Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis, эрэа
Карса! 
Итак, будущее Арвернии в надёжных руках, Ангерран это доказал. Если, конечно, короля опять не занесёт, но уж тут что будет, то будет.
Очень яркая и напряжённая сцена с набатом, но, видимо, все присутствовавшие на совете, были в сильном волнении, поэтому и спутали набат с боем часов.
Жизнь покажет, как сложится. Лишь бы удалось все написать!
Сцена с набатом и реакция окружающих превосходно исправлена и дополнена лично эрэа
Менестрель!А они, конечно, в волнении, у всех нервы напряжены.
По сцене с набатом, оказавшемся боем часов, видно, как же они все переживают. А при этом приходится изображать спокойствие и политику делать (потому, что она такая - ждать не будет).
Что ж, союз - уже, фактически, дело решённое, это хорошо. Но, думаю, вряд ли Альбрехт будет спокойно сидеть под арестом в гостях и не попытается найти какой-то способ предупредить своего короля. Посмотрим, что будет.
Да-да, о политике приходится заботиться! Это Вы еще не видели, как Ангерран прикажет Теодеберту и Женевьеве уехать, оставив раненого Карломана. Так вот складывается жизнь у наших героев.
Насчет Альбрехта - я надеюсь, позаботятся, чтобы ему было не до того.
Вот это совет! У Карломана весьма достойный преемник. Посол Междугорья, несомненно, ещё доставит проблем. Надеюсь, союз состоится и Междугорью дадут отпор. Какой долгий был у героев день!
День был долгий, и описание Совета оказалось невероятно долгим! Но мы справились, это само по себе маленький праздник.
Ангерран, конечно, достойный преемник, но будем надеяться, что и сам Карломан еще вернется к делам и примет участие в союзе своего имени.
Глава 18. Кольцо нибелунгов и колокол (окончание)
Переведя дух, Ангерран с облегчением отер холодный пот со лба. Значит, самого страшного не случилось, значит, отец жив! Конечно же, это часы, теперь и он узнал их звон, отбивающий время. А ведь успел за считанные мгновения пережить невесть что. И не только он один: молодой майордом сочувственно глядел на побелевшее лицо своего деда, Дагоберта, на судорожно сжатые руки Теодеберта. Бедные: он-то хотя бы молод, а чего стоят такие потрясения людям более старшего возраста?..
Жизнь постепенно возвращалась к нему. Все еще на негнущихся, словно окостеневших ногах, Ангерран вернулся к креслу майордома. И, наконец, впервые за весь Совет, сел, а точнее - упал в него. Ему показалось, что ложный набат - это знак. Известие о смерти отца оказалось ложным, значит, он будет жить и дальше. А он, его наследник, теперь достоин сидеть в его кресле.
Приходя в себя, Ангерран оглядел собравшихся. Они тоже оживали постепенно, к их восковым лицам возвращался нормальный цвет. Потрясение было столь велико, что обрадоваться своей ошибке как следует не удавалось. Горестное известие обрушилось на них с такой силой, что не оставило и тени сомнений. А вот в радость надо было еще суметь поверить...
Усевшись в кресло, Ангерран поймал блестящий взгляд Матильды, на щеках которой высыхали светлые дорожки слез. Кивнул ей, одним взглядом выражая признательность, какую не высказать словами. Она одна своим чутким женским сердцем поняла правду!..
Ангеррану уже давно хотелось пить, а сейчас рот и горло совсем пересохли, так что он не мог говорить. По его знаку, один из писцов разлил в кубки воду из кувшина. Вода была ключевая, прохладная. Сын Карломана дрожащими руками взял свой кубок и осушил, как потрескавшаяся от засухи земля утоляет свою жажду драгоценной дождевой влагой. И, пока пил, внимательно разглядывал остальных, как они справляются с потрясением.
"Благодарение Небесам: Женевьева не оплачет своего сына, и "дети богини Дану" останутся верными вассалами!" - в руках Теодеберта кубок с водой едва не расплескался. - "Не приведи такого потрясения больше никому из нас: пожалуй, оно многим сократит жизнь."
"Пятнадцатилетним отроком, горячим и беспокойным, попал ко мне Карломан, и я воспитал его вместе со своими детьми, видел, как юноша превращается в отважного воина и дипломата, в великого государственного мужа. Я признал тот момент, когда он превзошел меня - а это удается не каждому из наставников. И было бы очень несправедливо, если бы довелось мне пережить его, увидеть великое горе своей дочери. Пусть такого никогда не произойдет! Пусть не зарыдает Альпаида над телом Карломана!" - словно заклятье, мысленно твердил Дагоберт Старый Лис, вцепившись белыми пальцами в кубок с водой.
