Печать

[Артанис]

Спасибо вам огромное, эрэа Convollar, эрэа Эйлин, эр Зануда!

Хорошо, что хоть над Владой не издеваются. Хотя, что считать издевательством - посадить вольного зверя на золотую цепь или птицу в роскошную клетку - это разве не то же издевательство? Тюрьма - не родной дом, как бы хорошо она не была устроена.

А зачем им над ней издеваться? Они же не маньяки какие. Они хотят ее переманить к себе, живую и здоровую, надо полагать. А что свободу ограничили - так это временно и ради ее же блага.

Оно конечно и подземелье - не Асгард, и Жрецы - не Асы. Да они на божественность и не претендуют вроде, Жрецы ведь. Вот только жрецы без Богов - вещица опасная.

Вот это Вы точно уловили, самую суть!
И с земными богами, хотя бы некоторые из них, себя основательно перепутали. Хотя насчет настоящих Богов - еще посмотрим. Прежде они свою волю так или иначе иногда проявляли, если помните...
Что до имени Схульда - то здесь как раз его правильно расшифровала Влада: "в самом имени которого слышался намек на насмешку, хулу, осуждение."
А вообще, слишком уж притягивать за уши скандинавскую мифологию не стоит. Я по ней писала, если что. На старом форуме вон целый цикл лежит.  Но здесь она так же уместна, как и Бразилия.
Да и не стоит преувеличивать значение Схульда. Думаю, что в итоге сложится много разных факторов.

Как ни странно, основным собеседником для Влады в это время сделался Коатл. Именно Верховный Жрец, которого она считала виновником своих несчастий, прилагал больше всего усилий, чтобы ей прижиться в подземном городе. Как бы он ни был занят, ежедневно выкраивал хоть час-другой, чтобы поговорить с почетной гостьей. Намекал, осторожно, чтобы ненароком не оскорбить, что уже считает ее соратницей по Ордену. Рассказывал ей всю историю, свидетелями, а точнее - творцами которой они были, открывал новой посвященной, сколь широки их возможности. И Влада постепенно привыкла к разговорам с Коатлом. Ей даже приходило в голову, что Верховный Жрец может стать ей защитой от остальных, в частности от Медера с его притязаниями. Его забота, почти отцовская, помогала Владе чувствовать себя увереннее в подземном городе Жрецов.
Коатл не только рассказывал ей сам, но и позволял молодой женщине задавать вопросы, порой даже открыто спорить с ним. "Дискуссия развивает разум, - говорил он. - Если ты создашь новый образ - не стыдись поделиться им со способными понять. Если образ хорош, всестороннее рассмотрение лишь облагородит его, подобно тому, как огранка придает форму и блеск драгоценному камню. Образы же, порожденные одной-единственной мыслью, часто бывают уродливы и нежизнеспособны".
- Но, Верховный Жрец, - обратилась к нему однажды Влада с вопросом, уже давно не дававшим ей покоя, - почему ты считаешь только своих собратьев достойными понимания? И, если новый замысел-образ касается жизни многих людей, как же можно не советоваться с ними? Дивлюсь я вам: заботитесь о счастье людей, а спросить, что они для себя считают за счастье, еще никто не пробовал.
Жрец улыбнулся снисходительной отеческой улыбкой.
- Ты идеализируешь людей, Влада. Понятно, ты долго жила среди них и привыкла к их обычаям. Но много ли среди них по-настоящему мудрых? Едва ли один на тысячу, да и те чаще мудры в чисто житейском, практическом значении. Людям ни к чему размышлять о высшем, они заняты насущными заботами.
- Но если сделать их жизнь легче... Вы ведь знаете как, в Погибшей Земле было много полезных приспособлений, но вы бережете свои знания, как скупой - кошель. Я не говорю об оружии и прочих опасных вещах... Если облегчить их труд, усовершенствовать их примитивные инструменты, у них станет больше свободного времени и сил.
- Если бы это было единственной причиной! - Коатл насмешливо скривил тонкие губы. - Ты думаешь, стоит освободить им руки, и все сразу превратятся во вдохновенных творцов? Ничуть не бывало! Большинство людей слишком глупы и легкомысленны, чтобы развивать свою мысль. Умственная лень гораздо опаснее физической. Ты думаешь, в Погибшей Земле ее не знали? Последние годы нашей истории были черной, постыдной полосой. Мы далеко опередили другие народы, и погубили сами себя. Сытая и спокойная жизнь еще не означает счастья. Теперь мы внимательно следим за развитием людей, не даем им совершать прежних ошибок.
- Не лучше ли было бы их предупредить об ошибках прошлого и найти решение с ними вместе? Я понимаю, первым поколениям было трудно, но ведь с тех пор прошло столько поколений! Люди равно заслужили быть равными партнерами, а не полем для ваших опытов.
- Не заслужили, - ровно, но непреклонно проговорил Верховный Жрец. - Не заслужили, а если бы среди них и появились достойные говорить с нами на равных, человечество бы их не приняло. Такой была судьба многих выдающихся мудрецов и пророков, изгнанных и убитых теми, кому они несли свет. И ты будь осторожна, Влада, и всегда говори им лишь то, что они способны понять!
Молодая женщина была благодарна за заботу, однако не могла вполне принять его мнение о людях.
- Но я жила среди людей, и не видела от них никакого зла, да и другим они не причиняли его в обычной жизни. Просто люди. К тому же, еще как посмотреть: может быть, простой пахарь, или кузнец, или воин, или мать семейства совершают для блага человечества побольше, чем иные мудрецы, да и Богам угоднее?
И снова снисходительно улыбнулся Коатл.
- Ты видишь в людях только лучшее. А я и мои собратья повидали всякого. Поверь: если в один прекрасный день люди станут готовы к диалогу на равных, мы охотно пойдем им навстречу. Но не теперь. Их мысль еще не созрела. Многие люди, даже получившие неплохое, по их понятиям, образование, сами ограничивают свою мысль. Как часто они говорят: "Не моего ума дело" или "Говоришь заумное", когда не могут чего-то понять. И впредь не смогут: "заумный"-то значит "за пределами ума". Сами себе сокращают пределы ума...
- Ну, вот и объясни им, что так нельзя, - вымученно рассмеялась Влада.
- Ты им будешь объяснять, а они тебе плюнут в лицо, если на вилы не поднимут. Знаешь ведь, как люди, стоит им сказать что-нибудь обыкновенное, что, казалось бы, всем должно быть известно, вдруг свирепеют. Их пытаешься увещевать, а они на самую разумную речь ответят лаем, хуже псоглавцев: "Нельзя! Ату! Запретить! Уничтожить!" Если не тело, то душу растопчут тому, кто с ними будет говорить, как с равными себе.
- Мысленно я видела таких, - Влада поежилась, как от озноба. - Даже видеть их не могу: чувство, будто тебя окунули в выгребную яму. Но ведь люди не должны быть такими.
- А кто знает, должны или нет: у многих из них такими быть получается, - недобро усмехнулся Верховный Жрец. - И поверь: большинство людей, которым ты сочувствуешь, скорее примут как должное тех скотов в человеческом облике, чем такую, как ты - добрую, прекрасную и мудрую... Но это хорошо, что ты веришь в лучшее в людях. Ты можешь им помочь сохранить то, что теперь ютится лишь кое-где, как полевой цветок среди сорных трав: любовь и красоту, милость и правду, святость домашнего очага и чистоту людской речи.
Теперь он говорил, как мудрый и могущественный государь, дающий верному подданному особо важное поручение. И Влада невольно почувствовала себя польщенной: ведь на нее возлагались такие надежды! Но не забыла, как учил ее отец мыслить самой, не полагаться слепо на чужую мысль, какой бы мудрой та не казалась, если хотя бы в глубине души что-то мешает принять ее всецело. И она спросила, наконец-то задала ему главный вопрос:
- Вы, Жрецы, такие могущественные, вы почти бессмертны своей памятью. Но действительно ли вы позволите, чтобы люди, наконец-то, доросли до вас и перестали быть "короткомыслящими", как вы их зовете? Я не говорю "если", но "когда", потому что рано или поздно этот день придет. Что же, вправду ли вы протянете дружескую руку им, выросшим из вашей опеки? Ты говоришь, что так, но мне трудно тебе верить.
Коатл внутренне едва не подскочил от такого вопроса. Сама того не подозревая, Влада попала ему в самое больное место. Это было вскоре после гибели Зоара, о чем почетной гостье никто не говорил, и теперь Верховный Жрец почти с ненавистью взглянул на виднеющийся уже под голубой туникой живот беременной женщины. Более того, она выражала те же самые сомнения, что некогда сподвигли Борнаха к разрыву с другими Жрецами! А он-то думал, что начать сначала с юной наследницей будет гораздо проще! Кажется, они слишком поздно смогли заполучить Владу себе.
Усилием воли Коатл сумел успокоиться и отвечал прежним отеческим тоном:
- Когда люди будут готовы, мы сочтем свою миссию выполненной, поверь мне, Влада. Я надеюсь, что и ты поможешь нам приблизить этот день. Но похоже, это будет еще не скоро. Сейчас человечество - любой из его народов, - подобно ребенку, неспособному прожить без опеки взрослых. Никто ведь не доверит ребенку ни плуг, ни меч: он только покалечится либо покалечит других.
Но Влада уже избавилась от образа, созданного Коатлом, будто от неудобной одежды с чужого плеча. Проговорила осторожно, но твердо, тщательно подбирая слова:
- И детей не так воспитывают порядочные родители, что хотят из них вырастить людей, равных себе! Не водят всю жизнь, как на веревочке, не помыкают, как нашкодившими щенками. Пахарь берет еще маленького сына на пашню, дает держаться за рожки сохи, погонять волов. Кузнец, гончар, усмарь, плотник показывают детям все секреты ремесла задолго до того, как те смогут сами взять в руки снаряжение. Что-то расскажут, а до чего-то предоставят дойти своим умом, но не скроют нарочно. Воин своего сына с трех лет посадит на коня, опояшет мечом по росту. Да и князь, - при этих словах у женщины пересохло в горле, но она справилась с собой и продолжала, гордо подняв голову, - и князь, если имеет разумение, в подрастающем сыне видит своего продолжателя, а не вечного детеныша-несмышленыша. Учит его и сражаться, и с собой на совет берет, чтобы заранее знал, как принимают важные решения.
Коатл чуть заметно усмехнулся, вспомнив о некоторых князьях, которых в детстве как раз не научили думать о государственных интересах. Но ничего не сказал. А Влада, не заметив его усмешки, горячо продолжала:
- Вы, конечно, заботитесь о людях - как они сами заботятся о домашних животных. Их тоже можно лелеять, можно любить по-своему. Одного только нельзя: считать их равными себе. Уж не у вас ли люди этому научились, господа Жрецы? Им тоже хочется хоть для кого-то себя чувствовать земными Богами. Вот мне никогда не приходило в голову требовать ни от одного из живущих рядом со мной зверей слишком многого, как-то переделывать их природу. А если бы попыталась, не думаю, что сохранила бы их дружбу.
- Вот и видно, что ты всегда жила в мире и благополучии, - в голосе Коатла вновь прозвучала снисходительность. - А когда всему грозит гибель, ты не только оленей вместе с медведями впряжешь в одну телегу, но и сама вместе с ними потащишь, тут уж не до жалости, не до ложной заботы о чужих интересах!
- Да ведь то время давно прошло! - у Влады все-таки не хватило выдержки, хоть она и напоминала себе, что только спокойствие может ей помочь. - Будь же честен хоть со мной, Верховный Жрец, раз уж хочешь, чтобы я разделила ваше дело. Вы... и ты сам, в первую очередь, привыкли считать себя самыми мудрыми и знающими, и ни за что не допустите, чтобы стало иначе. Думаете, что вам одним на свете известно, как людям жить правильно, оправдываете себя заботой об общем благе. Да и не диво: у вас нет больше ничего! Все, что было вам дорого, погибло вместе с вашей родиной. Вы чужие для всех, кроме друг друга, ничьи Боги не принимают вас!
Закончив свою горячую речь, Влада сжалась, сцепив руки на животе. Она не сомневалась, что теперь-то уж Верховный Жрец разгневается на нее, и боялась представить, каков будет его гнев.
Но ничего не происходило долгое-долгое мгновение. Наконец, сидевший сбоку от нее за каменным столом Коатл тяжело вздохнул и поднял голову. В его глазах блестели слезы.
- Ты права, Влада, безусловно права, - и женщина удивилась его голосу, севшему до шепота. - У нас нет ничего, кроме Ордена Двенадцати, теперь Одиннадцати. Все, что мы когда-то любили, погибло давным-давно, и каждый из нас, наверное, хоть раз жалел, что не упокоился тогда на дне морском. Время и лишения стерли в нас все человеческие чувства: любовь, дружбу, верность всему, кроме нашей миссии. Какой смысл любить кого-то, кто скоро умрет, а в следующей жизни уже не узнает тебя? Твой отец - единственный из нас, кто сохранил человеческую душу. Все остальные давно окаменели, ничто больше не трогает нас, кроме памяти о прошлом. Но и окаменевшими руками мы крепко держимся за возложенную на себя цель и наш долг. Пока они остаются нам, мы еще живы.
Влада слушала его в смятении, не зная, верить или нет. Безусловно, она знала, как хитер Верховный Жрец, и все же - неужели можно лгать так, выражая боль и отчаяние, вдруг прорвавшиеся из-под непроницаемой маски?!
- Но человек не может так жить, его душа к этому не приспособлена! - вырвалось у нее.
- Не может, не может, Влада, - кивнул Коатл. - Ты же видишь все сама. Одни из нас томятся от безделья, как Гарран - он бывает счастлив, только когда ему удается повоевать, а это случается редко, потому что надобность в сверхмогучем воине давно отпала. Другие - как Лиара, Крэй, Иссат, - почти что превратились в природных духов, вроде ваших Дивий: ушли с головой в свою специализацию, и мало что замечают вне ее. Кто-то попросту сошел с ума, как Схульд. Впрочем, все мы изменились сильно. Селена некогда была веселой, она очаровательно улыбалась и пела, как певчая птичка на ветке, можешь ты в это поверить? Да и сам я столько раз твердил себе и другим, что только мы можем вести человечество, что сам в это поверил. Мне поздно что-то менять или самому меняться, Влада.
Она слушала, молча, и ее сердце сжималось от жалости к хозяевам пещерного лабиринта, своим родичам и противникам. Ни за что на свете она не показала бы Коатлу это чувство, так что не знала теперь, что ей сказать.
- Какое чудо, что мой отец смог вырваться отсюда! - невольно прошептала она.
Коатл медленно выпрямился в своем кресле. Минута человеческой слабости прошла: перед Владой вновь сидел непроницаемый и непреклонный Верховный Жрец.
- Да: Борнах вряд ли пожалел о своем решении, хоть ему и пришлось дорого за него заплатить. К тому же, от него произошла такая замечательная наследница, - он окинул взглядом фигуру Влады, ставшей во время беременности еще краше. - В твоем третьем сыне Борнах должен вернуться вновь, правда? Но пока еще должен родиться твой первенец, а жаль...
Чего именно ему жаль, Верховный Жрец не договорил: поклонившись сидевшей за столом Владе, он стремительно вышел из ее покоев. А у Влады мурашки пробежали от этого многозначительного упоминания. Впервые подумала, что беременность на некоторое время защищает ее. Она мягко коснулась ладонями живота, представила себе будущего сына:
- Еще не родившись на свет, ты уже меня защищаешь, мой маленький, - улыбнулась она сквозь слезы.
И она была права, потому что не одного лишь Медера сдерживала ее беременность. Сам Коатл, так неожиданно лишившийся своего наследника, хотел бы теперь, чтобы будущий его сын и новый носитель его памяти родился бы от Влады. Даже в его сердце, которое он сам вполне сознавал окаменевшим, дочь Борнаха пробуждала что-то от почти остывших человеческих чувств, да и возможности у ее сына были бы выше, чем у ребенка простой смертной. Жаль, что она уже беременна! Но Коатл надеялся, что за год-два она станет сговорчивее. А заодно, убедится, что ждать ей нечего и некого. Недаром своры псоглавцев денно и нощно обыскивали лабиринт, не приближаясь, конечно, к владениям самих Жрецов. Рано или поздно доберутся до незваных гостей, да так, что Влада не узнает ничего. И тогда она поймет, что быть одной из Двенадцати Жрецов значит гораздо больше, чем лесной ведуньей или княгиней приморской.

