Расширенный поиск  

Новости:

Для тем, посвященных экранизации "Отблесков Этерны", создан отдельный раздел - http://forum.kamsha.ru/index.php?board=56.0

Автор Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды)  (Прочитано 14663 раз)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Сколько правды и сколько политического лицемерия в речах высших царедворцев? У каждого своя цель, своя выгода. А за Кримхильду страшновато, она действительно на краю пропасти. Но есть надежда, что эту пропасть она преодолеет. Вот сможет ли король справится с самим собой? Он за все годы не состоявшегося, по сути, брака, похоже, даже не пробовал победить себя.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Карса, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Что задумала Кримхильда? Почему-то кажется, что её затея добром не кончится. Поведение Паучихи в отношении невестки странное. Неужели за два года она не поняла, какова молодая королева? Кримхильда кто угодно, только не шпионка. Королева-мать не так уж умна, если не разобралась в происходящем. И в тайну сына она, выходит, не посвящена, в отличие от майордома. Хотя, раз разобрался Карломан, то и другие могли бы. А в итоге, боюсь, случится какая-нибудь трагедия.
Кримхильда задумала вызвать ревность в своем муже. Вот только все пойдет не так.
Ну, пока вот Кримхильда демонстрирует приверженность к своим соотечественникам и к родной культуре. Пойми-ка ее!
Справедливости ради: то, что узнал Карломан, далеко не так просто выяснить обычным людям. У него свои дарования и свои источники информации, коими другие люди, даже самые могущественные, не обладают. Вы же не думаете, что в "То, что всегда с тобой" каждый мог бы действовать как Лютобор Яргородский?
А случиться все может, конечно! Впрочем, еще не сейчас.
Сколько правды и сколько политического лицемерия в речах высших царедворцев? У каждого своя цель, своя выгода. А за Кримхильду страшновато, она действительно на краю пропасти. Но есть надежда, что эту пропасть она преодолеет. Вот сможет ли король справится с самим собой? Он за все годы не состоявшегося, по сути, брака, похоже, даже не пробовал победить себя.
Насчет короля - как в воду глядите! :) Он пойдет по своему привычному пути: сублимировать свои желания, касающиеся жены, в драку. Она, конечно, не на это рассчитывала.

Глава 10. Милость короля
Избранные десять нибелунгских рыцарей оделись в доспехи и вооружились для показательного боя. Между тем, для собравшихся именитых зрителей слуги принесли глубокие удобные стулья, почти кресла. Король со своей женой, которую держал за руку, сели посреди круга придворных. По правую руку от них - королева-мать и принц Хильперик со своей невестой. За их спиной стояли Матильда и Фредегонда. По левую руку от короля - граф Кенабумский с супругой и Дагоберт Старый Лис. Позади них возвышались фигуры герцога Гворемора и Жоффруа де Геклена, командира паладинов. Прочие, менее именитые представители знати, кому не хватило стульев, выстроились позади. Плотной стеной окружили короля и его свиту паладины. А уж за ними следовали множество придворных рангом помельче; дворяне из разных стран, съехавшиеся на свадебные торжества; оруженосцы, герольды, менестрели; и множество самого разного люда. Весь замок уже узнал о преображении королевы Кримхильды и новом развлечении, затевавшемся еще до начала турнира.

И вот нибелунгские рыцари начали бой, разделившись на две пятерки. Первым из них, как и следовало ожидать, стал Гизельхер, Рыцарь Дикой Розы. Несмотря на молодость, он был уже знаменитым турнирным бойцом. Прежде чем атаковать своего противника, он бросил яркий взгляд туда, где сидела королева Кримхильда, и улыбнулся ей.

Вторую пятерку бойцов возглавил рыцарь, выглядевший противоположностью Гизельхеру. Его звали Дитрих Молоторукий, за что то он предпочитал биться боевым молотом. Он был немолод, более чем вдвое старше Гизельхера, но жилист, как сыромятный ремень, и ловок, как кот. Невысокого роста, с наполовину изъеденными зубами, он, казалось, не очень-то подходил для блестящих турниров. И действительно, стихией Дитриха Молоторукого была война, где он проявялял себя одним из самых умелых нибелунгских военачальников. Но при этом, Дитрих не одобрял лишней жестокости, и, во время войны, о которой здесь столько вспоминали, он не позволял нибелунгам расправляться с мирными арвернами, живущими в их городах. Дитриха тоже приветствовали опытные воины. Не раз он противостоял самым лучшим рыцарям на поле боя и на турнирах, не одного пометил шрамами...

И вот началась прекрасная и яростная пляска мечей. Сражаясь почти по-настоящему, нибелунги пели на своем языке, который многие при арвернском дворе хорошо знали:

Гибнут стада, родня умирает, и смертен ты сам; но смерти не ведает громкая слава деяний достойных.
Гибнут стада, родня умирает, и смертен ты сам; но знаю одно, что вечно бессмертно: умершего слава.*

И пускай они сражались всего вдесятером – но присутствующим виделось, что это два войска сошлись в кровавой рати. От Нибелунгов исходило такое величие, что даже Паучиха и Старый Лис ими невольно восхищались.

Король Хильдеберт также наблюдал за сражением пристально, с горящими глазами. Ему передалось воодушевление бойцов. Он перевел взгляд с поля боя на свою супругу. Такой, как сейчас - в образе девы войны, ведущей воинов к подвигам, Кримхильда ему нравилась еще больше. Она будоражила его кровь, разжигала желания... Он взял ее белую руку своей ладонью и слегка сжал. Кримхильде очень хотелось обернуться и посмотреть на супруга, но она нарочно не сводила глаз со сражающихся рыцарей. Губ ее коснулась тонкая улыбка. Пока все шло, как она задумала...

Зато другая пара среди сидевших зрителей не столь уж внимательно наблюдала за сражением нибелунгов, а затем и вовсе отвлеклись от них, глядя только друг на друга. Это были принц Хильперик и принцесса Бертрада, будущие новобрачные. Они беседовали, держась за руки, так что их пальцы сплетались в узел, какой обычно изображают на обручальных кольцах.

- Я очень рада, что нашим швацвальдским рыцарям не вздумалось что-то доказывать ради меня, как нибелунгам! А ты, мой принц? - спросила Бертрада.

- Я, конечно, тоже! Я согласен с графом Кенабумским: раз теперь у нас с Нибелунгией мир, люди должны сближаться ради мирных и приятных занятий. Вот, когда после турнира начнется бал, я тебя приглашу на аллеманский танец, самый модный в этом году.

Принцесса Бертрада очаровательно улыбнулась.

- Это замечательно! Учти, мой принц: меня дома никто не мог переплясать. С ночи до утра могу танцевать без устали, если каблуки на туфлях не сломаются!

- О, ну тогда тебе будет очень весело при арвернском дворе! - смеясь, ответил Хильперик, окончательно забыв о танцах клинков ради танцев бальных.

Влюбленные даже не замечали неодобрительных взглядов королевы-матери, которые та бросала на невесту племянника, усмехаясь про себя. Эта пара нашла друг друга, и теперь не замечают больше никого. Хильперик всегда был более мягким и миролюбивым, чем король, - не самые лучшие качества для принца крови. Родственники короля в Арвернии всегда были сильны и деятельны, отнюдь не сидели сложа руки. А ведь, если у Хильдеберта так и не родится сын, престол наследует Хильперик. Навсегда оставаться такой наивной не годится для возможной королевы. Неужели герцог Гримоальд упустил в воспитании своей внучки самое главное? Или она не такая уж простушка, и со временем сможет удивить не хуже Кримхильды?.. Нет, Карломан не мог так просчитаться!

На всякий случай королева-мать решила приблизить к себе принцессу Бертраду, узнать, что та из себя представляет. А с нею заодно - и ее шварцвальдскую кузину, из-за которой Ода прибежала сама не своя...

Над головами сражающихся нибелунгских рыцарей промчалась ласточка. В ее пронзительном голоске слышалось: "Слава вам, достойные дети Нибелунга, победителя дракона!"

Между тем, как королева-мать вспомнила о Фредегонде, на нее же обратила внимание и Матильда Окситанская, делая вид, будто томно глядит из-под длинных ресниц на поле боя. Матильда тихо вздохнула про себя. Ей было жаль девочку, так рано попавшую в водоворот придворных интриг. По ее мнению, Кримхильда напрасно желала оставить при себе кузину, едва достигшую отроческого возраста. Кроме того, глядя на девочку, герцогиня думала о своей падчерице и родной дочери, которые были ненамного младше Фредегонды. Значит, вскоре настанет и их черед быть втянутыми в придворные игры? Матильда хорошо знала, как это бывает - ее саму, хотя она была вдовой короля, ради заключения союза отдали замуж за герцога Раймбаута Окситанского, которого она презирала. И теперь она вынуждена называть мужем жестокого и малодушного человека, который ради власти отдал свою страну Арвернии, признав себя ее вассалом, и устранял своих врагов чужими руками. И, если бы не особая благосклонность к ней майордома Карломана, ей бы пришлось сейчас жить не здесь, а в далекой и чужой Окситании. Дай Небеса, чтобы Карломан, Почти Король, позаботился и о ее девочках, когда они подрастут...

А Фредегонда, не подозревая потаенных мыслей Матильды, заметила на себе ее скользнувший взгляд, и приосанилась, стараясь держаться с таким же достоинством, как и та. Из всех встреченных в Дурокортере знатных дам бывшая королева пока сильнее всех восхищала внучку вейлы, ей хотелось со временем стать на нее похожей.

Самой же Фредегонде было пока не совсем уютно быть среди придворной свиты подле самого короля. Она еще не привыкла к арвернскому церемониалу и к такому многолюдству. Девушка, как и все наблюдала за сражением, но быстро поняла, что вооруженные стычки не так уж ее волнуют. Проследила взглядом за полетом своей ласточки, а затем стала поводить глазами по сторонам, ища знакомых людей. Вот на глаза ей попались две рыжие головы, и она узнала своего приятеля Мундерриха, взобравшегося на гостевую трибуну вместе с другим, старшим мальчиком. Их взгляды встретились, и хромой паж помахал ей рукой. Но внучка вейлы только вздохнула. Ее обязанность - стоять нынче за креслом Бертрады, столько, сколько потребуется.

Между тем, отец Мундерриха, герцог Гворемор Ярость Бури, молча наблюдал за сражением на ристалище, где вскоре должен был определиться лучший витязь Нибелунгии. Он находился в свите короля, как представитель Арморики - обширного края, который еще остался "детям богини Дану" от былых времен. Он был здесь единственным из полунезависимых герцогов, вождей кланов. Гворемора, как и многих зрителей, воодушевила боевая песнь нибелунгов. И не только его - многие съехавшиеся в столицу Арвернии гости восхищались боевым искусством нибелунгских рыцарей, напрочь забыв о своей розни. Сейчас все они были нибелунги, и их меч снова грозно сверкал на показ гордым арвернам! И у Гворемора тоже кровь быстрее бежала по жилам, и ему захотелось во весь голос выкрикнуть Фирд - древний клич "детей богини Дану", завести песнь, сложенную, когда вся эта земля принадлежала его народу, задолго до прихода арвернов... Но он сдержал себя. Не годится обострять отношения. Если уж Карломан, всегда дипломатичный и осторожный, взялся помогать Кримхильде, значит, все должно получиться, и обострения между Арвернией и Нибелунгией не предвидится. Стало быть, следует и другим сохранять мир.

Благодаря своему высокому росту Гворемор видел дальше других, и теперь разглядел на зрительской трибуне своих сыновей. Не подозревая о тайнах Мундерриха, он решил, что тот машет рукой ему. Тепло улыбнулся обоим сыновьям. Все-таки в Мундеррихе много хорошего, хоть он и озлобился из-за своего увечья. Когда достигнет возраста оруженосца, лучше будет забрать его обратно в Землю Всадников. Нечего ему здесь делать, среди глупых мальчишек, которые станут его дразнить из-за хромоты. А дома ему будет веселее вместе с Груох, своей сестрой. Она позаботится о брате, рядом с ней он всегда будет ощущать себя нужным и любимым.

А между тем, сражение кипело ключом. Уже не пятеро бились против пятерых, а трое против троих. Один за другим воины выходили из боя, не в силах больше сражаться. С их клинков летели искры от яростных ударов. Поединщики были облачены в легкие тренировочные доспехи, в которых кожи больше, чем стали, и мечи их тоже предназначались для учебного боя. Но бойцы так распалились, что все же наносили своим товарищам раны, хоть и легкие, и из ран бежала кровь. Окровавленные рыцари выходили из состязания.

Зрители, сколько их было, следили будто завороженные. Все напрочь забыли, кто откуда родом и какую даму прославляют сейчас. В сражении нибелунгских рыцарей видели прежде всего отвагу, восхищались их воинской доблестью, - а это был язык, внятный всем. Самые пылкие среди зрителей, следя за схваткой, выкрикивали имена своих любимцев, смотря кто за кого болел: "Гизельхер! "Дитрих!" Тут же заключали ставки.

Между тем, зрители, видя, что дело близится к развязке, ожидали, что будет дальше. Видно было, как Дагоберт Старый Лис, делая вид, будто следит за поединком, краем глаза смотрел на свою дочь, сидевшую рядом с супругом. Он ждал, что она подаст незаметный знак, на что рассчитывает Карломан. Она-то должна знать, что происходит, из первых уст...

Сам же Карломан сидел с отстраненным видом, откинувшись на спинку кресла, будто все происходящее его никак не касалось. Впрочем, такое поведение майордома вызывало удивление лишь у тех, кто плохо его знал. Свита и придворные все принимали как должное. Изумрудные глаза графа Кенабумского блестели. Он сидел, держа свою супругу за руку, как и король.

Разумеется, Старый Лис не удивился такому поведению своего зятя. Как и Гворемор Ярость Бури, Гундахар Лось, Дитрих Молоторукий, что сражался сейчас, и другие опытные воины, знавшие майордома Арвернии непонаслышке, во всяком случае - в бою. Вот только даже они не могли понять: каким образом Карломан, если он совсем не следит за происходящим на арене, умудряется запоминать и успешно перенимать самые трудные приемы? Непостижимо!

А ласточка все летала над ристалищем и щебетала. И лишь двое понимали, о чем она говорит.

Среди свиты короля находился и младший сын майордома Аделард. Он не сводил глаз с Гизельхера, в котором в этот миг видел самого себя. Оба они были безумно влюблены в королеву Кримхильду, но это не сделало их врагами. Напротив, они могли сочувствовать друг другу, как товарищам по несчастью. Благодаря Аделарду Гизельхер мог чаще бывать при дворе и видеть молодую королеву. Теперь молодой человек следил за его поединком, отмечая каждый удар. Про себя думал, как стал бы биться на его месте, если бы был соотечественником обожаемой королевы.

Граф Рехимунд, нервно теребя перчатки, мрачно глядел то на сына, то на королеву. Про себя он молил небеса, чтобы Кримхильд не просчиталась и все вышло так, как она задумала, и нибелунги не рассорились бы с арвернами...

Наконец, на поле боя остались двое: Дитрих и Гизельхер. Они поклонились королевской чете, готовясь сразиться между собой. Кто победит - молодость, кипящая нерастраченной силой, или опыт и точный расчет? Глядя на них сейчас, большинство ставили все же на Гизельхера. Он, казалось, совсем не утомился, проведя трудный бой, а, взглянув в сторону Кримхильды, даже ободрился, словно обрел новые силы.

