Благодарю моего дорогого соавтора за работу над темой, и читателей - за то, что продолжают читать!
Отделение от общества - процесс обоюдный: хочешь обособиться от общества, чтобы тебя судили только свои - изволь обособить общество от себя, не воздействуя на него.
А если хочется на людей воздействовать, но при самому оставаться от их воздействия свободным - то стоит помнить, что такая благодать обычно рано или поздно может закончиться. Подчас - закончиться плохо. Ради благополучия - и не только государства, но и общества в целом и его членов в частности.
Чтобы, как упоминалось выше, можно было, спотыкаясь на каждом шагу, идти к правильным решениям, вместо того, чтобы прямо, бодро и галопом скакать в тупик.
Ну а армориканские друиды вот хотят и оставаться неподвластными и неподсудными, и активно вмешиваться в дела государства, а лучше - определять их. И, по их понятиям, самый прогрессивный строй - это когда все слушаются их.
В реальности конфликт светской и церковной власти вылился в кровопролитную войну Императора и Папы + Борьбу Гвельфов и Гибеллинов в самой Италии.
Конфликты между высшим жречеством и светской властью были и во многих языческих религиях в нашем мире. В Древнем Египте (взять хотя бы фараона Эхнатона, который затеял свои религиозные реформы во многом чтобы уменьшить власть жрецов). И в Вавилоне, как я читала, такое бывало тоже. И в более поздние времена - у тех же кельтов. В языческой Литве, где тоже вплоть до Средних Веков была чуть ли не жреческая теократия. А потом пришли немецкие рыцарские ордена, и понадобились воинские навыки, чтобы бороться с ними, - возвысились воины и их начальники, князья.
Но это - про наш мир, где правители и народ могут верить жрецам, а могут - и нет. Здесь же у нас описывается магический мир, где именно жрецы чаще всего бывают близки к тайным силам и владеют магией. Естественно, что в этом случае взаимоотношения складываются иначе. Здесь вот получается паритет между королями-бисклавре и друидами-магами. А в общем, в разных местах по-разному.
Еще в "Хрониках Таморианы" конфликт между царем и Жрецами стал, фактически. причиной ее гибели.
И, применительно к теме - речь здесь не только о средневековом конфликте. 
Да уж! Над магическим средневековым конфликтам авторам приходится немало поломать голову.
В принципе, глядя посторонним взглядом, трудно отделаться от мысли о том, что одним из определяющих, хотя и подспудных мотивов средневековой борьбы за инвеституру и, шире, конфликта духовной и светской власти, "града Божьего и "града земного", civitas Dei и civitas terrena в терминологии блаженного Августина, является вопрос о том, является ли человек и человеческое общество целью и самоценностью или лишь средством и элементом достижения иной высшей ценности. Так сказать, ступенькой в лестнице.
И, применительно к теме - речь здесь не только о средневековом конфликте.
Какую сложную и интересную тему мы затронули)
Очень интересную!
Главное, чтобы она не мешала работе над произведением!
Глава 65. Сила слов (окончание)
Гвиневера сделала знак, и Фергус, выйдя вперед, ни на кого не глядя определенно, стал вкратце рассказывать узникам обо всем, что происходит:
- В городе беспорядки! Тан Конмаэл Свирепый устроил состязание бардов. Их песни возмутили толпу, и та рвется бить арвернов. Того и гляди, вспыхнет восстание. За то что Конмаэл вздумал непродуманными действиями привлечь новых сторонников, вина, по справедливости, ложится на вас. Вы своими черными деяниями распугали даже своих единомышленников. Нынешние барды поют, будто в битве при Маг-Туиред король Арвернии нарочно бросил на верную смерть наших храбрых фениев во главе со своим сыном, будто боялся их восстания. Сами судите: сколько в том правды?..
Заговорщики изумленно переглянулись. Среди них Кормак и Киан хорошо помнили, как было на самом деле. На подвижном лице знаменитого барда отразилось полнейшее изумление.