[Зануда]

Что до имени Схульда - то здесь как раз его правильно расшифровала Влада: "в самом имени которого слышался намек на насмешку, хулу, осуждение."
А вообще, слишком уж притягивать за уши скандинавскую мифологию не стоит. Я по ней писала, если что. На старом форуме вон целый цикл лежит.  Но здесь она так же уместна, как и Бразилия.
Да и не стоит преувеличивать значение Схульда. Думаю, что в итоге сложится много разных факторов.

А жаль, красиво придумалось. Там ещё и Коатл - вопреки характеру, по созвучию - в ацтекский пантеон у меня пытался войти, других пока не примерял никуда, но казалось - из  Погибшей Земли по всей планете имена Богов разошлись... Но выходит, "бывают ещё сны. Просто сны"

[Артанис]

Спасибо, эр Зануда!

А жаль, красиво придумалось. Там ещё и Коатл - вопреки характеру, по созвучию - в ацтекский пантеон у меня пытался войти, других пока не примерял никуда, но казалось - из  Погибшей Земли по всей планете имена Богов разошлись... Но выходит, "бывают ещё сны. Просто сны"

Коатл - да, со значением имя. Как и некоторые другие из Жреческой братии. И насчет "вопреки характеру" тоже спорный вопрос: Жрецы ведь в самом деле для многих "короткомыслящих" были благодетелями в свое время.
Но тут уж кому что подходит: одним величественные имена, с намеком на высшие силы, другим - полуприличные.

Глава 21. Окончательные решения
Как ни хорошо знал Верховный Жрец своих собратьев по Ордену, в одном он все же ошибся. Относительно Гаррана, чувствовавшего себя живым только во время сражений. На протяжении многих-многих оет так и было. Жреца-Воина не интересовали людские мысли и образ жизни, он не стремился властвовать, дорожил лишь своим воинским мастерством. И со временем - он сам не понял, в какой именно жизни это началось, - все остальное сделалось ему безразлично. Только сражение, кровавое упоение боем, когда он выходил без доспехов и щита, и сокрушал сопротивление любого, кто отважится  биться с ним. Гаррану не было дела, почему эти люди или кто-то еще оказались против него. Лишь бы были сильны, храбры и вооружены, чтобы битва была честной, и тогда его с головой захватывало безумное ликование. Он любил тех, кому хватало смелости выйти против него, и чем труднее был бой, тем сильнее оставался им благодарен. На веки веков Гарран запоминал тех, кому удавалось в очередной раз убить его тело, и ему было жаль, если, восстановившись вновь, обнаруживал, что имена героев незаслуженно забыты. Впрочем, таких было немного: хотя Гарран никогда не прятался от вражеского оружия, достать его мечом или копьем было все-таки непросто. Гораздо чаще исход боя складывался в его пользу. И тогда, слыша, как трещат доспехи и ребра противник под его мечом из метеоритного железа, Гарран закрывал убитому глаза и просил Бога Войны милостиво принять в свои чертоги доблестного воина. Если, конечно, на его молитвы еще отзывался какой-нибудь Бог. Гарран уже давно в этом сомневался.
Не испытывая ненависти к своим противникам, он не знал и жалости. Разве только враг был так изранен, что не мог продолжать бой, но своим мужеством достоин был жить - таких Жрец-Воин иногда щадил. Но постепенно ему надоело убивать, хоть он ничем этого не проявлял. Сколько смелых и доблестных воинов, какими мог гордиться любой народ, погибли только лишь потому, что он оказался сильней и опытней! Впрочем, и встречаться стали ему достойные противники все реже. Мельчала человеческая порода.
Гаррану казалось, что вскоре он станет не нужен вовсе. Ради чего он стремился превзойти всех в воинском мастерстве? Превзошел, многого достиг. И одиноким остался. Право, те, кого он убил на своей памяти, по приговору Жрецов или в ожесточении битвы, были счастливее его. Все чаще и чаще такие мысли приходили в голову. Но совсем недавно все изменилось...
Встреча с Куарой пронзила его насквозь. Она вышла против него одна и ранила стрелой, затем, не дрогнув, сражалась не хуже мужчин. В ней сочеталась доблесть великого воина с сутью и красотой женщины. Всякого повидал на своей памяти Гарран, встречал и женщин-воительниц, но таких, как Куара, не было и среди них. Или, возможно, она встретилась ему именно тогда, когда он мучительно искал выход, точно волк, попавший в капкан? Однако встреча с ней не могла закончиться хорошо - так он думал. "Зачем вы вторглись сюда, люди? Кто, кроме вас, будет виноват в вашей гибели?" Но, сказав себе так, Гарран твердо решил спасти Куару. Любой ценой.
И вот, теперь хасинка жила в его покоях, неведомо для всех, кроме старательных и молчаливых горных духов. У нее было время приглядеться к своему спасителю, и постепенно она начала лучше понимать его. Словно двое потерпевших кораблекрушение, оказавшихся вместе на необитаемом острове, они могли положиться лишь друг на друга. Куара в самом сердце владений Жрецов находилась все равно что на островке среди бушующего моря. Гарран с некоторых пор тоже. Скрыв от собратьев свою гостью, он тем самым отделился от них, а Жрец-Воин ничего не умел делать наполовину. Он пока еще не принял окончательного решения, но видел, что его придется сделать, и скоро.
Куара же, рана которой вскоре совсем зажила, осваивалась постепенно в его "берлоге", как успела назвать жилище Жрец. Впрочем, это была, конечно, не берлога, хотя Жрец-Воин и не признавал лишних удобств. Даже спал ночами по-прежнему на плаще, постеленном на пол, предоставив гостье свою узкую постель. Но все-таки, многие вещи удивляли воительницу. Так, она расспросила Гаррана о давно интересовавших ее лампах, освещавших подземелья. Тот, как мог, объяснил ей смысл их работы, но предупредил, что сейчас люди еще не готовы ими пользоваться.
- Так решил Коатл и другие. Они остерегаются выдавать людям знания Погибшей Земли: как бы те снова не принесли беду. Эти светильники - лишь малая толика прежних изобретений наших ученых.  Но на одну полезную вещь они создали сотню опасных вещей, и, в конце концов, погубили сами себя и нашу родину.
- Ну и не надо. Проживем и дальше со свечами и факелами, - взглянув на висевший под потолком светильник, Куара поморщилась. - Нам не следует ради них забывать солнце.
В другой раз ее удивило, откуда Жрецы в своих подземельях берут пропитание. На столе каждый день появлялась свежая пища: всякая зелень, овощи, ягоды и фрукты, орехи, мед, свежий хлеб и даже молоко и яйца. Кроме того, они где-то брали льняную ткань и другие, незнакомые горянке одеяния. Неужто это все добывалось колдовством? Но Гарран объяснил, что все нужные растения выращиваются в особых пещерах под мощными лампами, дающими свет и тепло не хуже солнца. Ну а что до всего остального - Жрецы на самом деле отлучались на поверхность земли не так уж редко, и могли добыть себе что угодно с любого края света. К примеру, белый мягкий и теплый пух, которым была набита постель, оказался вовсе не птичьим: по словам Гаррана, его добывали из некоего растения, что встречалось лишь на материке, лежавшем далеко за Закатным Океаном. Там жили племена краснокожих людей, также некогда переселившихся с Погибшей Земли. Белые люди едва начали проникать туда с севера - потомки смелых мореплавателей-викингов, пользующиеся ныне тем, что моря на севере очистились ото льда, - а вот Жрецы знали этот край давным-давно.
Куара слушала терпеливо его объяснения, но все же не до конца понимала. Видимо, здесь все же примешивалось колдовство, что бы ни говорил ее покровитель и защитник.
Трудно было вольной горянке смириться с покровительством Жреца, с которым недавно скрещивали мечи! Но время шло, и она постепенно привыкала к Гаррану. Тем более, что он, сразу выдав девушке свои намерения, теперь вел себя гораздо сдержаннее, не домогался ее более. И со временем Куара оттаяла. Со Жрецом-Воином можно было говорить обо всем, так же как с Эреджибом и Ростиславом, и он не считал ее ниже себя лишь потому, что родилась женщиной. И, когда однажды в ответ на ее просьбу Гарран вернул ей саблю, сердце воительницы залила горячая волна благодарности.
- Горная птица не может жить в клетке, где негде летать, - сказал он тогда. - Но только, если надумаешь меня убить, тебе придется еще постараться! Сперва хоть окрепни после раны.
И Куара с того дня каждый день подолгу тренировалась с Гарраном. Ее поражало его мастерство, владение мечом, приобретенное за множество жизней, изумительная быстрота его могучего тела. Казалось, что не Жрец, но один из древних Богов войны представал перед ней, не прикрываясь доспехами от ее оружия. И каждый раз, когда ей удавалось хоть немного коснуться его саблей, Гарран торжествующе хохотал, будто радовался больше нее. С ним Куара и впрямь освоила много новых приемов, каких не знали ни ее сородичи, ни приморяне. Конечно, до своего уровня Жрец-Воин ее поднять не смог бы, если бы и захотел, но с ним воительница узнала не меньше, чем за всю предыдущую жизнь. И благодарность ему все крепла, хотя она и не привыкла говорить о своих чувствах. Впрочем, в этом они с Гарраном были похожи. Они оба в поединке выражали свои растущие чувства лучше, чем могли бы высказать самые красноречивые признания. Постепенно они, становясь в позицию, научились понимать друг друга так, словно были знакомы всю жизнь. Обоим казалось теперь, что так и должно быть.
Но однажды Гарран вернулся к себе мрачнее тучи. Не говоря ни слова, отцепил от пояса меч и бросил в угол, точно ненужный хлам. Затем, не глядя, швырнул туда же алый плащ. Сел за стол, сгорбив плечи. Притихшая Куара глядела на него, со страхом ожидая недобрых вестей.
- Коатл хотел отправить меня искать твоих друзей, - проговорил он угрюмо. - Я отказался.
- Отказался? - обрадованно воскликнула девушка.
Он медленно поднял тяжелую голову.
- Да. Но Коатл, похоже, что-то заподозрил. Прежде я никогда не отказывался от его поручений. Не удивлюсь, если старый змей скоро догадается, ради кого я пошел против его воли.
Воительница почувствовала, как ее рука тянется к сабле.
- И тогда... что ты станешь делать?
- Откуда я знаю? - криво усмехнулся Гарран. - Знаю лишь, чего делать не стану. Не выдам тебя им и не подниму руку на твоих соратников. Если такова цена "общего блага", что проповедует Коатл, то что-то с этим благом не так. Мне давно следовало это понять, но прежде я не знал тебя...
- Благодарю тебя, Гарран, - взгляд Куары ощутимо потеплел.
- Но ведь ты не сможешь остаться в стороне, когда твоим друзьям грозит опасность, правда? - он не сомневался, каков будет ответ.
- Никогда не смогу! - она вдруг упала к его ногам, обняла их. - Прошу тебя, Гарран: отпусти меня к ним, когда наступит решающий бой! Если ты вправду меня любишь, если не хочешь, чтобы я умерла здесь от стыда, что бросила своих.
Глубокий вздох вырвался из груди Гаррана. Он понял, что пришла пора сделать выбор. И назад уж пути не будет.
- Отпущу, - проговорил он глухо, так что Куара едва расслышала это слово. - Обещаю: как только они придут, я отпущу тебя к ним. Но это верная гибель! Их не убили до сих пор лишь потому, что наблюдали за ними, как за крысами в клетке. Но больше Коатл их не пощадит.
- А если бы ты был с ними, можно было победить?
- Может быть. У них еще много различных средств. Но хоть какой-то шанс был бы, - признал Гарран.
- Так в чем дело? - она, усевшись напротив собеседника, протянула ему руки. - Тебе ведь все равно не будет жизни среди Жрецов, я же вижу. А там у тебя появятся новые соратники, лучше здешних, настоящие воины, достойные уважения.
Гарран мрачно нахмурился. Сам уж не раз думал о том! Обычно он не особенно заботился о будущем, но теперь вот жутко было даже думать, как он сможет считать соратниками тех, кто убьет Куару. И ему предстоит оставаться среди них вечно. Вечно! Чего же стоит хваление Жреческое могущество, если ради него надо отдавать на смерть тех, кого любишь?
На мгновение он закрыл глаза. В любом случае, ему придется кого-то предать: либо собратьев по Ордену, либо любимую женщину. Предательство было худшим поступком, по мнению Гаррана. Но Жрецы обойдутся и без него. Даже если отряду приморского князя каким-то чудом удастся победить, это не будет крахом Ордена, даже если все будут развоплощены, им всего лишь понадобится больше времени, чтобы возродиться вновь. Куара же нуждалась в нем гораздо сильнее.
И все-таки он мотнул головой, проговорил сквозь сцепленные зубы:
- Я ведь враг ваш! Кто примет меня?
- Когда узнают, что ты спас меня, почтут за честь тебя принять! - Куара положила ладонь ему на колено. - Князь Ростислав умеет ценить настоящих воинов. Ты ведь знаешь, мы тоже встретились с ним, как враги. Прошу тебя, Гарран! Я останусь с тобой навсегда, только соглашайся!
- Посмотрим, - он чуть заметно улыбнулся и пожал девушке руку. - Постараюсь, в конце концов, обмануть Коатла. Он умнее меня в тысячу раз, но он воюет чужими руками, а я полагаюсь лишь на себя и на свой меч...
Но спустя несколько дней Гарран, проснувшись ночью от еще неясного шума вдалеке, разбудил спящую Куару. Быстро помог ей снарядиться к бою, сам же, как всегда, взял с собой лишь меч. Они вместе выбежали в коридор. Теперь и девушка услышала доносящийся оттуда лязг мечей, многоголосый лай псоглавцев и крики людей. Под потолком то и дело вспыхивал оранжевый свет, оповещая о тревоге. Не раздумывая, они вместе бросились навстречу звукам сражения.

