Печать

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar!

Мир с Медведицей был Радвиласу необходим. Но неудачный поход подорвал его силы. Да, годы берут своё, но в пору своего расцвета он бы, возможно, задумался о том, что его младший сын уж слишком хорош и слишком часто его мнение совпадает с отцовским. Возможно, Великий князь сумел бы понять, что тот, кто во всём с тобой согласен, может попросту своего мнения и не иметь, а пользоваться чужим. Да и опыта военного, необходимого князю, у Иманта не было. Уж скорее старшие, жившие на завоёванных землях, набирались и военного и государственного опыта.

Увы, но подводить итоги рано или поздно приходится каждому.
Имант - таков, как он есть, и чего добьется, наверное, и возможен был только при своем месте в княжеском родословном древе - балованным поздним сыном, которому при жизни отца просто негде было раскрыть весь свой потенциал, уж каков есть. Будь ему к этому времени лет за сорок, как старшим, уж наверное, определился бы более четко, и у отца не было бы иллюзий на его счет. А так, Радвилас ему доверяет авансом.
А старших его сыновей, боюсь, в Айваре никто не ждет - ни отец, ни братья с мачехой, ни литтские вельможи, привыкшие к детям Предславы.

Княгиня Предслава не знала ничего о потаенных замыслах Радвиласа, он не делился ими даже с супругой. Но, видно, женское и материнское чутье ей что-то подсказывало, или она самостоятельно подумала о том же. Сделалась особенно внимательной к супругу, своими руками заваривала ему травяной отвар, растирала мазями его больную ногу, хотя все это могли бы делать и слуги. И, конечно, не упускала случая напомнить мужу о судьбе их детей.
- Я забочусь, чтобы ты как можно дольше сохранял здоровье, ради меня и наших детей! Я боюсь представить, что будет, если от твоих старших сыновей будет зависеть судьба нашей семьи! - с тревогой говорила она, привязывая полотенце со льдом к его ноющему колену. - Что если дети от Всемилы не простят нашим твоей любви, твоего родительского предпочтения, не захотят с ними делиться наследством и отнимут все?..
- Не отнимут, - Радвилас нахмурился: ему не понравилось, что жена говорит о сыновьях как о несмышленых детях. - У князей из рода Алджимантаса не так-то легко отнять то, чем они владеют по праву!
Княгиня прижала к груди все еще красивые, изящные руки. Она была еще молода, годы и рождение многих детей не смогли испортить ни ее красивого лица, ни стройной, ухоженной фигуры. Глядя на жену сейчас, Радвилас подумал, что разница в возрасте между ними только увеличивалась, а не сокращалась.
Она подала ему в выточенной из янтаря чаше остывший отвар, пахнущий мятой. Умоляюще заглянула в глаза мужу, сидевшему в кресле, положив ноги на скамейку. Перед ним на столе лежала закрытая книга и еще не развернутые письма. Князь ждал ухода жены, чтобы заняться обычными утренними делами.
Предслава укоризненно взглянула на него.
- Я вообще не хочу, чтобы им приходилось бороться за власть! Устрой их судьбу, чтобы не было повода для распрей!
- Поверь, я и сам денно и нощно ищу лучший для всех способ! - вздохнул Радвилас. - Я не бог, чтобы ручаться за будущее. Но не меньше тебя желаю блага нашим детям. Кстати, если встретишь Иманта, скажи, что я его приглашаю проехать со мной вокруг города. Может быть, на свежем воздухе скорее придет в голову дельное решение...
Княгиня вышла, немного успокоенная обещанием мужа, но все равно без твердой уверенности в будущем. А Радвилас, оставшись один, обеспокоенно потер пальцами лоб и стал размышлять.
Неужели именно многочисленность, принесшая славу Железному Лесу, теперь способна его погубить или, по крайней мере, ослабить? До сих пор потомки Алджимантаса были не только сильны, но и преданны, но будет ли так впредь? Престол великого князя - блестящая приманка, кому об этом знать, как не ему, Радвиласу. Прежде он не задумывался, что такое количество сыновей способно подвергнуть опасности Литтскую Землю. Когда-то радовался рождению каждого нового отпрыска. Видел в них благословение богов, щедро наградивших его род. Всего было в избытке: энергии, власти, славы, мужской силы, и все казалось мало. Где уж там думать, что станет после него! Нет, он не жалел ни об одном дне, и, верни ему боги молодость, вновь упивался бы жизнью и властью.  Но теперь приходилось думать о последствиях. Он оставит своим детям прекрасное наследство - обширную и богатую землю, от Алатырьного моря до Полуденного. Но кто из его сыновей сможет сохранить и приумножить достигнутое? Кто, кто?..
- Княжич Имант пришел к великому князю! - послышался за дверью вкрадчивый голос Сирвидаса.
Старый князь удивился, услышав эти слова, будто ответ на его многодневные напряженные думы.
Имант вошел в покои к отцу, наклонился, чтобы князь мог его обнять, не поднимаясь с кресла. Он был в одежде для верховой езды. Сопровождавший княжича Сирвидас оделся почти так же. Если бы он не остался стоять в сторонке, да не держался молча, потупив взор, никто бы и не угадал в нем слугу.
- Матушка сказала, что ты меня зовешь, - сказал Имант.
- Да; сперва разберемся с письмами, а после поедем, развеемся немного, - Радвилас отодвинул пустую чашу из-под отвара из трав, развернул первое письмо. Прочел его, иногда делая пером какие-то отметки, затем, подумав немного, написал ответ на обратной стороне.
Радвилас работал с прошениями быстро, сосредоточенно, молча. Перо в его руке так и летало пергаменту, давая указания княжеским чиновникам, которым надлежало выполнять распоряжения. "Передать казначею, пусть выдаст семьдесят золотых". "Этому человеку в государственной службе отказать навсегда". "Выяснить, почему Меретское княжество не доплачивает подати. Если подтвердится, что эта земля потерпела большие убытки от засухи и саранчи - подать в этом году не взимать". Здесь же были и прошения, связанные с судебными приговорами, и доклады о положении на границах.
Имант лишь удивлялся, сколько важных дел ежедневно успевает решать его отец, по каждому находит наилучшее для данного случая решение. Наверное, с его многолетним опытом трудно встретить что-то вправду новое, и с подобными случаями князь Радвилас уже не раз сталкивался.
И княжич старался, подражая отцу, просматривать все письма, задумывался над ними и, если был твердо уверен, ставил пометки. Самым главным было - не зевать от скуки. Ему казалось, что время тянется ужасно медленно.
Сирвидас, заглянувший через плечо своего господина, украдкой показал ему ошибку в чертеже земляных укреплений какого-то города. Имант проворно передал этот чертеж отцу.
- Взгляни, батюшка! Если так строить, как здесь написано, все обвалится!
От Радвиласа не укрылась молчаливая пантомима обоих юношей, но он только снисходительно усмехнулся. Пусть уж Сирвидас на первых порах иногда подскажет Иманту, ведь получается-то удачно...
- Да. Это точно. Глаз да глаз нужен, чтобы дела в княжестве не пошатнулись, - назидательно произнес Радвилас, перечеркивая несколько раз подряд неправильный чертеж.
- Трудно бывает найти толковых людей, чтобы все делали правильно? - спросил Имант с невольным сочувствием не то к отцу, не то к самому себе, стоило на миг представить, что когда-нибудь груз бесконечных забот ляжет на его плечи.
Радвилас выразительно взглянул на сына.
- Нетрудно... если сам знаешь, как сделать правильно.
Имант попытался представить, сколько должен знать великий князь, и ему показалось, что весь каменный замок Алджимантаса лег ему на плечи своей непредставимой тяжестью. Тогда уж не видеть ни веселых выездов на охоту, ни танцев, ни пиров, ни праздничных хороводов на лугах, где так весело кружиться с окрестной молодежью... Да что там, просто есть и спать в свое удовольствие станет некогда! Недаром князя Радвиласа еще никто не заставал спящим.
У Иманта невольно вырвалось почти жалобное:
- Батюшка, пусть боги тебе пошлют еще долгие годы править Литтским княжеством! Все равно никто другой не разберется в его заботах!
Радвилас непривычно строго взглянул на своего любимого сына.
- Возможно ли это, мальчик мой? У всего на свете свой срок. И любую судьбу надо принимать с достоинством, а не как испуганный мальчишка... Кстати, который час?
Сирвидас выглянул в окно, не затененное на этой стороне кронами деревьев, и определил по положению солнца:
- Полдень доходит, государь!
- Хорошо; тогда поедем кататься. Я велел к этому часу оседлать коней.
Имант помог отцу подняться на ноги, и тот оперся на его плечо. Если бы не больная нога, он бы мог и теперь еще двигаться легко! Когда ехал верхом, забывал свою немощь,  в седле она ему не мешала, но на своих ногах - досаждала чем дальше, тем больше...
Поглядев, как высоко поднялось солнце, старый князь задумчиво проговорил, обращаясь к сыну:
- Как быстро прошло это утро. Имант, ты не заметил?
Изумленный княжич покачал головой. Ему казалось, что утренний разбор прошений тянулся невыносимо медленно.
- Ну да, в молодости все кажется иным, - невесело усмехнулся Радвилас. - Тогда хочется, чтобы время шло скорее. А теперь оно ускорило бег во много раз, дни мелькают как часы, а часы - как минуты. Год за годом уносятся, точно спицы в колесе. Ты сейчас, конечно, не поймешь, как это бывает. Если доживешь до моих лет - вспомнишь, - проговорил Радвилас, выходя во двор и с помощью слуг садясь на своего вороного коня.
Конь повернул к нему голову с белой звездочкой на лбу, требуя ласки. Князь почесал коню лоб и задумался: сколько всего было коней в его жизни, на скольких довелось ездить с тех пор, как их с Азуоласом, совсем еще маленьких, посадили на первых скакунов?.. Нет, счесть не удавалось! Много их было - и белых, и рыжих, и вороных, гнедых, серых в яблоках; изящных верховых, как вот этот, и боевых гигантов, предназначенных носить рыцарей в полной броне. Некоторые кони погибали в бою, другие мирно старились на княжеской службе, и он брал вместо них более молодых. Одни носили его на своей спине всего несколько дней или седьмиц, а другие служили годами... Да что уж там говорить о конях, если и среди людей никого, кроме брата Азуоласа, не осталось из свидетелей его молодости! Весь двор обновился с тех пор неоднократно, а войска - и подавно. Если где-то и остались еще бывшие воины, свидетели первых битв Радвиласа - еще вовсе не великого князя, а лишь одного из сыновей Алджимантаса, - то теперь, конечно, внукам рассказывают о тех давних сражениях. Да и то, верно, мало осталось на свете его ровесников. Мало кому боги дают такое долголетие, как роду литтских князей...
Его конь пошел резво, стараясь не дать себя догнать золотисто-гнедому, на котором ехал Имант. Радвилас умело правил конем, радуясь про себя, что на это его сил вполне достаточно.
Миновав городские ворота, отец с сыном свернули к излучине Уммы, за которой начиналась скалистая гряда, поросшая сосняком. Старый князь любовался видами наступающей весны. Первая нежная трава едва поднялась из земли, и в тени голубели перелески, тянулись острые стрелки гусиного лука. Далеко под сенью деревьев еще кое-где дотаивали последние сугробы, рыхлые и ноздреватые, скорее серые, чем белые. Но земля уже оттаяла, согретая лучами Сауле. Над недавно вскрывшейся рекой с громким кличем пролетела стая гусей, так высоко, что только их звонкие, радостные голоса долетели до земли.
Князь Радвилас молча оглядывался по сторонам. В глубине души он любил свои родные края больше открытых степных просторов, суровых аллеманских замков, многолюдных сварожских городов, среди которых прошла его жизнь. Даже оглядеться вокруг никогда не хватало времени!
- Смотри, Имант, как хороша наша земля! - проговорил он задумчиво.
Находчивый сын тут же предложил, уловив, какие чувства владеют его отцом.
- Если хочешь, батюшка, попозже весной, пока не жарко, можно будет спуститься на лодках вниз по реке, к озеру Белтане, к дяде Азуоласу в гости. Устроим тебе самую красивую и удобную ладью, и ты во время путешествия сможешь отдохнуть и в кои-то веки не думать о делах!
Радвиласа удивило и обрадовало предложение сына, однако при последней его фразе старый князь усмехнулся и с сомнением покачал головой.
- Вряд ли я смогу хоть на день пустить события на самотек, не заботясь, как там они идут без меня. Думаю, не суждено мне обрести покой в этой жизни!
Да и не хотелось ему никогда покоя бездеятельности, даже сейчас. Наоборот - думалось все больше о том, сколько бы еще мог совершить, если бы вернулись к нему силы, как в молодости. Но об этом уже никому не скажешь, даже любимому сыну. Пусть тот все поймет сам, когда придет его пора.
- Ну пусть так, батюшка, но на плавание по реке ты ведь согласишься? - с надеждой спросил Имант.
Теплая улыбка, какую мало кто видел даже среди самых близких, тронула сухие губы князя Радвиласа.
- Хороший замысел, Имант! Значит, через месяц готовься к путешествию.
- Вот, Сирвидас все устроит, - кивнул княжич в сторону своего любимца, сопровождавшего князей на прогулке. Не упустил случая выдвинуть его вперед!
И Сирвидас устроил! Спустя месяц на пристани возле Уммы красовалась целая речная флотилия из очень красивых и быстроходных ладей, чтобы великого князя сопровождала в путешествие достойная свита. Все ладьи богатым убранством больше напоминали плавучие дворцы. Первая, украшенная позолоченной головой рыси с глазами из зеленого янтаря, предназначалась для великого князя и его семьи.
Радвилас сперва нахмурился, когда узнал, сколько кун пошло на подготовку путешествия, задуманного без всякой важной цели. Но признал, что устроено все было на славу.
Они проплывали по берегам красивой реки, где вовсю зеленели леса. Цвели дикие вишни, роняя в воду белоснежные лепестки, душисто благоухала черемуха. Пели в кустах соловьи. И путники наслаждались природой, отдыхали, ловили рыбу во время остановок, а когда хотели - охотились в лесу (лошадей и собак тем временем вели по берегу).
Князь Азуолас с княгиней Рингалле не ожидали у себя в Лутаве таких гостей, но приняли как всегда, с истинно княжеским гостеприимством. И Азуолас громко хохотал, сжимая своего брата в медвежьих объятиях:
- Ну, братец, ты, как всегда, хоть кого застанешь врасплох! Я было думал, с таким шествием к нам мог явиться только аллеманский император или чжалаирский хан, и готовился их встретить, как подобает, - а это мой скромный брат!
- Имант надоумил меня на эту поездку, а осуществил все Сирвидас, - признал великий князь, показывая на молодых людей, спустившихся на берег за ним вслед.
Азуолас тепло приветствовал племянника, но мимо его любимца прошел, презрительно сощурив глаза. Он не любил Сирвидаса, считая его своекорыстным пронырой, заботящимся только о собственных интересах. А своих чувств брат великого князя обычно ни от кого не скрывал.
Но эта тлеющая неприязнь не могла испортить поездку. Сирвидас был достаточно умен, чтобы не вставать на пути  у князя Азуоласа, во всяком случае, пока что. А тот вовсе не думал о дерзком холопе больше, чем он заслуживал.
Лутава в годы правления Азуоласа превратилась в мощную крепость, не хуже Айваре. Высокие стены из красного кирпича опоясывали близлежащие холмы, башни отражались в водах озера Белтане. Гостеприимный хозяин с гордостью показывал брату свои владения.
- Айвараса сделаю наследником, - тихо, чтобы никто не услышал, сказал как-то Азуолас, когда братья верхами объезжали свои владения. И, поймав недоумевающий взгляд Радвиласа, печально произнес: - Старшие двое вышли у меня из доверия. Виганда охмурили аллеманские послы: наплели ему с три короба, что литтам полезно дружить с аллеманами, и даже... обещали ему великое княжение! А он, дурак, стал уже подыскивать союзников среди моих воинов. Я узнал и выставил его вон. Пусть живет среди аллеманов, которых так полюбил! Если одумается, приму, но княжества уже не доверю. Рингалле плакала, но... поняла.
- Сочувствую тебе! - отозвался Радвилас, искренне сожалея. - Я много о своих сыновьях думаю, кто из них достойнее. Но такого и представить не мог! А что же старший твой, Гинтарас?
- Гинтарас знал о замыслах своего брата, и не пытался его образумить, хотя бы ради его пользы, - непримиримо ответил Азуолас. - Я его отослал на границу, под Фрейбург. Пусть свежий ветер продует ему мозги!.. Нет, моя надежда - Айварас! В нем я узнаю себя в молодости.
"Может, это судьба? Айварас наследует Азуоласу, а Имант - мне, и они продолжат наше дело и дружбу!" - в который раз подумал Радвилас.

