Благодарю, эрэа
Convollar! 
Когда в товарищах согласья нет.... Партия лиры представлена более рассудительными, даже не знаю, как их определить - здесь и люди, и оборотни, и люди с сильной примесью крови ши. Как бы там ни было, они способны верно оценить ситуацию и последствия восстания. Но партия меча на общую массу народа Арморики может произвести более сильное впечатление. Не все способны оценить истинное положение вещей, информации не хватает.
Вот, сейчас познакомимся еще кое с кем из партии меча. Во всяком случае, в силе и упорстве сторонникам восстания не откажешь, каковы бы ни были иные качества.
А о том, чтобы правильно и вовремя проинформировать всех, королева Гвиневера сейчас и позаботится! Как же иначе?
Глава 56. Королевская партия (продолжение)
Теперь она стояла на ступеньках своего трона в окружении сторонников. По правую и левую руку от королевы стояли Номиноэ и Ангарад - на ступень ниже, но выше, чем все остальные. Королева в тишине молча обвела взглядом собравшихся.
Будучи бисклавре, она даже в минуту величайших затруднений сохраняла самообладание. Глядя на сторонников партии меча, она вопросила звучным голосом:
- Скажите мне, доблестные воины: какой кары достойны те, кто покусился на жизнь таниста Карломана?
Не чувствуя подвоха, те, к кому она обращалась, были уверены, что речь идет об арвернском короле. Даже близкие к ней люди из партии лиры оглядывались с удивлением, не понимая, что задумала королева.
- Тот человек достоин изгнания или даже смерти! - уверенно послышались сразу несколько голосов.
А королева, кивнув, продолжала дальше:
- Одинакового ли наказания заслуживают те, кто покушался на жизнь моего сына в приступе безумия и те, кто покушался на его жизнь осознанно?
Никто из партии меча еще не подозревал правды. Сразу несколько голосов воскликнули, перебивая друг друга, будучи уверены, что королева примет их сторону:
- Вина того, кто действовал в безумии, меньше!
Зеленые глаза королевы ярко блеснули, когда она проговорила во всеуслышание:
- Восемь человек среди сторонников партии меча взяты под стражу по моему приказу.
Поднялся громкий ропот. Участники партии меча заговорили разом, перебивая друг друга, так что слышался шум, подобный могучему голосу океана. Из него доносились лишь отдельные возгласы:
- Арестовать восемь человек? За что?
- Перед Советом Кланов? Ты рискуешь, государыня!
Она подняла руку, заставляя ропот умолкнуть, и продолжала:
- Эти восемь человек, ваших единомышленников, под предводительством одного из друидов устроили чернейший ритуал, собираясь призвать богиню смерти к ложу моего раненого сына, таниста Карломана! Они все подготовили как следует, и, право же, не их вина, что им помешали добиться успеха! - при этих словах королева не смогла сдержать горькую усмешку.
В партии меча вновь поднялся ропот, еще громче прежнего. Среди хора возмущенных голосов положительно невозможно было что-то разобрать. Было лишь понятно, что они разъярены, но неясно, что именно вызвало такую бурную реакцию.
Королева вновь сделала жест, призывая всех к порядку.
- С толпой говорить бесполезно! У каждой силы должны быть предводители. Кто из вас достоин говорить от имени других? Я стою за мир, ибо такова была воля моего сына, что сейчас находится между жизнью и смертью. Вы сами признали, что вина короля Хильдеберта Арвернского меньше, ибо он действовал в приступе безумия. Пусть среди вас выступит тот, кто достоин ныне вести партию меча, и выскажет, какие причины были у вас сделать то, что было задумано!
Сторонники партии меча переглянулись между собой, и, в конце концов, все взоры устремились на того, кто пользовался у них наибольшим уважением. Тот шагнул вперед, смело глядя в глаза королеве.
Тан Конмаэл Свирепый был вассалом герцога Брокилиенского, однако не скрывал, что не собирается следовать за своим властелином. Он принадлежал к сильному, воинственному роду. Его предки всегда сами решали, что им полагается. Не раз они поднимали восстания против завоевателей-арвернов. Так, прадед Конмаэла в одном сражении смертельно ранил стрелой из лука одного из принцев Арвернии, отца Сигиберта Древнего.
Ненавидя арвернов, родичи Конмаэла не уважали и тех из "детей богини Дану", кто слишком сближался с ними. Его отец, носивший прозвище Злой Язык, упрекнул саму королеву Гвиневеру, когда та была беременна старшим сыном, Хлодионом: "Ты собираешься подсунуть в наследники Арморики арвернского бастарда!" Тана с его семейством изгнали, однако призвали вновь, когда пришла весть о нашествии викингов, ибо каждый был на счету.
