Печать

[katarsis]

Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис.

Хорошо, что Бересвинда не знает об этих выводах. А то как-то особенно обидно, когда всё делал - одного не делал, но в этом и обвиняют.

Король сильно страдает из-за трагедии с Карломаном, тем приятнее будет сюрприз, когда дядя оживёт. А вот для Бересвинды сюрприз вряд ли будет приятным после того, как она травила Альпаиду. Карломан точно не отнесётся с пониманием.

[Карса]

Наконец-то прочитала. Что ж, дела в Дурокортере идут своим чередом. Король пытается думать (что похвально), хотя не очень-то умеет (что печально). И судя по размышлениям, король застрял в возрасте лет этак 15. Что-то ему присоветует расстроенная матушка... Или он снова рассердится из-за её переживаний (если заметит их)?
А вообще ситуация интересная. Бересвинда считает, что в целом всё складывается скорее в её пользу, не подозревая об ожидающем её сюрпризе. Посол Междугорья полагает себя хитрецом, будучи на самом деле обманутым.
Очень интересна сцена из юности Бересвинды, делающей первые шаги при дурокортерском дворе. Кто бы тогда знал, что вырастет из юной принцессы.
А в храме все получают благие, как им кажется, знамения, толкуя их в меру своего разумения. Интересно, влияли чаяния каждого присутствующего на то, что он видел? То есть даёт пламя ответы на вопросы, пусть не высказанные, или просто показывает картины недалёкого будущего безотносительно надежд и тревог смотрящего в него.

[Артанис]

Внимание, наши дорогие читатели!
Этим эпилогом мы подводим итог третьей части нашего произведения. После чего нам требуется небольшой отдых. Очень надеюсь, что он продлится недолго, как в прошлые разы; несколько дней - и мы будем готовы продолжать дальше. Так что прошу читателей не расходиться особенно далеко!

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis, эрэа Карса!
Ваши прекрасные комментарии для нас - настоящий подарок! И очень помогают в работе над произведением!

Напрягая мысль, он стремился предвидеть все возможные последствия, как его учил дядя Карломан.

Тренироваться надо, я имею в виду  - мысли напрягать. А то может и головка лопнуть. Тем более слабенькая.

Он старается думать и избавляться от несправедливых пристрастий. Уже хорошо для начала. Надеюсь, на этом не остановится.

Он верил, что во всем виновата матушка. Она соблазнила Хродеберга, за что ее и ненавидит нынешний коннетабль, Дагоберт Старый Лис.

Хорошо, что Бересвинда не знает об этих выводах. А то как-то особенно обидно, когда всё делал - одного не делал, но в этом и обвиняют.

Король сильно страдает из-за трагедии с Карломаном, тем приятнее будет сюрприз, когда дядя оживёт. А вот для Бересвинды сюрприз вряд ли будет приятным после того, как она травила Альпаиду. Карломан точно не отнесётся с пониманием.

Да, встреча короля с ожившим дядей, вероятно, будет одним из самых драматических эпизодов. Очень хочется и об этом написать со временем!
А своих несправедливых мыслей о матери, думаю, Хильдеберт все же не станет ей высказывать (хотя, как знать...)
Можно думать, что оживший Карломан постарается умерить влияние Паучихи (к чему и его родные стремятся не без успеха). Но навсегда ли, вот вопрос?..

Наконец-то прочитала. Что ж, дела в Дурокортере идут своим чередом. Король пытается думать (что похвально), хотя не очень-то умеет (что печально). И судя по размышлениям, король застрял в возрасте лет этак 15. Что-то ему присоветует расстроенная матушка... Или он снова рассердится из-за её переживаний (если заметит их)?
А вообще ситуация интересная. Бересвинда считает, что в целом всё складывается скорее в её пользу, не подозревая об ожидающем её сюрпризе. Посол Междугорья полагает себя хитрецом, будучи на самом деле обманутым.
Очень интересна сцена из юности Бересвинды, делающей первые шаги при дурокортерском дворе. Кто бы тогда знал, что вырастет из юной принцессы.
А в храме все получают благие, как им кажется, знамения, толкуя их в меру своего разумения. Интересно, влияли чаяния каждого присутствующего на то, что он видел? То есть даёт пламя ответы на вопросы, пусть не высказанные, или просто показывает картины недалёкого будущего безотносительно надежд и тревог смотрящего в него.

Спасибо Вам, огромное, как мамонт! Мы очень скучали без Вас!
Надеюсь, мы вскоре узнаем, что королева Бересвинда посоветует своему царственному сыну. Однако пока еще не сейчас.
Ну, воскрешение Карломана - это непредсказуемая переменная для всех, кроме немногих, кто его по-настоящему знает. А то, что он самостоятельно изучил узелковое письмо, и передал это умение другому человеку, и этот человек как раз сейчас оказался в Дурокортере и все помнит, - уж совсем может показаться невероятным. Хотя Альбрехт как раз думает о том, что, если дело касается Карломана, он сумеет добиться своего и из Вальхаллы. Поэтому он как раз, может быть, не так уж удивится, узнав, что его перехитрили. А вот Бересвинда - та и впрямь, даже не задумывается, чтобы что-то могло пойти не так.
Все когда-то бывают юными. Но со временем меняются, порой, не только внешне, но и внутренне. У Бересвинды, впрочем, настораживающие черты уже тогда были заметны.
Наверное, большинство людей (по крайней мере, чьи видения были описаны) получили ответы на то, что им было важнее всего. Людям была необходима надежда на лучшее, и им было позволено обрести ее.

Эпилог
Поздним вечером того же дня, пока король Хильдеберт ждал прихода Ангеррана, его супруга, королева Кримхильда, решила со своими доверенными навестить жрицу Теоделинду в ее домашнем святилище.

Королеву сопровождали Ротруда и Фредегонда. У всех других дам Малого Двора в этот час были свои заботы. Графиня де Кампани была со своим супругом, будущим майордомом. Матильда - в покоях Альпаиды, вместе с ней и Луитбергой.

Кримхильда пришла в домашнее святилище, чтобы помолиться, но не только за этим. Когда Теоделинда, как всегда, спокойная и собранная, в своем белом покрывале, открыла гостьям дверь, Кримхильда многозначительно кивнула ей, давая понять, что пришла не просто так.

Сестра короля Арвернии отдернула занавес, закрывающий алтарь, напряженно размышляя про себя, с чем к ней пришла жена ее царственного брата. Видно было по ее лицу, что у молодой королевы серьезные намерения: лицо ее озарялось горячим вдохновением. Однако принцесса-жрица не стала задавать вопросы. Просто смотрела на гостью, терпеливо ожидая, что та скажет.

Кримхильда шагнула вперед, чтобы возложить букет лилий на алтарь Фрейи. И проговорила тихо, но твердо, пристально поглядев на Теоделинду:

- Хочу спросить у тебя, Теоделинда: можешь ли ты дать мне любовное зелье для моего супруга, чтобы он был мне настоящим супругом, как подобает королю и мужчине? Будет ли он принадлежать только мне, отвлекшись от призраков прошлого? Как вообще действует любовное зелье? Долго ли продлится его действие?

Кримхильда оставалась Кримхильдой: решившись на что-то, она устремлялась в цель смело, как быстрокрылый сокол.

Ротруда, слушая свою госпожу, помолчала, потому что королева обращалась не к ней. Про себя статс-дама подумала, что, видно, случилось нечто важное, перевернувшее всю душу молодой королевы, если она решилась подлить мужу любовное зелье. А как оно подействует?.. Если в душе живет настоящая любовь, то зелье только усилит ее, но если нет - оно создаст наваждение, страстное желание, которое рано или поздно развеется и оставит после себя разочарование. Достаточно ли сильно любит король Хильдеберт свою жену, чтобы остаться с ней после того, как наваждение пройдет?

Теоделинда не хуже Ротруды понимала, чем опасно использование любовного зелья.

- Если ты добавишь в зелье каплю своей крови и дашь его мужчине, в чем проснется сильное желание, он будет готов на все, чтобы быть с тобой. Но приворот подарит вам счастье лишь в том случае, если в его душе живет истинное чувство. Там же, где нет любви, зелье способно создать лишь исступленную страсть, которая быстро прогорить, как костер из смолистых дров. И что тогда будет делать привороженный человек, придя в себя, сами боги не смогут предсказать, - Теоделинда нахмурила тонкие черные брови, невольно думая о бешеном нраве своего брата. - Никакое зелье, никакая магия не может создать любовь, которой на самом деле нет. Такой власти над душами не обладает никто из смертных! Только одна светлая Фрейя возжигает любовь в сердцах людей, - жрица показала на фреску на стене, где изображена была богиня любви, с золотым ожерельем на шее, на колеснице, запряженной большими пушистыми кошками.

Кримхильда поглядела на изображение, мысленно прося богиню помочь им с ее царственным супругом обрести друг друга. На мгновение представила, как Хильдеберт узнает, что она опоила его, и им овладеет бешеный гнев... Но тут же память подсказала ей недавние события: их объяснение, когда муж открыл ей темную тайну своей души, и еще ранее, в ту ночь, когда он ласкал ее с нежностью и жаркой страстью... Нет, он не стал бы так вести себя без любви! Он любил ее, в этом Кримхильда была убеждена.

- Я верю, что в нем пробудится настоящая любовь, которая изгонит всех мрачных призраков! - решительно произнесла Нибелунгская Валькирия. - Прошу тебя, Теоделинда: приготовь мне любовное зелье! Перед богами за все отвечу я одна.

При этих словах молодая королева почувствовала, как материнский деревянный медальон у нее на груди, зачарованный вейлой Вультраготой, ожил и запульсировал, как живое сердце, сам сделавшись горячим и посылая ей волны тепла. Кримхильда непроизвольно взялась рукой за оберег, чувствуя его сквозь ткань платья. Она горячо надеялась, что медальон, принесший семейное счастье ее покойным родителям, поможет и ей с Хильдебертом обрести друг друга навсегда.

Тихо стоявшая позади своей царственной кузины, Фредегонда уловила всплеск магических энергий, родственный ее дару. Она чувствовала, что просьба Кримхильды имеет судьбоносное значение не только для них с королем, но и для всех окружающих их людей, в возможно - и для всей Арвернии. Простой вопрос - будут ли король со своей женой жить вместе или порознь, - на самом деле имел государственное значение, он мог изменить очень многое.
И Фредегонде вспомнилась просьба ее ласточки: "Оберегай королеву Кримхильду!" Что такое знала ее вещая птица о будущем молодой королевы, чтобы просить ее?.. Что ж, Фредегонда нынче была рядом со своей царственной кузиной, готовая помогать ей, если потребуется. Нужна ли ей помощь в связи с любовным зельем? Следует способствовать ее успеху или предостеречь? Однако внучка вейлы видела по лицу царственной кузины, что та не отступится, если уж решилась приворожить собственного мужа. По твердому, исполненному решимости выражению лица Кримхильды было ясно, что никто сейчас не в силах ее отговорить. Лучше было и не пытаться.

И нынешняя история тоже должна была многому научить внучку вейлы, она это чувствовала. Она запомнит, что никакая земная сила не может создать истинную любовь, если ее нет в душе. Примерно так же действовало и притяжение самих вейл. Тем, кто их искренне любил, они дарили счастье на всю жизнь, остальные мужчины испытывали, порой даже против воли самих вейл, жажду обладание или наваждение, больше напоминающее помрачение рассудка. К сожалению, Кримхильда не была вейлой, а потому ей пришлось просить любовное зелье у Теоделинды, которая, как заметила девушка, не очень-то одобряла замысел королевы. Наблюдая сейчас за ними, Фредегонда, помимо прочего, училась разбираться в чувствах людей, отличать тонкости в мотивах их поступков. Думала также о развилках судьбы, с которых жизнь может направиться любым путем. Сейчас они стояли на таком развилке.