[Convollar]

Мда! Почему Азуолас видит, что Сирвидас "не по чину берёт", а Радвилас этого не видит? Он сам в годы Иманта не считал дела государственные скучными, но

Пусть тот все поймет сам, когда придет его пора.

. Если ты хочешь сделать сыночка Великим князем, так когда эта пора придёт? Уже пора и прийти, самому головой думать, а не ждать когда верный слуга подскажет. И Радвилас всё это видит, но иногда люди видят не то что есть, а то что хочется увидеть.

[katarsis]

Очень Радвиласу хочется сделать великим князем Иманта, вот он и принимает желаемое за действительное. Конечно, никто не застрахован от слабостей, но ведь неправильный выбор наследника может перечеркнуть всё сделанное.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Мда! Почему Азуолас видит, что Сирвидас "не по чину берёт", а Радвилас этого не видит? Он сам в годы Иманта не считал дела государственные скучными, но

Пусть тот все поймет сам, когда придет его пора.

. Если ты хочешь сделать сыночка Великим князем, так когда эта пора придёт? Уже пора и прийти, самому головой думать, а не ждать когда верный слуга подскажет. И Радвилас всё это видит, но иногда люди видят не то что есть, а то что хочется увидеть.

Потому что Азуолас сам всегда прям и честен (для князя даже слишком - видно, что брат всю жизнь в политике прикрывал). И он не любит людей, привыкших изворачиваться, втираться в доверие. А Радвилас к этим качествам более снисходителен.
Радвилас свое решение объявит только в последний момент, перед самой смертью. Когда это он о своих замыслах кому-то сообщал заранее? А в делах Имант учится разбираться.

Очень Радвиласу хочется сделать великим князем Иманта, вот он и принимает желаемое за действительное. Конечно, никто не застрахован от слабостей, но ведь неправильный выбор наследника может перечеркнуть всё сделанное.

В отношении Иманта у него "слепое пятно" в обзоре. Как у тех медведицких арбалетов, которые со стены издалека поразят любую цель, но, если удастся под ними проскочить, выйдешь из зоны обстрела. К тому же, Имант пока не давал никаких заметных причин для разочарования. Скорее - наоборот, старается.
Радвилас попытается все устроить так, чтобы при его наследниках оставался мир. Все факторы, известные ему на тот момент, он учтет.