Ну что ж: Конмаэл Свирепый был достоин своих предков. Высокий и крепкий, каштановые с проседью волосы заплетены в косы. В отличие от большинства "детей богини Дану", он не носил ни усов, ни тем более бороды, как у арвернов. Подобно Карломану, он считал, что все эти мужские украшения только мешают в сражениях. Ибо он был настоящим воином и страстно любил сражаться.
Конмаэл был одним из немногих, кто выжил в битве на Равнине Столбов среди отряда Карломана. Он сражался тогда, не щадя ни себя, ни врага. Самые могучие викинги не могли с ним совладать, ибо он не уступал им яростью и силой, а готовность биться за свою родину давала ему превосходство над любым противником. Ибо Конмаэл Свирепый был берсерком - фением на языке "детей богини Дану", в честь древних боевых братств Арморики, боровшихся с арвернскими завоеваниями. Что и говорить: Конмаэл Свирепый был их достойным наследником!
Теперь он, сопровождаемый внимательными взглядами союзников и противников, вышел вперед и почтительно поклонился, ожидая. Не в его праве было требовать у королевы объяснений.
Гвиневера кивнула вождю партии меча. Она не удивилась, увидев во главе своих противников именно Конмаэла. Этот человек был способен на многое. И все-таки, он не был приглашен на опасный и запретный ритуал. Это давало надежду: быть может, в нем еще осталось какое-то благородство, и с ним удастся договориться?..
- Сейчас сюда доставят заговорщиков, что своим бесчестным ритуалом едва не лишили Арморику наследника престола, а меня - единственного сына, - сурово проговорила королева. - Они засвидетельствуют, что я не нарушала закона. Посягнувшие на таниста Карломана сами виновны в том, что будут лишены права голоса на предстоящем Совете Кланов, что состоится через три дня.
Переглянувшись со своими сторонниками, Конмаэл смело ответил королеве:
- Мне ничего не известно об этом! Я готов поручиться за тех, кого ныне взяли под стражу. Требую участия в их допросе. Если правда на твоей стороне, я с презрением отрекусь от них. Если же тебя, государыня, ввели в заблуждение, я буду первым, кто выступит против тебя на Совете Кланов! Я все же надеюсь, что их вина гораздо меньше. Быть может, они молились о смерти таниста, чтобы его кровь воззвала к отмщению, разожгла бы воинственный дух нашего порабощенного народа!
Даже и то, о чем говорил Конмаэл, было кощунством, и заставило содрогнуться многих, кто принадлежал к партии лиры. Но его единомышленники переглядывались со свирепой гордостью. Что и говорить: они выбрали достойного вождя! Никто больше не осмелился бы столь решительно говорить с королевой.
Сам Конмаэл держался невозмутимо. Как военачальник, он знал, что командующему следует сохранять холодную голову. Столь важная беседа, имеющая государственное значение - тоже сражение, пусть и словесное. Хоть он и был берсерком, подобно арвернскому королю, но, так же как граф Альбрехт Бёрнландский, сознавал, когда следует дать волю своему дару, а когда - удержать его в узде.
Королева вновь кивнула, соглашаясь с требованиями тана.
- Сейчас ты сам убедишься во всем. Для того я и призвала сюда вас, вождей партии меча, чтобы вы убедились, насколько далеко зашли ваши сторонники. Будь я прежде всего матерью, я судила бы без всяких свидетелей тех, кто отнял последнюю надежду у моего умирающего сына. Однако прежде всего я королева. Посему пусть сами заговорщики повинятся ныне перед теми, кто готов за них поручиться. Ибо они и представить не могут, насколько далеко те зашли в своем стремлении к свободе от Арвернии!
Среди вождей партии меча вновь поднялось резкое движение, послышался недоверчивый ропот.
- Да верно ли это? Не ловушку ли подстраивает королева, обвиняя нас в таком ужасном падении?
Но тут уже и сам Конмаэл резким жестом утихомирил своих сторонников. Он понял, что королева не обманывает их. Она верила, что заговор и ритуал в самом деле были.
- Еще раз скажу: если вина заговорщиков будет доказана, если они сами перед высоким собранием признают свою вину, и при этом будут представлены свидетели, я первым отрекусь от их черных дел и потребую для них кары, достойной их преступлений. Если же они лишь молились о смерти таниста, что и так уже умирает, а тебя, государыня, кто-то ввел в заблуждение, нарочно или случайно, - я потребую от тебя виру. Негоже королеве, предводительнице партии лиры, пользоваться средствами, недостойными твоего высокого звания!
