Благодарю, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis! 
Для Паучихи это означало, что ее сын вполне преодолел свою слабость, и больше ничто не помешает ему посвятить все силы величайшей цели - благу Арвернии.
А ведь вроде бы умная женщина, её бы ум да на благое дело. Но чтобы до такой степени не понимать - что представляет собой её сын! Или она полагает, что достаточно кукловода для того, чтобы послушная куколка управляла государством? Но эта куколка может в любой момент превратиться в монстра, безжалостного и неразумного.
Она как раз считает, что стремится к самому что ни на есть благому делу, для всей страны.
Сына теперь уже, наученная горьким опытом, старается не упускать, предварительно даст ему советы, как правильно поступать. А если он что повернет по-своему, Бересвинда надеется его переубедить в более благоприятную минуту.
Конечно, благие намерения часто уводят в царство Хель...
Да уж, Хильдеберт с матушкой чуть всё не испортили. Не пускать родных к умирающему, и само по себе, так себе идея, может, политически и оправданная, а может и нет. За такое родные Карломана могли бы встать в жёсткую оппозицию. И не факт, что оно стоит выигранной пары дней. А кроме того, это жестоко. А если какое-то решение одновременно и жестокое и не факт, что полезное, так может не стоит его принимать? Как-то они односторонне вопрос рассмотрели имхо.
Так, то, что они ждут Ги Верденского, понятно, а кого ещё?
ТутА для этого сейчас требовалось протянуть время, чтобы успели собраться те, кто станет новой опорой его престола.
явно, имеется в виду не один человек. Или барон Верденский с собой толпу донарианцев приведёт? Вроде, больше ждать некого. Или есть?
Да, родные Карломана вряд ли скажут спасибо (особенно если бы он все-таки умер). А король еще и намерен похоронить его по-арвернски - можно представить, как это "обрадует" не только его родных, но и всех "детей богини Дану".
Помимо Ги Верденнского и донарианцев, ждут вступления в силу некоторых новых указов и кадровых назначений. Но об этом смотрите дальше.
Глава 74. Ради блага (окончание)
Собравшись с мыслями, король продолжал, обращаясь к Турольду:
- Помимо моих прежних распоряжений, что должны быть выполнены, я приказываю тебе... - он сделал паузу, страшась назвать то, от чего нет спасения, как нет и возможности ничего изменить. - Приказываю после церемонии вложения меча призвать жрецов Хель! Пусть они начнут приготовления к похоронам графа Кенабумского и отправке его тела в Кенабум. Пусть его забальзамируют, чтобы он выглядел в гробу, словно живой, и оденут в лучший наряд, и пусть свечи горят вокруг его гроба, и плакальщицы рыдают все время, до самой погребальной церемонии! Запомните: похороны должны быть устроены с такой пышностью, как если бы вы хоронили самого короля! - при этих словах голос Хильдеберта зазвенел, как клинок, с силой ударившийся о вражеское оружие.
Турольд переглянулся с другими мужами совета. Он заметил, как еще суровее нахмурился паладин, и как украдкой покачал головой канцлер. Да и самому жрецу не очень-то понравилось, что король, никого не спрося, собирается похоронить Карломана по обычаю Арвернии, без разрешения его матери и сородичей - "детей богини Дану", которые могли потребовать тело для погребального костра.
Старый жрец уже хотел возразить, но, приглядевшись к королю, понял: тот сейчас настолько воодушевлен, что никого не послушает. Хильдеберт был одержим желанием показать всему свету и самому себе, как высоко он чтит уходящего дядю. И жрец-законоговоритель вынужден был кивнуть головой, обещая королю выполнить его волю. Про себя надеялся, что найдется более благоприятный момент, чтобы поговорить с государем об устройстве похорон, когда тот будет склонен прислушиваться к советам.
И канцлер мысленно говорил себе, что похоронить Карломана самовольно будет большой ошибкой короля, какой тот не может себе позволить в нынешних обстоятельствах.
Жоффруа тоже хмурился, думая о "детях богини Дану", для которых станет новым ударом, если наследника их королевы похоронят по арвернскому обычаю. А их народ обыкновенно отвечает ударом на удар...
Даже королеве-матери стало не по себе, когда она представила лицо королевы Гвиневеры, горящее гневом и скорбью. Ведь их договор, который королева Арморики свято исполняла, окончится после смерти Карломана. И неизвестно, что предпримут затем "дети богини Дану", особенно если арверны отнимут у них даже тело таниста... Нет, Бересвинда никак не могла одобрить эту идею своего сына! Окинула его предостерегающим взором, а сама, как и Турольд, решила поговорить с ним позже. В искусстве манипулирования главное - сказать нужные слова в нужное время. Начни возражать Хильдеберту сейчас - он только больше заупрямится. Паучиха надеялась убедить его позже. Ей понадобится все ее искусства, ради блага Арвернии.
