Большое спасибо, эрэа
Convollar! 
Казалось бы, душа, свободная от оков тела, должна, по крайней мере прозреть. Но нет, Радвилас, как и прежде, оправдывает Иманта и даже хвалит его. Хотя уже один только союз с Ордой говорит о многом. Хорошо хоть, признал, что его старшие сыновья настоящие воины. Однако сама битва написана очень хорошо и ярко. Небесная рать, оживший лес, оборотни - замечательно. Но Имант конечно предусмотрителен, что да, то да. Однако жаль, что он не участвовал в битве, глядишь, одной проблемой стало бы меньше.
Я думаю, что душа освобождается от прижизненных страстей постепенно. Радвилас умер всего за три года до того, кое-что переосмыслил, но многое еще сохранилось. На Журавлином поле он душой был со старшими своими сыновьями, а сердцем - с Имантом. Их наконец-то признал равными себе, увидел, на что они способны, а за младшего скорее волнуется, как за ребенка: "Не влезай, убьет!.. А, не влез? Ну молодец, хороший мальчик!" Разве так уж легко отцу перестать любить сына? Тем более, что тот сделал ошибку, но тут же сам исправил ее, то есть, пока еще подает надежды на будущее. Поглядим, до чего Имант дойдет дальше.
Битва на Журавлином поле гораздо подробнее описана в "То, что всегда с тобой". Там ее описание занимает три главы. Повторяться мне не хотелось, и я показала лишь с точки зрения Радвиласа, то, что важно было для него.
Иманту вот не хотелось, чтобы его проблема решилась таким образом. Узнаем, что он будет делать дальше. Где еще точку опоры найдет.
Но Имант не мог успокоиться, оказавшись вынужден опять рассчитывать лишь на собственные силы. Он ни на минуту не забывал, что в Темноборске продолжает сидеть Саулис, а в Лутаве - Азуолас. Их присутствие давило, обессиливало великого князя литтского. Старше него в роду оставались также еще двое дядей - Скалмантас и Лемтурис, но их Имант не опасался: они и в молодости не были особенно честолюбивы, а сейчас можно было вовсе их не замечать. Но более могущественные родичи - иное дело! Как ему быть князем, когда другие люди способны быть сильнее, влиятельнее него? Ответ он знал только один - найти союзников извне, опереться на чужую военную силу, укрепиться с ее помощью, чтобы крепко стать на ноги. Так он рассуждал, заключая союз с Улзием. Но тот сам оказался слаб, и его чуть не втянул в губительную авантюру. В ком тогда найти ему точку опоры?
В поисках ему помог все тот же Сирвидас. Он как-то вошел в покои к погруженному в невеселые размышления князю - бодрый, веселый, с лукаво блестевшими глазами. Усевшись напротив на скамью, склонился к уху князя и доверительно прошептал:
- Я обедал с аллеманским торговым советником, Арнульфом из Виллероде. Он готов прямо сегодня ссудить тебе пятьдесят тысяч золотых монет. И еще двести тысяч - при заключении прочного мира с Империей. Сверх того, советник клянется, что ты всегда сможешь располагать помощью аллеманов в случае военных действий!
Имант, удобно сидевший в кресле, при упоминании о золоте выпрямился и весь подобрался, а при словах о военной помощи не мог скрыть своего удивления.
- Так, так!.. И откуда же у торгового советника такие права, что он может ручаться за имперские войска, а?
Сирвидас с видимым смущением отвел глаза.
- Ну, он, вероятно, занимается в Айваре не только торговыми делами... В его руках сходятся многие нити...
Князь понимающе усмехнулся.
- Шпионит в моей стране? Ну-ну, я понимаю, иначе не проживешь. Уж лучше иметь под боком известного шпиона, чем скрытого... Что ж, пусть твой Арнульф приедет ко мне, скажем, за три часа до полуночи! Мне будет любопытно побеседовать с ним... Ты-то как сам думаешь - аллеманы не обманут?