[Артанис]

Влада тоже проснулась в эту ночь от шума приближающейся битвы, хоть и гораздо позже: ее жилище лежало дальше, и до него едва доходили звуки извне. Но тут будто какая-то сила подбросила ее на ложе; сердце замерло, а потом забилось быстро-быстро, так что ей сделалось жарко. Обручальное кольцо-змея горело и переливалось так ярко, как не было еще никогда, его видно было даже сквозь мешочек, где хранилось на ее груди.
Радостно вскрикнув, Влада накинула тунику вместо сорочки и хотела уже выбежать из покоев. Но в это время дверь распахнулась. На пороге стоял Ростислав. Но в каком виде! Без доспехов и шлема, лишь с окровавленным мечом в руках, оборванный хуже последнего нищего, в прорехах его изодранной рубашки виднелись свежие шрамы. Давно не чесаные волосы и борода заметно отросли, лицо потемнело, а прежде яркие глаза вдруг показались ей удивительно светлыми...
Но Владе некогда было удивляться. Она бросилась мужу на шею, и тот свободной рукой гладил ей волосы, плечи и спину, и вновь перебирал меж пальцев густые белокурые волны ее волос.
Но длилось это недолго. Спохватившись, он схватил женщину за руку.
- Нам некогда, родная... Сперва уйдем отсюда. Скорей, я знаю дорогу!
- А где же остальные? Неужели все погибли? - с ужасом спросила Влада, в то время как он тащил ее за собой.
- Нет-нет! Они дерутся там, впереди. Мы сейчас придем к ним, а потом домой, в Приморье! Мы будем жить счастливо, как всегда мечтали! - почему-то у Влады от этих слов мурашки пробежали по коже.
Он спешил, и ей пришлось тоже бежать. Обычная женщина, не бегавшая с малолетства от зари до зари по лесным тропам, давно обессилела бы, но Влада не отставала.
А впереди металось оранжевое зарево, слышался лязг оружия, топот ног и стук когтей, свирепый звериный рык и еще более свирепые человеческие вопли. Там кипел бой.
И вдруг им навстречу метнулся, ожесточенно рубясь сразу с двумя псоглавцами... второй Ростислав! Бешено огляделся вокруг, увидел свою жену и двойника. И тут же, двумя взмахами покончив с прежними противниками, обернулся к ним.
- Подлец, похититель чужих жен! - прорычал он, скрестив меч со своим двойником.
- Влада моя жена! Я - князь Приморский, а ты - самозванец! - тот не заставил себя ждать, ударил мечом не менее ожесточенно, так что его враг едва успел отпрянуть.
Влада, отпрянув в сторону от них обоих, с изумлением глядела на этот необычный поединок. Казалось, будто кто-то сражается со своим отражением в зеркале, настолько одинаковы были оба бойца. Такого сходства не бывает даже у братьев-близнецов. Одинаковые лица, одна и та же одежда, изодранная и истрепанная в скитаниях по пещерам, была одна и та же, и те же шрамы, и одинаковые мечи поднимались ради одной цели: чтобы живым вышел из этой битвы лишь один. Одна и та же ненависть сверкала в их глазах. В их глазах...

Отвод глаз перестал действовать, едва отряд приблизился к наиболее благоустроенной части лабиринта, видимо, его середине. Здесь каждый камень был насквозь пропитан силой Жрецов, лесная магия Пепла была против них бессильна. И в тот же миг псоглавцы в ярости бросились на них. Закипела бешеная свалка.
Преследуя убегавших псоглавцев, князь Ростислав сильно опередил своих спутников, даже не оглянувшись, следуют ли те за ним. С того мгновения, как обручальное кольцо разгорелось вновь, он думал лишь о Владе, о том, что она где-то рядом. И теперь подумал сразу, что отступающие враги приведут его к жене, а о своих воинах на время забыл.
И вот, едва расправившись с псоглавцами, увидел свою жену... и себя самого рядом с ней! Не задумываясь, что за новое наваждение послали ему Жрецы, Ростислав бросился в бой.
Странное это было ощущение - сражаться со своим двойником, будто с самим собой. Казалось, что, если один упадет, рассеченный мечом, кровь хлынет у обоих. Но поединок затягивался. Неведомый двойник перенял не только весь внешний облик, но и повадки приморского князя, и теперь в поединке они совершали одни и те же движения, словно их обучал один наставник. У каждого было уже по несколько неглубоких ран, но никто не мог взять верх. Влада глядела во все глаза, не смея вмешаться ни делом, ни мыслью. Знала - муж ей не простит непрошеной помощи.
К ним уже торопились воины Ростислава, тоже все оборванные и окровавленные: ведь доспехов ни на ком не оставалось. Изумленно переглядывались, не понимая, что происходит.
- Кто же из них - кто? - шепотом воскликнул Волосожар.
Будто скованные оцепенением, глядели они, не в состоянии ничего предпринять. Даже псоглавцев не было слышно, они отступили, понеся большие потери. Или, пожалуй, скорее сбежали под крылышко к хозяевам, чтобы вернуться с подкреплением, как про себя опасались все.
Наконец, Ростиславу удалось ударить врага: наискосок, через левую ключицу, рассек ему плечо и грудь, будто не мечом, а топором. В настоящем бою с одоспешенным противником нечего и пытаться использовать такой прием: меч застрянет в железном облачении, еще и руку из сустава вывернет. Но здесь на его двойнике не было никакой защиты. Он рухнул на каменный пол. И тут же стал меняться. Золотые Ростиславовы волосы сделались светлее, исчезла борода, как и грязь многодневных скитаний. Черты лица тоже неуловимо изменились; теперь казалось, что перед ними лежит прекрасная, но поверженная статуя некоего древнего Бога. Но лишь на мгновение: хлещущая потоком кровь тут же залила его ослепительно-белое одеяние. Умирающий открыл глаза и поглядел мимо своего соперника, на стоявшую за его спиной Владу. Ростислав снова схватился было за меч, но побежденный враг был уже недвижен. Остановился взгляд его, только на губах застывала странная усмешка: будто он знал нечто такое, чего другие ни в коем случае узнать не могли.
- Медер, Жрец Солнца, - проговорила Влада, прижавшись к Ростиславу; ее пробирала запоздалая дрожь. - Он хотел увести меня с собой, вернуться в Приморье в твоем облике...
- Ну, успокойся, Влада, милая! - он то чуть отстранялся, чтобы разглядеть жену, ставшую, кажется, еще краше за время их разлуки, то снова сжимал ее в объятиях крепче крепкого, чтобы больше уж никакая сила не посмела их разлучить. - Не бойся ничего! Он мертв. У тебя нет другого мужа, кроме меня.
- Но обмануться было немудрено, - нахмурился Эреджиб Черный Беркут. - Да его бы родная мать не отличила от тебя! Даже сейчас - прости, Ростислав, - я не совсем уверен, что передо мной побратим, а не какой-нибудь Жрец в его облике.
- Нетрудно и княгине было ошибиться, - согласился Остророг.
- А я как раз не ошиблась, - неожиданно звонким голосом возразила Влада. - Ну, может быть, сразу как он пришел за мной. И все поняла, увидев вас рядом. У тебя синие глаза, теперь я узнаю их взгляд. А у него глаза были голубыми. Их он так и не смог изменить.
- И слава всем Богам, - князь снова взял жену под руку. - Нам надо спешить. Сколько времени потеряли из-за этого подлеца...
Действительно, издалека послышался было снова лай и визг, точно свора гончих бежала по следу. Но тут же сменился жалобным воем, исполненным ужаса. Донесся чей-то боевой клич и хлесткие ритмичные удары. А вслед за тем две темные фигуры вышли навстречу из-за очередного поворота. Воины схватились за мечи, оборотень-волк уже приготовился к прыжку. Но одна из фигур метнулась вперед и проговорила до боли знакомым голосом:
- Остановитесь, друзья! Это Гарран, и он наш друг. Он спас мне жизнь, и я стану его женой, когда мы выберемся!
- Куара! - воскликнули сразу несколько голосов с изумлением и радостью. Только Волосожар, обрадовавшись появлению воительницы-горянки, тут же печально вздохнул, переведя взгляд на могучую фигуру ее спутника. Тут все ясно, не на что надеяться.
Впрочем, Эреджиба тоже озадачило признание названой сестры.
- Вот как довелось встретиться, - проговорил он, пристально глядя на Гаррана, как на опасного зверя в лесу.
Тот усмехнулся не слишком весело.
- Довелось. Между прочим, мы уже немного помогли вам, изрубив еще одну свору псоглавцев. Куара объяснит тебе остальное, если хочешь. А пока нам пора идти. Скоро Жрецы будут тут.
Гарран стоял перед ними, как и прежде, без всяких доспехов, еще не успев вытереть с меча кровь псоглавцев. Куара, напротив, была облачена в новые латы, сверкающие железом, и сейчас среди собравшихся больше всех выглядела готовой к битве.
Ростислав первым протянул руку Гаррану.
- Если ты с нами от чистого сердца, в чем же дело? А самое главное - ты вернул нам нашу Куару.
Бывший Жрец удивленно поднял черные брови. Не ожидал такого доверия, что бы ни говорила Куара. Если бы он захотел, мог бы... Но нет, это было бы недостойно воина.
- Идемте!
Но далеко уйти не удалось. Железная дверь с грохотом обрушилась перед ними, преграждая путь, и тотчас вторая отрезала им обратный ход.
- Что это? - воскликнул Ярец.
- Это? - князь Ростислав невольно усмехнулся, взглянув на только что обретенную жену. - Похоже, нас не хотят выпустить!
Им навстречу шагнул высокий старик в черном. Это был Коатл.
- Вы не выйдете отсюда! - проговорил он торжественно и властно. - Вы подняли руку на Жрецов, и должны умереть. Когда вам придет пора родиться вновь, вы не вспомните о своей былой дерзости, так что это послужит к вашему исправлению. Но двое из нас слишком хороши для такого общества. Придите к нам, заблудшие брат и сестра, вам еще не поздно одуматься!
Все поняли, что он говорил о Владе и Гарране. Приморская княгиня при этом еще крепче прижалась к плечу мужа. А бывший Жрец-Воин оскалил крепкие зубы и недобро усмехнулся:
- Подойди и возьми!
И, не глядя, почувствовал рядом плечи новых товарищей: князя Ростислава, Эреджиба, Ярца, Кремня и других. Рядом с ним, стоя на камне, вращала саблю над головой Куара. И, впервые за долгие годы, Гарран чувствовал, что ему есть ради чего сражаться.
Влада тихо проговорила, обращаясь к Ростиславу:
- Я рада, что довелось увидеться с тобой. Чем бы это ни закончилось, ты уже совершил чудо.
Но в выражении лица приморского князя не было гордости собой.
- Я сделал не больше, чем любой из нас. Благодари всех.
Но и Эреджиб неожиданно поддержал Владу.
- Она права. Ты, князь - огниво, мы - искры, которые оно высекает. Не будь тебя, многие из нас так и не нашли бы себе места, не говоря уж - никогда бы не решились на самое опасное в жизни приключение, не узнали бы предел своих возможностей.
Он внимательно оглядел их - такой разношерстный отряд, ставший за время похода одной семьей.
- Ну что ж, кажется, это опасное приключение близится к концу... Встретим его, как хотят от нас Боги!

[Эйлин]

Вот и настал решающий момент! Что же теперь будет? Смогут ли  победить жрецов с их могуществом Ростислав со своими воинами? конечно, теперь на их стороне Гарран, рядом с ним Влада, но тех больше и они  опытнее. Хотя, Ростиславу, Владе,  Гаррану и остальным  есть за что  сражаться и ради  чего жить.
А беседа с Коатлом у Влады была очень примечательная - много верного сказал он, но и ложного там было немало.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Эрэа Эйлин, большое спасибо Вам!

Вот и настал решающий момент! Что же теперь будет? Смогут ли  победить жрецов с их могуществом Ростислав со своими воинами? конечно, теперь на их стороне Гарран, рядом с ним Влада, но тех больше и они  опытнее. Хотя, Ростиславу, Владе,  Гаррану и остальным  есть за что  сражаться и ради  чего жить.

У них есть союзники несоизмеримо сильнее много о себе возомнивших Жрецов! Лишь бы они сами оказались достойны такой помощи...

