Расширенный поиск  

Новости:

Для тем, посвященных экранизации "Отблесков Этерны", создан отдельный раздел - http://forum.kamsha.ru/index.php?board=56.0

Автор Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - IV  (Прочитано 8916 раз)

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

С возвращением, эрэа Menectrel! :-* :-* :-*
Крепкого Вам здоровья и надежной подруги-Музы!

Глава 73. Вейла и Бисклавре (продолжение)
Утром предпоследнего дня месяца брахмоната, в тот день, когда Турольд принес Карломану живую воду, Варох Синезубый вышел в сад. Он собирался пройти напрямую в кабинет майордома, не петляя по бесчисленным переходам и лестницам Дурокортерского замка.

Сенешаль собирался передать Ангеррану доклад по поводу встречного обвинения против братства Донара. Сейчас он держал под мышкой кожаный чехол с документами, неопровержимо доказывавшими, что донарианцы не имели права убить кельпи из Серебряного озера без разрешения хозяина тех владений, то есть графа Кенабумского. Варох не зря работал с бумагами всю ночь. Заодно он составил черновик прошения королю по поводу самоуправства донарианцев.

Барон-оборотень был мрачен и сосредоточен. Идя через сад, он совсем не замечал очарования летнего утра. Мысли его были далеко отсюда. Он старался сосредоточиться на своей работе. Но как можно было отвлечься полностью от Карломана, что лежал сейчас в своих покоях на смертном одре? Его ближайший друг, троюродный брат, с которым они выросли вместе, как родные, - умирал! Сейчас его душа пребывала у Морриган, не в силах вернуться обратно в мир живых.

Погруженный с головой в свои деловито-печальные мысли, Варох не почувствовал, что целебная вода уже начала возвращать Карломана к жизни.

Возможно, что Вароху не хватало свойственной оборотням тонкости чувств, но зато обычные телесные ощущения продолжали действовать почти независимо от сознания. Идя по тропинкам сада, он слышал, как среди цветущих кустов поют птицы. Что ж, все правильно, ведь уже утро. В этот час селяне выходят в поля, и все люди начинают дневные работы. Ночные звери и птицы скрываются в своих убежищах, а дневные животные вновь начинают рыскать по лесам. Так было и в Арморике, и здесь, вокруг новой арвернской столицы, в тех лесах, какими прежде владели вейлы...

При этой мысли у Вароха болезненно резануло внутри, и он сжал зубы, тяжело вздохнул. О чем бы он ни думал, мысли сами собой сворачивали к Карломану. Сейчас он явственно вспомнил, как в детстве, познакомившись с вейлами, Карломан позвал и его, Вароха, к их лесному гроту. И они все вместе веселились возле священного источника... который некогда исцелял умирающих, а теперь, будучи разрушен воинами Донара, уже никому не поможет!

Варох зажмурил глаза, словно от жестокой боли. Усилием воли он постарался отвлечься от тяжких мыслей о друге. Не следует распускаться, позволять чувствам поглотить его рассудок. Сейчас, как никогда, необходимо держать себя в руках! Ведь столько дел требуют внимания и ясности ума... Лучше сейчас не думать о Карломане, а приготовиться дать отчет его сыну, Ангеррану!..

А внутри поднималось еще одно мрачное ощущение, какое мог понять только бисклавре. Он знал, что Карломану стало хуже из-за чьего-то намеренного колдовства. И очень хотел бы по справедливости и без лишнего милосердия спросить с тех, кто погубил его друга.

Сознавая виновность других, которых пока не знал, Варох упорно продолжал винить и самого себя в том, что его не было рядом с Карломаном в тот роковой час. Не спас, не предупредил, не помог, когда это было необходимо! Как только он сможет вновь побывать у Карломана, во время его агонии или уже возле мертвого тела, он попросит у своего друга прощения. И тот его услышит, уходя на Сумеречную Тропу.

Варох не заметил сам, как свернул к дубу, растущему напротив Западной Башни, где находились покои Карломана. Ноги сами привели его туда, где на ветке, как всегда, сидел черный ворон, неусыпно наблюдая.

***

Этим утром, несмотря на беспокойную ночь накануне, не сиделось спокойно и Фредегонде. Уже под утро, после того, как передала целебную воду, она по просьбе своей царственной кузины осталась в дворцовом святилище вместе с Теоделиндой. Кримхильде очень хотелось еще побеседовать с кузиной, которой удалось совершить невероятное, хоть об этом и мечтали все, - найти способ спасти графа Кенабумского! Однако не меньше ей хотелось присутствовать, когда раненого напоят целебной водой. И вот, молодая королева удалилась вместе с другими участниками этой бурной ночи. Как оказалось, на их пути встали новые преграды, и Кримхильде пришлось идти к своему супругу с просьбой отменить запрет всем входить в покои графа.

А Фредегонда осталась вместе с Теоделиндой. Они долго, от всей души молились об успехе своего дела.

Затем побеседовали о молодой королеве, что приходилась одной кузиной, а другой - золовкой. Разговаривая осторожно, каждая из них убедилась, что и другая сердцем сочувствует Кримхильде.

- Хорошо, что этой ночью мне встретилась наша милостивая государыня, - с чувством проговорила Фредегонда. - Если бы не ее помощь, мне и на сей раз не удалось бы передать целебную воду!

Жрица Фригг была посвящена в тайну живой воды, и теперь кивнула без тени удивления.

- К счастью для нас всех! Сперва я удивилась, зачем государыня Кримхильда привела тебя. Но отныне я рада, что ты будешь ее подругой. У королевы Арвернии мало искренних друзей.

Внучка вейлы не удивилась этим словам, успев кое-что узнать о королевском дворе Арвернии.

Теоделинда могла себе позволить выразить сочувствие жене своего царственного брата. Конечно, она была дочерью Бересвинды Адуатукийской, но прежде всего - жрицей Фригг. Ее звание требовало отрешенности от придворных распрей, и она с детства привыкла смотреть на всех как бы со стороны. Откуда, как известно, виднее. Кроме того, с младенчества воспитываясь в святилище, Теоделинда почти не испытывала влияния матери, в отличие от своих братьев, особенно младших. Поэтому она искренне сопереживала Кримхильде, в чьи семейные тайны была посвящена.

Когда прошло некоторое время, Теоделинда взглянула в окно, где взошло солнце, и на большую клепсидру, вода в которой почти вся перетекла вниз.

- Прости, Фредегонда, но я должна подготовить святилище к утренней службе, - проговорила она, собираясь покинуть свои покои. - Пока никого нет, но скоро придут люди, чтобы помолиться за дядю Карломана...

Жрица вышла, а внучка вейлы осталась одна. Подумав немного, вышла в сад, где, по словам Теоделинды, в этот час никого не было.

Сад и впрямь был пуст, и все, что можно было там заметить - ароматы цветов и голоса птиц. Фредегонда подняла глаза к высокому ясному небу, ища по привычке свою ласточку. Но ее нигде не было, к некоторому разочарованию девушки. На самом деле ласточка сейчас находилась в круге камней рядом с Карломаном, но внучка вейлы этого не подозревала.

Зато на дубе, что близ Западной Башни, громко каркнул ворон. Обычный человек не обратил бы внимания. Однако Фредегонда разобрала в его голосе:

- Приветствую тебя, бисклавре!

Заинтригованная донельзя, внучка вейлы направилась к дубу. Ей очень любопытно было увидеть еще одного из волков-оборотней, сородичей Карломана и его матери. Приблизившись, она заметила фигуру идущего с другой стороны мужчины. Он шел, не замечая ее, и казался погруженным с головой в свои мысли, видимо, очень важные и весьма печальные.

***
Варох подошел ближе к дубу. Фредегонда чуть посторонилась, разглядывая его. И внезапно узнала. Он вместе с графом Кенабумским приезжал пять лет назад в Шварцвальд, ко двору ее названого деда. Тогда она была еще мала, и не задумывалась, кто перед ней. Сейчас же, раскрыв дарования вейл, она почувствовала в нем кровь альвов. Настолько ярко и сильно почувствовала, что даже удивилась: как же обычные люди не замечают, насколько он отличается от них?..

В этот миг вновь донеслось карканье ворона. На сей раз оно относилось к Турольду, который, после того, как влил целебную воду в рот Карломану, всю, без остатка, не покидал его покоев. Сейчас он подошел к окну и глубоко вдохнул свежий воздух.

- Теперь... - проговорил он дрогнувшим, изнемогающим голосом, - теперь у графа Кенабумского появляется надежда выжить!..

Варох, что почти пробежал мимо девушки, приостановился, взглянув на ворона, который во второй раз каркнул. Все еще не замечая внучку вейлы, барон пристально взглянул на вещую птицу, чей черный силуэт просматривался на вытянутой вперед густолистой ветви.

Услышав, о чем говорит ворон, он отчаянно мотнул головой, будто стряхивал наваждение.

- Карломан будет жить? Ты уверен в этом? - воскликнул он быстро, на одном дыхании.

Ворон развел черными крыльями, совсем как человек - руками.

- Воронья Госпожа отпустила его!

Фредегонда увидела, как сильно изменилось лицо Вароха. В первый миг на нем отразилась горячая, нескрываемая радость. Но тут же ее будто смыло черной волной тревоги, недоверия. Он боялся поверить тому, что узнал.

Наконец, барон подошел к дубу, где сидел ворон, и прикоснулся к его стволу, обеими руками ловя живую силу земли, что всегда помогала бисклавре настроить свои врожденные способности.

Прислушавшись, он почувствовал, как жизнь медленно, но неуклонно возвращается к Карломану, хоть тот и оставался пока в глубоком беспамятстве. Целительный дар вейл растекался по его телу, восстанавливая постепенно жизненные силы. И тут же Варох уловил совсем рядом присутствие самой вейлы. Сила, что считалась давно утраченной, была здесь, исполненная жизни!

