Большое спасибо, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis!
события прошлого, мрачные и тяжкие, которым не суждено было изгладиться из его памяти до смертного часа и Сумеречной Тропы.
Память - как палка о двух концах. Впрочем, как и всё, что дано человеку. Потеряв память-потеряешь себя, но сколько в ней хранится того, что лучше бы забыть.
Пиппин в замке Шенонсо, как ни странно, научился и кое-чему полезно, например скрывать свои чувства. Господин Хьюго, как я понимаю, ягодка с того же кустика, как и отчим Пиппина,
"Память ранит душу, беспамятство убивает ее." Впрочем, что там осталось от души бывшего Пиппина, вообще сложно понять.
У него возможностей гораздо больше, ибо хозяин, имеет неограниченную власть в своих владениях. Да и притворяться умеет неплохо.
Похоже, у Фульрада ещё есть шанс выжить, если их успеют разнять. Но тогда он точно побежит к донарианцам жаловаться на злого альва, приворожившего его невесту (ведь, конечно, дело в альве, а не в том, что сам Фульрад своим же поведением её разочаровал
). Если так произойдёт, проблемы могут быть не у одного Капета, а у всего балагана Ренье. (Вот, кстати, для Тибо-то сюрприз будет, что, оказывается, он долгое время жил бок о бок с альвом
. Даже интересно увидеть реакцию.)
Интересно, отчим узнал Пиппина или просто подумал, что на его пути как-то часто встречаются альбиносы? Черты лица в этом возрасте меняются быстро. С одной стороны, такие волосы и глаза, конечно, редкость, но и у подобной встречи вероятность ничуть не выше. Когда отчим сбегал, у Пиппина была, довольно большая семья, как он мог попасть в этот замок?
Как сложатся события, можно только предполагать. Может быть, так, как Вы говорите, а может быть. и сколь угодно иначе.
Но пока мы снова отвлечемся на другое, а этих героев покинем в самый напряженный момент.
Капет вряд ли пропадет, даже если его в чем обвинят. Кто-нибудь сомневается в его способности скрыться незамеченным, с учетом его лесных навыков?
Отчим все-таки узнал, если после ему нравилось бранить мальчика: хоть этим отводил душу, если больше ничего сделать не смел. А жизненный путь не такой уж невероятный, и об этом могли рассказать, хотя бы те, кто был с сеньором Хьюго, когда тот выиграл Пиппина в кости.
Глава 68. Дочь лесника (окончание)
Возвращение к реальности вновь напомнило о себе руганью и оскорблениями Фульрада. Тот, побагровев от ярости, продолжал орать в лицо невозмутимому Капету:
- Ты - тварь, достойная утопления в болоте! Ты - вот, приехавший красть наших девушек! Но Роза тебе не достанется, понял? На что ты ей нужен, недокрашенный урод?
Капет стоял перед ним, скрестив руки на груди, всеми силами загоняя гнев вглубь. Но это получалось все хуже: ненависть поднималась в нем, как огонь, клубилась внутри едким дымом. И в этом пламени и дыму причудливо отражались образы прошлого, сквозь ругань Фульрада слышались их голоса. Прошлое и настоящее совсем сблизились, грань между ними истончилась. Если они вовсе сольются, плохо будет всем!
- Почему, почему молчишь?! - заорал лесоруб еще бешенее. Ему, должно быть, казалось, что, если он заставит Капета разозлиться, тем самым одержит некую победу над ним. Но все усилия оставались тщетны: противник с бесстрастным видом возвышался над ним. А что крылось за его спокойствием, пьяный лесоруб, конечно, не мог осознать.
