Благодарю, эрэа
Convollar! он толковал им о знамениях, что указывают, мол, слушаться их, друидов.
Бригакос что, слепой? Не видит, что происходит? Ну, хорошо, начнут горожане слушаться друидов и что изменится? Друиды сдадут город арвернам? И те пощадят население или саму эту Священную Дружину? Вряд ли. Или арвернское воинство вдруг станет белым и пушистым и начнёт оделять горожан плюшками с мёдом? Нет, даже если верховный друид будет оставлен в живых, людям от этого легче не станет. И кто после этого будет верить Бригакосу?
Бригакос спешит воспользоваться ослаблением светской власти, он считает, что у друидов не будет другой возможности заручиться влиянием, пока в Арморике, по сути, нет законных правителей. А от арвернов он рассчитывает отбиться силами горожан и Священной Дружины; он ведь не так уж сведущ в военных делах. В принципе, он рассчитывает сделать для победы то же, что и светские вожди, но только отодвинув их в сторону. Кроме того, он действительно видит знамения, вот только толкует их все в свою пользу, как ему указывал Бран.
Нити судьбы. Воительница Арморики (продолжение)
На следующий же день, пасмурным осенним утром, Адальрик приехал в священную рощу. Он застал Верховного Друида возле его дома, едва тот вышел, облаченный в длинную серую мантию.
Увидев перед собой правителя города, Бригакос удивился, но не подал виду, и даже учтиво кивнул ему.
Спешившись, Адальрик подошел к жрецу и уважительно приветствовал его:
- Здравствуй, почтенный Верховный Друид, мудрый Бригакос! - проговорил он, стараясь сдерживать свой гнев. - Мне нужно посоветоваться с тобой с глазу на глаз!
Бригакос насторожился, догадываясь, с чем приехал правитель города. Но он совладал с собой и невозмутимо проговорил:
- Я готов побеседовать с тобой, как подобает соратникам в дни общей опасности!
И они направились вместе по тропинке среди дубов, уже теряющих пожелтевшую листву.
- Ты хорошо сказал, почтенный Бригакос: мы должны быть соратниками по борьбе! Чаор-на-Ри осаждают арверны! - проникновенно напомнил Адальрик. - Но как ты поступаешь, почтенный Верховный Друид? Ты учишь народ слушать тебя одного, переманиваешь народ на свою сторону!..
В ответ Бригакос взглянул на правителя с гордостью, какую дарил ему жреческий сан.
- Я делюсь с нашим народом храмовыми припасами, чтобы горожане оставались сильны и боеспособны, - уверенно, бархатным голосом, проговорил он. - Я не меньше тебя стремлюсь победить арвернов! Вот только я не вполне согласен со всеми методами, предпринятыми тобой, и стараюсь исправить твои ошибки.
- Кто дал тебе право? - гнев Адальрика, наконец, прорвался.
В следующий миг он понял, что нельзя было кричать на Верховного Друида, но уже было слишком поздно что-то исправить. Бригакос надменно взглянул на него:
- Верховный Друид Арморики отвечает только перед богами, что дают ему право и принимают его служение! Ему не вправе приказывать даже законный король "детей богини Дану", а не то что изгнанный арвернский принц, пусть и ставший мужем герцогини-местоблюстительницы!
Адальрик отпрянул от собеседника, понимая, что тот не признает его прав.
- Что ж, почтенный Бригакос: я действительно не вправе приказывать тебе! - с сожалением признал он. - Но и ты подумай: разумно ли поступаешь? Сможешь ли со своими сторонниками отстоять Чаор-на-Ри, когда ворвутся арверны? Удачи тебе!
Он отвернулся и направился обратно, к своему коню, ибо понял, что с Бригакосом бесполезно разговаривать.
