно светлая Лада, покровительница любви и брака, - с этими словами он надел дочери на шею цепочку с оберегом в виде двух серебряных лебедей.
Радмила стояла, ни жива ни мертва. Если бы могла она умолить отца не отсылать ее прочь...
- Кстати: я послал Мечеслава с его бродниками в Мшистые Топи. Там, по слухам, Ярополк опять зашевелился, пусть погоняют его, - продолжал Мирослав Брониславич.
Княжна промолчала, не зная, к чему клонит отец.
- Ты поняла, что это значит? Мечеслава ты больше не увидишь. Я давно заметил вашу взаимную склонность, и мне не хотелось, чтобы ты отказалась ехать из-за этого шального.
Радмила вдруг упала на колени перед отцом, взмолилась, позабыв о привычной гордости:
- Батюшка, прошу тебя: отдай меня замуж за Мечеслава, и мы вечно будем благодарить тебя! Подумай: ведь Мечеслав помог тебе отстоять Змеев и Брониславль, когда Ярополк вторгся в Лесную Землю. Мечеслав много раз приносил тебе победы. Разве за это он недостоин стать твоим зятем?
Князю Мирославу Брониславичу тоже непросто давался разговор с меньшей и любимой дочерью. Радмила росла без матери, а сам он никогда не знал точно, как обращаться с ней. Этот разговор, собственно, следовало бы вести женщине, матери, но его вторая супруга, ягайская царевна Лаодика, занималась лишь своими детьми, а с пасынками не ладила. И он догадывался, что теперь становиться требовательным родителем, готовясь отдать дочь замуж, немного поздновато.
- Мечеслав нищ. У него ничего нет.
И снова Радмила будто сорвалась с цепи, ошеломив отца, как прошлой ночью - любовника:
- А разве ты не можешь даровать Мечеславу Яргородское княжество, его законный удел? Ведь ты - великий князь всех Сварожьих Земель! Что тебе Предраг с его сыном?
Князь Мирослав Брониславич наклонил голову, как тур, словно не узнавал родную дочь.
- Ты и впрямь дикарка! Иначе понимала бы, что и великий князь далеко не властен в выборе союзников, не ставит и не свергает других князей, как ему заблагорассудится. От яргородских князей я видел много добра. Когда бы ни их куны, ни силы их полков, возможно, и не бывать мне великим князем, не вернуть праотеческого Дедославля! Сорвать твою свадьбу с Бранимиром значило бы оскорбить их на всю жизнь! А Мечеслав все равно Яргородского княжества никогда не сможет вернуть. Его там давно забыли. Если бы ты стала его женой, пришлось бы жить изгойкой, бродяжьей женкой, какими обзаводятся бродники.
- Моя любовь бы все вынесла! - надменно произнесла Радмила, высоко вздернув подбородок.
Великий князь растерянно кашлянул, не ожидая от дочери такого упорства. Немного помедлил, гладя коротко подстриженную бороду, - скал нужные слова.
- А ты подумай-ка, что значит жить на чужбине, с мужем-изгоем, - проговорил он внушительно, веско. - Ты ведь у меня всю жизнь сама распоряжаться любила, за хозяйку в доме была, пока я снова не женился. Да и потом тоже. Никто ни разу тебе слова поперек не молвил. А там - где бы ни довелось прижиться, чей бы хлеб ни стали есть, да все же чужой. Придется повиноваться другим, зависеть от их прихотей, а гордость свою подальше засунуть. Ты, дочь великого князя, окажешься в приживалках у чужих владетелей. Будешь терпеть и насмешки, и упреки. Холопская доля, не княжеская. А дети пойдут - и им жить бездомными изгоями? А? И ведь тебе такая жизнь будет гораздо тяжелей, чем тем, кто всегда был беден и жил на чужих хлебах: ты-то будешь помнить, чего лишилась! Ну что, ради своей любви к Мечеславу согласишься век мыкаться без своего очага, бродягой?
Радмила сидела на скамейке, раздираемая на части противоречивыми желаниями. Лицо ее раскраснелось, как от жара.
- Но я ведь вижу, - продолжал отец, - что тебе нравится быть княгиней. Ты попросту никогда не могла представить себя кем-то другим. Тебе нравится жить в богатстве, в холе и неге, повелевать послушными слугами и придворными.
Радмила кивнула, словно голова ее вдруг непроизвольно мотнулась вниз.
- Так я и думал, - продолжал князь Мирослав Брониславич. - Перед тобой тяжелый выбор, дочка! Не думай, что я не пойму. Но любовью к Мечеславу тебе пожертвовать все же легче, чем положением княгини. Так отправляйся в Яргород и постарайся стать хорошей женой княжичу Бранимиру. Он этого достоин. Умный и приятный молодой человек. Кроме того, у него нет ни матери, ни мачехи, ни сестер, так что ты сразу же станешь там хозяйкой, некогда станет вспоминать свои девические мечты. А как пойдут у вас дети, и вовсе поймешь, что началась другая жизнь, и нет возврата к прежней. Так ты согласна?
Княжна поднялась со скачьи с горделивым видом, достойным внучки Бронислава Великого.
- Да, батюшка! Я стану яргородской княгиней.
- Вот и умница! - с чувством проговорил великий князь. - Ну, подойди, поцелуемся на прощание!
Прижав дочь к груди, он проговорил ей на ухо вполголоса, царапая ей щеку колючей бородой:
- И запомни, если покажется твоя судьба несправедливой: не я тебя насильно отдаю в жены, а ты сама, все взвесив, сделала такой выбор. Это, знаешь ли, девонька, большая разница!
- Да, батюшка! Благодарю за все, и желаю тебе счастья и долгих лет жизни! - проговорила Радмила, сглотнув комок в горле. И вышла прочь, сердито стуча каблучками по старым скрипучим половицам.