А беседа с Коатлом у Влады была очень примечательная - много верного сказал он, но и ложного там было немало.

А вернее - оба они по-своему правы. Только Коатл имеет в виду людей такими, как они есть, со всеми недостатками, а Влада - некий идеализированный образ, которому следовало быть. "А теперь отвечай, правоверный народ - сообразнее с жизнью который исход?" ((с) Мария Семенова).

Глава 22. "Не пугайтесь, когда не на месте закат".*
Глядя на них, Коатл усмехнулся и повернул в руках золотой жезл, указывая им в пол.
- Среди наших возможностей есть и такое... Их умели заклинать еще некроманты Погибшей Земли.
Тут же из-под земли, прямо сквозь каменные плиты, не поднимая их, стали просачиваться бледные полупрозрачные фигуры. Одна, две, три... скоро весь зал оказался заполнен ими. Становясь на пол, они делались плотнее, телеснее. Но лица их оставались бледными, как мел, и на всех запечатлелось общее выражение: смертной тоски и злобы к тем, кто осмелился нарушить их покой. Тут были и мужчины, и женщины, и дети, все в обрывках могильных саванов вместо одежды, мертвенно-бледные, с мертвыми пустыми глазами.
- Навьи... - прошептал Остророг враз севшим голосом. Попытался очертить над головой громовое колесо, да и не смог, не поднялась рука.
Но и другие тут же узнали навьих - неупокоенных мертвецов, о каких часто рассказывали вечерами страшные басни. В этих баснях колдуны вызывали навьих себе на службу, и живые мертвецы работали на них или сражались, опустошая все на своем пути. Но вживую навьих никто не встречал очень давно, так что многие и не верили в их существование.
Гарран и Ратмир отреагировали первыми: один - отрубив мечом сразу пару тянувшихся к нему иссиня-бледных рук, второй - вонзая зубы в холодную, как лед, плоть, и бешено отплевываясь. Но уже толпа навьих сомкнулась вокруг горстки людей и их союзников, и тем стало некогда смотреть, что делают другие.
Навьи двигались медленнее людей, но их было много, а главное - они не ощущали боли. Уже не раз мечи рубили их, но из мертвых тел не вытекало ни капли крови, и даже разрубленные пополам, живые мертвецы тянулись к людям, норовя ухватить тех, в чьих жилах текла живая кровь. И без всякого оружия их руки были невероятно сильны, тк что воинам приходилось непрестанно двигаться, чтобы избежать их хватки. Но долго так продолжаться не могло: ведь навьи, в отличие от живых, не способны были устать.
Гарран с Куарой плечом к плечу косили навьих, как траву, под ногами у них уже валялись обрубки тел, продолжавшие шевелиться, так как поднявшее их заклятье еще действовало. Пепел, прижатый к стене, стряхивал с себя врагов, как назойливых муравьев. Длинные руки Лешего позволяли держать их на расстоянии, да и живым мертвецам он, похоже, был не так нужен, как люди. Весь залитый кровью, сражался в самой гуще Ратмир. Его клыки мощно дробили мертвую плоть, меж тем как цепкие холодные руки терзали его тело, путались в густой черной шерсти. И впервые в жизни беззаботный молодой оборотень почувствовал дыхание близкой смерти. Даже его породе нужно время, чтобы залечить раны, а среди наседающих навьих двойной запас жизненных сил ничему не поможет.
Людям тем временем приходилось еще тяжелее. Ростислав, как и все, крутившийся белкой в колесе, уже почувствовал жгучую боль в шее и в плече, куда успели-таки впиться бледные руки-клещи. По коже поползли первые горячие струйки крови. Замечая краем глаза своих спутников, он видел, что тем ничуть не легче. Эреджиб, уже тяжело дышавший, едва успел перескочить через чьи-то отрубленные руки, норовившие ухватить за ноги. Ярец, Волосожар, Остророг еще отбивались, все залитые кровью, с вырванными клочьями мяса, а вот Кремень совсем исчез в суетливом мелькании бледных фигур.
И тут вокруг них вспыхнуло огненное кольцо. Навьи испуганно взвыли, шарахнувшись прочь. Увидев на расстоянии вытянутой руки их бледные, покрытые струпьями лица, Ростислав истерически расхохотался: ему показалось, что живые мертвецы при виде огня побледнели еще сильнее. Тут же справившись с собой, он оглянулся на Владу.
Она стояла немного позади него, распустив волосы, не запятнанная кровью и грязью сражения. Подняв руки ладонями вверх, она проговорила звонким чистым голосом:
- Светлый Даждьбог-Солнце, Князь Огненный Щит, пошли нам частичку твоего негасимого пламени, защити от нежити в подземном царстве!
Ростислав на мгновение залюбовался женой, бесстрашно взиравшей сейчас в лицо Верховному Жрецу, словно не сомневалась, что ее сила неизмеримо больше. Ни у кого на свете больше нет такой княгини! Но, с трудом отведя от нее взгляд, князь Приморский обернулся к своим спутникам. Огненное кольцо Влады подарило им, уже обреченным, передышку, никто не знал - надолго ли.
Во всяком случае, вид у них был плохой. Все едва держались на ногах от усталости, истерзанные, покрытые рваными ранами, сами сейчас могли бы сойти за навьих. Посреди огненного кольца лежал, поскуливая от боли, Ратмир. А кто там, в луже крови, над кем склонили головы остальные? Князь с трудом узнал мужественного приморянина Кремня. В груди у того зияла дыра, куда можно было просунуть кулак. Но Кремень был еще жив и открыл глаза.
- Вернись в Приморье, княже. Скорей! Лети на крыльях ветра, чтобы успеть... - он захрипел и умолк, только на губах выступила кровь при последнем вздохе.
- Спи спокойно, верный сын Приморья, - проговорил Ростислав, закрывая воину глаза. Его просьбе в тот момент он не придал значения, сочтя за предсмертный бред. Кремень и перед смертью остался упрямцем. Но ему хоть смогли закрыть глаза свои, а им вряд ли повезет и в этом...
Коатл снова поднял золотой жезл и поглядел на них.
- Жаль мне вас! Вы проявили большую доблесть, и я понимаю, почему Гаррану вы пришлись по душе. Я тоже умею ценить чужое мужество! Но вы вторглись в наши владения, и мы имеем право защищаться. Ваша кровь - на твоей совести, князь. Остались бы дома - жили бы. Мы в своем праве.
Но Ростислав с трудом выпрямился, под стать гордой осанке Верховного Жреца, и взглянул ему в глаза. Он знал, что сражаться вновь ни у кого не осталось сил, но ему нужно было напоследок хотя бы высказать Коатлу все, что о нем думает. Обрывки воспоминаний - своей и прежних жизней, слившихся сейчас воедино, как ручейки в полноводную реку, мелькали в его голове. И он заговорил твердо, со все разгорающимся гневом:
- Я пришел за своей женой, и она, как видишь, последовала за мной, не пожелала остаться с вами. Вы не имеете никаких прав на Владу, как и на людей, которых пытаетесь наставлять жить.  Ваше время проходит, Жрецы! Эта земля и ее Боги с трудом выносят ваше присутствие, и скоро их терпение иссякнет!
Он сам ощутил, как при этих словах что-то произошло вокруг, словно они были услышаны не только тем, кому адресовались. Воздух накалился и тихо потрескивал, как перед грозой. Коатл же почувствовал гораздо больше. Он проговорил ледяным презрительным тоном:
- Кто ты такой, чтобы самонадеянно грозить нам гневом Богов? Скорее они покарают тебя самого за неслыханную дерзость!
Но Ростиславу все сделалось предельно ясно. Чувствуя, как мурашки бегут по коже, как перед первой битвой, он воскликнул, обращаясь уже не только к Коатлу, но и к Тем, кто - он знал, - слышали сейчас его:
- Я - человек, и мне вы больше никогда не заморочите голову, как и тем, кто сейчас со мной! Не вечно людям рабствовать перед вами. Боги за нас, и однажды они помогут нам одержать окончательную победу. Я взываю к ним, и они ответят! Пресветлые Боги, дети Отца-Неба и Матери-Земли! Мы - ваши братья, а не рабы Жрецов! Разные прозвища носят наши роды: туровцы и смоляне, лесовичи и болотники, северяне и приморяне, но одно самое древнее имя: сварожичи!
Каменный свод пещеры вздрогнул при этом имени, и тут же изумленный Коатл увидел, как изможденные воины Ростислава один за другим поднимаются на ноги и снова берутся за мечи. Раны их на глазах переставали кровоточить, усталость долгих скитаний исчезла, будто ее и не было. Уже не горстка потрепанных воинов, но отряд грозных богатырей смело глядел в лицо Коатлу.
Влада, сияющая радостью, указала на них.
- Гляди, Верховный Жрец: вот это - люди, в которых ты не веришь! Ни у тебя, ни у твоих соратников нет над ними власти. Рано или поздно и лругие люди выйдут из-под вашей власти, навсегда перестанут прислушиваться к вашим нашептываниям, можно не спрашивать у Селены. Рано или поздно... но вы увидите, как люди поднимутся против вас, у вас нет даже утешения, будто это случится не при вашей жизни!
Коатл стиснул жезл помертвевшей рукой... и опустил его. Вокруг своего главы собрались оставшиеся Жрецы. Ренунт прошептала заклятье, и огненное кольцо Влады погасло. В тот же миг навьи снова бросились на них, как и своры псоглавцев, вбежавших в открывшуюся дверь. В воздухе снова зареяли огромные железнокоготные птицы, и крылья их веяли могильным холодом.
Но тут новый подземный толчок сотряс лабиринт, и по монолитной каменной кладке прошли трещины. Гром прогремел прямо над головами, свод пещеры разломился пополам, как корка хлеба...
Влада, оттесненная мужчинами в центр круга, вспрыгнула на камень, отделившийся от стены. Ведунья чувствовала лучше, чем кто-либо, что здесь разворачиваются события, какие бывают, может быть, раз в тысячу лет, и стремилась увидеть все.
И видела она: в широкий пролом наверху хлынул поток света, такой ослепительно-яркий, что глаза, много дней видевшие лишь ровный искусственный свет ламп, слезились с непривычки. Но, если уж от солнечного света отвыкли люди, то навьям, извлеченным колдовством из Исподнего Мира, он попросту был невыносим. Они выли, стонали, забыв о врагах и о приказе Коатла, метались, ищы спасительного темного уголка и не находя его. Затем их мертвая плоть стала таять, как на костре, и они с глухим стоном провалились обратно сквозь землю.
И видела она: Крэй, Жрец-Мастер, обезумел от ярости, увидев, как рушатся его великолепные подземные залы. Он чувствовал малейшие колебания скальной породы. Трещины все продолжали пронизывать лабиринт, как свежие раны - живое тело. Если уж солнечный свет достиг второго яруса пещер, то верхний должен быть разрушен еще больше.
- Убийцы! Варвары, губители чужих трудов! - в припадке бешеной ярости Крэй без труда подхватил обломок скалы величиной с быка, швырнул в людей...
Меч в руках Гаррана сверкнул синим отблеском и погас, раздробив камень, осыпавшийся вниз дождем обломков.
- Не дело творишь, - невозмутимо произнес Гарран. - Не они виновны в разрушении лабиринта. Так судили Боги. Смирись: ты не за правое дело стал.
Крэй покачнулся. Он понял, что Гарран прав. Дело его жизни гибнет, и ему нечего надеяться его вернуть. Тогда он шагнул в сторону и замер, подобно каменной колонне, удерживающей треснувший потолок пещеры. Каменная корка окутала его тело, и он остался стоять, способный провести так целую вечность, камнем среди камней.

* Владимир Высоцкий, "Мы вращаем землю".

[Артанис]