- Это сочинил человек, помраченный злыми духами обмана, либо ни разу не спросивший старших, как было! Я же помню, как "дети богини Дану" и арверны бились сообща против общего врага. И мы... - он сглотнул, будто наяву видя минувшее, - танист Карломан тогда ради своего отца пошел на смертный бой!
Кормак Суровый сидел, опустив голову, склонил костистые кулаки на колени. Ненависть к арвернам боролась в нем с врожденной справедливостью. Наконец, он проворчал, ни на кого не глядя:
- Меня не заподозришь в любви к арвернам. Но и мне не пришло бы в голову, чтобы Хлодоберт Жестокий хотел погубить своего сына!
Это было лучшим, чего приходилось ждать от заговорщиков. По знаку своей царственной сестры, Морветен обратился к Киану:
- Тебе не надо напоминать, ты знаешь, как было на самом деле. Ложные истории, далекие от истины, разожгли толпу на площади. Если ее не остановить, она поднимет восстание самовольно, без решения Совета Кланов. Без вождей, без подготовки. И арвернские рыцари жестоко подавят такое восстание. Этого ли добивается ваша партия? Время ли сейчас нам с вами спорить, кто прав? Все мы - разумные люди, а разнузданность толпы одинаково чужда нам.
Киан молча выслушал его, не произнеся ни слова. Все это время он и Гвиневера напряженно смотрели друг на друга.
***
Тогда же, глядя с балкона на город, Жартилин прикидывал разные возможности того, чем обернется дело на площади, чего ждать: мира или войны?.. От напряжения он, как прежде Хлодомер, негромко постукивал пальцами по каменной кладке стены. Впрочем, возможностей у них не так уж много. Если не удастся пресечь восстание в зародыше, Арморику ожидал карательный поход арвернов, и в этом случае пострадают все, правые и виноватые. Король только рад будет поднять свою репутацию с помощью победоносной войны. Заодно он таким образом ослабит "детей богини Дану", да и ответственность за кровь Карломана переложит с себя на заговорщиков с их ритуалом.
Риваллон был не менее мрачен и задумчив, чем его внук. Он знал о договоре своей царственной дочери с королевой Бересвиндой, и не желал, чтобы Гвиневера сделалась клятвопреступницей, даже невольно, если не сможет сохранить мир в Арморике.
Он поднялся с кресла и подошел к внуку. Свистом подозвал ворона, вновь летающего возле балкона. Когда тот прилетел и сел на руку старцу, тот проговорил:
- Лети на площадь, погляди, что там!
Когда ворон улетел, Риваллон обернулся к Беток, стоявшей рядом с племянником.
- Дочка, распорядись усилить стражу королевского замка!
Беток кивнула и удалилась.
Последние слова Риваллон произнес очень тихо, чтобы не потревожить Сигиберта, который и так сидел в своем кресле ни жив ни мертв. Возле отца хлопотал Теодеберт, сильно встревоженный. Он вполголоса переговаривался с Ангарад.
- Лучше бы тебе увести отца отсюда. Неможется ему, - шепотом проговорила старуха.
- Если бы я мог! Но ведь он не послушает, - вздохнул Теодеберт, прекрасно зная, что престарелый наместник бывает порой невыносимо упрям. Лишь немногие, как Карломан и Ангарад, обладали даром убеждать его. Самому же Теодеберту, прозванному Миротворцем, порой легче бывало вести переговоры с чужеземными королями, чем с родным отцом.
Но Сигиберт все слышал. У него не было сил вступать в спор, и он сознавал, что состояние его серьезно. Перед глазами все сильнее мельтешили черные мушки, порой сливаясь в одну тучу, так что он не мог ничего разглядеть. Тяжело вздохнув, старец закрыл глаза. Теодеберт, видя состояние отца, изо всех сил старался сохранить хладнокровие...