Магнахар, Жартилин, Хродеберг, Гворемор, - все они словно почуяли дуновение свежего ветра, каждый по-своему радуясь избавлению от бед, что грозили в случае смерти Карломана. Трое маршалов, кроме того, думали еще и о своих близких, для которых потерять его было бы страшным ударом. Но набата нет - это значило, что остается надежда! Если Карломан переживет самые трудные первые часы, то останется жить. Все еще будет хорошо!
Старейший среди присутствующих - Турольд, жрец-загоноговоритель, успокоился быстрее других. Отчасти он знал, кто такой Карломан, а кроме того, первым после Матильды понял, что набат был ложным. Но даже и его в первый миг настолько встревожил звук колоколов, что не разобрал знаков, говорящих другое. Сейчас Турольд сидел, задумчиво водя пальцем по узорам кубка, словно хотел их зарисовать. "Благодарю тебя, Всеотец Вотан, что ты не спешишь пока принимать графа Кенабумского в свои блистающие золотом чертоги! Разумеется, тебе лучше знать, какова судьба у каждого человека. Но Карломан Кенабумский слишком нужен здесь, на земле, и он достоин лучше участи, чем погибнуть от меча безумного короля, собственного племянника."
Граф де Кампани в несколько глотков осушил кубок, глядя на свою дочь Матильду, - а та вся светилась счастьем, поведав всем, что Карломан жив. Бедная, нужно ли столько лет убиваться по мужчине, который годится ей в отцы, и, к тому же, никогда не покинет свою жену, какие бы увлечения у него не случались?.. В свое время канцлер, а еще больше - его супруга, Кродоар, всерьез тревожились по поводу слухов о связи их дочери с майордомом. Но время показало, что Матильда, если и не обрела на этом пути личного счастья, взамен получила не меньше. Карломан развил ее ум и научил мыслить по-государственному. Родители бывшей королевы арвернской не могли его осуждать.
Именно к канцлеру обратился сейчас Ангерран, причем, неожиданно для себя - по имени, словно события и тревоги сегодняшнего дня сблизили участников Совета:
- Гуго, распорядись, чтобы колокола отныне звонили только в полдень и в полночь!
Канцлер кивнул, понимая его желание.
Сам же молодой майордом заметил, что голос его все еще звучит сипло. Чувствуя, как медленно отпускает трясущая его ледяная дрожь, он подумал, что, если теперь встать перед зеркалом из венетийского стекла - пожалуй, обнаружишь, что виски поседели. И вновь с сочувствием подумал об участниках Совета, что были вдвое-втрое старше него: легко ли им переживать такие потрясения?..
И он по-новому осмыслил видение своего отца. Ведь тот же сказал: "Считай удары". А сам Ангерран позволил отчаянию поглотить себя и не понял, что речь идет об ударах часов! А, сказав, что собирается уходить, отец имел в виду, что сын больше не нуждается в его помощи на Совете, что, справившись с послами, он легко уладит и все остальное. Хотя теперь Ангеррану было стыдно, что он растерялся, как дитя. Пожалуй, полагаться на его мудрость еще рано! Он не понял слова отца. Одна лишь умница Матильда догадалась сосчитать удары часов!
Она же сидела сейчас, привалившись к спинке кресла, как-то сразу ослабев после недавнего бурного перепада чувств, и с наслаждением дышала теплым, но не жарким летним воздухом, пахнущим садовыми цветами. Люди редко ценят жизнь. А между тем, даже один такой глоток воздуха, даже просто белый свет - уже сокровище превыше королевских корон. Но люди редко об этом задумываются, разве что пережив большие потрясения, когда в глазах меркнет свет и из легких уходит воздух. Зато потом - каким светлым и чудесным видится окружающий мир! И Карломан жив, он еще много раз увидит красоту летнего дня, вдохнет этот чистый воздух! Он вернется к жизни, к заботам Арвернии, ко всем, кто ждет его! Он вернется и уладит все государственные дела, что чуть было не пошатнулись. Ангерран блестяще провел свой первый Совет, он достоин быть майордомом, но это стоит ему великих трудов и большого напряжения. Такая должность - не подарок, а тяжкая ноша. Матильда не сомневалась, что он уступит своему отцу занятое с таким нежеланием кресло майордома, как только Карломан сможет приступить к своим обязанностям. Хотя это будет, вероятно, еще не скоро.