А между тем, Кримхильда истово стремилась верить, что медальон матери обещает ей счастье с супругом. Ведь не зря она видела в пламени алтаря себя беременной! Это видение пробуждало в ней страстное желание сделаться, наконец, настоящей женщиной, женой и матерью, исполнить свое земное предназначение. Вот почему она решилась на крайнюю меру, какую откладывала до сих пор, и пришла попросить у Теоделинды любовное зелье.

Но теперь они с принцессой-жрицей будто поменялись местами! Прежде сестра ее мужа сама предлагала ей подлить Хильдеберту любовное зелье, теперь же встретила ее просьбу с явным нежеланием.

- Ты поможешь мне, Теоделинда? - настойчиво попросила молодая королева. - Ведь ты сама раньше предлагала любовное зелье! Я не понимаю тебя! Разве ты не хочешь, чтобы твой царственный брат обрел со мной счастье? Не хочешь, чтобы у нас родился наследный принц Арвернии?

Жрица надвинула покрывало на глаза так, что оно затенило ее лицо. Ей не хотелось выдать печаль и беспокойство за жену брата, ибо для этих чувств у нее были свои причины. Не так давно Теоделинде тоже явилось видение сегодня утром в храме, во время жертвоприношения. Она увидела своего царственного брата, одетого в траур. Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею. Однако даже ласка ребенка, идущая от души, не могла пробудить улыбку на суровом лице Хильдеберта, погруженного в вечную печаль...

Вот что заставило Теоделинду опасаться, что любовное зелье принесет Кримхильде несчастье. Хотя, как жрица, она понимала, что, если такова судьба молодой королевы, то от нее не уйти, и сами попытки ее избежать могут, напротив, способствовать ее исполнению. Но она, привязавшись к жене брата, подсознательно надеялась, что та откажется от любовного зелья.

Но, поглядев в глубокие синие, горящие воодушевлением глаза Кримхильды, что была вся устремлена в неистовом порыве, жрица поняла: нет, не откажется! И она, подавив глубокий вздох, а вместе с ним - тревожные предчувствия, осторожно проговорила:

- Я могу приготовить любовное зелье, ибо жрецы обязаны уметь помочь людям в любом затруднении. Но состав его очень сложен, и приготовление требует времени, тем более что его сила зависит от определенных фаз луны...

- Пусть будет так, - кивнула Кримхильда. - Я согласна подождать, сколько потребуется. Но надеюсь, мы приготовим зелье, чтобы мой муж любил и желал меня!

Разве могла Теоделинда, выросшая в тишине святилища, воспитанная жрицами с тихими голосами, привычными сдерживать свои чувства, противостоять Кримхильде, готовой смело бросить вызов ее матери, могущественной королеве Бересвинде?.. Она кивнула, понимая, что не в ее силах отсрочить неизбежное.

- Ладно, государыня сестра! Я сварю для тебя любовное зелье. А сейчас вознесем молитвы небесным богам, дабы они помогли вам исполнить ваши самые сокровенные желания и надежды.

Жрица указала своим гостьям на алтарь, где запах лилий, принесенных королевой, смешивался с еще более сильным ароматом сладких горючих смол. Сама Теоделинда, обратив вдохновенные глаза к небу, мысленно молилась о том, чтобы любовное зелье помогло, как надеется Кримхильда, и чтобы ее видение в пламени, внушавшее ей страх, никогда не сбылось.

Остальные дамы тоже сосредоточились на самом главном, чтобы их мысли легкокрылыми птицами вознеслись к престолам богов.

Кримхильда молила прекрасную Фрейю, Владычицу Сердец, чтобы Она помогла ей подлить Хильдеберту любовное зелье. Молодая королева твердила, что муж любит ее и хочет быть с ней, зелье только поможет ему не бояться себя и вытеснит из его памяти ту девушку, погибшую по его невольной вине. Если Фрейя поможет, Хильдеберт будет сжимать в объятиях только ее, Кримхильду, и думать о ней одной. Да пошлет им Хозяйка Ожерелья долгожданное счастье и детей, как подобает настоящей семье!

И Кримхильда, раскрасневшаяся, с горящими глазами, прикладывала одну руку к неистово бьющемуся сердцу, а другую - к животу, словно уже носила ребенка.

Ротруда между тем горячо молилась о своем сыне, Мундеррихе Хромоножке. Она просила, чтобы боги были милостивы к нему, чтобы хромота не помешала ее мальчику со временем получить достойное положение при дворе его отца, герцога Земли Всадников. А главное, пусть не омрачает ему жизнь душевная рана, созданная телесным увечьем! И еще, Ротруда видела боковым зрением стоявшую рядом Фредегонду, и молилась про себя, чтобы ее сын, так гордившийся дружбой с этой девушкой, не влюбился в нее по-настоящему. Кузина молодой королевы - славная девочка, но Ротруда материнским чутьем ощущала, что с ней не сможет быть счастливым ее бедный сын. Она слишком хороша, слишком ярка и сильна, к ней всю жизнь будут тянуться мужчины, и любовь к ней почти неизбежно разобьет Мундерриху сердце. И вот, мать молилась, чтобы ее сын избежал печальной участи.

Сама же Фредегонда, стоя у алтаря рядом с дамами, молилась так, как учила ее мать, Вультрагота, Чаровница Чертополох. Внешне оставаясь совершенно спокойной, она отпустила на свободу свою силу, доставшуюся от прародительниц-вейл. И та окутала своим покрывалом лежащую вокруг землю, проникла вниз, к корням деревьев и подземным источникам, а затем воспарила ввысь на птичьих крыльях, соединяя небо и землю. Вся эта земля, где ныне стояли замок и город Дурокортер, была наследием ее, Фредегонды, и она мощно отозвалась на ее призыв. Внучка вейлы чувствовала, как все вокруг исполнено силы, и сама испытывала подъем. Здешняя земля, изувеченная плугами, перегороженная каменными стенами, узнала в ней свою хозяйку и Хранительницу. Внучка вейлы готова была и дальше расти здесь, как у родника, копить силу гораздо большую, чем власть королей, учиться придворной жизни, чтобы пользоваться своим даром всегда уместно. Она чувствовала, что на этой земле сейчас происходят важные события. Она посылала ей тепло, словно невидимое пламя.

Подумав о том, что ей удалось добиться, Фредегонда преисполнилась воодушевления, но скрыла неуместную улыбку. И все же она по праву гордилась собой! Всего ща шестнадцать дней она, юная дева из Шварцвальда, стала фрейлиной молодой королевы и ученицей знаменитого Карломана Кенабумского! Прекрасное достижение для начала, и Фрадегонда просила богов лишь о том, чтобы они помогли ей и впредь идти вперед и познавать жизнь во всех ее проявлениях. Заручившись поддержкой Небесных Сил, она, естественно, и сама не собиралась бездействовать: ведь боги  помогают тем, кто сам помогает себе!

Что ж, у Фредегонды было все, чтобы добиться, чего пожелает: молодость, красота, обаяние, щедрая одаренность от природы, не говоря уж о волшебных свойствах, полученных от прародительниц-вейл, а также покровительство власть имущих... Жизнь покажет, куда приведет ее путь!



Конец первого тома! Но не нашего произведения!!!

[Convollar]

Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею.

Значит, девочка, а нужен наследник. И смерть Кримхильды или не Кримхильды? Печально.
Спасибо авторам за труд, возможно когда-нибудь мы увидим ожившего Карломана.

[katarsis]

Вот Бересвинда-то не знает, что мальчика собираются зельем опоить
Но Хильдеберт жену любит, т.ч. всё должно быть нормально. Надеюсь. Если бы ещё не видение Теоделинды... И она считает, что оно связано с зельем. Да и ласточка, помнится, что-то совсем не оптимистичное насчёт Кримхильды чирикала. Это всё, конечно, настораживает, но хотя бы эта неопределённость в положении Кримхильды закончится: ни то жена, ни то кто.
Честно говоря, я надеялась, что к концу этой части Карломан, наконец, очнётся. Но уж в следующей-то должен Я вот тут подумала, может и неплохо, что король хочет похоронить дядю по арвернскому обычаю. Это, с одной стороны, конечно, глупость несусветная, но ведь неизвестно, когда Карломан сможет очнуться. Если запоздает, то из гробницы-то выбраться всяко проще, чем из пепла восстать.

[Артанис]

Сейчас пока мы отдыхаем от основного произведения, но зато я постараюсь написать кое-что из предыстории наших героев, если кому-то интересно узнать. Возможно, со временем мы выпустим целый цикл рассказов о наших героях, что не влезает в основное произведение.
Вот, например - начало любви юных тогда Карломана и Альпаиды! Замысел нынешнего рассказа принадлежит эрэа Менестрель.

Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Он играл с девочкой лет трех-четырех, которая ластилась к нему, и, сидя на руках у отца, обнимала его за шею.

Значит, девочка, а нужен наследник. И смерть Кримхильды или не Кримхильды? Печально.
Спасибо авторам за труд, возможно когда-нибудь мы увидим ожившего Карломана.

Возможно, что наследника придется ждать все-таки от Хильперика с Бертрадой (как последняя и мечтает).
Надеюсь, что со временем все расскажем, как там сложится! Ожившего Карломана всем хочется!
А пока вот, в ближайшие дни почитайте об его юности, пожалуйста.

Вот Бересвинда-то не знает, что мальчика собираются зельем опоить
Но Хильдеберт жену любит, т.ч. всё должно быть нормально. Надеюсь. Если бы ещё не видение Теоделинды... И она считает, что оно связано с зельем. Да и ласточка, помнится, что-то совсем не оптимистичное насчёт Кримхильды чирикала. Это всё, конечно, настораживает, но хотя бы эта неопределённость в положении Кримхильды закончится: ни то жена, ни то кто.
Честно говоря, я надеялась, что к концу этой части Карломан, наконец, очнётся. Но уж в следующей-то должен Я вот тут подумала, может и неплохо, что король хочет похоронить дядю по арвернскому обычаю. Это, с одной стороны, конечно, глупость несусветная, но ведь неизвестно, когда Карломан сможет очнуться. Если запоздает, то из гробницы-то выбраться всяко проще, чем из пепла восстать.

Да уж, если бы Бересвинда узнала, точно бы прикончила Кримхильду.
Да она и так может. Не исключено, что молодой королеве следует прежде всего опасаться все-таки свою свекровь. А любовное зелье, если и сыграет роль, то очень косвенную.
Возможно, что она все-таки сумеет заполучить себе семейное счастье.
Нам бы тоже очень хотелось окончить эту часть воскрешением Карломана. Но каждая часть у нас состоит из 30 глав, а событий здесь накопилось столько, что втиснуть все в такой лимит невозможно. Приходится переносить дальше.
Вроде как, он сам обещал, что достаточно восстановится, чтобы придти в себя, уже к церемонии вложения меча. Так что до похорон, хоть по какому обряду, не должно дойти.
Чтобы восстать из пепла, ему бы потребовалось стать фениксом. Однако из каменной гробницы тоже нелегко выбраться. Это не говоря о том, что тела высокопоставленных особ, которых собирались перед похоронами сперва выставлять на всеобщее обозрение, да еще куда-то везти, обычно бальзамировали... Потрошили, стало быть...
В общем, лучше ему пораньше придти в себя. Надеюсь, так и получится, а мы сможем обо всем написать!


