Печать

[Артанис]

Здравствуйте, все, кто увидит эту тему!
Я к вам с новым фэнтези. Оно тематически примыкает к моему циклу о викингах и более раннему "Ожерелью Артемиды", однако здесь действие происходит в более позднюю эпоху и в других краях, более близких нам по происхождению. Не все же писать об иностранцах, в жизни местного аналога славян тоже наверняка происходит немало интересного.
Если что-то будет не так - прошу не стрелять в пианиста, он играет как умеет.
И еще прошу вас, мои дорогие читатели, по возможности, высказывайте свое мнение, хорошо?

Глава 1. В краю Приморском
На залитых солнечным светом лугах и холмах, снег растаял уже давно, ютился лишь кое-где в тенистых оврагах последними грязно-белыми клочками, как шерсть линяющего зверя. Кругом, сколько охватывал глаз, зеленели сочные молодые травы, спускаясь пологими уступами к самому морю. В траве белели и золотились звездочки первоцветов, а далее, на берегах извилистой Светлицы, уже окутались зеленоватой дымкой ивы с березами.
Стремительно мчавшиеся через луг всадники в боевом облачении, как ни спешили, успевали все-таки мысленно удивляться ранней южной весне, вдыхая наполненный ароматами трав и морской солью воздух. Здесь, у Полуденного моря, весна наступала куда раньше, чем в землях дубровичей и полян, смолян и туровцев, откуда большинство из них были родом. Там еще, верно, реки были скованы льдом, и в лесных чащобах не спешил таять снег, и деревья спали крепче медведя в берлоге. Лишь по белым телам берез, доверчиво оттаявших под обманчивыми солнечными лучами, в это время начинал бежать сок, тогда как мудрые дубы и липы и не думали просыпаться до настоящей весны. Но то - в исконных землях, далеких отсюда. А здесь, в Приморском княжестве, на самом краю света, зимы были куда мягче, и весна приходила раньше чуть ли не на два месяца. Здешний березень* вполне мог бы сойти за травень** дальше к северу.
Уже без малого два года, как князь Ростислав стал править в Белгороде Приморском, а все-таки красота южной земли не наскучила ни ему самому, ни пришедшим с князем дружинникам и другим переселенцам...
Велика земля, где живут люди, почитающие общих богов - Сварога-Небо и Макошь-Землю, Перуна и Даждьбога, Скотьего Бога Велеса и Богиню Любви Ладу. Хоть и именуют себя по разным племенам, да и говорят не совсем одинаково, а все же происходят от одного корня, и понимают друг друга без труда. Широко расселились: от Студеного моря на дальнем севере, где тепло и свет - редкие гости, и до Теплого моря на полудне; от рубежа с чужеземными королевствами на закате до Великой Степи на восходе. Пожалуй, больше земли и нет ни у какого народа.
А только все одно мало, чтобы без помех и обид разделить все владения размножившемуся роду князей Родославичей. Как могучее дерево, раскинул он во все стороны крепкие ветви, и каждая стремится перерасти других, чтобы первой дотянуться до животворящих лучшей Даждьбога-Солнце. И трудно придется той ветке, которую злая Недоля загонит в тень более счастливых собратьев.
Именно так она распорядилась поначалу и нынешним приморским князем, Ростиславом Будимиричем, одним из многочисленных потомков владетельного рода. Ранняя смерть родителей в одну седьмицу во время черного мора разом поставила подрастающего княжича на последнее место в роду. Отцовы братья разделили большую часть наследства, а Ростислав, воспитанный как простой дружинник, должен был раз навсегда понять, что без сильных покровителей ему надеяться не на что.
- Будь доволен тем, что есть, и почитай старших, как нам велят пресветлые Боги, - так поучал его стрый***-батюшка Градислав, князь туровский и червлянский. - Служи хорошо - поставлю и воеводой, и даже князем удельным, под своей рукой. Чего тебе не хватает? Не в чужой земле ведь в наемниках, а дома, среди родичей. Почему все смотришь волчонком? - порой допытывался у племянника ответа князь Градислав после лишней чарки хмельного меда на пиру.
Ростислав и сам понимал, что под рукой сильного князя можно прожить благополучно и даже в почете. Но слишком непокорным, своевольным уродился, чтобы смириться и всю жизнь быть подручным, хотя бы и князем. Это значило - всю жизнь идти туда, куда прикажет Градислав или его наследники, жить их интересами, воевать против их врагов. Собачья жизнь. Для того ли он, Ростислав, сам вырезал на щите древний знак рода князей Родославичей - летящего сокола?
В детстве он с друзьями часто взбирался на обрыв, где гнездились соколы. Ловил и приручал для охоты их птенцов, следил, как завороженный, за стремительным полетом взрослых соколов. Отчаянно дерзкие хищники не только добывали больших и сильных цапель, гусей, но бросались и на людей, защищая свое гнездо. Недаром вещие певцы испокон веков пели о "соколиной отваге". Через знак сокола молодой князь чувствовал особенно тесно кровную связь с предками, тоже почитавшими эту птицу. Однажды и он обретет свободу. Боги создали его князем, а не холопом могущественных родичей, хотя бы и в пожалованном из милости венце.
На счастье, Ростислав не был окончательно покинут всеми. Память его покойного отца открыла возмужавшему князю кошели старых бояр, а собственная отвага привлекла к нему сердца многих дружинников и простых людей, готовых попытать в жизни счастья. И вот, собрав достаточно сил, он ушел прочь, отказавшись отныне повиноваться любым княжеским указаниям. Тем самым Ростислав сделался изгоем, поставил себя и тех, кто следовал за ним, вне закона - зато при удаче мог выиграть все.
И он добился своего: стремительно провел свою дружину через безлюдную солончаковую пустошь и захватил Белгород Приморский, так что никто и глазом не успел моргнуть!
Город на белых прибрежных скалах, выдающихся в море высоким мысом, был основан за много поколений до рождения Ростислава, одним из его предков. Еще тогда замечено было удобное место для поселения и для торговли с лежащим за морем Агайским царством. Тогда же первые пришедшие туда жители, оторвавшись от родных очагов, назвали себя новым племенем - приморянами. Однако же за последующие годы новые князья редко вспоминали о столь далеких окраинах, и Белгород со временем пришел в упадок. Городские стены обветшали, и их никто не чинил. Чужеземные купцы еще привозили на торг свои товары, но не стыдились поднимать цены, а сами платить приморянам за их изделия несправедливо мало. Постепенно жители Приморского княжества привыкли считать себя особым племенем, почти никак не связанным с исконными землями. Сами решали свои дела, сообща устанавливали законы на суде и цены на торгу, как могли, отбивали набеги соседей - горских племен. Последнее им удавалось не всегда, так как приморяне не были особенно воинственны, но больше полагаться было не на кого. Князья в Белгороде если и были, то правили нехотя, будто отбывали изгнание, только и ждали случая, чтобы изменения в сложной разветвленной системе наследования позволили занять более почетный стол в давно обжитых землях, не в приморской глуши.
Последним из них был Борис, младший сын князя Градислава, посланный владетельным отцом поучиться княжить. Как надо учиться, Борис, по неопытности и юношескому легкомыслию, не знал, и коротал время в звериных ловах и других развлечениях. Острые на язык приморяне прозвали Бориса Неуком, как молодого коня, непривычного ходить под седлом или в упряжке. Ростиславу двоюродный брат не был соперником. Благодаря внезапному нападению, он захватил Белгород почти без боя. Не сумевшего подготовить оборону Бориса, который был моложе него на целых десять лет, Ростислав выставил прочь, жаловаться отцу на свое поражение. Ему навсегда запомнилось в тот день испуганное, растерянное лицо Бориса, его дрожащий подбородок, да меч, ходивший ходуном в тонких юношеских руках... "Поезжай. Я не сражаюсь с мальчишками", - сказал ему Ростислав, и перешагнул порог княжеского терема...
Отвлекшись на миг от воспоминаний, князь придержал огненно-рыжего коня, поджидая отставшую за пригорком дружину. Снова вдохнул свежий весенний воздух, так что звенья кольчуги коротко звякнули от напряжения. Да, именно этот запах он запомнил с самого первого дня в Приморском княжестве: запах моря, ветра и пышных зеленых лугов. Запах свободы...
Самовольно захватив Белгород, он тем самым дал всем понять, что считает себя равным старшим князьям, не имевшим над собой никакой власти, кроме Богов. Можно представить, как это разозлило его дядей и других могущественных властителей, однако оспаривать Приморское княжество у слишком беспокойного родича не решился никто. Да Ростислав и не беспокоился о них. Ему, в отличие от других родичей, бывавших здесь, нравился этот щедрый жаркий край у моря, предел обжитых земель. Здесь можно было все начать сначала, здесь, на границе разных народов, жизнь кипела ключом. Приморское княжество княжество было не самым большим и далеко не самым богатым, но Ростислав не променял бы его ни на какую издавна славную столицу. Именно здесь, где не было прежде ни твердой власти, ни сложившейся местной знати, он сумеет устроить все, как ему хочется.
За прошедшие без малого два года он и впрямь многого добился. Местным жителям пришелся по душе смелый, деятельный князь, не считавший, как другие, Приморье краем света, забытым Богами. За это время многие дружинники Ростислава переженились на местных девушках, упрочивая свои связи с новой родиной. Простые пахари, рыбаки, виноградари, ремесленники обрели уверенность в будущем; князь Ростислав отвадил жадных до добычи горцев-хасов, и их самих принудил платить дань. Он же приказал восстановить городские стены, и Белгород вновь обрел белизну. Были заново вымощены городские улицы. Княжеские посланники теперь неотступно бывали на торгах, так что ни пришлый, ни свой торговый гость не мог больше безнаказанно обманывать покупателей. Нескольких, самых жадных купцов, по распоряжению князя изгнали прочь, а их имущество, что не могли забрать, выставлено было на поток и разорение. Ростислав не беспокоился, наживая врагов. Он был уверен в собственной силе и отваге, и в своих воинах, и в преданности своих приморян - кого же ему было бояться?
И нынешняя причина, по которой он всего с сотней дружинников облачились в доспехи и стремительно погоняли коней, тоже была для князя скорее ожидаемым приключением, чем настоящей тревогой. Только что к княжескому терему прискакал на взмыленном коне пастух и, едва отдышавшись, сообщил, что нежданно объявившиеся хасы угоняют коней. Ростислав, немедля, поднял сотню воинов. Вполне достаточно на полторы сотни горцев, что насчитал пастух. Следовало наказать татей немедленно, и кто же мог указать князю, что не его дело отражать пограничные набеги? Воевода Вышеслав попробовал было - князь хоть и не указал старику, другу своего отца, его место, как мог бы с кем другим, но и не стал слушать. Он твердо решил сам отвадить горцев от своих владений. Но прежде неплохо бы, когда догонит, кое-что выяснить у них...