И видела она: сквозь пролом в потолке прыгают с огромной высоты волки-оборотни, целая стая. Они приземлялись на четыре лапы, как кошки, и дружно бросились на своего заклятого врага - псоглавцев. Отдышавшийся Ратмир, радостно взвыв, присоединился к сородичам и исчез в самой гуще побоища. Лязг клыков и звон сабель, лай и рычание, кровь и клочья шерсти - вот и все, что можно было разобрать среди кипящей свалки.
И видела она: красавица Наджара, увидев, что здесь ее чары не властны, попыталась было исчезнуть. Но Пепел, завидев ее, испустил бешеный рев, от какого люди, заслышав в лесу, бегут, сломя голову, а то и падают замертво. Бросился за ней, уже готовой исчезнуть в стене, и, ухватив за ноги, ударил всем телом об эту стену. Наджара сползла наземь, как изломанная кукла, и осталась лежать в неестественной позе. Маленькое облачко пара закружилось над ней, и пропало.
И видела она: по приказу Коатла собрались дети и потомки Жрецов, их помощники и слуги, воспитанные в беспрекословном подчинении Посвященным. Целый каскад заклятий обрушился на головы вторгшихся людей, так что Влада не успевала выставить надежной защиты. Здесь были огненные сгустки и целый дождь ножей и стрел, огромные пауки и ядовитые змеи. Но все это разбилось, не долетев до цели, как будто горстку почти безоружных храбрецов все-таки закрывал невидимый щит. Отразившись, их заклятья устремились навстречу самим ученикам Жрецов, на глазах меняя вид. Огромные медведи, рыси, барсы, орлы бросались на молодых магов, метавшихся в ужасе, забывших о своем колдовстве. Каждое новое заклятье оборачивалось против них. Наверное, зал расширился во много раз, иначе бы столько разнообразных существ не могли поместиться здесь. Никому из выбранных жертв не было сейчас пощады, звери истребляли всех, кого удавалось поймать, а заодно охотились и на птиц с железными когтями. Те пытались улететь, хлопали крыльями, пускали в ход страшные когти и клювы, но все без толку: чудесные звери справлялись с ними так же легко, как кошка с воробьем.
И видела она: небольшой отряд учеников, отчаявшись использовать магию, схватился за мечи. Спасаясь от зверей, они схватились с воинами приморского князя, надеясь, что здесь безжалостные преследователи остановятся. Но тут уж не оплошали сами люди: Ростислав, Ярец, Эреджиб, Гарран, Куара, Волосожар, Остророг вновь вступили в бой, спеша расправиться со жреческими прихвостнями.
И видела она: хитроумный Кратий, только что шептавший что-то на ухо Коатлу, вдруг исчез, будто его никогда здесь не было. Это не было предательством: Жрецы всегда учитывали в своих замыслах будущее, и не намеревались положить здесь весь Орден, надолго лишившись возможности действовать. Хоть кто-то должен был уцелеть, чтобы легче было начать сначала.
И видела она: Селена осталась сидеть на камне, не принимая участия в битве, но и не пытаясь ее мзбежать. Она, как и Влада, видела все, и из ее глаз струились слезы.
И видела она: Ренунт также хотела исчезнуть. Но в зале неведомо откуда появился Схульд, которого здесь не было видно с самого начала битвы. Он что-то сообщил приморянам, добивавшим последних противников. Мужчины при этом помрачнели, а Куара вдруг вскинулась, как норовистая кобылица. Бросившись вслед за Ренунт, она ухватила ту за руку, когда Жрица уже хотела пройти сквозь стену.
- Куда же ты? - спросила она вкрадчиво, швырнув ее на пол.
Ренунт билась и извивалась, как змея, пытаясь освободиться из ее хватки. Ее иссиня-черные волосы растрепались, на лбу выступил пот. Если бы ей сосредоточиться хоть на миг для создания хоть самых простых чар! Но Куара не зря столько тренировалась с Гарраном: она так и не выпустила противницу.
- Пусти... отпусти меня, и я тебя вознагражу! - прохрипела Жрица, пытаясь дотянуться свободной рукой до откатившейся прочь диадемы-змеи.
- Я обещала перерезать глотку тому, кто придумал яд, называемый "седьмицей покаяния", и сделаю это, - отвечала Куара, и опустила изогнутый хасинский кинжал.
И видела она: Лиара, царица зимы в белой горностаевой шубе, после гибели Ренунт скрылась прочь, на прощание всколыхнув снежную тучу. Но солнечный луч пронзил, как копье, многовековую тьму пещер, и снег исчез, будто его не было.
И видела она: под самым потолком пещеры уселся на большом каменном карнизе Схульд. Он с интересом обозревал битву, ничуть не вмешиваясь ни на чьей стороне, словно все происходило лишь ради его развлечения.
И видела она: Коатл, оставшийся в одиночестве, поднял золотой жезл, направив на ее защитников. Лицо Верховного Жреца сделалось бледным и страшным. Еще не зная, что он сделает, Влада отчетливо осознала, что не сможет ему помешать. Самый воздух вокруг него потемнел.
Но тут новый громовой раскат разорвал небо, так что всем показалось - каменный свод лабиринта готов рухнуть, похоронив всех. Но нет, это не пещера, это с открывшегося над ней неба грянула молния, ударила в золотой жезл Верховного Жреца.
- Благодарю тебя, Перун! - князь Ростислав взмахнул рукой, не чувствуя себя святотатцем, приветствовав Бога Грозы, как товарища по оружию. Ибо сегодня так и было. Разве они дрались не за свою свободу и своих Богов, как и Боги за них? Да и не пристало людям бояться своих Богов, как в приличной семье не боится сын отца...
И видела она: Коатл, ослепленный и обожженный ударом молнии, с трудном поднялся на ноги, хромая, сделал несколько шагов, собираясь с силами. Она знала энергию и железную волю Верховного Жреца, понимала, что, если его упустить, он хоть как-нибудь, но отомстит. И поняла, что пришло ее время. Сосредоточилась вся на одной мысли: ловушка, способная удержать Коатла как можно дольше, чтобы даже дух его не мог покинуть ее на протяжении многих людских поколений. Она знала, что навсегда остановить Жреца нельзя, как и тех, что погибли сегодня лишь телесно. Но можно было, по крайней мере, на время обезвредить его, дав людям передышку. Может быть, за это время люди смогут построить иную жизнь, более свободную и справедливую, осознают, как важно принимать решения самим, не поддаваться чужим нашептываниям. И тогда никакие Жрецы уже не смогут их заморочить ложными образами. Влада знала, что людям предстоит еще нелегкий путь. Но это будет их путь, уже не предначертанный никем со стороны.
Она взмахнула руками, будто подгоняя невидимую воздушную волну. И вокруг Коатла воздвигся огромный прозрачный кристалл. Верховный Жрец был замурован в нем, точно муравей или комар в янтаре.
- Именем Богов я заточаю тебя в нем, Коатл, - проговорила Влада необыкновенно твердо. - Ты не можешь ни покинуть этот кристалл, ни расколоть его. Никто не сможет выручить тебя...
Но она недооценила могущество старого Жреца, замешанное на фанатизме и жажде власти, многократно укрепленное опытом многих жизней и усиленное жаждой мести. Он начал продвигаться внутри кристалла, будто пловец в вязкой густой воде. Если бы не заговор Влады: "Именем Богов...", Коатл бы уже выбрался. Более того - он заговорил с ней прямо сквозь кристалл:
- На что надеешься, глупая девчонка? Навечно тебе меня все равно не заточить. Рано или поздно я смогу освободиться.
- Я знаю, - отвечала Влада. - Но я верю в Богов - и они, как видишь, нас не оставляют. И в людей. Ведь это люди, Коатл, те, кого вы ни во что не ставили, сегодня одолели вас! И, если когда-нибудь они оставят жадность, зависть и жажду власти, да закроют уши от негодных советчиков, ты не обретешь силы вовеки веков!.. И тот, кто поднимет на небесной горе священный бел-камень, и кто вычерпает Полуденное море...
- Ого, на что надеешься! - перебил ее Коатл, не давая досказать. - Я помню время, когда еще не было самых древних нынешних государств, и не заметил, чтобы с тех пор человечество стало хоть немного лучше!
- ...и тот мой заговор да не превозможет! - выкрикнула Влада. Противостояние с Коатлом забирало у нее все силы, она едва держалась на ногах. Хрипло прошептала, не имея даже возможности обернуться к тому, кто был ей нужен: - Ростислав! Ростислав, помоги мне!
- Как помочь? - не сразу понял князь, подбежав к жене; что он знал о волшебных поединках? Наконец, догадался: положил ладони на виски Владе, запустив пальцы в ее шелковистые волосы. - Так лучше?
- Да, спасибо тебе!
Она и впрямь чувствовала, как прикосновение его сильных ладоней с горячими шершавыми пальцами придает ей сил. Выпрямившись во весь рост, ведунья воскликнула так громко, что ее услышали все в этом зале:
- Во имя Отца-Небо Сварога и Матери-Земли Макоши, во имя Перуна-Громовержца, и Солнца-Даждьбога, и Лады, возжигающей любовь! Ты, Коатл, останешься внутри кристалла, пока его не разрушит время. Ты не сможешь ни разбить, ни покинуть его: ни во плоти, ни духом, ни мыслью. Да будет так!
Проговорив последние слова, молодая женщина, наконец, отвернулась, но голова закружилась, и она упала бы, не поддержи ее Ростислав. Он опустился на пол, положив к себе на колени голову жены, и глядел на нее тревожно, не зная, что делать. Влада дышала редко и неглубоко, ее золотистые ресницы не вздрагивали, под глазами легли темные круги.
В первый раз за все время Селена отделилась от камня, где сидела неподвижно, как старая ящерица. Она подошла к Владе и положила ладонь ей на лоб.
- Подожди, скоро придет в себя, - заверила она Ростислава. - Все в порядке с ней и с ребенком. Просто нужно время, чтобы восстановить силы. Коатла нельзя заточить безнаказанно для себя. Я бы ни за что не поверила, что ей, такой молодой, это под силу, да только видела прежде, чем оно произошло.
Немного успокоенный этим заверением, приморский князь взглянул на говорившую:
- Я вижу, ты добра к ней и не враг нам. Не хочешь ли пойти с нами? Вот, Гарран с нами вместе...
Но Селена медленно покачала головой.
- Благодарю тебя, князь, но не могу. Извинись за меня перед Владой. У вас впереди будущее, а я принадлежу прошлому. Я буду видеть сны и вспоминать давно прошедшее...
С этими словами она уселась снова на свой камень, закрыла глаза и осталась сидеть, выпрямившись, положив руки на колени; однако ее, несомненно, здесь уже не было.
Теперь приморяне и их союзники остались на бывшем поле боя одни. Никого больше не было, даже Схульд пропал незаметно для всех. И лишь тогда кто-то, кажется, Ярец, впервые задумался:
- А как же мы отсюда выберемся?
В самом деле: оба выхода из зала так и остались заклепаны железными дверями. Да если бы и удалось их открыть, то обратный долгий путь по запутанным подземельям, в которых вполне могла скрываться уцелевшая нечисть, почти без пищи и без снаряжения, вряд ли был возможен.
Но чудеса этого дня еще не закончились. Сквозь пролом в потолке долетел порыв свежего ветра. Он стремительно пронесся по пещере, взвихрив людям волосы, и на одно мгновение соткался в облик кудрявого юноши с крыльями за спиной:
- Тебе пора возвращаться домой, князь, - подмигнул он Ростиславу, и снова умчался, растворившись в воздухе.
Но тут же над ними закружились и стали плавно опускаться вниз огромные белые крылатые фигуры. Птицы? Нет, кони, но такие, которых вряд ли встречал кто из живых! С исполинскими двухсаженными крыльями, белыми, как у лебедей, и сами тоже облачно-белые, таких статей, что самый лучший земной конь, если бы увидел их, от стыда превратился бы в неуклюжую корову. Они мягко ступали на каменные плиты, косились на собравшихся и негромко ржали: мол, ну что, когда в путь-то?
- Крылатые кони Стрибога! - взволнованно выдохнул Ростислав, первым подойдя к облачно-белому красавцу.
Он устроил на конской спине лежащую в беспамятстве Владу и сам сел верхом, без всякого седла и поводьев, с ужасом и восторгом глядя, как по обе  стороны расправляются два огромных белоснежных крыла.
Остальные, кто более охотно, кто менее, последовали его примеру.
- Княже, а ведь и Кремень перед смертью просил нас лететь на крыльях ветра, - припомнил Остророг. - Видно, в Приморье совсем плохи дела, если уж иначе нам не успеть.
Но Ростислав не хотел теперь предаваться тревогам. Что ему какие-то предупреждения, когда его безнадежно дерзкий поход увенчался невероятным, еще не бывавшим на свете успехом, и Влада - вот она, спит на его руках!
- Мы успеем! Чего нам бояться, раз сами Боги за нас! - и он первым взмыл на крылатом коне в темнеющее вечернее небо.
Совсем другой разговор состоялся в это время между Гарраном и Куарой.
- Значит, ты останешься со мной, когда кони полетят? - шепотом спросил ее бывший Жрец, усаживая воительницу впереди себя, и сам садясь на того же коня.
- Совсем скоро, - она оглянулась и, не прекословя против совместного полета, поцеловала в губы своего спутника. В ее темных глазах светились веселые искорки.
И вскоре целый табун облачно-белых коней взвился над покинутыми навсегда пещерами, полетел вдоль поросших густым темным лесом горных склонов, и дальше, туда, где в быстро темнеющем небе зажигались первые звезды.

[Эйлин]

Величественная и  ужасная картина! Зрелище очень яркое. Трудная битва и все же  князю и его людям удалось победить. Но зря не верит князь предсмертным словам Кремня. Кажется, что над  Приморьем сгустились тучи.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

[Артанис]

Спасибо, что продолжаете читать, эрэа Эйлин!

Величественная и  ужасная картина! Зрелище очень яркое. Трудная битва и все же  князю и его людям удалось победить. Но зря не верит князь предсмертным словам Кремня. Кажется, что над  Приморьем сгустились тучи.
Спасибо за продолжение, эреа Артанис!

Главное - они победили! Сделали все, что в человеческих силах, потому-то и высшие силы решили им немного помочь.
Ну а после такой победы простительно не беспокоиться о будущем. Если уж настолько могущественного врага победили, немудрено, что им сейчас Полуденное море по колено. Успеют еще вернуться домой.