Между тем, Кримхильда кивнула в такт своим мыслям. Кто бы ни победил - это будет победа всей Нибелунгии. Конечно, ей не хотелось подставлять Дитриха, давнего соратника ее отца. Но, если победит Гизельхер, о любви которого к ней осведомлен весь двор...

Король же, пристально глядевший на жену, по-своему понял ее кивок. Ему захотелось сделать нечто такое, что удивит жену и поможет ему загладить вину перед ней. Ведь женщины любят победителей...

Он решительно взмахнул рукой, сделав знак герольдам трубить. Оглушительный рев трубы прокатился над ареной, и все остальные звуки смолкли. Последние двое нибелунгских рыцарей опустили мечи и поспешили обернуться. В наступившей тишине все взоры обратились к королю арвернскому. Тот с милостивым видом кивнул бойцам:

- Довольно, храбрые витязи! Вы показали нам нибелунгские обычаи. Сейчас я, как гостеприимный хозяин, хочу вас приветствовать арвернским обычаем. Пусть лучшие двое из вас выйдут на показательный бой против меня и моего кузена, принца Хильперика!

Лицо Кримхильды сделалось бледным как мел. Хильдеберт подумал, что она боится за него, и воодушевился еще более. А молодая королева в этот миг чувствовала себя растерянной, уничтоженной. Как же так? Она ведь совсем не этого хотела, не этого добивалась! Она лишь надеялась вызвать ревность короля, чтобы он уже не оставил ее одну на ложе. Пусть хотя бы одну ночь - и Небеса послали бы ей понести и родить ему сына!.. А что теперь?..

Не только Кримхильда была поражена, точно громом. Никто не ожидал того, что заявил Хильдеберт. Правда, арверны тут же закричали: "Да здравствует король!" Но казалось, это лишь затем, чтобы скрыть смятение.

И вновь повисла тишина. Одна только ласточка продолжала о чем-то щебетать.

Принц Хильперик, беседовавший с Бертрадой, прервался на полуслове, услышав, что предлагает ему совершить царственный кузен. Конечно, наследный принц был не прочь произвести впечатление на свою невесту, но старший из нибелунгских рыцарей был явно не тем человеком, с кем хочется скрестить мечи, даже в показательном бою.

Бертрада взволнованно взглянула на королеву-мать, желая без слов попросить ее отговорить короля от его намерения. Шварцвальдской принцессе вовсе не хотелось, чтобы ее жених выходил на турнир. Куда приятнее вместе танцевать или гулять. А для нее Хильперик и так лучше всех.

Между тем, Дитрих и Гизельхер почтительно поклонились арвернскому королю, принимая вызов.

Граф Рехимунд был весь напряжен, как туго натянутая струна. Вот оно, то, чего он боялся! Что-то пошло не так, как хотела королева. Он молча глядел то на нее, то на сына, то на Карломана, - наверняка ведь во всей этой истории не обошлось без него. Один лишь Карломан способен был затеять долгоиграющую партию со многими неизвестными и одержать в ней победу. Захочет ли он вмешиваться сейчас? И с какими целями?

Между тем, королева-мать со злобой взирала на Гизельхера, собиравшегося биться против ее сына. Некогда ее муж погиб на турнире. И, хотя там произошел несчастный случай, и рыцаря, что невольно убил короля, тогда оправдали, но Бересвинда Адуатукийская через несколько лет все равно жестоко отомстила ему. И сейчас в виконте Гизельхере она видела того человека, и с радостью покарала бы его еще раз. А, если Кримхильда будет вновь затевать безумные умыслы, она, королева-мать, и ей объявит войну не на жизнь, а на смерть! Нынешние их распри покажутся тогда дочери нибелунгов детской игрой! Конечно, надо будет сперва посоветоваться со Старым Лисом, и, разумеется, поставить в известность майордома, чтобы не пойти случайно наперерез его тонкой политике.

Нибелунгские рыцари стояли молча, ожидая воли короля. И тот, и другой не ждали такого расклада. Впрочем, как и все остальные присутствующие. Кримхильда сидела в своем кресле, как на еже, стараясь сохранять спокойствие. Король же распоряжался подготовить все для поединка.

Фредегонда, безучастная с виду свидетельница событий, чувствовала, как самый воздух накаляется, как перед бурей. Скоро ударит молния, скоро обрушится гроза... Но пока было тихо. И в этой тишине она услышала, как ласточка, пролетая над головой Карломана Кенабумского, крикнула: "Твой час настал, Коронованный Волк!"

И в тот же миг майордом поднялся с места, будто стряхнув оцепенение. Он обошел вокруг двух нибелунгских рыцарей, задумчиво взглянул на них. Теперь все взоры были обращены к нему.

Дагоберт Старый Лис переглянулся с дочерью, но Альпаида молча пожала плечами, понимая не больше других. Ей было ясно, что замысел королевы провалился. Но как будет выкручиваться ее муж - не знала, хоть и была полностью уверена в нем.

Между тем, Карломан проговорил, обращаясь к королю:

- Государь! Раз уж сегодня день когда мы все следуем обычаям, нибелунгским иль арвернским… то по чести тебе бы следовало бы поставить против благородного Дитриха Молоторукого равного ему воинским опытом… Будь то славнейшие из твоих рыцарей иль рыцарей высокоблагородной Бертрады Шварцвальдской: мой сводный брат Магнахар Сломи Копье, Гворемор Ярость Бури, Жарнитин Смелый, приходящийся мне кузеном, иль славный Гундахар – Лось, иль кто другой, что по искусству своему не уступит доблестному сыну Нибелунгии….

Кримхильда смотрела с затаенной надеждой, как Карломан обходит рыцарей. Теперь она почувствовала облегчение: если майордом поможет, значит, еще можно все исправить. Только Альпаида, глядя на молодую королеву, неодобрительно покачала головой, словно желала сказать: "А я ведь предупреждала!"

Между тем, король поднялся со своего кресла. За ним встали все его приближенные, ибо лишь в особых случаях дозволяется сидеть, когда стоит король.

И все услышали, как он произнес:

- Раз мы сегодня следуем обычаям, пусть тот, кто предложил, и будет моим соратником сегодня!

Граф Кенабумский лишь молча поклонился, как всегда, ничему не удивляясь. Но взгляд его, обращенный к молодой королеве, был столь выразителен, что Ротруда и Альпаида, посвященные в события прошлой ночи, поняли все без слов.

Фредегонда взглянула прямо в изумрудные глаза майордома, не по-человечески яркие. Ей очень хотелось понять, кто он такой, какая сила в нем скрыта. И тут же сам Карломан, уловив на себе взгляд девушки, поглядел прямо на нее. И внучка вейлы опустила глаза, чувствуя себя в его присутствии той, кем и была - неопытной четырнадцатилетней девочкой из страны с более простыми обычаями, чем в Арвернии. Ее смиренный взгляд заметила Матильда Окситанская.

Итак, все было решено. Началась подготовка к бою.


* (Речи Высокого. Старшая Эдда)
« Последнее редактирование: 19 Сен, 2022, 06:59:34 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Menectrel

  • Барон
  • ***
  • Карма: 180
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 189
    • Просмотр профиля

Поправки: 1. "Самые пылкие среди зрителей, следя за схваткой, выкрикивали имена своих любимцев, смотря кто за кого болел: "Гизельрих!* "Дитрих!" Тут же заключали ставки." Конечно: "Гизельхер"!*   2. "Аллеманские* рыцари стояли молча, ожидая воли короля." - Нибелунгские*
Записан
"Мне очень жаль, что у меня, кажется, нет ни одного еврейского предка, ни одного представителя этого талантливого народа" (с) Джон Толкин

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Так, попытаюсь разобраться в придворных играх. Кримхильда изначально просто хотела вызвать ревность супруга.
Цитировать
Она лишь надеялась вызвать ревность короля, чтобы он уже не оставил ее одну на ложе. Пусть хотя бы одну ночь - и Небеса послали бы ей понести и родить ему сына!.. А что теперь?..
Ну, и что теперь? Почему столько тревог по поводу нового имиджа Кримхильды? Словно уже войну объявили! Пока что она как была, вернее, считалась, бесплодной королевой, так и осталась. А Бересвинда, выходит, ни сном ни духом о том, что брак её сыночка,  так и не был консуммирован. Всеведущая, всезнающая Паучиха.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Благодарю всех, кто читает! :-* :-* :-*
Эрэа Menectrel, спасибо! Я исправила. :)
Так, попытаюсь разобраться в придворных играх. Кримхильда изначально просто хотела вызвать ревность супруга.
Цитировать
Она лишь надеялась вызвать ревность короля, чтобы он уже не оставил ее одну на ложе. Пусть хотя бы одну ночь - и Небеса послали бы ей понести и родить ему сына!.. А что теперь?..
Ну, и что теперь? Почему столько тревог по поводу нового имиджа Кримхильды? Словно уже войну объявили! Пока что она как была, вернее, считалась, бесплодной королевой, так и осталась. А Бересвинда, выходит, ни сном ни духом о том, что брак её сыночка,  так и не был консуммирован. Всеведущая, всезнающая Паучиха.
Здесь тревоги уже не по поводу имиджа Кримхильды, вообще-то! Вот что теперь беспокоит всех. И беспокоит, я думаю, не без причины.
- Довольно, храбрые витязи! Вы показали нам нибелунгские обычаи. Сейчас я, как гостеприимный хозяин, хочу вас приветствовать арвернским обычаем. Пусть лучшие двое из вас выйдут на показательный бой против меня и моего кузена, принца Хильперика!
Хильперика заменили Карломаном, но лучше ли от этого стало? Главное - что король собирается драться с Гизельхером.
Паучиха боится, чтобы Кримхильда не заимела ребенка от кого-то другого (в частности, от Гизельхера).


Глава 11. Ослеплённый гневом (начало)
Весть о вызове, что король Арвернии бросил нибелунгским рыцарям, мигом облетела весь Дурокортерский замок, вытеснив даже причудливые домыслы о внезапном преображении королевы Кримхильды. Отовсюду прибывал народ, как на настоящий турнир. Впечатление было, будто он уже начинается. Вскоре трибуны для гостей были заняты до отказа. Всюду пестрели гербы, развевались на ветру разноцветные знамена.

А из соседней рощи доносились трели птиц, которых не беспокоили тревоги людей. И лишь одинокая ласточка летала над ристалищем, усыпанным песком.

Король и майордом скрылись в шатре, где слуги помогали им облачаться в доспехи. А их будущие противники, Гизельхер и Дитрих, стояли поодаль, у самой кромки песка, и растерянно думали о новом повороте судьбы. Как им выйти из нового поединка с честью, при этом ни на волос не повредив арвернскому королю и его родичу? Иначе их родная земля снова утонет в крови!

О том же думал и граф Рехимунд, стоя рядом со своим сыном. Граф был опытным дипломатом и старался держать себя в руках, и только нервное движение рук, комкавших перчатки, выдавало его. Он с тоской глядел на сына - младшего и ныне единственного сына, - от которого так много зависело сейчас. Ему казалось, что еще никогда он не любил Гизельхера так сильно, хотя ничего не мог ему сейчас сказать. Не меньше тревожился граф и о королеве Кримхильде, которую, как урожденную нибелунгскую принцессу, почитал всей душой. Он понимал, что замысел Кримхильды, каков бы ни был, привел не к тем результатам, и теперь грозит обернуться трагедией. И граф был готов сделать все возможное, чтобы помочь молодой королеве выйти с честью из этой безумной игры. И, если это будет необходимо для сохранения мира между королевствами, он готов лишиться и последнего сына, хотя сердце его сжимается от боли. Ибо пусть лучше погибнет один, чем тысячи... Ах, если бы знать в точности, вправду ли заключен военный союз между Нибелунгией и Междугорьем? Если Кримхильд рассчитывала на их поддержку, арвернам придется с ней считаться. Если же она действовала в отчаянии, ей придется пенять на себя. Как иногда немного надо, чтобы повернуть жернова истории... впрочем, для этого они должны перед тем быть в готовности.

Дитрих Молоторукий, стоявший у кромки усыпанной песком земли, временами бросал красноречивые взгляды в сторону графа и его сына. Ему тоже было о чем подумать. Он ощущал чутьем опытного воина, как обстановка накаляется с каждой минутой. Рыцарь догадывался, что королева Кримхильд затеяла утреннее представление не без причины, и наверняка заручилась поддержкой всемогущего майордома и его жены.

И Дитриху вспомнился печальный день пять лет назад, когда он последний раз видел живыми родителей Кримхильд - принца Теодориха и Кунигунду Шварцвальдскую. Будто наяву увидел, как они прощались с детьми, как принцесса надела дубовый медальон на шею дочери. Отсылая с ним, Дитрихом, детей, принц Теодорих просил его быть защитником его дочери. И уехал с супругой на защиты своей земли и народа. Как потом рассказывали немногие из обитателей того замка, что пережили устроенную арвернами резню, принц и принцесса встретили смерть с гордо поднятой головой, отвергнув все предложения сдаться...

Тем временем Гизельхер видел, какая боль отражается на лице его отца, но не мог сейчас взглянуть на него. Только сейчас он вполне осознал, какой опасности подвергал себя и королеву, по нибелунгскому обычаю открыто преклоняясь перед ней. Ему придется биться с королем, что так ревнив и горяч!.. С запоздалым сожалением подумал, что лучше было ему уехать домой, как просил отец. Но он не мог покинуть Кримхильд, оставить ее в лапах Паучихи.

Взор молодого нибелунга был прикован к молодой королеве, что стояла сейчас рядом со своим креслом, застывшая и бледная, как заколдованная принцесса из песни, что любили петь менестрели при нибелунгском дворе. Ее небесные глаза потемнели от навалившегося ужаса, ярого гнева, и еще многих чувств, что разрывали ее душу на части. Сейчас она горько проклинала себя за безрассудную затею. Желая привлечь к себе внимание супруга, разожгла вражду между арвернами и нибелунгами! И ничего уже не изменить, не повернуть назад. Больнее всего - осознавать, что она сама виновата во всех бедствиях, что могут вскоре начаться. Она чувствовала, что стоит на краю обрыва. Один неверный шаг - и не только она, но и Арверния и Нибелунгия рухнут в пропасть. Тогда ее не сможет спасти даже Карломан Кенабумский, который и так сделал для нее очень много. И лишь жар, исходящий от деревянного медальона у нее на груди, согревал, посылал новые силы, обнадеживал, как теплое дыхание весны. Кримхильда взяла медальон в руки и заметила, как по вырезанным Вультраготой рунам пробегают жаркие янтарные огоньки. Они успокаивали. Молодая королева глубоко вздохнула. В голове у нее прояснялось. Она подумала, что с самого начала действовала неправильно. Надо было держаться по-другому, подобно герцогине Окситанской... Но Кримхильда не умела и не хотела хорошо притворяться, это означало бы предать саму себя. Но зато теперь не случилось бы никаких несчастий по ее вине...

За спиной молодой королевы стояли женщины ее свиты, тоже растерянные и пораженные внезапным поворотом. Ираида Моравская осторожно поддерживала оцепеневшую королеву под руку, и та чувствовала на себе ее тревожный взгляд. Порой Ида укоризненно бросала взор на Ротруду: почему не остановила королеву вовремя, потакала ей во всем? Как жена военачальника, герцогиня Земли Всадников знала, что на войне следует <i>спешить медленно,</i> а любая торопливость чревата крахом. А королева поспешила затеять это нелепое состязание - и что теперь делать?..

Ротруда молчала, опустив глаза. Она как никто разделяла чувства молодой королевы: ведь и сама была из Нибелунгии родом.

