Благодарю за новые идеи, мой милый соавтор, эрэа
Menectrel! Побольше сил и времени Вам, чтобы вернуться и к "Войне королев" в ближайшем времени!
Благодарю, эрэа
katarsis, за столь проникновенные отзывы!
Эти предчувствия, конечно, не спроста. Слишком они яркие, чтобы быть просто игрой воображения 
Но если не смерть, то что? Травма?
Я вот думаю, а зачем нужны предчувствия в мире, где всё предначертано норнами? Ну, предчувствуешь ты что-то... изменить-то не можешь 
По одному разговору, конечно, судить сложно, но, похоже, Хлодеберт VI мог бы стать очень неплохим королём.
Возможно, предначертано не все. Они назначают живущему развилки судьбы, на которых он может свернуть в одну сторону или в другую, как витязь на распутье. И тогда пророчества имеют смысл, они подсказывают сделать правильный выбор. Возможно, и у Хлодеберта был шанс избежать несчастья. Но тут опять скрестились два проклятья: вейл и Бересвинды (куда же без нее!)
А если будущее было уже определено точно, и его не избежать, то пророчество могло подготовить человека, чтобы он принял будущую судьбу с достоинством, распорядился оставшимся временем и подготовился бы к своей судьбе морально. В наше время героем считается тот, кто умело выкручивается. Но древние религии, особенно германо-скандинавская, были пронизаны фатализмом. Даже их боги знают из прорицания Вёльвы, что они сами и весь мир погибнут в Рагнарёке, знают, кто должен принести им смерть, и... до той поры достойно выполняют свои божественные обязанности.
Укротить ветер(ОКОНЧАНИЕ)
Апрель 796 года, Дурокортер. Хлодеберт VI, Карломан Кенабумский, Радегунда Аллеманская, Бертрам Затворник.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа
Menectrel.
В то время, как король, приостановившись на нижней ступени крыльца, любовался прекрасным конем, стали собираться и высшие придворные, привлеченные происходящим.
Плавным царственным шагом во двор спустилась королева Бересвинда в сопровождении Альпаиды, жены Карломана, и ее брата, герцога Хродеберга. В то время королева, мать четверых детей, находилась в цвете лет и доступной ей красоты, а возможные для знатных людей способы украшать свою жизнь помогали ей сохранять свой величественный облик как можно дальше. Сейчас, в платье из багряно-алого атласа, в диадемой из крупных рубинов в высокой прическе, Бересвинда сама выглядела сверкающим рубином или пышной розой среди полевых цветов. Неудивительно, что на нее с тоской поднимал глаза Хродеберг, который никак не мог преодолеть в своем сердце роковую страсть. Хотя многие люди сочли бы более привлекательной Альпаиду, идущую позади королевы, ради ее спокойной, неброской красоты (хотя и ей весьма шло одеяние из шелка цвета морской волны, с гарнитуром из крупных аквамаринов). Увидев своего мужа рядом с королем, Альпаида радостно улыбнулась, и одной ее улыбки и просиявших глаз было достаточно, чтобы в одно мгновение сделать ее краше всех на свете.
За дамами последовали и королевские родичи. Первым из них был один из старейших принцев крови, Сигиберт, коннетабль Арвернии. Он искал короля, чтобы узнать, к чему привели прения с Бертрамом. Услышав, что король спустился в конюшенный двор, Сигиберт проворно, как молодой, поспешил к нему. Его сопровождали: Риваллон Сто Воронов, бывший майордом, а ныне хранитель печали, младший сын Сигиберта, маршал Хлодомер, и внук, Магнахар, а также маршал запада, Дагоберт Лис. Последним, немного замешкавшись позади старших вельмож, появился младший сын принца Бертрама, граф Роберт Амьемский, в то время успешно делавший карьеру в канцелярии, подающий большие надежды юрист. Он направился к отцу, желая узнать, договорился ли тот с королем. Также за королем следовал командир паладинов, Бруно Молниеносный, которому полагалось всегда находиться рядом.
Зрители собрались, чтобы увидеть, как король Арвернии попытается укротить ветер. А король не спешил, ему хотелось еще немного полюбоваться прекрасным конем, подаренным матушкой. Как он хорош, какой изгиб шеи, изящная, как у оленя, голова, и такие же стройные ноги! "Закажу придворному художнику написать мой портрет верхом на этом коне", - решил про себя Хлодеберт.