***
В подземелье королева Гвиневера, наконец, преодолев себя, обратилась к Киану, изо всех сил стараясь говорить мягко:
- Я не спрашиваю, что заставило тебя покуситься на таниста, моего сына. Но надеюсь, что сейчас ты употребишь свой дар во благо, чтобы усмирить буйство толпы.
Киан скривил тонкие губы.
- Я мог бы ответить тебе, государыня: никто из нас больше тебе не обязан. Ты собираешься покарать нас за то, что мы не меньше твоего любим свою родину и свой народ. Если ты считаешь один лишь путь лиры действительно верным, справляйся сама, как умеешь! Неужели без преступников тебе не подавить мятеж?
Гвиневера сдержала вздох. Прав был брат: разговор предстоял не легче, чем вчера - с Конмаэлом Свирепым.
- Не вынуждай спорить с тобой, Киан. Я и так знаю, насколько по-разному вы и мы понимаем благо для Арморики. Что ж, время покажет, кто был прав! Но ни ты, ни я не желаем, чтобы "дети богини Дану" гибли напрасно, из-за чьей-то лжи и собственного безумия.
- В этом - верно, - с достоинством ответил Киан, будто не пленник, а равный королеве властелин. - Но ты, государыня, думаешь, что "детям богини Дану" вообще полезно прислуживать арвернам, своим поработителям...
- Мирным путем мне, моим матери и отцу, моему доблестному сыну удалось добиться больших свобод, чем всем, кто прежде поднимал восстание, - с уверенностью произнесла Гвиневера.
- Вот видишь; а я и мои единомышленники верим, что свободу родной земли следует не вымаливать у врага, не клянчить, как подзаборные шавки, а завоевывать решительно и смело, своими руками! - голос Киана зазвучал напевно, хотя он вовсе не собирался петь. - Но в одном ты права, государыня: безумие толпы не поспособствует святому делу, лишь погубит его...
Их беседу внимательно слушали все, бывшие в камере - и пленные заговорщики, и участники партии лиры. И им почудилось, что их все еще продолжают соединять некие незримые нити. Хоть они очень по-разному понимали счастье родной земли, но все искренне и горячо желали его, и все, пожалуй, не пожалели бы ради этого жизни.
Так королева и сказала бывшему барду, подводя итог:
- Я знаю, в самом святом и главном мы едины! Пусть даже бурная кровь "детей богини Дану" сбивает иных на ложный путь. И о том помню, как ты, Киан, бился на Равнине Столбов вместе с моим сыном, сменив лиру на меч. Верю, что ты с тех пор не поглупел и не лишился совести. А впрочем, решать, конечно, тебе! - она знала, как важно человеку, даже когда он сидит в тюрьме, верить, что он имеет свободный выбор.
В конце концов, заверения Хранительницы подействовали на мятущуюся, но все же чуткую душу Киана. Он почувствовал воодушевление, почти как было в тот страшный день, при Маг-Туиред, когда он, схватив меч, бросился в бой. В конце концов, в главном королева была права: сейчас неподготовленное восстание погубило бы Арморику и отодвинуло бы, может быть, на сотни лет освобождение!
- Так и быть... Я согласен помочь тебе сохранить мир.
- И это тебе зачтется, Киан! - пообещала королева. - Если ты поможешь мне усмирить толпу, я дам тебе свободу. Не в моей власти, однако же, простить тебе участие в темном ритуале! Суд над тобой состоится по всем законам, как только определится, насколько велик вред, что вы успели причинить. Я верю, что честь не позволит тебе сбежать, очутившись на свободе.
Киан сдержанно кивнул в ответ.
- Это будет справедливо, - проговорил он.
И бывший бард покинул камеру вместе с Гвиневерой и Морветеном. Один лишь Фергус на миг задержался на пороге, пристально взглянув на своего деда. Но, так и не дождавшись никакого отклика, вышел прочь, тоже не сказав ни слова.