Затем Ида перевела взгляд на Альпаиду Кенабумскую: не скажет ли чего важного? Но дочь Старого Лиса превосходно умела владеть собой и держалась с таким достоинством, словно все идет по заранее приготовленному плану. Она учтиво беседовала с герцогиней Окситанской. К их разговору прислушивалась, не подавая виду, Фредегонда, не обращая внимания на любовное воркование Хильперика и Бертрады. Разговор обеих дам был гораздо интереснее.

- Я не сомневаюсь, что Карломан уладит все наилучшим образом, ответила супруга майордома. - А разве ты, дорогая Матильда, сомневаешься, как сложится поединок?

- О, я, разумеется, не сомневаюсь, что король и майордом победят! Как же может быть иначе? Ведь они свежи и полны сил, а нибелунгские рыцари вымотались в недавнем состязании! - поспешила Матильда заверить собеседницу нарочито уверенным тоном.

И все же, от не по возрасту проницательной Фредегонды не укрылось, что герцогиня Окситанская переигрывает. Но почему? Так ведут себя, когда беспокоятся о близком человеке, а ей, вроде бы, не за кого. Или?.. Фредегонде припомнилось, какими взглядом Матильда провожала Карломана Кенабумского.

Девушка покосилась на стоявших возле королевы Иду и Ротруду, и обратно - на Альпаиду и Матильду... Было некое сходство в том, как держались между собой обе пары женщин. И, если первые делили между собой одного мужчину, то и вторые...

Замечать такого рода вещи внучке вейлы не приходилось учиться, тут у нее был врожденный дар, как у рыбы - плавать. Мысленно представила себе вместе Карломана и Матильду - умных, ироничных, тонко мыслящих и знающих жизнь людей... Что ж, они должны были просто притягивать друг друга! И жена майордома, и его возлюбленная были, по меньшей мере, незаурядными женщинами.

Ласточка, порхая над полем, щебетала так что Фредегонда отвлеклась от созерцания придворных дам и смотрела на свою птицу. Ласточка пела:
«Гневом король пылает! Пламя любви его сжигает! Клинки сойдутся в песне звонкой! Бисклавре, берегись! Иначе жаркую кровь король прольет!»

Фредегонда, услышав ласточку, уже не сомневалась, что и всезнающий Карломан ее слышит. Ей очень хотелось знать, кто он на самом деле. Как обратилась к нему ласточка? "Бисклавре"? Что означает это слово? В нем и вправду ощущалась кровь иных существ, населявших землю до людей. Тех, кого потомки жителей Погибшей Земли собирательно звали альвами, а сварожские племена восхода - дивиями. Хотя мать учила Фредегонду, что между собой Другие Народы различаются не менее сильно, чем в сравнении с людьми. Но они от природы были наделены способностями, редкими среди людей. И, если майордом Арвернии, с его яркими изумрудными глазами, необычной быстротой движений, выглядевший значительно моложе своих лет - потомок кого-то из альвов, то многое становилось понятным. Не зря же он понимал речь ее ласточки! Фредегонда чувствовала в нем иную кровь, и знала, что он тоже узнает ее, внучку вейлы. Карломан и она были похожи. Вот бы поговорить с ним, убедить взять ее в ученицы! Девушка не сомневалась, что сможет многому научиться у этого человека.

Между тем, высшая знать Арвернии собралась около королевского двора, где на страже у входа стоял, как скала, командир паладинов, Жоффруа де Геклен. Он получил приказ никого не впускать. Самому паладину не очень-то нравилась королевская затея. Если что пойдет не так, Арверния рискует оказаться обезглавленной, лишившись и короля, и майордома. Но воля короля не подлежит обсуждению.

Решение короля выйти на поединок застало врасплох даже наиболее близких к нему людей. Сама королева-мать пыталась удержать сына перед входом шатер, отговорить его.

- Сын мой, это опасно, ведь нибелунги озлоблены против нас! Зачем подставлять свою грудь под удар? Наконец, это уронит твое звание в глазах представителей сопредельных стран...

Но Хильдеберт, воодушевленный, с яростным блеском в глазах, не послушал даже мать. Осторожно высвободил руку.

- Не беспокойся, матушка: я сумею с ним справиться ради моей милой Кримхильды! А что до урона званию - скорее уж перестанут уважать короля, который меняет свои решения, как весенняя погода.

И он ушел в шатер, где вот уже полчаса снаряжался к бою вместе с Карломаном. Так же и его отец когда-то уходил от нее на свой последний турнир...

И королева-мать, бледная, с горящими глазами, окинула яростным взором Гизельхера и Кримхильду. Они виноваты во всем, что случилось, и что может еще произойти!

Бересвинда Адуатукийская прошептала побелевшими губами:

- Я не сумела удержать моего мальчика!..

Стоявший рядом Старый Лис выглядел невозмутимым, как обычно. Чувствуя непривычное, но все же до боли знакомое беспокойство королевы матери, он тихо произнес:

- Карломан знает, что делает.

Но и сам Дагоберт не чувствовал такой уж уверенности, просто не подавал виду. Он все сильнее хмурился, и чувствовал, как сердце его порой пропускает удар. Недаром ему совершенно не нравилась выходка Кримхильды. Уже слепому ясно, на что она рассчитывала и чего добивалась, вот только все пошло не так! А расхлебывать заваренную ею и Хильдебертом кашу придется Карломану - и пусть Небеса помогут, чтобы ему это удалось!

Из размышлений его вырвало приближение старшего сына, Хродеберга, герцога Блезуа. Он подошел неслышно, кошачьей поступью, поклонился своему отцу, под началом которого служил, и мягко, почтительно поцеловал руки королеве-матери. Хродеберг был мужчиной средних лет, с длинными волосами и небольшой бородкой, очень похожим на своего отца. Уже давно он был почти мужем Бересвинды Адуатукийской, хотя король и не дал согласия на их брак. Теперь Хродеберг заметил, что королева нуждается в поддержке, но на людях был вынужден придерживаться церемонной учтивости. И все же, даже такое прикосновение сошло за ласку, и королева-мать немного расслабилась, вспомнив, что остается еще и женщиной.

Однако Хродеберг явился не только за этим. Обменявшись приветствиями, он быстро проговорил:

- Герцог Теодеберт вернулся из дальней дипломатической поездки!

- Очень кстати! - встрепенулся коннетабль. А с какими известиями?

- Пока неизвестно, - со вздохом ответил Хродеберг.

Тогда Старый Лис сглотнул ком в горле и выразительно взглянул на Бересвинду. Если бы она не давила на свою невестку, ничего бы этого не было!

Герцог Теодеберт, прозванный Миротворцем за свое дипломатическое искусство, приходился кузеном Старому Лису, был одним из влиятельных принцев крови. Словно этого было мало - он еще приходился отчимом самому майордому Карломану, женившись на его матери, госпоже Женевьеве. Та была принцессой из древнего рода "детей богини Дану", - и кое-кем еще, но о последнем мало кто знал. Некогда Женевьева Армориканская блистала при дворе, была фавориткой короля Хлодеберта Жестокого. Старейшие из дворян и по сей день еще вздыхали, вспоминая ее в те годы. От короля она родила Карломана и его старшего брата, ныне погибшего. Расставшись с королем, стала женой его кузена Теодеберта, с коим и жила счастливо по сей день.

Все это были страницы истории, известные каждому при арвернском дворе. Неизвестно было пока лишь, с чем вернулись Теодеберт Миротворец и его супруга. И королева-мать, и Старый Лис ждали их с напряженным вниманием.

Паучиха растерянно взглянула на Хродеберга, ища поддержки.

- Это ведь только показательный бой! - поспешила она заверить всех.

Появился герцог Теодеберт со своей супругой. Хотя ему уже перевалило за семьдесят лет, он был высок и прям и по-старчески красив. Удивляться этому не приходилось: в роду арвернских королей текла сильная кровь. Если царствующих особ рано подкашивало проклятье вейл, то незатронутые им принцы крови - дяди, кузены и деды разных степеней родства, доживали и до девяноста лет. Отец герцога Теодеберта был еще жив в то время.

О возрасте Женевьевы Армориканской, плавным шагом идущей под руку с супругом, и говорить было неучтиво. Она сохранилась просто великолепно. Даже когда рядом находился ее сын Карломан, который сам по меркам обычных людей был уже немолод, Женевьева казалась его сестрой, а не матерью. Она была в строгом пастельном платье, волосы с небольшой проседью заплетены в косу и уложены короной вокруг головы, которую украшал рунный венец.

Теодеберт и Женевьева уже знали обо всем, сомневаться не приходилось. Величественным шагом они прошли мимо королевы-матери и Старого Лиса, словно не замечая их. Своим видом они показывали: "Хоть мы и не числимся в вашем триумвирате, дорогие родственники, но без нас вы ничего не сделаете, не обойдетесь! Если же из-за допущенных вами глупостей с нашим сыном Карломаном что-то случится, мы поднимем против вас всю Арморику, объединим кланы "детей богини Дану" и сбросим власть Арвернии навсегда!"

Чета остановилась невдалеке от королевского шатра. Там их встретил герцог Гворемор Ярость Бури, и с ним - двое других вождей кланов, одетых в свои цвета. Гворемор поклонился госпоже Женевьеве и ее супругу, и остальные вожди последовали его примеру. Они почитали Женевьеву за свою законную королеву, хоть она и не была коронована. А герцог Теодеберт был потомком арвернских завоевателей, но, как ее супруг, имел право властвовать.

Они заговорили между собой на языке "детей богини Дану". Гворемор рассказал все, чему был свидетелем.

- Мне очень не нравится, что все зашло слишком далеко. Только слепому не было видно, как король глядит на свою жену, и только глухой не слышал, как рыцарь Дикой Розы восхваляет молодую королеву! Прольется кровь. Но вот чья - пока никто не знает.

Никто и впрямь этого не знал. Но все, кто ждал начала поединка, замерли, ощущая страх, тревогу, напряжение.

А над ристалищем, где вот-вот должен был состояться бой, носилась ласточка и щебетала для тех, кто мог ее услышать.
« Последнее редактирование: 20 Сен, 2022, 06:34:40 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Ну, что же, Кримхильда политическую обстановку в расчёт не приняла. Не удивительно, у неё была другая цель, только вот при королевском дворе личных целей не бывает, тем более для королевы. Всё переплетено, действительно, только паучиха способна жить  в паутине.
Цитировать
Один неверный шаг - и не только она, но и Арверния и Нибелунгия рухнут в пропасть.
Жаль, но Кримхильда не создана для придворных интриг. А вот Фредегонда, несмотря на юный возраст, уже начинает разбираться в ситуации.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Внимание! Этот эпизод на три четверти написан лично эрэа Menectrel! Речи и поступки Карломана никто не понимает настолько хорошо, как она.
Благодарю, что продолжаете читать, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Ну, что же, Кримхильда политическую обстановку в расчёт не приняла. Не удивительно, у неё была другая цель, только вот при королевском дворе личных целей не бывает, тем более для королевы. Всё переплетено, действительно, только паучиха способна жить  в паутине.
Цитировать
Один неверный шаг - и не только она, но и Арверния и Нибелунгия рухнут в пропасть.
Жаль, но Кримхильда не создана для придворных интриг. А вот Фредегонда, несмотря на юный возраст, уже начинает разбираться в ситуации.
Если Кримхильде, несмотря на окружающую ее обстановку, удается остаться человеком, а не превратиться в такую же Паучиху - это тоже чего-то стоит. Даже если ей не удастся одержать победу. А вот до чего Фредегонда со временем способна дойти - еще поглядим (если напишем).

"Совесть, Благородство и Достоинство -
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь,
За него не страшно и в огонь.

Лик его высок и удивителен.
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем,
Но зато умрешь, как человек. "(с)Булат Окуджава).


Продолжение главы 11 ("Ослепленный гневом")
Прошло еще некоторое время. На ристалище все было готово к двойному поединку. Ждали только появления арвернского короля и его майордома. Все люди вокруг не находили себе места, ощущая растущее в воздухе напряжение, будто перед грозой. Они задерживали дыхание, напрягали непроизвольно все мышцы, точно сами собирались драться сейчас.

И вот, наконец, из шатра появился Карломан. Его изумрудные глаза горели отнюдь не добрым огнем. Майордом излучал решимость. Черты красивого лица сделались жесткими, в них проступило нечто опасное.

Те, кто хорошо его знал, могли догадаться, что майордом готовится решить трудную и опасную задачу.

Но не это сильнее всего поразило всех собравшихся, так что некоторые даже не удержались от изумленных возгласов. На майордоме не было доспехов! Он был одет, как и прежде. А ведь поединок должен был вот-вот начаться!

Карломан двигался стремительно и, казалось, не замечал никого. Жоффруа де Геклен едва успел посторониться, пропуская его и последовал за ним, повинуясь знаку. Тысячи глаз сейчас следили за майордомом. Он же сделал еще несколько жестов, и люди, которых он подозвал, вместе с ним направились в сторону ристалища.

На какое-то время взгляд майордома сделался отрешенным, как будто он прислушивался не к другим, а к себе. Таким он бывал, наблюдая за чужими поединками, приглядываясь и выжидая. Только сейчас затевалась игра гораздо крупнее, и показательный бой, что затеял король - всего лишь один из ее ходов. Игра будет непростой. Но, если он правильно сделает ставку, то к свадьбе Хильперика и Бертрады Арверния заключит военный союз с несколькими странами против общей угрозы - Междугорья. И Арверния с Нибелунгией тогда станут соратниками. Сейчас такая возможность казалась почти невероятной. Куда проще представить новую кровопролитную войну между ними. Но ставка так высока, что для нее стоит постараться! Попутно он хотел слегка ослабить влияние королевы-матери (но не настолько, чтобы она встревожилась и стала искать виноватых), и дать Кримхильде возможность освободиться из золотой клетки...

Карломан чувствовал, как легкий ветерок ерошит ему волосы, поднимает их дыбом. Он улавливал сквозь запахи человеческих тел, кожи, металла и человеческого страха, - чистые, свежие запахи леса. Слыша, о чем предупреждает ласточка, он улыбнулся ей про себя.

Подойдя к краю песчаной арены, он заговорил вкрадчивым тихим голосом – но его услышали все, кто находился рядом. И как бы не невероятно звучали его слова, никто не усомнился, что сказана правда.

- Прольется кровь. Мне не ведомо кто ее прольёт, и чьей она будет, но ведаю, что она прольется. И эта кровь потянет за собой целые реки. Также я знаю, что об этом дне и об этом самом роковом для двух народов часе еще будут писать летописцы свои хроники. И быть может, бродячие музыканты воспоют двух доблестных нибелунгов и их не менее достойных соперников… Господа мои, поздравляю вас: многие только мечтают о такой великой чести, как крутить самим жернова истории... И ныне именно от нас зависит, что ожидает наши страны в недалеком будущем… Вы все очень хорошо знаете, что такое война. Так вот: мы на ее пороге. Не пройдет и дня, как матери вновь будут оплакивать сыновей, а жены мужей. А два наших народа просто истребят друг друга… Я вас спрашиваю: вам это надо? Мне нет. Но все это будет, если ныне вы не поможете мне – майордому Арвернии, остановить то безумие, которое уготовил нам всем светлейший Хильдеберт – мой король и родич. Так что?..

Те, кто окружали Карломана - растерянные, тревожные, взволнованные, - закивали головами, поспешно соглашаясь. Никто из них не отводил от майордома глаз. Их даже не задело, что он назвал действия короля безумием. А сам Карломан продолжал, серьезно, как никогда прежде:

- Полагаю, мне не надо объяснять, что результат плана королевы Кримхильды превзошел все ее ожидания?.. Ну, своего она в какой то мере добилась, раз сам король выйдет против ее Рыцаря Дикой Розы, что в свою очередь неустанно прославлял свою Даму Сердца везде, где только можно было и нельзя…

Карломан пронзительно посмотрел на Гизельхера, что стоял между Дитрихом и своим отцом.