Фредегонда стояла возле кустов, поблизости от дуба. Только что барон-оборотень почти поравнялся с ней, но вернулся к дереву. Она же решила притаиться и подождать его. Ей хотелось с ним поговорить, тем более что она все лучше припоминала его. В Шварцвальде Варох держался рядом с Карломаном, как вторая тень, не возражая и не привлекая к собственной персоне особого внимания. Но быть тенью - не всегда удел слабых. Тень - это еще и ближайший друг и соратник, не лезущий вперед прежде всего из чувства верности тому, кому предназначено блистать на свету. Теперь Фредегонде весьма захотелось познакомиться с этим бисклавре. Она безошибочно почувствовала в нем ту же породу, что и в Карломане, и в Женевьеве Армориканской.

Наконец, Варох обернулся к ней. Да, он не ошибся, ощутив присутствие вейлы! То, чего он уж и не думал встретить наяву. И ведь она, без сомнения, была потомком здешних вейл, тех, что владели Дурокортером. А все думали, что никого из их рода нет уже на свете...

Отойдя от дуба, Варох пригляделся к девушке. Да, в ее облике, как и в душе, явственно виднелись черты вейл, хотя темные волосы и черные, блестящие глаза придавали ей особенное, ни на кого не похожее очарование.

По фрейлинскому банту с шифром королевы Кримхильды, прикрепленному на плече девушки, Варох понял, что та входит в ее свиту.

- Здравствуй, юная госпожа! - вежливо проговорил он, наклонив голову. - Что ты делаешь здесь одна в столь ранний час? Неужто государыня Кримхильда прислала тебя с поручением?

Видя, что ее заметили, Фредегонда ответила на его поклон молчаливым реверансом. Даже самые взыскательные среди арвернских придворных, находясь они на месте Вароха, не смогли бы придраться к манерам девушки. Там удивительнее, что она провела в Дурокортере совсем немного времени, а на ее родине обычаи были гораздо проще. Но Фредегонда умела произвести должное впечатление на любого из новых знакомых!

После реверанса она проговорила со скромной улыбкой, не подавая виду, что очутилась здесь именно в эту минуту не так уж и случайно:

- Нет, господин... - она сделала паузу, подавая знак, что не знает имени собеседника. - Я возвращаюсь к себе в покои. Этой ночью я молилась в святилище вместе с принцессой-жрицей о спасении графа Кенабумского...

С этими словами она метнула взгляд темных глаз, желая узнать реакцию барона, после того, что только что узнал. Впрочем, взглянула она осторожно, из-под густых ресниц, украдкой. Ей совсем не нужно было, чтобы друг Карломана счел ее напористой и дерзкой. Милая скромная девочка добьется при Дурокортерском дворе гораздо большего!
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Милая скромная девочка добьется при Дурокортерском дворе гораздо большего!
Умница!
Ангерран конечно серьёзно отнесётся к докладу Вароха, но решает король, а у короля разум великовозрастного недоросля. За него мама думает, Ги Верденнский, да любой, кому выгодно или хочется порулить. А король пусть думает, что он и вправду правит.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

Карса

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1016
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 672
  • Грозный зверь
    • Просмотр профиля

Не подозревала, что ласточка - это Морганетта. Понятно было, конечно, что птица не совсем обыкновенная, но что это вейла, бабушка Фредегонды... Наконец, Карломан возвращается к жизни. Любопытные встречи произошли на его пути. А Фредегонда может далеко пойти. Она неопытна, но не проста.
Записан
Предшествуют слава и почесть беде, ведь мира законы - трава на воде... (Л. Гумилёв)

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Ну, надеюсь, скоро уже. Но полностью я успокоюсь, только когда Карломан откроет глаза.
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

К сожалению, сегодня мы не сможем написать продолжение. :'( Очень надеемся, что завтра получится.

Большое спасибо, эрэа  Convollar, эрэа Карса, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
Милая скромная девочка добьется при Дурокортерском дворе гораздо большего!
Умница!
Ангерран конечно серьёзно отнесётся к докладу Вароха, но решает король, а у короля разум великовозрастного недоросля. За него мама думает, Ги Верденнский, да любой, кому выгодно или хочется порулить. А король пусть думает, что он и вправду правит.
Фредегонда-то, конечно, умница! :)
А как сложатся взаимоотношения с донарианцами, можно только предполагать. Тут звучали намеки, что даже для Карломана непросто будет задвинуть их обратно. И кто будет сильнее влиять на короля, тоже трудно заранее предугадать. Он, конечно, внушаем, но и непредсказуем в то же время, даже для своей матери.
Не подозревала, что ласточка - это Морганетта. Понятно было, конечно, что птица не совсем обыкновенная, но что это вейла, бабушка Фредегонды... Наконец, Карломан возвращается к жизни. Любопытные встречи произошли на его пути. А Фредегонда может далеко пойти. Она неопытна, но не проста.
По ее разумному поведению можно было ожидать всего. И ведь она помогает тем, кто при земной жизни был ей дорог.
Надеюсь, что Карломан скоро вернется!
Ну а о жизненном пути Фредегонды мы, два соавтора, очень надеемся рассказать! Что она способна достичь многого, это точно.
Ну, надеюсь, скоро уже. Но полностью я успокоюсь, только когда Карломан откроет глаза.
Очень на это надеюсь! :) Вот уже Варох и Фредегонда почувствовали его приближение.

Глава 73. Вейла и Бисклавре (окончание)
Уловив, что внучка вейлы не стремится к откровенной беседе, Варох постарался все же разговорить ее, но умело, осторожно, чтобы не спугнуть чуткую, как дикая птица, девушку. Ему необходимо было проверить, что не ошибся относительно нее.

- Мы еще не представились, юная госпожа. Я - Варох, барон Приозерного Края, из Арморики. Второй сенешаль при дворе, - с этими словами он поднял глаза к распахнутому в башне окну, с горячей надеждой, что скоро все вернется на свои места. - А тебя, юная госпожа, мне прежде не доводилось встречать при дворе короля Арвернии. Однако в твоей речи заметен говор Шварцвальда, а в этой стране мне доводилось бывать. И ты, должно быть, вошла в свиту королевы Кримхильды совсем недавно?

Фредегонда кивнула, слегка порозовев. Хотя на ее родине говорили на одном языке с арвернами, во всяком случае знатные люди, - тоже наследство былой общности под властью Карломана Великого, - но с течением времени произношение в каждой стране все-таки выработалось свое. Внучку вейлы с детства учили говорить правильно, но легкий говор все же проник и в ее речь. Одновременно она восхитилась, как барон-оборотень сразу узнал о ней столь много. Воистину, от бисклавре не скроется ни один след!

- Я - виконтесса Фредегонда, дочь графа Эрмингола из Шварцвальда. Приехала в Арвернию в свите принцессы Бертрады. А теперь Ее Величество королева Кримхильда в своей неизъяснимой милости назначила меня фрейлиной, благодаря тому, что наши матери были назваными сестрами.

Говорила она как будто и скромно, опустив глаза, но вместе с тем не преминула заметить, что близка и королеве, и принцессе.

Варох кивнул, припоминая кудрявую быстроглазую девочку при дворе герцога Шварцвальдского.

- Так ты - названая внучка герцога Гримоальда! Припоминаю твою семью, познакомился с ними пять лет назад. Как поживают твои родители, виконтесса, и твоя сестра?

- Благодарю тебя за добрую память о нашем семействе, благородный барон! - уважительно ответила Фредегонда. - Родители мои, когда я уезжала, находились в добром здравии. Моя сестра Брунгильда просватана за княжича северных велетов, скоро выйдет замуж...

Этот разговор напоминал внучке вейлы беседу с Женевьевой Армориканской, на этом же месте, чуть меньше двух седьмиц назад. Только сейчас при разговоре не было посторонних. И глаза у Вароха блестели так же пронзительно, как у матери Карломана, только были другого цвета. И, как и перед Женевьевой, внучке вейлы подумалось, что собеседник видит ее насквозь и прекрасно знает, кто она.

Но все же осторожный бисклавре не спешил задавать ей вопросы, ответить на которые можно только "Да" либо "Нет", а предпочел все выяснить с помощью тонких намеков. На месте Фредегонды другой человек насторожился бы именно от недомолвок собеседника. Но внучка вейлы приняла их, как и ожидал Варох. Такой характер беседы обещал ей бережное отношение к тайне ее происхождения.

Он с любопытством обратился к той, за кем обещал приглядывать своему деду и наставнику, Номиноэ Озерному:

- Если ты привыкла молиться богам по обычаям Шварцвальда, то странно, что теперь возвращаешься из храма, воздвигнутого руками людей. Сколь знаю я ваши обычаи, тебе должны быть ближе круги священных камней "детей богини Дану", что под открытым небом. Неподалеку от Дурокортера есть такое старое святилище, правда, теперь оно полуразрушено. Но многие окрестные жители все равно чтят его...

Фредегонда затаила дыхание, догадавшись, что друг графа Кенабумского догадался или, вернее, узнал, кто она, и теперь желает проверить. И все же, ей хватило самообладания проговорить спокойно, словно о самых обыденных вещах:

- Этой ночью я сопровождала в святилище государыню Кримхильду. Но не так дано я молилась и возле Старых Камней, чтобы боги спасти графа Кенабумского... И, когда я закончила молитву, к моему величайшему изумлению, среди камней вдруг раскрылась щель, и оттуда потекла вода с изумительным вкусом и запахом. Меня будто кто под руку толкнул: я поняла, что это ответ на мои молитвы, что вода может спасти графа Кенабумского. И поспешила собрать ее и доставить во дворец!

При этих словах наследницы вейл, Варох вновь поглядел на распахнутое окно покоев Карломана. Ни Турольд, и никто другой оттуда больше не выглядывал. Лишь ворон продолжал смотреть в окно со своей ветки и молчать. Ему-то, конечно, видно было, что творится внутри покоев...

Снова переведя взгляд на Фредегонду, Варох сразу понял, что она сказала не все. Без сомнения, вода появилась не случайно. Перед ним стояла истая наследница вейл, что самостоятельно, без подготовки, не считая вероятных уроков матери, приняла свое наследие и научилась им владеть. И все же, ей, конечно, еще многому следовало научиться. Но врожденные дарования этой девочки уже и теперь внушали уважение. Но лучше сейчас не подавать вид, что он разгадал ее игру. Откровенность подождет лучших времен, когда они как следует узнают друг друга.