И она снова переглянулась со своим царственным сыном. Настало время объявить главное решение этого дня, то, о чем она успела договориться с королем этим утром, до прихода мужей совета!
"Если ты победишь внутренних врагов Арвернии, то никакие внешние враги нам не будут страшны. То же и с собственными сомнениями. Ради общего блага - объяви сейчас, что решено!" - мысленно сказала она сыну.
Король понял ее, выпрямился и приосанился, обратив взор теперь на графа де Кампани. Сейчас наступала историческая минута.
- Канцлер, я велю составить указ! Объяви, что мое безумие, когда я в умопомрачении поразил мечом своего дядю, графа Кенабумского, было вызвано колдовством враждебных альвов! В связи с этим я, как защитник своей страны и народа, вынужден принять меры. Назначаю в Королевский Совет вновь на должность Великого Расследователя по делам альвов барона Ги Верденнского! - теперь голос короля, убежденного, что его путь прям, гремел как боевая труба. - Новым указам я даю соответствующие полномочия ему и воинскому братству Донара. Дозволяю им карать потомков Имира любыми средствами!
Затем, переведя дыхание и взглянув на ошеломленных мужей совета, король уже обычным голосом обратился к своей матери:
- Сверх того, я буду рад увидеть в твоей свите, государыня, внучку барона Верденнского, благородную девицу Вальдраду! Надеюсь, она будет полезна тебе.
Бересвинда Адуатукийская одобрительно кивнула, переглянувшись с сыном. Тот действовал, как они договорились.
- Я охотно приму в свою свиту Вальдраду, которую помню как скромную и учтивую девушку. Не сомневаюсь, что она будет мне хорошей помощницей! - произнесла она, взглядом поощряя сына за гораздо более важные назначения.
Но мужи совета, не ожидавшие от короля подобных указаний, были сбиты с толку. Лишь придворное воспитание помогло им устоять на ногах при упоминании о донарианцах и о Ги Верденнском. Но бледность и растерянные взгляды, какими обменивались все трое, выдавали их страх.
Канцлер нерешительно кивнул в ответ на распоряжение короля составить указы. Он запомнил слово в слово, что надлежит ему написать. Но еще ни один указ ему не было так трудно составить. Графу де Кампани думалось, что король и его мать, кажется, решили погубить себя и Арвернию. Только и не хватало восстановления кровавых времен Хильдеберта Строителя! Увы, без Карломана не останется при дворе человека, который обладал бы влиянием на короля, и мог бы его переубедить...
Не меньше был потрясен и Жоффруа де Геклен. Он расширенными от изумления глазами глядел в лицо королю, которому обязан был повиноваться, согласно обету паладина. Все что угодно он мог представить, только не возвращение старых недобрых времен! Он не вправе был оспорить приказ короля, но не верил, чтобы истребление альвов хоть как-то могло способствовать благу Арвернии. Паладин не сомневался, что нынешний настрой короля - дело рук барона Верденнского. Вот он, результат их якобы случайных недавних встреч!
И вновь единственным, кто решился возразить королю, был Турольд. Он, в силу возраста, помнил прошлое лучше всех, и не боялся поднять голос за то, что считал справедливым. Дрожа от ужаса и гнева, бледный как смерть, старый жрец проговорил мягко, стараясь увещевать короля:
- Государь, прошу тебя: одумайся! Братство Донара, барон Верденнский!.. Да ведь это означает кровопролитие по всей Арвернии! Ты молод, государь, и лишь с чужих слов знаешь, что творилось в прошлом. Я же помню все, и каждый, кто застал времена Хильдеберта Строителя, тебе расскажет, как донарианцы проливали кровь не только альвов, но и людей, словно воду. Если ты вновь дашь полномочия этим страшным людям, восстановишь против себя народ. Не издавай такого указа, государь!
Но где там! У Хильдеберта едва хватило терпения дослушать старого жреца, а затем он возразил, рубанув в воздухе ребром ладони, словно мечом:
- Что я сказал, должно быть исполнено! Людям принадлежит право защищать себя любыми средствами, когда им угрожает коварный враг, владеющий колдовской силой! Честным людям мой указ не повредит, лишь предателям, связанным с альвами. Всех остальных воины Донара будут защищать, во славу человечества!.. Канцлер, составь указы!..
Гуго де Кампани поклонился, скрыв, что ему и самому распоряжение короля не по душе:
- Я все сделаю, государь!