- Я имею честь поздравить тебя с этим, о доблестный Рыцарь Дикой Розы! – с сарказмом, зло бросил Карломан, которому теперь все это приходилось расхлебывать. – Кроме шуток… Гизельхер, я не предлагаю тебе бежать – знаю, тебе не позволит честь. Так тогда будь же верен своему долгу, о доблестный нибелунг… Прими мой совет… если ты еще не простился с отцом – простись. Ибо сегодня либо ты отдашь свою жизнь во имя светлой любви к королеве Кримхильд, или же будешь через некоторое время казнен через четвертование за покушение на жизнь короля Хильдеберта… 

Граф Рехимунд, подавляя свои чувства, грозящие захлестнуть с головой, стиснул стянутые с ладоней перчатки. Лицо его окаменело, а глаза потемнели от непомерно расширившихся зрачков. Он понял, в какую ловушку король заманил его дорогого мальчика. И теперь с отчаянной надеждой, на которую только способен отец, уже потерявший одного сына, глядел на Карломана.

- Клинки будут не учебные, а боевые… - не спросил, а обреченно проговорил он.

Коннетабль и Жоффруа, что стояли с другой стороны от нибелунгов, переглянулись.

- Верно, ты шутишь, Карломан… - неверяще произнес командир паладинов

- Это же лишь показательный бой… - поддержал и Дагоберт.

- Показательный, – с усмешкой, похожей на волчий оскал, прямо-таки выплюнул Карломан, нахмурившись. - Король хочет всем показать, как сильно он любит свою королеву, а заодно показать всем ее воздыхателям, что их ожидает, если они будут продолжать выбирать Кримхильду своей дамой.

Гизельхер, услышав, какая судьба его ждет, и что сам он натворил, навлекая гнев короля, судорожно сглотнул ком в горле. Он готов был провалиться сквозь землю. Не смел поднять глаза на своего отца. Что будет с ним теперь, после потери второго сына?

Рыцарю Дикой Розы сразу стало ясно, что майордом не угрожает, даже уже не предупреждает - предупреждать было слишком поздно. Просто сообщает, что будет с ним, Гизельхером. Либо сейчас его убьет охваченный ревностью король, либо - мучительная казнь за "покушение" против короля, если он решится выйти против него с боевым мечом. Что ж, уж лучше погибнуть как рыцарь, с мечом в руках, как погиб пять лет назад его старший брат. И, может быть, тогда, если он не удостоится Вальхаллы, то Хозяйка Ожерелья, сочувствующая влюбленным, примет его душу в свои светлые сады?

Виконт молча, на ощупь, взял руку своего отца, крепко сжал ее. А сам непроизвольно вновь поднял глаза на молодую королеву, свою Кримхильд - мертвенно-бледную, страдающую от разрывающей ее душу борьбы.

Ведь никогда, ни единого раза Гизельхер не пытался преступить границу почтительности между рыцарем и его дамой! Хотя он сознавал: позови она хоть раз - и он забыл бы в ее объятиях обо всем на свете. Но этого-то и не могло быть, потому что Кримхильд всегда держалась с ним дружески, и никогда он не мог стать для нее чем-то большим. Совсем не такими глазами она глядит на своего супруга, на это ревнивое чудовище! Если бы король и Паучиха знали Кримхильд, как знает он...  Сказать об этом королю, поклясться, что Кримхильд чиста перед ним в своих помыслах? Быть может, тогда... Но уже слишком поздно! Король, верно, не станет его слушать, ослепленный гневом. Теперь остается лишь пожертвовать жизнью ради нее и ради мира между королевствами... Пусть Боги после помогут его отцу перенести гибель и второго сына!..

Между тем, Жоффруа де Геклен печально покачал головой, глядя на молодого нибелунга. Он отлично знал правила поединков. Против самого короля, с боевым клинком, Рыцарь Дикой Розы сможет лишь защищаться - первый же выпад обеспечит ему смерть, либо быструю, либо медленную и мучительную.

О том же думал и Дагоберт Старый Лис, с видимым хладнокровием обдумывая возможности. Рыцарь Дикой Розы и так и так – покойник. Вопрос только в том, чья сторона первая прольет кровь после его гибели, либо казни…

С предчувствием большой беды коннетабль смотрел на Карломана, которого любил как родного сына. Если Небеса будут милостивы, то Почти Король сможет обернуть эту сложнейшую ситуацию в добрую сторону, а если повезет (что невероятно), то еще и пользу из нее извлечь… Теперь главное только ему быть опорой и положиться на его звериное чутье. Быть может через много лет все участники вспоминая эти события будут смеяться над всем этим…

- Что от меня требуется?.. – спросил Дагоберт, глядя на такие родные черты Карломана и невольно вспоминая старшего брата и старшего племянника, что были королями Арвернии. Карломан чистая их копия – не считая глаз.

- Объявить, что по известным причинам мы переносим начала турнира, и бал в честь него, что должен быть сегодня, накануне прежней даты – на третий день от сегодняшнего. Независимо от результата поединка – независимо кто прольет кровь или даже погибнет, обеспечить порядок и пресечь любую смуту. Любую, господин коннетабль, ты слышишь?!

«Даже» - резануло слух тех, кто обступил Карломана. Значит, он полагает, что все же обойдется без смертоубийства…

Дагоберт же кивнул – очень редко когда Карломан называл его по должности и так обращался к нему. Значит, ситуация крайне опасна…

- И последнее… - Карломан непривычно помедлил.

Дагоберт, очень хорошо его знающий, уловил в его голосе какие то смутно знакомые нотки. Тогда он так и не понял, что его насторожило, а после поединка – понял… С такими же нотками говорили те воины, которым надлежало держать рубеж, и они, не зная, смогут ли продержаться установленный срок, практически заживо шли на смерть…

Также и Карломан отлично понимающий, что ему в самом худшем случае предстоит сделать – как бы… Не прощался, но…

- И последнее: созовите Совет на тот час, в который сегодня должен быть бал, и в довесок к нему пригласите вот этих людей. – Карломан передал записку своему дяде и тестю.

Беря записку из рук Карломана, Дагоберт прикоснулся к его руке. Отчего то она было холодна на ощупь – как рука… Совсем не к месту Дагоберт вспомнил своего племянника – покойного короля Хлодоберта, единокровного брата Карломана, каким тот был в день рокового турнира. Тогда он, Дагоберт, одним из первых бросился к упавшему с коня королю, увидел, что тот истекает кровью, и почувствовал, как холодеет в ладонях его рука, освобожденная от латной перчатки... Старик снова почувствовал, как сердце немного пощипало и отпустило. Нет, ему все-таки померещилось! Просто Карломан очень похож на своего отца, Хлодоберта Жестокого, и единокровного брата. Только глаза от матери, Женевьевы Армориканской - необыкновенно яркого изумрудного оттенка, каких почти не бывает у обычных людей.

Дагоберт взял записку и спрятал ее в свой пояс. Украдкой он взглянул на свою дочь, которая все чаще прерывала разговор с Матильдой и смотрела на супруга.

"Ей не пойдет черное траурное платье!" - мелькнула безумная мысль у Старого Лиса, и он вздрогнул от осознания этой страшной мысли (ведь она подразумевает, что…), уважительно поклонился майордому.

- Да хранят тебя Небеса, – только и сказал он.

Если графиня Альпаида чувствовала, какие мысли обуревают ее отца, то ничем, кроме тревожных взоров, этого не выдала. Она держалась с врожденным достоинством принцессы крови, понимая, что сейчас может помочь мужу лишь тем, что не станет его отвлекать воплями да слезами. А вот Аделард, младший сын ее и Карломана, переводил взор изумленно расширенных глаз то на отца, то в сторону королевского шатра, то на застывшую Кримхильду, то на Гизельхера. Как видно, молодому человеку казалось, что на месте Рыцаря Дикой Розы сейчас находится он сам.

Между тем, Карломан, попрощавшись со своим тестем, начал действовать. Он знал, что делать. Главное теперь чтобы другие участники предполагаемое были на его стороне.

- Жоффруа, приготовь два клинка к бою! Больше не нужно. И скажи: готов ли ты, как велит твоя клятва, защищать короля... даже от него самого?

Паладин кивнул, лишь немного помедлив. В его уме забрезжили смутные догадки, что именно задумал майордом.

Обернувшись к Гизельхеру, граф Кенабумский серьезно произнес:

- Если ты еще хочешь порадовать своего отца успехами - следуй в точности тому, что я сейчас скажу.

Граф Рехимунд, судорожно сглотнувший, первым уловил надежду на спасение и чуть заметно сжал плечо сына, приказывая слушаться. Он понимал, что майордом - единственный, кто еще может спасти их.

Все это время Дитрих Молоторукий стоял молча, не привлекая к себе внимания. Ведь у него, в отличие от Гизельхера, не было здесь родных, а кроме того, он понимал, чего стоит предстоящий бой с таким противником, как Карломан. Но здесь он встрепенулся и едва не вскрикнул, поняв, что майордом хочет спасти не только Рыцаря Дикой Розы, но и своего короля, вернее - его честь. На первый взгляд, предложенный майордомом выход казался совершенно невозможным, неосуществимым теперь, когда все зашло настолько далеко. Однако Дитрих был опытным воином, и знал Карломана не понаслышке. Ему доводилось видеть, как тот одерживает победу в самых неблагоприятных условиях. Так было несколько лет назад, во время арверно-нибелунгской войны. Победа тогда была уже совсем в руках нибелунгов, они не сомневались в ней, зажав как в клещи войско арвернов. Вперед стояли нибелунгские превосходящие силы, позади - глухие лесные чащобы, куда не заглядывали даже местные жители, где почти не светило солнце, где водилась нечисть и жуткие звери, каких больше не осталось нигде. Войску конных рыцарей туда соваться точно было незачем. А вот Карломан с отборными арвернскими войсками, точно в море, нырнул в лесную глушь и, неведомо как, сумел там перегруппировать свои силы, провел их лесными тропами, чтобы в решающий миг ударить на уже почти одержавших победу нибелунгов. Все переменилось в мгновение ока.  Дитрих бился тогда среди тех, кто пытался сдержать неистовый натиск арвернов, но все было зря. Их опрокинули и смяли. Кстати, нибелунгский военачальник тогда сразился с "кузеном" майордома, все боевые повадки которого очень подозрительно кого-то напоминали. Но все было напрасно. Уцелевших нибелунгов, и его в том числе, взяли в плен. После Дитриха и его товарищей отпустили, когда они поклялись на меча, что больше не станут сражаться против арвернов. Дитрих тогда решил, что майордом далеко не всякого счел бы способным выполнить такую клятву, не каждому поверил бы. И его доверие обязывало нибелунгского рыцаря не меньше, чем сама клятва.

Дитрих так и не смог узнать, каким образом Карломан провел войско через Лес Чудовищ. Но после окончания войны он не раз бывал в Арвернии, выполняя последнюю просьбу принца Теодориха - защищать его дочь, королеву Кримхильду. Там ему доводилось встречаться со всемогущим майордомом. На ристалище он безошибочно угадывал того, кто представился своим "кузеном". И, наблюдая за ним на рыцарских турнирах, Дитрих кое-чему научился для себя, ибо у такого человека не зазорно было кое-что перенять и врагам.

А Карломан обратился прямо к нему, пристально взглянув:

- Дитрих Молоторукий! Мы с тобой знакомы не только по мирным временам, когда наши народы, наконец, благоденствуют, но и по годам кровавой рати. Я знаю - ты человек чести и искусный воин. Мне ли не знать этого? Сколько раз мы с тобой на турнирах ломали копья… правда тогда возможно ты знал меня совсем под другим именем.

Дитрих кивнул. Он не удивился этим словам, ибо был почти уверен и прежде, с кем доводилось ему иметь дело.

- Я знаю, что я не вправе тебя просить, но… прошу тебя: откажись от такой чести, как поединок со мной. И причину не надо искать… Скажи, что ты во время войны дал клятву мне… а то что ты на турнирах вставал против меня – так ты не знал, кто такой «кузен» майордома….

Дитрих еще сомневался, что это сработает. Он попытался возразить:

- Если я не оскорблю отказом от поединка тебя, то короля, что задумал показательный бой - наверняка.

Но Карломан уже все продумал:

- Просись вместе со мной и паладином Жоффруа на ристалище в качестве секундантов. А когда я подам знак, оттащи Рыцаря Дикой Розы прочь от короля. И держитесь как можно дальше от нас. Что бы не было сомнения, что вы ни причем. Оба.

Поразмыслив немного, Дитрих кивнул, не произнося ни слова. В другой раз он бы с удовольствием провел поединок с Карломаном, пусть даже и на заточенных мечах. Такой противник - честь для любого рыцаря. Впрочем, они столько раз сражались и в настоящей войне. А теперь готовились сразиться как союзники за то, чтобы войны не было.

Карломан тоже кивнул, удовлетворившись полученным результатом. Резким жестом он отпустил всех и остался ждать своего часа.
« Последнее редактирование: 21 Сен, 2022, 05:22:00 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Ну, что же, если король меч Арвернии, то майордом - её ум. Впрочем, судя по маневрам в Лесу Чудовищ, он и меч тоже. То есть полководец и государственный деятель в одном флаконе. И зачем при таком майордоме король? В нашей земной истории такая ситуация уже была. И всё-таки - из-за того, что королева сменила имидж, дабы сподвигнуть супруга на исполнение его прямых обязанностей, возникает угроза кровопролитной войны. Как-то повод мелковат. Хотя Гизельхеру неплохо бы и щёлкнуть по носу, думать надо всё-таки головой, и ничем иным.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Ну, что же, если король меч Арвернии, то майордом - её ум. Впрочем, судя по маневрам в Лесу Чудовищ, он и меч тоже. То есть полководец и государственный деятель в одном флаконе. И зачем при таком майордоме король? В нашей земной истории такая ситуация уже была. И всё-таки - из-за того, что королева сменила имидж, дабы сподвигнуть супруга на исполнение его прямых обязанностей, возникает угроза кровопролитной войны. Как-то повод мелковат. Хотя Гизельхеру неплохо бы и щёлкнуть по носу, думать надо всё-таки головой, и ничем иным.
У Карломана много талантов. 8)
А король... Ну, что король? По сравнению с теми родичами и советниками, что вдвое-втрое старше него, у него ведь и не может быть большого опыта. Впрочем, это не отменяет его персональных закидонов. А зачем он нужен - так многим людям удобнее править из-за трона, а не самим на нем сидеть. И от проклятья вейл, опять же, подальше.
Угроза войны возникает скорее из-за решения короля вызвать нибелунгов на поединок.

Глава 11. Ослеплённый гневом (окончание)
После беседы с графом Кенабумским, трое нибелунгов - Гизельхер с отцом и Дитрих Молоторукий, - возвратились на свое место и стали ждать в тяжком молчании. По их напряженному виду и каменным лицам наблюдавшие зрители поняли, что положение более чем серьезно.

