Печать

[фок Гюнце]

Ну, да.
Впрочем, вне померия полномочия диктатора приобретали своеобразный характер - разве что, законы мог временно изменять через посыльных. 

[Colombo]

А с другой стороны, пользоваться носилками, даже конными, диктатору не запрещено, хотя выглядит еще более по-царски. Все эти законы явно принимались в другую эпоху и были бы забыты - но их записали. Теперь это предмет гордости.

Я привык ни в чем не отступать от гражданских законов, хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон – я немею пред законом.

Этими словами П.И.Чичиков обосновывал необходимость записать покупаемые души как живые, каковыми они официально числились.

[фок Гюнце]

Это все от недостатка классического образования, ибо можно было сказать проще: dura lex sed lex.
Впрочем, http://forum.kamsha.ru/index.php?topic=1845.msg93684#msg93684

[Colombo]

Это все от недостатка классического образования, ибо можно было сказать проще: dura lex sed lex.
Впрочем, http://forum.kamsha.ru/index.php?topic=1845.msg93684#msg93684

Это еще от недостатка уверенности, что для Манилова доступно, кто такой lex и почему он dura. Что он sed, т.е. стар, он, может, и поймет, но с dura рисковать не стоит. Тут дело серьезное, купеческое, умничать неча.

[фок Гюнце]

Да, с одной стороны, конечно, в серьезных вещах дуру поминать нечего.
Но с другой стороны, все то же классическое образование напоминает, что verba volant, scripta manent - верба волянт скрипта манент, что написано пером, не вырубить топором. Если уж написано dura lex, стало быть, дура лекс.

[passer-by]

Он – настоящий друг.
              Обрывок разговора.
Другу     
А как это – друг настоящий?
Выходит, бывает поддельный?
Бывает дружок завалящий,
Какой-то дружочек похмельный?
Бывает ли друг шакалёнком,
Менялой у фальши и лести?
Как «мелких титанов силёнка» –
Такие слова неуместны.
Да, здесь неувязка. Престижный
Эпитет для друга излишен,
Ни лестный, ни точный, ни пышный –
Самим этим словом возвышен.

И если он друг, то понятно,
Каков он, и в чём его доблесть,
Его обсуждать не занятно,
Не к месту, как сравнивать совесть.
Друзей не бывает и много,
А много – так это товарищ.
Один – словно цезаря тога,
Толпа – как зеваки с пожарищ.
Как пальцев твоих отпечатки,
Как рок, что судьбой твоей правит,
Как точный ответ у загадки –
Единственным друг твой бывает,
И эта единственность значит,
Что рядом твоё отраженье,
С тобою смеётся и плачет
Твоё дежавю и сомненье.
Ему, не стыдясь, всё расскажешь
Про счастье с бесчувственной болью,
Ему свои слёзы покажешь,
Поделишься смехом и солью.
Умнее его не бывает,
К нему ты бежишь за советом,
Вот диво: и он тоже знает,
Что ты самый умный при этом!

Не друг   
   Привычкой паршивою этой
   У фальши я вечно в долгу –
   Её криводушной монетой,
   Убейте, платить не могу.
Не просто с ней справиться, хитрой,
Под дружеской маской придёт,
С двуличной улыбкой ехидной,
И в душу тебе наплюёт.
Не друг, если топает громко
И пачкает вымытый пол!
Не друг, если рвёт там, где тонко,
И выложил ноги на стол.
Не друг, если радостным воплем
Ошибки твои отмечал,
Спесивости, зависти сопли
Платочком твоим вытирал.
   Коротким и простеньким словом
   Разорвана дружба. Конец.
   И скрюченным спазмами горлом
   Сглотнуть не могу я свинец.
С питьём может я б проглотила
Комок, прожевав тщательней,
Да только запить всё не в силах
И пуст мой стакан, хоть убей.
В придачу ко всем моим бедам
Я, душу собрав по кускам,
Не склею питьём и обедом.
Не выйдет! Хоть знаю бальзам.
Рецепт, устаревший немножко:
Маленько всего, по чуть-чуть,
Участья столовая ложка,
Сердечности надо плеснуть,
На кончик ножа – пониманье,
И чайную ложку добра,
Щепотку ещё бы старанья,
Чтоб боль навсегда умерла.
Ещё, чтоб бальзам был полезен,
Тут перца добавить не грех,
Прогонит и боль, и болезни
Серебряный дружеский смех.
И этот бальзам непременно
Излечит от яда плевков,
Царапины лечит отменно
От острых и злых коготков.
   Коротким и простеньким словом
   Разорвана дружба. Ну, что ж...
   Ходульным пишу ему слогом:
  «Плати за стихи мои грош».
 
Глупость – мои изысканья?
Быть может, я требую много,
С ошибкой мешаю страданье
И с жизнью шагаю не в ногу?