***
Тем временем, как обитатели Чаор-на-Ри готовились ответить на последний ультиматум арвернов, в их лагерь прибыл Хлодеберт Суровый. Два арвернских войска, наконец, объединились. Со стен осажденного города слышались громоподобные звуки боевых труб. Видно было, как приближалось блестящее воинство под развернутым флагом Арвернии. Они съехались вплотную, а затем сообща направились в осаждающий лагерь. И весь день из лагеря арвернов доносилась громкая музыка и запахи готовящейся пищи. Арверны пировали, напоказ осажденным, чьи запасы были ограничены.
Сразу после приезда, король Ангерран IX послал своего пажа привести к нему в шатер его брата, Хлодеберта Сурового.
Тот очень скоро пришел в королевский шатер, украшенный подобающе жилищу великого государя. На стенах шатра были искусно вышиты картины. На одной из них Всеотец Вотан вдохновлял идущее в бой войско. На другой стене Донар Громовержец бил своим грозовым молотом Мирового Змея. Также изображалось, как император Карломан Великий ведет свое войско на Арморику; и вот уже король Гродлан Вещий склонил гордую шею перед своим сюзереном. И храбрый коннетабль Роланд сражался в своем последнем бою против полчищ междугорцев. Свет горящих светильников словно оживлял картины, и фигуры богов и древних героев двигались, совсем как живые.
Но король и его брат не смотрели на эти прекрасные картины. Они встретились лицом к лицу, оба чувствуя скрытое напряжение.
Король проговорил, положив большие пальцы рук на золотой пояс, стягивающий его талию:
- Здравствуй, мой дорогой брат! Я внимательно следил за твоими успехами, и радуюсь им! Добро пожаловать, Хлодеберт!
Он протянул брату руку, которую тот почтительно пожал. Затем старший брат-бастард учтиво поклонился младшему, своему законному королю.
- Приветствую тебя, государь! Да хранит тебя Всеотец Вотан! Я и впрямь кое-что сделал для завоевания Арморики - а теперь слагаю мои победы и всю добычу к твоим ногам!
Ангерран тонко улыбнулся в ответ.
- Я высоко ценю твои заслуги, мой доблестный брат! Власть над Арморикой ныне по праву принадлежит тебе. Будь готов короноваться в Чаор-на-Ри!
И побочный брат улыбнулся, готовый править страной, которую залил кровью. Он вновь почтительно поклонился королю:
- Клянусь тебе, государь, всю жизнь чтить тебя, как своего единственного сюзерена!
- Это хорошо, - Ангерран задумчиво кивнул. - Но прежде всего, нам еще предстоит захватить Чаор-на-Ри! К счастью, ты привез приманку, которая может быть очень полезной...
Хлодеберт с полуслова понял намек своего брата.
- Да, государь! Я захватил герцогиню Боудикку живой и привез ее сюда. По пути к Чаор-на-Ри я без боя захватил множество замков, угрожая казнить заложницу. Надеюсь, скоро нам сдастся и столица Арморики!..
Однако Ангерран с сомнением покачал головой.
- Адальрик перебежчик отверг наш ультиматум, даже зная, что его жена в плену! Он готов пожертвовать ее жизнью, но удержать Чаор-на-Ри!
Он увидел, как лицо побочного брата словно окаменело, и его глаза сверкнули, как два лезвия ножей.
- Значит, наш братец думает, что у него хватит сил видеть казнь своей милой женушки? Но мы вынудим его сдаться, так или иначе! Государь, дозволь мне заняться Боудиккой! Я обещаю тебе, что она станет ключом к сердцу Адальрика - и к воротам Чаор-на-Ри!
Король, немного подумав, кивнул в знак согласия.
***
В то время, как арвернский король и его брат решали судьбу пленной Воительницы Арморики, она сама безучастно ожидала своей судьбы. Ее вывели из клетки и вновь посадили туда же, водрузив ее железную темницу на вершине холма прямо перед воротами Чаор-на-Ри. Здесь пленницу вновь окружила стража, но она знала, что отсюда ее хорошо видно со стены и из надвратных башен.