- Арнульф мне поклялся на серебряных весах - это что-то вроде герба у торгового союза, - что честность, как в торговле, так и в политике, всегда была самой надежной силой у Аллеманской Империи, - вкрадчиво, медоточиво заверил Сирвидас. - Они недаром установили прочные связи почти со всеми государствами, их торговые дома - в каждом крупном городе. Золото и железо создали Империи огромную силу! Я считаю, на них можно положиться, мой государь!
- Да, наверное, ты прав! Империя, пережившая века - союзник понадежнее, чем выскочка Улзий, - задумчиво согласился Имант. И вдруг подмигнул своему зятю: - Я вижу, аллеманское богатство и тебя впечатлило, раз с таким жаром защищаешь союз с ними, а? У тебя в этом деле свой интерес?
Князь и его фаворит хорошо изучили друг друга; никто из них не испытывал ни малейшей обиды.
- Я ведь должен позаботиться, чтобы Ауштра со мной жила не хуже, чем до замужества! Кроме того, у нас дочь, могут и еще родиться дети, - надо же о них позаботиться!
- Заботься, да меру знай! Уже богаче всех князей стал! - Имант похлопал друга по плечу, жесткому от золотого шитья, сплошь покрывавшего кафтан. И, став серьезным, повторил: - Значит, сегодня вечером ко мне этого торгового советника! Но только все держать в тайне!
Вечером он принимал в своих покоях Арнульфа из Виллероде, явившегося по поручению из Конингсбурга. Тот держался спокойно, с достоинством, словно не считал литтского князя неизмеримо высшим существом, чем преуспевающий аллеманский торговец. Прежде всего позволил Иманту ознакомиться с условиями договора, подписанными и скрепленными императорской печатью.
- Император и его правительство, рыцарский союз и торговые гильдии окажут тебе, герцог Имант, всяческую поддержку, если ты передашь Империи прежде несправедливо отторгнутые у нее крепости: Фрейбург, Бэринбург, Борнхольм и ряд других...
Сперва Имант, услышав эти слова, отшатнулся, зло глянул на аллемана и на пергамент, который тот держал в руках. Вспомнились последние наставления отца, рассказы старших, каких трудов стоило отвоевать эти земли... Но от Иманта они были далеки, находились во владениях Азуоласа. Сам великий князь только выиграет, заключив союз с аллеманами, получит золото и военную силу. А, укрепившись на престоле с аллеманской помощью, он сможет отвоевать обратно отданные земли, и будет править, как его отец, твердо и самостоятельно! Да, так и будет, вот только сейчас без внешней помощи не обойтись...
И он проговорил, многозначительно глядя в острые глазки аллемана:
- Я бы согласился уступить эти владения по дружескому договору. Но вот князь Азуолас вряд ли отдаст их, пока жив.
Аллеман слегка кивнул в знак понимания.
- Герцог Азуолас слишком горяч и беспокоен для своих преклонных лет! А, если с ним ненароком случится несчастье, некому будет оспорить твою власть, государь!..
- Останется Айварас, - Имант тяжело вздохнул: все же с сыном Азуоласа они дружили с детства, не хотелось бы несчастья и ему. - Но помните: все должно быть сделано, не вызывая подозрений.
- Это уже не мое дело, - уклончиво заметил его собеседник. - Я всего лишь торговый советник, не обученный владеть мечом. Что я знаю о том, как на войне происходят несчастные случаи? Ничего не знаю. У Империи столько могучих рыцарей, что станут отныне твоими друзьями, герцог, и окажут посильную помощь! А меня уполномочили лишь передать тебе договор да ссудить твою светлость золотом...
Золото, власть, сила... Имант обещал себе, что нынешний договор с аллеманами всего лишь временная мера, что он сторицей все вернет... Рука его чуть дрогнула над пергаментом, но Сирвидас проворно вложил в нее перо, и Имант подписался.
