Благодарю, эрэа
katarsis! Классный праздник. В древности праздников было меньше, но они были веселее. И так оно даже лучше.
З.Ы. Эрэа Menectrel, с днём рождения
Насчет праздников древности не поручусь. Меня там не было. Но стараемся в своих произведениях описывать мир, в каком самим хотелось бы жить, или попасть туда в посмертии, если авторы, по справедливости, попадают в созданные ими миры.
Долг Хранителя (НАЧАЛО)
Июль 748 года, Кенабум и окрестности, замок барона Верденнского. Игрэйна/Риваллон, Ги Верденнский в детстве, его родители, оборотень-выродок.
Из сборника "Скрытые страницы".
Идея рассказа принадлежит эрэа
Menectrel.Всего десять лет суждено было юной королеве Игрэйне править Арморикой. Хоть она и сделала все возможное для своего народа, исцеляя раны минувшего восстания, но судьба и ей отвела слишком мало времени, немногим больше, чем ее брату, Ллевелину Коленопреклоненному. Судьба, идущая об руку с ее собственной волей и стремлением, ибо она распорядилась своей жизнью в соответствии с собственной природой и характером.
А между тем, правление молодой королевы-оборотницы было счастливым, и все без исключения желали ей добра. Она своим обаянием завоевала симпатию престарелого короля Арвернии, Ангеррана VIII, который называл ее внучкой. Ее близкими друзьями были наследный принц Адальрик и его брат Сигиберт, женатый на кузине Игрэйны, Дарерке. Там, где у молодой королевы еще не хватало опыта, она обращалась к советникам, что правили Арморикой во время ее малолетства. Кроме того, Игрэйна могла положиться на мудрость Хранителей-ши, а ее собственная принадлежность к бисклавре вызывала уважение "детей богини Дану", даже тех, кто не одобрял сближения с арвернами.
К своим девятнадцати годам Игрэйна была замужем и имела двухлетнюю дочь Гвиневеру, также бисклавре. Мужем молодой королевы был Риваллон, друг ее детства, сын графа Брохайла Кемперрийского, внук покойного регента; Риваллон, приручающий воронов. Игрэйна и ее супруг очень любили друг друга и свою дочь.
И все было бы хорошо, если бы в землях Арвернии не появился оборотень-выродок, охотившийся на детей. Выродками бисклавре называли тех из своих собратьев, что не получали в детстве должного воспитания, и оттого не могли согласовать в себе обе природы, человеческую и волчью. Если им случалось убивать людей в волчьем облике и отведать их плоти и крови, для таких уже не было возврата, они превращались в безумных убийц, жаждавших убивать снова. При этом выродки сохраняли всю силу, быстроту, живучесть и развитые чувства, свойственные бисклавре, что делало их гораздо опаснее. Из-за этого выродков объявляли вне закона как люди, так и другие ши. Любой имел право убить выродка, точно бешеную собаку. Но трудно было справиться с ними!
Этот же выродок, судя по сведениям, собранным Игрэйной, был не совсем обычным. Он убивал, как будто по какой-то идее, упорно и целеустремленно выискивал своих жертв - пятилетних мальчиков. Именно они почему-то вызывали у выродка жажду крови. Если дети ему попадались не одни, он убивал и их родителей или тех, кто был рядом, но это были случайные жертвы, и не их стремился погубить преступник.
Игрэйна не задумывалась, какие именно безумные идеи заставляли врага устраивать эти кровавые жертвоприношения. Она знала лишь одно: оборотня-выродка следовало остановить. Любой ценой. И вернее всего ей будет остановить его самой, чтобы точно ручаться, что детоубийца сгинет раз и навсегда. Одна мысль, что кто-то из ее рода способен расчетливо убивать детей, распаляла неистовым гневом сердце волчицы-матери.
По пути в Арвернию Игрэйна узнала от Хранителя Озера, кельпи Моргана, что выродок собирается в земли барона Верденнского, желая убить его маленького сына. Королева Арморики тогда же приняла решение, которое доверила, кроме Моргана, лишь Номиноэ, своему советнику, вещему оборотню.
Она не решалась сообщить своему супругу Риваллону о том, что собирается рисковать жизнью. Однако его вороны видели и слышали многое, а сам он с детства изучил свою жену. И теперь с беспокойством приглядывался к ней.