- Некогда среди Старых Камней бил целебный родник, юная госпожа, - намекнул ей Варох. - Его вода исцеляла больных и раненых, даже умирающих. Но ее не стало уже много лет назад. А сейчас она, как никогда, необходима, чтобы спасти графа Кенабумского! То, что вода вернулась именно теперь - величайшая милость богов для нас всех!

Фредегонда молитвенно сложила руки.

- Этой ночью государыня Кримхильда позвала меня в святилище, чтобы попросить богов именно о том, чтобы целебная вода, которую я набрала, не потеряла силу и помогла спасти графа Кенабумского! - ей было совсем не трудно отвечать намеками и недомолвками, этот язык, как и дарования вейл, казалось, был ей знаком от природы.

Варох кашлянул, подбирая слова тщательно, чтобы ответить ей:

- Если благодаря целебной воде граф Кенабумский спасется, боги и вправду совершат великое чудо, хотя, безусловно, и возможное для Них, всемогущих. Однако не каждый человек даже самой горячей молитвой смог бы убедить Их вернуть целебную воду, что была отнята у людей по неразумию их... Я хочу сказать, Фредегонда, что ты обладаешь незаурядными врожденными способностями! Это и понятно: ведь ты - дочь Чаровницы Чертополох, как шварцвальдцы совсем не зря прозвали твою матушку Вультраготу. Но в тебе, возможно, кроется дар еще более сильный, и его следует развивать. Если граф Кенабумский в самом деле исцелится благодаря воде, что ты собрала, то он сам, без всякого сомнения, пожелает заняться обучением своей спасительницы. Пока же он будет не в силах, если ты пожелаешь, юная госпожа, я заменю его...

Сердце у Фредегонды радостно, гордо застучало, предвкушая будущие победы. Вот оно - то, о чем она мечтала! Мудрые наставники-чародеи, которые помогут ей окончательно развить дарования вейл и стать равной своим прародительницам! Одновременно с тем, ей очень пригодится покровительство сильных при арвернском дворе людей...

Как бы в подтверждение ее мыслей, Варох добавил:

- Дурокортерский двор - не самое безопасное место для молодой девушки, прибывшей из далекого Шварцвальда, тем более - владеющей необычными способностями. Конечно, тебе покровительствует королева Кримхильда, и ты уже начала благодаря ей восхождение по придворной лестнице, однако ее дружбы может оказаться недостаточно. Нельзя даже исключать, что в какой-то момент близость к молодой королеве обернется скорее во вред для тебя, чем на пользу, - тут Варох чуть замялся, не рашаясь вдаваться в подробности, что именно могло угрожать Кримхильде и ее близким.

Но Фредегонда, к его удивлению, деловито кивнула, нисколько не удивляясь. Слишком много она успела увидеть и услышать при Дурокортерском дворе, чтобы рассчитывать на защиту царственной кузины! Внучка вейлы глубоко сочувствовала Кримхильде, но скорее уж готова была сама помогать ей, чем ждать от нее поддержки. Чтобы войти в силу, ей понадобятся действительно могущественные покровители.

И она кивнула, скромно улыбнувшись.

- Я буду очень рада, господин Варох, если ты станешь моим наставником! Мне доводилось слышать, что и сам граф Кенабумский помогает девицам, наделенным от природы неженским умом... Герцогиня Окситанская рассказывала мне, что граф очень помог ее возвышению. Сейчас она покровительствует мне, потому что ее попросила об этом почтенная Женевьева Армориканская. Вот почему, если граф будет жить, как я надеюсь от души, я сделаю все, чтобы произвести на него должное впечатление!

Варох поглядел на девушку со все растущим уважением. Он убедился, что она обладает не только магическими дарованиями, но и настоящим умом, а также, видимо, незаурядным честолюбием. Неудивительно, что и королева Гвиневера, и Матильда Окситанская уже успели приглядеться к этой юной девушке. Без сомнения, с ней будет о чем поговорить Карломану, когда (да пошлют боги!) он выздоровеет. Ну а пока Варох, как бисклавре, собирался заменить его. Не зря ведь он дал обещание приглядывать за юной наследницей вейл!

- Я не сомневаюсь, что у тебя большие способности, виконтесса Фредегонда! - Варох одобрительно кивнул девушке, что зарделась, как утренняя роса. - Граф Кенабумский обязательно пожелает устроить будущее той, кто спасла его. Ну а до тех пор я, как его родич и ближайший друг, постараюсь его заменить.

О лучшем не приходилось и мечтать! Перед мысленным взором Фредегонды разворачивались великолепные картины будущего, когда она научится магии у бисклавре.

Неожиданно ей вспомнились былые наставления госпожи Гедвиги. Ах как всполошилась бы сейчас шварцвальдская статс-дама, увидев ее беседующей наедине с посторонним мужчиной! Как испугалась бы, узнав, что Фредегонда собирается чему-то учиться у Карломана и Вароха! По ее представлениям, зрелых мужчин могла привлекать юная девица лишь с одной-единственной целью, считавшейся бесчестной для оной девицы. Но Фредегонда, хоть и не была наивной, не испытывала беспокойства на сей счет. Она не сомневалась, что правильно поймет намерения каждого, кто приблизится к ней. От Вароха не исходило ни угрозы, ни неуместного мужского любования, - уж это-то чувство внучка вейлы научилась чувствовать в любых проявлениях, таков ее врожденный дар. Бисклавре умели держать себя в руках и заслуживали доверия. И юная вейла была уверена, что уж в ней-то они найдут что заметить, помимо ее расцветающей красоты.

И она улыбнулась Вароху, осторожно протянув навстречу маленькую горячую ладонь. Глаза у нее горели черным волшебным пламенем, уже сейчас обещавшим, какой огонь будет зажигать эта девушка в сердцах молодых людей весьма скоро.

- Я согласна учиться у тебя, господин Варох! Для меня будет большой честью следовать твоим советам...

Барон-оборотень усмехнулся, собираясь что-то сказать новоявленной ученице. Но в следующий миг у него из головы вылетели все мысли, как и сама Фредегонда. Потому что в это самое время он почувствовал приближение кого-то до боли знакомого, близкого и родного ему... Карломана! Сомнений не могло быть: это его запах, близкий, как у брата по логову, вскормленного тем же молоком, почуял барон-оборотень. Еще совсем недавно казалось немыслимым встретить его в мире живых, это было невероятно.

Но почему невероятно, если Фредегонда, вот эта юная вейла, добыла для него живую воду, дар своих прародительниц, и эта вода возвратила Карломана к жизни, когда уже все казалось потерянным!

С надеждой и еще не до конца изжитой тревогой (только бы опять не случилось неладное!), Варох обернулся в ту сторону, откуда почувствовал приближение Карломана, - в сторону Арморики и Старых Камней. Сердце у барона бешено стучало, сам же он замер, кажется, даже позабыв, как дышать. Но ощущение не проходило, напротив - он все явственнее убеждался, что Карломан здесь, рядом!

Независимо от Вароха, приближение Карломана почувствовала и Фредегонда. То же подсознательное чувство, что позволяло ей узнавать альвов среди любого скопления людей, помогло безошибочно понять: он здесь! Узнав графа Кенабумского однажды, внучка вейлы не перепутала бы его уже ни с кем. И она, без тени сомнения, повернулась в ту же сторону, что и Варох, с надеждой и трепетом ожидая того, кто был обязан ей жизнью.

И в тот же миг внучка вейлы явственно расслышала щебетание своей ласточки. Подняв глаза к небу, девушка стала искать в лазурной высоте, похожей на опрокинутое море, крошечную черную точку. Но пока ласточки не было видно. Она сопровождала Карломана. Только голос ее слышался в небе, постепенно приближаясь.

Фредегонда улыбнулась, ожидая свою крылатую подругу, вестницу небес.
« Последнее редактирование: 25 Мар, 2023, 06:49:27 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Фредегонда делает успехи. Найти таких наставников как Варох - большая удача. А Карломан, видимо, ещё до своих покоев, не добрался, значит, Фредегонда и Варох увидят его во временном теле. Посмотрим.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

А действительно, прилично ли для благородной девицы оставаться надолго наедине с чужими мужчинами? Как Карломан и Варох собираются её учить и не угробить её репутацию? Ведь учить всё равно придётся наедине, если они не хотят растрепать, что она вейла.
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Надеюсь, теперь-то мы вернулись! :-* :-* :-*

Огромное спасибо, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Фредегонда делает успехи. Найти таких наставников как Варох - большая удача. А Карломан, видимо, ещё до своих покоев, не добрался, значит, Фредегонда и Варох увидят его во временном теле. Посмотрим.
Думаю, что Фредегонда сумеет многое почерпнуть у Вароха, а затем и у самого Карломана.
А теперь мы на самом интересном месте возьмем да и отвлечемся от них, переключимся на других героев...
Здесь раннее утро, еще до того, как Карломану доставили целебную воду. Поэтому Турольд и Жоффруа еще не возле его покоев, а на совете у короля.
А действительно, прилично ли для благородной девицы оставаться надолго наедине с чужими мужчинами? Как Карломан и Варох собираются её учить и не угробить её репутацию? Ведь учить всё равно придётся наедине, если они не хотят растрепать, что она вейла.
Вроде бы, у них здесь не настолько суровые обычаи, как, скажем, в викторианской Англии в нашем мире. Общество не дошло до идеи все запрещать женщинам и подозревать их во всех смертных грехах. Иначе как бы при дворе могла служить Ротруда с ее внебрачным сыном? Да и Матильде слухи ходили, но не помешали ей стать женой короля.
Занятия придется сделать тайными прежде всего чтобы никто не узнал, что они занимаются магией. Вот тут - да, ей может не поздоровиться.
В крайнем случае, чтобы никто не заподозрил, при занятиях может присутствовать кто-нибудь из дам - Альпаида, та же Матильда или Кримхильда. Все равно они теперь посвящены в тайну живой воды.

Глава 74. Ради блага (начало)
Ранним утром король Хильдеберт IV стоял перед высоким венетийским зеркалом в своих покоях, в то время как слуги надевали на него, один за другим, предметы одежды.