Все это время королева-мать следила за ними недобрым взором темных глаз. Затем с ненавистью уставилась на Кримхильду, едва не шипя сквозь стиснутые зубы. Подумать только, во всем виновата эта нибелунгская девчонка!.. Бересвинда Адуатукийская не могла простить, что ее милый мальчик будет рисковать своей жизнью. И во всем винила одну лишь Кримхильду. Хотя ей ли было не знать, насколько вспыльчив и неистово упрям бывает ее царственный сын? Но она же видела, как Кримхильда нарочно разжигала в нем ревность, чтобы, может быть, нарочно подставить короля Арвернии под удары нибелунгских мечей?! И королева-мать пообещала себе рано или поздно поквитаться с невесткой.

В это время к ней и державшемуся рядом герцогу Хродебергу вернулся его отец, Дагоберт Старый Лис. После прощания с Карломаном он был мрачен, глядел так пронзительно, что Бересвинда, желавшая его расспросить, осеклась на полуслове, на устах у нее замер незаданный вопрос. Хродеберг почтительно поддерживал королеву под руку, но сам тоже не сводил с отца тревожного взора.

Старый Лис пронзительным голосом обратился к Паучихе:

- Молись, государыня, чтобы действия твоего венценосного сына не привели нас всех к погибели!

Бересвинда Адуатукийская побледнела и бросила еще один ненавидящий взгляд в сторону своей невестки.

- Если бы она не проводила время в обществе Рыцаря Дикой Розы, ничего бы не было!

Дагоберт нахмурился еще сильнее.

- Причем здесь Ее Величество Кримхильда?! Она лишь ответила на твои, государыня, бесконечные нападки!

Бересвинда поджала губы; не время было ссориться со Старым Лисом. Между тем, Хродеберг гладил ее руку, ласково, но осторожно стараясь успокоить взволнованную и разгневанную женщину.

А коннетабль продолжал еще язвительней, желая сейчас же выместить обуревавшие его чувства на той, кто был виноват:

- Разве не этого ты добивалась? Тебе же самой хотелось, чтобы бедная девочка проявила характер и доказала, что майордом Арвернии не ошибся в ней!

Дагоберт не хотел показывать, насколько его волнует исход поединка и судьба зятя. Сейчас ему как никогда требовалось самообладание, ибо он догадывался, что задумал Карломан, и чем это может обернуться. Король Хильдеберт в гневе бывал просто бешен, в нем просыпалась ярость берсерка, и сдерживать его было тогда смертельно опасно. Если случится самое худшее... Нет, Дагоберт не смел даже думать об этом. Как отец Альпаиды, он тревожился о судьбе своего зятя и о дочери, которой не пойдет носить траур. Но как коннетабль - понимал, что в случае гибели Карломана Арвернию ждет неминуемая война. Самая худшая из войн: междоусобная. В том, что Женевьева Армориканская, доведись ей потерять уже второго сына, захочет отомстить, не усомнился бы никто. И ее муж, дорогой кузен Теодеберт, поддержит супругу. А за ними - кланы "детей богини Дану", только наполовину усмиренные, что охотно поднимутся против Арвернии.

Хродеберг сжал руку Бересвинды, почувствовав неладное в интонациях отца. Тот всегда любил Карломана чуть ли не больше, чем его, родного сына, и вдруг назвал не по имени, а майордомом... Значит, и вправду ситуация крайне опасна!

- Что ж, сейчас ты увидишь плоды своих интриг, государыня! - Дагоберт вовсе не намерен сейчас был щадить королеву-мать. Ему было прекрасно ведомо, что Паучиха с некоторых пор все свое влияние на царствующего сына употребляет, чтобы настроить его против жены, якобы слишком тесно общавшейся с виконтом Гизельхером.

Хродеберг растерянно стоял между отцом и своей невенчанной супругой, не пытаясь вмешаться. Настолько тревожным он видел своего отца последний раз больше двух лет назад, когда правители Арвернии и Нибелунгии уже вели переговоры о мире, а тем временем на границе еще кипели сражения.

Тем же сумрачным тоном Дагоберт продолжал:

- И боюсь я, что все это аукнется нам...

- Чем же, дорогой кузен? - переспросил совсем рядом холодный язвительный голос.

Дагоберт прервался на полуслове, глядя на незаметно подошедшего герцога Теодеберта. Сама королева-мать, казалось, онемела при этом внезапном появлении и молча взирала на подошедшего. Сам же он, словно не замечая их, стал глядеть на ристалище, где вот-вот должен был начаться бой. Королева-мать и Дагоберт с сыном обернулись в ту же сторону, в мрачном молчании.

И они увидели, как Жоффруа де Геклен, держа в руках два обнаженных клинка, ступил на ристалище и вонзил их в землю. Мечи, выкованные из самой лучшей синеватой стали, сверкали на солнце. Издалека виднелись идущие от рукояти к лезвию желобки для стока крови. Это были боевые клинки, не тренировочные, никак не уместные на показательном поединке!

Меж тем, паладины окружили ристалище сплошной живой стеной. Королева-мать тихонько вскрикнула при виде этих зловещих приготовлений. Ее худший кошмар сбывался на глазах: сын, как некогда ее супруг, выходил на бой. Хродеберг, так и не отпустивший ее руки, поглядев на эмблемы соперников, удивленно переспросил:

- Ирис и роза?..

Дагоберт сумрачно кивнул в ответ. Алый ирис был гербом арвернских королей, а виконт Гизельхер выбрал эмблемой дикую розу, в честь своей любви к королеве Кримхильде.

Их тяжкое молчание прервал резким голосом герцог Теодеберт, пронзительно взглянув на кузена:

- Так что случилось? В случае чего - мне придется сдерживать "детей богини Дану".

Только что у него состоялся разговор с Карломаном, прежде чем тот вернулся в королевский шатер. Отчим наскоро рассказал майордому о результатах своей поездки. Карломан кивнул, словно получив подтверждение своим догадкам:

- Так я и думал.

Затем долгим взглядом окинул мать и вновь обернулся к отчиму, сурово произнес:

- И ты, и я - родичи и вассалы короля Арвернии, не забывай! Наш долг - служить благу королевства!

Такую волю следовало выполнять, хоть никто еще не знал, не станет ли она последней волей майордома...

Дагоберт, глядя на королеву-мать не менее убийственным взором, чем она - на свою невестку, вкратце поведал о том, как король решил биться с Гизельхером боевыми клинками. Королева-мать, узнав обо всем, сильно побледнела.

- Я его остановлю! - воскликнула она, готовая сейчас же броситься к сыну.

- Боюсь, что ты его только больше раззадоришь, - возразил Хродеберг.

Его отец мрачно кивнул, соглашаясь с сыном. Теодеберт промолчал, хотя ему многое хотелось высказать правителям Арвернии. Но он привык сдерживаться, как подобает опытному дипломату. Однако его взгляд был красноречивее слов.

- Стоило только уехать на месяц-другой, - вздохнул он, качая головой. Ведь, когда Теодеберт уезжал, королева-мать и ее невестка хоть и не очень-то ладили, но не особенно мешали друг другу. Бересвинда тогда больше занималась подготовкой к приезду невесты Хильперика. И как быстро все переменилось!

Между тем, взревели трубы, и толпа зашумела, приветствуя короля, который покинул шатер, облачившись для битвы. На нем был легкий доспех, но все же способный сдержать стрелу на излете или скользящий удар меча.

Король весь горел воодушевлением, яростью, вожделением, что, не находя выхода, кипело в нем, превращаясь в тот же гнев против ненавистного соперника. Глаза его горели. Он не шел, а летел, никого не замечая вокруг. Хильдеберт был готов расправиться с воздыхателем своей жены. Сколько раз матушка ему говорила, что Рыцарь Дикой Розы смеет бросать нежные взгляды на Кримхильду! Кипение нерастраченных чувств затмило разум Хильдеберта. Он не мог и не хотел совладать с собой. Как смеет другой мужчина смотреть на его жену, что так хороша, так похожа на небесную деву - валькирию?! Кримхильда принадлежит ему одному! За нее король готов был сражаться с целым светом.

Все взоры были устремлены на короля. Он же миновал свою свиту и поравнялся с нибелунгами, стоявшими у песчаной кромки ристалища.

В этом время Карломан, покинувший шатер вместе с королем, немного отстал и жестом подозвал к себе свою жену и старшего сына Ангеррана. Тот был сенешалем - правой рукой майордома, замещал его во время отсутствия в Совете (хотя фактическое первенство в этом случае переходило к коннетаблю.)

Ангеррану был уже тридцать один год. Карломан и Альпаида породили его совсем молодыми, в первый же год своего брака. Если мать Карломнаа, Женевьева Армориканская, казалась рядом с ним не матерью, а сестрой, то и сам Карломан вблизи своего старшего сына выглядел его братом. Вообще же Ангерран был красивым мужчиной с длинными черными волосами, лицом очень походил на отца. Не хватало главного - блеска нечеловечески ярких изумрудно-зеленых глаз. У Ангеррана глаза были материнские, серо-голубые, со стальным отблеском. Если бы к нему вздумала приглядеться Фредегонда, так восхищавшаяся силой чудесной крови в Карломене, его первенцем была бы разочарована: обычный молодой вельможа, каких много при Дурокортерском дворе...

Между тем, народ и знать наблюдали за появившимся королем. Лишь немногие, наиболее осведомленные, следили за Карломаном. В их числе был и Дагоберт Старый Лис, только что сообщивший распорядителям турнира, что предстоящие действа (турнир и бал) переносятся на три дня. Так же он передал приглашения на Совет людям, указанным Карломаном. И вот, теперь он внимательно следил за своим зятем и его семьей, хоть издалека и не мог разобрать ни слова. Но выражения их лиц, жесты, которые различали дальнозоркие глаза старика, не оставляли сомнения в их смысле. И все-таки Дагоберт протестующе сжал кулаки, разглядев, как майордом, что-то сказав сыну на ухо, снял со своей шеи и отдал ему знак своей должности - золотой медальон с гравировкой из королевских ирисов. Сердце у Дагоберта тревожно сжалось. Значит, Карломан предусмотрел все - и то, что нынешний Совет пройдет без него. Стало быть, предводительствовать на Совете будет либо Ангерран, либо он, Дагоберт, выполняя волю Карломана. Лишь бы не последнюю его волю!

Старый Лис старался не выдавать своего волнения. Все говорило о том, что Карломан готов пожертвовать жизнью, но не допустить новой войны или бесчестья короля.

Стоявшая рядом с мужем и сыном Альпаида, графиня Кенабумская, слышала, как ее муж произнес на ухо сыну:

- Слушай меня внимательно и запоминай...

Чем больше Карломан давал указаний, тем лицо их первенца становилось бледнее и строже, словно он старался не выдать охватившую его растерянность.

На прощание Карломан положил руку на плечо сыну и серьезно произнес:

- Береги мать!

Лицо Ангеррана окаменело, взгляд остекленел. Так отец говорил, лишь уходя на войну, когда мог и не вернуться...

Затем виконт поклонился отцу и отступил, пропуская вперед мать. Он положил руку на эфес меча с гербом (коронованная волчья голова), готовый действовать как подобает сыну своего отца.

А тем временем на ристалище Дитрих Молоторукий, как было согласовано с Карломаном, поклонился арвернскому королю:

- Государь, к моему глубокому сожалению, я вынужден отказаться от поединка с майордомом Арвернии!

В первый момент Хильдеберт вспылил, услышав слова нибелунга:

- Вот как? Ты хочешь насмеяться надо мной и над своим противником, великим майордомом!

Однако Дитрих твердо выдержал бешеный взор короля и продолжал, как было условлено:

- Вовсе нет, государь! Просто некогда я был им взят в плен и отпущен, поклявшись на мече не сражаться с арвернами. Для нибелунгских рыцарей клятвы кое-что стоят. Но если ты, государь, пожелаешь, для меня будет большая честь присутствовать вместе с графом Кенабумским и Жоффруа де Гекленом при твоем поединке с виконтом Гизельхером, в качестве секундантов.

Услышав о клятве, король Хильдеберт немного смягчился. Не мог же он, в самом деле, требовать клятвопреступления, пусть даже от чужеземца!

- Но я знаю, что твоя клятва не мешала тебе биться на турнирах с "кузеном" майордома, - недоверчиво заметил он.

- Так, государь; но ведь я не знал тогда, что сам великий майордом, взявший с меня клятву, противостоит мне! - Дитрих искусно изобразил наивность.

- Ладно! - отмахнулся от него король. - Тогда следуй за мной!

В сущности, ему мало дела было до этого рыцаря и до второго поединка. Лишь бы ему никто не мешал расправиться с этим красавчиком виконтом!

Он бросил на Рыцаря Дикой Розы взгляд, не предвещавший тому ничего хорошего. "Матушка права. Жалкий искатель приключений, охотник до чужих жен!" - подумал Хильдеберт, жестом приглашая молодого нибелунга следовать за ним.

Тот, наконец, сумел оторвать взгляд от королевы Кримхильды - за все время она и не шевельнулась ни разу, как неживая, - и решился поглядеть на своего отца, такого же омертвевшего, как и она. Поклонился ему.

- Отец, я верю: замысел майордома сработает! Это удивительный человек, - шепнул Гизельхер.

- Да хранят тебя Небеса! - так же тихо ответил граф Рехимунд.

Гизельхер ушел следом за королем.

А в это время Карломан и Альпаида прощались, держась за руки, точно новобрачные возле огня на алтаре Фрейи. Их сын прикрывал родителей от посторонних глаз. И лишь ласточка кружила над их головами. Уже почти все было сказано. Чуть склонившись к уху супруги, Карломан произнес последнее важное указание:

- Предупреди молодую королеву, что бой будет на настоящих мечах. Король хочет дать урок всем воздыхателям своей жены. Надеюсь, что они хотя бы вправду чему-то научатся, особенно наш Аделард! Королева-мать настроила короля так. Я постараюсь уладить все. За это Кримхильда должна будет оказать услугу мне или уже нашему Ангеррану, какую от нее попросят. И передай ей: пусть хранит спокойствие. Хотя бы постарается не кричать, если ранят виконта Гизельхера. Без этого вряд ли обойдется.

Услышав "или уже нашему Ангеррану", Альпаида прильнула к мужу. Но дочь Старого Лиса умела владеть собой. Больше ничем не выдала свою тревогу.

Карломан обнял ее. Ласково гладил ее волосы. Ангерран вежливо отвернулся, чтобы не нарушать покой родителей, хотя его самого трясло от волнения. Он молил Небеса, чтобы все обошлось.

- Боюсь, что на сей раз удача может отвернуться от меня, - со вздохом произнес Карломан. А в следующий миг он отстранился от жены и быстрым шагом проследовал на ристалище.

Там, возле воткнутых в землю мечей, его уже ждали.
« Последнее редактирование: 21 Сен, 2022, 21:33:59 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Напряжение нарастает, и очень хочется, чтобы всё скорее разрешилось. Но Бересвинда явно перегнула палку, Старый  Лис совершенно прав. И её интриги свидетельствуют не о большом уме, а о большом властолюбии, и очень широко распространённом желании многих матерей безраздельно владеть сыном.  В случае с Кримхильдой она даже банальной хитрости не проявила.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Большое спасибо, эрэа Convollar! :-* :-* :-*
Напряжение нарастает, и очень хочется, чтобы всё скорее разрешилось. Но Бересвинда явно перегнула палку, Старый  Лис совершенно прав. И её интриги свидетельствуют не о большом уме, а о большом властолюбии, и очень широко распространённом желании многих матерей безраздельно владеть сыном.  В случае с Кримхильдой она даже банальной хитрости не проявила.
Это еще маленькое напряжение, подождите, что-то будет еще!
Увы, так уж получается! Свои навыки королева-мать здорово переоценивает. Впрочем, этим-то и интересны наши герои, потому и выглядят живыми, что описаны на стыке высокой политики с обычными человеческими чувствами. Вы сами сказали: так ведут себя многие матери, совсем не в фэнтези.