Глава 30. Смерть князя Радвиласа
Еще пять лет прожил князь Радвилас после похода на Медведицу. Войск больше не водил, однако все нити правления Литтским и Сварожским княжеством держал крепко, и ум его оставался твердым и ясным. Своего наследника он так и не назвал, ожидая знака, что поможет раз и навсегда определить, кому должен перейти престол - старшему сыну  или же любимому. А до тех пор все оставалось по-прежнему.
Однажды весной великий князь, объезжая вместе с воинами свои владения, попал под грозу. Молнии гневно полосовали небо, и дождь лил как из ведра. Радвиласу со свитой некуда было укрыться от ливня, и они вмиг промокли до костей. Хотя князь, как только утихла гроза, закутался в сухой плащ, его все равно начала бить дрожь.  Холодный ветер пронизывал насквозь, унося последние остатки тепла из изношенного старческого тела.
Домой Радвилас доехал верхом, стараясь не поддаваться подступающей немощи. Однако еле слез с коня, и до своей опочивальни добрался только с помощью слуг. Княгиня Предслава всплеснула руками, помогая мужу улечься в постель, укрыла его одеялом на лебяжьем пуху. Лицо ее выражало тревогу и даже страх. За него ли она боится или за себя и своих детей, если его не станет? Радвилас с трудом протянул руку и погладил пышные волосы жены, лишь кое-где пронизанные серебряными нитками седины.
- Все такая же, - глухо проговорил он, имея в виду: как в то время, когда он взял ее в жены.
Предслава покачала головой. Она-то знала, что прошедшие годы, подарившие им стольких детей, отнюдь не прошли бесследно.
Услышав по голосу мужа, что его мучает жажда, княгиня подала ему в кубке горячий травяной отвар.
- Выпей, это вернет тебе силы.
Радвилас усмехнулся, покачал головой, как бы желая сказать: "В мои годы уже никакое волшебство не поможет". Но горячее, подслащенное медом питье выпил жадно, и прикрыл глаза, откинулся на подушки.
Прежде князь никогда не болел, и сейчас окружающие не сразу встревожились. Все думали, что это просто недомогание. Но на следующее утро он уже не смог подняться с постели. Голова горела, как в огне, грудь раздирал удушающий кашель. Вызванный Предславой княжеский лекарь давал больному то одно лечебное питье, то другое, но они мало чем могли помочь. Радвилас лежал и кашлял, то дрожа от холода, то обливаясь потом. Когда Предслава прикладывала к его голове холодное полотенце, ненадолго становилось легче. Но новая волна жара снова поглощала его, туманила сознание.
Лекарь сразу сказал встревоженной княгине Предславе, что не может поручиться за жизнь великого князя.
- Огневица - опасная болезнь, государыня! - шепотом произнес он. - Великий князь был всегда крепок здоровьем, но в его годы любая хворь может оказаться пагубной.
- Сделай все, что можешь! - прорыдала княгиня.
А больной князь ощущал себя плавающим в зыбком горячем мареве, не имеющем ни верха, ни низа. Он не бредил, оставался в своем уме, но собственное тело, распростертое на кровати, одновременно казалось ему невесомым, словно висело в пустоте. И оттуда над ним склонялись те, кого уже давно не было среди живых: отец, мать, братья - Гедрюс, Таутвигас, Мадвижас, первая жена - Всемила. Они звали его - без злорадства, но и без скорби.
- Твой срок приходит, Радвилас! Ты и так пережил многих, пора и честь знать, - тормошили его братья.
- Или ты из одного упрямства думал прожить вечно? - спрашивал Алджимантас. - Ты, конечно, многое сумел переиначить в наших княжествах, но весь мировой порядок даже тебе не по плечу!
- Да и зачем его менять? Он совсем не так плох, - улыбнулась княгиня Святогнева (матушка, которую не видел целую жизнь!) - Здесь находят друг друга все, кто простились при жизни. Вспоминают былое, помогают своим потомкам. Копят силы для новых свершений.
- Но я еще здесь не все закончил, - протестовал Радвилас. - Я еще не сказал, кому быть князем после меня!
Он почувствовал, как стремительно летит вниз, к своей земной жизни. И услышал пронзительный женский крик - он не понял, Предслава то была или Всемила:
- Позаботься о наших детях! Молю тебя, Радвилас: позаботься о наших детях!
Теперь он вполне пришел в себя, увидел рядом сидевшую на скамейке жену,  младших сыновей - Иманта и Римунаса, лекаря, слуг. Все глядели так, словно ждали от него чего-то. А у него, великого князя литтского и сварожского, едва оставались силы на последнее дело, что должен был совершить. Последнее по времени, но не по важности.
- Пусть приедет брат мой Азуолас, - произнес Радвилас слабым, но ясным голосом. - Скажите, что я его призываю к моему смертному одру.
Княгиня Предслава заплакала, закрыв лицо руками. Но у умирающего великого князя уже не осталось сил, чтобы утешать ее.
Когда князю Азуоласу сообщили, что брат его умирает, он немедля потребовал коня и помчался из Лутавы в Айваре, словно на буйных крыльях Стрибога. По дороге вспоминал, как некогда, тридцать пять лет назад, вот так же мчался со своим войском в столицу, снежной зимней ночью, чтобы возвести на великокняжеский престол Радвиласа, который теперь призывал его для последнего прощания. Может, еще не для последнего? Может, останется жить? Азуолас гнал коня, боясь опоздать, но до последнего мгновения сохранял надежду.
До самого последнего мгновения, пока не увидел брата, лежащего на постели из дорогого агайского сукна, под фарсийским одеялом. Болезнь истощила Радвиласа, и за несколько дней он, казалось, постарел больше, чем за всю предыдущую жизнь. На изможденном морщинистом лице из темных провалов лихорадочно блестели глаза.
Радвилас попытался приподняться навстречу брату и улыбнулся. Всего двумя годами моложе него Азуолас, а еще бодр и крепок, только что проделал верхом такой путь, и даже не запыхался. А сам он оказался слабее. Впрочем, для того, что он собирается завещать, как раз все к лучшему...
Азуолас бросился к постели брата и, если бы слуга не подвинул ему кресла, упал бы на колени у его изголовья. Осторожно взял его высохшую костлявую руку. На глазах неустрашимого литтского витязя выступили слезы.
- Неужели ты, Радвилас, поддашься какой-то болезни? Приди в себя, возроди свою силу духа! Земли наши велики, и в них столько еще надо сделать!
Старший брат с благодарностью сжал его руку.
- Спасибо тебе за все, что делал и делаешь для меня!.. Я и позвал тебя, чтобы поговорить о будущем. И о прошлом... Сейчас как раз вспоминал всю жизнь нашу, все победы, славу... Жизнь прожита, а сколько бы еще сделать хотелось! Сколько бы еще могли мы совершить... - страшный приступ кашля не дал больному договорить, и он, уткнувшись лицом в подушку, хрипел, не в силах вдохнуть воздух.
Отдышавшись немного, виновато взглянул на брата.
- Видишь, братец... Мое время на исходе... Агайские древние мудрецы учили: кого любят боги, тот уходит молодым.
Изумленно вытаращил глаза Азуолас: уж не заговаривается ли его брат? Коли так, то они с Радвиласом должны себя считать самыми несчастными.
Но Радвилас без слов понял мысли брата, слабо покачал головой.
- Не о телесной молодости шла речь. Главное - до смерти сохранить молодость души, решимость, жажду деяний, радость жизни, умение удивляться новому. А мы с тобой душой всегда оставались молодыми! Потому и жизнь для нас промчалась быстро.
Азуолас потерся щекой о руку брата.
- Да. Ты прав. Мы с тобой никогда не состаримся.
- А может, мы и не умрем никогда! - Радвилас даже приподнялся на подушках, желая хоть как-то передать брату, что он видел в забытье. - Будем из Вышнего Мира приглядывать, как пойдут дела в Литтской земле, отдыхать от земных забот.
- Так и будет! - встряхнул седой головой Азуолас, горячо, как в юности, продолжал замысел брата: - Мы и на Вышнем Небе не заскучаем! А если увидим, что здесь не так дела пойдут - мигом вернемся с того света, врагов отвадим, наследникам вправим мозги!
И Радвилас улыбнулся, радуясь, веря, что все так и будет.
Братья помолчали, думая о том, как быстротечна жизнь. Казалось, только недавно были они молодыми, собирались в этом княжеском замке под рукой отца своего, князя Алджимантаса. Но его нет давно, и иных из братьев - тоже, да и сами они успели состариться. И ничего не возвратить назад, ни единого дня, как зимой не вернуть прошедшего лета.
Но они не напрасно прожили жизнь! Лучшей памятью о сыновьях Алджимантаса останутся многократно раздвинутые рубежи Литтского княжества, его могущество, благосостояние, покой на границах. Лишь бы так оставалось после!
Об этом и должен был умирающий Радвилас сказать своему брату, для этого разговора, помимо простого прощания, пригласил его к своему смертному одру. Приподнявшись на подушках, попросил брата:
- Обещай мне, что поддержишь назначенного мной наследника, и после моей смерти поможешь ему удержать власть, даже если не все примут его!
- Обещаю, брат! Но скажи, наконец, кого из своих сыновей ты выбрал в наследники? - нетерпеливо спросил Азуолас.
- Иманта...
Азуолас едва поверил услышанному.
- Иманта?! Ну тогда справедливо говоришь, что его не примут твои старшие сыновья! Ведь он - восьмой по счету, у него нет ни опыта, ни навыков воина и полководца. Быть литтским князем - до сих пор означало не вкладывать меч в ножны!
- Ты прав, брат: Имант еще молод. Но как раз поэтому, я верю, ему суждено долгое, блестящее будущее, - все с большим трудом проговорил Радвилас. - А на первых порах, я прошу тебя, помоги ему удержать власть! Поддержи его военной силой, помоги освоиться с новыми обязанностями. Обещай мне, брат!
И Азуолас сдался. Вынув из ножен меч, коснулся губами холодной синеватой стали.
- Обещаю тебе, брат, помогать Иманту! После меня половину княжества наследует Айварас; пусть они правят вместе, как мы с тобой.
Слабая, болезненная улыбка - скорее, тень ее, - коснулась запекшихся губ Радвиласа.
- И я думал о том же. Хорошо, что сыновья иногда повторяют отцов... С тобой я спокоен за моего мальчика. Остальным сыновьям завещаю богатые владения, так что никто не останется обойденным. И тогда наш род будет многочисленным, но единым под началом одного главы.
Князь Азуолас нахмурил брови: он не очень-то верил, что Имант сможет быть достойным главой Железного Леса. Но он уже дал брату обещание, а нарушить слово не мог ни при каких обстоятельствах.
Радвилас хорошо знал брата, и теперь расслабленно откинулся на постель, собирая последние силы, чтобы попрощаться с близкими, дать им последние наставления.
- Теперь позови жену мою, сыновей... Нет, постой!..
Азуолас с готовностью наклонился к нему, и брат поцеловал его в щеку горячими от лихорадки губами.
- Благодарю, что ты был всю жизнь рядом со мной! Твое чистое сердце и верная рука, твоя совесть помогали мне во многом. Бывало, когда соображения пользы подталкивали меня поступить бесчестно, я задумывался: сохраню ли я при этом твою дружбу? И отказывался от таких средств. Из-за тебя и ради тебя, брат!
Он видел, что Азуолас плачет, не сдерживая слез. Затем, справившись с собой, тот отворил дверь, и в покои к больному вошли Предслава и двое младших сыновей - Имант и Римунас. Следом за Имантом неслышно вошел Сирвидас. Ему очень нужно было узнать, что здесь произойдет, а уйти ему никто не приказывал, и потому он остался здесь, правда, у дверей.
Родственники умирающего великого князя собрались вокруг него, ловили каждое слово, ждали, что он выскажет напоследок нечто такое, что полностью изменит их жизнь.
И не ошиблись. С целеустремленностью умирающего, которому нельзя терять время, Радвилас нашел взором любимого сына.
- Имант! Тебе я оставляю Великое Княжество Литтское и Сварожское! На тебя моя главная надежда...
Княгиня Предслава умиленно сложила руки, и на лице ее печаль близкой утраты на миг смешалась с радостью за сына.
- Муж мой! Пусть боги тебя наградят за то, что ты сделал достойный выбор!..
- Достойный ли - определят лишь деяния, а их мы от Иманта еще не видели. Верим наперед, что он не посрамит нашего рода, - проговорил Радвилас, тяжело дыша; его мучила жажда.
Княгиня протянула ему еще чашу травяного отвара, и он осушил ее, и ему на некоторое время стало легче. Снова найдя взором Иманта, Радвилас проговорил:
- Ты-то что же молчишь, мальчик мой? Как ты относишься к тому, что судьба родной земли окажется в твоих руках?
Лицо молодого князя выражало растерянность и тревогу.
- Я не знаю, батюшка. Хочу, чтобы ты пожил и порадовался еще, - произнес он, стараясь взять себя в руки.
Костлявая рука Радвиласа ласково погладила сына по склонившейся голове.
- Я за тебя порадуюсь, если сможешь править достойно, - пообещал он.

[Convollar]

Верим наперед, что он не посрамит нашего рода

Ничего себе аванс! Отдать великое княжение мальчишке, который и сам не особо рвётся к государственным делам и заботам. Азуолас прав, Имант - зерно будущего раздора. И дорого же ему обойдётся клятва, данная умирающему брату.

[katarsis]

Всё-таки, Имант. Конечно, сомнений практически не было (только ма-а-аленький-ма-а-а-ленький клочок надежды оставался, что Радвилас всё-таки подумает головой, а не сердцем). Как, интересно, к этому отнесутся старшие братья? Не попытаются ли повторить сценарий с Лемтурисом? При Азуоласе - вряд ли, но ведь и он вряд ли долго проживёт.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Верим наперед, что он не посрамит нашего рода

Ничего себе аванс! Отдать великое княжение мальчишке, который и сам не особо рвётся к государственным делам и заботам. Азуолас прав, Имант - зерно будущего раздора. И дорого же ему обойдётся клятва, данная умирающему брату.

Каждому бывает не чуждо ничто человеческое. Даже если кто-то, как Радвилас, всю жизнь не допускал до себя человеческих слабостей. К тому же, возможные последствия пока еще далеко не очевидны. Трудно предсказать, как дело повернется.
А Азуоласу деваться некуда. Он не может нарушить клятву.

Всё-таки, Имант. Конечно, сомнений практически не было (только ма-а-аленький-ма-а-а-ленький клочок надежды оставался, что Радвилас всё-таки подумает головой, а не сердцем). Как, интересно, к этому отнесутся старшие братья? Не попытаются ли повторить сценарий с Лемтурисом? При Азуоласе - вряд ли, но ведь и он вряд ли долго проживёт.

Увы, надежда не оправдалась. В данном случае Радвилас соответствует своему имени - в том, что нашел надежду на будущее величие Иманта.
В этом поколении, я опасаюсь, все будет гораздо сложнее. Ассоциации, конечно, напрашиваются - но здесь история первый раз произойдет как фарс, а второй (нынешний) - как трагедия. Да и Имант - отнюдь не Лемтурис. Личными качествами он больше напоминает дядю по матери, Мстислава Волчановского. А тот, как мы помним, ради власти на многое готов.