Этой ночью, после разговора с матерью, король не сомкнул глаз, обдумывая разговор с ней и с Турольдом. Он размышлял о Карломане, и о многом другом. И теперь в голове его продолжали роиться те же мысли.

Глядя на свое отражение, он размышлял о тех уроках жизни и политики, какие успел ему дать при жизни... никто иной, как Карломан... Насколько сам Хильдеберт мог достойно их усвоить...

Вслед за черной шелковой сорочкой плечи и стан короля облек темно-синий кафтан, почти лишенный украшений. Лишь по рукавам и по низу была сделана вышивка серебряной нитью, ведь это было, как-никак, торжественное облачение короля. В остальном это почти траурное одеяние соответствовало нынешним обстоятельствам. Ведь он готовился объявить о дате мрачной церемонии вложения меча в руки отходящего графа Кенабумского...

Следом за верхней частью одежды, слуги помогли королю надеть штаны. Один из них склонился, обувая его ноги в сапоги. Сам король, согласно придворному церемониалу, отдавал себя всецело в их руки, и мог лишь поворачиваться, чтобы слугам удобно было натягивать на него одну часть одежды за другой. Ибо он был так же обязан следовать обычаю, как и его супруга. Кроме короля и слуг, у дверей молча стояли трое паладинов, обязанные присутствовать при одевании Его Величества. Как и Кримхильду, Хильдеберта порой раздражал такой порядок. На войне иной раз приходилось вскакивать с походной постели и облачаться самому, не теряя времени даром. И там он чувствовал себя гораздо свободнее. Однако сейчас его мысли были совсем о другом...

Вот так, как его одевают сейчас, словно безучастный предмет, точно так же скоро будут облачать забальзамированное тело его любимого дядюшки, что ради блага королевства не пожалел своей жизни! При этой мысли король стискивал зубы до боли, ярость и стыд вновь поглощали его с головой. И лишь последний совет матушки помогал ему выдержать все, что случилось, и что еще должно было произойти. Благодаря ей он, Хильдеберт, король арвернский, по крайней мере, знал, что ему надлежит делать.

Ради блага королевства он будет и впредь следовать советам матушки и барона Верденнского...

Ради блага... Карломан ради этой же цели пожертвовал собой, и теперь готов подняться на Радужный Мост. Он, Хильдеберт, продолжит дело своего дяди. Призовет ко двору барона Верденнского и дарует привилегии братству Донара, дабы поднять Священный Поход против альвов, как его тезка, светлой памяти король Хильдеберт Строитель.

Ради блага...

И, пока слуга с угрюмым лицом застегивал на его ногах сапоги серебряными пряжками, Хильдеберт думал о том, сколь многому успел научить его дядя. И все-таки меньше, чем следовало бы понимать королю Арвернии!

Ведь его, Хильдеберта IV, не готовили на престол. Перед ним на очереди были два старших брата. Первенец королевского рода воспитывался ради короны, для величайшей ответственности за свою землю и свой народ. Второй брат - чтобы быть тенью будущего короля, оказывать ему поддержку, а если старший падет - заменить его. А третий предназначался для служения. И, если бы жизнь шла, как ей следует идти, сейчас Хильдеберт находился бы в одном из воинских братств. Прежде такова была традиция при королевском дворе Арвернии. Однако последние три поколения позволяли себе отступать от нее. Сигиберт и Дагоберт сделались коннетаблями. А он, Хильдеберт, стал королем, потому что его матушка добилась, чтобы третий сын остался при дворе. А затем смерть несправедливо рано унесла его старших братьев, и ему пришлось стать королем.

Итак, ради блага Арвернии он должен сплотить знать и народ против общего врага - альвов...

Тем временем, как слуги хлопотливо, но осторожно одевали его, король отвлекся на миг от мрачных размышлений и взглянул на свое отражение в зеркале. Сочетание черного и темно-синего тонов в одежде напоминало о тяжелых грозовых тучах. Но этот наряд не только был единственно уместен для нынешних обстоятельств, но и соответствовал внутреннему состоянию Хильдеберта. Ибо в душе у него продолжала бушевать настоящая буря. Но теперь он сумел обуздать ее и, по совету матушки и барона Верденнского, был готов выместить всю ярость и боль на настоящих, опасных противниках.

Ради блага Арвернии...

Он взглянул на темно-синий, цвета ночного неба, плащ, что бережно держали на весу двое слуг, готовясь надеть и его на своего господина. Тяжело проронил, поглядев на ларец с фамильными драгоценностями, что стоял на столе, ожидая своего часа:

- Приколите под воротом арвернский геральдический ирис. Прочих украшений не надо, ведь скоро в холодеющие руки моему дяде вложат меч! Но это не украшение, а символ.

И, ничего больше не произнося, Хильдеберт IV погрузился в давние воспоминания детства, когда ему впервые довелось столкнуться с государственными интересами Арвернии, даже не задумываясь еще о них самостоятельно...

***

Ему было семь лет, а его брату Теодеберту - одиннадцать, когда погиб их венценосный отец, Хлодоберт VI. Это случилось на турнире, устроенном в честь скорого приезда невесты его старшего сына. Младшие сыновья вместе со своей матерью, королевой Бересвиндой, присутствовали на роковом турнире и видели, как копье одного из рыцарей во время неудачного выпада ударило сквозь решетку шлема их отца, и обломилось, так что наконечник его остался в ране. И король, покачнувшись, рухнул с коня, и из раны хлынула потоком кровь...

Их старший брат, которого вскоре должны были провозгласить королем Хлодебертом VII, тогда отсутствовал в Дурокортере, ибо вместе с Карломаном выехал встречать свою невесту, племянницу Бересвинды Адуатукийской. Но на младших братьев гибель отца произвела неизгладимое впечатление. Снова и снова переживая ее в ночных кошмарах, они кричали и стонали во сне. Ну а днем держались каждый в соответствии с природными свойствами характера.

Вся столица тогда была погружена в траур по погибшему королю. Его забальзамированное тело уже перевезли в Кенабум, чтобы через несколько седьмиц похоронить, как подобает, в главном храме королевства. Среди общего траура и множества хлопот, никому особенно не было дела до душевного состояния двух мальчиков, пусть и принцев.

Тем утром, о котором вспомнил Хильдеберт, они с братом сидели в покоях, каждый на своей постели, похожие больше на обычных испуганных мальчишек, чем на королевских сыновей. Они чувствовали, что жизнь резко изменилась, и никогда не станет прежней. Но пока не представляли, каким образом найти в ней новое место для себя.

Теодеберт, сидевший на кровати, подобрав ноги, словно за них могло схватить какое-нибудь чудовище, взглянул на младшего брата огромными от страха глазами. Он был бледен, и даже не скрывал своего состояния. Средний сын королевы Бересвинды рос болезненным и робким мальчиком, и явно не был готов к такому внезапному повороту судьбы.

- Теперь наш брат будет королем, - вслух проговорил Теодеберт о том, что явно тревожило его со дня гибели отца. - А я должен помогать ему впредь во всем, что он сделает, быть его первым и самым верным подданным. Знаешь, братец: прежде мне нравилось быть принцем, я радовался, что стану вторым человеком после короля. А теперь мне жутко. Всего шаг отделяет меня от трона, а я не знаю, что делать с ним. Вдруг боги заберут и нашего брата в чертоги Вотана слишком рано? Тогда я... - он растерянно помотал головой. - Пока я могу только слушаться советов нашей матушки! Ведь она больше всех желает добра всем своим детям. Всегда, когда я ее слушался, выходило хорошо. А если делал назло, мне же хуже было - то простужусь, выйдя без теплого плаща, то поранюсь, обучаясь владеть оружием. Матушку надо слушаться, ради общего блага!

Хильдеберт слушал тогда брата внимательно, коль скоро запомнил каждое слово. Но его самого волновало другое. Он проговорил не задумываясь, погруженный в свои тяжкие мысли:

- Я и так всегда слушаюсь... Но нам придется еще побывать на погребении батюшки! - об этом оба брата тоже думали с ужасом.

Хильдеберт все это время был мрачен и молчалив, как не подобало ребенку его лет. Он не так уж задумывался о своем будущем. Тогда еще предполагалось, что его отдадут в одно из воинских братств. Сразу после свадьбы старшего брата его должны были посвятить. Прежде мальчик часто пытался представить себя взрослым - посвященным рыцарем с верным мечом, давшим обет охранять, служить и защищать.

Но теперь эта мысль пришла ему в голову в ином виде, и горячая, удушливая волна бросилась в голову мальчику. Вот бы ему быть взрослым сейчас, на турнире, где погиб отец! Тогда он спас бы его! А если бы не успел спасти, то отомстил бы за него!..

Ярость, безумная, не знающая удержу, затопила все существо Хильдеберта. Он задрожал, не находя себе места, затем изо всех сил ударил кулаками по подушке на кровати, вымещая на ней всю ярость. Принялся колотить подушки и перины, пока руки не устали, затем вскочил и стал топтать их ногами, задыхаясь и рыча, как медвежонок.

- Вот что спасет... вот что спасет моих родных! - твердил он, неистовствуя. - Ради их блага я вырасту яростным и свирепым!

Брат, отшатнувшись, с ужасом взирал на него.

- Хильдеберт! Хильдеберт! Что с тобой? Уймись! - наконец, донесся до младшего принца сквозь шум в ушах голос старшего брата.

Черная пелена мало-помалу сползала с глаз мальчика, и он увидел разворошенную кровать, а перед собой - испуганное лицо брата. Придя в себя, глубоко вздохнул.

- Прости, Теодеберт! Нашло что-то... А ты прав: лучше всего нам слушаться советов матушки...


***

И вот, теперь повзрослевший и ставший королем Хильдеберт был готов последовать совету брата, жизнь которого унесла оспа в Черный Год, - послушать совет матери. Кто, как не она, позаботится о благе своего царственного сына?

Заканчивая облачать короля для встречи с советниками, слуги надели на него плащ. Расправили, чтобы тот ниспадал вниз красивыми складками, затем один из них застегнул фибулу в виде геральдического ириса.