К ним спешили, прыгая через кусты и ямы, Хельер с дочерью. Слыша бычий рев Фульрада, еще прибавили шаг. Роза отчаянно надеялась, что им удастся остановить драку. Хельер же с разочарованием думал о Фульраде. Совсем испакостился парень, жалко отдавать Розу за него! Но и тот, второй - беловолосый чужак, которого лесник видел мельком, тоже не нравился ему. Что-то в нем ощущалось опасное, неправильное. И, в отличие от многих людей, Хельер судил не только по внешности. Бывая в лесу, он, по роду службы, хорошо знал диких зверей и лесных Хранителей-альвов, и не считал их такими опасными, как прочие арверны. И в красноглазом чужаке, несомненно, текла кровь Других Народов, но тоже какая-то неправильная, как будто для альвов он был таким же чужим, как и для людей. Ни один отец не пожелал бы своей дочери таких ухажеров!
Между тем, Капет с невозмутимым, как прежде, видом, весь напрягся и сжал кулаки. Тогда Фульрад, бешено озираясь вокруг, увидел на земле обломанный толстый сук. Отчаявшись вывести противника из себя, он с громкой бранью ухватил этот сук, замахал им, со свистом рассекая воздух, как его и других учили на войне биться боевым топором. Увесистая дубина - действительно страшное оружие в сильных и умелых руках. Но Фульрад был все-таки сильно пьян, и размахивал импровизированным оружием неловко. Капет вновь с легкостью уходил от его ударов, хоть и приходилось держаться на должном расстоянии.
- А-а, ты опять вертишься! - зарычал Фульрад, взбешенный невероятной быстротой противника, который не позволял ему нанести даже одного удара.
В этот миг к ним подбежали Хельер и Роза. Девушка испуганно вскрикнула, увидев, что ее жених замахивается дубиной. Он оглянулся, оскалив зубы.
- Боишься за своего урода, Роза? Заступаешься? Так гляди, как я проломлю ему голову!
Между тем, Хельеру с первого же мимолетного взгляда боевая стойка беловолосого чужака показалась гораздо опаснее бешеной ярости Фульрада. Таких, как тот, может быть, приходится долго доводить до ярости, но, уж если он разозлится, его ничто не удержит.
И как раз тут отвергнутый поклонник бросился к Капету, закрутив свою дубину обеими руками над головой, как ветряная мельница. Хельер понял, что кровопролития не избежать.
- Остановитесь! - крикнул он, метнувшись вперед.
Между тем, Капет легко уклонился от нового удара Фульрада, и, оглянувшись, увидел Розу, испуганную, бледную, прижавшую руки к груди, как от сильной боли. И ее страх, и эта поза, и огромные глаза, в которых, казалось, сосредоточилась вся жизнь, - все это вновь напомнило ему былое, резануло по живому. И в краткий миг перед глазами вновь промчались события далекого прошлого, которому не суждено было остаться в прошлом.
***
Замок де Шенонсо с прилегающими землями находился на границе Арвернии с Арморикой. Население окрестных деревень, подвластное сеньору Хьюго, также было смешанным - и арверны, и "дети богини Дану". Но большинство составляли все-таки арверны. И обычаям в замке и его окрестностях следовали арвернским, и чтили их богов, обитателей светлого Асгарда.
В тот день, когда сеньору Хьюго вздумалось поехать на охоту со своей свитой, в одной из близлежащих к замку деревень праздновали свадьбу. Дочь лесничего, первая красавица в округе, выходила замуж за полюбившегося ей молодого поселянина из зажиточной семьи. Все местные жители собрались на веселый сельский праздник, одевшись в лучшие наряды, украшенные разноцветными вышивками. Такие костюмы надевались крайне редко, а потому хранились годами, сберегаемые в ларях, переложенные лавандой от моли.
Праздничное гулянье устроили на главной площади, под огромным раскидистым каштаном, который мог укрыть своей тенью от солнца, кажется, сотню человек разом. Местные жители рассудили, что на площади возле каштана на все хватит места. Там можно будет после оглашения свадебного обряда попировать вволю за длинными настилами из досок поверх козел. Их составили мужчины, а женщины уже выставили разнообразную снедь. Тут было печеное и жареное мясо, рыба, хлеб и пироги нового урожая, мягкие белые сыры. Деревенскую простоту складывало обилие на столе разнообразной зелени и созревших к этому времени фруктов. Сочные, налитые медовым соком яблоки, груши, сливы, сочные рубиновые вишни делали праздничный стол поселян почти роскошным. Не обошлось и без напитков: на досках стояли кувшины легкого местного вина, медовухи, кислого молока, мятного и розового отваров, ягодных напитков. В середине испровизированного стола, накрытый вышитым полотенцем, лежал на деревянном блюде свадебный пирог с вишнями.