* Березень - одно из старославянских названий марта.
** Травень - май.
*** Стрый - дядя по отцу.

[Convollar]

Описание природы выразительное. Чувствуешь запах весны и свежей травы. Посмотрим, что будет дальше.

[Akjhtywbz22]

Да, описание такое сочное и красочное, а сюжет кажется будет интересным
Почитаю, эрэа Артанис. Спасибо

[Эйлин]

Красиво написано!  И почему-то  кажется, что приключений князь молодой найдет больше, чем в данный момент рассчитывает!
Спасибо за начало новой истории, эреа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Convollar, эрэа Akjhtywbz22, эрэа Эйлин, огромное спасибо вам за внимание, мои дорогие читатели!
Буду очень надеяться, что и дальше это произведение вас не разочарует.

Описание природы выразительное. Чувствуешь запах весны и свежей травы. Посмотрим, что будет дальше.

Описания природы тоже бывают нужны. Как иначе дать представление об описываемом мире, особенно если он не знаком читателю заранее? А так, сразу понятно, север или юг, летом или зимой происходит действие.

Красиво написано!  И почему-то  кажется, что приключений князь молодой найдет больше, чем в данный момент рассчитывает!

А как же! Конечно, найдет, хоть и не скажу пока, какого рода будут приключения.

С князем почти поравнялся, отстав на половину конского корпуса, сотник Ярец, одногодок Ростислава. Глянул из-под свода шлема зелеными, как у рыси, глазами, обратился к князю просто, как и до сих пор говорили дружинники, прошедшие вместе весь путь, от детских игр до Приморского княжества:
- Скажи, кто мог ждать такой наглости от горских волков? Уже год, как они платят тебе дань. Как это они решились так быстро отточить новые зубы?
Князь, думавший о том же, кивнул, осадив заплясавшего под ним Огонька.
- В этом есть какая-то загадка, и я хочу все выяснить. С чего хасы вдруг решились нарушить клятву? А если уж осмелились, то почему их так мало для настоящего набега? Они знают, что мы умеем сражаться...
С этими словами Ростислав подстегнул коня плеткой, пуская его вниз по склону, по следу уходивших татей. За его спиной земля дрожала от конского топота. Весело перекликались воины. Сотник Ярец на мгновение придержал коня, чтобы выровнять строй:
- Эй! Волосожар, Третьяк, Мал, Остромир - вперед!
След угнанного табуна легко было найти на мягкой земле, на вытоптанной траве, еще не успевшей подняться. Воины видели, что враг успел уйти недалеко. Но направление следа было странным: хасы почему-то спешили не к родным горам, как следовало бы мелкой шайке,  уносящей ноги от справедливой мести, а как раз в противоположную сторону, вдоль моря! Засада, ловушка для возможной погони? Но посланные князем Ростиславом разведчики не заметили никаких новых следов. Ну что ж, осталось гнаться за хасами совсем недолго, чтобы открыть все тайны...
Нагнали татей возле Ольховой Балки, густо поросшей еще не успевшим зазеленеть кустарником. Видно, здесь произошла заминка: горцы, услышав погоню, хотели спрятать в овраге угнанных коней, но те упорно сопротивлялись, ржали, свирепо вставали на дыбы, так что хасам, хоть и опытным конникам, нелегко было сладить с ними.
При виде найденной пропажи у Ростислава отлегло от сердца, и он даже подумал, что похитители не так уж виноваты. До чего хороши были кони, откормившиеся на отборном овсе и ячмене, выгулявшиеся на сочной весенней траве, вспоенные ключевой водой Светлицы! Не кони - лебеди, пышущие силой, с ногами как у оленей, готовы день и ночь скакать без устали, шерсть - чистый заморский шелк, а гривы - ни у каждой девушки косы будут гуще. Коней не хуже княжеского Огонька в том табуне нашелся бы с десяток, а для боярина или воеводы незазорно оседлать почти каждого.
Ну где же было горцам, способным ценить хороших коней, устоять, увидев таких красавцев? Ростислав тихо рассмеялся, увидев издалека, как хасы в  кожаных латах и бурках из войлока, пытаются стреножить его коней. Будь он сам не приморянским князем, а набежником-горцем, тоже бы, пожалуй, не устоял перед искушением заполучить таких скакунов. Это не то что ночью, таясь от солнечного света, увести у соседа корову; здесь не татьба - удаль...
Но решить все должен был бой. По знаку князя все закрепили застежки шлемов, подняли щиты на уровень плеч, обнажили мечи. В тот же миг лавина хасов развернула коней навстречу приморянам с оглушительным воплем. Солнце сверкнуло над вершиной горы и отразилось тысячей отблесков от лезвий изогнутых горских сабель.
Князь Ростислав сразу заметил среди горцев высокого и могучего всадника, должно быть, их предводителя. Тот при первом появлении приморян на всем скаку перепрыгнул с одного из захваченных коней на своего собственного огромного вороного жеребца, так что кое-кто даже присвистнул от удивления. Теперь всадник, первым стремительно бросившись навстречу приморянскому князю, сделал знак своим подождать. Вождям надлежало сойтись в поединке первыми. Ростислав вскинул меч, приветствуя горца в знак уважения: тот сделал как раз то, на что он надеялся больше всего. Похоже, что перед ним был сильный и отважный противник. Жаль, что довелось встретиться именно так...
Прямой, длинным лучом, меч и серповидная сабля столкнулись в воздухе и высекли сноп искр. Затем кони, огненно-рыжий у одного и вороной великан у другого, унесли всадников в разные стороны, но лишь затем, чтобы тут же съехаться вновь, повинуясь нажиму колен.
Ловко закрывшись щитом от удара в голову, приморянский князь гневно воскликнул на ломаном горском наречии:
- Как могли вы, вероломные хасы, нарушить договор?! Или мало с вас прошлогодней дани?
Поодаль от обоих вождей сшиблись два отряда, рассыпались на пары, поединщики кружились друг перед другом в диковинном конном танце. Однако и князь Ростислав, и вожак горцев были достаточно опытны, чтобы, обмениваясь тяжелыми ударами, разговаривать и не терять бдительности. Похоже было, что упрек в вероломстве оскорбил горца: он горделиво выпрямился в седле, и отвечал Ростиславу на его родном языке, хоть и с заметным акцентом:
- Нет, князь приморский, другие хасы не нарушали данную тебе клятву, клянусь Богом Неба Уашхо, которого вы зовете Сварогом! Я - Эреджиб Черный Беркут, и больше не принадлежу ни к одному хасинскому роду, а эти люди ушли со мной. Если ты убьешь меня, это многих порадует там, в горах.
С этими словами горец обрушил князю на шею такой удар саблей, словно хотел немедленно убить человека, узнавшего его тайну. Лишь крепкая кольчуга, да вовремя подставленный край щита спасли Ростислава. Но он не чувствовал к противнику ненависти, хоть и держался настороже. Стало быть, тот тоже был изгоем, как и он сам. И, видя в бою предводителя горцев, заметив, как он первым выехал ему навстречу, как возмутился на оскорбление своих соплеменников, хоть и бывших, - Ростислав не мог представить его преступником, изгнанным справедливо. Жаль, что Боги не дали им случая узнать друг друга лучше...
- А по мне, хасам следовало бы оплакивать твое изгнание, Черный Беркут, - произнес он вслух, целя в бок промчавшемуся мимо противнику. Туда, где полы валяной черной бурки разошлись в стороны, в самом деле, как крылья могучего горного орла...
Но горец, хоть и выглядел рослым и массивным, был ловок как барс: он нырнул под брюхо коню, так что меч противника просвистел в воздухе. Затем, вернувшись в седло, он стремительно бросился навстречу Ростиславу.
- Какое тебе, пришелец с севера, дело до хасов? Правда, ты хорошо дерешься, и я бы хотел встретиться с тобой при лучших обстоятельствах... Что ж, есть, наверное, в горах люди, оплакивающие мой уход. Но есть и жадные, завистливые старики, оберегающие каждую кроху власти - они теперь спят спокойно, когда крылья Черного Беркута не застилают им солнце...
Теперь в словах горца не слышалось ни гордости, ни ярости, одно лишь ровное, обреченное спокойствие. Это помогло Ростиславу принять окончательное решение.
Так значит, боги не позволили им встретиться иначе, как в жестоком бою?
Оба поединщика снова разъехались в разные стороны, словно собираясь пустить коней вскачь. Однако медлили, несколько мгновений не двигаясь и ничего не говоря. И вдруг одновременно опустили меч и саблю. Князь Ростислав воскликнул первым, чувствуя, как на душе становится легче:
- Нет, клянусь золотой секирой Перуна! Мне совсем не хочется тебя убивать. Мы с тобой слишком похожи, чтобы не попытаться узнать друг друга лучше. Оставайся у меня, в Белгороде Приморском, и эти кони, и все, чем я владею, будет принадлежать и тебе с твоими дружинниками.
Эреджиб Черный Беркут вздрогнул, точно раненый, выпрямился в седле, и стремительно бросил саблю в ножны.
- Да будет так! У нас говорят: смелый враг лучше трусливого друга. Я тоже рад, что мне не придется убить тебя. Коней я возвращаю; ни один из них не потерпел никакого ущерба.
Оба вождя, сняв латные рукавицы, крепко пожали друг другу руки. Затем поспешили усмирить своих воинов, как раз вовремя, пока те не перешли к ожесточенной сече, недоступной голосу разума.
Только одна пара еще продолжала рубиться, когда остальные уже разъехались в разные стороны, с любопытством приглядываясь друг к другу. Десятник Волосожар, самый горячий и воинственный из Ростиславовых дружинников, схлестнулся с воином-хасом, одетым в кожаные латы, не заметив даже княжеского приказа. К одному лишь стремился в этот миг: дотянуться, наконец, до противника, который с удивительной ловкостью отражал все удары и порой сам переходил в наступление. Это было тем досаднее лихому десятнику, что его соперник, судя по тонкой, гибкой фигуре, казался совсем молодым. Ну где ж тут отказаться от поединка, не справившись с каким-то юнцом?!
Но молодой хас неожиданно повернул коня и на всем скаку ударил саблей по шлему Волосожара. Удар был скользящий; шлем выдержал, но его застежки лопнули, и он покатился по земле, звеня, как пустой горшок. Приморянин замер, как оглушенный бык, не сразу приходя в себя. К вспотевшему лбу липли рыжие пряди волос, за которые он и получил свое имя. Он удивленно замотал головой, и только теперь заметил, что битва закончилась.
- Клянусь секирой Перуна, ты можешь гордиться своим ударом, сын славного отца! - признал Волосожар, уже без оружия съезжаясь со своим недавним противником.
В ответ из-под шлема молодого хаса донесся смешок, и приглушенный голос проговорил:
- У моего отца никогда не было сыновей!
Ничего не понимающий Волосожар только заморгал глазами, как сова днем, решив, что ему мерещится от удара по голове.
- А... а кто же ты тогда? - протянул он, совсем сбитый с толку.
Вместо ответа тот, кого он считал молодым горцем, сорвал с головы шлем. На плечи упали две черных косы, перевитые ремешками, открылось смуглое узкое лицо горянки, смелое и решительное, с резкими чертами, но, несомненно, женское.
- Я - Куара, дочь Лаухана, и мне не впервой учить тех, кто говорит, что таких, как я, не должно быть на свете, - многозначительно проговорила она.
- Куара - моя названная сестра, и ей тоже нелегко приходилось в родном ауле, - добавил Эреджиб Черный Беркут, как бы объясняя резкий ответ девушки.
Но, хоть некоторые приморяне и поглядывали на воительницу с удивлением, никто не проронил ненужного слова. Даже запальчивый Волосожар неожиданно низко склонил перед своей победительницей еще гудящую от удара голову...
Спустя некоторое время недавние враги, наскоро разделив на бывшем поле боя походную снедь, направились к городу, ведя возвращенных коней. Князь Ростислав и Эреджиб Черный Беркут немного задержались, спешившись и наблюдая, как отъезжают другие.
- Я вижу, Боги послали нам обоим счастливый день, - весело сказал Ростислав, сняв шлем и подставив ветру золотистые кудри. Глаза его, синие, яркие как летнее небо, всегда глядели широко и внимательно, словно хотели окинуть мир до самого окоема. Коротко подстриженная светлая борода, четкий с горбинкой нос - в нем заметна была кровь древнего рода князей Родославичей.
Хоть князь был высокого роста, а предводитель хасов, став рядом, оказался выше на полголовы и заметно шире в плечах. Волосы и длинные вислые усы как смоль, поверх кожаных лат - бурка, как черные крылья. В отличие от большинства горцев, глаза у Эреджиба были не темные, а стальные с синевой - признак древней породы нартов. Он не сразу ответил Ростиславу:
- Я благодарен тебе, что ты позволил нам остаться в краю, где видна священная Харама-гора, - он склонил голову, поглядев в сторону одной из белеющих вдали горных вершин. - Отныне твой враг - наш враг, твоя битва - наша битва. Только, если ты вправду принял нас как друзей, а не слуг - не посылай нас биться против других хасов. Хоть они изгнали меня, я не хочу обнажать против них саблю.
- Клянусь секирой Перуна, - пообещал Ростислав, - ты и твои дружинники всегда будете сражаться лишь тогда, когда пожелаете сами. Ты - мой союзник, а не подданный.
Просьба горца лишь усилила его уважение к этому человеку, и в изгнании не утратившему гордость, и по-прежнему привязанному к жестоко обошедшейся с ним родине.
Уже садясь на коня, он спросил у нового союзника, не сдержав своего любопытства:
- А куда ты держал путь со своей дружиной до нынешнего дня?
- Собирался пойти в наемники к какому-нибудь могущественному властелину, которому нужны полторы сотни острых сабель и надежных сердец. Мы думали окончательно решить, спустившись к морю. Быть может, сели бы на корабль и отплыли к агайскому царю-базилевсу. Или пошли бы на север, к тамошним князьям, что одного рода с тобой.
От его объяснения Ростислав улыбнулся еще веселее. Выходит, он дерзко отнял полторы сотни отличных воинов у своих соседей за морем либо же у своих родичей-князей. Однако он был уверен, что его самого сегодняшний день обогатил гораздо больше!