Первый поцелуй (начало)

По обычаям арвернов, в шестнадцать лет граф Карломан Кенабумский был признан совершеннолетним. Он приехал в свой личный удел, в недавнем прошлом - столицу королевства, чтобы вступить в свои права. Точнее, совершеннолетие его минуло еще зимой, в горнунгмонате месяце, но он приехал в Кенабум лишь в виннемонате, поскольку постигал науки и ратное дело у своего дяди и наставника, маршала запада, принца Дагоберта Лиса. Теперь тот приехал вместе с племянником. К удивлению тех, кто хуже знал Карломана, но зато к немалой гордости самого Дагоберта и отца юноши, наследного принца Хлодеберта Жестокого, Карломан сам попросил дядю сопровождать его. Молодого человека вовсе не тяготила опека наставника, как бывает с излишне самонадеянными юношами. Напротив, он хотел показать дяде, что в самом деле способен управлять владениями самостоятельно. В случае же затруднений он рассчитывал на его совет, как более опытного человека.

Вместе с Дагобертом приехали в Кенабум и его старшие дети, Альпаида и Хродеберг. Брат и сестра с детства дружили с Карломаном, а в последний год, что он прожил у них в замке, эта взаимная привязанность окрепла еще больше. Двое молодых людей и девушка вместе катались верхом, играли в мяч и другие подходящие их возрасту игры, охотились, или просто увлеченно беседовали о чем-нибудь. Диапазон их тем был необычайно широк - от древних легенд о богах и героях до отношений людей и альвов, от сравнения работ различных художников и ваятелей, виденных ими при дворе, до отношений Арвернии с соседними государствами, осколками бывшей истории Карломана Великого, от самой глубокой древности, уходящей корнями в Погибшую Землю до той истории, что творилась у них на глазах.  И надо сказать, что Альпаида своим образованием и тонким знанием мировых проблем нисколько не уступала юношам. В отличие от многих молодых девиц, даже самых знатных, она не только имела возможность неограниченно учиться, но и очень любила узнавать новое, обращаясь мыслью выше большинства своих сверстниц, которые и в высшем кругу мечтали больше всего об удачном замужестве. Вот почему и самой Альпаиде интереснее было общество ее брата и кузена Карломана, и они радовались, когда она сопровождала их. Эта троица была фактически неразлучной. Когда Карломан и Хродеберг вместе с другими воинами надевали доспехи и выезжали на ристалище, чтобы тренироваться, как подобало будущим рыцарям, Альпаида, разумеется, не вооружалась сама, не имея склонности к воинской жизни. Но зато всегда была самой горячей зрительницей их рыцарских тренировок, и взоры ее блестящих глаз сопровождали каждый метко нацеленный удар. Причем следует отметить, что кузену она всегда сопереживала не меньше, чем родному брату. Часто, особенно в последнее время, Карломан ловил на себе ее взволнованные взоры. И каждый раз, как он их замечал, у него прибавлялось сил, руки сами нацеливали меч или копье, а доспехи казались ему совсем невесомыми. И, когда Карломан видел с коня Альпаиду за оградой ристалища, его сердце начинало биться чаще, и особенно хотелось тогда превзойти на воинских состязаниях всех.

День начинается сразу за другим днем, и год за годом - без всякого перехода. Кто назовет день, когда детство сменится юностью?.. Так и чувства людей взрослеют, развиваются вместе с ними, незаметно, словно бы сами по себе. И никак не уловишь, когда дружеская и родственная привязанность переходит в нечто большее, как нежную весну сменяет жаркое лето.

Карломан, будучи бисклавре, умел читать в людских сердцах, чего человеческие юноши в его годы, как правило, не могут. И его радовало, когда он замечал особое волнение Альпаиды, обращенное к нему. Сам он тоже начинал смотреть на кузину другими глазами. Беседы с ней были так же занятны и остроумны, как прежде, и она никогда не стеснялась высказать кузену свое мнение, даже если не соглашалась с ним. Но, помимо того, Карломан заметил, что за последние год с небольшим его кузина выросла в очень красивую девушку. Ее прежде угловатая, как у мальчишки, фигура обрела женственные очертания, длинные тонкие руки и ноги в меру пополнели, и даже походка ее изменилась, став изящной, отточенной учителями танцев. Лицо Альпаиды - тонкое, даже чуточку резковатое, с острым носом, как у всех детей Дагоберта, - тоже сделалось заметно взрослее и гораздо красивее. Когда же она улыбалась Карломану, у него начинало горячо биться сердце. Как-то он застал кузину в ее покоях, когда служанка расчесывала ей волосы, и поразился, какие они густые и длинные. как падают ей на плечи и на спину, точно тяжелые струи ливня. И до сих пор перед его глазами стояли волосы Альпаиды, и ему хотелось провести ладонью по их гладкому шелку. Но и, когда она заплетала их в косы или укладывала в высокую прическу, становясь совсем взрослой дамой, эти черные волосы, выгодно оттенявшие белизну ее кожи, притягивали взгляд ее кузена.

С каждым днем Карломан и Альпаида нуждались друг в друге все больше. Но в свои шестнадцать лет оба владели собой настолько хорошо, что не выдали своих чувств ни друг другу, ни окружающим. Продолжали вести себя совершенно по-прежнему, как брат и сестра. Разве что родители Альпаиды, принц Дагоберт и принцесса Герберга, были достаточно проницательны, чтобы разглядеть взаимное влечение молодой пары, может быть, даже раньше них самих, в силу своего опыта. Но, не упуская их из виду, не препятствовали развитию отношений. Родители Альпаиды понимали, что их дочь сможет быть счастлива лишь с человеком, не уступающим ей умом и образованием, который будет не только любить ее - этого еще мало! - но и уважать. Что ж, возможный брак с кузеном, хоть и внебрачным сыном Хлодеберта Жестокого, зато наделенным блестящими способностями и уже в юности получившим титул графа Кенабумского, был достойной партией для урожденной принцессы крови. Хоть пока об этом не заходило речи, но в благородных семействах о будущем своих детей задумываются рано.

Но вот, теперь Карломана Кенабумского ждал сам Кенабум, сперва - древний город "детей богини Дану", а затем - столица Арвернии до недавних пор. Теперь он был вторым городом королевства, а во многих вопросах все еще оставался первым. В Кенабуме продолжали короноваться короли, и предполагалось, что здесь же они и их родичи будут по-прежнему обретать вечный покой в усыпальнице при великолепном древнем святилише. Здесь был похоронен кузен Карломана, Хильдеберт Потерянный Принц. Здесь же находилась и пустая гробница его старшего брата Хлодиона, меж тем как тело его сожгли в Арморике по обычаю "детей богини Дану". Этот город про себя наверняка затаил обиду за то, что был оттеснен на второй план. Двуплеменный и двуязычный город, стоящий на широкой реке Леджии - Быстротечной.

Проживавшие в Кенабуме "дети богини Дану" встретили юного графа с неподдельной радостью: ведь он был сыном их королевы, Гвиневеры Армориканской, танистом их древнего народа! Они устроили Карломану торжественную встречу при въезде в город, приветствовали, стоило ему появиться на улицах. Для них было счастливым знамением, что после многих столетий владычества завоевателей, Кенабумом, наконец, станет владеть потомок Матери Богов, пусть и арверн по отцу.

Сложнее было с арвернской половиной населения, которая только еще приглядывалась к своему молодому графу. Поселившись в Кенабумском замке со своими родными и приличествующей свитой, Карломан каждый день принимал городских советников, магистратов, глав ремесленных цехов, жрецов и множество всякого люду, а также местную знать, недостаточно влиятельную, чтобы переселиться вместе с королевским двором в Дурокортер, однако пользующуюся определенным положением на своем месте. Все эти люди спешили к нему с поздравлениями, просьбами, советами, жалобами друг на друга, и во всем этом хаосе предстояло разобраться шестнадцатилетнему юноше, добившись, чтобы никто не ушел обиженным. Со всеми ему предстояло перезнакомиться и в кратчайшее время составить верное мнение о каждом, чтобы определить, как и с кем следует держаться.

В Кенабумском замке не было отбоя от гостей. Казалось, он вновь стал королевской резиденцией и собрал вокруг себя всю жизнь вокруг. Чуть ли не каждый час приезжал кто-нибудь из местной знати, чтобы принести оммаж новому графу. Карломан принимал их, прислушивался и приглядывался, в чем особенно помогали способности бисклавре, и терпеливо вникал во все важные дела. А также обязан был вести себя, как подобает радушному и щедрому хозяину: устраивал великолепные пиры, балы под стать королевским, рыцарские турниры, на которых сразу завоевал уважение всех местных рыцарей и симпатии дам, а также охоты, с соколами и на крупную дичь. В глубине души Карломан недолюбливал охоту, особенно после того, как при этом погиб его старший брат Хлодион. Да и само по себе вторжение шумных толп людей в заповедные лесные чащи, напрасные убийства множества животных претило сыну королевы оборотней. Однако, как граф Кенабумский, он обязан был устраивать охоты для своих новых подданных, а потому выполнял их ожидания.

Такая жизнь, на первый взгляд почетная и полная развлечений, на самом деле могла вымотать даже оборотня. Вечерами, когда усталый Карломан оставался со своими родными наедине, он докладывал дяде Дагоберту об успехах минувшего дня. Маршал обычно присутствовал на всех мероприятиях своего племянника, не показывая людям, что думает. Лишь в некоторых особых случаях делал ему незаметные знаки, каких больше никто не знал. Наедине же вечером дядя в разговоре с племянником подробно разбирал все события минувшего дня. По большей части хвалил его, ибо Карломан во всех случаях действовал с присущим ему умом и тактом. Но изредка указывал на ошибки, как было условлено с отцом Карломана, принцем Хлодебертом. Поскольку оба они возлагали на Карломана огромные надежды, обращались с ним требовательно, как и во время его обучения. Ибо, чем больше дано живущему, тем больше с него спросится.

Обычно при этих беседах дяди с племянником присутствовали и дети Дагоберта. Хродебергу полезно было вместе с кузеном поучиться государственным делам. Что же касается Альпаиды, то она обычно тоже чутко прислушивалась и, забравшись с ногами в любимое кресло, время от времени бросала на кузена взгляды из-под ресниц, исполненные сочувствия. Она понимала, что Карломану, совсем молодым получившему одно из самых крупных владений в Арвернии, приходится нелегко. И он замечал ее сочувствие и мысленно благодарил кузину. А, прежде чем покинуть покои, проходил рядом с Альпаидой и украдкой касался ее руки в знак благодарности. Девушка же потом пыталась понять, что значит его прикосновение - одну лишь дружескую благодарность или нечто большее?..

Но однажды вечером юный граф Кенабумский, проводив задержавшихся гостей, ушел один через весь сад, к самой реке. Ему пришлось вести переговоры с послами братства Донара из святилища в Серебряном Лесу, что также лежало на его земле. Они привезли молодому графу подарки и заверяли в своей дружбе, однако Карломану неприятно было иметь дело с этими людьми. Он слишком хорошо знал, сколько крови альвов и людей они проливают по всей Арвернии, пользуясь неограниченным доверием короля, под предлогом борьбы с нечистью. Ему также известно было, что за последние пару лет во владения донарианцев перешли много окрестных земель. Часть из них были отняты, а их владельцы истреблены по обвинению в содействии альвам. Другие местные помещики откупались от преследований ценой своего имущества. Карломану противно было даже разговаривать с этими людьми, однако он понимал, что, как племянник короля Хильдеберта Строителя, обязан соблюдать нормы приличия.