Только у "детей богини Дану" подданный, даже знатного рода, мог позволить себе так дерзко, даже грозно говорить с королевой. Но в Арморике свои обычаи, так что Гвиневера даже не удивилась. Невозмутимо отвечала:
- Негоже тем, кто желает сбросить иго арвернских завоевателей, уподобляться им же. Не в обычае "детей богини Дану" добивать тех, кто и так уже пребывает при смерти... Поверьте: будь я прежде всего матерью, вершила бы суд без тех, кто молится о смерти моего сына! - голос королевы чуть заметно дрогнул, но она перевела дыхание, готовясь встретить все, что выскажут ей оппоненты.
Тан Конмаэл невольно подивился ее стойкости и силе духа. И проговорил, почти повторяя свои прежние слова, изменив лишь окончание фразы, как в народных сагах:
- Я первым вызовусь вершить суд над заговорщиками, если действительно они пали настолько, чтобы добивать того, кто и так уже беседует с Морриган. Но если окажется, что ты ошиблась, и недостойные советники толкнули тебя на неправедное дело, то я, подобно своему отцу, осмелюсь в лицо сказать тебе правду, государыня! Ведь тогда получится, что ты, обязанная блюсти законы богов и людей, совершила подлог, осознанно или нет.
Всем, кто слышал беседу королевы и тана, казалось, что они присутствуют при вооруженном поединке. Речи их, говорившие о войне и мире, скрещивались, как клинки искусных бойцов.
В воздухе пахло грозой. Напряжение стояло такое, что присутствующие затаили дыхание, ожидая, как повернется дело. Речи королевы и Конмаэла звенели металлом и хлестали, как жгучая крапива.
- Будь я прежде всего матерью, охотно судила бы тех, кто призывал Морриган к ложу моего умирающего сына! Я бросила бы их живыми в кипяток перед Советом Кланов, дабы другим неповадно было. Но я прежде всего ваша королева! Закон выше меня. И справедливость велит мне предоставить преступников и вашему суду тоже, дабы вы сами убедились, что от молитвы о смерти до чернейшего ритуала всего один шаг. Одумайтесь: куда вас может завести желание сбросить ярмо завоевателей! Тем более, что арверны в последние десятилетия уже не раз делали вам послабления и разрешили платить налог скотом, не отдавая плодов своего труда, - произнесла Гвиневера.
Конмаэл отвечал ей не менее решительно, и даже дерзко:
- Если и вправду мои единомышленники дошли от просьб к богам до чернейшего ритуала, то я буду первым, кто их покарает, ибо они преступили черту. Хоть я и мои сторонники жаждем свободы для своего народа и земли, но призвать богиню смерти к танисту Карломану, которого мы все глубоко чтим, было таким же безумием, как и поступок короля, недостойного своего звания. Однако я все же допускаю, что королева ошибается, нарочно, или ее ввела в заблуждение партия лиры. Возможно, что эти восемь человек лишь собрались в священной дубраве ради общей молитвы. А, если молитва, пусть она и нацелена к смерти - еще не преступление, значит, ты, государыня, жестоко ошиблась, и взятые ныне под стражу несправедливо лишены свободы!
Речи вождей обеих партий разили не хуже меча короля Хильдеберта. Их красноречие захватило сторонников, и участники партии лиры и партии меча подались ближе, окружили королеву и тана, словно воинское построение.
Однако Гвиневера, как и стоявший рядом с ней Номиноэ, своим чутьем бисклавре ощутила приближение людей. Она почувствовала своего внука Дунстана, своего брата Морветена, юного Брана, его деда Оуэна, верховного друида, и других. Королева сделала резкий жест, призывая тана Конмаэла к молчанию, и тот умолк, удивленный ее резкостью. А между тем, Гвиневера переглянулась с Номиноэ, который утвердительно кивнул ей.
- Сейчас доблестный тан Конмаэл сам сможет судить, виновны ли заговорщики в том преступлении, о котором я вначале спрашивала вас всех, или нет!..
Через некоторое время в зал вошел Дунстан. В первую минуту его все приняли за самого Карломана, восставшего со смертного ложа. За ним следовал верховный друид, очень напряженный, ибо сознавал, что речь идет о вине его подчиненного, и что дальше предстоит встреча с Хранителями. Позади шел Бран и его дед Оуэн, исполненный тревоги за внука.
За ними в зал вошел такой же мрачный Морветен, и уже позади всех стражники вели схваченных заговорщиков. Киан Песнь Пшеницы, Кормак Суровый и Домнелл, родич герцога Гворемора, шли впереди, как вожди заговорщиков. Друида-отступника не привели сюда.
Дунстан и Морветен, верховный друид, Бран и Оуэн встали между королевой и таном Конмаэлом. Они почтительно приветствовали Гвиневеру. Заговорщиков же стражи подвели и поставили поодаль, так что они тоже стояли между предводителями, но с противоположной стороны.
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - III (Прочитано 11548 раз)