Между тем, Ангерран, дав время советникам и самому себе собраться с мыслями, стал вспоминать, о чем еще следует напомнить до окончания этого казавшегося неимоверно долгим Совета. Найдя взором Ираиду Моравскую, сидевшую рядом с супругом, обратился к ней:
- Герцогиня! Позаботься, чтобы молодая королева держалась тихо, не давая никому почвы для пересудов. На правах старшей подруги, убереги ее от сильных противников.
Ираида кивнула, понимая, что речь идет о королеве-матери. Распри этих двух женщин действительно грозили обернуться худшими неприятностями, чем вражда между Арвернией и Нибелунгией или между "детьми богини Дану" и арвернами.
Как бы в подтверждение, Ангерран перевел взгляд на Хродеберга, невенчаного супруга Бересвинды Адуатукийской.
- Наш любезный маршал запада: королева-мать только к тебе прислушивается иногда! Убеди ее, что ради счастья короля и Арвернии нужен мир при дворе. Если ты поможешь примирить ее с молодой королевой, может быть, Совет со временем убедит короля позволить вам сочетаться законным браком. Также я дам тебе должность хранителя печати. Но взамен - позаботься, чтобы королева-мать не слишком сильно вмешивалась в политику. Ведь второй раз мой отец вряд ли сможет спасти нас всех от краха, встав под клинок короля, которого она настроит несправедливо.
При этих жестоких, но справедливых словах все побледнели, а Хродеберг только качнул головой. Он любил королеву-мать, такую как она была, но видел ее недостатки.
И при этой мысли он невольно встревожился. Он оставил Бересвинду, молящейся о короле и о Карломане, но кто знает, что она могла устроить за это время, на свой лад заботясь о благе государства?..
Он не знал, конечно, что в эту минуту Бересвинда разговаривала с Женевьевой Армориканской у дверей раненого Карломана, и что они договорились сохранять мир...
Хродеберг перевел взгляд с Ангеррана на своего отца, Старого Лиса, который утвердительно кивнул.
- Я обещаю употребить все мое влияние, чтобы между королевой-матерью и ее невесткой сохранялся мир, - произнес он.
После этого молодой майордом обратился к маршалу востока, Магнахару Сломи Копье:
- Пошли приказы на границы с Междугорьем, чтобы укрепляли крепости, стягивали туда войска и держали их в полной готовности! Позже сам поедешь туда. А сейчас, в ближайшие дни, развлеки как-нибудь графа Бёрнлендского, чтобы у него не было времени ничего устроить нам.
Магнахар широко усмехнулся.
- Это можно! Раз уж у нас не будет турнира, я вместо того вышибу Альбрехта из седла, как это сделал Карломан два года назад.
- Тоже вариант, - кивнул майордом, которому сейчас было не до шуток.
С этим вопросом было решено, и Ангерран вздохнул про себя, прежде чем обратился к Теодеберту Миротворцу, сопереживая от души, но почти ненавидя за то, что приходилось поручить ему:
- Дедушка, я прошу тебя вместе с бабушкой Женевьевой и дядей Жартилином выехать в Чаор-на-Ри! - несмотря на семейное обращение, он распоряжался, как подобало майордому. - Успокойте прадедушек. Пришли сюда барона Вароха, в помощь мне. Но самое главное - позаботьтесь, чтобы "дети богини Дану" оставались спокойны. Да не встревожит их случившееся с моим отцом, сыном их королевы! Здесь за тебя останется Гворемор.
Тот согласно кивнул буйной рыжей головой. Но Теодеберт побледнел и нахмурил седые брови, думая о супруге.
- Разве Женевьева может уехать сейчас, когда Карломан лежит при смерти?! Я поеду с Жартилином, а ей дай время хотя бы побыть с сыном...
Но Ангерран печально покачал головой:
- Так нельзя. Разве ты не знаешь, дедушка, что "дети богини Дану" послушают только королеву? Она одна удержит их от мятежа, если случится худшее. Объясни бабушке, что нужно делать, и, я уверен, она поймет.
Теодеберт мрачно склонил голову и остался сидеть так. Самое печальное - что Ангерран прав. Если нет другого выхода, Женевьева покинет раненого сына, хотя ее сердце будет истекать кровью. Ибо она - мать не только Карломану, но и своему народу, и ее долг - пока можно, уберечь его от войны. Вот только если бы до отъезда им хоть что-то узнать определенно, если бы оставить здесь выздоравливающего Карломана, а не умирающего...
Будто уловив мысли названого деда, Ангерран попробовал пошутить:
- Я уверен, что вы будете обо всем оповещены не хуже нас! Ведь вороны прадедушки Риваллона все так же не покладают крыльев?