Решетка захлопнулась, снова отрезав оставшихся узников от мира. Лишь тогда Кормак Суровый проговорил с тоской, обращаясь к Домнеллу:
- Фергус сделался так похож на своего отца, моего старшего сына!..
***
Прошло уже много времени, как ушла королева, и на балконе терпеливо ждали ее возвращения. Уже солнце перевалило за полдень, а Гвиневера и ее спутники все не возвращались.
Зато пришли Оуэн и Арман, заботливо склонившиеся над престарелым наместником, от которого не отводил взора и его старший сын.
Возле каменной кладки балкона, в шаге от головокружительной высоты, стояли Риваллон с Жартилином. Ворон-посланник вновь вернулся к хозяину, и тот щурил старческие глаза, пытаясь разглядеть бушующую площадь. Тогда Риваллон, оглянувшись на Сигиберта, которому совсем не нужны были новые тревоги, тихо сказал внуку:
- Хвала Матери Богов: пока до побоища не дошло! Бранятся, кое-где дерутся, но за оружие не готовы взяться. Между тем, Кеннетиг со стражей оцепил площадь, и Киан спешит туда. Значит, есть надежда успокоить толпу.
Маршал кивнул, но в лице его и во всей фигуре по-прежнему виделось крайнее напряжение. Он сможет успокоиться только вечером, если убедится, что все обошлось, и будет знать, что сообщить королю.
В то время, как они беседовали между собой, Ангарад наблюдала вместе с Теодебертом, как Оуэн внимательно осматривал Сигиберта. Взяв его высохшую морщинистую руку, прощупывал пульс, о чем-то спрашивал. Наместник вновь чувствовал дурноту, но все еще упрямо старался не подавать виду, хотя уже не возражал против суеты вокруг него.
Оуэн дал старцу выпить зелье, пахнущее пряными травами. Затем объявил:
- Господину наместнику необходим покой, чтобы поправить здоровье. Лучше бы ему несколько дней вообще не подниматься с постели. И никаких печальных и тревожных известий! Только в этом случае я смогу ручаться за его выздоровление.
Сигиберт слышал все, что говорили о нем, но ответил им не голосом, а выражением лица. Он согласен был, рассуждая здраво, лечь в постель и пить лекарства, приготовленные Оуэном. Что же до отсутствия тревог... Старец слабо улыбнулся. Как же он сможет не тревожиться, когда вокруг творятся такие события?!
По знаку лекаря, Арман помог Сигиберту подняться с кресла. Чувствуя легкое головокружение, старец тяжело оперся на его плечи. Теодеберт в тот же миг поддержал отца с другой стороны, и они вчетвером удалились с балкона в спальню.
Проводив взглядом ушедших, Риваллон многозначительно проговорил:
- Трудно будет Сигиберту не тревожиться ни о чем! Боюсь, как бы не стало ему еще хуже...
- Может быть, Номиноэ сможет ему помочь, - с надеждой проговорила Ангарад.
Спустя несколько минут вернулась королева Гвиневера в сопровождении Морветена. Фергус и Киан отправились на площадь. Королева сразу заметила отсутствие супруга и почтенного свекра. Устремила вопросительный взор на отца и тетку. Ангарад пояснила в ответ на ее немой вопрос:
- Сигиберту стало хуже, и твой муж проводил его в спальню. Сейчас он возле отца, там же Оуэн и Арман.
Гвиневера кивнула, сев, почти упав в свое кресло. Морветен отошел и стал рядом с отцом. Теперь сидели только королева и Ангарад, мужчины же остались стоять.
Королева пояснила своему окружению, высказав надежду вслух:
- Я убедила Киана помочь нам. Хочется верить, что он усмирит толпу, и почтенному принцу Сигиберту станет тогда лучше.