В это время к принцу Бертраму подошел огромный мастиф, тот самый, о котором он говорил королю. Это было огромное животное, происходящее от древних армориканских боевых псов, смешанных с арвернскими молосскими собаками. Его мощное тело казалось отлитым из металла, под гладкой палевой шкурой четко обрисовывались бугры мускулов. С огромной, как у медведя, головы с черной складчатой мордой глядели небольшие темные глаза с красноватыми белками - признак свирепости у собак. Это чудовище весило никак не меньше взрослого крупного мужчины. Увидев своего хозяина, мастиф подошел к нему и уселся рядом, подставив голову под руку Бертраму. Тот рассеянно погладил пса по голове, и животное благосклонно приняло ласку, не забывая угрожающе поглядывать на окружающих. Впрочем, никто и не стремился приближаться к принцу крови, охраняемому таким надежным сторожем. Даже Роберт остановился в нескольких шагах от отца, не то опасаясь мастифа, не то не желая заводить разговор прилюдно.
Между тем, королева Бересвинда, выходя на крыльцо, продолжала со своими спутниками светскую беседу, начатую по пути:
- Как хорош сегодняшний день, не правда ли? - проговорила она, обращаясь к Хродебергу. - Вообще, я нахожу карломонат самым приятным месяцем в году. Солнце уже согрело землю, и все живое расцветает, и дышится легко, потому что еще нет летней жары. Неудивительно, что великий император назвал именно этот месяц в свою честь.
- Карломонат назван в честь Карломана Великого потому что он родился в этом месяце, - пояснил Хродеберг, радуясь случаю побеседовать с дамой своего сердца. - Прежде этот месяц называли блидмонат, "месяц цветов".
- Ах, вот как! Благодарю тебя, любезный герцог Хродеберг, за внимание и учтивые пояснения! - кокетливо пропела Бересвинда, повышая голос, так что ее услышал царственный супруг, как раз в это время любовавшийся конем.
Воспользовавшись тем, кто Хлодеберт немного задержался, Карломан еще раз попытался убедить брата не садиться на этого коня.
- Государь, прошу тебя, откажись от поездки на этом жеребце! Хотя бы не сегодня, в другой день. Возможно, тогда тебе не будет грозить опасность. Поверь мне, Хлодеберт, в память о нашем отце!
И, может быть, в других обстоятельствах король и отложил бы объезжание коня. Он привык доверять предчувствиям Карломана, а его интонации и напоминание об отце ясно говорили, что дело очень важное. Однако тут как раз до Хлодеберта донесся голос жены, обращавшейся к Хродебергу, и король разозлился. Что Бересвинда себе позволяет?! Как может прилюдно любезничать с Хродебергом? Самому Хлодеберту случалось провиниться перед женой, но его больно задевало, когда она демонстрировала ему пренебрежение. Да еще его кузен тут как тут!
Нет, будь что будет, но он усмирит этого коня. Укротит ветер. И пусть все знают, на что способен он, король Арвернии, в том числе и его царственная супруга.
Он махнул рукой, обращаясь к Карломану.
- Будь что будет, я ничего не боюсь! - и он направился через двор, к ожидавшему его прекрасному коню.
Карломан с ощущением бессилия и отчаянной тоской наблюдал, как его царственный брат подошел к скакуну. Как водится, сперва погладил и похлопал его, знакомясь, прежде чем сесть верхом. Затем одним стремительным движением взлетел в седло. Помощь конюхов, готовых подсадить короля, при этом не потребовалась.
Что ж, Хлодеберт VI не зря именовался королем-рыцарем: мало кто умел править конем лучше него. Жеребец лишь в первое мгновение зауросил, пытаясь проявить строптивость. Король тут же совладал с ним и, сжав коленями конские бока, послал вороного красавца вскачь. Конь с легкостью проскакал вокруг двора, неся царственного всадника. Когда поворачивали обратно к крыльцу, Хлодеберт помахал рукой своей матери, благодаря ее за подарок. Вдовствующая королева с гордостью любовалась красавцем сыном, так искусно правящим великолепным конем. А королева Бересвинда подняла голову, не сводя глаз с супруга, как он и хотел.
Один лишь Карломан продолжал настороженно следить за братом. Хотя все, как будто, шло хорошо, тревожное предчувствие не отпускало его. Чего от него хотят боги? Чтобы он изменил то, что еще возможно, или чтобы с достоинством принял предначертанное норнами?