Тем не менее, действовать следовало осторожно. Он не мог открыто и за один день передать аллеманам важные крепости, да еще во владениях своего дяди. Было лишь объявлено о заключении мира с аллеманами. В честь этого бывшие противники часто приезжали в Айваре и прямо ко двору князя, удивляли многих литтов своим богатством, повадками более цивилизованного народа. При дворе некоторые, особенно молодые, стали перенимать у аллеманов их одежды, развлечения, турниры, пиры, и расточали золото на разные вещи, большей частью бесполезные, лишь бы показать, что литты ни в чем не уступают аллеманам. Так рождалось подражательство, а значит, развивалась ущербность, ведь, чтобы подражать кому-то, нужно признать себя хуже того, кому подражаешь.
Что до князя Азуоласа, то он, как и многие старики, не одобрял сближения с аллеманами. Жил у себя в Лутаве, почти не появлялся в столице, и уже потому знал лишь внешнюю сторону событий. В сколько-нибудь прочный мир с Империей ему не верилось.
- Я на своем веку раз десять заключал с ними мирный договор, да что толку? - говорил он.
Айварас - тот однажды съездил в столицу по приглашению Иманта, с успехом поучаствовал в рыцарском турнире, повеселился вместе с двоюродным братом и его гостями. Имант сумел опять расположить Айвараса к себе. На прощание, обнимая его за плечи, уверял:
- Мы же все-таки один род, нам нужно держаться вместе! Убеди своего отца приехать ко мне. Понимаю, это трудно: он упрям как бык, закоснел в ненависти к аллеманам. Но времена меняются, и люди тоже! Я чувствую: сделав шаг навстречу, мы добьемся большего, чем военной силой.
Имант умел хорошо говорить; Айварас поверил ему больше, чем себе, как бывало в детстве. Но князь Азуолас наотрез отказался от поездки в столицу. Старику было бы слишком неприятно видеть заполонивших княжеский двор аллеманов, и Сирвидаса, который наверняка приложил руку и здесь. Больно было смотреть, как сын Радвиласа губит все, что создали они с братом. Азуолас уже не надеялся, чтобы племянник его послушал, тот как будто нарочно делал все ему назло. И теперь он отдыхал после многих жизненных бурь, рядом со своей Рингалле, в их тихом гнездышке в Лутаве, где когда-то прошел их медовый месяц. Его золотоволосая жрица и теперь еще была красива, хотя годы приближались к шестидесяти. Ее волосы с годами почти не потускнели, и синие глаза все так же радостно и влюбленно смотрели на супруга, который подарил ей мир за пределами Девичьего острова. Если она и изменилась внешне, то этого Азуолас не замечал, он лишь сожалел, что сам постарел; он ведь и женился на ней уже немолодым... В последнее время Рингалле говорила, что видит в огне тревожные знамения для мужа и сына. Но пока Азуоласу хотелось спокойно жить дома, вспоминать прошлое, сидеть с женой под дубом на берегу озера Белтане, где они проводили после свадьбы столько упоительных часов. К старости каждому хочется покоя...
Но внезапно лутавского князя навестил совсем неожиданный гость. Это был аллеманский рыцарь Фридмунд Кальтенвальдский, с которым они когда-то обменялись мечами, один из немногих аллеманов, которого Азуолас мог назвать другом. Фридмунд и прежде в дни перемирий, бывало, приезжал в Лутаву. Но сейчас он явился к Азуоласу один, странно мрачный, словно призрака встретил. Даже искреннее радушие хозяина не могло развеселить гостя.
- Ну. пойдем, повидаешь мою Рингалле, сына с женой, внуков! Никогда не думал, что внуков любишь больше, чем детей... Такие забавные, так приятно глядеть, как они бегают по залам и лопочут что-то по-своему!.. Или, может, сперва в трапезную, закусишь с дороги?
- Закусить не откажусь, - наконец, прервал Фридмунд молчание. - Но поговорить должен с тобой одним, по важному тайному делу!