Все облегченно вздохнули. И только памятливая Ангарад напомнила своей царственной племяннице:
- Ты, кажется, говорила, что верховный друид просил у тебя дозволения встретиться со своим преступным собратом. Дозволишь ли ты ему?
Гвиневера с благодарностью взглянула на тетушку.
- Мне не хочется, чтобы они встречались. У друидов издавна свои цели, и не всегда они совпадают с моими. На что ему нужен изобличенный преступник?
Риваллон, повернувшись к ним лицом, задумчиво проговорил:
- Некогда друиды "детей богини Дану" были влиятельнее королей. Их почитали как избранников и учеников ши, они перенимали от них магию, и знали о тайнах мира больше, чем другие люди. Однако со временем королевский род Арморики сам породнился с ши, и среди них, начиная с Гродлана Вещего, стали рождаться бисклавре. Сами будучи ши, они лучше сознавали волю Небес, и народ стал чтить их больше, чем друидов. Однако те издавна таят недовольство против королей. Им бы хотелось, как встарь, быть единственными посредниками между ши и людьми.
- Я думаю, что верховный друид, в отличие от своего преступного собрата, не решится бросить вызов государыне, которая является и Хранительницей, - заметила Ангарад. - Ведь друиды именно от ши переняли тайные знания, благодаря им развили свои способности!
- Вероятно, сейчас он не посмеет, - задумчиво проговорил Риваллон. - Однако, если случится худшее, и Карломан... - он не договорил, боясь накликать смерть, и продолжал неловко: - Все мы смертны, даже бисклавре. Рано или поздно не станет и меня, и тебя, Ангарад, и Сигиберта, Номиноэ, и даже тебя, Гвиневера, королева-ши. Друиды же, видимо, хранят свои заветы поколениями. Возможно, тогда они постараются ослабить королевскую власть.
Гвиневера спокойно кивнула в ответ на предостережение отца, выслушав не как угрозу, а как совет избегать опасности.
- Там поглядим... Если мне наследует бисклавре, возможно, друидам и не удастся отнять власть у королей. Ну а пока я считаю, что верховному друиду незачем видеться с отступником.
- Когда вернется Номиноэ, посоветуйся с ним, - проговорила Ангарад, за долгие годы жизни с мужем-бисклавре убедившаяся, что он может почти все.
- Обязательно посоветуюсь! - пообещала королева. - Только я думаю, что наставнику сперва надо будет отдохнуть. Тревожные события, и обряд, что они творят вместе с моим внуком, и бессонная ночь, - все это способно утомить даже бисклавре.
Тут, наконец, на балкон вернулись Беток Белокурая и Кеннетиг Дивный. Сестра королевы доложила первой:
- Во дворце поставлена дополнительная стража, государыня. Хлодомер собрал в городе арвернов, которые решились прибегнуть к твоему покровительству. Сейчас он распоряжается их размещением в пустующих залах нижнего яруса. На поварне готовят для них пищу.
- Хорошо, - похвалила королева, отметив, что одна проблема решена. Затем она обернулась к Кеннетигу Дивному: - А что у тебя?
- Нам удалось пресечь мятеж в зародыше, - его выпуклые глаза сияли радостью, и жесткие тюленьи усы победно топорщились. - Самых рьяных вожаков толпы я схватил и пока что бросил в темницу, до последующего суда. Киан же усмирил толпу, почти в одночасье вернул им здравый рассудок своей музыкой! Такого я еще не видел. Он и вправду очень одаренный бард.
- Где он сейчас? - поинтересовалась королева.
- Вместе с Фергусом Обездоленным и Конмаэлом Свирепым ожидает тебя в тронном зале, государыня, - был ответ.
Гвиневера тяжело вздохнула, не позволяя себе расслабляться. На сей раз та же сила слов, что едва не вызвала восстание, помогла вовремя остановить его. Но кто знает, чего еще им ожидать в будущем?..
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - III (Прочитано 10796 раз)