Имант присел на скамейку возле смертного ложа отца, и тот возложил обе ладони ему на лоб.
- Сын мой, ты будешь великим князем, но не забывай о своих братьях. Каждому из них я завещаю богатый удел, с тем чтобы они чтили тебя и повиновались. Но и ты оказывай им уважение, какого требует их род. Все вы - потомки Алджимантаса, "железный лес". Поклянись, что никогда не поднимешь руку на своих братьев, будешь обращаться с ними так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой!
Имант кивнул без тени колебания.
- Клянусь никогда не поднимать руку на моих братьев!
Умирающий великий князь вздохнул, явно успокоенный.
- Обещай, мой Имант, прислушиваться к советам твоего дяди, князя Азуоласа. Полагайся на него в случае войны, как я полагался всю жизнь.
- Обещаю почитать князя Азуоласа как второго отца, а Айварас и так был и остается мне братом! - голос Иманта зазвенел и сорвался от волнения.
Все тише говорил Радвилас, все чаще его голос прерывался от слабости, когда он давал последние наставления своему любимому сыну.
- Будь всегда мудр и осторожен, мальчик мой! Полагайся в своем правлении на людей, заслуживающих доверия, на тех, кто верно служит тебе и Литтскому княжеству. Тебе потребуются и храбрые воины, и рассудительные политики. Используй каждого человека в том, что он способен сделать, ни от кого не требуй слишком многого. Помни, что не только у подданных есть обязанности перед князем, но и у князя - перед ними.
- Да, батюшка, - глухо проговорил Имант, снова подавая отцу питье.
- Помни, что княжество наше - еще молодое, оно точно остров среди издавна сильных и развитых соседей - сварожан, аллеманов, лугийцев. Эти страны были могущественны, когда литты еще пребывали в безвестности. Теперь они вынуждены считаться с нашей силой, но в глубине души продолжают считать нас варварами. Если попытаются тебе угрожать - не бойся. Если станут предлагать тебе дружбу - не обольщайся. У нашего народа свой путь. Те страны - прошлое истории. Мы, литты - ее будущее! Надо лишь выбрать верный путь. Никогда не забывай, что ты - литт душой и кровью. Не тянись за другими, даже если они кажутся богаче и сильней. Пусть литты хранят свои легенды и песни, свои священные руны, резные узоры и вышивки на одежде. Пусть литтские жрецы передают людям свои знания, не прячут их, как собака на сене. Литты должны двигаться вперед, но сохранять свою память! Действительно сильный народ прокладывает свой путь. Ты меня понял, Имант?
Молодой князь торопливо закивал. Не все в наставлениях отца как следует доходило ему до сердца, но он надеялся когда-нибудь все понять. А пока ни в коем случае не следовало возражать или признаваться, что чего-то не понимает.
Радвиласу хотелось высказать напоследок больше, чем за всю жизнь. Но в глазах уже темнело, становилось трудно дышать. И единственное, о чем он сейчас сожалел - что не может сказать самым близким обо всем, что было у него на уме и на сердце...
- Заботься о своей матери. Пусть она всегда пользуется уважением в твоем доме. Помогай братьям. Твоя младшая сестра Ауштра еще не замужем. Найди ей хорошего мужа, на пользу нашей земле. Да и сам найди себе такую жену, чтобы прибавила тебе и Литтской земле чести и славы! Когда женишься, постарайся расположить к себе жену, чтобы ей с тобой было хорошо. Тогда и сам будешь счастлив.
Предслава приподнялась за спиной сына, сложила руки, без слов обещая мужу, что позаботится о соблюдении его наказов.
- Я своим материнским словом помогу Иманту, - поклялась она.
Радвилас устало закрыл глаза, переводя дыхание.
- Пусть будет так! Теперь уж ничего не переделать, не отменить. Осталось надеяться, что вы все устроите, как я завещал...
И будто от этих слов князя его родным ясно стало, что он в самом деле умирает. Предслава разрыдалась, ткнулась головой в подушки, и муж слабо погладил ее по волосам. Азуолас часто заморгал, а в горле у него будто застрял камень, нельзя даже сказать ни слова на прощание. Понурые, молчаливые сидели сыновья умирающего. Наступала минута прощания.
Казалось, никогда еще Радвиласу не хотелось жить так сильно, как в эту минуту. Он и сейчас еще не смирился, что его тело одряхлело и отказывалось служить. Но ничего нельзя было изменить. От смерти не отобьешься мечом, не откупишься золотом. Никогда еще великий князь литтский и сварожский не был так бессилен, как в этот час.
- Прекрасная земля моя... брат, жена, дети... прощайте! Я вам оставляю... все, что было дорого мне... дороже сердца... - произнес он еле слышно.
Он снова закашлялся, в груди его что-то мучительно захрипело, заклокотало, словно рвалось на части. Предсмертная судорога пробежала по лицу Радвиласа, и он вытянулся недвижно.
- До встречи, брат мой! - с трудом выговорил князь Азуолас, закрывая руками лицо.
- Прощай, Радвилас! - княгиня Предслава распустила волосы и завела погребальный плач, провожая согласно обычаю своего супруга, с которым прожила столько лет.
За дверью раздались шаги. Вокруг княжеских покоев расхаживали литтские вельможи, встревоженные болезнью великого князя.
Дверь отворилась, и Сирвидас громко объявил собравшимся снаружи:
- Великий литтский и сварожский князь Радвилас умер!
В ответ послышались возгласы, полные горести и удивления. У большинства литтов, как простых, так и знатных, не укладывалось в голове, что могущественный, грозный, многим казавшийся вечным, князь Радвилас мог умереть, как самый обычный человек.
А Сирвидас продолжал тем же торжественным голосом:
- Есть великий князь Имант! Ему перешло великое княжение по завещанию его отца!
Имант шагнул навстречу своим новым подданным, чуть покачнувшись. Его словно буйным ветром поднимало над землей, так стремительно в мгновение ока изменилась вся жизнь, выбила его из равновесия.
Большинство литтских вельмож шагнули навстречу молодому князю, готовые приветствовать его. Но на лицах некоторых читалась растерянность. Им трудно было понять, что произошло в княжеской семье, за закрытыми дверями.
- Но почему покойный великий князь выбрал наследником княжича Иманта, а не одного из своих старших сыновей? - спросил воевода Вингольт, человек немолодой, осторожный.
Имант глубоко вздохнул. Вот уже и начинаются сомнения в его правах, едва успел отец закрыть глаза!
- Таково было решение князя Радвиласа, а он никогда не ошибался! - сухо проговорил молодой князь, думая, как же будет дальше распоряжаться людьми.
Тут к племяннику подошел князь Азуолас. Лицо его было исполнено скорби, и он двигался с трудом, словно одеревенел, как старое скрипучее дерево. Но проговорил властно, уверенно:
- Я присутствовал, когда мой брат Радвилас назначил своим наследником князя Иманта! Может быть, вы усомнитесь и в моих словах?
Но ни Вингольт, и никто не посмел ему возражать. Ни один литт не мог усомниться в слове князя Азуоласа, почитаемого всеми.
- Да здравствует великий князь Имант! - дружно провозгласили литтские вельможи.
Так началось княжение наследника Радвиласа.
А пока еще литтам предстояло похоронить умершего государя. Когда слуги обрядили его тело, все обитатели княжеского замка подходили хоть ненадолго проститься с умершим. Мертвый Радвилас, облаченный в богатый княжеский наряд, лежал безмятежно, как никогда при жизни. Видевшим его сперва даже не верилось, что он ушел навсегда. Казалось - вот сейчас откроет рысьи очи, поднимется с постели и скажет: "Я придумал, что сделать на благо Литтского княжества".
Но он не двигался, и лицо его было спокойным и таинственным, словно еще в последний миг земной жизни успел увидеть другой мир, неведомый людям при жизни. Что ж, Радвилас принял достойную смерть для его возраста! Немногие люди живут так долго. Жестокая болезнь иссушила его: редкие седые волосы, восковое морщинистое лицо совсем похудело, один лишь острый нос выдавался, как птичий клюв.
Много лет уже в Священной Долине не хоронили великих литтских князей. Но вот и пришло время увезти Радвиласа туда, где в долине реки Свентаны лежал волшебный синий камень.
На погребение съехался не только многочисленный княжеский род и знать, но воины, и простой народ из разных мест Литтского княжества. Одним хотелось проводить всеми почитаемого князя (ведь большинство литтов если не родились, то уж выросли, когда Радвилас уже был великим князем). Другим хотелось отведать дарового праздничного угощения, поглядеть на невиданное зрелище, каким должны были сделаться похороны великого князя.
И зрелище было устроено на славу! Тело Радвиласа поместили на верху деревянной башни, выстроенной, чтобы поджечь. С ним положили его боевые доспехи и меч, когда-то указывавший путь тысячам мечей на реке Мрие. Положили лучшие одежды и драгоценности. Воины складывали на погребальный костер меха, охотничьи трофеи. Все это послужит умершему князю на Вышнем Небе, засвидетельствует его прижизненные подвиги. Литты были уверены, что умершие правители, вожди, герои и на Вышнем Небе пользуются гораздо большим почетом, чем простолюдины, что сами боги чтут их по заслугам.
Закололи и любимого княжеского коня, чтобы носил своего господина в ином мире. Кроме того, еще много коней, быков, свиней, баранов пошли на угощение для погребальной тризны.
Даже старикам не доводилось видеть, чтобы погребальный костер складывали так высоко. Сперва сомневались, как будет гореть такая высокая башня. Но Имант, распоряжавшийся погребением отца, не сомневался, что все получится. Сирвидас купил у аллеманов горючую пыль, способную сжечь что угодно.
Когда над Священной Долиной совсем стемнело, погребальная башня вспыхнула, как огромный факел, озарила все небо. Горючая пыль зажгла все разом, и в пылающем огненном вихре поднялся на Вышнее Небо князь Радвилас вместе со всем, что суждено было ему забрать с собой в иную жизнь.
На тризне князь Имант сидел во главе стола, рядом со своей матерью и родными братьями. Тут же была и младшая, еще незамужняя дочь Радвиласа - Ауштра. Проходя к столу, она споткнулась в темноте и чуть не упала. Но вездесущий Сирвидас ловко подхватил княжну под руку, помог ей усестья рядом с ее матерью. Девушка на миг задержала на друге своего брата любопытствующий взор.
Княгиня Предслава, погруженная в скорбь, не заметила направление взгляда дочери. Лишь потом вспомнила, как муж перед смертью говорил об Ауштре. Жаль, не успел он выбрать для младшей дочери мужа. Теперь ее судьба в руках матери и брата. Не так-то просто найти для княжны подходящего по знатности жениха! А ведь Ауштра, пожалуй, самая красивая из дочерей ее и Радвиласа. Уехавшая на Медведицу Рута тоже считалась милой, но у той черты лица - длинные и острые, типично литтские. А Ауштра - настоящая сварожская красавица. Вот пройдет траур - и надо будет позаботиться о ее будущем, поговорить о ней с Имантом. Хотя, конечно, у него теперь и так забот невпроворот...
А Имант искоса поглядывал на своих старших братьев, от первого брака отца. Они сидели по другую сторону стола, мрачные, молчаливые. Саулис, приехав, едва поздоровался с младшим братом. Его присутствие, его облик, разительно напоминавший покойного отца, тревожили Иманта. Ему даже не хотелось поднимать глаза на брата. Но он заставил себя взглянуть на него. Великий князь не должен был ни перед кем робеть.
Имант не слышал, о чем вечером, после тризны, Саулис говорил с Азуоласом, прогуливаясь вместе по берегу Свентаны. Азуолас глубоко сочувствовал племяннику, потерявшему разом и отца, и полагавшуюся по обычаю власть. Но он не мог нарушить клятву, данную умирающему брату.
- Не вынуждай меня, Саулис, обнажать меч против своих, - просил старый князь. - Я тебе желаю счастья. Мне, может быть, самому жаль, что складывается так, а не иначе. Но я дал клятву защищать Иманта. Лучше тебе не начинать распрей!
Саулис усмехнулся - до боли похоже на Радвиласа, каким тот был, когда они взяли власть.
- Я поговорю со своими братьями: согласятся ли они принять младшенького великим князем! Ты знаешь, дядя, я тебя уважаю всю жизнь. И понимаю, что вынуждает тебя поддерживать его. Он-то хоть тебе благодарен, как ты думаешь?
- Я думаю не о себе, а о том, чтобы княжеский род не раскололся окончательно, - с досадой отвечал Азуолас. - Еще раз говорю: пока я жив, ты и твои братья не получите ничего сверх ваших уделов. А потерять можете все! Вспомни, что до сих пор княжеский род был силен единством!
- Ты бы напомнил моему отцу, когда он назначил Иманта наследником! - буркнул Саулис.
Азуолас строго поглядел на племянника.
- Ни ты, ни я не вправе осуждать Радвиласа за его выбор!
Саулис вздохнул и отступил прочь...
Исполинский погребальный костер сгорел дотла к утру. Но еще долго продолжалась погребальная тризна. Бывшие воины, ближники великого князя вспоминали его деяния, - а на это поистине требовалось немало времени! Как, впрочем, и на то, чтобы даже всем собравшимся съесть погребальное угощение.
Так хоронили литты великого князя Радвиласа.

[Convollar]

Молодой князь торопливо закивал. Не все в наставлениях отца как следует доходило ему до сердца, но он надеялся когда-нибудь все понять. А пока ни в коем случае не следовало возражать или признаваться, что чего-то не понимает.

Собственно, вот и всё, добавить нечего. Радвилас сам посеял семя раздора, причём, с благими намерениями. а куда они приводят, всем известно. Погребальный обряд впечатляет, да только тому, кто ушёл, кмк, без разницы. Жаль почему-то Азуоласа, он человек честный, дал слово и будет его держать, даже если понимает, что последняя воля Радвиласа ни к чему хорошему привести не может. И Ауштре жаль. Да уж, выдал Радвилас напоследок.

[katarsis]

Вот и закончилась эпоха Радвиласа. Как-то теперь всё пойдёт?

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Молодой князь торопливо закивал. Не все в наставлениях отца как следует доходило ему до сердца, но он надеялся когда-нибудь все понять. А пока ни в коем случае не следовало возражать или признаваться, что чего-то не понимает.

Собственно, вот и всё, добавить нечего. Радвилас сам посеял семя раздора, причём, с благими намерениями. а куда они приводят, всем известно. Погребальный обряд впечатляет, да только тому, кто ушёл, кмк, без разницы. Жаль почему-то Азуоласа, он человек честный, дал слово и будет его держать, даже если понимает, что последняя воля Радвиласа ни к чему хорошему привести не может. И Ауштре жаль. Да уж, выдал Радвилас напоследок.

Спорить нечего. Тянет даже усомниться, полностью ли в здравом уме был Радвилас перед смертью, или съязвить, из каких трав ему заваривали чай. Но я показала, что к такому решению он шел долго и осознанно, так что следует признать, что был в адекватном состоянии.
Поглядим, как распорядится Имант доставшимся ему наследством.
Азуоласа и мне жаль. Ему деваться некуда. А характер его мало годится для политики, особенно когда Радвиласа нет.
Ауштра если во что влипнет, так по собственной инициативе.

