Благодарю, эрэа
Convollar, эрэа
katarsis! Неужели его царственный кузен настолько слеп,
Именно! Вообще Хильдеберт как король опасен для государства. Такое впечатление, что он не правит, а лишь играет роль короля. Обиженный ревнивый подросток рассердился на мамочку, да как она смеет кого-то любить, когда у неё есть я?
Ну нет, Хильдеберт все же пытается думать, именно в этом эпизоде это ярче всего показано. Правда, дальше решил, что все равно следует посоветоваться с матушкой. Но он пытался перебороть себя, свои предубеждения - это уже большой плюс ему.
При более опытных советниках ему по-настоящему править государством было бы затруднительно.
Ну а проблемы в семейной жизни - это уж что есть. Сын ревнует мать к ее избраннику, а мать ревнует сына к жене. И то, и другое не так уж редко встречается и в самых обычных, не королевских семьях.
Пытается работать над собой - это хороший знак. Сейчас, конечно, и правда, не будет большой беды, если просто назначить Магнахара, но разобраться в себе - это, в любом случае, надо, (да и думать учиться полезно ). Хорошо бы, конечно, догадался, что мама тоже человек, а не просто королева и имеет право на личную жизнь, но это вряд ли. И всё равно, на фоне мамочки Хильдеберт выигрывает. Та даже не подозревает, что в её ненависти к Кримхильде есть что-то неправильное.
А вот не знать своих подданных, конечно, для короля совсем не полезно. Хорошо, что Карломан умрёт ещё не сейчас, а то "дети богини Дану" бы точно восстали. Хильдеберт, как будто специально, вот всё для этого делает. Хотя, в незнании подданных он не одинок. Хильдеберт Строитель тоже, видимо, не знал, что у него в вассалах полно альвов, и с некоторыми из них он регулярно общается, иначе понимал бы, что альвы - такие же люди и священный поход против них - дурь. Я раньше не задумывалась, но как-то это странно. Арморика была завоёвана давным-давно - было время понять, с кем имеешь дело.
Насчет короля Вы правы!
Хочется верить, что его попытки работать над собой к чему-нибудь да приведут. При живом Карломане, да при Кримхильде у него еще есть шанс сделаться сносным королем.
Даже люди, как принадлежащие к разным народам, так и соотечественники, порой доходят до вражды. Вот и те же "дети богини Дану" не спешили раскрывать арвернам свои тайны, именно потому что были завоеваны ими. Да и в реальной истории нашего мира далеко не все завоеватели старались вникать, чем живут их недобровольные вассалы. Взять хотя бы жителей Шотландии и Ирландии под властью Англии. Да и англосаксов при первых королях-норманнах: правители и их окружение не знали даже языка своих подданных, и, разумеется, считали свои обычаи и свою жизнь единственно правильным.
Это что касается различных человеческих народов. А что до альвов, которые реально владеют возможностями, каких не имеет большинство людей, то неудивительно, что их опасаются. Тем более, что истории, когда они бывают опасны (те же йотуны, выродки среди оборотней) у всех на слуху, их учат с детства. А те из альвов, что близки и дружественны к людям, выдают себя за них и не особо светятся (род королей Арморики, Варох, Номиноэ). Может, если бы они не так хорошо шифровались, и знали бы больше людей, что далеко не все альвы враги. Но они мало кому открывают свои тайны.
А при Хильдеберте Строителе началось с того, что вейлы не смогли спасти с помощью живой воды его жену, королеву Брониславу-Брунгильду, и она умерла. А он понял это так, что они не захотели помогать, и в отместку отнял у них Дурокортерский холм.
И Ги Верденнский мстил альвам за то, что оборотень убил его мать. При этом он тогда не понял, что она сама была оборотницей, и что вместе с ней погибла и королева Игрэйна.
Вот так личные счеты двух людей определили отношения между людьми и альвами. А после Священного Похода, устроенного Хильдебертом Строителем, Другие Народы еще больше отдалились от людей.
Глава 90. Выбор короля (продолжение)
Чутко следя за королем, Ангерран видел, что тот борется с собой, стремится преодолеть свою неприязнь к Хродебергу и рассуждать, как подобает государю, что выбирает наиболее достойного из своих военачальников. Резкий и вспыльчивый, король Хильдеберт IV все же умел думать, и порой искренне стремился рассуждать, как подобало ученику Карломана Кенабумского и других знаменитых политиков. Получалось у него не всегда, однако временный майордом надеялся, что пережитое несчастье многому научит короля. Конечно, очень жаль, что для урока царственному кузену потребовалось пролить кровь графа Кенабумского, своего любимого дяди, отца Ангеррана! Но так сложилась судьба, и виконту оставалось лишь надеяться, что король научится держать себя в руках, не поддаваясь слишком бурным страстям.