Они прошли в трапезную, куда слуги уже подали превосходный обед. Гость и вправду проголодался с дороги, и лишь после пары обглоданных бараньих ножек поведал, с чем приехал:
- Я узнал, что племянник твой собирается передать нам ряд важных пограничных крепостей в обмен на поддержку золотом и войсками! Договор уже подписан. И, мало того: Имант дозволяет покуситься на твою жизнь.
Вся кровь отхлынула от лица Азуоласа, на котором резко обозначились все старческие морщины. Однако он тут же выпрямился, замотал головой, как оглушенный конь.
- Это не может быть правдой! Ты слышал от кого-то, но это ложь! Сын Радвиласа... великий князь... он не может такого! Не верю!..
- Я глубоко сочувствую тебе, герцог, но я сам видел договор, подписанный Имантом, - с глубоким состраданием проговорил аллеман, сжимая холодные, как у мертвеца, ладони Азуоласа. - Все наши рыцари, присутствующие в тот день в Айваре, засвидетельствовали, что видели договор. Теперь один его образец отвезли в Конингсбург, а второй хранится у Иманта. Если не веришь мне - попроси своего племянника показать его тебе. Я клянусь тебе на мече - вот этом, полученном от тебя, - что все это правда!
- Я тебе верю! Любой другой аллеман мог бы захотеть поссорить меня с Имантом, но не ты, Фридмунд, - голос старого князя звучал хрипло, отрывисто. - Скажи, почему ты меня предупреждаешь? Я же столько лет был врагом для вас, имперских рыцарей. Если удастся меня убрать, для Империи будет благом.
- Предательство никому не приносит блага, - покачал головой Фридмунд. - Ты с нами воевал, но честно, в открытом бою. Немногие из наших рыцарей могут быть так благородны, как ты, герцог Азуолас. Я у тебя учился доблести и чести. И я хочу, чтобы ты жил. И о наших я тоже думаю. Им не пойдет на пользу, если одолеют вероломством того, с кем не могли справиться столько лет.
- Да. Я понимаю. Трудно бывает, когда твои близкие поступают подло, - князь Азуолас поднялся из-за стола, исполненный праведного гнева, выпрямился во весь рост, словно бы и несколько десятков лет разом сбросил с плеч. - Я ему не позволю! Время еще не потеряно, спасибо тебе, Фридмунд! Я остановлю его вовремя! - прогремел его голос под сводами лутавского замка.
- Что ты задумал? Свергнуть Иманта? - спросил рыцарь, почти испуганный таким преображением своего собеседника.
Азуолас бешено взглянул на него, затем взял серебряный колокольчик, вызывающий слуг, нетерпеливо затряс его. На неистовый трезвон тут же отворились двери.
- Готовить воинов, седлать коней! Выступаем немедля! - распорядился князь и, обернувшись к рыцарю, решительно произнес: - Я очень стар, и быть может, это будет последним, что мне суждено сделать. Но я непременно свергну этого недостойного выродка с престола великих князей! Думаю, теперь и Радвилас понял бы, что выросло из его ненаглядного сыночка...
И каждое слово, каждый жест Азуоласа были исполнены такой силы, что Фридмунд не усомнился: тот всего добьется!
- Ну что ж, пожелаю тебе счастья! А мне пора ехать. Никто не должен знать, что я тебя предупредил, - произнес он, поднимаясь из-за стола.
Литт и аллеман на миг обнялись, как самые близкие люди. Затем Азуолас проговорил, всмотревшись в лицо друга на расстоянии:
- Как странно складывается судьба: ты, аллеман, меня спасаешь, а сын моего любимого брата желает погубить... Благодарю тебя, Фридмунд!
- Да не за что! - усмехнулся рыцарь. - Мои наилучшие пожелания тебе, Азуолас! Победы тебе!