Глядя на себя в зеркало и убеждаясь, что в его снаряжении нет какого-либо изъяна, не приличествующего королю Арвернии, Хильдеберт втайне размышлял о тех давних событиях и проводил от них мост к нынешним. По жестокой иронии судьбы, та самая ярость, которую он взрастил себе, чтобы защищать королей Арвернии, чтобы они не гибли так нелепо, как его отец, теперь погубила дядю Карломана!

"И всего через несколько дней мне придется проводить на Радужный Мост близкого родича и верного поборника Арвернии, которого убил своими руками!" - с горькой беспощадностью сказал он сам себе.

- Ради блага Арвернии... - повторил король, коснувшись ладонью геральдического ириса, скреплявшего его плащ.

***

Это было то самое раннее утро предпоследнего дня брахмоната, когда Альпаида, получив от Фредегонды живую воду, послала своего брата за Ангерраном, чтобы тот нашел способ напоить водой Карломана.

А в покоях короля, к этому времени уже чисто прибранных, никто в тот миг даже не подозревал о возможности спасти Карломана, что замаячила впереди, как светлый призрак. Здесь собрались те, кто видел и знал очевидное - что майордом обречен, и вот-вот умрет. И король созвал своих ближайших советников, чтобы назвать дату, когда в руки умирающему будет вложен меч, а заодно обсудить предстоящую церемонию и то, что может последовать за ней. Тем, кто собрался в его покоях этим ранним утром, было трудно верить в чудеса.

Король, собранный и бледный, стоял возле стола, не садясь в кресло, и перед ним стояли возле своих мест ближайшие советники. Сейчас Хильдеберт казался намного старше своих лет. Перед ним на столе лежал его меч.

Рядом с ним застыла в ожидании его мать, Бересвинда Адуатукийская. В отличие от других присутствующих, она фактически не изменилась. Черное траурное платье она носила много лет, со дня гибели своего супруга не позволяла себе никакого другого наряда. Но сегодня казалось, что ее траурные шелка шуршат как-то особенно зловеще, будто провожают графа Кенабумского в чертоги Вотана.

Бересвинда ожидала, что объявит ее царственный сын, с которым она беседовала всего несколько часов назад. Только бы ему хватило сил успокоиться и действовать во всем, как подобает королю Арвернии! Ради блага...

Напротив них стояли трое мужчин. Это были командир паладинов, Жоффруа де Геклен; канцлер, граф Гуго де Кампани; и Турольд, жрец-законоговоритель.

Все были бледны и напряжены. Все они знали, для чего их ни свет ни заря вызвали к королю. Уже весь замок облетел слух, что Карломан Кенабумский, Почти Король, умирает, и что король должен сегодня объявить дату вложения клинка в его руки.

И вот, ближайшие советники короля собрались обсудить, как надлежит устроить печальную церемонию, чтобы королевская власть осталась в выигрыше от прощания со столь знаменитым человеком. Все - ради блага Арвернии.
« Последнее редактирование: 28 Мар, 2023, 19:05:41 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Ради блага королевства он будет и впредь следовать советам матушки и барона Верденнского...
Мда! Если боги хотят кого-то наказать, они лишают его разума. Карломана пришиб король, а Священный поход готовится против альвов. Карломан, с одной стороны, любимый дядюшка и бесценный почти правитель Арвернии, однако король почему-то все его советы отправляет куда подальше, даже не задумываясь над тем, что войны с альвами Карломан бы не допустил. И Ги Верденнского ко двору бы не пустил. Хотя что возьмёшь со взрослого мужчины, чей интеллект находится на уровне подростка в переходном возрасте. Почему мне вдруг вспомнился незабвенный Ричард Окделл?
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Название главы заставляет напрячься. До чего они, интересно, там договорятся?
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
Ради блага королевства он будет и впредь следовать советам матушки и барона Верденнского...
Мда! Если боги хотят кого-то наказать, они лишают его разума. Карломана пришиб король, а Священный поход готовится против альвов. Карломан, с одной стороны, любимый дядюшка и бесценный почти правитель Арвернии, однако король почему-то все его советы отправляет куда подальше, даже не задумываясь над тем, что войны с альвами Карломан бы не допустил. И Ги Верденнского ко двору бы не пустил. Хотя что возьмёшь со взрослого мужчины, чей интеллект находится на уровне подростка в переходном возрасте. Почему мне вдруг вспомнился незабвенный Ричард Окделл?
Хильдеберт теперь пытается выкручиваться, как может. Он не верит, что ситуация может оставаться, как при Карломане, ищет способ искупить свою вину. К тому же, о замыслах Карломана, а тем паче - о его связях с альвами, он знал далеко не все.
Все-таки, в отличие от упомянутого Вами, он не ищет самооправданий, а достойно, насколько это возможно, несет свою вину за преступление, пусть и совершенное нечаянно. Не водится за ним выставлять виноватыми других, чтобы не принимать вину на себя. В отличие от Дика или от одного из персонажей романа Сельмы Лагерлёф "Лёвеншёльды" (который, судя по отзывам, раздражает всех читателей поголовно, да и есть за что).
"Так уж мы, люди, устроены, не любим мы, когда что-нибудь разбивается. Даже если разобьется всего лишь глиняный горшок или фарфоровая тарелка, мы собираем осколки, складываем их и пытаемся слепить их и склеить.

Этой задачей и были заняты мысли Карла-Артура Экенстедта, когда он ехал домой в Корсчюрку.

Правда, занят он был этим не всю дорогу, не забудьте, что он не смыкал глаз всю ночь, да и до того он целую неделю недосыпал — столько волнений и невзгод пришлось пережить за это время. И теперь натура настойчиво требовала своего — ни тряская повозка, в которой он ехал, ни кофе, которым он нагрузился у бургомистра, не помешали ему спать почти всю дорогу.

В те короткие мгновения, когда он бодрствовал, он пытался сложить обломки своего «я»: ведь того Карла-Артура, который всего несколько часов назад ехал по этой самой дороге и который разбился на мелкие осколки в Карлстаде, надобно было сложить, склеить и вновь пустить в употребление.

Быть может, кое-кто скажет, что на этот раз разбился дрянной глиняный горшок и не стоило труда чинить его и тратиться на клей. Однако нам, пожалуй, придется извинить Карла-Артура за то, что он не разделял этого мнения, — ведь он полагал, что речь идет о вазе из тончайшего фарфора, с дорогой росписью вручную и богатой позолотой."


При всех ошибках Хильдеберта, он все же гораздо более честен с самим собой, не находите?
Название главы заставляет напрячься. До чего они, интересно, там договорятся?
В этом эпизоде - пока только до того, что мы уже знаем: как это додумаются не пускать в покои к Карломану самых близких людей. А что будет дальше - увидим (очень на это надеюсь!)

Глава 74. Ради блага (продолжение)
Поглядев на королеву-мать и дождавшись ее едва заметного кивка, король Хильдеберт собрался с мыслями, чтобы отдать распоряжения троим присутствующим здесь мужам совета.

Те - канцлер, паладин и жрец-законоговоритель, - про себя подумали, что король, собиравшийся сейчас отдавать им распоряжения, - по сути, был и остался вспыльчивым, неуравновешенным мальчишкой, которым управляют серебристые паучьи нити.

Король же собирался ради блага Арвернии вести себя, как подобало потомку Карломана Великого. Горделиво выпрямившись, он обвел взглядом присутствующих и обратился к ним:

- Доброе утро вам, господа! К сожалению, мне довелось собрать вас по очень печальному поводу. Уже всему Дурокортеру известно, что мой дядя, майордом Арвернии, граф Карломан Кенабумский, умирает. Настало время назвать дату, когда ему в руки вложат меч, дабы Всеотец Вотан позволил ему по заслугам войти в свои светлые чертоги!

Разговаривая со своими советниками, Хильдеберт неосознанно подражал Карломану. Интонации и манера говорить, поза и жесты, - все он перенял у дяди. Казалось, будто король надеялся принять в себя душу Карломана вместе с его последним дыханием, чтобы тот продолжал жить в новом теле, не покидая мир живых. Как будто невольный убийца мог хоть в малой степени сделаться тем, кого погубил!

Бересвинда Адуатукийская бросила на царственного сына ободряющий взгляд. Ее порадовало, что Хильдеьерт взял себя в руки, и теперь держался твердо, как мог бы Карломан на его месте. "Держись, сын мой, я с тобой!" - стремилась она сообщить ему без слов.

Мужи совета куда сдержаннее приняли новые повадки короля, замеченные каждым из них. И каждому из них причинило боль это невольное напоминание о Карломане.

"Играет, как скоморох из балагана? - подумал канцлер, внимательно приглядываясь к королю. - Нет, на него это не похоже. Просто он пытается вести себя так, как держался, наставляя его, сам граф Кенабумский. Можно понять желание государя, но довольно не вовремя".

И Турольд тоже думал о том, что такое подражание выглядит совсем невпопад.

"Как воспримут родные графа, увидев, что король, его убийца, перенимает его интонации и манеры? - подумал он. - Сейчас им и так очень тяжело, а будь сейчас здесь кто-то из них - как пить дать, решил бы, что над их семьей издеваются."

И Жоффруа де Геклен, видевший вблизи трагедию на ристалище, глядел на короля угрюмым взглядом.

"Перед нами Его Величество может вести себя как пожелает. Но, если он хочет сохранить своими сторонниками родных Карломана и "детей богини Дану", лучше ему найти другую манеру для встречи с ними. Пусть хотя бы королева-мать подскажет ему!"

Хильдеберт же проговорил с вновь обретенными нотками в голосе, не задумываясь, как могут понять его со стороны:

- Турольд, каково состояние графа Кенабумского? Сколько он может еще прожить, если ничего не изменится, прежде чем вступит на Радужный Мост?

Жрец тяжело вздохнул, вспомнив, в каком состоянии находится умирающий.

- Лекари, что заботятся о графе, и жрецы храма Эйр утверждают, что единственные признаки жизни в нем - дыхание и сердцебиение, хоть и редкое. И что в таком состоянии он может оставаться еще несколько часов или даже дней. Их целебные средства и обереги пока еще продлевают теплящуюся в нем жизнь. Но и их действие не вечно.