Он выдержал все, но, проводив гостей, ушел прочь, никого не предупредив. Хотелось глотнуть свежего воздуха, потому что Кенабумский замок вдруг стал для него душным. Карломану, как и его матери, Гвиневере Армориканской, не годилось жить в клетке. Хотелось умыться прохладной водой и вдохнуть аромат трав, чтобы почувствовать себя по-настоящему живым.

Все дальше удаляясь в глубь сада резкой, раздраженной походкой, совсем не похожей на его обычные плавные движения, Карломан вдруг почувствовал волчьим чутьем, что совсем рядом кто-то есть. Кто-то прошел здесь чуть раньше него. Он прислушался к своим ощущениям и поразился: Альпаида! Оказывается, он шел по ее следам. Предвидела ли она его желание, или это он подсознательно направился туда, где встретится с ней?..

Он застал ее, грациозно пробирающуюся сквозь заросли ив на пологом речном берегу. Она обернулась к нему, сама похожая на дух стройного деревца - тонкая и гибкая, в серебристо-сером домашнем платье, без пышных юбок. Стоило ей увидеть юношу, и лицо ее озарилось счастливой улыбкой.

- Это ты, Карломан? - радостно проговорила она.

- Это ты, Альпаида? - эхом отозвался юноша, радуясь в глубине души, что не будет сейчас один. Стоило ему увидеть Альпаиду, и его раздражение улеглось, даже походка стала обычной, и он сумел улыбнуться кузине. Что ему какие-то мрачные донарианцы, когда она рядом, и радуется ему?..

Ни ему, ни ей не хотелось в этот миг разговаривать. Просто молчать, чувствуя присутствие друг друга, идти рядом, плечом к плечу, наслаждаться окружающей природой и знать, что твой спутник разделяет это наслаждение с тобой, было сейчас для них само по себе очень важно. Они шли по берегу реки и порой, переглядываясь, улыбались друг другу и сами не зная чему.

Был виннемонат, Месяц Любви, и вся природа, обновившись, щедро праздновала весну. Листва на деревьях и кустах сочно зеленела, еще не покрывшись летней пылью. В тени под деревьями в саду расцветали лиловые фиалки, а в низинах по берегу реки - королевские ирисы. В кустах вокруг пели соловьи. Медленно бредя по берегу, Карломан и Альпаида сосчитали двенадцать пернатых певцов, словно те состязались перед ними в искусстве и силе голоса, пригласив их в судьи. И свистели соловьи, как невидимые флейты, и клокотали, и звенели, словно полтысячи хрустальных бус рассыпали по речной глади, так что мурашки бежали по коже.

Ни Карломану, ни Альпаиде не хотелось беседовать сейчас. Хотелось только слушать волшебные голоса птиц, чтобы на всю жизнь унести с собой эту весну, и речную прохладу, и соловьиные голоса, и присутствие самого любимого человека рядом. Чтобы на всю жизнь сохранить это воспоминание, что бы ни ждало их в будущем.

А впереди, склонив отягощенные цветами ветки к самой воде, цвел жасмин, и его крупные белые звездочки струили упоительный аромат. Не сговариваясь, Карломан и Альпаида направились к нему.

[Menectrel]

Пояснение к состоянию Карломана: (Википедия)
Очень редкое сердцебиение и частота дыхания. Кожные покровы бледные.

Летарги́я (др.-греч. λήθη — «забвение», и ἀργία — «бездействие») — болезненное состояние, характеризующееся медлительностью, вялостью, усталостью. Летаргический сон в общепринятом его понимании является выдуманным состоянием и описан только в художественных произведениях. От комы якобы отличается тем, что организм больного поддерживает жизненные функции органов и не находится под угрозой смерти.

Состояние Карломана, тело которого восстанавливалось после потери крови и страшной раны: Анабиоз. Человек находится в состоянии замедленного метаболизма, где все физиологические и биохимические процессы замедляются, при этом затраты на энергию для осуществления этих процессов становятся минимальным.

Состояние Карломана поддерживали специальными амулетами: Искусственная Кома. Тем не менее известно, что человеческий организм не может длительное время обходиться без воды и пищи, поэтому поддержание жизнедеятельности без медицинского вмешательства в длительном бессознательном состоянии невозможно.

Т.е. даже после Церемонии Вложения Меча "пациент" еще какое-то время может быть живым. В эти "агональные" часы обычно у смертного одра собираются родные и близкие....
Т.е. жрецы и лекаря должны "констатировать" смерть Карломана. Только потом они призывают служителей Хель для бальзамирования и прочих погребальных процедур....


Случайное погребение человека, находящегося без сознания или в летаргическом сне, встречалось довольно редко, и не всегда дело доходило до самого погребения.

К примеру, в 1344 году итальянский поэт Франческо Петрарка впал в летаргию, был сочтён мёртвым и пролежал в таком качестве 20 часов. В соответствии с итальянскими законами того времени умершего полагалось похоронить в течение суток после его смерти, но Франческо пришёл в себя, шокировав этим присутствовавших. После этого случая Петрарка прожил ещё почти 30 лет.

Ещё в 1772 году герцог Мекленбургский ввёл обязательную отсрочку похорон до третьего дня после смерти для предотвращения возможного погребения заживо. Вскоре эта мера была принята в ряде стран Европы, и её одобрил философ Мозес Мендельсон.


Своего рода легендой стала жительница Манчестера Ханна Безуик, богатая англичанка, испытывавшая патологический страх ошибочного погребения зажив (причём у неё были для этого основания: её брата по ошибке чуть не похоронили заживо). В соответствии с завещанием тело Ханны Безуик после её смерти в 1758 году было забальзамировано и более ста лет сохранялось без погребения «для периодической проверки на наличие признаков жизни». За время своего существования мумия Ханны Безуик приобрела широкую известность под названием Манчестерская мумия, несколько десятилетий являлась экспонатом музея Манчестерского общества естествознания. Лишь в 1868 году, после признания Ханны Безуик «безвозвратно и несомненно мёртвой», её тело было наконец предано земле.

Считается, что при современном уровне медицины в развитых государствах ошибочное погребение заживо исключено полностью. Случаи неверного установления смерти — как правило, вследствие безграмотности обывателей или ошибки врачей — периодически фиксируются в разных точках Земли в XXI веке.

В 2003 году 79-летний итальянский пенсионер Роберто де Симоне был признан врачами умершим и доставлен родственникам для похорон. Когда уже всё было готово к траурной церемонии и должны были закрыть гроб, Симоне открыл глаза и попросил воды.


В 2007 году врачи дублинской клиники Mater Hospital ошибочно признали мёртвым 30-летнего пациента и отправили его в морг. Ошибку в диагнозе обнаружили служащие морга, прибывшие, чтобы забрать тело.

В ноябре 2007 года жителя американского города Фредерик, штат Техас, 21-летнего Зака Данлэпа объявили мёртвым (Не было Мозговой Активности - СМЕРТЬ МОЗГА) в больнице города Уичита Фоллз, куда он был доставлен после автомобильной аварии. Родственники уже дали согласие на использование органов молодого человека для трансплантации, однако во время церемонии прощания он неожиданно очнулся.


В январе 2010 года 76-летний Йозеф Гузь из Катовице, Польша, чуть не оказался погребённым заживо. Врач официально констатировал смерть. Но перед закрытием крышки гроба похоронный агент случайно прикоснулся к шее «покойного» и обнаружил биение пульса.

18 февраля 2010 года в колумбийском городе Кали «мёртвая» 45-летняя женщина вдруг начала дышать и двигаться, когда сотрудники похоронного бюро готовили её к погребению.

23 декабря 2011 года в Симферополе ошибочно привезённый в морг мужчина пришёл в себя во время репетиции группы, которая играла музыку в стиле heavy metal. Группа репетировала в морге по договоренности с руководством. По утверждению музыкантов, в этом заведении была подходящая атмосфера, и шум не причинял никому беспокойства.

[katarsis]

Чтобы восстать из пепла, ему бы потребовалось стать фениксом. Однако из каменной гробницы тоже нелегко выбраться. Это не говоря о том, что тела высокопоставленных особ, которых собирались перед похоронами сперва выставлять на всеобщее обозрение, да еще куда-то везти, обычно бальзамировали... Потрошили, стало быть...

Эх! Куда ни кинь - всюду клин  Ему, явно, стоит поторопиться.

Своего рода легендой стала жительница Манчестера Ханна Безуик, богатая англичанка, испытывавшая патологический страх ошибочного погребения зажив (причём у неё были для этого основания: её брата по ошибке чуть не похоронили заживо). В соответствии с завещанием тело Ханны Безуик после её смерти в 1758 году было забальзамировано и более ста лет сохранялось без погребения «для периодической проверки на наличие признаков жизни». За время своего существования мумия Ханны Безуик приобрела широкую известность под названием Манчестерская мумия, несколько десятилетий являлась экспонатом музея Манчестерского общества естествознания. Лишь в 1868 году, после признания Ханны Безуик «безвозвратно и несомненно мёртвой», её тело было наконец предано земле.

Так если её выпотрошили, каких они ещё хотели признаков жизни?

Начало любви Карломана и Альпаиды увидеть, конечно, интересно. Да и вообще, на молодого Карломана посмотреть и молодую Альпаиду. Полные жизни - не то, что сейчас!

[Артанис]

Благодарю всех, кто читает! И всех с Днем Победы!

Начало любви Карломана и Альпаиды увидеть, конечно, интересно. Да и вообще, на молодого Карломана посмотреть и молодую Альпаиду. Полные жизни - не то, что сейчас!

Теперь будем знать, как у них все складывалось! Может быть, еще узнаем интересные страницы из прошлого наших героев.
"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном. А так-то, они для своих лет сохранились еще очень хорошо. Но да, поглядеть на них в юности было приятно.

Первый поцелуй (окончание)

Взявшись за гибкие ветви жасмина, Альпаида принялась срывать самые тонкие из них, чтобы сплести себе венок из его крупных ароматных цветов. Карломан стал с готовностью помогать кузине.

Доставая свисающие к воде ветки, девушка чуть не склонилась вместе с ними вниз. Карломан вытянул руки, собираясь поддержать ее, если потребуется.

- Тебя поймать? - осведомился он, чувствуя, как рядом с Альпаидой постепенно проходит угнетавшее его напряжение. Как хорошо, что кузина рядом с ним!

Она обернулась, держа в руках сорванные ветки жасмина. Стояла всего в шаге от берега реки, но уверенно держала равновесие, хоть и только что чуть было не повисла над водой.

Карломан залюбовался тонкой, гибкой фигурой девушки. Не желая смущать ее, он отвел глаза. И, взяв из ее рук цветущие жасминовые ветки, принялся сплетать из них венок. Он делал его более высоким впереди, так что получилась настоящая диадема, с самыми крупными и красивыми цветами впереди.

Альпаида, увидев его работу, удивленно проговорила:

- Что это ты делаешь, кузен Карломан?

- Корону для тебя, что будет тебе к лицу, - отозвался юноша, ловко сплетая тонкие веточки жасмина.

Закончив свою работу, он возложил корону на голову кузине и залюбовался произведенным впечатлением. Глаза Альпаиды, увенчанной жасминовой диадемой, горячо блестели, на губах сияла чарующая улыбка.

- Ой, да зачем мне такой подарок? - лукаво спросила она с придыханием, изменившимся голосом. Но вдруг, будто что-то почувствовав, выпрямилась, горделивая, как настоящая принцесса. - Благодарю тебя, дорогой кузен!

Карломан залюбовался ею и подумал про себя, что Альпаида в своем цветочном венке выглядит и красивее, и царственнее, чем жена его старшего брата, принцесса Бересвинда. И уж точно, она гораздо приветливее нее!