Боудикка с тоской глядела на Чаор-на-Ри, что стойко оборонялся против врагов. Сквозь поредевшую листву на деревьях она видела древний королевский замок. Где-то там находились ее дочь, бабушка, и ее муж, от которого нынче зависела ее судьба.
"Адальрик, Адальрик! Позволь мне погибнуть, но выдержи это испытание, не сдавай Чаор-на-Ри!" - мысленно взывала она, надеясь, что ее мысль преодолеет стены и расстояние, долетит до ее супруга, и он сделает то, что должен сделать.
Однако Боудикка еще не знала, какую именно участь уготовили ей арвернский король и его брат.
Между тем, пока она в тоске и отчаянии глядела на свой родной город, к ее клетке приблизился граф Ангерран Кенабумский. Он выглядел печальным. Перед ним расступились воины, не препятствуя королевскому родственнику поговорить с пленницей. Поклонившись пленной воительнице, он тихо проговорил на языке "детей богини Дану":
- Приветствую тебя, герцогиня Брокилиенская! Я был бы рад встрече с тобой, но мне очень жаль, что она произошла при таких обстоятельствах...
Почувствовав участие в его голосе, Боудикка медленно повернула голову к Ангеррану.
- Здравствуй, граф Кенабумский! Не проси извинений: я знаю, ты не виноват в том, что происходит с нами всеми, - проговорила она медленно, не сразу приходя в себя.
Ангерран с отчаянием взирал на пленницу.
- К сожалению, я не могу ничем помочь тебе, герцогиня...
- Нет, можешь! - в голосе Боудикки на миг ожила былая энергия, и она горячо взглянула на Ангеррана сквозь прутья решетки. - Прошу тебя, если Чаор-на-Ри все же будет взят, позаботиться о моей дочери Гвенаэль и взять под защиту мою бабушку, герцогиню Груох! Обеспечь их безопасность, прошу тебя, благородный граф Кенабумский, правнук таниста Карломана!
Ангерран кивнул в знак согласия.
- Я охотно выполню твою просьбу, герцогиня! О том же просил меня твой супруг, принц Адальрик... Но я должен сообщить тебе, государыня: арверны готовы требовать сдачи Чаор-на-Ри, угрожая казнить тебя!
Боудикка устало закрыла глаза, опираясь плечами на прутья клетки. В этом не было ничего неожиданного: точно таким же образом Хлодеберт Суровый покорил Арморику. Но неужели ее родным придется наблюдать ее унижения? Неужели им не избежать чудовищного выбора?!
Вновь поглядев на Ангеррана Кенабумского, она проговорила сухим, как безжизненный песок, голосом:
- Теперь я понимаю твоего отца, благородного графа Аделарда, что бросился на свой меч, чтобы не участвовать в преступлениях Розамунд Кровавой! Увы, жаль, что мне не предоставят такой возможности! - она взглянула на воинов, окруживших клетку, ни на миг не оставляя ее без присмотра.
И Ангерран согласился: никто не мог помочь Боудикке избавиться от плена! Граф Кенабумский направился прочь, размышляя про себя, как можно, не привлекая внимания арвернов, избавить ее, чтобы ее жизнь не стоила свободы "детям богини Дану".
***
А тем временем, на Одиноком Хуторе больной старик слабел день ото дня. Он уже не принимал пищу и почти не говорил.
И обитатели хутора, постоянные и новые, стали постепенно готовиться к предстоящим похоронам, которых не приходилось ждать долго.
Киаран, сын тана Брендана, послал своих воинов за дровами для предстоящего погребального костра. В это же время невестки старой Бригитт шили черные вдовьи одежды для той, кто была для них не просто свекровью, но названой матерью. Сыновья выбирали для отца праздничные одежды, в которых его возложат на погребальный костер, и дары, чтобы возложить с ним.
Видя, что последний час ее мужа уже настает, Бригитт сидела у его ложа, тихо причитая. Из этих импровизированных причитаний она позже сложит настоящий погребальный плач.
Рядом со старухой сидели на табуретах оба ее сына, Друз и Ниалл, а также знатный гость - Киаран, сын тана Брендана.