Глава 12. Волк, Ирис и Роза (начало)
Народные приветствия в честь появившегося короля стихли. Повисла гнетущая тишины. Теперь все взоры были прикованы к пяти фигурам, стоявшим посреди ристалища, окруженного паладинами.

Король, облаченный в легкий доспех, устремил ненавидящий взор на стоявшего перед ним Рыцаря Дикой Розы, в латах со следами ударов от предыдущих поединков. Немного поодаль от каждого, по правую руку, стояли их секунданты - Жоффруа де Геклен и Дитрих Молоторукий. А между ними, возле воткнутых в землю мечей, стоял майордом Арвернии, Карломан Кенабумский, бледный и напряженный.

Он чувствовал сейчас на себе взгляды близких людей - жены, сыновей, тестя, родителей. И все же был готов на все. Потому что это его земля, осколок некогда великой империи, созданной тем, кто носил то же имя, что и он. Значит, его, майордома, долг - спасти Арвернию от разрушительных войн, сберечь часть арвернского короля, наследника славного рода. Любой ценой. Даже, если потребуется, пожертвовать своей жизнью.

Ласточка порхала над головами людей на ристалище, но больше уже не щебетала. Она высказала свои предупреждения, и те, кому они предназначались, их услышали.

В их числе находилась и юная Фредегонда, стоявшая за креслом принцессы Бертрады. Правда, пока еще внучке вейлы не все было понятно. Она заметила поведение своей ласточки. И внимательно наблюдала за противниками, что готовы были сойтись в бою, за майордомом... И своим природным чутьем ощущала неподалеку, среди замерших зрителей, еще один источник тайной силы, кроме Карломана. Некто очень похожий на него, и в то же время иной. Новая сила ощущалась более тонкой, изящной, женственной. Внучка вейлы не могла понять, от кого она исходит, но любопытство разгоралось все более.

"Значит, их двое... Потомков Других Народов, кто бы они ни были..." В Шварцвальде с этим было проще. Там едва ли не каждый пятый имел в своих жилах кровь "альвов", и сами они не так редко появлялись в человеческих городах. Но в Арвернии со времен Хильдеберта Строителя, потерявшего и жену, и сына "по вине" вейл, отношение к Другим Народам сделалось враждебным. Их часто обвиняли во всех бедах, обвиняли, будто они насылают болезни, неурожаи и прочие беды. Многие "альвы" переселялись в Шварцвальд и рассказывали, что из Арвернии их изгоняют, а, если те защищаются с помощью своих природных дарований - и убивают. Те, кто не хотел покинуть свою родину, либо искусно прятались, либо скрывались среди людей и, если могли, выдавали себя за них. Попробуй теперь разберись, кто есть кто!

Между тем, по знаку майордома, оба секунданта отошли на почтительное расстояние и остановились, выжидая. Оба понимали, что потом придется действовать быстро, очень быстро...

- Да будет этот поединок угоден Небесам! - непривычным отрывистым голосом провозгласил Карломан.

Король и Гизельхер выхватили из земли мечи. Синяя сталь ярко блеснула на солнце, и его золотые лучи скользнули, рассеченные острыми гранями клинков.

Король Хильдеберт закружил над головой меч, со свистом рассекший воздух. Ему хотелось устрашить противника еще до боя. И насмешливо взглянул на Рыцаря Дикой Розы, ожидая, что сделает тот. Понял ли виконт, что его ждет, в какой ловушке оказался? Рано или поздно или дерзкий поклонник Кримхильды не выдержит и пропустит удар, или попытается атаковать сам - и будет казнен, хоть и не за то преступление, за какое его судит он сам, король арвернский.

В этот момент в голове Гизельхера стремительно промчались все наставления майордома. И выстроились по порядку, сообщая молодому рыцарю единственный путь к спасению. Он хотел жить, он не мог позволить, чтобы его отец умер от горя, лишившись и второго сына. И теперь, следуя указаниям Карломана, Гизельхер изобразил крайнее удивление, увидев заточенную грань клинка. Даже потрогал ее рукой, хоть и так было видно. Постарался, точно актер, изобразить все соответствующие чувства поочередно: изумление, страх застигнутого врасплох человека, недоверие: неужели король мог так поступить с ним?! Но, увидев на лице Хильдеберта глумливую усмешку, принял разгневанный вид.

Король пропел известную при дворе песенку самым язвительным тоном:

- Королеву рыцарь полюбил, а король, узнав об этом, рыцаря погубил...

Карломан Кенабумский отошел назад, испытующе глядя на Хильдеберта. Он еще надеялся, что тот одумается, прикажет заменить боевые клинки турнирными. Но нет, Хильдеберт был слишком разгорячен. Гнев ослепил его, и он не ведал, что творит. Он не отменит своего безумного решения.

И теперь, глядя на своего царственного племянника, Карломан чувствовал одновременно жалость и раздражение. За что Арвернии такой король?! Но, с другой стороны - Хильдеберта не готовили на престол, его очередь была далеко не первой, и никто в свое время не мог предположить, что о воспитании именно этого принца следует позаботиться особо. Конечно, Хильдеберт не виноват, что еще в детстве лишился отца на том роковом турнире. А наставники, приставленные королевой-матерью, даже радовались, когда их ученик впадал в ярость во время военных занятий. Откуда им было ожидать, что этот храбрый и вспыльчивый мальчик со временем взойдет на трон Арвернии?!

Карломан вздохнул, вспоминая недавний разговор с королем в шатре, еще до того, как он придумал выход из положения, пусть и крайне рискованный. Сперва он пытался убедить короля отказаться от показательного боя. Тот и слушать не стал, брызгая слюной и выкрикивая ругательства против злосчастного Рыцаря Дикой Розы. Среди них прозвучало то, чего сам Хильдеберт, скорее всего, не заметил: "На этот раз ублюдки не отнимут у меня мою любовь!" Майордом ничего не ответил, но понял, что король вспомнил погибшую девушку-цветочницу и тех парней, пьяных и столь же несчастных, которых повесили за ее убийство. Тогда он молчаливо кивнул, соглашаясь с затеей короля, раз уж не удалось его переубедить. И принялся осуществлять ее - но только на свой лад.

Еще Карломан подумал, что власть королевы-матери пора ограничить. И наступает удобный для этого момент. Король уже не так слепо слушается свою мать, как прежде. В некоторых случаях ей так и не удается убедить "своего мальчика". Так что пора вывести на первый план молодую королеву, Кримхильду. Сегодняшний день доказал, что она способна повлиять на короля, у нее просто еще мало опыта... Что ж, это будет сделано, майордом не сомневался. Если не он... то другие продолжат его дело!

Тяжело вздохнув, Карломан поднял руку, подавая знак бойцам. Все замерли, напряженно глядя. Поединок готов был начаться. Король и Гизельхер приготовились. У каждого в одной руке меч, а в другой щит с гербом: арвернский ирис у короля, роза - у нибелунгского рыцаря.

У самой кромки ристалища, рядом с оцепившими его паладинами, стоял граф Рехимунд, бледный как смерть. Он сильно сжимал перчатки, почти уже растерзанные. Переводил отчаянный взор то на сына, то на Карломана, как на последнюю надежду. В его глазах майордом виделся самим доблестным Циу, спустившимся на землю по Радужному мосту. Как Циу вложил руку в пасть чудовищному волку Фенриру, чтобы спасти мир, так и граф Кенабумский сейчас готов был, рискуя своей жизнью, спасти не только Гизельхера, но и своего короля от бесчестья, а обитаемые земли - от беспощадной разрушительной войны.

Вблизи ристалища, недалеко от нибелунгского графа, стоял и Дагоберт Старый Лис. В отличие от Рехимунда, он сохранял наружное хладнокровие, тоже внимательно глядя на Карломана. Он все равно тревожился за своего племянника и зятя, видя, как обезумел король. Сумеет ли Карломан, безоружный, сдержать его? Заметив, как майордом поправляет широкие, по арвернской моде, рукава камзола, коннетабль дальнозорко заметил, как в них что-то блеснуло. Понимающе кивнул. Значит, наручи. А под камзолом у Карломана наверняка надета кольчуга. Ну что ж, хоть какая-то защита! Прямого рубящего удара кольчуга, скорее всего, не выдержит, но от скользящего должна защитить. И все равно, Дагоберта не покидало тревожное предчувствие. Конечно, он не раз видел, какой почти нечеловеческой ловкостью обладает Карломан, как он, только что стоявший спокойно, вдруг превращается в стремительный вихрь. Однако и самый быстрый человек может устать, а вот Хильдеберт в своем нынешнем состоянии усталости не чувствует. Сможет ли Карломан выйти живым и невредимым, если ему придется буквально плясать под мечом обезумевшего короля?! И успеют ли Жоффруа и Дитрих на помощь вовремя?

А между тем, на поле боя Гизельхер бросил последний взор на застывшую в своем кресле королеву Кримхильду. Над нею заботливо склонились Ираида Моравская, держа ее за руку, и Альпаида Кенабумская, которая что-то говорила королеве. Мысленно попрощавшись со своей неразделенной любовью, Гизельхер принялся действовать, так, как было ему подсказано майордомом. Он со всем своим пылом запел песню, сложенную еще в Нибелунгии в честь будущей королевы Арвернской:

- Прекрасная принцесса Кримхильд, что подобна белому шиповнику среди цветов полевых...

Реакция короля не заставила себя ждать. Он стремительно бросился в бой. С оглушительным звоном сталь ударилась о сталь, едва не высекая искры. Так начался бой, если только это можно было назвать боем. Ибо Рыцарь Дикой Розы только защищался, отбивая бешено сверкавший перед ним меч короля. Но продолжал песню, восхваляющую королеву, и его слова ранили Хильдеберта большее меча. Несколько ударов - и щит Гизельхера, изрубленный в щепки, упал на землю. Тогда и Хильдеберт со звонким смехом бросил свой щит и стал орудовать мечом обеими руками. Пусть этот нибелунгский вор еще поблагодарит, что он, арвернский король, сам, в честной борьбе, расправится с ним! Для этого ему не нужны никакие преимущества, он справится и без щита!

К этому времени и многие зрители заметили, что клинки остро заточены. Послышались возгласы изумления. Толпа начала роптать. Послышалось приглушенное, но набирающее силу эхо многих голосов, повторяясь на все лады: "Немыслимо!  Бой на заточенных клинках! Чего добивается король? Это же просто безумие! Бесчестье!" Дворяне и рыцари из свиты короля начали движение. Те, кто заметил первым, бросались к коннетаблю, к королеве-матери - к любому, кто, по их мнению, мог еще что-то сделать.

Граф Рехимунд беззвучно молился каждому из богов по очереди. Молодая королева застыла и похолодела, и только ужас в ее широко распахнутых глазах выдавал, что она сознает происходящее. Ида и Альпаида растирали ее похолодевшие руки. Но и сами они едва сдерживали волнение, особенно Альпаида. Она знала, что предстоит Карломану. Мысленно она взывала к Небесам так же горячо, как и отец Рыцаря Дикой Розы.

Сама Кримхильда сидела ни жива ни мертва, словно закованная в ледяной панцирь. Не издала ни звука, хотя меч ее мужа уже не раз задевал виконта Гизельхера, не имеющего возможности сопротивляться. Если бы не надежда на майордома, что обещал помочь, она не выдержала бы, наверное. Мысленно она обещала выполнить любую просьбу Карломана или его наследника, если каким-то чудом удастся  исправить то, что она заварила. И только медальон, что она носила на груди, согревал ее и не давал полностью погрузиться в отчаяние.

Немного в стороне, за креслом принцессы Бертрады, стояла Матильда Окситанская. Она была почти так же бледна, как королева, и сжимала пальцами резную спинку кресла. Ее мать, графиня де Кампани, участливо положила руку на ладонь дочери. Матильда не отрывала пристального взора от Карломана. Матильда видела, что окружающие, в том числе самые опытные воины, восприняли этот поединок более чем серьезно. И в том, как трогательно Карломан прощался с женой, словно уходя на войну, герцогине тоже виделись признаки опасности.

Стоявшая рядом Фредегонда заметила это и проследила ее взгляд. Ей было над чем задуматься. Видно, могущественный майордом крепко заполонил сердце Матильды, если она, такая ловкая, умная и осторожная, не может скрыть тревоги за его судьбу! Значит, есть грань, за которой каждый человек, как бы хорошо ни умел притворяться, не сможет скрыть настоящие чувства... Это был еще один урок, который Фредегонда извлекла из жизни Дурокортерского замка, и он должен был впоследствии пригодиться ей.

А тем временем на ристалище Гизельхер, продолжая петь песню в честь Кримхильды, упорно защищался и отбивал клинок противника, не предпринимая ничего, что могло быть расценено как покушение на арвернского короля. Король наступал все сильнее, при столкновении двух мечей летели искры. Самый воздух вокруг бойцов, казалось, стал горячим, и зрители смотрели на них с замиранием сердца. Но Дитрих и Жоффруа, более осведомленные, глядели не на противников, а на Карломана, ожидая от него знака, чтобы действовать. И вслед за ними в ту же сторону переводили взоры и многие из властного круга Арвернии. Даже те, кто не знал о замысле майордома, догадывались, что он собирается что-то предпринять, хоть и непонятно было, что можно тут сделать.

Возле самого ристалища собрались несколько именитых людей. Анегрран, сын и заместитель майордома; королева-мать со своим незаконным мужем Хродебергом; принц Хильперик; Дагоберт Старый Лис; Теодеберт Миротворец; герцог Гворемор Ярость Бури; шварцвальдский рыцарь Гундахар Лось.

Хродеберг держал Бересвинду за руку, пытаясь ободрить в этот тяжкий для нее час, когда она поглощена тревогой за судьбу сына. И все-таки он понимал, что в сегодняшней стычке прав был его отец. И сам Хродеберг прежде говорил своей незаконной супруге, что она переоценивает свое влияние на царствующего сына. Ведь не позволил же он им признать свой брак! И, наверное, зря Бересвинда так старалась опорочить свою невестку, домысливая лишнее, что и вызвало у короля сегодняшнюю вспышкку. Однако Хродеберг любил эту женщину, такую, как она была, и часто оказывался как меж двух огней в спорах между своим отцом и невенчанной супругой. Последние события привели совсем не к тому, чего добивалась королева-мать.

Теперь же они все оказались на краю гибели. Если слухи правдивы, их ждет еще одна война с Нибелунгией, а также и с Междугорьем, что военной силой почти не уступает Арвернии. Да и кланы "детей богини Дану" могут под шумок поднять восстание, особенно если Карломан - ни приведи Циу! - погибнет...

Гундахар из Эльхфельда, не понаслышке знавший междугорцев, гневно взревел, как настоящий лось по осени:

- Господа, во что вы втягиваете Шварцвальд?!

Королева-мать молчала, только нервно облизнула сухие губы. Если сейчас на ристалище прольется кровь, то им не избежать войны. И ей воочию представилось, что стало бы в случае союза между Нибелунгией и Междугорьем. Если два могучих королевства ополчатся против них, Арверния окажется на краю гибели. Бересвинда Адуатукийская с тоской осознала, что, случись такое - и они останутся одни. Даже ее царственный брат, прежде помогавший им, на сей раз может отказаться поддерживать. Особенно если решит, что она и ее сын во всем виновны сами...