Альпаида подошла ближе и ласково коснулась его руки.

- У тебя усталый вид, Карломан! День был нелегкий?

Юноша вздохнул.

- Да, нелегкий! Вся политика - сплошное искусство компромиссов... Но как же бывает порой трудно скрывать отвращение к тем же донарианцам!

Кузина сочувственно взглянула на него.

- Я понимаю тебя, кузен! Но ведь не твоя вина, что братство Донара взяло в Арвернии такую власть. Даже будучи графом Кенабумским, ты не сможешь их победить - по крайней мере, сейчас. А, чтобы со временем набрать большую силу, тебе лучше держаться скромно - до тех пор, как придет твой час. А я уверена, он придет! И не только я, но и мой отец, и твой тоже, убеждены, что тебя ждет великолепное будущее!

Карломан с восхищением взглянул на кузину. Альпаида говорила так же рассудительно, как ее отец, Дагоберт Лис, и юноше очень приятно было, что она понимает и поддерживает его.

Ему хотелось смыть с себя всю скверну, что, может быть, могли принести с собой донарианцы. Он спустился к реке и трижды умылся, а затем вымыл руки. Альпаида ждала его. Кузен повернулся к ней с совсем другим лицом, исполненный признательности, и, пожалуй, некоего более глубокого чувства, пока лишь отчасти осознаваемого.

- Благодарю тебя, Альпаида, что ты со мной, и понимаешь меня во всем!

Он шагнул навстречу, и девушка придвинулась тоже, протягивая ему руку. Она взволнованно раскраснелась, и сам Карломан чувствовал в ответ, как горит его лицо, как вдруг горячо забилось сердце рядом с Альпаидой. И, шагнув еще ближе, услышал, как ее сердце бьется в унисон, увидел светлый блеск ее глаз.

Не задумываясь более, Карломан обнял Альпаиду и поцеловал в приоткрытые горячие губы. Девушка, в свою очередь, вскинула руки ему на плечи. Она словно таяла в объятиях кузена. Дочь Дагоберта затаила дыхание. У нее подогнулись ноги, и она оперлась спиной на тонкий стволик жасмина, зная, что Карломан ее не отпустит.

Он качнулся назад вместе с ней, и они вместе нырнули в пьянящий аромат, настолько сладкий, что кружилась голова. Но сама их пробуждающаяся любовь, первые чувственные прикосновения пьянили обоих сильнее запаха жасмина. Они продолжали целоваться, не в силах отпустить друг друга. Карломана окрылила великая радость, как всякого юношу, которому дарит себя любимая. Он чувствовал, что Альпаида обнимает его так же крепко, как и он ее, и совсем не хотел выпускать ее из объятий. Они с кузиной были молоды и счастливы, они любили друг друга, - чего еще им было желать? И Карломану на одно томительное мгновение захотелось, чтобы они с Альпаидой забыли обо всех условностях, как его сородичи, бисклавре. Река, и цветущий жасмин, и соловьиные трели, и виннемонат* - Месяц Любви, сами повенчали их...

Однако сын Гвиневеры Армориканской всю жизнь учился держать себя в руках. И Альпаида была истинной принцессой крови. Ни он, ни она не могли настолько забыться, даже в объятиях друг друга. В одно и то же мгновение они отстранились, тяжело дыша и переглядываясь пылкими взглядами. При этом они продолжали держаться за руки, протянутые друг другу.

- Я люблю тебя, Альпаида! - еще никогда Карломан не тревожился так, даже назначение в Королевский Совет и приезд в Кенабум ничего не значили в сравнении с первым поцелуем! - Но я слишком уважаю тебя и твою семью, Альпаида. Я не могу оскорбить тебя!

Девушка вторила ему, глядя прямо в глаза кузену, который, как она поняла, стал ей в одночасье дороже всех:

- Карломан, я люблю тебя! Я знаю, что смогу быть счастливой лишь с тобой. Но... Неизвестно, позволят ли нам пожениться...

Из груди Карломана вырвался тяжкий вздох.

- Ты права, любовь моя! Мы не должны спешить. Но, если только ты хочешь быть со мной...

- Я хочу! - горячо воскликнула Альпаида. - Мне нужен только ты, Карломан! Поверь, я не отступлюсь, не забуду тебя по своей воле!

Он поцеловал ей руки, как подобало рыцарю перед своей дамой. От Альпаиды исходила еще неведомая прежде сила, упорство и решимость. Его возлюбленная кузина все больше восхищала юношу. Ведь он был оборотнем, а у них волчица во всем равна волку, она сама принимает решения и отвечает за себя и за детей. Союз пары оборотней - всегда союз равных, они, как правило, заключали брак на всю жизнь. И Карломан мечтал о женщине, сильной и умной, верной, как волчица. И вот, Альпаида... Да это же она и есть, осенило Карломана, словно чей-то благодетельный голос произнес ему на ухо. Его кузина Альпаида - именно та, кто ему нужна. Она одна такая на свете. Другие, подобные ей, еще не родились!

- Если так, то я клянусь тебе, любовь моя: я сделаю все, чтобы добиться нашего брака!

Оба помолчали. Ведь они были еще очень молоды, и над ними обоими стояла воля их отцов, принцев крови. А над теми - власть их старшего брата, короля Арвернии, Хильдеберта Строителя.

Юноша и девушка снова обнялись, но уже не столько в страстном порыве, сколько утешая друг друга. Карломану понравилось, что Альпаида не плакала. Она умела владеть собой!

- Твой отец еще не наметил тебе невесту? - поинтересовалась Альпаида, тревожно глядя ему в глаза.

Карломан покачал головой.

- Нет. Я верю, отец не обречет меня жить с нелюбимой, ведь он сам всю жизнь любит мою мать, а не свою супругу. И матушка тоже благословит нас, поскольку она всегда любила тебя, как родную дочь... А вот отдаст ли дядя Дагоберт тебя за меня замуж? - произнес он с тревогой.

Девушка призадумалась.

- До сих пор отец ничего мне не говорил... Но я постараюсь убедить его, что мне нужен лишь ты! Не так уж важно замужество дочери младшего из братьев короля... Лишь бы сам король не вздумал просватать тебя или меня за кого-нибудь!

Оба помолчали, не смея поручиться за будущее. Ибо уже давно никто не мог с уверенностью сказать, что придумает их царственный дядя, Хильдеберт Строитель, так сильно изменившийся (и не к лучшему) после смерти своей жены, королевы Брониславы-Брунгильды, и единственного сына, Хильдеберта Потерянного Принца, якобы погубленного вейлами.

- Все равно! - Карломан встряхнул головой, и его зеленые глаза ярко вспыхнули. - Самое главное - что мы с тобой любим друг друга! Я найду удачный момент, когда дядя Дагоберт будет особенно доволен мной, и сумею убедить его благословить наш с тобой брак. Затем уже напишу отцу, и, если родители станут нашими союзниками, они помогут убедить короля. Если потребуется, мы попросим посредничества у моего названого деда, коннетабля, принца Сигиберта, которого почитает сам король. Мы будем вместе, верь мне, Альпаида!

- Я верю! - вздохнула девушка, вновь позволяя себя поцеловать. Впрочем, на этот раз поцелуй был целомудренный, в щеку. Зато Карломан позволил себе провести ладонью по ее волосам, черным и гладким, как шелк. На мгновение прикрыл глаза, мечтая, как станет касаться ее волос, распустив их по плечам, когда станет ее мужем. Ибо он твердо решил, что только с Альпаидой желает прожить всю жизнь. Юноши бисклавре взрослеют не только телом, но и умом раньше, чем большинство людей.

Когда она вдвоем вернулись в замок - Альпаида с благоухающей жасминовой диадемой в волосах, Карломан - воодушевленный, будто за спиной у него распахнулись крылья, - уже наступал вечер. Они простились на крыльце, в последний раз сжав друг другу руки. И расстались, запечатлев в сердце облик друг друга навсегда.

Несколько дней юноша и девушка прилагали все силы, чтобы никто не узнал их тайну раньше времени, и посему вели себя чуть сдержаннее, чем обычно. Карломан же все эти дни был сумрачен, старался улучить момент, чтобы обратиться к Дагоберту. Но подходящего случая все не представлялось.

Но вот, однажды вечером маршал запада, как всегда, в красиво обставленных покоях обсуждал с племянником прошедшие переговоры с кенабумским дворянством. На диване рядом с отцом сидел Хродеберг, а чуть подальше, в любимом кресле - Альпаида, делая вид, будто читает древних агайских поэтов. Карломан же сидел напротив дяди и кузена в кресле.

Закончив говорить о делах, Дагоберт пристально взглянул на Карломана, так что тот почувствовал нечто важное. Затем, по-лисьи улыбнувшись, его дядя проговорил:

- Я послал письмо моему почтенному родственнику, коннетаблю принцу Сигиберту, прося его о посредничестве... в сватовстве моей дочери Альпаиды! - он пристально поглядел на юношу с девушкой, проверяя, как они поступят.

И Альпаида, и Карломан испуганно вздрогнули и переглянулись. Юноша едва сдержался, чтобы не вскочить и не метнуться к ней, не прикрыть собой, хотя бы и от ее отца.

А тот, последив за дочерью и племянником, сощурил глаза, не сомневаясь далее, что принял правильное решение. И проговорил, широко улыбнувшись им:

- Да, я просил достойного коннетабля, принца Сигиберта, быть посредником ради брака моей дочери Альпаиды и тебя, Карломан!

Раздался двойной изумленный возглас. Тут же Хродеберг подскочил, радостно глядя на кузена и сестру. А Карломан и Альпаида, вскочив и представ перед маршалом, чуть ли не в один голос обратилась к нему:

- О, батюшка! Неужели ты догадался, что мы любим друг друга?.. И ты... не возражаешь?..

- О том, что вас связывают не только родственные и дружеские чувства, можно догадаться, если прожил дольше, чем вы, - улыбнулся Дагоберт, вставая вслед за родичами. - И я благословляю вашу любовь! Для меня большая радость, что ты, Карломан, впредь будешь и моим сыном тоже, да и Альпаида не покинет нашей семьи!

Юноша и девушка, взявшись за руки, склонили колени перед Дагобертом, и он соединил их скрещенные руки, а потом дал знак подняться.

Тут же к ним подскочил Хродеберг. Издав пронзительный клич, он поцеловал сестру в щеку и по-братски обнял Карломана.

- Какое счастье, что вы решили пожениться! - с горячим чувством воскликнул юноша.

Карломан и Альпаида переглянулись  радостно и влюбленно. Они оба надеялись сохранить свое счастье на целую жизнь!

В следующие несколько месяцев молодой паре при поддержке их отцов и коннетабля Сигиберта удалось добиться высочайшего благословения на брак. Король Хильдеберт Строитель, пускай и нехотя, но все же позволил пожениться детям своих братьев, хотя он сам прочил женить Карломана на дочери норландского ярла, Рагнара Сына Ворона. Однако любовь молодой пары преодолела все препятствия.

Осенью в Кенабуме, в присутствии всей королевской семьи и множества знати из Арвернии и Арморики, Карломан с Альпаидой заключили помолвку. А уже в самом начале весны следующего года, когда обоим молодым исполнилось по семнадцать лет, они с еще более пышной церемонией отпраздновали свадьбу, достойную их высокого звания, в великолепном Кенабумском святилище. И ровно через девять месяцев после свадьбы у них родился первенец, Ангерран.



* Виннемонат - май.

[katarsis]

"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном.