Вот и закончилась эпоха Радвиласа. Как-то теперь всё пойдёт?

Да, это была именно эпоха, как к нему не относись.
Вот, даже в "То, что всегда с тобой", действие которого параллельно "Железному лесу" (точнее - его последним годам), медведицкий князь рассуждает, узнав о смерти Радвиласа:
"А тут еще из Айваре пришла новость: умер князь Радвилас. Его смерть вызвала у медведицкого князя смешанные чувства. С одной стороны - не стало одного из сильнейших противников Сварожьих Земель, хитрого и коварного полководца, недавно еще стоявшего под стенами Медведицы. Без Радвиласа литты уже не будут так опасны, кто бы из его многочисленного семейства не сделался князем. С другой - он ведь и чжалаиров сдерживал в какой-то мере. Даже им, считающим себя народом победителей, приходилось считаться с усиливающимся закатным соседом, от которого, бывало, и их тумены терпели поражения. И, во всяком случае, Радвилас был достойным противником. Да нет, даже не так - это самому медведицкому князю и его воеводам приходилось прилагать все усилия, чтобы не дать себя обойти многоопытному литтскому владетелю. В глубине души Лютобор Медведицкий всегда жалел, что литты ему враги, а не союзники. И, как бы там ни было, когда уходит столь значительный не только званием, но и собственными дарованиями, человек, как был Радвилас, - перемену ощущают все. Точно в лесу, когда рушится источенное временем дерево-великан, падает с грохотом и шумом, и там, где широким пологом раскидывалась его крона, остается широкая брешь, в которую врываются солнечные лучи, и после падения исполина уже ничего не останется таким, как прежде."
Как прежде, точно не останется. А как пойдет - смотрим дальше.

Глава 31. В дни князя Иманта
Первые месяцы правления были нелегки для молодого князя. Хотя он помогал отцу разбираться в делах, но совсем по-другому - когда вся тяжесть государственных забот оказалась на его плечах. Имант даже пригласил Азуоласа пожить у него в Айваре, помочь на первых порах. Старый князь охотно согласился и остался, выполняя свою клятву.
И сразу же началось то, чего никто из них не предусмотрел, хотя все было вполне закономерно. Люди, имевшие прошения к великому князю, обращались за помощью к Азуоласу; придворные, воины и слуги ждали распоряжений от него, минуя Иманта. Всем литтам были известны честность и справедливость старого князя, на него люди надеялись в беде, а Имант пока еще был им неведом.
Сам Азуолас сперва даже не замечал, чтобы что-то изменилось со времен Радвиласа. В особо важных случаях он советовался с племянником, но часто принимал решения сам, если дело не требовало отлагательств. Он имел на это право, как соправитель великого князя.
Однако Иманта постепенно начинала тяготить опека дяди, раздражало, что Азуоласа почитают больше, чем его, великого князя. К тому же, масла в огонь подливал Сирвидас, как всегда знавший все о настроении своего господина и друга.
- Если ты, государь, слишком доверчив и не мыслишь плохого о своих родных, то я вправе открыть тебе глаза, - говорил он наедине, в княжеских покоях. - Куда годиться, что старик не считается с тобой, все решает сам, будто тебя, великого князя, и на свете нет? А что если он захочет сам сделаться великим князем? У него есть свой наследник - Айварас. Сейчас, пока ты еще не укрепился на престоле, твое положение уязвимо. Берегись!
- Айварас - мой друг, - буркнул Имант, вспоминая, как двоюродный брат старался ему помогать все это время, со дня смерти Радвиласа.
- Как знать, что окажется сильнее - детская дружба или манящий престол великого князя, - Сирвидас с сомнением покачал головой. - Я никого не подозреваю, просто прошу тебя: будь осторожнее! Береженого и Лайме бережет. Меня больше всего обрадует, если твои родичи и впредь будут тебе верны...
Имант судорожно втянул воздух, представляя себе, что станется, если Сирвидас окажется прав.
- Сейчас Азуолас мне необходим. Мои старшие братья затевают мятеж. Только он может меня обезопасить. Он не нарушит клятву, данную моему отцу.
Сирвидас с ласковым сочувствием протянул князю руку.
- Все же будь осторожен, мой Имант! Как-никак, у Азуоласа теперь под рукой все войска. Полностью доверять можно только тем людям, которые от тебя всецело зависят, как тени, что ты отбрасываешь на свету. Тень не оставит хозяина. С теми же, кто и без тебя - а тем паче, до тебя, - были сильны и властны, следует остерегаться.
Молодой князь страдальчески поморщился. О каких вещах, с которыми прежде не доводилось сталкиваться, приходилось думать теперь!
- Я посмотрю, - многозначительно обещал он.
Наущения Сирвидаса постепенно, как яд, разъедали его доверие к дяде и двоюродному брату. Однако внешне Имант никак этого не выражал: напротив, был всегда сыновне почтителен с Азуоласом, а Айварасу еще сильней, чем прежде, выражал свою братскую дружбу.
Без их помощи ему было не обойтись. Старшие братья, сыновья Радвиласа от Всемилы, отказались повиноваться и вооружались в своих землях против Иманта. Хотя молодому князю вовсе не хотелось начинать свое правление с междоусобной войны, но выбора у него не было. Если он не защитит себя, его свергнут, как некогда Радвилас и Азуолас свергли своего брата Лемтуриса.
Собрав войско, выступили навстречу объединенным силам пятерых братьев. Столкновение произошло на заливном лугу близ речки Биленицы, в Темноборском княжестве. Войска Иманта, под началом Азуоласа и его сына, неожиданно и грозно заступили дорогу сыновьям Радвиласа. Но весь вечер и до следующего утра оставались на своих местах, обмениваясь иногда язвительными выкриками да случайными стрелами, когда у кого-то слишком чесались руки. Однако ни одна стороне не спешила перейти в бой.
- В чем дело? - осведомился Имант у военачальника Монивида, увидев, как несколько воинов покинули строй, причем с пустыми руками, выехали вперед, навстречу людям Саулиса, и о чем-то вполне дружески беседовали с ними.
Монивид, казалось, хотел почесать в затылке, сдвинул в сторону шлем.
- Так ведь свои, государь, - невольно дрогнувшим голосом проговорил он. - Мало ли у кого родные, друзья были на той стороне... Вон они уже скачут обратно!
Имант не смог сдержать раздражения, хлестнул плетью по шее пританцовывающего под ним коня, яростно взглянул на отбившихся воинов, затем на воеводу.
- Вешать тех, кто еще поедет к врагу! В войске у Саулиса нет у нас ни друзей, ни родных, только наши враги! - он даже сам содрогнулся, отдав такой жестокий приказ против литтов, как-никак, но тут же успокоил себя, убеждая, что иначе не победить.
Монивид не поверил своим ушам, услышав княжеский приказ, но, наконец, медленно, с усилием, кивнул, словно ему кто надавил на шею.
Оба войска устали от бездействия и тоскливой неизвестности, и все чаще целились из луков. Нескольких человек уже убили и ранили. Наконец, когда один из воинов, пораженный стрелой, упал с коня неподалеку от знамени Саулиса, сразу большой отряд воинов, потерявших терпение, выступил вперед. Тут же грозно запели боевые трубы. Грохоча, как лавина, широкий конный строй ринулся вперед.
Князь Имант остался под знаменем в середине войска, как некогда его отец в битве на Мрие. А Азуолас с сыном уехали объезжать полки, воодушевлять их, чтобы биться против своих соотечественников. В противоположном войске тем же занимались князь Саулис и его братья; Имант узнавал их по богатым доспехам и посадке в седле.
Словно тяжелые тучи столкнулись в грозу, породив молнию; нервное напряжение между воинами братьев-соперников было так сильно, что могло вылиться только в сильнейшее ожесточение с обеих сторон. Воины сшибались на мечах с громоподобным грохотом, кони вставали на дыбы, издавая неистовое ржание. Из разверстых ран лилась кровь, литтская и сварожская - с обеих сторон.
В первый миг все смешалось так, что Имант не мог угадать, кто берет верх. Затем увидел Айвараса: тот, запыленный, в местами пробитых доспехах, вел полки по болотистому берегу Биленицы, ударил, как ястреб на стаю голубей. Перед его натиском попятились полки Линаса и Борусса.
- Молодец, братец! Так им и надо! - не удержался от азартного возгласа Имант, в этот миг забывая все подозрения против Айвараса.
Князь Саулис привел полк на помощь своим братьям, торопясь залатать брешь в защите. Но, едва он ринулся в бой, как навстречу ему выехал князь Азуолас во главе другого отряда. Подъехал к старшему из своих племянников, сжимая обнаженный меч все еще крепкой рукой. Глаза старого князя яростно сверкали, длинная белая борода развевалась на ветру, как боевое знамя.
- Я же сказал: пока я жив, не дам рушить порядка! - закричал он, дрожа от гнева. - Одумайся, Саулис, не сей больше между братьями раздора! Литты не должны биться между собой! Уходи - или скрести меч со мной!
Сын Радвиласа медленно вложил меч в ножны.
- Я не могу с тобой сражаться, дядя! Вот если бы братец Имант за твоей спиной не прятался!..
Саулис огляделся по сторонам. Видел, что дядины войска плотно сомкнули его полки, но не окружили: оставили проход им для отступления. Никому не хотелось в той битве рубиться со своими соотечественниками не на жизнь, а на смерть.
- Отступаем! - крикнул Саулис, махнув рукой знаменосцу.
Так завершилась первая междоусобная война в Литтском княжестве. Позднее Имант, укрепившись, изгонит единокровных братьев - Борусса, Каутмантаса и Арниса, - из уделов и отдаст те земли своим родным братьям, рожденным Предславой. Что до самых старших, Саулиса и Линаса, то они спаслись от разорения, присягнув великому медведицкому князю Лютобору в качестве союзников. С той поры они, когда-то со своим отцом осаждавшие Медведицу, обещались биться против ее врагов.
Князь Имант сохранил свою власть. Но он понимал - и в этом понимании его неуклонно укреплял Сирвидас, - что победой обязан не себе, а помощи дяди и двоюродного брата. Если завтра их не будет... или, чего доброго, они завтра сами обратятся против него... при этой мысли Имант содрогался от ужаса.
Но с виду он по-прежнему был сама обходительность. Когда Айварас женился на княжне из Туровска, Имант больше всех веселился на свадьбе. Родственники были полезны ему.
А тем временем он втайне, через Сирвидаса, посвященного во все его тайны, искал себе других союзников. И нашел их, с помощью послов и шпионов фактического правителя чжалаирской Большой Орды, темника Улзия. Тот железной рукой наводил порядок на своей земле, но зорко следил за всем, что могло представлять опасность или, напротив, оказаться полезным. Новый, не очень-то уверенно сидящий на престоле князь литтов мог пригодиться захватившему власть ордынскому темнику. Имант согласился взять от чжалаиров подарки, тем более что казна его почти опустела после войны, ведь братья перестали платить ему подати.
Постепенно он все больше узнавал об обширном заговоре, охватившем несколько держав и направленном против Медведицы и ее союзников. Чжалаиры копили силы для обширного вторжения в глубину Сварожьих Земель. С ними, покорившись после тяжкого разгрома туменами царевича Имбагая, обещался быть и азанский князь Драгомир. Более того: посланный Улзием для переговоров в Айваре, медведицкий перебежчик Тихомир Зимин рассчитывал извести князя Лютобора. Тогда во главе Медведицы станет Бронислав, женатый на сестре Иманта. Он, конечно, ни сном ни духом о готовящемся заговоре, но расчет был на то, что он окажется разумным человеком...
Итак, Имант, сын Радвиласа, одолевшего чжалаиров на Мрие, вступил в сговор с теми, кого его отец всегда считал врагами свободных стран. Он не заметил, как нарушил предсмертные заветы отца. Сейчас ему важнее всего было удержать власть, и при этом все равно было, на кого опираться.
И Сирвидас неусыпно нашептывал князю, провожая его то в загородную усадьбу, то в охотничий домик, где Имант сговаривался с чжалаирскими послами - тайно, чтобы не узнали прежде времени ни медвединцы, ни князь Азуолас.
- Ты будешь величайшим государем, когда победишь всех противников, внешних и внутренних! Ты поддержишь Улзия, а он, если потребуется, поддержит тебя. Ты слышал, что рассказывают послы о численности и подготовке чжалаирского войска? На свете нет равных им! При заключении союза с Улзием тобой руководит мудрость.
Но Сирвидас не признавался, что им самим руководит чжалаирское золото, полученное за посредничество.
А Имант теперь еще больше дорожил своим любимцем, чем до великого княжения; он верил, что советы Сирвидаса приносят ему большую пользу, и тот сделался при нем в самом деле как живая тень. Князь не жалел наград для бывшего холопа, и, в конце концов, возвел его в княжеское достоинство и дал ему в управление город Рангуту. Никто, даже князь Азуолас, все более не выносивший Сирвидаса, не смог переубедить Иманта.
Сделавшись князем, фаворит лишь ненадолго отлучился поглядеть свои новые владения. Их, как и раньше, поручил своему брату Вайшнорасу, а сам быстро вернулся ко двору.
В Рангуте, в пожалованном Сирвидасу замке, между братьями состоялся примечательный разговор. Вайшнорас, человек более осторожный, радовался небывалому возвышению брата, но и тревожился тоже.
- Теперь тебе беречься надо! Если вдруг Имант в тебе разочаруется, вот это вот все, - он обвел руками, как бы желая обхватить богатую обстановку княжеских покоев, - может исчезнуть. И еще как бы не с твоей головой!
Сирвидас загадочно усмехнулся.
- Даже если бы Имант пожелал когда-нибудь от меня избавиться, я к тому времени заполучу еще более надежный якорь: Ауштру! Как пожалованный князь, я теперь имею право жениться на дочери и сестре великих князей. А уж брачные узы разорвать не так легко, как между господином и слугой.
Его брат вытаращил глаза от изумления и отшатнулся, едва не перевернув стол, за которым они обедали.
- Ты что, ошалел?! Да за княжну тебе еще скорей голову оторвут! - прошипел он страшным шепотом.
Но Сирвидас все решил, и теперь был убежден в успехе.
- Я уже давно потихоньку, незаметно приручаю Ауштру, и, уверен, скоро она захочет быть со мной. Ну а тогда у них не останется выбора! Да и Имант, я уверен, скорее согласится отдать за меня сестру, чем прикажет казнить. Ну а тогда... я второй человек после великого князя, когда старик Азуолас умрет! Быть зятем правителя в наше время дает огромные возможности! Вон, темник Улзий, даже не чжалаир родом, ныне правит всей Ордой. А с чего начал? Хан Алтан за него отдал свою сестру в благодарность за военную помощь. Хана того давно нет, а Улзий все в гору идет! Или зять медведицкого князя - Лютобор Яргородский. Женился на его сестре, и сам великий князь его почитает как отца или старшего брата.
- Вон куда ты метишь! - удивленно протянул Вайшнорас. - Только мы-то не чжалаиры! И у Улзия боевая сила была в руках. А Лютобор Яргородский все-таки родич нашего государя, природный князь, хоть и безземельный, и к тому же ведун, как все говорят. А тебе-то за что такая честь?
- Для Иманта и Ауштры чести и во мне хватит, - решительным тоном, сильно отличавшимся от его обычных слащавых интонаций, отвечал Сирвидас. - Увидишь, я через месяц приглашу тебя на мою свадьбу с княжной. А, если не веришь мне, то ничего от меня не получишь!
Сирвидас не преувеличивал: он настолько вознесся в правление князя Иманта, что мог надеяться на брак с его сестрой.