Сама же Игрэйна, на первый взгляд, делала все, как подобало в тех обстоятельствах. Она побывала при арвернском дворе и засвидетельствовала почтение престарелому королю на правах его названой внучки, и его внуку, наследному принцу Адальрику. Одновременно представила арвернскому двору свою дочь - очаровательную зеленоглазую крошку Гвиневеру, - и скрепила ранее существовавший договор еще и от ее имени, как своей наследницы. Словом, действовала так, чтобы, если она не вернется, общие и семейные дела не пошатнулись бы. Вряд ли в то время многие отдавали себе отчет, чем обусловлены действия молодой королевы, видя ее всегда исполненной сил и жаркого обаяния молодости. Лишь впоследствии иные люди поймут, что она словно бы составляла завещание.
Игрэйна не чувствовала никакой усталости или, хотя бы подсознательной, тяги к смерти. Напротив - еще никогда она так не радовалась жизни во всех проявлениях: любви мужа и дочки, силе и гибкости своего юного тела, беседам с близкими и красоте окружающего мира. Но бисклавре, дети Кернунаса, одной стороной все же близки к лесным зверям: они не удручают себя мыслями о несправедливости жизни и смерти и готовы принимать свою судьбу такой, как есть, во всякое время. В отличие от большинства людей, ши, и в особенности бисклавре, предчувствуют смерть заранее, и, когда она приходит, встречают ее с достоинством, хотя бы им тысячу раз было ради кого жить.
Еще в Кенабуме Игрэйна попросила мужа послать своих воронов выслеживать выродка. И тогда же известила письмом барона Рауля Верденнского и его супругу Ловису, что собирается приехать в гости. Баронесса, подобно ей, была оборотницей, только не армориканской, а арвернской, лу-гару, и они дружили прежде, встречаясь при арвернском дворе. Так что баронская чета охотно пригласила Игрэйну к себе в гости, на что она и рассчитывала.
Покинув Кенабум, Риваллон со свитой должен был проститься с супругой: дальше она собиралась следовать она.
Во время последней ночевки муж и жена как никогда долго ласкали друг друга на походной постели в шатре. Затем Риваллон со вздохом проговорил прильнувшей к его груди Игрэйне:
- Позволь мне поехать с тобой, любовь моя! Номиноэ отвезет домой нашу Гвиневеру, он же будет ее наставником, вместе с моим отцом и дедом...
Но молодая королева приложила палец к губам мужа, мягко, но властно обрывая его:
- Нет, возлюбленный муж мой! С безумным оборотнем трудно, почти невозможно бороться человеку, даже самому лучшему воину, без помощи кого-то из богов. И лучше все-таки, чтобы даже в самом худшем случае у нашей дочери остался хотя бы один родитель! Впрочем, я надеюсь справиться. Ловиса мне поможет. Тот выродок еще не знает, на что способна мать-волчица, защищающая детенышей! - Игрэйна говорила нарочито весело, но внутренне уже чувствовала, что не вернется.
Риваллон погладил пышные волосы жены, разметавшиеся по подушке.
- Но почему туда должна идти именно ты? Разве нет воинов-бисклавре?
Игрэйна приподнялась на локте, и он увидел, как в темноте сверкнули ее глаза, как два изумруда.
- Долг Хранителя требует от меня идти самой, муж мой! Ты знаешь сам: у "детей богини Дану" король или вождь клана - первый среди равных, он должен показывать пример подданным, а не посылать их вместо себя. У нас, бисклавре, стая следует за вожаком, только пока он достоин. Настоящий вожак не требует от других то, чего не сделает сам. Кроме того, уж точно ни в ком не бушует столь сильная ярость против этого детоубийцы, как во мне! Если я пошлю против него других бисклавре, и кто-то из них погибнет, я же никогда не смогу себе этого простить, и умру от стыда... Пойми, Риваллон, и... скажи нашей дочери, если потребуется: я не могла иначе!
Ее муж глубоко вздохнул и обнял обнаженные плечи жены, которые подергивались от скрытого напряжения: казалось, она мысленно уже мчалась в облике волчицы к замку барона Верденнского.
Воцарилось долгое молчание. Игрэйна понимала, как трудно ее мужу: он не имел возможности заботиться о жене как обычные мужья - она была королевой и бисклавре, достаточно сильной, чтобы позаботиться о себе. А, если он ее не защищал, как он мог на нее влиять?