Теодеберт с усилием улыбнулся. Его и самого глодала тревога, как и всех, собравшихся на Совет. Разве известия от воронов заменят матери возможность заботиться о своем раненом сыне? Как может Женевьева оставить его в чужих руках? Ведь случись худшее - потом будет вечно винить себя! И все-таки, Теодеберт знал: Карломан, находясь он в сознании, тоже велел бы родителям ехать в Арморику, где их влияние необходимо.
Если бы только хоть какое-то утешение им перед отъездом!..
И, словно отвечая на самые сокровенные чаяния всех собравшихся, послышался стук шагов, и дверь отворилась. В дверях стоял один из лекарей, что оставались возле раненого Карломана. Лицо его было усталым и бледным, на одежде его запеклись следы крови. Было заметно, что он очень спешил, даже запыхался. У каждого из советников хоть на миг снова тревожно замерло сердце. И Ангерран первым произнес сиплым шепотом:
- Что?..
Поклонившись высокому Совету, участники которого впились в него пронизывающими взглядами, лекарь ответил:
- Слава Эйр-Исцелительнице, благородный виконт: граф Кенабумский жив и, мы все надеемся, будет жить! Мы сделали всё, что в наших силах, теперь осталось довериться милости богов и жизненной силе самого раненого, - а она у графа Кенабумского, как мне кажется, гораздо больше, чем у большинства людей. Руку графу удалось сохранить, но он потерял много крови, и пока очень слаб. До сих пор еще не приходил в сознание, но через несколько дней, если рана не воспалится, можно будет поручиться за его жизнь. Во всяком случае, надежда очень велика! Хотя, разумеется, надеясь всем сердцем на лучшее, нельзя забывать и о худшем, ибо все в руках Небес! Как ты приказал, великий майордом, я пришел сообщить тебе, как только стало известно нечто определенное.
В ответ ему раздался один громкий шумный вздох или всхлип, а может быть - тихий возглас. Ангерран так и не мог понять, кто издал его. Должно быть, все сразу. И он сам тоже. Словно гора упала с плеч, и все, что было в нем придавлено тяжким гнетом, расправило крылья и запело. Он стремительно переглянулся с Дагобертом, на глазах которого выступили слезы радости, с Теодебертом, молитвенно воздевшим руки, с Матильдой, которая от волнения вскочила на ноги.
- Боги услышали наши самые горячие молитвы! Карломан будет жить! Не придется Женевьеве хоронить его, как Хлодиона. И уехать сможем, не страшась, - выдохнул Теодеберт.
- Пусть боги уберегут графа Кенабумского, чья жизнь драгоценна для Арвернии и для его близких! - нараспев проговорил жрец.
Ничего не смог сразу же произнести Дагоберт, но на глазах его непрошено выступили слезы радости. Промолчала и Матильда, но сердце ее билось сильнее, говоря само за себя. И каждый из присутствующих, кто услышал эту новость, приободрился, радуясь, что Карломан останется жить. Да, они слышали, что пока еще опасность далеко не миновала, что все в руках богов. Но всем - от сына Карломана до последнего безвестного писца из канцелярии, - хотелось верить в лучшее. Они слишком много переживали сегодня, чтобы не порадоваться теперь. Карломан жив, он непременно выздоровеет, - были убеждены все.
Разумеется, после такого известия никому из присутствующих было уже не до Совета, да и почти все важные вопросы были уже решены. И Ангерран, как только смог говорить ровно, не задыхаясь от волнения, подвел итог:
- Из проблем, что мы не решили на этом Совете, осталась лишь Окситания. Но этот вопрос может немного подождать, по крайней мере, когда мы узнаем состояние отца. Я надеюсь, присутствующая здесь герцогиня Окситанская соблаговолит немного подождать? - заметив поспешный кивок Матильды, Ангерран продолжал: - Если все будет хорошо, мы направим тебя, почтенный граф де Кампани, эмиссаром к герцогу Окситанскому, как того желал мой отец.
Канцлер сухо кивнул в ответ, так как знал, что планируется.
Майордом же продолжал:
- Господа и дамы, уважаемые участники Королевского Совета! Возблагодарим богов, что сохраняют жизнь отцу моему, майордому Арвернии, графу Карломану Кенабумскому! А затем я благодарю вас всех за помощь на первом моем Совете! С вашей помощью, надеюсь, мне удалось решить многие задачи!
По его знаку, канцлер провозгласил, как и перед началом:
- Объявляю заседание Королевского Совета оконченным!
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) (Прочитано 12739 раз)