[Akjhtywbz22]

Интересная дружба зарождается. И воительница с чёрными косами рыжику Волосожару  приглянулась
Может быть новый народ сложится.
А про коней таак здорово написано, чудесные животные.
Спасибо, эрэа Артанис, за большое продолжение.

[Артанис]

Эрэа Akjhtywbz22, огромное спасибо Вам!

Интересная дружба зарождается. И воительница с чёрными косами рыжику Волосожару  приглянулась
Может быть новый народ сложится.
А про коней таак здорово написано, чудесные животные.
Спасибо, эрэа Артанис, за большое продолжение.

А почему бы между ними и не сложиться дружбе? Непоправимого зла друг другу пока еще не успели причинить, а если так, то воин воина и изгой изгоя всегда поймет.
А вот насчет воительницы сложнее: такие женщины любят обычно лишь тех мужчин, что способны их победить. А тут знакомство сразу началось с ее победы.
Кони, конечно, чудесные животные, особенно когда повествование о тех, кто их знает и ценит.

Глава 2. Княжеский лов
Прошло еще две седьмицы. Близился праздник Весеннего Равноденствия, когда сияющая колесница Даждьбога уже поднимается на небо высоко и надолго. Здесь, на теплом берегу Полуденного моря, этот день означал саму весну, а не только предзнаменование ее, как в северных землях. Скоро вспыхнут праздничные костры в каждом селе и каждой веси Приморья, скоро поселяне в лучших праздничных одеждах, нарочно сбереженных до этого дня в ларцах, покатят под гору горящее колесо, а девушки будут водить хороводы, встречая весну...
А пока что жизнь шла своим чередом. Даже приход в Белгород хасов, прежде бывших для приморян лишь врагами, всколыхнул было среди горожан слухи и пересуды, но никого особенно не испугал. Все видели, как вождь пришельцев принес за себя и свою дружину клятву на мече перед священным Перуновым дубом, а такой клятвы не нарушить никому. Кроме того, князь Ростислав доверял новым союзникам, а в его способности завоевывать людские сердца все давно убедились. Почему бы ему и не сделать друзьями воинственных горцев? Иногда горожане еще вздрагивали, если хасы стремительно проносились на ветроногих конях по улицам, к княжескому терему, где жили в особом дворе, отдельно от дружинников-приморян, но постепенно привыкли.
Накануне праздника князь Ростислав собрал кметей на большой звериный лов. Ему сообщили, что в поля возле Ясной Дубравы забрело стадо туров. На свете не было дичи желаннее, но и опаснее этих могучих степных быков. Из турьего рога сладок был медовый напиток,  из кожи только что сраженного тура дружинники-кмети вырезали себе пояса. Но даже опытным воинам трудно было одолеть огромного буй-тура, и каждый год кто-нибудь из ловчих погибал, то подброшенный вместе с конем на рога, то растоптанный каменными копытами. Лов туров помогал дружинникам и в мирное время не терять ловкости и сноровки.
За зиму князь Ростислав набрал в дружину много молодых парней, еще не носивших турьего пояса. Теперь следовало добыть им знаки отличия, а заодно и запасти мяса на менее благоприятное время, а то ведь такая орава не то что тура - индрика-зверя съест!
Выехали на лов, как обычно, со смехом и шутками, припоминая разные забавные случаи, происходившие в прошлые разы. Но, приближаясь к Ясной Дубраве, обогнув стоявшее на окраине село того же имени, все заметно посерьезнели. Теперь главным было не спугнуть прежде времени чутких зверей. Коней пустили шагом, их копыта мягко ступали по пышному травяному ковру. Ветер дух в сторону ловчих, так что туры не должны были их почуять.
Туры не ушли; ловчие сразу заметили их, подъехав со стороны опушки. Два десятка туриц, несколько телят, прошлогодних и совсем маленьких. Три подросших бычка, пока еще не вызвавших ревность быка-отца, безжалостно изгонявшего возможных соперников. И, наконец, сам буй-тур - величественный и страшный, почти черный зверь, с размахом рогов в косую сажень. Он пасся чуть в стороне, низко опустив тяжелую косматую голову, временами озираясь по сторонам. В это время, когда в стаде много маленьких телят, к ним мог подобраться какой-нибудь хищник, и долг вожака был оберегать свою семью. Но тур привык не бояться никаких врагов. С тех пор, как он достиг зрелости, ни стая волков, ни медведь-шатун не решались напасть на предводительствуемое им стадо. Его спина приходилась вровень с головой самого рослого мужчины, а весом - если бы кто-нибудь отважился его взвесить, - старый тур потянул бы на шестьдесят пудов с половиной. Никто, кроме людей, не посмел бы угрожать степному великану.
Князь Ростислав, затаив дыхание, следил за бродившими по полю великолепными животными. Сердце его отчаянно билось, руки сами тянулись к тетиве лука и метательной сулице. Заметив раскрасневшиеся лица своих ближников, их горящие азартом глаза, князь понял, что и их сейчас сжигает древняя и темная, как земля, ловчая страсть. Торопливо зашептал хриплым сдавленным голосом последние наставления:
- Только не коров! Соблюдайте правду лесную...
Впрочем, князь мог бы и не напоминать. И без того воины целились лишь в быков и холостых телок. В каждом роду с малолетства передавали завет: нет ничего хуже, чем убить кормящую самку любого зверя, погубить вместе с матерью и малых детенышей. Это наверняка разгневает всех лесных богов и Мать-Ладу, покровительницу всего, что рождается и растет.
Град стрел опередил всадников, метнувшихся с лесной опушки навстречу турам. Один бычок упал, другой, споткнувшись, тщетно пытался подняться: в плечо вонзилась стрела, и онемевшая нога не действовала. Испуганные коровы пустились бежать, трубным мычанием подзывая телят. Но зато большой бык, хоть и в его шкуре то там, то здесь качалось оперение стрел, не подумал убегать вместе с ними. Яростно взревев, бык бросился навстречу ловчим, словно боль лишь придала ему сил. От рева тура, казалось, должна была расколоться земля. Лошади, увидев мчащееся на них длиннорогое мохнатое чудовище, хрипели, взбрыкивали, стремясь умчаться прочь. Вот такие мгновения и показывали, кто из воинов сумеет осадить понесшего коня и сам сохранит достаточно самообладания, чтобы точно метнуть в зверя тяжелую сулицу. Это честное состязание: чудовищная сила животного против многочисленности людей, стрелы и копья - против огромных рогов. Бык рискует жизнью, но ею рискуют и ловчие; кто еще первым отправится в Ирий...
Так и на сей раз, двое всадников, не сумев совладать с перепуганными лошадьми, вылетели из седла. Одного разъяренный тур тут же вмял в землю, оставив лишь влажное месиво. Второго подхватил на коня воин-хас, оказавшийся рядом, и как раз вовремя - бык уже нагонял их.
Новый ливень из сулиц встретил приближающегося тура. Тот тяжело дышал, на черной морде выступила пена, смешанная с кровью. Теперь бык уже не бежал, но, остановившись, рыл землю копытом и, грозно склонил голову, поворачивался то к одному, то к другому всаднику.
Теперь ловчие, предчувствуя близкую победу, окружали зверя все теснее, выбирая место, чтобы точнее вонзить копье. Здесь никто не мог знать точно, чей именно удар сразит быка окончательно, поэтому сам князь и его воеводы не имели преимуществ перед простыми дружинниками. Вот и сейчас князь Ростислав, вонзив копье в шею раненому туру, вынужден был развернуть коня прочь, уворачиваясь сам от все еще грозных рогов.
Долго сражался за свою жизнь могучий тур. Быть может, он знал, что тем самым дает время своим самкам с детенышами уйти подальше. Не раз, когда всем казалось, что тур слабеет, он вдруг переходил в наступление. Еще двух ловчих он сбил с коней, мертвых или тяжело раненых. Третьего, молодого парня, рвущегося раздобыть дружинный пояс, бык зацепил лишь кончиком рога, и парень покатился по окровавленной траве, подвывая и зажимая руками лицо.
Наконец, животное, из ран которого струились потоки крови, шумно вздохнуло и опустилось на изрытую землю, будто собираясь заснуть. В тот же миг, по знаку, данному князем, молодые кмети накинулись на тушу быка, как стая ястребов. У каждого был заранее припасен с собой острый нож: ведь пояса полагалось нарезать, пока тур еще не остыл. Кое-как поднялся даже парень, которому бык рассек лицо. Сотник Ярец осмотрел его рану и дал полотенце, остановить кровь.
- Повезло тебе: почти до кости рассек, но могло быть хуже. Зваться тебе отныне Остророгом, - напутствовал он молодого дружинника. - Ну, теперь беги, вырежи себе пояс. Ты же не раздумал его получить?
Теперь парень, преодолевая боль, от которой временами темнело в глазах, усердно работал ножом вместе с другими сверстниками, не думая, приживется ли новое прозвище.
Когда дело первой важности было сделано, князь Ростислав коснулся ладонью лба убитого тура, где в середине меж рогов шерсть курчавилась жесткими завитками.
- Ступай в Ирий, скажи Предку-Быку: мы честно взяли верх, жизнь за жизнь. Отдыхай на небе, князь туров, а потом Мать-Лада снова сошьет тебе косматую шубу и вернет опять бродить по степи, - это было древнее заклятье, призывающее дух убитого зверя не гневаться на людей.
Кроме большого тура, убили еще молодого быка и двух телок. Второй молодой бык ушел с коровами; что ж, когда подрастет, стадо не останется без вожака. Третьего, раненого в ногу, ловчие поймали живым и привязали меж двух коней. Молодого тура с едва начавшими прорезаться рогами еще можно приручить на племя. Будет пастись на пастбище среди домашних коров, со спиленными рогами и кольцом в носу. Зато приток дикой крови надолго сделает приморских коров крепче и сильнее.
Трое ловчих за нынешнюю удачу заплатили жизнью, еще четверо человек ранены, и три коня. Но на тура идти - не на зайца, здесь каждый готов к риску. Погибших кметей положили на отдельную подводу, накрыли траурным белым полотном. Дома их ждал погребальный костер.
А здесь, на поляне, по ним уже готовились справлять тризну. На костре жарились бычьи языки и другие лакомые куски. Хасы под предводительством Эреджиба Черного Беркута готовили мясо по-своему, обмакивая в вино и нанизывая на вертел. Снова зазвучали оживленные разговоры и давние воспоминания. Воины знали: погибшие товарищи не осудили бы их, поняли бы желание отвести душу после пережитой опасности.
- Помню, еще в Червлянске, павший сегодня Остей однажды, когда все напились, пообещал притащить из лесу живую рысь. И ведь приволок-таки, в ту же ночь, не успев похмелиться! Связанную по лапам, в наморднике. Помните, князь Градислав потом долго держал эту рысь в клетке, похвалялся всем храбростью своих воинов? Только мы знали, что дело-то не только в храбрости, но и в медовухе...
- А помните, как Боривой однажды в засаду у степняцкого стойбища забыл плащ? Так и просидел всю ночь до утра, замерз, точно пес, а все же не выдал себя, даже стучать зубами не смел!
- А когда мы собирались в поход на Приморье...
- А нам, когда собирались в кмети, батюшка строго-настрого сказал: идите, да слушайтесь князя, воеводу и иных прочих начальников. Бездельников да лоботрясов никто держать не станет! - подал голос один из новых дружинников, потерявший на этом лове двоюродного брата.
Так вспоминали воины погибших товарищей...

[Akjhtywbz22]

Сурово, но жизненно - чтобы выжить, нужно на кого-то охотиться...
Но это не одно и то же, как стрелять с оптическим прицелом в белого носорога, тигра или слона, чтобы отметку поставить в охотничьем послужном списке, для рейтинга...
Интересно, эрэа Артанис, спасибо за продолжение.

[Convollar]

Очень экспрессивное описание  охоты, эрэа Артанис! Завидую!

[Артанис]

Эрэа Akjhtywbz22, эрэа Convollar, огромное спасибо вам, что продолжаете читать!

Сурово, но жизненно - чтобы выжить, нужно на кого-то охотиться...
Но это не одно и то же, как стрелять с оптическим прицелом в белого носорога, тигра или слона, чтобы отметку поставить в охотничьем послужном списке, для рейтинга...

Конечно, не одно и то же! Они и сами рискуют жизнью, сражаясь с опасным зверем, да и мясо им нужно для пропитания. И не истребляют всех животных подряд, знают, каких можно, каких нет.
Кроме того, здесь еще природе не грозит оскудение, и крупные животные представлены отнюдь не последними вымирающими остатками. Так что беспокоиться от них вряд ли кому в голову придет.
Что-то мне припомнилась небезызвестная Вам (а может, и еще кое-кому из здешних читателей) Ютурна из романов Людмилы Шаховской. Она-то успех в охоте считала чуть ли лучшим качеством мужчины, точно пещерная жительница какая-нибудь.

Очень экспрессивное описание  охоты, эрэа Артанис! Завидую!

Спасибо, эрэа Convollar! Правда, у Вас нет никаких причин мне завидовать, скорее наоборот: Вы умеете красиво и интересно описывать мирные сцены, а это гораздо важнее, и не всем дано.