Наконец, Риваллон глубоко вздохнул, мысленно сопоставив все, что знал об оборотнях от своего отца, брата и жены:
- Следуй своей тропой, Игрэйна! У кого есть силы запретить тебе то, что считаешь нужным? Но вернись живой, ко мне и нашей дочери! Вернись живой!
- Как угодно будет богам, - ответила Игрэйна, и ее вдруг пробрала дрожь: в порывах ветра за стенками шатра ей послышалось пение струн невидимой арфы...
Взглянув своими светящимися глазами в печальное лицо мужа, она проговорила то, что надо было сказать сейчас, ибо другого момента не предвидится:
- Если так случится, что я не вернусь, ты, Риваллон, будешь хорошим отцом для нашей Гвиневеры, что станет королевой после меня. И женись снова! Ты слишком молод, чтобы оставаться одному.
Она увидела в темноте, как Риваллон страдальчески поморщился.
- Мне никто не нужен, кроме тебя! С детства мы с тобой думали только друг о друге!
- Мне, конечно, лестны твои слова, мой милый, - она потерлась подбородком о его обнаженное плечо. - Но, если меня не станет, тогда я желаю тебе устроить жизнь и быть счастливым без меня. Тебе нужна жена, дети. Я заметила, что тебя любит Шамара Лесная, из рода герцогов Брокилиенских. На последнем приеме в Чаор-на-Ри она не сводила с тебя глаз, и мне удалось понять ее сердце. Она хороша собой и добра, наша Гвиневера тогда весь вечер не слезала у нее с колен. Если ты женишься на Шамаре, она позаботится о тебе и девочке.
Риваллон укоризненно взглянул на жену.
- Я не могу сейчас ничего ответить! Это будет означать, будто я уже потерял тебя!
В ответ Игрэйна мягко прикусила его за плечо и тут же поцеловала.
- Хорошо! Но, если так сложится, вспомни мою просьбу!
И она прижалась к мужу еще крепче, ласкаясь, так что вскоре они позабыли обо всем в объятиях супружеской любви.
Наутро, пока сворачивали шатры, чтобы двигаться дальше, Игрэйна простилась и с дочерью. Та, смеясь, таскала по ковру, застилавшему пол, новые игрушки, но, когда мать взяла ее на руки, девочка прильнула к ней и крепко обхватила руками за шею, так что у Игрэайны упало сердце, и она чуть было не отказалась от своего замысла. Как ей хотелось вернуться домой с мужем и дочерью! Но она сурово напомнила себе: "Я - Хранительница!"
- Расти большой, моя Гвиневера! Радуй папу, слушайся наставников! - прошептала она дочери, прежде чем передать ее Риваллону. И добавила на ухо девочке: - Ты ведь тоже Хранительница, ты поймешь меня, когда вырастешь!
И вскоре путешественники направились вдоль Леджии на запад, в Арморику. Игрэйна же, обернувшись волчицей, направилась через лес, во владения барона Верденнского.
В старинном, несколько мрачном на вид замке королеву Арморики радушно принял барон Рауль Верденнский и его жена Ловиса, давняя подруга Игрэйны. Они с гордостью показывали гостье свои владения и своего сына Ги, еще не подозревая, что именно за ним охотится оборотень-убийца. Мальчик рос бойким, крепким, самостоятельным, и, как определила Игрэйна, уродился человеком, но с сильным зовом крови. Такие люди обычно всю жизнь обладали крепким здоровьем, а также были удачливы во всех начинаниях, ибо волчье чутье помогало им избегать опасностей и ошибок.
Но, чтобы это сбылось в отношении мальчика, сейчас взрослые оборотни должны были уберечь его от безумного выродка. И вот, Игрэайна на следующий же день после прибытия, когда Рауль уехал со своими воинами на охоту, а мальчик играл в детской, рассказала обо всем Ловисе.
Баронесса в первый миг испуганно ахнула, как самая обыкновенная мать, но тут же ее глаза, серебристо-серые, как сияние полной луны, сверкнули стальным блеском.
- Надо сказать обо всем мужу: пусть усилит стражу по всему замку, приставит охрану к сыну! - был первый ответ.
Игрэйна укоризненно взглянула на подругу.
- Ну, Ловиса, я не ожидала, что ты стала такой покорной женой! Охране, состоящей из людей, с незаговоренным оружием, не справиться с оборотнем-выродком. Все, что я о нем узнала, доказывает: он, несомненно, безумец, но очень хитер, умеет прятаться и ждать подходящего момента. Как бы вы ни охраняли сына, он улучит момент, когда охрану снимут или ослабят, может быть - будет ждать долгие месяцы, пока вы не расслабитесь.