[Colombo]

Если друг оказался гад,
И ошибкам твоим он рад,
Даже если не разберешь,
Чем он стал нехорош -
Напиши про него стихи,
Перечисли его грехи,
Чтобы поняли все вокруг -
Никакой он не друг.

[passer-by]

Разговор по душам
- Душа, горюешь? Что за вздор,
Сентиментальности дурачество.
Ну, предал друг, так тот позор
Не твой и не твоё предательство.
Душа, стерпи, а там, глядишь,
К предательству привыкнешь. Сможешь.
Да что ж ты ноешь, что болишь!
Не доставай клинок из ножен.
Нет, не коли! Уймись. Остынь!
Ну, кто ж за двоедушье ранит?
Он был когда-то не чужим
А душу… он свою поганит.
Подумай, может быть его
Вот так же предали когда-то,
Ему досталось, знать, с лихвой
Наверно, от такого ж гада.
- Предательство. Для душ оно –
Ожог и боль щемяще-злая,
С ним встретиться коль суждено,
Забыть получится едва ли.
- Да что ж ты плачешь? Не твою
Он душу замарал безбожно.
Ну хочешь, я тебе спою?
Мне помогает, если тошно.

[passer-by]

Лабораторная работа
Аудитория, доска
И формула закона Гука...
А сердце трогает тоска –
Сомнений тягостных докука.
Звучат вопросы и ответы
И формул высятся каноны,
Как просто было б жить на свете
По формулам и их законам!
Не высунуть бы даже носа
За тот предел, где ждёт текучесть,
Не задавать себе вопросов,
От безысходности не мучась.
Эпюру б факторов построить,
Найти опасные участки,
Где разделить, а где удвоить,
И бить не будут для острастки!
Законы прочности надёжны,
С расчётом будет всё в порядке,
Но есть один нюанс ничтожный –
Не замарать бы мне перчатки…

Нет, не вживусь я за пределом
Текучести, где безопасней.
И я пишу законы мелом,
Что не описывают счастье.
      

σ^IVэкв =⎷ σ² +3τ²  ≤ [σ]
 
Примечание.
т - это тау. Не хочет редактор печатать эту букву так, как она пишется. 

[Colombo]

Законы прочности известны,
Но может все испортить малость,
И из-за дислокаций местных
Приводит к трещине - усталость.

Излома нам нельзя избечь,
Бессильны здесь число и речь,
Не все имеет свой предел -
На этом тид бусуку съел.*
*

http://books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_mr/razgon11.htm?6/7

[passer-by]

Давненько не брал(а) я в руки шашек (с)

Байка
Жил в болоте Крокодил
По фамилии Рептилий,
Воду пакостно мутил,
Был отнюдь не простофилей.

Как-то наш Рептилий утром
Тихо выполз из трясины,
Был чешуйчатый премудрым
С норовом таким … змеиным.
А на травке под кусточком
Зайцы собрались покушать,
Тяпнуть рюмочку с грибочком,
Песни нежные послушать.
Безмятежности идиллий!
Зайку малого за ушки
Молча цапнул наш Рептилий
И слинял под шум пирушки.
Лишь под вечер мама-зайка
Спохватилась: «Где сыночек?»
Но осталась лишь панамка
И от хвостика клочочек.
Из болота глазки бяки
Показались и невинно
Заморгали: «Что за байки?
В чём волнений сих причина?»

- Может волк сюда пробрался? -
Зайцы плакали. Но громче
Наш Рептилий заливался.
Сильно горевал. Короче,
Лились слёзы крокодильи
Нескончаемым ручьём:
- Мы ль сыночка не растили?
Мы разбойника найдём!

И зайчишки утешали
Безутешного его,
Валерьянку наливали,
И покрепче кой-чего.
Принесли листок капусты
И морковочки пучок,
Отказалась бяка грустно
И нырнула в ручеёк.

[passer-by]

Последний бастион  
Отдыхающие смотрели, как она бежала, задыхаясь, полная и неуклюжая, зажав в руках пучки целебной травы (чистотел, чтобы личики дочек были чистыми и красивыми, зверобой – для здоровья мужа и ещё какие-то травы), а из окна машины старшенькой доносился хор   дочерей: «Давай быстрее, мы уезжаем! Сколько можно ждать?!!  Что ты бежишь, как неживая!»  И вторил хору муж. Я смотрела и моё сердце обливалось кровью.
                                   
Когда начальственный подлец
Тебя унизит и обманет,
И обворует, наконец,
Всплакнёшь: «Как больно сердце ранит!»
Слезинок въедливая соль
На душу тяжким камнем ляжет.
«Поверь, да это всё не боль!» –
Душа заботливо подскажет.