Спустя два дня князь Азуолас с большим отрядом воинов приехал в Айваре. Он не выдавал своих намерений, все решили, что он внял приглашению племянника. Явился неожиданно, когда великий князь вместе с Римунасом и Сирвидасом были на охоте. Оглядываясь в замке, где давно не был, отметил, как сильно все изменилось. Обстановка во всех покоях была иная, устроенная на аллеманский лад. Придворные и слуги тоже были все новые, ни одного человека, служившего при Радвиласе.
- Прости, государь: мы и представить не могли, что дядя великого князя приедет именно сегодня, - проговорил встречавший его управитель, учтиво кланяясь. - Подожди в малой гостиной, государь, пока приготовят твои покои...
- Лучше проводи меня в покои великого князя. Ключи есть?
Управитель замер, не зная, как поступить.
- Ключи великий князь забрал с собой, у меня их нет.
- Значит, выломаем! - усмехнулся Азуолас, приглашая войти двух рослых воинов с топорами.
Когда разбили прочный аллеманский замок, Азуолас принялся рыться в ларе, где лежали государственные грамоты, не обращая внимания на столпившихся у дверей, ничего не понимающих слуг. Он даже не успел подумать, как будет извиняться перед племянником, если не найдет договора, о котором предупреждал Фридмунд. Но он нашел и, прочитав, потемнел как туча.
- Ах, Радвилас! Ты столько сделал для своего любимого сына, а ни чести, ни совести ему вложить не смог! - вздохнул он.
Тут у ворот запели охотничьи рожки. Вернулся Имант со своей свитой.
Там его ожидала большая неожиданность! Вся охрана замка была заменена воинами Азуоласа, и они молча скрестили пики перед носом у Иманта. И сам старый князь, мрачный и гневный, встретил его у ворот Верхнего Замка.
- Здравствуй, племянничек! Я тут приехал спросить, как это ты додумался продать Литтское княжество аллеманам! - прорычал он, ткнув злополучным договором в лицо Иманту.
Тот, как увидел грамоту со своей подписью в руках дяди, побелел, как мел, лихорадочно соображая, как оправдаться. Его брат Римунас недоумевающе переводил взор с одного на другого. А Сирвидас, когда лутавские воины грубо стащили его с коня, обмяк и повис в их руках; ноги его не держали, зубы выбивали дрожь.
Азуолас не захотел слушать, как они будут оправдываться, хотя по лицам все было ясно. Властно указал на обоих племянников:
- В темницу их! Я даю им время поразмыслить! А этого, - он указал на Сирвидаса, как на змею или на ядовитого паука, заползшего в жилище, - повесить на воротах Верхнего Замка!
В одно ошеломляющее мгновение любимец великого князя, сколько раз выходивший сухим из воды, понял, что это конец. Азуоласа, непреклонного, прямолинейного, как литтский дуб, не перехитрить, не опутать льстивыми словами! И Сирвидас лишился чувств, его золоченые сапоги бороздили землю, пока воины волокли его к воротам. Когда ему на шею надевали намыленную петлю, подвешенную к каменному зубцу, он ожил, неистово забился, пытаясь оттолкнуть воинов, дико завопил. Но не мог вырваться из рук нескольких человек. Несколько минут - и его тело в неестественной позе закачалось на воротах.
- Был холопом, и умер как холоп! Не сумел нажить княжеского достоинства! - буркнул Азуолас, отвернувшись прочь.
Навстречу ему выскочила Ауштра, вся растрепанная, без покрывала на голове. Налетела на дядю, царапаясь, как дикая кошка. За ней спешила ее мать.
- Чудовище! Убийца! - кричала Ауштра, пока воины не спеленали ее осторожно, но крепко.
- Ты что творишь, лешак? - ничего не понимая, крикнула Предслава деверю.
- Спасаю вас, дураков, от этого упыря! - кивнул он на труп Сирвидаса. - Ступай, Предслава, к своим детям! Упустила их, пока были маленькими, так, может, сейчас еще не поздно вразумить! - проговорил Азуолас с сомнением.