Глава 23. Возвращение
Они летели так быстро, что перехватывало дыхание, и всадники небесных коней едва успевали вдыхать прохладный ночной воздух, от которого все отвыкли в пещерах. Ветер со свистом обвевал их, трепал волосы. В свете восходящего месяца серебрились очертания облаков, и каждому хоть раз подумалось - а ну как чудесные кони поднимут их еще выше, прямо к месяцу и звездам? После всех пережитых ими чудес, и страшных, и прекрасных, уже ничто не казалось им невероятным.
Крылатые кони не вспарывали воздух своими могучими крыльями, но плавно скользили по гребням воздушных волн без всякого усилия со своей стороны. Разве может ветру быть трудно летать? Никто не имел понятия, куда они летят, но верили, что посланцы Стрибога не ошибутся.
Если бы не лежавшая у него на коленях Влада, уже пришедшая в себя, но еще слабая, князь Ростислав мог бы вполне насладиться полетом. А так, он больше думал о том, чтобы уложить ее поудобнее. А вот Гарран с Куарой - те поистине наслаждались бешеной скоростью и ветром, свистящим в ушах. Когда они проносились мимо на своем летуне, Ростислав увидел среди туч, подсвеченных месяцем, как оба они раскинули руки, держались одними коленями. Где-то в ночном небе послышался ликующий вопль Эреджиба: как и все горцы, страстно обожая хороших коней, он, как никто, наслаждался полетом, недаром носил прозвище царя птиц.
Внизу было ничего не разглядеть, там окончательно сгустилась тьма. Но, не зрением, а каким-то иным чувством, Пепел понял, что пришла пора. Он поднялся во весь рост на спине крылатого коня. Глаза Лешего горели в темноте, волосы и кожа светились холодным зеленоватым огнем, похожим на свечение гнилушки.
- Прощайте, друзья! Вот и мой лес. Заклятие колдуньи прекратилось с ее смертью, и я могу вернуться в него снова, устроить все, как должно быть. Благодарю вас! Пусть Боги вас хранят всю вашу жизнь!
Он прыгнул вниз и исчез светящейся зеленой искоркой. Спустя мгновение до них долетел с земли громовой ликующий смех. Лес встречал своего Хозяина.
Вскоре за тем стали прощаться с союзниками и оборотни-волкодлаки. До сих пор они пребывали в человеческом облике, причем крылатые кони совсем их не боялись, хотя известно, что обычным коням невыносимо присутствие оборотней, даже когда те перекинутся людьми. А тут вдруг все обернулись волками и, один за другим, бесстрашно посыпались дождем вниз, на землю.
Коловул задержался на мгновение и перед превращением сказал Ростиславу с добродушной усмешкой - их кони нарочно поравнялись, хотя никто не думал ими править:
- Вот и повидались еще разок! Рад был вновь повидаться с тобой, Родославич. Хорошая смена выросла! Пусть вам и впредь помогают ваш Сварог и наш Велес. А соскучишься снова по лесу - приходи, не выгоним, - с этими словами он обернулся волком и прыгнул вниз, за своей стаей.
Ратмир задержался дольше всех, не спеша оборачиваться.
- Мы еще увидимся, обязательно увидимся! Ждите: я приду к вам в гости! - воскликнул он на прощание.
- Приходи! В Приморье всегда рады гостям! - обернувшись, крикнул ему вслед и Ростислав.
Они летели, пока на восходе не забрезжили первые алые отблески. Ясная Заря, жена Даждьбога-Солнце, вышла в алой фате запрягать колесницу своему мужу. Как давно они все не видели ее свет, не слышали, как чудесно поет ветер, не чувствовали пряных и сладких запахов позднего лета! При свете восходящего солнца они увидели сверху, что листва и трава на полях уже начинают желтеть, иссушенные солнечным жаром. Значит, приближалась осень. Истекал срок, данный Ростиславом команде "Ласточки".
Едва впереди показался морской берег и знакомое устье реки с тростниковыми зарослями по берегам, как крылатые кони пошли на снижение, плавно описывая круги. Все ближе и ближе земля, все лучше виден берег и люди, выбежавшие взглянуть на невиданное зрелище...
Как только их всадники сошли на землю, крылатые белоснежные кони взмыли ввысь и исчезли в одно мгновение, только стремительный порыв ветра пронесся над головой.
- Куда же вы? - растерянно завопил Волосожар. - Вот тебе и "летите на крыльях ветра"!
Ростислав расхохотался, осторожно поддерживая под руку еще бледную жену.
- Что, понравилось кататься на конях Стрибога? Ну извини: в конюшню таких вряд ли поставишь. И без того домчали нас до моря за ночь, что ж тебе надо еще?
- Но, раз уж нам позарез надо спешить домой, могли бы и через море нас перенести. "Ласточка" будет плыть долго, а у нас, как гласят предупреждения, времени нет.
- Это моя-то "Ласточка" будет плыть долго? - возмутился кормчий Боривой, подойдя во главе отряда дочерна загоревших гребцов, с нескрываемым любопытством взиравших на тех, кого не чаяли встретить живыми. - Да быстрее ладьи не найдешь на всем Полуденном море! С попутным ветром дошли бы до Белгорода Приморского за три дня, а теперь хватит и пяти. Мы, ожидаючи тебя, ее всю починили, и содержали в таком порядке, чтобы была в любой миг готова выйти в море.
Действительно, среди порыжелых метелок тростника бодро поднималась мачта, готовая, по-видимому, хоть сейчас принять большой парус. Однако князь нехотя покачал головой.
- Возможно, у нас и нет этих дней. Нам помогли выиграть немало времени, а дальше нам придется искать выход самим. Значит, это в наших силах...
- Да какой выход? Как перелететь море?
Но Ростислав представил себе белый парус ладьи, парящий над синими волнами. Иногда, при сильном ветре, кажется, что он в самом деле вот-вот взмоет над водой и помчит ладью далеко-далеко. Как крылья коней Стрибога, такие же широкие и белоснежные. По воздушным волнам вместо морских...
- Гарран, - он стремительно повернулся к бывшему Жрецу. - Ты можешь поднять ладью в воздух и привести ее в Приморье? Влада еще слаба для таких сложных чар, а, кроме тебя, никто магией не владеет.
Тот не скрывал удивления.
- Я попробую, если надо. Но не поручусь за успех: я никогда такого не делал, и вообще, лучше умею разрушать, чем создавать. Сюда бы Крэя - он умеет наилучшим образом изменять суть вещей, - он невольно вздохнул, подумав о том, сколько, в самом деле, полезных открытий Жрецы могли бы передать людям, если бы не их гордыня и высокомерие.
Куара, догадавшись, о чем он думает, взяла Гаррана за руку.
- Здесь только ты - единственный после Борнаха, кто повернулся лицом к людям. Мы надеемся на тебя, Гарран. Быть может, в Приморье идет война, и Ростиславу грозит потерять свои владения, а нам всем - дом. Ты один можешь нас спасти!
Бывший Жрец-Воин усмехнулся и поцеловал ее в щеку.
- Я думал, что повидал на свете все, а теперь вот чудеса начались на каждом шагу! Ваш поход и последняя битва, крылатые кони... Но самое главное чудо - это ты, моя Куара! Хорошо, я попробую поднять в воздух ваш корабль.
Ему действительно пришлось постараться, чтобы сделать из "Ласточки" летучую ладью. Со стороны тростниковых зарослей то и дело доносились обрывки фраз на не понятном никому, кроме Влады, языке, и слышавшие их не были вполне уверены, что это все - заклинания, а не обыкновенные ругательства. Но, по крайней мере, они потеряли на берегу всего один день. Следующим утром "Ласточка" с всеми путешественниками на борту взмыла, как стояла, прямо с катков, подпиравших ее дно.
Это было совсем не похоже на волшебные ощущения предыдущей ночи. Кони-ветра мчались легче самих птиц, и всадники тоже становились вместе с ними частью ночного неба. В ту ночь стремительный полет был их естественным состоянием. "Ласточка" же шла по небу быстро, но тяжело, как груженый воз по дороге, хоть и без колес. Сопротивление встречного воздуха ощущалось гораздо сильнее, и, если бы не заклятия Гаррана, не выдержала бы мачта и туго натянутый парус. Временами летучая ладья прорезала низко нависшие тучи, и все вымокли, как под дождем. Но зато море - вот оно, то свинцово-серое, то ясное, синее, - стремительно проносилось под ними! С высоты чуть заметна была легкая рябь на воде - волны!Плыви сейчас "Ласточка" по ним, то-то потрепали бы эти самые волны ее и всю команду! А здесь - сиди у борта и смотри вниз, ведь ладью ведет заданная Гарраном мысль, и она не нуждается ни в руле, ни в веслах. Людей это и веселило, и немного пугало: неудобно было чувствовать себя совершенно беспомощными, точно пух одуванчика, подхваченный ветром. Но выбирать не приходилось...
Иногда в небе попадалась одинокая птица, должно быть, заброшенная ветром далеко в море, и провожала летящую ладью удивленным карканьем. Порой далеко-далеко внизу мелькали крошечные коробочки, украшенным белыми или цветными платочками - ладьи под парусами, и можно было представить, как люди на них, если и догадаются взглянуть вверх, примут "Ласточку" за птицу. Да хоть за летучего змея, зато уж невероятную правду никто не заподозрит!
День еще не подошел к концу, когда впереди показалась высокая песчаная коса, а за ней - зеленые сады и двускатные крыши изб. И белая стена вокруг города.
- Приморье! Мы уже дома! - радостно воскликнул Остророг.
Но что это? Вокруг городской стены исполинской пестрой змеей расположилась цепь шатров, бревенчатых заграждений, повозок, походных костров, каких-то приспособлений. Туда и сюда сновали воины во всеоружии, видно, готовились к штурму, выстраивались в ряды. Другие целеустремленно волокли к стене длинные лестницы, а к Морским воротам - таран. С такой высоты они казались не больше муравьев, но это было настоящее войско.
- Вижу, мы и впрямь успели вовремя! - зловеще проговорил Ростислав сквозь зубы. - Гарран, вниз! Приземлимся так, чтобы все увидели!
Пока "Ласточка" шла на снижение, Влада успела не без труда расчесать мужу волосы гребнем.
- Лучше бы тебе сперва явиться в город. Сперва ободрить народ, да и привести себя в порядок, а к тем уже прийти настоящим князем.
Ростислав придирчиво оглядел свою одежду. Накануне они все успели разве что смыть с себя грязь в море, да починить вещи, но все равно все выглядели бродягами с большой дороги, да и полет сквозь тучи приличного вида не добавлял...
- Мне и самому стыдно являться к ним таким мокрым и оборванным, но нам нельзя терять время. Они не должны захватить мой город!
"Ласточка" медленно закружилась над осажденным городом, сбавляя скорость, и, наконец, опустилась на большом выгоне саженях в ста от вражеского лагеря.

[Артанис]

А осаждавшие Белгород Приморский войско в самом деле готовилось в этот день к решающему штурму. До сих пор все их усилия разбивались об упорство приморян и крепость не так давно возведенных стен. Но нынешний день должен был решить все. Осаждавшие уже сколотили длинные лестницы, срубили самый большой дуб в округе города и обтесали, превратив окованный комель в таран, наемные мастера собрали стенобитные машины. Князь червлянский, Градислав Всеволодич, был твердо намерен вернуть Приморье в удел своего рода. Он только что отпустил с военного совета своих бояр и воевод, и теперь остался в шатре наедине со старшим сыном Борисом. Скоро, скоро он вернет своему первенцу престол, отобранный у него наглым Ростиславом!
Узнав, что его беспокойный родич исчез при загадочных обстоятельствах, отправившись искать свою пропавшую жену-ведунью, Градислав не мог не воспользоваться подходящим случаем. Он-то было распустил о Ростиславе клевету просто на всякий случай - а вдруг кто-то да поверит? А теперь оказалось, то была не такая уж и клевета! Тот и вправду обезумел, если ради женщины бросил свое княжество и войско, точно какой-нибудь безродный искатель приключений. И, значит, так ему и надо. Ветер в голове попутным не бывает.
Градислав, окрыленный открывающимися возможностями, обернулся к сыну и радостно встряхнул его за плечи.
- Ну что, князь Борис? Сегодня вечером мы будем ужинать в Белгороде Приморском! Ты доволен?
Хотя червлянскому князю и было к этому времени хорошо за сорок, он выглядел еще крепким мужчиной, настоящим воином, как и полагалось среди князей Родославичей. Сейчас же, в начищенных до блеска доспехах, готовый вести войско в бой, как только будут проломлены ворота, он был по-настоящему величествен и грозен. В облачении князя не хватало лишь шлема - он еще лежал на ларе, сверкая золотыми инкрустациями. В лице его можно было заметить сходство с племянником Ростиславом, только глаза были светлее, да подбородок другой формы, раздвоенный. Вместо бороды Градислав носил длинные вислые усы по старинному обычаю. Сейчас, уже чувствуя себя победителем, он, казалось, помолодел лет на пятнадцать.
Княжич Борис Градиславич, тоже облаченный в доспехи, но без шлема, совсем не походил на отца. На полголовы ниже и заметно уже в плечах, он в детстве был слаб здоровьем и рос медленнее, чем полагалось. До сих пор никак не мог набрать настоящей мужской стати, и доспехи, хоть и отлично пригнанные, казались слишком тяжелыми для хрупких юношеских плеч, как и меч - для его рук. Встретившись взглядом с отцом, Борис быстро-быстро заморгал. У него с детства дергались веки, когда нервничал или боялся, и тут ничего не удавалось сделать, хотя будущему князю никак не подобало.
- Отец, я не знаю, доволен ли я. Когда я сидел в Приморье, у меня было столько забот, что голова болела каждый день, - он смущенно потупился. У него были длинные мягкие, как у девушки, белокурые локоны, а редкая бородка едва начинала пробиваться.
Градислав Всеволодич тяжело вздохнул. И это его сын, его первенец, будущий глава рода! Сколько он приложил усилий, чтобы воспитать из болезненного мямли мужчину, а тот, видно, не скоро порадует отцовское сердце.
Или, может, все-таки обвыкнет в Приморском княжестве, почувствует себя настоящим хозяином, а тогда и вкус к власти придет, и готовность защищать свое? И такое бывает...
- Ну что ты говоришь, сын! Лучше подумай, какой богатый удел достанется тебе. Вся торговля с полуденными странами, считай, будет в твоих руках! Есть где поучиться править, - Градислав встряхнул сына, досадуя, что тот не понимает открывшихся ему блестящих возможностей.
Но Борис не был готов что-то понимать. Он проговорил, запинаясь и часто моргая:
- Я боюсь здесь оставаться, отец. Где угодно, только не в Приморье! Оставил бы ты лучше этот край Ростиславу. Все-таки он наш родич, он тоже имеет право жить, как положено князю...
Борис не успел договорить - отлетел к стенке шатра от хлесткой отцовской затрещины. От громового Градиславова голоса задрожал не только сын, но и стража у входа в шатер:
- Что я слышу?! Наглец вышвырнул тебя из твоих владений, как крысенка, только что пинка не дал, а ты готов ему спустить просто так?! Да, если я буду делиться со всякими нищими изгоями, мне для своих детей городов не хватит! Ты не забыл, что у тебя трое меньших братьев? Я вам не враг, а родной отец, и обделять не собираюсь. А ты, ты, старший, который, когда я умру, займет мое место, никак не поймешь княжеских интересов! О, великие Боги, за какую вину мне послали такого сыночка?!
Борис полулежал, придавленный тяжестью своих доспехов, и глядел на возвышавшуюся перед ним фигуру отца. Челюсть ныла от удара, но сильнее, чем от боли, на глаза наворачивались слезы от унижения. Отец не скрывал даже перед посторонними, что ни во что не ставит его, собственного сына! Ему хотелось закричать в голос, что так не воспитывают будущих князей, что отец сам виноват, обращаясь с ним до сих пор как с несмышленым ребенком. Но княжич знал, что не осмелится сказать, что у него на уме. Потому что это значит - раз и навсегда оборвать все отношения, всю прежнюю жизнь. И что ему останется делать тогда?
- Но ведь приморяне не любят меня, отец, - проговорил он дрожащим голосом. - Они не вступились за меня перед Ростиславом. А он, я слышал, пришелся им по душе. У него наверняка осталось много сторонников. Как на иголках мне придется здесь жить...
- А ты не трусь! - Градислав помог сыну встать на ноги, ободряюще похлопал по плечу. - Теперь будет не то, что раньше. Оставлю с тобой сильную дружину, чтобы охраняла тебя днем и ночью. А Ростиславовых сторонников выметем метлой, авось княжество не обезлюдеет! - Градислав довольно усмехнулся. - Да люд и сам притихнет, когда поймет, что ты пришел всерьез и надолго.
- Но отец... а вдруг Ростислав вернется? - почти прошептал Борис.
Но Градислав Всеволодич, уже торжествующий победу, отмахнулся, как от назойливой мухи.
- Не вернется! Он сгинул неведомо где еще в начале лета, а сейчас наступает осень, и за все время ни ответа, ни привета. Мало ли куда его заманила эта колдунья? Ну что ж, он сам выбрал свою судьбу! Агайцы его извести не смогли, так он сам распорядился своей жизнью так, что нарочно не придумаешь. И заметь, сын - мы невиновны, на нас нет его крови!
Борис изумленно глядел на отца. Тот впервые говорил с ним так откровенно, и княжича неприятно поразило его почти нескрываемое злорадство.
- Отец, неужели ты так ненавидишь Ростислава? Мне и в голову не приходило, что тебя может обрадовать его гибель...
- А за что его любить? - Градислав Всеволодич прошелся по шатру, пнул ногой поваленную Борисом скамейку. - Он по-разбойничьи отобрал у тебя Приморье, добыл себе владение вопреки воле старших в роду князей - моей и моих братьев, Келагаста и Милонега. Такого прощать нельзя. Да я давным-давно уверен был, что он плохо закончит! Одни дерзкие выходки на уме, покоя не знает нигде на свете - и это князь? Спутаться с колдуньей - для него в самый раз!
Княжич Борис с детства знал, что его отец всегда прав, и не привык сомневаться. Но тут все-таки решился возразить, потому что, промолчи он, как обычно, невысказанная мысль в этот раз, наверное, застряла бы у него в горле:
- Ростислав одержал верх честно. Он - настоящий воин, а я что... мальчишка был тогда. Но он отпустил меня и всех, кто хотел уйти со мной, и сказал, что не желает ссориться с тобой. И простился со мной по-братски, ни единого оскорбительного слова не сказал! - Борис умолк, не договорив, что иногда жалеет, что не остался с двоюродным братом; отец-то родной был с ним совсем не так вежлив!
- Еще бы он посмел оскорбить тебя, моего наследника! - прорычал Градислав, не подозревая, какие мысли порой приходят наследнику в голову. Ухватив сына за руку, увлек к выходу из шатра. - Ну, пойдем! Штурм сейчас начнется. Будешь при мне. Войско должно видеть князя!
Надев золоченые шлемы, отец с сыном сели на подведенных им коней и поднялись на холм, где уже реял стяг червлянских князей - алый орел на белом фоне. Со стены их увидели, и стоявшие наверху воины разом вскинули щиты со своим знаком - летящим соколом. Этот символ, древний знак Родославичей, также был присвоен Ростиславом, и Градислав Всеволодич заскрежетал зубами, увидев его.
- Сегодня же Белгород Приморский должен быть взят! - заорал он, посылая своих воинов на штурм.
Будь он помоложе лет на двадцать, князь Градислав никому не уступил бы чести первым подняться на стену вражеского города. Только возраст и княжеское достоинство вынуждали его ждать здесь, под стягом. Покосился на сына: неужто ему не хочется принести своему войску победу? Но Борис, не отрывая глаз, глядел совсем в другую сторону: в небо, где, описывая круги, снижалось нечто темное и бесформенное, ни на что не похожее...
Воины тоже увидели летящий странный предмет и глазели теперь, раскрыв рты. Одни замерли, как стояли в строю, другие уронили свои лестницы, и теперь то молились Богам, то поминали всю нечисть болотную и лесную.
- Это не птица! И не летучий змей!.. - слышались вопли!
- Уж не ступа ли Бабы-Яги летит к нам? Чур меня, чур! - шептали другие, более суеверные, призывая предков их защитить.
- Это летучая ладья! - наконец, завопил кто-то, самый зоркий.
И скоро уже все увидели самую обыкновенную ладью под парусом - только плывущую по небу вместо моря. Она плавно покружила над войском Градислава, и, не успел князь отъехать подальше, чтобы не быть раздавленным, как чудесная ладья приземлилась совсем рядом с его войском. Через ее борт перемахнули несколько человек.
Первый из них властно забрал коня у какого-то спешившегося воина и подъехал к князю Градиславу, не обращая внимания на его телохранителей, схватившихся за оружие.
- Здравствуй, дядюшка, государь Градислав Всеволодич! - поздоровался он.