Собрав последние силы, старик еле слышно прошептал:
- Коннал, внук мой, подойди!
Юноша встал у изголовья старика и ласково сжал его холодную руку:
- Да, дедушка!..
Умирающий старик слабо сжал руку внука, носящего его имя, и проговорил:
- Коннал, внук мой! Обещай отомстить за своего старшего брата Арта и за все беды, что арверны причинили нашей земле и народу! Лишь тогда ты будешь достойным потомком Матери Богов!
Юноша склонил голову и проговорил:
- Клянусь тебе, дедушка, головами всего нашего клана: я буду ждать, буду копить силы! Если не сам я, то мои дети, которым я поведаю все, что было, вышвырнут вон проклятых арвернов, кровью отплатят им за свободу Арморики! Будь спокоен!
Старик слабо улыбнулся и закрыл глаза, откинувшись на подушки в глубоком беспамятстве. Он еще дышал, но его больше не было.
Сидевшая рядом Бригитт распустила седые волосы, все еще густые и пышные, и, раскачиваясь, точно дерево на ветру, громче завела плач-причитание, прощаясь с уходящим:
- О, ты, что уходишь сейчас сквозь облака по вечной невидимой тропе, известной лишь птицам и душам умерших! Возьми с собой мою печаль и любовь всех близких! Помни меня и на светлом Авалоне, где нет земной скорби! Ибо скоро, в свой черед, мы все соединимся вновь в радостной сияющей вечности! На небесном острове, где всегда зреют яблоки, нет ни скорби, ни пожара войны, ни боли, ни разлуки! Там обретают свободу все, кто страдал на земле. Матерь Богов, прими своих сыновей и дочерей, что пришли к тебе слишком рано!
И все собравшиеся "дети богини Дану" с печалью и потаенной надеждой внимали ее плачу, понимая, что Бригитт скорбит не только о своем муже, который прожил долгую, честную жизнь, и уходил с миром. Она оплакивала еще и других людей, что погибли во время восстания Воительницы Арморики, подавленного арвернами с такой жестокостью, и просила великую богиню о милости к ним.
Обе невестки участливо придвинулись к старой Бригитт, взяли ее за руки и печально заговорили, так что их речи вплетались в складывающийся погребальный плач. А Друз и Ниалл уступили женам место рядом с их матерью, сами же остались стоять рядом, с волнением глядя на смертное ложе отца.
- Пусть будет тебе легким путь на Авалон, батюшка, ибо ты достойно прожил земную жизнь! - проговорила жена Друза, думая не только о свекре, но и о своем погибшем старшем сыне.
- Батюшка, мы бы хотели, чтобы ты навсегда остался с нами, ибо ты был родным отцом для нас, вошедших в твою семью! - поддержала и жена Ниалла.
Возле смертного одра старика неподвижно, с суровыми лицами, стояли оба его сына и знатный гость, военачальник Киаран. Он стоял, сжимая эфес клинка. И ему почудилось, что вместе со старым Конналом ушла в небытие былая Арморика, иссеченная мечами арвернов, сожженная в пепел огнем. Ныне жестокие завоеватели были здесь полновластными хозяевами. Но в лице его внука, давшего обет памяти и мести, сохранялась надежда на будущее "детей богини Дану", готовых продолжать борьбу.
Сыновья старика стояли в немом ожидании, мрачно наблюдая за последними мгновениями жизни своего отца. И лишь старший внук, которого он сам избрал принять его последнее дыхание, сидел на краю постели, наклонившись над стариком. Он наблюдал, как лицо деда становится все бледнее, а его дыхание все тише. А сам держал его за руку, чтобы он мог уйти спокойно. И, среди общей скорби собравшихся, последнее дыхание старика угасло так тихо, что родные, сидящие у смертного ложа, не сразу заметили, как он перестал дышать. Лишь юный Коналл почувствовал, как в жилке под самой кожей деда утихло последнее дыхание жизни. И тогда он бережно опустил его руку и сложил обе ладони на груди умершего.