Альпаида, Дагоберт и Риваллон, лучше других знавшие Карломана, тоже продолжали следить за королем, угадывая по поведению майордома, что дело непросто. Но иные из присутствующих уже потеряли интерес к новому королевскому коню, и вернулись к своим обычным заботам.
Так, принц Бертрам заметил среди присутствующих Сигиберта и ехидно усмехнулся. Между ними всегда были сложные отношения, и с годами не добавилось понимания. Ныне они были одними из старейших принцев крови. Сигиберту исполнилось семьдесят шесть лет, Бертраму - семьдесят, но эта разница не имела значения, когда большинство родичей годились им в сыновья, а то и во внуки. Главное различие - в том, что Сигиберт всю жизнь служил королям и Арвернии, а Бертрам сам жил как король в своих владениях, никому не давая отчета. И вот, теперь он, гладя складчатую шкуру своего мастифа, нагретую солнцем, решил подразнить кузена:
- Как самочувствие, благородный принц Сигиберт? Если вдруг начнется война, тебе в твои семьдесят шесть лет, пожалуй, будет трудно командовать войсками! Если же ты слишком долго станешь цепляться за свой пост, тебя отправят в отставку, как последнего холопа.
Сигиберт ждал чего-то подобного, и ответил с достоинством:
- Если мне будет трудно, я уступлю место более молодым, ибо вырастил достойных преемников, - он обвел рукой круг, показывая на двух маршалов, Дагоберта и Хлодомера. - А ты зря надеешься на расширение ваших старинных привилегий, Бертрам! Передай своим единомышленникам, чтобы смирились.
Разгневанный принц Бертрам топнул ногой. И тут же в горле его мастифа зародился, набирая силу, глухой нутряной рык, словно исполинскому псу передавалась ярость хозяина.
- Меня-то, по крайней мере, моих владений никто не лишит! - высокомерно заявил Бертрам.
Сигиберт насмешливо покачал головой.
- Могут и лишить, если не сбавишь спеси! Впрочем, я думаю, твои сыновья уже не сочтут для себя зазорным служить королю.
При этих словах Бертрам даже затрясся от гнева, побагровел, словно медь в горне. Его рука, лежащая на голове собаки, задергалась, передавая животному токи сильнейшего раздражения.
Массивная голова мастифа повернулась к Сигиберту, глаза налились кровью, а уши угрожающе прижались к голове. Он давно уже ворчал, предупреждая, чтобы никто не подходил к ним с хозяином. А тут разинул огромную пасть и оглушительно залаял. Да, это можно было назвать лаем, поскольку речь шла о собаке, но скорее эти громоподобные звуки напоминали страшный звериный рев.
Ничего бы не случилось, если бы принц Бертрам не взял с собой мастифа, желая похвастаться им перед королем. Или если бы хотя бы он не затеял спор с Сигибертом. Или если бы король не решил показать себя перед Бересвиндой...
От страшного лая испуганно вздохнули почти все присутствующие. А конь короля Хлодеберта метнулся в ужасе совсем в другую сторону, так стремительно, что всадник не сумел справиться с ним.
Потеряв равновесие, король выпал из седла, завалился на бок. Одна нога его застряла в стремени, и конь поволок его по камням двора.
Все закричали разом, не веря своим глазам, но сознавая быстрее разума, что случилось.
- Государь! - закричали вразнобой несколько мужских голосов.
- Хлодеберт! - крикнула королева Бересвинда, бледная как мел. Она пошатнулась и упала бы, не подхвати ее Хродеберг.
Но страшнее всего был вопль королевы Радегунды, рухнувшей на колени. Что она кричала, было не разобрать, да и не слышалось в ее голосе никаких членораздельных звуков. Лишь безумный вопль матери, лишившейся одного сына, и теперь видевшей, как она успела подумать, гибель второго...
Это было все, что успел разобрать Карломан, в тот миг как быстрее молнии бросился наперерез бешено мчащемуся коню, что волочил тело его брата.
Кто-то еще ухватил его за руку. Кажется, Магнахар. Ну да, это его сводный брат крикнул ему с белым от ужаса лицом, когда увидел, что он собирается делать.
- С ума сошел? Конь тебя затопчет!
У Карломана не было времени ничего ответить. Он лишь полоснул Магнахара таким взглядом, что тот отпустил его руку. И быстро, но плавно шагнул навстречу скачущему коню.