До самого вечера продолжались княжеские ловы. После самой желанной, но и самой опасной дичи - туров, еще не насытили древнюю страсть, а зверья в Ясной Дубраве было еще много. Заполевали пять волков, двух лис, несколько косуль и зайцев. Стреляли влет по поднявшимся на крыло тяжелым дрофам и юрким стрепетам. Разыскали в чащобе клыкастого вепря и после долгой борьбы загнали его в сеть и поразили копьями.
Наконец, ловчая страсть пошла на убыль, пресытившись жертвами этого дня, человеческими и звериными.  Подводу с телами погибших отправили домой вперед, снаряжать на погребальный костер. Добытую дичь также увезли в город. Туша огромного тура не поместилась на телегу, так что ее поволокли сзади, по шерсти, привязав за шею.
Самые заядлые ловчие еще бродили по лесу, по одному - по двое,с копьем наперевес, но уже без особого азарта. Не столько выслеживали дичь, сколько гуляли.  Ушел в чащу и сам князь Ростислав, никого не позвав с собой. Не ища больше добычи, любовался расцветающим лесом: первоцветами в тени больших деревьев, розоватыми ореховыми сережками, первыми набухающими древесными почками. Задумавшись, не заметил, как вышел на берег Звонца, притока Светлицы. Летом ручей почти пересыхал, тек тонкой струйкой, но сейчас, когда в него влились воды от растаявшего высоко в горах снега, поднялся и уже не звенел, точно бубенчик на шее ребенка, а грозно бурлил, неся стремительные волны с гребнями пены.
После запеченного на углях мяса хотелось пить. Нагнувшись, Ростислав зачерпнул воды пригоршней, жадно глотнул кристально чистую воду, такую ледяную, что от нее заломило зубы. Усмехнулся: иногда глоток ключевой воды у звериного водопоя бывает слаще и милее изысканных заморских вин из золотого кубка...
На ветку ольхи над его головой присела ранняя кукушка и закуковала. Сквозь еще не одетые ветки князь разглядел темную спинку птицы и полосатую, как у ястреба, грудь. Спросил ее в шутку, как спрашивают при гадании, лишь слегка переиначив вопрос:
- Кукушка, кукушка: сколько лет мне быть князем в приморянах?
Но чуткая птица, испугавшись человеческого голоса, вспорхнула и улетела прочь, не прокуковав ни разу. Ростислав проводил ее взглядом, беззаботно махнул рукой.
И вдруг услышал слабое блеяние и отдаленный перестук, как будто кто-то взбрыкивал, все на одном месте, не отдаляясь и не приближаясь. Подумав, что это, может быть, издыхает подстреленный на ловах зверь, Ростислав направился в ту сторону, вглубь леса.
Идти пришлось недалеко. Странные звуки доносились со звериной тропы, спускающейся к берегу Звонца.  Там, среди густых зарослей орешника и боярышника, переплетенных колючей ежевикой, князь увидел полугодовалого косуленка, беспомощно распростершегося на земле. Шею хрипящего, задыхающегося детеныша туго обвила петля из конского волоса.
При виде этой ловушки Ростислав потемнел от ярости, непроизвольно схватился за висевшую на поясе плеть. Окажись сейчас перед ним тот, кто повесил эту петлю на тропе, князь бы охотно угостил его плетью! Что это не кто-то из его воинов, Ростислав даже не сомневался. Настоящий ловчий берет жизнь зверя открыто, в честном состязании, и выбирает лучшего, достойного противника, как и на поле боя. А ставить силки. не зная, кто в них попадет, да еще весной, когда у одних зверей детеныши, а другие как раз готовятся обзавестись потомством, - это последняя подлость. Должно быть, кто-то из сельчан, не умея иначе изловить зверя, повесил на крепком кусту коварную петлю...
Чем больше брыкался косуленок, пытаясь освободиться, тем туже затягивалась петля. Он хрипло дышал, высунув язык, глаза выкатились в ужасе. В нескольких шагах от детеныша притаилась в кустах косуля-мать. Она тоже вся дрожала, даже появление человека не заставило ее покинуть гибнущего сына. То и дело жалобно блеяла, точно жалуясь, что не может ничего сделать.
Князь Ростислав не стал медлить. Достав нож, перерезал скользкую, туго свитую петлю, хоть и не был уверен, выживет ли косуленок. Потом отступил, не желая волновать животных. И тут же косуля бросилась к лежащему на земле детенышу, жалобно блея и вылизывая его, как в миг его появления на свет.
Стараясь двигаться бесшумно, Ростислав ушел прочь от косули с детенышем, пока им было не до него. Оглянувшись назад, заметил, что косуленок пытается подняться на еще нетвердых ногах. Не дали Боги случиться худшему. Теперь, может статься, не разгневаются. А то, в иных лесах, бывало, Лешие уводили прочь все зверье в наказание за людскую жестокость да жадность, и пустели леса, оставалось ловить разве что мышей. И почему это люди бывают неразумны?
Молодой князь улыбнулся, довольный не только удачей на ловах, но и тем, что сохранил жизнь беспомощному косуленку и его матери. Взглянул в просвет меж окутавшихся зеленой дымкой ветвей...
И увидел девушку.
Она появилась внезапно и без всякого звука, будто сама Дева-Весна, соткавшись из невесомой, как фата невесты, лесной мглы. Светлые волосы пронизаны льющимся с неба солнечным сиянием, прозрачно-голубые, как вода в роднике, глаза смотрели внимательно, но в глубине их он  в одно невероятно долгое мгновение успел разглядеть веселые искорки. Заметил еще удивленно приподнятые брови девушки ("Точно птица взмахнула крыльями!"), ее маленький прямой нос. Вишневого цвета полные губы чуть приоткрылись, показав белоснежную полоску зубов.
Она стояла так, озаренная светом, в котором он успел еще разглядеть ее белоснежную шею, покатые и одновременно сильные обнаженные плечи. На ней была надета лишь короткая сорочка без рукавов, цвета только что распустившейся молодой листвы, и этот наряд нисколько не скрывал очертаний ее стройной, хорошо сложенной фигуры. Еще Ростислав успел разглядеть, что на девушке не было никакой обуви. Нет, совершенно точно - она стояла на сухой опавшей хвое босая и, казалось, это не причиняло ей ни малейшего неудобства. Просто удивительно, что он успел так много охватить взглядом за короткое мгновение...
Девушка исчезла так же стремительно и внезапно, как появилась. Тут же погас солнечный луч, косматое облако затянуло небо. Но князь Ростислав еще долго глядел широко раскрытыми глазами туда, где явилось прекрасное видение, в отчаянной надежде, что оно вернется. Однако ничего не происходило.
Ростислав не знал, сколько времени он высматривал ее здесь, на лесной поляне. Забыл обо всем на свете, и о ждавших его людях. Думал лишь об одном: увидеть ее хотя бы еще раз, а там будь что будет! Несколько раз он бросался ее искать, услышав в стороне шорох, но там никого не было. Хотел позвать ее, но вовремя понял, как это будет глупо. Наконец, прижался пылающим лбом к шершавой коре сосны на том самом месте, где стояла девушка.