[Артанис]

Глава 24. Дома
На мгновение показалось, что князя Градислава вот-вот хватит удар. Он шумно дышал и не мог выговорить ни слова, пока не расстегнул застежки шлема. Лишь тогда, немного отдышавшись, прохрипел, вытаращив глаза:
- Ты?!
- Я, - Ростислава, похоже, веселила поднявшаяся суматоха. К этому времени его окружили вернувшиеся с ним спутники, также раздобывшие коней, но оружия не доставал никто. - А что тебя удивляет? Я вернулся домой, и как раз вовремя.
- Ты... - снова повторил Градислав, переводя взгляд со своего непредсказуемого родича на приземлившуюся в поле ладью, как бы ожидая, что это окажется всего лишь обманом зрения. - Тебя не ждали...
- Я заметил, - кивнул Ростислав, глядя в сторону городской стены. - Но только говори за себя. Там меня, к счастью, ждали.
А с городских стен тоже, конечно, увидели летучую ладью, и поначалу осажденные изумились не меньше, чем осаждавшие. Послали разведчиков тайным ходом, выходившим к морскому берегу. И скоро Белгород Приморский уже облетела весть о возвращении князя Ростислава на летучей ладье. Будто лесной пожар, распространилась эта весть по осажденному городу. И воины во главе с наместником Улебом, и прочие горожане, которым совсем ни к чему была война, мешавшая спокойно убирать летний урожай, торговать, ловить рыбу, как они привыкли всю жизнь, - все теперь всполошились. Над стеной взметнулся стяг с изображением сокола. Город приветствовал своего князя.
С горящими гордостью глазами Ростислав глядел, как отворились Морские ворота, и оттуда устремилось его войско. Разделились на два рукава, с обеих сторон принялись обтекать червлянцев. Приморская конная дружина в серебрящихся на солнце доспехах и шлемах, хасы на стремительных конях - эти издали дружный вопль, увидев своего вождя среди вернувшихся. Да и приморяне не отстали от горцев в своем ликовании, завидев князя живым и здоровым. Их совершенно не волновало, что он явился не в княжеском облачении, а в штопаном рубище, что горстка его спутников поредела (зато появилось, кажется, и пополнение). Всем, понятно, хотелось узнать о его путешествии и небывалом возвращении, но приходилось ждать, пока князь поведает свою историю сам. Впрочем, увидев рядом с Ростиславом возвращенную княгиню-ведунью, приморяне решили, что разгадали секрет летающей ладьи. Впоследствии это заблуждение закрепилось, и сама Влада не смогла его опровергнуть.
- Вложите мечи в ножны, друзья, - приказал Ростислав приморянам. - Здесь у нас всего лишь маленькое семейное дело, мы легко уладим его и без оружия. Правда, государь Градислав Всеволодич?
Тот не сразу совладал с растерянностью, и теперь с досадой признавал, что Ростислав берет верх. Охотнее всего червлянский князь сейчас ответил бы некстати объявившемуся родичу ударом меча,  но приморское войско вокруг вынуждало быть осторожным. Да еще Борис, державшийся рядом и время от времени шептавший на ухо: "Отец, уедем! Отец, не смогу я здесь править! Не одолеть нам Ростислава!" И сам Градислав Всеволодич сквозь закипающую ярость ощутил подступающую черную безнадежную тоску, так что даже испугался этого чувства. Старость, что ли, подходит?
- Я ведь не ожидал, что ты вернешься, - проговорил он усталым, совсем не своим голосом. - Думал - Приморье осталось без господина. Ты сам виноват, покинув княжество. Впрочем, вижу, ты странствовал не зря?
- Не зря, - подтвердил князь, горделиво обняв за плечи красавицу жену. - Кстати, познакомься, государь: вот княгиня Влада. Благослови нас, хоть и с запозданием, как старший в роду.
"Можно подумать, тебе нужно мое благословение", - с раздражением подумал Градислав. Но уже понял, что возражать ему невыгодно, да и именование старшим в роду, хотя в Дедославле княжил его старший брат, Келагаст Всеволодич, польстило. Он простер ладони над головами Ростислава и Влады, и пробормотал положенные слова благословения.
Тогда приморский князь сделал знак Волосожару с Остророгом, и те принесли с "Ласточки" что-то обернутое полотном. Развернув его, Ростислав протянул дяде тяжелую драгоценную чашу - ту самую, прихваченную из сокровищницы Иссата.
- Раз ко мне приехали дорогие гости, я должен сделать им хорошие подарки. Эта чаша слишком хороша для меня. Ей впору владеть гораздо более могущественному князю, у которого она будет одной из многих драгоценностей, а не смотреться, как яркий фазан среди ворон, - слегка слукавил Ростислав, словно они вправду собрались в тереме у очага, а не на поле боя.
Он знал, что Градислав Всеволодич любит не просто драгоценные предметы, но и по-настоящему древние, имеющие богатую историю. Гости-купцы и иноземные послы доставляли ему старинные драгоценности изо всех стран. Окажись с ними князь Градислав в подземной сокровищнице, так, верно, и до сих пор бы не захотел оттуда уйти! Но и при виде одной лишь чаши его глаза блестели от жадности, когда он осматривал подарок - уж новодел за подлинную древность не принял бы, и разбуди его ночью. Хриплым голосом спросил у Ростислава:
- Где ты такое взял? Сокровищницу агайского царя или хиндского раджи ограбил?
- Нет, царь и раджа могут спать спокойно... пока. В ближайшие годы мне и дома, в Приморье, хватит дел и радостей, так что я не собираюсь больше никуда отлучаться. Но вот еще подарки для твоей семьи...
С этими словами Ростислав передал смущенному Борису трофейный кинжал с рукояткой слоновой кости, а княжич отдарился перстнем с крупным аметистом. Богатые подарки были переданы и для всей семьи князя Градислава, оставшейся дома, в Червлянске.
- Вижу, успешный был поход, и богатая добыча, - заметил Градислав. - Смотри, как бы такие сокровища не привлекли в Приморье новых завоевателей. Не боишься?
- Я сражался со многими врагами, - ответил приморский князь невозмутимо. - Думаю, что сумеем дать отпор кому угодно.
Князь Градислав обвел взглядом его свиту, и вдруг вздрогнул, поймав пронизывающий взор черноволосого гиганта, многозначительно положившего руку на рукоять меча чужеземной работы. Этот воин, как и все спутники Ростислава, не носил никаких доспехов, но и без них производил впечатление несокрушимой мощи, и при виде его сами собой приходили мысли, что он способен сделать своим мечом с большинством людей. Поспешив оторвать от него взгляд, Градислав обернулся к племяннику.
- Видно, тебе и впрямь помогают могущественные силы.
- Мне помогают наши исконные Боги, каких наш народ чтит повсюду, - спокойно уточнил Ростислав. - Они всегда помогают правому.

[Артанис]