Услышал за спиной новую серию испуганных возгласов. Кажется, в этот миг все представили, что Арверния лишится разом и мужественного короля, и мудрого майордома. Если бы Карломан мог еще оглянуться, он бы увидел, как Альпаида, позабывшая дышать, смотрит на него немигающим взором, боясь хоть на миг отвести глаза, словно тем самым предала бы своего доблестного супруга. И даже прославленный своим хладнокровием принц Дагоберт в тот миг не мог совладать с горячими эмоциями. А побледневший от страха почтенный Сигиберт замер, стиснув руки, и словно окаменел. Риваллон же по прозвищу Сто Воронов, перед глазами которого уже предстала ужасная картина обезображенного тела младшего внука, лежавшего в луже крови, лишь беспомощно качал головой...
Но Карломану было не до них. Он бросился наперерез коню и неуловимым движением перехватил его под уздцы, уворачиваясь от бешеного удара копыт. Остановившийся жеребец, тотчас вставший на дыбы, тотчас бешено забил копытами, каждый удар которых мог расколоть череп человеку или волку. Но Карломан ловко уворачивался от ударов, и при этом не отпускал поводьев, так что конь был вынужден остановиться. Непостижимым для других образом, майордом продолжал удерживать его. Он видел, как конь дрожит от волнения, как белая пена падает с его губ на удила. Сам Карломан чувствовал крайнее напряжение, его плечи и руки горели от усилий, прилагаемых, чтобы сдерживать коня. Но это не имело значения. Не одну грубую силу он противопоставлял безумному ужасу животного.
- Во имя Кернунаса, покровителя всего, что бегает, плавает и летает, носит мех, чешую или перья! Я, Хранитель, велю тебе: остановись и успокойся! - приказал Карломан "скрытым" голосом, так что услышал его только конь.
Имя бога-покровителя животных волшебным образом усмирило коня, как и волны силы, что излучал говоривший. Конь перестал брыкаться, и больше не пытался бежать, меж тем как Карломан продолжал гладить его по голове и шее, по взмыленному крупу.
- Вот так! Теперь стой смирно, не мешай нам спасти короля. Так, молодец! В случившемся твоей вины нет, хоть, я боюсь, последствия будут большие. Тебе я обещаю: больше никто не будет тебя пугать, как сегодня. Понял? Вот так, хорошо!
Пока Карломан беседовал с конем, подоспевшие Хлодемер, Магнахар и Бруно отцепили от стремени короля, бережно подняли его, стараясь не причинять новых повреждений. Насколько можно было видеть, у него была сломана и неестественно вывернута нога, и бок сильно помят. Когда его подняли на руки, он застонал, и так окружающие поняли, что он жив.
Сигиберт и Дагоберт первыми пришли в себя, стали распоряжаться сбежавшимися слугами.
- Носилки сюда! Лекаря! Приготовьте в покоях короля удобную для раненого постель! Вызовите лучших королевских хирургов! - командовали они, как на поле боя.
Слуги разбежались, как мыши, а родичи короля, которого уложили пока на сложенные плащи вельмож, стояли вокруг, не зная, что делать.
Королева Бересвинда склонилась к супругу, бережно коснулась его руки и убедилась, что он жив. Это немного успокоило ее, и она смогла перевести взгляд на свою тетку и свекровь, Радегунду Аллеманскую. Та, согнувшись над телом сына, ощупывала его, как слепая, глотая слезы. Бересвинда могла разделить ее горе. Стоило ей представить несчастье с одним из ее детей, как темнело в глазах.
Альпаида приблизилась к королеве-матери, помогла ей подняться на ноги.
- Государыня, не убивайся так! Король жив, ты же видишь! Мой муж Карломан спас его! Все обойдется! Король будет жить!
Радегунда огляделась вокруг, еще не осознавая как следует, что происходит. Не сразу до нее дошло то, что и представить себе не могла: Карломан спас ее царственного сына!
Сам Карломан подошел к королю чуть позже. Он чувствовал себя усталым и разбитым. Правда, он спас жизнь своему царственному брату. Но предчувствие все же сбылось, и с этого дня начнется новая цепь событий.