В ответ король сурово кивнул, заметно побледнев при этих словах:

- Пусть они позаботятся, чтобы граф Кенабумский прожил еще пять дней! А я назначаю церемонию вложения меча на пятый день, начиная от сегодняшнего, - на четвертое число хеуимоната. За это время при дворе успеют подготовить церемонию, достойную доблестного майордома. И люди, желающие проститься с ним, успеют прибыть!

У Бересвинды Адуатукийской заметно отлегло от сердца. Сын послушался ее и преодолел свою слабость. Теперь он держался как подобает королю Арвернии. Она не могла выразить ему поддержку прилюдно, однако чуть заметно шевельнулась, так что ее пышные траурные юбки колыхнулись, касаясь руки сына. И он почувствовал себя немного увереннее. Если матушка одобряет его, стало быть, он на верном пути, и еще возможно все исправить. Пусть без дяди Карломана, зато руководствуясь мудрыми советами матушки и барона Верденнского. Ради блага Арвернии!

Даже Турольд, беседовавший с королем минувшей ночью, удивился: неужели перед ним тот самый человек, повергнутый в смятение известием, что его дядя умирает? За эту ночь Хильдеберт сумел отринуть все сомнения, по крайней мере, наружно.

Не меньше удивился и Жоффруа, этой ночью видевший короля в яростном исступлении, среди разбросанной мебели. А сейчас он был спокоен, насколько это вообще возможно для человека с его темпераментом. Видимо, королева-мать сумела за ночь убедить своего царственного сына. Такая попытка обуздать себя, во всяком случае, заслуживала уважения.

Граф де Кампани был удивлен меньше других, ибо не видел короля накануне. Зато он был опытным придворным и воспринимал людей такими, каковы они есть, в отличие от прямодушного паладина и жреца, видевшего в каждом дитя богов, рвущееся к свету. И канцлер насторожился. Если король с невозмутимым видом назначает предсмертную церемонию для своего любимого дяди, которого сразил собственной рукой, - значит, он или его мать уже определились, что делать ради восстановления чести Арвернии. Вот только к добру или к худу окажутся решения, которые они сочтут необходимыми? Увы, еще никогда в королевском совете так сильно не хватало Карломана, как теперь, когда приходилось думать, что будет после него.

А король, не подозревая, какие мысли вызывает у советников его изменившееся поведение, обратился к Турольду и проговорил резко, металлическим голосом, словно приказывал воинам на поле боя:

- Передай лекарям и жрецам, чтобы они продлевали жизнь графа Кенабумского, насколько возможно, хотя бы на ближайшие пять дней! Для блага Арвернии необходимо, чтобы мой дядя прожил хотя бы это время!

"Хотя бы это время!" Турольд в глубине души никогда не переставал питать надежду на спасение Карломана. Ведь чудеса иногда все-таки случаются! Что-то в нем яростно запротестовало, как будто он почувствовал, что поблизости находится возможность, которой до сих пор не учитывали. И старец уже готов был просить короля не хоронить своего дядю прежде времени. Однако смолк, понимая, что здесь обсуждаются важные государственные вопросы, и приходится исходить из реальных возможностей. Политика не основывается на призрачных надеждах.

И Турольд серьезно кивнул:

- Я передам им твой приказ, государь, и они сделают все возможное! - пообещал он, удивившись про себя: почему королю так важно, чтобы его дядя дожил именно до четвертого хеуимоната? Правда, как раз пройдет двадцать один день после трагедии на ристалище. Но похоже было, что король со своей матерью преследуют еще какие-то, несомненно важные, цели.

А Хильдеберт, чувствуя поддержку своей матушки, приказал жрецу-законоговорителю:

- Турольд, сообщи дату церемонии вложения меча виконту Ангеррану Кенабумскому. Пусть он передаст ее своей семье. Сделай это сейчас же, после нашего совещания!

За этим твердым приказанием: "Сделай это сейчас!" - старому жрецу на мгновение привиделся отчаявшийся человек прошлой ночи. Король не мог лично сообщить близким Карломана, которого смертельно ранил своим мечом, когда наступит минута прощания! Оттого и не позвал на совет ни Ангеррана, ни Дагоберта, - никого из близких умирающего майордома. Не мог король Арвернии взглянуть сейчас им в глаза, вот и поручил другому сообщить самое худшее.

Старец кивнул, обещая:

- Я скажу им, государь!

В этот миг Бересвинда Адуатукийская, тоже встревожившись неустойчивым состоянием сына, взглянула на него быстрым, но пристальным взором из-под нахмуренных бровей, так что никто толком не успел заметить ее взгляда, кроме сына. Она безмолвно сообщила ему: "Выдержи все, мой мальчик! Ты прекрасно начал, будь же тверд до конца. Я горжусь тобой, сын!"

И Хильдеберт воспрянул духом, вновь почувствовав себя королем, а значит - тем, кто отвечает за все. Он не оправдывал себя на преступление, что совершил в умопомрачении. Кровь Карломана будет жечь его всю жизнь. Но только он может искупить свою вину, насколько это возможно. Всей жизнью, всеми будущими поступками, что совершит ради блага Арвернии! А для этого сейчас требовалось протянуть время, чтобы успели собраться те, кто станет новой опорой его престола.

Теперь король обратился к командиру паладинов, Жоффруа де Геклену:

- Позаботься, чтобы в покои к графу Кенабумскому никто не мог войти, кроме жрецов и целителей!

Едва заметное прикосновение холодной руки королевы-матери сказало ее сыну, что он на верном пути.

Зато трое мужей совета не могли скрыть растерянность. Украдкой переглянулись, окончательно перестав понимать своего короля.

Только обет безупречного служения государям Арвернии удержал Жоффруа от желания возразить королю. Турольд, в силу своего звания и возраста более свободный от светских владык, решился высказаться вместо него:

- Как можно, государь, закрыть покои графа Кенабумского от всех, даже от самых близких?! Ни его жене, ни сыновьям не позволят побыть в последние дни рядом с умирающим? Лишь накануне я беседовал с коннетаблем, принцем Дагобертом. Он очень тревожится за свою дочь: графиня Кенабумская жестоко страдает из-за трагедии с ее доблестным супругом. Вряд ли она надолго переживет его. А твой запрет находиться ей рядом с мужем подкосит ее еще сильнее, государь!

Хильдеберт сжал зубы, так что челюсти заныли от напряжения. Что бы ни произошло с Карломаном и Альпаидой, в этом будет его вина. И графиню Кенабумскую, свою тетку, он тоже погубил, с новым ли приказом или без него. Придется ему смириться со своей виной. А пока - продолжать начатое. Ради блага Арвернии...

- Государственная необходимость требует, чтобы никто, кроме лекарей и жрецов, не входил в покои графа Кенабумского, в его последние дни, не мешал их работе! - непререкаемым тоном провозгласил Хильдеберт. - Графиня Кенабумская сама принадлежит к королевскому роду Арвернии, и ей должно быть ясно благо королевства... ради которого и ее благородный супруг готов был жертвовать жизнью, - последние слова король проговорил с явным трудом, вновь вызывая в памяти страшные картины трагедии на ристалище.

Но ведь он уже все решил для себя, еще прошлой ночью, когда беседовал с матушкой. И проговорил вновь, приказывая себе быть решительным:

- Выполняй волю короля, Жоффруа! Возьми в помощь еще паладинов и стань сам у дверей покоев графа Кенабумского. Лишь на тебя я полагаюсь полностью. Тебя не разжалобят ничьи слезы и уговоры, не подкупит золото, не испугают угрозы самых влиятельных людей в королевстве. Ты исполнишь мой приказ, Жоффруа!

Командир паладинов поклонился королю, мысленно как никогда сожалея о своем обете повиновения, какой дают все паладины. Никогда еще обет служить королевской власти не входил в такое сильное противоречие с его собственной волей. Стоило ему представить, как запретит супруге и сыновьям Карломана провести с ним остаток его дней, - и Жоффруа был готов ненавидеть сам себя, а что же тогда выскажут в лицо ему другие люди?!

"Лучше бы посадил собаку на цепи возле покоев майордома, чем поручать людям собачью службу!" - с досадой мысленно обратился он к королю. Однако вслух произнес только ритуальную фразу братства паладинов, их девиз:

- Внимание и повиновение!

Турольд и даже Гуго с сочувствием поглядели на паладина. Они не сомневались, что для него тяжек королевский приказ, который необходимо было выполнять во что бы то ни стало.

Вот так и получилось, что этим утром, немного погодя, Турольд оказался на другом собрании, где родственники Карломана обсуждали, каким образом теперь принести ему целебную воду, а Жоффруа де Геклен стал на страже возле майордомских покоев.

Одна лишь королева-мать восприняла распоряжения своего царственного сына как должно. Ее даже обрадовала суровость его распоряжений, вызванная государственной необходимостью. Для Паучихи это означало, что ее сын вполне преодолел свою слабость, и больше ничто не помешает ему посвятить все силы величайшей цели - благу Арвернии. В присутствии людей королева-мать не могла похвалить сына вслух, но время от времени взглядом или едва заметным прикосновением руки выражала ему свою поддержку. И у Хильдеберта сразу прибавлялось сил, он чувствовал в себе стальную решимость, стоило ему убедиться, что он находится на верном пути. Чувство вины не исчезло, но отступило на второй план, как всегда бывает, когда человек, имеющий в душе неисцелимую рану, берется за важное дело, а не только терзает сам себя.