На главной площади под каштаном было довольно места и для того, чтобы вволю поплясать на свадьбе, - последнее особенно привлекало молодых парней и девушек, которые окружили молодоженов с цветами в руках. Многие и теперь уже приплясывали под музыку лир, свирелей, пастушьих рожков. Подпевали гимны в честь Фрейи, богини любви и брака, - кто как умел, но в целом выходило весьма благозвучно.
- О, Хозяйка Ожерелья, Ездящая На Кошках! Твоей волей сизый голубь воркует над голубицей, твоей волей белые лебеди хранят верность друг другу, твоей волей олень зовет в лесу свою подругу. Все живое согревается факелом любви, что ты зажигаешь, Госпожа Сердец! Пусть же и для этой пары твой факел горит, не сгорая, всю жизнь! - просил богиню жрец, приглашенный из замка.
Красивая рыжеволосая девушка с венком из шиповника на голове стояла об руку с крепким молодым человеком перед резным изображением Фрейи в локоть высотой, возвышавшимся на алтаре. Они возложили перед ней букеты роз. Жрец только что соединил их, произнес брачные обеты. Теперь они сделались мужем и женой. Глядя друг на друга, улыбались радостно и влюбленно.
Друзья молодых набросили обоим на плечи ленту, "связывая" их вместе, осыпали зернами и лепестками цветов. И музыка играла, а гости хлопали в ладоши, готовые пуститься в пляс.
И в эту картину радостного сельского праздника явился сеньор Хьюго со своей свитой. Он гарцевал впереди на огромном вороном жеребце, а за ним ехал Марсель и команда егерей, среди которых был отчим Пиппина. Сам мальчик тоже находился тут: скакал на невысокой соловой лошадке, ведя за собой свору гончих.
Топот копыт и лай собак были первыми знаками, что предупредили селян об их появлении. И веселье разом оборвалось, и во все сердца вселился ужас. Пиппин сразу почувствовал запах страха, едва они въехали на площадь. Запах, от какого волосы встают дыбом, а клыки обнажаются в оскале. Гончие тоже чувствовали его и скалили пасти в предвкушении.
В первый миг селяне еще надеялись, что их сеньор проедет дальше. Однако он остановил коня и спрыгнул наземь. Свита последовала его примеру. Пиппину было тоскливо и противно, он чувствовал, что им не следовало приезжать сюда. Так грубо вмешиваться в жизнь людей - неправильно, такого не должно быть. И все-таки он стоял рядом с Марселем, успокаивая неистово рвущихся со сворки гончих. И смотрел, зная, что будет дальше. А сеньор Хьюго с обычным своим видимым добродушием обратился к вилланам:
- Приветствую вас, мои добрые поселяне! Вижу, вы здесь празднуете? Мне стало интересно, и я решил присоединиться к вам.
Все веселье как будто ножом отрезало. Вместо праздника воцарился траур. Музыка смолкла. Вилланы кланялись почтительно, но молчаливо. Всем хотелось бы оказаться как можно дальше, но никто не посмел двинуться с места без дозволения господина: все знали, к чему бы это привело.
Один из деревенских старейшин, отец жениха, поднес сеньору Хьюго кубок молодого вина, а его жена передала кусок пирога.
- Отведай нашего скромного угощения, сеньор! Свадьбу играем сегодня: сынок мой женится на дочери лесничего. Благослови и ты молодую чету! - по древнему обычаю большинства народов, гость, что ел вместе с хозяевами, вступает с ними в священные узы и не имеет права причинить им зло. Что ж, обычай этот чтили - те, для кого вообще законы богов и людей были не пустым звуком.