Турольд же печально покачал головой и отступил назад, ничего больше не сказав. Когда-то и Хильдеберт Строитель так же был уверен, что невиновным жителям Арвернии нечего и некого бояться...
Сам же Хильдеберт IV глубоко вздохнул, объявив самое главное. Он сознавал свою вину перед Карломаном, и не занимался самооправданиями, ибо был честен перед самим собой. Но ради блага Арвернии необходимо, чтобы все думали, что злые альвы помрачили его рассудок в тот миг, когда он ранил Карломана. Это убедит даже тех, кто видел все своими глазами. Поступая согласно мудрому совету матушки, он обелит свою репутацию, и одновременно даст понять, что Священный Поход против альвов необходим.
После краткого спора с Турольдом, король продолжал то, о чем договорился с королевой-матерью этим утром.
- Также долг короля Арвернии велит мне позаботиться о том, чтобы опустевшие, увы, места в Королевском Совете заняли достойные и опытные люди! Последние седьмицы обязанности майордома исполнял виконт Ангерран Кенабумский. Его служба все это время была безупречна. Однако после погребения его отца ему, видимо, придется на некоторое время задержаться в Кенабуме, вступить в права наследства, принять оммаж своих вассалов. На первых порах ему трудно будет сочетать разнообразные обязанности. Ввиду этого я, король Арвернии, принял решение: пусть Ангерран, будущий граф Кенабумский, в дальнейшем вернется к своей должности первого сенешаля. Майордомом же после церемонии вложения меча будет объявлен тот, кто на протяжении многих лет исполнял должность канцлера, - граф Гуго де Кампани!
Трое мужей совета, уже потрясенные сегодня распоряжениями короля, теперь выглядели так, словно им под ноги ударила молния Донара. Причем сам граф де Кампани был изумлен больше всех, услышав свое имя. Он поклонился, приложив руки к груди в знак признательности, и почти испуганно глядел на короля, пока тот продолжал говорить:
- Большой опыт и несокрушимая верность графа де Кампани позволяют доверить ему важнейшую должность в стране.
"Верность - тому, кто в данный момент стоит за троном: сперва королеве Радегунде, а затем - королеве Бересвинде", - усмехнулся про себя Жоффруа.
А король размеренно продолжал:
- Во время траура и отсутствия при дворе первого сенешаля, Ангеррана Кенабумского, его обязанности будет исполнять второй сенешаль, барон Варох Приозерный.
С этими словами он устремил взор на графа де Кампани. Тот постарался мыслить, как подобает хладнокровному придворному, хотя ему казалось, что судьба подхватила его и влечет вперед, как исполинская птица. Никогда он не думал сделаться майордомом, и уж тем более - заступить дорогу кому-то из семейства Карломана! Но с волей короля не поспоришь, и вот, граф снова поклонился, всем своим видом выражая безграничную благодарность.
- От всего сердца благодарю тебя, государь, за будущее назначение! И сделаю все, чтобы быть достойным этого высокого поста!
- Я уверен, что ты справишься! - любезно ответил король, не сомневаясь, ибо возвысить графа де Кампани ему посоветовала королева-мать.
Та была довольна распоряжениями своего царственного сына. Это она, предупрежденная Кродоар, сыграла на опережение, и этим утром, до прихода мужей совета, указала своему царственному сыну, как надо действовать.
По совету матушки, король собирался ввести в Совет еще двоих людей. И теперь продолжал, как у них было условлено:
- На должность канцлера я приглашаю графа Роберта Амьемского, сына принца крови Бертрама Затворника. В настоящее время граф Амьемский исполняет должность юстициария. Он превосходно разбирается в законах и вполне достоин более высокого поста.
Мужи совета вновь переглянулись, впрочем, далеко не столь изумленные на сей раз. Что ж, граф Амьемский и личными заслугами, и знатностью рода был достоин поста канцлера, хотя принадлежал к обособленной ветви королевской семьи. Некогда Бертрам Затворник, один из старейших принцев крови (тот самый кузен Сигиберта Древнего, что после него становился старшим в роду), из-за политических распрей отправился в изгнание, и уже много лет жил в своем уединенном замке, ни в чем не участвуя. Но его сыновья продолжали служить Арвернии. Роберт Амьемский, знаток законов, был юстициарием (верховным судьей, подчиненным канцлеру), а его старшего брата, военачальника, королева-мать предполагала назначить маршалом запада, если Хродеберг сменит своего отца на посту коннетабля.