А между тем, Хильдеберт продолжал размышлять: кто более достоин звания коннетабля, Магнахар или Хродеберг? Их обоих он знал всю жизнь. Маршала востока он уважал, как великого воина и полководца, на которого мечтал стать похожим в детстве. Но что касалось его отношения к Хродебергу - здесь все было гораздо сложнее. Вопреки своей воле, король не мог позабыть, что этого человека любит его царственная мать. А это в глазах Хильдеберта перевешивало все преимущества маршала запада и делало его достойным одной лишь крайней неприязни. Взращивая в себе это чувство на протяжении многих лет, Хильдеберт едва мог с ним справиться. Собственное предубеждение не вызовешь на поединок, ни меч, ни копье здесь не помогут.
Правда, если война будет идти на востоке, может быть, лучше справился бы Магнахар, лучше знакомый с военной тактикой междугорцев. Впрочем, король не сомневался, что и Хродеберг быстро освоился бы на новом театре военных действий. Ведь опыта и рассудительности - неотъемлемым качеств для хорошего полководца, - маршалу запада было не занимать!
Да, но, в таком случае, почему же он, король Арвернии, не может ради блага королевства и будущих военных побед, что обещаны ему в пламени на алтаре, преодолеть личную неприязнь к Хродебергу? Ведь он знал, насколько тот может оказаться полезен! Король Арвернии не вправе поддаваться личным чувствам, когда речь идет о благополучии родины! Эту истину, как и множество других очевидных вещей, Хильдеберт усвоил с детства, но лишь теперь принял ее осознанно. В самом деле, не любить хорошего военачальника за то, что тот - любовник его матери, просто глупо. Это достойно мальчишки, а не взрослого мужчины, которого боги отметили величайшей ответственностью, возведя его на престол Карломана Великого...
С трудом, как необъезженного коня, укрощал в себе Хильдеберт неприязнь к человеку, виновному только в том, что его имя уже давно сплетали с именем вдовствующей королевы Бересвинды. Стоило Хильдеберту представить свою царственную мать в объятиях маршала запада, и ему очень трудно становилось совладать со своим гневом. Хотя он признавал, что сам по себе маршал, как опытный военачальник, полезен Арвернии.
Еще сильнее короля раздражало, что его матушка, помнится, уже обещала расстаться с Хродебергом, два года назад, когда он, король, не позволил им вступить в брак. И она нарушила свое слово! Вот до чего доводит бесчестная любовь женщину, обязанную одним своим званием подавать всем пример! Можно ли, в таком случае, верить ее обещаниям на сей раз? Или королева Бересвинда собирается и впредь бессовестно обманывать своего короля и сына? Ощущать недоверие к родной матери было неприятно, и Хильдеберт мрачнел тем сильнее, чем больше думал об этом.
Но он старался успокоить себя теми мыслями, что родились после сегодняшних происшествий во дворце и в храме. Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис. Но для короля матушка всегда останется матушкой, в чем бы она ни провинилась, и сын не мог перестать чтить ее. Хродеберг же, в глазах короля, становился гораздо менее виновен.
Эти выводы были совершенно ошибочны, однако Хильдеберт умел убедить себя в их истинности.
И все же он старался размышлять обо всем по порядку, не поддаваться бурным всплескам чувств, как учил дядя Карломан. Взвешивая преимущества Магнахара и Хродеберга, следовало выбрать из них того, кто наилучшим образом сможет одержать победу над междугорцами. Только это имело значение. Стало быть, и сравнивать следовало их военные качества: ведь кто-то должен одержать те победы, что явились ему в пламени на алтаре.
На какой-то миг Хильдеберт вновь пережил чарующее видение, когда арвернские рыцари вздымали славное знамя с ирисом над павшими знаменами врагов. Это было отрадное знамение, впервые после трагедии на ристалище! Однако победа не придет сама собой, это понимал король Арвернии. Нужны люди, которые ее сотворят. И ему следовало радоваться, что такие люди есть, а не упрекать их.
Весь погруженный в свои трудные размышления, король, казалось, вовсе позабыл об Ангерране. А тот сидел неподвижно, как изваяние, не смея ничем прервать государя. Он чувствовал, что сейчас любое неосторожное слово или даже жест могут сбить короля с верного пути. И сын Карломана наблюдал за ним, пристально, но как бы невзначай, весь превратившись в олицетворение внимания.