Я это и имею в виду. Альпаида еле живая, Карломан вообще полумёртвый И когда он очнётся, они ещё не сразу в норму придут.
Так хоть тут посмотреть, какие они должны быть в нормальном состоянии

[Артанис]

Спасибо, эрэа katarsis!

"Не то, что сейчас" у них произошло из-за трагедии с Карломаном.

Я это и имею в виду. Альпаида еле живая, Карломан вообще полумёртвый И когда он очнётся, они ещё не сразу в норму придут.
Так хоть тут посмотреть, какие они должны быть в нормальном состоянии

Надеюсь, что они и в юности были достойны себя?
А также надеюсь, что мы еще увидим их в лучшем состоянии и в основном произведении.
Ну а сейчас - прошу узнать подробности о родителях Карломана!

Разлучённые Сердца (НАЧАЛО)
(февраль 766 года, Хлодеберт Жестокий\Гвиневера).
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Менестрель.

Тому, кто родился в королевской семье и обязан с юности и до самой смерти нести ответственность за судьбу государства, очень редко удается создать семью по взаимной любви. Гораздо чаще они вынуждены жениться и выходить замуж исходя из государственных интересов. Впрочем, и в таком браке может со временем придти супружеская любовь, если оба постараются сделать шаги друг к другу. Но гораздо труднее - если сердце одного из супругов уже несвободно, и в нем живет любовь к совершенно другому человеку.

Так произошло у арвернского принца Хлодеберта и его возлюбленной, прекрасной Гвиневеры Армориканской, королевы "детей богини Дану" и оборотней. Они полюбили друг друга с самой ранней юности, когда девушка жила при королевском дворе в Кенабуме, исполняя вассальный долг. По обычаям своего народа, она имела право сама распоряжаться своей судьбой, и со всей готовностью пылкой души стала возлюбленной своего избранника. Молодая пара попросила у короля Адальрика VII, отца Хлодеберта, разрешения на брак. Однако тот вместе со старшим сыном, принцем Хильдебертом,  рассудили, что женитьба второго принца на Гвиневере ничего не прибавит к могуществу Арвернии. Арморика давным-давно была ее вассалом, "дети богини Дану", скрипя зубами, платили налоги, и даже новых восстаний не устраивали при королеве Игрэйне и ее дочери Гвиневере. Арвернии же нужны были прочные союзы с окрестными королевствами, не уступающими ей в могуществе. Выбор пал на аллеманскую принцессу Радегунду, брак которой с арвернским принцем был взаимовыгоден обоим королевствам. Они подписали договор о помощи друг другу против общего противника - например, против издавна недоброжелательного Междугорья, или против Тюрингии, с которой не раз воевали аллеманы. Кроме того, старшая сестра Радегунды за несколько лет до того вышла замуж за наследного принца Адуатукии. Таким образом, новые родственные связи должны были скрепить политические обязательства.

Принц Хлодеберт вопреки своей воле женился на Радегунде, однако с Гвиневерой не расстался. Не ледяной надменной аллеманке было оттеснить страстную, любящую рыжеволосую и зеленоглазую красавицу. Получилось так, что законная жена и конкубина почти одновременно родили ему сыновей - Хлодеберта и Хлодиона.

И в дальнейшим принц ни от кого не скрывал любви к Гвиневере. На официальных мероприятиях он появлялся с женой, но почти все свободное время проводил с дочерью Игрэйны. Они обедали вместе, охотно танцевали на балах, порой уезжали на несколько дней в уединенное поместье. И днем, и ночью принц уделял своей возлюбленной гораздо больше времени, чем законной супруге.

Что до Радегунды Аллеманской, то она сразу была предупреждена, как обстоят дела. И, поскольку главной чертой ее характера была неукротимая гордость, она даже не попыталась завоевать любовь своего мужа, и сама не собиралась выражать ему никаких нежных чувств. Всю свою любовь она сосредоточила на родившемся сыне, маленьком Хлодеберте. И эта-то материнская любовь заставляла ее тревожно коситься на соперницу с ее Хлодионом. Она могла терпеть, что ее муж не отстает от Гвиневеры, но, думая о будущем, тревожилась: вдруг он захочет возвысить ее щенка наравне с законным сыном, ее Хлодебертом, а то и выше него?..

Но на третий год такой двойной жизни Гвиневера вновь забеременела, и все признаки вновь обещали сына. Этого уже не могла стерпеть Радегунда Аллеманская, ибо угроза для ее отпрыска удваивалась. Самой же ей все никак не удавалось заполучить мужа на супружеское ложе в подходящие дни, чтобы снова забеременеть.

Что ни говори о супруге принца Хлодеберта, но решительности ей было не занимать! Она обратилась к отцу и старшему брату своего супруга, прося их удалить "обнаглевшую фаворитку" вместе с ее потомством в Арморику, прочь от королевского двора. Угрожала, если этого не будет сделано, пожаловаться своим родным в Аллемании, что их семья в ее лице терпит пренебрежение по вине бесстыдных арвернов.

Радегунда умела убеждать, и к тому же была очень упорна. И сам король, в то время уже смертельно больной, и наследный принц Хильдеберт, решили, что им совсем ни к чему обострять отношения с Аллеманией. К тому же, и напряженность в будущем между единокровными братьями была чревата, пусть даже их отец и не наследник престола. А кроме того, проницательный король Адальрик просто опасался за Гвиневеру, которую любил, как родную дочь, тем более, что та сейчас носила его внука. Откажись он удалить ее, и мстительная Радегунда могла бы, пожалуй, избавиться от нее гораздо худшим способом.

И вот, когда Гвиневера Армориканская была уже на последних сроках беременности, в самые жестокие зимние дни, когда Арвернию заметал снег, ей пришлось уехать из Кенабума в Чаор-на-Ри. На прощание она получила благословение от немощного короля Адальрика, который велел назвать сына, которого она носит, Карломаном. Имя в честь прародителя было огромной честью для королевского рода, тем более что сын Гвиневеры был незаконным. И принцессе Радегунде довелось проглотить и эту горькую пилюлю, шипя от ярости (ну почему именем родоначальника не назвали ее сына?!) Ее утешало лишь то, что проклятая армориканская волчица и ее детеныши уезжают прочь, в метель и стужу. Вот только, как назло, ее муж тоже пожелал сопровождать свою конкубину до самых границ Арвернии. Это стало новой пощечиной для надменной аллеманки.

Поднявшись на башню над двором, Радегунда наблюдала, как ее муж уезжал вместе с Гвиневерой и ее свитой из "детей богини Дану". Видела, как он с великой осторожностью подсаживал в сани свою любовницу, как укутал ей ноги и округлившийся стан плащом из бобровых шкур, как взял из рук няньки трехлетнего Хлодиона и посадил его к матери. Все это вызывало у законной супруги не женскую ревность, нет, но страдания оскорбленной гордости, еще более жестокие. Ее муж вел себя так, будто ее и Хлодеберта вовсе не было на свете! От досады Радегунда кусала губы. Если бы соперницу не отослали, наконец, от королевского двора, она бы, верно, скоро попыталась ее отравить. Но в этом не было, к счастью, необходимости. Хлодеберт все равно вернется домой, и со временем Гвиневера и ее дети потускнеют в его памяти. Ему придется смириться, что его семья - здесь, рядом с ней, и его настоящий сын рожден ею, Радегундой Аллеманской!

А пока принц Хлодеберт уезжал вместе с любовью своей жизни навстречу снегу и метелям. Зима выдалась необыкновенно холодной и снежной, словно в древние времена, когда на земле еще властвовали ледяные великаны и обитали огромные мохнатые звери. Даже в короткий промежуток между ночами солнце почти не проглядывало сквозь белесый полог облаков, затянувший небо. Ветер завывал днями и ночами, как целая стая волков, развеивая целые тучи снега. Только опытные возничие могли в такую погоду прокладывать путь сквозь заметающие проезжий тракт сугробы. От всадников и коней требовалась вся выносливость, чтобы продолжать путь. И все же они двигались вперед.

Когда добрались до лежащего на граница Арвернии с Арморикой замка Тинтагель, Гвиневера почувствовала, что у нее начинаются роды. Путники попросили гостеприимства у владельцев Тинтагеля. Поскольку их семья происходила из "детей богини Дану", они сочли за честь принять свою королеву и уложили ее в собственных покоях. Там, спустя всего пару часов, под завывание вьюги появился на свет второй сын Хлодеберта и Гвиневеры. Как и просил его царственный дед, мальчику нарекли имя Карломан.

Спустя десять дней, когда метели улеглись, и мороз слегка смягчился, Гвиневера с детьми собиралась ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Собственно, и она, и младенец превосходно чувствовали себя и раньше. Ее порода не знала послеродовых осложнений. Но на всякий случай королева "детей богини Дану" решила подождать. А, кроме того, ей не хотелось так быстро прощаться с Хлодебертом. И он тоже тянул время, чтобы побыть хоть немного рядом с возлюбленной и сыновьями, которых она родила ему.

Вечером накануне того дня, на который Гвиневера назначила отъезд, Хлодеберт пришел к ней в покои. Она только что покормила новорожденного и теперь держала на руках, не спеша уложить в колыбель.

Покои были жарко натоплены, в огромном - быка можно изжарить, - камине уютно гудел огонь. Гвиневера с младенцем на руках, в тонкой льняной сорочке, сидела на кушетке, свесив босые ноги на ковер из медвежьей шкуры. У ее ног на скамейке сидел ее возлюбленный, принц Хлодеберт, сам отведя для себя это место. В детской, за дверью, их первенец Хлодион играл с детьми владетелей Тинтагеля, под бдительным присмотром нянек.

Гвиневера показала возлюбленному маленького Карломана. Он родился здоровым и крепким, с пушком черных волосиков.

- Погляди, как он похож на тебя! - сказала она Хлодеберту с улыбкой. - Больше, чем был Хлодион, когда родился. Все черты лица твои, и волосы тоже будут, как у тебя.

- Зато у него твои глаза, - заметил принц, разглядывая ярко-зеленые, в точности как у матери, глаза младенца. Обычно глаза у новорожденных мутные, их цвет определяется позже. Но у маленького Карломана с первого дня жизни глаза были материнские, за что, признаться, отец чувствовал к нему больше нежности, чем к своим старшим сыновьям.

Гвиневера с любовью поглядела на сына, покачивая его на руках.

- Ты ведь знаешь, он унаследует мой дар, - проговорила она, понизив голос.

Еще когда носила второго сына, королева оборотней безошибочно определила, что родится бисклавре, ибо для ее породы не было тайн ни в телах, ни в душах живущих. Своему возлюбленному она давно доверила тайну, которую вообще-то охраняла от большинства арвернов, не всегда ладивших с ши. Но вот захочет ли Хлодеберт, чтобы его сын превращался в волка и бегал по лесам?..

Но, к ее облегчению, он улыбнулся, хоть улыбка выглядела грустной. Впрочем, и ей сейчас не было весело...

- Значит, нашему Карломану будет и впрямь дано больше, чем обычным людям, как верно узнал мой почтенный отец! Я даже рад, что один из наших сыновей пойдет в твоих предков: было бы жаль, если бы кровь альвов совсем разбавилась человеческой. А ты, я уверен, сможешь воспитать его так, чтобы все, чем он наделен, шло лишь на пользу ему. И Хлодиона тоже.

Он, не отрываясь, глядел на нее и на сына, еще не сознающего, что его родители в эти мгновения прощаются навсегда. У Гвиневеры защипало глаза, хотя она плакала очень редко. Осторожно высвободив правую руку, она протянула ее Хлодеберту.

