Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis, эрэа
Карса! 
Ну, что же, Одиллон товарищ своеобразный, но его рассуждения логичные, по своему. Руки его по локоть в крови, он служит своей стране так, как это понимает. Однако есть и король, прекрасно знающий - что и как. Если бы короля не устраивал способ Одиллона вести военные действия, так сместил бы его. А так, вроде бы все благородные рыцари, и все белые и пушистые, и вообще с краю, вот Одиллон, да, убрать его. Но тогда только, когда война кончилась. Среди благородных рыцарей ему не место. Я не оправдываю Одиллона нисколько, но тех, кто за его спиной остался с чистыми руками, тоже не оправдываю. Это королевский полководец, видимо, в своё время его действия всех устраивали.
Все же, как минимум, с убийством родителей Кримхильды он перегнул палку, действуя тогда по своей воле. За это, кстати, Карломан на него всерьез разозлился. Понятно, что жесткие меры на войне, как и в политике, иногда бывают нужны, но Одиллон все же выходил за рамки допустимого. Хотя считал, что это на благо Арвернии, и не старался выглядеть лучше, чем есть, что да то да.
Вообще, трудно о ком-то сказать только хорошее или плохое. Мы (авторы) надеемся, что это и в нашем произведении получается так.
Обстановка неспокойная, конечно. С альвами всё ясно, а вот насчёт людей мне не хватает информации: это антиальвские настроения нарастают или так всегда было? Этот жрец, который произвёл такое впечатление на Тибо - это обычное явление или новое? И закроет ли Фредегонда проблему, если сможет спасти Карломана, или лавина уже стронута и будет лишь нарастать?
И на этом фоне приезд Ги Верденского к Одиллону уже не кажется рядовым семейным визитом. Ну, т.е., на первый взгляд, всё естественно (тесть приехал в гости к зятю, заодно повидать внучку) и вопросов не вызывает. Да и, вроде, мало они могут: один старый, другой умирает. Но, учитывая репутацию Ги, да и Одиллона, хоть и в меньшей степени, есть ощущение, что это точно должно к чему-то привести.
При Хильдеберте Строителе антиальвские настроения были очень сильны, потом какое-то время было затишье, а сейчас опять понемногу закипают. Те мстят за Карломана, а люди потом их начинают ненавидеть за собственные обиды, как Тибо.
Жрец, вероятно, один из последователей Ги Верденнского, у него в свое время агентурная сеть была по всей Арвернии, и после отставки осталось немало людей, которые продолжают думать, что в отношении Других Народов он был прав.
За будущее не могу вполне ручаться, это знает лишь эрэа Менестрель. Но предполагаю, что, если Карломан выздоровеет, то сумеет усмирить и сторонников своих, и противников. По меньшей мере, на какое-то время.
Семейный визит, конечно, не совсем простой. Посоветоваться им есть о чем. А вот сбрасывать со счетов, по крайней мере Ги, рановато. Замыслы у него обширные, посмотрим, насколько воплотить их дадут.
Вот, кстати, да, некрасиво выглядит. Хотя, и обычное дело. Но вот Кримхильду, которая отказалась брать Вальдраду фрейлиной, я не осуждаю, хотя, Вальдраду и жаль.
Возможно, Кримхильда и неправа была в отношении Вальдрады. Хотя ее тоже можно понять: видеть рядом дочь убийцы своих родителей неприятно. Но Вальдрада кое-что представляет и сама по себе, а не только как чья-то дочь и внучка.
Вот и ещё одна фигура. Даже две. Не нравятся мне эти посиделки с Ги.
Узнаем дальше, кто таков барон Ги Верденнский, и на что он рассчитывает!