Наконец, Хильдеберт уловил один из брошенных Ангерраном взглядов. И, возвращаясь мыслями на землю, он впервые подумал о своем кузене, как о человеке, что так сильно изменился за последние шестнадцать дней. Первенец Карломана похудел и сделался мрачен, отчего казался гораздо старше своих лет. Между бровей его прорезалась суровая складка, а губы смыкались плотнее обычного, и в чуть опущенных уголках рта притаилась горечь.
И король проникся глубоким сочувствием к своему кузену, и одновременно - с уважением. Сколько всего свалилось на голову Ангеррану! Его горячо любимый отец лежал смертельно раненый, мать была разбита горем. И, несмотря на это, кузен нашел в себе силы прилюдно простить его, виновника трагедии! Хильдеберт честно признавался себе, что у него самого вряд ли хватило бы сил на такой поступок. А ведь Ангеррану досталась еще и ответственность за всю Арвернию, вместе с должностью его отца, которую сперва навьючили ему на плечи, а теперь, как только пообвык, собирались отнять!..
Подумав о перестановках в Королевском Совете, Хильдеберт заодно подумал и о том, что новым жрецом-законоговорителем назначен Герберт, родной дядя Ангеррана и самый рьяный ненавистник его семьи. Теперь сыну Карломана придется особенно трудно, да и в самом Совете поселится дух раздора. И все-таки, его кузен держался стойко, готовясь, без сомнения, выдержать любые предстоящие испытания.
Однако такие размышления ни на шаг не приближали короля к выбору нового коннетабля. И Магнахар, и Хродеберг по всем признакам подходили для этой должности, но не мог же он вручить жезл главнокомандующего сразу двоим!
Когда мысли его в третий раз пошли по кругу, точно кони в манеже, усталый Хильдеберт готов был проклясть час, когда матушка навязала ему перестановки в Королевском Совете. Зачем ей потребовалось менять проверенных людей, успешно исполнявших свой долг?..
Спросить разве у матушки, кто будет лучше в качестве коннетабля? То есть, ясно, кого она назовет, дай ей полную волю: ведь Хродеберга предложила именно она. Но, если сравнить непредвзято его и Магнахара, как Ангерран излагал недавно, то кого она назовет более полезным для Арвернии? Не настолько же мать очарована Хродебергом, чтобы вовсе забыть о государственных интересах? Король поверить не мог, чтобы она пала столь низко! К тому же, брала свое усвоенная с детства привычка в любой трудной ситуации просить совета у матушки, самой опытной, мудрой, знающей, а главное - той, кто любила его сильнее всех на свете. Конечно, с годами светлый образ матери, похожей на богиню на земле, сменился в его сознании более реалистичной картиной. Последние события и вовсе грозили разочарованием в непогрешимости королевы Бересвинды, да и в ее мудрости, если на то пошло.
Но вот, едва его посетили сомнения, с которыми Хильдеберт не умел справиться самостоятельно - и его охватило горячее желание броситься за советом к матушке. У нее всегда должен был найтись ответ, несмотря на то, что дело касалось военных забот, которые никак не были сферой королевы Бересвинды.
Вслух король задумчиво проговорил, снова взглянув на Ангеррана:
- Мне трудно в одиночку решить столь важный вопрос! И Магнахар, и Хродеберг, в самом деле, равно достойны должности коннетабля. Я думаю спросить прямо сейчас совета у моей матушки, чтобы выбрать достойного.
С этими словами Хильдеберт поднялся из-за стола, ибо не любил откладывать исполнения своих решений. Он не беспокоился, что его мать может уже спать в сей поздний час, поскольку она обычно занималась государственными делами до поздней ночи.
Услышав желание короля, Ангерран сильно встревожился, но не подал виду. А вдруг его дядя Хродеберг сейчас еще у королевы-матери, и король застанет его врасплох?..
- Государь, позволь мне сопровождать тебя! - попросил он, про себя молясь, чтобы король согласился. - Мне тоже хочется услышать из первых уст, какой совет преподаст тебе твоя мудрая матушка, королева Бересвинда. Кроме того, возможно, вам потребуется мнение третьего лица...
Хильдеберт охотно кивнул головой. Сын высокочтимого дяди Карломана сам вызвался его сопровождать... Значит, для него, преступного короля Арвернии, еще не все потеряно...
- Приглашаю тебя сопровождать меня, кузен! Заодно по дороге поразмыслим с тобой, еще раз взвесим все заслуги обоих маршалов и определим более достойного.