***
Обитатели Одинокого Хутора и представить не могли, что в те самые мгновения, когда здесь провожали в последний путь умирающего старика, под стенами осажденного Чаор-на-Ри король Арвернии пришел поглядеть на пленную герцогиню Боудикку.
Как только Ангерран IX убедился, что все идет согласно его замыслу, снова послал к "детям богини Дану" графа Кенабумского с последним и самым жестоким ультиматумом. А сам пришел поглядеть на Воительницу Арморики, в сопровождении своего брата и свиты из блестящих рыцарей.
Все их собрание в роскошных одеждах столь ярко контрастировало с обликом изможденной пленницы, что Ангерран IX едва не рассмеялся: эта женщина, похожая на живой труп, была его самым опасным противником?! Но король сумел удержаться от смеха, и проговорил, с гордостью глядя на пленницу:
- Ну, скоро ты узнаешь, как короли Арвернии карают тех, кто смеет противиться их царственной воле!.. А пока что посиди здесь: здесь "дети богини Дану" и Адальрик будут видеть тебя, но не смогут до тебя добраться!
Боудикка с безучастным видом взглянула на столпившихся арвернов, но не произнесла ни слова. Началось самое страшное испытание для нее и ее близких. И, глядя на стены своего родного города, Воительница Арморики молилась о том, чтобы его ворота навек остались закрыты для арвернов.
Король, отдав приказ, скрестил руки на груди, молча ожидая. Но Хлодеберт Суровый, взбешенный безучастным видом пленницы, подошел ближе, и призвал войсковых палачей.
- Ты, может быть, думаешь, что тебе быстро отрубят голову, и ты легко освободишься? - усмехнулся он, пристально глядя на Боудикку. - Нет, я заставлю тебя вопить от боли, чтобы твой крик услышал твой муженек, жалкий предатель Адальрик! В конце концов, он не выдержит и сдаст город!
По знаку Хлодеберта, палачи раскалили докрасна железные прутья с острыми наконечниками. И, окружив со всех сторон клетку Боудикки, принялись колоть и жечь ее. Прутья были такой длины, что легко доставали всюду, даже на середине клетки. Куда бы ни металась пленница, раскаленное железо хлестало ее, как кнут, пронизывало до костей. Первый же раскаленный прут обжег Боудикке лицо. Другой вонзился в бедро, и она упала, корчась от боли. Третий прут, рдеющий рубином, сыплющий горячие искры, обдал огнем рану у нее на спине.
И Боудикка закричала от невыносимой боли. Попыталась уцепиться за новый горящий прут, но лишь обожгла обе ладони. И снова из ее груди вырвался крик невыносимого страдания. Она больше не могла выдержать, и не сознавала ничего, кроме безумной, нечеловеческой боли.
А Хлодеберт Суровый стоял возле клетки, наслаждаясь душераздирающими воплями пытаемой Воительницы Арморики. Ему было важно сломать ее дух, прежде чем позволить ей умереть. Кроме того, он знал, что "дети богини Дану" видели и слышали со стены все, что происходит здесь, и страдали вместе с пленницей, которая была их вождем, их недавним кумиром. Если Боудикка затихала в изнеможении, Хлодеберт приказывал палачам вновь разогреть прутья, и они жгли и кололи ее, пока не исторгали из ее уст новый ужасающий вопль.
Так продолжалось несколько часов. Наконец, к королю подошел оруженосец графа Кенабумского, и что-то сообщил. После этого король серьезно сказал своему брату:
- Ангерран Кенабумский вернулся, с ответом от правителей Чаор-на-Ри. Поглядим, что они решили! А сейчас оставь ее: она едва жива.
Хлодеберт Суровый махнул рукой палачам, и те ушли прочь, оставив Боудикку, беспомощно лежащей, обожженной и окровавленной, в ее клетке.
А арвернский король, подойдя к брату, стал вместе с ним ждать, какой ответ принесет им Ангерран Кенабумский.