Тут вмешался принц Хильперик, с тревогой наблюдавший за своим венценосным кузеном. Хильперик не стремился к власти, резонно полагая, что принцем быть и легче, и веселее, чем королем. Тем более, что арвернские короли ныне что-то не заживались долго. А уж стать королем в разоренной войной стране ему и подавно не хотелось!

- Матушка!.. - воззвал он к Паучихе. - Что он творит?! И правда ли, что Торисмунд Нибелунгский смог заключить союз с Междугорьем?

При этих словах он обернулся к Теодеберту, что должен быть осведомлен о международных делах лучше других. Рядом с ним заметил разъяренного герцога Гворемора. Сейчас тот как никогда оправдывал свое прозвище - Ярость Бури

- Наш народ не потерпит бесчестья! - громовым голосом произнес Гворемор. Для себя и других предводителей кланов он уже все решил: если арвернский король убьет своего соперника, который даже ответить ему не имеет права - "дети богини Дану" будут свободны от всяких вассальных клятв. Не следует служить тому, кто сам вероломен и бесчестен.

Теперь все взоры обратились к герцогу Теодеберту. Его поездка касалась как раз вопросов отношений между странами. Всем хотелось узнать, какие вести он привез.

Теодеберт, проглотив ком в горле, произнес:

- Даже если пока еще слухи... Это не оправдывает бесчестья нашего короля... Дагоберт, я не смогу надолго удержать народ моей дорогой супруги…

Дагоберт пронизывающим взором взглянул на королеву-мать. Ясно было только одно: в ближайшее время среди правителей Арвернии кое-что изменится! Дагоберт собирался приложить все старания, чтобы ограничить власть королевы-матери. И пусть его сын не защищает свою любовницу, иначе он отцовской властью потребует расстаться с нею! Арверния и так дорого платит за ошибки Паучихи. Правда, некогда он сам, в обмен на должность коннетабля, помог Бересвинде стать во главе Регентского Совета. Но с тех пор много воды утекло, и сейчас перед королевством стояли иные задачи.

- Вот что происходит, когда женщина находится у власти! - не выдержав, в сердцах, воскликнул он. - Госпожа королева, молись всем богам, небесным и подземным, чтобы у нашего майордома получилось, что он задумал, а иначе...

Он, сжав кулак, кивнул в сторону герцога Гворемора и стоявших обособленной группой среди зрителей воинов кланов "детей богини Дану". Никто не сомневался, что это племя, только наполовину, укрощенное, восстанет, стоит Арвернии ослабеть. И то, что Дагоберт уже второй раз назвал своего зятя по должности, для тех, кто знает, говорило о большой опасности ситуации.

Один лишь Ангерран пока не произнес ни слова. На его шее был надет золотой медальон майордома. Сцепив руки за спиной, он не отрываясь смотрел на ристалище. Но и там не замечал никого, кроме своего отца, напряженно замершего, как натянутая струна.

Что бы не случилось. Что бы не произошло. Он выполнит указание отца, который может и не дожить до вечера…

Его брат Аделард в ужасе наблюдал за поединком. Вновь ему почудилось, что на месте Рыцаря Дикой Розы находится, защищаясь от неистовых ударов взбешенного короля, он сам...
« Последнее редактирование: 23 Сен, 2022, 05:44:42 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6077
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10947
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Вот что происходит, когда женщина находится у власти
!
Конечно, смотря какая женщина. Если она осознаёт, что прежде всего государство, а уж потом все личные интересы, то страна получает великую королеву. Или императрицу. И тому есть примеры, но их немного. По сути кашу-то заварила Бересвинда, не желающая терять власть над сыном. А "её мальчик" уже давно не мальчик. Но и не государственный деятель, к сожалению. Не король, воин, да, но этого не достаточно для того, чтобы управлять страной.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Tory

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3198
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 1986
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Два дня подряд читаю "Летопись Фредегонды". Вроде бы, по началу показалось, что "совершенно не мое", но втянулась и была безоговорочно очарована и стилем изложения, и слогом, и сюжетом. Удивительно уравновешенное, гармоничное повествование с абсолютно живыми героями и достаточно напряженным развитием событий.
Браво авторам!
Записан
Я вылеплю себе иную
землю из сонных перьев...
Видишь - вдалеке -
проходит ветер с синими глазами...
(c) Шамиль Пею. Песни иных земель

... глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета...
Иосиф Бродский.

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Внимание! Этот эпизод практически полностью создан эрэа Menectrel! Такой потрясающий экшн дополнять - только портить.
Большое спасибо, эрэа Convollar, эрэа Tory! :-* :-* :-*
Цитировать
Вот что происходит, когда женщина находится у власти
!
Конечно, смотря какая женщина. Если она осознаёт, что прежде всего государство, а уж потом все личные интересы, то страна получает великую королеву. Или императрицу. И тому есть примеры, но их немного. По сути кашу-то заварила Бересвинда, не желающая терять власть над сыном. А "её мальчик" уже давно не мальчик. Но и не государственный деятель, к сожалению. Не король, воин, да, но этого не достаточно для того, чтобы управлять страной.
Разумеется, бывали по-настоящему великие женщины-правительницы! То, что здесь написано - всего лишь мнение персонажа, далеко не нейтрального. Надеюсь, что в нашем произведение еще появятся такие героини, которым не страшно целую страну доверить. Но Бересвинда на эту роль не годится. Хотя она не только интриговать умеет, но и в государственных делах участвует.
Два дня подряд читаю "Летопись Фредегонды". Вроде бы, по началу показалось, что "совершенно не мое", но втянулась и была безоговорочно очарована и стилем изложения, и слогом, и сюжетом. Удивительно уравновешенное, гармоничное повествование с абсолютно живыми героями и достаточно напряженным развитием событий.
Браво авторам!
Спасибо Вам большое, наш новый читатель! Надеюсь, Вам понравится! Откликайтесь еще, пожалуйста!

Глава 12. Волк, Ирис и Роза (продолжение)
Удар. Еще удар. Король, войдя в раж, атаковал, забыв, что его соперник может и ответить ему внезапным ударом.

Пот стекал по лицу Гизельхера в три ручья. Солнце слепило глаза. Но Рыцарь Дикой Розы все еще держался. Он знал, что в отличие от Хильдеберта, Карломан человек слова.

Все чаще Рыцарь Розы получал ранения. Все чаще клинок короля плясал возле его открытой шеи. Все чаще сердце его отца пропускало удар.

Дагоберт с замиранием сердца смотрел на своего племянника и зятя. Он обещал себе, что если… Если все же случится самое худшее, он не пощадит Паучиху и сделает все, чтобы она лишилась положения при дворе. И сыну запретит иметь с нею связь. Да, его сын любит эту женщину, но после того, к чему она привела Арвернию…

Теодеберт также был напряжен. Один неверный шаг, и ему придется выбирать…

Удар. Еще один удар. Сердце готово  было выскочить из груди. Клинок короля пронзил горячий воздух совсем рядом со злосчастным Рыцарем Дикой Розы… Счет шел уже на минуты…

Но рыцарь очень хорошо помнил наставления Карломана: «Спасение будет только, когда ты оставишь надежду.»

И вот, настал момент, когда Рыцарь Дикой Розы, ослабевший от ран и от напряжения, не удержал равновесия и пошатнулся. Казалось, он вот-вот упадет, и клинок короля пронзит его...

Выжидающий Карломан беззвучно воззвал к Небесам и подал долгожданный знак.

- Государь!.. – воскликнул он, как было условлено, и стремительно, как волк, неожиданно сорвался с места. Дитрих и Жоффруа последовали его примеру.

Но король, охваченный боевым задором, не слышал возгласа своего майордома. Рыцарь Дикой Розы молился, чтобы его сил хватило на то время, пока к нему бежит подмога…

Трибуны замерли. Сердца многих сжались в предчувствии беды…

- Государь!... – совсем близко донесся до Рыцаря Дикой Розы крик стремительно бегущего Карломана.

Клинок упал в песок. Гизельхер попытался отбить удар короля, но это привело к тому, что он остался безоружен. Но вот и Дитрих… Подхватив юношу под руки, он быстро увел его с арены.

А в это время между королем и Гизельхером остановился подоспевший Карломан.

- Государь!... – отчаянно пытался дозваться до своего племянника майордом Арвернии.

Но все было тщетно. Взор налитых кровью глаз Хильдеберта был помрачен. Он не различал, где друг, а где враг…

То что произошло дальше, поразило всех, потому что почти никто не мог такого представить.

Народ повскакивал со своих мест. Рыцари – соперники, враги и друзья – Карломана – как бы они к нему не относились, – с немым восхищением наблюдали за его танцем под мечом короля.

Дагоберт Старый Лис, побледнев, чувствовал, как сердце опять защемило. Стоящий рядом Теодеберт, казалось обратился в памятник самому себе… Одно дело, когда только подозреваешь, что задумал твой пасынок, названный сын, а другое дело - когда это видишь… Он чувствовал, как мурашки бегают по коже… Но все равно предпочитал смотреть на ристалище, чем взглянуть на жену, сидящую возле своей невестки – Альпаиды…

Ангерран безмолвствовал. Про себя он вел обратный счет (десять, девять…), до того момента, когда на подмогу к отцу прибудет Жоффруа – тот был в тяжелом доспехе и не мог бежать так быстро, как Карломан и Дитрих.

Разящий удар. Просвистело совсем рядом. Но Карломан и на это раз успел увернуться от удара. Жоффруа бежал из всех сил. Вот-вот… Но король вновь занес меч, готовясь ударить…

- Государь!... – во всю глотку кричал уже Жоффруа, понимая, что не успевает…

Дитрих и Гизельхер в это время вышли из круга расступившихся перед ними паладинов. Граф Рехимунд, увидев сына, не выдержал и заключил его в крепкие объятия. Дитрих отвел взгляд и, как и все, стал наблюдать за тем, что происходит на ристалище. И почувствовал, как ужас холодит ему кровь...

Обезумевший король разил мечом наотмашь. Без всяких уловок, как атакующий бык. Карломану потребовалась вся его ловкость, чтобы продолжать избегать свистящего клинка.

«Шесть, пять…» - считал Ангерран… Нет, не успеет…

- Государь!.. – безуспешно продолжал взывать Жоффруа, перед глазами которого разворачивалась картина, которую он потом видел в кошмарах…

Удар, исполненный ярости. Обезумевший король с оглушительном криком направил свой клинок прямо на Карломана, у которого уже не оставалось времени на очередной маневр…

Храбрившийся Дагоберт все же не выдержал и зажмурился. Вот и все… Сейчас до его слуха и до слуха всех через мгновенье доносется звук переломанных костей… Он почти слышал пронзительный крик обезумевшей Альпаиды… Гневные проклятья дорогого кузена Теодеберта… Нет, нет же…

- Карломан!.. – крикнула внезапно вставшая Женевьева Армориканская. Она так резко встала, что кресло, на котором она сидела, упало. В ее надтреснутом голосе Фредегонда, замершая в напряжении, как и все, уловила силу. Теперь она разглядела женщину, уже пожилую, но еще сохранившую многое от былой красоты, с такими же глазами, как у майордома. Сейчас она вся кипела таинственной силой, какую вызвала угроза близкому человеку. Внучка вейлы не сомневалась, что эта женщина была матерью Карломана. И сейчас она открыла свои возможности, чтобы спасти сына.

Ласточка словно повинуясь материнскому приказу, метнулась прямо в лицо королю.

Как и у его кузена, у Теодеберта тоже не хватило сил смотреть, как произойдет самое худшее… Он убийственным взглядом окинул королеву-Паучиху. И если бы взглядом можно было убить, он бы сейчас лишил короля матери.

Бересвинда Адуатукийская покачала головой, осознавая, куда именно все привело, словно хотела сказать: "Я не этого хотела. Совсем не этого."

Блестящие остриё пронзило разгорячённый воздух, как нож - масло. Одновременно с этим ласточка камнем упала прямо на короля. Фредегонда изумилась. Ее птица слушается кого то еще?..

Карломан успел встать в стойку и поднять над собой перекрещенные руки, поймав клинок. Но все равно удар был так силен, что ноги его стали утопать в песке, и он, гася силу удара, вынуждено отвел перекрестие своих рук в сторону – прямо на свое левое плечо.

«Один»… - безотчетно закончил уже никому не нужный счет Ангерран. В это же время Жоффруа, пользуясь заминкой короля, выбил из его рук меч, залитый кровью. А потом, взяв Хильдеберта за плечи, стал трясти и звать: «Государь!»…

Хильдеберт пришел в себя. Он встряхнул головой, а потом осознанным взглядом поглядел на паладина. Потом заметил позади него своего майордома…

- Дядя?..

Жоффруа убедившись, что у короля прошел приступ безумия, обернулся, и кровь у него в жилах тотчас похолодела.

Мертвенно-бледный Карломан, сильно шатался, но продолжал стоять. Каким то странным взглядом он вводил по ристалищу. Камзол на левом плече был распорот. На солнце блестела разорванная кольчуга… И хотя клинок прошел по касательной, не застряв в теле, но из сильно кровоточащей раны виднелись белые кости разрубленной ключицы.

Сам Карломан, видимо оглушенный и не осознающий происходящее, продолжал стоять, качаясь как маятник.

- Дядя!... – не своим голосом снова крикнул король, в ужасе глядя на родича.

Видимо, какой то смутный отголосок донесся до Карломана, который явно был не здесь. Посмотрев на короля, он взглянул затем на свои ноги. Он стоял уже в луже крови… С каким то жутким интересом Карломан принялся изучать, откуда же она появилась. Едва держа равновесие, он поднимался взглядом дальше по своему телу, а затем, будто не поверив, что ранен, правой рукой прикасается к ране. Потом поднес правую руку, окровавленную, к лицу. И наконец, осознал, что это его кровь…

Это отразилось в выражении его лица, бледного, как у покойника. Сам он, казалось, так и не успел по-настоящему что-то почувствовать, стоя в оглушающей тишине. И все вокруг него тоже застыли, словно окаменели под взглядом дракона. Многое могли себе представить подданные арвернского короля. Но вот такого завершения "показательного поединка" - никогда.

А раненый майордом, казалось, не успел даже испугаться. Сознание оставило его. В глазах потемнело. И он еще раз, сильно пошатнувшись, начал медленно оседать. Тишину разорвали истошные крики, словно со зрителей сняли оцепенение. И в тот же миг к нему подбежали король (испуганный и едва понимающий, что случилось), и Жоффруа. Они успели подхватить Карломана и осторожно уложить его на окровавленный песок.

Ласточка, что спасла майордома, метнувшись в лицо королю и заставив его изменить направление удара, выполнив свой долг, вспорхнула в небо и закружила над ристалищем…
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3414
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6313
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Глава 13. Калейдоскоп (начало)
Во время поединка майордом Арвернии был всецело поглощен своей задачей. Все силы души и тела он вложил, чтобы любой ценой остановить обезумевшего короля, не допустить позора и общей гибели. Потому-то и не оставил ни капли внимания для себя. И, когда меч со свистом рассек воздух и послышался глухой удар, Карломан не вскрикнул и не почувствовал боль, даже не осознал, что произошло. Только вспышка - и тишина кругом, оглушающая тишина. Он водил растерянным взглядом по замершим трибунам. Люди вокруг побледнели, их лица исказились от страха. Но чего же они испугались?

А потом в глазах стало рябить, словно перед ним носился рой назойливых мушек. Одновременно с тем Карломан почувствовал, как песок ристалища уходит у него из-под ног. "Из зыбучих песков его взяли, что ли?" - подумал он с раздражением.

Затем до него долетел приглушенный, как из-под толщи воды, голос короля, который он едва узнал:

- Дядя?!