Ангерран поднялся из-за стола и вслед за королем вышел из его кабинета. Они направились по широкому коридору, освещенному закрепленными в стенных нишах большими и толстыми "ночными свечами": они были рассчитаны, чтобы гореть всю ночь, и слуги каждое утро ставили новые свечи вместо сгоревших.
Твердая поступь двух молодых мужчин отзывалась эхом в пустых среди ночи переходах дворца. Однако их тихие приглушенные голоса были не слышны никому постороннему.
- Спрашивал ли ты, кого сам нынешний коннетабль, твой почтенный дед, видит своим преемником? - осведомился Хильдеберт.
На этот счет Ангерран ответил, как было условлено между ним, дедом и двумя маршалами. Собственно, его ответ соответствовал истине:
- Дедушка Дагоберт высказался, что Хродеберг и Магнахар равно достойны звания коннетабля, и предоставил выбор тебе, государь.
Король удивленно поглядел на кузена.
- И он не хотел бы, чтобы ему наследовал родной сын?
- Мой дед, принц Дагоберт - человек чести, государь. Для него важнее всего, чтобы избран был лучший из полководцев.
Король несколько мгновений шел вместе с Ангерраном в молчании, потрясенный величием духа старого коннетабля, что искал себе достойнейшего преемника, а не ближайшего по крови.
- А я не смог достойно почтить своего двоюродного деда, столько сделавшего для Арвернии, - тяжело вздохнул король, вспомнив непреклонную фигуру Дагоберта, каким видел его сегодня в святилище, когда он язвительно отвечал королеве Бересвинде. - Скажи, Ангерран: не жалеет ли он о своей близящейся отставке?
- Не особенно, - постарался виконт заверить своего царственного кузена. - То же чувство чести говорит коннетаблю, что пришло время уступить место более молодым полководцам. Для предстоящей войны с Междугорьем и Тюрингией потребуется главнокомандующий, имеющий не только военный опыт, но и нерастраченную жизненную силу. А на моего деда, к несчастью, слишком сильно повлияла... - Ангерран замялся и умолк, понимая, что едва не задел больное место короля.
Однако тот, видимо, признавал за сыном Карломана право напоминать о его страшной вине. Он горько усмехнулся и сам договорил за него:
- Повлияла трагедия на ристалище, боль за названого сына, твоего отца, моего дядю Карломана! Увы, я причинил страшное зло не только тому, кого поразил мечом, но и всем родным. Нет ни одного человека в королевской семье, для кого гибель благородного Карломана Кенабумского не стала бы жестоким ударом! Ангерран, признаться, я не могу поверить, что ты простил меня!..
В такие минуты, как сейчас, виконт ощущал острое сочувствие к своему царственному кузену. Но об этом точно не следовало сообщать ему.
- Кто искренне стремится к прощению, должен получать его, - произнес Ангерран, подумав, как его отец, вернувшись в мир живых, встретится с тем, кто чуть не стал его невольным убийцей. - Поверь, государь: ни я, ни мой дед не держим зла на судьбу, владевшую тобой.
Король опять немного помолчал.
- Быть может, ради благодарности принцу Дагоберту мне следует назначить его преемником маршала Хродеберга? - проговорил он, размышляя вслух. - Кроме того, Хродеберг и впрямь перенял у своего отца всю военную науку, что будет очень полезно для арвернских войск...
- Магнахар, маршал востока, также многому научился у своего деда, бывшего коннетабля Сигиберта Древнего, и у дяди, маршала Хлодомера Одноглазого, - напомнил Ангерран, справедливо учитывающие заслуги обоих военачальников. - Магнахар не менее сведущ, чем Хродеберг. Междугорцы уже и теперь знают тяжелую руку маршала востока...
Хильдеберт угрюмо нахмурился, не в силах выбрать из двух равных военачальников более достойного. По правде говоря, он надеялся, что матушка, к которой он спешил в этот ночной час, поможет ему принять окончательное решение, а вернее - решит вместо него. Потому что сам он устал сомневаться в правильном выборе, а матушка всегда готова была поддержать его и помочь нести нелегкое бремя власти.
- Я спрошу совета у матушки, и тогда решим, - сказал Хильдеберт, намереваясь, помимо прочего, заодно выпытать у матушки, искренне ли в этот раз она готова расстаться с невенчаным мужем. Он очень надеялся, что королева Бересвинда все же судит о полководцах Арвернии по их заслугам, а не по личному к ним отношению.
Оба кузена незаметно убавили шаг, снова взвешивая все "за" и "против" обоих вариантов. Теперь они шли по коридору неслышно, мягкой, будто крадущейся поступью.