Сеньор Хьюго быстро съел кусок пирога, выпил вино, а кубок бросил под ноги. Затем задержал взгляд на невесте - та стояла об руку с женихом ни жива ни мертва, но все равно показалась ему очень соблазнительной - с роскошными рыжими кудрями, стройная и гибкая. И откуда такая красота берется среди тяжелой работы да нужды?
- Свадьбу сыграли, - усмехнулся сеньор, подойдя ближе. - А что насчет права первой ночи? Подданные обязаны платить своему господину любую долю своего имущества, не так ли?
Невеста побледнела еще сильнее, и упала бы, если бы жених не поддержал ее и не шагнул вперед, закрыв девушку собой. Деревенские жители, кто слышал, застыли, как громом пораженные, хоть и видели, к чему идет. Формально старый обычай времен арвернского завоевания был еще жив, и никто его не отменял, как, впрочем, никто и не приписывал знатным господам поступать именно так; все зависело от совести каждого. Мало кто в действительности позволял себе вмешиваться в семейную жизнь подданных. На границе с Арморикой, у жителей которой женщины выбирали себе мужей, такое и вовсе почти перевелось. Сеньор де Шенонсо был одним из немногих, кто готов был восстановить ради своей пользы любой обычай, хотя бы от него страдали другие люди. Он сделал бы дозволенным и людоедство, если бы счел человеческое мясо вкусным лакомством.
И поселяне молчали перед ним, не смея напоминать об обыкновенных человеческих правах и обязанностях, ибо знали, что будет только хуже, причем для всех. Не смела возразить и сама невеста, что стояла, трепеща, не смея, кажется, даже дышать.
Лишь ее жених, крепкий парень двадцати лет, остался стоять впереди, закрывая собой девушку. Он не решался ввязываться в спор с самим хозяином, но всем своим видом показывал, что не смирится с надругательством над своей невестой. Сама мысль представить возлюбленную с другим на ложе была ему невыносима. Он стоял, набычившись, под грозным взором хозяина, и не собирался отступать. Повисло тяжкое напряжение.
За спиной сеньора Хьюго посмеивались Марсель и другие егери, поглаживая ярившихся собак. Стоит только хозяину подмигнуть - и охота начнется.
Среди них стоял Пиппин, вдыхая густо льющийся запах страха. Его было так много, что мальчику казалось, он и гончие дышат не воздухом, а страхом. Люди не могли чувствовать его настолько остро, но они были полны этим страхом, - и молодая невеста, и ее жених, только он боялся не за себя, и все родные и гости на свадьбе. Что ж, Пиппин знал, что страх их был совсем не беспричинен! Эти люди жили, как и он сам, в давящем, уродующем молчании, в покорности, что помогает сохранить жизнь, но калечит душу, низводя разумное существо до животного состояния, стремящегося выжить любой ценой.
Впрочем, Пиппин не рассуждал так, по крайней мере, в тот миг. У него только было ощущение, что под кожей его колет тысяча острых булавок, и что его будто растягивает во все стороны, словно нынешнее тело становится непоместительно для него. Он не знал тогда, что это значит. Но чувствовал: если сеньор Хьюго не остановится, что-то случится.
Возле него сновали, теснили друг друга, путали сворку гончие, нетерпеливо ждавшие, когда их спустят. В этот миг начнется охота. Гончие замка Шенонсо всегда загоняли для своего хозяина ценную дичь...***
Вновь Капет усилием воли вернулся в свое настоящее, распахнул глаза, ясно разглядел теперь, что творится вокруг.
Как раз в этот миг события полетели, как лавина с горы. Роза вскрикнула. Ее отец метнулся вперед, готовясь разнять противников. Фульрад снова грязно выругался и замахнулся дубиной. Капет в очередной раз увернулся, стиснул зубы, из последних сил не позволяя гневу прорваться.