Итак, будущее повышение Роберта Амьемского мужи совета приняли одобрительно. Однако список перестановок в Королевском Совете на этом не исчерпывался. Король продолжал:
- Кроме того, у нас свободен пост великого секретаря после гибели последнего в Окситании в результате несчастного случая. На сей важный пост я назначаю виконта Аледрама Кенабумского, четвертого сына моего дяди, майордома, которого мы должны проводить ныне... - король глубоко вздохнул. - Как вы все знаете, мой кузен Аледрам служил под началом прежнего великого секретаря, и сейчас сопровождает тело своего начальника от границы с Окситанией... К сожалению, он приедет, вероятно, прямо к тому моменту, когда гроб с телом его отца, моего дорогого дядюшки, на катафалке привезут в Кенабум. Но можно верить, что он достоин своей новой должности. Не так ли, господа? - обратился король к мужам совета.
Те несколько оживились. По-видимому, против введения четвертого сына Карломана в Королевский Совет никто не возражал даже мысленно.
- Что ж, - проговорил граф де Кампани, будущий майордом. - Аледрам Кенабумский еще молод - всего двадцать шесть лет, - однако умен и образован, знает множество языков. Покойный великий секретарь был весьма доволен им. Я уверен, что он справится на новом посту.
Турольд также охотно поддержал его:
- Если правда, что боги разделили между всеми сыновьями Карломана некие черты личности их отца, то Аледрам получил страсть к познанию и неограниченные способности к любой отрасли наук. Столь образованный и вместе с тем сведущий в жизни человек будет очень полезен в Королевском Совете!
И королева-мать одобрительно кивнула в ответ. Все это были ее назначения. Она выбрала майордомом Гуго де Кампани, чтобы поощрить его и Кродоар, зная, что граф будет ей благодарен за назначение. Роберта Амьемского выбрала за незаурядный ум и способности, а Аледрама - чтобы умилостивить семью Карломана, если уж Ангерран не получит поста майордома.
Король выглядел довольным тем, как советники приняли новые назначения.
- Если так, господа - ждите перемен. Они неизбежны, увы, если граф Кенабумский поднимется по Радужному Мосту.
И по тому, каким тоном произнес король эти слова, мужи совета насторожились, ожидая, что еще им объявят. Одна лишь королева-мать, переглянувшись с сыном, погрустнела, но в знак поддержки коснулась его руки.
- Не исключено, что в скором времени перемены коснутся также войск Арвернии, - продолжал король. - Наш коннетабль, принц Дагоберт, уже стар и нездоров, а семейные несчастья, увы, не идут ему на пользу. Не исключено, что скоро во главе всех войск станет его сын - маршал запада, Хродеберг, герцог Блезуа, вполне достойный этого поста.
При этих словах своего царственного сына, Бересвинда Адуатукийская сильно побледнела, но тут же величаво и медленно кивнула. Все шло, как они договорились. Ради блага Арвернии, она навсегда отказалась от счастья с любимым человеком, и теперь до конца жизни будет носить черное. Только при этом условии король согласился назначить Хродеберга коннетаблем.
Трое мужей совета, осведомленные о сложных отношениях между королем, его матерью и ее невенчаным супругом, догадались, какой ценой добыто это назначение. Без сомнения, Бересвинде придется расстаться с Хродебергом, забыть о самой возможности законного брака с ним, чтобы передать войска в его руки.
И каждый расценил происходящее по-своему.
"Королеве-матери, конечно, жаль, что не удастся соединиться с любимым человеком, но так требует благо Арвернии, - подумал граф де Кампани, будущий майордом. - Однако она преодолела себя, и теперь держится превосходно. Так и должно быть, ибо государственные интересы превыше всего."
Но Турольд, поглядев на жесткое, властное лицо Бересвинды, не склонен был ценить ее жертву слишком высоко. Рядом с ней старому жрецу привиделась Альпаида, что молчаливо таяла вместе с возлюбленным супругом.
"Вот это - настоящая любовь, та, что ничего не требует взамен, а просто делит с любимым жизнь и смерть. Как жена светлого бога Бальдра, нежная Нанна, умерла и сошла в Хель вместе с ним, когда слепой Хёд сразил его стрелой... - жрец даже вздрогнул, поразившись сходству с тем, что творилось сейчас: и впрямь, люди во всем следуют за богами, повторяют и зло, и добро. И, вновь переведя взгляд на Бересвинду, он закончил свою мысль: - Она же пожертвовала любовью ради власти, предпочла расстаться с любимым человеком, дабы приумножить свое влияние при дворе сына. Никто не требовал от нее таких жертв, лишь жажда власти, сколько ни тверди, что все делается ради блага Арвернии!"
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - IV (Прочитано 7726 раз)