И еще один человек среди собравшихся был потрясен почти так же сильно, как королева-мать. Это был принц Бертрам, так и оставшийся стоять со своим мастифом в одиночестве. Никто больше не обратился к нему со словом, даже его сын Роберт стоял поодаль, ожидая, когда отец позовет его. А тот не двигался с места, не в силах поверить, что по его вине, пусть и невольной, король Арвернии, кровный родич, искалечен, а может, и умирает. Правда, Бертрам мечтал победить короля, чтобы тот не смел навязывать принцам крови нелепых требований, будто своим слугам. Он готов был, если потребуется, поднять против короля других вельмож и их владения. Но цареубийства никогда не желал, он мог поклясться на своем мече! Кровь рода Карломана Великого - это святое. Кроме того, мертвый король не смог бы признать вину за притеснение своих благородных родичей. И теперь Бертрам готов был молиться любым богам, обещать что угодно, ради спасения короля.
Слуги принесли носилки. С ними подоспели и двое лекарей, стали осторожно осматривать раненого. У Хлодеберта оказалась сломана нога и четыре ребра. Когда его укладывали на носилки, он застонал и открыл глаза. Огляделся мутным взором, пытаясь узнать лица собравшихся вокруг. Наконец, сквозь туманную пелену прорвались изумрудные глаза Карломана. Брат глядел на него печально и укоризненно. Хлодеберт ощутил вину за то, что не послушал его. Но говорить не было сил. Он почувствовал, что его куда-то несут, и боль все сильнее пронизывала тело. Поймав на ощупь руку Карломана, он притянул его и прохрипел:
- Брат мой, майордом граф Карломан Кенабумский, будет регентом Арвернии вплоть до моего выздоровления! - и король вновь потерял сознание.
Собравшиеся вокруг родичи короля переглянулись. Сигиберт, Риваллон и Дагоберт первыми склонили головы. Остальные последовали их примеру. Королева Бересвинда мгновением позже проговорила:
- Да будет так!
И даже королева Радегунда впервые в жизни кивнула Карломану, соглашаясь. Похоже, она наконец-то взглянула другими глазами на сына Гвиневеры, что спас жизнь ее сыну.
Так Карломан стал регентом Арвернии, и исполнял свои обязанности с середины весны до осени, пока его царственный брат был прикован к одру болезни. Именно тогда его прозвали Почти Королем, и он сам признавал себя им, подписывая государственные документы, скрепленные королевской печатью. Но сам он был рад, когда его царственный брат вернулся к делам.
Все это время во всех храмах Арвернии возносили торжественные молитвы ради выздоровления короля. Его семья и все значительные вельможи разослали в святилища богатые дары. Больше всех одарил храмы принц Бертрам. "Хочет искупить свою вину", - злословили придворные.
Увы, все последствия вины Бертрама и его мастифа сказались лишь со временем. Ибо, хотя король выздоровел после падения с коня, он остался хромым, да и сломанные ребра давали о себе знать в самое неподходящее время. И вот, летом следующего года, когда король-рыцарь решил проверить на турнире, полностью ли восстановились былые навыки, ему не хватило подвижности, чтобы как следует уклоняться от ударов противника. Хромота помешала править конем, старые переломы не дали уклониться достаточно быстро. Копье его противника сразило короля наповал!
Так погиб король Хлодеберт VI. Он не сумел укротить ветер в конском обличье и не успел докончить укрощение мятежных принцев крови, хоть и заключил с ними перемирие. Это закончил, уже после безвременной гибели брата, Карломан Кенабумский, Почти Король, вновь ставший регентом при юном племяннике. Он сумел обуздать своеволие вельмож и заставил их повиноваться королевской власти.
Возможно, чашу весов склонило на его сторону и то, что самый знатный и влиятельный из принцев, Бертрам, отошел от дел после гибели Хлодеберта VI, вину в которой, хоть и невольную, он чувствовал всю оставшуюся жизнь. Отпустив сыновей служить при дворе, он никогда больше не покидал своих владений, за что был прозван Бертрамом Затворником. Пожалуй, чувство вины произвело в нем перемену ума, какой в его годы не совершило бы ничто иное.
Семейные несчастья умудрили не только Бертрама. Со временем даже королева Радегунда Аллеманская примирилась с Карломаном, перестав подозревать в нем врага. Лишившись обоих сыновей, она жила надеждой воспитать великого государя из старшего внука. И в этом майордом становился ей союзником.
Судьба, предрешенная норнами, и воля самого человека творят жизнь, как солнце и земля растят зерно. И никто не узнает, чей же вкус в хлебе.
Автор
Тема: Черная Роза (Война Королев: Летопись Фредегонды) - V (Прочитано 16621 раз)