"Кто же она?! Хорошо, если простая девушка, из села или какой-нибудь веси поблизости. Хотя странно: как это она подошла незаметно, да и скрылась, точно растаяла? Но все равно, если она живая, из плоти и крови, я найду ее где угодно... А может, это русалка или лесная дева - вила? Или я вправду видел саму Богиню Весны, дочь Матери-Лады? А может, Полудница ударила меня безумящей стрелой, и она лишь померещилась мне? Да нет, ведь еще совсем не жарко... Наконец, было бы несправедливо, окажись она всего лишь наваждением! Если ее нет на земле, значит, нет ни весны, ни красоты... Боги, помогите, чтобы она была взаправду, и я мог ее найти!"
Князь шептал, как в бреду, то горячие заверения найти загадочный призрак, то просьбы к Богам, и все еще отчаянно надеялся вновь увидеть ее. Но чуда не произошло. Где-то треснула обломанная ветка под совсем не девичьей стопой. Затем кусты раздвинулись, и на поляну вышел парень, одетый, как все ловчие, в рубашку и штаны из оленьей кожи, в мягкие сапоги.
- Ты здесь, княже! - обрадовался парень. - А меня воевода Улеб Вышеславич послал найти тебя. Уже вечер, пора ехать: скоро начнутся праздничные гулянья... Но что с тобой? Здоров ли ты?
Ростиславу потребовалось некоторое время, чтобы вернуться к земным делам и узнать стоявшего перед ним... Ну да, конечно, это Злат, молодой кметь с густыми пшеничными кудрями, как у девушки.
- Все хорошо, - ответил князь, не без сожаления покидая вслед за провожатым заветную поляну.
По правде говоря, он едва не рассказал первому же встретившемуся человеку о пригрезившейся девушке, не спросил его совета. Злат был неглуп и надежен, кроме того, как здешний уроженец, мог помочь князю найти незнакомку... Но все-таки Ростислав не решился откровенничать. Не только простому кмету - даже ближайшим друзьям: Улебу, Ярцу, вождю хасов Эреджибу и другим, такого не расскажешь запросто. Они-то ведь не видели лесную красавицу наяву, как видел он!
Вернувшись к ожидавшим его ловчим, князь сумел скрыть смятение, хоть и был непривычно молчалив и задумчив. Но, если кто из княжьих ближников и заметил что-то, не подали виду. Уже в сумерках поехали прочь, видят, как поодаль, в каждой окрестной веси, загораются праздничные огни.
Ростиславу не хотелось уезжать далеко от того места, где видел девушку. Он подумал даже, если не сумеет найти ее быстро, остаться жить на той поляне в Ясной Дубраве, пока она - кем бы ни была, - не появится вновь. Но, утешив себя мыслью, что она, возможно, все-таки здешняя уроженка, а, если так, непременно будет на празднике, князь поехал во главе своего отряда.
На большой площади посреди села, и верно, собрался люд. Костры развели такие, что сделалось светло, как днем. Одни готовили праздничное угощение, другие, помоложе, прыгали через костры сами, поодиночке и парами. Вот наперерез всадникам прокатилось огненное колесо, шипя пропитавшей его горящей смолой и рассыпая искры. Его догнала ватага детей и подростков и, подталкивая кочергами, покатила горящее колесо под обрыв, к Светлице. Большой столб пара поднялся над рекой, когда колесо бултыхнулось вниз, звонкий смех ребятишек заглушил поднявшийся плеск и шипение.
Рядом девушки в ярких понёвах и вышитых сорочках, с цветными лентами, вплетенными в косы, повели праздничный хоровод. О, это был не просто танец и не только повод показать себя! В каждом племени знали: хоровод, как и крутящееся горящее колесо, означает движение солнца по небу, прославляет Даждьбога, Князя Огненный Щит. День Весеннего Равноденствия значит, что с этого дня солнце становится полновластным господином, и никто больше не помешает ему щедро дарить земле тепло и благо всему живому. Потому-то и исполнительницы хоровода горды собой, как никогда: не ступают - плывут, не спеша, во всей красе, позволяя себя разглядеть в свете костров. Ведь от них сейчас так много зависит!
Постепенно хоровод расширяется, в него входят и мужчины. То один, то другой берет за руку понравившуюся девушку, и больше уже не отпускает, так и кружится с ней дальше, пока у обоих не закружатся головы. Праздник Весеннего Равноденствия ведь - еще и время любовных сговоров, многие сегодняшние пары осенью будут играть свадьбу.
Иные из Ростиславовых кметей, приехав прямо на праздник, соскакивали с коней и непринужденно присоединялись к веселью местных жителей. Круг теснился, давая место вновь прибывшим.
- А что же наш ясный сокол, наш светлый князь сегодня не весел? - прозвучал рядом голос. Молодая дородная жена яснодубравского тиуна, вся разукрашенная, в рогатой кике, подошла к князю, неподвижно сидевшему на коне, протянула затейливо выпеченный пряник в виде птицы.
Ее поддержали и другие собравшиеся.
- Сойди с коня, княже, отпразднуй с нами приход весны!
- К нам в круг, светлый князь! Пусть солнце будет жарким, а год - щедрым!
В другое время Ростислав охотно отозвался бы на приглашение, и не вышел бы из праздничного круга, пока не погаснут костры и не взойдет солнце. Но теперь он был весь поглощен чудесным видением в лесу, и едва услышал, что именно ему предлагали. В каждой девушке, проплывающей в хороводе, озаренной отблесками костра, он стремился разглядеть свою загадочную лесную деву. И каждый раз с тайным разочарованием отводил глаза: не та, не та... Были среди них настоящие красавицы, ставшие еще лучше в праздничном убранстве, но той, ни на кого не похожей, не было.
Ростислав опустил голову, не желая огорчать веселящихся сельчан, но не мог скрыть разочарование. Значит, его незнакомка - не из Ясной Дубравы, и он понятия не имеет, где ее искать, если только она и вправду где-то живет на этом свете, а не у Богов, в светлом мире Прави!.. Невежливо, конечно, уехать с праздника, но и остаться, изображая беззаботное веселье, он сейчас не мог. Не задумываясь, князь вытянул руку с праздничным угощением, собираясь поправить поводья, и конь, повернув голову, взял пряник мягкими губами.
Сомнения князя Ростислава прервал топот коня, мчащегося со стороны города. Темная фигура въехала в круг света, и оказалась княжеским гонцом. Увидев Ростислава перед собой, тот торопливо передал:
- Боярин Вышеслав послал меня за тобой, княже! Пришла ладья из Агайи, большая, богато украшенная. На ней послы, сказывают, сам наместник лежащего напротив Гермонасса прибыл к тебе.
От неожиданности Ростислав вздыбил Огонька свечой. Он в этот день совсем было забыл, что на свете есть какие-то послы, как и Агайское царство, и сейчас не мог скрыть раздражения.
- Что это им могло понадобиться от нас? Кажется, налоги в царскую казну платить не обязаны! - презрительно фыркнул он.
Впрочем, вслед за тем князь пришел в себя настолько, чтобы рассуждать, как подобало по его положению. Приветливо простившись с сельчанами и с хороводом девушек, среди которых не было Ее, - он поехал вперед.
- Простите, не судьба нам сегодня отпраздновать этот день вместе!.. Надо узнать, с чем пожаловали агайцы, - произнес он, сворачивая на дорогу, ведущую к морской пристани.