[Convollar]

Сколько их развелось среди людей, этих Сирвидасов! И не сами они расплодились, наш Сирвидас уж точно ошибка Радвиласа. Имант просто честолюбивый щенок, а вот Сирвидась держит в руках поводок. Азуолас живой пример того, что иногда верность неосторожно данной клятве оборачивается бедой и для самого клявшегося и для его страны. Меня по правде говоря удивляет эта клятва. Азуолас мог и отказаться поддерживать Иманта, Радвилас уже ничего не мог сделать, он умирал.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar!

Сколько их развелось среди людей, этих Сирвидасов! И не сами оги расплодились, наш Сирвидас уж точно ошибка Радвиласа. Имант просто честолюбивый щенок, а вот Сирвидась держит в руках поводок. Азуолас живой пример того, что иногда верность неосторожно данной клятве оборачивается бедой и для самого клявшегося и для его страны. Меня по правде говоря удивляет эта клятва. Азуолас мог и отказаться поддерживать Иманта, Радвилас уже ничего не мог сделать, он умирал.

Если он с кем-то ассоциируется - значит, мое произведение актуально и неплохо получается!
Верно, его Радвилас тоже проглядел, не подумал, каким образом Сирвидас использует свое влияние на его сына. Да и на дочь, кстати, тоже.
Азуолас, когда клялся, разве боялся, что ему кто-то другой что-то сделает? Его бы собственная совесть замучила, в первую очередь, если бы нарушил клятву. Да еще данную любимому брату, предсмертную волю его! Такая клятва считалась священной.

А княжна Ауштра в самом деле, еще не отдавая себе отчета, двигалась навстречу честолюбивым мечтаниям Сирвидаса. Она часто видела его в свите своего брата, но до поры до времени не придавала ему значения: то ли была еще слишком молода, то ли благодаря разнице в положении. Но вот истек год траура по князю Радвиласу, и княжна все чаще стала сопровождать брата на охоты, пиры, танцы и прочие развлечения, которые любила не меньше самого Иманта. И не раз, когда она спускала ловчего сокола на диких уток или кружилась в веселой пляске под звуки рожков и гуслей, рядом с ней оказывался друг ее брата. Всегда услужливый, приятно-любезный, он забавлял княжну остроумными историями, которые умел рассказывать с чувством и уместно, оказывал ей услуги. Возвращал ей улетевшую птицу, нашел слетевший с ее руки браслет, весь оцарапавшись в колючих кустах. Но делал все так уважительно, что даже более строгий брат, чем Имант, не обнаружил бы в поведении Сирвидаса ничего, кроме должного почтения к княжне. Да, что и говорить: Сирвидас далеко ушел от былого мальчишки-слуги! Теперь это был образованный человек, лощеный придворный, ничем - во всяком случае - во внешних обычаях, - не уступавший исконной литтской знати.
Постепенно Ауштра начала искать именно его общества. Когда готовилась к очередному приему, радовалась, что там будет Сирвидас. Когда ее одевали служанки, она выбирала наряды и украшения, втайне надеясь, что ему понравится. Смотрела на себя как бы его глазами. Если он не появлялся несколько дней, например, уезжал по приказу Иманта, княжна скучала. И радовалась, когда снова могла его увидеть.
Тем не менее, пока Сирвидас оставался много ниже по положению, Ауштра не смела влюбляться в него. Она себя заверила, что его общество просто приятно ей, как и ее правящему брату. И скрывала растущие в ней чувства, так что ни ее мать, ни одна из ее подруг или доверенных прислужниц ничего не подозревала, не говоря уж об Иманте. Дочь Радвиласа умела хранить свои тайны.
Но, когда Сирвидас получил Рангутское княжество, княжна стала волноваться гораздо сильней. На пиру в честь его пожалования то один, то другой придворный говорил, что княжескому любимцу следует ввести молодую хозяйку в ворота пожалованного ему замка. А молодые девушки тут как тут - хихикали, норовили сесть поближе. Когда пошли в праздничный пляс, то одна, то другая девушка старалась протиснуться к Сирвидасу поближе, метали острые взгляды из-под ресниц. Ауштре потребовалось все самообладание, чтобы не выдать, как ее тревожат и злят эти девушки. Ведь Сирвидас теперь вправе породниться с любым из знатных семейств Литтского княжества. А ей почему-то ужасно не хотелось, чтобы он женился на другой.
Наконец - спустя очень долгое для княжны время, - хоровод рассыпался, перестроился, и Сирвидас ловко оказался с ней рядом, подхватил под руку.
- Княжна моя! - шепнул ей на ухо, почти касаясь губами золотистого завитка волос возле пунцового ушка девушки.
Сердце у Ауштры забилось часто-часто, и сделалось жарко, и совсем не от танцев. Она бросила на него яркий, блестящий взор, каким только могла отозваться без слов.
И в следующие дни Сирвидас и Ауштра, если встречались, то всегда на людях, и не могли поговорить открыто. Он с ней был исключительно любезен, но что стояло за придворной учтивостью? Пару раз княжне показалось, что она вновь видит его манящий, пронизывающий взор. Но вокруг всегда вертелись люди и, конечно, другие девушки, ставшие ненавистными для Ауштры.
По ночам княжна не могла уснуть. Становилась на пол босиком, подходила к окну, охлаждая разгоряченное тело и голову, - не помогало. Сирвидас виделся во сне и наяву, мечтался, желался ей. А при мысли, что он может жениться на другой, у девушки закипала кровь. Недаром же род литтских князей происходит от русалки, - а водяные девы, хоть и холодны на ощупь, весьма охочи до любовных игрищ. Было, было в кого пойти Ауштре: отец ее тоже не из одного долга перед Литтским княжеством породил стольких детей. Только он всегда был осторожен. С понравившейся ему аллеманской графиней не допустил никаких вольностей, ради других, более важных целей. А вот Ауштра, возможно, самая романтически настроенная среди литтского княжеского рода, готова уже была спуститься в любви ниже своего сословия.
И она поднялась с постели, гонимая лютым зверем желания и ревности. Стараясь двигаться бесшумно, подошла по переходам спящего замка к покоям Сирвидаса, неподалеку от великокняжеской опочивальни. И, набравшись смелости, постучала. Сперва чуть слышно, затем, глубоко вдохнув воздух, громче. "Светлая Лада, помоги мне, бедной", - подумала она по-сварожски.
Тем временем Сирвидас сладко спал, видя во сне осуществление самых заветных мечтаний. Но слух у него был чуткий, и он мигом пришел в себя, услышав стук в дверь. Было начало ночи. По тому, как решительно, хоть и приглушенно, стучали, княжеский фаворит сразу определил, что его беспокоит кто-то, знающий, что ему откроют всегда.
- Имант?  - спросил он, подходя к двери.
- Ауштра, - донесся женский голос, тихий, трепещущий, словно говорившая боялась быть пойманной на месте преступления, боялась и себя самой.
На лице Сирвидаса на миг мелькнула торжествующая усмешка, пока он отворял дверь. Но, когда он увидел княжну - в длинной, украшенной кружевами ночной сорочке, с распущенными по плечам волосами, вдохновленную и робеющую одновременно, - он принял совершенно другое выражение. Протянул ей руку с самым участливым видом.
- Чем обязан, прекрасная госпожа? Ты всегда можешь располагать мной!
Какой небесной музыкой прозвучали эти слова в ушах девушки, какой сладкой мукой! Дрожь охватила ее, сердце забилось отчаянно. Она качнулась вперед, и Сирвидас подхватил ее, пока еще осторожно обнимая за плечи. Но княжна и не думала отстраняться. Обхватила его за шею, страстно зашептала на ухо:
- Не могу без тебя больше! Хочу быть только с тобой! Ничто мне не запретит! Если только ты сам меня прогонишь, а так - никто!
И, ликуя, что его заветные мечты сбываются еще быстрей, чем он думал, Сирвидас подхватил девушку на руки, отнес на кровать. На пол упали сорванные второпях сорочки, мужская и женская, набедренные повязки...
Потом они лежали, обнявшись, и голова княжны покоилась на плече у ее любовника. Когда схлынул первый порыв, и оба обрели возможность рассуждать, Сирвидас печально проговорил, перебирая роскошные волосы девушки:
- Нам придется держать втайне наши встречи, пока я не подготовлю Иманта как следует, чтобы он позволил нам пожениться. При дворе не всем нравится мое возвышение. Даже князь Азуолас ненавидит меня...
- О, хоть бы Имант никогда не слушал этого назойливого старика! - Ауштра гневно сжала кулачки; недаром же ее имя значило "буря". - Ах, мой Сирвидас, я буду скрывать нашу тайну, сколько потребуется.
- Если откроется раньше времени, меня повесят, - печально произнес он.
- Тогда я умру вместе с тобой, клянусь нашей любовью!
- Тихо, тихо, девочка моя, - проговорил княжеский фаворит, наслаждаясь тем, как легко оказалось покорить внучку Алджимантаса, дочь Радвиласа. - Немножко ловкости, чуть-чуть терпения - и мы добьемся счастья. Не придется никому умирать!
Ауштра всхлипнула, не зная, радоваться ей или отчаиваться, и опять прижалась к любовнику, ища ласки.
И они стали встречаться втайне ото всех. Сирвидас искал подходящего случая, чтобы возвыситься еще больше в глазах князя Иманта и, как следствие - в государстве. Ауштра, следуя его наказу, скрывала их отношения ото всех. Хоть и говорят, что по-настоящему сильной любви не утаишь, но она же была дочерью Радвиласа!
Но кое-чего княжна все-таки не учла, так что правда открылась сама собой. Спустя несколько недель она почувствовала недомогание: голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Когда поутру служанки одевали ее, Ауштра почувствовала запах благовоний одной из них, и внезапно позеленела, в животе все скрутилось тугим узлом, ее бросило в холодный пот.
Пока вокруг нее хлопотали прислужницы, одна из них бросилась к княгине Предславе - сообщить, что княжна заболела. А вдовствующая княгиня хорошо разбиралась в женских заботах. Взглянув на дочь, пришедшую в себя, но полулежащую в кресле, княгиня повелительным жестом отпустила посторонних, и... отвесила Ауштре звонкую пощечину!
- С кем нагуляла, дуреха, признавайся! - грозно потребовала она.
- Не понимаю, матушка, о чем... - испуганно заморгала девушка.
- Не прикидывайся! Ты беременна. Уж у меня-то в таких вещах есть опыт. Кто твой любовник?!
Аутштра сперва похолодела, а затем вспыхнула до корней волос, так что готова была осыпаться пеплом на глазах у матери. Она и не думала о такой возможности, упоенная то любовью, то страхом, и лишь сейчас с запозданием подумала о некоторых признаках в последнее время...
- Говори, кто опозорил тебя! - повторила мать, стоя над ней.
Княжна вскочила на ноги, ослепленная страхом и негодованием.
- Я вам не позволю повесить его! - и только тут спохватилась, что сболтнула лишнего.
- Повесить? - лицо Предславы, когда она схватила дочь за плечи, стало похоже на грозовую тучу. - Так твой любовник даже не знатного рода?!
Ауштра больно, до слез, прикусила себе язык. Жаль, что не раньше, чем у нее вырвалось это роковое слово! Ведь повешение - казнь для простолюдинов, знатному человеку грозило бы отрубание головы.
- Нет-нет, знатного, очень даже знатного, он князь! - Ауштра замотала головой, шепелявя из-за прокушенного языка.
- И какого же князя в Литтской Земле могут повесить?! - угрожающе продолжала хмуриться Предслава. - Хотя, погоди-ка... Сирвидас?!
Ауштра упала к ногам матери и, глотая слезы и кровь, твердила, что во всем виновата она одна, что все случилось по ее вине, просила пощадить Сирвидаса.
- Если вы его казните, я убью себя рядом с ним! - клялась она. - Нет такого закона, чтобы казнить за любовь! Матушка, если бы ты понимала...
По губам Предславы скользнула горькая усмешка. Возможно, зря она никогда не говорила своим детям, как сама некогда чуть не поддалась зову бурной молодости. Но удержалась, и впоследствии детей рожала законному супругу. А вот ее дочь не устояла!
- Я поговорю с Имантом. Пусть решит, как быть с вами, - проговорила она.
Полчаса спустя оба "преступника" стояли перед семейным советом. Кроме Иманта, тут присутствовал и Азуолас, как старший в роду. Вне себя от ярости и стыда, он ткнул дрожащей рукой в сторону Сирвидаса.
- Вот до чего дошло потакание подлому холопу! Обольстить княжну!.. Повесить немедля, как последнего вора!
Ауштра зарыдала, умоляя то брата, то дядю, то мать пощадить ее возлюбленного, угрожала иначе убить себя вместе с неродившимся ребенком. Слезы и бессвязный лепет лились потоком.
Имант растерянно взглянул на Сирвидаса. Тот молчал, ожидая, как повернется дело. Не подумал, что так выяснится его связь с Ауштрой!
- Ты-то что молчишь? - напустился на него великий князь. - Я тебя возвысил, как никого в нашей стране. Я тебе доверял в самых важных государственных вопросах. И вот как ты мне платишь?!
В его голосе Сирвидасу послышалась боль. Он уловил, что его господин все еще его любит, и воспрянул духом.
- Если я тебе больше не нужен, государь, ты вправе казнить меня, обречь на несчастье свою сестру! Я умру, благословляя ее и тебя.
Ауштра зарыдала еще громче, уже не в силах говорить. Имант поморщился. Конечно, Сирвидас был ему нужен. Его советы, его поразительная находчивость сейчас были еще нужнее молодому князю, чем в отрочестве.
Но князь Азуолас был по-прежнему непримирим. Он побагровел от гнева, на лбу его вздулась жила.
- Если бы брат мой Радвилас видел, как в его доме творится непотребство! Как его дочь спит с холопом! - не то прорычал, не то простонал он.
- Отца нет на свете, а за наше время отвечаем мы, - проникновенно отозвался Имант. - Сирвидас полезен мне. А, казнив его, мы ведь не решим вопроса, как быть с Ауштрой. Даже если не дать ей родить, рано или поздно выяснится, что она себя не соблюла. Так пусть Сирвидас, князь рангутский, советник великого князя, возьмет в жены княжну Ауштру! И волки тогда будут сыты, и овцы целы. Через седьмицу отпразднуем свадьбу!
Сирвидас с Ауштрой упали на колени, благодаря Иманта за его благодеяние. Княгиня Предслава нахмурилась было, но и она вынуждена была признать, что судьбу ее дочери трудно устроить лучше в сложившихся обстоятельствах.
Но князь Азуолас, когда услышал решение племянник, из багрового сделался белым как мел. Какой-то миг казалось, что он сейчас рухнет замертво. Однако он не зря был сильнейшим из рода Алджимантаса: даже в старости не мог позволить себя убить хотя бы и самому страшному потрясению. Выпрямился, с ненавистью глядя на Сирвидаса, и с гневом, печалью, укоризной - на Иманта.
- Похоже, я тебе больше не нужен, - хриплым голосом обратился он к племяннику. - Так я уеду к себе в Лутаву, а ты тут управляйся, как хочешь и с кем хочешь!
И вышел, в тот же день покинув Айваре вместе с сыном и со своими воинами. Айварас пытался было помирить своего отца и двоюродного брата, но все тщетно. Раскол в княжеской семье зашел слишком далеко.
А князь Имант выдал свою сестру замуж за Сирвидаса, который теперь без преувеличения становился вторым человеком в Литтском княжестве. Теперь уж им никто не мешал править, как сочтут нужным. Два года спустя Имант поведет войско на помощь Орде, в глубину Сварожьих Земель, к самой реке Светловодной, на Журавлиное поле.