Он очень надеялся, что боги помогут ему выдержать самое трудное - прощание с умирающим Карломаном, что состоится через пять дней. А уж тогда, если хватит сил достойно проводить погубленного им дядю, то ему, королю Арвернии, уже ничто не будет страшно! И всю оставшуюся жизнь он посвятит искуплению невольного убийства близкого человека и благу своего королевства!
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Цитировать
Для Паучихи это означало, что ее сын вполне преодолел свою слабость, и больше ничто не помешает ему посвятить все силы величайшей цели - благу Арвернии.
А ведь вроде бы умная женщина, её бы ум да на благое дело. Но чтобы до такой степени не понимать - что представляет собой её сын! Или она полагает, что достаточно кукловода для того, чтобы послушная куколка управляла государством? Но эта куколка может в любой момент превратиться в монстра, безжалостного и неразумного.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."

katarsis

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 1256
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 2662
  • Я изменила свой профиль!
    • Просмотр профиля

Да уж, Хильдеберт с матушкой чуть всё не испортили. Не пускать родных к умирающему, и само по себе, так себе идея, может, политически и оправданная, а может и нет. За такое родные Карломана могли бы встать в жёсткую оппозицию. И не факт, что оно стоит выигранной пары дней. А кроме того, это жестоко. А если какое-то решение одновременно и жестокое и не факт, что полезное, так может не стоит его принимать? Как-то они односторонне вопрос рассмотрели имхо.
Так, то, что они ждут Ги Верденского, понятно, а кого ещё?
Тут
Цитировать
А для этого сейчас требовалось протянуть время, чтобы успели собраться те, кто станет новой опорой его престола.
явно, имеется в виду не один человек. Или барон Верденский с собой толпу донарианцев приведёт? Вроде, больше ждать некого. Или есть?
Записан

Артанис

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 3307
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 6103
  • Всеобщий Враг, Адвокат Дьявола
    • Просмотр профиля

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis! :-* :-* :-*
Цитировать
Для Паучихи это означало, что ее сын вполне преодолел свою слабость, и больше ничто не помешает ему посвятить все силы величайшей цели - благу Арвернии.
А ведь вроде бы умная женщина, её бы ум да на благое дело. Но чтобы до такой степени не понимать - что представляет собой её сын! Или она полагает, что достаточно кукловода для того, чтобы послушная куколка управляла государством? Но эта куколка может в любой момент превратиться в монстра, безжалостного и неразумного.
Она как раз считает, что стремится к самому что ни на есть благому делу, для всей страны.
Сына теперь уже, наученная горьким опытом, старается не упускать, предварительно даст ему советы, как правильно поступать. А если он что повернет по-своему, Бересвинда надеется его переубедить в более благоприятную минуту.
Конечно, благие намерения часто уводят в царство Хель...
Да уж, Хильдеберт с матушкой чуть всё не испортили. Не пускать родных к умирающему, и само по себе, так себе идея, может, политически и оправданная, а может и нет. За такое родные Карломана могли бы встать в жёсткую оппозицию. И не факт, что оно стоит выигранной пары дней. А кроме того, это жестоко. А если какое-то решение одновременно и жестокое и не факт, что полезное, так может не стоит его принимать? Как-то они односторонне вопрос рассмотрели имхо.
Так, то, что они ждут Ги Верденского, понятно, а кого ещё?
Тут
Цитировать
А для этого сейчас требовалось протянуть время, чтобы успели собраться те, кто станет новой опорой его престола.
явно, имеется в виду не один человек. Или барон Верденский с собой толпу донарианцев приведёт? Вроде, больше ждать некого. Или есть?
Да, родные Карломана вряд ли скажут спасибо (особенно если бы он все-таки умер). А король еще и намерен похоронить его по-арвернски - можно представить, как это "обрадует" не только его родных, но и всех "детей богини Дану".
Помимо Ги Верденнского и донарианцев, ждут вступления в силу некоторых новых указов и кадровых назначений. Но об этом смотрите дальше.

Глава 74. Ради блага (окончание)
Собравшись с мыслями, король продолжал, обращаясь к Турольду:

- Помимо моих прежних распоряжений, что должны быть выполнены, я приказываю тебе... - он сделал паузу, страшась назвать то, от чего нет спасения, как нет и возможности ничего изменить. - Приказываю после церемонии вложения меча призвать жрецов Хель! Пусть они начнут приготовления к похоронам графа Кенабумского и отправке его тела в Кенабум. Пусть его забальзамируют, чтобы он выглядел в гробу, словно живой, и оденут в лучший наряд, и пусть свечи горят вокруг его гроба, и плакальщицы рыдают все время, до самой погребальной церемонии! Запомните: похороны должны быть устроены с такой пышностью, как если бы вы хоронили самого короля! - при этих словах голос Хильдеберта зазвенел, как клинок, с силой ударившийся о вражеское оружие.

Турольд переглянулся с другими мужами совета. Он заметил, как еще суровее нахмурился паладин, и как украдкой покачал головой канцлер. Да и самому жрецу не очень-то понравилось, что король, никого не спрося, собирается похоронить Карломана по обычаю Арвернии, без разрешения его матери и сородичей - "детей богини Дану", которые могли потребовать тело для погребального костра.

Старый жрец уже хотел возразить, но, приглядевшись к королю, понял: тот сейчас настолько воодушевлен, что никого не послушает. Хильдеберт был одержим желанием показать всему свету и самому себе, как высоко он чтит уходящего дядю. И жрец-законоговоритель вынужден был кивнуть головой, обещая королю выполнить его волю. Про себя надеялся, что найдется более благоприятный момент, чтобы поговорить с государем об устройстве похорон, когда тот будет склонен прислушиваться к советам.

И канцлер мысленно говорил себе, что похоронить Карломана самовольно будет большой ошибкой короля, какой тот не может себе позволить в нынешних обстоятельствах.

Жоффруа тоже хмурился, думая о "детях богини Дану", для которых станет новым ударом, если наследника их королевы похоронят по арвернскому обычаю. А их народ обыкновенно отвечает ударом на удар...

Даже королеве-матери  стало не по себе, когда она представила лицо королевы Гвиневеры, горящее гневом и скорбью. Ведь их договор, который королева Арморики свято исполняла, окончится после смерти Карломана. И неизвестно, что предпримут затем "дети богини Дану", особенно если арверны отнимут у них даже тело таниста... Нет, Бересвинда никак не могла одобрить эту идею своего сына! Окинула его предостерегающим взором, а сама, как и Турольд, решила поговорить с ним позже. В искусстве манипулирования главное - сказать нужные слова в нужное время. Начни возражать Хильдеберту сейчас - он только больше заупрямится. Паучиха надеялась убедить его позже. Ей понадобится все ее искусства, ради блага Арвернии.

И она снова переглянулась со своим царственным сыном. Настало время объявить главное решение этого дня, то, о чем она успела договориться с королем этим утром, до прихода мужей совета!

"Если ты победишь внутренних врагов Арвернии, то никакие внешние враги нам не будут страшны. То же и с собственными сомнениями. Ради общего блага - объяви сейчас, что решено!" - мысленно сказала она сыну.

Король понял ее, выпрямился и приосанился, обратив взор теперь на графа де Кампани. Сейчас наступала историческая минута.

- Канцлер, я велю составить указ! Объяви, что мое безумие, когда я в умопомрачении поразил мечом своего дядю, графа Кенабумского, было вызвано колдовством враждебных альвов! В связи с этим я, как защитник своей страны и народа, вынужден принять меры. Назначаю в Королевский Совет вновь на должность Великого Расследователя по делам альвов барона Ги Верденнского! - теперь голос короля, убежденного, что его путь прям, гремел как боевая труба. - Новым указам я даю соответствующие полномочия ему и воинскому братству Донара. Дозволяю им карать потомков Имира любыми средствами!

Затем, переведя дыхание и взглянув на ошеломленных мужей совета, король уже обычным голосом обратился к своей матери:

- Сверх того, я буду рад увидеть в твоей свите, государыня, внучку барона Верденнского, благородную девицу Вальдраду! Надеюсь, она будет полезна тебе.

Бересвинда Адуатукийская одобрительно кивнула, переглянувшись с сыном. Тот действовал, как они договорились.

- Я охотно приму в свою свиту Вальдраду, которую помню как скромную и учтивую девушку. Не сомневаюсь, что она будет мне хорошей помощницей! - произнесла она, взглядом поощряя сына за гораздо более важные назначения.

Но мужи совета, не ожидавшие от короля подобных указаний, были сбиты с толку. Лишь придворное воспитание помогло им устоять на ногах при упоминании о донарианцах и о Ги Верденнском. Но бледность и растерянные взгляды, какими обменивались все трое, выдавали их страх.

Канцлер нерешительно кивнул в ответ на распоряжение короля составить указы. Он запомнил слово в слово, что надлежит ему написать. Но еще ни один указ ему не было так трудно составить. Графу де Кампани думалось, что король и его мать, кажется, решили погубить себя и Арвернию. Только и не хватало восстановления кровавых времен Хильдеберта Строителя! Увы, без Карломана не останется при дворе человека, который обладал бы влиянием на короля, и мог бы его переубедить...

Не меньше был потрясен и Жоффруа де Геклен. Он расширенными от изумления глазами глядел в лицо королю, которому обязан был повиноваться, согласно обету паладина. Все что угодно он мог представить, только не возвращение старых недобрых времен! Он не вправе был оспорить приказ короля, но не верил, чтобы истребление альвов хоть как-то могло способствовать благу Арвернии. Паладин не сомневался, что нынешний настрой короля - дело рук барона Верденнского. Вот он, результат их якобы случайных недавних встреч!

И вновь единственным, кто решился возразить королю, был Турольд. Он, в силу возраста, помнил прошлое лучше всех, и не боялся поднять голос за то, что считал справедливым. Дрожа от ужаса и гнева, бледный как смерть, старый жрец проговорил мягко, стараясь увещевать короля:

- Государь, прошу тебя: одумайся! Братство Донара, барон Верденнский!.. Да ведь это означает кровопролитие по всей Арвернии! Ты молод, государь, и лишь с чужих слов знаешь, что творилось в прошлом. Я же помню все, и каждый, кто застал времена Хильдеберта Строителя, тебе расскажет, как донарианцы проливали кровь не только альвов, но и людей, словно воду. Если ты вновь дашь полномочия этим страшным людям, восстановишь против себя народ. Не издавай такого указа, государь!

Но где там! У Хильдеберта едва хватило терпения дослушать старого жреца, а затем он возразил, рубанув в воздухе ребром ладони, словно мечом:

- Что я сказал, должно быть исполнено! Людям принадлежит право защищать себя любыми средствами, когда им угрожает коварный враг, владеющий колдовской силой! Честным людям мой указ не повредит, лишь предателям, связанным с альвами. Всех остальных воины Донара будут защищать, во славу человечества!.. Канцлер, составь указы!..