[Эйлин]

Спасибо за продолжение, эреа Артанис! Спасение олененка очень тронула. а как поэтично описана встреча с  незнакомкой. Князь потрясен до глубины души. Он явно не забудет  прелестной девы.

[Akjhtywbz22]

Прекрасная незнакомка, похоже, одна из богинь, порадованная добрым порывом князя, не прошедшего мимо, спасшего невинного детёныша и пожалевшего его мать-олениху. Очень поэтично и красиво описана таинственная девушка, явившаяся на поляну, пред светлы очи Ростислава. Как тут молодцу не влюбиться...
Спасибо за прекрасное продолжение, эрэа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Эйлин, эрэа Akjhtywbz22, благодарю вас за прочтение, за комментарии и за прекрасные картинки!!
Лес очень хорош, и лесная дева, явившаяся Ростиславу, именно так могла бы выглядеть. Еще бы такую можно было забыть!

Прекрасная незнакомка, похоже, одна из богинь, порадованная добрым порывом князя, не прошедшего мимо, спасшего невинного детёныша и пожалевшего его мать-олениху. Очень поэтично и красиво описана таинственная девушка, явившаяся на поляну, пред светлы очи Ростислава. Как тут молодцу не влюбиться...

Быть может, она и не богиня, но, конечно, и не простая смертная. Вот, тут дальше о ней, ее семье и происхождении будет рассказано. А Ростиславу этот поступок определенно зачтется.

Глава 3. Дочь ведуна
Верстах в шести от Белгорода Приморского на берегу Светлицы стояла деревня на пятнадцать дворов, под названием Лесная. Она и вправду врезалась клином в древний сосновый бор, окружавший ее теперь с трех сторон, подобно подкове. Нелегко пришлось поселянам, пока удалось вырубить здесь участок леса, да потом еще выжечь в земле корни и выкорчевать пни. Но вот - теперь вместо векового бора стояли деревянные избы и зеленели поля. Однако же местным жителям и по сей день доводилось поработать топором...
Вот с топора-то и началась за двадцать с небольшим лет до вокняжения Ростислава на Приморском престоле история, которой суждено было далеко зайти. Однажды, рубя топором в лесу вековую сосну на починку дворовых построек, молодой парень Богданко, сын Неждана-гончара, не рассчитал направления ветра. Рухнувшее дерево придавило парня собой. Когда его сдвинули, Богданко лежал со свернутой набок головой, с переломанными руками и ногами, и тихо плакал от боли и от жалости к себе.
Заплакали и родители, увидев искалеченного сына, заголосила на всю деревню единственная сестричка Милана. Ни знахари, ни приглашенные из Велесова святилища волхвы не ручались за выздоровление Богданко, а тем более - не могли поставить на ноги. А доживать век беспомощным калекой, неспособным удержать и ложку - участь хуже смерти.
Так бы и было, не появись в Лесной странник. Никто после не мог сказать, с какой стороны он пришел. Пешком, без всякого коня, только с посохом, хотя в опоре явно не нуждался: шаг у него был широкий и размеренный, как у бывалого путешественника. С виду - зрелый муж: хоть каштановые волосы и борода без седины, но по одному взгляду на него понятно было, что это опытный человек, повидавший многое. Одет был просто, как и следовало в дальнюю дорогу: в выцветшую рубаху, подпоясанную плетеным поясом, и такие же штаны, в сапогах с заплатами и запыленном плаще. Единственное, что показалось приморянам необычным в его облике - никаких видимых знаков народа, к которому принадлежал незнакомец. Обычно по одному виду человека понятно было, откуда тот происходит, потому что вышивка на одежде и обуви, обереги, украшения у каждого племени были свои. Ясно одно - ни приморянином, ни уроженцем другого племени, сходного по языку и обычаям, пришелец не был, хоть и говорил правильно. Это, впрочем, никого особенно не насторожило: в землю Приморскую могли прибывать с торговыми ладьями гости из самых разных краев, об иных здешние уроженцы и не слышали прежде. Имени, которым незнакомец назвался - Борнах, - также прежде не слышал никто и не знал, у какого народа оно встречается.
Впрочем, все это выяснилось уже потом. А в тот день загадочный незнакомец мог бы вовсе незамеченным пройти через Лесную, как, наверное, и собирался сделать, если бы не заметил у ворот Милану, горько оплакивающую увечье брата, да не остановился спросить ее. А когда остановился, замер на мгновение, пристально вглядываясь, будто простая деревенская девушка вдруг показалась ему хорошо знакомой. Но ничего не сказал об этом: умел, видно, владеть собой...
Когда Милана вошла в избу, ведя за собой таинственного странника, в ее голубых глазах светилась надежда. Она робко проговорила: "Вот человек, который спасет Богданко". И, когда родители взглянули на вошедшего, тоже поверили, что все будет хорошо.
Как и чем Борнах исцелил пострадавшего, ни тогда, ни после никто понять не смог. Ни применял никаких зелий, кроме обычных целебных трав, да и те - уже потом, когда сделал главное. Не произносил заклинаний, лишь однажды воззвал к Отцу Небесному. Даже его посох остался стоять в сенях, как простая палка. Но вскоре после того, как странник склонился над больным, тот открыл глаза и пошевелил неподвижными прежде руками. По истечении нескольких дней Богданко был совершенно здоров, будто никогда и не попадал под то злосчастное дерево.
А Неждан с семьей и слышать не захотели о том, чтобы отпустить странника-чудотворца, не отблагодарив, как только может небогатый, но рачительный и щедрый приморский род. Сперва убедили остаться до полного исцеления Богданко. Особенно горячо молила Милана, чуть снова не дошло до слез, которых она даже не скрывала от родителей. Потом и другие сельчане звали Борнаха помочь больным, как людям, так и скотине. И вскоре вся Лесная и другие соседние деревни и веси удостоверились, что пришелец - не просто искусный лекарь, но настоящий ведун, имеющий дар от кого-то из Богов. Теперь его встречали с почтением и даже как будто с опаской, но вокруг Неждановой избы все время крутились любопытные: хоть одним глазком бы увидеть их загадочного гостя...
Конечно, всем жителям Лесной хотелось бы, чтобы странствующий ведун остался у них жить. О своей родине Борнах так и не рассказывал толком, а о цели своих странствий говорил: "Ищу, где обитает на свете мудрость и правда". Что ж, по мнению жителей Лесной, у них мудрости и правды было ничуть не меньше, чем в других краях. И все же, вряд ли Борнах остался бы надолго, если бы не Милана. Она воспринимала спасителя своего брата, точно одного из Богов, спустившегося из Ирия. Он же, когда девушка была рядом, становился, казалось, моложе и светлее, и лишь иногда глядел на нее с нежностью и затаенным сожалением. И ради нее откладывал уход со дня на день...
Слухи, что пришлый ведун приворожил красавицу Милану, пошли быстро. Да девушка и не скрывала своей любви, она гордилась ею, и готова была уйти вместе с Борнахом странствовать, хотя он никогда ее не звал. Но ей не пришлось ничем жертвовать. Осенью, когда Богданко внес на руках в отчий дом молодую жену, заодно сыграли и вторую свадьбу. У безродного странника оказалось довольно золотых монет, чтобы заплатить вено за невесту. Хотя для родителей не могло быть выкупа дороже спасения сына.
Для себя с молодой женой Борнах построил маленький домик на поляне в лесу, в стороне от деревни, возле родника с ключевой водой. Никто не решился спросить, для чего ведуну так надо; не сомневались - он знает, что делает. Позволив жене взять из родительского дома корову и пару коз, не стал ставить ограду, хоть кругом был лес, полный зверей. Пообещал, что ни один хищник не тронет живущих здесь людей и животных. И вскоре оказалось, что звери ничуть не боятся жителей внезапно выросшего в лесной глуши домика. Они каким-то образом не хуже людей прознали о способностях Борнаха, и тоже стали приходить к нему за исцелением. То раненый олень со стрелой в боку, то медведь с занозой в лапе, то какая-нибудь из лесных самок, которой не хватало молока для родившихся детенышей, - все они находили у Борнаха помощь. Многие из них так и оставались жить поблизости, и даже Милана привыкла их не бояться. Чего только не мог ее муж!
Возле дома она по привычке развела небольшой огород, где растила репу, капусту, лук и другие овощи и зелень, но лишь столько, сколько надо было маленькой семье. Мяса Борнах никогда не ел, и приучил жену к тому же; вообще, они кормились почти исключительно от леса, а одежду и другие предметы, что сами вырасти не могли, ведуну приносили деревенские жители в благодарность за помощь. Хоть он умел поладить даже со злющими дикими пчелами, но и меду из бортей брал не больше, чем требовалось для еды и некоторых лечебных зелий. И никогда не пил других напитков, кроме ключевой воды, молока и травяных отваров.
К началу их первого лета родилась дочь Борнаха и Миланы. Ей дали имя Влада. Она росла в лесу, и очень скоро для нее не осталось в нем тайн. Отец безбоязненно доверял девочку опеке диких зверей, и можно было застать белокурую малышку играющей с котятами рыси под присмотром свирепой кистеухой мамаши, или спящей, зарывшись в теплую шубу медведицы. Мать Милана невольно обмирала от ужаса, но не противилась. Ее муж говорил, что все живое едино в своей сути, и тот, кто знает мир леса, сможет постичь все тайны мироздания. А что эта девочка предназначена их узнать, не сомневался никто, знавший Владу еще в детстве. У нее был вид ребенка, отмеченного прикосновением высших сил, у этой белокурой ясноглазой девочки, бегавшей летом и зимой в одной лишь легкой рубашке, без обуви. Внешний облик она унаследовала от матери, но глубокий внимательный взгляд ее голубых лучистых глаз напоминал отца.
Чему именно учил Борнах подрастающую дочь, какие тайны ей открывал - никому, кроме них двоих, доподлинно не было известно. Но в Лесной и окрестных деревнях все были уверены: дочь Борнаха-ведуна - сама не менее сильная ведунья, может сделать больше иных седобородых волхвов. И люди, рассказывая о ней с суеверным трепетом, в то же время испытывали гордость: ведь ее мать была из их села!
К тому времени матери девушки уже не было в живых. На пятнадцатую зиму, выдавшуюся небывало для Приморья холодной, Милана пошла в деревню навестить брата, и попала по дороге в буран. Наутро ее нашли в сугробе, совершенно заледеневшую. Воскрешать мертвых сами Боги не властны...
После смерти Миланы Борнах с дочерью стали жить куда более замкнуто. В гости в деревню почти не ходили, да и оттуда люди не могли, как прежде, запросто добраться к жилищу ведуна. Тропа вдруг начинала петлять, уводя прочь, как при встрече с Лешим, или путник неожиданно сам забывал, куда собирался, и поворачивал обратно. Видно, сделалась заповедной, закрытой для посторонних глаз та поляна в лесу. Но, примечали люди: когда в деревне случалась настоящая беда, то Борнах, то Влада выходили из леса сами, без зова, уже зная, где нужна их помощь. А как им это удавалось - никто не знал, только радовались, что Боги послали им хранителей. Отец и дочь помогали нуждающимся в спасении, и скрывались вновь, по-прежнему беря в оплату только самое необходимое.
А еще спустя пять лет не стало и Борнаха. Никому из деревенских не было в точности известно, что произошло тогда. Просто однажды над лесом поднялся густой столб дыма, небо заволокло тучами, и птицы с криком поднялись с насиженных мест. Так продолжалось чуть ли не полдня. Когда наиболее смелые сельчане пошли поглядеть, не лесной пожар ли разгорелся, им навстречу вышла Влада. Бледная и усталая, она сообщила, что отец ее умер, и она похоронила его рядом с матерью, как он хотел. И, если кому-то и хотелось спросить, годится ли молодой девушке, красавице, жить в лесу одной, то язык не повернулся ни у одного.
Для деревенских, вроде бы, мало что изменилось. У них по-прежнему была рядом ведунья, умевшая исцелять любую болезнь или рану, и приходившая на помощь, как только это было необходимо. О Владе говорили уже по всему Приморскому княжеству, и кто видел ее, удивлялись не только необычному дару девушки, но и ее молодости и редкой красоте. Однако удивляться удивлялись, а замуж ее не звал никто. Каждый встретившийся мужчина, кем бы ни был, чувствовал незримую дистанцию между собой и ею, хотя сама девушка со всеми держалась приветливо и ровно. Да и не согласилась бы она ни ради кого из них изменить свою жизнь. Так и жила в лесу, среди зверей, бывших ее единственным постоянным обществом.
Теперь ей было уже двадцать три года.