[Convollar]

Ну, что с Ауштре взять! В юности мы все ждём любви, поэтому частенько принимаем за ней нечто совсем другое. Однако то, что простительно в 21-ом веке, во времена Азуоласа было несмываемым позором. Тем более, что речь шла о княжне. Сирвидас, видимо, всё это просчитал, только вот не ожидал столь скорой развязки. А выхода действительно не было. Либо опозорить Ауштре, либо выдать её замуж. Однако, решительная девица, эта Ауштре.

[Артанис]

Большое спасибо, эрэа Convollar!

Ну, что с Ауштре взять! В юности мы все ждём любви, поэтому частенько принимаем за ней нечто совсем другое. Однако то, что простительно в 21-ом веке, во времена Азуоласа было несмываемым позором. Тем более, что речь шла о княжне. Сирвидас, видимо, всё это просчитал, только вот не ожидал столь скорой развязки. А выхода действительно не было. Либо опозорить Ауштре, либо выдать её замуж. Однако, решительная девица, эта Ауштре.

С нее - нечего. А вот со старших в семье... Впрочем, им бы и не приснилось, до чего она дойдет. А теперь и вправду деваться некуда.
Впрочем, я думаю, если бы в наше время дочка какого-нибудь олигарха влюбилась... ну пусть даже в подающего надежды менеджера, пробившегося всеми правдами-неправдами (больше последними) из низов, - вряд ли бы ее родные такое одобрили. Жениха, по крайней мере, ей бы постарались подыскать в более близких и полезных кругах. А с ее избранником еще и расправиться бы могли, если он не отступит сам. Единственно, что она бы не считалась опозоренной самим фактом добрачной связи. Социальная дистанция все еще существует и в наше время.
Что и говорить, Азуолас не ожидал такого от своей родни! Хотя сам, помнится, был причастен к некоторым рискованным романтическим историям...
Сирвидас не ожидал, что все выяснится таким образом, когда он еще не подготовил почву. Все-таки он не был женщиной, и не подумал, что Ауштра может забеременеть, да еще почти сразу. Но он и так выкрутиться сумел. Хотя и рисковал, очень.
Как высшая по положению, Ауштра могла проявить инициативу. Еще не хватало, чтобы ее соблазнял подданный ее брата! В понятии "госпожа" содержится мужской элемент, это господин женского рода, стало быть, ей и следует действовать решительно и смело, как мужчина. В паре "женщина-хозяйка и мужчина-подчиненный" они до известной степени меняются полом.