- Я обещаю воспитать обоих наших сыновей так, чтобы они любили тебя, своего отца, и чтили Арвернию наравне с Арморикой. Если ты пожелаешь, они вернутся к тебе, когда подрастут.

Из груди Хлодеберта вырвался тяжкий вздох.

- Они вернутся, но не ты, Гвиневера! Я всю жизнь буду любить одну тебя, а придется жить с аллеманской змеей, которая нас разлучила!

Гвиневера коснулась пальцем жесткой складки его губ, и он послушно умолк.

- Не оскорбляй принцессу Радегунду! Какая бы ни была, она - твоя жена, мать твоего наследника, и потому заслуживает уважения. Ей тоже было нелегко, знать про нас с тобой все это время...

Хлодеберт невесело усмехнулся.

- Моей жене нет дела до меня! Она вообще не способна любить никого, кроме своего сына. Единственное, о чем она мечтает - это власть. По сути, если бы она имела право по закону осуществлять власть самостоятельно, прекрасно обошлась бы без мужа и даже без детей, быть может.

Королева-бисклавре понимала, что он сейчас во власти предубеждения, и проговорила:

- Постарайся помириться со своей женой, любовь моя! Уж если тебе с ней никак не расстаться, лучше нести совместные узы с добром друг к другу, а не со злом. Быть может, и Радегунда скорее ответит тебе добром, когда ты будешь с ней одной.

- Скорее на чертополохе вырастет виноград, - буркнул Хлодеберт в ответ.

- И все же, я прошу тебя: не оставляй ее, если после твоего возвращения она захочет примириться с тобой, - мягко настаивала Гвиневера. - Я уверена, что так будет. Радегунда сочтет мой отъезд своей победой, себя - твоей единственной женщиной, и постарается закрепить свое достижение. А также, чтобы затмить меня, она захочет родить тебе еще сына или нескольких. В ее жизни не так уж много радости и любви, и она черпает их в материнстве. Подари ей эту радость, Хлодеберт. Если ты сейчас совсем отдалишься от Радегунды, она станет врагом не только мне и нашим детям, но и тебе самому. А ведь за ней по-прежнему стоит Аллемания - не самое слабое из окрестных государств. Радегунда мне видится способной на многое.

Хлодеберт вновь тяжело вздохнул, уперся кулаками в колени.

- Да, мне придется выполнять то, о чем просили мой отец и брат! Я вернусь домой и буду ублажать свою жену, чтобы она не натравила на нас аллеманов. Но и в ее объятиях я стану вспоминать тебя, моя Гвиневера!

[Menectrel]

Короли Арвернии (Прототип: Франция эпохи Меровингов и Каролингов):

Династия Вермандуа (С 711 года от рождения Карломана Великого)
Боковая Ветвь старой.

Принц Крови Карломан Вермандуа (657 – 758 = 101)
«Внук короля, сын короля, брат короля, дядя двух королей, отец короля, но сам не король». К коронации своего первенца был уже Жрецом.

Ангерран VIII «Завоеватель\Армориканский» (675 – 749 = 74)
Кузен предыдущего монарха. 
Годы Правления: 711 – 749 = 35
- Подавление Армориканского Восстания и новое Завоевание сего гордого края.

Адальрик VII «Вещий» (714 – март 766 = 52)
Внук предыдущего монарха. 
Годы Правления: 749 – Март 766 = 17
- Династических кризис

Хильдеберт III «Строитель\Разрушитель» (743 – 783 = 40)
Сын предыдущего монарха.
Годы Правления: Март 766 – 783 = 17
- Священный Поход Донарианцев.

Хлодоберт V «Жестокий» (745 – 785 = 40)
Брат предыдущего монарха. Смертельно ранен в битве.
Годы Правления: 783 – Лето 785 = 2
- Поход Десяти Ярлов на Арморику.

Хлодоберт VI (763 – 797 = 34) 
Сын предыдущего монарха. Наречен своим венценосным дедом. Несчастный случай на Турнире.
Годы Правления: Лето 785 – 797 = 12 
- Борьба между Королевской Властью и влиянием Принцев Крови.

Хлодоберт VII (782 – Лето 804 = 22)
Сын предыдущего монарха. Апоплекстический удар (инсульт). 
Годы Правления: 797 – 804 = 7
- Аверно-Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)

Хлодоберт VIII «Дитя» (799 – 809 = 10)
Сын предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 804 – 809 = 5
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)

Теодеберт II (786 - 809 = 23) 
Дядя предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)

Теодеберт III (803 – 809 = 6)
Сын предыдущего монарха. Черная Оспа.
Годы Правления: 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)

Хильдеберт IV «Воинственный» (790)
Дядя предыдущего монарха.
Годы Правления: С 809
- Арверно – Нибелунгская Война (Война за Окситанское Наследство)

[Convollar]

Романтичная и печальная история. И совсем не хочется укорять монархов, любых, королей, императоров, султанов, в том, что у них были фаворитки.
https://youtu.be/vxsJQicDMxM

[katarsis]

Помириться с Радегундой - хороший совет, но он, похоже, не помог. Она всё равно убьёт Хлодиона и будет всячески вредить Карломану
Плохо быть королевской крови, даже жениться нормально нельзя. Или это только Хлодеберту так не повезло? У других, вроде, не так мрачно.

[Артанис]

Благодарю, эрэа Menectrel, за подробности о королях Арвернии!
Благодарю, эрэа Convollar, эрэа katarsis!

Романтичная и печальная история. И совсем не хочется укорять монархов, любых, королей, императоров, султанов, в том, что у них были фаворитки.
https://youtu.be/vxsJQicDMxM

Здесь все-таки лучше смотреть на нюансы человеческих отношений. В каждом отдельном случае они складываются по-разному. Вот где точно зло - так это в обобщении. Оно обезличивает, не дает поглядеть внимательно. А между тем, один и тот же поступок может быть и благородным, и подлым, в зависимости от мотива. Так и личные отношения. Все зависит от того, что именно связывает правителя и фаворитку.
Но вообще, у нас история Хлодеберта и Гвиневеры - это именно индивидуальный случай. Вот так получилось, что они полюбили друг друга, еще до его свадьбы с другой. И что его жена не смогла завоевать ни малейшей симпатии к себе. Но ведь не со всеми же так бывает, даже в правящих семьях! И Хлодеберт, собственно, именно Гвиневеру хотел бы видеть женой, и обращался с ней, как если бы она была его женой.
Одно дело - страстная любовь. И совершенно другое - если король или иное высокопоставленное лицо просто с жиру бесится, а фаворитка спит с ним ради власти или материальных выгод, а то и потому что ей деваться некуда (это особенно относится к султанам, к которым женщины попадали обычно отнюдь не добровольно). Словом, каждый случай заслуживает отдельного рассмотрения.
А вообще-то, распущенность аристократии зачастую бывает признаком вырождения. И часто после этого свергают либо правящую династию, либо монархию как таковую. У нас здесь ничего такого не близится, большинство наших героев имеет нравственно и психически здоровое начало.

Помириться с Радегундой - хороший совет, но он, похоже, не помог. Она всё равно убьёт Хлодиона и будет всячески вредить Карломану
Плохо быть королевской крови, даже жениться нормально нельзя. Или это только Хлодеберту так не повезло? У других, вроде, не так мрачно.

Хлодеберт постарался помириться с женой, судя по дате рождения их младшего сына, Теодеберта Малыша. Но да, к сожалению, не помогло.
Судя по нашему произведению - именно Хлодеберту не повезло. Взять для сравнения хотя бы его братьев. И Хильдеберт Строитель с Брониславой-Брунгильдой, и Дагоберт с Гербергой описываются как счастливые пары. Видимо, они, если и женились по воле старших, то им повезло - их сердца были к тому времени свободы, и ничто не мешало возникновению супружеской любви. И даже сын Хлодеберта с Бересвиндой после жили неплохо, насколько известно, хоть она характером и не уступала тетушке Радегунде. Так что по данному примеру обо всех наших героях судить не стоит.

Разлучённые Сердца (ОКОНЧАНИЕ)
(февраль 766 года, Хлодеберт Жестокий\Гвиневера).
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа Menectrel.

Она протянула руку, чтобы погладить возлюбленного по черным жестким волосам.

- Не мучь себя, любимый мой! Случится только то, что суждено. Тех, кто покорен богам, они ведут, а тех, кто упирается - тащат.

Хлодеберт поглядел на нее с нежностью, и в то же время - с безграничным уважением.

- Арверния много проиграет, лишив себя такого сокровища, как ты! Из тебя получилась бы гораздо лучшая будущая королева, чем из моей Радегунды, или даже из Брунгильды Моравской, жены моего брата Хильдеберта. Та, слишком мечтательна, а ты разбираешься в самых запутанных делах не хуже любого мужчины, и при этом остаешься человечной, не то что моя дражайшая супруга.

Молодая женщина взглянула с укоризной.

- Я уже королева, не забывай этого, милый! Королева Арморики. И, может быть, к лучшему, что мне придется вернуться к себе домой, жить интересами своего народа. У меня останутся мои "дети богини Дану" и наши с тобой сыновья, Хлодеберт. А у тебя - твоя семья, законный сын, и твои обязанности перед Арвернией, мой принц. Ни твоя жизнь, ни моя не станет пустой, если мы расстанемся с тобой.

Хлодеберт вновь глубоко вздохнул. Да, он мог понять умом, что его возлюбленная права. Но, великая Фрейя, как же трудно смириться с разлукой! Все равно что разорвать себя пополам и сшить заново.

- Я все равно буду тебя помнить, моя Гвиневера! - горячо зашептал он, обнимая обеими руками ее колени. - Никому не победить нашу любовь! Они могут лишь разлучить нас, заставить меня вернуться к Радегунде. Но им не изменить моего сердца. В нем всегда будешь жить ты одна, моя Гвиневера!

Свободной рукой, которой не укачивала младенца, она разгладила глубокие складки меж бровей возлюбленного.

- Память - продолжение жизни. Не бойся болезненных воспоминаний. Память ранит душу, беспамятство убивает ее. Однако жить только прошлым тоже нельзя. Я желаю тебе быть счастливым без меня, Хлодеберт!

Он саркастически усмехнулся, будто хотел спросить, уж не издевается ли она. Но не спросил. Пораженный величием духа своей возлюбленной, он прилагал все усилия, чтобы не оказаться слабее нее.

- И я тоже... тоже желаю тебе счастью без меня, Гвиневера, - проговорил он хриплым голосом, глядя страдальческим взглядом на ту, с кем расставался навсегда.

И ее не меньше терзала боль от разлуки с любимым человеком. Отчасти молодую женщину утешали мысли о сыновьях, оставшихся ей от Хлодеберта. Но и эту мысль омрачало осознание, что ее мальчикам придется расти без отца. Конечно, о них позаботятся ее родные и советники, сделают все, что может для мальчиков только мужчина. Однако отец есть отец.

- Хорошо, что нам с тобой удалось остаться друзьями, - улыбнулась она, хотя горло стягивало судорогой близких слез.

- Мы с тобой еще увидимся? - спросил Хлодеберт убитым голосом.

Она заправила за ухо прядь распущенных рыжих волос, и вдруг передала младенца Карломана в руки его отцу.

- Возможно, когда-нибудь мне придется приехать к арвернскому двору, если сложится такая необходимость. К тому времени, как при дворе станет спокойнее... А сейчас попрощайся с нашим сыночком, любовь моя!

Хлодеберт как мог осторожнее взял младенца в руки. Тот сразу почувствовал другие руки и другой запах, непохожий на материнский. Он пискнул, удивленно распахнув зеленые глаза.