Карломан отчего-то с трудом смог сосредоточить взгляд на короле, чтобы ясно его разглядеть. Хвала всем богам, в нем больше не было безумия, но зато его лицо исказилось страхом. Это показалось майордому странным. Чего может бояться его царственный племянник?

Но даже и теперь Карломан еще не сознавал, что с ним произошло. Воодушевление, что горело в нем, как костер, не могло погаснуть сразу, до поры поддерживало его плоть, забывшую о своей смертности. Он шатался в зыбучих песках, но стоял.

И лишь теперь он взглянул вниз, на песок у своих ног, куда со страхом смотрел король.

И увидел, как вокруг него по золотистому песку растекается, медленно впитываясь, алая густая жидкость. Чуткое обоняние вмиг донесло до него запах, отлично ему знакомый, сильный, пахнущий живой сырой плотью. Этот запах воодушевляет, пробуждает в нем иную суть...

Наконец, Карломан поднял глаза туда, откуда бежал багряный поток, еще не веря своему помутившемуся зрению (проклятые мушки так и вились перед глазами). И он разглядел разрубленное, изуродованное плечо. Едва удерживая равновесие, непонимающе смотрел на страшную рану.

Что? Откуда это взялось?!

Плохо слушающейся правой рукой Карломан провел по левому плечу. Рука стала мокрой и теплой. Будто трогая чужое тело, он прикоснулся к разрезанной плоти и белым осколкам костей. Со стороны это выглядело жутко. Нащупал края раны сквозь рассеченную кольчугу. Но зрение все больше изменяло ему, и он поднес к глазам окровавленную руку. Рука была в крови, сомнений нет. При этом боли он так и не успел почувствовать, что было удивительно.

Значит, король последним взмахом меча все же задел его! И это его кровь стремительно утекает из раны...

Песок под ногами качался все сильнее, и в глазах темнело. Все, кто был вокруг, увидели, как стало меняться белое, как у мертвеца, лицо Карломана, только сейчас осознавшего, что он ранен.

Он не видел и не слышал больше никого, кругом царила оглушающая тишина. Быстро убедился, что дело плохо. Судя по сильному кровотечению, рассечены артерии. А осколки костей - от разрубленной ключицы. Но не успел додумать свою мысль. Земля вдруг совсем ушла из-под ног, и солнце погасло, будто его проглотил исполинский волк. Что произошло, неужели Рагнарёк, предсказанный древней вёльвой?! Но додумать этой мысли Карломан не успел. Вдалеке появились король и Жоффруа де Геклен, оба были чем-то сильно испуганы. Король истошно кричал, но майордом уже не мог ничего разобрать. Колени его подогнулись, и он медленно упал на песок, обагренный кровью.

В последний миг он еще почувствовал, как король и Жоффруа касаются его и осторожно укладывают. А потом еще успел поднять глаза к небу и увидел, как в ясной синеве стремительно проносится ласточка. Затем сознание окончательно оставило раненого.

***

Король Арвернии едва мог поверить и осознать, что он натворил. Он замер неподвижно, такой же бледный, как и раненый Карломан. На руках и доспехах его была кровь майордома. Просто не укладывалась в голове чудовищность произошедшего. Его дядя, главная опора Арвернии, тяжело ранен, быть может, умирает... и сотворил это он, король Хильдеберт, в припадке безумия?!

Над раненым уже склонились королевские хирурги и жрецы-целители из храма Эйр. Жоффруа де Геклен, сняв с себя плащ, постарался туго, но осторожно перевязать рану. По крайней мере, это поможет Карломану не истечь кровью до настоящей помощи. Однако командир паладинов, разглядев рану, лишь сомкнул зубы до боли, чтобы ничего не сказать. Если лекари сумеют спасти майордома, то сохранить руку, почти полностью отрубленную, было мало надежды. Но сейчас те, кто заботился о раненом, пытались прежде всего остановить кровь.

Король не отводил напряженного взгляда. Он стоял на ристалище один. Паладины не пустили любопытствующих зрителей. Но наиболее заинтересованные среди знати так и остались где стояли, возле самого ристалища, пытаясь разглядеть, что происходит. Это хорошо, что возле раненого сейчас только нужные люди, лишняя толпа там ни к чему...

Лишь одна мысль неуклонно продолжала мучить короля,  впиваясь в мозг насквозь, вонзаясь как гвоздь в дерево, грохоча в его голове, как копыта лошадей.

<i>"Неужели это сделал я?!" </i>

Внезапно перед ним словно из ниоткуда появилась Женевьева Армориканская. Мать Карломана, с посеревшим от горя лицом, в одночасье превратилась в старуху. Во всяком случае, выглядела теперь на свои годы. Она смотрела куда-то сквозь арвернского короля, как будто не видела его. Король даже не удивился этому, а только каким-то краешком сознания отметил, что глаза у нее в точности как у Карломана, ее сына.

- Никогда не прощу! - выкрикнула она дрожащим голосом, прежде чем муж успел перехватить ее и крепко прижать к себе.

Тем временем соорудили носилки из нескольких щитов, скрепив их копьями. И Хильдеберт почувствовал, как Жоффруа де Геклен заботливо подхватил его под руку и проговорил:

- Пойдем отсюда, государь! Я отведу тебя в безопасное место.

Хильдеберт, словно очнувшись, провел ладонью по глазам. Он слышал слова своего верного паладина, и даже понимал их смысл, но они не доходили до сознания. "Государь"? Неужели он все еще государь хоть для кого-то, после того, что натворил?!

Оглянувшись, король встретил взгляд герцога Гворемора. Тот смотрел на него, как будто он был осужденным убийцей, достойным казни.

И Хильдеберт остался на месте, не замечая настойчивых попыток Жоффруа увести его. Он хотел знать, чем все закончится. Конечно, он виноват в том, что случилось. С самого начала думал о чем угодно, только не о том, что следовало, ослепленный красотой Кримхильды. И вот - перестал различать своих и чужих, и его рука нанесла тяжелый, быть может, смертельный удар его дяде, человеку, которого он любил и уважал. Но король арвернский был, по крайней мере, честен с самим собой, чтобы признавать свою вину.

Тем временем тело так и не приходившего в сознание Карломана с великой осторожностью уложили на носилки. Самые именитые рыцари из Арвернии и других стран, - его сводный брат Магнахар Сломи Копье, Гворемор Ярость Бури, Дитрих Молоторукий, Гундахар Лось и другие, - в скорбном молчании подняли носилки на плечи. Их никто не призывал, они сами в едином порыве пожелали выразить почтение майордому Арвернии - близкие к нему, и былые соперники, и те, кто не раз сталкивались с ним на войне и на турнирах. И друзья, и враги были исполнены желания проводить Карломана в печальный - и, как знать, не в последний ли, - путь. Его сегодняшний подвиг навсегда останется легендой в сердцах всех, кто видел.

В стороне, среди нибелунгских рыцарей, стоял раненый Гизельхер вместе со своим отцом. Он был бледен, не только от ран, но и от вида страшной судьбы Карломана. Теперь нибелунгский посол и его сын в долгу перед майордомом, что спас их, а для Нибелунгии и Арвении сохранил мирную жизнь. Сам Рыцарь Дикой Розы отделался легкими ранами и скоро будет вполне здоров, а вот Карломан...

Оба нибелунга знали, что ничем не смогут его отблагодарить, на свете просто нет равной цены. И граф думал о том, что сегодня же напишет письмо королю Торисмунду, поведает обо всем, чтобы король тоже знал, насколько он обязан майордому Арвернии.

Тем временем Дагоберт Старый Лис, заметив, что король еще тут, приказал Жоффруа:

- Уведи его!

А сам опять поглядел на неподвижное тело Карломана, которого уносили рыцари. Судорожно втянул воздух. Он-то повидал достаточно ран, чтобы верно оценивать состояние своего зятя. Рана жуткая... Но все же, надежда есть. Если лекари постараются, то смогут спасти ему жизнь... Лишь бы он не истек кровью, и лишь бы не случилось заражения... Если Карломан выживет, не случится междоусобной войны. А Альпаида не будет рвать на себе волосы, оплакивая любимого мужа... Пусть будет так!..

Король, безучастно теперь позволивший Жоффруа увести себя, лишь раз поднял голову, заметив Аделарда, что окинул его взором, полным ненависти. Младшего сына майордома трясло, он упал на колени прямо на песок, залитый кровью его отца. Хильдеберта удивило, почему его двоюродный брат словно бы винит себя в том, что случилось с его отцом. Именно об этом почему-то подумал тогда, а больше ни о чем.

***

Тем временем, печальная процессия проследовала по подъемному мосту и миновала ворота замка. Рыцари на своих плечах несли покоившееся тело Карломана. Двигались осторожно, чтобы не разбередить рану еще больше, но быстро, слаженно. Медлить было нельзя. Почти перерубленное плечо раненого было стянуто тугой повязкой.

На протяжении всего пути по обе стороны выстроился народ. Все вместе теснились, пытаясь взглянуть на майордома. Слухи уже облетели весь город, и даже те, кто не был на показательном поединке, узнал, что у короля был приступ безумия, и он тяжело, а может, и смертельно ранил майордома, пытавшегося его остановить. Слышался плач: графа Кенабумского уважали почти все. Мужчины и женщины, знать и простолюдины выстроились вперемешку, встречая шествие. Женщины плакали. Мужчины отводили глаза. Дети испуганно вскрикивали, видя страшное зрелище.

Совсем рядом с носилками оказалась и Фредегонда, вместе с принцессой Бертрадой и охранявшими их воинами. Она увидела совсем близко лицо Карломана, проплывавшего мимо них на носилках. Он был иссиня бледен, черты его лица заострились, глаза плотно сомкнулись, а губы исказила складка боли. И впрямь он походил на покойника, и Бертрада, никогда не видевшая мертвых, испуганно отвернулась. Но Фредегонда чувствовала больше, чем сообщали глаза. Ей было внятно, как бьется ток жизни в изуродованном и обескровленном теле Карломана. У него было жизненной силы больше, чем у обычных людей. Похоже, таких, как он, не так-то просто убить! Медленно - но все-таки гораздо быстрее, чем у обычного человека, - его тело начинало залечивать свои раны, разрубленные кости и мышцы готовы были срастись, нужно лишь время. И Фредегонда уже спокойнее взглянула на раненого майордома. Она еще поговорит с ним, непременно, пусть не сейчас, а через несколько недель или даже месяцев!

Окончательно девушка успокоилась, увидев свою ласточку, которая парила над распростертым на носилках Карломаном. Ласточка спасла его, метнувшись в лицо королю, так что его меч изменил направление удара. Значит, если она летает, остается надежда.

***

В скором времени, в принадлежащих майордома покоях Дурокортерского замка, над Карломаном хлопотали лекари и ученые жрецы. За дверь то и дело вносили белое полотно для перевязки, кипяченую воду, какие-то инструменты, связки целебных растений и амулеты, иглы и шелковые нити, какими зашивают раны. А оттуда выносили пропитанные кровью повязки, разрезанную одежду, плащ, насквозь пропитанный кровью, розовую от крови воду. И никаких известий, хотя времени прошло уже много.

Снаружи ждали самые близкие Карломану люди: жена, сыновья, мать и отчим, тесть, сводный брат Магнахар Сломи Копье - сын герцога Теодеберта от первого брака. Всех их объединяло одно чувство: жгучая тревога за судьбу близкого человека. То и и дело кто-нибудь, или даже несколько человек сразу, бросали на запертую дверь жгучие взоры.

Посреди покоев стоял Дагоберт, ласково гладя по голове и плечам свою дочь, что уткнулась ему в грудь. Она старалась держать в себе мучившие ее чувства. Но дрожание рук напомнили Дагоберту маленькую девочку, боящуюся темноты, которой она была когда-то, играя с Карломаном в переходах дворца...

- Дочка моя, доченька... - сиплым голосом шептал Дагоберт, ища слова, чтобы утешить ее, и не находя. И у него самого руки дрожали так же сильно, а к глазам подступали слезы. Такой боли он не знал с того дня, когда жена его умерла... Но нет, Карломан не должен погибнуть! Он не раз бывал ранен, и всегда восстанавливался. Справится и сейчас.

И он вновь вспомнил о королеве-матери. Во всех нынешних бедах больше всех ее вина! Эта женщина похоронила своего мужа, нескольких сыновей и внуков, и, кажется, не успокоится, пока не сможет носить траур по всей Арвернии! Быть может, это Паучиха, а вовсе не проклятье вейл, навлекает несчастья на арвернских королей?

И Дагоберт пообещал себе: если все же его зять и племянник умрет, то он уничтожит Паучиху. Любой ценой, даже если это будет последним, что он сделает! И неважно, что его сын любит ее.

Судорожно сглотнув, Дагоберт, наконец, решился поднять взгляд на кузена и его жену.

Они сидели на диване. Женевьева Армориканская беззвучно взывала к богам и произносила заклинания на языке "детей богини Дану", что должны были помочь исцелить Карломана. Теодеберт сидел неподвижно и очень прямо. Он сознавал, что не сможет укротить "детей богини Дану", если они восстанут против Арвернии. Тогда ему останется лишь выбирать, на чьей стороне быть. Как арвернский принц, он обязан будет поддержать короля, своего внучатого племянника, пусть даже тот безумец и сумасброд. А как муж Женевьевы, что был вместо отца Карломану, пострадавшему за свою верность, он должен будет отречься от своего народа и кровных родичей. Тяжкое испытание, да еще на старости лет!

Возле супружеской четы угрюмо примостился на кресле могучий рыцарь. Это был Магнахар Сломи Копье, сын Теодеберта от первого брака. Свое прозвище он получил за любовь к рыцарским турнирам. Сейчас Магнахар то и дело бросал яростные взоры на дверь, отделившую Карломана от них. В других обстоятельствах он наверняка метался бы по комнате, как медведь в клетке. Но сейчас сдерживал волнение, щадя чувства родителей.

Кроме того, у Магнахара, как арвернского военачальника, был и другой повод тревожиться. Будучи одним из четырех маршалов Арвернии, он служил в войсках под началом коннетабля, вместе с Хродебергом. Естественно, сейчас его беспокоило: начнется ли новая война? Если так случится, что Карломан умрет - Арвернии придется очень туго. Если восстанут издавна недовольные "дети богини Дану", то и Окситания, лишь несколько лет назад принявшая вассальную присягу, может отделиться, а тогда... Нибелунгия наверняка захочет отомстить ослабевшим арвернам за былые их победы, тут уже смогут справиться и без помощи союзников.

Так рассуждали старшие королевские родичи, те, кого в первую очередь беспокоили государственные заботы. А тем временем, возле окна сидел на стуле Аделард, согнувшись и закрыв лицо руками. Каким же он был глупцом! Как легко он мог оказаться на месте Гизельхера, в своем восхищении королевой Кримхильдой, - и тогда его отец сейчас умирал бы по его вине! Право, лучше было бы ему уйти в военное братство в честь Донара или Циу.

Ангерран стоял у дверей, что вели в другие покои, пытаясь расслышать хоть какой-нибудь звук. На груди его блестел золотой медальон майордома. Глаза почернели. Лицо окаменело. Он понимал, что ничем сейчас не может помочь отцу. Значит, надо выполнять его волю, сделать все, как он велел...

Молча сделав жест, он пригласил следовать за ним своих дедушек - Дагоберта и Теодоберта. Одновременно с тем отдал распоряжения слугам созвать других членов Королевского Совета и тех, кого дополнительно пригласил майордом.
« Последнее редактирование: 24 Сен, 2022, 06:30:25 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)