Гуго де Кампани поклонился, скрыв, что ему и самому распоряжение короля не по душе:

- Я все сделаю, государь!

Турольд же печально покачал головой и отступил назад, ничего больше не сказав. Когда-то и Хильдеберт Строитель так же был уверен, что невиновным жителям Арвернии нечего и некого бояться...

Сам же Хильдеберт IV глубоко вздохнул, объявив самое главное. Он сознавал свою вину перед Карломаном, и не занимался самооправданиями, ибо был честен перед самим собой. Но ради блага Арвернии необходимо, чтобы все думали, что злые альвы помрачили его рассудок в тот миг, когда он ранил Карломана. Это убедит даже тех, кто видел все своими глазами. Поступая согласно мудрому совету матушки, он обелит свою репутацию, и одновременно даст понять, что Священный Поход против альвов необходим.

После краткого спора с Турольдом, король продолжал то, о чем договорился с королевой-матерью этим утром.

- Также долг короля Арвернии велит мне позаботиться о том, чтобы опустевшие, увы, места в Королевском Совете заняли достойные и опытные люди! Последние седьмицы обязанности майордома исполнял виконт Ангерран Кенабумский. Его служба все это время была безупречна. Однако после погребения его отца ему, видимо, придется на некоторое время задержаться в Кенабуме, вступить в права наследства, принять оммаж своих вассалов. На первых порах ему трудно будет сочетать разнообразные обязанности. Ввиду этого я, король Арвернии, принял решение: пусть Ангерран, будущий граф Кенабумский, в дальнейшем вернется к своей должности первого сенешаля. Майордомом же после церемонии вложения меча будет объявлен тот, кто на протяжении многих лет исполнял должность канцлера, - граф Гуго де Кампани!

Трое мужей совета, уже потрясенные сегодня распоряжениями короля, теперь выглядели так, словно им под ноги ударила молния Донара. Причем сам граф де Кампани был изумлен больше всех, услышав свое имя. Он поклонился, приложив руки к груди в знак признательности, и почти испуганно глядел на короля, пока тот продолжал говорить:

- Большой опыт и несокрушимая верность графа де Кампани позволяют доверить ему важнейшую должность в стране.

"Верность - тому, кто в данный момент стоит за троном: сперва королеве Радегунде, а затем - королеве Бересвинде", - усмехнулся про себя Жоффруа.

А король размеренно продолжал:

- Во время траура и отсутствия при дворе первого сенешаля, Ангеррана Кенабумского, его обязанности будет исполнять второй сенешаль, барон Варох Приозерный.

С этими словами он устремил взор на графа де Кампани. Тот постарался мыслить, как подобает хладнокровному придворному, хотя ему казалось, что судьба подхватила его и влечет вперед, как исполинская птица. Никогда он не думал сделаться майордомом, и уж тем более - заступить дорогу кому-то из семейства Карломана! Но с волей короля не поспоришь, и вот, граф снова поклонился, всем своим видом выражая безграничную благодарность.

- От всего сердца благодарю тебя, государь, за будущее назначение! И сделаю все, чтобы быть достойным этого высокого поста!

- Я уверен, что ты справишься! - любезно ответил король, не сомневаясь, ибо возвысить графа де Кампани ему посоветовала королева-мать.

Та была довольна распоряжениями своего царственного сына. Это она, предупрежденная Кродоар, сыграла на опережение, и этим утром, до прихода мужей совета, указала своему царственному сыну, как надо действовать.

По совету матушки, король собирался ввести в Совет еще двоих людей. И теперь продолжал, как у них было условлено:

- На должность канцлера я приглашаю графа Роберта Амьемского, сына принца крови Бертрама Затворника. В настоящее время граф Амьемский исполняет должность юстициария. Он превосходно разбирается в законах и вполне достоин более высокого поста.

Мужи совета вновь переглянулись, впрочем, далеко не столь изумленные на сей раз. Что ж, граф Амьемский и личными заслугами, и знатностью рода был достоин поста канцлера, хотя принадлежал к обособленной ветви королевской семьи. Некогда Бертрам Затворник, один из старейших принцев крови (тот самый кузен Сигиберта Древнего, что после него становился старшим в роду), из-за политических распрей отправился в изгнание, и уже много лет жил в своем уединенном замке, ни в чем не участвуя. Но его сыновья продолжали служить Арвернии. Роберт Амьемский, знаток законов, был юстициарием (верховным судьей, подчиненным канцлеру), а его старшего брата, военачальника, королева-мать предполагала назначить маршалом запада, если Хродеберг сменит своего отца на посту коннетабля.

Итак, будущее повышение Роберта Амьемского мужи совета приняли одобрительно. Однако список перестановок в Королевском Совете на этом не исчерпывался. Король продолжал:

- Кроме того, у нас свободен пост великого секретаря после гибели последнего в Окситании в результате несчастного случая. На сей важный пост я назначаю виконта Аледрама Кенабумского, четвертого сына моего дяди, майордома, которого мы должны проводить ныне... - король глубоко вздохнул. - Как вы все знаете, мой кузен Аледрам служил под началом прежнего великого секретаря, и сейчас сопровождает тело своего начальника от границы с Окситанией... К сожалению, он приедет, вероятно, прямо к тому моменту, когда гроб с телом его отца, моего дорогого дядюшки, на катафалке привезут в Кенабум. Но можно верить, что он достоин своей новой должности. Не так ли, господа? - обратился король к мужам совета.

Те несколько оживились. По-видимому, против введения четвертого сына Карломана в Королевский Совет никто не возражал даже мысленно.

- Что ж, - проговорил граф де Кампани, будущий майордом. - Аледрам Кенабумский еще молод - всего двадцать шесть лет, - однако умен и образован, знает множество языков. Покойный великий секретарь был весьма доволен им. Я уверен, что он справится на новом посту.

Турольд также охотно поддержал его:

- Если правда, что боги разделили между всеми сыновьями Карломана некие черты личности их отца, то Аледрам получил страсть к познанию и неограниченные способности к любой отрасли наук. Столь образованный и вместе с тем сведущий в жизни человек будет очень полезен в Королевском Совете!

И королева-мать одобрительно кивнула в ответ. Все это были ее назначения. Она выбрала майордомом Гуго де Кампани, чтобы поощрить его и Кродоар, зная, что граф будет ей благодарен за назначение. Роберта Амьемского выбрала за незаурядный ум и способности, а Аледрама - чтобы умилостивить семью Карломана, если уж Ангерран не получит поста майордома.

Король выглядел довольным тем, как советники приняли новые назначения.

- Если так, господа - ждите перемен. Они неизбежны, увы, если граф Кенабумский поднимется по Радужному Мосту.

И по тому, каким тоном произнес король эти слова, мужи совета насторожились, ожидая, что еще им объявят. Одна лишь королева-мать, переглянувшись с сыном, погрустнела, но в знак поддержки коснулась его руки.

- Не исключено, что в скором времени перемены коснутся также войск Арвернии, - продолжал король. - Наш коннетабль, принц Дагоберт, уже стар и нездоров, а семейные несчастья, увы, не идут ему на пользу. Не исключено, что скоро во главе всех войск станет его сын - маршал запада, Хродеберг, герцог Блезуа, вполне достойный этого поста.

При этих словах своего царственного сына, Бересвинда Адуатукийская сильно побледнела, но тут же величаво и медленно кивнула. Все шло, как они договорились. Ради блага Арвернии, она навсегда отказалась от счастья с любимым человеком, и теперь до конца жизни будет носить черное. Только при этом условии король согласился назначить Хродеберга коннетаблем.

Трое мужей совета, осведомленные о сложных отношениях между королем, его матерью и ее невенчаным супругом, догадались, какой ценой добыто это назначение. Без сомнения, Бересвинде придется расстаться с Хродебергом, забыть о самой возможности законного брака с ним, чтобы передать войска в его руки.

И каждый расценил происходящее по-своему.

"Королеве-матери, конечно, жаль, что не удастся соединиться с любимым человеком, но так требует благо Арвернии, - подумал граф де Кампани, будущий майордом. - Однако она преодолела себя, и теперь держится превосходно. Так и должно быть, ибо государственные интересы превыше всего."

Но Турольд, поглядев на жесткое, властное лицо Бересвинды, не склонен был ценить ее жертву слишком высоко. Рядом с ней старому жрецу привиделась Альпаида, что молчаливо таяла вместе с возлюбленным супругом.

"Вот это - настоящая любовь, та, что ничего не требует взамен, а просто делит с любимым жизнь и смерть. Как жена светлого бога Бальдра, нежная Нанна, умерла и сошла в Хель вместе с ним, когда слепой Хёд сразил его стрелой... - жрец даже вздрогнул, поразившись сходству с тем, что творилось сейчас: и впрямь, люди во всем следуют за богами, повторяют и зло, и добро. И, вновь переведя взгляд на Бересвинду, он закончил свою мысль: - Она же пожертвовала любовью ради власти, предпочла расстаться с любимым человеком, дабы приумножить свое влияние при дворе сына. Никто не требовал от нее таких жертв, лишь жажда власти, сколько ни тверди, что все делается ради блага Арвернии!"
« Последнее редактирование: 30 Мар, 2023, 07:50:40 от Артанис »
Записан
Не спи, не спи, работай,
Не прерывай труда,
Не спи, борись с дремотой,
Как летчик, как звезда.

Не спи, не спи, художник,
Не предавайся сну.
Ты вечности заложник
У времени в плену.(с)Борис Пастернак.)

Convollar

  • Герцог
  • *****
  • Карма: 6024
  • Оффлайн Оффлайн
  • Пол: Женский
  • Сообщений: 10775
  • Я не изменил(а) свой профиль!
    • Просмотр профиля

Совет состоялся до того, как Карломана напоили целебной водой? Если так, очень жаль. Вот сейчас его появление было бы очень кстати.
Записан
"Никогда! Никогда не сдёргивайте абажур с лампы. Абажур священен."