- Маленький мой! - удивленно воскликнул он, навсегда очарованный своим третьим сыном. И, поглядев на Гвиневеру, пообещал: - Я буду посылать подарки для них с Хлодионом! И все, что может потребоваться детям арвернского принца: лучших учителей...

- Об их воспитании мы позаботимся, как подобает "детям богини Дану", пока они малы, - мягко возразила Гвиневера. -  За подарки благодарю: они будут нужны, чтобы наши сыновья росли, зная, что отец не бросил их. Только будь осторожен, чтобы твоя жена ни о чем не узнала. Ну а больше нам ничего не требуется, мы способны сами позаботиться о детях самого знатного рода, - при этих словах в голосе молодой женщины скользнула гордость, свойственная ее народу.

Затем она взяла маленького Карломана из рук возлюбленного и уложила в колыбель. Дотянувшись до лежавшего рядом на столике колокольчика и позвонила. На пороге соседних покоев показалась няня, ведя за руку Хлодиона. Тот, увидев родителей, подбежал к ним.

- Мама! Папа! - оглянулся он по очереди на каждого.

Гвиневера погладила черные волосы мальчика.

- Хлодион, попрощайся, пожалуйста, с отцом! Мы с тобой и твоим маленьким братом Карломаном будем жить в Чаор-на-Ри. А ваш отец вернется в Кенабум.

Мальчик растерянно поглядел на отца серыми, как у него, глазами. Он, конечно, еще не мог осознать разлуку по-настоящему, но почувствовал, что родители печальны. И, когда Хлодеберт подхватил его на руки, Хлодион погладил его по щеке.

- Батюшка, а ты будешь к нам приезжать? - спросил он с надеждой.

И у Хлодеберта, и у Гвиневеры защемило сердце от этого наивного вопроса ребенка.

- Конечно, буду, мой мальчик! Я привезу тебе коня, чтобы ездить верхом, и лук со стрелами, и меч, когда подрастешь. А потом и вы с братцем приедете ко мне в Кенабум. А пока что слушайся свою мудрую матушку, Хлодион, будь поддержкой ей и маленькому братику. Ты остаешься в семье за мужчину, Хлодион!

Почти трехлетний "мужчина" кивнул, не очень-то сознавая, что означает просьба отца. Поцеловал его на прощание и, спущенный на пол, выразительно взглянул на мать.

- Иди, сынок, поиграй еще, - подбодрила его Гвиневера, и мальчик вернулся в детскую в сопровождении няньки. Вскоре он вновь играл и смеялся со своими новыми знакомыми, позабыв о непонятных в его годы взрослых делах.

А мужчина и женщина с тоской взглянули в глаза друг другу над колыбелью их второго, новорожденного сына. Какие слова им произнести, чтобы после вспоминать их в одиночестве? Какими клятвами скрепить свою любовь, обреченную на вечную разлуку?

Гвиневера, в силу своей оборотнической проницательности, первой заговорила о том, о чем думали они оба:

- Не надо больше никаких слов и обещаний, мой милый! Все уже сказано. Есть ты и я, и наши мальчики. И сегодня мы с тобой расстаемся. Все уже решено. Поцелуй меня на прощание, и ступай, мой принц!

Хлодеберт поднялся на ноги, наклонился к Гвиневере и, обняв ее за плечи, поцеловал горячие губы молодой женщины с такой страстью, словно пил с них сладкий мед. Она же широко распахнула изумрудные глаза, словно хотела навсегда запечатлеть его облик. Ее бледное лицо окрасилось прозрачным персиковым румянцем, как всегда при его прикосновениях.

Но лишь на краткий миг. Вслед за тем Хлодеберт сдавленно застонал, словно вытаскивал из раны застрявший обломок стрелы. И, отстранившись от возлюбленной, направился к выходу. Там еще раз обернулся. Глядя на нее взглядом, полным отчаяния, проговорил хриплым шепотом:

- Прощай, моя Гвиневера! Будь счастлива без меня!

- Прощай, Хлодеберт, любовь моя! Будь счастлив и ты!

Он вышел из ее покоев и закрыл дверь. А королева "детей богини Дану", только что своей рассудительностью поддерживавшая его и себя, вдруг ничком упала на постель и уткнулась лицом в подушки. Плечи ее задрожали от беззвучных рыданий. Все, что она говорила перед Хлодебертом, как бесспорные истины, вдруг зашаталось и перестало что-либо значить в ее собственных глазах.

Всего двадцать лет исполнилось королеве Армориканской, а она уже утратила свою любовь, и ее сердце разбито! Теперь ей придется жить для своих сыновей, сколько будет нужна им, и для своего народа. Но уже никогда - для любимого человека. Никогда больше ее сердце не будет петь от любви!

Маленький Карломан вдруг заплакал, словно ему передалась вся боль матери. Гвиневера встрепенулась и, быстро отерев глаза, взяла сына на руки, стала петь ему колыбельную на языке "детей богини Дану".

В это время в дверь тихо постучали. Гвиневера кашлянула в ответ, позволяя войти. Она поняла, что там стоят двое, причем бисклавре, а следовательно, ее близкие.

Вошли двое мужчин, чьи плавные, по-звериному легкие движения и яркие, блестящие глаза явно выдавали оборотней. Старшим из них был дед Гвиневеры по отцу, Брохвайл Верный. Второй - Номиноэ Озерный, ее наставник. Оба они почтительно остановились в нескольких шагах от молодой матери. Оборотни всем существом улавливали, что она чувствует, и разделяли ее скорбь. Они молчали, ибо слишком уважали свою питомицу и государыню, чтобы утешать ее банальными словами, вроде: "Все проходит", или "Ты еще молода, полюбишь другого". Говорить следовало о том, что теперь же способно вывести ее из тоски.

Два оборотня с интересом пригляделись к маленькому Карломану, которого мать успокоила.

- Настоящий маленький бисклавре! - улыбнулся Брохвайл своему правнуку.  - Приготовься, что он будет расти быстрее, чем Хлодион в свое время.

- У него твердые десны, значит, следует ждать ранних зубов, - с гордостью проговорила Гвиневера, на миг, казалось, вся уйдя в хлопоты, связанные с материнством и ребенком. С особым значением поглядела на своих близких: - Я вас прошу сделать все возможное для должного воспитания Карломана. Как вы учили меня, после гибели моей матери. Одинокой женщине, хотя бы и королеве, трудно воспитать двоих сыновей.

Оба бисклавре уважительно склонили головы.

- Мы научим его людской и лесной науке, чтобы он правильно сочетал в себе обе природы, научим посредничеству между ши и людьми, между миром живых и миром мертвых, - пообещал Номиноэ, лучший наставник среди оборотней. - Хорошо, что один из твоих сыновей, государыня, родился бисклавре. Всегда лучше, когда в королевской семье есть собственный Хранитель. Кроме того, и "дети богини Дану" больше станут чтить твоих сыновей.

Гвиневера вновь отрешенно кивнула, уйдя в свои переживания. Ее соплеменники могли бы осудить за любовную связь с арвернским принцем и не принять ее сыновей в наследники, если бы не почтение к Хранителям.

- Теперь им не в чем меня упрекать, - с сухим резковатым смешком проговорила она. - Арморика получит меня целиком! Может быть, так и надо, чтобы правитель отрекался от всего?

Ее дед пристально поглядел на внучку. Поняв, в каком она состоянии, быстро шагнул к ней и обнял за плечи.

- Не смей себя хоронить, Гвиневера! - он не просил, а требовал, и рука с силой встряхнула молодую женщину. - Твоим сыновьям и Арморике твоя жизнь, конечно, нужна, но и тебе самой тоже! Сохрани навсегда в памяти своего возлюбленного, и иди вперед. Мечтай, строй новые замыслы, навести по весне старых друзей - ши в наших лесах на их весеннем празднике. Не избегай празднеств при своем дворе в Чаор-на-Ри. И вкус к жизни к тебе вернется.

Гвиневера гибко потянулась. По природе своей она любила жизнь во всех ее проявлениях, и от будущего была склонна ожидать добра. Только что ей показалось, что после разлуки с Хлодебертом светлая полоса для нее закончилась навсегда. Но дед помог ей понять, что она не имеет права, в самом деле, превратиться в окаменевшую фигуру на троне.

- Я приду в себя, - пообещала она. - Просто нужно время. Никто в Арморике не узнает, что мое сердце разбито... Кстати, когда мы выезжаем?

- Завтра в девять часов утра, чтобы засветло проехать дальше, - ответил Брохвайл. - Я уже велел слугам готовиться к завтрашней поездке.

Молодая королева с благодарностью кивнула деду. Сейчас было как раз кстати, что он взял на себя важные заботы вместо нее, поглощенной ребенком и своими переживаниями. Но впредь ей следует решать и думать самой.

- Мне станет легче, когда я вернусь домой, - пообещала она.

Номиноэ учтиво склонил голову.

- Дома тебе помогут стены и дубравы Арморики, государыня.

Он поклонился, и Гвиневера сделала знак, отпуская оборотней.

- Благодарю вас за поддержку, друзья мои!

Они вышли. А Гвиневера взяла своего сына и поцеловала его в губы, пахнущие молоком. Жизнь изменилась, и ей придется все начинать сначала. Но она справится, для себя и своих сыновей!

На следующее утро, ясным морозным днем, когда снег сверкал на солнце, как серебро, королева Гвиневера готова была ехать дальше, в Чаор-на-Ри. Все обитатели Тинтагеля провожали королеву в путь. Тут же были и арверны, собирающиеся возвращаться назад. Поодаль двое слуг держали в поводу вороного коня, принадлежащего принцу Хлодеберту. Конь пританцовывал, стремясь в путь, из пасти его на морозе шел пар, впрочем, как и у людей.

Сам же принц вновь, как в Кенабуме, заботливо подсадил в сани Гвиневеру, и она приняла его помощь, хотя могла бы теперь сама вспорхнуть, как перышко. Хлодеберт передал ей в руки спящего Карломана, а затем - Хлодиона, который на прощание обнял отца за шею. Когда все было готово, они с Гвиневерой обменялись долгими продолжительными взглядами. Но больше ничего не сказали друг другу, в присутствии людей, ибо все уже было сказано.

Возница подхлестнул лошадей, и они бодро стронули сани, увозя их на запад, в сторону Чаор-на-Ри. А спустя всего мгновение Хлодеберт прыгнул на спину своему коню и, пришпорив его, бешено помчался во главе арвернской свиты в противоположную сторону - домой.

Впоследствии он приложил усилия, чтобы примириться со своей женой, и у них родился еще один сын. Но настоящего согласия в их семье все-таки никогда не было, и Радегунда Аллеманская продолжала впредь видеть в прибывших ко двору сыновьях Гвиневеры соперников собственным. Закончилось это, в итоге, гибелью Хлодиона, но об этом рассказано в другом месте.

А королева Гвиневера Армориканская спустя несколько лет после разлуки с Хлодебертом вышла замуж за его кузена, Теодеберта Миротворца, овдовевшего незадолго до того. Оба потерявшие близких, они сохранили в душе еще достаточно тепла, чтобы поделиться им друг с другом.

К свадьбе своей бывшей возлюбленной принц Хлодеберт, которого недруги уже начинали именовать Жестоким, отнесся неожиданно милостиво, послал ей богатый подарок. Искренне любя Гвиневеру, он сумел пожелать ей счастья с другим. Она и Теодеберт были глубоко признательны ему. Первое, чему они научили обоих мальчиков, когда те подросли - чтить их отца и Арвернию. Сам же будущий король Хлодеберт V всю жизнь предпочитал сыновей от Гвиневеры рожденным в браке. Особенно - зеленоглазого бисклавре Карломана.