Глава 22. Ненавистник (Хати) и Предатель (Сколль) (продолжение)
Вальдрада вышла встречать гостя, кастелян последовал за ней. А Одиллон выпрямился в своем кресле и постарался принять более бодрый вид. Ни за что он не согласился бы даже перед родственником выглядеть слабым. Это было унизительно. Всю жизнь Одиллон скрывал любую боль, и телесную, и душевную, не только от других, но и от себя самого. Когда в Черный Год умерла от оспы его жена, он не проронил и слезинки, своими руками уложив в гроб страшно обезображенное болезнью тело. И позднее, когда, один за другим, погибли в сражениях с нибелунгами все трое его сыновей, он не плакал ни разу, даже наедине с собой. Слезы были слабостью, недостойной воина. А что внутри они все равно сочатся, как кровь из раны - можно не признаваться не только другим, но и самому себе.
При мысли о ранах вспомнил опять Карломана. Тот не всегда выходил невредимым из жестоких сражений. Получив рану, мог ее скрывать от своих воинов, но после битвы обращался к лекарям, не находя позора в том, что может, как все, испытывать боль. Одиллон так не мог. Гордость прежде него родилась."Воистину сердце его камень", - так, передавали Одиллону, сказал о нем Карломан после гибели нибелунгского принца и его жены, со злостью, какую редко замечали у него.
А теперь уж ничего не поделаешь: слишком поздно ему меняться.
Вошла Вальдрада, сопровождая своего деда по матери, барона Ги Верденнского. Знаменитому преследователю Других Народов к тому времени исполнился семьдесят один год. Он был высокого роста, сухощавым, еще очень крепким для своих лет; на лице почти не было старческих морщин, спина прямая, как в молодости. В чертах лица его, в цепком взгляде серых глаз что-то напоминало хищную птицу, например, ястреба.
Во внешности девушки заметно было фамильное сходство с дедом, она пошла обликом в его породу.
Хозяин замка поднялся на ноги, приветствуя своего тестя. Взглянув на Одиллона, Ги нахмурился, стараясь не выдать, насколько поражен изменениями, что сотворила с ним безжалостная болезнь. Его бывший зять ныне смотрелся старше и куда слабее него самого. Жаль будет лишиться его! Они с Одиллоном всегда понимали друг друга. Оба не боялись ради блага Арвернии запятнать свои руки.
Поздоровавшись, оба сели в кресла. Вальдрада осталась стоять возле отца.
Глядя на своих отца и деда, девушка с грустью подумала, что их судьбы во многом похожи. Оба они посвятили жизнь служению своей стране и пролили реки крови, уничтожая ее врагов, внешних или внутренних, в лице альвов. Оба, в итоге, получили отставку от королей, что смущались их методами. Оба пережили своих детей. И оба, пожалуй, если бы судьба позволила им начать сначала, повторили бы тот же путь.
Ги заметил лежащий на столе пергамент, и Одиллон показал его.
- Король в приступе безумия едва не убил майордома, пытавшегося его остановить.
- Я уже знаю, - кивнул Ги. - По этому поводу я и приехал к тебе.
В бароне Верденнском ожила былая энергия, он, казалось, даже помолодел, увидев для себя возможность действовать, а не доживать одиноко в глуши.
- Жаль будет, если граф Кенабумский умрет. Он был лучшим политиком и полководцем Арвернии, - эта фраза старого барона исчерпывала все отношение к Карломану, да, пожалуй, и к любому другому человеку: насколько тот был полезен?
Его собеседник кивнул в ответ, и Ги продолжал:
- Безумие короля может погубить Арвернию, если не найти ему лучшего применения! Я хочу направить его в русло, где по его вине, вольной или невольной, не будут страдать ни арвернские подданные, ни отношения с другими странами. Никто, кроме нелюдей, чуждых человеческому миру! А заодно, если удастся сплотить народ и знать против общего врага, они отвлекутся от трагедии с Карломаном, будут гордиться своим королем, которого послали боги для Священного Похода против альвов! Я надеюсь, удастся убедить королеву-мать поддержать мою идею. Хотя до меня дошли слухи, что Совет и ее невенчанный муж сейчас ограничивают ее власть. Но, если мне удастся вернуться ко двору, я обещаю для Вальдрады место фрейлины при дворе королевы-матери.
Удивительным казалось, что человек, много лет живущий в отдалении от королевского двора, настолько хорошо осведомлен обо всем, что там происходит. Впрочем, у барона Верденнского с давних времен была целая сеть осведомителей по всей стране, и, видимо, кое-какие нити его сохранились после его удаления.