Ловиса склонила голову.
- Пожалуй, ты права! Но как же тогда выманить его, поставив под удар жизнь моего сына? Я дрожу от страха за него...
Представив, что какой-нибудь выродок угрожал бы жизни ее Гвиневеры, Игрэйна с сочувствием сжала похолодевшие руки баронессы.
- Это единственный способ покончить с ним без промедлений! Я обещаю быть рядом с тобой. Вдвоем мы одолеем выродка, и больше никто не тронет наших детей!
Баронесса Верденнская приободрилась, заражаясь неукротимой энергией Игрэйны.
- Тогда наш замысел придется держать в тайне от моего мужа. Он не поймет, чем руководствуются оборотни. Для него сражения - дело рыцарей в полном доспехе, а никак не женщин, будь она хоть королевой бисклавре!
Игрэйна кивнула, соглашаясь. Даже Риваллон едва понял ее. А Рауль Верденнский - конечно, порядочный человек, но слишком упрям и лишен воображения, типичный арвернский барон, признающий лишь те проблемы, что можно решить мечом.
Спустя несколько дней вороны Риваллона выследили преступного оборотня и донесли Игрэйне, что тот кружится вокруг замка. Теперь Ловиса со своей гостьей и маленьким Ги стали подолгу бродить по саду, ожидая удара и готовясь отразить его.
А между тем, тот, кого они ждали, оборотень, убивающий маленьких мальчиков, искал незаметного прохода за стены замка, так чтобы не спугнуть прежде времени свои жертвы. Он был готов убить ребенка - его во что бы то ни стало, - но также и любого, кто встанет на пути. Ибо он знал, что любые жертвы - все равно ничто в сравнении с теми потоками крови, что прольет этот ребенок, если вырастет...
Оборотень, что уже давно вел жизнь отверженного, изгнанный своей стаей, в глубине души сознавал, что ему нравилось убивать, чувствовать последние содрогания растерзанного тела, пробовать на вкус горячую кровь врага. Причем его воодушевляло убийство людей или своих сородичей, либо других альвов, охота на зверей не приносила такой радости.
Он вырос среди людей, забывших свои корни, и, пока не встретился в лесу с другими оборотнями, думал, что он один владеет восхитительным и жестоким даром оборотничества. Стая научила его законам богов и людей, и он следовал им, сколько мог. Однако он уже знал вкус человеческой крови. И со временем решил, что может убивать, хотя бы тех, кто достоин смерти. Оборотень выследил шайку разбойников и истребил их по одному. Уж их-то, которых сами люди искали, чтобы повесить без колебаний, никто не пожалеет! Однако вожак и вся стая изгнали оборотня и объявили вне закона. Так началась для него одинокая жизнь - бродячая, никому не нужная, но зато лишенная запретов. Тем не менее, он старался быть справедливым, и убивал по зову души только злых людей.
Как и все оборотни, он умел видеть сквозь грань между миром живых и миром мертвых. А теперь его дар даже усилился. В крови своих жертв он видел знамения, от каких волосы становились дыбом. Они объявляли, что уже родился будущий губитель альвов, который, войдя в возраст, истребит множество оборотней, вейл и других потомков волшебных рас. Кровь показывала ему жестокий облик фанатика, дымящиеся костры, жестокий блеск молота Донара, лезвия заговоренных мечей, опустевшие, лишенные Хранителей природные угодья...
И оборотень изгнанник решил не допустить этого, спасти мир альвов. Для этого следовало убить будущего врага, пока тот еще мал. Оборотень знал, что тому сейчас пять лет. И он начал убивать по всей стране мальчиков подходящего возраста, а вместе с ними - тех, кто их защищал. Он свирепствовал, с каждой новой жертвой все больше упивался кровью, однако верил, что защищает Другие Народы, и не пытался сдерживаться. Он наконец-то мог убивать с благой целью! Вот только знамения о будущем гонителе альвов все повторялись в свежей крови каждой новой жертвы, и это означало, что погибли не те.
Теперь оборотень-убийца подбирался к сыну барона Верденнского, которого охраняли две волчицы - его мать и гостья. Тайное чутье подсказывало, что наконец-то он нашел того, кто был ему нужен!