Когда винить судьбу нельзя,
И пусть друзей в беде не просят,
Они придут, на то друзья,
Разделят горечь бед, не бросят.
А если всё же не придут
И юркнут в обжитые норки,
И боль разрушит твой редут,
(У злой судьбы крутые горки),
Слезой умоешься, их соль
Приправит и разбавит горечь.
Душа шепнёт: «Ещё не боль...
Болеет пусть у трусов совесть.
Ведь есть родной твой человек,
Что всё поймёт, беду прогонит,
Слезинки вытрет, он котлет
Тебе нажарит и накормит.
Утешит. Надо – помолчит,
Тебя поймёт и всё рассудит,
Найдёт от доброты ключи,
Без слов отдаст и боль остудит.
И, горькая, она уйдёт
И душу больше не отравит –
Твой близкий человек найдёт
Слова, излечит, всё исправит.

Но ежели его лицо
Чужим за мутною слезою
Окажется, вот тут кольцо
Обид не разорвать тобою.
Душа заплачет: «Эту боль
Мне одолеть не удаётся,
Из схватки выйти мне позволь!»

А боль победно рассмеётся.

[passer-by]

Я давно написала эти стихи. Но вначале это была коротенькая зарисовка.
Много позже я вспомнила о ней, когда мне было очень тяжко, я как-то разуверилась в людях, их порядочности, добросердечности и в прочих человеческих душевных качествах, которыми дорожила. И существенно дописала зарисовку, которая превратилась в стихи.
Я писала эти стихи о моих конкретных обстоятельствах и посвятила их конкретному человеку. Но тогда не написала, кому. Сейчас решила исправить этот пробел.   

Сказ о распутье
Фок Гюнце посвящается

Три дороги разлеглись, указатель-камень.
- Конь крылатый, берегись, там направо – пламень.
Видишь, чёрный лик возник (не маши крылами!) –
двоедушный странный лик с красными глазами.
Не лети туда, мой конь, там тебя погубят,
две души, меж них огонь, сгинут – не уступят.
Глянь, налево – благодать, травы с ручейками,
отдохнёшь, там тишь да гладь с зверями-волками.
Хищный зверь вилять хвостом научился ловко,
не захочешь стать глупцом, сам завоешь волком.
Конь рванулся. – Не хочу выть с волками вместе,
это мне не по плечу, не моё там место.
– Значит, прямо? Там беда разлилась рекою,
унесла мосток вода ноченькой немою.
У тебя есть два крыла, берег недалёко,
только в дереве стрела там торчит намёком.
Разворачивайся, конь, нет для нас дороги,
видно, будешь ты супонь одевать в итоге.
Конь копытами звенит, удила терзает,
заартачился, хрипит и меня пугает.
– Трын-трава в болоте мне ноги заплутала,
а тьма тьмущая слепней больно покусала!
 – Что ж, другой дороги нет, как с бедой сразиться,
Сдвину шляпу набекрень, значит, будем биться.

Свист стрелы над головой, берег дальше, дальше…
– Ты, мой конь, ещё живой над рекою фальши?
– Да живой ещё, живой, только крыльям больно,
впереди туман густой. Всё. С меня довольно.
– Конь мой, видишь островок? Сивко мой везучий,
долетим! Давай, дружок, к ивушке плакучей.
Посмотри, туда летит пересмешник-птица,
у него волшебный щит, можем схорониться.
Ветки ива подняла и от стрел укрыла,
а над ивушкою мгла яростно завыла.

Пересмешник рядом сел, чистить перья взялся,
тут конёк мой оробел, сник и застеснялся.
Пересмешник подмигнул – перья засверкали,
аккуратно их встряхнул – мгла вдруг… заикала.
Ой, откуда ты взялась, пересмешник-птица?
Мне даёшь свой мастер-класс?  Может, это снится?
Улыбался говорун и синело небо,
слышу звук поющих струн. Это быль иль небыль?

Проглотила стужи ком, день звенящ и жарок,
я – в беретике с пером, от него подарок.

[passer-by]

  И ещё.

***
Всяк час теряем неизменно
Мы в жизни то, что нам так ценно:
Удачу, дружбу, обожанье,
Успешность, гордость, пониманье.
Друзей, ушедших навсегда,
Иль счастье, что взяла беда.
Теряем годы суетливо,
Признания в любви стыдливо,
Любовь мятежную, шальную,
Неразделённую, смешную,
И разговор, пускай холодный,
Но, может быть, ещё беззлобный.

Не возвратить, что потеряли.
Лишь затаённые печали
Остатком в жизни остаются,
Воспоминаньем отзовутся.
И благодарность остаётся,
Она с душой не расстаётся,
И с ней принять бы, что осталось
От всех утрат, вот эту малость
Хранить всем сердцем бережливым,
Чтоб не остаться несчастливым.

[Colombo]

И благодарность остаётся,
Она с душой не расстаётся,

В.А. Жуковский. Воспоминание

О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.

16 февраля 1821 г.