Одиллон Каменный с сомнением покачал головой.
- Я с удовольствием поддержал бы тебя. Но мне думается, наше время прошло. Сейчас при дворе не те люди и не та обстановка, что при Хильдеберте Строителе.
Но барон Верденнский, ухватившийся уже за свой последний шанс, не собирался так легко от него отказываться.
- Именно сейчас самое время! Я уверен, что королева-мать поддержит нас и сочтет наш замысел меньшим из зол, поскольку иначе ей грозит потерять власть. Ей на пятки уже наступает молодая королева, недавними поступками доказавшая, что характер у нее сильнее, чем думали прежде. Если Бересвинда Адуатукийская не захочет, чтобы Совет заменил ее Кримхильдой, она поддержит нас. Значит, если успеть вовремя, я могу обрести влияние на молодого короля. Не так давно мне довелось побеседовать с ним. Он поражен случившимся и ищет очищения за кровь своего дяди. Я надеюсь его убедить, что боги для того и дали ему дар берсерка, чтобы он возглавил Священный Поход против Других Народов, уничтожил их или изгнал навсегда из Арвернии.
Слушая замыслы своего деда, Вальдрада уже не была уверена, хочет ли она возвращения ко двору, особенно если Карломан погибнет. Если дед добьется своего, польется кровь рекой. Отец и дед полагают, что заботятся о благе Арвернии. Но можно ли будет добиться счастья на чужом горе? Да и все ли дед рассчитал правильно в отношении короля Хильдеберта? У Вальдрады из головы не выходило письмо. Она словно своими глазами наблюдала, как король наносит удар мечом Карломану.
И она не выдержала, вмешалась в беседу, как только дед на мгновение смолк. Смело, как подобало девушке из воинственной семьи, проговорила, глядя ему в лицо:
- Подумай, дедушка: все ли ты учитываешь, говоря о поддержке королевы-матери? По слухам, даже она не всегда может повлиять на короля. Та, вспышка ярости, когда король ранил майордома, была столь же неожиданна для нее, как и для его супруги, - она обвела вопрошающим взором своих отца и деда: - Прошу вас подумать, батюшка, дедушка! Вы не боитесь настраивать короля против кого-то, если он может однажды перестать слушаться даже вас? И завоюет ли король честь и славу в этом Священном Походе? Или навлечет на себя новое бесчестье? Как бы графу Кенабумскому (да сохранят боги ему жизнь!) не пришлось снова спасать его честь.
Ни Ги, ни Одиллон не ожидали от девушки такой решительной отповеди, и теперь многозначительно переглянулись между собой, вспоминая прежние годы. У них были в разные времена весьма сложные отношения с Карломаном, и доходили порой до неприязни, но всегда сопровождались уважением. Ги, помимо прочего, многое знал о том, кем были граф Кенабумский и его мать, и в своей ненависти к альвам сделал для них и их сородичей исключение. Ибо они были сильнее него, а кроме того, он неоднократно имел случай убедиться, что они вправду полезны для Арвернии.
Сейчас оба собеседника вспомнили Черный Год, когда, один за другим, умерли три короля. Тогда при дворе прошел слух, что Карломан Кенабумский сам взойдет на опустевший престол, в обход оставшихся племянников. Но слух как повеял, так и исчез, как туман поутру. Карломан никогда не хотел надевать корону, предпочел остаться майордомом. Но сейчас и Ги, и Одиллон подумали, что, если бы он тогда все-таки пожелал стать королем, будущее Арвернии было бы в надежных руках! Не было бы тех угроз, которые появились, когда его кровь пролилась.
Одиллон вспоминал войну с Нибелунгией и думал об угрозе от Междугорья. Это будет противник гораздо сильнее, междугорцы уже много земель под себя подмяли! Конечно, ему не придется уже скрестить с ними копья, а все же тревожно: как выступит против них арвернское воинство?
А Ги Верденнский думал о Других Народах, которых считал всю жизнь злейшими врагами людей. Да, всю свою жизнь - с самого раннего детства.