И, хотя князь Градислав всю жизнь был уверен, что побеждает всегда сильнейший, а победителю легко затем и выставить себя правым, и приписать себе особое благословение Богов, - но поостерегся вслух высказывать Ростиславу такие мысли. Наивно тот рассуждал или нет, но учить его червлянскому князю совсем не хотелось. Бесполезно. К тому же, у Ростислава был такой вид, словно и вправду сами Боги готовы были сражаться за него. В рубище и без доспехов, он, казалось, испытывал куда большую уверенность, чем его дядя. Даже чуть заметно улыбался, как бы желая сказать: "Я войны не требую, готов разойтись мирно, скажи спасибо и на том. Если же выберешь сражаться - будь готов ко всему. Теперь возможны такие чудеса, что летающая ладья - еще цветочки".
Градислав перевел взгляд на приморян. Тех было меньше, чем его воинов, но их воодушевило возвращение князя, и они, по-видимому, ничуть не боялись возможной битвы. За оружие пока что не брались, но с горделивым видом ездили взад и вперед перед растерявшимися червлянцами, махали руками противникам и задорно скалили зубы. А войско, у которого сильнее боевой дух - уже наполовину победитель. Градислав Всеволодич был достаточно опытен, чтобы это понимать.
- Ладно, погостили у вас, и хватит, - решил он, давая знак своим воеводам готовить полки к отступлению. - Спасибо тебе за встречу да за подарки, а только нам пора домой. Путь неблизкий.
- Как, государь-батюшка, и ты не заедешь ко мне в Белгород хоть на пару дней? - с деланным удивлением поднял брови Ростислав. - Отпраздновал бы наше возвращение с нами заодно, попарился в баньке, отдохнул бы вместе с княжичем Борисом перед долгой дорогой...
Борис уже хотел было согласиться заехать в гости, но отец подхватил его коня под уздцы, пресекая любую попытку сопротивляться.
- Нет уж, благодарю тебя, но пора и честь знать. Хватит с нас такого гостевания, - Градислав Всеволодич проводил взглядом свое войско, тянущееся железной змеей вдаль по червлянскому тракту, и снова обернулся к племяннику: - Ну, удачи тебе, Ростислав Будимирич, князь приморский!
В сердце Ростиславу плеснула горячая волна. Если уж гордый Градислав во всеуслышание признал его князем, это означало полное признание его прав владеть Приморьем. Отныне никто из Родославова рода уже не имел права покуситься на его княжество. Он больше не изгой, он равен по закону своим дядям и любым из иноземных правителей!
- И вам удачи и счастливого пути! - искренне пожелал он своим родичам.
Они расстались, сохранив лицо, но не испытывая желания видеться впредь. Приморяне долго еще глядели вслед незваным гостям, пока не скрылось вдалеке последнее облако пыли за червлянским обозом...
И тогда многоголосый ликующий вопль взметнулся над полем. Из открывшихся городских ворот уже бежали навстречу не только воины, но и простые горожане, женщины, дети. Все видели, что их князь вернулся прямо-таки чудесным образом, и чт червлянцы ушли, сняв осаду. Теперь всем не терпелось узнать, как же это произошло. Пространство перед крепостной стеной, только что едва не ставшее полем битвы, теперь похоже стало на рынок в торговый день.
- Многая лета князю Ростиславу и княгине Владе! Счастья свободной Приморской земле!
Князя и княгиню, а за ними и их спутников подхватили на руки и внесли в город на щитах, как победителей. Гремели радостные кличи, в воздух взлетали зеленые ветви и цветы. Всеобщее ликование всполошило весь Белгород Приморский, его пригороды и окрестности, откуда тоже стекался народ. Город, уже готовый к последнему отчаянному сопротивлению, теперь будто сам поднялся над землей, не хуже летучей ладьи. Сейчас казалось, что и деревья, уже тронутые дыханием близкой осени, зазеленели ярче, чем весной, и небо стало необыкновенно высоким и ярким, как и море далеко впереди. Самые обыкновенные избы, мимо каких все ходили каждый день, как будто повернулись другим боком, как сказочная избушка Бабы-Яги. Всем стало теперь видно, из каких крепких, надежных бревен сколочены избы, способные простоять не одну сотню лет, как красиво и прочно уложены венцы, как изукрашены резные наличники окон, у каждой семьи по-своему, как серебрятся осиновым гонтом двускатные крыши. И даже самые бедные, покосившиеся избушки, а то и вовсе глинобитные хижины, возле которых паслись в огромных лопухах тощие козы, - и те сегодня будто подмигивали бычьими пузырями окон: "Не так уж и плохо здесь живется! Свои радости бывают и у нас".
И впрямь, то был праздник для каждого приморянина! На площади перед княжеским теремом уже горели костры. Проворные горожане успели изрубить таран и приставные лестницы, брошенные войском Градислава, и тоже отправили их в огонь.
Лишь у самого крыльца князя со спутниками поставили на ноги. Оглядев собравшихся, Ростислав на ухо спросил воеводу Улеба:
- Запасы еще не все иссякли? Хватит ли, чтобы отпраздновать наше возвращение?
- Обижаешь, князь! Пришлось, конечно, подтянуть пояса, но голодать не собираемся, - с неожиданным весельем ответил Улеб. - Ближайшие поля, правда, вытоптаны, но в дальних весях урожай сохранился. Да и здесь кое-какие запасы есть. Пришлось, правда, потрясти купеческие амбары; это было нелегко, но я с ними столковался на умеренной цене. А главное - рыба. От моря-то нас отрезать никак не могли! В общем, пока не бедствуем.
- Вот и отлично! - усмехнулся Ростислав. - Итак, выметем и из моих подвалов, что там еще осталось. Праздник так праздник! Хорошо, что народ удастся накормить, не устраивая больше чудес.
- Никаких больше чудес, кроме необходимых, - вполголоса проговорила Влада, положив подбородок на плечо мужу. - Мы ведь знаем, как важно людям полагаться на себя самим, а не ждать милостыни от других.
Хоть и не такое обильное, как в лучшие времена, но угощение уже готовили. Благо, в это время всегда хватало всякой зелени, овощей, ягод и орехов, а в городе оставалось еще немного мяса и хлеба. Вскоре дразнящий аромат жаркого уже распространился в воздухе, заставляя полуголодных людей сглатывать слюну в предвкушении. А в сочетании с вытащенными из подвалов княжеского терема бочками меда и вина, пир должен был выйти настоящий. Самое же главное - если ему и не хватало изобилия, то уж искренней радости на сегодняшнем празднестве было, как ни на каком другом!
И никто не заметил среди общего веселья неприметной фигуры человека, закутанного в серый плащ, который тихо спустился в подвал под теремом, оставшийся открытым. Там он открыл дверцу в погребе и прошел дальше, туда, где воздух был теплее и суше, видимо, под жилыми покоями. Он достал из складок плаща берестяную грамоту и пробежал глазами:
"После того, как светлой памяти князь Ростислав Будимирич был злодейски отравлен по злому наущению агайскому, его подняла с одра смерти некая колдунья, с тем, чтобы он взял ее в жены. Но князь вернулся к жизни лишь телом, не душой, и сделался рабом своей жены-колдуньи. Забыв обо всем на свете ради нее, он, в конце концов, ушел за ней, покинув свой город, и никто более не ведает о его судьбе. С той поры пришли в Приморье разброд и безначалие великие".
Прочитав написанное, Кратий усмехнулся и вложил грамоту внутрь глиняного горшка, отверстие которого затем залил воском. И спрятал свое послание, тщательно разровняв землю вокруг, чтобы никто ничего не заметил. Ему совсем не нужно было, чтобы его грамоту нашли теперь. Она предназначалась будущим поколениям. Те, кто прочтет его, не усомнятся, что все так и было. Для них любое свидетельство о прошлом станет несомненной истиной только лишь потому, что оно - древнее.
Уж он-то, Кратий, это знает точно.

А на площади перед княжеским теремом царило бурное ликование, на какое способны лишь люди, чудом избежавшие большой опасности. Ростислав с Владой сидели на вытащенных на крыльцо креслах, так что их могли видеть все. Их едва согласились отпустить переодеться в подходящее одеяние, - похоже, что приморянам еще не вполне верилось в победу, и они боялись, что князь с княгиней исчезнут так же таинственно, как и появились. Но нет, они были здесь, радовались вместе со всеми!
А вокруг них собрались и все участники похода в подземный лабиринт: Ярец, Волосожар, Остророг, Эреджиб, Куара с Гарраном, - все, кто вернулся домой или обрел здесь, в Приморье, новый дом. Они пережили столько, что никакому вещему бояну не воспеть, не раз глядели в глаза верной гибели, но все же уцелели, и теперь могли себе позволить мечтать только о самом лучшем будущем.
- Ты уже загадала, что будет дальше, моя милая? - поинтересовался Ростислав у жены, обнимая ее за располневшую талию.
- Немножко загадала, - скромно улыбнулась Влада. - Чуть меньше, чем через полгода, у нас родится сын. Хочу, чтобы он во всем был похож на тебя: вырос таким же смелым и тоже слушался бы своего сердца больше, чем чужого рассудка. И тогда слава о нем прозвенит по всем окрестным землям.
- Это ты хорошо сказала: пусть слава прозвенит... Вот и назовем тогда нашего первенца Звениславом, - оживленно проговорил князь. - Хоть я и не уверен, надо ли ему во всем походить на меня. Сердце важнее, но будущему князю ум тоже не помешает. Я в молодости натворил немало глупостей, вот, кое-что лишь теперь и удалось уладить. Правда, меня некому было учить... Но своему сыну я бы желал лучшей судьбы.
- А мы следом за ним, через год-два, родим ему братца, который будет рассудительней старшего, и, где надо, предостережет от ошибок, - предложила Влада. - Дерзость старшего и проницательность второго - им вместе будет под силу что угодно! Назовем второго сына Остромиром, потому что его мысль будет подобна стреле, пущенной точно в цель.
- Остромир - хорошее имя, - согласился князь, воодушевленно встряхнув головой. - Но ты говоришь о сыновьях, а я думаю, что после них нам не помешает и дочка.
- Будет и дочка. Красивая и яркая, как лето, в первый месяц которого родится, с глазами, как у тебя, и волосами цвета спелой ржи. Ты о ней заговорил первым, и будешь ей позволять больше, чем другим детям, но ее душа сможет с этим справиться.
- Раз она родится летом, назовем ее Червень,* в честь моей матери, - прибавил Ростислав, уже воочию представляя детей, каких ему обещала родить жена. - Но ты все говоришь о детях для меня, мне же хочется, чтобы некоторые из них больше походили на тебя.
Глаза Влады затуманились - ей вспомнилось предсказание Селены.
- Третий наш сын унаследует душу моего отца. Это значит, что ему не просто будет открыто тайное - его, в отличие от старших братьев, оно будет властно влечь, и его жизнь будет гораздо полнее и богаче, чем у обычных людей, но не проще. Однако, я надеюсь, его память убережет от ошибок, а чуткое сердце поможет не совершить новых. Я вижу его не менее беспокойным, чем ты в юности, но по-иному беспокойным: его не будут волновать княжества и воинские подвиги, но совсем другого рода поиски. Имя же ему будет - Светозар, потому что он принесет свет многим людям.
- Пусть так, главное - что свет, а не тьму, - откликнулся князь, которого встревожила поначалу первая часть пророчества. - Я не буду мешать своим детям распоряжаться жизнью, как для них лучше, тем более, что перед ним ведь будут два старших брата. Но ты так и не загадала себе ребенка, с которым сможешь отдохнуть душой. Хочешь еще девочку, что будет, как и ты, другом всему живому? Ей достанется твой родной лес и твои звери, и в Приморье всегда будет лесная княгиня...
- Да, - Влада слабо улыбнулась. - Хочется, конечно, определить для своих детей лишь счастливую судьбу, пока не поздно, убрать все тернии с их дороги. Но они - люди, и мы не можем им мешать прожить их жизнь... Хорошо, пусть будет еще дочка, похожая на меня, как ты говоришь. Она родится в середине весны, и будет названа Листавой.
Так они, то смеясь, то с затаенной тревогой говорили о своих будущих детях, которых пока еще не было, но где-то в чертогах Богов они ждали своей очереди появиться на свет. И люди, слышавшие их разговор, удивлялись: в шутку ли говорят такое князь с княгиней, подобно юным новобрачным, или всерьез? Неужто люди в самом деле способны не только слепо зачинать ребенка, но сознательно творить, подобно Богам, определять и облик, и судьбу своим потомкам на много лет вперед?
И совсем дерзкие мысли приходили тогда в головы слышавшим, так что озноб пробегал по коже: ведь не только князю с княгиней такое дано, но и другим людям тоже! И они, скромные приморяне, могут себя чувствовать творцами. Они тоже способны совершить гораздо больше, чем привыкли думать о себе, сегодняшний праздник это доказывает, ведь в нынешней победе доля каждого из них! Они - люди, и нет для них на свете невозможного!
Быть может, на следующий день они придут в себя, схлынет и хмель, и волшебное упоение праздника. Но все же тот миг, когда каждый из них ощущал себя равным Богам, не пройдет бесследно, и даже у самых приземленных людей будет порой мелькать в глубине души нечто, удивляющее их самих.
А посторонние, бывая в Приморье, будут замечать, что в последующие несколько лет там родится небывало много детей, как на подбор крепких и красивых. Да и в остальном дела после того, как князю Градиславу Всеволодичу дали от ворот поворот, у них пойдут на редкость успешно...
Долго гремел праздник над Белгородом Приморским. Вот в одночасье канула в море колесница Даждьбога, и ярко заалел закат. Вот по всему берегу один за другим разгорались праздничные костры. А веселье все не заканчивалось.
Уже под утро Ростислав с Владой, усталые, но счастливые, вышли в сад подышать свежим воздухом. Князю показалось, что его жена замерзла, и он накинул ей на плечи свой плащ. Но она вдруг тяжело вздохнула.
- О чем ты думаешь, милая? - участливо спросил он.
- Мне вспомнилось, о чем тогда говорил Коатл. Ведь он прав: рано или поздно он сможет освободиться, и другие Жрецы тоже вернутся. И даже сейчас созданные ими образы продолжают жить. Все нынешние государства, образ жизни, политика - все это измышления Жрецов, и играют им на руку. Даже многие религии создаются ими. Пусть они ослаблены надолго, и наши дети, внуки, правнуки смогут жить независимо, но рано или поздно они напомнят о себе. Я сейчас подумала: не зря ли все, что мы пережили? Ваш поход, гибель Злата, Кремня, столько крови и страданий, - все равно ничего не изменят.
Ростислав крепко сжал жену в объятиях и проговорил уверенно и твердо - такой тон Влада слышала у него лишь однажды: когда он лично смотрел в лицо Верховному Жрецу:
- Я не сомневаюсь: рано или поздно, но люди смогут сравняться с ними и одержать победу! Может быть, через сотню лет. Или через пятьсот. Или через тысячу. Но однажды мы возьмем их посильнее за горло и спросим, по какому праву они распоряжаются человеческими судьбами! Над под силу все, Влада, и у нас впереди весь мир!

* Червень - июнь.

Вот и закончила я это произведение! Огромное спасибо всем, кто читал, и простите, если кого-то разочаровала!
Буду очень рада, если кто-то, дочитав до конца, выскажет свое мнение об этом моем произведении.
Есть идея, когда отдохну немного, взяться за продолжение "Полета сокола". Тем более, что кое-какие намеки в последней главе уже даны. Кто как считает: интересно было бы вернуться к этой теме, или она не стоит того?
В любом случае, всем спасибо, и всего доброго!

[Convollar]

Эреа Артанис, какая чудесная и не сказочная, но волшебная история! А ведь история эта про нас, про наш мир, только вот сохранить наследие предков мы не смогли! Или всё же сумели что-то сохранить? Над этим стоит подумать! В любом случае, спасибо за такой чудесный подарок!

[Артанис]

Огромное спасибо Вам, эрэа Convollar, что дочитали до конца это произведение!
Вам оно пришлось очень кстати на Ваш День Рождения, с которым поздравляю Вас еще раз!

Эреа Артанис, какая чудесная и не сказочная, но волшебная история! А ведь история эта про нас, про наш мир, только вот сохранить наследие предков мы не смогли! Или всё же сумели что-то сохранить? Над этим стоит подумать! В любом случае, спасибо за такой чудесный подарок!

Все может быть! Возможно, и про наш мир тоже. Остается только догадываться, ибо мы все-таки "короткомыслящие". Надеюсь, что историю наших предков все-таки не Кратий писал, хотя, конечно, все может быть. И потому эта история не заканчивается полной и несомненной победой. Она и не может ею закончиться. Но надежду на победу дает.

[Эйлин]

Спасибо за прекрасную историю, эреа Артанис! Читала с напряжением, пусть и не всегда сразу. Интересные  герои, прекрасные описания, мастерски закрученный сюжет. и  мудрая  развязка -  счастливая, но с чуточкой  тревоги, и все же все равно дающая д надежду!
Спасибо, эреа Артанис!