Глава 32. Союзники и враги
Там, где узкая речка Паутинка, извиваясь, впадает в Светловодную, собирались биться сварожане с чжалаирами. Должны были принять участие и литты, причем по обе стороны. Старшие сыновья Радвиласа, Саулис и Линас, выстроили свои полки, один на левом крыле сварожского воинства, другой на правом. Давеча они на совещании воевод решительно высказались за то, чтобы перейти Светловодную и встретить врага на левом берегу, что и было сделано.
А их младший брат Имант шел на помощь чжалаирам, но медленно, нехотя. Утром, когда начиналась битва, он не спешил покинуть свой лагерь в нескольких верстах от Журавлиного поля.
Поле Журавлиное, что скоро станет местом и славы, и скорби! Нет нынче журавлей, бродивших по болотистым речным берегам. Спугнули их люди, как и лебедей, что всю ночь носились над водой, не находя себе пристанища. Совсем скоро не по-осеннему сочные луга будут изрыты копытами коней, реки и ручьи потекут кровью.
Одним краем Журавлиное поле, начинавшееся у слияния рек, упиралось в глубокие, поросшие кустарником овраги, другим врезалось в высокую зеленую дубраву, грозно шумевшую на ветру. Туда, в лес, с ночи отступил медведицкий Засадный полк под началом князя Бронислава и Лютобора Яргородского. Только ему, вещему, ведомо все, что должно сегодня здесь произойти. Ему - да еще тем, кто в судьбоносный для сварожан день спустился на облачных конях из Ирия, чтобы помочь своим наследникам. Все, что было когда-либо сильного и храброго в Сварожьих и Литтских землях, сегодня незримо присутствовало здесь. И все, кто погиб за долгие годы чжалаирского ига, и те, кто жил раньше, поднялись в едином порыве, - все, кто еще не успел возродиться в своих потомках. Небесная Рать незримо реяла над головами живых, вдохновляла, направляла, придавала сил. Там, незримо для большинства живых, за них поднялись сегодня величайшие сварожские герои. Князь Святослав Храбрый сменил льняную сорочку на кольчугу, в которой некогда бился с викингами и аллеманами. Бронислав Великий, гроза команов, был готов помочь своим потомкам, ополчившимся против чжалаиров. Стемир Сильный летел на вороном, как грозовая туча, коне в гущу сражения, выхватив меч левой рукой из ножен. А за ними витали над полем вовсе дальние предки, легендарные и безнадежно позабытые потомками, вплоть до Сварта, прародителя сварожан, литтов, лугийцев, норландцев; он летел впереди всех на крылатом коне, и большая соколица парила над его головой. Нынче никто из живых уже не помнил о Сварте, не слышал о единых корнях разных народов. Но обитателям Вышнего Неба открывалось многое. Там они могли встретиться со всеми поколениями своих предков. И, равные им, вливались в единую силу, которые ныне пришла на помощь живущим на земле сейчас.
Князь Радвилас Алджимантасович тоже был среди Небесной Рати. Он летел сквозь облака на молочно-белом коне с лебедиными крыльями. Зоркими, снова молодыми глазами видел все Журавлиное поле, каждый момент сражения. И радовался, видя, как грамотно медведицкий князь и его воеводы выбирали место для боя. Журавлиное поле напомнило Радвиласу Мрию. Вот те овраги непременно задержат разбег ордынской конницы, лишат ее преимущества подвижности. И пешая рать уже готова была принять конницу на пики. Уж не Яргородец ли да Саулис с Линасом передали медвединцам науку, как одолеть Орду? Два года назад, на реке Стрелке, войско медведицкого князя разбило тумены мурзы Хулагу, а теперь настал решающий бой, со всей ордынской силой, под предводительством самого темника Улзия.
Радвилас довольно усмехался, глядя, как исполняется на Журавлином поле замысел сварожских и литтских вождей. "Наша школа, наша! Теперь подождать, пока чжалаирские тумены выдохнутся, колотясь лбом о сильную пешую рать, а затем сварожские конные полки налетят с обеих сторон и окружат. Но враг силен, правое крыло укрепить не мешает... Ага, вон, возле ручья стоит запасной полк! Все предусмотрели! Теперь от силы духа их воинов зависит все: победа над Ордой или смерть и рабство..."
Ныне, в Небесной Рати, великий литтский князь забыл прижизненные распри с Медведицей, соперничество литтов со сварожанами. Теперь они не имели никакого значения. На Вышнем Небе их народы были едины в начале начал: ведь и Лиитас, сын русалки, был правнуком Сварта. И Радвиласа охватила гордость, что их народы стали плечом к плечу против общего врага, как братья. Хоть и не суждено было ему дожить до решительной битвы с Ордой, но он все равно видит ее, и всей душой с теми, кто продолжает начатое им на Мрие. Пусть не из Литтского княжества прозвучало решающее слово, но они все равно заодно! И здесь, в Небесной Рати, вместе с ним и другие литтские родоначальники, их знаменитые герои, смешались со сварожанами, как один народ, и на самом поле боя - тоже. А это большая сила, Орде против нее не устоять! Радвилас, как и все воины Небесной Рати, улавливал текущие от Орды нити черного колдовства, видел чжалаирских духов, которых шаманы призвали на помощь себе. И в небе тоже кипела битва, незримая, но не менее решительная. Перед светящимися всадниками на крылатых конях чжалаирские духи отступали с воплем, уменьшались, истаивали, не в силах никому повредить. Сварожане и литты воодушевлялись, их наполнял еще небывалый подъем сил, и они сражались, не чувствуя ни страха, ни усталости. Они ощущали поддержку, хоть и не знали, от кого она исходит.
Но почему, - задумался вдруг Радвилас, - к чжалаирам не приходит на помощь своя Небесная Рать, из царства Тенгри? Где же души их былых батыров, которые, объединенные в непобедимые тумены, завоевали полмира? Почему не воодушевляют своих наследников чжалаирские вожди прошлого, - Ерден-хан, Мунлик, Саин, Алтан, и сам Священный Повелитель людей и духов - грозный Монх-Оргил? Быть может, они не пришли на помощь, потому что не видят в своих потомках достойных наследников, тем более - в выскочке Улзии? Или не желают победы другим, там где когда-то сами не смогли покорить сварожан полностью? Не верят и не хотят, чтобы наследники превзошли их? А может, что-то переосмыслили в ином мире, как и он сам, и уже не считают путь завоеваний единственно верным? Смерть на многое открывает глаза и многое помогает узнать. Только вот бороться со вложенными людям в голову замыслами трудно даже тем, кто эти замыслы породил...
Размышления Радвиласа прервало резкое оживление на поле боя, где к тому времени уже кипела жестокая сеча, повсюду лежали жестоко изрубленные тела. Первые чжалаирские тумены, столкнувшиеся с пешей ратью, были почти полностью истреблены, жалкие остатки их откатывались назад, уже ни к чему не пригодные. Но и Большой Полк сварожан едва ли не целиком улегся в плодородную черную землю. А темник Улзий уже послал в бой новые тумены. Они перестроились и ударили в правое крыло сварожского войска. В бой вступили литты и дебрянцы князя Линаса.
"А теперь Саулису вмешаться пора! Вот сейчас ударить, когда они втянутся посильней, отрезать тот тумен от других - только пух и перья полетят!" - думал Радвилас, представляя, как сам бы действовал при жизни на месте сварожских и литтских вождей. Он так увлекся, словно и вправду мог еще командовать битвой. Все же в телесном существовании есть немалые преимущества, каких чистый дух лишен. Ах, если бы он мог хоть ненадолго, для одной этой битвы, обрести плоть!.. Но увы, это было невозможно!
А Саулис как будто услышал мысленный призыв отца, хоть и не подозревал, что он рядом. Он повел свой полк на помощь в точно рассчитанное время, хотя его воины уже давно рвались в бой, точно птицы со связанными крыльями. В воинской и полководческой дальновидности старшему сыну Радвиласа было не отказать. Он ударил своим полком как раз вовремя, зажимая чжалаиров в клещи. На берегу Паутинки кипела злая сеча.
Теперь Радвилас невольно восхищался мужеством и вместе с тем - хладнокровием своих сыновей, которых недостаточно ценил при жизни. И Саулис, и Линас не жалели сил в бой битве, сторицей отдали долг принявшему их Медведицкому княжеству. Князь Радвилас мог по праву гордиться своими храбрыми сыновьями. Ведь в них все было от него: ум и решимость, с какой действовали, истинно литтская выдержка и отвага, с какой устремлялись в бой. Он всем сердцем желал победы литтским полкам, рея над ними на своем облачном коне, тревожился за сыновей, когда им грозила опасность, радовался, когда они одолевали сильного противника. Если бы Саулис и Линас могли видеть тайное, как Лютобор Яргородский, они бы узнали, что их отец был в тот день с ними.
И Радвилас видел в тот день все ужасы и чудеса Журавлиного поля. Видел, как не жалея себя, бились тысячи людей, простых и знатных, из разных племен. Видел, как в решающий миг, когда численное превосходство Орды стало все же одолевать, из леса устремился Засадный Полк, чудом сбереженный до этого часа Лютобором Яргородским, который не позволил пылким сварожанам атаковать раньше решающей минуты. А вслед за воинами в битву двинулся и... сам лес! Могучие деревья двигались сквозь землю, они окружали и поглощали чжалаиров, только их. Откуда-то взялись разные лесные звери, они бросались на ордынцев, терзали их, пугали их коней. Вскипели, разбушевались волны Светловодной. Резко завыл ветер. Застонала земля.
Даже воины Небесной Рати были изумлены почти так же, как живые. Вряд ли кто из них подозревал, на что способны сварожские боги, если к ним воззвать во имя защиты родной земли. Радвилас, как и все, глядел с ужасом и восторгом, как гибнет или обращается в бегство чжалаирская Орда, сто сорок лет устрашавшая все народы. Высшие Силы пришли на помощь, как только люди сделали все, что было в их человеческих силах.
И только тут он вспомнил об Иманте и потянулся мыслью к нему, пронизывая облака на белоснежном крылатом скакуне. Он почти позабыл о любимом сыне, волнуясь о судьбе старших. Имант так и не пришел на бой, хотя поджидал, собрав войско, невдалеке, выслав разведчиков. Но, после всего, что творилось на поле боя, Радвилас никак не мог упрекнуть сына за опоздание.
"Молодец, мальчик мой, что не влез в эту кровавую кашу! Все-таки тебе досталась от меня предусмотрительность. Если уж пошел с чжалаирами, так хоть не положил войско зазря. Нынче за сварожанами такие силы, что вся мощь Орды и ее союзников ничего не стоит. Если хочешь жить и править, Имант - уйди мирно!" - взывал Радвилас к своему сыну, словно надеялся, что тот услышит.
Имант же и сам не спешил на поле боя, а был намерен вступить в сражение только если победа чжалаиров определится точно. По правде говоря, литтскому князю не очень-то хотелось идти на эту войну. Он был ленив, да и сознавал, что воинскими дарованиями далеко уступает своему отцу и дяде, и даже старшим единокровным братьям. И теперь мысленно подыскивал причины, почему не следовало спешить. Жрецы-гадатели предсказывали неблагоприятный исход войны. Третий союзник Иманта и Улзия, князь Драгомир Азанский, вел себя как-то странно все это время. Тоже не спешил на войну, двигался со своим войском очень медленно, причем так, что норовил отрезать Иманту дорогу, литтам пришлось обходить азанцев по широкой дуге, и они чуть не заблудились. Драгомир так и не пришел, а этим утром, покуда литтские воины вооружались, прислал Иманту письмо, в котором сообщал: "Я на помощь Улзию не пойду, и тебе не советую". Задумал всех перехитрить! Э, - вдруг сообразил Имант, - да уж не в сговоре ли Драгомир с медвединцами, не выдавал ли им тайны союза?! Вот и положись на таких!
И он ждал со своим войском верстах в двух от Журавлиного поля, какие вести принесет разведка. А сам с сожалением вспоминал, как отговаривал его князь Азуолас от союза с Ордой. Кто знает, быть может, старик окажется прав? А если, пока Имант с войском бродит по чужим землям, его дядя предпримет переворот, и, вернувшись, обнаружишь на престоле его? Молодой князь понимал, что действовать исподтишка - не в духе князя Азуоласа, но он отвык доверять людям.
Было и еще одно обстоятельство, почему Иманту не хотелось идти в бой. Он совсем не желал столкнуться в битве со своими старшими братьями. Мысленно содрогался, представляя себе горящее гневом лицо Саулиса, его занесенный меч... Кроме того, он ведь клялся умирающему отцу не поднимать руку на своих братьев. А как быть, если братья поднимут руку на него?.. Словом, у Иманта было достаточно причин не спешить на Журавлиное поле.
Сопровождавшие его в поход военачальники недоумевали. На каком это основании великий князь велит им строиться к битве, чтобы потом полдня стоять на месте? Боится невидимых врагов, что ли?
- Государь, ты не сдержишь слова, данного Улзию? - тихо, чтобы посторонние не слышали, спросил Монивид.
Имант прислушался к отдаленным звукам сражения. Даже на таком расстоянии доносились лязг железа, топот, ржание коней. И еще какие-то звуки, очень странные: шум, какой бывает лишь в лесу в очень сильный ветер, приглушенный гул, рокот. Что же там творится?..
- Этой ночью я видел во сне моего отца. Он велел мне быть осторожным, - отозвался Имант.
В это время примчались разведчики. У них был вид затравленных зайцев, и в глазах плескался такой же ужас. Когда они, перебивая друг друга, стали рассказывать об ожившем лесе и вышедшей из берегов реке, о том, что сварожане, почти все истребленные, вдруг ожили и одолели чжалаиров, - Имант и литтские воины не могли поверить. Но и новые посланные подтвердили: Орда разбита, Улзий с горсткой воинов сбежал, сварожане торжествуют победу, и стихии бились за них.
Услышав о бесславном поражении "непобедимой" Орды, Имант презрительно усмехнулся. Он имел право презирать, так как сам не потерял ни одного воина. И он приказал повернуть назад, даже не соблазнившись возможностью напасть на обессиленных победителей или на лишенную войск Медведицу. Иманту не хотелось проверять, какие еще силы стоят за ними!
Впоследствии медвединцы назовут литтского князя Имантом Опоздавшим, так что это прозвище войдет в историю. Но на тот момент сын Радвиласа не думал о своей будущей славе, а спешил поскорей возвратиться домой. Мысленно он хвалил себя, что хватило ума не сражаться за проигравшую сторону. Кто бы мог подумать, что у Медведицы и ее союзников такая сила, что сумеют одолеть саму Орду?!
А из Небесной Рати наблюдал за своим сыном, любимым даже теперь, когда чуть не совершил роковую ошибку, князь Радвилас. Он надеялся, что неудачный союз с чжалаирами станет для Иманта хорошим уроком, и тот впредь станет более разборчив в выборе союзников.

[Convollar]

Казалось бы, душа, свободная от оков тела, должна, по крайней мере прозреть. Но нет, Радвилас, как и прежде, оправдывает Иманта и даже хвалит его. Хотя уже один только союз с Ордой говорит о многом. Хорошо хоть, признал, что его старшие сыновья настоящие воины. Однако сама битва написана очень хорошо и ярко. Небесная рать, оживший лес, оборотни - замечательно. Но Имант конечно предусмотрителен, что да, то да. Однако жаль, что он не участвовал в битве, глядишь, одной проблемой стало бы меньше.