Он молчал и словно бы ушел в себя. Лицо его приняло отрешенное выражение. Ему вспомнился давний и страшный день, навсегда определивший его жизнь. Тогда безумный оборотень, выродок, на глазах у него, маленького мальчика, растерзал его мать.
"Ты даже через мой труп не пройдешь к моему сыну! - в женском голосе зазвенела стальная решимость.
- Ты думаешь меня остановить, глупая самка? Я сожру тебя и твоего щенка!
Голос жуткого человека сорвался на звериный рык, тело стало стремительно меняться, обрастая серой шерстью, лицо вытянулось, и лишь глаза остались прежние - безумные, мутные от ярости, не человеческие и не звериные. А в следующий миг серая тень бросилась на его мать, и они в бесполезной борьбе покатились по земле, и кругом была только кровь и волчья шерсть. Затем откуда-то появилась женщина с зелеными глазами, такими же, как впоследствии он увидел у Женевьевы Армориканской и ее сына Карломана. Мальчик встречал эту женщину раньше, к ней все обращались с большим почтением и называли королевой. Она выкрикивала заклятья на незнакомом языке против человека-волка, а затем ему показалось, что с ней что-то произошло, и она сама с яростью волчицы бросилась в битву."Все, что произошло дальше, было вытеснено из памяти Ги, смешалось в неясный хаос. Он даже не запомнил, кто и как нашел его потом, там где земля была залита кровью, возле истерзанных тел двух женщин - своей матери и погибшей королевы "детей богини Дану". Но и безумный оборотень лежал там же мертвым. Но что произошло в самом деле, единственный свидетель - маленький мальчик, не мог ни рассказать, ни припомнить за всю свою жизнь. Ибо подсознание его избавилось от подробностей событий, что могли повредить его рассудку. И лишь во сне поначалу ему еще виделись расплывчатые образы, и казалось тогда, что сражались не на жизнь, а на смерть целых три серых волка: облезлый бешеный зверь и две прекрасных волчицы...
Ги Верденнский вырос, ненавидя всех потомков Других Народов, не особо размышляя, похожи ли они все на безумца, убившего его мать. Для него они навсегда остались злом. И впоследствии, достигнув высокого положения при короле Хильдеберте Строителе, своем сверстнике, Ги воспользовался ссорой короля с дурокортерскими вейлами, чтобы объявить охоту на альвов. И он действовал, вооружившись священными оберегами, заговоренными именем Донара, Истребителя Нечисти. Чтобы выследить очередного врага, барон использовал всю свою энергию, все весьма незаурядные дарования. От него бесполезно было прятаться, он разгадывал все хитрости альвов, как опытная гончая.
Однако потомки Других Народов были сильнее людей, многие из них владели магией, и он искал способы, чтобы противостоять им. Узнавал из старинных летописей и сказаний, какие вещи могут послужить оберегами против нечисти, чередовал молитвы и заклинания с камнями и растениями, имеющими тайную силу. Исследовал тела убитых альвов, чтобы выяснить их слабые места, изобретал новое оружие и ловушки против них.
Конечно, барон Верденнский ничего не достиг бы в одиночку или даже с помощью простых воинов, данных ему королем. Но он привлекал людей с необычными способностями, особенно среди полуоборотней и других людей с сильным зовом крови. Подобное следовало использовать против подобного. Те из потомков Других Народов, кому не досталось полноценного дара, не могли жить среди своих сородичей и поневоле тяготели к людям. Тут-то Ги и подбирал их. При правильной обработке нетрудно было убедить их, что более одаренные сородичи виноваты перед ними, кроме того, он платил золотом и обещал им признание среди людей. Полуоборотни служили ему шпионами, наемными убийцами, воинами, способными почти на равных биться с самыми могучими и выносливыми существами. Были в отрядах барона Верденнского и берсерки, способные в состоянии ярости один на один биться с велетом, и чародеи, способные противостоять альвскому колдовству. Все же боги, пуская людей в мир, заселенный Другими Народами, превосходящими силой и способностями, не оставили человека вовсе уж беспомощным. Ги был первым, кто объединил накопленный людьми за века опыт и знания борьбы за место под солнцем.