[Артанис]

Благодарю всех, кто не читает!

Только сама Влада знала, как сильно изменилась ее жизнь в последние несколько лет. С каким сожалением вспоминала теперь времена, когда они жили на лесной поляне втроем, и все на свете казалось открытым и ясным расцветающей, еще полудетской душе! Лес во всех своих проявлениях был ей третьим родителем, ничуть не менее заботливым, чем Борнах с Миланой. Мать научила ее обычаям людей и всему, что полагалось уметь молодой девушке, будущей хозяйке и матери.  отец учил ее не только тайнам исцеления немощных и лечебным зельям; это было лишь одной из сторон ведовского дара, хоть и наиболее зримо выраженной для простых людей. Самое главное - он учил ее видеть и замечать больше, чем видят другие, не глазами, а мыслью и сердцем. Отец говорил Владе, что осознанная мысль - величайшая способность на свете, она-то и творит все, что считается чудом. Мыслью можно дотянуться до любого уголка на свете, до любого человека, животного или растения. Можно мысленно помочь другому человеку или, наоборот, помешать, если тот замыслил недоброе дело. Можно, мысленно увидев любое место на свете, перенестись туда, во плоти или послав лишь частичку своей души. Можно было многое... но об иных возможностях Борнах избегал рассказывать дочери. Иногда их уроки подходили к какой-то незримой грани, которую ведун ни за что не хотел переходить, и отвлекал внимание дочери на другое. А девушка знала, что отцу неприятны некоторые темы, и старалась их не касаться.
Зато он без утайки рассказывал ей о других народах и их обычаях, мыслью своей сопровождал дочь в чужие земли, чтобы он могла увидеть все своими глазами, учил ее другим языкам, похожим и непохожим на речь приморян. А главное - учил самостоятельно думать над значением каждого слова, ведь каждое, помимо привычного, обиходного смысла, могло иметь и совсем другой, скрытый от первого взгляда.
- Возьмем, к примеру, твое имя - Влада, - говорил Борнах дочери. - Ты думаешь, что оно происходит от слова "владеть", не так ли? Но вслушайся в его звучание! Ты знаешь, что Богиню Любви зовут в здешних краях Ладой, и ее именем зовут тех, кого по-настоящему любят. "Всем-Лада" - означает, что ты будешь любима всеми, кто встретится в твоей жизни. А еще "ладный" означает "красивый, хорошо сложенный", потому что твое лицо и сложение близки к лучшим для человека меркам. Вот так, дочь - в твоем имени нашлось целых три значения. Но какому из них ты захочешь соответствовать - решать только тебе, - погрустнев, будто вспомнил о чем-то печальном, прибавил Борнах. - Какой Владой ты будешь - зависит от тебя одной. А пока запомни, что нет пустых слов, и не стоит бросать их просто так, всегда прежде лучше подумать, каков их смысл.
Впоследствии девушка часто думала: почему в те времена отец ни о чем не предупреждал ее, ни мыслью, ни намеком, и не открывал ее память? Даже его рассказы о Потерянной Земле она слушала, как нечто бесконечно далекое, хоть и знала уже, что прошлое и будущее взаимосвязаны. Лишь однажды, еще в детстве, она испугалась, впервые увидев во сне громадную волну, высотой до самого неба, что катилась на нее, собираясь захлестнуть и утопить. Тогда отец и рассказал ей впервые о погибшей стране. А позже этот сон, хоть и повторялся не раз, в различных вариациях, был уже понятен Владе, и перестал вызывать страх.
Должно быть, Борнах не хотел прежде времени омрачать счастливую жизнь дочери, позволил ей вырасти в приятном убеждении, что весь белый свет будет к ней так же ласков, как и родной лес. Не годится воспитывать детей в мысли, что они живут в окружении врагов. Такие дети либо вырастают готовыми, не рассуждая, вцепиться в горло каждому чужаку, либо, если их разочаруют родительские обычаи, следуют за новыми, так же слепо и нерассуждающе.
Впервые юная Влада столкнулась с незнакомым и непонятным в ту морозную зиму, накануне гибели матери. Они с отцом осматривали в дупле спящий рой диких пчел, проверяя, не повредил ли им холод, когда на тропинке в нескольких шагах от них вдруг появился человек. Именно появился - никто не заметил, чтобы он вышел из леса, да и шагов не было слышно. Незнакомец казался уже стариком, с гладкими седыми волосами и ухоженной бородой, также седой, спускающейся на грудь. Однако держался совершенно прямо и свободно, и необычно властно. Влада сразу поняла: это человек, привыкший повелевать, и что еще важнее - он не только хочет, но и может добиться чего пожелает, куда лучше, чем любой земной властелин. Хотя старик был один, и не было при нем ни оружия, ни драгоценностей, да и одет был просто: в черное, чуть заметно вышитое золотой вязью из незнакомых знаков, одеяние, узкое и длинное, до самых пят. Ни шубы с капюшоном, ни шапки - холода незнакомец явно не боялся, как и они с отцом. В руках он держал что-то странное - то ли жезл, то ли скрижаль, исписанную теми же странными буквами. Буквы были незнакомы Владе, хотя к тому времени отец научил ее письменности многих народов, как обиходной, так и ритуальной.
При одном взгляде на загадочного старика у Влады побежали мурашки по коже, но в то же время, она, привыкшая замечать тайное, отметила, что между ним и отцом было нечто общее. В них обоих ощущалась некая сила, о какой большинство людей никогда не слышало. И они знали друг друга, прекрасно знали.
Увидев старика в черном, Борнах сильно побледнел - Влада впервые увидела своего отца испуганным. Затем он метнулся вперед, закрывая ее собой, и спросил напряженным голосом:
- Доброго дня тебе, Коатл! Что делаешь здесь?
Старик усмехнулся тонкими сухими губами.
- Решил навестить тебя, пока вас здесь вовсе не замело, - он указал рукой на бушующий вокруг буран, который словно бы стихал здесь, рядом с ними.
Борнаха вовсе не успокоил вроде бы дружеский ответ.
- Понятно... И этой зиме, значит, вы поспособствовали? Зачем?
- Лиара любезно согласилась мне помочь, чтобы выманить тебя из этой глуши, - не стал отрицать Коатл, ничуть не оскорбленный упреком. - Довольно уже времени прошло, Борнах! Пора вернуться домой. Ты знаешь, как мы ценим твой ум и твои способности. Мелкие размолвки за столько лет случаются у всех, но мудрым не годится придавать им значение.
- Но мой дом сейчас здесь. Я сейчас счастлив, как не был бесконечно давно, и никуда не уйду отсюда, - твердо отвечал Борнах.
- Заботясь о лесных зверях и людях, живущих только настоящим? Неужели это жизнь для тебя? Никогда не поверю!
- Эти люди не хуже нас, и могли бы развить свою мысль не хуже нас, если их научить! Не слишком ли мы высокомерны, решая, кому нужны знания и связь с мирозданием, а кому нет?
- Это делается ради их же блага! Чтобы новые народы и расы не повторили судьбу Потерянной Земли. А теперь - погляди, до чего докатились твои любимцы! Они даже исказили тайну вечного перерождения, вовсе отказавшись от нее или возомнив, что человек может в новой жизни родиться рыбой, птицей, зверем... да хоть вот этим деревом, чтобы так и простоять им тысячу лет! - Коатл не кричал, он говорил ровно, даже негромко, но так, что каждое его слово звучало необычно весомо.
Но Борнах вдруг светло улыбнулся, и Владе поверилось, что он возьмет верх.
- А все-таки я встретил вновь ту, кого любил, когда еще Потерянная Земля не скрылась под океанскими волнами!
Строгое, почти без старческих морщин лицо Коатла на миг скривилось.
- И что с того? Она же все равно не помнит, кем вы были друг для друга в той жизни! Даже если ты все откроешь ей, это будет твоя память, не ее. У простых людей возможны, в лучшем случае, смутные воспоминания о прошедших жизнях, точно во сне. По сути дела, их души умирают вместе с телами, ведь память - жизнь души - уходит навсегда! Нет, Борнах, короткомыслящим людям ты ничем не обязан. Возьми с собой дочь - я вижу, из нее получится Жрица, - и уходи со мной.
При этих словах Влада, не в силах более сдерживаться, подскочила к отцу, схватила его за руку.
- Нет, отец! Я не хочу с ними никуда идти!
Теперь Коатл задержал пристальный взгляд на девушке. Нет взгляда более цепкого, более пронизывающего, более грозного. Казалось, он проникал ей в самое сердце и душу.