Единственным, кого его отряды не смели трогать, были оборотни. Их приходилось терпеть, за исключением выродков, таких как убийца его матери. Они были вне закона у своих сородичей, и люди барона Верденнского убивали таких, как бешеных собак. Но настоящие оборотни, арвернские лу-гару и армориканские бисклавре, а также другие звериные виды, были ему не по зубам. У них была принята взаимовыручка, и в любой общине оборотней отомстили бы за зло, причиненное одному из их собратьев, даже далеких. Кроме того, Ги выяснил, что у них при королевском дворе есть связи, ведущие на самый верх. Он продолжал их ненавидеть, но в то же время невольно восхищался и кое-что перенял у них для своих людей. Ему думалось, что, будь оборотни многочисленнее, могли бы, с их способностями, давно истребить людей и править миром.
Но уж прочим альвам он не давал спуску! Его люди были по всей Арвернии, они выслеживали потомков Других Народов повсюду - в их лесных убежищах, в городах и селах, где те жили среди людей, нередко смешиваясь с ними. Загадочные сидхе их полых холмов, подземные мастера цверги, могучие велеты - все они либо разделили участь вейл, дорогой ценой продав свою жизнь, либо покинули Арвернию и ушли в другие страны, где можно было сосуществовать с людьми. У них не было выбора. Люди гораздо многочисленнее них, и на место убитых всегда найдется кого поставить в строй.
Таков был первый Священный Поход, и Ги Верденнский до сих пор вспоминал те времена с гордостью. Тем не менее, когда между Хильдебертом Строителем и его братом, Хлодебертом Жестоким, готова была вспыхнуть вражда после гибели Хлодиона, Ги, неожиданно для всех, выступил на стороне брата короля. Он понимал, что за Хлодебертом Жестоким и его родом будущее. Однако до распри между братьями не дошло, король вскоре умер, а его брат, взойдя на престол, "отблагодарил" барона Верденнского за поддержку, отстранив от двора. С тех пор он жил в забвении. Кто помоложе из придворных, должно быть, даже не знали, что он еще жив. Для них времена Хильдеберта Строителя минули очень давно. Но он не отчаивался и продолжал следить за обстановкой. От него не укрылось, что вокруг происходят изменения.Кемперрийский Ужас, разбушевавшиеся лешаки и водяные... Поводов для нового Священного Похода становилось с каждым днем все больше. Ги Верденнский чувствовал, что его заветный час близок. Потому и приехал посоветоваться со своим родственником Одиллоном.
Вальдрада наблюдала за своими отцом и дедом. Ей было известно о них многое, даже то, о чем сами они предпочитали не задумываться. И она с горечью размышляла, что они похожи на двух чудовищных волков, что должны положить начало Рагнарёку, проглотив Солнце и Луну. Отец - Хати ("Ненавистник"), тот, кто топил в крови вражеские города. Разве он не истреблял в Нибелунгии всех, включая женщин и детей? Если нибелунгские девы и жены могли сами сражаться вместе с мужчинами, то за что убивали детей, даже младенцев? Отец говорил - "чтобы мстители не выросли"...
А дед, потомок оборотней и их злейший враг - Сколль, Предатель, что готов вцепиться в горло своим сородичам, за то что те живут не так, как люди. Вальдрада многое поняла о нем, ибо и сама чувствовала зов крови, доставшийся ей от оборотней, хотя не умела менять облик, как и ее дед.
Сейчас у нее мурашки бежали по коже: что еще они способны совершить? Но все же это были ее родные, их волчья кровь текла в ее жилах, и к ней отец и дед всегда были добры настолько, насколько вообще возможно для личностей такого склада. И она, не одобряя их деяний, не могла отречься от них самих, хоть ей порой очень хотелось оказаться подальше. Но, как видно, та же недобрая слава ее семьи отпугивала не только возможных женихов, но и саму королеву и ее придворных!
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) (Прочитано 14666 раз)