- Не хочешь... а точно ли ты в этом уверена? Конечно, сейчас ты думаешь так, как тебя научил отец. Но, Борнах, ты ведь не можешь запретить дочери выбрать самой!
Тот бросил на дочь взгляд, полный тревоги, и мысленно попросил у нее прощения, а затем отступил в сторону.
- Пусть примет решение!
Теперь Влада стояла прямо перед Коатлом, вся сосредоточившись на одной мысли: как хорошо ей жить в лесу, с родителями, с родней по матери в деревне за лесом, с медведицей и волчицей, с оленями и выводком лис... Но старик надменно выпрямился перед ней, ничуть не обескураженный.
- А знаешь ли ты, какие возможности получишь, сделавшись Жрицей? В твоих руках будут все земные богатства, ты узнаешь тайны мироздания, какие сейчас ведомы разве что Богам! Ведь ты умна и любознательна, я вижу; тебе не годится прожить век лесной отшельницей. С нами ты не только сможешь проникать в недра земной тверди и в тайники людских душ, но сможешь сама изменять по своей воле то и другое. Будешь направлять людей, как теперь своих зверей. Образы, Влада! Образы правят миром. Дай какому-нибудь народу образ соседней страны, живущей в богатстве и роскоши, несправедливо пользующейся земными благами, - и ты получишь войско завоевателей, которое сметет все на свете, чтобы присвоить их богатства. А если другому народу, враждующему с соседями испокон веков, послать образ тех самых соседей как лучших во всех отношениях, гораздо более мудрых, благожелательных и просвещенных, - вчерашние враги, расталкивая друг друга локтями, ринутся перенимать у них все, и самый уклад жизни. Ты станешь одной из тех, кто создает для людей правильные образы, ведущие их к добру. Станешь всемогущей, как богиня...
Слушая откровения Коатла, Влада и сама получала образы, показывающие, как много она сможет совершить, ответив согласием. Перед ней представал новый, совершенно преображенный мир, словно материя, на которой она могла выткать любой узор, по своему усмотрению...
Но девушка помнила, как ее отец испугался при появлении Коатла. Да и образы, что он передавал ей, были уж очень чужды. Ведь Владе тогда было всего пятнадцать лет, она выросла в лесу и до сих пор не могла и представить тех невероятных картин, что рисовал загадочный старец. И она ответила, чувствуя, как сердце колотится от волнения:
- Благодарю тебя, государь Коатл, но я еще слишком мало знаю о мире и о людях, чтобы создавать для них правильные образы. И все же знаю довольно, чтобы не браться решать за других.
Гордая, радостная улыбка отца встретила выбор Влады, и она почувствовала, как становится легче на душе. А вот на лице Коатла появилась уже настоящая злость.
- Так и быть! Вы выбрали, но не навсегда. Мы еще встретимся! - с этими словами он отступил и исчез среди бушующей метели.
Влада, вся дрожа, тут же бросилась отцу на шею.
- Отец! Кто это был, и зачем ему создавать образы, по которым живут люди? Чьей жрицей я могла бы стать?
Борнах, все еще бледный как мел, неловко гладил дрожащими руками белокурую голову дочери.
- Влада... Это моя вина, что ты до сих пор почти ничего не знала... Припомни сейчас, что я рассказывал тебе о Потерянной Земле, погрузившейся на дно океана. Эта история все еще нас касается...
И он подробно рассказал ей о давно погибшем острове, жители которого владели магией, как никакой другой народ, но, неразумно распорядившись ею, погубили свою родину. И как самые мудрые и сведущие жрецы объединились, чтобы увести людей с обреченной на гибель земли. Они способны были посылать людям мысленные образы, так что люди думали, что те порождены их собственным разумом. Кроме того, жрецы научились после смерти переселять свой дух и всю свою память в новое тело, обычно заранее подготовленного человека; но других людей учить этому не стали. С тех пор прошло много-много людских поколений, но жрецы застали их все, продолжая совершенствовать свои знания и умения. То, что было создано для спасения человечества, уже давно превратилось в способ властвовать над умами и душами людей - "имеющих короткую память", как их называли Жрецы. Коатл был некогда Верховным Жрецом в Потерянной Земле, и оставался им по сей день. Сам Борнах тоже некогда входил в Совет Двенадцати...
Слушая рассказ отца, Влада поняла, что отныне их жизнь неотвратимо изменилась.
А наутро, когда стих буран, ее замерзшую мать нашли в сугробе возле дороги.
Смерть жены будто надломила Борнаха. Он постарел сильнее, чем за предыдущие пятнадцать лет, почти не покидал своих лесных владений, и даже с дочерью разговаривал, только чтобы дать ей новые наставления. Вместе с дочерью оградил лес невидимой, но непроницаемой преградой, однако сам не мог поручиться, что эта граница выдержит, когда Коатл или другие Жрецы вернутся. А они вернутся - уж чего за ними совершенно точно не водилось, так это привычки давать пустые обещания.
Но все-таки, отец и дочь выиграли еще пять лет, в которые никто их не беспокоил, хотя прежней беззаботной жизни было уже не вернуть.
А потом однажды летом Влада, уйдя глубоко в лес вместе с оленями, увидела издалека, как над поляной, где стоял их дом, небо закрыл не то столб черного дыма, не то пыльный смерч. Животные не хотели идти туда, но она бросилась бежать, как не бегала еще никогда на свете.
Она успела еще увидеть своего отца - он стоял на самой границе мрака, подняв обе руки с посохом и, казалось, отталкивал прочь наползающую черноту. И действительно, черный дым, или не-дым, кружился в воздухе, не удаляясь и не приближаясь.
 А по ту сторону его Влада разглядела памятную ей фигуру Верхового Жреца Коатла. Да, это опять был он, и на сей раз не мог сделать ни шагу на землю, огражденную Борнахом! Но теперь он был не один. Позади Коатла девушка разглядела высокого светловолосого мужчину, облаченного во все блестящее: то ли на нем были драгоценные доспехи, то ли необыкновенно роскошное одеяние. Рядом с ним стояла гибкая и смуглая черноволосая женщина в белом платье, увенчанная диадемой в виде змеи. Все они настроились сейчас на одно - преодолеть преграду, созданную их бывшим собратом. Однако у них ничего не получалось. За спиной Жрецов Влада разглядела еще какие-то смутные фигуры, сгорбленные, полусогнутые. Девушке показалось, что она видит людей с собачьими головами. Но не испугалась: сейчас было не до того.
Вдруг ее отец, застывший без движения, покачнулся и упал на землю. Влада бросилась к нему, но он только слабо улыбнулся и прошептал еле слышно:
- Теперь они не пройдут... Похорони меня рядом с ней, дочка, - он замер и больше не двигался.
С трудом подняв голову, Влада увидела, что небо очистилось. На поляне больше никого не было. К этому времени она уже достаточно хорошо разбиралась в магии, чтобы понять, что произошло. Ее отец отразил атаку трех Жрецов сразу, и погиб, исчерпав свою жизненную силу, чтобы сделать обиталище своей дочери безопасным навсегда. Влада низко склонила голову. Слезы текли по ее лицу, не останавливаясь.
Он выполнила распоряжение отца, похоронив его на другом краю поляны, рядом с могилой матери. Это было не по обычаю ее племени, но Борнах не хотел погребальных костров. Ее знакомая медведица помогла вырыть землю, затем принести и посадить два молодых деревца, дубок и рябинку. Влада представила, как спустя много лет здесь будут расти два больших дерева, встречая ее взмахами ветвей, и стало чуть полегче: по крайней мере, так ей будет казаться, что родители по-прежнему рядом с ней...
Теперь она стала жить совсем одна, не считая зверей. В Лесной у нее не было близких знакомых, она приходила туда, лишь когда сельчане нуждались в помощи ведуньи. Защиту, которой оградил ее отец, не могла преодолеть ничья злая или просто случайная сила. Когда же девушке становилось совсем одиноко, она наблюдала мысленно за жизнью других людей в ближних и дальних уголках. Иногда помогала незаметно, добавляя сил тем, кто вызывал ее симпатию, но чаще просто смотрела со стороны. И ей думалось, что так будет всегда. Других желаний у красивой, полностью расцветшей девушки не возникало.

[Эйлин]

Какая непростая история у  отца Влады, да и   недруги сильные. Нелегко девушке одной будет, и в покое  её, думается, её не  оставят. Спасибо за продолжение, эреа Артанис!